Black  

Cattaleya
Человек из бутылки

«ЛитРес: Самиздат»
2017
 Cattaleya B.
Человек из бутылки  /  B. Cattaleya —  «ЛитРес: Самиздат»,  2017

ISBN 978-5-5321-1419-7

Я - человек из бутылки. Вернее, человек, живущий в бутылке. В бутылке

так безопасно. В бутылке, ты просто плывёшь по течению, иногда волны
выбрасывают тебя на берег, словно бросая вызов, чтобы ты осмотрелся и
возможно надавил с такой силой, чтобы разрушить, уничтожить границы,
чтобы они с треском раскололись, рассыпались и ты, наконец-то, вдохнула
свежий воздух, воздух свободы. Воздух победы. Над собой.

ISBN 978-5-5321-1419-7 © Cattaleya B., 2017

© ЛитРес: Самиздат, 2017
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

Благодарю моих родителей за то, что никогда не препятствовали моим странностям и

позволяли всегда оставаться собой.
Благодарю любимого человека, который по совместительству является первым читателем
и главным критиком, за терпение, понимание, искренность и доверие.
Благодарю близкую подругу за то, что своим неповторимым образом привнесла изю-
минку в моё творчество. Пока вы, читаете и восхищаетесь Кэт, она продолжает жить не только
на книжных страницах. Возможно в эти минуты мы пьём кофе в любимой кофейне и мечтаем
о счастливом будущем. Ну, или делаем новый маникюр и сплетничаем о непристойных вещах.
Благодарю моих близких, которые делились со мной своим впечатлением в процессе
работы.
Благодарю вас, ценители прекрасного за ваш выбор, приятного чтения!!!!

«Мы живём одновременно в двух мирах, двух реальностях: внутренней реальности наших
мыслей, чувств и взглядов, и внешней реальности, где существуют люди, места, вещи и собы-
тия. Не в силах разделить эти Внутренний и Внешний миры, мы позволяем видимому Внеш-
нему миру господствовать в нашей жизни, отводя Внутреннему лишь роль «зеркала», отра-
жающего всё происходящее с нами. Наш внутренний мир очень чувствителен, и, лишь реагируя
на воздействие извне, мы не имеем возможности осознать, какой силой обладаем»
– Джон Кехо «Подсознание может всё», труд достойный внимания, в день, когда меня
одолевали сомнения по поводу главной идеи книги, которую вы сейчас держите в руках, я
прочла этот чудодейственный абзац и принялась за работу с таким рвением, воодушевлённая
и окрылённая, что ничто на свете не смогло меня остановить.
Возможно, Джон Кехо никогда не узнает о том, что задал мне «дружественный пинок»,
однако я безгранично благодарна за это!!!

Письмо из бутылки:
«Жил ли ты, когда-нибудь, читающий эти строки, дышал ли ты полной грудью, был ли
свободен твой разум от бесконечной болтовни, смолкал ли он хотя бы на миг?
Видел ли ты в жизни что либо, кроме себя самого, видели ли глаза твои, как Солнце
встаёт или ты и так это знаешь?
Видишь ли, ты человека в образе врага своего?
Боишься ли ты света в своей душе?
Останавливался ли ты хоть на миг, на пути своём, чтобы услышать стук собственного
сердца, чтобы изгнать из разума суету, чтобы понять где ты сейчас и куда стремишься всем
своим существом?
Спрашивал ли ты себя – Кто я? И если ответ твой «нет», остановись, отдохни, пришло
время…, взгляни на себя чужими глазами, заставь смолкнуть свой разум, потребуй у него
тишины, освободись от страданий, страхов, тягостных воспоминаний, все они в прошлом, все
они уже гниющие трупы, оставленные тобой далеко позади. До завтрашнего дня ещё далеко,
не беспокойся о нём, живи днём сегодняшним, мигом одним живи, наполняй сердце своё любо-
вью к этому самому мигу. Не бойся смерти, смерть не убьёт тебя, но мысли о ней могут
убить. Ты рождён чтобы думать о жизни, почему же мысли твои о смерти.
Жил ли ты когда-нибудь? Дышал ли ты полной грудью? Был ли свободен твой разум
от бесконечной болтовни?»

В тот год, год Её появления на свет весна стояла необычайно жаркая. Снега сошли ещё в
середине февраля, обнажив чёрную, насквозь продрогшую землю. С юга подул тёплый ласко-
вый ветер, разгоняя лениво плывущие по лазурному небу белоснежные облака.

4
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

Ночи напролёт моросил дождик, смывая накопившуюся за долгую холодную, полную

ожиданий и тревог зиму, грязь. Сквозь напитанную влагой и согретую солнечным теплом
землю, пробивалась первая зелень, окрашивая город в новые, яркие краски.
Набухали почки на деревьях в городском саду, распускались нежные, бледно-зелёные
листья, в воздухе витал аромат новой жизни. Когда природа так отчётливо демонстрирует нам
своё обновление, стоит распахнуть свои глаза по шире и смотреть в оба. Из года в год природа
указывает на своё бессмертие. В ней заключается вся мощь, вся неиссякаемая сила жизни. А
кто мы, если не часть природы. В такую пору полезно вспомнить об этом.
Прошлое опалой листвой гнило под ногами прохожих. О нём нет смысла сожалеть, оно
стало превосходным удобрением, своеобразной пищей для наступившей весны. Жалеет ли
дерево о сброшенной листве? Печалится ли о навсегда утерянном прошлогоднем наряде?
– Она такая крошечная.
– Ну, это пока. Смотри, какая сильная у этой малышки хватка.
Пол приподнял руку, чтобы наглядно продемонстрировать с какой силой розовые малю-
сенькие пальчики взяли в плен указательный палец его левой руки. Правой рукой он нежно гла-
дил раскинувшиеся по подушке волосы жены. Белоснежные стерильные стены палаты родиль-
ного отделения навевали мысли о жизни с чистого листа. Она одновременно восхищала и
пугала.
– Ты думал о том, как всё изменится? Наша жизнь, мы сами.
– Я предполагал, что роды тебя утомили. Может поспишь, отдохнёшь? Уверен тебе будут
снится сказочные сны.
Она устало улыбнулась. Её всегда восхищала его манера шутить, шутить, когда она спра-
шивала о совершенно серьёзных вещах.
– Мы такие ветреные, непостоянные в своём образе жизни, что мы можем ей предложить?
Он крепче сжал её сухую ладонь.
– Мы с тобой не бедны, Дженни. Можем предложить ей нашу любовь. Наше время.
Увидев, что она закрыла глаза, он продолжил говорить шёпотом.
– С её появлением наша жизнь стала намного богаче. Да, она будет орать не своим голо-
сом посреди ночи, её нужно кормить и купать, играть с ней, носить на руках. Мы справимся.
Мы будем её любить так, как любим жизнь, а возможно во много раз больше.
И они сдержали своё обещание. Они любили её, любили, как могут любить только те,
кто дарит нам жизнь, кто дарит нам свободу, свободу быть собой, так как в нас они видят под-
тверждение великой любви, а не своё продолжение. У всех нас есть только время и когда оно
подойдет к концу, ни о каком продолжении не может быть и речи, кулисы закроются, уставшие
актеры разойдутся по домам, зал опустеет…до следующего спектакля.
Склонившись над детской кроваткой Дженни позволила своим мыслям хаотично запол-
нять пространство больничной палаты.
«Похожа ли она на меня? Мне бы этого не хотелось. Нет. Не то, чтобы я себе была не по
нраву. Едва ли в таком возрасте можно уловить хоть какую-то долю сходства. Она прекрасна.
Она скорее похожа на себя».
Не отрывая от нее взгляда я от всей души желала, чтобы эта жизнь, которая набирала
силу прямо сейчас, передо мной, всегда оставалась похожей на саму себя, всегда оставалась
собой.
Дети – воплощение любви. Согласна, не всегда. Сколько нас появилось на свет благо-
даря случаю, обстоятельствам, которые едва можно назвать благоприятными. Рожденные из-за
мести, чтобы удержать, сохранить давно распавшуюся семью, чтобы было кому подать стакан
воды в старости, чтобы стать инструментом, умело играющим под палочку дирижера-родителя.
Сколько нас появилось просто потому что ежедневная скука сжирала заживо и кто-то
нуждался в развлечении, игрушке, смысле жизни.
5
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

Сколько нас появилось просто потому что пришло время, потому что потом будет поздно,
потому что часики неустанно тикают.
Сколько бы нас не было – нам всем повезло – мы родились, нам была дарована жизнь.
Причины не имеют значения, они остались в далеком прошлом.
Наша девочка появилась от избытка чувств. Источник нашей любви стал велик, мы так
заботились о нем, питали его уважением, пониманием, ежедневной заботой друг о друге и сво-
бодой, безграничной свободой. Однажды произведенной любви стало больше, чем мы могли
потребить.

Эти двое были другими. В этой крошечной девочке они видели не себя, они видели новую,
неповторимую и такую не похожую ни на кого жизнь. Она била в ней живительным клю-
чом, его звук размерено был слышен в области грудной клетки. Они знали, что любовь – это
единственное, что они могут ей отдать, отдать, не требуя ничего взамен. Они знали, что
она дана им на время, поэтому его нельзя было терять, упускать, ссылаясь на занятость,
бегая на работу, вечно ворча на его нехватку. Время – единственное, что они готовы были
потратить. Потратить на то, чтобы заботиться о ней, чтобы смотреть, как она рас-
тёт, чтобы навсегда сохранить в чемодане воспоминаний её первую улыбку, первое узнавание,
неловкие шаги, попытки и падения, упорство и победы. Они знали, что придёт время и она
уйдёт, уйдёт, чтобы никогда не вернуться и они отпустят её без тени сожаления, без глупых
упрёков, без осуждения. Отпустят, чтобы она продолжала любить, жить, быть свободной,
чтобы её не терзало чувство вины, чтобы она была счастлива.
Они знали, что в этот весенний день благодаря силе чувств, родилась новая жизнь. Они
не станут воплощать посредством этого ребёнка свои несбывшиеся мечты, таковых просто
нет, эти двое были яростными мечтателями, они всегда действовали сообща и у мечты про-
сто не было другого выбора, после шуточной игры в прятки, она сдавалась. Она воплощалась
в их жизнь, наполняя её светом.
Они не станут загонять её в рамки, не возьмутся обрезать крылья, не повяжут на
глаза, зудящую повязку, кишащую различными мнениями, убеждениями и правилами. Они поз-
волят ей быть собой, всегда, при любых обстоятельствах. Они научат эту малышку слы-
шать свой внутренний голос, доверять ему, избегая «добрых» советов из вне. Они покажут,
что своя жизнь лучше и полнее, чем чужая.
У них не было своего дома, вернее не было четырёх стен, скрипучих дверей и крыши,
протекающей каждой весной и требующей ремонта. У них не было комнат, обставленных
по всем правилам, потёртых ковров и несчётного количества безделушек, собирающих пыль
и требующих постоянного внимания, другими словами ежедневного ритуала, когда вы с важ-
ным видом проходитесь вдоль комнаты, помахивая специальным веничком, сметая пыль сего-
дняшнего дня с одного места на другое. Пыль ушедшего навсегда времени, которое вы потра-
тили на ерунду.
Эти двое были другими. Чувство дома было у них внутри. Они возили его с собой, как
дополнительный чемодан, в который сложили только приятные воспоминания, ассоциации,
всё, что можно назвать или охарактеризовать, как дом. Запах черничного пирога зимним
воскресным утром, пляшущий огонь в старинном камине, запах недочитанных книг, синие
васильки, растущие под окнами кухни, лукошко с грибами, собранное на прогулке, тёплые,
редкие объятья, голоса, эхом звучащие в сердце, детские и взрослые мечты.
Где бы они не были, в какой точке земного шара не жили, это было для них домом.

Все люди умирают, а некоторые и вовсе не живут…, они что-то вроде «живых трупов»,
бродящих в темноте вечной ночи. Всё отведённое время мы тратим на поиски света, а всё что
нужно – открыть глаза. Темнота не снаружи, она внутри, внутри меня, внутри вас.
6
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

Сделать это довольно просто, на это не требуется больших усилий, наши веки не тяжелее
пёрышка. Мы боимся. Боимся света. Свет уничтожит тьму, обличит того, кто скрывается в
ней, заставит нас взглянуть на себя. Темнота надёжно скрывает все изъяны, в то время как
свет обнажает их.
Изо дня в день ты ждешь, ждешь, когда же наконец-то начнешь жить, ты думаешь что
это вот-вот случится и каждый раз терпишь поражение.
Думаешь после тридцати жизнь только начинается? Думаешь, твоя жизнь начнётся, когда
ты закончишь учёбу, переедешь в другой город, когда вырастут дети, выйдешь на пенсию, зара-
ботаешь свой первый миллион? Можно пересечь все вышеупомянутые точки во времени, но
так и не начать жить. Жизнь не начинается после тридцати, жизнь начинается в тот момент,
когда ты нашёл смелость взглянуть себе в глаза, не оправдываясь, не выгораживая себя, не
прикрываясь чужими советами, не вызывая жалости у самого себя. Жизнь начинается в тот
момент, когда ты сбрасываешь с своих плеч груз прошлого, когда понимаешь, что оно мертво,
оно никак не влияет на тебя сейчас, в эти минуты, ведь в отличии от своего прошлого ты
жив. Жизнь начинается в тот момент, когда ты принял свои недостатки и определил свои
достоинства, когда ты услышал свой внутренний голос и поверил, доверился ему вопреки
всем, вопреки всему. Это может случится с тобой в двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят…,
ты можешь прожить долгую счастливую жизнь, можешь прожить всего лишь день, а можешь
и не жить вовсе.
Мне кажется, нет я точно уверенна, что я пока мертва. Все попытки реанимировать себя
самостоятельно, а их было предпринято не мало, одна за другой терпели поражение. Сколько
необходимо времени, чтобы наконец-то решиться на жизнь, что должно случиться, чтобы пере-
стать откладывать все, чего нам так хочется на «потом»? Может не ждать лучшего времени,
может не переживать на счет нехватки средств, неподходящего времени и прочей чепухи, а
просто взять, послать все к черту и начать жить. Согласна, можно обойтись без этого демони-
ческого существа, он не виноват в нашей собственной слабости. За много веков на его хрупкие
плечи сваливалось не мало наших промахов, и извинения тут не помогут. Знаете что поможет?
Решительность. Вера в себя, свои силы. Понимание, что жизнь – это не прошлое и не будущее,
это то, что происходит с вами и со мной СЕЙЧАС.

Письмо из бутылки:
«Заслуживаешь ли ты жалости? Если твой ответ – да, расскажи себе почему, прямо
сейчас, зачем откладывать? Расскажи как тяжело просыпаться по утрам, открывая здоро-
вые, способные видеть глаза, расскажи, как трудно вставать на ноги, готовить кофе руками
и думать о хорошем головой, расскажи и мы посмеемся вместе. Жалости ты не заслужива-
ешь, жалости не заслуживает никто из нас. Жалось убивает в нас силу. Жалость посягает
на веру в себя. Жалость убьет тебя медленно, ее оружие слабость и бездействие, ты будешь
медленно разлагаться, распространяя невыносимый смрад. Заслуживаешь ли ты жалости?
Если ответ твой – да, начни читать это письмо еще раз.
Заслуживаешь ли ты восхищения? Если ответ твой – нет, я расскажу тебе почему ты
ошибаешься, прямо сейчас, зачем откладывать? Расскажу, что ты достоин восхищения не
потому, что ты совершил что-то особенное, а потому что ты человек. В тебе существует
источник силы, источник счастья, не моя вина, что ты не видишь, что не в силах отыскать
его. Я вижу это в тебе, ты заслуживаешь восхищения. Каждый раз, подходя к зеркалу, загля-
дывая вглубь себя самого восхищайся, питай свой источник, пробуди свою душу. Заслужива-
ешь ли ты восхищения? Если ответ твой – нет, начни с малого, соверши нечто такое, что
заставит тебя поверить, раз уж у меня не вышло, раз уж ты не в силах поверишь мне».

7
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

Каждый раз, когда я приступаю к уборке, меня одолевает лень. Та самая, наша общая
знакомая. Её по ошибке называют двигателем прогресса. Так вот, как только я беру в руки
пылесос, моющий, разумеется. Ещё чего не хватало, так это возится с мокрыми тряпками, я
думаю, что двигателем прогресса есть никакая не лень. Двигателем прогресса есть борьба за
время. Меньше времени на рутинные домашние дела, полнейшая автоматизация и механиза-
ция всех процессов, больше времени для себя. В этом вопросе я абсолютный эгоист, смело
идущий в ногу с новейшими технологиями. Вопрос состоит в другом – где мы находим себя?
На что тратим драгоценное время?
Разумеется, не на просмотр телевизора, яростную критику и пустую болтовню. Мы про-
водим время с родными и близкими, мы учимся всему новому, мы путешествуем, познаем
окружающий мир, читаем хорошие книги. Мы готовим воскресные завтраки для своих люби-
мых родителей, ходим на долгие пешие прогулки по ароматному сосновому лесу, мы разжи-
гаем камин посреди ветреной зимней ночи, мы пишем длинные письма, мы любим. На протя-
жении освободившегося время мы живём, а носки нам постирает машина.
Что-то шевельнулось у меня внутри, в области грудной клетки, а в следующую секунду
в голове вспыхнула мысль: «Что бы на это сказала Нина? Разве носки не стирают собствен-
ными руками? Или ты настолько никчемна, что не можешь позаботиться о себе? Это какой
ерундой нужно заниматься, чтобы не хватило времени на стирку?» На моих губах промельк-
нула улыбка. Это было словно кто-то сплел из слов стрелу и выпустил ее из лука, чтобы она
неизменно попала в цель. Было ли вам когда либо интересно, кто или что пускает подобные
стрелы? Стрелы которые иногда больно ранят, их наконечники щедро смазаны правдой.
Я сидела в полном одиночестве, за столом, заваленным исписанными листами бумаги,
потрепанными книгами, книжными каталогами за прошедший год. Прямо передо мной было
огромное распахнутое окно Маяка, в котором плескалось море, море из воспоминаний, кото-
рые ты не разобрал, подобно неразобранным чемоданам и вещам, сваленным в кучу. Ты все
время думаешь о них, а когда забываешь, обязательно натыкаешься снова.
Я старалась не думать о том, что произошло за последние месяцы, но кто-то пускал свои
ядовитые стрелы, снова и снова возвращая меня к неразобранной куче всякого хлама. Это
мешало сосредоточиться на работе.
Подвергнув себя легкой форме насилия, другими словами, заставив себя работать, и не
получив абсолютно никаких результатов, я послала все к черту и подошла к обзорному окну.
После смерти Джека краску на рамах никто не обновлял и она скалывалась небольшими кусоч-
ками, обнажая голое дерево. Оно стало таким же беззащитным.
Был жаркий летний полдень. Древние толстые стены Маяка сохраняли свежесть и про-
хладу. Летом я часто работаю на Маяке.
Я пишу. Всякую ерунду, порой довольно интересную. Иногда я сбегаю на Маяк, чтобы
не слушать нравоучения Нины. Я только что окончила колледж и решила, что пришла пора
стать собой – тем человеком, которого я все эти годы прятала, оставляла в этих стенах, чтобы
отправиться в школу или колледж. Нина устроила грандиозный скандал, все эти разговоры,
что необходимо найти работу, зарабатывать на жизнь и посматривать по сторонам в надежде
найти подходящего мужа.
Мне кажется, что взрослые настырно дают глупые советы только для того, чтобы в слу-
чае, если ты не послушаешься, а затем потерпишь неудачу, с важным видом произнести дол-
говынашиваемую фразу – «Я же тебе говорил!», ну или что-то вроде того.
Мудрость – это не признак преклонного возраста, это признак богатого жизненного
опыта, который несёт в себе тонны ошибок, килограммы правильных решений. Когда Вы счи-
таете, что вправе давать советы своим детям, основываясь только на то, что Вы уже «жизнь
прожили»…Вы не проявляете заботу, Вы проявляете недоверие к собственным детям, осно-
вываясь на то, как были глупы в их возрасте.
8
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

Я бы прислушивалась к Нине, если бы она больше молчала.

Задача взрослых научить нас не прислушиваться к их мнению и советам, так как когда
их не станет, привычка слушаться кого-то у нас останется и мы кинемся на поиски советчика, а
где гарантия, что он будет советовать нам во благо? Задача родителей – научить своего ребёнка
слушать свой внутренний голос, доверять собственному мнению, думать самостоятельно.
Маяк – мое убежище от реального мира.
В его каменных стенах меня посещают разнообразные мысли.
Задумывались ли вы когда-то что такое Маяк? Какова его роль?
Маяк лишь оболочка, созданная из прочного камня, дерева и стекла. Важен тот, кто
внутри. Именно от его действий зависит, выполняет Маяк свое предназначение или нет.
Если говорить конкретно об этом Маяке, он бездействовал уже добрую сотню лет. Кроме
той, единственной ночи. Ладно, я расскажу вам. Я не уверенна, что каждое сказанное мной
слово – правда, я всего лишь повторяю историю, которую услышала от Джека, когда была
совсем маленькой девочкой.
После сытного обеда из трех блюд (Нина никогда не готовила меньше чем три блюда, это
она называла «быть хорошей хозяйкой и уметь заботиться о своей семье», хотя вряд ли мы
были семьей, но об этом позже) мы с Джеком отправились на долгую пешую прогулку, чтобы
избежать мытья посуды (чего нам и так никогда бы не доверили, всем известно, что у нас руки
растут не с того места).
Джек любил гулять со мной. Большую часть прогулок мы молчали, иногда он рассказывал
истории о деревне, о местных жителях, о Маяке.
В тот день мы поднялись на холм, он гордо возвышается над морем и тянется на несколько
километров вглубь материка. С его плоской вершины, много веков назад все и началось. Дело
в том, что через деревню, а если быть точнее, то через густо поросший вереском и разнотра-
вьем пустынный холм шла земляная дорога в город, расположенный в тридцати километрах
к югу. Обычный среднестатистический курортный городок, по крайней мере он был таковым,
пока некий его житель, достаточно предприимчивый, не пустил весьма убедительный слух о
том, что грязи, образующиеся на дне прилегающего к морю лимана, обладают просто волшеб-
ными свойствами и способны излечить многие болезни, да что там, за специально установлен-
ную цену, они и мертвого вернут из того Света. Не знаю, прибавил ли его голосу твердости
и убедительности тот факт, что годом ранее, этот же прохвост, открыл небольшую гостиницу
неподалеку. Таким образом в небольшой курортный городок потянулась вереница скучающих
барышень и на многое рассчитывающих юнцов, их компаньонок и компаньонов, зачастую всем
недовольных и вечно ворчащих. Одна за другой, доверху груженные всем необходимым, телеги
взбирались на холм, нетерпеливо топтались лошади искусно украшенных карет, ожидая своей
очереди на безопасный подъем по холму, без риска быть сбитыми бочкой с вином, или дам-
ским чемоданом, размером с саму телегу.
С этой вершины открывался прекрасный вид на далекий город, скрытый морской полу-
прозрачной дымкой-вуалью, тяжелый подъем оставался позади и в предвкушении своего близ-
кого выздоровления румянощекие девицы надували губки, а их компаньонки спешно рассти-
лали шерстяные пледы, доставали корзины с козьим сыром, виноградом и сидром. Спустя
какое-то время другой предприимчивый малый, построил на вершине холма таверну, снабдив
свое заведение бесподобной репутацией и довольно необычным меню, обещающим сплошное
удовольствие. Постепенно таверна стала «обрастать» деревянными лачугами, сколоченными
впопыхах, которые через многие годы заменили прочными каменными коттеджами. Соседний
город-курорт был очень популярен, туда приезжали в надежде выдать замуж кокетливых доче-
рей, а заодно подлечить подагру. Несколько лет спустя, одним смельчаком к городу был про-
ложен морской путь, так в городке появился собственный порт, а на холме, в тридцати кило-

9
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

метрах к северу, в деревеньке, названной в честь процветающей таверны, сотни каменщиков

возводили Маяк.
В современном мире этот старый увалень оказался бесполезным. Ведущие инженеры
научились строить легкие и прочные металлоконструкции и соорудили подобие маяка, непо-
средственно в порту.
Однако Джек до самой смерти получал жалование и считался в деревне Смотрителем.
Было нечто таинственное в этом слове.
Джек любил этого великана. Я и сама по уши влюбилась, когда впервые поднялась на
его вершину и взглянула на бескрайние морские просторы. Можно ли нам, простым смерт-
ным, понять всю его глубину? Сколько времени необходимо, чтобы постичь всю силу моря,
обличить его суть? Вопросы возникающие внутри меня, пронзали мой мозг, словно горящие
стрелы. У меня не было сил искать ответы.
Чтобы отвлечься, я обратила свою память в далекое холодное лето, чтобы вам стало
известно о той ночи, когда вершина Маяка озарилась пламенем. Я сама сотворила эту исто-
рию, ставшую впоследствии деревенской легендой, указывающей на непослушание, а также на
последствия собственноручно принятых решений.
Многие дни шли дожди, температура была ниже среднего, по крайней мере, так говорили
в утренних новостях. Фрукты гнили прямо на ветках, маленький ухоженный огород, гордость
и отрада Нины, превратился в раскисшее болото. Стоит ли упоминать, что все дни напролет
у Нины болела голова, ей нечего было закатывать в банки, складывать в огромные корзины
и ящики, поэтому она закатывала громкие скандалы. Обвиняя во всем бедного Джека и его
неработающий Маяк, она считала этих двоих прихлебателями за и без того скудным столом
честно работающих людей.
Вечером я решила это исправить, я решила, что на вершине Маяка должен, во чтобы то
ни было, гореть свет.
Когда Нина вычистив до блеска кухню, замочив белье, отправилась штопать перед теле-
визором, я проникла на ее территорию. Спички она всегда держала в одном и том же месте,
это Нина называла «порядком». Грубые деревянные дверцы старого кухонного шкафа легко
пошли мне навстречу, я схватила спичечную коробку и тихонько выскочила на задний двор.
Я нажимала на скрипучие педали велосипеда с невиданной силой, что-то, живущее во
мне и пускающее огненные стрелы, пронзающие сердце, ликовало. По правде сказать, это была
его затея, он борец, выступающий за справедливость.
Поднявшись на вершину я соорудила нечто наподобие костра, который в солнечные дни,
мы с отцом разводили, чтобы приготовить себе что-то съедобное, когда подолгу гуляли на
свежем воздухе. Только в этот раз куча из веток, старых газет, иссохшей травы была намного
больше, мне пришлось изрядно повозиться, прежде, чем результат принес удовлетворение.
В полутьме Маяка вспыхнула искорка и в ту же секунду погасла, первая спичка дала
осечку. Я присела на корточки и достала вторую. Она сработала, огонь набирал силу, тени,
отбрасываемые языками пламени плясали на выбеленных известью стенах. Я не могла отвести
взгляда от света, он заполнял собой все пространство, тьма отступала, а вместе с ней отступали
страхи.
Утром деревенские рыбаки, сортируя свой ночной улов, рассказывали, как посреди ночи,
на Маяке вдруг вспыхнуло пламя. Они сочли это за особый знак, когда приходят трудные вре-
мена, людям необходимы знаки, это их ободряет, в подобного рода знаки многие из нас верят
больше, нежели в себя самого. На суше им никто не поверил, все знали – Маяк давно бездель-
ничал, грея свои каменные стены в лучах южного Солнца.
По возвращению домой с причала, где Нина обычно покупала свежую рыбу, ее ждало
разочарование. Она поверила, что свет, лившийся считанные минуты с вершины Маяка этой
сырой, холодной ночью, тот самый «особый знак», он вселил в ее душу надежду на лучшее.
10
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

Разочарование состояло в том, что моя вчерашняя одежда, сброшенная кучей в ван-
ной комнате, была мягко говоря грязной и пахла дымом, на ботинки налипла глина, сухие
листья и трава, в кармане куртки предательски позвякивали спички. Стоит ли рассказывать,
что расплата за непослушание была ужасной. Нина пришла в ярость. Ей пришлось чистить
мою одежду, мыть волосы, в которые въелся запах дыма, наставлять меня на путь истинный.
Вот только я не нуждалась в наставнике, он у меня уже был. Его голос звучал еле слышно,
порой мне приходилось подолгу прислушиваться, но с каждым разом он набирал силу.

Письмо из бутылки:
«Когда ей стало невыносимо, когда мой голос заглушал её собственный, она приобрела
толстую тетрадь и внушительный запас чернил. С того самого дня мой голос – эхо её души –
въедается в белоснежную бумагу, неровными, дрожащими, словно пульс, буквами. Свидетель-
ство о том, что я жива. Я всё ещё жива. Моя жизнь на потускневших страницах.
Она боится меня, потому что совсем не знает. Её пугает неизвестность. Я представ-
ляюсь ей чудовищем, а между тем, я ничем не отличаюсь от неё, разве только одним – я не
обманываю себя. Я не лгу ей. Мой порок – это чистая правда».

Не могу вспомнить, когда именно Она заговорила со мной впервые.

Думаю, это случилось долгим зимним вечером, накануне праздничной недели. Я нена-
видела праздники. Все эти семейные сборища жутко раздражают, особенно, когда ты лишился
своей семьи. Нина бы возразила, она считала, что я должна быть благодарной. Так вот, если
в поле вашего зрения каким-то чудом попал ребенок, у которого отобрали родителей – дайте
ему как следует позлиться, побить посуду, кричать до хрипоты, позвольте ему, первое время,
игнорировать семейные праздники. Вскоре это пройдет, запас негативных эмоций не безгра-
ничен, если, конечно, их не накапливать.
Внизу, в гостиной пахло ванилью и корицей, это все дело рук Нины. Она, как никто
другой любила праздничную суету, мысль о том, что необходимо натереть все до блеска и
напечь целую гору пирогов приводила ее в дикий восторг. Джек сидел у камина с огромным
бокалом бренди, он тоже с удовольствием скрылся бы на Маяке, но из уважения к Нине он
неподвижно восседал в огромном кожаном кресле, как и подобает хозяину дома.
Слышались обрывки разговоров о будущем урожае, о приезжих, остановившихся в един-
ственном отеле на всю зиму, о новом докторе, который снял квартиру подальше от центра.
Я читала затертую до дыр книгу, ее мне обычно читала мама, эта книга говорила со мной
ее нежным голосом, стоило мне коснуться обложки.
Затаив дыхание я пробежала первую, выученную наизусть строчку и испугалась.
Из необъяснимой, неощутимой, невидимой и непостижимой глубины до меня донесся
тихий слабый шепот. Чужой. Я разозлилась. Мне хотелось услышать мамин голос, окунуться
в его теплоту и нежность. Я повторила попытку. Новый незнакомый звук острым ножом резал
слух.
– Кто ты? – прошептала я.
– Кто ты? – словно эхо донеслось из глубины.
– Я – Анна.
– Я Анна.
Громко захлопнув книгу я спрятала ее в чемодане, том самом дорожном чемодане с кото-
рым несколько лет назад приехала в этот дом.

Письмо из бутылки:
«Великой силой обладает голос, к которому ты прислушиваешься…»

11
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

Я ничегошеньки не знаю о вас и вашем возрасте, о статусе, о положении, которое вы

занимаете в обществе, о размере банковского счета, но мне безумно хочется спросить – нежи-
тесь ли вы в постели по утрам? Позволяете ли вы себе сладко потянуться? Или же вы из тех, кто
смыкает веки до последнего, вопреки звонящему будильнику, а потом вскакивает с постели,
словно ужаленный?
Ответ на этот вопрос мог бы многое о вас рассказать. Я думала об этом, когда в очередной
раз, проснувшись, тянулась изо всех сил, одновременно припоминая обрывки снов.
Мне снились они – мои родители. Все от того, что я думала о них вчера вечером. Иногда
я позволяю им оживать в моей голове.
Всем детям, рано потерявшим или никогда не знавшим родителей, нужна вера в то, что
они были хорошими. Мне достаточно просто знать – какими они были.
Воспоминания размыты, время растушевывает четкие картинки. Я почти ничего не знаю
о них. Чувствую, что они были особенными, чувствую их любовь, она по сей день плещется
в моем сердце, словно бескрайнее море.
Мои родители…, моя поддержка и опора. Что это были за люди?
Уверенна – они были богаты, очень. У них было время. Время на то, чтобы жить, чтобы
как следует присмотреться к этому миру, чтобы уловить ритм его дыхания, почувствовать…
Они баловали меня – плод их любви, я ни в чём не нуждалась. Я купалась в роскоши их вни-
мания, заботы, любви. Всё, чем я являлась, а возможно являюсь до сих пор – это они. Из мель-
кающих в памяти отрывков я могу кое-что вам рассказать, однако у меня нет полной картинки,
скорее это отдельные образы и чувства.
Я росла, окруженная заботой и вниманием, я купалась в родительской любви.
Долгими зимними ночами северные ветра рассказывали мне сказки.
Я познавала мир в непрекращающихся путешествиях, мои первые шаги принадлежат
влажному океанскому песку, первые слова навсегда поглотили горы, первая улыбка отпечата-
лась в лучах заката древнего полуразрушенного города.
Они верили в чудо, трудно не верить, если ты сам создаёшь чудеса. Я будто слышу их
голоса: «Милая, чудеса повсюду, присмотрись…, перед тобой всё богатство мира». Разуме-
ется, в те минуты мы не стояли у входа в банк, или в хранилище, в те счастливые минуты
мы, босые, с мокрыми от росы ступнями выглядывали Солнце…богатство мира вокруг нас,
замрите и оглянитесь, прямо сейчас. Смотрите сердцем, оно умеет видеть, глаза лишь смотрят
и навешивают на всё ярлыки.
Вечные романтики, скитальцы, мои добрые родители не знали сна и отдыха. Они любили.
Любовь – вот он – вечный двигатель. Учёные всего мира тщетно из года в год пытаются
изобрести вечный двигатель. Не удивительно, что они терпят поражение раз за разом. Нельзя
изобрести то, что давно существует.
Любовь – вот наш вечный двигатель. Любовь окрыляет, её сила безгранична, она под-
нимает с колен безнадёжно павших, Любовь низвергает отверженных, и они катятся в бездну
отчаяния. Любовь никого не оставляет прежним.

Любовь жива. Она повсюду. Ищите это сокровище в своём сердце. Берегите любовь.
Питайте её своими поступками, любовь не терпит пустых обещаний. Доверьтесь любви, она
придаст вам сил. Для любви не существует преград. Для настоящей крепкой любви всё воз-
можно. Избегайте подделок. Любите… Любите всем своим сердцем…
Пока мы любим – мы живы…пока мы любим.
Я не скучала, я не позволяла себе скучать. Скучают лишь по тому, что безнадёжно поте-
ряно. Возможно ли потерять большую часть себя? Мне было важно знать их историю, в конце
концов эта история отчасти принадлежала и мне. Каждый вечер, я прыгала в пропасть своих
воспоминаний, в надежде вспомнить их лица, различить голоса. Я чувствовала себя другой,
12
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

когда думала о них. Что-то во мне ликовало, когда я позволяла воспоминаниям заполнять про-
белы разума, когда я позволяла себе уноситься далеко в прошлое, чтобы снова чувствовать эту
силу, движущуюся во мне. Бесспорно, они передали мне знания, которые хранятся на пыльных
полках моей памяти, знания, которые я одновременно хочу отыскать и боюсь. Все дело в том,
что есть и другая я. Она смелее. Умнее, решительнее.

Письмо из бутылки:
«Город  полон  воспоминаний…они повсюду…в поношенных длинных пальто, безликие
тени, выброшенные нами на свалку времени, воспоминания бродят по опустевшим улицам,
случайно задевая прохожих…, оглянись вокруг,  город  полон  воспоминаний.. которые беспо-
щадно манят нас назад…в прошлое…»

Каждый раз когда Нина отправлялась в деревню – купить свежего молока, пополнить
запасы душистого мыла, да и от души поболтать с местными, обсудить последние новости, это
оборачивалось очередным скандалом.
Сегодня таким поводом послужила моя «писанина». Она яростно трясла передо мной
знакомым исписанным листком.

«Все люди – вафельные стаканчики, они пусты, у них нет вкуса, и только когда уме-
лая рука доверху наполняет стаканчик сладким, ванильным мороженным, посыпает тёртым
шоколадом – вафельный стаканчик обретает смысл.
Мечты – то самое мороженное, они наполняют каждого из нас. Человек без мечты –
пустой вафельный стаканчик. И лишь наполнившись мечтой, он обретает смысл.
Я живу мечтой. Эти два мира – реальный и мир моих грёз уже давно стёрли грань,
разделяющую их. Мне всегда было о чём мечтать, я всегда твёрдо уверенна в том, что мечты
сбываются, и неоднократно доказывала это самой себе и недоверчивым окружающим.
Иногда это было не просто. Люди, не имеющие мечты – жестоки. Они, во что бы то ни
было, стремятся разрушить твою веру. Никогда не спорь с такими. Просто воплоти мечту
в реальность. Преподнеси урок себе и другим.
Каждый решает сам, кем быть в этой жизни – вкусным, желанным мороженным
или вафельным стаканчиком, человеком, живущим полной жизнью или закомплексованным
живым трупом. Оглянитесь вокруг – таких – миллионы. Вы их узнаете, если послушаете о
чём они говорят. Их разговоры полны недовольства. Они ругают всех, они не знают чувства
благодарности. Это вафельные стаканчики, чёрствые и безвкусные».

– По-твоему все мы – черствые и безвкусные? По-твоему ты одна у нас особенная? Что

такого особенного в девице твоего возраста, которая не умеет вести хозяйство? Тебе не поме-
шает хорошая трепка, чтобы выбить из тебя все эти глупости, да твой Дед слишком слаб для
этого.
Джек молча поднялся из кресла и одним быстрым рывком выхватил у Нины листок. Про-
бежавшись по нему, он посмотрел на меня.
– Собирай все свои принадлежности и тетради, я принесу чемодан.
Было позднее время, мы брели знакомой тропой, море безумствовало. Волны разбива-
лись о скалистый берег у подножья Маяка, вздымаясь ввысь.
Море жестоко лишь во время шторма.
Джек отворил Маяк огромным медным ключом. Щелкнул выключатель, мы неторопливо
поднимались по деревянным грубым ступеням, таща за собой набитый бумагой старый кожа-
ный чемодан.

13
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

– Здесь ты сможешь делать все, что тебе вздумается, девочка моя. Большего я предложить
не могу. Мне и за это перепадет, но я крепкий малый. Я почти перестал слышать издаваемый
Ниной шум, в старости есть кое-какие плюсы. Это огонь камина, графин с виски и потеря
слуха, особенно, если твое хозяйство ведет слишком болтливая женщина.
Он подмигнул мне и открыл боковую дверь глубокого синего цвета.
– Это комната Смотрителя. Теперь она твоя.
Джек поставил у дверей чемодан и вышел. Я огляделась.
Комната была большая, окно почти во всю стену выходило на море, с деревянного пола
давным-давно слезла краска, грубые камни были выбелены известью. Потолок обрамляли
огромные квадратные деревянные балки, посредине одиноко свисала лампа.
Я перетащила свой чемодан в угол и подошла к окну. Мои мысли не сдерживаемые никем
и ничем наконец-то обрели полную свободу. Я думала о свете, о Маяке, о человеческой жесто-
кости и доброте. Я не раз еще подумаю об этом.
Маяк – свет во тьме, порой я чувствую себя маяком, дарящим рассеянный свет, свет,
идущий изнутри. Свет, состоящий из множества тёплых слов, соединённых с помощью любви.
Никто не бывает добрым от природы. Когда вы говорите о ком-то – природа наградила
его добротой, вы намеренно лжёте себе и своим собеседникам. Никому это не дано. Быть доб-
рым. Всё куда проще. Ты либо старательно взращиваешь на плодородных землях своей души
доброту, заботишься о ней, питаешь её, наслаждаешься полученными результатами, либо поз-
воляешь расти сорнякам, потому что тебе нет абсолютно никакого дела до садоводства.
Не пытайтесь ограничивать свой выбор и тем более не пытайтесь ограничивать выбор
других. Выбор – безграничен. Выбирайте сердцем. Слушайте внутренний голос. Его шепот –
верный ответ на поставленные вопросы.

Письмо из бутылки:
«Чтобы не сбиться с пути нужен ориентир, нечто такое, что ты никогда не упустишь
из виду. Что-то, что будет видеть твоё сердце, не смотря на то, куда смотрят глаза.»

Будучи одинокой маленькой девочкой, я была очень внимательна, я смотрела и видела

мир таковым, каким он есть на самом деле, не искаженным взрослым взглядом, проходящим
через призму всевозможных убеждений, сиюминутного анализа и выводов, которые больше
походят на приговор.
Нина не была жестокой, не буду лукавить, жестокость присутствовала в этой женщине, но
не больше одной чайной ложки. Нина скорее жутко устала, устала от себя самой. А если рас-
творить одну чайную ложку жестокости в полном, до краев, стакане усталости, смесь получится
взрывоопасной. Ежедневные хлопоты являлись ее смыслом жизни, она боялась, что однажды
они закончатся и что тогда? Что она станет делать, после восхода Солнца, чем заполнит новый
день? Она ничего не умела, кроме как стирать, наводить чистоту, печь вкуснейшие пироги и
ухаживать за садом и огородом. Нина не умела просто жить, прогулка была бесполезной тра-
той времени и здоровья, путешествия она считала «болтанием по миру и непомерным расто-
чительством, что такого можно увидеть воочию, если по телевизору каждую субботу можно
увидеть целый мир в различных шоу и деньги целы». Ее настораживало мое уединение, долгие
часы отсутствия она воспринимала как неблагодарность и лень. Взрослея я все больше напо-
минала ей маму. А уж о ней у Нины сложилось не лучшее мнение. Странно, что Нина никогда
ее не видела. Нина судила по разговорам, она была уверенна, что я «вся в нее».
Нину пугали все мои «фокусы», она боялась, что станут говорить другие. Жители малень-
кой прибрежной деревеньки не были снисходительны. Я выбивалась из разряда «обычных»
детей. Нет, у меня не было «коровьих копыт» вместо ног и я не впадала в конвульсии, требуя
немедленного вмешательства докторов или хорошей трепки, как говорили в деревне «у меня
14
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

был странный взгляд, который смотрел дальше и видел больше, чем следует». В местной школе
тоже шло не все гладко. Я не стану себя оправдывать, порой я была довольно упряма, для меня
не существовало других голосов, кроме Ее, но вокруг были другие голоса, они настаивали на
своем авторитете, на своей мудрости, голоса, жаждущие моего покорения, жаждущие власти
надо мной, жаждущие повторения во мне. Не знаю, откуда я все это узнала.
Все, чего я хотела – оставаться собой. Другим было абсолютно все равно, лишь бы это
«оставаться собой» не выходило за рамки нормальности. Я в очередной раз задала вопрос, кто
и когда начертил эти самые рамки? Кто решил за нас всех?
Никто из них не давал ответа. Никто из них не знал ответа. Никто не задумывался над
поставленными вопросами. Эти вопросы волновали, они вызывали бурю, чем глубже я ныряла
в бездонные, словно море, просторы разума, тем больнее мне было по возвращению.
Время от времени я думала, насколько было бы легче, не будь у меня Ее. Когда Она умол-
кала, я все возвращалась в тот день, когда впервые услышала Ее. Все, что следовало сделать –
включить погромче музыку и поступать так каждый раз, когда этот внутренний беспощадный
голос звучал в моей голове.
Чтобы я чувствовала, если бы стала жить, как большинство? Если бы отказалась от своего
собственного мнения, мыслей, что роились в голове, если бы перестала смотреть и видеть?
Все, чего я хотела, чтобы эта борьба прекратилась, с каждым новым днем я чувствовала
себя выжатой, словно лимон, с помощью которого Нина предает меренге слегка кисловатый
привкус, уставшей, словно одинокий рыбак, который в одиночку пережил страшный шторм.
Когда силы мои иссякли, Она не позволила сдаться, она продолжила бой, благодаря ее силе я
смогла быть собой еще некоторое время.

Письмо из бутылки:
«Подлинные мы всегда побеждаем. Всегда. Помни это, когда будешь в очередной раз
капать свою ежедневную дозу лжи на лакомый кусочек сахара. Тот, кого ты спрятал
однажды даст о себе знать в самый неподходящий момент. Подлинные мы всегда побеж-
даем. Поэтому статистические данные разводов имеют огромный скачок к сорока годам.
Годам, когда ты осознаёшь, что половина пути, возможно её большая половина, уже прой-
дена. Годам, когда ты остро чувствуешь, что ты не на своём месте, но ещё острее ты
чувствуешь возможность всё изменить. Если не сейчас, то, когда? Именно поэтому успеш-
ная карьера многих из нас летит ко всем чертям, удачные браки распадаются к всеобщему
удивлению небезразличных. Это статистика. С ней не поспоришь. Потому что однажды ты
просыпаешься, идёшь в ванную комнату взятой в кредит квартиры, с тремя спальнями, в
престижном районе города, открываешь кран, вспоминая, что ещё не оплатил счёт за воду
и обращаешь свой взгляд в висящее на белоснежной кафельной плитке зеркало. Что удиви-
тельно – плитка, зеркало Вам кажется таким знакомым и привычным в отличии от устав-
шего, видавшего виды, отражающегося в нём лица».

Декабрь. На улицах полно снега, который все кружит и кружит. Он не думает униматься,
его не останавливают даже громкие ругательства деревенских мужиков, вынужденных расчи-
щать подъездные аллеи и пешеходные дорожки, едва наступит рассвет.
Нина настолько занята предпразничными хлопотами, что почти забыла обо мне. Ей
столько всего необходимо успеть – замариновать упитанного гуся в специальном маринаде с
цедрой лимона, давленным чесноком и веточками розмарина; испечь добрую сотню булочек с
ванильным кремом, сахаром и корицей; сделать заготовки для салатов, закусок и прочих уго-
щений; вымести всю «нечисть» из дома, выскоблить деревянные полы наверху, мыльной теп-
лой водой вымыть камень, положенный на крохотной кухне, постирать белье, время от времени
называть нас с Джеком бездельниками, севшими бедной женщине на шею, давать нам мелкие
15
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

поручения и непрерывно жаловаться на свою тяжкую судьбу, в пользу которой Нина однажды
сама сделала выбор. Скажи я ей это, провела бы праздники в кладовке.
Было раннее утро двадцать четвертого декабря. Еще до рассвета меня разбудил грохот
посуды, я лежала, смотрела в выбеленный известью потолок и думала о них. Мои мысли все-
гда возвращаются к ним, как бы я не сопротивлялась. Я мало знаю об этих двоих. Единствен-
ный, кто может мне рассказать это Джек, но он молчит. Я пытаюсь вспомнить их лица, но без-
успешно. Все, что у меня есть это чувства – уверенность в себе, любовь и понимание, умение
жить в настоящем моменте, видеть его исключительность и слышать себя. Не знаю откуда мне
это известно, но я более, чем уверенна, что все эти чувства я испытала рядом с ними.
Тихонький стук в дверь. Это Джек.
– Анна, вставай, Нина разошлась не на шутку, похоже сегодня завтрака нам не видать.
Быстрее одевайся, пойдем выбирать елку.
Мне не охота выбираться из-под хрустящего белоснежного одеяла, пахнущего смесью
цитрусовых и лаванды. Это личный секрет Нины. Она добавляет несколько капель масла в воду
перед заключительным полосканием. В единственное окно крошечной спальни, пробивается
мягкий свет уличных фонарей, время от времени сигналят машины, это грузовики с прилега-
ющих ферм, нужно спешить, чтобы увидеть. Есть что-то необъяснимое во всей этой суете.
В Рождество деревенька преображается. На раскидистых голых ветвях растущих у
дороги деревьев горят разноцветные огоньки, каменные коттеджи тихо дремлют под пуховыми
снежными одеялами, из огромных, искусно украшенных причудливыми фигурами, дымарей
поднимается седой дым, по только что расчищенным снегоуборочной техникой улочкам, туда-
сюда снуют укутанные в шерстяные шарфы люди, они громко приветствуют друг друга, желают
счастливого Рождества, отпускают довольно пошлые шутки и не упускают возможности посме-
яться.
Семейные лавки, открыли свои двери первым покупателям, их огромные стеклянные
витрины украшены ароматными еловыми ветвями, огромными шарами из лозы, букетами из
сушенных цветов.
Если проснуться еще раньше, можно увидеть, как продукты попадают в эти самые мага-
зинчики.
Их привозят на пыхтящих грузовиках, аккуратно упакованные в деревянные ящики
сыры, банки с овощами и пряностями, тягучие сладкие джемы, испускающие дурманящий аро-
мат еще теплые буханки хлеба, парное молоко, разлитое в стеклянные бутылки, мешки с кар-
тофелем, корзины с луком, морковью, лимонами и мандаринами в восковых зеленых листьях,
все это заботливо выращенное человеческими руками. Когда я впервые увидела, во мне заро-
дилась глубокое чувство благодарности ко всем этим людям.
В восемь зазвонит колокол, на небольшой колокольне, соседствующей с уже известной
вам таверной. С его звонким пением жизнь в деревеньке закипит, словно наваристый воскрес-
ный суп, булькая, истощая соблазнительные и дразнящие ароматы.
Мы с Джеком не спеша бредем на Рождественский базар, раскинувшийся под открытым
небом, на старинной, выложенной грубым камнем, площади перед таверной «Путь». Туда при-
возят специально выращенные на далеких северных фермах, пушистые колючие елки. Ночная
мгла постепенно рассеивается, до площади еще далеко, Джек на ходу курит трубку и изредка
поглядывает по сторонам.
– Джек, как в нашем доме появилась Нина? Кто она для тебя?
Раздался громкий кашель. Джек остановился и посмотрел мне в глаза.
– Девочка моя, слишком долго ты сдерживала свое любопытство.
После одного страшного дня, разделившего жизнь нашей семьи на «до» и «после»
я остался совсем один в пустом доме. Река времени перестала существовать, она словно выбро-
сила меня на берег, чтобы я нашел силы плыть дальше. Мне казалось что весь мир отвернулся
16
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

от меня. Быть брошенным сразу двумя любимыми женщинами не по силам самому крепкому
мужчине, что уж говорить обо мне, дряхлом старике. Вот тогда на пороге нашего дома появи-
лась Нина. Она, не сказав ни слова, принялась наводить порядок, готовить, стирать и штопать
белье. Нина делала это и раньше, время от времени, когда у Грейс было чересчур много зака-
зов и она физически не могла управляться с домом, а с меня был никудышный помощник, все,
что я могу приготовить на кухонной плите – овсянку на воде, яйца и грандиозный беспорядок.
Куда лучше у меня получается колоть дрова, ухаживать за старыми деревьями и виноградни-
ком, латать забор, красить и белить, присматривать за Маяком. Сначала Нина приходила и
уходила, а спустя несколько месяцев, после моей продолжительной болезни, во время которой
она ухаживала за мной, Нина осталась.
– Грейс – это моя бабушка? Почему ты никогда не говоришь о ней и о моей матери?
–  Я постоянно о них говорю,  – он приложил указательный палец к своей голове,  – о
них невозможно не говорить. Грейс была любовью всей моей жизни. Потрясающая женщина,
знающая свои желания, знающая себя. Такой была и твоя мать.
– Разве она не была «неряхой, ленивой девчонкой, которой все потакали и которая погу-
била себя»?
– У Нины сложилось на сей счет собственное мнение. Джек слабо улыбнулся, крепко
прижал трубку к морщинистому рту, глотая едкий желтый дым крепкого, выращенного у под-
ножья Маяка табака.
– Мои девочки были неповторимыми, сильными. Их жизни не ограничивались кухней и
спальней, они выходили далеко за рамки семьи. Их жизни были многогранны. Они соединяли
в себе сильных личностей, нежных, любящих матерей и страстных, преданных жен. Они све-
тились счастьем, заражая все вокруг.
Горячие жгучие слезы стекали по щекам прямо за меховой воротник парки. Шесть дол-
гих лет я не решалась задавать вопросы. Шесть долгих лет моя юная душа страдала в неведе-
нье, проглатывала и извергала не пережёванными короткие колкие замечания Нины и многих
деревенских женщин.
– Расскажи мне о них все, я хочу знать.
– Ты и так знаешь. Но я расскажу. Мне приятно бродить по узким улочкам воспоминаний,
это все, что остается делать в глубокой старости. Долгие пешие прогулки, которые с каждым
годом становятся все короче.
Впервые я встретил Грейс на деревенском празднике урожая, она была приезжей, но даже
без этого притягивала внимание молодых мужчин. Ее волнистые локоны струились по строй-
ной спине, а улыбка была ярче Солнца. В те самые минуты я понял, что безнадежно пропал. Я
не смел надеяться, я оставил образ Грейс для времени, когда ты уединяешься и пускаешься в
захватывающее путешествие по просторам воображения, рисуешь жизнь, которой тебе никогда
не жить, переживаешь все те потрясающие чувства, которые не испытать в реальности. Однако
мне повезло. Грейс только что окончила университет и приехала в наши края посмотреть кот-
теджи, старую таверну, колокольню и разумеется Маяк. Она была архитектором, ее интересо-
вали любые камни сложенные один на другой. Когда я вел ее на Маяк, она задавала сотни
вопросов, когда и кто его строил, какие техники использовались, откуда привезены исходные
материалы, кто автор чертежей и все в таком роде. Больше всего ее волновало каким образом
распределяется и сохраняется тепло, в то время технологии были беспощадными к окружаю-
щей среде и молодые специалисты оглядывались назад, в прошлое, чтобы изучить и применить
знания в новом мире. Грейс замолчала лишь тогда, когда достигла вершины и взглянула на
море. Я до сих пор не уверен, в тот день она влюбилась в меня, молодого крепкого Смотрителя
или в сам Маяк.

17
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

Мы поженились спустя несколько месяцев. У твоей бабушки есть несколько разработок,

которые высоко оценили жители новых современных домов, этому она посвятила всю себя.
«Тепло в доме – любовь в доме», – она любила это повторять.
Грейс часто отсутствовала в деревне, ее работа, ее страсть требовала длительных коман-
дировок, чтобы лично общаться с застройщиками, проверять верность расчетов на практике.
В деревне на этот счет любили поболтать. Особенно, когда родилась наша Дженни и Грейс
приходилось оставлять меня с младенцем на руках. Порой наш дом напоминал поле боя, сад
утопал в сорняках, у нас не было многих вещей, но мы были счастливы.
В ней было главное, она стремилась к разнообразию. Она умела жить весело. Поехать в
город за продуктами, а вернуться с голубой елью, посаженной в милую деревянную кадку, это
был её ежедневный стиль. Стиль жизни.
Грейс завершила необходимые испытания, технология себя оправдала и она вернулась
домой. В нашем саду зацвели самые роскошные розы, мы перекрасили дом, обновили кухню,
обзавелись собственным автомобилем.
Грейс посвятила всю себя Дженни. Время от времени к нам заезжали многочисленные
друзья и знакомые, жизнь была прекрасна. Грейс научила меня радоваться каждому дню,
видеть возможности, любить и понимать окружающий мир. Этому она научила и Дженни.
«Не плыви за водой, не плыви против воды, плыви туда, куда тебе нужно плыть» – это
одна из любимых фраз твоей бабки.
Несколько раз мы ночевали в палатках и спальных мешках, в ожидании первых Солнеч-
ных лучей, жарили бекон и яйца на закопченной сковороде варили кофе. Девочки смотрели
на мир, а я так и не смог увидеть, все, что я видел их счастливые умиротворенные лица, они
были для меня миром.
Твоя мать – Дженни рано покинула дом. У меня были смешанные чувства, но Грейс
отпустила ее без тени сожаления, без родительских наставлений и многоэтажных фраз. «Мы
сделали все, что могли. Слова не помогут. Советы не помогут. Она научилась слушать себя,
она знает кто она. Наша девочка идет по выбранному пути и не сладко придется каждому, кто
попытается ее разубеждать и давать советы. Джек, будь спокоен, когда ты знаешь кто ты, когда
ты твердо веришь в себя, никем другим тебе не стать. Она будет такой как сейчас и в тридцать,
и в пятьдесят и в восемьдесят».
Мне было тяжело. Я не знал кто я и с трудом понимал, о чем говорит Грейс, я просто
доверился ей, как бывало уже не раз.
Смерть Грейс была нелепой случайностью. Она простудилась, обычная простуда, которая
оказалась серьезным вирусным заболеванием, ее легкие сгорели за одну ночь.
Ты была совсем крошечной малюткой, Анна. Потом появилась Нина, а ты же знаешь ее.
Так я утратил связь с Дженни. Она звонила мне время от времени, присылала посылки с раз-
нообразными диковинками, она делилась со мной своим миром, мне нечем было поделиться,
кроме слепой родительской любви. Твоя мать знала, что я люблю ее – это служит мне слабым
утешением.
После потери Грейс я стал слаб, словно размякшая глина, бери да лепи, что душе угодно.
Дженни любила путешествовать. Твои родители были археологами, они копались в земле,
в надежде отыскать прошлое человечества. Нине не нравилось, что они повсюду таскали тебя
за собой, по правде сказать, я сам предавался волнению. Каждый раз, смеясь в телефонную
трубку Дженни говорила: «Мы счастливы, папа». Я знал, что это правда.
Джек громко откашлялся, мы уже сделали несколько кругов по площади, никто из нас
двоих не реагировал на приветствия и шутки деревенских.
– Зайдем, выпьем какао?
Мне не хотелось. Я желала другого питья, сладкого нектара из чаши воспоминаний.
– Расскажи мне о маме, все, что знаешь. Какой она была?
18
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

– Счастливой. Любимой. Она была искателем. Вряд ли кто-нибудь следил с таким вни-
манием и восторгом за собственным хозяйством, питанием и способом жизни, как Дженни
следила за всем этим у древних людей.
Твоего отца она повстречала в своей второй экспедиции. По правде говоря, я уже потерял
надежду на то, что выдам ее замуж, обзаведусь внуками. Вместо того, чтобы искать мужчину
своей мечты, Дженни искала затерянные в песках города, исчезнувшие под землей и водой
поселения. Она всегда была в поисках. Ей трудно было усидеть на месте.
Твоего отца мне так и не удалось узнать, как следует. Он был молчалив, иногда отпускал
весьма колкие и точные шутки. Парень много читал. Он возил с собой чемоданы, набитые
разными книгами.
Они были другими, не похожими ни на кого, они сохраняли свою индивидуальность даже
став парой.
Анна, мне очень жаль, что ты лишилась всего того, чего заслуживаешь. Жизнь порою
ужасно несправедлива. Можешь сколько угодно со мной не соглашаться, я имею право заявить
ей об этом. Она отобрала у меня самое дорогое.
Об обвале горной породы в тех местах, где шли раскопки я узнал из ленты утренних ново-
стей. Я запретил себе думать о самом худшем. Днем почтальон принес красочную открытку
и небольшую коробку. Видно Дженни отправила накануне. Это ободрило меня. Около шести
часов вечера, зазвонил телефон, я взял трубку и услышал это. Услышал то, чего так боялся.
Мои дети, Дженни и Пол, трагически погибли. Их тела, личные вещи, будут доставлены по
указанному в бумагах адресу не ранее, чем через несколько недель.
До этого момента, мне казалось, что мужчины не могут так горько плакать. Я осуждал
каждого бородатого увальня, который «распускал сопли».
Нина была в деревне, я был благодарен за ее отсутствие. Мне нужна была тишина и доб-
рый графин с янтарным жгучим виски. Мне нужна была моя дочь.
Его глаза были полны тихих слез. Он хорошо держался. Я взяла его за руку и Джек крепче
сжал мою озябшую ладонь.
По возвращению, прямо с порога, Нина принялась отчитывать тех, кому все ее слова,
нравоучения, были уже ни к чему.
Помню, как из всей ее болтовни, которую я едва слышал, мой разум выделил несколько
слов: она говорила о тебе, – «Мы заберем Анну и сделаем из нее нормального человека, это
наш долг».
Анна, как я мог забыть, Анна. Была еще ты – малышка, ничего не подозревающая о
том, как изменилась ее жизнь. Первый и последний раз я видел тебя совсем маленькой, когда
Грейс была еще жива. Я ухватился за твое имя, твое существование, как тонущий хватается за
травинку, растущую у кромки воды. Ты стала тем самым спасительным светом. Ни откладывая
ни дня, я бы хотел сказать – ни минуты, но я был попросту пьян, мы помчались в огромный
шумный город, чтобы забрать тебя.

Письмо из бутылки:
«В городе падал снег…, ему было невыносимо тесно, жутко неудобно танцевать, он то
и дело натыкался на неосвещённые окна одноликих серых многоэтажек, они окружали снег со
всех сторон, ограничивали его пространство. "И в этих коробках ещё тлеет жизнь"– , подумал
снег, неспешно заглядывая в окна.
Снег всё кружил и кружил, у него не было другого более важного дела. Снег не любил
город, оттуда его поспешно убирали, неутомимые машины, изрыгая густой чёрный дым, с
очевидной бесполезностью, перевозили его с места на место.
Когда в городе падает снег – город стоит на пороге зимы…, уставшая Осень давно уж
собрала чемоданы, оставив на прощание несколько листов календаря…, зима всегда насту-
19
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

пает раньше времени. Из года в год Зима приходила в город с первым снегом. Зима одевала
нас в милые шапки с огромными забавными помпонами, заботливо укутывала в шерстяные
шарфы, надевала варежки на озябшие руки…
Зима грела нас холодом… Чем сильнее были её морозы, тем ярче пылал огонь в наших
домах, чем суровей были её метели, тем добрее, мягче становились сердца.
Зима читала нам волшебные сказки, поила горячим, пряным чаем, доставала из пыль-
ных набитых хламом шкафов, объёмные шерстяные свитера…уютно устраивала нас в мяг-
ких креслах, заботливо укрывала вязанным пледом… Зима пробуждала в нас Чудо, мы верили,
мы вдруг в одночасье вспоминали все наши мечты, для них вдруг находилось время. Мечты
оживали. На белых чистых листах, они обретали смысл, чёрные чернила придавали им форму,
мы держали их перед собой и знали, что все они сбудутся.
Зима рисовала нам детство на окнах, в её причудливых узорах мы находили себя.
Краски Зимы – это воспоминания…Её картины чисты, прекрасный холст для игры воображе-
ния…Зима зажигала в наших глазах искорки смеха…Зимой мы вдруг вспоминали о Жизни…,
о чашке горячего чая, о забытой, недочитанной книге, о родных и близких, зимой мы дарили
им самые дорогие подарки – наше время, внимание, теплоту и заботу…

20
B.  Cattaleya.  «Человек из бутылки»

 
Конец ознакомительного фрагмента.
 
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета
мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal,
WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам спо-
собом.

21