Савченко Татьяна Константиновна,

д-р филол. наук, профессор

Государственный институт русского языка им. А.С. Пушкина

«ВЕКОВЕЧНЫЙ СВЕТ»:
СЕРГЕЙ ЕСЕНИН И АРМЯНСКИЙ ПОЭТ ЕГИШЕ ЧАРЕНЦ
Аннотация. В статье анализируется роль выдающегося армянского поэта Еги-
ше Чаренца в укреплении русско-армянских литературных связей, освещается
опыт Чаренца как исследователя творчества С.А. Есенина и переводчика его
произведений на армянский язык.

Ключевые слова: С.А. Есенин, Егише Чаренц, переводы Есенина на армянский

язык, русско-армянские литературные связи.

С русской поэзией армянскую литературу всегда связывали прочные отношения, особен-

но укрепившиеся в начале ХХ века. Роль Валерия Брюсова, автора вышедшей на русском
языке «Антологии армянской поэзии», здесь переоценить невозможно. В 20-е годы творче-
ство Блока, Брюсова, Горького, Есенина, Маяковского, Тихонова и других русских писате-
лей находит широчайший отклик в Армении. Армянская литература этого времени в зна-
чительной мере следует эстетическим принципам современной ей русской литературы.
Об этом процессе Чаренц напишет: «Любое литературное движение в России находило не-
посредственное отражение у нас, вертело колесо нашей литературы, намечало ее пути и тро-
пы» [6, с. 47]. Сам Егише Чаренц, приумноживший своим творчеством «вековечный свет ар-
мянского слова» [30, с. 11], и явится в ХХ веке одним из создателей армянской поэтической
речи наряду с его знаменитыми предшественниками Григором Нарекаци, Наапетом Куча-
ком [10] (См.: Кучак 1998), Саят-Новой, Ованесом Туманяном, Аветиком Исаакяном и др.
Так же, как и в России, «на передний край» армянской литературы 1920-х годов вы-
ходит поэзия. Характерно, что в армянской литературе 1910-20-х годов были наиболее
распространены литературные группы прежде всего пролетарского толка, действовавшие
не только в самой Армении. Так, кроме литературного объединения «Мурч» («Молот»),
основанного в январе 1923 г. в Ереване, можно назвать такие весьма активно работавшие
группы, как «Дарбноц» («Кузница») в Тифлисе и «Кура» («Горнило») в Москве. Все они
являлись разновидностями московской послеоктябрьской «Кузницы» и проповедовали
ее эстетические принципы.
Первым манифестом этой «поэзии рабочего удара», опубликованном 14 и ю н я 1922 г.
в газете «Хорурдаин Айастан», явилась так называемая «Декларация трех» (Е. Чаренц,
А. Вштуни, Г. Абов). Декларация призывала к новым художественным поискам, а глав-
н ы м принципом, сформулированном авторами, был призыв «Вывести поэзию из комнат
на улицу, к массам; из книг — к живому слову». С другой стороны, вслед за р у с с к и м и
ф у т у р и с т а м и их армянские коллеги требовали «сбросить классику с парохода современ-
ности» и критиковали любое обращение современных армянских писателей к классиче-
с к и м т р а д и ц и я м . «Отошли в прошлое Т у м а н я н ы с их полуфеодальными-полукрестьян-
с к и м и н а и в н ы м и переживаниями; отходят в прошлое и Теряны», — утверждал Г. Абов
[25]. Е. Чаренц продолжил ту же мысль в статье «Деклассированный интеллигент и де-
кларация»: «... Я не представляю себе ничего более вредного, чем поэзия Теряна» [25].
Вокруг «Декларации трех» развернулась горячая полемика, но Чаренц продолжал наста-
ивать: «Мы должны вести организованную борьбу против т р а д и ц и й старого искусства»
[25]. Эту «борьбу» он продолжал и в поэтической работе, издав в 1922-м свой сборник
«Поэзозурна» в духе лефовского экспериментаторства.

21
 НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

Влияние русских футуристско-лефовских «агитационных действ» весьма заметно

и в армянском театре нового времени. Русские футуристы еще в марте 1918 г. в «Декре-
те № 1 о демократизации искусств», подписанном Маяковским, Каменским, Д. Бурлюком,
призывали: «Пусть улицы будут праздником искусства для всех» [5]. Подобные «массовые
спектакли» станут обычным явлением на улицах больших и малых российских городов
в первые послеоктябрьские годы. Из России в Армению подобные «театральные действа»
п р и ш л и несколько позднее, но носили еще более массовый характер. Один из участни-
ков их впоследствии вспоминал (в своей книге с ее примечательным «коллективистским»
названием «Товарищи, друзья и я»): «Спектакли ставились прямо на площадях. Основой
для сценических представлений служили героические предания из истории или револю-
ционные события. Их ставили на площадях, даже в поле, с участием тысяч людей. Были
кони, винтовки, п у ш к и . Инсценировки проходили испытания тут же, на месте. Широкие
мазки, большие страсти, массовые действия — вот что отличало их. Карнавалы, шествия,
массовые игры и танцы происходили на улицах и площадях. Так продолжалось до 1925-
1926 гг.» [3, с. 465].
Лефовские тенденции отражала созданная Чаренцем в 1923 г. пьеса «Кавказ-тамаша»
(«Кавказ-зрелище»), созданная в синтезированном жанре (буффонада — с т а р и н н ы й на-
р о д н ы й театр — комедия масок). Сатирическое обличение старого уклада ж и з н и здесь
восходит к «Мистерии-буфф» Маяковского, и сценой для нового театрального действа
становится площадь, а не театральные подмостки. Чаренц, следуя опыту Маяковского-
драматурга, стремится превратить театр в трибуну («Вернуть театру зрелищность, сде-
лать подмостки трибуной — в этом суть моей театральной работы», — писал Маяковский
[15, т. 13, с. 240]. Современная действительность в пьесе Чаренца представала с «режущей
прямолинейностью», негативные я в л е н и я подвергались нарочитому укрупнению, дей-
ствие строилось на смелых переходах от быта к фантастике, — все перечисленное позво-
ляло усилить разоблачительный характер произведения.
Кружок «Мурч» («Молот») положил начало Ассоциации пролетарских писателей Ар-
мении, в работе которой Чаренца и его единомышленников не устраивало многое. После
опубликования 18 июня 1925 г. резолюции «О политике партии в области художественной
литературы» Е.Чаренц, А. Бакунц и другие писатели, не примирившиеся с попытками
создать «пролетарскую литературу лабораторными методами», объединились с ленина-
канской группой рабочих и крестьянских писателей «Октябрь». 12 сентября 1925 г. под
руководством Чаренца было создано объединение пролетарских писателей «Ноембер»
(«Ноябрь») с собственной литературной декларацией [26].
Будучи одним из руководителей пролетарской литературы, Чаренц принимал самое
непсредственное участие в полемике 1920-х годов о задачах и принципах нового искус-
ства. Он всегда умел признавать свои заблуждения и ошибки. Уже в своей статье 1923 г.
«На рубеже миров», по-прежнему относя Туманяна, Исаакяна и Теряна к «певцам старого
мира», он тем не менее признавал, что они «будут любимы и почитаемы поэтами нового
мира» [28, с. 68]. Примечательно в этом плане и датированное тем же временем (1 января
1923 г.) письмо Чаренца Туманяну, в котором он писал «самому крупному мастеру на-
шего слова», что возвращается из Москвы в Ереван «будучи глубоко убежденным в том,
что <. > на родной земле мы будем иметь возможность создавать нашу литературную
культуру, которая должна исходить из Вашего [Ованеса Туманяна. — Т.С.] творчества, Ва-
ш и х традиций» [28, с. 5].
Красноречивое признание Чаренца, к тому времени руководителя литературного
объединения «Ноембер», содержится в его письме 1925 г. в редакцию армянского журна-
ла «Вышка», издававшегося на н е ф т я н ы х промыслах Баку: «Мы думали, что можем заво-
евать м и р плакатами и ж а л к и м и агитками.<...> Нам казалось, что это именно то искус-
ство, которое нужно пролетариату. Мы брали живого рабочего и делали из него безжиз-
ненное чучело «классовой пользы» <...> отрицали быт и психологию, и заимствованные

22
 «Современное есениноведение» 2015 • 4(35)

Выдающийся армянский поэт С.А. Есенин

Егише Чаренц — первый переводчик
произведений С.А. Есенина
на армянский язык

у Лефа интеллигентские ф а л ь ш и в ы е г р о ш и пытались выдать за полновесное з о л о т о . »

[4, с. 36]. В декабре 1926-го «Ноембер» и Ассоциация объединились в Союзе пролетарских
писателей Армении, и вновь созданный журнал, с т а в ш и й о ф и ц и а л ь н ы м печатным ор-
ганом Союза, п о л у ч и л название по аналогии с подобного типа журналом, издаваемым
РАПП, — «Гракан диркерум» («На литературном посту»).
Трибун с поистине вулканическим темпераментом, агитатор, полемист, поэтическая
речь которого насыщена ораторскими интонациями, Чаренц воюет за общественно-преоб-
разующую силу искусства, и его поэзия воплощает черты «громокипящей» современности
20-30-х годов. Манифестом новой армянской литературы является чаренцевский «Эпиче-
ский рассвет» (1929), где автор с присущей ему страстностью решает всегда остро волновав-
шие его проблемы народности искусства, его общественной роли, старого и нового, тради-
ций и новаторства. Те же проблемы он ставит в ряде своих стихотворений этого времени:
«Моему читателю», «Письмо другу-поэту из Еревана», «Раздумье», «Письмо Акселю Бакунцу
из Ленинграда», эскизах цикла «Ars poetica» и целом ряде других. Его поэтические строки
продиктованы чувством личной ответственности писателя за каждое сказанное им слово:

А мы еще скользим, порхаем по верхам,

По пыльным колеям ступаем без усилья,
По руслам общих мест, шаблонов и чужих
двух небогатых р и ф м и жалких р а с с у ж д е н и й . [27, с. 332]
(перевод В. Цвелева)

Чаренц остро чувствовал историческую необходимость появления новой эстетики. От-

ныне значительное место в его эстетике занимает проблема классических традиций. От-
вергая все «левацкие загибы», эпизодически присущие его поэтической практике первой

23
 НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

половины 20-х гг., в «Эпическом рассвете» он заявляет о необходимости нового синтеза

трех составляющих — фольклорных художественных форм, классической поэзии и со-
временного содержания.
С именем и творчеством Сергея Есенина в армянской литературе двадцатых годов
наиболее тесно оказались с в я з а н н ы м и т р и поэта — Егише Чаренц, Ваан Терян и Гурген
Маари.
Ваан Терян был первым, кто рассказал о Есенине армянскому читателю. Как и Есенин,
он был выходцем из крестьянской семьи, и точно так же его литературные способности
были отмечены еще в начальной школе. Впоследствии выпускник Лазаревского инсти-
тута, он был воспитан на русской культуре. Напомним, что Институт восточных языков,
созданный в начале XIX века братьями Лазаревыми, готовил чиновников и переводчиков
для Закавказья, для дипломатической службы в странах Востока. Это учебное заведение
сыграло огромную роль в укреплении русско-армянских связей, особенно в переломные
исторические моменты (в частности, во время и после русско-иранской войны, когда
в 1828 г. Более 40 000 армян переселились на русскую территорию). В институте не только
широко изучалась, но и пропагандировалась русская литература — произведения Пушки-
на, Лермонтова, Жуковского, Боратынского.
В докладе Ваана Теряна «Грядущий день армянской литературы», прочитанном
и м в 1914 г. в Тифлисе, будущее его родной литературы связывалось с «молодой Росси-
ей»: «Новые ростки этой литературы уже появились, а их пышное и красочное цветение
наступит л и ш ь в то время, когда молодая Россия расправит орлиные крылья, когда все
новые силы страны сольются в одном могучем весеннем потоке» [22, с. 302]. Вращаясь
в петроградских литературных кругах в 1915 году, не однажды бывавший в акмеистской
«Бродячей собаке», Ваан Терян мог быть знакомым с Есениным уже в самом начале его по-
этического творчества.
В чаренцеведении принято считать, что поэзия Чаренца близка, в первую очередь, Ма-
яковскому. Однако многое роднит ее и с есенинской: у двух поэтов немало точек сближе-
ния. «Октябрьские поэмы» Чаренца 1918-1919 гг. перекликаются с «маленькими поэма-
ми» Есенина (1917-1919 гг.), а его поэма-сказание «Песнь о народе» (1920), посвященная
историческому пути русского народа, начиная от крестьянских восстаний Разина и Пуга-
чева вплоть до Октябрьской революции, — сближается с есенинской «Песнью о великом
походе» (1924): оба автора осмысливают роль народа в истории.
Чаренц учился в Университете Шанявского в Москве в одно время с Есениным, и хотя
мы не располагаем соответствующими документальными источниками, тем не менее
можно высказать предположение, что поэты не только были знакомы, но и общались друг
с другом. В число книг из домашней библиотеки Егише Чаренца, почти уничтоженной по-
сле ареста поэта в 1937 г. и сегодня насчитывающей всего 1 625 единиц хранения (ничтож-
но малая часть некогда огромного собрания), входит есенинский сборник 1925 г. «Страна
советская». Несомненно, п р и жизни Чаренца, всегда внимательно следившего за совре-
менной ему русской поэзией, в его личной библиотеке было немало и есенинских книг.
10 апреля 1923 г. Чаренц прочитал лекцию о современной русской литературе студен-
там ереванского Педагогического института, через короткое время затем опубликованную
под заголовком «Современная русская поэзия» в газете «Советская Армения» [20] и в жур-
нале «Пайкар» [17, с. 90-96]. Говоря о творчестве Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Бло-
ка, Горького, Брюсова, Маяковского, Клюева, Маршака, значительное внимание он уделил
характеристике «Ордена имажинистов»: «В двадцатом году 1 в Москве была организована
группа так называемых имажинистов. В прошлом году они организовали вечер «Разгром
левого искусства», на котором объявили о роспуске своей группы 2 . Эта группа была орга-

1
Неточность: в январе 1919 -го.
2
Снова неточность: группа была объявлена распущенной в августе 1924 г.

24
 «Современное есениноведение» 2015 • 4(35)

низована Есениным, Кусиковым, Мариенгофом и Шершеневичем и с первого дня образо-

вания выступила как я р ы й противник футуризма. < . > Имажинисты дали русской лите-
ратуре целый ряд выдающихся произведений < . > таким образом, имажинизм занимает
важное место в литературной жизни эпохи» [1, с. 50].
Сказанное армянским поэтом о современной ему российской литературной ситуации
опровергает распространенное в чаренцеведении мнение о том, что Егише Чаренц, явля-
ясь в своем творчестве продолжателем футуристских традиций, резко отрицательно отно-
сился к имажинистской группе. Чаренц, в частности, сказал: «Имажинизм — это неболь-
шая группа, наиболее крупными представителями которой являются Есенин, Кусиков,
Мариенгоф и Шершеневич. Благодаря этому течению был создан целый ряд прекрасных
литературных произведений (прежде всего Сергеем Есениным), которые потрясли нас ис-
кренностью поэтического чувства, переживающего то, каким образом город побеждает де-
ревню и как страдает деревня. Деревня и город в глазах имажинистов антагонисты и вра-
ги, и в их столкновении выражает свою печаль последний поэт деревни Сергей Есенин,
представляя свои крупнейшие произведения» [29, с. 532-533, перевод Р. Саакян].
Егише Чаренц явился и первым переводчиком Есенина на армянский язык. В 1923 г.
и м были переведены два есенинских стихотворения. Перевод первого, озаглавленный ар-
мянским поэтом «Друзья», не являясь точным, осуществлен по мотивам еснинского сти-
хотворения «Товарищ» (1917) — произведения, чрезвычайно популярного в первые по-
слереволюционые годы, неоднократно печатавшегося в периодике (в том числе провинци-
альной) и в весьма популярных в то время сборниках «Революционный чтец-декламатор»
и еще п р и жизни Есенина переведенного на ряд языков, в том числе на грузинский. О по-
эме много писали в печати, давая ей неизменно высокую оценку и называя «апокрифом
революции» [9, с. 7], «чудесным стихотворением» [11, с. 55], «подлинным проявлением на-
родного духа в поэзии» [8, с. 300]. В.Левин вспоминал в этой связи: «Какой фурор и слезы
вызывала его <Есенина. — Т.С.> поэма "Товарищ", в которой фигурирует Мартин (мар-
товские дни семнадцатого года)!» [11, с. 229].
Егише Чаренц сконцентрировал свое внимание переводчика только на одном эпизоде,
легшим в основу есенинского текста, — о дружбе Мартина и кошки: «Отец его с утра до ве-
чера / Гнул спину, чтобы прокормить крошку; / Но ему делать было нечего, / И были у него
товарищи: Христос да кошка. // Кошка была старая, глухая, / Ни мышей, ни мух не слыша-
л а . » [11, с. 30]. Перевод Чаренца сразу же получил в Армении широкую известность —
видный исследователь творчества армянского поэта Сурен Агабабян в своей двухтомной
монографии «Исследование жизни и творчества Егише Чаренца», изданной Институтом
литературы имени М.Абегяна, отмечал в главе «Мастерская переводчика»: «Классическим
образцом ранней переводческой деятельности Чаренца является стихотворение "Друзья",
которое стало украшением армянских хрестоматий» [1, с. 360].
В своем переводе на армянский язык есенинского «Сорокоуста» (1920), одного из цен-
тральных произведений Есенина периода его принадлежности к имажинистской группе,
Чаренц значительно снизил эпатажный пафос есенинского текста, изъяв особенно скон-
центрированно-эпатажные прямо адресованные читателям четвертую и пятую строки по-
эмы, которые, разумеется, не могли быть принятыми, понятыми и по достоинству оце-
ненными армянским читателем: «Вы, любители песенных блох, / Не хотите ли пососать
у мерина?» [8, с. 97].
Приведенные строки, созданные в прямом соответствии с имажинистским призывом
«как можно глубже всадить в ладони читательского восприятия занозу образа» (ср. с об-
ращенными к тому же читателю строками Анатолия Мариенгофа: «Эй, вы там, каждый
собачьей шерсти блоха, / Ползайте, собирайте осколки разбитой к л и з м ы . » ) , не всегда
оказывались понятыми и русскоязычной аудиторией. Вадим Шершеневич вспоминал
одно из первых публичных чтений поэмы: «Политехнический музей. «Вечер имажини-
стов». На эстраде председателем тот же Брюсов. < . . . > После теоретической декларации

25
 НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

имажинистов выступает Есенин. Читает поэму. В первой же строфе слово «задница»

и предложение «пососать у мерина» вызывает в публике совершенно недвусмысленное
намерение не дать Есенину читать дальше.
Свист напоминает тропическую бурю. Аудитория подбегает к кафедре, мелькают кула-
ки. Сережа стоит на столе, невозмутимо улыбаясь. Кусиков вскакивает рядом с Есениным
и делает вид, что достает из кармана револьвер. Я давно стою перед Есениным и требую,
чтобы ему дали д о ч и т а т ь . < . >
Мой крепко поставленный голос перекрывает аудиторию. Но мало перекрыть, надо
еще убедить. Тогда спокойно поднимается Брюсов и протягивает руку в знак того, что
он просит т и ш и н ы и слова. < . >
Брюсов заговорил тихо и убедительно:
- Я надеюсь, что вы мне верите. Я эти стихи знаю. Это лучшие стихи из всех, что были
написаны за последнее время!
Аудитория осеклась. Сергей прочел поэму. Овации» [14, с. 461-462].
Интересно, что «крепкие» выражения в есенинской поэме современная поэту критика
связывала не в последнюю очередь с пушкинскими традициями: « . э т а нарочитая вуль-
гаризация имеет в русской литературе свою почтенную традицию: вспомните хотя бы,
какие словечки и коленца пускал в ход А.С. П у ш к и н . » [26, с. 7].
Конечно, в переводе стихов Есенина на армянский язык отчасти был утрачен рязан-
ский, национальный, колорит поэмы (например, есенинская «тальянка» трансформиро-
валась в обычную «гармонь»), но п р и этом было сохранено основное: центральный эпизод
есенинской поэмы, связанный с образом «красногривого жеребенка», является централь-
ным и в переводе Чаренца: «Видели ли вы когда-нибудь, как бежит по полю потерянный
во мгле, ф ы р ч а железным носом, с чугунными лапами поезд, а за ним, по зеленой тра-
ве, радующийся праздничной суете, вприпрыжку на худых ногах бежит красногривый
жеребенок? О мой нежный, нежный сумасшедший! Ну куда, куда он торопится? Он не зна-
ет, что живых коней победил стальной табун. Он не понимает, что в этих холодных степях,
когда за одного коня печенега отдают, как богатство, двух русских женщин, ничего не из-
менится благодаря его бегу» (подстрочный перевод Р. Саакян).
При этом Чаренц оставил в своем переводе не менее эпатажный образ «окровавленного
веника зари», появление которого критики 20-х годов объясняли словами самого Есенина.
Так, один из них (его псевдоним Эльвич до настоящего времени остается нераскрытым)
писал: «На мой вопрос о причине пристрастия к «крепким словцам» огненно-талантливый
Сергей Есенин объяснил:
— Хочется бросить вызов литературному и всяческому мещанству! Старые слова и об-
разы затрепаны 3 , нужно пробить толщу мещанского литературного самодовольства ста-
р ы м прейскурантом «зарекомендованных» слов: отсюда выход в цинизм, в вульгарность,
отсюда моя радость тому,

когда ветер весенний дразнится

и всыпает вам в толстые задницы
окровавленный веник зари» [26, с. 7]

«Друзья» были впервые опубликованы в первом номере журнала «ПК» («Пролетар-

ская культура»?) за 1923 год, «Сорокоуст» — в 1926 г. в первой книге общественно-по-
литического и литературно-художественного журнала «Норк» 4 [16, с. 70]. По свидетель-
ству Армена Мкртчяна, известного армянского прозаика, современника и друга Ча-

3
Ср. со сказанным Есениным почти в то же время Николаю Полетаеву: «Ты понимаешь, какая великая
вещь — имажинизм! Слова затерты, как старые м о н е т ы .
4
Название исторической области Армении.

26
 «Современное есениноведение» 2015 • 4(35)

ренца, «Сорокоуст» был переведен сразу после получения известия о смерти Есенина.
Оба текста затем в о ш л и в опубликованный п р и ж и з н и Чаренца его однотомник «Поэмы,
стихотворения, переводы, проза» (Ереван: Госиздат, 1932), отпечатанный, как явствова-
ло из анонса, т и р а ж о м 4 000 экзмепляров: из н и х 1 000 на высококачественной бумаге
«люкс», 3 000 — на простой.
Карен Микаэлян, известный издатель, ж и в ш и й в те годы в Москве, в марте 1925 г. по-
дарил Егише Чаренцу незадолго перед этим вышедшую из печати в одном из закавказских
издательств книгу С.А. Есенина «Страна советская» (Тифлис: издательство «Советский
Кавказ», 1925) 5 с дарственной надписью:

«Любимому Егише Чаренцу лично.

15.Ш.25 г.
Москва» 6
Книга открывалась эпиграфом из есенинской «Руси уходящей», законченной за полго-
да до этого (в ноябре 1924-го):

. « О с т а л с я в прошлом я одной ногою,

Стремясь догнать стальную рать,
Скольжу и падаю д р у г о ю . » [8, с. 104]

Есенинский сборник «Страна советская» был напечатан т и р а ж о м 5 000 экземпляров

в т и п о г р а ф и и газеты «Заря Востока». О том, что многие тексты этого сборника Чаренц
п л а н и р о в а л перевести на а р м я н с к и й язык, свидетельствуют многочисленные пометы
(в основном, к р е с т и к и м я г к и м карандашом и с и н и м и чернилами) на оглавлении сбор-
ника. Так, из пронумерованных в оглавлении пятнадцати стихотворений, составляю-
щ и х сборник (1. Возвращение на родину; 2. Русь советская; 3. Русь бесприютная; 4. Русь
уходящая; 5. На Кавказе; 6. Поэтам Грузии; 7. Баллада о двадцати шести; 8. Письмо к жен-
щине; 9. Страна негодяев; 10. Письмо от матери; 11. Ответ; 12. Стансы; 13. Письмо деду;
14. Ленин; 15. Метель) шесть текстов отмечены крестиками: из н и х «Баллада о двадца-
т и шести» и «Ленин» — одним, «Возвращение на родину» и «Русь советская» — двумя,
а «Письмо от матери» и «Ответ» — тремя. Стихотворение «На Кавказе» отмечено ц и ф р о й
«1», что может свидетельствовать о намерении Чаренца перевести этот текст в первую
очередь как связанный с восточной тематикой («Издревле русский н а ш Парнас / Тянуло
к незнакомым странам / И больше всех л и ш ь ты, Кавказ, / Звенел загадочным туманом»
[8, с. 107].
Нет сомнения в том, что у Чаренца был первоначальный замысел перевести есенин-
скую «Русь советская» (посвящена А.Сахарову, одному из близких друзей поэта, издатель-
скому работнику, сопровождавшему Есенина в мае 1924 г. в его поездке в родное Кон-
стантиново) — «маленькую поэму», занимающую одно из центральных мест в творчестве
Есенина последних лет его жизни; произведение сложное, многоплановое, над которым
автор работал летом 1924 г. и черновой автограф которого, хранящийся в РГАЛИ, свиде-
тельствует о кропотливой и тщательной работе автора над текстом.
Есенинское стихотворение могло привлечь Чаренца, с одной стороны, п у ш к и н с к и -
м и т р а д и ц и я м и , явственно о щ у щ а е м ы м и в есенинском тексте. В.С. Ч е р н я в с к и й вспо-
м и н а л о первом п р о ч т е н и и ему автором только что законченного произведения: «Не-
задолго до отъезда 7 он утром, едва проснувшись, стал читать мне в постели только что

5
На второй странице обложки «Страны советской» среди нескольких книг под порядковым номером
2 значится «Страна советская» с пометой «поступило в продажу».
6
Дарственная надпись на армянском языке.
7
Речь идет об отъезде Есенина из Ленинграда в июле 1924 г.

27
 НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

н а п и с а н н у ю и м «Русь советскую», рукопись которой с немногими помарками лежала

рядом на ночном столике. Я невольно перебил его на второй строчке: «Ага, Пушкин?» —
«Ну да!» — и с радостным лицом твердо сказал, что идет теперь за П у ш к и н ы м » [19, с. 232].
То, что Есенин в «Руси советской» «все дальше отходит от и м а ж и н и з м а к классическо-
му стиху, к Пушкину», специально подчеркнул в своем «Литературном обзоре» 1925 г.
А. Лежнев [8, с. 411].
Как и Есенин, Чаренц боготворил П у ш к и н а . Изучение опыта м и р о в о й литературы
он связывал с н о в ы м и художественными поисками, с требованием более тесной связи
литературы с современной жизнью. В 1929 г. по и н и ц и а т и в е и п р и непосредственном
у ч а с т и и Чаренца Ереванским Госиздатом в качестве учебного пособия для рабфаков,
техникумов и трудовых школ 2 степени были в ы п у щ е н ы на армянском языке четыре
тома произведений, я в л я ю щ и х собой, по его убеждению, мировые образцы: «Образцы
русской литературы», «Образцы европейской литературы», «Образцы грузинской лите-
ратуры», «Образцы азербайджанской литературы». В первую книгу, содержащую про-
изведения П у ш к и н а , Одоевского, Некрасова, Чехова, Горького, Серафимовича, Гарина-
Михайловского, Бедного, Брюсова и др. русских писателей, в частности, вошел сделан-
н ы й и м в 1925 г. перевод одного из стихотворений поэта, близкого Есенину, — Николая
Клюева.
Творчество П у ш к и н а являлось для Чаренца образцом — он видел в П у ш к и н е наи-
более глубокого и разностороннего выразителя своего времени. По-пушкински ясная
«простота стиха» — то, к чему стремились в своем творчестве оба поэта — и Есенин,
и Чаренц. В одном из дневниковых записей последнего (23 марта 1934 г.) читаем: «Больше
всего я люблю читать Пушкина. Если мне грустно, если я устал и хочу вознаградить себя
в е л и ч а й ш и м наслаждением, я закрываю двери дома, ложусь и читаю П у ш к и н а — любое
его произведение» [30, с. 7]. Как и Пушкин, он автор стихотворения «Памятник»:

Я памятник себе воздвиг в мой трудный век,

Когда все рушилось, что камня и металла
Веками почитал прочнее человек.

Я памятник себе воздвиг из вещих дум

И песен яростных, звучащих в сердце века,
Как бури роковой неукротимый шум.

Я в Карсе был рожден, и хоть Ирана зной

Жег душу, как тоска по родине прекрасной,
Стал родиной моей весь этот шар земной [30, с. 95].
(Перевод А. Тарковского)

В творчестве самого Есенина мотив памяти / памятника также занимает видное место,
являясь ключевым. Однако в отличие от вполне серьезной мечты есенинского лириче-
ского героя о славе, заключенной в «высокий» контекст (в стихотворении «Пушкину» —
«А я стою как пред п р и ч а с т ь е м . » ; «я умер бы сейчас от счастья. / Сподобленный такой
с у д ь б е . » [7, с. 203], — в творчестве Чаренца этот мотив вписан в ш и р о к и й социальный
контекст, в который вплетена и щ е м я щ а я ностальгическая нота.
С другой стороны, Чаренц не мог не чувствовать чрезвычайной «жизненности» есенин-
ской «Руси советской» с реалистической точки зрения, что тотчас по прочтении отмечали
многие из есенинского окружения. В декабре 1924 г. Г.А. Бениславская писала Есенину
из Константинова о восприятии его произведения родными: «Читала я Вашим стихи. Ма-
тери очень понравилась "Русь советская", все, говорит, так, как есть, и другие наросли
и "жись" вся» [8, с. 405].

28
 «Современное есениноведение» 2015 • 4(35)

«Судьба» «Руси советской» тесно связана с Закавказьем. Сразу же по ее опубликова-

н и и М. Данилов отмечал: «"Русь советская" — сборник последних стихов Сергея Есени-
на, разновременно помещенных в закавказской печати» [8, с. 409]. Первая п у б л и к а ц и я
«Руси советской» состоялась в газете «Бакинский рабочий» 24 сентября 1924 г., и там
же, в Баку, в студенческом клубе и м е н и Сабира состоялось одно из первых ее авторских
п у б л и ч н ы х ч т е н и й (октябрь 1924-го), имевшее ш и р о к и й отклик в местной печати [2, 23].
Довольно много о есенинской поэме в связи с ее п у б л и к а ц и е й в «Красной нови» (1924,
№ 5, август — сентябрь) п и с а л и т и ф л и с с к и е газеты (тесно связанная с именем Есенина
«Заря Востока» и др.).
Стихотворение «Русь советская» в экземпляре, принадлежавшем Чаренцу, носит следы
многочисленных помет владельца (черными чернилами и мягким карандашом 8 ). Эти по-
меты указывают на то, что армянским поэтом проведена огромная предварительная сти-
ховедческая работа: расставлены специальные акценты, подчеркнуты смысловые ударе-
ния, четко выделена структура поэтических фраз. Местами (в третьей и восемнадцатой
строфах есенинского стихотворения) Чаренцем дополнительно расставлены ударения;
кроме того, в восемнадцатой строфе («Я не отдам ее в чужие руки, — / Ни матери, ни дру-
гу, ни жене. / Лишь только мне она свои вверяла звуки / И песни нежные лишь только пела
мне» [8, с. 97] дважды подчеркнуто местоимение мне, несущее в строфе особую смысло-
вую нагрузку.
Кроме того, в экзмепляре Чаренца купирована часть есенинского текста — косыми ли-
ниями вычеркнута одиннадцатая строфа: «Уж вечер. Жидкой позолотой / Закат обрызгал
серые поля. / И ноги босые, как телки под ворота, / Уткнули по канавам тополя». Види-
мо, в этом случае можно сделать вывод о том, что из оригинального текста была изъята
строфа, представлявшая особую трудность для переводчика, не сумевшего найти эквива-
лентно точных есенинским образов в армянском языке. «Русь советская» так и осталась
не переведенной Егише Чаренцем.
Воздействие л и ч н о с т и и творчества Чаренца на современников было огромно.
Об этом вспоминает в автобиографической повести «Юность» поэт и прозаик Гурген Ма-
ари, когда в 1920-м году он, в о с п и т а н н и к детского приюта, впервые познакомился с про-
изведениями Чаренца: «Было ясно, что Чаренц своим могучим голосом з а г л у ш и л голоса
современных поэтов <...> Трудно, очень трудно после Чаренца стать поэтом» [12, с. 315].
Сам Маари впоследствии о ф о р м и л с я в крупного лирического поэта, утверждавшего
своим творчеством, что современность — не в отражении в н е ш н и х признаков времени,
а в психологическом постижении внутреннего м и р а современника.
В 1923 г., Гурген Маари, начинающий тогда ереванский поэт, пришел к Егише Чарен-
цу со своими стихами. «Чаренц внимательно прочитал стихи молодого поэта и спросил,
знает ли тот Сергея Есенина. — Нет. — Читали ли Вы его стихи? Я Вам советую — про-
читайте, Вы его полюбите. — Прочитал, полюбил» [20]. Во второй половине двадцатых
годов, в бытность Чаренца главным редактором газеты «Советская Армения», Гурген Маа-
ри, литсотрудник этой же газеты, жил одно время в помещениии редакции. В написанной
позднее своей автобиографической повести «Кутерьма дней», в предисловии к которой
признавался, что хочет «... описать свою юность, которая начиналась в 1920-м году и за-
вершилась 10 августа 1936 г. в пятницу: не забыл и час — три часа ночи», он реконстру-
ирует события конца декабря 1925 года, вновь вспоминая обстоятельства своего первого
знакомства и с Чаренцем, и со стихами Есенина.
«Поздний, по-осеннему сумрачный вечер. Получена телеграмма о самоубийстве Есе-
нина. Я его не знал. Я однажды прочитал несколько своих стихотворений Чаренцу, и тот
заметил:

8
Нельзя не указать здесь специально, как любил работать мягкими карандашами Есенин — об этом
находим немало свидетельств в мемуарной литературе.

29
 НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

— Здесь дух Есенина. Не читал? Удивительно. Прочитай. Полюбишь очень.

Прочитал. Полюбил. Очень полюбил» [13, с. 72, перевод Р. Саакян].
И далее: «С "Вечоркой" в руках вошел в редакторский кабинет:
— Есенин покончил жизнь самоубийством. —
Чаренц посмотрел на меня своими глубокими черными глазами и попытался улыб-
нуться:
— Шутишь, что ли?
Протянул ему газету — не шутил:
— Вены вскрыл. Потом повесился.
Чаренц, взволнованный, бросил газету на стол.
— Прощальную песнь кровью написал.
Чаренц посмотрел на заполненые слезами глаза Арпик [жена Маари. — Т. С.] и раску-
рил трубку.
— Честно говоря, ожидал.
Стал взволнованно ходить по комнате. Остановился у окна:

Проплясал, проплакал дождь весенний,

Замерла гроза.
Скучно мне с тобой, Сергей Есенин,
Подымать г л а з а . [13, с. 473]
(Перевод Р. Саакян).

Имя Есенина появится еще однажды на страницах автобиографической повести Маа-

ри: «Весна, лето 1926-го. Я тоскую по жене, уехавшей в Ленинград. Часто-часто вспоминаю
Есенина. Цитирую:

Вечером синим, вечером лунным

Был я когда-то красивым и юным.

Неудержимо, неповторимо
Все п р о л е т е л о . д а л е ч е . м и м о .

Сердце остыло и выцвели о ч и .

Синее счастье! Лунные ночи!» [13, с. 473]
(Перевод Р. Саакян)

Егише Чаренц, поэт с подчеркнуто гражданской позицией, особо выделял в совре-

менной ему российской литературной с и т у а ц и и второй половины двадцатых — трид-
цатых годов Маяковского, Третьякова, Асеева, Казина. Маяковского он считал своим
учителем и посвятил ему огромное число своих стихотворений. Мотивы Маяковского
(одновременно из трех разножанровых его произведений — стихотворения «Разговор
с товарищем Лениным», поэмы «Владимир И л ь и ч Ленин» и пьесы «Клоп» явственно
прослеживаются в поэме Чаренца «Я и Ильич. Эпизод моего путешествия, совершенного
на м а ш и н е времени Уэллса в 2 500 год».
Ц е л ы й ряд образов-символов его стихотворения «Витрина дней и событий» (1922)
перекликается с п о э т и ч е с к и м и образами раннего Маяковского (прежде всего из сти-
хотворения «Нате!» 1913 г. — образ «бабочки поэтиного сердца»): «Витрина / Дней /
И событий, — / В ней / Сердце мое / Под стеклом. / Хотите — / Отдам? / Берите! — /
На что мне / Кровавый ком / . / Не р а н и т ь в а м / Сердца такого / Всей злобой своей, /
Как ножом, / Когда / Вы придете / Снова / Плясать / На сердце моем» (перевод А. Тарков-
ского) [30, с. 63].

30
 «Современное есениноведение» 2015 • 4(35)

Он тяжело пережил смерть своего старшего товарища. Скульптор Александр Мерку-

ров, сделавший посмертную маску Маяковского (в количестве пяти экземпляров), подарил
одну из них Чаренцу с дарственной надписью (на русском языке) — пожеланием «не за-
кончить жизнь, как Володя, а с музыкой» (хранится в Доме-музее Егише Чаренца, дирек-
тор Лилит Акопян, главный хранитель фондов Клара Ходжумян). Впечатление от смерти
Маяковского отразилось в четверостишии Чаренца (на армянском языке): «В душе рана,
в душе пламя, с кем поделюсь своей болью?!» (подстрочный первод Р. Саакян). Это стихот-
ворение, так и оставшееся не опубликованным п р и жизни Чаренца, вошло в том «Неиз-
данные и неопубликованные произведения Егише Чаренца» (1983), составленный и под-
готовленный Анаит Чаренц.
Чаренц всегда внимательно следил за новинками современной ему русской поэзии
и хорошо в ней разбирался. «Начиная от Демьяна (так! — Т.С.) и Безыменского до Жарова
и Уткина, все они отстают как художники, несмотря на актуальность взятой темы», — ана-
лизировал он современную поэтическую ситуацию в своем выступлении на Первом съез-
де советских писателей в августе 1934-го [30, с. 7].
Из поэтов 30-х годов он выделял Тихонова, Сельвинского, Пастернака: «Некоторыми
ч е р т а м и своего творчества я сам схож с ними», — говорил он в се в том же своем высту-
п л е н и и в августе 1934-го [30, с. 8]. О литературных вкусах Чаренца свидетельствует его
переписка с переводчицей Анной Иоаннисиан по поводу готовящихся переводов его сти-
хов на русский язык. В письме от 4 января 1933 г. он писал ей 9 : «Заккнига 10 издает сбор-
н и к моих стихов в переводе русских поэтов. По этому поводу у меня к тебе следующая
просьба: не можешь л и ты связаться с л е н и н г р а д с к и м и р у с с к и м и поэтами, например,
с Тихоновым и Тыняновым, чтобы они взяли на себя часть этих п е р е в о д о в . Я бы хотел
иметь дело с н и м и , а не с какими-нибудь х а л т у р щ и к а м и » [30, с. 11].
Сам всегда серьезно и ответственно относящийся к переводческому труду, он был строг
в выборе переводчиков и для своих собственных стихов. Даже когда в 1923-м сам Вале-
р и й Брюсов перевел на русский язык его «Всепоэму» (1920-1921) — первое значитель-
ное в армянской литературе произведение, отразившее необходимость создания нового
революционного эпоса, — Чаренц не дал согласия на ее публикацию. По воспоминани-
ям М. Мазманяна, поэт говорил ему: «На армянском поэма все-таки на что-то похожа, —
в русском переводе она получилась очень простой, обыкновенной» [30, с. 11]. В письме,
отправленном в самом конце 1935 г. А. Иоаннисиан, он писал, что «не согласен, чтобы
рубаи поручили Румеру. Переводы Румера из Хаяма с точки зрения ф о р м ы неприемлемы.
Если Кузьмин (так у Чаренца. — Т.С.) отказывается, попросите Спасского, Лозинского или
кого-либо другого» [30, с. 13].
Он очень волновался, как его армянские стихи будут звучать по-русски, и в этой связи
писал своему переводчику А. Гатову: «Мне очень интересно узнать, не читали ли Вы Ва-
ш и х переводов, точнее, моих стихов, русским поэтам, «доходят» ли они, понятны, не зву-
чат ли тускло и шаблонно? Я очень боюсь этого: поэзия ведь штука хитрая, если она на од-
ном языке звучит глубоко и оригинально, это еще не гарантия, что и в переводе на другой
< . . . > язык она может оставить впечатление. Я очень боюсь этого: м < о ж е т > б < ы т ь > ,
все мои стихи гроша медного не стоят и стыдно их даже показывать таким изощренным
читателям, для которых Пушкин, Блок, Маяковский, Пастернак — свои отечественные по-
эты! Стоит ли мне лезть в такую высь!» 11 [30, с. 13].
Чаренца переводили Ахматова и Пастернак, но, безусловно, лучшим переводчиком
его произведений на русский язык явился Арсений Тарковский, и в этом случае стихи

9
Письмо Чаренца впервые опубликовано еженедельником «Литературная Россия» 29 сентября 1967 г.
10
Издательство «Закавказская книга».
11
Письмо написано по-русски.

31
 НАУЧНО-МЕТОДИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

армянского поэта не были теми «восточными переводами», в которых «розы сахаринной

породы, / Соловьиная п а х л а в а . » , и по поводу которых Тарковский воскликнул когда-то:

Ах, восточные переводы,

Как болит от вас голова! 12

Репрессированный в 1937-м, поэт так и не дождался п р и жизни публикации сборни-

ка своих произведений на русском языке, хотя тот был подписан к печати уже 28 июля
1936 г. (макет сборника стихотворений и поэм Чаренца хранится в РГАЛИ).
Егише Чаренц «воевал» когда-то с традициями, но сегодня его «острый стих», во мно-
гом сформировавшийся под влиянием русской литературы, уже сам как классическая ли-
тературная традиция питает армянскую поэзию.

Список литературы
1. Агабабян С.Б. Исследование жизни и творчества Егише Чаренца: В 2 томах. — Книга
вторая. — Ереван: издательство АН Армянской ССР, 1977.
2. «Бакинский рабочий» 1924 — «Бакинский рабочий», 1924, 6 октября, № 226.
3. ВагаршянВ. Товарищи, друзья и я. — Ереван, 1954 (на армянском языке).
4. «Вышка», Баку, 1925, № 1.
5. «Газета футуристов. — М., 1918, 15 марта, № 1.
6. «Дружба»: Статьи, воспоминания, очерки об армяно-русских культурных связях. —
Ереван, 1956.
7. Есенин Сергей. ПСС: В семи томах. Том первый. — М.: Наука-Голос, 1995.
8. Есенин Сергей. ПСС: В семи томах. Том второй. — М.: Наука-Голос, 1997.
9. «Колосья», Харьков, 1918, № 17.
10. Кучак Наапет. Сто и один айрен / Предисловие, составление, подстрочные переводы
Левона Мкртчяна. — Ереван: Наири, 1998.
11. Львов-Рогачевский В.С. Поэты новой России: Поэты полей и городских окраин. — М.,
1919.
12. Маари Гурген. История старого сада. — М., 1959.
13. Маари Гурген. Собр. Соч.: В пяти томах. — Т. 5. — Ереван: издательство «Хорурдаин
грох», 1989 (на армянском языке).
14. «Мой век, мои друзья и подруги»: Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузи-
нова. — М., 1990.
15. Маяковский Владимир. ПСС: В тринадцати томах. — Т. 13. — М.: Художественная ли-
тература, 1961.
16. «Норк». — Ереван: Госиздат, 1926. — Кн. 1.
17. «Пайкар» («Борьба»), 1923, № 5. — С. 90-96.
18. Российский государственный архив литературы и искусства. — Ф. 613. — Оп. 1. — Ед.
хр.8159.
19. С.А.Есенин в воспоминаниях современников: В 2 томах. — М.: Художественная лите-
ратура, 1986. — Т. 1.
20. «Советская Армения», 1923, № 75, 13 апреля.
21. «Советская Армения», 1923, № 227.
22. ТерянВаан. Собр. соч. — Т. 2. — Ереван, 1967 (на армянском языке).
23. «Художественная мысль». — Харьков, 1922, № 10, 22-30 апреля.
24. «Труд», Баку, 1924, 5 октября, № 224.

12
Стихотворение «Переводчик» опубликовано в первой книге Арсения Тарковского «Перед снегом»
(1962).

32
 «Современное есениноведение» 2015 • 4(35)

25. «Хорурдаин Айастан», 1922, 14 июня, 12 июля.

26. «Хорурдаин Айастан», 1925, 13 сентября.
27. Егише Чаренц. Избранное. — М., 1956.
28. Егише Чаренц. О литературе. — Ереван, 1957 (на армянском языке).
29. Чаренц Егише. Собр. Соч.: В 6 томах. — Т. 6. — Ереван: издательство АН Армянской
ССР, 1967. (на армянском языке).
30. Чаренц Егише. Стихотворения / В переводе Арсения Тарковского. — Ереван: Наири,
1997.

T.K. Savchenko

"EVERLASTING LIGHT":
SERGEI ESENIN AND ARMENIAN POET YEGISHE CHARENTS
A b s t r a c t . The article analyzes the role of the prominent Armenian poet Yegishe
Charents in strengthening of Russian-Armenian literary ties, highlights Charents'
experience as a researcher of S.A. Esenin's creativity and translator of his works into
Armenian.

K e y w o r d s : S.A. Esenin, Charents, translation of Esenin into Armenian, Russian-

Armenian literary connections

33