Серия «СДВИГ ПАРАДИГМЫ»

Маршалл Мак-Люэн

ГАЛАКТИКА
ГУТЕНБЕРГА
Сотворение человека печатной 'Культуры

Киев
Ника-Центр
Эльга
2004
УДК 130.11+930.85:94(4)+002.2
ББК 87.66:71.0
М15 ПРОЛОГ

Перевод с английского Ал,е1Ссандра Юдина

~ Эта книга во многих отношениях выступает как допол­

нение к «Сказителю» Альберта Б. Лорда. В свою очередь
«Галактика Гутенберга» - один из самых значительных
трудов канадского ученого Маршалла Мак-Люэна, литературо­
профессор Лорд продолжил труд Милмана Парри, которо­
веда, социолога, культуролога, известного представителя техни­ го его гомеровские исследования привели к следующему

цизма в философии культуры. Некоторые его гипотезы стали вопросу: как в устной и письменной поэзии естественным
аксиомами нашей цивилизации, а целый ряд его оригинальных образом осуществлялась преемственность различных
положений и сегодня разрабатывает современная маклюэнисти­ форм и функций? Убежденный в том, что поэмы Гомера
ка.
были устными сочинениями, Парри «поставил перед собой
В «Галактике Гутенберга» представлен мозаический подход к
задачу неопровержимо доказать, если это возможно, их
историческим проблемам. После естественности и гармоничности
отношений, присущих трайбализму, наступила эпоха абсолют­ устный характер и с этой целью обратился к изучению
ной власти визуализации. Главный грех западной цивилиза­ югославского эпоса». Его исследование этого современного
ции - создание алфавита и письменности на его основе. Воз­ эпоса должно было, как он объяснял, «с точностью устано­
никла «галактика Гутенберга», где все грамотные люди - в той вить форму устной повествовательной поэзии ... Метод же
или иной мере расщепленные личности, шизофреники. Это при­ исследования заключался в наблюдении за действующими
вело к деколлективизации, детрайбализации, индивидуализму. А
певцами, воспринявшими живую и процветающую тради­
поощряя индивидуализм, книгопечатание в то же время порож­
цию бесписьменной песни и попытаться увидеть, как фор­
дает национализм, превращая язык как способ коммуникации в
замкнутую систему. С наступлением электронной эры, символом
ма их песен зависит от того факта, что они учились своему
которой является аудиовизуальная аппаратура, человеческое искусству, не прибегая к письму и чтениюь '.
сознание при соединяется к замкнутой глобальной системе ви­ Появление книги профессора Лорда и исследования
деокоммуникаций, Это способствует развитию мозга, а на плане­ Милмана Парри естественно и закономерно именно в наш
те возникает прообраз новой цивилизации - электронного трай­ электрический век, что и будет показано в «Галактике Гу­
бализма, эры планетарного униформизма, или, по Мак-Люэну,
тенберга». Сегодня мы столь же далеко продвинулись в
«глобальной деревни».
глубь электрического века, сколь некогда елизаветинцы -
На русский язык переведена впервые; рассчитана на всех,
кто интересуется философией культуры. в глубь века книгопечатания и механики. И подобно им, мы
погружены в неразбериху и состояние неустойчивости, по­
ISBN 966-521-295-8 Серия «СДВИГ ПАРАДИГМЫ» скольку существуем одновременно в двух противополож­

ISBN 966-521-224-9 Издательство «Ника-Центр» ных формах общества и опыта. В то время как елизаветин­
цам приходилось балансировать между средневековым
корпоративным опытом и современным индивидуализмом,
ISBN 966-521-224-9 мы видим, что электрическая технология перевернула это
© University of Toronto Press, 1962
соотношение, лишив почвы и жизненности индивидуализм
©А.~дин, перевод, примечания, 2003
и возведя в норму корпоративную взаимозависимость.
© Оригинал-макет. Издательство "Ника­
11 Центр", 2003 Патрик Кратвел посвятил целое исследование (<<Шекс­
© Серия «СДВИГ ПАРАДИГМЫ». Издательство пировекая эпоха») художественным стратегиям, рожден-

789665 212249 "Ника-Центр", 2001

Цит. по кн.: The Singer 01 Tales, р.3.

3
ным елизаветинским переживанием жизни
мире, мире, распадающемся и собирающемся с силами в
одно и то же время. Мы также переживаем исторический
момент взаимодействия противоположных по смыслу ку­
льтур, и цель «Галактики Гутенберга» - проследить, ка­
ким образом сначала фонетический алфавит, а затем кни­
гопечатание изменили формы опыта, мировоззрения и са­
мовыражения. Предпринятое Милманом Парри исследова­
ние устной и письменной поэзии как диаметрально проти­
воположных друг другу форм в нашем случае получает
свое продолжение применительно к формам мышления и
организации опыта в обществе и политике. Трудно объяс­
нить, почему до настоящего времени историки не попыта­
лись выяснить глубокие различия в организации устных и
письменных обществ. Вероятно, причина такого упущения
заключается просто-напросто в том, что решение этой за­
дачи возможно лишь в ситуации сосуществования конф­
ликтных по отношению друг к другу форм письменного и
устного опыта, как это происходит в настоящее время. Об
этом же говорит профессор Гарри Левин в своем предисло­
вии к «Сказителю» (p.XIII):
Термин «литература», предполагающийиспользова­
ние письменного алфавита - литер, - подразумевает,
что про изведения словесного художественного
ства распространяются посредством письма
Выражение «устная литература» содержит в себе явное
противоречие как термин. Но мы живем в такое время,
когда письменное умение стало столь нейтральным, что
письмо уже вряд ли можно привлечь в качестве эстети­
ческого критерия. А между тем Слово, сказанное или
спетое, сопровождаемое визуальным образом говоряще­
го или поющего, благодаря развитию электрической
техники вернуло себе свое прежнее значение. Основан­
ная на печатной книге культура, господствовавшая на­
чиная с эпохи Возрождения и до недавнего времени, за­
вещала нам наряду со своими многочисленными досто­
инствами снобизм, от которого пора отказаться. Нам
следует непредвзято взглянуть на традицию
пассивное принятие окаменевшего корпуса
венций, а как на органическую привычку воссоздания
того, что было нами получено и теперь предстоит пере­
дать потомкам.
4 5
в расколотом Упущению историков, оставивших без внимания рево­
люцию в формах мышления и социальной организации в
результате введения фонетического алфавита, можно най­
ти параллель в социально-экономической теории. Еще в
1864~1867 гг. Карл Родбертус разработал свою теорию
«Экономической жизни В классической античности». Нова­
торство его подхода, как объясняет Гарри Пирсон в книге
«Торговля И рынок В ранних империях» (р.5), заключается
в следующем:
Это удивительно современное воззрение на социаль­
ную функцию денег не было оценено в должной степе­
ни. Родбертус понял, что переход от «натуральной эко­
номики» К «денежной экономике» был не просто техни­
ческим усовершенствованием, заменой бартера на при­
обретение с помощью денег. Монетаризованная эконо­
мика породила совершенно иную, по сравнению с нату­
ральной экономикой, социальную структуру. По мне­
нию Родбертуса, именно это изменение социальной
структуры, вызванное денежным обращением, а не тех­
нический факт использования денег прежде всего дол­
жно стать предметом рассмотрения. И если бы эту точ­
ку зрения удалось перенести на различные социальные
структуры, связанные с торговой деятельностью в ан­
тичном мире, то спор закончился бы, не начавшись.
творче­
и чтения. Иными словами, если бы Родбертус пошел дальше и
объяснил, что различные формы денег и обмена структу­
рировали общества по-разному, то запутанного спора,
длившегося не одно поколение, удалось бы избежать. По­
следнюю точку в нем поставил Карл Бюхер, который подо­
шел к классическому миру не с нашей условной точки зре­
ния исторической ретроспективы, а с точки зрения перво­
бытного общества. Взяв за исходный пункт бесписьменные
общества и двигаясь к классическому миру, «он высказал
предположение, что экономическую жизнь античности
можно лучше понять, если рассматривать ее в свете не со­
временного, а первобытного обществаь-,
не как на Именно такую обратную перспектину открывает перед
тем и кон­ читателем книга Альберта Лорда «Сказитель». Но мы так­
же живем в эпоху электричества, или в постписьменную
2 Trade and Market in the Early Empires, р.5.
эпоху, когда джазовый музыкант владеет всем арсеналом Метод, применяемый нами в этом исследовании, восхо­
приемов устной поэзии. Теперь эмпатическан идентифика­ дит непосредственно к методу Клода Бернара, представ­
ция со всеми устными жанрами уже не представляет ника­ ленному в его классическом введении к «Исследованию эк­
кой трудности. спериментальной медицины». Как поясняет Бернар (р.8, 9),
В век электроники, пришедший вслед за длившейся суть наблюдения состоит в том, чтобы следить за явления­
около пяти столетий эпохой книгопечатания и механики, ми, не вмешиваясь в их течение, однако: «по словам тех же

мы сталкиваемся с новыми формами и структурами чело­ физиологов, эксперимент, напротив, подразумевает идею
веческой взаимозависимости и человеческого самовыраже­ варьирования или вмешательства исследователя в условия

ния, которые являются «устными» по своему характеру протекания природных явлений ... Для этого мы подавляем
даже там, где отсутствует словесный компонент. (Более по­ орган живого субъекта путем поре за или удаления; и по
дробно мы рассмотрим этот вопрос в заключительном раз­ изменениям, происшедшим в организме в целом или в от­

деле «Галактики Гутенберга».) Дело здесь не в новых фор­ правлении какой-либо функции, мы делаем заключение о
мах как таковых, а в том, что они требуют некогорой реор­ функции недостающего органа».
ганизации жизни воображения. Такое изменение форм со­ Метод исследований Милмана Парри и профессора
знания всегда вызывает сопротивление со стороны преж­ Альберта Лорда состоял как раз в наблюдении поэтическо­
них форм восприятия. Елизаветинский период нам уже ка­ го процесс а в целом в условиях устного бытования и сопо­
жется средневековьем. Средневековый жечеловек думал о ставлении полученных резу ль та тов с поэтическим процес­

своем времени как о классическом, подобно тому как мы сом, который считается «нормальным» В эпоху письменно­
считаем себя современными людьми. Однако последующие сти. Таким образом, Парри и Лорд изучали поэтический
поколения будут воспринимать нашу эпоху как всецело организм тогда, когда функция слуха была подавлена фун­
ренессансную по своему характеру, ибо вне поля нашего кцией чтения. В этой связи также имело бы смысл рас­
зрения остаются важные новые факторы, которые благо­ смотреть реакцию организма в целом на чрезвычайное

даря нам пришли в движение за последние полтораста лет. развитие и усиление визуальной функции языка под влия­
Однако я отнюдь не разделяю детерминистских убеж­ нием письма. А именно этот фактор в экспериментальном
дений и, напротив, надеюсь данным исследованием про­ методе мог остаться за пределами внимания просто пото­

лить свет на важнейший фактор социальных изменений, му, что с ним неудобно было иметь дело. Но ведь «измене­
который мог бы способствовать возрастанию подлинной ав­ ния ... В организме в целом или в отправлении какой-либо

тономии человека. В своей книге «Технология И культура» функции» можно наблюдать также при чрезмерно интен­
(Vol.II, NQ4, 1961, р.348) Питер Друкер, рассматривая во­ сивной деятельности.
прос о «технологической революции» нашего времени, Человек как животное, создающее орудия труда, уже
утверждает: «Мы знаем о технологической революции все, давно занят тем, что с помощью речи, письменности или

кроме одного (но в этом-то все и дело): в чем причина фун­ радио развивает тот или иной орган чувств так, что это

даментальных изменений в убеждениях, верованиях и оказывает воздействие на все остальные его чувства и спо­
ценностных ориентациях, которые привели к ней? «Науч­ собности. Однако эти эксперименты постоянно ускользали
ный прогресс», как я пытался покаэать, не имел к этому от внимания наблюдателей.

существенного отношения. Но в какой мере крупные сдви­
ги в мировоззрении можно считать причиной великой на­
учной революции, происшедшей столетием раньше?». «Га­
лактика Гутенберга» является, по крайней мере, попыткой
указать на то «одно», чего мы не знаем. Впрочем, может
оказаться, что мы не знаем чего-то еще!
Дж.ЗЯнг в своей книге «Сомнение И достоверность в на­
уке» замечает (р.67, 68):
Внешние или внутренние стимуляции ведут к нару­
шению согласия в деятельности головного мозга в целом
или некоторых его частей. Спекулятивно можно пред­
положить, что таким образом нарушается единство дей-

6 7

ствующей структуры, ранее образовавшейся в мозге. В
этом случае мозг выбирает из, так сказать, входных
данных те черты, которые могут способствовать восста­
новлению структуры и возвращению клеток в состоя­
ние их нормальной синхронной пульсации. Я не претен­
дую на детальную разработку этой идеи структур, дей­
ствующих в нашем мозге, но она явно обнаруживает бо­
гатые возможности для объяснения того, как мы при­
спосабливаем себя к миру, а мир к себе. Мозг каким-то
образом совершает определенные последовательности
действий, направленные на то, чтобы вернуть его к рит­
му первоначальной структуры, причем это возвраще­
ние является актом восполнения. Если это не удается
после первого предпринятого действия (т.е. не удается
остановить первичное расстройство), то приходит черед
других последовательностей действий. Мозг испытыва­
ет их одну за другой до тех пор, пока не будет восста­
новлено согласие. Возможно, для этого потребуется на­
пряженный, многообразный и длительный поиск Во
время этой бессистемной деятельности формируются
новые соединения и способы действия, которые в свою
очередь определяют дальнейшие последовательности
действий.
Этому постоянному стремлению к «завершению», «до­
стижению цели», или равновесию, сопутствует подавление
и расширение человеческих чувств или функций. Посколь­
ку «Галактика Гутенберга» представляет собой ряд исто­
рических наблюдений по поводу новых культурных вос­
полнений, явившихся ответом на «нарушения», - появле­
ние сначала письменности, а затем книгопечатания. Здесь,
пожалуй, нелишним будет сослаться на суждение антропо­
лога:
в настоящее время человек создал технические рас­
ширения для всего, что раньше он делал своим телом.
Эволюция оружия начинается с зубов и кулаков и за­
канчивается атомной бомбой. Одежда и здания суть
расширения биологических механизмов температурного
контроля. Для того чтобы не сидеть на корточках или на
земле, появляется мебель. Электрические приборы, те­
левизоры, телефоны и книги, с помощью которых чело­
веческий голос преодолевает пространство и время, - 3
все это примеры материальных расширений. Деньги - 4
8 9
не что иное, как способ расширения и сохранения труда.
А современные транспортные средства работают там,
где когда-то трудились ноги и спины. В самом деле, все
произведенные человеком материальные вещи могут
быть рассмотрены как расширения того, что человек
некогда делал с помощью своего тела или какой-либо
его части-'.
Овнешнение и выражение чувств, или язык, речь, -
это тоже инструмент, благодаря которому «для человека
стало возможным накапливать опыт и знания в форме, по­
зволявшей их легко передавать и максимально эффектив­
но испольаоватъээ,
Язык есть метафора в том смысле, что он не только со­
храняет, но и переводит опыт из одной формы в другую.
Деньги - тоже метафора в том смысле, что они сохраняют
навыки и труд, а также переводят один навык в другой. Но
принцип обмена и перевода-переноса, или метафоры,
прежде всего состоит в нашей рациональной способности
переводить чувства друг в друга. Мы делаем это ежесе­
кундно. Однако за эти специализированные технологиче­
ские средства - будь то колесо, алфавит или радио - нам
приходится расплачиваться тем, что эти грандиозные рас­
ширения чувств образуют замкнцтые системы. Наши лич­
ные чувства, правда, не являются закрытыми системами,
так как они бесконечно переходят друг в друга в том опы­
те, который мы называем «со-знанием». Но наши расши­
ренные чувства, орудия труда, технологии веками пред­
ставляли собой закрытые системы, неспособные к взаимо­
действию и недоступные коллективному осознанию. Те­
перь же, в век электричества, сама природа сосуществова­
ния наших технологических инструментов, их недолговеч­
ность привела к кризису, которому мы не находим анало­
гов в истории человечества. Наши расширенные способно­
сти и чувства конституируют единое поле опыта, требую­
щее их коллективного осознания. Наши технологии так же,
как и наши личные чувства, нуждаются во взаимодействии
и рационализации, чтобы стало возможным их разумное
сосуществование. Пока наши технологии, такие как коле-
Edward Т.НаН, The Silent Language, р.79.
Leslie A.White, The Science о/ СиНите, р.240.

со, алфавит или деньги, были «медленными», тот факт, что
они представляли собой отдельные замкнутые
был приемлем как социально, так и психически. По-иному
теперь, когда изображение, звук и движение распростра­
няются мгновенно по всему миру. Рациональное взаимо­
действие этих расширений наших человеческих функций
становится для коллективного сознания такой же необхо­
димостью, какой оно всегда было в плане частной, личной
рациональности в отношении наших собственных чувств,
что некогда называлось «здравомыслием».
До настоящего времени для историков культуры было
привычным рассматривать технологические события в от­
дельном ряду, во многом подобно тому, как классическая
физика рассматривала физические события.
ленные пространственные отношения», он затем говорит
системы, (p.lll):
Нечто подобное произошло тогда, когда физики
изобрели способы измерения очень малых расстояний.
Оказалось, что уже невозможно использовать старую
модель объяснения, согласно которой производимые
действИЯ делят нечто, называемое материей, на ряд от­
резков, каждый из которых обладает определенными
качествами - размером, весом, положением. Физики
уже не говорят, что материя «состоит» ИЗ тел, называе­
мых атомами, протонами, электронами и т.д, Они отка­
зались от материалистического метода описания своих
наблюдений в терминах чего-то сделанного как бы в
процессе человеческого производства, наподобие пи­
Луи де рожного. Слово «атом» или «электрон» перестало испо­

Бройль в своей книге «Революция в физике» подчеркивает льзоваться как название некой частицы. Оно употреб­
ляется как элемент описания наблюдений физиков и не
эту ограниченность картезианских и ньютоновских мето­
имеет смысла, помимо употребления людьми, знакомы­
дов, обнаруживающих разительное сходство с индивидуа­
ми с экспериментами, вызвавшими его к жизни.
льной «точкой зрению> как методом, которым пользуются
историки (p.14): Он также добавляет: «Важно понять, что радикальные
изменения в способах повседневной человеческоЙ деятель­
в соответствии с картезианским идеалом классиче­
ности и в речи связаны с освоением новых инструментов».
ская физика рисовала нам вселенную как своего рода
Если бы мы задумались над этим фундаментальным
гигантский механизм, который можно описать с абсо­
фактом на столетие раньше, то легко смогли бы подчинить
лютной точностью посредством локализации его частей
в пространстве и их изменений с течением времени ... Но
своему контролю природу и последствия применения всех
такая концепция покоилась на нескольких неявных ги­
наших технологиЙ, вместо того чтобы стать их заложника­
потезах, допускаемых почти бессознательно. Одна из ми. Во всяком случае тема, предложенная Дж.ЗЯнгом, во
этих гипотез заключал ась в том, что пространство и многом послужила отправной точкой для «Галактики Гу-
время, в которых мы почти инстинктивно стремимся тенберга».
разместить все наши ощущения, представляют собой Пожалуй, никто так ясно не осознавал бесплодность на-
жесткий и незыблемый каркас, в котором каждое физи­ ших замкнутых систем исторического описания, как аббат
ческое событие может быть в принципе строго локали­ Пэйсон Ашер. Его классическая «История изобретений в
зовано, независимо от всех динамических процессов,
механике» объясняет, почему факты исторических измене­
происходящих вокруг него.
ний остаются за пределами досягаемости таких замкнутых
Далее мы увидим, что не только картезианское, но и ев­ систем: «Античные культуры не втискиваются в рамки мо­

клидово восприятие сформированы фонетическим алфави­ делей линеЙноЙ последовательности социальной и эконо­
том. Революция же, описываемая Бройлем, есть производ­ мической эволюции, разработанных немецкими историче­

ное уже не алфавита, а телеграфа и радио. Ту же мысль скими школами ... Если же отказаться от понятий линейного
высказывает биолог Дж.ЗЯнг. Указав, что электричество
развития и рассматривать развитие цивилизации в под­
линном смысле как многолинейныЙ процесс, то мы сущест­
есть не некая вещь, которая «течет», а «состояние, которое
венно продвинемся в понимании истории западной культу-
мы наблюдаем, когда между вещами существуют опреде-

10 11
ры как поступательной интеграции множества отдельных
открытое поле. Именно такого метода недоставало, по за­
элементов» (р.30, 31).
мечанию П.Ашера, исследованиям истории культуры и ку­
Историческая «точка зрения» представляет собой свое­
льтурных изменений. Токвиль использовал процедуру, по­
го рода замкнутую систему, тесно связанную с книгопеча­
добную которой описывает Дж.ЗЯнг (р.77): «Возможно,
танием; она расцветает на почве бессознательных эффек­
секрет способностей мозга заключается большей частью в
тов распространения письма при отсутствии уравновеши­
том, что он создает колоссальные возможности для взаи­
вающих культурных сил. Алексис де Токвиль, объединяв­
модействия всех участков, получающих внешние стимулы.
ший в себе черты человека как письменной, так и устной
Именно благодаря этой способности создавать такие места
культуры, кажется нам теперь почти ясновидцем, которо­
взаимодействия, или микширования, мы можем реагиро­
му открылась суть изменений, происходивших во Франции
вать на мир 'Ка'К на целое в значительно большей степени,
и Америке в его время. Он не пользовался методом «точки
чем это делают животные». Однако наши технологии от­
зрения», фиксированной позиции, которая создает визуа­
нюдь не в одинаковой мере благоприятны для развития
льную перспектину событий, заполняемую исследовате­
этой органической функции взаимодействия и взаимозави­
лем. Скорее он стремился обнаружить динамику, пронизы­
вающую данные ему факты: симости. Рассмотрение данного вопроса в отношении куль­
туры, связанной с алфавитом и книгопечатанием, и состав­
Если идти дальше и из этих различных черт вы­ ляет зада чу настоящего исследования. Это исследование
брать одну основную, причем такую, которая могла бы
стало возможным именно сегодня, в свете новых техноло­
обобщить почти все остальные особенности, я бы ска­
гий, ибо последние оказывают глубокое воздействие на
зал, что умственная деятельность всякого американца
традиционные способы деятельности и установившиеся
большей частью определяется индивидуальными уси­
лиями его разума. ценности алфавитной письменности и печатной культуры.
Таким образом, Америка - это страна, где меньше Недавно появилась работа, которая, как мне кажется,
всего читают Декарта, но лучше всего ему следуют ... позволяет снять с себя бремя новаторства и отвести подо­
Каждый, следовательно, наглухо закрывается в самом зрение в стремлении к эксцентричности в данном исследо­
себе и с этой позиции пытается судить о мире 5 . вании. Это книга Карла Поппера «Открытое общество и его

Именно умение приводить во взаимодействие письмен­ враги», посвященная исследованию аспектов распада родо­

ные и устные формы восприятия стало условием «науч­ племенного строя в Древнем мире и его возрождения в на­

ных» прозрений Токвиля в области психологии и политики.
Благодаря этому взаимодействию двух способов восприя­
тия он достиг пророческого понимания, в то время как дру­
гие наблюдатели просто выражали свои частные точки
зрения. Токвиль хорошо знал, что именно печатной пись­
менности обязаны своим происхождением не только ка рте­
шe время. Дело в том, что «открытому обществу», сформи­
рованному, как мы вскоре увидим, фонетической письмен­
ностью, теперь угрожает гибель под натиском электриче­
ских средств коммуникации. (Этот вопрос будет освещен в
заключении к данному исследованию.) Излишне говорить о
том, что все эти явления рассматриваются исключительно

зианское мировоззрение, но и специфические черты аме­ в модальности «есть», а не «должно быть». Оценке и тера­
риканской психологии и политики. ~eTOД взаимодействия пии должны предшествовать описание и постановка диа­

различных способов восприятия позволил Токвилю видеть гноза. Прибегать к моральной оценке вместо диагностики
мир не раздробленным, а как единое целое и при этом как - процедура довольно распространенная, но вряд ли пло­

дотворная.

5 Токвиль А. де. Демократия в Америке. - М., 1992. - С.319, Первую часть своего обширного исследования Карл По­
320.
ппер посвящает разложению племенного строя в Греции и
12 13
его последствиям. Но, говоря о Греции или о Современном новых трудностей. Стало ощущатъся 'H-аnряже'Н-uе ци­
мире, он оставляет совершенно без внимания динамику на­ ВWl.uзацuu.

ших расширенных технологиями чувств как факторов, Это напряжение и эти трудности явились следстви­
стимулирующих открытость или закрытость обществ. Его ем краха закрытого общества. Они ощущаются еще и в
описание и анализ руководствуются экономической и по­ наши дни, особенно во времена социальных изменений.
литической точкой зрения. Приводимый ниже отрывок Это напряжение порождено нашими действиями, кото­
особенно уместен в «Галактике Гутенберга», так как в его рых непрерывно требует от нас жизнь в открытом и ча­
начале говорится о взаимодействии культур посредством стично абстрактном обществе. Я имею в виду наше
торговли, а в конце описывается распад племенного госу­ стремление быть рациональными, воздерживаться от
дарства именно в том ключе, в каком он драмагически удовлетворения, по крайней мере, некоторых из наших
изображается у Шекспира в «Короле Лире». эмоциональных потребностей, следить за своими по­
Точка зрения Поппера заключается в том, что племен­ ступками и брать на себя ответственность. Мы должны,
ным, или закрытым, обществам свойственно биологическое я считаю, принимать это напряжение как плату за каж­

единство и что «наши современные открытые общества дое наше продвижение в знании, в разумности, в со­

функционируют в значительной степени посредством абст­ трудничестве и взаимопомощи, а следовательно, в на­

рактных отношений, таких как обмен или кооперация». Од­ ших шансах на выживание в условиях роста численно­

на из тем «Галактики Гутенберга» - это именно вопрос о сти населения. Это цена, которую мы должны заплатить
том, что движение к абстрактности или открытости закры­ за то, чтобы быть людьми.
тых обществ определяется фонетическим алфавитом, а не Это напряжение теснее всего связано с проблемой
какой-либо другой технологией или формой письма. С дру­ трений между классами, которые впервые возникли
гой стороны, то, что закрытые общества суть продукты при крахе закрытого общества. Закрытое общество не
технологий, свазанных с речью, барабаном и слухом, ста­ знало этой проблемы. По крайней мере, для его правя­
вит нас на заре века электроники перед фактом смыкания щих членов рабство, касты и классовое правление явля­
всего человеческого рода в единое мировое племя. И эта лись «естественными» В том смысле, что они не подвер­

электронная революция для представителей открытых об­ гались сомнению. Однако в процессе краха закрытого
ществ стала едва ли не более ошеломляюща, чем револю­ общества эта уверенность постепенно исчезает и вместе
ция, связанная с фонетической письменностью, ускорив­ с ней исчезает и чувство безопасности. Племенное об-
шей развитие и распад древних племенных и закрытых об­ . щество (а позже «город-государство») - это место безо­
ществ. Хотя Поппер не анализирует причин таких измене­ пасности для членов племени. Окруженные врагами и
ний, его описание ситуации весьма уместно привести в
опасными, а иногда даже враждебными магическими
«Галактике Гутенберга»:
силами, члены племенного сообщества воспринимали

В шестом веке до нашей эры это развитие событий свое общество подобно тому, как ребенок воспринимает
привело к частичному разложению прежнего образа свою семью и свой дом, в которых он играет определен­

жизни и даже к серии политических революций и от­ ную роль. Эту роль он хорошо знает и столь же хорошо
ветных реакций на них. А это вызвало, в свою очередь, ее играет. Крах закрытого общества, порождающий
не только попытки остановить и сохранить племенной проблему классов и другие проблемы социального ста­
строй с помощью силы, как в Спарте, но также и вели­ туса, должен был произвести на граждан такое же дей­
кую духовную революцию - вторжение в культуру ствие, какое производит на детей серьезная семейная
критического обсуждения и, как следствие, критическо­ ссора и крах семейного очага. Этот вид напряжения
го мышления, свободного от навязчивых магических ощущался привилегированными классами как серьез­

идей. В то же самое время возникли и первые симптомы ная опасность и, естественно, сказывался ни них намно-

14 15
 го сильнее, чем на тех, кто и до того был угнетен. Одна­
ко даже и эти последние чувствовали себя неуютно. ИХ
также пугал крах их «естественного» мира. И хотя они
ГАЛАКТИКА ГУТЕНБЕРГА
продолжали вести борьбу, им часто не удавалось воспо­
льзоваться своими победами над классовыми врагами,

~огда Король Лир раскрывает свою <темную цель"

которых поддерживала традиция, status quo, более вы­
сокий уровень образования и чувство естественного ав-
торитета''. '
_разделить на части королевство, то тем самым он
Эти наблюдения заставляют нас обратиться прямо к высказывает в политическом отношении дерзкое и аван­

«Королю Лиру» И К большой семейной ссоре, в которую гардное для начала семнадцатого столетия намерение:
оказался вовлеченным шестнадцатый век на заре эры Гу­
Мне с этих пор
тенберга.
Останется лишь королевский титул,
А пользованье выгодами, власть,
Доход с земель и воинскую силу
Предоставляю вам, в залог чего
Даю вам разделить мою корону.
Шекспи-р, Королъ Лир, 1, 1
Пер. ВПастернака

Лир предлагает в высшей степени современную идею

делегирования власти центром периферии. Зрители елиза­
ветинекой эпохи должны были сразу распознать в этой
«темной цели» левый макиавеллизм. В начале семнадцато­
го века новые формы власти и организации, вызывавшие
споры на протяжении предыдущего столетия, стали ощу­

щаться во всех сферах общественной и частной жизни.

«Король Лир» представляет новую стратегию культуры и
власти в плане ее воздействия на государство, семью и
психологию индивида:

А мы вас посвятим
В заветные решенья наши (оиг darker purpose) глубже.
Подайте карту мне. Узнайте все:
Мы разделили край наш на три части.

Карта, которая в шестнадцатом веке, веке проекции

Меркатора", также была новшеством, стала ключом к но­
вому видению периферии власти и богатства. Колумб, до

7 Способ картографирования, при котором параллели и мери­

дианы изображаются под углом 900 друг к другу. Эта проекция
6 Поппер К Открытое общество и его враги. - М., 1992.- Т.l. впервые использована фламандским картографом Герардом Кре­
- С.221, 222. мером (латинское имя Меркатор; 1512-1594). - Прим, пер.

16 17
того как стать мореплавателем, занимался картографией, делегирования власти. Намеченный им для себя план ведет
и открытие возможности движения по прямому курсу так, к специализации:

как если бы пространство было однородным и непрерыв­

Мне с этих пор
ным, стало важнейшим сдвигом в человеческом мироощу­
Останется лишь королевский титул ...
щении в эпоху Возрождения. Но еще важнее то, что с по­
явлением карты на передний план немедленно выдвигает­ Уловив его замысел, Гонерилья и Регана наперебой со­

ся главная тема Короля Лира, а именно: обособление зре­ ревнуются в выражении дочерней преданности. Лир сам
вносит раскол между ними, настаивая на вызывающем
ния как вид слепоты.
рознь соревновании в красноречии:
Свою «темную цель» Лир высказывает в первой сцене
пьесы, используя макиавеллевский жаргонный термин. А Скажите, дочери, мне, кто из вас
до этого в первой же сцене темнота намерений Природы Нас любит больше, чтобы при разделе
получает свое изображение в бахвальстве Глостера по по­ Могли мы нашу щедрость проявить
воду незаконнорожденности своего любимого сына, красав­ В прямо м согласье с вашею заслугой.

ца Эдмунда: «У меня есть законный сын, сэр, на год с Ты, Гонерилья, первой говори.

чем-то старше этого, который тем не менее ничуть мне не

Индивидуализм и конкуренция стали настоящим скан­
дороже». Именно имея в виду эту беззаботную веселость, с далом для общества, долгое время носившего наряд корпо­
которой он намекает на зачатие Эдмунда, Эдгар позже ративных и коллективных ценностей. Хорошо известно,
скажет (V, 3): какую роль в установлении новых культурных образцов

За незаконностъ твоего рожденья сыграло книгопечатание. Но естественным следствием спе­

Глазами поплатился твой отец''. циализирующего влияния новых форм знания среди про­
чих было то, что все проявления власти приняли характер
Эдмунд, любимый сын, открывает вторую сцену следу-
ярко выраженного централизма. В то время как феодаль­
ющими словами:
ная монархия носила инклюзивный характер, ибо король,
Природа, ты моя богиня! В жизни по сути, включал в себя всех своих подданных, ренессанс­
Я лишь тебе послушен. Я отверг ный герцог стремился к тому, чтобы стать эксклюзивным
Проклятъе предрассудков и правами центром власти, окруженным своими самостоятельными

Не поступлюсь, пусть младше я, чем брат. подданными. Результатом такого централизма, который
сам зависел от улучшения путей и торговли, стали обычай
Эдмунд обладает l'esprit de quantite 9 , столь существен­
делегировать власть и функциональная специализация
ным для измерений осязаемых предметов и для безличного
различных областей и индивидов. В «Короле Лире», как и в
эмпиризма. Эдмунд подан как сила природы, эксцентрич­
других пьесах, Шекспир демонстрирует безошибочное
ная по отношению к человеческому опыту как таковому и к
предвидение социальных и индивидуальных последствий
«проклятью предрассудков». Он - активный участник
постепенного обнажения атрибутов и функций во имя ско­
процесса фрагментации человеческих институтов. Вели­
рости, точности и укрепления власти. В его строках столь­
ким фрагментатором является и сам Лир с его вдохновен­
ко примеров прозорливости, что выбрать какой-либо из
ной идеей установления конституционной монархии путем
них - нелегкая задача. С первых же слов Гонерильи мы
наталкиваемся на них:
8 «The dark and vicious place where thee he got / Cost him his
eyes» (дословно: «Темное И зловещее место, где он тебя зачал, сто­ я люблю вас больше, чем можно выразить словами;
ило ему его глаз»). - Прим. пер.
Сильней, чем зренье, пространство и свободу ...
9 Расчетливый ум (фр.). - Прu.м. пер.

18 19
 Обнажение самих человеческих чувств как таковых бу­ и Регана выражают свою любовь к Лиру, Корделия гово­
рит:
дет одной из тем этой пьесы. Отделение зрения от других
чувств уже проявилось в словах Лира о его «темной цели» О, как бедна я! Нет, я не бедна --
и в том, что он полагается лишь на визуальную карту. И Любовью я богаче, чем словами.
если Гонерилья готова лишиться зрения в качестве выра­
Ее рациональная цельность -- прямая противополож­
жения преданности, то Регана отвечает на ее вызов так:
ность специализации ее сестер. Ей неведома фиксирован­
..Я объявляю себя ная точка зрения, опираясь на которую она могла бы из­
Врагом всех иных радостей, лить поток своего красноречия. Напротив, ее сестры в силу
Которые драгоценнейшему духовному началу-Ч чувст­ присущей им фрагментациичувств и стремления к точно­
ва доступны ... му расчету чутко улавливают требования момента. Подоб­
но Лиру, они движимы авангардными макиавеллевскими
Регана готова лишиться всех человеческих чувств, пока
убеждениями, что заставляет их в каждой ситуации дейст­
с ней пребывает любовь Лира.
вовать «по науке». Они решительны и свободны не только
Ссылкой на «драгоценнейшее духовное начало чувства»
от «духовного начала чувства», но и от его морального ана­
IUекспир с почти схоластической скр~пулезностью пока­
лога -- «совести». Ведь именно этот рациональный посред­
зывает необходимость в рациональном взаимодействии
ник между человеческими мотивами «всех нас превращает
чувств как конститутивном принципе рациональности. Ту
в трусов»!". И Корделия ведет себя, как трус, ибо она отя­
же самую тему мы встречаем у Джона Донна в «Анатомии
гощена многочисленными сложностями, источником кото­
мира»:
рых являются ее совесть, ее разум и ее роль.

Все -- вдребезги, согласья нет нигде,

Все -- лишь материал и отношенья.
Принц, подданный, отец, сын -- все забыто,
«КорольЛир» - рабочая модель процесса
И каждый одинок и должен в одиночку
стать Фениксом... обнажения личности, посредством которого
Крушение «драгоценнейшего духовного начала чувст­
люди переходит из мира ролей в мир
ва» означает обособление чувств друг от друга с вытекаю­ должностей
щей отсюда иррациональностью и конфликтом между ума­
ми, людьми и их функциями. Разрушение пропорциональ­ ~ «Король Лир» -- своего рода запутанная история бо­
ного соотношения между умами (или чувствами), людьми и лезни людей, которые перемещают себя из мира ролей в
их функциями -- вот основная тема позднего Шекспира. новый мир должностей. Это процесс постепенного обнаже­
Глядя на то, с каким рвением «специалисты» Гонерилья ния, который не происходит рывком, разве что в художе­
ственном сознании. Но Шекспир видел то, что в его время
10 Мак-Люэн цитирует Шекспира необычным, но более инте­ стало уже свершившимся фактом. Он говорил не о буду­
ресным для хода своих размышлений образом, как видно из даль­ щем. Однако старый мир ролей еще медлил уходить, по­
нейшего. В доступных нам изданиях здесь фигурирует фраза:
добно призраку, так же, как спустя столетие эры электри­
«the most precious spirit of вепве», т.е. «драгоценнейший дух (сущ­
чества Запад все еще ощущает присутствие таких старых
ность) чувства» (так и впереводе Б.Пастернака), тогда как у
Мак-Люэна - «the most precious square of вепве», т.е. дословно:
«драгоценнейший квадрат чувства», что в силу геометрических
11 Слова из монолога Гамлета (111, 1): «Так, всех нас в трусов
коннотаций и дает автору возможность дальше говорить о «схола­
превращает мысль». У Шекспира фигурирует слово «conscience»
стичности» Шекспира См. также прим. 239 на С.352. - Прим. пер. - совесть. - Прu.м. пер.

20 21
ценностей, как письменность, приватность и обособлен­ форматов о падшей природе. Пуле по этому поводу говорит
следующее (р.l0):
ность индивида.

Кент, Эдгар и Корделия «не попадают в фазу», выража-
ясь словами У.Б.ЙеЙтса. Они «феодальны» со своей безза­
ветной преданностью, ибо она естественна для их ролей. В
пределах своей роли они не исполняют никаких делегиро­
ванных полномочий. Они суть автономные центры. Как
указывает Жорж Пуле в «Исследованиях человеческого
времени» (р.7): «Для средневекового человека существова­
ла не одна-единственная, а множество длителъностей,
Для них также и человек, и природа были одушев­
лены по божественной воле. По их представлениям не­
когда было время, когда природа и человек были прича­
стны творящей силе ... Но это время прошло. На смену
эпохе, когда природа была божественной, пришла эпоха
падшей природы; причем это падение произошло по ее
собственной вине, в силу свободного акта, которым она
отделила, отрезала себя от своего происхождения, исто­

иерархически соотнесенных друг с другом. Причем они бы­ ка, отреклась от Бога. И с этого момента Бог отступился
ли связаны не только со всеобщим внешним миром, но и с от природы и человека.

внутренним, с природой самого человека, с его собствен­ Лир недвусмысленно указывает на пуританство Корде­
ным человеческим существованием». Эта удобная привыч­
лии:
ка к конфигурациям, властвовавшая на протяжении неско­
Пускай гордыня,
льких столетий, в эпоху Возрождения уступает место кон­
В которой ей чудится прямота,
тинуальным, линейным и унифицированным последовате­
Сама ей ищет мужа.
льностям как применительно к пространству и времени,

так и применительно к личным отношениям. На смену ана­ Реформаты, во главу угла ставившие индивидуальность

логовому миру ролей и отношений стремительно приходит и ее независимость, естественно, не видели смысла во всех

новый линейно организованный мир, как это изображается формальностях, связанных с безличными общественными

в пьесе «Троил и Крессида» (III, сц. 3): ролями. Публике, однако, было ясно, что именно привер­
женность Корделии к своей традиционной роли делает ее
Узка тропинка Славы: рядом с нею
столь беспомощной перед новым индивидуализмом Лира и
Один лишь может об руку идти.
ее сестер:
Не уступай дороги, ибо Зависть
Имеет сотни сотен сыновей, я вас люблю,
И все за Славой гонятся; а если
Как долг велит, не больше и не меньше.
Уступишь место или отойдешь -
Все ринутся, как волны в час прилива, Она прекрасно знает, что преданность, присущая ее ро­
Тебя оставив позади. ли, равна «ничему»12 по меркам нового беззастенчивого и
Пер. 'ГГнедим экспансивного индивидуализма. По словам Пуле (р.9), этот

Идея гомогенной сегментации людей, отношений и фун­ новый мир «отныне не более, чем огромный организм, ги­

кций могла появиться лишь в шестнадцатом столетии как гантская сеть взаимодействий и взаимовлияний, - орга­

свидетельство распада всех уз между чувством и разумом. низм, одушевляемый и направляемый изнутри в своем

«Король Лир» представляет собой полную картину пере­ циклическом развитии повсеместно одной и той же силой,

живания смены средневекового восприятия пространства и

12 Что скажешь ты, чтоб заручиться долей
времени ренессансным, перехода от инклюзивного воспри­
Обширнее, чем сестрины? Скажи.
ятия мира к эксклюзивному. Изменившееся отношение
Лира к Корделии как раз и отражает представление ре- К о р Д е л ия : Ничего, милорд. - Прu.м. пер.

22 23
представленной во многих обличьях, которую можно было Вот это место. Стойте, господин.
бы назвать Богом, Природой, Душой мира или Любовью». Какая жуть - заглядывать с обрыва
В такую глубь!

Иллюзия третьего измерения подробно рассматривает­

Болезненное переживание третьего ся в работе э.гомбриха «Искусство И иллюзия». Отнюдь не
измерения впервые получает свое словесное будучи естественно присущей человеческому видению,
трехмерная перспектива является конвенциональной, при­
выражение в поэтической истории
обретенной формой видения, - приобретенной. подобно
«Короля Лира- умению распознавать буквы алфавита или понимать по­
следовательное хронологическое повествование. То, что эта
~ Похоже, до сих пор так и не получил должного призна­ иллюзия была приобретена, видно из замечаний Шекспира
ния тот факт, что Шекспир в «Короле Лире» представил по поводу других чувств в их отношении к зрению. Глостер
первый и, насколько мне известно, единственный образец готов воспринять иллюзию, поскольку он неожиданно
трехмерной вербальной перспективы в литературе. Лишь у ослеп. Его способность визуализации теперь совершенно
Мильтона в «Потерянном рае» (П, 1-5) фиксированная ви­
отделена от других его чувств. И именно намеренная изо­
зуальная точка зрения вновь намеренно предоставляется
ляция зрения дарует человеку иллюзию трехмерности, как
читателю:
это становится очевидным у Шекспира. Появляется также
На царском троне, затмевавшем блеск необходимость зафиксировать взгляд:
Сокровищниц Индийских и Ормузских
И расточительных восточных стран, Вот это место. Стойте, господин.
Что осыпали варварских владык Какая жуть - заглядывать с обрыва
Алмазами и перлами, сидел В такую глубь! Величиной с жука,
Всех выше - Сатана ... Под нами вьются галки и вороны.
Пер. Ар'IC. Штейнберга Посередине кручи человек
Повис и рвет морской укроп, безумец.
Произвольный выбор единственной статической пози­
Он весь-то с голову, а рыбаки
ции создает художественное пространство с исчезающей
На берегу - как маленькие мыши.
точкой [зрения]. Это пространство может быть заполнено На якоре стоит большой корабль.
шаг за шагом, что резко отличает его от нехудожественно­ Он сверху шлюпкой кажется, а шлюпка
го пространства, в котором каждая вещь резонирует, или Не больше поплавка - едва видна.
модулирует свое собственное пространство, в двухмерной О камни ударяют с шумом волны,
Но их не слышно с этой высоты.
визуальной форме.
Довольно. Голова б не закружилась!
Уникальный образец трехмерного словесного искусства
Еще слетишь. Нет, лучше не глядеть.
мы видим в «Короле Лире» (IV, 6). Эдгар отчаянно пытает­
ся заставить слепого Глостера поверить в то, что они нахо­
Шекспир здесь помещает пять плоских двухмерных эк­
дятся на краю крутой скалы:
ранов один за другим. Они следуют друг за другом, так
Э Д г ар: Вы слышите шум моря? сказать, по диагонали и создают перспективность видения

Г л о с т ер: Нет, не слышу. с неподвижной точки. Он отлично сознает, что диспозиция,

Э Д г ар: Как видно, под влияньем слепоты связанная с такого рода иллюзионизмом, возникает вслед­
Все чувства притупились в вас ... ствие обособления чувств. Мильтон пришел к созданию та-
24 25

кой же визуальной иллюзии после потери зрения.
1709 г. епископ Беркли в своем «Опыте новой теории зре­
ния» подверг критике абсурдность ньютоновского визуаль­
ного пространства как очевидной абстрактной иллюзии, от­
сеченной от тактильных ощущений. Разобщенность чувств
и рассогласование их взаимодействия в тактильной сине­
стезии вполне могли быть одним из следствий технологии
Гутенберга. И к началу семнадцатого столетия, т.е. ко вре­
мени появления «Короля Лира», этот процесс разделения и
редукции функций уже достиг критической точки. Но для
того, чтобы определить, в какой степени подобная револю­
ция в жизни человеческих чувств имела своей причиной
Гутенбергову технологию, необходим несколько иной под­
ход, чем просто ряд примеров изображения формообразо­
ваний чувств в великой пьесе кризисного периода.
«Король Лир» - разновидность средневековой пропове­
ди или индуктивного рассуждения, показывающего безу­
мие и бедственность новой ренессансной деятельной жиз­
ни. Шекспир подробно разъясняет, что сам принцип дей­
ствия означает раскол социальной деятельности и частно­
го чувства жизни на специализированные сегменты. Раз­
вертывается безумная всеобщая игра сил, которая ведет к
бешеной активизации всех компонентов и людей, оказав­
шихся в зоне влияния нового сотрясения.
Подобное понимание мы находим у Сервантеса,
«Дон Кихот» был гальванизирован новой формой книги.
Также Макиавелли оказался под гипнотическим воздейст­
вием нового опыта, разрабатывая который, он попытался
достичь высшей ясности понимания. Макиавеллевское аб­
страгирование личной власти от социальной матрицы мож­
но сравнить с гораздо более древним абстрагированием ко­
леса от животной формы. Такая абстракция позволяет зна­
чительно ускорить движение. Но в шекспировско-серван­
тесовском видении присутствует понимание тщетности та­
кого движения и такого действия, основанного на фрагмен­
тации и специализации.
Здесь уместно вспомнить одну эпиграмму У.Б.ЙеЙтса, в
которой сопрягаются темы «Короля Лира» и «Дон-Кихота»
В форме загадки:
Упал в обморок Локк.
Умер сад.
26
Тогда прядильный станок
А в
Из-за спины достал Бог.
Локковский обморок - это гипнотический транс, вы­
званный появлением в опыте визуального компонента, по­
степенно заполнившего все поле внимания. Психологи
определяют гипноз как заполнение поля внимания од­
ним-единственным чувством. В этот момент «сад» умирает.
Иными словами, сад подразумевает взаимодействие всех
чувств в тактильной гармонии. При сосредоточенности на
одном-единственном чувстве механический принцип абст­
рагирования и повторения обретает эксплицитную форму.
Технология - это эксплицитность, как сказал Лайман
Брайсон. А эксплицитностъ означает артикулированность
лишь одной вещи, лишь одного чувства, лишь одного мыс­
лительного или психического состояния за раз. Поскольку
цель нашей книги - разобраться в истоках и формах су­
ществования Гутенберговой конфигурации событий, полез­
но рассмотреть влияние алфавита на туземцев в наше
время. Ибо их 'Иы'Иеш'Иее отношение к алфавиту подобно
нашему nрошло.му.
Интериоризация технологии фонетического
чей алфавита перемещает человека
из магического мира звука в нейтральный
визуальный мир
~ Дж.к.Каротерс в статье «Культура, психиатрия и пись­
менное слово» (Psychiatry, Nov., 1959) привел ряд наблюде­
ний, которые были сделаны в процессе сопоставления ту­
земцев, не обученных письменной грамоте, с обученными, а
также неписьменного человека с западным человеком во­
обще. ОН начинает (р.З08) с того известного факта, что
в силу типа воспитания и образования, в рамки которо­
го заключены африканцы с рождения и на протяжении
всей их жизни, человек рассматривает себя как доволь­
но незначительную частичку гораздо большего организ­
ма - семьи или клана, но отнюдь не как независимую,
полагающуюся на свои силы единицу. Проявления лич-
27
 ной инициативы и амбиций сведены к МИНимуму, и ос­ - это горячий гиттерэстетический мир, а мир глаза - от­
мысленное интегрирование человеческого ОПыта в ин­ носительно прохладный и нейтральный, западные люди
дивиде и, следовательно, индивидуальная ЛИния пове­ кажутся представителям слуховой культуры очень холод­
дения невозможны. В противовес ограничениям на ин­ ной рыбой-э',
теллектуальном уровне, на уровне темперамента допус­ Каротерс обращается к рассмотрению свойственного
кается большая свобода. Человеку предоставляется бесписьменной культуре представления о «власти» слов, О
возможность значительной раскованности в его жизни том, что звучание слов способно влиять на мысль и поведе­
«здесь И сейчас», возможность быть в высшей степени ние и о неумолимости их воздействия. Он цитирует Кенья­
эктравертированным и свободно выражать свои чувст­
ту в связи с любовной магией среди кикую:
ва.

Очень важно научиться правильному употреблению

Словом, наши представления о «раскрепощенном» ту­ магических слов и правильной интонации, так как резу­
земце игнорируют предельное закрепощение и подавление льтативность использования магии зависит от произне­

его умственной жизни и личности, что неизбежно в беспи­ сения этих слов в порядке, требуемом ритуалом ... При
сьменном мире: исполнении этих актов любовной магии исполнитель
должен декламировать магическую формулу ... После
В то время как западный ребенок с малолетства
этой декламации он громко называет имя девушки и на­
приучается к строительным кубикам, ключам и замкам,
чинает обращаться к ней так, словно бы она слушала
водопроводным кранам и множеству вещей и событий,
(р.ЗО9).
которые принуждают его мыслить в терминах про­

странственно-временных отношений и механической Выражаясь словами Джойса, это - «магические слова в

каузальности, африканский ребенок получает образо­ механически заученном порядке--э. Но сегодня любой ре­
вание, которое почти исключительно базируется на бенок в нашем мире вновь растет в такого рода магическом
устном слове и которое в высокой степени заряжено мире повторений, где по радио и телевидению непрерывно
драмой и эмоциями (р.ЗОВ). звучит реклама.

Далее Каротерс задается вопросом (p.301), каким обра­

Это значит, что в среде западной цивилизации ребенок
окружен абстрактной, чисто визуальной технологией, за­
дающей однородное время и однородное континуальное
пространство, где действуют «причины»,
следствия, где вещи движутся, а события происходят на
отдельных плоскостях и в последовательном порядке. Аф­
риканский же ребенок живет в скрытом, магическом мире
зом распространение письма в обществе ведет к переходу
от представления о слове как звучащей, живой, активной,
природной силе к представлению о нем как о «значении» И
имеющие свои
«смысле», которые понимаются сознанием:
Я полагаю, что только когда письменное и, более то­
го, печатное слово появилось на сцене, создались усло­

резонирующего устного слова. Он сталкивается не с одно­ вия, при которых слова потеряли свою магическую силу

значными связями причин и следствий, а с формальными и свойства. Почему?

причинами в пространстве, обладающем особой конфигу­
рацией, как это свойственно любому бесписьменному об­ 13 См. раздел об акустическом пространстве, написанный
ществу. Каротерс снова и снова повторяет, что «африкан­ И.С.Карпентером и Г.М.Мак-Люэном, в КН.: Explorations in Сот­

ские туземцы живут почти исключительно в мире звука,

munication, рр.65-70.
14 У Джойса игра слов: «rite words in rote order» (досл.: «ритуа­
прямо и непосредственно обращенного к слушателю, в то
льные слова в механическом порядке»), При восприятии на слух
время как западный европеец в значительно большей сте­
это выражение может быть также понято как «right words in wro-
пени живет в визуальном мире, который в целом вполне te order», Т.е. «правильные слова в записанном порядке». - Прим.
индифферентен по Отношению к нему». Поскольку мир уха пер.

28 29
 Я уже имел случай развивать эту тему раньше в димыми, присоединяются к миру индифферентному по
отношению к зрителю, миру, из которого магическая
своей статье, посвященной Африке, где сельское беспи­
сьменное население живет почти исключительно в мире
сила слова была исключена.

звука в противоположность западным европейцам, жи­

Каротерс переносит свои наблюдения в область «сво­
вущим преимущественно в визуальном мире. Звуки - бодной идеации», открытой для письменного мира и совер­
это в определенном смысле динамические вещи или, по
шенно недоступной для устных, бесписьменных сообществ:
крайней мере, индикаторы динамических вещей - дви­
жений, событий, действий, которые заставляют челове­ Представление о том, что связанное со словом мыш­
ка, практически беззащитного перед опасностями жиз­ ление отделимо от действия, не переходит в него прямо
ни среди кустарников или в степи, быть всегда насторо­ и может оставаться внутри человека ... имеет важные со­

же ... Для европейца звуки по большей части теряют это циокультурные импликации, ибо только в обществе, ко­
значение, напротив, у него все больше развивается спо­ торое сознает, что вербальные мысли могут задержива­
собность не замечать их. В то время как для европейца ться таким образом, а не появляются по самой своей
верить - значит видеть, для жителя сельской Африки природе на крыльях силы, благодаря таким социальным
реальность в гораздо большей степени относится к об­ ограничениям становится возможным, по крайней мере
ласти слышимого и произносимого . в теории, игнорировать мышление (р.Зll).
... Итак приходится принять то, что глаз для боль­
Потому-то во время памятных «чисток» 19ЗО-х годов в
шинства африканцев не столько орган восприятия, ско­
таком устном в своей основе обществе, как Россия, где
лько инструмент воли, в то время как главным воспри­
шпионаж ведется с помощью уха, а не глаза, у многих на
нимающим органом является ухо.
Западе вызывало недоумение то, что многие признавали
Каротерс настойчиво повторяет, что представитель За­ себя полностью виновными не в том, что они совершили, а
пада в высокой степени зависит от визуального формиро­ в том, что они подумали. Ибо в высокоразвитом письмен­
вания пространственно-временных отношений, без чего не­ ном обществе соотнесенность видения и поведения откры­
возможным было бы развитие механистического восприя­ вает индивиду возможность ухода в себя. Иначе дело об­
тия каузальных отношений, столь необходимых для строя стоит в устном обществе, где внутренняя вербализация яв­
нашей жизни. Но радикально иные предпосылки перцеп­ ляется эффективным социальным действием:
тивной жизни заставляют его задаться вопросом (р.З11),
В таких обстоятельствах существует нео6ходUJКая,
какой была возможная роль письменного слова впереносе
хотя и неявная, связь между ограничениями в сфере
перцептивного акцента со слухового на визуальное воспри­
действия и ограничениями в сфере мысли. Поскольку
ятие:
любое действие в таком обществе от самого его зарож­
Когда слова обретают письменную форму, они, само дения руксводимо в значительной мере общественными
собой, становятся частью визуального мира. Как и боль­ регулятивами и поскольку целеустремленная мысль по

шинство элементов визуального мира, они становятся самому своему существу личностна и уникальна для

статическими вещами и как таковые теряют динамизм, каждого индивида, то тем самым подразумевается, что

присущий звучащему слову вообще и произносимому в эти общества не склонны при знавать саму возможность
частности. Они почти полностью утрачивают элемент такого мышления. Поэтому, если оно все же есть и при
личной обращенности, так как слышимое слово обычно этом выходит за пределы сферы практического и ути­
направлено на тебя, в то время как видимое слово этого литарного, его рассматривают как проявление дьявола

лишено и может быть прочитано так или иначе, по же­ или результат внешнего злого влияния. Это то, чего
ланию. Они теряют те эмоциональные обертоны и ту следует бояться и остерегаться как в себе, так и в дру­
выразительность, которые были описаны, например, гих (р.312).
Монрад-Кроном ... Таким образом, слова, становясь ви-

30 31
 Возможно, характеристика принудительных и жестких
массовой информации естественна для любого устного об­
моделей в высокой степени устного, слухового сообщества
щества, где взаимозависимость есть результат взаимодей­
как «руководимого В значительной мере общественными
ствия причин и следствий во всеобщей структуре. Это -
регулятивами» несколько неожиданна. Дело в том, что нет
вполне в характере деревни или со времени электрифика­
ничего, что могло бы выйти за рамки устного, бесписьмен­
ции информационных средств глобальной деревни. Лучше
ного сообщества в его безличной коллективности. И когда
всего это новое базовое измерение глобальной взаимозави­
представители письменной культуры Запада сталкиваются
симости понимают работники рекламных агентств. Подобно
с различными «примитивными», или аудиокультурами, ка­
Советскому Союзу, они также озабочены доступом к сред­
ких еще немало в мире, это дает повод к недоразумениям.
ствам массовой информации и резулътата.мu. Их также
Например, такие страны, как Китай и Индия, по-прежнему
вовсе не занимает проблема самовыражения, и их шокиро­
остаются во многом аудиотактильными, Фонетические, так
вала бы любая попытка использовать, скажем, рекламу
сказать, способы коммуникации, пронизывающие эти сооб­
масла или кока-кольт как средство выражения частного
щества, претерпели очень мало изменений. Даже Россия
мнения и личных чувств. Точно так же советские бюрокра­
сохраняет глубокую наклонность к устному типу. Письмен­
ты не могут представить себе, чтобы кто-нибудь пожелал
ность лишь постепенно изменяет субструктуры языка и
использовать средства массовой информации в частном по­
чувственной организации.
рядке. И тут ни при чем ни Маркс, ни Ленин, ни комму­
Александр Инкелье в своей книге «Общественное мне­
низм. Это - естественная коллективистская установка лю­
ние в России» (р.137) дает ценное описание того, как обще­
бого общества устной культуры. Советская пресса в этом
распространенная и бессознательная установка даже сре­
смысле - эквивалент нашего Мэдисон-авеню в плане воз­
ди письменно образованных слоев приводит к неприятию
действия на производство и социальные процессы.
всего, что для письменного общества с долгой традицией
кажется «естественным». Русским, как и любому устному
обществу, свойствен совершенно иной взгляд на вещи:
Шизофрения, по-видимому, является
В Соединенных Штатах и в Англии ценится именно
закономерным следствием распространения
свобода самовыражения, абстрактное право как тако­
вое ... В Советском Союзе же на передний план выдвига­ письменности
ются резулътаты свободы, а о свободе как таковой за­
ботятся уже во вторую очередь. Именно по этой причи­
~ Каротерс подчеркивает, что до того, как фонетическое
не дискуссии между представителями советской и анг­
письмо расщепило надвое мысль и действие, единственно
ло-американской культур совершенно не в состоянии
возможным было положение, при котором любой человек
достичь согласия по специфическим вопросам, хотя обе
нес ответственность в равной степени и за свои мысли, и за
стороны утверждают необходимость свободной прессы.
свои поступки. Заслуга Каротерса именно в том, что он
Американец обычно говорит о свободе са.м.овыраже'Н.u.я.,
указал на раскол магического мира слуха и нейтрального
праве говорить или не говорить определенные вещи,

праве, по его словам, существующем в США и не суще­ мира глаза и, как следствие, на появление индивида, выде­

ствующем в Советском Союзе. Советский же человек лившегося из рода. Поэтому владеющий письменной гра­
обычно говорит о доступе к средствам самовыражения, мотностью человек, каким мы находим его в античном ми­

а не о праве говорить нечто в принципе, и именно этого ре, - это расколотый человек, шизофреник, и такими бы­
доступа, как он утверждает, лишены многие в Соеди­ ли все письменные люди со времени изобретения фонети­
ненных Штатах, в отличие от Советского Союза. ческого алфавита. Однако само по себе письмо еще не об­
ладает той специфической силой фонетической техноло­
Советская озабоченность резулътатамu для средств
гии, которая способна выделить человека из рода. Лишь
32
33
фонетический алфавит с его абстрагированием значения расширения возможностей глаза или уха, помещают чело­
от звука и переводом звука в визуальный код создает века в новый, полный неожиданностей мир, образующий
условия для трансформации человека. Ни пиктографиче­ новую мощную «связку», новую схему взаимодействия
ская, ни идеограмматическая или иероглифическая формы между всеми чувствами. Но по мере того как сообщество
письма не обладают расщепляющей силой фонетического усваивает новый способ восприятия во всех сферах труда
алфавита. Никакой другой вид письма, кроме фонетиче­ и общения, начальный шок постепенно ослабевает. И одна­
ского, никогда не мог бы изъять человека из властного ми­ ко именно здесь, в этой более поздней и длительной фазе
ра тотальной взаимозависимости и взаимодействия, пред­ «приспособления» всей личной и социальной жизни к но­
ставляющего собой сплошную аудиосеть. Из этого магиче­ вой модели восприятия, выдвинутой новой технологией, и
ского звучащего мира симультанных отношений, из его совершается подлинная революция.

устного, акустического пространства есть только один путь
к свободе и независимости человека, вышедшего из пле­
менного общества. Это путь 'Через фонетический алфавит,
который сразу же сообщает человеку ту или иную степень
дуалистической шизофрении. Вот как описывает это состо­
яние родовых корч дихотомии И травмы, нанесенной пись­
менностью, в Древней Греции Бертран Рассел в книге «Ис­
тория Западной философии» (р.39):
в своем большинстве древним грекам были свойст­
венны страстность и недовольство собой. Они разрыва­
лись между интеллектом, с одной стороны, и страстями,
с другой, между воображением, устремленным к небе­
Именно римляне осуществили обусловленный алфавит­
ной технологией перевод культуры в визуальные термины.
Греки же, древние или византийцы, в большей степени бы­
ли привязаны к устной культуре с ее недоверием к дейст­
вию и прикладиому знанию. Ведь прикладное знание -
будь то в военной области или промышленности - немыс­
лимо без однотипности и гомогенизации населения. «Нет
сомнений в том, - как писал символист Эдгар Аллан По,
- что акт письма в значительной степени подразумевает
логикализацию мысли». Линейное, алфавитное письмо сде­
лало возможным изобретение «грамматик» мысли и науки
древними греками. Эти грамматики, или артикулированное

сам, и волей к самоутверждению, ведущей прямо в ад. выражение индивидуальных и социальных процессов,

Их любимой максимой было «ничего сверх меры», одна­ представляли собой визуализацию не визуальных функций
ко в действительности мы во всем наблюдаем у них и отношений. Сами эти функции и процессы были не новы.
чрезмерность: в чистом мышлении, в поэзии, в религии Но средства пристального визуального анализа, а именно
и в грехе. Именно сочетание страсти и интеллекта при­ фонетический алфавит был для древних греков таким же
давало им величие, там, где они были великими ... В дей­ новшеством, каким в наш век стала кинокамера.
ствительности, Древняя Греция знала две стихии: одну Позже мы рассмотрим вопрос, почему фанатичная
- страстную, религиозную, мистическую и другую - страсть финикийцев, вытесавших алфавит из иероглифов,
мирскую, светлую, эмпирическую, рационалистиче­
к специализации не пробудила их к какой-либо дальней­
скую, устремленную к познанию разнообразия мира ...
шей интеллектуальной или художественной деятельности.
Разделение способностей в результате технологическо­ А покамест уместно вспомнить о том, что Цицерон, энцик­
го гиперразвития и экстернализации того или иного чувст­ лопедически обобщивший опыт древнеримского мира, го­
ва стала столь всепроникающим фактором в прошедшем воря о греках, упрекал Сократа за то, что тот первый внес
столетии, что сегодня мы впервые в истории наконец осоз­ раскол между сердцем и умом. Культура досократиков в
нали явления, которым обязаны этими культурными мута­ основном была еще бесписьменной. Сократ находится на
циями. Те, кому приходится принять на себя первый удар грани между устным миром и миром визуальной письмен­
новой технологии, будь то алфавит или радио, наиболее си­ ности. Но он не написал ничего. В средние века на Платона
льно реагируют на нее, поскольку соотношения между смотрели как на писца, или секретаря Сократа. А Фома
чувствами, изменяющиеся вследствие технологического Аквинский считал, что ни Сократ, ни наш Господь не оста-

34 35
 красноречию знание может найти путь к уму и сердцу лю­
вили своего учения в письменной форме, поскольку то
дей. Идея прикладиого знания владела умом Цицеро­
взаимодействие умов, которое происходит в процессе обу­
на-римлянина так же, как позже умом Френсиса Бэкона. И
чения, недостижимо на письме l 5 .
для Цицерона, и для Бэкона техника прикладного знания
основывается на процедуре единообразной воспроизводи­
мости и гомогенной сегментации знания, примером реали­
Ведет ли интериоризация таких средств
зации которой в Древнем Риме служат римские кирпичные
коммуникации, как буквы, к изменению дороги.

Если технология, независимо от того, появляется ли она

соотношения между чувствами и изменениям
изнутри или извне культуры, выводит на передний план
в ментальности?
какое-либо из чувств, меняется соотношение между всеми
нашими чувствами. Мы начинаем видеть, слышать и чув­
~ Цицерона как практичного римлянина заботило то, что ствовать по-новому. Взаимодействие между нашими орга­
греки усложнили реализацию его программы doctus ота­ нами чувств не прекращается, разве что в условиях анес­
tor 16. В разделах XV-XXII третьей книги своего трактата тезии. Однако, если какое-либо из чувств возрастает в
«Об ораторе» он набрасывает историю философии от ее своей интенсивности, оно начинает действовать на другие
возникновения и до его времени, пытаясь объяснить, как
как анестетик. Например, дантист может использовать на­
случилось, что профессиональные философы оторвали
зойливый звук для того, чтобы подавить тактильную чув­
красноречие от мудрости, Т.е. практическое знание - от
ствительность. На том же принципе обособления одного из
того знания, к которому следует стремиться ради него са­
чувств с целью анестезии остальных основан гипноз. Это
мого. До Сократа наука «одинаково учила и красному сло­
при водит К разрыву связи между чувствами, к своеобраз­
ву, и правому делу». Но начиная с Сократа язык и сердце
ной утрате идентичности. Поэтому бесписьменный человек
расходятся между собой. И то, что из всех людей именно
племенного строя, ключевая роль в организации опыта ко­
Сократ с его даром красноречия развел мудрость мысли и
торого принадлежит слуху, постоянно находится, можно
умение красиво говорить, казалось необъяснимым: «Во
сказать, в состоянии транса. Уже Платон, которого в сред­
главе их был тот самый Сократ, который, согласно свиде­
ние века считали секретарем Сократа, мог в акте письма,
тельству целой Греции, как по своей рассудительности, на­
оглядываясь назад на бесписьменный мир, сказать:
ходчивости, прелести и тонкости ума, так и по своему раз­

нообразному и богатому красноречию в любой области лег­ По поводу каждого искусства Тамус, как передают,
ко выходил победителем-Г? много высказал Тевту хорошего и дурного, но это было
Но после Сократа дела, по мнению Цицерона, пошли со­ бы слишком долго рассказывать. Когда же дошел черед
всем вкривь и вкось. Из всех философов лишь стоики, хотя до письма, Тевт сказал: «Эта наука, царь, сделает егип­

они и не пытались развивать красноречие, провозгласили

тян более мудрыми и памятливыми, так как найдено
средство для памяти и мудрости». Царь же сказал: «Ис­
последнее добродетелью и мудростью. Для Цицерона же
куснейший Тевт, один способен порождать предметы
мудрость и есть красноречие, поскольку только благодаря
искусства, а другой - судить, какая в них доля вреда
или выгоды для тех, кто из любви к ним придал им пря­
15 Utrum Christus debuerit doctrinam Suam Scripto tradere. мо противоположное значение. В души научившихся им
Summa Theologica, part III, q.42, art.4. «<Должен ли был Христос
они вселят забывчивость, так как будет лишена упраж­
доверить Свое учение Письму». - Прим. пер.)
нения память: припоминать станут извне, доверяясь
16 Ученый оратор (лат.). - Прu.м. пер.
письму, по посторонним знакам, а не изнутри, сами со­
17 Цицерон. Эстетика: Трактаты. Речи. Письма. - М., 1994. -
бою. Стало быть, ты нашел средство не для памяти, а
С.328, 329. - Прим пер.

36 37
 для припоминания. Ты даешь ученикам МНимую, а не льное восприятие суть универсальные характеристики че­

истинную мудрость. Они у тебя будут казаться много­ ловека. Отсутствие же такого пространства в примитивном
знающими, оставаясь в большинстве невеждами, людь­ искусстве приписывается этими учеными недостатку ху­

ми трудными для общения; они станут мнимомудрыми дожественных навыков. Кассирер, рассматривая вопрос о
вместо мудрых--"
мифе как слове (этимологически слово mythos означает
Ни здесь, ни где-либо еще у Платона не видно понима­ как раз «слово»), указывает (р.62):

ния роли фонетического алфавита в преобразовании чув­
ственности греков, как, впрочем, и ни у кого другого в его
время или позже. Однако еще до Платона творцы мифов,
балансировавшие на грани между старым устным миром
племенного строя и новыми технологиями, ведущими
специализации и индивидуализму, предвидели все это и
сумели выразить в немногих словах. В мифе о Кадме рас­
Согласно Узенеру, самым глубоким слоем, до кото­
рого мы можем проследить истоки религиозных пред­
ставлений, является слой «мгновенных богов», как он
называет те образы, которые рождаются некой потреб­
к ностью или неким чувством в критический момент... и
потому отмечены летучестью и свободой. Но, похоже,
что новые данные, которые предоставлены в наше рас­

сказывается, как этот царь, который как раз и ввел фини­ поряжение этнологией и сравнительным религиоведе­

кийское письмо, т.е, фонетический алфавит, в Греции, по­ нием за три десятилетия с момента публикации труда

сеял зубы дракона, которые дали всходы в виде вооружен­ Узенера, позволяют нам продвинутьсяна один шаг впе­

ных воинов. Как и в большинстве мифов, здесь в сжатом ред.

виде представлен сложный социальный процесс, растянув­

шийся на несколько столетий. Лишь недавно благодаря Га­
рольду Иннису этот миф раскрылся для нас в своем под­
линном смысле (см., например, его работы «Скрытое влия­
ние коммуникации» и «Империя И коммуникации»). Миф,
подобно афоризму или максиме, характерен для устной
культуры. Ведь до того, как письменность лишает язык
многомерности его звучания, для бесписьменного человека
каждое слово само по себе есть поэтический мир, «мгно­
венное божество», или откровение. Этот аспект сознания
бесписьменного человека обстоятельно рассмотрен в книге
Эрнста Кассирера «Язык И миф», опирающейся на широ­
кий круг современных исследований вопроса о происхож­
дении и развитии языка. Ближе к концу девятнадцатого
Цивилизациядарит варвару, или племенному
человеку, глаз вместо уха, но теперь
оказываетсяне в ладах с электронныммиром
~ Этот шаг ведет нас от частных индивидуализирован­
ных «архетипов» И эпифаний «мгновенных божеств» к бо­
лее общему смыслу проявлений божественного могущест­
ва. Современные ученые и физики часто бывают сбиты с
толку тем фактом, что, проникая в самые глубокие слои
бесписьменного сознания, мы наталкиваемся на наиболее
передовые и изощренные идеи науки и искусства двадца­

века многочисленные исследователи бесписьменных об­ того века. Объяснить этот парадокс - одна из задач дан­
ществ начали сомневаться в аnриорно./И. характере логиче­ ной книги. Эта тема вызывает все больше эмоций и споров,
ских категорий. Но еще и сегодня, когда роль фонетическо­ по мере того как наш мир под влиянием электрической
го письма в создании техники формулирования умозаклю­ технологии переходит от визуальной к аудиальной ориен­
чений (кформалъной логики») хорошо известна, некоторые тации. Увы, спор идет не о причинах этого процесса и в
ученые (среди которых есть даже антропологи) все еще по­ основном цепляется за «содержание». На время оставим
лагают, что евклидово пространство и трехмерное визуа- тему роли алфавита в формировании евклидового про­
странства в чувственной организации древних греков, а
18 Платон. Федр, 274е-275а / / Платон. Собр. соч.: В 4 т. - Т. 2.- также одновременного открытия перспективы и хроноло­
М., 1993. - С.186. - ПрUJИ. пер. гического повествования, и вернемся ненадолго к туземцам'

38 39
Дж.ККаротерса. Именно в бесписьменном мире легче всего
уточняем его характер. Общеизвестно, что цивилизован­
разглядеть воздействие фонетического алфавита, которое ные люди в большинстве своем отличаются неразвитостью
привело к формированию нашего западного мира. и грубостью чувственного восприятия, по сравнению со
Тот факт, что древние греки сумели извлечь из пись­ сверхчувствительностью представителей устных культур.
менного слова больше, чем другие сообщества, такие как Ибо глазу в смысле тонкости далеко до уха. Каротерс вы­
Вавилон и Египет, Х.А.Л.Фишер (А History 01 Еиторе, р.19) сказывает следующее замечание (р.313):
объясняет отсутствием «парализующего влияния жрече­
В той мере, в какой характер платоновской мысли
ской касты». И тем не менее у них было совсем немного
можно считать репрезентативным для греческой куль­
времени для исследования и открытия, до того как они
туры, очевидно, что слово - помысленное или написан­
утвердились в клииицзоеаннсй модели воспроизводимого
ное - в значительной степени сохраняло для греков не­
мышления. ПО мнению Каротерса, дело не только в том,
малую власть над «реальным» миром. Хотя впоследст­
что греческая интеллектуальная прослойка на раннем эта­
вии слово перестали рассматривать как самостоятель­
пе не только получила стимул в виде неожиданного досту­
ное действие, оно считается источником и началом не
па к накопленному знанию других народов, но также в том, только всякого действия, но и всякого открытия: оно
что, поскольку они не имели собственного, то не было и стало единственным ключом к знанию, и только мысль

имущественных интересов, связанных с уже накопленным - посредством слов или цифр - способна отомкнуть
знанием, которое помешало бы освоению чужого и выра­ все двери к познанию мира. В определенном смысле, си­
ботке нового. Именно эта ситуация ставит сегодня запад­ ла слов и других визуальных символов действительно
ный мир в невыгодное положение по сравнению с «отста­ возросла, как никогда прежде ... теперь вербальное или

лыми» странами. Именно наше колоссальное наследие пи­ математическое мышление стало единственной истиной

сьменной и механической технологий делает нас такими и весь чувственный мир превратился в иллюзию, если
только не считать слов, которые можно слышать или
беспомощными и неспособными справиться с новой элект­
видеть.
рической технологией. Новая физика - это пространство
слуха, поэтому общество с долгим письменным прошлым В диалоге «Кратил», названном в честь его учителя
чувствует себя здесь неуютно, а иначе и быть не может. языка и грамматики, Платон вкладывает Сократу в уста
Однако приведенный аргумент упускает из виду корен­ такие слова:

ное различие между фонетическим алфавитом и любым

Тогда каким же образом, сказали бы мы, они могли
другим видом письма. Только фонетический алфавит при­
устанавливать со знанием дела имена или оказаться за­
водит к разрыву между глазом и ухом, между семантиче­
конодателями, если еще не было присвоено ни одного
ским значением и визуальным кодом, и поэтому только фо­
имени, по которому они могли бы узнать, что вещи не­
нетическое письмо создает условия для перехода человека
льзя постичь иначе, как из имен?
из племенного мира в цивилизованный и дарит ему глаз Кратuл. Я думаю, Сократ, что справедливее всего
вместо уха. Так, например, китайскую культуру отличает говорят об этом те, кто утверждают, что какая-то сила,
гораздо большая тонкость и восприимчивость, по сравне­ высшая, чем человеческая, установила вещам первые

нию с западной. И тем не менее это - племенная культу­ имена, так что они непременно должны быть правиль­
ра, культура уха. За словом «цивилизация» следует сохра­ ными-".
нить технический смысл термина, подразумевающего че­
Этот взгляд Кратила был фундаментом большинства
ловека, вышедшего из племенного общества, человека, в
лингвистических исследований вплоть до эпохи Возрожде-
мышлении и поведении которого определяющую роль иг­

рают визуальные ценности. Тем самым мы не приписываем

19 Кратил, 438Ь-с / / Платон. Собр. соч.: В 4 т. - T.I. - М., 1990.
слову «цивилизация» никакого нового значения, а лишь
- С.678. - Прим. пер.

40 41
ния. Он укоренен в старой устной «магии», которая нахо­
дится в том же ряду явлений, что и явление «мгновенного Современный физик уютно чувствует себя
божества», явлений, сегодня снова вызывающих интерес в пространстве восточной теории поля
по различным причинам. То, что такой взгляд совершенно
чужд письменной и визуальной культуре, становится по­
~ Каротерс считает, что «традиционалистски ориентиро­
нятным из скептических замечаний, которыми Джоветт-" ванные», по классификации Ризмана, народы в ТОчности
сопроводил диалог.
соответствуют «тем странам и обществам, которые не пе­
В целях поисков ориентира в своем исследовании воз­
решли к письменной культуре или в которых большая
действия письма на бесписьменные общества Каротерс об­
часть населения осталась незатронутой письменностью»
ращается в книге Дейвида Ризмана «Одинокая толпа» (р.9).
(р.315). Следует понять, что быть «затронутым» письменно­
Согласно Ризману, для современного западного мира ха­
стью - дело нескорое, и эта «затронутость» нигде и никог­
рактерно то, что он развивает «у своих типичных предста­
да не достигает своей окончательной формы. Это станет
вителей конформистский социальный характер, который
ясно, когда мы перейдем к рассмотрению шестнадцатого и
обеспечивается усвоением на ранней стадии жизни интер­
последующих веков. Но сегодня, когда электричество со­
нализованного набора целей». Ризман не пытался понять,
здает условия в высшей степени тесного взаимодействия в
почему рукописная культура древности и средневековья
глобальном масштабе, мы стремительно возвращаемся в
не создала и не могла создать внутреннее измерение и по­
аудиальный мир одновременных событий и всеобщего со­
чему такое измерение необходимо появилось в печатной знания. Тем не менее письменные навыки сохраняются в
культуре. Это - одна из задач настоящей книги. Но уже
нашей речи, в нашей чувственности и в организации про­
сейчас можно сказать, что «внутреннее измерение» зави­
странства и времени нашей повседневной жизни. Если не
сит от «фиксированной точки зрения». Устойчивый и по­
произойдет какой-либо катастрофы, письменность и визу­
следовательный характер возникает при неподвижной, так
альные привычки могут еще долгое время оказывать со­
сказать, почти гипнотически застывшей точке зрения. Ра­
противление электричеству и сознанию «единого поля». И
бота же с рукописным текстом была' слишком медленной и
наоборот: немцы и японцы при высокоразвитой письмен­
прерывистой для того, чтобы обеспечить фиксированную
ной и аналитической технологии сохранили Сущностные
точку зрения или навык ровного скольжения в единой
моменты слухового племенного единства и всеобщей спло­
плоскости мысли и информации. Как мы покажем ниже,
ченности. Появление радио и, шире, электричества не то­
рукописная культура глубоко аудиотактильна по сравне­
лько для них, но и для всех племенных культур было в вы­
нию с печатной культурой, а это означает, что навык от­
сшей степени знаменательным событием, тогда как куль­
страненного наблюдения совершенно несвойствен рукопис­
туры с долгим письменным прошлым, что Вполне естест­
ным культурам, будь то древнеегипетская, греческая, ки­
венно, гораздо сильнее сопротивляются слуховой культуре
тайская или средневековая. Вместо холодной визуальной всеобщего электрического поля.
отстраненности в рукописном мире мы находим эмпатию и
В Отношении традиционалистски ориентированных на­
участие всех чувств. Бесписьменным культурам присуща родов Ризман отмечает следующее (р.26):
столь подавляющая тирания слуха над зрением, что ника­

кое равновесие между взаимодействующими чувствами Поскольку рассматриваемый нами вид общественно­
го строя является относительно стабильным, конфор­
немыслимо точно так же, как оно стало весьма проблема­
мизм индивида в значительной мере диктуется отноше­
тичным после того, как книгопечатание до крайности уси­
ниями власти между различными возрастными и поло­
лило визуальный компонент в опыте западного человека.
выми группам, кланами, кастами, профессиями и Т.д. _
отношениями, которые сохранялись практически неиз­
20 Английский переводчик диалогов Платона. - Прим. пер.
менными на ПРОтяжении столетий, переходя от поколе-
42 43

ния К поколевию. Культура осуществляет скрупулез­
ный контроль над поведением, и ... в сфере родственных
отношений царит суровый и точный этикет ... Попытки
найти новые способы решения традиционных проблем
практически отсутствуют ...
Как указывает Ризман, даже для того, чтобы удовлет­
ворять суровым и сложным религиозным ритуалам и эти­
кету от «индивида не требуется высокого уровня разви­
тия». Тем самым он выказывает себя человеком письмен­
ной культуры, для которого «развитие» означает личную
точку зрения. Напротив, то, что является высоким уровнем
развития для человека устной культуры, было бы непри­
емлемым для нашего визуальногО типа сознания. Некото­
рое представление об отношении человека традиционали­
стеки ориентированного общества к технологическим усо­
вершенствованиям можно получить ИЗ истории, рассказан­
ной Вернером Гейзенбергом в книге «Взгляд физика на
природу». Современный физик с его привычкой к «полево­
му» восприятию, путем сложных мыслительных операций
вырвавшийся из привычного нам ньютоновского простран­
ства, легко находит в дописьменном мире родственный ему
вид мудрости.
Гейзенберг говорит о «науке как части взаимодействия
между человеком и Природой» (р.20):
В этой связи часто упоминалось о том, что далеко
идущие изменения в окружающей нас среде и в нашем
образе жизни, вызванные технологическим прогрессом,
также опасно повлияли на наш способ мышления и что
здесь залегают корни кризисов, потрясших наше время
и отразившихся в современном искусстве. В действите­
льности это возражение гораздо старше, чем современ­
ная технология и наука, поскольку человек начал поль­
зоваться инструментами с самых первых шагов своей
истории. Так, две с половиной тысячи лет назад китай­
ский мудрец Чжуан-цзы уже говорил об опасности, ко­
торую порождают машины:
«Как-то во время своего путешествия к северу от ре­
ки Хан Цзы-гун увидел старика, работавшего у себя в
огороде. Тот вырыл оросительную канаву и теперь по­
минутно спускался в колодец, чтобы набрать воды в со­
СУд, а затем вылить ее в канаву. Хотя он трудился без
остановки, результаты его труда были скудными.
44
Цзы-гун сказал: «Есть способ, благодаря которому
ты сможешь наполнить водой сотню канав за день и с
гораздо меньшими усилиями. Хочешь узнать о нем?».
Старик остановился, взглянул на него и спросил: «И В
чем он заключается?». Цзы-гун ответил: «Нужно взять
деревянный рычаг и привязать к нему с одной стороны
груз. Таким образом ты сможешь черпать воду так бы­
стро, что она хлынет потоком. Это называется колодец с
воротом».
Тогда гнев отразился на лице старика, и он сказал:
«От своего учителя я слышал, что тот, кто использует
машины, и сам выполняет всю свою работу, как маши­
на. У того же, кто выполняет свою работу, как машина,
и сердце становится машиной, а тот, у кого в груди сер­
дце, как машина, теряет свою простоту. Потерявший же
простоту перестает понимать влечения своей души. А
когда человек перестает понимать свою душу, ему не­
легко остаться честным. Я уже слышал раньше о таких
вещах, но мне стыдно пользоваться ими».
В этой древней притче, бесспорно, содержится глубокая
мудрость, ибо «непонимание влечений своей души», пожа­
луй, одно из самых удачных определений состояния чело­
века, оказавшегося в современном кризисе. Технология,
машины распространились в нашем мире в такой степени,
что китайскому мудрецу это даже в голову не могло прий­
ти.
Та «простота», О которой он говорит, - продукт гораздо
более сложный и изощренный, чем что бы то ни было со­
зданное обществом со специализированной технологией,
где специализация проникла в чувственную жизнь. Но са­
мое интересное в этой притче то, что она пришлась по вку­
су Гейзенбергу. Ньютон не увидел бы в ней ничего приме­
чательного. И дело не только в том, что современная физи­
ка отказывается от специализированного визуального про­
странства Декарта и Ньютона. Она вновь вступает в слож­
ное слуховое пространство бесписьменного мира. Такое
слуховое пространство и в самом примитивном обществе, и
в настоящую эпоху представляет собой всеобщее поле си­
мультанных отношений, где «изменения» кажутся такими
же бессмысленными и неинтересными, какими они каза­
лись уму Шекспира или сердцу Сервантеса. Отставив в
сторону вопрос о ценностях, нам следует сегодня постара-
45
ться понять, что под влиянием электрической технологии
стала специализация в отдельном предмете или дисципли­
мы в наших самых обычных повседневных переживаниях
не. Вряд ли наш век можно обвинить в одержимости боль­
и действиях становимся похожими на людей примитивной
ше, чем любой другой; просто он сумел осознать сам факт
культуры. Это влияние проникает в нас не через наши
и условия своей одержимости, чего не удавалось ни одной
мысли и мнения, к которым мы научились относиться кри­
другой эпохе. Интерес же к бессознательному, личному и
тически, а через нашу повседневную чувственную жизнь,
коллективному, ко всем формам примитинного сознания,
где выкристаллизовываются матрицы нашего мышления и
интерес, которым отмечено наше время, восходит еще к
поведения. В нашей книге мы постараемся объяснить, по­
восемнадцатому веку, когда дала о себе знать первая мощ­
чему печатная культура дает человеку язык мысли, дела­
ная реакция, направленная против печатной культуры и
ющий его совершенно не готовым к тому, чтобы воспри­
механизации Промышленности. Можно ли утверждать, что
нять язык им же созданной электромагнитной технологии.
то, что началось как «романтическая реакция», устремлен­
Стратегию, к которой следует прибегнуть любой культуре
ная к органической целостности, ускорило открытие элект­
в подобный период, указал в свое время Вильгельм фон
ромагнитных волн? Трудно сказать. Но, безусловно, это от­
Гумбольдт:
крытие вновь создало симультанное «поле» всех человече­
Человек обращается со своими объектами, главным ских действий, благодаря чему человеческий род теперь
образом (или, можно сказать, исключительно, посколь­ существует в условиях «глобальной деревни». Мы живем в
ку его чувства и действия зависят от его восприятия), едином тесном пространстве, оглашающемся звуком пле­
так, как они ему даны в языке. По мере того как он пы­
менных барабанов. Вот почему сегодняшний интерес к
тается выразить свое бытие с помощью языка, он сам
«примитиву» так же банален, как озабоченность девятнад­
попадает в языковую ловушку: любой язык помещает
цатого века «прогрессом», И В равной степени не имеет от­
народ, которому он принадлежит, в магический круг, и
ношения к нашим проблемам.
из него нельзя выбраться, кроме как вступив в другой 2 1 .

Такое понимание породило в наше время технику под­

вешенного суждения, с помощью которой мы можем кри­
Новая электронная взаимозависимость
тически отнестись к допущениям, лежащим в основе наше­

го мышления, и преодолеть их ограниченность. Теперь пе­

возвращает мир к ситуации глобальной
ред нами открывается возможность научиться жить даже деревни
не только как амфибии, Т.е. в двух сопредельных мирах, а
плюралистично - во множестве миров и культур одновре­ ~ Нет ничего удивительного в том, что между описанием
менно. Мы больше не связаны одной культурой - единст­ традиционалистски ориентированных народов у Ризмана и
венной конфигурацией соотношения чувств - так же, как африканских племенных обществ у Каротерса обнаружи­
мы не связаны одной книгой, одним языком или одной тех­ ваются соответствия, как нет ничего удивительного и в
нологией. Культурная задача, стоящая сегодня перед нами, том, что знакомство с Жизнью туземцев Вызывает у обыч­
подобна задаче, которую решает ученый, стремящийся ного читателя глубокое чувство родственности описывае­
определить погрешность инструмента своего исследования, мому, ибо новая электрическая культура вновь подводит
для того чтобы ее учесть и исправить. ПО всей вероятности, под нашу жизнь племенную основу. Сошлемся на лириче­
распределение человеческого потенциала по отдельным ское свидетельство весьма романтически настроенного
культурам станет вскоре таким же абсурдным, каким уже биолога Пьера Тейяра де Шардена в его книге «Феномен
человека»;

21 Цит, по: Cassirer, Language and Myth, р.9.

Но по мере того, как под действием этого напора че-
46 47
 ловеческие элементы благодаря своей психической про­ предложением упразднить современные искусство, науку

ницаемости все больше проникали друг в друга, их со­ и филантропию. Разделавшись с этим трио, мы, по его мне­
знание (таинственное совпадение ...) при сближении воз­ нию, сможем захлопнуть крышку ящика Пандоры. Что ж?
буждалось. И как бы расширяясь, каждый из них по­ По крайней мере, Барзен сумел определиться со своей
степенно простирал радиус своей зоны влияния на Зем­ проблемой, хотя у него и нет ключа к пониманию того, как
ле, Земля же тем самым как будто все более уменьша­ действуют эти формы. Страх - это нормальное состояние
лась. В самом деле, что происходит при нынешнем па­ любого устного общества, поскольку в нем постоянно все
роксизме? Об этом уже неоднократно говорилось. Бла­
действует на все.
годаря изобретению недавно железной дороги, автомо­
Возвращаясь к ранее затронутой теме конформизма,
биля, самолета физическое влияние каждого человека,
Каротерс продолжает (р.315, 316); «Мысль и поведение не
некогда ограниченное несколькими километрами, те­
рассматриваются отдельно; мысль сама есть форма пове­
перь расширилось на сотни миль. Более того, благодаря
дения. «f.Келать зла» считается в болыпинстве таких об­
изумительному биологическому событию - открытию
ществ самым ужасным видом «поведения», И страх перед
электромагнитных волн - каждый индивид отныне (ак­
ним всегда присутствует в сознании». Несмотря на то что
тивно и пассивно) одновременно находится на всех мо­
рях и континентах - он находится во всех точках Зем­ единство чувственности, эмоций и мышления уже давно

ли 2 2 . составляет предмет ностальгии западного мира, мы так же

не готовы к тому, чтобы принять связанный с таким един­

Для людей письменной культуры с их критическим
ством племенной характер культуры, как некогда оказа­
складом ума горячность Тейяра де Шардена столь же ма­
лись не готовы к фрагментации человеческой психики,
лопонятна, сколь и его некритический энтузиазм по поводу
обусловленной печатной культурой.
космической мембраны, которая сомкнулась вокруг земно­
го шара благодаря расширению наших различных чувств с
помощью электричества. Эта экстернализация наших
чувств создает то, что Тейяр де Шарден называет «ноос­
Письменность воздействует на физиологию,
ферой», или технологическим мозгом мира. Вместо того, а также на психическую жизнь
чтобы превратиться в колоссальную Александрийскую
африканских туземцев
библиотеку, мир стал компьютером, электронным мозгом,
именно так, как это описывается в непритязательной науч­
ной фантастике. И по мере того как наши чувства выходят
~ в завершение своего рассуждения о влиянии фонети­
ческого письма на африканских туземцев Каротерс приво­
наружу, Большой Брат проникает вовнутрь. Поэтому если
дит выдержку (р.317, 318) из статьи врача-миссионера,
мы не сумеем осознать эту динамику, то в один прекрас­
опубликованной в кенийской ежедневной газете «Ист Эф­
ный день окажемся погруженными в атмосферу даничес­
рикан Стэндард». Она называется «Как цивилизация по­
кого страха, приличествующую тесному мирку племенных
влияла на африканских туземцев».
барабанов с его всеобщей взаимозависимостью и вынуж­
денным сосуществованием. Признаки такой паники хорошо Цель этой статьи - показать, что уже начатки обра­
заметны у f.КaKa Барзена, который объявляет себя бес­ зования, полученные африканскими мальчиками и де­
страшным и решительным луддитом в книге «Дом интел­ вочками, вызвали у них столь быстрые и далеко иду­
лекта». Понимая, что все, что ему дорого, связано с дейст­ щие последствия, что на протяжении только одного по­

вием алфавита на наше сознание, Барзен выступает с коления произошли такие изменения в человеческих

характеристиках и реакциях, которые должны были бы

22 Тейяр де Шарден П. Феномен человека. - М., 1987. - С.191. занять несколько столетий.

- Прu.м.. пер. Высокие человеческие качества африканцев, не за-

48 49

тронутых миссионерством или образованием, поражают
почти всякого. Они неутомимые труженики, неприхот­
ливы, никогда не унывают, их не пугают монотонность и
неудобства, и обычно они отличаются удивительной че­
стностью и правдивостью. Но нередко приходится слы­
шать нелестные сравнения этих африканцев с теми, кто
родился от родителей-христиан или с раннего возраста
начал посещать школу. Однако, по свидетельству писа­
теля, побывавшего в школах на Мадагаскаре, тем де­
тям, которые не были затронуты цивилизацией, от при­
роды свойственна некогорая летаргичность. Они способ­
ны длительное время сидеть спокойно: желание играть
в них словно дремлет. Они совершенно не страдают от
монотонности, и их умственная апатия позволяет
проявлять исключительное для детей терпение. Из этих
детей обычно вырастают необразованные африканцы,
неспособные к какому-либо квалифицированному тру­
ду. Самое большее, чему их можно научить, - это вы­
полнять работу, не требующую умственных усилий. Та­
кова плата за их положительные качества.
Африканец будет оставаться в постоянном рабстве у
своего невежества, если только не проявить решимость
рискнуть и ценой разрушения указанных качеств в хо­
де тех изменений, которые несет с собой образование,
попытаться заново построить его характер, но уже с со­
вершенно иной ментальностью. Эта новая ментальность
может проявить себя в увиливании от работы, в возрос­
ших заботах о пропитании, в желании жить со своей
женой, что прибавит хлопот работодателю. И это легко
объяснимо: уже первые шаги в образовании ведут к бы­
строму развитию у африканцев таких качеств, как чув­
ство интереса, тяга к удовольствиям и страх боли.
у образованного африканца (при этом под «образо­
ванностью» мы подразумеваем даже сравнительно низ­
кий образовательный стандарт, получаемый средним
африканским школьником) открывающееся перед ним
разнообразие жизни формирует чувство интереса; мо­
нотонность же, как и для обычного европейца, стано­
вится ему в тягость. Выполнение неинтересной работы
теперь стоит ему гораздо больших волевых усилий, а
отсутствие интереса вызывает усталость.
Далее автор рассматривает изменения во вкусах, в сек-
50
суальности и отношении к боли, вызванные приобщением к
грамоте:
По моим наблюдениям, нервная система африкан­
цев, незатронутых цивилизацией, настолькО летаргич­
на, что им требуется совсем немного времени для сна.
Многие из наших работников проходят несколько миль,
чтобы добраться до места работы, затем они целый день
прилежно трудятся, вечером возвращаются домой и
проводят большую часть ночи, сидя и охраняя свой ого­
род от вторжения диких кабанов. В течение многих не­
дель они спят всего по два-три часа в сутки.
Из всего этого вытекает важный моральный итог, а
именно, что африканцы старшего поколения, с которы­
ми почти всем нам приходилось иметь дело, навсегда
им
исчезли. Новое поколение - это совсем другие люди,
способные на большее как в хорошем, так и в плохом.
Они заслуживают сочувствия и понимания в отношении
их трудностей и неизмеримо возросших искушений. Не­
обходимо выработать такое понимание У африканских
родителей, пока еще не слишком поздно, и помочь им
осознать, что они имеют дело с гораздо более тонким
механизмом, чем они сами.
Каротерс подчеркивает тот факт, что такие последст­
вия вызывает уже начальное освоение грамоты, достаточ­
но лишь «некоторого знакомства с письменными символа­
ми и развития начальных навыков чтения, письма и счета».
В заключение (р.318) Каротерс обращается к истории
Китая, где книгопечатание было изобретено уже в седьмом
или восьмом веке и тем не менее «практически не имело
сколько-нибудь серьезных последствий для эмансипации
мышления». Он ссылается на Кеннета Скотта Латуретта,
который пишет в своей книге «Китайцы, их история И ку-
льтура» (р.310):
Гипотетический пришелец с Марса мог бы ожидать,
что индустриальная революция и современный науч­
ный подход должны были бы начать свое движение ско­
рее в Китае, чем на Западе. Китайцы столь трудолюби­
вы и изобретательны, в историческом плане они насто­
лько опередили Запад в сельскохозяйственном и меди­
цинском знании, что именно они, а не западные народы,
могли бы считаться предтечами и лидерами в том, что
51
 называется научным подходом к познанию человеком
нию организации, основанной на началах физической силы
окружающей среды и овладению ею. Нельзя не удивля­
и агрессивности и реализующей римскую модель
ться тому, что народ, который первым изобрел бумагу,
«центр-периферия».
книгопечатание, порох и компас - если ВСпомнить то­
Каротерс ошибается, когда объясняет индифферент­
лько некоторые из их наиболее известных открытий, _
ность ранней китайской культуры к индустриализму тем,
не оказался первым и в Создании ткацкого станка, паро­
что китайское письмо - в рукописном или печатном виде
вого двигателя и других машин, революционизировав_
- требует значительной эрудиции. То же самое, хотя и в
ших производство в восемнадцатом и девятнадцатом
веках. различной степени, можно сказать и обо всех неалфавит­
ных формах письма. Обратимся снова (и не в последний
Но дело в том, что китайцы видели цель книгопечатания раз) за помощью к комментарию Латуретта по этому пово­
не в создании одинаковых ВОСПРОИЗводимых продуктов для ду:
рынка и формирования системы цен. Книгопечатание было Большая часть необозримой литературы на китай­
альтернативой их МОлитвенным мельницам-З и визуаль­ ском языке была написана в классическом стиле ... Клас­
ным средством усиления заклинательного воздействия, по­ сический китайский язык весьма сложен в силу своей
добного тому, какое в наше время оказывает реклама. искусственности. Написанные на нем тексты часто изо­
Тем не менее пример отношения китайцев к книгопеча­ билуют аллюзиями и цитатами, и для того чтобы оце­
танию поможет нам ПРОДВинуться в наших усилиях уяс­ нить или хотя бы понять большую часть сказанного, чи­
нить его природу. Наиболее существенной чертой книгопе­ татель нуждается в обширных познаниях в имеющейся

чатания является воспроизводимость, повторяемость, а по­ литературе ... Только освоив фантастический объем ли­

вторяемость, как известно, ведет к гипнозу, одержимости. тературы и, более того, выучив на память значитель­

Кроме того, печатные идеограммы суть нечто совершенно ную ее часть, ученый обретает некое шестое чувство,
позволяющее ему догадываться, какое из нескольких
иное, нежели книгопечатание, основывающееся на фонети­
прочтений верно. Поэтому даже медленное и внимате­
ческом алфавите, ибо идеограмма (даже в большей степе­
льное чтение на классическом языке требует длитель­
ни, чем иероглиф) представляет собой СЛожный геш­
ной подготовки. Сочинительство же - еще более слож­
mалъm, воздействующий на все чувства сразу. Идеограмма ная задача. Немногие европейцы сумели достичь снос­
не допускает разделения между чувствами или специали­ ного владения стилем, а многие современные китайцы,
зации одного из них - выделения образа, звука или значе­ которые являются законченным продуктом сегодняш­
ния, что составляет ключевую характеристику фонетиче­ него типа образования, так и не смогли его освоить.
ского алфавита. Поэтому МНогочисленные специализации и
разделения функций, присущие промышленному труду и В заключение Каротерс делает вывод, что генетическо­

Прикладному знанию, остались китайцам недоступными. В му изучению человеческих коллективов недостает точно­

наСтоящее время китайская письменность, похоже, про­ сти и результативности в плане сбора данных, по сравне­

двигается в направлении фонетического алфавита. Это, не­ нию с исследованиями, опирающимися на культурологиче­

сомненно, приведет к ликвидации нынешней и традицион­ ский подход и изучение окружающей среды. Моя мысль
ной культуры in toto 24. Китайской нации придется пройти заключается в том, что культурная экология имеет надеж­

через шизофрению и умножение дихотомий к утвержде- ную основу, которую составляет чувственный аппарат че­
ловека, и что любое расширение чувств с помощью техно­
23 Речь идет о ламаистском МОлитвенном Приспособлении. См.: логии вызывает вполне поддающийся наблюдению эф­
Крывелев И.А. История религий. - т.2. - М., 1976. _ С.389, 390. фект, который состоит в установлении новой конфигура­
- Прu.м.. пер.
24 В целом (л.ат.). - Прим. пер. ции, или нового пропорционального соотношения, между

чувствами. Язык, коль скоро он представляет собой форму

52
53

технологии, конституируемой расширением, или овнешне­
нием, всех наших чувств, сам подвержен воздействию со
стороны какого-либо из механически расширенных чувств.
Таким образом, письмо оказывает прямое влияние на речь
- и не только на ее морфологию и синтаксис, но и на про­
цесс формирования мысли и социальное функционирова­
Hиe языка 2 5 .
Почему представители бесписьменных
обществ не могуг воспринимать кинофильмы
или фотографии без длительной
предварительной подготовки
~ Поскольку наша цель на данном этапе заключается в
том, чтобы раскрыть влияние фонетического алфавита на
формирование нового типа восприятия, обратимся к ста­
тье 26
профессора Джона Уилсона из Африканского инсти­
тута при Лондонском университете. Человеку письменной
ли этот фильм аудитории и попросили их рассказать,
что они видели. К нашему удивлению, они ответили, что
видели курицу, тогда как мы даже не подозревали, что
в фильме была курица! Мы очень внимательно про­
смотрели кадр за кадром, и действительно - на секун­
ду или около того в углу кадра промелькнула курица.
Ее кто-то спугнул, и она выскочила в пространство кад­
ра справа внизу. Вот и все, что увидели зрители. Они не
увидели ничего из того, ради чего был снят фильм, и,
напротив, увидели то, чего не видели мы до тех пор, по­
ка не просмотрели фильм с удвоенным вниманием. Но
почему? Мы выдвигали теорию за теорией. Может
быть, дело в том, что движение курицы было внезап­
ным. Все остальное было снято в замедленном темпе:
люди медленно двигаются, собирают жестянки и пр.;
птица же была для них чем-то реальным. Была еще и
другая теория, которая заключалась в том, что птица
имела для них религиозное значение, но от нее мы бы-
стро отказались
Вопрос: Не могли бы вы подробно описать содержа-
ние фильма?
Уилсон: Да. В фильме заснято очень медленное пе-

культуры нелегко понять, почему представители беспись­ редвижение санитарного работника, который смотрит,
менных обществ неспособны воспринимать трехмерное есть ли в жестянке вода, затем аккуратно подбирает
изображение, т.е. изображение, созданное по законам перс­
жестянку, выливает из нее воду, затем втаптывает ее в

пективы, Мы привыкли думать, что это - естественно

землю (чтобы в ней не размножались москиты) и акку­
присущий человеку способ видения и что незачем учиться
ратно кладет жестянку в корзину на спине у осла. Зада­
ча эпизода была показатъ, как избавиться от мусора.
для того, чтобы смотреть фильмы или рассматривать фо­
Это напоминало работника в парке, который собирает
тографии. Уилсон, который попытался использовать
бумажки, накалывая их на заостренную палку, и кла­
фильм для обучения туземцев чтению, натолкнулся на ин­
дет их в мешок Все делалось очень медленно, с тем что­
тересный факт:
бы донести, как важно убирать такие жестянки, потому
Вот еще одно весьма интересное свидетельство. Не­ что москиты размножаются в стоячей воде. Жестянки
кий санитарный инспектор снял фильм, где в очень аккуратно собирали, опорожняли и убирали, чтобы не
медленном темпе показывалось, что нужно делать жи­ было стоячей воды. Фильм длился около пяти минут.
телям обычной африканской деревни для того, чтобы Курица появилась где-то на секунду на таком вот фоне.
избавиться от застойной воды: осушение луж, собира­ Вопрос: Хотите ли вы сказать, что когда вы говорили
ние и уборка пустых жестяных банок и Т.Д. МЫ показа- с аудиторией, вы обнаружили, что они не видели ничего,
кроме курицы?
H.M.McLuhan, «The Effect of the Printed Book оп Language in
25 Уилсон: Мы просто спросили: "Что вы видели в этом
the Sixteenth Century», in Explorations in Coттunication, фильме?».
рр.125-35. Вопрос: «Что вы видели?» или «Что вы подумали?».
26«Film Literacy in Атпса», Canadian Coттunications, vol.I, Уилсон: Нет. «Что вы видели?».
по.4, summer, 1961, рр.7-14.
55
54
 Вопрос: Сколько зрителей было в аудитории, кото­ лидово пространство, которое базируется на отделении

рой вы задали вопрос? зрения от тактильности и слуха, им неизвестно.

Уилсон: Около тридцати. Рассмотрим другие трудности, с которыми столкнулись

Вопрос: И никто не ответил иначе, как «Мы видели туземцы при восприятии кинофильма. Это поможет нам
курицу?», понять, как много конвенций письменного происхождения
Уилсон: Нет. Это был первый быстрый ответ: «Мы встроены даже в не вербальные формы, как, например, в
видели курицу».
фильм:
Вопрос: Видели ли они также человека?
Уилсон: Когда мы продолжили расспросы, оказа­ По моему мнению, нам следует очень осторожно по­

лось, что они видели человека, но самое интересное бы­ льзоваться кинофильмами, для их понимания требуется

ло то, что они не смогли уяснить суть происходящего, а определенный опыт. Мы пришли к мысли, что, если мы
собираемся использовать эти фильмы, нам необходимо
главное, как нам дальше удалось выяснить, они не ви­
организовать некий процесс обучения, а следовательно,
дели всего кадра; они видели в кадре только детали. По­
провести исследования. В ходе последних обнаружи­
зже, обратившись за консультацией к художнику и
лись интереснейшие вещи. Оказывается, кинофильм,
врачу-окулисту, мы узнали, что подготовленные люди,
который является западным продуктом, представляет
люди, привыкшие к киноизображению. фокусируют
собой высококонвенционализированный символический
свой взгляд в точке перед плоским экраном, что и по­
артефакт, хотя и выглядит весьма реальным. Напри­
зволяет охватить весь кадр. В этом смысле и восприя­
мер, мы обнаружили, что если вы показываете афри­
тие изображения - это конвенционально организован­ канской аудитории двух действующих лиц и один из
ная деятельность. Вы должны увидеть изображение них, сделав свое дело, уходит из кадра, то аудитория
сначала целиком, а эти люди не умели этого делать, по­ хочет знать, что с ним случилось дальше. Они не могли
скольку не были к этому приучены. Когда им показыва­ понять, что этот персонаж больше не нужен для изоб­
ли изображение, они начинали рассматривать его при­ ражаемой истории, и желали знать, что с ним произош­
близительно так, как это делает сканнер телекамеры, ло. Поэтому нам пришлось придумывать продолжение,
т.е, быстро двигаясь по картинке. Вероятно, именно так вставляя массу ненужного нам материала, например,

действует взгляд, не приученный к рассматриванию прослеживать его движение по улице, до того как он

картин, - он их сканирует. Потому-то они и не успева­ свернет за угол. Нельзя было позволить ему просто

ли схватить кадр, несмотря на замедленный темп про­ уйти из кадра, надо было дождаться, пока он сам свер­
исходящего на экране. нет за угол. Тогда это становилось понятным. Действия
должны были развиваться естественным порядком.
Ключ к загадке содержится в заключительном ответе. Панорамное движение камеры также сбивало с тол­
Письменность развивает у людей способность фокусиро­ ку аудиторию, которая не понимала, что происходит.

вать свой взгляд на некотором расстоянии перед образом, Они думали, что предметы, появляющиеся в кадре, в
так что мы воспринимаем всю картинку одним взглядом. У буквальном смысле двигаются. Таким образом, конвен­
бесписьменных людей такая привычка не выработана, они ция оставалась не понятой, То же самое касается такого
видят предметы иначе. Они скорее сканируют предметы и приема, как наезд камеры на сидящего неподвижно че­

образы, подобно тому, как мы это делаем с печатным тек­ ловека. Им казалось странным, что изображение может
стом - сегмент за сегментом. Иными словами, они не спо­ расти на глазах. Или еще: нам хорошо известен такой
собны отстраниться от предмета, видеть его со стороны и тип начала фильма: общая панорама города, сужение
полностью сливаются с ним или эмпатически проникают в картинки до одной улицы, затем - до одного дома, за­

него. Глаз используется не как орган перспективного виде­ тем - через окно вовнутрь и т.д. Это понималось в бук­
вальном смысле так, что вы сами проделываете все эти
ния, а, так сказать, как орган тактильного восприятия. Евк-

56 57
 перемещения, пока наконец не входите в дом через ок­ риканцы, которые работали учителями и которых спе­
но. циально подготовили для такой деятельности.
Все это означало, что, если мы хотим использовать
Но даже получив определенную подготовку, туземцы,
фильм как действительно эффективное средство, необ­
например, Ганы не могут воспринимать фильм о нигерий­
ходимо организовать процесс обучения соответствую­
цах. Они не способны обобщать свой опыт от фильма к фи­
щим конвенциям и снимать такие фильмы, которые бу­
льму - настолько глубоко они втянуты в свой локальный
дут приучать людей к одной конвенции за другой, на­
опыт. Эта эмпатическая вовлеченность, характерная для
пример, к тому, что человек может уйти из кадра. Мы
устного общества и аудиотактильного человека, раскалы­
должны были бы покаэатъ, что вот есть угол улицы и
вается фонетическим алфавитом, который абстрагирует
человек сворачивает за угол, а затем в следующей час­
визуальный компонент от чувственного комплекса. Уилсон
ти фильма показатъ, что вот человек удаляется и обре­
делает из этого следующий вывод. Он высказывает пред­
зать сцену.
положение о целесообразности использования чаплинской
техники в создании фильмов для туземной аудитории. Ис­
тория должна излагаться с помощью жестов, а жесты дол­

Африканская аудитория не может жны быть сложными и точными. Уилсон отмечает, с одной
стороны, неспособность африканцев следить за сложным
удовлетвориться привычной нам ролью
повествованием, но с другой - их искушенность в драма­
пассивного потребителя при просмотре тизации:

фильма Есть один весьма существенный момент, о котором

мы тогда не знали, и очень жаль, так как это сильно по­

~ Одной из важнейших характеристик любой письменной могло бы нам, а именно: африканцы очень искусны в
аудитории является принятие ею пассивной потребитель­ разыгрывании ролей. Важную часть детского образова­
ской роли при прочтении книги или просмотре фильма. Но ния в дописьменном обществе составляет ролевая игра;
африканская аудитория совершенно неподготовлена к дети должны уметь играть роли взрослых в различных
молчаливому и сосредоточенному восприятию развертыва­
заданных ситуациях. Но нам повезло в другом. Мы об­
ния повествования: наружили, что африканцы очень хорошо воспринимают

Это важный момент. Африканская аудитория не мо­ мультипликационные фильмы. Поначалу это нас озада­

жет сидеть спокойно, не пытаясь как-то участвовать в

чило, но разгадка быстро отыскалась. Дело в том, что
кукольные представления являются обычной формой
происходящем. Поэтому человек, .который показывает
их досуга.
фильм и сопровождает показ живым комментарием,
должен чувствовать аудиторию, стимулировать и на­ Однако здесь кроется больше, чем полагает Уилсон. Ес­
правлять ее реакцию. Например, в ситуации, когда пер­ ли бы туземцам можно было показатъ телевидение, то, к
сонаж поет песню, для аудитории это становится при­ удивлению Уилсона, они восприняли бы его гораздо лучше,
глашением к тому, чтобы ее подхватить. При создании чем кинофильм. Дело в том, что в кино человек отождеств­
фильма следовало иметь в виду это участие аудитории ляет себя с камерой, а представители бесписьменной куль­
и предусмотреть возможности для этого. Люди, сопро­ туры не умеют использовать свои глаза как камеру. В слу­
вождавшие показ фильма живым комментарием, дол­ чае же с телевидением зритель отождествляет себя с экра­
жны были пройти обстоятельное обучение, для того ном. Будучи двухмерным и скульптурным, телевидение
чтобы понимать смысл фильма и уметь разъяснять этот активизирует тактильность. Иными словами, телевидение
смысл различным аудиториям. В основном это были аф- не является средством и формой повествования. Оно не

58 59
столько визуально, сколько аудиотактильно, Поэтому оно стей, необходимых для музыканта, становится, по его мне­
гораздо более эмфатично, и оптимальным телеизображе­ нию, безнадежным делом. Далее Айвинз объясняет, почему
нием является мультфильм. Мультфильм нравится тузем­
мы представляем пространство как некое самостоятельно
цам так же, как и нашим детям, поскольку представляет
существующее вместилище, тогда как в действительности
собой мир, где визуальный компонент играет настолько не­ пространство - это «качество или отношение вещей, и оно
значительную роль, что деятельность зрителя подобна
не существует без них» (р.8). Тем не менее, по сравнению с
разгадыванию кроссворда-". последующими веками, «греки были тактильно мыслящи­
Еще более важно то, что мультипликационный рисунок,
ми и ... если бы у них была возможность выбора между так­
как и пещерная живопись, ведет нас в область взаимодей­
тильным или визуальным способом мышления, они бы ин­
ствия чувств, т.е, имеет скорее осязательный, тактильный
стинктивно выбрали тактильный» (р.9, 10). Так обстояло
характер. Иными словами, искусство рисовальщика явля­
дело с организацией опыта западного человека вплоть до
ется в такой же мере тактильным, осязательным, как и ис­
изобретения Гутенберга и еще долгое время после него.
кусство чеканщика. Вот почему даже евклидово простран­
Рассматривая историю греческой геометрии, Айвинз отме­
ство по современным стандартам выглядит весьма такти­
чает: «... снова И снова на протяжении шести-семи столетий
льным.
они оказывались на пороге современной геометрии, но,
Этот вопрос рассматривается Уильямом Айвинзом мл. В
стесненные своими тактильно-мышечными, метрическими
книге «Искусство И геометрия: исследование пространст­
представлениями, они так и не смогли переступить этот
венной интуиции». Автор следующим образом объясняет
порог и проникнуть В широкое и открытое пространство
не вербализованные допущения, лежащие в основе воспри­
своевременного мышления» (р.58).
ятия пространства древними греками: «Греки никогда не
упоминали среди аксиом и постулатов своей геометрии о
базовом допущении конгруэнтности, и тем не менее ... это
Когда технология приводит к расширению
один из самых фундаментальных моментов в греческой
геометрии, который является определяющим обстоятель­ одного из наших чувств, то вместе
ством как в плане ее строения и ее достоинств, так и в пла­
с интерноризацией новой технологии
не ее ограниченности» (р.х.). Конгруэнтность стала новым и
волнующим визуальным измерением, которое было неиз­
происходит перестройка форм восприятия
вестно аудиотактильным культурам. Айвинз говорит: «В
отличие от глаза, невооруженная рука не способна обнару­ ~ Хотя главная тема этой книги - галактика Гутенберга,
жить, три или более объектов находятся на одной линии» или конфигурация событий, которые далеко отстоят от

(р.7). Теперь совершенно понятно, почему Платон настаи­ изобретения алфавита и эпохи рукописной культуры, важ­

вал на том, что «тому, кто незнаком с геометрией, не мес­ но уяснить, что без алфавита не было бы и Гутенберга. По­

то» В его академии. Подобным же мотивом руководствовал­
ся венский музыкант Карл Орф, когда не допускал детей в
свою музыкальную школу, если они уже научились
и писать. При развившейся при этом наклонности к визуа­
льному восприятию выработка аудиотактильных способно-
27 Подробнее о новой пространственной ориентации при вос­
приятии телеобраза см.: H.M.McLuhan, «Inside the Five Sense Sen-
sorium», Canadian Architect, June, 1961, vol.6, по.б, рр.49-54.
этому нам необходимо глубже всмотреться в те культур­
ные условия восприятия, которые вообще создают возмож­
читать
ность сначала письма, а затем, по-видимому, алфавита-б,
28 Корейцы к 1403 г. уже умели изготавливать чугунный шрифт
посредством штамповки и матричных форм (см. книгу Т.Ф.Карте­
ра «Изобретение печатания в Китае и его распространение на За­
пад»). Картера не занимал вопрос об отношении алфавита к
печатанию, и, по-видимому, он не знал о том, что корейцы, по не­
которым сведениям, пользовались фонетическим алфавитом.

60 61
 Тот факт, что, как сообщает Уилсон, взрослым афри­ рактера побуждает зрителя к активному соучастию. И ког­
канцам требуются годы для того, чтобы научиться смот­ да африканцы воспринимают кино как искусство с недо­
реть кино, имеет точную аналогию в западном мире. Речь статочно отчетливой образностью, требующей активного
идет о трудностях с восприятием «абстрактного» искусст­ соучастия, нас это забавляет. Отталкиваться от следствия,
ва. В 1925 г. Бертран Рассел написал книгу «Азбука отно­ а не от причины (что, как мы видели, присуще русским) -
сительности», где на первой же странице отметил следую­ такой способ действия в конце девятнадцатого столетия
щее: казался нам новым, о чем мы поговорим в Этой книге не­
сколько позднее.
Многие новые идеи могут быть выражены и нема те­
В недавней работе Джорджа фон Бекеши «Эксперимен­
матическим языком, но это ничуть не облегчает их вос­
ты в области слуха» выдвигается решение проблемы про­
приятия. Мы нуждаемся в том, чтобы изменить нашу
странства, совершенно противоположное предложенному
картину мира ... Такого же рода изменения требовало
учение Коперника о том, что Земля не является непо­ Каротерсом и Уилсоном. В то время как они пытаются го­
движной ... Теперь эта идея не вызывает у нас трудно­ ворить о восприятии людей бесписьменной культуры исхо­
стей, поскольку мы знакомимся с ней до того, как уста­ дя из опыта, обусловленного письмом, профессор фон Бе­
новятся наши мыслительные привычки. Подобным же кеши рассматривает акустическое пространство как само­

образом идеи Эйнштейна легче будет усвоить поколе­ достаточное. Будучи знатоком в ЭТой области, он прекрасно
ниям, которые вырастут вместе с ними; но нам, для того сознает трудности, на которые наталкивается разговор о
чтобы перестроить наше воображение, необходимо со­ слуховом пространстве, ибо акустический мир - это мир
вершить определенного рода усилие.
«в глубинуь-", Особый интерес представляет тот факт, что,
стараясь прояснить природу слышания и акустического
Проще говоря, когда новая технология расширяет одно
или несколько наших чувств, вынося их вовне, в социаль­ пространства, профессор фон Бекеши намеренно избегает
ный мир, то в этой культуре формируется новое соотноше­ употребления таких терминов, как «точка зрения», «перс­
ние всех наших чувств. Это можно сравнить с тем, как пре­ пектива», отдавая предпочтение мозаическому подходу. С

ображается мелодия, если к ней добавить одну ноту. И ког­ этой целью он обращается к двухмерной живописи как
да в какой-либо культуре происходит такое изменение в способу раскрытия резонансной глубины акустического
соотношении чувств, радикально меняется характер вос­ пространства. Вот что он об этом пишет (р.4):
приятия: то, что казалось ясным, становится непонятным,
Можно различить два подхода к проблеме. Первый
а то, что казалось смутным и непрозрачным, начинает про­
- назовем его теоретическим - заключается в том,
ясняться. Как заметил Генрих Вельфлин в своем револю­ чтобы сформулировать проблему в соотнесении с уже
ционном труде «Принципы истории искусства» (1915 г.): известным, связать с общепринятыми принципами, а
«...дело не в чувственных фактах, а в эффекте, воздейст­ затем перейти к проверке гипотез экспериментальным
вии». Вельфлин отталкивался от открытий скульптора путем. Другой - назовем его мозаическим - рассмат­
Адольфа фон Гильдебранда, который в своей работе ривает каждую проблему саму по себе, не особенно за­
«Проблема формы в изобразительных искусствах» впер­ думываясь о том, в каком проблемном поле она нахо­

вые ясно показал спутанность чувственного восприятия дится, и пытается установить отношения и принципы,

обычного человека и роль искусства в прояснении Этой пу­ имеющие силу для очерченной области.

таницы. Гильдебранд описал механизм, посредством кото­ Затем фон Бекеши переходит к рассмотрению двух тех­
рого тактильность выполняла роль еинестетического фак­ ник живописи:
тора, организующего взаимодействие между чувствами, и
тем самым была ядром воздействия искусства. Дело в том,
что недостаточно отчетливая образность тактильного ха- 29 См. «Acoustic Space».
62 63
 Удачную аналогию этим двум подходам можно най­
ти в области искусства. В период между одиннадцатым
и семнадцатым столетиями арабы и персы достигли вы­
сокого мастерства в изобразительном искусстве ... Позд­
нее, в период Ренессанса, были разработаны
формы репрезентации, которые стремились
единство и перспектину изображению и добиться запе­
чатления атмосферы ...
Когда наука двинулась далеко вперед и стало из­
вестно большинство переменных, лучшим способом об­
ращения с новой проблемой стало поместить ее в уже
имеющуюся рамку. Однако, если рамка неточна, а коли­
чество переменных слишком велико, то мозаический
подход значительно облегчает дело.
Мозаический подход не только «значительно облегчает»
исследование такого свойства слухового пространства,
симультанностъ; это - единственный релевантный подход.
Дело в том, что «двухмерная» мозаика или живопись
формы приглушенной визуальнасти, благодаря чему ста­
новится возможным максимальное взаимодействие между
всеми чувствами. Именно такой была живописная стра те­
гия «после Сезанна»: изображать вещи так, словно их дер­
жишь в руках, а не видишь.
Теория культурных изменений невозможна
без понимания изменений соотношения
чувств, вызванных их различными
экстернализациями
~ Эта тема заслуживает особенно пристального внима­
ния, поскольку, как мы увидим, изобретение алфавита по­
служило длительным стимулом для развития
мира в направлении разделения между чувствами, функ­
циями, операциями, эмоциональными и политическими со­
стояниями, а также задачами, т.е, фрагментации, которая
нашла свое завершение, как считал Дюркгейм, в аномии
девятнадцатого столетия. Парадокс, указанный профессо­
ром фон Бекеши, заключается в том, что двухмерная моза­
ика в действительности является многомерным миром, где
64
различные структуры входят в резонанс между собой. Тог­
да как именно трехмерный мир пространства изображения
представляет собой на самом деле абстрактную иллюзию,
основанную на значительном обособлении визуальнасти от
новые
остальных чувств.
придать
Это - не вопрос ценностей или предпочтений. Какой бы
точки зрения мы ни придерживались, нам необходимо по­
нять, почему «примитивная» живопись двухмерна, тогда
как рисование или живопись человека письменной культу­
ры тяготеет к перепективности. Без такого знания мы не
сможем понять, почему люди вообще перестали быть «при­
митивными», или аудиотактильными, в том, что касается
их чувственной организации. И равным образом мы не смо­
жем понять, почему «после Сезанна» произошел отказ от
визуального в пользу аудиотактильных способа мышления
как
и организации опыта. Только прояснив этот вопрос, мы
- приблизимся К постижению роли алфавита и книгопечата­
ния в придании доминирующей роли визуальному чувству
в языке и искусстве, как и в социальной и политической
жизни в целом. До того как визуальный компонент выдви­
нулся на передний план, человеческие сообщества знали
только племенную структуру. Эмансипация индивида от
племенных уз зависела, по крайней мере в прошлом, от
усиления визуальной жизни, подстегиваемой письменно­
стью, причем именно связанной с алфавитом. Ведь алфа­
витное письмо является не только уникальным, но и позд­
ним. До него существовало множество других форм. В дей­
ствительности любой народ, который переходит от кочево­
го к оседлому образу жизни, готов к изобретению письма.
У кочевых же народов письмо появлялось не раньше, чем у
них начала развиваться архитектура, или «огражденное
пространство». Ибо письмо представляет собой заключение
в визуальные границы невизуальных пространств и
западного чувств, а следовательно, абстрагирование визуального из
привычного взаимодействия чувств. А поскольку выраже­
нием всех наших чувств одновременно служит речь, пись­
мо является производным от речи.
В наше время специфическая технология письма стано­
вится более понятной, особенно благода ря новым способам
обучения ускоренному чтению, которое основано на отде­
лении движений глаза от внутреннего проговаривания. По-
6s
зже мы вернемся к тому факту, что чтение в древнем и ленной скорости достигается иллюзия органической полно­
средневековом мире всегда было чтением вслух. Печатный ты или взаимодействия пространств. Тем самым колесо в
текст ускорил движение глаза и понизил голос. Но внут­ конечном счете становится в нашей культуре средством
реннее проговаривание само собой считалось неотделимым преодоления машины как культурного феномена. Но по­
от горизонтального слежения за словами на странице. Се­ вторное слияние колеса с живой формой произошло благо­
годня мы знаем, что разделение между чтением и прогова­ даря подключению к нему электричества. Разумеется, ко­
риванием происходит при вертикальном чтении. Здесь ал­ лесо в наш век электричества и ракетной техники выгля­
фавитная технология разделения между чувствами дости­ дит устаревшим. Но, как нам еще не раз придется в этом
гает крайней степени обособленности, но именно этот при­ убедиться, гипертрофия является признаком устаревания.
мер помогает понять, каким образом вообще возникает лю­ Именно поскольку колесо в двадцатом столетии возвраща­
бое письмо. ется к органической форме, теперь нам легко понять, как
В докладе «История теории информации», прочитанном первобытный человек «изобрел» его. Любое живое сущест­
перед Королевским обществом в 1951 г., И.Колин Черри из во в движении представляет собой колесо в том смысле,
Лондонского университета высказал следующее наблюде­ что повторяющееся движение реализует циклический
ние: «В ранние эпохи на пути всякого изобретательства принцип. Так, даже музыкальные мелодии письменных об­
стояла неспособность отделить механическую структуру ществ построены как повторяющиеся циклы. Но музыка
от живых форм. Изобретение колеса представляло собой бесписьменных культур не имеет такой повторяющейся,
выдающуюся попытку такого отделения. Великий поток циклической, абстрактной формы, как мелодия. Одним
изобретений, начавшийся в шестнадцатом столетии, имеет словом, изобретение есть перевод одного типа пространст­
в своей основе постепенное отделение машины от живых ва в другое.

форм». Печатание стало первым случаем механизации Гидион также упоминает французского физиолога Эть­
древнего ремесла и привело к дальнейшей механизации ена Жюля Мори (1830-1904), который изобрел миограф
всех ремесел. Современные фазы этого процесса - тема для записи движений мышц: «Мори совершенно сознате­
книги «Механизация становится у руля» Зигфрида Гидио­ льно следует Декарту, однако вместо графического пред­
на. ставления механических частей он переводит в графиче­
Однако цель Гидиона - подробно и поэтапно просле­ скую форму органическое движение» (р.19).
дить процесс возвращения к органическим формам в испо­
льзовании механизмов на протяжении прошлого столетия:

В своем знаменитом опыте, проведенном в семидеся­ в двадцатомвеке происходитвстреча

тые годы, по исследованию движений людей и живот­ алфавитногои электронноголиков культуры,
ных Эдвард Майбридж установил тридцать камер на
расстоянии двенадцати дюймов друг от друга, шторки
и печатное слово начинает служить тормозом
которых открывались электромагнитным устройством в в пробуждении Африки внутри нас
тот момент, когда движущийся объект проходил перед
аппаратом ... Каждый снимок показывал объект в отде­
льной фазе, зафиксированной каждой камерой (р.107).
~ Изобретениеалфавита, как и изобретениеколеса, было
редукцией сложного, органического взаимодействия про­
Иными словами, объект переводится из органической, странств к единому пространству. Фонетический алфавит
или симультанной, формы в статический, или изобразите­ редуцировал одновременноедействие всех чувств, которое
льный, режим. Путем смены последовательности таких мы видим в устной речи, к визуальному коду. Сегодня та­
статических пространственных изображений на опреде- кой переход осуществляется туда и обратно через множе-

66 67
ство пространственных форм, которые мы называем «сред­ Цель настоящего труда - исследовать прежде всего пе­
ствами коммуникации». Однако каждое из этих прост­ чатную фазу алфавитной культуры. Однако сегодня эта

ранств обладает особыми свойствами и каждое по-своему фаза столкнулась с новыми органическими и биологиче­
скими формами электронного мира. Иными словами, те­
отражается на остальных наших чувствах.
перь, достигнув вершины своего механического развития,
Сегодня нам легко понять, как был изобретен алфавит,
она переплелась с бисэлектронными технологиями, как за­
ибо, как указал А.Н.УаЙтхед в своей книге «Наука И совре­
метил Тейяр де Шарден. И именно это возвратное движе­
менный мир», величайшим открытием девятнадцатого сто­
ние делает нашу эпоху, так сказать, «соприродной- беспи­
летия стало открытие метода открытий:
сьменным культурам. Мы больше не испытываем трудно­
Величайшим достижением девятнадцатого столетия стей с пониманием сознания туземцев, или бесписьменных
явилось открытие метода исследования. Новый метод
народов, просто потому, что мы воссоздали его посредст­
прочно вошел в жизнь. Для того чтобы понять нашу
вом электроники в нашей собственной культуре. (Однако
эпоху, мы должны пренебречь всеми деталями проис­
постписьменное состояние есть совершенно иная форма
ходящих изменений, такими, например, как железные
взаимозависимости, чем дописьменное.) Таким образом,
дороги, телеграф, радио, прядильная машина, синтети­
мои рассуждения о ранних стадиях развития алфавитной
ческие красители. Мы должны сосредоточить внимание
технологии вполне уместны по отношению к эре Гутенбер­
на методе, ибо он представляет собой то нововведение,
га.
которое разрушило основы старой цивилизации ... Одним
из элементов нового метода является открытие того, как Вот что писал Колин Черри по поводу ранней стадии
совершить переход от научных идей к конечному про­ развития письма:

дукту их реализации. Этот процесс представляет собой

Нет смысла излагать подробную историю разговор­
организованную атаку на возникающие одно за другим
ного и письменного языков для целей нашего исследова­
препятствиях''.
ния, однако есть некоторые интересные моменты, кото­

Метод исследования, как показал Э.По в «Философии рые мы можем использовать в качестве исходной точки.

творчества», состоит в том, чтобы начать с решения проб­ Ранняя письменность средиземноморской цивилизации

лемы или с эффекта, которого намереваются достичь, а за­ представляла собой рисунки, или «логографическое»
письмо: для представления объектов, а также по ассо­
тем шаг за шагом пройти в обратном направлении до той
циации идей, действий, имен и прочего использовались
точки, откуда следует начать, для того чтобы достичь раз­
обыкновенные рисунки. А что еще важнее, было созда­
гадки или эффекта. Таков метод построения детективной
но фонетическое письмо, в котором звуки обозначались
истории, символистского стихотворения и работы совре­
символами. С течением времени рисунки превратились
менной науки. Однако требуется еще один шаг, совершен­
в более формальные символы, что было обусловлено
ный двадцатым столетием за пределы этого метода, для
трудностями использования резца или тростниковой
того чтобы понять происхождение и действие таких форм, палочки, а фонетическое письмо упростил ось до набора
как колесо или алфавит. И этот шаг заключается не в об­ двух-трех десятков алфавитных букв, разделившихся
ратном движении от продукта к исходной точке, а в том, на гласные и согласные.

чтобы проследить процесс, отделив его от продукта. Имен­ В египетской иероглификс мы сталкиваемся с иск­
но это происходит в психоанализе, и такой метод является лючительным примером того, что можно назвать избы­

единственным способом уйти от продукта процесса, ска­ точностью языка и кода; одна из трудностей в расшиф­

жем, невроза или психоза. ровке надписи на Розетском камне заключалась в том,
что в целях достижения полного пони мания многослож­

30 Уайтхед А.Н. Избранные работы по философии. - М., 1990. ного слова каждый слог может обозначаться не одним

- С.156. - Прим, пер. символом, а несколькими различными символами, име-

68 69
 ющими хождение в обыденном словоупотреблении (т.е.
если зто переводить буквально, то получается что-то
вроде заикания). С другой стороны, в семитских языках
мы видим раннюю попытку уйти от избыточности.
Древнееврейское письмо не имело гласных, равно как и
современное, кроме как в книгах для детей. То же мож­
но сказать и о многих других древних письменах. Сла­
вянское русское письмо сделало следующий шаг в пла­
не уплотнения: в религиозных текстах вместо
употребляющихся слов использовались сокращения из
нескольких букв, подобные нашим современным аббре­
виатурам.
Однако суть фонетического алфавита и его воздействия
на человека и общество не в бегстве от избыточности. «Из­
быточность» как «содержательное» понятие само является
следствием алфавитной технологии. Иными словами, вся­
кое фонетическое письмо представляет собой визуальный
код речи. Речь никоим образом не есть «содержание» фо­
нетического письма, как, впрочем, и любого другого. Пик­
тографическая и идеографическая разновидности письма
суть гештальты или моментальные снимки различных си­
туаций, индивидуальных или социальных. Получить пред­
ставление о неалфавитных формах письма нам могут по­
мочь математические уравнения, наподобие Е = тег,
фигуры древнегреческой и древнеримской риторики. Та­
кие уравнения или фигуры не имеют содержания и пред­
ставляют собой структуры, подобные некой мелодии, про­
буждающей к жизни свой собственный мир. Такие ритори­
ческие фигуры, как гипербола, ирония, литота, уподобле­
ние или парономазия суть определенные положения
Пикториальное письмо всех видов - это своего рода балет
из таких положений, который восхищает нас в силу нашей
тяги к синестезии и аудиотактильному богатству опыта в
гораздо большей степени, чем просто абстрактные алфа­
витные формы. Было бы весьма полезно, если бы дети в
школе изучали китайские идеограммы и египетские иерог­
лифы в целях расширения их взгляда на наш алфавит.
Колин Черри упускает из виду ту уникальную черту
нашего алфавита, что он не только диссоциирует, абстра­
гирует видимое и слышимое, но и отделяет всякое значе­
ние от звука, обозначаемого буквой, так что лишенные зна-
70
чения буквы относятся к лишенным значения звукам. До
тех пор пока вид или звук наделяется каким-либо значе­
нием, распад визуального и других чувств остается непол­
ным, так обстоит дело со всеми формами письма, кроме
фонетического алфавита.
Современное движение за реформу правил
часто
чтения и орфографии свидетельствует
о смещении акцента с визуального
на слышимое
~ Уместно отметить тот интересный факт, что в сегодня
возрастает беспокойство по поводу разобщения чувств, вы­
званного нашим алфавитом. На рисунке 1 приведен обра­
зец попытки создания нового алфавита, который бы при­
дал нашему письму более фонический характер. Пожалуй,
самой примечательной особенностью этого примера явля­
ется ощутимость его текстуры, тактильный характер, бла­
годаря чему он напоминает древний манускрипт. Желание
восстановить некое единство взаимодействия между наши­
ми чувствами на ощупь ведет нас в направлении древних
или рукописных форм, которые предполагают чтение вслух.
Бок о бок с этими усилиями развиваются практики быст­
рого чтения. Суть обучения ему заключается в том, чтобы
научиться видеть страницу без всякого проговаривания и
микродвижений артикуляционного аппарата, сопровожда­
ющих наше кинематическое движение глаза справа налево
ума.
и создающих мысленный звуковой ряд, который мы и на­
зываем чтением.
Наиболее значительный труд, посвященный фонетиче­
скому алфавиту, - книга Дэвида Диринджера «Алфавит»,
в начале которой он пишет следующее:
Алфавит представляет собой последнюю, наиболее
развитую, наиболее удобную и легче всего поддающую­
ся освоению систему письма. Алфавитное письмо полу­
чило универсальное употребление среди цивилизован­
ных людей; оно легко осваивается в детском возрасте.
По-видимому, буквенное письмо, обозначающее отдель-
71
 ные звуки, а не представления или слоги, обладает

hclpi, .the bliend man огромным

похвастаться
преимуществом.
знанием всех
Ни один синолог не может
восьмидесяти с чем-то ты­

сяч китайских символов, но и овладеть девятью или

101) Jhzr livd а

agre около того тысячами иероглифов, используемых
зованными китайцами также нелегко. Насколько проще
обра­

bIiend тап. hee Iivd wftzr обходиться алфавитом, в котором всего лишь двадцать
два или двадцать четыре знака! Кроме того, алфавит
без особой трудности переходит из языка в язык; один
tree~ and flouer~ groo; but и тот же алфавит используется в английском, француз­
ском, итальянском, немецком, испанском, турецком, по­

те bIiend тап cmd not SEE льском, голландском, чешском, хорватском, валлийском,
финском, венгерском и других языках, к тому же он

те tre€~ or fIouea. произошел от алфавита, использовавшегося в древно­

сти евреями, финикийцами, арамейцами, греками, этру­
сками и римлянами.

Благодаря простоте алфавита письмо получило ши­

те реог тап had tro fEEI рокое распространение; оно больше не является уделом
жреческого сословия и привилегированных классов, как

те wz to gre wiJh Ы! stick. в Египте, Месопотамии и Китае. Образование в значите­

льной степени стало делом обучения чтению и письму и
теперь доступно всем. Тот факт, что алфавитное письмо
tap-tap-tap went hi! stick оп просуществовало без особых изменений на протяжении
трех с половиной тысячелетий, несмотря на изобрете­
те rred. hfe waukt sl«:ly. ние книгопечатания, пишущей машинки и широкое ис­

пользование стенографии, есть лучшее свидетельство

его способности служить нуждам всего современного
Рисунок 1
мира. Простота, адаптируемость и удобство обеспечили
НОВЫЙ АЛФАВИТ ИЗ 43 СИМВОЛОВ: Это страница из ра­ алфавиту триумф перед другими системами письма.
боты под названием «Иисус Спаситель», напечатанной в Британии Алфавитное письмо и его происхождение - это це­
с использованием экспериментального расширенного римского ал­
лая история; здесь открывается самостоятельное поле
фавита. Этот алфавит опирается, главным образом, на фонетику и
для исследований, которое американские ученые уже
содержит основные буквы, исключая «q» И «х», С добавлением де­
успели окрестить «алфавитологией». Ни одна другая
вятнадцати новых. В нем не используются большие буквы. В рам­
ках предложенной системы буква «о» обозначает неизменяющийся система письма не имеет такой долгой, сложной и инте­

звук, как в «long», но, например, слово «ago» пишется как «agoe» С ресной истории.
добавлением к «о» - «е». Еще одно нововведение - перевернутая
Утверждение Диринджера о том, что алфавит в наше
буква «я» для таких звуков, как в слове «тгеез». Обычное «s» испо­
льзуется в словах, подобных «вее». Среди других новых букв - «]» время «получил универсальное употребление среди циви­
и «е», соединенные дефисом, для таких слов, как «blind»; соеди­ лизованных людей», несколько тавтологично, поскольку
ненные «о» И «и» для таких слов, как «flowers», а также два соеди­ именно благодаря алфавиту люди преодолели племенное
ненных вместе «о». В сентябре около тысячи британских детей устройство общества и перешли к «цивилизации». Многие
начнут учиться читать с помощью этого фонетического, экспери­ культуры, например Китая и Японии, значительно превос­
ментального алфавита (New York Tiтes, July 20, 1961). ходят цивилизацию в своих художественных достижениях,

72 73
но без фонетического алфавита они остаются племенными существовавшие системы цен и рынки. Словом, Гарольд
обществами. Необходимо подчеркнуть, что наша цель - Иннис первым вскрыл процесс изменений, таящийся в
осветить процесс разделения между чувствами, в силу ко­ формах коммуникационной технологии. Данная книга в
торого человек преодолел племенное состояние. «Плохо» определенном смысле - всего лишь пояснительная сноска

это или «хорошо» - пусть каждый определяет сам. Однако к его труду.

признание реальности этого явления поможет освободить Диринджер восторгается только одним качеством алфа­
его от миазматического морального тумана, который его вита, не задаваясь при этом вопросом, как или когда оно

пока еще окутывает. сформировал ось :

Следует сказать, что величие этого изобретения со­

стоит не в создании энское. Оно заключается в приня­
Гарольд Иннис первым показал, что алфавит тии чисто алфавитной системы, где каждому звуку со­
ответствовал только один знак Каким бы простым ни
является агрессивной и воинствующей
казалось нам сейчас это изобретение, его автора или ав­
формой, поглощающей торов следует считать величайшими благодетелями че­

и трансформирующей культуры ловечества. Ни один другой народ в мире не сумел со­

здать подлинно алфавитное письмо. Более или менее
цивилизованные народы Египта, Месопотамии, Крита,
~ Другое наблюдение Диринджера, заслуживающее ком­ Азии, Китая, Центральной Америки достигли высокой
ментария, состоит в том, что технология, использующая
ступени в развитии письма, но не сумели преодолеть
буквы для «репрезентации отдельных звуков, а не идей эту ступень. Некоторые народы (древние киприоты,
или слогов», доступна для всех народов. Иными словами, японцы и другие) выработали силлабическое письмо. Но
любое общество, использующее алфавит, способно подтол­ только гений сирийско-палестинских семитов создал
кнуть любую соседнюю культуру к принятию алфавитного алфавитное письмо, от которого произошли все про­
письма. Но этот процесс односторонний. Ни одна неалфа­ шлые и настоящие алфавиты.
витная культура не в силах одержать верх над алфавит­ Каждая значительная цивилизация модифицирует
ной. Алфавит не поддается ассимиляции, он может высту­ свои письмена, так что не всегда легко обнаружить их

пать только в роли ликвидатора. Тем не менее в наш век связи с ближайшими родственными формами. Так,

электроники становится очевидной ограниченность алфа­
витной технологии. Сегодня уже не кажется странным то,
что такие народы, как древние греки и римляне,
пользовались алфавитом, стремились к завоеванию новых
пространств и «дистанционному управлению». Гарольд Ин­
нис в книге «Империя И коммуникации» первым исследо­
вал эту тему и подробно разобрал известный миф о Кадме.
Греческий царь Кадм, который ввел в Греции фонетиче­
ский алфавит, по преданию, посеял зубы дракона, давшие
всходы в виде вооруженных воинов. (Зубы дракона могут
быть указанием на древние иероглифические формы.) Ин­
нис также объяснил причину того, почему печатание сти­
мулирует развитие национальной, а не племенной формы
единства и почему печатание вызывает к жизни ранее не
брахманы, великое материнское письмо Индии, корей­
ский алфавит, монгольские письмена произошли из того
же источника, что и греческий, латинский, рунический,
которые
еврейский, арабский, русский алфавиты, хотя для не­
специалиста практически невозможно увидеть действи­
тельное сходство между ними (р.216, 217).
На основе связи лишенного значения знака с лишенным
значения звуком сформировался западный человек Далее
мы попытаемся хотя бы схематично проследить воздейст­
вие алфавита в рукописной культуре древнего и средневе­
кового миров, а затем более внимательно рассмотрим
трансформацию алфавитной культуры вследствие изобре­
тения печатного пресса.

74 7S
 века. Именно это составляет тему работы Мирче Элиаде
Развитие индивидуального «я» приводит
«Священное и мирское: природа религии».
гомеровского героя к расколу психической В книге «Греки И иррациональное» И.р.доддс рассмат­
жизни ривает эмоциональную неустойчивость и навязчивые идеи
гомеровских героев: «Мы можем также спросить себя, по­

~ в книге «Искусство И иллюзия» Э.Гомбрих пишет чему такие цивилизованные, здравомыслящие и рациона­

(p.116): льные люди, как ионийцы, не избавились в своем национа­

льном эпосе от связей с Борнео и первобытным прошлым
Если бы мне нужно было бы свести последнюю главу
подобно тому, как они избавились от страха перед мертвы­
к короткой формуле, то она звучала бы так: «творчест­
ми ... » (р.lЗ). Но уже на следующей странице мы находим
во предшествует воспроизведению». Желанию худож­
ответ на этот вопрос:
ника воспроизвести предметы внешнего мира предше­

ствует желание создать их в их истине ... Та непримири­ «Его собственное поведение... становится чуждым
мость, с которой Платон разоблачает этот обман, за­ ему самому. Не перестает понимать себя. Оно перестает

ставляет нас вспомнить о том важном обстоятельстве, быть частью его "Я"». Это поразительно верное наблю­
дение, и, мне кажется, оно, несомненно, связано с рас­
что в его эпоху история мимесиса только начинала раз­
сматривавшимися нами феноменами. Я думаю, Ни­
ворачиваться. И в наше время многие критики по раз­
льссон также прав в том, что опыт такого рода сыграл
ным причина м разделяют негативную позицию Плато­
свою роль (наряду с другими моментами, такими как
на, но даже они не смогут не признать, что во всей исто­
минойекая традиция богинь-покровительниц) в постро­
рии искусства найдется немного столь волнующих яв­
ении машинерии физического вмешательства, к которой
лений, как ранняя греческая скульптура и живопись в
постоянно прибегает Гомер и, по нашему мнению, часто
период между шестым и концом пятого столетия (эпоха
без глубоких оснований. Ибо божественная машинерия
молодости Платона) дО Р,х. во многих случаях, как нам кажется, лишь дублирует
естественно-психологическую каузальность. Но, может
Этьен Жиль сон также подчеркивает различие между
быть, следует говорить о том, что божественная маши­
творением и воспроизведением в своей книге «Живопись И
нерия скорее не дублирует психологию, а представляет
действительность». И если до Джотто живопись сама вос­
ее в конкретной зримой форме? Тогда упрек в несснова­
принималась как некая действительность, то начиная от
тельности отпадает, поскольку только таким образом
Джотто и до Сезанна она стала отображением действите­
можно сделать ее яркой для воображения слушателей.
льности (см. главу восьмую «Подражание И творение»),
Гомеровские поэты не располагали языком, достаточно
Как мы увидим далее, подобным же образом развива­
развитым для выражения чисто психологических явле­
лись поэзия и проза: в направлении отображения и прямо­ ний. Поэтому они прибегали к вполне естественному
линейного повествования. Однако для понимания этого приему - подстановке, а затем замещению старой ис­
процесса существенно то, что мимесис в платоновеком тершейся формулы flEV0C; Еflрал.Е 8Uflro31 явлением жи­
смысле (но не в аристотелевском) есть необходимое следст­ вого бога в виде физического существа, увещевающего
вие выделения визуального восприятия из его обычной своего любимца в непосредственном обращении. Наско­
включеннести в аудиотактильное взаимодействие чувств. лько более яркой, чем внутреннее рассуждение, выгля­
Именно этот процесс, вызванный опытом освоения фонети­ дит знаменитая сцена в «Илиаде», где Афина одергива­
ческого письма, меняет мир древних обществ, изгоняя из ет Ахиллеса за волосы и предостерегает его против то­
него «священные», или космические, пространство и время го, чтобы нанести удар Агамемнону! При этом она види-
и формируя лишенное родовых черт, или «мирское», про­
странство и время цивилизованного и прагматичного чело- 31 Влить В сердце гнев (др.-гр.). - Прим, пер.

76 77
 ма только для Ахиллеса. Это прямое указание на то, что ко тщательному наблюдению над природой, сколько вы­
она - проекция, выраженная во внешнем образе, внут­ работке изобразительных эффектов. Я думаю, что ан­
реннего предостережения, которое Ахиллес мог бы опи­ тичные авторы, которые были исполнены удивления
сать такой невыразительной фразой, как EYE1tYEUcrE фре- перед человеческой способностью создавать обманы
crt 8аЧ..lOу32. Я полагаю, что внутреннее предостереже­ зрения, гораздо лучше понимали суть этого достиже­

ние, неожиданное необъяснимое чувство самоконтроля ния, чем многие позднейшие критики ... но, если мы от­
или неожиданная необъяснимая потеря рассудительно­ бросим теорию видения Беркли, согласно которой мы
сти и есть тот зародыш, из которого развилась божест­ «видим» лишь плоский экран, «конструируя» при этом

венная машинерия. тактильное пространство, то мы, пожалуй, избавим ис­

торию искусства от ее чрезмерной озабоченности про­
Герой переживает внутренний раскол, по мере того как странством и выведем на передний план другие дости­
в нем развивается индивидуальное «я». «Раскол» здесь по­ жения, такие, например, как свет, текстура или умение

дразумевает внешне выраженные модели или «машине­ изображать выражения лица.

рию» сложных ситуаций, там, где племенной человек куль­
«Новая теория зрения» (1709 г.) Беркли в наше время
туры слуха не стремится к визуализации. Иными словами,
получила поддержку среди психологов в плане объяснения
стирание племенных свойств, индивидуализацияи визуа­
жизни наших чувств. Однако цель Беркли состояла в том,
лизация суть одно и то же. Магический способ восприятия
чтобы опровергнуть Декарта и Ньютона, которые полно­
исчезает пропорционально тому, как внутренние события
стью абстрагировали визуальное чувство от взаимодейст­
проявляются визуально. Однако такая манифестация так­
вия с другими чувствами. С другой стороны, подавление
же представляет собой искажение сложных отношений,
визуального чувства в ПОЛЬ,зу аудиотактильного комплекса
одновременного взаимодействиявсех чувств.
производит искаженные формы, напоминающие о перво­
Если Аристотель в своей «Поэтике» сделал мимесис
бытном обществе: джаз, имитации примитивного искусст­
главным понятием когнитивного и эпистемологического
ва, которые обрушиваются на нас одновременно с радио,
подхода, не ограничивая его привязкой к какому-то одному
чувству, то для Платона мимесис являлся разновидностью
хотя радио как таковое здесь ни при чем 3 3 .
Гомбрих не только приводит всю информацию, нужную
именно визуального представления. В наступлении письма
для понимания развития изобразительности, но и правиль­
и, следовательно, визуальности, абстрагированнойот дру­
но указывает на все трудности. «Искусство И иллюзия» за­
гих чувств, Платон видел угрозу ослабления онтологиче­
вершается следующим комментарием (p.1l7, 118):
ского сознания, Т.е. обеднения Бытия. Бергсон в одном мес­
те задается следующим вопросом: если бы некая сила уд­ Именно история греческой живописи, представлен­
воила скорость всех процессов в мире, как мы могли бы уз­ ной в росписи ваз, рассказывает нам об открытии перс­
нать об этом? Очень просто, отвечает он. Мы бы ощутили, пективного изображения и завоевании пространства в
что наши переживания стали значительно беднее. Нечто начале пятого столетия и света в четвертом ... Эмманю­
подобное, по-видимому, ощущал Платон в связи с письмом эль Леви на рубеже веков первым разработал свою тео­
и визуальным мимесисом. рию о передаче природы в греческом искусстве и под­

В начале десятой главы «Искусства И иллюзии» Гомб­ черкнул ведущую роль концептуальных моделей и их

риха встречаем следующие наблюдения относительно ви­ постепенное врастание в изображение природы ... Но са-

зуального мимесиса:
33 Статья Джорджа фон Бекеши «Сходства между слуховыми и
Предыдущая глава подвела нас к той старой истине, кожными ощущениями» (Psychological Review, Jan., 1959, рр.I-22)
что открытие внешности состоялось благодаря не столь- дает ключ к пониманию того, почему никакое чувство не может

функционировать изолированно, равно как и претерпеть видоиз­

32 Они вселяют в душу демонов (др.-гр.). - Прu.м. пер. менение под действием других чувств.

78 79
 мо по себе это мало что объясняет. Например, почему венных интуициях, что их развитие шло параллельными

произошло так, что этот процесс начался в истории че­
ловечества сравнительно поздно? В этом отношении на­
ша перспектива значительно изменилась. Для греков
архаический период был зарей истории, и классическая
наука не всегда могла отряхнуть это наследие. С этой
точки зрения каJКется вполне естественным, что
буждение искусства от примитивных форм совпало с
формированием всех тех видов деятельности, которые
для гуманиста относятся к цивилизации: развитие фи­
лософии, науки и драматической поэзии.
путями и что этими-то интуициями И обусловлена их огра­
ниченностьь-ё.
С точки зрения той интенсивности, которой достиг ви­
зуальный компонент в нашем опыте, опыт древних греков
выглядит робким и неуверенным. Но на рукописной стадии
про­
существования алфавитной технологии ее воздействие бы­
ло еще не настолько сильным, чтобы полностью оторвать
визуальное от тактильного. Даже письмо древних римлян
не было способно на это. Лишь опыт массового однотипного
производства привел к расщеплению чувств и отпадению

визуального измерения от чувственного комплекса.

Освальд Шпенглер в «Закате Европы» с первобытным

Пример древних греков - наглядное энтузиазмом говорил об упразднении визуального созна­
объяснение того, почему до интериоризации ния в новой физике и приветствовал возврат к невидимо­

алфавитной технологии людей му:

не интересовала визуальная внешность После того как элемент пространства -- точка утра­
тила наконец все еще оптический характер координат­
ного пересечения в наглядно представляемойсистеме и
~ Открытие того факта, что репрезентация «естествен­ стала определяться группой трех независимых чисел,
ной внешности» не нормальна и непонятна для людей допи­
ничто уже не мешало тому, чтобы заменить число 3 об­
сьменной культуры, вызвало в наше время некоторое ин­ щим числом п. Происходит обращение самого понятия
теллектуальное замешательство. Ведь те же самые иска­ измерения: уже не размерные числа обозначают опти­
жения реальности, которые мы связываем с нашими кон­ ческие свойства какой-либо точки относительно ее по­
венциями абстрактного визуального восприятия, про никли ложекия в данной системе, но неограниченное множест­
в математику, науку, логику и поэзию. Прошедшее столе­ во измерений являет совершенно абстрактные свойства
тие -- столетие неевклидовой геометрии, символических некой группы чисел ... З5
логик, символистской поэзии -- раз за разом переживало
повторение этого открытия. Иными словами, плоскостная «Совершенно абстрактные свойства» означает невизуа­
линейная, визуальная и последовательная кодификация льное, резонирующее взаимодействие аудиотактильного
опыта глубоко конвенциональнаи имеет свои границы. Се­ комплекса, посредством которого электричество и радио

годня она оказалась под ударом во всех сферах опыта за­ возвращают к жизни то, что Конрад назвал «Африкой
падного человека. Мы уже давно свыклись с восхвалением внутри» опыта западного человека.

древних греков за то, что именно они выработали визуаль­ Можно сказать, что расширение какого-либо из наших
ный способ репрезентации в скульптуре, живописи, науке, чувств с помощью механических средств, подобных фоне­
а также в философии, литературе и политике. Однако се­ тическому письму, действует, словно поворот калейдоско-
годня, научившись владеть каждым из наших чувств изо­

лированно, ученые скорее склонны упрекать древних гре­ 34 Ivins, Art and Geometry, р.59.
ков в малодушии: «Как бы там ни было, но становится оче­ 35 Шпенглер о. Закат Европы. Очерки морфологии мировой ис­
видным, что искусства и геометрия древних греков осно­ тории: 1. Гештальт и действительность. - М.: Мысль, 1993. --
вывались на одних и тех же тактильно-мышечныхчувст- С.245. -- Прu.м. пер.

80 81
 '1

па всего чувственного аппарата. Возникает новое соотно­ «Все формы расположены на единой плоскости. Всякое
шение всех существующих компонентов, и нам представ­ движение происходит в одном направлении». В своей рабо­
ляется новая мозаика возможных форм. Именно сегодня те, целиком посвященной победе визуального над другими
стало очевидным, что такая перестройка чувственных со­ чувствами, Уайт исследует пространственный рисунок ан­
отношений вызывается каждым новым изменением внеш­ тичности и более позднего времени. «Простые пространст­
ней технологии. Почему же это оставалось незамеченным венные изображения, которые впервые появляются на
раньше? Возможно, потому, что сдвиги в прошлом проис­
изогнутых поверхностях античных ваз, похоже, ничем не
ходили с большей постепенностью. Теперь же мы сталки­
напоминают об изощренной теоретической конструкции.
ваемся с целым рядом технологий даже в нашем собствен­
Как таковые они вовсе не дают повода к исследованию от­
ном мире, а кроме того, можем наблюдать такое количество
носительно природы систем перспективы, которые, если
других культур, что надо обладать выдающейся невнима­
они и существовали, никак не отразились в сохранившихся
тельностью для того, чтобы не заметить роль новых
произведениях» (р.270).
средств информации в изменении состояния и соотноше­
ния наших чувств.

Сравним несколько образцов литературы и искусства

едва обретшего письменность древнегреческого мира, с од­ Точка зрения в искусстве и хронологии
ной стороны, и бесписьменного мира, с другой.
древних греков имеет мало общего с нашими
При этом важно помнить, что римляне продвинулись
несколько дальше греков в развитии восприятия визуаль­
точками зрения, но обнаруживает много
ных качеств: родственного со средневековыми

Лукреций ничего не говорит о проблемах репрезен­

тации и не проявляет к ним никакого интереса. Его опи­ ~ По мнению Уайта, хотя античность выработала некото­
сание чисто оптических феноменов идет, однако, значи­ рые атрибуты перспективы, но как таковые они не вызва­
тельно дальше осторожных наблюдений Евклида. Он ли особого интереса. В эпоху Возрождения техника перс­
дает полное описание уже не расширяющегося визуа­ пективы, требовавшей фиксированной точки зрения, стала
льного конуса, но конуса сжимающегося, или уменьша­ общепризнанной. Такой акцент на частной точке зрения
ющегося, каковой выступает дополнением по отноше­ является общим законом для печатной культуры, но от­
нию к первому. Идеи, высказанные Лукрецием за пол­ нюдь не характерен для рукописной. Динамика индивидуа­
века до написания книги «Об архитектуре», суть опти­
лизма и национального развития лишь задана письмом.
ческие эквиваленты системы перспективы, которую
Ибо в письменном продукте, который был еще в высокой
описал Витрувий 3 6 .
степени тактильным, читатель не находил отщепления ви­

Подобным же образом римляне превзошли греков в зуального от аудиотактильного комплекса, в отличие от

жизненной активности, прикладком знании и линейной ор­ читателя шестнадцатого и семнадцатого столетий. Указа­
ганизации во многих областях жизни. В искусстве это про­ ние Бернарда ван Гронингена в его исследовании чувства
явилось В расположении множества плоскостей одна за времени у древних греков «В тисках прошлого», поможет
другой, с тем чтобы действие могло обозначиться как диа­ нам понять, как тенденция к визуализации повлияла на

гональный сдвиг в плоскостях. Одно из наблюдений Джона чувство времени. Как и следовало ожидать, впервые воз­
Уайта (р.237) особенно ценно в плане освещения, пожалуй, никшее у греков чувство хронологического порядка и одно­

самой поразительной черты греческого повествования: направленного движения событий наложилось на более
древнее мифическое и космическое представление о симу­
36 John White, The Birth and Rebirth о/ Pictorial Space, р.257. льтанности времени, которое является общим для всех

82 83
бесписьменных сообществ. Ван Гронинген отмечает (р.17): ронном настоящем, о котором Джойс говорил как об «eins 38
«Древние греки часто ссылаются на прошлое, тем самым в пространстве».
вроде бы связывая предмет с представлением о хроноло­ Ван Гронинген связывает новое представление о хроно­
гии. Но как только мы попробуем определить, о чем в дей­ логии, характеризующееся визуальностью и последовате­
ствительности идет речь, станет очевидным, что это пред­
льностью, с «пробуждением научного духа в Древней Гре­
ставление не связано с темпоральностью, а используется в
ции», который хотя И стремится к точности в наблюдении
общем смысле».
фактов, но в гораздо большей степени интересуется их
Это все равно, что пытаться создать перспектинное объяснением и склонен искать последнее в предшествую­
изображение, не имея фиксированной точки зрения. А щих причинах. Свое высшее выражение визуальное поня­
именно на такой стадии визуальной абстракции находи­
тие «каузальности» нашло в ньютоновской физике. Вот что
лись древние греки. Подобным же образом, как утвержда­
пишет Эдмунд Уитекер в книге «Пространство И дух»
ет ван Гронинген, Геродот, «освободившись от мифа и ми­
(р.8б):
фических спекуляций», попытался «использовать прошлое
для объяснения настоящего или, по крайней мере, для объ­ Ньютонианство, как и аристотелизм, пытается по­

яснения более поздней фазы развитию> (р.2б). Визуализа­ нять мир, прослеживая связь между событиями, т.е.
ция хронологических последовательностей неведома упорядочивая наш опыт посредством категорий причи­
ны и следствия, для чего каждому явлению подыскива­
устным обществам так же, как она не к месту в эпоху
ется определяющий его или предшествующий фактор.
электричества и информационных потоков. «Линейное по­
Тем самым подразумевается, что такая связь имеет
вествование» в литературе - это тот же процесс, который
всеобъемлющий характер и что никакое явление не со­
переживают живопись и скульптура. Оно ясно указывает
вершается без причины. В этом и состоит постулат ха­
на то, как далеко продвинулась диссоциация между визуа­
узалы/.Ости.
льным восприятием и остальными чувствами. Все эти ас­
пекты развития древнегреческой культуры, о которых мы Визуальная подоплека этого понятия становится оче­
говорили по отношению к другим искусствам, отмечает видной и неуместной в электрическом симультанном мире.
также Эрих Ауэрбах-? по отношению к литературе. На­ В противоположность сказанному Уитекер добавляет
пример, Ахиллес и Одиссей у Гомера даны, так сказать, в (р.87):
вертикальном плоскостном изображении посредством «со­
Так, на смену понятию силы постепенно приходят
вершенно объективного описания, равномерного освеще­
понятия взаимодействия и энергии, которыми обладает
ния, связного и ровного изложения, все события на перед­
совокупность частиц. Физики-математики теперь рас­
нем плане, без всякой недоговоренности, без исторической
сматривают единичные тела не как определяемые дей­
и психологической перспективы ... »,
ствием силы, а с точки зрения теорий, подобных теории
Визуальность ведет к объективной выраженности, од­ Лагранжа в динамике, где выводятся математические
нородности и последовательности в живописи, поэзии, ло­
уравнения, способные предсказывать будущее всей сис­
гике и историческом описании. Напротив, бесписьменным темы тел одновременно без привлечения представлений
формам свойственны скрытый смысл, симультанность, о «силе» или «причине» ...
прерывность будь то в первобытном прошлом или элект-
Досократикам, философам дописьменной эпохи, равно
как и ученым нашей постписьменной эпохи, достаточно
37 «Мимесис: изображение действительности в западноевропей­
ской литературе». Эта книга посвящена стилистическому анализу вслушаться, так сказать, во внутреннее резонирование

развития повествования в западноевропейских литературах от проблемы, для того чтобы извлечь ее, а заодно и весь уни-
Гомера до современности. (См. русский перевод: Ауэрбах Э. Миме­
сис. - М., 1976. - Прu.м. пер.) 38 Один, единица (нем.). - Прим. пер.
84 85
версум из воды, или огня, или какой-либо «мировой функ­
ции». Иными словами, те, кто вступают на путь познания в
наше время, могут с такой же легкостью непреднамеренно
натолкнуться на слуховую теорию «поля», как в
Греки сделали свои открытия в искусстве
и науке после интериоризации алфавита
свое вре­

мя древние греки оказались в плоскостном мире абстракт­

~ Гомогенность, однородность, воспроизводимость - вот
основополагающие компоненты визуального мира, пришед­
ной визуальности и однонаправленной линейности. Как
шего на смену аудиотактильной матрице. Именно их греки
утверждает ван Гронинген, греков влекло прошлое (р.36,
использовали как своего рода мост, перебрасываемый от
37):
настоящего к прошлому, но не от настоящего к будущему.
Одиссей - ни в коем случае не искатель приключе­
Ван Гронинген пишет (р.95): «В отличие от восточного че­
ний, которого подстегивает жажда неизведанного и ко­
ловека, древний грек знает, насколько неверно будущее;
торый стремится все дальше и дальше, которого влекут
безмятежное прошлое и процветание в настоящем никоим
надвигающиеся события, тайны будущего и манят все
новые и новые дали. Напротив, он стремится только на­ образом не гарантируют счастливого будущего. А потому
зад; он находится под обаянием прошлого и стремится дать оценку человеческой жизни можно ... только когда она
вернуть его. Его путешествие вынуждено гневом Посей­ становится абсолютным прошлым, после смерти человека».
дона, бога странных и неведомых земель, который при­ К тем же выводам приходит Уильям Айвинз: «Для них
влекает искателей приключений, но внушает страх будущее - всего лишь ожидаемая, пугающая или желае­
Одиссею. Для него это бесконечное странствие означает
мая параллель прошлому». Однако визуальный элемент в
лишь напасти и несчастья, тогда как возвращение су­
чувственном восприятии древних греков был еще в значи­
лит счастье и покой, Таинственное будущее наполняет
тельной степени вписан в аудиовизуальный комплекс, бла­
его сердце мучительной болью, он пытается избежать
годаря чему пятый век до Н.Э. в истории Греции можно
его. И только в прошлом, где все ему знакомо, он чувст­
уподобить елизаветинскому веку в силу общего характера
вует себя в безопасности.
относительного равновесия в чувственной сфере З 9 . Как
указывает Айвинз в «Искусстве и геометрии», та же огра­
Идея прошлого, вызванная к жизни новой визуальной
ниченность визуального параллелизма сказалась и в гео­
хронологией как царство покоя в далекой перспективе, бы­
метрии древних греков (р.57, 58):
ла, без сомнения, новым явлением. Она была бы невоз­
можна без фонетического письма, и нам сегодня очень
В эпоху Паппа греческим геометрам были известны
трудно вообразить, чтобы такое представление могло ког­
две фокальные пропорции, три пропорции фокуса ди­
да-нибудь вновь возродиться. Анализ ван Гронингеном
ректрисы и визуальная трансформация круга в эллипс.
причин одержимости древних греков прошлым и в науч­
Им также были известны (и к этому я еще вернусь) не
ном плане, и в плане психологической безопасности помо­ только частные случаи инвариантности энгармониче­
гает понять влечение эпохи гуманизма к руинам прошлого,
ских пропорций, но И «поризм» Евклида, который был
коренящееся в письме. Ибо нигде прошлое не обращается максимально близок к теореме Дезарга. Однако они рас­
столь красноречиво к одиноким размышлениям познающе­ сматривали их как изолированные положения, никак

го ума, как среди руин. Следует упомянуть еще одно обсто­ между собой не связанные. Если бы в эпоху эллинизма
ятельство, которое заставляло греков искать связи настоя­ греки сумели дополнить их идеей о том, что параллель­
щего с прошлым: «Времени, О котором мы говорим, свойст­ ные пересекаются в бесконечности, они бы получили, по
вен отчетливо гомогенный характер. Оно мыслится как не­
прерывный ряд происшествий, где все находится на своем 39 См. подробнее об этом в книге Патрика Кратвела «Эпоха
Шекспира».
месте» (р.95).

86 87
 крайней мере, логические эквиваленты базовых идей льное пространство. Пожалуй, дело тут не столько в созна­

геометрической континуальности, перспективы и перс­

тельном развитии «открытий» древних греков, сколько в
самостоятельно переживаемом процессе визуализации и
пективной геометрии. Иными словами, в течение шести
или семи столетий они снова и снова вплотную прибли­ отмирания родового строя. В наши дни римлянин чувство­

жались к современной геометрии, но, будучи ограни­ вал бы себя в США как дома, тогда как древнему греку

ченными своими тактильно-мышечными метрическими скорее были бы ближе «отсталые» и устные культуры на­

представлениями, так и не сумели пере ступить этот по­ шего мира, такие как Ирландия или Старый Юг.
рог и войти в огромные открытые пространства совре­ Тип и достигнутая древними греками ступень развития

менного мышления. письменного опыта были недостаточными для того, чтобы

их аудиотактильное наследие перешло в «замкнутое» или

Представления об однообразии, континуальности и го­ «пикториальное» пространство, которое стало нормой для
могенности были новыми как для греческой геометрии, так чувственной организации человека только после изобрете­
и для греческой логики. Ян Лукасевич в книге «Силлоги­ ния книгопечатания. Между плоскостным мышлением
стика Аристотеля» отмечает: «Силлогистика в понимании древних греков и средневекового искусства и крайней ви­
Аристотеля требует однородности терминов, поскольку зуальностью перспективного видения - существенное

они выступают либо субъектами, либо предикатами. Похо­ различие в степени абстрагирования или диссоциации
же, именно поэтому у Аристотеля не получили разработки жизни чувств, которое мы естественным образом ощущаем
сингулярные термины» (р.7). И еще: «Самый серьезный не­ как разницу между миром античности и средневековья и

достаток аристотелевской логики заключается в том, что
сингулярные термины и пропозиции не нашли в ней своего
места. В чем же причина?» (р.б). Причина все в той же гре­
ческой захваченности новизной визуального порядка и ли­
нейной гомогенности. Однако у нашего аналитика мы нахо­
дим также замечание (р.15) по поводу неотделимости «ло­
гики» от абстрактной визуальной способности: «Современ­
ная формальная логика стремится достичь максимально
возможной точности. Эта цель может быть достигнута то­
лько с помощью точного языка, базирующегося на устой­
чивых, визуально воспринимаемых знаках. Без такого язы­
ка не возможна ни одна наука». Но ведь такой язык созда­
ется именно посредством исключения всех, кроме визуаль­
ного, смыслов слов.
Нам остается только установить степень воздействия
алфавита на его первых пользователей. Линейность и го­
современным миром. Новые эмпатические методы искусст­
ва и культурного анализа открыли нам доступ ко всем мо­
дальностям человеческой чувственной жизни, так что мы
теперь можем не только созерцать общества прошлого, так
сказать, в перспективе, но и воссоздавать их.
Следствия усиливающегося визуального компонента с
неумолимой последовательностью проявляются во всех об­
ластях жизни древнего мира. Джон Холландер в книге
«Расстроенное небо» (р.7) отмечает, что по мере того как
римская культура вытесняла древнегреческую, все боль­
шее значение получал образ на сетчатке:
Если оставить в стороне устную поэзию дописьмен­
ной эпохи, то существование и использование письмен­
ной формы создает серьезные сложности для взгляда
на поэзию как звуковое явление. Коль скоро мы рас­

могенность составляющих фонетического письма привели сматриваем поэтическое произведение как в высшей

к «открытиям» или, точнее, к изменениям, в чувстве жизни степени сложное проявление звуковой речи, ее пись­
менное запечатление выступает как всего лишь ее до­
древних греков. Новый способ визуального восприятия на­
шел у них свое выражение в искусстве. У римлян же ли­ словное кодирование на бумаге. В этом случае поэтиче­
ское про изведение определяется в терминах явлений
нейность и гомогенность распространились на граждан­
звукового порядка. Но начиная с первых попыток испо-
скую и военную сферы жизни и в целом на мир как визуа-

88 89
 льзования в латинской поэзии греческих размеров ли­ Эйнштейн распространяет свой взгляд и на эпоху Гу­
тературный анализ сталкивается с поэтическими про­ тенберга (р.45):
изведениями, письменные фиксации которых содержат
Международное влияние стало возможным после
важные индивидуальные и конвенциональные элемен­

ты, отсутствующие в исходной, устной форме, и наобо­

изобретения около 1500 г. способа нотной печати. Это
произвело такую же значительную революцию в исто­
рот. Поэтому утверждать, что и музыка, и поэзия суть
звуковые явления без всяких оговорок, значит, по мень­
рии музыки, какую книгопечатание - в европейской
культуре в целом. Через четверть столетия после пер­
шей мере, впадать в заблуждение. Трудности, связан­
вых попыток Гутенберга немецкие и итальянские пе­
ные с такого рода редукцией, сказались не только пута­
чатники выпустили печатные католические требники.
ницей в категориях эстетики, но и в конфликтах между
Решающий шаг - печатание нотной записи ритмиче­
традиционными европейскими просодическими теория­
ской музыки с помощью шрифта - был сделан венеци­
ми с эпохи эллинизма. Locus classicus 40 этой путаницы
анцем Оттавиано Петруччи Фоссомброне... Венеция
для нашей литературной истории приходится на отож­
оставалась главным центром книжного печатания и из­
дествление того, что было в действительности музыка­
дания полифонической музыки.
льной системой (греческий метр), и скорее графической
просодической системы (латинское количественное
скандирование). Похоже, в общем смысле можно счи­
тать верным то, что заимствуемые иноязычные литера­

турные конвенции, а также попытки возрождения и

усвоения традиций прошлого вторгаются в
структуры на письменном уровне. Любой формалисти­
ческий анализ поэтических структур и их отношения к
языку должен обращаться к письменной речи как само­
стоятельной системе, подобно тому, как обстоит дело с
устной речью.
В «Краткой истории музыки» Альберт Эйнштейн (р.20)
описывает дальнейшую поступь этих изменений, которые
в средние века ведут к визуальной организации музыкаль­
ных структур:
При том что музыка оставалась
нотная запись обходилась без фиксации ритма; однако
Преемственностъ древнегреческого
языковые и средневекового искусства была обеспечена
связью между caelatura (чеканкой)
и искусством иллюминирования
~ В своей книге «Подход К древнегреческому искусству»
(р.43) Чарльз Селтман пишет:
у древних греков не было бумаги: папирус был доро­
гостоящим и неудобным для рисования, поэтому его ис­
пользовали для документов; восковые таблички служи­
ли недолго. Фактически бумагой для рисования худож­
нику служила поверхность вазы ... Примечательно, что с
чисто вокальной,
650 г. до Р,х. афинские гончары наладили масштабную

ей была присуща непосредственная понятность, кото­ экспортную торговлю и поставляли свою продукцию в

рой недоставало системе древних греков, поскольку она
представляла собой визуальную репрезентацию мело­
дических подъемов и спусков. Потому-то она и стала
основой для формирования современной системы нот­
ной записи ...
40 Здесь: образец (дат.). - Прим. пер.
Эгину, И талию и на Восток
Селтман здесь дает ключ к пониманию того, почему
древние греки гораздо меньше преуспели в распростране­
нии грамотности и письменности, чем римляне с их обшир­
ным производством бумаги и книжной торговлей. Истоще­
ние запасов папируса в поздней Римской империи посто­
янно упоминается в ряду причин «коллапса» империи и ее

90 91
системы путей сообщения. Ведь дорога в Древнем Риме такая «классификация» хоть В какой-то мере представ­
была во всех смыслах путем бумагиэ '. лениям об искусстве самих древних греков?
Основная мысль книги Селтмана «Подход К древнегре­ А ведь они смотрели на искусство совсем иначе.
ческому искусству» состоит В том, что главной формой са­ Даже в далеком бронзовом веке жители Греции и
мовыражения для древних греков было искусство не ску­ островов очень высоко ценили искусного ремесленника,

изготовителя металлических изделий. Его искусство

льптора, а celator'a, Т.е. чеканщика (p.12):
вызывало восхищение и в то же время казалось таинст­

Более четырех столетий нас учили тому, что луч­ венным; ему приписывали связь со сверхъестественны­

шее, что было создано греками, - это мраморные изва­ ми существами, о которых сложилось множество ле­
яния, а потому в любой книге о греческом искусстве, на­ генд. Такими существами были плавильщики бронзы
писанной более десяти лет назад, можно прочитать, что дактили, оружейники куреты и корибанты, искусные
«скульптура была во многих отношениях наиболее ха­ кузнецы кабиры, чудесные мастера тельхины, изготов­
рактерным видом искусства Древней Греции; ... именно в лявшие оружие для богов из золота, серебра и бронзы,
этом виде были достигнуты вершины совершенства». а также первые статуи, наконец, могучие циклопы, вы­
Таким был привычный взгляд на греческое искусство. ковавшие молнии для 3евса. Все эти великаны, гобли­
Первое место, бесспорно, отдавалось скульптуре из ны, божки были покровителями ремесла, кузнечного де­
камня, с которой также часто связывали творения из ла, которым следовало поклоняться и чьи имена порой
бронзы; далее следовала живопись, которая в настоя­ означали «пальцы», «молот», «щипцы» И «наковальня».
щее время представлена, главным образом, рисунками Позднее, ко времени оформления гомеровского эпоса,
на поверхности древних ваз; на третьем месте окаэыва­
роль некоторых из этих существ значительно возросла,
лись так называемые малые искусства, в группу кото­ они даже достигли уровня олимпийских богов.
рых снисходительно и для удобства включались произ­
ведения резчиков, гравировальщиков, ювелиров и че­ Рельефное тиснение, чеканка, гравирование на «золоте,
канщиков (граверов по металлу). Но соответствует ли серебре, бронзе, слоновой кости или геммах» были искус­
ством, которое в латинском языке получило название сае­

41 Много ценного по этому вопросу можно найти в книгах Гаро­ latura. Примечательно, что в наше время мы считаем
льда Инниса «Империя И коммуникации» и «Скрытое влияние взгляд Селтмана на античное искусство вполне естествен­
коммуникации». В главе «Проблема пространства» в последней ным:
книге (р.92-131) он подробно останавливается на том, как сильно Как бы мы ни восхищались мраморными формами
написанное слово сокращает устное и магическое измерения акус­
Парфенона и надгробиями аттической работы, не они
тического пространства: «Устная традиция друидов, судя по сооб­
суть высочайшие произведения искусства пятого столе­
щениям Цезаря, предназначенная для тренировки памяти и
тия. Самыми почитаемыми художниками среди греков
обеспечения сохранности учения от общедоступности, исчезла». И
еще: «Развитие империи и римского права отражало потребность
были не каменщики и даже не лепщики и литейщики из
институтов соответствовать развитию индивидуализма и космо­
бронзы, а чеканщики (р.72).
политизма, которые последовали за упадком полисной государст­
Работа чеканщика и гравировальщика в гораздо боль­
венности» (р.13). Ибо если бумага и дороги привели к разрушению
шей степени связана с тактильными, нежели с визуальны­
городов-государств и утверждению индивидуализма на месте
ми ощущениями и соответствует тенденции эпохи элект­
аристотелевского «политического животного», ТО «упадок В испо­

льзовании папируса, особенно после распространения мусульман­
ства, обусловил необходимость использования пергамента» (р.17).
О роли папируса в книготорговле и жизни империи в целом см.
также работы: «От папируса к печатанию» Джорджа Герберта
Бушнела и особенно «Служанка классического образования» Мо­
зеса Хадаса.
ричества. Но для целей нашего исследования замечания
Селтмана как нельзя более уместны, поскольку он просле­
живает развитие искусства чеканщика в Греции и Риме,
которое затем в средневековом мире постепенно переходит
в искусство иллюминирования (p.115):

92 93
 Живопись в эту эпоху также достигла высочайшей поля даже применительно к истории возникновения перс­

степени развития, особенно в изготовлении миниатюр пективного мышления (р.З!):

на стекле, тюкрытом слоем позолоты. Некий грек по
... Не следует видеть в Гомере детство поэзии, по
имени Буннери украсил один из стеклянных наборов сравнению с Эсхилом, - он просто поэт иного рода.
портретами матери и двоих детей; на другом подобном Также Платона не следует считать более зрелым мас­
изображении, оставшемся неподписанным, мы видим тером стиля, чем Фукидид, - он также писатель иного
прекрасный мужской портрет. Это изящное аристокра­ рода и иной темы. А письма св. Павла не суть нечто бо­
тическое искусство впоследствии дало толчок развитию лее декадентское, по сравнению с Цицероном, а просто
искусства иллюминирования на тонком пергаменте. Ин­ нечто иное. По отношению к литературе античного мира
тересно, что современником этого искусства был Пло­ эта формула Роста и Упадка не работает. Вправе ли мы

тин, философ, даже более чуткий по отношению к пре­ прилагать ее к изящным искусствам?

красному в искусстве, чем Платон и Аристотель. «Хорошо, - можете сказать вы, - зачем же волно­
ваться из-за безвредной иллюзии по поводу Роста и
Упадка?», Увы, она далеко не безвредна, ибо предпола­
гает иную доктрину. В этой формуле имплицитно со­
Усиление роли визуальности привело греков держится догма о том, что греческие художники все

к отчуждению от примитивного искусства, время стремились к тому, чтобы дорасти до натурализ­

которое вновь возрождается в век
электроники после интериоризации
электрического единого поля, где все
происходит одновременно
ма, достичь жизнеподобной имитации, которая им ни­
как не давалась. Однако, если вернуться к литератур­
ным сравнениям, мы ведь не беремся утверждать, что,
например, Эсхил в искусстве драматического изобра­
жения жизни стремился приблизиться к Менандру или,
скажем, Шекспир - к Шоу. Более чем вероятно, что
Эсхил не принял бы новую комедию, равно как Шекс­

~ Первенствующее положение искусства celator'a, таким пир - Шоу.

образом, указывает на тактильность чувственной органи­
зации, наложившейся на начальную стадию развития пи­
сьменного общества, будь то в Греции, Риме или в средне­
вековом искусстве иллюминирования плоской поверхности.
Подобно большинству его современников, Селтман под­
ходит к древнегреческому искусству не с позиции перспек­
тивы, а как к конфигурации или мозаическому полю. Сосу­
ществование и взаимодействие между образами в одной
плоскости создают многоуровневое и многосенсорное со­
знание. Такой подход, как показал Джордж фон Бекеши в
Селтман держит весь спектр интересов древних греков
как бы в одновременном взаимодействии, так сказать, вы­
жидая вторжения новой темы или проявления напряжения
в сложной конфигурации. Он прослеживает редукцию зву­
чащей поэзии к визуальной линейности прозы, а скульпту­
ры Парфенона называет «самым совершенным произведе­
нием прозаического искусства у древних греков». Эти ре­
презентативные формы скульптуры он подводит под поня­
тие прозы (р.66) на основании их «дескриптивного реализ­
ма»:

работе «Эксперименты в области слуха», тяготеет к слухо­ Однако остается неоспоримым фактом, что проааи­
вому, инклюзивному И разомкнутому пространству. Но ческая литература и прозаическое искусство появились

этот метод использовался весьма широко, даже Перси
Уиндхэмом Льюисом, который В работе «Время и западный
человек» с критических позиций анализирует возврат слу­
хового пространства в двадцатом веке. Таким образом, в
своем подходе Селтман реализует принцип акустического
у древних греков приблизительно в одно и то же время,
и до конца пятого столетия в каждом из них были со­
зданы свои шедевры - история Фукидида и скульпту­
ры Парфенона.
Какая причина или причины привели к формирова-

94 95
 нию дескриптивного реализма в искусстве и отказу от
чительным и волнующим открытием. Как утверждал
поэтического формализма? Здесь нет смысла говорить о
Эмиль Дюркгейм, именно визуальная специализация спо­
развитии или росте, так как Парфенон не в большей
собствовала наибольшей фрагментации опыта и деятель­
степени вырос из Олимпии, чем история Фукидида из
ности. Ибо по-настоящему «абстрактное» искусство - это
драм Эсхила. Скорее греки пятого века до н.э., экспери­
реализм и натурализм, основанные на выделении визуаль­
ментировавшие в реалистическом искусстве, обнаружи­
ли, что оно более соответствует их вкусам, чем форма­
ной способности из взаимодействия с другими чувствами.

льное искусство, ибо у них появилась склонность к Так называемое же абстрактное искусство в действитель­
правдоподобию. ности есть результат тесного взаимодействия чувств с пе­
ременным преобладанием то слуха, то осязания. Я бы даже
сказал, что «осязание» представляет собой не столько от­

Обществу номадов недоступен опыт дельное чувство, сколько именно взаимодействие чувств.

Вот почему оно отступает на второй план, по мере того как

замкнутого пространства
визуальная способность получает изолированное и абст­
рактное значение.
~ Вместо того чтобы воспользоваться уникальными на­ В книге «Исследования по коммуникации» (р.71-89) Ги­
блюдениями Селтмана за греческой caelatura как отмычкой
дион приводит очень интересный отрывок из своей буду­
к средневековой рукописной культуре, я попытаюсь еще
щей книги об истоках искусства, где речь идет о сознании
несколько расширить собранную мозаику экспонатов. пространства у пещерных художников:
Прежде чем мы перейдем к рассмотрению пяти столетий
галактики Гутенберга, следует отметить, сколь глубоко Внутри пещер не было найдено никаких следов про­

безразличны люди бесписьменной культуры к визуальным
ценностям в организации их восприятия и опыта. Это без­
различие свойственно художникам, «начиная С Сезанна».
Замечательный историк искусства Зигфрид Гидион экст­
раполировал новый подход искусства к пространству, «на­
чиная с Сезанна», на «популярную культуру» И «аноним­
ную историю». Искусство у него выступает столь же все­
объемлющей идеей, как и мимесис у Аристотеля, В настоя­
щее время он завершает обширный труд «Истоки искусст­
ва» - своего рода справочник, суммирующий результаты
его эстетического анализа в области
форм механизации двадцатого столетия. Необходимо по­
нять тесную связь между миром и искусством
человека и в высшей степени органической взаимозависи­
мостью между людьми в эпоху электричества. Разумеется,
можно говорить о том, что лирический интерес к аудиотак­
тильным движениям на ощупь ребенка и пещерного чело­
века свидетельствует о наивной и некритической одержи­
мости бессознательным в век электрической, т.е. симуль­
танной культуры. Но и для многих поздних романтиков
прорыв к «пониманию» примитивного искусства
живания человека. Это были святилища, где с помощью
рисунков, обладающих магической силой, отправлялись
священные ритуалы.
Эти пещеры не представляют собой пространство в
нашем понимании, ибо в них царит постоянный мрак
Пещеры в пространственном смысле пусты. Это особен­
но хорошо начинает понимать тот, кто пытался в оди­
ночку найти выход из какой-либо пещеры. Слабый луч
света, исходящий от его факела поглощается абсолют­
ной тьмой вокруг него, и только каменистые туннели и
источенные стены, ведущие во всех направлениях, по­
всех абстрактных вторяют, словно эхо, его вопрос: где выход из этого ла­
биринта?
пещерного
Свет и искусство в пещерах
Ничто не оказывает такого разрушительного воздей­
ствия на подлинные ценности первобытного искусства,
как блеск электрического света в этом царстве вечной
ночи. Дрожащий огонь или небольшие каменные свети­
льники с животным жиром, образцы которых были об­
наружены, позволяют лишь фрагментарно рассмотреть
цвета и линии изображенных предметов. В таком мяг­
стал зна- ком неустойчивом свете последние, кажется, обретают

96 97
 магическую подвижность. При сильном освещении за­ кимесов И раскрывается весьма «иррациональный», т.е. не­
печатленные линии и даже покрытые красками поверх­ визуальный, характер их пространственных форм и ориен­
ности теряют свою яркость, а иногда и вовсе исчезают. таций:
Только в первом случае тонкие прожилки рисунков мо­
я не знаю ни одного примера того, чтобы эйвилики
гут быть рассмотрены, не будучи подваленными шеро­
описывали пространство в визуальных терминах. Для
ховатой поверхностью камня.
них пространство не статично и, следовательно, не под­
Пожалуй, сказанного достаточно, чтобы показатъ,
дается измерению. Поэтому у них нет формальных еди­
что первобытный человек не связывал пещеры с архи­
ниц измерения пространства так же, как нет и однооб­
тектурой. Пещеры просто служили ему помещениями,
разных делений времени. Резчику неведамы требова­
которые он использовал для своих магических искусств.
ния оптического глаза, он позволяет каждой фигуре за­
Эти места он выбирал с максимальной тщательностью. нять собственное пространство, создать собственный
мир, не считаясь с фоном или чем бы то ни было внеш­
Нора, пещера не представляют собой замкнутого про­
ним ... В устной традиции рассказчик мифов обращается
странства, поскольку, подобно треугольнику или вигваму,
от многих ко многим, а не от человека к человеку. Речь
она являет линии силы. В то же время квадрат не являет
и песня обращены ко всем ... Эскимосский поэт, рассказ­
линии силы, но есть перевод такого тактильного простран­
чик мифов или резчик передает анонимную традицию
ства в визуальные термины. Этот перевод происходит то­
всем сразу ... Произведение искусства видится и слы­
лько после появления письма. И тот, кто даст себе труд шится одинаково хорошо с любой стороны.
прочитать «Разделение труда» Эмиля Дюркгейма, поймет,
почему это так. Ибо только после того, как оседлая жизнь Многосторонняя пространствеиная ориентация, т.е. аку­

создает условия для специализации человеческих занятий, стическая или слуховая, обусловливает то, что эскимосов

возникает специализация в жизни чувств, которая посте­ весьма забавляют неуклюжие усилия пришельцев найти

пенно ведет к нарастанию визуальной интенсивности. По «правильный угол зрения» для рисунков. Странички из
мнению антропологов, с которыми мне пришлось беседо­ журналов, прикрепленные к потолку иглу, чтобы отвести
вать, резьба и скульптура как таковые уже указывают на капли тающего льда, часто заставляют белых пришельцев
усиление визуальности. Поэтому кажется вполне обосно­ изворачиваться, чтобы их рассмотреть. Подобным образом
ванным предположение о том, что кочевники, у которых эскимос может начать рисунок или резьбу на одной сторо­
практически отсутствует специализация в деятельности не доски, а продолжить на другой. В их языке нет специа­
или в жизни чувств, никогда не могли бы прийти к прямо­ льного слова для искусства: «Каждый взрослый эйвилик
угольным помещениям. Но с развитием скульптуры созда­ является умелым резчиком по кости: резьба для них нор­
ются предпосылки для дальнейшей визуализации, т.е. для мальный и важный навык, так же как для нас письмо».
развития резьбы, письма и прямоугольных ограждений. Гидион рассматривает ту же тему пространства в «Ис­
Скульптура - и в наше время, и всегда - представляет следованиях по коммуникации» (р.84): «Для первобытного
собой границу между пространствами видения и слуха. искусства является всеобщим законом то, что глаз охотни­
Ибо скульптура не является замкнутым пространством. ка ледникового периода обнаруживает образы привычных
Она формирует пространство так же, как это делает звук ему животных в очертаниях камней. Французы называют
Архитектура также обладает пограничным таинственным это распознавание естественных форм epouser les conto-
измерением между двумя видами пространства. Ле Корбю­ urs 42. Нескольких линий, изгибов или немного цвета доста­
зье утверждает, что лучше всего это ощущается ночью, точно для того, чтобы в воображении возник образ живот­
ибо архитектура лишь частично связана с визуальностью. ного». Возрождение в нас страсти к очертаниям неотдели-
Обратимся к книге И.С.Карпентера «Эскимосы», в кото­
рой рассматриваются пространственные представления эс- 42 Принять очертания, облечь в формы (фр.). - Прuм. пер.

98 99
 бы «сакральный», или слуховой, способ организации опыта.
мо от того, что мы начинаем смотреть на все формы, функ­
Во-первых, как подчеркивает Тейяр де Шарден, он связан
ции и их взаимозависимость как на органические, а это яв­
с наступлением электромагнитной и электронной техноло­
ляется следствием технологии электромагнитных волн. Та­
гий. А для многих новое как таковое - это своего рода
ким образом, возрождение первобытных органических
мандат, полученный из космоса, даже если оно предпола­
ценностей в искусстве и архитектуре есть прежде всего
гает возврат к дописьменным формам сознания. И хотя мы
результат влияния технологии нашего времени. И однако
не видим никаких религиозных оснований ни для «священ­
некоторые антропологи даже сегодня продолжают утверж­
ного», ни для «мирского» В том виде, в каком они представ­
дать, что людям дописьменной эпохи свойственно евклидо­
лены у Элиаде или любого другого «иррационального» мис­
во восприятие пространстваэ '. А немало других предпочи­
тика нашего времени, мы вовсе не склонны преуменьшать
тают облекать данные своих исследований в термины ев к­
лидовой модели. Поэтому нет ничего удивительного в том, культурную силу неписьменных и письменных форм жиз­

что Дж.ККаротерсодинок в своих исследованиях.Как пси­ ни в организации восприятия и предрасположений всего

холог, переступивший черту антропологии, он был совсем человеческого сообщества. Так, злополучный конфликт

не готов к тому, что ему открылось. И это пока стало досто­ между Восточной и Римской церквами - наглядный при­
янием очень немногих людей. Интересно, если бы, напри­ мер противостояния между церковью устной и визуальной,

мер, Мирче Элиаде был знаком с концепцией влияния пи­ которое никоим образом не связано с вопросами веры.
сьменного слова на замещение аудиального измерения ви­ Осмелюсь задать вопрос: не пора ли научиться ка­
зуальным, продолжал бы он с тем же усердием настаивать ким-то образом контролировать все эти «детские болезни»,
на «ресакрализации» человеческой жизни? постоянные идеологические встряски, переживаемые чело­

веческим сообществом, и попытаться ввести их в несколь­

ко более предсказуемое русло? Известно, что неизбежна
только та война, причины которой остаются нераспознан­
Примитивизмстал по большейчасти
ными. Коль скоро нет и не может быть большего противо­
вульгарным 'КЛише в современномискусстве речия, столкновения между человеческими культурами,

и гуманитарнойнауке нежели столкновения между теми культурами, которые

основаны на приоритете глаза или уха, то нет ничего

странного в том, что метаморфоза западного человека, свя­

~ Вполне возможно, что все те, кто подпал под влияние
занная с переходом к зрительному способу восприятия,
Маринетти и Мохой-Надя, попались в ловушку из-за пу­
должна быть даже менее болезненной, чем современное
таницы с причинами и истоками мирской конфигурации
движение в сторону слухового способа восприятия челове­
жизни, с одной стороны, и «сакральной» конфигурации, с
ка электронной эпохи. Этот переход - серьезная внутрен­
другой. Напротив, вполне возможно, что, даже зная о том,
няя травма, не говоря уже о нападках друг на друга слухо­
что «сакрализация» И «десакрализация» человеческой
вой и оптической культур, с доходящей до садизма неу­
жизни есть чисто механическая технологическая опера­
ступчивостью отстаивающих свою правоту.
ция, вся группа «иррационалистов» тем не менее избрала
Мирче Элиаде начинает свою книгу «Священное И мир­
ское» как манифест, провозглашающий запоздалое при­
43 И.С.Карпентер полагает, что Владимир Г.Богораз
знание «священного», или слухового, пространства в на­
(1860-1936) был, по-видимому, первым антропологом, утверж­
давшим, что бесписьменному человеку несвойственно евклидово шем столетии. Он высказывает ряд упреков в адрес книги
представлениео пространстве. Он рассуждает на эти темы в ста­ Рудольфа Отто «Священное» (1917 г.): «Ученый оставил в
тье «Представления О пространстве и времени в понятии перво­ стороне все то рациональное и спекулятивное, что есть в
бытной религии» (Атепсаn Anthropologist, vol.27, no.2, April, 1925, религии, и вдохновенно описал ее иррациональную сторо-
рр.205-66).
101
100
ну. Отто прочитал Лютера и понял, что означает для веру­ рьезные затруднения в понимании масштабов бытия рели­
ющего «живой Бог». Это не Бог философов и не Бог Эраз­ гиозного человека первобытных обществ». Миру современ­
ма, это не какая-то идея, абстрактное понятие, простая мо­ ного человека, после того как более столетия назад были
ральная аллегория, это - страшная .мощъ, проявляющая­ открыты электромагнитные волны, постепенно становятся

ся в божьем гневе»44. Затем Элиаде разъясняет свою цель: присущи все измерения существования первобытного че­
«На следующих страницах мы попробуем проиллюстриро­ ловека, и даже более того. В искусстве и науке прошлого

вать, в чем состоит это противопоставление [священного и века и еще раньше слышится неуклонное крещендо темы

мирского]». Говоря О том, что «современный представитель первобытного примитивизма. Работа Элиаде представляет

западной цивилизации испытывает определенное замеша­ собой именно популяризацию такого искусства и науки.

тельство перед некоторыми формами проявления священ­ Сказанное отнюдь не означает, что он ошибается. Там, где
речь идет о фактах, он совершенно прав, например, в том,
ного: ему трудно допустить, что кто-то обнаруживает про­
что «лишенный священных свойств Космос - это совсем
явления священного в камнях или деревьяхь Р, он намере­
недавнее открытие человеческого разума». Действительно,
вается показать, почему человек «первобытных обществ
это открытие есть следствие усвоения фонетического ал­
обычно старался жить, насколько это было возможно, сре­
фавита, особенно после изобретения Гутенберга. Но дело в
ди священного, в окружении освященных предметов»:
другом: я сомневаюсь в ценности тех прозрений, которые
Каким образом удается религиозному человеку мак­ заставляют человеческий голос дрожать от священниче­
симально долго удерживаться в священном пространст­
ского неистовства, как только речь заходит об истории «че­
ве; в чем отличие его жизненного опыта от опыта чело­
ловеческого духа».
века, лишенного религиозных чувств, т.е. человека, жи­

вущего либо стремящегося жить в мире, утратившем

священный характер? Вот тема, которая будет преобла­
дать на следующих страницах. Следует подчеркнуть, Цель «Галактики Гутенберга» - показать,
что мирское восприятие действительности во всей его почему алфавитный человек склонен к
полноте, лишенный священных свойств Космос - это
совсем недавнее открытие человеческого разума. Мы не
десакрализации своего способа
стремимся показать, какими историческими путями, в существования
результате каких изменений духовного мира современ­
ный человек лишил священного свой мир и принял
светское существование. Достаточно лишь отметить,
~ в одном из следующих разделов этой книги мы еще
вернемся к вопросу, от которого уклоняется Элиаде, когда
что эта утрата священности характеризует весь опыт
говорит: «Мы не стремимся показать, какими исторически­
нерелигиозного человека в современных обществах и
ми путями ... современный человек лишил священного свой
что вследствие этого современный человек ощущает все
более серьезные затруднения в понимании масштабов мир и принял светское существование». Цель «Галактики

бытия религиозного человека первобытных обществэ". Гутенберга» как раз и состоит в том, чтобы осветить эти
исторические пути. Ибо только при этом условии мы мо­
Эли аде находится в плену распространенной иллюзии,
жем, по крайней мере, сделать сознательный и ответствен­
полагая, что современный человек «ощущает все более се- ный выбор относительно того, стоит ли нам возвращаться к
племенному способу существования, который так любезен
44 Элиаде М. Священное и мирское. - М., 1994.- С.16. - Прим. Элиаде:
пер.

45 Там же. - С.17. - Прuм. пер. Оценить глубину пропасти, разделяющей два опы­
46 Там же. - С.18, 19. - Прuм. пер. та - священный и мирской, можно, читая работы о

102 103
 священном пространстве и ритуальном устройстве че­ ри-Земли, плодовитости человека и плодородия в сель­
ловеческого жилья, о различных проявлениях религи­
ском хозяйстве, священности Женщины и тому подоб­
озного опыта в отношении Времени, о взаимоотношени­
ные смогли развиться и составить широко разветвлен­
ях религиозного человека с Природой и миром инстру­
ную религиозную систему лишь благодаря открытию
ментов, об освящении самой жизни человека и о свя­
земледелия. Столь же очевидно, что доаграрное обще­
щенном характере основных жизненных функций (пи­
ство, специализировавшееся на скотоводстве, было не­
тания, секса, работы и т.д.). Достаточно лишь напом­
нить, каким содержанием наполнены понятия «место
способно так же глубоко и с той же силой прочувство­

жительства» и «жилье», «природа», «инструменты» ИЛИ вать священность Матери-Земли. Различие опыта -
«труд» для современного нерелигиозного человека, что­ это результат экономических, социальных и культур­

бы понять, чем отличается он от члена древних обществ ных различий, одним словом - Истории. Вместе с тем у
или даже от сельского жителя христианской Европы. кочевых охотников и оседлых земледельцев есть одна

Для современного сознания физиологический акт (пита­ общая черта в поведении, которая нам представляется
ние, половой акт и т.д.) - ЭТО обычный органический значительно более важной, чем все различия: и те, и
процесс... Но для «примитивного» человека подобный
другие живут в освяще'Н.'Н.о./И. Кос./И.осе, они приобщены к
опыт никогда не расценивалея как только физиологиче­
космической священности, проявляющейся через мир
ский. Он был или мог стать для него неким «таинством»,
животных и растений. Достаточно сравнить их бытий­
приобщением к священному.
ные ситуации с ситуациями современного человека,
Читатель очень скоро поймет, что свяще'Н.'Н.ое и ./И.ир­
живущего в 'Н.еосвяще'Н.'Н.о./И. Кос./И.осе, чтобы отчетливо
схое - это два образа бытия в мире, две ситуации су­
понять все, что отличает нашего современника от пред­
ществования, принимаемые человеком в ходе истории.

Эти способы бытия в Мире представляют интерес не то­ ставителей других обшествт''.
лько для истории И социологии, не только как объект
Мы уже видели, что человек оседлый, или специализи­
исторических, социологических и этнографических ис­
ровавшийся, в противоположность кочевнику находится в
следований. Ведь свяще'Н.'Н.ыЙ и ./И.ирс"КоЙ способы суще­
преддверии открытия визуального способа организации
ствования свидетельствуют о различии положения, за­

нимаемого человеком в Космосе. Поэтому они интересу­

человеческого опыта. Но до тех пор пока homo sedens 49 не
ют и философов, и тех исследователей, которые стре­ освоил более явные оптические формы, а именно письмо,
мятся познать возможные масштабы человеческого су­ оттенки сакральной жизни между кочевником и оседлым
ществованият". человеком не внушают Элиаде никакого беспокойства. То,
что Элиаде предпочитает называть человека устной куль­
Элиаде в принципе отдает предпочтение человеку
туры «религиозным», является по большому счету не ме­
устной ориентации перед десакрализованным, или пись­
нее произвольным утверждением, чем приписывание всем
менным, человеком. Ведь, как утверждали романтики бо­
блондинкам особой чувственности. Также основанным на
лее двух столетий тому назад, даже «сельский житель
недоразумении нам представляется то, что Элиаде отож­
христианской Европы» сохраняет определенную связь с
прежней слуховой организацией опыта и аурой сакрально­
дествляет «религиозное» И иррациональное. Он находится

го человека. Бесписьменная культура для Элиаде обладает в числе тех жертв письменной культуры, для которых са­

непременными сакральными ингредиентами: мо собой разумеется, что «рациональность» означает эксп­

лицитную линейность, последовательность и визуальность.
Ведь очевидно, что символика и культы Мате-

48 Элиаде М. Священное и мирское. - М., 1994. - С.20, 21. -

47 Элиаде М. Священное и мирское. - М., 1994.- С.19. - Пpu.м.. Прu.м.. пер.
пер.
49 Человек оседлый (л.ат.). - Прu.м.. пер.
104 105
Таким образом, его бунт - это бунт человека восемнадца­
Метод двадцатого века заключается
того века против доминирующей визуальности, которая в
ту эпоху была новой. В этом он присоединяется к Блейку и в использовании не одной, а множества
множеству других. Но в сегодняшней ситуации Блейк пре­ моделей экспериментального исследования,
вратился бы в неистового анти-Блейка, ибо неприятие
т.е, техники -подвешенного- суждения
Блейком абстрактной визуальности теперь стало распро­

~ Уильям Айвинз младший в книге «Эстампы И визуаль­

страненным клише, которое на все лады склоняют целые

толпы клакеров, предпочитающих оставаться в пределах

привычного способа чувствования.
«Для религиозного человека пространство неоднородно:
в нем много разрывов и разломов; одни части пространства
качественно отличаются от других»50. Подобным же обра­
зом обстоит дело и со временем. Но для современного фи­
зика, как и для бесписьменного человека, ни пространство,
ни время не являются однородными. В противоположность
этому геометрическое пространство, открытое
стью, совершенно лишено таких черт, как неоднородность,
уникальность, плюралистичность, сакральностъ: «Геомет­
рическое пространство разрывается и разграничивается в
тех или иных направлениях, но никакое качественное раз­
ная коммуникация» подчеркивает (р.63), что в мире пись­
менного слова человек естественным образом становится
номиналистом, тогда как в случае с бесписьменным чело­
веком об этом не может быть и речи:
... Платоновекие идеи и аристотелевские формы, сущ­
ности и дефиниции суть образцы такого перехода реа­
льности из формы вещи в форму поддающейся точному
воспроизведению и потому якобы неизменной словесной
антично­
формулы. Сущность в действительности является не
частью вещи, а частью дефиниции. Я полагаю, что пре­
словутые понятия субстанции и атрибутивных качеств
также суть производные этой операциональной зависи­
мости от точно воспроизводимых словесных описаний и

личие, никакая ориентация не происходит от его собствен­ дефиниций. Ибо именно линейный синтаксический по­

ной структуры-Ч; Следующее утверждение связано имен­ рядок расположения слов обусловливает временной по­
рядок анализа качеств, которые в действительности од­
но с относительным взаимодействием оптического и слухо­
новременны и так тесно переплетены между собой, что
вого способов чувствования:
ни одно из них нельзя отделить от совокупности других,

Нужно сразу добавить, что подобное мирское суще­ которые мы называем вещами, не изменив при этом его

ствование никогда не встречается в чистом виде. Какой самого и все остальные. В конечном счете качество яв­
ляется таковым только в группе других качеств, и если
бы ни была степень десакрализации Мира, человек, из­
бравший мирской образ жизни, не способен полностью мы изменяем какое-либо одно, то необходимо меняются
и все остальные. Какой бы ни представлялась ситуация
отделаться от религиозного поведения. Мы увидим, что
с точки зрения вербально ориентированного анализа, с
даже самое что ни на есть мирское существование со­
позиции визуального восприятия (скажем, восприятия
храняет в себе следы религиозных оценок Мира52.
экспонатов в музее) вещь представляет собой единство,
которое нельзя разложить на отдельные качества, не

превратив ее в пучок абстракций, не существующих в

действительности. Забавным образом слова и синтакси­
ческий порядок их связи становятся помехой для опи­
сания вещей, оставляя нам возможность пользоваться
50 Элиаде М. Священное и мирское. - М., 1994. - С.22. - Прu.м.. бедными инеудовлетворительными перечиями теоре­
пер.
тических ингредиентов, подобными рецептам из пова­
51 Там же. - С.23. - Прu.м.. пер.
ренной книги.
52 Там же. - Прим. пер.

106 107
 Любая культура, связанная с фонетическим алфавитом,
может легко стимулировать привычку располагать
под другим или одно в другом, так как у человека под по­
стоянным давлением письменного кода
формируется переживание речи как «содержания». Напро­
тив, в бесписьменных культурах нет ничего неосознавае­
мого. Причина, по которой мифы так сложны для понима­
ния, заключается в том, что они могут включать в себя лю­
бой аспект опыта, в отличие от письменных культур. Все
уровни значения здесь одновременны. Поэтому туземцы,
когда им задают фрейдовский вопрос о символике их мыс­
лей или сновидений, утверждают, что все смыслы входят в
словесное выражение. Исследования Юнга и Фрейда суть
не что иное, как изощренный перевод бесписьменного со­
знания в термины письменного, но, как и в любом перево­
Все, что доходит до него из внешнего мира, сводится к
одно бликам света на стенах его темницы и едва слышному
сквозь камни постукиванию. Тем не менее благодаря
этим бликам и стукам ему, вероятно, становится изве­
бессознательно
стно о невидимых для него футбольных матчах, цветни­
ках и затмениях солнца. Но как же он овладел шифра­
ми, которым подчиняются доходящие до него сигналы,
или даже просто выяснил, что существуют такие внеш­
ние вещи, как шифры? Каким образом он смог интерп­
ретировать расшифрованные им сообщения, если язык
этих сообщений относится к футболу и астрономии, а не
к языку проблесков и постукиваний?
В этой модели, конечно, легко узнается изображаю­
щая сознание в виде духа в машине картина, об общих
недостатках которой больше нет нужды говорить. Одна­
ко некоторые частные недостатки все-таки следует от­

де, в нем немало искажений и упущений. Главная ценность метить. Использование подобной модели эксплицитно
перевода состоит в творческом усилии, которое он пробуж­ или имплицитно подразумевает, что подобно пленнику,

дает, как показал своей жизнью Эзра Паунд. И культура, который может видеть блики света и слышать постуки­
вания, но, к сожалению, не может видеть или слышать
которая переживает переход от одного способа организа­
футбольные матчи, мы тоже можем наблюдать собст­
ции к другому - например, от слухового к визуальному, -
венные визуальные и прочие ощущения, но, к сожале­
необходимо переживает процесс творческого брожения,
нию, не можем наблюдать за малиновками'Р,
как то было в эпоху классической древности или Возрож­
дения. Однако наша эпоха представляет собой, пожалуй, Культурные модели и предрасположения становятся
даже более внушительный пример такого брожения имен­ особенно ощутимыми тогда, когда мы окаэываемся в пере­
но в силу ее «переходности». ходном пространстве между одной доминирующей формой
Коль скоро В наш век совершается возврат к устной сознания и другой, например, между греческой и латин­
форме под давлением симультанной организации опыта, ской или английской и французской. Поэтому нас больше
обусловленной электронной технологией, все более очевид­ не удивляет то, что восточный мир не знает таких понятий,

ным для нас становится некритическое принятие визуаль­ как «субстанция» или «субстанциальная форма», посколь­
ных метафор и моделей, порожденных прошлыми веками. ку они не испытывают давления визуальности, раскалыва­

Суровую критику визуальных моделей в философии мы ющей опыт. Мы видели, что компетенция в области печа­
находим в лингвистическом анализе оксфордского филосо­ тания позволила Уильяму Айвинзу интерпретировать

фа Гилберта Райла:
Мы должны начать с отказа от модели, которая в
той или иной форме доминирует во многих спекуляциях
по поводу восприятия. Излюбленный, но неправомер­
ный вопрос: «Каким образом человек постигает внеш­
смысл типографского дела так, как это не удалось никому
другому. В «Эстампах И визуальной коммуникации» (р.54)
он формулирует общий принцип:
Таким образом, от того, насколько точно мы можем
свести данные, на которых строим наши рассуждения, к

нюю реальность по ту сторону своих ощущений?» - ча­ кругу данных, получаемых нами через один и тот же

сто задается так, как если бы предполагалась следую­

щая ситуация. В камере без окон заключен пленник, 53 Райл Г. Понятие сознания. - М., 2000.- С.219, 220. - Прим.
живущий в одиночном заточении с самого рождения. пер.

108 109
 чувственный канал, зависит правильность наших рас­
суждений, даже если при этом их значение сужается.
Одним из интереснейших моментов нашей современной
научной практики стало изобретение и совершенство­
вание методов, посредством которых ученые могут по­
лучить основной массив базовых данных через один и
тот же чувственный канал. Насколько я понимаю, в фи­
зике, например, наибольшим успехом считается, когда
удается получить данные с помощью не которого
способления, позволяющего считывать информацию ви­
зуально. Так, тепло, вес, длина и множество других ве­
ру и общество в целом. Начиная с пятого столетия до Н.Э. и
до пятнадцатого книга была рукописной. Лишь треть исто­
рии книги в западном мире связана с книгопечатанием. По­
этому отнюдь не лишено оснований следующее утвержде­
ние Г.С.Бретта, приведенное в его книге «Психология древ­
няя и современная» (р.36, 37):
Представление о том, что знание сущностно связано
при­ с книгой, пожалуй, является чисто современным взгля­
дом, который, по-видимому, берет начало в средневеко­
вом различии между духовным лицом и мирянином, в

щей, которые в обыденной жизни воспринимаются не которое внес свою лепту литературный характер дово­
только визуально, стали для науки предметом визуаль­ льно причудливого гуманизма шестнадцатого века. Из­
ного восприятия посредством делений механических начальное и естественное представление о знании свя­

измерителей. зано с «хитроумием», или С острым умом. Одиссей -

человек многоумный, способный победить циклопов и
Не значит ли это, что если мы сумеем придумать едино­
образные средства перевода всех аспектов нашего мира на
достичь триумфа духа над материей - вот первонача­
льный тип мыслителя. Таким образом, знание есть спо­
язык только одного чувства, то получим искаженную, но
собность преодоления жизненных трудностей и дости­
научную картину в силу ее единообразия и связности?
жения успеха в мире.
Именно это и произошло в восемнадцатом веке, по мнению
Блейка, который стремился освободиться «от единственно­ Бретт в данном случае придает особое значение естест­
го способа видения и ньютоновского сна». Ибо домннация венной дихотомии, которая вносится книгой в общество в
одного из чувств есть не что иное, как формула гипноза. И дополнение к расколу в индивиде, принадлежащем этому
культура может погрузиться в сон С любым из чувств.
обществу. Множество прозрений в этом плане содержит
Пробудить же спящего может только какое-либо другое
произведение Джеймса Джойса «Улисс». Его герой Лео­
чувство.
польд Блум, человек многоумный и сноровистый, является
свободным рекламным агентом. Джойс видел параллель
между современным размежеванием вербального и образ­
История книгопечатания представляет собой ного, с одной стороны, и гомеровским миром, балансирую­
лишь часть истории письма щим между старой сакральной культурой и новой профан­
ной, или письменной, чувственной организацией, с другой.

~ До сих пор мы имели дело, главным образом, с пись­ Блум, детрайбализованный еврей, помещен в современный

менным словом, поскольку оно способствует переходу от Дублин, т.е, отчасти детрайбализованный ирландский мир.

аудиотактильного пространства «сакрального» бесписьмен­ Пограничное положение современного мира рекламы, та­
ного человека в визуальное пространство цивилизованного, ким образом, соответствует переходной культуре Блума. В
или письменного (иначе «профанного»), человека. Как то­ семнадцатом эпизоде (<<Итака») «Улисса» читаем: «Каковы
лько этот переход, эта метаморфоза происходит, мы почти обычно бывали его последние размышления? О некой
сразу оказываемся в мире книг, рукописных или печатных. единственной и уникальной рекламе, невиданной новинке
Далее нас будут интересовать именно книги в рукописном рекламного дела, поражающей изумлением прохожих,
или печатном виде и их влияние на образовательную сфе- очищенной от всего стороннего, сведенной лишь к самому

110 111
броскому и простому, целиком обозримой с одного взгляда Упоминание каменщиков призвано связать искусство кир­
и сообразной с темами современной жизни»54. пичной кладки с речевой деятельностью как ее разновид­
В своем исследовании «Книги на "Поминках"» Джеймс ностью. На второй странице «Поминок» Джойс составляет
С.Атертон указывает (р.67, 68): мозаику (так сказать, щит Ахилла) всех тем и моделей че­
ловеческой речи и коммуникации: «Покойный мастер Фин­
Среди прочего «Поминки по Финнегану» представ­
неган, из Заикающейся Стороны, вольный каменщик, жил
ляют собой еще и историю письма. Мы начинаем учить­
на самый широкий - шире, чем можно себе вообразить,­
ся писать со слов «Кость, камень, баранья шкура ... пусть
лад в своем морщинистом, недосягаемом для письменных
они варятся в кипяще-бормочущем материнском горш­
ке: и Гутенморг с его кроманьонской хартией, и великая веков далеке еще до того, как навиновы судьи дали нам

весна должны некогда выйти сверстанными и перепле­ числа ... ». Джойс в «Поминках» создает свои собственные
тенными краснокирпичным томом из-под словесного изображения из альтамирекой пещеры, охватывающие
пресса»55 (20.5). «Кипяще-бормочущий материнский всю историю человеческого сознания, используя как мате­

горшок» - это, конечно, намек на алхимию, но здесь
есть и другое значение, связанное с письмом, поскольку
в следующий раз это слово появляется в контексте ука­
зания на усовершенствование в системах общения. Вот
это место: «Все воздушные ирландские значки ее глу­
понемого алфавита-поводыря от Папаши Хогэма до Ма­
тушки Масонихи ... »
(233.3). «Глупонемой алфавит-пово­
дырь» (dipandump helpabit) соединяет глухие (deaf) и
немые (dumb) знаки алфавита в воздухе (air) или воз­
душные (airish) знаки - с подъемами и опусканиями
обычного алфавита и озвучиваемыми подъемами и опу­
сканиями ирландского огхэмского письма. Исходя
риал основные жесты и положения тела, проводя их сквозь
все фазы развития человеческой культуры и технологии.
Как можно понять из заглавия его книги, он видел, что
пробудившийся (wake)56 прогресс человечества может сно­
ва вернуться во тьму существования сакрального, или слу­
хового, человека. Цикл Финна (Finn), связанный с институ­
тами родового общества, может возродиться в эпоху элект­
ричества, но если это произойдет, то мы можем посмотреть
на это, как на поминки (wake) или как на пробуждение
(awake), или как на то и другое вместе. Джойс полагал, что
из замкнутость в одном культурном цикле не сулит никаких

этого Масон (Mason), должно быть, является человеком,
изобретшим стальное перо. Но все, что мне приходит в
голову по поводу «mutther», - это бормотание вольных
каменщиков (Freemasons), что, по-видимому, никак не
вяжется с контекстом, хотя они ведь тоже делают знаки
в воздухе.
«Гутенморг С его кроманьонской хартией» указывает
посредством мифической глоссы на то, что письмо означа­
преимуществ и подобна трансу или сновидению. Он обна­
ружил способ жить одновременно во всех культурных
формах и притом именно на сознательных началах. Сред­
ство, способствующееразвитию такого сознания и коррек­
ции культурных предрасположений, - его «collideorsco-
ре». Это слово подразумевает взаимодействие в коллоид­
ной смеси всех компонентов человеческих технологий, ко­
торые расширяют наши чувства и изменяют их соотноше­

ло выход пещерного, или сакрального, человека из звуко­ ния в социальном калейдоскопе культурных столкновений:

вого симультанного мира в профанный мир дневного света. «deor», т.е. дикого, или устного, сакрального; «всоре», т.е.
визуального, или профанного, цивилизованного.
54 Пер. С.Хоружего. - Прим. пер.
55 Здесь и далее перевод из «Поминок ПО Финнегану» далек от
претензий на передачу художественных достоинств оригинала и
притязает только на расшифровку тех значений, которые «игра­ 56 «Поминки по Финнегану» - традиционно закрепившийся в
ют» В текстах Атертона и Мак-Люэна, поскольку совместить и то научной литературе вариант перевода «Finnegans Wake». Однако
и другое - задача, требующая усилий, не поддающихся оценке, грамматика фразы позволяет переводить это название и как
если вообще выполнимая. - Прим. пер. «Финнеганы пробуждаются». - Прuм. пер.

112 113
 До сих пор культура механически Для бесписьменного человека реальностью является
то, что происходит. Так, если ритуалы, предназначен­
предопределяла судьбу человеческих ные для того, чтобы способствовать размножению жи­
обществ, поскольку представляла собой вотных и росту растений, приводят к успеху, то они не
только связываются с явлением, но и становятся его ча­
автоматическую интериоризацию
стью. Ибо без такого ритуала не было бы и желаемого
их собственных технолоrий результата -- таков ход рассуждений бесписьменного
человека. И его нельзя обвинить в алогичности; его ум

~ До сих пор большинство людей принимало культуру безупречно логичен, и он умело им пользуется. Если об­
разованный белый человек вдруг окажется в централь­
как судьбу, подобно климату или родному языку. В нашем
ной австралийской пустыне, вряд ли он сможет долго
же случае эмпатическое проникновение в жизнь других
продержаться. Для австралийского же аборигена такая
культур есть не что иное, как способ освобождения из их
ситуация не проблема. Аборигены во всех частях мира
тюрьмы. Потому-то заглавие книги Джойса -- это одновре­
очень хорошо приспособились к окружающей их среде,
менно и манифест. В высшей степени компетентном иссле­
что, вне всяких сомнений, доказывает высокий уровень
довании «Человек: его первый миллион лет» Эшли Монте­
их интеллекта. Проблема бесписьменного человека не в
гю рассуждает (р.193, 194) об аспектах бесписьменной ку­
недостатке логики, а в том, что он прибегает к ней
льтуры в прямой связи с рассматриваемыми здесь темами: слишком часто, и нередко основываясь при этом на не­

Бесписьменный человек набрасывает сеть своего достаточных посылках. Он исходит из предположения,

мышления на весь мир. Мифология и религия могут что связь между событиями всегда носит каузальный

быть тесно связаны, но если одна вырастает из повсед­ характер. Но это ошибка, которую постоянно соверша­

невной жизни человека, то другая -- из его интереса к ют и цивилизованные люди, и даже квалифицирован­
сверхъестественному.Так же обстоит дело и с его миро­ ные ученые! Бесписьменные люди склонны всякую
воззрением, в котором в единый клубок сплелись эле­ связь рассматривать только как каузальную, но поско­

менты мирской жизни, религии, мифологии, магии и льку чаще всего это срабатывает, естественныйпрагма­
опыта. тизм заставляет их думать, что то, что приносит успех,

Большинству бесписьменных народов Свойствен истинно.

трезвый реализм. Они стремятся подчинить себе мир, и Ничего не может быть дальше от истины, чем пред­
большая часть их практик нацелена на то, чтобы заста­ ставление о том, что бесписьменные люди абсолютно
вить реальность покоряться их приказаниям. Человек доверчивы, суеверны, живут в постоянном страхе и не­

всегда убежден, что духи на его стороне, и, замыслив способны к независимому и оригинальному мышлению.
какое-либо предприятие, он предпринимаетвсе необхо­ Помимо простого здравого смысла, они обычно проявля­
димые приготовпениядля его успеха, неизменно пребы­ ют недюжинную практическую сметку, основанную на

вая в этой убежденности. Принуждение реальности к понимании трудностей жизни...

выполнению своей воли путем предписанных манипу­
ляций для бесписьменного человека является частью Высказывание Монтегю об изрядной практичности бес­
самой реальности. письменного человека может служить прекрасным ком­

Необходимо понять, что бесписьменныенароды в го­ ментарием к фигуре джойсовского Блума-Одиссея, которо­
раздо большей степени ощущают свое единство с ми­ му никак не откажешь в изобретательности. Что может
ром, в котором они живут, чем это Свойственно пись­ быть более практичным для человека, зажатого между
менным народам. Чем более «письменным» становится Сциллой письменной культуры и Харибдой постписьмен­
какой-либо народ, тем больше усиливается разобщен­ ной технологии, чем попытаться выплыть на рекламе? Он
ность между ним и его миром. ведет себя, подобно матросу Эдгара По из рассказа «Низ-

114 115
вержение в Мальстрем», который спасается благодаря то­
му, что изучил принцип действия водоворота. Не в том ли
будет состоять наша задача в новую электронную эпоху,
чтобы попытаться понять принцип действия нового водово­
рота на тело старых культур?
Техники унификации и воспроизводимости
были введены в употребление древними
римлянами и средневековьем
~ Книга «Эстампы И визуальная коммуникация» Уильяма
Айвинза является основным источником для любого иссле­
дователя роли книги в формировании человеческого зна­
ния и общества в целом. То обстоятельство, что Айвинз не­
сколько отстранился от собственно литературных аспектов
книги, пожалуй, дало ему определенное преимущество пе­
ред теми, кого интересует литературная сторона дела. Ис­
следователь литературы или философии слишком озабо­
чен «содержанием» книги И потому упускает из виду
форму. Это упущение характерно для культуры фонетиче­
ского письма, поскольку визуальный код всегда связан с
«содержанием», т.е. речью, воссоздаваемой читающим че­
ловеком. Но ни один китайский писец или читатель
оставит без внимания форму письма, так как в этом случае
письмо не разъединяет речь и визуальный код, как это де­
лаем мы. В мире фонетического письма эта привычка отде­
лять форму от содержания становится всеобщей и охваты­
вает как ученых и литераторов, так и людей, не имеющих
никакого отношения к литературе. Например, компания
«Белл Телефон Лэбораториа» тратит миллионы на иссле­
дования, но вопросу о телефоне как специфической форме,
т.е. тому, какое воздействие оказывает телефон на речь и
отношения между людьми, до сих пор не было уделено
внимания. Будучи экспертом в области эстампов, Айвинз
увидел, что телефонный разговор воспринимается совер­
шенно по-иному, будучи напечатанным в книге. Это в свою
очередь заставило его осознать различие между печатной
и рукописной книгой. В самом начале своей работы (р.2,
он обращает внимание на то, что фонетическому письму
116
присуще особое измерение воспроизводимости, и указыва­
ет, что то же качество воспроизводимости было присуще и
догутенберговой технологии печатания изображений с гра­
вюр на дереве:
Хотя ни одна история европейской цивилизации не
обходится без указания на изобретение в середине пят­
надцатого столетия способов печатания слов с помощью
разборного типографского шрифта, тем не менее они
обычно совершенно игнорируют несколько более раннее
изобретение способа печатания изображений и диа­
грамм. Книга, поскольку она содержит текст, представ­
ляет собой носитель точно воспроизводимых словесных
символов и в точно воспроизводимом порядке. Люди ис­
пользовали такие носители по крайней мере пять тысяч
лет. Поэтому можно сказать, что книгопечатание было
не более чем способом удешевления чего-то уже давно
знакомого. Можно даже сказать, что на какое-то время
печатание было едва ли не способом уменьшить число
корректур. До 1501 г. весьма не значительное число книг
было напечатано тиражом, большим, чем та рукописная
ее книга в тысячу экземпляров, которую упоминает еще
Плиний Младший во втором веке нашей эры. В то же
время печатание изображений, в отличие от печатания
слов с помощью разборного типографского шрифта,
не привело к открытию чего-то действительно нового: оно
впервые сделало возможным точное воспроизведение
изображения в течение срока службы печатающей по­
верхности. Эта точная воспроизводимость изображений
имела поистине необозримые последствия для развития
знания и мышления, науки и технологии. Не будет пре­
увеличением сказать, что со времени изобретения пись­
ма не было другого более важного изобретения, чем спо­
соб точного воспроизведения изобразительных сообще­
ний.
Слишком очевидный факт точной воспроизводимости,
свойственный книгопечатанию, ускользает от людей, инте­
ресующихся литературной стороной дела. Они не обраща­
ют внимания на этот чисто технологический момент и со­
средоточиваются на «содержании», так сказать, пытаются
3)
услышать автора. Будучи художником, Айвинз сумел рас-
117
познать в формальных структурах сложный вид значения листекой организации, по мнению Айвинза (р.4, 5), пере­
и тем самым придал взгляду на печатную графику, книго­ шел к темным векам и через них далее:

печатание и рукописную книгу новый и неожиданный ра­

Историки до недавнего времени были литераторами
курс. Он увидел (р.З), каким образом технология может
и филологами. Как исследователи прошлого они редко
формировать науку и искусство:
находили нечто помимо того, что искали. Они были
Для наших ирапрадедушек и их отцов в эпоху Ре­ слишком переполнены восторгом перед тем, что говори­

нессанса эстампы были всего лишь способом точного ли древние греки, и просто не замечали того, что древ­

воспроизведения живописных изображений, не больше ние греки не делали или не знали. В равной мере они
и не меньше ... До прошлого столетия с помощью старой были слишком полны страха перед тем, о чем молчали
техники печатания оттисков выполнялись все виды ра­ темные века, и совершенно не замечали того, что тогда

бот, которые теперь выполняются посредством штрихо­ делали или знали. Современные исследователи, знако­
вых клише, автотипий, фототехники, светокопий, раз­ мые с такими предметами, как экономика и технология,
личных процессов цветопередачи составными краска­
решительно меняют наше представление об этих вещах.
ми, политических карикатур и иллюстрированной рек­
В темные века (если употреблять традиционное назва­
ламы. Если мы попытаемся определить печатание отти­
ние) люди не располагали постоянным досугом для того,
сков с функциональной точки зрения, а не с точки зре­
чтобы углубляться в тонкости литературы, искусства,
ния технологического процесса или эстетической ценно­
философии и теоретической науки, но зато множество
сти, то становится очевидным, что без него невозможно
людей направляли свой ум на решение социальных,
было бы развитие многих современных научных дис­
сельскохозяйственных и механических проблем. Более
циплин, технологий, археологии, этнологии, ибо все они
того, на протяжении этих бесплодных в академическом,
зависят в большей или меньшей степени от информа­
но отнюдь не в техническом смысле столетий был со­
ции, распространяемой посредством точного воспроиз­
ведения сообщений в виде текста или изображений. вершен целый ряд открытий и изобретений, давших

Это означает, что печатание оттисков отнюдь не темным векам, а затем и средним векам технологию и,

вспомогательная технология в искусстве, а одно из важ­ следовательно, логику, которые во многих и весьма

нейших орудий современной жизни и мысли. Но мы так важных отношениях далеко превзошли все, что было
и не сможем понять его действительную роль, если не известно древним грекам или римлянам.

избавимся от снобизма современных понятий и дефини­

Как указывает Айвинз, «темные и средние века, не­
ций, касающихся коллекционирования эстампов, и не
посмотрим на них, как на точно воспроизводимые изоб­
смотря на бедность и нужду, собрали первый обильный
разительные сообщения, не останавливаясь на ра ритет­ урожай изобретательности янки». Возможно, в определе­
ности или той эстетической ценности, которую мы в на­ нии темных и средних веков как «культуры техники и тех­

стоящее время склонны им приписывать. Нам нужно нологии» есть доля преувеличения, но такой подход помо­
посмотреть на них с точки зрения общих идей и конк­
гает нам понять схоластику и подготавливает нас к велико­
ретных функций и задуматься о тех ограничениях, ко­
му средневековому изобретению книгопечатания, которое
торые связаны с этой техникой как носителем инфор­
дало старт эпохе нового мира57.
мации и которые она налагает на нас как на получате­

лей этой информации.

Технология точной воспроизводимости была тем момен­

том, который римляне внесли в визуальный анализ древ­
них греков. Этот акцент на непрерывной и однородной ли­ 57 Айвинз цитирует статью Линн Уайт «Технология и изобрете­
нии с его индифферентностью к устным ценностям плюра- ние в средние века» (Speculuт, volXV, April, 1940, рр.141-59).
118 119
 Основная идея системы проста. Геометрические фи­
Слово -современный- (modern) служило гуры, особенно на плоскости, могут быть использованы

представителям патристики для порицания

для представления качества через количество. Экстен­
сивность качества предмета должна быть представлена
средневековых ученых, разработавших новую горизонтальной линией, тогда как интенсивность каче­

логику и физику ства в разных точках предмета - перпендикулярами,

~ с момента появления книги Айвинза вышло уже нема­
ло других, солидаризовавшихся с высказанным в ней взгля­
дом. В качестве примера я воспользуюсь работой «Наука
механики в средние века» Маршалла Клагета и выберу из
нее ряд тем, чтобы проиллюстрировать неуклонное усиле­
проведенными к линии экстенсивности предмета. В слу­
чае движения линия экстенсивности представляет вре­
мя, а линия интенсивности - скорость (р.33).
Клагет ссылается на трактат Никола Орема «О конфи­
гурациях качества», в котором говорится: «Всякая измеря­
емая вещь, кроме чисел, постигается как непрерывное ко­

ние визуальности, которая, как мы видели, вышла на пе­ личество». Это снова напоминает нам о древних греках, о

редний план в Древней Греции вследствие появления фо­ которых Тобиас Д.Данциг замечает в книге «Число: язык
нетического письма. Итак: «Из представленного мною в науки» (р.141, 142):
первых двух главах материала мы увидим, что средневе­
Попытка применить рациональную арифметику к
ковая статика, равно как и другие аспекты средневековой
геометрическим проблемам привела к первому кризису
механики, обнаруживает сильную зависимость от понятий в истории математики. Две относительно простые проб­
механики и их понимания древнегреческими учеными, та­ лемы - определение диагонали квадрата и определе­
кими как автор «Механики», бывший представителем ар и­ ние длины окружности - привели к открытию новых
стотелевской школы, Архимед, Герон и др.» (p.xxiii). математических сущностей, которым не было места в
Далее: «...достижения средневековой кинематики были в области рационального ...
значительной степени составной частью толкования схола­ Дальнейший анализ показал такую же неадекват­

стами аристотелевских положений касательно силы и дви­ ность всех алгебраических действий. Таким образом,
жения ... Особое значение имели развитие понятия мгновен­ стала очевидной неизбежность расширения поля чисел ...

ной скорости и, следовательно, анализ различных видов И поскольку старые понятия на геометрической почве
ускорения» (p.xxv). оказались нвэффективными, в геометрии и следует ис­

Более чем за столетие до изобретения печатного про­ кать модель для новых. Непрерывная бесконечная пря­

цесса ученые Мертоновского колледжа в Окефорде сфор­ мая линия кажется идеально подходящей для такой мо­
дели.
мулировали теорему о «равномерном (uniform) ускорении
и равномерном движении тела, обладающего равномерным Число принадлежит к тактильному измерению, как
ускорением в серединное мгновение времени ускорения». С указывает Айвина в книге «Искусство И геометрия» (р.7):
изобретением разборного типографского набора мы дви­ «Там, где речь идет о постоянном рисунке любого рода, ру­
жемся дальше в глубь средневековогомира измеримых ко­ ка нуждается в простых статических и легко воспроизво­
личеств. Цель Клагета - установить преемственность ви­ димых формах. Она знает объекты по отдельности, один за
зуального анализа древних греков и средневековой науки другим и, в отличие от глаза, не способна к одновременно­
и показатъ, как существенно продвинулась в этом отноше­ му видению или схватыванию группы объектов в едином
нии мысль схоластов. акте восприятия. В отличие от глаза, невооруженная рука
Мертоновекая кинематика получила распространение в неспособна обнаружить, сколько объектов находятся на од­
Италии и Франции. Суть идеи заключалась впереводе ной линии, два или три».
движения в визуальные термины: Впрочем нас в связи с первым кризисом математики ин-

121
120
тересуют те наглядные фикции, которые необходимы для сик Адольф фон Гильдебранд предпринял попытку
того, чтобы перевести визуальное в тактильное. Но еще бо­ проанализировать этот процесс в небольшой книге
льшие фикции ожидают нас впереди, там, где речь пойдет «Проблема формы В изобразительных искусствах», ко­

об исчислении бесконечно малых величин. торая появилась в 1893 г. и оказала влияние на целое

Как мы увидим, в шестнадцатом столетии число и визу­ поколение. Гильдебранд также бросил вызов идеалам

альность или тактильность и опыт изображения на сетчат­ научного натурализма, обратившись к психологии вос­

ке раскололись и пошли расходящимися путями, создав приятия. Если мы попытаемся проанализировать наши

две враждующие державы - искусство и науку. Это рас­ психологические образы и разложить их на первичные

хождение, начавшееся в древнегреческом мире, находи­ составляющие, то обнаружим, что они состоят ИЗ чувст­
венных данных, полученных посредством видения, а
лось в относительно неопределенном состоянии до Гутен­
также воспоминаний о тактильных и двигательных
бергового деяния. На протяжении столетий рукописной ку­
ощущениях. Например, сфера представляется глазу
льтуры обнаружилось, что визуальность еще не вполне от­
плоским диском; именно тактильность информирует нас
делилась от тактильности, хотя и значительно уменьшила
о свойствах пространства и формы. Любая попытка ху­
территорию империи слуха. Отношение визуальности к
дожника упразднить это знание тщетна, ибо без него он
тактильности, которое так важно для понимания судеб фо­
вообще не смог бы воспринимать мир. Напротив, его за­
нетического алфавита, выступило во всей отчетливости то­
дача заключается в том, чтобы компенсировать отсутст­
лько после Сезанна. Не случайно тактильность стала глав­
вие движения в своем произведении путем прояснения
ной темой таких книг, как «Искусство И иллюзия» Гомбри­
образа и передачи не только визуальных ощущений, но
ха и «Принципы истории искусства» Генриха Вельфлина.
и тех тактильных воспоминаний, которые позволяют
Причина этого заключается в том, ЧТО в век фотографии
нам реконструировать трехмерную форму в нашем со­
выделение визуальности из взаимодействия других чувств
знании.
стало очевидным и вызвало определенную реакцию. Гомб­
Вряд ли случайно то, что период, когда эти идеи ока­
рих прослеживает этапы дискуссии, развернувшейся в де­
зались в центре внимания, был также периодом, когда
вятнадцатом веке вокруг анализа «чувственных данных»,
история искусства эмансипировалась от пристрастия к
которая привела Гельмгольца к утверждению о «бессозна­ антикварности, биографизму и эстетике. Положения,
тельном умозаключении», скрытом в самом фундаменте так долго принимавшиеся как само собой разумеющие­
чувственного опыта. «Тактильность», т.е. взаимодействие ся, вдруг стали проблематичными и нуждающимися в
между всеми чувствами, была понята как сущность этого пере оценке. Когда Бернард Беренсон написал свое за­
«умозаключения» И сразу же повела к упадку идеи «по­ мечательное эссе о флорентийских художниках, выше­
дражания природе» как визуального действия. Гомбрих дшее в 1896 году, то свое эстетическое кредо он сфор­
пишет (р.16): мулировал именно в терминах Гильдебранда. С прису­
щим ему умением коротко говорить о многом он сумел в
Выдающееся положение в этой истории занимают
одном предложении почти полностью выразить суть не­
два немецких мыслителя. Один из них критик Конрад
сколько напыщенной книги скульптора: «Художник мо­
Фидлер, который утверждал, вопреки импрессиони­
жет выполнить свою задачу только в том случае, если
стам, что «даже простейшее чувственное впечатление,
он вносит тактильные ценности в зрительное впечатле­
которое кажется сырым материалом для умственных

операций, уже представляет собой ментальный факт, и ние». Согласно Беренсону, непреходящая художествен­
то, что мы называем внешним миром, в действительно­ ная ценность Джотто или Поллайоло обусловлена имен­
сти есть результат сложного психологического процес­ но этим ...
са».

И все же именно друг Фидлера, скульптор-неоклас-

122 123
 В античности и в средние века чтение было
чтобы меня читали именно так, - и тогда мой стих проя­
по своей сущности чтением вслух вит себя в полной мере». Подобным образом Джойс не
уставал разъяснять, что в «Поминках по Финнегану» «сло­
~ «Не будет преувеличением сказать, что начиная с Ари­ ва, которые читатель видит, - это не те, которые он услы­

стотеля греческий мир перешел от устного обучения к при­ шит». Как и у Хопкинса, язык Джойса оживает только тог­
вычке чтению>, - пишет Фредерик Г.Кеньон в работе да, кода мы читаем вслух, вызывая тем самым синестезию,

«Книги и читатели в Древней Греции и Риме» (р.25). Но для т.е. взаимодействие всех чувств.

последующих столетий «чтение» означало чтение вслух. Но если чтение вслух способствует синестезии и такти­
Фактически только в наше время раскол между глазом и льности восприятия, то такое же воздействие оказывали

речью в акте чтения стал очевидным благодаря распро­ древние и средневековые манускрипты. Мы уже видели

странению скоростного чтения. Как обнаружилось, основ­ пример недавней попытки создать устное письмо для со­

ная причина «медленного» чтения заключается в том, что в временных англоязычных читателей. Вполне естественно,

чтении слева направо мы начинаем формировать слово на­ что такому письму свойствен в высшей степени текстур­

шими горловыми мышцами. Но закрыть рот читателя было ный и тактильный характер древних манускриптов. «Тех­

долгим делом, и даже печатное слово не преуспело в том,

tura» - именно так называлось готическое письмо в его

чтобы заставить всех читателей замолчать. И все же дви­ собственную эпоху, что означало «ткань, гобелен», Римля­
не же создали гораздо менее текстурный и более визуаль­
жения губ и бормотание при чтении мы рассматриваем как
ный шрифт, который назывался «римским», его-то мы и
несомненное проявление полуграмотности, что, например,
видим в современных книгах. Но первые печатники избега­
в Америке привело к акценту на чисто визуальном подходе
ли римского шрифта, пользуясь им лишь для того, чтобы
к чтению в начальном обучении. Однако, например, Дже­
рард Мэнли Хопкинс настойчиво ратовал за упор на такти­
создать иллюзию имитации античности - древних рим­

ских букв, близких сердцу ренессансных гуманистов.

льность в употреблении слова и за устную поэзию именно
Остается только удивляться, что современным читате­
тогда, когда Сезанн стремился внести тактильные ценно­
лям понадобилось значительное время, чтобы понять, что
сти в визуальное впечатление. Ссылаясь на свое стихотво­
проза Гертруды Стайн с ее отсутствием пунктуации и дру­
рение «О чем говорили листья сивиллы», Хопкинс пишет:
гих визуальных вспомогательных знаков представляет со­

В отношении этого с необычной длины строчками со­ бой тщательно разработанную стратегию, нацеленную на
нета (как и в отношении всех моих стихов) следует по­ то, чтобы вовлечь пассивного визуального читателя в уча­
мнить, что он создан для исполнения, каким и должно
стное, устное чтение. То же самое можно сказать и в отно­
быть всякое живое искусство, и что его исполнение дол­ шении Каммингса, Паунда или Элиота. Верлибр в не мень­
жно быть не чтением глазами, а громкой, медленной,
шей степени, чем для глаза, предназначен для уха. В «По­
поэтической (не риторической) декламацией, с долгими
минках по Финнегану», когда Джойс хочет изобразить,
паузами, долгими задержками на рифме и отмеченных
скажем, «гром» или «крик на улице» как в высшей степени
ударением слогах и Т.п. Этот сонет следует петь: он точ­
коллективное действие, он пользуется словом так же, как в
но вписан в tempo rubato 58.59
древних манускриптах: «Падение (бабабадалгарагтакамм­
инарроннконнброннтоннерроннтуоннтаннтроварроунаунс­
Далее он пишет: «Наберите побольше воздуха и старай­
каунтухухурденентернак!) некогда прямо го как стена смор­
тесь читать, прислушиваясь к звучанию, - я всегда хотел,
чка пересказывается утром в постели, а затем на протя­

58 Не строго в такт (ит.). - Прим. пер. жении всей истории христианского менестрельства» (<<The
59 John Pick, ed., А Gerard Manley Hopkins Reader, p.xxii. fall (bababada1gharaghtakkaminarronnkonnbronntonnerron-
n tuonnth иппtrovarrhounawntoohoohooardeenthurnuk!) of а
124
125 .

опсе waHstrait oldparr is retailed еагlу ia bed and later
life down through аН christian minstrelsy... ») (р.1).
В отсутствие визуальных вспомогательных знаков чи­
тателю ничего не остается, кроме как прибегнуть к тому
же средству, которым пользовались читатели в древности
или в средние века, а именно к чтению вслух. И в позднем
средневековье, когда процесс разделения восприятия сло­
ва уже начался, и в эпоху Возрождения после появления
книгопечатания практика чтения вслух продолжала сохра­
няться. Но все эти нововведения вели к ускорению чтения
и к пере носу акцента на визуальность. Сегодня ученые,
имея дело с манускриптами, читают их чаще всего молча.
Поэтому исследование читательских привычек в древнем и
средневековом мире остается задачей будущего. Сущест­
венную помощь здесь могут оказать комментарии Кеньона
(<<Книги и читатели в древней Греции и Риме», р.65): «При­
мечательной чертой древних книг является то, что они не
стремятся облегчить жизнь читателю. В них практически
отсутствует разделение между словами, кроме
употреблений перевернутой запятой или точки там,
может возникнуть двусмысленность. Пунктуация, как пра­
вило, полностью отсутствует, а если и встречается, то со­
вершенно бессистемно». «Системность» пунктуации нужна
именно для глаза. Между тем даже в шестнадцатом и сем­
надцатом столетиях пунктунция все еще предназначалась
для уха, а не для глаза 6 О.
Рукописная культура была разговорной уже
потому, что писатель и его аудитория быди
физически связаны формой публикации
как исполнения
~ Нет недостатка в указаниях на то, что чтение на протя­
жении античности и средневековья было чтением вслух
или даже видом заклинания. Однако никто еще не зани-
60 См. указания по этому поводу в моей статье «Влияние печат­
ной книги на язык в шестнадцатом столетии» (Explorations in
Coттunications, рр.125-35).
126
г
оп мался сбором соответствующих данных. Я могу привести
по крайней мере несколько напрашивающихся примеров в
качестве свидетельств. В «Поэтике» Аристотель указыва­
ет: «А потом, трагедия и без движений делает свое дело не
хуже, чем эпопея, ведь и при чтении видно, какова oHa»61.
Некоторый свет на интересующий нас аспект чтения как
декламации проливает римская практика публичного чте­
ния как основной формы публикации книг. Это положение
сохранялось до изобретения печатания. Кеньон «<Книги и
читатели», р.83, 84) по поводу этой практики в Риме сооб­
щает следующее:
Например, согласно описанию Тацита, автор должен
был снимать дом со стульями, собирать публику путем
многократных личных приглашений. А Ювенал жалу­
ется на то, что богатый человек сдавал в аренду неиспо­
льзуемый им дом и посылал своих вольноотпущенников
и бедных клиентов'< в качестве публики, но отказывал­
ся взять на себя расходы на стулья. Такая практика
редких имеет аналоги в современном музыкальном мире, когда
где певец вынужден нанимать зал и самостоятельно соби­
рать слушателей, для того чтобы его голос был услы­
шан. Либо же его покровитель может предоставить для
этого свою гостиную и воспользоваться своими связями
для того, чтобы заполнить зал своими друзьями. Эту
стадию развития литературы нельзя назвать здоровой,
так как она побуждала к сочинению произведений, рас­
считанных на риторическую декламацию, и весьма со­
мнительно, чтобы это способствовало распространению
книг.
Мозес Хадас в книге «Служанка классического образо­
ванию> уделяет больше внимания проблеме устной публи­
кации, чем Кеньон (р.50):
Представление о литературе как о чем-то, что ис­
полняется на публике, а не пробегается глазами в мол­
чаливом одиночестве, создает определенные трудности
в отношении понятия литературной собственности. Мы
в гораздо большей степени сознаем вклад автора, когда
61 Аристотель. Поэтика. - 1462аб, 10-13. - Прим. пер.
62 Плебеи, пользующиеся протежированием патрона-патриция.
- Прu.м. пер.
127
 читаем книгу, чем вклад композитора, когда слушаем Лаэртский (1.2.57), «Солон предписал читать песни Го­
исполнение его произведения. У древних греков глав­ мера по порядку: где остановится один чтец, там начи­

ным способом публикации было публичное чтение, по­ нать другому».

началу в основном самим автором, а затем профессио­ Проза, как мы знаем из сообщений Геродота и дру­

нальными чтецами и актерами. Но публичное чтение со­ гих авторов, ничуть не в меньшей степени, чем поэзия,

хранилось как главный способ публикации даже после представлялась в устной форме, и такая практика

того, как книги и навык чтения получили распростране­ определяла природу прозы, равно как и поэзии. Особая

ние. Далее, в другой связи мы увидим, как это повлияло значимость звучания, характеризующая новаторские

на жизнь поэта в материальном смысле. Здесь же мы
хотим остановиться на воздействии устного представле­
ния на характер литературы.
Музыка, написанная для небольшой группы инструмен­
тов, имеет другое звучание и темп, по сравнению с музы­
кой, предназначенной для больших залов. Подобным же
образом дело обстоит и с книгами. Печатание увеличило
произведения Горгия, была ненужной, если бы его речи
не были предназначены для публичного произнесения.
Именно искусность Горгия позволила Исократу утвер­
ждать, что проза является законной наследницей поэ­
зии и должна занять ее место. Позднее критики вроде
Дионисия Галикарнасского судили об историках так же,
как и об ораторах, и сравнивали их произведения без
всяких скидок на то, что мы рассматриваем как совер­

«зал» для авторского исполнения, что привело к измене­ шенно естественное различие (р.50, 51).
нию всех аспектов стиля. Хадас очень точно схватывает
Далее Хадас обращается (р.51, 52) к хорошо известному
суть дела:
месту из «Исповеди» Августина:
Вся классическая литература, можно сказать, мыс­
На протяжении всей эпохи античности и долгое вре­
лится как разговор или как обращение к публике. Древ­
мя после нее даже те, кто читали в одиночку, продол­
няя драма значительно отличается от современной, по­
жали произносить слова текста вслух, будь то проза
скольку пьесы, исполнявшиеся на ярком солнце перед
или поэзия. Молчаливое чтение было аномалией в такой
сорока тысячами зрителей, не то же самое, что пьесы,
степени, что Августин (е Исповедь») отмечает весьма
исполняемые перед четырьмя сотнями зрителей в за­
примечательную привычку Амвросия: «Когда он читал,
темненном помещении. Подобным же образом произве­
глаза его бегали по страницам, сердце доискивалось до
дение, предназначенное для декламации на празднике,
смысла, а голос и язык молчали». Люди специально
_ не то же самое, что произведение, предназначенное
приходили, чтобы увидеть это чудо. И Августин пыта­
для внимательного чтения уединенного любителя. Это
ется дать некоторые объяснения:
особенно показательно в отношении поэзии, все разно­
«Он, вероятно, боялся, как бы ему не пришлось да­
видности которой предназначены для устного представ­
вать жадно внимающему слушателю разъяснений по
ления. Даже эпиграммы содержат устное обращение к
поводу темных мест в прочитанном или же заняться
прохожему (<<Иди, путник» И т.п.), а иногда - как в не­
разбором каких-нибудь трудных вопросов и, затратив
которых эпиграммах Каллимаха и его подражателей­
на это время, прочесть меньше, чем ему бы хотелось.
надпись на камне мыслится как форма разговора с про­
Читать молча было для него хорошо еще и потому, что
хожим. Гомеровский эпос, безусловно, предназначался
он таким образом сохранял голос, который у него часто
для публичного чтения, и еще долгое время после того,
становится хриплым. С какими бы намерениями он так
как привычка к уединенному чтению вошла в обиход,
ни поступал, во всяком случае поступал он во благо»63.
сохранялась профессия рапсода, декламирующего эпос.
Писистрат, способствовавший в определенной степени
(мы не знаем, в какой именно) письменной фиксации
текста Гомера, также установил обычай публичного
чтения поэм на ПанафинеЙях. А, как сообщает Диоген 63 Августин. Исповедь. - Кн. 6, з. - Прим. пер.

128 129
 Рукописностъ сформировала средневековые
литературные конвенции на всех уровнях
~ Эта тема постоянно присутствует в замечательной кни­
ге Хадаса. Затрагивается она также по отношению к пери­
оду средневековья Х.Дж.ЧеЙтором в работе «От написан­
ного к напечатанному», которой настоящее исследование в
значительной степени обязано своим появлением на свет.
Вряд ли кто-нибудь станет оспаривать утверждение,
что изобретение и развитие книгопечатания стало пово­
ротным пунктом В истории цивилизации. Но далеко не
столь единодушно оценивается тот факт, что книгопе­
чатание изменило наши взгляды на литературу как ис­
кусство, на стиль, привело к появлению представлений
об оригинальности и литературной собственности, о чем
рукописная эпоха не знала ничего или почти
наконец, модифицировало психологические
которые позволяют нам пользоваться словами для сооб­
щения наших мыслей. Расстояние, отделяющее руко­
писную эпоху от эпохи книгопечатания не всегда и не в
полной мере осознается теми, кто при ступает к чтению
и изучению средневековой литературы. Когда мы берем
в руки печатное издание средневекового текста, снаб­
женное предисловием, критическим аппаратом,
чающим варианты, примечания и глоссарий, мы бессоз­
нательно привносим в чтение те предрассудки и пред­
положения, которые срослись с текстом за
связи с печатной формой. Мы склонны забывать, что
имеем дело с литературой эпохи, когда орфографиче­
ские нормы еще не устоялись и грамматическая прави­
льность ценил ась не слишком высоко, когда язык быст­
ро менялся и отнюдь не рассматривался как атрибут
национальности и когда под стилем понимали соблюде­
ние фиксированных и сложных риторических правил. В
рукописную эпоху переписывание и распространение
чужой книги - деяние, заслуживающее
уважения, тогда как в век книгопечатания оно пресле­
дуется в судебном порядке. В наше время писатели, же­
лающие преуспеть посредством развлечения публики, в
основном пишут прозой, тогда как до середины тринад­
цатого столетия для этой цели использовалась только
130
стихотворная форма. Итак, если мы хотим непредвзято
подойти к литературным произведениям, принадлежа­
щим эпохе до изобретения книгопечатания, нам следует
приложить усилие для того, чтобы осознать те предрас­
судки, под грузом которых мы выросли, видя в средне­
вековой литературе преимущественно антикварный ин­
терес, и не требовать, пусть и невольно, чтобы она со­
гласовывалась с нашими вкусовыми нормами. Выража­
ясь словами Ренана, «сущность критики заключается в
том, чтобы суметь понять государства, весьма отличные
от того, в котором живем мы» (р.l).
Именно сообщение Чейтора о влиянии устной, письмен­
ной и печатной форм на литературные конвенции навело
меня на замысел «Галактики Гутенберга». В эпоху средне­
вековья язык и литература пребывали в состоянии, неско­
лько напоминающем состояние современного кино или те­
ничего, и левидения, в том смысле, что, по словам Чейтора, они
процессы,
почти не нуждались в формальной критике в нашем по­
нимании. Если автор желал знать, было ли его творение
удачным или неудачным, он испытывал его на публике;
и если оно получало одобрение, то вскоре у него появ­
лялись подражатели. Но авторы вовсе не придержива­
лись каких-либо моделей или систем... публике просто
вклю­ нужна была история, исполненная действия и движе­
ния, история, которая, как правило, не заботилась об
обрисовке характеров. Эта задача выпадала на долю
время его чтеца, и ее выполнение зависело от его умения пользо­
ваться голосом и жестами (р.З).
В двенадцатом веке произведение исполнялось по час­
тям, тогда как «мы можем сидеть и читать в свободное
время, возвращаясь по желанию к ранее прочитанному.
Коротко говоря, история развития от рукописи к печатно­
му тексту - это история постепенного замещения устных
способов сообщения и получения представлений визуаль­
всяческого
ными» (р.4). Чейтор цитирует (р.7) отрывок из книги
А.ЛлоЙда Джеймса «Наш разговорный язык» (р.29), кото­
рая как раз посвящена теме изменения наших чувств под
Влиянием письма:
«Слух И видение, речь и печать, глаз и ухо не имеют
между собой ничего общего. Никакая другая операция
131
 человеческого мозга не сравнится по сложности с этим Изменение моделей привычных соотношений между ви­
слиянием двух представлений в объединении этих двух дением и звучанием создает значительный разрыв между
форм языка. Но результатом этого слияния является то, психическими процессами средневекового и современного
что, будучи однажды достигнутым на ранних этапах на­
читателя. Чейтор пишет (р.10):
шего развития, оно сделало нас неспособными отчетли­
во, независимо и уверенно мыслить тот или другой ас­ Нет ничего более чуждого средневековому миру, чем

пект. Мы не можем думать о звуках, не думая о буквах, современный читатель, пробегающий глазами газетные

ибо полагаем, что буквы связаны со звуками. Мы при­ строки и просматривающий колонки в поисках чего-ни­

выкли думать, что напечатанная страница - это изоб­ будь интересного или листающий страницы какой-ни­

ражение того, что МЫ говорим, и что таинство сочетания будь диссертации, чтобы понять, стоит ли она более

букв в слове священно ... Изобретение печатания приве­ внимательного прочтения, и останавливающийся, чтобы
одним-двумя движениями глаз извлечь суть из страни­
ло к распространению печатного языка и наделило его
цы. Равным образом нет ничего более чуждого совре­
властью, которая с тех пор ничуть не пошатнулась».
менности, чем объемистая память средневекового чело­
Указывая на скрытые кинестетические эффекты даже века, не испорченного печатным словом, который спосо­
при молчаливом чтении, Чейтор ссылается на тот факт, бен с легкостью выучить незнакомый язык, как это де­
что «некоторые врачи запрещают пациентам, страдающим лают дети, а также удерживать в памяти и воспроизво­

тяжелыми заболеваниями горла, читать, поскольку молча­ дить длинные эпические поэмы и изощренные лириче­

ливое чтение провоцирует движения голосовых органов, ские произведения. Поэтому следует сразу отметить

хотя читающий может этого и не сознавать». ОН также два момента. Средневековый читатель за некоторыми
исключениями читал не так, как это делаем мы; он пре­
рассматривает (р.б) взаимодействие между слухом и визу­
бывал на стадии первоклассника, бормочущего себе под
альностью при чтении:
нос. Каждое слово для него было отдельной сущностью,
Поэтому, когда мы говорим или пишем, представле­ а порой и проблемой, которую он нашептывал себе до
ния вызывают акустические образы в сочетании с кине­ тех пор, пока не находил решения. Об этом должны по­
стетическими, которые моментально трансформируют­ мнить те, кто берутся за издание своих сочинений. Да­
ся в визуальные словесные образы. Говорящий или пи­ лее, поскольку читателей было мало, а слушателей
шущий едва ли способен представить себе язык в иной много, литература сочинялась в основном для публич­
форме, кроме как в письменной или печатной. Рефлек­ ного чтения, поэтому ее характер был скорее риториче­
сивные действия, посредством которых осуществляется ским, чем собственно литературным, и именно правила
процесс чтения или писания, стали настолько «инстинк­ риторики определяли композицию.

тивными» И совершаются с такой скоростью, что пере­

Когда настоящая книга готовилась к изданию, мое вни­
ход от слуха к визуальности остается скрытым от со­
знания и чрезвычайно затруднен для анализа. Между мание привлекли наблюдения Дома Леклерка относитель­

тем вполне возможно, что акустические и кинестетиче­ но чтения вслух в периоды патристики и средневековья. В
ские образы неразделимы и что «образ» как таковой - его работе «Любовь к обучению и жажда Бога» (р.18, 19)
абстракция, созданная в целях анализа, но не сущест­ этот доселе находившийся в небрежении момент наконец
вующая сама по себе в чистом виде. Но что бы ни думал получает надлежащее ему первостепенное значение:

сам индивид о своих психических процессах, а боль­

Если умение читать и имеет какую-то ценность, то
шинство из нас не слишком компетентны в этом отно­
шении, остается фактом то, что его представление о
это прежде всего участие в lectio divina 64. В чем оно за­
ключается? Каким образом оно происходит? Чтобы это
языке бесповоротно сформировано его опытом общения
с печатным словом.
64 Божественное чтение (лат.). - Прим. пер.

132 133
 состоящее из размышления, молитвы, изучения и запоми­
понять, следует вспомнить, какое значение имели слова
нания:
legere 65 и meditari 66 для св. Бенедикта и какое сохрани­
лось за ними на всем протяжении эпохи средневековья. Это означало нечто большее, чем просто визуальное
Чтобы объяснить это, укажем на одну из характерных запоминание написанных слов. Это была мышечная па­
черт монастырской литературы средних веков, а имен­ мять слов про из носимых И слуховая память слов слы­

но на феномен реминисценции, которому мы уделим бо­ шимых. Meditatio состоит во внимательном исполнении
лее пристально е внимание позже. В отношении литера­ этого упражнения в целях всестороннего запоминания.

туры здесь следует сделать одно фундаментальное на­ Поэтому оно неотделимо от lectio. Это позволяет, так
блюдение. В средние века, как и в античности, читали сказать, вписать священный текст в тело и душу.
не так, как сегодня (т.е. в основном глазами), а губами, Такое длительное пережевывание божественных
произнося видимые глазом буквы, и ушами, прислуши­ слов иногда описывается как восприятие духовной пи­
ваясь к произносимым словам, т.е. к тому, что называет­ щи. В этом случае словарь ааимствуется из области
ся «голосами страниц». Это было именно акустическое еды, пищеварения и даже пищеварения жвачных жи­

чтение: legere означает то же, что и audire 67 . Человек вотных. Чтение и размышление описывается весьма
понимает только то, что он слышит. (Так, до сих пор го­ выразительным словом ruminatio 73. Например, для того
ворят «entendre le latin»68, подразумевая «пониматъэ.) чтобы похвалить ревностно молящегося монаха, Петр

Вне всякого сомнения, чтение молча или вполголоса не Достопочтенный воскликнул: «Его рот неустанно пере­

было тайной. Оно обозначалось у св. Бенедикта такими жевывал священные слова». Об Иоанне Герсоне говори­
ли, что его бормотание при чтении псалмов напоминало
выражениями, как tacite legere69 или legere sibi 70 , а у
жужжание пчелы. Предаваться размышлениям означа­
Августина - legere in silenti0 7 1 в противоположность
ет срастаться с произносимой фразой и взвешивать
clara lecti0 72. Но чаще всего слова legere и lectio употреб­
каждое слово, чтобы его глубинное значение прозвуча­
ляются без каких-либо объяснений; они обозначают де­
ло в полную силу. Это означает усваивать содержание
ятельность, которая, подобно пению или писанию, тре­
текста посредством пережевывания, благодаря чему то­
бует участия всего тела и души. Древние врачи реко­
лько и можно ощутить его подлинный вкус. Наконец,
мендовали чтение своим пациентам как физическое
это означает, как говорили Августин, св. Григорий,
упражнение наряду с прогулками, бегом или игрой в
Иоанн Пеккамм и др., употребляя неподдающееся пере­
мяч. Тот факт, что текст, сочиняемый или переписывае­
воду выражение, пробовать его на вкус palatum cordis
мый, писался под диктовку - самому себе или писцу,
или in ore cordis 74 . Вся эта деятельность и есть молитва,
_ объясняет ошибки в средневековых манускриптах:
т.е, lectio divina как молитвенное чтение. А вот какой со­
использование диктофона в наши дни приводит к таким
вет дает цистерцианец, Арнул Бохерисский:
же ошибкам. «Читающий пусть ищет спасения, а не науки. Свя­

Далее (р.90) Леклерк переходит к вопросу о том, каким щенное писание есть колодец Иакова, чья вода, будучи
извлеченной, прольется затем в молитве. Посему нет
образом непременное чтение вслух вписывалось в целое,
никакой нужды в том, чтобы предаваться красноречию
перед молитвой, но в самом чтении уже начинается мо­
65 Читать (лепъ.). - Прuм. пер.
литва и созерцание».
66 Размышлять (лстп.). - Прим, пер.
67 Слышать (дат.). - Прим. пер. Этот устный аспект рукописной культуры не только
68 Понимать (доел.: «слышать») латынь (фр.). - Прuм. пер.
оказал глубокое влияние на сочинительствои записывание.
69 Чтение молча (дат.). - Прuм. пер.
70 Чтение для себя (дат.). - Прuм. пер.
73 Пережевывание (дат.). - Прим. пер.
71 Чтение в молчании (дат.). - Прuм. пер.
74 Устами сердца ... в устах сердца (дат.). - Прuм. пер.
72 Ясное, отчетливое чтение (дат.). - Прuм. пер.
135
134
Он означал, что письмо, чтение и красноречие оставались Тогда как детские стишки ребенок усваивает от ма­
неразделимыми еще долгое время после изобретения кни­ тери (или другого взрослого), которая держит его на ко­
гопечатания. ленях, школьные стишки переходят из уст в уста в кру­

гу детей обычно вне досягаемости родительской власти.

По самой своей природе детские стишки построены на
аллитерациях, и их хранителями и распространителя­
Традиционный школьный «фольклор»
ми выступают взрослые, а не дети. В этом смысле это
указывает на разрыв между человеком скорее "взрослые» стишки, ибо это стихи, которые по­
лучают одобрение взрослых. В то же время стихи, рас­
рукописной культуры и человеком печатной
пространяющиеся в школьной среде, не предназначены
культуры для ушей взрослых. В самом деле, их привлекатель­
ность в значительной мере заключается в мысли - ВО

~ Различие MejКДY человеком печатной и человеком ру­ многом верной, - что взрослые ничего не знают о де­

кописной культуры, пожалуй, так же велико, как и разли­
чие между человеком бесписьменным и письменным. Со­
ставляющие технологии Гутенберга не были новыми. Но
когда в пятнадцатом столетии они соединились, это приве­
ло к такому ускорению в общественном и индивидуальном
развитии, что можно говорить О «старте» новой эпохи В том
смысле, какой придает этому слову У.У.Ростоу В
"Этапы экономического роста», а именно: "решающий пе­
риод в истории общества, когда рост становится его норма­
льным состоянием».
Джеймс Фрэзер в "Золотой ветви» (Vol.I, p.xii) указыва­
ет на подобное же ускорение в устном мире после появле­
ния письма и визуальности:
По сравнению со свидетельствами, сохраненными
живой традицией, свидетельства древних книг по пово­
ду ранней ступени развития религии стоят очень мало­
го. Дело в том, что литература придает такое ускорение
развитию мышления, что медленный прогресс мнений,
обмен которыми происходит в устной форме, остается
далеко позади. За два-три поколения в литературе
мышление человека меняется больше, чем за два-три
тысячелетия жизни традиционного общества ... а потому
тях. Они выросли из своих детских мыслей и представ­
лений, и.напомни им о них, они лишь свысока посмеют­
ся над ними. Более того, взрослые стремятся подавлять
более живые проявления детского мира и уж во всяком
случае не обнаруживают никакого понимания. А ведь
фольклористы и антропологи могли бы, не отходя дале­
ко от порога своего дома, исследовать живую и процве­
книге
тающую, но лишенную самосознания культуру (слово
«культура» употребляется здесь вполне намеренно), ко­
торая почти так же игнорируется сложным миром и
почти так же не подвержена его влиянию, как культура
какого-нибудь непрерывно уменьшающегося племени
аборигенов, ведущего свое беспомощное существование
в глубине какого-нибудь заповедника. Думаю, что этот
предмет заслуживает более обширного исследования.
Как заметил Дуглас Ньютон: «Всемирное братство де­
тей - это самое большое из диких племен и единствен­
ное, которое не обнаруживает при знаков вымиранию>.
Сообществам, ведущим обособленное существование во
времени и в пространстве, свойственна невеломая пись­
менным формам прочность и непрерывность традиции.
Как бы ни обстояло дело при взгляде извне, дети

в суеверных убеждениях и привычках современного ев­ остаются самыми близкими друзьями традиции. Подоб­

ропейского человека болыuе действительно архаиче­ но дикарям, они весьма уважительно относятся к обы­
ских черт, чем в описаниях религии в древних литера­ чаям, даже поклоняются ИМ. В их замкнутом сообщест­
турах арийской расы ... ве основные представления и язык, похоже, не слишком

изменяются от поколения к поколению. Мальчишки

О том, как это происходит, идет речь в книге Ионы и продолжают отпускать шутки, которые собирал Джона­
Питера Опай "Мир и язык школьников» (р.l, 2): тан Свифт среди своих друзей во времена королевы

136 137
 Анны. Их шалости остались теми же, что и в дни рас­ выми читателями, то гул шепчущих и бормочущих го­
цвета Красавчика Бруммеля. Они задают друг другу лосов стал бы невыносимым.
загадки, придуманные еще тогда, когда король Генрих Эти факты заслуживают пристального внимания со
VIII был мальчиком. А девочки продолжают учиться стороны издателей средневековых текстов. Когда совре­
волшебству (левитации), о чем упоминал Пипс (<<Одна менный переписчик кладет перед собой старинный ма­
из самых таинственных вещей, о которых я когда-либо нускрипт, он держит в уме визуальное воспоминание о
слышал»). Они собирают автобусные билеты и крышеч­ том, что он видел. Средневековый же писец опирался на
ки от бутылок из-под молока в память о той покинутой слуховую память и, вероятно, во многих случаях дер­

девочке, за которую требовал выкуп жестокий отец. жал в памяти одно слово за раз 75.
Они учатся выводить бородавки (и довольно успешно)
Еще один аспект средневекового книжного мира прихо­
таким же образом, как это делал Френсис Бэкон в моло­
дит на ум в связи с современной телефонной будкой, точ­
дости, и дразнят плаксу теми же словами, которые при­
нее, с телефонной книгой, которая крепится цепью. Прав­
поминал Чарльз Лэм. Они сопровождают находку вос­
да, в России, где до недавнего времени доминировала
клицанием «Пополам!» точно так же, как это делали де­
устная культура, нет телефонных книг. Информацию при­
ти Стюарта, и одергивают жадину куплетом, популяр­
ным еще в дни Шекспира. Они пытаются гадать по
ходится запоминать, что отдает средневековьем еще боль­
ше, чем книга прикованная. Впрочем, запоминание не со­
улиткам, скорлупкам орехов и очисткам яблок - гада­
ния, описанные еще поэтом Гейем почти два с полови­
ставляло особой проблемы для людей допечатной эпохи, а

ной века тому назад. Они повязывают запястье, чтобы
узнать, любимы ли они, тем же способом, которым Сау­
ти, будучи в школе, отличал байстрюка. И под большой
тайной они сообщают друг другу историю о Боге и Лю­
еще менее того для бесписьменного человека. Туземцы час­
то недоумевают по поводу своих владеющих письмом учи­
телей и спрашивают: «Зачем вы все записываете? Неуже­
ли вы не можете запомнитъ?».

цифере, распространявшуюся таким же образом в эпо­ Чейтор первым объяснил (р.116), почему печатный
текст, в отличие от рукописного, так разрушительно влия­
ху Елизаветы.
ет на память:

Наша память значительно ослаблена воздействием

Кабинка для чтения на самом деле служила печатного текста. Мы знаем, что нет необходимости «пе­
регружать память» всем тем, что можно найти, просто
средневековому монаху помещением
сняв с полки книгу. Когда же большая часть населения
для пения не владеет грамотой, а книги являются раритетом, тре­
буется цепкость памяти, значительно превосходящая

~ Чейтор в своей книге «От написанного к напечатанно­ память современного европейца. Например, индийские

му» (р.19) первым затронул вопрос кабинки для чтения-пе­ студенты способны выучить наизусть учебник и повто­

ния средневекового монаха: рить его на экзамене слово в слово. Устная передача
священных текстов служила надежным средством со­
Откуда это стремление к уединению в заведениях,
хранения их неизменными. Говорят, что если бы все ру­
обитатели которых, как правило, большую часть време­
кописные и отпечатанные экземпляры Ригвед были
ни проводили среди своих товарищей? По той же при­
утеряны, текст все равно можно было бы восстановить
чине, по которой читальный зал в Британском музее не
до буковки. А ведь это - почти «Илиада» И «Одиссея»
разделен на звуконепроницаемые отделения. Привычка
вместе взятые. Русская и югославская устная поэзия
к молчаливому чтению сделала такое устройство не­
нужным. Но если заполнить читальный зал средневеко- 75 См. также: J.W.Clark, The Сате о/ Books.
138 139

живет в устах народных сказителей, которые обнару­
живают поразительную память и умение импровизиро­
вать.
Но более фундаментальная причина ухудшения памяти
заключается в том, что печать приводит к полному отделе­
нию визуальности от аудиотактильной организации чувств.
Современный читатель, когда смотрит на страницу, преоб­
разовывает то, что он видит, в звук Поэтому припомина­
ние материала, прочитываемого глазами, затрудняется
усилием припомнить как визуальный образ, так и слухо­
вой. Люди с «хорошей памятью» - это, как правило, люди
с «фотографической памятью». Это означает, что они не
занимаются перекодированием информации с языка глаза
на язык уха и обратно и не страдают от того, что нужное
слово «вертится у них на кончике языка», как это делаем
мы, когда тщетно пытаемся то ли увидеть, то ли услышать
ускользающее переживание.
Прежде чем обратиться к устному, слуховому миру
средних веков в плане его учености и искусства, приведем
два отрывка, характеризующих соответственно раннюю и
позднюю фазы средневекового мира, которые подтвержда­
ют предположение, что акт чтения был устным и даже
драма тическим.
Первый отрывок - из «Правил святого Бенедикта» (гл.
48): «После шестого часа, встав из-за [письменного] стола,
пусть они почивают на своих ложах в полном молчании.
Если же кто-либо пожелает читать в одиночку, то пусть он
делает это так, чтобы не беспокоить остальных».
Второй отрывок - из письма св. Томаса Мора Мартину
Дорпу, в котором содержится упрек последнему за его пи­
сьма: «Однако Я был бы весьма удивлен, если бы кто-либо
решился на такую лесть и стал бы превозносить такие ве­
щи даже в вашем присутствии. И, как я уже говорил, вам
стоит лишь взглянуть в окно, и вы увидите выражение то­
го лица, услышите ту интонацию и чувства, с какими это
читается» 76.
76 E.F.Rogers, ed., St. Thoтas Моте: Selected Letters, р.13.
140
в церковных школах грамматика изучалась
прежде всего для того, чтобы способствовать
правильности устной речи
~ Путь к пониманию средневекового мира лежит через
осознание того, что устная культура характеризуется такой
степенью стабильности, которой нет в визуальном мире. Бо­
лее того, это помогает нам понять некоторые важнейшие из­
менения в культурном сознании двадцатого столетия.
В этой связи я хочу сослаться на довольно необычную
книгу Иштвана Хайнала 77, посвященную обучению письму
в средневековых университетах. Я раскрыл эту книгу, на­
деясь найти в ней, так сказать, между строк свидетельства
древней и средневековой практики чтения вслух, но я со­
всем не был готов обнаружить, что «письмо» В средневеко­
вом смысле было не только устной деятельностью, но даже
формой ораторского искусства, или тем, что в то время на­
зывалось pronuntiatio 78 , которое составляло пятый основ­
ной раздел нормативного риторического учения. Работа
Хайнала проливает новый свет на вопрос, почему проиене­
сение речей, или pronuntiatio, занимало такое важное мес­
то в древнем и средневековоммире: «Искусство письма по­
читалось столь высоко, потому что в нем видели доказате­
льство прочной устной учености».
Устный характер обучения письму объясняет ранний
возраст поступления в средневековый университет. Для
того чтобы научиться как следует писать, студенты начи­
нали курс в возрасте двенадцати-четырнадцати лет. «В
двенадцатом и тринадцатом веках необходимостьизучения
латинской грамматики, а также такие материальные пре­
пятствия, как трудности с пергаментом, могли довольно
существенно отодвинуть возраст, в котором обучение пись­
му становилось целенаправленными постоянным».
Следует также иметь в виду, что за пределами универ­
ситетов не существовало организованной системы обуче­
ния. Только после эпохи Возрождения «мы встречаем час­
тые упоминания о том, что в Париже в небольших классах
77 L'Enseigneтent de l'ecrituTe аuх universites тedievales, р.74.
78 Речь, декламация (л.ат.). - Прим, пер.
141
некоторых колледжей обучение начиналось с алфавита».
Мы также имеем свидетельства о студентах колледжей,
которым было менее десяти лет. Но, когда мы говорим о
средневековом университете, следует помнить, что он «ох­
ватывал все уровни обучения от элементарного до высше­
го». Специализации в нашем смысле не существовало, и
все уровни обучения стремились к универсальности обра­
зования, а не к специализированному сужению. Такой же
характер в этот период носило и искусство письма, ибо пи­
сьмо подразумевало все то, что древний и античный мир
связывал с понятиями grammatica и philologia.
К началу двенадцатого века, пишет Хайнал (р.39), «про­
должала сохраняться система обучения, имевшая большое
значение уже в течение нескольких столетий и рассчитан­
ная на подготовленных студентов. Это обучение, помимо
знания литургии, включало в себя связанные с ней практи­
ческие умения. На уровне же церковных школ ученик
учился читать на латыни, т.е. грамматика была нужна для
выразительного чтения и переписывания
стов. Грамматика, таким образом, служила прежде всего
тому, чтобы способствовать правильности устной речи».
Акцент на правильности устной речи для средневеково­
го человека - своего рода эквивалент нашего визуалист­
ского представления о том, что образованность предпола­
гает точность цитирования и умение править текст. Причи­
ну такого положения дел Хайнал проясняет в разделе о
«методах обучения письму в университете».
К середине тринадцатого века факультет искусств в
Париже оказался на перепутье методов. Как можно дога­
даться, все возрастающее количество книг
можным для многих преподавателей отказаться от метода
dictamen, или диктовки, чтобы ускорить обучение. Однако
этот медлительный метод все еще оставался популярным.
Согласно Хайналу (р.64, 65), «после тщательного рассмот­
рения [факультет] вынес решение в пользу первого метода,
а именно: профессору следует говорить достаточно быстро,
для того чтобы его могли понять, но не слишком быстро,
для того чтобы перо успевало за ним ... Студенты, которые,
протестуя против такого установления,
свистеть или топать ногами, сами или с помощью
слуг, подлежат исключению из факультета на один год».
142
Средневековому студенту приходилось быть
одновременно палеографом, редактором
и издателем читаемых им авторов
~ Итак, новая форма диалога и устной дискуссии пришла
в столкновение со старой формой диктовки. Именно благо­
даря этому столкновению мы можем узнать о подробно­
стях процедуры средневекового обучения. Вот что об этом
пишет Хайнал (р.65, 66):
Как свидетельствует упоминание о том, что за пре­
делами факультета искусств обучение проводилось без
диктовки, сам факультет искусств к этому времени уже
порвал с диктовкой, Гораздо более удивительно то, что
факультет предполагал оппозицию со стороны студен­
ТОБ. .. Студенты цеплялись за диктовку. Ибо диктовка до
ЭТого времени не только замедляла лекцию и снабжала
латинских тек­ студентов дополнительными текстами, но и составляла
метод основного курса - modus legendi libros 79 ...Дик­
товка использовалась даже на лекциях, которые прово­
дились на кандидатских экзаменах в целях доказатель­
ства умения читать письменные тексты.
Хайнал обращает внимание на еще один важный ас­
пект:
Вне всяких сомнений, одной из важнейших причин
распространенности диктовки было то, что до эпохи
книгопечатания школы и ученые не располагали доста­
точным количеством текстов. Рукописная книга стоила
сделало воз­
дорого. Простейшим способом распространения текстов
для учителя было надиктовывать их ученикам. Возмож­
но также, что некоторые студенты записывали тексты
под диктовку в коммерческих целях. Конечно, в опреде­
ленной степени диктовка имела коммерческую подопле­
ку как со стороны студента, который эаписывал и про­
давал книги, так и со стороны преподавателя, который
таким образом обеспечивал себе обширную аудиторию
и существенный заработок Такой учебник нужен был
студенту не только для университетского Обучения, но
и для его будущей карьеры ... Более того, в число универ­
будут кричать,
ситетских требований входило представление студента-
своих
79 Способ (метод) чтения книг (л.ат.). - Прим. пер.
143
 ми нужных для обучения книг, переписанных ими сами­ Разделение между словами и музыкой в печатной тех­
ми, или по крайней мере на троих должна была быть од­ нологии было не менее значимым, чем разделение между
на книга ... Наконец, представляясь для получения канди­ визуальным и устным чтением, ею стимулированное. Более
датской степени, кандидат был обязан предъявить кни­
того, до изобретения печатания читатель или потребитель
ги, которые ему принадлежали. Среди свободных про­
был в буквальном смысле и производителем. Хайнал пи­
фессий был также ряд областей, где кандидата на дол­
шет следующее (р.б8):
жность проверяли в плане оснащенности книгами 8О
.
Метод «la dictee» (dictamen, диктовки) в средневеко­
80 Эти размышления позволяют по-новому взглянуть на чосе­ вых школах, вне всяких сомнений, имел своей целью
ровского «студента» И дают некоторые основания для конъектуры
создание отчетливого письменного текста, пригодного не
«worthy» (достойный), а не «worldly» (мирской) в спорном месте
только для использования на месте, но и для другого
текста:
человека, а если представится случай, то и для прода­
А Clerk ther was of Oxenford also,
жи. Диктующий повторял слова не единожды и не
That unto logyk hadde longe ygo.
дважды, а несколько раз. Разумеется, даже после за­
As leene was his hors as is а rake,
прета диктовки преподавателю разрешалось надикто­
And he has nat right fat, 1 undertake,
вывать некоторые тезисы, которые подлежали запоми­
But looked holwe, and therto sobrely.
Ful thredbare was his overeste courtepy; нанию ...
For he hadde geten hym yet по benefice,
Помимо формы точной и сплошной диктовки, которая
Ne was so worldly for to have office.
For hym was levere have at his beddes heed называлась modus pronuntiantium81 на факультете ис­
Twenty bookes, clad in blak ог reed, кусств существовала «особая форма диктовки наряду с
Of Aristotle and his philosophie, modus pronuntiantium. Это был другой метод чтения курса,
Than robes riche, ог fithele, ог gay sautrie. предполагавший более быстрый темп речи, метод, пред­
(В дословном переводе в зависимости от предлагаемой назначенный для reportateurs - продвинутых студентов,
Мак-Люэном конъектуры смысл указанного места меняется сле­
которые могли учить других, опираясь на собственные за­
дующим образом: вместо «Он не сумел добыть себе бенефиции,
метки».
[потому что] был слишком мирским для своей службы», следует
читать «[потому что] был слишком достойным». См. также рус пер.
Однако медленный, но точный метод dictamen, или дик­
И.Кашкина и О.Румера, где данный нюанс упущен: товки, был нацелен не только на создание книг, так ска­
Прервав над логикой усердный труд, зать, для индивидуальногопользования:

Студент оксфордский с нами рядом плелся.

Едва ль беднее нищий бы нашелся:
...такое обучение принимало во внимание недостаточ­

Не конь под ним, а щипанная галка, ную подготовку студентов... Очевидно, что студенты

И самого студента жалко - учились под диктовку не только для того, чтобы обеспе­
Такой он был обтрепанный, убогий, чить себя текстами, но также и потому, что таким обра­
Худой, измученный плохой дорогой. зом им приходилось учить тексты в процессе правиль­

Он ни прихода не сумел добыть, ного и разборчивого их записывания ...

Ни сл.ужбы ка'Н:цел..ярскоЙ. Выносить Выражение modus pronuntiantium употреблялось в
Нужду и голод приучился стойко. уставе не просто для обозначения учебной процедуры,
Полено клал он в изголовье койки.
предполагавшей громкую речь и должную артикуля­
Ему милее двадцать книг иметь,
цию слов. Оно было техническим термином. Обучение
Чем платье дорогое, лютню, снедь.
pronuntiatio было одной из главных задач латинской
Он негу презирал сокровищ тленных,
grammatica, и учебники по грамматике уделяли значи-
Но Аристотель - кладезь мыслей ценных -
Не мог прибавить денег ни гроша. - ПрUJlt. пер.)
81 Способ [произнесения] речи (л.ат.). - Прим, пер.

144 145
 тельное внимание этому вопросу. Это был общеприня­ распоряжении профессоров, но те не видели особого
тый метод, предназначенный для того, чтобы вырабо­ смысла в их бесконечном переписывании. Обучая сту­
тать хорошее латинское произношение, умение разли­ дента за студентом, адаптируя материал с учетом под­

чать буквы, разделять и модулировать слова и фразы. готовки каждого человека, они постепенно упрощали

В учебниках по грамматике ясно говорится, что цель учебный материал или выбирали из него главное и ста­
процесса обучения - научить писать. Хорошее произ­ рались представить это в сжатой форме.
ношение считалось важным умением, ведь оно было
Резюмируя, Хайнал говорит, что обучение письму
предпосылкой обучения письму. Акт писания молча, без
громкого чтения вслух в то время был еще невозможен. было методом преподавания, преследовавшим множест­
Мир вокруг новичка отнюдь не пестрел рукописными и во целей: умение писать, практика в сочинении и в то
печатными текстами. Он весьма нуждался в четком и же время подготовка умов студентов к восприятию но­

выработанном произнесении текста, если хотел научи­
ться писать без ошибок (р.69).
Хайнал отмечает еще одну выгоду, вытекающую из
единства чтения и письма (р.75, 76):
Письмо в форме диктовки не просто являлось упра­
жнением в копировании, как это может показатъся на
вых понятий, способов рассуждения и средств выраже­
ния. Это был весьма важный момент, поскольку к при­
обретению текстов добавлялось удовольствие от самой
практики письма. Вероятно, это и было первоначальной
причиной того, что практика письма была столь харак­
терна для университетского обучения в средние века. И
неудивительно, что начиная с четырнадцатого столетия

первый взгляд. Любопытный факт, но именно благодаря практика письма рассматривалась как сущность уни­

данной системе в среде этих факультетов развивались верситетской жизни в Париже.

науки и зародилась новая литература. Дело в том, что
В свете предложенного Хайналом взгляда на средневе­
каждый профессор стремился придать преподаваемому
ковое письмо более осмысленным кажется взгляд Фомы
им предмету новую форму, которая соответствовала бы
Аквинского на Сократа и Христа как на учителей, не же­
предпосылкам и ПОнятиям последнего. Поэтому своим
лавших излагать свое учение на письме. В вопросе 42 тре­
студентам он надиктовывал изложение своего личного
тьей части «Суммы теологии» (т.е. учебника теологии) Ак­
понимания. Исходя из этого университетское движение
кажется нам с самого своего зарождения подлинно со­ винат спрашивает: «Utrum Christus debuerit doctrinam Su-
временным. аm Scripto tradere?»82. Фома не приемлет идею страницы,
т.е. того, на чем пишут, как tabula rasa. Он говорит:

Отвечаю, что Христос по необходимости не доверил

Фома АквИНСКИЙ объясняет, почему Сократ, своего учения письму, во-первых, чтобы не уронить
своего достоинства. Ибо чем превосходнее учитель, тем
Христос И Пифагор не облекли свои учения
превос~однее его манера учительства. А следовательно,
в письменную форму Христос как превосходнейший из учителей необходимо
должен был приспособить свою манеру учительства

~ Далее Хайнал отмечает (р.76) аспект создания личной так, чтобы его учение запечатлелось в сердцах его слу­

книги, который проливает свет на характерную черту ру_ шателей. Поэтому сказано (Мф., 7, 29), что «Он учил их
как Власть имеющий». По этой причине даже среди
копиеной культуры. Такая практика не только способство­
язычников Пифагор и Сократ, которые были пр ев ос ход­
вала развитию внимания к деталям текста, памяти и уг­
нейшими учителями, не желали записывать что-либо.
лублению медитации:

Старые традиционные учебники, в основном унасле­ 82 Должен ли был Христос перенести свое учение на письмо?
дованные от поздней античности, всегда находились в (л.ат.). - Прu.м. пер.

146 147
 Если бы средневековое письмо не было так тесно связа­
но с устной формой обучения, то представление о том, что
письменная фиксация есть просто ловкое приспособление,
а не форма обучения сама по себе, вряд ли могло бы воз­
никнуть.
Благодаря великолепному исследованию Хайнала еди­
ного средневекового подхода к обучению письму как ветви
риторики в тесном переплетении с грамматикой и литера­
турным аспектом теперь легко понять связность ранней и
поздней ступеней обучения. Например, в трактате «Об ора­
торе» (1, xvi) Цицерон говорит, что поэт является соперни­
ком и почти ровней оратору. А у Квинтилиана, Августина
и множества авторов средневековья и Ренессанса тезис о
том, что поэзия или grammatica есть служанка риторики,
является общим местом'Ч.
Цицероновокое понятие ученого оратора (doctus orator)
и красноречия как разновидности мудрости, как действен­
ного знания, стало основополагающей хартией средневеко­
вого образования благодаря Августину. Однако Августин,
сам выдающийся учитель риторики, передал эту цицеро­
новскую хартию средним векам отнюдь не как программу
кафедрального красноречия. Как отмечает в своем замеча­
тельном исследовании Марру84 , «христианская, августини­
анская программа образования заимствует в гораздо мень­
шей степени от техники ритора, чем от техники граммати­
ка». Словом, древние graттatica и philologia были энцик­
лопедическими, лингвистичвски ориентированными про­
граммами, которые Августин приспособил для Doctrina
83 См.: КС.Болдуин «Средневековая риторика и поэтика»;
Д.Л.Кларк «Риторика и поэзия в эпоху Ренессанса». Эти авторы
находят цицероновсков слияние поэтики и риторики малопонят­
ным. Однако Мильтон принимал его. В своем трактате «Об образо­
вании» он присоединяется к воззрению Цицерона. После
грамматики, говорит он, большое внимание должно быть уделено
изучению логики, так как она весьма полезна для «изящной И ви­
тиеватой риторики». За ними «должна следовать поэзия или ско­
рее предшествовать как менее изящная, но более простая,
чувственная и страстная». Эти последние слова Мильтона часто
цитировались вне контекста и без всякой оглядки на точное тех­
ническое значение мильтоновских терминов.
84 H.-I.Маггоu, Saint Augustin et la fin de la culture antique, р.530,
note.
148
Christiana. Слово graттatica Августин употреблял в смыс­
ле не столько проповеди, сколько понимания и изложения
sacra pagina 85. И если Хайнал показал, как письмо и обуче­
ние грамматике составляли единое целое с искусством рто­
nuntiatio, или ораторскимё", то Марру показывает, каким
образом древняя graттatica стала основой изучения Биб­
лии в средние века. Далее мы увидим, как в шестнадцатом
и семнадцатом столетиях древние и средневековые техни­
ки экзегезиса расцвели как никогда ранее. Они послужили
фундаментом научной программы Бэкона, а затем были
полностью отодвинуты в сторону новой математикой и но­
вой техникой исчисления.
Прежде чем перейти к вопросу о воздействии книгопе­
чатания на искусства и науки, коротко остановимся на тех
изменениях, которые претерпели различные методы сред­
невековой экзегетики. Книга Берила Смолли «Изучение
Библии в средние века» являет собой замечательнуюпа НО­
раму, наилучшим образом соответствующую нашей цели
- познанию нового измерения визуального опыта и орга­
низации, возникших после изобретения книгопечатания. В
связи с этим интересно отметить, что множество факторов,
никак не связанных с Гутенберговой технологией, уже
предвещали это усиление визуальности. Предпринятое на­
ми рассмотрение роли graттatica в устном подходе к
средневековому письму и изучению текстов помогает уви­
деть, что рукописная культура еще не могла интенсифици­
ровать визуальную способность до такой степени, чтобы
привести к расколу чувственной организации.
Смолли отмечает (p.xiv): «В средние века преподавате­
ли считали Библию преимущественно школьной книгой.
Псалтырь служил для изучения букв. По Библии обучали
85 Священное сочинение (лат.). - Прu.м. пер.
86 В шестнадцатом веке елизаветинских актеров иногда назы­
вали «риториками», Это было естественным для эпохи, когда рто­
nuntiatio изучалось наряду с другими частями риторики: inventio,
dispositio, elocutio, memoria (нахождение, расположение, изложе­
ние и запоминание. - Прuм. пер.). См. прекрасное исследование
Б.Л.Джозефа «Актерская игра в елизаветинскую эпоху», где ав­
тор извлекает из учебников грамматики и риторики шестнадцато­
го столетия множество техник драматической игры, с которыми
знакомился школьник в елизаветинскую эпоху.
149

также и свободным искусствам. Поэтому изучение Библии
было с самого начала связано с историей всех учебных за­
ведений».
Появление схоластов, или тodemi,
в двенадцатом веке привело к глубокому
разрыву с древними представителями
христианской науки
~ Мы уже видели вместе с Марру, что благодаря Авгу­
стину изучение Библии вобрало в себя древнюю egkuklios
paideia, или энциклопедическую программу grammatica и
rhetorica, получившую свое определение у Цицерона. Та­
ким образом, именно экзегеэа Священного писания обеспе­
чила преемственность классического гуманизма
стырских школах от Августина до Эраэма. Но возникнове­
ние университетов в двенадцатом столетии спровоцирова­
ло радикальный разрыв с классической традицией. Про­
грамма новых университетов была сосредоточена на
tica, или схоластическом методе, который расцвел в Риме,
как следует из указаний С.Ф.Боннера в книге «Римское
ораторское искусство» (р.4З):
При республиканском устройстве ораторское искус­
ство играло важную роль в достижении успеха в обще­
ственной жизни, где все решалось путем оживленных и
горячих споров. Но в эпоху принципата оно в значите­
льной мере утратило свою политическую ценность. И
дело не в том, что суды потеряли большую часть своей
власти; для рассмотрения гражданских и уголовных дел
по-прежнему привлекались адвокаты. Дело было скорее
в недостатке гарантированного успеха в общественной
жизни, чего вправе был ожидать хороший оратор в рес­
публиканские времена. В эпоху принципата слишком
многое зависело от императорского и придворного
кровительства; так что в практике публичных речей
стало необходимым слишком тщательно выбирать сло­
ва, чтобы добиться популярности. При Тиберии (или
150
Калигуле) Сенека Старший, оглядываясь на эпоху Ав­
густа, писал о ней как о времени «широкой свободы сло­
ва»; но даже тогда эта свобода, которую автор «Диало­
гов» И философ В «Лонгине» считали столь существен­
ной для ораторского искусства, быстро испарял ась из
публичной римской жизни.
Поэтому ораторское искусство переместилось на бо­
лее безопасную арену школ, где человек мог выстав­
лять напоказ свой республиканизм, не опасаясь послед­
ствий, и где можно было найти компенсацию за утрату
политического престижа с помощью аплодисментов сво­
их сограждан. Термин scholastica (ешкольное оратор­
ское искусство») вошел в моду как противоположность
подлинной публичной речи, а представители этого по­
казательного ораторства стали известны под именем
scholastici, Т.е. схоластов.
Разрыв между политическим красноречием и схоласти­
ческим или академическим диспутом, следовательно, про­
в мона­
изошел задолго до эпохи средневековья. Боннер ссылается
на книгу «Пренияя Сенеки Старшего и отмечает (р.2): «Из
этого видно, что Сенека различает три основные стадии
развития: 1) доцицероновский thesis 87 ; 2) частным образом
практикуемая декламация Цицерона и его современников,
dialec-
известная как causae 88 ; З) собственно декламация, извест­
ная как controversia 89 , а впоследствии также как scholasti-
са».
Эти схоластические упражнения в Древнем Риме состо­
яли в sic et nоn 9 О рассуждении о тезисах. В своей «Топике»
(1,9) Аристотель говорит о таких положениях как об утвер­
ждении или отрицании некоторых особых философских
принципов, приводя В качестве примера «все течет» или
«все сущее есть одно».
Более того, «thesis» подразумевал, что тема могла не то­
лько быть парадоксальной,но и рассматриватьсябез учета
конкретных обстоятельств и «данного времени, места и че­
ловека». Боннер добавляет (р.З):
по­
87 Тезис, положение (лат.). - Прu.м. пер.
88 Здесь: темы (лат.). - Прим. пер.
89 Прения (лат.). - Прим. пер.
90 «Да» И «нет» (лат.). - Прu.м. пер.
151
 В «Риторике» Цицерона, в «Воспитании оратора» Схоластика, как и традиции сенековского
Квинтилиана, у поздних греческих и римских ритори­
ков можно найти специфические примеры тезисов. Они
красноречия, была непосредственно связана
посвящаются важным проблемам мира, человеческой с устными традициями афористического
жизни и поведения, которые на протяжении столетий
обучения
обсуждались древними греками -- от полисов ~алой
Азии до Академии, от портиков до вилл Италии и ко­
~ Очевидно, что упражнение в защите тезисов, о котором
лоннад Рима.
говорилось выше, было тесно связано с устной культурой,
Причина формирования схоластической формы заклю­ из чего следует, что те, кто изучал это искусство, должны

чается в том, что с двенадцатого и по шестнадцатое столе­ были оснастить свою память широким набором афоризмов
тия этот вид в высшей степени устной деятельности отко­ и сентенций. Этим и объясняется преобладание сенеков­
лолся от graттatica, которая и сформировала монастыр­ ского стиля в эпоху поздней Римской империи и его длите­
ские, а затем и поздние гуманистическиепринципы деяте­ льное влияние на «научный метод» в средние века и в эпо­

льности. Ибо graттatica интересуется прежде всего конк­ ху Возрождения. Так, для Френсиса Бэкона, как и для
ретными историческимиобстоятельствамии данным чело­ Абеляра, разница между тем, чтобы «писать с помощью
веком, временем и местом. С появлением печатной книги афоризмов» и «методическим изложением», есть разница

graттatica снова заняла доминирующиепозиции, которы­ между тщательным анализом и просто способом убежде­
ми она владела до эпохи схоластики, когда тoderni и но­ ния публики.
вые университеты отодвинули ее на задний план. Схола­ В труде «О достоинстве и приумножении наук», которо­

стика в Древнем Риме была также устной практикой, и му также придана форма ораторской речи, Бэкон, руко­
Боннер указывает на письмо Цицерона Аттику, где Цице­ водствуясь доводами разума, отдает предпочтение схола­

стической технике афоризма перед цицероновским мето­

рон приводит список тезисов, по поводу которых он сам
дом ясного изложения информации в прозаической форме:
рассуждал частным образом:
Следующее различение метода имеет огромное зна­
Они почти исключительно сосредоточенына вопросе
чение для науки. Речь идет о том, что знания могут пе­
тирании и тиранов: «Должен ли человек способствовать
редаваться или с помощью афоризмов, или методиче­
падению тирана, даже если это грозит опасностью госу­
ски. Прежде всего необходимо заметить, что во многих
дарству, или хотя бы препятствоватьвозвышению того,
случаях у людей вошло в привычку на основании самых
кто его сверг?»... «Должен ли человек стремиться помочь
незначительных аксиом и наблюдений сразу же воздви­
своей стране, которая находится под властью тирана,
гать чуть ли не законченное и величественное учение,
скорее уместной речью, чем силой оружия?», По словам поддерживая его кое-какими соображениями, пришед­
Цицерона, есть восемь таких тем, о которых он рассуж­ шими им в голову, украшая всевозможными примерами

дал на греческом и латыни как «за», так и «против», для и связывая воедино определенным способом. Другой же
того чтобы отвлечь свой ум от насущных забот ... (p.lo)91. тип изложения, с помощью афоризмов, несет с собой
множество преимуществ, недоступных методическому

изложению. Во-первых, такой способ дает нам пред­

ставление о том, усвоил ли автор свою науку поверхно­

стно и несерьезно или же он изучил ее глубоко и осно­

91 Roтan Declaтation, p.lO. В другом месте Цицерон говорит: вательно. Ведь афоризмы неизбежно должны выражать

«Философия должна быть ораторским искусством в моем старом саму сущность, саму сердцевину научного знания, ина­

веке». Во всяком случае таковой она была в средние века. че они будут попросту смешными. Ибо здесь отбрасыва-

152 153
 ются всякие украшения и отступления, все разнообра­
зие примеров, дедукция и связь, а также
практического применения, так что у афоризмов
остается никакого иного материала, кроме богатого за­
паса наблюдений. Поэтому никто не возьмется за созда­
ние афоризмов, более того, даже не осмелится мечтать
об этом, пока не увидит, что он обладает достаточно ши­
рокими и основательными знаниями для того, чтобы пи­
сать их. При методическом же изложении
... приятность
Много зависит от связи идей, от порядка
что очень часто придает видимость какого-то замечате­
льного искусства тому, что при более глубоком рассмот­
рении, если освободиться от всего внешнего и обнажить
сущность, оказывается совершенно ничтожным
ком. Во-вторых, методическое изложение обладает спо­
собностью убеждать и доказывать, но в значительно ме­
ньшей степени дает указания практического порядка;
ведь такого рода изложение использует как бы круговое
доказательство, где отдельные части взаимно разъясня­
ют друг друга, и поэтому интеллект скорее удовлетво­
ряется им; но так как действия в обычной жизни не
приведены в строгую систему, а беспорядочно переме­
шаны, то тем более убедительными для них оказывают­
ся и разрозненные доказательства. Наконец, афоризмы,
давая только какие-то части и отдельные куски науки,
приглашают тем самым всех прибавить что-нибудь к
этой науке также и от себя; методическое же изложе­
ние, представляя науку как нечто цельное и закончен­
ное, приводит к тому, что люди успокаиваются, думая,
что они достигли вершины знания 9 2.
Нам нелегко свыкнуться с мыслью, что последователь
Сенеки Френсис Бэкон во многих отношениях был схола­
стом. Далее мы увидим, что его собственный «метод» в нау­
ке происходил прямо от средневековой graттatica.
Отмечая, что римские схоласты и риторы использовали
чувствительные темы (так же как сенековекая драма
92 Бэкон Ф. Сочинения: В 2 т. - Т.1 - М., 1971. -
ПрU.Jlt. пер.
154
древнеримскую эпоху и эпоху Возрождения), Боннер до­
описание бавляет (р.65):
не
Но, помимо этих характерных черт, их стиль был по­
хож на стиль современных им писателей и вполне типи­
чен для ранней «серебряной латыни».
В композиции основными недостатками были чрез­
мерное употребление коротких и разорванных предло­
жений, что придавало стилю эффект отрывистости,
редкость уравновешенных периодов и употребление не­
которыми риторами слабых и неэффективных рифм .
Стиль этих отрывков представляет собой то, что грече­
- их сила,
ские критики назвали бы ка"tаКЕКОIlIlЕVТ] или кекеррс.­
"tЮIlЕvТ]93 как эффективное противоядие структуре пе­
риодов, но оно употребляется так часто, что восприятие
устает от постоянных восклицаний и острословия.
пустя­
Однако «разорванные предложения» и бесконечные ал­
литерации, которые мы находим, например, в популярных
«рифмованных проповедях» Августина, суть необходимые
нормы устной прозы и поэзии. (Свидетельством этому слу­
жит елизаветинский «Эвфуэс»94.) Показателем воздейст­
вия печатной культуры в любое время и в любой стране
является процесс исчезновения из литературы игры слов,
восклицаний, аллитерации и афористичности. Так, в ла­
тинских странах даже сегодня почитаются максимы, сен­
тенции и афоризмы. И возрождение устной культуры сим­
волизмом началось именно в латинских странах, причем
опиралось оно в значительной мере на стиль «разорванных
предложений» и афористичность. Сенека и Квинтилиан,
подобно Лорке и Пикассо, были испанцами, для которых
большее значение имели устные формы. Похоже, Бонн ер
(р.71) озадачен тем, что Квинтилиан благожелательно от­
носится к эвфуистическим средствам, несмотря на «его
здравый смысл и либеральные педагогические воззрения».
Этот короткий экскурс в историю сенековокого красно­
речия и схоластику в Древнем Риме поможет нам понять,
как передавалась устная традиция в западной литературе
благодаря популярности Сенеки и как она постепенно была
в
93 Приукрашенным ... кусочечным (др.-гр.). - ПрU.Jlt. пер.
С.345, 346.- 94 Романы английского писателя Джана Лили (1554?-1606)
«Эвфуэс. Анатомия ума» и «Эвфуэс И его Англия». - Прим. пер.
155
 предана забвению печатной культурой в конце восемнад­ озвучивался непосредственно самим auctor97 и только та­
цатого столетия. Тот парадокс, что сенековский стиль од­ ким образом получал свою авторитетность. Далее мы уви­
новременно предстает весьма напыщенным в средневеко­ дим, что с появлением печатания это представление об ав­
вой схоластике и непритязательным в елизаветинской на­ торитете потеряет свою отчетливость в силу смешения

родной драме, находит свое разрешение благодаря устно­ старых устных и новых визуальных форм знания.
му фактору. Но, например, для Монтеня, как и для Берто­ Второй момент, касающийся устной склонности к сен­
на, Бэкона и Брауна, здесь не было загадки. Сенековскис тенциям и афоризмам как сжатым и авторитетным фор­
антитезис и «иноходь» (см. книгу Джорджа Уильямсона мам, состоит в том, что это предпочтение быстро изменило
«Иноходь Сенеки») предоставляли вполне аутентичные свой вектор в шестнадцатом веке. Эту перемену всесторон­
средства для научного наблюдения и описания психических не исследовал Уолтер Онг применительно к творчеству
процессов. Но когда единственным органом восприятия Петруса Рамуса. Далее мы уделим больше внимания заме­
становится глаз, многоуровневые жесты и резонансы сене­ чательным трудам отца Онга, а пока воспользуемся только
ковского ораторского действа становятся неуместными. одной цитатой из его статьи «Метод Рамуса и коммерче­
Отметим еще два момента, которые интересуют нас в ский ум»98. Онг особо отмечает изменения в организации
этой части нашей мозаической «Галактике Гутенберга». человеческой чувственности в результате появления кни­
Первый - трансисторичен, а второй связан с метаморфо­ гопечатания и показывает, «как использование печатания

зой via 95 книгопечатание, переживаемой шестнадцатым оторвало слово от его первоначальной ассоциации со зву­
столетием. Первый касается пословиц, максим, афоризмов ком и сделало его скорее пространственной "вещью"».
как непременных спутников устного общества. Глава сем­ Следствием утверждения визуального подхода к афо­
надцатая книги Й.Хейзинги «Осень средневековья» посвя­ ризму, к сборникам сентенций, изречений и максим, слу­
щена тому, как в устном обществе, древнем или современ­ живших в средние века, можно сказать, главным источни­
ном,
ком и продуктом учености, стало неизбежное падение
спроса на такого рода ученость. Как говорит об этом Онг
... всякий исторический или литературный эпизод обна­
руживал тяготение к кристаллизации в притчу, нравст­
(p.160): «... Рамус смотрит на знание, которое он излагает,

венный образец, пример или довод; всякое высказыва­ скорее как на товар, чем как на мудрость». И это вполне

ние превращалось в текст, в сентенцию, в изречение. естественно - печатная книга более похожа на справоч­
Подобно священным символическим связям между Вет­ ник, чем на говорящую мудрость.

хим и Новым Заветами, возникают нравственные соот­

ветствия, благодаря которым всякое жизненное проис­
шествие может сразу же найти свое зеркальное
жение в примерах: в типических случаях из Священно­
го писания, истории или литературы'<.
отра­
Рукописная культура и готическая
архитектура устремлены к свету, идущему

Для Хейзинги очевидно, что даже любой письменный сквозь предмет, а не падающему на предмет
материал тяготеет к устным формам пословицы, афоризма
и примера в силу устной формы организации речи. Поэто­ ~ Отход схоластики от монастырского литературного гу­
му «в средние века всякий серьезный аргумент должен манизма вскоре столкнулся с обилием древних текстов,
был опираться на текст как на свое основание». Но «текст» вышедших из-под печатного пресса. Четыре века торжест­
ва диалектики приходят здесь к своему завершению; одна-

95 Здесь: через, посредством (латп.). - Прим. пер.

96 Хейзинга Й. Осень средневековья. - М., 1988. - С.25З. 97 Автор (лат.). - Прu.м. пер.
Прu.м. пер. 98 In: Studies in the Renaissance, vol.VIII, 1961, рр.155-72.
156 157
ко, как показали исследователи вроде Клагета, дух и до­ преобразует их ... Свет, обычно поглощаемый материей,
стижения схоластической науки и абстрактного мышления становится активным началом, и материя обретает эс­
были подхвачены приливом современной науки. тетическую реальность лишь постольку, поскольку она

Открытие схоластами визуальных средств изображения участвует в озаряющем качестве света и получает в

невизуальных отношений силы и движения существенно нем свою определенность ... В силу этого решающего ас­
расходится с текстуальным позитивизмом гуманистов. Тем пекта готическая архитектура может быть названа про­
не менее и гуманисты, и схоласты вполне заслужили свои зрачной, просвечивающей.
научные регалии. Однако уже у Френсиса Бэкона это сме­
Этот эффект просвечивающего камня достигается с по­
шение достигнет явно выраженного конфликта, и та пере­
мощью цветного стекла, но он весьма характерен для сред­
плетенность разных аспектов, которую мы найдем у него,
невекового чувственного восприятия и прежде всего для
поможет нам в дальнейшем прояснить целый ряд вопросов.
восприятия рукописного текста. Интересно, что Сим сон от­
Экзегеза Библии обнаруживает собственные конфлик­
мечает тактильное качество камня. Устная рукописная ку­
ты, и, как указывает Смолли в своем труде «Изучение
льтура не знала страха перед тактильностью, составляю­
Библии в средние века», они связаны с буквой и духом, ви­
щей, так сказать, тигель взаимодействия чувств. Ибо имен­
зуальным иневизуальным. Смолли цитирует Оригена:
но в этом взаимодействии сформировалось соотношение
Я составил три книги (по Книге бытия) из высказы­ чувств, обусловившее способ «просвечиваюшего» освеще­
ваний Святых Отцов относительно буквы и духа ... Ибо ния. Именно это взаимодействие составляло тот «букваль­
Слово пришло в мир благодаря Марии воплощенным; и ный» уровень, который содержит в себе все смыслы. «Мы
видеть не значило понимать. Все видели плоть, но по­ можем видеть, что то, что сейчас называется экзегеаой,
знание божественности было дано лишь избранным ... основывающейся на изучении текста и библейской исто­
Буква подобна плоти, но ее духовный внутренний рии, в самом широчайшем смысле есть часть "искусства
смысл познается как божественность. Это понимание толкования букв"».
открывается нам, когда мы изучаем Левит... Благосло­ В книге «Изучение Библии в средние века» Смолли
венны глаза, которые ясно видят божественный свет
приводит цитату из исследования «Искусство Каролингов»
сквозь буквы (р.l).
Р.Хинкса: «Дело обстоит так, словно бы нас заставляют
Тема буквы и духа, дихотомия, возникающая вместе с сфокусировать свой взгляд не на поверхности объекта, а в
письмом, - частый мотив в откровении нашего Господа бесконечность, глядя сквозь решетку ... объект нужен, так
«<Это записано, но Я скажу вам»), В Израиле пророки сказать, только для того, чтобы очертить и выделить опре­

обычно находились в конфликте с писцами. Эта тема проч­ деленную часть бесконечного пространства, сделать ее вос­

но встроена в средневековые мышление и чувственность, принимаемой и подчинить организации». Смолли добавля­

как, например, в технике «глосс», цель которых - дать

ет к этому свой комментарий (р.2): «Это описание «прони­
кающей техники» в готическом искусстве является также
возможность свету проступить сквозь текст, в технике со­
описанием экзегеаы, например, так, как ее понимает Клав­
здания освещения посредством света, просвечивающего
дий ... Нас побуждают видеть не текст, а сквозь текст».
«сквозь» предметы, а не падающего «на» предметы, что со­
Вероятно, любой средневековый человек был бы озада­
ставляет самую суть готической архитектуры. Как указы­
чен, столкнувшись с нашим представлением о видении
вает Отто фон Симсон В книге «Готический собор» (р.З, 4):
сквозь что-то. Он скорее был склонен думать, что сама реа­
В романской церкви свет контрастирует с тяжелой, льность смотрит сквозь что-то на нас, и что, предаваясь со­

мрачной и весьма осязаемой материальностью стен. Го­ зерцанию, мы не видим божественный свет, а словно по­
тические же стены кажутся пористыми: свет как бы гружаемся в него. Рукописной культуре, будь то древняя
просеивается сквозь них, сливается с ними, проницает и
или средневековая, присущи чувственные предпосылки,

158 159
совершенно не похожие на те, которые сформировались «Чувствам доставляют удовольствие вещи, надлежащим
после Гутенберга, и это мешает нам понять древнее учение образом упорядоченные как нечэпо u.м. родстве'Н,'Н,ое; ибо
о чувственности и sensus communis 99 . Эрвин Панофский в чувство естъ также раз'Н,овид'Н,остъ разума, как и всякая
своем исследовании «Готическая архитектура и схоласти­ nоз'Н,аватe.n.ъ'Н,ая сиJШ». Исходя из того, что чувствам самим
ка» также подчеркивает средневековое пристрастие к све­ присуще рациональное начало, Панофский про слеживает
ту, просвечивающему «сквозь», И считает плодотворным рациональные соотношения между средневековой схола­
рассмотрение архитектуры в связи со схоластикой: стикой и средневековой архитектурой. И этот принцип ра­
цио в самих чувствах, подобно свету, просвечивающемуся
«Священное учение, - говорит Фома Аквинский, -
сквозь бытие, имеет прямое отношение и к исследованию
пользуется человеческим разумом не как средством до­
Писания. Однако по мере роста потребности в свете, «пада­
казательства веры, но для того, чтобы сделать ясным
ющем на», а не «просвечивающем сквозь», понимание всех
(manifestare) содержание этого учения». Это означает,
этих аспектов утратило свою отчетливость, поскольку раз­
что человеческий разум никогда не сумеет предложить
прямые доказательства предметов веры. .. но он способен витие технологии было связано со все большим отделением
объяснить или прояснить эти предметы. визуальной способности от других чувств. Эта дилемма яс­
Manifestatio, т.е. объяснение или прояснение, есть то, но сформулирована Отто фон Симсоном В книге «Готиче­
что я назвал бы первым и ведущим принципом ранней и ский собор» (р.З): «Нельзя сказать, чтобы интерьер готиче­
высокой схоластики... если вера должна была быть «ма­ ского собора был особенно ярким ... в действительности окна
нифестирована» посредством системы мысли, системы из цветного стекла были настолько неудачным источником
всеобъемлющей и самодостаточной, однако исключаю­ света, что в следующую, более слепую эпоху они были за­
щей себя из сферы откровения, то, следовательно, воз­ менены на гризайли, или белые окна, что в наши дни со­
никла необходимость «манифестировать» полноту, са­
здает глубоко ложное впечатление».
модостаточность и ограниченность системы мысли. А
После Гутенберга в силу утверждения новой интенсив­
это могло быть сделано только с помощью схематиче­
ной визуальности требуется, чтобы свет «падал на» все
ской литературной презентации, которая бы показала
предметы. Меняется и представление о пространстве и
читательскому воображению сам ход рассуждения так
времени, которые теперь понимаются как нечто, вмещаю­
же, как само рассуждение должно было прояснить для
интеллекта саму сущность веры (р.29-31). щее в себя вещи и события. В рукописной же культуре,
когда визуальность находилась в тесной связи с аудиотак­
Панофский далее отмечает (р.4З) «принцип прозрачно­ тильным комплексом, пространство отнюдь не мыслилось
сти» В архитектуре: «Однако именно в архитектуре стрем­ как визуальное вместилище. В средневековой комнате поч­
ление к ясности достигло своего наивысшего триумфа. По­
ти не было мебели, как указывает Зигфрид Гидион в книге
добно тому как высокая схоластика руководствовалась «Механизация становится у руля» (р.ЗО1):
принципом manifestatio, в ВЫСокой готической архитектуре
доминировал (как уже указал Шугер) "принцип прозрач­ Тем не менее средневековье располагало и опреде­
ленным комфортом. Но его следует искать в другом из­
ности"». Панофский излагает (р.З8) средневековоеучение о
мерении, ибо его нельзя измерить на материальных ве­
чувствах так, как оно представлено у Фомы Аквинского:
сах. Источником средневекового комфорта была конфи­
гурация пространства. Комфорт - это атмосфера, кото­
99 Эдмунд Джозеф Райен прослеживает историю понятия sen-
рой человек окружает себя и в которой он живет. Как и
sus communis в древнегреческой и арабской культурах в своей
средневековое царство Бога, это нечто, ускользающее
книге «Роль sensus communis в психологии св. Фомы Аквинского»,
Это учение, в котором ключевое место занимает тактильность и от прикосновения руками. Средневековый комфорт -
которое сохраняется в европейском культурном сознании вплоть это комфорт пространства.
до эпохи Шекспира. Средневековое помещение кажется заполненным да-

160 161
 же тогда, когда в нем нет мебели. Оно никогда не выгля­ торского искусства». Впрочем, Рэшдолл прав, считая чело­
дит пустым. Будь то помещение собора, трапезной в мо­ века устной культуры варваром. Ибо в техническом смыс­
настыре или просто комната горожанина - пропорции, ле «цивилизованным», независимо от образованности и
материалы и формы здесь полны жизни. Это чувство ума, является человек, в чьей индивидуальной культуре
достоинства пространства не умерло с концом средневе­ центральное место занимает визуальное восприятие, что

ковья. Оно продолжало жить до девятнадцатого века, обусловлено фонетическим алфавитом. И задача этой кни­
когда индустриальная культура притупила все чувства. ги - выяснить, насколько сильно развилась визуальная

И, конечно, ни один последующий век не отвергал с та­
кой решительностью телесный комфорт. Можно ска­
зать, что аскетизм монастырской жизни незаметно
сформировал образ этой эпохи.
Средневековое освещение, глосса
и скульптура суть аспекты важнейшего
искусства рукописной культуры - искусства
запоминания
~ Это пространное рассуждение об устных аспектах ру­
кописной культуры - в ее древней или средневековой фа­
зе - позволяет нам преодолеть привычку подходить к ней
с нашими мерками литературных качеств, которые суть
продукты более поздней печатной культуры.
Теперь нас не удивит тот факт, что печатная культура
сводит на нет черты устной. Более того, нам становится по­
нятно, почему в век электроники качества, выработанные
печатной культурой, начинают исчезать, а в нашей верба­
льной организации возрождаются устные, слуховые ценно­
сти. Ибо вербальная организация, будь то на странице или
в разговорной речи, может иметь визуальные предпосыл­
ки, как, например, в быстрой речи людей с высшим образо­
ванием. И наоборот, даже на книжной странице вербальная
организация может быть сдвинута в устное измерение, как
обстоит дело в схоластической философии. Так, автор кни­
ги «Университет Европы в средние века» Рэшдолл неволь­
но обнаруживает бессознательную склонность человека
письменной культуры, когда говорит (Vol.II, р.37): «Тайны
логики по своей сущности были в гораздо большей степени
рассчитаны на то, чтобы подчинить своим чарам интеллект
полуцивилизованного варвара, чем красоты поэзии и ора-
склонность в фонетической культуре - сначала под воз­
действием рукописных текстов, а затем - книгопечатания,
«этого механического способа письма», как его называли
раньше. Схоластическая философия по своим приемам и
организации была глубоко устным мышлением, и такой же,
хотя и несколько иной, была экзегеза Священного писания.
Несколько столетий изучения Библии в средние века в
свою очередь подготовили необходимый материал для диа­
лектической техники схоластов. И grammatica, и dialectica,
т.е. схоластическая философия, были в высокой степени
устными по своей ориентации, в сравнении с новой визуа­
льной ориентацией, сформировавшейся на основе печата­
ния.
В девятнадцатом веке часто упоминалось о том, что
средневековые соборы представляли собой «книги для на­
рода». Отмечая этот аспект устройства собора, Курт Се­
лигмен (<<История магии») раскрывает его сходство со
страницей средневекового комментария к Писанию (р.415,
416):
В этом отношении карты Тара напоминают образы
других искусств: живописи, скульптуры, соборных вит­
ражей, которые также облекали идеи в форму челове­
ческого тела. Однако их мир - верхний мир, тогда как
мир Таро - нижний. На козырных картах изображает­
ся отношение сил и добродетелей к человеку. С другой
стороны, соборы служили воплощением отношения че­
ловека к божественному. Но и те, и другие образы по
своему характеру являются мнемоническими. Они со­
держат обширный комплекс идей, которые, будь они
записаны, заполнили бы тома. Их мог «читать» как вла­
деющий письменной грамотой, так и не владеющий ею;
они были предназначены для них обоих. Средние века
использовали такие техники, которые позволяли бы че­
ловеку запоминать и сравнивать целые комплексы

162 163
 идей. Раймонд Луллий написал свое «Ars Метпопа» устный характер «чтения» И необходимость запоминания,
«<Искусство памяти»), следуя именно этому побужде­ как, например, правило Пахомия: «И того, кто противится
нию. Подобные же мотивы привели к раннему появле­ чтению, следует понуждать к нему, ибо все в монастыре
нию ксилографии. Сошлемся на книгу «Ars Memorandi», должны уметь читать и запоминать Священное писание»
изданную в 1470 г. Автор предпринял трудную задачу (р.34). «Путешествуя, монахи могут читать друг другу Пи­
конкретизации тем, содержащихся в четырех Еванге­ сание из книги или по памяти» (р.48).
лиях. Для каждого Евангелия он создал ряд образов ан­
гелов, быков, львов, орлов, эмблемы четырех Евангели­
стов, на которых он расположил предметы, напоминаю­
для человека УСТНОЙ культуры письменный
щие об историях, повествуемых в каждой главе. Напри­
текст содержит все уровни значения
мер, на иллюстрации 231 мы видим изображение ангела
(Матфей), в которое вписано восемь меньших по разме­

ру эмблем, при званных напоминать первые восемь глав ~ Приведем еще несколько цитат из книги Смолли «Изу­
Евангелия от Матфея. Визуализируя каждый образ, чение Библии в средние века», которые указывают на

«Ars Memorandi» помогает запомнить все Евангелие це­ устойчивый рост визуальной склонности в изучении Биб­
лии в позднем средневековье.
ликом.
у ранних схоластов отчетливо обнаруживает себя тен­
Нам такая визуальная память кажется феноменаль­
ной, однако в то время, когда лишь немногие умели чи­
денция освободиться от пут, налагаемых контекстом: «Дро­

тать и писать, а потому изображения играли роль пись­ го, Ланфранк и Беренгар пользуются диалектикой, для то­
ма, в этом не было ничего необычного. го чтобы, так сказать, пробить туннель в глубь текста; они
стремятся реконструировать логический процесс в том ви­
в описании Селигмана схвачена еще одна важная черта
де, в котором он представал в уме автора. Диалектикой
устной культуры - воспитание памяти. Подобно тому, как
также с успехом пользовались для построения новой тео­
pronuntiatio, пятая составляющая классической риторики,
логической структуры на основе текста» (р.72).
культивировалась, как показал Хайнал, для подготовки к
Именно достижение этой цели - освобождения от ли­
письму и созданию книг, так и тeтoria, четвертая состав­
тературного контекста - составляло один из привлекате­
ляющая древнего ораторского искусства, была необходи­
льных моментов большого собрания сентенций Петра Лом­
мой дисциплиной в рукописную эпоху и вырабатывалась
бардского, «Да и нет» Абеляра, а также согласований Про­
посредством искусства глосс и маргинальных иллюстра­
тиворечивых Канонов, которые были ярчайшими литера­
ций. Смолли указывает (р.53), что маргинальные глоссы -
турными явлениями того времени: «Quaestiones 101 не толь­
пусть и неизвестного происхождения - служили «в каче­
ко иэвлекались из первичного текста комментария и изда­
стве заметок для чтения устных лекций».
В неопубликованной магистерской диссертации'Ч" Джон вались отдельно, они переходили в произведения другого

типа ... Это ставит перед нами нелегкую проблему: как от­
Х.Харрингтон отмечает, что в первые столетия христиан­
делить экаегезу от систематического учения» (р.75).
ской эпохи «и книга, и письменное слово отождествлялись
Подобным же образом «Адагии» и «Симилии» Эразма,
с тем сообщением, которое они несли. Они считались инст­
рументами, обладающими чудесной силой, способной про­ содержащие извлечения из самых разных произведений,

тивостоять дьяволу и тем, кто попался в его сети». Харрин­ позже, в шестнадцатом столетии, перешли в проповеди,

гтон приводит множество свидетельств, указывающих на
100 «ТЬе
Written Word as ап Instrument and а Symbol in the First
Six Centuries of the Christian Ега», Columbia University, 1946, р.2.
эссе, пьесы и сонеты. Под давлением все возрастающего
объема материала, подлежащего освоению, переход к ви-
101 Вопросы (лат.). - Прим. пер.

164 165
зуальным схемам и визуальной организации становился уровни. Так, например, обстояло дело для Фомы Аквинско­
все более необходимым: го. Но визуальный человек шестнадцатого века вследствие
специализации вынужден отделять уровень от уровня и
Такое одностороннее развитие было вполне естест­
функцию от функции. Слуховому полю свойственна симу­
венным. Многочисленные проблемы, связанные с вос­
льтанность, или одновременность, тогда как визуальной
приятием аристотелевской логики, штудиями по кано­
ническому и гражданскому праву, - все это порождало
организации - сукцессивность, или последовательность.

атмосферу торопливости и возбуждения, что не слиш­ Безусловно, само понятие «уровни экаегезы», идет ли речь

ком благоприятствовало библейской науке. Магистры о буквальном, фигуральном, тропелогическом или анагоги­

соборных школ не имели ни времени, ни достаточной
подготовки для специализации в весьма сложной техни­
чески области изучения Библии. Это относится к фило­
софам и гуманистам Шартра в такой же мере, как и к
теологам Парижа и Лиона. Даже Бек, последняя из ве­
ликих монастырских школ, не стала исключением. Лан­
франк был теологом и логиком; его гениальный ученик
Ансельм Кентерберийский выбрал другой путь. И его
библейские труды оказались в тени философских, по
причине чего, видимо, и были утрачены (р.77).
Именно это давление количества привело в конце кон­
ческам, имеет в высшей степени визуальный характер. Это
довольно неуклюжая метафора. И однако: «За более чем
сто лет до св. Фомы Аквинского Хью, похоже, сумел сфор­
мулировать тот томистский принцип, что ключ К смыслу
пророчества и метафоры следует искать в намерении пи­
шущего; буквальный смысл включает в себя все, что имел
в виду автор священного текста. Но время от времени мы
встречаем у него нарушения правил, им самим для себя
установленных» (p.lOl).
Томистское понятие симультанного взаимодействия
чувств не поддается визуализации так же, как и аналоги­

цов к изобретению книгопечатания. Но острый средневеко­ ческая пропорциональность: «Св. Фома, пытаясь довести

вый конфликт между визуальным и устным подходом к до логического завершения случайные попытки своих
предшественников, создал теорию отношений между чув­
Писанию стадо также, как можно было предвидеть, осевым
ствами, в которой делается упор на интерпретацию буква­
конфликтом в новой визуальной культуре Возрождения.
льного значения, определяемого им как полное авторское
Это недвусмысленно высказано в словах Гуго Сен-Виктор­
значение» (р.368).
ского:

Мистический смысл постигается только посредством

буквального. Я удивляюсь, как у людей хватает смело­
Рост объема информационногопотока
сти хвастливо называть себя учителями аллегории, ког­
да они не знают первичного, буквального значения. Они уже сам по себе способствовалвизуальной
говорят: «Мы читаем Писание, а не буквы. Буквы нас не организации знания и возникновению
интересуют. Мы учим аллегории». Как же тогда вы чи­
таете Писание, если вы не читаете букв? Если вычесть перспективноговосприятия даже
буквы, то что же останется? На это они отвечают: «Мы до изобретениякнигопечатания
читае.м. буквы, но не согласно буквам. Мы читаем алле­
горию, и мы толкуем буквы не буквально, а аллегориче­
ски ...; например, «лев» В историческом смысле означает
~ Подобно тому, как буквальное значение, или «буква»,
позже стала отождествляться со светом, «падающим на»
животное, но в аллегорическом - Христа. Поэтому сло­
текст, а не «просвечивающим скеоаъ» текст, также особое
во «лев» означает Христа» (р.93).
значение получила «точка зрения», или фиксированная
Для человека устной культуры буквальное значение об­ позиция, читателя: «с того места, где я сижу». Такой визу­
ладает полнотой, оно содержит все возможные значения и альный подход был совершенно невозможен до того, как

166 167
книгопечатание усилило визуальность восприятия страни­ Перспектива заключается не просто в уменьшении
цы с текстом до полной однородности и воспроизводимости. изображения предметов. В техническом смысле это

Эта однородность и воспроизводимость печатного материа­ центральная проекция трехмерного пространства на

ла, совершенно чуждая рукописной культуре, явилась не­ плоскость. В нетехническом смысле это способ создания
изображения на плоской поверхности, так что различ­
обходимым предусловием для формирования унифициро­
ные объекты, представляемые на ней, кажутся такого
ванного изобразительного пространства, т.е, «перспекти­
же размера, такой же формы и занимают такое же по­
вы». Авангардные художники, такие как Мазаччо в Ита­
ложение по отношению друг к другу, какими действи­
лии и Ван Эйк в Северной Европе, начали эксперименти­
тельные объекты, расположенные в действительном
ровать с перспективным пространством в начале пятнад­
пространстве, показались бы наблюдателю с единствен­
цатого столетия. А в 1435 г., всего за десять лет до появле­ ной, строго определенной точки зрения. Мне не удалось
ния книгопечатания, молодой Леоне Батиста Альберти на­ обнаружить ничего, что бы говорило в пользу того, что у
писал трактат по живописи и перспективе, оказавший зна­ древних греков когда-либо имелось - в теории или на
чительное влияние на его век практике - какое-либо представление о концепции,
указанной словами, выделенными курсивом в предыду­
Другим аспектом книги Альберти, который ознаме­
щем предложении.
новал возникновение нового подхода, радикально отли­

чающегося от древнегреческого, было его описание са­ Изучение Библии в средние века пришло к противоре­
мой ранней известной геометрической схемы для изоб­ чащим друг другу способам выражения (подобная ситуа­
ражения объектов в унифицированном пространстве,
ция наметилась также в экономической и социальной исто­
или, иными словами, то, что мы сегодня называем перс­
рии). Конфликт возник между теми, кто утверждал, что
пективой, Это было значительнейшим событием не то­
священный текст представлял собой единое сложное целое
лько в истории изобразительной репрезентации, но и в
на уровне буквального значения, и теми, кто полагал, что
истории геометрии, ибо тем самым впервые получил
уровни значения должны рассматриваться по одному в ду­
свою формулировку теперь хорошо известный метод
хе специализации. Но высокой степени напряжения этот
центральной проекции, дальнейшее развитие которого
конфликт между слуховым и визуальным подходом достиг
было важнейшей чертой современной синтетической
лишь после того, как механическая и печатная технология
геометрии. Эта идея была совершенно не известна древ­
решительно склонила чашу весов в сторону визуальности.
ним грекам и появилась в эпоху, настолько невежест­

венную в геометрии, что Альберти считал необходимым До этого в рукописной культуре между видением, слухом,
объяснить слова «диаметр» И «перпендикуляр» 102. тактильностью и движением удерживалось относительное

равенство, а это, в свою очередь, способствовало тому, что

Важно понять, что тот визуальный «спурт», который
в языке, искусстве и архитектуре свет понимался как
произошел благодаря Гутенберговой технологии, был не­
«просвечивающий сквозь». В своей работе «Готическая ар­
возможен в рукописную эпоху, ибо рукописная культура
хитектура и схоластика» Панофский пишет:
сохраняет аудиотактильные модальности человеческой
чувственности в такой степени, какая несовместима с абст­ Человек, усвоивший схоластический подход, смот­

рактной визуальностью и переводом всех чувств на язык рел на архитектуру, а также на литературу с точки

унифицированного, непрерывного изобразительного про­ зрения manifestatio. Для него само собой разумелось то,

странства. Вот почему Айвинз совершенно прав, когда что главной целью множества элементов, входивших в

утверждает в своей книге следующее (p.41): ансамбль собора, было обеспечить его незыблемую
устойчивость так же, как главной целью множества
элементов, составлявших «Сумму», было обеспечить ее
102 Ivins, Art and Geometтy, р.82. истинность.

168 169
 При этом множественность элементов здания для Художественная и словесная точность в передаче пере­
него важна была прежде всего постольку, поскольку по­ живания и составляет секрет нового сладкого стиля.
зволяла пережить заново вложенную в него мысль как
Это стремление проследить сам процесс работы мысли,
процесс. Для него весь ансамбль колонн, нервюр, контр­
а не достичь какой-то частной точки зрения сообщает
форсов, ажурных элементов, шпилей и лиственных ор­
«универсальность » значительной части схоластической
наментов являл собою как бы самоанализ и самообъяс­
философии. Тот же самый интерес к внутренним формам
нение архитектуры, подобно тому как привычный аппа­
мышления и бытия позволяет нам почувствовать, что
рат глав, разделов, вопросов и параграфов являл собою
«Данте - это множество людей, и его страдание - это
самоанализ и самообъяснение разума. Там, где ум гума­
страдание множества людей"105.
ниста требовал максимальной «гармонии» (безукориз­
Паоло Милана, представляя Данте английской читате­
ненной четкости на письме, безукоризненных пропор­
льской аудитории, пишет:
ций, которых так недоставало Вазари в готической ар­
хитектуре), схоластический ум требовал максимальной Главное в Данте то, что сказанное им всегда есть его
выраженности. Он настаивал на ясном выражении фун­ первичный и цельный - ни убавить, ни прибавить -
кции в форме, равно как на ясном выражении мысли в отклик на предстоящий перед ним объект. (Искусство
языке 1 0 3. для него есть форма, принимаемая истиной, когда она

Исследователь средневековой поэзии может легко про­ воспринимается во всей полноте.) ...Данте никогда не

вести параллель между этими чертами. Дантовский dolce предается фантазии; он никогда не украшает, не возве­

stil nuovo 104 возник, как объясняет Данте, из взгляда, на­ личивает. Он пишет так, как думает или видит (неваж­
но, внутренним или внешним взором) ... Его способность
правленного вовнутрь и стремящегося разглядеть и запе­
чувственного и интеллектуального схватывания насто­
чатлеть процесс страстного мыслительного поиска. В песне
лько уверенна и непосредственна, что он никогда не со­
XXIV «Чистилища» Данте читаем:
мневается в точности своего восприятия. В этом, по-ви­
димому, и заключается секрет прославленной сжатости
И я: «Когда любовью я дышу,
То я внимателен; ей только надо дантовского стиля 1 0 6.
Мне подсказать слова, и я пишу».
у Данте, как и у Аквината, буквальное, поверхность об­
ладает единством и глубиной. По этому поводу Милана до­
На что его друг Форезе отвечает:
бавляет (p.xxxvii):
И он: «Я вижу, В чем для нас преграда, Мы живем в эпоху, когда раскол между умом, мате­
Чем я, Гвиттон, Нотарий далеки рией и душой (если прибегнуть к дантовским терминам)
От нового пленительного лада. достиг такой степени, что он, похоже, готов обернуться
своей противоположностью... Постепенная диссоциация
я вижу, как послушно на листки
этих трех качеств происходила на протяжении столе­
Наносят ваши перья смысл внушенный,
тий, и вот теперь мы как бы вынуждены переходить из
Что нам, конечно, было не с руки».
одного зала галереи в другой, чтобы восхититься пло­
Пер. М.ЛОЗUНС1Соzо
тью - у Матисса, умом - у Пикассо и сердцем - у
Руо.

103 Панофский э. Готическая архитектура и схоластика / / Бого­ Скульптур но очерченный универсализм опыта, подоб-
словие в культуре средневековья. - К, 1992.- С.72, 73. - Прuм.
пер. 105 Ezra Pound, The Spirit о/ Romance, р.177.
104 Новый сладкий стиль. - Прuм. пер. 106 The PoтtaЫe Dante, р.хххш.

170 171
ный дантовскому, совершенно несовместим с унифициро­
ванным изобразительным пространством, которое откры­
вает дорогу Гутенберговой конфигурации. Ибо синестезия
и «скульптура рифмы» чужды модальностям механическо­
го письма и технологии типографского набора.
Столкновение между письменными
и устными структурами знания происходит
также и в общественной жизни
средневековья
~ В книге Анри Пиренна «Экономическая И социальная
история средневековой Европы» мы находим многочислен­
ные параллели к тем характеристикам рукописной куль­
туры, которые уже были нами рассмотрены. Теперь, разо­
бравшись в причинах столкновения различных культур­
ных форм до появления книгопечатания, мы можем лучше
понять, какой поворот придало этой борьбе изобретение
Гутенберга:
Из тех свидетельств, которыми мы располагаем,
очевидным образом следует, что с конца восьмого века
Западная Европа вернулась к жизни, всецело завися­
щей от сельского хозяйства. Земля была единственным
источником средств к существованию и единственным
условием благосостояния. Все классы общества
императора, который не имел никаких других доходов,
кроме получаемых от собственности на землю, до кре­
постного - жили прямо или косвенно продуктами сель­
скохозяйственного труда, либо самостоятельно возде­
лывая почву, либо собирая их и потребляя. Движимое
богатство больше не играло никакой роли в экономиче­
ской жизни (р.7).
Как объясняет Пиренн, принцип Феодально-поместной
структуры, образовавшейся после крушения Римской им­
перии, заключался во множественности «центров без пери­
ферии». Напротив, римская модель была бюрократиче­
ски-централистской, со сложными взаимоотношениями
между центром и периферией, Феодальное
172
средневековый подход к Писанию, находивший все богат­
ство смыслов в букве текста, суть явления одного порядка.
Напротив, в жизни новых городов и их обитателей посте­
пенно начинается переход к фазе специализации знания и
осмысления уровней «по одному». Подобным же образом,
как отмечает Пиренн, национализма как такового до пят­
надцатого века не существовало:
Лишь в пятнадцатом веке обнаруживаются первые
симптомы протекционизма. До этого нет никаких свиде­
тельств, которые бы указывали на малейшее стремле­
ние способствовать национальной торговле и оказывать
ей протекцию перед лицом иностранных конкурентов. В
этом отношении можно говорить о том, что для средне­
вековой цивилизации вплоть до тринадцатого века был
характерен интернационализм, проявившийся в непре­
дубежденности государственной политики. Государства
никоим образом не пытались взять под свой контроль
движение торговли, и мы напрасно будем искать следы
того, что можно было бы назвать экономической поли­
тикой (р.9 1).
Почему все-таки книгопечатание способствовало появ­
лению национализма, станет ясно несколько позднее. А вот
роль письма и папируса как условий образования ранних
империй хорошо раскрыта в книге Гарольда Инниса «Им­
перия и коммуникации» (р.7): «Более прочные носители
письма, такие как пергамент, глина и камень, функциони­
руют во времени... Напротив, менее пр очные инестойкие
- от по своему характеру носители, такие как папирус и бума­
га, в своем функционировании больше связаны с простран­
ством»,
С ростом производства бумаги, особенно после двенад­
цатого столетия, снова ускорился процесс усиления бюро­
кратической и централистекой организации. Пиренн пишет
(р.211):
Одним из самых поразительных явлений в четыр­
надцатом и пятнадцатом столетиях был быстрый рост
крупных коммерческих компаний, каждая из которых
имела свои филиалы, корреспондентов и фактории в
разных странах континента. Пример могущественных
итальянских компаний тринадцатого века теперь нашел
поместье и своих последователей за Альпами. Они дали урок
173
 управления капиталом, ведения бухгалтерского учета и совершенно иная группа тех, кто работал на экспорт.
различных форм кредитования, и хотя они продолжали Вместо того чтобы ограничиваться клиентурой только
доминировать в финансовом деле, у них появились се­ города и его окрестностей, они были поставщиками оп­
рьезные соперники в деле торговом. товых торговцев, занимающихся международной ком­
мерцией. От этих купцов они получали сырье, а затем
Особенностью жизни средневекового города была рядо­
возвращали его им же в форме произведенного товара
положенность двух видов населения. Во-первых, это - го­
рожане или члены гильдий, для которых, собственно, в
(p.185).
основном и существовал город и которые стремились за­ Парадоксальным образом именно эти люди, выпадав­
крепить цены на товары, а также нормы и условия граж­ шие из распределенной по гильдиям жизни средневекового
данства: города, и составили позднее, в эпоху Возрождения, тот
слой, в котором пустил корни национализм. Вспомним та­
Период, когда гильдии мастеров играли определяю­
щую роль в экономической жизни города, был также ких чосеровских персонажей, как хозяин трактира и бат­

периодом максимального урбанистического протекцио­ екая ткачиха, ярких представителей «аутсайдеров» В

низма. Как бы ни расходились их профессиональные своем обществе. Они принадлежат. так сказать, к интерна­
интересы, все промышленные группы объединяла ре­ циональной группе, которая в эпоху Возрождения превра­
шимость максимально усилить свою монополию и пода­ тится в средний класс.
вить любую индивидуальную инициативу и возмож­
Термин hbtes (буквально «гости»), который начиная с
ность конкуренции. Поэтому потребитель находился в
двенадцатого века употребляется все чаще и чаще, -
полной зависимости от производителя. Тогда как глав­
характерный покаватель процесса, происходившего в
ной целью работников, занятых в экспортных отраслях,
деревенском обществе. Как указывает само слово, hbte
было повысить заработную плату, те, кто был занят в
отраслях, обеспечивающих местный рынок, стремились был пришельцем, чужаком, или, иными словами, коло­
нистом, эмигрантом, двинувшимся на поиски новых зе­
к повышению или, по крайней мере стабилизации, цен.
Это были люди, чей кругозор эамыкался городскими мель в целях их освоения. Эти колонисты были, без со­
стенами, убежденные, что их процветание можно обес­ мнения, выходцами либо из сословия бродяг, из кото­
печить, просто закрыв ворота перед конкурентами изв­ рых в этот период рекрутиревались первые купцы, а

не. Поэтому их партикуляризм становится все более и также городские ремесленники, либо из жителей круп­
более неистовым. Никогда больше представление о том, ных поместий, только недавно сбросивших с себя иго
что каждая профессия является исключительной при­ крепостной зависимости (р.69).
вилегией определенных объединений, не доходило до
такой крайности, как в цехах средневековых мастеров
(р.206-207).
Конец средневекового мира ознаменовался
Однако бок о бок с этими привилегированными лицами,
жителями города, являвшегося «центром без периферии»,
неистовой тягой к прикладному знанию -
рос другой класс граждан, которые занимались междуна­ новому средневековому знанию,
родной торговлей. Они-то и составляли авангард того, что нацеленному на возрождение античности
потом стало доминирующим средним классом:

Но городская промышленность не везде была одина­ ~ Замечательное исследование Й.Хейзинги «Осень сред­
ковой. Во многих городах, и причем как раз в наиболее невековья» почти целиком посвящено феодальному дво­
развитых, наряду с владельцами небольших мастер­ рянству, существование которого претерпело значитель­

ских, живущих за счет местного рынка, существовала ные видоизменения с возникновением средневековых гиль-

174 175
дий и которое почти совсем утратило свое значение с при­ стей. Все стороны жизни выставлялись напоказ кичли­
ходом среднего класса после изобретения книгопечатания. во и грубо.
Следует сказать, что Хейзинга во многих отношениях ис­ Прокаженные вертели свои трещотки и собирались
пытывает некоторое замешательство перед средневековым в процессии, нищие вопили на папертях, обнажая свое

миром так же, как Генрих Вельфлин - перед средневеко­ убожество и уродства. Состояния и сословия, звания и

вым искусством. Они оба пытались приложить к своему профессии различались одеждой. Знатные господа пе­

предмету формулу примитивных, так сказать, находящих­ редвигались не иначе, как блистая великолепием ору­

ся в детском возрасте, искусства и способа жизни. Но та­ жия и нарядов, всем на страх и на зависть. Отправле­

кой подход действен лишь в той мере, в какой тактильная ние правосудия, появление купцов с товаром, свадьбы и
похороны громогласно возвещались криками, процесси­
ограниченность визуальной жизни ребенка обнаруживает
некоторое соответствие чувственной организации беспись­ ями, плачем и музыкой-Ч".
менного человека. Хейзинга пишет:
Если достижения пяти столетий Гутенберговой техно­

Когда мир был на пять веков моложе, все жизненные логии Хейзинга связывает с понятиями однородности, на­

происшествия облекались в формы, очерченные куда дежности частного существования и индивидуализма, то

более резко, чем в наше время. Страдание и радость, основными характеристиками догутенберговского мира у
злосчастье и удача различались гораздо более ощути­ него становятся многообразие, эмоционально насыщенная
мо; человеческие переживания сохраняли ту степень коллективная жизнь и коллективные ритуалы. Вот что он
полноты и непосредственности, с которой и поныне вос­ пишет: «Теперь мы приблизились к определению того, под
принимает горе и радость душа ребенка. Всякое дейст­ каким углом зрения следует нам рассматривать культуру

вие, всяки~ поступок следовали разработанному и вы­ на исходе средневековья. Это расцвечивание аристократи­
разительному ритуалу, возвышаясь до прочного и неиз­ ческой жизни идеальными формами, жизни, протекающей
менного стиля жизни. Важные события: рождение, в искусственном освещении рыцарской романтики; это
брак, смерть - благодаря церковным таинствам дости­ мир, переодетый в наряды времен короля ApTypa>,108.
гали блеска мистерии. Вещи не столь значительные, та­ Величественные декорации в голливудском духе, кото­
кие как путешествие, работа, деловое или дружеское рыми Хейзинга обставляет картину средневекового упад­
посещение, также сопровождались несднократными
ка, весьма под стать попыткам художников Медичи вос­
благословениями, церемониями и обставлялись теми кресить древний мир. При этом Хейзинга оставляет совер­
или иными обрядами.
шенно без внимания подъем среднего класса, рост его бла­
Бедствиям и обездоленности неоткуда было ждать
госостояния, мастерства и организации, благодаря чему и
облегчения, в ту пору они были куда мучительнее и
стали возможны роскошные дворы герцогов бургундских и
страшнее. Болезнь и здоровье рознились намного силь­
Медичи. Вот что он о них пишет:
нее, пугающий мрак и суровая стужа зимою представ­
ляли собой настоящее зло. Знатностью и богатством Двор - та сфера, где эстетика форм жизненного
упивались с большей алчностью и более истово, ибо они уклада могла раскрыться наиболее полно. Известно, ка­
гораздо острее противостояли вопиющей нищете и от­ кое значение придавали бургундские герцоги всему, что
верженности. Подбитый мехом плащ, жаркий огонь оча­ касалось придворной роскоши и великолепия. После во­
га, вино и шутка, мягкое и удобное ложе доставляли то инской славы двор, говорит Шателен, - первое, к чему
громадное наслаждение, которое впоследствии, быть

может, благодаря английским романам, неизменно ста­ 107 Хейзинга Й. Осень средневековья. - М., 1988. - С.7.
новится самым ярким воплощением житейских радо- 108 Там же. - С. 41.
176 177
 следует относиться с особым вниманием; содержать его Ренессансная Италия превратилась в подобие
в образцовом порядке и состоянии - важнейшее дело ...
rолливудской коллекции декораций
бургундский двор неустанно прославляли как богатей­
ший и наиболее хорошо устроенный, по сравнению со
античности, а обусловленное новой
всеми прочими. В особенности Карл Смелый, чью душу визуальностью ренессансное увлечение
обуревало рвение к насильственному насаждению по­
античностью открыло путь к власти
рядка и всякого рода правил - и который повсюду
оставлял за собой сплошную неразбериху, - испыты­ представителям всех классов
вал страсть к высокоторжественным церемониям-У'.
~ Уиндхэм Льюис В книге «Лев И лиса» (р.8б) прекрасно
Именно благосостояние и мастерство среднего класса
описал всеобщее увлечение античностью в Италии:
воплотило рыцарские мечтания в визуальную панораму.

Очевидно, что в данном случае мы имеем дело с ранней Герцог или командующий армией страны часто на­
стадией развития «ноу-хау» И практического прикладногс чинал в чине вольнонаемного капитана; рождение и об­
знания, которые в последующие века создали разветвлен­ разование никогда не значили так мало, как в этот век,

ные рынки, системы цен и коммерческие империи, немыс­ который называли веком бастардов и авантюристов.
лимые ни в устной, ни даже в рукописной культурах. Муцио Сфорца начал свой путь простым полевым рабо­
Та же потребность перевода тактильных умений и на­ тником, Никколо Пиччинини - мясником, Карманьола
выков прежних ремесленников в визуальное великолепие
_ пастухом. Можно согласиться с тем, что, должно

ренессансных ритуалов обусловила эстетическое увлече­
ние средневековьем на севере Европы, а в Италии
пирировала возрождение древнего искусства, литературы
и архитектуры. Любовь герцогов бургундских и беррий­
ских к их tres riches heures 110 и итальянских герцогов к
возрождению Древнего Рима суть проявления одного и то­
го же процесса эволюции чувственной организации. В обо­
их случаях это было своего рода реализацией некоего при­
кладного археологического знания. Именно это прикладнов
знание, действовавшее, так сказать, в интересах новой ви­
зуальности, дало толчок Гутенбергу и инспирировало два
столетия эстетизации средневековья в такой степени, ка­
кая была неизвестна самим средним векам. Ибо до изобре­
тения книгопечатания имелось очень небольшое количест­
во книг как древних, так и средневековых. Да и те видели
немногие. Подобным же образом обстояло дело с живопи­
сью до недавнего изобретения цветного гравирования, что
отметил Андре Мальро в книге «Музей без стен».
быть, весьма «необычным было видеть этих людей -
как правило, людей низкого происхождения и культу­
- инс­
ры, - когда их окружали в их лагерях послы, поэты и
ученые мужи, которые читали им Ливия и Цицерона, а
также оригинальные стихи, где они сравнивались со
Сципионом, Ганнибалом, Цезарем и Александром». Од­
нако все они играли пьесу, изображавшую в уменьшен­
ном масштабе прошлое, которое усердно пытались от­
копать в эту эпоху. (Подобным же образом в эпоху ве­
ликой английской экспансии английские государствен­
ные деятели создавали себя по древнеримским образ­
цам.) у наиболее образованных из них, подобно Чезаре
Борджиа, эта археологическая склонность к аналогиям
приобретала размер мании. Его «Aut Caesar aut ni-
hil»lll ясно указывает на то, что мы имеем дело с тем
же литературным типом, который так точно изобразил
Стендаль в образе мелкого маньяка, этакого маленького
Наполеона, Жюльена Сореля. Да и сам девиз Борджиа
вызывает в памяти название книги, пользовавшейсябо­
льшой популярностью в Германии перед войной -
«Власть над миром или гибель».

109 Хейзинга й. Осень средневековья. - М., 1988.- С.44.

111 Или Цезарь, или ничто (лат.).
110 Роскошный часослов (фр.). - Прим. пер.

178 179
 Льюис совершенно прав, когда указывает на примеры, плюс визуальная роскошь и изобилие стали возможными
как правило, фальшивой и полудетской истовости такого благодаря подъему благосостояния и прикладиому знанию
рода:
среднего класса. Переходя к Ренессансу, нам важно по­
Республиканец непременно величал себя Брутом, мнить, что новый век nри'КЛадноzо знания был веком пере­
литератор - Цицероном и т.п, Они пытались вернуть к
вода в визуальные термины не только языка, но и всего на­
жизни героев античности и повторить в своих собствен­
копленного столетиями аудиотактильного опыта. Поэтому
ных деяниях события, описанные в старинных рукопи­
то, что Хейзинга и Виллари выделяют как новые и яркие
сях. Именно эта тяга итальянского ренессансного обще­
черты в историческом увлечении античностью, в равной
ства к прямому воплощению всего и вся в жизнь (своего
степени характерно, как мы увидим дальше, и для матема­
рода попытка заменить учебник истории кинофильмом
тики, и для науки, и для экономики.
в школе) сделала Италию ярким образцом для подра­
жания для всей остальной Европы. Италия в эпоху Воз­
рождения весьма напоминает собой Лос-Анджелес, где
репетируются исторические сцены, быстрыми темпами Средневековые идолы короля
возводятся имитации античных зданий и реконструи­
руются драматические преступления.
~ Многочисленные документы, подтверждающие все воз­
Виллари описывал то, как ученость и политическое
растающую тягу к визуализации знания и разделению
преступление приходили в соприкосновение, следую­
щим образом:
функций в позднем средневековье, представлены в обшир­
ном труде Эрнста Х.Канторовича «Два тела короля: Иссле­
«То были дни, когда каждый итальянец казался при­
рожденным дипломатом: купец, литератор, вояка-аван­
дование средневековой политической теологии». Как по­

тюрист знали толк в церемонных обращениях и обще­ дробно описано в этой книге, средневековых юристов оду­
нии с королями и императорами с точным соблюдением шевляла та же самая страсть, которая побуждала ученых
всех норм этикета ... Депеши наших послов входят в чис­ позднего средневековья к разделению кинематики и дина­

ло главных исторических и литературных памятников мики, что показал А.к.Кромби в его «Средневековой И ран­
тех времею> < ...> ней современной науке».
«Это было время, когда авантюрист, которого бы не В конце своего замечательного исследования Канторо­
поколебали угроза, мольба или жалость, легко подда­ вич приводит резюме, из которого следует, что юридиче­

вался очарованию стихов. Так, Лоренцо Медичи отпра­ ские фикции, накопившиеся вокруг вопроса о разделении
вился в Неаполь и одной силой аргументов убедил Фер­ двух тел короля, и послужили стимулом к фантазиям вро­
ранте Арагонекого положить конец войне и заключить с де danses тacabres 11 2 . Из них-то и вырос тот образный,
ним союз. Альфонсо Великодушный, пленник Филиппо
можно сказать, мультяшный мир, который питал даже
Марио Висконти, которого все уже считали погибшим,
фантазию Шекспира и продолжал жить до восемнадцатого
был с почестями освобожден только потому, что он су­
столетия, о чем свидетельствует «Элегия» Томаса Грея.
мел искусно убедить этого мрачного и жестокого тира­
Именно англичане в четырнадцатом веке стали использо­
на, что для него выгоднее иметь арагонцев в Неаполе,
вать портрет-статую в похоронных ритуалах как визуаль­
чем последователей из Анжу ... Во время революции в
Прато, во главе которой встал Бернардо Нарди, этот по­ ное выражение двух тел короля. Канторович пишет (р.420,

следний ... уже накинул петлю на шею подесты, когда 421):

тот разразился изящной речью, заставившей палача со­ Можно по-разному пытаться объяснять введение

хранить ему жизнь ...» (р.Вб, 87). портрета-куклы в 1327 г., но именно с похорон Эдуар­
да П, насколько нам известно, ведет свой отсчет обычай
Таким был и мир, описываемый Хейзингой в книге
«Осень средневековья». Вся эта эстетизация средневековья 112 Пляска смерти (л.ат.). - Прим. пер.
180 181
 помещать в изголовье гроба «королевское изображение» ская юрисдикция продол)Кает действовать до момента
или «лицо», фигуру ad similitudinem regis l 13 , которую его погребения. Под воздействием этих идей (усилен­
изготавливали из дерева или КО)КИ, набитой ватой и по­ ным влиянием, исходившим от средневековых tableaux
крытой гипсом, и облачали в королевское платье, а vivants 116 , итальянских trionji 117 , а также изучением и
позднее - в парламентскую мантию. Кукла была снаб­ применением классических текстов) церемониалы, свя­
жена атрибутом верховной власти: на ее голову (веро­ занные с куклой, наполнялись новым содержанием, что

ятно, после Генриха VII) поверх посмертной маски на­ фундаментальным образом меняло сам характер похо­
девали корону, а в руки вкладывали державу и ски­ рон: в церемонию вошел новый элемент триумфа, кото­
петр. Отныне повсюду, если только этому не препятст­ рого не было ранее.

вовали обстоятельства, на королевских похоронах вы­

Это и ряд других указаний Канторовича помогают нам
носили куклу: тело короля - его смертное, всеми види­
понять, каким образом визуализация неуклонно вела к
мое (хотя теперь как раз невидимое), заключалось в
аналитическому разделению функций. Мы приведем длин­
свинцовый гроб, который в свою очередь помещали в
ный отрывок (р.436, 437), который продолжит тему, затро­
деревянный ящик, тогда как его обычно невидимое по­
нутую Хейзингой, и наше дальнейшее рассмотрение шекс­
литическое тело по этому случаю выставляли напоказ,
пировского «Короля Лира», а также позволит нам глубже
используя куклу, снабженную помпезными регалиями:
persona jicta l 14 - кукла как олицетворение persona [и:­ понять гутенберговские мотивы Ренессанса:

ta - Dignitas l 15. Наше короткое отступление по поводу похоронных

церемоний, куклы и надгробий хотя прямо и не отно­
Разделение между частным и общественным Достоин­
сится к обычаям, связанным с английскими королями,
ством властителя, над обоснованием которого столетиями
все же приоткрывает для нас один важный аспект
трудились итальянские юристы, процветало также и во

Франции. Канторович цитирует слова (р.422) французского

проблемы «двух тел» - человеческий. Пожалуй, кроме
эпохи «поздней готики», западный человек никогда так
правоведа конца шестнадцатого века Пьера Грегуара (ко­
остро не сознавал различие между бренностью плоти и
торые так и просятся в комментарий к «Королю Лиру»):
бессмертием Dignitas, которое эта плоть должна была
«Величие Бога проявляется в Герцоге внешним образом,
представлять. Становится понятным, как могло случи­
для пользы подданных; но внутренне он сохраняет чело­
ться так, что юридическое крючкотворство, имевшее
веческую природу». А, как выразился выдающийся анг­
место в совершенно иной связи, в конце концов совпало
лийский юрист Коук, смертный король сотворен Богом, а с широко распространенными настроениями, и фикции,
бессмертный король - человеком. созданные воображением юристов, оказались близки

Фактически кукла короля на похорон ной церемонии чувствам масс, которые в эпоху Danses macabres, когда

в шестнадцатом веке стала не менее, а возможно, даже

их королевские Dignitas один за другим пустились в
пляску со смертью, вышли на поверхность. Юристы от­
более важной, чем само мертвое тело. У)Ке на похоронах
Карла VIII в 1498 г. - а в полной мере это проявилось в крыли, так сказать, бессмертие Dignitas, однако именно
благодаря этому открытию стала очевидной эфемерная
1547 г. на похоронах Франциска 1- покаэ куклы свя­
зывают с новыми политическими идеями того века, на­
природа его конкретного носителя. Не следует забы­
вать, что жуткое соседство разлагающегася трупа и
пример, как указание на то, что королевское Dignitas
никогда не умирает и что в образе покойного королев- бессмертного Dignitas, воплощенного в надгробных па­
мятниках, или резкий контраст между мрачной похо­

113 Наподобие короля (лстп.), - Прuм. пер. ронной процессией, идущей за трупом, и триумфаль-

114 Здесь: ненастоящая, вымышленная личность, маска (яат.).­

Прим, пер. 116 Живые картинки (фр.). - Прuм. пер.
115 (Королевское) достоинство (яат.). - Прuм. пер. 117 Триумфы (ит.). - Прим. пер.

182 183
 ным движением одетой в регалии куклы в конечном
счете вырастали из той же почвы, из того же интеллек­
туального и эмоциональногоклимата, в котором юриди­
ческие хитросплетения,касающиеся «двух тел короля»,
достигли своей окончательной формулировки. В обоих
случаях имелось смертное, сотворенное Богом тело,
подверженное, следовательно, «всем превратностям
Природы и Случая» и противопоставлявшеесядругому
телу, сотворенному человеком и потому бессмертному,
«абсолютно не ведавшему младенчества, старости и
других немощей».
Коротко говоря, ренессансный человек был погру­
жен в резкий контраст между воображаемым бессмер­
тием и действительной смертностью человеческого су­
щества, контраст, который эпоха Возрожденияс ее нео­
долимой тягой к увековечению индивида посредством
любого мыслимого tour de jorce l 18 , не только не умери­
ла, но даже усилила: такова была оборотная сторона
гордого завоевания земной aevum 1l 9 . В то же время, од­
нако, бессмертие - важнейший атрибут божественно­
сти, хотя и опошленный бесчисленными вымыслами, - цепция церкви как corpus Christi 12 1 «в конечном счете дала
похоже, стало утрачивать свою абсолютную или даже
воображаемую ценность: ведь если бессмертие не про­
являет себя в непрерывно повторяющихся новых во­
площениях, то это уже не бессмертие. Король не может
умереть, он не должен был умирать, чтобы не разру­
шить весь этот ворох вымыслов о бессмертии; и поско­
льку короли все-таки умирали, эти вымыслы несли им
утешение, обещая, что они не умирают, по крайней ме­
ре, «как короли». Сами же юристы, сделавшие так мно­
го для создания мифов о вымышленных и бессмертных
персонажах, рационализировали слабость своих созда­
ний. Шлифуя свои хирургические дистинкции между
бессмертным Dignitas и его смертным носителем и раз­
глагольствуя о двух телах, они вынуждены были при­
знать, что их персонифицированное бессмертное Digni-
tas было не способно действовать, желать, принимать
решения без слабого смертного человека, который брал
на себя Dignitas и все же должен был вернуться в прах.
118 Чрезмерное усилие (фр.). - Прuм. пер.
119 Бесконечность времени, вечность (лат.). - Прuм. пер.
184
Тем не менее, поскольку жизнь именно в перспекти­
ве смерти, а смерть сквозь призму жизни обретают яс­
ность и определенность, жизнелюбие грохочущего кос­
тями позднего средневековья кажется не лишенным не­
которой глубокой в своем роде мудрости. Оно сумело со­
здать философию, согласно которой фиктивное бес­
смертие обрело явленность в действительном смертном
человеке как его временном воплощении, тогда как
смертный человек обрел определенность в новом фик­
тивном бессмертии, которое, будучи, как всегда, сотво­
ренным человеком, не имело отношения ни к вечной
жизни в другом мире, ни к божественности, но привя­
зывалось к вполне земным политическим институтам.
Римские юристы также размышляли об «объектива­
ции» persona publica 120 властителя; известно, что римского
императора иногда именовали «общественным телом». Од­
нако ни греческие, ни римские прецеденты не дают ключа
к объяснению двух тел Короля. Как утверждает Канторо­
вич (р.505, 506), именно павликианская агрессивная кон­
«корпорациям» поздней античности философоко-теологи­
ческий толчок, которого им недоставало до времени Кон­
стантина Великого, и тем самым ввела это философское и
теологическое понятие в юридический обиход».
Как и любое позднесредневековое новшество, два тела
короля указывают на усиление визуального начала. В
1542 г. Генрих VIII обратился к совету следующим обра­
зом: «Наши судьи сообщили нам, что наше королевское по­
ложение никогда прежде не достигало такой высоты, как
во времена Парламента, в котором мы как глава и вы как
его члены связаны в единое государственное тело».
Органологическая идея мистического племенного един­
ства была лишь частично визуальной. Но усиление визуа­
льности, происходившеев эпоху Возрождения, «теперь по­
зволило Генриху VIII инкорпорировать Anglicana Eccles-
sia 122 , так сказать, corpus тysticuт1 2 3 его империи в сот-
120 Общественное лицо, маска (лат.). - Прим. пер.
121 Тело Христово (лат.). - Прuм. пер.
122 Англиканская церковь (лат.). - Прuм. пер.
123 Мистическое тело (лат.). - Прuм. пер.
185
pus politicuт1 2 4 Англии, главой которой он являлся как ко­ Изобретение книгопечатания укрепило
роль». Тем самым Генрих осуществил перевод невизуаль­
и расширило новую визуальностъ
ного в визуальное, идя в ногу с наукой его времени, кото­
рая решала задачу придания визуальной формы невизуа­ прикладиого знания, создав первый
льным силам. Но эта же трансформация устного слова в однотипный и воспроизводимый товар,
визуальное и была главным следствием книгопечатания.
первый конвейер и первую отрасль массового
А.С.Кромби в книге «СредневековаяИ ранняя современ­
ная наука» (Vol.II, р.103, 104) делает весьма интересное производства
утверждение:

~ Изобретение книгопечатания являет собой пример при­

Ныне многие ученые согласны с тем, что гуманизм
менения традиционного ремесленного знания к специфиче­
пятнадцатого века, зародившийся в Италии и распро­
ски визуальной проблеме. Аббат Пэйсон Ашер посвятил
странившийся на Север, прервал последовательный ход
развития науки. «Литературное возрождение» отвлекло десятую главу своей «Истории механических изобретений»

интерес от предмета и переключило его на литератур­ именно изобретению печатания. Там он пишет (р.238), что
ный стиль. Обратившись к античности, ее поклонники книгопечатание в большей степени, чем любое другое до­
отказались замечать научный прогресс, достигнутый на стижение, «является водоразделом между средневековой и
протяжении трех предшествующих столетий. То же не­ современной технологией ... Мы видим здесь тот же переход
лепое самодовольство, которое заставило гуманистов по­ к полю воображения, который ясно обнаруживает себя во
рицать их непосредственных предшественников за испо­ всем творчестве Леонардо да Винчи». С этого момента «во­
льзование латинских конструкций, неизвестных Цице­ ображение» все более и более оказывается связанным со
рону, и развернуть пропаганду, под обаянием которой
способностью визуализации.
вплоть до недавнего времени находились наши истори­
Механизация искусства письма была, по-видимому,
ческие представления, также позволило им заимство­
первым случаем сведения ручного труда к механическим
вать у схоластов без всякой признательности. Эту при­
операциям. Иными словами, это был первый случай пере­
вычку усвоили почти все великие ученые шестнадцато­
вода движения в ряд статических положений, так сказать,
го и семнадцатого веков, будь то католики или протес­
моментальных снимков или кадров. Книгопечатание в этом
танты, и понадобились исследования Дюгема, Торндай­
смысле имеет много общего с кино. При чтении печатного
ка и Майера, чтобы показать, что утверждения гумани­
текста читателю как бы отводится роль кинопроектора. Он
стов об истории нельзя принимать за чистую монету.
движется по ряду напечатанных букв со скоростью, позво­
Кромби допускает, что кое-какие результаты средневе­ ляющей ему воспринимать движение авторской мысли. Та­
ковой науки стали известны благодаря книгопечатанию. ким образом, читатель печатного текста находится в совер­
Однако не игнорирует ли он динамику развития позднес­ шенно ином положении по отношению к писателю, чем чи­

редневековой науки, устремленной к визуальной транс­ татель рукописи. Печатный текст постепенно сделал чте­
формации? Ведь перевод силы и энергии в визуальные ние вслух бессмысленным и ускорил акт чтения до такой
диаграммы и эксперименты - процесс, продолжавшийся степени, что читатель мог, так сказать, чувствовать «руку»

вплоть до открытия электромагнитных волн, - как раз и автора. Далее мы увидим, что печатный текст был не толь­
составляет существо современной науки. Сегодня визуали­ ко первой массово производимой вещью, но и первым одно­

зация идет на попятный, и потому нам легче распознавать типным и воспроизводимым «товаром». Конвейер движу­
своеобычность ее стратегии в эпоху Возрождения. щихся литер сделал возможным унифицированный и вос­
производимый (как в научном эксперименте) продукт, о
124 Политическое тело (лат.). - Прu.м. пер. чем в связи с рукописью нельзя было и помыслить. Еще

186 187
китайские печатники в восьмом столетии считали воспро­ зрения», столь естественный для читателя печатного тек­

изводимый характер оттиска «магическим» И использовали ста, есть не что иное, как продолжение авангардного пер с­

его как форму, альтернативную молитвенному колесу. пективизма пятнадцатого столетия:

Уильям Айвинз проделал тщательнейший анализ эсте­

Перспектива быстро стала существенной частью
тического воздействия эстампов и книгопечатания на чело­
техники изображений, создаваемых в целях обучения, а
веческое восприятие. В книге «Эстампы И визуальная ком­
затем и для других целей. Введение перспективы было
муникация» (р.55, 56) он пишет:
тесно связано с чисто западноевропейским стремлением

Каждое написанное или напечатанное слово - это к правдоподобию, которое является, по-видимому, ха­
ряд конвенциональных инструкций для про изведения в рактернейшей чертой европейского изобразительного
специальном линейном порядке мышечных движений, в искусства последующих веков. Третьим событием в
результате чего при правильном выполнении мы полу­ этом ряду было провозглашение Николаем Кузанским в
чаем последовательность звуков. Характер этих звуков, 1440 г. первого радикального учения об относительности
как и формы букв, определяются произвольными ре­ знания и континуальности, единстве противоположно­

цептами, которые указывают по договоренности доволь­ стей через переход и средние термины. Это было реши­
но свободно дефинированные классы мышечных движе­ тельным вызовом дефинициям и идеям, тормозившим
ний. Таким образом, любой напечатанный набор слов мышление со времени древних греков.

может в действительности произноситься бесконечным Эти явления: точно воспроизводимое изобразитель­

числом способов. Достаточно вспомнить о диалектах - ное сообщение, логическая грамматика репрезентации
кокни, нижний истсайдский, северный, георгианский, - пространственных отношений в изобразительных сооб­
не говоря уже о чисто индивидуальных особенностях. щениях и понятия относительности и континуальности

Это означает, что каждый слышимый нами произноси­ - никогда всерьез не рассматривались в сочетании

мый кем-то звук является всего лишь представителем друг с другом. Однако именно благодаря им соверши­
большого класса звуков, которые мы договорились счи­ лась революция как в дескриптивных науках, так и в

тать символически тождественными, пренебрегая име­ математике, на которой основывается физика. Наконец,
ющимися между ними различиями.
они имеют важнейшее значение для современной тех­
нологии. Об их воздействии на искусство уже говори­
Здесь Айвинз не только отмечает укоренение линей­
лось. Таким образом, эти явления были абсолютно но­
ных, последовательных навыков, но и - что еще более
выми, поскольку классическая практика и классическое
важно - указывает на визуальную гомогенизацию опыта в
мышление ничего подобного не знали (р.23, 24).
печатной культуре и уход в тень слухового и других чувст­
венных комплексов. Сведение опыта к единственному чув­
ству - визуальности - в результате появления книгопе­

чатания наводит его на мысль, что «от того, насколько точ­
но мы можем свести факты, на которых строим наши рас­
суждения, к кругу данных, получаемых через один
же чувственный канал, зависит правильность наших рас­
суждений» (р.54). Однако такой тип редукции, или сведе­
Фиксированная точка зрения, ставшая
возможной только с появлением печати,
и тот
кладет конец образу как пластическому
организму

ния всего опыта к масштабу одного-единственного чувства,

есть следствие воздействия книгопечатания на искусство, ~ Айвинз совершенно прав, когда указывает здесь на
науку, а также на чувственность человека в целом. Таким взаимодействие множества факторов. Однако социальные
образом, навык фиксированного положения, или «точки последствия внедрения печатной технологии удерживают

188 189
нас от того, чтобы говорить о взаимодействии и, так ска­ ляции визуального фактора в опыте 1 2 5 . Именно эта «фик­
зать, «формальной» каузальности применительно к нашей сированная точка зрения» лежала в основе триумфально­
как внутренней, так и внешней жизни. Печать сама воз­ го, но в чем-то разрушительного шествия Гутенберговой

можна в силу статического разделения функций и в свою

эпохи. Ценность замечаний Кепеша, приведенных в «Язы­
ке видения», заключается в том, что они помогают нам рас­
очередь формирует ментальность, которая постепенно от­
сеять широко распространенные недоразумения, связан­
казывается видеть действительность, кроме как через
ные с плоской, двухмерной, мозаической формой в искус­
призму специализации. Как пишет Дьердь Кепеш в книге
стве и опыте. В действительности двухмерность является
«Язык видению> (р.200):
противоположностью инертности, как указывал Джордж
фон Бекеши в своем исследовании о слухе. Дело в том, что
Литературное подражание природе, привязанное к
двухмерность порождает динамическую симультанность
фиксированной точке наблюдения, убило образ как пла­
восприятия, тогда как трехмерность - инертную и одно­
стический организм... Нерепрезентативное искусство
родную среду. Кепеш п~)Ясняет (р.96):
прояснило структурные законы пластического образа.
Оно восстановило образ в его первоначальной роли как
Художники раннего средневековья часто по многу
динамический опыт, основанный на свойствах чувств и
раз повторяли главный образ на одной и той же карти­
их пластической организации. Но оно оставило за бор­
не. Это делалось с целью представить все возможные
том смысловые моменты визуальных отношений.
отношения, в которые он был включен, а это можно бы­
ло сделать только посредством одновременного изобра­
Иными словами, в конце пятнадцатого века роль глав­
жения различных действий. Именно эта связность зна­
ной организующей силы художественного мышления стала
чения, а не механическая логика геометрической опти­
переходить к эксплицитному визуальному связыванию
ки и составляет важнейшую задачу репрезентации.
компонентов как вербального, так иневербального произ­
ведения. Кепеш приурочивает это эксплицитное визуаль­ Мы подходим к величайшему парадоксу Гутенберговой
ное связывание к «литературе» И усматривает в нем непо­
эпохи, который состоит в том, что ее кажущийся активизм
средственное проявление распада взаимодействия различ­
является в прямом смысле слова кинематографическим. В
ных свойств всех чувств. Он добавляет (р.200):
его основе - последовательный ряд статических снимков,
или «фиксированных точек зрения», сделанных в однород­
Образ стал «очищенным». Однако это очищение как
ной среде. Гомогенизация людей и материалов составит
бы забыло о том, что искажение и дезинтеграция образа
суть программы Гутенберговой эпохи, а также источник
как пластического опыта были обусловлены не репре­
благосостояния и силы, неведомой никакой другой эпохе и
зентацией смысловых моментов как таковых, а скорее
технологии.
господствующим понятием репрезентации, понятием

статическим, ограниченным и, следовательно, противо­

речащим динамической пластической природе визуаль­

ного опыта. Структура значения базировалась на том
же представлении, которое породило фиксированную
точку зрения в пространственной репрезентации, ли­
нейной перспективе и изображении штриховкой.
Непроизвольный и подсознательный характер этой ча­
стной, или «фиксированной, точки зрения» зависит от изо-
125 Однако тенденция визуального восприятия к «эксплицитно­
сти» И К отрыву от других чувств была отмечена уже в развитии
готического письма. И.А.Лоу замечает: «Готическое письмо чита­
ется с большим трудом ... Страница, написанная готическим пись­
мом, словно предназначена для того, чтобы на нее смотрели, а не
читали» (G.C.Crump and E.F.Jacob, eds., The Legacy о/ the Midd~e
Ages, р.223).

190 191
 mera оовсцга». Эту камеру можно было направить на
Естественная магия камеры-обсхуры пейзаж, улицу, сад. В этом случае люди, наблюдающие
предвосхитила Голливуд в превращении за движущимися в ящике образами, весьма напомина­
ют телезрителей.
зрелища окружающего мира
Приспособление стали использовать разного рода
в потребительский товар, упакованный маги для мистификаций,а также для того, чтобы просто

в рамку вызвать изумление. Оно стало развлечением для состо­

~ Обратимся к такому знаменитому изобретению и виду
развлечения эпохи Возрождения, как сатета obscura, кото­
рое имеет прямое отношение к визуальной переориента­
ции опыта. Эрик Барнув в книге «Массовая коммуникация»
ятельных людей по всей Европе.
К началу семнадцатого века художники во многих
странах использовали камеру-обекуру для решения
проблем с перспективой. Некоторые даже полагали, что
гораздо легче скопировать готовый двухмерный образ
камеры-обскуры, чем возиться с трехмерной реально­

(р.13, 14) дает замечательное краткое описание этого, так стью.

Следующий шаг напрашивался сам собой. Можно ли

сказать, аттракциона:
сохранить образ, чтобы сэкономить, таким образом, да­
В те дни, когда Германия дивилась Библии, отпеча­ же на работе художника? Эта идея витала в воздухе на
танной Иоганном Гутенбергом, другое изобретение при­ протяжении двух столетий, дожидаясь прогресса в хи­
ковало к себе всеобщий интерес в Италии. Оно казалось мической науке и ... спроса.
игрушкой, которая по началу не имела никакого видимо­
го отношения к распространению информации.
Это приспособление было описано в неопубликован­
ных заметках Леонардо да Винчи. Если в солнечный
Томас Мор предлагает проект моста через
день затемнить комнату, оставив лишь крошечное от­ бурную реку схоластической философии
верстие с одной стороны, то на противоположной стене
или другой поверхности появятся образы внешнего ми­
~ Поскольку мы дошли до границы между рукописным
ра: дерево, человек, проезжающая карета.
миром и миром книгопечатания, уместным будет сравнить
Принцип действия был подробно описан в книге
ряд важнейших черт этих двух культур. Наблюдения за
Джованни Батиста делла Порта «Естественная магия»,
эпохой рукописного письма помогут нам глубже разобрать­
опубликованной в 1558 г. А еще через несколько лет об­
ся в эпохе Гутенберга. Для начала обратимся к известному
наружилось, что линза, вставленная в отверстие, дела­
месту из книги Томаса Мора «Утопия»:
ет образ более отчетливым.
Группа людей в затемненной комнате, наблюдающая Он сказал: «Это то самое, что я говорил: у государей
за образами на стене, отбрасываемыми благодаря про­ нет места для философии». - «Конечно, - говорю я, -
резывающему тьму лучику света, была, вероятно, похо­ это правильно; не для той схоластической философии,
жа на группу кинозрителей. Правда, существовало одно которая полагает, что все, что угодно, подходит, где
отличие - образы были перевернуты вверх ногами. угодно. Но есть и другая философия, более пригодная
Вскоре вместо комнаты стали использовать ящик со для гражданина; она знает свое поприще и, принорав­
вставленной с одной стороны линзой, а с помощью зер­ ливаясь к нему, искусно и пристойно ведет свои роли в
кал образ отбрасывался на стеклянный экран, вследст­ той пьесе, которая у нее в руках 1 2 6 .
вие чего изображение снова переворачивалось с головы
Мор, который писал эти слова в 1516 г., хорошо пони-
на ноги.
Этот ящик, который по-прежнему ассоциировался с
комнатой, получил название «темная комната», или «са- 126 Мор Т. Утопия. - М., 1978. - С.158, 159.
192 193
 ~

мал, что средневековый схоластический диалог, носивший граф» и «телевидение», похоже, возникли иным способом,
устный и разговорный характер, был совершенно неприго­ чем слова, связанные с такими механическими формами,
ден для решения новых проблем крупных централизован­ как книгопечатание (типография) и кино (движущиеся
ных государств. На смену ему должен прийти новый способ картинки). Однако человеку шестнадцатого века было так
обработки информации - «искусный И пристойный». Ибо же нелегко объяснить смысл гутенберговского изобрете­
схоластическому методу была присуща симультанность и ния, как в наше время - принципиальное различие между

мозаичность, он был нацелен одновременно на множество телевидением и кинофильмом. Сегодня принято считать,
аспектов и уровней значения. В новую эпоху линейности что моэаический телеобраз имеет много общего с изобрази­
он стал бесполезным. Недавно вышедшая книга отца Онга тельным пространством фотографии. В действительности
«Рамус: метод и упадок диалога» всецело посвящена дово­ же между ними нет ничего общего. Как ничего общего не
льно темной проблеме, получившей теперь блестящее было между печатной книгой и рукописью. Тем не менее и
разъяснение. Его исследование трансформации поздней производитель, и потребитель печатного текста рассматри­
схоластики в визуальный «метод» В дальнейшем окажет вали его как прямое продолжение рукописного. Подобным
нам немалую помощь в понимании конфигурации событий же образом в девятнадцатом столетии появление телегра­
галактики Гутенберга. Во второй книге «Утопии» Мор так­ фа полностью революционизировало газету. Механическая
же демонстрирует ясное понимание процесс а гомогениза­ печатная страница скрестилась с новой органической фор­
ции, переживаемого поздней схоластикой в его время. Он с мой, которая изменила макет, а заодно политику и обще­
удовлетворением отмечает старомодность утопийцев: ство.

«Впрочем, насколько они во всем почти равны жившим в Сегодня с приходом автоматики, Т.е. применением элек­
старину, настолько далеко они не могут сравниться с изоб­ тромагнитной формы в организации производства, мы про­
ретениями новых диалектиков. Ибо они не изобрели ни од­ должаем относиться к новому органическому производству

ного-единственного, проницательнейшим образом проду­ так, словно имеем дело с тем же механическим массовым

манного правила об ограничениях, расширениях и подста­ производством. В 1500 г. еще никто не знал, как изучать
новках, которые повсюду здесь учат дети в "Малой логи­ рынок и распространять массово про изводимую книгу. Ее
ке"»127. продвижение на рынок осуществлялось по старым каналам

Укажем еще на два обширных исследования, посвящен­ распространения манускриптов. А всякий манускрипт как
ных переходу от рукописной культуры к печатной: «Появ­ ручное изделие продавался так же, как в наше время про­

ление книги» Февра и Мартена и «Книга пятнадцатого ве­ дают произведения «старых мастеров». Иными словами,

ка» Курта Булера. Эти три исследования (вместе с «Раму­ рынок манускриптов - это в основном рынок second-hand.
сом» Онга) позволяют совершенно по-новому осмыслить
события, сформировавшие галактику Гутенберга. Как не­
трудно догадаться, потребовалось немалае время для того, Рукописная культура не знала авторов
чтобы печатная книга стала восприниматься как нечто бо­
и публики в том смысле, в каком они были
льшее, чем просто машинописный текст, т.е. более удобный
и доступный вид рукописи. Такого рода переходное созна­ созданы печатной культурой
ние запечатлелось в таких словах и фразах нашего време­
ни, как «horseless carriage» (<<безлошадная карета»), «wire- ~ Мы уже говорили, когда обращались к исследованию
less» (радио; ДОСЛ.: «беспроволочная (связь)»), «ffioving-pic- Хайнала, о процессе создания книги в рукописной культу­
tures» (кино; ДОСЛ.: «движущиеся картинки»), Слова «теле- ре, однако вопрос об авторах и читателях книг мы не за­
трагивали. Необходимо хотя бы коротко его рассмотреть,
127 Мор Т. Утопия. - М., 1978. - С.209. поскольку именно категория авторства претерпела суще-

194 195
ственные изменения. И здесь нам не обойтись без ссылки пишет Гольдшмидт (р.88): «Совершенно очевидно одно:
на работу И.П.Гольдшмидта «Средневековые тексты и их приблизительно до 1500 г. люди не придавали такого зна­
первое появление в печати». Исследование привычек и чения точному определению авторства книги, которую они

процедур, связанных с авторством в условиях рукописной читали или цитировали, какое придаем ему мы. Мы нахо­

дим очень мало мест, где они вообще говорят об этом».

культуры, приводит его к следующим выводам (р.116):
Как ни странно, но именно потребительски ориентиро­
я пытался показатъ, что средние века по различным ванной культуре свойствен интерес к вопросу об авторстве
причинам и обстоятельствам не имели понятия автор­
и аутентичности. Рукописная культура как культура «сде­
ства в том смысле, в котором оно существует сегодня.
лай сам» была ориентирована на производителя и потому
Тот престиж и блеск славы, которыми обладает это по­
проявлял а заботу скорее оприменении произведенного,
нятие в нашем употреблении и которые заставляют нас
чем о его источнике.
смотреть на опубликовавшего книгу автора как на чело­
века, сделавшего шаг к величию, суть довольно недав­ Практика размножения литературных текстов,
ние приобретения. Не вызывает сомнения то, что сред­ сформированная книгопечатанием, произвела столь
невековых книжников не волновал вопрос о точном глубокие изменения в нашем отношении к книге и в на­
установлении авторов книг, которыми они пользова­ шей оценке различных видов литературной деятельно­
лись. С другой стороны, и сами писатели без всякого пе­ сти, что требуется определенное усилие исторического
дантизма относились к вопросу О заимствованиях и, ци­ воображения, чтобы отчетливо представить себе те
тируя, далеко не всегда указывали, что они <<цитиру­ условия, в которых создавались, приобретались и рас­
ют», умалчивая об источнике. Они проявляли нереши­ пространялись книги в средние века. Я должен попро­
тельность даже в том, чтобы недвусмысленно подписа­ сить читателя запастись терпением и внимательно про­

ться под тем, что однозначно принадлежало им.
Изобретение книгопечатания положило конец техни­
ческим обстоятельствам, порождавшим
между тем ренессансное движение сформировало но­
вые представления о литературной славе и интеллекту­
следить за ходом предлагаемых мной рассуждений, хо­
тя, на первый взгляд, они могут показаться очевидными
анонимность, и само собой разумеющимися. Вряд ли можно отрицать,
что при обсуждении проблем средневековой литерату­
ры упомянутые материальные условия слишком часто

альной собственности. улускались из виду, поскольку инерция мышления по­

буждает нас применять к средневековым писателям те

Книгопечатание дало толчок развитию индивидуализма же критерии ценности и поведения, которые сформиро­
и стремления к самовыражению в обществе. Оно способст­ вались в культурном сознании в совершенно иных совре­
вовало формированию привычек к частной собственности, менных условиях (р.89).
уединению и другим формам индивидуальной «замкнуто­
сти». Наконец, совершенно очевидно то, что печатная пуб­
В средние века не только не знали понятия частного ав­

ликация стала средством завоевания славы и увековече­

торства, свойственного более поздней эпохе книгопечата­

ния памяти о себе. Ведь до современного кино ни один дру­ ния, но и не существовало читающей публики в нашем по­

гой способ распространения образа частного индивида не нимании. Этот вопрос часто смешивают с вопросом о «рас­
мог сравниться с печатным изданием. Рукописная культу­ пространении грамотности». Но даже если бы грамотность

ра в этом отношении не могла предложить ничего сущест­
венного. Ренессансная мегаломания от Аретино до Тамер­
лана в значительной степени есть дитя книгопечатания,
которое создало физические средства расширения сферы
существования частного автора в пространстве и времени.
Напротив, для исследователя рукописной культуры, как
была всеобщей, в условиях рукописной культуры автор все
равно не имел бы публики. Подобным образом передовой
ученый в наши дни также лишен публики. У него есть не­
сколько друзей и коллег, с которыми он обсуждает свою
работу. Следует постоянно помнить о том важном моменте,
что рукописная книга медленно читалась и медленно обра-

196 197
щалась среди читателей. Гольдшмидт предлагает читате­ могли сохраняться, только будучи вплетенными в увеси­
лю (р.90) стые тома смешанного содержания. «Эти тома, включав­

постараться представить себе средневекового автора за шие в себя множество сочинений и, по-видимому, состав­
работой. Замыслив создание книги, он прежде всего со­ лявшие большинство книг в библиотеке, создавались не ав­
бирает материал и накапливает заметки. Он ищет книги торами и даже не переписчиками, а библиотекарями или
по родственным предметамг сначала в библиотеке свое­ переплетчиками (что часто было одним и тем же)» (р.94).
го монастыря. Если он находит нечто, что может ему Далее Гольдшмидт указывает (р.96, 97) на ряд других
пригодиться, он выписывает нужные главы на листах
обстоятельств допечатного производства и потребления
тонкого пергамента, которые затем будут храниться в
книг, в силу которых момент авторства оставался на зад­
его келье, дожидаясь своего часа. Если в процессе чте­
нем плане:
ния он находит ссылку на книгу, отсутствующую в его

библиотеке, он старается узнать, где он может ее до­ Том, содержащий двадцать различных сочинений
стать, что было весьма нелегким делом в те дни. Он спи­ десяти различных авторов, следовало внести в список
сывается с друзьями из других аббатств, известных под одним именем. Проблема, «что делать с девятью
своими богатыми библиотеками, пытаясь узнать о нали­ другими именами», целиком оставалась на совести биб­
чии копий, а затем долгое время ждет ответа. Значите­ лиотекаря. И если первым шел трактат Августина, то
льная часть обширной корреспонденции средневековых под именем Августина шел и весь том. Когда читателю
ученых состоит из такого рода запросов о местонахож­ нужно было посмотреть этот том, он спрашивал Авгу­
дении книг, о копиях книг, которые, по слухам, нахо­ стина, хотя интересующий его трактат - скажем, како­
дятся в месте пр ожив ани я адресата, о возможности го-нибудь Гуго Сен-Викторското - был пятым по счету.
одолжить книги в целях снятия копии ... Если же читатель обращался к знакомому в другом аб­
батстве с просьбой скопировать нечто, отмеченное им в
Труд автора до изобретения книгопечатания в значите­
прошлый визит, то он писал: «Пожалуйста, сделай ко­
льной степени напоминает построение мозаики:
пию стр. 50-70 в твоем "Августине"». И это вовсе не
Б наши дни, когда автор умирает, в его книжном означало, что пишущий не знал, что имя автора тракта­
шкафу мы находим его собственные напечатанные про­ та было не Августин. Но думал он так или нет, он исп­
изведения, которые он сам считал законченными. Они рашивал нужную книгу «ех Augustino». Б другой биб­
приобрели ту форму, в которой он намеревался пере­ лиотеке этот же текст, скажем «De duodecim abusivis»,
дать их потомкам. Совсем иначе мы смотрим на его ру­ стоял третьим в томе, начинавшемся, скажем, св. Кип­

кописи, лежащие в ящиках стола. Нам ясно, что он не рианом. Тогда тот же трактат указывался как «ех Сур­
считал их законченными и получившими окончатель­ папо». Это лишь один из важнейших источников «ав­
ную форму. Однако до изобретения книгопечатания это торских» атрибуций, в силу которого один и тот же
различие вовсе не было столь явным. И было совсем не­ текст указывался под различными именами.

легким делом определить, был ли тот или иной отрывок, Упомянем и другое часто забываемое обстоятельст­
написанный рукой автора, его собственным сочинением во, во многом способствовавшее путанице. Для средне­
или копией, сделанной с чужого произведения. Здесь векового ученого вопрос: кто написал эту книгу? - да­

следует искать корень анонимности инеоднозначного леко не обязательно и не в первую очередь подразуме­
авторства множества средневековых текстов (р.92). вал: кто сочинил эту книгу? Он мог Относиться к пере­
писчику, а не к автору. Пожалуй, такое встречалось да­
Коллективным мероприятием был не только, так ска­
же чаще, поскольку в любом аббатстве характерный по­
зать, монтаж частей книги. Библиотекари и пользователи черк брата, написавшего множество изящных книг, со­
книг также немало поучаствовали в их составлении, поско­ хранялся в памяти целых поколений,
льку малые сочинения, занимавшие несколько страниц,

198 199
 Средневековая книготорговля была ного И цельного корпуса знания, scientia de omni scibi-
li 129 , которое некогда было достоянием древних мудре­
букинистической торговлей и точным
цов. Что бы он с благоговением ни вычитывал в старой
подобием сегодняшней торговли книге, он воспринимал это не как чье-то личное утвер­

произведениями «старых мастеров- ждение, а как частичку знания, полученного некогда

одним человеком от другого, и эта цепь уходила в глу­

~ Начиная с двенадцатого века с развитием университе­ бокую древность (р.113).

тов в процесс создания книг включились студенты и их Не только те, кто пользовался манускриптами, пишет
преподаватели. По окончании студентами учебы эти книги Гольдшмидт, относились с совершенным безразличием к
вновь поступали в монастырские библиотеки: «Вполне ес­ хронологии авторства и к «точному определению личности

тественно, что именно те стандартные общепринятые учеб­ автора читаемой ими книги, но равным образом и автор,
ники, которые постоянно находились в пользовании уни­ записывая определенную информацию, вовсе не намере­
верситетов, и попали в печать на ранних этапах развития вался вызвать у будущих читателей интерес к своей пер­
книгопечатания, поскольку многие из них продолжали по­ соне» (р.114). Точно так же мы совершенно не интересуем­
льзова ться спросом и В пятнадцатом веке. Эти официаль­ ся автором таблицы умножения или частной жизнью уче­
ные университетские тексты не ставят перед нами ника­ ных. Подобным же образом обстояло дело, когда студент
ких проблем в отношении своего происхождения ... » (р.102). пытался «подражать» древним писателям.

далее Гольдшмидт добавляет: «Вскоре после 1300 г. более Пожалуй, уже достаточно было сказано о природе руко­

дешевая бумага начала вытеснять дорогой пергамент, и на­ писной культуры, для того чтобы осветить разительность
перемен в отношениях «автор-автор» И «автор-чита­
копление книг стало вопросом не богатства, а промышлен­
тель» после изобретения Гутенберга. Когда высокая крити­
ного развития». Тем не менее, поскольку студенты продол­
ка 130 конца девятнадцатого века пускалась в объяснения
жали записывать лекции, а «лектор продолжал диктовать
рукописной культуры читателям Библии, то представляла
книгу, с помощью которой он обучал свою аудиторию», со­
дело так, словно Библия носила завершенный характер. Но
хранилось большое количество таких reportata 128 , которые
здесь сказывалась иллюзия, связанная с практикой печат­
ставят довольно сложную проблему перед редакторами.
ных изданий Библии. В догутенберговские времена «изда­
Описанные Гольд шмидтом обстоятельства помогают
ния» Священного писания отнюдь не имели такого унифи­
уяснить масштаб Гутенберговой революции, сделавшей
цированного и гомогенного характера. Ибо книгопечатание
возможным производство унифицированных и воспроизво­
привносит в организацию человеческой чувственности
димых текстов:
прежде всего представление о гомогенности, которое начи­

Разумеется, для многих средневековых писателей ная с шестнадцатого века проникает в искусство, науку,

переход от роли «писца» К роли «автора» прошел неза­ промышленность и политику.

метно. Какой размер собственного вклада в «согласова�