Как продвигается Словарь? - спросил Уинстон, повышая голос, чтобы перекричать шум.

- Медленно, - сказал Сайм. - Я нахожусь на прилагательных. Это очаровательно.'

Он сразу просветлел при упоминании новояза. Он отодвинул свою миску в сторону, взял ломоть
хлеба в одну изящную руку, а сыр в другую и перегнулся через стол, чтобы иметь возможность
говорить без крика.

"Одиннадцатое издание является окончательным изданием", - сказал он. "Мы приводим язык в
его окончательную форму - ту форму, которую он будет иметь, когда никто не будет говорить ни
на чем другом. Когда мы закончим с этим, таким людям, как вы, придется изучать это заново.
Осмелюсь предположить, вы думаете, что наша главная задача - изобретать новые слова. Но ни
капельки этого! Мы уничтожаем слова - десятки, сотни слов каждый день. Мы сокращаем язык до
костей. Одиннадцатое издание не будет содержать ни одного слова, которое устареет до 2050
года.'

Он жадно впился зубами в хлеб и проглотил пару глотков, затем продолжил говорить со страстью
педанта. Его худое смуглое лицо оживилось, глаза потеряли насмешливое выражение и стали
почти мечтательными.

"Это прекрасная вещь - разрушение слов. Конечно, большая потеря заключается в глаголах и
прилагательных, но есть сотни существительных, от которых также можно избавиться. Это не
только синонимы, но и антонимы. В конце концов, какое оправдание может быть для слова,
которое просто противоположно какому-то другому слову? Слово содержит в себе свою
противоположность. Возьмем, к примеру, "хорошо". Если у вас есть такое слово, как "хороший",
зачем нужно такое слово, как "плохой"? "Нехорошо" подойдет так же хорошо - лучше, потому что
это полная противоположность, которой нет у другого. Или опять же, если вам нужна более
сильная версия "хорошего", какой смысл иметь целую цепочку расплывчатых бесполезных слов,
таких как "отлично" и "великолепно" и все остальные? "Плюсгуд" охватывает значение, или
"двойной плюсгуд", если вы хотите чего-то еще более сильного. Конечно, мы уже используем эти
формы. Но в окончательной версии новояза больше ничего не будет. В конце концов, все понятие
добра и зла будет охватываться всего шестью словами - на самом деле, только одним словом.
Разве ты не видишь красоту этого, Уинстон? Конечно, изначально это была идея Б.Б., - добавил он,
подумав.

При упоминании о Старшем Брате на лице Уинстона промелькнуло какое-то бессмысленное

нетерпение. Тем не менее Сайм сразу же заметил некоторое отсутствие энтузиазма.

- Ты не умеешь по-настоящему ценить новояз, Уинстон, - сказал он почти печально. "Даже когда
ты пишешь это, ты все еще думаешь на староязыке. Я читал некоторые из тех статей, которые вы
иногда пишете в "Таймс". Они достаточно хороши, но это переводы. В глубине души вы
предпочли бы придерживаться староязыка, со всей его расплывчатостью и бесполезными
оттенками смысла. Вы не понимаете красоты разрушения слов. Знаете ли вы, что новояз-
единственный язык в мире, словарный запас которого с каждым годом уменьшается?'

Уинстон, конечно, знал это. Он улыбнулся, как он надеялся, сочувственно, не решаясь заговорить.
Сайм откусил еще кусочек темного хлеба, быстро прожевал его и продолжил::

"Разве вы не видите, что вся цель новояза-сузить диапазон мышления? В конце концов мы
сделаем мысленное преступление буквально невозможным, потому что не будет слов, чтобы
выразить его. Каждое понятие, которое когда-либо может понадобиться, будет выражено ровно
одним словом, с его жестко определенным значением, а все его вспомогательные значения будут
стерты и забыты. Уже в Одиннадцатом издании мы недалеко ушли от этой точки. Но этот процесс
будет продолжаться еще долго после того, как мы с тобой умрем. С каждым годом все меньше и
меньше слов, а диапазон сознания всегда немного меньше. Даже сейчас, конечно, нет никаких
причин или оправданий для совершения мыслепреступления. Это всего лишь вопрос
самодисциплины, контроля над реальностью. Но в конце концов даже в этом не будет никакой
необходимости. Революция будет завершена, когда язык станет совершенным. Новояз - это
Ингсоц, а Ингсоц - это новояз, - добавил он с каким-то мистическим удовлетворением. "Вам когда-
нибудь приходило в голову, Уинстон, что самое позднее к 2050 году не останется в живых ни
одного человека, который мог бы понять такой разговор, какой мы ведем сейчас?"