Вы находитесь на странице: 1из 4

Уже к этому моменту пастбища и поля кормовых культур занимали четверть площади

суши. На питье птице и скоту шло 23 % годового расхода пресной воды, при этом
мясное хозяйство дает на сегодня 40 % процентов ежегодных выбросов метана. На 7,5-
миллиардное население планеты поголовье крупного рогатого скота составило 1
миллиард особей, свиней — 769 миллионов, кур — не менее 50 миллиардов. В 2018-м
эксперты оценили выбросы птице- и животноводства в 8,1 миллиарда тонн в углекислом
эквиваленте. То есть в 20 % всей искусственной эмиссии (Роман Фишман. «Новая пища»
— «Популярная механика», август 2019 года). Согласно другой статистике в 2014 году
человечество съело 62 миллиарда кур, 1,5 миллиарда свиней, 649 миллионов индеек,
545 миллионов овец, 444 миллиона коз и 300 миллионов коров. Всемирное производство
мяса всех видов выросло с 275 миллионов тонн в 2007 году до 297 миллионов тонн в
2011-м. Динамика очевидна, к 2030 году объемы производства дорастут до 376
миллионов тонн в 2030-м и 465 миллионов тонн в 2050-м.

Каждый, кто видел огромные зловонные пруды-отстойники современных


автоматизированных свинокомплексов, переполненные жидким навозом, понимает, о чем
идет речь. Есть проблема и с горами помета от фабрик кур-бройлеров. По сути дела,
нужна еще и дорогостоящая индустрия по полной переработке экскрементов птицы и
домашних животных. Свиной навоз и птичий помет просто по полям не разольешь, не
раскидаешь. Потребна микробиологическая обработка, те же калифорнийские черви для
переработки. Все это еще надо потом вывезти на поля для удобрения. Пока никто не
решает проблемы комплексно.

Можно забыть о планах всемирного отказа от производства мяса и перехода на кратно


менее ресурсозатратное растениеводство (ибо не зря люди традиционно ели крайне мало
мяса в доиндустриальную эпоху, вспомните традиционную русскую деревню, где мясо ели
лишь по большим праздникам). Богатые и обеспеченные горожане вегетарианцами не
станут, а спрос рождает предложение. Отнесем к области фантастики и массовый
переход на питание белком, полученным из насекомых. Скорее, так питаться будут
вынуждены в нищих странах к югу от Сахары и отчасти — в Азии. Ибо мир не
представляет из себя одного социалистического государства с суровой
распределительной системой. В богатых и богатеющих странах (Запада и нового
«золотого миллиарда» в Азии) и далее станут развиваться комплексы мясного
производства, усугубляя не только глобальную жажду, но и повышение содержания в
атмосфере парниковых газов. Китай уже сегодня с охотой покупает свинину с
титанических свиноферм, что строятся в русском Приморье, вызывающих ненависть
местных жителей.

Переход на искусственное мясо из растительных белков? Сейчас много говорят об


успехах калифорнийской компании «Невозможные съестные продукты» (Impossible Foods),
сумевшей производить дешевую имитацию мяса из растительных белков. Для этого
Impossible Foods использует природное соединение — легоглобин, изначально
содержащийся в клубеньках бобовых (аналог миоглобина в мышцах). Только американцы
получают легоглобин в огромных масштабах с помощью генетически модифицированных
дрожжей. Смешивая легоглобин с растительными белками и жирами, компания получает
довольно приличную имитацию мяса. Используются при этом белки и пшеницы, и сои.
Есть и другие технологии. Например, выращивание мяса из стволовых клеток. Но они
все-таки слишком дорого обходятся. К тому же даже самые дешевые технологии
производства «растительного мяса» не остановят роста настоящих мясных и
птицеводческих ферм. Рынком потребления «мяса из биореакторов» станут опять-таки
очень бедные страны и слои населения да идейные «веганы». Что общей картины не
изменит. Растущее поголовье домашних птиц и животных продолжит влиять на потепление
климата и усугублять проблемы с питьевой водой, обострять нехватку земель для
агрохозяйства.

Новый пермский период?


Потому насыщение атмосферы углекислым газом никто в обозримом будущем не остановит.
Никакие протоколы — ни Киотский, ни Парижский. Потому самое разумное со стороны
русских — приготовиться к новому «углекислому» миру. В конце концов, в потеплевшем
климате, да еще и при обилии углекислого газа увеличится плодовитость растений.
Сельскохозяйственных тоже. Планете уже доводилось существовать при высоком
содержании двуокиси углерода в воздушной оболочке. Причем задолго до появления
человека. Например, в пермский период…

«Анализ событий, имевших место в ту далекую эпоху, может пригодиться при


прогнозировании ситуации в будущем: если человечество сожжет все имеющиеся запасы
ископаемого топлива, содержание СО2 в атмосфере поднимется с нынешних 0,036 % до
0,2 % — то есть примерно до уровня конца палеозойской эры.

Наблюдающийся сейчас рост концентрации в атмосфере парниковых газов, прежде всего


диоксида углерода (СО2), нередко называют беспрецедентным и объясняют исключительно
хозяйственной деятельностью человека — сжиганием ископаемого топлива. На самом деле
это не совсем так. Анализ пузырьков воздуха, запечатанных во льду Антарктиды (такие
данные по материалам станции «Восток» имеются за последние 420 тысяч лет),
показывает, что содержание СО2 в атмосфере демонстрировало циклические колебания,
из которых наиболее значительные, с периодом в 110 тысяч лет (так называемые циклы
Миланковича), определяются регулярными изменениями параметров земной орбиты.
Современное содержание СО2 — 360 ppm (parts per million — частей на миллион, иначе
говоря — 0,036 %) — действительно самое высокое, по крайней мере, за последние
полмиллиона лет, хотя надо заметить, что и в случае отсутствия человека на Земле
сейчас было бы довольно тепло, а концентрация СО2 в воздухе составляла бы по
крайней мере 280 ppm, как до начала широкомасштабного сжигания ископаемого топлива.

Однако в более далеком прошлом наша планета переживала и более серьезные повышения
содержания углекислого газа в атмосфере. При этом жизнь на Земле продолжала
существовать и развиваться. Так, в конце палеозойской эры, в самом начале пермского
периода (примерно 300 миллионов лет назад) на смену очень долго (почти полмиллиарда
лет) длившихся холодов пришло глобальное потепление, сопряженное с резким
возрастанием содержания в атмосфере СО2 — от уровня, примерно равного современному
(250 ppm), до 1 000 ppm, а затем и до 3 000 ppm (то есть почти в 12 раз)…»[7]
«Изучение ископаемых остатков растений, произраставших в это время в тропических
областях Лавразии, показало смену доминирующих форм, причем по мере потепления все
больше распространялись растения с ксероморфными (засухоустойчивыми) признаками,
указывающими на их произрастание в засушливых местах обитания…»[8]

Пермский период палеозоя (древней жизни) длился с 298–252 миллионов лет до наших
дней. Насыщение воздуха углекислым газом не убило флору и фауну планеты. В этом
периоде моря населяют странные и страшные моллюски — с витыми раковинами и
осминожьими щупальцами (обилие углекислого газа в атмосфере привело к расцвету
всяческих носителей раковин и панцирей). Они буквально выгоняют земноводных на
жаркую сушу. Земноводные эволюционируют в пресмыкающихся. Рептилии приобретают
гигантские размеры. Но это именно рептилии, а не динозавры. Появляются удивительные
существа: зверообразные. Они были теплокровными, покрытыми шерстью (цинодонт) — но
не млекопитающими. Они вылуплялись из яиц. Обитали тут и огромные тараканы, и
стрекозы внушительных размеров.

Леса на засушливых просторах состояли не только из папоротников (голосеменных), но


из хвойных деревьев, гинкго и саговников, похожих на пальмы. Здесь — царство буйных
трав и цветковых. Обилие растительности и раковинно-панцирных живых существ
насыщало воздух кислородом…

Поэтому человечество выживет в жарком мире, где воздушная оболочка насыщена


парниковыми газами. Изменение внешних условий будет не слишком быстрым, но оно
подтолкнет эволюцию и вида «человек разумный», и животных, и растений. Конечно,
есть изрядная вероятность того, что всяческие бедствия сократят численность
человечества. И хотя это — трагедия для «сокращаемых», для планеты в целом это не
станет драмой. Ну поглотят пески растущих пустынь некоторые города и высушенные
беспощадным солнцем кости погибших — мир от того не погибнет. Вопрос в другом: как
великому русскому племени воспользоваться реалиями «парникового мира»? Ведь это и
возможно, и необходимо.

Наше жизненное пространство под жарким солнцем

В самом деле, территория Российской Федерации (не говоря уж о возможной


объединенной империи из РФ, Белой Руси, Новороссии и Украины) содержит огромный
потенциал для выживания и развития. Летать на своих авиетках-аэромобилях и на
винтолетах-гиропланах мы сможем и в уплотнившейся атмосфере, да и наши гибридные
летательные аппараты (новые дирижабли) станут грузоподъемнее. Везде мы сможем
раскидывать наши футурополисы-поселения и находить Ларинские аномалии с выходом
струй водорода из недр земных. А сдвижение рубежей теплого и умеренного климата на
север открывает новые земли для ведения хозяйства. Итак, юг мы спасаем за счет
орошения водами сибирских рек, а Север открывается для нового агрохозяйства.

Напомним, что если брать территорию Советского Союза, то площадь тундры — 300
миллионов гектаров. Пески — 68 миллионов гектаров. Мы еще не можем предсказать всех
последствий возможного таяния вечной мерзлоты, тут образование болот и топей
неизбежно. Однако болота осушаются с незапамятных времен. И образование новых
«островов» для жизни и ведения агрохозяйства тут неминуемо. Ведь на нашем Севере
полно света. Полярный день летом! И влаги тут вдосталь. Не хватает лишь тепла, а
оно грядет.

Обычно мы говорили о русском поясе черноземов, идущем по территории нынешних РФ и


Украины. Именно русскому ученому Василию Докучаеву (1846–1903) выпала судьба стать
основоположником почвоведения, именно он первым изучил русский черноземный пояс. То
есть чернозем горовой (самый черный и жирный), черноземы склонов, коричневатый
чернозем долин, белгородские песчанистые черноземы, солонцеватые на Полтавщине и
Харьковщине, скелетные и грубые на Южном Урале, эоловые черноземы рыхлых холмиков и
почвенных «дюн» под Бердянском. Докучаев первым открыл, что чернозем рождается
прежде всего из перегноя степной растительности, из лесса, мела, глины и
выветренных гранитов. Позже академик Василий Вильямс (1863–1939 годы) докажет, что
чернозем возникает там, где был дерн, обильный травяной покров. А лес с его массой
гниющей растительности, наоборот, не только не создает черноземов, но и
останавливает их возникновение там, где вторгается в степи[9].

Со времен Докучаева мы знаем о поясах русских почв. Итак, есть область северных
боров и лугов с кислыми травами. Здесь — бугры, котловины, ледниковые гряды. То
есть моренный ландшафт, след древнего отступившего ледника, ледниковой эпохи.

Южнее лежит полоса лесостепи. Мягкие холмы, извивающиеся небыстрые речки в зеленых
долинах, березовые перелески. Здесь в основном — серые лесные земли.

Дальше начинается область степного чернозема. Во времена Докучаева это — каштановые


почвы знойных типчаковых степей.

Еще южнее — пояс бурых солонцеватых почв.

А вообще чернозем попадается от Якутска до Индии. Академик Вильямс дополнил


Докучаева: на востоке и юго-востоке — тучные глинистые черноземы лугов с
раскиданными по ним березовыми «колками» — знаменитая «березовая степь». Например,
знаменитая Барабинская степь на юго-западе Сибири, на водоразделе между Обью и
Иртышом.

Это — наше огромное национальное богатство. «В черноземах — идеальная комковатая


структура. Между комочками глубоко проникает в почву вода; сколько ее ни выпадает,
всю поглотит чернозем. Комочки впитывают ее капиллярным, волосным путем, когда она
просачивается мимо них по свободным промежуткам. И где-то в глубине она питает
грунтовые воды — никогда не упадет сильно уровень и в реках. Все, что нужно
растению, все дает черноземная почва; нет плодороднее ее…»[10]

В жарком климате «парниковой Земли» мы в силах сохранить свои черноземы, правильно


оросив их с помощью воды из сибирских рек и новейших технологий ирригации. Как в
Израиле. Крым снова напоит вода из Днепра. Мы избежим засоления почв. Созданное
Вильямсом учение о травопольном обороте (перелоге под парами и травами)
предотвратит истощение и деградацию черноземов. Лесозащитные полосы для полей,
насаждение сплошного леса на бугристых песках и вообще везде, где нет пашни, борьба
с оврагами, не распашка крутых склонов, а насаждение там кустарников, лесков и
садов — вот что начинали делать при Сталине. На реках — устранить мели и перекаты,
построить систему дамб и водохранилищ, что предотвращают наводнения. Пески покрыть
зелеными насаждениями. Создавать правильное соотношение между площадями пашни,
лугов, леса и воды. В степях создать систему прудов, которые заодно станут и
рыбными хозяйствами. И, конечно, правильно обрабатывать почву. Тогда мы и в
условиях глобального потепления сохраним наши главные родящие земли, избежим
голода.

А что же севернее? В ходе глобального потепления и там откроются новые возможности.


И здесь нам стоит вспомнить труды советского агронома и биолога-селекционера
Иоганна Эйхфельда (1893–1989) Именно он с 1920 года осуществил смелый опыт —
создания сельского хозяйства на Кольском полуострове, близ Хибин. Благо именно там
обнаружились запасы превосходных удобрений — апатитов.

Эйхфельд стал создавать почвы на Русском Севере. Он доказывал: солнца летом, при
полярном дне, достаточно, надо лишь породить плодородный слой. Он стал делать это с
помощью навоза там, где вечная мерзлота начиналась на глубине уже метра, а то и 80
сантиметров. И почва стала возникать из липко-черной «пасты». В подзолистые,
песчаные и супесчаные земли добавлялись органические удобрения, в бедные железисто-
песчаные — компосты. В 1932 году в СССР цепь опытных станций арктического
земледелия протянулась от Мурманска до Камчатки. Именно Йоганн Гансович впервые
стал выращивать в Заполярье картофель, овсы и ячмени, даже пшеницу. Потом — горох,
салат, укроп и петрушку. Потом — брюкву, репу, редьку, свеклу, лук, кольраби. Ему
удавалось собирать тогда по 300 центнеров картофеля и капусты с гектара.

Именно тут Эйхфельд наткнулся на удивительные эффекты, сделавшие его сторонником


академика Трофима Лысенко. Например, брюква и редька, обычно цветущие на втором
году, в Хибинах зацвели в первое же лето. Ячмень «взрывался», как писал сам
Эйхфельд. Чем более южные культуры он тут сажал или сеял — тем они лучше давали
урожаи. А лучше всего чувствовали себя тут культуры из горных районов. В СССР стало
развиваться приполярное сельское хозяйство: уже в 1939 году на душу населения
Крайнего Севера произвели 74 килограммов картошки, 23 килограмма овощей, 59
килограммов зерна.

Если это удавалось тогда, на простых технологиях той поры, то какие возможности
откроются нам на Русском Севере в эпоху глобального потепления? Особенно если
скрестить традиции русских селекционеров и современной генной инженерии? Болота уже
Эйхфельд научился превращать в плодородные угодья. А основоположник русской
селекции и гибридизации Иван Мичурин (1855–1935) добивался продвижения на север
теплолюбивых культур, когда молекулярной генетики еще и в помине-то не было.

Вам также может понравиться