Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Бог даровал нам мир с русскими, сила и могущество которых были некогда страшны для
всего света.
О храбрости русских можно судить по множеству покоренных ими народов: казанского,
астраханского и сибирского. Турки не раз испытали на себе их силу, когда, например, попытались
каналом соединить Волгу с Доном и освободить Астрахань из под власти московских царей.
Гордые поляки, презирающие русских, также неоднократно терпели от них поражения и
одерживали верх только во время внутренних смут России, действуя, как коварные и лукавые
лисицы. Захватив раздираемую усобицами Россию, они, как жадные львы, хищничали, все разграбляя
и убивая; но стоило русским соединиться, и поляки были с позором изгнаны из Москвы, как собаки!
Добиться у такого могущественного народа столь славного мира возможно было лишь при
особенной божественной милости. Теперь этот враг отделен от нас озерами, реками и болотами,
через которые ему не так-то легко будет проникнуть к нам.
Русские – народ, силою которого нельзя пренебрегать. У московского царя множество
богатых бояр, зажиточные крестьяне и густо населенные города. Он в состоянии выставить огромное
войско. Так, Борис Годунов имел в своем распоряжении до полутора миллионов человек.
Передвижению этих сил содействуют удобные водные пути: с Каспийского моря он в короткий срок
может перевести свои войска к Балтийскому морю, так что для всех своих соседей он одинаково
опасен и внушает немалый страх. Опираясь на такую силу, русские не переставали быть гордыми и
высокомерными и не желали иметь себе равных. Победа над таким народом должна поднять в
шведах мужество и доверие к себе. Благодаря уступке шведам Ивангорода, Яма, Копорья, Нотебурга,
Кексгольма мы вполне гарантированы и в Эстляндии и в Финляндии от всяких нападений со стороны
русских. Финляндия отделена от России Ладожским озером, по ширине своей равняющимся
Балтийскому морю между Швецией и Аландом. Как полякам, так и русским будет трудно
перескочить через этот ручеек. Да если бы им это и удалось, то впереди их ожидали бы еще две
крепости – Нотебург и Кексгольм. Эстляндию защищают Нарва и Ивангород, озеро Пейпус и
впадающая в него река Нарова. С востока Швецию отделяют от России непроходимые болота. На
случай будущей войны все выгоды на стороне шведов. Невою можно перевезти войско по
Ладожскому озеру, Волховом – к самым воротам Новгорода... Без нашей воли русские купцы не
могут показаться на Балтийском море ни с одною лодкою. Кроме этого, шведы теперь могут
руководить по своей воле нарвскою торговлею. До войны русские препятствовали правильному ходу
торговли, из-за чего между Швецией и Россией происходило немало столкновений. Области, теперь
уступленные шведам, отличаются плодородием, в них много рек, богатых рыбою, много лесов с
изобилием дичи и пушных зверей, меха и шкуры которых высоко ценятся. Вся эта богатая русская
торговля теперь должна проходить через наши руки, так что при новой таможенной организации
доходы Швеции в значительной степени увеличатся.
Если бы обе Индии были истощены и если бы оба союзных дома их потеряли, Германия
продолжала бы оставаться боеспособной, дабы сражаться за цели, поставленные Габсбургами, как
самое обширное, богатое и могущественное государство христианского мира, у которого есть
сильные князья, имперские города, торговые, богатые и расположенные по большим рекам; и все это
в центре Европы, а это является для них великим преимуществом, дабы установить здесь центр
огромной монархии … Габсбурги найдут средства создать и экипировать флот, чтобы держать в узде
север, тревожить юг, у них будут силы не только для того, чтобы препятствовать торговле датчан,
англичан и французов, но и для того, чтобы захватить то, что они потеряли. Вот почему они так
упорны и с таким воодушевлением атакуют всеми своими силами короля Дании, города и страны
Нижней Саксонии, большую часть которых они уже заняли. Немногого недостает им для того, чтобы
они стали господами всего, и они добьются этого, если им предоставить действовать без помехи и
если король Дании капитулирует. Таким образом, вся Германия, если она будет подчинена
Габсбургам, поможет возвыситься последним и станет для них прочным пьедесталом для того, чтобы
воздвигнуть на нем их монархию и восторжествовать над всем христианским миром.
Мы узнали из письма господина полковника какого рода приказ он хотел получить от нас о
содержании людей на квартирах в Померании. Мы не можем издать иного распоряжения, кроме
приказа господину полковнику следить за тем, чтобы люди получали аккуратно свое месячное
жалованье, жили бы на него и ни в каком случае не требовали бы содержания от жителей. Некоторые
полки растеряли солдат и не имеют полного комплекта; поэтому пусть господин полковник
позволяет выдавать полное жалованье только полкам, имеющим комплект, нерадивым же офицерам,
допустившим до расстройства свои роты и тем набившим себе карманы, не выдавать. Ибо если
давать месячное жалованье плохим одинаково с теми, у которых роты комплектны, то вполне
заслуживший награду будет обижен, допустивший же зло будет награжден. Поэтому пусть господин
рейтарам и кнехтам, действительно находившимся в ротах, выдает полное содержание, у тех же,
которые находились в отсутствии, должен быть сделан вычет, у аркебузца 15 гульденов и у кирасира
15 гульденов в месяц.
Кроме того, случается, что офицеры, получая деньги на содержание солдат, кладут их в
карман и стремятся тем или другим путем к тому, чтобы еду, питье и фураж доставляли солдатам
жители, что нечестно и заслуживает наивысшего наказания; ввиду сказанного, пусть господин
обратит внимание на то, чтобы подобные вещи никоим образом не случилась. Далее, так как жители
не всегда могут иметь при себе деньги, между тем должны доставлять солдатам провиант, то при
первой же выдаче жалованья деньги должны быть удержаны и выданы жителям.
Все это господин полковник должен передать 30 полкам, находящимся под его командой, и
тех, которые будут поступать вопреки приказанию, строго наказывать и тотчас же об этом доносить
нам, и тогда мы с беспощадной строгостью применим к таким высшую меру наказания.
Затем пусть господин полковник сделает распоряжение, чтобы во всех полках тотчас же был
уничтожен излишний обоз и багаж, были прекращены разбои и грабежи; солдаты, которые будут на
них пойманы, к какому бы сословию они ни принадлежали, должны быть наказаны смертью;
офицеров же, допустивших подобное, отставить от командования, взять под арест и тотчас же
донести о случившемся нам, ибо мы решили наказывать как следует, чтобы другим это было уроком;
было бы справедливо и в высшей степени необходимо прекратить это зло. Благосклонный к
господину [который обязан позаботиться об исполнении распоряжения], мы ждем, что он также
твердо будет держаться приказания и виновных будет действительно наказывать.
Дано в Ботшине 26 декабря 1627 г.
21 августа 1599 г.
После длительного ожидания подарка английской королевы султану говорят, что корабль с
подарком на борту уже прошел Дарданеллы. Он доставит шерстяные ткани и другие первоклассные
товары, а также патент, утверждающий английского агента, находящегося здесь, в качестве посла. Он
готовит ливреи для многочисленной свиты и дает понять, что собирается жить на широкую ногу.
Турки очень обрадованы прибытием корабля, что они рассматривают как подтверждение их союза с
Англией, которому они придают большое значение, так как он позволяет им сдерживать короля
Испании. Англичане, которые знают свое преимущество, постараются извлечь из этого всю
возможную выгоду и получат согласие на все свои требования, особенно если они будут
сопровождать их подарками, на которые они очень щедры. Если их торговля шерстяными тканями
здесь будет идти успешно, что вполне вероятно, так как они хороши по качеству и внешнему виду,
что нравится туркам, венецианской торговле будет нанесен большой удар. Англичане откроют
фактории по всей Турецкой империи, как они сделали в Сирии и Александрии, и получат любые
привилегии, о которых попросят.
17 июня 1600 г.
Противоречия и соперничество между французским и английским послами перерастают в
ненависть, так как, кроме вопроса о покровительстве, который до сих пор не решен, пламя вспыхнуло
из-за постоянного ущерба, который англичане причиняют французам в этих водах и повсюду. По
этой причине французский посол не только требует компенсации, но делает все возможное, чтобы
добиться изгнания англичан из всех портов и гаваней великого султана. В этих переговорах он достиг
такого успеха, что склонил на свою сторону Ахмед-пашу и Капудан-пашу... В результате они
задумали не только запретить английское судоходство, но также расторгнуть союз с англичанами, так
как, по их словам, они заключили его с единственной целью, чтобы королева была в постоянной
борьбе с испанской короной. А в настоящее время, когда она готова заключить мир с Испанией, союз
с ней не является подходящим и выгодным.
До нашего счастливого порога и Высокой Двери, к которым стремятся все государи миpa,
дошло любвеобильное писание ваше чрез посредство послов ваших..., именитых сановников среди
христиан, мужей вам преданных и доверенных. В послании сем значилось, что со времен дедов и
предшественников ваших основания дружбы и союза стояли по cиe время непоколебимо, благодаря
вашей любви и преданности к нашей высокой державе, что вы изо дня в день употребляете все
усилия к продлению любви и дружбы и к усиленно искренности и единения; но что, во время
царствования великого дяди нашего султана Мустафы-хана, ныне отрекшегося от престола и
удалившегося, посланные вами к Высокой Двери, для возобновления дружбы и преданности и
укрепления основ договоров, послы, вместе со всеми их людьми, по прибытии в Крым, были
дерзновенно убиты изменником и бунтовщиком кальгай Шахин-Гиреем и все их имущество и
припасы были разграблены, что вследствиe того сообщение чрез те страны сделалось
затруднительным и в посылки послов и людей вышло замедление; что, имея в виду выступить в
поход против соседей ваших, постоянно на вас зло умышляющих, вы весьма желали бы получить с
нашей стороны помощь и содействие, дабы враги оные подверглись должному наказания с двух
сторон, и что, как вы с своей стороны обязуетесь крепко держать Донских казаков, так желательно
для вас предписание и внушение с нашей стороны крымцам не делать набегов на Московскую землю.
Все, что вы словесно поручили означенным вашим послам и ранее того посланному нами греку Фоме
касательно дружбы и любви, установившейся еще со времен отцов и дедов ваших, и касательно
предполагаемая похода на пограничных соседей ваших, все это подробно было доложено к
подножию нашего высокого трона нашими визирями и сановниками, и наш светлый ум постиг все
это как в общем, так и в частностях.
Так как вы, ссылаясь на дружбу с нашими великими дедами, обратились к нашему порогу,
убежищу миpa, заявили, что вы друзья друзей наших и враги врагов наших и обязались крепко
держать Донских казаков, то мы, следуя обычаю покровительства и благоразумным правилам,
унаследованными нами от наших великих дедов и славных отцов, приняли вас в нашу дружбу.
Доколе вы будете относиться к нам чистосердечно, будет вам оказываема помощь и защита
соответственно нашему милостивому вниманию в деле поддержания установившихся между нами и
вами договоров дружбы, союза и покровительства, и согласно с ревностью нашей в деле соблюдения
чести и достоинства государства.
Мы не дозволяем, чтобы делались (крымцами) набеги на вашу землю, и потому отправляем
ныне высочайшую грамоту нашу к Джанибек Гирей-хану, поставленному нами ханом и повелителем
Крыма и всех татар (да продлятся его высокие качества!), с строгим наказом вести с вами дружбу, как
и с прочими друзьями нашими, и отнюдь не вторгаться в вашу страну и не нападать ни на крепости
ваши, ни на ваших подданных.
Кроме того, признавая благоразумным в деле нападения на известное племя действовать с
усердием с двух сторон, мы, для надлежащего наказания и с помощью Божией уничтожения
бунтовщиков и разбойников на Днепре, послали в сем счастливом году визиря нашего Хусейн-пашу
(да продлит Господь славу его!) в качестве сераскера (главнокомандующего) с войсками Эрдильского
виляета и с санджак-беями, заимами и тимариотами пятнадцати санджаков (уездов), а со стороны
моря мы выслали к Днепру... чекдирме из императорского флота с войсками и... чаек с воинами
Боснийского виляета. К вам же посылается вновь грек Фома с нашим писанием для извещения, что
весьма важно будет, если вы предварительно двинетесь той стороною, как вы писали в послании
вашем. По прибытии к вам нашего посла желательно, чтобы вы, подобно вашим предкам и
предшественникам и согласно с вашей преданностью и приверженностью к нашему счастливому
порогу, крепко утвердили основания дружбы: быть другом друзей наших и врагом врагов наших,
придержали крепко, согласно вашему обещанию, подвластных вам Донских казаков и постарались
бы соблюсти неукоснительно правила доброго соседства.
О движении вашем против соседей ляхов известите вышеназванного нашего полководца и
донесите спешно нашему счастливому порогу, каким именно образом нужно будет помочь вам, дабы
поддержка могла быть действительной и дабы своевременно с обеих сторон было проявлено
надлежащее усердие в поражении и уничтожении означенных ваших врагов.
Итак старайтесь всегда совершать поступки и дела, свидетельствующая о вашей
чистосердечной преданности, дабы установившиеся между нами и вами основания дружбы и мира
росли и крепли с каждым днем и дабы не представилось даже возможности пошатнуться им.
Присланные вами дары удостоились милостивого взгляда нашего и были приняты. Оба ваши
посла прибыли в нашу славную столицу в зимнюю пору, и потому им пришлось задержаться и
пробыть известное время при нашей Высокой Двери. Согласно нашим древним царским положениям
и обычаям они были осчастливлены нашими высокими милостями, получили почетные халаты и
затем с нашего разрешения отправились в обратный путь к вам.
Ответа наш на дела и статьи, порученные вами послам для словесной нам передачи, сообщат
вам изустно эти самые послы и отправленный нами вместе с ними грек Фома; известившись от них о
содержании оного, действуйте согласно ему и, буде то необходимо, не оставьте нас уведомить.
За сим привить всем тем, кто следует истинному руководству.
№ 10. Адам Олеарий. Как нас в Москве принимали: о первой публичной аудиенции
Через полчаса после нашего прибытия в Москву, для приветствия нас, из великокняжеской
кухни и погреба была прислана нам провизия, а именно: 8 овец, 30 кур, много пшеничного и ржаного
хлеба и потом еще 22 различных напитка: вино, пиво, мед и водка, один напиток лучше другого; их
принесли 32 русских, шедших гуськом друг за другом. Подобного рода провизия подобным же
образом доставлялась нам ежедневно, однако только в половинном размере. У них ведь такой
обычай, что послы в первый день своего прибытия, а также в дни, когда они побывают у руки его
царского величества, постоянно получают двойное угощение.
По передаче этого угощения передний двор нашего помещения был заперт и стал охраняться
12 стрельцами, так что никто ни от нас не мог выйти, ни к нам кто-либо чужой зайти — до
допущения нас к первой аудиенции. Приставы же ежедневно заходили для посещения послов, а
также чтобы справиться, не нуждаются ли они в чем-либо. У нас же во дворе всегда должен был
оставаться один из русских толмачей, который посылал стрельцов служить нам и покупать всякие
нужные вещи, по нашему требованию …
18-го с. м. пришли приставы и сообщили, что его царское величество завтра желает дать
господам послам публичную аудиенцию и что по сему случаю нам надлежит быть в готовности. Они
же, от имени государственного канцлера, пожелали иметь список княжеских подарков, имеющих
быть поднесенными; список и был им передан. После обеда пришел младший пристав, чтобы вновь
нас известить, что завтра мы будем допущены к руке его царского величества …
Рано утром 19-го августа приставы явились вновь, чтобы узнать, собираемся ли мы в путь, и
когда они увидели, что мы вполне готовы, то поспешно поскакали опять к Кремлю. Вслед за тем
доставлены были великокняжеские лошади для поезда. В 9 часов приставы вернулись в
обыкновенных своих одеждах, велев нести за собою новые кафтаны и высокие шапки, взятые ими из
великокняжеского гардероба; приставы одели их в передней у послов, где они в нашем присутствии
разубрались наилучшим образом. После этого мы в плащах, но без шпаг (таков у них обычай: никто
со шпагою не смеет явиться перед его царским величеством) сели на коней и отправились к Кремлю
в таком порядке:
Спереди 36 стрельцов.
Наш маршал.
Три наших гоф-юнкера.
Другие три гоф-юнкера.
Комиссар, секретарь и медик в одной шеренге.
Далее следовали княжеские подарки, один за другим; их вели и несли русские. Подарки были
следующие:
1. Вороной жеребец, покрытый красивою попоною.
2. Серый в яблоках мерин.
3. Еще гнедая лошадь.
4. Конская сбруя, прекрасно выработанная из серебра, осыпанная бирюзою, рубинами и
другими камнями; ее несли двое русских.
5. Крест длиною почти с четверть локтя из хризолитов, оправленных в золото; его несли на
блюде.
6. Дорогая химическая аптечка; ее ящик был из черного дерева, окованного золотом; баночки
также из золота, осаженного драгоценными камнями; ее несли двое русских.
7. Хрустальная кружечка, обитая золотом и осыпанная рубинами.
8. Большое зеркало, длиною в 5 четвертей и шириною в локоть, в раме из черного дерева,
покрытого толстыми, литыми из серебра листьями и рисунками; его несли двое русских.
9. Искусственная горка, с боевыми часами, с изображением при них истории блудного сына в
подвижных картинках.
10. Серебряный позолоченный посох со зрительною трубою в нем.
11. Большие часы, вделанные в черное дерево, обитое серебром.
За этими подарками шли два камер-юнкера, которые в вытянутых руках держали верительные
грамоты; одну к великому князю и одну к патриарху, отцу его царского величества, Филарету
Никитичу: хотя этот последний, пока мы были в дороге, и скончался, тем не менее сочтено было за
благо передать это послание великому князю.
Далее ехали оба господина посла между приставами, перед которыми ехали еще два толмача.
Рядом с послами шли четыре лакея, а за ними прислуживающие отроки, или пажи.
От посольского двора до зала аудиенции в Кремле, на протяжении восьмушки мили, были
расставлены более двух тысяч стрельцов или мушкетеров, с обеих сторон, тесно друг к другу; мы
должны были проехать сквозь их строй. За ними, во всех переулках, домах и на крышах, стояла
густая толпа народа, глядевшая на наш поезд. По дороге несколько эстафет, во весь карьер, неслись к
нам из Кремля навстречу, указывая приставам, чтобы мы то быстро, то медленно ехали, то, наконец,
останавливались, чтобы его царскому величеству не пришлось сесть на трон для аудиенции раньше
или позже прибытия послов.
Проехав на верхней площадке Кремля мимо Посольского приказа и сойдя с лошадей, наши
офицеры и гофюнкеры выстроились в порядке. Маршал пошел впереди презентов, или подарков, а
мы шли перед господами послами. Нас повели налево через сводчатый проход и в нем мимо очень
красивой церкви (это, говорят, собор) в залу аудиенции, находящуюся направо на верхней площади.
Нас потому должны были провести мимо церкви, что мы христиане. Турок, татар и персов ведут не
по этой дороге, но сразу же через середину площади и вверх по широкому крыльцу.
Перед аудиенц-залом мы должны были пройти через сводчатое помещение, в котором вдоль
стены сидели и стояли старые осанистые мужчины с длинными седыми бородами, в золотых одеждах
и высоких собольих шапках. Это, говорят, «гости» его царского величества, или именитейшие купцы;
одежда на них принадлежит его царского величества сокровищнице и выдается только при
обстоятельствах, подобных настоящему, а затем сдается обратно.
Когда послы пришли пред двери этой передней, из аудиенц-зала вышли двое посланных его
царским величеством бояр в золотых, вышитых жемчугом кафтанах, приняли послов и сказали, что
его царское величество пожаловал их, допустив явиться перед ним как их самих, так и их гоф-
юнкеров. Подарки были оставлены в этом помещении, а послов, за которыми прошли их офицеры,
гоф-юнкеры и пажи, провели внутрь к его царскому величеству. Когда они вошли в дверь,
знатнейший переводчик царя Ганс Гельмес… выступил вперед. Пожелав великому государю царю и
великому князю счастья, продолжительной жизни, и объявил о прибытии голштинских послов.
Аудиенц-зал представлял собою четырехугольное каменное сводчатое помещение, покрытое снизу и
по сторонам красивыми коврами и сверху украшенное рисунками из библейской истории,
изображенными золотом и разными красками. Трон великого князя сзади у стены поднимался от
земли на три ступени, был окружен четырьмя серебряными и позолоченными колонками, или
столбиками, толщиною в три дюйма; на них покоился балдахин в виде башенки, поднимавшейся на 3
локтя в вышину. С каждой стороны балдахина стояло по серебряному орлу с распростертыми
крыльями…
На вышеозначенном престоле сидел его царское величество в кафтане, осыпанном
всевозможными драгоценными камнями и вышитом крупным жемчугом. Корона, которая была на
нем поверх черной собольей шапки, была покрыта крупными алмазами, также как и золотой скипетр,
который он, вероятно в виду его тяжести, по временам перекладывал из руки в руку. Перед троном
его царского величества стояли четыре молодых и крепких князя, по двое с каждой стороны, в белых
дамастовых кафтанах, в шапках из рысьего меха и белых сапогах; на груди у них крестообразно
висели золотые цепи. Каждый держал на плече серебряный топорик, как бы приготовившись ударить
им. У стен кругом слева и напротив царя сидели знатнейшие бояре, князья и государственные
советники, человек с 50, все в очень роскошных одеждах и высоких черных лисьих шапках, которые
они, по своему обычаю, постоянно удерживали на головах. В пяти шагах от трона вправо стоял
государственный канцлер. Рядом с престолом великого князя направо стояла золотая держава,
величиною с шар для игры в кегли, на серебряной резной пирамиде, которая была высотою в два
локтя. Рядом с державою стояла чаша для умывания и рукомойник с полотенцем, чтобы его царское
величество, как послы приложатся к его руке, снова мог умыться. …
Его царское величество только христианам дозволяет целовать ему руку, но отнюдь не
турецким, персидским и татарским послам. …
Итак, когда послы с должной почтительностью вошли, они сейчас же были поставлены
против его царского величества, в десяти от него шагах. За ними стали их знатнейшие слуги, справа
же два наших дворянина с верительными грамотами, которые все время держались в протянутых
вверх руках. Великокняжеский переводчик Ганс Гельмес стал с левой стороны послов. После этого
его царское величество сделал знак государственному канцлеру и велел сказать послам, что он их
жалует — позволяет поцеловать ему руку. Когда они, один за другим, стали подходить, его царское
величество взял скипетр в левую руку и предлагал каждому, с любезною улыбкою, правую свою
руку: ее целовали, не трогая ее, однако, руками. Потом государственный канцлер сказал: «Пусть
господа послы сообщат, что им полагается». Начал говорить посол Филипп Крузиус. Он принес его
царскому величеству приветствие от его княжеской светлости, нашего милостивейшего князя и
государя, с одновременным выражением соболезнования по поводу смерти патриарха: его-де
княжеская светлость полагал, что бог еще сохранит ему жизнь по сию пору; оттого-то и на его имя
была отправлена грамота, которую они, послы, наравне с обращенною к его величеству, ныне
намерены передать с должною почтительностью. После этого послы взяли верительные грамоты и
направились к его царскому величеству, сделавшему знак канцлеру, чтобы тот принял грамоты.
Когда послы опять отступили назад, его царское величество снова подозвал знаком
государственного канцлера и сказал, что ему отвечать послам. Канцлер от царского престола прошел
пять шагов по направлению к послам и сказал: «Великий государь царь и великий князь (и прочее)
велит сказать тебе, послу Филиппу Крузиусу, и тебе, послу Отто Брюггеману, что он вашего князя
герцога Фридерика грамоту принял, велит ее перевести на русский язык и через бояр на нее дать
ответ, герцогу же Фридерику он напишет в иное время». Читая по записке титулы великого князя и
его княжеской светлости, канцлер обнажал голову, а потом сейчас же снова надевал шапку. Позади
послов была поставлена скамейка, покрытая ковром; на нее послы, по желанию его царского
величества, должны были сесть. Потом канцлеру велено было сказать: «Его царское величество
жалует и знатнейших посольских слуг и гоф-юнкеров, дает им облобызать свою руку».
Когда это было сделано, его царское величество немного приподнялся на троне и сам спросил
послов в таких словах: «Князь Фридерик еще здоров?» На это был дан ответ: «Мы, слава богу,
оставили его княжескую светлость, при нашем отбытии, в добром здравии и благоденствии. Бог да
пошлет его царскому величеству и его княжеской светлости и в дальнейшем здоровья и счастливого
правления».
После этого выступил гофмейстер великого князя, прочел список княжеских подарков,
которые тотчас же были внесены и держаны на виду, пока канцлер не кивнул, чтобы их вновь
вынесли. Затем канцлер продолжал говорить и сказал: «Царь и великий князь всея России и государь
и обладатель многих государств пожаловал господ послов, дал им говорить далее». Послы после
этого, в силу капитуляций по персидским делам, заключенных между его королевским величеством
шведским и его княжеской светлостью шлезвиг-голштинским, просили тайной аудиенции,
одновременной со шведскими господами послами.
На это его царское величество велел спросить, как поживают послы, и передать им, что он
жалует их сегодня кушаньем со своего стола. После этого господа послы были выведены теми же
двумя боярами, которые раньше ввели их. Мы, с приставами и стрельцами, в прежнем порядке
отправились опять верхами домой.
Посолской Приказ; а в нем сидит думной дьяк, да два дьяка, подьячих 14 человек. А ведомы в
том Приказе дела всех окрестных государств, и послов чюжеземских принимают и отпуск им бывает;
так же и Руских послов и посланников и гонцов посылают в которое государство прилучится, отпуск
им бывает ис того ж Приказу; да для переводу и толмачества переводчиков Латинского, Свейского,
Немецкого, Греческого, Полского, Татарского, и иных языков, с 50 человек, толмачей с 70 человек. А
бывает тем переводчиком на Москве работа по вся дни, когда прилучатца из окрестных государств
всякие дела; так же старые писма и книги для испытания велят им переводити, кто каков к переводу
добр, и по тому и жалованье им даетца; а переводят сидячи в Приказе, а на дворы им самых великих
дел переводити не дают, потому что опасаются всякие порухи от пожарного времяни и иные
причины.
А дается им царское жалованье годовое: переводчиком рублев по 100 и по 80 и по 60 и по 50,
смотря по человеку; толмачем рублев по 40 и по 30 и по 20 и по 15 и менши, смотря по человеку; да
поденного корму: переводчиком по полтине и по 15 алтын и по четыре гривны и по 10 алтын и по 2
гривны на день, смотря по человеку; толмачем по 2 гривны и по 5 алтын и по 4 и по 3 и по 2 алтына,
и по 10 денег на день человеку, смотря по человеку ж, помесечно, ис Приказу Болшого Приходу. Да
они ж, толмачи, днюют и ночюют в Приказе, человек по 10 в судки, и за делами ходят и в посылки
посылаются во всякие; да они ж, как на Москве бывают окрестных государств послы, бывают
приставлены для толмачества и кормового и питейного збору.
Да в том же Приказе ведомы Московские и приезжие иноземцы всех государств торговые и
всяких чинов люди; и судят торговых иноземцов, и росправу им чинят с Рускими людми в одном в
том Приказе.
Да в том же Приказе ведомы 5 городов, и для приказного строения, и на всякие покупки на
росход, и на жалованье подьячим и сторожем, собирают денги с тех городов, которые в том Приказе
ведомы, с кабаков и с таможенных доходов, погодно; а соберетца тех денег в год болши полу 3000
рублев. Да в тот же Приказ со всего Московского государства, з царских дворцовых и черных
волостей, и с помещиковых и вотчинниковых крестьян и бобылей, собираются денги пленным на
окуп, которые бывают в Крыму и в Турецкой земле, погодно, по указу, а указная статья збору
написана подлинно в Уложенной книге; а соберется тех полоненичных денег с полтораста тысеч
рублев в год, и окроме выкупу, тех денег не дают ни в какие росходы.
Да в том же Приказе ведомы печати: болшая государственная, которою печатают грамоты,
что посылают во окрестные государства; другая, что печатают грамоты жалованые на вотчины
всяких чинов людем; тою ж печатью печатают грамоты х Крымскому хану и х Калмыкам, как о том
писано выше сего.
Да в том Приказе ведомы Донские казаки, Татаровя крещеные и некрещеные, которые в
прошлых годех взяты в полон ис Казанского и Астраханского и Сибирского и Касимовского царств,
и даны им вотчины и поместья в Подмосковных ближних городех. Греческие власти и Греченя, как
приезжают для милостыни и для торговли, ведомы в том же Приказе.
№ 12. Письмо Богдана Хмельницкого Алексею Михайловичу
8 июня 1648 г.
1655, июля 14. Я выехал из Штеттина и на следующее утро прибыл к войскам, когда они
строились на широком лугу. Они состояли из 34 бригад пехоты и 7000 конницы, всего около 17000
человек, с прекрасным артиллерийским парком. То было весьма отрадное яркое зрелище: рейтары на
отличных лошадях, хорошо одетая и вооруженная пехота, и, всего лучше, офицеры в превосходной
экипировке.
Прежде чем продолжить далее, я должен немного отклониться и изложить причины, кои
король Шведский выдвинул для вторжения в Польшу. Хотя они подробно приведены в его
декларациях и посланиях другим государям, но если вы не имели возможности рассмотреть оные
письма, я приведу вам краткое их описание вкупе с событиями в армии или в иных местах,
относящимися к сей экспедиции и дошедшими до моего сведения. Пусть и неполные, они могут
пролить свет на важнейшие действия данной экспедиции.
Во-первых, [король Швеции] ссылался на дозволение, потворство, или, скорее, тайное
поощрение полковнику Херману Бооте напасть на Лифляндию в 1639 году, причем он проследовал
через провинции Польши, где ему могли бы воспрепятствовать.
2. Набег полковника Кракау на Померанию, когда ему позволили пройти через [польскую]
территорию и снабдили его людьми и припасами из Пуцка.
3. Послание короля Владислава, [отправленное] через его камергера Шенбергена к жителям
Эзеля, побуждавшие его к мятежу.
4. То же к жителям Лифляндии, и все это было при короле Владиславе.
5. Сей нынешний король Ян Казимир, невзирая на то, что он был рекомендован польским
сословием королевой Швеции и домогался вечного мира, первым отказался писать в своих грамотах
королеве по-латински, ибо на сем языке, согласно Штумсдорфскому договору, титул был изъят у
Польши и передан Швеции. Это [сделано] с умыслом, дабы опровергнуть основное положение оного
договора.
6. Он пробуждал лифляндцев к возмущению и обдумывал, как захватить Ригу.
Казаки были подстрекаемы предпринять нападение и набеги на Лифляндию. …
Таковы были притязания короля Шведского на вторжение в Польшу. Было бы слишком
утомительно перечислять протесты и доводы поляков и шведские возражения, но, скажу вам вкратце,
главная причина была в следующем. Будучи воспитан солдатом и получив ныне корону после
отречения своей кузины королевы Кристины, король Шведский желал непременно начать свое
правление каким-либо славным делом. Он сознавал, что память о почестях и богатствах, кои
множество рыцарей стяжали в германских войнах под предводительством Швеции, доставят ему
великое стечение солдат при известии, что он берется за оружие. Сие было тем легче осуществить,
что с недавних пор в Германии настал всеобщий мир, и многие войска были распущены. По своему
честолюбию он уже сформировал армию, а, кроме Польши, не было государя или народа, к коим он
имел малейшие притязания (хотя, воистину, у государей никогда нет недостатка в предлогах, дабы
насытить свое тщеславие, причем их претензии выставляются как твердые и справедливые
основания).
К тому же он не смог бы, возможно, дождаться такого случая, как теперь, ибо уже несколько
лет Польшу потрясало победоносное восстание казаков, кои не только соединились с [крымскими]
татарами, но и в прошлом году добились поддержки своих интересов от Московита; тот с огромной
армией предпринял сильный натиск на Литву и к тому времени привел большую ее часть к
покорности. [Карл X] получал также немало благоприятных сведений и поощрений от ряда опальных
польских магнатов, а изгнанный польский подканцлер Радзиевский еще более распалял его
честолюбие, так что время, сопряженное с таким преимуществами, не стоило упускать.
Шведский риксрад был весьма сговорчив и набрал три полка на собственные расходы. Также
и Кромвель (он никогда не стеснялся трудиться за рубежом, дабы иноземцам было недосуг вникать в
его замыслы и действия дома) предоставил деньги, на которые были набраны четыре полка в
областях Бремен и Верден. …
Августа 2. Фельдмаршал с армией стоял лагерем под Познанью, а помянутый отряд под
командой полковника (позже генерал-майора) Беткера прошел 4 мили до Сроды и по всем правилам
разбил для армии лагерь — в поле у небольшого ручья, в четверти мили от города. Но на другое утро
после ухода отряда из Познани я вернулся [туда] с ротмистрами Гардином и Данканом, а также с
одним лейтенантом-цыганом и двумя немцами, квартирмейстером и капралом. Все они отлучились
без разрешения, и хотя через день все возвратились к отряду, их отсутствие заметили и по приходе
обоих ротмистров отдали под арест. Благодаря настойчивым просьбам полковника Хессена и прочих
друзей они избежали суда, но остальные трое были взяты под стражу, затем предстали перед
военным советом и были осуждены на смерть. В конце концов им было позволено бросить кости, и
жребий выпал лейтенанту, который был повешен на дубе, росшем на другом берегу ручья.
В то же утро на том же дубе повесили мальчика лет 14 или 15 только за то, что он бросил
камень в поляка, который под охраной пытался разыскать между полками отобранных у него
лошадей. …
Фельдмаршал пробыл в Познани четыре дня, подкрепив солдат городскими запасами и
получив к тому же немалую сумму денег, и оставил там комендантом полковника Дудерштатта с
1200 пехоты и 300 конницы. Достигнув Сроды, он стал там лагерем [Августа 7] и окружил его валом.
Когда он явился, многие дворяне стали приезжать с жалобами на причиненные им грабежи и
всяческие насилия, каковые (коль скоро виновные были известны и схвачены) весьма сурово
карались, и даже малейшие проступки — позорной смертью. …
Два дня спустя фельдмаршал приказал повесить собственного хирурга, человека довольно
молодого, за убийство викарного епископа Гнезненского, коему было за 60 лет. Сей лекарь с 20
сообщниками захватил много денег и богатую добычу. Он был повешен на новом эшафоте,
[сооруженном] на холме напротив квартиры фельдмаршала. Некоторые из его сообщников были
пойманы и казнены, но большинство разбежалось.
Такова была строгость, если не сказать тирания, сего фельдмаршала, что за малейшую вину
пойманный с поличным должен был умереть. Я сам наблюдал, как один пехотинец зашел в бедную
хижину и вынес кувшин молока. Фельдмаршал случайно проезжал мимо в карете, так что малый от
страха выронил кувшин из рук; хозяйка дома следовала за ним плача скорее от испуга, чем от
понесенного вреда, как явствовало из ее громких причитаний. Упав на колени, она молила за него,
когда увидела, как беднягу по приказу генерала схватили и тотчас повесили на воротах. Из верных
рук я узнал, что между Штеттином и Конином, куда к нам прибыл король, казнено около 470
человек, большей частью за самые мелкие проступки. Излишняя жестокость для армии, которой не
платили! Так же полагал и сам король; позже многие слышали, как он часто обвинял Виттенберга в
крайней суровости. …
1656. Король Швеции со своей армией пошел через Варшаву и Пруссию; при нем находились
послы Римского императора и короля Франции, и вся страна ему покорялась. Сандомирское
воеводство, или палатинат, получило охранную грамоту не только для городов, но и для отдельных
дворян. Военные лица повсеместно подчинялись и приносили клятву верности, не исключая
коронного гетмана Потоцкого и польского гетмана Лянцкоронского. Генерал Дуглас остался в
Сандомире, дабы устроить оную область, король же приблизился к Пруссии, где фельдмаршал
Стенбок после сдачи Варшавы и поражения мазовецких сил овладел некоторыми местами на
польской стороне Вислы и тотчас вместе с Радзиевским взял Штрасбург. Оттуда король направился к
Торну, а Радзиевского выслал вперед с кое-какими войсками, большей частью польскими. Он провел
ряд переговоров с магистратами, кои завершились сдачей, и король вступил в город 5 декабря [1655
г.]. Генерал-майор Мардефельд был назначен комендантом с тремя полками — полковников
Герфельда, Нэрна и Фиттингофа.
Здесь король дал аудиенции послам Римского императора, Москвы и Трансильвании. …
Здесь же короля известили почтою о рождении юного принца, который появился на свет 24 ноября по
старому стилю между 12 часом ночи и был наречен Карлом. …
Однако после столь благодетельного вихря король Шведский все же столкнулся с весьма
опасною бурей, вызванной возвращением короля Польского из Силезии и восстанием польских
войск. Здесь я должен отвлечься и вкратце изложить причины, по коим поляки так легко приняли
сторону шведов, а ныне столь быстро вернулись к покорности своему бывшему государю. Я часто
слышал об этом от знатных и весьма рассудительных лиц.
Уже несколько лет пред сим поляки боролись со многими тяготами, причиненными
восстанием их природных подданных — казаков, кои, соединившись с крымскими татарами, нанесли
полякам ряд поражений и разгромили их войска при Жванце, Глинянах, Пилявцах, и под Збаражем и
Зборовом принудили короля к миру…
Однако сей договор длился недолго. Когда возникли новые раздоры, казаки двинулись на
Польшу с могучим войском, и под Берестечком на Волыни были разбиты поляками. Осознав, что
сами не смогут долго держаться против поляков, они предались и подчинились московитам, заклиная
тех силою единой веры защищать и поддерживать их. Московиты, счастливые такой возможностью
подорвать могущество Польши, если не покорить ее совершенно, приняли их под свое
покровительство. Они сразу же затеяли вражду с поляками и в год спасения нашего 1654 начали
войну, вступив с огромной армией в Польшу и Литву.
Итак, поляков ныне атаковали с одной стороны столь грозные враги, как московиты, с другой
— казаки и татары, а с третьей — шведы. Смятение и панический ужас охватили их настолько, что
они дошли до последней крайности. Ибо в оный год московиты разбили князя Радзивилла, захватили
Вильно и остальную Литву, разорили Люблин, обложили Русский Лемберг и совершали набеги до
самой Варшавы и Ярослава. По всей Польше не было ни единого уголка, не опустошенного ее
врагами. Королю после отступления из Кракова негде было укрыться в собственном королевстве, так
что пришлось бежать в Силезию.
Кончина короля Польши, известие о котором доставил сюда дворянин граф д'Арпайон,
является происшествием, заслуживающим большого внимания само по себе, ибо, прежде всего,
христианский мир потерял благородного государя, часто служившего оплотом против неверных, а
также из-за того оборота, который могут принять другие дела Европы, особенно если наследник
будет избран не из королевской семьи, а выбор падет на какого-либо иностранца. Ибо в этом случае,
каковы бы ни были предосторожности, принятые республикой, чтобы связать королю руки и
помешать впутаться в распри других королей, – надо думать, что со временем при некоторой
ловкости ему было бы легко непрямыми путями и тайно заставить республику присоединиться или,
по крайней мере, помогать той группировке, которой он захотел бы покровительствовать.
Излишне подробно сообщать упомянутым господам послам, насколько их величества были
тронуты смертью короля. Достаточно для этого сказать, что кроме больших личных достоинств,
которыми он обладал и которые трудно было бы найти в столь высокой степени в его наследнике, –
это был государь, который не допускал и мысли о том, чтобы с ним плохо обращался во многих
случаях австрийский Дом, которого он не любил и к которому не имел никакого доверия. Это был
государь, который заключил союз и связал себя тесной дружбой с нашей короной и довольно
открыто заявлял об этом. И наконец всем партиям, на которых настаивал австрийский дом, он
предпочел брак с французской принцессой, которая постигла его характер и без особых трудностей
могла склонить его к тому, чего Франция могла разумно желать от Польши, согласно положению дел.
Их величества не только испытали великую скорбь в душе, но сочли нужным проявить ее
вовне. Не останавливаясь перед старинным обычаем, по которому двор не одевает траура по случаю
смерти северных королей, они почтили память короля Польши этим публичным проявлением своей
скорби. И не только из-за любви, которую они к нему питали, но и из-за тех родственных уз, которые
были между ними. (…)
Его величество в высшей степени одобрил усердие графа д'Арпайона, который не только
предложил республике помощь короля в ее не терпящей отлагательств нужде, но и предложил свои
личные услуги по службе в войске. Его величеству приятно будет узнать, что услуги господина
д'Арпайона приняты и что господин граф своими советами и шпагой помогает господину принцу
Казимиру, если он принял командование войсками, так как его величество не сомневается, что по
большой опытности господина д'Арпайона в военных делах и при его доблести государство получит
большую пользу.
Его величество одобрил также все предложения, сделанные республике от имени короля г.
графом д'Арпайоном в Данциге и г. де Брежи в Варшаве, и особенно предложение о наборе
полковником Пшиемским 1000-1200 человек и даже содержании всего этого отряда в течение трех
месяцев за счет нашей короны. Доводы, которыми послы руководствовались, поступая таким
образом, не могут быть более убедительными, и его величество очень доволен, что они позволили
себе не ждать распоряжений двора по этому поводу, потому что полезность этой услуги заключается
в быстроте.
Если там есть еще другие войска, нами набранные, кроме войск полковника Пшиемского, гг.
послы смогут предложить республике и их и не забудут сделать все для того, чтобы каждому стало
ясно, что их величества крайне огорчены тем, что большое расстояние и необходимость вести войну
в столь различных местах против императора и короля Испании не позволяют им оказать республике
в ее теперешней нужде более сильную помощь и послать туда из королевства довольно большое
количество войск.
Однако можно дать понять всем, что как бы мало мы ни сделали в этом случае, это все же
гораздо больше, чем сделают наши враги, которые несомненно отделаются прекрасными
обещаниями без всякого результата.
Недостаток денег, явившийся результатом пререканий с парламентом, о чем гг. послы узнают
достаточно подробно, не помешает нам сделать усилие, чтобы послать гг. послам на набор остальной
части полка Пшиемского и довести его, если можно, до 2 тысяч человек. (…)
Гг. послы приложат все старания, чтобы добиться расположения Речи Посполитой и ее
доверия, так как в новое царствование, по крайней мере в первые годы, она несомненно будет иметь
большую силу.
Гг. послы могут заверить республику, что если война с татарами и бунт казаков продлится, то
их величества постараются, насколько будет возможно, помочь ей и дать ей солидные доказательства
своей Дружбы.
Если перейти теперь к тому, что касается избрания нового короля, то его величество желает
прежде всего, чтобы от его имени оба его посла приняли в этом участие. С этой целью посланы все
необходимые письма, чтобы граф д'Арпайон, который еще не был принят покойным королем, был
признан Речью Посполитой в качестве чрезвычайного посла.
Его величество считает, что поляки, имея у себя двух принцев из королевского рода в
возрасте, позволяющем им получить корону, не должны отдавать ее чужому, который будет
отличаться нравами, языком, одеждой и который мог бы втянуть их в события, которые нарушают
спокойствие всего остального христианства. Но в случае, если бы случилось иначе в силу каких-либо
причин, о которых нельзя судить, будучи так далеко, то гг. послы не только будут стараться,
насколько будет возможно, устранить эрцгерцога Леопольда или других принцев австрийского дома,
так же как и приверженцев его партии, но и дадут понять, что Франция имеет в королевской семье
лиц, более достойных нести скипетр и сделать счастливыми народы, которые избрали бы их своими
повелителями и каких не смогли бы найти ни в каком другом месте. (…)
Так как наиболее вероятно, что корона будет оспариваться только двумя принцами-братьями,
его величество был вполне удовлетворен хорошо обоснованными выводами докладных записок,
присланных его величеству, о всем том, что свидетельствует в пользу одного и другого, что будет
больше способствовать выдвижению каждого из них, а также о том, что весы настолько склоняются в
пользу принца Казимира, что если не случится какого-нибудь непредвиденного несчастья и если его
дела будут вестись хорошо, его непременно предпочтут, то ли по праву старшинства, то ли из-за его
титула короля Швеции, который может в один прекрасный день помочь Польше возвратить
Ливонию, то ли потому, что его больше любит мелкое дворянство, то ли вследствие его опытности и
знания дел, приобретенных им во многих путешествиях и в различных обстоятельствах, в которых
ему пришлось быть, или, наконец, потому, что у него больше личных достоинств, нужных хорошему
государю, чем у принца Кароля, обладающего скорее качествами частного лица, чем государя.
Было очень приятно видеть, что ход событий благоприятствует принцу Казимиру, так как
намерения и симпатии короля полностью на его стороне. Поэтому желательно, чтобы гг. послы
применяли все свое умение и всю свою ловкость для достижения требований и интересов Казимира,
не упуская ничего из виду, что помогло бы ему приобрести сторонников и принести ему пользу в
деле получения короны и отстранения всех его соперников.
Но если гг. послы, вопреки всем этим суждениям, признают на месте, что все их старания в
пользу принца Казимира бесполезны и что деньги принца Кароля и поддержка, которую он имеет в
лице духовенства и верхушки дворянства, принесут наибольшее число голосов в его пользу, то гг.
послы должны будут принять все своевременные предосторожности по отношению к принцу
Каролю, чтобы не плыть против ветра и течения и не противиться одним потоку, который понесет его
к царствованию. В этом случае гг. послы постараются вести себя таким образом, чтобы принц Кароль
мог думать, что Франция помогала ему или по крайней мере не вредила его возвеличению. А коль
скоро это мнение будет создано, нам нетрудно будет впоследствии привлечь его на нашу сторону
полностью с помощью брачного союза, который он мог бы заключить во Франции с большей
выгодой, чем где-либо в другом месте, как об этом будет сказано ниже.
Но это должно исполняться только в том случае, если у послов совершенно не будет надежды
на удачу замыслов принца Казимира, в пользу которого они должны стараться действовать главным
образом и способствовать ему всем своим умом и ловкостью.
По второму вопросу, надо ли поддерживать принца Казимира открыто или только тайно, пока
не придет время заявить открыто, его величество полагается в этом на осторожность и сдержанность
господ послов, которые сумеют найти наилучшие пути, чтобы служить ему с пользой, избегая, с
одной стороны, принимать открытые обязательства, ибо, если дело не удастся, мы обидим короля,
который будет избран и который почувствует некоторое оскорбление в том, что он будет
провозглашен против нашей воли, и избегая также той крайности, что, если выбор падет на принца
Казимира, он сочтет себя ничем не обязанным нам.
Государь.
Ваше величество были бы несправедливы ко мне, если бы приняли молчание, хранимое мною
с некоторого времени по отношению к Вашему величеству, за ослабление усердия, которое я всегда
проявлял к Вашей особе. Ваше величество несомненно сочли это молчание следствием иной
причины и решили, что препятствия, посланные мне судьбой, мешают мне поддерживать отношения,
в которых я мог показать только немощное усердие и душевное расположение человека, слишком
занятого сопротивлением той буре, которая с такой силой обрушилась на меня со всех сторон.
Теперь, государь, когда положение моих дел изменилось и когда благодаря доброте и, если
осмелюсь сказать, справедливости короля моего господина, я могу быть не совсем бесполезным для
тех, кому я посвятил свое служение, я нарушаю молчание, которое я хранил в неблагоприятные
времена, чтобы заверить Ваше величество в том, что, относясь к Вашему величеству с наибольшей
любовью, на которую я способен, я с большим жаром жду случая представить вам доказательства
этой любви. Вместе с тем я заявляю Вашему величеству со всей искренностью, что никто, как я, не
мог бы быть так обрадован успехом славы и той высокой репутацией, которую Ваше величество
снискал своим оружием, и тем, что, как мне стало известно, Вашему величеству приходится меньше
защищаться от своих врагов, чем от своей храбрости.
Если, государь, мои желания исполнятся, Ваше величество скоро увидит закончившуюся
полной победой войну, которую Ваше величество ведет против мятежных подданных, а войну,
которую Ваше величество могли бы иметь со своими соседями, предотвращенной честным и
надежным миром. Этому Франция всегда будет способствовать, как она уже начала, своим влиянием
и своими услугами, а я, в частности, всеми своими заботами.