************
V3001TH
https://ficbook.net/readfic/8088926
***********************************************************************************
************
Направленность: Слэш
Автор: mark mrakovich (https://ficbook.net/authors/1575343)
Описание:
— Так… почему Винсент? — негромко спрашивает он, но в ответ получает негромкий
храп. — Блять, — вздыхает Чонгук, откинув голову на спинку сиденья и прикрыв глаза.
Посвящение:
мокачино и мракодеткам
Примечания автора:
на пороге вечности.
V – Винсент
30 – день рождения Тэхена
01 – день рождения Чонгука
TH – Тэхен
Для тех, кто не понимает, что мои работы нельзя публиковать на других ресурсах без
разрешения, я напишу еще и здесь. Зря вы думаете, что я не вижу, как вы нагло
крадете мой текст. Я вижу все, а игнорирование моих просьб (тщетно переходящих в
требования) удалить работу, вам не принадлежащую, вам же лучше не сделает. На
ваттпаде, на моем личном аккаунте есть все мои фанфики. Не нужно публиковать их,
чтобы сделать чтение другим удобным, не нужно менять пейринг и направленность,
чтобы другие, не читающие слэш, вигуков или бтс, могли прочесть эти работы. Это
полный бред. Пишите свои истории, будьте добры. Все-таки надеюсь на наличие
совести.
Ритмичные биты приятно бьют по ушам, заставляют голову слегка покачиваться в такт.
Босые ноги под столом не могут устоять, слегка пританцовывают. Все тело в музыке.
Она течет по венам, становится частью кровяного состава и каждой клеточки.
Прикрытые глаза довершают, полностью унося сознание в другое пространство.
Чонгук шумно вздыхает и роняет голову на сложенные поверх тетради руки. Все попытки
сосредоточиться и абстрагироваться пошли коту под хвост. Такими темпами он никогда
не закончит чертову школу.
Он не помнит, чтобы отец или мать, скончавшаяся десять лет назад от передоза, хоть
раз в жизни проявляли к кому-то из своих детей заботу. Все, чем они были одержимы,
что могли беречь и лелеять, как родных детей — наркотики и алкоголь.
Но брат рассказывал, что так было не всегда. Были времена, те чудесные времена, в
которых Чонгуку не довелось родиться, когда их семья процветала и ни в чем не
нуждалась, жила в любви и была полна счастья. Им даже завидовали. Старшему повезло
это ощутить, хоть и недолго. Когда ему исполнилось восемь лет, небольшая, но
успешная фирма отца разорилась. Пришлось продать сказочный домик и променять на
маленькую прогнившую квартирку в неблагополучном районе, откуда и началась
беспросветная черная полоса семейства.
Отец спился сразу же. Мать держалась, но с каждым днем силы покидали и ее. Бедность
не пощадила никого.
Спустя год родился Чонгук, которого в этом мире даже не ждали. Когда мать узнала о
своем положении, сразу решила, что избавится от него. Идею поддержал пьяница муж,
которому лишний голодный рот был ни к чему. Самим на жизнь (наркотики) едва
хватало. Но вот в чем проблема: аборты запрещены законом. Тогда мать решила
выносить ребенка, чтобы получить за него от государства хоть какие-то гроши. Не зря
же все это терпелось девять месяцев.
Единственный, кто был счастлив рождению Чонгука — старший брат, с первых дней
одаривший младшего любовью и заботой, которую он не мог получить от упавших на дно
родителей.
Нежеланный.
Мать, не сумев содержать младенца, сдалась и утонула вслед за мужем. Когда Чонгук
пошел в школу, взращенный своим старшим братом, она умерла в доме какого-то
наркомана в кругу таких же ищущих спасение на конце иглы. По ней скорбел только
старший ребенок, который еще кое-как сохранял теплые воспоминания из своего
детства, где все было хорошо. Жаль, Чонгука там не было. А в очередной раз
напившийся до потери сознания отец даже не понял, что жены не стало.
На ноги помогла встать улица со своими законами и правилами. Только они верны, а
то, о чем политики разглагольствуют по ящику — полная хуйня.
Только Чонгук вырос с четкой мыслью, что жизнь ему подарил именно…
— Чонгук-а, — старший бегло осматривает комнатку. Его горящий яростью взгляд, что
только что пытался сжечь отца, начинает теплеть при виде младшего. — Что делаешь?
— в голосе такая непринужденность, как будто не он только что орал за дверью.
Попытки играть нормальную жизнь. Чонгук на это лишь улыбается с легкой грустью в
глазах. Брат каждую секунду своей жизни пытается сделать чонгукову лучше.
— Уроки, — Гук кивает на свою пустую тетрадь. — Точнее, пытаюсь делать. Слушай,
хватит уже надрываться, ты ничего от отца не добьешься…
— Да знаю я, — отмахивается Чимин, садясь на краю кровати рядом с Гуком. — Но этот
мудачина вообще ни о чем думать не хочет. Эти деньги я напахал тебе на новый
рюкзак, а этот… — Пак зло косится на дверь комнаты. Вот-вот словно сорвется и
пойдет бить отцу морду.
— Об учебе думай, долбоеб. Хоть кто-то в этой конченой семейке должен стать
человеком, — строго говорит Чимин, смотря мелкому в глаза. Одна сплошная
уверенность. Его, блять, не сломать.
Чонгук шумно вздыхает и складывает руки на груди, вжавшись спиной в спинку кресла.
— Когда нас совсем припрет, тогда и пойдешь. Пока что я сам могу обеспечить, —
спокойнее говорит Чимин, вставая с кровати и подходя к шкафу. — Ладно, потом об
этом. Ты идешь со мной на тусу к одному корешу.
— Он до утра дрыхнуть будет. В первый раз, что ли… — усмехается Гук, вспоминая
свои побои на теле, подаренные отцом. Впрочем, это все, что он может дать своему
ребенку.
Гук опускает взгляд на свою желтую футболку с выцветшим принтом Железного Человека
и стягивает ее, бросая на пол. Чимин пару раз пшикает на себя одеколон с терпким
ароматом, подходит к мелкому и повторяет с ним то же самое.
— Да блять, Чим… — Чонгук морщит нос и тихонько чихает. — Ты в нос мне попал!
— Ага, — задумчиво отвечает Гук, продолжая себя рассматривать. Пресс на животе уже
немного вырисовывается, бицепсы тоже приобретают формы. Чонгук довольно ухмыляется
и кивает сам себе.
— Я работал над этим, — Чонгук тыкает указательным пальцем на свой пресс, держа в
другой руке брошенную футболку, — полгода, а ты всю жизнь.
— Хватит пиздеть, нам еще Юнги забрать надо, — Чимин быстро натягивает темно-серую
толстовку и прячет под ней серебряную цепочку с маленьким крестом.
Как только Чонгук надевает футболку, Чимин подтаскивает его к себе и быстрыми
движениями пальцев укладывает взъерошенные темно-каштановые волосы брата.
— Блять, Чимин! — орет мелкий и резко опускается вниз, ловко выскальзывая из поля
боя. — Я сам скажу, что не знаю тебя, педик, — ворчит Гук, схватив свою найковскую
белую ветровку.
— Сучонок малолетний, — хмыкает Чимин. — Пиздуй и жди меня в машине, я сейчас.
Чонгук закатывает глаза и поправляет волосы, укладывая так, как ему самому хочется.
В квартире стоит удушающая вонь от перегара. Гук морщится и задерживает дыхание,
спешно натягивая на ноги кроссы, пока в легких не кончился кислород. Резко
зашнуровавшись, он выскальзывает из квартиры и сбегает по лестницам вниз. У
подъезда стоит темно-синяя бмв тройка, принадлежащая Чимину. Гук оглядывается.
Когда наступает вечер, бабульки и мамаши со своими спиногрызами прячутся в
квартирах, не решаясь выходить на улицу в темное время суток.
Чонгук обходит тачку и дергает ручку дверцы с пассажирской стороны. Открыта. Чимин
совершенно не боится, что его драгоценную бэху спиздят. Он местным пацанам
доверяет, как себе.
— Хотелось бы, — сухо бросает старший, вставляя ключ зажигания в замок и заводя
двигатель. — Вали назад, спереди Юнги сядет.
— Ну это ты перегнул уже, сам же драить будешь, — Чимин ухмыляется и давит на газ,
выруливая на дорогу.
— Хуевый из тебя босс, Гук-и, — хохотнул Чимин, хлопнув брата по ноге. — Где
твердость в голосе? Или ты просто «водителя» своего очкуешь?
— Я сказал, быстрее! — придав голосу грубости, говорит Чонгук, опустив ноги вниз и
расположив локти на обоих передних сидениях. — Юнги не мог пешком дойти до нас?
— спрашивает он, чуть пригнув голову и глядя на улицу. Они ровно десять секунд
ехали до соседнего дома, в котором живет Мин.
— Ага, не хочу его с отцом оставлять, — бросает Чимин, давя на газ. Юнги понимающе
кивает и сует руки в карманы своей адидасовской черной мастерки.
— А телка у него была хоть? Начнем с этого, — улыбается Юнги, подмигнув Гуку в
зеркале заднего вида.
— Почему ребенок едет не в детском кресле? — обращается Мин к Чимину, и они оба
прыскают.
🚬
Всю дорогу до дома, где будет проходить тусовка, Чонгук слушает музыку в телефоне и
наблюдает за о чем-то переговаривающимися Чимином и Юнги. Не слыша их разговора,
Гук придумывает им какие-то свои диалоги и тихонько посмеивается из-за них. Еще он
замечает, как рука Чимина скользит по довольно худому для пацана колену Юнги,
слегка сжимается у коленной чашечки и быстро возвращается на руль. То же самое
вытворяет Юнги, иногда наклоняясь и что-то шепча Чимину на ухо, еще и касаясь
губами этого самого уха. Слишком по-пидорски.
Но им простительно.
Возле небольшого частного домика скопление машин и людей, музыка орет, а алкоголя
больше, чем всего вместе взятого. Многие уже под градусом и кайфом, некоторые едва
ли не трахаются прямо на дорожке к дому. Пойло всех разносит. Веселью сегодня не
будет конца.
Чонгук сует наушники и телефон в задний карман своих потертых черных джинсов и
плетется за идущими впереди Чимином и Юнги. На подобных сходках Гук не впервые,
Чимин много куда потаскал, но каждый раз мелкий ощущает себя как в первый (пока не
нажрется как свинья). Шумные толпы неконтролируемых людей не для него. Если уж
веселиться, то в кругу близких братанов. Это зона чонгукова комфорта. Но, если
честно, пить он не любит (уверяет, будучи трезвым).
— Где там бывший зэк, — с улыбкой говорит Чимин, оглядывая пьяную толпу в доме.
Удивительно, как эта небольшого размера постройка вмещает в себя так дохуя людей.
— Чимин-а, ебать, что за рыжая хуйня на твоей башке? — Джихан встает с дивана и
подходит к другу, беря в охапку и хлопая по спине. На лице широченная улыбка, а
черные глаза поблескивают в приглушенном свете, горят ярким пламенем. — О, Юн,
брат, — не выпуская Чимина, До подтягивает к себе и Юнги. — Как я рад, что вы
здесь, блять.
— Тебя семь лет не было, бро. Это мы тут все рады, — говорит Чимин, наконец,
вырвавшийся из крепких дружеских объятий.
— Скоро Има тоже выпустят, я пересекался с ним, вот тогда будем все в сборе, —
смеется Джихан, переводя взгляд на стоящего чуть позади Гука. Он хмурится и
указывает на него пальцем. — Это же братан твой, да? Чонгук-и!
Гук улыбается уголком губ и подходит ближе. До протягивает руку и крепко жмет
ладонь Чона.
— Чувак, вот это ты подрос. Почти выше Чимина уже, — ухмыляется Джихан, хлопнув
Чонгука по плечу. — Я тебя помню десятилетним пиздюком. Не стояла на месте без меня
жизнь, однако. Юнги вообще черный ебнул на голову, — До кивает на Мина. — Когда
пошла мода мужикам волосы красить?
Чонгук перешагивает через ящик с водкой и залезает на край барной стойки, подтянув
к себе открытую бутылку и подливая в рюмку. Грех не выпить, когда вокруг столько
пойла. Чон разглядывает переливающуюся на свету прозрачную жидкость и залпом
отправляет в рот. Там и задерживает, так и не проглотив и надув щеки. Огромными
глазами смотрит перед собой и резко вскакивает, подлетев к раковине и выплюнув в
нее водку. Во рту остается тошнотворный привкус, заставляющий парня поморщиться.
Гук оглядывается в поисках чего-то, что было бы не алкоголем, и открывает
холодильник, достает бумажную упаковку с апельсиновым соком и вливает в рот,
полощет, чтобы избавиться от вкуса водки, и проглатывает, утирая губы ладонью.
Чонгук решает украсть пачку чипсов со стола с закусками и вплыть в поток пьяных
людей, а там дальше как пойдет. Только бы Джихан не увидел и не заставил пить
насильно. У них там сейчас тосты полетят один за другим.
Как успевает заметить Гук, этот дом довольно ухоженный и уютный. Конечно, после
ночного апокалипсиса все придется восстанавливать, но факта это не отменяет.
Наверняка тут кто-то все это время жил, пока До находился за решеткой. Может, кто-
то из его семьи. Чонгук невольно думает о том, что рассказывал когда-то Чимин.
Неужели и у их семьи прежде был такой уютный и теплый уголок? В такое даже не
верится. Гук не может представить своего отца трезвым и адекватным. А мать… о ней
Чонгуку даже сказать нечего. Проще считать, что ее у него не было никогда.
Гук отправляет в рот горстку чипсов и быстро жует, с любопытством озираясь вокруг и
пробираясь через толпу. Кто-то успевает жамкнуть его за задницу. Мелкий резко
оборачивается и замечает ярко улыбающуюся девушку, которой наверняка уже под
тридцатник. Она выглядит очень привлекательной и даже… соблазнительной. И ведь прав
был: взрослые мамочки любят маленьких мальчиков. Не успевает Гук обворожительно
улыбнуться даме в ответ, как та отворачивается, вешаясь на какого-то бородатого
бугая. Тот стреляет в Чона предупреждающим взглядом. Мелкий спешно сливается с
толпой, быстро и нервно хрумкая чипсами. Сердце бешено застучало от разлившегося по
венам адреналина. Такого мужика бы Гук даже вместе с Чимином и Юнги не смог
положить.
Толпа быстро надоедает. Гук замечает ржущих на весь дом (даже музыку перекричали)
брата и его корешей. Чимин и Юнги сегодня точно за руль не сядут. С мысленным
тяжелым вздохом Чонгук понимает, что везти их придется именно ему самому. И все бы
хорошо, вот только бухой Чимин начинает учить младшего водить, как будто напрочь
забывает, что тот умеет это делать с тринадцати лет. Чонгук замечает дверь в конце
короткого коридорчика возле кухни и, пока Чимин или кто-то еще из рыцарей не спалил
его, резко исчезает за ней.
Вечерний воздух кажется таким приятно свежим и чистым после задымленного помещения.
Гук жадно вдыхает его и только после этого осматривается. У дома есть задний дворик
с красивым и коротко стриженным газоном. По углам у стен и у забора жмутся парочки,
не нашедшие места в комнатах. Чонгук осматривается и хмурится, замечая лежащую на
траве фигуру. Он оставляет пачку почти доеденных чипсов на перилах и спускается с
крыльца. Этому человеку на траве может быть плохо. В полумраке Гук почти ничего не
может разглядеть. Он всматривается, напрягая зрение. Человек даже не двигается.
Возможно, ему нехорошо. Чонгук не привык проходить мимо, когда кому-то плохо. Его
начинает охватывать беспокойство. Он ускоряется и уже спустя несколько секунд
оказывается рядом.
На траве лежит парень с белоснежными волосами. Взгляд его больших глаз направлен
вверх, а в пальцах тлеет сигарета, дым которой Чонгук со стороны даже не заметил.
Парень не двигается и не моргает, никаких признаков жизни не подает. Чонгук хмурит
брови и нависает над ним.
— Ты в порядке, чувак? — спрашивает он осторожно, заглядывая в карие глаза.
А вдруг он сдох?
Гук сразу же берет его теплые шершавые ладони и тянет на себя, помогая парню
встать.
— Сейчас я позову кого-нибудь, — говорит он, ища глазами местечко, куда можно
усадить пьяного.
— Нахуй твою скорую, отведи меня к моей тачке, а дальше я сам, — говорит парень,
указывая куда-то подбородком.
Чонгук закидывает его руку себе на плечо и, крепко удерживая за талию, ведет к
деревянной калитке. Хорошо, что есть другой путь отступления и не придется
привлекать к себе лишнее внимание, проталкиваясь через душную толпу. Чимин точно
задаст парочку вопросов в духе: «Где ты этого бомжа подцепил? Телок, что ли,
мало?», или встрянет и затеет драку вот с этим вот…
— Слушай, от тебя хорошо пахнет, — продолжает свой пьяный бред блондин, едва
передвигающий ногами. Его черные конверсы к чертям растерлись об асфальт. Он шумно
тянет носом воздух и ухмыляется. Гук от неожиданности распахивает глаза и на
секунду чуть не выпускает парня.
— Ага, спасибо, — кряхтит он в ответ, таща на себе тяжелую пьяную тушу. — Раз уж
мы тут надолго с тобой, то хоть имя скажи свое.
— Как из «Kiss» что ли? — спрашивает Гук, быстро отводя взгляд. Слишком странно
смотрит этот чувак. Как будто в самую душу лезет и видит что-то запретное. Ну его
нахуй.
— А чем тебя это не устраивает? Самое настоящее имя, — блондин выпячивает нижнюю
губу и хмурится. — Тебя вот как зовут?
— Чон Чонгук…
— Мое имя лучше, — ухмыляется Винсент. — Тормози, вот моя тачка, — он резко
вытягивает свободную руку вбок и прижимает ладонь к капоту черного мерса сто
сороковой модели, мимо которого они проползают со скоростью улитки.
— Серьезно? Это твоя тачка? — Гук в легком удивлении вскидывает брови, обведя авто
оценивающим взглядом.
— Моя зверюга, — Винсент растягивает губы в гордой улыбке и тянет руку к заднему
карману своих светлых джинсов. — Ключи… блять…
Чонгук закатывает глаза и, прислонив блондина к мерсу, чтобы не упал, сует пальцы в
его карман, помогая достать ключи от машины.
— Тачку вести хоть сможешь? — спрашивает он, отойдя чуть в сторону и наблюдая за
тем, как Винсент снимает мерс с блокировки, как открывает дверь с водительской
стороны и медленно залезает внутрь, словно старик.
— Конечно! — звучит на удивление бодро, но кивок получается вялый. Винсент
пытается сунуть ключ в замок зажигания. Чонгук не выдерживает и негромко хохочет.
— Ты че, сука, ржешь? — блондин резко поворачивает к нему голову и бросает сердитый
взгляд, который должен был, по идее, испепелить Чона.
— Давай я за руль? — предлагает Чонгук. Как этот едва стоящий на ногах человек
сможет благополучно добраться до дома? Чонгук ни в коем случае не позволит ему
сидеть за рулем, иначе аварии не избежать. — Подвезу тебя до твоего дома.
— Тебе нельзя водить в таком состоянии, — серьезно говорит Гук. — А если
разобьешься?
— Что красивого в вывалившихся кишках? — хмыкает он. — Нельзя тебе за руль, чувак.
Чонгук стоит как вкопанный, с охуевшим лицом смотря, как блондин перелезает назад и
укладывается на широком сидении, подогнув колени. Ноги слишком длинные, чтобы лечь
во весь рост. Гук закрывает ему дверь, так ничего и не сказав, и разворачивается,
идя обратно к дому Джихана.
На душе остается какой-то странный осадок. Чонгук даже не может объяснить, что
чувствует от внезапного столкновения с этим Винсентом. Весь он какой-то непонятный,
начиная с имени и заканчивая поведением. Гук всяких алкашей видал, но такого —
впервые. И глаза у него ясные, все осознающие. Слишком глубокие. Не похож он на
типичного пацана с их района. И, наверное, именно это заставляет Гука думать о нем.
Наверное, это заставляет его свернуть к автомату с кофе и чаем.
Чонгук выгребает с кармана джинсов всю мелочь, которую хранит там на проезд в
автобусе, и по одному сует в автомат. Пока машинка готовит напиток, Чон нервно
оглядывается и прислушивается, надеясь не услышать звук двигателя мерса. Как только
чай приготавливается, Гук хватает его и срывается на легкий бег, осторожно держа
бумажный стаканчик, чтобы не расплескать горячую жидкость. На второй стаканчик
бабла не осталось.
Свернув за угол, мелкий облегченно выдыхает, обнаружив мерс там же, где он его и
оставил. Можно расслабиться. Гук сбавляет ход и подходит к тачке, щурясь и пытаясь
что-то разглядеть за тонированными стеклами. И звуков изнутри никаких. Чон пару раз
стучит по окну костяшками пальцев и дергает ручку.
— Не ври, — облегченно хмыкает Чон, залезая в машину. — У алкашей с этим бывают
проблемы, — ухмыляется он. Винсент прислоняется спиной к противоположной двери и
спускает одну ногу на пол, давая мелкому место, чтобы сесть.
— Не, не надо, я верю! — быстро осаждает его Гук, мотая головой. — Возьми вот,
попей. Может, протрезвеешь немного.
— Это как надо было надраться, чтобы не быть в состоянии ходить? — Чон хмурится и
поворачивается корпусом к блондину, усаживаясь поудобнее.
— Попробуешь выпить столько же — отъедешь на тот свет. Мелкий еще. Сколько тебе
вообще? — спрашивает блондин, делая новый глоток.
Чонгук выдыхает и закатывает глаза. Винсенту до того бугая в доме Джихана далеко, а
значит, с ним справиться вполне возможно. Тем более, он не стоит на ногах. Гук не
боится его, но в случае чего…
— Че? Почему?
Чонгук резко бросает трубку и сует телефон в карман. У Чимина память напрочь
отшибает, когда он нажирается. Как будто не знает, что мелкий с пятнадцати лет уже
как не девственник. Спасибо девчонке со школы.
— С таким лицом… — Гук слегка морщит нос, разглядывая лицо блондина. — До телки
тебе далеко, чувак.
— Ссыканул правду сказать? — хмыкает Винсент, допив свой чай и вышвырнув стаканчик
в приспущенное окно. Этот сранный район давно потонул в мусоре. — Подожди-ка, Пак
Чимин, что ли?
— Пересекался как-то во время одного дельца. Так ты его мелкий брат… И почему ты —
Чон? — спрашивает блондин, сложив руки на груди.
— Фамилия матери, — отмахивается Чонгук, всем своим видом показывая, что не желает
развивать эту тему. — Почему я зайчонок?
В салоне повисает звенящая тишина. Гук тихонько кашляет, чтобы ее как-то развеять,
и открывает рот.
И надо же было вляпаться в такое пьяное недоразумение. Это самая странная ночь в
жизни Чонгука. Он действительно мог провести ее с какой-нибудь девушкой, но застрял
в сто сороковом мерсе с каким-то Винсентом под бескрайним звездным небом.
🚬
Резкий громкий рык двигателя и вибрация, пробежавшая, как электрический разряд по
всему телу, жестко вырывают Чонгука из сладкого сна. Он резко подскакивает и бьется
макушкой о крышу машины.
— Хуй там, мне на работу надо, — бесцветно отвечает блондин, выпуская струю дыма в
спущенное окно.
— Да минутное дело, чувак. Тебе в падлу что ли? — не отстает Гук, въевшись
взглядом в задумчивый профиль Винсента.
Гук поджимает губы и вылезает из машины, со всей силы хлопнув дверью и двинувшись в
сторону ближайшей остановки. Может, зайцем проехать удастся. От жирных водителей
автобусов удирать — хуйня дело. Чонгук и без этого мудилы справится.
— Ты кого хуйлом назвал? — слышится позади уже знакомый низкий голос. Чонгук чуть
не вскрикивает от неожиданности. Он сдерживает себя и с равнодушным лицом
поворачивает голову вбок. За ним медленно едет черный мерс. — Сел резко, я не
собираюсь на твои выебоны бензин тратить.
Винсент вдруг вдавливает педаль газа в пол, и мерс с ревом улетает вперед. Чонгук
снова чуть не бьется башкой об окно, но вовремя успевает сохранить равновесие,
спешно пристегивая себя ремнем безопасности.
— Ты пиздец как спешишь, да? — спрашивает он, отчего-то чувствуя легкий укол вины.
Какое-то время они едут в напряженном молчании, слушая лишь ровный гул мотора.
Чонгук в такие моменты затыкает уши наушниками и погружается в музыку, но в этот
раз почему-то даже не задумывается о том, чтобы вытащить из кармана телефон,
который, кстати, ни разу с последнего звонка Чимина больше не вибрировал. Они с
Юнги, наверное, ловят отходняки после ночной попойки.
— Все равно мы больше не увидимся. Скажи свое имя, — не унимается Чонгук, уже
начав умолять глазами. Но блондина, кажется, ничего не берет.
— Рад помочь, — коротко кивает Гук. — Давай, короче, не опоздай там на свою
работу, — он выходит из машины и закрывает дверь, двинувшись к подъезду.
— Ким Тэхен.
— Я тебе этот палец в жопу засуну, вот посмотришь, — обещает Тэхен, на что Чонгук
лишь звонко смеется и скрывается за дверью подъезда. — Ебаный зайчонок, — хмыкает
Винсент и садится в мерс, срываясь с места с визгом шин.
Пролежав так еще чертовски короткие пять минут, показавшиеся пятью секундами,
Чонгук с кряхтением и с мученически сморщенным лицом встает с постели, подтягивает
боксеры, отчего их резинка шлепает мелкого по животу, и распахивает окно, вдыхая
прохладный свежий воздух. Пора собираться в школу.
Месяц назад брат кинул Чонгука, оставив с уебком отцом наедине. Снял себе хату
(наверняка она охуенная, Гук точно в этом уверен) и съебался в лучшую жизнь на пару
с Юнги. И в ней он, походу, не видит своего младшего брата.
— Я тебе тысячу раз сказал, зачем я переехал, тормоз, — сдержанно говорит он,
смотря мелкому в глаза. — Нельзя мне нашу хату палить этим людям. Если что-то
пойдет по пизде, они могут грохнуть тебя или отца. На него похуй, — Чимин кидает
взгляд вверх, туда, где находятся окна их квартирки. — Но ты…
— Но я за себя постоять могу, у меня нож всегда при себе, — цедит Гук, хлопнув
ладонью по своему рюкзаку. Спасибо человеку, научившему его управляться с холодным
оружием. — Нахуя ты вообще в такие тяги ввязываешься? А если тебя самого убрать
решат?
— Какой ты дохуя уверенный, — хмыкает мелкий. — Хватит уже оправдываться тем, что
это все ради моей безопасности. Скажи просто, что заебался, и я отвалю.
Гук поджимает дрогнувшие губы и шумно выдыхает через нос, отворачиваясь в сторону.
Он правда поймет, если дело в нем самом. И Чимина можно понять, он всю свою жизнь
посвятил воспитанию Чонгука, пожертвовал своим будущим, плюнул на высшее
образование и пошел добывать бабло на жизнь. И все равно мелкого жрет обида. Чимин
в один прекрасный день просто кинул свои шмотки в сумку и вышел из квартиры,
сказав, что так надо. Может, и правда надо, но Чонгука это не останавливает. Обида
внутри не дает покоя, разрастается каждый раз, стоит увидеть Чимина, который в
жалких попытках что-то хочет наладить после того, как молча ушел. Бросил. И,
наверное, мелкий сдох бы от одиночества и тоски, которые одним своим именем
разгоняет кое-кто другой. Только он и остался у Чонгука, только он не кинул.
— Не говори мне, блять, таких вещей, идиот… — Чимин нервно трет пальцами
переносицу и делает шаг к брату. Ему ни разу не легче.
— Ниче ему не говори, просто поехали, — негромко просит он, мягко потянув старшего
к мерсу.
— Тебя ебать не должно, — хмыкает Пак и переводит взгляд на брата, делая вид, что
Винсента не существует. — Гук-а, разве я не учил тебя, что путаться с нариками —
плохо?
— Вот любишь ты, сученыш, на личности переходить, — Тэхен издает короткий смешок и
выпускает сигаретный дым, затем отправляет окурок в ничтожное подобие клумбы,
раскинувшейся у подъезда. — Сам-то ты ни на грамм не лучше моего.
— Отъебись от моего брата, и этим ты решишь одну мою большую проблему, — цедит
Чимин, двинувшись в сторону Винсента.
Кулаки сами собой сжимаются. От одного только вида этого ухмыляющегося мудака у
Пака внутри все вспыхивает. Раздражает это превосходство в его карих издевательских
глазах. Будто так и говорит о том, что Чонгук выбирает его, а не родного брата. А
на Гука вообще смотреть тяжко. Он уже показал, на чьей стороне. Ведь не за Чимина
сейчас держится, не его пытается остудить.
Первое время Пак пытался запретить мелкому общение с Винсентом, когда услышал от
него это громкое имя, нередко звучащее в местных краях, но влюбленному школьнику
хрен объяснишь, что эти отношения ни к чему хорошему не приведут. Чонгук слушать
ничего не стал, а ответ был один: «да ты сам с мужиком трахаешься, почему мне
нельзя?». Тогда Чимин решил дать заднюю. Бесполезно. Он понадеялся лишь на то, что
его возрасту присуще непостоянство. Поиграет в новые для него чувства с мужиком и
забьет хер. Вот только почему-то игра эта длится уже пятый месяц и начинает
напрягать Чимина не на шутку.
— Да хватит, бля! — не выдержав, кричит Чонгук, скинув с себя руку Кима и
оттолкнув брата в сторону. — Я опоздаю, нахуй, из-за вас, — Чонгук поджимает губы и
обходит мерс, садится с пассажирской стороны и демонстративно хлопает дверью,
показывая, что продолжения не последует. Сердце гулко стучит в груди, а тяжелый
взгляд с беспокойством бегает с одного на другого. А вдруг они все равно
замахаются?
Но Гук не видит, как насмешливый взгляд Винсента, стоящего к мерсу спиной,
становится серьезным. Он не слышит, что Тэхен говорит Чимину.
— Братом, сука, будь ему, — негромко бросает Винсент. — Ты, походу, подзабыл свою
роль. Глаза разуй и обрати на него внимание.
— Не лезь в то, что тебя не касается, — так же тихо отвечает Чимин, сжигая Тэхена
взглядом. — Ты в его будущее не вписываешься, ты же понимаешь это? — Пак переводит
взгляд Тэхену за спину, на мерс, который предпочел младший брат. — А пока кайфуйте.
Винсент несколько секунд сверлит Пака нечитаемым взглядом, затем сухо усмехается и
резко разворачивается, подойдя к машине и открывая дверь.
🚬
— Ниче нового, да? — спрашивает Винсент, выезжая со двора. Гук сидит задумчивый,
обнимая рюкзак обеими руками и прижимая к груди.
Ему погано на душе. Перемены, которые месяц назад без предупреждения привнес в его
жизнь Чимин, ни разу ему не нравятся. Это тупое чувство, что теперь не будет, как
прежде, не дает покоя. Уверить себя в том, что хорошо не может быть всегда,
получается с трудом. К счастью, Винсент как будто чувствует, когда надо появиться,
и одним щелчком выветривает из головы хуевые мысли, навеянные Чимином. И все равно
от встречи с ним не по себе. Лучше бы вообще молча прошел мимо, чем опять слушал
это любимое братом «ради тебя». Чонгуку так не нравится. И похуй, что звучит по-
детски.
— А я нахуя тогда в такую рань просыпался и ебашил сюда на всех скоростях? Чтобы
он мой груз перехватил? — хмыкает Тэхен. — Нихуя.
— Ага, — бросает Гук, быстро отводя взгляд к окну. Почему тупое тело не перестает
реагировать и краснеть в такие, казалось бы, незначительные моменты? Чонгук не
понимает, сколько ему еще терпеть этот гребанный пубертатный период. — Ты сегодня
не работаешь? — спрашивает он, кусая губу.
— Вечером, — отвечает тот, спустив со своей стороны окно и свесив руку. Чон
понимающе мычит и кивает.
Если вечером, значит, работа будет не совсем легальной. Вообще, мать его, идущей
против закона. Но к этому Чонгуку не привыкать. Если в их конченом мире пытаться
выжить лишь честным путем, то запросто можно загнуться и сдохнуть на какой-нибудь
свалке. Большинство здесь живущих так и выживают, в основном промышляя дурью и
проституцией.
— Везет, сейчас поедешь домой досыпать, — бурчит Гук, выпятив нижнюю губу.
— Да нахуй, опять сидеть не смогу три дня, — резко меняется Гук, слегка пнув парня
в плечо и отстранившись. Из зайчонка в колючего ежика за полсекунды. — Там, откуда
ты сбежал, не учили быть мягче, нежнее? Или ты пропустил эту тему, потому что
съебался?
— Еще блядское слово, и никакой школы, — Тэхен включил внушающий страх голос. А у
Чонгука глаза засветились, улыбка просится на лицо. — И, поверь мне, зайчонок, уж
лучше в школу, чем…
Сбежал Винсент из детдома, когда ему было пятнадцать. Брошенный туда буквально в
младенчестве, он ни черта о своих родителях (если их можно так назвать) не знает и
знать, в принципе, до сих пор не хочет. Порой он даже не верит в то, что они у него
когда-либо были. Странно, но так думать легче. Впрочем, жалеть Тэхену не о чем. Его
два раза хотели усыновить, но в обоих случаях возвращали в приют, как вещь, которая
не пришлась по вкусу.
Когда Тэхену было восемь, он решил учиться драться на фильмах Ван Дамма типа
«Кровавого спорта». Воодушевленный, он спиздил у воспитательницы один из ее толстых
модных журналов, нашел молоток и парочку гвоздей у садовника, и прибил журнал к
дереву в саду на заднем дворе приюта, так, чтобы никто не спалил контору, не влез,
куда не просили, и не получил новых пиздюлей. Там и начал тренироваться, оттачивая
удары на журнале до тех самых пор, пока под напором не стерлась его последняя
страница, оставив в центре дыру.
В жестоком месте с невыносимыми условиями и без возможности жить, как говорят, «по-
человечески», Тэхен выживал, не имея возможности развиваться в чем-то помимо
борьбы. А любил он искусство. Точнее, пытался любить, но и это в нем душили, не
давая раскрыться.
Мужик оказался не тупоголовым бревном, знающим лишь язык силы и мяса, а вполне
понимающим. Сказал, что тоже детдомовский, но, скорее всего, просто пиздел, чтобы
проявить таким образом это самое понимание. Помимо того, что он подвез Тэхена до
ближайшего жилого района, так еще и помог найти временную работу, чтобы не сдохнуть
с голоду. Казалось, проживший всю жизнь в детдоме парнишка не сможет адаптироваться
к новым условиям, но Тэхена этот мир встретил с распростертыми объятиями, да так
крепко взял, что отпускать никуда больше не собирался. Тэхен стал ребенком улиц.
Выживал с помощью мелкой кражи и подработок, а со временем перешел к серьезным
делам, связанным с наркотиками, и тогда начался новый этап жизни.
Тэхен хотел учиться. Хотел закончить школу, как все нормальные люди, но поступить
не мог, иначе вернули бы в ад, из которого он эффектно съебался в мясном фургоне,
сжигая за собой все мосты. Тогда решил заняться самообразованием.
Это, наверное, в каком-то роде не дает ему забыть о том, что он простой человек.
— Хуй сбегу, — улыбается Гук, вновь кладя голову на плечо старшего. — А трек
ничего. Тупак, вроде, да?
— Ты, мелкий грешник, уже давно должен был запомнить его божественный рэп, —
Винсент стряхивает пальцем пепел в окно и вновь затягивается, после чего с кайфом
выдыхает, заполняя салон горьким дымом, который тут же рассеивается, улетая наружу.
— Не разочаровывай пахана, зайчонок.
Путь до школы показался Чонгуку чертовски коротким. Как и всегда, когда ему
доводится ехать с Винсентом. Это бывает, когда тому не нужно торопиться на работу
или когда Гук остается у него ночевать, что случается практически каждый день.
Мерс останавливается у здания школы, теряясь в потоке других машин. Чонгук вздыхает
и берет лямку рюкзака.
— Да не…
— А я, сука, очень голоден, — хмыкает Тэхен, резко потянув Чонгука в свою сторону
и почти усаживая к себе на колени. Не давая мелкому и пискнуть, он накрывает его в
растерянности приоткрытые губы своими и проталкивает свой язык в горячий рот.
Чонгука слегка потряхивает от пробежавшего по коже электрического разряда в виде
стремительно образующегося возбуждения. Он, не отрываясь от поцелуя, швыряет рюкзак
обратно на сидение и накрывает тэхенов затылок ладонью.
Тэхен, как и всегда, не церемонится и целует дико, как сорвавшийся с цепи психопат,
которого очень часто напоминает Чонгуку. Но мелкому это очень даже по душе. Его эти
грубые поцелуи способны завести на раз. Либо Тэхен так охуительно целуется, либо
пубертатный период не дает о себе забыть. Впрочем, одно другому не мешает.
— Т-тэ… — мямлит в губы Винсента Чонгук, с огромной неохотой разрывая поцелуй. Еще
немного, и можно будет кончать. — Я оп… опозда… — Тэхен напирает, насыщает себя,
чтобы как-то пережить предстоящие пять часов одиночества. Эти милые розовые губки
не дают покоя, не могут не зацепить похотливый взгляд Кима, что-то внутри
всколыхнуть. И член тоже, если честно. Прям хочется. Много чего хочется с этими
губами сделать прямо сейчас. Да вообще всегда.
Эти гребанные пять часов уже кажутся приговором, наказанием. Взять бы и на газ
надавить, свалить подальше от школы и где-нибудь засадить мелкому по самые…
— Т-тэ! — бурчит этот самый мелкий, упирая руки в широкие плечи Винсента и
облизывая раскрасневшиеся губы наевшимся котом. — Я на урок щас опоздаю из-за тебя!
🚬
Дверь тихонько скрипит, и Чонгук на секунду замирает. В идеальной тишине кажется,
что этот звук был слышен даже на улице. Он резко распахивает дверь, сделав вывод,
что Тэхена дома нет, и входит, закрывая за собой на ключ. Наконец-то очередной
тяжелый день в школе закончился, а впереди два долгожданных дня выходных, в которые
он к себе домой точно не вернется. Да и Тэхен вряд ли пустит от себя свалить. Опять
не даст выползти из квартиры, устроит ленивые дни, полные животных желаний и жрачки
перед телеком. Но никто и не против. Лучше быть просто не может.
Чонгук вскидывает брови и разглядывает парня. Тот спит на животе и без футболки. На
нем лишь те самые черные шорты, в которых он был утром. И спит он на полу. То есть,
не на полу, а на матрасе, постеленном на полу почти в самом центре комнаты.
Зато над стареньким телеком (который, кстати, стоит на небольшой тумбе) висит
картина Ван Гога (настоящего) с изображением комнаты, в которой очень даже имеется
кровать. Не то чтобы Тэхен не мог себе позволить такую роскошь… В первый приход
Чонгука в этот дом он заявил, что не особо предпочитает кровати. Ему комфортнее,
когда между ним и полом нет пустого пространства. А почему? Он сам не знает. Просто
полы, наверное, удобнее. Чонгук спорить не стал. Странностям этого человека он
перестал удивляться буквально после первой встречи на джихановской тусовке.
Гук потаращился на спящего парня около минуты и двинул на кухню. Заурчавший живот
подал сигнал, который игнорировать никак нельзя. Удивительно, как Винсент не
проснулся от этого воя. Чонгук вошел в маленькую кухоньку и распахнул тихонько
жужжащий холодильник. Наполовину пустой, что надо сказать. По нему обычно легко
определить, насколько Тэхен нуждается в деньгах. Если он полон, значит, Ким неплохо
подзаработал. А легально или нет, — это уже другой вопрос, не имеющий никакой
важности. Главное — бабло.
Чонгук решает сообразить себе бутер и поесть с чаем. Он нарезает нужные продукты,
ставит чайник и крутится по кухне, как какая-то хозяюшка. Пиздецки голодная
хозяюшка. Когда чайник вскипает, Гук наливает чай и, отправив в рот кружочек
свежего огурца, идет в комнату, быстро и громко хрустя на весь дом, как настоящий
зайчонок.
— Тэ… — шепчет мелкий, залезая Винсенту на спину и прижимаясь к его теплому плечу
щекой. Облепляет сонное неподвижное тело, как маленькая пандочка. — Тэ, вставай, —
тянет он лениво, слегка ерзая на старшем, бродя пальцами по голым участкам его
кожи. Винсент в ответ мычит что-то нечленораздельное, похожее на грязный мат, но
глаза открывать не спешит. — Тэхен-и, пожалуйста, — просит Гук, утыкаясь носом в
его затылок и горячо выдыхая. Снова ноль реакции. Тогда он начинает ерзать на
Тэхене нижней частью своего тела, а губами проходится по лопаткам, оставляя
короткие поцелуи.
Успех.
Уже спустя две минуты Чонгук активно жует собственноручно сделанный бутер и
запивает теплым черным чаем с тремя ложками сахара в нем. Вместе с едой в организм
поступает и хорошее настроение. Аж улыбка расцветает на лице, а над головой
появляется яркое теплое солнце. Зато у кое-кого другого, рядом сидящего с помятым
лицом, над головой образуется густая черная туча, мечущая молнии в это ебучее
солнышко.
Винсент сидит рядом, сложив локти на столе и, чтобы не уснуть, яростно разглядывает
свои татуировки на руках, пока Чонгук поглощает все подряд. Как в него вообще
столько вмещается?
— А вот так тебе очень весело, да? — Винсент вскидывает брови и въедается в
младшего тем самым взглядом, после которого даже кусок проглотить сложно. Дебильный
сарказм. Тэхену его нужно запретить.
— Мне норм, — пожимает Чонгук плечами как ни в чем не бывало и продолжает есть
дальше.
— Вот ты сука, у меня хавчик перевариться еще не успел, — ворчит Гук, сверля
невозмутимого Тэхена упрекающим взглядом, но тот продолжает раздевать его.
— Так даже быстрее переварится, долбоеб, — хмыкает Винсент, нависая над Чонгуком и
затыкая поцелуем. Звук так и не произнесенного слова тонет во рту.
Чонгук быстро сдается. Нет смысла выебываться. Они оба это не любят. Гук
расслабляется и отдается ощущениям. Его сразу начинает накрывать возбуждение, как в
самый первый раз. Когда длинный палец Тэхена, смоченный слюной, проникает в узкое
горячее нутро, боль смешивается с кайфом. С небольшим промежутком Тэхен
проталкивает в Чонгука и второй палец, отчего тот тихонько хнычет и сжимается, все
усложняя. Свободной рукой Винсент шлепает его по бедру.
— Расслабься, блять. Как я в тебя хуй пихну? — говорит Тэхен, медленно разводя
пальцы внутри Гука подобно ножницам. Тот тихо стонет и жмурит глаза.
— Я не контролирую это, мать твою, — тараторит он, шумно выдыхая. — Вот сам бы
попробова-а… сука! — тело прошибает приятной дрожью, когда другая рука Тэхена
накрывает вовсю стоящий член Гука и начинает неторопливо по нему скользить, чтобы
отвлечь от зудящих ощущений в заднице.
На это зрелище невозможно спокойно смотреть. Тэхен сам начинает нетерпеливо ерзать
на месте и тяжело сглатывать активно скапливающуюся во рту слюну. Что называется, —
не в силах удержать член в штанах. Сквозь стиснутые зубы приходится терпеть.
Мелкого сначала нужно достаточно растянуть, а то слез и крови не миновать.
Чонгуку удается расслабиться, после чего процесс начинает идти быстрее и легче.
Тэхен, наконец, избавляется от шорт и белья, усаживается меж разведенных ног Гука
и, смазав колом стоящий и изнывающий член слюной, упирает головку в колечко мышц,
начав медленно проталкиваться внутрь. Гук выгибает спину и вцепляется в подушку,
учащенно дыша и стараясь не напрягаться. Все-таки, три пальца и рядом не стояли с
размерами Тэхена. И вроде бы далеко не первый раз, но к этому привыкнуть, кажется,
нереально.
— Знаешь же. Хули спрашиваешь? — Гук обнимает Тэхена за шею и тянет к себе,
тыкаясь губами в его висок и прикрывая глаза.
Как вышло, что маленький натуральный мальчик влюбился в мужика и раздвинул для него
ноги? Вот только это нихрена не романтичная и красивая история, полная удивительных
приключений и испытаний.
Они встретились на очередной тусовке у общих знакомых. Винсент лишь посмотрел в эти
черные заячьи глазки и не устоял. Засосал, как в последний раз, не дав опомниться.
А потом засосал еще много раз, пока не окунул маленького натурала в новую религию.
В новые места с новыми удовольствиями, в которых мелкий потерялся, как наркоман в
своем кайфе. Выныривать больше не захотел и, наконец, сумел полноценно понять
Чимина и Юнги.
🚬
Стемнело. На темно-синем полотне раскинулись миллионы звезд, освещая темные улицы,
на которых встретить работающий фонарный столб приравнивается к настоящему чуду.
Спасают редкие неоновые вывески. На такое грех покушаться, а то как же тогда
местные пьяницы найдут путь до бара? Вот и оставили себе маяки. Гребаные заблудшие
корабли.
Ни души на улице, ни звука. Даже бродячие псы и коты попрятались. Как будто бы
апокалипсис начался. Местные пацаны не в настроении шататься по улицам.
Освещенный льющимся с неба звездным сиянием, стоит сто сороковой, чего-то выжидая у
обочины пустынного перекрестка.
— Уже подходят, вижу, — с прищуром глядя на улицу через лобовое стекло, отвечает
Винсент, сидящий за рулем. — Не вылезай, я сам разберусь.
— Ты ебанутый? — издает Тэхен короткий смешок, вскинув одну бровь и смотря на Гука
как на дебила.
— Че…
Чонгук закатывает глаза так сильно, что может увидеть свой мозг изнутри.
— У тебя две руки есть, — хмыкает Гук, надев на голову капюшон толстовки и сунув
руки в карманы спортивок.
— А хочешь, поедем к нашим на хату? Если сестры Хосока дома не будет, — Тэхен с
издевательской улыбкой, которая ни на секунду не сползает с его лица, обходит мерс
и закидывает руку Чонгуку на плечо.
— Какой ты, сука, сложный, — хмыкает Тэхен. — Именно поэтому я никогда с тобой не
церемонюсь.
— Это мой сын, — отвечает Винсент с гордым лицом, похлопав Гука по плечу. Пацаны
синхронно тупят взгляды и сканируют мелкого. На секунду, видимо, поверили. Тэхен,
не имея желания вести диалоги, бросает пакет тому, кто задал вопрос и стоит чуть
впереди остальных. — Денежку? — спрашивает он, вскинув бровь.
— Передай Наму мою искреннюю благодарность, Винс. Дурь что надо, — говорит он,
протягивая скрученные купюры. Тэхен слегка тычет Гуку в спину пальцем, и тот делает
шаг вперед, забирая бабло и пряча в кармане толстовки. — Жди через недельки две
снова.
— Обязательно, — кивает Тэхен, коротко улыбнувшись.
Они расходятся так же быстро, как будто ничего и не было. На улице все такая же
пустота и тишина.
— Это не так эффектно, как в фильмах, — отмечает Гук, когда они с Тэхеном садятся
в машину и выезжают. — Обычно проверяют товар, говорят что-то типа: «покажи
деньги», «сначала товар», — хмурится мелкий, пытаясь сделать брутальный голос.
— Стволами начинают светить и все такое…
— Тут полное доверие, все друг другу братаны, каждый знает, че от кого ожидать, —
пожимает плечами Винсент, сунув в зубы сигу. — А чужак бы так и сделал. Ну че,
куда?
— Блять, тогда в парк? — обреченно вздыхает мелкий. Никогда выбора не было, это
только иллюзия.
— Я тебе лучшую поляну накрою, зайчонок, — Винсент берет его за затылок и тянет к
себе, целуя в макушку. — Твои рестораны рядом не стояли. Веришь пахану?
— Верю, еще бы ты готовить умел, — хихикнул Гук, сразу же жалея, когда встречается
с предупреждающим взглядом старшего.
— А ты язык за зубами держать, — хмыкает Винсент. — Ну ниче, я тебя сегодня найду,
чем заткнуть.
Похуй, где, похуй, как. Главное, что под звездным небом и с человеком, который
оттуда пришел.
Чонгук недовольно мычит и, еле расклеив веки, вытягивает руку вперед. Телефон лежит
рядом, на полу, и тихонько вибрирует плюс ко всему, раздражая нервы еще больше.
Мелкий кое-как попадает по кнопке выключения будильника и с облегчением закрывает
глаза, вновь расслабляя не успевшее вынырнуть из сна тело. Комнату снова окутывает
приятная тишина, разбавляемая сопением Тэхена прямо в затылок. Но оно наоборот
расслабляет. Приятно поддувает, как маленький вентилятор.
С болью понимая, что валяться так больше нельзя, Чонгук поворачивается в руках
Тэхена, оказываясь к нему лицом. Тот сразу же обхватывает мелкого поудобнее,
прижимая к себе, как подушку. Гук поднимает глаза и негромко заговаривает хриплым
ото сна голосом:
Тэхен в ответ коротко мычит и слегка хмурит густые брови, обнимая малого крепче.
Ясно дает понять, что нихрена не разделяет его ближайшие планы. Чонгук тычется
носом в его щетинистый подбородок и бессильно закрывает тяжелые веки, пробуя снова,
переступая через собственное желание остаться дома:
— Тэхен… — вздыхает Гук обреченно, жмуря глаза и утыкаясь лицом в шею Кима, а
телом прижимаясь к его груди. Тот зарывается носом в каштановую макушку и
закидывает на малого ногу. Теперь точно не вылезти из этого сонного плена. Чонгук,
если честно, даже рад, что Винсент его не выпустил. Вылезать из этой теплой постели
(из объятий, вообще-то) ни разу не хочется.
Они оба тут же проваливаются обратно в сладкий тягучий сон, который так не хочется
прекращать.
🚬
Спустя час им все-таки приходится расстаться с постелью. Чонгук сквозь сон
вспоминает о чем-то важном, что никак нельзя пропустить. Сегодня его ждет важное
тестирование, чтоб его.
Чонгук так хотел проспать, почувствовать этот редкий и приятный момент, когда никто
не гонит в школу. Раньше это постоянно делал Чимин, теперь к нему добавился и
Тэхен. И, что странно и забавно, эти двое не закончили даже школу, как полагается.
Чонгук в чем-то даже завидует. Им не пришлось рвать жопу из-за постоянных уроков,
тестов и экзаменов, а еще они не были на выпускном. Вот только это уже не так
важно, потому что каждая тусовка с этими пацанами в сотни раз круче любого
школьного выпускного.
При всем при этом именно эти двое яростно настаивают на усердной учебе Чонгука, как
какие-то сраные предки. Нашли в малом надежду и будущее. Хоть кто-то должен стать
нормальным человеком с нормальной работой и с нормальным кругом общения. Только
самого Гука его круг общения очень даже устраивает, а общество напыщенных
аристократов ему в жопе не сдалось. Природу пацана с улиц сломать трудно, а порой
даже невозможно.
Винсент наспех жарит малому яичницу, пока тот умывается и чистит зубы, и
скармливает ему до последнего кусочка. И похуй, что яичница отдает сигаретами, —
это почерк у Тэхена такой. Искусство во всем, мать его. Но Чонгук не жалуется, и не
такое хавал с рук этого великого шефа.
— Бля, холодно, — ежится Гук, как только выходит из подъезда. Сразу же застегивает
куртку и натягивает шапку на уши, спешно идя к мерсу. Винсент по традиции
закуривает, как только выходит из подъезда, окидывает двор сощуренным взглядом, как
какой-то дедок, и плетется за малым к тачке, вытаскивая из кармана куртки ключи.
— Выпрыгивай, аккумулятор сдох, — в голосе его столько боли, что Чонгуку самому
хочется расплакаться. Это ж надо так тачку любить.
Походка у Тэхена, как будто он идет бить кому-нибудь ебало. Впрочем, она всегда
такая, только сейчас, в этот хуевый момент Чонгук точно готов поверить, что кто-то
от него отхватит. Хорошо бы, чтобы не сам малой. Весь ебаный мир в опасности, когда
Винсент зол.
— Чон Хосок! — этот громкий и грозный голосина гремит чуть ли не на весь район.
Лучший, блять, будильник для людей в понедельник. А еще, Чон Хосока только что
пропиарили. Ну и возненавидели, наверное.
Чонгук устало прикрывает глаза, подавляя желание отвернуться или вообще отойти
куда-нибудь в сторону. Он не с ним, он Тэхена не знает. И ведь не додумался, гений,
взять телефон у малого. И тот хорош, сам не допер, что планируется.
— Чон, сука, Хосок! — орет Винсент после короткой паузы, в которой не прозвучало
ответа. Чонгук прикусывает губу и молится, чтобы Хосок, живущий на три этажа выше
Тэхена, скорее проснулся.
Небеса, а может, сам Хосок, услышали молитвы малого. Из окна шестого этажа
выглядывает растрепанная светло-каштановая макушка. На сонном помятом лице столько
боли и ненависти одновременно, что Чонгуку становится стремно, что сон парня так
жестко нарушили. Зато Винсент проявлять сочувствие не спешит.
— Какого, блять, хера ты орешь в семь чертовых утра, Ван Гог сраный? — доносится
сверху хриплый возмущенный голос.
— Тачка нужна, — отвечает Тэхен уже, к счастью, тише, глядя наверх и щурясь от
солнца. Или от Хосока. Все одно. Второй тоже невъебенно яркий, нетрудно спутать.
— Да и вставать пора, понедельник!
Хосок переводит на Гука взгляд и растягивает губы в яркой улыбке, даже рукой машет,
получая такой же солнечный ответ от зайчонка. А Тэхен не заслужил.
Чонгук грызет нижнюю губу и подходит к Тэхену, утыкаясь лбом ему в плечо. Хочет
успокоить, молчаливо поддержать, и чтобы нервы зря не портил. Оно того не стоит.
Машину можно починить, а человека, увы, нет.
Они так и стоят около минуты, оба с сунутыми в карманы руками. Слова тут вообще не
в тему, и без них отлично обходятся, на ментальном уровне понимают друг друга. За
пять месяцев отношений и не такое бывает. Но и тут поспорить можно. У них это
молчаливое понимание само образовалось с самого начала, как будто только и ждало,
что воссоединения этих двоих. Глаза все говорят; жесты и действия, — это и есть
слова, о которых другие кричат. И могут кричать столько же — пять месяцев — и в
конечном итоге не услышат друг друга.
Старая скрипучая дверь подъезда за спиной открывается. Тэхен быстро целует малого в
висок и отстраняется, как будто ничего не было. Хоть близкие друзья и в курсе
голубизны, происходящей между ними, но не по-пацански это — лобзаться перед
братанами.
— Так он же уже опоздал, — непонимающе хмурится Хосок, натянув поверх своей черной
кепки капюшон темно-серой толстовки и поглядывая на наручные часы.
— Бля, тогда зря с вами здороваюсь, — шутливо морщится Хосок, выдирая ладонь уже
из хватки Винсента. — Догадываюсь я, почему вы, пидоры, проспали.
— Да мы реально спали! — возмущается Гук, мгновенно вспыхивая, как спелый помидор.
— Ви вставать не хотел и мне не дал.
— Не, в такое я могу поверить. Зная этого, — усмехается Хосок, кивая на Винсента.
— О, Сокджин-и, — Чон переводит взгляд за спину Гуку и улыбается. — Все в сборе.
— Видали, какое дело я сделал. Аж до дома напротив слышно было, — довольно хмыкает
Тэхен. — Скольких я, наверное, еще разбудил.
— Это все хорошо, но давайте уже поедем… — заговаривает малой, глядя на троих
мужиков с немой мольбой. Они могут разговориться и затянуть базар на долгие часы, и
им даже пивко не будет нужно.
Снова они это слышат. Сам Хосок закатывает глаза и резко оборачивается, вскинув
голову и с прищуром глядя наверх. Все синхронно устремляют взоры на окно
хосоковской квартиры, откуда выглянула его старшая сестра, сверкая в младшего брата
гневным взглядом. Оттуда теперь не солнце глядит (оно спустилось на землю), а
хмурая тучка. Ее писклявый голосок, словно ультразвук для пацанов. Винсент не
выдерживает и морщится.
— Чтоб через час машина стояла тут, тебе ясно? — кричит Давон, тыча пальцем вниз,
под окна. — Мне на работу надо ехать, а на автобусе тащиться я не собира…
— Вот сам машину купи и тогда будешь выебываться! — кричит Давон вслед, вызывая
смех хосоковых друганов.
🚬
Вчетвером они каким-то чудом оккупируют маленькую зеленую хуйню Давон, называемую
машиной. Но и ей (не тачке) нужно отдать должное: сама напахала на приличную
машину. Работа офисного планктона сделала ее чуть более успешной, чем пацанов всех
вместе взятых. Кем-то смогла стать — легенда в местных кругах нариков и гопников. И
она всем довольна, кроме брата, висящего на шее. Но и совсем так сказать нельзя. В
дом тащит Давон, но за квартиру платит именно Хосок, только недавно нашедший
стабильную работу в кофейне в центре. До этого перебивался подработками и порой
брал работенку у Намджуна (он, кстати, крыша района), пока не нашел свое призвание.
Местный бариста, черт возьми. В отличие от многих здешних он хотя бы школу окончил
(благодаря жесткому напору Давон). Получил аттестат, но в универ так и не поступил,
решив, что и без высшего не сдохнет с голоду. О своем выборе он пока еще не жалел,
да и вряд ли будет. Жизнь начала налаживаться.
Джин у них забрался выше всего. Мало того, что смог поступить в университет, так
еще и окончил его два года назад. Ну и какой черт дернул его на педагога идти? Под
конец сокджиновой учебы его мама, которая с детства растила сына в одиночку,
серьезно заболела. Джин настаивал на том, чтобы бросить учебу на последнем году, но
мать не позволила. Тогда Ким свою будущую профессию возненавидел. Доучившись,
получил диплом и зашвырнул в шкаф. На лекарства матери понадобились большие деньги.
Столько, сколько учитель за год никогда не заработает.
— Теперь я хочу посмотреть, как они гоняют, — улыбается Гук. Винсент резко
оборачивается назад и стреляет в малого возмущенно-охуевшим взглядом.
— Дохуя хочешь, — усмехается Тэхен, насмешливо глядя на Чона. — Я вот свою крошку
ни на что не променяю.
— Не, надо таблетосы для нее взять. Я две ебаные недели ждал, чтобы их привезли.
Легче, блять, самому достать, — закатывает глаза Джин.
Спустя пять минут они подъезжают к школе и выкидывают малого, пожелав удачи на
тестировании. Винсент глядит ему в глаза несколько долгих секунд и машет рукой,
говоря скорее пиздовать на урок. Пока Гук идет к зданию, Тэхен провожает его
внимательным взглядом, кусая щеку изнутри и скользя по родной фигурке с ног до
головы и обратно.
— Да ты его глазами жрешь, — издает смешок Хосок, заметив пристальный взгляд друга
и заводя машину. — Напоминаешь животное, Винс. Убери этот взгляд, а то я высажу
тебя тут.
— Блять, все, жми на газ! — просит Джин с заднего сидения, хлопая смеющегося
Хосока по плечу.
🚬
Чимин сидит на стареньком, но довольно неплохо сохранившемся диване, вытянув ноги и
перекатывая в зубах тлеющую сигу. Скрестив руки на обнаженной груди, он смотрит на
попивающего чай Джихана. Тот удобно расселся в кресле, закинув ногу на ногу и
вытянув мизинец на руке, держащей чашку, как какой-нибудь англичанин. Юнги сидит на
подоконнике и делает скрутки с травкой, одной своей частью полностью
сосредоточенный на важном деле, а другой слушает пацанов.
— Меня или оружие? — ухмыляется Юнги, вскинув бровь и смотря на Пака с хитрым
прищуром. Джихан, увлеченный чаем, даже не палит, как Мин скользит языком по нижней
губе, адресуя жест своему парню. Чимин толкает язык за щеку и качает головой. Не
играй, говорит. Доиграешься.
— Твои знания, чувак, — с умным видом отмечает До. — Блять, чай охуенный. Чимин-а,
отсыпь мне с собой чутка, я заварю дома. Ну короче, — Джихан ставит чашку на тумбу
рядом и складывает руки на груди. — Я подниму свои связи. Подсобить точно смогу.
Вот только с Намджуном будет трудно.
— А, ваши старые терки с ним… — понимающе кивает Джихан. — Но это же в прошлом.
Какая ему щас разница?
— Плевать на это, потом разберемся, — Чимин бросает Мину зажигалку и тушит свой
окурок. — Главное начать.
— Базару нет, я из-за него заднюю давать не собираюсь, — хмыкает Юнги, прикурив
себе.
🚬
Юнги прикрывает глаза и выпускает вверх густой горький дым. По телу разливается
приятное тепло, а голову заполняет кайф. Мин растягивает губы в расслабленной
улыбке и поворачивает голову к Чимину, сидящему рядом. Тот сосредоточенно смотрит
футбол и не замечает, как Юнги подползает к нему. Когда обзор загораживает его
грудь, Пак поднимает голову и встречается взглядом с черными затуманенными дурью
глазами. Юнги седлает крепкие бедра парня и снимает с себя футболку, бросая на пол.
Чимин ведет ладонями вверх по худым коленям и берет Мина за подбородок, грубо
притягивая к себе и вгрызаясь в его приоткрытые горькие губы. Юнги ухмыляется в
поцелуй и скрещивает запястья на затылке Чимина, все еще зажимая в пальцах
наполовину скуренный косячок.
— Блять, не порть мне кайф, Чим, — Юнги утыкается лбом в чиминово плечо и тяжело
дышит, водя пальцами по его рельефному прессу. — После такого ни о каких чувствах
речи нет. Он уверен, что я ему нож вогнал в спину. Хорошо меня подставили. Ты
ревнуешь, что ли? — Юнги вскидывает голову и опьяненно улыбается, проведя большим
пальцем по влажным губам Пака.
— Нет, — хмыкает Чимин. — Если даже он тебя и любит, ему придется сходить нахуй.
— Я-то его не люблю, разве не это должно быть важно для тебя? — шепчет Мин,
скользнув кончиком языка меж чиминовых губ и начав медленные движения бедрами.
— Только тебя люблю. Снимай уже свои блядские штаны, — хрипло вдыхает Юнги, утопая
в новом болезненно-сладком поцелуе. Он низко стонет в губы Чимину и сжимает в
пальцах его рыжие волосы на затылке.
🚬
Зеленый опель с визгом шин тормозит у бара с красивой красно-черной вывеской
«Joke», привлекая внимание прохожих и вызывая недоуменные взгляды. Святая троица,
восседающая в тачке, так и зависает, мечтательно глядя на вывеску любимого
заведения.
— Я никогда не забуду, как Намджун отказался брать меня барменом, — качает головой
Хосок. — Подумаешь, пару бутылок случайно разбил…
— Бутылки с алкашкой, которая дороже этого корыта, — хмыкает Тэхен, слегка хлопнув
по бардачку опеля и открывая дверь. — Ниче, я за вас выпью, пацаны, — ухмыляется
он, вылезая из машины.
— Передай Намджуну, что мы ворвемся вечерком после работы, — говорит вслед Джин.
Винсент захлопывает дверь и идет к бару. В салоне повисает странная тишина, которую
сразу же разрушает Ким. — Если честно, хуже тачки не встречал, — с этими словами он
начинает буриться вперед, вытягивая свои длиннющие ноги. — Сзади пиздец тесно. На
коленях стопудово синяки останутся, — кряхтит он, усаживаясь на переднее сидение,
не успевшее остыть от винсентовской задницы.
— Еще раз я от вас, долбоебов, услышу что-то в адрес этой ущербной черепашки,
пешком пиздовать будете, сучары, — закатывает глаза Хосок, заводя движок и
выруливая на дорогу.
— А знаешь, это мое любимое время в баре, — Намджун с легкой улыбкой на пухлых
губах окидывает бар взглядом, полным любви и гордости. От улыбки на его щеках
появляются милые ямочки. — Редкий момент, как будто передышка.
— Будь так всегда, я бы поселился тут, — Тэхен ставит локоть на стойку и подпирает
подбородок ладонью, наблюдая за тем, как Нам, ни слова не говоря, ставит перед ним
бутылку холодного пива и с характерным звуком открывает крышку. Из бутылки красиво
потянулся вверх туман. — Мое уважение, Нам, — одобрительно улыбается Тэхен, беря
бутылку и делая короткий кивок. Он с особым наслаждением припадает губами к
горлышку и делает несколько громких глотков, в удовольствии прикрыв глаза. Ему
возле пива не нужно ни одно дорогое пойло, красиво стоящее на полках за спиной
Намджуна. — Как там в Китае делишки? — спрашивает Винсент, облизнув губы и поставив
бутылку на стойку.
— Отлично, все прошло удачно для нас, — кивает Намджун, склонившись к стойке и
уперевшись в нее локтями. — Будем потихоньку и там промышлять.
— Не, ни за что, — коротко смеется Нам, качая головой. — Ты мне тут нужен. И
сегодня пригодишься особенно, — хмурится он, выпрямляясь и складывая руки на
крепкой груди, выделяющейся через черную рубашку.
— Куда-то едешь?
— Не, дело особой важности и совсем другого рода, — серьезно говорит Намджун,
смотря на Винса. — Свиха, — выдает он после интригующей паузы.
— Реально? — усмехается Тэхен. — С кем свиха? С мужиком или…
— Не зря английский учил. Вас свяжет не только язык тела, — хохотнул Тэхен, толкая
язык за щеку и присасываясь к горлышку бутылки. — Вали на свое свидание, я тут
присмотрю за всем.
— Он как раз только что вспоминал тот чудесный момент. Они с Джином сегодня тоже
подкатят.
— Вот Джину можно за счет заведения подлить, — кивает Намджун с улыбкой. — А если
серьезно, сегодня надо принять товар. Я там не особо понадоблюсь, так что, ты сам
вполне справишься.
— Вот именно. На тебя я могу положиться, как ни на кого другого, — Намджун слегка
хлопает Тэхена по плечу и вдруг достает из-под стойки сигареты в небольшой
металлической коробочке с красивым рисунком.
— Хрен, блять, забудешь. Ты даже бухой в бреду о них говорил. Давай пробовать, че
тормозишь, — усмехается Намджун, положив рядом зажигалку.
Намджун для Тэхена особенный друг. Можно сказать, самый первый. Да и вообще, этот
мужик первый во многом. Как и в торговле вкусняшками на районе. Начал он свой
бизнес в девятнадцать, съебавшись от отчима, который в те годы был одним из лучших
судей в городе. Когда мать Нама умерла от рака, отчим ополчился и перешел все
границы, максимально ограничив свободу пасынка и поднимая руку за малейший и даже
невинный проступок. Намджун, не выдержав, послал прошлое нахуй и свалил в закат,
ничего у отчима не взяв. Так и поднялся на ноги собственными силами, став чуть ли
не президентом этого гребанного района и завладев уважением практически каждого
местного. Не на мэре тут все держится, а именно на Намджуне, который не дает району
потонуть уже многие годы.
🚬
— Тест на четверку! Это то, о чем я всю жизнь мечтал. Господи, надеюсь, ты реально
все правильно написал, чувак, я же не зря у тебя списывал, — высокий худощавый
пацан с выбеленными волосами вскидывает руки и поднимает голову к небу, посылая
высшим силам свои молитвы.
— Отвечаю, я не мог ошибиться, Бэм, — уверяет рядом идущий Гук, слегка толкнув
своим плечом плечо друга и одноклассника по совместительству. — Я ж готовился, в
отличие от некоторых, — он самодовольно хмыкает и надевает на плечи обе лямки
рюкзака. — Кстати, как там твое написание текстов, рэпер?
— Я пока решил заняться битами. Может, продам че более успешным рэперам типа Канье
Уэста, — мечтательно говорит Бэм, перебирая пальцами свою позолоченную толстую цепь
поверх адидасовской черной мастерки.
Почему Чонгук дружит с этим позером? За простоту душевную, конечно же. Каким бы
выебщиком (похлеще самого Гука) Бэм ни был, он прост, как три копейки. Довольно
прямолинеен и открыт миру, который так любит. Какая бы хуйня ни происходила в
жизни, этот пацан будет смотреть на все через темные очки свэга, в отражении
которых непременно будет бушевать огромное пламя. Он даже сочинит про это трек, и
Чонгук его обязательно оборжет. И все-таки, трек этот качать будет нехило. Бэм
сечет в музыке и уважает ее, как ничто другое на свете.
Почему Бэм? Потому что пацан, родившийся в Таиланде, в корейской школе со своим
интересным именем вписывался с огромным трудом. Чонгук прозвал его Бэмом еще в
первом классе. Тот был шустрый и очень взрывной, как мелкая петарда. Благодаря
этому прозвищу практически все забыли о его реальном имени. Теперь его так называют
даже учителя.
Когда Бэм решил стать рэпером (Чонгук долго смеялся), то подумал, что двойное «Бэм»
для псевдонима будет звучать довольно круто. Как два выстрела из пистолета прямо в
лицо. Чертовски эффектно, и запоминается легко. Мир оценит, Бэм в этом уверен.
— Канье сидит и ждет, когда ты ему их продашь, — прыскает Гук, качая головой. Его
несет в сторону. Бэм пихнул вбок. Кажется хиляком, но пиздануть может знатно. — Да
я серьезно, делай свои биты и толкай кому надо.
— Когда я буду богатым и успешным, приползешь ко мне бабло просить, вот увидишь, я
поржу тогда, — бурчит Бэм, суя руки в карманы спортивок.
Они покидают территорию школы, отбившись от шумной толпы школьников. Неужели тупой
понедельник подошел к концу.
— Не, в следующий раз, — отвечает Чон, не глядя на друга. Тот прослеживает его
взгляд и вскидывает брови.
— Да мне пофиг, уж он получше отца, — пожимает плечами малой. — Че ты мутишь, хен?
Это опасно?
— Примерно то же, что и Винсент твой, — Чимин слегка морщит нос. Бесит даже
говорить об этом мудаке.
— Дома расскажу подробности. Поехали уже, будем пить за твой переезд, — улыбается
Чимин, подмигивая брату и заводя бэху.
— Прости брата, — хрипло говорит возле уха. В голосе искреннее сожаление. Его как
будто затопило чувство вины, из-за которого теперь стремно самому Чонгуку, ведь это
он заставил старшего это ощущать.
— Нормально, — понимающе кивает Чимин. Они так сидят секунд пять, и отлипают друг
от друга. Чимин возвращает себе маску брутальности и жмет на газ.
🚬
Заветная дверь открывается синхронно с ртом Чонгука, вытаращившего глазки. Чимин с
добрым смешком подталкивает малого внутрь и заходит следом. Квартирка у старшего
нехилая. И не скажешь, что находится в их конченом районе такая прелесть. Стены
аккуратно выбелены в светло-персиковый, нигде нет изъянов. Пол без неотмываемых
разводов, абсолютно чистый. Мебели не так много, но имеется все самое необходимое.
И даже кровать в спальне, довольно большая. Помимо спальни есть небольшая гостиная
с диваном чуть ли не на всю стену: человек десять запросто вместит. И телек
побольше, чем у отца в квартире. Чонгук и не думал, что такое возможно в его жизни.
Нормальная хата? Человеческая? В которой будет жить его семья? Похоже на гребаный
сон.
А там уже вовсю какой-то движ. От дыма едва можно что-либо разглядеть. Юнги
развалился на середине дивана, раскинув ноги в стороны и держа в руке бутылку с
пивом. На нем адидасовские спортивки (он вообще очень любит этот бренд) и простая
серая футболка с подвернутыми рукавами. Рядом сидит До Джихан, с особой
заинтересованностью рассматривающий сигарету (или скрутку) в пальцах. Он не сразу
замечает малого, но как только тот появляется в поле зрения, резко вскидывает
голову. От сосредоточения секунду назад не остается и следа. Его (стопудово,
несомненно) пьяное лицо озаряет улыбка. Чонгук отмечает, что у Джихана она
прикольная. Он слегка улыбается пацанам в ответ и коротко кивает.
— Давайте выпьем для начала, — предлагает Чимин, поднимая с пола возле столика
свою бутылку с пивом. — Позже Джейби с Чану, может, тоже подкатят.
— Джих, ты реально думаешь, что щас пацаны будут чаепитие устраивать? На зоне вы
не напились? — хохотнул Мин, уставившись в телек и переключая каналы.
— Все, давайте пить за переезд малого, — обрывает Юнги, вытянув свою бутылку к
центру их образовавшегося круга.
🚬
Винсент стоит, перекатывая в зубах почти докуренную до фильтра сигарету и сунув
руки в карманы черных широких штанов. Перед ним она, целая и невредимая, готовая к
поездке, к новым охуительным приключениям. В его глазах облегчение: снова на
колесах, на своих родных, самых любимых и незаменимых. Кажется, будто и она глядит
в ответ с любовью. Она скучала, и он тоже.
— Винс? — зовет (охуеть как нагло врывается) рядом стоящий мастер, спасший сто
сороковую от болезни. Он немного не вписывается в прекрасный момент объединения, но
Тэхен в благодарность не прогоняет его.
— Да, да, завтра завезу остальную часть, — отмахивается Тэхен и идет к машине.
— Докину сверху за быструю работу, — бросает он и садится, с наслаждением заводя
движок. Звучит, как голос Бога.
Этот день для Винсента без самых важных рядом длился пиздецки медленно. Без малого
под рукой вообще невыносимо, а отсутствие телефона стало проблемой лишь потому, что
нельзя было написать Чонгуку. На остальных, кто там может названивать, Винсенту
абсолютно похуй. Кроме этого, день выдался продуктивным и приятно завершился
выпивкой с Джином и Хосоком, ну, а дальше больше — починенный мерс. Осталось
достигнуть самой важной части этого денька — доехать до хаты и засосать, наконец,
малого.
Но как только мерс попадает в родные края, Тэхен расслабляется. Тут не так людно,
как в центре, а люди вечерами наоборот прячутся по домам, боясь местных… таких, как
Винсент, короче. И света тут поменьше, глаза не раздражает. Здесь душа свободна.
Мерс красиво тормозит у подъезда. Фары затухают, погружая родной двор в полумрак.
Где-то там один фонарь пытается бороться с тьмой. Пока справляется. Пока его не
разъебали местные любители мрака.
Винсент хватает с бардачка ключи и пачку сигарет и выходит. Еще раз мажет по мерсу
полным нежности взглядом и быстро идет в подъезд. Его на третьем этаже ждет
маленький зайчонок. Ну что ж, серый волк уже дома…
— Блять, не пришел еще, — хмурится Тэхен, скидывая с себя куртку и садясь на пол
возле «кровати».
🚬
Чонгук развалился на диване, раскинув руки в стороны и прикрыв глаза. Все кружится
даже в таком положении. Как будто безумная карусель никак не замедлит свое
движение. Она наоборот начинает набирать обороты, ускоряется так, что малому не
устоять на ногах.
И всего-то одна бутылка пива и две короткие затяжки. Джихан умеет настаивать.
Где-то под жопой что-то вибрирует, но Чонгук не придает этому значения. На лице
расцветает пьяная улыбка, из губ вырывается смешок. Малой ерзает задницей на
источнике вибрации и устраивается поудобнее, вновь прикрывая глаза.
— Чонгук-а, — слышится слева голос брата. Его рука ложится на плечо младшего, а
пьяное дыхание прямо в ухо. — Завтра можешь не идти в школу. Покатаемся, в кино
сгоняем. Ты же хотел на какой-то фильм… название не помню, — морщится Чимин,
пытаясь вспомнить, о каком фильме говорит. Он сейчас точно каждую извилину напряг.
Но тщетно. Чонгук хихикает. Брат нихрена не вспомнит в таком состоянии. Он и сам
забыл, о каком фильме вообще идет речь.
— А ты не хо…
— Да хочу я, — отмахивается Чонгук, мотая головой. — Пойдем, бро. Будет круто, —
кивает малой, хлопнув брата по колену.
— Мне кажется, тебе мало было, — медленным хриплым голосом произносит Чимин, хмуря
брови. — Щас я еще притащу бухла… — он с трудом поднимается с дивана и, чуть
пошатываясь, выпрямляется, повернув голову к мелкому. — Че насчет… водки?
— Тащи! — загорается Гук, быстро кивая и махая рукой, чтобы Чимин поторапливался.
🚬
Тэхен дергается и резко подскакивает, за секунду отойдя от сна и озираясь вокруг
огромными глазами.
— Уебки конченые, — рычит Ким, бросив на окно сердитый взгляд. Кто-то разбил
бутылку внизу. Наверное, местные бомжи снова уходят в отрыв.
Мерс летит так, будто сзади легавые гонятся. Тэхен нервно мнет пальцами руль и
играет желваками на лице, стиснув челюсти. Внутрь темного салона попадают
пролетающие мимо уличные огоньки и свет фар встречных машин. Винсент упрямо смотрит
вперед, забывая даже моргать. В голове волей-неволей уже рождаются неприятные
мысли, которые Тэхен старательно отметает, ругая за них самого себя. Даже в
сознании все это не должно звучать.
Это не на шутку злит. Малой попусту заставляет Тэхена волноваться. Винсент уже
представляет, что сотворит с мелким, если увидит его живым и здоровым в отцовской
квартире. Неужели ему там лучше?
— Блядский зайчик, — цедит Тэхен, суя в зубы сигарету, чтобы хоть немного унять
напряженные нервишки. Ебаная тревога, вопреки злости, усиливается с каждой
секундой.
Суета достигает своего предела. Зашкаливает, черт возьми. Внешне Винсент выражает
внутреннюю тревогу лишь огромными глазами. Суетливым тяжелым взглядом, который ни
на чем не может сконцентрироваться. Он снова тянется к телефону и предпринимает
новую попытку позвонить. И так уже хрен знает который раз. Пока сюда мчался,
названивал, но все бестолку. Тэхен уже готов поднять пацанов на помощь в поисках,
перерыть каждый угол этого проклятого района. Он нажимает на контакт «Зайчонок» и
прикладывает телефон к уху, даже дыхание затаивает, вслушиваясь в каждый гудок.
Хорошо, что его телефон хотя бы не выключен.
Винсент выходит в подъезд, пока идут гудки, спускается вниз, каждым шагом пуская
эхо, бьющееся о стены обшарпанного и зассанного подъезда; выходит на улицу и резко
останавливается в нескольких шагах от мерса, когда вместо очередного гудка слышится
долгожданный голосок.
На фоне слышится музыка, чьи-то голоса и смех. У Тэхена глаза от злости чернеют, а
пальцы судорожно сжимают корпус телефона.
— Я дома, где мне еще быть, — пьяно хихикает Чонгук в трубку. Тэхен с первым же
звуком его голоса просек, что малой нахуярился. Хуй знает с кем и хуй знает где.
— Какой, нахуй, дома? Я только что у тебя на хате был, там никого, — бесится
Тэхен, накаляясь, как лампа.
— У Чимина! Приезжай сюда, я там больше не живу, — весело сообщает Чонгук. Тэхен
представляет его пьяный заторможенный взгляд в этот момент и клинится еще сильнее.
Мерс летит еще быстрее прежнего. Еще немного, и стрелка на спидометре, наверное,
улетит за грани невозможного. Тэхен каким-то удивительным образом не вырывает руль,
потому что сжимает так крепко, что пиздец. Такими злыми даже черти в Аду не бывают.
Руки страшно чешутся. Тэхен не знает, как удержится, чтобы не въебать Чонгуку,
когда увидит его. Он готов был перевернуть район вверх дном, чтобы этого мелкого
сученыша найти, а тот даже предупредить о посиделке с братаном не соизволил. Играет
со зверем. Так ведь еще и знает, на что тот способен. Мазохист сранный. Доигрался.
Спустя пять минут сто сороковой тормозит у довольно аккуратного пятиэтажного дома,
расположенного в начале района. Там, где цивилизация его еще касается. Винсент, не
выходя из машины, скользит глазами по окнам и набирает малого снова.
— Умерь свой тон, сучка, — хмыкает Винсент, сверля взглядом дверь подъезда.
— Спускайся резко, пока я сам туда не поднялся.
— Эй, какого хуя? — не понимает Чонгук, вопросительно уставившись на Кима, затем
оглядываясь назад. — Ты куда меня повез, Тэхен?!
Чонгук захлопывает рот и опускает взгляд на мобилу в своей руке, затем поджимает
губы и вскидывает голову.
— Мне надо о каждом своем шаге тебе докладывать? Ты мне папашка, что ли? — язвит
он, уставившись на Винсента с прищуром.
— Можно и так сказать. Предупреждать ты обязан, — рычит Тэхен. — Чтобы я не ломал
голову, думая о том, куда ты мог съебаться, и где мне искать твой трупак.
— Да че сразу трупак! — повышает голос малой. — Мне уже с братом зависнуть нельзя?
Я вообще теперь у него жить буду.
— А не с кем больше было охуенно жить? — шумно выдыхает Тэхен, вгрызаясь Чонгуку
взглядом в самую душу, отражающуюся в его черных охуевших глазах. Сколько в них
наглости и дерзости, это еще больше выводит из себя.
— Тебе, блять, официальное приглашение нужно? — шипит Винсент, давя на газ. Даже
мерс агрессивно рычит, накаляя обстановку. Будто чувствует хозяина.
— Получается так! Хуй тебя поймешь! — Чонгук поджимает губы и тянется к магнитоле,
врубая музыку на всю громкость, только бы не слышать этот злой голос. Такими
темпами и протрезветь недолго. Тэхен — гребаный кайфолом.
— Еще раз, и я тебя угандошу прямо тут, — рычит Винсент, выключая к чертям
магнитолу.
— Закрыл сейчас же, — Тэхен медленно и верно теряет самообладание. Чем больше
Чонгук открывает рот, тем сильнее трещит по швам выдержка Винсента.
— Потому что правда глаза колет, — хмыкает малой, бросив на Винсента сердитый
взгляд. Лучше бы не делал этого. Тэхен его в ответку чуть ли не схавал сейчас
глазами.
Тэхен глубоко вдыхает, выдыхает и резко припечатывает ладонь ко рту Чонгука, ловко
ведя мерс одной рукой. Гук в ахуе распахивает черные глазенки и вытаращивает их на
еще кое-как держащегося в руках Винсента. Сразу бы так.
🚬
Тэхен буквально втаскивает Чонгука в квартиру. Тот, все еще находясь в состоянии
алкогольного опьянения, начал выебываться и отказываться вылезать из машины,
привлекая парочку любопытных пожилых глаз, но им, к счастью, к такому не привыкать.
Тэхен Чонгука чуть ли не по асфальту поволок до подъезда, пока тот ворчал,
обзывался «придурком», «мудаком» и «дебилом», оказывая жалкое сопротивление, на
которое всем насрать.
Тэхен закрывает дверь и толкает Чонгука в спину, чтоб не стоял столбом у входа. Тот
по привычке сбрасывает тапки у порога и идет в комнату, заваливаясь на напольную
кровать Винсента и складывая руки на груди.
— Пусть тоже немного поволнуется, чтоб ты понимал, че со мной было, — Тэхен сухо
улыбается и довольно грубо похлопывает мелкого по щеке.
— Блять, ладно, сейчас буду, — теперь Тэхен звучит более устало. Он трет пальцами
переносицу и завершает звонок. — Мне надо к Намджуну съездить, — говорит он уже
Гуку, поднимаясь на ноги.
Винсент резко разворачивается и без лишних слов бьет Чонгука кулаком в лицо. Он
держался весь вечер, чтобы не сорваться и не натворить ничего из-за внезапной
пропажи Гука, он держался, пока ждал его ответного звонка, держался, пока ехал и
пока выслушивал этого паникера по пути домой. Тэхен правда терпел и держался, как
мог, но малой перешел все границы.
— В себя приди. Забыл, с кем разговариваешь? Я тебе не братик твой, — цедит Тэхен
сквозь стиснутые зубы, бросив взгляд на алое пятнышко в уголке чонгуковых губ.
— Вали нахуй, куда шел, — шипит Гук, быстро слизнув кровь. Спина от удара о стену
вспыхнула болью, а на лицо как будто вылили раскаленное железо.
Телефон этот мудак тоже забрал, лишив Чонгука всякой возможности связаться с
внешним миром. Гук кидает взгляд на окно. Можно поорать Хосоку, но вряд ли он будет
дома.
Еще с утра в этой комнате была совершенно другая атмосфера. Каждую секунду этого
момента Гук хотел бы поставить на вечный повтор, но сейчас Тэхен причинил боль,
посеял еще большую обиду и стопудово даже хавчик не оставил. Чонгук начинает
слышать завывания своего голодного желудка, который в последние часы получал только
чипсы и алкоголь.
После громкой музыки и скандалов с Тэхеном тишина кажется чем-то нереальным. Голову
еще немного кружит, но, впрочем, Гук чувствует, что пришла трезвость, а с ней и
грызущее чувство вины. Нельзя пить, нельзя так сильно нажираться, чтобы забыть обо
всем на свете. Забыть о своем самом любимом человеке. Тэхен и вправду волновался.
Он никогда не будет плакать и страдать, никогда не покажет слабость и истинные
трепетные чувства, но глазами выразит, прокричит. Чонгук это увидел в них. Тэхен
действительно испугался, что с мелким могло что-то случиться. И сейчас, когда он
уходил, в его глазах как будто промелькнуло облегчение. И неважно, что он, не
выдержав, въебал Чонгуку от переполняющей его злости. То, что нужно было, Гук в
больших космических глазах уловил.
Но от этого нихуя не легче. Чонгук жмурится и зарывается носом в одеяло, вдыхая его
запах. Самый любимый.
Чонгук больше никогда не заставит Тэхена волноваться.
🚬
Гук просыпается от щелчка входной двери. Голова, на удивление, болит не так сильно,
как ожидалось. Малой не спешит шевелиться, но приоткрывает глаза, в которые ударяет
режущий утренний свет. В коридоре слышатся приближающиеся к комнате шаги. Гук
замечает в проеме босые ноги Винсента и слышит какое-то шуршание, похожее на звук
бумажного пакета. Сердце сжимается и начинает биться быстрее. Гук открывает глаза
полностью и присаживается, утирая их кулачками. Тэхен молча садится рядом и ставит
перед малым пакет, откуда разливается аппетитный запах еды. У Чонгука рот сразу
наполняется слюной, а желудок снова пускается в жалобный вой.
— Я очень жрать хочу, — слегка морщится Чонгук, кладя голову на плечо Тэхена.
Тот чуть отстраняется и берет его сонное лицо в ладони. Одна половина лица измятая
от долгого лежания в одном положении. Тэхен осматривает его с серьезным видом,
затем смачивает свой большой палец слюной и стирает с уголка губ Гука запекшуюся
кровь. Тот слегка шипит и жмурит глаза. Вместо пальца появляются губы и горячий
влажный язык, и так в разы безболезненнее. Безумно приятно. Гук лениво отвечает на
поцелуй и соскальзывает вниз, утыкаясь носом в теплую смуглую шею Тэхена.
Гук неохотно отлипает от Тэхена и тянется внутрь пакета. Его глаза радостно
вспыхивают.
— Что-то серьезное случилось? Почему тебя всю ночь не было? — спрашивает Чонгук,
отправляя в рот сразу три фри, предварительно окунутые в кетчуп.
Гук хмурит бровки, откладывает свою еду на пол и залезает на Тэхена, утыкаясь лицом
в его грудь и расставляя колени по бокам от его бедер.
— Я просто… сильно скучаю, — едва слышно шепчет Чонгук, вцепляясь пальцами в ткань
тэхеновой толстовки.
— Тогда пошлем ее нахуй, — бормочет Гук в грудь Тэхену, прикрыв глаза и прижимаясь
к его теплому телу плотнее. Снова включил маленькую пандочку.
Десять минут Чонгук слушает храп. Он изучил все его виды. У Тэхена даже храп
контрастный. То сопит тихонько, как младенец, то трубит на весь дом. Наверное, даже
Хосок и Давон могут это услышать со своего шестого этажа. Но Чонгук привык.
Поначалу бесился, ибо спать не мог. Пихал локтем в ребра, заставляя замолкнуть, но
в итоге сам же и получал по хребту. Теперь для Чонгука храп Тэхена звучит, как
успокоение. Сраная колыбельная. Что творят чувства?!
А в целом Тэхен спит красиво. Чонгуку хочется к его груди прижаться и слушать вкупе
с храпом ровное сердцебиение под ухом. Охуенные губы приоткрыты, а блондинистые
волосы эффектно раскиданы по подушке. Чонгук залип и отлипать не особо горит
желанием.
Чонгук не жалеет о том, что просрал учебу. Хорошо, что спящий на ходу Винсент не
вспомнил о ней. Он бы хоть и не смог сидеть за рулем в таком состоянии, но
обязательно запряг Хосока. Образование превыше всего, блять.
Чонгук вздыхает, утыкается лбом в плечо Тэхена, тянет носом его неизменный аромат
свежести, понимая, что чем больше будет так залипать, тем сложнее будет оторваться.
Но что делать, если к этому мудаку, мать его, так безумно тянет, даже день без него
кажется невыносимым. Это вчера, напившись, Чонгук не осознавал, но сегодня утром,
не увидев его по пробуждении, точно бы сходил с ума и жалел, съедая себя горькой
виной.
— Багаж, блять, свой, — Тэхен не без труда разлепляет один глаз и смотрит в
дверной проем, в котором видна только чонгукова нога. — Сюда все тащи.
— Велком, нахуй, — хрипло отвечает Винсент, сонно взмахнув рукой. — Давай газуй,
перебежчик.
Его глаз снова закрывается, а рука валится обратно на живот. Чонгук хихикает и на
коленях подползает к нему, склоняется над сонным лицом и целует в маняще
приоткрытые губы. Винсент довольно мычит и берет малого за талию, чуть сжимая бока
и лениво отвечая на поцелуй.
Тэхен в ответ коротко мычит, и Чонгук оставляет его высыпаться, тихо выскользнув в
подъезд.
🚬
Чимин с кряхтением приподнимается на локтях и не без усилий разлепляет сонные
глаза. Голова тяжелая, будто сделана из стали, едва держится на плечах. После
бухича хочется только сдохнуть. А еще кофе.
Чимин встает и зачесывает рыжие волосы назад, поднимает с пола свои домашние
спортивки и выходит из комнаты. О вчерашней попойке напоминают лишь сложенные у
стены пустые бутылки. Штук тридцать.
— Малой еще вчера ночью съебался, — спокойно отвечает Юнги, стряхнув пальцем пепел
в тарелку.
— Куда съебался?
— Бля, точно, — кивает Юнги, делая затяжку. — Чонгук как маленькая влюбленная
девчонка, когда дело касается Винсента. Что в этом отморозке его могло зацепить…
Внутри как-то паршиво. Стремно признаваться самому себе, но это начинает быть
похожим на обиду. Чимин чувствует себя отвергнутым родным братом. Это чувство
грызет изнутри, раздражает и накаляет. Неужели его брату реально отшибло мозги?
Юнги прав: Чонгук похож на влюбленную телку, окрыленную любовью. А сколько эта
любовь будет продолжаться? Чимин хочет надеяться, что недолго. Но месяцы, эти
гребаные месяцы сводят с ума и поражают. Какого хрена у них все так серьезно? Пак
был уверен, что Винсент, о котором он знал понаслышке, кинет Чонгука в первый же
месяц их отношений. Как бы жестко это ни звучало, но именно таким и кажется этот
дерзкий на язык прямолинейный мудак.
— Надеюсь, — шепчет Чимин, поставив стакан на тумбу и прижав к себе Юнги. Его
поддержка всегда рядом, всегда успокоит и даст поверить в лучшее. Это не причина
любви к Юнги, а приятный бонус к чувствам к этому человеку. С ним Чимин сможет все.
🚬
Чонгук выгребает из кармана мелочь на проезд, отдает водителю и спрыгивает с
автобуса на остановке неподалеку от отцовской хаты. Старые скрипучие дверцы
закрываются, и автобус трогается с места.
Несмотря на то, что район один и тот же, в этой округе как будто бы в разы мрачнее.
Все вокруг серое, тусклое и безжизненное. Чонгука охватывает тоска и неприятные
воспоминания. Теперь, когда он сумел вырваться, они действительно заполняют голову,
и возвращение в эти края сравнимо с возвращением в Ад. Подходя к задрипанному
подъезду, Гук начинает жалеть, что не дождался, пока Тэхен выспится, и не приехал с
ним. Так было бы спокойнее. В этом месте только Винсент и Чимин способны разогнать
мрак и хоть немного осветить. Без родных людей тут находиться неприятно. Поднимаясь
по лестницам в темном подъезде, Чонгук удивляется, как выживал тут. Еще несколько
дней назад возвращался сюда из школы, жил и существовал в этой никчемной квартирке,
провонявшей перегаром. Гуку порой казалось, что он и сам пропитался им уже. В это
место он не вернется ни за какие деньги. Здесь не было лучшей жизни ни для самого
Чонгука, ни для Чимина.
Входная дверь ожидаемо открыта. Внутри все так, как и бывает всегда: серо, сыро и
тоскливо. Гук кладет свои ключи от этой проклятой квартиры на тумбу, чтобы больше
никогда их не брать.
Единственным островком спасения всегда была лишь маленькая комнатка, которую делили
братья. В ней свой уют, который им самим пришлось создать для себя же, чтобы хоть
как-то укрыться от негатива, который в полной мере дарили им родители. Когда не
стало матери, отец стал в разы хуже, взяв на себя и ее плохое, теплившееся в падшей
душе.
Бросив попытки искать под кроватью, чтобы еще на что-нибудь не напороться, Гук
поднимается на ноги и подходит к своему столу у окна, начав копаться в шкафчиках.
Малой сразу вынимает книги и тетради, в общем, все, что пригодится для школы. Такое
приятное чувство — сваливать отсюда навсегда. На душе становится легче, как будто
обрезаешь толстую веревку, которая долго держала огромный камень в уставшей душе.
Вытащив со дна шкафа большой рюкзак в армейской расцветке (чиминовский), Гук
начинает туда напихивать свои вещи, не заботясь об аккуратности. Рюкзак, лежащий в
центре комнаты, с каждой секундой становится все больше. Туда же летят и фигурки
супергероев. Малой их ни за что не оставит в этом Богом забытом месте.
Напихав все самое важное, Чонгук возвращается к столу за оставшимися тетрадями. Под
одной из них находятся наушники. Мелкий с довольной улыбкой быстро сует их в карман
и прихватывает тетради. Развернувшись к рюкзаку, он застывает каменной статуей и
широко распахивает глаза. В их черноте мелькает страх. В дверном проеме стоит отец,
перекрывший своим крупным телом проход. В таких же черных затуманенных алкоголем
глазах поблескивают огоньки злости.
— Куда-то, — отвечает Гук, поджав губы и подходя к рюкзаку. Может, удастся по-
быстрому съебаться, протолкнуть его проспиртованную тушу в коридор тараном. Меньше
всего малому хочется с ним диалоги вести.
— В себя поверил, гаденыш? — рычит мужчина. Его глаза будто вспыхивают алым
блеском. На лицо падают отросшие патлы, придавая ему еще более грозный вид. Лицо с
двухнедельной щетиной краснеет и искажается в страшной гримасе. — Когда отец
спрашивает, ты должен отвечать!
— Что у тебя там? — спрашивает он, указывая пальцем на рюкзак. — Есть че ценное?
— Нет там ничего, — поджимает губы Чонгук, хватая рюкзак и закидывая на плечо. Он
подрывается с места и спешно идет к выходу из комнаты, но отец резко хватает
мелкого за плечо и толкает назад. От тяжести рюкзака Гук не удерживается и падает,
ударившись затылком о пол. Из глаз искры посыпались.
— Ты из этого дома ничего не заберешь, щенок, — шипит мужчина, брызжа слюной. Пока
он наклоняется, Чонгук резко подскакивает, выскользнув из лямок рюкзака. В затылке
болезненно пульсирует, а в глазах на секунду темнеет. Гук не успевает прийти в
себя, как отец хватает его за грудки и бьет по лицу так сильно, что Чонгуку
кажется, будто он на секунду потерял сознание.
— Забыл, с кем разговариваешь? — отец злится все сильнее. Ему хватает реакции,
чтобы вновь перехватить попытавшегося выскользнуть Гука и нанести новый удар. — Я
тебе покажу, как надо к отцу обращаться, маленький…
— Не отец ты мне! Кусок дерьма! — кричит Гук, ослепленный пеленой горячих слез.
Кто этот человек перед ним? Почему именно сейчас вспомнил, что у него есть младший
сын, не успевший получить хоть каплю любви от своих ничтожных родителей, не
сумевших справиться? Почему он встал на пути в самый важный момент? Чонгуку хочется
выть от обиды и боли. Кажется, ненавидеть этого человека можно еще больше. — Отвали
от меня!
Чонгук бьет мужчину кулаком в глаз, и пока тот на секунду теряет бдительность,
выскальзывает и начинает колотить крепко сжатыми кулаками по широкой груди,
всхлипывая и стискивая зубы до скрежета. Если это тот самый момент, когда можно
выплеснуть свою боль и обиду, то Гук его не упустит. Он в каждый удар вкладывает
ненависть, самому себе помогает освободиться, чтобы дышать стало легче.
Человек, который должен отдавать, всю жизнь лишь забирал. Вместо любви и заботы он
дарил боль и разочарование, а вместо улыбок — злобный оскал.
У Чонгука лицо уже раскраснелось, а из носа потекла горячая алая струя, смешиваясь
со слезами. Он внутри отчаянно кричит и проклинает себя за слабость. Беспомощный,
даже постоять за себя не может. Как тряпка. Чонгук всхлипывает и из последних сил
упирается ладонями в грудь отца, который осыпает сына самыми обидными оскорблениями
и добавляет сверху порцией ударов. Кажется, впервые все так жестко. Прежде он мог
лишь пару раз ударить ни за что, и свалить, а сейчас будто лишился тормозов.
Окончательно ебанулся.
Чонгук думает о Тэхене, о том, что он спит там и ждет его возвращения с вещами. Они
наконец-то заживут вместе. Большего счастья для Гука и быть не может, но он лежит в
своей старой кровати и сквозь слезную пелену глядит на искаженный образ отца,
который выбивает из него жизнь. Обидно вот так заканчивать. Винсент будет злиться,
что Чонгук задержался.
Гук стискивает зудящие от боли челюсти, сжимает руку в кулак до побеления костяшек
и бьет отца в лицо, пяткой заезжает в пах и резко подскакивает с кровати, сдавленно
простонав сквозь стиснутые зубы от боли по всему телу. Отец хватается за
промежность и рычит разъяренным зверем, продолжая оскорблять последними словами и
теперь добавляя к ним угрозы.
— Иди нахуй! — орет Чонгук, ударив мужчину ногой в живот. Тот не удерживается и
падает на пол.
Гук хватает рюкзак и пулей вылетает из квартиры, громко хлопнув дверью. Дрожащие
ноги едва не подкашиваются, когда он спускается по лестницам. В не до конца утихшем
страхе оглядывается: вдруг отец все равно решил последовать и убить к чертям
собачьим? Чонгук шмыгает носом и утирает лицо ладонями, на которых остается кровь и
слезы. Как же он устал быть слабаком.
🚬
Винсент прикрывает глаза и выпускает вверх сигаретный дым, приоткрыв губы. Прохлада
приближающегося вечера приятно гладит кожу. Где-то шумит город, оживает, а здесь
монстры выходят из-за своих нор в поисках новых жертв.
Напротив, сидя на корточках, курит Хосок, глядя куда-то вдаль задумчивым взглядом.
Оба уставшие после тяжелого рабочего дня и мечтающие о расслабоне. Но пока не
скурят по одной сиге у подъезда, не разойдутся. Это традиция у них такая.
— Можно, че, — пожимает тот плечами, слегка покусывая зубами фильтр сигареты. — А
Давон где?
— К подружке свалила, не будет нам мешать, как тогда, — Хосок хмыкает, вытягивает
руку вперед и щелчком ногтя стряхивает с кончика сигареты пепел. — Бухло есть,
хавчик скажу Джину купить.
— Зайчонку пусть чипсов побольше возьмет, бухать я его все равно не пущу, — Тэхен
лижет кончиком языка нижнюю губу и поднимает голову, глядя на окна квартиры. Свет
не горит. Неужели опять к брату съебался? Или не вернулся еще с хаты отца? Тэхен
хмурит брови.
— Ага, хорошо он вчера накидался, — хохотнул Хосок. — Я видел из окна, как ты его
тащил домой. Не сильно отпиздил?
Винсент дергает ручку двери и с облегчением открывает. Чонгук дома. И, конечно же,
снова спотыкается об его кроссы на самом пороге.
— Ебаный нахуй, — ругается Ким, отодвигая обувь ногой к стене и закрывая за собой
дверь.
Несмотря на наличие вечной преграды в виде чонгуковых кроссовок, в доме как будто
никого нет. Везде темно и тихо, ни единого звука. Тэхен разувается, снимает куртку
и идет в комнату, нащупывая у двери выключатель. Спальню осветил желтый свет
единственной лампочки. Винсент замечает на кровати спящий под одеялом комочек и
идет прямо к нему. Опускается рядом и аккуратно тянет одеяло вниз, чтобы взглянуть
на сонную мордашку мелкого.
— Это он был? — злится Винсент, убирая руку. Раздражает, когда Чонгук пытается
умолчать непонятно зачем, ведь все равно правду выдать придется. Бессмысленное
геройство.
Малой опускает глаза и коротко кивает. Винсент резко встает, подходит к шкафу и
начинает рыться в нем, что-то ища. Гук прикусывает губу и наблюдает за ним. Тэхен
снова в ярости, это прослеживается в каждом его действии, в его напряженном
молчании, разряжающем воздух. И ярость вчерашняя ничто по сравнению с тем, что
происходит прямо сейчас.
— Тэ, нахуй его, главное, я больше не вернусь туда, — тихо говорит Чонгук, надеясь
немного усмирить Тэхена. Тот оборачивается, бросает на мелкого колючий взгляд и
возвращается с небольшой аптечкой в руках.
— Блять, — Чонгук опускает голову и слегка дергается, слыша дикий рев мотора сто
сорокового и визг шин под окнами. Такое случается крайне редко, потому что Тэхен к
своей машине относится бережно. Чонгуково сердце начинает биться быстрее, а в
животе скручивается узел от волнения. Это значит одно.
🚬
Мерс с визгом тормозит у подъезда, к которому приезжал чуть ли не каждый день в
течение пяти месяцев. Но теперь то важное, что он забирал отсюда, в надежных руках
и сюда не вернется. Дело другое.
Винсент вылетает из машины и идет в подъезд. Его в цепких руках держит такая
всепоглощающая ярость, что на всю Вселенную хватит. Чтобы каждую планету и звезду
взорвать, превратив в пыль. Всю дорогу перед глазами стоял образ его избитого
мальчика. И сотворил это человек, посмевший назваться ему отцом. Пока Тэхен ехал
сюда, представлял всевозможные пытки для ублюдка, скрипя крепко стиснутыми зубами,
чуть ли не в порошок их стирая от растущего бешенства.
Он врывается в квартиру. Точно так же вчера приходил, но и долю того, что сейчас,
не испытывал. В доме тихо, не слышно даже храпа со спальни. Винсент на всякий
случай заглядывает на кухню и выходит из квартиры, жалея, что биту не прихватил,
чтобы каждую гнилую кость в сраном теле, которому сегодня точно не поздоровится,
раскрошить.
Винсент грубо толкает его в сторону, отчего тот бьется спиной о стенку гаража, и
твердым шагом (тем самым, когда идет кого-то пиздить) направляется к отцу Чонгука.
Тот оборачивается и не успевает даже среагировать, как получает в краснеющее лицо.
Кажется, все окружающие слышали хруст сломанного носа.
Винсент меньше всего настроен на диалоги. Он сбивает его с ног и валит на землю,
хватает за грудки одной рукой, а другой бьет по роже, как обезумевший. Дружки-
алкаши отходят в сторону, поняв, что разбитое ебало им ни к чему. Напороться на
гнев этого психованного парнишки — это последнее, что им нужно в и без того хуевой
житухе.
Тэхен сам на себя кричит мысленно, заставляя остановиться, хотя очень не хочется. И
еще один смачный удар, как вишенка на торте.
Но зайчонок же ждет.
🚬
Чимин подъезжает к отцовскому дому ровно в тот момент, когда мимо с рыком на весь
район проносится знакомый сто сороковой мерс. Пак тормозит у подъезда и выходит из
машины. У гаражей он сразу замечает небольшое скопление людей и поджимает губы.
Ничего хорошего эта суета не предвещает. Обычно отец там обитает. Алкаши над кем-то
склонились, как падальщики над дохлой тушей, аж позабыли о своем главном деле.
Чимин бросает взгляд на окна квартиры и идет к гаражам, узнать, что происходит.
И сразу узнает.
В первую секунду в груди что-то екнуло. Детская память хранит светлое об этом
человеке, но оно тут же омрачается. Чимин видел больше плохого и переживал это
вместе с братом, которому не повезло родиться в такой семейке. И вот он. Перед ним
отец, который столько лет не дает им спокойной жизни и отбирает гроши, только бы на
водку хватило.
Чимин даже и не сомневается, что отец снова что-то сделал Чонгуку. Подтверждение
только что с шумом газануло отсюда на всех скоростях.
— То, что с отцом твоим сотворил какой-то сукин сын, тебя вообще не ебет? — рычит
мужчина, выпучив на Чимина страшные злющие глаза.
— Забудь, что у тебя есть сыновья, — и еще тише: — А такого, как Чонгук, ты вообще
не заслужил.
Давно пора было сделать это. Чимин знает, что уже завтра утром отец забудет о том,
что случилось, и продолжит бухать, как черт. Таких конченых людей, падших и ищущих
счастье в таких низменных вещах, ничто не изменит. Только могила. Чимин лишь ждет,
когда у отца печень откажет. Этот человек давно безвозвратно потерян. И вроде бы
печально, и вроде бы плевать.
🚬
Как только Чонгук слышит звук открывающейся входной двери, от сонливости и следа не
остается. Он выныривает из сразившей его дремы и подскакивает, потирая глаза и
сразу же об этом жалея. Синяки дают о себе знать. Гук болезненно шипит и открывает
глаза. Из ванной доносится шум воды, а когда прекращается, в дверном проеме
появляется хмурый, как грозовая туча, Винсент. Вид у него изнеможенный. Но не
физически, а морально. В глазах искрится не до конца утихшая ярость, а губы все еще
плотно поджаты.
— Ты убил его? — тихо спрашивает малой, скользнув взглядом вниз, к опущенным рукам
с разодранными костяшками.
— Да, — кивает Тэхен, заходя в комнату и стягивая с себя футболку. — Труп сжег за
гаражами, никто не найдет.
— Что?! — в ахуе вскрикивает Гук, вытаращив удивленно-испуганные глаза. — Тэхен!
— Мне до них, что ли, было? — возмущается Гук. — Тебя тоже обработать надо. Ты
переусердствовал, он не стоил того, — вздыхает он, мягко касаясь подушечками
пальцев тыльной стороны ладони Тэхена.
— Я волновался, — бурчит Гук, наблюдая за тем, как Тэхен смачивает ватный диск
какой-то жидкостью и подносит к лицу малого. Гук слегка дергается, но больше от
того, что кожи коснулся холодок, чем от боли.
— Да, сучка, я понял, почему ты тут вылизал все, — ухмыляется Тэхен. — Не хочешь
кое-что другое вылизать? Тогда стопудово прощу.
— На этом полу, — хмыкает Тэхен, тыча пальцем на деревянный пол возле «кровати».
— Ой все! Дай сюда руки, — улыбается Чонгук, беря ладони Винсента и кладя на свои
колени. — Теперь я тебя обработаю.
— Ты халатик медсестры забыл, обработчик, — усмехается Винсент, толкая язык за
щеку.
— Кстати, Хосок звал к себе, — теперь Винсент внимательно следит за тем, как
Чонгук копается в аптечке и выискивает нужное. — Но можем не идти, если хочешь.
— Я знал, что так будет, — смеется Чонгук, жмуря глаза. Винсент целует его под
нижней губой, прямо в маленькую родинку, а затем в шею. — Охуенное отвлечение, —
уже не до смеха. Слова вырываются с шумным вздохом, потому что Тэхену похуй на
сбитые в кровь костяшки. Он залезает ладонями в чонгуково белье и сжимает в длинных
пальцах мягкие ягодицы, грубо сминая и разводя их в стороны. — Тэхен… — не
сдерживается и хрипло стонет Чонгук, вцепляясь пальцами в крепкие плечи.
— Хосок нас поймет, — шепчет Винсент куда-то в пупок малого, уже стягивая с него
мешающую одежду.
🚬
— Вы что, ебались? — стоит входной двери распахнуться, Хосок бесцеремонно бросает
вопрос в лицо пришедшим голубкам, смотря то на одного, то на другого, как какая-то
мамашка.
А обратить внимание есть на что. Один с гнездом на голове и с алыми пятнами по всей
шее, с припухшими раскрасневшимися губами и бегающим виноватым взглядом, будто и
правда мать спалила за чем-то непристойным. Другой наоборот, как будто под кайфом,
довольный жизнью, любящий все и вся, а в расслабленном затуманенном взгляде
полнейшее удовлетворение. Помимо всего этого, один побитый, второй как будто бы
бил.
— Это ты его? — задает Хосок второй вопрос уже Тэхену, кивая на Чонгука и хмурясь.
— Да, уже половину чипсов схавал, — хмыкает Хосок. — Кстати, у нас с тобой сегодня
важное дело.
— Почему все думают, что это я его отпиздил? — вздыхает Тэхен, глотнув пива. — Я,
вроде как, не практикую домашнее насилие.
Малой прыскает и хватается за пачку чипсов, пряча в ней лицо и громко хрумкая, как
настоящий зайчонок. Винсент следит за ним и резко вцепляется пальцами в его колено.
Гук бросает тихое «ай» и хлопает Тэхена по ладони, чтобы не задеть бинты, которые
после… пришлось, короче, заново перевязывать. Винсент ухмыляется и снова припадает
губами к горлышку бутылки.
— Да любой бы так подумал, глянь на его лицо и на свои руки, — хохотнул Хосок,
подключая джойстики.
— О, ну пиздец…
Тэхен с кряхтением старика встает с дивана и, шлепая босыми ногами по паркету, идет
открывать дверь прямо с бутылкой пиваса в руке.
— Привет, малой! — Джун сразу же широко улыбается (аж до ямочек на щеках), увидев
увлеченного игрой Гука. К малому особое отношение, прямо как к ребеночку или
младшему братику, о котором все охотно заботятся.
— Я твою базу взорву, я знаю, где она, — угрожает в ответ Хосок, быстро пожав
Намджуну руку.
— Хосок! — ноет зайчонок, хмуря брови так, как будто очень сильно обижен. — Я твою
армию расстреляю, — бурчит он, поджимая губы. Хосок злорадно хохочет.
— Как всегда, — кивает Джин, подтаскивая к Намджуну бутылку пива и делая глоток из
своей. — Оставил ее с соседкой.
— Я завтра заскочу к ней, она мне хотела одну книгу посоветовать, — с улыбкой
говорит Джун, открыв бутылку. — Удивлена, что среди нас кто-то любит почитать.
— Да, говорит, что рада, что ты не из тех, кто может только обертку на бутылке
пива прочесть, — смеется Джин, согласно кивая.
— Я тоже обожаю читать, — кто-то в эту секунду хохотнул, — но миссис Ким все равно
смотрит на меня всегда как-то странно, — возмущается Винсент, закуривая сижку и
сползая на пол. Он сам не замечает, как начинает следить за игрой этих двух, и
садится поближе к Чонгуку. — Дай глоток сделаю, — говорит он, протянув руку к
мелкому и забирая у него колу.
— Она говорит, что ты ебанутый, — усмехается Джин, отправляя в рот горстку чипсов.
Все начинают угарать, а Гук тихонько хихикает. Ну, а кто тут не согласится? Мама
Джина истину глаголет.
Тэхен закатывает глаза (не удивлен, вообще не шокирован), делает один огромный
глоток колы и возвращает бутылку Чонгуку.
А потом они бухают. Все, кроме малого, которому в руку вручили новую бутылку колы.
Хосок держится до последнего, но когда в игре начинает побеждать Чонгук, становится
понятно, что и этот боец сражен алкоголем. А малой удивляется, какие разные у него
вечера в последние дни. Вчера бухал и даже косячок пробовал, а сегодня игрушки на
приставке и кока-кола с чипсами. И Гук даже не знает, что лучше. Там был брат, а
здесь есть Винсент. Сравнивать невозможно и вообще глупо. Главное, Гук счастлив в
этот самый момент. Сегодняшний день не омрачился тем, что случилось днем, а лишь
приобрел краски и яркие эмоции благодаря самым лучшим пацанам, которые окружают
малого. Осадок, несомненно, останется (в самой глубине души), но он будет едва
ощутимым и жить в кайф ни за что не помешает.
🚬
Чонгук сжимает кулаки в карманах толстовки и нервно жует губу, и так уже минут
пять. На той стороне, через дорогу расположено небольшое футбольное поле, в котором
он когда-то любил зависать с Чимином. Там сейчас и находится брат. Чонгук все
смотрит на него со стороны, с восторгом и гордостью замечая, что тот владеет мячом
все лучше и лучше. Если бы не эта их тупая жизнь, наверняка стал бы известным
футболистом. Между множеством подработок он всегда находил время прийти сюда и
погонять мяч. Это что-то типа успокоительного и хобби в одном флаконе. Чимин футбол
обожает. К нему он стал приобщать и Чонгука.
Гук решил, что нужно поговорить. Весь день на уроках он только и делал, что думал о
брате и о том, как все ему объяснит. Гадал с тревогой: поймет Чимин или за шкирку
потащит к себе. Чонгуку стремно. Не отпускает легкое ощущение вины, но по-другому
он не хочет. Жить с Тэхеном — лучшее, что могло произойти.
Гук натягивает на левое плечо вторую лямку рюкзака и решается. Перебегает дорогу и
перелезает через ободранную сетку, попадая на футбольное поле. Вокруг больше
никого, кроме них с Чимином.
Брат стоит спиной и не замечает, как к нему идет Гук. Малой стягивает с головы
капюшон и подходит.
— Ты все круче это делаешь, — заговаривает он, кивая на мяч, который Чимин успешно
набивает ногой уже минуты три. Увидев брата, он сразу же прекращает и берет мяч в
руку.
— Знаю, — кивает Гук, сунув руки в карманы толстовки. — Ви с ним потолковал.
— Тебя искал, — пожимает плечами Чимин. — Я понял, что ты к нему свалил, но была
надежда.
— Блять, ну, а хули ты еще разрешения просишь, если все уже сам организовал, —
закатывает Чимин глаза.
Чимин слегка поджимает губы и переводит взгляд на свои красно-белые бутсы. Вчера он
видел то, что многое в его понимании изменило. Винсент чем-то даже на самого Чимина
похож. Он озабочен тем, чтобы Чонгук учился (что очень удивительно для такого, как
он), Винсент тоже заботится о нем так, как Чимин (и вообще-то Чимина это слегка
бесит), и он так же готов рвать за малого глотки. И плевать, если это окажется
глотка отца Чонгука.
— Официально, — издает смешок Чимин. — Забьешь в мои ворота три гола, и можешь
жить хоть на свалке, — говорит он, кивая подбородком на футбольные ворота.
Гук прекрасно понимает, что как вратарь Чимин нихуя не лучший игрок, и забить ему —
раз плюнуть.
Комментарий к короли-нищеброды
G-Unit - Nah I’m Talking Bout
последняя сцена: Eminem feat. Dina Rae - Superman
Чимин задумчиво отбивает пальцами на руле какой-то незамысловатый ритм, хмуря брови
и разглядывая орущих неподалеку детей. Мальчишки лет десяти шумно играют в футбол,
комментируя каждое действие на всю улицу. Пак слегка улыбается на некоторые их
комментарии. У всех детей лица такие, будто они не во дворе в футбол гоняют, а на
огромном стадионе перед тысячами людей.
Чимин вспоминает себя в таком же возрасте. Жизнь тогда только начала идти по пизде.
Сменились друзья, сменился дом. Начались ежедневные скандалы родителей, от которых
малой Чимин сбегал на улицу, наблюдая за тем, как соседские дети играют в футбол на
площадке. Пак ни с кем не был знаком, но жутко хотел присоединиться. Дети на первый
взгляд казались враждебно настроенными и жестокими, как и новый район в целом.
Чимин, росший до этого в совершенно другой обстановке, даже не решался подойти. Но
в очередной раз, когда он следил за игрой через сетку, его заметил один худощавый
парнишка с необычайно белой кожей. Колени все в синяках и царапинах, на голове
взрыв смоляных волос, вечно спадавших на глаза. За время наблюдения Чимин отметил,
что этот мальчик хоть и казался слабаком, но отпор давать был вполне способен. Он
подошел тогда к Чимину и без лишних вопросов позвал поиграть с ними. Чимин
засмущался, но внутри вспыхнула такая радость, какой мальчишка не испытывал уже
давным-давно. Не раздумывая, он проскользнул через отверстие в сетке и
присоединился к игре. А мальчишкой тем был Юнги, с которым Чимин с тех самых пор не
расставался.
Пак вздыхает и откидывает голову на спинку сиденья, прикрыв глаза. Рука сползает с
руля и ложится на колено. С самого утра он чувствует себя опустошенным. Тоска не
перестает съедать. Даже ласки Юнги не помогли избавиться от этого чувства. Самое
паршивое, что Чимин сам не может понять, в чем причина. Спал хорошо, даже слишком —
без мешающих снов, а проснулся разбитым и обессиленным. Чимин решает, что сегодня
нужно напиться до потери сознания. Забыться. Это то, что обычно несомненно
помогает.
— Все заебись, — улыбается Мин. — Джексон согласился. Такими темпами мы уже скоро
начнем торговать.
— Не, подожди, — хмурится Юнги, кладя ладонь на плечо Чимина. — Сначала расскажи,
че за хуйня. А потом посмотрим, чем можно тебе помочь.
— Пойдем на поле, — вдруг говорит Чимин, глядя Мину в глаза с немой мольбой.
— Просто мяч погоняем немного и домой двинем.
— Базару нет, любимый, — хмыкает Юнги, целуя Пака в шею и кладя руку на его
колено, мягко поглаживая и чуть сжимая пальцами. Так он обычно выражает поддержку,
говорит, что рядом, что любое дерьмо с ним переживет.
🚬
Чонгук тянет широченную заячью лыбу, отчего его глаза превращаются в щелочки, как у
брата. Ноги чуть раздвинуты в сторону, а руки сцеплены у паха. Малой для еще
большей крутости запрокидывает голову, из-за чего его шея кажется шире и крепче.
Ветер эффектно (нет) треплет его волосы, открывая лобешник. Малой походу чувствует
себя в этот момент повелителем ебаного мира.
Винсент хочет швырнуть этот телефон в реку, текущую позади Чонгука. И его самого
желательно тоже (хотя прекрасно понимает, что сразу же за ним сиганет, как ебучий
спасатель Малибу). Он опускает мобилу и сверлит довольного зайчонка
многозначительным взглядом. Стоят как два дебила на набережной, потому что одному
очень приспичило сфоткаться возле ссаной (буквально) реки. Винсенту невольно
вспоминается момент из прошлого, как когда-то, нахуярившись в дерьмо, он встал на
бетонное ограждение и с сигой в зубах подливал в реку. Шатался так, что со стороны
вызывал страх: вот-вот наебнется и по мощному течению в соседние города (или в
океан) с концами, но ловкач устоял, даже ремень застегнуть сумел. Плюс к
достижениям великого Винсента.
Тэхен выпучивает на него охуевший взгляд, так и говорящий: «в себя поверил, щенок?»
— Да Тэ! — ноет малой, дергая старшего за рукав кожанки. — Тебе че, в падлу, что
ли?
— Да блять, Тэхен!
🚬
Они виснут на улице уже несколько часов, просто разъезжая по ночному городу и гуляя
по набережной, как какая-то сопливая парочка на первом свидании, но Чонгуку
нравится, поэтому базару нет. Тэхену, вообще-то, тоже нравится. Это он днем
ненавидит светиться на улицах, а ночью выползает, как вампир после дневной спячки в
гробу. Только он дрыхнет на своем лакшерном полу или вообще пашет на очередной
подработке, как проклятый.
А ночью хорошо. Ночью кайф, и воздух посвежее. Рычащий движок сто сорокового и
жопка зайчонка, греющая сидение рядышком.
— Кофе хочу, холодно че-то, — Чонгук трет заледеневшие ладони и кутается в свою не
по сезону тонкую ветровку.
Чонгук шмыгает похолодевшим носом и плетется за Тэхеном, сунув руки в карманы. Тот
уже склонил голову, считая мелочь на ладони, и по одной монетке сует в автомат.
Пока машинка делает малому горячий напиток, Винсент считает оставшуюся в кармане
мелочь, нахмурив брови. Поняв, что не хватает на еще один стаканчик, он поджимает
губы и сыплет монеты обратно в карман.
— Ты не будешь? — спрашивает Чонгук, беря приготовленный капучино и грея о
бумажный стаканчик ладони.
Они молча идут к машине, оставленной у входа в парк. Гук делает короткие глоточки,
согревая себя изнутри. В тихом парке слышится шарканье обуви о землю, усыпанную
сухой листвой, и хлюпанье малого.
— Ты пиздец вредный, — бурчит Гук, надув губы и отпивая капучино. — Я думал,
лечить меня будешь, заботиться.
🚬
Чонгук устало вздыхает и кладет голову на пол, прикрывая глаза. Рука, держащая
ручку, обессилено лежит на тетради. Малой уже полтора часа пишет конспект корявым
почерком, едва живой. Хочется спать, а еще больше — есть. На фоне негромко звучит
Фифти Цент, а из кухни доносится голос Тэхена, базарящего с кем-то по телефону. Гук
чувствует в голосе Винсента (хоть особо и не разбирает, о чем ведется речь)
раздражение. Чайник закипает и мерзко свистит. Из-за этого Тэхен тоже наверняка
бесится. А Гук даже не в силах встать с пола и пойти на кухню, узнать, в чем дело.
Ему бы чертов конспект дописать, иначе завтра училка снова начнет своим писклявым
голосом отчитывать перед всем классом. Чонгуку, в принципе, на это похуй, просто
клинит, когда все внимание на него обращено.
Малой находит силы вытянуть руку и схватиться за рядом валяющийся телефон. Чимин
писал полчаса назад. Хочет увидеться, скучает по мелкому. А ведь мог жить с ним, но
чувства братские уважать надо. Оба в одинаковой ситуации. Оба любят.
Чонгук три часа печатает ответ, то не попадая по нужной букве, то случайно всовывая
смайлик или вообще стирая слово. Говорит, что после уроков заскочит обязательно, а
сам думает о том, не поменяются ли опять планы. Малой вообще ненавидит планировать.
Обычно спонтанность бывает эффективнее всего. В их с Тэхеном отношениях она играет
одну из главных ролей. Винсент живет по случаю, но и на будущее смотреть не
забывает. Но главное — никаких планов. Планам свойственно обламываться. Это тупой
закон подлости.
Гук чешет затылок и плетется на кухню, на ходу подтягивая сползший носок выше. Из
кухни по квартире растекается приятный аромат сваренной лапши, отчего у мелкого
живот начинает завывать.
— Сегодня только так шикуем, — Тэхен уже сидит за столом, держа в пальцах палочки
для еды. В его взгляде мелькает едва уловимое сожаление. Малой от этого хочет себе
глаза вырвать, лишь бы не видеть такого Винсента. Никогда и ни за что он не должен
испытывать сожаление или вину. Только не этот человек. Только не из-за такого.
— Я хоть сухарь сожру, — Чонгук садится напротив, подняв одну ногу на стул и
уперевшись в его край пяткой, и принимается есть свою лапшу. — Вкусно!
Тэхен хмур и задумчив. Он ест молча и вообще выглядит загруженным. Гук как никто
понимает, что это значит — бабло кончилось.
Для Винсента это особенно сложные моменты бывают. На себя похуй, он и водой одной
питаться будет, но под крылом у него маленький зайчонок — растущий организм,
нуждающийся в стабильном питании. Все волнение о нем.
Только что Винсент говорил с Намджуном. В последнюю неделю затишье, товар туго
пошел. Кажись, у всех сейчас напряг с бабками. У кого-то просить (у того же
Намджуна) — последнее дело. Тэхен ценит только те деньги, которые своими руками
зарабатывает. А как быть, если работы нет? Тэхен уже успел обзвонить всевозможные
места, но все бестолку. Где-то уже занято, где-то не требуется, а в некоторых
местах без образования не принимают. Одно это слово выводит Винсента. Сами же не
дали ему это ебаное образование, и пропадает специалист, который шарит в
юриспруденции получше многих, учащихся там. Ну и хуй с ними.
Тэхен решает завтра заняться поисками более углубленно, а не ждать с моря погоды.
Чонгуку нужно на что-то жить.
🚬
— Ты послушал мой новый бит? — шепотом спрашивает Бэм, склонив голову к парте и
повернув к Гуку, уставившемуся в телефон, спрятанный за учебником. — Ну который я
вчера вечером прислал.
— Да не, просто бабло надо, — вздыхает Гук, подняв взгляд. Училка по алгебре
забила на позади сидящих учеников хрен и даже не палит разговоров. Обычно она
уделяет внимание только впереди сидящим жополизам. Очень удобно.
— А-а, — понимающе кивает Бэм. — Ну это всегда необходимо. Деньжат много не
бывает. Если хочешь, я помогу, узнаю с нашей стороны, не нужен ли кому малолетний
работник.
— Да, было бы хорошо, — кивает Гук, слегка пихнув друга плечом в плечо. — Спасибо,
бро.
Чонгук еще не нашел работу, но то, что поиски не стоят на месте, уже радует.
Бездействие надоело. Что Чимин, что Тэхен работать строго-настрого запрещают, ну, а
что в итоге? Чонгук не собирается висеть у них на шее и ждать. Да они сами уже
гребли бабки в его возрасте, где только руки не замарали! Малого это бесит. Че его
хранить, как золотого мальчика с лучшим будущим? Если Гук как-то может помочь, он
это сделает, постарается, будет рвать жопу после школы, и пусть Чимин и Тэхен
лопнут от злости. Чонгук будет вносить свой вклад.
🚬
— Сколько уроков сегодня? — спрашивает Тэхен, стряхивая пепел через спущенное окно
и руля одной рукой.
— Не, не надо! — быстро мотает головой Чонгук. Тэхен глядит в ответ вопросительно.
— Я не домой после уроков.
— К братану?
— Может у меня мечта такая — трахнуть тебя у школы? — слабо ухмыляется Тэхен,
сжимая аппетитные половинки малого через ткань школьных брюк. — И че ты мне
сделаешь?
— Все, выпрыгиваю, — смеется Чонгук, слезая с колен Тэхена и открывая дверь, чтобы
выйти.
— Стой, — Винсент поворачивает к нему голову, повесив руку на руле. Взгляд у него
помутнел, как бывает, когда он заводится. Чонгуку от одного вида такого Тэхена
хочется накончать прямо в трусы.
Гук округляет глаза, глядит на деньги, как на что-то неземное, затем на Винсента, и
качает головой.
🚬
После тяжелого учебного дня два мальца выходят из школы утомленные, но радостные.
Бэм радуется концу уроков, а Чонгук тому, что теперь, наконец, пойдет на работу,
которую помог найти друг. Бэм если что-то обещает, то всегда старается не подвести.
Чонгук весь день в школе сходил с ума от нетерпения. Чуть ли не свалил с последнего
урока, но тогда было бы рано. Бэм остановил, сказал одуматься. Еще один прибавился
к дуэту великих умников. Теперь у них трио. Вот кто-кто, а Бэм точно не тот, кого
ебет учеба. Сам он отдает предпочтение музыке и ее созданию и ставит важность
образования Чонгука выше своего. Какого хрена?
— Сразу видно, что ты впервые на работу, — хихикает Бэм, идя вместе с Гуком к
остановке. — Люди обычно идут работать с унылыми и тухлыми рожами, а ты как будто
первый раз в первый класс.
— Да я уже подрабатывал однажды, просто с тех пор много времени прошло, вот я и
радуюсь, — пожимает плечами Гук, зацепив лямки рюкзака на плечах большими пальцами.
— Узнают — пизды дадут нашему золотому мальчику, — хихикает Бэм. Чонгук хмурится и
толкает друга в плечо, отчего того заносит в сторону.
— Да я бы тогда лучшим в классе был! — смеется Бэм. — А так, простите, музыка
превыше всего. Музыка меня однажды сделает миллионером, а не ваша алгебра и физика.
— Че? — вскидывает брови Бэм. — Типа до этого ты сомневался во мне? Нихуя себе
друг! — возмущается пацан, и теперь уже он пихает смеющегося Чонгука в плечо. — У
меня слов нет!
— Ну серьезно, — строит серьезное лицо Гук. — И спасибо, кстати, что с работой
помог. Сильно меня выручил, — благодарно улыбается малой.
🚬
— Ща, стойте, пацаны, — Чимин выходит из машины, в которой сидят Юнги, Джихан,
Джейби и Чану, и садится на бордюр, достав телефон и набирая брата.
— Че-то случилось?
— Бля, бро, — вздыхает Чонгук на том конце. — Я бы пиздец как хотел, но у меня по
учебе завал. На завтра надо готовиться.
— Отложить никак? — Чимин упирает локти в колени и опускает голову, хмуря брови.
— Или это срочняк прям?
— Базару нет, Гук-а. Главное, учись, — Чимин слабо улыбается и делает затяжку.
Чимин встает с бордюра и идет обратно к машине. Делает еще одну затяжку и, прежде
чем сесть, бросает окурок.
Пиздит. Чонгук пиздит и надеется, что Чимин, вырастивший и знающий его, как свои
пять пальцев, не почует этого наглого пиздежа. Пак лишь хочет надеяться, что в этом
не замешан гребаный Винсент.
— Блять, а я надеялся, что среди вас будет хоть один нормальный пацан, —
театрально разочарованно вздыхает Джихан, получая сразу два пинка с обеих сторон.
— Да че вы! — возмущается До, закатывая глаза. — Знаете же, что я прав.
🚬
Винсент прикрывает глаза, делая последнюю глубокую затяжку, и бросает окурок на
влажный после недавнего дождя асфальт. Перед глазами все размазывается и кружится.
Тэхен глушит двигатель и хватает куртку, лежащую на соседнем сидении среди пустых
бутылок пива. Парочка скатывается с сидения на пол. Тэхен морщится от неприятного
звука.
Он оценивающе осматривает обтянутую тканью черных брюк жопу и ускоряет шаг, идя
прямо на свою цель. Ноги слегка подводят, заносят, но Тэхен упрямо стремится
вперед, стараясь выровнять свое движение, пока не вписывается пахом точно в эту
аппетитную задницу.
— Какого хуйца ты тут забыл, мальчик мой? — понижая голос до опасно сердитого,
спрашивает Тэхен, щуря глаза, хватая малого за белоснежную футболку и вгрызаясь
взглядом в его же имя на ней. — Ты че… ты блять…
— Я могу еще, — Тэхен растягивает губы в пьяной улыбке и вскидывает брови, хватая
с полки новую бутылку какого-то шампанского и замахиваясь на стеллаж.
Чонгук округляет глаза от шока и подлетает к Тэхену, но не успевает перехватить и
предотвратить аварию. Бутылка со звоном влетает в остальные. Мерзкая музыка
заглушается громким звуком бьющегося стекла. В магазине стоит грохот. Старушка
через два ряда зависает, выпучив глаза. Так и до инсульта не далеко.
— Тебе, сука, деньги нужны?! — орет Тэхен, залезая в свои карманы куртки и
вытаскивая скрутки купюр. — Вот эти деньги?! — рычит он, нависая над потерявшим дар
речи Гуком и чуть ли не в лицо ему тыча баблом.
— Тэхен! — снова кричит малой уже на улице, стукая старшего по спине свободной от
захвата рукой. — Пусти меня уже, блять!
— Закрой ебальник, у тебя нет права слова, — рычит горящий от злости Винсент,
сверкнув в малого испепеляющим взглядом.
— Это ты мне там пиздец устроил! — возмущается Чонгук, вытаращив глаза. Тэхен
хватает его за затылок и заталкивает на заднее сидение мерса. — Да блять! Че за
похищение нахуй? Тэхен-а! — снова орет он уже в машине. Тэхен захлопывает дверь
прямо перед его носом и садится в машину, заводит двигатель, с рыком срываясь с
места.
— Еще раз мне соврешь, и я тебе твой лживый язык оторву, — цедит Тэхен, давя на
педаль газа и поглядывая на Гука через зеркало заднего вида. — Презентацию он,
блять, делает.
— Я работать хочу! Помогать! Чтобы не висеть у вас с Чимином на шее! — малой уже
не орет, но говорит на повышенных тонах, от злости впиваясь пальцами в спинку
переднего сидения и сверля и без того рассерженного Тэхена взглядом.
— Мы с Чимином сами решим, на чьей шее тебе висеть, — чеканит Винсент, крепко
сжимая руль пальцами и стараясь больше не смотреть на Чонгука. Этот сучонок одним
своим видом сейчас может довести до греха. — И вообще, захлопнись, не беси меня еще
сильнее.
Чонгуковы глаза никогда не были такими огромными. В них все сразу: начиная с шока и
заканчивая дикой злостью. Он поджимает нервно дрожащие губы и стискивает зубы. Из
двух зол все-таки выбирает меньшее. Тэхена за рулем (еще и пьяного) бесить — себе
дороже.
🚬
Они вваливаются в квартиру в продолжающемся напряженном молчании, толкая друг друга
плечами и бедрами. Кто быстрее стянет обувь и зайдет в дом. Похоже на тупую игру,
но оба злые, как черти. Всю дорогу Чонгук мысленно взрывался, а Винсент выливал
свою ярость на мерс, разгоняясь до рекордных двухсот двадцати. А Чонгук и не
задумался о том, что есть угроза разбиться. Винсент не допустит этого прежде всего
из любви к машине.
А еще Винсент никогда не скажет, что не машина первостепенна, а сердитый зайчонок
на заднем сидении.
Тэхен скидывает с себя куртку прямо на пороге и заходит в комнату, включая музыку,
чтобы немного разрядить обстановку. Квартиру заполняет голос Эминема (самого Бога).
Тэхен хватает его за футболку и резко тянет на себя. Слышится треск ткани. Чонгук
разворачивается и смотрит на зверя не менее бешеным взглядом. Тэхен берет малого за
щеки и грубо сжимает пальцами, смотря на него взглядом самого Дьявола.
— Это тебе будет уроком, что врать нехорошо, сучка, — цедит он, нависая над
зайчонком каменной глыбой.
— Я тебе на что?! — орет в ответ Винсент, неслабо получая в нос. У малого рука
тяжелая, чтоб ее. — Нужны деньги, говоришь мне, долбоеб!
— Ты мне папик, что ли?! — кряхтит Чонгук, стиснув зубы и вцепляясь пальцами
Винсенту в плечи.
— Какой еще…
Именно поэтому Чонгук так рвался пойти работать. Чтобы и брату, и Тэхену отплатить,
порадовать хоть какой-то мелочью в ответ. В магазине помощником много не
заработаешь, но ведь и это было бы чем-то. По крайней мере, Тэхену бы не пришлось
каждое утро впихивать малому деньги на обед, — у самого бы были. Чонгук просто
хотел облегчить всем жизнь и внести свою лепту, но и в этом ему помешали. Тэхен
всегда будет стоять на своем. Знал бы об этом Чимин, тоже поддержал бы его.
Гребаный дуэт.
— Пока я могу, я буду о тебе заботиться так, — говорит Тэхен, туша в пепельнице,
лежащей рядом, сигарету. — И даже не смей мне это запрещать. У тебя вряд ли что-то
выйдет, да и кому нужны лишние синяки на роже? — ухмыляется он, подмигнув малому.
— Хуевый мир, — морщит нос Гук, положив голову на плечо Тэхена. — Но че теперь
будет с магазином? Там камеры, нас видели. Меня, может, не посадят, мне только
семнадцать, а вот тебя…
Тэхен хватает его и валит на матрас, нависая сверху и впиваясь в губы с кровавым
привкусом требовательным поцелуем. Гук мычит в рот Винсента и дергается, пытаясь
вылезти из-под него.
Тэхен бросает в сторону брюки вместе с бельем и облизывает обнаженное тело своего
зайчонка голодным взглядом. У Чонгука уже твердо стоит. На розовой головке
образуются прозрачные капли, падающие на впалый живот, покрывшийся мурашками. У
Тэхена рот слюной наполняется. Он грубо раздвигает его согнутые колени и смачивает
пальцы слюной, вводя в сжимающуюся дырочку сразу два. Гук тихо стонет и сам
насаживается, прикусывая нижнюю губу и прикрывая глаза.
Винсент на растяжку много времени не тратит, — они слишком часто это делают,
поэтому тело Чонгука принимает Тэхена с легкостью.
По комнате растекается тягучий низкий стон, когда Тэхен вгоняет в малого член. Гук
сразу сжимает его в себе и цепляется за плечи, притягивая ближе. Винсент ложится
сверху и начинает делать короткие глубокие толчки, вырывая из блестящих
покрасневших губ новые стоны.
— Блять, Тэ… — тихо стонет Гук, зарываясь пальцами в волосы старшего и сжимая в
кулаке. — Быстрее, а-ах…
Чонгук седлает Винсента и упирается ладонями во влажную грудь, пока тот курит,
держа сигарету в одной руке, а другой надрачивает Гуку, подводя к разрядке. Оргазм
не за горами. Малой жмурится и учащенно дышит, раскрыв губы буквой «о». Такое бы
Винсент действительно хотел сфоткать, но лишь для себя. Жаль, телефона под рукой
нет. Он сжимает в кулаке головку чонгукова члена, отчего тот громко стонет и
толкается навстречу, чуть ли полностью не слезая с члена Тэхена.
— Т-тэ… — с дрожью выдыхает он, открыв блестящие от слез наслаждения глаза и глядя
на старшего с мольбой. — Пожалуйста, я щас сдохну…
— Приятно иметь с тобой дело, — довольно хмыкает тот. — А еще помоешь завтра
тачку, — он ослабляет хватку и снова быстро скользит ладонью по члену Гука. Тот
опускает голову и жмурится, толкаясь в ладонь Тэхена и выдыхая со стонами. Малого
накрывает оргазм.
Тэхен скуривает еще одну сигарету и вжимает Чонгука животом и грудью в матрас,
грубо беря сзади. Малой кончает уже во второй раз, а Винсент не может насытиться
горячим и податливым телом. Чонгуковы стоны лишь усиливают голод. Тэхен крепко
впивается пальцами в кожу на бедрах малого и грубо трахает.
Чонгука снова и снова кроет, а желанию нет конца и края. Он уверен, что они
запросто могут затрахаться до смерти, ни разу не остановившись и не ощутив
насыщения. Лучше смерти не придумаешь.
Тело как будто бы прошибает ударом тока. Чонгук глушит стон-вскрик в подушке,
почувствовав, как Тэхен кусает его в ягодицу. Дикое ненасытное животное! А Чонгук и
не против, если он его целиком сожрет. Этому кайфу нет конца.
Новая сигарета, новый оргазм. Чонгуку даже прикасаться к себе не пришлось. Хватает
того, что во рту находится член Тэхена. Тот снова курит, сидя на удобно низком
подоконнике, задумчиво глядя куда-то на улицу, пока Чонгук активно берет за щеку,
старательно вылизывая и обсасывая. Рядом стоит та самая спизженная бутылка с
наполовину выпитым вином. Одна рука путается во взмокших смоляных волосах Гука, а
другая перебирает медленно тлеющую сигарету. Вот это было бы зрелище Джину,
живущему напротив. Но, к его же счастью, комната, пропитавшаяся сексом, укрыта
приятным полумраком. Нихуя не видно с улицы.
Когда Тэхен кончает, Гук стирает с подбородка и губ вязкие белесые капли и ложится
меж разведенных ног старшего, прижавшись затылком к его животу и устало прикрыв
глаза.
— Я хотел купить нам, когда в тот магаз зашел, — хриплым расслабленным голосом
отзывается Тэхен, отправляя сигарету в полет через приоткрытое окно.
— И начал свой поход в магазин с отдела с бухлом, — устало усмехается Гук, подняв
глаза на Тэхена.
— Ты меня, что ли, не знаешь? — ухмыляется Винсент, вешая руку на плечо малого.
— Откуда деньги, Тэ? — спрашивает Гук, переплетая свои пальцы с тэхеновыми.
Чонгук вздыхает и утыкается носом в предплечье Тэхена. Тот коротко целует малого в
макушку и прижимает к себе.
Но сегодня что-то пошло не так. Может быть, Чонгук перегрелся, потому что солнце,
пробирающееся внутрь через образовавшуюся между шторами щель, напекло его башку.
Может быть, он просто сошел с ума.
И превратился в хозяюшку?
Ранним утром субботы даже Винсент, этот заботливый Винсент посчитает смертным
грехом встать и приготовить ту же яичницу. В обед — пожалуйста, но утром… безумие.
Пиздец нагрянул.
Тэхен проснулся десять минут назад. Десять гребаных минут он слушал шум и гам,
доносящийся из кухни. Уже подумал, что война началась, а малой съебался, ссыканув и
ничего не сказав. Но нет. Чонгук-то и начал эту сраную войну.
Терпеливо слушать все это дерьмо, надеяться на то, что объятия сна не вышвырнут
жестоко и примут обратно, позволят еще пару часиков поспать… не вышло. Нихуя не
вышло, когда зайчонок сбросил последнюю бомбу, из-за которой Тэхен все-таки
взорвался. Нет. Бомбанул не по-детски и заорал так, что Хосока (нормального
человека, спящего ранним утром субботы), наверное, разбудил. А может и самого
Джина.
И вдруг стало тихо, как в гробу. Чонгук, видимо, уже запрыгнул в него, в гроб этот,
поняв, что разгневал монстра, и тот уже собирается идти по его душеньку.
Тэхен демонстративно осматривает кухню, точнее, поле боя одного воина, и хмыкает,
вновь сердито зыркнув на сжавшуюся причину. Это забавно, учитывая, что зайчонок —
зайчище размером с самого Тэхена, с такими же широкими плечами и крепким телом, а
мнется, как провинившийся пятилетний сосунок.
— Я х-хотел приготовить… оладушки? — и он так невинно это выдает, что сердце
Тэхена мгновенно тает, как сахарная конфета на солнце. Но нет, малой просто
прикидывается. Он давит своим обаянием. Может, в первые месяцы это работало, но
теперь Винсент его раскусил. Оладушки не прокатят.
Старший прищуривается, одним своим видом не суля Гуку ничего хорошего, и молча
подходит, резко перехватывает нифига не понявшего малого и закидывает на плечо с
такой легкостью, будто пакет с пивасом в пластмассовой бутылке.
— Сначала смой с себя кокаин, повар, — с усмешкой говорит Тэхен, неся зайчонка в
ванную.
— Да блять!
🚬
Винсент сидит за столом, откинувшись на спинку стула и растянув ноги в стороны. Ну,
а хули? Не в гостях же, а в собственной хате правил не существует. На губах играет
довольная улыбка, а в пальцах зажат теплый и мягкий оладушек. Местами подгорелый,
конечно, но вкуса это, в общем-то, не портит. Малой пыхтит, старается.
Чонгук стоит у плиты, надувшийся и еще не остудивший пожар в груди. Тэхен его прямо
в вещах закинул в ванну и начал поливать ледяной водой, не обращая внимание на
крики малого. А орал тот, как резаный. Столько мата полилось, что на всю жизнь бы
хватило. На это Тэхен лишь смеялся, как какой-то злодей, осуществляющий свой
коварный план. На то он, блин, и Джокер. Правда, потом они приняли ванну вместе, но
уже в теплой воде. Хрен бы Тэхен залез в ледяную. Малой даже в качестве извинений
за утреннее беспокойство оседлал пахана. Но нифига это не помогло. Во время секса
было хорошо, но с последними брызгами спермы вернулась обида на душевого тирана.
Холодной водой!
Стоит теперь, по тэхенову рецепту жарит свои оладушки, которые сразу же один за
другим отправляются в рот Винсента. И откуда он только этот рецепт знает? Стопудово
тоже в интернете вычитал.
Утро стало менее хуевым: Чонгука трахнул, принял ванну, уплетает довольно-таки
вкусные оладушки и созерцает красивую спину малого, на которой давным-давно уже
каждую родинку изучил. В футболке жарко, а в одном фартуке и тонких спортивках —
самое то. И на этом тоже Тэхен настоял. Зато теперь Чонгук будет знать, что нельзя
злить диктатора, а то он, оказывается, любит в супружескую парочку поиграть.
— Больфе сафара, — командует он с набитым ртом, утирая уголки губ. Еще и откуда-то
взявшимся в квартире медом обмазывает их обильно. Так и до диабета недалеко, но
разве Тэхену не похуй?
— У меня есть мысли насчет того, что можно сделать с этим медом, — задумчиво
говорит Тэхен, проглотив оладушек.
— Точнее, как его можно применить… — самый явный и двусмысленный в мире взгляд
скользит по Чонгуку с ног до головы. Малому аж не по себе становится, а когда Тэхен
толкает язык за щеку, то он вспыхивает и в последние секунды, чтобы не спалиться,
пытается играть дурачка.
Наверное, Бог действительно существует, потому что именно в эту секунду в дверь
позвонили. Чонгук подорвался, как ракета, швырнув лопаточку на стол и бросив
нервное «я открою». Как же Тэхен не поймет, что дразнить семнадцатилетнего парнишку
пошлятиной опасно?! Хотя он, скорее всего, все прекрасно понимает и этим с кайфом
пользуется.
А Чонгук ведь чувствовал, что должно произойти что-то такое. А то слишком хорошо им
жилось. Сразу же вспоминается недавняя ситуация с магазином. А вдруг Тэхен наебал,
что дело замято? И вот они, последствия. Говна не миновать.
Чонгук внутренне кричит и падает на колени, просит не арестовывать их. Так быстро
мозг малого никогда не работал. Он уже столько отмазок придумал, вплоть до того,
что Тэхен умственно отсталый и не ведал, че творит, поэтому сажать его
категорически нельзя. Еще чуть-чуть, и наружу вырвется жалобный скулеж и слезы
потекут из блестящих заячьих глазок ручьями прямо на пол.
— Он… — собственный голос звучит иначе. Слабый, тусклый, как будто сейчас у него
случится истерика. — В-вы…
Он вышел… в окно.
Брови полицейского сводятся на переносице. Чонгук как маленькая букашка перед ним.
Смотрит снизу вверх и дрожит в коленях. Точно не обоссался? Проверить возможности
нет.
— Он… я… — мямлит Чонгук еле слышно и чуть не отдает душу Богу, когда на плечо
ложится теплая рука.
Чонгук выпадает.
Куда делось его суровое лицо? Нахмуренные брови? Где вы? Блять, он улыбается. А
Чонгук хочет нервно расхохотаться на весь дом. Он так и стоит, как вкопанный,
таращась то на полицейского, то на непринужденного Тэхена. Вот честное слово,
сказать, блять, просто нечего. Язык как будто отсох.
— Д-да, — улыбка, которую из себя выдавил Чонгук, больше похожа на спазм, но Богом
лишь понимающе кивает, мол, понятно тогда. Хорошо, что не возникло вопросов по
поводу фартука на голую грудь. Так только в порнухе одеваются.
Когда дверь за ним закрывается, в квартире повисает странная тишина. Слышен только
звук работающего на кухне холодильника. Чонгук переводит растерянный взгляд на
Тэхена, и тот, больше не в силах сдерживаться, начинает ржать, как сумасшедший.
— Тэхен! — кричит малой, несильно ударяя угорающего парня в плечо. — Да хорош,
бля!
Винсент утирает глаза и упирается руками в стену, пытаясь прийти в себя. Его смех
напоминает плач — это значит, ему пиздецки весело.
— Твое лицо… блять… — и новая волна хохота. — Жаль, я не мог это сфоткать, сука!
— Хуй его знает, во что ты там можешь вляпаться, — хмыкает он, облизывая губы.
— Кто мог подумать, что ты такой извращенец, — закатывает глаза Чонгук и быстро
пихает в рот целый оладушек, бегая взглядом по кухне и стараясь не напороться на
тэхенов, смотрящий пристально, внимательно. Как будто, блять, раздевает! Чонгук не
вывозит этого человека.
Доперечился, блять.
🚬
— Бампер, Чонгук. Блять, да с моей стороны! Пятно не видишь? Еб твою мать,
зайчонок!
Жалеет ли Винсент, что не спустился и не помыл мерс сам? Уже начинает жалеть, но
все-таки обзор с третьего этажа куда лучше.
Чонгук все в тех же спортивках, но хоть футболку надел, а то с психу хотел прямо
так выползти на улицу, прихватив губку. Надувшийся воробушек со взъерошенной копной
на башке. Решил пособлазнять местных бабулек. Но Винсент не дал случиться худшему.
Перехватил у порога, напялил на него домашнюю выцветшую футболку и погнал, отвесив
сначала подзатыльник, а потом прижав к двери и жарко поцеловав. Ну и вот наш герой.
Намывает мерс до блеска, так, чтобы все вокруг слепли от его сияния.
И вот оно, блять. С дома напротив слышится знакомый смех одного хена-
стеклоочистителя. Выглянул на шумок из своего окна на четвертом.
— Джин-а, жаль, у тебя тачки нет, наш мойщик бы и тебе помыл, — говорит Тэхен
настолько громко, чтобы Джин с дома напротив мог его услышать.
И ржут на пару. И похуй, что малой уже красный от злости. Эти двое только позорят
его перед двором. Хотя, Господи, что здешние люди уже только не видели. А вот если
бы Чонгук снял футболку, вот это было бы то еще увлекательное зрелище для соседских
дамочек всех возрастов. Вот только это частная собственность, а владелец ее
восседает на своем третьем этаже и все не прекращает ухмыляться.
— Эй, я велик могу притащить! — сквозь смех говорит Джин-хен. Он, вообще-то,
всегда встает на защиту Чонгука, когда Тэхен его эксплуатирует или стебет, но
порой, как сейчас, позволяет себе вольность и ржет совместно с мистером
Эксплуататором. Чонгук забивает большой и толстый на двух мудаков, только бы скорее
закончить.
Сегодня какой-то день стеба над Чонгуком. Винсент себе не отказывает в этом. Он
хоть и любя, но все равно бесит. Не круто, когда достоинство семнадцатилетнего
мужчины ущемляют или вообще топчат к херам.
Хорошо, что малой уже движется к завершению. Чтоб он еще хоть раз помыл эту машину!
Да и не в ней ведь даже проблема, а в ее охуевшем хозяине.
— А вот черепашку Хосока тоже помыть можно, — ухмыляется Тэхен, стряхнув пепел
через окно и подняв голову вверх, к Хосоку.
Она вообще очень тепло относится к малому. Точно как к маленькому ребенку. Никто
никогда не видел, чтобы она с кем-то еще была так дружелюбна, как с Чонгуком. Любит
его, как младшего братика, а вот родной младший братик…
— Не лезь ко мне, если не хочешь испортить свой маникюр! — шипит Хосок, схватив
сестру за костлявые пальцы и слегка дернув до хруста фаланг.
Злость Гука как рукой снимает. Он смотрит вверх и улыбается, как счастливый заяц,
объевшийся морковки, и машет нуне.
— Как закончишь, заскочи к нам, вместе поедим, — говорит Давон, все еще прижимая
брата грудью к подоконнику.
— Эксплуататоров не звали!
— Че? — пищит Хосок, с охуевшим от шока лицом уставившись на сестру. — Ты сама
меня всю жизнь эксплуатируешь! И черепашку мою я!
— Ты на ней ездишь по моей доброте душевной, так что будь умницей, завали,
братиш, — Давон притворно мило улыбается, хлопает брата по щеке и исчезает в окне.
— Я пельмени жрать! — орет Хосок братанам и, махнув рукой, тоже сваливает. Незачем
Давон злить, когда в желудке пусто.
А Джин, оказывается, уже давно свалил, услышав слово «пельмени». Стопудово варит
тоже! Давон тут задает тренды.
Не хочет он делить свое с Давон. Да вообще ни с кем. И похуй, что для этого
придется подкупать Чонгука, как пятилетнего ребенка. Он Тэхена ребенок и больше
ничей.
Злость давно прошла. В принципе, она изначально не была чем-то серьезным. Чонгук не
умеет долго злиться и отходчивый очень. Малой просто не видит смысла в том, чтобы
долго бомбить и копить в себе негатив. От этого только хуже. Это вредно. Вот именно
поэтому они с Тэхеном часто шумят и в который раз громят квартиру, нарушая
соседский покой. Так легче выпускать пар. Тэхен такой же. Он вообще не злопамятный
и тупых истерик не выносит. Гук порой может позволить себе и истерики, и обиды,
хоть они и быстротечные, а для Тэхена обиды вообще чужды. Он уже пообижался в
детстве на жизнь и понял, что смысла в этом никакого.
Если Чонгук негатив просто отпускает, то Винсент его жестким пинком отправляет в
полет нахуй. Все очень просто.
— Стоять, — останавливает героя дня голос Тэхена сверху. Чонгук поднимает голову,
вопросительно вскинув бровь.
— Че?
— Раз уж ты все равно внизу, сгоняй за пивом. Деньги в кармане, — ухмыляется Тэхен
и закрывает окно, давая понять, что возражения не принимаются.
В который раз уже за этот сраный день Чонгуку хочется заорать на всю Вселенную?
🚬
— Косоглазый! — смеется Чонгук, одновременно с этим пытаясь прицелиться и выбить
металлическую банку. Чимин рядом хмыкает и шутливо пихает малого в плечо. — Эй, так
не честно! Я все равно тебя сделал!
— В армии будешь блистать, — хмыкает Чимин, махнув мелкому, чтобы закончил свою
партию и уже забрал трофей. Можно получить на выбор любую фигурку с персонажами из
комиксов.
— Хочу откосить, у меня другие планы, — говорит Гук, уже целясь в последний раз.
Один глаз прикрыт, вся его поза такая профессиональная, будто всю жизнь учился
стрелять, хотя, насколько Чимин помнит, это их второй поход в тир. Впервые это
случилось, когда Чонгуку было тринадцать, и тогда он стрелял лишь немного хуже, чем
сейчас.
— Учеба — хорошее дело, но потом-то тебе все равно придется, — сразу же хмурится
Чимин, внимательно глядя на брата.
— Не думаю, что все, — Чимин сует руки в карманы спортивок. Они идут по торговому
центру, оглядываясь вокруг, думая, какое местечко бы еще посетить.
— Ну почти все, — бурчит Чонгук, вжавшись плечом в плечо брата. Тот вздыхает,
ничего не отвечая. Смысл спорить.
Воскресенье. Чонгук буквально выдрал себя из цепких рук сонного Тэхена, не имевшего
ни капли желания отпускать свою живую подушку в такой прекрасный день, но Чимин
позвонил и подъехал буквально через пять минут, не желая слышать возражений.
Чонгуку пришлось пообещать Винсенту насыщенный вечерок, чтобы он не выскочил из
окна и не начал с Чимином препираться. Так и до драки недалеко. Столкновение этих
двоих опасно для жизни окружающих. Особенно для малого. Ему это особенно неприятно.
Два родных человека как черти злы друг на друга. Что может быть хуевее?
В итоге Чонгук весь день тусит с Чимином. То в кино заскочат, чтобы потом обосрать
новинку и медленно перейти к «ну норм че» моментам, которые все-таки имели место
быть в фильме. То в кафе, чтобы обожраться бургерами и фри. Чимин тоже брата не
хуже знает: сразу заказал ему несколько порций картошки и под шумок пиздил по одной
фришке, пока Гук что-то втирал с набитым ртом.
Чонгук чувствует себя совсем ребенком, когда брат предлагает ему вот так вот
провести время, но еще ему это чертовски сильно нравится. Совершенно простое дело,
но все равно душа радуется. Наверное, Гук просто восполняет то, чего не имел в
детстве, вот и ощущает себя ребенком в некоторых моментах жизни. Тем более, что и
Чимин это понимает, дарит брату поводы для радости. Ну выросли они в таких условиях
хуевых, что обычным вещам радуются, как дети. Не они виноваты, а ебучая жизнь. Зато
сейчас все хорошо, и возможности, слава Богу, имеются, а на остальное похуй.
Купив мороженое, они выходят из торгового центра на улицу. Уже повечерело, воздух
стал холоднее и свежее, но пожрать морожку это никому из братьев не мешает. Они
садятся в бэху, ждущую на парковке, и доедают холодную вкусняшку, слушая льющийся
из колонок негромкий рэп Эминема.
Чимин, кажется, в эту секунду просиял, осветив темный салон бмв. Что может быть
лучше, чем футбол? Что может быть лучше, когда любимый брат предлагает поиграть в
любимый футбол?
🚬
Когда они едут к футбольному полю, расположенному неподалеку от отцовской хаты,
Чонгуку начинает названивать Тэхен. Малой пару раз сбрасывает (стремно как-то возле
брата с ним базарить) и пишет короткое: «че?», а в ответ так и разящее нарастающей
агрессией: «хули скидываешь, сучара?». Как бы это тупо или смешно ни звучало, но
возле брата смелости какую-то долю прибавляется. И ведь ясно, что потом за свою
дерзость отвечать придется, но в этот миг Чонгук о последствиях не думает.
И вот тут уже совесть не позволяет соврать. Да и вообще, Чонгук старается теперь
как можно меньше врать, но, блять, че делать, если ссыкотно и другого варианта, как
наглое вранье, нет? И правда трусливый зайчонок. Эх.
Но сейчас он уже накалил Тэхена, поджег фитилек, и чтобы он выгорал как можно
медленнее, приправлять враньем совершенно точно не стоит. Чонгук пишет: «в футбол
порубиться едем». Куда — говорить необязательно. Тэхен это место тоже знает, хоть
он и чертовски далек от футбола. Он от силы знает Месси и Роналду, и если первого
может еще уважать, то второго на вид не переносит. Почему? Слишком выебистый, по
мнению Винсента. И никогда, никогда не говорите ему: «да ты ж на него похож…»
Зайчонок еще и язык за зубами удерживать не умеет. Учится вот, практикуется. Сложно
быть Чонгуком. Сложно быть маленьким глупышом. Сложно быть в отношениях с таким
вспыльчивым безумцем, как мистер Винсент.
Чимин достает из багажника свой футбольный мяч. Настоящий, кожаный — одна из ценных
вещей для Пака (вроде креста на шее, принадлежавшего когда-то матери, который она,
к счастью, не пропила). У Чимина в багажнике еще и бутсы лежат. Ну и бита. Грех не
таскать с собой биту в багаже, если ты пацан с этого вшивого райончика. Хрен знает,
когда придется встрять в дерьмо и проломить кому-нибудь череп. Чимин, конечно же,
таким не занимается (по ногам бьет в основном), но что не бывает?
— Сначала попасуем друг другу, — распоряжается Чимин, зажав мяч между рукой и
своим боком. — А потом голы.
Они начинают двигаться по полю легким бегом, пасуя друг другу. Чимин делает это
легко, почти не тратя время на принятие и передачу, но малой немного мешкает,
пытаясь ударить получше, чтобы не скосить, а прямо к Чимину.
Трава и влажный от нее мяч красиво переливаются на свету двух прожекторов по обе
стороны от поля, как будто по земле рассыпались бриллианты. По пустынной местности
разносится звук ударов по мячу и дыхание братьев, короткие комментарии-наставления
старшего и чонгуковы «ага» или «да я так и делаю!».
Никакого кайфа.
— Хен, тебе надо вступить в местную команду. Ты достоин большего, чем с пацанами с
района играть на пивас, — задумчиво говорит Гук, вытянув ноги и скрестив на
щиколотках, а руками уперевшись в траву. — Там тебя увидят какие-нибудь шишки,
заценят твои возможности, а там и в сборную попадешь со временем.
— Не, Чонгук-и, не так это легко. Таких, как я, хуева туча, и все хотят пробиться
наверх. Я это больше для души делаю, мне просто в кайф. И чувство соперничества…
— Чимин слегка щурится, прикусывая нижнюю губу. — Я обожаю это чувство. Я его
получаю, и мне этого хватает. Для удовлетворения этим необязательно получать
миллионы.
— Лучше барыжничать, что ли? — хмыкает Чонгук, подогнув колени и положив на них
локти. — В этом тупом районе, где нет никакого будущего. Ты еще молодой. И так
столько потерял из-за моего воспитания… — Гук опускает голову.
— Эй, не неси бред. Я ни о чем не жалею, и я уверен, что сделал все правильно, дав
возможность стать человеком именно тебе, а не себе. За меня вообще не переживай, у
меня все хорошо, — отмахивается Чимин. — Я успешен, Чонгук.
— В том, что тебя смог вырастить. Такого умного и хорошего пацана. В том, что дал
тебе все, чтобы ты не чувствовал себя обделенным. Чтобы ты не думал, что чем-то
хуже других. Это другие хуже тебя.
Его поджатых губ касается мягкая благодарная улыбка, а черные глаза, в которых
отражается холодный свет прожектора, блестят, излучая любовь и тепло.
— Пошли голы набивать, бро, — посмеивается Гук, подскочив с травы и подав руку
Чимину. Тот хватается за нее, заражаясь улыбкой, и неожиданно попадает в короткие,
но крепкие объятия, говорящие все за себя.
— Ребра щас захрустят, — хрипит Чимин. Чонгук сразу же выпускает его с неловким
«ой». — Да шучу, — смеется старший. — Откуда в тебе столько силы, малой?
— Тогда иди дуй на ворота и докажи еще раз свою крутость, — ухмыляется старший,
взъерошив волосы брата ладонью.
Чимин бьет круто. Чонгуку удается предотвратить лишь два гола из пятнадцати, и дело
вовсе не в том, что из малого фиговый вратарь. Просто нападающий — мастер своего
дела. На то, как он орудует мячом можно смотреть вечно и с искренним восхищением в
глазах. Гук волей-неволей представляет брата в форме футбольного клуба «Барселона»
и мысленно вздыхает, тянет грустное «эх» и машет рукой, как какой-то дедулька.
Чимин зря упрямится. Чонгук точно знает, что у брата бы все получилось, тем более,
для карьеры футболиста он еще не так уж и стар. Как раз самое то. Но кто слушает
маленького зайчонка? Им там, взрослым этим, с высоты своего возраста, походу, лучше
видно, что к чему и как правильнее.
— Ты сказал ему?
— Я не знал, что он приедет… — с капелькой вины говорит Чонгук, пожав плечами и с
замиранием сердца глядя на щель в сетке.
Чимин закатывает глаза и сует руки в карманы спортивок. Атмосфера на поле начинает
накаляться, хотя рта еще никто и не раскрыл.
— Вот ты где, — Винсент решает это исправить и подает голос, нацепляя на лицо
странную улыбку. — Я соскучился, Чонгук-и.
— Обязательно было приезжать и все портить? — хмыкает Чимин. — Одним своим видом.
Чонгук прикрывает глаза, пытается досчитать до десяти, хотя сделать это следовало
бы вот этим двум, у которых начинает гореть одинаково. Не нужно быть гением, чтобы
почувствовать, как разряжается воздух между ними. Ну и правда, зачем он приехал?
То, что соскучился — приятно, определенно, но можно было об этом написать, и тогда
малой мог бы попросить брата отвезти домой. Но нет, Ким Тэхен все делает сам. Свое
тоже сам забирает.
— А может, я сам за себя решать буду? — грубо встревает Чонгук, тоже начиная
закипать. Заебали уже их вечные терки.
— Подожди, — остужает Тэхен, глядя на Чимина. — У твоего брата, кажется, ко мне
какие-то претензии, пусть выскажется.
— Одна претензия: какого хуя ты тут забыл? — рычит Чимин, накаляясь все больше с
каждой секундой. Бесит его эта ухмылка на чужих губах и эти наглые глаза без намека
на совесть.
— Окей, — Чимин машет Гуку, чтобы подкатил мяч. Малой пасует и отдает его брату.
Чимин ставит ногу на мяч, опускает голову, лижет нижнюю губу, затем резко бьет со
всей силы с негромким: — Лови!
— Ты, пидор, когда-нибудь засовывал в жопу что-то больше хуя? — цедит он, идя к
Чимину своей коронной походкой «иду бить ебало». — Чонгук, кинь-ка мяч.
А Чонгук закрывает лицо ладонями и тяжело вздыхает. Чимин идиот, а этот не лучше.
Столкновение неизбежно. Но малой пытается как-то помешать. Он идет к ним, но
встрять между не успевает. Они вцепляются друг в друга, как бешеные псины. Тэхену
хватает сил кидануть Чимина на траву и навалиться сверху.
Чонгук уже и сам начинает бомбить. Обоим бы въебать хорошенько, но им друг от друга
и так хватает.
Кувыркаются по траве, рычат, кряхтят и успевают еще материть друг друга. А Чонгук…
Чонгук? Кто такой Чонгук?
🚬
Когда и в какой вселенной что-то пошло не так? Как вышло, что Чимин сидит в какой-
то круглосуточной забегаловке напротив гребаного Винсента и ждет свой чертов заказ?
Юнги? Это все он? Нет, он просто сумел остановить ураган, разбушевавшийся на поле.
Обоим пизды дал, короче. Даже он понимает, что это хуево по отношению к Чонгуку, о
котором все в этот момент забыли. А малой уже готов был расплакаться. Двое самых
важных людей в его жизни готовы друг другу глотки перегрызть.
На самом деле, Чонгук не теряет надежду и не бросает попытки сблизить этих двух
долбоебов. Пусть хотя бы посидят друг напротив друга часик, попривыкнут, поймут,
что оба Чонгуку очень дороги, и вечно сраться нет смысла. К чему это приведет? Ни к
чему хорошему.
За их столиком крайне тихо. Нет, это пиздец как странно для четырех взрослых
пацанов, тем более с этого дикого района. Такие обычно шумят и срут на окружающее
мнение, а тут минуты молчания, как будто скорбят по кому-то. Юнги и Чонгук самые
непринужденные. Малой уплетает фришку, сканируя глазами то Чимина, то Тэхена,
заказавшего себе лишь стеклянную бутылку колы. Так и не открыл ее. Юнги тоже жует
себе бургер, не испытывая ни капли дискомфорта или неловкости. Спустя десять минут
молчания Чонгук не выдерживает.
— Сила есть ума не надо, — усмехается Юнги, получая уничтожающий взгляд Тэхена. Но
Мина мало трогает это. Ему вообще похуй. Он приехал малого поддержать и похавать.
— Вы должны уже привыкнуть друг к другу, — говорит Чонгук, дав пятюню Юнги, и
добавляет после короткой паузы чуть тише: — Если я для вас что-то значу.
На этих словах Чимин и Тэхен переводят взгляды на малого. Надо же, у обоих в глазах
мелькает вина. Даже у Винсента, которого никогда и ничего не ебет. Но это ошибочное
мнение. Его ебет каждая мелочь, касающаяся Чонгука. И, видимо, даже Чимин.
— Пойдем покурим, — говорит он, сунув руки в карманы. Чимин слегка поджимает губы,
но встает.
Он уже собирается тоже встать, помешать новому назревающему конфликту, но Юнги его
останавливает. Чимин и Тэхен выходят из закусочной, не слыша возмущений мелкого.
— Оставь их, они не будут пиздиться, — спокойно говорит Юнги, глотнув спрайта из
банки.
Тэхен делится с Чимином, стоящим рядом, сигаретой, прикуривает себе и ему и делает
затяжку.
— Взаимно, — хмыкает Чимин, стряхнув пепел на асфальт. — Ну и че нам это дает?
— Лично нам с тобой это нихуя не дает, но ради Чонгука надо что-то делать. Я не
хочу ему больше причинять боль, — задумчиво говорит Тэхен, перекатывая в зубах
сигарету.
Они думали об одном и том же. Еще там, на поле, когда Юнги сумел их разнять и
привести в чувства, подбавив отрезвляющих лещей. Потом они думали, пока ехали сюда.
А потом думали, сидя друг напротив друга и слушая Чонгука.
И правда, повели себя как дикари, идущие на поводу своей агрессии и взаимной
неприязни, позабыв о самом важном в их жизни человеке, которому, вообще-то, было
очень больно видеть то, что случилось на поле и не раз случалось до этого.
Совесть все-таки имеется у обоих. Чонгук важнее всего, важнее пустых конфликтов, в
которых одна цель — оскорбить как можно жестче. Глупо и очень по-детски. Это именно
тот момент, когда маленький Чонгук оказался умнее их вместе взятых.
— Но если ты его хоть раз расстроишь… — предупреждает Пак, всем своим видом обещая
Винсенту страшные пытки.
— Бля, че ты говоришь? — хмыкает Тэхен, закатывая глаза.
— Себя предупреди, тебя это тоже касается, — Тэхен делает последнюю затяжку и тоже
отправляет сигарету в урну.
Они возвращаются в закусочную. Юнги и Чонгук о них как будто бы и забыли. Ржут себе
о чем-то, но как только видят вернувшихся парней, замолкают. Чонгук смотрит на них
с прищуром, ищет новые ссадины, но, к счастью, ничего не замечает.
— Все нормально, Гук-и, — с легкой улыбкой говорит Чимин, садясь на свое место
возле Юнги.
Тэхен согласно кивает и опускается рядом с Гуком, находит под столом его руку и
сплетает с ним пальцы, говоря все без слов. Чонгук готов расплакаться от
облегчения. Неужели и правда все нормально? Его распирает любопытство, хочется
знать, о чем они там говорили. А все предельно просто: оба расставили приоритеты и
в этом сошлись. Все довольны. А главное, Чонгук.
Остаток вечера как никогда уютен и приятен. Все шутят, что-то рассказывают,
смеются, напоминая крепкую дружескую компанию. Ну почти. Чимин и Тэхен не так много
контактируют, но над шутками друг друга смеются. Юнги тоже на них поначалу смотрит
с подозрением, но потом расслабляется. Главное, что малой чувствует себя хорошо в
кругу важных людей и больше не испытывает напряжения и страха, что вот-вот снова
может произойти взрыв этих двоих. Нет, все действительно нормально, и это не может
не радовать. Чонгук чувствует себя счастливым. Но он не наивный дурак, он понимает,
что так быстро их отношения измениться не могут. Сейчас они подавляют свою
неприязнь, но кто знает, возможно, в будущем они ее полностью отпустят, и всем
будет по-настоящему замечательно.
Они сидят еще около получаса, потом решают закругляться, потому что Чонгуку завтра
в школу. Ну вот, еще одна вещь, в которой они солидарны. Зато сам Чонгук ворчит и
выказывает недовольство, ибо какого фига? Все было так круто, а тут взяли и решили
разойтись. Серьезно? Этот сраный дуэт себе не изменяет.
Пока Тэхен докуривает и заводит мерс, Гук роется в рюкзаке и достает фигурку,
протягивая ее старшему.
— Поехали домой, покажешь мне всю свою любовь, — подмигивает Тэхен, похлопав
малого по колену и выезжая из парковки.
— Пока подлатаю тебя, а потом уже любовь дарить, — хмурится Гук, подняв голову и
разглядывая синяк на скуле Винсента.
— Только не мед!
— Заебал, ладно.
— Че ты сказал?
Тэхен поджимает губы и коротко кивает, отвернув голову в сторону. А малой вконец
теряется, мнется у двери и начинает нервно кусать губу, не зная, как реагировать.
Мозг сразу же начинает активно работать, так не бывает даже на уроках. Вроде бы и
плохо, что у Тэхена… не встанет больше, но разве это так страшно? Для Тэхена,
наверное, это конец света, но ведь и не рак, не что-то смертельное… Они же
переживут это? Конечно, иначе быть не может.
— Ну… это же не проблема, да? — говорит Чонгук, смотря на печалью укрытый профиль
Винсента. — Главное, что ты… в целом… ну, здоров…
Никто ничего не отвечает ему. Хосок барабанит пальцами по своему колену и сидит,
опустив взгляд в пол. Повисает тишина. Чонгук уже всерьез начинает переживать.
Видимо, для Тэхена это важно намного больше, чем могло бы показаться. Малой
судорожно думает, как утешить его, вот только рядом с Хосоком в полной мере не
поутешаешь. Не все можно сказать при ком-то.
Но тут плечи Тэхена начинают мелко подрагивать, а Хосок растягивает губы в лыбе до
самых ушей. Чонгук хмурится и глядит на этих двоих, как потерянный щенок. Винсент
поворачивает к нему голову и начинает ржать в голос с дружком на пару.
— Да пошел ты, сучело, — хмыкает Чонгук, сложив руки на груди и отвернув голову в
сторону. Хочется заорать на всю планету. Как же заебали эти вечные шутейки и
подколы! Ну конечно, над кем еще стебаться, как не над самым мелким. Но эти мудилы
и друг друга знатно стебут, у них в принципе нет границ. Хорошо, хоть Джина тут
нет, а то бы опять хором ржали на весь мерс. Или на всю улицу.
— Мне уроки надо делать, — бурчит малой, садясь сзади с самым обиженным видом.
Спереди трон занял Хосок.
🚬
Пока Хосок торчал в магазине, загружая тележку ящиками пива и едой, Тэхен извинялся
за свою шуточку, чтобы стереть с лица малого оскорбленную мину. Перетащил тельце
зайчонка на свои колени, как обычно любит делать, и стал целовать, покусывать
чувствительные ушки и твердить, что с таким, как он, стать импотентом будет
считаться смертным грехом. А Чонгуку много не надо. Он разомлел от ласк и
нашептываний разных пошлостей и нежностей одновременно, даже заводиться начал, не
имея ни малейшего контроля над своим сраным пубертатом. Тэхен уже собирался сунуть
руку ему в штаны, но заметил Хосока, катящего к мерсу тележку, набитую всем и
сразу, и быстро швырнул малого обратно на заднее сидение, матеря ничего не
подозревающего братана. Ну, а хули? Обычно этот человек торчит в магазинах дольше
всех, и пока его нет, можно несколько раз потрахаться, мир, блять, обойти, а тут
даже начать не дал. Удивительно ебучий закон подлости.
А дальше как по маслу. Они доехали до окраины города, где расположен пруд размером
с футбольное поле стадиона Камп Ноу. Вокруг зелень, деревья, скошенная травка. Это
место общественное, тут рядом и кафешки всякие, магазинчики. Дети, пожилые, молодые
парочки. Все гуляют вокруг пруда, некоторые купаются или сидят на бережке.
Обстановка, впрочем, приятная.
Начинается суета с готовкой мяса. Чонгуку там, конечно же, делать нечего, да ему и
самому не особо интересно наблюдать за процессом приготовления. Он выпрыгивает из
своей школьной одежды, натягивает прихваченные Винсентом шорты и счастливый бежит к
воде. Тэхен наблюдает за малым через темные очки. Пацаны встали вокруг, нависнув
над мангалом. Со стороны выглядят, как сектанты со своими ебанутыми темами.
Особенно когда дымок валить начинает. Но потом уже и аромат мяса разлетается по
периметру, вызывая у всех слюнки. Винсент одним глазком на Чонгука, а другим на
мясо, чтобы вовремя переворачивать, чтобы не подгорело. Джин нарезает овощи, а
Хосок и Намджун возятся с выпивкой.
Намджун, отчего-то затихший, молча подошел, чтобы сменить Винсента, всем видом
показывающего, что заебался так стоять и коптиться. Он прикуривает себе и садится
на расстеленное на бережке на десять человек полотенце, скинув футболку и оставшись
в одних шортах и тапках. Подложив под голову руки, Тэхен прикрывает глаза и
наслаждается приятным отдыхом. Прохлада, идущая от воды, не дает солнцу выжечь
землю и кожу парня. Неподалеку слышны всплески и хихиканье зайчонка. Хосок,
закончив со своей частью нарезки овощей, тоже не сдержался и рванул к воде, на ходу
раскидывая шмотки в стороны. Теперь эти двое плескаются, как дети малые. И почему-
то Винсента это заставляет совсем легонько улыбнуться.
— А можешь еще кепку мне подкинуть, бро? — растягивает губы в улыбке Тэхен. — Ты
все равно под деревом стоишь.
Чонгук счастлив, как никогда. Два его любимых мира соприкоснулись. Объединились,
что еще больше шокирует. Он с откровенной радостью и лыбой до ушей глядит на
пацанов, не веря тому, что это вообще реально. Но нет, они тут все вместе. Самые
близкие. Люди, ставшие ему семьей. Кроме Чимина и Тэхена. Эти априори в семье.
— Ну че, когда мясо, шеф? — спрашивает Хосок, сидя возле Винсента с накинутым на
плечи полотенцем.
— Уже готово, налетайте, — радует тот, и все, как по команде, налетают на него с
бумажными тарелками. — Вот чайки сраные! — охуевает с внезапной массовой атаки
Намджун, подкидывая каждому по куску мяса, как мама-птица своим птенцам.
Дальше лучше. Нет, действительно лучше. Все рассаживаются кружочком вокруг накрытой
Джином поляны и за разговорами и шутками едят и пьют. Грех к мясу пиво не
приложить. Джин, Юнги и Хосок подкидывают своих шутеек, заставляя остальных ржать в
голос, как диких коней. Некоторые отдыхающие у пруда таращатся на них, как на
ебанутых. Наверняка уже побаиваются, что эти дебоширить начнут в общественном
месте, угрозу представляют. Некоторые родители уводят своих детишек подальше от
сомнительной компании бухих мужиков, а старушки гонят на всех скоростях, яростно
вдавливая палочку в землю. Но этим все равно. Им окружающие нахуй не сдались. У
самих все чудесно, ни к кому приебываться не станут. Слишком хорошо, чтобы
отвлекаться на других.
Чонгук по классике зажат между братом и Винсентом. Сидит, прижав голые коленки,
украшенные синяками, к груди, и быстро жуя вкуснейшее мясо. Эти парни готовят его
круче, чем в самом лучшем ресторане. Может, поэтому Винсент не спешит малого туда
вести…
Под шумок громких разговоров Гук, оглянувшись по сторонам и проглотив мяско, тянет
лапку к стоящей прямо перед ним бутылке с холодным пивасом, что манит уже минут
двадцать. И вот момент настал. Малой хватается за бутылку пальцами и резко тянет к
себе, но не успевает, черт возьми. Не успевает! На него пристально смотрит Винсент,
нахмурив брови. Всевидящее, блять, око. Ничто от него не ускользнет.
— Хочу пиво… — жалобно шепчет зайчонок, надув губы и выпучив на своего па… хана
щенячьи глазки.
Мелкий поджимает губы и злобно берет свою банку с колой, злобно зырит на Тэхена и
злобно делает несколько больших глотков. Вот так всегда. Когда они массово бухают,
то в рядах трезвых оставляют только Чонгука. Исключительно в такие моменты Гуку
позволено накрывать руками священный руль сто сорокового. Обидно, блять. И
несправедливо.
А зайчонок… как самый трезвый и самый дурной, решил сжечь сожранное мясо,
наворачивая уже третий круг вокруг немаленького пруда. Футболку завязал на голову,
чтобы солнечный удар не схватил, и весь такой, как в каком-нибудь фильме, пафосно
уставившись перед собой чуть нахмуренным взглядом, бежит, как настоящий бегун на
дорожке. Мышцы под кожей лоснятся, подпрыгивают, а вспотевшая кожа красиво
поблескивает на солнце.
Чонгук на его издевку закатывает глаза и продолжает свой бег. Совершив еще два
круга, он, наконец, плюхается возле Тэхена и тяжело дышит. Винсент поворачивает к
нему голову, приспускает очки с глаз и говорит:
— А чипсы где?
— Тебе мяса мало было? — хмыкает Чонгук, поднимаясь, как восставший из мертвых
зомбяка с мучительной гримасой на лице и сжимая в ладони сраные деньги.
Чонгук с недовольной рожей покупает пачку чипсов и огромную бутылку колы для себя.
И хрен он поделится, если Тэхен попросит. Пусть сам сгоняет. Чонгук решает, что так
и скажет ему. О, какое коварство. Малой чуть ли не полбутылки выпивает на обратном
пути, уже идя обычным шагом. Торопиться некуда. Пусть ждет царь. Но когда Гук до
него доходит, по Тэхену не видно, что он был недоволен ожиданием. Он лишь поднимает
руку вверх, готовый принять свою пачку чипсов.
Один хрустит, другой пьет. Сидят, смотрят на своих друзей, развлекающихся в пруду.
Чимин, как и ожидалось, чуть не вываливается из лодки, но Хосок и Юнги вовремя его
хватают и возвращают на место. При этом все трое громко ржут. А Намджун и Джин, как
Хосок и Гук до этого, соревнуются в задержке дыхания под водой.
— Спасибо, что позвал Чимина и Юнги, — вдруг выдает Гук, глядя на парней в лодке,
затем переводя взгляд на Тэхена. — Ты умеешь делать сюрпризы, Тэ.
— Пф, ну, а хули нет? — гордый собой, ухмыляется Тэхен, отправляя в рот большую
чипсину.
— Всегда бы вместе так тусили. Охуенно же, — улыбается малой, убрав бутылку в
сторону и поднимаясь. Он нависает над Тэхеном, загораживая собой солнце.
— Пошли в воде поебемся? — пиздец как внезапно спрашивает Винсент, оглядев мелкого
с ног до головы. Его влажное и разгоряченное тело так и манит изголодавшуюся похоть
старшего. Но Чонгук на это лишь закатывает глаза.
— Не, зайчонок, я не полезу туда просто так, — мотает головой Винс, хрустя
чипсами.
— А то, что мы прижатые друг к другу будем — ниче? — возмущается Чонгук, хотя
внутри все приятно сжимается от одной мысли, что они с Тэхеном могут сделать это в
воде. Господи, да Гук бы сам к нему в руки бросился, не будь тут людей.
— Да Тэхен! — малой стряхивает с себя его руку, как будто какое-то насекомое, и
отшатывается назад. С такими поползновениями он долго не выдержит. — Нельзя.
— Тихо, бля, не брыкайся, сучка, — шипит Винсент, уже отбросив к херам пачку
чипсов и вцепляясь пальцами в бока мелкого.
Чонгук психует, слегка бьет его локтем в ребра, вылезает из его плена и твердым
шагом идет к пруду, больше не оборачиваясь к Винсенту. Оказавшись в воде по колени,
он расслабляет тело и плюхается лицом вниз. Тэхен смеется и тянется к отброшенной
пачке чипсов. Нравится малого из себя выводить. Он в такие моменты похож на
бешеного кролика. Дохуя опасный, но ничего опасного тебе сделать не сможет.
Намджун и Джин, накупавшись, выходят на сушу и снова садятся пить и есть. Купание
пробуждает сильный голод, нагоняет аппетит. Тэхен тоже к ним присоединяется,
чувствуя, что не допил, недостаточно подбухнул. Три моряка продолжают кататься на
своей арендованной лодке, но больше не ржут, а о чем-то разговаривают. Кажись,
серьезную волну словили. Даже Чимин чем-то загруженный, весь такой сосредоточенный,
больше не грозится накрениться и полететь в холодную водичку. Теперь веселее всех
мелкому, который сигает в пруд с небольшой возвышенности.
— Винсент! — зовет он, готовясь к новому прыжку. Сияет весь от радости, улыбается.
Хочет, чтобы Тэхен посмотрел, как он умеет. Но Тэхен увлечен разговором с друзьями,
даже не смотрит в сторону мелкого. Чонгук не сдается. — Винсент! Ви! Смотри, как я
могу! — в ответ все такой же полный игнор. Чонгук злорадно хмыкает и орет, как
заевшая пластинка, громко и быстро: — Винсент-Винсент-Винсент-Винсент-Винсент-
Винсент-Винсент…
— Смотри! — и с разбегу летит вниз, эффектно исчезая в воде, как настоящий пловец.
— Не знай я вас, решил бы, что ты его пахан, — смеется Джин, отправляя в рот кусок
мяса, завернутого в лист.
— Перед тобой сидит не кто иной, как пахан зайчонка, Джин-а, — выдает он с
гордостью, блеснувшей в карих глазах, и грудак вытаращивает, как павлин. — Запомни
разницу: отца не выбирают, а вот пахана… короче, вкус у малого отличный, —
ухмыляется Тэхен, присасываясь к горлышку пива. Все ржут, но не возражают. Уж
пахану и зайчонку лучше знать, что там да как. И, вообще-то, у друзей нет особого
желания углубляться в их личную жизнь. Там сплошные дебри голубые, в них запутаться
проще простого.
Спустя некоторое время рыцари круглого стола снова собираются вокруг хавчика,
восполняют утраченные в воде силы с помощью еды и пива. Винсент, правда, не в их
числе. Он на кортонах присел у самой кромки воды с банкой крепкого пива и глядит на
воду с глубочайшей задумчивостью, ловит какие-то флешбэки, наверное, ностальгирует
хрен знает о чем. Чонгук, хрустя остатками его чипсов и облокотившись спиной на
плечо брата, наблюдает за ним. Он бы все отдал, чтобы знать, о чем сейчас думает
Винсент. Чонгуку кажется, что он знает его на все сто, но в такие моменты
сомневается. Как бы раскрепощен ни был Тэхен, как бы ни был открыт миру, многое все
еще остается в тени. Его слова и действия непредсказуемы. Не знаешь, в какой момент
он разгневается, а в какой приласкает и зацелует от макушки до пят, проявляя всю
свою любовь и неисчерпаемую нежность. С грубостью то же самое. Может и врезать,
потом гадай, че не так было. И вот сейчас так же. Минут десять назад он сидел со
всеми и смеялся, сам шутил, а потом встал с банкой пива и отошел к воде, как будто
вдруг о чем-то загрустил, затосковал, а может, заскучал. Гуку хочется подойти к
нему сейчас, обнять, спросить, как он, но решение не кажется на сто процентов
верным. Может быть, трогать его сейчас вообще не стоит.
Зато Винсент трогает сам. Он вдруг встает, высосав со дна банки остатки пива,
подходит к Чонгуку и хватает за руку, рывком поднимает на ноги и закидывает
растерянную тушку себе на плечо. Все пацаны смеются, а Чонгук пищит, приказывая
отпустить. Но разве Тэхена это остановит? Он идет в воду прямо с малым, а когда
заходит достаточно глубоко, то скидывает его с плеча.
— Эй! Ты же не задумал это самое? — с опаской спрашивает Чонгук, откинув мокрую
челку назад.
— Не… стой, че? Утопить? — малой резко дает деру, отчаянно уплывая прочь от
подводного хищника, который очень даже быстро (охуеть не встать) плывет следом, не
уступая в скорости и силе. А весь день притворялся ленивым моржом, выбросившим свою
тушу на берег. Силы берег? Вот же чертяга!
Они находятся в воде около получаса. У Тэхена даже получается урвать поцелуй,
который очень хотелось бы превратить в нечто большее, но не здесь и не сейчас.
Когда его покидают силы, они выбираются на берег и обсыхают. Намджун, Хосок и Джин
решают искупнуться еще разок перед отъездом, а Юнги и Чимин зачем-то идут в
магазинчик.
Время уже к вечеру близится. Солнце раскидывает по небесному полотну свои огненные
языки и медленно уплывает за горизонт. Становится прохладнее.
На берегу снова остаются только Тэхен и Чонгук. Решают подождать друзей, чтобы
потом вместе убрать поляну и начать собираться домой. Тэхен снова разваливается на
полотенце, подложив руки под голову и давая последним лучикам солнца огладить свою
голую кожу, а Чонгук, сидящий рядом, не может найти себе покоя. Не может перестать
таращиться на охуенное тело Винсента, точнее. Возбуждение дало о себе знать еще в
воде и с тех пор нарастает. Малой по-мазохистски смотрит на Тэхена и делает только
хуже. Жмется к его бедру своим, с ума сходит от того, как хочет тронуть его,
собрать подушечками пальцев оставшиеся капли воды на его широкой груди, обвести
твердые бусинки его сосков языком, всего целиком расцеловать и… Боже, хочется
просто обкончаться.
— Тэхен… — не выдержав, заговаривает мелкий. По одному его голосу Винсент понимает
все. Он у зайчонка стал ниже, глубже, с хрипотцой. Тэхен в ответ мычит, не открывая
глаз, но и без этого чувствует, как Гук яростно хочет тронуть его, но пальцы
ломает, потому что вокруг все еще находятся дурацкие люди. Гук хрустит пальцами,
когда чего-то хочет, но не может. Это он так себя сдерживает. — Когда мы уже…
— шепчет он жалобно, шумно вздыхает и утыкается лбом в грудь Тэхена. Тому не легче,
но он прикладывает нечеловеческие усилия, чтобы не разложить зайчонка прямо тут.
— Хочу…
— Попридержи свой стояк, за, я его ногой чувствую, — непоколебимо отвечает Тэхен,
хотя его голос тоже выдает. И дыхание тяжелеет.
К счастью, все братаны снова собираются вместе. Совместными силами убирают после
себя, загружают мангал обратно в тундру Намджуна, а пакеты с мусором относят к
большим контейнерам. Потом все по одному переодеваются в маленькой тесной
раздевалке. Тэхен и Чонгук остаются последними. Другие уже идут к машинам, ждущим у
входа, а Винсент, не раздумывая, хватает мелкого за руку и утягивает за собой в
раздевалку. Запирает их изнутри и буквально срывает с малого шорты, подхватывает и
припечатывает к стене. Гук мгновенно вспыхивает и обнимает Винсента за шею,
задыхаясь от пьянящего возбуждения. Используя слюну, как смазку, Тэхен наскоро
обрабатывает Чонгука двумя пальцами, не особо усердствуя (при регулярном сексе это
особо не требуется), и сразу же вставляет ему по самые яйца, крепко зажимая розовые
губки ладонью. Гук мычит и скулит от удовольствия, зарывая пальцы в блондинистых
волосах Тэхена и позволяя ему вытрахать из себя душу. Что Винсент и делает. Времени
у них в обрез, и братаны, ждущие в машине, стопудово понимают, в чем причина
задержки, но похуй. До дома дотерпеть просто было невозможно. Оба до предела
возбужденные и изголодавшиеся друг по другу. Тэхен быстро и рвано трахает малого,
пока тот помогает сам себе рукой. Кто-то уже ломится в раздевалку, но они ничего не
слышат, не хотят слышать. Тэхен превращается в дикого неконтролируемого зверя. Ему
мало, катастрофически мало. Они по-любому дома продолжат это дело в полной мере,
всю ночь будут трахаться, как больные и помешанные на сексе ублюдки, а пока нужна
хотя бы небольшая разрядка, которая, к счастью, скоро приходит. Они кончают
практически одновременно, стирают следы преступления, быстро одеваются и выходят,
как ни в чем не бывало. Зато волосы у обоих растрепанные, а глаза с неестественным
блеском, как будто дозу приняли. Люди, столпившиеся у раздевалки, смотрят на них
недоуменно, осуждающе, а этим двоим только рассмеяться хочется. Винсент вешает руку
на плечо Чонгука и они, как герои дня, идут к машине, протискиваясь через офигевших
зрителей.
Больше всего людей рассаживается в мерсе, потому что и Джину, и Хосоку по пути.
Точнее, они ж, блять, соседи все. Намджун на своей огромной зверюге едет один (в
компании мангала). Чимин и Юнги, соответственно, в бэхе. Разъезжаются.
Уже темнеет, от солнца и намека не осталось. Хорошо, у мерса фары яркие, все вокруг
видно, да и фонари уличные кое-где на районе еще сохранились. В родных краях они
оказываются уже спустя двадцать пять минут. Пассажиры, наконец, облегченно
выдыхают: живы, целы. Их маленький Шумахер справился. Тэхен тоже больше не бдит за
вождением Чонгука, потому что довез в целости, даже правила не нарушил (не без
помощи Винсента). На губы прямо-таки просится гордая лыба. Тэхен откидывает голову
на спинку сидения и расслабленно глядит на дорогу за окном.
Впереди родной двор и стоянка чуть ли не под самым окном. Чонгук замедляется, снова
весь во внимании и сосредоточении, потому что вокруг немало машин припарковано, и
надо аккуратно въехать, правильно поставить мерс на его законное место. Ситуация
довольно сложная для неопытного водилы.
— А Давон где? — пока малой пытается парковаться, спрашивает Джин Хосока, сидящего
в обнимку с пакетом, где осталась кое-какая еда. Он увидел, что в окнах шестого
этажа не горит свет.
— Да по работе…
— Россия — неплохое место, я б туда тоже съездил, — подает хриплый ленивый голос
Винсент, и вдруг орет на весь салон, когда совсем рядом слышится звук битого стекла
и легкий толчок. — Еб твою мать!
— Чонгук, еб твою, сука, мать! — кричит Тэхен снаружи. Давно он в таком бешенстве
не был. Никогда так быстро не трезвел. — Сколько глаз тебе нужно для того, чтобы
увидеть этот огромный ебаный столб?! Ты нахуя так прилип к бордюру?! Ебучий нахуй
свет!
Тэхен некоторое время не без боли в слегка сощуренных глазах смотрит на свой сто
сороковой и на отвалившееся боковое зеркало. Точнее туда, где оно было еще вчера,
пока Чонгук не сел за руль. Ладно, пройденный этап. Сердце уже даже не сжимается.
Сонный мозг Винсента вспоминает, почему он всю ночь глаз не сомкнул. Не из-за тачки
вовсе, а из-за малого, которому боль причинил. И хоть извинился тысячу раз (и
столько же раз самого себя проклял), даже любимые вкусняшки ему купил, в ответ
поцелуи Чонгука и объятия получил, как подтверждение того, что все в порядке, у
Тэхена на душе не особо. Он продолжает злиться на себя за срыв. Еще и публичный
(хотя братанам не привыкать).
С приюта привычка осталась защищать свое, потому что там всегда находились мелкие
говнюки, которые пытались сломать то, что Тэхену было дорого. И хоть после детдома
он не остался жадным (и даже наоборот, он чересчур щедрый), внутри взрывается
бомба, когда кто-то покушается на его ценное и хочет это испортить. Винсент знает,
что злые дети в прошлом, а зайчонок никогда не сделает чего-то злоумышленно, но эта
дурь внутрь въелась и ее трудно всю сразу оттуда выскоблить. Но он старается, и
результаты уже вроде как есть.
Пусть малой хоть все его вещи сожжет вместе с тачкой, главное, пусть сам будет в
порядке и рядом (желательно всю жизнь). Вот только если кто-то уже будет на Чонгука
быковать, тут Тэхен себя точно сдерживать не будет. Попиздиться он любит, а за свое
родное — тем более.
— Да не, все норм с Гуком, — устало говорит Винсент, покусывая фильтр сигареты.
Стыдно вспоминать вчерашнюю сцену, если честно. — Не спится просто. Который час?
Тэхен мычит в ответ и коротко кивает. Они замолкают на какое-то время, просто глядя
на медленно пробуждающуюся улицу. И Хосок, и Тэхен любят эти моменты. У них часто
такое бывает, когда они вместе сидят и курят, молчат о своем, или говорят о чем-то
незначительном, а иногда — о чертовски значительном. Винсенту все братаны одинаково
близки, но Хосок как будто знает и видит больше, молчаливо понимает и лишних
вопросов никогда не задает (впрочем и остальные этого не делают). Просто Винсент не
очень любит, когда в душу без разрешения лезут. За это и в ебало получить можно.
Как только они входят в теплую и пахнущую чем-то сладким квартиру, Винсент снимает
ветровку и идет за Хосоком на небольшую кухоньку. За ним тянется шлейф резкого
сигаретного запаха, растекающийся по всей квартире, и от которого спящая в комнате
Давон явно будет не в восторге, поэтому Винсент уже готовится получить от нее дозу
писклявых оскорблений. Нет, он любит ее, как свою сестру. Она им всем ею и
является, но из-за бунтарской натуры Тэхена, у Давон с ним бывает больше перепалок,
чем с остальными и даже с Хосоком. Привыкла она, что ее младший брат по струнке
ходит (и пофиг, что лишь тогда, когда ему от нее что-то нужно бывает). А Винс как
дикарь со своими правилами. Только она никак не поймет, что чужим он никогда не
следовал и не будет. В любом случае, они друг друга любят, это неизменный факт.
— Нихуя себе ты профессиональный, — хмыкает он, вскинув бровь. Хосок все делает
очень умело и четко, не напрягаясь, как будто с самого рождения этим занимался. По
кухне уже разливается кайфовый аромат хорошего кофе. Тэхен невольно тянет его
носом.
Винсент обхватывает свою чашку ледяными длинными пальцами и делает короткий глоток,
довольно мыча.
— Бро, как насчет каждое утро мне приносить кофе? — спрашивает он, ухмыльнувшись.
— Это бизнес, брат, ничего личного, — с шутливой серьезностью говорит Чон, разводя
руки в стороны.
— Однажды, если я вдруг найду в своей спине нож, я точно буду знать, на кого
думать, — хмыкает Тэхен, облизывая кофейные губы.
— Вот ты загнул, — возмущенно и удивленно выдыхает Хосок. — Я обычный бариста, это
вы тут с Намджуном хреновы гангстеры и наркодилеры. Максимум, что я сделаю — кофе
тебе на башку вылью, пидарас ебучий.
— Я подкину его в школу, а ты поспи. Нельзя тебе за руль без сна, — Хосок допивает
кофе и хлопает Тэхена по плечу. — Пойду переоденусь. С мелким пока разберись.
Он спускается на третий этаж и заходит в квартиру. Была надежда, что малой сам
проснется, но никаких признаков бодрствующей жизни в доме не обнаруживается.
Винсент заходит в комнату и не сразу замечает Чонгука в завале из одеяла и пледа.
Он подходит и присаживается на корточки, кладя руку предположительно на плечо
зайчонка, и сразу же хмурится, ощутив под пальцами мелкую дрожь.
— Подъем! — громче говорит Винсент возле уха Чонгука. Тот и так лежит, свернувшись
калачиком, и еще сильнее сжимается, слыша раздражающий по утру голос в самое ухо.
— Да ты че, Гук-и? — хмурится Тэхен и, беря зайчонка за плечи, поворачивает,
укладывая на спину. Чонгук весь бледный, губы сухие и слегка потрескавшиеся, на лбу
испарина, из-за чего волосинки челки слиплись на нем, и шея блестит от пота. Чонгук
приоткрывает затуманенные глаза и рефлекторно цепляется пальцами за одеяло, пытаясь
обратно натянуть его на себя.
— Х-холодно, — слабым, еле слышным голосом говорит он, глядя на нависшего сверху
Тэхена.
Тот поджимает губы и, ничего не отвечая, прикладывает свою теплую ладонь ко лбу
Чонгука.
— Твою мать, у тебя жар, зая, — хмурится Винсент. — Ебать, ты ж заболел! — не
контролируя свой голос, громко выдыхает он, расширяя глаза и на миг застывая в
ступоре.
Потому что в ней нихуя. Он не помнит, когда в последний раз болел, а с Чонгуком за
время их отношений такое происходит впервые. Даже обычный аспирин уже давно
валяется просроченным на дне аптечки, потому что в нем прежде не было нужды. Из
полезного внутри только бинты, пластыри и средства для обработки ран, потому что
им, вечно пиздящимся не на жизнь, это куда важнее. Вот, что было актуально до этой
самой минуты.
Он отправляет это и Хосоку, и Джину. Братаны первой помощи. Спасибо Господи, что
они так близко живут, потому что Винсент в душе не ебет, что именно нужно было бы
купить малому в аптеке. Он вообще не знает, как заботиться о ком-то, когда этот
кто-то болеет. Все, что он умеет — обрабатывать раны после жестких столкновений.
Этот навык он обрел еще в приюте. Жизнь с детства готовила его к выживанию, а к
гриппу, блять, не подготовила!
Это настоящая катастрофа, и Винсент уже мысленно корит себя (как будто за ночь было
мало), что не уберег своего птенца. Он устало вздыхает и садится обратно возле
малого, таращась на него тяжелым взглядом. Тот продолжает мелко дрожать и прижимать
к себе одеяло.
— Это из-за пола, — вдруг говорит Тэхен мрачно, кладя ладонь на холодный пол возле
матраса и поджимая губы. Как будто его вдруг осознание долбануло по затылку.
— Стопудово застудил себе там…
— Н-не думаю, раньше же ничего не было, — тихо отвечает Гук, переведя болезненный
взгляд на Винсента. — Тэ, выглядишь так, будто я скоро отъеду на тот свет.
— Даже думать не смей о таком, дебил, — цедит он и встает, слыша, как входная
дверь распахивается.
Слышится топот не одной пары ног, и спустя несколько секунд на пороге комнаты
оказываются запыхавшиеся Хосок и Джин с пакетами в руках. За их широкими спинами
слышится знакомый писк, после чего пацанов расталкивает в сторону мелкая и
рассерженная Давон. Она сразу же стреляет злобным взглядом в зависшего Тэхена, стоя
с упертыми в бока руками. На ней черные брюки и белая рубашка, а на голове наспех
завязанный темно-каштановый пучок. На работу собиралась.
— Знала я, что кто-то из вас заболеет после вчерашней поездки, — хмыкает она и
поворачивает голову к Джину с Хосоком, все еще торчащим в проеме. — Хосок! Налей
Чонгуку суп и тащи сюда, — распоряжается она. Брат коротко кивает и исчезает в
коридоре. Потом ее взгляд падает на Джина. — Сделай чай с лимоном, Джин-а, — Джин,
мгновенно повинуясь, тоже уходит на кухню, отдав пакет с лекарствами Винсенту,
впавшему в ступор.
— Я думал, он из-за пола… — мямлит Тэхен. Какой бы мелкой писклей ни была Давон,
она имеет внушительный эффект и порой становится такой, что в армии бы запросто с
целой ротой управлялась.
— Если он продолжит на полу лежать, то из-за него тоже, — закатывает она глаза.
— Господи, неужели трудно кровать купить?
— Не, нечем, — Тэхен отдает ей пакет и виновато чешет затылок. Почему он чувствует
себя как школота перед училкой, объясняющий, почему не сделал домашку? Давон устало
вздыхает.
Все это время Чонгук таращится на них огромными глазами. Ему, наверное, из-за
болезни мерещится, что непоколебимый и бесстрашный Тэхен вдруг перед нуной выглядит
совершенно беззащитным провинившимся ребенком. И смешно, и как-то странно. Нуна
всех на свои места способна поставить. Чонгук в очередной раз проникается к ней
уважением и думает, что быть младшим в братстве не так уж и хуево.
— Ну и че ты встал над душой? Воду неси, — бросает она, даже не взглянув на Тэхена.
Тот молча выходит из комнаты, все еще находясь в состоянии полного ахуя (это аут).
Он вроде бы и ущемлен этой мелкой пищалкой, но нельзя не признать, что без нее все
было бы хреново, потому что Винсент в душе не ебет, как нужно ухаживать за больными
людьми, а Чон Давон даже не растерялась, ворвалась, как оккупантка и резко раздала
указания, че как, че почем. Тут даже и сраться с ней не хочется. Все-таки речь о
зайчонке. Тэхен ради него готов молчать в тряпочку и делать все, что необходимо.
Он заходит на кухню, где его припаханные братки возятся, как жуки, и хмыкает, беря
стакан с верхнего шкафчика над раковиной.
— И тут я понял, что мне нужна ручная Чон Давон, — разгоняет молчание Винсент.
Хосок довольно хмыкает, помешивая горячий куриный суп в тарелке (Давон сама
готовила), из-за которого по кухне разлился приятный аромат.
— Я бы рассказал, как мне повезло жить в доме с женщиной… — ухмыляется он. — А вы
завидуйте.
— Хосок, мать твою! Где ты застрял?! — орет из комнаты Давон на всю квартиру.
Хосок вздыхает и плетется к ней со смиренным ебалом.
Винсент и Джин лишь злорадно хохочут в спину братана до тех пор, пока Давон не орет
и им, приказывая тащить свои задницы в комнату.
— Тридцать восемь и восемь, — вздыхает она. — Я дала ему необходимые лекарства.
Все, что ему нужно, лежит тут, — она тычет пальцем на тумбу, куда кладет градусник.
Давон аккуратно разложила лекарства, чтобы оставались на виду. Для этих долбачей
чтобы понятно было. — В обед он должен все это выпить снова. И чай. Больше чая с
лимоном и медом. Его я тоже принесла. А мне надо на работу, — она с долей вины и
сочувствия смотрит на Чонгука и заботливо гладит его по плечу. — Прости, Гук-и, что
приходится оставить тебя с этими неучами, но пропустить работу никак не могу.
— Ерунда, нуна, не беспокойся обо мне, — Чонгук слабо улыбается ей в ответ. — Я
думаю, мы справимся.
Тэхен садится возле Чонгука и подгибает колени, внимательно на него смотря, как
будто бы может увидеть больше.
— Ну че, давай теперь поспи, Гук-а, — говорит Винсент, слегка похлопав мелкого по
груди через слой одеяла.
Выглядит это немного нелепо, потому что при посторонних Тэхен вообще не умеет
выражать заботу и нежность, это слышится и в его голосе. Но малой, конечно же,
распознает там истину, которая ему нужна и которая его успокаивает. Каким бы Тэхен
ни казался черствым сейчас, по нему прекрасно видно, как сильно он загнался и
беспокоится о Чонгуке, и это не может не сделать тому приятно. Винсент
действительно волнуется и он искренне благодарен Давон за ее помощь и наставления.
Засыпает мелкий довольно быстро. Все это время пацаны сидят возле него и негромко
переговариваются, после чего Винсент, убедившись, что Чонгук крепко уснул,
подскакивает на ноги, хватает ключи от мерса и накидывает на плечи мастерку.
— Джин-а, сгоняем кое-куда, — тихо говорит он, чтобы не тревожить сон малого.
— Будь с Чонгуком, мы резко, — обращается он уже к Хосоку. Тот коротко кивает, и
Винсент с Джином выходят из комнаты.
Спустя пару минут Хосок слышит, как под окнами рычит движок пробудившегося сто
сорокового. Он вздыхает и ложится на спину прямо на полу возле Чонгука, доставая из
кармана спортивок телефон и открывая первую попавшуюся игру из папки с
приложениями.
🚬
Когда Чонгук просыпается, ощущения в теле дают понять, что температура понизилась.
По крайней мере, малого больше не бросает то в жар, то в холод. Глаза все еще
побаливают, как и башка, во всем теле слабость, но все это более терпимо, чем
симптомы высокой температуры, из-за которой хотелось только проблеваться и
сдохнуть. Болеть тупо, и Чонгук действительно забыл, насколько. Давно он не валялся
в таком состоянии. Может, несколько лет точно. Они тут, на районе, все закаленные
не только душой, но и телом. Бывало, в неотапливаемой квартире приходилось жить
месяцами, потому что отец был озабочен пойлом больше, чем уплатой налогов и заботой
о сыновьях. Такая вот хуйня и случалась, и в детстве к ней вынужденно привыкли.
— Уже получше, — честно говорит Чонгук, спустив одеяло до живота. Стало жарко. — А
где Тэ и Джин? — хмурится он, замечая, как тихо в квартире и что никого кроме них с
Хосоком больше не слышно.
Нет, Чонгук не о том, что его кинул Винсент, беспокоится, а о нем самом. Если
Намджун опять его куда-то послал, это может быть опасно. Хотя это нихуя не опасно
никогда, вообще-то. Винсент с собой даже ствол не носит, потому что на районе на
основной источник дури никто не посмеет зуб точить и пытаться задушить. Но все
равно каждый раз Чонгук ссыкует отпускать Тэхена. Бизнес-то нелегальный, и если не
гражданские наедут, то легавые могут запалить и повязать, а это уже реально
серьезные проблемы. С законом обычным людям и без бабок тяжко тягаться. Короче,
каждый раз Чонгук до дрожи очкует, что Винсент не вернется.
Хосок сгибает локоть, уложив его на полу, и подпирает голову рукой. Он изгибает
бровь и издает усмешку.
— У него ща только одно дело — твое здоровье. По-любому в аптеку или еще куда
поехали. А Джина прихватил, потому что он из нас всех больше всего в аптечке
сечет, — предполагает Хосок.
Чонгук прикусывает губу и смотрит куда-то мимо Хосока, подавляя смущенную, как у
влюбленной девочки, улыбку. Ему все еще пиздецки приятно и тепло внутри от мысли,
что Винсент так озабочен его состоянием. Типа да, это нормально, когда люди любят
друг друга, встречаются и как бы вообще вместе живут, как какая-то супружеская
парочка, но, блять. Это же Винсент. Неприступная крепость. Гук никак не осознает до
конца, что этот блатной из района ему принадлежит и за него одного горы свернет,
океаны осушит. Короче, любовь… она такая.
Чонгук в ответ мычит и берет телефон старшего, пока тот уходит делать чай, как
велела Давон-нуна.
Пока мелкий попивает горячий чай, они с Хосоком обсуждают всякие игры. Старший
обещает, что когда Гук поправится, они опробуют новую «Need For Speed», которая
вышла буквально вчера. Стопудово дорогая игрушка будет, но Чону на такие вещи
вообще бабла не жаль (и пацаны вечно с этого хуеют), тем более, они с Гуком, как
главные задроты их братства, обожают гонки из этой серии, и будет грехом не
заценить новую часть. От этого у мелкого заметно повышается настроение и, кажется,
в черных глазах появляется блеск. Такими темпами он быстренько поправится.
Когда время на часах подползает к обеду, Хосок пичкает Чонгука оставленными Давон
таблетками и укутывает, снова ложась рядом. Мелкий, все еще испытывая противную
слабость во всем теле, отдает телефон Хосоку и сам наблюдает за тем, как старший
играет в разные игры. Комментарии Гука постепенно становятся все короче, потому что
даже говорить сил нет. Конечно же, болезнь не отступит так быстро, ведь она только
начала расцветать, поэтому Чонгук ей пока проигрывает, несмотря на то обилие
лекарств, которые в него влил Хосок.
— Хосок! — кричит из прихожей Винсент. Чон неохотно отлипает от телефона (он шел к
рекорду) и отдает его Чонгуку, уже с интересом смотрящему в сторону коридора. — Хо…
— Да иду! — в ответ орет Хосок, выходя из комнаты. — Ебать, вот это внезапочка, —
слышит Чонгук, как присвистнул Чон, и начинает ерзать на матрасе от любопытства.
Что за движ там происходит?
Чонгук хочет встать, но к горлу вдруг подкатывает тошнота, а голова идет кругом,
поэтому он, проклиная свой ебучий грипп, решает терпеливо ждать в комнате.
Десять минут кряхтений, криков, матов и психов троих из коридора, и вот оно.
— Зайчонок, я купил тебе кроватку! — с гордой и довольной улыбкой объявляет
Винсент, когда они наконец-то затаскивают немаленькую двуспальную кровать в
комнату.
У Чонгука челюсть оказывается на полу, как и он сам уже долгое время. Он таращится
на непривычный предмет мебели, от которого успел отвыкнуть и который, вообще-то,
является неотъемлемой частью в нормальной жизни нормальных людей. Но теперь малому
это чуждо.
— А нахера она нам? — отойдя от шока, спрашивает Чонгук, переводя взгляд с кровати
на Винсента. — Нам что, спать негде?
— А как же наш пол? — с легкой грустинкой в голосе спрашивает присевший зайчонок,
с нежностью проведя по матрасу ладонью.
— Половая! — хмыкает Тэхен. — Резко прыгай в кровать, зая, не тупи. Свою больную
задницу застудишь.
Права голоса у Чонгука нет. Тэхен сказал, Тэхен сделал. Пацаны заправляют постель,
убирают то, на чем Гук с Винсом привыкли спать долгое время, и ставят кровать на ее
новое законное место, из-за чего комната вдруг стала визуально меньше. Это тоже
Чонгуку не нравится. Как они теперь пиздиться будут с Тэхеном?
Но Тэхен возражения слышать не желает. Он эту священную кровать искал не один час,
каждую подолгу оценивал, как строгий кроватный критик, ища для своего зайчонка
самое то, поэтому малой может только принять подношение и уложить на него свою
драгоценную жопку. Отказы не принимаются.
Тэхен сам лично берет Гука на руки, как будто тот и ходить не в состоянии из-за
болезни, и аккуратно укладывает его на мягкую перину, как какую-то избалованную
принцессу. Чонгук огромными глазами смотрит на Тэхена, нависшего над ним, и не
может осознать, что лежит на кровати, на настоящей, мать ее, кровати. Она чертовски
мягкая по сравнению с полом, но и не настолько, чтобы в ней проваливаться, как в
облачке. В общем, идеально мягкая. Труды в поисках кровати окупились. И хотя малой
все еще настроен скептично, да с грустью в глазах смотрит на пол, на котором провел
свои лучшие ночи и дни, кровать медленно, но верно принимается им.
— Надо выпить за твое здоровье, Гук-а, — Джин лежит возле Гука, которого запихнули
в серединку, блаженно прикрыв глаза и подложив руки под голову.
— Кайф, а то мне отправить в магаз некого было, — ухмыляется Тэхен, лежащий с
другой стороны от Чонгука и созерцающий ставший ближе потолок. Чонгук на это лишь
цокает, закатив глаза. И вдруг он рад, что заболел. Выкуси, Ван Гог.
— А че, можно, — задумчиво говорит Хосок, положив голову на ноги Джина и барабаня
пальцами по своему животу.
— А мне пивас можно? — осторожно спрашивает малой, стараясь звучать как можно
милее. Появилась надежда, что они сжалятся над больным человеком.
Но хуй там.
— Нельзя.
Сука!
🚬
Вечерок подкрался незаметно. Чонгук смело может сказать, что чувствует себя гораздо
лучше и больше не помирает, как было с утра. Ему еще жить и жить, еще столько
увлекательных и ебанутых историй своих братанов послушать предстоит, поржать над
ними, почти задыхаться от нехватки кислорода, потому что смешно до смерти.
Они так и валяются весь день на кровати, и со стороны это напомнило бы оргию.
Навалились друг на друга и пивасом брюхо наполняют, закусывая чипсами и сушеной
рыбой. В один момент малому приходится выползти из-под Тэхена и Джина, чтобы
проветрить провонявшую рыбой комнату. Но Винсент сразу его перехватывает и бросает
обратно на кровать. И ведь не упускает возможности шепнуть: «вот так теперь я тебя
швырять буду в порыве страсти», из-за чего зайчонок снова в краску. Хорошо,
болезнью можно оправдаться, а то хрен там объяснишь пацанам, чего багровый весь.
Хотя эти и без слов поймут и вряд ли подробности знать захотят. Хосок вообще
сморщится и рвотные позывы будет имитировать, показывая, насколько ему мерзко от их
голубизны. Но ниче, все свои, все привыкли. Не станут же они публично ебаться. Или…
— Я не верю, — хмыкает Чонгук скептично, сложив руки на груди и мотая головой. Все
попивают пиво, хрустят чипсами, а малому на это все даже смотреть неохота. Аппетита
нет, но один разок Винсенту удается влить в него немного бульона, принесенного
Давон еще утром.
— Я тебе отвечаю, у него пулевое в бедре, — машет рукой Тэхен, лениво посмеиваясь.
Он вообще расслабился под действием своего личного наркотика — пива, и растекся на
кровати лужицей. Золотистые волосы взлохмачены, а черная футболка задралась и
открыла вид на охуенный торс, который мысленно оценивает (и облизывает) Чонгук.
— Если бы что-то еще варил, весь район бы взорвал, — хохотнул Намджун, ловя
недовольный взгляд Хосока. — Даже представить такое страшно.
— Как вообще вышло, что тебе в жопу стреляли? — хмурится Чонгук, перекинув ногу
через живот лежащего поперек Тэхена.
— Просто этот сученыш языкастый чуть не засрал мне сделку и взбесил одного
человека, — хмыкает Намджун, указывая подбородком на Чона.
— Его один из его же людей потом грохнул, — Джин чешет затылок и отпивает пива.
— Так бывает, когда человек — говно и никого, кроме себя, не ценит.
Теперь еще больше хочет его увидеть, потому что пуля, попавшая в бедро, легко могла
жизнь важного Чонгуку человека забрать и сейчас он знал бы о нем лишь из рассказов
и воспоминаний остальных пацанов. Даже думать об этом больно. Ком в горле, и глаза
горят вовсе не от гриппа. Гук вообще не хочет думать о том, что что-то такое может
случиться с кем-то из них. Как потом жить?
Хосок шумно вздыхает, явно ленясь шевелиться лишний раз, но малой очень просит, и
он не может отказать. Не гордится он шрамом и лучше бы вообще забыл это дебильное
воспоминание. Нет ничего крутого в том, чтобы мутки такие мутить. От хорошей жизни
никто не пойдет с дурью дела иметь, но им тут, в прогнившем и забытом Богом районе,
другого не остается, а в ту пору Хосока жизнь сильно приперла. Давон еще не имела
стабильный заработок и горбатилась за мелочь. Сестре помочь нужно было. А Намджун
всех заблудших и нуждающихся обеспечивает, вот и не смог отказать. Зато потом себя
корил, что важного человека и друга чуть не потерял. Но Хосок сам свою вину
признал. Болтать меньше надо было. Не осознавал, как все серьезно, если углубиться.
Потом, в больнице, окруженный братанами, с плачущей сестрой рядом, и понял.
— Охуеть…
В дверях стоят Джихан, Чимин и Юнги. У троих лица потерянные и слегка охуевшие от
картины перед глазами. У Чимина челюсть едва не валится на пол, когда он замечает,
как его мелкий брат с восторгом в блестящих глазах смотрит куда-то в сторону
промежности Хосока.
Все, кроме Гука, понимающе хмыкают и кивают. Плавали, знают. Кто ж тут, на районе
проклятых, не огребал. У каждого из них хоть один шрам да найдется. Душевный или
физический.
Впрочем, общую атмосферу это мало портит. Джихана, кажется, тут очень не хватало.
Он живее всех живых и активнее всех собравшихся в комнате. Он по новой всем раздает
бутылки с холодным пивом, а Чонгуку вручает бутылочку бананового молочка и получает
одобрительный кивок Тэхена. Не сказать, что Джихан очень близок со всеми
собравшимися в комнате, кроме Чимина и Юнги, но кто ж о нем на районе не слышал.
Они постоянно пересекаются то там, то тут, перебрасываются парочкой фраз, че как,
че почем, как жизнь и все в этом духе. Ну и на тусовках, конечно же, видятся. За
одним столом не раз сидели, из одной бутылки хлестали и даже в передряги, бывало,
вместе встревали. Ко всему прочему, Джихан довольно авторитетный на районе, почти
как Намджун. Поэтому До всем друг и все двери для него открыты нараспашку.
— Уже получше, историями меня тут латают, — улыбается Чонгук, обхватив губами
трубочку и с наслаждением всасывая банановое молоко.
— О, так нужно было сразу меня звать, у меня историй хуева туча, — широко
улыбается Джихан, потирая руки.
И что-то не так. Определено не так. Гук чувствует каждой клеточкой своего тела
тяжелый, выжигающий дыру в затылке, взгляд одного блондинистого диктатора, и даже
гадать тут не надо, чтобы понять, почему Винсент так таращится.
Ему кажется, что он может уснуть, но нихрена. Все орут и активно спорят, сотрясая
кровать. Гук снова начинает тосковать по половой жизни, которой так жестоко лишил
его Винсент. Но теперь остается только терпеть ораву крупных мужиков, плюнувших на
законы физики и каким-то хером уместившихся на кровати. Приносит покой только тепло
Винсента, который в этот раз старается не буйствовать так сильно (хотя обычно он
бывает тем, кто даже стол перевернет во время игры). И это до дрожи приятно.
Хочется прижаться к нему, обвить всеми конечностями, как коала, и целовать его
красивую бронзовую шею, слушать его грудной убаюкивающий голос и… ничего больше.
После нескольких партий они решают сделать перерыв и просто сидят, разговаривая обо
всем и потягивая пивко. Юнги выходит покурить и, судя по звуку хлопнувшей входной
двери, он решает сделать это снаружи. Джин идет делать Чонгуку чай, а Джихан,
услышав слово «чай», подрывается за ним, едва не свалившись с кровати. Чимин,
детально расспросив Чонгука о самочувствии, успокаивается, поняв, что брату ничего
серьезного не угрожает, и тоже уходит на кухню, чтобы наделать бутеров для пацанов.
Только недолго этот отдых длится. Подъездная дверь скрипит, мгновенно выдергивая
Юнги из раздумий. Мин открывает глаза и поворачивает голову к двери, совершенно не
ожидая, что выйдет именно Намджун. Юнги, снаружи никак не реагируя, молча
отворачивается обратно и стряхивает пепел на холодную землю. А внутри… соврет, если
скажет, что что-то не сжалось. Но Намджун как назло подходит и садится рядом.
Ничего не говоря, достает из кармана своей толстовки пачку мальборо и зажигалку.
Прикуривает себе и выдыхает горький дым к темно-синему небу.
— Жаль, звезды не греют, — нарушает молчание между ними Намджун своим глубоким и
спокойным голосом, подняв взгляд к небу.
— Думаешь, я специально молчал все это время? — Намджун переводит взгляд на Юнги,
невольно осознавая, как скучал по виду этого красивого профиля, находящегося так
близко. Только от Юнги давно холодом веет. Впрочем, иначе быть не могло после
случившегося.
— Если пришел, чтобы вспомнить былые времена и поглазеть на меня этим своим
упрекающим взглядом, то лучше пиздуй обратно, — раздраженно цедит Юнги. Сигарета в
пальцах ломается и осыпается на землю. Юнги не жалеет. Его вдруг все вокруг бесить
начало, стоило Намджуну открыть рот. — Я тогда сказал все.
— И не собирался, — Намджун выдыхает дым и проводит кончиком языка по нижней губе.
— Просто… — Ким хмурится и запускает пальцы в волосы, слегка сжимая у корней. Он
вздыхает и нагибается, упираясь локтями в колени и смотря на землю под ногами. — Я
проебался.
— О чем говоришь?
Юнги внезапно начинает смеяться и бьет себя ладонями по коленям. Намджун мрачнеет и
поджимает губы. Юнги не от того, что ему весело, смеется. Если бы. В его смехе
прослеживаются нервные нотки вперемешку с болью и обидой, которую Намджун держал на
него не один год. Все это теперь через смех Мина выливается на него в обратку.
Заслужил. Молча терпит и ждет теперь, когда Юнги высмеет всю свою боль на того, кто
заслужил.
— Я клянусь, я считал тебя самым умным человеком на свете, Намджун, — смех Юнги
становится тише, но он продолжает тихонько, качая головой и зло глядя на Кима. — А
тебе столько лет потребовалось, чтобы понять, что и тебя, и меня нагнули, а не я
тебя, идиот! — смех обрывается, а вместо него слова льются ядовитым потоком. Юнги
оскорблен и пиздецки зол, а Намджун это хорошо понимает. Несколько лет назад и сам
так же себя чувствовал. Жаль только, не на того злость и ненависть свою вылил.
— Я тогда другим был, Юнги. Мы только начинали наше дело, и я был ослеплен. Дурью,
деньгами, тобой. Любовью к тебе, — Намджун тычет пальцем в сторону Юнги и глотает
неприятный ком в горле. Юнги на последних словах и сам чувствует, будто из легких
весь воздух выкачали. Он-то хорошо помнит, как у них тогда все было. Сказка, вдруг
ставшая реальностью в этом конченом районе. Чудо наяву. И любовь, и бабло реками.
Но никто из них тогда и не задумывался, что с успехом приходят и те, кто этот успех
захочет задушить. И у ублюдка, пришедшего за их счастьем, это получилось.
Бить нужно по больному. По важному для сердца. Именно поэтому Юнги, сам того не
зная, стал бомбой, взорвавшей Намджуна. Только и от него самого одни ошметки
остались. Лишь время их собрало, но не объединило. Юнги оказался предателем во всех
смыслах. Тем, кто якобы подорвал бизнес Намджуна и больше (ужаснее, больнее,
страшнее), — сердце разбил.
— Эмоции над разумом одержали верх, — вздыхает Намджун, опуская взгляд, как
проигравший. Он такой и есть. — Мне, блять, так жаль, что я не услышал тебя тогда,
что верить отказался. Я был пиздецки слеп, — Ким морщится, словно от пронзившей
тело боли, и трет лицо.
Юнги глядит на него сверху вниз, поджав губы. Он оскорблен. И все эти годы этой
боли выхода не было. После всего этого дерьма рядом оказался Чимин, спасший от
падения, и именно он помог встать на ноги, показал, что любовь эта сраная может
быть крепкой, что ни одна ложь ее не расколет. Он это доказывал раз за разом и ни
разу не подвел. И лишь тогда Юнги поверил вновь. А Намджун, затаивший незаслуженную
обиду, всколыхнул все. Но все-таки пришло облегчение. Он принес долгожданную
свободу от боли, что причинил своим неверием, которое им двоим все и перечеркнуло.
Юнги, если честно, большего и не надо. Он не из тех, кто долго таит обиду и
заставляет человека заслужить прощение. Намджун признал свой проеб, и этого
достаточно для того, чтобы дышать, наконец, стало легче.
— Не знал, что крутой босс района у нас такое ссыкло, — беззлобно усмехается Юнги.
— Я просто Мин Юнги, — Юнги открывает дверь и заходит в подъезд. Намджун идет за
ним.
— А когда-то был для меня всем, — с легкой печалью говорит Ким. И он знает, что
былые чувства не вернуть. Прошлое действительно остается в прошлом, и Намджун это
полностью принимает. Главное, обоим стало легко на душе, и душить ночами больше
ничего не будет.
Пацаны слегка охуевают, когда видят, как Намджун и Юнги вошли вместе, но, опять же,
никто ничего не говорит. Они просто возвращаются к своей прервавшейся на секунду
болтовне, определенно испытывая облегчение оттого, что напряжение заметно спало
между ними. Это сразу же в воздухе ощущается. Да и они друг друга хорошо чувствуют.
Только Чимин бросает в Намджуна недовольный взгляд, но сразу смягчается благодаря
Юнги, который плюхается рядом и коротко, чтобы никто не увидел, сжимает его руку,
без слов уверяя, что все хорошо и волноваться не о чем. Чимин ему верит.
— Я хочу сказать тост! — вдруг громко говорит уже поддатый Джихан, подняв бутылку
с пивом и обращая на себя внимание пацанов. — В первую очередь, за здоровье
малого, — он тычет пальцем в сторону обнимающего подушку Гука. Тот смущенно
улыбается и утыкается в эту подушку лицом. — Ты слишком мелкий еще, чтобы в постели
валяться беспомощно. Я отвечаю, всех нас переживешь. Главное, береги себя, — До
тепло улыбается и больше не выглядит глупо. Наоборот, очень даже серьезно. Его
слова звучат искренне. — И вы все, пацаны, берегите себя. Меня жизнь с самого
детства нагибает. Я хоть и не намного дольше вашего пожил, но повидал уж точно
больше, и не особо хочется, чтобы с вами такое же дерьмо случалось. Не круто быть
таким, как я. Не круто попадать в тюрьму, — на этих словах улыбка Джихана
становится слабее. — Друзей не круто терять. Чонгук-а, не круто пулю получать. Она
запросто может оборвать жизнь того, кто тебе дорог. Или твою собственную. Не думай,
что это почетно. Поверь, никто из нас не гордится шрамами, этой ебучей житухой
оставленными. Мы все не о такой жизни мечтали, но тому, кто нас создал, слегка
похуй, вот мы и выживаем, как можем. И поэтому, если ты можешь лучше — действуй. Ты
можешь быть лучше, так что будь.
Никто, вообще-то, не ожидал, что Джихан выдаст подобное, и это вводит в ступор.
После того, как он замолкает, никто не спешит заговорить. Его все понимают. Каждое
его слово — истина. Болезненная чертова истина. С этим они живут всю жизнь.
Обреченные и давным-давно бросившие надежды о высшем. Они живут так, как могут.
Только бы не сдохнуть где-нибудь, чтобы потом на свалке искали. Только бы выжить,
вот и все. А у Чонгука все впереди. У него стремление в глазах искрится, и каждый
из них искренне мечтает, чтобы надежда на лучшее в нем не потухла со временем.
Каждый из них приложит руку к тому, чтобы этого не случилось. Каждый из них поможет
огоньку сохраниться. Чтобы Чонгук, их маленькая надежда, не стал таким же
выгоревшим и отчаявшимся. Чтобы он увидел больше и достиг высот, о которых парни с
района когда-то мечтали.
Уютный вечер незаметно перетекает в ночь. Чонгук чувствует, что болезнь не желает
отступать так просто. Снова начинает подниматься температура, а слабость
завладевает телом и разумом, поэтому пацаны, поняв, что малому нужен покой,
начинают сворачиваться и потихоньку собираться. Малой ослабшим голосом просит всех
остаться, уверяет, что в порядке, но Винсент сразу же его пресекает, буквально
закрыв ему ладонью рот и едва не обжигаясь от горячего дыхания Гука. Он весь —
огненный шарик.
— Я должен был беречь его, — совсем тихо говорит Тэхен, идя следом за выходящим в
коридор Чимином. Паку сначала кажется, что ему послышалось, но он оборачивается и
понимает, что нет, когда заглядывает в глаза Винсента, в которых застыла вина.
Чимин останавливается и коротко мотает головой, кладет руку на плечо Кима, слегка
сжав, и поджимает губы, слабо улыбаясь.
— Нельзя от всего уберечь. Ты не мог знать. Вчера кто угодно из нас мог
заболеть, — так же негромко говорит Чимин.
— Но я должен от всего его беречь, — твердо говорит Тэхен, слегка поджимая губы.
— Я тоже. И будем. Только не вини себя. Ты много сделал для него сегодня, поэтому
хуже ему не станет, он быстро поправится, — уверенно говорит Чимин. Тэхен неотрывно
смотрит ему в глаза несколько секунд, после чего коротко кивает. Что-то заставляет
его верить Паку.
Пацаны выходят из квартиры, и вдруг становится непривычно тихо. Весь день было так
шумно, что теперь кажется очень странно. Тишина буквально звенит в ушах. Но и это
не длится долго. Не успевает Винсент отойти от двери, как врывается Давон, недавно
вернувшаяся с работы. Она едва не сносит Тэхена, сразу же идя в комнату к Чонгуку и
по пути бурча:
— Этот придурок, До Джихан, кажется, только что подкатывал ко мне свои яйца, —
хмыкает она, морща нос и входя в спальню. Тэхен, идущий за ней, только ухмыляется.
— Не угробили ребенка? — спрашивает она, зыркнув на Винсента. Тот гордо мотает
головой и складывает руки на своей широкой крепкой груди. Давон оборачивается и
выдает тихое и искренне удивленное: — Оу… ты купил кровать.
Гордая и самодовольная лыба на лице Винсента становится еще шире. Давон на это
цокает и закатывает глаза, подходя к Гуку.
— Привет, Давон-нуна, — слабо улыбается Гук, завидев нависшую над ним девушку.
— Привет, Гук-и. Ну как ты тут? — и снова голос старшей в семье Чон магическим
образом смягчается. Зайчонок творит чудеса.
Надолго Давон не задерживается, понимая, что Чонгуку нужен покой и отдых. К ночи
болезнь обычно начинает проявлять себя сильнее, нежели днем. Она снова заставляет
Чонгука принять лекарства, даже делает ему укол (а вот это внезапно), снова поит
чаем и, дав наставления Тэхену, уходит, пожелав спокойной ночи.
Винсент закрывает за Давон дверь и возвращается в комнату. Как только Гук слышит
звук его шагов, сразу же подает признаки жизни и тянет к нему лапки, вытащив их из-
под одеяла.
Тэхен соврет, если скажет, что его сердце не затрепетало в этот момент. Как будто
он позволит мелкому когда-нибудь спать одному. Винсент стягивает с себя футболку,
бросив на пол, и залезает в кровать, прижимая к себе горячий комок. Гук сам к нему
весь жмется и утыкается носом и губами в обнаженную теплую грудь. Сразу становится
лучше на душе. Спокойнее. Рядом с ним всегда хорошо и безопасно. Тэхен — его личный
мир, в который он будто вернулся после долгого путешествия.
— Я буду…
— Да шучу я, — издает тот короткий смешок и запускает руку под одеяло, охая от
того, что под ним жарко, как в гребаном аду. — Злая тетя сделала бо-бо?
— спрашивает своим писклявым и всегда пугающим Чонгука голосом, скользнув рукой под
боксеры малого и мягко накрывая ягодицу, в которую Давон делала укол.
— Ну Тэхен… — Чонгук жмурится и утыкается лицом в шею Винсента. — Не говори этим
голосом…
Тэхен нежно проводит большим пальцем по лбу Гука, очерчивает висок и скулу, горячую
щеку, и останавливается на сухих губах.
Большего ему не надо. Только знать о любви Винсента к нему. К маленькому глупому
зайчонку.
Винсент издает смешок, звучащий слишком громко в небольшой ванной комнатке, где
любой звук ударяется эхом о кафельные светло-бежевые стены.
— Мы каждый день живем с рисками, как на пороховой бочке сидим, а ты ссыкуешь из-
за маленького пореза?
— Я не боли боюсь, к ней ты меня приучил, — с упреком в голосе говорит Гук, глядя
Винсенту в глаза. — Просто лицо не хочется портить.
— А когда я тебя в лицо бью вот этим, — Тэхен показывает сжатый кулак и
усмехается, — ты не особо возникаешь.
— А ты мне че, выбор даешь? — хмыкает Чонгук, чуть повернув голову вбок. Точнее,
Тэхен ему повернул ее. — Когда мне в лицо твой кулак летит, хрен я могу это
остановить, ты же бешеный.
— Щас порежу, не рыпайся, — понизив голос и придав ему запугивающих ноток, рычит
Тэхен, опасно сверкнув пристальным взглядом в застывшего Чонгука.
— Это которая твоя личность? — скучающе спрашивает Чонгук, отведя еще сонный
взгляд в сторону.
— Та, которая отдерет тебя после школы как следует, — хмыкает Тэхен, аккуратно
проходясь бритвой по линии челюсти малого.
— Вот после уроков и узнаешь, как сильно, — закончив с бритьем, Тэхен хлопает
малого по щеке и невинно улыбается, будто не он только что с блеском в глазах
обещал его отодрать. — Давай заканчивай, опаздываешь уже, — вмиг становясь
серьезным, говорит Винсент, бросив взгляд на наручные часы и выходя из ванной.
🚬
Винсент довозит малого до школы и по сложившейся традиции едва не трахает, усадив
на свои колени и заставляя Гука дрожать в руках, бесстыдно бродящих по его телу, за
несколько дней соскучившемуся по ласкам. Им обоим не хватало, но Тэхен границ не
переходил, терпеливо ждал, когда мелкий поправится, и хоть Чонгук по ночам, горячий
и взмокший (жаль, не от секса) сам тянулся, хотел большего, чем просто объятия и
невинные поцелуи, Тэхен был непреклонен, а мысленно выл голодным волком. Всеми
силами себя сдерживал, не поддаваясь на провокации, боясь, что выпотрошит своего
зайчонка, и это лишь ухудшит его состояние. Грипп тоже не шутки. Винсент не хотел
по-свински поступать в этот раз.
Но теперь зверь вырвется наружу. Тэхен уже предвкушает сегодняшний вечер, в который
он наконец утолит свою жажду. И жажду Чонгука, конечно же.
— Ебучий свет, — бормочет Винсент, закатывая глаза. За это мелкого тоже придется
все-таки наказывать. А хули он хотел, такие вещи не остаются безнаказанными. Грипп
гриппом, а за поступки отвечать придется.
Три дня Тэхен никуда не выходил из дома. Намджун тоже не дергал, не звонил и не
вызывал, прекрасно зная, что тому нужно быть рядом с больным мальцом. И сам Ким
приезжал каждый день то на пять минут, просто узнать, как себя чувствует Чонгук, то
на несколько часов. Братаны вообще сильно поддержали их с Чонгуком, и хоть это в
порядке их вещей (в их дружбе иначе никак), Тэхен как-то по-особенному им
благодарен. Они приняли Чонгука, как своего родного, и полюбили с первых дней, как
Винс их познакомил с ним. Ему вообще кажется, что зайчонка они любят больше, но это
нихуя не огорчает. Наоборот. Чертовски приятно.
Ну, а теперь время вернуться к работе. Поэтому Тэхен решает сразу двинуть в бар
Намджуна.
🚬
Винсент делает то, о чем так давно мечтал. Оставляет мерс у мастера, работающего
неподалеку от бара, и идет к другу. Не то чтобы он не был в состоянии сам заделать
отвалившееся зеркало, просто времени на это нет, да и Намджун уже заждался. Винсент
один из лучших его парней как никак, половину обязанностей в бизнесе выполняет
именно он, беря на себя поставки и продажу. Бумажными, пиздецки унылыми делами
занимается Намджун, у которого, в отличие от некоторых, имеется усидчивость и
способность выполнять монотонную работу. А Винсент всегда срывается и бесится,
готовый к хуям разорвать и сжечь всю макулатуру.
Грызя фильтр незажженной сиги, Винс толкает дверь бара плечом (руки из кармана лень
доставать). Глаза расширяются, а сигарета чуть не выскальзывает из губ. Ему даже
кажется, что он куда-то не туда зашел, потому что…
Там спокойно себе сидят, попивая кофе, Намджун, Чимин и Юнги. Пацаны ведут себя так
спокойно и расслабленно, сидя за одним столом, как будто не у них еще совсем
недавно были терки и жесткий напряг из-за присутствия друг друга.
— Дела тут решаем. Припухни уже, не стой столбом. Есть, че обсудить, — говорит
Намджун, выдвинув стул рядом с собой и похлопав по нему ладонью.
Винсент выглядит настороженным и вообще ему кажется, что это какой-то пранк, и над
ним решили стебануться. В любом случае, у пацанов на лицах нет и тени издевки.
Несмотря на расслабон, в глазах у них какой-то загон, но пока неизвестно, по какой
причине. Поэтому Винсент молча подходит к столику и садится, коротко кивнув
пацанам, готовый слушать.
— Короче, дело такое, — начинает Намджун, подцепив пальцем ушко чашки и поднося к
губам. — Как ты знаешь, когда мы с Юнги работали вместе, его подставил один
сученыш, надеявшийся, что сможет таким образом похерить наш только начавший тогда
процветать бизнес…
— Диего Санчес явно бодрее звучит, — хохотнул Тэхен, облизнув нижнюю губу и
зажимая изнасилованный фильтр сигареты в зубах. Чимин чиркает зажигалкой, прикурив
Винсу. Тот благодарно кивает и спрашивает после первой затяжки: — Ну и че этот
Диего?
— Вчера ночью мне позвонили с незнакомого номера. Это оказался он, — говорит
Намджун, сложив руки на груди. — Мы с тех пор никак с ним не контактировали, не
пересекались даже. Он нехило поднялся, а сейчас говорит, встретиться хочет,
обсудить возможное партнерство.
— И че это значит? — Тэхен во все глаза таращится на пацанов, уже начиная кипеть
от неизвестности.
— Фильтруй базар, а то тормоз-то как газанет, и твой мелкий брат уже не спасет
тебя, потому что его тут нет, — хмыкает Тэхен, привстав так резко, что ножка стула
неприятно лязгнула по полу, и нависая над заводящимся Чимином. И зырят друг на
друга как в старые добрые, как будто ждут, когда Намджун и Юнги спустят их с цепей
и позволят наброситься друг на друга, вот только этому дуэту не нужно позволение,
они уже готовы сожрать друг друга.
Но что-то вдруг выходит из-под контроля. По сюжету Чимин должен ответить, и они
снова замахаются, как псы на собачьих боях, разъебывая все вокруг (конечно, потом
Намджун еще разок отхуярил бы каждого за разгромленный бар), но происходит другое.
В горящих глазах Чимина будто кто-то резко затушил пожар ведром воды. Взгляд из
бешеного становится каким-то веселым. Он пытается сдержаться, сохраняя серьезную и
опасную волну, но все-таки проигрывает в этой битве, прыская, а потом и вовсе
начиная ржать. Следом сдается и Винсент, хохотнув и дружески похлопав Чимина по
плечу. А ничего не успевшие понять Намджун и Юнги так и таращатся на них с полным
ахуем на лицах. Че происходит?
А вот, че…
Все еще нельзя сказать, что Чимин и Тэхен задружились и стали лучшими подружаями,
но и холода по отношению друг к другу уже нет. Иногда, как сейчас, хочется друг
друга обосновать по полной (потому что ревность никто не отменял, как бы тут ни
было), в идеале вообще запиздиться, как раньше бывало. Только все иначе. Пока
Чонгук болел, Чимин чуть ли не жил в квартире у Тэхена, чтобы быть рядом с братом.
За это время они с Винсентом успели получше друг друга узнать и понять, что не
такие уж они и разные и не зря Чонгук их дуэтом называет. Говорили много, куря на
кухне глубокими ночами, пока ослабший из-за болезни Чонгук посапывал под двумя
мягкими одеялами в комнате. Чимин много об их с Гуком жизни рассказывал, а Тэхен
молча слушал, впитывая информацию и осознавая, что будь у него младший брат и такая
же ситуация, как у малого с Чимином, то, вероятно, действовал и думал бы он так же,
как и Пак. И в этом тоже их схожесть.
В общем, так они и пришли к тому, что есть сейчас. Наверное, от шутливых
оскорблений, стебов и жажды подраться они не избавятся никогда, вспыхивать как
спички не перестанут, зато многое прояснили и друг друга поняли, упростив жизнь и
себе, и, главное, любящему их Чонгуку.
— Диего хочет стрелку с нами? — спрашивает Винс, вновь ловя серьезную волну и
упираясь локтями в столик.
— Да хуйня, убрать-то его можно, если вдруг что, — пожимает плечами Юнги.
— Не думаю, но… блять, вы че, серьезно хотите его загасить без объяснений?
— спрашивает Намджун возмущенно-удивленно, замечая, как лица парней изменились при
слове «убрать», брошенном Юнги. На вопрос пацаны синхронно кивают, и Намджун резко
откидывает голову назад, шумно вздыхая. — Нет, нихуя. Мы кровавым путем идем,
только если ситуация вынуждает, а щас мы даже не знаем, что нужно Диего.
— Как будто не ясно, че ему нужно. С какого перепугу он вообще объявился? Он точно
в курсе того, как у нас тут все чудесно-охуенно идет. Ему либо хочется так же, либо
за наш счет, либо нас в минус вообще, — Винс хмыкает и сует руки в карманы куртки.
— И, зная это, мы хотя бы будем готовы. Не сразу же мочить его, — закатывает глаза
Намджун. — С каких пор вы все такие кровожадные стали?
— Я понимаю, Юнги, — кивает Намджун, сцепив на столе пальцы в замок. — Я тоже так
думаю и стопроцентно ожидаю от него подставы, но встретиться и разведать обстановку
мы должны.
— Окей, пора помахать стволами, — соглашается Винсент, хлопнув ладонью по
поверхности столика.
— Мне не с кем больше пиздиться, — Чимин бросает взгляд на Винсента. — У нас на
районе мир во всем мире. А кулаки-то чешутся.
— Немного согласен с этими, — Юнги кивает подбородком на Винса и Чимина. — Еще раз
разъебать наше дело я не позволю.
🚬
Гук стоит возле сто сорокового, сунув руки в карманы куртки и переминаясь с ноги на
ногу. Неоновый свет красной вывески магазина, в котором малой недавно даже дня не
отработал, красиво растекается по темному глянцу мерса. На улице к вечеру
становится холоднее. Гук шмыгает носом и отворачивается от машины, глядя на
магазин. Снаружи все видно из-за окон в пол на всю стену. Видно и Винсента, который
набрал чего-то (а вот этого не видно) в продуктовой корзине и своей привычной
походкой «иду-бить-ебала» идет к кассе. Чонгук засматривается. Нет, правда. Счетчик
любви работает только в плюс. Наверное, у этого нет конца. И числа такого нет,
которое отобразит на счетчике сумму любви малого к пахану. Это как-то бесконечно.
Винсент подходит к кассе, ставит свою корзинку и стоит, сунув руки в карманы
кожанки. Его видно только со спины, зато Чонгук хорошо видит то, как молоденькая и
симпатичная кассирша вдруг чему-то смущенно улыбается, опустив взгляд, и касается
пальцами своих волос. Чонгук напрягается и стискивает зубы как от пронзившей боли,
потому что внутри вдруг как будто что-то горячее и плавящее органы разлили. Он
понимает, что начинает беситься, когда замечает, что перестал моргать, въедаясь
взглядом, приобретшим алый блеск (вовсе не от неона), в девушку, которая открывает
рот и что-то говорит Винсенту, пока кладет его покупки в пакет. Сука.
Гуку хочется сорваться с места и пойти бить ебало кое-кому. Жаль, женщин бить не
принято, не то и ей бы попало. Эта картина перед глазами продолжает выедать как
червь, и раздражает. Так пиздецки сильно раздражает, что Чонгук начинает
подозревать, что сейчас осуществит свои намерения. Но ноги как будто бетоном
облили, чтобы не сдвинулся. Так и топчется у мерса, как дебил, смотрит со стороны,
как его парень с какой-то телкой кокетничает. Ну еще бы. Стоит весь такой альфа-
самец с широкой спиной, обтянутой черной кожанкой, с укороченной шапкой на голове,
в брутальных ботинках и черных джинсах, подчеркивающих его мощные бедра и не менее
мощный зад. Блять.
Чонгуку хочется заорать в голос. Знал же, что такой мужчина с ним долго не
пробудет. Уведут, заберут. Или сам уйдет…
А Чонгук к херам забыл о том, что в машине стало жарко и поэтому вышел на свежий
воздух. Лучше бы, блять, сидел там дальше.
Чонгук чувствует, как разрастается тревога в груди. Он понимает, что Тэхен это
специально делает, но черт знает, каковы пределы его возможностей и как далеко он
способен зайти. Поэтому Чонгук не выдерживает и разворачивается, смотря на слишком
спокойного (конечно же только снаружи) Винсента. Нетрудно догадаться, как он
закипает внутри в этот самый момент.
— Сбавь, Тэхен, — просит Гук, стараясь не звучать слишком тревожно. Взгляд падает
на спидометр. Лучше бы, блять, он не видел эту цифру.
— Тэ, пожалуйста, — мягче просит Чонгук. Звучит это умоляюще, но так даже лучше.
Сейчас, не зная, что творится в голове Тэхена, Гук не может быть на сто процентов
уверенным в том, что они избегут аварии. Обычно малой доверяет вождению (любому)
Тэхена, но не сейчас, когда ощутил эту ледяную стену между ним и собой. И ведь сам
же ее и выстроил.
— Тэхен-и, мне страшно, — честно говорит Гук таким голосом, будто вот-вот
расплачется, неуверенно, с опаской касаясь пальцами крепкой напряженной ладони
Тэхена, лежащей на руле. Малой действует хитро и, возможно, немного нагло,
пользуясь своим страхом, о котором мог и умолчать (гордость, все дела), но не
сейчас. Главное, остановить Тэхена и понизить риск разбиться до нуля.
И это действует. Тэхен все так же молчит, но начинает сбавлять скорость. Чонгук
только понимает, что они как раз подъезжают к парку, где любят зависать по вечерам.
В начале отношений у них тут и свидания бывали. Хотя сейчас мало что изменилось.
Просто в парке атмосферно по вечерам. Фонари на удивление не все выбили, и кое-где
свет красиво прячется меж деревьев. Это кажется чем-то особенным. Как будто только
их с Тэхеном волшебное место на земле.
Он бы очень хотел увидеть (да нихуя) реакцию Тэхена на такой ответ, но сразу же
вылетает из машины и бежит в парк. Господи, как же сильно он разозлил зверя. Сердце
в груди бешено долбит, а по венам разлился адреналин. Ощущение, что его преследует
сбежавший с цирка тигр, которого давненько не кормили.
Ебучий Винсент!
Гук знает, что Тэхен уже подорвался за ним следом и он явно невообразимо страшно
зол. Они сейчас будто заяц и волк, который бежит за ним с целью поймать и разорвать
на британский флаг.
Уже спустя десять секунд погони Тэхен хватает Чонгука за локоть и резко тормозит,
прижимая к себе.
— Че ты спизданул? — в легком ахуе спрашивает Тэхен, щуря глаза. — С какими
телками?
— В магазине, блять, только что, — малой тоже решает, что ходить вокруг да около
нет смысла, иначе это мерзкое чувство в груди сожрет его заживо. — Как она тебе
улыбалась. Я это видел. И вы пиздели с ней о чем-то. Уже влюбил ее в себя? Она
подсунула тебе свой номерок со сдачей вместе? — Гук удивлен, как легко словесный
поток полился из его дрожащих губ. Ну все. В горле комок родившейся только что
обиды. Просто до этого ярость ей образоваться мешала.
Тэхен вытаращил глаза в искреннем удивлении и даже не знает, как реагировать. Стоит
потерянный, приоткрыв рот, смотрит, как Чонгук задыхается в своей злости, а между
ними расстояние в два метра. И, может, Винсенту показалось, но у малого глаза
заблестели.
— Тэхен! — зло кричит Чонгук, резко сдернув шапку с головы и кулаком ударив Тэхена
в грудь. — Че ты делаешь?!
— Еще бы дырочки в области глаз и рта сделать, будешь вылитый лидер заячьей
банды, — смеется Тэхен и сразу же, как по щелчку, становится серьезным. Он хватает
Чонгука за руку и тащит за собой вглубь парка. На их с малым местечко.
— Да пусти, я сам в состоянии идти, — шипит Гук, пытаясь вырвать руку из хватки.
— Не, сбежишь еще. Я все силы на этот забег бросил, на еще один меня не хватит, —
ухмыляется Винсент.
— Прежде чем делать какие-то свои ебанутые выводы истеричной сучки, ты сначала
попытайся понять, что на самом деле было, — серьезно говорит Тэхен, выпуская руку
Чонгука и, смотря ему в глаза, указывает пальцем на скамейку. — Это, по-твоему,
хуйня? Думаешь, если я был бухой, когда мы это царапали ключом мерса, значит это
пустые слова? Да я даже если нажрусь до беспамятства, не напишу такого на похуй,
потому что для меня это не фигня по приколу, Чонгук.
Гук открывает рот и смотрит на Тэхена растерянно. Вроде и хочет что-то сказать, но
не может собрать мысли в кучу. Сердце заболело.
— Не зли меня больше подобной хуйней, зайчонок. Если у тебя нет ко мне доверия, то
в чем тогда наш смысл?
— Я просто… — Чонгук вздыхает и быстро лижет пересохшие губы. — Я так боюсь
потерять тебя, — тихо говорит он. Взгляд снова норовит соскользнуть и устремиться в
землю, но Тэхен резко прижимает малого к себе крепко-крепко и гладит по спине.
Чонгук обвивает талию Тэхена руками и прижимается щекой к его плечу, смотря на
выцарапанные ими инициалы и слово «навечно», в котором только что появилось в
миллиард раз больше смысла. Это вовсе не пустота. Это бесконечность. Тэхен не
обманывает. Чонгук верит.
🚬
Они сидят в парке до восьми вечера. Все было как и всегда, но как будто в сто раз
лучше. После слов Тэхена Чонгук как будто обрел крылья, а в глазах не перестают
вспыхивать сердечки. Куда его еще больше любить?
Зато за себя стыдно. За свое тупое сомнение. Но в свое оправдание Гук может
сказать, что был ослеплен злостью, потому что впервые столкнулся с настоящим
чувством ревности. Это нихрена не приятно. Это кислота, которая разъедает каждую
клеточку тела, а ты терпишь и совершенно ничего не можешь с этим сделать. Гореть
заживо тоже не круто. Чонгук это испытал, сам себя накрутив. Вышло глупо, чертовски
глупо. Малой не хотел выглядеть, как ревнивая истеричка, но оно само получилось.
Мозги отшибло. Но Тэхен их вовремя на место сумел поставить. Больше таких
потрясений не будет.
По пути домой они просто болтают о школе и одноклассниках Гука, пока фоном негромко
играет какой-то приятный рэпчик. В основном говорит Гук, не забывая упомянуть о
том, что он круче многих в школе и довольно популярен. Тэхен на это только мычит,
посмеивается и вставляет небольшие комментарии. Гуку и этого хватит. Главное
выговориться.
Подъезжая к дому, Тэхен швыряет окурок через окно и поворачивает голову к Гуку,
пытающемуся успеть за рэпером в читке. Выглядит смешно.
— Гук-а, мне нужно свалить ненадолго. Можешь пока с Хосоком зависнуть, он походу
дома уже, — Тэхен поднимает взгляд, замечая свет на шестом этаже.
— К своей застенчивой кассирше едешь? — усмехается Гук. И соврет, если скажет, что
даже каплю ревности не испытывает, говоря об этом.
— Я тебе твою кассу разъебу, если еще раз пискнешь об этом, зая, — говорит
Винсент, мило улыбнувшись и паркуясь на своем законном месте под окном. Когда-то он
с Давон воевал за это местечко, но девушке пришлось уступить, потому что если Тэхен
упрется, то обязательно получит желаемое. Тут его никто не сломает. Даже Чон Давон.
— Ну и куда ты? — хмыкает малой, вешая рюкзак на плечо и беря пакет с продуктами.
Ему тоже не особо-то и хочется оставлять своего малыша этим чудесным вечером (а
ведь после такой уютной посиделки в парке у них мог быть дикий секс, потому что
после почти недельного вынужденного воздержания Тэхен еще не оправился), но планы
никак не поменять.
Гук жмурится, как будто таким образом пытается сдержаться от того, чтобы не
наброситься на своего сексуального парня. Тэхен ухмыляется и шлепает малого по
заднице, зная, что усугубляет его попытки усидеть на месте. Он и сам на грани того,
чтобы сорваться и послать дела к хуям, прямо в машине взять своего сладкого
зайчонка, но…
— Зая, нужно тормознуть, — в зацелованные губы Гука шепчет Винс, тяжело дыша от
накатывающего возбуждения и бродя руками по бедрам и талии под курткой малого.
— Немного потерпи, я скоро приеду и отжарю тебя как следует, — он кусает Чонгука за
подбородок и только с Божьей помощью находит в себе силы отстраниться от своего
зайчонка.
Гук облизывает губы и кивает, на слова сил нет. Он с каким-то внезапным трудом
выползает из машины, даже не пытаясь поправить взъерошенные Тэхеном волосы и
торчащую из-под куртки рубашку. Забыв пакет, он поворачивается на вдруг отяжелевших
ногах и тянет руку в салон, хватаясь за продукты. Тэхен напоследок добивает обоих,
схватив его за пальцы и оставив быстрый поцелуй на запястье Чонгука.
— Вали к Хосоку, не сиди один, — бросает он прежде, чем Гук захлопывает дверцу.
Снова вместо слов ответив кивком, малой плетется к подъезду с болтающимся на локте
рюкзаком, сползшим с плеча. Винсент провожает его взглядом, пока Чонгук не
скрывается за дверью, и выруливает, выезжая со двора.
🚬
— Позор, Хосок-хен, — смеется Гук, сползая с дивана на мягкий ковер. От смеха
джойстик выскальзывает из пальцев и падает следом. Хосок рядом сидит мрачный и
сжимает свой джойстик, словно вот-вот сломает. — Как ты мог позволить копам себя
арестовать…
— Например, ламбо? Или феррари? — хихикнул Гук, уже несясь на высочайшей скорости
по дорогам вымышленного города.
— Форд мустанг шестьдесят пятого года, — хмыкает Хосок. После короткой паузы он
говорит: — Ну или макларен.
— Мне этого корыта в жизни хватает, — вздыхает старший, отложив джойстик на тумбу
и отпивая колу из банки. — Не хочешь сделать перерыв?
— Теперь ты обязан будешь мне это показать, — малой хватает почти пустую пачку
чипсов и высыпает крошки в широко раскрытый рот. — Скорее бы Джин-хен пришел. Он
скажет, кто из нас круче.
— Он сказал, что принесет лапшу и мясо, — довольно улыбается Хосок. — Его мама
готовит как боженька.
— О, класс, я как раз жрать хочу, — Гук откидывает пустую пачку чипсов на пол и
вновь сосредотачивается на игре, бросив на телефон рядом мимолетный взгляд. Тэхен
не звонил и не писал. И хоть прошло не так много времени, малой уже скучает.
🚬
Стрелу забили, как полагается, там, где нет лишних глаз и ушей. На окраине района,
где стоит столетний заброшенный завод по изготовлению тканей. Первыми туда
подъезжают Намджун и его люди. Вокруг так тихо, что в каком-нибудь фильме это
назвали бы подозрительным. Но все не так мрачно и странно, как кажется. Рядом
обычные потрепанные временем здания, а перед ним небольшая площадка, покрытая
потрескавшимся старым асфальтом. Выбитые окна, а неподалеку единственный фонарь,
кое-как разгоняющий мрак. Хорошо хоть позволяет что-то увидеть, пока луна и звезды
скрылись за облаками.
Во двор завода въезжает тундра Намджуна, сто сороковой Тэхена, бмв Чимина и шевроле
одного из людей Нама. Он не стал брать с собой целый отряд, но уверен, что Диего
приедет именно так. Он своей жалкой шкурой дорожит и наверняка думает, что его тут
встретят со стволами и прочим дерьмом. Но и тут все не так серьезно. Ведь это
просто переговоры, хоть и с не совсем предсказуемым концом.
— Надеюсь, это не затянется надолго, — зевает Винсент, выйдя из мерса. Парни все
выходят из своих машин и осматривают местность.
— Гук знает про наш движ? — Чимин подходит к Тэхену и прислоняется к капоту мерса.
— Не, ты че. Он бы панику поднял, если бы знал, — усмехается Винс. — Я оставил его
с Хосоком.
Чимин кивает и сует руки в карманы куртки. Чонгук всегда выказывает недовольство по
поводу их с Тэхеном способа выживания, а если узнает, что они объединились, то
вообще инфаркт получит. Его переживания слишком сильные, но понять это можно. Кто ж
за своего родного человека не будет беспокоиться?
Диего не заставляет себя ждать. Уже через пару минут во двор въезжает целый кортеж
из джипов. Выглядит это как в типичных криминальных фильмах. Все тачки черные,
блестящие и пиздецки эффектные.
— Они репетировали это? — Тэхен морщится и сует руки в передние карманы джинсов.
Из лэнд ровера в центре вылезает высокий стройный мужчина лет двадцати восьми. На
нем темно-серый костюм, сшитый четко по его фигуре, а под пиджаком черная
водолазка, поверх которой висит золотая цепочка с крестом. Хорошо хоть не толстая
цепь, это было бы уже слишком. Он демонстративно зачесывает пятерней свои
пропитанные лаком черные волосы, затем поправляет пиджак и идет в сторону Намджуна,
блистая своими лакированными туфлями. Выглядит он, в общем, эффектно, как настоящий
мафиозный босс со своим суровым лицом и серьгой в ухе. Был бы тут сейчас Чонгук,
челюсть бы уронил от происходящей ситуации. В лучших традициях боевиков.
— Вау, Ким Намджун, — заговаривает грубым басом Диего, разведя руки в стороны и
натянуто улыбнувшись.
За ним идут несколько парней в черных костюмах. Все такие идеальные, точно фильмов
насмотрелись. «Банда» Намджуна на их фоне выглядит смешно в своих спортивках,
кожанках, кроссах и с потрепанными временем тачками за спиной. Диего не выглядит
впечатленным и от этого еще больше тащится с себя, по глазам прям видно.
— И Юнги здесь.
— Внезапно? — хмыкает Намджун. — Ты ж так старался разрушить нас и наше дело.
— Я? — Санчес вскидывает свои черные густые брови и тычет на себя пальцем с самым
оскорбленным видом. — Ты что-то путаешь, Нам…
— Помощь, — спокойно отвечает он, сунув руки в карманы брюк. — Юнги прав, дерьмом
давно разит. Я хочу это исправить и помочь с расширением. Я наслышан о качестве
твоей дури, Нам. Отзывы только хорошие. Не хочешь, чтобы клиентура стала больше? Не
только по городу торговать, но и по всей стране, если не по всей Азии.
— Он хочет нас крышевать и качать деньги. Все будет уходить ему, — заговаривает
Винсент, привлекая к себе внимание. Он слишком долго молчал. — А нам хуй с маслом.
— Когда для тебя бумажки что-то значили? — вскидывает бровь Намджун. — Вынужден
отказаться от сотрудничества, Диего. Ты должен был предположить, что я тебя просто
пошлю после того, как ты едва не оставил меня ни с чем.
— Я ведь сказал, что хочу исправить ошибки прошлого, — делая невинные глаза,
говорит Санчес. — Поверьте, бабла у меня хватает на все, дела идут ровно, не на что
жаловаться. Я мог бы предложить сделку любому другому, но вас я знаю, и было бы
неплохо заиметь общий движ.
— Ебать как нам повезло, — Винсент делает притворно восхищенное лицо и хлопает.
— Ты обратил внимание именно на нас! Удача всей моей, мать ее, жизни.
— Кого ты собрал вокруг себя, Нам? — морщится Диего. — Знаю я ваших местных
гопников безмозглых. И это то, что тебе нужно? Твой максимум? Я предлагаю тебе
реальное дело, и лучше тебе хорошо подумать об этом.
— Думать не о чем, Диего, — качает головой Намджун. — Мои дела тоже идут ровно, я
не хочу что-то менять. У нас все охуенно. Занимайся своим.
— Я запомнил твою рыжую башку, уебок, — рычит Санчес. — Если решил перейти мне
дорогу, то лучше остановись, пока не поздно. Таких выскочек, как ты, я быстро на
место ставлю.
Намджун тоже напряженный стоит, замечая, как люди Диего тянутся к своим стволам за
поясом. А позади Тэхен, сложив руки на груди и с удовольствием предвкушая звук
ломающихся костей. Он еле заметно улыбается и с гордостью смотрит на Чимина,
который, как показали долгие часы их общения, таких, как Диего на дух не выносит.
Можно представить, как он взбешен сейчас и держится из последних сил.
Чимин издает сухой смешок и резко, совершенно неожиданно для всех замахивается,
впечатывая кулак в нос Диего. Кто-то из его парней, мгновенно среагировав, достает
пистолет и стреляет.
🚬
— Драки бомжей? — хихикает Чонгук, обнимая пакет с хлебом.
Просто Давон позвонила Хосоку, подпортив идиллию, и потребовала купить хлеб именно
сейчас. Чон стал возмущаться, что ее хлеб вообще не в тему и ее даже дома нет, но
Давон снова включила ультразвук, и спорить брат больше не стал. Идут теперь втроем
обратно домой, купив три булки, чтобы Давон объелась своим хлебом.
— Че? Да нихуя, — отмахивается Чон. — Я обожрался, как свинья. Живот торчит!
— Хосок сует руку под куртку и слегка похлопывает себя по теплому и полному
животику.
Чонгук останавливается и бежит обратно к Хосоку, чтобы взять ключ от его хаты и
заодно занести хлеб. Уже протянув руку, малой резко вздрагивает, чуть ли не
подпрыгнув на месте и не выронив пакет. У всех троих глаза на лоб вылезают. Они
таращатся друг на друга, застыв столбами. Где-то неподалеку, предположительно в
стороне окраины, как гром средь ясного неба прозвучал выстрел. Это точно он. Такое
ни с чем не спутаешь.
И сказать ведь нечего. Чонгук еще не знает, что там и брат его. А выстрел этот мог
ранить кого угодно. Или…
Гук отчаянно борется со своими хуевыми мыслями, заполнившими башку. Фантазии сразу
же пробудились и пытаются атаковать со всех сторон, жестко подкосить, хотя ничего
еще не ясно.
🚬
Дорога до бара Намджуна кажется медленной пыткой. И хотя Хосок выжимает все из
черепашки вовремя приехавшей домой Давон, этого чертовски мало. Чонгук едва не
проделывает дыру в спортивках на колене, нервно копая пальцем всю дорогу. Он
смотрит на унылые пейзажи их района за окном, ища в этом жалкий способ отвлечься до
приезда в бар, но мысли сильнее. Чонгук что только не придумал уже у себя в голове.
Вот он сейчас приедет и увидит окровавленного Тэхена с пулей в груди, а его
потухший взгляд будет устремлен на Гука. Эта сцена перед глазами мелькает на
повторе. Чонгук готов башкой биться, только бы этого больше не видеть.
Он написал Тэхену буквально кучу сообщений, но каждое осталось без ответа. Конечно,
черт возьми. Если что-то случилось, Винсенту вряд ли до того, чтобы строчить ему в
ответ. Если он вообще там в состоянии это сделать…
Хосок тормозит у бара так резко, что зеленый опель едва не переворачивается. Чонгук
мгновенно вылетает из него пулей и несется к бару. В суете малой и не замечает три
знакомых авто, припаркованных у обочины прямо возле черепашки. Джин и Хосок тоже не
лучше себя чувствуют в этот момент. Намджун ведь так и не ответил, не объяснил
ситуацию. Все они волнуются сейчас до пиздеца. В беспокойстве они спешат за Гуком,
хлопнув дверями опеля.
На секунду Чонгук мешкает, застыв прямо возле входа в бар Намджуна. Сердце быстро и
болезненно колотится, а колени дрожат. Гук не знает, что узнает там, за дверью, что
увидит и как на это будет реагировать. Подготовиться морально не получается. У
малого была на это целая дорога до бара, но это ничему не помогло. Только страшнее
стало.
Происходит что-то странное. Гуку как будто с ноги по ебалу зарядили, вот на что это
похоже. Какого хрена тут взялся Чимин, да еще и с Юнги?
Чонгук правда не знает, что думать. Он понятия не имеет, как реагировать на то, что
у него перед глазами находится.
Все живы. Эта мысль долбит по мозгам и, кажется, надо бы расслабиться, успокоить
тревогу, сдавливающую органы, но нихуя не получается. Чонгук скользит взглядом от
одного к другому, как будто увидел инопланетян. К горлу подкатывает горький комок
слез, которые он все это время сдерживал. Малой чувствует, как его постепенно
накрывают эмоции, и к ним прибавляются те, что сегодня днем его ошибочно съедали.
Все четверо переводят взгляд на ворвавшегося Гука, следом за которым вошли и Хосок
с Джином.
— Они собирались грохнуть Чимина, — говорит Юнги, подняв взгляд. Гук от этих слов
дергается, как от удара током, и переводит взгляд на брата. Тот, видно, в легком
помутнении и с заторможенной реакцией замечает своего младшего. Алкоголь притупил
его всего. — Но это, скорее, был предупредительный выстрел, чтобы запугать. Как
будто у нас стволов нет, — сухо усмехается Юнги, стряхнув пепел в хрустальную
пепельницу.
— Они зацепили тебя, Чимин-а? — спрашивает Джин, вставая возле Намджуна и сложив
руки на груди. Он с серьезным и обеспокоенным лицом наблюдает за тем, как Джун
зашивает Пака.
— Не. Кому хочется с трупами возиться? — качает головой Юнги, делая затяжку.
— Лишние проблемы.
— Ну и что теперь будет? Раз сделка не вышла, — спрашивает Джин, передав Намджуну
бутылку с водкой и чистый ватный диск.
— Ничего, будем и дальше заниматься своими делами, как обычно, — Намджун бросает
на Джина взгляд и обратно сосредотачивается на ране Чимина.
— Посмеет еще раз сюда подойти, и я озабочу его возней с трупами, — спокойно
говорит Намджун, но нешуточная угроза в его голосе слишком очевидна.
Чонгук как будто слился с мебелью, пока слушал разговор старших. От каждого
сказанного слова ему все хуже и хуже, а паника никуда не исчезает, становится
только больше и страшнее. Как они могут спокойно о таких вещах говорить? Чимина
чуть не убили. Они не хотят возиться с телами, что значит, что в ином случае они бы
порешали друг друга. На этом бы все и закончилось. Так, что ли, получается? Как они
могут так просто говорить о смерти, пока сидят тут побитые, едва не погибнув на
проклятой сделке? Чонгук, наверное, чего-то не понимает, но разве можно так
спокойно относиться к смерти? Он никогда не сможет.
— Чимин… — тихо зовет брата Гук, боясь, что если чуть громче заговорит, то просто
разрыдается. Чимин, на удивление, слышит его, и поворачивает голову к малому.
Как только он его взглядом ловит, то на пухлых губах теплая улыбка расцветает. Ему
спокойно, когда рядом маленький братишка. И даже боль на второй план отступает.
Алкоголь тут ни при чем. А Чонгук свои губы плотнее сжимает, смотря на лицо брата.
У Чимина вокруг левого глаза образуется фиолетовый синяк, а костяшки на руке,
держащей стакан, стерты чуть ли не до мяса. Он давал отпор. Хорошо давал. Входя во
вкус, заражаясь азартом. Если его из равновесия вывести, то он даже себя не
пожалеет.
Отчего-то смотреть на Тэхена тяжелее всего. Винсент стоит в стороне, как тень, и
слова за все время не произнес. Его взгляд то пересекается с Чонгуком, то
ускользает куда-то. А в моменты пересечения малой не замечает в любимых глазах…
ничего. Ни боли, ни страха, ни разочарования, ни злости, ни ненависти. Только
частичку маленькой неуместной вины, которую разглядеть удается не без труда. За
пеленой слез сейчас Чонгук это на удивление ясно видит.
Чонгук шмыгает носом и утирает рукавом куртки слезы, размазывая по щекам, отчего те
начинают блестеть в свете редких фонарей улицы. Малой не хочет ему в глаза смотреть
сейчас. Он большими шагами приближается к концу улицы, не решаясь бежать, как было
сегодня днем. Ощущение дежавю тошнотворным осадком оседает на внутренностях.
Винсент хватает Чонгука за руку и резко разворачивает к себе без всякой нежности.
Его суровый и серьезный взгляд выбивает воздух из легких. Чонгук, найдя в себе
силы, вырывается из его хватки и всхлипывает.
— Зато вы там охуенную сцену устроили! Еще и с Чимином! — кричит малой, указывая
пальцем в сторону бара. — И я как всегда не в теме буду, если кто-то из вас однажды
подохнет за порошок!
— Я столько раз просил вас прекратить это дерьмо, а вы еще и объединились, — цедит
Чонгук, сжимая руки в кулаки. — Если о своих гребаных жизнях не думаете, то хотя бы
ради меня…
— Ради тебя, сука. Ради тебя мы с Чимином, выброшенные за борт красивой жизни,
пытаемся не захлебнуться в дерьме, — резко бьет Винсент, и глазом не моргнув. Он
каждое свое слово буквально вбивает Чонгуку в мозги. — Мы отходы сраного общества,
Гук-и, и так мы спасаемся.
— Всегда есть выход, — шмыгнув носом, мотает головой Гук. — Всегда есть выход,
пока ты жив! Из любой ямы, полной дерьма, Тэхен.
— Я пытался! — грозным до мурашек басом кричит Тэхен. — Я хотел стать человеком с
нормальной работой, чтобы по вечерам не порошком торговать по ссанным углам, а
беззаботно валяться на диване и смотреть дерьмовое шоу. И че со мной сделали?
Послали нахуй. Меня в этой жизни только сама же жизнь и нагнула. И Намджун так же.
В этой жизни трудно чего-то хорошего добиться легально…
Нижняя губа Чонгука начинает дрожать, пока он слушает Тэхена. Еще один всхлип
вырывается наружу. Тэхен поднимает руку со сбитыми в кровь костяшками и мягко
гладит влажную холодную щеку Гука.
— Н-но Джихан говорил… мертвым быть не круто, — тихо говорит малой, жалобно смотря
на Винсента.
— Не круто, но без риска нам никуда, зая, — спокойнее говорит Тэхен, погладив
большим пальцем подбородок Чонгука.
— Я не знаю, что со мной будет, если кто-то из вас… — шепчет Чонгук, жмурясь и
утыкаясь лбом в теплую грудь. — Блять, я вас убью, если вы подохнете, мудилы, —
бурчит малой и сжимает пальцами футболку Винсента.
🚬
Когда Тэхен с Чонгуком возвращаются, атмосфера в баре кажется уже не такой
напряженной. Все расслабились и распивают вторую по счету бутылку виски, сев за
один круглый столик.
— Гук-и, я заказал бургеры с курицей и фри, скоро прибудут. Чимин сказал, что тебе
нравится с курицей, — подмигивает Намджун мелкому. Тот неохотно выпускает руку
Тэхена, с которым они до самого бара шли в обнимку, потому что: «ну блять, сколько
можно не беречь себя, Тэхен?!», вот и решил малой согреть его своим теплом, хоть
Винс и убеждал, что ему не холодно.
Они с Тэхеном берут себе стулья и находят себе места возле братанов, образуя тесный
круг. Малой пододвигается к Чимину и взглядом извиняется за то, что заистерил и без
всяких слов выбежал. И черт знает, куда бы подался, не пойди за ним Винсент. Брат
коротко улыбается и накрывает руку малого, лежащую на колене, слабо сжимая и этим
убеждая, что все хорошо.
А дальше все как всегда. Будто и не было этого сумасшедшего дня, полного
болезненных эмоций. Как будто не они чуть не умерли на этой злополучной и
неудавшейся сделке. Для них риск привычен, это часть жизни, если не стиль. Чонгуку
сегодня и правда многое открылось. Как бы он ни пытался думать, что без всего этого
их жизнь реальная в этом поганом районе, все не так. Угроза будет всегда. К ней
нужно быть готовым, ей нужно уметь давать отпор, не боясь. Но, несмотря на это, Гук
все равно будет стоять на своем, потому что выход есть всегда. Это просто нужно
понять пацанам с района, которые забили на свои мечты ради элементарного выживания.
Стрелка уже тянется к часу ночи, но никто расходиться не собирается. Все пьют и
едят с шумными разговорами и смешными шутками. И когда Чимин, в один момент решив
выйти покурить, встает, Чонгук решает увязаться за ним и поболтать наедине. Они так
и не обсудили сегодняшнее, а Гуку это чертовски важно. По слегка загруженному
взгляду старшего брата за все время, что они сидят, видно, что и ему тоже важно.
— Не страшно, бро. На мне все быстро заживает, скоро норм будет, — уверяет он
мелкого, потрепав по волосам. Чонгук не сдерживает улыбку.
— Не подставляйся так больше, хорошо? — с мольбой в голосе просит Гук, смотря на
Чимина серьезно. — Когда Юнги сказал, что тебя собирались убить, я чуть сам не
сдох. Вы пиздец как напугали меня, — хмыкает малой. — И ничего не сказали даже. Мне
кажется, я уже достаточно взрослый, чтобы быть в курсе ваших дел.
— Прости, Гук-и, я не хотел, чтобы ты лишний раз волновался. Это дело не должно
было кончиться так, — вздыхает Чимин, опустив взгляд и стряхивая пальцем пепел на
холодную сырую землю. — Я сам виноват. Из-за меня все могли серьезно пострадать.
Этот сукин сын меня взбесил. А когда он вытащил нож и вогнал мне в плечо, наши
сразу же бросились в атаку.
— Пальнули в мою сторону, но не в меня целились. Шавки Диего думали, что так меня
остановят, — усмехается Чимин, облизнув нижнюю губу. — Суки ебаные, зря они на наш
район попереть решили. У нас тут пацаны психи. Если узнают, что какой-то выебщик
пытается дело себе загрести, схавают без лишнего базара.
— Это точно, — хихикнул Гук. — Но я надеюсь, до такого не дойдет, иначе я сам
пойду пиздиться, и никто из вас меня не остановит.
— Есть от кого заразиться им, — закатывает глаза Гук, слегка пихнув брата в
здоровое плечо. — Но это не смешно, вообще-то. Ты же знаешь, что я серьезно, Чимин-
хен.
— Вот блять, простите, — быстро бормочет Гук, подняв глаза и пытаясь разглядеть,
на кого наступил.
— Слышь, щенок, — скрипит мужик, слишком резко хватая Чонгука за толстовку. Малой
буквально начинает трезветь от зловония перед своим лицом. Когда эти стремные
усишки вообще в последний раз чистили зубы? Но малой стойко держится, стараясь не
поморщиться, потому что ну реально отвратительно. И как их вообще с Тэхеном занесло
на такое подобие тусовки? — Глаза разуй, не то на жопу натяну, — усишка продолжает
вонять во всех смыслах, сжимая кулак другой руки для удара. Его бесит растерянное
выражение поддатого малолетки, который совершенно точно не хотел проблем этим
вечером. Наоборот, он должен был кое-кого от них уберечь! Но не тут-то было…
— Я ж извинился, — бурчит Чонгук, как-то не особо испытывая страх того, что какой-
то взрослый мужик собирается начистить ему хлебало. Себе бы, блять, начистил.
Чонгук от этой мысли внезапно прыскает, выводя усишку из себя еще больше. Мужик
вытаращивает глаза в ярости. Еще чуток, и капилляры полопаются.
— Ты откуда ваще вылез, молокосос? Я тебе щас ноги пообломаю, чтоб не топтал
больше никого, — брызжа слюной (к счастью, не так сильно, чтобы до Чонгука
долетало), рычит мужик и резко бьет. Притупленные реакции малого не позволяют
вовремя увернуться, хотя в трезвом состоянии вполне мог бы. Этот говнюк усатый не
так уж и охуенно бьет, зато больно, блять!
Чонгук даже сквозь алкогольную пелену чувствует мерзкую боль, пронзившую челюсть.
Он на секунду жмурится, потому что перед глазами от удара почему-то внезапно
возникло море (эх, щас бы туда). Нетрезвость казалась спасением, но сейчас это
дерьмо только в минус работает. Чонгук не ловит кайф. Он ловит по ебалу.
Он открывает глаза и сразу же чувствует, как хватка на груди ослабла, как будто его
резко выпустили. Причина сразу же становится ясна. Чонгук медленно моргает, слегка
пошатнувшись из-за потери опоры, и расплывается в довольной улыбке (не без
прострельнувшей челюсть боли), завидев самую любимую на свете белобрысую макушку.
Винсент уже вовсю разносит усача, ритмично вбивая ему в рожу свой кулак, пока
другой рукой держит за грудки, чтоб не свалился, терпел каждый новый смачный удар в
свое охуевшее ебало.
— Ты, хуесос ебаный, если хоть на километр приблизишься к моему зайчонку, я тебе
не то что ноги пообломаю, я тебе каждую кость в теле раскрошу, а кишками шарф
сделаю, — рычит Винсент, после каждого слова нанося новый удар то в лицо, то в
живот. Мужик уже ничего не осознает и держится только благодаря Тэхену и Божьей
помощи. Стопудово миллион раз пожалеть успел, что просто не принял извинения
мальца. — Тебе ясно? — шипит Винсент, сжав пальцами блестящие от крови щеки мужика.
Винс бросает взгляд на его усы и хмыкает. Хуевый стиль. Напоминает мексиканского
педофила. И, блять, от этой мысли Тэхен еще больше бесится. Вдруг эта мразь
собиралась его зайчонка…
— Тебе, сука, ясно?! — орет Винсент, влепив усишке жесткую пощечину, когда не
слышит ответа. Тот закатывает глаза, явно теряя сознание, и булькает что-то похожее
на «да», но Винсенту мало. Он снова дает мужику леща, не позволяя отрубиться.
— Повтори, уебище.
Все вокруг замолкают и смотрят на Тэхена в легком ахуе, что того клинит еще больше.
Винс тяжело дышит, слегка пошатываясь, поворачивается, каждого взглядом коснувшись,
и лижет нижнюю губу, нервно сжимая и разжимая онемевший от серии жестких ударов
кулак. По длинным пальцам потекла теплая кровь, капая на пол.
— Че, кому еще ебало набить? — злым зверем рычит Тэхен, смотря на охуевшие тупые
рожи, находящиеся под кайфом. Все в тумане, как потерянные бараны. — Тебе? Ты
хочешь получить пизды? — он указывает пальцем на какого-то пацана из толпы и, не
разбираясь в деталях, своей походкой «иду бить ебала» (очень в тему) идет в его
сторону.
— Ви! — на локте повисает Чонгук, почувствовавший, что пора вмешаться. Если Тэхена
сейчас не тормознуть, он тут всех разнесет. — Тихо! Успокойся! — Чонгук тянет его
за рукав куртки в сторону коридора, но получается хреново. Это как гору на буксире
пытаться тащить.
А еще пацан, которого Тэхен из толпы выбрал (по принципу «раздражающее ебало»),
оказывается не из робких и уже разминает шею, мнет пальцы, готовясь к драке. Этого
никак нельзя допустить!
— Давай, блять, иди сюда, падла, — Тэхен не обращает внимание на Гука, пытающегося
его оттащить, и идет прямиком к парню из толпы.
— Зая… — хрипит Тэхен, когда они выходят в подъезд. Здесь намного тише, все звуки
продолжающейся тусовки остаются за захлопнутой Гуком дверью. Здесь воздух почище и
света нет, все лампочки разбила местная шпана. Они с Чонгуком слышат тяжелое
дыхание друг друга и видят лишь очертания.
Малой скользит ладонями по тяжело вздымающейся груди Тэхена вверх, мягко касается
горячей и влажной шеи (он и сам вспотел в этой духоте), поднимается к лицу и
накрывает щеки старшего, поглаживая пальцами. Успокаивает.
— Все нормально, Тэ, — шепчет Гук, подойдя вплотную и ища губы все еще
раскаленного Винсента. Тот внезапно хватает малого за талию и вжимает в себя,
вгрызаясь в горькие от пива губы. Чонгук тоже отвечает с жадностью, ведь весь вечер
об этом только мечтал, чтобы с Тэхеном наедине остаться. Они в губах друг друга
находят успокоение и кайф получше алкогольного в разы.
— Валим отсюда, — щекоча дыханием влажные губы Чонгука, говорит Винсент. — Или ты
туда вернуться хочешь?
Ночные огни и прохладный чистый воздух тоже в каком-то роде пьянят Чонгука, но этим
бухать он готов всю жизнь. Плевать, что в говно пьяный Тэхен ведет мерс на скорости
сто двадцать в час и их вполне могут тормознуть легавые. Сознание мягко растеклось
лужицей у обоих и совершенно не хочет этой ночью собираться в кучу. На последствия
плевать. Они сейчас как будто в своем последнем дне существования. Главное, что
вместе.
На небольшом холме в центре города виды кажутся нереальными, настолько они ночью
поразительны. Но Чонгук, привалившись к мерсу, смотрит на курящего Тэхена,
присевшего на корточки ближе к краю, где спуск начинается. Малой залипает какое-то
время, слушая музыку, доносящуюся из мерса, дверца которого слегка приоткрыта, а
потом не выдерживает и с широченной счастливой улыбкой подходит к Винсенту сзади,
залезая на его спину и по-детски хихикая, как будто тот его не с тусовки с
сомнительной компанией забрал, а из детсада. Перед глазами, внизу, бездна, но она
не пугает. Гук не боится, что если Тэхен вдруг не устоит и покачнется вперед, они
вместе полетят вниз.
— Не ври, я легче тебя на пять килограммов, — Чонгук кусает Тэхена за мочку уха и
прижимается щекой к его виску. — Вот ты реально тяжелый кабан.
— Не, больше нет. Если ты, конечно, не взбесишь меня снова, — Винс стряхивает
пепел на землю и поворачивает голову к Чонгуку. Тот мило улыбается, обнажив зубки,
и целует Тэхена в скулу.
— Ты сильнее бил, — хмыкает Чонгук, подняв голову. Тэхен изгибает бровь. — Но его
удар неприятный был. А твой… ну он же твой, — малой смущенно хихикает и прикусывает
губу.
— Слышал бы это твой брат, — усмехается Тэхен, щелчком отправив окурок в полет.
— Он бы мне въебал и тебе нотации почитал. Ты тоже ебанутый теперь, зайчонок.
— А что хочешь?
— Тебя, — шепчет Гук на ухо Винса с улыбкой и сам же от своих слов мурашки по коже
чувствует.
Обычно так смело и открыто он никогда о своем желании не заявляет. У них с Тэхеном
это происходит внезапно, как будто оба мысленно чувствуют возбуждение друг друга,
ну или малой молча начинает ластиться, как котенок, и шепчет тихо-тихо «хочу», а
дальше объяснения не нужны бывают. Ну, а тут то ли алкоголь голос подарил в
комплекте со смелостью, либо Чонгук слишком сильно хочет, что не сказать об этом
уже не может.
Но Тэхену это в кайф. Он как-то плотоядно улыбается, будто только этих слов и ждал,
как будто только что своей цели добился и заранее знал, что так будет. Тэхен
большими шагами идет к мерсу, таща на себе Гука, и распахивает заднюю дверь.
А дальше занавес. Возбуждение застилает глаза обоим, как волной накрывая с головой.
Чонгук лежит на заднем сидении мерса и подставляется под поцелуи-укусы Тэхена,
нависшего сверху, пока оба параллельно друг друга от одежды избавляют, не тратя
время попусту. Гук приподнимает бедра и позволяет Винсу снять с себя спортивки, а
следом и трусы, которые летят на переднюю сторону салона, повисая на руле.
Чонгук притягивает к себе Тэхена и жадно целует, разделяя с ним кислород. Они
целуются жарко и жадно, потому что и секс у них сегодня как в последний раз. Окна
начинают запотевать, искажая пейзажи снаружи, и это тоже красиво. Но им совсем не
до этого. Они друг в друга ныряют, не боясь задохнуться.
Тэхен отчего-то вдруг рычит, как будто сердится, определенно точно вспоминая
случившееся сегодня, потому что его губы, несмотря на бурлящую внутри злость,
неожиданно нежно касаются линии челюсти Чонгука, ровно там, куда ему удар пришелся.
По телу Гука патокой растекается тепло, потому что тут слова не нужны были, Тэхен
одним мягким поцелуем сказал «я люблю тебя», а Чонгук, по груди его погладив, прямо
сердце, бешено стучащее, ответил «я тоже».
Их тела сразу общий язык нашли и научились друг с другом общаться, понимать.
Абсолютно во всем. И в боли, и в радости. И в головокружительном кайфе, в вихре,
смешавшимся с желанием друг друга истерзать наслаждением. Они друг друга знают
хорошо.
В момент, когда Тэхен входит в Чонгука, Вселенная останавливает свой ход и движется
в обратном направлении, потому что Гук только за счет ощущений живет в эту минуту,
и Тэхен его живым делает каждым прикосновением.
Сопливо, чертовски сопливо, но так и есть. Любовь редко когда делает сильным
человека. Она ослабляет, создавая брешь. Маленькую, но важную, как целый мир,
уязвимость, но когда ты рядом с ней, когда знаешь, что можешь ее укрыть от боли, то
сильнее тебя нет никого на свете.
— Тэ, блять, — со стоном выдыхает Чонгук, жмуря глаза и руками слепо ища опору,
потому что от кайфа сейчас в невесомости будто оказался. Подушечки пальцев со
скрипом скользят по запотевшему окну над головой, оставляя влажный след, но так и
не находят, за что зацепиться, поэтому цепляются за Винсента.
За свои развратные стоны не стыдно, за шлепки влажных тел друг о друга не стыдно,
за следы зубов на коже не стыдно, как и за с жаром вылетающее из припухших губ
ненасытное «еще». Пока снаружи ночной холодный ветер гонит облака, а огни города
медленно затухают с приближением раннего утра, Чонгук всего себя отдает Тэхену.
— Я не дам тебе опять заболеть, Гук-а. Одевайся, домой пора, — хриплым, будто ото
сна голосом говорит Тэхен, похлопав малого по заднице, укрытой тэхеновской курткой.
Чонгук недовольно бурчит и утыкается лицом в плечо Винсента, категорически
отказываясь двигаться. Слишком хорошо лежится. — Чонгук, — строго зовет Тэхен,
подняв голову и сверля макушку малого взглядом. Тот не реагирует, надеясь, что
Тэхен сжалится и перестанет обрывать его сладкий сон.
Но хуй там. Наступило утро, и волшебство рассеялось. Тэхен трезвый, как стеклышко,
и нихрена не добрый. Больше церемониться не собирается.
— Я тебя вышвырну из машины с голой жопой и уеду с твоими шмотками, если через
секунду не встанешь, — вполне серьезно угрожает Винсент. — Отсчет пошел. Один.
Время вышло.
— Ну ты и мудак, Тэ, — он сжимает ослабшие ото сна пальцы в кулак и бьет Винса,
сам не видя, куда. — Я глаза открыть не могу!
— Знай место, сучка, — хохотнул Тэхен, вернув Гука на заднее сидение и делая
музыку совсем тихо, чтобы уши малого расслабились.
Чонгук дует губы и глядит на довольного Винсента через зеркало заднего вида,
закрепленное на лобовухе. Тот заводит машину и трогается с места, пока все еще
очень сонный и очень сильно хотящий спать Гук ползает по сидению в поисках
разбросанных в порыве страсти вещей. Винсент мычит под музыку и впрочем выглядит
как свежий огурчик. Черт возьми, как у него так получается? Для Чонгука это всегда
будет загадкой человечества. Так Тэхен еще и выглядит горячо (за исключением
костяшек, на которых кровь засохла, малому на это больно смотреть): со
взлохмаченными из-за чонгуковых пальцев волосами, с засосами и царапинами на груди,
без футболки… Чонгук мысленно дает себе леща, ругая за ненасытность. А Тэхен
спокойно ведет машину по пробуждающемуся городу, пока малой так и сидит сзади в чем
мать родила.
— Ты знал, что вообще не умеешь угрожать? — со скукой в голосе спрашивает Тэхен,
спокойно смотря на дорогу и мягко поворачивая руль. В уголке губ зажата незажженная
сигарета, а свободная рука пытается нашарить зажигалку.
— Трусы гони, — придав голосу твердости и копируя тон Винсента, требует в ответ
зайчонок.
— Как можно быть таким говнюком после того, что между нами было?! — не
поскупившись на драму, вздыхает Чонгук, строя трагичное лицо и шлепая Тэхена по
плечу.
— Сегодня пятница? Тебе вроде в школу надо. Давай довезу, зайчонок, — Винсент мило
улыбается и поворачивает голову к испуганно-растерянному Чонгуку. — Мне вообще не
трудно. Как раз по пути.
— Не прям щас же? — тонким голосочком спрашивает Чонгук, как будто вот-вот
расплачется.
🚬
Уличная мудрость гласит: для братана своего ничего не жалей и денег с него не бери
за добро.
Никогда!
А все потому что Тэхен прямиком с подработки неподалеку решил на перерыв вырваться,
кофейку хлебнуть у Хосока на работе. И не в нем самом даже дело, а в том, как он
выглядит. Ноги его обуты в потрепанные временем, бывшие когда-то белыми
адидасовские кроссы с наспех завязанными абы как шнурками; черные спортивки того же
бренда, с фирменными белыми полосками по бокам, белая футболка и черная кепка. Но и
это не смертельно. А то, что Тэхен весь заляпанный где краской, где цементом и
песком, что и придает его внешнему виду хреновости. А люди по обложке сразу же
судят, что тут поделать. Но разве Винсента это когда-то ебало?
Тэхен прислоняется боком к стойке, сложив руки на груди, и ждет, когда Хосок
обслужит посетителя и уделит внимание ему. Пока стоит, продолжает ловить на себе
оценивающие не в лучшую сторону взгляды. Как бы Винсу не было поебать, потихоньку
это начинает накалять, потому что люди в этом ебаном благополучном районе как будто
простого рабочего никогда не видели. Мудилы, родившиеся с серебряной ложкой во рту.
Но Тэхен не терпит это дерьмо, поэтому в ответ глядит на них, как на пустое место,
потому что такие они и есть несмотря на свой дохуя опрятный и идеальный внешний
вид. И, кажется, кое-кого это начинает задевать, из-за чего они перестают глазеть
на Винса, как на ошибку системы. Тэхен тоже отворачивается, наблюдая за тем, как
ловко Хосок готовит горячий напиток, и думает о том, что у них район хоть и
считается самым хуевым в городе, зато люди там не ведут себя, как куски
самодовольного дерьма. Все уважают простоту и любой труд (ну ладно, иногда даже
проституцию, ну, а че делать), на то он и труд. Бомжи и те трудятся, хоть и лишь
себе во благо. Но ведь и каждый человек так. Все хотят жить, и жить как можно
лучше. А здешним повезло, потому что в нормальных семьях посчастливилось родиться.
— Хуй знает, он только щас туда двинул, наверное, не успел тебя предупредить. Мне
тоже Джин сказал, — пожимает плечами Хосок.
— Надо набрать ему, — Тэхен хмурится и сует руки в карманы в поисках мобилы.
— Бля, забыл в машине. О, кошелек я тоже забыл, — виновато улыбнувшись (так широко,
что зубы обнажились, а губы приобрели форму прямоугольника), говорит он. — Давай в
долг, бро. Потом занесу.
— Серьезно, у тебя кошелек есть? — Хосок скептично глядит на него, изогнув бровь.
— Да, я тебе его подарю, хочешь? Только сделай мне кофе в долг, — строя на лице
милую улыбку, просит Тэхен. Хосок вздыхает и закатывает глаза.
— За мой счет, окей. Только в этот раз, — Хосок ставит готовый напиток на стойку.
— И нет у тебя никакого кошелька, вечно мелочью в кармане звенишь.
— Так же круче, бумажные не шуршат, а с мелочью у тебя типа всегда бабло есть, и
все это знают. Я богат и успешен, — Винс улыбается и обхватывает губами кончик
трубочки, всасывая холодный американо. Прикрыв глаза, он издает мычание от
наслаждения, снова привлекая к себе внимание. — Прости, Хо, я подпортил имидж этого
местечка.
— Похуй, приходи так почаще, мне нравятся их охуевшие рожи, — тише говорит Хосок,
нагнувшись к Винсенту.
— Я могу тут даже дебош устроить, если ты мне латте заебашишь, — шепчет Тэхен,
подмигнув другу.
— Не, хуй тебе с маслом, — Чон показывает Винсу средний палец, натянуто мило
улыбнувшись.
Когда его перерыв подходит к концу, как и болтовня с Хосоком под латте, приходит
Джин. Еще одну стакашку кофе они успевают выпить вдвоем, тоже спихнув оплату на
Хосока, а потом Тэхен уходит, узнав у Джина, что Намджун уехал из-за какого-то
дела, касающегося Диего, но это не опасно, потому Ким никому ничего не сказал. Это
мало успокаивает, но другу Тэхен безоговорочно верит, поэтому надеется, что все
будет нормально. А позвонить все-таки надо.
🚬
— Блять, Гук-а, ты реально собираешься это сделать? Ты не прикалываешься?
— шокировано выдыхает Бэм, уставившись на друга в неверии. Очередной день в школе
подошел к концу, и вот они наконец выходят из ада, спускаясь по лестницам.
Они покидают пределы школы и прощаются в паре метров от мерса. Тэхен слегка щурится
и смотрит на мелких пацанов, выпуская струю дыма. Бэм машет ему рукой, на что тот
коротко кивает.
— Короче, договорились, да? — говорит Гук, почесав затылок. Бэм широченно лыбится
и быстро кивает головой.
— Да, брат, только ты без меня не пойди! — тише говорит Бэм, чтобы Винсент не
пальнул их намечающееся дело.
Чонгук кивает, и они прощаются, схватившись за руки друг друга и слегка стукнувшись
плечами.
— Тебе скажи, тоже захочешь, — малой счастливо улыбается, только сердечек в глазах
не хватает, и подходит к Винсенту вплотную, обвив руками его торс и прижавшись к
его испачканной рабочей футболке.
Тэхен хмурится и выкидывает сигарету, обнимая малого в ответ. Гук оставляет на его
смуглой шее короткий поцелуй и утыкается носом в его грудь, плюнув на то, что кто-
то на них сейчас может смотреть. Впереди несколько дней выходных, поэтому большая
часть школы решила уже сейчас забить на уроки хрен, поэтому поблизости почти
никого.
— Не, опять в ней пепел будет, — подняв голову, Чонгук морщит нос. — Давай лучше
закажем че-нибудь.
— Бля, ладно, потом не говори, что я нихуя не пытаюсь готовить тебе, — хмыкает
Тэхен и выпускает малого из объятий.
— Как работа? — спрашивает он, когда они уже выезжают на дорогу. — Ты рано
освободился.
— Мы уже сделали все, мало работы было, — отвечает Винс, крутя баранку одной
рукой, а другую высунув в окно.
— Потому что наслаждайся свободой, будь обычным школьником. Пахать и жопу рвать
еще успеешь, — вздыхает Тэхен.
— Блять, как ты там что-то видишь? Он даже удара о мягкую поверхность уже не
выдержит, рассыплется, — морщится малой. — Тебе нужен новый, Тэ. Твой еще и
тормозит жестко.
— Да мне норм видно, — пожимает плечами Винсент. — Ну так че тебе брать?
— А если я захочу свои горячие фотки тебе отправить, когда меня не будет рядом?
Как ты на них смотреть будешь через это? — ухмыляется Чонгук, указав подбородком на
телефон в руках Винсента. — Ты нихрена не разглядишь, Тэ.
— А ты сможешь так сфоткаться, чтоб у меня встал? — с сомнением спрашивает Тэхен.
— Сомневаешься во мне?!
— Ну, не то чтоб…
— Зайчонок… — Тэхен давно про заказ забыл, а телефон валяется где-то меж ног на
сидении. Он теперь смотрит то на Гука, то на дорогу, по которой они тащатся со
скоростью шестьдесят в час. Но не это важно. Чонгук реально обидку кинул?
Он еще вспоминает, как на днях ему без штанов (ну хоть в толстовке, куртке и
трусах, полученных за отсос) пришлось в подъезд ебашить по двору. Стопудово соседи
из окон пялились и ржали. Может, засняли даже. А все этот мудак белобрысый! И хоть
Тэхен потом грел ему задницу, боясь, что малой снова может заболеть, злость все
равно не утихла. Тэхен пиздецки жестокий!
— У меня от мысли о тебе может встать, Чонгук-а. Сам подумай, что будет, даже если
ты мне свое самое тупое селфи пришлешь, — улыбается Тэхен, накрыв коленку Гука
ладонью. Он слегка сжимает на ней пальцы и водит рукой то вверх, то вниз.
— Фришку тоже закажи, — Гук не сдерживает улыбку и быстро прикусывает губу. — И
газу прибавь, едешь как старикан, — говорит он, тыча пальцем на спидометр, где
стрелка еле ползет вверх, не превышая двухзначные числа.
Чонгук смеется и активно кивает, накрыв ладонь Тэхена своей. Хоть в космос, хоть
куда с ним.
🚬
То, как это выглядит со стороны, напоминает какое-то дело вселенской важности. Ну
или крупную криминальщину.
Совсем скоро они покидают опасную зону, где могут быть обнаруженными кем-то из
школы, и выруливают на более оживленную улицу. Солнце приятно пригревает, отчего
хочется скинуть с себя рюкзаки и завалиться на зеленую траву, но вокруг только
засохшие травинки, смешавшиеся с грязью. Такое себе. Мечты жестко разбиваются.
Чонгук всю дорогу нервно жует губу, пытается расслабиться под болтовню друга, но
мысли не дают покоя. В деле, которое он замыслил, действительно нет ничего
страшного, но это все равно пиздецки волнует. Подумаешь…
— Скажешь?
🚬
Гук нервно грызет губу и царапает ногтем лямку рюкзака, идя к ждущему его мерсу.
Было странно вновь бежать в сторону школы, в которую сегодня даже шагу не сделал,
чтобы Винсент не спалил прогула. К счастью, операция прошла успешно. Они с Бэмом
после тату-салона даже в кфс заскочили, перекусив бургерами с колой, а после
разошлись, стоило Тэхену написать «скоро приеду за тобой». Гук никогда, наверное,
так быстро не бегал, как после этого смс.
Винс поворачивает к нему голову, резко хватает за ворот куртки и тянет к себе,
накрывая покусанные губы зайчонка своими. Тот сразу отвечает и цепляется пальцами
за предплечье старшего, пока перед глазами от поцелуя взрываются фейерверки.
Сколько раз бы они ни целовались, эмоции всегда будут сильными и заставляющими Гука
дрожать.
— Как в школе было? — спрашивает Тэхен, неохотно отрываясь от сладких губ малого и
заводя машину.
Гук мычит, кивнув, и сует руки в карманы куртки. Когда есть, что скрывать, как-то
трудно непринужденно болтать, хотя у малого и получается обычно приврать или
притвориться ничего не понимающим и ничего не скрывающим. Но эта тайна слишком
большая, не время ее еще раскрывать. Гук решает дождаться подходящего момента,
чтобы показать свое тату.
Вообще-то, он в душе не ебет, какими должны выглядеть горячие фото, тем более
такие, которые Тэхена стопроцентно смогут возбудить, и это большая проблема.
Поэтому Гук сползает вниз по сидению и подносит телефон близко к лицу, чтобы
Винсент не увидел ничего, быстро гугля «как сфоткаться, чтобы соблазнить парня».
🚬
Когда они приезжают домой, Тэхен сразу же, раздеваясь на ходу, уходит в ванную, что
очень хорошо для Гука. Малой пулей летит в комнату, едва не споткнувшись о
собственные, быстро сброшенные с ног кроссы, и спешно переодевается, натянув
просторную черную кофту с длинными рукавами, чтобы случайно не пальнуть тату раньше
времени, и свободные домашние спортивки.
Пару уроков по соблазнительным фоткам он-таки нашел по пути домой, но это нихрена
не помогло. Слишком уж неестественные и вызывающие позы были показаны в статье, это
больше похоже на жалкую пародию на соблазнение, а еще выглядит очень пошло. Поэтому
Гук решает, что сам сфоткается так, как считает нужным. Все-таки к каждому свой
подход. Тэхена вряд ли вставили бы фотографии того формата, который Чонгук видел в
интернете.
Малой залезает в кровать, облокачивается на спинку кровати и открывает камеру на
телефоне Тэхена, который так у Гука в руках и остался. Сначала он неуверенно
разглядывает себя на экране, в один момент просто желая забить хрен, пожалев о том,
что вообще спизданул про горячие фотки, но потом все же что-то да фоткает.
Обратного пути нет. Он дует щеки, тыча в одну из них указательным пальцем,
выпучивает глаза, склоняет голову к плечу, потом пробует сделать серьезное лицо,
хмурит брови и чуть запрокидывает голову, просто дурачась. И так делает несколько
снимков, и похуй, что это нихрена не горячо.
Из ванной доносится шум воды, значит, Винсент еще не собирается выходить. А Чонгук,
увлекшись фотографированием, скачивает приложение с милыми фильтрами и пробует
новый уровень.
— Тэ, сфоткайся! — просит он, подойдя к Тэхену и протянув ему телефон. Тот
хмурится и берет мобилу, наводя на себя экран.
— Ебать, че это? — его глаза резко расширяются, когда он видит на своей голове в
отражении розовые бантики, а на щеках анимешный румянец. Так еще и кожа отбелена до
пиздеца! Чонгук повисает на его локте и хихикает. Уже тянет палец, чтобы щелкнуть
фотку, но Тэхен резко поднимает руку с телефоном вверх. — Э, нихуя! — громко тянет
он, смеясь.
— Да я дебил, что ли, так фоткаться? — возмущается Тэхен, отталкивая Гука, чтобы
тот не выхватил телефон. У них начинается странная борьба. Оба тянутся вверх. Малой
жмется к нему, как будто уже собирается взобраться на его плечи, а Тэхен пытается
его убрать к херам подальше, при этом оба кряхтят, стонут и смеются.
— Ну Тэхен, прошу, я хочу твою милую фоточку! — ноет Гук, сползая по Винсенту и
хныча с мученическим выражением лица. Тэхен берет телефон удобнее, открыв обычную
камеру, совершенно игнорирует обвившего его ногу малого, усевшегося жопой на пол и
продолжающего хныкать, и делает фотку, чуть вскинув брови, скрытые упавшей на лоб
челкой, даже не пытаясь как-то позировать.
— Это че такое? — грозой над головой раздается внезапно изменившийся голос Тэхена,
как неожиданный дождь, сменивший солнце, отчего Гук дергается, моментально
возвращаясь в реальность. Он поднимает голову и потерянным, ничего не понимающим
зайчонком глядит на Винса, а тот на… — Че на руке, Чонгук? — спрашивает он вовсе не
радостным голосом, а таким, как будто щас пизды даст.
— Тэ… — мямлит он, не решаясь заглянуть Тэхену в глаза. Не так. Не так это должно
было быть.
Винсент поджимает губы и хватает малого за руку, грубо задрав рукав его кофты до
локтя. Гук тихонько айкает от жесткого трения ткани о свежее тату, но замирает, не
имея смысла пытаться спрятать его. А че теперь еще…
Тэхен хмурится и смотрит на небольшое тату, набитое поперек предплечья чуть ниже
изгиба локтя. Взгляд его ничего не выражает. Чонгук перестает дышать и моргать,
даже шевелиться, пока Тэхен смотрит на татуировку и крепко держит его за запястье.
Непонятно, что на его лице написано, и это пиздец как беспокоит. Чонгук тяжело
сглатывает, не представляя, что будет дальше.
Тэхен смотрит, кажется, вечность, тоже замер в легком неверии и шоке, в возмущении
и во многом еще. Нежная кожа вокруг татуировки малого покрасневшая. Не верится, что
на его чистом невинном теле, которое обычно только следы зубов и микрокосмосы-
синяки украшали, теперь есть что-то еще.
Винсент наконец поднимает взгляд, вдруг выпускает запястье малого и дает ему
ладонью по башке, отчего волосы на макушке Гука на миг вспорхнули вверх.
— Ты ебу дал, зая? — рычит Тэхен, пожирая сжавшегося Чонгука опасно пылающим
взглядом. — Ты че себе наделал? Может, всю тачку бы нарисовал? На ебале своем! На
лбу! — Винс хмыкает и грубо двумя пальцами тычет Чонгуку в лоб. — Или на жопе! Мой
портрет!
— Мое тело! Че хочу, то и делаю с ним! — злится малой, отшатнувшись, чтобы Тэхен
не долбанул снова. Что бы он ни говорил, как бы ни реагировал, Чонгук ни на секунду
не жалеет о том, что сделал. — Я думал, тебе понравится!
Тэхен плотно сжимает губы и сверлит Чонгука сердитым, очень, очень опасным
взглядом, но тот не прогибается, не ломается под ним, держится молодцом, потому что
на тысячу процентов уверен в себе и в своем поступке.
— Это значит, я тебе принадлежу, мудак, — злится Чонгук. — А ты опять, как всегда.
— Я никогда не пожалею, Тэ. Это то, в чем я абсолютно уверен. В том, что люблю
тебя.
Тэхен молча делает шаг к Чонгуку, теперь уже мягко беря за запястье, и поднимает
его руку, вновь разглядывая номер сто сорокового. В этих цифрах не просто номер
машины заложен, а частичка их самих. Только сейчас взглянув на него под другим
углом, Винсент это понимает. Там есть что-то, что их с Чонгуком отражает и
связывает. Это не видно невооруженным взглядом, но определенно есть. Долгие поездки
по ночным улицам, встречи и расставания, пикники прямо на капоте, секс, боль,
злость и радость, фейерверки счастья и любовь, любовь, любовь. Все это у них. Все
это видел один старый, собственными руками собранный мерс, в котором Чонгук и Тэхен
первую же ночь после знакомства вместе провели.
Чонгук знал, что делает. Чонгук понимал это изначально, и он определенно точно не
станет жалеть. Никогда.
— Сюда иди, — мягко говорит он, притянув к себе Чонгука и крепко обняв.
Малой прижимается к Тэхену и тычется носом в теплую шею, жмурясь, чтобы слезы не
растеклись по голой коже старшего.
До самой бесконечности.
Так тихо здесь не было никогда. Шестеро, зависнув в растянувшейся минуте молчания,
сидят за круглым столиком, над которым нависла огромная грозовая туча. Дождь еще не
хлынул. Все только начинается. Вспышки молнии мерцают, в глазах каждого отражаясь;
гром, не предвещающий ничего хорошего, становится все громче и осязаемее; и
напряжение, способное разорвать мозг, повышается посекундно. А ураган уже прошелся
по ним шестерым, не оставив без жертв.
Пацаны, как окаменевшие статуи, ничего не могут в ответ сказать даже, находясь в
молчаливом ахуе. Если дело до убийств дошло, то все серьезнее, чем им всем казалось
до этого момента. Пизделка с людьми Санчеса показалась даже чутка забавной. Хоть
кости размяли. Но Диего, оказывается, не шутки шутить приезжал. Он собрался идти
любым путем, чтобы получить свое, и теперь начался настоящий пиздец.
— Что было в Тэгу? — спрашивает Тэхен после затянувшегося молчания. Внутри него
уже рождается бешенство, которое жаждет обрушиться на одного конкретного уебка, и
Ким даже не совсем уверен, что сейчас, после слов Нама, сдержится и не разъебет
что-нибудь.
Семья, которую Намджун сам же для себя и создал, собрав вокруг лучших парней, таких
же как и он: брошенных, борющихся за место под солнцем, преданным до последнего
вздоха, — та семья, о которой он мечтал всю жизнь. Они тут все едины, крепко
связаны друг с другом, и если у одного цепь обрывается, — ощущают это все на
собственной шкуре. У всех кровоточит.
Потерять троих… Намджун никогда не думал, что у них настанут настолько темные
времена, чтобы такое могло произойти. И произошло. Намджун себя грызет теперь,
потому что виноватым считает. Расслабился, засидевшись в своей зоне комфорта, забыл
о внешних врагах, которые со всех сторон слюни пускают на его дело в, казалось бы,
малоприбыльном конченном районе, и зубы точат, чтобы отобрать его любым способом.
Зато теперь глаза открылись так широко, что видят то, что даже прежде не видели.
Намджун это теперь так не оставит, и глотки рвать будет кому надо, и глазом не
моргнет.
— Этого ублюдка гасить надо. Еще тогда могли это организовать, — рычит Чимин. Он-
то сразу понял, что за кусок дерьма перед ним стоял в ту встречу, и какие проблемы
он в будущем сможет принести им. Таких, как Диего, паразитами называют. С ними
никакого симбиоза не выйдет. Либо самим сдохнуть, либо грохнуть.
— Щас проблема другая будет, — подает голос Джихан, что все это время стоит,
прислонившись к колонне возле столика с лицом мрачнее тучи. Его это все тоже не
воодушевляет. Району и братанам нужно помочь. — Грохнуть успеем. Легавые в любой
момент могут завалиться сюда, если что-то найдут. У нас обычно так демонстративно
мертвых не оставляют. Грохнул врага — керосином, и в огонь, в воду или в землю. А
Диего стопудово хочет шуму навести, еще больше проблем устроить, поэтому щас надо
прикинуться мягкими и пушистыми перед полицией.
— Эта хуйня уже началась, Джихан-а, — Намджун качает головой и поднимает взгляд на
друга. — Диего не просто так оставил парней на показуху. И шуму навел в городе, и
легавых на уши поднял. А они там, в этой машине или в карманах у кого-то из пацанов
стопудово что-то найдут, но мы нихуя не сможем с этим сделать сейчас. Я уже жду
полицию, — Ким поджимает губы и бросает взгляд на входные двери, без капли страха
готовый принять любой удар и защищать свое. — Что должны сделать вы все —
подчистить свои дома, чтобы ни намека на нелегальщину не было, — он смотрит на
парней, моля глазами послушать и сделать так, как он велит, потому что ради них это
все и делается. Ни смерть, ни тюрьма не привлекают. — Вы связаны со мной, на вас
по-любому выйдут, будут даже в штаны при обыске лезть, лишь бы найти хоть какую-то
дурь. Не допустите этого, иначе всем нам пиздец.
— Из района вывезти дурь мы сейчас не сможем, нужно найти место тут, — задумчиво
говорит Винсент, жуя губу.
— Да, надо припрятать где-нибудь пока на время этой суеты, — соглашается Юнги, уже
яростно думая о вариантах.
— У отца на хате, — предлагает Чимин без лишних раздумий, сразу же оказываясь под
негодующими, сомневающимися и охуевшими взглядами пацанов. — А че? В нашей с Гуком
бывшей комнате. Отец туда не заглянет даже. Все это время хуй клал, так что там
можно подержать товар, — пожимает плечами Пак, не видя никакой проблемы.
После сложных размышлений, во время которых пацаны молча и терпеливо ждут, Намджун-
таки поднимает взгляд и смотрит на Чимина с еле заметной долей облегчения, не без
надежды и доверия, которым он давно уже проникся к Паку. Чимин не подведет и даже
под страшными пытками не сломается, Намджун даже не сомневается.
— Хорошо, — соглашается он, коротко кивнув, и все, кажется, в эту секунду немного
расслабляются. Дело их по спасению бизнеса и шкур друг друга потихоньку тронулось,
сидеть сложа руки не станут. — По-тихому ночью перекинем туда товар, не привлекая
внимания. Думаю, шпионить никто не станет, хотя хуй его знает, — вздыхает Намджун.
— Если Давон узнает про этот движ, пизды нам даст, — издает короткий смешок Джин,
мотнув головой, надеясь хоть немного разбавить напряженную атмосферу.
Им впереди нелегко придется, но сейчас, когда они все только в начале этого пути,
можно позволить себе моменты беззаботности, хоть и мнимой. На секунду. Смешно это,
когда за окном бушует ураган и пиздец стремительно подкрадывается, но в этом
маленьком островке, где они все вместе и готовы сражаться, пока все целы и все в
порядке, болью не пропитались, и лучше бы хоть чуточку света в сердце пустить. И
пусть Давон простит за то, что именно она стала предметом их шуток, заставляющих
уголки губ приподняться.
— Вот ты последний, кого она слушать будет. Да и не узнает она ниче. Хосок по-
тихому проверит хату, вот и все, — пожимает плечами Винсент, закатывая глаза.
— И может хоть в этот раз его грохнем, — Чимин слегка бьет кулаком по столу,
поджав губы. Его ярость в груди бурлит вовсю и жаждет крови.
— Вот да. И этого надо контролировать. Схватил уже разок пулю за свой базар, —
качает головой Джихан.
— Да мы втроем Диего и его псин разъебать можем, пока вы сладко спать будете, —
хмыкает Тэхен. Он залезает на стул у барной стойки и сует сигу в зубы, забирая
стаканы с виски и передавая пацанам, рядом за столиком сидящим.
— Тогда вам Чонгука бояться точно придется, — ухмыляется Юнги. — Он угандошит вас,
если узнает, герои сраные.
Скурив сигарету, чтобы унять напряжение, Тэхен тоже решает присесть за столик с
остальными. И Намджун возвращается к пацанам.
— Выпьем за наших, — говорит босс, когда каждый из парней поднимает стакан. — За
то, чтобы хоть на том свете их душам спокойно было. Может, Бог, или кто там,
сверху, — Намджун поднимает взгляд к потолку, — даст им шанс обрести все то, чего
на земле не доставало. Месть — не избавление от злости и боли, но мы поставим
ублюдков на место. Обязательно поставим, — голос Намджуна затихает, а тяжелый
взгляд опускается на дно стакана, где беззвучно плещется янтарная горечь. Утраты
горечь.
Намджун в свои же слова верит, иначе никакой в них силы нет. И каждый, кто в этом
помещении находится, не сомневается. Не может.
🚬
Смута быстро пришла. И в вечно засранном мрачном районе, потерявшем свою надежду
лет сто назад, стало еще хуевее. Полиция, которая редко совала сюда свой нос, ибо
бесполезно было, теперь оккупировала каждую улицу. Кто-то там, вверху закона,
видать, уже очень заебался, а от местных легавых, как оказалось, толку мало.
Красно-синяя мигалка выжгла к чертям всем местным глаза. Рыскают тут, вынюхивают,
но народ тут друг за друга горой, поэтому здешних дельцов и спасителей не выдают.
Ничего не видели, ничего не слышали. У полицейских нихуя не удается выяснить, но
они не сдаются. Откуда только такие упрямые понабрались. Раньше хрен клали, а
теперь не слезают, всех уже заебали.
К Намджуну, как и ожидалось, заявились первым делом, но долгий допрос и обыск дал
им целое нихуя. У Кима всего-то бар, и вполне неплохой для такого-то обоссанного
района. Прибыль стабильно приносит. Местная полиция, находящаяся с Намджуном в
сотрудничестве, помогла тем, что отбелила его имя перед вышестоящими, чтобы
побыстрее отстали. И все. На этом все.
Естественно, после Намджуна они принялись за его ближайших. И первый после Кима, к
кому полиция наведалась — Винсент, к которому завалились ранним утром. Чонгук был
заранее предупрежден и посвящен в нынешнее положение, поэтому держался молодцом и
на вопросы отвечал без тени сомнения. Отмазались. И Хосок, и Джин, Чимин с Юнги,
даже Джихан, — все отмазались и смогли вздохнуть с облегчением. Вот только легавые
все еще рыскают по району, и это слегка напрягает.
🚬
Винсент испытывает себя на прочность. Прислонившись к капоту мерса, он стоит так
минуты три (что уже чертовски долго). Он себя жалким способом успокаивает, грызя
фильтр сигареты, которую так и не прикурил. Все настолько херово, что Тэхен
чувствует, как ветер треплет его ресницы, это раздражает. А глаза его застыли,
концентрируясь на одной возмутительной картине, смотря на которую он и проверяет
свою выдержку. В больших карих глазах отражается мигание красного, чередующегося с
синим, но там, на самом дне, дикая сущность бесится, хочет разорвать Винсента в
клочья и вырваться из его нутра, показать себя во всей красе. Но уже идет четвертая
минута, и одному Богу известно, как он еще не сорвался.
Винсент этого пацана, что сейчас яростно пытается объяснить непонятливым копам свою
невиновность, знает, вообще-то. Он на пару лет младше и тоже пашет, как проклятый,
чтобы в дом, где ждет безнадежно больной онкологией старший брат, кусок хлеба
принести. И не только. Для старшего брата он не раз брал у Винсента опиум, чтобы
немного облегчить его страдания перед кончиной, которая уже не за горами. И ничем
ему больше не помочь, кроме как унять не утихающую боль сильным обезболом.
Пацан, как и все тут, обделен терпением и медленно вскипает. Легавые переходят все
границы, прилипнув к нему и уже чуть ли не забираясь в его спортивки. Подумаешь,
видок у него не самый приятный. Небритость, взлохмаченные волосы и огромные мешки
под красными от круглосуточной работы глазами. Это только оболочка. Винсент-то
знает, что этот парнишка один из самых уравновешенных на районе, но у всех есть
предел. Поэтому сначала спокойный, затем непонимающий и растерянный взгляд пацана
вспыхивает от злости. Он еще долго держался.
И Винсент тоже.
Когда пакет с молоком падает на землю, брошенный одним из двух легавых, парнишка
взрывается и толкает полицейского в плечо, да так сильно, что тот ударяется спиной
о дверцу машины. Другой коп мгновенно реагирует и хватает пацана, заломив руки за
спиной и вжимая грудью в капот полицейской тачки. На парня надевают наручники.
Тэхен выплевывает сигарету и переходит дорогу. На шестой минуте вышел из себя. Уже
рекорд. Только сейчас похуй, когда невиновного скрутить пытаются.
— Даю шанс отвалить, если проблем не хочешь, — шипит другой полицейский. Винсент
краешком здравомыслия успевает спалить, как рука того скользнула к кобуре на ремне
и обхватывает рукоять пистолета.
— Вам не за что меня арестовывать, — хмыкает Тэхен. — И его тоже. Не будьте
уебками.
Винсент не слышит. Что-то в башке громко щелкает, как будто возводят курок. Перед
глазами ебаное красное-синее и рожа мрази, которая возомнила себя божеством только
лишь из-за сраного значка. Разве есть справедливость? Обычных людей арестовывают за
то, что рожей не понравились. Где она? Где справедливость?
Винсент всю жизнь ее ищет. С тех самых пор, как в приюте оказался. Ищет, ищет, но
натыкается на одно сплошное разочарование в жизненной системе, которую придумали
богатые мудаки, подтирающиеся зелеными. Все во благо народа якобы. На деле — во
благо его уничтожения.
— Ви! — слышится позади родной голосок после звука открывшейся двери сто
сорокового. Чонгук все это время сидел в тачке, зависнув в игре и ничего из-за
наушников не слыша, но когда понял, что Тэхена слишком долго нет, то увидел картину
за окном, от которой сердце в пятки ушло.
— Еще слово, — угрожает коп, позвенев перед лицом Тэхена наручниками. Чонгук рядом
сжимает предплечье Винсента пальцами, мысленно моля замолчать, пока не договорился.
Коп еще пару секунд сверлит его предупреждающим взглядом и садится в машину вместе
со своим напарником.
Винсент, конечно, верит здешним, кто в курсе местного главного бизнеса, но все
равно благодарен за молчание. Сейчас походу то самое время, когда район, выглядящий
недружелюбно (он недружелюбен только к чужакам и охуевшим легавым), объединился и
встал горой. Да и похуй, что большую часть этих защитников составляют торчки, не
желающие потерять источник хорошей дури. Сила есть сила.
— Если нужен будет опий для брата, мне скажи. Бабки не нужны, — негромко говорит
Винс. Вокруг никого, но времена неспокойные. Даже у стен уши есть.
Югем не улыбается. Он редко это делает, жизнь заставила его разучиться делать это.
Но сердце его от этого холоднее не стало, потому что Винс по глазам читает его
искреннюю благодарность. Большего и не надо. Хорошим людям помогать хочется. Такие,
как Югем, тоже не дают надежде рассыпаться.
Пацан бормочет, что брата одного оставил и нужно идти, и спешно уходит с
болтающимся на локте пакетом, испачканным дорожной пылью.
Ебучие легавые.
— Ну че ты, — устало вздыхает Тэхен, чуть вскинув голову и глядя на зайчонка из-
под приоткрытых век.
— Ну че ты, — раздраженно передразнивает его Чонгук, ударив в плечо. Закатив
глаза, он разворачивается и идет к мерсу. Тэхен, бросив сухой смешок и сунув руки в
карманы куртки, плетется следом.
— Говори, ну, — не сказать, что Винсент особо хочет выслушивать недовольства Гука
в очередной раз, но его молчание надувается, как пузырь, и норовит лопнуть в любой
момент. Тэхен хочет этот момент ускорить, чтобы было менее разрушительно, пока
пузырь не вырос до вселенских размеров.
Винсент такой с тех пор, как люди Диего убили парней с района и подставили
Намджуна. Тогда тяжело было всем. На похоронах практически все здешние пацаны были.
Тогда такое напряжение поднялось к небу, что так и кричало о надвигающемся пиздеце,
который они обрушат на Санчеса за своих убитых братанов. Чонгук тоже там был,
своими глазами все это видел. Смерти тут не редки, но убийства — это совсем другое.
Такое не прощается. И отомстили бы уже давно, разнесли Диего и его шестерок, только
Намджун приказал (был вынужден поступить именно так) не лезть на рожон, потому что
с одной стороны проблема в виде Диего, а с другой — полиция, которая уже чуть ли не
в каждой жопе рыскает. И копы, как бы это тупо ни звучало, куда большая заноза на
данный момент.
Вот только кое-кто себя не контролирует, хотя обещал. Сто раз обещал.
— Так глупо подставиться? Это не в твоем стиле, Тэ, — вздыхает Чонгук. — Нужно это
дерьмо пережить. Полицейские скоро свалят, потому что ничего тут не найдут, а вы
двое чуть не запороли все щас. Ты и Югем.
Видно, что его это бесит. Потому что Чонгук прав, а Тэхен всего лишь заебался от
несправедливости. А еще он не уверен, остановился бы, если бы малой не подошел.
Вероятно, тормознул бы, но, скорее всего, нет. О том, что это стало бы для них всех
огромной проблемой, Винсент даже думать не хочет. Сдурил, и все тут.
— Тэ… — Чонгук утыкается лбом в плечо Тэхена и прикрывает глаза. Что-то говорить
уже не хочется. Они и так все знают, все понимают. Да и Винсент стопудово сейчас
себя ругает за то, что чуть не совершил ошибку. И вина эта глубоко внутрь уходит,
только и об этом думать не хочется, а то совсем сложно станет и мозги взорвутся. И
так хватает дерьма.
🚬
— Есть мысль одна, — задумчиво говорит Тэхен, барабаня пальцами, в которых зажата
сигарета, по краю стола. Хосок, медленно и лениво потягивающий рядом пиво,
вопросительно поднимает бровь. Намджун, что-то с интересом высматривающий за окном,
тоже поворачивает голову к Винсу. — А че, если против Диего его же оружие
использовать?