ФИАЛКА

Я выросла в дремучем лесу. И пока жива, я буду услаждать

своей красотой и лес, и травы, и скалу, всю окрестность
напою ароматом. Меня все любят. Вот тот гнилой пень
смотрит все время в мою сторону, любуется мной. Издали
улыбается мне его широкое и некрасивое, но такое доброе
лицо.

И разве он один радуется мне?

Высокие деревья не наглядятся на меня с высоты, у них

самих верхушки голые, а меня заслоняют своими ветвями:
не зазябла бы наша фиалка, не повредило бы ей что-нибудь!
Никогда не дадут пролиться на меня проливному дождю:
ведь дождь сразу собьет мои лепестки, а без лепестков мне
— смерть! Нет, что и говорить, все деревья: и горная береза,
и бук, и лесной орех, и верба — все они окружают, охраняют
меня, задерживают на своих ветвях и листьях дождевую
воду, а уж затем по капельке, по росинке роняют ее на меня,
умывают меня. А я вытягиваю шейку, и так хочется петь!
Даровала бы мне природа талант, чтобы могла я воздать
хвалу и облакам в небесах, и солнцу, и этим деревьям,
заступникам моим, и этим горам, и этим лугам, и пушистым
петушкам, которые с развальцей прогуливаются вокруг
меня среди сухих желтых листьев в своих красных и
зеленых оперениях. А иной раз как защебечут мне прямо в
личико! Подбадривают меня, не нарадуются моему
существованию.

Коротка моя жизнь, всего лишь один месяц тянется, а лучше

иной двадцатичетырехмесячной жизни. Но и мне порой так
жадно хочется жить!

Вчера небо грохотало над нами. Но гром не пугает нас. Гроза

— предвестник дождя, а дождь поит нас молоком матери-
земли. Растения рады дождю — рады и от радости
покрылись почками по горло; теперь наденут на себя новые
платья и шубки.
А вот уже два дня, как родилась моя сводная сестрица —
фирлетка; так рада, рада жизни, мотает своей головкой то
вверх, то вниз, кланяется матери-земле, отцу-солнцу и
шепчется со мной.

А вчера утром как плакали мы обе: и я, и моя сестренка! До

чего безжалостен человек! Что ни увидит вокруг себя, все
себе прибрать хочет. Не умеет, видно, оценить нашу красоту!
Проходил возле нас человек; на одном плече у него был
вскинут топор, через другое висело ружье. Подошел он к
нашему прекрасному, ветвистому буку и как стал бить его
топором, так и опрокинул его. Застонал бедненький, когда
падал. Позади нас повилика росла, еще не успела она
подняться из-под опавших сухих листьев. А когда дерево
свалилось, сбросила с себя листья повилика и так заалела
оттуда. Узнали мы после, что слезы упали в ее сердечную
выемку

Около полудня прилетел к нам дикий голубь, измаялся,

устал в пути. Уселся на ветку перед нами и давай ворковать.
И он радовался весне и тому, что все благополучно в
знакомых местах. Вдруг грянул выстрел, умолк голубь,
сперва повис лапкой на ветке, а потом камнем полетел вниз
и упал прямо предо мною. Из его клюва потекла кровь, веки
прикрыли глаза. Капли его крови брызнули на листву.
Дрожью объяло меня и фирлетку. Ничего не могу разобрать,
только какой-то гул, глухой шум достигают моего слуха.