Semana de Arte Russa

Book: Темная сторона луны http://savkhz37olwuub37.onion/bookreader.php/1011188/Yan...
home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |
Темная сторона луны
Book: Темная сторона луны
Александр Ян
Мир полуночи – 1
1 of 250 22/07/2019 07:15

Название: Темная сторона луны

Автор: Ольга Чигиринская, Екатерина Кинн, Анна Оуэн
Год издания: 2009
Издательство: Крылов
ISBN: 978-5-9717-0836-0
Страниц: 576
Формат: fb2
АННОТАЦИЯ
После страшных войн и эпидемий, уничтоживших треть человечества, власть на

Земле захватили вампиры. Им удалось восстановить некий порядок, но за этот порядок
человечество платит новоявленным господам своей кровью. Большинство людей
смирилось с этим, но есть и подполье, уничтожающее вампиров и их пособников.
Родители Андрея погибли от рук вампиров и теперь у него одна дорога — в
подпольщики. В ходе рискованной операции почти вся группа Андрея гибнет, а сам он
2 of 250 22/07/2019 07:15

веками скрывался в тени, кто боялся света.

Прежде их уничтожали как бешеных собак, но только не в час Откровения. Они
спасли обессиленное человечество в обмен на лояльность и вскоре из слуг
превратились в господ, в Высоких Господ. Люди же поделены на "агнцев" - корм, и
полезных членов общества, носителей "пайцзы", гарантирующей неприкосновенность.
Мир, построенный вампирами, это мир технического прогресса и подвигов во имя
науки, возможных благодаря нечеловеческой выносливости Высоких Господ.
Заслуженные граждане получают возможность обрести бессмертие - вампиры могут
убить, а могут инициировать. Требуется немного: оставить Бога и впустить в душу
дьявола. Это общество выбора. Герои выбирают борьбу
Александр Ян
Пролог
ИГРА АНДРЕЯ
Бывает, глядишь на проходящих мимо мальчуганов, и на твои глаза навертываются

слезы. Они чувствуют себя хорошо, выглядят хорошо, ведут себя хорошо. Они не
замыслили писать с моста или стибрить точилку в мелочной лавочке. Не в этом дело. А
в том, что, глядя на них, ты точно знаешь, как сложится вся их жизнь: сплошные удары,
ссадины, порезы, синяки — и непреходящее удивление: за что, почему? За что именно
им такая напасть?
Рэй Брэдбери. Что-то страшное грядет
3 of 250 22/07/2019 07:15

Обычный школьный день в начале сентября. Прекрасный день: ясное небо дышит
теплом, а от реки тянет прохладой, и листья еще зелены — здесь, на востоке Украины,
они облетают часто в одну ночь: утром проснешься, а на земле тугой желтый ковер.
Школа тонет в кронах, из вестибюля открывается вид на живописную балку, склоны
которой тоже заросли деревьями — в основном ясень и вяз, — а на дне лежит
прозрачное озерцо.
Учитель вел школьников по длинной пологой лестнице в парк. Это зимой нужно
4 of 250 22/07/2019 07:15

ботинке. Не то чтобы они ослабли, но…

— Слынуть хочешь?
В поле зрения возникли раздолбанные «бегунки» и рваные джинсы с обильной
бахромой — в обтяжку на толстых икрах. Зервандова. Андрей вздохнул.
— Ну и хочу. А тебе что?
— Ничего. — Зервандова пожала плечами. — Только получится, что ты сдул.
Андрей посмотрел через ее плечо на уходящих товарищей и возглавляющего их
учителя, который что-то вдохновенно излагал.
— Я и так сдул, — сказал он, — Кобыл меня все время дураком выставляет.
Учителя звали Николай Иванович Жеребцов, и он, как нарочно, носил бороду и
конский хвост.
— Ему за это зарплату платят! — фыркнула Зервандова. — Ты идешь? Или зассал?
— И ничего я не зассал! — разозлился Андрей и побежал за классом, прыгая через
три ступеньки.
***
— Мы опять на подводной лодке, — сказал Жеребцов, извлекая из кармана два
мешочка с фишками. — Но на этот раз ни Андрей Витер, ни Саша Самойленко
«условного пистолета» не получат. И жребий кидать мы не будем. Вместо этого я раздам
каждому по пять золотых дублонов и по пять черных меток.
Протянулись ладони, учитель начал отсчитывать фишки, на ходу поясняя:
— Правила просты: фишки надо раздать все — это раз, дареное не дарят — это
два. Итак, наша подводная лодка тонет, и мы голосованием решаем, кому выходить
первым, кому последним. Первый с гарантией спасется, последний с гарантией погибнет,
потому что кто-то, напомню, должен стоять у торпедного аппарата и выпускать
выходящих. Соответственно, золотой дублон — это голос, отданный за жизнь человека,
черная метка — за смерть. У всех есть фишки? Поехали! — Жеребцов завязал мешочки
и присел на пеньке.
Класс зашумел, и вот уже кто-то ссорится, а кто-то сдерживает рыдания…
Андрей сидел на бревне, держа в одной руке пять черных фишек, в другой пять
золотых. Пять шансов на жизнь и пять шансов на смерть. Черт, какая идиотская все-таки
игра. Зачем она? Разве кто-то будет решать что-то голосованием, когда горит? Спросить
у отца, было ли у него такое и как он справлялся… Андрей попробовал вообразить себе
папу, раздающим черные фишки, — не вышло.
В прошлый раз он получил у Кобыла игрушечный пистолет, который по игре давал
те же возможности, что по жизни настоящей, — «застрелить», исключить из игры кого
хочешь, — и встал «у аппарата». Девочки, сказал он, пойдут первыми. Чешко
попробовал отобрать пистолет — Кобыл сказал, что можно, — и Андрей его
«застрелил». Странное чувство, хотя всего лишь игра. После этого все построились как
надо и выпустили первыми девочек, а мальчишки тянули спички.
Вот только после игры, на «разборе полетов», Андрея разнесли вдребезги. Даже
девочки, которых он «спас». Потому что как это он мог — распоряжаться чужими
жизнями в одиночку? Такие дела должны решать все вместе. Ну вот пожалуйста — и
решаем все вместе.
Андрей уже знал, что будет. Ну ладно. Одну золотую фишку Сане, он друг. Одну —
Вере Климук, она… ну, хорошая девчонка. Одну — Вале Рабиновичу, он тоже расписной
пацан. Одну — Марцинкевич, потому что ей не дать — это все равно что пнуть щенка. И
одну… кому бы еще одну? Какая разница — все ребята, в общем, достойны «жить»,
5 of 250 22/07/2019 07:15

кого будет больше всего черных. Зойка-помойка, кто ж еще. Урок этики — это еще и
способ свести счеты…
Андрей повернул вдруг к ней и положил к черным меткам один дублон.
— Забери! — зло сказала Зервандова. — Мне подачки не нужны.
— Кому хочу, тому даю, — сказал Андрей.
Зервандова показала раскрытые ладони.
— Смотри, ни одной золотой нет. Отдать нечем.
— Обойдусь. — Андрей отвернулся, потому что его уже тормошили за плечо.
— Витер, — Марцинкевич жалко хлопала ресницами, глядя снизу вверх, — у меня
одна черненькая осталась… и я ее никому больше отдать не могу. На меня обидятся.
— Давай, — Андрей усмехнулся.
— Точно не обидишься? — просияла Марцинкевич.
— Фигня, игра. Давай!
От Вали Рабиновича он получил еще одну черную метку — с примерно таким же
объяснением: ну это же просто игра, а все вокруг дураки, обижаются как по-настоящему,
но мы-то с тобой понимаем, что… Андрей кивнул: да, в самом деле, не корову
проигрываем, как говаривала бабушка, поймав взятку на мизере, — но что-то неприятно
царапнуло. Саня приберег для него золотую фишку, как и ожидалось, и Вера тоже —
против ожиданий, Андрей думал, что она все раздаст девочкам из своей компании. А
потом…
Потом он собрал урожай черных меток ничуть не меньший, чем Зервандова. И даже
больший. И все с почти одинаковыми объяснениями: если я отдам кому-то другому, он
обидится… А своих он так никому и не отдал. Мерзко было.
Андрей не то чтобы расстроился — игра все-таки, — но день как-то потускнел. В
горсти побрякивали пластиком четыре дублона и девятнадцать черных меток. Все
расселись, раздав и собрав свое. Начался подсчет.
— Если бы каждый давал другим черную и золотую вместе и всем поровну — мы бы
поломали Кобылу игру. — Андрей не заметил, как Зервандова села рядом.
От нее пахло застарелым потом — неделями носила одни и те же майки. И поры на
шее черные. И в ухе видна желтая полоска серы. Андрей бы отодвинулся — но некуда:
на бревне сидели тесно, и мимо как раз прошел Кобыл.
— Жаль, я не додумался, — сказал слева Саня.
— Это потому что ты шлепель, — фыркнула Зервандова.
— А ты психическая! — огрызнулся Саня. — В психушке лежала.
Зервандова и в самом деле лечилась в реабилитационном центре — ее родители
были иммигранты из-за фронтира,[2] да не из цивилизованной зоны, а из какой-то уж
совсем дикой дыры, такие люди могут жить рядом с нормальными только после
реабилитации. И то, похоже, не слишком-то ей эта реабилитация помогла.
— Жалко, ты не лежал. Да только от того, что у вас, там не лечат. Вата не болит.
— Прошу тишины! — Кобыл поднял руку. — Итак, у нас определились: чемпион
жизни — Вера Климук и чемпион смерти — Андрей Витер. На втором месте по жизни —
Анук Сон, по смерти — Зоя Зервандова. На третьем: Александр Самойленко, жизнь, и
Надя Марцинкевич — смерть. Как вы думаете, почему так вышло и почему места
распределились именно так?
Класс зашумел, переглядываясь. Зервандова — это был ожидаемый результат:
вредная, противная, ни для кого не найдет доброго слова, ее уже и бить перестали —
6 of 250 22/07/2019 07:15

ничего не изменит, — проговорила Инна Степанченко.

— А чего, — пожал плечами Стас Чешко. — Витер в прошлый раз за всех решил,
теперь все решили за него. Справедливо.
— А ты за всех не выступай! — приподнялся Саня.
— Стоп! — Кобыл снова прекратил дебаты. — Вот Стас сказал: справедливо. А что
это значит — «справедливо»? Стас, что ты имел в виду?
— Ну… ты мне, я тебе. — Чешко не очень хорошо выражал свои мысли.
— Андрей на прошлой игре «застрелил» тебя, ты отдал ему черную метку. Ясно. Ну
что ж, и такое понимание справедливости существует. О том, что оно значит, мы
поговорим потом. Кто еще хочет сказать, как он понимает справедливость?
— Справедливость, — громко сказала Зойка-помойка, — это когда можно убить и
радоваться. Меня вот по злобе — и самим неловко. А его — из чистой справедливости.
— Почему неловко? — возразила Климук. — Очень даже ловко. По-моему,
асоциальным типам жить незачем. Моя мама так говорит. Сейчас общество людям все
возможности дает. Иммигрантам как только не помогают, чтобы встали на ноги, — а кто
все равно хочет оставаться паразитом, того пусть потребляют. Он ни на что другое все
равно не годится. Я отдала Андрею золотую метку, потому что от таких, как он, пользы
много. Он решительный, смелый, честный, настоящий человек. Всех, кому я раздала
золотые фишки, я считаю настоящими людьми.
— Вера, скажи честно: ты где-то раздобыла и прочитала тематическое пособие? —
улыбнулся Кобыл.
— Нет, — ответила Вера. — Я читала «Философские рассказы». Это же не
запрещено — читать дополнительную литературу?
— Наоборот, чтение дополнительной литературы одобряю. Но кроме вычитанных,
неплохо бы иметь и свои мысли. Особенно в данном случае. Кто еще хочет сказать? И
не забывайте: мы ведем речь о жизни и смерти.
— Я хочу, — сказал Саня. — Верка, я тебе отдал золотую фишку, и ты мне золотую.
А теперь я думаю — лучше я бы тебе черную и ты мне черную. Я думал, ты друг… А ты,
оказывается, смотришь, кто какую пользу принесет.
— Что бы ты ни думал, Саша, я тебе друг. — Вера поджала губы. — Просто я умею
выбирать друзей.
— Я тоже умею их выбирать, — сказал Саня. — Потому и говорю, что лучше вместе
с Андреем в лодке остаться, чем вместе с тобой спастись.
— Саша, а какой смысл в том, чтобы остаться с Андреем в лодке? — Кобыл
перехватил разговор раньше, чем Вера успела что-то сказать. — Вот вы друзья. Как ты
полагаешь, ему легче будет от того, что друг погибает рядом с ним? Я думаю, ему будет
тяжелее. Или ты считаешь его настолько плохим человеком?
— Нет. — Саня повел плечами, словно стряхивая с себя что-то тяжелое. — Я имел в
виду — вместо Андрея.
— Ты имел в виду ровно то, что ты сказал, — по крайней мере, в тот момент, когда
говорил. Это звучит очень красиво — умереть вместе, как Ахилл и Патрокл…
— Они умерли по отдельности, — буркнул Андрей. — Сначала Патрокл, потом
Ахилл.
— Несущественно, — отмахнулся Кобыл. — Об этом поговорите на уроке
литературы, а сейчас у нас урок прикладной этики. И этот курс введен не для того, чтобы
портить вам нервы. — Черняев покраснел: насчет нервов сказал он, в столовой после
прошлого урока, при всем классе: иди гадай теперь, кто стукнул. — И не для того, чтобы
7 of 250 22/07/2019 07:15


асоциальным». Это на будущее. Курс прикладной этики введен для того, чтобы вы могли
осознавать мотивы принимаемых вами в жизни решений. Это для начала. Мы сейчас не
говорим, что хорошо, а что плохо, кто поступил этично, а кто неэтично. Мы пытаемся
понять, почему так вышло: почему вы приговорили к смерти — а вы сделали именно это
— Андрея Витера, хорошего парня, который, насколько я знаю, никогда никого не
обидел, у которого в классе нет врагов или даже просто неприятелей. Почему именно он
должен погибать, кто мне объяснит? Я прошу понимать мой вопрос не как
замаскированный упрек, а буквально. Я действительно хочу знать, почему те из вас, кто
отдал Андрею черную метку, считают его достойным смерти.
— Да не считаем мы! — обиделся Рабинович. — Это же просто игра, какая смерть?
Так ведь в жизни не бывает!
— Нет, это уже не просто игра, — покачал головой Кобыл. — Это декларация
намерений как минимум. Это заявление: «Андрей, если обстоятельства сложатся вот так
и так — я предпочту, чтобы ты умер». Конечно, вряд ли мы окажемся на тонущей
подводной лодке. Но каждому из вас в жизни придется делать не такой крутой, но
достаточно жесткий выбор. Например, начальник идет на повышение, на его место,
дающее право на пайцзу,[3] претендуете вы и, скажем, иммигрант из-за фронтира. Вы
можете отдать это место без боя, можете побороться за него, можете провести какую-то
интригу так, чтобы взять его без конкуренции… Для того чтобы принимать решения,
нужно понимать, почему вы поступаете так, а не иначе. Один мотив тут уже прозвучал —
Стас отомстил Андрею за прошлую игру. Честно — но очень опасно. Кто еще?
— Ну… — Игнат Скуратовский поднял руку. — Андрей ведь сам в прошлый раз
вызвался быть последним.
— Ты что дал Андрею? — спросил Кобыл.
— Я — черную. У меня одна оставалась. Больше дать было некому, все бы
обиделись.
— Резюмирую: ты принес Андрея в жертву именно потому, что Андрей в прошлый
раз проявил готовность к самопожертвованию?
— Ну-у-у-у… да.
— Кто еще руководствовался этим мотивом?
Поднялось полтора десятка рук.
— Так, — подытожил Кобыл. — Ну а кто из вас при этом принял в расчет то, что
обидевшийся на черную метку в ответ даст черную метку вам?
Поднялось с десяток рук.
— Значит, больше десяти человек признает, что Андрей, во-первых, самоотвержен,
а во-вторых, незлобив. Как вы считаете, это хорошие качества или плохие?
— Хорошие, — нестройно загудело большинство.
Только Зервандова фыркнула:
— Для одних хорошие… А для Витера, оказалось, плохие.
— Ты признаешь, что моральные качества — понятие относительное?
— Ничего я не признаю. Что я могу признавать, моя глюпый ассирийский женщин,
мой дело посуда мыть, моя такая моральная слова не понимай, — прокрякала она,
превращая свой легкий акцент в карикатурный. — Я говорю: тут хорошего человека
замочили просто за то, что он хороший.
— А как ты распорядилась фишками? — спросил Кобыл.
— Отдала тем, кто был ближе. Каждому по черной и золотой сразу.
— Если бы ты отдала Андрею все золотые, ты могла бы его спасти. Он бы не стал
8 of 250 22/07/2019 07:15

— Игру поломать. Мы тут никого не убиваем и не спасаем, просто игра фиговая.

— Ну, своей цели ты достигла бы только в одном случае — если бы все как один
согласились тебя поддержать. Так что ты проиграла. И кстати, попытка навязать всем
новую игру в рамках прежних правил заведомо обречена на провал. Разве только
нарушить правила. Тем более что один из нас это сделал. Верно, Андрей?
Андрей пожал плечами. Сознаваться было стыдно, не сознаваться — глупо.
Класс тихонечко загудел: Витер словчил? Но каким образом?
— Ты ведь не раздал свои черные фишки? — Кобыл чуть наклонился к нему.
«Во дурак!» — вырвалось у кого-то.
— Почему? — настаивал Кобыл. — Объясни свои мотивы, Андрей.
Андрей вздохнул и тихо, коротко ответил:
— Противно.
Расслышали тем не менее все.
— Ну, значит, так ему и надо, — сказал Тарас Качура. Как бы про себя, но
расслышали опять же все.
— Думает, он тут самый лучший. Последний герой, — поддержала Качуру

Степанченко.
— А между прочим, так оно и есть, — развернулся к ним Кобыл. — Как правило, в
первой игре чемпионом смерти становится самый лучший. Как правило.
Все притихли.
— Ну и ладно, — сказал Андрей, почувствовав неожиданную злость: на
одноклассников, на Кобыла, но в первую голову — на себя самого. Зервандова права —
надо было поломать игру. Объединить всех и поломать эту игру. А он не догадался,
дурак. Догадалась Зойка-помойка. — Значит, так. Пусть так.
— Мало сказать «пусть так». Нужно понять, почему так. И ряд причин мы уже знаем.
Во-первых, тебе мстили за прошлую игру. За пистолет — Кобыл загнул палец. — Во-
вторых, тебя не боялись, когда пистолета нет. Не ожидали ответного удара. И попали в
точку. Ты раздал все жизни — и оставил себе все смерти. Значит, ты предсказуем, и это,
при всей силе характера, делает тебя слабее других. И в-третьих, — учитель обвел
взглядом класс, — все знали, что ты встретишь поражение достойно. Не будет
зареванных глаз, соплей, криков, обещаний больше не разговаривать. Ты всем
простишь. Убить тебя — меньше истрепанных нервов. И это — тоже твоя слабость.
Понимаешь, когда внутренняя сила оборачивается против тебя же — это слабость. А
теперь я предлагаю всем подумать вот над чем. Разумно ли это, целесообразно ли —
выдавать шансы на смерть наиболее достойным? Ведь это против природы. Против
общества. Против жизни, наконец.
Он прошел обратно и сел на свой пенек.
— Игра — это, конечно, всего лишь игра. Но у этой игры есть цель: заставить вас
задуматься о ценности жизни. Чего стоит моя жизнь среди других жизней? За что меня
ценят люди? Могу ли я людям давать больше?
— Погодите, — сказал Андрей. — Николай Иванович… А можно вопрос?
— Да, я слушаю.
— У вас у самого пайцза есть. — Андрей показал на квадратик серьги в ухе Кобыла:
тоненькая пластиночка отполированного орехового дерева с вмонтированным
9 of 250 22/07/2019 07:15

— А у моего отца нет. Значит, он недостоин?

— Не обязательно. Он у тебя, кажется, переводчик?
— Да.
— Статусные чипы раздают, принимая во внимание профессиональные достижения,
а не человеческие качества, Андрей. Я не думаю, что твой отец плохой переводчик, но в
этой профессии нужно добиться очень-очень многого, чтобы быть замеченным извне…
И социальной активности твой отец, наверное, тоже не проявляет?
— Не проявляет, — согласился Андрей.
— Ну вот видишь. Похоже, он просто не стремится заполучить пайцзу. Я не знаю,
что должно быть дороже — принципы или счастье семьи, тут каждый выбирает для
себя, — но отсутствие пайцзы само по себе не говорит о том, достойный человек твой
отец или нет.
— Значит, и эта ваша игра ни о чем не говорит. Может, если будет настоящая смерть
грозить, я испугаюсь до судорог и всех продам. А кто-то, кто сегодня мне метку выдал,
меня спасет. А настоящей ценности жизни… этого мы не узнаем с фишками.
— Не узнаем, конечно. — Кобыл нарочито-утомленно вздохнул. — Но задумаемся.
Андрей, послушай, неужели тебе неинтересно разобраться в собственных мотивах?
Понять, почему ты сделал тот или иной выбор?
— Нет, — мотнул головой Андрей.
— Странно. Ты предпочитаешь действовать как автомат, руководствуясь
заложенной в тебя родителями программой, или сам выбирать свой путь?
— Я не следую никакой программе. Я выбрал все сам.
— Это очень просто проверить. Можешь ты хоть раз отступить от своих правил? —
Кобыл погремел в кулаке черными метками Андрея. — Если не можешь, значит, никакой
свободы у тебя нет.
Андрей не знал, что ответить. Он запутался. С Кобылом всегда было так: при
помощи каких-то аргументов учитель загонял его в зыбучие пески, где, куда ни ступи,
трясина неправды, и остается только тупо стоять на одном месте, упрямо повторяя одно
и то же. Так было и в прошлый раз: он не мог ответить, почему слабых обязательно надо
защищать, просто твердил, что надо — и все. И вот сейчас он снова дурак дураком, и
мир вокруг стал каким-то чужим и незнакомым. В знакомом Андрею мире многое было
само собой разумеющимся: держи данное слово, не предавай, не подставляй друзей, не
беги от драки и не напрашивайся на нее, делай добро всем, кому можешь, поддержи
падающего, утешь плачущего, успокой боящегося, развесели унылого… А у Кобыла все
делалось туманным и расплывчатым, и на каждый случай существовали какие-то
сложные алгоритмы, и по всему выходило, что Андрей дурак — хотя выводы вроде бы
Кобыл делал те же самые. Или почти те же.
— Может быть, и нет, — сказал он, уже изрядно рассерженный — в таких случаях он
говорил короткими фразами. — Ну и черт с ней тогда.
— Ну, вот мы и пришли к выводу, что в критических ситуациях принципы могут
оказаться важнее свободы. — Кобыл развел руками. — Ладно, было хорошо, но урок
подошел к концу.
Андрей встал с бревна. Чувствовал он себя как отбивная.
***
— Максим Максимович? — Рукопожатие Жеребцова было в меру крепкое, в меру
мягкое, сухое — профессиональное. — Садитесь, пожалуйста.
Кабинет располагал. Его хозяином был мужчина, поэтому ноги вошедшего не
10 of 250 22/07/2019 07:15

— У меня разуваются, — предупредил Жеребцов.

Максим Витер снял обувь, прошел следом за учителем и сел на указанное место —
обтянутый черной кожей стул. Жеребцов уселся напротив.
— Вы хотели поговорить об Андрее?
— Да. — Жеребцов вынул из стола планшетку,[4] что-то вызвал на дисплей —
видимо, личное дело ученика. — У нас сегодня был урок прикладной этики, и я
убедился, что нам нужно срочно поговорить.
— «Отрезанные лавиной»? — спросил Максим.
— «Подводная лодка». — Педагог улыбнулся. — Названия и декорации меняются,
суть остается той же. У них сейчас еще идут занятия, а вы, как я понял, человек
свободной профессии — я и решил вызвать вас днем, не откладывая на вечер.
— Попробую угадать. Андрей стал чемпионом смерти.
— Бинго! — Жеребцов встал и начал прохаживаться по комнате. — Попробую
теперь я угадать: вы в школе тоже были?..
— Бинго, — согласился Максим.
Не нравился ему этот разговор. Впрочем, ему вообще не нравились преподаватели
этики. В лучшем случае это были продавцы воздуха. В худшем — растлители
малолетних. Не в сексуальном плане. Он сейчас пытался определить, к какой из двух
категорий относится этот.
— Попробую угадать еще кое-что. У вас дома много старых книг, и Андрей их с
удовольствием читает.
— Угадали.
— А вы уже объясняли ему разницу между старыми книгами и реальной жизнью?
— Неоднократно.
— Вы позволите задать вам жесткий вопрос?
— Да, конечно.
— Вам не кажется, что сын копирует вашу поведенческую модель? Модель — будем
откровенны — неудачника?
— Нет, не кажется. Я в этом уверен. Равно как уверен и в том, что моя жизнь
удалась. У меня есть все, что нужно человеку: любимая женщина, дети от нее, дом и
профессия, в которой я кое-чего стою. Этого более чем достаточно.
— Угу. Ну что ж, человека, у которого есть все, что ему нужно, определенно нельзя
назвать неудачником. Беру свои слова назад и приношу извинения. Вы молодец,
Максим. Вы умеете держать удар, Андрей пошел в вас, но меня как педагога беспокоит
его будущее. Не сомневаюсь, вас как отца — тоже.
— Беспокоит. Так что неправильно с будущим Андрея?
— В психопрофиле я записал это так: виктимное поведение в сочетании с
конструктивной агрессией. Поясню, что это значит. С одной стороны, в обеих играх —
«Пистолет» и «Черная метка» — Андрей проявил виктимность. Он добровольно
вызвался остаться жертвой в первом случае и оставил себе свои черные метки во
втором. Но при этом в первой игре он завладел пистолетом и всех построил, а сам
остался последним, а во второй — схитрил, отказавшись раздать свои черные метки. Он
готов решать за всех и нарушать правила, чтобы отвоевать себе возможность поступать
в соответствии со своими представлениями о морали.
— И что?
— Буду совсем откровенен: согласно статистике, восемьдесят шесть процентов
11 of 250 22/07/2019 07:15

идти?
— Конечно. До звонка пятнадцать минут. Было очень приятно увидеться и
поговорить.
Максим не мог, в свою очередь, сказать того же учителю. Ему неприятен был и сам
Жеребцов, и разговор с ним, поэтому он ограничился коротким:
— До свидания.
И только уже спускаясь по лестнице, Максим понял. Он же не обязан был меня
вызывать. Написал отчет, добавил к профилю — а там зазвенит у кого звоночек на такое
совпадение с данными статистики, не зазвенит, ну какое преподавателю дело? А он
меня вызвал. Чтобы сказать мне, что Андрей может оказаться в зоне особого внимания.
И я заодно. Не сегодня, не завтра, но можем. Максим скривился. Жеребцов не рискнул
ни исправить отчет, ни хотя бы смягчить выводы, но предупредить — предупредил. Не
каждый бы на его месте на это пошел. И еще… Жеребцов не напомнил, что
естественный иммунитет истек, — но напомнила игра. Не зря ее вводят в курс этики
именно тогда, когда детям исполняется тринадцать. С этим тоже нужно что-то решать так
или иначе. Делать вид, что ничего не изменилось… безответственно.
Школьный двор пока еще пустовал. Взрослый на скамейке выглядел бы неуместно
— да и прохладно вдруг сделалось, ветер поднялся. Максим подумал — и решил
подождать сына у метро на станции «Славутич».
Когда говорят «кафе у метро», то представляют себе набитое людьми гудящее
заведение, броуновскую толкотню и все прелести скоростного кормления.
Действительности это соответствует три с половиной часа в день — в утренний и
вечерний часы пик и в обеденный перерыв. А в полдвенадцатого в «Солнышке» было
чисто, пусто и тихо. И человек за стойкой с видом нейрохирурга колдовал над джезвой —
готовил кофе по-турецки явно для кого-то из своих. А за крайним столиком у стеклянного
барьера сидела не менее явная прогульщица — девочка лет тринадцати, в которой
Максим узнал одноклассницу Андрея по имени, кажется, Зоя. Не узнать «Дубровского»
было воистину мудрено — уж больно колоритный экземпляр: джинсы оборваны,
курточка — вполне приличная и модная — засалена на рукавах и у ворота до крайней
степени, совсем новые «бегунки» уже разбиты так, что выглядят сущими лаптями,
жирные волосы сосульками падают на лоб, усеянный россыпью прыщей. И, нимало не
заботясь о лишней складке на том месте, где должна быть талия, эта девица увлеченно
угощается гамбургером.
Пока Максим думал, узнавать ее или нет, она развернулась к нему и буркнула:
— А я вас знаю. Вы Витера папа. Что, Кобыл в школу вызывал?
Максим заколебался было — но потом решил, что проявлять такт здесь как раз
неуместно.
— А вы, наверное, Зоя. Да, вызывал.
Девица кивнула, как бы одобряя собственную прозорливость, а потом с прямо-таки
подкупающей откровенностью сказала:
— Дурак ваш Андрей. Жалко.
— Почему? — поинтересовался Максим. — Почему дурак и почему жалко?
— Дурак, — Зоя дожевала гамбургер и, игнорируя салфетку, вытерла рот
рукавом, — потому что понял, зачем эта игра, и сразу разболтал. А жалко — потому
что… вы сами знаете. Агнец он. Все бараны, а он агнец.[5]
— Разболтал… — сказал Максим. — А ты не думаешь, что из-за того, что он
разболтал, кто-то еще мог если не понять, то хоть почувствовать, что это за игра?
12 of 250 22/07/2019 07:15

— А ты не думаешь, — серьезно повторил Максим, — что презрение к шлепелям —

это тоже игра? Не менее полезная, чем сегодняшняя?
— Это не игра. — Зоя вдруг сделалась похожей на неопрятную черную кошку, в поле
зрения которой появилась собака. — Это по правде. Вы что, сами не знаете? Они же
любят добреньких. Значит, нельзя. Зачем? Пусть им будет противно хотя бы. Эти
шлепели же не будут меня защищать?
Девочка, подумал Максим. Из иммигрантской семьи, наверняка большой. И
наверняка из нелегалов, которых прихватили уже по нашу сторону границы.
— Полезная игра, — нахмурился он, — чтобы те, кто что-то понимает, сами
отгородились бы от остальных. И чтобы никому не хотелось их защищать. Или слушать.
— Никто никого не защищает! — Зоя уже натурально выгнула спину и зашипела,
только что уши не прижала. — И никто никого не слушает! И всем наплевать! А кто много
болтает — тех потребят первыми! А меня — нет! Меня противно!
— Ты первая в семье? — спросил Витер.
— Вам какое дело? — Она быстро вытерла рукавом глаза, подхватила рюкзачок,
соскочила с высокой табуретки и помчалась к выходу с прытью и грацией убегающего
слоненка. Слонята бывают на удивление грациозны.
Бедный ребенок, подумал Максим. От страха пойти на роль добровольного изгоя,
заставлять всех ненавидеть себя, а себя — ненавидеть всех, проявлять столько силы
воли, упорства и мужества не в борьбе со страхом, а в обслуживании его… Бедная
девочка. И ведь главного не знает. Им-то все равно, как человек выглядит. И им все
равно, что о нем думают люди. Их интересует только А-индекс. И не машинный, а
настоящий. А вот он у нее почти наверняка…
— Па! — Андрей, спустившись в подземный переход, заметил его сразу же.
С Андреем был его друг, Саша Самойленко по прозвищу Сам, крепкий, с уклоном в
полноту широкоплечий мальчик. Они дружили уже три года, с момента встречи в средней
школе. Саша уже тогда был основательный человек, надежный.
Максим махнул им рукой, подождал, пока подойдут.
— Добрый день, хулиганье. По сосиске? Перебьем аппетит, пока мамы не узнали?
— Давайте, — согласился Сам.
Максим заказал три хот-дога и три стаканчика колы. Они с Андреем любили колу. Не
просто пили, когда хочется пить, а ничего больше нет, — именно любили ее вкус.
Особенно с лимоном.
Несколько восьмиклассников, смеясь и громко переговариваясь, прошли мимо. Сам,
прожевав кусок хот-дога, спросил:
— А от кого это Помойка так убегала?
Максим поставил стаканчик на стол, чтобы, смяв его нечаянно, не расплескать колу,
и тихо сказал:
— Саша, называть человека унизительной кличкой — гнусно. Тебе родители не
говорили об этом?
Сам опустил лицо и шумно потянул колу через соломинку. Потом попробовал
защититься:
— А чего она такая? Она ж не моется никогда. И злая всегда на всех.
Андрей болезненно сморщился. Он уже знал, что скажет отец.
— Скажи, а ты спрашивал у нее «чего она такая»?
— Да все и так знают. Она из-за фронтира, из диких мест откуда-то, а там все
13 of 250 22/07/2019 07:15

«сократовский метод». А потом — что он тоже дурак. Почему, действительно, не

спросил? Зойка с матерью живет и сестрами. Может, они не моются — боятся или что, —
и она тоже не может, чтобы не показать им, что ими гнушается. Может, у них там считают,
что это «их» отпугивает. А что? Про чеснок и в городе болтают потихоньку. И про
наркотики всякие, что, мол, они тех, кто летает, не потребляют. Только отец говорит, что
все это глупости. И что все знают, что это глупости. Просто хотят верить. А Сашка
совсем потек. Даже не видит, что кола выдыхается.
Сам аж пыхтел от умственных усилий. Он был не дурак, но задумываться над
вещами очевидными не привык и не умел. «The thing behind your eyeballs is too evident to
see it»,[6] — сказал как-то папа.
Наконец Сам собрался с мыслями…
— Все знают… что за фронтиром все чокнутые. А то бы фронтир так медленно не
полз. Их там годами в чувство приводят, только потом присоединяют. А если кто сам к
нам пробирается, их сначала в психушку кладут, а потом только к нормальным людям
выпускают. Потому что просто так их выпускать нельзя, они вести себя не умеют. А
некоторых, — тон Саши стал едким, — и на Игрени не могут научить.
— На Игрени не психушка, а реабилитационный центр, — холодно поправил
Максим. — И как ты думаешь, почему человек из-за фронтира обязательно нуждается в
психической реабилитации? Что там с ним происходит, что он душевно заболевает?
Он посмотрел в глаза сына — и почти услышал, как у того внутри отчаянным
зуммером звенит: нельзя, нельзя, нельзя, папа! О таких вещах вслух не говорили. Если
бы Максим спросил Сашу о том, как часто тот мастурбирует, тот смутился бы
существенно меньше. Все-таки тринадцать лет — уже «возраст согласия».
Сам наклонил голову, сглотнул.
— Потребляют их там, — сказал он. — Направо и налево.
— Ну не всех и не всюду, но, допустим, да, — сказал Максим. — А нас тут — гораздо
реже. По лицензии. Утешая словами о том, что шанс быть потребленным существенно
ниже шанса попасть под машину. Это, кстати, правда. Я не помню точные цифры — но
ты их без труда найдешь в Сети. И мы на это соглашаемся добровольно — а они там,
бывает, говорят «нет», сражаются и погибают. Целыми семьями и селениями. И те, кто
перебрался к нам, нередко чувствуют себя виновными в том, что выжили. А еще в них
рождается презрение к нам — добровольно согласным на роль стада при пастухе-
мяснике.
— Но ведь они… тоже согласились добровольно, — выдавил из себя Андрей,

отложив хот-дог. Кусок ему в горло уже не шел, хотя желудок требовал: «давай-давай!»
— Да. Как правило, один человек из большой семьи подписывается на Лотерею. Тем
самым покупая иммунитет для родителей, братьев и сестер. Как правило, первая
родившаяся девочка. Когда достигает совершеннолетия.
— По… чему? — Сам сглотнул на середине вопроса.
— Потому что девочки, выходя замуж, покидают дом. Значит, девочка — и так
неизбежная потеря для семьи. Нет смысла давать ей образование выше обязательного
школьного. В восемнадцать лет она подпишется на Лотерею, потом проживет год или
два. Зато остальные смогут без опаски учиться, работать, поддерживать родителей…
Следующее поколение будет уже твердо стоять на ногах, и им такая жертва не
потребуется.
14 of 250 22/07/2019 07:15

— А они не… ведь по закону нельзя заставлять? — Интеллект Сама работал в

практической плоскости.
— Нет, по закону заставлять нельзя, — кивнул Максим. — Только добровольно. В
этом-то все и дело.
— Точно чокнутые. — Сам доел хот-дог и вытер руки салфеткой. То, что с ним
рядом, возможно, учится смертник, почти не представляло моральной дилеммы:
заставить Зойку не могут, что она сама решит — от него не зависит, а остальные ее
проблемы — дело школьного психолога. — А вас что, Кобыл… то есть Николай
Иванович из-за Андрея вызывал?
— Хотел бы я знать, кто именно тут чокнутый. И в какой степени. Да, из-за Андрея.
Он мне, кстати, одну разумную вещь сказал, нам надо будет потом поговорить.
— Мм, ну я пошел? — Сам несколько натянуто улыбнулся. — Спасибо за угощение,
Максим Максимович. Андрюха, скликаемся.
Мальчики ударили по рукам, и Сам умчался. Они могли бы проехать вместе до
Подстанции, но сейчас Саша явно удирал от неприятных слов и неприятных мыслей.
— Па, я больше не хочу. — Андрей отодвинул картонный поддончик с хот-догом.
— Тогда пойдем. Мама ждет и обещает на обед свинину по-еврейски.
Эту кулинарную небывальщину Андрей любил, но сегодня мысль о ней что-то не
очень радовала. Он не думал, что отец устроит ему выволочку за поведение на уроке
этики — это мама могла бы печально выговорить: «Андрюша, ну разве нельзя было
промолчать? Зачем нужны эти постоянные конфликты?» А отец — нет. Но глаза его были
серьезны, и Андрей терялся в догадках — о чем они будут говорить дорогой? То есть
поговорить было о чем — хотя бы о Зойке. Но отец явно хотел о другом. Во всяком
случае, пока.
В метро они молчали и домой не поехали, как обычно, на автобусе — две
остановки, — а зашагали напрямик через парк.
Наконец Андрей не выдержал.
— Па, а что мы можем для нее сделать?
— Не знаю. — Отец вздохнул. — Самое скверное — то, что мы очень мало для нее
можем сделать. У нее один выход — покинуть семью. Но если она уйдет…
Выберут ее младшую сестренку, понял Андрей. Или еще одну девочку. Да таких
родителей надо прав лишать! Лучше в приюте, чем с теми, кто уже приговорил тебя к
смерти и только ждет совершеннолетия. Андрей уже открыл было рот, чтобы озвучить
эту мысль, но промолчал. Что-то было в этой мысли не то: изъян, дырка, которая
беспокоила как дупло в зубе… Наверное, можно уговорить Зойку бросить семью — и
следующую за ней девочку, и следующую, — это никого не спасет, но хоть шансы
уравняет. Стоп! Вот именно. Уравняет шансы — но ведь шансы равны, только пока эти
еще не выбрали, кого навестить в полнолуние. Кстати, сегодня. А как только они выберут
— шансы того, кого выбрали, разом падают до нуля…
— Андрейша, — голос отца прервал ход мыслей, — я только что встречался с
учителем…
— А… и что он тебе сказал?
— Да я и раньше знал, только… к тебе не прикладывал. У большинства
идентифицированных деятелей сопротивления был высокий индекс альтруизма в
сочетании с положительной реакцией в тесте «Пистолет». Проще говоря, Андрейша, ты
подставился и обратил на себя внимание.
— И что теперь? — Андрей знал, что ему следовало бы испугаться, но вообще-то
15 of 250 22/07/2019 07:15

заметят. Я подумаю. Посоветуюсь кое с кем.

«Кое с кем»? Знаем мы этого «кое-кого». Значит, на днях приедет дядя Миша. Отец
никогда и никого не предупреждал о его визитах, хотя сам наверняка знал заранее. Чем
занимается дядя Миша, откуда приходит и куда уходит — это было табу, об этом не
говорили даже между собой. Иногда с ним были другие люди, иногда эти люди
появлялись сами — без него, но от него, — они оставались в доме на одну ночь (в
комнате Андрея; сам Андрей в это время спал на надувном матрасе у сестры) и уходили
опять же неизвестно куда.
Примерно год назад отец вызвал Андрея на разговор. «Помнишь, я давал тебе
фильм про Дракона?» — «Угу». — «Так вот, дядя Миша — это такой… Ланцелот. Его
убьют, если узнают, кто он. Нас убьют, если поймают его у нас. Поэтому ты не должен
говорить о нем никогда, ни с кем. Он мой дальний родственник, троюродный брат, где он
работает — ты не знаешь. Вот и все».
Что приедет дядя Миша — это круто. Это «Ура-ура, закричали тут швамбраны все!».
Но, поглядев на отца, Андрей понял, что плясать качучу рано. Отец обеспокоен.
— Па, а как ты думаешь — что я должен был делать?
— Честно говоря, Андрейша, понятия не имею. Я тоже был чемпионом смерти.
Добро пожаловать в клуб. — Он улыбнулся.
— Зойка… Зоя Зервандова… сказала, что, если бы каждый дал другому по дублону
и черной метке вместе, мы бы поломали эту игру.
— Да, верно, — согласился Максим. — Какая умная девочка, мне это в свое время в
голову не пришло. Андрей, ты не думал ее пригласить к нам как-нибудь? Или побывать у
нее в гостях?
— Ты… хочешь? — спросил Андрей.
— Понимаешь, эта игра… ее популяризовал очень глупый и тщеславный человек,
но разработали люди умные. Учитель наверняка говорил вам, что ее цель — научить вас
совершать выбор в трудных жизненных обстоятельствах. Он, может быть, и сам так
считает, но это неправда. Ее цель, как я это вижу, — разделить вас. Не допустить
создания прочных горизонтальных связей.
Поймав недоуменный взгляд сына, он пояснил:
— Вот смотри: ты подчиняешься учителю, учитель — директору, директор —
районному образовательному совету. Это связь вертикальная, сверху вниз и снизу
вверх.
— Командная цепочка?
— Она самая. А вот между тобой и Сашей или Зоей возможна связь
горизонтальная. Вы на одном уровне. Теперь представь себе, что вертикальная связь —
это как нитка бусин. Кто потянет за верхнюю — вытащит все остальные. Потянут за того
же учителя — вытащат тебя, понимаешь? А вот если в классе будут прочные
горизонтальные связи…
— То не смогут, — кивнул Андрей.
— По меньшей мере это будет труднее… А теперь смотри: единственный человек,
который придумал, как поломать игру, — изгой для всего класса. Ты наверняка узнал
кое-что неприятное о ком-то из своих одноклассников. Да и о себе тоже. После этого вы
уже не будете такими, как прежде. Даже те, кто решит, что сочувствовать и помогать все
равно нужно, будет делать это… в одиночку. Когда ты немного подрастешь, я тебе дам
книгу одного ученого — Бруно Беттельхайма… Там есть о таких психологических
экспериментах над людьми…
16 of 250 22/07/2019 07:15

Парк закончился. Отец и сын пересекли проезжую часть и зашагали вдоль забора,
так густо поросшего хмелем, что под листьями не виден был красно-коричневый кирпич.
Блеснула стеклопластиком прозрачная раковина — навес остановки автобуса, на
котором они не поехали. Миновав остановку, они свернули в переулок между рядами
одинаковых двухэтажных домов, на четыре квартиры каждый, — и оказались перед
домом номер восемь. Из соседского окна залаял приветственно пекинес Бинки. Отец
открыл дверь — она не запиралась, — и нос Андрея был обласкан ароматом сладкого
томатного соуса к свинине по-еврейски.
— Ирина! — крикнул с порога Максим. — Мужчины пришли!
Андрей закрыл дверь и почувствовал, как разошлись, расслабились какие-то
мышцы за затылком. Дома было дома. Вот шли они с отцом через парк — и было
хорошо, а дома все-таки… Может быть, потому, что парк был чужой, а дом свой
собственный, надо будет потом подумать и спросить.
— Мыть руки! — скомандовала мама, показываясь из кухни. Она уже переоделась к
обеду и даже слегка подкрасилась, кажется.
Оксаны не было ни видно ни слышно — наверное, опять осталась обедать в
университете с этим своим Витей…
Пока Андрей мыл руки, память о дурацкой игре слегка потускнела. Спагетти и
свинина, тушенная в сладком соусе, прогнали гадостный привкус окончательно. За
обедом говорили о новой драме, об игре, которую переводил отец, и о том, что можно
будет, наверное, сдав работу, сделать первый взнос за машину. В городе автомобиль не
очень-то был и нужен — метро или троллейбусом едва ли не быстрее, — но зато с ним
можно уже выбираться за город, не привязываясь к автобусным маршрутам.
Андрей доел порцию, сказал «спасибо» и поднялся в свою комнату, к компу. Он
хотел побыстрее разделаться с уроками — ну и ждал звонка от Сама.
На дом задали по математике — определение дискриминанта и квадратные
уравнения, по обществоведению — короткий, на шесть страниц двенадцатым кеглем,
реферат о Полуночи и по японскому — заучить восемь новых кандзи и составить
предложения с ними, используя каждый в онном и кунном чтении.[7]
Когда он сидел над рефератом, прозвучал сигнал комма — но это был не его,
Андрея, номер, а домашний, и к терминалу первой подошла мама. Андрей из интереса
подключился — канал был открытый.
В углу экрана возникла счастливая физиономия сестры.
— Алло, ма? Я, наверное, сегодня ужинать не приду тоже. Витя пригласил меня в
кино.
— Прикрыться не забудьте, — проворчал Андрей, выключая связь.
В дурацких семейных комедиях влюбленную парочку обязательно преследует
противный младший брат или не менее противная сестра. Андрей не был противным
младшим братом и не возражал против того, чтобы Оксана и Витя потискались на
диванчике в кинотеатре, но своими постоянными разговорами о Вите сестра его порой
раздражала. Смотрит на этого Витю, как ацтек на Вицли-Пуцли. И говорит все время его
словами, словно своего ума нет — а ведь не тупая же. А Витя — фриковатый слегка, сам
льет солдатиков и играет ими в войнушки, с какой-то сложной системой подсчета очков…
И вся компания у него такая же — кухонные Наполеоны. Андрей один раз просил
принять в игру — не взяли, жлобы.
Так. «Изменение геополитической ситуации в первый период Полуночи и его
последствия». Пошли сначала. «Полночь» — условное название периода между
началом Третьей мировой (2011) и ратификацией Соединенными Штатами договора о
17 of 250 22/07/2019 07:15

2022) бедствий… Эпидемия орора,[8] начиная с 2018-го цепочка очагов

распространяется от Индокитая до Лондона, за два года охватывает Африку и
Латинскую Америку, Штаты вводят карантин и еще на полгода отдаляют неизбежное… В
общей сложности пандемия длится шестнадцать лет (до 2044)… Сравнение с Великой
чумой четырнадцатого столетия, социальные последствия, психологические
последствия, кратко — и не забыть сказать, что сам ход эпидемии диктовался тем, что
происходило параллельно: падение старых государственных режимов, обвал экономики,
анархия… Это мы запросто, это мы все помним и по нужным полочкам разложим.
Главное — не вчитываться, не вникать в то, что сам пишешь. Отец переводил «Поэму
милосердия» с хинди на русский. Долго переводил, года два. Когда он начал, Андрею
было восемь, ему работу не показывали, говорили — рано. Он, конечно, почти сразу
залез и прочел.
Это движение век
медленнее земли,
осыпается воздух, иссякает свет,
продолжается там, где все сроки прошли,
нет отсчета, тени, песка, воды нет…
Какие-то куски он потом даже цитировать мог, те, где ничего не происходило. Но ему
долго еще снились кошмары: спекшаяся от пешаварского солнца земля, палатки,
шевелящиеся по ночам рвы и человек, посреди всего этого сочиняющий стихи для
геккона. Человека он никогда не видел. Его никто не видел — это теперь по спискам, по
биографиям разбираются, кто бы это мог быть, — последняя запись за неделю до
уничтожения лагеря сделана, может, он вообще выжил… а Кобыл нас подводной лодкой
пугает.
Математика — ох, еще одна морока. И кандзи. Вообще-то Андрей любил японский
язык, и… отец ведь его знает, а как быть хуже отца? Но, по сугубому мнению Андрея,
японцам стоило бы ограничиться каной.[9]
Слова он осваивал хорошо, с произношением было хуже, а вот с запоминанием
кандзи совсем плохо: последняя контрольная на шестьдесят три балла, позор ведь. И на
завтра не отложишь: японский в четверг, а на кандзи нужно не меньше двух дней.
Снова зажужжал зуммер. В этот раз звонили ему.
— Слушай, Витер, — на экранчике появился Сам, — я попал. Я на четыре часа не
успеваю никак. Уроки, матива. Батя сказал — никуда не пойду, пока не сделаю.
Андрей испытал небольшое облегчение: он тоже не успевал на футбольное поле к
четырем.
— Ну, ты пацанам кликни, что мы протормозим немножко, — сказал он. — Давай ты
Веталю и Пухе, а я — Малому и Валерке.
Они еще минут пять решали организационные вопросы — «перекликивали»
друзьям, уточняя, кто в какое время будет, «скликивались» опять, утрясали время с
родителями, — но в конце концов договорились, что встретятся в пять.
Андрей решил заданные квадратные уравнения, написал на листах бумаги нужные
кандзи и развесил их по стенкам комнаты. Теперь, все время мозоля глаза, они будут
запоминаться лучше.
Школа стояла в зеленой зоне, строительство там было ограниченно, а потому
стадион и бассейн к ней было не приклеить никак. Кончилось тем, что несколько школ
района скооперировались, нажали на мэрию и добились, чтобы им отдали территорию
бывшего цементного завода. Спорткомплекс вышел хороший, а самым лучшим в нем
было то, что от дома до него — четверть часа пешего хода.
18 of 250 22/07/2019 07:15

— Ужин в восемь, — сказала мама. — Обещай появиться до темноты.

Он не боялся темноты — ему же нет восемнадцати, а шпаны в их краях сроду не
водилось, но если родителям так спокойнее…
— Обязательно, ма. Пока! — Последнее слово он говорил уже почти на бегу,
открывая дверь.
Пятнадцать минут хода — это восемь минут бега. Заодно и мышцы разогреются.
Андрей вдыхал осеннюю прохладу, и ему хотелось петь от радости. С северо-востока
задул крепкий ветерок — но мальчика защищали теплый свитер, ветровка и движение.
На стадионе кучковалось человек двадцать детей и взрослых, была даже одна
девчоночья компания. Большое зеленое поле по желанию превращалось в два
маленьких — или шесть площадок, на которых можно было постучать в одни ворота, как
и собирались Андрей с друзьями.
Он положил мяч на траву перед пустыми воротами, выпрямился и огляделся в
поисках товарищей.
Раздался свист — Андрей обернулся и увидел Сама, быстро идущего со стороны
метро к воротам стадиона. Он махнул другу рукой и поднял вверх мяч — мол, с собой, не
нужно брать у смотрителя. Сам кивнул в ответ, подошел к ограде и, опершись на нее
руками, перемахнул.
— Привет. — От других ворот, чуть запыхавшись, прибежал Веталь, разминавшийся,
видимо, со случайной командой. — Чего делать будем?
— Пока так разомнемся, — сказал Сам, подходя и расстегивая рюкзак, чтобы
достать снарягу, — а потом криворожских вызовем.
Андрей любил футбол. Старый футбол, соккер. Новый — обе лиги, — как и регби,
он мог смотреть по Сети и смотрел, и следил за чемпионатами, и даже мог обсуждать, но
вот играть — только в старый, в английский.
Сначала шли вяло, и Сам, назначивший себя тренером, покрикивал, потом слегка
разогрелись, потом пришел опоздавший Пуха и пришлось разогревать его, а потом
Веталь провел угловой — и настало то, за что Андрей любил футбол. Когда чувствуешь
ребят, угадываешь движения и за мгновение до удара уже знаешь — есть.
Вот тут можно было уже позвать ребят из Криворожского района, и они позвали.
Попросили девчонок перейти на соседнее поле. Кинули монетку, решая, кому достанутся
восточные ворота — солнце садилось, и косые лучи били в глаза голкиперу восточных
ворот. Выпало «кварталу», команде Андрея. Веталь встал на ворота, морщась от света,
надел перчатки, натянул бейсболку на лоб до самых глаз.
Сам положил мяч на отметку, обе команды выстроились по своим сторонам —
кроме вратарей. Договорились играть до пяти очков. Сам свистнул — игра пошла.
Ни на что Андрей особенно не рассчитывал — они все были на пару лет младше
«соседей». Вообще-то именно поэтому «квартал» с ними и играл. Сам раз пять уже
рассказывал отцовскую байку про силача, который таскал теленка и со временем смог
поднять быка.
А Андрей в ходе игр с криворожскими открыл для себя важность такой вещи, как
тактика. Два года назад он думал, что все эти схемы, которые рисуют тренеры в
фильмах о футболе, — ерунда. Какие там стрелочки-кружочки: отбирай у противника
мяч, веди к его воротам и бей! Но со временем Андрей понял, что, используя эту
нехитрую схему, криворожские забивают «малькам» меньше, чем могли бы. Как только
их игрок завладевал мячом, все остальные увядали, каждый стремился поставить себе
гол в личный зачет и мало кто играл в пас — разве что «мальки» угрожали отобрать мяч.
Андрей из постоянно сменяющейся стайки пацанов «с квартала» выбрал четверых,
19 of 250 22/07/2019 07:15


криворожским. Не выигрывали — но и не отпускали противника «сухим».
Вот и сейчас: один гол они пропустили на чистой разнице в силе — Веталя просто
внесло в ворота, не удержал, второй, что скрывать, зевнули от общего расстройства по
поводу первого, но потом Пуха очнулся, и свели они распасовку на троих, славную такую
распасовочку — лег мяч в угол как родной, вратарь криворожских и охнуть не успел.
И тут Андрея зажгло. Черт, надо же когда-то их высадить! Когда-то это все равно
ведь случится, так почему не сегодня? И в этом настроении он заколотил еще один —
совершенно случайно прилетевший в ноги, почти с середины поля, с первым
намерением просто выпнуть его из намечающейся свалки, на вдохновении: а почему
нет? Врезал изо всей силы, по навесной — и «криворожский» кипер опять прощелкал
клювом, потому что не ждал ничего из этакой-то дали.
И — сейчас, пока не опомнились!
— Блок, — выдохнул он оказавшемуся рядом Малому, — делаем блок и мяч на
Сама.
И Сам, единственный в команде, кто мог по росту и весу составить конкуренцию
противнику, оттер плечом защитника — и аккуратно задвинул мяч в левый нижний угол
ворот.
«Ведем! — радостно прокричал себе Андрей. — Эй, мы ведем!»
Вести у них, правда, получилось недолго, озверевшие криворожцы просто смели их
с поля. Три — три.
На поле стремительно темнело и холодало: солнце ушло за деревья парка. Скоро
играть станет трудно, не видно будет мяча. А самое главное — Андрей превратится в
нарушителя своего слова.
И Сам дышит тяжело. Не футбольное все-таки сложение, борцовское. Не хватает
его на долгую беготню. Андрей отошел к рюкзаку, лежащему на скамейке, чтобы
посмотреть на часы. Без пятнадцати семь. Ч-черт! Если он уйдет сейчас, ребята
проиграют.
— Слышь, малой, — к нему тихо подошел капитан (это определилось как-то само
собой, в ходе игры) криворожских, — нам уходить пора. Давай согласимся, что ничья.
Мы сегодня не в форме, так и быть, сделаем вам подарок.
— Спасибо, — улыбнулся Андрей, давя досаду. Еще бы полчаса — я бы показал
тебе и «малого», и «подарок». — А то мне тоже домой надо.
Он сделал ребятам знак рукой: закругляемся. Собравшись в кучку на середине поля,
противники пожали друг другу руки. Капитан-соперник стиснул ладонь Андрея очень
больно — и не смог скрыть удивления, натолкнувшись на сильный отпор: не зря Витер
гонял эспандер.
— Мы бы… их… сделали, — сказал, отдуваясь, Сам, когда спины криворожских
слились в неразличимую за сумерками массу.
— Сегодня — нет, — сказал Андрей. — В другой раз обязательно. Малый, приведи
Boxy.
— Ага, — пискнул Малый.
Воха был его брат, пятнадцатилетний богатырь. Усилив команду еще одним
представительным бойцом, Андрей мог рассчитывать уже и на победу.
— Пошли до хаты, — тронул его за плечо Сам.
— Поужинаешь у нас? Мама обещала в восемь.
— Не. Я бате сказал, что вернусь — уроки доделаю. Если вернусь поздно, батя мне
вставит. Он такой.
20 of 250 22/07/2019 07:15


был еще и капитаном милиции и порой останавливался возле школы на красивой
патрульной машине.
Они дошли до метро, стукнулись кулаками, и Андрей свернул направо. Он успевал.
Даже если идти неспешным шагом, он будет дома и до восьми, и до темноты.
Настроение было — хоть танцуй, но вот как раз этого-то Андрей и не умел. Вместо
этого он начал насвистывать «Farewell ye dungeons dark and strong».[10] Мир был
прекрасен. Небо еще золотилось и алело на закате — а значит, слова он не нарушил;
матч с криворожскими они свели вничью, а это после года поражений, считай, победа;
скоро приедет дядя Миша и научит, что надо делать, если тебя втягивают в подлую игру.
Может быть, даже сегодня. Он шел и свистел — и думал только о хорошем.
О том, что игра закончилась как надо.
Иллюстрация
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ДОГОВОРА САНТАНЫ[11]
<…>
11. Лица с измененной физиологией не могут быть гражданами национальных или
супранациональных государств.
Лица с измененной физиологией не могут избираться или быть избранными.
Лица с измененной физиологией являются служащими аппарата ССН[12] или
составляют кадровый резерв этого аппарата…
<…>
31. Лица с измененной физиологией, находящиеся в распоряжении ССН, впредь до
разработки заменителей имеют право поддерживать свою жизнедеятельность за счет
граждан ССН не более восьми раз за календарный год, что обеспечивается личным
предуведомлением соответствующего отдела регионального представительства Совета
ССН о необходимости потребления и получением персонального разрешения на каждый
акт потребления. Разрешение представляет собой лицензию единой для всей
территории ССН формы, установленной Советом ССН.
Любое лицо с измененной физиологией имеет право поддержать свою
жизнедеятельность за счет любого гражданина ССН, кроме случаев, оговоренных
параграфом 85 (об иммунитете). Предпочтение при этом должно отдаваться гражданам
категорий М и Ф (осужденные преступники, активно асоциальный элемент). Порядок
внесения в категории М и Ф определяется в соответствии с местным законодательством.
<…>
36. а) Любой гражданин Союза и составляющих его национальных и
супранациональных государств, а также любое лицо, пребывающее на территории
Союза на законных основаниях, имеет право защищать себя или другое лицо при
помощи конвенционного оружия от любого лица с измененной физиологией.
б) Применение при обороне серебра, а также его соединений лицами, не
уполномоченными ими распоряжаться, является нарушением Договора и карается
согласно параграфу 209-D Международного криминального кодекса.
<…>
44. Любой гражданин Союза и составляющих его национальных и
супранациональных государств, а также любое лицо, пребывающее на территории
Союза на законных основаниях, имеет право заключать с персоналом ССН частные
соглашения о поддержке жизнедеятельности. (Характер соглашений описывается
21 of 250 22/07/2019 07:15

51. Лица с измененной физиологией, отказавшиеся выполнить прямое

распоряжение полномочных представителей ССН, подлежат отчислению и
рекомендуются к пресечению жизнедеятельности. Лица с измененной физиологией,
превысившие годовую квоту, подлежат отчислению и лишаются права на дальнейшее
поддержание жизнедеятельности (за исключением случаев, рассматриваемых в
параграфах 81–83). Лица с измененной физиологией, по собственной инициативе
сознательно перестроившие организм гражданина Союза или другого лица, подлежат
отчислению и рекомендуются к пресечению жизнедеятельности.
<…>
Граждане Союза и другие лица, чей метаболизм был перестроен незаконно,
поступают в распоряжение структурных подразделений аппарата ССН на общих
основаниях (при условии, что соблюден параграф 84).
<…>
84. Граждане Союза и составляющих его национальных и супранациональных
государств, а также другие лица обязаны при первой возможности сообщать: а) о
нелицензированных попытках психотропного воздействия по отношению к гражданам
Союза и составляющих его национальных и супранациональных государств, а также
другим лицам; б) нелицензированных попытках поддержания жизнедеятельности за счет
граждан Союза и составляющих его национальных и супранациональных государств, а
также других лиц; в) нелицензированных попытках перестроения организма граждан
Союза и составляющих его национальных и супранациональных государств, а также
других лиц, буде им станет известно о таковых.
Нарушение этого пункта гражданином национального или супранационального
государства — члена Союза преследуется по законам соответствующего государства.
Нарушение этого пункта иным лицом преследуется по законам того государства — члена
Союза, в чьей юрисдикции произошло нарушение. Нарушение этого пункта персоналом
ССН, а также иными лицами с измененной физиологией преследуется согласно
внутренним инструкциям и иным нормам, принятым для лиц с измененной физиологией
в пределах юрисдикции ССН.
85. Граждане Союза и составляющих его национальных и супранациональных
государств, обладающие иммунитетом, не могут привлекаться для поддержки
жизнедеятельности.
Иммунитетом обладают: а) все дети до достижения возраста совершеннолетия;
б) родители, воспитывающие детей, — с момента зачатия первого ребенка и до
достижения младшим ребенком 13 лет; в) приемные родители — с момента
усыновления или удочерения и до достижения младшим ребенком 13 лет;
г) родительницы, отдавшие новорожденного в распоряжение государства, — в течение
полутора лет; д) лица, родившие и/или воспитавшие четверых и более детей;
е) граждане Союза и составляющих его национальных и супранациональных государств,
необходимые для эффективной работы соответствующих отраслей (по решению
региональных властей или представлению ССН); ж) граждане Союза и составляющих
его национальных и супранациональных государств, вносящие существенный вклад в
науку и культуру (по решению региональных властей или представлению ССН);
з) граждане Союза и составляющих его национальных и супранациональных государств,
пострадавшие от противозаконных действий со стороны персонала ССН или лиц,
действовавших по указанию персонала ССН; и) кандидаты на перестроение организма
по методу Сантаны.
86. Доказанные в суде преступления, подпадающие под определение параграфов
14, 19-С, 114-А и 114-С, 209 Международного криминального кодекса, при отказе в
22 of 250 22/07/2019 07:15

Интермедия
ПОЧТИ КАК ЛЮДИ
Москва, три года спустя.

Дверь — деревянная, крытая черным лаком, с медной — или травленной под медь
— оковкой была открыта, как и принято по нынешним безопасным временам. Домофон,
тоже старинный, не работал. Их предупредили, что звонить не нужно. Толя с Аней
прошли внутрь, остановились. Пользоваться лифтом не хотелось, но подниматься
пешком на восьмой этаж с этим рюкзаком, с этаким пузом… они будут заметны как
горнолыжник на пляже. Толя улыбнулся жене и нажал кнопку. Лифт стоял на первом.
Двери квартир на восьмом тоже были деревянными, только обрабатывали их
воском. Квартира 87. Направо. Три звонка. Длинный-короткий-короткий. Потом еще один
длинный. Говорят, раньше, когда людям приходилось делить жилье, у каждой семьи был
свой набор звонков — чтобы сразу знать, к кому гости. Толя всегда хорошо запоминал
такие забавные бесполезные подробности. А теперь эту систему использовали для
другого. Они нервничали оба. До того люди из «подземки»[13] передавали их с рук на
руки, но что-то случилось, и от Владимира до Москвы им пришлось добираться одним.
Их пристегнули к какой-то туристской компании — и они спокойно доехали. Аня когда-то
занималась скалолазанием. Адрес перевалочной квартиры догнал их уже в дороге.
Дверь открылась. Без щелчка, без шагов и шуршания. На пороге стоял совершенно
обыкновенный, может на пару лет моложе Толи, парень в белой рубашке (он в ней
спал?), брюках, мягких тапочках (вот почему шагов не слышно) и очках (как здорово, что
в очках, — всем, кто работает на них, корректируют зрение, им всем корректируют
зрение, кто же станет терпеть такой явный, такой зримый признак человеческого
несовершенства?).
— Сергей, Галя! — улыбнулся хозяин квартиры. — Так вы с Курского,
пятичасовым? — Отзыв правильный. — А я как раз на Киевский собирался, встречать.
Что ж вы не позвонили? Да заходите, путешественники, конспираторы…
В следующие полторы минуты их завели в квартиру, освободили от рюкзака, курток
и ботинок, вместили в две пары явно новых домашних тапочек и провели на
сверкающую хирургическим блеском кухню, где жужжала, докладывая о готовности,
кофеварка и невыносимо совершенно пахло кофе и свежим хлебом.
— Ванная справа. Гостевое полотенце — синее. Яичницу по-бирмингемски вы
едите? Ее все едят. Вам чаю? Кофе? С сахаром, с молоком?
— Мне чаю, черного, без сахара. А Толе — молока и две ложки. Я…
— Вы Галя. Он Сергей. Я — Саша.
Толя почувствовал, как напряглась за его спиной Аня.
— Нам, — вступил он, — описывали Сашу иначе.
Им его вовсе не описывали, но…
Хозяин квартиры улыбнулся и кивнул.
— Он попал в аварию три дня назад, светофор сломался, на дороге получилась
«елочка». Теперь лежит в реанимации. Я подбираю его связи.
— Ох, — выдохнула Аня, — а он…
— Очень сильно побился, но, кажется, будет жить. Мы с ним как бы университетские
приятели. Плохая конспирация, но в случае чего мое присутствие здесь можно хоть как-
то объяснить. Да, там в ванной регулятор сенсорный. Ориентируется сам по
23 of 250 22/07/2019 07:15

были деталями на конвейере. Провести положенные манипуляции и отправить дальше.

Им уже дважды попадались такие люди — с ними было надежнее всего. Хотя их самих
было очень жалко. А еще он был на кого-то похож… Или нет.
В ванной они не разговаривали.
Когда вернулись, на столе уже стояли две кружки с чаем, кружка с кофе и тарелки.
Яичница по-бирмингемски оказалась проста в изготовлении — вырезать сердцевину из
ломтика хлеба, обжарить получившуюся раму на горячей сковородке, залить в «окошко»
яйцо, подождать, пару раз приподнять, чтобы не пристало, посыпать сверху тертым
сыром и мелко рубленным зеленым луком, повторить четыре раза. Наблюдать за
«Сашей» было удовольствием. А яичница оказалась очень вкусной. Или они просто
были голодные. И уставшие. И перепуганные до такой степени, что страх уже не
ощущался сам по себе. Было просто холодно.
«Саша» вымыл руки, вытер их кухонной салфеткой, выбросил салфетку в мусорное
ведро, сел, взял кружку.
— Я уже завтракал. А вы, Галя, чувствуете неправду? Вам от нее физически
неуютно?
Пузо брыкнулось. Они уже четыре месяца знали, что это мальчик, но почему-то так и
не выбрали имя. Привыкли, наверное, — Пузо и Пузо.
— Да, — ясно сказала Аня, положив на Пузо руку, чтобы успокоить. — Я и муж. А
это…
— Это замечательно.
— Мы не знаем… — твердо начал Толя и умолк. Они были очень многим обязаны
этим людям. Кажется, своими жизнями — а теперь еще и жизнью будущего ребенка. И
подполье делало много нужного и хорошего. В конце концов, они сами хотели что-то
предпринять, сами вызвались помогать «подземке», с этого все и началось. Но быть
«детектором лжи», но посылать людей на смерть… Они не знали, смогут ли. Они
говорили об этом между собой.
— Вас никто не будет заставлять. Вас бессмысленно заставлять. Так. Давайте-ка
действительно в душ, и спать. Только найдите мне сначала ваши документы. Попробую
сделать из вас москвичей.
— Вы «часовщик»? — Кажется, так в подполье называют мастера по документам.
Толя не очень хорошо понимал в правилах конспирации, но чтобы мастер по документам
был хозяином явки?
— А у нас обычно говорят «кузнец», — «Саша» улыбнулся. — Нет, я так…
Подмастерье.
Аня, вставшая было за документами, снова села, накрыла ладонью кружку.
— У вас беда. — Это был не вопрос. И этого, кажется, не нужно было говорить,
потому что «Саша» снова улыбнулся.
— Нет. Да. У нас как всегда. Служба безопасности, высокие господа,[14] поломанные
светофоры. Прорехи, помехи… — И это тоже нельзя было подделать, то, как он сказал
«высокие господа». Без почтения, без ненависти, без страха.
Толя прошел мимо Ани, слегка тронув ее за плечо, — не продолжай. Вынул из
клапана рюкзака документы, которые им откорректировали в Туле. Топорно
откорректировали: проверку на автомате выдержит, проверку человеком — а уж тем
более старшим…
— Я программист, — сказал он. — Я могу помочь, если вы скажете мне, что
делать…
24 of 250 22/07/2019 07:15

Спальня оказалась просторной, светлой, очень чистой. Без этого затхлого нежилого
запаха — но и без всяких следов пребывания в ней человека. Как гостиничный номер
перед приходом новых постояльцев. Дверь напротив была открыта, и в зеркальном
платяном шкафу отражался угол верстака, на котором лежала одинокая контактная
перчатка. Наверное, теплая — узкий, разделенный планками жалюзи солнечный луч
падал прямо на нее. Уже в душе, под шум воды, Толя сказал Ане:
— У него кто-то погиб совсем недавно. Ты что, не видишь?
Толя проснулся от взгляда.
— Добрый день, — тихо сказал «Саша». — Сейчас три. Я закончил. Я сварил вам
кофе. Вы встаньте, умойтесь, посмотрите, я вам там инструкцию к тестовику выложил, а
я пойду позвоню.
— Не отсюда?
— На всякий случай. Я постучу — вот так, как вы звонили.
На сверкающем кухонном столе стояли очередная кружка с кофе, тарелка с
бутербродами, ридер и планшетка с уже открытым файлом. А окно кухни выходило в
парк — утром он этого не заметил, или занавески были задернуты.
Работа была не просто хороша. Если бы он не знал, как выглядели данные раньше,
никогда бы не обнаружил подделки. Он ее и не обнаружил. У них были новые
биографии, новые адреса, слегка сдвинулся психопрофиль, изменились — чуть-чуть, в
пределах допустимой ошибки — их генкарты и генкарта будущего ребенка, индекс А
упал до восьмидесяти четырех — все еще опасно, но зато не очень расходится с тем,
что почувствует при их виде любой варк. И хвосты, хвосты — обломки старых файлов,
логи изменений, отчеты об автопроверках с директориями и списками. Сходится,
сходится, сходится. Молекулярная структура чипа изменений не показывает. За шесть с
половиной часов. Стиральную машину этот пижон наладить не может…
Условный стук он прозевал, как открывается дверь — не услышал, оторвали его от
экрана только шаги в коридоре.
«Саша» сказал:
— Будите Галю. Только тихо. Надевайте то, что в шкафу. Там есть женские джинсы
— кажется, на размер больше, не страшно.
— Что случилось?
— Не знаю. Может быть, ничего. Но у меня не отозвались два номера. А еще один
отозвался. А не должен был. Может быть, мы и не горим. Я проверять не хочу.
Джинсы действительно оказались на размер больше, и это как раз было очень
хорошо. Толя подумал: если они согласятся, будет ли он года через два-три таким, как
«Саша»?
— Нет, — ответил «Саша» громко и весело. — Если вы потянете, вы будете лучше.
Они ссыпались по лестнице, с шумом и смехом. «Саша» рассказывал, как у них на
факультете год назад администрация начала бороться с матом и вывесила объявление:
«До сведения деканата дошло, что преподаватели и лаборанты используют
ненормативную лексику не для выражения подобающих сильных чувств, а для связи
слов в предложениях. Каковую практику администрация требует немедленно прекратить
как крайне деморализующую…»
В парадной он остановился и вытащил из карманов своей безразмерной и явно
бездонной куртки два больших зеленых яблока и два плотных пакета.
— Салфетки. С детоксикантом. Если газ — вскрыть, прижать ко рту, носу и глазам.
Помогает секунд тридцать.
25 of 250 22/07/2019 07:15

«Саша» ни дня не отучился в том институте связи, о котором так увлекательно

рассказывал. Дальше разговор перешел на животных, и их спутник принялся воспевать
знакомого кота — огромного, роскошного, полусибирского-полукамышового, охотника,
добытчика, грозу окрестных собак, проживающего в квартире 48, Климашкина, дом 7,
несколько кварталов от зоопарка; хозяева — люди совершенно не от мира сего, но
очень, очень хорошие, и у них все время кто-то ночует… А потом они подошли к
огромной, имперской еще постройки, арке, выводившей на набережную, и Толе что-то
почудилось, и Аня крикнула «Глаза!» — и пакет открылся удивительно легко; их рвануло
куда-то влево, они бежали, но впереди, как в дурном сне, тоже оказался кто-то, а воздух
становился все тверже, и «Саша» втолкнул их в парадную — «второй этаж, налево по
коридору, лестница, выход справа» — и захлопнул за ними дверь, и они вдвоем нашли
этот выход, бросив по дороге салфетки, вылетели на свет, пробежали еще квартал,
скинули куртки в другой подворотне, просквозили на параллельную улицу, через сквер,
за угол, по переходу, опять к реке, перешли на шаг.
Толю слегка трясло. Убегая, он какое-то мгновение слышал отзвуки чужой боли —
тупую пульсацию под ребрами, в губах, в ноге… У него была Аня, у нее был Пузо, они
ничем, ничем не могли помочь тому, кто остался драться с преследователями, кто купил
им немного времени, — но Толя все равно отчего-то чувствовал себя предателем. Он
взял Аню за руку, она слегка пожала ему пальцы, не глядя в лицо.
…Даже без курток было тепло — гранитная набережная возвращала накопленное
за день. По чешуйчатой воде плавали деловитые утки.
У них ведь с самого утра было дурное предчувствие. А у «Саши» не было
предчувствий — только два неоткликнувшихся контактера. А теперь от него остался
только адрес очень хороших людей, владельцев огромного кота.
Они прошли еще полквартала, и тут темнота догнала их.
Человек, назвавшийся Сашей, сидел в кресле прямо, не касаясь лопатками спинки.
Руки, сцепленные в замок, лежали на коленях. На скуле красовался огромный,
обещающий стать отрадой спектролога синяк. Левый глаз заплывал. Это, кажется,
«Сашу» не очень беспокоило. Во всяком случае, никак не сказывалось на позе.
Курсант Московского училища Службы безопасности ЕРФ[15] Вадим Габриэлян,
третий курс, мог очень долго сидеть так. Куратор проверял.
— В общем и целом неплохо, курсант, — сказал куратор. — А чип — так просто
отличная работа.
Чип был и вправду загляденье. Он выдержал бы практически любую проверку. С
ним можно было, если что, даже легализоваться.
— Спасибо, господин куратор. Жаль, что он не пригодится.
Да. Следовало ожидать этой реплики. Или чего-то в том же духе.
— Да откуда тебе знать-то, пригодится или нет? — со вздохом спросил куратор.
Человек, называвшийся Сашей, не двигался, это, кажется, воздух сам собой
сместился так, как будто в нем только что совершенно неуставным образом пожали
плечами.
— Первое. Существует отличная от нуля вероятность, что эти двое были коллегами
или наемным персоналом, а сама операция носила характер учебной. В этом случае чип
понадобится, но не им, а вам, для отчета. Второе. Вероятность, что «Сергей» и «Галя»
действительно беглецы, но не обладают способностями, заявленными во вводной, а
просто имитировали и сами способности, и характерную моторику, придется отмести. По
целому ряду причин. В частности, потому что засаду они засекли раньше меня, но
существенно позже меня осознали, что это именно засада. Имитации такого рода
26 of 250 22/07/2019 07:15

Теперь он привык.
— И есть третий вариант. «Сергей» и «Галя» — то, чем их называли. И я не
представляю себе ситуации, в которой третьекурсника допустили бы к самостоятельной
работе с двумя настоящими эмпатами, которые к тому же вынашивают третьего.
Вообще, если бы целью операции был захват или контроль, этим занимались бы не мы,
а Департамент здравоохранения. Все биологические отклонения — зона их юрисдикции,
а они относятся к ней крайне ревниво.
Ревниво? Это еще мягко сказано. И в любом таком конфликте Аахен[16] поддержит
здравохрану, а не местное руководство. Ибо не положено Службе безопасности иметь
собственный исследовательский центр. Знай, сверчок, свой шесток. А уж если СБ, имея
собственный исследовательский центр, не может предотвратить побег оттуда-то какая
это, к черту, служба безопасности? Гнать эту службу безопасности поганой метлой.
— Это все? — спросил куратор, скрестив руки на груди и положив ногу на ногу. Если
курсант у нас такой специалист по характерной моторике, он должен понять, не может не
понять, что его не желают слушать.
— Спасибо, господин куратор, не совсем. — Курсант Габриэлян ничего понимать не
хочет. — Я также не мог не обратить внимания на исключительное внешнее сходство
одного из объектов с рядом моих семейных фотографий. Хотя генкарта никаких
совпадений не дала. Видимо, просто случайность. И раз этих людей использовали для
того, чтобы посмотреть, перешагну ли я психологический барьер, значит, они были
назначены в расход. С самого начала. В противном случае мой возможный срыв погубил
бы операцию. А я не думаю, что в управлении допускают такие ошибки планирования.
Соответственно, мертвецам чип не пригодится.
Чип не пригодится, это правда.
— Случайность. Бывает. Эта женщина тебе действительно не родственница. Просто
кто-то тоже заметил, на кого она похожа, и посоветовал вывести ее на тебя.
— Если позволите, очень топорная работа, господин куратор. Фактически ситуацию
сделали излишне прозрачной. Если бы не сходство, я бы не смог прийти к столь
однозначным выводам. Полагаю, их сделал не я один.
Не ты один… ну так что ж ты это все на запись по слогам проговариваешь? Не
понимаешь, что твой чертов анализ вреден всем, потому что называет все своими
именами? Конечно, начальство, которое не хочет получить по роже поганой метлой за
игры с эмпатами, тоже эти выводы сделало. Ну неужели неясно, что по итогам этих
выводов следующим кандидатом на тот свет окажешься ты?
— Ты их зачем в подворотню поволок?
— Хотел прояснить ситуацию, — извиняющимся тоном сказал курсант. — Я
надеялся, что ошибаюсь, и руководство вовсе не собирается пустить в расход столь
многообещающий материал. Да и оправдать убийство при попытке к бегству в пределах
квартиры несколько сложнее, чем на открытом пространстве.
И глаза честные-честные, спокойные, как у деревенского кота только что из амбара.
Оправдать попытку к бегству хотел? Или давал им шанс?
Хотя какие там шансы, прекрасно он понимал, что там за шансы…
Самое противное, что курсант все выстроил точно. Полных данных по делу нет и у
самого куратора, но восстанавливается все и вправду на ять. По обломкам информации
и приказам. Оба объекта агнцы, оба эмпаты, помогали «подземке», попали в поле
зрения — и просто исчезли с карты. Видимо, вместо того чтобы пугнуть или сдать
здравохране, их засунули в какой-то ящик для опытов. А они сбежали. Леший знает, что
там за порядки в этом ящике, если от них такой травоядный контингент пешком бегает…
27 of 250 22/07/2019 07:15


случае официального ареста эмпаты уходят в другую юрисдикцию. В случае грязного
убийства здравохрана начинает копать — и, не приведи аллах, докопается… А живыми
их отдавать уже было никак нельзя. Потому что если живыми — здравохрана много
лишнего узнает. Даже если не отдавать, узнает. Сообразят, что от них что-то прячут, тоже
не дети. А у здравохраны с Рождественским и без того отношения не лучшие. Такие,
прямо скажем, отношения, что в любой момент ждем — полетят ли клочки по
закоулочкам, и если полетят, то чьи.
А так все очень лихо выходило. Случайность, совпадение, у дежурного курсанта,
внезапно обнаружившего, что объект как две капли воды похож на покойную мать, слегка
сдали нервы, он задергался… тут ведь даже и срыва не нужно, чтобы объекты что-то
почувствовали, и вместо операции получилась каша. И никто не виноват. Группа захвата
действовала по инструкции, а с третьекурсника какой спрос — все люди…
Только, конечно, ни один человек, посмотревший эту запись, не поверит, что у
третьекурсника Габриэляна есть нервы. Хотя по существу курсант прав, бездарная
история.
— Ну а драться-то зачем было?
— Опять-таки хотел прояснить обстановку. И мотивировать свое отсутствие в
момент захвата или убийства. — Подумал и добавил: — И для драматического эффекта.
— Значит, так, Станиславский, — вздохнул куратор, — если тебе драмы не хватает,
пойдешь к Васильеву, поработаешь у него «бревном» на вечерних классах. Сегодня и
завтра. Скажешь, я послал.
— Слушаюсь, господин куратор, — кивнул Габриэлян, повернулся и на выходе
подумал, что лично он сделал бы работу «бревном» не наказанием, а частью
стандартной программы. Потому что приемы осваиваются прекрасно. И многое другое
тоже.
И вообще удачно вышло, завтра о проверке и «разборе полетов» будет знать все
училище, а разговоров хватит на месяц — и замолчать эту историю никак не удастся, а
значит, и до нужных ушей она своим ходом дойдет. И может быть, других курсантов не
рискнут использовать таким вот манером… Хотя бы. А еще у всех в очередной раз
отпечатается на сетчатке «Он такой, этот Габриэлян». С удивлением и без зависти —
потому что кто из них согласен платить столько же?
А куратор вспомнил, что последний раз Габриэлян загремел в трензал ровно два
месяца назад — это у него циклическое, что ли? И ведь не помогает. Куратор
ухмыльнулся, представив лицо начальника училища, к которому обращаются с просьбой
разрешить ввести в училище СБ телесные наказания. Персонально для одного слишком
умного третьекурсника.
Впрочем, все равно не поможет.
…А те двое еще были, а вот к часу ночи, когда Габриэлян толком оклемался и
решил, что домой он не пойдет, а переночует в общежитии, их уже не было. Нигде в этом
мире.
…В одном куратор и Габриэлян все-таки ошиблись. Чипы пустили в ход.
Недоношенному младенцу, тревожно сопящему в боксе одной из московских больниц,
нужны были документы… (Кесарево сечение post mortem, отец и мать совершили
двойное самоубийство, какой ужас, эмпат в депрессии, отражающий на эмпата — без
помощи специалиста это просто гроб, а они сбежали из клиники, глупость такая…) Ему
ведь еще предстояло как-то расти в этом мире — без родителей, в зоне особого
внимания СБ и здравохраны и с той фамилией, которую выдумал на ходу, пока делал
чип, и потом надолго забыл курсант Московского училища Службы безопасности Вадим
28 of 250 22/07/2019 07:15

Глава 1
ИЩИ ВЕТРА
Еней був парубок моторний

I хлопець хоч куди козак.
Удавсь на всее зле проворний,
Завзятiший од вcix бурлак.
Та греки, як, спаливши Трою,
Зробили з неi скирту гною,
Вiн, взявши торбу, тягу дав,
Забравши деяких троянцiв,
Ошмалених, як гиря, ланцiв,
П'ятами з Tpoi накивав.
Эней был парубок бедовый
И хлопец хоть куда казак,
На шашни прыткий, непутевый,
Затмил он записных гуляк.
Когда же Трою в битве грозной
Сровняли с кучею навозной,
Котомку сгреб и тягу дал;
С собою прихватил троянцев,
Бритоголовых голодранцев,
И грекам пятки показал.
29 of 250 22/07/2019 07:15

Несмотря на конец апреля, дул холодный ветер, поэтому на открытой веранде

ресторанчика народу не было. Только за угловым столиком сидел мужчина самого
богемного вида — длинные седеющие волосы стянуты на затылке в пучок, усы
совершенно гусарского фасона слегка подкручены кверху, замшевый черный пиджак
дополнен шелковым платком винного цвета. На остром носу — очки с овальными
стеклышками в тонкой оправе. Пижон неторопливо ел ростбиф, попивал вино и, слегка
щурясь на солнце, разглядывал реку, набережную и отделенных от него стеклянной
30 of 250 22/07/2019 07:15

«Милена Гонтар — дата казни переносится на 29 апреля!

Высокая госпожа Милена Гонтар, приговоренная судом Цитадели[17] к отчислению и
прекращению жизнедеятельности, будет казнена 29 апреля. Перенос даты казни связан
с резким ухудшением погоды в регионе. Согласно данным Гидрометцентра, 29 апреля
будет последним солнечным днем на три недели вперед. Прокурор области, главный
советник юстиции Владимир Газда сообщил сегодня, что переносить казнь на три
недели он не видит необходимости.
Напомним вкратце о том, как развивались события. Тридцатого марта жительница
Екатеринослава Мария Шелест во время вечернего сеанса в мобизале „Караван“ вышла
посетить дамскую комнату. При выходе она была атакована ЛИФ-нелегалкой. Место
атаки явно выбиралось заранее — оно находится в „мертвой зоне“, которую не
перекрывают камеры наблюдения.
Жизнь Марии спасли, во-первых, ее собственные решительные действия —
женщина изо всех сил оказывала сопротивление, — а во-вторых, Татьяна Баева — ЛИФ,
сотрудница Екатеринославской Цитадели, находившаяся в это время в ресторане
„Сантьяго“ этажом выше. Услышав шум, Татьяна, не теряя времени на ожидание лифта
и спуск по эскалатору, совершила рискованный прыжок на второй этаж прямо через
перила галереи и ворвалась в фойе мобизала. Почуяв опасность, нелегалка бросила
жертву и попыталась прорваться через мобизал к пожарному выходу. Боевая подготовка
Татьяны Баевой оказалась на высоте — нелегалка была схвачена на пожарной
лестнице, иммобилизована при помощи охранников „Каравана“ и дежурных
милиционеров и препровождена в тюрьму Цитадели.
При дальнейшем расследовании была установлена личность преступницы. Милена
Гонтар, некогда сотрудница исследовательского центра в Загребе, Хорватия,
инициированная одиннадцать лет назад, была объявлена в розыск за незаконную
инициацию своего любовника Игоря Искренникова, бывшего каскадера (место рождения
— Минск). Находясь на нелегальном положении, эта пара промышляла кражей
драгоценностей и предметов антиквариата. Местонахождение Искренникова так и не
было установлено, однако есть все основания предполагать, что он где-то поблизости
(соблюдайте осторожность, не ходите в одиночку после наступления темноты).
Поскольку Загребское управление СБ не претендовало на выдачу преступницы,
ограничившись передачей документов, суд над Миленой Гонтар состоялся в Цитадели
24 апреля. Предъявленные обвинения: незаконная инициация, нелицензированное
потребление граждан ССН, доказанное нападение на гражданку ССН. В течение одного
судебного заседания экстренная судебная комиссия приговорила Милену Гонтар к
отчислению и передала в руки городских властей для приведения приговора в
исполнение.
Прокурор области Владимир Газда настоял на том, чтобы казнь была публичной. Он
заявил: „Люди должны видеть своими глазами, что с угрозой нелегальных инициаций мы
боремся самым решительным образом“.
Поэтому, считает он, нет смысла заменять световую казнь инъекцией раствора
серебра или расстрелом и нет смысла откладывать ее еще на три недели из-за дождей.
Другие новости по теме:
01.04.2122 — Старшая из Хорватии задержана сотрудницей СБ при попытке
потребить без лицензии жительницу Екатеринослава.
03.04.2122 — Установлена личность ЛИФ-нелегалки, напавшей на жительницу
города.
05.04.2122 — Расследование установило: Милена Гонтар работала не в одиночку.
31 of 250 22/07/2019 07:15

Екатеринославе.
14.04.2122 — Прокурор области Владимир Газда не видит смысла ждать поимки
Искренникова. „Гонтар судят за нападение на Марию Шелест, а не за ее старые
грабежи“.
15.04.2122 — Милена Гонтар в тюрьме, напарник скрылся.
23.04.2122 — Игорь Искренников: преступник и жертва. История любви без закона.
24.04.2122 — Суд над М. Гонтар: вынесен приговор.
25.04.2122 — Искренников все еще в бегах. В полнолуние оставайтесь дома!
26.04.2122 — Последний трюк каскадера: уйдет ли Искренников?»
Дочитав до конца, посетитель закрыл планшетку и стал смотреть по сторонам,
потягивая вино.
Реку описывать нет смысла — это сделал Николай Васильевич Гоголь в
бессмертной своей повести «Страшная месть». Река действительно хороша при тихой
погоде — а сейчас ее взволнованная синева холодна даже на взгляд. Набережная,
простирающаяся от Нового моста на много километров в обе стороны, окаймленная
каштанами, липами и кленами, пустует — одинокие рыбаки, бросающие вызов волнам и
ветру, не в счет. Посетителей в ресторанчике тоже негусто — человек пять. У стойки —
парень в косухе, стриженный как мотострайдер, перед ним — высокий бокал с пивом.
Через три табуретки от него — девица в легкомысленном алом платьишке. Любитель
ростбифов еще поглазел в полутемный зал и, проигнорировав считыватель в центре
стола, положил на стол крупную купюру, прижал пепельницей. Через минуту он уже
спустился с ресторанной веранды на набережную и пошел прочь неторопливым шагом.
Как только он покинул ресторан, между мотострайдером и девицей состоялся
короткий разговор:
— Девушка пьет шерри-бренди?
— Если мужчина угощает, то девушка пьет. — Она захихикала.
— А сальсу девушка танцует?
— Как в солнечной Бразилии.
— Почем?
— По желанию заказчика.
У нее были выбеленные длинные волосы, они расчетливой завесой скрывали
половину лица. Симпатичного кукольного личика, едва тронутого косметикой. Она
вообще была похожа на куклу — алая тряпочка в обтяжку, длинные ноги, зачес набок и
наивные голубые глаза. Только голос не кукольный — невыразительный, чуть
хрипловатый. Такие девочки и должны нравиться суровым парням в косухах.
— Ну пошли. — Парень поднялся, не допив свое пиво.
Девица подхватила сумочку и легкий бежевый плащ, выскочила следом. Они сели в
машину — «фольксваген-рекс», запыленный до того, что цвет синий металлик выглядел
каким-то зеленоватым.
— А ничего тачка, — сказала девушка, убирая с лица волосы.
— Еще одна нужна, — ответил страйдер.
Знакомиться было незачем. Ее звали Гренада, его — Эней. По документам — Света
и Андрей, но кто может интересоваться настоящим именем подпольщика — кроме
Службы безопасности, конечно?
— У тебя в машине курить можно?
— Не стоит.
32 of 250 22/07/2019 07:15

— Вон туда, — показала черно-красным ноготком Гренада.

Эней кивнул — он уже сам увидел зеленый рекламный флаг с изображением трех
колес.
Хозяина «лавки» звали Балу, и «надводная» часть его бизнеса представляла собой
автозаправку, мойку и СТО.
Эней завел машину в мойку и получил ее через двадцать минут. Въезжала она с
пустым багажником, выехала с полным. Гренада и Эней тем временем делали в
обычном продмаркете обычные покупки — все для быстрого и сытного ужина на
четверых.
— Мы сейчас на квартиру? А Ростбиф?
— Он сам приедет.
Они опять пересекли мост и поехали вдоль Днепра, прочь от старинного центра
города, окруженного высотными домами и утопающего в зелени; потом, сделав
несколько нетель для проверки, углубились в спальные районы. Миновали обжитые и
благоустроенные массивы, проехали мимо блока, уже совсем готового под снос. Дальше
пошли опять кварталы блочных домов, изрядно обшарпанных, — еще не трущобы, но
уже и не респектабельное жилье. Несколько длинных девятиэтажек окружали пару
двадцативосьмиэтажных «Башен», нелепый памятник XX века, чудом переживший
войну, а вдоль проспекта тянулась еще одна реликтовая постройка — девятиэтажка
длиной в километр с гаком, «Китайская стена». Сюда-то они и направлялись.
Эней запарковал машину в торце дома, на площадке, где уже стояли грязный до
изумления джип и «сокол» с задраенным брезентовым верхом. Окна квартир на первом
этаже тут были забраны узорными решетками — наследие черт его знает каких лет.
Крайний подъезд, ступеньки, квартира справа. Эней позвонил — два длинных, один
короткий. Потом пауза и еще один длинный.
Дверь им открыл седоватый мужчина средних лет, с острым носом — тот самый, что
сидел на открытой веранде ресторана на набережной, только уже без очков, усов и
шелкового платка, так что узнать его было мудрено — вот Гренада и не узнала.
Из-за его спины выглядывал модно одетый чернявый парень — напарник Гренады.
Группа была в сборе.
— Ой, вы уже здесь. — Гренада бросила на угловой пуфик плащ и сумочку, разулась
и пошла на кухню. — Я сейчас приготовлю чего-нибудь поесть. Джо, ты давай помогай.
Джо (рабочий псевдо-Гадюка) послушно прошел за ней следом и тактично закрыл
дверь, оставив Ростбифа и Энея одних. Волнистое дверное стекло сделано под витраж:
готическая рамка, солнечно-желтые и алые тюльпаны внутри. Цвета Энею неожиданно
понравились: теплые, чистые, летние. Да и вообще квартира выглядела на удивление
уютной и ухоженной — по контрасту с обшарпанной древней многоэтажкой в не самом
фешенебельном районе. Эней, пока не сбежал из дома, жил в куда более престижной
части — на Двенадцатом квартале. Точнее, квартале, как говорили здесь все — даже те,
кто во всех прочих случаях ставил это ударение правильно.
Ростбиф прошел в зал. Строго говоря, это была просто комната. Со шкафами,
книжными полками, голопроектором и креслами — но здесь было принято назвать такие
псевдогостиные залами.
— У тебя чисто? — спросил Ростбиф.
Эней кивнул. По дороге он как следует проверялся, но даже намека на что-то
подозрительное не было.
— Как сходил за покупками?
33 of 250 22/07/2019 07:15


высказал Балу некоторое недоумение, тот очень удивлялся. Ну конечно свинец, логично
же. Если цель — человек, а этот эсбэшник, Газда, пока еще человек, значит, патроны —
свинец. А что присутствующие на церемонии варки могут вмешаться — это они не
подумали, по невежеству и неопытности в оперативных делах. Извините… но серебра
мы вам вот так сразу не найдем. И за три дня не найдем — товар редкий.
— Хорошо, что мы со своими гвоздями, да? — спросил Эней.
— Хорошо-то хорошо, только маловато их. — Ростбиф давно не пополнял свои
запасы серебра, негде было. Свинец же действует только за счет кинетики, и его должно
быть много. Желательно — очень много. — А что сказала девочка?
— Ничего не сказала. Она зеленая. Это ее первая боевка, до сих пор она только
дацзыбао[18] сбрасывала.
— А парень?
Эней пожал плечами.
— Такой же.
— Ладно. Как говорил давным-давно один из здешних политических деятелей, «ми
маемо те, що ми маемо».
Улыбка Энея вышла кривоватой. О да — Ростбиф всегда делает свое дело именно с
этой позиции: мы имеем то, что имеем. И тем не менее Ростбиф делает дело отлично, и
это еще больше убеждает идиотов из штаба в том, что он умеет творить чудеса. А он не
умеет, он просто умнее, чем все эти подпольные наполеоны, вместе взятые. И когда
Ростбиф в конце концов погибнет, они скажут: ах, он слишком много на себя брал…
На журнальном столике Ростбиф развернул планшетку и подсоединился к
голопроектору. Это было одно из его нововведений — отрабатывать акции на
трехмерных моделях. Построенных, кстати, той самой программой, при помощи которой
в милиции реконструируют картины происшествия. Сейчас эта программа еще не
работала — проектор просто соткал из лучей трехмерный план города.
— Документы на машину прислали. — Ростбиф хлопнул об стол техпаспортом. —
«Селяночка» с харьковской регистрацией. С утра поездим, присмотрим. Запасная нора у
нас будет все там же — мотель «Тормозок»,[19] домик четырнадцать. Ночной сменщик
там не просыхает. Машину будем менять в промзоне. — Мигнула точка на другом берегу
Днепра, Ростбиф нажал «Масштабирование» — проекцию целиком занял один квартал:
законсервированный трубопрокатный завод. — Сейчас поужинаем, поедем в парк и
сделаем окончательную рекогносцировку. Присмотрим точки закладки взрывпакетов,
создадим модель и покрутим ее… Эней, возьми камеру — будете с Гренадой изображать
парочку. Сниматься на фоне.
В дверь деликатно постучали.
— Да, можно, — отозвался Ростбиф.
На пороге показалась Гренада. В джинсах, в футболке, косметика смыта, волосы
собраны в хвостик.
— Все готово, идемте есть, — сказала она.
Ужин был немудрящий — курица с рисом из консервов и немного резаных
тепличных огурцов с помидорами. Большая часть сегодняшних покупок в пищу не
годилась. Ростбиф извинился за то, что сейчас произведет некоторое амбре, достал из
кармана коробочку, извлек оттуда головку чеснока, отломил два зубчика, очистил и
схрупал, обмакивая в соль.
— А что… и в самом деле помогает? — с почти суеверным трепетом спросил
Гадюка, ака Джо.
34 of 250 22/07/2019 07:15

— А как вы думаете, — спросила Гренада, — этот… Искренников… он нам не

испортит дело?
— Одним варком больше, одним меньше. — Эней пожал плечами. — Наша цель —
Газда. Пока будем прорываться к нему, палите во все, что движется. Никого, кроме
варков и охраны, там не будет. И вообще — я не думаю, что Искренников придет. Он уже
далеко.
— Но ведь он… любит эту Гонтар, — робко возразила Гренада.
— Варки любить не умеют.
— Я не был бы так категоричен. — Ростбиф почти не ел, хорошо подкрепившись в
ресторане, но приналег на чай. — Однако считаю, что если Искренников и появится на
месте казни, то смешает карты им, а не нам. Еще один дестабилизирующий фактор
никогда не бывает лишним, да и гоняться за двумя зайцами сложнее, чем за одним.
Главное — не отвлекаться самим. Появился он или нет — вы действуете именно так, как
сказал Эней: стреляете в охрану Газды. Со всеми непредусмотренными
обстоятельствами предоставьте разбираться нам.
***
Джинсы, курточка и хвостик шли Гренаде куда больше, чем наряд проститутки-
любительницы, но что-то оставалось в ней такое, что не смывалось вместе с косметикой
и не снималось с одеждой. Какое-то нарочито разбитное выражение лица, какая-то
разухабистость в позах, принимаемых на фоне Музея войны и монтирующегося помоста
для казни. Видно было, что ей до смерти хочется выглядеть «правильно», и поэтому она
топырит попку, выпячивает грудки и надувает губки.
Они с Энеем уже изображали парочку — вчера, во время первичной
рекогносцировки, когда Эней объяснял ей на местности боевую задачу. Уже тогда у него
возникло ощущение, что его кадрят. Теперь оно сменилось уверенностью. Только этого
еще не хватало. И так все плохо.
Энею не составляло никакого труда уделять объекту больше внимания, чем
напарнице, а вот выглядеть заинтересованным было сложнее. Он тоже переоделся — в
синие джинсы и свободный свитерок. Мотострайдер исчез, на его месте появился
студент, немного сутулый (наклеенная на грудь от плеча к плечу полоска медицинского
пластыря) и с неуверенной походкой (салфетки в носках ботинок). Лицо только слегка не
соответствовало образу влюбленного студиозуса — слишком мало эмоций. Гренада не
могла дождаться, когда же дело будет сделано и она наконец расслабится. А пока они
прошлись от Музея войны к набережной через парк по широкому спиральному спуску и
сделали несколько панорамных снимков. Уже смеркалось, но они все успели.
Музей войны построили еще в двадцатом веке, когда процветал культ героической
победы советской империи над нацистским рейхом. Тогда там располагалась диорама,
прославлявшая героизм советских воинов. Столетие спустя, когда управились с
последствиями войны куда более бессмысленной и кровопролитной, его превратили
просто в Музей войны и разместили там новую диораму, обличающую ужасы «бойни
народов». Со стороны центральной улицы музей выглядел обычным старым
административным зданием, облицованным плитками ракушечника, с двумя рядами
широких окон по фасаду. А со стороны парка круглился глухой выступ на весь торец. В
этой-то части здания и находилась диорама с изображением черного, промороженного
Екатеринослава, голодных толп, вооруженных банд и чумных кордонов.
По обе стороны от выступа располагались широкие площадки, раньше на них
стояли древние пушки и реактивная установка, но сейчас их там не было: увезли на
реставрацию. Напротив круглого торца рабочие ставили помост для завтрашнего
35 of 250 22/07/2019 07:15

заново современными пластифицирующими составами, меняли проржавевшие рамы

огромных окон или облицовку из крымского ракушечника.
Эней купил мороженое, и они с Гренадой не спеша зашагали по мосту на
Монастырский остров. Монастырь там стоял еще до коммунистов, а потом — короткое
время после коммунистов, до Войны и Поворота. Сейчас над деревьями возвышались
голова и плечи доктора Сесара Сантаны. Городская легенда гласила, что раньше вместо
Сантаны стоял Шевченко.
— А тут раньше был памятник Тарасу Шевченко. — Гренада словно отозвалась на
его мысли. — Его хотели перенести в парк Глобы, но, когда снимали с постамента, он
сорвался с крана и разбился. Про это еще стишок есть…
— Дiти мoi, дiти мoi, скажiть менi — за що? Чим та срака мексиканська вам вiд мене
краща?[20] — проговорил Эней. — Я слышал эту историю… Бывал здесь раньше.
— Знаешь, — сказала Гренада, — ты совсем не такой, как о тебе рассказывали.
— Это случается.
Гренада не знала, о чем еще заговорить, и надолго умолкла. Они вошли в парк,
Эней взял билеты на колесо обозрения. Уже безо всяких рабочих целей — просто
хотелось посмотреть на свой сумеречный город в огнях.
Он сбежал из дома в тринадцать лет и с тех пор в Екатеринославе не бывал ни разу.
В памяти осталась река, огромная и добрая, целый лабиринт затонов и островов, по
которым отец катал его и сестру на водном мотоцикле; канатная дорога, длинный
песчаный пляж, ловля окуней на «самодур», раскисший снег, липнущий к лыжам в
балке, — здесь были теплые зимы… И вот сейчас он смотрел на город — и не
чувствовал его своим. Это был один из многих городов Восточной Европы, где ему
предстояла акция — тоже одна из многих.
Может, оно и к лучшему…
— А тебя не косит убивать человека? — прервала его раздумья Гренада.
— Да мне уже приходилось. Косит, конечно. Но они знали, что делали, когда
нанимались в охрану к варкам.
— Я не про охрану. Ты понимаешь, про что я.
Эней понимал. Он был, пожалуй, единственным, кто принял предложение Ростбифа
с ходу и не раздумывая.
— Газда через три дня станет варком, если мы ему не помешаем. Он согласился
есть людей. Ему не угрожали, не запугивали смертью — он ради этого делал карьеру.
Людоедов — убивать.
— Что, если всех перестрелять, никто не захочет идти в варки?
— Призадумаются.
Эней сомневался. Он очень сомневался и о многом догадывался, но не все мог
Гренаде рассказать, поэтому чувствовал себя неловко.
— Ну, может быть… — Гренада сказала это только для того, чтобы поддержать
разговор.
Ей было и страшновато, и безумно интересно. Это было дело — не то что дацзыбао
подкидывать или информашки писать. А с другой стороны — послезавтра ее, может, уже
не будет на свете… Как ни странно, эта мысль не бросала ее в дрожь — наоборот,
приподнимала.
— Знаешь, а мы подозрительно выглядим.
— В смысле? — не понял Эней.
36 of 250 22/07/2019 07:15

— Хорошо. Давай поцелуемся.

Они перегнулись через поворачивающий кабинку «руль» и соприкоснулись губами.
Эней почувствовал искусственно-малиновый вкус помады, требовательный напор
языка… и больше ничего. Раскрыл губы, попробовал ответить.
Ничего.
И слава Юпитеру, как сказал бы Ростбиф.
Он осторожно отстранился. Гренада достала салфетку, вытерла ему лицо там, где
испачкала помадой.
— А знаешь, про тебя говорили, что ты полный банзай. А ты нормальный парень.
Эней подал ей руку, помог сойти с колеса.
— Поехали домой. Завтра рано вставать.
***
Светлана оглянулась на пороге кухни и обвела взглядом жилище, которое
предстояло бросить навсегда.
Это была ее квартира. Бабкино наследство. Светлана поселилась тут, еще когда
баба Лиза была жива и ходила сама. Сбежала от матери.
Мать пилила, требовала зубрить, сидеть, уткнувшись носом в комп, чтобы потом
поступить в институт, найти карьерную работу, попахать там и выслужить чипованую
пластиночку на цепочке — иммунитет. Светлане было на пластинку наплевать. Мать
работала в большом универмаге товароведом. Бабка, пока на пенсию не вышла, была
медсестрой в больнице. Всю жизнь там отпахала. Когда Светкины бесконечные
«полтинники»[21] и легкомыслие доставали мать, та начинала кричать, что непутевая
дочка всю жизнь будет вламывать, как бабка, — и даже деревянную блямбу в ухо не
заработает, разве что найдет идиота и нарожает ему поросят. Дочка это пропускала
мимо ушей. Бабкины рассказы про работу ей нравились. Там было что-то… настоящее.
Бабка, впрочем, тоже говорила — учись, а то все интересное мимо пройдет. Но это
звучало совсем иначе. Слушаться бабку было не так обидно.
Бабка умерла. Светлана совсем переехала в ее квартиру, хотя в социальном
регистре осталась по материному адресу. Можно было читать, что хочешь, есть, что
хочешь, спать, с кем хочешь. Быстро стало скучно. Она пошла работать в городской
архив — деньги платили маленькие, но времени было много, и за год она сдала экзамен
в мед. Пока только на уход.
А потом у них весь архив на уши встал: Виталик Соломатин, программист,
спортсмен, стал жертвой охоты — и уцелел. Да что там, глаза охотнику выбил. Светка
потом ходила на него смотреть, будто увидела наново. Человек. Есть, можно, бывает… В
следующее полнолуние его нашли мертвым — пустым и переломанным. Закон
разрешал защищаться, закон не запрещал мстить.
Единственным, кто в этот раз не бегал по коридорам и не шушукался — кроме
нее, — был Джо из соседнего отдела. А потом он начал нарезать вокруг нее круги и
заводить разговоры. Светка сначала думала: для приятеля какого присмотрел, потом
решила: шпик, оказалось наоборот. Так она очутилась в подполье.
Распространять новости — полезное дело, только ничего от этого не меняется. В
боевую она попросилась, получив первый медицинский диплом… Диплом оказался
меньшей пустышкой. Ухаживать за больными научилась, воевать — нет. Екатеринослав
был болотом, в котором ничего не происходило, ничего не менялось, даже в подполье. А
потом на них свалился из Центра Ростбиф со своим единственным подчиненным.
Сейчас этот подчиненный стелил себе на кухонном диванчике старое одеяло вместо
37 of 250 22/07/2019 07:15


расклад нужно готовить не меньше двух недель. Так и думали поначалу. Но потом по
прогнозу погоды вышло, что через неделю зарядят дожди чуть ли не на месяц, и казнь
высокой госпожи Милены Гонтар перенесли на послезавтра, а когда еще представится
такой случай, чтобы вся сволота собралась в одной корзинке?
Про эту варковскую дамочку уже несколько дней на все лады чирикали службы
новостей. Она сама была откуда-то из Хорватии, инициировала своего любовника и
сбежала с ним вместе. Скрывались два года, носились по всей Европе — а попались тут.
Местные службы распускали павлиний хвост — эту нелегалку прихватила варкушка из
региональной «Омеги».[22] Причем в людном месте, причем без потерь. Судили Гонтар в
местной Цитадели и приговорили «к отчислению с немедленным прекращением
жизнедеятельности», а попросту говоря — на солнышке жариться. Под это дело
Ростбиф и приехал в Екатеринослав: совместить казнь с показательным расстрелом
Газды, прокурора области, которого по такому случаю производили в варки, — его и
раньше повышать собирались, а тут решили, что оно торжественней выйдет. А любовник
этой осужденной, наверное, и впрямь смылся — все мужики скоты.
Кроме некоторых.
Света зашла в кухню в халатике, вроде бы выпить последний стакан чаю перед
сном, а на самом деле посмотреть на Энея поближе.
Эней впечатлял. Фигура ладная, почти модельная — Гадюка сам себе руку бы
откусил за такую. И лицо хорошее — правильные черты, большие глаза… Только
невыразительное очень. Мокрые после душа волосы еще топорщились, а майка с
глубоким вырезом открывала шрамы. На ногах тоже шрамы — и один явно пулевой.
— Ты не возражаешь — я чайку выпью? — спросила она.
Эней молча пододвинул ей стул, сам включил чайник.
— Может, и ты хочешь?
— Давай, — согласился он, подумав. — Только быстро. Спать осталось всего
ничего.
Быстро не быстро, но чайник будет закипать три минуты, а халатик на Гренаде тоже
не скрывал фигурки — и тоже почти модельной.
— Почему ты Эней? — спросила она.
Он снова подумал — как будто решал, стоит вступать в разговор или нет.
— Тебя учили сопротивляться медикаментозному допросу?
— Нет.
— Есть такой фокус… задолбить наизусть большой кусок текста. И выдавать его по
ключевым словам. Каждый сам себе выбирает, что ему хочется. Легче всего учить стихи.
Ростбиф «Евгения Онегина» предпочитает… Ну а я… «Энеиду» со школы очень любил.
— Ха, — сказала Гренада. — А ты знаешь, что сейчас ее уже не проходят?
— Серьезно?
— Без балды. Много агрессии. «Наталку-Полтавку» вместо нее ввели.
Чайник закипел. Гренада на выбор достала коробочки черного и зеленого
прессованного чая. Эней взял палочку зеленого.
— Так ты у нас «парубок моторный»? — стрельнув глазками, спросила Гренада.
— Реактивный. — Он улыбнулся одними уголками губ, как обычно улыбаются люди
с плохими зубами.
Но зубы у него как раз были хорошие. Какие-то даже слишком хорошие, как с
рекламного плаката. Гренада вдруг сообразила, что они, может быть, не свои — мало
ли, словил где-то лишнего, и прощай зубы. Может, он даже рад был потом. Может, те
38 of 250 22/07/2019 07:15

— Почему я пошел в боевики? — вздохнул Эней.

— В общем… да.
— Все просто. Родителей сожрали.
Родителей… Выходит, у него не только мать была, но и отец. Круто. Среди
одноклассников Гренады таких — раз-два и обчелся. В основном у всех матери. Кое у
кого — отчимы или приходящие отцы. Но это все ненастоящее. Мать с бабкой хотя бы
про отцов не врали — ну есть где-то. У обеих от отцов были только отчества.
Гренада так и не дождалась вопроса: «А ты?»
— А у меня — парня.
Это ведь почти не было враньем. Если бы варки дали им хоть немного времени,
Виталик стал бы ее парнем. Она ему закидывала удочки, и он явно повелся…
— И у Джо — парня, — продолжила она, следя за реакцией. Мало ли. А вдруг он не
по ее, а по Гадюкиной части? Вот досадно будет…
— Это бывает. — Эней допил свой чай, поблагодарил, вымыл чашку и поставил на
сушилку.
— Послушай, — она решила поговорить начистоту, — тебе здесь неудобно будет
спать. В тебе росту сколько, метр восемьдесят?
— Где-то так.
— А тут — метр шестьдесят. Не знаешь, куда ноги девать.
— Ничего, нормально. Или есть другие предложения?
Ну наконец-то.
— В моей кровати. Она просторная. Старинная, от бабки досталась.
— Так это твоя квартира? — спросил Эней.
— Моя.
— Плохо.
— Мы же после акции уходим, так какая разница? А кровать шикарная. Прямо
аэродром. Ну, вертолетная площадка.
— Слушай… — Эней потер лоб. — Я… не знаю, как сказать-то. Ты симпатичная
девушка, Гренада… Ты мне понравилась. В самом деле понравилась.
Не хочет. Ну вот как встретится кто-то, кто и внутри на человека похож, и снаружи не
урод — так она такому даром не нужна и с деньгами не нужна…
Эней тем временем подсел к ней вплотную, приобнял за плечи и взял за руку.
Посидел так с минуту, осторожно поглаживая ее кисть. Ребенок. Девочка. Ни черта не
понимает, ни черта не может понимать. Нельзя их обоих брать, ни ее, ни луньянчика [23]
этого, с тоской подумал он, убьются же со сказками своими, с эмоциями. Но нам их уже
подставили, мы уже здесь, их все равно найдут или сдадут. Придется все же тащить на
операцию, а потом вывозить из города. А парень, наверное, хороший у нее был, если
она после него два года в боевую просилась.
— Понимаешь… — выдохнул он. — Если мы с тобой привяжемся друг к другу,
одного придется из группы убирать… иначе работать станет невозможно. А нас и так
всего ничего.
— Понимаю. — Гренада сжала его предплечье. — Эней, я… ты только Ростбифу не
говори, я не хочу, чтоб он меня убирал. Я боюсь.
— Это нормально. С берсерками мы не работаем.
— Нет, ты не понял. Я не о смерти. Я… Ну, помнишь, ты говорил про
медикаментозный допрос… Я боюсь — а что, если нас, ну, поймают…
39 of 250 22/07/2019 07:15

дацзыбао — совсем не то, что теракт. С теми, кого ловят на дацзыбао и прочей мелочи,
обходятся по милицейской процедуре. Террористами же занимается СБ, а там все
гораздо, гораздо жестче. Но и куда рациональнее.
Наконец он сказал, медленно и с расстановкой:
— Самое худшее, что они могут сделать, — это отправить на потребление. Но это
может случиться с каждым. Даже с самым законопослушным гражданином, верно?
— А если…
— Пой. Ну, в смысле — рассказывай все. Балу уходит, остальные предупреждены.
Пытать не будут, незачем. Они же не садисты, им только информация нужна. Так что они
просто зальют тебя коктейлем по уши и спокойно выспросят все, что им нужно. Тебя же
поэтому и не учили ничему, так, как ни смешно, безопаснее и легче для всех. Разве что
могут при захвате навалять лишнего, если злобу сорвать захотят. Так что лучше все же
не попадаться. — Он ободряюще улыбнулся. — И вообще, не думай об этом. О деле
думай. Завтра у нас еще полно работы.
Гренада кивнула и кружным путем, через застеленную часть дивана, выбралась из-
за стола. Прошла к себе в комнату, закрыла дверь, бросилась на кровать и немного
поплакала в подушку. Свидания в домике священника не вышло, мадам де Шеврез [24]
уехала не солоно хлебавши…
А Эней, повалившись лицом в скрещенные на столе руки, почти вслух сказал себе:
— Мудак. Ну и мудак. Мудила.
Потом встал, выключил на кухне свет, умостился на коротком диванчике и, натянув
одеяло на плечи, позорно удрал в сон.
***
«Селянку» подходящего цвета угнали на Тополе, в районе рынка. Без спешки в
гараже законсервированного трубопрокатного завода на левом берегу перебили номера
и перемонтировали электронику, доехали до Октябрьской и оставили машину в одном из
старых двориков — до завтра. Потом вернулись в квартиру, где Гренада и Джо возились
с взрывпакетами. Живя в аграрной Украине, где азотные удобрения продаются тоннами,
немудрено изобрести порох… Будь у них побольше времени — они смогли бы украсть
взрывчатку на карьерах в Кривом Роге или купить у тех, кто ворует для рыбалки. Но
времени не было…
Зато заложить взрывпакеты оказалось делом крайне несложным. По площади за
запретной линией шаталось столько зевак, что Эней попросту запихнул свой сверток в
урну под мусорный пакет, а Гренада свой «уронила» в дренажный люк. СБ
Екатеринослава разбаловалась до крайности, заключил Эней.
После этого они перегруппировались — Гренада ушла с Джо, Эней и Ростбиф какое-
то время шли по разным сторонам Екатерининского, а потом как-то непринужденно
свернули на его центральную аллею, где росли акации и бегали по рельсам открытые
аттракционные трамвайчики, стилизованные под начало XX века.
Они спускались по Екатерининскому неспешно, заложив руки в карманы и
наслаждаясь запахом молодой листвы. Екатеринослав был городом-нуворишем, этаким
восточноукраинским Чикаго, рванувшим в индустриальные гиганты из заштатных
городишек в конце XIX века. Отличительными приметами его архитектуры были
эклектика и безвкусица, и за триста без малого лет в этом отношении ничего не
изменилось. Поэтому Екатерининский проспект, заложенный еще до бума, да два парка,
разбитых тогда же, были единственными местами в центре города, где мог отдохнуть
глаз.
— И что ты об этом думаешь? — спросил Ростбиф. Подразумевая, естественно, не
40 of 250 22/07/2019 07:15

поместила нас в свою квартиру. Живем кучей. Хуже и придумать ничего нельзя. На
подготовку — меньше месяца. Думаю, кто-то хочет, чтобы мы тут с треском провалились.
Кому проект «Крысолов» поперек глотки.
Ростбиф шагов десять молчал, и Эней понял, что сказал не то.
— Хотеть, чтобы мы провалились, — ничего другого представить себе не можешь,
падаван?[25]
Эней представил себе другое — и сжал губы в приступе мучительной тоски. В то,
что все настолько плохо, верить не хотелось.
— Я дурак, дядя Миша. Вы, пожалуйста, не очень на меня сердитесь.
— Ты не дурак; Андрейша. — Ростбиф назвал его так же, как звал отец, и тоска
пронзила горло. — Ты агнец, и всякое паскудство тебе приходит в голову в последнюю
очередь. А я параноик. Мне оно приходит в голову в первую очередь. Надеюсь
ошибиться. Очень надеюсь.
— Це знають навiть в яслах малi дiти, що лучче перебдiть, нiж недобдiти, [26] —
хмыкнул Эней. — Но почему, дядя Миша?
Возле старинного пассажа «Биг-Бен» свернули с аллеи, взяли мороженое и
двинулись в сторону башенки, копирующей лондонские часы. Начало XXI века, мода на
повторение знаменитых зданий.
— Что вышло, когда мы убрали Литтенхайма и Шеффера? Два месяца толкотни
наверху — и новый гауляйтер. Это стоило двух жизней и твоей аварии?
Да, тогда ему сильно повезло, что он вылетел с седла и что мотоцикл не взорвался,
что шлем выдержал два первых, самых страшных удара о перегородку, что не треснул
позвоночник… А дурак Штанце поломался так, что чуть не сел в инвалидную коляску. Но
тогда казалось, что игра стоит свеч. Показать, что и они уязвимы. На каком бы уровне ни
находились, какой бы ни окружали себя охраной… Что у них есть только один способ
жить спокойно — если это называется «жить»: забраться поглубже в свои Цитадели и
замуровать себя изнутри. Навсегда.
— По-моему, да. Моральный эффект.
— Я тебя умоляю. Моральный эффект… Оглянись.
Срезали путь через торговый пассаж, мимоходом проверив, нет ли хвоста. Его не
было. «Оглянись» Ростбифа относилось, впрочем, не к хвосту, а к людям, снующим туда-
сюда по хрустальным коридорам, наполняющим кафе на первом этаже и бутики — на
втором, гуляющим анфиладой сувенирных и книжных лавок. Никому из них не было
никакого дела до смерти предыдущего гауляйтера всея Германии, Италии и Австрии,
высокого господина Отто фон Литтенхайма.
— И горе даже не в этом, — Ростбиф щелчком запулил упаковку от мороженого в
мусорный бачок, — а в том, что информацию о системе охраны Литтенхайма нам слили.
Кто? Я задавал штабу этот вопрос. Они не ответили.
— Варки жрут друг друга. Мы это всегда знали.
— А тебе хочется быть пешкой в их политических играх?
— Нет. Потому-то я в проекте «Крысолов».
— А проект «Крысолов» на данный момент — это ты, я и двое необстрелянных
воробьев. Короче говоря, мне не нравится этот корабль, мне не нравится эта команда —
мне вообще ничего не нравится.
— А почему мы тогда не отступим?
Ростбиф скосил на него глаза и промолчал.
41 of 250 22/07/2019 07:15

— Особенно если нас все-таки спалили.

Они миновали пассаж и вышли на проспект Чкалова. Всего в ста метрах
громоздился глухой гранитный куб с неописуемым карнизом на фронтоне, с кургузыми
колоннами и окнами-бойницами. Над головами прошелестел снитч — вокруг этого
здания они летали всегда. Екатеринославская Цитадель. Самое уродливое здание
Европы. Зеппи Унал, его зальцбургский механик в том деле с Литтенхаймом, клялся, что
саарбрюккенский театр еще уродливее, но доказательств так и не предъявил.
— Проблема в том, что о пожаре не узнаешь, пока не загоришься. А когда
загоришься, будет слишком поздно. Не приведи Юпитер, конечно, чтобы я оказался
прав… но завтра ты работаешь не снайпером, а в ближнем контакте. И если что-то
пойдет не так… Ворона нагадит в неположенном месте хотя бы… мы сворачиваем
лавочку. Взрывпакеты рвутся — я стреляю, ты вступаешь в бой. Я не стреляю — ты
смешиваешься с толпой и уходишь. И еще есть у меня одно предложение…
Эней недоуменно посмотрел на наставника и командира.
— Ты знаешь, что с Оксаной?
— Нет. — В горле снова зашевелилась проглоченная когда-то давным-давно
колючка.
— С ней все в порядке, она замужем и живет здесь, на Северном. Не хочешь
поехать и проведать?
Это было что-то неслыханное. Если группу направляли в родной город одного из
участников, всякие контакты с родственниками — даже пойти посмотреть издалека —
строжайше не рекомендовались. Предполагалось, что родня под наблюдением. Правда,
побег Андрея семь лет назад был довольно спонтанным, и вроде удалось исчезнуть
бесследно. Но чем черт не шутит.
— Не показывайся ей, конечно, — уточнил Ростбиф. — Просто убедись, что все
хорошо. Сегодняшний вечер у тебя свободен.
От пассажа вниз вела широкая, как Ниагарский водопад, лестница, делившаяся на
три потока — два выносили людей на улицу, третий впадал в метро. Эней и Ростбиф
свернули в сквер.
«Значит, можем и не вернуться. И очень даже можем».
— Я написал пару-тройку писем, — продолжал Ростбиф. — Если все окончится
благополучно — пожалуйста, вычисти свой почтовый ящик, не заглядывая в него,
хорошо?
— А если нет? И я буду жив?
— Тогда наоборот. Вскрой ящик и поступай по своему усмотрению. Только не
действуй сгоряча. Ты к этому склонен…
***
Малыш лет пяти радостно раскачивался на качелях. В нижней точке он приседал и
выталкивал себя вместе с доской вверх, и на его мордашке ясно читались восторг и
благоговейный страх полета.
В скверике гуляли пяток мам с детишками разного цвета и калибра, еще один
малыш посапывал себе в синей коляске, давая маме возможность спокойно почитать. А
у выхода из скверика на аллею сидел на скамейке коротко стриженный парень в кожаной
куртке. Он молча и сосредоточенно наблюдал за гуляющими, то и дело заглядываясь на
малыша на качелях и его мать.
Энею было больно смотреть на детей в этом возрасте — еще беспечных, еще не
знающих, что им уготовано будущее мясного скота, кормовой базы… Что взрослые будут
42 of 250 22/07/2019 07:15

восторг. Из-за длинной косы она выглядела младше своих лет, да и одета была в джинсы
и джинсовую же куртку. Она стала уже поглядывать на часы и, заметив наконец того,
кого ждала, сказала сыну:
— Сашенька, папа приехал.
И еле успела придержать качели, потому что малыш, чуть притормозив
раскачивающуюся доску, спрыгнул и побежал навстречу приятному молодому человеку в
деловом костюме. Тот поймал его и закружил в воздухе.
— Ну что, домой пойдем? — спросил он, ставя сына на землю.
— А как же, — степенно ответил тот.
И они пошли — отец, мать и сын, держась за руки, мимо мам и бабушек, мимо
коляски, мимо парня в кожаной куртке.
Проходя мимо, она оглянулась — на кого-то он был похож, этот мотострайдер с
лицом серьезным и почти детским.
А он так и смотрел им вслед, не в силах отвести взгляд. А потом поднялся и
медленно, ссутулившись и сунув руки в карманы куртки, двинулся прочь, в
противоположном направлении. Он знал, где они жили, он мог бы пойти следом до
самого дома, подняться по широкой лестнице на крыльцо и позвонить в дверь… Но он
знал, что не сделает этого. И знал, что потом, когда-нибудь он вернется и все-таки увезет
ее отсюда, вместе с мужем и сыном, куда-нибудь подальше от варков, от памяти о
пустом и страшном доме, от всего… Если только найдется в мире такое место.
***
Он добрался до «Китайской стены» уже ближе к полуночи — потому что пересек
Кайдакский мост пешком, глядя на острова Днепра и дыша рекой. В домах на правом
берегу загорались окна, в лесополосе под мостом что-то шумно отмечала
припозднившаяся компания. Голубоватые редкие фонари едва освещали асфальтовую
дорожку. Он не должен был уходить, не должен был ехать на другой конец города и
возвращаться пешком так поздно. Не должен был выключать комм и сидеть на скамейке
в скверике у станции метро. Не должен был…
Что толку думать теперь о том, чего не нужно было делать…
Запах беды настиг его издалека. Запах гари, запах железа, запах смерти. У торца
«Китайской стены» мигали синим милицейские и пожарные машины, из окон квартиры на
втором этаже валил дым — из окон их квартиры…
Конечно, за линией оцепления толпились зеваки. И конечно, где-то среди них
крейсировал варк, сканирующий эмоции. Поэтому Эней пошел туда медленно, на ходу
читая про себя:
О музо, панночко Парнаська!
Спустись до мене на часок;
Нехай твоя научить ласка,
Нехай твiй шепчеть голосок,
Латинь к вiйнi як знаряджалась,
Як армiя iх набиралась,
Який порядок в вiйську був…[27]
И дальше, дальше, дальше, не давая проскочить ни единой эмоции, ни единой
мысли, лишь бесстрастно фиксируя то, что видят глаза и слышат уши.
Глаза видели кровавое пятно на асфальте в россыпи осколков стекла. Осколки
брызнули аж до проезжей части, тело пролетело только половину этого расстояния —
из-за разницы в массе. Судя по очертаниям пятна, упало тело не одним куском.
43 of 250 22/07/2019 07:15

— Вот суки.
— Та не, это случайно газ рванул, когда их штурмовали. Мужик один в окошко
вылетел — аж вон докуда. Дымился весь, як цыпленок табака.
— А скоко их было?
— А хто ж их знает. И чего людям неймется…
— О! Дывы, дывы, понэслы!
Эней увидел пожарных и носилки. Толпу начали теснить от ограждения, а рядом с
носилками шел явный варк — бледное чувырло в черном плаще с кроваво-красной, по
их вурдалачьей моде, изнанкой. Из безпеки,[28] наверное.
Конфигурация первого трупа под пленкой говорила, что он действительно сложен на
носилки частями. Но длина этих частей не оставляла места сомнению — Ростбиф.
Спокойно, очень спокойно…
Воно так, бачиш, i негарне,
Як кажуть-то — не регулярне,
Та до вiйни самий злий гад:
Чи вкрасти що, язик достати,
Кого живцем чи обiдрати,
Нi сто не вдержать iх гармат…[29]
Ни узнавания, ни жалости… ненависть, наверное, проскакивала — ее гасить
труднее всего, но ненависть не очень выделяла его из толпы. Едва не четверть
присутствующих отреагировала на варка-ловца схожим образом наверняка.
Второй труп укрыт неплотно: из-под пластика видны светлые волосы, обгоревшие на
концах — и до корней сожженные на половине головы. Если бы Эней успел полюбить ее,
варк, сканирующий эмоции, мог бы и поймать свою рыбку… не сразу, не в толпе, но
засечь вспышку, просмотреть видеозапись, сличить…
Такее ратнее фiглярство
Було у них за регулярство,
I все Енеевi на вред…[30]
Третьим оказался Гадюка — Эней узнал ботинки с острыми носами, торчащие из-
под пластика. Следующие двое, судя по обуви, были из штурмгруппы.
Больше здесь делать было нечего. Эней протолкался через толпу обратно и снова
двинулся к метро. Оружие свое он спрятал в готовом под снос доме на Первом Массиве
— он всегда держал свой боевой набор в отдельном тайнике. Газда решил
перестраховаться, не делать из себя мишень. Именно он, СБ сама по себе не стала бы
добираться до группы в жилом многоквартирном доме: тут любая случайность — и
гражданские лица костей не соберут. Газда. Ну что ж, это господину прокурору не
поможет. Даже усиление охраны ему не поможет. Хотя с какой стати усиливать охрану —
ведь Эней остался один, а что может сделать один человек?
Убить одного человека. И этого достаточно. Есть варианты, против которых не
потянет никакая охрана, — например, камикадзе. Главное — взять правильное
направление, а дальше пусть работает масса, помноженная на квадрат скорости и
деленная пополам. Жаль, бензобаков нет, как следует взорваться нечему. Была бы
лишняя гарантия.
А и была бы — какие у тебя шансы, Андрей Витер? Один к десяти? Один к ста?
«Только этот один. И другой не нужен». — Ростбиф учил его всегда идти на акции
именно с этой мыслью.
44 of 250 22/07/2019 07:15

высокого господина — зрелище редкое, пусть и довольно неприятное. К тому же час еще
ранний, и немногие желающие посмотреть на лунное правосудие подойдут уже после
рассвета, когда казнь действительно начнется. Дневной свет опасен для высоких господ,
молодых солнечные лучи убивают медленно и мучительно, и к вечеру приговоренная
будет радоваться быстрому сожжению высоковольтным разрядом как милости.
Так что пока у линии оцепления перед помостом стояли несколько репортеров да
кучка самых завзятых зевак. Предрассветный холодный ветер заставлял их ежиться и
плотнее запахивать куртки и плащи.
Приговоренную уже привезли. Высокие господа очень сильны и обладают
невероятно быстрой реакцией, поэтому, чтобы лишить их возможности двигаться,
необходимы крепкие оковы. Пара наручников, сковавших руки госпожи Гонтар, была
приделана к жесткому стержню, соединенному со стальным поясом. От пояса вниз шла
цепь, намертво сваренная с парой анклетов, также закрепленных на стальном
стержне, — поэтому изящества, присущего высоким господам, особенно женщинам, в ее
походке не было. Она переступала косолапо, загребая носками. Серый комбинезон не
позволял разглядеть ее как следует. Блеклая ткань укрывает от человеческих взглядов,
но пропускает основной спектр. Темные волосы, такие блестящие на снимках, свалялись
и сосульками лепились к бледному лбу, мраморным карнизом нависшему над черными
глазами и вздернутым носиком. Инициация не делает женщин красивее, чем они были в
первой жизни, — кожа становится лучше и глаже, обретает необычный цвет; у тех, кто
был полнее нормы, существенно улучшается фигура, но линии остаются прежними.
Госпожа Гонтар была скорее дурнушкой, из тех, чья привлекательность не в чертах лица,
а в умении правильно подать их с помощью косметики, да в воле и уме, отпечатанных в
выражении этих черт. Этих последних качеств не мог скрыть даже нынешний
мешковатый вид женщины: несмотря на то что кандалы заставляли ее нелепо
переваливаться, глаза горели упрямой отвагой, а большой бледный рот кривился в
усмешке.
Высокие господа стояли на гранитном бортике за помостом. Когда прочитают
приговор и произведут все положенные действия, они уедут, не дожидаясь восхода
солнца. А пока что они стояли молча и почти неподвижно — только ветерок чуть колыхал
края одежд. Статуи. Мужчины — в деловых костюмах, женщины — почти все в длинных
платьях с открытыми руками: им не бывает холодно. Драгоценности вспыхивают в свете
прожекторов — то на одной, то на другой. Столик на колесах, бокалы с выдержанным
вином, а закусок нет — даже те из высоких господ, кто еще ест обычную пищу, не делают
этого на людях. Смотри, что ты потеряла, отверженная. Смотри, от какой жизни ты
отказалась.
На край помоста вышел человек, которому предстояло объявить приговор. Вечером
он войдет в ворота Цитадели и выйдет оттуда дня через три, в сумерках, уже высоким
господином. Пока же он точно так же, как и немногочисленные зрители-люди, ежился от
предутреннего холода. Короткая стрижка, чуть оттопыренные уши, пивное брюшко —
оно исчезнет через короткое время после-того-как, но грубое лицо красивее не станет —
скорее наоборот, лишенные округлости черты сделаются еще грубее. Не всем идет
худоба.
Единственному зрителю, наблюдавшему за этим пандемониумом сверху, с крыши
музея, холодно не было. Он сидел у подъемника ремонтной люльки и курил, держа
сигарету огоньком внутрь ладони. Рядом лежал труп снайпера из прикрытия, завернутый
в фасадную сетку так, что пролетающий каждые десять минут глупый снитч не
распознавал никакого криминала. Курящий был опытным налетчиком. Он знал сто и
один способ обмануть снитча.
45 of 250 22/07/2019 07:15

Он усмехнулся, затоптал окурок и надел черный мотоциклетный шлем. Взял один из

поддонов для облицовочных плит, подтащил к бордюру крыши и осторожно, стараясь не
шуметь, уложил как пандус. Потом подтянул перчатки и неторопливо проплыл к
стоящему посреди крыши мотоциклу. Отдернул сетку. Взял из седельной сумы очень
остро заточенный кухонный тесак и за самодельную петлю прицепил его к правому
запястью.
Внизу шла церемония. Когда прозвучал приговор, Милену Гонтар ввели в железную
клетку, где ей предстояло встретить смерть. Стержни наручников и анклетов закрепили в
специальных гнездах, подведя к ним мощные электроды. Пояс прикрепили цепями к
поперечной раме. Плечи и голова приговоренной возвышались над клеткой — и она
казалась куклой, которую дети, играя, посадили в никелированный вычурный
подстаканник.
Из ряда людей, сопровождающих высоких господ, выступила вперед женщина в
одеждах, похожих на ризы православного священника: тяжелое золототканое полотно,
вышитое крестами (при ближайшем рассмотрении — анкхами, символами «Церкви
Воскрешения»).[31] На лице ее была отпечатана скорбь. Латексовой канцелярской
печатью.
— Жизнь священна, — сказала она в микрофон. — И мне больно сегодня говорить
проповедь по случаю казни. Кто мы такие, чтобы отнимать у человека то, что даровано
ему свыше? Можем ли мы узурпировать право Бога? — Священница вздохнула. — Как
это ужасно, когда жизнь обрывается вот таким нелепым, внезапным образом! Что может
быть горше — еще вчера ты ходил, дышал и радовался, пел песни и мечтал, а сегодня
тело кладут в могилу, и душа отправляется на новый круг скитаний в бесконечной цепи
перерождений. Внезапная смерть человека, который не успел очиститься, обожиться,
избыть свою карму, обрекает его на эти дальнейшие блуждания.
Так почему же мы все-таки делаем это? Почему мы так поступаем с другим
существом, которое должно было прожить даже более долгий жизненный цикл? Чтобы
ответить себе на этот вопрос, мы должны вернуться в прошлое, в очень давнее
прошлое, когда Римом правили мудрецы, которые выбирали себе в наследники не
сыновей, а просто достойных людей, показавших способность к государственному
управлению. В империи царили покой и процветание. А потом все рухнуло: к власти
пришел сын последнего из мудрецов, Марка Аврелия, тщеславный и жестокий Коммод.
Кто же узурпатор — достойные люди, не имевшие в жилах императорской крови, или
жестокий глупец, ничего, кроме этой крови, не имевший?
Журналисты отвлеклись от Гонтар — священница была популярна в городе,
большинство зрителей пришло сюда в такую рань не ради зрелища, а ради ее речи.
— Теперь вспомним о временах более близких нам. Почти триста лет назад один из
Учителей человечества, Чарльз Дарвин, открыл закон эволюции, закон развития всего
живого на земле. Выживает лучший. Природа вела жесткий отбор, и появился человек —
любимый сын природы, сын, изнасиловавший и едва не убивший мать. Ведущим
фактором стал разум. Но один лишь разум завел человечество в тупик мировых войн и
ураганной механизации. Истинная эволюция — эволюция духа — казалось,
остановилась навсегда.
На протяжении веков старшие жили среди людей, скрывая свою подлинную
сущность. Потому что в противном случае их ждала бы смерть от рук невежественной
толпы, ненавидящей любого, кто хоть немного возвышается над ней. Но когда
человечество, отравив землю и развязав войну, едва не погибло, его спасли именно они.
Именно они приняли на себя власть и великую ответственность за младших братьев.
46 of 250 22/07/2019 07:15

Прекратились войны. Были остановлены эпидемии. Люди забыли о голоде. Велика

ли цена, которую мы платим за это? Несомненно. Но жертвы были бы неизмеримо
больше, если бы старшие со своей вековой мудростью не пришли на помощь. Мы знаем
их силу и знаем, что их правление могло бы стать тираническим. Но не стало. Напротив
— они ищут достойных бессмертия и делают их бессмертными. У каждого из нас есть
шанс попасть в элиту — ответственную, умную и долговечную, не подавляющую таланты
и не боящуюся их. Да, мы платим за совершенство человеческими жизнями — но это
единственная альтернатива самоубийственному тотальному истреблению, в которое мы
неминуемо скатились бы, предоставь нас старшие нашей судьбе. Ценой мира и
процветания в Риме тоже были человеческие жизни — что же случилось, когда
ответственной элите пришла на смену безответственная?
Катастрофа. Ужас. Падение.
То же самое произошло бы здесь, если бы старшие не ставили благо общества
выше своих собственных желаний. Если бы только брали, а не отдавали.
Бывает, что человек, который кажется достойным даже при пристальном взгляде,
таит в себе фатальную слабость. Бывает, что после инициации эта слабость
прорывается наружу. Власть развращает — мы последние, кто будет это отрицать. И
тогда появляются те, кто ставит свои желания выше той цели, ради которой им и
позволено было обрести новые возможности. Этого — ни в большом, ни в малом —
нельзя допустить. Потому что элита, существующая для себя, — это гибель для всех. Мы
знаем это. Это не вопрос веры. Мы знаем, потому что фронтир проходит не так далеко,
как нам хотелось бы. Потому что безумие, царящее там, рвется из-за него к нам. Мир без
ответственности. Мир, где слабейший является не младшим братом, не союзником, не
подданным даже, а только пищей того, кто сильнее, вне зависимости от того, кто этот
сильный — человек или старший. Мы вынуждены держаться за закон, потому что только
он стоит между нами и бездной. Когда закон нарушает человек, есть много способов
возместить долг обществу. Когда закон нарушает высокий господин — только один.
Потому что высокие господа живут за счет тех жизней, что им отдали. И если они хоть
раз взяли для себя — значит, с самого начала были недостойны этого дара.
Эволюция не знает обратного хода. С верхней ступеньки путь только в пропасть.
Вот почему мы — именно мы, люди, — совершаем сегодня правосудие над старшей
Миленой Гонтар. Она виновна именно перед нами. Инициировав человека без согласия
общества, она безответственно породила еще одного представителя безответственной
элиты. На протяжении двух лет они терроризировали ночные города, оставляя за собой
трупы. Они крали, грабили и убивали. За этим же они приехали и в наш город — и здесь
ее схватили. Милена Гонтар, мы имеем право на самозащиту, и мы пользуемся этим
правом. Мы не узурпировали власть, которой приговариваем вас. Власть узурпировали
вы, и она ушла из ваших рук. У вас есть еще шанс перед смертью — примириться с
Богом и мирозданием, выдать сообщника. Бог есть любовь. Он простит вас, и ваша
карма будет легче в следующей жизни.
Священница умолкла, ожидая ответа преступницы. Милена Гонтар молчала долго, и
все уже решили было — она будет молчать до конца; но вдруг вампирка расхохоталась.
— Ты глупая дура, — сказала она с балканским акцентом. — Никакую власть меня
приговорить ты не имеешь. Тебе дали другие приговорить меня. Те, кто сильнее. Вас
пасут и едят — вот правда. Вы согласны, что вас едят, за то, что вас пасут, — вот это
правда. А мне устало вас пасти, вы тупое стадо. И я нашла себе волка, и мы стали
волками. Ты боишься волков, потому что мы хотели наплевать на твой колокольчик,
коровка. Только потому. И ты затопчешь меня сейчас, но мне ничего не жаль. Он найдет
тебя и выпьет твою кровь. Жди, коровка!
47 of 250 22/07/2019 07:15

ахнул утренний парк, окружающий площадь. Еще, еще и еще раз. Четвертый взрыв
хлопнул совсем рядом, из-под фонаря близ помоста повалил дым. На фоне всего этого
резкое «ж-жж!» пинч-мины, убившей всю электронику на двадцать метров вокруг, просто
потерялось. Тем более что шумовую эстафету после четырех разрывов принял
двигатель мотоцикла.
Снизу это было красиво и жутко — с крыши музея, с выступавшего вперед
полукружия, взлетел стальной всадник. Мотоцикл описал в небе почти идеальную дугу и
приземлился прямо на помост. Будущий высокий господин не успел отскочить и от
столкновения с летающим мотоциклом перешел в категорию полных и безусловных
покойников. Всадник, затянутый в черную кожу, еще в полете выпустил руль и соскочил с
седла, гася инерцию своего тела обратным сальто. Опытный глаз отметил бы, что
каскадер не рассчитал и спрыгнул слишком высоко, в четырех-пяти метрах от помоста. С
такой высоты нельзя приземлиться на ноги, не поломав кости.
Полтора центнера хромированной стали врезались в оцепление и укатили дальше,
окончательно распугав зрителей. Проломив кусты, мотоцикл со всего маху воткнулся в
бетонную оградку газона, кувыркнулся через нее и завалился под дерево, продолжая
рычать мотором.
Высокие господа не унизились до того, чтобы кинуться к своим машинам, — но их
плавное перемещение по скорости не уступало бегу человека. Видимо, аттракцион со
взрывами и воздушными всадниками им не понравился. И тут слева, из аллеи,
проскочив прямо меж деревьями, вылетела «нива-селянка» с убранным верхом.
Водитель, тоже в черной кожаной куртке и зеркальном мотошлеме, резко остановил
машину прямо напротив импровизированной трибуны и дал автоматную очередь.
Высоких господ нельзя убить свинцом — но пуля точно так же ломает им кости и рвет
мышцы, как простым смертным. А иглопуля из «девятки» вдобавок летит вдвое быстрее
звука и крошит все на своем пути.
Люди-телохранители и сопровождающие ахнуть не успели. Очередь была длинной и
легла с нужным рассеиванием. В панике, суматохе и клубах дыма, в хаосе пальбы — это
проснулись милиционеры из оцепления — каскадер-мотоциклист на какое-то время
потерялся из виду начисто. «Нива» ткнулась в помост, водитель бросил руль, перегнулся
через правый борт — и тут дым отнесло и стало видно, что мотоциклист лежит там, в
полушаге от края. Водитель «Нивы» подцепил его за плечи, рванул… Один из высоких
господ поднялся, весь кривясь на правый бок: свинец переломал ему с этой стороны
ребра и оторвал руку. Левой (которая тоже слушалась плохо) он медленно и неловко
(для высокого господина) вытащил из кобуры антикварный бесшумный пистолет,
прицелился в слившиеся на миг фигурки двух кожаных рыцарей — и выстрелил. Тот, в
машине, упал назад, на сиденье, но, видимо, пальцы так и не расцепил — второй ухнул
в недра «селянки» рядом с ним. По иронии судьбы именно пуля придала тот импульс,
которого не хватало. Кто из двух был ранен, высокий господин не разглядел в дыму и не
смог просканировать — кругом бурлил водоворот человеческой боли. Но кого-то он
достал, и сейчас милиция возьмет обоих.
Нет — тот, что был за рулем, дал газу, и задним ходом очень быстро машина снова
убралась в кусты, смяв жасмин и сирень. Взвыли двигатели нескольких милицейских
машин — остальные просто не смогли завестись: импульс сжег бортовые компьютеры.
Началась погоня.
Все произошедшее уложилось в какие-то секунды. Только что была торжественная
и мрачная церемония, и вот нате вам: взрывы, дым, мотоцикл в кустах кверху колесами,
убитые люди и пострадавшие высокие господа, рев автомобильной погони со стрельбой,
а главное — мертвая, мертвее не бывает, госпожа Милена Гонтар без головы; то есть
48 of 250 22/07/2019 07:15

набережной. Сразу за поворотом в дорожное полотно были вбиты низкие бетонные

столбики, перекрывающие проезд в парк. Он об этом знал и вывел «Ниву» на узкую
пешеходную дорожку, поднял на два колеса — правые колеса проехались по крутому
склону косогорчика — и, не сбавляя скорости, погнал дальше, вниз. Обе милицейские
машины, добравшиеся до этого этапа (еще три засели на декоративных камнях выше),
затормозили, начали неуклюже выруливать и выбыли из гонки.
А Эней вылетел на проезжую часть поперек движения, развернулся со скрежетом
тормозов и визгом покрышек по асфальту и понесся по пустой дороге к Новому мосту.
Последняя милицейская машина, продержавшаяся до самого финала, не вписалась в
поворот и влетела носом в фонарный столб.
Эней резко притормозил, заглушил двигатель и левой рукой вынул из кармана пинч-
гранату. Прицельно бросить ее он сейчас не мог бы — но, по счастью, этого и не
требовалось. Когда два увязавшихся снитча зависли в воздухе чуть позади машины, он
нажал активатор и бросил снаряд. Голубая вспышка, резкий взвизг, едкий дым паленого
пластика — и снитчи обрушились на асфальт.
Теперь вперед.
Правая рука слушалась еле-еле, по боку текла кровь — словил пулю, втаскивая в
машину этого невесть откуда взявшегося каскадера, который сделал его, Энея, работу.
Через мост, в сером светлеющем воздухе весеннего утра, на тот берег, в кварталы
старых блочных домов, в лабиринты заводов, терминалов и подъездных путей…
Адреналиновый взлет прошел, силы уходили с каждой каплей крови. Пуля явно
была необычной — взорвалась на выходе, сделав в кожанке хорошую дырку и опалив
подмышку. Скорее всего, ББП-9, реагирует на смену плотности среды: пробив
бронежилет или легкий полудоспех, взрывается в теле. Будь на Энее хоть какая-то
защита, кроме телячьей и собственной кожи, — лежать бы ему на помосте рядом с этим
прыгуном и вампиркой.
Ощутив, как нарастает вялость в мышцах, Эней немного сбросил скорость. Шлем
стал тяжелым и душным, Эней стянул его левой рукой, на несколько секунд бросив руль,
уронил куда-то под ноги и вновь схватился за баранку.
— Эй, — окликнул он мотокамикадзе, — там за приборным щитком аптечка,
достань.
Нежданный соратник не шелохнулся. Эней повернулся к нему и увидел, что руки
того заняты… головой. Темноволосая женщина лет тридцати. Глаза открыты — и еще
живы, и еще шевелятся губы, как будто с той стороны бытия вампирка хочет что-то
сказать живым. Показалось или и вправду последним ее словом было «люблю»?
Начиная понимать, Эней легонько пнул попутчика в голень.
— Эй! Брось ее. Все уже.
Каскадер, рыкнув от боли, повернулся к Энею — по зеркальному забралу шлема
скользнул отблеск золотой полоски, разгорающейся впереди у горизонта, — поднял
забрало. Из тени сверкнули красным огнем глаза.
— Чего тебе?
— Брось ее, — терпеливо повторил Эней.
Варк наклонился, поцеловал мертвую в губы, с видимым усилием привстал и,
широко размахнувшись, бросил голову в Днепр.
Потом снова повернулся к Энею.
— Аптечка, говоришь?
Открыл, достал…
49 of 250 22/07/2019 07:15

Эней как мог наклонился вперед и вправо. Как игла вошла под лопатку над раной —
почти не почувствовал, но ощутил, как в мышцу единым духом вогнали полтора куба
лекарства. Машина вильнула, варк придержал руль свободной рукой.
Зато уже через несколько секунд от плеча вниз пошло приятное онемение.
На законсервированном заводе Эней выбрался из машины и сбросил куртку.
Футболку пришлось резать. Во время перевязки варк вел себя хорошо, даже не
принюхивался. Уже светло, он уже должен быть изрядно приморен, подумал Эней.
Значит, вести опять мне… Ксилокаин был коктейлем из обезболивающих и
стимуляторов, и благодаря ему лицо Энея обрело почти нормальный цвет, а дыру в
куртке, если не размахивать руками, никто не увидит. Варка лучше пристроить под
задним сиденьем — и от солнца, и от чужих глаз подальше…
«Ты спятил, — сказал внутренний голос. — Его лучше пристрелить прямо сейчас и
сжечь вместе с машиной».
Эней посмотрел на бывшего человека, который только что перевязал ему рану.
Вспомнил, как тот, подняв забрало, целовал мертвую голову в губы, — и понял, что
сейчас не убьет его. Не сможет.
В «Ниву» он бросил термопакет с часовым механизмом. Через полчаса она
полыхнет факелом. Они с Ростбифом нарочно выбрали место посреди цеха, чтобы огонь
никуда не перекинулся.
Варк даже сумел сам перебраться в «фолькс» — на ногах у него были высокие
жесткие ботинки со шнуровкой, которые более или менее держали разбитые стопы. Это
было хорошо, потому что Эней не знал, сможет ли в случае чего тащить непрошеного
напарника.
Выруливая к окраинному мотелю, Эней видел, что на трассах уже полно дорожной
милиции. План «Перехват» или, еще хуже, «Блокада».
«Тормозок», безликий загородный мотель для дальнобойщиков и тех, кто
путешествует своим ходом, а от жилья хочет только спального места для себя и коня,
был скопищем пенобетонных домиков — внизу гараж, наверху комнатка на двоих с
ванной и туалетом. Загнав машину в гараж, Эней закрыл ворота и некоторое время
раздумывал, тащить ли варка наверх. Грудь и плечо болят до помрачения, надо
наложить нормальную повязку, вколоть антибиотик из автоаптечки, и сделать это сам
Эней никак не мог, а доверять варку…
Тем временем варк выбрался из машины, держась за стеночку, и тут же рухнул на
колени. Шок прошел, и стоять он больше не мог. Со стонами и невнятными
ругательствами он сорвал с головы шлем. В тусклом свете гаражной лампочки Эней
увидел вполне приятное лицо, смутно знакомое по снимкам в ленте новостей, и
собранные в хвостик на затылке белые волосы.
Эней не знал, сможет ли потом еще раз спуститься вниз, поэтому вытащил из
машины сумку с оружием, кинул в нее аптечку, повесил сумку на здоровое плечо и
подошел к варку. Тот поднял голову и посмотрел на него снизу вверх. В темных глазах
горели алые огоньки.
— Давай руку, — сказал Эней. — Наверху зашторено.
Варк ухмыльнулся и попытался встать. Он был выше Энея, а весил примерно
столько же. Втащить по узкой лестнице его удалось чудом.
Наверху в комнатке царил полумрак — плотные пыльные шторы были задернуты,
наружные жалюзи опущены. И все равно варк кривился и щурился — а может, просто он
так отвлекался от запаха крови. Перевязку сделали в ванной. Доверять варку Эней не
стал бы никогда, а как тот относится к пистолету с глушителем, ему было тем более
50 of 250 22/07/2019 07:15

удара просто разлетелись. Ботинки, на вид очень дорогие, пришлось срезать. Кусая
воротник куртки, варк включил кран и вытянулся на кафеле, подставив ноги под струи
ледяной воды — душ тут был даже без поддона, просто угол отгорожен занавеской, да
сток в полу.
— Спать, — сказал он, еле ворочая языком. — Очень нужно. Здесь буду.
Эней выключил свет и оставил его в темной прохладной ванной.
Сейчас он мог просто прикончить варка — удар посеребренным ножом в сердце,
потом отрезать голову, и тот ничего не ощутит в дневной летаргии. Но рука не
поднималась. Удивляясь сам себе, Эней закрыл дверь. До сумерек он в относительной
безопасности. А вечером посмотрим. Это нетипичный варк. Явно недавно
инициированный и не прошедший подобающего обучения. Похоже, что-то человеческое
в нем еще оставалось. Стоило попробовать доставить его к Стаху на базу — ведь такого
случая может больше не представиться.
Вечером варк выбрался из ванной. Переломы зажили бесследно, и был он
чистенький, бодрый и вполне уже успокоившийся. Эней ему даже позавидовал. Сам он
чувствовал себя не ахти: крепко лихорадило, рана горела огнем, грудь вспухла, и правая
рука напрочь вышла из строя.
— Нам нужны ботинки, — сказал он. — Футболка и куртка. Так что мы сейчас
поедем и взломаем один секонд-хенд.
— Никаких «нас», стрелок. Поеду я, а ты лежи и набирайся сил. Где этот секонд?
Эней объяснил где: на Соколе, ровно посередине между Победой, где была
разгромленная квартира, и этим мотелем на Запорожском шоссе, где Ростбиф устроил
запасной опорный пункт.
— А потом в аптеку, — от себя прибавил варк. — И в какой-нибудь «Жуй-пей».
Жрать-то надо, а?
Эней не хотел есть, но признал, что да, надо — хотя бы и через не могу.
— Поедем вместе, — повторил он.
— А смысл? Боишься, что я смоюсь на твоей машине? Я и так смоюсь, если захочу,
ты это сам понимаешь. Ну пострадаешь еще немного. Ну потеряешь еще ложки три
крови. На кой тебе это надо? Лежи, дыши, приходи в себя. Я вернусь, вот увидишь. Я
тебе обязан.
Варк, который признает, что чем-то обязан человеку? Что-то очень большое сдохло
в лесу…
Эней попробовал встать с кровати, но варк уже исчез за дверью, а через четверть
минуты машина выкатилась из гаража.
Эней обругал себя доверчивым идиотом и снова лег. В одном варк не ошибался —
ему нужно было копить силы.
***
— Подумать только, до чего я опустился, — пробормотал Игорь, когда замок —
совершенно несерьезный замок на двери в подвальный магазинчик — со щелчком
поддался и дверь открылась.
Он брал богатые дома и банковские хранилища. Он разгадывал сложные
многосоставные комбинации шифров. Он пауком пробирался среди пронизывающих
коридоры лазерных лучей. И вот пожалуйста — он берет секонд-хенд… И для чего?
Чтобы добыть ботинки взамен непоправимо изуродованных и еще какие-то шмотки.
Что жизнь — театр абсурда, его не нужно было убеждать лишний раз. Они приехали
с Миленой в Екатеринослав, потому что из всех крупных городов Восточной Европы он
51 of 250 22/07/2019 07:15


не оказалось… как будто он не знал, что за три дня до полнолуния ее даже в дамскую
уборную одну нельзя отпускать, так ее начинает крючить…
Нет, хватит… иначе мысль снова забегает по привычному и обрыдлому кругу: «А вот
если бы я сделал то-то…» Сосредоточимся на настоящем… Игорь пошевелил пальцами
босых ног. Сосредоточимся, соответственно, на ботинках.
Ботинки было жаль — удобные, привычные, они служили ему верой и правдой.
Вряд ли тут можно найти что-то подобное.
Эту мысль Игорь поймал за хвостик — надо же, еще утром собирался красиво
умереть, а теперь оплакивает свои верные ботинки! Это, наверное, что-то вроде
душевного наркоза — когда действительно глубокие переживания замораживаются,
уходят в темный угол, а всякая ерунда помогает перекантоваться. И еще этому
террористу надо что-нибудь найти. Чертов автоматчик словно встряхнул его за шкирку —
жить опять захотелось, сразу и резко.
Вопрос только в том, как жить. Игорь чувствовал приближение Жажды. Раненый
террорист был агнцем, в нем ярко пылал белый факел, и даже запах его свежей, чистой
крови пьянил… Перевязывая его утром, Игорь едва удержался, чтобы не облизать
пальцы. Но удержался. Знал, что если сделает это — сорвется. Придется найти кого-
нибудь подходящего и сожрать, напиться крови до отвращения, чтобы заглушить
желание, с которым не справятся ни курево, ни водка…
Он выбрал себе ковбойские полусапоги и бандану, а террористу —
непритязательную черную футболку, черный свитер и черную же, слегка потертую куртку.
Сложил все это в пакет, взятый тут же, положил на весы, сверился с ценником, оставил
на прилавке купюры. Ведь позору не оберешься, если схватят: Трюкач обокрал секонд-
хенд.
Теперь — аптечный ларек-автомат. Комплект автомобильной аптечки, асептические
бинты, обезболивающее. Была бы карта рецепта, можно было бы взять что-то и
помощнее. Но будем надеяться, что этого хватит — рана чистая, пуля прошла навылет, а
остальное решат сила воли и везение.
И — в круглосуточный маркет. Жратвы, воды, бутылку водки и темные очки.
Откуда они выковыряли это слово «Сельпо»? Оно уходило корнями в седую
довоенную древность. Старейшая на Украине сеть магазинов. Игорь присмотрелся: в
том же помещении за стойкой «Жуй-пей» клевала носом над планшеткой какая-то
девица в форменном фартучке и наколке «а-ля шин». А что, побалуем террориста
горяченьким? Игорь вывел девицу из грез и купил коробочку острой рисовой лапши с
куриными крылышками-гриль.
Что террористу не до горяченького, он понял уже на подъезде к «Тормозку». На
варка засаду из людей устраивать бесполезно — охотничьим возбуждением пополам со
страхом несет за километр… и когда он проезжал — мимо, конечно же, мимо! — ворот,
спокойно, не меняя скорости — просто трезво прикинув, что эта машина не засвечена, —
по нервам хлестнула волна чужой боли и чужого напряжения, рабочего, когда
выкладываешься по полной. Форсированный допрос, тут и гадать нечего. Когда от
спиртного не пьянеешь, а наркотики не вызывают никакой реакции, единственной
выпивкой остаются эмоции. И чем они острее, сильнее, интенсивнее, тем больше они
тонизируют. Но этот коктейль вы мне зря смешали, ребята…
Он проехал дальше, оставил машину на обочине, погасил огни. Повязал голову
банданой, чтобы не светить в темноте белыми волосами. И пошел, почти не скрываясь.
Новые сапоги оказались удобными, а главное — бесшумными. Впрочем, водитель
патрульной машины и так ничего не заметил. И уже больше ничего не заметит. Игорь
скользнул внутрь, прикрыл дверцу. Водитель, получив удар в висок, свесился на руль.
52 of 250 22/07/2019 07:15


пить. Одного — мало, этот пойдет на восстановление сил после травмы. Ну ничего, их
там еще пяток.
Снова отдалась под черепом кругами расходящаяся боль. Кто это тут обижает
нашего зубастого ягненочка? Сейчас не менее зубастый дядя волк всем вам покажет.
И откуда-то из самого нутра пришло, ужаснув на миг самого Игоря: «Это МОЯ
добыча…»
Нет. Нет. Конечно же нет. Он не собирается потреблять этого парня. Еще тогда,
бросая голову Милены в Днепр, он решил, что поможет нежданному партнеру выжить и
бежать — не в благодарность за спасение жизни, которая давно стала никчемной и
мерзкой, и даже не ради тех секунд, что купила ему очередь террориста, дав избавить
Милену от мук, — а потому что любой, кто так артистически вставляет системе шпилю в
зад, вправе рассчитывать на его, Игоря Искренникова, горячую поддержку. По меньшей
мере — в ближайшие сутки. И еще потому, что в парне угадывался собрат по ремеслу:
как чистенько и непринужденно он на скорости поставил свою «селянку» на два колеса,
объезжая преграду по узенькой дорожке! Какой показал «полицейский разворот»!
Он вытащил моторовца[32] из машины и отволок в кусты. Ах, хороший город
Екатеринослав. Зеленый город. Сэр, вас когда-нибудь раздевал мужчина?
Времени было мало. На детали тратить некогда. Ковбойские сапожки не очень идут
к моторовской куртке и шлему, но вряд ли кто успеет приглядеться. Теперь нам нужен
еще один комплект — потому что раздевать кого-то на месте будет некогда, успеть бы
одеть террориста.
Он нюхал ночь, смотрел ночь, слушал ночь, вбирал ее в себя всеми норами, чтобы
не ошибиться — а вдруг им придали варка из «Омеги»? Это было бы… некстати. Нет-
нет, в наряде одни люди… А значит, это — часть «Перехвата», они просто прочесывали
все мотели подряд и решил и — правильно! — брать террориста, пока он один. А еще
они решили — и неправильно! — что Игорь не вернется, а значит, можно обойтись без
подкрепления.
Это нам обидно. Или подкрепление уже вызвали и дожидаются?
А там, наверху, напряжение потихоньку, по шажку в секунду сменялось яростью…
Еще один стоял возле въезда в гараж. Внаглую курил на посту, перебивая сигаретой
вкус и запах рабочего допинга — страшная все-таки гадость, Игорь когда-то попробовал
и бросил, ему самому хватало адреналина. Моторовцу все было ясно: один объект
сбежал и теперь не их забота, второго взяли, сейчас обколют, допросят — и можно ехать
домой. Но домой он так и не попал, а попал в кусты. Разросшийся шиповник,
романтичнейшее место. Второй моторовец оказался таким же, как его дешевая
сигарета, — тлел, чадил и сыпал пеплом. Но Игоря наконец отпустило чувство сосущего
голода. Он был теперь в полной боевой форме. А моторовец — не в полной: куртка и
брюки у Игоря под мышкой, один пистолет — в руке, второй — в кобуре. А теперь —
вперед. Легко и спокойно, прекрасно чувствуя и медиков, дымящих с водителем у
санитарной машины над еще одним моторовцем, который уже никуда не торопился, —
ба, да террорист им не дался так просто, даром что еле дышал! — и четверых в комнате,
и еще четверо прочесывают окрестности — и молятся всем богам, чтобы никого не
найти! Он взбежал по той самой лестнице, по которой утром еле-еле с помощью
террориста всполз на четвереньках. То, что хлестало из сорванной с петель двери,
забирало покрепче, чем экстази. Человек услышал бы только однообразный рык: «Где
второй? Где второй, сука, я спрашиваю?» — да глухие стоны в ответ. Игорь слышал
симфонию. Патетическую, едрена вошь. Ярость, теперь уже только ярость без всякой
примеси целеполагания, самодостаточная, сочная, ощущаемая всей поверхностью нёба,
боль, страх, ошеломление. Он шагнул в дверной проем (или, точнее, пролом),
53 of 250 22/07/2019 07:15


в области раны. Двое рядовых стояли соляными столбами и явно не знали, что делать:
экстренный допрос свернул куда-то не туда, но они еще не поняли, что их командир
остервенел всерьез, а не просто пугает пленного истерикой, как по инструкции положено.
Ну композиция… Микеланджело по вам плакал.
Сержант повторил поднадоевший Игорю вопрос.
— Возражаю, — сказал Искренников спокойно. — Я не второй, я первый.
Это было уже слишком, но удержаться он не смог. Конечно, лучше всего прикончить
их так, чтобы они даже не поняли, что с ними случилось, но слишком сильно пахло
болью в этой комнате. Ну ладно, я варк. Но вы-то почему?..
Первую изумленно раскрытую пасть он закрыл ударом снизу, с носка. Шея
хрустнула, как пластиковый стаканчик. Сержант успел поднять автомат — Игорь
вывернул ему руку и, ломая его пальцы о предохранительную скобу, швырнул
обезоруженного палача на его помощника. Игорь не хотел стрелять. Пока.
Раненого и избитого террориста хватило на то, чтобы откатиться под батарею и не
путаться под ногами.
Чутье играло свои шутки — Игорь знал, что кровь у всех пахнет совершенно
одинаково. Но для варков на чисто физический запах крови накладывается еще что-то,
насквозь нематериальное. И даже сейчас, на подъеме, который раньше он назвал бы
адреналиновым, он чуял целый букет: грубый, отдающий чем-то тяжелым и
маслянистым запах моторовцев перебивался чистым ароматом. Как будто на унылой
закопченной стене котельной кто-то нарисовал яркий белый завиток кельтского узора.
Игорь пнул еще трепыхавшегося сержанта в угол, где тот и затих, и приподнял
террориста. Тот дернулся было, но Игорь почти пропел:
— Спокойно… Сейчас снимем с тебя эти наручники… — Разбираться с сержантской
карточкой и кодом не было никакого времени, террорист это понял в своем тумане,
выгнулся, натягивая короткую цепь. Игорь прижал ее к полу стволом, выстрелил. Боевик
дернулся и очень некстати обвис. — Эй, не расслабляться! Прошу футболочку… —
Попутно он всунул руку раненого в рукав, тот только зубами скрипнул. — Теперь
курточку… та-ак… Шлемчик… А теперь встаем…
— Оружие… — выдавил тот.
— Сейчас-сейчас… — Игорь вытянул из-под кровати сумку, из которой торчал тубус,
за рукоять кинул туда нож — тонкое лезвие леденяще сверкнуло серебром; подобрал
тяжелый револьвер, «Питон-357», сунул его террористу за пояс. — Мы сильно
нашумели?
Раненый посмотрел на него совершенно безумными глазами. Игорь вслушался в
ночь — ага, бегут сюда. Все бегут сюда. Ах, ну да — они же все слышали через
ларингофоны.
— Понял. Готовься, сейчас пошумим еще сильнее. Знаешь что, приляг.
Он поднял с пола сержанта, надкусил артерию и, набрав полный рот крови,
вышвырнул тело в окно, снося стекла и жалюзи. Швырнул туда же сумку с оружием.
Потом склонился над террористом и выплюнул всю кровь ему в лицо. Хватанул еще из
натекшей лужицы и влепил себе по физиономии. Поднял автомат и стриганул очередью
по стенам, истошно вопя. И наконец повалился на колени рядом с террористом, весь
залитый чужой кровью. Поднял его на руки и, пошатываясь, спустился по лестнице. Сел
на пол в гараже, прижав террориста к себе. Оба так уделаны — родная мама не узнает,
не то что сослуживцы.
Четверо моторовцев прогрохотали мимо них башмаками, последний задержался,
чтобы спросить:
54 of 250 22/07/2019 07:15

Игорь так же энергично замотал головой, поднялся, вздернул на ноги террориста.

Тот не мог перебирать ногами, и Игорь, подсев, взвалил его на плечо.
Белый кельтский узор потек вьюжными завитками по асфальту. В воздухе пахло
грядущим дождем, небо затрещало разрывом молнии. Это будет хорошо, если начнется
ливень, это будет замечательно — снитчам в грозу много хуже, чем людям. Если повезет,
можно и оторваться.
— Что там? — Двое медиков подбежали, выхватили у него тело, уложили в машину,
принялись резать одежду…
Игорь уже подскочил с тяжелой сумкой, на ходу захлопнул двери минивэна, кинул
сумку в кабину водителя и вскочил на свободное место сам. Машина стояла «под
парами» и рванула с места так, что дверь за Игорем захлопнулась сама.
Выехав из паркинга на всей скорости, которую можно было развить, лавируя между
траками, с сиреной, машина свернула налево — то есть в сторону, противоположную
требуемой. Игорь не стал поправлять — впереди как раз показалась кавалькада
полицейских машин. Ага, эти, в доме, вызвали подкрепление. И появление варковского
спецподразделения — вопрос ближайших десяти минут. Проехали? Ну все.
— Поворачивай, — сказал Игорь.
— Что? — не понял водитель.
Игорь ударил его в ухо, перехватил руль, поверх ноги водилы надавил на тормоз.
Развернул машину, убрал сирены и мигалки, спихнул бесчувственное тело в кювет. Счет
пошел на минуты и секунды: если не удастся оторваться сейчас — не удастся вообще.
Игорь отключил и фары, и габаритные огни — и медицинский вэн черным призраком на
полной скорости понесся по разделительной полосе. Дождь лупил уже вовсю.
Удача на серых крыльях летела над угнанным вэном — не попалось ни одной
машины навстречу, и никто в заполошном «Тормозке» не обратил внимания на дорогу,
да и не было ее видно из-за дождевой завесы. Игорь остановил машину возле темного
«фолькса», выбрался из-за руля, открыл двери фургона. Медики выглядели бледнее,
чем распростертый на носилках террорист, держащий их под прицелом. Он был уже
перевязан; молодец парень, едва пришел в себя — и тут же сориентировался.
— В-вы… — только и смог выговорить один из медиков.
— Я, — сказал Игорь и дал ему в челюсть. Потом взял второго за лицо и аккуратно
приложил затылком о стену. Он был сыт и не хотел убивать. — Идти можешь?
— Да, — ответил террорист.
Они перебрались в «фолькс». Игорь — за руль, стрелок — на заднее сиденье.
Сумку с оружием Игорь бросил ему под ноги. Впереди лежало широкое и прямое
восьмирядное шоссе, и Игорь утопил педаль газа (забавно: вот уже больше сотни лет не
используем бензин — а все говорим «педаль газа») до упора.
— Они успели тебя проколоть?
— Нет. Крути баранку, я сам. — Террорист зашелестел пакетами. — А эт-то что?
— Рисовая лапша. Но тебе сейчас не до нее, верно?
— Факт. — Истребитель ведьм нашел наконец пакет с лекарствами. — Жми на всю
до указателя «Соленое». И поверни по указателю.
— Бу сде. А куда мы, собственно, едем?
— На запад, — коротко ответил террорист.
— Парень, если ты будешь таким же откровенным, мы очень скоро окажемся не
просто на западе, а на Заокраинном Западе. Куда мне ехать, если ты вырубишься? Куда
поспеть к рассвету?
55 of 250 22/07/2019 07:15

Выезжаем на Криворожское шоссе и сворачиваем на Щорск. Дальше: Вольногорск —

Александрия — Знаменка. В Знаменке бросим машину и сядем на поезд Харьков —
Краков. Если будем живы.
— А ты здорово знаешь местность.
— Я здесь родился. Указатель на Соленое не проморгай.
— А как это будет по-украински?
— Солоне.
— Карта есть?
— В сумке с оружием, сейчас достану.
Увидев бумажную карту, Игорь ругнулся было — но тут же понял, что включать
сейчас GPRS по меньшей мере неразумно.
Они покинули город и ушли из-под грозовой тучи. К этому часу, подумал Игорь,
Милену бы уже сожгли.
Указатель на Соленое он не проморгал — но, проехав километров десять по этому
проселку, остановил машину и прикинул по карте маршрут.
Так… Крюк через Соленое, Новопокровку, Привольное и Елизарово… Хар-роший
крюк. На этом крюке они вполне могут нас потерять — тем более что я ни на какой запад
не собирался, и они это наверняка знают… На Западной Украине варку-нелегалу —
гроб. А впрочем, мне и так и этак гроб.
— Послушай, миро ило,[33] а как ты собираешься брать билеты на поезд, если мой
аусвайс[34] засвечен?
Сказать по правде, унипаспорта у него и не было. Выбросил еще прошлой ночью,
перед тем как затащить мотоцикл на крышу.
— У меня есть запасной. Чистый. Для… друга. Без лица. В Александрии найдем
автомат и шлепнем твою личность в карту. Станционный чекер ее съест, а больше нам
ничего и не надо.
Игорь сложил карту, вышел из машины и снял моторовскую куртку. От шлема он
избавился еще раньше, не помнил когда.
— Давай сюда ментовское барахло.
Собирая с сиденья тряпки, сброшенные террористом, он старался не дышать.
Срочно требовалось закурить или выпить чего-то покрепче градусом. Водка не пьянила
— но спирт отбивал на какое-то время слишком заманчивые запахи… Когда стрелок
выбрался из машины и побрел, шатаясь, в сторону кустов, Игорь сделал и то и другое:
сначала хлебнул из горла, потом закурил.
С одной стороны дороги высилась зубчатая стена лесопосадки. С другой —
разлеглось поле. Брюхатая луна дозревала — ей оставалось еще дня три, чтобы свести
с ума своего раба. Игорь покосился в сторону кустов — и тут же отвел глаза от
беззащитной голой спины террориста.
«Я. Этого. Не сделаю…»
Когда он докурил, луна скрылась в облаке, как каракатица в чернильном пятне. Но
Игорь чувствовал ее присутствие сквозь пустоту и влагу неба — как видел сквозь веки
белое сияние агнца.
В машине звякнуло. Игорь развернулся и увидел, что парень зубами затягивает на
левом предплечье застежку ножен-браслета под тот самый серебряный ножик.
— Поехали? — сказал вампир.
— Поехали, — кивнул охотник на вампиров.
56 of 250 22/07/2019 07:15

***
Человек в светлом костюме со спины был неприятно похож на высокого господина
— легкий, прямой, уверенный. Некоторая угловатость движений казалась скорее
свойством общего стиля, чем проявлением человеческой недостаточности. И только
когда он поворачивался, становилось ясно, что высоким господином он не может быть
никак, потому что высокий господин в очках — не в темных, защитных, а в обычных,
прозрачных, от близорукости — это даже не нонсенс, это… кощунство, наверное.
Собственно, даже словосочетание «московский чиновник в очках» было скорее языковой
химерой — понятием, которое можно высказать средствами языка, но которое
категорически отказывается встречаться в природе. Вряд ли, конечно, и без того
пребывавшие в расстроенных чувствах сотрудники местной СБ думали о происходящем
именно в этих терминах, но вот что шатающийся по управлению очкарик из Москвы
чрезвычайно раздражал их еще и отсутствием опознаваемой «окраски», сомнений не
вызывало.
Материалы о событиях в «Китайской стене» и Аптекарской балке пришельцу,
впрочем, выдали беспрекословно. Протоколы допросов — тоже. Наверное, очень
обрадовались, что он не потребовал материалы «Перехвата» в реальном времени.
Обрадовались, конечно, рано, но зачем портить людям и без того дурное настроение?
Габриэлян сидел в чьем-то пустующем кабинете и в четвертый раз перечитывал
несколько нервный рапорт начальника МОТОРа: с одной стороны, задача была
практически выполнена, с другой — имелось шесть «своих» трупов (два на счету
Ростбифа, четыре — в «Тормозке»), десяток раненых, из них трое — тяжелых, из них
один в терминальном состоянии, поврежденное многоквартирное здание, разнесенный
вдребезги мотельный домик, очень много шума, один неотработанный террорист, Андрей
Савин, псевдо Эней, и один ЛИФ-нелегал, тоже благополучно растворившийся в
пространстве. При соотношении пятнадцать к одному и точной наводке несколько
чересчур. Вернее, было бы точно чересчур, если бы в объектах не числился Виктор
Саневич, псевдо Ростбиф. Тут можно было ждать всего, ну это все и произошло.
Кроме свободы, помимо удачи и славы,
Кроме любви, кроме верных волчат по бокам
Ты обретаешь признаньем кинжал и отраву,
Ты принимаешь в награду капкан и жакан.
Со второй группой зато вышло почти по учебнику. Поляки. Сняли дом в Аптекарской
балке. Хороший, большой, с несколькими выходами — хозяева сдавали на весну и лето.
Очень удобно, если хочешь избежать посторонних глаз, но и штурмовать не в пример
легче. Импульс, потом инфразвук, ну, соседских собак оглушили немножко, но они за час
оправятся, в многоквартирном доме так не поработаешь… Было в группе пять человек,
упаковать живьем удалось троих, заговорил пока один — и ничего особо полезного не
сказал. Как и подозревали, посторонней оказалась группа. Из маргиналов. Народове
Силы Збройне, крайние правые, правее только стенка, да и то не всякая. Их пригласили
поработать в прикрытии, они пошли — кому же не лестно в спарке с Ростбифом, да и
объект — украинец.
Диспозицию им рисовал Ростбиф, оружие добыл он же… Забавная, кстати, была
диспозиция — площадь очень плотно перекрыта, а вот крыша Музея войны не
задействована совершенно. Это потому, что оттуда отход не обеспечишь, или потому,
что место мотоциклом занято? Спрашивать пока не у кого. Да, на этот раз Ростбиф
далеко сходил за людьми. Совсем в сторону. Видно, уж очень не доверял своим,
подстраховался. И явно недостаточно — потому что и этих вычислили и слили. Сюда
или Киеву — у Москвы этих данных не было.
57 of 250 22/07/2019 07:15


медвежью услугу, желательно с летальным исходом. Но даже если бы Габриэлян
приехал в город позавчера, переиграть бы ничего не удалось… Спустя еще четверть
часа коллега из Киева, курировавший операцию по «изъятию» Саневича, нашел
московское недоразумение все в том же кабинете, за тем же отчетом. Вообще-то первым
знакомиться должен был прийти начальник оперотдела, но киевлянин мог себе
позволить влезть без очереди.
Кивнул, зашел.
— Ростбиф? От него и того не осталось. Разобран на запчасти. Хотя на
свидетельство о смерти хватит. — Даже ввиду последующих событий киевлянину было
приятно, что столицу они обошли. Впрочем, судя по молодости визитера и тому, что тот
приехал один, не очень-то москвичи и хотели. И всегда оно так — стоит в чем-то
преуспеть, сразу окажется, что для столиц это не важно. — Он вас интересует?
— Интересовал, — сказал очкарик. — Очень.
— Мы их все романтизируем, — заметил киевлянин. — Поднимаем себя в
собственных глазах.
— Да? — Москвич не возражал, он спрашивал.
И тут майор из Киева свел воедино фамилию, очки, не очень естественную посадку
головы и нездоровую бледность, которая была бы понятна у подражающего высоким
господам «подосиновика», но у офицера безопасности почти наверняка означала совсем
другое.
— Позвольте, — сказал киевлянин, — это вы на прошлой неделе Мозеса брали?
— Я…
Я, я, натюрлих… Вот почему вы у нас, молодой человек, в водолазке. Если верить
сводке, то с такой шеей не по славной Украйне шастать, а тихонечко в больнице лежать.
Или столице уже и законы биологии не писаны?
— Вы жадный, — покачал головой киевлянин. — Нельзя же успеть повсюду.
— Ну, сюда я не успел, — вздохнул москвич.
Не успел. Неизвестно, что бы из этого получилось — скорее всего, ничего; скорее
всего, Саневич не пошел бы на контакт — и в категорической форме не пошел бы, но
все-таки очень жалко, что разговор не состоялся вовсе — чем бы он там ни кончился.
— Радоваться надо. Вам холку мылить не будут за вчерашнее. — Киевлянин
лукавил, он был против раннего захвата, и это мнение попало в рапорт. Так что лично
его холке ничего не угрожало — скорее всего, начальство даже будет благодарно ему за
возможность сказать екатеринославцам: «Мы же вас предупреждали…»
— Простите, — вдруг вскинул голову очкарик, — а почему вы использовали для
штурма местный спецназ? Почему не привезли свою группу?
Киевлянин посмотрел на него с искренней благодарностью.
— Я привез. Они сейчас задействованы в «Перехвате». Только, понимаете, мы же
локальное начальство. Живоглоты. «Когда в Москве стригут ногти, в Киеве рубят руки».
Вот нам и не позволяют сесть на шею. Чему я в сложившихся обстоятельствах даже рад.
Кстати, а почему вы один? Рассчитывали на местное гостеприимство?
— Я вообще в отпуске по болезни, — улыбнулся москвич. — А группа должна была
прилететь вечером. Я им просто сразу отбой дал.
— Не хотите участвовать в скачках?
— Не хочу, — решительно сказал очкарик.
— Я тоже. Я очень сомневаюсь, что их возьмут. Дали в розыск двоих, а те наверняка
давно разделились, если Савин вообще жив. Генеральным выбрали западное
58 of 250 22/07/2019 07:15


понимают, что покойный Саневич не мог себе такого позволить — это стоило бы ему
репутации в организованном подполье…
Киевлянин говорил так, словно ждал возражений — и возражения не заставили себя
ждать.
— Они едут в конкретную точку. К кому-то из личных знакомых Саневича. К кому-то,
кто достаточно близко и никак не связан с подпольем. Куда-нибудь в сельскую
местность, в район Львова или Тернополя, где соседи, даже заметив что-то неуместное,
к властям не пойдут никогда. Семьдесят против тридцати за то, что сейчас они уйдут.
— Восемьдесят против двадцати, — покачал головой киевлянин. — В штабе
операции думают, что в течение ближайших суток — у нас ведь намечается полнолуние
— либо старший закусит агнцем, либо террорист его уложит в ходе самообороны. А
поскольку эти двое о полнолунии знают не хуже нашего, они должны были разделиться.
— Они разделятся только в двух случаях, — сказал москвич, — если у кого-то из них
есть поблизости база и люди, которым можно доверять, или если террорист в течение
нескольких часов организовал себе качественную медицинскую помощь. Потому что вот
у нас показания медиков бригады МОТОРа… — Над терминалом соткался новый слой
изображения. — Там серьезная кровопотеря и множественные ушибы.
— Ну… — Киевлянин выразительно окинул коллегу взглядом. — У некоторых и
болевой порог повыше, и воля покрепче, нежели у пересичного громадянына… [35]
— Мм… Это вопрос не болевого порога или воли, а, скорее, трезвой оценки.
Искренников выпил двоих, восстановился и полностью функционален. С ним будет
сложно справиться в одиночку даже здоровому бойцу, а уж раненому… С другой
стороны, если Савин с трудом может передвигаться, ему не на кого положиться, кроме
Искренникова.
Киевлянин поморщился. Вампир, через полстраны волокущий на себе раненого
агнца и не трогающий его? Волокущий на Западенщину, где террориста, может, и
спрячут, но варка-нелегала с удовольствием возьмут на вилы и сожгут?
Неправдоподобно до оскомины, но именно поэтому, именно поэтому…
— Вы считаете, что человек, атаковавший помост, способен трезво оценивать свои
силы?
— Да, — твердо сказал москвич.
— Я тоже, — фыркнул киевлянин. — Группу брали прямо в той многоэтажке. Не
проверив, все ли на месте. И он сделал выводы.
Вряд ли их пишут, но все равно, зачем лишнее вслух? Выводы, очевидные выводы
— в оперативном штабе достаточно специалистов, но все ключевые распоряжения
исходили от Газды. Ему не мешали свернуть себе шею.
— Они оба сделали, — уточнил москвич. — Независимо друг от друга.
— Полагаете, независимо?
— С высокой вероятностью. У меня только два соображения против.
— Крыша и хронометраж?
— Да. Но я не представляю себе, как Саневич объяснил бы низовому подполью
операцию против человека с привлечением старшего, пусть и старшего-нелегала.
Рядовой состав ОАФ[36] к таким вещам относится серьезно. Сотрудничество есть
сотрудничество. Саневичу перестали бы верить.
— Согласен. И я знаком с послужным списком Искренникова — Гонтар, им негде
было пересечься с подпольем. Это случайность чистой воды.
— Случайность. Но не совпадение.
59 of 250 22/07/2019 07:15

разнесчастный индустриальный дизайн, москвич рассказал, как в прошлый приезд

полчаса не мог найти выход из мэрии — было ощущение, что он находится в критском
лабиринте; киевлянин выдал встречную историю — о том, как попал за рекой на
перекресток-восьмерку и только с пятого раза умудрился с него съехать. На этом он
распрощался и ушел. Спустя несколько часов все управление знало, что приезжий, хотя
и числится в референтах господина советника при правительстве Европейской России,
по профилю оперативник с очень неплохим послужным списком, в город приезжал за
Саневичем, в дело с терактом встревать не будет, хотя заинтересован, конечно, — но не
настолько, чтобы лезть под руку работающим людям. Вот тут к Вадиму Аровичу
Габриэляну и потекла настоящая информация…
Из ненаписанного письма Габриэляна В. А.
Кесселю А. Р.
Екатеринославские коллеги ошиблись трижды. Во-первых, им никак не следовало
брать группу Ростбифа в доме. Поляков ладно, а Ростбифа — никак. Нужно было — в
точке сбора перед операцией. Тогда и террористы с гарантией легли бы всем личным
составом, и подполью не дали бы дымовой сигнал до неба — «у вас утечка». Нас-то
такой исход устраивает вполне, а вот со стороны екатеринославской безпеки, какими бы
внутренними соображениями они ни руководствовались, это промах.
Во-вторых, церемония. Мишень известна. То, что единственный, кроме Саневича,
профессионал ушел, тоже известно. Дополнительных мер безопасности не принял никто.
А ведь это классический сценарий — осатаневший террорист рвется доделать работу в
одиночку. Но нет, его не ждали. Настолько не ждали, что даже подъезды к площади не
контролировали. Ну и конечно, пункт третий, он же первый. Госпожу Милену Гонтар
приговорили к смерти за незаконную инициацию. Инициированный, некто Искренников, в
прошлой жизни был каскадером, да и в новой успел отличиться и отвагой, и упрямством
— когда угодил в облаву еще у хорватов, на допросах молчал очень убедительно. А
госпожа Гонтар любила его достаточно, чтобы бросить все, вытащить его и уйти с ним в
побег. И парой они оказались с принципами — среди предполагаемых жертв просто ни
единого агнца. А поскольку высокая госпожа раньше ягнятинкой не брезговала,
изменение состава меню можно отнести на счет Искренникова. И вот со всем этим
набором данных, явление «а крыют струфиана»[37] на двух колесах оказалось для
екатеринославской СБ полным сюрпризом. Сказал бы, что таких ошибок не бывает, но
факты — вещь упрямая. Отчетов километры, все валят друг на друга, валят несколько
больше, чем нужно, — чтобы Москва не подумала, что у них тут сговор, но по тому, как
оправдываются, видно: в тихом саботаже участвовали практически все и с самого
начала. Возможно, не по сговору, а просто из общей неприязни к Газде. Возможно. Есть у
меня по этому поводу некоторые подозрения, но я с ними торопиться не буду: скорее
всего, это просто резвится моя паранойя, а местные радости объясняются тем, что
екатеринославская СБ — все же служба мирного времени.
Но это ошибки раннего предупреждения. Постфактум дела обстояли еще
интереснее.
Итак, присутствие господина Искренникова на площади было предсказуемо, как снег
в январе, — то есть потребовалось бы некое ЧП, чтобы он там не появился. Гражданин
Савин — тут вероятность поменьше, но все же достаточно высока. Точка встречи —
фиксируется. Время — тоже. Искренникову нужно успеть до рассвета, Савину — убрать
будущего старшего, что можно сделать только во время церемонии. Так что в том, что
две операции встретились, ничего удивительного нет. Удивительно другое. Между первой
серией взрывов и появлением прекрасной «селянки» был зазор. И слишком большой.
Наш террорист поставил машину далеко от помоста, чтобы не попортить систему
60 of 250 22/07/2019 07:15

господин Искренников не успел бы дойти до госпожи Гонтар. Никак. Его нафаршировали

бы серебром в доли секунды. Поодиночке оба фигуранта не имели шансов. Вместе —
они отработали номер и ушли. Если бы мне пришлось решать ту же задачу, имея в
распоряжении одного человека и одного старшего, я сделал бы примерно то же самое. И
был бы вполне доволен, если бы у меня так же сошелся хронометраж.
Но допустим, что случилось все же именно совпадение. И тогда у нас с места
происшествия отбывают раненый террорист и сильно покалеченный старший.
Незнакомые друг с другом. И спустя двенадцать часов, когда на них натыкается МОТОР,
живы оба. При этом террорист отказывается выдать старшего, а старший вытаскивает
террориста и угоняет медицинский фургон, потому что террористу нужна помощь. Но это
все-таки вторично, а первично то, что старший был болен и голоден — двух моторовцев
он высушил до шкурки. Но он провел несколько часов в одном помещении с раненым,
пахнущим кровью человеком — а Савин, по оперативным данным, еще и агнец — и не
тронул его. А профессиональный террорист провел как минимум восемь часов рядом с
полубеспомощным молодым варком — тот ведь опомнился не раньше наступления
темноты — и тоже его не тронул.
Может такое быть? Может. Если у них есть взаимные обязательства и общая цель.
Да, я думаю, не прав я со своей паранойей. Эта история слишком из ряда вон,
чтобы кто-то из наших екатеринославских или киевских коллег мог ее сознательно
устроить. Но полагаю, что на здешнем верхнем уровне, где без аналитических
способностей просто не выжить, смерть Газды и связанный с этим конфуз
рассматривали как положительный исход — и в меру своих сил старались
способствовать такому развитию событий. Возможно, по причинам вполне невинным:
передел сфер влияния, просто личная неприязнь — покойник был трусом и вообще
человеком нечистоплотным даже по нашим меркам; а возможно, и нет.
Но в любом случае они просто воспользовались ситуацией — и даже не подумали
проверить, из чего состоит подобранная ими дубинка и какие это странные огоньки на
ней мигают. В общем, Андрей, мне не нравится этот корабль, мне не нравится эта
команда, мне не нравится это путешествие… и вообще мне ничего не нравится. У меня
есть сильное подозрение, что отрицательный отбор зашел слишком далеко, что
начинать нужно было на поколение раньше. Но поколением раньше никому не дали бы
начать. Поколением раньше Волкова свернули бы в бараний рог просто за попытку
создать альтернативу нашей бинарной системе. Но я отвлекся…
ОТРАЖЕНИЕ
Утром в тренировочном зале, когда Габриэлян работал с боксерской грушей, к нему

подошел паренек с первого курса.
Разговаривать не хотелось. Тренироваться тоже не хотелось. Хотелось спать. Но
спать было нельзя. Нужно было привести себя в человеческий вид к вечеру — и вообще
нет ничего хуже, чем «забитые» мышцы и связки.
А веснушчатый первокурсник стоял и ждал, пока на него обратят внимание.
«Янычар»,[39] явный. Очень они не любят вторгаться в чужое личное пространство.
Возможно, потому, что очень напряженно относятся к вторжению в свое.
— Доброе утро. Вадим Габриэлян. А вот вашего имени я не помню.
— Доброе утро, я Михаил Винницкий, группа три-а. Вы у нас сегодня вечером.
Ага, судя по выговору — с юга. Михаил Винницкий? Полный тезка Мишки
61 of 250 22/07/2019 07:15

— Вчера Васильев приказал сломать вам ребро. Одно. И чтобы никаких внутренних
повреждений.
— «Тебе», не «вам». Я заметил. — Не заметить было сложно. Обычные
васильевские штуки. А обе группы действовали со слаженностью крыловского квартета,
и за предписанное время не справились. Однако это становится интересно.
— Вчера ни у кого не получилось.
Ну еще бы…
— И я решил попросить вас… тебя… показать мне, как это делается. На мне. Если у
тебя есть время.
Откуда ты, прелестное дитя? Попадание в мою интонацию почти точное. Ты не
настоящий эмпат — люди-эмпаты — народ хрупкий, нервный — и очень редкий, их в
училище вообще не берут, берегут. Ты не псевдоэмпат — псевдоэмпат все, что ему надо,
у самого Васильева по моторике прочитал бы. Ты у нас мим, «зеркало», ты копируешь
чужие телодвижения, чтобы влезть в чужую шкуру и походить в ней. И голова на плечах.
И храбрый.
— Так, Король, на тебе мы ничего показывать не станем — ты тогда вечером ни на
что не будешь годен. На мне тоже. По той же причине. Ты меня подожди в раздевалке, а
еще лучше — заходи минут через сорок прямо в общежитие.
— Спасибо. — Первокурсник улыбнулся и отошел.
Уже выяснил, где я живу. Какой хороший мальчик.
Мальчик действительно оказался первый сорт. Постучал в дверь ровно через сорок
минут. И только брови поднял, увидев на койке незнакомого ему, совершенно голого
покойника.
— Еще раз добрый день. Кто это?
— Пластикат. — А вот улыбку мою повторять не нужно, она на тебе совершенно
неуместно выглядит, но это я тебе потом объясню. — Старая технология, еще времен
империи. Берем тело, погружаем в одну среду, потом в другую, потом вводим
катализаторы — и клетки потихонечку начинают замещаться пластиком, внешне
сохраняющим те же параметры. Только нужно очень внимательно следить за временем,
если хочешь, чтобы ткани удержали не только форму и окраску, но и фактуру. У меня
еще один остался, а новых я делать не буду — и работа трудоемкая, и в лаборатории
больше не выпросишь, они там над каждым телом дрожат.
— Тело брать живое?
— Инструкция говорит, что мертвое, а с живыми я не пробовал. — Нет, определенно
«янычар»… — Так. Давай посадим его на стул. Ребра прикрывает рука, мы ее убираем.
Теперь смотри, удар идет сюда, в край реберной дуги. Снизу вверх и слева направо.
Так. — Пластикат намного лучше стандартного муляжа, но все же хуже человека, нет
того живого сопротивления; впрочем, для задачи сойдет. — Нижнее ребро ломать
опасно. Берем пятое. Раз, два. Пощупай.
— Закрытый перелом?
— А зачем нам открытый? Теперь повтори с другой стороны.
А у него и руки неплохие. Плохой у него глазомер.
— Ты сместил два. Пощупай сам. Сдвинься наверх и повтори.
— Спасибо.
— Для себя стараюсь. — Нет, он не подстава. Для подставы он наделал кучу
совершенно непростительных ошибок — подошел при свидетелях, потом явился в
62 of 250 22/07/2019 07:15

степь. Что за король? Почему король? Полчаса поиска по базам данных ничего не дали.
Значит, ох, придется искать дальше. Потому что правильно отозваться нужно не позже
чем завтра.
— Но это уже работа со шкурой медведя. А главный вопрос, — улыбнулся
Габриэлян (часть рассеченной губы поехала не в ту сторону), — это как медведя на
нужное время обездвижить, чтобы до этой шкуры добраться…
***
«И тут же выпустил на волка гончих стаю…»
Поправка — на лося. Габриэлян в своем защитном тренировочном комбинезоне
походил именно на лося — хотя вроде бы ни ростом, ни комплекцией никого из
первокурсников особенно не превосходил.
— Время пошло, — сказал Васильев, нажимая старт секундомера. За два дня почти
привычным стало зрелище (точнее, позорище) бездарной атаки вразнобой, участники
которой в конечном счете оказывались на полу, наименее удачливые — с вывихами.
В качестве «бревна» Габриэлян не имел права наносить ответные удары — только
блокировать и бросать. Но уж это он делал весьма лихо и не без удовольствия.
Вчерашние попробовали отправить его в нокдаун, и самый везучий достал ногой по лицу.
Не очень им это помогло. Избивать Габриэляна было бесполезно — чтобы обездвижить
его таким манером, нужно отменить или трехминутный лимит времени, или запрет
лупить в «пояс смерти» в полную силу. Набивкой мышц он занимался еще до
поступления в училище, а болевой порог, похоже, завышен от природы. Гуттаперчевый
мальчик.
Из трех групп только одной — сообразившей навалиться разом — удалось
припечатать противника к мату. Но вот зафиксировать его в нужной позиции так и не
вышло. Все остальные дружно падали в одну и ту же яму: как бы вопреки общей жесткой
установке на командную работу, дополнительные очки были положены только тому, кто
нанесет удар; естественно, тут же начиналась толчея, претенденты мешали друг другу
— и в результате заваливали зачет всей шестеркой. К концу семестра они запомнят:
сначала задача, все остальное — потом, каков бы ни был пряник, но пока что…
На сей раз — Васильев надеялся — все будет не так. Но чтобы настолько не так,
даже он не думал. Шестерка — явно по команде, хотя никакого звукового сигнала не
было — рассредоточилась, взяв Габриэляна в кольцо.
Тот продолжал спокойно стоять и даже ухом не повел, когда Винницкий, стараясь
двигаться очень аккуратно, зашел ему за спину. А потом, одновременно и согласованно,
четверо из шести бросились на противника. Это было почти похоже на настоящую атаку,
какой она должна быть: передний покатился вперед, рассчитывая сбить объект с ног,
Винницкий попытался взять на удушающий, те, что с боков, — довершить атаку
переднего, зафиксировав ноги «бревна». То есть так они это себе планировали.
На самом деле вышло следующее: Габриэлян позволил Винницкому схватить себя
за шею, подсел под него и упал вместе с ним вперед, прокатившись по тому, кто кинулся
в ноги. Тот придавленно вякнул под сдвоенным человеческим весом, а Винницкий
запаниковал и разжал захват. Не сделай он этого — все было бы закончено в
полминуты, а так Габриэлян вылетел из переката, не давая команде ни мгновения, чтобы
опомниться, схватил одного «запасного» и через плечо швырнул его на другого, после
чего опять перекатом ушел в противоположный угол, откуда секунд пять с
доброжелательным интересом созерцал то, что называется «куча-мала».
На подготовку к новой атаке, судя по предыдущему опыту, должно было уйти еще
как минимум столько же очень ограниченного времени. Но первокурсники — вопреки
63 of 250 22/07/2019 07:15


вышло гораздо лучше: кто-то без всяких мудрствований вцепился Габриэляну в правую
ногу, кто-то из положения лежа пнул под левую коленку — ага, это тот, придавленный,
который так и не нашел в себе сил подняться, оказался молодцом, — и сохатый не
устоял, повалился лицом вниз, а дюжина рук тут же вцепилась ему куда попало.
Но лицом вниз — это было все-таки не совсем то. Теперь группе предстояло
перевернуть брыкающегося Габриэляна. Или они все-таки рискнут бить со спины?..
Рискнули. Растянули третьекурсника «рыбкой» на полу — двое сидят на ногах, один
встал коленями на руки. Винницкий сделал шаг назад, словно художник, оценивающий
картину, и сказал:
— Вова, давай его правым боком кверху. Сдвинься ему на левую руку — и держи
голову.
То, что произошло дальше, больше всего похоже было на взрыв. В ограниченном
пространстве. Видимо, Вова переместился как-то неудачно и дал Габриэляну точку
опоры. Вову толкнули снизу, да так ловко — прямо в прицеливающегося кулаком
Винницкого. Бросать же разрешено? Разрешено. А если кто не думал, что это можно
трактовать и буквально…
На полу опять образовалась каша. Только вот с видимым усилием выпрямившееся
«бревно» почему-то не думало принимать стойку.
— Брэк, — сказал Васильев, остановив секундомер. — Габриэлян, что у тебя?
— Не могу пока понять, — медленно ответил третьекурсник. — Не то закрытый
перелом, не то трещина.
Вдох через нос, слова на выдохе.
— Иди сюда.
Габриэлян пошел вперед, на ходу расстегивая верх комбинезона и спуская его с
правого плеча. По щеке от виска ползла капля пота.
— Перелом, — сказал Васильев, пробежавшись пальцами по его ребрам. — В
медпункт. Группа, зачет. Винницкий, как ты думаешь, по справедливости — сколько
дополнительных очков ты заработал?
— Я их вообще не заработал, — мрачно сказал Винницкий. — Минута пятьдесят
пять секунд. А если бы я еще повыпендривался…
— Десять очков, Винницкий. Группа, каждому по пять — за хорошее
взаимодействие.
Группа снова повалилась на татами, образовав кучу-малу — на радостях.
На ногах остались Винницкий и Габриэлян.
— Миша, дополнительный вопрос. Как ломать ребро, чтобы наверняка и с
наименьшими сопутствующими повреждениями, — сам додумался?
— Нет, конечно, — спокойно ответил Винницкий. — У него спросил.
— Пять очков — за честность. Габриэлян, я же сказал — в медпункт.
— Одну секунду. — Третьекурсник повернулся к Винницкому. — Посвящать по ходу
дела «бревно» в свои планы не обязательно.
— Ага, — улыбнулся Винницкий. — Беня говорит мало, но Беня говорит смачно.
— Главное, чтобы он не говорил лишнего.
Так, подумал Васильев. Винницкий — уже его. Он сам этого не знает, но уже…
После медпункта Габриэлян зашел в кабинет — подписать увольнительную.
Маленький бонус работы «бревном» — для курсантов, не для заключенных — состоял в
дне отгула и в недельном освобождении от боевой подготовки.
64 of 250 22/07/2019 07:15

— Но хоть что-нибудь ты понял?

Курсант смотрел на преподавателя с… сочувствием:
— Не беспокойтесь, Михаил Петрович. Все в порядке.
— Если ты так думаешь, — почти сквозь зубы сказал Васильев, — ты не в порядке.
— Михаил Петрович, я вас понял.
— Иди, — поморщился Васильев. Габриэлян надел пилотку, откозырял и вышел.
Худо, подумал преподаватель. И особенно худо — что никто, кроме меня, кажется,
ничего не замечает. Считают — странный парень, с тараканом в голове. Первый год
думали — не удержится. Но удержался. Целеустремленный. Знать бы еще эту самую
цель. Ведь она у него есть. Не пайцза, не статус, не карьера. Какая-то другая цель, ради
которой можно вот так, глазом не моргнув, живых людей…
А почему, собственно, он должен был моргать глазом? — спросил внутренний черт.
Такого рода задания — в первую очередь отсев, а во вторую — способ адаптации к
условиям службы. Очень важно, чтобы любой, кто может сломаться, показал это именно
сейчас. Чтобы получить распределение в аналитики, технари, в администрацию… есть
много работ в СБ, где человеку почти не приходится наступать на горло совести, а если
и приходится, то не чаще, чем среднестатистическому менеджеру. А потенциальный
оперативник пройдет через срыв — и будет знать свои границы. И другие будут знать.
Но Габриэлян не сорвался. Вообще. Он провел операцию с эмпатами по ниточке —
если и возмутился чем, то проколами в организации и безобразным разбазариванием
ценного материала. Если он продержится до конца курса, пойдет в группу тактиков. Или
во внутреннюю безопасность. Или в секцию С — референтом-телохранителем к кому-то
уровнем не ниже смотрящего.[42] И тогда… может быть, мы услышим о всемогущем
визире Такого-то, Вадиме Аровиче Габриэляне… но, вероятнее всего, этого мы не
услышим, а услышим совсем другое: что Вадим Арович Габриэлян погиб, погиб при
исполнении служебных обязанностей. Потому что там белых ворон любят еще меньше,
чем здесь.
Но вот о ком мы точно не услышим — так это о Габриэляне-вампире. Поскольку
вампиров Габриэлян не уважает и скрывать это не находит нужным. И от того, что он без
колебаний отправил на смерть тех, кому вполне сочувствовал, ради службы тем, кого
презирает, — особенно тошно.
***
На выходе из корпуса Габриэляна ждал Винницкий.
— Извини, — сказал он. — Он мне почти прямо посоветовал к тебе обратиться.
— Я понял, — улыбнулся Габриэлян.
— Зато я ни лешего лысого не понимаю. Я не думал, что ты меня пошлешь —
Васильев над учениками не издевается… Но на твоем месте я бы меня послал.
— Почему? — удивился Габриэлян.
— Что значит «почему»? Приходит к тебе какой-то посторонний молокосос и просит
научить, как твое же собственное ребро тебе сломать. Это что, не повод?
— По-моему, нет. Ты ведь уже пытался быть мной — Габриэлян прищурился. — И не
понял?
— Ну… — улыбнулся Винницкий. — Не поверил, скажем так. Тебе и вправду не
обидно?
Они двигались вниз по аллее, к общежитиям — чуть медленнее, чем обычно шел бы
Габриэлян. Бок, несмотря на качественную медпомощь, несколько… мешал.
— А на что тут обижаться? Посуди сам. Учиться на ком-то надо? Надо. Дисциплину
65 of 250 22/07/2019 07:15

— Держи, — Габриэлян достал из нагрудного кармана лепесток флеш-памяти и

протянул Винницкому. — Я бы тебе книгу дал, но в общежитии с ними неудобно. А в
старину… кондиционирование всегда кондиционирование. Задача училища — сделать
так, чтобы во внешнем мире мы не рассыпались ни от первого толчка, ни от сотого. И
оставались, между прочим, лояльны. То, как именно это делается, в общем,
несущественно. Главное — устраивает ли тебя результат.
— А тебя? — Винницкий демонстративно окинул взглядом торс собеседника.
— Вполне. Я бы на их месте даже включил как минимум один раунд работы
«бревном» в стандартный курс. Впрочем, может быть, они так и сделали… по-моему, в
моем потоке никого не обошло.
Винницкий посмотрел на старшекурсника. Устраивает… чем? Да, запрет на
ответные удары в каком-то смысле помогает думать, выбивает из накатанной колеи, но
это можно сделать и без этих унизительных задачек, без шпыняния, без… Он
выпрямился. Еще раз посмотрел на человека, идущего рядом. Закрыл глаза на
мгновение, вошел в чужую форму… открыл глаза…
Аллея перед ним слегка расплывалась — сильно мешало отсутствие очков.
Ребятишек надо приучать к крови. И к тому, чтобы они не опьянялись ею. Чтобы думали
о задаче, а не о собственной власти. А с другой стороны… это, конечно, вырабатывает
спокойное отношение к боли, снимает страх перед ней, да, но куда важнее другое.
Чтобы человек запомнил, как его рвали на части. Очень полезный опыт на самом деле.
Миша тряхнул головой, мир вокруг обрел резкость. В шкуре Габриэляна было очень
удобно. Даже слишком.
— А можно личный вопрос? Последний на сегодня? — Винницкий прищурился.
— Стреляй.
— Зачем тебе я?
— Ты мне понравился, — спокойно сказал Габриэлян. — Это редко бывает.
— Хе. Ты уверен, что я ничего такого романтического не подумаю? — Улыбка у
Короля была совершенно треугольная, как у Чеширского кота на рисунке в детской книге.
— Мм… — Габриэлян оборвал лепесток у несуществующей ромашки, —
подумаешь, не подумаешь… нет, не подумаешь. Ты лучше над другим подумай.
— Над чем?
— Зачем Васильев послал именно тебя именно ко мне.
Винницкий пожал плечами.
— Странно он к тебе относится. Не любит, активно не любит — за что, ты же его
никогда не разыгрывал. Интересно почему?
— Почему — что? Не разыгрывал или не любит?
— Почему не разыгрывал — ясно: он хороший мужик. Не любит почему. Он на тебя
смотрит… как на ящера. Холоднокровного…
— Да, где-то так оно и есть. Ну и что тебя в этом смущает?
— То, что ты не ящер. Потому что…
— Ящер, — резко сказал Габриэлян. — Я — ящер, а ты бросаешь все и идешь
домой читать Бабеля.
Впоследствии Миша говорил, что в Габриэляне пропал психоаналитик. Сам же
Габриэлян полагал, что в нем не пропал, а прекрасно реализовался роскошный
развесистый дурак. Экспериментатор. Песталоцци.[43] Мотивы Васильева Габриэлян
вычислил сразу. Просто потому что один из друзей дяди, театральный актер, тоже был
66 of 250 22/07/2019 07:15


был прост: Михаил Петрович полагал, что полностью вжиться в личность Габриэляна
Винницкий попросту не сможет, а вот зацепку для сохранения себя на время получит. Ну
а сам Габриэлян вспомнил рецепт дядиного приятеля — и решил подсунуть пареньку
что-то красочное, привлекательное и несколько противозаконное. Бабель полному тезке
Мишки Япончика был буквально на метрике написан.
А Миша Винницкий, янычар, воспитанный и выращенный людьми, не знавшими, что
такое мышление вне заданной плоскости, увидел в Бене Крике мечту совершенно других
людей — согнутых в бараний рог, но все еще живых. Мечту о человеке, которому не
страшен сам господин полицейский пристав. Которому не испортишь свадьбу. Который
— бандит, сволочь, скандалист — самим своим существованием обеспечивает
беспросветной улице какое-то количество воздуха. И еще мальчик Миша понял, что там,
где есть государь император, не может быть короля. Потому что империя хочет владеть
воображением подданных единолично. В общем, курсант Винницкий, ранее
относившийся к существующему порядку вещей с равнодушным одобрением, вдруг
осознал, что персонально он, такой, каким ему хотелось бы быть, с этим порядком
несовместим. По причине конфликта интересов.
ОТРЫВОК ИЗ ТОК-ШОУ «ВОПРОС РЕБРОМ»
Ведущий: Мы выслушали мнение зала. А теперь обратимся к приглашенному

эксперту. Напоминаю, что перед вами доктор социальных наук Анастасия Кузьмичева.
Итак, Анастасия Дмитриевна, правда ли, что у агнцев больше шансов быть
потребленными?
Анастасия Кузьмичева: Здесь уже несколько минут говорят об агнцах, я знаю
общеупотребительный смысл слова, но мне хотелось бы услышать, что конкретно
сейчас вкладывается в это понятие.
Ведущий: Ну… (неловко смеется, трет лоб) агнец — это такой очень хороший
человек.
А. К. (улыбаясь): А что такое «хороший человек», Леонид? Кто-нибудь в зале готов
исчерпывающе объяснить, что такое хороший человек, по какому признаку мы можем
четко определить, кто хороший, а кто плохой?
Женщина в первом ряду. Альтруист. И «А» из-за этого.
А. К.: Альтруист — это человек, которому приятно помогать другим. Он делает то,
что ему приятно. Так?
Ведущий: То есть хороший человек — это человек, которому приятно помогать
другим.
А. К.: Но разве человек, который помогает другим, несмотря на то что это ему
неприятно, не лучше?
Ведущий не находится, что ответить, зал смущенно перешептывается, но
никто не нажимает кнопку громкой связи.
А. К.: То есть на самом деле нам не важно, приятно кому-то нам помогать или нет,
нам важно, что в условиях выбора — защищать свои интересы или наши — этот человек
предпочтет защищать наши. Но разве мы не воспринимаем детей как априорно хороших
людей, несмотря на то что дети — на удивление эгоистичные создания?
Ведущий: Ну-у… они реже делают зло нарочно.
А. К: Да, и это тоже верно: преднамеренность идет в счет. Вернемся к нашим
агнцам. А-индекс — это индекс альтруизма. На самом деле тот, кто помогает другим
67 of 250 22/07/2019 07:15


альтруист, руководствующийся соображениями приятства. А-индекс с некоторой
погрешностью определяется при помощи психологических тестов. Он довольно низок у
маленьких детей, повышается с развитием эмпатии, часто довольно высок в
подростковом возрасте и обычно стабилизируется на чуть более низком уровне с
наступлением зрелости. И действительно, люди с высоким А-индексом воспринимаются
окружающими как очень хорошие люди. Теперь разберемся с самим термином «агнец».
Прямое значение этого слова — ягненок или козленок до года; невинное, беленькое,
пушистое создание. Однако в верованиях древних иудеев кровью именно этого создания
смывались их прегрешения. Предки были жестокими людьми: чтобы жил грешный
человек, должен умереть невинный детеныш. Вот у меня в руках книга, я принесла ее на
передачу специально. Это Библия, старинное, еще доповоротное издание. Сейчас я
прочитаю из книги Исхода: «Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола,
однолетний; возьмите его от овец или от коз, и пусть он хранится у вас до
четырнадцатого дня сего месяца: тогда пусть заколет его все собрание общества
Израильского вечером, и пусть возьмут от крови (его) и помажут на обоих косяках и на
перекладине дверей в домах, где будут есть его. А Я в сию самую ночь пройду по земле
Египетской и поражу всякого первенца в земле Египетской, от человека до скота».
Ведущий: Вы хотите сказать, что эта запись отражает реальное событие, имеющее
отношение к обсуждаемой теме?
А. К. (улыбается): Ну, сами подумайте, как это еще понимать?
Мужнина из второго или третьего ряда, одет в повседневную одежду диакона
«Церкви Воскрешения»: Мы все знаем, что в древние времена люди представляли себе
Бога жестоким и мстительным существом. На самом деле, конечно же, Бог есть любовь
— а значит, ничего описанного быть не могло.
А. К: Но евреи жили в Египте. И египтяне с ними воевали потом. Иногда с успехом,
большей частью — нет. А Библия рассказывает, как маленький народ ушел из великой
империи, разгромив ее войско. Вот таким странным способом ушел. Они зарезали
агнцев и съели — а по всей стране умерли первенцы. Не только дети — просто
первенцы. И потом погибла армия.
Мужчина из зала: Это следует понимать аллегорически.
А. К: Согласитесь, аллегория тут несколько грешит предметностью, а инфекционное
заболевание, поражающее исключительно первенцев, науке неизвестно. Но это не
важно, важно, из какой среды, из каких мифологических пластов был поднят сам термин
«агнец». Древнее, архетипическое представление о том, что, чтобы получить что-то у
мира, нужно что-то отдать. Самое лучшее. Чистое. Незапятнанное. Неиспорченное. И
чем совершеннее жертва, тем больше мир отдаст в ответ. Ассоциация «а» и «агнец» —
это исключительно местное, русскоязычное явление. Сам термин пришел из другой
страны и был изначально англоязычным, lamb. И люди в той стране мыслят именно
этими категориями (стучит ногтем по переплету книжки). Именно они создатели
легенды о том, что агнцы — жертвы, приносимые нами якобы ради собственного
спасения и избавления от бед.
Ведущий: Э-э-э… мы, кажется, немного отвлеклись.
А. К.: Напротив. Мы вплотную подошли к главному: к представлению о высоких
господах как о существах мифологических. Трудно, очень трудно признавать себя
предыдущей ступенью эволюции. Гораздо приятнее для самолюбия — создать этакую
городскую легенду о том, что якобы высокие господа являются существами иного
порядка и что Договор Сантаны — это нечто вроде жертвоприношения Авраама. Но это
именно суеверие. Перестройка организма по методу Сантаны — это сложный
биопсихический процесс, которому совершенно все равно, украла ли Клара у Карла
68 of 250 22/07/2019 07:15


Потому что симбионт не разбирается в этике, зато в ней разбираемся мы с вами.
Высокие господа стоят выше нас, но они в значительной мере люди. Им зачастую
приятно и комфортно чувствовать себя еще и санитарами леса. Приносить
дополнительную пользу. Ведь в отличие от человеческого правосудия они просто не
могут ошибиться. (Взгляд в зал.) У агнцев — при всей их притягательности — шанс
много меньше, хотя и несколько выше среднего. (Пауза. Улыбка.) Они чаще предлагают
себя. Вот это — правда.
Вопрос из зала: Госпожа Кузьмичева, а если вам предложат инициацию, вы
согласитесь?
А. К. (улыбаясь): Можно обойтись без условного наклонения. Мне предложили. Я
согласилась. Это будет еще не завтра, подготовка — дело сложное, но…
Ведущий: Госпожа Кузьмичева, в свете этого, не могли бы вы сказать, каков ваш
А-индекс?
А. К.: До недавнего времени — 75. Я агнец. Нижняя граница.
Ведущий: Наше время подходит к концу. Госпожа Кузьмичева, хотели бы вы что-то
сказать залу?
А. К.: Да. (Серьезно.) Даже самая неприятная реальность не вредит нам так, как
миф. Я знаю множество людей, которые боятся следовать своим лучшим импульсам из
страха быть потребленными. Калечат себя. Калечат своих детей. И все это… только
чтобы не признать, что старшие — естественная элита. Да, естественная. Но они тоже
несовершенны. Они следующая ступень эволюции, но пока страшно неуклюжая,
неотработанная, с очень низким КПД. Как первые колесные пароходы. Можно бояться за
свою жизнь, но не стоит бояться их самих — кто знает, на кого уже они будут смотреть с
суеверным страхом лет через двести-триста? Может быть, на ваших детей.
69 of 250 22/07/2019 07:15

Глава 2
INTO THE WEST
Подали поезд, и я отыскал свой девятый вагон,

И проводник попросил документы — и это был Он…
Он удивился — зеленая форма, на что так смотреть?
70 of 250 22/07/2019 07:15


И мне какой-то мудак все объяснял, что такое кун-фу,
А с верхней полки сказали: «Надежней хороший обрез».
А я подумал: «Я все-таки сел в туркестанский экспресс —
Последний в этом году
Туркестанский экспресс!..»
71 of 250 22/07/2019 07:15

Они сели в Знаменке ранним утром, еще затемно. Правил не нарушали, вели себя
тихо. Раздвинули сиденья, опустили оконный ставень и лежали себе. Спали. А когда не
спали, пили без продыху — так ведь это не запрещается, пока люди ведут себя тихо.
Мало ли, может, у них горе какое.
Поэтому Антон, сунувшись по ошибке в их купе после Гайсина, только вдохнул
перегар — и примостился в соседнем купе. А вот беременной женщине, взявшей билет в
Виннице, места уже не хватило, и она принялась скандалить.
72 of 250 22/07/2019 07:15

подражает варкам. В Москве такие предпочитали более интеллигентную отраву —

«ледок», «хрусталик», старый добрый кокс… А из купе, когда дверь открывалась, разило
так, словно они не только пили водку, но и купались в ней.
Кроме того, от затянутого в черную кожу парня несло не только перегаром, но и
аптекой. Будь Антон простым пассажиром — он, скорее всего, не обратил бы на это
внимания. Но он вот уже полгода как не мог позволить себе такой роскоши: не замечать
мелочей. А это была не мелочь, это была опасность. Антон сильно наследил в Ростове,
возможно, наследил и в Харькове… чем больше звеньев в цепочке, тем легче по ней
идти.
Парень, тянущий под варка, снова вышел из купе и двинулся против движения
поезда. Ресторан через два вагона, но там спиртное пьяному не продадут. Это не
станция, где можно отговориться спешкой. И вообще, лишний раз светиться…
Подожди-ка. Вода. Они дважды покупали воду у проводницы. Не для
подосиновика[44] для второго. Жажда, бледность, круги под глазами, озноб… Пьян?
Расскажите кому-нибудь другому.
Длинный вернулся. С большой упаковкой сока. Шел, покачиваясь и как-то дергаясь
на ходу. И не тянул он под варка — он им и был! И когда шел в туалет, шатался не от
водки — от солнечного света.
Нелегальная инициация? Прямо в поезде? Да с ума они сошли, что ли?
Антон подключился к Сети. Связь была паршивая, но в Виннице стабилизировалась,
и Антон успел скачать ленту новостей. Прочитал и понял — нужно сходить. На
ближайшей станции. Добираться до Львова и делать новые документы, потому что даже
если «Омега» еще не сидит у этих двоих на хвосте, то сядет обязательно. Через
считаные часы, если не минуты. И по всему их маршруту с метелкой и ситечком
пройдется, и не только с электронными… любой его волос, любой его генматериал в
этом чертовом поезде… Не во Львов, обратно на север, в Киев. И возвращаться сюда не
раньше чем через месяц-другой… Это Гонтар они поймали случайно, на варка
гензацепку не сделаешь, клетки отдельно от хозяина не живут, разлагаются. А я-то…
Екатеринослав. Гонтар. Газда. Человек и варк.
Антон откашлялся и предложил беременной обменяться билетами. И только потом
вспомнил, что следующая-то остановка — через полтора часа.
Ему было страшно, ему было очень страшно. Если накроют с этими двумя, тогда
конец. Но и сами эти двое… Зачем, зачем я это сделал? Он зажмурился, уткнулся
головой в простенок между окнами, а потом еще два раза легонько стукнулся в него
лбом. Некоторые водители-юмористы любят клеить над дверью микроавтобуса мишень
с надписью: «Место для удара головой». Мне срочно, срочно нужно такое место…
Я это сделал, чтобы с этими двумя не пришлось разбираться беременной женщине.
Или проводнику. А еще потому что… потому что я вдруг решил: я должен.
Но почему я так решил? Я спятил, вот оно что. Устал бегать, извелся и свихнулся.
Ну и ладно.
Закат скользил в окнах, дробясь о стволы лесопосадок. Из купе, когда дверь
открылась, резанула попса, от которой свело скулы, — лоу-поп-переложение украинских
фольклорных песен: «Ой, мiй милий вареничкiв хоче!»
— Чего тебе, мальчик? — неприязненно спросил варк, когда Антон вошел и закрыл
за собой дверь.
— У меня… билет… П-попросили поменяться… Вот… Там беременная женщина…
а свободных мест больше нет. Вы же не хотите скандала?
73 of 250 22/07/2019 07:15


этот «пьяница» все-таки побывал в буйных. За все время поездки он покидал купе лишь
однажды — вися на своем товарище, выбрался в туалет. Но именно он принял решение
— легким движением ресниц показал белобрысому: да, пускай.
Сходится.
— Садись, — вздохнул варк. — Только не доставай.
Вынул из-под сиденья бутылку «Развесистой клюквы», приложился прямо к
горлышку. Показал лежащему, тот так же еле-еле качнул головой из стороны в сторону,
прошептал: «Воды» — и закрыл глаза. Антон бросил сумку на багажную полку (в
соседской сумке что-то брякнуло), сел, раскрыл планшетку, открыл «Во имя желтого
флага» и стал читать про осаду Пуэблы.
Навари, милая, навари, милая, навари — у-ха-ха! —
моя чорнобривая!
Этот запах, хоть топор вешай (а ведь можно было включить вентиляцию!), эта попса
из динамиков терминала-«дурачка» — средство от комаров.
Антон сосредоточился на лежащем мотострайдере. Тот дышал хрипло, мелко, как
человек, которого мучительно тошнит и все никак не вырвет. Темные волосы намокли от
нота. Белобрысый налил ему сока в пластиковый стаканчик, страйдер, приподнявшись
на локте, выпил, половину расплескал — и снова бессильно откинулся на спинку. Антон
подумал, что долго лжеподосиновик в купе не высидит. Обстановка, которую они тут
создали, чтобы выгонять посторонних, для них самих еле выносима. Белобрысый просто
ждет, когда на следующей кто-то сойдет и Антон не выдержит, сбежит.
Ой, сил вже нема, милий мiй миленький. Ой, сил вже нема,
голуб мiй сизенький…
Но первым все-таки не выдержал сам белобрысый. Выскочил в тамбур с пачкой
сигарет. Хоронясь за высоким воротником от закатного солнца, чуть ли не бегом…
Антон тихо, осторожно, едва дыша, привстал на кресле. Перегнулся через соседнее
сиденье и склонился над — спящим? Потерявшим сознание?
Он ожидал увидеть на шее, но там не было. Тогда он приподнял одеяло, чтобы
посмотреть на запястья. Это оказалось затруднительно — из-за кожанки, которую
страйдер, несмотря на жару, так и не снял. Антон случайно задел подкладку пальцами…
Она была твердой, заскорузлой. Сквозь запах спирта пробивался запах крови.
Бледная рука метнулась и сжалась у Антона на горле. Планшетка хлопнулась на
пол.
Помирай, милая, помирай, милая, помирай — у-ха-ха! —
моя чорнобривая…
Он сумел собраться, схватиться обеими руками за эту клешню и попытался
оторвать ее от себя, но рука сама отпустила — нет, оттолкнула.
Хлопнувшись на сиденье варка, Антон увидел направленное прямо в лицо дуло
пистолета.
— Вычислил. Молодец. — Голос страйдера был тихим, как шелест железа о
железо. — И что дальше будешь делать?
Растирая отдавленную шею, Антон лихорадочно подбирал слова. А вдруг я ошибся
и он обыкновенный псих? Мало ли что пишут о Ростбифе и что писал он сам… почему
его человек не может быть просто психом? Вот возьмет и нажмет сейчас на спуск. И все.
А де мене поховаеш, милий мiй, миленький?
А де ж мене поховаеш, голуб мiй сизенький?
В бур'янах, милая, в бур'янах, милая, в бур'янах —
74 of 250 22/07/2019 07:15

я спросил первым. Так тоже исторически сложилось. Скажи, что ты намерен делать
дальше?
— Я… — Антон попробовал улыбнуться. — Я бы сел на свое место. Если вы не
возражаете. Потому что ваш друг вот-вот придет, и…
— Он мне не друг. — Террорист убрал пистолет.
— Он вам… он вас…
— Нет. — Террорист ответил так резко, будто вопрос Антона его задел. — Он
держится.
Антон пересел на свое место.
— Кто ты? — спросил Савин, чуть повернув к нему голову.
Он мало походил на того Савина, растиражированного сейчас по всем каналам.
Даже не потому что лицо разбито — черты лица другие. У того были густые брови,
пухлые губы и нос картошечкой. А у этого все какое-то… никакое. Антон был уверен, что
через неделю, когда синяки сойдут, не узнал бы этого парня.
— Я… — В голове вспыхнули фейерверком все имена, фамилии и даже ники,
которыми он пользовался последние полгода. Если я сойду на следующей, а этого
человека схватят, он может сказать, нет, он наверняка скажет про меня… — Я ведь могу
ответить что угодно. И вы меня никак не проверите.
— Никак, — сказал Савин. — Но ты пришел сюда сам. Поменялся билетом. Задал
дурацкий вопрос. Полез ко мне за пазуху. Тебе что, жить надоело?
— Мне не надоело, мне… трудно.
Террорист фыркнул.
— Я понимаю, что глупо звучит, — поспешил сказать Антон. — Я тоже прятался и
сейчас прячусь, но это очень трудно. Казино в конце концов всегда выигрывает,
понимаете?
— Нет, не понимаю. — Террорист ухмыльнулся.
Антон против воли покраснел.
— Если бы я был просто гражданин и вас заметил, я бы не стал… мешать. Но мне
все равно теперь опять бежать. И я искал, я сюда приехал — искать. И я вам нужен. Ваш
друг — ладно, не друг — курит и пьет, чтобы заглушить запах крови. Ему труднее с
каждым разом. Если вы прогоните меня — он может сорваться. А я могу менять вам
повязки, в туалет водить. И трое — не двое.
Раненый вздохнул, и тут его заколотило. Антон достал из-под сиденья свое одеяло и
набросил на бойца. Потом откинул сиденье Цумэ[45] (так он про себя прозвал
белобрысого — тот чем-то походил на одинокого волка) и вынул второе.
— Отчего прячешься? — спросил Савин. — Что натворил?
— Ничего. И не от чего, а от кого. — Антон, садясь, почесал в затылке. Долгая это
была история и очень грустная. И не хотелось рассказывать ее сейчас. — То есть когда я
убежал, то много чего было, но по мелочи.
Антон зажмурился, чтобы удержать слезы. Он старался забыть про Сережку — с его
улыбкой, с его гитарой… Но ничего не получалось. Брат вставал под веками как живой…
или как полуживой — в своей затемненной комнате, вот с такой же слабостью и ознобом.
Дверь в купе раскрылась, Цумэ скользнул внутрь.
— Это что за номер?
— Он с нами. Этот вундеркинд нас вычислил.
— Ненавижу детей. — Варк нарочито облизнулся, меряя Антона взглядом. — Во
75 of 250 22/07/2019 07:15

новый — или несколько. И по параметрам он не попадал в сетку критериев, по которым

шел поиск. Пока не попадал.
— Надо же! — картинно всплеснул руками Цумэ. — А почему не сразу до
Пшемышля?
— Вы уверены, что продержитесь хотя бы до Львова? — спросил Антон.
— Я продержусь. — Цумэ оскалился и спустил темные очки на кончик носа. Глаза
полыхнули красным.
Антон вздрогнул.
— Вашему другу нужна медицинская помощь, — с нажимом сказал он. — А вы
можете сорваться.
— Он мне не друг. Я ему просто обязан. Не бойся, не сорвусь.
Раненый сунул пистолет куда-то под сиденье.
— Ты понимаешь, что если его зацапают с нами, то уничтожат? — продолжал Цумэ.
— Если меня вообще зацапают, то отправят в Москву к матери, — сказал Антон. —
Это то же самое. Она… как вы.
Он не мог сказать про маму «варк», «вампир» или хотя бы «высокая госпожа». Все
еще не мог.
— Она уже кого-то?.. — спросил раненый.
Антон кивнул. Понял, что от него все еще ждут ответа, и сказал:
— Да. Брата, — что старшего, пояснять не стал.
Раненый опять прикрыл глаза.
— Попытка инициации?
Он что, мысли читает?
— Да.
— По лицензии?
Антон опять кивнул. Хотелось бы ему быть таким, как этот, — спокойным, холодным
и ровным даже в бегах, даже на грани смерти… Но сдержанность никогда не была его
сильной чертой, а сейчас он что-то совсем разболтался.
— Я слышал… на Западной Украине и в Белоруссии есть… всякое. И христиане
запрещенных конфессий, и не только. Понимаете?
— Нет, — сказал Савин. — Не понимаю.
Антон собрался с духом:
— Во Львове пятнадцать лет назад случилось спонтанное исцеление — сами
понимаете от чего. Туда бессмысленно, там перерыли все, но вдруг…
Цумэ фыркнул, раненый слабо улыбнулся.
— О'Нейла обчитался, понятно, — заключил он.
Антон ощутил, как жар заливает скулы.
— Это, наверное, смешно, — сказал он, — но…
— Это даже не смешно, просто безнадежно, — сказал варк. — Нам по-настоящему
помогает только доза серебра внутрь. Если нужно быстро. «Исповедь» — подделка
спецслужб. А что до остального…
— Это не так, — разлепил губы Савин. — То есть «Исповедь», может, и
сфабрикована, но не вся.
Он осторожно повозился и продолжал:
— В ОАФ есть люди, которые знали О'Нейла. Он и в самом деле был данпилом. [46]
76 of 250 22/07/2019 07:15

— Я не знаю, как именно О'Нейл стал данпилом. — Губы Савина раздраженно

перекосились. — Я знаю, что он им был. Ростбиф… мой командир… дружил когда-то с
Мортоном Райнером, главой секции пропаганды. Райнер был человек очень любопытный
— а еще он египтолог по первой профессии. Филолог. В общем, он все версии
«Исповеди» собрал и анализ провел. И восстановил прототекст. Толку от того
прототекста, правда, никакого, все равно бред сумасшедшего. Но в основе там не
подделка. И обросло оно не больше, чем обычно обрастает при передаче. Так что,
может, никто ничего и не делал нарочно. — Террорист улыбнулся — слабо, но с каким-то
затаенным лукавством. — У Райнера, кстати, вообще была репутация… мечтателя. Он,
например, все доповоротные источники о старших собирал. Фантастическую литературу,
фильмы, игры… все.
— Идеальный кандидат для вброса дезы.
— Его убили. — Террорист прикрыл глаза. — То есть казнили… в брюссельской
Цитадели. Обычно за теми, кто не стреляет, не охотятся так, как за нами. Но Райнера
они гоняли и догнали. Не знаю, из-за чего именно, он и свою прямую работу поставил
лихо.
Цумэ заложил руки за голову.
— Понимаешь, я знаю, что это все воздух… не думаю, а знаю точно, потому что в
Загребе как раз такой центр стоит и моя жена там и работала. Исцеления случаются.
Очень редко. Только у молодых. Только под стрессом. Они полвека бьются уже, фактор
выделить не могут. Это для ваших нас хлебом не корми дай крови попробовать, а в
кланах не меньше половины на что угодно пошло бы — на риск сумасшествия, на то, что
стариться снова начнут… чтобы больше ее в глаза не видать. Помогала бы святая вода
— они бы в ней купались, а Милена — первая. Не помогает… Она и с нарезки сошла-то,
когда поняла, что выхода нет и так всегда будет.
«Моя жена, — думает Антон. — Это, наверное, та Гонтар, которую убили, которую
он убил… Жена. А как ему ее еще называть?»
— Так что, уж поверь мне, если бы работало, ну хоть с пятого на десятое, то этим
бы пользовались вовсю — и все, кому положено, об этом бы знали. И все, кому не
положено.
— Тут он прав, — тихо сказал Савин. — А кстати, что у тебя за мама такая
интересная? Обычно никому моложе двадцати с момента инициации лицензию не дают.
И то за особые заслуги.
— Доктор общественных наук Анастасия Кузьмичева, — ровным голосом сказал
Антон. И добавил почти злорадно: — А подписал лицензию лично Аркадий Петрович
Волков.
— Новая метла чисто метет, — Искренников ухмыльнулся во весь рот. — Однако
интересная жизнь в столицах начинается.
Савин не поддержал этот разговор. Он продолжал пристально смотреть на Антона.
Лицо, подумал Антон. У него пересажено все лицо. Структура черепа осталась
прежней, а лицо заменили. Донорским. Потому что от настоящего лица, наверное, мало
что осталось, после того как группа Ростбифа убила гауляйтера Германии и Австрии фон
Литтенхайма.
Убили его чуть больше года назад, на мотодроме, при большом стечении народа,
когда жертва вместе с этим народом любовалась гонкой юниоров на приз «Порше».
Лидерами среди юниоров были Андрей Савин и Клаус Штанце. Когда в ложе фон
Литтенхайма прогремел взрыв, оба вылетели с трассы, обоих жестоко искалечило.
Штанце до сих пор не завершил курс реабилитации, а Савин с изуродованным лицом лег
77 of 250 22/07/2019 07:15

несколько месяцев…
— Значит, ты решил, что на Западной Украине есть кого искать?
— Я… слышал.
— От брата?
— Да… — Антон сглотнул.
— Он не много болтал о своих связях в подполье, — рассудил террорист, глядя в
потолок. — Иначе ты бы знал, к кому обратиться в Москве. Но болтал, а то откуда бы
узнала твоя мать…
— Он не болтал… Я не знаю, что он вообще делал в подполье, но он добывал
данные. Не у мамы, у мамы невозможно, но подвернулся случай — машинка одного ее
нового знакомого, тоже молодого.
— Понятно, — прошептал террорист.
— Нет. Вам не все понятно. Комп ломал я. Для Сергея.
— Ты хочешь сказать, — вкрадчиво проговорил варк, — что взломал комп высокого
господина со всей защитой?
— Да, — с вызовом сказал Антон. — Именно это. Ну… он слишком много всего на
биометрию завел, на температуру тела, скорость, память, ритм — это же все руками
сделать можно.
Террорист и варк переглянулись.
— Значит, — у террориста дернулся угол рта, — лицензию дали не ей. Лицензию
дали брату. Оценили. Так бывает:
— Нет, — помотал головой варк. — Так как раз не бывает. Не может быть. Если бы
вербовали его самого, то инициацию в жизни не поручили бы матери. Это вообще не
очень поощряется — родню инициировать. Смертных случаев больше намного, а бывает
так, что вообще процесс не начинается, что ты ни делай.
Антон просто не мог больше держаться. По щекам потекли слезы.
— Я разобрался с данными о свободных охотах…[47] на западе Украины. — Он
шмыгнул носом. — Нашел деревни, прикинул, как что перекрывается… словом, где стоит
искать. И тут вас… встретил.
Он закусил губы, сделал несколько глубоких вдохов… Слезы унялись.
— Синдром оставшегося в живых. — Варк протянул ему влажную салфетку. — Been
there, done that, got the T-shirt.[48]
— Ты очень хорошо сделал, что не стал искать контакты брата, — проговорил
террорист. — Потому что она их наверняка уже нашла.
— Да, я… тоже так подумал. — Ментоловая эссенция охладила лицо, но салфетка
быстро степлилась, а ему была нужна еще одна.
Варк дал еще одну.
На самом деле Антон «так подумал» далеко не сразу, а где-то через месяц. И
покрылся мурашками, поняв, как легко мог бы влететь. Потому что, когда он бежал из
Москвы — наугад, в полную неизвестность, — им руководила паника, а не рассудок. И
то, что в приступе паники он кинулся очертя голову на Курский вокзал, а не по двум
адресам, которые оставил брат, — чистая случайность.
— Он не врет, — сообщил варк террористу. — По меньшей мере он верит в то, что
говорит. Хотя извини, Антон, но все равно история эта отдает мыльной оперой.
— Ты на себя посмотри, — скривил рот Савин. — Ты о себе новости почитай, чем
твоя история отдает.
78 of 250 22/07/2019 07:15

наши пятнадцать минут славы. Сейчас мы интересны только СБ.

Варк раскрыл комм и подключился к новостным каналам.
— До какой станции у тебя билет? — спросил террорист.
— Львов, — ответил Антон.
— Извини, но ты сойдешь с нами. Раньше. В Золочеве. Поэтому дайте мне поспать.
Поезд пожирал украинскую ночь. Миновали Тернополь — никто в купе не сунулся.
Антон специально следил, не сядет ли в вагон кто посторонний. Никто не сел.
Цумэ прикрутил ручку громкости — гнусная попса сделалась тише, а потом и вовсе
сменилась приличным сканди-роком. Раненый, похоже, заснул. Антон вернулся к
«Флагу».
Странно было: в школе история о том, как медицинский кордон полз через Мексику
на юг, читалась как скучная агитка. А тут он поймал поток — документы, интервью,
воспоминания, рабочие сводки вдруг обрели вес и объем… какая там агитка, это же
было счастье — возможность что-то делать, возможность наконец, впервые за
десятилетия, не отдавать смерти, а идти вперед и отнимать у нее. Навстречу войне и
чуме — чтобы отступали они, а не ты. Какой там симбионт неизвестной этиологии, душу
дьяволу продали бы не задумываясь, — за шанс, за тень шанса. Там был дневник
Риестофера Кертиса — генерального санитарного инспектора «крепости Пуэбла» — до и
после инициации. Кертис погиб через десять лет, в Эквадоре, когда там прорвало
фронтир. Вряд ли он жалел, вряд ли кто-то из них тогда жалел. Всем казалось, что
преград нет — и с орором справимся, и структуры Сантаны как-нибудь подчиним… Люди
те почти все уже умерли, но из варков наверняка много кто жив. Интересно, как им
сейчас?
К Золочеву должны были подъехать в самый мертвый, самый глухой час. Ди пхи юй
чхоу.[49] У мамы было много старых книг.
Антон опять подключился к терминалу поезда и открыл сводку последних новостей.
О екатеринославском деле почти ничего нового. К счастью. А вот чего он раньше не знал
— так это что групп террористов было две.
Варк снова пошел курить, а Антон задумался было, не пора ли будить раненого.
Раненый избавил его от принятия решения.
— Запри купе.
«Штирлиц знал, что проснется ровно через двадцать минут. Это была привычка,
выработанная годами». Старые фильмы у мамы тоже были.
— Откинь стол и подними меня.
Опершись о стол грудью, он свесил руки. Антон понял: нужно помочь снять куртку.
Футболка на спине разрезана. Ну да, попробуй сними ее через голову.
— Водки, — сказал раненый, когда Антон снял с него футболку. У него была еще по-
зимнему бледная кожа, и синяки на ней прямо-таки цвели. Пистолет он, между прочим,
так из руки и не выпустил. А еще обнаружились ножны-браслет на правом предплечье.
Не пустые.
Антон нашарил под сиденьем Цумэ бутылку, вынул пластиковый стаканчик из
«обоймы» под стенной панелью.
— Хватит! — Антон вздрогнул и солидно перелил за пятьдесят граммов. — Давай.
Оружие он так и не спрятал, а правая рука явно никуда не годилась — из-под
окровавленных бинтов, врезавшихся в кожу, от подмышки до лопатки расползалось
очень нехорошее покраснение, а пекторальная мышца вздулась так, что любой
воздушный шарик обзавидуется. Антон поднес стаканчик к губам раненого.
79 of 250 22/07/2019 07:15

Короткий и широкий, он был тонок и остер, как опасная бритва, и гнулся бы,
пружиня, если бы не ребра жесткости посередине.
— Серебро?
— Напыление. Режь.
Бинты сами собой распадались под лезвием. Увидев рану, Антон обрадовался, что с
полудня не ел. Входное отверстие — аккуратная круглая дырочка — было справа, на
длину ладони под ключицей, на ширину ладони от грудины. Выходное — кровоточащая
дыра, ожог с теннисный мяч диаметром, рваное мясо — между подмышкой и правой
лопаткой. Но рана была не так страшна, как отек вокруг нее, похожий на карту Москвы:
Бульварным кольцом — сгустки крови, коллоида и вот этого, похожего на говядину в
супермаркете (Антона опять затошнило), а краснота — щупальца метро,
пронизывающие московскую «субурбию». На воспаленной груди лиловел четкий
отпечаток каблука. Антон зашипел сквозь зубы.
— Эмпат? — спросил подпольщик.
— Н-нет.
— Если плохо — выпей.
— Спасибо, я так…
Тем же ножом Антон разрезал очередной пакет с бинтами.
— Обведи пальцем границы отека.
Видимо, Ван Хельсинг кое-что смыслил в медицине и хотел сделать для себя какие-
то выводы. Сделал, когда палец Антона завершил маршрут. Выругался беззвучно. Потом
распорядился:
— Бери «Целитель» и дави прямо в дырку все, что осталось.
Склонился головой к столу и закусил ворот футболки.
— Г-готово, — пробормотал Антон, опустошив тюбик.
— Перевязывай. — Подпольщик снова закусил футболку.
Антон дважды обтянул бинтами поджарый торс, обнаружив по ходу еще одну
интересную подробность: на шее, на прочной цепочке, этот охотник на вампиров носил
не кулон со знаком зодиака, не камешек по китайскому гороскопу, а лепесток флеш-
памяти. У Антона зачесались руки подключить его к своей планшетке. Да нет, чепуха —
чтобы важные данные, пусть и под криптом, провозили просто так, на шее? А с другой
стороны — надежнее всего спрятано то, что лежит на видном месте…
— Теперь через шею, — подсказал Ван Хельсинг. — Не очень сильно затягивай —
скоро больше разнесет… — Тут Антон неловко его задел, и раненый, издав довольно
громкое «Х-х-х-х!», ткнулся головой в стол и руководить прекратил.
— П-простите, — пискнул Антон. Нервы требовали разрядки, и он хихикнул. —
Поверьте мне, я сделал это нечаянно, и, сделав это нечаянно, я сказал: «Простите
меня».[50]
— С… с… — просипел подпольщик, странно оскалившись. Самообладание дало-
таки трещину, но выругаться по-настоящему, видимо, теперь мешал сбой легких.
И вдруг, хватанув воздуха, «пациент» прошептал на одном выдохе:
— Сударь, вы невежа…
Контакт — есть контакт! Наверное, у него дома тоже держали старые книги.
В дверь кто-то ткнулся, и с горловым звуком подпольщик выпрямил спину, наведя
пистолет на вход.
Послышался стук. Антон заметался, потом сквозь одностороннее зеркало двери
80 of 250 22/07/2019 07:15

Кровь проступила тут же — выходное отверстие слишком велико, нужно шить. Операция
нехитрая, но кому ее делать? И вдобавок тело раненого было лихорадочно горячим.
Антисептик, входящий в состав «Целителя», и антибиотик из самых простых,
безрецептурных, потерпели очевидное фиаско — инфицированная рана отравляла
организм.
Осторожная дробь повторилась.
— Футболку. Куртку. Нет, просто набрось. Одеяло. — Пистолет спрятался под мягким
синим полтексом. — Нет, нож оставь себе. Возьми чехол. В рукав. И бей, как только
почуешь неладное. Не жди, не думай, ошибся или нет. Просто бей и беги.
Раненый опять откинулся на сиденье и, прикрывая глаза, пояснил:
— Это варк, не забывай. Если он будет готов — тебе конец.
Антон запихал кровавые бинты в пакет и сунул его под куртку, заткнув за ремень.
— Теперь отпирай.
Цумэ, пьяно растопырившись в проеме, громко протянул — явно на публику:
— Та-ак… Чем это вы тут занимались? Тебя на минуту нельзя одного оставить…
— Дверь закрой, — поморщился раненый. — И запри.
Цумэ захлопнул дверь и поставил на стопор. Плюхнулся на свое место.
— Допей водку, — продолжал подпольщик. — Всю. Золочев — через двенадцать
минут.
***
Симпатичный и тихий русоволосый мальчик в школьном жилетике и зеленых
джинсах сошел в Золочеве. Из его сумки торчал длинный чертежный тубус. Потянувшись
после долгого сидения и зевнув, мальчик зашагал к турникету контроля на станции.
Пьяноватый молодой человек в бандане вышел размять ноги и покурить там же. Он
явно не собирался отходить от поезда дальше урны.
— Вашi документи, — унылым голосом сказал мальчику с тубусом контролер.
Каждый раз было странно слышать язык — очень похожий на родной и все же чужой.
Антон облизнул сухие губы. Его унипаспорт мог пройти поверхностную проверку, но
вот тщательной уже не выдержал бы. Он уезжал из Харькова второпях и как следует
подчистить новую карту не успел… А уж если откроют тубус и увидят там не что-нибудь,
а посеребренный меч…
Из вагона тем временем выполз еще один пьяный. Два шага по прямой были за
пределами его возможностей. Обнаруживая, что сбился с курса, он бранился «К'рва!» и
брал два-три румба в противоположную сторону.
— От же ж набрався, — покачал головой контролер, возвращая Антону карточку.
Пьяный, шатаясь, короткими перебежками от фонаря к фонарю преодолел
расстояние между поездом и автоматом по продаже разной чепухи, проделал несколько
безуспешных манипуляций с карточкой и панелью заказа, получил несколько сообщений
«Помилка — Error», добрался до вокзала и на великолепнейшем польском — правда,
изрядно заплетающимся языком — спросил у контролера, где можно купить пива. За
живые деньги пиво продавалось в буфете по ту сторону паспортного контроля, и до
поляка не с первого раза дошло, чего контролер от него хочет, а когда дошло, он сунул
контролеру карту на имя Збигнева Бакежиньского, дохнув при этом таким выхлопом, что
контролер даже в чекер ее совать не стал. Но до буфета поляк не дошел — упал на
колени, а после бесплодной попытки встать хрипло, но вполне музыкально заорал:
«Whisky z lodu swietna rzecz, wszystkie troski goni precz! W gore szklo i flacha w dol, I tylko
wariat pije pol. Szklany Jasio to nasz brat, zawojowal caly swiat!»[51]
81 of 250 22/07/2019 07:15


голову не пришло его останавливать — машинка все сама считает. Долговязый поднял
товарища на ноги и оттащил к стене, прислонив там.
— Не запiзнюйтеся, панове, — сказал выпивохам контролер. — За хвилину потяг
пiде.[52]
— Щас! — прорычал белобрысый. — Щас я его. Бакежак, сука такая! Вставай! Иди
ногами!
Голос его звучал уже с неподдельным страхом. Но поляк то ли не хотел, то ли не мог
идти ногами. Даже две веские оплеухи не помогли. Когда он наконец-то смог прийти в
относительно вертикальное положение, над станцией уже зазвучало: «Потяг Харкiв —
Краков рушае з перш. колii за одну хвилину. Прохання yciм стороннiм — звiльнити
вагони».[53]
— Бакежа-ак! — жалобно простонал белобрысый.
— Latwei zdehnoc.[54] — Язык повиновался поляку ненамного лучше, чем ноги.
Минута прошла в бесплодных попытках начать двигаться — а поезд тем временем
тронулся.
Пьяным придуркам ничего не осталось, кроме как дожидаться утреннего.
Белобрысый оттащил друга в буфет, и контролер потерял их из виду.
Через полчаса, уже в сквере при автобусной станции, Антон спросил, просто чтобы
скоротать время:
— И надолго хватит этой военной хитрости?
— Не знаю, — мотнул головой «Бакежак». — Идет повальная проверка. До
станционных чекеров добраться должны быстро. Так что лучше считать, что наши
польские аусвайсы засвечены, Белый.
— У меня, между прочим, имя есть, — огрызнулся Цумэ. — И ты его знаешь.
— Имя было у человека. А теперь ты варк.
— Что ж ты меня не зарезал, человек?
— Что ж ты меня не потребил?
— Да у тебя кровь заражена. И порохом воняет.
— Хватит! — осадил обоих Антон. — По-моему, это… неправильно. Мы сейчас
вместе, и… нам нельзя ссориться, и… надо что-то решать. Игорь, Андрей… — Может
быть, они не пользовались именами, чтобы не считать друг друга людьми? — Вы бы все
равно не доехали до Польши.
— Мы и не собирались, — выдохнул Андрей. — Я всегда пересекаю границу только
пешком, чтоб под снитчи не попасть. Я… знаю человека… но я не дойду. Думаю… ты
один пойдешь. Заслужил. Я дам адрес… отдашь тому человеку мое серебро и
скажешь…
— Нет, — резко оборвал его Антон, сам себе удивляясь, но как-то отстраненно, как
человек, совершивший прыжок с парашютом, несущийся по воле ветра и гравитации и
знающий, что трусить теперь поздно и глупо. — Вы не должны умирать. Понимаете, я…
я не верю в такие совпадения. Я бежал из Москвы, потому что моя мама стала высокой
госпожой, и мотался полгода, искал, что же тут можно сделать, и не находил… и, если
честно, совершенно уже отчаялся, пока не встретил человека и варка, которые помогают
друг другу — да, помогают, и не нужно отворачиваться. А меня вынесло прямо на вас. Я
не знаю, какая тут вероятность, мы разминулись бы, даже если бы вы просто сели в
другой вагон. Это не случайность, ее нельзя выбрасывать просто потому, что вот сейчас
выхода не видно. У меня его шесть часов назад тоже не было… Как в «Матрице», три
корабля, три капитана, три цели…
82 of 250 22/07/2019 07:15


не получилось.
— Антон, — сказал Андрей после молчания, — дай руку.
«Мальчик, протяни свою правую руку… А теперь возьми его правую руку и вложи в
мою…»
— Варк — всегда варк, — продолжал Андрей. — У него нет и не может быть
привязанности к человеку, он такого человека хочет превратить в варка или сожрать. Так
что мы не можем оставаться вместе. Никак. Я тебя с поезда снял, чтобы во Львове ты
эсбэшникам не попался. Но теперь нам в разные стороны.
В ладонь Антона ткнулась сложенная бумажка.
— А теперь бегом на станцию. А ты, — из-под куртки показался пистолет, — стой
здесь.
— Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, — хмыкнул Игорь. — Знаешь,
агнец, как это тебе удается — удерживать факелочек таким беленьким, при твоей-то
работе? Ты не считаешь нас за людей, вот как. Мы для тебя взбесившиеся вещи. И с
нами все дозволено. Ну что ж ты не стреляешь, кретин самовлюбленный?
— Жду, пока уйдет Антон. Беги. Беги, придурок!
— Не в этом дело… Малыш, ты правда вали отсюда, а? Адрес взял, ну и вали. Не в
этом. Я тебе картину мира порчу. Я выволок тебя из того мотеля и довез сюда, я
перевязывал твою дырку, носил тебе пойло и еду и водил тебя в сортир. И вот теперь
совесть не позволяет тебе нажать на спуск, да?
— Это слабость, а не совесть. В тебе еще есть что-то от человека, но это ненадолго.
А ты, пацан, уноси ноги.
— Так у вас ничего не получится, — сказал Антон. — Я вас не брошу.
— Мальчик… — Андрей явно терял силы. — У нас нет другого выхода, пойми!
Антон встал между ним и варком. Дуло пистолета удлинилось — и когда Андрей
успел навинтить глушитель… верная дорога за горизонт событий.
— Идиот! — Андрей поднял прицел, потому что Игорь был намного выше Антона, но
мальчик, весь дрожа, шагнул вперед, и ствол уперся ему в грудь.
— Стреляйте так, — прошептал он, чувствуя, как вот-вот сдаст мочевой пузырь. —
Пуля же все равно пройдет насквозь.
Игорь, обхватив его сзади за плечи, резко отшвырнул в сторону, Антон из-за этого
ударил террориста по руке сильнее, чем рассчитывал. Раздался хлопок. С дерева над
ними посыпалась кора и листья, сбитые пулей; бросились во все стороны обалдевшие
со сна птицы, а Андрей завалился на бок и упал, дважды стукнувшись головой — о
скамью и тротуарную плитку.
Антон встал над ним на колени, попробовал приподнять… Бесполезно — все равно
что ворочать мешок в четыре пуда.
— Что же делать… — пробормотал Антон. — Здесь оставаться нельзя. Куда
двигаться — непонятно.
— Первым делом нужно найти, где укрыться на день, — сказал Цумэ, легко подняв
террориста под мышки и вернув на скамейку. — У нас на это примерно три часа.
Антон купил билеты на первый попавшийся автобус, Львов — Тернополь, до
станции Ольшанка (в билете и расписании написано было «Вiльшанка»). Почему до
нее? Он сам не мог бы четко указать ни единой причины, кроме того, что деревня
числилась в одном из его списков и до нее можно было добраться в пределах часа.
Андрея удалось привести в чувство, но ходить и говорить одновременно он не мог,
так что опротестовать погрузку в автобус у него не вышло. По ночному времени там
83 of 250 22/07/2019 07:15


Тополя, как языки застывшего зеленого пламени, колоннадой факелов охватывали
бетонку, которая словно возникала под фарами в ста метрах впереди — и исчезала
сзади. Что делаем? Куда едем? Где будем?
— Вiльшанка, — объявил водитель через час.
Антон с Игорем почти что вынесли из задней двери полубеспамятного Андрея.
Габаритные огни автобуса закатились за холм, и единственным источником света
остались люминесцентная разметка дороги да Чумацкий Шлях. Да еще впереди, метрах
в пятнадцати, расплывчато мерцало что-то синее. Игорь рассмотрел это «что-то»
глазами варка и нехорошо засмеялся: то был указатель на боковую асфальтовку, с
надписью «Вiльшанка — 2 км».
Рассвет застал их в лесопосадке у дороги. Террориста уложили вниз лицом на две
куртки, укрыли свитером Антона и украденным в поезде одеялом, пристроив сумку под
голову. Игорь раскрыл тубус и достал катану без эфеса; воткнул в землю, принялся
копать, ворча:
— Черт, до чего же неудобный инструмент. И как им эти эпические деятели могилы
рыли? Не приспособлен он… А, сволочь, порезался…
Антон наклонился над террористом, приложил палец к шее — старшие видят
некоторые вещи быстрее и четче, чем люди…
— Та вывой ен. — Варк пососал палец. — Это для меня, не дергайся. И если есть
желание, помоги.
Антон хотел задействовать нож, но из любопытства открыл тубус и нашел там еще
одну вещь — трость длиной с флейту. Но ведь не будет же человек таскать обычную
палку в футляре с оружием. Антон покрутил ее в руках, потянул за разные концы — она
со щелчком раскрылась, обнажив два коротких лезвия, по длине равных рукоятям,
каждая из которых служила одновременно и ножнами.
— И как это я сам не додумался! — Игорь отложил катану и взял у Антона один из
кодати.
Дело пошло быстрее. Еще и солнце не показалось над полем — а в земле уже
зияло углубление как раз под рост Игоря (он примерялся несколько раз).
— Чудненько, — сказал варк, решив, что хватит. — Окопались. Теперь я прилягу и
ты забросаешь меня ветками. — Он покосился на Андрея. — Э-э… Может, перекусим?
Антон шумно сглотнул.
— Там под ним в моей куртке соленые орешки, — со вздохом пояснил Игорь. — Я
же сказал: не дергайся.
Антон достал орешки из куртки и осторожно вытащил пачку крекеров из своей
сумки. Он был голоден. В кармашке сумки отыскался еще маленький пэт с кока-колой, и
Антон напоил раненого. После этого осталось буквально два глотка.
— Выпей сам, — предложил Игорь. Съев несколько крекеров и полпачки орехов, он
закурил. — Я понимаю, что ты устал, Антошка, но придется тебе, наверное, сходить на
разведку. Когда солнышко поднимется, я буду не лучше нашего Ван Хельсинга.
— Если есть укрытие, день не убивает вас, это я знаю. А что он делает? Ну,
субъективно-какие ощущения?
— Попробуй посидеть в парилке после трех-четырех бессонных ночей — поймешь.
Он надел очки и посмотрел в сторону восхода. Потянулся.
— Черт знает сколько времени не радовался рассвету. Птички поют, воздух пьянит…
и всякий прочий кал. Антон, пообещай мне одну вещь.
— Какую?
84 of 250 22/07/2019 07:15

— Если найдешь кого-то, кто согласится помочь… Пока я буду спать, пусть вот эту
штуку, — он показал на кодати, — вобьют мне в сердце, а катаной отрубят голову.
Быстро и чисто. И похоронят меня как человека, если это можно…
— Игорь…
— Не спорить! Понимаешь, Ван Хельсинг наш прав: варк — всегда варк. Меня
«причастили» два года назад. Я пока могу смотреть на людей как человек, но еще два
года — и вокруг будет не мир, а мясная лавка. Пока я был с Миленой, меня это не
волновало. Знал, что нас найдут. Мне незачем жить, Антон, даже если меня примут в
клан: я успел наслушаться за эти два года, что такое высшие варки, которым за
пятьдесят. Да и посмотреть на кое-кого. Это куча дерьма, ничего больше. Я хотел Ван
Хельсинга попросить об одолжении, но его так неудачно подстрелили…
Нельзя его здесь с такими мыслями оставлять. И Андрея с ним нельзя оставлять.
— Почему вы называете Андрея Ван Хельсингом?
— Да просто похож. Убийца с добрыми глазами.
О!
— А вы знаете, на кого похожи? На Цумэ из «Волчьего дождя». Старый рисованный
фильм, смотрели?
— А, одинокий волк. — Игорь взъерошил свои белые волосы. — А почему нет?
Называй, мне нравится. — Он помолчал немного, повернулся к рассвету и
поморщился. — Припекает… Ты ничего еще не чувствуешь, да?
Он снял через голову водолазку.
— Накрой его и этим тоже.
— Вам не холодно?
— Мне никогда не холодно. — Варк втиснулся в довольно-таки узкий окопчик и
прикрыл глаза. — Давай забрасывай меня.
В бледном утреннем свете его тело казалось сияющим и чистым — особенно по
контрасту с покрытым шрамами телом Андрея, распространяющим тяжелый запах
перегара и больного пота. Даже грязь, в которой перемазался Антон, копая «могилу»,
кажется, не пристала к Игорю. «Высокий господин».
Антон забросал окопчик сверху валежником, которого тут было множество. Вытер
посеребренное оружие о штаны и сложил в тубус. Он хотел спать, но сейчас было
слишком холодно. В сумке оставались еще кое-какие медикаменты, и Антон решил при
свете дня осмотреть Андрея еще раз. Дело явно не пошло на поправку. Наоборот. Бинты
почти врезались в тело — так распухла воспаленная мышца. Кажется, широчайшая —
Антон не был уверен. От раны скверно пахло, кровотечение понемножку продолжалось,
температура не спадала. Антон взял последнюю шприц-ампулу — хотя уже было
понятно, что это не поможет, — и воткнул ее под лопатку, прямо в отек. Снова
перевязать рану возможности не было — Антон просто прикрыл ее новыми (и тоже
последними) бинтами, устроив руку Андрея так, чтобы она прижимала бинты к боку.
Террорист застонал, но в себя не пришел. Антон осторожно нащупал замок на цепочке и
снял с его шеи флешку, а затем потеплее укрыл его всем, что нашлось, включая
отданный Игорем свитер.
Элемент питания планшетки все еще был заряжен больше чем наполовину. Вставив
флешку в гнездо, Антон ожидал наткнуться на хитроумный пароль. Вопреки ожидаемому,
пароля не было. Прочитав список файлов, Антон рассмеялся и, чтобы проверить свою
догадку, открыл файл 3musk.
«В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Менга, где некогда
85 of 250 22/07/2019 07:15

и «Quo vadis?» были на польском, что казалось вполне естественным, но и «Полумрак»

Сальваторе почему-то на польском, а вот «Ковбойская баллада» Яворски — на
немецком, хотя есть отличный русский перевод. Как видно, систематизацией этой
библиотеки хозяин не занимался, хватал то, что понравилось, там, где пришлось, и
руководствовался при этом исключительно собственным вкусом. Антон какое-то время
просматривал файлы — уже не в поисках секретных сведений, которые если и были там,
то где-то в глубине какого-то текста, и ну его на фиг искать, — а просто так, пытаясь по
подборке прозы, стихов и песен распознать личность этого человека. Наконец он
отложил планшетку и заплакал. Половина всех этих книг стояла на полке у Сережки. Они
могли бы быть друзьями — его брат и этот террорист. Но Сережка умер, а Андрей
умирал.
Антон выключил планшетку, отсоединил флешку и вернул хозяину. Встал, проверил,
как там Цумэ — если ему всего два года, должен был уже заснуть. Так и есть. Антон
вернулся и потормошил раненого.
— Андрей! Андрей, вы меня слышите?
— Мм… Да… — пробормотал тот. — Где варк?
— Мы выкопали укрытие: он там. Заснул.
— Угу… А ты?
— Я хочу добраться до деревни… Понимаю, что звучит глупо, но… вдруг найду, кого
искал?
— Найдешь или нет — когда вернешься, убей варка.
— Да что вы оба заладили одно и то же: убей да убей!
— Он тоже? Ну так послушай его, балда!
Он привстал на здоровой руке, повернув лицо к Антону.
— Я знаю, как это… Но ты больше ничего для него не сможешь сделать, пойми. Это
самое лучшее. Пока он еще почти человек.
Слабость одолела — и Андрей снова повалился лицом на рюкзак.
— Где кодати? — спросил он.
— Вот. — Антон раскрыл тубус и подал оружие террористу. — Я схожу в деревню.
Андрей молча кивнул и закрыл глаза.
Он понимал, что дела его плохи, и понимал насколько. Это был уже второй его
огнестрел. Первый раз он отделался легче — в бедро, почти в упор, заражения не было,
и, несмотря на здоровенную потерю крови, с поля он ушел на своих. Андрей знал, чем
колоть, как перевязывать, но не мог этого сделать сам, да и нечем.
Умирать было не страшно, но от такой дурацкой раны — чертовски обидно. В какое-
либо посмертие Андрей не верил — такое воспитание получил — и был готов к смерти в
любой момент, но вот как раз сейчас ему было нельзя. Следовало сначала позаботиться
о варке. Он заслужил.
Когда шаги Антона затихли вдали, Андрей начал готовиться к подъему. Он был не
так слаб, как показывал, но стоило еще немного полежать, собираясь с силами. И
дождаться, пока солнышко пригреет как следует… Он страшно мерз. Все, что на него
набросали сверху и подстелили снизу, не спасало. Если начнутся судороги, будет совсем
гадко…
Андрей улыбнулся, вспомнив прошедшие двое суток. Удивительная история. Дядя
Миша, будь он жив, здорово намылил бы выученику холку за такой безалаберный
подход к вопросу — провести с варком почти сутки в ограниченном пространстве и не
учинить ему усекновение главы, пока еще в состоянии ее усечь. А может, и нет. Может,
86 of 250 22/07/2019 07:15


сработает даже сейчас — и тогда Эней сможет нанести удар с чистой совестью, и если
от чего-то его рука и дрогнет, то от проклятой лихоманки, не от сомнений. Все-таки не
каждый день попадается варк, способный так долго заботиться о человеке в подобных
обстоятельствах. Он и в самом деле не вписывается в теории, дядя Миша. Да,
недоученный нелегал — но не в этом, кажется, дело. Что-то есть в словах Антошки. Для
совпадения все это слишком хорошо. Или слишком плохо. Ты же математик, дядя Миша,
вспомни, чему ты меня учил. Это же основы анализа…
…Ростбиф молча выслушал его сбивчивый доклад, явно делая поправку на
состояние бойца, а потом сорвал травинку и разжевал ее кислый и мягкий стебелек у
основания.
— Главная ошибка в твоих рассуждениях заключается в том, что ты считаешь
совпадением вещи, которые на самом деле совпадением не являются. Всякая
случайность — неосознанная закономерность. Ты знал, что Гонтар осуждена за
инициацию любовника. Совершенно логично и естественно, что любовник прибыл на
казнь. Да, несколько неожиданным способом — но, как я и говорил, если бы нас не
подставили, он бы все равно смешал карты им, а не нам… По какому сценарию
развивались бы события в этом случае? Неизвестно. Ты вполне мог бы действовать так
же импульсивно, а я мог бы принять совсем не то решение, которого ты от меня ожидал.
Я не сторонник принципа «если факт не укладывается в теорию — тем хуже для факта».
Да и теория слишком многого не объясняет.
— Похоже, мы не успеем ее доработать.
— Ты должен был рассказать мальчику все.
— Но я не знаю всего. Не знаю, кто нас подставил.
— Ты знаешь, где искать… Ты ведь сам не аналитик, Энеище. Тебе тоже случается
отбрасывать факты, не ложащиеся в концепцию. Например, ты беседуешь со мной,
напрочь игнорируя тот факт, что я мертв.
— Я не игнорирую. Мне это просто… не мешает. Я на тебя даже обиделся, дядя
Миша. Почему ты ничего мне не сказал про польскую группу?
— Сосредоточься лучше на том, о чем я говорил тогда: секция Сванидзе-Грабова
провалилась после того, как начала собирать информацию о случаях потери симбионта
за фронтиром. Даже до обработки данных дело не дошло. Райнер погиб, когда
попытался сделать то, что хочет сделать этот мальчик: наладить нормальный обмен
информацией между всеми. Мы провалились после того, как я предложил охотиться не
на варков, а на тех, кто только готовится к инициации, и отстоял это предложение.
— Значит, крысы среди нас…
— Мы и раньше это знали. Копай глубже.
— Мы… нужны варкам… регуляция численности?
— А также сведение междоусобных счетов, выпуск пара и прочее и прочее. Забудь
общие места. Заметь, не отморозков из «Шэмрока» — которые, кстати, религией
размахивают на каждом углу, и не наш штаб они отправили под топор. А мечтателя
Райнера.
— Так это… не сказки?
— Откуда мне знать? Может быть, сказки, может быть, деза, а может быть, что-то
полезное. Как ты узнаешь, не проверив? Так что ты рановато собрался умирать.
…И тут логические цепи окончательно разлетелись. Калейдоскоп бреда завертел и
понес, в окнах поезда мелькали диковинные рыбы, кресты и собаки, белоголовый варк
пил кровь из бутылки «Развесистой клюквы» и объяснял, что настоянная на порохе —
вкуснее. Напротив него на столе лежала голова Милены, варк чокался с ней, легонько
87 of 250 22/07/2019 07:15


Энея по плечу и орал «Падди Уэст», на ходу превращая эту воду в сливовицу, и с
каждым ударом от плеча по всему телу волнами растекалась жидкая сталь, только что
слитая из конвертеров Брянского завода, но сказать Эней ничего не мог — это же Стах, и
обижаться на него бессмысленно… Мертвая Гренада приподнялась на носилках,
попыталась припудрить сожженное лицо и сказала: «Может, теперь у нас что-то
получится?» «Уходи! — крикнула Оксана, в страхе прижимая к себе ребенка. —
Посмотри, во что ты превратился». Дверь за ней захлопнулась, и Эней опустился в ночь.
Антон считал шаги. Два километра, четыре тысячи шагов до Ольшанки. Чем больше
он насчитывал, тем большей дурью представлялась ему собственная затея.
Когда он планировал ее, еще до Харькова, он придумал легенду студента-историка,
собирающего фольклор для дипломной работы. Это дало бы ему возможность
перебираться из села в село, расспрашивать людей в открытую, не вызывая подозрений,
жить с ними и наблюдать. Сейчас великолепный замысел пошел прахом: нужно было
срочно найти хоть кого-то, готового оказать помощь. Довериться первому попавшемуся
человеку, рискнуть ва-банк, с одной попытки либо вытянув счастливый билет, либо
погубив всех.
Деревня оказалась маленькой, одиннадцать жилых дворов.
Сложившийся было в голове Антона стереотип «садка вишневого коло хаты»
обвалился сам в себя. «Садки вишневые» были, да что там садки — деревня тонула в
вишнях, яблонях и грушах, часть которых цвела, а часть — уже облетела. Они росли
прямо вдоль главной и единственной улицы, щедро свесив на Антона ветки, поникшие от
многолетней тяжести плодов, которыми интересовались только мальчишки и птицы.
Нежилые дома прятались в зарослях одичавших садов. Жилые — вместе с садами — за
высокими каменными заборами. Заборы сработаны на совесть: узорная кладка, кое-где
— изразцы, строительная мода двадцатилетней давности.
Антон не набрался смелости постучаться ни в одну из этих крепких калиток, из-за
которых доносились звуки какой-то жизни: писк младенца, блеяние коз, собачий лай,
шум работающего насоса… Он прошел всю деревню насквозь, поражаясь собственной
нерешительности. Не так еще давно он смело поселялся в хостелах по поддельной
студенческой карточке и получал деньги с фальшивого счета, на который беззастенчиво
переводил остаток в доли центов, получавшийся в ходе автоматических банковских
операций, — каждый месяц ему таким образом капало несколько сотен евро, и это
только с одного банка. И ничего у него внутри при этом не звенело. А теперь!..
Он поймал себя за шиворот уже почти за деревней… разогнался, называется.
Проскочил. Остановился, оглянулся — и увидел неподалеку от дорога серого человека
со склоненной головой. Мальчик вздрогнул, но, приглядевшись, сам над собой
посмеялся — это был старый памятник. Антон подошел к нему ближе — неужели
вездесущий Сесар Сантана добрался и сюда? — нет. Памятник поставили много
раньше, чем прогремел Сантана. Черты лица сгладились под слоями нанесенной за два
столетия краски, а цемент местами выкрошился. Кладбищенскую ограду и деревянный
крест, тоже потемневший от времени, скрывали от поверхностного взгляда терновые
кусты.
Памятник явно принадлежал к числу тех безликих стандартных изваяний, которые
ставили на братских могилах во времена империи, и, может быть, он казался тогда
невыносимо расхожим — но налет старины и почтение, с которым селяне ухаживали за
безымянной могилой, этот темный крест, живые цветы перед ним и повязанный на
перекладине креста свежий вышитый рушничок — все это преобразило штамповку.
Антон несколько минут стоял у ограды. Он плохо знал историю Второй мировой: на
ходе войн сейчас в школах внимания не заостряли, ограничиваясь в основном датами
88 of 250 22/07/2019 07:15


пищевым.
Антон стукнул ладонью по ограде. Сын своей мамы! О чем угодно готов думать,
только бы не возвращаться в деревню. Только бы не искать помощь. Только бы не
ошибиться. Два человека там, у дорога, а он здесь застрял, будто от промедления что-то
изменится…
И тут он увидел — то есть он видел, но только сейчас увидел — свежий рушничок.
Свежий. Недавно стиранный. Повязанный на крест.
Идиот! Ну и идиот!
Антон развернулся и чуть ли не бегом вернулся в деревню. Он больше не выбирал
и не прикидывал, просто постучался в первые же попавшиеся ворота.
Открыла ему смугловатая худощавая женщина в джинсах и ковбойке. Судя по
испачканным землей резиновым перчаткам и взрытой клумбе перед домом, она
высаживала какие-то цветы.
— День добрый, — сказала она. Точнее, «дэнь добрый». — Антон запоздало
сообразил, что перед ним сейчас встанет еще и языковой барьер, пусть даже не очень
высокий.
— Добрый день, — ответил он на приветствие. — Я прошу прощения, но вышла
такая история… мы с приятелями путешествовали автостопом, и у нас закончилась
еда… и питье. Друг стер ноги, остался у трассы, мы решили ловить машину — но
сначала меня послали купить еды… вы не продадите мне немного?
Брови женщины на секунду исчезли под косынкой.
— В мене тут крамниця, чи шо? — спросила она. — Тут десь написано, що в мене
тут магазин, га?
Антон смущенно отступил на шаг назад, а женщина высунулась из калитки и
осмотрела свой забор — будто проверяла, не появилась ли на нем чудесным образом
вывеска. Антон пробормотал: «Извините» — и повернулся было идти прочь, но женщина
окликнула его:
— Гей! Я що, бiгти за тобою маю? А ну заходь![55]
Через десять минут он был нагружен пирогами с творогом и яйцами, домашней
колбасой, домашними же солеными огурцами и двумя пластиковыми бутылями
вишневого компота: одна своя, из-под колы, а другая, на полтора литра, — хозяйкина, с
отмытой этикеткой. Хозяйку звали Валя, и кроме бесплатной еды (на которую мальчик
смотрел в ужасе — вдвоем с раненым Андреем они все это съесть не смогли бы) она
дала ему толковый совет: дождаться на окраине села школьного автобуса, который
пополудни будет развозить детей по домам, и на нем доехать до райцентра.
Если бы Антон действительно был хич-хайкером, он бы, без всяких сомнений,
воспользовался этим советом. Но он не мог оставить ни Андрея, ни Игоря — особенно
Игоря, особенно сейчас, перед полнолунием, особенно здесь, в каких-то двух
километрах от этого славного дома, где обижаются на просьбу продать еду и дают
даром.
Набравшись духу, он, перед тем как сказать «до свидания» («спасибо» он сказал
уже множество раз), выпалил:
— Laudetur Iesus Christus.[56]
Валины брови снова подпрыгнули.
— Я iноземноi мови не розумiю, Антосю. Iдь coбi, нехай щастить.[57]
Антон внутренне «сдулся». Все верно: он или слишком умен, чтобы ему везло, или
слишком глуп, чтобы распознать везение. Какого лешего он зацепился за этот рушничок?
89 of 250 22/07/2019 07:15

обогнали Антона. Придорожный гравий брызнул из-под заднего колеса. Машина

остановилась, преградив мальчику путь. Сидящий сзади спешился. Здоровенный
парень. Косая сажень и все такое.
— In saecula saeculorum, amen,[58] — сказал он, приближаясь к Антону. — Может, ты
и херовое пиво пенистым называешь? Католики на латыни только в кино говорят. И
деревня тут православная. Ты бы лучше сразу «шалом алейхем» сказал. Я Костя. А это
Богдан.
Костя (если Андрей был собакой с глазами как чайные блюдца, то это была собака с
глазами как мельничные колеса, а где-то ж еще ходит собака с глазами как круглая
башня…) отвел Антона в сад перед заброшенным домом и усадил напротив себя за
столик для пикников: два пня и каменная крышка. Богдан демонстративно курил у
мотоцикла, показывая, что в разговор вмешиваться не собирается. Поначалу беседа не
заладилась, но после нескольких уклончивых ответов Константин твердо взял его за
руку и сказал:
— Слушай, Антон. Хочешь ты этого или нет, но разговор тут такой: сразу все карты
на стол — или гуляй ветер. Мне некогда в шпиёнов играть. Может, ты Христа ищешь, а
может — приключений на свою задницу. Ляпнешь потом где не надо — людям
навредишь, а то и чего похуже. Знаешь, почему деревня пустая на три четверти? В этом
регионе до последних событий три раза свободную охоту объявляли. Три раза,
Антоха. — Он для убедительности показал три пальца, крепких и темных, как корни. —
Или ты мне доверяешь, или — свободен.
Антон вздохнул — хуже точно не будет — и рассказал все: от кого, куда и зачем он
бежал, кого встретил в поезде и где их оставил. Чем дальше продвигался рассказ, тем
интенсивнее тер бороду Костя. Когда Антон закончил, средней величины сказочный
персонаж решительно поднялся, на ходу доставая из кармана старенький комм.
— Богдан, — распорядился он, набирая номер, — знайды мени брата Михаила.
Даже Антону было слышно, какой у него ужасающий русский акцент, но местные
жители, видимо, очень ценили даже попытку говорить с ними на их языке. Рот юного
мотовсадника Богдана на миг округлился — видимо, брат Михаил был здесь фигурой
серьезной. Но тут же резко, по-солдатски кивнув, Богдан рванул педаль — и растворился
в пространстве. Тем временем на вызов Кости ответили.
— Алло, Роман Викторович? Это Костя. Вы очень нужны. Огнестрел. Где? —
обратился он уже к Антону.
— У поворота на Вильшанку в лесопосадке, — ответил мальчик.
Он снова чувствовал себя как после прыжка с парашютом: события несли его, а не
он направлял их. Энергия Кости равнялась энергии небольшого танка — в чем вообще-
то ничего удивительного не было.
— А теперь — кросс, — сказал Костя, сунув комм обратно в карман и перехватывая
у Антона пакет с едой, выданный щедрой Валей.
Все-таки они попали на место не бегом, а скорым маршевым шагом, который утомил
Антона не меньше, чем бег. Костя даже не запыхался.
— Морская пехота, потом санвойска, — пояснил он коротко. — Денег учиться не
было, пошел контрактником. Ну, где твои подопечные?
Они нашли их без всякого труда — из лесопосадки раздавались стоны, очень
близкие к тому, чтобы перейти в крики. Андрей, распростертый на земле, в бреду скинул
с себя одеяло и перевернулся на спину, подставив небесам открытое и совершенно
беззащитное горло. Но стонал не он, как подумал поначалу Антон. Стонал
скрючившийся на коленях в четырех шагах от него Игорь. На сей раз он уже не казался
90 of 250 22/07/2019 07:15

— Господи! — вырвалось у Кости.

Или… нет. Вовсе не вырвалось. Антон, хотя его сердце провалилось даже не в
живот, а ниже, вдруг сообразил, что это не восклицание.
— А-а, пришли, — Игорь хрипел. — Ну ты, здоровый. Вон его железка. Он сам уже
ничего не может. Давай сними мою голову.
Чтобы взять меч, нужно было сделать два шага вперед и наклониться. Наклониться
— а варк двигается быстрее человека, даже на солнце…
— Нет, — выдохнул Антон.
Но Костя не спешил подбирать катану, просто стоял и шевелил губами — а Игорь
следил за ним и нехорошо ухмылялся.
— В чем дело, поп? Трусишь? Или тебя поторопить? Что ты сделаешь, если я все-
таки возьмусь за горлышко?
Поп? Бородатый Костя — священник? Деревня православная, он сказал… Но
Игорю-то откуда…
А Игорь еще минуту поиграл с Костей в гляделки, потом скользнул к раненому и так
легко приподнял его, словно тело Андрея было набито ватой.
— У меня никогда не было агнцев, поп, — пропел он мерзким голосом. — Мы с
Миленой охотились за всякой мразью. Волки — санитары леса, помнишь, тебя учили в
школе? Но волкам тоже надоедает кушать самых паршивых. Им хочется ягненка. Чистую
жертвенную скотинку. Такую, как этот. Можно мне один разик? Последний? Перед
смертью? Нам же все равно конец. Нам обоим.
— Игорь, — спокойно ответил Костя, закончив… молитву, наверное, — ты, главное,
не поддавайся. У него власти столько, сколько ты сам дашь. Нам всего ничего осталось.
Сейчас приедут люди, которые тебе помогут. Но сначала ты сам должен себе помочь,
понимаешь? Гони его из себя. Молись, они молитвы терпеть не могут. Не знаешь как —
повторяй: Царю Небесный, утешителю, душе истины…
Варк захихикал.
— Нет, поп, он не твой! Для нас обоих поздно. Андрюшенька! Дорогой мой, очнись! Я
так долго вдыхал твою кровь, что уже не могу удержаться. Я спас тебя. Я имею на нее
право, ты не находишь? Ты так трогательно мне доверял.
Андрей внезапно раскрыл глаза и ударил с левой себе за голову. Перстень-печатка,
темный такой, наверняка серебро зачерненное, пришелся точно в переносицу варка.
Переносица хрупнула, Игорь взвыл и опрокинулся на спину, выпустив Андрея. Тот, падая,
пнул катану в сторону Кости — после чего свалился на простреленный бок и отключился.
Бородач подхватил катану, нырнул вперед и с размаху ударил Игоря по сгибу локтя
тупой кромкой. И еще. И еще. С каждым ударом слышался хруст костей. Антона вырвало
солеными орешками. К Андрею он подойти не рискнул, боялся помешать.
Когда руки варка повисли — сломанные в нескольких местах, они уже не
слушались, — а правая нога вывернулась под неестественным углом, вспотевший Костя
переложил катану в левую руку, а правой достал из-за пазухи крест.
— А теперь, — отдуваясь, сказал он, — именем Господа нашего Иисуса Христа,
заткнись и выйди из этого человека сейчас же.
Игорь что-то булькнул. Кажется, это был смех.
— Я кому сказал, сволочь, — заткнись и выйди! — рявкнул Костя, опускаясь на
колено.
В морской пехоте он, наверное, дослужился не меньше чем до сержанта. Его правая
рука, размером с хороший окорок, метнулась и припечатала крестом лоб вампира. Игорь
91 of 250 22/07/2019 07:15

своим ремнем. Потом надел Игорю крест и курткой укрыл от высокого солнца. Вытирая
пот, повернулся к Антону и Андрею, который уже пришел в себя и теперь ошарашенно
наблюдал за происходящим, приподнявшись на одной руке.
— Впервые такое вижу, — сказал охотник на вампиров.
— Впервые такое делаю, — признался священник. — Ты бы лег поудобнее. Сейчас
врач подъедет. И еще один… человек, который нам может сильно помочь.
Игорь попробовал пошевелиться — и снова застонал. На этот раз — обычным
стоном боли обычного человека.
— Что ты со мной сделал, мужик? — прохрипел он. — Что ты со мной сделал…
инквизитор хренов.
— Я не инквизитор, — улыбнулся Костя. — За инквизиторами как раз поехали. А что
сделал? По всему похоже на то, что я из тебя беса изгнал.
— Обрадовал ты меня — по самое не могу. Ох, как же больно-то…
— Извини. Но если б я тебя не поломал, ты бы нас всех угробил и сам бы накрылся.
— Терпи, варк, — выдохнул Андрей. — Вас совсем не учат терпеть. Потому что
вначале им так легче вас контролировать, а потом вы перестаете чувствовать боль. И в
этом — ваша слабость.
— Почему вы меня не убили, придурки? — Игорь уже рыдал. — Почему вы меня не
убили?! Я же больше ни о чем не просил! Неужели вам было так трудно, уроды?!
— Не раскисай, варк. Сейчас будет добрый доктор Айболит. — Андрей улыбнулся
было, и тут же его перекосило.
— Не называй его варком! — неожиданно жестко сказал Костя. — Чем раньше он
перестанет думать о себе как о варке, тем лучше.
— Договори… лись. — Голос Андрея сорвался на последнем слоге.
— Мы тут пожрать принесли.
Костя шлепнул на траву кулек и тут увидел, что Андрею не до еды. Ему бы гораздо
больше пригодился хоть паршивенький анальгин. Хоть водки пузырь. Хоть крепкий удар
по башке. Ну хоть что-нибудь. Потому что терпеть боль его учили, о да. В конце концов,
они бы не доехали сюда на поезде, не умей он этого. Но индийским йогом парень вовсе
не был — и дергало его, как рыбу на берегу, и по серым щекам текли слезы.
Антон открыл пэт, раздвинул горлышком потрескавшиеся губы Андрея, влил сквозь
зубы немного компота. «Ну где же добрый доктор, когда же он придет…»
Добрый доктор примчался на «косуле» через двадцать с небольшим минут. Увидев
диспозицию, присвистнул и прямо на месте вколол обоим пострадавшим ультрапент,
пообещав по прибытии на место довесить чем-нибудь посерьезнее. Это был не очень
высокий толстый дядька с аккуратной бородой, гораздо больше, чем Костя, походивший
на священника. Вдвоем с Костей они переложили Андрея на носилки и втащили в
«косулю».
«Положение во минивэн», — пришла в голову Антону дурацкая мысль. Наверное,
потому что Андрей наглядно иллюстрировал метафору «как с креста снятый».
Когда доктор потащил из машины вторые носилки, Костя сказал тихо:
— Не надо, Роман Викторович. Наложите шины и оставьте. Я вызвал брата
Михаила, это его случай.
«Изгнал беса», «инквизитор», «его случай», Костя это впервые делает…
Получается, что они ехали в белый свет и приехали в деревню, где есть люди, для
которых это… работа? Вот тебе и «Матрица».
Доктор со стуком задвинул носилки обратно в вэн, но ручек не выпустил, продолжая
92 of 250 22/07/2019 07:15

Роман Викторович вздохнул, отпустил ручки носилок и достал из кузова набор для
фиксации переломов.
— Как тебя зовут, мальчик? — спросил он у Антона. Услышав ответ, сказал: — Вот и
славно, Антоша. Садись в кузов и присматривай за больным. Мне потом понадобится
твоя помощь.
Антон не видел, что делали с Игорем, только слышал, как тот вскрикнул два раза, и
Роман Викторович повторил: «Все будет хорошо», а Костя — «Держись». Потом врач
сказал:
— Ну ладно, а как вы его понесете?
Костя хмыкнул:
— Не сообразил.
— Вынимай носилки, — вздохнул доктор.
Заглянув в кузов, молодой священник улыбнулся Антону и поставил у его ног рюкзак
и пакет Вали.
— Поешь. Ведь хочешь, я вижу.
— И мне дай, — прогудел снаружи Роман Викторович. — Я еще не завтракал.
Костя выудил из сумки пирожок, подмигнул и исчез.
Через десять минут Роман Викторович закрыл дверцы кузова и полез в кабину.
— Ну, двинулись. Антон, держись за поручень: я поеду быстро.
Антон думал, что сможет в дороге подремать, но не тут-то было. Быстро в
понимании Романа Викторовича было действительно быстро. Даже пожевать пирожков
не удалось — машина скакала по старинным асфальтовкам так, что одной рукой Антону
приходилось держаться за поручень, а другой — придерживать голову Андрея,
мотающуюся, как язык в колоколе. И при том Роман Викторович умудрился связаться с
кем-то по комму.
— Алло, Рувiмичу? Справа е. Тут у мене один хлопчик пiдхопив французьку
нежить… Не хочу, щоб батьки знали… Так, вiн бiльше не буде. Резистинчику даси без
рецепту? Ну, зроби це як брак чи як бите, що я, тебе вчитиму? Еге… Еге… Ну, укропчику
там, петрушечки, курей, яець… Сала… — По тому, как он засмеялся, Антон понял, что
это их дежурная шутка. — Так, завтра я його до тебе пришлю, бувай. Дякую. [59]
Он сунул комм в карман.
— Ты извини, что я так тебя залегендировал. Ничего другого в голову не пришло.
— Да нет, все правильно… — пробормотал Антон.
Патриархальные у них тут нравы. В городах венерических болезней тоже
стесняются — это очень большим дураком нужно быть, чтобы мер не принять и такую
заразу подхватить… но здесь явно не в этом дело.
Машина сбавила скорость и въехала в село — не в Вiльшанку, какое-то другое, и
тоже полупустое. Доктор с пульта открыл ворота и ввел минивэн во двор.
— Ты сильный парень, — сказал Роман Викторович, открыв заднюю дверь. — У нас
должно получиться. Вынимай вот этот стопор, берись за тот конец и подавай носилки на
меня.
Вдвоем они вытащили Андрея из машины и внесли в дом. На носилках он казался
не таким тяжелым. Врачебный кабинет был оборудован в гостиной. Или горнице? Как
называется эта комната в сельском доме?
— Поставь. — Они опустили носилки на пол рядом с операционным столом, врач
полез в стенной шкафчик, вынув оттуда пузырек, два ампулы и одноразовый шприц. —
93 of 250 22/07/2019 07:15

— Андрей, очнитесь, пожалуйста! Андрей! — позвал он.

Террорист раскрыл глаза и осоловело моргнул.
— Сейчас мы поможем вам перебраться на стол. От вас потребуется еще одно
небольшое усилие, а потом я сделаю вам укол — и вы будете просто спать.
Андрей ничем не показал, что понял слова доктора и согласился с ними, — но когда
Роман Викторович приподнял его, Антон почувствовал, что он помогает. Подняться во
весь рост, даже с их помощью, ему было, наверное, не легче, чем влезть на Эверест, но
он сделал это, а дальше оставалось только проследить, чтобы он свалился именно на
стол, а не в его окрестностях.
— Да, вот так. — Врач устроил его на здоровом боку, наконец стащил разрезанную
футболку. — А теперь баиньки. — Он взял шприц, который уже успел заправить
неизвестно когда, одним точным движением попал в вену и медленно выжал
поршень. — Антоша, сбегай в машину за пирожками. У нас есть десять минут, пока это
подействует, а я не завтракал. И ты тоже. Или ты крови боишься?
К пирожкам Роман Викторович, презрев компот, заварил чай, слегка мутноватый от
крепости. Антон малодушно разбавил его кипятком и подсластил, врач осушил чистую
заварку в два глотка, без сахара, заев половиной того, что дала Валя, при этом
безошибочно угадав ее авторство. Потом оба тщательно вымыли руки, Роман
Викторович надел халат и убрал под шапку короткие волосы, натянул резиновые
перчатки и распечатал одноразовый хирургический набор, а Антону велел завести
правую руку раненого за голову и так держать.
Антону не нужно было смотреть на происходящее — он разглядывал фотографии на
стенах, диплом в застекленной рамке и рассказывал по просьбе Романа Викторовича о
своих приключениях, ничего не утаивая: снявши голову, по волосам не плачут.
— Значит, он все-таки сорвался в конце, — заметил доктор. — И это Костик его так
отделал… Ну если он держался почти всю дорогу… тогда… Тогда, может, у брата Миши
что-то и получится.
— А кто такой брат Миша?
— Доминиканец. Инквизитор. Экзорцист.
Сочетание этих трех слов не обещало Игорю ничего хорошего.
— А что он… сделает с Игорем?
— Поможет ему вернуться в люди… если сумеет.
Он отложил ножницы и пинцет, взял иглу и начал сшивать края очищенной раны с
краями лоскутка искусственной кожи. Антон, мельком бросив на это взгляд, поспешно
отвернулся.
— Вы тоже священник? — спросил он.
— Да, — согласился врач.
— Православный?
— Да. Слушай теперь сюда: ты мой племянник, сын моей сестры Екатерины.
Приехал ко мне в гости из Ярославля, я оттуда родом. Андрей — твой дальний
родственник, троюродный брат, как раз ехал в Польшу. Мама попросила его
сопровождать тебя, но так вышло, что по дороге он сильно отравился в какой-то
фастфудной тошниловке и теперь лежит у меня. Завтра я тебе дам корзинку, поедешь
школьным автобусом в Озерную, в аптеку, возьмешь у Исак Рувимыча упаковку бета-
резистина. Еще раз извини, — снова развел руками доктор. Со швом он уже закончил. —
А теперь можешь отпускать и принести мне с кухни кипяченой водички…
Он бросил в мусор окровавленные перчатки, размешал в кипятке желтый порошок и
94 of 250 22/07/2019 07:15

— Все. Вот теперь все. Личному составу объявляется благодарность в приказе и

сутки увольнительной. По-моему, Антон, тебе не помешает поспать…
***
Эней приходил в себя трижды с момента операции. В первый раз — когда солнце и
переплет западного окна нарисовали на полу крест. Эней отметил, что он раздет, лежит
на чистых простынях под чистым одеялом и не чувствует правого бока. Из прихожей
доносились голоса.
— Это его оружие. — Об пол тихо стукнул тубус.
Эней чуть сместился и увидел, что в сенях беседуют двое: полный, чтобы не сказать
толстый, бородатый врач и здоровенный парень, который отделал варка. То есть Игоря.
— Спасибо, Костя. Кстати, как там второй пациент? Мальчики проснутся —
наверняка будут расспрашивать.
— Ну, он пока весь в фиксаторах… Я, кажется, переборщил, завтра извиняться
пойду. Потому что сегодня его плющит, как жабу трактор. Роман Викторович, а что будет
дальше?
— Давай, как одна незабвенная американка, подумаем об этом завтра. Бери
антиминс, я скоро буду.
Они попрощались не рукопожатием, как принято, — Костя поцеловал Роману
Викторовичу руку, взял у него какой-то сверток и исчез за дверью. Роман Викторович
принес тубус в комнату (Эней снова закрыл глаза) и поставил у изголовья кровати. Этот
жест доверия окончательно погасил ощущение опасности — Эней позволил себе
нырнуть обратно в сон. Последним умственным усилием была попытка осмыслить
целование руки. Это что-то значило, и он когда-то знал что. Но память объявила
забастовку.
Во второй раз он вынырнул в сумерках, оттого что мужской голос громко и отчетливо
сказал:
— Павлик Морозов. Эпiчна трагедия.
Так. Врач добрался до флешки. Но там ничего не было, кроме книг, песен и
аудиопьес, а обижаться за ковыряние в личных вещах на человека, который вернул тебя
с того света и сам должен быть очень осторожен, глядя, кого пускать в дом, — ну просто
глупо. Эней какое-то время послушал список действующих лиц, но хохотать вместе с
врачом и Антоном было слишком больно, так что на словах «Генерал Власов,
фашистський перевертень» он вырубился.
А в третий раз он проснулся ночью, когда было уже темно и глухо. Проснулся по-
настоящему, оттого, что выспался. Почувствовал: выздоравливает. Лихорадка прошла,
опухоль явно спадала.
И тут в щель между волей и сном пробралась эмоция. Он заплакал. Кто-то вывернул
наизнанку время, встряхнул его — и Эней снова был мальчиком, который вернулся
домой с межквартального футбольного матча и увидел, что сейчас не станет у него ни
папы, ни мамы. Две стройные женщины в узких платьях прошли по улице к их двери — и
перед ними полз туман, а Андрей в приступе дикого ужаса скорчился в кустах и ничего,
ничего, НИЧЕГО не смог сделать! Там его и нашли соседи, которые тоже ничего не
смогли сделать и вызвали милицию, «скорую» и социальный контроль — осиротевшего
мальчика нельзя было оставлять на семнадцатилетнюю сестру-студентку в состоянии
шока… И Андрей понял, что если он сейчас не унесет ноги из этого дома, то навсегда
останется таким же, беспомощным. Он поднялся в свою комнату, собрал манатки —
якобы в санаторий, — вычистил всю мелкую наличность из обувной коробки в кабинете,
где ее держал отец, схватил флешку с любимыми книгами и выгреб все диски, что нашел
95 of 250 22/07/2019 07:15


из ниоткуда и исчезали никуда. Но в мире было место, где люди еще сопротивлялись
варкам, и, хотя у Андрея не имелось программы более четкой, чем «все время на
запад», он знал, что доберется туда любой ценой. Он улыбался, видя нацарапанный на
стене трилистник, он сжимал кулаки и представлял себе, как с кличем «Erin go bragh!»
будет рубить варкам головы или поливать их серебряными пулями из «Грэхема». И
только на автостанции, где он купил билет до Львова, внутри все перевернулось: папа с
мамой умерли! Он сидел в кресле зала ожидания, обхватив сумку руками, плакал и не
мог остановиться. Там его и нашел Ростбиф.
А теперь Ростбиф мертв, в штабе где-то на самом верху сидит крыса, и не одна, и
если подполье — действительно лишь инструмент варков для подковерной борьбы и
регуляции численности молодняка, тогда… тогда ему, Энею, остается только повеситься.
Потому что он опять ничего, ничего, НИЧЕГО не смог сделать!
Он рыдал, как и тогда, дрожа всем телом. Мог бы сдержаться — но позволил себе.
Лучше слить всю слабость сейчас, в темноте, в тишине и одиночестве…
— Господи, как же вы меня напугали! — Врач включил настенную лампу и,
пододвинув табурет к кровати, сел. — Я решил было спросонья, что вы задыхаетесь.
— Извините, — выдохнул Андрей. — Это просто… откат после наркотика…
— Это просто сердце, — спокойно возразил врач. — Человеческое сердце, которое
не может вынести бесконечное количество боли. Я сейчас принесу вам хорошего
успокоительного.
— Спасибо, я не хочу.
— А я вам его прописываю как врач. — Он вышел в кабинет, позвенел там
скляночками и вернулся со стаканом воды и синей пилюлькой. — Андрей, я не
спрашиваю, что именно послужило причиной срыва, если вы захотите, я выслушаю все,
что вы сочтете нужным рассказать, но лезть с расспросами не буду… Однако мне как
врачу очевидно, что кто-то должен время от времени латать вам и нервы.
— «Вы потеряли друзей? Вы кого-то убили? Хотите поговорить об этом?»
— Да, звучит нелепо. Психотерапия для террористов… Но вот я осматривал вас
сегодня… Вы совсем молоды — двадцать, не больше. И уже столько шрамов. И внутри,
должно быть, не меньше, чем снаружи. Вы приучили себя переносить боль — иначе при
вашей работе нельзя. Но совершенно не обязательно добавлять сверху. Когда вас
ранили, а ситуация требовала мобилизовать тело и действовать — вы ведь принимали
обезболивающее и действовали, так? Антон рассказал, сколько хладнокровия, мужества
и находчивости вы проявили, — и подумайте, что было бы, попытайся вы пойти на
поводу у своей гордыни и полагаться только на внутренние ресурсы. Ну так сейчас мы
имеем тот же случай: вам нужно мобилизовать разум и психику, а это значит для начала
— дать им покой. Эта депрессия — такой же ваш враг, как и та инфекция, которую мы тут
давим. Дайте ей химией по зубам, а потом уж будем спокойно восстанавливаться.
Эней подчинился. Этой мягкой логике сопротивляться было трудно — да и незачем.
Мужик был прав. Кругом прав.
— Меня зовут Роман Викторович, — сказал мужик, принимая обратно стакан. —
Можно просто Роман. Вас, я знаю, — Андрей. Антон спит в соседней комнате. Он мой
племянник, вы его дальний родственник, везли его ко мне, сами ехали в Польшу, по
дороге отравились тухлой сосиской. Хотя и трех дней не пройдет, как все уже будут
знать, что к чему. Это деревня. Хотите есть?
Эней прислушался к своим ощущениям и кивнул. Еще один несомненный признак
выздоровления. Доктор принес тарелку совершенно разваренного и чуть подогретого
рагу из овощей с говядиной и чашку компота — вроде того самого, которым пытался
96 of 250 22/07/2019 07:15

— Сколько угодно. И вообще старайтесь больше пить — у вас сильное

обезвоживание. Катетер катетером, а компот компотом.
Эней выпил вторую чашку компота и откинулся на подушку. Теперь мысли текли
ровно, не захлебываясь в истерике.
— Вы не просто врач, вы еще и священник, — сказал он уверенно. — Может быть,
даже не простой.
— Да. — В голосе Романа Викторовича прозвучало некоторое удивление.
— И Костя — священник… и еще шла речь о каком-то брате Михаиле… Не много ли
на квадратный километр?
— У нас тут гнездо. Просто я епископ, ну и, само собой, все священники моей
епархии так или иначе приезжают ко мне.
— И вы так просто об этом говорите?
— А к чему тут сложности? Православную церковь никто не запрещал. Вот если бы
я был католическим епископом — тогда да, мне пришлось бы прятаться. Но и тут — что
бы я сделал, если девать вас некуда, кроме как сюда? Вы мальчик умный, в два счета
все бы вычислили сами.
Энея слегка покоробил «мальчик».
— Там, в посадке… я видел странную вещь. Вы все так умеете?
Доктор развел руками, отчего халат разъехался на круглом животе.
— Не знаю. Надо попробовать. А кроме шуток, Андрей, экзорцизм — штука
непростая.
— Я хочу научиться. Кем для этого нужно быть? Священником? Сколько времени
учиться?
— Ф-фууух. — Роман Викторович потер лоб. — Андрей, я сейчас не готов к лекции
по сакраментологии. И вы не готовы. Второй час ночи. Давайте спать, а завтра я вам все
объясню. Выздоравливайте.
Он выключил в кабинете свет и унес посуду на кухню.
Наутро лекция по сакраментологии тоже накрылась. Роман Викторович поднял Энея
вскоре после того, как отправил в город за лекарством Антона, переменил повязки,
наложив свежий вонючий компресс, и сказал, что должен уехать по делам, вверив
пациента заботам Богдана — парня лет восемнадцати, чернявого и худого.
— Вы вчера поднимали один вопрос, на который у меня не было времени ответить.
Сейчас тоже нет времени. Зато я раздобыл пособие. — Врач улыбнулся довольно и
положил на покрывало черную книжку без какого-либо названия на обложке. —
Почитаете по свободе. Все равно заняться нечем.
Эней вяло поблагодарил, сунул пособие под подушку и снова заснул.
Проснулся часов в десять — от голода и бьющего в глаза солнца. Богдан за компом
азартно резался в «Квадрон».
— Доброго ранку, — сказал ему Эней. — А штанi моi десь е?
Богдан молча встал и принес выстиранные и высохшие за ночь трусы и брюки. Для
прикрытия торса доктор предоставил льняную рубашку, которая могла бы сойти при
надобности за небольшой парашют.
С помощью Богдана Эней проковылял сначала в туалет, потом в ванную, потом на
кухню, где позавтракал сырниками с вареньем и чаем. Процесс восстановления сил
отнял довольно много того, что должен был восстановить, — и Эней, опираясь на того
же Богдана, вернулся в кровать. За все время Богдан не произнес ни слова, за что
97 of 250 22/07/2019 07:15

Эней так и не ушел дальше среднего школьного образования, но, будучи сыном
филолога, а после — воспитанником хорошего поэта, он все-таки не мог остаться
полным невеждой. Европейская культура одной ногой опиралась на эту книгу, так же как
второй — на античную традицию. Эней раньше… не то чтобы читал Евангелие — но, что
называется, почитывал. Держал в руках, листал и, даже разбуди его ночью, безошибочно
сказал бы, откуда происходят выражения про соринку в чужом глазу и верблюда,
проходящего через игольное ушко. А также упомянул бы ошибку переводчика. Кроме
того, он любил и знал почти наизусть классическую рок-оперу, не говоря уже о такой
совершенно бессмертной штуке, как «Мастер и Маргарита». Словом, он не ожидал
найти ничего нового.
Но нашел. Оружие, которое может превращать варков обратно в людей. Оружие,
которое нельзя ни обнаружить при обыске, ни отнять, ни уничтожить — только вместе с
носителем. У Матфея в семнадцатой главе.
«Если вы будете иметь веру с горчичное зерно…»
Он закрыл книжку и отложил ее на время, сомкнул веки. Значит, вот что имел в виду
Роман Викторович: вера. Да, правильно. Существует ли Бог и Бог ли он на самом деле
— большой вопрос. Но вера существует — в умах и сердцах людей. Она реальна.
Благодаря своей вере Костя смог изгнать из Игоря… Эней не то чтобы боялся слова
«бес», просто находил его каким-то… сказочным. «Глупый, глупый ты бес — и куда ж ты
за нами полез…» Скажем так: чуждый разум. Чуждое сознание, которое знало то, чего
Игорь знать не мог: что Костя священник. Если бы не это, Эней бы принял происходящее
за случай массового психоза. Тем более что разговор в поезде их всех троих прямо
подталкивал в эту сторону. Но тут скепсис пришлось… даже не отбросить, а… он просто
не мешал. Есть же необъяснимые случаи исцеления от мышечной дистрофии и прочей
мерзости. Есть свидетельства о людях, остававшихся невредимыми в очагах орора и
продолжавших самоотверженно оказывать помощь больным. Возможности мозга, да
вообще организма в целом — до сих пор темный лес. На чем работает эмпатия,
разобрались едва наполовину, а механизм проскопии до сих пор неизвестен. Да что там
эмпаты и проскопы — сто лет назад существование варков считалось фантастикой!
Факт за фактом приходил в голову — и ложился точно в нужную ячейку концепции.
Конечно, они запретили католиков. Именно католиков, ведь литература, фильмы, игры
до Полуночи тиражировали образ именно католического священника с серебряным
крестом в одной руке и арбалетом, заряженным осиновыми кольями, — в другой. Да,
мусор, чушь — но когда у человека отнимают всякую разумную надежду, он готов
поверить во что угодно, даже в мусор и чушь, а вера… она и в самом деле иногда
движет горами.
И Райнер был не чудак, он был просто прав, когда стал собирать в кучу все
доповоротные свидетельства о варках, даже фантастическую литературу, а потом начал
настаивать на контакте с христианами. А идиоты из штаба потешались над ним —
производство святой воды…
Да нет, не идиоты, вспомнил Эней. Предатели. Если провал Ростбифа еще мог
оказаться случайностью — брали группу на квартире, значит, провал мог быть местным,
и леший знает, как способны напортачить эти новички! — то поляков сдали. Поляков,
которых Ростбиф зашифровал даже от Энея. Наверняка зашифровал и от штаба, но кто-
то там оказался хитрее… кто?
Ах, болван. Осел. Козел и косолапый мишка. Письмо, Ростбиф оставил ему письмо
и посоветовал не пороть горячку! Наверняка в письме было о поляках. Он мог бы
успеть… Ублюдок. Дебил. Эней застонал от досады, и этот стон тут же привлек Богдана.
— Все гаразд? — отверзла уста идеальная сиделка.
98 of 250 22/07/2019 07:15

POISON OF CHOICE[61]
Очнулся он в медпункте, на койке. Узнал помещение скорее по запаху — перед

глазами все плыло. Кажется, цел. На запястье — браслет капельницы, в горле —
злючка-колючка еж со своей приятельницей черепахой (уже после того, как ей
распустили шнурки на панцире). Различались визитеры по форме и длительности боли
— вот здесь иголки, а тут — вставшая дыбом чешуя. В голове же наблюдалась
неприличная каша. Вчера… Вчера? Да, определенно как минимум вчера у него должен
был быть зачет по медикаментозному допросу. Но зачета он не помнил. И допроса не
помнил. А аллергии на сыворотку правды у него пока не было.
Он оторвал голову от подушки, заставил глаза смотреть в одну сторону — и
немедленно увидел, что дверь в его отсек открыта, а на пороге стоит Виталий
Семенович Гефтер, который и должен был у него вчера — или позавчера? — принимать
зачет.
Поздороваться вышло со второго раза. Еж размножился. Встать не получилось бы
вообще, поэтому Габриэлян и не пробовал.
— Лежите, курсант, — сказал Гефтер и присел на стул рядом с кроватью.
«Все страньше и страньше, — подумал курсант Габриэлян. — „Вы“. Это что же я
такое учудил?»
Гефтер достал планшетку, открыл — судя по паузе — какой-то довольно большой
файл, нашел нужное место, ткнул пером.
А за ней летят скакуны,
гривы по ветру взметены,
и на каждом — дева-джигит,
повторенный образ луны, —
сказал из планшетки очень хриплый голос Габриэляна.
— Что это? — спросил Гефтер.
— «Кырек Кыз», «Сорок девушек». Каракалпакский эпос.
— А это?
Попыхивал морозец хватский,
морскую трубочку куря,
попахивало на Сенатской…
— «Струфиан», поэма, двадцатый век. С-самойлов.
— А это?
Czemu, Cieniu, odjeidzasz, rece zlamawszy na pancerz,
Przy pochodniach, со skrami graja okolo twych kolan? —
Miecz wawrzynem zielony i gromnic plakaniem dzis polan;
Rwie sie sokol i kon twoj podrywa stope jak tancerz.[62]
— Норвид, — ox у меня и произношение… — «Памяти Бема».
— А это?
— Лонгфелло…. Фрост… Хенли… Е-если не секрет, когда я перешел на английский?
Гефтер улыбнулся.
— Когда к медикаментам добавили физическое воздействие.
Габриэлян дернул головой. Никаких последствий оного воздействия он не ощущал.
99 of 250 22/07/2019 07:15

в том, что вам сразу ввели двойную для вашего веса дозу. Чтобы посмотреть, как вы
себя поведете.
— И сколько я читал стихи?
Значит, фауна в горле — это голосовые связки.
— Тридцать шесть часов, потом мы вас усыпили. Мы сначала решили, что это
обычная оборона — строчки по ключевым словам. Но, как правило, это все-таки один
текст. И потом, вы очень быстро перестали обращать внимание на вопросы… в какой бы
форме их ни задавали. А как это видели вы?
Гефтер смотрел на монитор над кроватью.
— Просто не помню, Виталий Семенович, — прохрипел Габриэлян. — Помню только
ощущение, что меня нет. Совершенно.
— Ну и ладно, — сказал преподаватель. — Реакция парадоксальная, но она у вас и
на алкоголь парадоксальная. Главное, в нужную сторону.
Зачет по медикаментозному допросу не предусматривал молчания. Требовалось
всего лишь продержаться сутки. Тридцать шесть часов — это очень неплохо. Это, при
случае, даст хорошую фору.
— Надо будет потом проверить, стабильна ли она у вас. Отдыхайте.
Скрип обуви, стук двери…
Конечно, он солгал Гефтеру. Кое-что он помнил. Его самого не было нигде, это да.
Но мир тоже рассыпался. Его срочно нужно было оформить, структурировать,
соединить. Не дать превратиться в бессмыслицу. «Неприятный бред, — подумал
Габриэлян. — Слишком характерный. Слишком много выдает — а им совсем, совсем
незачем знать, человеком какой эпохи я себя ощущаю. Надо что-то придумывать».
ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ «ВО ИМЯ ЖЕЛТОГО ФЛАГА», НЕ ДОЧИТАННОЙ АНТОНОМ

В ПОЕЗДЕ
14 октября
Губернатор Оахаки божился, что у них все спокойно, но за Хоксокотланом нашу
колонну сразу же обстреляли.
У нас не было никакого желания ввязываться в драку с неизвестными шансами, мы
вернулись в Монте Альбан и запросили поддержку с воздуха. Через час с небольшим из
Тустепека прибыл вертолет, покружил над развалинами, из которых и велся обстрел, и
доложил, что никакого движения не видит.
Я, злой как гризли, отправился к губернатору.
Юный губернатор Энрике Монтеро, услышав мой рассказ, взвился пришпоренным
конем и закричал, что это, наверное, опять безобразничает папаша Муньос-Лопес со
своими дочурками, и будь он проклят, если не оторвет папаше Муньос-Лопесу cojones[63]
прямо сейчас, чтобы даже мощные uterus[64] четырех жен уже не могли обеспечить
пополнение его банде. После чего по селектору вызвал своего начальника полиции
(сильно беременную двадцатитрехлетнюю мулатку) и велел ей в десять минут
подготовить к выступлению стрелковый взвод.
Я поинтересовался, почему укрощение папаши Муньос-Лопеса откладывалось до
нашего появления, и юноша, почесав стволом пистолета затылок, с неохотой объяснил,
что за последние два года Оахаку с южного направления атаковали трижды, и в таких
случаях от папаши Муньос-Лопеса, его дочек и огневых позиций было больше пользы,
100 of 250 22/07/2019 07:15

одобрения относится к нашей идее прямо сейчас двигаться дальше на юг. По их мнению,
там, на юге, сплошная бандота и дикари, все приличные люди уже ушли на север, кто не
помер, и непонятно, зачем на этакую сволочь тратить дефицитные гормоны. Туда если
уж соваться, то с армией, когда будет наконец нормальная армия.
Я поинтересовался — такая же бандота, как папаша Муньос-Лопес, или еще хуже?
Господин губернатор пощипал то, что года через два станет усами, и сказал, что хуже,
много хуже. Папаша Муньос-Лопес, сказал он, грабит только иногда, от случая к случаю.
В остальное время года он совершенно приличный фермер и исправно снабжает город
кукурузой. Те же, на юге, ничего не умеют и не желают уметь, кроме грабежа.
Пока он это объяснял, взвод построился на площади перед улицей Эдуардо Мата.
Губернатор поцеловал на прощание своего начальника полиции, полицейские
погрузились в грузовичок, и наша колонна выдвинулась снова.
Психологи и собственный опыт в один голос твердят: по воздуху быстрее, по земле
надежнее. Авиации здесь боятся — даже самой плохонькой. Вертолет означает атаку с
неба. В лучшем случае — грабеж. Поэтому госпиталь передвигается как все приличные
мирные люди — по дорогам, в армированных машинах, при поддержке местных властей
или того, что сходит за местную власть. Броня и оружие дают нам несколько часов —
пока не придет поддержка с воздуха.
Мы двигались на этот раз осторожно, почти ползком, в голове колонны — броневик
и грузовичок из Оахаки.
Это действительно был папаша Муньос-Лопес: только мы выкатились на окраину
Хоксокотлана, как рация на поясе губернатора ожила и прохрипела:
— Энрике, мальчик, это ты? Прием.
— А кто еще, по-твоему, старый ты мудак? — проорал в свою рацию губернатор. —
Почему ты обстрелял медицинскую колонну? Прием.
— Это не я, это мои бестолковые девки. Энрике, если ваши ребята не будут
стрелять, я спущусь и все объясню.
Все тут ясно без перевода. Это, конечно, не «бестолковые девки». Это он сам.
Милейший папаша хотел получить гормональные депо[65] для себя и своих людей не в
городской клинике и не в обмен на уступки, а от нас и даром. И может быть, взять
заложника. Или, наоборот, как-то договориться — чтобы, когда придет время менять
депо, не идти на поклон в город.
Папаша Муньос-Лопес спустился с холма, где у него был наблюдательный пункт и
заодно пулеметная точка, губернатор Энрике вышел из машины, и какое-то время между
ними носились туда-сюда maricones,[66] hijoputas,[67] просто putas,[68] cabrones de
mierda[69] и прочие малоприятные персоны. Наконец поток ругани иссяк, папаша Муньос-
Лопес начал сворачивать самокрутку, а Энрике достал портсигар, подаренный доктором
Лурдес. Портсигар серебряным не был, серебряной была только инкрустация — но этого
оказалось достаточно, чтобы доктор от него избавилась при первом удобном случае.
При виде портсигара глаза папаши Муньос-Лопеса нехорошо блеснули, но Энрике
это заметил и как бы между прочим сказал, что нужно познакомить папашу с самой
доктором Лурдес.
Папаша, не чуя подвоха, заявил, что он всегда рад познакомиться с приятной
женщиной и приглашает всех нас на свою виллу.
Я подумал немного и решил принять приглашение. Нас время от времени пытаются
застать врасплох ночью — на дороге или на постое. Мало ли кто радио не слушает. Да и
людей, готовых списать часть услышанного как суеверные сказки или страшилки для
101 of 250 22/07/2019 07:15


намерений раньше, чем совершат что-то необратимое.
Вилла папаши представляла собой хорошо укрепленный дом типовой застройки в
Хеовильяс Арболеда Хоксо. Расположенный в самой середине поселка, он был прикрыт
со всех сторон такими же вытянутыми одноэтажными домами. Проходы между ними
старательно забаррикадировали грудами железного хлама — в основном
автомобилями, — но не все, а только некоторые. Это превращало опустевший поселок в
простреливающийся лабиринт. Ясно, почему cojones папаши до сих пор пребывали на
месте: в этой фортеции даже маленький отряд мог доставить штурмующим серьезные
неприятности, а люди нынче дороги.
Конечно, мы не стали вести туда колонну — дураков нет. Встали немного поодаль,
на взгорье, расположили машины кругом, как всегда делали, ночуя в поле, в центре
разбили палатки — так сказать, в знак доверия.
До заката мы принимали папашу Муньос-Лопеса в нашем лагере, ничего от него не
скрывали и все показывали. Вот грузовики, они армированные, да, жарко, да, расход
топлива — зато стрелковым оружием нас не остановишь. Вот два броневичка. Вот наша
передвижная операционная. Депо мы можем поставить прямо сейчас, совершенно
бесплатно и без всякой стрельбы. Его хватит на месяц. И вашим женам и детям тоже
поставим, не вопрос.
На закате мы отправились в крепость Хеовильяс Арболеда Хоксо, и я теперь уже
вблизи оценил фортификационную мудрость папаши. Впрочем, с воздуха все это
бралось легко, и я по пути намекнул Муньос-Лопесу, что теперь в Тустепеке постоянно
находятся вертолеты, и один все время на боевом дежурстве.
Это была бомба номер один. Бомбу номер два подложил губернатор, сказав, что
через три недели начнется мобилизация на дорожные работы — и в желающих не будет
недостатка, потому что чем скорее разблокируют дороги, тем раньше пройдут
продовольственные конвои из Веракруса и техника. Тем раньше заработают шахты. А
кто не успеет вскочить на подножку, тот, конечно, может быть, просидит еще пару лет
королем на своей Горе… но зато упустит все шансы на будущее.
Папаша начал обеспокоенно скрести свою щетину. Видно, юному губернатору редко
удавалось его уесть. Кроме того, папаша явно помнил старые времена, так что ему было
о чем подумать. Его независимость и наглость зиждились на трех китах: поставках
продовольствия в Оахаку, хорошо укрепленной резиденции и отряде в шестнадцать
человек — лично преданных ему жен и дочерей (как оказалось, у него есть и сыновья, но
пока только один из них сравнялся ростом с винтовкой).
И вот два кита, пустив пузыри, пошли ко дну. А может быть, и все три — если у
города снова, как в старые времена, найдется что предложить девчонкам, не видевшим
в жизни ничего, кроме фермы.
— А ведь это отчасти вы, — сказал мне потом губернатор, которого, между прочим,
ни один Муньос-Лопес на три или даже четыре дневных перехода от Оахаки не посмеет
тронуть и пальцем… хорошо себя поставил мальчик. — Это отчасти вы. Мы ведь все
радио слушаем — и слушали. «Говорит Эроика Пуэбла де Сарагоса». У нас все-таки
легче было. Земли меньше — но и людей меньше, горожан меньше, у индейцев у всех
родичи в горах. Нефть своя, без электричества не остались. Слушали — ну раз вы
держитесь, так мы уж точно можем. Люди мы или нет?
Одна из дочерей Лопеса, Кармен, поработала Ариадной для нас с Энрике и еще
семерых офицеров конвоя, провожая в гости на барбекю. Мы сидели между бассейном и
ямой, в которой пеклась целая свинья, и тут гарпун вонзился в спину третьего кита
папаши Лопеса: прямо с крыши на беседку, а оттуда на площадку, где нас рассадили на
одеялах, спрыгнула доктор Лурдес.
102 of 250 22/07/2019 07:15


собой туфли и шагнула в них. На каблуках ходить по крышам она еще не умеет, хотя
говорит, что научится.
Челюсти отвисли не только у папаши Муньос-Лопеса и Энрике, но и у нас. Такой мы
доктора Лурдес еще не видели, и я себе представить не мог, чтоб она захватила в эту
экспедицию вечернее платье и туфли.
— Добрый вечер, сеньоры и сеньориты, — сказала она, подходя к хозяину дома. —
Я знаю, что по здешнему обычаю мне следовало бы просить разрешения войти, но
хозяин дома был так добр, что пригласил всех нас. Я очень благодарна.
— Позвольте представить, — вступаю я, — старший хирург экспедиции, доктор
Мария-Эуфимия Лурдес.
«Старший во всех смыслах» — я не добавляю.
Папаша пополз от нее по своему одеялу на заднице и полз, пока не уперся спиной в
ограду патио. Потому что при всей своей красоте (она еще и косметику нанесла!) доктор
Лурдес сейчас вызывала только одно желание — быстренько принять позу покорности,
чтобы ей даже в голову не пришло тебя обезвреживать.
— Присаживайтесь доктор, — кивает ей губернатор. Он уже привык, он покрепче
позвоночником — и помоложе, и ему нравится в кои-то веки быть здесь полным
хозяином. — Мы как раз собирались ужинать.
Доктор присаживается рядом с папашей, и тому удается собрать в горсть остатки
самообладания. Зато старшая из его жен начинает кричать в усыпанные звездами
небеса, перемежая молитвы к Иисусу, Деве Марии и всем святым с проклятиями в адрес
los conos tontos,[70] которые не могут как следует нести караул, по какому случаю в
ближайшее время отведают ремня.
Дождавшись, когда женщина прервется на вдох, Энрике в свою очередь закричал,
что если ей нужна помощь против вампира от Девы Марии, Иисуса и всей компании, то
думать надо было раньше, поскольку небесные силы не очень-то жалуют тех, кто
занимается блудом и кровосмешением, а раз уж сеньора Росита не позаботилась
вовремя привести свою душу в порядок, пусть теперь сидит и не разевает рот, а,
например, займется свининой, ибо жрать уж очень охота.
— И я тоже проголодалась, — вставила доктор Лурдес и выразительно облизнулась.
Женщина замолчала. Внимательно посмотрела на губернатора, покачала головой —
и уже медленно и распевно, почти без крика, принялась объяснять ему, кто он такой, от
кого ведет родословную и где именно позабыл голову и совесть, чтобы приличным
людям вампиров на ночь подкладывать.
Записывать за ней никто не пытался — всегда же можно потом спросить у доктора
Лурдес, и она слово в слово повторит.
В промежутке между тирадами губернатор подмигнул мне.
Тут папаша решил поправить свой пошатнувшийся авторитет, рявкнул на жену и
потребовал принести вина для гостьи. Гостья сказала, что не нужно специально ради
нее куда-то ходить: раз все пьют мескаль,[71] то и она будет мескаль.
Но было уже поздно для папаши Муньос-Лопеса. Я видел, как смотрели на Марию
его младшие жены, как сверкали глаза его дочерей, молча прислуживавших нам, и
понимал, что они уже не забудут, как он полз от женщины задом вперед. И я готов был
побиться об заклад, что с утречка, как только папаша отвернется, жены примутся
сплетничать по рации с соседними хозяйствами.
Слух — самый быстрый способ передачи информации. И один из самых полезных.
Папаша поднял бокал очень хорошего хрусталя и произнес примирительный тост —
103 of 250 22/07/2019 07:15

На обратном пути он высказал восхищение моим умением обрабатывать местное

население до состояния договороспособности — без кровопролития.
— Как машина, — сказал он. — Вы, наверное, можете делать это, не просыпаясь.
Нет, это не машина, сказал я. Машина — это когда ты выдвигаешься на по-
настоящему сырую территорию. Где нужно не просто учить и натаскивать местных
специалистов на процедуры и оборудование, а работать самим. Когда ты приезжаешь в
долину — и через три недели, увидев в зеркале серо-зеленое вытянутое пятно,
понимаешь, что первая волна пациентов сошла. Потому что, пока она идет, смотреть на
свое отражение у тебя времени нет.
Юный губернатор кивает и вновь спрашивает: зачем мы идем на юг? Сейчас, одни.
Там плохо. Там настоящие дикари. Ну уж вы-то должны понимать — какие.
— Именно поэтому, — говорит доктор Лурдес. — Потому что есть всего два пути —
на юг или на север. Либо мы придем к ним — либо они к нам. Через вас.
104 of 250 22/07/2019 07:15

Глава 3
ЖЕЛТАЯ ПОДВОДНАЯ ЛОДКА
Вони шукають те, чого нема,

Щоб довести, що його не iснуе.
Так часто мiстики, доведенi до краю
105 of 250 22/07/2019 07:15


Аж тут приходить чорт у синiх галiфе —
I саме час задуматись, що раз вiн появився,
То й Бог десь рядом ходить…
Они того взыскуют, чего нет,
Чтобы возвестить, что нет его на свете.
Так часто мистики, дошедшие до края
В исканьях черта, думают, что раз его и нет —
То нет и Бога.
И после срут у алтаря и в дароносицу…
Как вдруг является черт в синих галифе —
И в самый раз задуматься, что раз он появился,
то где-то рядом Бог…
106 of 250 22/07/2019 07:15

Звякнул колокольчик. Запах внутри стоял тот же, что и во всех аптеках мира: запах
чистоты, немножечко — трав, немножечко — моющего средства. И подбор лекарств был
неплох. У ближайшей стены выстроились в ряд автоматы для продажи айси-колы и
прочей газированной ерунды в банках, одноразовых пакетиков кофе, одноразовых же
носков, а также зажигалок, жвачек и леденцов. Антон подошел к стойке и увидел кнопку с
надписью: «Дзвонiть».
— Чим можу? — Из подсобного помещения вышел пожилой мужчина в джинсах и
107 of 250 22/07/2019 07:15

— Ага… Ну то заходьте. — Аптекарь перешел на суржик, открыл дверцу в стойке и

протянул юноше руку. — Исаак Рувимович.
— Антон. — Рукопожатие аптекаря было таким же мягким, как и у врача.
Он был высоким, грузноватым, горбоносым. Антон отдал ему корзинку и застыл — в
который раз вспомнив, как «залегендировал» его визит Роман Викторович.
— Тебе трэба резыстына. — Аптекарь поднял палец. — Ходим.
Он жил на втором этаже над аптекой. Резистин хранился у него в том же
холодильнике, в который он перегрузил еду из корзинки.
— Ходить по городу не надо, — спокойно сказал он, закончив перекладывать еду. —
Со Львова пришла вказивка в милицию докладать про всех новых. А стукачей у нас
немного есть. И глаза на улицах тоже. То ты посиди у меня до двух, а там я тебе проведу
на автобус.
Этот новый поворот событий не был предусмотрен.
— А можно я позвоню… дяде? — спросил Антон.
— Давай, — согласился Исаак Рувимович. — Токо с моего аппарата.
И в самом деле — что может быть банальнее, чем звонок аптекаря врачу?
То, что называлось «аппаратом», мальчик раньше видел только в кино. Это был не
комм, а телефон. Самый настоящий, старинный — с плоскостным экраном, с кнопочным
набором и динамиком. Антон набрал номер и наклонился вперед, как делали герои
фильмов.
— Филин слушает.
— Роман Викторович? Это я, — брякнул Антон. Какой «я», мало ли этих «я» звонит
сельскому врачу каждый день?
— Ага. Какие проблемы? Ты был в аптеке?
— Я из аптеки звоню. Вот тут Исаак Рувимович… просит, чтобы я задержался до
двух.
— А ну, дай мне его.
Антон передал трубку. Два раза Исаак Рувимович ответил «Так» и один раз —
«Ага». Потом вернул трубку Антону.
— Значит, так, — послышался голос Романа Викторовича. — Оставайся там, потом
тебя посадят на автобус. Все будет хорошо. Пока.
Антон задержался у аптекаря, посмотрел новости (Исаак Рувимович вместо
мультиканального комма держал дома «дурачок» — дешевый терминал, работающий
только на прием и только на медиаканалах). В новостях о теракте Андрея и Игоря ничего
не было — то ли власти решили замолчать свой провал после трех суток неудачных
поисков, то ли запад не настолько интересовался востоком, чтобы упоминать событие
трехдневной давности.
Антон никогда не бывал в деревне, даже в подмосковной. Раньше… не
интересовался, а потом старательно избегал. Это глупости, что в глуши можно
затеряться. В глуши — как ему только что в очередной раз показали — и свой, и чужой
на виду.
Но если эта глушь действительно решит укрыть чужого, то его, наверное, и в самом
деле нелегко будет найти. Тут как-то мгновенно образовался заговор молчания, в
котором участвовали все, даже водитель школьного автобуса, даже сами школьники.
Они трое упали в эту местность, как камень в болото, и ряска тут же сомкнулась.
Его удивляли не столько насосы, ветряки и лошади, попадающиеся не реже, чем
108 of 250 22/07/2019 07:15


разговаривали сами с собой — по коммам. Здесь многие почему-то комма не носили
вообще. Зато на вопрос «Как дела?» действительно рассказывали, как идут дела.
Где-то Антон о таком слышал — или даже читал. Про сода-воду в аптеках,
медленное время, пыль и жару. И очень быстро, задолго до того как школьный автобус
затормозил на городской площади, Антон понял: он не сможет так жить. Ну, месяц-
другой… Но не навсегда. Может быть, взрослому легче осесть, совместиться с этим
тягучим ритмом… И не чувствовать, что мир уходит из-под ног. А с другой стороны —
куда деваться? Сергей хотел в подполье, но продержится ли там Антон? Да и что сам
Андрей решит? И что дальше будет с Игорем? Полная неизвестность…
Перед отъездом он купил у Исаака Рувимовича зубную щетку и пасту — а потом
подумал и взял еще один набор: для Андрея. Лучше всего было сосредоточиться на
самых насущных делах. Вылечить раны, пересидеть охоту.
…А кто-то каждый день ездит в этом автобусе по этой равнине. Почему-то здешние
расстояния казались очень большими, хотя от города до Красного было не дальше, чем
от Первого кольца до Второго, а то и ближе. Как до Медведково. А впрочем, этого
времени вполне хватило водителю, дядьке Васылю, чтобы замучить Антона вопросами и
жалобами на «москалей», которые перекрыли дороги. Антон взмок, пытаясь понять
беглую украинскую речь и состряпать достойные ответы, пока не услышал:
— Осьо Красне. Прыихали, — и не увидел знакомый домик в конце улицы,
взбегающей на холм.
Он поблагодарил, попрощался и выскочил из автобуса. Во дворе докторского дома
стоял мотоцикл, принадлежащий давешнему Богдану. Сам Богдан сидел на кухне.
— Здоров, — сказал он, увидев Антона.
— Как? Уже? — изумился мальчик.
— Здоров бувай кажу, москалику, — Богдан улыбнулся кривовато, хлопнул Антона
по плечу, вышел во двор — только пыль за мотоциклом поднялась и осела.
Антон понял, что в очередной раз налетел на языковой барьер. Кажется, его
обругали. Интересно почему? Что такого в том, что он русский? Что плохого он сделал
Богдану? Вздохнув, он отправился со своими трофеями в смотровую. Исаак Рувимович
покормил его перед отъездом, так что обедать он не стал, а сразу достал ампулу,
зарядил ее, как показывал вчера доктор, взял ватку со спиртом и пошел в комнату —
будить террориста.
Андрей уснул, читая какую-то книжку. Антон вынул ее из слабой руки — и тем самым
разбудил спящего.
— Я лекарство привез, — сказал он, показывая заправленный шприц-тюбик.
— А где док?
— У него дела — сказал, будет через час. — Антон вкратце изложил события своего
путешествия в город. — Я вот только не понимаю, почему Исаак Рувимович решил, что
ищут именно меня.
— Ищут чужих парней. А ты — чужой парень. Поэтому тебя и нельзя выдавать. —
Андрей слегка поморщился, принимая укол. — Это Западенщина, Антон. Здесь власть
не праздновали никогда. Узел связи в доме есть? Ты можешь подключиться?
— Прямо сейчас?
— А чего нам дожидаться?
И в самом деле. Антон пошел выбросить шприц и использованную вату, принес
планшетку, похимичил с узлом связи, подключился. Можно было бы, конечно, и через
свой комм — но здесь связь была нестабильна, да и мало ли где отобразится чужая
109 of 250 22/07/2019 07:15

комнаты. Через минуту Андрей позвал его.

— Прочитай.
Замирая от оказанного доверия, Антон взял планшетку.
«Привет, падаван!
Если ты это читаешь, значит, дела наши совсем плохи. Помнишь наш разговор у
Цитадели? Я никогда не скрывал, что деятельность наша мне не нравится в первую
очередь своей стратегической бессмысленностью: убийства ничего не дают, кроме
вполне законной, но бесплодной эмоциональной разрядки. Я не скрывал это ни от тебя,
ни от друзей, ни от руководства. Если разведка на той стороне ловит мышей, то они
тоже в курсе.
Находясь в такой глубокой фатальной воронке, мы прямо-таки напрашиваемся на
то, чтобы нас использовали для регуляции численности и сведения счетов. Нас и
используют, можешь не сомневаться.
Я хотел знать, как далеко они зайдут, и, как ты можешь видеть, несколько
перестарался с количеством взрывчатки. Так что не трать времени на нашего
клиента. Сам по себе он нас не интересует — таких тысячи. Я приволок с собой
страховочную группу. Их наблюдатель будет ждать утром на Европейской у Бена на
случай отбоя. Индекс: Т1950096. Назовись Мариушем. Они вели нас с прибытия — нас и
все вокруг нас.
По их данным, у тебя, может быть, получится определить тот момент, с
которого мы попали под прямое наблюдение, — и установить, какие инстанции
принимали решение. Очень многое зависит от того, где именно нас пытались
прихватить. Если нас брали на точке сбора, инициатива, скорее всего, идет сверху.
Если на одной из явок или в процессе подготовки — решали местные, вернее, наш
клиент. Он — единственный человек, в чьих интересах уложить нас пораньше, пусть
даже в ущерб следственным мероприятиям.
Второй вариант, как ты понимаешь, много приятнее, поскольку позволяет
предполагать утечку местного значения.
Теперь ты сам должен ставить себе задачи, я из своего нынешнего положения
никак не могу тобой командовать, а могу только просить. Так вот, я тебя прошу,
чтобы ты попробовал эту утечку локализовать.
Должен с большой грустью сказать тебе, что критериям вероятной мишени
полностью соответствует магистр Винду. Я почти исключаю его. Почти. Но именно
ты в ходе проверки должен будешь или исключить его полностью, или… сам
понимаешь.
Следующим по вероятности идет тезка того орла, чьи похождения так тебя
раздражали. Или кто-то из его подчиненных. От того, вовлечен он или нет, будет
зависеть, можешь ли ты вообще показываться на поверхности — и может ли это
себе позволить Винду.
Тебе потребуются люди, а резервная группа, скорее всего, не подойдет.
Доберешься сам знаешь куда, посмотри папочку. Я тебе оставил пару наводок.
Я как-то говорил тебе, что у хорошего моряка должна быть жена в каждом порту.
Помнишь пешехода, которого мы провожали из пункта А в пункт Б? Это моя любимая
жена. Тезка той дамы, которая сделала твоему тезке лишнего врага — но не по твоей
любимой книге, а по оригиналу. Вспомни, что на нем было и откуда родом эта ткань.
Там и найдешь. Размести в местной инфосфере объявление о потере документов на
имя, под которым знали меня вы оба.
Если сможешь — отыщи нашего большого друга. Что-то мне подсказывает, что
он еще жив, — то ли сердце, то ли убеждение в непотопляемости отходов
110 of 250 22/07/2019 07:15


Твой отец ни трусом, ни предателем не был. Я виноват перед тобой в том, что
отнял твою юность. Сколько раз я ругал себя за это самыми последними словами — и
не сосчитать. Ты достаточно сделал, чтобы заслужить относительно спокойную
жизнь — сам понимаешь, насколько относительно.
Второй вариант, который нравится мне где-то больше: сколотить свою лавочку.
Подробнее не могу, но поговори с моей любимой женой о книге, которую мы как-то
обсуждали.
Еще один человек, с которым тебе стоило бы связаться в этих целях, — это
твой мистический близнец. Видишь ли, эту затею я вынашивал довольно давно и
потихоньку завязывал контакты. А впрочем, ты можешь этого наследства не
принимать — я тебя полностью пойму.
Прощай, падаван. Не грусти. Я прожил хорошую жизнь, и мне не стыдно ни за один
из своих дней. Чего и тебе желаю. Это главное, остальное — полова.
Виктор Саневич, джедай-неудачник»
— Про джедаев — это вы так играли? — спросил мальчик, возвращая планшетку.
Задавать вопросы о таинственных неприятных орлах и мистических близнецах он не
стал — пусть Андрей сам решает, что из этого ему нужно рассказать, а что нет.
— Когда мои родители погибли, — медленно сказал Андрей, — я был младше тебя.
Дядя Миша заменил мне отца. Да, это было вроде игры. Он — джедай, я — его падаван.
— Дядя Миша? — не понял Антон.
— Он был старым другом моих родителей. Они его знали как Михаила Барковского.
Я тоже. С детства. А потом — в основном по псевдо… Так что его настоящее имя — оно
для меня как бы и не совсем настоящее.
Антон помолчал.
— Он пишет, что вам потребуются люди. Вы хотите взять меня в команду? Потому и
показали мне письмо?
Андрей помотал головой.
— Не хочу. Ты же прочитал только что — на подполье я теперь не могу полагаться,
понимаешь? Я один. Просто кое-что знаю о том, как жить на нелегалке. Могу тебя
научить. И… мне нужно, чтобы хоть кто-то знал, что случилось, если я… замолчу.
— Я… — Антон ссутулился на табуретке, нервно потер руки. — Я просто хотел где-
нибудь укрыться и жить спокойно.
— Не такой ты матери сын, чтобы тебя оставили в покое. Тебя наверняка ищут —
значит, чтобы лечь на дно и где-то жить, нужны будут поддельные документы. Стоят они
недешево, да ты сам даже не найдешь, к кому обратиться, чтобы их сделали и тебя при
том не сдали.
— Вообще-то, — сказал Антон, — мне ни к кому не надо обращаться. Я их и сам
неплохо делаю.
— А где пластик достаешь? — слегка ошарашенный этой новостью, спросил
Андрей. — На готовом пластике, знаешь, и я сделаю.
Антон пожал плечами.
— Входишь в базу данных какого-нибудь райотдела в большом городе — это
несложно. Обязательно в большом, чтобы в районе были сотни тысяч жителей.
Находишь человека, который умер, чтобы по возрасту подходил. Стираешь его из
списков мертвых, переносишь в списки живых. Генкарту подверстываешь свою. Потом
приходишь в это отделение и пишешь заявление об утере. Тебя пробивают по базе — и
без разговоров выдают пластик. Рутина.
— Ловко, — похвалил Андрей. — Это у нас называется «мертвые души». Только
111 of 250 22/07/2019 07:15

— В Ростове.
— А сгорел на чем?
— На банке. Хотел для одного дела завести запасной счет, а они увидели, что я
мелкий, ну и перекликнули в райотдел, в самом ли деле мне уже есть восемнадцать и
где я проживаю. А там кто-то решил тщательнее перепроверить — и запросил
здравохрану, что у них на меня. А по этой базе я уже шесть лет как покойник — и к ним
же не влезешь. Хорошо, что у меня соображалка сработала: я увидел, как у оператора
лицо вытягивается — и ходу оттуда. И на всякий случай перебрался в Харьков. А там… я
там потихонечку судебную статистику поднял и статистику свободных охот. Сопоставил с
теми данными, что Серега украл… И прикинул, что если и искать экзорциста, то где-то
здесь.
— Антон, — Андрей закрыл глаза, — мне очень-очень неприятно тебе говорить
такие обвальные вещи, но… не пытайся сейчас связаться с домом.
Антон сжал челюсти. Потом разжал, глубоко вдохнул и сказал тихо:
— Это мама. Я понимаю, что для вас она прежде всего высокая госпожа. А для меня
— мама.
— Эти люди, — Андрей показал рукой за окно, — тоже чьи-то мамы, папы, дяди,
тети и так далее. Ты просто подумай о том, какой уровень лояльности должен быть у
твоей матери, чтобы гауляйтер подписал ей лицензию на инициацию на третьем году. И
о том, до чего она дошла, чтобы тебя прикрыть. Да и за ней самой наверняка смотрят,
между прочим. Не из-за вас, а из-за возраста. Чем младше, тем больше вероятность
срыва.
Антон сидел, чувствуя, как внутри что-то сворачивается в тяжелый рыхлый ком.
Андрей взял его за руку.
— Я же не говорю — навсегда. Мы что-нибудь придумаем, обязательно. А вдруг я
научусь. Или ты сам. Вот уж у кого времени теперь вагон — так это у нее.
— Не факт. — Антон вовсе не хотел язвить, просто вот это вот рыхлое из живота
как-то само собой выплюнулось. — Вы же со своим учителем не последние… джедаи.
— Могу утешить: на всем пространстве ЕРФ, да и Сибири, пожалуй, мы были
лучшими.
Рыхлое снова толкнулось изнутри: если вы, лучшие, по чистой случайности цель
завалили — то каковы же худшие? Но на этот раз Антон удержал всю дрянь в себе.
Андрей был прав самое меньшее в одном: спешить сейчас решительно некуда. Чудо
возможно, он это видел своими глазами. А времени у мамы и в самом деле больше, чем
у них всех. Ну, кроме Бога, разве что…
— А можно… спросить про письмо?
— Что спросить?
— Почему он так уверен, что вас… выдали? Кто-то у вас мог ошибиться — или кто-
то что-то заметил. И почему важно — на точке сбора или нет?
— Подробности операции… — боевик еще раз попробовал найти какое-то
относительно удобное положение для тела; видимо, не получилось, и тогда он сел, —
никогда не докладываются наверх. Об этом знает только группа, больше никто. Если бы
нас брали на точке сбора — это значило бы, что они сели на нас и отследили все. Но нас
брали на квартире. И поляков тоже.
— А почему тебя не?.. Или тебя?..
— Группу брали на резервной точке, модель операции — «Перехват». Я в тот день
погулять вышел… очень вовремя. А они, пока не начали штурм, не могли определить,
112 of 250 22/07/2019 07:15

— Нет. Не больно. Просто я болван. Если бы я вместо того, чтобы дурака валять,
просто связь проверил… то не валялся бы сейчас раненый. И может, поляков этих
поднять успел. Хотя это вряд ли. Обычно в таких случаях группы одновременно берут.
— А Игорь? Ведь если бы не вы…
Антон не спросил: «А я?» Но Андрей все равно понял.
— Да хватит уже мне выкать, — сказал он. — Не такой уж я и старый. Если хочешь
— можем даже компота на брудершафт выпить…
Снаружи послышался шум приближающейся машины. Оба умолкли — и шум стих,
потом на крыльце раздались шаги, увесистые шаги грузного, но энергичного человека.
Дверь открылась, Роман Викторович прошествовал в библиотеку.
— Ну, как дела наши скорбные? — спросил он весело.
— Похоже, я выздоравливаю, — сообщил Андрей. — А что с лекцией по…
сакраментологии, кажется?
— По сакраментологии? — Роман Викторович сдвинул Антона с табуретки, сел и
принялся осматривать Андрея. — Да там не о чем лекцию разводить. Там все сводится к
одной хорошей новости. Или плохой, если с другой точки зрения.
— Какой? — Антон чуть склонил голову набок и стал похож на любопытного щенка.
— Бог есть. — Доктор встал. — Пойдемте в смотровую, Андрей. Антон, еще
кипяченой воды.
Помыв руки, врач начал осторожно снимать утреннюю повязку.
— Бог есть, — вернул его к теме лекции Андрей. — Но, как я понимаю, есть и
дьявол. И вампиры — это его люди? Или нелюди?
— Люди, — твердо сказал врач, ткнув в руки Энея одноразовую кювету. — Ложитесь
на левый бок и подставьте это под рану. Ее нужно промыть, будет немного больно.
Вампиры люди, но они, вы точно выразились, его люди. Большинство из них об этом не
знает.
— Как вы это делаете? То, что сделали с Игорем?
— Это не мы. Отец Константин просто попросил помощи. — Доктор развинтил
какую-то бутылочку и начал лить что-то прямо в пулевое отверстие.
— Много кто просто просит. Значит, это не так легко, как вы говорите. Нужно быть
человеком из ближнего круга. Священником или епископом. Верно?
— Неверно. В первую очередь нужно знать, кого просишь.
— Допустим. — Андрей потянул воздух, когда из раны полилась и зашлепала в
кювету пузырящаяся пена. — Где узнать? Как? В какой срок? Вы ведь этому учите.
— Чему? Как делать серебряные пули нового образца? Я не смогу, молодой
человек. Не потому что не хочу, а потому что это вообще невозможно.
— Почему? У вашего Кости же получилось. Чем я хуже?
— Сядьте. — Доктор взял у Андрея кювету, посмотрел, что туда накапало,
удовлетворенно хмыкнул. — Рана не загноилась, прекрасно. Сейчас обновим повязку.
Кювета соскользнула в утилизатор, там хрустнуло, чавкнуло, загудело…
— Начнем с того, — сказал Роман Викторович, — что Бог — личность. Совершенно
свободная в своих проявлениях. Нет магической техники, которая заставила бы Его
изгнать демона или совершить любое другое чудо.
— Но как Он может не хотеть? Я понимаю, когда не зовут. Но если зовут — как я
могу сказать «нет»?
— Ну а если бы Игорь сказал «нет»? Вот Костя позвал, а Игорь — не захотел? Кому
113 of 250 22/07/2019 07:15

— Послушайте, вот вы врач…

— С этим трудно спорить. — Доктор Роман шлепнул на отек очередной вонючий
компресс и прихватил пластырем на бумажной основе.
— Вы бы спасали самоубийцу? Его мнение в зачет не идет?
— Спасал бы. Потому что мне, чтобы спасти, не обязательно нужна добрая воля
пациента. И я никогда не могу знать, хочет ли пациент умереть всерьез — или это,
скажем, настроение минуты. Я по умолчанию должен исходить из того, что пациент хочет
жить.
— А если бы знали, что не хочет?
— Человек никогда не может знать таких вещей. Даже о себе. А думать так я права
не имею. Ни в каком качестве.
Видимо, врач никогда раньше не беседовал с профессиональным террористом.
— Вы не ответили на вопрос.
— Андрей, поймите, вы требуете невозможного: за час разъяснить вам то, на что у
меня, например, ушли годы. Вы хотите катехизации? Подробного разъяснения истин
веры?
— Я хочу стать священником. Если для этого нужна катехизация — то хочу.
Доктор вздохнул, закатив глаза.
— Андрей, вы женитесь на женщине, чтобы воспользоваться ее имуществом? И что
скажет она, когда узнает?
— Если она из наших — ничего не скажет. Потому что будет знать — я не для себя.
Разве это не правильное дело — исцелять вампиров? Разве нет?
— А теперь представьте себе, что условием исцеления является ваша бескорыстная
любовь к этой женщине.
Андрей прикрыл глаза, помолчал. Потом сказал:
— Человек может все, если сильно хочет. Я бы полюбил.
— Если человек и в самом деле может все, — печально улыбнулся врач, — то
проще изгонять демонов усилием воли. Отдохните, Андрей. Попейте компоту, вам нужно
много пить. Погрызите вот, — он вынул из кармана упаковку, —
кровевосстанавливающее. Это вкусно.
На кухне, расставив чашки и разлив компот, он перевел разговор на другую тему:
— Сегодня ко мне подошел наш участковый милиционер. Легкие беспокоят. И между
прочим сказал, что завтра-послезавтра в Красном будет обход. Так что я вас переправлю
в Хоробров, там он уже был. А сейчас он идет в Августовке — так что вашего друга
Игоря на время привезут сюда. Заодно и обследуем.
— Они вас предупреждают? — изумился Антон.
— А кому отвечать, если у нас что-то найдут? Но он и без этого человек хороший.
Андрей покосился на Антона и усмехнулся.
***
— Ты любил ее, грешник?
Игорь не ответил. Все чувства, может, и перегорели в тот момент, когда из него с
треском выломилось то, что в нем, оказывается, сидело, но принципы, как ни смешно,
остались. То, что было меж ним и Миленой, — только их дело. Даже сейчас, когда оно…
перестало быть.
…Я готов был собакой стеречь ее кров
ради права застыть под хозяйской рукой,
114 of 250 22/07/2019 07:15


чтоб не слышать, как с каждым сердечным толчком
проникает все глубже, да в самую суть
беспощадный холодный осиновый кол… [72]
— Любил, — уверенно ответил за Игоря монах. — Даже потом. А сейчас не знаешь,
есть ли тебе смысл жить, утратив и это чувство.
Это было близко, это было почти в яблочко, Игорь бы даже дрогнул внутренне, если
бы там осталось чему дрожать. Только вакуум не вибрирует.
— Что мне нет смысла жить, я уже два года знал, — усмехнулся он. — Или нет —
дольше. Он мне просто не нужен был, смысл твой. Ты не поверишь, но многие люди
живут просто так, без всякого смысла. И это прекрасно.
…Когда-то хотелось многого. Кто-то щедрой рукой просыпал на Игоря дары: мальчик
неплохо рисовал, его скетчи и шаржи ходили по рукам в школе; приятный голос, точный
слух — Игорь пел и музицировал; хорошее сложение для спорта — занимался
гимнастикой, играл в баскетбол; танцевал так, что девочки писали кипятком, длинные
руки и ноги были как на шарнирах. Сочинял какие-то стишата. Актерствовал.
Я когда-то был молод — так же, как ты.
Я ходил путем солнца — так же, как ты.
Я был светом и сутью — так же, как ты.
Я был частью потока — так же, как ты.
Но вскоре он осознал, что гений — это на четыре пятых одержимость своим делом.
Дольше всего он продержался в танце, но когда понял, что недостаточно одержим для
нескольких лет в кордебалете, продвижения мелкими шажками в ведущий состав, а там
и в солисты, — ушел в трюкачи. Там можно было быть единственным в своем роде. Там
каждый искал собственный способ свернуть себе шею.
Он занимался этим семь лет, гастролируя по всей Европе и периодически
наведываясь в Азию. Его специальностью были трюки на высоте и на транспорте.
Удивительно, сколько в мире болванов, готовых платить деньги за то, чтобы вживую
посмотреть, как человек на мотоцикле перепрыгивает пропасть между двумя
двадцатиэтажными зданиями.
Семь лет — роковой срок для трюкача. Притупляется ощущение опасности,
утверждаются привычки. Многие сорвались с карусели на восьмом году работы…
В Загребе, на восьмом году, он встретил Милену.
Но с тех пор, как она подарила мне взор,
леденящие вихри вошли в мои сны.
И все чаще мне снились обрыв и костер,
и мой танец в сиянии черной луны…
— Отчего же, — вытягивая длинные ноги на скамье, сказал монах. — Поверю. Но
ведь я имею дело не с этими многими людьми. А с тобой. Здесь и сейчас. Тебе-то как
живется без смысла? В данный момент? А, грешник?
— Никак.
Ему и правда не было интересно. Разговор не заполнял пустоту, даже не отвлекал
особенно. Ну, может быть, чуть-чуть. Движение лицевых мускулов, языка, какое-то
шевеление мысли. Не чувства, воспоминание о чувствах, но лучше, чем ничего. Или не
лучше? Проверить? Подождать?
Монах хмыкнул и принялся чистить луковицу.
— Полнолуние сегодня…
— И что? — спросил Игорь. — Они были и раньше, полнолуния. Только умирал не я.
115 of 250 22/07/2019 07:15

— А если не приложишь, — монах надкусил луковицу — смачно, с хрустом, как

яблоко, — за тобой явится твой прежний хозяин. И мне придется… сам понимаешь.
— Понимаю. Не понимаю, зачем время терять. Рисковать собой и другими.
Одолжите у Ван Хельсинга меч, и… Или вам непременно надо, чтоб по старинке? Без
пролития крови?
— А что, боишься? — Монах чуть пригнулся к собеседнику и дохнул луком.
Игорь поморщился против воли. Обоняние осталось обостренным, вампирским.
— Иди ты, — сказал он вяло.
Нет, страха тоже не было. Даже того, правильного, который зовется инстинктом
самосохранения. Совсем плохо дело. Он попробовал вызвать его в себе нарочно.
Представить себе всеобъемлющую боль, вообразить, как кожа трескается, словно
шкурка сосиски… Полный крах. Воображение наткнулось на иглы памяти и с легким
«Пуфффффф» сдулось.
Он знал разные виды боли. В лицо и по имени. Были переломы, ожоги,
разнообразные ушибы — все, без чего не обходится жизнь каскадера. И были однажды
бетонные стены подвала, и серебряные иглы в нервных узлах, и ровный, холодный
голос, обещающий избавление от боли — в обмен на имя инициатора. Жизнь. Ему
оставят жизнь. По закону только инициатор подлежал казни — но кто-то должен был
занять его место в клане, а кто-то — место занявшего. Метил ли палач на место
Милены? Светило ли Игорю место палача? Что ему обещали? Он не помнил. Ван
Хельсинг был прав: варки плохо переносят боль, даже если умели это при жизни — а
трансформированное тело можно терзать почти бесконечно, если знать меру. Он сорвал
голос в крике, он умолял, рыдал, врал, изворачивался, выторговывая секунды без боли.
Но имени Милены он так и не назвал. Его в конце концов оставили в покое — наедине с
собой и Жаждой. Он сделал хуже только сам себе, сказали ему. Его стимулировали,
чтобы немного, на сутки-другие, ускорить следствие. Но потерять это время — не так уж
страшно. Инициатор будет найден в ходе других следственных операций, или выдаст
себя побегом, или, в крайнем случае, Жажда доконает новоиспеченного вампира.
Жажда пришла, и он бился в железных путах, раздирая губы о стальные «удила» и
не находя вкуса в собственной крови. И не с кем было заговорить, некому выкрикнуть
имя — даже если бы он и хотел. Хотел ли? Мысль такая приходила в голову, да что там
— не покидала…
Всю жизнь ему говорили, что он — слабовольная размазня. Родители, учителя,
тренеры… Он верил. Это была правда. Он всегда ломался на однообразной рутине
учебы, работы… И там, тогда — он знал: сдастся и расскажет. В конце концов сдастся и
расскажет. И тянул, тянул — минуту, две, три, час… да, конечно, только не в эту секунду
и не в следующую — и не знал, что так она и выглядит, воля.
У него же ее не было.
Так или иначе, теперь все будет быстрее, чем тогда. Потерпи. Я скоро. Я не могу
вывести тебя, как ты меня, но я могу остаться с тобой…
— Ну и правильно делаешь, что не боишься. — Монах догрыз луковицу. — Возиться
еще с тобой. Серебряную пулю в башку, и гуляй, Вася. Какой у тебя стаж, грешник?
— Два года. — Игорь ответил совершенно машинально. Не потому что хотел, а
потому что не было смысла за что-то держаться и что-то скрывать.
— Пули вот так хватит, — кивнул монах, отчеркнув луковицей над макушкой. — В
смысле, с головой. У меня четыре года, но и мне бы хватило.
Игорь повернул к нему лицо. Кроме обостренного обоняния и силы сохранилась
способность видеть нечто вроде ауры. Даже не видеть, а так, боковым зрением
116 of 250 22/07/2019 07:15

сварочной горелки. Чем она интенсивнее, тем ближе человек к смерти. Те, кого вампир
пометил для себя и подъедает день за днем, «синеют» окончательно. У тех, кому
удается спастись, остается только проблеск. У монаха он был устойчивый, постоянная
такая полоса на фоне ровного, золотисто-белого свечения его жизни.
Так вот что она значила, эта полоса… Неужели и у меня такая?
Впрочем, теперь без разницы.
— Так за чем же дело стало? Ты вооружен, я связан. Давай. Ад майорем Деи
глориам, или как у вас там…
— Во-первых, — монах опять хрустнул луковицей, — я не вооружен. Во-вторых,
если ты такой умный, грешник, ты должен знать, что «К вящей славе Господней» —
девиз иезуитов. А я доминиканец, наш девиз — «Восхвалять, благословлять,
проповедовать». С пулей в башку он слабо согласуется, а? Вернемся к началу — ты
любил женщину, которая тебя инициировала. Ты понимал, что, соглашаясь на
инициацию, подписываешь приговор ей, а не себе?
Игорь сжал зубы. Провалился бы он куда-нибудь со своим луком!
— Ты сам догадаешься, что это не твое собачье дело, или тебе сказать?
— Я инквизитор. — Монах сощурился. — Пес Господень. Так что это именно мое
дело, и именно собачье. Впрочем, можешь не отвечать. Ты понимал, грешник. Но жить
хотелось сильнее. Такая вот любовь.
— Дурак ты, хоть и доминиканец. Да, жить хотелось. — Игорь скривился. — Я же
трюкач-профи. Тому, кто не любит жить, в этом ремесле делать нечего. И я ее убил. Но
это же сплошь и рядом бывает. За меньшее, вообще ни за что. Что, родители мои друг
друга не поубивали? Еще вернее, чем мы с Миленой, даром что они-то оба живы… Если
это настоящее — мне его даром не надо. И… — Игорь попробовал путы на прочность,
но вязали его умело, буксировочным тросом, — я тогда на крыше ни о чем не думал,
только о том, как хорошо нам было и какое счастье, что я ее встретил. Я вправду так
думал. Было бы иначе — у меня бы тот трюк не получился.
— Сейчас предстоит работать более сложный трюк, и провал может не одного тебя
погубить. А ты смысла не видишь.
— Не вижу. — Может, если ему все как следует объяснить, он таки позовет человека
с ружьем? — Не знаю, как с тобой было, а у меня сейчас ничего нет. Даже памяти.
Может, с твоей точки зрения, тот парень благодеяние мне оказал. Передай ему большое
спасибо. Но жить огрызком — это еще хуже, чем жить варком. Я так не могу и не буду.
— Почему?
— Потому что вы мне ничего не оставили, святоши хреновы! Я ничего не чувствую к
женщине, которая ради меня отдала все! Жизнь, века жизни, возможности!.. Я все это в
гробу видал, потому что не знал, что с этим делать, а ей это важно было. Но не важнее…
И я думаю: какого черта? Какого черта все это на помойку, в яму, и все, и всех, и все
время?!
Это опять продолжалось меньше секунды. И исчезло, как не было. Но — было. Он
помнил. Он уже давно ничего не забывал.
— Ты никак разозлился, грешник? — Монах осклабился и действительно стал похож
на пса.
— А с чего бы мне раздабриваться? С лука твоего? С дурацких вопросов?! С того,
что ты мне в душу лезешь?!
— Отлично. — Монах бросил остаток луковицы куда-то в угол, и Игорь по звуку
определил точное попадание в жестяное ведро. — Эмоции возвращаются, грешник.
117 of 250 22/07/2019 07:15

Игорь почувствовал нечто вроде беззвучного безболезненного взрыва. Сукин сын.

Господень сукин сын. Злил его, выводил из себя нарочно. Знал, что если он просто так
скажет, что эмоции восстанавливаются, Игорь не поверит. Зараза.
— Как? — спросил он. — Только не говори, что я должен поверить в Бога и еще пять
невозможных вещей еще до завтрака.
— До завтрака, грешник, нам никто времени не даст. Максимум до ужина.
— В черта я уже поверил. Дальше как? Ну, помог Он этим ребятам — спасибо
огромное. Я без шуток, я благодарен. И за то, что деревня правильная, и за то, что
знающий человек на месте оказался, и за то, что помогло… Но где Он был, когда какая-
то паскуда Милену инициировала? Ну вот где? Я не в счет, я б его в той гостинице не
услышал, хоть криком Он кричи. Но она-то, она ж золото была, а не женщина. Даже
такая, как была… Где, к черту, ОН БЫЛ?
Монах показал на распятие, висящее над Игорем.
— Там. Понимаешь, такова цена нашей с тобой свободы. И ее свободы. У нас нет
выбора — жить нам сейчас в мире со злом или в мире без зла. У нас есть выбор —
занять какую-то позицию по отношению к этому злу. Либо это решение противостоять
ему даже ценой жизни, либо это… Делийский пакт… Ты знаешь, что такое Делийский
пакт?[73]
Он знал. Он был выше, много выше уровня сверстников: стереофильмы, моби,
танцпол, игровые симуляторы… О-о, наш Игорек читает книги! Он мог разговаривать
цитатами. С девушкой, которая не опознавала с ходу «Капитанскую дочку» и не могла
подхватить игру, он даже не спал — ведь и в постели нужно о чем-то поговорить. А
броская внешность и вызывающая восторженный писк профессия позволяли
придирчиво выбирать из вешающихся на шею кандидаток…
Но что там — внутри? Где заканчиваются бесчисленные роли, сыгранные им для
себя и других, и начинается настоящий Игорь?
— Договор, — сказал читавший книжки Игорь, — с крокодилом о том, кого ты ему
сдашь сегодня, чтобы он съел тебя завтра. Я бы согласился с тобой, брат, — он изо всех
сил постарался не подчеркнуть это слово интонацией, — в своем мире. В мире, где
чудес не бывает. А вот в твоем, где одних вытаскивают, а других оставляют там, где
никого оставлять нельзя… В твоем мире — извини.
Бог мой, это не ропот — кто вправе роптать?
Слабой персти ли праха рядиться с Тобой?
Я хочу просто страшно, неслышно сказать:
Ты не дал, я не принял дороги иной…
— У нас с тобой один мир. То, что она с тобой сделала и что раньше сделали с
ней, — это тоже чудо, только плохое, недоброе. И это тоже цена свободы. Ты не один.
Каждый из нас, освободившись, оставил кого-то в тюрьме. Бог может все, грешник.
«Все» — это следует понимать буквально. Но, по всей видимости, тебя Он очень
настойчиво приглашает к соучастию. Ты был готов спуститься за ней в ад — поэтому
именно тебе дано время на подготовку прорыва обратно. Понимаешь?
— А она… — Игорь облизал губы, — она спустилась за мной в ад…
— В твоей ориентировке сказано, что ты однажды бежал из-под стражи. Это она,
да?
— Да. Понимаешь, она точно знала, что я промолчал. Меня бы не отдали в
лабораторию, если бы считали, что я заговорю. — Он погрыз губы. — Я-то как раз в тот
момент что угодно готов был сказать, чтобы меня напоили. Но видно, так сыграл им
крутого парня, что убедил — и они меня списали. Она знала, что для нее опасности нет.
118 of 250 22/07/2019 07:15

услышит и ни за кем другим не пойдет. Между ней и окончательной гибелью стоишь ты.
Ну что, сложишь ручки и дашь себе провалиться к чертям в беспомощном состоянии?
Они будут рады.
Наверное, это и есть «удар милосердия». Обиды не было. Может быть, потому что
вода опять сомкнулась, а может быть, потому что на… физиотерапевта не обижаются.
Монах улыбнулся.
— Как себя чувствуешь? — спросил он. — Готов снять фиксаторы? Нам для начала
нужно пережить это полнолуние. — Монах посмотрел на часы. — И ты сейчас должен
решить, как для тебя лучше: в фиксаторах или на воле.
Любой, кто работал хоть цирковые номера, хоть трюки, знает, как опасно полагаться
только на снаряжение. И как опасно не полагаться на него вовсе. А самое опасное —
работать с непроверенной аппаратурой: никогда не знаешь, что она выдержит и когда
подведет.
— Брат…
— Михаил, — напомнил тот.
— Брат Михаил… а какой у тебя стаж? Ты ведь уже давно человек. Ты меня вообще
удержишь?
— Твои кости только что срослись, — сказал монах. — Соединительная ткань не
затвердела. В случае чего я тебя сумею снова поломать. А подстрахует брат Мартин.
Кстати, вот и он. — В дверь бункера решительно постучали, брат Михаил встал и открыл
засов.
Увидев силуэт, почти полностью загораживающий закатное небо, Игорь подумал, что
страховки должно хватить.
— Я поесть принес, — сказал двухметровый парнище. — Что еще?
— Возьми мотоцикл, сгоняй за сигаретами. Болгарские.
Игорь сначала не понял, зачем это, а потом вспомнил, что так и не выбросил пустую
пачку. Значит, когда раздевали — нашли и сделали вывод…
Мартин кивнул и закрыл за собой дверь.
— Засов! — крикнул брат Михаил.
С другой стороны послышались торопливые шаги — брат Мартин возвращался,
чтобы задвинуть засов.
— Капуцин, — проворчал монах, закрывая дверь со своей стороны. — И разгильдяй.
Это синонимы.
Он склонился над Игорем и расстегнул фиксаторы.
— У тебя уже должны были зажить переломы. Вставай и ходи, грешник.
Игорь сел, растирая запястья. Брат Михаил тем временем взял пакет, принесенный
Мартином, поставил на стол и раскрыл.
— Та-ак… огурцы соленые, картошка, пироги с вишнями… Пиво… Ты пиво пьешь,
грешник?
— Пью, — сказал Игорь.
Уже два года он не пьянел ни от чего, кроме крови, но вкус пива находил приятным и
считал этот напиток вполне подходящим для утоления жажды. Простой, человеческой. И
простого человеческого голода заодно.
— Брат Михаил, а сколько нас таких?
— Арморацея знает. Мне известны два живых данпила, кроме вот этого грешника. —
Он постучал себя по груди. — Над одним экзорцизм совершил, кстати, раввин. Ты
119 of 250 22/07/2019 07:15


чтобы кто-то показал, как ею пользоваться. Так вот, я буду заново учить тебя радости.
Иди сюда. Способность читать эмоциональный фон сохранилась?
Игорь кивнул.
— Отлично. Станет совсем плохо — цепляйся за меня. Просто считывай и принимай
как свое. А теперь повторяй за мной: благослови, Господи, это пиво… И людей, которые
его варили… и людей, растивших ячмень… И людей, которые будут пить его вместе с
нами, ничего не зная о нас… И научи нас делиться пивом и радостью с теми, кто в них
нуждается…
***
…Он сидел рядом с водителем и чувствовал, как встает солнце. Была такая манера
у разных его компаний — сначала романтическая, потом ерническая — встречать
рассвет. Предполагалось, что новый день может принести что-то хорошее. На этот раз —
он действительно мог, но вот смотреть на этот самый день совершенно не хотелось.
«Понемножку, — сказал брат гвардиан. — По чуть-чуть, Игорь. Будем отыгрывать у ночи
по четверть часика».
Машину вел Костя. Мимо проносились поля, луга, где по колено в тумане пасутся
кони (что-то тронуло сердце Игоря — но поверхностно, мазком), пруды, заболоченная
речка… Епископ, он же врач, жил где-то за рекой. Тут этих деревень как грибов по осени,
хотя больше половины пустых, вымерших — слишком много молодых подавалось в
город. Игорь не следил за названиями на указателях. Ему было все равно.
Остановились перед высокой, щербатой кирпичной оградой. Еще одна примета
жилой деревни — высокие кирпичные ограды. Костя посигналил — ворота открылись.
Монастырский — пардон, свинофермерский — грузовичок въехал во двор. Игорь увидел
машину под навесом — и узнал обшарпанный фургон «косуля».
— Здорово! — Доктор Филин стоял на крыльце в джинсах фасона «чехол
корабельного орудия главного калибра» и белой майке. Не похож он был на филина. На
пингвина был похож.
Игорь поднялся на крыльцо просторного дома, шагнул в слегка покосившиеся
двери. Чувствовалось, что жилец и владелец дома — не хозяин в том смысле, в каком
это слово говорят тут, не «газда». Еще одно забавное совпадение: из местного диалекта
узнать, что значит имя человека, убитого тобой мимоходом… не попал Газда в хозяева…
В доме скрипел деревянный пол, налет пыли покрывал книжные полки и
обшарпанные шкафы — и только гостиная-смотровая была тщательно прибрана,
ухожена, вылизана.
— Роман Викторович. — Хозяин, который не «газда», протянул руку для пожатия.
— Игорь.
— Температура тела уже ничего, — кивнул врач, отпуская его руку. — Костя, разбуди
ребят и сообрази мне чаю. Игорь, раздевайтесь.
В самой процедуре было что-то успокаивающее. Что-то из детства. Сейчас добрый
дядя доктор… Игорь посмотрел на застекленные шкафы с медицинской параферналией,
которую в этом самом детстве вообще-то ненавидел, и понял, что обрадовался-то он не
мысли, что станет лучше, а мысли, что может быть плохо. Последние годы ему был
совершенно не нужен доктор.
Он бросил одежду — все ту же рабочую армейскую форму, полученную от
монахов, — на стул. Добрый дядя доктор включил медицинский сканер.
— Переломы вот здесь, здесь и здесь выглядят как травмы двухнедельной
давности, — сказал он. — А когда вы ломали стопы?
Игорь зажмурился, вспоминая.
120 of 250 22/07/2019 07:15

Игорь пожал плечами.

— В той жизни я был каскадером.
— Ну хорошо, скажем — «неприятные ощущения»?
— Есть. Ноет — так, слегка.
— Температура тела и давление ниже нормы. Шестьдесят на сорок. По идее, вы
должны лежать пластом. Сядьте. Дайте руку.
Не снимая нашлепки для измерения давления, Филин протер сгиб локтя спиртом и
ловко ткнул иглой, с первого раза и почти безболезненно попав точно в вену. Пенистая
кровь ахнула в вакуумную пробирку.
— Игорь, на вас нет ни одного шрама. Раньше они были?
— Были. И пропали не сразу. Я недели через три после инициации сильно
побился, — Игорь скривился, — на улице. Вечером какой-то кретин с незажженными
фарами попытался развернуться через двойную осевую. Ну, в него и въехали с двух
сторон. И пошло. У меня хватило ума уползти оттуда. К утру и сам был в порядке, и
старые шрамы как корова языком.
Игорь замолчал. Доктор прижал ваткой прокол, вынул иглу. Игорь отнял ватку.
Крохотная дырочка затянулась на глазах. Была — и нет.
— Доктор, я видел брата Михаила и понимаю — то, что со мной произошло, можно
пережить. Я не понимаю как. Я не медик и не биолог, но даже дикобразу ясно, что,
например, иммунитета у меня сейчас нет. Варку-то он ни к чему. Обмен веществ
перестроен под… ну будь он трижды бес — я-то из плоти и крови…
— Угу, — сказал Роман Викторович, пересаживаясь за другой стол и включая какой-
то прибор. — Одевайтесь. Сейчас поговорим и об этом.
Игорь уже натянул штаны, когда услышал сдвоенное: «Привет». Обернулся. В
дверях кабинета стояли мальчик Антон и Ван Хельсинг.
— Здорово, — отозвался он. — Рад видеть вас… живыми.
На самом деле рад он не был, просто отметил про себя: ну хоть с кем-то все
нормально.
Ван Хельсинг выглядел бледненько, под приоткрытым на груди купальным халатом
(похожим на средних размеров сугроб) белела повязка — но на ногах держался твердо,
и заражением от него не пахло. Пахло каким-то мерзким медикаментом и… помыться
ему не мешало бы, вот что. А впрочем, за двое суток в монастыре Игорь уже привык —
там парфюмерией, скажем так, не злоупотребляли. Средневековых представлений о
гигиене ребята не разделяли и душ принимали каждый вечер — но вот перед душем… А
чего вы хотите — семинаристы большую часть времени проводили не в часовне с
молитвенником, а в свинарнике с вилами и лопатами.
Антон зато был свеженьким, чуть сонным. Поздоровавшись, он смачно зевнул и
почесал взъерошенную макушку — а потом обвел всех немного виноватым взглядом.
— Чай готов, — сказал Костя с кухни.
Если гостиная была переделана под врачебный кабинет, то столовая явно служила
епископской… штаб-квартирой? Как это называется на их профессиональном жаргоне?
Словом, за большим тесаным столом места хватило всем — и еще осталось для двух
таких же компаний. Закуски к чаю своим количеством и качеством говорили, что местные
хозяйки врача и пастыря уважают. Игорь подумал-подумал и намазал джемом холодный
сырник.
Доктор Филин вошел, держа в руке бумажную полоску, на которой капля Игоревой
крови расплылась затейливым потеком всех оттенков коричневого. Что-то такое он
121 of 250 22/07/2019 07:15

он нечувствительно перешел на «ты», — благодать по определению исцеляет и

усовершает — то есть совершенствует — человеческую природу. В момент изгнания
беса ты получил то, что было у тебя отнято вампиризмом.
— Включая, — сказал Игорь, рассматривая сырник, — кишечную флору…
— Нет, — возразил врач. — Кишечная флора и прочее отмирает далеко не сразу. Ты
ведь продолжал в период одержимости есть нормальную пищу.
— Роман Викторович, я вам всем очень благодарен. — Благодарности в его голосе
было мало, так что он решил добавить слов. — Действительно. Но я не понимаю. Я про
бесноватых и раньше читал, и сейчас Библию посмотрел — они никакой крови не пили,
по ночам спали… ну, сила была истерическая. Все в пределах человеческих
возможностей.
Ван Хельсинг кивнул.
— Я верю, что вы говорите правду и что бес во мне был, — мне неоткуда было
знать, что он, — он кивнул в сторону Кости, — священник, и потом, три дня назад я бы и
на такое солнышко по доброй воле не вылез, а если бы вылез, сгорел бы, а сейчас я
просто спать хочу. Но концы с концами не сходятся. Или наука, или мистика. Что-то одно
из двух.
Роман Викторович почему-то фыркнул, вслед за ним засмеялся Антон, террорист
посмотрел на одного, на другого, тоже усмехнулся… Игорь давно заметил, что лицо у
него частично парализовано — наверное, оттого и смех выглядит ненатуральным.
Вслед за ними и он почувствовал нечто вроде внутренней щекотки. Это был еще не
настоящий смех — а как в ситкомах, когда пытаются «заразить» закадровым хохотом. Но
что-то в нем все же отозвалось.
— Простите, Игорь, вы просто интонацией попали в одну реплику очень смешной и
непристойной пьесы. — Филин первым взял себя в руки.
Антон последовал его примеру, но не удержался и снова фыркнул.
— Вы, Андрей, извините, что мы залезли в вашу библиотеку, — продолжал врач,
строго покосившись на него.
— Да нет, ничего. — Ван Хельсинг пожал здоровым плечом. — Давайте лучше
вернемся к заданному вопросу.
— Бытие, — тихо сказал брат Михаил, — глава восемнадцать, начало. Антон, тебя
не затруднит?
Антона не затруднило. Он повернулся к книжной полке, снял тяжелый том,
зашелестел страницами, зачитал сцену о явлении Аврааму у дубравы Мамре.
— Ангелы, — медленно и раздельно сказал брат Михаил, — ели, чтобы сделать
любезность Аврааму и принять участие в ритуале гостеприимства. Человек — не только
дух, но и плоть. Ритуал нужен людям, потому что затрагивает и то и другое. Игорь, как
называется обряд вампирской инициации?
— Кровавое причастие. Но это же не всерьез.
— Как это не всерьез? — Взгляд брата Михаила стал каким-то уж совершенно
металлическим. — Мы с тобой людей убивали, засранец, — что может быть серьезнее?
Я еще не рассказывал тебе, кем я был до инициации?
— Не успел. — Игорь зафиксировал, что обидеться на «засранца» не получилось.
То ли метод исчерпал себя, то ли упрек был справедливым.
— Я был сотрудником Конгрегации по делам святых, и моей задачей было
проверять случающиеся время от времени чудеса. В том числе и чудеса спонтанного
исцеления от вампиризма. Через мои руки прошло довольно много документов, в том
122 of 250 22/07/2019 07:15

Михаил. — Но важно нам сейчас не то, что происходило с его духом, а то, что
происходило с его телом.
Игорь ощутил укол живого интереса. Чарльз О'Нейл, основатель террористической
организации «Шэмрок», был персонажем легендарным. То есть некто О'Нейл
существовал на самом деле, во время Полуночи служил в Африке в британском
экспедиционном корпусе, проявил чудеса храбрости при эвакуации Пуэнт-Нуар, там же
получил ранение, которое должно было приковать его на всю жизнь к койке с системой
жизнеобеспечения… Как раз тут объявился Сантана со своей панацеей от всего, и
О'Нейлу предложили инициацию. Выбор показался простым — либо провести остаток
жизни в состоянии, близком к вегетативному, либо вернуть здоровье, обрести
сверхчеловеческие возможности, вечную (если будет и дальше везти) молодость и
продолжать спасать мир. Само собой, О'Нейл выбрал второе. Дальше официальная
версия гласила, что О'Нейлу не повезло оказаться среди тех шести процентов, которые
вследствие инициации повреждаются в рассудке, а симбионта Сантаны он загадочным
образом потерял. Сам О'Нейл настаивал, что голова у него в норме, а беса из него
изгнал Бернарду Гомеш, священник из миссии. О'Нейл радостно отрапортовал по
начальству о случившемся чуде, после чего его военная карьера накрылась
окончательно: его и Гомеша отправили в Британию на обследование, в медицинский
центр госпиталя Святого Варфоломея, по-простому — Бартс.
На сем официальные отчеты кончались, а «Исповедь» в этой части представляла
собой скорее пересказ кошмаров — из которого можно было сделать вывод, что один из
подопытных добровольцев блага своего не понял и Гомеша в процессе экзорцизма убил,
а О'Нейл после того окончательно уверился в сатанинской природе симбионта и сбежал.
— А вы уверены, что те документы не подделка? — спросил Игорь.
— Уверен. Как и «Исповедь». Я знаю, как их добывали. Видишь ли, именно я был
«адвокатом дьявола» на беатификационном процессе О'Нейла.
— Ничего себе! — вырвалось у Андрея. — Вы его в святые возводить, что ли,
собрались?
— Э-э… — Игорь побарабанил пальцами по столу. — «Адвокат дьявола» — это как
раз наоборот, Ван Хельсинг. Это тот, кто не дает возвести в святые.
— Я в курсе, — огрызнулся Андрей.
— Именно, — кивнул брат Михаил. — Вы себе не представляете, как распространен
у нашей молодежи культ почитания этого человека.
— Разве это вам не на руку? — Андрей чуть прищурился.
— Это нам совсем на другое место, — буркнул Филин. — В задачи Церкви не входит
шахидов плодить.
— А что в них входит?
— Мы отвлеклись. — Брат Михаил поднял палец. — Я хотел сказать, что, когда я
овладевал специальностью, через мои руки прошло много документов, в том числе и
документы Медицинского бюро в Лурде. Девяносто шесть случаев исцеления самых
разных заболеваний. Исчезали злокачественные опухоли, восстанавливались сердечные
клапаны, начинали видеть люди, у которых зрительный нерв попросту отсутствовал…
Заявленных исцелений было гораздо больше, свыше одиннадцати тысяч — но
медицинское бюро отбрасывало все случаи, которые можно было отнести на счет
естественных причин, где можно было предполагать, что ремиссия началась еще до
посещения Лурда, и так далее. Некоторых исцеленных наблюдали до конца жизни и
только после вскрытия объявляли результат чудесным исцелением… Как именно
восстанавливались разрушенные суставы и возрождались нервы — никто не знает.
123 of 250 22/07/2019 07:15


с Лурдом связанных, Лурд — это просто наиболее статистически значимая выборка,
хорошо подтвержденная документами. Особенно ценны документальные свидетельства
на рубеже тысячелетия, когда диагностическая аппаратура начала давать нормальные
результаты. Исцеления данпилов по причинам очевидным задокументированы гораздо
хуже. О'Нейл — практически единственный данпил, физиологию которого подробно
исследовали. Мы доподлинно знаем только то, что в ходе инициации нервная ткань
человека прорастает «структурами Сантаны» и частично сама становится ими. А
восстановление перерожденной ткани — хоть и чудо, но не новость.
— Но ведь тут не просто о перерождении речь. — Игорь завязал вилку узлом. —
Разве кто-то из исцеленных в Лурде так мог?
— А разве кто-то из них прошел инициацию сверхъестественным образом? — пожал
плечами брат Михаил. — Нет, они страдали от нормальных недугов и получали в ходе
исцеления нормальное здоровье.
— У меня есть бредовая гипотеза, — добавил Филин. — К сожалению, чтобы ее
подтвердить или опровергнуть, нет достаточно значимой статистической выборки. У нас
тут не Лурд, увы… Ну так вот, мы знаем, что дьявол — не творец. Он может искажать и
подражать, но не создавать. Значит, «структуры Сантаны» — это потенция, заложенная в
самой природе человека и до времени, скажем так, дремлющая. Входя в человека, злой
дух будит ее. Изгоняя беса, Господь не трогает ее — подозреваю, потому, что в
противном случае исцеленный будет отравлен продуктами распада собственных тканей.
— Ты сейчас примерно процентов на пять-семь покойник, — добавил брат Михаил,
обращаясь к Игорю. — «Структуры Сантаны» не дают мертвым клеткам выходить из
обмена. После исцеления процесс опять запускается, но постепенно, так, чтобы человек
не загнулся.
— А какая ткань у меня регенерирует — живая или мертвая?
— Живая, — уверенно сказал брат Михаил. — Теперь — живая. И ты опять начал
стареть, хотя и более медленными темпами. Лично у меня естественный обмен
замедлился раза в два. Кроме случаев регенерации, когда он ускоряется.
— А сколько мы живем? — поинтересовался Игорь.
— Неизвестно. Из тех, кто не рассыпался сразу, до старости не доживал никто.
Игорь улыбнулся. Это было, по крайней мере… привычно. Ни на что другое он и не
рассчитывал.
— А рассыпаются те, кто слишком долго прожил вампиром?
— Слишком надолго пережил человеческий срок, — кивнул врач. — Или перенес
экзорцизм в состоянии, для человека несовместимом с жизнью. Видимо, должен быть
какой-то значимый резерв живой ткани.
— Как все-таки… странно, — проговорил Антон. — Я все не могу привыкнуть к
мысли, что это не сказки. Как будто поезд, на который я сел, отходил с платформы
девять и три четверти…
— Скорее, тридцать четыре и девять, — сказал Игорь. — Это же, если верить
сканеру, моя нынешняя температура?
— А почему не сказки? — спросил Ван Хельсинг. — Мы о нашем мире не знаем
буквально ни черта. Говорят: «симбионт» — а почему не «бес»? Название научно
звучит?
— Ни к чему не обязывает, — улыбнулся брат Михаил. — Нам ведь очень долго
внушали, что Зла, — он развел руками, видимо пытаясь воспроизвести нечто
всеохватное, — нет, а есть только зло. — Он сдвинул пальцы, сводя масштабы зла к
зазору сантиметра в три.
124 of 250 22/07/2019 07:15


еще.
— А это, — сказал брат Михаил, отбирая у Антона Библию и поднимаясь, чтобы
вернуть ее на полку, — уже неправильно. Данный вид зла, на самом-то деле, всего лишь
частный случай. В этой книге, — он взвесил том на руке, — говорится о кровавых войнах,
чудовищных пытках, предательствах, насилии, о человеческих жертвах во всех смыслах
слова — и о Человеческой Жертве. И во имя этой Жертвы и этой книги было принесено
столько других жертв, что теперь пропагандистам и выдумывать о нас гадостей не нужно
— достаточно хроники открыть. Вам не должно быть все равно, есть ли у нас ошибки.
Или — должно быть все равно, есть ли ошибки у них. — Монах мотнул головой в сторону
окна, видимо обозначая так весь внешний мир. — Это последовательно. В конце концов,
нынешняя тирания — не худшая из всех. Да, они считают себя пастухами, а нас
баранами. Но пастух ведь заботится о стаде, хотя и режет кого-то регулярно. А сколько
раз у власти оказывались не пастухи, а волки! Двести лет назад тут творилось такое, по
сравнению с чем даже свободная охота — а ей положили конец — это слезы и сопли, а
не террор. Так почему нужно бороться со злом, которое хранит нас от большего зла?
— Еще неизвестно, хранит ли, — сказал Антон. — Я изучал экономику. И статистику.
Если по классической системе считать, по Пригожину, то, если оно будет идти, как идет,
система обвалится, — Антон потихоньку увлекся, — а если добавить социальный
фактор, то, что называется отрицательным отбором, то это два-три поколения… — Он
остановился. — Я об этом с мамой хотел поговорить. Приехал, а она… — Он справился
с собой и продолжил: — Короче, страшно неустойчивая система. А еще эту ямку до меня
копали, и даже абстракт-работы в Сети есть…
— И что? — спросил Игорь, поймав его интонацию.
— Оба докладчика числятся в погибших при нью-йоркском инциденте. Там ни с того
ни с сего обвалилось здание гостиницы, где как раз проходила матконференция. Ну их
всех там и накрыло. Но… но даже если не прав я, Андрей точно прав.
— Там не накрыло матконференцию, — буркнул террорист. — Там была попытка
захвата Цитадели. Даже удачная. Долго рассказывать.
Все смотрели на него, не отрывая глаз. Наконец Игорь сказал:
— Нет уж, такая сенсация ничуть не хуже лурдских чудес, так что ты будь добр, хотя
бы в двух словах. А то я первый раз в жизни слышу, чтобы Цитадель кто-то смог взять не
изнутри.
Андрей потер плечо. Его явно сбили с какой-то мысли, которую он хотел высказать,
но в конце концов он уступил настойчивым взглядам.
— Хорошо. Жил в Штатах такой математик, Десмонд Рэй. Преподавал в Корнелле,
там сильная прикладная школа, и с моим командиром он одно время переписывался. По
научной части. И когда Ростбиф ушел в подполье, они переписку продолжали. Очень
осторожно. И нерегулярно. Ростбиф Юпитером божился, что до последнего ничего не
подозревал. В общем, Рэй во что-то влез. Я даже не знаю, куда и кто это был. То есть
фамилии-то известны — Ростбиф их всех если не по конференциям, то по публикациям
знал — Стронг, Логан, Рассел, Асахина, Кессель…
— Стронг и Логан — это те самые докладчики… — растерянно сказал Антон.
— Не удивил. А вот чего хотели — один туман. Рэй три письма написал подряд,
быстро и невнятно. Он лежал в карантинном госпитале, поймал какой-то корона-вирус с
нехорошим прогнозом — и в самой заварушке не участвовал. Он как раз туда ехал, когда
заболел. Поначалу с ним держали связь, а потом замолчали. Мы бы вообще ничему не
поверили — бред и бред, если бы все, что только можно было проверить, не
подтвердилось. Отель, где матконференция проходила, сделали базой операции как раз
125 of 250 22/07/2019 07:15

уже оттуда — множественная информационная атака на Цитадель. Внешний контур,[74]

из внешнего — внутренний. Я так и не понял, как это возможно… но у них там сидел цвет
теоретической и прикладной математики. Техники Цитадели быстро отключили связь, но
фрактальный[75] процесс сгенерировал стрим[76] уже с компьютеров второго контура, и
как только стрим «понял», что пришел, куда было надо… А на внутренний контур
заведены все системы безопасности Цитадели. В том числе и средства активной
обороны, а их там много. Вот их и запустили, все. Почти одновременно. Огневые,
химические, биологические. Что началось — только вообразить себе можно, потому что
кто выжил — тот молчит в тряпочку. Высоких господ положили чуть не сотню — это же
днем было, весь молодняк по саркофагам лежал. А кого в саркофагах не застало, тех
серебряным коллоидом из пожарной системы обдало. Люди газом травились, уцелевшие
ломанулись из Цитадели впереди собственного визга… А Кессель со своими просто
прикинулись спасателями и вошли. Добили тех, кто еще дрыгался, заблокировали
остальных в их помещениях, восстановили связь и выкатили властям свои требования.
— Какие? — подался вперед Антон.
— Да кто ж его… Рэй, когда писал, умирал уже и не знал что раньше случится —
вирус его доест или СБ явится. Внятности это не способствует. Да и утечки мог бояться.
Про атаку — подробно, про организацию — почти ничего.
— А… рухнувшее здание? — спросил Антон.
— А это я могу только догадываться, — печально проговорил Андрей. — Но, по-
моему, его обрушили власти. Отель этот, «Четыре сезона», частью упал на Цитадель, так
что разрушениям никто потом особо не удивлялся… Ну и трупы как-то объяснить. И
пропавших. И скрыть сам факт штурма.
— И наличие проблемы, — добавил Антон.
— Наверное. — Андрей пожал здоровым плечом. — Да и неважно. Какая разница,
коллапс, не коллапс. А хоть бы и прогресс — что, людей уже от этого можно жрать?
— Все равно нелогично, — качнул головой Игорь. — Допустим, бесы. Допустим,
враги рода человеческого. Так на кой черт чертям нас во время Полуночи спасать? Дали
бы уже довести Армагеддон до конца.
«Интересно, — подумал он, — стану ли я заядлым спорщиком? Помогает же… Мне
ведь на самом деле интересно».
— А кто вам сказал, что они хотят Армагеддона? — спросил Роман Викторович. —
Как раз Армагеддон им и положит край. Может быть, они для того и спасли нас, чтобы
Армагеддон не торопить. Да и никакие вампиры не смогли бы ничего починить, если бы
люди сами не хотели. А может, мы даже тогда не были достаточно плохи… Не знаю. Но,
Игорь, эта штука была у тебя внутри — ты мне скажи, ты видел что-нибудь хуже?
Игорь открыл было рот, остановился. Потом все-таки заговорил.
— Я его полностью только дважды… чувствовал. Первый раз — после инициации,
когда в коме лежал… И тогда — над Ван… над Андреем. Я не знаю. Есть люди, о
которых я не могу заставить себя пожалеть. — Он начал сворачивать в рулончик вторую
вилку, заметил, остановился. — Вот чего я никогда не видел, так это того, что состояло
бы из… пакости целиком. Без просвета.
Он поднял голову. В окна рвался ярко-белый — даже сквозь очки — солнечный свет.
Мамочки мои. А также, видимо, Боже мой.
— Так вот почему… — вдруг глухо произнес Ван Хельсинг.
Все посмотрели на него. Выражение лица у него было… Другие, видимо, раньше
такого не видели, а Игорь вспомнил — в Екатеринославе, в мотеле, когда его
допрашивали моторовцы.
126 of 250 22/07/2019 07:15


этих?!
Он резко встал и тут же начал заваливаться на спину. Брат Михаил и Игорь, не
сговариваясь, подхватили его с обеих сторон и помогли дойти до смотровой, где он сел
на стол, спустив с плеч халат.
— Андрей, — заговорил брат Михаил, в то время как Роман Викторович снимал
старую повязку, уже подплывающую кровью, и накладывал новую, — вы славный и
чистый мальчик, и у вас редкий дар: оголенный душевный нерв, чувствительный к
несправедливости и лжи. Только это и не давало вам до сих пор превратиться в
хладнокровного убийцу, возблагодарим Бога. Поверьте, мы делаем все, что можем, и
причина тому, что мы делаем так мало, совсем не та, что вы подумали. Вы увидели, что
у нас есть эффективное оружие против вампиров — а у подполья есть армия. Вам,
наверное, кажется, что нужно просто свести эти два конца вместе, а искра проскочит
сама собой, и от нее возгорится пламя. Отчасти вы правы: у нас хватает таких же, как
вы, горячих и чистых юношей. Какое-то их количество могло бы пойти за вами. Но,
Андрей, я все-таки инквизитор. Я знаю историю нашей Церкви и знаю, сколько в ней
кровавых страниц. Все крестоносные армии… были в первую очередь армиями. Это в
лучшем случае. О худших вы наверняка читали в учебниках — и, поверьте мне, учебники
сильно преуменьшают. Даже в войнах между людьми средства меняют цель. А мы
воюем не с людьми. Нашему противнику все равно, именем чего будет твориться зло.
— Все, я понял. — Ван Хельсинг сидел пристыженный, опустив голову. —
Непротивление злу насилием и тэ дэ. Вы, наверное, правы…
Роман Викторович ударил кулаком по столу с такой силой, что задребезжал
стеклянный шкаф.
— Я ему сейчас сам врежу, честное слово, — заклокотал он. — Я в конце концов
тоже холерик. При чем тут непротивление злу, Андрей, дорогой мой?! Мы
сопротивляемся, мы сопротивляемся как можем, — вы просто не знаете, сколько всяких
«случайностей» каждый год происходит со священниками в одной России! Официально
ничего такого нет — но я не помню за последние двадцать лет, чтобы поп, который не
пошел на союз с воскрешенцами, спокойно закончил свои дни! А в присутствии католика
мне и доказывать-то что-либо стыдно: если брата Михаила схватит безопасность, он
ухнет «по процедуре» за одну только принадлежность к Римской церкви!
Безотносительно того, что он исцелившийся вампир! Мы применяли бы силу — если бы
могли. Если бы знали, как это сделать, не сыграв им на руку. Не погубив все вокруг еще
более окончательно.
На террориста совсем уж стало жалко смотреть. Обычно он казался старше своих
лет — но теперь выглядел растерянным мальчишкой.
— Ладно, я дурак, — сказал он. — Извините. Я умею только убивать варков, вы
умеете исцелять, но вас самих за это убивают — а делать-то что?
— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи, — проворчал уже перегоревший Роман
Викторович. — Вы меня тоже извините, Андрей. У нас тут маленький островок, на
котором можно вести достойную жизнь. Не врать, не выслуживаться перед бесами,
никого не продавать. Мы, конечно, люди, а не ангелы, все не без греха, но и лишних
грехов стараемся не делать. Все, полежите перед дорогой. — Доктор накинул халат на
плечи Андрею и тот слез со стола. — Антон, иди собирайся.
— Кто-то у ворот, — сказал брат Михаил.
Игорь вслушался во внешнее.
— Женщина, — добавил он к словам монаха. — Молодая.
— Очередная паломница, — закатил глаза епископ. — Доконают меня эти девки.
127 of 250 22/07/2019 07:15

которой скрылся Андрей.

— Видите ли, Игорь, — с глубоким вздохом пояснил епископ, — немного пожив в
нашей местности, вы заметите, что женское население тут, как бы это выразиться,
преобладает над мужским. Поэтому когда прошел слух, что в доме владыки Романа
поселились его родственники, два «файных хлопчика»…
— Ой, мама, — выразил сочувствие Игорь.
— Именно.
***
Прошло не больше четверти часа, с тех пор как фургон с Игорем, Андреем и
Антоном уехал в направлении Августовки, когда во двор отца Романа въехала другая
машина: заляпано-фермерского вида «опель» двадцати лет от роду. Водитель,
невысокий полный дядька с аккуратной бородкой, одетый все в ту же списанную
рабочую форму, поднялся на крыльцо и тихо поприветствовал отца Романа и брата
Михаила. Он всегда говорил тихо: во время армейской службы словил пулю в горло, а
пересаживать гортань не стал.
— Ну что, — сказал Филин, покончив с ритуалом приветствия. — Поповский
консилиум объявляю открытым. Пойдемте чаю попьем, отец Януш.
— Так вы же уже пили? — прошелестел отец Януш, совладелец свинофермы.
— Ничего. Мы еще выпьем. Всухомятку у нас не получится.
Они расселись за столом, отец Роман пододвинул отцу Янушу тарелку сырников.
— Что показал медосмотр? — Настоятель кивком поблагодарил и начал мазать
сырник сметаной.
— Игорь биологически остановился на двадцати пяти — двадцати семи годах. —
Антикварный расписной самовар, известный в округе как «самописец», загудел, отец
Роман долил воды. — Стаж у него, если по приборам, — не больше пяти лет, никаких
скачков метаболизма не видно. Он сказал, что был каскадером, так?
Брат Михаил кивнул.
— Профессия публичная, — тихо подхватил мысль отец Януш. — В Сети должны
остаться какие-то сведения. Что было прошлой ночью, брат Михаил?
— Да примерно то же, что и со мной. — Монах-данпил вздохнул. — Боли, синяки
ниоткуда, видения жуткие и прочая прелесть.
— И как он?
— Сказал бы «нормально», да опыта мало. Примерно как я. Боль переносит в
целом лучше — это, наверное, из-за профессии. Он быстро вспомнил. А вот в ситуации
разбирается хуже.
— А сегодня?
— Этой ночью приступа не было. Думаю, следующий — в полнолуние. Надеюсь, что
обойдется, но ручаться не могу. Он очень хочет — насколько вообще может хотеть…
— А твои, Роман? — спросил отец Януш. — Я ведь их не знаю совсем. Может, нужно
было и их поселить в монастыре?
— Нет, — жестко ответил брат Михаил. — Они умные мальчики. Они бы поняли, что
это, по сути дела, арест. Или карантин.
— Они уже поняли. — Отец Роман потрогал самовар. — Этот Андрей точно, и
каскадер ваш — тоже.
— Игорь-то как раз не против, — отмахнулся брат Михаил. — И даже за. Чем
больше его страхуют, тем лучше он себя чувствует. А вот ребята… давайте начистоту,
128 of 250 22/07/2019 07:15


страхи.
— Даже если мы отправим их отсюда, — сказал владыка Роман, — они все равно
начнут. Мы показали им, где копать.
— Но они не уведут наших детей. — Отец Януш долил себе кипятку. Он пил
некрепкий. С его сердцем крепкий было нельзя.
— Значит, уведут чьих-нибудь еще. Это такая… дудочка.
— Да и взрослых, — поддержал отец Роман. — Думаю, если пойдет слух, что
Андрей ищет соратников, то ему придется устраивать конкурс. Мы тут сидим и
возделываем свой сад, как советовали этому… Кандиду. Да-да, я правильно выразился,
свой сад. А от нас потихонечку отщипывают здесь кусочек, там кусочек — это не говоря о
том, что мы теряем просто по естественному ходу вещей. Не смотрите на меня так, я
знаю, что нам обещано, но нигде же не сказано как…
— Мы не бойцы, — возразил отец Януш. — И не должны быть бойцами.
— Но кто-то же должен! — Отец Роман хлопнул ладонью по столу, «самописец»
обиженно хрюкнул. — Извини, Ян. Я устал. Заранее устал. После демобилизации сюда
возвращался — и чувствовал, что не хочу. Мы все больше и больше превращаемся в
секту. А мы же — Церковь.
— И что ты предлагаешь? Влезть в это и погубить все?
— Мы — орден проповедников, — тихо сказал брат Михаил. — Сейчас мы не можем
проповедовать на поверхности. Но кто сказал, что нам нельзя проповедовать в
подполье?
— Церковь должна стоять вне политики, — гнул свое отец Януш. — Иначе… Мы все
знаем, что будет. Потому что уже было.
— Но политика не оставит нас в покое. — Владыка Роман опять потрогал
«самописец», отдернул руку, отключил древний агрегат, пошел куда-то вбок, явно забыв
и о самоваре, и об ожоге, остановился у края стола. — Вы в подполье. Но я-то нет… и
вы же видите, что делают с нами.
— Может, не стоило забирать их?
— Стоило, — решительно сказал брат Михаил. — Дело даже не в паломницах. В
Хороброве болтают меньше.
— Болтают меньше. А шевелятся больше.
— Я поговорю с Андреем, чтобы он не искал здесь соратников, — пообещал брат
Михаил. — С этим мальчиком можно только в открытую.
— И сколько это может продолжаться? — спросил Роман. — Нам все равно
придется решать.
— Это будет продолжаться как минимум до следующего полнолуния. — Брат
Михаил встал из-за стола. — Если будет рецидив, охотник на вампиров окажется очень
кстати.
Двое обменялись взглядами поверх головы третьего. Если брат Михаил считает, что
охотник на вампиров может пригодиться… значит, он не вполне уверен, что справится
сам. Или даже, что уцелеет сам.
— И кстати, об охотнике, — продолжал брат Михаил, макая в кипяток пакетик чая. —
Он не только ранен — в нем сидит какая-то очень свежая беда.
— Насколько свежая? — Роман уже смотрел не на отца Януша, а в окно.
— Как переломы Игоря. Примерно той же давности.
— Он потерял друзей, — сказал отец Роман.
— Немного не то. Потери для него — уже часть жизни. Тут не только потеря. Тут что-
129 of 250 22/07/2019 07:15

— А мы ее окажем, — весело ответил отец Роман. — Он попросил нас о вере. Так и

сказал — «научите меня». Это просьба катехумена,[77] мы не имеем права отказать,
Может быть, он раскроется навстречу Косте. Между ними, как мне кажется, много
общего.
— Вот я и боюсь, что он раскроется… — пробормотал Януш.
— К нам пришли за самым что ни есть нашим делом. Что такое, латиняне?
— Ничего. Он искренний, убежденный… молодой человек с интересной
профессией. Вам не приходило в голову — как он мог остаться агнцем при этом роде
занятий?
— А он?..
— Чистый. Белее молока.
— Е-мое… — Владыка посопел. — Закурим, Ян?
— Курить вредно, — наставительно сказал доминиканец и извлек сигареты. — И
нервы трепать вредно. А ты, Михал, помнить бы должен, что мы не видим как ты.
— Даруйте,[78] — сказал брат Михаил голосом, в котором не было ни капли
извинительного тона, достал из кармана луковицу и принялся чистить. — Так вот, чтобы
сохраниться агнцем при этой работе, нужно делать все это от большой любви к людям, а
себя рассматривать как человека уже мертвого. А теперь представьте себе, что будет,
когда он выяснит, что был не просто прав, а куда более прав, чем сам думал.
— Будет крестоносец, — сказал владыка Роман. — Причем такой, каким детей
пугают. Слушайте, может, вы его в семинарию возьмете? Мне кажется, что священника
из него не получится, но Бог может рассудить иначе.
— Священника из него не получится, — мотнул головой брат Михаил. — Он узнает,
что клирикам нельзя убивать, и оставит эту мысль.
— Это в одном случае. А второй вариант мы только что видели — в ослабленной
форме.
— Ополчится на нас за предательство рода человеческого.
— Угу. Только не на нас, а на кой-кого другого. Сейчас он думает о Господе как об
усовершенствованной боеголовке. И, как и положено порядочному боевику, непременно
начнет изучать инструкцию. — Брат Михаил побарабанил пальцами по Библии. — А
там… Какими глазами он прочтет книгу Иисуса Навина? Например.
— Либо примет как руководство к действию, либо решит, что… данное
сверхъестественное существо ничем не отличается от своих противников. Во всяком
случае, с точки зрения человека.
— Именно. С одной стороны — мы не можем его задерживать. С другой — не
можем отпускать, пока он балансирует между двумя провалами.
— Костя тоже был солдатом. И Костя это прошел.
— Костя, после того что с ним случилось, отлично понимал, что не ему судить Бога.
— Что ты предлагаешь, в конце концов? — Отец Януш несколько раздраженно
раздавил сигарету в блюдечке.
— Отказать мы не можем, это само собой разумеется. Оставить их здесь мы не
можем — это все равно что летом сигарету в степи бросить. Отпустить их так мы можем,
но это и рискованно, и нечестно по отношению к ним. Что нам остается?
— Вы меня подталкиваете к тому, что другого выхода, кроме как отпустить с ними
священника, нет, — грустно сказал отец Януш. — А я пытаюсь найти этот выход.
— Отец настоятель, а ты больше ни о Ком не забыл? — Брат Михаил обернулся на
130 of 250 22/07/2019 07:15

— Он где-то прав. — Отец Роман позвенел ложечкой в стакане. — Мы очень любим

во время проповедей напоминать о том, что нужно полагаться на Божью волю, и при том
на удивление редко сами интересуемся, в чем она состоит. А что, если Господь укажет
священника, который должен пойти с ними?
— Ты хочешь сказать, Господь одобрит террор?
— Судя по Писанию, Он время от времени и не такое одобрял. Это я так, к слову. А
по делу — Януш, ты как-то заранее уверен, что этот мальчик останется террористом. Ты
что, даже не попытаешься его переубедить? Отец-основатель бы тебя не одобрил.
— Отцы и братья, — Михаил снова возник в дверях, — разговор дошел до мертвой
точки, а у нас работа. У всех. Давайте встретимся через неделю и обговорим то, что у
нас получится на тот момент.
— Михал, — спросил Роман, — а почему ты думаешь, что твой подопечный вообще
сможет уехать отсюда?
— Считайте, — брат Михаил сел за стол и пригубил наконец чашку, — что мне был
сон.
ОХОТА НА ВЕДЬМУ
Из окошка номера в курортном пансиончике был виден Нойшванштайн, пылающий

на закате как фарфоровый домик со свечой, — впрочем, он был виден из окон любого
пансиона в этих краях. Юноша у окна зажмурился от ненависти при виде этой красоты,
растиражированной открытками.
Сегодня, после заката, его ждали в замке, на приеме в честь эскерской[79] команды
«Судзуки» и спонсора команды, гауляйтера Германии и Австрии господина Отто фон
Литтенхайма. Чтобы попасть туда, он многим рискнул, многому научился и многим
пожертвовал. Напряжение последних месяцев далось нелегко, и это прорвалось в
голосе.
— Почему не сегодня? Почему ты мне запрещаешь?
— Я не запрещаю. — Мужчина в кресле у камина спокойно курил, запрокинув голову
так, что «боцманская» борода смотрела чуть ли не в потолок. — Я разрешаю, но только
в одном случае. Если он захочет тебя потребить.
— Он не захочет. Он меня до финала бережет. Вкусное на третье.
— Значит, и ты не захочешь. Повращаешься в кругах, выпьешь, закусишь и уедешь.
Мы пасем его почти год, падаван. То, что он подпускает тебя на расстояние вытянутой
руки, то, что Деборе удалось пройти в обслугу мотодрома, — само по себе неслыханная
удача. Герру Отто триста двадцать лет. Ты не справишься с ним. Вот если он попробует
тебя потребить — ничего другого не останется, но и тут у тебя шансы невелики.
— Я два раза был на расстоянии…
— Не забывай, второй раз я видел. Ты бы не успел.
Энею очень хотелось возразить, но… тогда в ложе он и сам не верил, что успеет.
Было в нарочито медленных движениях Литтенхайма что-то, говорящее: здесь не
пройти. Но это могло быть иллюзией, наведенным впечатлением. Как «волна». Не
попробуешь — не узнаешь.
Значит, взрыв во время финальной гонки. Значит, рисковать будут Клаус и Дебора.
Энея передернуло. Дебора, в полном соответствии с нынешним своим псевдонимом,
духом была настоящей воительницей — но ему смертельно не нравилась идея посылать
131 of 250 22/07/2019 07:15

сможешь спокойно смотреть в зеркало.

Эней тронул щеку кончиками пальцев, хмыкнул. Сколько раз он уже приземлялся в
больнице с ранениями — четыре, пять? А самая серьезная травма, которая уложила его
на месяц и потом уложит еще на один, — она у всех на виду, но никто ее не видит. Чужое
пересаженное лицо, лицо Андрея Савина, погибшего в восемнадцать лет от
анафилактического шока.
С Ростбифом очень трудно спорить. Потому что он прав. Значит, нужно идти на
прием, пить шипучку и быть доброжелательным и вежливым. Внешне и, главное, внутри.
— И не напрягайся особо, — снова ловя его мысли, напомнил Ростбиф. — На
чтении эмоций герр гауляйтер собаку съел, а ненависть старым варкам только
добавляет перцу. У тебя даже враждебные намерения могут прорываться. Это
естественно. Ты агнец, ты их терпишь, как неизбежное зло. И профессиональное мнение
Литтенхайма ценишь. Он ведь действительно знаток. Но если от тебя будет время от
времени бить злостью, никто не удивится. А вот если ты попытаешься демонстрировать
спокойствие Будды — навострят уши.
— Я, — вздохнул Эней, — не буду демонстрировать спокойствие Будды. Не смогу.
А замок переливался всеми оттенками белого и рыжего и был ни в чем не виноват.
Людвиг Баварский просто любил сказки. И, как многие до него и после него, не помнил,
что страха и жестокости в сказках никак не меньше, чем красоты. Построй пряничный
домик — и в нем рано или поздно поселится ведьма. И эту ведьму не уговоришь так
просто сесть на лопату и не задвинешь в печь… Печь ей готовит Корвин, который аж
похудел, вычисляя мощность заряда и испытывая его снова и снова. Точнее, он похудел,
мотаясь на испытательный полигон и обратно. В плотно заселенной аккуратненькой
Австрии не так-то много мест, где раз за разом можно подрывать в закрытом помещении
МТ-16, мощную жидкую взрывчатку, после введения катализатора чувствительную к
любому чиху. Корвин и Ростбиф выбрали ее за то, что ей не требовался детонатор.
Именно детонаторы чаще всего обнаруживались сканерами, а вот эту дрянь достаточно
было встряхнуть.
Эней посмотрел на часы.
— Двадцать минут девятого. Еду.
Ростбиф кивнул.
— Удачи тебе. В любом случае.
И Эней в который раз подумал: как ни плохо ему от мысли, что надо ехать, но вот
остаться ждать… Хорошо, что он не командир группы.
А командир группы в который раз подумал, что существуй на свете ад — место ему,
Ростбифу, конечно же, там. Он бы даже не возражал, потому что Максим и Ира
наверняка были бы в раю, а значит — не пришлось бы с ними объясняться по поводу
Андрея. В глаза смотреть опять же.
Остальные приходили в подполье взрослыми. В основном. Были, конечно, и такие,
как этот подранок Десперадо, снайпер, которого Корвин отправил домой, когда
оказалось, что протащить винтовку на мотодром не получится. Но с Десперадо
поработали семья и школа, и, если бы парень не попал в боевики, его пригрели бы
бандиты, тут случай чистый, Корвину не за что себя винить. А вот взять мальчишку
совершенно нормального, не отмеченного печатью социопатии; взять именно по этой
причине… И сделать из него…
На пересадку лица, например, Эней согласился не раздумывая. Как солдат. Как
монах. Будьте вы неладны, господа Дайдодзи Юдзан,[80] Ямага Соко[81] и Ямамото
Цунэтомо,[82] все вместе и по отдельности, во всех своих воплощениях.
132 of 250 22/07/2019 07:15


теория вероятности облизывается, но когда-нибудь возьмет свое. А этот «акт» нужно
провести обязательно. Как можно дешевле, но обязательно. И не важно, кому еще
выгодна смерть Литтенхайма. Потому что, если сделать эту работу как следует,
откроется окно. Шанс. Возможность предъявить штабу ультиматум и перестать наконец
гоняться за собственным хвостом.
Он снова набил трубку, прикурил от уголька, положил каминные щипцы на место и
развернул кресло так, чтобы видеть в окно замок и дорогу. Глупо, конечно; правильно
все пойдет или нет, никто ему не просигналит из окна, он узнает все по оживлению
радиообмена и перехватам сидящего этажом выше Фихте. Но так было почему-то
спокойнее. И вид красивый.
Видимо, вид и спровоцировал. Лоэнгрин, Тангейзер, Грааль — и Эней, чья судьба,
может быть, сейчас висела на посеребренной молекулярной проволоке.
Словом, пошло. Как это часто бывает — не в самый подходящий момент. Лишнее
доказательство тому, что в процессе стихосложения принимает участие не только автор.
Во всяком случае, не только его сознание.
Ростбиф вынул блокнот — стихи получались только так, только на бумаге, с
многочисленными перечеркиваниями и помарками — и записал первые строчки:
Понимаете, Андрюша, этот Крестовый поход
В сущности был обречен еще до его начала.
Дело вовсе не в глупости возглавлявших его господ
И не в том, что стратегия или тактика подкачала,
Все куда серьезней…[83]
Запнулось. То, что пришло на вдохновении, кончилось, теперь требовалось усилие
разума. Следующая строчка вертелась, напрашивалась хорошая рифма, а вот к этой
окончание нужно было придумывать…
Без двадцати семи девять. Через две, ну две с половиной минуты Эней окажется
там, внутри. В сказочном замке, где сегодня веселится самая настоящая, несказочная
нечисть. Нечисть обожает мотоциклетные гонки и — платонически, исключительно
платонически! — юных рыцарей в кожаных доспехах.
И только они начали прикидывать, как подвести к Литтенхайму своего человека, как
в Кенигсберге — ну очень кстати, ну прямо как по волшебству — появился подходящий
аватар: юноша по имени Андрей Савин, начинающий гонщик, умер в больнице от
анафилактического шока. Сирота, нужный возраст, нужное телосложение, даже волосы
одного цвета — просто царский подарок.
Ростбиф никогда не пренебрегал случайностями. Война — тоже средство
упорядочивать мир. Как стихи. И, как стихи, она нуждается в прививке того самого хаоса,
который организует. А полный, совершенный, сказочный порядок уязвим. Вот так,
господин Литтенхайм. И даже этот замок построили не вы. Может быть, хоть в этом
Августин[84] прав: зло в своей основе несозидательно. Паразитно. Вы жили тогда
эмоциями двух увлеченных безумцев, гения и короля.[85] Вы и сейчас ими живете —
только перешли к страстям более низкого пошиба, как наркоман переходит от «ледка» к
«радуге». Раньше или позже — но неизменно.
И за это, господин Литтенхайм, вы умрете. Можете считать, что вы не отвечаете
моим эстетическим критериям.
…Все куда серьезней. Когда вы ведете взгляд
По рядам готовых сражаться за освобождение
Гроба Господня,
Вы должны отобрать себе хороших солдат —
133 of 250 22/07/2019 07:15

и разборная конструкция, серая лента трассы изгибалась так и эдак, местами

прерывалась — мотоциклы спрыгивали на землю и какое-то время неслись по не менее
головоломной дороге: рытвины, мокрый суглинок, щебенка, ямы с водой, трамплины и
бетонные трубы трех метров в диаметре. А потом — снова взлет, и снова безумная гонка
в десяти метрах над землей, вверх, вниз, прыжок, кувырок, сальто-мортале…
Трибуны забиты народом, примерно половина носит цвета «Судзуки»: темно-синий
и белый, другая же половина — цвета «СААБа»: зеленый, белый и желтый. Японским в
«Судзуки» осталось только название — после войны фирмой владел немецкий концерн,
опекаемый гауляйтером Отто фон Литтенхаймом.
ВИП-ложа немедленно воскрешала в памяти пушкинское «чертог сиял». День
пасмурный, серый, а хрустальный «скворечник» Литтенхайма торчит в перекрестье
прожекторов и отражает свет на все четыре стороны. Кроме красоты — еще и мера
против снайпера, как и зеркальные окна.
Десять лет назад сюда шли бы как на футбол. Болели бы за своих, желали бы
соперникам всяческих неудач, возможно, не обошлось бы без мордобоя и перевернутых
автобусов, но вот чего не было бы — это нынешнего нехорошего интереса. Пока —
только интереса. Аварии ждут, но еще не хотят. И дело тут не в варках — просто еще не
все свидетели Полуночи умерли, еще ходит по земле уже весьма немолодое, но
достаточно многочисленное «чумное поколение», потерянные дети, которым пришлось в
четырнадцать-пятнадцать сменить за штурвалом умерших родителей. Войну помнят два
поколения. Помнят, боятся, не желают. А потом людям становится тесно в своих
границах. Фронтир, армия, контркультура, время от времени прореживаемая
преступность и, да, подполье — пока еще работают клапанами безопасности, придавая
недовольству какую-то осмысленную форму, структурируя его. В своем роде делая его
частью существующего порядка. Но если так и оставить, через поколение пойдут
трещины, а потом плотину прорвет.
А когда прорвет, нужно быть готовым. Потому что лавина пойдет все равно, и надо
сделать так, чтобы она не пропала зря. А нынешнее подполье… Кстати, а не ошибаемся
ли мы в своем убеждении, что варки рациональны… как вид? Мы знаем, что они эмпаты,
что они любят сильные эмоции, что молодняк часто срывается, и рассматриваем
наличие высших варков как сдерживающий фактор. До определенного предела это
верно — но бессмертие высших создает для молодых ситуацию «стеклянного потолка»,
причем совершенно непреодолимого. Разве что через труп «мастера», но, судя по
скудным данным, просачивающимся из их среды, «птенец» действительно не может
поднять на «мастера» руку. Тысячи амбициозных, умных, энергичных… особей, которым
дарована вечная молодость… и вечное прозябание на вторых-третьих ролях. У них там
тоже растет напряжение — не может не расти, и высшие понимают это — не могут не
понимать, — но ничем не показывают. У них уже сейчас идет постоянный отток за
фронтир. Из мира, где они полубоги, за фронтир, где с видовой принадлежностью
считаются куда меньше. Но это слишком маленький ручеек, он не годится для
серьезного сброса давления. Возможно… Возможно, они тоже ждут взрыва. Хотят его,
нуждаются в нем. Чтобы эвкалиптовый лес рос, ему нужны пожары.
Значит, тем более прокладывать пожарные прогалины нужно сейчас. Если сегодня
все пройдет как надо, завтра я смогу начать.
Сегодняшние гонки были большой удачей. В ложе прямо под «скворечником»
разместились гости — двое функционеров из Аахена. С Аахеном у Литтенхайма были в
последнее время какие-то трения, и он явно демонстрировал независимость, не
пригласив приехавших наверх, к себе. А вот для Ростбифа с Корвином это было просто
подарком судьбы: можно задействовать план А, самый простой и надежный. До сих пор
134 of 250 22/07/2019 07:15

Ростбиф посмотрел на часы. До начала заезда еще шесть минут. Трибуны взвыли:
из распахнувшегося зева гаража выехали герои сегодняшних состязаний, «железные
кентавры». Четверо юношей до двадцати одного года, юниоры команд «Судзуки» и
«СААБа».
Энея было легко узнать — на полголовы ниже своего товарища по команде, Курта
Штанце. Правда, «товарищ» — это не совсем правильное слово. Бывший фавореныш
Литтенхайма считал Энея смертным врагом. Сегодня, в день финала, когда Штанце
последний раз катается как юниор, никакой борьбы команд не будет. Ребята из «СААБа»
хороши, но не соперники ни тому ни другому. Так что единственный вопрос на повестке
дня — уйдет Штанце королем или нет. Задача Энея — не отдать победу. Он — алиби
своего тренера, механиков, врача… Он — шанс на чистый отход. Хороший шанс.
Шестьдесят на сорок. Но с таким напарничком… «А сейчас твоя задача — на кладбище
не попасть».
Ростбиф для порядка встал и помахал «световой плетью», как и многие вокруг,
сигналившие светом и флагами о своей любви к гонщикам. В рукояти спрятан генератор
направленного ультразвука. На всякий пожарный. На тот случай, если взрывчатка не
отзовется ни на звук динамиков, ни на попытку открыть бутылку. Потому что кроме двух
бутылок со взрывчаткой будут еще три с настоящим шампанским. Точнее, с русским
игристым брют. Шеффер, начальник литтенхаймовской администрации, любит русское
игристое брют. Пристрастился во время оккупации Дона. И то, что Шеффер будет внизу,
с гостями, тоже удача — кто знает, что пьют эти гости?
— Андрэээээ! — завопило, прыгая на соседнем сиденье, прыщавое создание лет
четырнадцати.
— Кууууурт! — перекрикивая ее, заорала подружка.
Ростбиф поморщился и сел. Хорошо не быть эмпатом.
Он бы очень удивился, если бы узнал, что там, за радужным стеклом «фонаря»,
господин советник при правительстве Австрии и Германии сжал губы, в который раз за
последние несколько месяцев поймав отголосок чьего-то спокойного, пристального,
недружелюбного внимания. Удивился и, пожалуй, обиделся бы. Потому что Литтенхайм
твердо считал неизвестного наблюдателя старшим. Мотоциклисты сделали круг почета,
приветствуя трибуны салютом. Вышли на стартовую позицию. Дебора и Клаус должны
внести взрывчатку в ложу с началом заезда. Согласно опытам Корвина, ледяная
перегородка, отделяющая катализатор от взрывчатки, тает четыре минуты, если бутылка
стоит в ведерке со льдом, и еще минуты полторы катализатор и взрывчатка
смешиваются. Две минуты — на то, чтобы доставить бутылки в ложу. Они уже катят по
коридорам свою тележку. Две — на то, чтобы из ложи убраться. Полторы — на откуп
госпоже Удаче. И ровно через девяносто секунд после начала заезда Ростбиф должен
направить в ложу ультразвук.
Грохнул стартовый пистолет. Девицы рядом завизжали. Двигатели взвыли. Гонка
пошла.
Ростбиф почти не следил за треком. Он следил за секундной стрелкой. И потому не
сразу заметил, что на треке творится неладное. Только когда комментатор взвыл: «Черт
побери, да что же они делают!» — Ростбиф сосредоточился, слушая его голос, — и
обомлел: два лидера команды «Судзуки», «варяг» Андрей Савин и чемпион среди
юниоров Курт Штанце, завязали между собой схватку настолько ожесточенную, что едва
не отдали победу команде «СААБа». Только бы не убился мальчишка, подумал Ростбиф.
Он ждет взрыва, он готов, у него неплохие шансы. Куда лучше, чем у тщеславного
дурака Штанце. Юпитер наилучший…
Полыхнуло.
135 of 250 22/07/2019 07:15

Ростбиф упал с кресла, спасаясь от летящих во все стороны осколков. Безотчетно

подмял под себя визжащую четырнадцатилетнюю болельщицу. Ее подруге повезло
меньше: стеклянные брызги иссекли ей голову и руки. По белесым волосам,
прорезанным темно-синими прядями (цвета «Судзуки»), потекла кровь. Раны
несерьезные — бронестекло разлетается мелкими, неправильной формы
многогранниками, а не иглами-лезвиями, — но орала девица как резаная. И чего бы я
так вопил? — подумал Ростбиф, поднимаясь, трогая свою голову и обнаруживая, что
ладонь окрасилась багровым. Ну выбреют три-четыре плешки, ну помажут коллоидом…
Звук термозаряда похож скорее на удар гигантской плети, чем на взрыв. Гвалт,
поднявшийся на трибунах через пятнадцать секунд, перекрыл его по децибелам с
лихвой.
Паника немного отстала от взрыва. Слава неизвестно кому —
противотеррористические меры безопасности на стадионах давно включают
паникующую толпу зрителей в расчет. Ростбиф поднялся, выпустил девчонку. Что-то
было не так. Не слышно рева мотоциклов. Огромный проекционный экран уже
показывал инструкции, над трибунами гремели приказы оставаться на местах, бежали по
проходам спасатели и пожарники… а на экранчике голубой планшетки, оброненной
болельщицей, медленно взлетал над треком один, потом другой бело-синий мотоцикл, и
второй гонщик отпускал руль и вылетал из седла. В углу экрана помаргивала эмблема
«М. Евроспорт».
Рассмотреть картинку подробнее Ростбиф не успел — его аккуратно взяли под белы
ручки, вытащили в проход… Он напрягся было, а потом расслабился: охрана стадиона.
«Вы прикрыли собой девочку? Да вы герой! Вам нужна помощь, вы весь в крови…»
Ростбиф вяло отбивался, но по всему выходило, что отделаться от медосмотра не
удастся — да и подозрительно будет, если он станет слишком упорно отделываться.
Напоследок он бросил взгляд на ложу покойного — несомненно покойного — фон
Литтенхайма. Башенка для очень важных персон обуглилась и покорежилась: МТ-16 —
термобарическая смесь, и Корвин рассчитал все как надо — факел ушел вверх, и звук,
что с натяжкой можно назвать взрывом, на самом деле был хлопком воздуха,
устремившегося внутрь сферы, где выгорел весь кислород. Ударная волна внутри этой
схлопнувшейся сферы уничтожила все, что не сгорело. От господина фон Литтенхайма
не осталось даже скелета. От Клауса с Деборой — тоже.
Один из спасателей посмотрел в ту же сторону, что и Ростбиф, и неверно прочел
выражение лица спасаемого.
— Ублюдки. Поганые ублюдки.
— Да, — хрипло сказал Ростбиф, — да. Что на треке? Ребят что, тоже достало?
Этого вообще-то быть не могло никак, но постороннему зрителю знать такие вещи
неоткуда.
— Да черт его знает, что там, на треке, — сказал спасатель. — Вылетел кто-то с
трассы, а больше ничего не знаю. — Посмотрел на серое лицо Ростбифа. — Не
волнуйтесь. Врачи там есть.
Ростбиф кивнул и закрыл глаза. Под веками плыли лица Деборы и Клауса. И
Андрея. Андрея Витера, не Савина. Найти Фихте, если он жив. Срочно. Как только будет
покончено с медицинскими формальностями. Найти Фихте и проследить, чтобы никто не
делал резких движений.
Уже на площади перед мотодромом, отойдя от машины «скорой помощи», он
перебинтованными руками набрал номер Фихте.
— Жив, — сказал ему на том конце тренер Савина. — Побился так, что мать родная
136 of 250 22/07/2019 07:15

снять повязки, надел перчатки и кепи — кровотечение остановилось, а отвечать

любопытным на вопрос «Что там было?» он устал.
О Деборе и Клаусе сказал сразу. С такими новостями лучше не тянуть.
— Ты что, не дал им уйти? — Лоб Фихте пошел морщинами. — Ты…
— Хронометраж проверь. Это не я. Либо при обыске накладка случилась, либо эту
бутылку взяли первой и сразу встряхнули… теперь уже не узнаешь.
— Что делаем? — спросил Фихте после тяжкого молчания.
— Остаемся. Вернее, остаемся мы с тобой.
…Пустота. После удачной акции — всегда пустота.
…Крестовый поход праведников закончится в первом бою,
Даже если их, праведных, удалось бы собрать для похода.
Даже если бы их убедили оставить семью,
Даже если бы их оторвали от любимого огорода…
Что с них, господи, толку? Какой от них, к дьяволу, прок?
Разве что вклад в развитие медицины…
Так что, уж если нужно вести солдат на Восток,
Отбирать следует тех, от кого побегут сарацины.
Из кафе перебрались в бар — Фихте захотелось выпить. Он не был террористом в
полном смысле слова — до этого момента. Занимался только техническим
обеспечением боевых групп — транспорт, перекраска, перебивка номеров. И вот теперь,
можно сказать, на старости лет — в пятьдесят два — сделался участником собственно
теракта. С подачи Корвина, знавшего, что Фихте — бывший мотогонщик и тренер.
Предложение Корвина Фихте принял сразу, он же привлек по технической части двух
парней, Зеппи Унала и Ференца Кольбе. Оба не имели отношения к подполью, обоих в
игру включили втемную — нужно было подготовить и вывести на трек аутсайдера, Энея.
Поначалу никто не рассчитывал, что дело пойдет так хорошо и Энея возьмут в команду
«Судзуки». Требовался всего лишь свободный доступ на мотодром, единственное место,
где Литтенхайм бывал регулярно и где кольцо охраны было самым тонким.
Но, откатавшись три месяца и обойдя по очкам лидера команды «БМВ», аутсайдер
Савин привлек внимание самого гауляйтера. План пересмотрели. Конечно, оставался
риск, что Энея вскроют при проверке Службой безопасности, но Ростбиф заложился на
то, что недавно в московской Цитадели случился небольшой переворот-переворот, в
ходе которого господин Рождественский отдал Гадесу душу, а советником при
президенте Европейской России стал Аркадий Петрович Волков. Соответственно,
количество сторонников русско-немецкой дружбы в СБ после этого сократилось до
числа тех, кто пил «за нашу победу».[86] Проверить российскую личность Савина через
российскую СБ, таким образом, было затруднительно, с немецкой стороны работали
только легалы, а документами группу обеспечили на высшем уровне.
Эней проверку выдержал. Прошел и второй круг проверки — уже
профессиональной, экспертной. Тут сыграла свою роль репутация Фихте. Совершенно
естественно, что теперь Фихте нервничал.
— Ведь нас… будут проверять, — сказал он.
— Да. Конечно. И полная открытость должна сыграть свою роль. Вы честные люди.
Вам нечего бояться. Андрей лежит в госпитале под своими документами. Ты
продолжаешь жить как жил. Унал и Кольбе вообще ни при чем.
— Дебора. Ее взяли по моей протекции.
— По просьбе Энея, раз на то пошло. Но по его просьбе взяли и Зеппи с Ференцем,
137 of 250 22/07/2019 07:15

— Поди к врачу, пусть он тебе выпишет хороший транквилизатор. У тебя

уважительная причина, ты сегодня видел теракт и чуть ученика не потерял. Выпишут без
вопросов. Курс длится месяц-полтора, в это время к тебе с медикаментозным допросом
никто не полезет, а там…
Фихте кивнул. Он показал высокую способность к сопротивлению и вообще…
Мотогонщиков со слабыми нервами не бывает. Даже бывших мотогонщиков.
Из бара Фихте поехал в больницу к Энею. В прихожей не протолкнуться, хотя всех
поклонниц Энея и Штанце медперсонал выпер на улицу. Но к Энею пришли еще и
ребята из «Судзуки», в том числе и Кольбе с Уналом, парни из «СААБа» и двое техников
из других команд. Никого из них не пустили. Фихте, как тренеру, отказать было нельзя, и
он выторговал всем коллективное посещение длиной в минуту.
Андрей находился в сознании, хотя, кажется, слегка «плавал» от обезболивающих.
Из-под повязок видны были только глаза, но блестели они крайне раздраженно. От него
пятнадцать минут назад ушел полицейский, который, кажется, не поверил, что нет, этот
идиот Штанце не пытался скинуть его с трека, а хотел напугать и обогнать, но треклятую
дорожку крайне не вовремя тряхнуло. Андрей, кажется, слишком… устал и был…
неубедителен. Так что всем, конечно, огромное спасибо, но через пять минут тут будет
врач с во-о-от таким бурдюком снотворного. Ребята все поняли, добавили к снопу
букетов и горке конфетных коробок под стеной свои приношения и удалились. Через
пару минут вышел и Фихте.
Из предварительной медицинской сводки Фихте знал, что жизнь Андрея полностью
вне опасности и все, что ему требуется, — это отлежаться. Будучи в прошлом гонщиком,
он знал также, что парень очень, очень легко отделался. В палате напротив лежал
Штанце, в фиксаторах по самые уши: одиннадцать переломов на одних только ногах!
Сам Фихте в дни бурной молодости дважды разбивал голову, а лицо… он потрогал
шрам, пересекающий лоб, переносицу и щеку, — как его медики ни шлифовали, а
«канавка» прощупывалась до сих пор. И тем не менее, увидев лицо Энея, сплошную
маску из бинтов, услышав его шелестящую речь — губы порваны, челюсть повреждена,
так что медики поставили ему ларингофон, как только оказали первую помощь, — Фихте
ушел из палаты с тяжелым сердцем.
— Ему лицо придется клеить заново, — сказал он Ростбифу ночью, когда тот
заявился в гостиницу под видом журналиста. — И… не верю я в наших мясников. Следы
останутся, и погорит он на втором, ну третьем деле.
— Преимущество нашего положения в том, — сказал Ростбиф, отрываясь от
планшетки, — что мы можем лечить парня легально. И трансплантат есть. Идеально
подходящий. Завтра доставят. Глянь сюда, это баденская клиника. Подойдет?
Фихте наклонился к его планшетке. Да, контраст между снимками «до» и «после»
впечатлял.
— Но… это же клиника для миллионеров.
— Мы на гауляйтере сэкономили? — поинтересовался Ростбиф. — Сэкономили. Мы
на отходе и прикрытии сэкономили? Считай, уже. У нас две трети оперативной суммы —
это не считая резерва — лежит на счетах. Плюс энеевские призы.
— А штаб?
— А штаб дал мне карт-бланш.
— Но не под это же…
— Пусть они мне это сами объяснят.
Фихте кивнул. Представить, как кто-то из штаба объясняется с Ростбифом по этому
вопросу, он не мог.
138 of 250 22/07/2019 07:15

неизвестно. Смотреть в них в любом случае неуютно.

Фихте был очень простым человеком, искренне привязывался и искренне
испытывал неприязнь… К Энею он за этот год успел привязаться. Черт дери, а кто к
нему не успел привязаться? Кроме Штанце и его кодлы, естественно. И что к Ростбифу
парень относится как к отцу, Фихте знал. И… «нет, наверное»? В особенности
«наверное». Правду говорят — сдвинутый. Может, потому и работает так хорошо.
Защита-то на нормальных людей рассчитана, даже у варков.
— Насколько я понял, парень вполне транспортабелен, — продолжал Ростбиф. —
Так что тянуть не будем, постарайся завтра же организовать перевод в Баден.
Да, подумал Фихте, в каком-то смысле эта катастрофа — просто подарок судьбы.
Никто не удивится, что мы суетимся и бегаем. Ни у кого не вызовет подозрений
стремительный отъезд… Как по заказу.
— Сделаю, — сказал он, отключая от планшетки лепесток и пряча его в карман.
— Я вернусь недели через две. — Ростбиф прицепил планшетку на пояс. —
Передай Андрею привет от меня.
Фихте кивнул. Не хотелось ему спрашивать, что еще варится у Ростбифа. Он ведь
может и ответить — и что ты будешь делать с этим ответом?
Ростбиф навестил Андрея в Бадене через месяц. Тот все еще ходил в бинтах и
нашлепках: операция шла не в один этап. Как оказалось, обратная трансплантация
решала далеко не все проблемы. При снятии с донора и заморозке даже в лучшем
случае необратимо гибнет около четырнадцати процентов нервных волокон, а
пересадку-то делали дважды, а во время аварии, как оказалось, пострадали крупные
нервы, и их полное восстановление было крайне проблематично. Доктор Хоффбауэр
только что завершил самую тонкую часть работы: восстановление нервов вокруг глаз.
— А то, — улыбнулся Эней, глядя под ноги, — спал бы как ящерица. Или пальцами
веки закрывал.
Он жил в городе, в пансионе — не то чтобы больничное содержание оказалось
слишком дорогим: по сравнению со стоимостью операций это был мусор. Но больничная
обстановка встала у Энея поперек горла на вторую неделю, и он сбежал из стационара,
как только услышал, что в постоянном наблюдении не нуждается. Поклонницы не
докучали: Фихте увез его без всякой огласки и положил анонимно. Не для полиции,
конечно, анонимно, а для частных лиц. Полиция навестила его здесь раза три, да и
теперь Ростбифа приняли за полицейского, хотя он предъявил документы страхового
детектива.
— Ящерицы греются на солнце. Энергию добирают. Когда все это закончится, ты
будешь выглядеть, как ты. Только мимика победнее.
Можно было исправить и это — за счет вживления искусственных волокон, но
делать такой подарок СБ, конечно, не собирался никто. А вот в историю болезни отказ от
вживления не пойдет. Наоборот, там спустя некоторое время обнаружится подробный
отчет обо всех операциях и тестах. И расположение лицевых костей будет полностью
совпадать с тем, что хранится в памяти медицинского компьютера мотодрома.
Совпадать с данными покойного Савина, а не живого Энея. Это и была настоящая
причина, по которой Ростбиф выбрал именно баденскую клинику. Хороших хирургов-
косметологов много, но только на Хоффбауэра был настоящий компромат — добрый
доктор время от времени оказывал услуга наркобонзам, так что он подменит данные —
не в первый раз — и будет молчать.
— Когда с тобой закончат?
— Еще недельку нужно наблюдать, прижились нервы или нет. Но рвануть можно
139 of 250 22/07/2019 07:15

Эней слишком хорошо знал дядю Мишу.

— Что-то случилось?
— Нет, — улыбнулся Ростбиф. — Случится. Как раз дней через десять. Заседание
штаба. И я собираюсь внести на нем одно предложение…
Эней не купился, как в детстве. Молча ждал, пока Ростбиф сам скажет. Или не
скажет. Но дождался только вопроса:
— Андрей, как далеко ты за мной пойдешь?
— Ты же знаешь, дядя Миша. До конца.
Ростбиф глянул на приемыша поверх очков. Учитель изменил внешность:
боцманская борода исчезла, появились пижонские очки, и наметились усы.
— Я не о том, насколько ты готов рисковать жизнью, здоровьем, свободой… В этом
смысле я в тебе и не сомневался. Особенно теперь. Я о другом. — Ростбиф закурил. —
Ты готов участвовать в акции, целью которой будет человек?
Глаза Энея блеснули между бинтов.
— Смотря что за человек.
— Ну конечно, не первый попавшийся. Какой-нибудь крупный чиновник.
Готовящийся к инициации.
— Тогда да.
Ростбиф кивнул. Именно этого он и ожидал. Именно поэтому с Андреем было «нет,
наверное», чего не объяснишь добряку Фихте. У роли бога-отца есть свои преимущества
и недостатки, причем соединяются они неслиянно и нераздельно. Когда Эней миновал
опасный период подросткового своенравия, Ростбиф обнаружил, что с его послушанием
дело иметь не легче.
— А что скажет штаб? — спросил Эней.
— У нас на фюзеляже первый гауляйтер за два поколения.
— То есть ничего не скажет.
…И ведь это не страх перед ответственностью, не бегство от нее, подумал Ростбиф.
Просто в один прекрасный день он решил быть именно тем человеком, который со мной
никогда не спорит. И именно ему я не могу объяснить, куда я на самом деле целюсь. И
именно поэтому. Дьявол, и черт, и Гадес… Время, силы, ресурсы, жизни — все это в
собачий голос, — и никому ничего не объяснишь, даже своим. Потому что хуже крысы в
штабе только слух о крысе в штабе.
— Оцени. — Ростбиф отсоединил от пояса планшетку, открыл нужный документ,
протянул Энею. — На этот раз, кажется, получилась вещь.
Последние строчки он дописал только вчера, в вагоне монорельса Мюнхен — Вена:
…Невозможность, Андрюша, добру оставаться добром
Заставляет верить, что зло еще обратится во благо,
Что, когда утихнут пожар, бесчинство, погром,
Из них образуются благородство, мужество и отвага.
Все придут на молебен. Черные губы солдат
Будут двигаться в молитвенном ритме — таков обычай…
Что это был за город? Молебен. Затем парад.
А уж после парада справедливый дележ добычи.
— Ну как, падаван?
Что это скажет Энею? Он не знал. И черта лысого теперь прочтешь по лицу.
Эней улыбнулся.
140 of 250 22/07/2019 07:15

ПОЛОЖЕНИЕ О ПАСПОРТЕ ГРАЖДАНИНА ССН
Паспорт гражданина ССН является основным документом, удостоверяющим

личность человека в пределах юрисдикции Союза, а по специальным соглашениям — и
в пределах юрисдикции других государств. Выполняет функции и общегражданского, и
заграничного паспорта. Выдается по достижении тринадцати (13) лет с момента
регистрации свидетельства о рождении либо по истечении пяти (5) лет с момента
регистрации вида на жительство с последующим получением гражданства.
Информация, которую содержит чип паспорта гражданина ССН, включает
динамическую 3D-фотографию — голограмму высокого разрешения, корректируемую
раз в год до 16 лет, раз в два года до 22 лет, раз в пять лет до 32 лет и далее раз в 10
лет; кроме того, генетическую карту с ID-файлом, содержащим код города, медицинского
учреждения и дату рождения, код учреждения, выдавшего паспорт, дату выдачи
паспорта и код медицинского учреждения, снимавшего генетическую карту для паспорта,
а также код клиники, если гражданин проходил стационарный курс лечения, длившийся
свыше десяти суток. Эти коды позволяют при необходимости быстро сверить данные
паспорта с записями в базах данных служб регистрации соответствующих учреждений.
Чип также содержит сведения об учреждениях, регистрировавших и выдававших новый
паспорт в связи с утерей, со сменой имени или фамилии, проведенными пластическими
операциями или в связи с операцией по смене пола.
Регистрация при переезде проводится не позже чем через полгода после
фактической смены места жительства в соответствующем муниципальном отделе. В
противном случае выплачивается штраф, поступающий на счет отдела здравоохранения
местной администрации или аналогичной муниципальной службы.
Глубокая проверка паспорта включает сверку вышеуказанных файлов, а также
запрос на поиск в соответствующих базах данных СБ, правоохранительных служб, служб
здравоохранения и ОВС (в том числе СОТС) специальных сведений, но такая проверка
проводится в исключительных обстоятельствах.
Специальными сведениями, которые содержатся в указанных базах данных, но не
фиксируются в самом паспорте, являются сведения о военной или иной государственной
службе с указанием кода медицинского диспансера, осуществлявшего регулярные
медосмотры по месту службы (за исключением сотрудников СБ, спецслужб ОВС или
правоохранительных органов, работающих под прикрытием; специальные сведения о
них могут быть получены только при включении в запрос кода допуска, притом
соответствующего уровня), а также информация о пребывании в карантинной зоне или
зоне повышенной биологической опасности и о перенесенных заболеваниях «красной
группы». К ней относятся орор (все штаммы), чума (все разновидности), различные виды
геморрагических лихорадок, мадурайская сыпь и прочие болезни, занесенные в реестр
R-219.
К дополнительным сведениям, которые могут быть занесены в паспорт, относится
специальная строка идентификатора банковского счета и код медицинского диспансера,
в котором регулярно наблюдался владелец паспорта. Гражданин может занести или
отказаться заносить в паспорт эти сведения. Гражданин не обязан также вставать на
учет в таком диспансере по новому месту жительства, за исключением обстоятельств,
особо оговоренных в законе. Правоохранительные органы не вправе отказать
гражданину в регистрации по новому месту жительства или любым образом ущемлять
его права по факту отсутствия в паспорте таких дополнительных сведений. При этом
работодатель или госучреждение, принимающие гражданина на работу, имеют право
потребовать предоставления такой информации. Точно так же эти сведения вправе
141 of 250 22/07/2019 07:15

рецивилизации, но не состоял на госслужбе, ему выдается медкарта — вкладыш, чип

которого содержит все специальные сведения.
<…>
Человек, находящийся в текущий момент на госслужбе того или иного рода,
получает удостоверение установленной формы, где указываются все
вышеперечисленные специальные сведения. Кроме того, там указываются необходимые
дополнительные сведения, связанные с исполнением служебных обязанностей,
например звание, должность, особые полномочия, тип и номер табельного оружия или
специальных средств наблюдения и связи.
<…>
Частные предприятия и учреждения, в том числе СМИ, по согласованию с
правоохранительными и медицинскими службами могут вводить для своего персонала
специальные удостоверения со специфической атрибутикой, содержащие сведения,
касающиеся работы на данном предприятии или в учреждении…
Глава 4
ОГОНЬ И ВОДА
Якщо маеш вiру,

То тiльки побажай — i храм прийде,
I стане на левадi.
Не треба буде лiзти у болото,

Язык

Semana de Arte Russa

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Semana de Arte Russa

Оригинальное название:

Загружено:

Авторское право:

Book: Темная сторона луны http://savkhz37olwuub37.onion/bookreader.php/1011188/Yan...

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

Book: Темная сторона луны

Темная сторона луны

1 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

Название: Темная сторона луны

После страшных войн и эпидемий, уничтоживших треть человечества, власть на

2 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

веками скрывался в тени, кто боялся света.

Темная сторона луны

Бывает, глядишь на проходящих мимо мальчуганов, и на твои глаза навертываются

3 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

4 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

ботинке. Не то чтобы они ослабли, но…

5 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

6 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

ничего не изменит, — проговорила Инна Степанченко.

7 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

8 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

— Игру поломать. Мы тут никого не убиваем и не спасаем, просто игра фиговая.

— Думает, он тут самый лучший. Последний герой, — поддержала Качуру

9 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

— А у моего отца нет. Значит, он недостоин?

10 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

— У меня разуваются, — предупредил Жеребцов.

11 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

12 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

— А ты не думаешь, — серьезно повторил Максим, — что презрение к шлепелям —

13 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

«сократовский метод». А потом — что он тоже дурак. Почему, действительно, не

— Но ведь они… тоже согласились добровольно, — выдавил из себя Андрей,

14 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |

Темная сторона луны

— А они не… ведь по закону нельзя заставлять? — Интеллект Сама работал в

15 of 250 22/07/2019 07:15

home | my bookshelf | Ян Александр | Темная сторона луны |