Ребята, всем привет! Добро пожаловать на канал Russian Progress!

Сегодня у нас очень важный гость, это мой друг Марк,

и сегодня мы с ним запишем видео о нём.

Потому что Марк — очень интересный человек,

Марк у нас видеограф, Марк у нас предприниматель, путешественник,

и сегодня он нам расскажет свою историю.

— Марк, привет!
— Привет! Всем привет!

— Ну, прежде всего расскажи откуда ты, где ты родился?

— Родился в городе Абакан, это Республика Хакассия, Красноярский край, на

юге России...

На юге Красноярского края, точнее, да. В девяносто втором (92) году

родился, мне сейчас двадцать восемь (28),

родился в интересную дату...

— Я думал, тебе семнадцать (17).
— Ну да, из-за роста и миловидного лица мне четырнадцать (14) почти, в
общем...

Как же по порядку-то начать, да и чтоб интересно было?

— Да, расскажи нам в целом свою историю. Сразу выдам такой

примечательный факт, тизер,

Марк у нас очень интеллигентный и образованный человек, но он окончил

три класса [школы].

Вот, это такая штука, которая, ну...

— Специфическая...
— Специфическая, интересная. Вот, и Марк нам расскажет,

как так вышло, что он выбился, скажем так, в люди.

— В обычные люди, не надо!

Ну, здесь что, наверное, было ключевым фактором для именно вот

такого количества классов образования — семейные обстоятельства.

Там, у меня отец — очень маргинальный человек, и...

— То есть?

— Ну, необычное у него мировоззрение. Думаю, что такое очень...

Ну, странное, наверное. То есть он не признаёт

конформное наше образование, то есть обычное, общее образование.

И на тот момент он уже ясно давал понять,

вот когда я уже... перед тем как... перед уходом из школы,

что это не особо важно. И тут был такой момент, что

он же привёз ещё... Мы, в общем, из Абакана...

Там большая история, на самом деле, я не знаю,

как ты там будешь компоновать, как её рассказать,

чтобы это было гармонично, чтобы это монолитная история была,

потому что здесь очень много из контекста будет вырываться.

Но если быстро прям, экскурс такой в историю...

Родился в Абакане, там до семи (7) лет прожил.

Родители, когда начали разводиться, у меня был выбор,

они прям поставили мне выбор (меня перед выбором) — с отцом или с
матерью.

Мне, естественно, симпатизировало на тот момент больше с отцом.

Но в силу того возраста я ещё не понимал,

какой образ жизни ведёт мой отец.

А он был достаточно простой — собрал сумку и поехал,

собрал сумку и поехал, что-то не понравилось — поехал.

То есть он достаточно в таком, активном тандеме жил.

И получилось так, что мы сразу уехали из Абакана в Новокузнецк, Кузбасс,

там...

— Сколько тебе лет было?

— Вот как раз уже, по-моему, второй класс.

Восемь лет, получается. То есть, в семь лет пошёл [в школу].

Мы уехали в Новокузнецк, там сразу

отец как-то коммуникабельно очень договаривался...

Мы приходили, считай, без документов, без ничего,

у меня было только свидетельство о рождении.

Договаривался с директором в какой-то школе,

я уже не вспомню там, что за школа.

Там получилось два или три месяца у меня отучиться.

Но, поскольку я вот в этот период, когда нас сильно вот так штормило,

у меня не было постоянства в обучении,

я был, мне кажется, достаточно деревянный на тот момент.

И меня со второго класса вкинули опять в первый,

потому что, видимо, по мозгам я успевал только с малышами уже на тот

момент.

Потом меня обратно кинули опять сразу во второй.

То есть я быстро включился в программу,

и учителя сразу видели, что, ну, не место [мне там].

Перекинули во второй, и потом у нас что-то опять произошло...

А жили мы у цыган, снимали комнату в доме большом...

Получается, покуда там не была какая-то наркоразборка большая,

туда прям много цыган съехалось, и поножовщина какая-то была,

кому-то подкинули пакет героина, и там приезжала полиция...

Там был, в общем, такой вздор... Да, такой вздор большой.

— Ну ладно, это уже детали, давай...

— И нам пришлось бежать через окно ночью из этого дома,

потому что цыгане начали устраивать поножовщину. И мы выбежали в окно,

и так, получается, в этот же вечер решили уехать дальше,

на Запад, у отца была цель — в Москву.

Добирались мы... интересный такой... В нулевых был интересный такой

момент,

люди добирались на электричках, галопом так называемым.

То есть как бы берёшь, если тебе нужно на Запад, к примеру,

от пункта А до точки Б на электричке доезжаешь,

высаживаешься, это получается конечная для неё,

и отправная точка для какой-то другой электрички,

и вот так вот добираешься. Мы так добирались,

по-моему, на тот момент это было больше двадцати (20) дней.

Мы приехали в Москву, добрались,

там осень была, две тысячи первый (2001), или какой год?.. Или
двухтысячный (2000), не помню...

В общем, жили на площади трёх вокзалов: Казанский, Ярославский,

Ленинградский, по-моему.

Какое-то время отец там работал грузчиком,

потом переехали в Раменское,

и там я уже поступил в гимназию... Ой, то есть в начальную школу номер

девятнадцать (№19),

отучился... Опять меня взяли во второй, то есть опять вот эта вот вся история.

Так доучиваюсь включительно четвёртый,

третий ошибочно, четвёртый... То есть, четыре получается.

Но и то неполных, по-моему, потому что я ушёл,

потом пришёл на линейку в пятый, уже в гимназию,

тоже в девятнадцатую (19), там же, в Раменское перевели...

Отучился, по-моему, один месяц с горем пополам, и вот отец привозит брата
с Абакана.

Мы не знали, что он инвалид, потому что давно его не видели.

Я его видел в трёхлетнем-двухлетнем возрасте, для меня он был обычный

ребёнок.

А там [он] уже, получается, семилетнего пацана привёз,

и он прям вот недееспособен абсолютно, он сам себя не обслуживал.

Первая вот эта четверть, первый месяц пошёл,

я оставлял его дома, брата, у него случилась эпилепсия

в какой-то момент, удачно вышло, что я забыл сменку,

вернулся в квартиру — он в эпилепсии. Приезжает отец,

я ему рассказываю историю, в общем, мы понимаем, что мне нужно просто

не учиться.

Я ничего не потеряю. Просто работать, учиться и следить за братом.

Там был большой промежуток, где я работал,

там от дворника там... Я не знаю, ну, много-много прям...

И вплоть до того, что собирал бутылки, лазили по помойкам,

причём потом с отцом это делали.

То есть по ночам выходили по Раменскому, в Люберцы ездили, в общем,

Подмосковье.

Очень долгий период был, мы собирали какие-то вещи, обстирывали их,

чинили, я потом продавал их где-то на рынке, мы выкладывали там типа...

Постелили что-нибудь возле какого-нибудь там «Тысяча мелочей» магазина,

и...

Или просто по рынку бегал, что-то продавал... Вот.

Так вот и жили. Там был ещё длинный, наверное, период,

я не знаю, стоит там [или] нет рассказывать, подростковый, отроческий,

тоже достаточно витиеватый, там прям судьба шныряла,

что там было много городов: и Петербург, и Екатеринбург, и Красноярск...

— Да, это интересно, ты жил во многих разных городах России...

— Ну, по России, да.

— Вот расскажи, в каких ты больше всего жил, что это за города?

— Наверное, стоит больше отметить не конкретно город, в котором я жил,

и какой опыт у меня там был, потому что он достаточно эмпирический,

то есть просто мой личный опыт, а здания и ещё что-то — никому не

интересно,

а общественной деятельностью [я] в этих городах не занимался.

Поэтому, наверное, будет проще саму общую географию понять,

это от Петербурга, понятно, и до Владивостока.

Но в очень интересном ключе это было.

То есть мы, как я уже выше говорил, добрались

из Хакассии... Ну, считай, из Новокузнецка до Москвы на электричках,

а потом был очень большой трип затяжной:

из Петербурга до Владивостока так же, на электричках.

Это мы уже вот снова с отцом добирались,

я уже чуть постарше был...

— Такой трип по Транссибирской магистрали.

— Да, вся «транссибирка», получается.

Я вот помню все вот эти станции, которые вдоль...

И я вот сегодня мы только озвучили буквально,

вот эти вот, уже туда: Заамурка или Биробиджан там, это...

Ерофей Палыч, там Сковородино, да, вот в той стороне.

Суть в том, что на каждой из этих станций мы как будто проживали

маленькую жизнь,
потому что мы останавливались, и мы не могли сразу там куда-то двинуться,
поехать,

мы ждали. А покуда ждёшь как бы для выживания нужно двигаться.

Всегда нужно просто идти, и ты обязательно что-то найдёшь.

Либо какую-то копейку, либо какую-то бутылку, которую можно поднять там
сдать и так далее.

Либо на рынок зайти, ломаное печенье у кого-то спросить.

В общем, в этом суть, наверное, маргинальности ещё моего отца,

потому что взрослый человек с ребёнком ну вот в таком тандеме когда

живёт,

это ну, мягко говоря, необычно.

— Ну да.

И мы вот так проехали ровно за...

И это я считаю прям достаточно быстро...

Тридцать один (31) день. Получилось бы тридцать (30) дней,

если бы мы в одном месте очень сильно не ошиблись,

и не поехали... Мы поехали из Тюмени,

проехали двенадцатичасовой (12) путь на электричке,

или на каком-то прицепном вагоне, тогда, раньше были...

И затупили, на станции сели и опять уехали в Тюмень.

Вышли там, и мы были в полном разочаровании,

это для нас было какое-то прям крушение, потому что...

Отсутствие денег не даёт мобильности, и вот этот твой путь, он превращается

в вечность.

Потому что такое ощущение, что ты переходишь через какую-то, не знаю,

пустыню или через горнило какое-то. Это было сложно.

Отцу, наверное, тоже было сложно, как ответственность за него,

мне как ребёнку, потому что это ну...

Ну, это чудовищные условия были — мы спали стоя,

мы попадали в какую-то... В разные ситуации,

что с местными там людьми, которые были достаточно такого, хулиганского

наклона.

Либо с полицией, нас даже где-то часто там подозревали в чём-то,

нас задерживали, мы где-то там оставались, в каких-то...

Меня забирали в детскую комнату милиции, там...

Очень много всяких ситуаций, их сейчас хронологически сложно разложить.

Ну, в общем, вот этот большой путь был. Отец собирался уехать в Америку.

Ну, естественно, вместе со мной, через Владивосток,

якобы устроившись на корабль, и мы хотели так туда попасть.

Я, естественно, его грёзами-мечтами тоже жил, был пропитан,

мне это тоже казалось романтично,

казалось, что это великая цель, мы, как пилигримы, какую-то вершим
историю.

И вокруг всё, что происходило там,

у кого-то учёба, работа, ещё — мы... Ни отец, я думаю, ни я не видели.

Я своё будущее тоже даже в каких-то там мечтах не строил.

В принципе вот, в таком ключе долгое-долгое-долгое время жили.

И это были путешествия не только там с Запада там на Восток и обратно,

это и куда-то на Север выезжали, и ещё где-то — очень много мест было
разных.

Отметить какое-то из них сложно,

потому что либо это очень краткосрочное путешествие было, но ёмкое там
на истории,

либо долгосрочное, и оно было обычное, похожее там на обычную жизнь.

Вот, ну...
Компенсировал я вот отсутствие образования...

Компенсировал, наверное, в тот момент ещё, как я тебе раньше говорил,

что был дефицит знаний, мне казалось, потому что...

На тот момент я на школу смотрел, как на ресурс,

большой ресурсник, с которого можно тянуть знания, и потом их как-то

применять.

Ну, наверное, не факт, что это так.

Все там творческие, ещё какие-то люди, я в основном вижу, что они...

Ну как-то изначально в них это зерно уже посеяно было.

Ну а по поводу так, просто чтобы адаптивно жить, получить там...

Для меня единственное было — в армию сходить.

Восемнадцать (18) как мне сразу исполнилось, восьмого марта,

восемнадцать лет —
всё, я прям сразу пошёл в военкомат, и сразу меня определили,

поехал опять на Дальний Восток, приехав оттуда,

в общем, это вот постоянно такая вот ротация была.

Вот и получается, там отслужил, в девятнадцать (19) приехал опять...

Увиделся с матерью, десять лет с ней не виделся,

потому что мы с тех пор как уехали, я с матерью не виделся и не слышал [о

ней]...

Мне о ней рассказывали, что они меня искали через «Жди меня»
(телепередача) почему-то.

Потом нанимали каких-то агентов, тётя, там,

чтобы меня нашли, потому что мы просто пропали — и всё.

Ну и это не то было время там развития соцсетей... В общем,

был там полный треш по многим семейным именно обстоятельствам.

То есть начаток был семья, вот именно такой вот жизненный опыт,
потому что... Не знаю, делили ли они меня, или что-то там было,

отец осознанно это делал или нет... Не знаю.

Тут ещё если стоит добавить [или] не стоит — не знаю...

Тот факт, что отец из, получается, протестантской веры,

причём такой достаточно, на мой взгляд, ортодоксальной такой, западной,

чисто... Ну такая, проамериканская, даже...

И это тоже накладывает определённый отпечаток на стиль жизни,

потому что там проповедуется тоже такая свобода, вера,

это шаг... Шаг веры, и так далее и тому подобное...

Дальше... Почему я ещё про армию напомнил,

что мне нужен был... Я понимал, что мне нужны были просто документы,
бумажки,
и там было сложно, что мы вот как уехали — у меня было только
свидетельство о рождении,

и я до совершеннолетия, до восемнадцати (18) лет,

даже я отмечал восемнадцатилетие, по-моему, у меня паспорта не было

ещё.

Я почему и приехал в Абакан снова — чтобы всё это сделать, потому что
прописан у бабушки там был.

Вот увиделся с матерью, со всеми родственниками.

Меня успели положить в психиатрическую лечебницу,

потому что для того, чтобы пойти в армию, нужны характеристики, а у меня
их нет.

Я человек из ниоткуда. То есть меня официально нигде не числилось, меня

не было.

Естественно, для получения характеристик меня определяют в

нашу на Молодёжке в Абакане психиатрическую лечебницу.

Чтобы собрать на меня материал.

Как я себя веду в замкнутом пространстве или в обществе, я не знаю.

Армия в принципе похожа на это. Поэтому какие-то, наверное, смежные

такие условия.

В общем, недельку или там десять дней я пробыл там, там были свои какие-
то истории.

Далее вот, определили в армию, пришёл, получил загранпаспорт.

Первое, что я понимал,

поработав там грузчиком, ещё опять там где-то по найму,

не хочу работать на кого-то. Не хочу.

И долгое время... Ну и, опять же таки, отец поспособствовал...

Он как-то занимался торговлей в определённой сфере... В продажах, и...

Можно сказать, я влился в эту реку. Практически тут же ушёл от этого и начал
заниматься отдельно.

Но всё это у меня, считай, шло к тому, чтобы я занялся вплотную прям
путешествиями,
я знал, что все ресурсы буду тратить на это.

Для меня это было бы смежное — как и образование,

и практика языка, скорее всего, тут же,

потому что я знал, что не усижу где-то просто учить,

и лучше я буду в практике это делать. В общем, совмещать приятное с

полезным.

Ну и всё, и я достаточно тоже аскетично, но посмотрел ключевые, на мой

взгляд, достопримечательности.

Там и Азию коснулся, и Европу,

ну, единственное, вот Америка осталась там, я не знаю, Австралия, Канада...

Так много где по Европе [был], но это был прям промежуток в три или в
четыре года,

где я постоянно путешествовал и все средства вкладывал в это.

Но остался этим доволен, особенно на фоне сейчас локдауна.

Я понимаю, что я хотя бы могу жить этими воспоминаниями,

и очень сильно вижу, как многие люди сейчас начинают...

Как «запретный плод сладок» — начинают к этому тянуться.

Я к этому отношусь более-менее спокойно, потому что я...

— Уже попутешествовал...
— Какой-то да, какой-то уже момент был, того что...

Ну, как ты, в принципе я смотрю за тобой, как ты много путешествуешь, ну ты

больше даже...

Я, может, чаще там в одни и те же места, в какие-то полюбившиеся,

там на юге Италии там, или где-нибудь, я не знаю, Франции,

по России тоже много, естественно... Ну и вот.

Если вкратце — наверное, так.

Я не знаю, какая здесь будет общая интересная мысль вот всего этого.
— Дай какую-нибудь мысль!
— Ну, наверное, о конформном образовании.

Оно не особо так важно, если есть, наверное, интерес или желание

жить более-менее по-человечески. Ну, пользоваться этими благами, которые

есть...

Наверное, вот эти лишние шесть там семь лет, которые я бы учился,

я получил нормальный кик-офф, то есть у меня прям был пиночек такой,

в плане того, что явно ничего не приходит само,

явно нельзя жить по написанному сценарию,

будь то [сценарий] твоих родителей, будь то просто общественный.

Практически... Это, может быть, и работает, но работает в том плане, чтобы

надеть на себя пуховик, обувь какую-то, жить там в одном городе, иногда
куда-то выезжать,

может быть, но... Надо изначальный задел какой-то [иметь].

И, наверное, вот все эти ещё моменты...

Я думаю, что если бы я не ездил по России, не было бы вот таких трипов,

я бы, наверное, опасался бы, даже если бы была возможность, ездить в

одиночку куда-то в другие страны.

Может быть, не опасался, может быть, просто не приходило бы это в голову.

Это было бы бессмысленно. Но теперь я вижу, что именно

вся череда вот этих событий и ключевой, и за это спасибо отцу,

ключевой момент, что он меня убедил и прям спокойно подвёл к тому,

что в принципе наше образование общественное — это полная лажа.

Лажа в том плане, что оно даже хуже делает. Намного хуже.

Наверное, всё-таки лучше в семьях воспитываться, где лишний раз по жопе

получишь,

лишний раз заставят что-то сделать,

лишний раз там накажут за крошку какую-то на столе или ещё что-то.
Вот это — лучшее воспитание. Ну и с детства привыкнуть ножками,
ножками...

Бродить, ходить, искать, добывать... Наверное, лучше. Наверное, было бы

везде так лучше.

Меньше бы жалоб слышали. Хотя я человек нервный и психованный.

Я сейчас сожру твой микрофон, убери его. Всё, спасибо! До свидания.

— Спасибо большое, Марк!

Ну ты наговорил!

Меня уже шатает во все стороны!