Омельченко
«ЗАКОННАЯ МОНАРХИЯ» ЕКАТЕРИНЫ ВТОРОЙ
Просвещенный абсолютизм в России
Москва 1993
Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины Второй: Просвещенный абсолютизм в России. — М.:
«Юрист». 1993. 428 с. илл. ISBN
В оформлении использованы портреты из издания «Русские портреты XVIII и XIX ввлИзд. великого князя
Николая Михайловича. ТТ 1-3. СПб. 1905-1907.
Издание автора,
© Омельченко О.А.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Вместе со стародавним писателем автор этого вполне ученого труда мог бы сказать читателю: я 'знаю, что
тебе нет никакой нужды читать мое предисловие, но мне нужно, чтобы ты прочел его.
Во-первых, оно небольшое, И если не случится намерения прочесть эти страницы, то уж вовсе нет
надобности затрудняться чтением всей книги. Во-вторых, предисловие — не только самооправдание автора
в несовершенствах или разъяснение того субъективного взгляда, который следует иметь в виду. Поскольку
далее будет предложено историо-ис-следование, а не историо-описание, следует изначально предупредить,
чего не будет в книге, с тем чтобы не вызывать упреков в неоправданных ожиданиях (может быть,
квинтэссенция любого полезного предуведомления — Lasciate ogni speranza voi ch'entrate).
В книге пойдет речь о государственно-политической и правовой истории России второй половины XVIII
столетия. Не об отдельных событиях или действующих лицах этой истории, но о наиболее принципиальных
явлениях государственной организации и движениях государственно-политического уклада, характерных
для той эпохи и отчасти не прервавших свое стремление в следующем столетии. От этого предлагаемые
сопоставления и связи нимало не теряют в своей исторической подлинности. «Исторические факты — не
одни происшествия; идеи, чувства, взгляды, впечатления людей известного времени — те же факты^в очень
важные, точно так же требующие критического изучения» . В еще большей степени это справедливо для
истории учреждений, государственных и правовых институтов, которые не только обязывающе входят в
повседневную реальность общественного бытия, но и организуют самые формы государственной жизни и
даже рядового человеческого поступка во времени и в пространстве, на совершенствование, слом или
деформацию которых ранее всего прочего направляется любая исторически значимая устремленность
общества.
Книга была составлена в том подразумевай, что она будет не первым историческим трудом, попавшим в
руки своего читателя. И, следовательно, последний имеет представление о движущих силах исторического
процесса, о социальной обусловленности государственных и правовых институтов или об исторической
связанности общественного сознания. Равно как и об общем направлении Истории.
*КлючевскийВ.О.Отзывыиответы.Третий сборник статей. [М., 1914] С.390.
Поэтому было сочтено возможным обойтись без того, чтобы к месту или не к месту «раскрывать сущность»
абсолютной монархии или «классовый характер» государственной политики той поры я т.д. Вполне
вероятно, что в дальнейшем на протяжение книги ни разу не встретится упоминание о «классовых корнях»,
«классовых интересах», как и само слово «класс». Это обусловлено не претензией автора на некое новше-
ство в общем, в кругу других — монистических или плюралистических — воззрении на историю и
политику. Ведя речь о вполне конкретных событиях и явлениях, имевших в безусловном большинстве
определенные временные границы и жизненные предпосылки, было предположено, что и причины, их
родившие и двигавшие, — столь же конкретны и жизненны. Социальный характер исторического изменения
в целом (иной история и не может быть, ибо все прочее — область индивидуальной психологии) вовсе не
предполагает, что причины сдвигов в политическом курсе, в законодательной программе государства или
побуждения каких-то реформ лежат непременно в глобальных метаморфозах производственных отношений
или классовой структуры. Последние-то как раз нисколько не переменились на всем протяжении
рассматриваемого времени. Пусть условно-упрощенно, хотелось бы, говоря об исторических явлениях и
учреждениях, вести речь Wie es eigentlich gewesen war.
Наконец, книга в значительной степени о государственной деятельности и политике Екатерины II,
российской императрицы в 1762 — 1796 гг. Монарха, имя которой, как правило, вызывает в памяти
расхожего исторического сознания только ухмыльное подразумение некоего «знания». Ничего, что
вписывалось бы в этот интерес и в это представление (некогда запущенное Д.Байроном — «As greatest of all
soveireigns and whores» — Don Juan. VI. 92), никаких альковных событий в книге не будет. Более того:
внимание к предлагаемому труду потребует изначально отрешиться от ложной уверенности, что такое
расхожее представление выразило действительно существенное в жизни и в государственных деяниях
Екатерины II и что, напротив, главные события ее жизни — те преобразования, которые ей удавалось совер-
шить, те законы, которые удалось издать, те проекты, которые захотелось составить. Хотя императрица не
переставала относиться к своим государственным делам весьма личностно, и это не могло не проявиться в
ее учреждениях и государственных затеях.
И последнее. В целом, в книге речь пойдет о еще одной Государственной Реформе в российской истории.
Реформе крупной по значению и едва ли не единственной в истории новой России, реализовавшейся вполне
исходя из собственных провозглашеных начал. Такой Реформе, которая, в отличие от Петровых
преобразований, вздернувших Россию не в самый лучший момент ее истории, в громадном большинстве
беспочвенных и болезненных, реализовавшись на принципах «просвещенного абсолютизма», не принесла
обществу никаких жертв, кроме разве что очередных исторических заблуждений и политического утопизма.
Может б"ыть, поэтому долгое время казалось, что во второй половине XVIII века в России ничего такого не
было — ибо не было главного, что якобы должно сопровождать любое российское преобразовательство, —
борьбы и противодействия (без чего всякое
государственное дело на Руси изначально кажется неестественным и малосерьезным, и пока в ходе «дела»
кого не побьют и не посшибают голов, уважительного подчинения, единственно обеспечивающего ход
преобразования, в российском народе не сформируется).
Проблемы, о которых пойдет речь в книге, имеют огромную научную литературу. Ее обобщение и анализ
могут составить предмет не одного самостоятельного исследования. В равной мере это относится и к тому,
что написано и высказано о понимании и характеристиках «просвещенного абсолютизма» как феномене
европейской, а возможно, и общемировой истории. Имея в виду представить некое самостоятельное и
собственными историческими материалами питаемое рассуждение, было также предположено неразумным
вводить в изложение (помимо необходимых справочных упоминаний) какие-либо черты исследовательских
дискуссий. Но те споры и те оценки, которые перешли из разряда научных в число стереотипов расхожего
истори-ко-политического взгляда на прошлое российской государственности и на историю XVIII в., также
было сочтено необходимым отметить особыми «маргинальными» замечаниями.
Автор далек от мысли, что предлагаемые здесь результаты и представления составляют венец научного
изыскания по предмету. Хотя признанные авторитеты и полагают такое отношение к своему труду
обязательным спутником развитого интеллектуального творчества. Более того: автор убежден в том, что
спустя известное время подобное по содержанию и по историческим ракурсам исследование должно быть
повторено — с учетом выясненных ошибок, с опорой на специальное изучение внутренних вопросов.
Поэтому обдуманно он не касался в книге ряда исторических тем и взаимосвязей: «просвещенный
абсолютизм» и культура, общественная мысль эпохи, явления «просвещенного абсолютизма» и
внешнеполитический облик русской монархии и другого, — что в общем-то должно было бы рассмотреть
для полноты исторической картины. И если эти вопросы отставлены, то только в том предположении, что
определяющего значения для понимания облика государственно-политического движения и правового
уклада страны той эпохи они не имеют. И что такое рассмотрение — дело на дальнейшее.
Глава I. «ВЕК ИМЕЕТ СВОЙ РАЗУМ И СВОЕ СТРЕМЛЕНИЕ»
(исторические факторы и социальные пределы государственно-политического движения
России во второй половине XVIII в.)
«Никощя не следует, однако, забывать для каждого царствования дух века, в коем это царствование пребывало; и этот-
то дух и развивает многие вещи, которых не ожидают. Итак, чтоб писать историю, историк не может отринуть того,
дабы не воссоздать дух времени, без чего история его не сгодится; все люди — люди на земле, и каждой век имеет свой
разум и свое стремление».
Екатерина II. Из письма Сенаку де Метъяну, 16 июня 1791 г.
Marginalia «Многие вещи господствуют над чело-
introductiona веком: вера, климат, законы, правила, принятые в основание правительства,
примеры дел прешедших, нравы, обычаи», — резюмировал на исходе первой половины XVIII
в. ШЛ.Монтескье («О духе законов», XIX, 4, 1). Спустя десяток лет эта сентенция будет
подхвачена российской императрицей и станет для нее одним из спекулятивных оснований
правительственной политики. Понять истоки движения общества и времени — такая задача
едва ли не впервые в российской истории будет поставлена не затворником философом, не
«трудолюбивым монахом», запечатлевающим деяния и славу родной земли, не душегубом от
политики, стремящимся поскорее выведать, что же и почему ему противодействует и что еще
надо сломать в людях и в обществе, а Властью. Поставлена с тем, чтобы последовательнее и
полнее вписать государственные устремления в русло подлинных и глубинных чаяний внешне
подвластного, но живущего вполне собственными интересами и побуждениями населения, в
движение той мощной и творящей собст-
венные законы силы, что уже начинали называть «гражданским обществом». Поставлена
сознательно и, можно допустить, с благими намерениями. И одновременно — с изначально
нереальным и нереализуемым ее решением. Поступки и помыслы единичного человека
предопределяются действительно самыми различными обстоятельствами. Весьма
разновеликие по своему историческому облику или общесоциальной значимости, при всей их
множественности, такие обстоятельства, как правило, вполне прочитываемы в жизни
(особенно в перспективе исторического времени и в опоре на документальные свидетельства).
Но такой человек и причинность его общественного проявления интересует Власть по
преимуществу (если не вообще исключительно) только в случаях экстремальности, эксцесса,
социального отклонения. В этом отношении историко-политический интерес Власти родствен
тому, с каким подходит юстиция к деянию человека (не потому ли и историческая биография
чаще всего оказывается желанием провести если не полное следствие, то уж непременно
дознание и вынести приговор). Но и значение такого познания единичного также единично, и
если не исходить из презумпции полного тождества одного индивида другому, всякий раз
такое дознание начинается сызнова.
Стремление познать и понять созидающие обстоятельства «гражданского общества» роднит
политический интерес власти с познавательным интересом историографии. Здесь важно по-
нять уже не эксцессы и отклонения в их причинах, а факторы позитивного состояния
общества. Возможно, менее всего уместным было бы и применение инструментария единой
причинности: состояние и движение общества формируется интеграцией состояний и
движений, нередко весьма противоположных, отдельных его членов, руководимых
собственной волей, страстью и интересом. В глобальном смысле, в отношении всего общества
на том или ином отдельном историческом этапе причинность теряется, а ее использование в
познавательном смысле становится не более чем упражнениями в субъективном толковании.
И если вникнуть Е существо подхода, если внимательно «расковырять» концепционные
оболочки, за поисками общей исторической причинности рано или поздно, но отчетливо
возникнет идея О' Духе Истории, реализующем свое стремление сквозь несуразицу веков и
судеб к одной ему ведомой Цели.
Все это только отдаляет от уразумения того, «как оно собственно было». Поэтому вряд ли
стоит расценивать общественные условия крупного политического, политико-исторического,
государствено-политического процесса или движения более чем как факторы формирования
этого процесса и движения. Как те исторические и социальные пределы, которых этот
процесс или движение ни в коем случае не могли преодолеть и требовательные условия
которых определяли истоки и возможные итоги любого, самого широкого государственно-
политического движения, питающегося соками политической борьбы, идейных столкновений
и человеческих противоборств.
Реалии Социальная структура российского об-
щегражданского щества не претерпела за вторую поло-общества» вину XVIII в.
качественных изменений. Общая численность населения империи значительно возросла: с
примерно 30 млн. человек в начале 1760-х гг. до 44 млн., определяемых с некоторой долей
условности в подсчете по данным 5-й ревизии 1795-1796 гг. при необходимой корреляции для
неподатного населения привилегированных слоев1. Немалую часть в этом приросте составило
население территорий, вновь вошедших в состав Российской империи: земли центральной и
западной Белоруссии, западной Украины, Литва, Причерноморье и Крым — а также приток
иностранных колонистов, привлеченных в Россию не только трудностями жизни в
собственных странах, но и специально покровительственной политикой правительства. На
протяжении нескольких десятилетий прирост численности населения превышал
естественный, что, во всяком случае, свидетельствует о достаточно в целом благоприятных
условиях жизни и стабильном состоянии общества. В основном стабильной сохранялась и
социальная стратификация населения империи. Примерно 90% всей численности населения
страны (исключая категории, учету и демографическому контролю не поддающихся, — так
называемые кочующие и некочующие инородцы, «вольное» население Дона, Нижней Волги и
Сибири), как в начале второй половины XVIII в., так и в 1795-1796 гг., составлпо
крестьянство, около 4% — городские непривилегированные слои, до 6% — неподатные
сословия, среди которых основная доля приходится на дворянство. Численность дворянского
сословия за вторую половину XVIII в. несколько возросла, благодаря включению в состав
империи новых украинских и белорусских земель (где социальная прослойка мелкой шляхты
была несравненно более
1 См.: Кабузан В.М. Изменения в размещении населения России в XVIII — первой половине XIX в. (по материалам
ревизий) М.: Наука, 1971; Володарский Я.Е. Население России за 400 лет (XVI — начало XX в.) М., 1973; Кабузан В.М.
Крепостное крестьянство России в XVIII-50-x IT. XIX в. Численность, состав и размещение // История СССР. 1982. № 3.
С. 67-85.
многочисленной, чем в собственно великорусских губерниях) и вследствие внутреннего
социально-правового процесса консолидации дворянства2.
Дворянство, обретя новый социально-правовой облик в итоге реформ первой четверти XVIII
в., составляло главную и единственно доминирующую силу в русском обществе на про-
тяжении всей второй половины XVIII в.; его социальный интерес, его социальные требования
и позиции определяли граничные условия любых возможных государственно-политических
движений страны в целом. Противодействующие ему социальные процессы только
обозначались: лишь в сопоставлении с итогами за столетнюю перспективу, к середине XIX в.,
можно отметить, что именно с середины XVIII в. начинается неуклонное падение численности
крепостного населения3, увеличивается число городов и удельный вес городского населения
(хотя этот последний был в особенности специфичным в России и зависящим не только от
движения социально-хозяйственной жизни, но и от политики власти4), что именно во второй
половине XVIII века начинается неуклонная дефеодализация дворянства на основе
дифференциации его собственности, а с тем рост общей финансовой задолженности
правящего сословия, спустя всего два-три десятилетия лягущей тяжким бременем на
крепостническое и полукрепостническое хозяйство. Все политические и государственные
движения второй половины XVIII в. протекали в единой социальной атмосфере с
безусловным господством дворянства как основной общественной силы «старого режима», и
следовательно, предполагая любые возможные обновления или повороты в этих движениях,
источники и побудительные факторы таких новаций следует видеть в обстоятельствах более
политического и повседневного свойства.
В специфических условиях исторического пути феодализма в русском обществе дворянство
как главная организующая сила прежних общественных отношений далеко не исчерпало ко
второй половине XVIII в. своих возможностей. Более того, именно с крепостническим
помещичьим хозяйством и его потребностями (ранее всего производством хлеба и других
аграр-
2 См.: Кабузан В.М., Троицкий С.М. Изменения в численности, удельном весе и разменщении дворянства в России в
1782-1858 гг. // История СССР. 1971. № 4. С. 153-169.
3 Кабузан В.М. Изменения в размещении населения в России. С. 12.
* См.: Миронов Б.Н. Русский город в 1740-1860-е годы: демографическое, социальное и экономическое развитие. Л,:
Наука. 1990. С. 22, 151.
10
ных продуктов на продажу, в том числе на экспорт) были связаны перспективные социально-
экономические тенденции всей хозяйственной жизни страны; внутренние перемены, которые
претерпевало вотчинное производство, делали его своего рода клином, вбитым в натуральное
хозяйство, и с этими внутренними переформированиями был и связан общественный прогресс
в специфических условиях страны и времени5.
Во второй половине XVIII в. российская хозяйственная жизнь, а с нею и все русское общество
претерпели глобальную революцию цен, подобную той, что на рубеже XVI-XVII столетий
затронуло основные страны и рынок Европы6. Процесс был многоликий, болезненный и с
весьма разнообразными последствиями. Он затронул не только формы регулирования хозяй-
ственного сбыта, но и повседневную жизнь всех сословий, равно как и правительственную
политику. В несколько раз возросла денежная масса в руках населения при том, что в немалой
степени обесценило ранее накоплявшиеся сокровища, а главную ценность стала представлять
и воплощать недвижимость. И если еще во второй четверти XVIII в. финансовые проблемы
были для государства острейшими (вызванными разного рода внутренними причинами), то
побочным следствием революции цен стало спасение государственной политики, а с нею и
государственной организации от финансового краха: правительству было словно «подарено»
несколько сот миллионов рублей, которые обеспечили прочность его положения почти на
полстолетия, выигрыш времени в борьбе с разного рода негативными тенденциями7. Несмотря
на политические кризисы, почти непрестанные войны и расходы на армию, перемена условий
хозяйственной жизни позволила в основном сохранять сбалансированный государственный
бюджет8. Что, в свою, очередь, давало возможность перехода от фискально-принудительной
организации хозяйственной жизни в экономической политике к либерально-
покровительственной и освобождало внутреннюю политику (при любых, самого
субъективного свойства затеях) от истерии
5 См.: Струве П.Б. Крепостное хозяйство: исследование по экономической истории России в XVIII и XIX вв. М., 1913.
* См.: Миронов Б.Н. Влияние революции цен в России XVIII века на ее экономическое м социально-политическое
развитие // История СССР. 1991. № 1. С. 86-101,
7 Там же. С. 97.
8 См.: Чечулин Н.Д. Очерки по истории русских финансов в царствование Екатерины II. СПб., 1906.
11
финансового дефицита и лихорадки непродуманных бюджетных мероприятий, непременных
спутницах финансового кризиса национального хозяйства в целом.
Именно со второй половины XVIII в. можно отметить начало переформирования всей системы
государственных финансов и переориентацию государственного бюджета со сборов преиму-
щественно прямых налогов на более современное, с точки зрения организации экономической
политики и интересов общества, превалирование косвенного налогообложения9. Прямые
следствия этого процесса для хозяйственной жизни были двоякими. Сопряженный с этим
переформированием статей бюджета рост доходов по государственным регалиям на основе право-
вых монополий был завуалированным, хотя и вполне типичным для любого государства нового
времени финансовым грабежом населения. Однако переключение внимания на преимущественно
косвенное налогообложение (возможное, конечно, при соответствующем развитии хозяйственного
обмена и товарного обращения в стране) освобождало государственную организацию от
необходимости создавать и поддерживать мощную систему по «выбиванию тягла» с населения
(что было едва ли не преимущественным предметом правительственной заботы от времен
Московской Руси до эпохи Петра Великого). Второе из обстоятельств безусловно уменьшало
потребность верховной власти в предельно централизованной администрации, и условия для
административной децентрализации (если бы вопрос о таковой стал под влиянием чисто
политических факторов или сословных интересов) формировались достаточно- благоприятными.
Любые административные преобразования, рожденные ли властной необходимостью
самодвижения государственной организации или привнесенные социальным или политическим
реформаторством, заранее были в большей мере свободны от привязанности к той
государственной нужде, которая подчиняет потребности финансового дня любые политические
стратегии. Хотя условий для полного пренебрежения финансовыми заботами не было, и многие
последующие согласования фискальной нужды с обновлением государственной политики —
вроде, например, чрезмерного роста внутреннего государственного долга с неизменным
обесценением только что учрежденных бумажных денег, — имели далеко не положительное
значение для хозяйственной жизни страны и перспектив социального баланса.
" См.: Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. 1. 4-е изд. СПб., 1900. С. 152-153.
12
Вторая половина XVIII в. стала в России особым временем с точки зрения смысла социальных
противоборств. Бурные народные возмущения, иногда критические по своей внешней форме:
Башкирское восстание 1755 г., волнения заводских рабочих и крестьян на Урале 1762-1764 гг., К и
же кое восстание 1769-1771 гг., «чумной бунт» в Москве 1771 г. и, наконец, волна пугачевщины
1773-1775 гг. — по своему историческому содержанию были излетом противоречий уходящей
эпохи. Их рождали противоречия, иногда весьма ограниченного свойства, своими социальными
корнями уходившие в межсословные противоречия «старого режима», и эти движения не несли в
себе оплодотворяющего, социально-прогрессивного начала. Общество реагировало на волнения с
раздражением или даже озлоблением, правительство без особых напряжений сил улаживало
социальные конфликты (если не считать волнений 1771 г., когда приходилось бороться не только с
народной, но и с «божией стихией»). Набравшая силу колонизация Юга России, освоение
Новороссии с 1770-х гг. устранили из общественой жизни наиболее «горючий» элемент.
Российская империя во второй половине XVIII в. не одно десятилетие (в общей сложности)
прожила в условиях войны с южными, западными и северными соседями: Семилетняя война 1756-
1763 гг., две русско-турецкие войны 1768-1774 гг. и 1787-1791 гг., война со Швецией 1788-1790
гг., с Ираном 1796-1797 гг. К военным действиям меньшего масштаба приводили острые
внешнеполитические акции или собственно российского правительства, или с его участием:
разделы Речи Поспо-литой в 1772, 1793 и 1795 гг., аннексия Крыма в 1778-1783 гг., борьба с
послереволюционной Францией. Активная внешняя политика, несмотря на неизбежные потери и
жертвы войн, не приводила к каким-либо социальным конфликтам внутри русского общества, но,
напротив, позволяла правительству опираться на национальное единство и даже вновь
сформированный национальный эктузиазм. В общем, все войны были успешными для России,
приносили крупные территориальные приобретения, сделали империю одной из главенствующих
сил европейской политики, а не только, как ранее, ее второстепенным соучастником. «Не знаю,
кап будет при вас, — говаривал в начале следующего века канцлер екатерининских времен князь
А.А.Безбородко дипломатам новой генерации, — а при нас с матушкой ни одна пушка в Европе
без нашего позволения выпалить не смела». Каково бы ни было ее подлинное историческое
содержание и соответствие национальным и государственным интересам России (о чем каждое
последующее время судит по-своему), эта сторона правительственной политики и
13
государственной жизни устраняла из общественной жизни многие внутренне проблемы, создавая
особую атмосферу отношений власти и общества, прежде всего господствующего сословия.
Н.М.Карамзин не только идеализировал, но и высказывал нечто существенное из
господствующего восприятия общественной жизни, когда писал: «Сравнивая все известные нам
времена России, едва ли не всякий из нас скажет, что время Екатерины было счастливейшее для
гражданина российского; едва ли не всякий из нас пожелал жить тогда, а не в иное время»10.
Состоянием значительно большего напряжения характеризовались сложившиеся ко второй
половине XVIII в. взаимоотношения общества и власти, в связи с качеством политико-правовой
системы и стремлениями государственной организации.
Эволюция россий- В итоге преобразований первой четвер-ской монархии ти XVIII в. в
государственном строе XVIII в. России окончательно утвердился поли-
тический абсолютизм самодержавной и
неограниченной монархии. Вся государственная организация, вся система политических
институтов и административных учреждений была подчинена требованиям главенствующих пуб-
лично-правовых принципов абсолютизма: вся полнота законодательной, исполнительной,
военной, административной и судебной власти сосредотачивалась в полномочиях неограничен-
ного и наследственного монарха; в политической системе общества единственно действительным
и функционирующим элементом осталась монархическая государственность; законченная
бюрократизация государственного аппарата, совмещаемая с требованиями сословной
стратификации общества; подчинение правовой системы требованию абсолютистской законности,
выражающей по преимуществу стремление утвердить государственную целесообразность
главным критерием регулирования правовых отношений в обществе11.
Утвердившаяся абсолютная монархия представляла наиболее развитую иг возможных в условиях
феодального общества форму государственной организации, наиболее полную из реальных в
общественных условиях эпохи степень отчуждения государственности от общества. В
политических стремлениях
Ю Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России // Ретроспективная и сравнительная политология. Вып. I. M.:
Наука., 1991. С. 203.
11
См.: Омельченко О.А. Становление абсолютной монархии в России. М., 1986. С. 67-79.
14
абсолютной монархии, безотносительно к личным задачам властителей и субъективным мотивам
их деяний, значительно возросла роль стремлений самодовлеющих, направленных только на
собственный интерес власти и на укрепление собственной политической и правовой позиции,
невзирая на соответствие ее общественным интересам и требованиям. Вместе с тем высокая
степень независимости и самостоятельности государственной позиции монархии даже по
отношению к своей социальной опоре — господствующим сословиям, прежде всего дворянству —
создавала условия, в которых увеличивалось влияние на политику власти и на общее
государственно-политическое движение страны факторов случайных, субъективных,
представляющих порой игру исторического момента или парадоксальную реализацию
общественно-политических изломов.
Непосредственно предшествующие второй половине XVIII в. десятилетия стали временем целой
серии дворцовых переворотов, которые не только выражали своеобразие общественно-пол-
итической ситуации, но и в свою очередь деформировали общую тенденцию упрочения
государственных институтов. Воцарение Екатерины I, Анны Иоанновны, утверждение регентства
Анны Леопольдовны при несовершеннолетнем Иване, наконец восшествие на престол Елизаветы
Петровны — все это было если не прямыми следствиями дворцовых и военных заговоров во всех
случаях, то сопровождались противоборством правительственных группировок, низвержением
одних и падением других из вельмож, активными действиями гвардейских полков, ночными
арестами, шумным и торжественным затем «утверждением» на престоле. Каждое очередное
царствование неукоснительно идейно-политически осуждало каноны предыдущего, начало чему
закладывалось, как правило, манифестами о восшествии на престол и коронационными актами.
Личные качества плеяды властителей, царствовавших после Петра Великого (по слову
В.О.Ключевского, характернейшие черты тогдашней российской монархии определялись тем, что
на престоле оказывались либо женщины, либо дети), во всяком случае не способствовали
укреплению государственных позиций власти. Минимум два следствия из этой исторической
ситуации стали важными отдельными факторами всего государственно-политического развития
России к середине XVIII в.
Несмотря на то, что каждый из волею оказавшихся на престоле российских монархов —
императоров или императриц — оставался номинально вполне абсолютным властителем, факти-
чески верховной властью распоряжался узкий круг придворных, высшей бюрократии в опоре на
гвардейские полки. Несравнимо увеличилась нестабильность верховной власти и вытекающей
15
отсюда государственной политики. Столичное дворянство, столичная бюрократия, гвардия далеко
не отождествлялись в своих интересах со всем дворянством или всей феодальной бюрократией
империи. Чрезмерно активное их влияние на судьбы монархии и на тенденции политики вызывало
до поры скрытое, но временами (как то случилось в 1730 г.) прорывавшееся наружу в
политической жизни недовольство всего дворянского корпуса, всей массы правящих сословий.
Разрыв с канонами абсолютистской законности усугублялся противостоянием в среде самого
дворянства.
Нестабильность императорского российского престола отразилась на необычайном, никак не
замотивированом прежними традициями росте значения министерского управления. Прави-
тельственное влияние немногих, а то и единственного государственного министра —
А.Д.Меньшикова, А.И.Остермана или И.Бирона — в повседневности государственной политики
не уступало роли монаршей власти. Падение или опала такого министра по своим последствиям и
по общественному отклику были не меньше общего государственного переворота. В таком
устремлении пробивала себе административную дорогу объективная потребность: усложнение
общественной жизни ставило на повестку политического дня необходимость оформления
завершенного абсолютистского правительства как инструмента государствования, как примирения
в общей государственной политике различных слоев дворянства в общих стратегических
интересах всего сословия. Но здесь же проявлялось и чисто прагматическое стремление высшей
бюрократии и двора подмять под свой корпоративный интерес всю государственную политику,
представить свою сословно-корпоративную задачу как задачу абсолютистской государственности.
Для сохранения абсолютизмом его места и значения общесословной (а посредством этого и, с
оговорками по облику эпохи, общенациональной) власти в правовую политику необходимо
включалась задача такой внутри правительствен ной борьбы.
Становление абсолютной монархии в России завершилось в условиях военно-полицейского
режима, установленного Петром I, руководствовавшимся извращенными представлениями о
смысле государственной политики и общественной роли государственной власти. Такой режим
сопровождался очевидным ущемлением статуса и прав даже господствующего сословия, которое
(в силу внутрисословных противоречий, уходящих корнями в Смутное время) было вынуждено
мириться с обликом правления. Тем более что атмосфера долгой и с переменным успехом
протекавшей Северной войны, а также натиск выходцев из других социальных групп, рожденный
некоторыми социально-
16
правовыми реформами, способствовали такому бессильному примирению. Изменение
общественной ситуации, несомненное укрепление экономических и социальных позиций
дворянства перед лицом других сословий открывали возможность переосмысления в политике
отношений к сословию — уже не как жертве стремлений к государственному благу, но как
главному использователю плодов этих стремлений.
Новые интересы господствующего сословия — дворянства — обусловили обострение социальной
претензии к состоянию правовой системы, всеми корнями уходившей в XVII в., деформированной
противоречивым законодательством Петра Великого и его преемников. Новые формы
хозяйственной деятельности дворянства затребовали специфической правовой регламентации. А
высвобождение этой деятельности из-под всевластного контроля государства, в силу
специфических условий, дарованных временем, делало настоятельной ее гарантированность от
произвола государственной политики.
Вызванное собственными факторами внутренней истории государственно-политическое движение
России к началу второй половины XVIII в. совпало по времени с общеевропейским процессом
становления новой политической и правовой культуры — политической и правовой культуры
нового времени, настоятельно диктующей новые формы законодательства, новые начала
правоприменения, в целом — иные принципы регулирования всей сложности правовых
отношений в обществе. Составляя закономерный и естественный продукт саморазвития
организации правовой системы, требования изменений в направлении нового уровня правовой
культуры обретали специфические черты в соприкосновении с идейными исканиями времени —
Века Просвещения.
Стремления эпохи Просвещения
«Люди против своей воли живут среди атмосферы своего века, невольно увлекаются его вихрем,
— отметил один из проницательных современников эпохи, — и те именно, которые более всего
огорчались его прогрессом, первые способствовали его ускорению»12.
К середине XVIII в. очевидным, хотя еще не определяющим элементом идейных стремлений и
культурной жизни русского общества, идеологии господствующего сословия и правящих кругов
стало формирование нового воззрения на мир, общество,
12 Записки графа Сепора о пребывании его в России в царствование Екатерины П. СПб., 1865. С. 151-152.
17
смысл государственной и любой властной деятельности, характерного для Века Просвещения;
Становление русского Просвещения было процессом сложным по его истокам: наряду с
внутренним движением общественно-политической мысли и культуры, питаемым
саморазвитием общественного сознания, оживленного, взбодренного, хотя и несколько
деформированного той всеобщей европеизацией, что захлестнула русское общество в ходе
преобразований начала XVIII в., новое мировоззрение рождалось в прямом заимствовании,
ассимиляции идей и общего культурного взгляда западноевропейского Просвещения, ранее
всего французского, германского, английского13. На русской почве, преломленные сквозь
особенности социальной психологии и общей ментальносги российского дворянского
сословия новые идеи принимали порой диковинные формы, но выражавшие все те же, общие
для новой идейной и культурной реальности стремления.
Проявлением собственных изменений политической системы общества в целом стало
происшедшее в России в ходе и в итоге Петровских преобразований полное подчинение
православной церкви новым принципам абсолютной монархии. В этом болезненном процессе,
более всего затронувшим сознание и культурный мир низших сословий, переформировавшем
православное духовенство, выразился и общий культурный поворот от средневековой
религиозности к мировоззрению рационализма нового времени. Просвещение нацеленно
продолжило разрушение канонов религиозного сознания и восприятия мира и общества. Если
вполне атеистическое мировоззрение и не вытекало из требовательных установок
Просвещения, если абстрактная вера в промысел Всевышнего о мире оставалась необ-
ходимым атрибутом господствующей ментальносги, своего рода заклинанием в повседневном
бытии, то конкретные отношения к церковности и к религиозному восприятию мира
претерпевали кардинальные изменения. Неустанная проповедь начал веротерпимости,
согласия всех религиозных интересов, представление религиозного взгляда предметом не
общественно-полицейского внимания, а делом совести каждого, изгнание (хотя порой и
безуспешное) иррациональных моментов из понимания истории человечества и всех
общественных установлений составили очевидную данность нового идейно-культурного
контекста эпохи, который в большей или меньшей степени обусловливал и предопределял все
возможные устремления мысли и политики.
'3 См.: Плеханов Г.В. История русской общественной мысли. Т. 3. М., 1917. С. 97-294.
18
Просвещение сформировало безусловное понимание социальной действительности как
«гражданского общества», образованного равными в своих естественных правах гражданами.
Забота о естественном праве, сколь бы различное содержание не вкладывалось в это понятие,
о гражданской справедливости вошла в круг необходимых общественных претензий к
государственному регулированию и к деятельности власти. Из недр античной и средневековой
традиции политической мысли был вновь вызван для участия в текущих спорах образ-
концепция «просвещенного государя», заботящегося о благе подданных. Новая жизнь
переформировала эту концепцию соответственно критериям социологического рационализма
и канонам естественного права: во главу угла в государственных установлениях и в политике
власти должны были становиться законы, установленные для блага народного и вопло-
щающие незыблемые требования и границы гражданского общежития. Властитель
государства, признаваясь неограниченным и свободным в своих полномочиях по отношению
к обществу, должен был сам следовать законам своего общества и руководствоваться ими: «В
чем состоит власть царская? — Все может над народом, а над ним законы имеют власть
самодержавную делати добро, а связанные руки на зло. Народ вручил ему закон яко
драгоценное сокровище»14. Истинным правителем общества стал представляться не только
руководствующийся благом своего народа и гражданского общества, но и разумеющий
законы его. Легальная власть, управомо-ченная государственность вошли незыблемыми
канонами в круг требований всей политической ментальносги эпохи, вне зависимости от
конкретных направлений политической или правовой мысли. •
Закон и выраженная им справедливость становились главными критериями и для возможных
усовершенствований самого гражданского общества и выясненных в нем правоотношений.
Добродетель и гражданская польза — главные основания тех правовых предписаний, которые
касаются частных отношений между отдельными гражданами, гражданских союзов и т.п.
Гуманность, соблюдение соразмерности общественных последствий и наказаний в случае
противоправного поведения — в том, что касается отношений граждан и государства,
принудительная власть которого не может быть произвольна, но следует разумным освоениям
и все тем же единым для всего и вся законам. Право, закон должны быть свободны от
субьективиз-
Фенелон. Похождение Телемаково, сына Улнссова... Ч. 1. СПб., 1767. С. 51.
19
ма, должны существовать в обществе в виде строгих и неукоснительных предписаний, известных
всем и понимаемых и разделяемых всеми. В этом, в том числе, и основание подлинной нравст-
венности, достигаемой неустанным просвещением и совершенствованием народных обыкновений
и гражданских нравов.
Реформа или «дух времени»?
В атмосфере очевидных социальных трансформаций, своеобразных государственно-политических
движений, духовных обновлений, связанных с эпохой Просвещения, во второй половине XVIII в.
в России (как и в ряде других, родственных ей по общественно-политическим условиям жизни
европейских странах) развернулись явления, которые по многим своим чертам представились
резким и необъяснимым разрывом с государственной политикой, идейными установками и
культурными ориентирами традиционной монархии предыдущего времени. Явления, получившие
обозначение «просвещенного абсолютизма».
В качестве историко-политического понятия «просвещенный абсолютизм» (или «просвещенное
царствование») вошел в научный обиход примерно в 30-е гг. XIX в., даже немного ранее, чем в
исторической и политической литературе утвердился термин «абсолютизм»15. «Просвещенным
абсолютизмом», или «просвещенным деспотизмом», стали обозначать ранее всего царствование
Фридриха Великого в Пруссии и новшества государственной политики, внешне связанные с
идейным укладом новой эпохи Просвещения. Благодаря получившему общеевропейскую
известность и такое же распространение труду Ф.Шлоссера «История XVIII века» (и его же
«Всемирная история») представление о «просвещенном абсолютизме» как характерном явлении
целого ряда европейских стран, как особом направлении действий некоторых монархов
предыдущего столетия, вошло в научную литературу и в историко-политическое сознание
образованного слоя общества16.
В русскую научную литературу понятие «просвещенного абсолютизма» для обозначения
своеобразия политики монархий XVIII в., в том числе и российской, вошло с историко-государ-
15 См.: Soboul A. Sur la function historique de I'absolutisme eclaire // Annales historiques de la Revolution Francaise. — № 238. 1979
(№ 4). P. 519; Scott H.M. Introduction: The problem of Enlightened Absolutism // Enlightened Absolutism: Reform and heformer.
[London] 1990. P. 4-5.
16
См.: Шлоссер Ф. Всемирная история. Т. XVI. СПб., 1868. С. 339-463.
20
ствоведческим очерком А.Л.Блока и трудами Н.И.Кареева17. Со временем многие, нередко
противостоящие друг другу особенности политики и идеологии, государственных реформ и даже
облика общества периода царствовния Елизаветы Петровны, Екатерины II (порой Петра I и
Александра I) стали пониматься и объясняться как проявления «просвещенного абсолютизма»,
связанного по большей частью с особыми устремлениями в государственной деятельности этих
государей.
Накопившиеся научные объяснении своеобразия исторических явлений и государственно-
правовых стремлений, объединяемых в понятие «просвещенный абсолютизм», были и остаются
различными. Смысл политики и преобразований «просвещенного абсолютизма» одни авторы
усматривали в социальной демагогии абсолютистского правительства, якобы «осознавшего»
грядущие исторические опасности и социальный натиск и потому «заигрывающего» с передовыми
общественными стремлениями мысли и культуры. «Просвещенный абсолютизм» мог быть оценен
как историческая двойственность роли и политики абсолютной монархии вообще на этапе
приближающегося ее политического кризиса, направленная как на сохранение старого порядка,
так и на удовлетворение интересов новых социальных сил, прежде всего буржуазии. По-разному,
как историческая неизбежность или как чисто субъективные веяния и даже личные качества могли
быть объяснены подлинные и мнимые черты преобразований «просвещенного абсолютизма». Или
то был реальный и несомненный шаг к меняющейся монархии XIX в. (и даже шире — к
«правовому государству» вообще), или это были случайные и ничего не менявшие мероприятия
ограниченного значения, при первом же повороте политических событий (будь то Пугачевский
бунт или Французская революция) полностью «взятые назад». Еще более умножались и
умножаются разночтения в том, что считать «просвещенным абсолютизмом», что из событий или
явлений времени таковым не было.
В конце концов такие концептуальные расхождения (построенные порой на совершенно
различных историко-методоло-гических основаниях) превратились в самодовлеющую проблему,
которая никак не касается и никак не затрагивает картин исторической реальности. Отличия
времени могут быть простыми различиями завтрашнего от вчерашнего. Но могут представ-
!7 См.: Блок А.Л. Политическая литература в России и о России. Вступление в курс русского государственного права. Варшава,
1884. С. 61-66; Карее в Н.И. Западноевропейская абсолютная монархия. СПб., 1908. С. 354-384.
21
лять единое преобразовательное движение с единым или множественными мотивами,
рожденное сознательно поставленными государственными задачами. А то, что текущие
результаты и исторические итоги получались не вполне сходными с задуманными, — тоже не
может представляться экстраординарным явлением. Особенно в истории России. «Весьма
худая та политика, которая переделывает то законами, что надлежит переменять обычаями»,
— будет сказано уже в одной из самих программ «просвещенного абсолютизма» («Наказ»
Екатерины II, ст. 60).
Глава II. «ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНТЕРЕС» И «ВСЕНАРОДНАЯ ПОЛЬЗА»
(зарождение политики «просвещенного абсолютизма»)
«Я так мыслю, что k числе немалом народа вкорененное какое-либо ало ни чрез какую строгость совсем искорено быть
не может».
Граф П.И.Шувалов
§ 1. Правовая политика правительства Елизаветы Петровны: поворот к реформам
Государственный переворот 24-25 ноября 1741 г., которым на российский престол была
возведена императрица Елизавета Петровна, совершился под знаком реставрации дел и
традиций Петра I1. И старые, и современные исследователи согласны в том, что политика
нового правительства в главном определялась идеалом и рамками правопорядка первой
четверти XVIII в., насколько то было по времени возможно2. Восстановление
1 Манифест 25 ноября 1741 г. // ПСЗ. T.XI. № 8473. С 537-538; Манифест 28 ноября 1741 г. «с разъяснениями» // ПСЗ.
Т. XI. № 8476. С. 542-544.
2
Лешков В.Н. Черты управления по указам XVIII века: 1725-1762. // Русский вестник. Т. 46. 1863 (№ 7). С. 168-169;
Ешевсгай С.В. Очерк царствования Елизаветы Петровны. Ст. I // Отечественные записки. Т. 178. 1868 (№ 5). Отд. I. С.
17-18; Шумигорский Е.В. Императрица Елизавета Петровна (опыт характеристики) // Исторический вестник. Т. 91. 1903
(№ 2). С. 546; Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. СПб., 1904. С. 494-495; Пресняков А.Е.
Правительствующий Сенат в царствование Елизаветы Петровны // История Правительствующего Сената за двести
лет: 1711-1911. Т. 2. СПб., 1911. С. 6; Градовский АД. Высшая администрация в России XVIII века и генерал-прокуроры
// Собр. соч. Т. 1. СПб., 1899. С. 192-193; Анисимов Е.В. Россия в середине XV11I века, Борьба за наследие Петра. М.:
Мысль, 1986. С. 43; Голикова HJ»., Кислятина Л.Г. Система государственного управления // Очерки русской культуры
ХУШ в. Ч. 2. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987. С. 82.
23
своего рода «петровских принципов абсолютизма и законности» было осознанной позицией
высшей администрации и даже декларацией политического курса3.
До начала 1750-х годов правовая политика правительства, главным образом представленного
Сенатом, возрожденным во всех своих полномочиях и статусе, исчерпывалась вопросами
текущего управления. Такой прагматизм опирался и на сугубо консервативную позицию
правительственного лидера тех лет — князя Н.Ю.Трубецкого (1699-1767 гг.), генерал-
прокурора Сената4. В законодательстве первого десятилетия правления Елизаветы
выделяются лишь три достаточно устойчивые внутриполитические проблемы: «поправление»
финансов и в связи с этим таможенные тарифы и соляное дело, регулирование государст-
венного и частного винокурения и контроль за сбытом спиртного, упорядочение
судопроизводства. В административных или общеправовых решениях этих проблем
невозможно выделить никаких реформационных мотивов. Единственным методом
представлялась (и соответственно предлагались конкретные мероприятия) строго
централизованная регламентация сверху. Главенствующей целью — «охранение казенного
интереса». Редкие случайные новации, как то было в уголовной политике, диктовались
субъективной позицией или даже предрассудками императрицы^.
Новая тенденция в правовой политике проявляется с 1751-1752 гг. Внешне ее оформление
было обусловлено изменением расстановки сил в высшем правительственном кругу: по
случайным обстоятельствам и при дворе, и в высшей администрации
3 По вполне компетентному в сфере правительственной политики отзыву, «в начале царствования государыни
императрицы Елизаветы Петровны издано было повеление управлять все дела по указам родителя ее, Петра Великого».
См.: Екатерина II. (Биографическая заметка]. // Соч. Т. XII. Ч. 2. СПб., 1907. С. 519.
4 По отзыву князя М.М.Щербатова, Н.Ю.Трубецкой, «человек умный, честолюбивый, пронырливый и
мстительный, быв пожалован в генерал-прокуроры, льстя новой императрице и, может быть, имея свои
собственные виды, представлял о возобновлении всех законов Петра Великого». См.: О повреждении нравов в России
князя М.Щербатова и «Путешествие» А.Радищева. М.: Наука, 1983. С. 102.
5 См.: Сергеевский Н.Д. Смертная казнь при императрице Елизавете Петровне // Журнал гражданского и
уголовного права. 1890. № 1. С. 51-60.
24
безусловно возобладала партия графов Шуваловых6. П.И.Шувалов, уже ранее заявив себя
инициатором досаждавших Сенату новшеств в экономической и финансовой политике, стал
главным действующим лицом внутриполитического курса правительства. С его личным
влиянием в правовую политику власти вошла достаточно определенная программа
реформирования государственных порядков. Представляя в главном своем источнике
личностный, субъективный фактор, программа обновления как нельзя более подошла к
назревшим за вторую четверть XVIII в. новым социально-политическим устремлениям
господствующих сословий, сложившимся на фоне растущего дворянского
предпринимательства, новых явлений общей экономической жизни, всеобщих претензий к
существовавшим формам правового регулирования'.
Политическая Личное воздействие П.И.Шувалова на программа правительственную
политику было не-
П,И. Шувалова сомненным для современников, хотя встречало разное к себе отношение,
вплоть до иронии в адрес преобразовательных проектов quand meme8. В некотором смысле
П.И.Шувалов сознательно шел на конфронтацию в замысле внутриполитических
мероприятий, прямо предполагая расхождение направленности реформ с позицией и
интересами многих других (возможно, еще и потому, что его инициативы далеко не всегда
были лишены заботы и о собственной корысти): «Дела, в которых я обращался, — замечал он
в одном из представлений императрице, — сами собою
6
Графы Петр Иванович Шувалов (1711-1762 гг.) и Александр Иванович Шувалов (1710-1769 гг.) были активными
участниками переворота 1741 года и, кроме всего, пользовались полной личной доверенностью императрицы.
Придворное и правительственное их влияние особенно выросло с зимы 1749-1750 гг., когда у Елизаветы сложились
особого характера отношения с молодым Иваном Шуваловым, их двоюродным братом. В 1750 г. появились переданные
через П.И.Шувалова указы Сенату — вещь законная, но до того места не имевшая.
7 О деятельности и проектах П.И.Шувалова см.: Троицкий С.М. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII
веке. М.: Наука, 1966. С. 61-75; Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII в. С. 53-64; Шмидт С.О. Внутренняя политика
России середины XVIH века // Вопросы истории. 1987. № 3. С. 49-55.
8 Ср.: «Граф был человек замыслов великих и предприимчивый...»; «Графский дом наполнен был тогда весь
писцами, которые списывали разные от графа прожекты». См.: Данилов М.В. Записки // Русский архив. 1883. Т. 2. С.
41,54.
25
такого качества, что всем угодить невозможно в рассуждении общей и государственной пользы;
чрез что одних партикулярный интерес пресекли, а других зависть умножили»9.
Новая политическая линия не только предполагала ряд практических мероприятий, но и опиралась
на собственную доктрину новых представлений о смысле и задачах государственной
деятельности, принципы которой П.И.Шувалов неоднократно обосновывал в подаваемых Сенату
проектах с обширными предисловиями и в выступлениях в Сенате10.
Установления Петра I, согласно историческим аргументам этой доктрины, принадлежали своему
времени и потому не могут представлять незыблемой ценности. Для П.И.Шувалова главное в
личности и деяниях Петра — его «неусыпные труды» на поприще государственного
совершенствования11. По временам же, обосновывал он при рассмотрении вопроса о новом своде
законов, меняются обычаи и нравы людей, следствием чего необходимо должна быть и перемена
законов12. Пренебрежение в политике своевременными улучшениями влечет глубинное
«вкоренение зла» в общественных учреждениях, и тогда — «в числе немалом народа вкорененное
какое-либо зло ни чрез какую строгость совсем искорено быть не может», в особенности принимая
во внимание необходимость «пресечь такой общий вред» «без истребления рода человеческого»13.
Недостатки в государственных и общественных установлениях следует «поправлять в своем
существе»; в этом случае «в народе зло конец свой возьмет, так и в других материях
совершеннейше будет»14. П.И.Шувалов тем самым полагал необходимым существенный характер
государственных преобразований, результатом которых стало бы некое новое качество правовой и
государственной системы.
Установления Петра I и политика его вольных или невольных преемников и последователей
ориентировались на декла-
9 Архив князя Воронцова. Т. IV. М., 1872. С. 187. '
10
См.: Шмидт С.О. (предисл. и публ.) Проект П.И.Шувалова 1754 г. «О разных государственной пользы способах» //
Исторический архив. 1962. № 6. С. 100-118; Шмидт С.О. (предисл. и публ. ) Проект П.И.Шувалова о создании в России
.высшей военной школы (1755) // Вопросы военной истории России. XVIII и первая половина XIX веков. М.: Наука., 1969. С.
390-404.
11
Исторический архив. 1962. № 6. С. 105.
12 См.: Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. XII. М., 1964. С. 199.
13 Вопросы военной истории России. С. 393.
14 Там же.
26
рации о «государственной пользе» и о неразделенном с таковой «общем благе»1^. В доктрине
П.И.Шувалова, наряду с «государственным интересом», появился еще один, новый для абсолю-
тистской идеологии и политики, ценностный ориентир — «польза всенародная»16. Цели
практической политики двояки, считал он: во-первых, «умножение доходу государственного», во-
вторых, «приведение в лутшую силу» главной «силы государственной»17. Причем первая цель
понималась как производная от второй (и это также стало новшеством политической доктрины):
если народ испытывает чрезмерное утеснение и если состояние его не дает возможности для
самостоятельного продвижения к лучшему, то и государство несет прямые потери, и любые
«строгости» в политике не ведут к желаемому результату. По своей природе и по естественному
интересу, «народ не столько охотно поборы и наряды исполняет, как охотно тому противиться
склонен»18. В итоге, обосновывал П.И.Шувалов, «народная гибель и вред государству»
нераздельны19.
Напротив, улучшение состояния государства прямо следует из целесообразных «облегчений»
положения низших сословий. «Главная сила государственная... единственно есть в народе,
положенном в подушной оклад»20 признал вслед за выступлением П.И.Шувалова даже Сенат.
Купечество и крестьянство, по доктрине новой политике, должны быть не в меньшей степени
объектом протекционистского внимания государства, нежели дворянство. Появление такого
ориентира для политики не было принципиальной сменой общей социально-политической
установки. Но не было и только политической демагогией (тем более что речь шла о совершенно
«закрытой», внутрипра-вительственной доктрине). Доминировал государственный прагматизм, но
понятый в духе времени не узко: в конечном счете и государство, и дворянство выиграют на
процветании и обогащении простого народа — «Всякого звания государственные члены:
дворянство, духовенство и всякие владельцы — пропитание и во всем содержание с них имеют»21.
15 См.: Павленко Н.И. Идеи абсолютизма в законодательстве XVIII в. // Абсолютизм в России. Сборник статей. М.:
Наука, 1964. С. 389-427.
16
Исторический архив. 1962. № 6. С. 115. !? Там же. С. 104.
!8 Архив князя Воронцова. Т. IV. М., 1872. С. 188.
19 Исторический архив. 1962. № 6. С. 117.
20
Сенатский архив. Т, XI. СПб., 1904. С. 171.
21 Цит. по: Анисимов Е.В. Россия в середине XVIII в. С. 54.
27
Однако когда наступал момент для выбора тех политических или правовых рычагов, с помощью
которых обеспечивалось бы продвижение к поставленным государственым целям, программа
П.И.Шувалова не предлагала ничего принципиально нового, сравнительно с предыдущими
десятилетиями. Усиление централизованного государственного вмешательства виделось главным
и чуть ли не единственным методом текущей политики. Обновление, по сути, сводилось всего
лишь к ценностной переориентации идеи политики. В этом заключалось исходное противоречие
всего замысла реформы. Конкретными путями реализации «разной государственной пользы
способов» П.И.Шувалову виделись то учреждение новых местных должностных лиц как
контрольной инстанции с привлечением выборных от дворянства, то внедрение представителям
администрации в умы обязанности «искать прибытки и пользу государственную» (вне всякой
связи с собственным их интересом), дабы охранить население от чрезмерных обид и
злоупотреблений. Координирующим органом должна была стать специальная Контора
государственной экономии при Сенате (под ведомством, разумеется, самого П.И.Шувалова)22. Еще
одним конкретным лозунгом выдвигалось повсеместное укрепление правосудия — также вполне
традиционный момент для доктрины и практики абсолютистской политики.
Провозглашая необходимым для государственного благосостояния политическое достижение
нового качества государственного управления и правопорядка как общедекларативный момент,
доктрина П.И.Шувалова в конкретных политических предложениях была направлена только на то,
чтобы обеспечить лучшее функционирование существующего механизма. Новые цели
государственной политики — «целость отечества и сохранение народа»23 — привязывались тем
самым только к субъективным моментам централизованного руководства правовой политикой.
«Шувалове кие» реформы
Ряд внутриполитических мероприятий, которые были реализованы в 1750-е годы, следуя
программе П.И.Шувалова, внешне находились в русле традиционных для абсолютизма задач
совершенствования государственного и правового порядка. По своему содержанию и прово-
22 Исторический архив. 1962. № 6. С. 110-115.
23 Вопросы военной истории России. С. 394.
28
димым в них принципам эти мероприятия составили в итоге реформистскую тенденцию.
В январе 1752 г. П.И.Шувалов провел через Сенат предложение об общем государственном
межевании земель, начиная с Московской губернии, в целях закрепления прав действительных
владельцев недвижимости н попутно очищения корпуса собственников от недворян. Сенат принял
специальное решение о начале межевания и об извещении владельцев, с тем чтобы они
представили необходимые для узаконения их прав на земли и деревни документы24. Ряд
законодательных мер укреплял и юридическое право дворянской собственности (тогда как меже-
вание обеспечило бы, его с фактической стороны): пожалованные монархом деревни были
отнесены к категории вечного и потомственного владения с соответствующими правами и гаран-
тиями, тогда как ранее считались лишь пожизненным достоянием25, право владеть «деревнями»,
то есть землями с крепостными крестьянами, признавалось только за собственниками-дворянами
или за выслужившими соответствующий чин на государственной службе26, расширялось и
содержание частнособственнических прав дворянства в наследовании и в распоряжении
имениями27.
Одним из наиболее решительных усовершенствований в сфере торговой и финансовой политики
стала таможенная реформа. Осуществленная по прямой инициативе П.И.Шувалова (на основе его
представления Сенату 7 сентября 1752 г.), реформа включила серию взаимосвязанных
мероприятий: уничтожение таможен и разных мелких сборов с одновременным общим
повышением экспортно-импортной пошлины (с 5 до 13%), издание нового Таможенного устава
1755 г. и, наконец, введение нового общего таможенного тарифа 1757 г.28. Реформа
осуществлялась в провозглашенных целях «благополучие и силу
24
См.: Соловьев С.М. История России. Кн. XII. С. 108.
25 Именной указ 27 ноября 1751 г. //ПСЗ. Т. XIII. № 9910. С. 543.
26 Сенатский указ 6 февраля 1758 г, // ПСЗ. Т. XV. № 10796. С. 156-159.
27 Впрочем, по поводу этой законодательной меры, расширявшей права распоряжения имениями женщин-дворянок,
живших раздельно с мужьями, князь М.М.Щербатов заметил, что продиктована она была более не
государственными соображениями, а личным интересом П.И.Шувалова в приобретении имения графини
Головиной. См.: «О повреждении нравов в России» князя М.Щербатова и «Путешествие» А.Радищева. С. 112.
28 См.: Волков М.Я, Отмена внутренних таможен в России // История СССР. 1957. № 2. С. 78-95; Волков М.Я.
Таможенная реформа 1753-1757 гг. // Исторические записки. Т. 71. М.: Наука, 1962. С. 134-157.
29
государства и народа умножить и восстановить»29. Реально новые мероприятия открывали простор
для мелкой частной торговли — прежде всего купеческой и крестьянской. Но главное значение
реформы заключалось в освобождении торговли и связанного с нею предпринимательства из-под
контроля и злоупотреблений местной администрации. Тем самым упрощалось коммерческое дело,
предоставлялись общие возможности к его расширению, а в итоге — и росли финансовые доходы
казны.
С таможенной реформой торгово-промышленные связи в стране очевидно облегчались. Но вместе
с тем сомнительно было бы видеть в этом правительственном мероприятии на целен но
буржуазное преобразование (как то иногда делают исследователи30). Философия реформы
состояла в создании единого экономического и правового пространства и в этом смысле была как
бы излетом протекционистских централизаторских мер абсолютизма. Образование такого
пространства было бы равно полезно для любого коммерсанта, стремящегося к расширению своей
деятельности, что составляло и прямой фискальный интерес для казны. Но реально, в ситуации
середины XVIII в.^ дворянство извлекало бы наибольшие выгоды, поскольку не только само
активно втягивалось в торгово-промышленный оборот, но и в вотчинном хозяйстве стремилось к
увеличению денежной ренты и потому стремилось к всяческому поощрению крестьянского торга
(хотя последнее вызывало сопротивление купечества и городских предпринимателей)31.
Некоторые преобразования в денежном обращении, которые были проведены уже не только по
инициативе П.И.Шувалова, но и прямо на основе представленных им «прибыльных» расчетов
(хотя в экономическом смысле не лишенных характера государственной махинации со стороны
казны и элементарной порчи денег), высвободили для правительства определенный капитал. На
его основе, также по представлению П.И.Шувалова, было решено организовать заемные банки.
Первый из таких — Государственный заемный банк — организовывался под общим предлогом,
что «многие российские наши подданные, имея в деньгах нужду, а более из дворянства...»32.
Создаваемый
29
Именной указ от 2 декабря 1753 г. // ПСЗ. Т. XIII. № 10164. С. 947-953.
30 Ср.: Троицкий С.М. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII веке. С. 68.; Волков М.Я. Таможенная реформа. С.
157.
31 См.: Лаппо-Данилевскнй А.С. Русские промышленные и торговые компании в первой половине XVIII столетия.
СПб., 1899.
32
Именной указ от 13 мая 1754 г. // ПСЗ. Т. XIV. № 10233- С. 87-94.
30
в 1754 г. банк уполномочивался кредитовать дворян из государственных средств под залог их
деревень (по 1 тыс. руб. на 100 крестьянских «душ» и из расчета 6% годовых). Реально дея-
тельность банка стала формой государственной субсидии не столько для особо
предпринимательской части дворянского сословия, сколько для разоряющихся помещиков33, В
1757 г. было принято предложение П.И.Шувалова о создании особого Медного банка,
просуществовавшего недолго (1758-1762 гг.), который предоставлял кредиты дворянству и
купечеству новочеканными (порченными) медными деньгами с условием возврата 75% ссуды
серебром. Это мероприятие было уже полностью фискальным по направленности.
Обновление судебно-правовой политики выразилось уже в исключительно централизаторских
мероприятиях, которые преследовали цель либо поставить правоприменительную деятельность
местных властей под контроль центрального правительства, либо распространить столь же
централизованно регламентированную судебную процедуру. Эти начала вполне выразились в
постановлениях о расширении применения порядка следственного процесса34 и о формах
карательной политики взамен приостанавливаемых наказаний «натуральной и политической
смертью»35. В борьбе с преступностью также главное место отводилось новоорганизуемым
чрезвычайным институтам — специальным командам во главе с главными сыщиками, — которые
бы подчинялись исключительно высшему правительству и были бы независимы от местных
властей36.
В непосредственной связи с общей политикой по оживлению экономической и социальной
активности населения стала и организация в 1755 г. при помощи Шуваловых университета в
Москве. Одновременно предпринимались меры по укреплению дворянского специального
образования, в частности, по развитию Сухопутного шляхетского корпуса. П.И.Шувалов поднял
вопрос и об уместности организации высшего военного образования в стране37.
В сентябре 1760 г. по докладу П.И.Шувалова Сенат упразднил долговременно существовавшую
комиссию о пошлинах и
33 о деятельности Дворянского банка см.: Боровой С.Я. Кредит и банки России (сер. XVII в. — 1861 г.) М.: Госфиниздат, 1958.
С. 46-49.
34 Сенатский указ от 20 января 1754 г. //ПСЗ. Т. XIV. № 10176. С. 11-17.
35 Сенатский указ от 30 сентября 1754 г. //ПСЗ. Т. XIV. № 10306. С. 235-236.
36 Сенатский указ от 19 ноября 1756 г. // ПСЗ. Т. XIV. № 10650. С. 664-674.
37 Сенатский архив. Т. IX. СПб., 1901. С. 249.
31
32
Император Петр III
Граф М.И.Воронцов
33
И.И.Шувало.
34
Граф П.И.Шувалов
35
на ее место учредил правительственную комиссию о коммерции (ликвидированную в июле 1762
г.)38. Целью работы комиссии было изыскание способов к активизации коммерческой деятель-
ности русского купечества. Другой мерой из этого ряда было создание специального банка «для
поправления при Санктпе-тербургском порте коммерции», или Коммерческого банка,
обслуживающего кредитами крупное купечество39. Заявленный в этих мерах политический
ориентир не выходил, однако, из пределов привычного государственного протекционизма: в це-
лом экономическая политика правительства П.И.Шувалова характеризовалась утверждением
начал монополии в предпринимательском или фабрично-заводском деле, причем монопольные
привилегии особенно заинтересованно использовались высшей администрацией.
Стремление к максимальной централизации единого управления в духе новых политических начал
ставило вопрос и о целесообразности преобразования органов высшего ведомственного
управления — финансовых коллегий40. По мысли П.И.Шувалова, они должны были войти в состав
Сената отдельными экспедициями, равно как руководство торгово-промышленными делами
следовало сосредоточить в Главном магистрате. Эти предположения не были реализованы, но они
показательны для правительственной тенденции совершенствования в том числе и
государственного аппарата и самого метода этого совершенствования.
Вовлечение России в Семилетнюю войну (с мая 1757 г.) отвлекло внимание правительства от
сколь-нибудь' перспективных внутренних обновлений, поскольку потребовало значительного
напряжения финансовых и людских резервов страны. Если доктрина преобразований
П.И.Шувалова и содержала принципы нового политического курса, то проведенные на ее основе
конкретные преобразования на тот момент обозначили лишь движение в желаемом направлении.
Конференция при В 1750-е годы новые черты появились высочайшем дворе и в системе
высшего государственного руководства. Наряду с Сенатом правительство стал представлять еще
один новый орган, образованный, хотя и вне прямой связи с рефор-
38 См.: Фирсов Н.Н. Правительство и общество в их отношениях к внешней торговле России в царствование имп.
Екатерины II. Казань, 1902. С. 7-8.
39 См.: Боровой С.Я. Кредит и банки России. С. 83-87.
40 См.: Соловьев С.М. История России. Кн. XII. С. 233.
мам и П.И.Шувалова, но в общем русле устремлений к совершенствованию государственного
порядка.
В связи с возрастанием политической и государственной значимости вопросов внешней политики
и дипломатии накануне зревшего в Европе конфликта канцлер А.П.Бестужев-Рюмин предложил
императрице создать чрезвычайное собрание из принадлежавших к правительственной
администрации лиц «под единым руководством е.и.в.»41. Идея такого императорского совета
давно витала в кругах высших сановников империи, многие из которых с основанием считали
важным недостатком наличной системы принятия решений и высшего управления отсутствие
органа собственно правительственного значения42. Эпизодическое создание при верховной власти
условных прототипов такого совета на протяжении предыдущих десятилетий — в разных
политических условиях и при разных монархах — только свидетельствовало о настоятельной
потребности в таком совещательно-правительственном учреждении43. Новый орган должен был
стать как бы посредствующим звеном между императорской властью и Сенатом, который нес всю
тяжесть повседневного государственного управления, а кроме того, направлял бы действия
ведомств, по закону подчиненных только императору и зависевших только от его личных указов.
14 марта 1756 г. так была учреждена Конференция при высочайшем дворе. В ее состав были
включены (помимо наследника, великого князя Петра Федоровича, лица чисто номинального)
высшие сановники и главы основных ведомств: канцлер А.П.Бестужев-Рюмин, генерал-прокурор
князь Н.Ю.Трубецкой, М.П.Бестужев-Рюмин, сенатор А.Б.Бутурлин, сенатор М.М.Голицын,
генерал-фельдмаршал С.Ф.Апраксин, сенатор П.И.Шувалов, глава Тайной канцелярии и
императорского двора А.И.Шувалов, вице-канцлер граф М.И.Воронцов44. Согласно изначальному
предположению, деятельность Конференции должна была стать по преимуществу
координационной: ее главной задачей полагалось составление «такого генерального статского или
систематического плана, которому бы прямо
36
1
53
служилых ценз для произведения в дворяне по военной службе и вовсе запретив его по службе
гражданской (ст. ст. 2, 5 гл. 22).
Права крестьянского населения специально в проекте не оговаривались. Статус владельческих
крестьян вытекал из дворянских привилегий: «Дворянство имеет над людьми и кресть-яны своими
и над имением их полную власть без изъятия, кроме отнятия живота, наказания кнутом и
произведения над оными пыток» (ст. 1 гл. 19)80 — то есть сохранялись основные правопо-ложения
действующего права (на основе Уложения 1649 г.).
Из городского населения было выделено купечество, для которого единственно в проекте
устанавливались определенные права. В отличие от приобретаемого по наследству или по службе
дворянского статуса в купечество можно было «записаться», выполнив установленные законом
условия (ст. 2 гл. 23). Исключительным правом купцов полагались торговля, промыслы, держание
лавок и т.п. (ст. 3 гл. 23). Разрешалось иметь дом в городе (ст. 4 гл. 23), содержать заводы и
мануфактуры (ст. 7 гл. 23), но оговаривалось, что все это без получения «оброков» и без
использования подневольного крестьянского труда (ст. 19 гл. 22). Купцы могли приобретать
землю в собственность, но с ограничением такого владения по объему — только под один завод
(ст. 10 гл. 23). В числе личных привилегий для купечества проект отметил освобождение от
рекрутства (ст. 18 гл. 23), от телесных наказании купцов первой гильдии (ст. 15 гл. 23). Получали
право купцы и на собственный магистратский суд, но только в имущественных делах (ст. 13 гл.
23).
Некоторые дополнительные привилегии предполагалось предоставить населению Малороссии (ст.
10 гл. 17), а также посадскому населению в городах. Отдельные нормы касались и правового
статуса духовенства, в частности, предполагалось запретить церкви распоряжаться условно
принадлежащими ей крестьянами (ст. 2 гл. 19).
Общий облик общественной структуры, которую создавало и закрепляло бы таким образом новое
уложение, был в итоге и феодально-сословным, и крепостническим. Помимо этого, совершенно
особое правовое положение должно было получить дворянство. Причем если в общих началах
правовой политики проект был закономерно-традиционным, то стремление к исключительной
привилегированности дворянства составило именно то главное новшество, какое пыталась
внедрить, как видно, в правовую систему новая законодательная программа и новая
правительственная доктрина.
См.: Проект нового уложения. С. 119.
54
§ 3. Правовые реформы правительства Петра III
В самом конце 1761 г. Россия пережила смену правления, в общем-то давно уже ожидавшуюся: 25
декабря умерла Елизавета Петровна и на престол вступил под именем Петра III великий князь
Петр Федорович. Воцарение нового монарха повлекло перемены в правительственной
администрации. Главными из них были отставка генерал-прокурора князя Я.П.Шаховского и
назначение на этот пост ставленника П.И.Шувалова А.И.Глебова. С этим следовало новое
очевидное возвышение группировки Шуваловых, несколько утерянное после «дела»
А.П.Бестужева-Рюмина 1758 г. А.И.Шувалов и П.И.Шувалов были пожалованы в генерал-
фельдмаршалы и явно рассматривались императором как главные действующие лица его буду-
щего правительства.
Однако 4 января 1762 г. умер и П.И.Шувалов. (Несмотря на прежние запретительные указы
Елизаветы, его похороны были обставлены с небывалой пышностью и проходили в присутствии
императора8!). Политический курс правительства, где доминирующую роль играл М.И.Воронцов
(вместе с братом Р.И.Воронцовым, дочь которого обрела статус «официальной любовницы»
императора), продолжился поэтому в направлении, которое сохранило те коррективы
аристократически-дворянского либерализма, что уже обозначились в последние годы работ
Уложенной комиссии в ее проектах. За время недолгого правления Петра III (декабрь 1761 г. —
июнь 1762 г.) именно этой линии обязаны своим правовым содержанием многие крупные
правительственные мероприятия, которые были осуществлены правительством при вялой
государственной позиции Петра III и казались весьма необычными и даже не вписывающимися в
наличный правопорядок82.
81 См.: Екатерина II [Биотрафическая записка ] // Соч. Т. XII. Ч. 2. СПб., 1907. С. 506-507-
82 о внутренней и правовой политике правительства Петра III см.: Шебальский П.К. Чтение по русской
истории (с исхода XVIII века). Вып. 5. 3-е изд. Варшава., 1882. С. 6-36; Тимирязев В.А. Шестимесячное царствование
Петра III. Историко-биографический очерк // Исторический вестник. Т. 91 (1903, март). С. 891-913; Т. 92 (1903, апрель).
С. 47-79; Сивков К.В. Петр III и Екатерина П // Три века. Россия от Смуты до нашего времени. Исторический сборник.
Т. IV. М. [1913]. С. 170-182; Фирсов Н.Н. Петр III и Екатерина II (опыт характеристики). Пгд. - М., 1915.
55
Реорганизация Первой законодательной мерой царст-высшей вования Петра III, в
которой единст-
администрации венно, пожалуй, выразилось субъективное устремление нового монарха,
стала ликвидация прежде почти всевластной Конференции при высочайшем дворе и передача
всех ее дел в Сенат и Коллегию иностранных дел «на прежнем основании»83. Почти одновре-
менно с этим обновлением структуры высшего правительства император счел необходимым
поставить в строго подзаконные рамки такой важный институт абсолютной власти как словес-
ные указы84. Специальным указом устанавливалось, что впредь словесные указы от имени
императора могут объявляться только сенаторами, генерал-прокурором и президентами трех
первых коллегий и что они могут касаться вопросов текущего управления, кроме «лишения
живота, чести и имения», выдачи сумм свыше 10 тыс. руб., награждения деревнями и чинами
выше подполковника; такие повеления равно не могли отменять прежние законно изданные
указы и должны были представляться для регистрации в Сенат85. Внешне мероприятие было
направлено только на упорядочение высшей административно-правительственной власти
монарха, но, по существу, впервые она была поставлена в сколь-нибудь определенно
очерченные правовые рамки. Начало законности правительство стремилось распространить и
на высшую административную деятельность императора. А социальный интерес в этой
регламентации также был обозначен указом вполне отчетливо: все ограничения должны
гарантировать дворянство и только его от верховного произвола. В общем же плане эта мера
стала важным шагом по пути признания за словесными указами императора значения чисто
распорядительного акта.
Упразднить высший государственный совет — Конференцию — оказалось сложнее, чем
представлялось императору. Ни расстановка сил в правительстве, ни объективная потребность
государственного организма не могли содействовать этому решению. Наличие такого органа в
правительственной системе вызывалось и явной политической необходимостью, на что
обоснованно указал императору в своем представлении по поводу.судьбы Конференции
канцлер М.И.Воронцов в январе
S3 Именной указ от 28 января 1762 г. // ПСЗ. Т. XV. № 11418. С. 893-894.
84
См.: Григорьев В.А. Объявляемый указ // Журнал Министерства юстиции. 1914. № 7. Ч. неофиц. С. 110-143.
8
5 Именной указ от 22 января 1762 г. // ПСЗ. Т. XV. № 11411. С. 889-890.
56
1762 г.86. Сделав дипломатический реверанс стремлению императора лично
«правительствовать», М.И.Воронцов доказывал, что и по внешне- и по внутриполитическим
основаниям такой орган сохранить необходимо, а уж от императора зависит, прежним ли
министрам в нем состоять или назначить новых (последний момент, видимо, только и заботил
Петра III, который считал, что избавиться от влияния определенных лиц можно лишь
ликвидировав само учреждение). Канцлер нескольким месяцами ранее пытался отстоять идею
превращения Конференции в постоянный, на правовых основаниях поставленный
государственный институт, когда еще при жизни императрицы Елизаветы стал вопрос о
персональном обновлении Конференции и когда Воронцов хотел узаконить существование
Конференции привлечением к ее работе И.И.Шувалова (несмотря на натянутые в целом
отношения с шуваловской «партией» при дворе, с И.И.Шуваловым М.И.Воронцова связывали
обоюдная симпатия, как, впрочем, и взаимные карточные долги)87. Именно упрочить высший
государственный совет воедино с принципами законности управления стремился
М.И.Воронцов, представляя императору новый проект указа об обновленной Конференции и
сопутствующего манифеста: «Главная сила государства и знатность его и благополучие
существительно в том состоят, когда законы имеют свою нужную силу, когда правосудие так
строго и свято наблюдается, как оное установлено свыше»88. Орган, который бы воспринял
полномочия Конференции, должен был стать главным правительственным учреждением при
определении принципиальных вопросов государственной политики — «чтоб управлять
политическими делами»89.
Согласно стремлению превратить бывшую Конференцию в высший правительственный орган
менялось и отношение к роли Сената. По проекту М.И.Воронцова, Сенат должен был зани-
маться главным образом контролем за законами и за их испол-
86 См.: Архив князя Воронцова. Т. XXV. М., 1882. С. 251-254.
87
"Я считаю Вас как бы Вы уже точно в Конференцию определены были, да и в самом деле необходимо надобно, чтоб
по слабейшему моему разумению Б.И.В. соизволила для блага всего государства Конференцию на добром
основании учредить; инако все дела истинно в великую расстройку придут", — писал Воронцов И.И.Шувалову 13
декабря 1761 г. См.: Архив князя Воронцова. Т. XXXII. М., 1886. С. 45.
88 Цит. по: Даневский П.Н. История образования Государственного Совета в России. СПб., 1859. Приложение. С. 8.
89 Цит. по: Даневский П.Н. Указ, работа. Приложение. С. 7.
57
нением. Частично это отношение начало проявляться и в законодательном регулировании прав
Сената. Вначале при Сенате было указано организовать особый апелляционный департамент
(так же как и при Юстиц-, Вотчинной коллегиях и при Судном приказе) для укрепления судебно-
надзорных его прав90. Позднее Сенат был практически лишен традиционного для него
законодательного права — «чтоб отныне Сенат отнюдь не издавал в публику таких указов, кои в
некоторой закон или хотя в подтверждение прежних служат, не представя наперед нам и не
получа на то апробации»9'. Тенденция к превращению Сената в преимущественно, если не
исключительно, судебно-надзорный орган и к отмежеванию от него собственно прави-
тельственных полномочий обозначилась с несомненностью.
Идея о превращении Конференции в постоянный правительственный орган реализовалась
путем учреждения особого государственного Совета в мае 1762 г.92 В Совет были назначены
высоте сановники, которые фактически составили правительственный кабинет Петра III:
принц Георг Голштинекий, возвращенный из ссылки генерал-фельдмаршал Б.Х.Миних,
преемник П.И.Шувалова по должности генерал-фельдцехмейстера П.П.Вильбоа, канцлер
М.И.Воронцов, сенатор Н.Ю.Трубецкой, А.П.Мельгунов, фактический глава императорского
секретариата Д.В.Волков. По воспоминаниям Б.Х.Миниха, Совет развернул свою
деятельность, которая свелась к обсуждению внешнеполитических проблем и к разработке
нового воинского (строевого) устава, но вскоре затихла под влиянием Д.В.Волкова, стремив-
шегося монополизировать решение конкретных вопросов93. За месяц своего существования
новый правительственный орган проявил свои правительственные полномочия только в
финансовых делах и при кадровых назначениях в администрации.
Социально-правовая Крупнейшим актом сословно-правовой политика политики
правительства Петра III ста-
ло издание манифеста 18 февраля 1762 г. «О даровании вольности и свободы всему
российскому дворянству»94. Подготовка и издание манифеста были непосредстенно связаны с
проектом третьей
90 См.: Именной указ от 29 января 1762 г. // ПСЗ. Т. XV. № 11422. С. 895.
91 См.: Именной указ от 1 июня 1762 г. // ПСЗ. Т. XV. № 11588. С. 1029.
92
См.: Именной указ от 18 мая 1762 г. // ПСЗ. Т. XV. № 11538. С. 1006.
9
3 Миних Б.Х. Записки. СПб., 1874. С. 94-95.
94 См.: ПСЗ. T.XV. № 11444. С. 912-915.
58
книги разрабатывавшегося нового уложения (некоторые исследователи полагали, что
манифест представлял собой прямое извлечение из одновременного проекта)95. Во всяком
случае по содержанию новый закон был выражением все той же «ворон-цовской» программы
«аристократически-дворянского либера-
лизма»96.
Манифест включал и общие правоположения публично-правового характера о новых началах
во взаимоотношении власти монарха и дворянского сословия, и конкретные нормы о «ново-
учреждаемых» правах и привилегиях дворянства. В числе последних указывалось право
дворянина оставлять государственную службу в любое (кроме военного для военных) время, а
тем самым и вовсе не служить (п. 1). Те, кто продолжал службу, пользовались некоторыми
административными преимуществами перед неслужившими, в частности в чинопроизводстве
(пп. 2-3). Дворяне имели отныне ничем не ограничиваемое право выезда за границу с
обязанностью возвратиться только в случае особого «генерального позыва» от имени
верховной власти (п. 4), право поступать на иностранную службу (п. 5), обучать своих детей
дома (п. 7). Все это были несомненные гарантии немалой сословной независимости дворян от
администрации и от правительства. Манифест ввел в закон важное социально-правовое
новшество: все предусмотренные в нем привилегии не распространялись на однодворцев,
свободных владельцев одного-двух крестьянских дворов, которые прежде рассматривались в
общем кругу служилого дворянства (п. 7). Этим социально суживался крут дворянского
сословия и подчеркивалась значимость ценностных ориентиров в публично-правовой
доктрине: сословные права дворянства представали в нем как несомненно первенствующие
перед идеей государственной «пользы», а законность (основанная на неприкосновенности
правового статуса сословия) становилась только точной гарантией практической
действенности прав, но не самоцелью правопорядка.
Тем же целям укрепления законности как гарантии прав дворянства отвечал и указ о
упразднении Тайной канцелярии, опубликованный одновременно с манифестом97. Вместе с
ликвидацией столь ненавистного (в основном по чисто обществен-
95 См.: Вернадский Г.В. Манифест Петра III о вольности дворянской и Законодательная комиссия 1754-1766 гг.
// Историческое обозрение. Т. 20. 1915. С. 51-59.
96
См.: Рубинштейн НЛ. Уложенная комиссия 1754-1766 гг. С. 240, 250.
97 Манифест от 21 февраля 1762 г. // ПСЗ. Т. XV. № 11445- С. 915-918.
59
ному предубеждению) органа упразднялось (что было уже более важно) возбуждение
политических дел по устному заявлению так называемого «слова и дела» государева. Это должно
было упрочить строго подзаконное понимание следствием и судами государственных обвинений и
предотвратить использование уголовными преступниками таких обвинений в лично-корыстных
целях.
Оба этих мероприятия расценивались современниками как удовлетворение наиболее чаемых
интересов российского дворянства и как наиболее важные свершения нового царствования™.
Радикальные новшества претерпела правовая политика в отношении к церкви и духовенству.
Несмотря на то, что уже в 1757 г. правительство Елизаветы поставило вопрос о статусе церковной
недвижимости и что время изживало неравноправные отношения господствующей официальной
веры и иных неправославных вероучений (и в этом смысле проблема назрела) , перемены в
положении церкви и духовенства показались необычными.
В январе 1762 г. Сенату было объявлено желание императора о полном прекращении правового
«утеснения раскольников» — «чтобы им в содержании закона по их обыкновениям и
старопечатным книгам ни от кого возбранения не было»99. Длительная и с переменным успехом
шедшая борьба абсолюти-стких правительств с духовенством вокруг проблемы секуляризации
церковных земель100 рядом указов получила завершение: для управления церковными
недвижимыми имуществами вновь организовывалась Коллегия экономии, духовенство переводи-
те «Самое замечательное дело, которое совершил он (Петр III] в первые дни своего правления, есть бесспорно уничтожение
Тайной канцелярии, судилища, подобного инквизиции, только не в духовных делах, и дарование Русскому дворянству свободы
служить или не служить, выезжать из государства и проч. Об этих двух главных предметах и о веротерпимости часто говорил
он еще будучи Великим князем. Сенат был так этим обрадован, что не только прислал депутацию для выражения императору
своей благодарности, но хотел еще воздвигнуть его величеству статую, чтобы увековечить это неожиданное и великое
благодеяние...» См.: Штелин Я.Я. Записки // ЧОИДР. 1866. Кн. 4. Отд. V. С. 98. См. также: Болотов А.Т. Записки: Жизнь и
приключения. Т. 2. СПб., 1871. Стб. 171.
99 Сенатский архив. Т. XII. СПб., 1907. С. 124.
100
См.: Комиссаренко А.И. Абсолютистское государство России и духовные
земельные собственники в борьбе за землю, крестьян и ренту // Социально-политическое и правовое положение крестьянства в
дореволюционной России. Воронеж. 1983. С. 129-138.
60
лось исключительно на штатное содержание и в перспективе вообще утрачивало права на
земельную собственность101. Линия правительственного курса, которая сдерживалась в правление
благочестивой в православном смысле Елизаветы, при равнодушном к вопросам веры Петре HI
(походившем в этом на своего кумира Фридриха II Прусского) реализовалась вполне.
Принципиально разнилась от монопольного протекционизма «шуваловской» программы политика
нового правительства в сфере правового регулирования коммерции и экономических связей.
Составленный Д.В.Волковым на основе его прежнего проекта 1760 г.102 указ о новых началах в
регулировании торгово-промышленного дела отрицательно высказывался по поводу всякого
монополизма и экономических привилегий: «Мы всемерно того мнения, что всякому торгу
свободну быть надлежит»103. Сенат решил, наконец, многолетнее дело о наследстве
промышленных предприятий Строгановых и определился в правовом смысле в том, что отныне
закон рассматривает заводы, фабрики и прочие торговые и промышленные дворы как недвижимые
имения с презумпцией соответствующих традиционным нормам гарантий и охраны104. В мае 1762
г. был организован новый государственный банк с программой выпуска ассигнаций105. Кроме
этого, в правительстве обсуждались еще некоторые мероприятия, следуя идее обеспечить не
только экономическую свободную деятельность дворянства, но и сформировать городское
сословие на новых правовых основаниях10".
Реформаторская деятельность правительства Петра III оказалась недолговечной. После переезда (в
самом начале апреля 1762 г.) в новоотделанный Зимний дворец в Петербурге император, как
заметил Я.Я.Штелин, бросил заниматься государственной политикой; всецело поглощенный
военно-парадными переустройствами107. С этого же времени в высшем правитель-
101
См.: Именной указ от 29 января 1762 г. // ПСЗ. Т. XV. № 11441. С. 910; Манифест 21 марта 1762 г. // Там же. № 11481. С. 948-
953.
102
См.: Троицкий С.М. финансовая политика русского абсолютизма в XVIII в.
С. 95-96.
103
См.: Именной указ от 28 марта 1762 г. // ПСЗ. Т. XV. № 11489. С. 959-966.
104
См.: Сенатский указ от 20 апреля 1762 г. // ПСЗ. Т. XV. № 11511. С. 982-983.
105
См.: Именной указ схг 25 мая 1762г. //ПСЗ. Т. XV. № 11550. С. 1021-1023.
106 107
См.: Штелин Я.Я. Указ, работа. С. 103. См.: там же. С. 105.
61
стве и при дворе стала сгущаться атмосфера крупных конфликтов и заговора, которые, впрочем,
имели отношение не к правительственному курсу, но только к личности Петра III. Хотя некоторые
из реформистских мероприятий и создали значительный фон общественного недовольства и
раздражения. Курс правительственных мероприятий в правление Петра III обозначил перспективу
общей реформы правопорядка в духе государственного либерализма и в пользу привилегий
дворянского сословия. Тем не менее император и его правительство были низвергнуты, что
заставляет задаваться вопросом о случайном или неслучайном моменте этих преобразований, об
истоках и политическом смысле.
Политический курс реформ Петра III Marginalia — I коренился в тех преобразованиях госу-
дарственной и правовой системы России, которые начались с «шуваловски-
ми» новациями и по-особому преломились в доктрине аристократически-дворянского
либерализма, заявленной М.И.Воронцовым как лидером государственной политики и высшей
администрации в 1760-1762 гг. Но так уж вышло, что господствующий ныне в разного рода
популярно-исторических очерках и исто-рико-публицестических новомодных эссе метод
обращения к истории России и политике русской монархии прежде всего характеризуется
невниманием к действительной конкретной истории. А господствующее в этих историко-
публицистичсских обращениях навязчивое желание открыть «непременно потаенное» в прошлом,
воссоздать подлинную «правду о России» оборачивается творением новых и новых мифов. Не
миновала чаша сия и реформистских начинаний Петра III и его правительства, сколь ни
парадоксален такой неожиданный интерес к той поре по скромности ее исторического смысла и
значения.
Разорвав «времен связующую нить» и ринувшись в море допотопной литературы (чтобы никак не
была отмечена печатью современной якобы лукавой историографии), пренебрегая подлинным
знанием, авторы новомодных мифов о политике и личности Петра III оказались перед вопросом: а
откуда же взялись столь необычайные реформы, кто сей неизвестный горе-историкам творец-
реформатор?
Автор историософических эссе М.Н.Сокольский сотворил таким героем несвершившегося
российского реформаторства и всего XVIII столетия «самого прозорливого и смеломыслящего из
русских государственных деятелей», оболганного <!), забытого (!) европеизатора (!!) России...
Д.В.Волкова. Того самого обер-секретаря Сената, который ведал делопроизводством им-
62
ператора Петра III. Именно он замыслил реформы 1762 г. — «одну из самых смелых...
революционных попыток обновления государственной и общественной жизни, какие знала
русская история». Вменив Д.В.Волкову замысел «гуманистических и мо-дсрнизаторских реформ»,
которые должны были бы с «революционной смелостью» свершить «преображение народа»
навсегда, М.Н.Сокольский призвал: «Имя и этот образ могут и должны стать знаменем». И
соответственно низвергнувший Петра III дворцовый заговор — это заговор «против реформы»108.
Другой современный историк, хотя и несравненно с большей квалифицированностью, призвал
своих читателей не сводить оценку личности и дел Петра III к «негативной характеристике»; ведь
именно с его взглядами и личным вкладом связаны «пробуржуазные тенденции» в политике
правительства первой половины 1762 г. и одновременно именно он был творцом курса на защиту
личных прав дворянства109.
В какой степени принципиально социально-правовое продвижение, которое несли реформы 1762
г., были ли они всего лишь «пробуржуазными» или эпохальными — это вопрос для специального
рассуждения и, возможно, дальнейшего. Проще решить вопрос о непосредственном, реальном
участии мифологизированных реформаторов в правительственных мероприятиях. Из всех
правовых актов, приписанных М.Н. Сокольским, например, перу Д.В.Волкова, последний (что
никогда не оспаривалось) был и остается составителем указа от 28 марта 1762 г. о торговле.
Манифесты о вольности дворянства, о секуляризации, о ликвидации Тайной канцелярии написаны
А.И.Глебовым, генерал-прокурором Сената. Нет оснований подвергать сомнению свидетельство
Я.Я.Штелина и упоминания самого А.И.Глебова110. Трудно заметить в них нечто большее, чем
отстаивание сословных прав дворянства, тем более «этический радикализм». Приписанная
Д.В.Волкову М.Н.Сокольским «Декларация о мире» (эдакий манифест нового мышления 1762 г.)
составлена М.И.Воронцовым.
Равно беспочвенно приписывать реформы личному вкладу Петра III. Конечно, особенности его
воззрений, например, в церковно-религиозных вопросах, или преклонение перед Фрид-
'°*Соильси1Й М.Н. Неверная память: герои и антигерои России. М., 1990.
С. ПО.
109
См.: Мыльников А.С. Легенда о русском принце. Л.: Наука, 1987. С.
106-140; его же. Искушение чудом. «Русский принц», его прототипы и
двойники-самозванцы. Л.: Наука, 1991.
110
См.: Штелин Я.Я. Указ, работа. С. 116.
63
рихом II, одним из классических творцов и идеологов «просвещенного абсолютизма», облегчали
восприятие императором правительственных начинаний. Особенно учитывая подмеченную в свое
время К.Валишевским черту российской политической или, точнее» административной культуры
XVIII в.: начинания могут идти и не от монарха, но его содействие необходимо даже в мелочах111.
Но в любом случае он не был творцом болшинства идей и практических предложений
(зафиксированных в представлениях И.И.Шувалова, М.И.Воронцова, Я.П.Шаховского и других),
реализованных в его правление.
Конечно, исторический фантом, тем более «знамя» для неясной пока публицистической борьбы
можно сотворить из чего угодно. Историк же может лишь засвидетельствовать полную
«невписываемость» мифологических конструкций в то, что уже прочно и доказательно известно.
§ 4. От административных реформ к «просвещенному абсолютизму»
Осуществленные либо только намеченные преобразования, завершенные или только начатые
реформы 1754 — 1762 гг., которые проводило при Елизавете правительство П.И.Шувалова, а при
Петре III — правительство М.И.Воронцова-А.И.Гле-бова, существенно преобразовав
государственную правовую политику, обозначили движение к некоторому иному качеству
государственной системы и правопорядка. Те политические доктрины, которые обосновывали или
предполагали эти преобразования, в сочетании с принципами реформ формировали своего рода
новое государственно-правовое «пространство».
Принципы Наиболее существенной чертой этого
«фундаментального» нового государственно-правового про-
законодательства странства должно было стать начало
«фундаментальных законов», которым
подчинялось бы все здание государственной системы и которыми бы следовало руководствоваться
в реорганизации правопорядка на должных основаниях. Наиболее яркой доктринальной пред-
посылкой стал проект И.И.Шувалова об учреждении в России некоторых «фундаментальных
законов»112.
in
112
См.: Валншевскнй К. Елизавета Петровна. М., 1912. С. 93.
См.: Русский архив. 1867. № 1. Стб. 82-85; Анкетное Е.В. И.И.Шувалов — деятель российского Просвещения // Вопросы
истории. 1985. № 7. С. 94-104.
64
Отметив в своем представлении личное желание императрицы, «чтоб при исправлении законов
постановить некоторые фундаментальные, которые самая польза, благополучие В.И.В. подданных
непременными делают»113, И.И.Шувалов сформулировал шестнадцать правоположений публично-
правового характера, которые должны были Стать отправными для прочего законодательства и
которые в силу выраженной в них «всеобщей истины» не могут быть никогда игнорируемы. В их
число были включены положение о монархическом государственном правлении в России (п. 1),
признание официального характера за русской православной церковью и соответственно
православия как главного элемента государственной идеологии (пп. 2-3), организация и состав
высших правительственных органов — Синода, Сената и высшей должностной администрации
(пп. 4-8), а также важнейшие из привилегий дворянства: отмена конфискаций родовых имений,
освобождение от политической казни (и ограничение требований на обязанность службы госу-
дарству (пп, 13-15)).
По существу содержания «пункты» И.И.Шувалова являлись еще одним выражением того же
аристократически-дворянского либерализма. Но по форме они были представлены как нормы
общеправового, фундаментального характера (в отображение идеи естественного права), которые
признает власть в качестве вышестоящего закона.
Эта идея «правового абсолютизма» получила выражение и в проекте нового уложения. Сословная
структура общества и особая привилегированность дворянства трактовались в нем как неизменная
характеристика гражданского правопорядка в России. Признание же свободы дворянства было,
согласно проекту, тем самым узаконением, которое власть «на вечные времена основательным и
непременным правилом, которое навсегда свято и ненарушимо содержать в постановленной силе
и преимуществах... всенародно утверждала»114. В качестве заявленного публично-правового
принципа эта идея о «непременности» свободы дворянства декларировалась Манифестом о
вольности дворянства, причем в нем даже связывалась поддержка дворянством престола с
гарантированностью властью неприкосновенности дворянских преимуществ115.
ИЗ
Русский архив. 1867. № 1. Стб. 82.
114
Проект нового уложения С. 181.
115
См.: Манифест 18 февраля 1762 г. // ПСЗ. Т. XV. № 11444. С. 914.
65
Официальная публично-правовая доктрина тех лет начала оперировать не только тезисами о
«законе Божием» и «пользе государственной» как главных условиях права и справедливости, но и
признанием начал «естественного права» ("как закон Божий, так и естественное право и общая
государственная польза того требуют..."116). В прежних законодательных актах совсем еще
недавнего времени источник власти и права виделся в божественном установлении117. Поэтому в
проект было включено требование о правовой законности, которое бы подчиняло не только
действия управленческого аппарата, но организовывало бы все государство и весь правопорядок.
Очередные реформы Формирование некоторых из назван-или «просвещенный ных правовых
начал и особенностей абсолютизм»? политики и законодательной доктрины составило, по-
видимому, главную особенность перспективного значения в реформах 1754-1762 гг. Но были ли
вполне эти преобразования «просвещенным абсолютизмом»? Такой вопрос требует некоторых
разъяснений и уточнений. То, что между государственными явлениями и политикой Елизаветы,
Петра III и Екатерины II нет резких и принципиальных отличий (на что указывал еще
С.М.Соловьев, правда, по основаниям собственной концепции неизбывной эволюционной
преемственности всей российской истории118) — достаточно очевидно. Однако качество
«просвещенного абсолютизма» формируется не только внешним реформаторством или стремлени-
ем к такому. Реформы проводили самые разные правительства в самые разные эпохи и в самых
различных целях. Не создает такого качества и единственно представление о «просвещенном
монархе», пекущемся не о собственной корысти, но о «благе общем». Это представление родилось
во времена римского императора Марка Аврелия, периодически оживало в тех или иных
средневековых учениях об «истинной монархии», составило один из важнейших элементов
концепции раннего абсолютизма XVII-XVIII вв. и в этом смысле сопутствует едва ли
Проект нового уложения. С. 33.
117
Ср.: Манифест 16 марта 1730 г. // ПСЗ. Т. VIIL № 5517. С. 256-257; Именной указ о венчании на царство Елизаветы
Петровны от 1 января 1742 г. // ПСЗ. Т. XI. № 8495. С. 557.
11R
Ср.: «Воздавав должное Екатерине II, не забудем, как много внутри и вне
было приготовлено для нее Елисаветою». — Соловьев С.М. История России. Кн. XII. С. 641.
66
не всей истории монархической государственности. Но, как видно, не эти два начала
характеризуют самое существенное в том политическом и правовом движении, что обозначилось с
реформами 1754-1762 гг.
Именно поэтому беспочвенно говорить о «просвещенном абсолютизме» времени Петра I,
усматривая родство политики и доктрин единственно в стремлении к вообще государственным
реформам. Хотя для такого воззрения есть известные историографические основания: это и идея
С.Ф.Платонова о полицейском «регулярном» государстве в России с начала XVIII в.,
«послужившим формою для просвещенного абсолютизма»119, и родственная ей концепция
«регулярного» полицейского государства в России современного западного исследователя М.Рае-
ва120, и фрагментарные (и конкретно не вполне совершенные в анализе идеологических
построений и доктрин) оценки отдельных политических учений первой половины XVIII в. как
«просвещенно-абсолютистских» 121.
Частичное возрождение принципов правопорядка времен Петра I (которого не могло не быть в
правление Елизаветы) висело обузой на «шуваловских» реформах. Поэтому и сами эти реформы,
при всем новом устремлении доктрины и законодательной программы, не могли стать целостным
проведением начал «просвещенного абсолютизма». И в доктрине, и в практической реализации
доминировала идея-принцип государственной полезности, которая рождала огосударствленное
представление о правопорядке и которая ориентировалась в основном на три ценности:
государственная выгодность, поощрение активной деятельности сословий (для чего только и
предоставлялись им права и привилегии), «сохранение» народа. Стержень всех преобразований и
метод совершенствования правопорядка усматривался в исключительно централизованном
административном государственном регулировании на начале целесообразности и
государственной полезности.
9
Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. С. 593.
120
Раев М. Понять дореволюционную Россию: государство н общество в
Российской империи. London, 1990. С. 106.
121
См.: Зайченко А.В. Теория просвещенного абсолютизма в произведениях
Феофана Прокоповича // Из истории развития политико-правовых идей. М. 1984. С. 76-83; Гальперин Г.В.
Государственно-правовые воззрения М.ВЛомоносова // Вестник ЛГУ. Сер. Экономика. Философия. Право. 1961. Вып. 4
<№ 4). С. 154-158; Сыромятников Б.И. «Регулярное» государство Петра 1 и его идеология. Ч. 1. М. -Л., 1943. С. 151-152.
67
Доктрина аристократически-дворянского либерализма, вошедшая в правительственный курс с
доктринами М.И.Воронцова, И.И.Шувалова и других с 1760 г., проводимые во многом на ее
основе реформы правительства Петра III основывались на иных ценностях и представлениях.
Главенствовала идея о новой организации всей государственной системы на началах твердой
правовой законности монархического толка, о законности как основе отношений власти и
сословий, прежде всего дворянства, о особом статусе дворянства как предмете главных забот всей
государственной политики. «Шуваловские» реформы и с точки зрения доктрины, и с точки зрения
объективных итогов закономернее поэтому оценивать не как несомненное начало «просвещенного
абсолютизма» в России122, но как формирование элементов будущего государственного и
правового порядка «просвещенного абсолютизма», как обозначение движения к новому облику
государства, к новой правовой и экономической политике. И только с 1760 г., в особенности с
законодательных мер правительства Петра III, можно уверенно говорить о действенной линии
«просвещенного абсолютизма» в политическом курсе власти и о формировании реальных начал
«просвещенного абсолютизма» в государственной и правовой системе.
Ср.: Шмидт С.О. Внутренняя политика России середины XVIII века. // Вопросы истории. 1987. № 3. С. 58.
А.И.Бнбнков
193
из правовых источников. В 1796 г., согласно списку личного состава Комиссии, в 18 частных
комиссиях числилось пятьдесят шесть штатных чиновников среднего ранга (от двух до пяти в
каждой из комиссий) и около пятидесяти делопроизводителей210. Возможно, продолжалась
техническая работа, хотя это почти не прослеживается по архиву Комиссии уложения. Более
вероятно, что то было привычное российское использование «штатных ставок», когда-то
утвержденных Сенатом и теперь служащих для делопроизводственного обеспечения аппарата
генерал-прокурора.
Описание В 1775-1783 гг. работавшие при гене-
Российской империи рал-прокуроре сочинители составили свод действующего законодательства
под обшим названием «Описание Российской империи внутреннего правления со всеми
законоположения частями»2*1. Точная цель работы неизвестна, однако «Описание» должно было
носить не только справочный характер, а служить и к подготовке нового кодификационного
проекта.
Исходным материалов для нового «Описания» стали своды узаконений за 1649-1766 гг. с
дополнениями, сделанными в канцеляриях Комиссии уложения и в Дирекционной комиссии для
справок и для работы частных комиссий. В 1777-1779 гг. из них были составлены так называемые
«Экстракты по материалам из российских законов» в девяти томах2'2. Подготовили их те же лица,
что позднее стали и составителями «Описания». «Экстраты» включали тематические подборки
законодательства по Синоду, Иностранной коллегии и герольдии (т.1), по Военной коллегии и ее
учреждениям (т.2), по Юстиц-коллегии и по уголовному праву (т.З), по полиции и органам
государственного хозяйства (т.4), по Коммерц-коллегии (т.5), по Магистрату и ямскому делу (т.6),
по Камер-коллегии и финансам (т.7), по учреждениям и правовому статусу Лифляндии и
Эстляндии (т.8), по вопросам полицейского управления, по опеке, учреждениям городов, ученых и
культурных заведений и др. (т.9); последний том следовал систематике нескольких частных ко-
91П
См.: Латкнн В.Н. К истории кодификации в России в XVIII веке//Журнал
Министерства юстиции. 1902. № 5. Ч.неофиц. С.19-45.
211
Лаппо-Данилевский А.С. Собрание и свод законов Российской империи.
C.91-I11.
См.: РО ГБЛ. Ф.132. Карт.5-10, ед.хр.6-16. Общее описание см.: Отчет Московского публичного и Румянцевского музея за
1883-1885 гг. М., 1886. С.8-10.
195
миссий. Систематика и подборка законов были неполными (возможно, впрочем, что не все тома
сохранились) и могла иметь только подсобно-практическое значение.
Подготовленное на основе «Экстратов» «Описание внутреннего Российской империи правления»
состояло из девяти частей (10 томов)213. Часть первая (в двух томах, с хронологическим
подразделением) включала законодательство «о порядке государства в силе общего права»:
центральные и местные учреждения, власть должностных лиц. Часть вторая обобщала
законодательство о судоустройстве и судопроизводстве, третья — о народном просвещении (включая
вообще регулирование культуры), четвертая и пятая — законы о благочинии, полиции, содержании
почт и дорог, шестая — о государственных финансах, седьмая — о государственном хозяйстве,
фабриках, горном деле и др., восьмая — законы о внешней и внутренней торговле, девятая — о
военных и морских учреждениях, десятая — законы о правах сословий, одиннадцатая часть (в двух
томах) систематизировала законодательство о вещном и обязательственном праве.
Описание предварялось обширным (более двухсот страниц) историческим исследованием развития
законодательства в России, начиная с судебников XV-XVI вв. В самом своде обобщалось и
кодифицировалось законодательство только XVIII в. и только действующее. «Описание», таким
образом, представляло собой свод законов по всем сферам государственного законодательства и
систематизацию чисто действующего права. Главной особенностью «Описания» было то, что
составители не придерживались текста старого закона, а создавали норму самостоятельно, позитивно
излагая правовое содержание интересующего вопроса или правоположения, отсылая внешне к старым
законам.
После «Описания» каких-либо сведений о работе Комиссии уложения нет. Официально она
просуществовала до 30 декабря 1796 г., когда указом Павла I была преобразована в новую Комиссию
для составления законов со значительно более узкими и конкретными задачами по разработке
гражданского и уголовного кодексов.
CM.: РО ГБЛ. Ф.132. Карт.11-18, ед.хр.17-25; карт.21, ед.хр.31-32.
196
Глава V. «ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО
ТРЕБУЕТ ИЗВЕСТНОГО ПОРЯДКА...» (сослов но-правовая политика «просвещенного
абсолютизма*)
«Гражданское общество, так как и всякая вещь, требует известного порядка. Надлежит тут быть одним, которые правят и
повелевают, а другим, которые повинуются: И сие есть начало всякого рода покорности»
«Наказ» Екатерины II. Ст. 250-251.
Утверждение в России абсолютизма, новые черты общественных связей, которые оформились в
первой четверти XVIII в., повлекли за собой модификацию сословной структуры поздне-
феодального русского общества. «Эта новая кристаллизация общества сильно действовала на
законодательство»1. Отмеченный В.О. Ключевским процесс был лишь одним из следствий
модифицированных социально-правовых условий. В самой правительственной политике
оформляется специальная сфера законодательства о правовом статусе сословия как крупной обще-
ственной единицы. По тому же наблюдению, «сословное право есть отличительная черта
четвертого периода (под этим В.О. Ключевский в связи с историей сословий понимал XVII! в. —
О.О.), тот признак, которым строй, усвоенный нашим обществом в этот период, отличался от
периода, от склада, ему предшествовавшего и основывавшегося на различии государственных
обязанностей, разверстанных между общественными классами по их хозяйственным
состояниям»2. На сословную политику стали влиять новые основания, в которых являло себя и
новое политическое значение сословных прав и сословного «самостояния»3
1 Ключевский В.О. История сословий в России // Соч. Т.6. М., 1959. С. 296.
2
Там же. С. 437.
3
Там же. С. 306.
197
Официальная публично-правовая доктрина абсолютизма, которая была внешним отправным
моментом в полагании государственной властью собственной правовой политики, ориентируясь
на идею «общего блага», использовала в определении конкретных целей этой политики прежде
всего отвлеченное понятие «подданного вообще». Центром внимания доктрины было выявление
соотношения между верховной властью, «подъ-емлющей все труды и попечение для славы и
обогащения народа»4 и самим «вверенным народом», которому должно состоять из «истинных
сынов отечества», равных в любви своей к Богу, в верноподданических чувствах, единых в
стремлении к «всевозможной пользе» — общей и государственной, «через что сохранится
благоденствие, тишина и спокойствие государственное»'.
Такое нивелирующее равенство ограничивалось именно областью абстрактных нравственно-
политических отношений: «Понеже благосостояние государства, согласно божеским и все-
народным узаконениям, требует, чтоб все и каждой при своих благонажитых имениях и правостях
сохраняем был, так как и напротив, чтоб никто не выступал из пределов своего звания и
должности...»6 В социально-правовую сферу, согласно доктрине, равенство не простиралось и не
должно было простираться. Сохранение подданных в их «правостях» (под которыми понимались
«покой, права и надежность в благоприобретенном имении»7) считалось устоем «гражданских
узаконений» и было рождено началами «гражданского общества». Тогда как звании и должность
определялись верховной властью, следуя узаконениям «божеским», которым отдавался приоритет
'в любом «законном» споре. Соответственно такие предпочтения входили прочными и реальными
ориентирами в правительственную политику в отношении прав и общего статуса сословий.
§ 1. Проблема законодательного урегулирования прав дворянства •
Сословные права
дворянства и политика власти
Издание манифеста 18 февраля 1762 г. «о вольности дворянства» стало в известном смысле
поворотным моментом в законодательной политике абсолютизма. Хотя содержание манифеста
далеко не удовлетворило тре-
4
Именной указ от 18 июля 1762 г. // ПСЗ-T.XVI. № 11616. С.22.
5
Именной указ от 14 декабря 1766 г. // ПСЗ. T.XVII- № 12801. С.1094.
6 Именной указ от 3 июля 1762 г. // ПСЗ. T.XVI. № 11593. СП.
7
Манифест 19 сентября 1765 г. // ПСЗ. T.XVII. № 12474. С.331.
198
бования и стремления дворянства, в особенности его высших слоев, в части укрепления особо
привилегированного статуса сословия в новых условиях объективного натиска других обще-
ственных сил. В сущности, впервые законодательная мера решала обшие проблемы правового
статуса сословия в целом, притом имея в виду утверждение самостоятельного и свободного его
положения, а не исключительно степень правовой дозволенности с позиций государственного
интереса. Само по себе оформление этого нового объекта для правовой политики, для
общезаконодательного урегулирования было событием, одним из важных начал всей правовой
реформы «просвещенного абсолютизма».
За первую половину XVIII в. положение дворянства в России претерпело значительные изменения
в смысле упрочения его экономического, социально-правового и политического значения как
господствующего сословия8. Изменения в положении дворянства в целом сопровождались и
переменами в характере отношений с формами государственной политики, направленной на
закрепление государственно-общественных «обязанностей» дворянства. Установленная
законодательством Петра I к немалому социальному раздражению дворянства обязательная
государственная служба к середине века стала «одним из способов господства над страной»9
Отмена обязательности государственной службы, учреждение «вольности дворянства», стало
поэтому актом более политико-идеологического смысла. В социальных требованиях дворянства к
правовой политике правительства (и это еще раз было продемонстрировано законопроектами
Уложенной комиссии 1754-1766 гг.) на первый план выходили вопросы о запрете на конфискацию
имений в случае политических обвинений, о телесных наказаниях для дворян, об объеме
владельческих прав дворян, о статусе личного дворянства и вообще о сохранении такой категории.
Манифест далеко не решил главных правовых проблем и соответственных запросов правящего
сословия. И это несоответствие не замедлило проявиться в дворянском недовольстве, которое, по
наблюдениям иностранных резидентов, сопровождало собы-
8 См.: Романович-Славатинский А.В. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. СПб., 1870;
Яблочков М. История дворянского сословия в России. СПб., 1876. С. 329-580; Милюков П.Н. Очерки по истории русской
культуры. Ч. 1. 4-е изд. СПб., 1900. С. 177-229; Корф С.А. Дворянство и его сословное управление за столетие: 1762-1855.
СПб., 1906; Jones R.E. The Emancipation of the Russian nobility. 1762-1785. New Jersy [1973].
* фирсов Н.Н. Петр III и Екатерина II // Исторические этюды и характеристики. Т.2. Казань, 1922. С.50.
199
тия низвержения Петра III и воцарение императрицы Екатерины И10.
Комиссия Попыткой правительственного разре-
о вольности шения острых правовых проблем ста-дворянской туса дворянства стала работа
созванной в 1763 г. Комиссии о вольности дворянской. Создание чрезвычайной, особой по своему
составу правительственной комиссии было очевидно взаимосвязано с сознанием политической
актуальности и государственной важности проблемы прав дворянского сословия в те первые месяцы
после государственного переворота 27 — 29 июня11.
Комиссия о вольности дворянской была организована 11 февраля 1763 г. для пересмотра, как
декларировалось, манифеста Петра III, который «в некоторых пунктах еще более стесняет ту свободу,
нежели общая польза и наша служба теперь требовать могут при переменившемся уже
государственном положении и воспитании благородного юношества» и для «приведения его
содержания в лучшее совершенство»12. В состав комиссии вошли высшие сановники (и одновременно
все из числа активных сторонников и прямых участников восшествия Екатерины II на престол): граф
А.П. Бестужев-Рюмин (незадолго до того возвращенный из ссылки), граф К.Г. Разумовский, канцлер
граф М.И. Воронцов, князь Я.П. Шаховской, Н.И. Панин, граф З.Г. Чернышев, князь М.Н. Волконский,
граф Г.Г. Орлов; секретарем комж сии и главным действующим лицом законопроектной работы стал
Г.Н. Теплое, статс-секретать императрицы, автор многих правовых актов первых лет правления
Екатерины П13\ В дополнение
10 См.: Донесения дипломатических представителей Саксонии графа Брюля и Франции барона Бретейля летом 1762 г. //
Бильбасов В.А. История Екатерины II. Т.2. СПб., 1891. С.619, 567. ;
11
«Я запамятовала давича вам сказать, — писала Екатерина II Н.И. Панину где-то осенью 1762 г., — что немало роптания меж
дворянства о неконфирмации их вольности, и надлежит о том не позабыть приступ сделать». — Сборник РИО. Т.7. С.233.
12
Указ от 11 февраля 1763 г. // ПСЗ. T.XVI. № 11751. С.157; то же // Сборник РИО. Т.7. С.232-233.
13 Состав комиссии и ее чисто правительственный характер важно подчеркнуть. Некоторые исследователи
склонны рассматривать ее деятельность и соответственно законопроектные разработки как направленные к
противостоянию с абсолютизмом, тогда как комиссия, по сути, и представляла само абсолютистское правительство тех лет.
Ср.: Троицкий С.М Комиссия о вольности дворянства 1763 г. // Т Россия в XVIII веке. М., 1982. С. 140-192.
200
к указу Екатерина II сочла нужным прибавить (объявление указа произошло приватным порядком:
приглашением назначенных в комиссию членов в кабинет государыни в Зимнем дворце, да и вся
последующая работа комиссии была полусекретной), что в принципе манифест следует считать в своей
законной силе и что дворянство «сохраняется при полученной свободе», но что она за всевозможное
считает «и больше того даровать, что помянутое собрание придумает к умножению в России
дворянской свободы», только бы «самодержавная власть в российском государстве, которою империя
издревле управляется, в своей силе оставался»14.
В течение последующих двух месяцев комиссия провела четырнадцать заседаний, посвященных
обсуждению проблем правовой политики в отношении прав дворянства15.
Обсуждение статуса дворянского сословия пошло вокруг двух отправных проектов, представленных
руководителем комиссии А.П. Бестужевым-Рюминым и канцлером М.И. Воронцовым.16 По
большинству затронутых вопросов члены комиссии обнаружили единство мнений. Споры возникли по
вопросу о привлечении дворянства к государственной службе в целях сохранения за ним известного
контроля со стороны верховной власти, в том числе с помощью рычагов имущественного характера.
Последнее в особенности отстаивалось А.П. Бестужевым, приверженцем Петровых начал политики
«принудительной полезности». Споры закончились установлением, что «временного права не
надлежит вводить в законы непреложные» (К.Г. Разумовский)17.
Более сложным оказалось единообразное решение другого вопроса: о допустимости конфискации
имений дворянства за преступления по обвинениям, главным образом, политическим. Это право
верховной власти, основывавшееся на традициях Уложения 1649 г., и в середине XVIII в. оставалось
мощным рычагом воздействия на господствующее сословие со стороны
14 Черновой протокол заседания 11 февраля 1763 г., руки Г.Н. Теплова // ЦГАДА. Ф.16. Д.235. 4.2. Л.121 об. В беловой
протокол, представлявшийся потом императрице, эти слова не включены.
15
См.: Протоколы заседаний комиссии // ЦГАДА. Ф.16. Д.235. 4.1 и 2; протокол 29 марта 1763 г. // ЦГАДА. Ф.10. Оп.З. Д-494.
!** О деятельности комиссии по только опубликованным материалам см.: Соловьев С.М. История России. Кн.ХШ. М., 1965.
С.222—224; Романович-Славатинский А.В. Дворянство в России. С.200-201; Корф С.А. Дворянство и его сословное управление
за столетие. С.11-12; Jones R. Op. cit. Р.108-118.
17
См.: Протокол заседания 3 марта 1763 г. // ЦГАДА- Ф. 16. Д.235. Ч. 1. Л.227.
201
монархов18. Поэтому большинство в комиссии выступили с позицией, солидарной мнению А.П.
Бестужева: «Как бы тяжко преступление ни было — не конфисковывать имения ни родового, ни
выслуженного, ни купленного, а отдавать оное в наследство, разве в случае похищения и всякого
грабежа, так как и долгу казенного в партикулярного»19. Против, отстаивая право верховной
власти в своих интересах использовать земельную уязвимость дворянского сословия,
высказывались Я.П. Шаховской и М.Н. Волконский, которые соглашались гарантировать
неприкосновенность только родовых имущесгв.20 Последнее из противоречий в дискуссиях
комиссии было связано с различиями в подходе к вопросу о закреплении или об отсутствии
такового и в законе особых привилегий для знатного дворянства и для аристократичесхих
фамилий. Отвергая косвенное обоснование таких привилегий, которое было усмотрено в
представленных «пунктах» М.И. Воронцова, комиссия постановила «остаться на резолюции
государя императора Петра Великого: Знатное дворянство по годности считать»21. (Это, конечно
же, было скорее политической «пощечиной» лично М.И. Воронцову, чем объективно
обоснованной позицией.) Во всех остальных вопросах политическая позиция правительственной
комиссии была единой.
Предполагая выработать единый целостный правовой акт о статусе дворянства с учетом
рассмотренных вопросов и обоснованных позиций, комиссия определила, что «оное содержать
будет такое установление, или такой акт, в котором означится вес *-з что дворянин в государстве
российском, самодержавною властию государя своего управляемом, преимущественного имеет в
свободе, в чести, в имении, в наследстве и на суде противу мещанина»22.
Проект такого установления был в главном готов к середине марта 1763 г. Собственно
составление проекта и написание итогового доклада велось Г.Н. Тепловым. В апреле 1763 г.
законопроект представили императрице.
Проект «Права дворянского»
Проект «Права дворянского», разработанный комиссией, включал двадцать одну статью и по
общей структуре сле-
18 См.: Индова Е.И. К вопросу о дворянской собственности в России в поздний феодальный период // Дворянство и сословный
строй России XVI-XVIII вв. М.: Наука, 1975. С.273.
19
Запись голоса А.П. Бестужева // ЦГАДА- Ф-16- Д-235. 4.1. Л.222.
20
Заседание 29 марта 1763 г. // ЦГАДА. Ф.10. Оп.З. Д.494. ЛЛ об.
21
Черновой протокол 5 марта 1763 г. // ЦГАДА- Ф-16- Д-235. 4.1. Л.57/об.
22 Протокол заседания 3 марта 1763 г. // Там же. 4.1. Л.229-230.
202
довал гл. 22 воронцовского свода части III из проектов Уложенной комиссии 1754-1766 гг.23 В
предисловии излагались принципы работы и общие правовые начала, которыми должно было
определяться положение дворянства в законе: ограничения дворянской вольности были введены
Петром I для «пользы государственной» и тем создано величие России; затем «нравы
переменились», а с ними и отношение дворянства к службе государю — следовательно,
необходимо изменить и законодательное оформление положения дворянства по примеру других
европейских государств.
В проекте сформировалось позитивное законодательство о новых сословных правах дворянства,
основанных на новом понимании личного статуса дворянина. Российскими дворянами считались
все те, «которые от предков того имени рождены или вновь монархами удостоены, на что
дипломы и гербы имеют» (п. 1); последней оговоркой вводилось бы не только прочное
традиционно-правовое основание дворянского звания, но и его геральдические законные гарантии.
Сохранялась возможность на получение дворянского звания по государственной службе, но при
том повышался, сравнительно с Табелью о рангах, служилый ценз — до штаб-офицерских чинов
(п. 2). Различия между родовым и личным дворянством устанавливались существенные: личное
дворянство практически сводилось только к «почтению чинов», а участия в «праве дворянском»
не давало. Иностранным дворянам, по доказательству их званий, даровались равные с
российскими права (п. 4). Сохранялись главные положения манифеста 18 февраля 1762 г. о праве
служить или не служить, прекращать службу в любое время, поступать на иностранную службу с
обязательством возвращения по «генеральному позыву»' (пп. 5-8). Дворянин мог бить уволен при
отъезде из России от русского подданства вообще, но лишаясь вместе с тем и российского
дворянства (п. 10), мог продать свое имение в России с уплатой десятины государству (п. 9), лише-
ние прав в последнем случае не распространялось на детей. Дворяне пользовались
неприкосновенностью до вынесения приговора (пп. 13-14), освобождались от телесных наказаний,
от конфискации имений даже по политическим преступлениям, пользовались на суде правом
защиты по собственному выбору. Особую привилегированность подчеркивало положение: «Про-
тиву дворянина за криминальные дела и смертные убийства
2
3 См.: Протокол заседания 18 марта с официальным текстом доклада // Там же. 4.1. Л.244-275 об. частично опубл.: Материалы
для истории русского дворянства. М., 1885. С. 38-46.
203
доказательства требуются вящщие, нежели противу мещанина» (п. 16). В части распоряжения
имуществом, проект устанавливал исключительные права для дворянства в свободе пользования и
отчуждения неродовыми имуществами, вводил особое правило «фидеи-коммиса», которым
ограждалось бы право дворянского рода при наследовании имений, оговаривались особые права
дворян на усыновление с передачей прав наследства.
В целом проект «Права дворянского» развернул последовательную программу укрепления
социальной целостности дворянского сословия на основе исключительного правового статуса. В
предлагаемых статьях обеспечивались бы особые привилегии дворянства перед другими
сословиями, затрудняя вступление в дворянство из других социальных групп, опираясь на в том
числе и идею о неравном применении закона. Соотношение проекта с общими социальными
интересами дворянства того времени или с иными предложениями неоднозначно. Но во всяком
случае проект был исполнен стремления конституционно утвердить в непреложном законе
самостоятельность сословно-правового статуса дворянства перед лицом абсолютистской власти с
соответствующими гарантиями в виде сословных привилегий.
Доклад комиссии и проект были прочитаны императрицей только к осени24. 11 октября 1763 г.
комиссия в несколько измененном составе собралась вновь. Екатерина II вернула доклад с
частными замечаниями, предложив заняться разработкой конкретных законов. Чисто интуитивно
императрица отверг;^ ,;м -конституционную форму обобщенного правового акта. Комиссия
вторично представила императрице довольно резкий ответ, где отмечалось, что «законы
следствием быть должны тех прав, которыми е.в. угодно будет пожаловать российское
дворянство; не знаючи же точно самых прав, ничего за подлинно не могут принять и за основание
к сочинению законов»25. С тем вопрос о конституировании дворянских прав был временно
оставлен.
На тот момент работа Комиссии не принесла конкретных итогов26. Неопределенным было и
собственное отношение императрицы к работе и к законопроекту комиссии. Как можно судить по
ее политическим заметкам начала 1760-х годов, в ряде конкретных вопросов статуса и
привилегированности дворянства Екатерина II придерживалась воззрений, противопо-
2<
* См.: Текст доклада, представленный императрице // Сборник РИО. Т.7. С.238-265.
25
Заседание 11 октября 1763 г. // ЦГАДА. ф.16. Д.235. 4.1. Л.240/об. 2" О других сторонах деятельности комиссии и о
общем ее значении в государственном аппарате см. ниже, гл. VI, § 1.
204
ложных тем, что отразились в докладе и проекте комиссии27. Еще более сдержанным отношение к
крупным правовым новациям со стороны императрицы могло быть связано с собственными
замыслами и законопроектными разработками. Она переписала для себя доклад комиссии,
полагая, видимо, его ценным по содержанию и возможным к дальнейшему использованию28.
Судьба проекта, независимо от его содержания, от степени соответствия политическим видам
правительства и императрицы в конкретном законодательном вопросе о статусе дворянства, была
характерной для общей правительственной атмосферы первых лет правления Екатерины И: с
очевидными противоречиями между высшими сановниками, с амбициями Н.И. Панина,
усмешками гетмана К.Г. Разумовского, дворянской фрондой, — атмосферы «крупных если не
заговоров, то разговоров» (Г.В.Вернадский).
Начиная развивать собственную линию политической и правовой реформы, Екатерина II не
желала связывать себя определенными законодательными решениями, но стремилась опереться на
правительственные предположения там, где они совпадали с ее воззрениями, скорректировать их
там, где это допускалось непринципиальностью расхождений.
«Наказ» Екатерины II «Наказ Комиссии уложения» прямо ка-
и проблема прав сался проблемы статуса дворянства в
дворянства отдельной гл. XV и косвенно — в гл.гл.
XIV и XVIII, посвященных воспитанию
и наследственному праву. Екатерина II предложила несколько иную, чем за три года до того
комиссия о вольности дворянской, программу решения вопросов о правах и привилегиях
господствующего сословия."
Следуя общим началам социально-правоъой своей доктрины, «Наказ» представил дворянство в
российском обществе как высшее сословие, связанное с наиболее важными и почетными в
государстве «службами» — военной, и с отправлением правосудия (ст.ст. 366-367). Именно
исполнение таких служб открывает путь к дворянскому достоинству, причем если соединено с
2
? Так, Екатерина II считала полезным установлением обязательность государственной службы дворянства, скептически
смотрела на ценность домашнего воспитания; согласие у нее могла вызвать только позиция комиссии в вопросе о запрещении
конфискаций дворянских имений.Ср.: Сочинения Екатерины II. Т.ХП. 4.2. С.616, 619.
2
** См.: Собственноручно переписанный текст доклада комиссии // ЦГАДА. Ф.10. Оп.1. Д.20. частично опубл.: Сборник РИО.
Т. 7. С. 238-265.
205
особыми качествами, поскольку дворянство «есть нарицание в чести» (ст. 360). И вытекающие из
дворянского звания преимущества призваны отличать в глазах общества и государя «добро-
детельней ших и более других служащих» (ст. 361). «Добродетель с заслугою возводит людей на
степень дворянства» (ст. 363).
Различия в корневом основании дворянского статуса по «Наказу» и по проекту «Права
дворянского» были существенными: «Наказ» явно противостоял конструированию правовой
обособленности дворянского звания от монархической власти, главное условие дворянского
звания, по «Наказу», это «пожалование монарха» за добродетельную службу (в «Праве дворян-
ском», напротив, дворянское звание связывалось с наследственным происхождением и
обладанием соответствующими имуще-ствами). Отчасти в этом было и «общественное»
обоснование необходимости сохранения привилегированного дворянского состояния. Но в любом
случае государствен ни чески и крен «Наказа» в этой проблеме несомненен. Допускались, правда,
признание и утверждение законных способов приобретения дворянства (ст. 362), но полагание
законности было очевидно единственной гарантией незыблемости дворянского статуса.
Не заостряя выводов, но достаточно определенно «Наказ» высказался против ликвидации
возможности получения дворянского звания вновь, по службе, а тем самым и против ликвидации
так называемого личного дворянства: «Не только прилично дворянству, но и приобретать сие
достоинство можно как гражданскими добродетелями, так как и военными» (ст. 368). Более того,
излагая в главе о торговле мнение «лучшего о законах писателя» (Ш. Монтескье), Екатерина II
сочувственно процитировала его положение о том, что дворянское звание можно получить и
купеческими делами за полезную деятельность в развитии торгового дела (ст. 360). Попутно
решался вопрос и о правовом обособлении аристократии из всего дворянства: роды,
насчитывающие поколения таких людей, «кои украшены были добродетелями, честию, заслугою,
верностию и любовию к своему отечеству, следовательно и к государю», заслуживают «похвалы и
славы» (ст. 374). Но не более того. И преимущества дворянские должны вытекать только из
оснований дворянского звания (ст. 375) и, значит, не предусматривают никаких внутренних
правовых разгородок.
Ряд конкретных правовых вопросов в рамках статуса дворянства «Наказ» разрешал в порядке
общеправовых улучшений «общественного блага», в частности, вопрос о телесных наказаниях и о
следствиях уголовной репрессии. По отношению к дворянству главным гарантирующим условием
предлагалось строго подзаконное понимание справедливости уголовного пре-
206
следования (а не по личному усмотрению монарха). Лишение дворянского звания и
соответствующих привилегий могло следовать только из уже содеянного «пренебрежения»
основными дворянскими добродетелями, которое выразилось в конкретных «недостойных
поступках» (ст. 369). В «Наказе» перечислялись уголовно-правовые основания для лишения
дворянского звания (ст.ст. 371-372); главным криминализирующим моментом полагался своего
рода нравственно-правовой мотив: «всякий обман, противный чести», который мог выражаться
как в уголовно весьма значимых делах (измена, разбой), так и в деяниях малой общественной
опасности, но «недостойных» (нарушение клятвы, нарушение данного слова) (ст. 371).
В «Наказе» не затрагивались вопросы, связанные с содержанием той «вольности» дворянства,
каковая связывалась с необязательностью дворянской службы, с правом выезда за границу и т.п.
(Впрочем, некоторые из замечаний императрицы на проект «Права дворянского» в 1763 г.
свидетельствовали о ее весьма скептическом отношении к полезности права дворян на свободный
выезд из страны.29) Очевидно, что такое умолчание не было случайным. Косвенно в одном из
положений «Наказа» указывалось на неограниченность права продавать свои недвижимые имения
с тем, чтобы не создавалось общего правового преимущества движимого имущества перед
недвижимым. При этом имелись в виду, конечно, ранее всего интересы дворянства (ст. 343),
которое по российским законам было единственно полноправным собственником недвижимых
имуществ.
Предположения гл. XVIII «Наказа» «О наследствах», предусматривали решить вопросы
дворянского наследственного права. Из общей позиции «Наказа» следовало признание на-
следственных прав обусловленными всецело государственным регулированием, а не
требованиями «естественного права» (в этом проявилось и своеобразие воззрений Монтескье на
содержание требований наследственного права). В отношении вопроса о расширении дворянских
прав наследования именно из этой общей позиции и следовало признание права на произвольное
распоряжение имуществом, вне зависимости от интересов дворянского рода или фамилии:
«Естественный закон повелевает отцам кормить и воспитывать детей своих, а не обязывает их
делать оных своими наследниками» (ст. 407). Вместе с тем «Наказ» высказывался за
желательность сохранения различий
2
^ В частности, Екатерина II отметила, что «вольный» выезд дворян за границу используется теми ни для чего более, как «по
балам и спектаклям шляться». См.: Материалы для истории русского дворянства. Вып. 2. С. 54.
207
в распоряжении наследственными и приобретенными имения* ми: вторыми можно распоряжаться
вполне произвольно (ст. 420), первые следует отдавать наследникам по закону, если только они не
лишены права наследования завещателем. Тем самым и произойдет чаемое соглашение «законов с
волею частных особ» (ст. 415). Соответственно российской традиции признавалось полное право
женщины на получение наследства, а порядок раздела имений при наследовании расценивался как
справедливый и нормальный (ст.ст. 424, 425). Затрагивал «Наказ» и необходимость специального
урегулирования опеки (ст.ст. 429-432).
Как видно, программа законодательного определения дворянского статуса, предложенная
«Наказом», была, во-первых, более сдержанной в обосновании правовой независимости и
широкой привилегированности дворянства и, во-вторых, законодательную реализацию особых
прав и привилегий дворянства она предусматривала через общее укрепление законности с
очевидным предпочтением прямого политического интереса абсолютистской государственности.
«Проект правам Разработка в Комиссии уложения спе-бл а город них» циального проекта об
общем правовом статусе дворянского сословия показала возвращение в правительственной док-
трине к идее обобщенного комплексного решения проблемы прав дворянства.30
Составленный в частной комиссии о государственных родах проект законов о дворянском праве
вызвал споры только по отдельным правовым вопросам, значимость собственно общеза-
конодательного урегулирования проблемы и на таком именно уровне сомнению не подвергалась.31
Дирекционная комиссия при повторном рассмотрении готового проекта сделала ряд исключений,
в основном под предлогом того, что затронутые вопросы находятся в компетенции других
частных комиссий.
В общеправовом понимании начал сословного статуса дворянства проект следовал
законодательной доктрине «Наказа». Дворянство определялось как «нарицание в чести» (ст. 1),
оно возникает по воле монарха, основано на добродетелях и заслу-
30
Проект «Прав благородных» // Сборник РИО. Т.32. С.575-585. О разработке и обсуждении проекта см. выше, гл.ТУ, § 3 и 6.
3' О содержании полемики вокруг проекта см.: Брикнер А.Г. История Екатерины II. 4.4. СПб., 1885. С.569-579,
Белявский М.Т. Крестьянский вопрос в России накануне восстания Е.И. Пугачева. С.239-249.
208
гах, проявленных на государственной именно службе (ст.ст. 6-7). В проекте не нашло отражения
заметное и среди депутатов Комиссии стремление обособить аристократические слои дворянства:
наличие княжеских, баронских и графских родов как особой категории дворянства признавалось,
но различия могли выражаться только в особых гербах и титулах (ст.ст. 4-5). Косвенной уступкой
стремлению сделать дворянство в правовом отношении более независимым от государственной
власти стало положение проекта о том, что дворянство формируется не только из тех, кто
получает это звание пожалованиями, но и из тех, кто является наследственно благородным (ст. 3).
На последнее уточнение, правда, моментально среагировала Дирекционная комиссия, уточнив, что
наследственно переходит дворянство только от благородных же предков, то есть уже получивших
в свое время правовую санкцию на дворянское звание от монарха.
В конкретных правоположениях о содержании прав дворянства проект вернулся к тому спектру
сословных привилегий, что заключались в правительственных предположениях Уложенной
комиссии 1754-1763 гг. и в проекте 1763 г.
Полностью восстанавливались введенные манифестом «о вольности дворянства» права дворян
поступать на государственную службу по собственному усмотрению и оставлять ее в любое время
(ст. 2), покидать страну и поступать за границей на службу (ст. 5), поселяться в другом
государстве (ст. 6), включая и отказ от российского подданства (ст. 7). Дворянство особо
провозглашалось «свободным сословием» (ст. 1). Это гарантировалось освобождением от
телесных наказаний (ст. 4), правом на ран посословны и суд с особыми привилегиями в защите на
суде и в выборе себе защитника (ст.ст. 29-30), правом на личное обращение к суду монарха в
случае обвинений, влекущих лишение чести и жизни (ст. 32). Для дворянства устанавливалась в
суде специальная процедура освобождения под залог до судебного разбирательства, родственная
английскому правилу о habeas corpus (ст. 33).
В части имущественных прав проект «Правам благородных» предусматривал значительное
закрепление дворянских привилегий, в частности, право владения деревнями с крестьянами (ст.
12), а также землями, населенными свободными поселянами (ст.ст. 14-15). Предполагалось
узаконить более широкие права в распоряжении земельной собственностью, включая право
освобождать своих крепостных крестьян (ст. 13) целыми селениями и поодиночке (ст. 17),
свободно отчуждать имения (ст.ст. 16, 21), завещать их и др. (ст. 14). Как собственник земель
дворянин имел полное право заводить на них фабрики и заводы (ст. 22), строить мельницы (ст.
23), использовать «все приращения и произведения земли», включая право на недра
209
(ст. 26), заниматься также оптовой торговлей (ст. 27). Ряд правомочий принадлежал дворянину не
только как собственнику земель, но и как признаваемому государством вотчинному администратору (в
этом сказалось ранее всего влияние немецкого законодательства): патронат над церковью своей округи
(ст. 25), право охоты (ст. 28). Проект предусматривал запрещение конфискации дворянских имений за
политические преступления (ст. 20) и решал в соответствии с подавляющими мнениями дворянских
депутатов главные вопросы наследственного права (ст.ст. 18, 19).
Были предусмотрены и меры по законодательному утверждению сословно-политических прав
дворянства, чему не существовало прецедентов в русском праве: дворянство должно было получить
право на свободный вход ко двору (ст. 37), на провинциальные съезды для решения своих нужд и
геральдических вопросов (ст.ст. 38, 40-41), на избрание членов земских судов (ст. 39).
Привилегированная направленность проекта в особенности подчеркивалась заключительной статьей о
том, что «никто, кроме благородных, этих прав не имеет» (ст. 43).
Таким образом, проект «Правам благородным» представлял известный компромисс между
государственнической программой «Наказа» и теми правовыми стремлениями, которые выражали
аристократически-либеральные требования правительственных предположений, а вместе с тем и
сословные претензии дворянства. В этом смысле сформировавшийся в итоге законопроект бы.; уже
более реалистичным по своему содержанию. Хотя вопрос о правовой форме реализации этих
требований явно оставался открытым.
Законодательное Реальная законодательная политика укрепление прав правительства Екатерины
II времени об-собственности суждения проблемы общеправового статуса дворянства
сосредоточилась на вопросе, который не был на виду во всех требованиях и предположениях, но
составлял подлинную основу социального положения дворянства — о собственнических правах
дворянства. Этот вопрос не только напрямую касался практически всего дворянства, вне зависимости
от его сословной значимости или социального веса. В его разрешении к взаимному удовольствию
сословия и власти коренились гарантии действительной поддержки власти правящим сословием, а
также условия для единовременной ликвидации многочисленных судебных преследований и
частноправовых исков, поглощавших внимание правоохранительных учреждений.
Укрепление дворянского землевладельческого права и ранее было особой стороной стремлений
дворянства, его претензий к правовой политике и, соответственно, всех правительственных
210
предположений о законодательных реформах32. Большинство вопросов этой стороны правовой
политики концентрировалось в неоднократных попытках правительства провести размежевание всех
земельных владений как государственного, так и частновладельческого фонда.33 После неоднократных
полумер, часто несовершенных как по своим правовым основам, так и по техническим принципам,
после неудавшейся (вследствие основной правовой установки — предпочесть интересы государства
как собственника интересам дворянства34) затеи с генеральным межеванием земель, начатой в 1752-
1754 гг., в 1765 г. было объявлено о начале всеобщего и нового Генерального межевания земель.
Согласно отправным законодательным актам о новом межевании35, целью нового пересмотра
собственнических прав полагалось достижение «совершенного государственного благоуч-реждения», а
общий принцип заключался в «утверждении покоя, прав и надежности каждого владельца в его
благоприобретенном имении» для пресечения исключительно умножающихся вымышленных споров о
землях. По своим правовым установкам провозглашенное правительством межевание принципиально
отличалось от всех предыдущих предприятий подобного рода: впервые предполагалось закрепить de
jure фактическое владение землями, лишь бы собственники были правоспособны в этом отношении, а
не проверять действительность соответствующих документальных свидетельств на земельные участки.
Растянувшееся почти на полвека Генеральное межевание оказалось не только эффективной мерой в
единовременном укреплении собственнических прав, но и принесло крупные правовые и
экономические выгоды дворянству36. В процессе
32 См.: Медушевский А.Н. Землевладельческое право в уложенных комиссиях XVIII в. // Исследования по источниковедению
истории СССР дооктябрьского периода. М., 1988. С.114-126.
33
См.: Малиновский А.Ф. Исторический взгляд на межевание в России до 1765 г. СПб., 1844; Иванов П.И. Опыт
исторического исследования о межевании земель в России. СПб., 1846; Герман И.К. История межевого законодательства от
Уложения до генерального межевания (1649-1765). М., 1893.
34 О принципах межевой Инструкции 1754 г. см.: Герман И.Е. Указ, работа. С. 315-360.
35 Подробный разбор актов см.: Рудин С.Д. Межевое законодательство и деятельность межевой части в России за 150 лет.
Пгд., 1915. С.2-114.
36 О генеральном межевании см.: Рудин С.Д. Прошлое и настоящее значение Межевой канцелярии. СПб., 1900; Герман И.Е.
История русского межевания. М., 1907; Милой Л.В. Исследование об «Экономических примечаниях» к Генеральному
межеванию. М., 1965.
211
размежевания и переутверждения в собственность земель, находящихся во владении, решения
вопросов о спорных территориях, сопровождавшегося продажей государственных земель по
заниженным ценам, дворянство приобрело дополнительно не менее 50 млн. десятин земли (или
около 1/3 ко всему обмежеванному на исход XVIII в. земельному фонду)37. Параллельно шло
массированное ограбление земель государственных крестьян, которое в итоге серьезно подорвало
социальную самостоятельность этого сословия.
Новые права на земельную собственность оформлялись на качественно новом формально-
юридическом уровне. В отличие от прежнего порядка, когда основанием для признания собст-
веннических прав были стародавние и нередко условные приписки вотчинных и поместных «дач»
по писцовым книгам, теперь составлялись возможно точные (с использованием современной
землемерной «геометрии») планы и карты владений. На их основе выдавались специальные акты и
грамоты на право собственности по конкретным участкам, расписанным по уездам и приписанным
к городам.
Успешное осуществление межевания дало возможность принять дополнительные правовые меры,
гарантирующие полноту земельной собственности и расширяющие само понимание соб-
ственнического права. В основе этих мер были неоднократно предлагавшиеся в законопроектах
1760-х годов правоположения о свободном и широком режиме недвижимой собственности
Двумя законодательными актами, изданными в 1782 i., в право собственности на землю были
внесены важные новации. Расширилось понимание законодателем и правом акцессии: правомочия
собственника теперь реализовывались «не на одной поверхности земли, им благоприобретенной
или по наследству переданной, но и во самых недрах той земли и в водах ему принадлежащих на
все сокровища, минералы и произращения и все делаемые из того металлы»38. С учетом этой
общей посылки дворянин (как главенствующий земельный собственник) получал свободу в
поиске и разработке любых, включая драгоценные металлы, ископаемых (п. 2). Подразумевались
основания к созданию любой организационной правовой формы товариществ для заведения
фабрик и заводов (п.З). Продукцию можно было сдавать как по государственному заказу с учетом
не принудительной, а договорной цены (п.4), так и продавать на рынке. Подразумевалось и
оговаривалось, что традиционных
37 См.: Мил О в Л.В. Указ, работа. С. 18-20.
38 Манифест 28 июня 1782 г. // ПСЗ. T.XXI. № 15447. С.613-165.
212
для русского горнозаводского права товарной разверстки (введенной Петром I) и принудительных
поставок (что и контролировала, в главном, прежняя Берг-коллегия) впредь не будет (п. 6).
Дворянству предоставлялась полная свобода в организации различных промыслов, заводов на
сырье из собственных имений с соблюдением только общих требований экономической политики,
чтобы не было «принуждения» и монополий (п. 15) и с уплатой налогов с производства золота и
серебра.
Были ликвидированы столь существенные для земельных собственников ограничения в
использовании лесных угодий. Все леса, «растущие в дачах помещичьих, наследственных или
другими законными способами ими приобретенных, оставить в полную их волю, хотя бы оные до
сего и заповедными признавались, а потому и заклеймены были» (п. 1). Дворянство получало
право свободной продажи леса в том числе и за границу при уплате установленной обычной
пошлины (п. 2), гарантировалось запрещение принудительной поставки леса и других
ограничений на право собственности в землях и лесных угодьях (пп. 2-3).39
Дворянская собственность на землю была тем самым выведена практически из-под
государственного регулирования (вне общеправовых установлений). Это составило едва ли не
наиболее надежную гарантию экономической независимости сословия от возможной
неблагожелательной политики власти. Новации 1782 г. в понимании права собственности
интересны еще и тем, что они реализовали практически законодательные предположения частной
комиссии о имениях (гл. 13 «О поверхности земли»). Подобного расширения земельных
собственнических прав, какое было сделано в интересах российского дворянства, в XVIII в. не
знало законодательство и право ни одной из европейских стран (за исключением традиционного
обычного права Англии).
Решение вопросов о стабилизации прав дворянской собственности было лишь частью не терявшей
актуальности проблемы о закреплении общего правового статуса господствующего сословия.
Разработка законов Еще в конце августа — начале сентября о дворянстве 1768 г., когда в
Комиссии уложения шли дискуссии по «Проекту правам благородных», императрица дала ука-
зание Сенату рассмотреть вопрос об общем законодательном урегулировании и о социальном
«разборе» российского дворянства, сославшись на представление Комиссии уложения «о
39
Именной указ от 22 сентября 1782 г. // ПСЗ. T.XXI. № 15518. С.676.
213
ученении разбора российского дворянства»40. Предписания касались и конкретных вопросов:
считает ли Сенат необходимым и своевременным такой разбор и готов ли Сенат разработать
правила для него и обосновать, «как к оному приступить».
Сенат обсудил предположения о правовом «разборе» российского дворянства в заседании 5
сентября 1768 г., но мнения и последовавшие предположения, судя по тому, что осталось в
представленных императрице документах и справках, были разноречивыми. Материалы
обсуждения отложили для дальнейшей законодательной работы.
Собственно замысел комплексного правового акта о правах и статусе дворянства вновь возник у
Екатерины II в связи с изданием ее Учреждения для губерний 1775 г. В феврале 1776 г. она
вернулась к идее о необходимости такого законопроекта, запросив соответствующие материалы из
сенатских архивов о правах дворянства41. Судя по первоначальному наброску будущих законов,
новое установление о дворянстве должно было продолжить «гражданские законы», началом
которых послужило Учреждение 1775 г.: законы о дворянстве Екатерина II пометила как гл. XXX
и начала правоположения со ст. 43342. В 1781 г. замысел уже фигурирует в качестве официально
готовящегося законопроекта: в одной из резолюций на губернаторское представление об
утверждении порядка для дворянских выборов императрица прямо упомянула «главу о
дворянстве» как готовящуюся часть общего проекта, где будут в целом установлены и принципы
сословного самоуправления43. Не гик родствен на я работа над тем, что станет вскоре Жалованной
грамотой дворянству, началась с конца 1782 г.
Законы о дворянстве были составлены лично Екатериной II, начиная с первых подготовительных
набросков до окончательных редакций44. Основным источником, который предопределил
структуру и главные правовые рубрики проекта Екатерины, стала историко-архивная справка,
подготовленная чиновником Разрядного архива А.Т. Князевым (в свое время депутатом
40
Указ Сенату от 3 секгября 1768 г. (черн.) // ЦГАДА. Ф.10. Оп.2. Д.314. Л.1.
41
См.: Запрос А.А. Вяземскому, 25 февраля 1776 г. // Журнал Министерства юстиции. 1915. № 10. Ч. неофиц. С.214.
42
См.: ЦГАДА- Ф-10. Оп.2. Д.ЗЗЗ. Л.229. Ср.: Учреждения для губерний 1775 г. завершились ст. 412 гл. XXVIII; дополнения,
изданные 4 января 1780 г., содержали гл.гл. XXIX и XXX, оканчиваясь ст. 492.
43
Резолюция от 18 ноября 1781 г. // ПСЗ. T.XXI. № 15280. С.309.
44
См.: Черновые материалы к Жалованной грамоте // ЦГАДА. Ф.10. Оп.2. Д.ЗЗЗ. Л.1-242; Ф.10. Оп.2. Д.332в, Л.1.
214
Комиссии уложения, членом частной комиссии об обязательствах) по поручению генерал-
прокурора (следуя запросу императрицы 1776 г. о дворянских службах)45. В свою очередь, А.Т.
Князев ориентировался в основном на проект «Правам благородных», подготовленный частной
комиссией о государственных родах и исправленный в Дирекцией ной комиссии.
Большинство правоположений будущего акта восходило к законодательству первой четверти
XVIII в., к Табели о рангах, а также к главным правовым актам нового царствования: «Наказу»
Екатерины II, манифесту 18 февраля 1762 г., переработанному в «Проекте правам благородных»,
манифесту 17 марта 1775 г., Учреждениям для губерний 1775 г., законодательству о собственности
1782 г. Второй раздел о дворянском самоуправлении, над которым Екатерина II работала
специально, подробно основывался на принципах актов от И декабря 1766 г. и Учреждения для
губерний 1775 г. Остальные разделы, где шла речь о правовых «доказательствах» дворянского
звания, следовали составленной А.Т. Князевым историко-правовой справке по законодательству
XVII-XVIII вв. и герольдмейстерской практике.
Решая политико-правовые вопросы статуса дворянства, Екатерина II привычно обращалась к
западноевропейской юридической литературе: трактату У. Блэкстона «Комментарии на
английские законы» во французском переводе, статьям «Энциклопедии» Д'Аламбера и Дидро, а
также к другим сочинениям, пока не идентифицированным, выписки из которых присутствуют в
ее черновиках к Жалованной грамоте46. Внимания императрицы удостоилось и иностранное
законодательство о правах дворянства, в частности шведское.
С предварительным текстом законопроекта Екатерина II ознакомила свое ближайшее окружение:
И.П. Елагина, С.М. Козмина, А,А. Безбородко. Их замечания были учтены ею при окончательной
доработке акта47. 31 марта 1785 г. законопроект поступил на слушание в Совет при высочайшем
дворе, который не только полностью одобрил его содержание, но и выразил императрице
«глубочайшую благодарность» от имени всего всероссийского дворянства за «оказанные
милости»48. 8 апреля
4
^ См.: Филиппов А.Н. К вопросу о первоисточниках Жалованной грамоты дворянству 21 апреля 1785 г. // Известия АН СССР.
Сер. VI. Т.ХХ. Л. 1926. № 5/6. С.423-444; № 7/8. С.479-498.
46
См.: ЦГАДА. Ф.10. Оп.1. Д.19. Л.495-515; Ф.10. Оп.2. Д.ЗЗЗ. Л.221-228.
47
См.: Флоренский А.В. К истории текста Жалованной грамоты дворянству 1785 г. // Русский исторический журнал. 1917. Кн.
3/4. С.186-194.
48
Архив Государственного совета. T.I. 4.2. СПб., 1869. C.35U352.
215
1785 г. документ, получивший наименование «Грамота на права и преимущества благородному
российскому дворянству» был подписан императрицей, но опубликован только 21 апреля (к дню
рождения Екатерины II)49.
«Жалованная «Жалованная грамота дворянству» грамота представила новый тип
законодатель-
дворянству» ного акта — свод норм о статусе и правах сословия, кодификацию всех
относящихся сюда общих правоположений. Состояла грамота из манифеста, предварявшего
собственно свод норм, и четырех правовых разделов.
Открывший «Жалованную грамоту» манифест был составлен в традициях официальной доктрины.
Следуя им, описывались «существенное состояние» Российской империи и соответствующая роль
в достижении этого благородного российского дворянства, «которое ежечасно готово подвизаться
за веру и отечество и нести всякое бремя наиважнейшего империи и монарху служения»50.
Важным идейно-правовым новшеством манифеста, который стал основой для нового определения
принадлежности к дворянскому сословию, стало признание факта обладания недвижимыми
имениями далеко не единственным условием принадлежности к дворянству. Главный правовой
источник — это пожалование монарха, основанное на законных претензиях по государственной
службе, но связанное и с «-на-граждением добродетели». Как видно, государственник^ • -, линия в
этом вопросе победила.
Общее понимание «особых заслуг» дворянства перед Отечеством должно было объяснить и
обосновать «естественность» даруемых дворянству прав и привилегий.
Дворянское достоинство определялось как особое наследственное состояние «качеств и
добродетели», служащее основанием для благородного «нарицания» (ст. 1). В развитие этого
принципа звание дворянина утверждалось как «неотъемлемое, потомственное и наследственное»
(ст. 2), что было важно для признания соответствующего статуса семьи дворянина (ст.ст. 3-4).
«Жалованная грамота» устанавливала строго подзаконные основания, не поддающиеся
расширительному толкованию, для лишения дворянского звания: уголовные преступления
особого морального свойства (согласно ранее провозглашенным принципам «Наказа» — ст.ст. 5-
6).
49
См.: ПСЗ. Т. XXII. № 16187. С.344-358.
5
" Цит. по: Российское законодательство Х-ХХ вв. Т.5. М.: Юридическая литература, 1987. С.24.
216
Дворяне обладали впредь специально оговоренными законом личными правами: на дворянское
достоинство (ст. 8), честь (ст. 9), гарантии охраны судом неприкосновенности личности и жизни
(ст. 10), они освобождались от телесных наказаний (ст. 15). Были вновь узаконены главные
положения манифеста о «вольности дворянства»: свобода от обязательной государственной
службы (ст.ст. 17-18), право на выезд за границу и на поступление на иностранную службу (ст.
19). Однако «Жалованная грамота» обошла столь существенные в прежних законодательных
предположениях о статусе дворянства требования на право отказаться от подданства и на гарантии
при ликвидации имущественных дел в России. Соответственно общеевропейской правовой
традиции дворяне освобождались от личных податей (ст. 36). Привилегии особо для
аристократического дворянства исчерпывались правами на дарованные или исторически
сложившиеся титулы (ст. 81).
«Жалованная грамота» в основном только систематизировала и переутвердила ранее
установленные законом либо признанные общеправовой практикой имущественные права дво-
рянства: полное и неограниченное право земельной собственности, включая приобретение,
использование и наследование в отношении любых имуществ (ст.ст. 22-23) и режим особого
благоприятствования для землевладельческого права (ст.ст. 33-34); право основывать
промышленное производство в своих имениях (ст. 28), торговать оптом продукцией своих вотчин
(ст. 27), в том числе организовывать торги и ярмарки (ст. 29), покупать дома, дворы и вообще
пользоваться городовым правом (ст.ст. 30-31). Как особое право только дворянства полагалось
приобретение деревень с крестьянами (ст. 26).
Охрану личных и имущественных прав дворянства гарантировали впервые точно
урегулированные законом привилегии в суде: без законного судебного разбирательства дворянин
не мог подвергаться лишению или ограничению личных прав и правоспособности (ст.ст. 8-11, 24).
Дворяне имели право на равно-сословный суд (ст. 12) и никакое решение иного, кроме уста-
новленного общим законом судебного органа, не могло иметь законной силы в их отношении (ст.
25).
«Грамота» устанавливала также политические права дворянства на выражение сословных
интересов через местное самоуправление'51. Одним из важных полномочий корпоративных
создаваемых органов дворянства было теперь составление дворянских родословных книг по
губерниям и уездам (ст.ст.
Об организации сословного самоуправления см. ниже, гл. 6, § 5.
217
66-71). То есть дворянство само уполномочивалось устанавливать свой дворянский корпус
(сходственно порядкам в Остзейских губерниях) и решать вопросы о причислении тех или иных
лиц к числу дворян. Вводилось строго подзаконное начало в критерии для причисления к
дворянству (пп. 1-21 ст. 92). Несмотря на сложную внутрисословную борьбу, «Жалованная
грамота» сохраняла признание статуса личного дворянина и отличие его прав от дворян
потомственных. Все потомственное дворянство обладало равными личными, имущественными и
судебными правами. Принадлежность к дворянской аристократии, к древнему дворянству,
титулованному и т.п., фиксировалась только в родословных книгах. Тем самым «Жалованная
грамота» фактически завершила юридическое оформление сословной правовой консолидации
дворянства.
Вместе с тем предоставление прав и привилегий господствующему сословию сопрягалось в законе
с сохранением мощных правовых рычагов в руках власти: введение государственной регистрации
дворян в родословных книгах на установленных государственным законом началах существенно
подчиняло дворянство как корпорацию на местах власти монарху. В решении местных вопросов о
причислении или непричислении к дворянскому сословию важным было и слово местной
администрации.
Своеобразной чертой той новой идейно-правовой атмосферы «просвещенного абсолютизма», в
которой принималась «Жале ванная грамота», было признание узаконений о правах дворянства
«фундаментальными»: они провозглашались «на вечные времена и непоколебимо»52, хотя и без
соответствующих условий, как то было в манифесте «о вольности дворянской».
В целом, как видно, «Жалованная грамота» завершила процесс почти двадцатилетних
законодательных предположений о статусе дворянства в правительственной правовой политике. В
позитивации привилегий дворянства совместились и правительственный подход к проблеме
сословных прав дворянства, и стремления, ранее запечатленные проектами Комиссии уложения.
Своего рода политико-правовой «консенсус» выразился и в том, что не было закреплено, с одной
стороны, ни тенденции к нарочито государственническому прочтению предоставляемых
дворянству прав (как то было в общей линии «Наказа»), ни, с другой стороны, стремлений
аристократически-либерального толка «просвещенного абсолютизма» (какие проявлялись в
проекте «Права дворянского» 1763 г.). С точки
52 Российское законодательство Х-ХХ вв. Т.5. С.26.
218
зрения же правовой формы «Жалованная грамота» представила логичное и последовательное
воплощение проектов и предположений, выработанных в Комиссии уложения.
§ 2. Проблема сословного статуса духовенства и церковная политика
Официальная Идея об «общем благе» как цели всех доктрина государственных
установлений своеоб-
разно преломлялась в обосновании государственных задач по правовому регулированию
церковной жизни и статуса духовенства как сословия, в общей форме следующем из предписаний
доктриналь-ного свойства еще «Духовного регламента» 1721 г.53 .
Будучи увязана с исходной политико-правовой идеей о богоустановленности верховной власти,
такая телеологическая задача — заботы об идейном и нравственном состоянии подданных —
безусловно предпосылалась повседневному государственному регулированию: «Промысел
Всевышнего, возложа на нас великое служение принятием императорской короны, не-
посредственно обязывает нас всечасно иметь труд и попечение о пользе и благоденствии
вверенного Нам от Его Всевышнего десницы народа»54. Поскольку, по общему началу доктрины,
речь шла о «пользе и благоденствии» народа христианского, православного, то подразумевалось,
что первое место в этом «попечении» должно занять укрепление в народе «тех добродетелей, к
которым Нас прямая вера Христова поучает»55. И урегулирование «дел душеспасительных»
православной церкви, и забота монарха о «благолепии церковном:, поучении народа, нищих
призрении» и т.д. — все это вытекало из декларации о первенствующем для государственной
власти значении задачи по претворению в жизнь религиозной идеи ("Ревность Наша к Богу и вере
нашей православной первым подвигом были..."56).
С помощью такого рассуждения официальная публично-правовая доктрина достигла обоснования
всеобъемлющей общественной функции государственной власти — вплоть до права
5
3 См.: Рейсиер М.А. Общественное благо и абсолютное государство // Вестник права. Т-32. 1902. (№ 9/10). С. 112.
54
Манифест 15 декабря 1763 г. // ПСЗ. T.XVI. № 11988. С.457.
55
Манифест 26 февраля 1764 г. // ПСЗ. T.XVI. № 12060. С.551. 5*> Там же.
219
на непосредственное исполнение предначертаний Всевышнего. Власть правополагалась как в том
числе и имеющая «должность в рассуждении Бога, Его церкви и веры святой»57. Отсюда вытекало
конкретное правовое обоснование верховных полномочий государственной власти монарха во
всех делах, относящихся к устройству и православной церкви, и самого православного
вероучения: «Данная Нам от Бога власть самодержавная, к которой Мы избраны и Его
Всевышнего рукою помазаны на престоле, не токмо во всех военных и гражданских делах
одолжает Нас иметь недреманное око, и его Божественное Писание заповедует Нам яко
блюстительнице церкви святой, учреждать все порядки и законы, подкрепляющие православие
так, чтоб все дела, Нами в духовном чину установленные, соответствовали делу Божию...»58
Публично-правовая доктрина абсолютной монархии середины XVIII в. в целом основывалась в
определении правоотношений власти и церкви на следующих принципах: 1) Российское
государство есть государство православной веры и церкви; 2) монарх выступает как верховный
хранитель веры и церкви; 3) общественная функция государственной власти поглощает и
предопределяет функции церкви; 4) полномочия власти монарха верховны по отношению к
полномочиям церковной организации, полномочия церковных властей произведены от государ-
ственных59. Тем самым статус духовенства и церкви определялся в общей форме как зависящий от
политического усмотрения верховной власти, и существенных различий между политикой
государства в отношении духовенства и церкви и' политикой в отношении всех иных сословий не
предполагалось.
Секуляризация церковных имуществ
Самым крупным фактором изменения статуса духовенства и православной церкви, самым
очевидным новшеством в правовой политике & отношении православного духовенства времени
«просвещенного абсолютизма» стала секуляризация церковных недвижимых имуществ в пользу
государства. Именно секуляризация предопределила решение многих других отдельных вопросов
правовой политики и законодательных предположений о статусе церкви.
57 Манифест 7 июля 1762 г. // ПСЗ. T.XVI. № 11598. С.12-13.
58
Указ от 29 ноября 1762 г. // ПСЗ. T.XVI. № 11716. С.117
59 См.: Темннковскин Е.Н. Положение императора всероссийского в русской православной церкви в связи с общим
учением о церковной власти // Юридические записки. Вып. 1 (111). Ярославль, 1909. С.79-80.
220
Предположение о переустройстве управления и общей организации церковного земельного фонда,
включая финансовое положение церкви и монастырского духовенства, было поставлено на
обсуждение в правительстве еще в ноябре 1757 г. по особому распоряжению Конференции при
высочайшем дворе и по указанию (инспирированному, несомненно, Шуваловыми) императрицы
Елизаветы60. Попытка передать в управление государства церковные земли, подчинив их
специально создаваемой Коллегии экономии, была законодательно реализована в 1762 г., в
правление Петра III.
После восшествия на престол Екатерины II вопрос о церковном имуществе вначале получил иное
разрешение. На основании особого рассмотрения Сената в июле 1762 г. (хотя и при весьма
противоречивых мнениях) 12 августа 1762 г. последовал указ о возвращении всех движимых и
недвижимых имений в собственное управление церковных учреждений и о ликвидации Коллегии
экономии (с упорядочением только крестьянских повинностей по церковным землям)61. Издание
указа было, по мысли и правительства, и самой императрицы, лишь временным и
предварительным возвращением к предшествующей ситуации для ее будущего глобального
разрешения62.
27 ноября 1762 г. была создана правительственная комиссия о духовных имениях, в состав
которой вошли митрополит Дмитрий (Сеченов), архиепископ Гавриил, епископ переяславский
Сильвестр, граф И.И. Воронцов, князь А.Б. Куракин, князь С.Г. Гагарин, обер-прокурор Синода
князь А.С. Козловский и статс-секретарь Г.Н. Теплое (привычно ставший главным действующим
лицом комиссии)63. Задача комиссии определялась специальной инструкцией, написанной Г.Н.
Тепловым. В ней, развивая общую мысль о том, что «нравы человеческие не единым, но многими
временами исправляются», почему и следует предпринять новое попечение о пастырях и учителях
церковных, Г.Н. Теплов предложил установить новое финансовое обеспечение
церковнослужителей на основе государственно утвержденных штатов, предусмотрев меры по ук-
реплению духовного образования, социального обеспечения престарелых и бывших
священнослужителей.
60
См.: Сенатский архив. Т.Х. СПб., 1903. С.167
61
См.ПСЗ. T.XVI. № 11643. С.50-53.
62
См.: Бильбасов В.А. История Екатерины П. СПб., 1891. Т.2. С.2! 2-213.
63
См.: Указ и Инструкция от 29 ноября 1762 г. // ПСЗ. T.XVI. № 11716. С.117-121; Завьялов А. Вопрос о церковных имениях
при Екатерине И. СПб., 1906.
221
Комиссия о духовных имениях работала примерно до февраля 1764 г., причем постепенно вся ее
деятельность свелась к разрабатываемым Г.Н. Тепловым и им же внедряемым в адми-
нистративную политику (благодаря своему посту статс-секретаря императрицы) мероприятиям. В
мае 1763 г. была воссоздана Коллегия экономии, которая занялась конкретным описанием
церковных имений, хотя и под предлогом декларированной цели «упорядочения» духовных
имуществ64. К началу 1764 г. проект церковной реформы был разработан и представлен
императрице как доклад от комиссии". После доработки некоторых подготовительных мер, 26
февраля 1764 г. указ и манифест объявили об основных мероприятиях по секуляризации
церковных имуществ в Российской империи66.
В процессе и в итоге секуляризации67, духовенство и православная церковь были лишены своих
феодально-вотчинных прав, свыше 910 тыс. душ податного населения (до 2 млн. крестьян обоего
пола, что составляло примерно 14% от всей численности непривилегированной части населения
России) перешли в собственность казны под управлением Коллегии экономии. Составленная
правительственной комиссией инструкция предусматривала дальнейшие меры, ранее всего непос-
редственно материального свойства, вытекавшие из сущности секуляризации земель. Наиболее
болезненным для духовенства (насчитывающего до реформы около 100 тыс. человек разных
духовных званий, чинов, включая монашествующих) стало введение так называемых «штатов»: из
двадцати шести существовавших на то время епархий лишь три сохранили прежнее материально-
финансовое обеспечение благодаря столичному или особому статусу, остальные были отнесены ко
второму и третьему классам. Из 954 монастырей сохранены были только 385 (в том числе 161 «за
штатом», то есть на собственных доходах); прочие предписывалось закрыть, и до конца века это
64 См.: Именной указ от 12 мая 1763 г. // ПСЗ. T.XVI. № 11814. С.246-247.
65 См.: Комиссаренко А.И. Ликвидация земельной собственности феодального духовенства в России (разработка и проведение
секуляризационной реформы 1764 г.) // Феодализм в России: Сборник статей и воспоминаний. М.: Наука, 1987. С.169.
66 См.: Именной указ от 26 февраля 1764 г. // ПСЗ. T.XVI. № 12060. С.549-569.
67 См.: О секуляризации в XVIII в. см.: Знаменский И. Положение духовенства в царствование Екатерины II и Павла I. M.,
1880; Комиссаренко А.И. Русский абсолютизм и духовенство в XVIII в. Очерки истории секуляризационной реформы 1764 г.
М., 1990.
222
было реализовано. В результате в ближайшие два-три десятилетия в буквально каждой епархии
или по губернии числилось до двух-трех сотен «безместных» священников, которые весьма
неохотно записывались в низшие сословия, в крестьяне или горожане и составляли
люмпенизированную, хотя и с начатками образования обиженную массу населения68.
Секуляризаци-онная реформа сказалась и на крестьянстве: несмотря на облегчение финансовых
повинностей бывшие монастырские, а отныне «экономические» крестьяне начали страдать от
хронического малоземелья, вследствие того, что с отменой церковной подведомственности попали
под общее Генеральное межевание69.
Секуляризационная реформа создала качественно новую ситуацию для общей правовой политики
правительства в отношении православного духовенства и церкви. Фактически именно она
подорвала основу существования духовенства как самостоятельного, по своему статусу пусть
связанного с уходящей феодальной общественной структурой, сословия. Духовенство и церковь
не только полностью лишились самостоятельной политической значимости. Духовное звание
стало эволюционировать в особую категорию государственно-общественной службы, особая роль
которой опиралась только на идейно-культурные реалии современного российского общества.
«Если спрошу вас, кто вы и каково ваше звание, — риторически вопрошала императрица в
обращении к Синоду (составленному по всей вероятности Г.Н. Тепловым), излагая основы новой
политики власти в отношении церкви, — то вы верно дадите ответ, что вы — государственные
особы, состоящие под властию монарха и законов евангельских, призванные на проповедывание
истин религии и наставления в законе, служащем правилом нравов. Власть ваша есть власть
людей просвещенных, наставленных в истинах христианской религии»70. Власть отказывалась
признавать статус духовенства, основанный на священстве, но только на большей
«просвещенности» в вероучении. Что же до «государственной» должности церковных особ, то она
наверное понималась по-разному: бывшие всевластными святители явно рассматривали это как
право требовать государственной о них заботы, власть же — право требовать неукоснительного
подчи-
68
См.: Рындзюнскнй П.Г. Церковь в дворянской империи (XV11I в.) // Русское православие: вехи истории. М.: Политиздат,
1989. С.286-288.
6" См.: Захарова Л.Ф. К последствиям секуляризации церковных земель в России // Вопросы истории. 1982. № 12.
С.167.
™ Цит. по: Чтения Общества истории и древностей российских. 1862. Т.2. С. 187.
223
нения государственным интересам и государственному закону во всем.
Проблемы Основные идеи общеправовой полити-
духовенства и ки нарождавшегося, а затем вполне церкви в уложенных оформившегося
«просвещенного абсолю-комиссиях тизма», специальные условия секуляри-
зационных устремлений правительственной политики обусловили весьма малую степень
внимания к вопросам церкви и духовенства в проектах правовой реформы в целом, в работах двух
крупнейших уложенных комиссий.
В проектах шуваловско-воронцовской Уложенной комиссии 1754-1763 гг. предполагалось
подвергать регламентации государственным законом ту сферу, где пересекались интересы церкви
и государства: права иноверцев, положение раскольников, наказуемость посягательств на церковь
и православное вероучение.
Законопроекты 1754-1763 гг. основывались на подразумеваемом либо прямо выраженном
признании господствующего положения православной веры. Неукоснительное соблюдение
доктрины и конкретных предписаний православного вероучения полагалось как важнейшее
требование государственного закона, как первая добродетель подданного Российской империи:
«Понеже всякое благословение и благополучие от единого Бога всемогущего яко от истинного
начала всякого блага происходит, и для того все православные восточной греко-российской веры
христиане .должны себя в нелицемерном страхе Божий содержать и во вес* «ии-добрых
предприятиях на единого Бога надежду свою полагать, а напротив того от всяких
богоненавистных и благочестию противных поступков весьма воздержаться»71.
Отход от православной веры, совращение в нехристианскую веру, богохульство считались
преступлениями тяжкими и карались смертью. Веяния времени выразились, в частности, в том,
что из числа наказуемых были исключены «колдовство» и «чародейство» (как невозможные по
естеству), а преследоваться должен был лишь реальный вред от связанных с претензиями на такие
деяния мошенничествами.
Сообразно признанному первенству православной веры, законопроекты полагали статус других
церквей и вероисповеданий в России ограниченным. Приверженцы христианских вероучений
получали свободу вероисповедания и отправления церковных служб, но подавалось это как
«особливая милость к ним» — лютеранам, реформаторам и католикам; притом проповедь этих
Проекты Уголовного уложения 1754-1766 гг. СПб., 1882. С.1.
вероучений в России запрещалась72. «Пропагандировать» разрешалось только православие, при
желании перейти в другую веру таковой также могло быть только православие. По-прежнему
наказуемым рассматривал законопроект распространение вероучения раскольников (ч. III, гл. 19).
Однако раскольники получали право на равный со всеми суд, хотя и облагались двойной
подушной податью и им запрещался доступ к «военным и гражданским службам» в офицерских
чинах (ч. III, гл. 3, п. 10).
Сословные и имущественные права духовенства были едва затронуты в законопроектах.
Единственное упоминание о имущественных правах духовенства выражало стремление, соответ-
ственное намечавшемуся курсу правительственной политики, на ограничение собственнических
прав церкви на землю и на крепостных крестьян: за духовными лицами сохранялись бы лишь
права на сбор оброков, а права распоряжаться имущест-вами они лишались (ч. III, гл. 19, п. 2).
Не будучи поднят специально, как отдельная проблема правовой политики, вопрос о
изменяющемся статусе духовенства в работах Комиссии уложения 1767 г. получил еще более
категорическое решение.
Духовенство лишалось своего сословного представительства в Комиссии уложения, и духовных
лиц среди депутатов насчитывались единицы. Представленные депутатами наказы, за
исключением наказа от Священного Синода, почти обошли проблему церкви, статуса
духовенства; и только в некоторых дворянских наказах указывалось на недостаточную «просве-
щенность» местных священников, на скудость общего церковного образования, на желание
утвердить права на домовые церкви (последний вопрос, весьма частный, по разным привходящим
обстоятельствам приобрел значение для правительственной политики 1750-х — начала 1760-х
годов)73. В выступлениях депутатов в Большом собрании, в различных «мнениях» и
представлениях по законопроектам церковные вопросы также не были затронуты на правовом
уровне. Проблема политических взаимоотношений государства и церкви в главном подра-
зумевалась депутатами решенной окончательно.
Подготовленные в Комиссии уложения законопроекты по основным направлениям сосл о в но-
право вой политики засвидетельствовали очевидное стремление правительства завершить
224
72
См.: Проект нового уложения... Ч.Ш. СПб., 1893. С.11-12.
73
См.: Покровский И.М. Екатерининская комиссия о составлении проекта нового уложения и церковные вопросы в ней
(1766-1771). Казань, 1910. С.52—61.
225
процесс ликвидации сословной самостоятельности духовенства74. Проект законов о «среднем роде
людей», подготовленный в частной комиссии о государственных родах, прямо включил не-
монашествующее, белое духовенство в состав этого новосоздаваемого сословия75. Обширный проект
специальной частной духов-ногражданской комиссии еще более был направлен и на ликвидацию
особого сословного статуса духовенства вообще, и на поглощение государственным законом всей
области церковного права76.
Одним из важнейших новшеств правовой доктрины «Наказа» и всех дискуссий в Комиссии уложения
были высказывания в пользу безусловной свободы вероисповедания — «разумного иных законов
дозволения, православною нашею верою и политикою не отвергаемого», как отмечалось в «Наказе»
(ст. 495). В «Наказе» «запрещение или недозволение их разумных вер» представлено было, во-первых,
как вредный для безопасности граждан порок политических установлений (ст. 494), во-вторых (что
было более прагматично), — как обстоятельство, способствующее «спорам их, противных тишине
государства и соединению граждан» (ст. 496). Для понимания задач доктрины весьма показательно
противопоставление «гонения на умы» началу «общего блага» с учетом, по сути, главным образом
соображений прочности государственного порядка. В тех же целях предполагалось необходимым
осторожно подходить к обвинениям в «чародействе и волшебстве» (ст.ст. 497-500), исключая такие из
числа уголовно-наказуемых деяний, а также к обвинениям в оскорблении вероучения, что, по
«Наказу», не следовало бы карать собственно уголовными наказаниями (ст. 74). Правда, под влиянием
замечаний высших иерархов, которым через Г.Г. Орлова давался первый текст «Наказа» для оценки,
Екатерина II дополнила последнее соображение упоминанием о допустимости «гражданских, а не
только церковных наказаний» (ст. 75).
Выраженное в проектах Комиссии уложения стремление к ликвидации духовенства как сословия в
государстве встретило
74
Подробнее о проблемах политики в отношении церкви и духовенства в Комиссии уложения см.: Крылов В.В.
Екатерининская комиссия в ее отношении к духовенству как сословию // Вера и разум. 1903. №№ 8-12; Крылов В.В.
Екатерининская комиссия по вопросу о расколе // Вера и разум. 1903. № 16; Покровский И.М. Указ, работа;
Омельченко О.А. Церковь в правовой политике «просвещенного абсолютизма» в России // Историко-
правовые вопросы взаимоотношений государства и церкви в истории России. М.: ВЮЗИ, 1988. С.24-92.
7
5 См. выше, гл. IV, § 6.
76
См. выше, гл. IV, § 6.
226
противодействие Синода, который настаивал на сохранении особого сословно-правового статуса
православного духовенства, на закреплении привилегий для высших иерархов и в целом претендовал
на правовом сопоставлении духовенства с дворянством77. Последующее развитие законодательства в
отношении правового положения церкви и духовенства показало, однако, что предположения
Комиссии уложения наметили реальную, хотя и не во всем столь последовательно завершенную линию
государственной политики.
Статус духовенства В законодательстве 1770 — 1780-х го-в законодательстве дов правительство
провело в жизнь все 1770—1780-х годов наметки правовой политики в отношении духовенства и
церкви, хотя комплексного общеправового решения проблемы выработано не было. Это можно
расценить как молчаливое отрицание особого статуса в государстве прежде столь мощного духовного
сословия. В 1771 г., после частичных послаблений ряду христианских, но неправославных церквей в
России, была официально декларирована свобода вероисповедания: «Как всевышний Бог терпит все
веры, языки и исповедания, то и ее величество из тех же правил, сходствуя его святой воле, в сем
поступать изволит, желая только, чтобы между ее подданными всегда любовь и согласие
царствовали»78. Из этого последует разрешение и для деятельности различных течений христианства в
России: «Наше матернее попечение было и есть, чтобы все верные наши подданные и к ним
присоединившиеся разных законов в совершенном согласии пребывали»79. Снимались
административные и отдельные правовые ограничения на распространение мусульманского
вероисповедания в тех губерниях, где оно было исторически религией большой массы населения. В
1780 г. уравнение в гражданских правах коснулось раскольников: с них был снят двойной подушный
оклад, им разрешалось занятие общественных выборных (негосударственных) должностей80.
В последние десятилетия XVIII в., формально оставаясь прежним на общезаконодательном уровне,
положение право-
7
? См.: Протокол заседания Синода 26 января 1769 г. // Сборник РИО. Т.36. С. 187-188.
78
Указ Синода от 17 июня 1773 г. // ПСЗ. T.XIX. № 13996 С.775.
'» Манифест 11 мая 1778 г. // ПСЗ. Т.ХХ. № 14748. С.674.
80 См.: Знаменский П.В. Руководство к русской церковной истории. 5-е изд. Казань, 1888. С.371-375.
227
славной церкви и духовенства продолжало меняться в результате правительственных
административно-правовых мер*1. Разбор 1769 г., проводившийся по системе «мест» и по штатам
еще 1722 г., существенно «вычистил» духовное сословие количественно: в духовном звании были
оставлены лишь те, кто имел реальные должности священно- и церковнослужителей. Прави-
тельство показало, что в своей административной политике не учитывает сословную
самостоятельность духовенства в его основной количественной массе. В 1784 г., в новые штаты
было включено немногим более 84 тыс. духовного звания лиц82. Численно духовенство также
теряло черты особого слоя в общественной структуре. Тем более что главный источник его
стабильного существования — монастыри — практически пре-крывался административными
запретами: до конца века было открыто только пять новых обителей. Материальное положение
духовенства стало регулироваться аналогично всему государственному управленческому
аппарату: в 1786 г. хлебное жалованье — «руга» — полностью заменилось денежным, в 1791 г.
было положено начало государственному обеспечению «выходящих из звания»
священнослужителей. В сохраняющихся формально сословных привилегиях духовенства на деле
стал доминировать подход «по государственной службе смотря»: с 1783 г. запрещалось вступать в
духовное звание крепостным крестьянам, в 1779 г. отменены телесные наказания для духовных
лиц, но опять-таки лишь для тех, кто непосредственно находился ла церковной службе.
Окончательно обособившееся военное духовенство было выведено из-под административной
власти епископа и превратилось почти в разряд военной администрации.
В связи с общими судебными реформами и реформированием уголовного права сократилось
влияние церкви на правовую жизнь общества. Вместе с тем стремление к полному поглощению
церковного права общегосударственным оказалось недействительным. В 1786 г. вновь была
переиздана с обоснованиями Кормчая книга — для практического руководства правоприменением
в церковных учреждениях, и тем самым идея о новом своде государственных установлений для
всей церковной жизни осталась лишь в проекте Комиссии уложения.
°' См.; Доброклонскнй А. Руководство по истории русской церкви. Вып. 4. М., 1893; Беликов В. Отношение государственной
власти к церкви и духовенству в царствование Екатерины II < 1762-1796) // Чтения в Обществе любителей духовного
просвещения. Т.1. М., 1874. С.96-163, 467-507.
°2 См.: Церковь в истории России (IX век — 1917 г.) М.: Наука, 1967. С. 165-166.
228
§ 3. Проблема правового статуса низших сословий
Проблемы статуса На этапе формирования «просвещенно-низших сословий го абсолютизма» в
России законода-в политике начала тельная политика не ставила вопроса 1760-х годов об
урегулировании в общей форме са-
мостоятельного правового статуса других, помимо дворянства сословий. Отдельные
законодательные меры, принимавшиеся властью и правительством, касались только узких групп,
которые в чисто прагматических, финансово-фискальных целях выделяла политика абсолютизма
на рубеже XVII-XVIII вв..: купечество, ремесленников, но которые к середине XVIII в. уже далеко
не представляли мещанское, а тем более крестьянское население страны. Уровень предлагаемых
решений в отношении этих сословных групп в главном по-прежнему ориентировался на задачи и
декларации политики минувшего времени и потому смысл правовой регуляции зачастую
противоречил реалиям нового времени83.
Проекты Уложенной комиссии 1754-1766 гг. специально не выделяли ни крестьянское, ни
городское население. Хотя последнее за почти столетие направленной законодательной политики
(по-особому закон регулировал налогообложение городского населения в разных его категориях,
особо определялись собственнические, землевладельческие, наследственные, торговые его права и
др.) объективно оформилось в целостное в правовом отношении сословие. Согласно проекту «О
состоянии всех подданных вообще», обособленные права предполагались только для купечества84.
С началом царствования Екатерины II в правительстве стало определяться новое "отношение в
рамках сбщей законодательной политики по отношению к податным, непривилегированным
сословиям. Как бы продолжая и воспринимая предположения времени Петра III об «укреплении
городского сословия в государстве»85, в правительстве стал все чаше подниматься вопрос о
правовом урегулировании в законе и в государственных институтах «третьего чина» (под которым
понимались прежде
83
См.: Пажитнов К.А, Проблема ремесленных цехов в законодательстве русского абсолютизма. М., 1952.
84
См. выше, гл. 2, § 2.
85
См.: Штелнн Я.Я. Записки // Чтения Общества истории и древностей российских. 1866. Кн.4. Отд.У. С.103.
229
всего купечество и городское торгово-промышленное население)86.
Созданная в 1763 г. особая правительственная Комиссия о коммерции (работавшая до 1788 г.)
помимо собственно вопросов о совершенствовании мер по стимулированию торговли и упо-
рядочению сословных льгот, связанных с торговым делом, затронула и статус низших сословий. В
одном из выработанных законопроектов Комиссия прямо отметила, что «мещане в городах
третьим классом между дворянским и крестьянским состоят в государстве, а сей класс составляют
купцы, которые обыкновенно носят имя посацких»87.
В 1764 г. при переустройстве Академии художеств императрица декларировала стремление
правительства воссоздать, в том числе и путем специального воспитания и образования, «третий
чин в государстве»88.
Косвенной постановкой вопроса о статусе крестьянского сословия стал проведенный в 1765-1767
гг. по инициативе Екатерины II (через посредство графа Г.Г. Орлова) конкурс законодательных
предположений и научно-публицистических работ в организованном Вольном экономическом
обществе по теме «Что полезнее для общества, чтоб крестьянин имел в собственности землю или
токмо движимое имение и сколь далеко его права на то или другое имение простираться должны».
Конкурс имел в общем вполне естественную ориентацию на сохранение и регламентацию
государством крепостнических отношений в деревне, при этом не ставился вопрос о сословном
выделении крестьянства как особой правовой категории населения с охраняемым законом
статусом89. Неприятие последнего также было закономерно, поскольку было связано с вопросом о
судьбе крепостного права, охраняемого государственными законами, о свободе крестьянства. Все
возможные косвенные и уклончивые предположения о возможности решить частности, не решая
главного, как всегда емко и категорично выразил А.П. Сумароков, поставив вопрос о том, что
вначале надо решать:
86
См.: Троицкий С.М. Дворянские проекты создания «третьего чина» // Троицкий С.М. Россия в XVIII веке. М. 1982. С.192-
204.
87
Цит. по: Троицкий С.М. Указ, работа. С.194.
88 Утвержденный доклад 22 марта 1764 г. // ПСЗ. T.XVI. № 12103. С.669.
89
О Вольном экономическом обществе и конкурсе 1765-1767 гг. см.: Орешкин В.В. Вольное экономическое общество в
России. М.; 1963; Белявский М.Т. Крестьянский вопрос в России. М., 1965. С.281-304; Петрова В.А. Вольное экономическое
общество как проявление просвещенного абсолютизма: Автореф. дис. ... канд. истор. наук. Л., 1980.
230
какому крестьянину — вольному или крепостному — нужна и полезна собственность. Если
вольному — это одно, если крепостному, то еще ранее надо решить полезность для дворянства
крестьянской свободы. А тогда уж «ежели вольность крестьянам лучше укрепления, надобно уже
решить задачу объявленную... Впрочем, свобода крестьянская не токмо обществу вредна, но и
пагубна, а почему пагубна, того и толковать не надлежит...»90.
«Наказ» и В такой идейно-правовой атмосфере
проблема статуса правительственных предположений
низших сословий «Наказ» Екатерины II и продолжил
линию правительственной политики в
отношении мещанства и крестьянства, и предложил некоторые законодательные новации.
Исходя из общих начал сословно-правовой политики с разделением общества в правовом
отношении на три «члена» по их общественным и государственным «должностям», «Наказ»
предполагал выделить ранее всего (из прежде единого слоя низших сословий) «средний род
людей». «Средний род людей» формируется из мещан, которые «упражняются в ремеслах, в
торговле, в художествах и науках» (ст. 376), занятия для общества полезные, поэтому
целесообразно ввести и правовые установления, выгодные для этого рода. «Наказ» утвердил
свободный статус «среднего рода», который «пользуясь вольно-стию, не причисляется ни ко
дворянству, ни к хлебопашцам» (ст. 379). В этом «среднем роде» могут быть устанавливаемы
разные внутренние степени преимуществ, которые (равно как и для дворянства) могут дароваться
путем причисления к среднему роду, так и отниматься исключением из этого сословия чз-за
поступков, нарушающих основание дарованных выгод и прав — в данном случае нарушений
«трудолюбия и добронравия» (ст.ст. 382-383). Мещане имеют в городах право на дома и на
имущества, они обязаны для собственного благосостояния и для гражданской безопасности
уплачивать подати, но получают привилегию беспрепятственно распоряжаться и пользоваться
принадлежащей им собственностью (ст. 394). Наряду с этим в «Наказе» содержалось и
предположение о специальной организации и особой правовой регламентации цехового
ремесленного устройства в городах, тем самым ремесленники должны составить специфическую,
внутреннюю категорию мещанства (ст.ст. 400-403).
В отношении сословие-право во го статуса крестьянства законодательная доктрина «Наказа» была
менее определенной. Оче-
90
Цит по: Соловьев С.М. История России. Кн. XIV. М., 1965. С.102.
231
L
видно, что при известных и очевидно прочитываемых исходных социально-политических и
правовых посылках этой доктрины в ней не могло идти речи о большем или меньшем движении к
ликвидации крепостнических отношений. (Научно малопродуктивны поэтому любые
историографические сетования на этот счет.) Очевидно и то, что личная позиция Екатерины II в
вопросе об общественной ценности крепостной несвободы и следующих из нее острых
общественных столкновений также вполне определенная: она отчетливо видела жизненные тяготы
и тупики, приносимые крепостным правом, но столь же отчетливо рассматривала такие
отношения помещиков и крестьян как проявление «частного расположения того народа, ради
которого оно учреждено» (ст. 262), почему законодателю и не резон вообще вторгаться в существо
этих отношений.
«Наказ» декларировал, во-первых, сдержанность в отношении с подневольными людьми и
упоминал постановления Петра I о необходимости брать в опеку помещиков, мучивших своих
крепостных (ст.ст. 253, 256). Законы гражданские должны предотвращать злоупотребления
рабства и предостерегать опасности, которые могут происходить от этих злоупотреблений (ст.
254). Закон может регулировать пределы обладания крепостными своими имуществами (ст. 261).
Главное, что в целом предусматривала доктрина «Наказа», это необходимость подробного
государственного регулирования крепостнических отношений в целях избежания прежде всего
общественных волнений п правовых злоупотреблений. Что касается вопроса о лра-^ояо^
обособлении крестьянства как сословия, то «Наказ» скорее отрицательно решал его:
подразумевалось, что заслуживает осуждения, если рабы не могут требовать удовлетворения в
суде (ст. 257), но вместе с тем положения о допустимости собственного крестьянского суда, о том,
что владельцы могут освобождать крестьян (записанные в первоначальной редакции этой главы
«Наказа»), были опущены. Хотя и эти положения лишь в незначительной степени продвигали
предположения об учреждении общего правового статуса крестьянского населения.
Разработка «Жало- Второй частью таким образом выраба-ванной грамоты тывавшейся в
правительственной полгородам» 1785 г. итике программы систематизации сословных прав
должен был стать акт о
правах мещанства, или «среднего рода людей». В отличие от свода законов о правах дворянства,
идея сословного самоопределения мещанства принадлежала уже преимущественно доктрине
«Наказа» и первое ее воплощение представили законопроекты Комиссии уложения.
232
К непосредственной работе над будущим актом о статусе городского сословия Екатерина II
приступила примерно в 1780 г. К этому времени относятся ее записки генерал-прокурору с
запросами об актах, которые регулировали правовое положение мещанства, привилегии цехов.
Тогда же императрица затребовала у А.А. Вяземского несколько городских наказов, представ-
ленных в Комиссию уложения91. Окончательная доработка нового законопроекта проходила
одновременно с работой над «Жалованной грамотой дворянству» и велась в главном единолично
императрицей.
Законопроект о статусе городского населения был несравненно более сложной работой, нежели
свод дворянских прав; более многочисленны были и предварительные, черновые его варианты92.
По структуре и по исходным началам в систематизации правовых вопросов новый проект был
ориентирован Екатериной II на повторение «Жалованной грамоты дворянству». Другие
источники, повлиявшие на содержание проекта, условно можно подразделить на три группы: 1)
прежнее российское законодательство XVIII в. о цеховом устройстве, о правах купеческого
сословия (цеховой устав 1722 г., указы 2 апреля 1772 г. и 17 марта 1775 г., где купечество впервые
получило законодательно признанное общеправовое преимущество перед низшими податными
сословиями, Устав благочиния 1782 г., Учреждения для губерний 1775 г., где были определены
система городских органов управления и общие принципы регулирования городской жизни); 2)
материалы Комиссии уложения (проекты частных комиссий о городах и о «среднем роде людей»,
мнения отдельных депутатов по вопросу о правах городского населения, законопроект «О среднем
роде людей», подготовленный частной комиссией о государственных родах); 3) иностранное
законодательство (шведский Устав цехам и Положение о маклере 1669 г., прусский Ремесленный
устав 1733 г., городовые привилегии Риги, Ревеля и др.; последние использовались императрицей
по специальной справке, подготовленной в Комиссии уложения). Влияние на законопроект
оказали и источники маг-дебургского права. Консультативно Екатерина II знакомилась и с
правовой практикой Сената, с его инструктивными материалами
" См.: записки Екатерины II А.А. Вяземскому 29 февраля 1780 г. и 11 марта 1780 г. // ЦГАДА. Ф.Ю. Оп.З. Д.494. Л.497, 498.
*2 См.: Наброски и черновые редакции Грамоты городам // ЦГАДА. Ф.Ю. Оп.1. Д. 18,22; оп.2. Д. 125. Об истории создания
грамоты см.: Кнзеветтер А.А. Городовое положение Екатерины П 1785 г. Опыт исторического комментария. М., 1909.
233
по городским делам, в том числе составленными А.Я. Поленовым, инструкциями нотариусу и
аукционисту93.
3 апреля 1785 г. подготовленный императрицей законопроект был заслушан в Совете при
высочайшем дворе, торжественно признавшим «таковой опыт новым и изобильным источником
устройства, благополучия и т.п.»94.
«Жалованная «Грамота на права и выгоды городам грамота городам» Российской империи»
(как официально называлась «Жалованная грамота городам» 1785 г.) была опубликована
одновременно с «Жалованной грамотой дворянству» 21 апреля 1785г.«.
Впервые я российском законодательстве оформлялся единый правовой статус городского
населения, вне зависимости от рода деятельности и профессиональных занятий. Такое единство
объяснялось в предварявшем «Жалованную грамоту» манифесте той общественной пользой,
которую приносили и приносят города и само «устроение городов» «не токмо для граждан тех
городов, но и для окрестных обитателей»96.
При определении содержания статуса городского населения в законе проявилось то понимание
города, какое было сформировано в проектах частной комиссии о городах: город как особое
государственно-общественное установление, где соединяются проживание на специфически, по
определенному плану >строенной территории, особая административная организация и признание
за жителями прав на особые виды занятий и связанные с ними привилегии. Для получения статуса
«горожанина» необходимо было проживать и иметь занятие именно в «городе», что зависело от
того, признано или нет данное поселение за таковой государством. Последнее обстоятельство
должно выражаться в наличии особой жалованной грамоты городу от верховной власти (ст. 28).
Поселение в городе должно сопровождаться установленной правовой фиксацией принятия на себя
обязанностей по «праву гражданскому» (ст. 6). Не записанным в мещанское сословие законом
запрещались и занятия, составляющие образ жизни «среднего рода людей» (ст.ст. 11, 16). Такое
понимание статуса города и городского населения, свя-
93 См.: ЦГАДА. ф.10. Оп.2. Д.125. ЛЛ22-149.
94
Архив Государственного совета. Т.2. СПб., 1869. С.359-360.
95
См.: ПСЗ. Т.ХХИ. № 16188. С.359-384; Российское законодательство Х-ХХ вв. Т.5. М., 1987. С.67-129.
96 Российское законодательство. Т.5. С.68.
234
занное с подразумеваемой конструкцией специфического городового права (хотя его и
невозможно было полностью выдержать в правовом смысле), имело несомненно консервативный
характер, обусловливалось правопониманием уходящей феодальной эпохи.
Мещанское состояние квалифицировалось законом как следствие общественного и
государственного признания особых «трудолюбия и добронравия» (ст. 80) и признавалось
наследственным (ст. 81). Однако в отличие от статуса дворянства, где наследственная передача
дворянского звания как бы по «естеству» принадлежала высшему сословию, мещанское звание
передавалось постольку, поскольку это признавалось «полезным для всего общества»; потому
приобретали сословное звание и члены семьи мещанина (ст.ст. 82-83). Лишать мещанина «доброго
имени» и всех сословных привилегий разрешалось лишь на законных основаниях, равно как и для
дворянства (ст. 86). Закон содержал и исчерпывающий список таких обвинений (ст. 86).
По формальному перечню круг личных прав мещанства определялся по аналогии с дворянством,
но содержательно объем прав и привилегий был уже. Мещане могли пользоваться правом охраны
личного достоинства и личной чести (ст.ст. 84, 91), некоторые дополнительные личные
привилегии даровались соответственно особым внутренним правовым категориям мещанского
сословия.
Впервые устанавливались общие для всего мещанского сословия имущественные права. Мещанин
обладал охраняемым законом правом собственности на имущество (ст.ст. 87-88), включая полное
им распоряжение, наследование и т.д. Однако особого режима использования, какой был
установлен для дворянской собственности, не правополагалось. За городским сословием
признаваясь свобода в организации промышленного производства (ст. 90), право вести «торг,
ремесло и промысел» также соединялось с мещанским званием (ст. 10). Признавая право
обзаведения в городе за мещанами, право на строительство домов, торговых и других заведений,
«Жалованная грамота» практически обошла вопрос о правах мещанства на земельную
собственность прямо и только подразумевала таковые.
Мещанство подразделялось на шесть условных внутренних категорий, принадлежность к которым
влияла на предоставление ряда дополнительных личных и имущественных привилегий
внутрисословного характера. К первой были отнесены «настоящие городские обыватели»,
имеющие в городе дом или иную недвижимость (ст. 77), ко второй — записавшиеся в гильдии
купцы (ст.ст. 77, 92), к третьей — состоящие в цехах ремесленники (ст.ст. 77, 123), к четвертой —
иногородние и иностранные
235
гости (ст.ст. 124-131), к пятой — именитые граждане (ст.ст. 132-137), к шестой — прочее посадское
население, «посадские вообще» (ст.ст. 138-146). Для купечества сохранялось внутреннее
дополнительное распределение по гильдиям соответственно величине объявляемого капитала. Купцы
первой и второй гильдии обладали дополнительными личными правами: свобода от телесных
наказаний (ст.ст. 107, 113); правом на более роскошные выезды (ст.ст. 106, 112). Особой их
имущественной привилегией было право владеть крупными промышленными и торговыми
предприятиями (ст.ст. 104, ПО). От телесных наказаний объявлялись свободными и именитые
граждане — состоявшие в городской администрации, ученые, художники, оптовые торговцы, хозяева
кораблей (ст. 135). Прочие различия в правах были несущественны для правового статуса. Для
ремесленников установлено было цеховое устройство производства и подробно были
регламентированы внутрицеховые отношения (ст. 123).
Мещанство признавалось сословной корпорацией публичного права, ему предоставлялись права
местного (городского) самоуправления9'.
«Сельское положение» Третьей составной частью общего зако-(проект 1785 г.) неположенна о
правовом статусе сословий предполагался сходного содержания акт, который должен был урегули-
ровать статус крестьянства. Тем самым устанавливалось бы ,л определялось законом состояние
«нижнего рода людей», согласно доктрине «Наказа»98.
Проект своеобразной жалованной грамоты крестьянам разрабатывался Екатериной II в 1782-1785 гг.
как основная часть тогда же задуманного сводного «Наказа Директора Экономии, или домоводства»,
которым должны были определиться принципы управления государственными имущества ми и статус
государственных крестьян99. В этом «Наказе» ею было выделено «Сельское положение» (по образцу
«Городового положения»),
"' Подробнее о городском самоуправлении см. ниже, гл. 7, § 7.
У8
На связь проекта о правах крестьян с общими законодательными предположениями 1780-х годов обратил внимание
английский исследователь Р. Барлетт. См.: Барлетт Р.П. Некоторые правовые аспекты взаимоотношений между государством и
крестьянством в России во второй половине XVIII в. // История права: Англия и Россия. М.: Прогресс, 1990. С.126.
"" Материалы, черновые редакции см.: ЦГАДА. Ф.10. Оп.1. Д.28, 29, 31; Ф.10.) Оп.2. Д.132-134.
236
повторявшее по структуре и по правовой форме соответствующие разделы «Жалованной грамоты
городам»100.
Особенностью (и важнейшей чертой) нового законопроекта являлось то, что адресовался он только к
государственным крестьянам, которые юридически находились в несколько привилегированном
положении, чем владельческие. Обособление в самостоятельную сословную категорию именно
государственного крестьянства повлекло бы, конечно, сдвиги в общественной позиции и крестьян
владельческих. Проект предполагал утвердить за «сельскими обитателями» неотъемлемые сословные
права, в том числе право на свободное звание, на собственность в движимом имуществе и свободу
приобретения вновь недвижимой собственности (исключая деревни с крестьянами, фабрики и заводы).
Крестьяне могли отказаться выполнять незаконно им определенные повинности и разного рода сборы;
им предоставлялось право на занятия земледелием, мелкой торговлей и разными промыслами (пп. 55-
62). Лишение крестьянина прав его состояния могло происходить только на законной основе (п. 59) и
только при условии установленного судебного разбирательства (п. 57). Подобно городскому
сословию1**1, крестьянство подразделялось на шесть внут-рисословных категорий: первостатейные,
второстатейныс, третье-статейные, чужеродные и переселенцы, первоместные поселяне, все прочие
поселяне. Для каждой категории вводились некоторые дополнительные привилегии личного характера.
Так, первые две группы поселян (с объявленным капиталом свыше 1 тыс. руб.) освобождались от
телесных наказаний.
Сельское общество на общинном уровне рассматривалось также как корпорация публичного права:
они могли организовываться в местное самоуправление, выбирать свой сословный суд, представлять
местной администрации — ведомству «Директора экономии» — прошения о «нуждах и недостатках».
100
Разделы «Сельского положения» См.: Сборник РИО. Т.20. С.447-498. Краткие характеристики содержании см.: Зайцев К.И.
Очерки истории самоуправления государственных крестьян. СПб., 1912. С.25-35; Дружинин Н.М. Просвещенный абсолютизм в
России // Д. Социально-экономическая история России. Избранные труды. М.: Наука, 1987. С.258; Bank It R.P. Catherine Us
Draft Charier to the State Peasantry. // Canadian-American Slavic Studies. Vol.23.№ 1. 1989. pp.36-57.
0
Как было отмечено ранее, «Сельское положение» представляло «совершенное применение начал городского положения к
казенным поселянам» См.: Смирнов А. Предположения об устройстве казенных крестьян со времени Екатерины II до 1836 г. //
Журнал Министерства государственных имуществ. Т.81. 1862 (№ И). Отд.2. С.425-429.
237
«Сельское положение» в отдельности было вполне завершенным и отредактированным Екатериной II
проектом102. Обстоятельства, не позволившие ему стать полноправным законом, могли быть чисто
случайные. Возможно, императрица «не совладела» с более крупным своим замыслом — работой над
сводным «Наказом Директору экономии». Правовые начала условной жалованной грамоты
крестьянству нисколько не противоречили законодательной доктрине «Наказа» и, по сути, в суженной
форме воспроизводили предположения проекта «О нижнем роде людей», подготовленного в Комиссии
уложения. Однако в реальной ситуации 1780-х годов введение именно этого из трех сводов сословных
прав в наибольшей степени должно было бы повести к переустройству управления государственным
хозяйством и социально-правового законодательства в отношении крестьянства. Что лишний раз могло
заставить правительство и императрицу сдержаннее отнестись к правовым новациям в этой сфере.
***
В своей доктрине, в осуществленных правовых актах и в нереализованных правительственных
законопроектах правовая политика «просвещенного абсолютизма» в вопросах регулирования
сословного строя придерживалась линии на строгое закрепление в законе сословной общественной
структуры с различными для каждого сословия личными и имущественными правами. Основным
вопросом правовой политики «просвещенного абсолютизма» в социально-правовой сфере стала
проблема сословного размежевания в обществе на три категории: дворянство, мещанство и
крестьянство — с обособленным закреплением для каждой собственного и самостоятельного сословно-
правового статуса. Эти ориентиры предупредили стремления к сословной ликвидации духовенства как
особой правовой категории населения.
В конкретном содержании сословие-право вой политики «просвещенного абсолютизма» доминировало
стремление к законодательному закреплению сословного статуса дворянства как категории,
обладавшей наибольшим объемом установленных законом прав и привилегий. В оформлении
правового статуса дворянства проявилось и устремление гарантировать сословные права как
неотъемлемое свойство высшего со