А

AM FEL - CI
Три источника первозданной энергии
CIFELAM
Лунный Грааль, зеркало без Ра
MALEFIC
Меч девяти змей

Луна склоняется к горизонту, покидая затянутое тучами небо. Мёртвая Луна тусклая.
Верхние этажи здания теряются в густом тумане. Улицы блестят, как осколки зеркала, ещё
мокрые от нескончаемого ночного дождя.
Одинокая фигура шагает по Мэдисон-сквер, обычные прохожие, так не ходят. Она
приближается стремительно и движется спиной вперёд.
 Длинное пальто с высокими накладками на плечах придаёт незнакомцу грозный вид
военного парусника в серебряном море. Влажные чёрные волосы беспорядочными
прядями спадают на лицо, скрывая необъяснимо притягательные черты, не позволяя
распознать, мужчина перед нами или женщина. Силуэт высок и строен. В мокром зеркале
асфальта скользит его пугающее отражение.
На углу Пятой авеню путь незнакомцу неожиданно преграждает тёмная кряжистая
фигура, еще две вырастают слева и справа. Через мгновение они оказываются совсем
близко.
Внезапно и неудержимо из рукавов пальто незнакомца выскальзывает два меча, два
чистых лезвия чёрного металла, рукояти, как по волшебству, оказываются у него в руках.
В то же мгновение воздух рассекает сухой свист.
Два клинка вновь скрываются в рукавах, окрашенные алым. Ручейки крови строятся по
тёмному пальто, собираясь красной лужицей возле ног незнакомца. Три головы глухо
ударяются об асфальт. Тела падают, как деревья-самоубийцы, а фигура в сером
возобновляет свои стремительные шаги назад.
В верхней части Бродвея, раздаётся грохот, и над улицами вздымается густое белое
облако. Рухнул Парамаунт-билдинг. Второй небоскреб за последний месяц.
Энлиль собирает их сонм,
говорит он богам, своим детям:
крик человеков,
криками их был я смущён;
их сонма не охватит
лихорадка да будет.
Пусть немедленно крик их уймёт чума.
Словно буря, на них да подуют немочь, боль
головы, лихорадка, беда ».

Эа и Атрахазис. Фрагмент вавилонского эпоса

о потопе. ( Перевод В. К. Шилейко.)
 В главном зале публичной библиотеки царит тишина. Сквозь мутные от грязи окна
пробивается слабый свет. Двое старых служителей поднимают голову, заслышав
приближающиеся шаги. Гермес и Юдифь полжизни провели в этом зале, за массивной
стойкой красного дерева - первым, что видит посетитель. Они остаются на своем посту и
посей день, хотя официально библиотека уже несколько лет закрыта. Пустующее здание
не превратилось в руины только благодаря им, а ещё мистеру Боулингу - отставному
полицейскому, взявшему на себя охрану, и девушке - архивариусу Лорри, юной и робкой,
с глазами вечно, полными невыразимого ужаса.
В зал входят девушка с восточными чертами лица и рыжеволосый молодой человек в
очках с чрезвычайно толстыми стеклами, выдающими сильную близорукость.
По тому как, держатся эти двое, понятно, что они знакомы со служителями. Девушка
одной рукой прижимает к себе сверток, прикрытый куском ткани. Они едва дают себе
труд поздороваться. Девушка с громким стуком опускает на стойку свой груз и сдёргивает
с него покров. Библиотекари видят кусок дерева, украшенный резьбой и позолотой.
 За стенами библиотеки утро наливается угрозой. Особенно возле старых станций подземки. В
эти самые мгновения асфальт у входа на Центральный вокзал окрашивается багровым.
- Что вы можете сказать нам об этом?
Все переглядываются. Гермес вновь надевает очки, которые было снял, и всматривается в
орнамент из резьбы и позолоты.
Он несколько раз переводит взгляд со странного предмета на тех двоих, что его принесли.
- Откуда это у вас? Ведь считается, что он хранится в Египетском музее в Каире.
Прежде чем Аллен успевает проговориться о находке на складе, Соум делает такое лицо, что
библиотекарь забывает о вопросе и переходит к объяснениям:
- Это фрагмент царского трона фараона Тутанхамона. В резьбе заметны следы влияния
амарнского стиля, принятого при Эхнатоне, отце Тутанхамона. Об этом говорят характерные
диспропорции фигур. Хотя трон был изготовлен уже после раскола жречества и падения фараона
Эхнатона. А изображена здесь царская чета: Тутанхамон и Великая Царица Анхесенамон, его
супруга. Бог Солнца - по идее это должен быть Атон, но для многих Ра - осеняет их своими луча.
- И что это значит?
- Это был довольно смутный период. Кое-кто усматривает в появлении здесь отголосков уже
отвергнутого искусства Амарны своеобразную злую иронию могущественного культа бога Ра и
его жрецов, к тому времени уже свергнувших Эхнатона. И зачем вы это сюда принесли? -
спрашивает библиотекарь, снимая очки.
- Кто-то оставил эту штуку у нас дома. Может, это что-то вроде предупреждения?
- На мой взгляд, для предупреждения слишком сложно и деликатно. Луч это видела?
- Нет еще. Мы пришли прямо сюда. Хотели услышать твое мнение. Ты же знаешь, чего от нее
можно ждать.

Соум в Нью-Йорке недавно, но уже движется среди его улиц и теней, так словно они у нее в
крови. А сделали ее такой улицы Токио. Там, в его руинах, остались её детство и отрочество. Как и
невинность, присущая им обычно. Сёстры ордена дали ей не только железную самодисциплину и
знания, но и оружие, чтобы встретиться лицом к лицу, с породившей её улицей и выполнить её
великую миссию.
 «Тринадцать лун» - тайная секта поклоняющиеся Луне. Истоки её скрыты во тьме
веков. Родившись некогда на реке Тарим, она, прячась под чадрой, проделала путь до
восточного побережья, где долго копила силу. Пробыв много лет в городе Коулун, позже
секта обосновалась в Токио и стала ждать своего часа. И вот ныне орден, под
предводительством Сестры Полной Луны Марико, решил вмешаться в судьбы
человечества.

С самого своего появления. Среди сестёр Соум отличалась ловкостью и быстротой.

Годы, проведённые на улице между законом и беззаконием, а также природная
настороженность сослужили ей хорошую службу. Вскоре из обычной прислужницы она
стала одной из Восьми Избранных Катан, элиты ордена. И потому именно ей выпала честь
отправиться в Нью-Йорк, чтобы найти Тринадцатое Воплощение Луны.
 Утро в Нью-Йорке окутано золотым облаком, силуэты устоявших зданий-гигантов
смутно проступают сквозь дымку. На улицах, когда-то кипевших жизнью, почти нет
движения. Те немногие, кто отваживается выйти из дома, перемещаются группами,
неизменно настороженные и готовые ко всему. Годы лишений и кар сильно изменили
человека. Инстинктивное стремление выжить повергло в прах не только его образ жизни,
но и мораль, не говоря уже о пуританских нормах, которыми отличалось начало
тысячелетия. То общество, тот былой расцвет технологической цивилизации остались в
прошлом. Пресса и телевидение, организации и учреждения, макроэкономика и политика,
общество потребления и его движущие силы канули в забвение. Лишь ничтожное
меньшинство, боязливо хранит остатки прежней роскоши и крохи знаний о том, для чего
все это раньше служило. Из построенного, как утверждалось общества благосостояния,
они скатились до общества иррационального страха. Стремление скрыть своё имя стало их
манией. Система сожрала саму себя, и это стоило человечеству слишком дорого. Цена
расплаты повергла людей в ужас. Каждый - лишь за себя. Поддержание существования -
единственное, что имеет ценность.
 Фигуры, похожие на горгулий, обозревают улицы с крыш небоскребов. Чердаки
многих высотных зданий превратились в места обитания зловещих созданий, явившихся
словно из кошмаров безумца или атавистических глубин подсознания. По иронии судьбы
Нью-Йорк остаётся городом-иконой для всего мира. Город, где живёт лишь десятая доля
от прежнего числа людей, обветшавший, лежащий в руинах и притом пожираемый новой
жизнью, игнорировать, которую не возможно.
 В сторону Центрального парка пролетает стая белесых теней. Ничто и никто им не
препятствует, словно тёмные силы, повелевающие в городе, дали им дозволение летать
где вздумается. Возле собора Святого Патрика тени замедляют полёт и снижаются.
Стены собора источают отзвуки песнопений и молитв, не в силах остановить их.
Вокруг храма на весь квартал раскинулся город, построенный из обломков и мусора,
будто лагерь беженцев. Как ни странно, это место единственное, где кипит жизнь.
Пульсирующее сердце посреди пустыни.
Летающие создания приземляются. Держатся они довольно воинственно и, не
отвлекаясь ни на что, сразу проходит собор и спускается в крипту.
 В крипте, в цепях и под охраной, томятся несколько тёмных существ. Их начинают
допрашивать на каком-то допотопном языке, давно исчезнувшем из памяти людей,
похороненном в глубине веков. Пленники в ответ лишь угрожающе скалятся.
Словно в хорошо отрепетированном и до миллиметра отточенном цирковом номере,
сияющие крылатые воины, не дрогнув ни единым мускулом мраморных лиц, делают шаг
назад и одновременно извлекают из ножен мечи. С синхронностью, выдающей отменную
выучку, они отсекают пленникам голову. С великолепной слаженностью клинки
возвращаются в ножны, и фигуры воинов исчезают среди выступов и теней подземелья
собора Святого Патрика.
 Где-то в разлагающемся теле этого города, в полуразрушенном фабричном здании, в
углу корчится в судорогах человек. Девушка, почти девочка, едва преодолевшая грань
между отрочеством и юностью. Одежды на ней не много, а та, что есть, грязна и мокра от
пота. Дрожащая, с посиневшими губами, несчастная обхватила себя руками, словно
пытаясь спастись от холода.
 Перед ней странный символ, начертанный мелом, - треугольник в окружении
загадочных знаков.
Конвульсии усиливаются, лицо девушки искажается от боли и тоски. При очередном
спазме всё её тело страшно напрягается. Нет сомнений, что её сейчас вырвет. Но вместо
рвотных масс изо рта её вылетает маленькая ящерка. Падает на пол и принимается
вертеться, пока ей не удаётся встать на лапки. Обретя наконец опору, ящерица бросается
к рисунку, будто он магнитом притягивает её к себе. Как только ящерица добирается до
меловых линий, движения её становятся странными. Рептилию трясёт, она
переворачивается и наконец замирает в неподвижности смерти.
 Глаза Луч ещё налиты кровью после пережитого напряжения, но дрожь уже оставила её. Хоть и
с трудом, но она может двигаться. Она заставляет себя подняться, потом сделать несколько шагов,
чтобы оказаться лицом к треугольнику и странной мёртвой ящерице. Символы, начертанные в
вершинах, ей хорошо знакомы: инквизиторы!
Несмотря на следы изнеможения на лице, Луч - воплощённая красота. Ей, должно быть, нет и
двадцати, но движения её - это движения богини, в жилах которой струится мудрость
тысячелетий. Она подходит к одной из ободранных стен огромного цеха старой фабрики и
начинает рисовать на ней тайные знаки и символы. По мере того как штрих за штрихом покрывает
стену, она впадает в состояние, близкое к трансу. Она начинает прижиматься к шершавой стене,
неровности оставляют царапины на коже. Окровавленные руки рисуют последний круг. Внезапно
она падает без чувств. Кровавые слёзы струятся из ее глаз, такие яркие по сравнению с платиново-
белыми волосами, длинными и распущенными.
В дальнем углу стоит старинная ванна на львиных лапах. Ноги Луч несут её туда, и девушка
погружает свое измученное тело в затхлую воду, словно в надежде обрести там хотя бы тень
покоя, которого ей не суждено узнать.

Соум и Аллен торопливо шагали по Пятой авеню к Святому Патрику. Улицы были практически
пустынны. В отдалении великан с лицом дебила, присев на край тротуара, наигрывал на флейте
дурацкий мотивчик, вплетая в него обрывки рождественских песенок. По другой стороне улицы, в
том же направлении, что и они, кучка детей в лохмотьях спешила за худой женщиной в сером,
целеустремлённо ведущих их вперёд. Других прохожих в то утро они не встречали.
Один ребёнок чуть приотстал от своих, заглядевшись на дурачка с флейтой. Никто из них,
похоже, не видел быстрой тени, скользившей над самым асфальтом на невообразимой скорости.
Поравнявшись с мальчиком, она, как хищная смертоносная птица, подхватила его и ту же
скрылась с добычей. Отчаянно закричала маленькая девочка, переполошив остальных. Худая
женщина с исказившимся лицом кинулась торопить детей, и они со всех ног бросились к собору.
 Нас раскрыли. Кто-то прознал, где наша нора. Напрасны оказались все мои попытки сохранить в тайне
убежище на фабрике, не помогли ни компьютерная защита, ни охранная сигнализация по периметру. Не
спасли постоянные перезапуски хитроумной программы-калейдоскопа, порождающей всё новые
комбинации цифр. То ли софт устарел, то ли мы имеем дело со слишком серьёзным противником, чтобы это
могло его остановить...
Уже несколько дней на моих мониторах появляется та самая сцены, что вырезана на позолоченном
деревянном обломке. То же величавое Солнце и его лучи, как руки, стремящиеся объять весь мир. Словно
предупреждение или визитная карточка какой-то важной персоны, задумавшей явиться к нам. Это я
наткнулся на эту фараонскую деревяшку на полу склада и тут же бросился рассказать о находке Соум.
Наше знакомство с Соум вышло не то, чтобы тёплым, но именно по её милости я стал частью всего этого
безумия. Уж и не знаю, благодарит её за это или проклинать. Если мне и известно о ней чуть больше, чем о
Луч, так вовсе не потому, что Соум более открыта. Просто ей нужны мои познания в информатике, чтобы
без опасений выходить на связь с сектой, которая прислала её к нам из Токио. Секта, куда входят одни лишь
женщины, обожествляющая почему-то Луну. Есть у них какая-то смешная легенда о том, как Луна
однажды, зачала ребёнка от смертного. И, как ни странно, эта небывальщина имеет какое-то отношение к
Луч.
Луч Вот кто не выходит у меня из головы. И это началась еще до того, как я узнал её историю. Положа
руку на сердце, мне плевать на то немногое, что я знаю о ней, и я не верю и в половину того, что о ней
рассказывают, и во все треклятые теории на её счёт. Выглядит она грозно. Когда она появляется на улице,
вся её внешность, предупреждает: не подходи! Только много позже я понял, что боевая раскраска нужна ей
для того, чтобы скрыть слёзы.
Когда камеры системы безопасности заброшенного фабричного склада вдруг, без всяких видимых
причин, заработали, это выглядело так, как будто сам космос приглашал меня смотреть на неё, впитывать её
взглядом... Чем я и стал заниматься без зазрения совести. И однажды понял, что живу лишь для того, чтобы
её видеть.
Дело не только в её загадочной красоте. Есть, что-то такое в её одиночестве, в её тоске, в том, чем она,
похоже, всецело поглощена и отчего страдает. Вначале эта девушка с белыми, как у альбиноса, волосами
была для меня всего лишь ещё одной выжившей в катастрофе. Дочерью этого дьявольского хаоса, в котором
нам довелось родиться. Я шпионил за ней из чистого любопытства, просто чтобы забыть на время, о нашей
непостижимой реальности. Но вскоре я убедился, что Луч не похожа ни на что из того, что я мог вообразить.
Сознаюсь своей испорченности. Меня возбуждала сама мысль о том, чтобы быть свидетелем её интимности
и участником её одиночества, оставаясь невидимым. Её обыкновение разгуливать по огромному цеху в
нижнем белье быстро отошло для меня на второй план. Я был потрясён, обнаружив её страсть к книгам. Их
было много - тысячи томов, стеллажи и гигантские стопки - шаткий макет небоскребов этого города. Позже
я свыкся со странными символами, которые она исступлённо рисовала мелом, обливаясь потом в очередном
приступе лихорадки. Привык к её судорогам, рвоте, привык видеть её скрюченной в каком-нибудь углу. Всё
в ней казалось мне завораживающим, ужасным и влекущим к себе столь же неудержимо, как влечёт
пропасть того, кто стоит на её краю. Я чувствовал к ней жалость, слабость, но в тоже время нечто похожее
на неподвластный разуму страх страх, который однажды воплотился при весьма неординарных
обстоятельствах.
 Стоял жаркий и влажный августовский вечер. Солнце изливало на землю безжалостный зной с
неизбывно-серого манхэттенского неба. Она стояла в одном белье посреди пыльного и
потрескавшегося бывшего склада, в центре круга горящих свечей, освещавших всю сцену каким то
неестественным светом. Она раскачивалась похоже, в экстазе. За пределами круга была еще одна
девушка, тоже с длинными светлыми волосами. Она двигалась по кругу, словно в неком странном
танце, и ткань их одежд колебалась от ветра, поднятого ею. Внезапно Луч осела на пол и
дотянулась рукой до рукояти меча катаны, лежащего тут же на грязном бетонном полу. В
мгновение ока, точным и молниеносным движением она безжалостно пронзила свою прекрасную
партнёршу. Не успел клинок выйти из поверженной плоти, как тело жертвы начало сморщиваться,
словно целлофан, в который заворачивают пироги. Луч долго смотрела на бесформенную массу, в
которую превратилась вторая девушка, но по её лицу не проскользнуло ни тени чувства. Затем она
погасила все свечи, одну за другой, и мой монитор тоже померк.
После этого меня целый месяц мучили кошмары.

Впервые увидев Соум, я сначала подумал, что она кончит так же, как та блондинка, -
бесформенной грудой тряпок. Но этого не произошло. Я так и не узнал, как они познакомились.
Соум просто однажды явилась как из-под земли. Она словно неутомимый солдат в завоевательной
экспедиции: всегда начеку. Не прошло и нескольких дней, а она уже заставила считаться с собой
весь квартал. У Соум дар находить всё скрытое, поэтому очень скоро она обнаружила и меня. Не
могу сказать, что я храню приятные воспоминания о том дне, но мои познания в информатике
оказались ей полезны. Соум знает толк и в том, как берут под контроль, а наилучшим способом
установить контроль надо мной оказалось заставить меня перебраться на старую фабрику. Я
перенёс всё своё оборудование и скудные пожитки на верхний этаж склада. Луч встретила моё
водворение без восторга. Весь день я затылком ощущал её тяжёлый взгляд. Я и сам был не в
восторге оттого, что пришлось покинуть убежище, служившее мне верой и правдой целых десять
лет, и привыкать не подпрыгивать всякий раз, когда гнездившиеся под крышей совы устраивали
переполох, предчувствуя опасность.
 Выживать оказалось делом непростым. Выживать в самом широком смысле, я имею в виду.
Мой отец был биржевым брокером, и мы жили, кажется, в пятиуровневой роскошной квартире в
районе золотого треугольника Трайбека, рядом с Сохо. Я уже почти ничего об этом не помню.
Сейчас-то Сохо лучше десятой дорогой обходить.
Отец пополнил многотысячные списки жертв во время волны массовых самоубийств 2020 года.
Мне было тогда два года. Мама так и не оправилась от этой потери. Мы перебрались в её старую
квартирку, где она жила до замужества. Родители не продали её из каких-то сентиментальных
соображений. Здесь, в четырёх стенах, я и провёл почти всю свою жизнь. Отсюда я познал едкий
деградирующий мир, который в конце концов свёл с ума мою мать. Она умерла три года назад,
думаю, от безысходности. Справочники отца открыли передо мной вселенную Всемирной
паутины. Она оказалась безбрежным раем в омуте забвения, этот мир увлёк меня, стал для меня
чем-то вроде отдушины. Блуждая по закоулкам Сети и слушая рассказы мамы, я осознал, что мир,
в котором я родился, не более чем жестокая карикатура её мира. Она не уставала повторять, что
мы живём во времена Страшного суда, что Господь нас оставил и мы искупаем грехи всего
человечества. В конце концов, я решительно отринул эти её верования - просто чтобы не
провалиться вслед за матерью в тоску и отчаяние. Теперь-то я её понимаю. Её мир в одночасье
превратился из сказки в кошмар. Я могу лишь грезить о том мире - изобильном мире под голубым
небом, мире, где улицы были полны людьми. Как бы я хотел, пусть даже от зрелища закружится
голова, взглянуть сквозь чистое и прозрачное окно Крайслер-билдинга, каким он сохранился на
старых фотографиях в Интернете.
Сейчас все его окна тусклы и слепы. И красоты нового мира куда более зловещие и грозные.
 Соум знала, что Луч подозревает падре Патнема, викария храма Святого Патрика и главу его
прихожан. Библиотекарь Гермес заверил их, что поборники богов не очень-то жалуют амарнскую
эстетику. В стиле, получившем признание еретика Эхнатона, не было ничего особенно жуткого
или величественного. Однако падре был известен не только тем, что собирал под свои знамёна
всех брошенных и отчаявшихся, он также был замешан во всех тёмных делишках вокруг
памятников древнейшей истории Египта и Иудеи. Фрагмент трона Тутанхамона был экспонатом
Египетского музея, и раз уж предмет этот каким-то образом оказался в Нью-Йорке, священник
наверняка приложил к этому свою длинную костлявую руку.
Там они его и нашли: падре стоял у входа в тщательно охраняемый собор, на верхней ступени
невысокой лестницы к дверям храма. Священник, помедлив, жестом отстранил прихожан вокруг
и повернулся к новоприбывшим.
Соум остановилась в нескольких шагах от викария, Аллен держался рядом с ней. Фрагмент
трона у неё в руках вновь был закутан в ткань, и теперь Соум сдёрнула её, чтобы падре мог
увидеть орнамент.
Сюрприз! усмехнулась Соум. Уверенна, вы уже видели это прежде.
Викарий очень неубедительно изобразил неведение.
Дитя моё, я не имею представления, что ты хочешь этим сказать. Это обращение, особенно
задело Соум, задело гораздо сильнее, чем вымученная улыбка священника. - Я не более чем
ничтожный раб Слова Божия.
В этом-то всё и дело отец.
 Аллен заглянул в неф собора. На стенах храма вперемешку с крестьянскими иконами весели
изображения Солнца. Он тут же припомнил разъяснение библиотекаря. Ну конечно! Ведь образ
Солнца есть и на троне. «Триумф бога Солнца» над новыми правителями. Его лучи, в форме рук,
обнимают, ограничивают новых правителей, чтобы не забывали: он, и никто иной, - Верховное
Божество. Амарнский стиль служил напоминанием о том, что может случиться с непокорными.
Бог, изображённый на этом троне, Атон, уже не был, собственно говоря, Атоном, богом
Сумеречного Солнца, он снова стал богом Ра - богом Полуденного Солнца. Блистательный Ра
одержал верх над Атоном подобно тому, как его культ превзошёл культ Эхнатона, фараона-
еретика. Собственно, это было послание его сыну - способ напомнить и предостеречь.
Из-за спины священника показалась бледная фигура: некто высокого роста, светловолосый
выдвинулся на несколько метров из довольно плотной толпы верующих, возносивших молитвы в
главном нефе. И решительно направился к чужакам. Приотстав на пару шагов, за ним двинулись
ещё двое. Снаружи ещё несколько фигур с бледными лицами стали пробираться к ступеням сквозь
плотную и безмолвную толпу верующих. Соум и её спутник быстро переглянулись. Напряжение
нарастало. Земля, на которой они стояли, была священной.
 Луч, не глядя, вытянула карту из колоды «Ицзин». Задумчиво вгляделась в символ на ней.
Потом отшвырнула на пол и облачилась в облегающий кожаный костюм. Натянула сапоги,
опоясалась портупей с мечом в ножнах. Набросила на плечи плащ и вышла из своей обители.
Поверх начертанного мелом на полу рисунка осталась лежать, брошенная карта и парная к ней
триграмма. Земля над Громом: Перерождение.
Она очень редко заходила в туннели и станции подземки, где обитала теперь большая часть
изрядно сократившегося и запуганного населения Нью-Йорка. Люди приспособили для жилья не
только бывшие станции и перроны, но и железнодорожные пути, и практически всё подземелье.
Там процветала торговля, давно прекратившаяся на поверхности, коммерсанты захватили старые
киоски и вообще любые подходящие углы. Деньги большей частью обесценились, но зато
возродились разные формы обмена, включая натуральные. Как ни странно, в этом хаосе люди
чувствовали себя в безопасности и стремились влиться в многочисленные новые секты, которые
множились день ото дня, как бактерии в капле лабораторного бульона. Тут были и организованные
банды, и братства, и самые разнообразные сообщества. Жизнь, вытесненная с поверхности земли,
бурлила здесь, как копошатся черви в могиле.
Луч принадлежала к тем немногим, кто всё ещё предпочитал передвигаться по улицам города в
одиночестве. В этом царстве хаоса, улицы остались в основном за мистическими созданиями и
большими, хорошо вооружёнными группами людей. С тех пор как остались в прошлом
государственные институты и службы безопасности, Большое Яблоко превратилось в охотничьи
угодья посреди поля битвы.
Она пересекла безлюдную, Вашингтон-сквер и направилась по Пятой авеню. Девушка
прекрасно знала, куда идти, и ничуть не волновалась, что с ней может, что-то случиться по дороге.
То, что вызывало её рвоту, было уже недалеко. Она получила этот не самый приятный подарок на
свой девятнадцатый день рождения.
 Не успела Луч пройти и трети пути, дорогу ей преградила баррикада из покорёженных
автомобилей. Нетрудно было догадаться, что это груда металлолома, оказалось поперёк улицы
вовсе не случайно. И потому, когда из-за баррикады показалось с полдюжины силуэтов, Луч уже
успела откинуть плащ за спину, а в руке её блестела не знающая жалости катана. С этим клинком
училась она, когда-то искусству фехтования у своего Учителя. Раздался оглушительный свист и
плавно перешёл в глухой молитвенный речитатив, напоминающий григорианские хоралы. Луч
замерла, готовая к бою. Несколько существ с мёртвенно-бледной кожей, решительно двигались к
ней. Они сбросили с плеч длинные плащи, оставшись полуобнажёнными и явив миру
атлетические, достойные резца древнегреческого скульптора, однако не вполне человеческие тела.
В руках у них было оружие прямые мечи с золотистыми клинками, ярко пламеневшие в
последних лучах солнца, которое уже скрывалось за гигантскими остовами башен из стали и
битого стекла.
 Последователи Шамаша, благородного предводителя соборного воинства, быстро занимали
позиции по всему храму. С некоторого времени этот слуга Солнца заключил союз со святым
отцом, и собор стал штаб-квартирой его приспешников.
Некто со светлыми волосами, знаком особой близости к Шамашу, подошёл к падре Патнему и
его собеседникам.
Ты пришла, чтобы услышать лекцию по истории? язвительно усмехнулся он. - Ты её
получишь. Солнце и его учение не будут сокрыты, ибо пришло время пожать посеянное. И не
усомнись, женщина, что после того, как будет срезано всё, что необходимо срезать, мы и наше
учение по-прежнему будем питать и направлять ваши жизни. Если человек и дорос до потребной
высоты, так только благодаря Ему. Здесь же ты видишь Его: Он простёр свои лучи на всё сущее,
даже на фараона и его царицу, детей этой потаскухи Нефертити и еретика Эхнатона. Солнце и
Боги Людей, вот кто правит миром. Не забывайте об этом, смертные. Не сходите с пути
праведного, ибо иного пути нет. Луна, эта развратная и низкая богиня, в сей решающий час вновь
будет повержена, как была повержена в древности. Эон за эоном мы ведём эту битву, и
победитель в ней всегда один и тот же. Думаю, даже ты догадываешься кто. И лучше бы для вас
для всех перестать вмешиваться в дела богов.
Мало кто способен был вынести пытливый взгляд сияющего существа. Только Соум хватило
отваги не склониться.
- Пусть твоё Солнце призвало своё небесное воинство, Луна и Богиня-Земля тоже не оставили
этот город, - бросила она, и её рука потянулась к оружию.
Мгновенно, словно распрямившиеся пружина, сияющее существо его воины одновременно
обнажили клинки. Однако в этот момент непредвиденное вмешалась в ход событий: новое
действующее лицо ворвалось на сцену.
 Луч без промедления очертила остриём меча круг на асфальте и осталась в его центре. На
мгновение всё застыло. Потом противники двинулись к ней, и стало заметно, что силуэты
окружены белесым ореолом. За спиной у них вырастали призрачные крылья. Луч замерла в круге,
напряжённая и готовая ко всему. Один из врагов коснулся рисунка остриём своего золотистого
клинка, и дуга вспыхнула огнём. Вскоре пламя охватило и внутренность круга, и Луч пришлось
его покинуть. Она подпрыгнула высоко в воздух, клинки скрестились, искры брызнули во все
стороны, так что на мгновение над сражавшимися, будто раскинулось звёздное небо. Лишившись
своей защиты, Луч оказалась в явно проигрышном и уязвимом положении. И вскоре красные
отметины расцвели на её бледной коже. Клинки противников оставили на её теле несколько
жгучих порезов, пока она пыталась отбиваться, напрягая все свои силы: «Их слишком много!» Ей
удалось убить двоих, потом чьи-то руки схватили её сзади. И тут вокруг обозначились два десятка
тёмных теней: на ближайших углах, на остовах автомобилей, из которых была сложена баррикада,
на фонарях и старых светофорах... Поднявшийся ветер вздымал вверх огромные чёрные плащи
тех, кто устроился повыше. За спиной у них разворачивались чёрные крылья. Солнце,
капитулировав, медленно отступало с небосвода, чтобы скрыться за горизонтом.
Луч почувствовала, что сжимавшая её хватка ослабла. Бледные существа смиренно попятились,
пока не исчезли вовсе. Остались лишь ветер и сборища тёмных зловещих тварей. Луч резко
взглянула на своих спасителей, всё ещё, дрожа от напряжения после боя, но приближаться к ним
не стала. Вновь завернувшись в плащ, она продолжила свой путь к собору. Когда она была уже
далеко, тёмные тени у неё спиной одна за другой растаяли во мраке.
 Стайка сирот вошла в собор Святого Патрика через одну из пристроек. Они ничего не
знали о том, что происходило перед главным входом в храм. Оказавшись среди прихожан,
дети и наставница почувствовали себя в безопасности и постепенно пришли в себя.
Высокие бледные существа проповедовали здесь своё учение, внушали догмы. Собирали
под свои крылья растерянную паству. Прихожане собора считали, что здесь их защитят от
всех бед.
Чей-то силуэт скользнул сквозь серые тени апсиды, приблизившись к покалеченному
трону Тутанхамона. На позолоченное дерево легла рука, и её кожа впитала память
реликвии
 Далекий Египет эпохи фараонов. Аменофис IV под именем Эхнатона восседает на троне вместе
со своей супругой, таинственной и прекрасной Нефертити, которую в резных изображениях и
изваяниях он велит представлять равной себе. Он вступил в войну с всемогущей церковью Амона-
Ра, вознеся на вершину египетского пантеона Атона, бога Сумеречного Солнца. Это принизило
других богов. Говорят, что Эхнатон провидец, что сами боги явились к нему в ведениях и
возложили на него миссию обновления Египта. Однако многие видят в тех переменах, что
творятся на землях Нила, руку царицы.
Чего же ещё желают боги? Солнце, как и прежде, остаётся превыше всего сущего как единый
Бог. Я позаботился о том, чтобы его изображения были повсюду. Всякому известно, что его лучи
защищают и оберегают, что его власть и величие безграничны. Египет - это Солнце.
У Аменофиса гость. Это странное существо, наделённое красотой, не имеющей отношения к
мужественности либо женственности, высокое и стройное, подобно богам Египта.
Влияние твоей царицы чрезмерно. Ты - воплощение Солнца на земле, а у неё хватает дерзости
равняться с тобой. И ты это дозволяешь. Пройдёт немного времени, и здесь, в Амарне, вновь
будут почитать богов, как подобает. Твое имя Эхнатон, будет стёрто, вычеркнуто из памяти
Египта. Если это женщина не сойдёт с тобой в могилу Луна вновь восстановить свою анархию.
Лучше вспомни о своём долге.

Рука оторвалась от позолоченного древнего трона. Резное дерево по-прежнему хранило память
о том, как фараон не оправдал возложенных на него надежд, и о том, как пришлось возвращать
порядок в Египет, оказавшийся в руках царицы Нефертити на краю пропасти и едва не канувший в
беспросветную ночь. Но Солнце триумфально возродилось. Память об этом жива. И этот
обезображенный временем трон - свидетельство победы.

Губы его тронула саркастическая улыбка.

Женская ипостась силы приближалась к собору Святого Патрика. Он ждал её следил за нею и
приготовил наживку, которую она не замедлила заглотить.
У них с рыжей стервой старые счёты. Такие старые, что история их терялась в глубине веков.
 Падре Патнем успел заметить какое-то движение краем глаза, и в то же мгновение резкий
толчок в шею заставило его скорчиться на ступенях собора. Всё произошло очень быстро, он
ничего не успел понять. Только что стоял на ногах - и вот уже лежит, а над ним нависает
прекрасная девушка, и острый кинжал танто упирается ему в шею, в то время как катана,
предостерегающе направлена на охрану храма.
- А теперь, каналья, ты объяснишь мне, что всё это значит и кто подбросил мне эту штуку.
Остриё меча указало на золочёный кусок трона, который Соум по-прежнему держала в руках.
Юная дева смотрела только на высоких светлолицых войнов, но падре понял, что слова её
обращены к нему. Японка на миг встретилась глазами с Луч и поняла: она всё знает! Знает, хотя
Соум, так старалась утаить это от неё.
- Говори. Терпения у меня осталось ещё меньше, чем времени до темноты. - Острый клинок
вжался в шею викария, придавая убедительности, её словам.
- Служите Богу Истинному, ибо блага Его непреходящи,- начал проповедовать падре под
угрозой смерти. - Моя скромная миссия вести к Нему эти заблудшие души, направляя их на путь
истинный в трудные дни мрака и хаоса.
Луч выругалась сквозь стиснутые зубы. Этот святоша уже надоел ей своей привычкой вечно
твердить одно и то же. Одна речь на все случаи жизни. Гнетущая, ходящая по кругу, выспренняя и
ни о чём. Луч собиралась уже перерезать лицемеру глотку, чтобы раз и навсегда избавиться от
необходимости его слушать, но чей-то голос остановил её бездумный порыв:
- Ты опоздала на урок истории.
Луч подняла взгляд серых глаз. Передней стоял всё тот же высокий незнакомец, который
раньше поучал Соум. По его застывшему лицу Луч поняла, что прозвучавшие слова слетели не с
этих губ, столь же прекрасных, сколь и холодных. Шамаш тоже был ни при чём - она хорошо знала
голос предводителя прихрамового лагеря. Голос донёсся изнутри собора. Эхо его ещё билось о
стены и остроконечные арки. Сгрудившиеся в центральном нефе люди в страхе кинулись в
стороны, словно взгляд Луч обжигал их. Они отступили к боковым нефам, открыв её взгляду
пространство до самого главного алтаря. И тогда она увидела его.
 - Гор-Ра! Луч мгновенно утратила интерес к священнику. Этот голос, странно высокий и
неприятный, мог принадлежать лишь Владыки Дня. Как и говорил ей Учитель, голос его проникал
в самое сердце. - Под каким именем ты здесь? Яхве, Михаил?
Он возвышался над алтарём, словно мачта. Высокий, с кожей такой бледной, что сквозь неё
просвечивали вены. Он отличался странной двойственной красотой, двойственной и двуполой. На
нём был плащ, широкий и чёрный, с высокими накладками на плечах. Бледные создания начали
собираться вокруг него, столь прекрасные, что больно смотреть. Лицо стоявшего у алтаря
исказилось в недоброй усмешке, и он с театральным пафосом стал неспешно спускаться с
возвышения.
- Михаил - процедил он снисходительно и насмешливо. - И это даже не самое любимое моё
имя. С другой стороны, это всего лишь одно из множества имён, которые мне доводилось носить.
Твой покровитель всегда предпочитал называть меня древнейшим из них - Мардук. - По мере того
как он медленно приближался к Луч по длинному и высокому центральному нефу собора, всё
больше сияющих существ присоединялось к его свите. У них за спиной стали прорастать
блестящие крылья. Показались они и у Мардука.
- Так, значит, ты её дочурка, - продолжал он всё тем же саркастическим тоном.
Предвозвещённая, зачатая Падшим, Лунное Отродье, Малефик. Чтобы быть посланницей этой
сладострастной гадюки и предательницы, которую вы зовёте Матерью, чтобы заставить князей
Ада приглядывать за твоей тенью, чтобы так озаботить нас твоими поисками... Я-то думал, ты
окажешься несколько выше ростом.
Луч, зачарованная, шла навстречу властной фигуре, несмотря на то, что явственно ощущала
угрозу, источаемую этим существом. Он приближался к ней с неспешностью, свойственной
неописуемо давним временам, он плыл над самым полом, и ноги его оставались неподвижны.
Между тем свита у него за спиной разрослась так, что казалось, уже ничто не сможет её
остановить. Луч понимала, что попалась в ловушку. Позади неё татуированная японка
поглаживала рукояти мечей, пытаясь придумать план побега, но найти путь к отступлению было
нелегко.
- Лично я полагаю, что ты всего лишь новая кукла, которой она вертит как хочет. Ещё одно
препятствие, ещё одна палка в наши колёса. Эта игра уже начинает мне надоедать. Солнце по-
прежнему в зените, на вершине Небосвода. Настал Страшный суд. И для тебя тоже.
На некотором расстоянии от Луч высокомерный владыка остановился, его воинство замерло за
ним. Он слегка повёл в воздухе рукой, его длинные чёрные ногти протанцевали в воздухе, и в тот
же миг четыре тонких ручейка крови появились на плече Луч, словно ногти эти смогли преодолеть
барьер разделяющего их пространства и достичь её кожи.
 - Ты можешь пользоваться защитой всех религий и имён, какие тебе угодны, Мардук, - загремел
в вышине, чей-то голос. - Но эра вашей власти кончилась. Ваш Страшный суд - не более чем врата
назад, к торжеству неразумного. Твоё Солнце держит в страхе эту несчастную бесплодную землю,
но под Луной ещё есть древние богини и истинная человеческая свобода. - За спиной вновь
прибывшего сгустились тени: два огромных и огрубевших, словно старая кожа, крыла. - Так, что
отойди от неё. Это меня ты искал, за мной пришёл.
Все взоры обратились ввысь. Голос перекатывался по всему центральному нефу, но отражённое
от стен эхо не позволяло установить его источник. Мардук первым разглядел внушительный
силуэт, чётко выделяющийся на фоне витражной розы. Луч, узнав его, побледнела. Почти десять
лет её жизни исчезли, словно их и не было...
Просеянный сквозь витражные стёкла багряный свет заката сменился бледными лучами полной
луны. Под защитой сгущающихся теней вокруг незнакомца собирался целый легион тёмных
крылатых силуэтов. Скоро уже никто из присутствовавших не мог игнорировать чужаков,
вторгшихся в собор Святого Патрика.

- Вельзевул Наконец-то ты выполз из норы. И прихватил с собой своих крыс и прочее

отродье.
Фигура с мощными развернутыми крыльями на глазах у всех ринулась вниз с высоты. И в
облаке чёрной пыли приземлилась между Луч и солнечным воинством, защищавшим Мардука.
Крылья превратились в расплывчатое пятно, фигура осталась наполовину скрыта плащом.
- Баал Зебуб - так когда-то ты меня называл, старый враг. Владыка Ваал. Таково моё имя в
подземном мире Иркаллы.

Луч ошеломлена. Её широко открытые глаза неотрывно смотрят на Учителя. Находиться перед
ним, видеть его, ощущать энергию его присутствия, его ауру - всё это держит её под каким-то
странным гипнозом. А он на неё и не смотрит. Лишь сделал знак, чтобы отошла. И Луч вновь на
мгновение почувствовала себя маленькой девочкой
 Именно он, тот, кто стоял перед ней, сделал её той, кто она есть сейчас. Единственный, кто что-
то значит для неё. Любовь и ненависть вновь всколыхнулись в её душе. Он вернулся, вернулся
после стольких лет... и наверняка неспроста.

- Смирись с тем, что Рыбы умерли, - заговорил Ваал, а тем временем тени, явившиеся вслед за
ним, одна за другой устранились на полу вокруг него, разворачивая, подобно ему, свои жилистые
крылья. - Теперь настал черёд Водолея и человека. Не требуй, чтобы они поднимали глаза ввысь.
Их место и их горизонт - земля. Перестань пугать их вашим Страшным судом. Апокалипсис есть
не что иное, как переход, пусть и трудный, очищающий от вашей мерзости.
Сверкнул его меч, усеянный зарубками - скорбными свидетельствами сотен битв. Бледные
воины, стоявшие перед ним, разом вскинули плащи, открыв взором сверкающее оружие.
Ваал в первый раз взглянул на свою подопечную. Она не сходила с места, парализованная
разворачивающимся перед её глазами зрелищем. Его властный взгляд, велел ей отступить.
-Уходи! Сегодня мы сводим старые счёты. Твоя битва ещё впереди.
Когда Луч осознала смысл предупреждения, Ваал уже вновь повернулся лицом к врагу и
зашагал, неспешно и уверенно, ему навстречу. Бесстрастный Мардук, с тёмным мечом в каждой
руке, пропустил вперёд первую линию своего воинства.
Находившиеся в соборе люди в ужасе сгрудились в боковых нефах. Никто в точности не знал,
чего ждать, когда в стенах храма сошлись два первозданных воинства под предводительством
своих полководцев.
Луч вложила в ножны меч и повернулась к выходу. Какая-то часть её души требовала броситься
в бой, не подчинится тому, кто на долгие годы покинул её. Другая часть утверждала, что он по-
прежнему остаётся её Учителем. Стиснув зубы, она повернулась к нему спиной. Не хотелось в
этом себе признаваться, но больше всего её пугало, невозможность предсказать, что произойдёт,
когда она потеряет его из виду: покинет ли он её снова? И не потеряет ли она его вновь в этой
битве извечных сил?
 Свист, сопровождающийся жаром солнечного клинка, слился с тревожным криком Соум.
Услышав предупреждение, Луч, уже на пороге собора, инстинктивно приняла боевую стойку.
Первым же ударом она рассекла плечо белесого существа, подобравшегося к ней ближе других. Не
успело его тело упасть, вторым ударом она отсекла врагу голову.
Тем временем Соум с мечом в каждой руке противостояла сразу нескольким солнечным
созданиям. На долю Луч, которая была уже рядом с ней, оставались ещё двое. Пришлось ими
заняться. Аллен был окружён и сопротивления не оказывал. От него противник мог не ждать
неприятностей.
На спину Луч обрушился удар клинка: кожа задымилась, боль согнула её пополам. Она упала,
лицо исказилось в муке. Противник воспользовался этим и бросился на девушку. Луч упёрла
рукоять катаны в пол, поставив её вертикально. Увернулась от клинка своего врага, подгадав так,
чтобы он сам налетел на её меч. И пока он падал на неё сверху, острое лезвие все глубже входило в
его тело. Тем временем, другой противник хотел ударить Луч сзади. Однако он не успел опустить
меч - его буквально смело одно из тёмных созданий, явившихся вместе с Учителем. Часть его
воинства прикрывала выход из храма. Оказавшись на свободе, Луч вскочила на ноги и бросилась
бежать.
Посреди центрального нефа разворачивалась кровавая бойня
 Глаза Учителя не отрывались от Мардука, который не двигался с места, предоставляя своим
войскам держать фронт. С лица его не сходила сардоническая усмешка. Прозрачные зрачки этого
двойственного существа скользнули вверх, отметив, что наступила ночь. Некоторые из бледных
воинов свиты приготовились защищать своего господина, понимая, что сгущавшиеся по углам
тени будут играть на руку легиону наводнивших собор тёмных силуэтов.
Мало-помалу головы сражавшихся закрыли обзор. Ваал терпел поражение. Он принялся
прокладывать себе дорогу зубами, в то время как его соратники насмерть бились с бледными
войнами. Мардук был уже едва различим - смутный силуэт среди дюжин одинаковых фигур,
словно скроенных по одному лекалу.
Видно, время ещё не пришло, - послышался его режущей эхо голос, - но близок тот день,
когда я окончательно разделаюсь с тобой, Вельзевул. В тот день Солнце будет сиять в зените,
чтобы ты не смог спрятаться под покровом твоей защитницы-Луны. Вы с Лилит однажды уже
ускользнули от меня. Ночь защищает тебя и теперь. Но ты должен знать, что моё число - три. В
третий раз удача отвернётся от тебя.
Только эхо ещё выдавало его присутствие.
В соборе продолжался смертный бой.
 Прежде чем, держась в тени, выскользнуть за ограду собора Святого Патрика, в нескольких
метрах от стены Луч заметила свернувшееся клубком тело: кое-кто явно пытался остаться
незамеченным. Луч пропустила своих друзей вперёд.
- Мой меч отведал сегодня немало крови, но мимо тебя я не пройду, таракан.
- Луч, скорей! Нужно выбираться отсюда! - услышала она голос Соум, а падре Патнем тем
временем кинулся наутёк.
Луч бросила последний взгляд на битву двух исстари противоборствующих сил, бушевавшую
на ступенях собора. Казалось, не одна из сторон не может взять верх. Стиснув зубы, девушка
пошла прочь.
Она знала, что находиться в самом центре этого вселенского противостояния, но не знала, по
какой причине или, того хуже, боялась эту причину узнать.
Где-то далеко еле слышно продолжала звучать трагикомичная рождественская песенка.

Посреди кровавых сатурналий Учитель понял, что больше не чувствует присутствия Луч - она
ушла.
Он расшвырял ближайших противников. Поднёс руку к кожаному кошелю на поясе. Внутри
пальцы нащупали мелкий песок. Он почувствовал, как по венам заструилась великая сила, взятая
на прямую со старых полей сражений Иркаллы. Песок, обагрённый кровью его врагов. Ближайшие
противники содрогнулись от ужаса. Яростным движением, исказившим черты его лица, Ваал
выдернул из кошеля кулак с зажатой в нём горстью песка и высоко поднял его над своей
увенчанной рогами головой.
Воздух до самой последней частицы наполнился первозданным прошлым.

Убегая с друзьями прочь от собора по улицам, Луч вдруг почувствовала сильный толчок в
грудь и упала на колени. Словно какая-то неукротимая волна энергии сжала её сердце, почти
сместив его с законного места у неё в груди. Спутники её остановились, встревоженные, но она
издала звук, похожий на уханье совы, указывая направление к порту, поднялась, и все продолжили
путь.
Луч овладела уверенность, что странный трепет её сердца как-то связан с Учителем.
 На неё нахлынули путаные воспоминания. В них он был всегда. Странный отец и неизменно
строгий учитель. А постепенно, со временем, - её первый мужчина, единственный мужчина в
самую раннюю пору пробуждения желания, желания неосознанного, подавляемого, запретного
пробуждения спящей красавицы Электры.
Ей вспомнилось первое путешествие через океан. Как она впервые увидела Нью-Йорк -
пролетая над ним. Что чувствовала при виде поблекших мрачных небоскребов. Старушка Европа,
и главное - Париж, где Луч провела первые годы своей жизни, остались в прошлом. То был
фантасмагорический Париж - Париж безлюдных улиц, Париж одичавших людей, сбившихся в стаи
вокруг Монмартра. Какие же сверхчеловеческие усилия понадобились, чтобы детство её
выглядело нормальным Не подозревая о том, она родилась в мире, где детство уже не могло
быть нормальным. Мир изменился.
Рим, Берлин, Париж, Москва, Мадрид Великие европейские столицы лишились своего
блеска. Города поменьше с пугающей быстротой исчезали с лица земли. Гигантскими шагами всё
двигалось вспять к окостенелому, страшному и тёмному прошлому, подобному худшим
периодам Средневековья. Люди говорили: ангелы и демоны вырвались на свободу. Крылатые
существа, живые мертвецы, призраки словно распахнулись врата преисподней. Секты, церкви,
молитвы, песнопения и эзотерические практики процветали во всех уголках напуганной старушки
Европы. Некоторые уверяли, что молитвы их были услышаны, потому-то на землю и явились
ангелы... Другие просто верили, что пришёл Апокалипсис, чтобы поставить точку в истории
человечества.
Картины, разбуженные его неожиданным возвращением, чередой мелькают перед её
внутренним взором. Картины, которые по-прежнему свежи в памяти, несмотря на годы
одиночества
 Самолёт совершил посадку. Они собрали свои скудные пожитки. Учитель крепко держит её за
руку, неизменно готовый защитить и неизменно отстранённый. Его властный взгляд пронизывает
насквозь. Его кожа сморщенная и грубая, словно пергамент, его мускулы всегда натянуты, как
гитарные струны. Его движения неторопливы и выверены и скрывают тайну. Он - её единственная
отрада, её убежище и мистическая загадка.
Пустынные улицы, разобщённые люди, примитивные поселения в туннелях подземки, страх в
каждом углу: «Кайтесь, кайтесь. Конец близок».
Они поселились в заброшенном здании возле порта. В непритязательном складском помещении
он обучал её искусству владения мечом. Её невинная хрупкость внушала опасение, что девичье
тело переломится от одной лишь тяжести стали. Однако с мечом в руках она превращалась в
тигриный коготь. Бесконечные часы изнурительных тренировок, и вот уже она и клинок - единое
целое. Интуиция, быстрота реакции, инстинкт. «Ты рождена для этого», - не раз говорил он своей
ученице. Об истинном смысле этих слов она тогда не догадывалась. Теперь он стал проступать
перед ней, как сквозь туман, и ей показалось, будто она заглянула за край пропасти. Старая катана
была с ней все эти годы. И тогда, когда Учитель тренировал её, и в годы одиночества. Оставшись
одна, она упорно продолжала оттачивать мастерство, тренировки были словно молитва, словно
отчаянный призыв вернуться, обращённый к тому единственному, кто сделал её собой.
Девочкой она считала его таинственным священнослужителем из некоего странного ордена. На
складе время от времени появлялись существа, внешне похожие на Учителя, приносили еду и
странные манускрипты. А иногда он часами говорил с ними на загадочном языке. Если бы на
улицах началась смута, братство пришло бы на помощь её Учителю.
 Он направлял и усмирял её детские инстинкты, учил её стратегии, обороне, сосредоточению.
Как управлять своим телом, чтобы меч превращался в твоё продолжение, как предчувствовать
удар противника и уклоняться от него. Перерывы между изнурительными тренировками были
посвящены тому, чтобы читать и перечитывать многочисленные старинные рукописи, которые
Учитель кропотливо собирал в их пустынном жилище. Они вновь и вновь возвращались к истории
и разбирали один за другим каждый её эпизод. Были там, кроме манускриптов, и старинные книги
с живописными миниатюрами и гравюрами.
 Иногда они совершали вылазки на улицы Манхэттена: короткие экскурсии по музеям и
библиотекам, чтобы пролить свет на некую загадку или открыть для Луч какой-либо новый образ.
Девочка впитывала премудрость, как губка. Всегда начеку, как хищник в засаде. Когда же Учитель
решал, что день уже принёс достаточно плодов, то брал её на руки, как щенка и долго сидел,
блуждая взглядом по ободранным стенам огромного ангара, в ожидании, когда сгустится ночь и на
небо выйдет луна. Ночь, в которой все очертания стираются и тени создают свой мир - зловещий,
но таинственный и полный магии.
 Так он сидел часами, держа девочку на коленях, пока её не одолевал сон. Он словно наполнял
её собственной внутренней энергией. Когда Луч осталась одна, ей очень не хватало возможности
засыпать у него на коленях. Никогда не забудет она то утро, когда старик-мистик ушёл. Ей было
всего тринадцать, когда она осталась один на один с ожесточённым и негостеприимным Нью-
Йорком. И все долгие одинокие годы она продолжала упражняться с мечом в обшарпанном
помещении склада, словно в этом был какой-то смысл.

Она вспомнила и о незнакомой женщине: молодой, со снежно-белыми волосами. Память о ней

хранила старая фотокарточка. Женщина на снимке выглядела грустной, хотя и пыталась
улыбнуться, а за её спиной смутно виднелись очертания циркового шатра. «Кто это?» - «Твоя мама,
Луч». «У неё белые волосы». «Белые, как свет Луны, такие же, как у тебя». Она так и не
получила настоящих ответов на свои вопросы.
Кое-какую информацию отыскал Аллен. В своё время газеты писали о русской девочке по
имени Светлана, родившейся во времена чернобыльской катастрофы. Однажды в Москве
случилась перестрелка между полицией и русской мафией. Девочка якобы проходила мимо и
увидела, как истекал кровью, один из участников схватки. И вдруг глаза девочки вспыхнули
красным, и вся улица оказалась в крови. Девочку долго держали в научном центре. Её подвергли
бесчисленным исследованиям. Потом эта история забылась. Нечеткий снимок на полосе старой
газеты запечатлел ту же грустную улыбку, что и на фотокарточке хранимой Луч. Если эта девочка
стала её матерью, то кто же тогда её отец? Учитель? Луч знала, что он был рядом с её мамой, когда
та умерла при родах. Да, он мог быть её отцом. Но как тогда быть с другими сведениями, в
которые так трудно поверить и почти невозможно принять? Если Луч - та, кем её все считают, то
её отцом мог быть только сам Люцифер. Первый из Падших.
 Возращение не принесло покоя. Во взглядах застыла усталость. Мы не обменивались словами,
только взглядами. Луч застыла перед окном в высокой части здания над старым складом. Она не
могла оторваться от него, всё смотрела и смотрела на пустынную улицу и мерцающие огни. Густое
облако пепла клубилось там, где стоял Святой Патрик. На миг она снова ощутила себя девочкой.
Напуганной девочкой, которая проснулась утром и обнаружила, что осталась одна. Тогда она три
дня провела у этого окна. Он ушел, чтобы вернуться. Он не мог уйти навсегда. Он не мог оставить
её, не мог бросить на произвол её чудовищ и её сомнений. Она увидит его в окне. Он вернётся...
Но он не вернулся. Три дня простояла она у окна, пока не начала терять сознание от голода. И
теперь, стоя перед тем самым окном, на том же самом месте, она чувствовала то же самое, тот же
страх - страх так и не увидеть его возвращения.

Я сказал Соум, что хорошо бы активировать все системы безопасности, на случай, если нас
опять кто-то захочет навестить. Она стояла и смотрела на Луч сквозь дверной проём. Чувствовала,
что та заблудилась в воспоминаниях. Знала, что этой ночью ей нет места в мыслях Луч. Что ни
тело, ни душа Луч не доступны ей. Соум ревновала. Ревновала к тому, кто, возможно, никогда не
вернётся. Ревновала к воспоминанию, к той связи, что окрепла этой ночью. Соум медленно
двинулась к Луч. Та только слегка повела головой на звук её шагов, не отрывая взгляда от окна. Не
отвела она глаза и тогда, когда Соум, встав у неё за спиной, пробежала мягкими пальцами по её
плечам. Пальцы эти нашёптывали о желании. Желании оторвать Луч от этого окна. Соум
подвинулась, удерживая свою руку на плече Луч, поглаживая белую кожу почти с нарочитым
искушением, словно взывая о помощи. Только когда японка уже двинулась прочь от неё, Луч
подняла на неё глаза, пытаясь при этом задержать, насколько это возможно, прикосновение.
Взгляды встретились. В одном читалось желание, в другом мольба об уединении. Соум
смирилась с поражением, и кончики её пальцев сказали «прощай». Фигурка её, одиноко
направлявшаяся к постели, которую они порой делили на двоих, растаяла среди теней. Глаза Луч
вернулись к окну, а через него к страхам и тревогам.
 Уже несколько дней Луч скрывала четыре царапины на плече под старенькой блузкой.
Распухшие, багрово-фиолетовые. Не подавая виду, она жестоко страдала. Однако мысли её были
далеко. «Он не вернётся». Мутная вода в ванне на львиных лапах снова приняла её, даруя
облегчение. Вода омыла её белоснежные волосы и унесла тяжесть с век. «Он не вернётся». И она
снова погрузилась в жидкость, что долгие годы помогала ей прогнать лихорадку и одержимость.
Давно уже она не чувствовала себя такой одинокой. Его возвращение лишь всколыхнуло тысячи
старых вопросов, ответы на которые у неё не было до сих пор. Почти обнажённая, с ещё влажной
кожей и волосами, она принялась мерить шагами холодное пространство заброшенного склада.
Это помещение теперь больше, чем когда бы то ни было, пробуждала в ней тяжелые
воспоминания. На рассвете словно открылась старая рана, и перед её внутренним взором снова
предстал Учитель, каким она видела его в последний раз перед исчезновением. Она расхаживала
между грудами потрёпанных томов, которые хранила и приумножала даже после его ухода.
Старые книги, её неизменные спутники в годы учения. Ту последнюю ночь она как раз провела за
книгами, вместе с ним. И почти в точности запомнила его слова. Он сидел в позе лотоса в круге
свечей. Она давно привыкла наблюдать его медитации, подчас тайком. Она помнила разогретый на
старой печурке ужин - пряное мясо и горьковатый бульон. Помнила молчание, неровные огоньки
свечей, отбрасывавших танцующие тени. Ощущение чего-то важного, что вот-вот случится.
- С этой ночи ты должна идти одна. Чтобы могла свершиться твоя судьба.

Его голос всё ещё звучал у неё в ушах. Те последние слова

Она глядела на него горящими глазами, сотни слов трепетали, готовые сорваться с её языка.
Должно быть, он это предвидел и приложил к её губам палец, заперев все речи на замок. Затем сам
потянулся к ней губами и поцеловал в лоб. Это был первый поцелуй в её жизнь. И последний
поцелуй этих губ.
Тут она заметила: что-то не так, и прошлое мгновенно отпустило её. В её отсутствие кто-то
подготовил сцену. Начерченный мелом на полу символ был окружён свечами. Она не помнила,
чтобы сделала это сама, но она могла сделать это в трансе и забыть, такое бывало. Так что всё
возможно
Из предосторожности она взяла меч. Но не вынула из ножен. Просто хотела, чтобы оружие
было наготове. В круге прибавила символов, и новые знаки не могли быть начертаны её рукой;
вместе они составляли хорошо знакомую древнюю истину. В самом центре рисунка лежало нечто,
и этот предмет никак не мог появиться здесь без посторонней помощи. Это был фрагмент спинки
того самого трона фараона. Она почувствовала движение за спиной, и её рука сжала рукоять
катаны.
И услышала голос:
- Рад видеть тебя, Малефик.
 Под хлопанье совиных крыл из тени выступила высокая крепкая фигура, закутанная в длинный
тёмный плащ. Лунный свет, проникая сквозь щели в стенах, обрисовывал черты лица,
величественного и властного. На нём прибавилось морщин и усталости, однако от него исходило
всё тоже мощное и загадочное ощущение.
-Учитель!
Он вернулся. Вот он здесь, на том самом месте, что покинул несколько лет назад, в тех же
самых стенах, соединивших то, что ни расстояние, ни его отсутствие оказались неспособны ни
сломить, ни погасить. Ей понадобились все силы, чтобы сохранить внешнюю невозмутимость.
- Было время, когда ты звал меня просто Луч.
- Это время прошло. Тебе пора привыкать к новому имени, ибо многие будут звать тебя так.
Учитель направился в её сторону, но не приблизился вплотную, а прошагал мимо. Подошёл к
фрагменту трона в центре тайного символа и опустился на корточки рядом. Луч присела напротив.
Таинственный, как всегда, он вытянул над артефактом свою мощную загрубелую руку. На секунду
поднял глаза на Луч, потом его взгляд упёрся в обломок трона. Покрывавшая древесину золотая
роспись начала пузыриться и растекаться. Наконец, вся поверхность дерева, взметнулась языками
пламени, и вскоре обломок сгорел дотла. Учитель неторопливо поднялся, разровнял пепел носком
сапога и изобразил на нём ещё один символ: полную луну в обрамлении двух месяцев -
стареющего и молодого. Окончив, прошептал имя: «Лилит», и она, казалось, воплотилась в этих
стенах.
Учитель посмотрел на Луч, лаская взглядом её лицо. Плотно сжатые губы девушки дрожали.
Глаза её переполнились немым укором, и кровавая слеза потекла по щеке. Распухшие царапины на
плече в присутствии Учителя болели как будто меньше. Но в тоже время его появление, уняв боль
от ран, пробудило боль в сердце, копившуюся там почти десять лет..
 Ваал уселся с одной стороны от начертанного мелом символа в окружении свечей и жестом
велел ей сесть напротив. Ни слова не говоря, он снял с плеча длинный цилиндрический футляр,
испещрённый гравировкой с символами, понятными лишь посвящённым. И положил его между
ними.
- Больше не ходи к Святому Патрику. Там не осталось ничего, только руины и трупы. Та вещь,
которая только что превратилась в пепел, предсказывает приход великой силы из иных измерений.
Сожжённый символ - это Солнце, подчиняющее себе оба пола. Это не только его знамя, но и суть
его миссии. Он приходит, чтобы стереть все проявления лунного начала. Так было на протяжении
веков. Египет уничтожил на своих камнях следы проявления женского начала Амарны. В Средние
века жгли ведьм и всё, что связывало их с Матерью - Землёй Теперь тебя ждут очень тяжёлые
времена. Я здесь, чтобы вернуть то, что принадлежит тебе.

Он расстегнул хитроумные замки футляра и вытащил на свет свечей его содержимое. Свет
словно вспыхнул ярче, отразившись от полированного металла. Внутри лежал меч, разобранный
на много частей. Все они хранились раздельно. Эфес завораживал. На крестовине была
выгравирована тощая, как скелет, фигура человека, раскинутые руки заполняли собой гарду. А
вокруг красовались змеиные головы, от самой маленькой до самой большой, и вместо хвостов у
них были кинжальные острия. Навершие было выполнено в виде головы чудовища с парой
закрученных спиралью рогов. Широкий клинок весьма внушительного размера блестел серебром,
словно никогда и ничем не был замаран. В Луч пробудилась память о том, как однажды ночью она
уже сидела вот так же с этим клинком на коленях. Учитель начал распутывать бесконечную
канитель старинных стихов, сливавшихся в монотонное вязкое песнопение. Это был язык,
забытый людьми, праязык всех языков.
Она не в силах была отвести от клинка взгляд, пока звучала эта первородная молитва, проникая
в каждую пору и каждую частичку её тела. Тысячи раз во сне она видела саму себя с этим мечом за
спиной. Ваал достал эфес: тот самый крест с выгравированной фигурой.
- Человек. Очищенный смертью, как символ катарсиса и воскресения. Крест - это первобытный
символ, возникший задолго до христианства; вместе с Чашей Древних он образует лунный Грааль.
Его естественное положение, когда он оказывается в руке, суть символ торжества. Он объединяет
то, что наверху, с тем, что внизу. Некогда Великая Царица Египта Нефертити, блистала, нося на
себе этот символ в ритуалах мистерий гораздо более древних, чем сам Нил. Это сокровище
исконной мудрости лежит в самом основании эфеса.
Затем Ваал взял клинок и поднёс к её глазам.
- А это язык змеи. Уцелевший фрагмент древнего клинка, который сжимал в руке восставший
Люцифер, прежде чем сломались его крылья. Клинок выковала сама Луна. Он не принадлежит к
этому миру. Связующая нить с запредельным и в тоже время - символ начала пути, ведущего к
свободе воли.
Вставив плоский шип в рукоять, он надавил, пока не раздался звонкий щелчок,
свидетельствующий о том, что достигнуто правильное положение.
- Божественное и человеческое вместе, в одном.
 - А это девять голов змеи, - произнёс он, проводя рукой по удивительным кинжалам, рукояти
которых были увенчаны змеиными головами. Луч насчитала только восемь, но ничего не сказала. -
Их в своём Апокалипсисе упоминает евангелист Иоанн. А до него и другие - во многих текстах
множества культур. Головы - символ смерти и разрушения, необходимый элемент цикла Осириса.
Конец, без которого не будет нового начала. Девять - соответствующее им число в Каббале. Змея
символизирует источник энергии.
Он принялся собирать их на мече. Два самых длинных кинжала предназначались для
перекладины на эфесе. Змеиные головы служили грозным украшением, а острия клинков языками
высовывались с противоположной стороны. Остальные, поменьше, выставлялись возле
набалдашника, а их разящие клинки, входили внутрь рукояти.
Наконец дошла очередь и до навершия - величественной рогатой головы с явственно звериными
чертами.
- Череп великого овна - это обнажение Бафомета, возглавляющего пентаграмму. Мудрость и
энергия, соединившие восточные и западные культуры. На навершии он символизирует
слившихся воедино мужчину и женщину. Мужское начало и плодовитость Матери-Богини.
Ваал нажал на крошечную пружинку, и звук приведённого в действие сложного механизма
заставила меч задрожать. Из глазницы черепа показалась новая металлическая змейка, которая
начала обвиваться вокруг рукояти по всей её длине.
- Вот так он становится единым целым. Множественное оказывается составляющим единства.
Меч этот - больше чем просто меч. Это символ в символе, и он принадлежит тебе, ибо без него не
достичь тебе целостности. Он и твой двойник, и твоя противоположность, так всё и устроено во
вселенной; потому он и дополняет тебя до целого. С ним ты - тринадцатая фаза Луны и
достигнешь полнолуния. Этот меч раствориться в тебе, а ты - в нём. Его зовут Малефик, и отныне
это и твоё имя.
С этими словами он вновь повернул навершие. Змеи втянули хвосты, превратившись в простые
украшения. Лезвие укоротилось вдвое. Но даже в таком виде меч выглядел внушительно.
- Он переменчивый, как и ты. Даже будучи мал, он - великая сила, и всё же в случае крайней
опасности советую иметь его при себе во всей мощи.
Он снова собрал меч и опустил его на пол.
 Она встала перед ним на колени, в то время как с его губ заструились тягучие слова. Он
скинул все одежды, оставшись обнажённым. И встал в полный рост. Стоя он казался ещё выше и
сильнее. Лицо делалось шире, черты становились грубее. На лбу показались два длинных рога. Он
воздел руки и оторвался от земли, не переставая произносить слова всё на том же праязыке. Голос
его, усиленный эхом, сотрясал всё вокруг. За спиной выросли два больших, странного вида крыла.
Они казались сделанными из дублёной кожи. Луч вздрогнула от этого зрелища, но осталась
тверда. Бледно-голубой свет окружил фигуру, в которой она всё ещё могла узнать Учителя. Меч
воспарил над землёй и остановился на высоте его груди.

Луч поняла, что от неё требуется. Стараясь сдержать дрожь, она встала и вытянула руку к мечу,
зависшему в воздухе между ней и Учителем. Подтянула меч к себе, так, чтобы он слегка коснулся
тела. Вот лезвие скользнуло по её бёдрам, и на лице Луч появилось выражение экстаза.
Когда она вновь открыла глаза, странного и могучего крылатого существа уже не было. На его
месте вновь стоял тот, кого она никогда не забывала. Он выглядел усталым, постаревшим. Она
ощутила к нему какое-то странное, почти материнское чувство. И с нежностью принялась
облачать его в потрёпанные одежды, в которых он пришёл. Он молча позволяла ей делать это.
Едва она закончила его одевать, как услышала последнюю просьбу.
 - Нарисуй на своём лице ночь и покажи мне, что ты и твой меч - единое целое.
Одним движением Учитель вынул из ножен свой старый в выщербленный клинок. Жест был
памятен Луч. Значит, последний урок фехтования. Она вымазала лицо чёрной сажей, заняла
оборонительную позицию и стала ждать первой атаки. Вскоре они уже завертелись в неистовой
пляске летящих искр, брызжущего пота и энергии. Наконец Луч в изнеможении упала на колени.
Все её раны словно открылись заново. Струйки крови бежали по телу. Меч выскользнул из
пальцев и упал на пол возле её усталых ног. Ваал подошёл к ней с затаённой грустной улыбкой,
игравшей только в его глазах. Подхватил её на руки и зашептал:
- Как только поймёшь, что есть на самом деле этот меч и ты сама, ты станешь непобедимой
 Он сел возле одной из обшарпанных стен, держа её на коленях, как в детстве. Луч
почувствовала, как её наполняет тепло безопасности и защищённости. Мало-помалу полученные в
поединке порезы перестали кровоточить и начали затягиваться. Влажный удушливый жар проник
в неё. Но в этом не было ничего неприятного, совсем наоборот.
Они сидели, так очень долго, чувствуя, как смешивается их пот. Их поры, казалось, были
связаны невидимыми электрическими проводками.
Они не шелохнулись. Не произнесли ни единого слова. Объятие и молчание наполнили их
невзрачный мир волшебством. Как когда-то давным-давно, Луч заснула, не заметив этого.
 Рядом кто-то был. Без сомнения. Я чувствовал их, хотя и не видел. Какие-то крохотные
существа, глаза - как сверкающие точки во тьме. Порой на моих мониторах мелькали
ускользающие тени. Вокруг здания, что-то двигалось. С тех пор, как я понял, что нас обнаружили,
я не мог спать спокойно. Клянусь, я предупреждал Соум. Луч после визита своего Учителя вела
себя странно. Почти не выходила из старого склада. Часами сидела в своей ванне. Погружение в
эту мутную воду, успокаивало её, давало силу и ясность мысли. Но я-то знал, что они здесь.
Ошивались вокруг, вынюхивали, с каждым днём их становилось всё больше, и с каждым днём они
всё меньше старались скрыть своё присутствие.
Они были рядом. Угроза стала слишком явной. Не знаю, мог ли я предотвратить то, что
случилось. Борюсь с укорами совести. В тот день звучала та же мелодия, звучала флейта
 Мыслями Луч была так далеко, что инстинкты подвели её. Маленькие тени оставались для неё
невидимыми. Её поглотил мир кошмаров и сновидений. Сновидения, которые казались
реальностью, и реальность, притворяющаяся сном... Сквозь пелену мира снов всё не то, чем
кажется, и всё кажется не тем, что есть.
Ей снова стали являться в бреду существа, которые приходили к ней с самого детства. Все что-
то от неё хотели. Сумрачные чудовища всевозможных видов. Ни одно не похоже на другое
обликом или шепчущим, искушающим голосом. Всем от неё, что-то было нужно. Некоторым -
только её внимание, другим - прикосновения. Многие задавали ей вопросы и ожидали ответов.
Другие предлагали ответы, если правильно задать вопрос. Ей бросали вызов, её искушали, её
искали и желали. Встречи где-то там, за пределом времени и материи, за гранью доступного
разуму. Сны её были переполнены встречами, впечатлениями, она будто проживала всё наяву.
Прошлое, настоящее и будущее. Два сплетённых между собой мира в стремительном падении с
вершины её сна. Всё вернулось, и с новой силой. Она никогда не говорила об этих снах никому,
даже Учителю. Мир кошмаров принадлежал только ей.
 Вернулся к ней и образ, приходивший к ней раз за разом много лет подряд; особенная, ни на
кого не похожая женщина, которая, казалось, читала её истерзанную душу, как открытую книгу.
Луч снова и снова сталкивалась с ней в туннеле нью-йоркской подземки. И даже не знала,
происходят эти встречи в реальности или во сне. Она не казалась настоящей. И не казалась сном.
Её фигура была задрапирована в синие покрывала. Лицо её, с рисунком, ритуальных шрамов было,
покрыто белой краской. У неё не было ни волос, ни зрачков. Появлялась она там, где Луч меньше
всего ожидала увидеть её. Иногда Луч казалось, что это лицо носит каждый в толпе, снующей в
туннелях. В мёртвых глазах женщины читалось, что они видят душу Луч насквозь. Словно
женщина знала её. И была уверена, что в будущем они встретятся по-другому. Женщина внушала
ей одну мысль. Одну настойчивую мысль. Было это угрозой? Или, возможно, предупреждением?
Снова и снова она указывала пальцем на маленькое существо с лицом, выкрашенным красной
краской.
 Луч проснулась внезапно, как от толчка, лоб её был мокрым от пота. В первое мгновение она
огляделась, ожидая увидеть Учителя. Его не было. Его не было уже несколько дней, но каждый
раз, просыпаясь, она надеялась его увидеть. С ней оставался лишь пресловутый царственный меч.
Она почувствовала боль в плече: давали о себе знать не зажившие раны. Те самые четыре
царапины, оставленные бесполым врагом, теперь из них выползали маленькие белые личинки. Все
прочие раны уже зажили. Её вдруг пронзило дурное предчувствие и сильнейшие ощущение
чужого присутствия. И это флейта, все играет и играет...
В дальнем углу сжался в тряпичный комок Аллен. Стуча зубами от страха, не в силах
произнести ни слова. Маленькие чудовища кишели в комнате Соум. Приглядевшись, Луч могла
бы признать в покрытых красной краской и экземой лицах черты одного из ребятишек, спешивших
когда-то укрыться в соборе Святого Патрика. Но его детские черты были искажены чьей-то злой
волей. Маленькие чудовища с улыбкой на жутких лицах взирали на испуганного парня. Малефик
схватила меч.
Постель Соум - вот что было страшнее всего. Японка лежала там, распростёртая в луже крови.
Её безжизненное лицо не было искажено страданием, но у неё вырвали сердце. Соум заманили в
ловушку, быть может напали, пока она ждала, что Луч к ней вернётся и согреет ложе, которое
стало теперь могилой и саваном.
 В порыве неистовой ярости Луч набросилась на выродков. Первый от удара её нового меча
развалился надвое. На пол посыпались чёрный потроха. Рогатый набалдашник вонзился в рожу
второго, и та лопнула, словно, спелый фрукт. После третьего она потеряла счёт. Только наносила
удары, разрубая и пуская кровь.

Аллен подбежал к ней, но Луч, отстранив его, направилась туда, где покоилось тело Соум. Чем
ближе она подходила, тем больше тяжелел её меч. Страшная картина навек запечатлелась перед
мысленным взором. Лицо исказилось гримасой боли. Она взвыла, как раненый зверь. Невозможно
было вместить в себя эту боль.
Полдюжины белых сов взлетели и исчезли, где-то под крышей склада. Два дня Луч рылась в
своих книгах и мерила шагами здание, как запертый в клетке зверь, потом, ни слова, не говоря,
взяла свой плащ.
 Кладбищем послужил Гудзонов залив. Кусок чёрной материи с изображением молодой луны,
один из тех, которыми Соум застилала свой футон, стал саваном. Суровый влажный ветер -
единственной поминальной молитвой. Траурная процессия была немногочисленна. Распорядителя
церемонии не было, только пеликаны кружили в небе, ожидая начала пиршества. Комок в горле и
молчание - вот и всё, что было. Юное тело на секунду застыло на потревоженной поверхности, а
потом начало погружаться в глубины забвения. Луч смотрела на волны, поднятые на поверхности
телом Соум, когда водная стихия сомкнулась над ним.
С болью она сжилась ещё с детских лет. Боль отсутствия и боль смерти, как две кающиеся
грешницы нашли убежище в её душе. Она-то думала, что уже привыкла, но нет. Всегда
находилось что-то, чтобы напомнить ей: свой предел страданий она пока не познала.

Соум приехала с самого дальнего Востока и привезла ответы на некоторые вопросы. Учитель
явился и посеял сомнения. Кто она, какова её роль в вековечном конфликте? Эти вопросы давили
на неё могильной плитой невероятной тяжести. Слова Учителя не преследовали цели склонить
чашу весов. Это был голос непоколебимый судьбы. Ясное послание о равновесии. Силы
существуют, и они уравновешивают друг друга. Судьба требовала от неё отчасти принять
нынешний апокалипсис и свою роль, в грядущих событиях. В одолевших Луч сомнениях
обозначилась единственная уверенность. Пора наконец в упор взглянуть на то, чего ждёт от неё
мир, чем бы оно ни было. И по иронии судьбы земля восходящего солнца скрывала многие ключи
к загадкам луны и её полумрака Настал час осознанно сделать следующий шаг на её пути. Она
прекрасно знала, куда должна отправиться, чтобы получить ответы на свои вопросы.
- Луч, нам нужно возвращаться.
- Иди сам. Я не вернусь.
Юноша смотрел на неё в изумлении:
- И куда ты отправишься?
- В Токио. Мне нужно вернуть долг.
Аллен ушёл. У него не было сил с ней спорить. Луч не шелохнулась, чтобы остановить его.
Взгляд её не отрывался от волн, в которых исчезло тело Соум. Она не хотела, чтобы Аллен видел,
как по её щеке стекает багряная слеза.
На другом краю земного шара ночной бриз расчистил небо. Токио казался нереальным, как
образ на безжизненной фотографии. Некогда шумный город был нем, словно испугался движения
Мёртвой Луны по своему небосводу.

КОНЕЦ
 Эта история зародилась в 1993 году. И двадцать лет после этого она созревала.
Отдельные рисунки с краткими текстами под ними появлялись в нескольких книгах, пока
наконец книга не заявила о своём прибытии в эпилоге «Мёртвой Луны».
Эта история, которую Аллен «американец», рассказывает из 2038 года. Не всё можно
вместить на страницах одной книги. Поэтому история ещё ждёт своего предложения: нам
предстоит поведать о годах выживания в мрачном и проржавевшем Нью-Йорке, о
встречах и беседах с Шамашем, которого многие считают архангелом Гавриилом, о
затерянных уголках Древнего Египта эпохи фараонов. Египта, куда чужеземная царица,
правившая под именем Нефертити, принесла стародавнюю традицию древнего культа. В
«CODEX: APOCALYPSE» можно найти ключи, соединяющие прошлое и будущее. Позже
история приведёт нас в Токио, к его призракам и лунной секте «110 катан». Нам предстоит
проникнуть в её женскую природу и сплетение связей, которыми соединены Луянг,
Коулун, Токио и Нью-Йорк с XIV по XXI век в «Тринадцати лунах». Затем история заведёт
нас в терзаемый суевериями Париж в «Шабаше» (AKELARRE). Париж, ставший также
владением Падшего Князя Нергала. Почти четыре тысячи лет таинственной истории
переплетаются в руках Эстреллы, странной женщины без зрачков, и уродов-кочевников из
бродячего цирка. В «Лилит» речь пойдёт о войне противоборствующих сил в Иркалле, о
восстании Падших, об изгнании Энки-Люцифера, их любовных историях, предательстве
Евы, истинной сути Адама и о возвышении до вершин власти Энлиля-Мардука. Всё это -
начиная с эротики и чувственного взгляда плодовитой Лилит, той, у которой было сто
женских имён и по одному любовнику на каждое имя. То, что нас ожидает, в двух строках
не расскажешь. Эти открытия читатель должен совершить сам.

http://vk.com/luis_royo