Театр слова

Время и пространство являются важнейшими координатами того

образа мира, который нам являет всякое большое произведение
искусства. Но отношению к драме французского классицизма проблема
времени приобретает значение особое. Время действия не должно
превышать двадцати четырех часов. в классической трагедии единство
времени — незыблемое правило.. Особенностью поэтики классицизма
является то, что правила в ней четко сформулированы, словесно
закреплены. Например, ритм в восприятии поэта классицизма есть
форма организации стиха, а для поэта-романтика — выражение его
внутреннего «я», ритм самого бытия. Здесь сказалась одна из
важнейших черт эстетики классицизма — взгляд на художественное
произведение не как на естественно возникший организм, а как на
создание искусственное, сотворенное, сделанное руками человека по
определенному плану, с определенной задачей и целью
Но именно потому, что правила в классицизме одновременно
обязательны и условны, они воспринимаются как внешнее ограничение,
регламентирующее творческую свободу художника.
В Средние века время еще не стало абстрактной категорией. И
лишь в XVII веке совершается oтчуждение времени от его бытийного
содержания, от самого человека.
Время становится впервые единой и универсальной категорией,
существующей как бы независимо от людей и явлений.
Новое ощущение времени нашло свое отражение и в поэтике
французского классицизма.
время в XVII веке становится дискретным, прерывистым, «точечным».
Такой прерывистый характер времени находит свое объяснение в
возникшей необходимости единого точного механического измерения
времени, что невозможно без расчленения времени на равновеликие
отрезки. Мир впервые предстает как объект, бытие противополагается
сознанию, и время, которое раньше было неотделимо от самого
человека, являлось фактом его внутреннего переживания, теперь
становится тоже внешним объектом, таким же, как и пространство.
Ничто и вечность — не только два полюса, стоящие за пределами
времени, они находятся и внутри самого времени. По Декарту, угроза
небытия каждое мгновение нависает над миром, и если мир существует
как нечто устойчивое, то лишь потому, что ежесекундно творится
Богом, что во время прорывается вечность.
В отличие от циклического времени, свойственного античному
сознанию, время в классицизме векторно, движется не по кругу, а
вытянуто в прямую линию, а потому вечное, устойчивое возможно здесь
лишь как промежуток времени, выключенный из общего потока,
заключенный в раму, как остановленное мгновение. Такой рамой,
останавливающей время, и являются двадцать четыре часа, в которые
развертывается действие классической трагедии.
 Французская классическая трагедия прошла в своем развитии два
больших этапа: один, представленный творчеством Корнеля,
отразившим период становления абсолютистского государства, и
другой, представленный театром Расина, падающим на эпоху
наивысшего расцвета абсолютизма и начало его кризиса, когда
абсолютистское государство постепенно превращается в силу
деспотическую, враждебную живой жизни.
Оставаясь в рамках одного и того же художественного стиля —
классицизма, трагедии Корнеля и Расина разнятся во многом по своему
художественному строю. Действие «Сида» целиком умещается в
короткий промежуток времени, в который развертывается пьеса, но оно
не умещается в рамках ее сценического пространства. Важнейшие
события драмы происходят за сценой. Сценическая площадка — только
экран, на который проецируется внесценическое пространство. Интерес
Корнеля сосредоточен не на внешнем действии, а на внутреннем,
события даны отраженными в душах его героев.
Действие «Сида» протекает в настоящем времени, которое членится на
отдельные статичные мгновения В драме Корнеля парадоксально
сочетаются динамика и статика. Драма в целом предельно динамична, а
каждое отдельное мгновение — неподвижно.
Концепция времени у Расина другая. «Андромаха» связана с
эпическим сюжетом, вырастает из него. в «Андромахе» эпический
сюжет, Троянская война, позади трагедии, в ее прошлом. Расин
изображает мир, но война составляет его подоснову, это прошлое,
живущее в настоящем.
Прошлое у Расина связано с настоящим и в то же время отлично от
него, оно служит ему контрастным фоном. Здесь важное отличие от
Корнеля. В «Сиде» нет противопоставления поколений.

Драма классицизма — театр слова, но словo у Расина играет иную

роль, чем у Корнеля. В «Андромахе» оно часто звучит как сознательное
или бессознательное лицемерие. Люди говорят одно, а чувствуют при
этом другое. Слова не открывают, а скрывают их истинные чувства.
Время у Корнеля разомкнутое, открытое (его герои всегда
накануне), у Расина — замкнутое, закрытое.
У Корнеля мгновение — высший взлет его героя, подъем на высоту,
у Расина — «слет», падение в пропасть, обрыв нити времени, когда нет
ни прошлого, ни будущего, а есть только миг настоящего, который
целиком поглощает героя, ослепленного своей страстью.
Пространство и время трагедии Расина — клетка, в которую
заключены его герои. Но клетка эта — мир, и поэтому свобода
возможна лишь как выход за его границы. Для Расина существует
только свобода внутренняя, свобода духа. Недаром единственно
свободная личность его трагедии — Андромаха, рабыня.
Эти особенности пространства и времени, которые в «Андромахе»
выступают скорее имплицитно, во всей полноте проявляются в
«Федре».
Как истинно трагическая героиня Федра воспринимает пространство как
мироздание и время как судьбу. Она постоянно ощущает над собой,
небо, откуда на нее гневно взирают боги, а под собой преисподнюю,
где ее отец Минос судит тени мертвых, и от чьего суда ей никуда не
уйти.
Однако тема судьбы и родового проклятия, столь важная для
античной драмы, у Расина приобретает новый смысл. Уже современники
ощутили в «Федре» не языческую, а христианскую трагедию. Мотив
родового проклятия как бы переводится на язык христианской культуры
и воспринимается как идея первородного греха.
Вина Федры не в деянии, а в одном лишь греховном помысле, что
чуждо античной драме.
«Федра» должна быть прочитана в ином культурном контексте. В
ней получила завершение тема всей европейской трагедии, впервые
прозвучавшая в «Гамлете», — крах ренессансного мифа о человеке.
Для Расина, как и для Паскаля, величие человека — в сознании своего
несовершенства, своей неполноты, своей греховности. По словам
Паскаля, человек одновременно «чудо» и «чудовище», «обладатель
истины и клоака неуверенности и заблуждений», «слава и отброс
мироздания».
Высший миг Федры — ее последний миг. В начале трагедии она
боялась нарушить молчание, явить миру охватившее ее «черное
пламя». В финале она обретает внутреннюю свободу, берет на себя всю
полноту вины и всю полноту ответственности и, уходя в царство
вечного мрака, «возвращает свету его чистоту».