Эмма Ноэль
Глава 1. Жизнь как монорельсовая дорога
Глава 2. Мир трещит по швам
Глава 3. Как же жить дальше, мама?
Глава 4. Контракт с «дьяволом»
Глава 5. Гибрид Венеры Милосской и кенгуру
Глава 6. Апельсиновая радость
Глава 7. Новый маршрут
Глава 8. Кровавое золото
Глава 9. Время вакханалии
Глава 10. Долой маски!
Глава 11. Крутой вираж
Глава 12. Прах мечты и незаживающие раны
Глава 13. Самолечение по-взрослому
Глава 14. Смена караула
Глава 15. Мои миражи
Глава 16. Темная сторона души
Глава 17. Рыцарь без доспехов
Глава 18. Еще один промах
Глава 19. Гаснет свеча на ветру
Глава 20. Парад масок
Эмма Ноэль
Пятьдесят оттенков страсти. История
чувственного перевоплощения
Глава 1. Жизнь как монорельсовая дорога
Он гнусавит. Я уже привыкла к этому звуку, как к будильнику,
который дотошно требует, чтобы я поднялась с постели, ведь меня ждут
«великие» дела! И как я не заметила такое навязчивое дребезжание в его
голосе в наш первый день знакомства? Ведь женщина любит ушами!
Хотя… в тот момент, когда ко мне подошел улыбчивый молодой мужчина
в красивой одежде и вооруженный изысканными комплиментами, я была
юной простушкой, верящей в неземную любовь и принцев. Воспринимая
мир через импульсы, я преданно ждала особенного мужчину, который
сделает так, что у меня не возникнет и мысли смотреть в сторону. Так и
случилось: Феликс обвил меня словно плющ, не давая сделать и шагу без
его контроля. Познакомившись с претендентом на роль мужа, я сразу
ошарашила его информацией о том, что планирую лишиться девственности
только в брачную ночь. Я не боялась выглядеть несовременной и когда
подруги объявили, что я нахожусь в зоне риска, потому что могу остаться в
одиночестве до самой старости, я, посмеиваясь, отвечала на их колкости и
скабрезности:
— В моей жизни появится человек, который оценит это!
— Ах, бедная Ассоль, скорее проверь, нет ли за окном алых
парусов! — не унимались шутницы. Мои приятельницы спорили между
собой, уверяя меня, что я сломаюсь во всех смыслах слова при первой
влюбленности в красавчика-атлета, но они меня плохо знали!
— Принципы, девочки!
— ПринцЫпы, — вторили две гуляки, любившие просыпаться в
разных местах и с разными мужчинами.
Мы все втроем недоумевали, что за сумасшедшая фея, взмахнув своей
волшебной палочкой, превратила нас в подруг? Эти две нашли друг
дружку, а каким образом меня пришвартовало к этой разгульной гавани —
это был вопрос! Мы сдружились в институте, причем не на первом курс, а
только к третьему. Две разбитные девчонки были настоящими звездами
ВУЗа, но у них было золотое правило: не гадить там, где ешь! Другими
словами: не спать с теми, кто сидит за соседней партой. Ну а
преподаватели были под полнейшим запретом. Особенно после того, как
один женатый математик обрюхатил скромницу-студентку и она
вышагнула в окно аудитории, потому что этот развратник посчитал, что с
проблемами подобного рода взрослая девочка должна справляться
самостоятельно. После трагического случая я отказалась сидеть на его
лекциях. Встала и заявила, что не желаю получать знания от того, кто
может убить, пусть даже и словом. Вместе со мной покинули аудиторию
больше половины группы. Первыми присоединились Дина и Лера, которые
были вдохновлены моей пионерской смелостью.
— Леди Совершенство, не выпить ли нам текилы в честь такого
неожиданного поворота событий? — предложила одна из них. Я не
употребляла крепкие напитки и предпочитала коктейли или вино в
небольших количествах. С тех пор мы были «не разлей вода». Иногда мне
приходилось вытаскивать моих безответственных подружек из ночных
клубов на собственном горбу и развозить по домам после бурного
времяпрепровождения. Они меня прозвали «Мама Чоли». Я поначалу
обижалась, а потом отнеслась к этому прозвищу философски: ну ведь
должен кто-то контролировать двух оголтелых девах, готовых снять трусы
при виде качка-красавца уже на пороге увеселительного заведения! Я их не
осуждала, считая, что каждый вправе выбирать, как ему жить.
После того, как я вышла замуж за Феликса, он «перекрыл кислород»
— возможность общения со сладкой парочкой. Ему не нравились мои
подруги. Новоиспеченный муж взял под контроль мою жизнь
максимально, как я этого и хотела. В обмен на двух разбитных веселушек,
пьющих текилу и таскающих пачку презервативов в маленькой сумочке
просто на всякий случай, я получила в наперсницы робота по имени
Вероника. Конечно, она была человеком, но мыслила как-то механически,
словно ее запрограммировали говорить нужные и актуальные вещи. На
любой вопрос у нее был идеальный ответ, а из каждой ситуации она
находила правильный выход.
От безделья я иногда выдумывала всякие глупости и фиксировала их в
маленьком блокноте. Если честно, когда-то у меня была мечта написать
книгу. Я даже придумала сюжет: в нем одна девушка, влюбилась в солнце.
Она была ученой-изобретательницей и создала специальный несгораемый
скафандр, в котором можно было передвигаться по воздуху. Она подлетела
совсем близко к полыхающей жаром планете и… расплавилась! Мораль
этой истории была следующая: уж лучше погибнуть от того, что ты
пытаешься что-то сделать, нежели чахнуть в бездействии!
— Катя, ты серьезно?! — выдавил Феликс, вытирая слезы смеха. Мне
было обидно, что он так поверхностно отнесся к моей идее. Муж вытирал
увеселительные ручейки, стекающие по его лицу, а я, словно окаменев,
сидела на диване и смотрела перед собой.
— Забудь! Я серьезно! У тебя совсем нет фантазии. Твое дело — быть
умницей-красавицей, той, которую я так обожаю. Выбей эту дурь из
головы, оставь пачканье листов бумаги тем, кому нечем заняться.
Мое сознание зафиксировало его замечание про отсутствие у меня
фантазии. Я немного разозлилась, но проглотила обиду. Несмотря на вето
супруга, я продолжала писать всякие «минимализмы-измышлизмы» (как я
их называла):
«Жизнь… моя жизнь… Это длинная дорога… Но, как сказал мой
знакомый живущий в маленьком провинциальном городке: у нас нет дорог,
у нас только направления…».
И так, мое направление. А точнее та занятость, о которой напомнил
муж, после того, как высмеял мою мечту: каждое утро я просыпаюсь ровно
в шесть утра. Готовлю завтрак для Феликса, накрываю на стол, кладу
свежую газету. Он просыпается, идет в ванную, затем трапезничает,
штудирует прессу и уходит на работу. Ничего лишнего, кроме самого
необходимого. Мы даже не разговариваем — это не входит в часть
ритуала. Оставшись дома одна, я погружаюсь в быт с головой. Я почти
весь день «вылизываю» наше жилище, потому что стала фанатом чистоты.
Это словно болезнь, навязчивая идея! Мы с мужем живем, словно в музее
— так все безукоризненно в нашей квартире. Ему это определенно
нравится. Этот каждодневный ритуал продолжается много лет. Сразу после
свадьбы я взяла на себя обязанность хранить семейный очаг и ухаживать за
супругом. Он подсел на мою опеку и относится к этому, как к должному.
Цветы и конфеты давно канули в лету, мой мужчина не считает уместным
тратить часть семейного бюджета на всякие глупости. Слово «романтика»
давно отсутствует в нашем семейном словаре. Сосуществование — вот
слово, четко характеризующее нашу совместную жизнь. Сухое и
бездушное, но так тонко отражающее наш союз! «Зачем я вышла за него
замуж?» — этот вопрос возникает каждое утро, сразу после того, как
будильник кричит о том, что мое место на кухне.
Иногда я вспоминаю своих бунтарок-по дружек и наши ночные
гульбища. Мы словно три мушкетера в поисках приключений слонялись по
злачным местам. Иногда это становилось даже опасным, но они никогда не
давали меня в обиду и изо всех сил помогали беречь честь.
— Мужики слетаются на «свежачок», как мотыльки на огонь, —
сказала как-то одна из них. Со мной действительно часто знакомились.
Каким образом противоположный пол отцифровывал, что я была не
распакованным товаром, — понятия не имею! В любом случае, я знала, что
нахожусь под опекой моих рьяных защитниц. В любой стадии
алкогольного опьянения при малейшей опасности Лелик и Болек (они себя
так прозвали) могли вступиться за Маму Чоли. Однажды девчонки
действительно ввязались в серьезную драку, чем произвели впечатление на
миллионера, отдыхающего в затрапезном заведении. Он выглядел весьма
скромно, непритязательно. Король оплатил нам дорогую выпивку, а после
повез в свой замок. Таких огромных домов я не видела никогда. Я не
мечтала жить в таком огромном домище, с ужасом представляя сколько по
времени может занять уборка. Я задремала под утро на огромной мягкой
шкуре у камина, свернувшись, как кошка, и почти мурлыча от
удовольствия. Мои разбитные подружки куражились с хозяином в спальне,
на кровати таких размеров, на которой могли бы уместиться пару десятков
семейных пар и не мешать друг другу, развлекаясь. Наутро мы завтракали
вчетвером за большим столом. Миллионер предложил развратницам
посещать его раз в неделю за хорошую плату, но Лелик и Болек не
торговали телом, они просто получали от жизни удовольствие.
Пока подруги принимали душ, богатей сделал мне предложение.
Звучало это делово и спокойно, без прелюдий.
— Я вижу, ты хорошая девушка. И уверен, что будешь прекрасной
матерью. Сколько детей сможешь родить?
Помню, я подавилась свежевыжатым соком из диковинного фрукта, и,
выпучив на него глаза и прокашлявшись, произнесла:
— Это из серии: мне ухаживать некогда?
Он тяжело вздохнул и с печалью констатировал мой отказ.
— Ну, почему мне так не везет?! Как встречу идеальную девушку, так
она непременно умничать начинает.
— Я не идеальна! — произнесла я. — Иногда грызу ногти…
— Надеюсь свои?
Я не успела отметить искрометность юмора, так как в эту самую
секунду в комнату влетели мои сумасшедшие и сексуально озабоченные
приятельницы. Они оббежали несколько раз стол, громко визжа и
залихватски смеясь, после чего снова скрылись в ванной.
— Похоже, они нашли мой тайник с гашишем, — заговорщически
произнес он и вызвался проконтролировать сумасбродных дам, чтобы они
не пошли ко дну в огромной ванне, которую стоило бы называть
бассейном. Целую неделю мы прожили в его доме. Утром нас отвозила
машина на лекции и после учебного дня забирала. По вечерам мы
посещали рестораны, но прежде заглядывали в дорогие магазины, чтобы
купить одежду на «выход в люди». Скучающий немолодой мужчина с
удовольствием сорил деньгами, потому что наша троица развлекала его. От
меня, как ни странно, решили не избавляться, несмотря на то, что в
сексуальных оргиях участия я не принимала. Это были бесшабашные,
безалаберные, безумные времена!..
Именно Феликс настоял, чтобы я не работала, а домохозяйничала.
Надо отдать ему должное: за многие лета нашего сожительства он ни разу
не упрекнул меня в том, что я не сижу где-нибудь в офисе, пытаясь
«сколотить» копейку в семейный бюджет. Я не чувствовала себя
содержанкой, потому что мой рабочий день начинался рано утром и
заканчивался поздно вечером.
— Как прошел день? — формально вопрошал Феликс во время ужина,
торопливо кивнув, словно уже получил ответ. Я задумалась, мне хотелось
придумать новое слово, характеризующее настроение, создаваемое моим
времяпрепровождением.
— День прошел, — равнодушно произнесла я, не сочинив ничего
оригинального.
— Хорошо, — отвечал муж и, чмокнув меня в лоб, удалялся из кухни,
чтобы я могла заняться своими делами: помыть посуду, освежить пол.
Согласно его дальнейшему графику предстоял просмотр вечерних
телевизионных новостей с комментариями вслух. Я, тяжело вздохнула,
оставшись наедине с грязной тарелкой, и принялась убирать со стола.
Перед сном я решила внести конструктивное предложение:
— Может собаку завести?
— Зачем? — немного удивленно вопрошал Феликс.
— Для настроения. Я весь день одна в тишине, а тут хоть кто-то живой
рядом.
— Будет шерсть везде. Тявканье! Погрызенная обувь! Знаешь, сколько
стоят мои ботинки?! — возмутился супруг. Лицо его исказилось, словно он
ощутил острую боль, от мощного укуса зубастой собаки-невидимки.
— Она не будет грызть твою обувь, — заверила я.
— Откуда ты знаешь?
— Я с ней договорюсь!
Он не оценил юмора и не позволил впустить в ЕГО дом животное.
Меня почти не возмутил его отказ. Еще одно «нет» в моей коллекции
запретов.
— Спокойной ночи, — зевая, произнес он и отвернулся.
Я лежала и слушала его сопение. В голове кружились разные мысли. Я
жалела себя. При всем внешнем благополучии мне было грустно и
одиноко. Сколько еще я смогу так жить? Возможно, я просто не умею быть
счастливой и радоваться тому, что имею? Вспомнить к примеру о бедных
детках в Африке… У них не всегда есть еда, не говоря о каких-то благах! Я
засыпала, ругая себя за черствость.
— В выходные я уеду, скорее всего, — сказал муж за завтраком.
— Куда?
— Хотим с друзьями скататься в Финляндию.
«Феликс в Финляндии», — мысленно отчеканила я, уточнив при этом
цель поездки.
— Развеяться, — лениво произнес мой муж. — Надоело: каждый день
одно и то же.
— Да… каждый день… одно и то же…
Я осмотрела вылизанную «тюрьму» в стиле модерн и вздохнула
достаточно громко, чтобы предоставить ему возможность уточнить
причину моей внезапной грусти. Феликс был занят своими мыслями и
каким-то экономическим журналом. Он принимал как должное мое
заточение.
— Скататься в Финляндию — это чудесно, — произнесла я,
испытующе глядя на него, он лишь кивнул, потому что тоже так считал. —
Придумаю себе достойное занятие на выходные. Может помыть окна?
Нет… они чистые… я мыла их на прошлой неделе! Что же придумать
оригинального? Может, застрелиться?!
Меня оскорбляло безразличие Феликса. Хотелось рыдать и бить
посуду, чтобы выпустить бьющуюся внутри меня истерику. Усилием воли
я держала свои бушующие эмоции в узде. Я зажмурила глаза и сжала в
кулаках низ кухонного передника, который был неотъемлемым атрибутом
жены — обслуги. Я глубоко и шумно дышала, в ушах звонили огромные
колокола. Как бы вдалеке я услышала голос супруга:
— Дорогая, что с тобой?
Он не был обеспокоен, скорее озадачен. Наверное, так бы удивился
кот, наблюдавший за осмелевшей мышью, исполняющей перед его сытой
мордой канкан. «Что со мной? Я умерла!!» — кричал мой разум. Я
медленно повернулась к Феликсу, он заметно занервничал, и, не выдержав
тяжести моего красноречивого взгляда, поспешно встал из-за стола.
— Я все делаю для того, чтобы мы были счастливы, — произнес он
монотонно и строго.
— Я понимаю, — выдавила я.
— Не уверен!
Феликс рассматривал меня с отчуждением, в его темных глазах
сверкали льдинки.
— Ты счастлив, Феликс? — голос мой прозвучал неожиданно звонко,
с надрывом. Будто я стояла у обрыва, не решаясь на шаг вперед, и просила
его о помощи — подтолкнуть, чтобы мое бренное тело поглотила пучина
бурного водоворота эмоций.
— У меня все в порядке!
— Ты счастлив? — повторила я вопрос.
— К чему этот разговор?
Я пожала плечами и безразлично улыбнулась, снова спрятавшись в
свой панцирь. Опять все осталось по-прежнему. Мне не хватило духу
сказать ему правду…
«Моя жизнь, как монорельсовая дорога. Я укомплектована в
вагонетку, которая движется с медленной скоростью в никуда!» В моем
блокноте осталась маленькая заметка, фиксировавшая мою растерянность.
Затем я беззвучно порыдала в ванной, после чего легла спать.
Глава 2. Мир трещит по швам
Феликс уехал на выходные в Финляндию, а я осталась наедине со
своими верными спутницами: тоской и скукой. Вечером ко мне заехала
Вероника. Я была против ее визита, но она настояла на своем появлении в
нашем доме. Видимо заботливый супруг решил организовать мой досуг, и
пригласил в гости друга нашей семьи.
— Мне звонил Феликс! Что с тобой происходит? — с порога взвыла
Вероника. Ее учительский тон раздражал меня.
— Ах, мой милый заботливый муж! Взвалил на тебя миссию по
спасению моей души?
— Мне это не в тягость!
В районе получаса я выслушивала повествование о том, как мне
повезло с Феликсом, ведь жить у Христа за пазухой — мечта любой
здравомыслящей женщины!
— Я твоя подруга и хочу тебе помочь! — отчеканила она. Мне не
хотелось исповедоваться Веронике. Интуиция говорила, что моя
собеседница не услышит меня, потому что цель ее проста: унять «бурю в
стакане», подавить назревающее восстание внутри нашей с Феликсом
гробницы, сделать так, чтобы «низы» — революционеры смирились с тем,
что они «низы» и дали возможность «верхам» спокойно главенствовать и
жить своей сложившейся комфортной жизнью. Место овцы в стойле, а не
рядом с пастухом!
— Я мерзну рядом с ним! — выпалила я неожиданно и выразительно
посмотрела на спасительницу моей заблудшей души, надеясь, что ее
женское начало услышит мои импульсы «sos», но Вероника не оценила
виртуозно придуманную аллегорию, ее практичный ум не принимал
лирических условностей. Одинокая карьеристка считала, что мое
недовольство — всего лишь очередной каприз, вызванный передозировкой
благополучной семейной жизнью (частенько в ее разговорах сквозило
сожаление о том, что она упустила Феликса). Как случилось, что бывшая
девушка моего мужа стала моей единственной подругой? Это было
изуверство.
— Может тебе на работу пойти? — предложила Вероника. — Ты
столько лет сидишь дома!
— Нет, не получится… Феликс будет против.
— Я с ним поговорю, — многозначительно произнесла бывшая пассия
моего супруга и похлопала меня по плечу. Самоуверенность этой женщины
вызывала приступы тошноты. Я мрачно рассматривала ее бледное
запудренное лицо и в этот момент мне отчетливо представилась картина: я
держу лопату и со всего размаху шлепаю по затылку советчицы. От силы
удара пудра осыпается и вот передо мной человек без маски. Меньше всего
на свете я нуждалась в том, чтобы меня опекало лицемерное существо,
делящее в прошлом постель с моим супругом.
— Мы тысячу раз обсуждали с Феликсом мое трудоустройство.
Бесполезно говорить с ним! — произнесла я членораздельно, выделяя
каждый слог, чтобы самонадеянная дама, возомнившая, что ее влияние на
моего мужчину очень велико, могла уяснить суть сказанного. — Феликс —
человек-график, в его жизни все четко по расписанию, импровизации он не
приемлет.
— В этом мы с ним похожи, — с грустью произнесла Вероника. —
Это удобно! Все можно рассчитать и быть уверенными в завтрашнем дне.
Феликс — самый мудрый из всех людей, которых я когда-либо знала.
Как гостеприимная хозяйка дома я предложила посетительнице чаю.
Мы перешли из гостиной на кухню и продолжили беседу о неумении
оценить то благо, которое свалилось на голову такой недостойной особи
женского пола, как я. Это был бесконечный вечер, я с трудом дождалась,
пока он закончится.
— Почему вы с Вероникой расстались? — спросила я как-то Феликса.
— Потому что мы оба — личности.
— Получается, я не личность? Поэтому ты женился на мне?
Феликс поморщился, ему явно был неприятен этот разговор.
— И я, и Вероника — сильные люди! Мы бы постоянно были в
противостоянии что ли, доказывали бы друг другу что-то, соревновались,
соперничали…
— Я понимаю… Со мной удобнее?
— Ну, да…
Не это я хотела услышать от супруга! Мог бы придумать что-нибудь
приятное для женских ушей. Я бы поняла, конечно, что это иллюзорная
картинка, а истина прячется где-то там… Но в сложившихся
обстоятельствах, точнее, в нашем жизненном цикле, выгоднее было бы
приукрасить информацию об истоках. Иначе получается, что смысла в
«официализации» наших отношений не было изначально. Встретились два
человека, натянуто улыбнулись друг другу, взялись за руки и пошли по
темному коридору. Одному — страшно, второму — безразлично, но они
продолжают двигаться вперед. Медленно и молча. И каждый недоволен
своим спутником. Что это: нормальная жизнь или повинность?
В мои размышления о несовершенстве бытия вторгся сухой звонок,
оповещающий, что у входной двери кто-то есть. Я поспешила
удовлетворить свое любопытство, потому что никого не ждала. Это был
Василий Константинович — юрист моего супруга. Очень грамотный
мужчина, пылающий любовью к собственной персоне и с вечной маской
счастья на лице.
— Катерина Ивановна, приветствую! Извините, что поздно — я по
вашу душу, — с искусственной учтивостью произнес он.
И почему, все кто меня окружают, носят неестественные маски? Хоть
бы одно искреннее выражение лица, выражающее ненависть, а лучше —
влюбленность. Учтивый лизоблюд, отрабатывающий лестью свою
высокую зарплату, заметил, что прибыл по поручению Феликса с очень
важной миссией. Я пригласила его войти в дом, и мы проследовали в
гостиную.
— Как же все-таки у вас все со вкусом обставлено! Феликс
Владимирович умеет нанять нужных людей, чтобы создать комфорт и уют
вокруг.
— Это моя идея оформить так комнату.
— Правда? — искренне удивился он.
— Что вас смущает?
Юрист выдержал паузу — пококетничал, как хитрая девица с ответом
на предложение замужества. Потом прокашлялся и деликатно произнес:
— Вас здесь нет, Катерина Ивановна.
— В каком смысле — меня нет? — процедила я сквозь зубы.
— Сочетание красного и черного… Страсть, Испания. Немного
сдержано на первый взгляд, но кровь кипит и энергия требует выхода, —
мне показалось, что в его голосе были нотки вожделения.
— А я какова, по-вашему, Василий Константинович?
— Бесцветная, — выпалил он, не подумав, после чего, спохватившись,
попытался реабилитироваться: — Я не то хотел сказать! Вы — прозрачная
дымка…
— Достаточно! — я прервала неубедительные попытки раскрасить
меня. — Так по какому поводу вы здесь? Чем я вам обязана?
Мужчина немного смутился, и лицо его стало серьезным.
— Феликс Владимирович обязал меня уведомить вас о том, что он
готов расторгнуть ваш брак.
— Это шутка? Он уехал вчера утром в Финляндию и…
— Он поселился в гостинице.
Мне показалось, что сквозь меня пролетело пушечное ядро. Даже
померещился хруст костей, а сердце пропустило пару ударов.
— Если нужно воды… — взволновано произнес юрист моего
трусливого мужа, который таким сомнительным способом возвещал о том,
что наши отношения исчерпали себя.
— Это низко! — прошептала я.
— Не стоит делать поспешных выводов. Именно поэтому я здесь,
Феликс Владимирович доверил мне обсудить с вами деликатную
ситуацию, которая сложилась в последнее время в вашей семье…
— Деликатную ситуацию? Я не понимаю! — обескуражено шептала я,
прокручивая в голове моменты наших совместных дней. Да, мы
действительно отдалились друг от друга в последние месяцы, но кризисы
переживают многие семейные пары. Я читала, что в такие моменты люди
отправляются в кабинеты к специалистам и все вместе пытаются
разобраться в сложившейся ситуации, стремясь сохранить брак и
отношения.
— Вы еще можете все исправить! — юрист произнес это так, будто я
безнадежный больной, но у меня есть маленькая надежда на большое чудо.
Моя бесцветная оболочка вскочила с ярко-красного дивана и
двинулась на кухню, мне срочно нужно было потушить пожар в организме,
вызванный пролетающими сквозь меня болезненными ядрами. Выпив
воды, я вернулась в гостиную и сосредоточенно уставилась на
прислужника Феликса, в ожидании разъяснений непонятной мне
информации.
— Понимаете, он пожаловался, что недоволен… Как бы это сказать…
— Как есть, так и говорите, — произнес мой голос. Казалось, он
теперь существовал отдельно, как и все остальные части организма. Это
меня не удивляло, после нескольких нокаутов сознание было практически
отключено.
— Вы не со всей ответственностью подходите к… исполнению
супружеского долга…
— Что? Я с утра до вечера отмываю эту огромную квартиру. Я
готовлю завтраки, ношу газеты. Спросите меня, когда я последний раз
обновляла гардероб? Или встречалась со своими подругами где-нибудь в
кафе? Как давно ходила в театр или кино?
— Я о другом, — Василий Константинович погасил всплеск моего
возмущения. — Повторюсь, мне неудобно об этом говорить, но претензия
моего клиента к вашим с ним интимным отношениям. Вы холодны,
неподвижны и то, что между вами происходит, трудно назвать близостью.
— Ваш клиент обсуждал… наши с ним… интимные отношения? —
выдавила я с огромным трудом. Теперь голос совсем не желал появляться
из убежища-гортани. Похоже, настал апогей нашей встречи. На данный
момент я видела только два выхода из этой ситуаций: убить Василия
Константиновича, за то, что он слишком много знает или умертвить себя,
потому что жить дальше не позволял проклятый стыд, больно сжимающий
мои и без того поврежденные пролетающими сквозь меня ядрами
внутренние органы.
— И каков выход из этой ситуации? Как вы с Феликсом
Владимировичем решили? — произнесла я подчеркнуто вежливо.
Юрист положил растопыренную ладонь на грудь, этот жест по
видимому должен был означать: «Я так вам сочувствую, но поймите меня
правильно».
Его миссия подходила к концу: он обрушил на меня небосвод, а я
беспомощно барахталась в море отчаяния. На прощание юрист протянул
бумажный кораблик — визитку человека, который был в состоянии
залатать брешь в корпусе тонущего корабля, — нашего брака. Василий
Константинович что-то говорил, но я не понимала слов. Передо мной был
туземец, бормочущий на непонятном языке. Захлопнув за нежданным
гостем дверь, я побежала к бару Феликса. Что-то нужно было предпринять
и самое верное средство — употребить волшебной микстуры, которая вмиг
притупит боль. В закромах Феликса томились дорогие напитки разной
крепости. Я нашла среди них тот, который смог бы помочь слегка смягчить
болезненные ощущения, нанесенные безжалостным посланцем. Коньяк,
подаренный партнерами фирмы стоимостью больше десяти тысяч
долларов Феликс берег, как зеницу ока. Откупорив сорокалетнее пойло, я
сделала несколько глотков прямо из горла.
— Ммм, ты прав, мой дорогой супруг, это действительно напиток
Богов! Жаль, что тебя нет! Могли бы вместе отпраздновать священный
день моего неслыханного унижения.
Глава 3. Как же жить дальше, мама?
Я проснулась на заре. Солнце заглядывало в огромные окна и
освещало красно-черную гостиную. Это был день новой эры под названием
«Какжежитьдальше». Благородство выпитого накануне напитка давало о
себе знать в самом хорошем смысле слова — голова моя совсем не болела.
В таком количестве я не употребляла спиртное ни разу! Уверена, что Лелик
и Болек оценили бы мой подвиг, а в качестве награды я получила бы
почетный титул «Рыцарь коньячной рюмки» или что-то в этом духе.
— Мама, представь два цвета — красное и черное. Какие у тебя
ассоциации?
— Гроб! — отозвался холодный отрешенный голос. — Зачем ты
звонишь? Как там Феликс? Он дома? Дай ему трубку!
Я не успела ответить ни на один из вопросов, сыпавшихся из ее рта.
Потому что она вдруг начала строго отчитывать меня за равнодушие к
собственной жизни. Она считала, что я не в состоянии оценить то благо,
которое свалилось на мою голову, ведь такие, как я, чаще всего живут
рядом с неудачниками и ходят в синяках. У меня сложилось впечатление,
что против меня заговор, а цель людей, окружавших меня, была
изничтожить мой дух. «Нужно срочно изобрести скафандр и лететь к
солнцу!» — скандировал мой мозг, и я перешла в ответное наступление.
— У меня вопрос личного характера, мама, — произнесла я пафосно,
вдруг осознав, что до сих пор не протрезвела. — Папа не жаловался на ваш
интим?
Она сделала паузу, после чего, вздохнув, предложила провериться у
врача.
— Я ведь серьезно спрашиваю, — не унималась я, — он был доволен
твоими телодвижениями в койке?
Она театрально вздохнула и кольнула в ответ:
— Теперь я понимаю, почему у вас с Феликсом нет детей!
Я бросила трубку. Говорить с этой женщиной больше не было смысла,
потому что дальше нас ждала словесная дуэль и взаимные оскорбления,
завуалированные под пространные фразы. Я была совсем одна — это было
очевидно.
Я продолжала утопать в луже слез, перебирая детали своей машины-
жизни. В памяти обострялись все несовершенства, связанные с
бракованными отношениями с людьми, которые были мне дороги. Мне
вспомнился один из серьезных раздоров нашей семейной пары. Это
случилось через год после свадьбы, к тому времени я уже «подсадила»
Феликса на свою собачью преданность и радостно виляла хвостом при
каждом удобном случае.
— Ты не солила рис? — раздраженно воскликнул муж и отодвинул
тарелку. — Мясо тоже пресное!
— Я прочитала, что соль лучше добавлять после приготовления пищи
— так полезней! — улыбнувшись, произнесла я и пододвинула солонку к
его тарелке.
— А если ты прочитаешь, что нужно прыгнуть с крыши? Прыгнешь?
Мой муж отказался от обеда и уехал питаться в ресторан. А я, после
того как дверь за ним захлопнулась, дала волю чувствам: разбив тарелку об
пол, долго собирала мелкие осколки, горько рыдая. Забившись в угол
дивана, я чувствовала себя маленьким зайчиком во время паводка, который
поджимая дрожащие лапки, боится, что талые воды поглотят снежный
островок, а добрый дед Мазай так и не спасет его. По возращении с
работы, Феликс наказывал меня молчанием, словно я совершила что-то
ужасное, из ряда вон выходящее! Меня тяготила тишина, и я решила сама
начать разговор, хотя не считала себя в чем-то виновной:
— Я не думала, что это такая серьезная проблема! Неужели так
сложно посолить еду в тарелке?
— Я работаю шесть дней в неделю. Моя жизнь расписана по минутам!
Мне так удобно, понимаешь! Я не люблю импровизации.
— Это всего лишь…
— И если тебе сложно поддерживать привычную для меня систему
существования — мне очень жаль!
Феликс важно восседал за тяжелым деревянным кухонным столом,
отгородившись от меня газетой. Он говорил как бы из укрытия, что очень
раздражало. Голос его звучал размеренно, по-барски. Затем, он нервно
тряхнул газетой и нарочито погрузился в чтение, дав тем самым понять,
что аудиенция закончена. Меня удивляла его надуманная истерия,
связанная с такой глупостью, как отсутствие соли в приготовленном
блюде. Старание сделать что-то лучше было расценено моим
душеприказчиком, как преступление.
— Это абсурд! — пробубнила я еле слышно и отвернулась от
сканирующего прессу супруга.
Феликс изводил меня своим молчанием несколько дней — это стало
невыносимым. Я почувствовала, что должна сойти с дистанции и сделать
паузу, дабы разобраться, как жить дальше. Я собрала вещи и переехала к
маме, оставив супруга в компании его принципов. Мы жили раздельно
почти месяц. Моя родительница была очень недовольна тем, что я
разрушаю семью. Каждое утро начиналось с монотонных речей моей
матери о ценности семьи и уважении к тому, кто приносит зарплату, она
воспевала Феликса, описывая его достоинства и несуществующее
благородство. Я уверена, что моя кровная родственница его любила
больше, чем меня. И это не блажь ревнивой и эгоистичной дочурки.
Увидев в моей руке чемодан, мать скорчила такое лицо, будто съела
полкило лимонов. Мне казалось, будто я открыла дверь морозильной
камеры, а не дома, в котором живет родной мне человек.
— И что ты намерена дальше делать? — в голосе ее прозвучал металл.
Я не знала ответа на ее вопрос и призналась в этом абсолютно честно,
надеясь, что родительская мудрость станет оплотом в этой неразберихе.
Она не смотрела на меня, а была сосредоточенна на меленькой чашечке,
которую удерживала двумя пальцами. Изящный миниатюрный сосуд
отрывался от блюдечка и касался ее рта, затем появлялся звук — мама,
нарушая изысканность ритуала, громче, чем это позволяет этикет, отпивала
остывший кофе. В это мгновение над вытянутыми губами появилась
гармошка из морщин. Она вела себя так, будто находилась за толстым
стеклом, ее напускное безразличие задевало. Что эта женщина хотела мне
доказать? Чему научить, усиливая напор отчуждения? Закончив
потребление вредного для ее давления напитка, она произнесла
заключение, видимо осмысливая все происходящее во время
маневрирование кофейной чашки между ее губами и блюдцем:
— Я считаю твой поступок ребяческим! Тебе не восемнадцать лет,
чтобы раскидываться мужьями!
Я ответила легкой моральной пощечиной:
— Но и не пятьдесят семь, чтобы прозябать в семейном склепе!
Женщина, подарившая мне жизнь, смотрела на меня заледеневшими
глазами. Я озиралась по сторонам — мне казалась, что в кухне стало
темнее, и температура значительно понизилась. Ее голова была высоко
поднята, позвоночник натянут, как струна — она чувствовала себя
королевой на троне. Настоящая, добрая, беспокоившаяся о моем здоровье в
детстве мама, была погребена за маской величия.
В свое время моя мать выдумала историю о том, что она принадлежит
к графскому роду. Высокий лоб и тонкие руки были ярко-выраженными
признаками аристократизма — так считала мама. Портрет довершали
изысканные манеры и умение себя красиво и изящно подавать. Она
пудрила мозги каждому, чей ушной проход был свободен для
проникновения ненужной информации. Мать умело сплетала сказки о
благородных корнях своего рода и рассказывала их при любом удобном
случае. Надо отдать ей должное: выдумщица всегда помнила все, что
сочинила и грамотно развивала историю несуществующего прошлого
своей семьи. На самом деле все наши предки были обычные крестьяне.
Никаких голубокровных ответвлений в древе родословной не наблюдалось.
Фантазии мамы забавляли меня. Я, конечно, кивала в поддержку мифов о
графском родстве, предполагая, что для нее это очень важно. Но однажды
не выдержала и рассмеялась во время очередной байки, в тот момент, когда
моя родительница рассказывала о том, что в их семье пару поколений
назад было принято ездить на охоту и она до сих пор тешится надеждой
восстановить эту добрую традицию. Мы были в гостях у ее приятелей,
сидели за столом, поедали кушанья, наготовленные тетей Машей —
дородной смешной женщиной, с громким голосом и ласковым взглядом. Я
любила бывать в этом доме. Тетя Маша подробно расспрашивала о том,
как я живу — о школе, о друзьях, о мечтах. Мои ответы слушала
внимательно и совсем не притворялась, что ей интересно. У этой пухлой,
безумно обаятельной женщины и ее преданновлюбленного супруга было
двое взрослых сыновей. Один из них колесил по стране, продвигаясь в
военной карьере, а второй заканчивал институт. Она всегда мечтала о
дочке, чтобы учить ее премудростям жизни и делиться опытом. Тетя Маша
просила меня заходить почаще, дабы выплескивать нерастраченную
любовь, я получала щедрые порции внимания, тепла и заботы. Жаль, что
эта чудесная женщина скончалась! В данный момент мне бы пригодился ее
совет и поддержка.
Раздался противный звонок телефона. Я опасалась брать трубку,
переживая, что звонит Феликс, чтобы уточнить, согласна ли я
воспользоваться услугами какого-то там специалиста, дабы наш интим
стал приемлемым для дальнейшего совместного проживания…
Сконцентрировавшись на том, чтобы голос мой не дрожал, я медленно
подняла трубку и еле слышно выдавила «алло».
— Ты должна срочно забеременеть, — деловито произнесла моя мать.
Видимо она догадалась, что у меня разлад с мужем и решила внести свою
лепту — подбросить дровишек в наш гаснущий семейный очаг. — Твоего
отца я удержала именно так!
Меня напугали ее слова жестокостью. Конечно, теперь все вставало на
свои места — я была камнем преткновения, способом удержать мужчину
рядом. Разве можно делать ребенка оружием? Или капканом для того, кто
готов идти дальше по жизни без тебя?
— Я не хочу детей, мама! — солгала я.
— Это аномально!
— Аномально рожать ребенка ради того, чтобы просто рожать! Или
шантажировать с помощью невинной души другого человека. Разве это не
кощунство?
— Ты говоришь глупости, Катерина!
Официальное обращение означало, что она мной очень недовольна.
Обычно мать никак меня не называла, но когда злилась, то официально
произносила «Катерина», чтобы подчеркнуть свое недовольство. Мне
вдруг захотелось ей проорать: «Мама, я не люблю Феликса! Я его
ненавижу! Он унизил и растоптал меня! Этот человек не любит меня и я
ему не нужна! Меня раздражает даже воздух в радиусе трех метров от
него!». Вместо страстного и откровенного монолога я произнесла:
— Попробую сама разобраться и решить, как лучше поступить в
сложившейся ситуации.
— Деточка, время идет, ты не молодеешь. Я считаю, ты обязана
родить ребенка Феликсу! — не унималась телефонная трубка.
— Он сказал, что я отвратительно трахаюсь. У меня нет шансов
забеременеть от него, — грубо, но честно выпалила я.
Я услышала противные короткие гудки — собеседница поспешила
ретироваться. Все же мы были чем-то похожи с ней. По крайней мере, все
негативное в моем характере досталось мне именно от матери.
Мать любила будоражить мое сознание, навязывая свою точку зрения.
Она делала это дотошно и нудно. Это было невыносимо, как медленная
смерть. Главным аргументом являлся ее собственный опыт, накопленный
годами. К сожалению все, что она произносила, было пустословием,
потому что моя мама не являлась образчиком и примером. Она вышла
замуж за моего отца от скуки. Добряк и балагур, любитель пива был не
парой притворяющейся утонченной даме, цитирующей строки из поэзии
восемнадцатого и девятнадцатого веков. Она постоянно называла его
«плебеем» и выедала мозг, словно жадная моль — шубу. Мой папа был
всегда под анестезией, глуша сознание литром-двумя пива. Несмотря на то,
что он был директором большого завода, он не гнушался общением с
простыми работягами, ведь он сам пришел на это самое предприятие
слесарем. Это злило ее, фурия бесконечно твердила: «большому человеку
— большая дорога, и соответствующий круг общения». Мама вошла в
жизнь трудяги в момент, когда он был где-то на полпути к креслу
руководителя. Она сразу почувствовала в этом коренастом круглолицем
парне серьезные перспективы. Мой отец искренне любил ее и, поместив на
пьедестал, покорно принимал указания в какую сторону двигаться. Папа
безропотно подчинился королеве своего сердца. Он даже смирился с тем,
что мать его не любит. Чем больше она разглагольствовала о его
неправильном поведении, тем больше он «принимал на грудь».
Алкогольные пары видимо выделялись сквозь поры, создавая невидимую
защиту — скафандр спокойствия, не позволяющий тревожиться и
волноваться. Всякий раз, когда дома включалась голосовая сирена под
названием «маман», отец обмякал в любимом кресле и расплывался в
невероятно смешной улыбке. С красным носом и округлым животом, он
напоминал мультипликационного персонажа — жирного кастрата-ко тяру.
Когда я была в выпускном классе, он отрастил бороду и стал похож на
Деда Мороза. А потом умер… прямо у телевизора… Смотрел какой-то
матч, пил пиво… и отключился, погас…
Отхлебнув еще пожилого коньяка, который не удалось вылакать
полностью в прошедший вечер, я вновь погрузилась в воспоминания о
ссоре с Феликсом. Как же тогда закончилась наша разлука после
недосоленной еды? Ах да! Он позвонил и вместо «здрасьте» зло выпалил в
трубку:
— Может, хватит играть в детские игры?
— Ты считаешь наш брак детской игрой?
— Не передергивай! Я считаю твой поступок неумным!
Феликс в тот день долго и много говорил. Среди шелухи слов не было
главного — извинения. Или сожаления по поводу того, что меня больше
нет рядом. Или намека на то, что он любит свою жену. Объективных
причин к моему возвращению не было. Он не сделал никаких выводов во
время моего отсутствия. Ему просто стало дискомфортно в доме, где
отсутствует привычный обслуживающий персонал. Я вернулась в дом, где
по-прежнему будильник вытаскивал меня из теплой кровати каждое утро в
шесть часов. Два дня я отмывала квартиру, заросшую грязью за время
моего отсутствия. Все встало на свои места, и я вновь поплыла по течению.
Я не могла придумать правильное направление, которое бы доставляло
удовольствие и предвещало счастливые перспективы.
А потом что-то щелкнуло в моей голове: я решила, что научусь
радоваться тому, что имею. Я занималась аутотренингом и убеждала себя,
что счастлива с Феликсом. Наверное, если человеку талдычить с утра до
вечера, что он идиот, он в это поверит и станет им. Благодаря моим
бесконечным самовнушениям я поверила в то, что живу в идеальных
условиях и перемен не хочу, потому что не знаю, что ждет меня за стенами
моей уютной теплицы.
В моем дневнике после этой истории с солью появилась запись:
«Свиньи не могут летать! Их удел радостно хрюкать при виде
горсти комбикорма, а не глазеть в небо, мечтая купаться в мягких
облаках!»
Я почувствовала себя комфортно, и все мне казалось приемлемым до
появления у входной двери мерзавца-юриста, сующего свой длинный нос
под наше одеяло. Это было самое большое разочарование в моей жизни.
Глава 4. Контракт с «дьяволом»
Мне повезло — встретился скрюченный старичок, который сразу
махнул рукой в нужном направлении, как только я спросила адрес,
указанный на визитке, всученной юристом. Здание стояло в центре города,
но я ни разу не видела его, хотя множество раз проходила по этой улице.
Странный угловой подъезд угрюмого уродливого дома выглядел
подозрительно. У меня сложилось впечатление, будто меня хотят заманить
в ловушку. Может Феликс решил избавиться от надоевшей жены наняв
киллера? И в целях экономии средств скупого заказчика, жертва сама идет
в логово убийцы. Я стояла перед дверью квартиры, номера которой было
почти не видно. В мрачном коридоре пахло плесенью.
— Призрачный дом, несуществующая квартира… И мне откроет
приведение! — отшутилась я злостно, ожидая пока врата преисподней
распахнутся. Мне было не страшно, скорее любопытно. Виной всему
текила из бара Феликса, которую я пригубила для храбрости перед самым
выходом. Мои размышления о пользе выпивки прервал человек,
распахнувший дверь. Я видела только половину его лица, часть была
скрыта взлохмаченными темными волосами. Было впечатление, что я
подняла его с постели, судя по домашнему халату, накинутому поверх
пижамы, гостей он не ждал. Мужчина словно окаменел, он не произносил
ни звука, что вызывало у меня чувство неловкости. Не зная о чем говорить,
я тоже молчала, словно набрала в рот воды.
— Вы пришли процитировать Евангелие?
Я отрицательно покачала головой.
— Что-то продаете?
Я снова завертела головой.
— Что ж… если вы пришли просить милостыню, здесь вам ее не
подадут. Всего доброго! — произнес странный незнакомец, и дверь строго
захлопнулась перед моим носом.
Было очевидно, что незнакомец не был киллером, ведь в этом случае,
он бы сразу узнал меня, потому что при заказе убийства клиент вручает
портрет того, кого нужно убрать. Я сделала несколько вдохов и снова
постучала. Он открыл почти сразу, видимо все это время, хозяин
помещения оставался у двери.
— Я пришла, чтобы… Мне дали вашу визитку… Юрист мужа сказал,
что вы можете помочь… в одном деле, — блеяла я, опустив глаза.
Храбрость куда-то задевалась, и я чувствовала себя несчастной пьяной
женщиной, забредшей в темную чащу, где живет чудовище, и надеющейся,
что каким-то чудесным образом оно выведет меня из темного страшного
леса, указав путь к истинному счастью.
— Юрист? — напряженно уточнил человек. Судя по его тону, новость
о том, что в деле фигурирует служитель закона, его совсем не впечатлила.
В руке я сжимала визитку, на которой кроме адреса больше ничего не
было. Продемонстрировав ему немного мятый прямоугольник, я пожала
плечами, не зная, что добавить к вышесказанному.
— Вам нужна цветотерапия?..
Я уверенно кивнула, но на самом деле не понимала, что именно он
имеет в виду под этим словом. Каким образом краски могут вернуть меня к
жизни? «Шизанутый колорист, — думала я. — Как ты спасешь мой брак?
Выкрасишь меня в красно-черной гамме? Или обмажешь зеленкой и
скажешь, что скоро все заживет?» Он спросил мое имя, я еле слышно
представилась. Сердце почему-то начало трепыхаться из стороны в
сторону, словно желало вырваться на волю и улететь, оставив меня одну в
этом жутком месте.
— Вы войдете в эту дверь, Катерина, и обратного пути не будет.
Я растеряно моргала, глядя на мужчину в длинном бархатном халате.
У него был весьма приятный тембр, голос его завораживал. Словно Кот
Баюн, он он мурлыкал сказку о том, что жизнь моя должна измениться и
вскоре моему взору откроется новый удивительный мир, в котором не
будет места горечи, боли, обидам. Пообещал пробудить весну в моей душе
и избавить от злых оков, которые многие годы сковывали мое тело, мое
сознание, мою душу… В общем, говорил человек в халате весьма
убедительно и я вошла в эту таинственную квартиру.
Очнулась я в небольшой комнатке на кровати. За неимением окон
можно было предположить, что находится она в подвальном помещении. Я
сосредоточилась, пытаясь восстановить воспоминания в голове… Дверь,
мужчина в длинном халате, большая часть его лица скрыта волосами… Он
что-то говорит, отходит в сторону… Я делаю шаг и… пустота!
Я вскочила и бросилась к двери — конечно же, заперта снаружи! «Я
похищена!» — догадалась я. Но зачем этому незнакомцу нужно было меня
похищать?! Ради выкупа естественно! Феликс — человек состоятельный, и
естественно не поскупится, если начнут требовать выкуп за мою жизнь.
— А если он обнаружит, что я выпила его дорогущий коньяк? —
зачем-то вслух произнесла я. Конечно, было глупо предполагать, что мой
муж обидится за то, что я лишила его ценного экспоната из его барной
коллекции. Да, он берег его к особенному случаю, но я ему все объясню…
Тут почему-то вспомнился глупый случай с солью, после которого мы не
общались почти месяц и я начала серьезно опасаться, что навсегда
останусь в лапах маньяка.
Я обследовала комнату — ничего лишнего кроме стен, обработанных
известкой. Каморка напоминала монашескую келью. Вверху я заметила
маленький красный огонек, под которым блестел темный глаз камеры. Мой
похититель следил за мной. Я села на кровать, стараясь вести себя
спокойно. Я решила, что не должна выказывать страх, будто эта ситуация
вполне нормальна, и мне наплевать, что меня против воли держат в
непонятном помещении, и возможно в ближайшее время начнут
насиловать! Расположившись на кровати, застланной чистым светлым
бельем, я замерла, пытаясь укротить поднявшуюся внутри меня бурю. Я
еще раз проанализировала все, что со мной произошло с момента отъезда
супруга, и пришла к не очень приятному выводу: никто не знает о том, что
я здесь, кроме Василия Константиновича — именно он направил меня в
логово сумасшедшего болтуна-сказочника, помешанного на красках. Этот
хитрый план с визиткой! Они оба в сговоре! Юрист обманул меня и все,
что касается развода, — неправда! Я так и знала! Феликс не мог поступить
со мной подобным образом, он действительно уехал в Финляндию, а
чертов прислужник, решил организовать мое похищение и подзаработать
деньжат, наняв Кота Баюна и заманив меня сюда. В моей голове вращались
картинки из различных киношедевров, в сюжете которых было похищение.
Обычно в них находился герой, который спасал жертву, и
преступники оставались с носом, не получив выкупа и угодив либо за
решетку, либо в Ад. Но это — художественный вымысел, а в жизни
подобные истории часто заканчивались трагически. Я не имела
представления, как мне быть. «В любой непонятной ситуации ложись
спать!» — вспомнила я старинную шуточную догму и закрыла глаза.
Паника не решит проблем, а неадекватным поведением можно только
раззадорить маньяка!
Открыв глаза, я увидела на полу поднос с едой и бутылку воды.
Аппетита у меня совсем не было, а вот питье было очень кстати. Я жадно
глотала жидкость, чувствуя, что в каком-то смысле жизнь моя
налаживается. Часов у меня не было, поэтому, сколько прошло времени с
момента моего появления на пороге маньяка-сказочника, посчитать не
представлялось возможным.
Было скучно и тревожно. Я ходила из стороны в сторону, измеряя
шагами келью и прислушиваясь к звукам извне. Было тихо. Я
предположила, что могу находиться не в той самой квартире, в которую
постучала, ведь меня могли перевезти в какое-нибудь тайное место. Как-то
по телевизору я видела репортаж, в котором говорилось об одном человеке,
соорудившем землянку в лесу, там он держал своих жертв. Они сидели на
цепи и раз в день подвергались насилию, не имя возможности убежать.
Своих жертв этот извращенец искал на дискотеках в соседних селах,
подмешивал им снотворное в выпивку, чтобы лишить сознания. Попался
он благодаря девушке, которой удалось бежать из лап монстра. Я снова
взывала к памяти, пытаясь понять, каким образом оказалась в этой
убогонькой комнатушке. Возможно, к моему лицу прислонили тряпку с
хлороформом или лишили сознания ударом. Нападение я бы наверняка
запомнила, потому что начала бы сопротивляться! Остались бы синяки,
ссадины, шишка от удара — что-нибудь возвещающее о насилии… Был и
другой вариант: я вдохнула какой-нибудь газ, а у моего стражника
иммунитет к этому запаху! Или гайморит! Я придумала несколько
десятков версий, но ни одна из них не была убедительной.
Замок в двери заворчал и в комнату вошел похититель. Его длинные
волосы были собраны в пучок, а лицо скрывала безликая маска. На нем
был весьма дорогой строгий костюм темно-синего цвета, в нем незнакомец
выглядел представительно, словно был на балу, а не в каморке перед
неумытой, растрепанной, дышащей перегаром барышней.
— Ненавижу маски! Видимо вам есть что скрывать! — с вызовом
произнесла я. — Итак, сколько вы затребовали?
— Затребовал? — уточнил он улыбнувшимся голосом.
— Денег! Выкуп за меня! Не думайте, что я совсем глупа!
— Я вас не понимаю, Катерина.
Я рассмеялась. Его притворство было весьма искусным. Хотя
правдоподобие игры я могла бы оценить по достоинству, лишив его этой
заслонки на лице. Вальяжно сев на кровать я закинула ногу на ногу и
уставилась на него, в ожидании разъяснений.
— Сколько вы намерены меня здесь держать? — полюбопытствовала
я.
— Примерно месяц. Может, чуть больше.
— Это долгий срок!
Он лишь пожал плечами в ответ.
— И что дальше? — уточнила я, всматриваясь в его глаза.
— Вы должны подписать одну бумагу.
— Какую бумагу? Расписку? В моей смерти прошу никого не винить?
Или чек? — я подбадривала варианты глупыми смешками, которые
выдавали мое нервное возбуждение.
— Мы заключим с вами контракт.
Я оторопела на мгновение, затем собрала в руки остатки храбрости и
заявила, что ничего подписывать не буду.
— Вы даже не уточнили, что это за контракт, — промурлыкал он
бархатисто.
— Я же сказала: никаких подписей!
— Катерина, я вас предупредил: как только вы войдете в мою дверь,
обратного пути не будет. Я вас не звал, вы ко мне пришли по собственной
воле.
— Как бы ни так! — зачем-то пробормотала я, как малявка в
садике. — Я раскусила ваш с Василием Константиновичем план. Это он
все придумал, да? Признайтесь!
— Я не знаю, о ком вы говорите, Катерина. Все ваши домыслы —
пустая трата времени. Просто доверьтесь мне, и мы оба сэкономим вагон
времени.
— Вагон времени для чего? — с подозрением спросила я.
Душегуб тяжело вздохнул, дав понять, что утомился перекидываться
бессмысленными репликами, после чего протянул мне пару листов бумаги
— видимо тот самый контракт, о котором шла речь.
— Я не призываю вас подписывать его сиюминутно. Ознакомьтесь с
содержанием, после чего мы приступим к тому, ради чего вы здесь. Как
будете готовы, подайте сигнал, — произнес он, указав на глазок камеры, и
развернулся к двери.
— Я теперь твоя сексуальная рабыня? — произнесла я с отвращением.
Человек в маске раскатисто рассмеялся. Он повернулся ко мне и
произнес уже без смеха.
— Не льстите себе, Катерина! Вы меня не привлекаете!
Бросив мне это в лицо, словно дуэлянт перчатку, он покинул тесное
помещение, оставив меня наедине с моими мыслями. Я была повержена
его последней репликой. «Вы меня не привлекаете!» — эта фраза клевала
мой мозг, как злобный ворон падаль.
Содержание контракта было весьма странным. Согласно этой
бумажке, я должна была пройти курс «цветотерапии», которая включает в
себя пятьдесят оттенков. Прочитав содержимое листов несколько раз, я
пришла к следующему выводу: мне дадут то, не знаю что взамен на
подчинение и покорность, и благодаря этому моя жизнь преобразится. Я не
должна предъявлять претензий в том случае, если результат не окажется
тем, который предполагается, ведь от моих усилий и желания перемен
зависит большая часть успеха это мероприятия.
Я подала сигнал в камеру, и спустя какое-то время в моей келье
появился изысканный человек в маске.
— Как я могу подписывать то, в чем не вижу никакой конкретики? —
возмутилась я.
— Что именно вас смущает, Катерина?
— И он еще задает вопросы! — проворчала я по-старушечьи. — Я не
понимаю, на что я соглашаюсь, ставя подпись на этой бумаге. Что такое
«цветотерапия»? Что она означает? Каким образом я ее получу?!
Маска задумалась, подбирая нужные слова. Я терпеливо ждала
пояснений.
— Многие люди видят свою настоящую жизнь без красок. Они
смотрят вперед, но взгляд их пуст, перспективы призрачны, неосязаемы…
Это порождает страх, который образует воронки… Ощущая эти пустоты,
многие оглядываются назад и черпают воспоминания, чтобы сравнять эту
рыхлость и создать иллюзию ровного и идеального существования. Это
называется — самообман! Очень зыбкий фундамент бытия! Цветотерапия
помогает жить без болезненных иллюзий и ощущать полноту красок.
Голос его был очень приятен. Я не поняла ни слова из сказанного, но
бархат звука будоражил меня, успокаивал, обволакивал… Я была почти
готова подписать этот проклятый договор, соглашаясь неизвестно на что,
но якобы для собственного блага.
— Ответьте мне на один вопрос, — начала я неуверенно. — Зачем мне
нужен этот контракт?
— Вы пришли ко мне из-за того, что ваша жизнь, мягко говоря,
несовершенна. Ваш организм, ваше сознание требует качественных
перемен. Ведь вы же не хотите страдать до скончания дней!
— И эта цветофигня решит все мои проблемы? — не сдерживала я
иронии.
— Не факт. Но она может стать панацеей.
— Я буду все время сидеть в этой тошнотной каморке? Целый месяц?
— Речь шла об одном вопросе, и вы получили на него ответ, — я
чувствовала по голосу, что лицо под маской улыбнулось.
— И все же я бы хотела, чтобы вы ответили!
— Нет, Катерина, вы не будете находиться целый месяц в этом
помещении. Это временно — первая стадия, чтобы снизить порог
строптивости, — отшутился он.
— Как я попала в эту комнату? Я ничего не помню! Что вы со мной
сделали?
— Я — ничего! Вы это с собой сделали, — иронизировал незнакомец.
— Что именно? Наверняка мне что-то брызнули в лицо, чтобы лишить
меня возможности двигаться.
— Зачем?
— Чтобы я не сопротивлялась!
Мои умозаключения развеселили его, он снова рассмеялся. Когда ему
все же удалось успокоиться, он весело произнес:
— Вы не пленница, Катерина, и можете покинуть меня в любой
момент. Почти в любой! Немного сложно будет в первую неделю, а потом
все изменится! Поверьте мне на слово! Сопротивление — обычное дело.
То, что вам кажется отсутствием свободы — момент воспитательный,
чтобы ввести в курс дела и объяснить правила игры. Что касается того, как
вы тут очутились, объясню: видимо от волнения вы потеряли сознание в
коридоре, как только вошли, вы рухнули в мои объятия.
Я с прищуром посмотрела на него, Кот Баюн заметив мое недоверие
добавил:
— От вас было такое амбре, Катерина… Видимо с алкоголем вы
упражнялись не один день… А если добавить к этому отсутствие закуски и
стресс — получим обморок и сон, длиною в пару суток.
— Я спала два дня? — удивленно уточнила я, чувствуя, как мои щеки
заливаются краской. Схватившись за щеки, я смущенно отшутилась: —
Кажется «цветотерапия» уже началась!
— Что вы теряете? Это ваш аттракцион и в любой момент вы сможете
сказать «стоп» и сойти с него. Однако, повторюсь, остановившись, вы
рискуете упустить возможность изменить свою жизнь и не сможете
ощутить полноценный эффект от панацеи.
Непонятно откуда в его руке появилась ручка, и он протянул ее мне,
чуть склонившись, как бы выражая свое почтение. Я задумалась, но
буквально на пару секунд. Взвешивая плюсы и минусы, находясь в
неведении, я понимала, что это не худшее, что может случиться с
заблудшей овечкой, которая пришла в сознание в логове хитрого, но вроде
как беззубого волка. И коль я сама решала, когда прекратить
представление, почему бы не рискнуть? Выдохнув «была — не была», я
подписала контракт.
Глава 5. Гибрид Венеры Милосской и
кенгуру
Я ворочалась с боку на бок, словно медведь, проснувшийся в своей
берлоге посреди зимы. Где-то вдалеке была слышна красивая музыка.
— Что ты там делаешь? Танцуешь? — пробубнила я недовольно.
Желудок недовольно заурчал, и я вдруг вспомнила, что не принимала
пищу очень давно. На подносе была тарелка с нетронутой едой,
выглядевшей совсем неаппетитно, но голод снова и снова напоминал о
себе. Мой мозг работал, как жернова мельницы, придумывая, каким
способом привлечь к себе внимание. Я вспомнила, что за мной наблюдает
око под потолком и помахала рукой человеку в маске, который наверняка
все время наблюдал за мной. Подождав какое-то время, я начала злиться,
потому что никакой реакции на мой призыв не последовало. Тогда я
решила колошматить как следует в дверь.
— Почему я должна вести себя, как варвар из-за тарелки еды?! —
возмущалась я, не боясь, что похититель услышит меня.
Оказалось, что я не заперта. План «устроить шум» не удалось
привести в исполнение. Осторожно я выпорхнула из кельи и направилась в
неизвестном направлении, тихонько продвигалась вверх по винтовой
лестнице. Музыка звучала, была громче и громче, я приближалась к ее
источнику. Я оказалась в просторной комнате, весьма странной на вид: она
была вытянута и казалась очень длинной, ее стены обрамляла ткань,
словно по периметру комнаты висели шторы.
— Столько ткани — как глупо, — произнесла я не громко,
оглядываясь по сторонам. Посреди комнаты стоял небольшой старинный
стол на изящных ножках, а рядом — стул из того же комплекта. В углу
прямо на полу находился граммофон, из его трубы доносились чудесные
звуки джаза. Это смотрелось необычно и странно, будто это были
декорации к какому-нибудь фильму. Моего мучителя в комнате не было.
На столике лежал белый конверт без подписи, я полагала, что
предназначался он для меня. Внутри лежал лист с текстом:
«Сударыня, не готов к встрече с вами, потому как очень
чувствителен к запахам. Пожалуйста, примите ванну и возвращайтесь в
эту комнату. До встречи. Жан» .
Чувствителен к запахам! Больше всего на свете мне хотелось в данный
момент содрать с этого хама маску и отхлестать его по морде его же
дурацким письмом! Он оскорблял меня не первый раз! Скомкав лист, я
швырнула его на пол и направилась искать место, где я могла бы помыться.
Коридор был узким, я двигалась по нему не спеша, опасаясь чьего-нибудь
неожиданного появления. В конце коридора виднелась дверь, она была
приоткрыта. Я слышала шум воды, наполнявшей ванну, и прибавила шаг.
Мне не терпелось погрузить тело в теплую жидкость и насладиться такой
приятной мелочью.
Ванная комната была весьма просторна. Прямо посередине стояла
забавная посудина на ножках, она наполнялась водой хлещущей из трубы
похожей на медный крюк. Это выглядело весьма оригинально, я никогда не
видела подобных планировок. Вместо того чтобы выразить восхищение, на
всякий случай я сделала недовольное лицо и громко произнесла:
— Показуха!
Прежде чем начать раздеваться, я внимательно осмотрела стены с
целью выявить наличие камер. Ничего схожего с оком, которое следило за
мной в моей келье, не было. Я скинула джинсы, свитер, кроссовки и
залезла в воду, не снимая трусов и, конечно же, прикрыв грудь. Мягкая
пена, добавленная чьей-то заботливой рукой, нежно касалась кожи. Я
вальяжно развалилась, расслабив тело, и расплылась в улыбке, как кот,
которому налили блюдце свежей сметаны. Это было так чудесно, что я
невольно издала стон.
— Какой это цвет? — мягко промурлыкал мой мучитель почти мне в
ухо. Я завопила не столько от испуга, сколько от возмущения. Во время
моих водных процедур не входил даже Феликс, не то, что посторонний
мужчина.
— Вам не идут неадекватно-громкие звуки, Катерина. Вы становитесь
похожи на бесноватую рыночную торговку, у которой стащили что-то с
прилавка.
— Вы оскорбляете меня уже в третий раз! — произнесла я, немного
обидевшись.
— Разве? Не помню, чтобы я вас оскорблял… Но на всякий случай
прошу прощения. Так какой цвет?
— Цвет чего?
Я вращала глазами по сторонам, пытаясь понять смысл загадки.
Мозаика на стенах была многоцветная… потолок коричневатый от грязи…
Хозяин странного дома не спеша, обошел ванну и встал так, что я могла
его видеть. На нем была свободная белая рубашка, пошитая по-
старомодному и обтягивающие темные брюки. Мужчин в подобном
одеянии часто можно увидеть на обложках женских романов, под ними
скрывается незамысловатый сюжетец приправленный пошлостью и
поиском героев плотских утех. Должна признаться, смотрелся наряд очень
романтично, будто передо мной был герой другой эпохи, скрывающий под
маской свое лицо ради интриги.
— Так цвет чего? — всполошилась я. — Стен, потолка, пола…
— Ощущений, — уточнил он. — Вы ведь что-то чувствуете? У
каждого ощущения есть масса оттенков.
— Как глупо, — капризно произнесла я, не понимая, что именно имеет
в виду этот безликий человек.
— Можете не закрываться, пена скрывает от моих глаз изгибы вашего
прекрасного тела.
— Откуда вы знаете, что оно прекрасно? Вы подглядывали, пока я
раздевалась?
Он рассмеялся, затем произнес, подавляя новую волну смеха:
— Значит вот какого вы обо мне мнения! Открою вам тайну: я
полноценный мужчина, и мне не нужно подглядывать, чтобы выделить
достоинства женской фигуры. И не забывайте: отключившись на входе, вы
рухнули в мои объятия, пришлось оценить кое-какие части тела на ощупь!
— Вы лапали меня! — произнесла я с отвращением. —
Воспользоваться слабостью человека, чтобы…
— Ей Богу, с вами невозможно разговаривать! Вы ворчите хуже
старика-соседа, который всегда недоволен всем и обвиняет в
несовершенстве своей жизни весь мир.
Он вздохнул и сделал несколько шагов к выходу, но потом вдруг
остановился, повернулся и уточнил:
— Вы всегда принимаете ванну в белье?
— Так вы все-таки подглядывали! — возмутилась я краснея.
— Милая барышня, не надо быть великим сыщиком, чтобы это
понять. Достаточно посмотреть на пирамиду вашей одежды, которую
должны были увенчать трусики.
Я почувствовала, как волна злости сдавливает мое горло. Я стянула с
себя трусы под водой и швырнула их на пол, о чем пожалела в следующее
мгновение. Феликс их как-то назвал «бабушкина радость», чем очень меня
разозлил. Несколько удобных и немного старомодных моделей я купила
специально для «красных дней календаря». И не видела в этом ничего
предосудительного. Спереди на них были рисунки — разные мультяшные
животные: жираф, бегемот, кошка, заяц и цыпленок.
— Чудесная киска! — произнес человек в маске.
В этой фразе я уловила двойной смысл и предпочла ничего не
отвечать на очередную словесную пику. Свой протест я выразила молча —
демонстративно отвернулась от него.
Когда мой моральный палач скрылся из виду, я снова расслабилась и
закрыла глаза, наслаждаясь теплой волной неги, которая прокатилась по
телу мурашками.
— Сочно-зеленый, — прошептала я и тут же испуганно растопырила
глаза, словно грязно выругалась. Я на всякий случай оглянулась — его
рядом не было. Музыка прекратилась — это означало, что человек в маске
был в той комнате, где я нашла конверт.
Вода стала прохладной, а пена рассеялась, явив моему взору
обнаженное тело. Ввиду отсутствия поступления продуктов в мой
организм, округлости в ненужном месте, которые кто-то прозвал
«спасательным кругом» исчезли и я заметно постройнела. Почему-то этот
факт очень порадовал меня.
— Должно же происходить в моей жизни хоть что-то хорошее, —
бубнила я, пытаясь выбраться из водяного плена. Я не увидела полотенца.
Но также я не обнаружила свою одежду, которую я оставила рядом с
ванной на полу. Я в панике озиралась, пытаясь найти кусок какой-нибудь
ткани, которая могла бы скрыть мою наготу. Идея носиться голой по
незнакомой квартире меня совсем не привлекла. Подобного удовольствия
не хотелось доставлять дерзкому хозяину этой странного дома. Я высунула
в голову в коридор и громко крикнула:
— Эй! Ау!
Ответом мне была тишина.
— Мне нужно полотенце! Или хотя верните мне одежду! — кричала я,
чувствуя, что слова не возымеют должного эффекта. Необходимо было
пробираться в ту комнату, где снова выл граммофон, либо добежать до
кельи — но этот путь был еще длиннее.
«Прикрыв срам», как когда-то выражалась моя бабуля, я скачками
направилась на звук музыки. Свое обнаженное мокрое тело, точнее
некоторые его места, я стыдливо прикрывала руками. Высунув в проем
двери лишь голову, остальную часть себя я оставила за стеной. Человек в
маске стоял посреди комнаты, в руках его было большое мягкое полотенце.
Оно было словно приманка в руках подлого охотника, выманивающего
невинную жертву из укрытия.
— Немедленно дайте его сюда! — скомандовала я и беспомощно
протянула руку.
Незнакомец ничего не ответил, лишь выставил в сторону руку,
демонстрируя полотенце, будто рекламировал продаваемый товар.
— Мне холодно! — соврала я.
— Подойдите и возьмите полотенце, — спокойно добавил он.
— Почему бы вам не притвориться настоящим мужчиной и не
подойти ко мне?
— Вам не идет сарказм, — бархатно протянул мужчина, не двигаясь с
места.
Я понимала, что благодаря неожиданно проснувшемуся во мне
острословию, лишилась возможности оценить уровень воспитания
человека, стоящего посреди комнаты. Теперь он точно не подойдет ко мне,
оставаясь посреди пустой комнаты, как стойкий оловянный болван.
Максимально прикрыв то, что видел только мой муж, я двинулась вперед и
через мгновение выдернула полотенце. Обернув тело приятной тканью, я
недовольно произнесла:
— Я выглядела, как Венера Милосская!
— Не совсем. Скорее вы напоминали гибрид, полученный при
скрещивании кенгуру и Венеры Милосской. Вот уж не ожидал, что такое
расстояние можно преодолеть в пару прыжков.
Я не успела ответить колкостью, потому что через мгновение мой
мучитель оказался у стены и легким движение руки отодвинул ткань, за
которой оказалось еще пространство, там стоял уже знакомый столик. Он
был красиво сервирован на две персоны. Мне хотелось отказаться от
совместного ужина в протест, но желудок так сдавило, что я еле
сдерживалась, чтобы не наброситься на еду, которая была скрыта под
изящным серебристым куполом.
— Надеюсь, вы не против трапезы, Катерина? — мягко произнес
человек в маске и жестом пригласил пройти к столу.
Мы ели потрясающе вкусную утку, запеченную в духовом шкафу. Она
была с вкуснейшим клюквенным соусом. Забыв о приличиях, я пожирала
ее с такой жадностью, что в какой-то момент мне стало стыдно.
— Я голодна, — оправдывалась я, виновато глядя на
присутствующего рядом мужчину.
— Я заметил, — спокойно произнес он, в глазах его блестели
смешинки. Мы выпили немного приятного вина, и я расслабилась.
Полотенце начало сползать, и я еле успела поймать его край.
— Почему вы заставили пройти меня через это? — спросила я
безликого человека.
— Через что?
— Через унижение! Я пробиралась сюда, словно воришка! Мне было
некомфортно! И стыдно!
— Но почему? — искренне удивляясь, спрашивал мой собеседник. —
Что именно вас так смутило?
Я промолчала, потому что и без того было понятно, что гарцевать при
чужом мужчине в костюме Евы — верх неприличия! Чтобы сказала моя
мама? Феликс?! Даже трудно представить…
— Позвольте, угадаю: вы сейчас думаете о том, чтобы сказали по
этому поводу другие люди, — произнес он и по моему смущенному виду
понял, что прав. — Вы вели себя так, Катерина, словно стыдились себя,
своего тела!
Я ничего не говорила. Мне нечего было добавить, потому что он был
прав.
— Вы ведь разозлились в тот момент. Какого цвета была ваша злость?
Я равнодушно пожала плечами и произнесла наобум:
— Может быть болотного… или темно-синего…
— Не думаю, — произнес похититель моей одежды и предложил
сопроводить меня в мою спальню.
Я наивно понадеялась, что поменяю место дислокации, но вернулась в
келью. Он галантно поклонился и пожелал мне приятных снов, перед тем
как уйти, как бы между прочим, произнес:
— Не бойтесь спать без одежды!
Человек в маске исчез и закрыл дверь на замок, что меня сильно
обрадовало. Если в ночи в нем проснется сексуальный голод, и он решит
напасть, я проснусь от скрипа старого механизма и буду отбиваться до
последнего.
Я долго не могла заснуть, обдумывая всю эту белиберду с цветами, и
представила, как глупо выглядела в момент, когда скакала через коридор в
поисках полотенца. Что мне мешало гордо подойти к нему и забрать то,
что мне нужно? Ведь, по большому счету, мне вряд ли удалось бы его
удивить неприкрытыми частями тела. В современности их в больших
количествах демонстрируют и в печатной, и в телевизионной продукции! А
если учесть, что я его не привлекаю…
— Это был темно-синий цвет! Моя ненависть была мрачная, как
грозовая туча, готовая обрушиться гневом, — прошептала я, плотно
закутываясь в простыню, будто в кокон. Вдруг я представила себя со
стороны: лежащая словно мумия, я не могла расслабиться даже в
кромешной темноте. А вдруг камера могла и в темноте снимать? Есть же
приборы ночного видения! Конечно, это было по-детски глупо! Можно
было подумать, мой страж сидел у монитора и ждал только одного — пока
я скину простынь! Развалившись вольготно, я вдруг почувствовала, что
чувствую себя расслабленно без одежды, которая не сковывает мое тело. И
почему я раньше не пробовала спать без пижамы и ночной рубашки?
Темно-синий цвет развеялся, оставив после себя нежно-голубую дымку,
погрузившись в которую я засыпала. Покоя мне не давала одна деталь —
фантазия, которая кружила надо мной, словно назойливая муха: мне
хотелось, чтобы музыкально-изящные руки незнакомца коснулись моего
тела.
Глава 6. Апельсиновая радость
— Ты любишь мужа? — зачем-то спросила маска, испортив мне
настроение. Завтрак до этого ненужного вопроса был чудесным: мы ели
теплые круассаны, запивая их ароматным кофе, пахло корицей, и играла
французская мелодия. Я не хотела отвечать на то, что было слишком
личным. Меня злил вопрос, потому что мое пребывание в компании моего
нового знакомого было благодаря трусу-Феликсу, укрывшемуся в
гостиничном номере.
— Это ведь так просто! Ответить «да» или «нет», — настаивал на
ответе мужчина, не скрывая иронические искры в голосе.
— Просто — для того, кто ничего не чувствует, — твердо произнесла
я. — Или для того, кто любит совать свой нос в чужие дела. Я много раз
слышала о том, что люди, неудовлетворенные и с проблемами в личной
жизни, очень любят интересоваться делами других.
Маска не сдержала смешка, мужской голос произнес:
— Ну, у тебя, Катерина, все чудесно в личной жизни, не так ли? Ты
удовлетворена?
Последнее слово он особенно выделил, и посмотрел на меня так, что я
почувствовала легкие импульсы электричества в позвоночнике.
— Сними полотенце, — вдруг сказал он, откинувшись на спинку
стула. Это звучала настолько обыденно, словно он просил передать ему
солонку или перечницу.
Я зачем-то сжала руки на груди, хотя никто с меня не пытался сорвать
злосчастное полотенце. Это все, что у меня было, — одежду мне так и не
вернули. Ему нравилось быть хозяином положения, незнакомец смаковал
ситуацию дискомфорта.
— Это нечестно!
— Что в этом нечестного?
— Ты здесь начальник и вынуждаешь меня подчиняться…
— Разве? — перебил он. — Катерина, здесь нет начальства. Так
получилась, что мы с тобой создаем правила существования в данном
пространстве. Ты подписала договор, согласно которому от тебя
практически ничего не требуется. Просто будь женщиной.
Меня возмущало его околофилософское блеянье. Эти нелепые
размышления на предмет раскрепощения! Сидеть расшиперившись, словно
женщина легкого поведения, и расковано жевать круассаны, громко чавкая
и посыпая крошками свой лобок?!
— Ты можешь выбрать — либо снять полотенце, либо ответить на
вопрос, который я задал. Ты любишь мужа?
Почему-то мне казалось, что просто ответом «да» или «нет» этот
мужчина не ограничится. Размышлять на тему разваливающихся
отношений (в чем, конечно же, виновата была я!) не хотелось. Беседа о
Феликсе была сродни пересечению минного поля. Можно было угодить во
взрывоопасную зону и тогда уж костей не собрать. Я поколебалась с
минуту, после чего сдернула полотенце и швырнула в лицо незнакомцу. Он
высвободил блюдо из-под оставшихся круассанов, свалил их прямо на
стол, поставил его на пол рядом со своим стулом и уложил на него
полотенце. Словно фокусник, он сделал несколько манипуляций руками и
полотенце вспыхнуло. Из того, чем я могу прикрыться, у меня осталось
лишь постельное белье, но не было никаких гарантий, что их не постигнет
та же участь. Я плотно сжала губы, от злости сердце стучало очень громко,
мне даже казалось, что сила его удара колышет мою грудь.
— Какого она цвета? — мягко спросил мой мучитель.
— О чем этот вопрос? — уточнила я, закинув ногу на ногу.
— Твоя злость.
Эта игра в цвета казалась мне детскостью, однако я пыталась понять
себя, свои ощущения. Я вспомнила, как накануне перед сном
почувствовала цвет своей ярости, сейчас я ощущала почти тоже самое.
— Темно-синий, — мрачно произнесла я.
— Похоже на правду. Синий — сторожевой пес, готовый сорваться с
цепи и вгрызаться в глотки обидчикам.
— Как глупо! — процедила я недовольно, ощущая, что сказки Кота
Баюна снова оказывают на меня странное действие. — Я сыта! Что мне
делать?
— А чем ты занимаешься обычно после завтрака?
Я пожала плечами, вспомнив, что после того, как тень Феликса
исчезала за порогом, я оставалась наедине с домашними обязанностями, в
моих руках оживали тазы и тряпки.
— Можешь чем-нибудь занять свои руки, — отшутился мужчина,
после чего встал, чуть склонился, будто прощаясь, и направился к выходу.
— Чем занять руки? — уточнила я, не понимая, как использовать
свободное время.
Он остановился и на мгновение замер, видимо думая, какое
развлечение мне предложить. Его бархатистый халат немного поблескивал,
хотелось коснуться и ощутить шершавость материала. Мой душеприказчик
не спеша приблизился ко мне и встал за спинкой стула, на котором я
сидела. Справа от себя я увидела его руку — словно он приглашал меня на
танец.
— Я не одета! — проворчала я.
— Не вижу в этом ничего ужасного, — промурлыкал он.
Был ли у меня выбор? Сидеть нагишом или довериться этому
человеку, душа и помыслы которого для меня — потемки. Я вложила свою
дрожащую ладонь в его теплую руку, и с трудом поднялась с места. Я
уставилась в его глаза, чтобы контролировать угол его взгляда. Этот
сумасброд-развратник равнодушно взирал в мои глаза, и совсем не пялился
на мою грудь, так что повода для скандала не было. Близость его тела меня
волновала, я смотрела на него снизу вверх и словно завороженная
коснулась халата. Благородная ткань была так приятна на ощупь, я плавно
водила по ней рукой, получая удовольствие от этих касаний. Я не сразу
поняла, что крепко сжимаю его возбужденный половой орган. В какой-то
момент моя кисть видимо соскользнула под халат, покрывающий его голое
разгоряченное тело. Испуганно отшагнув от него, я раздраженно
воскликнула:
— Вы манипулируете мной!
— Зачем ты все портишь? — шепотом произнес возбужденный
мужчина.
— Я замужем! И нечто подобное позволяла себе только с супругом!
— Правда? — недоверчиво уточнил он. — Ты могла вот так вот
запросто ухватиться за его член? Утром после завтрака? И что вы делали
дальше?
Он снова приблизился ко мне, но не касался. Голос его проникал в
меня, я видела яркие картины, словно просматривала фильм:
— Он взял выходной, чтобы побыть с тобою рядом… Вы проснулись
позже обычного и долго валялись в постели, говоря о разных глупостях…
Тело твое немного ломит, но это приятная боль… Сколько поз вы
испробовали за ночь — сложно сосчитать… вы занимались любовью,
словно дикари, желая съесть друг друга от страсти… Он снова ласкает
тебя, ты возбуждаешься, но ретируешься на кухню… Сбегаешь, потому
что чувствуешь себя обессиленной и нуждаешься в восстановлении
энергии… «Откуда у тебя силы?» — выговариваешь в шутку, когда твой
мужчина прижимается к тебе затвердевшей плотью… Очень кстати кофе и
круассаны… Ты не видишь, как он за тобой наблюдает… С немного
растрепанными волосами после ночи любви, чуть припухшими губами от
неистовых поцелуев и в переднике на голое тело ты выглядишь чертовски
сексуально… Это невыносимо — смотреть и бездействовать… Через
мгновение его горячее дыхание обжигает твои соски — они твердеют… К
черту завтрак! Ты шепчешь, чтобы он отнес тебя в спальню, на вашу
огромную кровать, где каждый квадратный сантиметр ощутил тяжесть
ваших тел во время неистовых совокуплений… Он сгребает тебя и
примеряется — путь в спальню слишком долог, а ты ему нужда здесь и
сейчас… Эти толчки… немного грубые — как тебе нравится… Голова твоя
кружится, столешница стонет вместе с тобой от удовольствия… «Еще, —
шепчешь ты, — хочу еще»…
Я испуганно открыла глаз, с ужасом понимая, что ласкаю себя прямо
посреди комнаты под чутким наблюдением извращенного человека,
скрывающегося под безликой маской. Он уже не был рядом — стоял в
проеме двери и наблюдал за мной.
— Почему ты остановилась?
— Я не знаю, — прошептала я сдавленным голосом. Мне стало вдруг
стыдно, я низко склонила голову, желая, чтобы рассыпавшиеся волосы
скрыли мой позор.
— Какой был цвет?
— Оранжевый… Сочный оранжевый… А потом он стал портиться,
как залежалый апельсин… появились пятна зеленовато-синего цвета…
— Это стыд. Он заставляет гнить твою жизнь. Что ж… для начала,
думаю достаточно. У меня эрекция. Пойду что-нибудь с этим сделаю.
Он произнес эти слова так просто, словно говорил о чем-то очень
безобидно-простом, к примеру, о том, что планирует читать книгу, а не… Я
заставила мысль остановиться. Я чувствовала, как мой организм выделил
соки, которые теперь необходимо смыть в ванной. Я немного злилась,
потому что низ живота скулил, моля закончить начатое. Я прошла к
ванной, воровато оглядываясь по сторонам. На всякий случай я робко
постучала в дверь, предположив, что хозяин дома мог скрыться там для
удовлетворения своих потребностей. Феликс иногда делал это в ванной, в
смысле — самоудовлетворялся, когда у меня наступал менструальный
цикл. Он долго сетовал на то, что ему нужна разрядка после трудового дня,
а потом почему-то психовал, и со словами «почему ты меня не слышишь?»
скрывался за дверью ванной комнаты. Я не сразу поняла причину его
побега, но однажды подкралась к двери и подслушала, и, если честно, была
в ужасе. После этого муж принимал душ, надевал пижаму и ложился спать,
отворачиваясь от меня. Я понимала, что виной всему тяжелый рабочий
день, ведь Феликс всегда твердил, что на его плечах держится основная
конструкция фирмы, и чтобы удержать ее требуется много сил.
В ванной человека в маске не оказалось, как впрочем, и воды, но на
крючке вместо полотенца весела малюсенькая полупрозрачная комбинация
на тонких бретельках. К таким вещам я не привыкла, но за неимением
другой одежды, я облачилась в нее. В своей келье я подошла к зеркалу,
чтобы оценить новый наряд. Выглядело это очень мило.
— Тебе бы не понравилось, — выдохнула я, представляя кислую мину
Феликса. Однажды по совету преданного друга нашей семьи я купила
костюм дьяволицы в магазине с названием «Интим».
— Все мужчины мечтают, чтобы их святые жены, хоть иногда
превращались в чертовок! — со знанием дела, а точнее — мужчин
произнесла Вероника. Меня раздражала вездесущность этой дамы, потому
что я прекрасно понимала, что до того момента, как Феликс женился на
мне, она была частью его жизни и в ночное время суток.
— В студенчестве мы сношались, как кролики! Иногда даже сбегали с
лекции, ради того, чтобы…
— Не нужно об этом рассказывать, — прервала я ностальгию. Она
перевела тему, но по задумчивому взгляду я понимала, что Вероника
предавалась воспоминаниям об эротических приключениях.
Видимо от злости на их совместное прошлое, на следующий день я
направилась за чудо-костюмом, который должен был оживить супружеские
отношения. Феликс пришел с работы… Я с волнением ждала его на кухне,
устроив ужин-сюрприз. Сервировка, свечи, вкусное блюдо, бутылка
хорошего вина и маленькая дьявольская провокация. Он принял душ и
натянул пижаму. Войдя на кухню, оторопел, напоминая сурового отца,
обнаружившего, что его всегда маленькая дочь оказывается уже
половозрелая.
— Что это за маскарад? — неприятным тоном произнес супруг,
разглядывая мой костюм с таким отвращением, словно я напялила
свежесодранную человеческую кожу. Заикаясь, я начала оправдываться,
что хотела его удивить.
— И тебе это удалось! — прошипел Феликс, вдруг став в тот момент
чужим. — Если бы я захотел воспользоваться услугами шлюхи, то
направился бы в дом терпимости. Я женился на чистой и светлой девушке,
особенной! А не на кабачной потаскухе, которая прописана в кабинете
венеролога!
Его слова меня очень обидели. Я убежала в ванную и рыдала там
почти час. Приведя себя в стабильное бесцветное состояние, я избавилась
от наряда, а на следующий день мне пришлось извиняться за свое
поведение. Феликс сказал, что чуть было не разочаровался во мне, но
великодушно простил меня.
Мой муж часто говорил о моей особенности. Вызвано это было тем,
что он стал первопроходцем там, где не бывала даже рука другого
мужчины. Мои сумасшедшие подруги — Лелик и Болек так и не убедили
меня отдать девичью честь до заветного окольцовывания.
Даже в период, когда меня настигла «великая любовь», которая
поразила, как гром среди ясного неба. Я познакомилась с чудесным парнем
— будущим хирургом. Перспективы стать женой врача меня очень
вдохновляли. Он долго меня обхаживал, но когда понял, что эта крепость
неприступна, исчез из моей жизни, сказав, что глупо себя лишать
удовольствия, а жениться студент-медик не планировал в ближайшие лет
десять.
— Пойми, это ведь лотерея! А вдруг ты бревно в постели — а паспорт
уже проштампован. Кота в мешке покупать не с руки, — сознался он на
прощание. Долго я горевала и пролила несколько ведер слез.
— Бревно в постели, — прошептала я задумчиво, распластавшись на
своем койко-месте. Смысл этого слова я понимала смутно. Я снова
вспомнила лицо Василия Константиновича, который намекал на наш с
Феликсом постельный кризис. Мое горло сдавило так сильно, что перед
глазами появились темно-синие круги, будто я смотрела в океан, в водах
которого созревала буря. Я сжала кулаки и задышала изо всех сил, чтобы
подавить приступ начинающийся истерики.
— Это агония, как я понимаю, — произнес мужской голос. Я не была
напугана, потому что мне хотелось увидеть его на пороге моего
невзрачного убежища. Проклятая маска обезличивала мужчину, к
которому я начинала испытывать теплые чувства, природу которых пока не
понимала. Я доверяла ему… или просто согревалась мыслью о нем, потому
что, по сути, те, кого я ценила, отвернулись от меня, оставив совсем одну.
Я ощущала черную беспросветную бездну внутри моего организма и
нуждалась, чтобы чьи-то сильные руки не дали мне туда свалиться! Холод
одиночества заставлял меня чувствовать, что бледно-голубой морозный
воздух, который я вдыхала, превращал мое сердце в льдинку… Но ведь лед
хрупок, и может разлететься на мелкие кусочки… Или растаять,
превратившись в бесформенную лужицу. А это — верная гибель! Разве
можно жить без сердца?! По моим щекам покатились слезы, я испугалась,
что моя сердечная мышца все же начала таять. Я была открыта перед моим
моральным палачом во всех смыслах этого слова, ведь я лежала перед ним
практически голая.
— У тебя авитаминоз. Тебе нужен витамин «цэ»! Я покажу тебе
апельсиновый рай!
Его халат оказался совсем рядом со мной, и через мгновение я
болталась на крепком плече. Посреди знакомой мне комнаты, укутанной
занавесками, стоял большой кожаный диван. Возможно за одной из них
был склад мебели, потому что в проем двери такая крупногабаритная
мебель вряд ли бы протиснулась.
— Чего бы ты хотела сейчас? — мягко спросил хозяин дома и отошел
в сторону, внимательно разглядывая меня. Я скукожилась на диване,
ощущая себя затерянной пуговкой от пиджака.
— Я хочу… в апельсиновый рай!
Я чувствовала его улыбку, которая была… цвета малины. Мне
показалось, что в комнате появился запах свежих ягод. Я была смущена, но
и вдохновлена своим новыми ощущениями. В этой ягоде тоже содержится
витамин «цэ», в котором так нуждался мой организм.
Глава 7. Новый маршрут
Ночью мне не спалось. Я бесконечно прокручивала в голове
маленькое приключение на диване. Никогда еще я не чувствовала себя
так… открыто, дерзко и… свободно. Понятия не имею, каким образом
моему коварному мучителю удалось уговорить меня отправиться в
увлекательное путешествие по собственному телу.
— Закрой глаза, — скомандовал человек в маске. Я подчинилась без
возражений.
— Дотронься до своего лица кончиками пальцев… Не надо хвататься
так, будто у тебя заболел зуб… Осторожно… словно это трепетный
пушистый одуванчик, чуть нажмешь его и нарушишь нежную структуру…
осторожно проведи по губам…
Я хихикнула, мне было щекотно, но приятно.
— Мягко двигайся к шее… Не торопись… представь: крылья бабочки,
которые еле касаются твоей кожи…
Я чувствовала трепет ласковых бабочек и прилив волны удовольствия.
Наверное, в тот момент я выглядела глупо, но чувственный отклик
организма на нежность касаний так вдохновлял меня, что мне не хотелось
останавливаться, и было безразлично, как все, что я делаю, смотрится со
стороны.
— Теперь не спеша спускайся к груди… Импровизируй… подключай
интуицию…
Его бархатистый голос, заполнял пространство вокруг и оставлял
приятную вибрацию. Мои руки кружили вокруг груди, ощущая твердь
сосков. Я то сжимала их, то снова нежно поглаживала. По телу пошла
легкая дрожь, но я не торопилась перейти на следующую стадию
удовольствия, продолжая баловать вниманием набухшую грудь.
— Ты так красива… Невероятно красива, — он ласкал мой слух своим
тембром. Представив его горячее дыхание на моей пылающей страстью
коже, я чуть не задохнулась от вожделения. Чуть покусывая губы, я
продолжала вызывать приступы неги в организме, захлебываясь
цитрусовой симфонией. Моя комбинация давно болталась в районе пояса,
это немного отвлекало от вдохновенного самоизучения, и я медленно
стащила ее с себя, отшвырнув в сторону. Не открывая глаз, я двинулась
вниз к влажной части тела, которая припухла в этот момент и требовала
внимания. Я знала, что мой надзиратель смотрит на меня и это
завораживало. Ноги раздвинулись до неприличия широко, и я откинулась
на диване, изгибаясь при каждом движении своих пальцев. Оранжевый
взрыв не заставил меня ждать, спустя несколько импульсивных трений, я
застонала, чувствуя себя натянутой тетивой, оргазм стрелой пронзил
каждый дюйм полыхающего тела.
— Ух ты! Как ты голодна, оказывается, — произнес насмешливо
голос. Я по-прежнему не открывала глаза, наслаждаясь цветным
витамином «цэ».
— Люблю цитрус! — отшутилась я немного хрипловато, и свернулась
калачиком на диване, бережно обняв себя. Мой стражник предложил
перекусить и исчез в неизвестном направлении, а я осмысливала
произошедшее со мной.
— Сегодня день открытий, — прошептала я умиротворенно, снова
ощущая чувственный прилив. Руки снова потянулись к маленькой пещере,
откуда доносились позывы повторить оранжевую революцию.
— На сегодня достаточно, моя порочная Кэт, — насмешливо произнес
мой Колумб, открывающий островки чувственности в моем
изголодавшемся сознании. — Не торопись заполучить сразу все. От
передозировки цитруса может быть аллергическая реакция.
Я неохотно поднялась с дивана, натянула ничего не скрывающую
комбинацию и побрела за человеком в халате, с любопытством
разглядывая его фигуру.
После мы провели день, как ни в чем не бывало. Будто никакого
происшествия на диване не было, но я-то не могла об этом забыть, потому
что в моем мире случилось невероятное событие, наполненное
оргазмическим фейерверком.
Ни то чтобы я раньше не ласкала себя, просто это было как-то… на
скорую руку что ли! Украдкой, воровато, скрытно… Я боялась, что Феликс
узнает о том, что я мастурбирую, и будет очень недоволен. Ведь он тысячу
раз повторял, что распущенность — удел шлюх. Но где грань между
любовными утехами, считающимися уместными в супружеской постели, и
запредельной распущенностью — этого он мне так и не поведал.
Я где-то прочитала, что любовь длится семь лет. А потом семейные
отношения подогревает привычка. Когда иссякла наша любовь?
Подозреваю, что на утро после свадьбы. До момента регистрации брака,
мне казалось, что больше всего на свете я хочу выйти замуж за Феликса.
Когда женщина, похожая на гусеницу в своем зеленовато-желтом костюме
не по размеру и с высоким шиньоном на голове произнесла «дорогие
брачующиеся», меня затошнило и по телу пошла мелкая рябь от ужаса, что
жизнь моя станет теперь совсем другой. У меня отберут свободу,
фамилию… Я стану чьей-то вещью — супружницей. Никто не заметил
моей паники. Или сделали вид, что не заметили. После регистрации во
время поздравления гостей я мысленно убеждала себя, что это всего лишь
временное помутнение, вызванное стрессом, ведь не каждый день я
выхожу замуж. «Мой брак по любви. И я всю жизнь проживу с этим
человеком. До самой старости», — шептала я еле слышно, заставляя себя
улыбаться и благодарственно кивать в ответ на пламенные поздравления.
На свадьбе было «скушно» и душно. Я ненавижу подобные сборища.
На нашем празднестве было больше ста человек, преимущественно —
коллеги Феликса, нужные и важные люди. Было ощущение, что свадьба
организована исключительно для них, а мы приглашены для антуража.
Самое яркое впечатление от этого знаменательного события — это красные
глаза зареванной Вероники, она так откровенно страдала. Бывшая подруга
Феликса напоминала маленького брошенного щенка, ее сила и
железобетонная уверенность в себе остались на дне коньячной рюмки.
Бесконечная вереница тостов, крики «горько» — все это так утомило, что в
первую брачную ночь мы с моим мужем просто легли спать, отвернувшись
друг от друга. Утром я открыла глаза и ощутила себя очень несчастной.
Безгранично несчастной. Скулы болели от натянутой улыбки, которую
пришлось держать силой, чтобы никто не подумал, что я чем-то
недовольна, ведь это был самый прекрасный день в моей жизни, который
должен запомниться навсегда!..
Мы были молоды и женаты. Ошибка ценою в круглую сумму,
затраченную на свадебное увеселительное мероприятие. Я
приспосабливалась. Погрузилась с головой в семейную жизнь. Поначалу
меня спасали мои фантазии и грезы о чем-то возвышенном, трепетном. Я
уверовала, что все будет замечательно, только надо привыкнуть,
переждать… А потом я умерла! Не физически… я умерла в браке… от
меня осталась слабоосязаемая тень. И Феликса это устраивало. Женщина-
невидимка обслуживала его, а он существовал по своим комфортным
правилам. Я сравнивала себя с декоративным хомячком, живущим в
клетке. Слово «бесцветная», произнесенное прислужником-юристом было
вполне уместно. Не стоило обижаться на правду.
— Наверное, впервые я честна сама с собой, — с грустью выдохнула
я, когда тишина стала невыносимой. — Поведав организатору путешествия
по эрогенным зонам о своих несчастливых брачных узах.
— Зачем это нужно было? — уточнил он.
— Так принято! Хотеть выходить замуж. Приспосабливаться в
семейной жизни. Так все существуют, — лучшего оправдания я не нашла.
— Разве?
— Я не видела других примеров. По крайней мере, до того, как попала
сюда, — отшутилась я. Почувствовав усталость от темы, посвященной
моему разваливающемуся на мелкие детальки браку, я попыталась
перевести тему:
— Могу я задать вопрос?
— Конечно. Ты можешь задать любой вопрос, кроме одного — что
скрывает маска.
Я немного разозлилась. Это было нечестно! Буквально час назад я
практически выворачивалась перед ним наизнанку и в результате не
заслужила просто увидеть лицо человека, который в данный момент
является частью моей жизни. Тяжело вздохнув, я задала совсем не тот
вопрос, который хотела:
— И что будет дальше?
— Новые цвета! — спокойно произнес он и предложил продолжить
нашу трапезу, наслаждаясь кулинарным изыском.
В этот день я ознакомилась с еще одним помещением — это была
комната с огромным старинным столом посередине. Глядя на
необработанные стены закрытые целлофаном, можно было подумать, что в
ней идет ремонт. Над нами весела огромная пафосная люстра. Смотрелась
она величественно, но не к месту. Подобному изыску впору освещать
комнаты королевской особы, а не подглядывать за обедом двух людей,
прячущихся от внешнего мира.
— Я хочу, чтобы ты сыграла со мной в игру! — произнес мой
собеседник весьма серьезно, судя по тону ничего эротического в этом
предложении не было и меня даже это слегка огорчило.
Я озадачено уставилась на маску, ожидая условий. То, что прозвучало
в следующую минуту, было более чем странно. Он предложил представить,
что здесь сидит Феликс. Я хотела было возмутиться, но он прервал меня
властным жестом, уверенно добавив:
— Просто доверься мне, Катерина, и будь откровенна. Представь, что
меня нет. Комментируй все, что видишь.
Это была странная просьба, и не могу сказать, что вызывала восторг. Я
сосредоточилась и начала немного сдавленно, постепенно высвобождая
звуки голоса и эмоции:
— Мой муж… я смотрю на него за завтраком… Он сосредоточенно
читает газету. Между бровями две глубокие складки. Очень громко
отхлебывает кофе. Ставит чашку на блюдце, в котором небольшая
коричневая лужица, образовавшаяся при интенсивном перемешивании
сахара. От кофейной пары след из капель идет через стол. Его безупречный
костюм не пострадал. Он снова берет чашку и подносит к губам. Вот
большая капля свисла и готова спрыгнуть прямо на его светлый галстук.
Но нет… она расплющилась прямо по столу, в момент когда чашка
транспортировалась обратно к маленькой белой тарелочке. Он хрипнул,
словно сглотнул свой насморк, перелистывая газету. Я покривилась. Он не
видит, что я за ним наблюдаю. Каждое его движение вызывает у меня
раздражение, которое удается скрывать с огромным трудом. Но он этого не
заметит, потому что погружен в чтение. Разве может так раздражать
близкий человек? Оказывается, может… В доме слишком тихо. Звуки
издает только Феликс. Я стараюсь даже не дышать, чтобы не нарушить его
гармонию. Это ненормально, но таковы правила. Два чуждых друг другу
супруга, создают иллюзию семейного счастья… И ради чего они оба
терпят все это?..
Я вдруг заплакала. Огромные слезинки покатились из глаз, сдавливая
горло и сознание. Что же я сотворила со своей жизнью? Став частью
семейного склепа, я долгое время не признавалась себе, что слишком
несчастна, чтобы по-настоящему наслаждаться жизнью. Солнце не грело, а
трава была серой…
— Я снова бесцветна, — простонала я, спрятав раскрасневшееся лицо
в ладонях.
— Я могу оставить тебя одну, — предложил мужчина. Видимо потоки
соленой воды его смутили, очевидно, он не ожидал, что финал моей
истории будет столь печален.
— Лучше уйду я. Хочу немного пожалеть себя, — произнесла я еле
слышно и поплелась в келью, оставив моего учителя-мучителя в
одиночестве.
Вторую половину дня я провела в постели. Почему-то я знала, что он
наблюдает за мной через камеру. Я почувствовала его беспокойство за
обедом, и мне было приятен этот факт. Процесс «жаления» длился недолго.
После раздумий я пришла к выводу, что горевать глупо, это словно делать
искусственное дыхание шкуре медведя, распластанной у камина. Понимая,
что мой эмоциональный иммунитет слишком ослаблен, я вдруг захотела
еще порцию витамина «цэ». Вспомнив про оранжевый полет через
пропасть, в которой кипело удовольствие, я снова направилась в путь по
уже знакомому маршруту. Меня не смущало подглядывающее око под
потолком, и я не выключила свет. Наоборот, мое тело откликалось
мурашками на мысль о том, что загадочный мужчина в маске наблюдает за
моим рукоблудием.
Глава 8. Кровавое золото
Утром за мной никто не пришел, и я направилась на поиски своего
мучителя. Я нашла его в столовой — в той комнате, поверхность стен
которой блестела от целлофана. На нем был костюм художника в самом
распространенном клишированном представлении: свободная блуза, чуть
широковатые брюки и берет. Увидев меня, он встал с места и с почтением
поклонился:
— Выглядишь чудесно! Вот уж не думал, что слезы могут действовать
так освежающе. Раньше мне казалось, что это приводит к обратному
эффекту.
В его словах не было и тени иронии, что натолкнуло меня на мысль,
что он не наблюдал за мной. «Проклятый эгоист! — ворчала я
мысленно. — Даже не удосужился проверить как я там, в этой
малюсенькой комнатке!»
Я без энтузиазма жевала блины, политые цитрусовым вареньем, а он
уставился в газету. Вдруг я ощутила прилив злости. Резко встав со стула, я
подошла к нему и взмахом руки разделила ненавистное печатное издание
на две части.
— Не надо быть Феликсом! — грубо ответила я, на его
непонимающий взгляд, после чего продолжила завтракать, но совсем без
настроения.
— Кто — то сегодня не в духе? — уточнил он мягко. Я ничего не
ответила, просто проигнорировав вопрос. Для чего-то начала чавкать,
желая вывести его из себя. Я сама не понимала причину своей злости. Он
снова уткнулся в буквы, а я опрокинула кофе.
— Мне скучно! — прокомментировала я свой поступок. — Развлеки
меня. Ведь для этого тебя нанял мой муж? Чтобы я не скучала? Ничего не
ответив, маска застыла, внимательно рассматривая меня.
— Ты и спишь в этой маске? — с вызовом произнесла я. — она,
наверное, приросла. Хотя вряд ли! Между ней и кожей наверняка есть
прослойка лицемерия, которое не дает вам соединиться и стать единым
целым!
— Что с тобой? Я тебя чем-то обидел? Дурной сон? Не та нога во
время подъема с кровати?
— Скука! Я же сказала!
Я начала анализировать, не переборщила ли я с агрессией. Мне
казалось, что все в меру, и я продолжила экзекуцию:
— Ты напоминаешь художника-педераста.
— Разве?
— Твой костюм!
— Ты считаешь, что так одеваются мастера кисти нетрадиционной
ориентации?
— Я считаю, что его носят ненормальные люди! Хочешь знать какой
цвет сейчас вокруг тебя?
— Не уверен, что готов к грубости, но вижу, что стоит дать тебе
выплеснуться.
Его учительский тон еще больше раззадоривал меня.
— Фекальный! И запах соответствует. От твоей жизни пахнет
дерьмом!
— Как и от твоей, — спокойно дополнил он и ушел, оставив меня в
одиночестве. Вдруг я почувствовала угрызения совести. Мне стало очень
стыдно за мои нападки. Где теперь его искать?
Квартира оказалось намного больше, чем я себе представляла.
Некоторые комнаты не были благоустроены, в них даже отсутствовал свет.
Я увидела лестницу, ведущую наверх, и медленно направилась к ней.
Интуиция мне подсказывала, что именно там обитает человек-загадка,
укрывающий свое лицо от моего взора. Оказавшись перед дверью, я
тихонько толкнула ее, та завизжала так, будто я причинила ей боль. Я
замерла, прислушиваясь, к звукам, но было тихо — ни единого шороха.
Посреди комнаты стояла огромная кровать, заправленная красивым
шелковым бельем. Окно было плотно завешано тяжелыми шторами. Вдоль
периметра висели светильники, похожие на лампадки, они создавали
приятную атмосферу, словно я попала в другое измерение или в
волшебную сказку.
— Я надеюсь, ты здесь, чтобы извиниться? — его вопрос заставил
меня подпрыгнуть. Я увидела еще две двери. Одна из них вела в ванную,
совмещенную с туалетом, а вторая была, по-видимому, вроде шкафа.
— Ты напугал меня! — произнесла я недовольно. — Извини. Не знаю,
что на меня нашло, но ты с этой газетой в руках… невыносимо.
Он принял извинения и предложил, чтобы я располагалась на кровати.
Я настороженно посмотрела на него — взгляд был чист, без тени коварства
и похоти. Я уселась на его спальное место, сложив руки на колени, как
воспитанник детского сада, наказанный за мелкое хулиганство.
— Ты должна снять эту тряпку и лечь красиво. Понимаешь меня? —
произнес он спокойно и исчез в проеме двери, ведущей не на лестницу и не
в туалет. Я попыталась обустроиться на его ложе. Как я пойму, что не
раскорячена, словно неуклюжая курица, а действительно выгляжу
изящно?! Подобного опыта у меня не было, никто никогда не просил меня
лечь красиво! Я пыталась приноровиться к новому месту несколько минут,
не заметив, что художник уже вернулся с мольбертом и выбирает «угол
зрения».
— Так ты все-таки художник? — уточнила я.
— Ага, — произнес он. Правда, гетеросексуал. Надеюсь, я не
разочаровал тебя?
Я смущенно опустила глаза и спросила, могу ли взять подушки, чтобы
устроиться поудобнее. Он не возражал. Я скользнула по шелку, чувствуя
ласку дорого белья и капризно подумала, что это несправедливо: я сплю на
обычной бязи в мелкий цветочек. Такие комплекты годами хранятся в
пропахших лавандой старушечьих комодах и если уж услуги этого
извращенца оплачены, можно было бы выделить приличные простынь и
пододеяльник.
— Не надо морщиться! — скомандовала маска. — Не думай ни о чем
неприятном. Представь что-нибудь…
— Оранжевое? — глупо хихикнула я, как прыщавый подросток,
услышавший на уроке биологии информацию про пестики и тычинки.
Пытаясь представить, как он выглядит, сопоставляя его тело, голос,
манеру поведения я пришла к выводу, что он должен быть красавцем.
Маска — защита. Он мне не доверяет. Ведь если я выберусь отсюда, могу
направиться прямиком в полицию и заявить, что меня похитили. А каким
образом описать преступника, лицо которого всегда было скрыто? Я
представила, как самозабвенно делюсь с полицейским своими
наблюдениями, составляя фоторобот похитителя: у него прекрасное
подтянутое тело, торс его немного рельефный — в меру, не жилистый, как
у фаната тренажерного зала, похожего на старинную стиральную доску. Я
все время боролась с желанием дотронуться до него… Я чуть покусывала
губы, думая о том, как руки, колдующие над холстом, совершают
путешествие по моему телу. Прилив в промежности говорил о том, что не
мешало бы разрядиться. Соски так вздыбились, что я ощущала в них
легкое покалывание.
— Тебя возбуждают рисовальщики? — улыбался он сквозь маску.
Вдруг я заметила, что он тоже возбужден, в районе паха появился
внушительный бугорок. Я слегка раздвинула ноги и инстинктивно подала
бедра вперед.
— Я нравлюсь тебе? — спросил мой голос, осмелев. Во мне
проснулась похотливая незнакомка, желающая заманить в свою постель
трудягу-художника.
— А разве незаметно? — нотки иронии тонули в бархате его голоса,
который стал чуть ниже и с легкой хрипотцой от возбуждения. Эта
вибрация тревожила мой слух, заставляя желать ее источник еще больше.
— Какой цвет?
Кисть в его руке замерла, рассматривая меня, он с любопытством
наклонил голову. Он предложил угадать, каких оттенков его страсть.
— Я думаю… она цвета золота! — произнесла я, растягивая слова и
чуть выгибаясь. Я продолжала дразнить его, чуть раскачивая бедра и
представляя, что ощущаю его горячее дыхание на своей коже.
— Продолжай, — произнес он, приближаясь к кровати.
— Золотая страсть — любование… на пьедестале то, что запретно и
доступно одновременно.
Ее блеск завораживает и хочется ощутить, вкусить, насладиться ею…
Я чувствовала себя властной повелительницей, готовой сексуально
поработить старательного художника. Я вытянулась на кровати, глядя на
него снизу и ожидая, что он запрыгнет на меня, словно могучий лев.
— Ты хочешь меня? — почти простонала я.
Маска кивнула.
— Тогда… займись со мной любовью!
— С удовольствием. Но не сегодня.
Я резко привстала на локтях и непонимающе уставилась на него.
Золото осыпалось, явив моему взору голубоватую плесень разочарования с
удручающим запахом слишком изысканного сыра, любовь к которому мне
никогда не была понятна. Я ждала объяснений, готовясь при этом
включить свое недовольство на полную громкость — закатить скандал.
Забавно, но с Феликсом я никогда себя так не вела. Да и не было между
нами подобного напряжения! Бумагомарака вытащил чистую кисть,
которая была у него за ухом, и провел ей по моей промежности. Продолжая
смотреть в прорези маски, я издала легкий стон, но вдруг увидела, что
кончик кисти стал красного цвета. Я резко вскочила и увидела под собой
небольшое пятнышко. Месячные! Я совсем про них забыла! Мои краски
сгустились до черных — гнев, стыд, обида — все ощущения смешались на
палитре души.
— Я могу застирать простыни, — произнесла я, густо покраснев и
плотно сдвинув ноги. Развратница, словно джин, на время вырвавшийся на
свободу, снова была заточена в непроницаемый сосуд. Возможность снова
почувствовать вкус истиной страсти появится не раньше чем через пять
дней.
Человек в маске без подтруниваний заверил, что необходимости в
услугах прачки нет, и беспокоиться не о чем.
Я все равно злилась. Это было очень унизительно. Я вспомнила один
ужасный случай из девственно-бурной молодости. Мы были в баре с
дружной парочкой, прозвавшей себя Лелек и Болек. Мои не в меру
раскрепощенные подружки изрядно напились. Одна из них вскарабкалась
на стойку бара и начала танцевать, изгибаясь и привлекая внимание
самцов, которых там было в изобилии. Сначала ей улюлюкали, но потом
освистали. Я была в туалете и когда вернулась, увидела жалкое зрелище —
окровавленные трусы, виднеющиеся из-под задравшейся коротенькой
юбки ничего не понимающей подруги и омерзительные выкрики в ее
адрес. Мы бежали из этого бара, словно Золушки, боящиеся превратиться в
тыкву. В такси она рыдала и грозилась покончить с собой, мы еле ее
успокоили. Наутро ее почти трезвая голова, оценила ситуацию, как очень
забавную.
— Надо таскать с собой не только презики, но и тампоны, — заметила
она деловито.
Ванна стояла посередине, но была чуть побольше, чем та, что этажом
ниже. Я увидела свои трусы, бережно лежащие на табуретке, с которых
ласково улыбался миловидный котенок.
— Либо я слишком предсказуема, либо ты регулярно скрашивал свой
досуг, используя этот кусок ткани, — произнесла я тихо, после чего
обратилась к моему внимательному экзекутору, прокричав: — Надеюсь, ты
не лапал мою киску?!
Мне было все равно поймет ли он, что я имею в виду забавную
мультяшку на моем нижнем белье, а не свой кровоточащий детородный
орган. Ванна наполнилась водой весьма быстро, что меня очень
порадовало. Маленькая техническая неполадка немного выбила меня из
колеи и заставила понервничать. Я залезла в воду и поспешила
расслабиться, отгоняя мысли об испачканной шелковой ткани… Он стоял
возле ванны голый. Его скульптурно-изящный половой орган стрелой
стремился ввысь. Через мгновение крепкое тело мучителя оказалось в
ванной, которая каким-то чудесным образом расширилась, став
просторной. Он без маски — наконец-то! Но от пара я не могу разглядеть
черты его лица. Внешность напоминает кого-то из звезд — сборная
«солянка» из разных элементов и в результате красавец-мутант, в чертах
которого самые потрясающие мужчины кинематографа. Его жадный рот
впивается в мои соски, он слегка их покусывает, а затем я чувствую, как
его язык исследует то одну, то другую грудь. Нетерпеливо он раздвигает
мои ноги и входит в меня немного грубо. Толчки… один, другой, третий…
Это звериное совокупление мне нравится, голова кружится от экстаза.
— Еще… еще, — шепчу я, задыхаясь от страсти.
— Еще воды добавить? — произнес насмешливый голос. Я резко
открыла глаза. Художник-извращенец стоял рядом, любуясь, как я тискаю
свое тело. В руках он держал пачку тампонов и полотенце. Оставив этот
набор на табуретке, где с трусов улыбался котенок, герой моих эротически
фантазий вышел, оставив меня наедине с моими кровавыми мыслями.
Настроение было в агрессивно-красных тонах, вызывающих раздражение и
агрессию.
День был загублен, а живот начал ныть. Мне было не до веселья.
Чтобы меня поддержать, мой тюремщик включил приятную спокойную
музыку и предложил не прозябать в келье, а отдыхать на диване, где я
совсем недавно познала радость мастурбации под чутким наблюдением
безликой маски. Он сидел напротив в кресле, и мы мило болтали о
различных глупостях.
— И все же… как человек, истекающий кровью, я требую, чтобы ты
ответил на вопрос — зачем маска?
Судя по его округлившимся глазам, он не ожидал этого вопроса,
поэтому некоторое время смотрел на меня и неосознанно дотронулся до
лица, будто желая проверить, на месте ли эта чертова заслонка.
— Ты не доверяешь мне? — спросила я с интересом.
— Дело не в доверии… Так лучше, поверь мне!
Я вздохнула, придав выражению лица весьма скорбный вид. На
предложение выпить чаю с мятой отреагировала очень позитивно. Когда
он поднялся с кресла, я заметила эрекцию и насмешливо произнесла:
— Ты всегда в приподнятом настроении?
— Я всегда возбужден в присутствии тебя, — произнес он, и я почему-
то смутилась.
— Помнится, ты говорил, что я тебя не привлекаю…
— Не моющаяся несколько дней и с ароматом пропойцы — нет.
Он вышел, а я радостно потянулась, словно кошка, пригревшаяся на
солнышке. Я чувствовала в себе перемены, словно с меня отваливался
кусочками панцирь, в котором я пряталась много лет. Все же мое
преображение шло не так стремительно, как хотелось бы. За такое
серьезное отставание по секс-программе я винила своего учителя-профана,
которому не удалось пробудить меня, как женщину. Наоборот, Феликс все
сделал, чтобы заточить ее в сырую темницу, лишая возможности получать
наслаждение в постели и за ее пределами. Так бывает в школах: из-за
некомпетентности или занудности преподавателя предмет начинает
вызывать отвращение. К примеру, будучи ученицей, я обожала литературу,
которую преподавала очень интересная дама, она часто делала лирические
отступления от основной программы и рассказывала нам много всяких
«интересностей». А вот ее коллега — геометричка была сущей ведьмой и с
ненавистью относилась не только к нам, но и ко всему миру, нехотя
рассказывая о катетах и гипотенузах. Она отравила желание изучать этот
предмет и все его пытались пережить, проклиная уроки, стоящие в
расписании. «Пятерок» в нашем классе не было ни у кого, и все мечтали
засунуть учебники по геометрии в какое-нибудь укромное место, например
— ее необъятный зад. Тогда еще об анальном сексе никто не помышлял, и
естественно смысл пожелания был переносным.
Наверное, мой муж был неубедительным в нашей интимной жизни,
как геометричка. Для меня сношения с ним были супружеским долгом,
исполнив который, я ощущала себя почти героем. Моя ограниченность
сказывалась, я понимала. Из самых любопытных подробностей
сексуального расцвета я вспоминала только один эпизод, никак не
связанный с Феликсом: однажды я проснулась абсолютно голая в постели с
развратницами Леликом и Болеком. Как уверяли подруги, ночь была
жаркой, но я ни черта не помнила. А если не помнила — значит, ничего и
не было. А раз не было, то и стыдиться нечего. А коль стыдиться нечего,
выходит, будущему супругу об этом знать не обязательно. Так решила я и
умолчала, когда мой жених, заглянув в мои широко распахнутые глаза, с
боязнью спросил:
— Катенька, если что-то такое в твоей жизни, о чем я непременно
должен узнать?
— Я блевала во время выпускного! — созналась я, чем порадовала
человека, решившего жениться на совершенной девушке. — Теперь я несу
за тебя ответственность, и ты у меня в рот не возьмешь!
Он тогда пригрозил шуточно. Про «невзятие» в рот, конечно, он имел
в виду спиртное. Своего маленького трудоголика он как-то раз пытался
втиснуть между моих челюстей, выбрав при этом момент, пока я спала.
Спросонок от неожиданности я чуть не откусила его хозяйство. Таким
испуганным я его не видела никогда.
— Я чуть задержусь, надо что-то сделать с эрекцией! — донесся голос
моего надзирателя уже из коридора.
— Мог бы обратиться за помощью, — недовольно прокряхтела я,
проклиная ежемесячный красный круговорот в жизни женщины.
Глава 9. Время вакханалии
«Красные дни календаря» мы проводили весело: играли в домино и в
карты, болтали о разных глупостях. Или просто молча слушали старую
музыку на патефоне.
— Мы как старички, — отшутилась я.
— Прожившие долгую счастливую жизнь, — отозвался он, я уловила
отблеск печали в его глазах.
Мы сели обедать. Я поджала ноги и плотно закуталась в плед, на
улице похолодало, а отопление включают только осенью. Я вдруг
представила, что мир за этими стенами разрушен из-за радиации, и мы
остались вдвоем. Возможно, где-то есть еще живые люди, но мы не пойдем
их искать, потому что будем наслаждаться обществом друг друга.
В тарелках было чудесное запеченное мясо кролика, которое таяло во
рту. Смакуя вкуснейшее блюдо, я полюбопытствовала, кто автор этих
кулинарных изысков.
— Это важно? — небрежно уточнила маска.
— Нет, не важно… Но вкусно! Предай мои слова благодарности
повару!
— Спасибо. Я рад, что тебе нравится.
Я с удивлением посмотрела на моего душегуба и уточнила:
— Правильно ли я понимаю, ты и есть виртуоз кухни?
Он небрежно пожал плечами, словно приготовил обычную яичницу
или сварил пельмени.
Я разлилась хвалебной одой, отмечая искусство приготовления
божественно-вкусной еды. Я и сама неплохо готовила, но то, что подавали
в этом доме, было выше всяких похвал.
— Ты не был женат? Любая женщина продала бы душу дьяволу за
такого супруга! — посмеялась я.
— А ты?
Вопрос его прозвучал неожиданно. Конечно, себя я и имела в виду, но
развивать эту откровенную тему не была готова. Он наблюдал за мной
очень пристально, будто пытался прочитать мысли. Я поторопилась вновь
перевести разговор на него:
— Ты так и не ответил: ты был женат?
Он отрицательно покачал головой.
— Не понимаю… У тебя есть все, чтобы стать достойным мужем…
Как мне кажется. Уверена, у тебя завышенные требования к женщине! Она
должна уметь делать что-то сверхъестественное. Может, летать… или… у
нее должна быть грудь седьмого размера!
— Она должна меня любить, — спокойно произнес мой мучитель. Я
почему-то вздрогнула, услышав эти слова. Было в них что-то тревожное,
хотя звучали они вполне безобидно и просто. Неловкая пауза затянулась и
давила на организм. Казалось, что моему собеседнику тоже было
некомфортно.
— Ты никогда не рассказываешь о себе, — голос мой звучал
напряженно.
— Не уверен, что тебе это интересно.
— Почему? — удивилась я, не понимая, с чего он сделал подобные
выводы.
— Ты даже по имени меня не называешь, — усмехнулся мужчина,
чуть склонив маску, чтобы спрятать глаза. Раздался странный звук,
похожий на скрежет. Я вздрогнула, а человек в маске стремительно вышел.
Имя… Разве он называл свое имя? В голове поднялся ураган мыслей, я
вспоминала свои тюремные будни с момента появления на пороге этой
квартиры. Вдруг меня осенило — записка! Тот день, когда этот
извращенный тип похитил мою одежду! Короткое письмецо с указанием
дальнейших действий и подпись «Жан»! Я внимательно прислушалась.
Похоже, что он говорит с кем-то по телефону. Мой скрытный приятель
вернулся не в настроении. Он заметно нервничал.
— Что-то неприятное сообщили по телефону? — уточнила я, но ответа
не последовало.
Он посидел несколько минут в задумчивости, затем извинившись,
направился к выходу.
— Жан, — мой голос звучал мягко, — Я тебе не враг!
Я смотрела в его затылок, ожидая, что он вернется, но у этого
человека были свои планы. Я осталась одна, размышляя о том, каким
образом изменится моя жизнь, когда я окажусь за пределами цветового
террариума человека в маске.
Вечером я направилась в ванную. Там висело красивое нижнее белье и
изысканное вечернее платье насыщенного синего цвета, оно было длиною
в пол, но с коварным разрезом, который демонстрировал полностью ногу
от самых трусиков. Также я увидела различные мелочи, которые помогут
воссоздать мне приятный облик: косметику, шпильки, разные расчески и
маленький флакончик духов с весьма приятным запахом. В углу стояли две
пары одинаковых туфель, отличающихся по размеру. Похоже, нам
предстоял выход в свет! Я обрадовалась, потому что надеялась, что
наконец-то увижу своего мучителя без проклятущей маски.
Немного волнуясь, словно Золушка перед долгожданным свиданием с
прекрасным принцем, я ждала появления Жана в той самой комнате,
которую охранял патефон. Услышав шаги, я напряглась, когда его
подтянутое тело, облаченное в изысканный синий костюм старомодного
покроя, появилось в проеме двери, я не удержалась и капризно
воскликнула:
— Опять в наморднике! Ты боишься меня покусать?
Мужчина лишь рассмеялся и протянул мне руку, приглашая пойти с
собой.
На улице нас ожидало такси. Я чувствовала себя немного странно.
Лишившись возможности бывать за пределами своего нового пристанища,
я немного дичилась, отвыкнув от обилия звуков ночного города,
сошедшего с ума. Визжали тормоза, мигали фразы, был слышен пьяный
смех, кто-то дрался, лаяли собаки, по улицам болтались бездельники. Люди
существовали по неинтересному и довольно однообразному графику. На
их палитрах была ограниченная гамма цветов, они существовали по
инерции. Я мало чем отличалась от них, но в данный момент я четко
понимала, что жажду качественных перемен.
Такси прибыло в какую-то подворотню и остановилось у облезлой
стены, в которой с трудом можно было разглядеть металлическую дверь.
Жан рассчитался с водителем, стремительно выпорхнув из машины,
буквально через мгновение он помогал мне выйти из салона. От стараний
выглядеть изящно я была неуклюжей и, вылезая, наступила на край платья.
Потеряв равновесие, я свалилась в объятия моего мучителя. Повиснув на
нем, я оказалась совсем близко к маске. Через тонкую ткань платья я
ощущала, что прижимаюсь к его телу. Почти минуту мы стояли,
обнявшись, потом я взяла себя в руки и, подмигнув ему, шутя, прижалась к
маске губами, оставив на ней след губной помады.
— Вот теперь у тебя помимо глаз появился еще и рот, — весело
заметила я. Жан взял меня за руку и мы подошли к почти невидимой двери.
После того как он нажал на маленькую кнопочку, о существовании
которой наверняка знали только завсегдатаи этого места, перед нами,
словно черт из коробочки, появился здоровенный детина.
Жан протянул ему лист бумаги — какую-то распечатку, тот кивнул и
впустил нас вовнутрь. Мы шли через темный коридор, который циклично
освещался вспышками стробоскопа. Наконец я оказалась в огромном зале.
Там было много людей примерно одного возраста. Они общались,
выпивали под немного громкую ритмичную музыку. Посередине зала был
танцпол, на котором выгибались две девушки в очень коротких платьях.
Они танцевали весьма откровенно, получая огромное удовольствие от
взаимных ласк.
— Расслабься, Кэт, закажи себе что-нибудь в баре.
— А ты? — обеспокоилась я, не желая, чтобы Жан от меня отходил.
Он уверил, что будет поблизости и если мне станет дискомфортно, то
обязательно придет на помощь, после чего удалился в противоположную
сторону, где его поймала за руку красивая немного злоупотребившая
косметикой женщина с бесконечно огромной грудью.
— Человек в наморднике и клоун! — тихо выругалась я, рассматривая
любезное общение комичной пары. Эта дама, видимо, притворялась
глухой, и наклонялась к нему таким образом, что постоянно шаркалась о
него своими пузырями, я видела, что делает она это намерено. Когда это
чучело смеялось, по выпуклостям груди шла волна, которая привлекала
внимание всех мужчин этого заведения, даже бармены замирали в этот
миг.
Я торопливо направилась к стойке бара, чтобы затушить
разгорающийся костер злобы. И почему меня так задевало это? Ведь
человек, с которым я заключила непонятный контракт, мне слишком
никто, чтобы вызывать беспокойство.
— Что-нибудь желаете? — спросил доброжелательно бармен. Лицо
его было улыбчиво и очень миловидно, а скульптурное тело говорило о
том, что молодой человек много времени проводил в тренажерном зале и
очень гордится своей внешностью. Блондинчик-обаяшка сверкал глазами,
пытаясь полностью завладеть моим вниманием. Перед тем как начать
активно флиртовать, я еще раз посмотрела в сторону Жана и вздрогнула,
увидев, что он на меня внимательно смотрит. С трудом подавив волнение,
я приветливо махнула ему, стараясь выглядеть беззаботной, он чуть
склонил голову в ответ. Женщина резко повернулась, с интересом
оценивая меня. Ах, этот неистовый взгляд самки-соперницы! Она что-то
говорила, но маска отрицательно качала головой из стороны в сторону.
— Хочу повеселиться! — произнесла я немного нервно и улыбнулась
бармену, давая понять, что с этого мгновения мой вечер посвящен ему.
— Я — седьмой номер, кстати, — в подтверждение качок
продемонстрировал плечо, на котором была изящно выведена семерка.
— Для чего это? — удивилась я.
Узнав, что я впервые в их заведении, он рассмеялся и предложил
расслабиться и получить удовольствие.
— В таком случае в полночь я сам тебя найду!
Я заказала коктейль и предложила, чтобы жигало сам выбрал то, что
на его взгляд будет уместно для такой дамы, как я, трепещущей в
ожидании полуночи.
— Я сделаю для тебя убойное пойло «Три мудреца», — громко
прокомментировал он свой выбор, — Я думаю, ты должна немного потечь.
Я не совсем поняла смысл сказанного, но не задавала вопросов, так
как опасалась услышать что-нибудь слишком пошлое. То, что оказалось в
стакане, было действительно «убойно». Я уточнила состав
переливающейся янтарной жидкости. Оказалось, что в стекле — три вида
виски. Я немного помешкала, прежде чем вогнать в организм адский
напиток, но, взглянув еще раз на сладенько воркующих голубков, — дуэт
мертвой маски и цветастого попугая, поспешила осушить бокал.
— Спроси меня, какой цвет! — требовала я, щупая здоровенные
бицепсы бармена и не дождавшись вопроса, произнесла, пытаясь в этот
момент выглядеть обворожительно: — Это ярко красный! В моих жилах
закипает кровь от страсти, она бурлит, с шумом проносится по венам,
сосудам… Я чувствую ее ритм! И чувствую желание!
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, но мне это нравится.
Бармен посмотрел на часы и, подмигнув, сообщил, что осталось всего
лишь полчаса. Я врезала еще один коктейлем по сознанию и немного
размякла. Я беспощадно флиртовала с молодым человеком, который ждал
полуночи. На Жана я больше не смотрела, притворяясь, что мне плевать на
него.
Атмосфера накалялась. В зале было заметное оживление. К стойке
подошла миловидная девушка в полупрозрачной тунике и, хихикая,
спросила номер бармена. Он с притворной печалью сообщил, что его
сердце в руках прекрасной незнакомки, сидящей напротив. Та состряпала
мордочку мопса и пошла прочь, смерив меня на прощание презрительным
взглядом.
Музыка прекратилось, и дьявольский голос объявил «время
вакханалии». Освещение стало красным, в динамиках звучало биение
сердца. Вдруг все погасло, и наступила кромешная тьма. Музыка
продолжала играть, вокруг были шорохи и звуки.
— Тринадцать! Выбирай меня, красавица, — прошептал чей-то голос.
— Семь! — уверенно произнес голос бармена и дотронулся до моей
руки.
— Двадцать четыре, — я вздрогнула, мне показалось, что рядом был
Жан. Но вряд ли он забросил бы свою грудастую спутницу и так быстро
оказался у стойки бара. Похоже, что это была галлюцинация, и я выдавала
желаемое за действительное.
Я озвучила номер бармена, и его сильная рука сгребла меня со стула.
Через мгновение я лежала на полу с раздвинутыми ногами, не понимая, что
происходит. Я чувствовала, как его техничные руки сняли с меня белье и
через мгновение влажный горячий язык крепыша ласкал меня внизу. Мне
не удавалось расслабиться, т. к. все, что происходило, было в диковинку. Я
слышала, как в шаге от меня сладко стонет женский голос, судя по ритму
ее страстных вскриков, ей попался весьма энергичный мужчина. Ласки
были настойчивее — этот блондинчик умел обращаться со своим языком.
Вдруг я почувствовала, как волны удовольствия завладевают каждой
частичкой моего тела. Это было много приятней, чем саморегулирование
оргазмов. Дыхание перехватило, и я полетела в оранжевую долину,
состоящую из миллионов маленьких пузырьков, которые озорно
взрывались на поверхности моей кожи, я выгнулась и сладостно застонала.
Обмякши на полу, я лежала, улыбаясь. Что-то коснулась моего лица,
теплое и чуть увлажненное. Я не сразу сообразила, что бармен нащупывал
своим членом мое лицо. Отмахнувшись от него, как от назойливой мухи я
отодвинулась, но настойчивый парень продолжать тыкать своим фаллосом
теперь мне в нос, чем разозлил меня.
— Детка, твоя очередь, — произнес он немного раздраженно. —
Нужно отсосать папочке!
Меня вырвало сразу после его фразы, которая оказалась такой же
убойной, как и приготовленный им коктейль. Качок отползал от меня,
словно раненый боец, и поносил на прощание на чем свет стоит. Самое
приятное в его словоизвержении было слово «сучка».
Я с трудом поднялась и замерла, не зная куда двигаться. В зале пахло
развратом, доносились стоны удовольствия, причмокивания, шлепки.
Народ веселился, а я чувствовала себя обокраденной. Медленно я начала
двигаться в неизвестном направлении и почти сразу оказалась у стойки
бара. Сконцентрировавшись, я вспомнила, приблизительное
месторасположение выхода из этого душного зала, где вакханалия была в
самом разгаре.
То и дело я нащупывала потные тела сношающихся и пару раз
получила приглашение присоединиться. Не быстро, но все же я нашла
заветную дверь и оказалась в коридоре, по которому Жан ввел меня в
место, где коронным блюдом был секс.
Оказавшись на улице, я сделала несколько глубоких вдохов. Увидев
такси, хотела было ринуться к машине, но понимала, что у меня нет
средств, и главное — я не помню адреса своей тюрьмы. Вдруг меня
озарило: я могу вернуться домой! Притвориться, что ничего этого не было,
выкинуть из головы весь сумбур, наполнивший мою жизнь и снова стать
верной и преданной супругой Феликса. Наверняка он уже тысячу раз
пожалел о том, что сделал. «Объясню водителю, что заплатит муж, когда я
буду доставлена домой! В любом случае, даже если Феликса не окажется
дома, деньги за доставку найдутся — это не станет проблемой», —
решительно думала я, но одернула руку, увидев на заднем сидении
«маску». Дверь открылась, я, помешкав, уселась рядом с моим мучителем.
— Я думал, дольше придется ждать, — произнес он недовольно. —
Как повеселилась?
— Не без потерь. Не смогла найти трусы, — с вызовом произнесла я,
чем вызвала любопытство водителя, который пытался рассмотреть меня
через зеркало.
Жан скомандовал, чтобы тот ехал и нарочито отвернулся от меня в
другую сторону. Он вел себя обиженно, словно я оскорбила его чем-то.
— Ты не хочешь со мной разговаривать? — спросила я, но он
молчал. — Чудесно! Притащил меня в этот мерзкий зал, миловался с
грудастой размалеванной куклой, насладился вдоволь извращенным
праздником и теперь чем-то недоволен!
Мой голос звучал немного истерично, я понимала, что виной всему
пара коктейлей, которые для организма малопьющего человека становятся
серьезным испытанием.
Мы не разговаривали до самого дома. Я вышла из автомобиля, не
ожидая его вежливой услужливости. В воздухе пахло осенью, хотя были
последние августовские деньки. В моем настроении тоже сквозила унылая
пора, почему-то на глаза наворачивались слезы, и я чувствовала себя
совсем опустошенной. Сумасшедший ветер закружился вокруг меня и
шаловливо раздул платье, неожиданно продемонстрировав водителю такси
полное отсутствие трусов. Он прильнул к стеклу и уставился, ожидая
повторного трюка. Было впечатление, что этот обросший жидкой бородой
рыжеватый мужчина никогда не видел женских половых органов. Жан
нетерпеливо шлепнул по крыше такси и жестом отослал водителя прочь,
затем направился к подъезду, угрюмо прошагав мимо меня.
— За что ты сердишься на меня? — спрашивала я, с трудом
поднимаясь по подъездной лестнице, новые туфли стерли мне ступни, и я
еле волочила ноги.
— Я не сержусь, — упрямо произнес он.
Мы были уже внутри квартиры, он застыл возле лестницы, ведущей в
его покои, а я, по-видимому, должна была пройти в свою келью, но мне
захотелось расставить все точки над «и». Я понимала, что не имела право
предъявлять претензий. Кто я? Замужняя женщина, оказавшаяся в
нетипичных обстоятельствах по причине того, что супруг заскучал с ней в
постели. Я злилась на чужого мне мужчину, пообещавшего излечить меня
от моего «недуга» и вернуть в брак починенной. Он мне никто… Учитель.
Гуру! Я все понимала, но мое сердце сдавливало чувство, неведомое мне
раннее, я подозревала, что это ревность. Вот уж не полагала, что оно может
приносить столь болезненные ощущения! Или это алкоголь, как линза,
увеличивал размеры проблемы?
— Это я могу обижаться, потому что ты оставил меня в этом…
гадюшнике! В темноте! Если бы я знала, что это на самом деле за место, ни
за что бы ни пошла туда! — выплеснула я ему в спину. Он остановился
посреди лестницы, повернулся и смотрел на меня сверху вниз холодно и
отстраненно.
— Я не понимаю твоих претензий, Катерина. Ты сама сделала выбор,
назвав номер семь!
Я непонимающе уставилась на него, вспомнив, что помимо бармена
было еще два мужчины. Голос Жана она узнала, но почему-то решила, что
это не он. Пожав плечами и не зная, что еще добавить к вышесказанному, я
побрела в сторону кельи. Настроение мое было цвета детской
неожиданности, и запах тоже соответствовал. Мне хотелось смыть с себя
воспоминания о сегодняшней ночи. Оказавшись у своей кровати, я рухнула
на нее и отключилась.
Глава 10. Долой маски!
Я проснулась ночью. Голова немного кружилась, но мне не спалось.
Приняв ванну и смыв с себя остатки бурной ночи, я остановилась посреди
коридора с сильно бьющимся сердцем. Мой разум звал меня на подвиги! Я
представляла, как мой тюремщик спит на шелковых простынях без одежды
и меня будоражила эта мысль. Медленно и осторожно я продвигалась к его
спальне. Я ощущала себя преступницей, охотящейся за безумно дорогой
реликвией.
В его спальне было темно, сквозь малюсенькую полоску не совсем
плотно закрытых штор чуть брезжил свет от ночного фонаря.
— Жан, — тихо позвала я, дрожащим голосом. Он резко сел и,
разглядев меня, грубо произнес:
— Что тебе нужно? Идти к себе.
— Я не могу уснуть. Эта ночь… Я хочу поговорить с тобой, потому
что… мне больно!
— Мы можем все обсудить завтра! Иди в свою комнату, Катерина.
Я отказалась уходить и сделала несколько уверенных шагов по
направлению к кровати.
— Я не спала с тем барменом… То есть он меня касался, но не… Ты
ведь подумал, что это случилось? Тебя это задело?
Он ничего не ответил, лишь отвернулся ссутулившись. На нем не
было маски, но лицо из-за темноты невозможно было разглядеть.
— Доверяй мне, Жан, — шептала я, приближаясь. — Ты нужен мне,
не знаю, почему я это чувствую… Мой мир перевернулся рядом с тобой…
Все, что казалось раньше важным, — вдруг обесценилось… Я не хочу
знать, что будет завтра… Просто позволь мне сегодня быть рядом…
Чувствовать тебя… Касаться… Любить!
Жан вздрогнул, словно последнее слово его обожгло. Я стояла
напротив него, луч, выбивающийся из-за штор, освещал мое обнаженное
тело. Я заметила, как приподнялась простынь, что свидетельствовало о
готовности продолжить диалог в ином качестве. Я сдернула простынь и
медленно поползла к нему. Оказавшись напротив его напряженной плоти,
я медленно касалась ее губами. Он застонал от удовольствия, а я в порыве
страсти ухватилась за его член, пытаясь завладеть ситуацией во всех
смыслах слова. Жан вдруг вскрикнул, я застыла.
— Родная, ты же не трактором управляешь! Будь нежнее, — произнес
он, задыхаясь от страсти, и попросил быть аккуратнее с зубами.
Я приняла к сведению его замечания и максимально нежно вбирала
его крупный жезл в себя, мягко помогая рукой. Входя в азарт и
приноровившись, я чувствовала себя мастерицей-искусницей, в какой-то
миг оседлала моего мучителя и, ритмично двигаясь на нем, отдалась своим
чувствам. Мне казалось, я парю высоко-высоко… И вижу солнце!
— Это янтарный цвет! — прошептала я. — Яркий, прозрачный,
теплый… исцеляющий… я ощущаю вспышки… счастья!
— Сколько в тебе страсти! — выдохнул он, лаская теплыми руками
мою грудь. Я чувствовала нарастающее напряжение внизу живота и
предвосхищала феерический оргазм. Чтобы не утратить этот трофей, я
продолжала двигаться, борясь с усталостью и вбирая янтарный воздух.
— Еще, еще! — подгоняла я себя, ощущая свободное падение,
янтарное облако рассыпалось на тысячу маленьких фейерверков, он
застонал и выгнулся — мы одновременно пересекли финишную линию…
Я рухнула рядом с ним, промямлив: «Я минутку полежу и пойду к себе»,
закрыла глаза и отключилась. Сквозь сон я чувствовала, его мягкие
прикосновения, он что-то шептал мне, но разобрать слова было сложно. Я
провалилась в глубокий восстанавливающий силы сон.
Открыв глаза, я не сразу сообразила, где нахожусь. В комнате было
по-прежнему темно, сквозь полоску между плотных штор пыталось
протиснуться раннее утро. Я тихонько встала и открыла шторы, вместе со
светом в мой организм вошел розовый отблеск рассвета, награждая меня
умиротворением, умилением и ощущением счастья.
Мне захотелось нежно поцеловать моего мучителя, заставить его
проснуться, чтобы вновь заняться любовью. Он спал на спине, волосы его
откинулись назад, и самое главное не было этой жуткой маски. Я не видела
его лица, он отвернулся в противоположную от окна сторону, но момент
истины был совсем рядом.
— Жан, ты делаешь меня похотливой, — шептала я, приближаясь к
кровати. Он повернулся на мой голос, и я замерла, остановившись. Меня
словно поразило молнией при виде его изуродованного лица. Я завопила,
как героиня низкопробного фильма ужасов и, сделав несколько шагов
назад, повалилась на пол, продолжая отползать к окну. Жан вскочил,
увидел распахнутые шторы и закрыл лицо руками.
— Прости меня, прости меня, прости меня, — затараторила я
дрожащим голосом.
— Убирайся! — прорычал он. Я послушно вскочила, словно только и
ждала этого сигнала и умчалась без оглядки. Сердце колотилось, мне
казалось, что за мной гонится сам дьявол. От испуга я влетела в первую
попавшуюся дверь в коридоре, я оказалась в комнатке, которая была
намного меньше моей кельи. Там стоял стол с монитором, на котором я
разглядела свою пустую кровать. В ужасе я покинула это неприятное
место, поспешив туда, где было ощущение хоть какой-то защищенности.
Хотя укрывшись в своей спаленке, я наоборот была более уязвима, как
ручное животное в клетке. Хозяин, внимательно наблюдающий через
прутья решетки, может сделать со своим подопечным все что угодно.
Мне казалось, я чувствую, как вращается планета, словно я стояла не
твердыми ногами на взбесившемся глобусе. Я не знала, что делать дальше
и куда бежать. Меня тошнило при одном только воспоминании о том, что я
совокуплялась с чудовищем. Мне хотелось снять с себя кожу и
прополоскать ее в каком-нибудь обеззараживающем химическом составе.
Я легла на кровать и накрылась с головой одеялом, чтобы как в детстве
почувствовать себя в безопасности. Это был верный рецепт от страшных
монстров, желающих затащить детей в свой жуткий мир. Дрожа всем
телом то ли от страха, то ли от холода, я погрузилась в тревожный сон, в
котором бегала по пустому городу в поисках Феликса, но его нигде не
было.
Проснулась я отдохнувшей и не сразу вспомнила о том, что
произошло. Пары крепкого коктейля наконец-то покинули мой организм, и
я чувствовала себя намного лучше. Я вспомнила все основные события
прошедшей ночи, которая казалась нескончаемой. Последним пунктом в
этом списке было искаженное ужасом лицо Жана, который наверняка чуть
не оглох от моего истеричного вопля. Мне стало стыдно за свое поведение!
Словно смелая амазонка, направляемая «тремя мудрецами» — коктейлем,
лишающим рассудка, я пришла среди ночи в логово мужчины,
вскарабкалась на него и, насладившись коитусом, задремала в его
объятьях, но с первыми лучами солнца он превратился в чудовище… И
тогда я бежала, как ошпаренная кошка.
То, что я устроила в его спальне, было так глупо! И все же… я
чувствовала себя обманутой. Для чего нужно было создавать эту тайну
вокруг маски? Зачем игнорировать правду? Чего он добивался, подогревая
мой интерес к собственной персоне? Конечно, человека с обожженным
лицом винить не в чем, ведь именно я стала инициатором нашего ночного
совокупления и все остались довольны… Ах, если бы утро не наступало…
Прошло достаточно времени, и надо было вылезать из укрытия. Как
действовать я так и не придумала. Завернувшись в простыню, я
направилась наверх. Подавляя волнение, я медленно продвигалась к
комнате с патефоном, считая ее своеобразным переговорным пунктом. На
стуле лежала моя чистая одежда, в которой я пришла. Я скоропалительно
облачилась в джинсы и кофту, натянула кроссовки. Оглядевшись, я
надеялась обнаружить пояснительную записку, но на стуле были только
деньги — видимо, на такси.
Я колебалась: мне не хотелось сбегать, как трусиха, оставляя за собой
шлейф недоговоренности. Я обязана была поговорить с Жаном и
произнести слова благодарности за все, что он для меня сделал. Я
чувствовала себя другим человеком. Конечно, мне еще предстояли
серьезные перемены, процесс эволюции не был завершен, но главное
теперь я понимала направление, четко представляла, какой хочу быть.
— Уходи! — произнес его голос вымучено. Я застыла возле двери и не
сразу решилась войти, но после некоторых усилий все же сделала шаг,
отпихнув деревянную преграду. Жан лежал на кровати спиной ко мне, как
ночью. На полу лежала расколотая маска.
— Я пришла извиниться, — проблеяла я жалостливо.
— Не стоит! Уходи! Убирайся!
Я замешкалась. Он повернулся ко мне и сел, не закрывая волосами
свое уродство. Я не смотрела на его лицо, опустив глаза.
— А как же контракт? — беспомощно взывала я.
— Контракт? Ты что идиотка?! — рассмеялся он. — Ты подписалась
просто под буквами, юридической силы эта бумажка не имеет. Фикция —
не более!
Я, наконец, подняла взгляд на него. Все было на месте и
пропорционально: нос, глаза, губы, но кожа с правой стороны была сильно
повреждена. Грубый шрам на щеке уродовал его лицо, словно этот человек
был зловещим колдуном из страшной сказки. Но он не вызывал такого
оцепенения и отвращения, как утром, когда я впервые увидела его.
— Ты свободна. И будь счастлива со своим Феликсом! — в его голосе
неприятно звенели осколки льда. Больше говорить было не о чем. Мое
путешествие по удивительной стране красок подошло к концу, и
экскурсовод гнал меня прочь. У дверей я остановилась и еще раз
посмотрела на него. Жан выглядел сосредоточенным, немного хмурился.
Он не выказывал раздражения от моего присутствия, просто сдержано
ждал, пока я исчезну из его жизни.
— Я просто хотел быть рядом с тобой… без маски, — произнес он,
наконец. Молодой мужчина напоминал героя-полубога, которого изгнали с
Олимпа за то, что он подарил людям огонь надежды и веру в счастливое
будущее. Теперь ему предстоит блуждать в одиночестве по дебрям своей
дремучей жизни.
— Я никогда тебя не забуду! Спасибо, Жан, за все! — прошептала я и,
давясь слезами, пошагала в реальный мир. Мне не хотелось возвращаться,
но и оставаться не было смысла. Разве можно жить в иллюзорном замке?
Сбегая, как Золушка с бала, я понимала, что сжигаю за собой мосты.
Моя оболочка вернулась домой, а душа где-то скиталась, ища ответов на
многочисленные вопросы. Я не знала, кто именно переступил порог
супружеской берлоги: святоша-Катерина, познавшая вкус порока и
частично раскаявшаяся в своих грехах или обновленная версия Кэт,
познавшая различные оттенки страсти и жаждущая ежедневно получать
большие порции разноцветных впечатлений.
Я вошла в квартиру и вздохнула с облегчением. Всю дорогу в такси у
меня текли слезы из глаз. Чувствуя себя раненой, я хотела простого
человеческого тепла, которое могло выражаться в обычной фразе: «все
хорошо, не волнуйся!». Я ожидала застать горы пыли, но, как ни странно,
все было прибрано и чисто. Неужели Феликс снизошел до физического
труда?! Вместо мужа меня встретила смеющаяся Вероника — она
выбежала в моем халате и с бокалом шампанского в руке. Было понятно:
эта женщина очень счастлива, но мое внезапное появление смыло радость.
При виде меня подруга нашего семейства застыла как вкопанная.
Складывалось впечатление, будто вчера еще эта женщина была на моих
похоронах, а сегодня я предстала пред ней живая и невредимая. Ее
отвисшая челюсть смотрелась очень забавно. Через несколько мгновений
из спальни выполз мой супруг, напоминающий домашнюю румяную
свинку, сытую и обласканную хозяевами. На нем были женские стринги и
галстук. Смотрелось это более чем странно, таким Феликса я не видела
никогда и даже в мыслях не могла помышлять, что он может предстать
предо мною коленопреклоненный. На четвереньках периодически
встречала его я, отмывая углы нашего совместного жилища.
— Ты здесь?.. — растерялся он. Я пыталась понять, что чувствую:
злость, гнев, ярость, ненависть, отвращение, брезгливость, неприязнь,
омерзение… Но на моей палитре смешались все краски и она стала серого
цвета — безразличия. Я молча прошла в ванную, хотелось смыть с себя
грязь мыслей и желаний. Застигнутые врасплох любовники зашептались за
моей спиной, как школьники во время контрольной. Вероника шипела,
словно змея, а Феликс возмущенно похрюкивал.