Дзікае паляванне караля Стаха (BEL-RUS)

Уладзімір Караткевіч Владимир Короткевич
Дзікае паляванне караля Дикая охота короля Стаха

Стаха
Я стары, я нават вельмі стары чалавек. І Я старый, я очень даже старый человек. И
ніякая кніга не дасць вам таго, што на никакая книга не даст вам того, что видел
ўласныя вочы бачыў я, Андрэй Беларэцкі, собственными глазами я, Андрей
чалавек дзевяноста шасці год. Кажуць, што Белорецкий, человек девяноста шести лет.
доўгія гады лёс дае звычайна дурням, каб Говорят, что долгую жизнь судьба обычно
яны папоўнілі разумовы недахоп багатым дарит дуракам, чтобы они пополнили
вопытам. Ну што ж, я жадаў бы быць недостаток ума богатым опытом. Ну что ж,
дурным удвая і пражыць яшчэ столькі, бо я я желал бы быть глупым вдвое и прожить
дапытлівы суб'ект. Столькі цікавага еще столько же, потому что я
адбудзецца на зямлі ў наступныя дзевяноста любознательный субъект. Сколько
шэсць год! интересного произойдет на земле в
следующие девяносто шесть лет!
А калі мне скажуць заўтра, што я памру, — А если мне скажут, что завтра я умру, ну так
ну што ж: адпачынак таксама нядрэнная что же, отдых тоже неплохая штука. Когда-
штука. Людзі калісь будуць жыць нават нибудь люди смогут жить намного дольше
даўжэй за мяне, і ім не будзе горка за меня, и им не будет горько за жизнь: все в
жыццё: усё ў ім было, усякага жыта па ней было, всякого жита по лопате, все я
лапаце, усё я зведаў — нашто ж шкадаваць? изведал — о чем же сожалеть? Лег и уснул,
Лёг і заснуў, спакойна, нават з усмешкай. спокойно, даже с улыбкой.
Я адзін. Памятаеце, казаў Шэлі: Я один. Помните, как говорил Шелли:
Цемра здушыла Тьма придавила
Цеплыню скрыпічых таноў. Теплоту скрипичных тонов.
Калі двое навек разлучыліся, Если двое навек разлучились,
То не трэба пяшчоты і слоў. То не нужно ласковых слов.
Яна была добрым чалавекам, і мы пражылі, Она была хорошим человеком, и мы
як у казцы: «доўга, шчасліва, пакуль не прожили, как говорится в сказке, «долго,
памёрлі». Але хопіць надрываць вам сэрца счастливо, пока не умерли». Однако хватит
смутнымі словамі — я ж казаў, старасць надрывать ваше сердце грустными словами,
мая — радасць мая, — лепей распавем вам — я ведь говорил, старость моя — радость
1
штосьці з далёкіх, з маладых маіх год. Тут у моя, — лучше расскажу я вам что-нибудь из
мяне патрабуюць, каб я сваім апавяданнем далеких, молодых моих лет. Тут от меня
скончыў сказ пра род Яноўскіх і яго требуют, чтобы я своим рассказом окончил
заняпад, пра вымарачнасць беларускай воспоминания про род Яновских и его
шляхты. Відаць, трэба мне зрабіць гэта, бо, упадок, про вымирание белорусской
сапраўды, якая ж гэта атрымаецца гісторыя шляхты. Видимо, мне нужно сделать это,
без канца. потому что, в самом деле, какая же это
будет история без конца.
Да таго ж, яна блізка датычыцца мяне, і К тому же она близко касается меня, и
расказаць пра гэта ўжо ніхто не можа — рассказать про это уже никто не сможет —
толькі я. А вам цікава будзе паслухаць только я. А вам интересно будет выслушать
дзіўную гісторыю і пасля сказаць, што яна удивительную историю и потом сказать, что
вельмі падобна да выдумкі. она очень похожа на вымысел.
Дык вось, перад пачаткам я скажу, што тут Так вот, перед началом я скажу, что все это
праўда, шчырая праўда, толькі праўда, хоць правда, чистая правда, хоть вам и придется
вам давядзецца пакласціся ў гэтым толькі положиться в этом только на мое слово.
на адно маё слова.
РАЗДЗЕЛ ПЕРШЫ Глава первая
Я ехаў з губернскага горада М. у самы глухі Я ехал из губернского города М. в самый

куток губерні на наёмным вазку, і мая глухой уголок губернии на наемном возке, и
экспедыцыя падыходзіла да канца. моя экспедиция подходила к концу.
Заставалася яшчэ якія тыдні два начаваць у Оставалось еще каких-то недели две
адрынах або проста ў вазку пад зорамі, піць ночевать на сеновалах или прямо в возке
з крыніц ваду, ад якой шчыміць лоб, под звездами, пить из криниц воду, от
слухаць працяглыя, як беларускае гора, которой ломит зубы и лоб, слушать
песні баб на прызбах. А гора ў той час протяжные, как белорусское горе, песни баб
хапала: падыходзілі да канца праклятыя на завалинках. А горя в ту пору хватало:
васьмідзесятыя гады. подходили к концу проклятые
восьмидесятые годы.
Не думайце, аднак, што мы ў той час толькі Не думайте, однако, что мы в то время
і рабілі, што крычалі і пыталі мужыка: только и делали, что вопияли и спрашивали
«Чаго бяжыш, мужычок?» і «Ты у мужика: «Куда бежишь, мужичок?» и «Ты
проснешься ль, исполненный сил?» проснешься ль, исполненный сил?…»
Гэта прыйшло пазней — сапраўдныя Это пришло позже — настоящие страдания
пакуты за народ. Чалавек, як вядома, за народ. Человек, как известно, честнее
2
найбольш сумленны да дваццаці пяці год, у всего лет до двадцати пяти, в это время он
гэты час ён арганічна не выносіць органически не выносит несправедливости,
несправядлівасці, але моладзь занадта однако молодежь слишком прислушивается
прыслухоўваецца да сябе, ёй нова і цікава к себе, ей ново и любопытно наблюдать, как
глядзець, як новымі думкамі і пачуццямі новыми чувствами (она уверена, что
(яна ўпэўнена, што такога не думаў і не подобного не испытывал никто) полнится
адчуваў ніхто) рунее душа. душа.
І толькі потым прыходзяць бяссонныя ночы И лишь потом приходят бессонные ночи над
над шматком газеты, на якім надрукавана клочком газеты, на котором напечатано
такімі ж літарамі, як і ўсё, што сёння ўзвялі такими же буквами, как и все остальное, что
на шыбеніцу трох, разумееце, трох, жывых і сегодня взяли на виселицу троих,
вясёлых. Потым прыходзіць і жаданне понимаете, троих, живых и веселых. Потом
ахвяраваць сабою. Усе мы, і я ў тым ліку, приходит и желание жертвовать собой. Все
прайшлі праз гэта. мы, и я в том числе, прошли через это.
Але ў той час я ў глыбіні душы (хоць і Но в ту пору я в глубине души (хотя и
лічыўся «чырвоным») быў перакананы, што считался «красным») был убежден, что не
не толькі з шыбеніц растуць на зямлі лясы только из виселиц растут на земле леса (что,
(што, вядома, было правільным нават у конечно, было правильно даже во времена
часы Язафата Кунцэвіча і беларускай Иосафата Кунцевича и белорусской
доказнай інквізіцыі) і не толькі стогн «доказной» инквизиции) и не только стон
адчуваецца ў нашых песнях. слышится в наших песнях.
Для мяне ў той час было значна больш Для меня в то время значительно важнее
важлівым зразумець, хто я, якім багам я было понять, кто я, каким богам должен
павінен маліцца. Прозвішча маё было, як молиться. Я родился, как говорили в те
казалі ў тыя часы, «польскае», — хоць я і времена, с «польской» фамилией — хотя до
дагэтуль не ведаю, што ў ім такога сих пор не знаю, что в ней такого
мазавецкага было, — у гімназіі (а гэта было мазовецкого было, — в гимназии (а это
тады, калі яшчэ не забыўся чорнай памяці было тогда, когда еще не забылся черной
папячыцель Карнілаў, паплечнік Мураўёва) памяти попечитель Корнилов, сподвижник
называлі нас, гледзячы на мову бацькоў, Муравьева) называли нас, беря за основу
«древнейшей ветвью русского племени, язык отцов, «древнейшей ветвью русского
чистокровными, истинно русскими племени, чистокровными, истинно
людьми». Вось як, нават больш рускія, ніж русскими людьми». Вот так, даже более
самі рускія. Прапаведавалі б нам гэтую русскими, чем сами русские!
тэорыю да пачатку гэтага стагоддзя — Проповедовали б нам эту теорию до начала
абавязкова б Беларусь перашыбла нынешнего столетия — обязательно
Германію, а беларусы зрабіліся б першымі Беларусь перешибла б Германию, а
гвалтаўнікамі на зямлі і пайшлі б белорусы стали бы первыми насильниками
адваёўваць у рускіх, якія не сапраўды на земле и пошли бы отвоевывать у русских,
рускія, жыццёвы абшар, асабліва яшчэ калі которые не настоящие русские, жизненное
3
б добры Божачка даў нам рогі. пространство, особенно если б еще добрый
Боженька дал нам рога.
Я тады шукаў свой народ і пачынаў Я искал свой народ и начинал понимать, как
разумець, як многія ў той час, што ён тут, и многие в то время, что он здесь, рядом,
побач, толькі за два стагоддзі з нашай только за два столетия из нашей
інтэлігенцыі добра выбілі гэта разуменне. интеллигенции основательно выбили
Таму і працу сабе я выбраў незвычайную — способность это понимать. Потому-то и
зведанне гэтага народа. работу я выбрал себе необычную —
изучение, познание этого народа.
Я кончыў пасля гімназіі ўніверсітэт і стаў Я окончил гимназию, университет и стал
вучоным-фалькларыстам. Справа гэтая ў ученым-фольклористом. Дело это в ту пору
той час толькі пачыналася і лічылася сярод только начиналось и считалось среди власть
уладу маючых небяспечнай для існуючага имущих опасным для существующего
парадку. порядка.
Але паўсюль — і толькі гэта рабіла Но повсюду — и только это облегчало дело
лягчэйшай справу маю — я сустракаў увагу мое — я встречал внимание и помощь. И в
і дапамогу. І ў асобе малаадукаванага лице малообразованного волостного писаря,
валаснога пісара, які пасля дасылаў запісы который потом высылал записи сказок мне
казак мне і Раманаву, і ў асобе дрыжачага за и Романову, и в лице дрожащего за хлеб
хлеб вясковага настаўніка, і (мой народ сельского учителя, и (мой народ жил!) даже
жыў!) нават у асобе аднаго губернатара, в лице губернатора, чрезвычайно хорошего
надзвычай добрага чалавека, сапраўднай человека, настоящей белой вороны; он дал
белай вароны; ён даў мне рэкамендацыйны мне рекомендательное письмо, в котором
ліст, у якім загадваў пад пагрозай суровых предписывал под угрозой суровых
захадаў чыніць мне ўсялякую дапамогу. взысканий оказывать мне всяческую
помощь.
Дзякуй вам, простыя беларускія людзі! Спасибо вам, белорусские люди! Даже
Нават зараз яшчэ я малюся на вас. Што ж теперь я молюсь на вас. Что же говорить
казаць пра тыя гады… про те годы…
Паступова я зразумеў, хто я. Што Постепенно я понял, кто я. Что заставило
прымусіла мяне зрабіць гэта? меня это сделать?
Можа, цёплыя агні вёсак, назвы якіх і Может, теплые огни деревень, названия
дагэтуль нейкім цёплым болем уваходзяць у которых и до сих пор какой-то теплой
маё сэрца: Ліпічна, Сорак Татар, Бярозава болью входят в мое сердце: Липично, Сорок
Воля, урочышча Разбіты Рог, Памярэч, Татар, Березовая Воля, урочище Разбитый
Дубрава, Вавёркі? Рог, Помяречь, Дубрава, Вавёрки?
А можа, начлег на поплаве, калі дзеці А может, ночное, когда рассказываются
баюць казкі і драма крадзецца да цябе праз сказки и дрема крадется к тебе под
кажух разам з холадам? Ці мурожны пах полушубок вместе с холодом? Или
4
маладога сена і зоры праз прадзёртую пьянящий запах молодого сена и звезды
страху адрыны? Або нават і не яны, а сквозь продранную крышу сеновала? Или
проста хвойная ігліца ў чайніку, дымныя даже и не это, а просто сосновые иголки в
чорныя хаты, дзе жанчыны ў андараках чайнике дымные, черные хаты, где
прадуць і пяюць бясконцую песню, женщины в андараках прядут и поют
падобную на стогн. бесконечную песню, похожую на стон.
Гэта было маё. За два гады я абышоў і Это было — мое. За два года я обошел и
праехаў Менскую, Магілеўскую, объехал Менскую, Могилевскую,
Віцебскую, частку Віленскай губерні. І Витебскую, часть Виленской губернии. И
паўсюду я бачыў гора народнае, бачыў повсюду я видел слепых нищих, видел горе
брудных дзяцей, бачыў сляпых жабракоў, моего народа, дороже которого — я теперь
бачыў гора народа майго, даражэй за які — знаю это — у меня не было ничего на свете.
я зараз ведаю гэта — у мяне не было нічога
на свеце.
Тады тут быў этнаграфічны рай, хоць казка, Тогда здесь был этнографический рай, хотя
а асабліва легенда, як найбольш сказка, а особенно легенда, как наиболее
нетрывалыя прадукты народнай фантазіі, нестойкие продукты народной фантазии,
пачалі забірацца ўсё далей і далей, у начали забираться все глубже и глубже, в
мядзведжую глуш. медвежью глушь.
Я пабываў і там, у мяне былі маладыя ногі і Я побывал и там, у меня были молодые ноги
маладая прага. І чаго мне толькі не и молодая жажда знаний. И чего только мне
даводзілася бачыць! не доводилось видеть!
Бачыў я цырымонію з заломам, крапіўныя Видел я церемонию с заломом , крапивные
святкі, гульню ў забытага нават тады святки, редкую даже тогда игру в «ящера».
«яшчура». Але найбольш бачыў я апошнюю Но чаще я видел последнюю картошку в
бульбу ў місе, чорны, як зямля, хлеб, соннае миске, черный, как земля, хлеб, сонное «а-а-
«а-а-а» над калыскай, вялікія выплаканыя а» над колыбелью, огромные выплаканные
вочы жанчын. глаза женщин.
Гэта была візантыйская Беларусь! Это была византийская Беларусь!
Гэта быў край паляўнічых і намадаў, Это был край охотников и номадов, черных
чорных смалакураў, ціхага, такога смолокуров, тихого, такого приятного
прыемнага здалёк, звону забытых цэрквачак издали звона церквушек над трясиной, край
над дрыгвой, край лірнікаў і цемры. лирников и тьмы.
У той час якраз падыходзіў да канца доўгі і В то время как раз подходил к концу
балючы працэс вымірання нашай шляхты. длительный и болезненный процесс
Гэта смерць, гэта гнаенне зажыва цягнулася вымирания нашей шляхты. Эта смерть, это
доўга, амаль два стагоддзі. гниение заживо длилось долго, почти два
столетия.
5
І калі ў васемнаццатым шляхта памірала И если в восемнадцатом веке шляхта
бурліва, з дуэлямі, памірала на саломе, умирала бурно, с дуэлями, умирала на
прамантачыўшы мільёны, калі ў пачатку соломе, промотав миллионы, если в начале
дзевятнаццатага паміранне яе яшчэ было девятнадцатого умирание ее еще было
авеяна ціхім сумам забытых палацаў у овеяно тихой грустью забытых дворцов в
бярозавых гаях, то ў мае часы гэта было березовых рощах, то в мои времена это
ўжо не паэтычна і зусім не сумна, а брыдка, было уже не поэтично и совсем не грустно,
часам нават жахліва ў аголенасці сваёй. а мерзко, подчас даже жутко в своей
обнаженности.
Гэта было паміранне байбакоў, якія Это было умирание байбаков, что зашились
занурыліся ў свае норы, паміранне в свои норы, умирание нищих, предки
жабракоў, продкі якіх былі адмечаны ў которых были отмечены Городельским
Гарадзельскім прывілеі, а самі яны, хоць і привилеем ; они жили в полуразрушенных
жылі ў багатых напаўразбураных палацах, дворцах, ходили едва ли не в домотканых
насілі ледзь не кажухі, хоць гонар іх быў одеждах, но их спесь была безгранична.
нязмерны.
Гэта было адзічанне без прасвятлення: Это было одичание без просветления:
брыдкія, часам крывавыя ўчынкі, прычыну отвратительные, подчас кровавые поступки,
якіх можна было шукаць толькі на дне іх, причину которых можно было искать
блізка або занадта далёка адзін ад аднаго только на дне их близко или слишком
пасаджаных вачэй, вачэй вылюдкаў, далеко друг от друга посаженных глаз, глаз
дэгенератаў. изуверов и дегенератов.
Палілі печкі, выкладзеныя галандскай Топили печки, облицованные голландским
кафляй, пашчапанымі ўломкамі бясцэннай кафелем, пощепанными обломками
беларускай мэблі семнаццатага стагоддзя, бесценной белорусской мебели
сядзелі, як павукі, у сваіх халодных пакоях, семнадцатого столетия, сидели, как пауки, в
гледзячы ў бязмежную навакольную цемру своих холодных покоях, глядя в
праз акно, па шыбах якога сцякалі наўскос безграничную тьму сквозь окно, по стеклам
флатыліі кропель. которого сбегали наискось флотилии
капель.
Такі быў той час, калі я ехаў на Таким было то время, когда я ехал в
экспедыцыю ў глухі Н-скі павет губерні. Я экспедицию в глухой Н-ский уезд губернии.
выбраў дрэнны час для паездак. Летам, Я выбрал скверную пору для экспедиции.
вядома, фалькларысту добра: цёпла, вакол Летом, понятно, фольклористу хорошо:
прыгожыя краявіды. Але па сваіх выніках тепло, кругом привлекательные пейзажи.
наша праца лепшая за ўсё ў глухія Однако самые лучшие результаты наша
восеньскія або зімовыя дні. работа дает в глухие осенние или зимние
дни.
Тады адбываюцца ігрышчы з іхнімі Это время игрищ с песнями, посиделок-
6
песнямі, пакудзелле з бясконцымі супрядок с бесконечными историями, а
гісторыямі, а пазней — сялянскія вяселлі. немного позже — крестьянских свадеб. Это
Гэта наш залаты час. наше золотое время.
Але мне выпала паехаць толькі ў пачатку Но мне удалось поехать только в начале
жніўня месяца, калі не да казак, і толькі августа, когда не до сказок, а лишь
цягучае наша «жніво» гучыць над протяжные жнивные песни слышны над
палеткамі. Я праездзіў жнівень, верасень, полями. Я проездил август, сентябрь, часть
частку кастрычніка і павінен быў зачапіць октября, а только-только зацепил глухую
толькі два тыдні, самы пачатак глухой осень, — когда я мог надеяться на что-
восені, калі я мог спадзявацца на што- нибудь стоящее. В губернии ожидали
небудзь вартае. Пасля мяне чакалі ў губерні неотложные дела.
неадкладныя справы.
Улоў мой быў зусім мізэрны, і таму я быў Улов мой был совсем мизерный, и потому я
злы, як поп, які прыйшоў на хаўтуры і был зол, как поп, что пришел на похороны и
раптам заўважыў, што нябожчык уваскрэс. вдруг увидел воскресшего покойника. Меня
Мяне мучыла даўняя застарэлая хандра, мучила давняя, застарелая хандра, которая
якая варушылася ў тыя дні на дне кожнай шевелилась в те дни на дне каждой
беларускай душы: нявера ў каштоўнасць белорусской души: неверие в полезность
сваёй справы, бяссілле, глухі боль — своего дела, бессилие, глухая боль —
асноўныя прыкметы ліхалецця, тое, што, па основные приметы лихолетья, то, что, по
словах кагосьці з польскіх паэтаў, паходзіць словам одного из польских поэтов,
ад настойлівай пагрозы, што нехта ў возникает вследствие настойчивой угрозы,
блакітным пабачыць цябе і міла скажа: что некто в голубом увидит тебя и, мило
улыбнувшись, скажет:
— Бжалце ў жандармерыю. — Бжалте в жандармерию.
Асабліва мала было ў мяне старадаўніх Особенно мало было у меня древних легенд,
легенд, а менавіта за імі я і паляваў. Вы, а именно за ними я и охотился. Вы,
напэўна, ведаеце, што ўсе легенды можна наверное, знаете, что все легенды можно
падзяліць на дзве вялікія групы. Першыя разделить на две большие группы. Первые
жывуць паўсюль, распаўсюджаны сярод живут повсюду, среди большей части
большай часткі народа. У беларускім народа. В белорусском фольклоре это
фальклоры гэта легенды пра вужыную легенды об ужиной королеве, о янтарном
каралеву, пра бурштынавы палац, большая дворце, большая часть религиозных легенд.
частка рэлігійных легенд.
А другія, як ланцугамі, прыкулі да нейкай А вторые, словно цепями, прикованы к
адной мясціны, павета, нават вёскі. Іх какой-нибудь одной местности, уезду, даже
звязваюць з дзіўнай скалой на беразе деревне. Их связывают с диковинной скалой
возера, з назвай вёскі або ўрочышча, з на берегу озера, с названием дерева или
толькі адной, вось гэтай, пячорай. Вядома, урочища, с только одной, вот этой,
7
што такія легенды, звязаныя з нязначнай пещерой. Само собой разумеется, такие
колькасцю людзей, выміраюць хутчэй, хоць легенды умирают быстрее, хотя они иногда
яны часам значна больш паэтычныя, ніж намного поэтичнее общеизвестных, и, когда
агульнавядомыя, і, калі іх надрукуюць, их напечатают, они пользуются большей
карыстаюцца вялікай папулярнасцю. популярностью.
Так, напрыклад, выйшла на людзі легенда Так, например, вышла на люди легенда про
пра Машэку. Я паляваў менавіта за другой Машеку. Я охотился именно за второй
групай легенд. Мне трэба было спяшацца: группой легенд. Мне следовало спешить:
легенда і казка выміраюць. легенда и сказка вымирают.
Не ведаю, як другім фалькларыстам, але Не знаю, как другим фольклористам, но мне
мне заўсёды было цяжка перадчасна ехаць з всегда было трудно уезжать из какой-
якой-небудзь мясцовасці. Мне ўсё нибудь местности. Мне казалось, что за
здавалася, што за зіму, якую я прабуду ў зиму, которую я проведу в городе, здесь
горадзе, тут памрэ нейкая бабуля, якая адна, умрет какая-то бабуся, которая одна —
разумееце, адна ведае зараз чароўны стары понимаете, одна! — знает чарующее
сказ. І гэты сказ памрэ з ёю, і ніхто, ніхто старинное сказание. И это сказание умрет с
яго не пачуе, а я і мой народ застанёмся нею, и никто, никто его не услышит, а я и
абакрадзенымі. мой народ останемся обкраденными.
Таму нікога не здзівяць мае злосць і хандра. Поэтому никого не удивят мои злость и
хандра.
Я быў у такім настроі, калі адзін мой Я был в таком настроении, когда один мой
знаёмы параіў мне паехаць у Н-скі павет, знакомый посоветовал мне поехать в Н-ский
месца, якое нават у той час лічылася глухім. уезд, место, которое даже в то время
считалось глухим.
Ці думаў ён, што я там ледзь не звар'яцею Думал ли он, что я там едва не лишусь
ад жаху, адкрыю ў сабе мужчынскую рассудка от пережитого ужаса, открою в
мужнасць і знайду… Але не будзем себе мужество и найду… Однако не будем
забягаць наперад. забегать вперед.
Зборы мае былі нядоўгімі, я сабраў невялікі Сборы мои были недолгими: я уложил
сак, узяў котчы вазок і хутка пакінуў необходимые вещи в небольшой дорожный
«сталіцу» гэтага параўнаўча цывілізаванага сак, нанял возок и вскоре покинул
павета, каб адрачыся ад усялякай «стольный град» этого, сравнительно
цывілізацыі, пераехаўшы ў суседні лясны і цивилизованного, уезда, чтобы проститься
балотны павет, што па тэрыторыі мала чым со всякой цивилизацией, переехав в
паступаўся перад якой-небудзь дзяржавай, соседний, лесной и болотный, уезд, который
накшталт Люксембурга. по территории не уступал какому-нибудь
государству вроде Люксембурга или даже
Бельгии.
Спачатку паабапал дарогі цягнуліся яшчэ Поначалу по обе стороны дороги тянулись
8
палеткі з раскіданымі там-сям дзічкамі, поля с раскиданными по ним дикими
падобнымі на дубы. Трапляліся вёскі з грушами, похожими на дубы. Встречались
цэлымі калоніямі буслоў, але потым деревни с целыми колониями аистов, но
урадлівая глеба скончылася і пацягнуліся потом плодородная земля кончилась и
бясконцыя лясы. Дрэвы стаялі, як калоны, потянулись бесконечные леса. Деревья
ігліца на дарозе глушыла стук колаў. У стояли будто колонны, хвоя на дороге
лясных ярах пахла прэллю і цвіллю, раз- глушила стук колес. В лесных оврагах пахло
пораз зрываліся з-пад самых капытоў коней прелью и плесенью, то и дело из-под самых
цецеруковыя чароды (цецерукі заўсёды копыт поднимались тетеревиные стаи
збіваюцца ў купу восенню), там-сям (тетерева всегда сбиваются в стаи осенью),
глядзелі з-пад ігліцы і верасу чырвоныя або кое-где из-под хвои и вереска выглядывали
счарнелыя ад старасці брылі сімпатычных коричневые или уже почерневшие от
тлустых баравікоў. старости шапки симпатичных толстых
боровиков.
Два разы мы начавалі ў лясных глухіх Два раза мы ночевали в лесных глухих
вартоўнях і радаваліся, калі бачылі праз сторожках и радовались, когда видели в
начны змрок немачныя агеньчыкі іх сляпых ночном мраке немощные огоньки в их
акон. слепых окнах.
Ноч, плача дзіцёнак, якога ядуць прусы, Ночь, плачет ребенок, кони что-то
коні на двары трывожацца чагосьці — тревожатся на дворе — видимо, близко
напэўна, блізка праходзіць мядзведзь, — проходит медведь, над вершинами деревьев,
над верхавінамі дрэў, над лясным акіянам над лесным океаном частый звездный
часты зорны дождж. дождь.
У хаце не прадыхнуць, дзяўчынка люляе В хате не продохнуть, девочка качает ногой
нагой калыску. Старажытны, як свет, напеў: колыбель. Древний как мир напев, «А-а-
«А-а-а…» а…».
Не хадзі, коцю, па лаўцы Не хадзi, коцю, па лаўцы -
Буду біці па лапцы, Буду бiцi па лапцы,
Не хадзі, коцю, па масту - Не ходзь, коцю, па масту -
Буду біці па хвасту! Буду бiцi па хвасту!
А-а-а! А- а-а!
О, якая жахлівая, якая вечная і нязмерная О, какая ужасная, какая вечная и
твая туга, Беларусь! неизмеримая твоя печаль, Беларусь!
Ноч. Зоры. Першабытны змрок лясоў. Ночь. Звезды. Первобытный мрак лесов.
І ўсё ж нават гэта было Італіяй у параўнанні И все- таки даже это было Италией по
з тым, што мы пабачылі праз два дні. сравнению с тем, что мы увидели через два
дня.
9
Лес пачаў чэзнуць, радзець, і хутка Лес начал чахнуть, редеть, и вскоре
бязмежная раўніна адкрылася нашым бескрайняя равнина открылась нашему
вачам. взору.
Гэта не была звычайная раўніна, на якой Это не была обычная равнина, по которой
коцяць рудыя рэдкія хвалі нашы жыты, гэта катит свои негустые ржавые волны наша
не была нават дрыгва — дрыгва ўсё ж не рожь, это не была даже трясина — трясина
пазбаўлена разнастайнасці: там ёсць трава, все же не лишена разнообразия: там есть
ніцыя скарлючаныя дрэўцы, там можа трава, печальные скрюченные деревца, там
бліснуць азярцо, — не, гэта быў самы может блеснуть озерцо. Нет, это был самый
жахлівы, самы безнадзейны з нашых мрачный, самый безнадежный из наших
краявідаў: тарфяныя балоты. пейзажей: торфяные болота.
Трэба быць чалавеканенавіснікам, каб Нужно быть человеконенавистником, чтоб
выдумаць такія мясціны, і ўяўленне пра іх выдумать такие места, представление о них
можа з'явіцца толькі ў пячорным мазгу может возникнуть только в пещерном мозгу
зласлівага ідыёта. Але гэта не было злобного идиота. Но это не было выдумкой,
выдумкай, вось яны ляжалі перад намі… болота лежали перед нами…
Неабсяжная раўніна, роўная, як стол, была Необозримая равнина была коричневого,
карычневага, нават бурага колеру, даже скорее бурого цвета, безнадежно
безнадзейна роўная, нудная, змрочная. ровная, нудная, мрачная.
Часам трапляліся на ёй вялізныя купы Временами на ней встречались огромные
нагрувашчанага камення, часам буры конус нагромождения камней, иногда бурый конус
— нейкі пакрыўджаны Богам чалавек, — какой-то обиженный Богом человек
выбіраў тарпу невядома дзеля чаго, — выбирал неизвестно зачем торф, — иногда
часам сіратліва глядзела на дарогу адным сиротливо глядела на дорогу одним оконцем
акенцам хатка з высокім комінам, і вакол яе хатка с высокой печной трубой, а вокруг нее
— ані дрэўца. І нават лес, які цягнуўся за — ни деревца. И даже лес, что тянулся за
гэтай раўнінай, здаваўся больш змрочным, этой равниной, казался более мрачным, чем
чым на самай справе. Праз якую гадзіну был на самом деле. Спустя некоторое время
пачалі і на гэтай раўніне трапляцца астраўкі и на этой равнине начали попадаться
лесу, чорнага, у мхах і павуцінні, толькі островки деревьев, черных, поросших мхом
часам роўнага, а больш за ўсё и опутанных паутиной, в большинстве
скарлючанага, як на малюнках да страшнай скрюченных и уродливых, как на рисунках к
казкі. страшной сказке.
Але гэтыя ляскі з'яўляліся і знікалі, і зноў Но эти островки появлялись и исчезали, и
цягнулася раўніна, раўніна, бурая раўніна. снова тянулась равнина, равнина, бурая
равнина.
Я гатовы быў зараўці ўголас ад крыўды. Я готов был громогласно зареветь от обиды.
І надвор'е на такі выпадак стала псавацца: И погода, как на грех, стала портиться:
нізкія чорныя хмары паўзлі нам насустрач, низкие черные тучи ползли нам навстречу,
10
там-сям з іх цягнуліся наўскос зямлі кое-где из них тянулись косые свинцовые
свінцовыя палосы дажджу. Ніводнай полосы дождя. Ни одной птицы-посметюхи
птушкі-пасмяцюхі не траплялася нам на не встретилось нам на дороге, а это была
дарозе, а гэта была дрэнная прыкмета: плохая примета: должен был пойти
павінен быў пайсці цяглы начны дождж. затяжной ночной дождь.
Я хацеў быў завярнуць да першай хаткі, але Я готов был уже завернуть к первой хате, но
і яны больш не трапляліся. Памінаючы и они больше не попадались. Поминая
ліхам майго знаёмага, я сказаў фурману, каб лихом моего знакомого, я сказал кучеру,
ён ехаў хутчэй, і шчыльна закруціўся ў чтоб ехал быстрее, и плотно закутался в
плашч. плащ.
А хмары накіпалі, чорныя, нізкія, А тучи накипали, темные, низкие,
дажджавыя; над раўнінаю цягнуўся дождевые; над равниной тянулись сумерки,
прысмерак, такі непрытульны і халодны, такие хмурые и холодные, что мурашки
што мурашкі паўзлі па скуры. Недзе ползли по коже. Вдали блеснула несмелая
бліснула нясмелая асенняя маланка. осенняя молния.
Я толькі паспеў адзначыць неспакойнай Я успел лишь отметить беспокойной
думкаю, што гэта занадта позна для мыслью, что время года слишком позднее
навальніцы, як на мяне, на коней, на для грозы, как на меня, на лошадей, на
фурмана абурыўся акіян халоднай вады. кучера обрушился океан холодной воды.
Нехта аддаў раўніну ў лапы ночы і дажджу. Кто-то отдал равнину в лапы ночи и дождя.
І ноч гэтая была цёмная, як сажа, я не бачыў И ночь эта была темная, как сажа, я не
нават сваіх пальцаў і толькі па видел даже своих пальцев и только по
паштурхванню вазка здагадаўся, што мы вздрагиванию возка догадывался, что мы
яшчэ едзем. Фурман таксама, відаць, нічога еще едем. Кучер тоже, наверное, ничего не
не бачыў і цалкам аддаўся інстынкту коней. видел и целиком положился на инстинкт
Не ведаю, ці сапраўды быў у іх які лошадей. Не знаю, был ли на самом деле у
інстынкт, але хутка вазок наш пачало кідаць них этот инстинкт: наш возок то и дело
з байрака на байрак, з ямы на нейкі бугор і кидало из ямы на какой-то бугор и снова в
зноў у яму. яму.
Шматкі гразі і нейкай твані ляцелі ў вазок, Комья болотной грязи и тины летели в
на плашч, мне ў твар, але я хутка возок, на плащ, мне в лицо, но я смирился с
асвойтаўся з гэтым і маліўся толькі аб тым, этим и молился лишь о том, чтоб не угодить
каб не наехаць на якую прорву: самыя в трясину. Я знал, что самые гиблые места
жахлівыя твані трапляюцца менавіта сярод встречаются именно в таких болотах —
такіх балот, праглыне і вазок, і коней, і проглотит и возок, и лошадей, и людей, и
людзей, і ўранцы ніхто нават не никому не придет в голову, что здесь кто-то
здагадаецца, што тут хтосьці быў, што тут был, что тут несколько минут кричало
дзве хвіліны крычала чалавечая істота, человеческое существо, пока бурая каша не
пакуль бурая каша не налезла ў рот, што набилась в рот, что сейчас это существо
11
зараз гэтая істота ляжыць разам з коньмі на лежит вместе с лошадьми на глубине трех
тры сажні ніжэй паверхні праклятага месца. саженей.
Нешта раўнула з левага боку: доўгі, Вдруг слева что-то изрыгнуло рев: длинный,
працяглы, нялюдскі крык. Коні тузанулі протяжный, нечеловеческий. Лошади
вазок — я ледзь не выпаў — і памчалі дернули возок — я чуть не выпал — и
кудысьці, відаць, напрасткі па балоце. понесли невесть куда, видимо, напрямик, по
Пасля штосьці хрумснула, і заднія колы болоту. Потом что-то хрястнуло, и задние
вазка пасунуліся ўніз. Адчуваючы, што пад колеса потянуло вниз. Чувствуя, что под
ногі мне нацякае нешта мокрае, я таргануў ноги натекает вода, я схватил кучера за
за плячо фурмана. Той з нейкай плечо. Тот с каким-то безразличием
абыякавасцю сказаў: промолвил:
— Гінем, пане. Тут і гамон. — Гибнем, пане. Тут нам и гамон .
Але мне не хацелася паміраць. Я схапіў Но мне не хотелось погибать. Я выхватил у
руку фурмана, расціснуў яму пальцы і, кучера кнут и начал хлестать по тому месту
выхапіўшы пугу, пачаў хвастаць па тым во тьме, где должны были быть кони.
месцы ў цемры, дзе павінны былі быць коні.
Нехта нема закрычаў такім голасам, што Раздался такой истошный вопль, что
коні, відаць, спудзіўшыся, шалёна тарганулі лошади опять бешено рванули, возок
вазок, ён задрыжаў увесь, як быццам задрожал, будто силясь вырваться из
таксама намагаўся вырвацца, пасля штосьці трясины, потом громко чмокнуло под
голасна цмокнула пад коламі. Вазок колесами, возок наклонился, затрясся еще
нахіліўся, затросся яшчэ мацней, загігатала сильнее, заржала кобыла. И произошло чудо
кабыла. І штосьці здарылася. Вазок зноў — возок покатился и вскоре застучал по
пакаціўся і хутка загрукатаў па нечым твердой земле. Только теперь я понял, что
цвёрдым. Толькі тут я зразумеў, што нема истошно кричал не кто иной, как я. Мне
крычаў не хто іншы, як я. Мне стала стало стыдно.
сорамна.
Я збіраўся ўжо было папрасіць фурмана, Я собирался уже было попросить кучера
каб ён спыніў коней на гэтым адносна остановить лошадей на этом относительно
цвёрдым, каб перачакаць ноч, але тут твердом месте, чтобы переждать ночь, как
дождж быццам зрабіўся рэдкім, і тут дождь начал утихать. В это время что-то
адначасова штосьці мокрае і калючае мокрое и колючее хлестнуло меня на лицу.
хвастанула мяне па твары. «Яловая лапа, — «Еловая лапка, — догадался я. — Значит,
адзначыў я. — Значыцца, гэта лес. Коні это лес. Лошади остановятся сами».
спыняцца самі».
Але прайшоў час, лапы яшчэ разы са два Однако время шло, еловые лапки еще раза
дакраналіся да маёй галавы, а вазок не два дотрагивались до моего лица, а возок
скакаў па карэннях, каціў роўна і гладка. І катил вперед ровно и гладко.
коні аніводнага разу не спыніліся.
12
Значыцца, гэта была лясная дарога. Значит, мы были на лесной дороге.
Я вырашыў, што яна павінна кудысьці Я решил, что она должна куда-нибудь
давесці нас, і аддаўся на волю лёсу. І вывести, и отдался на волю судьбы. И
сапраўды, мінула, можа, хвілін трыццаць, і действительно, прошло, может, минут
наперадзе замігцеў цёплы жывы агеньчык, тридцать, и впереди маняще замигал
такі ружовы і прывабны сярод гэтай золкай розовый огонек, такой живой и теплый в
і мокрай цемры. этой промозглой и мокрой тьме.
Праз некаторы час можна было пабачыць, Вскоре мы смогли разглядеть, что это не
што гэта не хата палясоўшчыка і не будан хата лесника и не шалаш смолокура, как я
смалакура, як я падумаў быў спачатку, а подумал вначале, а какое-то огромное
нейкая вялікая будыніна, занадта вялікая строение, слишком большое даже для
нават для гарадскога дома. Перад ёю — города. Перед нами — клумба, черное
клумба, вакол мокрыя шаты дрэў, чорнае жерло еловой аллеи, откуда мы выехали,
жарало яловай алеі, адкуль мы выехалі. вокруг мокрые деревья.
Ганак быў пад нейкім высокім навесам, на Крыльцо было под каким-то высоким
дзвярах вісела цяжкае бронзавае кальцо. навесом, на двери висело тяжелое бронзовое
кольцо.
Спачатку я, потым фурман, пасля зноў я Сначала я, затем кучер, потом снова я
грукалі гэтым кальцом у дзверы. Грукалі стучали этим кольцом в дверь. Стучали
нясмела, грукалі трошкі мацней, білі несмело, стучали немножко посмелее, били
кальцом наводмаш, спыняліся, клікалі, кольцом наотмашь, переставали, звали,
пасля білі нагамі — хоць бы які водгук. потом били в дверь ногами — хоть бы хны.
Нарэшце за дзвярыма захадзілі, няўпэўнена, Наконец за дверью заходили, неуверенно,
нясмела. Пасля пачуўся аднекуль з вышыні робко. Затем откуда-то сверху послышался
сіпаты жаночы голас: сиплый женский голос:
— Хто такія? — Кто такие?
— Мы падарожныя, цётухна, пусціце. — Мы путники, тетушка, впустите.
— А ці не з палявання вы часам? — А не с охоты ли вы часом?
— Якое там паляванне, мокрыя ўсе, ледзь — Какая там охота, мокрые с головы до пят,
на нагах стаім. Дальбог, пусціце нас. едва на ногах держимся. Ради Бога,
впустите.
Голас змоўкнуў, пасля з нейкімі ноткамі Женщина помолчала, потом с нотками
нерашучасці спытаў: нерешительности спросила:
— А хто ж вы такія? Прозвішча як? — А кто же вы такие? Фамилия какая?
— Беларэцкі маё прозвішча. Я з фурманам. — Белорецкий моя фамилия. Я с кучером.
Бабуля за дзвярыма раптам пажвавела: Бабуля за дверью вдруг оживилась:
— Граф Беларэцкі? — Граф Белорецкий?
13
— Спадзяюся быць графам, — адказаў я з — Надеюсь быть графом, — ответил я с
плебейскай непачцівасцю да тытулаў. плебейской непочтительностью к титулам.
Голас пасуровеў: Голос посуровел:
— Ну і ідзі сабе, добры чалавек, туды, — Ну, и иди себе, добрый человек, туда,
адкуль прыйшоў. Бачыце вы, ён на графства откуда пришел. Видите ли, он на графство
спадзяецца. Жартачкі начныя! Пайшоў, надеется. Шуточки ночные! Пошел, пошел.
пайшоў. Пашукай сабе дзе-небудзь у лесе Поищи где-нибудь в лесу берлогу, ежели ты
бярлог, калі ты такі спрытны. такой шустрый.
— Бабуля, — узмаліўся я, — з радасцю — Бабуля, — взмолился я, — с радостью
пашукаў бы, каб не непакоіць людзей, але ж поискал бы, чтоб не беспокоить людей, да я
я не тутэйшы, я з павета, заблукалі мы, не здешний, я из уезда, заблудились мы,
сухой ніткі няма. сухой нитки нету.
— Прэч, прэч, — сказаў няўмольны голас. — Прочь, прочь, — ответил неумолимый
голос.
Іншы чалавек, можа, схапіў бы ў адказ на Другой на моем месте, может, схватил бы
гэта камень і пачаў бы біць у дзверы, камень и в ответ на это стал бы бить в дверь,
сыплючы праклёны, але я нават тут не мог осыпая жестоких хозяев проклятьями, но я
пазбавіцца думкі, што гэта дрэнна: сілком даже в этот миг не мог избавиться от мысли,
драцца ў чужую хату. Таму я толькі что это плохо — силой вламываться в
ўздыхнуў і звярнуўся да фурмана: чужой дом. Поэтому я только вздохнул и
обратился к кучеру:
— Ну што ж, пайшлі адсюль. — Ну что же, пойдем отсюда.
Мы накіраваліся былі да фурманкі. Відаць, Мы было направились к возку. Видимо,
наша саступлівасць зрабіла добрае наша уступчивость произвела хорошее
ўражанне, бо голас, памякчэўшы, кінуў нам впечатление, потому что старуха,
наўздагон: смягчившись, бросила нам вдогонку:
— Пачакайце, падарожнікі. Хто ж вы такія? — Погодите, подорожные. Кто же вы такие?
Я забаяўся адказаць «фалькларыст», бо Я побоялся ответить «фольклорист», потому
двойчы мяне пасля гэтага слова лічылі за что дважды после этого слова меня
мазурыка. Таму я адказаў: принимали за мазурика. Поэтому ответил:
— Купец. — Купец.
— А як жа вы трапілі ў парк, калі вакол мур — А как же вы попали в парк, если вокруг
і чыгунная агароджа? каменная стена и чугунная ограда?
— А я і не ведаю, — адказаў я шчыра. — — А я и сам не знаю, — ответил я искренне.
Ехалі недзе, відаць, па балоце, кудысьці — Ехали где-то, видимо, по болоту, куда-то
праваліліся, ледзь выбраліся… Раўло там провалились, едва выбрались… Ревело там
нешта. что-то…
14
Я і не спадзяваўся на такі вынік маіх слоў, По правде говоря, я ни на что уже не
але пасля іх голас ціха войкнуў і спуджана надеялся, однако после этих моих слов
закудахтаў: старуха тихо охнула и испуганно
закудахтала:
— А-а Божжа ж мой! А гэта ж вы, напэўна, — А-ах ты, Боже! Это же вы, наверное, из
з Волатавай прорвы прыехалі, гэта ж толькі Волотовой прорвы вырвались, ведь только с
там і няма агароджы. Во пашчасціла вам, той стороны и нет ограды. Вот
выратавала вас царыца нябесная. А матка посчастливилось вам, вот повезло. Спасла
боская! А пакутнічкі нябесныя! вас царица небесная. А Матерь Божья! А
мученички небесные!
І зараз такая дабрыня і такі адчай И такая доброта, и такое сочувствие
адчуваліся ў яе словах, што я дараваў ёй слышались в ее словах, что я простил ей
гэтую гадзіну на ганку. этот час допроса на крыльце.
Дзверы загрукалі засаўкамі, пасля зарыпелі, Старуха загремела запорами, потом дверь со
разыходзячыся і прапускаючы ў начную скрипом распахнулась, пропуская в ночную
цемру смугу аранжавага цьмянага святла. тьму оранжевую полосу тусклого света.
Перад намі стаяла невялічкая бабулька ў Перед нами стояла невысокого росточка
шырокай, як звон, сукні, ліловай шнуроўцы, бабуся в широком, как колокол, платье,
у якой, напэўна, хадзілі нашы прапрашчуры лиловой шнуровке, в которой, наверное,
пры каралі Стасе, і ў вялікім крухмальным ходили наши пращуры при короле Стахе, и
чапцы. Твар у добрых зморшчынах, нос в большом накрахмаленном чепце. Лицо в
кручкаваты, а рот вялізны, падобны на добрых морщинках, нос крючковатый, а рот
шчыпцы для арэхаў, з трошкі адтапыранымі огромный, похожий на щипцы для орехов, с
наперад вуснамі. Кругленькая, амаль як немного оттопыренными губами.
бочачка сярэдняй велічыні, з пухленькімі Кругленькая, как бочечка средней
ручкамі — яна так і напрошвалася на тое, величины, с пухленькими ручками — она
каб яе клікалі «маці». І ў руках у гэтай так и напрашивалась на то, чтоб ее звали
бабулі быў вялізны пячны рагач: зброя. Я «матушка». И в руках у этой бабуси был
ледзь не зарагатаў, але ў час прыпомніў огромный ухват: оружие. Я едва не
халодную дрыгву і дождж за вокнамі і расхохотался, но вовремя вспомнил
змаўчаў. Колькі людзей і зараз стрымлівае холодную трясину и дождь и смолчал.
смех з таго, што варта смеху, Сколько людей и по сей день сдерживают
прыпамятаўшы, што за сцяною дождж! смех над тем, что достойно смеха,
вспомнив, что за стеною дождь!
Мы ўвайшлі ў пакойчык, дзе пахла мышамі, Мы вошли в комнатку, где пахло мышами, и
і струмені вады адразу пабеглі з нашай ручьи воды сразу потекли с нашей одежды
вопраткі на падлогу. Я глянуў на свае ногі і на пол. Я взглянул на свои ноги и
жахнуўся: яны амаль па калена былі ў бурай ужаснулся: они почти до колен были в
кашы, як у ботах. бурой каше, как в сапогах.
15
Бабуля толькі галавою паківала. Бабуся только покачала головой.
— Бачыце, я адразу сказала, што гэта тая — Видите, я сразу угадала, что это та адова
жахлівая твань. Вы, пане купец, павінны топь. Вы, пан купец, должны поставить Богу
паставіць свечку за тое, што так лёгка большую свечку за то, что так легко
абышлося. — І яна адчыніла дзверы ў отделались. — И она открыла дверь в
суседні пакоік, дзе жарка палаў камін. — соседнюю комнату, где пылал камин. —
Добра абышлося. Скідвайце адразу ж Хорошо отделались. Снимайте одежду,
вопратку, сушыцеся. У вас ёсць што сушитесь. У вас есть во что переодеться?
апрануць з сухога?
Сак мой, на шчасце, быў сухі, я Сак мой, к счастью, был сухим, я
пераапрануўся перад камінам, вопратку переоделся перед камином, нашу одежду —
маю і фурманову бабуля некуды пацягнула, мою и кучера — бабуся куда-то утащила, а
а пасля зайшла ў пакой з сухою — для потом возвратилась с сухой — для кучера.
фурмана. Зайшла, не звяртаючы ўвагі на Вошла, не обращая внимания на то, что
тое, што фурман стаяў зусім голы і кучер стоял совсем голый и стыдливо
сарамліва паварочваўся да яе спіною. поворачивался к ней спиной.
Паглядзела на яго сінюю спіну і сказала Посмотрела на его посиневшую спину и
непрыхільна: сказала неодобрительно:
— Ты, малец, ад мяне не вельмі — Ты, малец, от меня не отворачивайся, я
адварочвайся, я старая баба. І пальцы на старая баба. И пальцев на ногах не
нагах не падціскай. На вось, пераапранайся поджимай. На вот, переоденься быстрее.
лепей хутчэй.
Калі мы пераапрануліся і трохі сагрэліся ля Когда мы немного согрелись у камина,
каміна, бабуля паглядзела на нас глыбока бабуся поглядела на нас глубоко запавшими
запалымі вачыма і сказала: глазами и сказала:
— Ну, вось і добра. Ты, малец, пойдзеш — Согрелись? Ну, вот и хорошо. Ты, малец,
зараз з Янам начаваць, тут табе будзе пойдешь ночевать с Яном, тут тебе будет
нязручна. Ян! неудобно… Ян!…
Ян з'явіўся. Гэта быў падслепаваты чалавек Явился Ян. Это был подслеповатый старик
год шасцідзесяці з доўгімі сівымі валасамі, лет шестидесяти с длинными седыми
носам, вострым, як шыла, запалымі волосами, острым, как шило, носом,
шчокамі, з вусамі, якія звісалі да сярэдзіны запавшими щеками и усами, свисавшими до
грудзей. середины груди.
Я вельмі здзівіўся, што адна бабуля з Я поначалу удивился, что бабуся одна с
рагачом у руцэ адчыніла нам дзверы, не ухватом в руке открыла нам дверь, не
пабаялася двух дарослых мужыкоў, якія побоялась двух мужчин, которые явились
невядома адкуль з'явіліся ўначы, але пасля ночью неизвестно откуда, но после того, как
таго, як пабачыў Яна, зразумеў, што ён увидел Яна, понял, что тот был где-то в
16
стаяў недзе ў засадзе і жанчына засаде и она надеялась на его помощь.
спадзявалася на яго дапамогу.
Дапамога была важнецкая: у руках старога Помощь была важнецкая: в руках у старика
вартаўніка я пабачыў стрэльбу. Гэта была я увидел ружье. Вернее, это было даже не
нават не зусім стрэльба, да яе больш ружье: оружие, которое держал старик,
пасавала б назва «мушкет». Стрэльба была правильнее было бы назвать «мушкетом».
вышэй галавы, прыблізна дзюймаў на Он был выше Яна приблизительно дюймов
шэсць, ствол яе быў з насечкамі і шырокім на шесть, ствол с насечками и широким
раструбам на канцы, ложа і прыклад раструбом на конце, ложе и приклад
заляпаныя, выцертыя, з брамкі звісаў залапанные, вытертые, с полка свисал
фіціль. Словам, ёй даўно было месца недзе фитиль. Словом, ему давно было место где-
ў музеі зброі. Такія стрэльбы звычайна то в музее оружия. Такие ружья обычно
б'юць, як гарматы, і так адбіваюць у плячо, стреляют, как пушки, и настолько сильно
што непадрыхтаваны чалавек валіцца на отдают в плечо, что неподготовленный
зямлю як сноп. человек валится на землю, как сноп.
І я чамусьці з задавальненнем падумаў, што И я почему-то с удовольствием подумал,
ў маёй кішэні зараз цудоўны англійскі что у меня в кармане чудесный английский
рэвальвер на шэсць набояў. шестизарядный револьвер.
Ян узяў фурмана і павёў яго да дзвярэй, Ян повел кучера к двери, едва переступая
ледзь варушачы нягнуткімі старэчымі негнущимися ногами. Я заметил, что даже
нагамі. Я пабачыў, што нават рукі ягоныя руки у него дрожали.
трэсліся. Варта была ненадзейная.
«Добрая дапамога для гаспадыні», — з «Надежная помощь хозяйке», — с горечью
горыччу падумаў я. подумал я.
А гаспадыня адразу ж кранула мяне за А хозяйка тронула меня за плечо и
плячо і загадала ісці за ёю ў «апартаменты». пригласила идти за ней в «апартаменты».
Мы прайшлі яшчэ адну клятушку, старая Мы прошли еще одну комнатку, старуха
жанчына адчыніла дзверы, і я ціха войкнуў открыла следующую дверь, и я тихо ахнул
ад здзіўлення і захаплення. от удивления и восторга.
Перад намі была вялікая прыхожая- Перед нами была огромная прихожая-
гасціная, як гэта вадзілася ў старасвецкіх гостиная, как это водилось в старинных
панскіх дамах. Але што за прыхожая! помещичьих домах. Теперь сказали бы
«холл». Но какой красоты!
Яна была вялізная, такая вялізная, што мой Она была такая огромная, что мое мрачное
змрочны адбітак у люстры недзе на другой отражение в зеркале где-то на
сцяне здаваўся не большым за суглоб противоположной стене казалось не больше
мезенца. Падлога з дубовых цаглін, зараз сустава мизинца. Пол из дубовых
даволі пашарпаных, неабсяжна высокія «кирпичей», уже довольно вытертых,
сцены, ашаляваныя чорнымі ад старасці, беспредельно высокие стены, обшитые
17
бліскучымі дошкамі, разьбованымі па черными от старости, блестящими досками
краях, вокны амаль пад столлю, маленькія, с резьбой по краям, окна почти под
у глыбокіх стральчатых нішах. потолком, маленькие, в глубоких
стрельчатых нишах.
Відаць, мы ў цемры ўзбіліся на бакавы Видимо, впотьмах мы очутились на боковом
ганак, бо проста направа ад мяне быў крыльце, потому что направо от меня был
парадны ўваход: шырокія, таксама парадный вход: широкая, тоже стрельчатая
стральчатыя, дзверы, падзеленыя дверь, разделенная деревянными колонками
драўлянымі калонкамі на тры часткі. На на три части. На колонках была
калонках была трохі пашчапаная часам потрескавшаяся от времени резьба: цветы,
разьба: кветкі, пялёсткі і плады. За листья, плоды. За дверью, в глубине
дзвярыма, у глыбіні вестыбюля, — вестибюля, — входная дверь, массивная,
уваходныя дзверы, масіўныя, дубовыя, дубовая, окованная потемневшими
акутыя пацямнелымі бронзавымі цвікамі з бронзовыми гвоздями с квадратными
квадратнымі галоўкамі. А над дзвярыма — головками. А над нею — огромное темное
вялізнае цёмнае акно ў ноч і цемру. На акне окно в ночь и тьму. На окне — мастерской
— мастацкай работы выгінастыя краты. работы кованая решетка.
Я ішоў па прыхожай і здзіўляўся. Якая Я шел по прихожей и удивлялся: какое
прыгажосць і як гэта ўсё запушчана великолепие и как это все запущено
чалавечым нядбальствам. Вось цяжкая людской нерадивостью. Вот массивная
мэбля ля сцен — яна рыпіць нават у адказ мебель вдоль стен — она скрипит даже в
на крокі. Вось агромністая драўляная статуя ответ на шаги. Вот огромная деревянная
святога Юрыя, адно з цудоўных, трохі статуя святого Юрия, одно из
наіўных стварэнняў беларускага народнага замечательных, немного наивных творений
генія — ля ног яе тонкі белы пыл, быццам белорусского народного гения — у ног ее
хтосьці насыпаў мукі: гэту непаўторную рэч слой белой пыли, словно кто-то насыпал
сапсаваў шашаль. Вось на столі люстра, муки: эту неповторимую вещь испортил
таксама выдатная па прыгажосці — шашель. Вот под потолком люстра, также
вісюлькі яе абабіты больш чым напалову. удивительная по красоте, но висюльки у нее
сбиты больше чем наполовину.
Магло б здацца, што тут ніхто не жыве, каб Могло показаться, что здесь никто не живет,
не палалі ў вялізным каміне дровы і не если бы в огромном камине не пылали
залівалі няпэўным мігатлівым святлом усю дрова и пламя не освещало прихожую
гэтую карціну. неуверенным, мигающим светом.
Амаль з сярэдзіны прыхожай шырокія Почти с середины этой роскошной
беламармуровыя сходы вялі на другі прихожей широкая беломраморная лестница
паверх, падзяляліся надвае і прыгожа, вела на второй этаж. Здесь было почти все
закруглена ўзбягалі амаль у такі самы па так же, как и на первом этаже, — такая же
памерах другі пакой. Тут было ўсё тое огромная комната, даже пылал такой же
18
самае, што і на першым паверсе, нават камин, лишь на стенах черное дерево
палаў такі самы камін гарачым полымем, (наверное, это был дуб) чередовалось с
толькі што на сценах чорнае дрэва (напэўна, потертыми штофными шпалерами
гэта быў дуб) чаргавалася з пацёртымі кофейного цвета. И на этих шпалерах
штофнымі шпалерамі кававага колеру. І на красовались портреты в тяжелых рамах. Да
гэтых шпалерах красаваліся партрэты ў еще у камина стояли столик и два кресла.
цяжкіх чорных рамах. Ды яшчэ ля каміна Старуха тронула меня за рукав:
стаялі столік і два крэслы. Бабуля тарганула
мяне за рукаў:
— Я зараз адвяду пана ў яго пакой. Гэта — Я сейчас отведу пана в его комнату. Это
недалёка, па калідоры. А пасля… можа, пан недалеко, по коридору. А потом… может,
хоча вячэраць? пан хочет поужинать?
Я не адмовіўся, бо амаль цэлы дзень не еў. Я не отказался, потому что целый день не
ел.
— Ну, то тады няхай пан пасля выйдзе — Ну, так пусть пан подождет меня…
сюды.
Праз якіх хвілін дзесяць я быў у зале і там Она вернулась минут десять спустя, широко
зноў пабачыў бабулю, якая шырока улыбнулась мне и сказала доверчиво:
ўсміхнулася мне і сказала з даверам:
— Ведаеце, вёска рана кладзецца спаць. — Знаете, деревня рано ложится спать. Но у
Але ў нас не любяць спаць, у нас кладуцца нас не любят спать, у нас стараются лечь
як мага пазней. І гаспадыня не любіць как можно позже. И хозяйка не любит
людзей. Не ведаю, чаму яна сёння людей. Не знаю, почему она вдруг
згадзілася прыняць вас у свой дом і нават согласилась впустить вас в свой дом и даже
дазволіць прысутнічаць за вячэрай (няхай позволила присутствовать за ужином (пусть
пан мне даруе). Відаць, пан самы варты пан меня извинит). Видимо, пан самый
даверу чалавек з тых, што былі тут за тры достойный доверия из всех тех, кто был
гады. здесь за последние три года.
— Як, — здзівіўся я, — хіба гаспадыня не — Как, — удивился я, — разве хозяйка не
вы? вы?
— Я ахмістрыня, — з годнасцю сказала — Я экономка, — с достоинством ответила
старая. — А ахмістрыня ў лепшым з старуха. — Я экономка в лучшем из лучших
лепшых дамоў, у добрай сям'і, зразумейце домов, в хорошей семье, поймите это, пан
гэта, пан купец. У самай лепшай з купец. В самой лучшей из лучших семей.
найлепшых сем'яў. Так. Гэта лепей, чым Это лучше, чем даже быть хозяйкой в не
быць нават гаспадыняй у не самай лепшай з самой лучшей семье.
найлепшых сем'яў.
— Што ж гэта за сям'я? — неасцярожна — Что же это за семья? — неосторожно
19
спытаў я. — І дзе я? спросил я. — И где я?
У старой гневам спалыхнулі вочы: У старухи гневом полыхнули глаза.
— Вы ў маёнтку Балотныя Яліны. А — Вы в имении Болотные Ялины . А хозяев
гаспадароў вам сорамна не ведаць. Гэта вам стыдно не знать. Это Яновские.
Яноўскія. Разумееце вы, Яноўскія! Няўжо Понимаете вы, Яновские! Неужели вы не
вы не чулі? слыхали?
Я адказаў, што, вядома, чуў, і гэтым Я ответил, что, конечно же, слыхал. И этим
супакоіў старую. Жэстам, вартым каралевы, успокоил старуху. Жестом, достойным
яна паказала мне на крэсла (прыблізна так у королевы, она указала мне на кресло
тэатрах каралевы паказваюць на плаху (приблизительно так в театрах королевы
няшчаснаму любоўніку: «Вось тваё месца, указывают на плаху неудачнику-
злашчасны!»), папрасіла прабачэння і любовнику: «Вот твое место,
пакінула мяне аднаго. Я вельмі здзівіўся злосчастный!»), попросила извинения и
змене, якая адбылася са старой. На першым оставила меня одного. Я очень удивился
паверсе яна войкала і прычытала, перемене, происшедшей со старухой. На
размаўляла з выразнай народнай первом этаже она охала и причитала,
інтанацыяй, а перайшоўшы на другі паверх, разговаривала с выразительной народной
адразу ператварылася чорт ведае ў што. интонацией, а поднявшись на второй этаж,
Відаць, на першым паверсе яна была дома, сразу превратилась черт знает в кого.
а на другім была толькі ахмістрыняю, Видимо, на первом этаже она была дома, а
толькі рэдкім госцем і, адпаведна на втором — только экономкой, редкой
пераходам, мяняла скуру. Вочы ў яе былі гостьей и, соответственно переходам,
добрыя, але памятаю, што такая менялась. Глаза у нее были добрые, но,
зменлівасць мне тады вельмі не помню, такая перемена мне тогда не очень
спадабалася. понравилась.
Застаўшыся адзін, я пачаў разглядаць Оставшись один, я начал рассматривать
партрэты, якія цьмяна паблісквалі на портреты, что тускло поблескивали на
сценах. Іх было больш за шэсцьдзесят, стенах. Их было около семидесяти,
зусім даўніх і амаль што новых — і гэта старинных и почти новых, — и это было
было сумнае відовішча. грустное зрелище.
Вось нейкі дваранін ледзь не ў кажусе — Вот какой-то дворянин чуть ли не в
адна з самых старых карцін, — твар полушубке — одна из самых старых картин,
шырокі, мужыцкі, здаровы, з густой крывёю — лицо широкое, мужицкое, здоровое, с
ў жылых. густой кровью в жилах.
А вось другі, ужо ў срэбнатканым каптане, А вот второй, уже в сребротканом кафтане,
шырокі бабровы каўнер падае на плечы широкий бобровый воротник падает на
(хітрая ты быў пратабестыя, хлопча!). плечи (хитрая ты был протобестия, парень!).
Поруч з ім магутны, з каменнымі плячыма і Рядом с ним мощный, с каменными плечами
шчырым позіркам чалавек у чырвоным и искренним взглядом человек в красном
20
плашчы (ля яго галавы шчыт з фамільным плаще (у его головы щит с фамильным
гербам, і верхняя палова яго замазана гербом, верхняя половина которого
чорнай фарбай). А далей другія, такія ж замазана черной краской). А дальше другие,
моцныя, але вочы тупаватыя і масляныя, такие же сильные, но глаза туповатые и
насы тупыя, вусны жорсткія. масляные, носы обрубленные, губы
жесткие.
А з імі жаночыя партрэты з пакатымі За ними портреты женщин с покатыми
плячыма, створанымі для пяшчоты. У іх плечами, созданными для ласки. У них
такія твары, што заплакаў бы і кат. А такие лица, что заплакал бы и палач.
напэўна, хтосьці з гэтых жанчын і сапраўды Наверное, кто-то из этих женщин и в самом
склаў галаву на пласе ў тыя жорсткія часы. деле сложил голову на плахе в то жестокое
Непрыемна думаць, што такія жанчыны время. Неприятно думать, что эти женщины
бралі ежу з блюд рукамі, а ў балдахінах брали еду с блюд руками, а в балдахинах их
іхніх спальняў гняздзіліся клапы. спален гнездились клопы.
Я стаў ля аднаго такога партрэта, Я остановился у одного портрета,
зачараваны той дзіўнай незразумелай очарованный той удивительной, непонятной
усмешкаю, якую так непераймальна рабілі улыбкой, которую так неповторимо умели
часам нашы старыя мастакі. Жанчына изображать наши старые мастера. Женщина
глядзела на мяне спачувальна і загадкава. смотрела на меня участливо и загадочно.
— Ты — маленькі чалавек, — як быццам «Ты — маленький человек, — как будто
казаў яе позірк, — што ты зведаў у жыцці? говорил ее взгляд, — что ты изведал в
О, каб ведаў ты, як палаюць паходні на жизни? О, если б знал ты, как пылают
сценах залы для піроў, каб ведаў ты, якая факелы на стенах зала для пиршеств, если б
насалода цалаваць да крыві каханкаў, дваіх знал ты, какое наслаждение целовать до
звесці ў бойцы, аднаго атруціць, аднаго крови любовников, двоих свести в
кінуць у рукі кату, дапамагаць мужу поединке, одного отравить, одного бросить
страляць з вежы па наступаючых ворагах, в руки палачей, помогать мужу стрелять из
яшчэ аднаго каханка амаль звесці ў магілу башни по наступающим врагам, еще одного
сваім каханнем і пасля ўзяць ягоную любовника свести в могилу своей любовью
правіну на сябе, скласці нз эшафоце сваю и потом взять его вину на себя, сложить на
галаву з высокім белым ілбом і складанай эшафоте свою голову с высоким белым
прычоскай. лбом и сложной прической».
Клянуся жыццём, так яна мне і сказала, і Клянусь жизнью, так она мне и сказала, и,
хоць я ненавіджу арыстакратаў, я зразумеў хотя я ненавижу аристократов, я понял
перад гэтым партрэтам, якая гэта страшная перед этим портретом, какая это страшная
штука «род», якую пячаць ён накладае на штука «род», какую печать он накладывает
нашчадкаў, які цяжар старых грахоў і на потомков, какая тяжелая ноша старых
выраджэння кладзецца на іхнія плечы. грехов и вырождения ложится на их плечи.
І яшчэ я зразумеў, якія незлічоныя И еще я понял, что неисчислимые
21
дзесяцігоддзі праляцелі над зямлёю з тых десятилетия пролетели над землей с тех
часоў, калі гэта жанчына сядзела перад времен, когда эта женщина сидела перед
жывапісцам. Дзе яны зараз, усе гэтыя людзі художником. Где они теперь, все эти люди с
з гарачай крывёю і палкімі жаданнямі, горячей кровью и пылкими желаниями,
колькі стагоддзяў прагрукацела па іх сколько столетий прогрохотало по их
спарахнелых касцях? истлевшим костям?
Я адчуваў, як вецер гэтых стагоддзяў Я ощутил, как ветер этих столетий пролетел
праляцеў за маёй спіною і ўзняў валасы на за спиной и вздыбил волосы на моей голове.
маёй галаве.
І яшчэ я адчуў, што ў гэтым доме стаіць И еще я ощутил, что в этом доме царит
холад, жахлівы холад, якога не выгнаць холод, который не изгнать даже каминам,
нават камінамі, што гараць дзень і ноч. пылающим день и ночь.
Вялізныя змрочныя залы з траскучым Огромные, сумрачные залы со скрипящим
паркетам, змрок па кутах, вечная пройма, паркетом, мрак по углам, извечный
пах пылу і мышэй і холад, такі холад, што сквозняк, запах пыли и мышей и холод,
стыне сэрца, холад, настоены стагоддзямі, такой холод, что стынет сердце, холод,
холад адзінага маярату вялізнага, настоянный столетиями, холод единого
збяднелага, амаль вымерлага за апошнія майората, огромного, обнищавшего, почти
гады роду. вымершего рода.
О, які гэта быў холад! Каб пазнейшых О, какой это был холод! Если б поздних
нашых дэкадэнтаў, якія апявалі занядбаныя наших декадентов, воспевавших
панскія замкі, пакінуць тут хоць бы на ноч, запущенные панские замки, оставить здесь
яны хутка запрасіліся б на траву, на цёплае хотя бы на одну ночь, они очень скоро
сонейка. запросились бы на траву, на теплое
солнышко.
Пацук смела перабег па дыяганалі залу. Крыса смело пересекла по диагонали зал.
Мяне перасмыкнула. Я зноў павярнуўся да Меня передернуло. Я снова повернулся к
партрэтаў. Але пазнейшыя партрэты былі портретам. Это были более поздние
таксама іншымі. У мужчын нейкі галодны портреты. И совсем иные. У мужчин какой-
незадаволены выгляд, вочы, як у старых то голодный, недовольный вид, глаза, как у
селадонаў, на вуснах незразумелая тонкая і старых селадонов, на губах непонятная,
непрыемная з'едлівасць. І жанчыны іншыя: тонкая и неприятная язвительность. И
вусны занадта пажадлівыя, позірк манерны женщины иные: губы слишком похотливые,
і жорсткі. І відавочна слабелі рукі: за белай взгляд манерный и холодный. И очевидно
скурай як у мужчын, так і ў жанчын бачны слабели руки: под белой кожей и у мужчин
былі блакітныя жылкі. Плечы ставалі и у женщин просвечивали голубые жилки.
вузкімі і пададзенымі наперад, хоць Плечи становились уже и подавались
юрлівасць нават мацнела ў выразе твараў. вперед, а в выражениях лиц усиливалось
сладострастие.
22
Жыццё, якія жорсткія жарты робіш ты з Жизнь, какие жестокие шутки ты
тымі, хто стагоддзі жыў адасоблена, а з проделываешь с теми, кто столетиями жил
народам меў зносіны толькі на той выпадак, обособленно, а с народом общался лишь для
каб нараджаць на свет бастардаў. того, чтобы рождать на свет бастардов.
Мне было цяжка, непрыемна глядзець на Мне было тяжело, неприятно смотреть на
гэта. І зноў гэта пачуццё пранізлівага все это. И снова чувство пронзительного
незразумелага холаду… непонятного холода…
Я не пачуў крокаў за спіною, як быццам Я не услышал шагов за спиной, словно тот,
той, хто падышоў, плыў у паветры. Мне кто подошел, плыл по воздуху. Мне вдруг
раптам проста здалося, што нехта глядзіць просто показалось, что кто-то смотрит мне в
мне ў спіну. Тады я, прыцягнуты гэтым спину. Тогда я, под воздействием этого
позіркам, павярнуўся. Жанчына стаяла за взгляда, обернулся. Женщина стояла за
маёй спіною і пытальна глядзела на мяне, моей спиной и вопросительно смотрела на
схіліўшы галаву. Я быў прыгаломшаны. меня, слегка наклонив голову. Я был
Мне здалося, нібы той партрэт, які толькі ошеломлен. Мне показалось, будто портрет,
што размаўляў са мною, раптам ажыў і только что разговаривавший со мной, вдруг
жанчына, што стаяла тут, за маёй спіной, ожил и женщина сошла с него.
сышла з яго.
Не ведаю нават, што між імі было Не знаю даже, что было между ними
агульнага? Тая, на партрэце (я паглядзеў на общего. Та, на портрете (я оглянулся на него
яго і пабачыў, што ён на месцы), была, и увидел, что она на месте), была, видимо,
відаць, высокая, добра сфармаваная, з высокая, хорошо сложена, с большим
вялікім запасам жыццёвых сіл, вясёлая і запасом жизненных сил, веселая, сильная и
моцная, прыгожая самка. А гэта — проста красивая. А эта — просто заморыш.
заморак.
І ўсё ж падабенства было, тое И все же сходство было, то сверхсходство,
звышпадабенства, якое прымушае нас которое заставляет нас узнавать в толпе
пазнаваць у натоўпе двух зусім не двух непохожих братьев: брюнета и
падобных братоў: брунета і бландзіна. Не, блондина. Нет, даже большее. У них были
нават большае. У іх былі зусім аднолькавыя совершенно одинаковые волосы, нос той же
валасы, нос той самай формы, той самы формы, тот же разрез рта и те же белые
разрэз рота і тыя самыя белыя роўныя зубы. ровные зубы. К этому добавлялось общее
І, акрамя гэтага, яшчэ тое агульнае сходство в выражении лица, что-то родовое,
падабенства ў выразе твару, нешта радавое, извечное.
спрадвечнае.
І ўсё ж такой непрыемнай асобы мне яшчэ И все же такой неприятной особы мне еще
не даводзілася бачыць. Усё тое самае, і ўсё не доводилось видеть. Все то же самое, и
— не тое. Маленькая ростам, худзенькая, все — не то. Маленькая ростом, худенькая,
танюткая, як галінка, з амаль неразвітымі тоненькая, как веточка, с почти
23
клубамі і ўбогімі грудзямі, з блакітнымі неразвитыми бедрами и убогой грудью, с
жылкамі на шыі і руках, у якіх зусім, голубыми жилками на шее и руках, в
здавалася, не было крыві, — яна была которых, казалось, совсем не было крови —
слабай, як сцяблінка палыну на мяжы. она была слабой, словно стебелек полыни
на взмежке.
Вельмі тонкая скура, тонкая доўгая шыя, Очень тонкая кожа, тонкая длинная шея,
нават прычоска нейкая незразумела даже прическа какая-то невыразительная. И
невыразная. І гэта было тым больш это казалось тем более странным, что
дзіўным, што валасы былі залацістыя, волосы были золотистые, пышные и
дзівоснай пышнасці і прыгажосці. Нашто удивительно красивые. Зачем же
быў гэты недарэчны затрапезны кукіш на понадобился этот нелепый узел на затылке?
патыліцы?
Рысы твару былі выразныя, рэзка Черты лица были выразительные, резко
акрэсленыя, такія правільныя, што очерченные, такие правильные, что
згадзіліся б як узор нават вялікаму сгодились бы в качестве образца даже
скульптару. І ўсё ж я не думаю, каб які- великому скульптору. И все же я не думаю,
небудзь скульптар спакусіўся б ляпіць з яе чтоб какой-нибудь скульптор соблазнился
Юнону: рэдка мне здаралася бачыць такі лепить с нее Юнону: редко увидишь столь
непрыемны, варты жалю твар. Вусны дзіўна неприятное, достойное жалости лицо. Губы
перакрыўленыя, ля носа глыбокія цені, искривлены, у носа глубокие тени, цвет
колер твару шэры, чорныя бровы ў нейкім лица серый, черные брови в каком-то
дзівацкім надломе, вочы вялізныя-вялізныя, странном изломе, глаза огромные, черные,
чорныя, але і ў іх нейкі незразумелы но в них застыло какое-то непонятное
застыглы выраз. выражение.
«Небарака, д'ябальскі непрыгожая», — з «Бедняжка дьявольски некрасива», — с
жалем падумаў я і апусціў вочы. сочувствием подумал я и опустил глаза.
Я ведаю шмат жанчын, якія да самай труны Я знаю многих женщин, которые до самого
не даравалі б мне гэтых апушчаных вачэй, гроба не простили бы мне моих опущенных
але гэтая, відаць, прызвычаілася бачыць глаз, но эта привыкла видеть, наверное, что-
штосьці нядобрае на тварах усіх людзей, то подобное на лицах всех людей, кого
якіх сустракала: яна зусім не звярнула на встречала: она совсем не обратила на это
гэта ўвагі. внимания.
Не ведаю, ці хацела яна паднесці руку да Не знаю, хотела ли она подать мне руку для
маіх вуснаў, ці проста працягнула яе для поцелуя или протянула ее для пожатия на
рукапаціскання на англійскі манер, а можа, английский манер, а может, рука просто
рука проста здрыганулася, але я ўзяў яе вздрогнула, но я взял ее хрупкие пальчики и
кволыя пальчыкі і пачціва паднёс іх да почтительно поднес к губам. Может, я даже
вуснаў. Можа, я нават затрымаў іх даўжэй, задержал их дольше, чем было нужно: я
чым трэба было: я ж быў павінен трошкі ведь должен был хоть немного искупить
24
выкупіць гэты грэх апушчаных вачэй. свой грех.
Калі я апусціў руку, у вачах гэтай дзяўчыны Когда я отпустил руку, в глазах этой
— не, нават дзіцёнка — з'явілася нешта девушки — нет, даже ребенка — появилось
ліхаманкавае, балючае, дзіўнае. что-то лихорадочное, больное, странное.
Яна ўсё так, як раней, моўчкі паказала мне Она все так же молча указала мне на кресло
рукою на крэсла перад камінам. Я, аднак, не перед камином. Однако я не сел, пока не
сеў, пакуль не села яна. І зноў той самы села она. И снова то же самое удивление в
дзіўны выраз у вачах. І тут я прыпомніў, як глазах. И тут я припомнил, как дрожала ее
дрыжала яе рука ля маіх вуснаў, і зразумеў, рука у моих губ, и понял, что она просто не
што яна проста не ўмела яе падаваць, што умела ее подавать, что ей никогда не
ёй ніколі не цалавалі рукі. А папраўдзе, целовали руки. И в самом деле, чего можно
чаго можна было чакаць ад гэтай выклятай было ожидать от этой проклятой Богом
Богам балотнай дзіркі сярод лясоў? болотной дыры среди лесов?
…Калі тая самая ахмістрыня з падціснутымі …Когда экономка с поджатыми губами
вуснамі прынесла нам вячэру і пакінула нас принесла ужин и оставила нас одних, я
адных, я спытаў, з кім я размаўляю. спросил, с кем разговариваю.
— Я гаспадыня Балотных Ялін. Надзея — Я хозяйка Болотных Ялин. Надежда
Яноўская. Яновская.
— Прабачце, можа, мне трэба было — Простите, может, мне нужно было
прадставіцца раней. Я, сам таго не представиться раньше? Я, сам того не
жадаючы, падмануў вашу ахмістрыню. Я желая, обманул вашу экономку. Я совсем не
зусім не купец… купец…
— Я ведаю, — вельмі спакойна сказала яна, — Я знаю, — очень спокойно ответила она,
— купцы не такія, а я вас ужо бачыла. Там, — купцы не такие, а я вас уже видела. Там,
над дзвярыма, ёсць… высока… над дверями, высоко… есть… незаметные
непрыкметныя ваўчкі, каб глядзець. Калі да глазки, чтоб смотреть. Когда к нам кто-то
нас прыязджае хтосьці, я адразу бачу, приезжает, я сразу вижу. В глазок. Только
кожны раз. Толькі вельмі, вельмі рэдка очень редко, очень редко приезжают к нам
прыязджаюць да нас людзі. І яны баяцца. І я люди. И они боятся. И я тоже мало кого
таксама мала каго магу пусціць да нас. Вы могу впустить к нам. Вы не такой, как
не такі, як іншыя… Рэдка ў нас бываюць другие… Редко у нас бывают достойные
вартыя даверу людзі. доверия люди.
Мяне непрыемна ўразіла такая, мякка Меня неприятно удивила такая, мягко
кажучы, адкрытасць. Што гэта? Тонкі говоря, откровенность. Что это? Тонкий
разлік або наіўнасць? Але колькі я ні расчет или наивность? Но сколько я ни
глядзеў на гэты перакрыўлены твар, я не вглядывался в это искривленное лицо, я не
мог заўважыць на ім нават водбліску мог разглядеть на нем даже отблеска какой-
нейкай задняй думкі. то задней мысли.
25
Твар быў прастадушны, дзіцячы. Але Лицо было простодушное, детское. Но
найбольш пераканаў мяне голас. Ён быў самым убедительным был ее голос:
павольны, лянівы, абыякавы і адначасова медленный, ленивый, безразличный и
трапяткі і перарывісты, як голас начной одновременно трепетный и прерывистый,
птушкі. словно голос лесной птицы.
— І, да таго ж, я наогул бачыла вас… раней. — И к тому же я вообще видела вас…
прежде.
— Дзе? — шчыра здзівіўся я. — Где? — искренне удивился я.
— Не ведаю. Я многіх людзей бачу. Мне — Не знаю. Я многих людей вижу. Мне
здаецца, што я вас бачыла ў сне… Часта… кажется, что я вас видела во сне… Часто…
А магчыма, і не ў сне. Вам не здаралася А возможно, и не во сне. Вам не случалось
адчуваць такое… як быццам вы жылі чувствовать… словно вы жили когда-то,
калісьці, даўно… і зараз адкрываеце, давно… и теперь открываете, находите
знаходзіце зноў многае з таго, што бачылі… опять заново многое из того, что видели…
даўно-даўно. давным-давно?…
Я чалавек здаровы. І я яшчэ не ведаў тады, Я человек здоровый. И я еще не знал, что
што такое бывае часам у знерваваных подобное бывает иногда у нервных людей с
людзей, людзей з вельмі тонкім очень тонким восприятием. У них каким-то
успрыманнем. У іх неяк парушаецца сувязь образом нарушается связь между
паміж першасным успрыманнем і первичным восприятием и последующими
наступнымі ўяўленнямі памяці. Падобнае ім представлениями памяти. Похожее им
здаецца тоесным, яны адкрываюць у кажется тождественным, они открывают в
прадметах, якія ім зусім не знаёмыя, нешта предметах, которые им совсем не знакомы,
даўно вядомае. А ўсведамленне — адвечны что-то давно известное. А сознание —
рэаліст — супраціўляецца гэтаму. Таму і извечный реалист — сопротивляется этому.
атрымліваецца, што прадмет адначасова і Вот так и получается, что предмет
цалкам незнаёмы, і таемна знаёмы. одновременно незнаком и таинственно
знаком.
Паўтараю, я не ведаў гэтага. І ўсё ж ні на Повторяю, я не знал этого. И все же ни на
хвіліну не закралася ў мой мозг думка, што минуту в мой мозг не закралась мысль, что
гэта жанчына можа хлусіць, такой эта девушка может лгать, такой
шчырасцю і абыякавасцю веяла ад яе слоў. искренностью и безразличием веяло от ее
слов.
— Я вас бачыла, — зноў паўтарыла яна. — — Я вас видела, — повторила она снова. —
Але хто вы! Я не ведаю вас. Но кто вы? Я не знаю вас.
— Мяне завуць Андрэй Беларэцкі, пані. Я — Меня зовут Андрей Белорецкий, панна. Я
вучоны-фалькларыст. ученый-фольклорист.
Яна зусім не здзівілася. Здзівіўся я, Она совсем не удивилась. Наоборот,
26
даведаўшыся, што гэта слова ёй знаёма. удивился я, узнав, что это слово ей знакомо.
— Што ж, вельмі цікава. А чым вы — Что же, очень любопытно. А чем вы
зацікаўлены? Песнямі, прымаўкамі? интересуетесь? Песнями, поговорками?
— Легендамі, пані. Старымі мясцовымі — Легендами, панна. Старыми местными
легендамі. легендами.
Я перапудзіўся не на жарт. Яна раптам Я испугался не на шутку. Она вдруг
выпрамілася, як быццам яе катавалі выпрямилась, словно ее пытали
электрычным токам, твар збялеў, павекі электрическим током, лицо побледнело,
закрыліся, але я згодзен быў пабажыцца, веки сомкнулись.
што за імі вочы яе закаціліся.
Спуджаны, я падтрымаў яе галаву і паднёс Я бросился к ней, поддержал ее голову и
да вуснаў шклянку з вадою, але яна ўжо поднес к губам стакан с водой, но она уже
апрытомнела. І тут вочы яе заіскрыліся пришла в себя. И тут ее глаза заискрились
такім абурэннем, такім невыказным таким негодованием, таким неизъяснимым
дакорам, што я адчуў сябе апошнім укором, что я почувствовал себя последним
мярзотнікам, хоць і не ведаў, дзеля якой мерзавцем, хотя и не знал, чего ради я не
прыгоды я павінен маўчаць пра сваю должен говорить о своей профессии. У меня
прафесію. Я адчуў толькі, што тут нешта лишь мелькнула смутная догадка, что здесь
звязана са старым правілам: «У доме что-то связано со старым правилом: «В доме
павешанага не размаўляюць пра шворку». повешенного не говорят о веревке».
Перарывістым голасам яна сказала: Прерывистым голосом она сказала:
— І вы… І вы таксама… Нашто вы мяне — И вы… И вы тоже… За что вы меня
мучыце, нашто мяне ўсе… мучаете, зачем меня все…
— Гаспадыня, пані. Дальбог, я не думаў, я — Спадарыня, панна! Честное слово, я
не ведаю… Глядзіце, вось пасведчанне ад ничего плохого не думал, я ничего не
акадэміі, вось ліст губернатара. Я ніколі не знаю… Смотрите, вот свидетельство от
быў тут. Даруйце, даруйце мне, калі я вас академии, вот письмо губернатора. Я
чымсьці балюча закрануў. никогда здесь не был. Простите, простите,
Бога ради, если я вам сделал больно.
— Нічога, — сказала яна. — Нічога, — Ничего, — сказала она. — Ничего,
супакойцеся, пан Беларэцкі. Гэта так… Я успокойтесь, пан Белорецкий. Это — так…
проста ненавіджу гэтыя цёмныя стварэнні Просто я ненавижу темные творения разума
дзікунскага розуму. Можа, і вы калісьці дикарей. Может, и вы когда-нибудь
зразумееце, што гэта такое, гэта цёмнае. А я поймете, что это такое — этот мрак. А я
зразумела даўно. Толькі перш ніж поняла давно. Только прежде чем понять до
зразумець да канца — я памру. конца — я умру.
Я ведаў, недалікатна было б распытваць Я понял, что бестактно было бы
далей. Я змаўчаў. І толькі пасля, калі яна расспрашивать, и промолчал. И лишь
27
відавочна супакоілася, сказаў: немного погодя, когда она успокоилась,
сказал:
— Прабачце, калі я вас уразіў, пані — Простите, что я вас так разволновал,
Яноўская. Я адразу зрабіўся вам панна Яновская. Я вижу, что сразу стал вам
непрыемным. Калі вы хочаце, каб я ад вас неприятен. Когда я должен уехать? Мне
паехаў? Мне здаецца, лепей зараз. кажется, лучше сейчас же.
Твар яе зноў дзіка скрывіўся. Лицо ее снова исказилось.
— Ах, хіба ў тым справа! Не трэба. Вы — Ах, разве в этом дело! Не надо. Вы очень,
вельмі, вельмі пакрыўдзіце мяне, калі очень обидите меня, если уедете сейчас. И к
паедзеце зараз. І да таго ж, — голас яе тому же, — голос ее задрожал, — что бы вы
задрыжаў, — што, каб я папрасіла, ответили, если б я попросила, понимаете,
разумееце, папрасіла вас застацца тут, у попросила вас остаться здесь, в этом доме,
гэтым доме. Хоць бы на два-тры тыдні, да хотя бы на две-три недели? Словом, до того
таго часу, пакуль скончацца цёмныя ночы времени, пока окончатся темные ночи
восені. осени?
Позірк яе пачынаў блукаць. На вуснах Взгляд ее начал блуждать. На губах
з'явілася жаласная ўсмешка. появилась жалкая улыбка.
— Пасля будзе снег… І сляды на ім. — Потом будет снег… И следы на нем.
Вядома, вы рабіце, як хочаце. Але мне было Конечно, вы поступайте, как хотите. Однако
б непрыемна, каб пра апошнюю з Яноўскіх мне было бы неприятно, если б о последней
сказалі, што яна забыла старадаўнюю из Яновских сказали, что она забыла
гасціннасць. старинное гостеприимство.
Яна так сказала «апошняя з Яноўскіх», Она так сказала «последняя из Яновских»,
гэтая васемнаццацігадовая дзяўчынка, што эта восемнадцатилетняя девочка, что у меня
мне чамусьці аж па сэрцы разанула жалем. почему-то сердце сжалось от боли.
— Што ж, — працягвала яна, — калі — Что же, — продолжала она, — если
цікавіцеся гэтым, брыдкім, хіба я магу интересуетесь этой скверной, разве я могу
супярэчыць. Іншыя збіраюць нават змей. Я возражать. Некоторые собирают даже змей.
павінна вам сказаць, што вы прыехалі ў Я должна сказать, что вы приехали в
запаветны край. Тут прывідаў і зданяў заповедный край. Здесь привидений и
больш, як жывых людзей. Сяляне, якіх призраков больше, чем живых людей.
трасе трасца, распавядаюць дзівосныя і Крестьяне, которых трясет лихорадка,
жахлівыя гісторыі. Яны жывуць бульбай, рассказывают удивительные и страшные
галодным пушным хлебам, нішчымнай истории. Они живут бульбой, голодным
аўсянкай і фантазіяй. Начаваць у іхніх хатах пушным хлебом, постной овсянкой и
вам нельга, там бруд, скупчанасць і трасца. фантазией. Ночевать у них в хатах вам
Хадзіце па навакольных хутарах, там вам за нельзя: там грязь, скученность, лихоманка.
грошы, якія пойдуць на хлеб ці на гарэлку, Ходите по окрестным хуторам, там вам за
што на імгненне сагрэе вечна халодную ад деньги, которые пойдут на хлеб или водку,
28
трасцы кроў, раскажуць усё. А вечарам согревающую на мгновение вечно
прыходзьце сюды. Тут вас заўсёды-заўсёды холодную от малярии кровь, расскажут все.
будзе чакаць стол, і ложак, і агонь у каміне. А вечером возвращайтесь сюда. Здесь вас
Запамятайце, я гаспадыня тут, сяляне всегда будет ожидать стол, и постель, и
слухаюцца мяне. Згода? огонь у камина. Запомните, я хозяйка здесь,
крестьяне слушаются меня. Согласны?
У гэты час я з упэўненасцю ведаў, што К этому времени я уже почти был уверен,
ніхто гэтага дзіцёнка не слухаецца, ніхто что никто этого ребенка не слушается,
яго не баіцца і ніхто ад яго не залежыць. никто его не боится и никто от него не
Магчыма, кожнаму другому я ўсміхнуўся б зависит. Возможно, кому другому я
проста ў вочы, але ў гэтым «прыказе» было улыбнулся бы прямо в глаза, но в этом
столькі яшчэ незразумелага для мяне «приказе» было столько еще не понятной
малення, столькі жаласнага, што я прыкрыў мне мольбы, столько трогательности и
павекі і сказаў: ожидания, что я, опустив глаза, сказал:
— Добра. Я падпарадкоўваюся жаданню — Хорошо. Я подчиняюсь желанию панны.
паненкі.
Яна не заўважыла іранічнай іскры ў маіх Она не заметила иронической искорки в
вачах і нават паружавела на хвілінку, моих глазах и даже порозовела на миг,
відаць, з той прычыны, што яе паслухалі. видимо, оттого, что ее послушали.
…Вельмі сціплую вячэру ўзялі са стала. Мы …Остатки очень скромного ужина убрали
засталіся ў крэслах перад камінам. со стола. Мы остались в креслах перед
Яноўская азірнулася на чорныя вокны, за камином. Яновская оглянулась на черные
якімі шумелі і церліся аб шыбы вялізныя окна, за которыми шумели и терлись
дрэвы, і сказала: ветвями о стекла огромные деревья, и
сказала:
— Пан Беларэцкі яшчэ не хоча спаць? — Пан Белорецкий еще не хочет спать?
Гэты дзіўны вечар так настроіў мяне, што Этот странный вечер так настроил меня, что
спаць мне расхацелася. І вось мы сядзелі спать расхотелось. И вот мы сидим рядом и
поруч і глядзелі ў агонь. смотрим в огонь.
— Скажыце, — раптам запытала яна, — — Скажите, — вдруг спросила она, — люди
людзі паўсюль так жывуць, як у нас? повсюду живут так, как у нас?
Я са здзіўленнем глянуў на яе: няўжо яна Я с недоумением взглянул на нее: неужели
ніколі не пакідала гэтага дома? Яна, як она никогда не покидала этого дома? Она,
быццам зразумеўшы, адказала: словно поняв меня, ответила:
— Я не была нідзе, акрамя гэтай раўніны ў — Я не была нигде, кроме этой равнины в
лясах. Бацька мой, ён быў лепшы чалавек лесах. Отец мой, это был лучший человек на
на свеце, сам вучыў мяне, ён быў вельмі свете, сам учил меня, он был очень
адукаваны чалавек. Я, вядома, ведаю, якія образован. Я, конечно, знаю, какие есть на
29
ёсць на свеце краіны, ведаю, што не свете страны, знаю, что не повсюду растут
паўсюль растуць нашы яліны, але скажыце, наши ели, но, скажите, всюду ли человеку
ці паўсюль чалавеку так сіра і холадна так сиро и холодно жить на земле?
жыць на зямлі?
— Многім холадна жыць на зямлі, пані. — Многим холодно жить на земле, панна.
Вінаваты ў гэтым людзі, якія прагнуць Виноваты в этом люди, жаждущие власти,
улады, непасільнай, немагчымай для непосильной, невозможной для человека.
чалавека. Вінаваты таксама і грошы, з-за Виновны также и деньги, из-за которых
якіх людзі хапаюць адзін аднаго за глотку. люди хватают друг друга за глотку. Однако
Але мне здаецца, што не паўсюль так мне кажется, что не всюду так сиротливо,
сіратліва, як тут. Там, за лясамі, ёсць как здесь. Там, за лесами, есть теплые луга,
цёплыя лугі, кветкі, буслы на дрэвах. Там цветы, аисты на деревьях. Там тоже нищета
таксама галеча і забітасць, але там людзі и забитость, но там люди как-то ищут
неяк шукаюць паратунку ад гэтага. Людзі спасения. Они украшают жилища, женщины
прыкрашаюць хаты, жанчыны смяюцца, смеются, дети играют. А тут всего этого
дзеці бегаюць. А тут усяго гэтага мала. очень мало.
— Я здагадвалася, — сказала яна. — Гэты — Я догадывалась, — сказала она. — Этот
свет вабіць, але я не патрэбная нідзе, акрамя мир манит, но я не нужна нигде, кроме
Балотных Ялін. Ды і што я там буду рабіць, Болотных Ялин. Да и что я буду делать,
калі там патрэбны грошы? Скажыце, а такія если там нужны деньги? Скажите, а такие
рэчы, як каханне, як сяброўства, там вещи, как любовь, как дружба, там бывают
бываюць хоць часам? Ці гэта толькі ў хоть изредка? Или это только в книгах,
кнігах, якія ёсць у бібліятэцы бацькі? которые в библиотеке отца?
Я зноў ні на хвіліну не падумаў, што гэта Я снова ни на минуту не заподозрил, что это
двухсэнсоўны жарт, хоць маё становішча двусмысленная шутка, хотя мое положение
было досыць няёмкім: сядзець у начным было довольно неловким: сидеть ночью в
пакоі і размаўляць з малазнаёмай паненкай комнате и беседовать с малознакомой
пра каханне, ды яшчэ па яе ініцыятыве. барышней о любви, да еще по ее
инициативе…
— Там яно часам бывае. — Там это иногда случается.
— Вось і я кажу. Не можа быць, каб людзі — Вот я и говорю. Не может быть, чтоб
хлусілі. Але тут нічога гэтага няма. Тут люди лгали. Но здесь ничего этого нету.
багна і змрок. Тут ваўкі… ваўкі з Здесь трясина и мрак. Здесь волки… волки с
палаючымі вачыма. У такія ночы мне пылающими глазами. В такие ночи мне
здаецца, што нідзе, нідзе на зямлі няма кажется, что нигде, нигде на земле нет
сонца. солнца.
Мне стала страшна, калі я пабачыў сухі Мне стало страшно, когда я увидел сухой
чорны бляск яе вачэй, і, каб перавесці тэму черный блеск в ее глазах, и, чтобы
размовы на штосьці іншае, сказаў: перевести беседу на что-нибудь иное,
30
сказал:
— Няўжо вашы бацька і маці не кахалі — Неужели ваши отец и мать не любили
адзін аднаго? друг друга?
Яна загадкава ўсміхнулася: Она загадочно улыбнулась:
— У нас не кахаюць. Гэты дом цягне з — У нас не любят. Этот дом тянет из людей
людзей жыццё. І потым, хто вам сказаў, што жизнь. И потом, кто вам сказал, что у меня
ў мяне была маці. Я яе не памятаю, яе не была мать. Я ее не помню, ее не помнит в
памятае ніхто ў доме. Часам мне здаецца, доме никто. Временами мне кажется, что я
што я з'явілася на свет сама. появилась на свет сама.
Нягледзячы на глыбокую наіўнасць гэтых Несмотря на глубокую наивность этих слов,
слоў, я зразумеў, што гэта не вядомая сцэна я понял, что это — неизвестная сцена из
з «Дэкамерона» і тут нельга смяяцца, бо «Декамерона» и смеяться нельзя, потому
гэта жудасна. Перада мною сядзела что все это ужасно. Передо мной сидела
васемнаццацігадовавя дзяўчына і восемнадцатилетняя девушка,
размаўляла са мною пра тое, што даўно разговаривала о том, что давно должна была
павінна была хаваць у сэрцы і што, аднак, хранить в сердце и что, однако, имело для
мела для яе не большую рэальнасць, ніж нее не большую реальность, чем для меня
для мяне анёлы на небясі. ангелы на небеси.
— Вы памыляецеся, пані, — буркнуў я, — — Вы ошибаетесь, — буркнул я, — любовь
каханне ўсё ж даецца нам, хоць зрэдку, на все же дается нам, хотя бы изредка, на
зямлі. земле.
— Ваўкі не могуць кахаць. І як можна — Волки не могут любить. И как можно
кахаць, калі наперадзе смерць. Вось яна, за любить, если вокруг смерть. Вот она, за
акном. окном.
Худзенькая празрыстая ручка паказала на Худенькая прозрачная ручка указала на
чорныя плямы акон. І зноў забулькацеў черные пятна окон. И снова зазвучал
галасок: голосок:
— Вашы хлуслівыя кнігі пішуць, што гэта — Ваши лживые книги пишут, что это
найвялікшая таямніца, шчасце і святло, што огромное таинство, счастье и свет, что
чалавек, калі яно прыходзіць, а другі не человек, когда оно приходит, а другой не
кахае, забівае сябе. любит, убивает себя.
— Так, — адказаў я. — Іначай не было б ні — Да, — ответил я. — Иначе не было б ни
жанчын, ні мужчын. женщин, ни мужчин.
— Хлусіце. Людзі забіваюць не сябе, а — Лжете. Люди убивают не себя, а других,
іншых, яны выпусцілі на зямлю тысячы они выпустили на землю тысячи
прывідаў, зданяў. Я не веру, я ніколі не привидений. Я не верю, я никогда не
адчувала гэтага, значыць, яго няма. Я ні да чувствовала этого, значит, его нет. Я ни к
каго не хачу дакранацца — я хачу схавацца кому не хочу прикасаться — я хочу
31
ад кожнага. Я нікога не хачу, як дзіўна спрятаться от каждого. Я никого не хочу
пішуць вашы кнігі, «цалаваць» — людзі «целовать», о чем так много и странно
кусаюцца. пишут ваши книги, — люди кусаются.
Нават зараз такая размова пужае некаторых Даже теперь подобный разговор пугает
мужчын — што ж казаць пра тыя часы. Я не некоторых мужчин, что же говорить про те
належаў да нахабных мужчын, але мне не времена. Я не принадлежал к нахалам, но
было сорамна: яна размаўляла пра каханне мне не было стыдно: она разговаривала о
так, як іншыя жанчыны пра надвор'е. Яна не любви так, как иные женщины о погоде.
ведала, нічога не ведала пра гэта, яна была Она не знала, ничего не знала об этом, она
неразбуджаная, зусім халодная, халодная як была неразбуженная, совсем холодная,
лёд. Яна нават не магла разумець, сорамна холодная как лед. Она даже не могла
гэта ці не. І вочы яе адкрыта глядзелі ў мае, понимать, стыдно это или нет. И глаза ее
не прыгашаныя павекамі. Гэта не магло открыто смотрели в мои. Это не могло быть
быць какецтвам. Гэта быў дзіцёнак, нават кокетством. Это был ребенок, даже не
не дзіцёнак, а жывы труп. ребенок, а живой труп.
І яна глыбей захуталася ў шаль і сказала: Она поглубже закуталась в шаль и сказала:
— На зямлі пануе смерць. Гэта я ведаю. Я — На земле царит смерть. Это я знаю. Я не
не люблю, калі хлусяць пра тое, чаго ніколі люблю, когда лгут о том, чего никогда не
не было на зямлі. было на земле.
Мы пасядзелі яшчэ. Вецер лямантаваў Мы помолчали. За стенами вопил ветер. Она
знадворку. Яна знізала плячыма і ціха передернула плечами и тихо сказала:
сказала:
— Жахлівы край, жахлівыя дрэвы, — Ужасный край, ужасные деревья,
жахлівыя ночы. ужасные ночи.
І зноў я пабачыў той самы выраз на яе И снова я увидел то же выражение на ее
твары і не зразумеў яго. лице и не понял его.
— Скажыце, гэта вялікія гарады, Вільня і — Скажите, это большие города — Вильня
Менск? и Менск?
— Даволі вялікія. Але Масква, Пецярбург — Довольно большие. Но Москва и
большыя. Петербург больше.
— І што, там таксама людзям нядобра — И что, там тоже людям неуютно по
ўночы? ночам?
— Не, што вы. Там за вокнамі агні, усю ноч — Нет, что вы. Там в окнах горят огни, там
гараць ліхтары, звіняць конкі, там людзі люди смеются на улицах, звенят конки,
смяюцца на вуліцах. светят фонари.
Яна задумалася. Она задумалась.
— Вось бачыце. А тут ніводнага агню. — Вот видите. А здесь ни одного огня.
32
Вакол гэты стары парк на дзве вярсты ў Вокруг этот старый парк на две версты в
кожны бок, а за ім спяць без агнёў каждую сторону, а за ним спят без огней
самотныя хаты. У замку каля пяцідзесяці одинокие хаты. В этом дворце около
пакояў, не лічачы калідораў і розных пятидесяти комнат, множество коридоров и
пераходаў з закуткамі. Ён так даўно разных переходов с темными углами. Он так
пабудаваны. І ён вельмі халодны, бо продкі давно построен… И он очень холодный,
забаранілі рабіць у ім печкі, толькі каміны, потому что предки запретили класть печи,
каб не было падобна на простых суседзяў. только камины, чтоб было не так, как у
Каміны палаюць удзень і ўначы, але ўсё простых соседей. Камины пылают днем и
адно па кутах вільгаць і паўсюль холад. У ночью, но все равно по углам сырость и
нас на пяцьдзесят пакояў толькі тры повсюду холод. У нас на пятьдесят комнат
чалавекі. Ахмістрыня спіць на першым только три человека. Экономка спит на
паверсе, там і вартаўнік. Яшчэ ў адным з первом этаже, там же и сторож. Еще в
флігеляў, за алеяй, жывуць вартаўнік парку, одном из флигелей, за аллеей, живут сторож
кухарка і праля. Там добра. А ў другой парка, кухарка и прачка. Тем хорошо. А во
прыбудове дома, з асобным уваходам, жыве второй пристройке дома, с отдельным
яшчэ мой упраўляючы, Ігнат Берман- входом, живет мой управляющий, Игнат
Гацевіч. Нашто ён патрэбен, упраўляючы, Берман-Гацевич. Зачем он нужен, этот
не ведаю, але такі закон. А ў доме на ўвесь управляющий, не знаю, но таков закон. А в
другі паверх, на трыццаць пакояў, я адна. І доме на весь второй этаж, на тридцать
так непрытульна, што хочацца заціснуцца комнат, я одна. И так неуютно, что хочется
кудысьці ў кут, захутацца з галавою, як вжаться в какой-нибудь угол, закутаться с
дзіцёнку, у коўдру і сядзець так. Вось зараз головой, как ребенок, в одеяло и сидеть. Вот
мне чамусьці вельмі добра і так спакойна, сейчас мне почему-то очень хорошо и так
як не было ўжо два гады, з таго дня, як покойно, как не было уже два года, когда
памёр бацька. І мне зараз усё роўна, ёсць еще был жив отец. И мне сейчас все равно,
агні за гэтымі вокнамі ці няма. Ведаеце, есть огни за этими окнами или нет. Знаете,
гэта вельмі добра, калі поруч ёсць людзі. это очень хорошо, когда рядом есть люди…
Яна давяла мяне праз гадзіну да майго Она проводила меня до моей комнаты (ее
пакоя (яе пакой быў толькі праз адны комната была всего через одну) и, когда я
дзверы ад майго) і, калі я ўжо адчыняў уже открывал дверь, сказала:
дзверы, сказала:
— Калі вы цікавіцеся старымі паданнямі — — Если вы интересуетесь старыми
пашукайце ў бібліятэцы, у шафе для преданиями — поищите в библиотеке, в
рукапісаў. Там павінен быць рукапісны том шкафу для рукописей. Там должен быть
паданняў, нашых сямейных паданняў. Ну, і рукописный том преданий, наших семейных
яшчэ такія-сякія дакументы. преданий. Ну, и еще кое-какие документы.
І дадала: И добавила:
— Дзякуй вам, пан Беларэцкі. — Спасибо вам, пан Белорецкий.
33
Я не зразумеў, за што яна мне дзякавала, і, Я не понял, за что она меня благодарила, и,
прызнаюся, нават не вельмі думаў пра гэта, признаюсь, даже не очень думал об этом,
калі ўвайшоў у невялікі свой пакой без когда вошел в небольшую комнату без
засаўкі на дзвярах і паставіў свечку на стол. задвижки на двери и поставил свечу на стол.
У пакоіку быў ложак, шырокі, як поле бою Здесь была кровать, широкая, как поле боя
пад Койданавым. Над ложкам стары под Койдановом . Над кроватью старый
балдахін. На падлозе — выцерты цудоўны балдахин. На полу — чудесной работы
кілім. Ложак, відаць, засцілалі з дапамогаю вытертый ковер. Кровать, видимо,
асаблівай палкі (як дзвесце год таму), такі застилали с помощью особой палки (как
ён быў вялікі. І палка стаяла поруч. Акрамя двести лет тому назад), такая она была
ложка была камода, высокая канторка і большая. Палка стояла рядом. Помимо
стол. Больш нічога. кровати были комод, высокая конторка и
стол. Больше ничего.
Я распрануўся і лёг пад цёплую коўдру, Я разделся и лег под теплое одеяло, задув
задзьмуўшы свечку. Адразу ж за акном свечу. И сразу за окном выступили на синем
выступілі на сінім фоне чорныя сілуэты фоне черные силуэты деревьев и донесся их
дрэў, і данёсся іх роўны, наводзячы сон, ровный, навевающий сон шум.
шум.
І чамусьці гэта адчуванне закінутасці Почему- то ощущение заброшенности
зрабіла тое, што я выцягнуўся, закінуў рукі подействовало на меня так, что я вытянулся,
за галаву і, ледзь не засмяяўшыся ад закинул руки за голову и, едва не
шчасця, заснуў, як праваліўся ў нейкую засмеявшись от счастья, уснул, будто
цёмную і прыемную прорву. Праз сон мне провалившись в какую-то темную пропасть.
здалося яшчэ толькі, што нехта ішоў Сквозь сон мне казалось еще, что кто-то
маленькімі асцярожнымі крокамі па шел маленькими и осторожными шагами по
калідоры, але я не звярнуў на гэта ўвагі, я коридору, но я не обратил на это внимания,
спаў і радаваўся ў сне, што сплю. я спал и радовался во сне, что сплю.
Гэта была апошняя мая спакойная ноч у Это была моя первая ночь и единственная
доме Яноўскіх на Балотных Ялінах. спокойная в доме Яновских в Болотных
Ялинах.
Навокал на многіх дзесяцінах шумеў і Вокруг на многих десятинах шумел и
хваляваўся пад асеннім дажджом закінуты, волновался под осенним дождем
глухі, чорны ад старасці і вільгаці парк. заброшенный, глухой, потемневший от
старости и влаги парк.
РАЗДЗЕЛ ДРУГІ Глава вторая
34
Наступны дзень быў звычайным шэрым Следующий день был обычным серым днем,
днём, якія часта бываюць увосень у какие часто бывают осенью в Беларуси.
Беларусі. Ранкам я не бачыў гаспадыні, мне Утром я не видел хозяйку, мне сказали, что
сказалі, што яна дрэнна спіць уначы і таму она плохо спит по ночам и потому встает
ўстае позна. Твар ахмістрыні, калі я сядзеў поздно. Лицо экономки, когда я сидел за
за сняданнем, быў нейкі воцатна-кіслы і завтраком, было какое-то уксусно-кислое и
такі надзьмуты, што непрыемна было такое надутое, что неприятно было
глядзець. Таму я не затрымаўся за сталом, смотреть. Поэтому я не задержался за
узяў у пакоі свой вялізны зашарпаны столом, взял в комнате свою большую
сшытак, пяць алоўкаў, накінуў сухі плашч і, потрепанную тетрадь, пять карандашей,
распытаўшы пра дарогу да бліжэйшага накинул высохший за ночь плащ и,
пачынка, выйшаў з пакоя. расспросив дорогу до ближайшего починка ,
вышел из дома.
Мне адразу ж стала неяк лягчэй, хоць Мне сразу стало как-то легче, хотя ничто
наваколле не магло пахваліцца весялосцю. вокруг не располагало к веселью. Только
Толькі тут, на мокрай сцежцы, я змог добра отсюда, с мокрой тропинки, я смог хорошо
разгледзець гэты дом-палац. Уначы ён разглядеть этот дворец. Ночью он показался
здаўся мне меншым, бо абодва яго крылы мне меньше, потому что оба его крыла
надзейна хаваліся ў паркавым гушчары і надежно скрывались в чаще парка и весь
ўвесь першы паверх цалкам зарос первый этаж полностью зарос одичавшей,
здзічэлым, вялізным, як дрэвы, бэзам. А пад высокой, как деревья, сиренью. А под
бэзам раслі высокія, вышэй за чалавека, сиренью непролазно росли желтые
жоўтыя вяргіні, мясісты дзядоўнік, глухая георгины, мясистый репейник, глухая
крапіва і іншая дрэнь. Высоўваў там-сям, як крапива и прочая дрянь. Там и тут, как и во
ва ўсіх вільготных мясцінах, свае лапчастыя всех переувлажненных местах, высовывал
сцябліны падтыннік, буялі мядзведжая свои лапчатые стебли чистотел, буйно росли
дуда, шыпшына, ліснік. І на чорнай ад медвежья дудка, шиповник, паслен. И на
вільгаці зямлі сярод гэгага разнатраўя черной сырой земле среди этого разнотравья
ляжалі белыя ад цвілі, відаць, абламаныя лежали белые от плесени, видимо,
ветрам, каржакаватыя сукі дрэў. обломанные ветром, корявые сучья
деревьев.
Сляды чалавечай рукі былі відаць толькі Следы работы человеческих рук были
перад уваходам, дзе змрочным пурпурам видны только перед входом, где мрачным
гарэлі на вялікай курціне познія астры. пурпуром горели на большой клумбе
поздние астры.
І дом выглядаў так змрочна і холадна, што И дом выглядел так мрачно и холодно, что у
сэрца сціснула. Быў ён двухпавярховы, з меня сжалось сердце. Был он двухэтажный,
вялізным бельведэрам і невялікімі вежкамі с огромным бельведером и небольшими
35
па краях і вызначаўся той адсутнасцю башенками по сторонам. Бросалось в глаза
архітэктуры, якая была тыповай для отсутствие архитектуры, типичное для
беларускіх палацаў у тыя часы, калі нашы богатых белорусских построек тех времен,
продкі кінулі будаваць замкі, але яшчэ когда наши предки перестали строить
патрабавалі ад дойлідаў, каб яны рабілі замки, но еще требовали от зодчих
палацы падобнымі на гэтыя замшэлыя возводить хоромы, похожие на эту
старыя берлагі. обомшелую старую берлогу.
Я вырашыў ісці ў пачынак не раней, як Я решил идти на хутор лишь после того, как
агледзеўшы ўсё тут, і пайшоў па алеі. Чорт осмотрю здесь все, и пошел по аллее. Черт
ведае, які дурань вырашыў насаджаць у знает какой дурак надумал насадить в таком
такім змрочным месцы яліны, але гэта было мрачном месте ели, но это было сделано, и
зроблена, і дрэвы, якім было ніяк не менш парк, которому было никак не меньше сотни
за сотню год, зрабілі мясцовасць толькі лет, был ненамного приятнее, чем
трошкі больш прыемнай, ніж славуты лес у известный лес у Данте. Ели, толстые —
Дантэ. Яліны, тоўстыя — дваім не абхапіць, двоим не обхватить, — подступали к самым
— падступалі да самых муроў палаца, стенам дворца, заглядывали лапами в окна,
заглядалі лапамі ў вокны, узвышалкя сіне- возвышались сине-зелеными конусами над
зялёнымі конусамі над дахам. Стаўбуры іх крышей. Стволы их затянула седая борода
зацягнула сівая барада мхоў і лішайнікаў, мхов и лишайников, нижние ветви свисали
ніжнія галіны звісалі да зямлі, як шатры, і до земли, словно шатры, и аллея
алея нагадвала вузкае міжгор'е. Толькі ля напоминала узкое межгорье. Лишь у самого
самага дома бачны былі там-сям дома виднелись кое-где хмурые, темные от
пахмурныя, чорныя ад дажджу, амаль голыя дождя, почти голые исполины липы и один
волаты ліпы і адзін каржакаваты дуб, кряжистый дуб, видимо, заповедный,
відаць, запаветны, бо ўзносіў сваю макушу потому что возносил свою вершину на
на некалькі сажняў вышэй за самыя высокія несколько саженей выше самых высоких
яліны. елей.
Ногі мае бясшумна ступалі па ігліцы, пасля Ноги мои бесшумно ступали по хвое. Слева
я пачуў, што злева пацягнула дымком, і потянуло дымком, и я пошел на запах.
пайшоў на пах. Хутка дрэвы расхінуліся, Вскоре деревья расступились, чтоб открыть
толькі каб паказаць такі ж зарослы флігель з столь же заросший флигель с проваленным
паваленым ганкам і забітымі вокнамі. крыльцом и заколоченными окнами.
«З палову вярсты будзе да палаца, — «С полверсты будет до дворца, — подумал
падумаў я. — Калі, скажам, гаспадароў я. — Если, скажем, хозяев надумают резать
надумаюцца рэзаць — тут не пачуюць, хоць — здесь не услышат, хоть пали из орудий».
з гарматы страляй».
Ля самых акон стаяў на дзвюх цаглінах У самых окон на двух кирпичах стоял
чыгунок, і нейкая сівая гарбатая жанчына чугунок, и какая-то седая горбатая женщина
памешвала ў ім лыжкай. Напэўна, у флігелі помешивала в нем ложкой. Наверное, во
36
дымілі печы, і таму гаспадары да позняй флигеле дымили печи, и потому хозяева до
восені варылі ежу на свежым паветры. поздней осени готовили еду на свежем
воздухе.
І зноў зялёны змрок алеі. Я вельмі доўга И снова зеленый мрак аллеи. Я очень долго
ішоў ёю, пакуль не дабраўся да таго месца, шел по ней, пока не добрался до того места,
праз якое мы трапілі ў парк. Тут бачны былі где мы проникли в парк. Здесь виднелись
свежыя сляды нашага вазка, і агароджа, свежие следы нашего возка, и ограда,
чыгунная, вітая, выключна тонкай работы, чугунная, витая, удивительно тонкой
была павалена, разбіта на кавалкі і работы, была повалена, разбита на части и
адцягнута ў бакі. Праз яе віткі прараслі отброшена в сторону. Сквозь ее завитки
даволі вялікія бярозкі. А за агароджай (тут проросли березки. А за оградой (тут аллея
алея звяртала налева і цягнулася поворачивала влево и тянулась неизвестно
немаведама куды) ляжала бурая неабсяжная куда) лежала бурая необъятная равнина с
раўніна са скарлючанымі рэдкімі дрэўцамі, редкими скрюченными деревьями,
зялёнымі вокнамі (у адно з іх мы, відаць, огромными каменными глыбами, зелеными
учора ледзь не трапілі, і я заднім лікам окнами трясины (в одно из них мы, видимо,
пахаладзеў ад жаху), рэдкімі велічнымі вчера едва не угодили, и я похолодел от
каменнямі. ужаса).
Самотная варона круцілася над гэтым Одинокая ворона кружилась над этим
гіблым месцам. гиблым местом.
…Калі я з'явіўся надвячоркам дадому з …Когда я под вечер вернулся с хутора
пачынка, я быў так намучаны гэтым домой, я был так измучен, что едва смог
змрочным месцам, што ледзь узяў сябе ў взять себя в руки. Мне начинало казаться,
рукі. Мне пачынала здавацца, што гэта что это навсегда: эти бурые равнины,
назаўсёды, гэтыя бурыя раўніны, дрыгва, трясины, полуживые от лихоманки люди,
напаўжывыя ад трасцы людзі, выміраючы вымирающий от старости парк — вся эта
ад старасці парк — уся гэта безнадзейная і безнадежная и все же родная земля, над
ўсё ж родная зямля, над якою ўдзень хмары, которой днем тучи, а ночью светит волчье
а ўначы свеціць воўчае сонца або лье солнце или льет бесконечный ливень.
бясконцая зліва.
Надзея Яноўская чакала мяне ў тым самым Надежда Яновская ожидала меня в той же
пакоі, і зноў былі той самы дзіўны выраз на комнате, и снова было то же странное
яе перакрыўленым твары і тая самая выражение на ее перекошенном лице, то же
няўважлівасць да вопраткі. Толькі на стале, безразличие к одежде. Лишь на столе, где
дзе стаяў позні абед, былі змены. стоял поздний обед, были изменения.
Абед быў вельмі сціплы і не каштаваў Обед был самый скромный и не стоил
гаспадыні ані шэлега, бо ўсе стравы былі з хозяйке ни полушки, потому что все явства
вясковых прадуктаў. Толькі на сярэдзіне были из деревенских продуктов. Только на
стала стаяла бутэлька віна, ды і тое, відаць, середине стола стояла бутылка вина, но и
37
было сваё, са сваіх сутарэнняў. Але ўсё оно, видимо, было из своих погребов. Все
іншае было проста феерверкам фарбаў і же остальное было просто фейерверком
форм. Пасярэдзіне стаяла срэбная ваза для цветов и форм. Посредине стояла
кветак, і ў ёй дзве жоўтыя галінкі клёна, серебряная цветочная ваза, и в ней — две
поруч з ёю, але, відаць, з другога сервіза, желтые ветки клена, рядом с нею, но,
вялікая, таксама срэбная, супавая міса, наверно, из другого сервиза, — большая,
срэбная салонка, талеркі, блюда. Але тоже серебряная суповница, серебряная
здзівіла мяне не гэта, тым больш што ўсе солонка, тарелки, блюда. Однако меня
гэтыя рэчы былі разрозненыя, цёмныя ад удивила не сервировка, тем более что вся
старасці, там-сям трошкі змятыя. Здзівіла посуда была разрозненной, темной от
мяне тое, што гэтыя рэчы былі даўняй старости, кое-где немножко помятой.
мясцовай работы. Удивило меня то, что она была старинной
местной работы.
Вы, вядома, ведаеце, што стагоддзі два-тры Вы, конечно, знаете, что столетия два-три
таму срэбная і залатая пасуда ў Беларусі тому назад серебряная и золотая посуда в
была пераважна нямецкай работы, Белaруси была преимущественно немецкой
вывезеная з прусаў. Гэтыя прадметы, багата работы и ввозилась из Пруссии. Эти
аздобленыя рознымі выкрутасамі, предметы, богато украшенные
рэльефнымі фігуркамі святых і анёлаў, былі «выкрутасами», фигурками святых и
саладжавыя і прыгожанькія, да таго, што ангелов, были слащавые и красивенькие до
хацелася ванітаваць, але што зробіш, гэта тошноты, но ничего не поделаешь, такова
была мода. была мода.
А гэта было сваё: нязграбныя, трошкі А это было свое: неуклюжие, коренастые
прысадзістыя фігуркі на вазе, характэрны фигурки на вазе, характерный орнамент. И
арнамент. І нават у жанчыны на салонцы даже у женщин, изображенных на солонке,
было простае шыракаватае тутэйшае было широковатое местное лицо.
аблічча.
І сярод гэтага стаялі два келіхі з вясёлкавага И ко всему прочему стояли два бокала из
старажытнага шкла, якога зараз на вагу радужного старинного стекла, которого
золата не знойдзеш (адзін келіх, перад ёю, теперь на вес золота не сыщешь (край
быў трошкі надбіты зверху). одного бокала, перед нею, был немножко
отбит).
Як на грэх, адзіны за ўвесь дзень апошні Последний и единственный за весь день луч
прамень сонца прабіўся ў акно і зайграў у солнца пробился в окно и заиграл в стекле,
шкле, запаліў у ім дзесяткі рознакаляровых зажег в нем десятки разноцветных огоньков.
агеньчыкаў.
Гаспадыня, напэўна, заўважыла мой позірк і Хозяйка, наверное, заметила мой взгляд и
сказала: сказала:
— Гэта ўсё апошняе з тых трох прыбораў, — Это последние из трех приборов,
38
якія засталіся ад продка, Рамана Жысь- которые остались от предка, Романа Жись-
Яноўскага. Але ходзіць недарэчнае паданне, Яновского. Но ходит нелепое предание,
быццам гэта падарунак яму… ад караля будто это подарок ему… от короля Стаха.
Стаха.
Праўда, сёння яна неяк пажвавела, Сегодня она как-то оживилась, даже не
здавалася нават не такой непрыгожай, казалась такой некрасивой, видимо, ей
відаць, ёй падабалася новая роля. нравилась новая роль.
Мы выпілі віна і паелі, амаль увесь час Мы выпили вина и поели, почти все время
размаўляючы. Віно было чырвонае, як разговаривая. Вино было красное, как
гранат, і надзвычай добрае. Я зусім гранат, и очень хорошее. Я совсем
развесяліўся, смяшыў гаспадыню, і нават у развеселился, смешил хозяйку, и у нее даже
яе з'явіліся на шчоках дзве не вельмі появились на щеках два не совсем здоровых
здаровыя ружовыя плямы. розовых пятна.
— А чаму вы дадалі да прозвішча вашага — А почему вы добавили к фамилии вашего
продка гэты прыдомак «жысь»? предка этот придомок «жись»?
— Даўняя гісторыя, — зноў змрочна — Давняя история, — снова помрачнев,
сказала яна. — Справа як быццам была на ответила она. — Дело как будто было на
паляванні. Да глухаватага караля са спіны охоте. К глуховатому королю со спины
бег зубр, і пабачыў гэта адзін Раман. Ён бежал зубр, и увидел это один Роман. Он
крыкнуў яму: «Жысь!» — гэта па-нашаму, крикнул: «Жись!» — что по-нашему, по-
мясцоваму, значыць «сцеражыся!», і кароль местному, значит «берегись», и король
павярнуўся, але, адбягаючы ўбок, упаў. обернулся, но, отбегая в сторону, упал.
Тады Раман, з рызыкай забіць караля, Тогда Роман, рискуя убить короля,
стрэлам трапіў зубру ў вока, і той паваліўся выстрелом попал зубру в глаз, и тот
амаль побач з каралём. Пасля гэтага ў наш повалился почти рядом с королем. После
герб далі пішчаль, а да прозвішча прыдомак этого в наш герб добавили пищаль, а к
«жысь». фамилии придомок «жись».
— Такія выпадкі маглі быць у тыя часы, — — Такие случаи могли быть в те времена, —
сцвердзіў я. — Прабачце, я прафан у подтвердил я. — Простите, я профан в
геральдыцы. Яноўскія, мне здаецца, геральдике. Яновские, мне кажется, ведут
вядуцца на нашай зямлі з дванаццатага свой род на нашей земле с двенадцатого
стагоддзя? столетия?
— З трынаццатага, — сказала яна. — І — С тринадцатого, — сказала она. — И
лепей бы яны не вяліся. Гэтыя законы роду лучше бы не вели. Эти законы рода —
чыстае глупства, але супраць іх не пойдзеш. чистая глупость, но против них не пойдешь.
Гэтыя каміны, гэта правіла абавязкова жыць Эти камины, эта необходимость жить в этом
у гэтым доме камусьці з нашчадкаў, доме кому-то из наследников, запрет
забарона прадаваць яго. А, між іншым, мы продавать его. А между тем мы нищие. И
жабракі. І дом гэты — жахлівы дом. І на нас дом этот — ужасный дом. На нас словно
39
як праклён які ляжыць. Двойчы пазбаўлялі лежит какое-то проклятие. Дважды лишали
герба, труцілі. Амаль ніхто з продкаў не герба, травили. Почти никто из предков не
памёр сваёй смерцю. Вось гэтага ў умер своей смертью. Вот этого в красном
чырвоным плашчы жыўцом адпелі ў царкве, плаще живьем отпели в церкви, вот эта
вось гэтая жанчына з непрыемным тварам, женщина с неприятным лицом, наша
наша дальняя сваячка, Дастаеўская (між дальняя родственница, Достоевская (между
іншым, адзін з продкаў славутага прочим, дальний предок известного
пісьменніка), забіла мужа і ледзь не писателя), убила мужа и чуть не добралась
знішчыла пасерба, яе засудзілі да страты. до пасынка, ее приговорили к смерти. Что
Што зробіш, нашчадкам за ўсё гэта трэба поделаешь, за все это надо платить
плаціць, і на мне род Яноўскіх згіне. А як потомкам, и на мне род Яновских
мне хочацца часам на цёплае сонца, пад окончится. А как мне иногда хочется на
шаты сапраўдных дрэў, якія тут не растуць. теплое солнце, под сень настоящих
Мне часам сняцца яны — маладыя, деревьев, которые здесь не растут. Порою
вялізныя, пышныя, як зялёнае воблака. І мне снятся они — молодые, огромные,
воды, такія светлыя, такія поўныя, што дух воздушные, как зеленое облако. И воды,
займае, што спыняецца ад шчасця сэрца. А такие светлые, такие полные, что занимает
тут гэтыя агідныя яліны, дрыгва, змрок… дух, что останавливается от счастья сердце.
А тут эти безобразные, мерзкие ели,
трясина, мрак…
Полымя каміна наружовіла яе твар. За Пламя камина слегка разрумянило ее лицо.
вокнамі ўжо залягла глыбокая чорная ноч, і, За окнами уже легла глубокая черная ночь,
відаць, пачалася зліва. и, кажется, начался снова ливень.
— Ах, пан Беларэцкі, я такая шчаслівая, — Ах, пан Белорецкий, я такая счастливая,
што вы тут, што ёсць поруч чалавек. что вы здесь, что рядом есть человек.
Звычайна я ў такія вечары голасна спяваю, Обычно я в такие вечера громко пою, но я и
але я і песень добрых не ведаю, усе старыя, песен хороших не знаю, все старые, из
з рукапісных кніг, сабраных дзедам. І там рукописных книг, собранных дедом. И там
жахі: чалавек цягне па расянцы чырвоны ужасы: человек тянет по росной траве
след, а звон, які даўно патануў у дрыгве, кровавый след, а колокол, что давно утонул
гучыць па начах, гучыць… в трясине, звонит по ночам, звонит…
Прыходзяць дні, адыходзяць дні… - Приходят дни, и отходят дни… -
заспявала яна глыбокім дрыжачым голасам. запела она глубоким дрожащим голосом.
-
Прыходзяць дні, адыходзяць дні, Приходят дни, и отходят дни,
На святло наплывае цень. На свет наплывает тень.
Б'ецца Сказко з Кірдзяём Пацуком, Бьется Сказко с Кирдяём-Пацуком,
Б'ецца і ноч і дзень. Бьется и ночь и день.
40
Кроў ад напругі з пазногцяў бяжыць, Кровь от надсады с ногтей бежит,
З шабляў полымя мечуць паны, Мечут пламя, и сталь звенит,
І ўпаў Сказко, і паклікаў ён: И упал Сказко, и покликал он:
«Дзе ж вы, другі?» Не чуюць яны. «Где ж вы, други?» Не слышат они.
Любка Юр'еўна ўчула голас яго, Любка Юрьевна голос узнала его,
Пазбірала свой моцны род. Собрала свои могучий род.
І «пабеглі есмо» на конях яны И «побегли есмо» на конях они
Да далёкіх рудых балот. До далеких рыжих болот.
— А далей дрэнна. Не хачу спяваць. Толькі — А дальше плохо. Не хочу петь. Только и
і добра, што апошнія радкі: хорошего, что последние строки:
І яны пілі адзін аднаго, И они любили друг друга,
І яны у згодзе жылі. И в согласьи их годы шли.
Пакуль сонца ззяла над грэшнай зямлёй, Пока солнце сияло над грешной землей,
Пакуль разам у дол не сышлі. Пока вместе в землю пошли.
Я быў глыбока, ад усяго сэрца расчулены. Я был глубоко, от всего сердца растроган.
Такое пачуццё бывае толькі тады, калі Такое чувство бывает лишь тогда, когда
чалавек глыбока верыць у тое, пра што человек глубоко верит в то, о чем поет. И
спявае. І якая цудоўная старая песня! какая чудесная старинная песня!
А яна раптам уткнулася тварам у далоні і А она вдруг уткнулась лицом в ладони и
зарыдала. Дальбог, сэрца маё аблілося зарыдала. Честное слово, сердце мое
крывёю. Што зробіш, я наогул облилось кровью. Что поделаешь, я вообще
недаравальна жаласлівы. непростительно жалостливый.
Не памятаю, якімі словамі я яе суцяшаў. Не помню, какими словами я ее утешал.
Паважаны чытач, да гэтага самага месца я Уважаемый читатель, до этого самого места
быў, так бы мовіць, суровым рэалістам у я в своем рассказе был, так сказать, суровым
сваім апавяданні. Вы ведаеце, я не вялікі реалистом. Вы знаете, я небольшой охотник
ахвотнік да раманаў у духу мадам Радкліф і до романов в духе мадам Радклиф и первый
першы не паверыў бы, каб хтосьці расказаў не поверил бы, если б кто рассказал мне о
мне такое. Тон майго апавядання рэзка том, что случилось дальше. И оттого тон
мяняецца. моего рассказа резко меняется.
Паверце мне, каб усё гэта было выдумкай Поверьте мне, если б все это было
— я б выдумаў гэта зусім іначай. У мяне выдумкой — я выдумал бы что-то совсем
ўсё ж добры густ, а такога ніводны з иное. У меня, надеюсь, хороший вкус, а
паважаючых сябе раманістаў не насмеліўся подобного ни один из уважающих себя
б прапанаваць сур'ёзным людзям. романистов не осмелился бы предлагать
серьезным людям.
41
Але я распавядаю шчырую праўду. Мне Но я рассказываю чистую правду. Мне
нельга хлусіць, а гэта для мяне занадта сваё, нельзя лгать, это для меня слишком личное,
занадта важлівае. Таму буду распавядаць, слишком важное. Поэтому буду
як яно было. рассказывать, как оно было.
Мы сядзелі некаторы час моўчкі; камін Мы сидели некоторое время молча; камин
дагараў, і цемра пасялілася па кутах догорал, и мрак поселился в углах
вялізнай залы, калі я глянуў на яе і огромного зала, когда я взглянул на нее и
спалохаўся: такія шырокія былі ў яе вочы, испугался: такие широкие были у нее глаза,
так дзіўна нахілена галава. І зусім не было так странно наклонена голова. И совсем не
бачна вуснаў, так яны збялелі. было видно губ, так они побелели.
— Чуеце? — Слышите?
Я прыслухаўся. У мяне тонкі слых, але Я прислушался. У меня тонкий слух, однако
толькі праз хвіліну я пачуў тое, што чула лишь спустя минуту я услышал то, что
яна. слышала она.
Недзе ў калідоры, злева ад нас, трашчаў пад Где- то в коридоре, слева от нас, скрипел
нечымі крокамі паркет. под чьими-то шагами паркет.
Хтосьці ішоў доўгімі бясконцымі Кто- то шел длинными, бесконечными
пераходамі, і крокі то заціхалі, то з'яўляліся переходами, и шаги то затихали, то
зноў. возникали вновь.
— Чуеце? Топ-топ-топ… — Слышите? Топ-топ-топ…
— Надзея Раманаўна, што з вамі, што — Панна Надежда, что с вами, что такое?!
такое?!
— Пусціце мяне… Гэта Малы Чалавек… — Пустите меня… Это Малый Человек…
Гэта зноў ён… Па маю душу. Это снова он… По мою душу.
З усяго гэтага я зразумеў толькі тое, што ў Из всего этого я понял лишь то, что в этом
гэтым доме чыняцца нейкія недарэчныя доме кто-то развлекается какими-то
жарты, што тут нейкі вісус палохае нелепыми шутками, что какой-то шалопай
жанчыну. пугает женщину.
Не зважаючы на тое, што яна схапіла мяне Не обращая внимания на то, что она
за рукаў, імкнучыся затрымаць, я схапіў вцепилась в мой рукав, пытаясь удержать, я
камінную качаргу і кінуўся па сходах да схватил каминную кочергу и бросился по
калідора. Гэта было справай хвіліны, і я ступеням к коридору. Это было делом
расчыніў нагою дзверы. Вялізны калідор минуты, и я распахнул дверь ногой.
быў напаўцёмны, але я добра бачыў, што ў Огромный коридор был полутемный, но я
ім нікога не было. Так, нікога не было. Былі хорошо видел, что в нем никого нет. Да,
толькі крокі, якія гучалі па-ранейшаму никого не было. Были только шаги, которые
трохі няўпэўнена, але гучна. Яны былі зусім звучали по-прежнему немного неуверенно,
блізка ад мяне, але патрохі аддаляліся ў но довольно громко. Они были совсем
42
другі канец калідора. близко от меня, но понемногу отдалялись в
другой конец коридора.
Што заставалася рабіць? Ваяваць з тым, Что оставалось делать? Воевать с тем, кого
каго не бачыш? Я ведаў, што гэта дарэмная не видишь? Я знал, что это напрасная затея,
справа, але я стукнуў качаргою проста ў тое но я швырнул кочергу прямо в то место,
месца, адкуль чуліся крокі. Качарга откуда слышались шаги. Кочерга прорезала
прарэзала пустое паветра і са звонам упала пустоту и со звоном упала на пол.
на падлогу.
Смешна? Мне было ў той час, як вы Смешно? Мне было в то время, как вы
здагадваецеся, не да смеху. У адказ на мой догадываетесь, не до смеха. В ответ на мой
дастахвальны і рыцарскі ўдар нешта достохвальный рыцарский удар что-то
жаласна і глуха застагнала, пасля пачуліся жалобно застонало, потом послышались
яшчэ два-тры крокі — і ўсё сціхла. еще два-три шага — и все смолкло.
Толькі тут я ўспомніў, што гаспадыня Только тут я вспомнил, что хозяйка
засталася адна ў гэтай вялізнай цёмнай зале, осталась одна в огромном, скудно
і заспяшаўся да яе. освещенном зале, и поспешил к ней.
Я чакаў, што яна страціла прытомнасць, Я ожидал, что она потеряла сознание, сошла
звар'яцела ад жаху памерла, але толькі не с ума от ужаса, умерла, но только не то, что
таго, што пабачыў. Яноўская стаяла ля увидел. Яновская стояла у камина, лицо ее
каміна, і твар яе быў суровы, змрочны, было суровым, мрачным, почти спокойным,
амаль спакойны, толькі з тым самым с тем же самым непонятным выражением
незразумелым выразам у вачах. глаз.
— Дарэмна вы кінуліся туды, — сказала — Напрасно вы бросились туда, — сказала
яна. — Вы, вядома, нікога не пабачылі. Я она. — Вы, конечно, никого не видели. Я
ведаю, бо бачу яго толькі я і часам яшчэ знаю, потому что вижу его только я и еще
ахмістрыня. Берман бачыў яго. иногда экономка. И Берман видел его.
— Каго «яго»? — Кого «его»?
— Малога Чалавека Балотных Ялін. — Малого Человека Болотных Ялин.
— А гэта што такое? — А что это такое?
— Не ведаю. Але ён з'яўляецца, калі ў — Не знаю. Но он появляется, когда в
Балотных Ялінах хтосьці павінен памерці Болотных Ялинах кто-то должен умереть
наглай смерцю. Ён можа хадзіць яшчэ год, внезапной смертью. Он может ходить еще
але дачакаецца свайго. год, но он дождется своего.
— Магчыма, — няўдала пажартаваў я. — — Возможно, — неудачно пошутил я. —
Будзе сабе хадзіць яшчэ год семдзесят, Будет себе ходить еще лет семьдесят, пока
пакуль вас не пахаваюць праўнукі. вас не похоронят правнуки.
Яна рэзка адкінула галаву: Она резко откинула голову.
43
— Я ненавіджу тых, хто жэніцца. І не — Я ненавижу тех, кто женится. И не
смейце жартаваць з гэтым. Гэта занадта смейте шутить на эту тему. Это слишком
сур'ёзна. Так загінула восем маіх продкаў, серьезно. Так погибли восемь моих предков
— гэта толькі тыя, пра каго запісалі, — і — это только те, о ком имеются записи, и
заўжды ў запісах упамінаюць Малога всегда в них упоминается Малый Человек.
Чалавека.
— Надзея Раманаўна, не хвалюйцеся, але — Надежда Романовна, не волнуйтесь, но
нашы продкі верылі, між іншым, і ў наши предки верили, между прочим, и в
ведзьмакоў таксама. І заўжды знаходзіліся ведьмаков. И всегда находились люди,
людзі, якія кляліся, што бачылі іх. которые клялись, что видели их.
— А бацька? Мой бацька? Гэта не запісы, — А отец? Мой отец? Это не записи, это
гэта чула, гэта бачыла я сама. Бацька быў слышала, это видела я сама. Отец был
атэіст, але ў Малога Чалавека і ён верыў да атеист, но в Малого Человека и он верил, до
таго самага часу, пакуль яго не даканала того самого дня, когда его доконала дикая
дзікае паляванне. Я чула, разумееце?! Тут охота. Я слышала, понимаете?! Тут вы меня
вы мяне не пераканаеце. Гэтыя крокі гучалі не убедите. Эти шаги звучали в нашем
ў нашым палацы перад яго смерцю амаль дворце перед его смертью почти каждый
кожны дзень. день.
Што мне было рабіць? Пераконваць яе, што Что мне было делать? Убеждать ее, что это
гэта была слухавая галюцынацыя? Але я не была слуховая галлюцинация? Но я не
галюцыніраваў, я выразна чуў крокі і стогн. галлюцинировал, я отчетливо слышал шаги
Казаць, што гэта нейкі стары акустычны и стон. Говорить, что это какой-то хитрый
эфект? Не ведаю ці дапамагло б гэта, хоць акустический эффект? Не знаю, помогло бы
палова чутак пра прывіды ў старых это, хотя половина слухов о привидениях в
будынках грунтуецца менавіта на такіх старых домах имеет в своей основе именно
фокусах. Напрыклад, вядомы прывід палаца такие фокусы. Например, известное
Любамірскіх у Дуброўне выявіўся нарэшце привидение дворца Любомирских в
сасудам з ртуццю і залатымі манетамі, які Дубровне обнаружилось, наконец, в виде
невядомы жартаўнік год за сто да адкрыцця сосуда с ртутью и золотыми монетами,
таямніцы замураваў у комін якраз у тым который какой-то неизвестный шутник лет
месцы, дзе ён выходзіў на сонечны прыпёк. за сто до этого замуровал в дымоход на
Варта было начному холаду начаць солнечной стороне. Как только ночной
змяняцца на дзённую спякоту, як амаль ва холод уступал место солнечному теплу,
ўсіх пакоях другога паверха пачыналіся почти во всех комнатах второго этажа
дзікі лямант і шоргат. начинался дикий вой и шуршание.
Але хіба пераканаеш у гэтым дурненькае Однако разве переубедишь в этом
дзяўчо? Таму я з важным выглядам спытаў: глупенькую девчонку? Поэтому я с важным
видом спросил:
— А хто ён такі, які ён, гэты Малы Чалавек — А кто он такой, какой он, этот Малый
44
Балотных Ялін? Человек Болотных Ялин?
— Я яго бачыла тройчы і ўсё наводдаль. — Я его видела трижды и все издали.
Аднойчы гэта было перад самай смерцю Однажды это было перед самой смертью
бацькі. Двойчы — нядаўна. А чула, можа, отца. Дважды — недавно. А слышала,
сотню разоў. І я не спалохалася, толькі может, сотню раз. И я не испугалась, только
апошні раз, можа… трошкі. Я пайшла да последний раз, может… немножко. Я пошла
яго, але ён знік. Гэта сапраўды малы к нему, но он исчез. Это действительно
чалавек, можа, па грудзі мне, ён худы і маленький человечек, мне по грудь, он
нагадвае заморанага дзіцёнка. У яго сумныя худой и напоминает заморенного ребенка. У
вялікія вочы, надта доўгія рукі і него грустные большие глаза, очень
ненатуральная выцягнутая галава. длинные руки и неестественно вытянутая
Апрануты ён, як дзвесце год таму, але на голова. Одет он, как одевались двести лет
заходні манер. Вопратка зялёная. Ён назад, только на западный манер. Одежда
звычайна зварочваў ад мяне за паваротку зеленая. Он обычно скрывался от меня за
калідора і, пакуль я дабягала, знікаў, хоць поворотом коридора и, пока я добегала,
гэты калідор зусім глухі. Там ёсць толькі исчезал, хотя коридор совсем глухой. Там
пакой з даўно закінутым рызманом. Але ён есть только комната с давно заброшенным
забіты дзюймовымі цвікамі: мы назнарок тряпьем. Но она заколочена дюймовыми
пасля спрабавалі адчыніць — нельга. гвоздями.
Мне стала вельмі шкада яе. Няшчасная, Мне стало жаль ее. Несчастная, наверное,
напэўна, проста была на шляху да вар'яцтва. просто была на пути к сумасшествию.
— І гэта яшчэ не ўсё, — насмелілася яна. — — И это еще не все, — осмелела она. —
Можа, трыста год не было ў гэтым палацы Может, триста лет не было в этом дворце
Блакітнай Жанчыны — бачыце, вось той, Голубой Женщины — видите, вон той, что
што на партрэце. Сямейныя паданні казалі, на портрете. Семейные предания говорят,
што яна задаволіла прагу помсты, але я не что она утолила жажду мести, но я не
верыла. Гэта была не такая асоба. Калі яе ў верила. Это была не такая особа. Когда ее в
1501 годзе цягнулі на страту, яна крыкнула 1501 году волокли на казнь, она крикнула
мужу: «Косці мае не супакояцца, пакуль не мужу: «Кости мои не успокоятся, пока не
здохне апошняе змеяня гэтай пароды». І подохнет последний змееныш вашей
пасля амаль сто год ад яе не было породы». И потом почти сто лет от нее не
паратунку: то чума, то невядома кім было спасения: то чума, то неизвестно кем
падкінутая ў кубак атрута, то смерць ад подброшенная в кубок отрава, то смерть от
невядомага начнога жаху. Яна кінула ночных кошмаров. Она перестала мстить
помсціць толькі прапраўнукам… Але зараз только праправнукам… Но теперь я знаю,
я ведаю, што яна трымае слова. Не так что она держит слово. Не так давно ее видел
даўно яе пабачыў Берман на забітым Берман на заколоченном балконе, видели и
балконе, бачылі і другія. Не бачыла адна другие… Не видела только одна я, но это ее
толькі я, але гэта яе звычай, спачатку привычка: вначале показываться другим, а
паказвацца іншым, а таму, каму трэба, тому, кому надо, только в смертный час…
45
толькі ў часіну смерці… Мой род знікне на Мой род прекратится на мне. Я знаю. Ждать
мне, я гэта ведаю. Нядоўга засталося осталось недолго. Они будут
чакаць. Яны будуць задаволены. удовлетворены.
Я ўзяў яе руку і моцна сціснуў, жадаючы Я взял ее руку и крепко пожал, желая
прывесці яе да прытомнасці, чымсьці привести девушку в себя, чем-то отвлечь от
адцягнуцть ад гэтых слоў, якія яна казала, слов, которые она говорила будто во сне.
быццам у сне.
— Вы не павінны непакоіцца. Калі на тое — Вы не должны беспокоиться. Если на то
пайшло, я таксама зацікавіўся гэтым. пошло, я тоже заинтересовался этим.
Зданям не месца ў век пары. Я клянуся вам, Привидениям не место в век пара. Я
што тыя два тыдні, што мне засталося тут клянусь, что те две недели, которые мне
быць, я прысвячу гэтаму. Ч-чорт, осталось здесь провести, я посвящу разгадке
бязглуздзіца нейкая! Толькі не бойцеся. тайны. Ч-черт, какая-то бессмыслица!
Только не бойтесь.
Яна ўсміхнулася слабай ціхай усмешкай. Она слабо улыбнулась:
— Што вы… я прывыкла. Такое тут робіцца — Что вы… я привыкла. Такое происходит
кожную ноч. здесь каждую ночь.
І той самы незразумелы для мяне выраз на И снова то самое, не понятное для меня,
твары, які так псаваў яе аблічча. Толькі тут выражение лица, которое так портило ее.
я зразумеў яго. Гэта быў жах, застарэлы Только теперь я понял его. Это был ужас,
цёмны жах. Не той жах, які прымушае на застарелый, темный ужас. Не тот ужас,
хвіліну ўстаць дыбарам валасы, а жах, які который заставляет на миг подняться дыбом
настойваецца гадамі, які становіцца волосы, а ужас, который настаивается
нарэшце звыклым станам для арганізма, ад годами, который становится в конце концов
якога не пазбаўляюцца нават у сне. Нябога обычным состоянием, от которого не могут
была б, можа, і нядрэнная сабою, каб не избавиться даже во сне. Несчастная была
гэты ўстойлівы цёмны жах. бы, может, и недурна собой, если бы не этот
постоянный, темный ужас.
А яна, нягледзячы на тое,што я быў блізка, А она, несмотря на то что я и так был рядом,
аж насоўвалася бліжэй да мяне, толькі каб придвинулась ко мне еще ближе, чтобы
не бачыць спіною чакаючай цемры. только не видеть стоящей за спиной
темноты.
— Ах, пан Беларэцкі, гэта жахліва. Чым я — Ах, пан Белорецкий, это ужасно. В чем
вінаватая, што павінна адказваць за грахі моя вина, почему я должна отвечать за
дзядоў? А на гэтыя слабыя плечы лёг увесь грехи дедов? Ведь на эти слабые плечи лег
цяжар без астачы. Ён ліпкі і цёмны. Каб вы весь непомерный груз без остатка. Он
ведалі, колькі крыві, забойстваў, сірочых липкий и темный. Если б вы знали, сколько
слёз, звычайнага бруду на кожным крови, убийств, сиротских слез, грязи на
шляхецкім гербе! Колькі забітых, каждом шляхетском гербе! Сколько убитых,
46
зашмаганых да смерці, пакрыўджаных! Мы запуганных до смерти, обиженных! Мы не
не маем права на існаванне, нават самыя имеем права на существование, даже самые
сумленныя, самыя лепшыя. У нашых жылах честные, самые лучшие. В наших жилах не
не блакітная, а брудная кроў. Няўжо вы голубая, а грязная кровь. Неужели вы
думаеце, што ўсе мы, да дваццатага калена, думаете, что мы, все мы, до двенадцатого
не павінны адказваць за гэта, адказваць колена, не должны отвечать за это, отвечать
жахам, галечай, смерцю? Мы былі такія муками, нищетой, смертью? Мы были
абыякавыя да народа, які пакутаваў з намі безразличными к народу, который терпел
поруч і ад нас, мы лічылі яго быдлам, мы мучения с нами рядом и от нас, мы считали
лілі віно, а яны лілі кроў. Яны не бачылі его быдлом, скотом, мы лили вино, а они
нічога, акрамя дрэннага хлеба. Пан проливали кровь. Они не видели ничего,
Дубатоўк, мой сусед, аднойчы прыехаў да кроме плохого хлеба. Пан Дубатовк, мой
бацькі і распавёў анекдот пра тое, як маці- сосед, однажды приехал к отцу и рассказал
сялянка прывяла сына да пана і той анекдот о том, как мать-крестьянка привела
пачаставаў іх калдунамі з мясам. Дзіцёнак сына к попу и тот угостил их колдунами с
спытаў, што гэта такое. Маці, па вясковай мясом. Ребенок спросил, что это такое.
далікатнасці, штурхнула яго нагою і Мать с присущей ей деревенской
шапнула: «Маўчы!» Дзіцёнак з'еў тое, што деликатностью толкнула его под столом
было на талерцы, пасля ўздыхнуў і ціха ногой и шепнула: «Молчи!» Ребенок съел
сказаў: «А я дзесяць маўчоў з'еў». Усе, хто то, что было на тарелке, потом вздохнул и
слухаў анекдот, смяяліся, а я здатная была тихо сказал: «А я десять этих молчов съел».
даць Дубатоўку ляпасу. Гэта не смешна, Все, кто слушал анекдот, смеялись, а я
калі дзеці ніколі ў вочы не бачылі калдуноў, готова была дать Дубатовку пощечину.
ніколі-ніколі не елі мяса. У іх рэдкія Ничего в том смешного нет, что дети
валасы, крывыя ногі, у чатырнаццаць год никогда в глаза не видели колдунов,
гэта зусім дзеці, а ў дваццаць пяць — дзяды никогда не ели мяса. У них редкие волосы,
са зморшчанымі старэчымі тварамі. Як іх ні кривые ноги, в четырнадцать лет это совсем
гадуй — яны народзяць такіх самых дзяцей, еще дети, а в двадцать пять — деды с
калі наогул народзяць. Яны адказвалі нам морщинистыми старческими лицами. Как
паўстаннямі, лютавалі ў гэтых паўстаннях, их ни корми — они родят таких же детей,
бо да гэтага цярпелі цэлае стагоддзе если вообще родят. Они отвечали нам
нечуваную крыўду. І мы пасля страчвалі іх. восстаниями, свирепствовали в этих
Вось гэты, на сцяне, у бабровым футры, восстаниях, потому что терпели
закатаваў нават свайго стрыечнага брата, неслыханные обиды. И мы потом казнили
які стаў на бок вашчылаўцаў. Прозвішча их. Вот этот, на стене, с бобровым
брата было Агей Грынкевіч-Яноўскі. воротником, замучил даже своего
двоюродного брата, который перешел на
сторону вашчиловцев.
Якія мы былі абыякавыя. Такія самыя Брата звали Агей Грынкевич-Яновский.
двухногія, як мы, елі траву, хоць край наш, Какие мы были безразличные. Такие же
47
шчодры і багаты, лепшы на зямлі, ніколі не двуногие, как и мы, ели траву, хотя наш
прымусіць чалавека памерці ад нястачы край, щедрый и богатый, лучший край на
ежы. Мы гандлявалі радзімай, прадавалі яе земле, никогда не даст человеку умереть от
хцівым суседзям, а сяляне любілі яе, сваю недостатка пищи. Мы торговали родиной,
мачыху, і… падыхалі ад бясхлеб'я. І хто продавали ее алчным соседям, всем, кому не
абвінаваціць іх, калі яны возьмуць вілы і лень, а крестьяне любили ее, свою мачеху,
ўваб'юць іх нам у грудзі? Мне здаецца, што и… подыхали от бесхлебья. И кто обвинит
нават праз сто год, калі ўсе мы вымрам, калі их, когда они возьмут вилы и всадят их нам
нашчадкі гэтых няшчасных выпадкова в грудь? Мне кажется, что даже через сто
адшукаюць нейкага шляхціца — яны лет, когда мы все вымрем, когда потомки
будуць мець поўнае права забіць яго. Зямля этих несчастных случайно отыщут какого-
не для нас. нибудь шляхтича — они будут иметь право
убить его. Земля не для нас.
Я глядзеў на яе са здзіўленнем. Гэты запал, Я смотрел на нее удивленно. Эта
гэта натхненне ўласным словам зрабілі яе запальчивость, это вдохновение сделали ее
твар незвычайным. Я толькі тут зразумеў, лицо необычным. И я вдруг понял, что
што ніякая яна не непрыгожая, што перада никакая она не уродливая, нет! Передо мной
мною незвычайная дзяўчына, прыгожая была необычная девушка, красивая
дзіўнай, трохі вар'яцкай прыгажосцю. Ух! удивительной, с примесью безумия,
Якая гэта была прыгажосць!!! Напэўна, красотой. Ух, какая это была красота!!!
такімі былі нашы старажытныя Наверное, такими были наши древние
«прарочыцы», якія біліся ў атрадах «пророчицы», которые дрались в отрядах
Мурашкі і Мужыцкага Хрыста. Гэта была Мурашки и Мужичьего Христа. Это была
прыгажосць незямная, замучаная з горкімі красота неземная, замученная, с горькими
вуснамі і вялікімі чорнымі сухімі вачыма. устами и огромными сухими глазами.
І раптам… усё гэта знікла. Перада мною И вдруг… все это исчезло. Снова передо
зноў сядзеў той самы заморак. Толькі я ўжо мной сидел прежний заморыш. Но я уже
ведаў, якая яна на самай справе. знал, какая она на самом деле.
— І ўсё ж мне вельмі, вельмі не хочацца — И все же мне очень не хочется умирать.
паміраць. Я так хачу сонца, іншых, не Я так хочу солнца, иных, не виденных мной
бачаных мною лугоў, дзіцячага смеху. Я лугов, детского смеха. Я очень хочу жить,
вельмі жадаю жыць, хоць і не маю на гэта хотя и не имею на это права. Только мечта о
права. Толькі гэта і дало мне магчымасць жизни и дала мне силы выдержать
вытрымаць гэтыя два гады, хоць выйсця последние два года, хотя выхода нет. Здесь
няма. Тут начныя крокі. Малы Чалавек, ночные шаги, Малый Человек, Голубая
Блакітная Жанчына. Я ведаю, я памру. І ўсё Женщина. Я знаю, что умру. И это все дикая
гэта дзікае паляванне караля Стаха. Каб не охота короля Стаха. Если б не она — мы,
яно — мы, магчыма, яшчэ жылі б. Яно заб'е возможно, еще жили бы. Она убьет нас.
нас.
48
І яна змоўкла, змоўкла на цэлую гадзіну, И она умолкла, умолкла на целый час, пока
пакуль не прыйшоў час ісці па пакоях. не пришло время отправляться спать.
І калі да гэтага вечара я быў абыякавы да Если я прежде был почти безразличен к
гэтай заморанай шляхцяначкі, дык пасля яе этой заморенной шляхтяночке, то после ее
палкіх слоў зразумеў, што нейкім дзівам з пылких слов понял, что каким-то чудом из
яе атрымаўся сапраўдны чалавек. Гэтаму нее получился настоящий человек. Этому
чалавеку трэба было абавязкова дапамагчы. человеку нужно было обязательно помочь.
І, лежачы ў цемры з адкрытымі вачыма, я И, лежа во тьме с открытыми глазами, я
амаль да ранку думаў, што калі ўчора я почти до самого утра думал, что если еще
вырашыў ехаць праз два дні з брыдкага вчера я решил уехать из этого
месца і далей ад радавітай гаспадыні, дык отвратительного места и от его родовитой
зараз я застануся тут на тыдзень, два, тры, хозяйки через два дня, то теперь я останусь
на месяц, каб разгадаць усе гэтыя таямніцы здесь на неделю, две, три, на месяц, чтобы
і вярнуць сапраўднаму чалавеку заслужаны разгадать все эти тайны и вернуть человеку
ім спакой. заслуженный им покой.
РАЗДЗЕЛ ТРЭЦІ Глава третья
Першае, што я зрабіў наступнага дня, гэта Первое, что я сделал на следующий день,
ададраў дошкі ад дзвярэй таго адзінага это оторвал доски от двери той
закалочанага пакоя, у якім толькі і мог единственной заколоченной комнаты, в
знікнуць Малы Чалавек, калі ён быў істотай которой только и мог скрыться Малый
з плоці і крыві. Цвікі заржавелі, філёнгі на Человек, если он был существом из плоти и
дзвярах былі цэлымі, у пакоі ляжаў пласт крови. Гвозди заржавели, филенки на двери
пылу на тры пальцы. Там ніхто не мог были целы, в комнате лежал пласт пыли на
схавацца, і я зноў закалаціў дзверы. Пасля я три пальца. Там никто не мог спрятаться, и
абследаваў усе пакоі ў другім крыле і я снова заколотил дверь. Потом я
пераканаўся, што схавацца там няма дзе. обследовал все комнаты в другом крыле и
Над калідорам, дзе я чуў крокі, была гара, убедился, что скрыться там тоже негде. Над
на якой таксама не было слядоў. Справа коридором, где я слышал шаги, был чердак,
былі дзверы ў мой пакой і пакой гаспадыні, на котором также не было следов. Справа
глухі мур і за ім парк. была дверь в мою комнату и комнату
хозяйки, затем шла глухая стена и за нею
парк.
Ад усяго гэтага ў мяне пачало круціцца ў От всего этого у меня голова пошла кругом.
галаве. Няўжо сапраўды існуе на свеце Неужели действительно существует на
нешта зверхразумовае? З гэтым я, свете нечто сверхъестественное? С этим я,
49
загартаваны «афеіст», ніяк не мог згадзіцца. закаленный «афеист», никогда не мог
согласиться.
Мне прыйшла ў галаву думка, што трэба Мне пришла в голову мысль, что надо пойти
пайсці ў бібліятэку і даведацца нарэшце, в библиотеку и узнать, наконец, что это за
што гэта за дзікае паляванне, пра якое мне дикая охота, о которой мне было неудобно
было нязручна распытваць гаспадыню. расспрашивать хозяйку. Кстати, я надеялся
Дарэчы, я спадзяваўся адшукаць там які- отыскать там какой-нибудь старый план
небудзь стары план дома, каб пасля дома, чтобы потом начать методические
распачаць метадычныя пошукі. Я ведаў, поиски. Я знал, что иногда в старых
што ў нашых старых палацах бывалі часам дворцовых стенах были специальные
так званыя «слухаўкі», гэта значыць устройства, так называемые «слухачи», то
таемныя прабоі ў мурах. У іх звычайна былі есть тайные пробоины. В них обычно
замураваны «галаснікі», — асобай формы замуровывали «голосники» — особой
гарлачы, што ўзмацнялі гукі, — і гаспадар формы кувшины, которые усиливали звуки.
мог, знаходзячыся ў другім канцы палаца, Благодаря им хозяин, находясь в одном
добра чуць, што гавораць госці або слугі ў конце дворца, мог хорошо слышать, что
гэтым канцы. говорят гости или слуги в
противоположном.
Магчыма, і тут было нешта падобнае. Якая- Возможно, и здесь было что-то похожее.
небудзь ахмістрыня хадзіла ўначы на Какая-нибудь экономка расхаживала ночью
першым паверсе, а крокі яе былі чутны тут. на первом этаже, а шаги ее были слышны
Гэта была слабая надзея, але чаго не здесь. Это была слабая надежда, однако чего
здараецца… не случается…
І я накіраваўся ў бібліятэку, якая И я направился в библиотеку, которая
размяшчалася ў бельэтажы, між першым і размещалась между первым и вторым
другім паверхамі, у асобным крыле. этажами, в отдельном крыле.
Рэдка мне здаралася бачыць такія Редко мне случалось видеть такие
запушчаныя пакоі. Паркет выбіты, вялізныя запущенные комнаты. Паркет выбит,
вокны ў пыле, люстры на столі ў пыльных огромные окна в пыли, люстры под
чахлах. Відаць, гэта была самая потолком в пыльных чехлах. Пожалуй, это
старажытная частка дома, «замчышча», была самая древняя часть дома, «замчище»,
вакол якога пасля ўзнік сам палац. Гэта вокруг которого потом возник дворец. Это
прыйшло ў маю галаву, калі я пабачыў пришло мне в голову, когда я увидел перед
перад самай бібліятэкаю дзіўны пакой. І тут самой библиотекой странную комнату. И
быў камін, але такі вялізны, што зубра здесь был камин, но такой огромный, что
можна было засмажыць, і нават гнёзды ад можно было зажарить зубра, даже гнезда
пожагаў яшчэ засталіся на яго сценах. для вертелов еще остались в его стенах.
Вокны маленькія, з каляровых шкельцаў, Окна маленькие, из цветных стекол, стены
сцены груба атынкаваныя; на столі грубо оштукатурены, на потолке
50
перакрыжоўваюцца цяжкія квадратныя перекрещиваются тяжелые квадратные
бэлькі, укрытыя закуранай разьбою. А на балки, покрытые продымленной резьбой. А
сценах старая грубая зброя. на стенах старое грубое оружие.
Словам, гэта быў пакой тых «добрых Словом, это была комната тех «добрых
старых часоў», калі паны разам з хлопамі старых времен», когда паны вместе с
збіраліся ў адну залу і сядзелі зімовымі холопами собирались в одном зале и сидели
вечарамі пры вогнішчы. Пані і чалядніцы у огня. Пани и челядинки пряли, пан играл с
пралі, пан гуляў з хлопцамі ў «дваццаць хлопцами в «двенадцать пальцев» или в
пальцаў» або ў косці. Ах, ідылічныя старыя кости. Ах, идилличные старые времена!
часы! І куды, нашто вы толькі зніклі? Правда, тот самый пан мог, когда замерзнут
Праўда, пасля між адным і другім магло в засаде ноги, отогревать их во
здарыцца такое, што — толькі паслухаеш внутренностях холопа, которому накануне
— кроў ледзянее і жыць не хочацца, але ж проиграл в кости , но ведь это мелочи, на
гэта глупства, на гэта зважаюць толькі это обращают внимание только
сентыментальныя хлюпікі. сентиментальные хлюпики.
Прабачце мне, шаноўныя чытачы, што я не Простите меня, уважаемые читатели, что я
магу прайсці міма ніводнага пакоя, каб не не могу пропустить ни одной комнаты,
распавясціць пра яго. Што паробіш, на чтобы не рассказать о ней. Что поделаешь,
старасці год чалавек робіцца балбатлівы. І, на старости лет человек становится
да таго ж, вы такога ніколі не бачылі і не болтливым. К тому же вы никогда не видели
пабачыце. Магчыма, камусьці будзе цікава. и не увидите подобного, и, возможно, кому-
нибудь это покажется интересным.
Бібліятэка была пад стыль перадпакоя. Библиотека была одного стиля с прихожей.
Высокія скляпенні, вокны на калонках, Высокие своды, окна на колонках, кресла,
крэслы, абабітыя рудой ад старасці скурай, обтянутые коричневой от старости кожей,
вялізныя шафы моранага дубу і кнігі, кнігі, огромные шкафы мореного дуба и книги,
кнігі. книги, книги.
Ну, як прайсці паўз іх і не сказаць вам хаця Ну, как пройти мимо них и не сказать вам
пару слоў! У мяне сліна цячэ ад адных хотя бы пару слов! У меня сердце замирает
успамінаў. Даўнія пергаментныя кнігі, кнігі при этих воспоминаниях. Старинные
на першай порыстай паперы, кнігі на пергаментные книги, книги на первой
жоўтай ад старасці, гладкай ільснянай пористой бумаге, книги на пожелтевшей от
паперы. Кнігі ХVІІ стагоддзя, якія адразу старости, гладкой, лоснящейся бумаге.
адгадаеш па гатунку скуры на вокладках. Книги ХVII столетия, которые сразу
Рудая скура вокладак ХVІІІ стагоддзя; узнаешь по сорту кожи на переплетах.
драўляныя дошкі, абцягнутыя тонкай Рыжая кожа переплетов ХVIII столетия;
чорнай скурай, на вокладках кніг ХVІ деревянные доски, обтянутые тонкой
стагоддзя. черной кожей, на переплетах книг ХVI
столетия.
51
І назвы, Божа, якія назвы! «Катэхізіс И названия, Боже, какие названия:
роускі», «Сапраўдная хроніка Яна «Катехизис роусский», «Подлинная хроника
Збароўскага», «Варлам-індзеянін», «Прытча Яна Зборовского», «Варлаам-индеянин»,
пра славія», старыя шастадневы, «Пчала «Притча про славия», старые шестодневы,
працавітая», рукапісныя зборнікі старых рукописные сборники древних легенд,
легенд, «Gesta Romanorum» з двухсот «Gesta Romanorum» из двухсот рассказов,
апавяданннў, «Трышчан і Ізота», «Бава» ў «Тришчан и Изота», «Бова» в белорусском
беларускім варыянце, «Анафегмы», варианте, «Апофегмы», «Речь Мелешки».
«Прамова Мялешкі» — гэта быў скарб. А Это был клад! А более новые манерные
больш новыя манерныя кнігі з доўгімі книги с длинными названиями, наподобие:
назвамі накшталт: «Плаценне амурнае, або «Плетение амурное, или Тысяча способов,
тысяча спосабаў, якімі адарыраваны коими адорированный кавалер свой предмет
кавалер свой прадмет да згоды з амурнай к согласию с амурной жадн

Язык

Дзікае паляванне караля Стаха (BEL-RUS)

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Дзікае паляванне караля Стаха (BEL-RUS)

Загружено:

Авторское право:

Уладзімір Караткевіч Владимир Короткевич

Дзікае паляванне караля Дикая охота короля Стаха

РАЗДЗЕЛ ПЕРШЫ Глава первая

Я ехаў з губернскага горада М. у самы глухі Я ехал из губернского города М. в самый

РАЗДЗЕЛ ДРУГІ Глава вторая

РАЗДЗЕЛ ТРЭЦІ Глава третья