Открыть Электронные книги
Категории
Открыть Аудиокниги
Категории
Открыть Журналы
Категории
Открыть Документы
Категории
Педрариас опустошил эти провинции и обрек их на обычное рабство в виде энкомьенды и раздела
индейцев между поселенцами, что составляет для испанцев промежуточную ступень на пути к
достижению конечной цели, заключающейся в том, чтобы раздобыть побольше золота. Затем Педрариасу
показалось, что в Панаме скопилось слишком много испанцев, и, чтобы поразгрузить ее, он отправил
часть поселенцев под началом некоего Бенито Уртадо в область, простирающуюся от селения Ната до той
земли, которую открыл с моря Эрнан Понсе по распоряжению Эспиносы. Педрариас приказал Уртадо
лаской или силой подчинить жителей этого края, и обратить их в рабство (что стало обычным уделом всех
индейцев), и основать селение в провинции Чирики; этот самый Бенито Уртадо, по его собственным
словам, немало отличился в насилиях и беззакониях, которые совершались и в ту пору, и раньше. Прибыв
в провинцию Чирики, Уртадо разослал нарочных за индейцами; явились на его зов жители Чирики, и еще
одно племя под названием бареклас, и жители провинции Бурика, и те, кто жил около залива, который мы
зовем заливом Оса; это многолюдный край, который простирается более чем на 100 лиг. Все эти племена
покорились без сопротивления, так как были напуганы войнами и жестокостями, которые совершили
испанцы в занятых ими ранее провинциях и о которых обитатели здешних мест знали понаслышке, а
может быть, и по собственному опыту, после того как в этих и соседних краях в прошлые годы погостил
Эспиноса. В селении Чирики испанцы прожили два года. Вначале индейцы работали на них, но затем, не в
силах больше выносить тяжесть рабской доли и постоянные притеснения, восстали против испанцев и
несколько человек убили. В конце концов после очередного столкновения испанцы решили сняться с
места и покинуть селение. И эти края, равно как и многие другие, простирающиеся на тысячи лиг и
некогда многолюднейшие, ныне пустынны, и там обитают лишь дикие звери, главным образом тигры.
Немного выше говорилось, что Педрариас отправил в поход отряд под началом Уртадо, чтобы немного
поразгрузить Панаму, где скопилось слишком много народу.
Так вот по этому поводу следует сказать раз и навсегда: одна из причин разорения и опустошения
Индий и истребления их жителей состояла в том, что Королевский совет разрешал въезд всем желающим
без разбора, не соблюдая ни счета, ни меры, а потому по большей части приезжали бездельники, которым
лишь бы набить брюхо за счет чужого пота, а там хоть трава не расти. Это обстоятельство послужило
началом многих бед и среди прочих следующей: чтобы такая орава едоков не довела до разорения
хозяйства, которые испанские поселенцы успели завести в Индиях (и земля которых была вспахана не
ими самими, а индейцами и полита не их потом, а потом индейцев), правители, распоряжавшиеся и
поныне распоряжающиеся в тех краях, отправляли и продолжают отправлять в походы полчища испанцев
якобы для открытия новых земель, умиротворения индейцев либо закладки поселений; и эти отряды
загубили тела и души несметного множества индейцев.
Но кроме этой беды была еще и другая, не менее жестокая и губительная: многие индейцы из
числа тех несчастных, что, не зная отдыха, трудились в испанских селениях, должны были идти в поход
вместе со своими хозяевами, которые оставляли без кормильцев их жен и детей, а самих индейцев
принуждали тащить на себе тюки весом в три-четыре арробы и всю поклажу; и если уводили испанцы
тысячу человек, то не возвращалось и пятидесяти, а остальные умирали от непосильных трудов, усталости
и голода. Такой неслыханный и бессмысленный произвол творился в этом деле, что из сорока тысяч душ,
которых лишили мы жизни с того времени, как вступили в эту злосчастную страну, наверняка пятнадцать
тысяч было погублено таким образом.
Члены Королевского совета с самого начала знали обо всех этих бесчинствах, но по великому
своему бездушию они и не помышляют пресекать их или карать. Если же они вдруг расщедрятся и
примут какое-нибудь постановление в защиту индейцев, прислушавшись к голосу служителей церкви,
которые неустанно били и бьют тревогу и в письмах, и во время аудиенций, они отсылают это
постановление и наказ Правителям вест-индских провинций; и хотя члены Совета знают, что правители
не исполняют этих постановлений и не считаются с ними, да и не собираются считаться с ними либо
исполнять их, они все же думают, обманывая самих себя, что благополучно справились с труднейшим и
опаснейшим делом, возложенным на их плечи, а потому едят, пьют и спят со спокойной совестью,
насколько можно судить по их виду, ибо они ходят веселые и смеются, тогда как им следовало бы лить
слезы до конца дней своих при мысли о том, что они могли допустить хоть малейший промах в столь
важном и ответственном деле. Ведь им вверена вся церковная и светская власть в Новом Свете,
исполнение законов правосудия — так кому же, как не им, надлежало и надлежит стенать и сетовать при
мысли о том, сколько миллионов душ и тел индейцев мы загубили, несправедливо предав их смерти! Все,
что я здесь пишу, я много раз твердил членам Королевского совета, и всем им вместе, и каждому порознь
у него в доме. Я уже не говорю о том, как наши грабили индейцев, какие несметные богатства отняли мы
у законных владельцев столь бесчестным путем и причинив им столько зла; я уже не упоминаю о том, что
членам Совета следовало позаботиться об обращении в христианство столь великого, обширного и
огромного мира! И не в силах я постичь, как могут эти люди сладко спать сном невинных младенцев, есть
и пить, как говорится, в свое удовольствие и безмятежно радоваться жизни, готовясь в то же время
держать перед судом всевышнего столь нелегкий ответ и отчитываться в столь тяжких делах (коль скоро
они вообще помышляют об отчете; если же они даже не помышляют о нем, то бездушию их нет
исцеления).
Возвращаясь к нашей теме, мы должны заметить, что пребывание испанцев в Индиях всегда
делилось — и ныне делится — на три периода, которым соответствуют три периода мытарств индейцев.
Первый период — когда испанцы появляются в этих краях и затевают войны и резню, убивая и истребляя
всех, кто попадется, чтобы покорить остальных и обратить их в рабство. Второй период — когда они
делят индейцев между собою по репартимьенто и пользуются ими, как мулами и ослами, да еще дай бог,
чтобы они обращались с индейцами так же, как со своей скотиной, а не много хуже. Третий период —
когда они, перебив всех или почти всех индейцев, возвращаются в Кастилию, чтобы получить там
наследство или обзавестись имением, если их бесчинства и насилия принесли им деньги; если же
вернуться им не на что, как это бывает в большинстве случаев, ибо господь не допускает, чтобы
награбленное шло им впрок, и обрекает их на бедность, они оседают в Индиях и тут начинают жалеть, что
индейцев осталось так мало; не знаю, тревожат ли при этом их совесть неискупимые грехи, которые они
совершили. Четвертый же период вот каков: после смерти они отправляются прямиком в ад, — в этом я
ни капли не сомневаюсь, — и там рассчитываются за все пиры и трапезы, оплаченные кровью ближних,
если только господь в своем милосердии не придет им на помощь при жизни и не даст им познать всю
неискупимость их грехов, дабы взмолились они о прощении с непритворными вздохами и стенаниями.
Первому периоду соответствовало начало бедствии индейцев, которым войны несли смерть и
жесточайшие страдания; во второй период индейцев ждало беспощадное рабство и неволя, и в неволе они
мало-помалу гибли, причем испанцы обращались с ними так, как я уже говорил, и не лучше, пренебрегая
не только здравием и спасением их тел, но также здравием и спасением их душ, ибо пеклись об их
обращении в христианство не больше, чем если бы имели дело со, скотиной. Что касается третьего
периода, то по мере того как индейцы почти все вымирали, работая на людей, которые были обязаны
щадить их жизнь и не обременять их столь непрерывными и тяжкими трудами, что край превращался в
безлюдную пустыню и в отдельных местах оставалось по несколько человек индейцев — здесь трое, там
пятеро, островками, — некоторые испанцы начинали обращаться с ними по-божески, а другие держались
старых привычек. Что же до последнего периода, то здесь также нет места сомнениям, ибо ясно, что
индейцы умирали без исповеди и причастия, и если многие получали крещение, то получали они его, не
ведая, что это такое, и не будучи перед тем наставлены в вере, потому что в этом деле творилось в Индиях
много величайших безрассудств, и многие испанцы в них были повинны.
1. Во-первых, адмирал, прибывший сюда снова на Тернате, будет оставаться здесь до тех пор, пока
не будет полностью готов к обороне крепостной вал от Малейо до побережья, который он начал
укреплять.
2. После его отъезда здесь останутся четыре корабля «Энкхойзен», «де Зоя», «Делфт» и одна яхта;
и с указанных кораблей всегда должны будут высаживаться на берег от 30 до 40 вооруженных матросов
для охраны крепостного вала.
3. Указанный крепостной вал будет снабжен соответственно пушками; кроме того, здесь будет
оставлено некоторое количество пушек для снабжения ими других укреплений, которые еще будут
построены в месте Малейо.
4. При первой оказии в Амбон и Бантам туда будет послано уведомление, чтобы в феврале
будущего года сюда могли прийти еще 2 корабля, чтобы иметь, таким образом, в готовности
соответствующие силы против войска, могущего прийти из Манилы, для чего тернатцы обязаны
обеспечить лодки.
5. Адмирал обязуется по прибытии в Голландию доложить Генеральным штатам о делах на
Тернате и усиленно ходатайствовать о посылке людей для изгнания кастильцев с Тернате, для чего
тернатцы наряду с этим дают полную власть действовать от их имени для разрешения их дел,
6. За это тернатцы принимают и признают Генеральные штаты своим покровителем, о чем они
согласны дать такую клятву, какая будет угодна Генеральным штатам.
7. Расходы, которые уже сделаны или будут еще сделаны в войнах, будут оплачиваться
тернатцами по мере их возможностей; о сроках и суммах будут решать Генеральные штаты.
8. Гарнизоны, оставляемые здесь, будут оплачены за счет сборов с тернатцев и с подданных
земель короны Тернате.
9. Также обязаны все тернатцы, проживающие и окрестных странах, прибыть сразу в Тернате, а
все подданные короны Тернате, как Ксула, Боура, Комбелло, Луху, Майу и Монадо, проживающие на
острове Целебес, а также Гилоло, Море, Серангани и Минданау при первой возможности, чтобы большим
количеством торопиться облегчить исчезновение кастильцев и спасти народ, пока подойдет подкрепление
голландцев.
10. Гвоздика не должна продаваться ни пришлым нациям, ни местным жителям, а только в
расположенную на Тернате факторию, учрежденную Генеральными штатами, и по ценам,
устанавливаемым Генеральными штатами и согласованным с султаном.
11. Никто из обеих партий не может причинить вред другому, но если кто-либо из голландцев
нанесет вред жителю Тернате, то он должен привлекаться к ответственности и наказываться своим
начальством; равным образом это относится и к тернатцам.
12. В делах религии никто не должен высмеивать другого или чинить ему препятствия, а каждый
должен жить как он хочет, и нести ответственность перед богом.
13. Если кто-либо из голландцев перебежал к тернатцам, то он должен быть возвращен
тернатцами; и равным образом, если кто-либо из тернатцев перейдет к голландцам, то он ими должен
быть возвращен.
14. Без согласия обеих сторон никто из них не может заключать мир с испанцами, а также с
тидорцами.
Подписал К. Мателиф Младший.
№ 4. Мейфлауэрское соглашение
Это письмо послано от чистого сердца генералу крепости Батавия, который стойко борется против
своих врагов и неизменно держит слово, данное своим друзьям, чем он знаменит во всех сторонах, откуда
дует ветер, на море и на суше. Падука Сири Султан [король Брунея] очень радуется, слушая о великих
делах генерала, о том, что все рабы и бедные люди Господа, придя в Батавию, пользуются там всякими
благами. Поэтому орангкайя Сири Агаррадья и орангкайя Падутта и другие, сопровождающие их,
доставят это мое искреннее письмо к капитан-генералу [генерал-губернатору] крепости и земли Батавия.
И имя капитан-генерала и его справедливость Падука Сири Султан не забудет, пока на небе сияет луна.
Если на то будет воля Господа, Падука Сири Султан надеется, что капитан Сири Агаррадья будет
принят благосклонно и дружески.
Да будет известно Вашему Превосходительству, что испанцы — очень злые люди. И они хотят в
этот муссон напасть на Борнео с 200 кораблями. Поэтому и послан Сири Агаррадья, ибо Падука Сири
Султан в первую очередь надеется на бога, а во вторую — на капитан-генерала, что тот поможет Борнео,
прислав порох, селитру, серу и ядра. Падука Сири Султан верит, что это случится, и тогда Борнео и
Батавия станут, как одна земля, навечно без малейшей неприязни друг к другу. В знак искреннего
уважения Падука Сири Султан посылает капитан-генералу три безоаровых камня, один катти камфоры,
один пикуль воска и двух рабов.
Аннам Кокбуенг, король Тонкина, посылает это письмо к голландскому принцу и приветствует
его. Слова, которыми мы обменивались прежде, были искренними и любезными моему сердцу. Вы
послали пять кораблей к побережью Кюинама, я не знал, с какой целью. Но голландский капитан,
командовавший этими кораблями, прибыл сюда и сообщил мне, что они присланы, чтобы оказать мне
помощь.
Я был обрадован прибытием этого капитана, и я полюбил его от всего сердца. Я подарил ему
хорошего шелка ценой в 1000 таэлей и снабдил его провиантом для плавания. Этих пяти кораблей, как
мне казалось, было мало, однако я намеревался в последнем месяце этого года выступить вместе с ними
против Кюинама. Но капитан сказал, что так не годится и что в четвертом месяце будущего года он
приплывет с большими силами из Батавии и тогда мы вместе разгромим кюинамцев. Так мы и решили
поступить.
Я дал капитану два меча с золотой инкрустацией, чтобы он поднес их голландскому принцу в знак
моего уважения. Я также подарил этому капитану меч с золотой инкрустацией, а младшему капитану —
меч с серебряной инкрустацией и просил их, чтобы они для подкрепления моих сил оставили здесь малое
судно, на что они согласились. И я выделил на пропитание команды этого судна 100 тыс. раковин каури.
К 9-му числу третьего месяца [апрель 1643] я подготовил к походу армию, состоящую из 10 тысяч
сильных и опытных солдат, умеющих владеть огнестрельным оружием, и 10 тысяч солдат с мечами,
пиками и другим оружием и приказал командующим этим войском попытаться снова подчинить нашей
власти область Пу Чин. Эти войска одержали победу в ночной битве, захватили двух главных генералов
врага, многих начальников и богатые трофеи и снова привели область Пу Чин к повиновению.
В 17-й день четвертого месяца [май 1643] я выступил лично. Прибыв туда [к крепости Пу Чин], я
изучил обстановку и приказал в ряде мест вырыть большие ямы, наполнить их капканами и другими
приспособлениями, потом прикрыть тонким слоем земли и, подождав 14 дней, пока на нем снова вырастет
трава, выманить врага для битвы на это место. Но враг об этом узнал, так что наш план не дал результата.
Между тем я с великим нетерпением ожидал голландские корабли (которые, как обещали голландцы,
должны были прибыть в четвертом месяце), но они не прибыли до 22-го числа пятого месяца, в то время
как мои люди стали ежедневно умирать от болезней, вызванных плохой водой. Тогда я оставил 10 тысяч
человек осаждать крепость Пу Чин, а сам с остальной армией решил направиться домой с тем, чтобы в
будущем вернуться с большими силами, если до этого времени они [жители Пу Чин] не подчинятся.
Мое расположение к Вам велико, а Вы не доверяете мне настолько, чтобы послать свои корабли
мне на помощь. А три [голландских] судна, которые были при мне, присутствовали только для виду, ибо
эти моряки (хотя, по их словам, они великие воины) были очень хвастливы, но оказалось, что у них не
хватает духа приблизиться к кюинамцам. Вместо того, чтобы нападать и истреблять их, они [голландцы]
под предлогом, что здесь слишком мелкие воды, ушли далеко в море и там крейсировали туда и обратно.
По этой причине голландцы стали великим посмешищем в глазах кюинамцев.
Мне же хотелось только использовать славу голландцев, которые повсеместно известны своим
воинским умением, для посрамления моих врагов. Далее, я приказал им либо уплыть, либо вступить в
битву, но они не сделали ни того, ни другого. И я решил написать голландскому принцу, чтоб выяснить,
относится ли он ко мне так же хорошо, как я к нему.
Все это предприятие закончилось для меня огромным расходом припасов и денег. И можете
поверить, что я говорю серьезно, и тщательно обдумайте все происшедшее.
Возвращаясь из похода, я послал главе голландской фактории Бронкхорсту приказ дожидаться
моего возвращения, чтобы он мог получить от меня плату для своих товарищей. Но когда 28-го числа
шестого месяца [июль 1643 г.] я прибыл в город Катчиу [Ханой], оказалось, что Бронкхорст (по причине
перемены муссона) уже отплыл на Тайвань с разрешения моего сына, и тот дал ему в дар 100 тысяч
раковин каури. То, что я остался должен Бронкхорсту, будет ему уплачено, когда он вернется.
Я еще раз искренне заверяю Вас, что голландцы стали посмешищем для кюинамцев. Так что если
вы хотите отомстить за это унижение, приходите сюда со своими судами и 5000 людей, и с ними мы
нанесем поражение врагу. Только пусть в это число не входят судовые команды, а только крепкие,
храбрые солдаты. Иначе, если даже Вы пошлете к побережью [Вьетнама] 20 судов, вы не причините врагу
никакого вреда. Если же [ваши люди] снова испугаются кюинамцев, это будет для Вас великим позором,
можете мне поверить.
Впрочем, если Вы не хотите воевать, а хотите только торговать, можете свободно посещать мою
страну, я Вас ни к чему не принуждаю.
Раньше японцы имели обыкновение приплывать сюда на своих джонках и снабжать меня всякими
редкими товарами, такими, как железо, сера, медь, мечи, и многим другим, а в уплату получали шелк.
Теперь и Вы можете привозить нам эти и другие товары на тех же условиях.
Я поздравляю голландского принца, желаю ему долгой жизни и здоровья, а также хорошего
управления своими народами.
Я, король Кюинама или Аннама, даю всем голландцам разрешение свободно вернуться в свою
землю, потому что эти голландцы были морским штормом выброшены на мой берег и задержаны
властями. Так поступают (по закону) со всеми иноземцами (выброшенными на берег). От береговой
стражи я узнал, что это те голландцы, с которыми я ряд лет находился в большой дружбе. Но затем они,
ради больших барышей в Тонкинском королевстве, разорвали эту дружбу и стали вести себя
неподобающим образом.
Но судьбы людей в руке Бога. И вот они [голландцы] потеряли свой корабль и опять оказались на
моей земле. А я считаю своим долгом не выпускать из своей страны живым того, кто плавает в Тонкин
или как-нибудь иначе с ним связан, ибо это мой враг. Но я не кровожаден. И я решил оставить в живых
этих голландцев и разрешить им вернуться к себе, потому что я хочу жить в мире с заморскими землями,
чтобы все мы были как жильцы одного дома. Ворота моей страны широко открыты для вас, и вы можете
без страха в нее вернуться.
Это письмо Аннам Кокана, короля Тонкина, к господину генерал-губернатору Иоанну Метсёйкеру
и всем господам Совета Индии. Я, король, правлю своим королевством по праву, данному мне небом. И,
подобно тому, как Бог создал небо и землю для каждого, так и моя земля открыта для всех торговцев.
Однако все купцы, прибывшие в мою землю для торговли с одним муссоном, должны ее покинуть со
следующим муссоном и не имеют права оставаться дольше. Однако голландским купцам я разрешил
постоянно содержать в моей стране факторию, потому что я ценю голландцев больше, чем другие народы.
Я отношусь к голландцам, как к собственному народу, и они могут посещать всю мою землю и торговать
в ней, как мои собственные подданные.
Есть ли еще король, который сделал для них [голландцев] столько, сколько я. Подданные
господина генерала торгуют также в Сиаме, Японии и других странах, но нигде их не встречают так
радушно, как в моей земле. Пусть же голландцы свободно посещают мою землю, не испытывая никаких
трудностей, и пусть наша старая дружба, скрепленная договором между мной и генерал-губернатором,
будет нерушима.
В прежние времена генерал-губернатор присылал в Тонкин серу и селитру в большом количестве,
а сейчас прислал мало. Также сукна и другие ткани, присылавшиеся раньше, были шире, длиннее и лучше
по качеству, чем в этом году. Мне кажется, что генерал-губернатор теперь не так доволен мною, как
прежде, потому что все, что теперь он прислал, такое плохое.
В письме, которое господин генерал прислал мне в прошлом году, он жалуется, что голландцы,
прибывшие торговать в мою страну, получают в уплату только шелк и то по таким высоким ценам, что,
вывозя его в Японию, они могут продать его только с убытком. В то же время другим купцам [в Тонкине]
платят наличными деньгами, а китайским и японским купцам здесь поставляют шелк лучшего качества,
чем голландцам. Но, да будет известно господину генералу, что в один год урожай бывает лучше, в
другой хуже. Это зависит от господней воли, а не от людей.
Ведь этот год мои подданные приходили ко мне и приносили дань шелком. Так что в этом году с
шелком гораздо лучше, чем в прошлом, и то, что я получил, я поставлю голландцам. И пусть господин
генерал не верит, что я лучший шелк продаю другим купцам, а худший — голландцам. Мое сердце более
расположено к голландцам, чем к любой другой нации. В моей стране всегда было обычаем при
заключении контрактов оплачивать товары деньгами либо шелком. И то и другое в моей стране приносит
равную выгоду.
Перед этим я был должен голландцам 16 868 таэлей. В этом году я передал в уплату этого долга
голландским капитанам на 5337 таэлей шелка и 11 331 таэль серебра, чем погасил долг.
Господин генерал писал мне ранее, чем Компания терпит убытки, продавая [королю] селитру
первого сорта по 8 таэлей, второго сорта — по 7 таэлей и третьего сорта по 6 таэлей за пикуль. Но, если
господин генерал пришлет мне 1000 пикулей селитры, я заплачу по 10 таэлей за пикуль любого сорта.
Если же будет прислано менее 1000 пикулей, то я заплачу не более чем по 9 таэлей за пикуль.
В зависимости от того, какие товары генерал пришлет в Тонкин, я смогу судить, склонно ли
сердце генерал-губернатора ко мне или нет. Ибо если присланные товары окажутся для нас подходящими
по ассортименту и качеству, я буду знать, что генерал-губернатор относится ко мне дружески. Но если
товары будут плохими, я пойму, что генерал-губернатор ко мне относится плохо. Я же со своей стороны
желаю, чтобы наши сердца были соединены так долго, как стоит мир.
Далее прошу, чтобы генерал-губернатор в обмен на деньги и другие товары, которыми мы
заплатим, прислал следующее: 20 железных пушек с зарядами в 3 и 4 фунта пороха, 2 бронзовые пушки с
таким же зарядом, 1000 пикулей селитры, 500 пикулей серы, 10 000 двух- и трехфунтовых ядер, 20
пикулей красного сукна, 5 пикулей черного сукна, 5 пикулей синего сукна, 20 пикулей ткани „перпетуан“
разных цветов, большое количество лучших сатинов, большое количество янтаря, 10 коралловых цепей из
янтаря, белых льняных тканей, столько же, сколько в прошлом году, 2 бочки оливкового масла.
В знак уважения к господину генералу посылаю ему подарки: 375 катти шелка ему лично, а 250
катти шелка — его капитану.
№ 10. Эдикт об учреждении французской Вест-Индской компании (28 мая 1664 г.)
Мир, которым наслаждается в настоящее время государство, дает нам возможность посвятить
время восстановлению торговли; мы признали, что единственным верным средством привести ее в такое
состояние, в каком она находится у иностранцев, является торговля с колониями и мореплавание; для того
чтобы поощрить наших подданных создавать мощные компании, мы обещали большие преимущества...
всем тем, кто примет в них участие для славы государства и своего благосостояния средствами законными
и почетными...
Мы с большим удовольствием узнали об организации за последние несколько месяцев компаний
для материка Америки, иначе называемого Экваториальной Францией. Но этим компаниям недостаточно
вступить во владение землями, кои мы им пожаловали, производить там расчистки и обрабатывать земли
при помощи людей, которых туда посылали с большими затратами. Если они не в состоянии организовать
там такую торговлю, чтобы французы, которые будут жить в указанных странах, смогли производить с
туземцами обмен продуктов, имеющихся в их стране, на предметы, им необходимые, то, безусловно,
следует, для того чтобы вести торговлю, снарядить определенное число кораблей для постоянного ввоза
товаров, имеющих сбыт в этих странах, и вывозить во Францию имеющиеся там. Этого до сих пор
компании, ранее организованные, не делали.
Узнали также, что компании не проявили заинтересованности к Канаде, туда ежегодно посылалась
только небольшая помощь, и что на островах Америки, куда плодородие земель привлекало большое
число французов, компании, основанные в 1642 г., вместо того чтобы заботиться об увеличении
территории этих колоний и организовать торговлю, которая была бы очень выгодна на всем громадном
протяжении этой страны, удовольствовались тем, что продали эти острова различным частным лицам.
Последние занялись исключительно обработкой земель и в настоящее время [в отношении торговли]
пользуются помощью иностранцев... По этим причинам мы предприняли в интересах указанной компании
Канады, чтобы концессию, которая была им пожалована покойным королем... они передали нам актом 24
февраля 1663 г., и мы решили взять все острова Америки, проданные данной компанией частным лицам,
уплатив их владельцам за издержки, покупку и улучшения, которые они там произвели.
Мы желаем, беря обратно указанные острова, передать их в руки одной компании, которая может
всеми ими владеть, закончить их заселение и вести там торговлю, которою теперь занимаются
иностранцы; мы поручаем для славы и величия, а также и для выгоды государства учредить мощную
компанию для того, чтобы вести всю торговлю Вест-Индии. Поскольку названные территории нам
принадлежат и были ранее заселены французами, мы желаем даровать этой компании все вышеуказанные
острова и весь материк от р. Амазонки до р. Ориноко, Канаду, острова Новой Земли и другие острова и
территории материка Канады до Виргинии и Флориды, вместе с тем и берега Африки от Зеленого мыса до
мыса Доброй Надежды, для того чтобы указанная компания там обосновалась, изгоняя или подчиняя себе
дикарей, туземцев страны или другие народы Европы, которые не являются нашими союзниками,
учредила мощные колонии этих странах, могла бы ими управлять и организовать значительную торговлю
как с французами, там проживающими, с теми, которые будут жить, так и с индейцами и другими
туземцами этих стран, из которых они могут извлекать большую выгоду.
Для приведения этого в исполнение мы, со своей стороны, постановили оказывать всякое
содействие этой компании и представлять ей корабли, чтобы она могла легко стать Вест-Индской и
укреплялась всеми нашими подданными, которые захотят вступить в нее и будут поддерживать это
великое и услуживающее похвалы предприятие.
Сентябрь, 1685 г.
Пятница, 21
Продолжали оставаться в лагере, чтобы предоставить отдых нашим людям и подлечить больных.
Когда командир узнал, что неподалеку расположено селение готтентотов григриква, он послал трех
человек, чтобы они постарались убедить туземцев переместиться со своими краалями и скотом в нашу
сторону. Когда посланники добрались до селения, оказалось, что туземцы ушли еще вчера вечером,
опасаясь, как бы им не лишиться своего скота и не понести наказания за бунт против своего вождя, у
которого они отобрали скот. Вождь этот был ставленником Компании, которая вручила ему специальный
жезл с медным наконечником – на нем был отчеканен герб Компании...
Октябрь, 1685 г.
Четверг, 4
В 7.30 вышли из лагеря, держа курс на север, и остановились, поднявшись на вершину холма.
Остановка была вызвана тем, что поблизости находилось несколько селений амаква. Командир сразу же
отправил туда четырех проводников-готтентотов, снабдив их табаком и трубками для подарков вождям. К
вечеру в наш лагерь пришли несколько человек из племени амаква, среди которых был сын некоего вождя
Нокве, чье селение было совсем рядом. Он сообщил, что селения пяти других вождей находятся
несколько дальше. Представители амаква заявили, что нападут на нас, если мы попытаемся пройти по их
владениям, и захватят весь наш скот...
Октябрь, 1685 г.
Воскресенье, 14
Продолжали оставаться в лагере, стараясь расширить связи с амаква, в чем преуспели благодаря
следующим оговоренным условиям:
Мы должны жить все время в мире друг с другом.
Они, амаква, никогда более не будут воевать друг с другом, но если такое случится, то Компания
оставляет за собой право оказать помощь той стороне, действия которой сочтет справедливыми.
О таком решении командир сообщит капским готтентотам, хесеква, григриква и другим
подданным Компании и уведомит их, что такое соглашение достигнуто, запретив тем самым
предпринимать какие-либо враждебные действия против амаква, чтобы последние могли спокойно
приходить на Кап для торговли и обмена со служащими Компании.
Октябрь, 1685 г.
Понедельник, 15
Поскольку сегодня был день рождения командира, мы дали в его честь три залпа. Когда амаква
узнали об этом, они устроили музыкальный праздник. Их музыкальные инструменты были похожи на
свирели, сделанные из тростника разной длины, причем каждая из трубок имела свое звучание, которое
можно было сравнить со звучанием гармоники. Амаква становятся в круг, в середине которого находится
танцор с длинной, толстой палкой в руках. Он ведет хор и отбивает такт, который все строго соблюдают.
Танцуют амаква в кругу, приложив одну руку к уху и держа в другой руке свой музыкальный инструмент.
Танцующие поддерживают ритм, хлопая в ладоши. Все выглядело очень прилично и интересно, если
принять во внимание тот факт, что они дикари. Представление длилось целый день...
Ноябрь, 1685 г.
Четверг, 8
Вожди амаква, которые сопровождали нас до сих пор, вдруг стали возражать против нашего
дальнейшего путешествия по их землям и не хотели больше показывать нам дорогу. Они стали
упрямиться и даже неверно указывали дорогу, чтобы помешать осуществлению наших намерений. Когда
командир узнал об этом, он спросил, почему они стали лгать вместо того, чтобы показывать нам дорогу.
На это они ответили, что у них от разговоров разболелась голова. После этого они молчали весь вечер и
не отвечали ни на какие вопросы...
...На следующих далее страницах я прибегаю лишь к простым фактам, понятным аргументам и
здравому смыслу и не имею каких-либо иных намерений в отношении читателя, кроме как помочь ему
избавиться от предубеждений и предпочтений, позволить его разуму и его чувствам самостоятельно
определиться, поспособствовать тому, чтобы он обрел или, вернее, не отвергнул бы истинную
человеческую натуру и основательно расширил свои взгляды за пределы нынешней ситуации.
Теме борьбы между Англией и Америкой посвящены многочисленные тома. Люди всех сословий
занимались этими противоречиями, исходя из различных мотиваций и с различными расчетами, но все
было бесполезно, и период дебатов закончился. Исход состязания решается оружием как последним
средством; обращение к нему было выбором короля, и Континент принял этот вызов. <...>
Солнце никогда не видело более благородной цели. Это дело не отдельного города, графства,
провинции или королевства, а всего Континента – по крайней мере, одной восьмой населенной части
земного шара. Это озабоченность не одного дня, одного года или одного века; в противостояние
фактически вовлечены будущие поколения, и они будут в той или иной степени испытывать влияние
происходящих ныне событий чуть ли не до самого конца жизни на Земле. Сегодня настало время
зарождения Континентального союза, веры и чести. Малейший излом сегодня будет подобен имени,
вырезанному кончиком булавки на нежной коре молодого дубка; рана будет увеличиваться с ростом
дерева, и имя предстанет перед потомками крупными буквами.
Переход от переговоров к оружию ознаменовал начало новой политической эры – возник новый
способ мышления. Все планы, предложения и т. п., относившиеся к периоду до девятнадцатого апреля, т.
е. до начала военных действий , подобны прошлогоднему календарю, который, будучи своевременным
тогда, сегодня стал ненужным и бесполезным. Все, что выдвигалось тогда защитниками
противоположных точек зрения, сводилось к одному и тому же, а именно к союзу с Великобританией.
Единственным расхождением между сторонами был метод его достижения: одна из сторон предлагала
прибегнуть к силе, другая предлагала дружить; но так случилось, что на сегодняшний день сторонники
первого пути потерпели поражение, а сторонники второго утратили свое влияние. <...>
Я слышал утверждение некоторых, что, подобно тому как Америка процветала в условиях ее
прежней связи с Великобританией, такая же связь необходима в интересах ее будущего счастья и всегда
будет столь же необходима. Ничто не может быть более ошибочным, чем аргумент такого рода. Мы
можем с таким же основанием утверждать, что если ребенок рос на молоке, то ему никогда не следует
давать мяса, или же что первым двадцати годам нашей жизни суждено стать образцом на последующие
двадцать лет. Но и эти утверждения предполагают искажение правды, и я тут же отвечаю, что Америка
процветала бы так же, а возможно, и в большей степени, если бы ни одна европейская держава не
обращала бы на нее никакого внимания. Торговля, с помощью которой она обогатилась, является
жизненной необходимостью, и у нее всегда будет рынок, тогда как потребление является привычкой
Европы.
Но ведь она защищала нас, говорят некоторые. То, что она поглотила нас, – это правда; признается
и то, что она защищала Континент за наш и свой счет и что она защищала бы Турцию, исходя из тех же
соображений, а именно ради торговли и владычества.
Увы! Мы долго заблуждались, были скованы древними предубеждениями и приносили огромные
жертвы суевериям. Мы хвастались защитой Великобритании, не отдавая себе отчета в том, что она
исходила из своих интересов, а не из привязанности к нам; что она защищала нас от наших врагов не ради
нас, а от своих врагов ради собственных интересов, от тех, кто не ссорился с нами по любой иной причине
и кто всегда будет нашим врагом по той же причине. Пусть Великобритания откажется от претензий на
Континент или же Континент сбросит зависимость; и мы будем жить в мире с Францией и Испанией,
даже если они окажутся в состоянии войны с Великобританией. <...>
Недавно в парламенте высказывались утверждения, что колонии связаны между собой лишь через
материнскую страну, т. е. что Пенсильвания и Джерси, подобно всем остальным, являются колониями-
сестрами через Англию. Это, конечно, весьма косвенный способ доказательства взаимоотношений, но
наиболее прямой и верный способ доказательства вражды или враждебности, если это можно так назвать.
Франция и Испания никогда не были и, возможно, никогда не будут нашими врагами – врагами
американцев, но лишь нашими врагами как подданными Великобритании.
Но Великобритания же наша прародительница, говорят некоторые. Тем более ей должно быть
стыдно. Даже дикие звери не едят своих детенышей, а дикари не воюют со своими семьями... Европа, а не
Англия является матерью Америки. Новый Свет стал убежищем для преследуемых сторонников
гражданской и религиозной свободы из всех частей Европы. Они бежали сюда не от нежных объятий
матери, а от жестокости чудовища. Что касается Великобритании, то, как и прежде, эта тирания,
изгнавшая из дома первых эмигрантов, до сих пор преследует их потомков. <...>
Но даже признав, что все мы были британского происхождения, какой вывод следует из этого?
Никакой. Великобритания, будучи явным врагом, исключает любое другое название или определение:
утверждения о том, что примирение является нашим долгом, звучат как фарс. Первый король Англии
нынешней династии (Вильгельм Завоеватель) был французом, и половина пэров Англии являются
выходцами из этой страны. Следуя этой же логике, Англией должна править Франция.
Много говорилось об объединенной мощи Великобритании и колоний, что вместе они могут
бросить вызов всему миру. Но это простые предположения; исход войны неясен, и все эти высказывания
ничего не значат, поскольку наш Континент никогда не согласится пожертвовать своим населением,
чтобы поддержать британское оружие в Азии, Африке или Европе.
И кроме всего прочего, к чему нам бросать вызов всему миру? В наши планы входит торговля, и
она, при разумной ее организации, обеспечит нам мир и дружбу со всеми народами Европы, поскольку в
интересах всей Европы иметь в лице Америки открытый порт. Ее торговля всегда будет защитой, а
отсутствие у нее залежей золота и серебра охранит ее от захватчиков.
Я бросаю вызов самому горячему стороннику примирения и предлагаю ему назвать хотя бы одно
свидетельство пользы, которую наш Континент будет иметь от сохранения связи с Великобританией. Я
вновь утверждаю, что никакой пользы от этого не будет. Наша кукуруза получит свою цену на любом
рынке Европы, а импортируемые нами товары должны быть оплачены независимо от того, где мы их
приобретаем.
Однако убытки и потери, которые мы несем в результате такой связи, бесчисленны. Наш долг
перед всем человечеством и перед самими собой обязывает нас отказаться от союза, поскольку любое
подчинение или любая зависимость от Великобритании влечет за собой прямое вмешательство нашего
Континента в европейские войны и ссоры и вовлекает нас в конфликт с государствами, которые в иной
ситуации искали бы нашей дружбы и в отношении которых мы не питаем ни злобы, ни недовольства.
Поскольку Европа является нашим рынком, нам не следует завязывать пристрастные связи с какой-либо
отдельной ее частью. В истинных интересах Америки держаться в стороне от европейских распрей, чего
ей никогда не удастся, тогда как, сохраняя зависимость от Великобритании, она превращается в гирю на
весах британской политики. <...>
Вызывает отвращение довод, выдвигаемый со ссылкой на универсальный ход развития событий,
на всевозможные примеры из прошлых веков, что наш Континент может остаться зависимым от какой-
либо иностранной державы. Самые большие оптимисты в Великобритании так не думают. Сегодня даже
наиболее буйная фантазия не в состоянии предложить план, за исключением отделения, который
обеспечил бы нашему Континенту безопасность продолжительностью хотя бы в один год. Примирение
сейчас представляется несбыточной мечтой. Естественность перестала быть оправданием этой связи, и
искусственность не может занять ее место. Как мудро заметил Мильтон , «истинное примирение никогда
не возникнет там, где существуют столь глубокие раны смертельной ненависти». <...>
Безумно и глупо вести разговоры о дружбе с теми, кому наш разум запрещает доверять и наше
расположение к кому, глубоко израненное, вынуждает нас ненавидеть их. С каждым днем исчезают
последние остатки родства между нами и ними. И может ли оставаться надежда на то, что по мере
исчезновения взаимоотношений взаиморасположение будет расти, или же на то, что мы будем с большим
успехом достигать согласия по мере десятикратного увеличения количества причин для ссор и более
серьезного, чем когда-либо прежде, осложнения взаимоотношений?
Вы, твердящие нам о гармонии и примирении, можете ли вы возвратить нам ушедшие времена?
Можно ли вернуть проститутке утерянную невинность? Точно так же вы не сможете примирить
Великобританию и Америку. Разорвана последняя нить, народ Великобритании предъявляет нам счет.
Существуют раны, нанесение которых природа не сможет простить; она перестала бы быть природой,
если бы это сделала. Точно так же, как любящий не может простить насильнику насилие над любимой,
наш Континент не может простить Великобритании убийства. <...>
О вы, любящие человечество! Вы, осмеливающиеся противостоять не только тирании, но и
тирану, сделайте шаг вперед! Каждая пядь старого мира находится под гнетом, подавлена. Свобода
преследуется по всему земному шару. Азия и Африка уже давно ее изгнали. Европа считает ее
незнакомкой, а Англия сделала ей предупреждение, перед тем как изгнать ее. О, примите изгнанника и
подготовьтесь к тому, чтобы стать со временем убежищем для человечества.
Мне хотелось бы, чтобы я смог познакомиться с чувствами и мыслями, которые должны волновать
сердца и возникать у просвещенного путешественника-англичанина, впервые вступающего на этот
континент. Он должен сильно возрадоваться тому, что он живет в то время, когда была открыта и заселена
эта прекрасная страна; он обязательно должен разделить чувство национальной гордости, глядя на ряд
поселений, украшающих эти обширные берега. Он говорит себе: это дело рук моих соотечественников,
беспокойных и нетерпеливых, которые нашли убежище здесь, когда были потрясены расколами, страдали
от всевозможных бедствий и лишений. Они принесли с собой свои национальные таланты. Им они в
первую очередь обязаны той свободой, которой они обладают, и тем достатком, который они имеют.
Здесь он видит индустрию своей собственной страны, развивающуюся в новой форме, и прослеживает в
деятельности своих соотечественников зачатки всех искусств, наук и отраслей творчества, которые
расцветают в Европе. Здесь он зрит прекрасные юрода, зажиточные поселения, обширные поля –
огромную страну, изобилующую приличными домами, хорошими дорогами, садами, лугами и мостами
там, где сотню лет назад все было диким, покрытым лесами и неосвоенным! Сколько же приятных идей
должно навевать это прекрасное зрелище! Это – перспектива, которая должна вызывать у доброго
гражданина глубоко прочувствованное удовлетворение. Сложность заключается в том, как рассматривать
такую обширную картину.
Он прибыл на новый континент; современное общество предлагает себя на его обозрение, оно
отличается от того, что он видел доселе. Оно не состоит, как в Европе, из знаменитых лордов, которые
владеют всем, и людской черни, не владеющей ничем. Здесь нет аристократических семей, нет ни судов,
ни королей, ни епископов, ни владычества духовников, ни невидимой власти, предоставляющей немногим
вполне зримую власть, ни крупных промышленников, нанимающих тысячи работников, ни впечатляющей
изощренности роскоши. Богатые и бедные отстоят друг от друга не столь далеко, как в Европе.
За исключением нескольких городов, мы все являемся тружениками на земле, от Новой
Шотландии до Западной Флориды. Мы все – земледельцы, рассеянные по огромной территории,
общающиеся друг с другом посредством хороших дорог и судоходных рек, объединенные шелковыми
узами мягкого правительства. Мы все уважаем законы, не опасаясь их строгости, поскольку они являются
справедливыми. Нас всех вдохновляет свободный и неограниченный дух трудолюбия, поскольку каждый
работает на себя. Если он разъезжает по нашим сельским районам, он видит не враждебный замок и
высокомерный особняк, контрастирующие с глиняной хижиной и жалкой лачугой, в которых скотина и
люди помогают друг другу сохранять тепло и прозябают в низости, дымном смраде и нужде. Во всех
наших жилищах видно радующее глаз единообразие достойного достатка. Самая убогая из наших
бревенчатых хижин является сухим и удобным жилищем.
Самыми высшими званиями, которые могут себе позволить наши горожане, являются адвокат или
торговец. Фермеры – так и никак не иначе именуются сельские жители нашей страны... У нас нет
принцев, для которых мы трудимся, голодаем, проливаем кровь: мы являемся самым совершенным
обществом из всех существующих в мире. Здесь человек свободен, как ему и положено быть, и это
отрадное равенство не является чем-то преходящим, как многое другое. <...>
Этот путешественник еще пожелает узнать, откуда пришли все эти люди. Это смесь англичан,
шотландцев, ирландцев, французов, голландцев, немцев и шведов. Из этой смешанной породы возникла
раса, ныне именуемая американцами... В этом огромном американском пристанище в силу различных
обстоятельств и в результате различных причин сошлись бедняки Европы, и с какой стати им спрашивать
друг друга, откуда они родом? Увы, две трети из них не имели родины. Может ли бродящий по свету
бедняга, который работает и голодает, вся жизнь которого является бесконечной чередой саднящей
скорби или крайней нужды, может ли этот человек назвать Англию или любую другую страну своей?
Страну, у которой для него не было хлеба, поля которой не приносили ему урожая, в которой он видел
лишь хмурые взгляды богачей, жестокость законов, тюрьмы и наказания, в которой ему не принадлежал
ни единый фут огромной территории нашей планеты? Нет! Движимые различными мошнами, они
прибыли сюда. Все способствовало их возрождению: новые законы, новый образ жизни, новая
общественная система. Здесь они стали людьми. В Европе они были, подобно многим, бесполезными
растениями, нуждающимися в рыхлой земле и освежающих осадках, они увядали и их косили нужда,
голод и войны, но сейчас, оказавшись пересаженными на новую почву, они, подобно всем растениям,
пустили корни и расцвели!.. Его страной является та, которая дала ему землю, хлеб, защиту, и в
результате – Ubi panis ibi patria является девизом всех эмигрантов. Итак, кто же такой американец, этот
новый человек? Он либо европеец, либо же потомок европейца, отсюда эта странная смесь кровей,
подобной которой вы не увидите ни в одной другой стране... Он становится американцем, оказавшись в
обширном лоне нашей великой Alma mater. Здесь отдельные представители всех наций объединяются в
сплав, образующий новую человеческую расу, чей труд и чьи потомки однажды приведут к огромным
изменениям в мире. Американцы являются западными пилигримами, которые несут с собой не только
энергию и трудолюбие, но и огромный объем знаний из области искусств и наук, давно уже зародившихся
на Востоке; они завершат этот великий цикл. Когда-то нынешние американцы были разбросаны по всей
Европе; здесь же они вошли составной частью в одну из наилучших из когда-либо существовавших
общественных систем, которая отныне будет складываться под влиянием различных климатических
условий, в которых проживают американцы. Поэтому американец должен любить эту страну в гораздо
большей степени, чем ту, в которой родился он или его предки.