С к о в о р о д н и к о в
>
О
экология
0
го
о
русского ЯЗЫКА
тз
0
д
1
5
0
785763 II 835649
mm СИБИРСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
SIBERIflfl FEDERAL UDIVERSfTY
Министерство образования и науки Российской Федерации
Сибирский федеральный университет
А. П. Сковородников
Монография
Красноярск
СФУ
2016
1
УДК 811.161.1
ББК 81.411.2
С440
Рецензенты:
С. В. Ионова, доктор филологических наук, Волгоградский государствен-
ный университет;
Н. И. Клушина, доктор филологических наук, Московский государствен-
ный университет им. М. В. Ломоносова;
Л. Б. Савенкова, доктор филологических наук, Южный федеральный уни-
верситет
Сковородников, А. П.
С440 Экология русского языка : монография / А. П. Сковородни-
ков. – Красноярск : Сиб. федер. ун-т, 2016. – 388 с.
ISBN 978-5-7638-3564-9
2
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ ............................................................................................... 6
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ ............................................................................. 8
Глава 1. К философским основаниям понятия и предметной
области лингвоэкологии .................................................................................. 9
1.1. Философия как методологическая база лингвоэкологии .................... 9
1.2. О предмете и дефиниции лингвоэкологии ........................................... 15
1.3. О разграничении понятий «экология языка», «экология речи»
и «культура речи» .......................................................................................... 18
1.4. Определение лингвоэкологии и ее предметных рамок ...................... 21
Некоторые выводы ......................................................................................... 30
Глава 2. Лексико-фразеологические утраты в языковом сознании
носителей современного русского языка и некоторые источники
его обогащения ................................................................................................. 32
2.1. О неоправданных лексико-фразеологических утратах ...................... 32
2.2. О выпадении церковнославянизмов из языкового сознания
носителей русского языка ............................................................................ 37
2.3. О сокращении лексического фонда выражения эмоций .................... 43
2.4. О так называемом устаревании слов ..................................................... 47
2.5. О значении богослужебного языка Русской православной
церкви для русского литературного языка и культуры ............................ 49
2.6. О так называемом языковом расширении ............................................ 58
Некоторые выводы ......................................................................................... 64
Глава 3. Проблема внешних заимствований ............................................. 66
3.1. Русские философы, деятели науки, писатели и журналисты
о проблеме иноязычных заимствований...................................................... 66
3.2. О причинах и следствиях синдрома иноязычных заимствований .... 72
3.3. О критериях приемлемости иноязычных заимствований.................. 78
Некоторые выводы ......................................................................................... 93
Глава 4. Проблема жаргонизации языка и речи ...................................... 95
4.1. О неоднозначности господствующих оценок процесса
жаргонизации русской речи .......................................................................... 95
4.2. Несколько слов в оправдание жаргонизмов ......................................... 98
4.3. О критериях экологичности/неэкологичности жаргонных
заимствований .............................................................................................. 105
4.4. О проблеме лингвоцинизмов ............................................................... 112
Некоторые выводы ....................................................................................... 124
3
Глава 5. О смысловой амбивалентности ключевых слов
современного российского политического дискурса ............................ 126
5.1. Об истинности значения слова ............................................................ 126
5.2. О семантическом рассогласовании ключевых слов
современного российского политического дискурса .............................. 132
Некоторые выводы ....................................................................................... 153
Глава 6. О смысловых манипуляциях с нациеобразующими
концептами ..................................................................................................... 155
6.1. Общее понятие о нациеобразующих концептах ............................... 155
6.2. Русские. Русскоязычные. Россияне ..................................................... 156
6.3. Народ/население .................................................................................... 164
6.4. Национализм .......................................................................................... 166
6.5. Национальная идея................................................................................ 174
6.6. Империя.................................................................................................. 179
Некоторые выводы ....................................................................................... 185
Глава 7. Языковая русофобия (лингворусофобия) ............................... 188
7.1. Общее представление о русофобии .................................................... 188
7.2. О языковой русофобии (лингворусофобии) ...................................... 199
Некоторые выводы ....................................................................................... 209
Глава 8. Русский язык и литература в сфере образования:
лингвоэкологический аспект ...................................................................... 210
8.1. Недомыслие или лингворусофобия? ................................................... 210
8.2. О русской литературе и ее неразрывной связи с русским
языком и национальным самосознанием.................................................. 216
8.3. О неоднозначности оценок социальной роли русской
литературной классики ............................................................................... 230
8.4. О борьбе «за» и «против» русского Слова ......................................... 235
Некоторые выводы ....................................................................................... 242
Глава 9. Мифы, символы, словесные ярлыки в контексте
лингвоэкологии ............................................................................................. 244
9.1. О мифах в контексте лингвоэкологии ................................................ 245
9.2. Символы в контексте лингвоэкологии ............................................... 257
9.3. Словесные ярлыки в контексте лингвоэкологии .............................. 274
Некоторые выводы ....................................................................................... 278
Глава 10. О творческом потенциале современного русского
языка ................................................................................................................ 281
10.1. О понятиях креативности и лингвокреативности........................... 281
10.2. О современной лингвокреативной практике
(на материале газетной публицистики) ..................................................... 291
4
10.3. Конфликт этического и эстетического в художественных и
публицистических текстах как проблема лингвоэкологии .................... 318
Некоторые выводы ....................................................................................... 327
Глава 11. О терминологической системе лингвоэкологии .................. 330
11.1. О процессе формирования лингвоэкологической
терминологии................................................................................................ 331
11.2. Потенциальные лингвоэкологические термины, созданные на
основе биоэкологических прототипов ...................................................... 345
Некоторые выводы ....................................................................................... 349
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ............................................................................................. 351
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ ........................................................................... 355
5
ПРЕДИСЛОВИЕ
6
2. Поскольку язык является коллективной собственностью наро-
да-языкотворца, я учитываю мнения не только профессиональных
лингвистов, но и непрофессиональных носителей русского языка,
озабоченных его судьбой. Множественность и однонаправленность
суждений таких людей о языке и определяет то, что обычно называют
социальным заказом, а также вектор этого заказа. Этим объясняется
значительное количество предъявляемых показательных цитирова-
ний.
3. По своей природе лингвоэкология аксиологична, так как глав-
ный решаемый ею вопрос: что в языке и речи экологично, а что не
экологично. В научном исследовании такая оценочность должна быть
объективной, то есть строиться на основе убедительного количества
достоверных фактов и логически безупречных аргументов. Я старался
последовательно соблюдать это непреложное правило. Но поскольку
русский язык – это мой родной язык и речь идет о его судьбе, я не мог
быть абсолютно бесстрастным аналитиком изучаемых фактов, что
обусловило известную долю допущенной мною публицистичности.
Надеюсь, читатель отнесется к этому с пониманием.
Выражаю глубокую благодарность моим уважаемым рецензен-
там, взявшим на себя труд прочтения моего не малого по объему тек-
ста, за конструктивные замечания и полезные советы; благодарю так-
же кафедру русского языка, литературы и речевой коммуникации и
руководство Института филологии и языковой коммуникации СФУ за
предоставленную мне возможность подготовить и опубликовать мою
книгу. Буду признателен всем, кто сочтет целесообразным высказать
о ней свое мнение в той или иной форме (skapnat@mail.ru).
А. П. Сковородников
7
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
8
Глава 1
К философским основаниям понятия
и предметной области лингвоэкологии
9
А. А. Бернацкая в статье «В поисках философии лингвоэкологии»
справедливо замечает, что путем обращения к истории философии
можно «наметить онтологические и методологические ориентиры
формирования философии формирующейся дисциплины “лингвоэко-
логия”» [Бернацкая 2014: 74]. Соглашаясь с этим, полагаем, что для
более или менее обоснованного решения такой актуальной задачи, как
определение контуров лингвоэкологической предметности и их основ-
ного наполнения, представляется целесообразным обратиться к фило-
софии, дающей общее видение мира, «на основе которого строятся ви-
дения частнонаучного характера как элементы более широкого цело-
го – философского осмысления реальности» [Кохановский 1999: 197].
В своих «Прелюдиях» В. Виндельбанд по этому поводу заметил, что
«в основе всех логических форм лежит идея связи частного с общим,
зависимости первого от последнего. Все наше познание состоит в со-
единении наиболее общего с наиболее частным при помощи промежу-
точных звеньев, создаваемых размышлением» [Виндельбанд 1904:
227–228]. Об этом же говорит и В. В. Розанов: «Будучи цельным миро-
воззрением, она (философия. – А. С.) может дать созерцание и того ча-
стного, что предстоит исследовать, потому что частное всегда отража-
ет в себе целое, имеет нечто аналогичное в своем строении и в своей
сущности с этим целым, никогда не может быть чем-то совершенно
разнородным с ним» [Розанов 2008а: 131]. Ср.: «Что же касается част-
ных наук, то философский метод, будучи примененным в комплексе с
другими методами, способен помогать им в решении сложных, фунда-
ментальных проблем, “участвовать” в их предвидениях. Важное значе-
ние имеет участие философии в создании гипотез и теорий» [Алексеев,
Панин 1998: 15]. С суждениями ученых Нового времени о роли фило-
софии совпадают и мысли древних мыслителей, выражаемые иногда в
образной форме: «Те, кто пренебрегает философией, занимаясь част-
ными науками, похожи на женихов Пенелопы, которые, добиваясь ее,
совокупляются с ее служанками» (Горгий Леонтинский, 483–375 гг. до
н. э.). Ср.: «Но что же может вывести на путь? Ничего, кроме филосо-
фии» (Марк Аврелий, 121–180 гг.).
Важно также учесть, что мы живем в эпоху всеобщей неста-
бильности, в том числе расшатанности языковых и нравственно-
поведенческих канонов, системы общечеловеческих и национальных
ценностей, а в такие периоды «идут интенсивные споры о языке.
Причем язык становится объектом не столько лингвистических ис-
следований, сколько философских дискуссий. Споры о языке неиз-
бежно становятся философскими спорами» [Елистратов 1998: 59].
10
Все сказанное выше делает не только целесообразным, но и не-
избежным обращение к философии при решении лингвоэкологиче-
ских проблем.
Опираться следует прежде всего на так называемую предпосы-
лочную функцию философии, которая понимается как «понятийная,
или категориальная, поддержка науки», обеспечение ее «определен-
ными содержательными представлениями, исходными тезисами»
[Ушаков 2005: 13].
Таким образом, перед нами стоит задача так прочитать фило-
софские тексты, чтобы увидеть в них глазами лингвиста основу для
определения статуса лингвоэкологии и обоснования или постановки
той или иной лингвоэкологической проблемы.
Полагаем, что выводы о предмете лингвоэкологии, сделанные с
опорой на суждения философов, должны быть основаны на так назы-
ваемой строгой аналогии, которая стремится к тому, «чтобы было
схвачено и выражено действительное, а не кажущееся сходство со-
поставляемых объектов. <…> Информация о сходстве должна быть
того же типа, что и информация, распространяемая на другой объект»
[Горский и др. 1991: 13–14]. Другими словами, лингвоэкологическая
интерпретация философского текста должна базироваться на принци-
пе онтологического изоморфизма общего и частного.
В этой связи уместно обратить внимание на то, что обращение к
философии помогает минимизировать роль субъективного фактора в
исследовании, поскольку, как заметил Л. И. Шестов, «убеждения,
столь необходимые в повседневной жизни, в философии допустимы
лишь условно. Величайшая прерогатива философии – это свобода от
убеждений, и без этой свободы вы никогда не проникните в мир сущ-
ности» [Шестов 1993: 268].
Заметим также, что под философами мы понимаем не только
профессионалов в этой области, но и известных мыслителей вообще,
в том числе выдающихся общественных и религиозных деятелей, пи-
сателей, ученых и т. д. Так, применительно к России следует иметь в
виду, что русская философская мысль выражается часто не только в
собственно философских работах, но и в художественных и публици-
стических текстах. Выдающийся русский философ XX века
А. Ф. Лосев пишет об этом так: «Среди русских очень мало филосо-
фов par excellence: они есть, они гениальны, но зачастую их прихо-
дится искать среди фельетонистов, литературных критиков и теоре-
тиков отдельных партий. В связи с этой “живостью” русской фило-
софской мысли находится тот факт, что художественная литература
11
является кладезем самобытной русской философии. В прозаических
сочинениях Жуковского и Гоголя, в творениях Тютчева, Фета, Льва
Толстого, Достоевского, Максима Горького часто разрабатываются
основные философские проблемы, само собой в их специфически
русской, исключительно практической, ориентированной на жизнь
форме» [Лосев 1991: 213–214].
Сходные мысли находим у В. В. Розанова: «И, нам думается, на-
сколько именно литература, а не школа и все школярское, есть дея-
тельно просвещающая сила в нашей стране, – русская “философия”
насколько она есть, есть (курсив Розанова. – А. С.) не в магистерских
и докторских диссертациях, этом невольном литературном приложе-
нии к устному университетскому экзамену, но вот в таких и подобных
этим маленьких, бесформенных, но полных “взрывчатости” книжках»
[Розанов 2008б: 151]. Ср. с аналогичными суждениями других извест-
ных ученых, например, А. С. Панарина [Панарин 2002: 222],
Ф. И. Гиренка [Гиренок 2012], В. В. Варавы [Варава 2013].
Для нашего исследования методологически значимой является
также мысль М. Минского о том, что метафоры и аналогии «дают нам
возможность увидеть какой-либо предмет или идею как бы “в свете”
другого предмета или идеи, что позволяет применить знание и опыт,
приобретенные в одной области, для решения проблем в другой об-
ласти» [Минский 1988: 291].
В связи со сказанным нельзя пройти мимо следующих раз-
мышлений И. А. Ильина: «Тот, кто желает исследовать познание
истины и установить, что есть верное знание предмета, – посвяща-
ет себя проблеме очевидности (здесь и далее курсив Ильина. –
А. С.) и приступает к теории познания; он должен осуществить и
накопить обширный и разносторонний опыт очевидности. <…>
Акт очевидности требует от исследователя дара созерцания и при-
том многообразного созерцания, способности к вчувствованию,
глубокого чувства ответственности, исследовательского сомне-
ния и вопрошания, упорной воли к окончательному удостоверению
и живой любви к предмету» [Ильин 1994: 500–501]. И далее: «Со-
зерцать значит приблизительно то же самое, что “наблюдать”; но
созерцание есть такое наблюдение, которое вчувствуется в самую
сущность вещей. Созерцание можно было бы условно охарактери-
зовать, как “воображение”; но только созерцать – значит взирать
интенционально; поэтому созерцание призвано вживаться в образы
мира или в объективный состав каждого предмета – ответственно
и сосредоточенно» [Там же: 543].
12
Этот «метод опыта очевидности», постулируемый философом,
обязывает лингвоэколога обеспечить количественную достаточность
и качественную достоверность собранных для исследования фактов,
как и их объективный анализ и оценку с точки зрения приемлемо-
сти/неприемлемости этих фактов, явлений и тенденций для языка как
такового и языкового сознания его носителя и творца – народа. По-
следнее обстоятельство обязывает исследователя выработать аксио-
логические критерии, соответствующие принципам объективности и
междисциплинарности (поскольку язык является системой, обслужи-
вающей все аспекты жизни социума). Этот метод опыта очевидности
предполагает, что определение лингвоэкологии и ее проблемного по-
ля, как и обоснование актуальности этой проблематики, должны опи-
раться на значительный массив суждений как специалистов-
лингвистов, так и представителей других профессий, озабоченных со-
стоянием русского языка и речи. Таких суждений много в лингвисти-
ческой литературе (см., напр. [Буряковская 2013: 322–323; Караулов
1995: 13–23; Костомаров 2012: 17–18; Васильев 2003: 119–126; Ва-
сильев 2010: 20–23; Сиротинина 2006: 5–14; Сиротинина 2011: 54–58;
Русский язык и культура речи 2002: 5–12; и т. д.]), причем тревожную
оценку состояния культуры русской речи, грозящего ущербностью
русскому языку, находим, естественно, и в литературе собственно
лингвоэкологического содержания (см., напр. [Савельева 1997; Хаза-
геров 2013; Юдина 2010; Соллогуб 2010; Ильинова 2010; Никонов,
Бианки 2011; Шаховский, Солодовникова 2013 и др.]). Что касается
публицистики, то в центральной прессе постоянно появляются статьи
и заметки о бедственном положении русского языка и русской лите-
ратуры. Приведем несколько выдержек из характерных газетных пуб-
ликаций, подчеркивающих разные аспекты общей проблемы и при-
надлежащие людям разных профессий: «…Чуткое ухо ученого, да и
просто любящего свой язык человека с горечью заметит идущую ны-
не варваризацию речи, ее огрубление и обеднение, искажение
смыслов и значений многих слов (здесь и далее выделено мной. –
А. С.)» (ЛГ. 2011. № 36); «Опасность, которую несет в себе глобали-
зация, многократно возрастает при “языковой болезни”, а она, на
мой взгляд, в нашем обществе налицо. Основные ее симптомы:
низкая культура речи, падение “языкового авторитета”, резкое
снижение языковой компетенции. <…> Небрежение нормой начи-
нает носить иногда характер демонстративный, а декларируемая сво-
бода речевого поведения выражается в отказе от каких-либо табу.
Ярким (но далеко не единственным) показателем этого является бес-
13
примерное расширение зоны употребления обсценной лексики»
(ЛГ. 2012. № 6); «Разрушение традиций классического образова-
ния, недооценка роли русского языка, русской литературы, рус-
ской истории в образовательном процессе <…> несет не только уг-
розу статусу России как интеллектуального и научного центра мира,
но и реально понижает его» (Завтра. 2012. № 24).
«Сейчас идет процесс разрушения единого культурного и язы-
кового пространства (вернее – культурно-языкового, если помнить
неразрывную связь языка и культуры), полифония превращается в ка-
кофонию, – пишет профессор МГУ им. М. В. Ломоносова В. В. Крас-
ных. – Не хочу никого пугать, но если этот процесс завершится, то
это приведет к краху страны как единого целого. Как целостного ис-
торико-, социо-, культурно-языкового образования, имя которому
Россия» (ЛГ. 2012. № 28); «Я 20 лет даю диктанты, но такого никогда
не видела, – пишет Анастасия Николаева, доцент кафедры стилистики
русского языка факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломо-
носова. – По сути дела, в этом году мы набрали инопланетян… Это
национальная катастрофа!.. ЕГЭ уничтожил наше образование на
корню. Это бессовестный обман в национальном масштабе… Дети не
понимают написанного друг другом. А это значит, что мы идем к
потере адекватной коммуникации, без которой не может сущест-
вовать общество» (МК. 16.11.2009); «Как заявил глава Комитета
Госдумы РФ по делам СНГ и связям с соотечественниками за рубе-
жом Леонид Слуцкий (фракция ЛДПР), “За последние двадцать лет
в мире число людей, владеющих русским языком, уменьшилось с
350 до 270 млн человек. Русский язык активно и целенаправлен-
но вытесняется не только из бывших союзных республик с их эт-
нократическими политическими режимами (разумеется, за ис-
ключением Республики Беларусь, но это исключение, лишь под-
тверждающее общее правило) – он активно вытесняется из меж-
дународной жизни вообще и из российской жизни в частности»
(Завтра. 2013. № 16). Журналист Леонид Радзиховский в статье «Гео-
лингвистика» пишет: «Русский язык – основное национальное дос-
тояние России. <…> Наша минимальная обязанность – хотя бы не до
конца растерять это богатство. Сохранить и передать хоть часть на-
следства русской культуры внутри страны» [Радзиховский 2008].
Владимир Толстой, советник Президента РФ: «Допущенное наступ-
ление на основу национальной идентичности – русский язык – стало,
пожалуй, самой большой ошибкой. В результате наши дети говорят
на чудовищной смеси жаргона социальных сетей и не вполне норма-
14
тивной русской лексики. Мы рискуем получить поколение информи-
рованных потребителей, лишенных богатства русского языка, неспо-
собных воспринять ничего из мировой и отечественной классической
культуры, презирающих и прошлое, и настоящее своей страны и не
связывающих с ней свое будущее. Возможно, именно так по чьему-то
замыслу должны выглядеть граждане мира, но подлинными гражда-
нами своей страны – России – они при этом точно не станут» [Тол-
стой 2013]. XVIII Всемирный русский народный собор в своем итого-
вом «Соборном слове», отметив ряд угроз государственному единству
России: конструирование квазиэтносов («поморский», «сибирский» и
тому подобные), псевдоисторических концептов, раскалывающих
русских, противопоставляющих их друг другу; ослабление русского
национального сознания, русской идентичности; отсутствие возмож-
ностей для полноценного этнокультурного развития русских; табуи-
рование самого слова «русский» в официальной риторике и государ-
ственном документообороте; неуместное противопоставление рус-
ской национальной и российской общегосударственной идентично-
сти, – призвал преодолеть допущенные ошибки, напомнил о «страте-
гической значимости русской культуры» и необходимости «всемер-
ной поддержки русского языка как родного для русских людей»
(выделено мной. – А. С.) [Соборное слово…].
Наконец, Президент России: «Повторю, забота о русском языке
и рост влияния российской культуры – это важнейший социальный и
политический вопрос» [Послание Президента… от 26 апреля 2007 г.].
Высказывания подобного рода можно продолжать цитировать,
как говорится, до бесконечности. Даже если считать, что в цитиро-
ванных текстах трагизм ситуации с русским языком несколько пре-
увеличен, социальный заказ на лингвоэкологию очевиден, и он обра-
щен и к лингвистам, и к государственным структурам, и к культурной
части общества в целом. А исследователям лингвоэкологической про-
блематики философия дает общую ориентацию для выполнения этого
заказа.
15
ского развития (см., напр. [Полухин 2009; Кравцов 2012; Потеряхина
2014; Соллогуб 2010; Никонов, Бианки 2011; Бернацкая 2014 и др.]),
что, естественно, отражается и в дефинициях лингвоэкологии (см.
[Сущенко 2011: 57–60]). Поэтому возникает вопрос: насколько оправ-
данно данное мной ранее такое определение лингвоэкологии, которое
включает не только проблематику защиты и сохранения языка, но и
его совершенствования и развития [Сковородников 1992, 1996,
2013а]. Для прояснения этого вопроса обратимся к философскому
тексту.
Мартин Хайдеггер в книге «На вершинах нигилизма», сочувст-
венно рассуждая о введенных Фридрихом Ницше ценностных поня-
тиях «сохранение» и «возрастание», пишет: «Ницше проясняет: цен-
ности по сущности своей – точки зрения, а потому одновременно все-
гда и условия сохранения, и условия возрастания. <…> Условием че-
го же служат ценности в качестве точек зрения, если в одно и то же
время они должны обусловливать и сохранение, и возрастание? Со-
хранение и возрастание характеризуют неотрывные друг от друга
основные тяготения жизни. Сущность жизни немыслима без же-
лания роста, возрастания. Сохранение жизни всегда служит воз-
растанию. Если жизнь ограничивается самосохранением, она де-
градирует» (выделено мной. – А. С.) [Хайдеггер 1993: 185].
Если это общее суждение о жизни, т. е. бытии, применить к ча-
стной сфере бытия – жизни языка, то логично заключить, что пред-
метная область лингвоэкологии должна включать в себя и аспект со-
хранения, и аспект возрастания, то есть развития, совершенствования.
Не лишним будет обратиться и к «Письму о гуманизме» Марти-
на Хайдеггера, а именно к его известной метафоре «Язык есть дом
бытия. В жилище языка обитает человек» [Хайдеггер 1998: 301]. Эту
метафору М. Хайдеггера можно развить и вывести такое следствие:
обитатель «дома бытия», homo loquens, и прежде всего лингвоэколог,
может ограничиваться бережением и охраной своего обиталища, а
может, как рачительный хозяин, прилагать усилия к совершенствова-
нию своего дома – языка, разумеется, с учетом специфики его онтоло-
гии и закономерностей функционирования.
Идея необходимости не только сохранения, но и развития по-
стулируется философами и для других сфер человеческой деятель-
ности. Так, С. Н. Булгаков в своей «Философии хозяйства» утвер-
ждает, что содержанием творческой хозяйственной деятельности че-
ловека является «защита и расширение жизни (выделено мной. –
А. С.), а постольку и частичное ее воскрешение» [Булгаков 1993:
16
131–140]. А Э. Фромм в книге «Революция надежды. Избавление от
иллюзий», говоря об изучении системы «человек», обращает внима-
ние на то, что «состояние благополучия человека можно объяснить
эмпирически и объективно, как и состояние его неблагополучия; ус-
ловия, способствующие благополучию, можно характеризовать точ-
но так же, как и те, которые ведут к неблагополучию как физическо-
му, так и умственному. <…> Мы должны взять в свои руки контроль
над экономическими и социальными системами, а воля человека, на-
правляемая его разумом и желанием быть оптимально активным,
должна привести к желаемым результатам» [Фромм 2005: 114–115].
Спрашивается, разве язык не одна из подсистем системы «человек»?
И если это так, то разве не имеет отношение к языку идея необходи-
мости контроля за этой подсистемой для ее сохранения и развития?
В наиболее обобщенном виде идея сохранения и развития всего су-
щего выражена в философии общего дела Н. Ф. Федорова в следую-
щих словах: «Природа у нас начинает не только сознавать себя, но и
управлять собою; в нас она достигает совершенства или такого со-
стояния, достигнув которого она уже ничего разрушать не будет, а
все в эпоху слепоты разрушенное восстановит, воскресит. Природа,
враг временный, будет другом вечным, когда в руках сынов челове-
ческих она из слепой, разрушительной силы обратится в воссозида-
тельную. Задача сынов человеческих – восстановление жизни, а не
одно устранение смерти (курсив Федорова. – А. С.). В этом – задача
верного слуги, задача истинных сынов Бога отцов, Бога Триединого,
требующего от Своих сынов подобия Себе, братства или многоедин-
ства» [Федоров 1994: 272].
Таким образом, философия, на наш взгляд, склоняет нас к при-
знанию целесообразности включения в целевую и предметную об-
ласть лингвоэкологии проблематики совершенствования языка и его
речевого воплощения, включая изучение и популяризацию языкового
творчества.
Такая точка зрения на содержание лингвоэкологии подтвержда-
ется и суждениями ученых о предмете и функциях социальной эколо-
гии, частью которой, по сути дела, является лингвоэкология. Так,
Л. А. Зеленов и его соавторы видят у социальной экологии четыре ба-
зовые функции: сохранение природы, восстановление природы, со-
вершенствование природы и защиту человека от пагубного воздейст-
вия природных явлений [Зеленов и др. 2008: 374]. Полагаем, что все
четыре функции социальной экологии, выделенные данными автора-
ми, органичны для лингвоэкологии и могут и должны найти свое
17
обоснование и практическое воплощение в лингвоэкологических ис-
следованиях.
Мысли философов и социологов подтверждаются суждением ав-
торитетного лингвиста-русиста, доктора филологических наук
Л. И. Скворцова, одного из зачинателей лингвоэкологического на-
правления в России: «В беспрерывном своем обновлении и развитии
русский язык и обогащается, и обедняется одновременно. В наши дни
охрана языка от порчи, искажения, стилистического снижения и ус-
реднения (нивелировки) перерастает в подлинно экологическую про-
блему – в заботу о формировании и поддержании здоровой, нормаль-
но развивающейся “языковой среды обитания”» [Скворцов 1991: 20].
Интересно отметить, что прокламируемые здесь задачи лингво-
экологии отчасти совпадают с академическим подходом к языку в са-
мом его зарождении. Так, созданное при Академии наук в 1735 году
«Российское собрание» было учреждено «для поощрения и усовер-
шенствования российского языка как в прозе, так и в стихах»; точно
так же и «Вольное Российское собрание» было основано в 1771 г.
«для исправления и обогащения Российского языка» [Успенский
1981: 12–13].
Некоторые выводы
Подводя итог всему сказанному в этой главе, можно сделать, по
крайней мере, такие выводы. Обращение к философским, лингвисти-
ческим, публицистическим текстам как источникам лингвоэкологиче-
ских идей позволяет:
1) определить лингвоэкологию как междисциплинарную науку с
доминирующим лингвистическим ядром и такими задачами, как со-
30
хранение и развитие языка, языкового сознания и, как следствие, здо-
ровья их носителей;
2) уточнить и расширить предметные рамки лингвоэкологии;
3) обосновать уже найденную наукой лингвоэкологическую
проблематику, а также наметить в этой научной дисциплине новые
проблемы и аспекты исследования;
4) предложить предварительное решение вопроса о разграниче-
нии таких понятий и соответствующих направлений научного поиска,
как экология языка, экология речи, культура речи;
5) утвердиться в наличии и актуальности мощного социального
заказа на лингвоэкологические исследования.
Завершая главу, замечу, что некоторые исследователи счита-
ют, что «важнее оценить практическую полезность и перспективы
некоторой теории или модели, чем углубляться в онтологические
дебаты относительно ее обоснованности» [Баксанский, Кучер 2004:
54]. С этой мыслью можно согласиться, если речь идет о теории или
научном направлении, которые обрели уже статус общепризнанно-
сти. Что же касается лингвоэкологии, то ей еще предстоит завер-
шить этап научной легитимизации и определиться в границах своей
предметности.
Теперь перейдем к рассмотрению наиболее актуальных частных
проблем лингвоэкологического характера с учетом их философского
обоснования.
31
Глава 2
Лексико-фразеологические утраты
в языковом сознании носителей
современного русского языка
и некоторые источники
его обогащения
Таблица 1
Количество правильных ответов Количество студентов
из 20 максимально возможных в каждой анкете
12 1
11 1
10 1
8 3
7 3
6 7
5 6
4 9
3 11
2 18
1 21
0 21
39
была буквально “пропитана” библеизмами, широкое распространение
которых в русском языке может быть подтверждено многочисленны-
ми примерами из художественных, публицистических и эпистоляр-
ных произведений.
Будучи весьма распространенной во всех сферах русской речи
до 1917 года, библейская фразеология значительно сократилась в
объеме и утратила былую употребительность за годы советской
власти, когда Библия находилась под запретом. <…> Естественно,
что подавляющее большинство людей, родившихся и живших в
советскую эпоху и получивших атеистическое воспитание и обра-
зование, не было знакомо с книгами Священного Писания»
[Там же: 7–8].
Драматизм ситуации еще и в том, что в так называемое постсо-
ветское время Священное Писание так и не допущено в школу не
только в виде Закона Божьего, но и в качестве компонента светского
филологического образования хотя бы в рамках программ по изуче-
нию русского языка и литературы. Поэтому неудивительно, что в
языковом сознании нескольких поколений бо́льшей части нашего на-
рода библейский компонент отсутствует.
Вернемся к показаниям словаря К. М. Дубровиной. Из 538 фра-
зеологических единиц устаревшими признаны 119. Все они иллюст-
рированы примерами из художественной литературы и публицистики.
Для большей показательности мы взяли только те фразеологизмы с
пометой «устар.», которые снабжены тремя и более речевыми иллю-
страциями из русской художественной литературы и публицистики
(в том числе – современной). Таких фразеологизмов 49. Вот примеры
некоторых из них:
• Во время о́но [во времена о́ны]: примеры из произведений
В. В. Жукова, В. В. Крестовского, М. Ю. Лермонтова, Д. В. Григо-
ровича, П. И. Мельникова-Печерского, Ю. С. Крымова, Н. С. Лескова,
А. П. Чехова (два), Ф. М. Достоевского.
• Возвышать [возвысить] голос: примеры из произведений
М. Ю. Лермонтова, В. Г. Короленко, Ю. Н. Лебединского, газеты
«Сегодня».
• Все в руце Божией: примеры из произведений В. Ф. Тен-
дрякова, Ю. П. Германа, В. С. Шефнера, газеты «Правда».
• Геенна огненная: примеры из произведений П. И. Мель-
никова-Печерского (два), А. П. Чехова, И. И. Гарина, Ю. П. Германа,
В. Еременко, В. Славянина, А. Н. Островского, газет «Трибуна» и
«Правда».
40
• Гроб повапленный [гробы повапленные]: примеры из про-
изведений В. Г. Белинского, Г. И. Успенского, В. И. Ленина,
М. Ю. Лермонтова, Н. Карташева, газет «Петербургский Час Пик» и
«Итоги».
• Египетская работа [египетский труд]: примеры из произве-
дений С.Т. Аксакова, А. А. Марлинского, А. П. Чехова (два),
Ф. А. Абрамова.
• Как птица небесная [Божия]: примеры из произведений
М. Ю. Лермонтова, Д. Н. Мамина-Сибиряка, Н. Д. Телешова,
Н. С. Лескова.
• Медь звенящая, кимвал бряцающий [звенящий, звуча-
щий]: примеры из произведений В. Г. Белинского, В. А. Жуковского,
М. Е. Салтыкова-Щедрина, А. С. Пушкина, Ив. Иванова, В. В. Еро-
феева.
• Ныне отпущаеши: примеры из произведений М. Е. Сал-
тыкова-Щедрина (три), А. И. Герцена, В. В. Маяковского, В. В. Еро-
феева.
• Грех тебя [меня, его, ее, нас, вас, их] возьми [побери, дери,
подери]: примеры из произведений А. С. Грибоедова, А. Ф. Пи-
семского (два), М. А. Шолохова.
• Раб Божий [раба Божья]: примеры из произведений
А. С. Пушкина (два), И. Шульженко, М. Е. Салтыкова-Щедрина,
П. А. Вяземского, журнала «Огонек».
• Хамово отродье [племя]: примеры из произведений
А. Ф. Писемского, И. С. Тургенева, А. И. Эртеля, А. П. Чехова,
А. С. Грибоедова, К. Г. Паустовского.
• Чающие движения воды: примеры из произведений
В. Г. Белинского, М. Ю. Лермонтова, А. М. Герцена, М. Е. Сал-
тыкова-Щедрина (два), В. В. Стасова, Д. Н. Мамина-Сибиряка,
А. А. Соколова.
Особенно удивляет отнесение к устаревшим фразеологизма
«Ныне отпущаеши», который известен миллионам верующих как
начало «Песни Симеона Богоприимца», вошедшей в состав молитв
всех основных христианских церквей: «Ныне отпущаеши раба
Твоего, Владыко, по глаголу Твоему съ миромъ…». Важно также
отметить, что помету «устар.» в этом словаре получают главным
образом фразеологизмы, имеющие в своем составе церковносла-
вянскую лексику и/или грамматические формы, а также то, что в
состав устаревших фразеологизмов попали такие прецедентные
высказывания, как «заповеди блаженства», составляющие суть
41
учения Иисуса Христа: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, об-
рати к нему [подставь ему] и другую [и левую]; Блаженны миро-
творцы, <ибо они будут наречены сынами Божиими>; Блаженны
нищие духом, <ибо их есть Царство Небесное>» [От Матфея свя-
тое… 1991].
Трудно представить, что люди, владеющие полнофункциональ-
ной (элитарной) речевой культурой, не знают и не употребляют упо-
мянутых выше фразеологизмов. Скорее всего, помета «устар.» часто
(в том числе и в данном случае) является показателем деградации
языкового сознания большой (скорее всего – бо́льшей) части русскоя-
зычного социума, а также свидетельством недооценки категории пол-
нофункциональной речевой культуры как ориентира в деле повыше-
ния языковой и речевой культуры общества.
Спрашивается, почему такие фразеологизмы считаются уста-
ревшими? В указанном словаре пояснений на этот счет нет. По-
видимому, понятие «устаревшей» языковой единицы ориентировано
не на высококультурную часть социума, т. е. на представителей пол-
нофункциональной речевой культуры, а на носителей ее низших
страт, которые, как пишут В. Е. Гольдин и О. Б. Сиротинина, все «в
большей или меньшей степени “ущербны” с точки зрения возможно-
стей полноценного и творческого использования языка» [Гольдин,
Сиротинина 1997: 414].
Обнаруженная фразеологическая лакуна в языковом сознании
молодежи объясняет одну из причин, почему это поколение не чи-
тает классическую литературу: язык этой литературы для нынеш-
него молодого поколения стал чужим и малопонятным, причем в
области не только фразеологии, но и книжной лексики в целом. Об
этом свидетельствует следующий эксперимент, в котором участво-
вало 106 студентов первого курса институтов гуманитарного про-
филя. Студентам было дано задание составить осмысленные вы-
сказывания с десятью словами и выражениями из романа
Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» (книга 5, глава «Вели-
кий инквизитор»): горние силы, пред престолом Божиим, в конце
времен, аутодафе (автодафе у Достоевского), небытие, пренеб-
речь хлебом земным для небесного, вытерпеть крест свой, акри-
ды, всемирность соединения людей, антропофагия. Результаты
эксперимента отражены в табл. 2.
Всего было получено 285 правильных ответов из 1060 возмож-
ных, что составляет 26,9 %. В пересчете на пятибалльную систему –
1,3 балла, что соотносится с результатами первого эксперимента.
42
Таблица 2
Слова и выражения Количество высказываний
с правильно употребленными
словами и выражениями
горние силы 13
пред престолом Божиим 58
в конце времен 24
аутодафе (автодафе) 2
небытие 41
пренебречь хлебом земным для небесного 56
вытерпеть крест свой 62
акриды 0
всемирность соединения людей 28
антропофагия 1
47
на языковые предпочтения представителей массовой культуры, то
есть весьма многочисленных носителей среднелитературного типа
речевой культуры [Сиротинина 2012: 713], из языкового сознания ко-
торых ушли или уходят прежде всего слова редко употребляемые, а
также слова стилистически маркированные, главным образом –
книжные. Это неудивительно при нынешнем падении читательской
культуры и ухудшении преподавания русского языка и литературы в
средней школе.
Очень убедительно рассуждает об устаревании слов писатель
Андрей Битов: «Умирают слова, прекрасные, русские, за неупотреби-
мостью <…>. Беднеет словарь с утратой и исчезновением тех под-
робностей, для которых когда-то язык находил достойные их слова,
но еще хуже, если утрачивается сама способность понимать и пости-
гать написанное, когда обедненный язык начинает идти на поводу у
им же воспитанного читателя» [Битов 2009: 30]. Далее он приводит
проникнутую иронией «Аннотацию-1979» на «Словарь эпитетов рус-
ского литературного языка» (М., 1979), из которой приведу без ком-
ментариев несколько выдержек: «Из 28 эпитетов к слову ДОМ ус-
тар. – три: отчий, добропорядочный, честный. Причем допропорядоч-
ный дом даже больше, чем “устар.”, − он “устар. и шутл.”»; «Устар.
МИР – благодатный, благодетельный, благополучный, блаженный.
Устар. МИР – неправедный и святой. РАДОСТЬ устарела: и быстро-
течная, и забывчивая, и легкокрылая, и лучезарная, и лучистая, и даже
нищенская, но и – святая. Зато ПЫТКА не устарела никакая – ни дья-
вольская, ни зверская, ни изуверская, ни инквизиторская, ни лютая,
ни средневековая, ни чудовищная» [Там же: 114‒115].
По-видимому, проблема устаревших слов – своего рода «черная
дыра» лингвистической теории и практики, а ссылки на демократиза-
цию речи, звучащие всякий раз, когда обнаруживаются языковые ут-
раты или массовые нарушения литературной нормы, не более чем эв-
фемизм, прикрывающий снижение речевой культуры социума.
Таким образом, мы наблюдаем процесс вымывания из языкового
сознания значительной части нации нужных для полноценного обще-
ния и когниции слов, оборотов и соответствующих смыслов, а это
уже травма не только речи, но и языка, так как происходит омертве-
ние его существенной части. Чем это грозит, объясняет также фило-
софия. Цитирую фрагмент работы Н. С. Трубецкого «Европа и чело-
вечество»: «Культура в каждый данный момент представляет из себя
сумму получивших признание открытий современного и предшест-
вующих поколений данного народа. <…> Этот общий запас культур-
48
ных ценностей, иначе говоря, инвентарь культуры, для успешного
дальнейшего развития должен передаваться путем традиции, то есть
всякое молодое поколение должно усваивать, путем подражания
старшим, культуру, в которой выросло предшествующее поколение и
которую это поколение, в свою очередь, получило от своих предше-
ственников. Для каждого поколения полученная таким путем тради-
ции культура является исходной точкой дальнейших открытий, и это
обстоятельство является одним из непременных условий непрерывно-
сти и органичности развития культуры» [Трубецкой 2003: 706–707].
Удивительно и поучительно, как эти утверждения философа
совпадают с мыслями о русском языке выдающегося русского поэта
Осипа Мандельштама: «Столь высоко организованный, столь органи-
ческий язык не только – дверь в историю, но и сама история. Для Рос-
сии отпадением от истории, отлучением от царства исторической не-
обходимости и преемственности, от свободы и целесообразности бы-
ло бы отпадение от языка. “Онемение” двух, трех поколений могло
бы привести Россию к исторической смерти. Отлучение от языка
равносильно для нас отлучению от истории (выделено мной. –
А. С.). Поэтому совершенно верно, что русская история идет по кра-
ешку, по бережку, над обрывом и готова каждую минуту сорваться в
нигилизм, то есть в отлучение от слова» [Мандельштам 1994: 396].
56
православной службы – значит, душа нездорова. “Непонятно” – это
приговор, выносимый Евангелием современной цивилизации, а не
констатация “болезни” и “отсталости” Церкви» [Дьякон Андрей Ку-
раев 2006: 122].
Деградация языковой личности нашего среднестатистическо-
го современника особенно заметна в сфере этических понятий и
соответствующей лексики, генетически часто восходящей к цер-
ковнославянскому языку, его моделям и элементам. Так, в пило-
тажном эксперименте с 40 студентами 1 курса был предложен сле-
дующий список из 60 книжных слов-существительных, обозна-
чающих моральные качества человека, для выявления степени их
употребительности: аморальность, благоговение, благодать, бла-
го, благодарность, беспристрастность, благородство, бездухов-
ность, бескорыстие, верность, воздержание, взаимопомощь, вос-
питанность, грех, греховность, грехопадение, добродетель, дос-
тоинство, духовность, добросовестность, застенчивость, ис-
кренность, искупление, кротость, моральность, миролюбие, миро-
воззрение, милосердие, незлобивость, нестяжание, нравствен-
ность, ответственность, откровенность, покаяние, почитание,
почтительность, праведность, преображение, правдолюбие,
правдивость, раскаяние, святость, сердечность, скромность,
служение (не служба!), смирение, совестливость, созерцание, со-
зидание, сострадание, сопереживание, справедливость, самоот-
речение, самосовершенствование, целомудрие, человечность, чело-
веколюбие, чистосердечность, честность.
В результате оказалось, что наибольшее затруднение для испы-
туемых (треть и более информантов) составили слова, выражающие
абстрактные этические понятия и в большинстве своем восходящие к
церковно-религиозным текстам: бездуховность, воздержание, грехов-
ность, грехопадение, добродетель, духовность, искупление, кро-
тость, моральность, миролюбие, незлобивость, нестяжание, покая-
ние, праведность, святость, сердечность, служение, совестливость,
созидание, самоотречение, целомудрие.
То, что слова церковнославянского происхождения бывают сти-
листически незаменимы в контекстах интеллектуальной прозы, науч-
ной и публицистической, можно экспериментально проверить на та-
ком примере. Вот отрывок из статьи доктора философских наук
А. Водолагина «“Вечное возвращение” Андрея Белого»: «На подъеме
“медитативного творчества” Андрей Белый чувствовал себя пережи-
вающим себя шаром, “многоочитым и обращенным в себя”, способ-
57
ным ненадолго покидать свое “физическое тело”, прорываясь в над-
природную, метафизическую реальность, выходя “из истории в на-
дысторическое”» (ЛГ. 2016. № 32–33). В этом тексте А. Водолагин
процитировал фрагмент текста А. Белого, в котором использовано
церковнославянское слово «многоочитый» (см. [Полный церковно-
славянский… 1993: 311].). А вот фрагмент текста А. Белого, в кото-
ром употреблено это слово: «…я – скиф; в мир созвучий родился я
только что; ощущаю себя в этом новом, открывшемся мире – пережи-
вающим шаром, многоочитым и обращенным в себя; этот шар, этот
мир есть мой рот, звуки носятся в нем…» [Белый 2010: 29]. Если в
этих текстах, при всех их индивидуальных различиях относящихся к
интеллектуальной прозе, заменить слово «многоочитый» на его рус-
скую окказиональную кальку «многоглазый» или на описательный
оборот «имеющий много глаз», оба текста понесут существенный
ущерб именно как тексты элитарной интеллектуальной прозы высо-
кого книжного стиля.
58
стилистической и этической норме, эстетическая приемлемость; а
также полноценное преподавание русского языка и литературы в
начальной, средней и высшей школах; широко и грамотно органи-
зованная пропаганда лингвоэкологических идей и культуры рус-
ской речи в СМИ; выпуск научно-популярной литературы лингво-
экологического содержания в достаточных объемах, доведенных
до массового потребителя) ряд предлагаемых А. И. Солжени-
цыным слов, отсутствующих в толковых словарях современного
русского языка (например, в [Большой толковый… 1998; Толковый
словарь… 2011]), мог бы заинтересовать лексикографов, не говоря
уже о писателях, журналистах и других профессиональных комму-
никаторах и просто людях, придающих большое значение культуре
речевого общения. Приведем несколько таких слов из словаря
А. И. Солженицына, сопровождая некоторые из них своими крат-
кими комментариями.
Авосничать и авосник (при наличии в толковых словарях слов
«авось» и «авоська»). Думается, что это вполне приемлемое с точки
зрения указанных условий пополнение лексического арсенала русско-
го разговорного языка.
Ангелонравный (при наличии в толковых словарях существи-
тельного «ангел» и прилагательного «ангельский»). В высоком стиле
это слово могло бы лаконично передавать смысл словосочетания «об-
ладающий ангельским характером (нравом)».
Ахинейный (при наличии в толковых словарях «ахинея»). По-
полнит ряд таких общелитературных слов, как бессмысленный, вздор-
ный, нелепый, бредовый, – разговорным и оценочным синонимом.
Баюкаться с кем-либо (при наличии в толковых словарях
«баюкать»), с учетом его яркой образности, пополнит синонимиче-
ский ряд таких глаголов, как возиться с кем/чем, миндальничать с
кем, нянчиться с кем/чем, цацкаться с кем/чем.
Бедовать (как стилистический синоним к «бедствовать») и его
однокоренные слова – избедоваться (в смысле «известись, бедуя»),
отбедовать (в смысле «закончить бедствовать»), бедоносный
(в смысле «приносящий беду»).
Безбожничать (при наличии в толковых словарях «безбожие»,
«безбожник» и «безбожный») – закрывает семантическую лакуну:
«проявлять себя безбожником».
Безгласие (при наличии в толковых словарях «безгласный») –
как существительное-коррелят прилагательного безгласный (в зна-
чении «слишком робкий, не выражающий своего мнения»).
59
Этот ряд мотивированных коммуникативной целесообразностью
заимствований из «Русского словаря языкового расширения»
А. И. Солженицына можно продолжить.
В контексте идеи языкового расширения интересно сопоставить
словообразовательные гнезда одного и того же слова в толковом сло-
варе современного русского языка (напр. [Толковый словарь… 2011])
и в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля
[Даль 1955]. Возьмем слово «дом». В словаре В. И. Даля находим, к
примеру, кроме других, такие производные от «дом», как домашник
(домашнее платье), домашничанье (домашние занятия), домиться
(селиться, обустраиваться домом), домоблюстительство (смотрение
за домом), домоблюститель, – ница (смотритель, управитель, домо-
хранитель), домовод (хозяин, домострой, т. е. хороший управитель),
доможил (нанимающий дом), доморачительство (забота о порядоч-
ном хозяйстве), доморачитель, -ница [Даль 1955: 465–467]. Этих слов
в толковых словарях современного русского языка нет, по-видимому,
как устаревших. Но ведь эти слова, если учесть их семантику, могли
бы пригодиться и сейчас, если бы не оскудело русское социальное
бытие, а за ним и его отражение в русской национальной ментально-
сти и слове. Поскольку традиционная семья у нас почти разрушена,
дом как ее обиталище потерял свою многогранную значимость. А
ведь дом и семья – это краеугольные камни того сакрального понятия,
которое обозначается словом Отечество. Это нетрудно заметить, об-
ратившись хотя бы к таким текстам: «Что можно противопоставить
уничтожению основ нашего существования? Вспомним про дом.
Дом – самая прозаичная и самая поэтическая вещь на свете. <…>
Дом – образ обжитого и упорядоченного мира, ограниченного стена-
ми от безбрежного пространства хаоса» (Киселев А. Пути России //
Москва. 1991. № 5. С. 166); «Дом – колыбель культуры, цивилизации,
краеугольный камень государства. <…> В доме исток кровных чело-
веческих связей. Основа семьи. То заветное, чем жив человек. Пока
стоит дом, нетленно искусство, нерушимы государства, не осиротели
дети, а взрослые не превратились в зверей. Если прорваны все рубе-
жи, если враг на улице и смерть за углом – ничего еще не потеряно.
Люди Дома, люди Долга выйдут на улицы и отбросят врага. Восста-
новят стены. Возродят страну. Сегодня мы лишены всего. Великой
державы, внушающей миру почтительный трепет. Социальной и пра-
вовой защиты. Лишены сострадания и понимания “просвещенного
человечества”. Лишены наших собственных иллюзий и надежд. Од-
ного отнять не смогли – Дома. И поэтому всего важнее понять, какой
60
ценностью мы обладаем, какой силой наделяет человека это древнее
как мир слово: Дом» (Казинцев А. Дом и дорога // Наш современник.
1992. № 1. С. 181).
Отдельного рассмотрения заслуживает возможность реанимации
в качестве функционирующих единиц слов и фразеологизмов церков-
нославянского языка, особенно в сфере этических понятий. Значи-
тельные возможности для заполнения лексических лакун, в том числе
и прежде всего этического порядка (этико-речевой компетенции),
может предоставить, например, «Полный церковно-славянский сло-
варь» Григория Дьяченко (М., 1993). Возьмем, например, такие слова:
«Благолюбивый – любящий добро»; «грехолюбивый – поползно-
венный ко грехам»; «грехоочистительный – очищающий от грехов»;
«душеводец – духовный вождь, руководитель ко спасению»; «душе-
губительный – погубляющий душу»; «душепитательный – питаю-
щий душу»; «душерастлитель – растлевающий душу, соблазнитель»;
«лжебрат – тот, который по наружности кажется друг, а внутри нена-
вистник»; «мечтанный – являющийся в мечтах»; «смысловидец –
податель смысла, разума»; «тайновидец – открывающий тайны»;
«терпеливомудрый – сопровождаемый мудрым терпением», «здра-
воносный – подающий, восстанавливающий здоровье», «злотвор-
ный – наносящий зло, причиняющий неприятности» и др. Как прави-
ло, в словарях современного русского языка такого рода словам либо
нет заменителей, либо есть близкие по значению слова (в том числе
синонимы), от которых церковнославянские слова отличаются каким-
либо оттенком значения или стилистической коннотацией. Например:
«христоподобный – подобный жизнью или подвигами Иисусу Хри-
сту», «цветный – имеющий яркий цвет», «саморучно – собственной
рукой» (руками), «равноименованный – нарицающийся одним име-
нем с другим»; «достоподражаемый – достойный подражания»; «са-
мочинник – тот, который поступает по своевольству» (при наличии в
словарях современного русского языка слов «самочинный», «само-
чинность», «самочинствовать», «самочинство»); «прекословный –
любящий возражать» (при наличии в словарях глагола «прекосло-
вить»); «женонравный – имеющий женский нрав» (не равноценно
слову «женоподобный», которое характеризует не нрав, а внешность);
«ратоборец – ратник, подвижник» (по сравнению со словом «ратник»
ратоборец – слово высокого стиля с семантическим оттенком героиз-
ма); «хитрословесный – искусно говорящий, красноречивый» (для
современного языкового сознания будет иметь семантический отте-
нок лукавства); «запинательный – служащий препятствием, поме-
61
хой» (по сравнению с такими словами, как «мешающий», «препятст-
вующий», обладает качеством образности, изобразительности); «чре-
вобесие – объядение, обжорство», как и «ядоглаголивый – злоречи-
вый», пополняют соответствующие градационно-синонимические ря-
ды компонентами, обладающими большей интенсивностью отрица-
тельно-оценочной коннотации. Словом, достаточно очевидно, что
приведенные слова способны обогатить семантически и/или стили-
стически лексический состав современного русского языка.
Большой список таких слов, словосочетаний и фразеологизмов,
вошедших в русский литературный язык под влиянием славянского
«Апостола» и «Откровения» Иоанна Богослова, дан в [Верещагин
2000: 170–173]. Читателю нетрудно будет убедиться в том, что значи-
тельная часть представленных в этой книге слов вышла из активного
употребления, по крайней мере, молодой части российского социума.
А между тем многие из этих слов и стоящих за ними понятий пред-
ставляют собой большую смысловую, и прежде всего этическую,
ценность, например: добродетель, воздержание, благочестие, брато-
любие, плодоносный, радение, ревнитель, сердцеведение, дерзновение,
единодушие, искупление, попечение, послушание, суесловие, таинст-
во, тленный, тщета, упование и многие другие.
В значении евангельских текстов для лексико-
фразеологического обогащения русского литературного языка можно
убедиться, обратившись к тем высказываниям, словосочетаниям и
именам, которые стали интертекстуальными. Только в одном Еванге-
лии от Матфея мы находим: глас вопиющего в пустыне; ловцы чело-
веков; нищие духом; алчущие и жаждущие правды; отверзать уста;
чистые сердцем; нечистый дух; труждающиеся и обремененные; по-
рождения ехидны; горчичное зерно; бремена тяжелые и неудобоно-
симые; мерзость запустения; великая скорбь; скрыть (зарыть, зако-
пать) талант свой; тридцать сребреников; отделять овец от коз-
лов; блаженны миротворцы; радуйтесь и веселитесь; соль земли;
свет мира; ни одна йота; геенна огненная; от лукавого; примирись с
братом твоим; будьте совершенны; как власть имеющий; плачь и
скрежет зубов; гробы повапленные (окрашенные – А.С.); умыть ру-
ки; близко, при дверех; слепые вожди слепых; предоставьте мерт-
вым погребать своих мертвецов; не вливают вина молодого в мехи
ветхие <…>, но вино молодое вливают в новые мехи; по вере вашей
да будет вам; овцы, не имеющие пастыря; жатвы много, а делате-
лей мало; мир дому сему; отрясти прах от ног своих; будьте мудры,
как змии, и просты, как голуби; ученик не выше учителя, и слуга не
62
выше господина своего; нет ничего сокровенного, что не открылось
бы, и тайного, что не было бы узнано; не бойтесь убивающих тело,
души же не могущих убить; не мир, но меч; блажен, кто не соблаз-
нится; кто имеет уши слышать, да слышит; всякое царство, разде-
лившееся само в себе, опустеет, и всякий город или дом, разделив-
шийся сам в себе, не устоит; кто не со Мною, тот против Меня;
кто не собирает, тот расточает; дерево познается по плоду; от из-
бытка сердца говорят уста; видя не видят, и слыша не слышат; со-
бирают плевелы и огнем сжигают; нехорошо взять хлеб у детей и
бросить псам; врата ада не одолеют; берегитесь закваски фарисей-
ской; какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе
своей повредит?; воздастся каждому по делам его; много званых, но
мало избранных; кесарево кесарю, а Божие Богу; кто возвышает се-
бя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится; ос-
тавляется вам дом ваш пуст; не останется здесь камня на камне;
восстанет народ на народ и царство на царство; во многих охладеет
любовь; претерпевший же до конца спасется; жнешь, где не сеял, и
собираешь, где не рассыпал; дух бодр, плоть же немощна; все, взяв-
шие мечь, мечем погибнут; Ирод; Иуда; Голгофа.
Все эти обороты, хотя и нечасто, встречаются в современных
качественных публицистических текстах, в том числе и в трансфор-
мированном виде. Но среднестатистический читатель по незнанию
своему их не замечает и, естественно, не употребляет в своей речи.
Только представим себе, какой ущерб нанесен речевой культуре и
языковому сознанию нашего народа, если из этого сознания выпала
хотя бы половина выявленных прецедентных текстов, в чем вряд ли
можно сомневаться. И как важно реанимировать в сознании носите-
лей русского языка это языковое богатство.
Тезис о языковой реанимации утраченных слов и фразеологиз-
мов, сохраняющих актуальность для нашего времени, находит кос-
венную, опосредованную религиозной идеей труда воскрешения,
поддержку в философии Н. Ф. Федорова, который христианство по-
нимает «как религию дела, призывающую не только к духовной,
нравственной, социальной, но и к онтологической активности (вы-
делено мной. – А. С.). Научное знание и преобразовательное действие
включаются в «работу спасения», служа преодолению смерти…»
[Новицкая 2015]. Н. Ф. Федоров, понимая воскрешение как «обраще-
ние прошедшего в настоящее, в действительное» [Федоров 1994: 58],
писал: «Природа в нас начинает не только сознавать себя, но и управ-
лять собою; в нас она достигает совершенства или такого состояния,
63
достигнув которого она уже ничего разрушать не будет, а все в эпоху
слепоты разрушенное восстановит, воскресит. <…> Задача сынов че-
ловеческих – восстановление жизни, а не одно устранение смерти»
(курсив Федорова. – А. С.) [Там же: 272]. Опору нашим рассуждениям
находим также у немецкого философа О. Розенштока-Хюсси: «На-
званные некогда имена – это та часть нашего будущего, на которую
указали наши предшественники. Наше прошлое является наполовину
прахом, а наполовину оно – уже созданная часть нашего будущего»
[Розеншток-Хюсси 1997: 17].
Мне могут возразить, что реанимация слов невозможна, так как
язык развивается по своим собственным имманентным законам. Ду-
маю, что мысль о независимости языка от социума – его носителя и
творца – является укоренившимся преувеличением. Мне представля-
ется более адекватной метафора В. Г. Костомарова, согласно которой
«по теории взаимодействий – это “союз всадника и коня”, в котором
язык – средство общения людей, а люди – средство развития языка.
Оба одинаково важны, пока люди не сознают первичность своей ро-
ли: конь все-таки поскачет, куда велит всадник, хотя и упрямится ос-
таться в стойле. <…> Сомневаться в возможностях людей нельзя, ес-
ли вспомнить воздействие на язык изобретенных ими письменности,
книги, печати, которые революционно изменили коммуникативную
жизнь общества и устройство самого языка» [Костомаров 2012:
13‒14]. Добавим к этому в качестве поддерживающего аргумента за-
мечательный исторический факт возрождения древнееврейского
классического языка – иврита.
Некоторые выводы
1. Современная языковая ситуация в России характеризуется ут-
ратой значительной частью русскоговорящего социума, главным об-
разом молодыми поколениями, большого количества слов и фразео-
логизмов книжного, особенно церковнославянского, происхождения,
что усиливает опасность языкового разрыва поколений, а также сни-
жает, в массовом случае, коммуникативные и когнитивные возмож-
ности россиян. Такое положение возникло вследствие снижения
уровня филологического образования и продолжающегося многие де-
сятилетия запрета на изучение в средней школе Библии и, соответст-
венно, церковнославянского языка. Это, в свою очередь, ведет к
ущербному преподаванию литературы и русского языка, прежде всего
в начальной и средней школе. И этим отчасти объясняется резкое
64
падение читательской культуры и невостребованность русской лите-
ратурной классики. Все это делает невозможным полноценное овла-
дение русской речевой культурой.
2. Особенно большая лакуна в языковом сознании россиян
возникла в области лексики и фразеологии, обозначающей этиче-
ские понятия и понятия эмоциональной сферы человека. Этот факт
является, с одной стороны, отражением, а с другой стороны, одной
из причин отмечаемой многими моральной деградации нашего об-
щества. В свете сказанного особое значение приобретают такие от-
ветвления лингвоэкологии, как этическая лингвоэкология и эмотив-
ная лингвоэкология.
3. Сказанное выше ставит в повестку дня необходимость уточ-
нения понятия «устаревшие слова» на основе лингвоэкологического
подхода, а также создание технологии реабилитации и реанимации
тех слов и фразеологизмов, которые «выпали» из языкового сознания
носителей русского языка, но представляют определенную семиоти-
ческую ценность.
4. Очевидно, что преодолеть тенденцию лексико-фразеологи-
ческих утрат невозможно в краткие сроки и какими-либо ограничен-
ными публичными акциями. Для кардинального решения вопроса не-
обходимо серьезное изменение государственной языковой политики
как в сфере массовых коммуникаций, так и (особенно) в области фи-
лологического образования на всех его ступенях. Положительную
роль в исправлении создавшейся кризисной ситуации может сыграть
и Русская православная церковь, если не соблазнится идеей перевода
Библии и богослужебных текстов на современный русский бытовой
язык и вместе со светской общественностью добьется включения в
школьную программу Библии как выдающегося явления литературы
и краткого курса церковнославянского (старославянского) языка как
одной из главных основ русского литературного языка.
5. Нашему обществу, прежде всего его руководящей части, не-
обходимо понимание того, что языковые утраты и снижение уровня
языкового сознания и речевой культуры народа составляют угрозу
для национальной безопасности России.
65
Глава 3
Проблема внешних заимствований
Некоторые выводы
1. Совокупность фактов прагматически не мотивированных ино-
язычных заимствований и их оценок, взятых в диахронии, свидетель-
ствует о том, что длящийся во времени синдром этих заимствований
объясняется не только влиянием моды, но и архетипической особенно-
стью русской национальной психологии с ее тяготением к такой «сво-
боде духа», которая порождает ментальную беспочвенность, доходя-
щую до самоотрицания. Это объясняет устойчивость болезни и труд-
ность ее преодоления, что обязывает лингвоэкологов совместно с дру-
гими гуманитариями искать, а государство и общественные институты
внедрять технологии, задающие моду на национальное во всех сферах
жизни: коммуникативно-языковой, образовательно-воспитательной,
семейной, культурообразующей, информационной и др. Кроме того,
необходима разработка и предъявление Государственной думе лингво-
экологически адекватного Закона о русском языке.
2. Лингвоэкология должна предоставить государству и обществу
выверенные критерии определения экологической приемлемости
иноязычных заимствований. Обобщая суждения разных авторов и
свои соображения на эту тему, можно сказать, что на данном этапе
такими критериями экологичности заимствований (то есть критерия-
ми их мотивированного употребления и включения в систему русско-
го литературного языка), по-видимому, могут быть: онтологическая
необходимость заполнения предметно-семантической лакуны; функ-
циональная (в том числе стилистическая) оправданность; отсутствие
93
полной дублетности в отношении уже существующих в системе языка
слов; точность выражения понятия; эстетическая приемлемость (бла-
гозвучность, удобство произношения, соответствие звуковой системе
русского языка, отсутствие эстетически сомнительных ассоциаций);
этичность (соответствие этико-речевым нормам); хотя бы относи-
тельная узуальность (достаточно высокая частотность употребления
носителями полнофункционального типа речевой культуры); слово-
образовательная продуктивность. Полагаем, что обсуждение этого
списка специалистами будет способствовать его уточнению и позво-
лит наметить иерархию этих критериев по степени их экологической
значимости.
3. Серьезным подспорьем в деле оптимизации процесса ино-
язычных заимствований был бы регулярный выпуск серии словарей
иноязычных заимствований с соответствующими лингвоэкологиче-
скими комментариями и рекомендациями. Этим могла бы заниматься
лингвоэкологическая комиссия под эгидой Российской академии на-
ук, например Института русского языка им. В. В. Виноградова РАН,
или общественной организации, например Общества российской сло-
весности.
94
Глава 4
Проблема жаргонизации языка и речи
95
рет начало именно в профессиональных жаргонах», в целом процесс
жаргонизации оценивают отрицательно, как «опускание планки лите-
ратурной речи», как «люмпенизацию» современного письменного
языка, его огрубление и «процесс разрушения необходимого водораз-
дела между книжными и устно-бытовыми типами речи» [Козырев,
Черняк 2012: 61–62]. Причем среди примеров негативного использо-
вания жаргонизмов приводятся высказывания с такими словами, как
разобраться (в значении «выяснить отношения, наказать и тем самым
навести порядок (разг.)»), разборка (в значении «разбирательство,
выяснение отношений, ссора, драка»), упертый (в значении «упря-
мый, очень несговорчивый»), рулить (в значении «руководить»), вы-
рулить (в значении «выйти из сложной ситуации») (см. [Большой
словарь русской разговорной… 2004: 523, 518, 636; Мокиенко, Ники-
тина 2001: 516, 116]), которых нет в словарях современного русского
литературного языка, но которые широко используются не только в
разговорной, но и в публичной речи. Л. В. Савельева рассматривает
жаргонизацию русского литературного языка и речи как одно из ос-
новных нарушений «лингвоэкологического баланса сегодняшнего
дня», как «резкое подавление естественного этноисторического фона
нашего высокоразвитого литературного языка», которое ведет к его
«декультурации и вульгаризации» [Савельева 1997: 41, 56]. Причем
интересно отметить, что среди негативных примеров встречаются та-
кие слова и обороты, как вкалывать, подельники, халява, вешать
лапшу на уши, качать права, которые, будучи по происхождению
жаргонными, широко используются в современной не только разго-
ворной, но и публицистической речи. Впрочем, в отношении такого
слова, как беспредел, она замечает, что «такая обычная для современ-
ной речи сочетаемость, как царит беспредел, ценовой беспредел, пол-
ный беспредел, свидетельствует об отрыве данного слова от лагерного
жаргона …» [Там же: 59]. Н. Е. Петрова и Л. В. Рацибурская, отмечая,
что в СМИ «жаргонная лексика является одним из наиболее эффек-
тивных средств экспрессивного выражения оценки» [Петрова, Раци-
бурская 2011: 57], в то же время пишут: «…использование ненорма-
тивной лексики, представителями которой являются жаргонизмы и
арготизмы, приводит к негативным последствиям. Вульгаризация га-
зетно-публицистического стиля не только сказывается на интеллекту-
альной планке газетных жанров. Она копируется неискушенными
гражданами, особенно молодыми, и отрицательно действует на их ин-
теллект и нормы общения» [Там же: 63]. «Среди других отклонений
от стилистических норм литературного языка наиболее заметным яв-
96
ляется использование разного рода жаргонизмов. <…> но беда в том,
что эта лексика (лексика молодежного и профессионального жарго-
нов. – А. С.) вырвалась за рамки обсуждения вопросов преступности и
стала употребляться (что, впрочем, весьма знаменательно) в языке
политики» [Горбаневский и др. 1999: 173]. Далее приводятся примеры
со словами облом, мочить, наехал, обули и кинули [Там же: 173]. «За-
конную тревогу вызывают хлынувшие в нашу речь, в публичные вы-
ступления, в парламентский речевой обиход элементы старого воров-
ского арго. При этом они однообразно и назойливо используются для
простого “оживления” текста, например: качать права (курсив авто-
ра цитируемого текста. – А. С.), перекрыть кислород (кому-л.), бес-
предел (правовой, ценовой, рыночный и т. п.), соделец и поделец,
шмон, кодла, ксива (документ, справка), разбор и разборка, кидать и
кидала (т. е. обманщик, проходимец, плут), раскрутить и раскрут-
ка, пахан (главарь, хозяин), на халяву (за чужой счет, по дешевке),
стая (о группе, группировке), <…> лапшу на уши вешать, мозги
пудрить и мн. др.» [Культура парламентской… 1994: 111].
Однако обратим внимание на то, что выделенные выше жирным
шрифтом слова и выражения размещены в Толковом словаре русско-
го общего жаргона с примерами из центральных газет [Ермакова и
др. 1999]. Слово «кодла» в двух словарях: в Словаре русского арго
[Елистратов 2000] и в Большом словаре русской разговорной экспрес-
сивной речи [Большой словарь русской разговорной… 2004]. В по-
следнем словаре содержатся фразеологизмы качать права, пере-
крыть кислород, лапшу на уши вешать и мозги пудрить. Целый ряд
вышеупомянутых слов и выражений (с соответствующими значения-
ми) присутствует в толковых словарях современного русского языка:
наехать, беспредел, разборка, раскрутить и раскрутка, на халяву,
качать права, перекрыть кислород, лапшу на уши вешать, мозги пуд-
рить [Толковый словарь… 2011]; слова кидать и кидала находим в
[Большой толковый… 1998]. Слова соделец и поделец в названных
словарях отсутствуют. Все это свидетельствует о том, что целый ряд
перечисленных слов и фразеологизмов прочно вошел в состав совре-
менного литературного русского языка, большей частью в его разго-
ворный вариант со стилистическими пометами сниженности, а неко-
торые – как стилистически нейтральные (например, беспредел).
Надо сказать, что в пылу критики, в том числе справедливой,
фактов проникновения жаргонных слов и оборотов в литературный
язык подчас вместе с водой выплескивают и младенца. Так, справед-
ливо критикуя использование в публичных выступлениях жаргонных
97
слов типа шмон, кодла, ксива, пахан, в этот ряд включают экспрес-
сивные слова и выражения, на самом деле не засоряющие, а обога-
щающие выразительные возможности русского языка. Напр., беспре-
дел, перекрыть кислород, качать права, вешать лапшу на уши, пуд-
рить мозги [Скворцов 1994: 111]. Однако все эти и многие другие по
происхождению жаргонные слова и обороты сейчас уже вошли в ли-
тературный язык, не нарушая его этических и эстетических норм, и
зафиксированы словарями, в том числе нормативными толковыми,
например: [Большой толковый… 1998; Толковый словарь… 2011].
112
выношенные веками нравственные понятия, как совесть и честь, ми-
лосердие и сострадание, великодушие и отзывчивость. Эти ценност-
ные ориентиры перестали быть социально значимыми, а между тем
без них немыслима вообще ни одна профессиональная этика» [Гим-
пельсон 1998: 120]. А Ю. В. Рождественский, говоря о законах этоса,
не без основания отмечает, что «разрушение культуры речевого этоса
ведет за собой примитивизацию речи и связанный с ней вандализм»
[Рождественский 1997: 497].
Поэтому неудивительно, что в лингвоэкологии, а также в теории
и практике культуры речи одной из приоритетных является пробле-
матика этики речи, этико-речевой компетенции, которым посвящены
статьи, диссертации, учебные пособия и словари (см., напр. [Кулаева
2010; Балакай 2001; Стрыгина 2002; Даниленко 2009; Бессарабова
2011; Рисинзон 2010; Риторика 2006; Сметанина 2002; Сурикова 2010
и др.]).
Поскольку содержанием этико-речевой компетенции является
теоретическое и практическое владение этико-речевыми нормами,
определим прежде всего это понятие. Этико-речевая норма, как родо-
вое понятие, – это совокупность частных правил (отправных положе-
ний, установок) в форме советов, рекомендаций, предписаний поло-
жительной модальности, а также в форме предупреждений, предосте-
режений, запретов (табу), выполнение которых обеспечивает проду-
цирование речи, обладающей качеством ценности (бла́га) для всех
участников коммуникации.
Частные этико-речевые нормы, как видовые понятия, представ-
ляют собой правила должного речевого поведения, основанные на
морально-нравственных категориях, лингвопрагматических постула-
тах (максимах) и национально-культурных традициях. Они «вопло-
щают систему защиты нравственных ценностей в каждой культуре и
регулируют формы их проявления в речи», подчиняясь главному за-
кону общения – закону «объединения партнеров, в соответствии с ко-
торым общение должно быть конструктивным, неконфликтным, гар-
монизирующим и т. д.» [Риторика 2006: 200–201].
Некоторые ученые, основываясь на базовой категории должен-
ствования, четко разделяют нравственные принципы и нормы (см.
[Этика… 2009: 14 и др.]). Такое разграничение дает возможность об-
ратить внимание на следующее.
Этико-речевая компетенция на поверхностном уровне (уровне
внешнего проявления отношения говорящего к адресату) представле-
на правилами речевого этикета, реализующими принцип вежливости,
113
суть которого заключается в том, чтобы не нарушать достоинство
партнера (партнеров) по общению. Правила русского речевого этике-
та разработаны достаточно подробно в различных аспектах [Луцева
1999; Балакай 2001; Пахомова 2008; Формановская 2009; Бирюлина
2009; Рисинзон 2010 и мн. др.], что позволяет нам не касаться про-
блем речевого этикета. Однако этико-речевая компетенция не сводит-
ся к соблюдению принципа вежливости и, соответственно, к владе-
нию речевым этикетом, как полагают некоторые авторы (см., напр.
[Введенская 2011: 110–125; Гойхман, Надеина 2011: 189–192]). Если
под речевым этикетом понимать «социально-заданные и националь-
но-специфичные правила поведения, реализующиеся в системе ус-
тойчивых формул и выражений (стереотипных высказываний), при-
меняемых в ситуациях установления, поддержания и размыкания
контакта с собеседником» [Формановская 2003: 575], то рекоменда-
ция типа «в общении с деловым партнером никогда не распростра-
няйтесь о своей личной жизни и не расспрашивайте о чужой» [Гойх-
ман, Надеина 2011: 190], являясь рекомендацией этического порядка,
не относится к этикету в вышеуказанном смысле.
Правы те, кто полагает, что «этическая составляющая, этические
нормы культуры речи не исчерпываются правилами, регламентом
только речевого этикета, их соблюдением» [Бессарабова 2011: 57].
Верно замечено, что «этикет, принимая характер чисто внешнего ри-
туала, не всегда бывает показателем подлинной нравственной культу-
ры личности» [Граудина 1996: 165].
Этико-речевые нормы основаны на фундаментальных мораль-
ных ценностях (категориях), таких как истина, добро, красота, «кото-
рые соответственно являются критериями оценки этичности речи и
речевого поведения в целом». К этим ценностям добавляются добро-
желательность, правдивость, понятность, содержательность, инфор-
мативность, целесообразность, краткость [Риторика 2006: 202–203].
Эти этические понятия играют роль принципов продуцирования
нравственной речи. Этот ряд может быть дополнен этическими поня-
тиями совести, долга, ответственности, смирения, кротости, скромно-
сти, терпимости, сдержанности, немногословия, миролюбия, спокой-
ствия, уважения к партнеру по общению и другими, свойственными
русскому риторическому идеалу, христианскому по своим основани-
ям (см. [Михальская 1996а; Михальская 1996б]). Они противопостав-
ляются своим этическим «противоположностям», таким как гордыня,
самомнение, тщеславие, заносчивость, самодовольство, себялюбие,
эгоцентризм, честолюбие, самоуверенность, болтливость, наглость,
114
раздражительность, несдержанность и т. д. Такой подход к определе-
нию содержания этико-речевой компетенции в принципе коррелирует
с мыслью К. Ф. Седова о том, что в основе этики общения лежит
сформулированный Г. П. Грайсом принцип кооперации [Седов 2010:
193].
Таким образом, в составе этико-речевой компетенции можно
выделить две основных части, или субкомпетенции: нормативно-
ценностную, связанную главным образом с принципом кооперации, и
этикетно-речевую, опирающуюся на принцип вежливости. Кроме
этих основных сумбкомпетенций в состав этико-речевой компетен-
ции, по-видимому, целесообразно включить эстетическую субкомпе-
тенцию в силу тесной связи категорий добра и красоты. Это выража-
ется практически хотя бы в том, что некрасивая речь портит настрое-
ние адресата. Эстетический компонент этико-речевой компетенции
предполагает ориентацию говорящего/пишущего на категорию пре-
красного, отказ от того, что культурной частью общества отвергается
как безобразное; учитывает понятие вкуса, то есть «системы идейных,
психологических, эстетических и иных установок человека или обще-
ственной группы в отношении языка и речи на этом языке» [Костома-
ров 1994: 21], в которых (установках) находит воплощение нацио-
нальный речевой идеал. Эстетический компонент содержит требова-
ние благозвучия и ясности речи и не поощряет речь неблагозвучную
(чего стоят, например, аббревиатуры ГИБДД и ПУП РФ!), неудобо-
произносимую и невразумительную (не обладающую качеством до-
ходчивости). К эстетическим компонентам речевой культуры отно-
сятся также «мелодичность, певучесть, гибкость, стройность синтак-
сических конструкций, выразительность, изобразительность, образ-
ность, экспрессивность языковых средств» [Кулаева 2010: 405]. К эс-
тетическим негативам, по-видимому, следует отнести языковую без-
вкусицу, «манерные, слащавые, искусственные словосочетания, при-
шедшие из мира гламура, глянца и рекламы: академия плитки, фило-
софия футбола, элитный сатин и т. п.» [Бессарабова 2011: 59–60], а
также неудачные попытки создания метафор, сравнений и других
стилистических приемов без учета особенностей сочетаемости слов и
их ассоциативного потенциала (экватор монтажных работ; похож
на страуса, воркующего у своего гнезда; небольшое столпотворение
и т. п.); речевые штампы (заря новой жизни, написанный кровью
сердца, бессмертное творение и т. п.), так называемый канцелярит
(подробнее о понятии этико-речевой компетенции и способах выяв-
ления и описания этико-речевых норм см. в [Сковородников 2012]).
115
Очень заметным нарушением этико-речевой нормы является
употребление в речи вульгаризмов и лингвоцинизмов (вульгарных
и/или циничных слов, оборотов и целых высказываний), о которых
далее и пойдет речь.
Термин «лингвоцинизмы» был предложен автором данной книги
в 1992 году и постепенно вошел в научный обиход (см., напр. [Само-
туга 2012; Бузова. URL: http://conf.msu.ru/archive/Lomonosov_2011/
1281/18476_36b3.pdf; Никишина. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/
abbreviatury-genezis-slovoobrazovatelnyy-status-morfemnaya-struktura-
tematicheskie-gruppyupotreblenie-i-prognozy; Хазагеров. URL: http://www.
hazager.ru/pragmatica/122-ecolinguistics.html; Хазагеров 2013; Кузне-
цова 2007 и др.]) и лексикографическую практику [Культура русской
речи… 2003; Энциклопедический словарь-справочник… 2005; Мат-
веева 2010; Сущенко 2011; Эффективное речевое общение… 2014].
Первоначально лингвоцинизмы были охарактеризованы как «слова и
словосочетания, в которых получили отражение психология техно-
кратизма, негуманистичность социального мышления», например:
отвоевать у природы, человеческий материал, человекоединица, раб-
сила и т. п. [Сковородников 1992: 108]. Впоследствии дефиниция бы-
ла мною уточнена, и лингвоцинизмы определены как «слова, обороты
речи и целые высказывания, в которых нашел отражение цинизм ин-
дивидуального или группового мышления (мировоззрения)», и иллю-
стрированы следующими примерами: «Склещились» – такое впе-
чатление возникло при виде целования Селезнева и Ельцина (Завтра.
1997. № 45) (здесь и далее выделено мной. – А. С.); Только у нас в аэ-
рофлоте людей могут загонять в накопитель, хорошо, что не в от-
стойник (М. Задорнов в выступлении по ЦТ 10 марта 1991 г.); В авгу-
сте текущего года, как известно, исполняется аккурат 20 лет с того
скорбного дня, как всех нас покинул г-н Элвис Аарон Пресли (Как вре-
мя-то бежит!..). По этому поводу его вечнозеленая вдова Присцилла
дала добро на съемки очередного радикально нового высокохудоже-
ственного фильма о ее уже давно скушанном червячками супруге
(СГ. 22.07.1997).
Словообразовательная структура термина «лингвоцинизмы» и
введение в его дефиницию понятия цинизма как стержневого моти-
вируют необходимость определения последнего в его соотношении с
близкими, но не синонимичными понятиями, что позволяет уточнить
значение термина «лингвоцинизмы». Причем важно заметить, что,
говоря о цинизме, мы будем иметь в виду не его философское значе-
ние как этическое учение киников (см. об этом учении, напр.,
116
в [Слотердайк 2001; Кузнецова 2007]), а его общепринятое, «быто-
вое» значение.
В толковых словарях современного русского языка цинизм в
этом значении определяется как «грубая откровенность, бесстыдство,
пренебрежительное отношение к нормам нравственности, благопри-
стойности, к чему-л. пользующемуся всеобщим признанием, уваже-
нием» [Словарь русского языка 1988: 646; также в: Большой толко-
вый… 1998: 1463]; «пренебрежение к нормам общественной морали,
нравственности, наглость, бесстыдство» [Толковый словарь… 2011:
1080]; «вызывающе-пренебрежительное и презрительное до наглости
и бесстыдства отношение к чему-л. (нормам общественной морали,
нравственности и т. п.)» [Ефремова 2000]. В принципе аналогично,
лишь с небольшими вариациями, определяется цинизм и в других сло-
варях (см., напр. [Романова 2010; Жмуров. URL: http://www.zhmurov.
com/search/%F6%E8%ED%E8%E7%EC/; Кононенко 2003; Булыко
2014; Анцупов 2006; Политическая наука 2010; Словарь по этике.
URL: http://moralphilosophy.ru; Энциклопедия социологии 2003 и
др.]). Обобщая эти дефиниции по их основному содержанию, можно
сказать, что цинизм – это особое отношение к окружающему и
жизни вообще, отношение, вольно или невольно демонстрирую-
щее отсутствие ориентации на нормы нравственности, а часто и
намеренное их нарушение. Следовательно, лингвоцинизмы – это
такие включенные в речь (текст) слова, словосочетания и целые
высказывания, в которых присутствует указанное отношение к
кому- или чему-либо.
Внесем здесь одно уточнение: мы не разделяем точку зрения ав-
торов, полагающих, что цинизм, в том числе речевой, является не-
пременно сознательным актом, хотя часто является таковым. Ср.,
например, дефиниции: «Цинизм – умышленное оскорбительное вы-
ражение пренебрежения к людям, к тому, что им дорого, к общест-
венной морали» (здесь и далее выделено мной. – А. С.) [Семейное
воспитание 1990: 293] и «лингвоцинизмы – это языковые/речевые
единицы, при помощи которых демонстративно выражается презри-
тельное отношение к общепринятым нормам морали и нравственно-
сти» [Гущина 2013]. Что употребление лингвоцинизмов не всегда
преднамеренно, говорят следующие примеры:
…На тех самых дверях, перед которыми выстраиваются род-
ственники, чтобы проститься с близким человеком, висит табличка
с умопомрачительной надписью… «Трупохранилище»!.. У какого
безголового и бессердечного чиновника могла родиться такая
117
«идея»?! (СК. 26.05.1990); А мне вот всегда подобная жизнь – ком-
фортабельное пенсионерство – казалась ужасной, даже зловещей
какой-то. Смерть заживо. Для такой жизни есть хорошее слово в
пенсионном законодательстве – «дожитие» (ЛГ. 2013. № 44); Дру-
гой критерий соответствия экономики требованиям суверенной де-
мократии – обеспечение условий восстановления и развития «чело-
веческого капитала» (Завтра. 2007. № 21); …Из открытых публика-
ций исчезли работы в области физики, биологии, психологии, медици-
ны, связанные с программой управляемого человеческого материала
(СГ. 22.07.1997); На людях он воплощается в личность жесткую,
бескомпромиссную, на первый взгляд откровенно пренебрежительно
эксплуатирующую человеческий материал (АиФ. 2000. № 30);
…Таким образом, заработок проститутки за смену при средней
производительности труда составляет около 370 долларов (КП.
16.08.1995).
Достаточно очевидно, что выделенные в тексте лингвоциниз-
мы – это канцеляризмы или профессионализмы (ставшие уже, по сути
дела, языковыми фактами), придуманные и употребляемые без специ-
ального задания демонстрировать пренебрежительное отношение к
людям и нормам нравственности. Такое словоупотребление, скорее
всего, показатель уровня образованности и культуры определенного
социального слоя.
Лингвоцинизмы в приведенных примерах выступают, так ска-
зать, в «беспримесном», «чистом» виде. Однако их употребление мо-
жет быть связано с вульгаризацией речи, под которой понимается
«увлечение внелитературными элементами, неуместное использова-
ние в речи просторечных языковых средств (сленг, жаргон, арго и
т. п.), вульгаризмов (грубые, просторечные, бранные слова и выраже-
ния)» [Эффективное речевое общение… 2012: 88], а также с исполь-
зованием обсценизмов – грязной или неприличной, непристойной,
нецензурной лексики, в том числе – мата [Там же: 361]. Например: Не
боги в горшки отливают (ТД. 2003. № 53; прикол); Нос в соплях, а в
жопе ветка, бодро топает разведка! (СГ. 22.02.2001; заголовок); За-
кончив осмотр, я пошла к стеклянной двери на крышу. Вид отсюда
открывался красивый. Внизу темнели дыры дореволюционных дворов,
облагороженных реставрацией. Над ними торчало несколько новых
зданий фаллической архитектуры – их пытались ввести в истори-
ческий ландшафт плавно и мягко, и в результате они казались на-
вазелиненными. Дальше был Кремль, который величественно взды-
мал к облакам свои древние елдаки со вшитыми золотыми шарами
118
(В. Пелевин. Священная книга оборотня). В последнем примере вос-
приятие городского пейзажа профессиональной проституткой изо-
бражается соответствующим подбором всей лексики, а не только ар-
готическим вульгаризмом «елдак» (см. [Большой словарь русской
разговорной… 2004: 171]); Константин Хабенский нахрюкался в
Крыму (КП. 6–13.08.2004); – Может, в этом есть некоторая поли-
тическая стабильность? – Какая, к черту, стабильность? Вчера бы-
ли в заднице, сегодня в заднице и завтра будем в заднице (АиФ. 2004.
№ 28).
Наибольшая степень вульгарности и неуважения к читателям, а
следовательно, цинизма наблюдается тогда, когда авторы газетных
текстов опускаются до использования мата, подчас не прикрытого.
Причем это может происходить во вполне респектабельных СМИ и в
текстах с содержанием, не располагающим к языковым вольностям.
Например: Говорят даже, что будут постоянно «оглядываться на
Путина», как китайцы на Дэн Сяопина. А если так, то (с точки зре-
ния рядового избирателя) какого, извините, хрена менять испытан-
ного лидера на невнятных игроков? (АиФ. 2007. № 34); Раньше гово-
рили: лишь бы не было войны. Теперь и война идет, а населению по
х..ю (в тексте – полное написание, без точек. – А. С.) (АиФ. 2000.
№ 40–41).
Здесь следует заметить, что не все вульгаризмы, включая обсце-
низмы, можно причислить к разряду лингвоцинизмов. Дело в том, что
не всякий вульгаризм или обсценизм заключает в своей семантике ту
сему, которая в первой из вышеприведенных словарных дефиниций
цинизма обозначена как «пренебрежительное отношение к нормам
нравственности, благопристойности, к чему-л., пользующемуся все-
общим признанием, уважением» [Словарь русского… 1988: 646; так
же в: Большой толковый… 1998: 1463]. В таком случае решающее
значение имеет контекст, который может «наводить» такую сему на
соответствующий вульгаризм (или обсценизм) или не наводить. Так,
например, в следующих контекстах выделенные слова и словосочета-
ния являются не только вульгаризмами, но и лингвоцинизмами (вуль-
гароцинизмами): – А разве лошадь в конном клубе так уж страда-
ет? – Там она по 23 часа в сутки парится в стойле. Ее кормят на
убой, ее распирает от лишних калорий, она сходит с ума от пере-
стоя и скуки. И всего час на ней «катаются» – в седло влезет тол-
стозадое чмо и наслаждается прогулкой по парку… (АиФ. 2001.
№ 26); В России на 1000 мужчин – 1154 женщины. А нам, женщинам,
чтобы не загудеть в эти 154, нужно серьезно раскорячиться (КП.
119
21.05.–01.06.2006); …Звезд набралось и в самом деле завались. Среди
них были и, понимаешь, Киркоров Ф. Б., и тебе Андрейка Губин, и
Земфира (Рамазанова), и, блин, Добрынин В. Но разлаяться умудри-
лись только двое – Лариса Долина и Юлий Гусман (СГ. 8–14.07.2000);
В пензенском ОМОНе – одни пенздюки (Завтра. 1996. № 52). В по-
следнем примере вульгаризм «прикрыт» приемом словообразователь-
ной языковой игры.
Во многих приведенных выше примерах не только выделенные
слова, но и контекст создает ту коннотацию неуважения к личности,
которая побуждает признать их лингвоцинизмами. При отсутствии
«наводящего» контекста употребление вульгаризма или обсценизма,
представляя собой, безусловно, нарушение этико-речевой нор-
мы, не является лингвоцинизмом в точном значении этого тер-
мина. Это прослеживается, например, в следующих контекстах: Как
будет реагировать власть? Поймет ли она, что в новых условиях,
продемонстрированных Wikileaks, в долгосрочном плане выгоднее
быть честнее, открытее, демократичнее, умнее? Меньше воро-
вать, скрытничать, «хитрожопничать», прикрываясь спецзапре-
тами и спецслужбами (АиФ. 2010. № 50); На этом этапе развития
рассмотрим принцип идентичности. То есть совпадения того, что
власть говорит, с тем, что делает. Пристально рассмотрели. Пол-
ная херня (НГ. 19–22.10.2000). Здесь мы наблюдаем мотивированное
объективными обстоятельствами выражение эмоции возмущения,
осуществленное с довольно грубым нарушением этико-речевой нор-
мы, но не содержащее циничного отношения к действительности
(в вышеозначенном понимании цинизма). Следует иметь в виду, что
вульгарным может быть высказывание, в котором нет вульгарного
слова, но оно подразумевается на ассоциативной основе: Земля еще
не родила философа, который бы сказал, что считать эротикой, а
что – порнографией. Говорят, при одном из обсуждений кто-то
пошутил: если висит – эротика, стоит – порнография (КП.
27.06.1995); У каждого своя рифма на слово звезда (Телевизор. 14–
20.04.2003); Отчего у гражданина / Оттопырилась штанина? / Ни-
какой он не маньяк, / Он несет домой коньяк (ЛГ. 2002. № 27 –
фрашка).
Под влиянием контекста нейтральные слова и словосочетания
могут приобретать характер лингвоцинизмов. Например, такие слова,
как гильотина, сума, или словосочетания последняя ходка и перед
расстрелом, сами по себе лингвоцинизмами не являются. Но в кон-
тексте газетного репортажа с подзаголовком «А на второе – “Царские
120
косточки”?», рассказывающего об увеселительном заведении «Казе-
мат», открывшемся в Петропавловской крепости, эти словосочетания,
употребленные в качестве названий подаваемых там блюд, приобре-
тают статус лингвоцинизмов. Вот выдержки из этого текста: «В одном
из бастионов крепости открылся бар с мечтательным названием
«Каземат». К услугам клиентов – тюремный дизайн с кандалами и
решетками, шоу с арестантками и монашками в мини-юбках, а
также роскошные выпивка и жратва – коктейль «Гильотина»,
торт белково-ореховый «Сума», блины с начинкой из грецких орехов
«Последняя ходка»...
Когда-то здесь, в главной политической тюрьме России, томи-
лись Радищев, декабристы, петрашевцы, революционеры. <…>
Впрочем, посетителей «Каземата» это не коробит. Прикоснувшись
к кирпичной кладке двухвековой давности, они, не поперхнувшись,
проглатывают шоколадный торт «Перед расстрелом» и жареные
бананы «Весть на волю», а потом идут танцевать до упаду.
Да и то сказать, революция в сознании, о которой так долго
мечтали в России, свершилась. А теперь дискотека!» (КП.
06.08.1998).
Циничными могут быть не слово или словесный оборот сами по
себе в силу своей семантики, а высказывание или даже целый микро-
контекст, содержащие описание ситуации, выходящей за рамки «при-
личия», то есть этико-эстетической нормы. Например: Маша Распу-
тина устраняет засор в раковине поцелуем (КП. 31.05.–07.06.2007, из
рубрики «Шутки КВН»); – Ты мой лучший кореш, не могу промол-
чать. Вот ты мотаешься по командировкам, деньги зарабатываешь,
а твоя жена тут гуляет по-черному. Только ты за порог – к ней уже
очередь мужиков! – Знаю, знаю… А что делать? – Да разведись ты с
ней! – И что потом, в очереди стоять? (СГ. 09.02.2004, анекдот); Ро-
зовая слезно-романтическая любовь безнадежно устарела. <…>
Красивые девушки и женщины через газету ищут спонсоров, кото-
рых обещают за предоставленную им красивую жизнь нежно лю-
бить в любой позе (Свой голос. 1993. № 5, корреспонденция); – Де-
вушка! Можно вас на минуточку? – Слабак! (Шанс. 2013. № 32, ко-
мический диалог); Язык Сванидзе принял форму ягодиц Черномырди-
на (Завтра. 1998. № 36); Гуревич (одушевленный присутствием Ната-
ли, продолжает): Мы говорили об Отчизне и катастрофе. Итак, я
люблю Россию, она занимает шестую часть моей души. Теперь, на-
верно, уже немного больше… (смех в зале) Каждый нормальный
гражданин должен быть отважным воином, точно так же, как вся-
121
кая нормальная моча должна быть светло-янтарного цвета (Вене-
дикт Ерофеев. Вальпургиева ночь, или Шаги Командора); Кобель
вместо мужа? Способен ли домашний питомец полноценно заменить
родственника (АиФ. 2008. № 44, заголовок и подзаголовок).
Более того, циничными могут быть контексты, в которых нет
циничных языковых единиц, а также описаний этически табуиро-
ванных ситуаций, но в которых о том, что в данной культуре счи-
тается сакральным (религия, исторические победы, национальные
герои и т. п.), говорится в неуважительной или, тем более, уничи-
жительной, глумливой тональности. В качестве примеров приве-
дем отрывки из а) стихотворения Павла Паленого «Пояс Богоро-
дицы» и б) трагедии Венедикта Ерофеева «Вальпургиева ночь, или
Шаги Командора»:
а) Время там остановилось,
Словно в средние века.
Но зачем уединилось
В кельях по два мужика?
Там со страстью нездоровой
Пояс верности хранят.
Знать, от матери Христовой
Забеременеть хотят.
б) Прохоров (зычно).
Этот день победы!!
Хор.
Прохором пропа-ах!
Это счастье с беленою на устах !
Это радость с пятаками на глазах!
Циничность высказываний, включая даже целые микротексты,
часто выражается косвенно, через подтекст, намеком, когда лексиче-
ская недостаточность информационного наполнения высказывания
компенсируется актуализацией ассоциативных связей наличествую-
щих слов. Например: комический диалог: – Дорогая, я всю ночь думал
о тебе! – Ничего, новым порошком «Тайд» все отстирается! (Вокруг
смеха. 2005. № 23); анекдот: Светское общество. Званый ужин. Одна
из дам рассказывает свой сон: – Господа, я сегодня видела кошмар-
ный сон! Как будто я засовываю палец в рот, а там нет ни одного
зуба. Ржевский: – Мадам, вы, вероятно, не туда палец засунули…
(ВС. 24.02.2003); прикол: Все девушки мечтают о принце на белом
коне. Но, в зависимости от темперамента, одни мечтают о принце,
а другие о коне (Все в дом. 2007. № 28).
122
Нельзя сказать, что рост вульгарности и цинизма публичной ре-
чи не замечен людьми высокой речевой культуры. Так, артист Сергей
Юрский считает, что «сегодня сняты практически все запреты, а без
них мы теряем такое важное понятие, как культура. Культура – это
самоограничение, она защищает общество от упадка, от ослабления
души. Нарушение запретов в какой-то мере может позволить себе ис-
кусство, но тут важен вопрос меры, вкуса, таланта» (АиФ. 2006.
№ 52). А режиссер Карен Шахназаров в интервью корреспонденту га-
зеты «Аргументы и факты» сказал: «Между прочим, хоть государст-
венной цензуры у нас нет, но разумные ограничения должны быть.
Для меня больной вопрос – ненормативная лексика в книгах, театре,
на экране. <…> Ведь насколько я понимаю, за матерщину в публич-
ном месте предусмотрено наказание по статье Административного
кодекса? Если да – то ее не должно быть, по закону, нигде – ни на
улице, ни в театре. А если она есть на экране – то тогда, значит, мож-
но материться и в Общественной палате, и в Думе, и в Совете Феде-
рации, и вот в этом моем интервью в “АиФ”? Должна же быть логи-
ка!» (АиФ. 2008. № 8).
Да, логика должна быть. Но еще закон должен быть не только на
бумаге, но и исполняться на практике.
Некоторые авторы газет пытаются осмыслить причины такого
распространения речевой вульгарности и цинизма. Так, Константин Ко-
валев-Случевский пишет о содержании и языке телепрограммы «Дом-
2». В надежде на улучшение качества передач на канале ТНТ он «вклю-
чил ТВ ночью, чтобы посмотреть “уродскую радость” (мнение, между
прочим, моих студентов – ровесников “героев” самого “Дома-2”). И что
же? Выражения типа “козел вонючий” были наиболее приемлемыми
для восприятия, о других промолчу. За 15 минут я несколько раз узнал,
кто с кем переспал и поменялся партнерами, почему тот “не дает” тому
в постели, отчего Маша не спарилась с Сашей, и все это в обрамлении
детсадовского диалога: вроде “ну че?” – “да ниче!”. Кошмары пошлости
еще можно пережить, но пустоту и пропаганду откровенной безнравст-
венности, дешевую псевдоэротику и гадливую претензию на “серьез-
ность понимания жизни и общения” следует гнать с дневного и даже с
ночного экрана метлой» (Под крышей Дома № 2 // ЛГ. 2010. № 40). Те-
левидение, конечно, «постаралось» в воспитании антикультуры молодо-
го поколения, но это не единственный фактор. Кроме этого, есть еще
Интернет, кино, клубное «развлекалово», желтая молодежная пресса,
низкопробная масскультура, беспомощная школа, воспитание улицей
вместо здорового семейного и прочее.
123
Некоторые выводы
1. С лингвоэкологической точки зрения жаргонизмы не могут
оцениваться только отрицательно, так как разговорная речь города,
пронизанная элементами общерусского жаргона, фактически сменила
территориальные диалекты в качестве основного источника пополне-
ния русского литературного языка, составляя, таким образом, альтер-
нативу иноязычным заимствованиям.
2. В отношении современного русского литературного языка
жаргонизмы занимают двойственную позицию, так как одни из них
способны засорять русский литературный язык, а другие – его обога-
щать, входя, по большей части, в его разговорный вариант, а иногда
приобретая и стилистическую нейтральность. Это обстоятельство де-
лает актуальной выработку критериев их экологической приемлемо-
сти/неприемлемости в системе русского языка и речи.
3. Полагаем, что жаргонизмы, пополняющие лексику и фразео-
логию современного русского языка, могут считаться лингвоэкологи-
чески оправданными при их соответствии следующим критериям: за-
полнение лексико-семантической лакуны в системе современного
русского языка (основной критерий); точность и смысловая ясность;
расширение эмоционально-оценочных и экспрессивно-образных воз-
можностей языка; словообразовательная продуктивность; относи-
тельная узуальность, понимаемая как регулярная встречаемость в ре-
чи образованной части населения; соответствие (желательное, но не
обязательное) закону экономии усилий; творческое использование
жаргонизмов в художественных и публицистических текстах в каче-
стве средства языковой игры; соответствие этическим и эстетическим
нормам. Последний критерий, предполагающий соблюдение этики
речевого поведения и не допускающий в речи и языке того, что под-
водится под категорию безобразного и «безвкусного», приобретает в
наше время большое значение в связи с распространенностью в рече-
вой практике жаргонных вульгаризмов и лингвоцинизмов.
4. Под вульгаризмами следует понимать такие языковые или ре-
чевые единицы (слова, словосочетания, предложения), которые, на-
рушая коммуникативный принцип вежливости, делают речь грубой,
пошлой, непристойной (не отвечающей требованиям речевого этике-
та). Вульгаризмы, включая обсценизмы, будучи нарушением этико-
речевой нормы, часто (но не обязательно!) выступают в роли лингво-
цинизмов. Решающим фактором придания им статуса лингвоциниз-
мов в этом случае является контекст.
124
5. Лингвоцинизмы – это такие слова, словосочетания или целые
высказывания (предложения, микротексты), в которых содержится
циничное, то есть противоречащее нормам нравственности, нигили-
стическое, унижающе-глумливое отношение к тому, что представляет
собой более или менее общепризнанную ценность (общечеловече-
скую, национальную, корпоративную, личностную).
6. Языковой цинизм (лингвоцинизм) в речи выражается либо не-
посредственно лексическими значениями слов или словосочетаний,
либо контекстуально, всей совокупностью взаимодействующих в вы-
сказывании языковых единиц и категорий. Косвенной реализации ци-
низма в речи может способствовать прием намека на этически табуи-
рованную ситуацию. В массовом случае употребление лингвоциниз-
мов носит преднамеренный характер, однако возможно и непредна-
меренное их употребление. Этому способствует превращение лингво-
цинизмов в канцелярские или профессиональные штампы. Лингвоци-
низмы и вульгаризмы являются довольно частотным явлением в раз-
ных жанрах современной публицистической и художественной речи.
7. Главными профилактическими средствами против языковой и
речевой вульгарности и циничности, по нашему мнению, должны
стать семейное, дошкольное (детский сад) и школьное воспитание,
лингвоэкологически выдержанные тексты всех видов СМИ и полно-
ценное филологическое образование с использованием всех возмож-
ностей литературной классики.
125
Глава 5
О смысловой амбивалентности
ключевых слов
современного российского
политического дискурса
131
5.2. О семантическом рассогласовании
ключевых слов современного российского
политического дискурса
Такие же негативные оценочные коннотации возникают и у ряда
других ключевых слов российского политического дискурса. Пока-
жем это на примере пяти лексем: элита, демократия, реформа, мо-
дернизация, толерантность (последнюю – вкупе с лексемой-
синонимом политкорректность).
Читая тексты таких центральных газет разной политической
ориентации, как «Новая газета», «Аргументы и факты», «Аргументы
недели», «Литературная газета», «Культура», «Завтра», «Русский
Вестник», мы собрали по 100 случаев употребления вышеупомянутых
лексем и на основе контекстного и компонентного анализа зафикси-
ровали возникающую в контексте оценочную коннотацию этих слов
(или ее отсутствие). Результаты этого анализа представлены в сле-
дующей таблице.
Таблица 3
Коннотация Нулевая Позитивная Негативная
оценочная оценочная оценочная
Лексема коннотация коннотация коннотация
Элита 9% 11 % 80 %
Демократия 16 % 13 % 71 %
Реформа 15 % 8% 77 %
Модернизация 24 % 30 % 46 %
Толерантность и 6% 31 % 63 %
политкорректность
Против газов
(после попытки сорвать концерт Макаревича)
Пора носить противогазы, / Прикрыть получше нос и рот, / А
то вокруг пущает газы / Патриотический народ.
146
Он их копил, копил – и пукнул! / В концертном зале, во весь мах! /
И воздух полностью протухнул, / Хотя и раньше плохо пах.
Кремлем поставленная клизма / Распространила до краев / Пер-
дячий пар патриотизма / Из верноподданных задов.
– Начальник! Выключи каналы! / Ведь это сточные канавы! /
Ведь задохнемся же совсем!
Но он – как будто посторонний: / Он выше сточных благовоний
/ И смотрит только CNN (Ким Юлий. Против газов // НГ. 2014.
№ 114).
Ср. с примерами положительной коннотации: Наш священный
долг – быть верными этим великим ценностям патриотизма, хранить
память о подвиге отцов и дедов, чтить наших ветеранов (Известия.
22.06.2015); Главное, чтобы никогда не появился мыслящий и талант-
ливый патриот, истинный хозяин страны, и делается все, чтобы за-
ткнуть эту нишу разными разновидностями софроновщины (Известия.
19.01.2011); Истинный патриот не пренебрегает духовными дости-
жениями иных стран и народов, он стремится постигнуть и усвоить
их, чтобы обогатить свою культуру (ЛГ. 2008. № 8); …А для меня
«патриотизм» не абстрактное понятие, а стимул для работы, ведь
если я родилась в стихии великого русского языка, в пространстве ве-
ликой русской культуры, то я должна работать во славу русского ми-
ра, отдавая ему свои дарования (Завтра. 2013. № 51); Путин дал крым-
ский ответ на очень фундаментальные вызовы. И, конечно, все мы,
русские патриоты, ликовали (Завтра. 2014. № 41).
Понятие патриотизма называется среди базовых национальных
ценностей, принятых на XV Всемирном русском народном Соборе:
вера, справедливость, мир, единство, нравственность, достоинство,
честность, патриотизм, солидарность, милосердие, семья, культура
и национальные традиции, благо человека, трудолюбие, самоограни-
чение и жертвенность (ЛГ. 2014. № 21). Замечу, что перечисленные
ценности в совокупности характеризуют идеал человека-патриота.
Истоки отрицательного использования понятия патриотизма
имеют довольно глубокие корни. Негативное отношение к этому по-
нятию прослеживается еще в начале ХХ века. Так, В. В. Розанов пи-
шет: «Ведь у нас самое слово “патриотизм” и “патриот” печатается и
произносится в презрительно-безграмотном виде. Ибо подразумева-
ется: “кто же из грамотных русских людей, поучившихся в гимназии
и университете, может принадлежать к патриотам?”. Во Франции –
патриотизм, в Германии – патриотизм, в Англии – патриотизм. Им
позволено. Но в России, конечно, – “потреотизм”» [Розанов 2008в:
147
197]. «Помнится, после революции Ариадна Тыркова-Вильямс в ме-
муарах писала, что слово “патриотизм” произносилось “не иначе как
с улыбочкой. Прослыть патриотом было просто смешно и очень не-
выгодно”» (ЛГ. 2014. № 38).
С тех пор прошло столетие, но мало что изменилось. Выдаю-
щиеся мыслители современности констатируют: «Это – у нас модно:
ставить патриотизм едва ли не рядом с “фашизмом”» [Солженицын
1988: 152–153]; «Если вспомнить десять лет назад, то тогда слово
“патриот” писалось только в кавычках, произносилось как смачное
ругательство, фактически донос, опасное обвинение. И красно-
коричневые, и имперские амбиции – все это обрушилось на русских.
Сейчас, наоборот, всякий политический деятель, от коммунистов до
членов правительства, все они говорят, что они патриоты…» [Шафа-
ревич 2012: 173]. Таким образом, вокруг понятия «патриотизм» идет
идеологическая война, в которой иногда применяются чисто манипу-
лятивные приемы. Так происходит с выражением «патриотизм – по-
следнее прибежище негодяев», которое используется без знания кон-
текста, в котором оно родилось. Например, Карен Шахназаров в ин-
тервью Марине Мурзиной: Патриотизм, как заметил классик, – по-
следнее прибежище негодяев. На патриотизме можно очень легко
спекулировать… (АиФ. 2008. № 8). Между тем это высказывание
ошибочно приписывается Л. Н. Толстому. Причем выдернутая из
контекста фраза искажает мысль ее автора, английского поэта, крити-
ка, историка литературы и лексикографа Сэмюэля Джонсона, опубли-
ковавшего статью «Патриот. Обращение к избирателям Великобрита-
нии» (1777 г.), в которой говорилось: «…Отобрать и направить в пар-
ламент депутатов, которым принимать законы и жаловать налоги, это
высокая честь и серьезная ответственность: каждый избиратель дол-
жен задуматься, как поддержать такую честь и как оправдать такую
ответственность. <…> …Только патриот достоин места в парламенте.
Никто другой не защитит наших прав, никто другой не заслужит на-
шего доверия. Патриотом же является тот, чья общественная деятель-
ность определяется лишь одним-единственным мотивом – любовью к
своей стране, тот, кто, представляя нас в парламенте, руководствуется
в каждом случае не личными побуждениями и опасениями, не личной
добротой или обидой, а общими интересами» (ЛГ. 2004. № 17). Как
видим, актуальнейшая и для нашего времени мысль Сэмюэля Джон-
сона в приведенном выше и аналогичных примерах извращена до
противоположности. И это приводит к грубым смысловым ошибкам,
а иногда – к сознательным манипуляциям.
148
Есть целый ряд других слов-понятий и словосочетаний социаль-
но-политического дискурса, вокруг которых ведется идеологическая
борьба и которые нередко используются с манипулятивными целями
в информационно-психологической войне: прогресс, прогрессивное
человечество, цивилизованное человечество, международная обще-
ственность, авторитарный режим, свобода слова, гуманитарная
миссия, империя, имперские амбиции, нация, национализм, националь-
ная идея, гражданское общество, права человека, общечеловеческие
ценности и др. Эта проблематика требует отдельного объемного ис-
следования. Поэтому ограничимся предъявлением еще нескольких
примеров неоднозначной оценки важных идеологических понятий.
Причем поскольку в официозе и в либеральном сегменте российского
общества эти понятия имеют положительную коннотацию, приведем
примеры с противоположной оценкой.
Права человека: В центре этого мировоззрения изначально сто-
ит именно индивидуум, но, по мере «обрезания» Божественной вер-
тикали, его «права» сами по себе становятся религией. При этом
«религия прав человека» уничтожает собственные онтологиче-
ские источники (здесь и далее выделено мной. – А. С.). Некоторые
удивляются концу «старой Европы». Удивляться нечему (Завтра.
2015. № 10); Говоря же о насущном, нельзя не упомянуть о проблеме
прав человека в современном мире. <…> Упускается из виду лицеме-
рие людей, которые, с одной стороны, уничтожают инакомысля-
щих, а с другой, постоянно и громко заявляют о нарушениях прав
человека в России (Завтра. 2013. № 52); Мир истосковался по спра-
ведливости. Он устал от этих фондовых рынков, от насаждения
прав человека, за которыми следуют крылатые ракеты и бомбар-
дировщики… (АиФ. 2014. № 15); Либеральная интеллигенция пре-
пятствует оздоровлению страны тем, что в любом решительном
действии власти, направленном на укрепление государственно-
сти, видит покушение на права человека, имперские амбиции и
спешит наябедничать Старшему Западному Брату (ЛГ. 2005.
№ 28); Особый акцент на «правах человека», в качестве ударного
тезиса изливаемый из дудаевских окопов пропаганды, планомерно
готовит почву для расчленения России (ЛР. 1995. № 1–2); Речь
идет не только о «приоритете международного права», но и всей
доктрине «прав человека», и о «политическом плюрализме», и о на-
вязанном сверху партийно-идеологическом разделении общества, и о
самом принципе «разделения властей» – великой лжи нашего времени
(Завтра. 2013. № 48); Украина для нас не только тот рубеж, тот
149
окоп, который много лет дипломатически, гласно и негласно, атако-
вали США. <…> Так или иначе, взяв его, Вашингтон раскрыл свои
названные им правами человека карты и открыл фронт противо-
стояния с Россией (ЛГ. 2015. № 21); Так вот, Россию начали «кош-
марить» по этому поводу еще зимой 2011/12 года, добиваясь сдачи
«командой Путина» политической власти при помощи «болотной
оппозиции» и требования «честных выборов». Не вышло. Тогда в ход
пошли «нарушения прав человека»… (Завтра. 2014. № 43); Инсти-
тут прав человека (сам по себе не плохой) в годы холодной войны
стал использоваться как оружие. Против видимых успехов СССР
было выступать тяжело, тогда стали указывать на ущемление
прав человека (ЛГ. 2014. № 10); От Декларации прав человека мы
пришли к декорации прав человека (АиФ. 2012. № 7); Вся антирус-
ская кампания на Западе ведется под флагом борьбы за демократи-
ческие ценности и права человека (КП. 05.08.2014); Второй столп
«нового либерального порядка» – права человека, пишет Познер,
тоже рухнул… (РИА Новости. 07.05.2014).
Общечеловеческие ценности (общечеловеческий дом и т. п.):
…С помощью вытеснения, сокращения, истребления словарного за-
паса рыночная идеология, которая направлена на безликие общечело-
веческие ценности, уже создает, уже формирует некоего общече-
ловека – человека-функцию, человека-потребителя, постепенно те-
ряющего национальность, родовые традиции, природную речь, в ко-
нечном же итоге – свою неповторимую сущность (Завтра. 2010.
№ 35); Да и Запад вместо обещанного места в «общечеловеческом
доме», на чем делали свой пиар приват-реформаторы, в конце концов
предложил нам хорошо проветриваемый стационар за забором, но у
калитки (ЛГ. 2005. № 28); А возможным является только тот вы-
бор, который опирается на национальную культуру и исторические
предпосылки, а не на общечеловеческие ценности, утверждающие
универсальную свободу личности. <…> «Личность, права человека –
понятия универсальные». Это одно из самых главных заблуждений
Запада. Это надменное представление, что ценности западной
культуры универсальны во всем мире (ЛГ. 2008. № 8); Сейчас уже по-
нятно: все общечеловеческие ценности, изрыгнутые московской об-
разованщиной – изначально с гнилью (ЛР. 12.08.1994); …которому
(Горбачеву. – А. С.) за «демократизацию тоталитарного советского
общества» пели дифирамбы все те же збигневы бжезинские и мар-
гарет тэтчер. А потом скинули его руками Ельцина – рекламировать
презервативы, пиццу и другие «общечеловеческие ценности»
150
(Завтра. 2010. № 43); И нынешние российские либералы не просто за-
няты болтовней о свободе личности, правах человека, общечело-
веческих ценностях и прочем. Маска либерализма была тотчас же
сброшена, когда настало 3 октября 1993 года и рука не дрогнула у
этих свободолюбцев <…> учиненная ими кровавая бойня, массовые
убийства невинных людей, расстрел Дома Советов показали их ис-
тинное лицо (Завтра. 1996. № 17); Заклинания про прекрасный новый
мир, общечеловеческие ценности, мировое сообщество и прочие
приятности все более утрачивают и в убедительности, и в употре-
бительности (Известия. 02.04.2013); Выяснилось, что «общечелове-
ческие ценности» полностью совпадают с национальными интере-
сами США (КП. 30.03.2012).
На спекулятивное использование терминов «права человека» и
«общечеловеческие ценности» обратила внимание и современная со-
циальная философия: «Права человека сегодня интерпретируются ис-
ключительно таким образом – как право не подчиняться никакому
национальному контролю и суверенитету во имя глобальной амери-
каноцентричной лояльности» [Панарин 2002: 221]; «Это логическое
завершение идеи автономности человека от Бога, итог антихристиан-
ского Просвещения. Воинствующее либертарианское толкование прав
человека грозит полной бестиализацией человека, ибо человек только
там, где дух выше плоти» [Нарочницкая 2009: 324]; «Что есть человек
вообще? Это, по сути, человек европейский. А общечеловеческие
ценности? Просто европейские ценности, европейская точка зрения
на мир» [Гиренок 2015]; «Плешивые идолы “перестройки и реформы”
оказались пустыми, “пирамиды” рухнули, и людям требуется трезвый
и жесткий разговор – на “языке родных осин”, без идеологических
химер и “общечеловеческих ценностей”» [Кара-Мурза 2012в: 84].
Свобода, свободный (свободный мир, свобода слова, свобода
личности и т. д.): «Мелочь», прекрасно иллюстрирующая как отдель-
ные повадки, так и общий образ действий западных приверженцев
«верховенства права», «торжества законности» и чего там еще? Ну
конечно же – «ценностей свободного мира», разве можно без них?..
(Завтра. 2013. № 30); Люди начинают прозревать и неожиданно для
себя замечают <…> что плюрализмом и свободами прикрываются
вполне жесткие, подчас тоталитарные и человеконенавистнические
вещи (ЛГ. 2014. № 25); Естественно, российские «демократы» ожи-
дали продолжения этой малины еще на восемь лет. Чтобы дядька
Гор с дядькой Либерманом стояли на страже Гусинского, Березов-
ского и Ко, защищали свободу слова, то есть узаконенную русофо-
151
бию, рынок, то есть узаконенный грабеж и вывоз капитала за рубеж
и т. п. (Завтра. 2000. № 51); Характер заклинаний приобрели слова
«свобода», «тоталитаризм», «честные выборы» и пр., пр., пр. (ЛГ.
2012. № 41); Свобода слова тогда была в коме, а теперь она такая
отвратительная, желтая и мерзкая, что лучше бы уж оставалась в
коме и дальше (КП. 05.03.2013); Не думаю, что пресловутая свобода
слова разрешит все, что угодно (Известия. 03.17.2013); Политологов
волновала свобода слова, воспринятая «хомячками» как свобода ос-
корблять Путина (РБК Дейли. 03.01.2012); …свобода слова означает
для «оранжевых» медиасвободу антиконституционных призывов к
свержению законной власти… (Новый регион. 02.05.2014); Это сво-
бода слова или надо опасаться снайпера? (Русский репортер. 2010.
№ 28 (156)).
На спекулятивный характер употребления слова «свобода» и его
производных обратили внимание такие значимые фигуры в русской
литературе и политике, как А. И. Солженицын и А. А. Проханов: «А
ведь ехал в Россию три года назад – мне ж и вправду казалось, что я
смогу повлиять – даже отчасти и на ход событий. И – полное бесси-
лие. «Свобода слова», свобода поступков?.. – но и в железном СССР
насколько ж я был действенней. А теперь в России воцарилась та
анархия свободы слова, когда никакое слово уже ничего не весит и ни
на кого не влияет» (Солженицын А. И. Тверские города // ЛГ. 2006.
№ 25–26); «…Надо понимать, что мы живем в эпоху информацион-
ных войн, и те, кто проигрывает информационные войны под акком-
панементы свободы слова, являются недостойными называться вои-
нами и народом-победителем. Информационная война включает в се-
бя категорию свободы слова как очень мощный элемент
(А. Проханов в беседе с писателем Виктором Ерофеевым // Завтра.
2015. № 48).
Цивилизованный (-ая, -ое, -ые): …Свобода неприкрытого ци-
низма и похабщины, бесстыдства и извращения, прикрывающаяся
словами «во всем цивилизованном (?) мире» и т. д. – достойно ли
все это называться свободой? (АиФ. 1993. № 5); И с тем большим
прискорбием я должен констатировать, что в начале ХХI века образ
действия стран, называющих себя «цивилизованным сообщест-
вом», несмотря на обилие дорогих галстуков и хороших костюмов,
оказывается даже не на уровне феодализма, а на уровне каменного
века с элементами каннибализма (Завтра. 2014. № 26); Нужно им-
портозамещение не товаров и услуг, а сознания. Вы признаете, что
либеральная идея «вхождения новой России в мировой рынок и
152
в сообщество цивилизованных стран» потерпела крах? Что наши
западные «партнеры» – матерые уголовники, которые видят «Раш-
ку» «коровой», за счет которой могут пропитаться? (Завтра. 2015.
№ 8); …И все это под самыми гуманными, самыми демократичными
лозунгами «покаяния в имперском тоталитарном прошлом», «неиз-
бежных издержках на пути в сообщество цивилизованных стран»
и так далее (Завтра. 2006. № 47); Более двадцати лет <…> нас пы-
тались сделать частью «цивилизованного мира». Граждане интен-
сивно превращались в жующий пипл – торговали цветметом и Роди-
ной, глодали «Сникерс», учили мантру «Пора валить!» (Завтра. 2014.
№ 42); «Цивилизованный мир» при позорном молчании Москвы об-
рушился на Ливию всей мощью своей натовской армады (Известия.
29.05.2014).
Анализ аксиологической амбивалентности многих ключевых
слов-понятий российского политического дискурса позволяет: а) по-
новому взглянуть на некоторые суждения русских мыслителей и б)
оценить их рекомендации: а) «Все население нашей страны распада-
ется на две неравные части, которые можно условно назвать – “они” и
“мы”. Формально определить их трудно, но каждый ясно понимает, к
какой части он принадлежит» (Шафаревич И.Р. Мы и они // Завтра.
2010. № 39); б) «В свое время знаменитый философ и публицист Иван
Солоневич писал: “Самая основная, самая решающая проблема наше-
го национального бытия заключается в отказе от всяких призраков
(здесь и далее в цитате выделено Солоневичем. – А. С.) – то есть от
всякой лжи. И активной, и тем более пассивной лжи… Мы обязаны
знать факты – от этого и почти только от этого зависит все наше бу-
дущее, и личное, и национальное”» (Солоневич И. Л. Русская монар-
хия. Миф о Николае Втором. URL: www.rus-mon.narod.ru/statji/
solonevich.html).
Некоторые выводы
1. У ряда ключевых слов современного политического дискурса
России, традиционно употребляемых в позитивных контекстах, наме-
тилась тенденция формирования отрицательно-оценочных коннота-
ций, что создает ситуацию смысловой амбивалентности этих слов.
2. Эти отрицательные коннотации носят не языковой, а рече-
вой характер. В то же время они не являются фактом только инди-
видуального словоупотребления, поскольку выражают точку зре-
ния значительных групп российской общественности. Статус таких
153
коннотаций можно определить как ограниченно- или частично-
узуальный.
3. Во всех рассмотренных контекстах, кроме основной отрица-
тельной коннотации (семы «плохо»), присутствует уточняющая кон-
нотация – сема фиктивности.
4. Указанные коннотации формируются как в контекстах малой
протяженности (словосочетаниях), так и в контекстах большей про-
тяженности (предложениях или сочетаниях предложений); причем в
первом случае преобладает эмоциональная оценочность, а во вто-
ром – рациональная.
5. Наличие такой контрастной аксиологической амбивалентно-
сти у ключевых слов российского политического дискурса является
показателем глубокого мировоззренческого и идеологического рас-
слоения российского социума, прежде всего его политически актив-
ной части. Причем несмотря на наметившееся в последнее время по-
литическое «многоголосие» [Современный русский… 2003: 159],
стержневой является бинарная идеологическая оппозиция, которую
условно можно обозначить как либеральная ментальность ↔ консер-
вативная ментальность.
6. Утрата однозначности важнейших мировоззренческих кон-
цептов является сигналом нездорового состояния общественного соз-
нания. «Кто имеет уши слышать, да слышит!»
154
Глава 6
О смысловых манипуляциях
с нациеобразующими концептами
155
шивать с так называемыми ключевыми словами текущего момента,
отражающими, так сказать, сиюминутные интересы и заботы социу-
ма. Так, например, для последних нескольких лет для России такими
словами, в частности, являются: кризис, санкции, Крым, Донбасс, Си-
рия, Украина, Евросоюз, ИГИЛ, мигранты, доллар, евро, инвестиции,
импортозамещение и т. п. В отличие от ключевых слов текущего мо-
мента нациеобразующие концепты и соответствующие им слова и
словосочетания (концептолингвемы) обладают большой временной
устойчивостью, хотя их состав в течение длительного времени, изме-
ряемого подчас веками, может несколько изменяться. Может также
изменяться, в зависимости от складывающейся исторической ситуа-
ции, степень их актуальности в составе общей концептуальной пара-
дигмы. Именно в силу их нациеобразующей значимости они оказы-
ваются в центре семантических манипуляций. Рассмотрим эту про-
блему на примере таких слов, как русские, россияне, русскоязычные,
народ, население, национализм, национальная идея, империя.
156
из Казахстана, даже татарин оттуда же, – для туземца он всегда рус-
ский» [Боссарт 2005].
Таким образом, получается, что этнических русских нет в при-
роде, а этнический компонент в определении национальности не име-
ет никакого значения. А это по меньшей мере вопрос спорный.
Так, например, по поводу того, что такое русская нация и кто
имеет право называть себя русским, существует мнение, согласно ко-
торому должен учитываться принцип крови: «Он, вне всяких сомне-
ний, является необходимым, базовым, единственно обязательным
(выделено автором цитируемого текста. – А. С.), без которого сама
тема разговора теряет всякий смысл» [Севастьянов 2006: 126].
Обе точки зрения – либо отрицание этнического начала в оп-
ределении национальной принадлежности, либо сведение ее только
к этническому («кровяному») фактору – представляются односто-
ронними, а потому и неверными. Последняя точка зрения отлучает
от русскости большое количество, по сути дела, русских людей, об-
ладающих русским национальным сознанием, сформировавшихся в
лоне русской культуры, для которых русский язык является род-
ным, а Россия – Отечеством. С точки зрения «кровяного» критерия
мы должны поставить под сомнение принадлежность к русскому
народу многих выдающихся людей России, например, В. И. Даля,
Н. В. Гоголя, О. Э. Мандельштама, да, пожалуй, и А. С. Пушкина,
М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, С. Т. Аксакова, и многих дру-
гих художников, ученых, государственных деятелей. Содержание
русскости вовсе не сводится к этническому фактору, это скорее
культурное и мировоззренческое понятие, хотя этнический компо-
нент играет определенную роль. Вот точка зрения по этому вопросу
русского философа и правоведа И. А. Ильина: «Русский – это тот,
кто принимает Россию огнем своей любви и служит ей волею и де-
лами. И вот, русский русскому брат в предметном служении Роди-
не, как общему и совместному Делу Божьему на земле. Мы свобод-
ны объединяться с нашими братьями по единочувствию и едино-
мыслию» [Ильин. URL: http://gosudarstvo.voskres.ru/ilin/30.htm]. Ср.:
«Понятие “русские”, – сказал митрополит (Санкт-Петербургский и
Ладожский Иоанн. – А. С.), – не является исключительно этниче-
ской характеристикой. Соучастие в служении русского народа мо-
жет принять каждый, признающий Богоустановленность этого слу-
жения, отождествляющий себя с русским народом по духу, цели и
смыслу существования, независимо от национальности» (цит. по
[Платонов 2014]).
157
Разделяя эту точку зрения, возьмем как рабочее следующее оп-
ределение В. Тростникова, совмещающее достаточную полноту и ла-
конизм: «Русский – это тот, кто принадлежит русской цивилизации,
являясь носителем ее языка, типа верования, уклада жизни и культу-
ры» (ЛГ. 2016. № 9; там же см. обоснование этого определения). Та-
кое определение русскости соответствует действительному положе-
нию вещей, прежде всего самоидентификации людей русской культу-
ры. Это особенно важно учитывать в наше время, когда у нашего на-
рода наблюдается «ослабление национальной идентичности», что от-
мечается и в прессе (Костиков В. На обломках Родины моей… // АиФ.
2011. № 17).
Кроме того, русским, русскому народу приписываются негатив-
ные свойства, якобы присущие их природе и говорящие о генетиче-
ской неполноценности. Так, в уже упоминавшейся статье «Встреча со
свинксом» ее автор сообщает, что однажды «рубанула правду-матку»
о «балагановской страсти к воровству, заложенной в русской приро-
де», и сочувственно цитирует слова М. Горького о русском народе, «о
его глубокой безнадежности, заложенной в природе (курсив автора
цитируемого текста. – А. С.). О неискоренимом пьянстве, воровстве,
жестокости, нищете духа» [Боссарт 2005]. Или публицист Станислав
Белковский, напоминающий читателям, что варяги (викинги) пришли
к нам из Европы, чтобы навести так называемый порядок. «Русский
народ силен креативом, но с менеджментом у него (у нас) проблемы.
Великий русский писатель Венедикт Ерофеев, автор поэмы “Моск-
ва ‒ Петушки”, говорил, что философия в России должна быть немец-
кой. Я бы перефразировал это так: при русском креативе менеджмент
должен быть немецким. Или британским, как считал мой покойный
друг Борис Березовский, от русской безнадежности повесившийся на
шарфе…» [Белковский 2015]. Такого рода унизительные для русского
человека высказывания можно найти и в романе «ЖД» Д. Л. Быкова,
присутствующие там в большом количестве и разнообразии.
Эти тексты свидетельствуют, кстати, что русофобская контек-
стуальная пейоративная оценочность слова-концепта «русские» мо-
жет быть вполне открытой, прямолинейной (первый и третий приме-
ры) или несколько прикрытой некоей долей комплиментарности (вто-
рой пример).
Многие обращают внимание на то, что слово «русские» стало
нежелательным в официальном дискурсе и поэтому подменяется сло-
вом «россияне». Причем высвечиваются разные грани этой пробле-
мы: 1. «Слова “русский”, “русский народ” новой правительственной
158
номенклатурой выведены из употребления – это характерный штрих к
политике “новой метлы”» (Любкин С. Г. Все должны знать… // ЛР.
20.12.1991); 2. «Главная тема – русские. Слово, бесспорно, опасное.
И то, что оно прямо так и произносится – “русские”, по мнению мно-
гих, уже несет в себе скрытый шовинизм» (Чигишев Ю. Генерал от
оппозиции, или «Русские идут!» // КК. 28.11.1992); 3. «П. Макаров
еще не раз вспоминал желтую воронку из ночного кошмара, когда
стали закрываться элитные институты и заводы, когда людей с иско-
паемыми профессиями погнали на улицу с улюлюканьем, когда слово
“русский” стало ругательством» (Фролов С. «Соколята» из инкубато-
ра Жириновского // КП. 18.12.1993); 4. «…Это теперь стали подозри-
тельно относиться к словам и, чтобы кого-то не обидеть, стали гово-
рить “россияне”» (Иванов Г. Заметки на полях писем Ф. И. Тютчева //
ЛР. 01.11.1991); 5. «Мы поставили своей целью содействие возрожде-
нию русского национального самосознания. Эта цель, естественно, не
всем по нраву, поэтому нас преследуют, требуют убрать из названия
слово “Русский”, но главное – пытаются задавить экономически»
(Сенин А. Русским людям за рубежом // РВ. 1994. № 15–17); 6. «Все
преференции в национальной политике отданы “малым народно-
стям”; само слово “русский” в течение последних лет как бы табуиро-
вано, фактически изгнано из лексикона власти» (Ленцев И. Бумага
терпит, Россия – нет! // Завтра. 2006. № 36); 7. «В 1993 году указом
Б. Н. Ельцина были запрещены все газеты со словом “русский”» (из
беседы с главным редактором газеты «Русский Вестник»
А. А. Сениным // РВ. 2014. № 20); 8. «Все время прослеживается
стремление ныне власть имущих подменить русских безлико-
официальными “россиянами”, как раньше их пытались растворить в
“советском народе”» (Иванов А. Концепция национальной политики
и реальность // РВ. 1996. № 26); 9. «С тех пор как советский народ пе-
реименовали в совок, коммунизм и социализм обсмеяли, а русский
народ тихо слили в российский, в моде стали ругательные оценки:
пьяницы, уроды, жулье, ворье, лузеры – освободите территорию!
<…> Как только я говорю слово “русский”, все тут же начинают об-
винять меня в нацизме… Все начинают говорить, что чисто русских
нет… И что? Я теперь не русский? Кто же я? Ах да, россиянин!!! Ну
конечно, как же я забыл. Почему мне запретили быть РУССКИМ???
И вот получается – 80 процентов населения, которые считают себя
русскими, не имеют на это права» (Каралис Д. Отдать должное рус-
ским // ЛГ. 2010. № 30); 10. «Наверное, совсем не случайно они (пес-
ни Игоря Растеряева. – А. С.) появились именно сегодня, когда власт-
159
ные либералы почти открыто провозгласили лозунг “За Россию без
русских!”, а самих русских буквально пытаются лишить имени, по-
всеместно заменяя “россиянами” и выпуская даже школьные учебни-
ки “российского языка”» (Судовцев Г. Комбайнер с ромашками //
Завтра. 2010. № 41); 11. «Русским несвойствен агрессивный национа-
лизм, какое-то враждебное восприятие других народов, но слово
“россияне” растворяет в себе русскую доминанту» (Шафаревич И. Р.,
академик, в интервью «Литературной газете» // ЛГ. 2013. № 22); 12.
«Илья Сергеевич (имеется в виду художник Глазунов. – А. С.) вспо-
минает: “после ‘победы’ демократии на одном из приемов супруга
президента Ельцина Наина Иосифовна дружески журила меня: ‘Пере-
станьте всюду говорить: русские, говорите: россияне!’ Неслучайно,
как в Америке, из наших новых паспортов убрали родовое понятие –
национальность”. Начатое в ХХ веке распятие русского народа и Рос-
сии вовсе не завершено» (Савин А. От распятия к воскресению // Зав-
тра. 2012. № 2); 13. «Ведь уже, считайте, с октября 1917 года до по-
следних времен шла политика денационализации русского народа, то
есть превращение его сначала в советский народ, потом в россиян-
ский народ. Это подрывает его духовные и все прочие силы (из ин-
тервью главного редактора журнала «Русский Дом» А. Н. Крутова с
директором Российского института стратегических исследований
Л. П. Решетниковым // Русский Дом. 2014. № 5. С. 9); 14. «Кстати,
сколь умело наши переводчики, под политическим давлением космо-
политических кругов в руководстве страны, ныне безграмотно пере-
водят английское russian, как исключительно “российский”. <…>
Идет явная и наглая фальсификация, подмена понятий» (Бондаренко
В. Трудно быть русским // Завтра. 2007. № 20); 15. «То, что в послед-
нее время СМИ примеряют название “русские” ко всем россиянам,
говорит об обновлении технологии непризнания русских. Такое от-
ношение дает возможность антирусски настроенным представителям
исполнительной власти безнаказанно экономить на русском народе
при принятии практических решений» (из Обращения участников ко-
митета противодействия вымиранию русского и других коренных на-
родов // РВ. 2014. № 25).
Реакция на эту подмену прослеживается даже в художественной
литературе, например: «О русской идее здесь напоминало только
блатное обращение “россияне”, всегда казавшееся Татарскому чем-то
вроде термина “арестанты”, которым воры в законе открывают свои
письменные послания на зону, так называемые “малявы”» [Пелевин
2004: 218].
160
Не со всем в приведенных высказываниях можно согласиться,
но эмоциональный накал чувствуется более чем явственно.
Ситуация, сложившаяся вокруг оппозиции русские/россияне та-
кова, что порождает и совершенно неприемлемые предложения: «На-
до изгнать из газетно-телевизионного лексикона позорный неоло-
гизм – “россияне”. Мы все тут русские – “и тунгус, и друг степей
калмык”, и все прочие, кто вырос под нашими небесами. И в этом,
именно в этом смысле Россия предназначена для русских, а не для
построения мирового коммунизма или глобализма» (Семанов С. Им-
перия или держава // Завтра. 2006. № 41). Такие заявления, во-первых,
нереалистичны: далеко не всякий «тунгус и друг степей калмык» го-
тов назвать и почувствовать себя русским. Во-вторых, это противоре-
чит идее «цветущей сложности», единой семьи народов России. Такая
«глобализация в миниатюре» только обеднит социум.
И лингвоэкология, и культура речи заинтересованы в «снятии»
синонимии слов «русские» и «россияне». Для этого можно принять их
разграничение, предложенное И. Т. Вепревой и Н. А. Купиной: «Сло-
во русские преимущественно используется для адекватного выраже-
ния этнической и языковой идентичности, а слово россияне – для вы-
ражения идентичности гражданской» [Вепрева, Купина 2007: 124]. В
речи Патриарха Кирилла на расширенном заседании Патриаршего со-
вета по культуре 9 марта 2016 г., на котором было объявлено о созда-
нии Общества русской словесности, четко разграничены понятия
«русский» и «россияне»: «Обосновывая название “русский” в назва-
нии воссозданного Общества, патриарх подчеркнул, что слово “рос-
сийский” ассоциируется ныне преимущественно с гражданством, а
свою работу ОРС предполагает вести в пользу всех ветвей единого
русского народа, в том числе “в странах, где преобладают антирос-
сийские настроения”» (Культура. 2016. № 9).
К этому следует добавить, что в контексте понятия «Русский
мир» слово «русские» приобретает надэтническое значение: «Если
внутри нашей страны русский чаще всего означает этнокультурную
идентичность, а россиянин – гражданство, то вовне понятие “рус-
ский” становится надэтническим, суперэтническим и в определенном
смысле цивилизационным. Русский мир шире этносов и наций, тер-
риторий, религий, политических систем и идеологических пристра-
стий. Русский мир полиэтничен, поликонфессионален и полисеман-
тичен. Это глобальный феномен, который не может быть описан од-
нозначно каким-то одним определением. Сам я исхожу из того, что
Русский мир – это Россия плюс русское зарубежье. А ментально все,
161
кто осознает свою вовлеченность в Русский мир. И в этом смысле
принадлежность к нему – самоощущение» (В. А. Никонов. От воль-
ницы до свободы // ЛГ. 2014. № 27).
Применительно к словам «русский» и «русскоязычный» доволь-
но часто наблюдается их дифференцированное употребление: «Ее
(государственности. – А. С.) носителями являются русское и русскоя-
зычное население на окраинах» (Советская культура. 24.02.1990);
«Среди мигрантов последних десятилетий большинство составляют
русскоязычные, но есть и русские» (Наш современник. 1992. № 12.
С. 134); «Я и представить себе не могла, что в Америке так много
русских, а главное, что они не менее, а то и более русские, чем мы,
живущие у себя дома. <…> Пожалуй, слова “русская миграция” сле-
дует относить только к первой – революционной и второй – военной
миграции. Третью миграцию правильнее называть русскоязычной»
[Литвинова 1992: 123].
О. Б. Неменский описывает ситуацию, в которой русскоязычные
становятся самодовлеющей реальностью и фактором политического
процесса: «Рост нового регионального самосознания юго-восточной
половины Украины пока что никак не отменяет советскую “украин-
скую” национальность, но уже настаивает на своем русскоязычии.
“Да, мы украинцы, но мы русскоязычные, и это наш родной язык,
право пользоваться которым мы готовы отстаивать”. Появляется фе-
номен русскоязычного самосознания, новой идентичности, основан-
ной не на “крови”, а на языке. <…> Оказалось, что язык – не просто
средство общения, что он влечет за собой и культуру, и историческую
память. “Мы, русскоязычные!” – эта формула идентичности стала оп-
ределять социальные и политические реалии современной Прибалти-
ки» (Неменский О. Б. Исподволь русские // ЛГ. 2013. № 25–26).
Таким образом, для легитимизации слова «русскоязычные» есть
объективные основания. Однако неуместное использование этого
слова в официозе и нерешаемые проблемы русского народа стимули-
ровали негативное отношение к слову «русскоязычные», встречаю-
щееся довольно часто, например: «Защиты нет, ибо нет у народа сво-
ей государственности, а значит, как бы нет и его самого. Есть некое
безликое русскоязычное народонаселение, безнациональные области
и края…» (ЛР. 18.01.1991); «Упрекнуть советскую систему (имеется в
виду система образования. – А. С.), которая вывела советского чело-
века в космос, можно лишь в том, что она произвела и таких, как
Греф, и весь его Гайдаровский форум русскоязычного разлива» (Зав-
тра. 2016. № 11); «Я австралийка русского происхождения, живу
162
более семидесяти лет за границей. Подчеркиваю, я – русская, а не
русскоязычная. И надо прекратить употреблять это глупое, оскорби-
тельное для нашего народа слово» (ЛР. 21.08.1992); «Сначала нас всех
в Союзе ССР большевики хотели сделать советскими – не вышло. Те-
перь их правопреемники тщатся произвести всех в русскоязычные.
Это я, коренной русский, казак – русскоязычный?!» (РВ. 1993. № 7);
«Если просмотреть литературную критику, она была почти на 90 %
русскоязычной, русских оттирали в сторону, о русских не упоминали,
тем делая свое дело…» (День. 1993. № 18); «Пред высшим Судией
скоро предстоит держать ответ и вам. Что же станете говорить Вы,
бывший советский солдат, русский писатель, а с недавних пор рус-
скоязычный “демократ”, ликующий при виде потоков русской крови»
(КГ. 03.09.1994).
С лингвоэкологической точки зрения, чтобы прекратить пута-
ницу в понятиях и избежать ненужных эмоций, было бы целесооб-
разно семантически системно упорядочить этот лингвистический ряд
(русские – россияне – русскоязычные), закрепив путем кодификации
следующие значения (если не единственные, то основные): русские –
представители русской нации со всеми ее основными признаками
(язык, культура, менталитет; факультативно – этническая принад-
лежность); россияне – граждане России (независимо от их нацио-
нальной принадлежности); русскоязычные – люди любой националь-
ности, для которых русский язык является родным (или домини-
рующим в случае двуязычия и многоязычия). Кодификация этих
значений указанных слов должна быть поддержана соответствую-
щим их употреблением в официальной устной и письменной речи, а
также в СМИ. Необходимость такой работы мотивируется не только
приведенными выше текстами, но и создавшейся путаницей, присут-
ствующей даже в речи представителей высшей власти: «Считаю сво-
им долгом, заявил Б. Ельцин, остановиться на проблеме русскоязыч-
ного (курсив мой. – А. С.) населения. И не только по должностной
обязанности, но и по велению сердца. Российский парламент распо-
лагает всей полнотой информации о положении русских, людей дру-
гих некоренных национальностей в республиках Прибалтики. Рос-
сийский парламент, правительство считают своей обязанностью ис-
пользовать свои возможности для защиты россиян» (КП. 19.01.1991).
Совершенно очевидно, что здесь слова «русскоязычные», «русские»
и «россияне» оказались в позиции неразличения (о манипуляции
словами «русские», «россияне», «русскоязычные» см. [Васильев
2013: 359–446]).
163
6.3. Народ/население
Эта оппозиция активизировалась в речевой практике с распадом
Советского Союза (начало 90-х годов). Причем слово «народ» приоб-
рело положительную коннотацию, а «население» – отрицательную
(разумеется, речь идет о коннотациях контекстуальных, а не систем-
но-языковых). Естественно, эта оценочная оппозиция не нашла отра-
жения в толковых словарях, где значение соответствующих слов рас-
крывается в таких дефинициях:
«Народ, -а (-у), м. 1. (-а) Население государства, жители страны.
Российский н. 2. (-а) Нация, национальность или народность. Русский
н. Северные народы. 3. (-а). ед. Основная трудовая масса населения
страны. Трудовой н. Выходцы из народа. Простой н. 4. ед. Люди,
группа людей. В зале много народу. Площади заполнены народом.
<…>» [Толковый словарь… 2011: 492].
«Население, -я, ср. 1. см. населить. 2. Жители какого-н. места,
местности. Н. района. Перепись населения. 3. Животные, живущие в
каком-н. одном месте (спец.). Рыбное н. водохранилища» [Толковый
словарь… 2011: 493].
В оценочной оппозиции слов «народ» и «население» актуализиро-
ваны вторые значения этих слов: народ как нация и население как жите-
ли какой-нибудь местности. Это видно, например, в следующем тексте:
«Опросы социологов, данные статистики лишь подтверждают плачев-
ное экономическое и нравственное состояние россиян. Народ не видит
перспективы, утрачивает единство цели и все больше превращается в
народонаселение. По итогам последней переписи специалисты обрати-
ли внимание на то, что русские в ряде случаев перестают называть себя
русскими. Говорят, что они сибиряки или северяне» [Костиков 2011].
Эмоционально-оценочное различие между этими словами в ука-
занных выше значениях особенно остро чувствуют писатели и журна-
листы:
• «…Но полный распад государственного мышления в правя-
щем классе, в интеллигенции и в немалой части народа, на глазах
превращающегося в некое население без роду-племени» (ЛР.
02.11.1990);
• «Главное сейчас для нашего народа – опомниться. Корень у
этого слова – “помни”. Вспомнить, что были мы когда-то не просто
населением, но народом, притом великим. И были у нас общие ценно-
сти – исторические, культурные, нравственные, духовные» (ЛР.
13.07.1990);
164
• «Наш народ перестал ощущать себя субъектом истории, еди-
ной нацией, вообще понятие народ – в значительной мере понятие со-
циологическое, конечно, в меньшей степени, чем понятие население,
социологическое с политическим подтекстом. Народ становится на-
цией, когда становится субъектом истории и движется в рамках про-
екта» (Завтра. 2010. № 40);
• «Древние греки не уничтожали памятников зримых и пись-
менных – они берегли историю “своих” людей, ибо сознавали, что без
нее нет народа, а есть лишь население. Поэтому их история осталась в
веках» (ЛГ. 2010. № 42–43);
• «…Егор Гайдар на съезде Союза правых сил 22 декабря 2002
года заявил: “В ХХI веке Россия как страна русских не имеет пер-
спектив, только как страна россиян”. И эта установка выполнялась.
Хотя Российская Федерация после распада СССР стала мононацио-
нальной страной, где более 80 % населения – русские. Это больше,
чем евреев в Израиле, латышей в Латвии, казахов в Казахстане... <…>
Многие тогда поверили, что русский народ сошел с исторической
сцены и растворился в советском народе, а потом и в россиянах. Ка-
залось, что русский народ, преданный своими властями, психологиче-
ски сломался и потерял волю и способность к активному сопротивле-
нию. Стал “населением” на территории под именем “Российская Фе-
дерация”» (Русский Дом. 2014. № 5. С. 1);
• «…В 90-е годы власть перестала называть народ народом. Это
знак, сигнал. Чаще всего используется характерный термин “населе-
ние страны”. <…> Населением называют тех, кого населяют на опре-
деленную территорию, садят на землю, а народом – тех, кто здесь на-
родился, кто ведет свой род и помнит о своих предках. Чувствуете
разницу?» (Наш современник. 2014. № 10. С. 166).
Нетрудно заметить, что в приведенных контекстах содержатся ха-
рактеристики народа и населения, обосновывающие их различную оцен-
ку как позитивного и негативного явлений. Одно из существенных раз-
личий состоит в том, что народ – это социум, обладающий исторической
субъектностью, чего не скажешь о населении, если даже оно «электо-
рат». По сути дела, об этом говорится в коллективном труде «Проект
Россия. Третья книга. Третье тысячелетие»: «Характерная черта массы –
отсутствие общей цели… Характерная черта народа – стремление к
высшей цели. Тяга к удовольствию распыляет энергию. Стремление к
высшей цели концентрирует ее. Народ отличается от массы способно-
стью пожертвовать личным благом» [Проект Россия… 2009: 47].
165
6.4. Национализм
Понятию «национализм» в XX и начале XXI века «не повез-
ло». В течение 70 лет советской власти, при господстве идеологии
марксистско-ленинского интернационализма, и 25 лет постсовет-
ской либеральной идеологии национализм рассматривали как без-
условное зло. Эта точка зрения нашла не только массовое контек-
стуальное выражение, но и лексикографическое закрепление. Такая
тенденция негативного определения национализма прослеживается
в толковых словарях русского языка советского и постсоветского
времени. Например:
«Национализм, -а, м. 1. Реакционная буржуазная и мелкобуржу-
азная идеология и политика, основывающаяся на идеях превосходства
и исключительности какой-л. нации и оправдывающая господство
одних наций над другими. Марксисты ведут решительную борьбу с
национализмом во всех его видах… 2. Национальное движение в пора-
бощенных странах за национальную независимость против империа-
лизма, колониализма» [Словарь русского… 1986: 413]; «Национа-
лизм, -а, м. 1. Идеология и политика, исходящая из идей националь-
ного превосходства и противопоставления своей нации другим, под-
чиняющая общественные интересы и ценности национальным инте-
ресам. Фашистская идеология основывалась на национализме. Борьба
с национализмом. 2. Проявление чувства национального превосходст-
ва, идей национального антогонизма, национальной замкнутости.
Проявление национализма. Выступление депутата с позиции нацио-
нализма. <Националистический (см.). Национальный (см.)>» [Боль-
шой толковый… 1998: 608]; «Национализм, -а, м. 1. Идеология и по-
литика, исходящая из идей национального превосходства и противо-
поставления своей нации другим. 2. Проявление психологии нацио-
нального превосходства, национального антагонизма, идеи нацио-
нальной замкнутости // Прил. националистический, -ая, -ое. Национа-
листические взгляды» [Толковый словарь… 2011: 500].
От таких дефиниций только один шаг до приравнивания нацио-
нализма к шовинизму. И такой шаг некоторые лексикографы факти-
чески делают. Например: «Национализм – идеология, возвеличиваю-
щая и противопоставляющая свою нацию всем другим. Для национа-
лизма характерна идея национального превосходства и национальной
исключительности. Националист считает, что утверждение и защита
своей нации связаны прежде всего с унижением и уничтожением дру-
гих наций» [Словарь-справочник «Человек и общество» 1996: 233].
166
В более или менее таком же духе характеризуют национализм и
некоторые отраслевые словари. См., напр. [Кононенко 2003: 284; По-
литология. Энциклопедический словарь 1993: 195; Введение в поли-
тологию: Словарь-справочник 1996: 142–144; Человек и общество…
1997: 304–308; Современный философский словарь 1998: 554–555;
Новейший политологический словарь 2010: 161–162].
В то же время, несмотря на преобладание указанной точки зре-
ния, есть литература, характеризующая национализм скорее положи-
тельно, во всяком случае как явление объективно неизбежное в опре-
деленных геополитических условиях. Приведу несколько примеров:
«Национализм – любовь личного “я” к тому единственному для
него национальному “мы”, которое только и может вывести его к ве-
ликому, общечеловеческому “мы” (И. А. Ильин). Общечеловеческое
открывается человеку в том случае, если он сумеет постигнуть те глу-
бины духа своего народа, которые понятны и дороги всем векам и
другим народам. Национализм – это признание того, что духовное
братание с другими народами возможно и необходимо, но при одном
условии – надо не стыдиться своего национального бытия, а нести его
с гордостью и достоинством. Он несовместим с признанием той или
иной нацией своего превосходства. “Истинный национализм, – писал
И. А. Ильин, – есть национализм духовный, который идет не только
от инстинкта национального самосохранения, но от духа и любит не
просто ‘родное’, ‘свое’, – но родное-великое и свое-священное”. Не-
истинный национализм есть ш о в и н и з м , для которого любовь к
своему народу сопровождается ненавистью к другим народам, а са-
моутверждение проходит в форме нападения на других, завоевывания
других. Истинный националист есть одновременно истинный п а т -
р и о т , т. е. человек, любящий в своем народе не все подряд, а то, что
поднимается на такую высоту духовной культуры, которая видна дру-
гим народам и уважаема ими» [Современная философия: Словарь и
хрестоматия… 1995: 149–150]; «Национализм – идейно-
психологическое и политическое течение, складывающееся под влия-
нием национальных идеологий, облекающих требования этнической
общности социокультурного и общегражданского характера в форму
политических целей и властных притязаний. Н. возникает на основе
роста национального самосознания, политического протеста или ак-
тивизации поддержки политики национального государства гражда-
нами, относящимися к определенной социально-этнической общно-
сти. В самом общем виде Н. преследует цель использования полномо-
чий государства для защиты прав и культурной самобытности нации,
167
усиления гарантий социальной адаптации граждан на основе их на-
циональной идентичности вплоть до требований национального суве-
ренитета и образования самостоятельной государственности» [Осно-
вы политологии: краткий словарь… 1993: 88].
В литературе, пытающейся реабилитировать в общественном
сознании понятие национализма, можно найти ссылки на авторитет-
ные зарубежные источники, позитивно оценивающие роль национа-
лизма, например, работу Президента США Теодора Рузвельта «Но-
вый национализм», книгу Джавахарлала Неру «Открытие Индии»,
«Британскую энциклопедию», «Американский политический сло-
варь» [Национальные интересы… 1997: 22–23] и горькое признание
того, что «просвещенная интерпретация сути национализма, несмотря
на имеющиеся позитивные сдвиги, к сожалению, достаточно слабо
доходит до россиян: в пухлых исследованиях экспертов, газетных
статьях, диссертациях, защищаемых в нашей стране в последние го-
ды, национализм по-прежнему в большинстве случаев изображается
пугалом, “тоталитарным” и чуть ли не “фашистским монстром, или
по крайней мере явлением, излишне возбуждающим межнациональ-
ные противоречия и конфликты”» [Там же: 22].
Для объективной социальной оценки роли национализма важное
значение имеет указание на существование разных интерпретаций
этого явления и наличие ряда его разновидностей. Так, в учебном по-
собии Б. А. Исаева и Н. А. Баранова читаем: «В самом общем виде
национализм – это политическое движение, направляемое опреде-
ленной доктриной на выражение и защиту интересов национальной
общности в отношениях с государственной властью. Но есть и другое
понимание национализма – как политической идеологии, исходящей
из преимущества собственной нации над другими, оправдываемого
предположениями культурного превосходства, приобретенного исто-
рически, обоснованного религиозно или биологически, а также соот-
ветствующее миссионерское сознание» [Исаев, Баранов 2012: 416–
417]. Совершенно очевидно, что при сомнительной приемлемости
второго понимания национализма к первому варианту его толкования
вряд ли можно предъявить претензии. Тем не менее неосведомлен-
ность в теории вопроса и исторически обусловленное и длящееся
многие годы стереотипно-негативное восприятие понятия «национа-
лизм» привело к тому, что слова «национализм», «националистиче-
ский» превратились в своего рода ярлыки, жупелы, которыми поль-
зуются автоматически, не утруждая себя рассмотрением сложности и
многогранности вопроса. Этот стереотип закрепился прежде всего
168
в дискурсе официальной власти и значительной части публицистики,
и понятие национализма фактически оказалось приравнено к нацизму.
Из-за такого неразграничения понятий возникают противоречия в
словоупотреблении. Так, например, в одном и том же тексте говорит-
ся как о положительных вещах о «пассионарности нации», «уважении
и любви к своей истории», «национально ориентированном созна-
нии», «интересах нации», «традиционных ценностях», «националь-
ном развитии» – с одной стороны, а с другой стороны, национализм
объявляется опасным, представляющим угрозу для России и ее граж-
дан, вызывающим межэтническую напряженность, религиозную не-
терпимость, «игнорирующим общепринятые нормы, законы и прави-
ла» [Послание Президента Федеральному Собранию от 12 декабря
2012 г. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/17118].
Противоречивое восприятие и использование терминов «нацио-
нализм», «националистический» характерно для современного пуб-
лицистического дискурса. Так, в газетных публикациях можно обна-
ружить противопоставление патриотизма как любви к Родине, «со-
пряженной с уважением всего остального человечества», национа-
лизму, под которым разумеют «выделение своего народа из всех, как
народа, обладающего особыми качествами. Националист ставит свой
народ над всеми другими как явление более высокого порядка» (Вла-
сов Юрий. Идея народности // День. 1993. № 34).
Такое противопоставление патриотизма и национализма являет-
ся следствием того, что не учитывают сложности феномена национа-
лизма, наличие таких его видов, которые фактически находятся в от-
ношении противопоставления. Так, А. Казин выделяет три основных
направления националистической идеологии. Во-первых, «здоровую
национальную гордость великороссов, опирающуюся на русскую
христианскую традицию, историю и культуру»; во-вторых, «антихри-
стианский языческий национализм, переходящий в открытый шови-
низм»; в-третьих, «“демократический” национализм западноевропей-
ского типа». Первый вариант, включающий идею социализма, право-
славия и персонализма, по мысли автора, и есть русский национа-
лизм. «И никакой народ – а тем более русский – не будет чувствовать
себя ущемленным» (Казин А. Креативный национализм // ЛГ. 2014.
№ 8).
Доктор исторических наук, профессор Вардан Багдасарян в ин-
тервью «Литературной газете», учитывая множественность значений
термина, рекомендует: «Перед тем как говорить о национализме, надо
договориться о том, что под ним подразумевается. Есть трактовка
169
французской школы, согласно которой нация – все граждане страны.
При такой трактовке национализм никаких угроз не содержит. Не-
мецкая школа определяла нацию как культурную общность. Если рас-
суждать в этом ключе, то речь должна идти об ориентации на рус-
скую культуру, на русскую цивилизационную идентичность. И в этом
случае угроз тоже нет. Русская культура – та самая скрепа, тот фун-
дамент, на которой может выстраиваться вся многоэтничность Рос-
сии. Такой национализм выполняет цивилизационнообразующую
функцию. Но есть и третья трактовка. Согласно ей нация определяет-
ся по крови. Если национализм свести к крови, к расовому происхож-
дению, то такой национализм содержит в себе реальные угрозы. В
России намешано много кровей, и любые попытки разделения по кро-
ви чреваты обвалом всей системы» (ЛГ. 2014. № 1–2).
Идею здорового национализма сейчас поддерживают многие.
Покажем это на примерах. С. Г. Кара-Мурза, философ-политолог: «О
том, как сегодня власть разбирается в тонких национальных вопросах,
можно судить хотя бы по тому, что многие даже высокопоставленные
чиновники путают нацизм и национализм, не видят между ними раз-
ницы. Но если с тем, что нацизм разрушителен для нации, можно со-
гласиться, то без здорового национализма не может существовать ни
нация, ни народ. Как раз здоровый национализм создает нацию, а не
наоборот» (ЛГ. 2014. № 1–2); Магомед Ахмедов, народный поэт Да-
гестана: «Что касается национализма, то, на мой взгляд, все зависит
от того, как его понимать. Человек, который любит свою нацию, не
ущемляя при этом другие народы, достоин уважения» (ЛГ. 2014.
№ 1–2); Марк Любомудров, писатель и публицист: «Никак не могут
разобраться наши соборяне и с категорией национализма. <…> Если
не владеешь даже терминологией, то легко завраться. Что мы и на-
блюдаем, в том числе и на наших соборах, где многие, начиная с вы-
соких думских чинов, стремятся наполнить национализм самым чер-
ным смыслом, превращая категорию в жупел. Между тем, не понимая
или ложно толкуя термин “национализм”, невозможно воспитать на-
циональное самосознание» (РВ. 2014. № 25). Сергей Сергеев, науч-
ный редактор журнала «Вопросы национализма»: «Популяризация
знаний о столь мифологизированном и демонизированном предмете
как национализм – дело чрезвычайно важное. <…> Но на ближайшей
повестке у нас куда более скромные задачи. Например, реабилитация
самого понятия “русский национализм” в легальном российском дис-
курсе. Ибо, несмотря на известную фразочку о приверженности вла-
сти русскому национализму (“в хорошем смысле”), он остается в Рос-
170
сии де-факто криминальной идеологией и социально-политической
практикой. Русским националистам, по сути, запрещено участвовать в
политической жизни, а их интеллектуальная продукция находится
под перманентной угрозой судебного преследования на основании
почти исключительно “русской” 282-й статьи. Государство, с одной
стороны, псевдолиберальные СМИ, с другой, делают все возможное,
чтобы приравнять русский национализм к экстремистской ксенофо-
бии. Между тем национализм в классическом европейском понима-
нии (всецело разделяемом редакторами и ведущими авторами “ВН”)
есть, прежде всего, идеология и практика социальной солидарности.
Нация, как гражданская проекция этнического родства, является наи-
более совершенной формой человеческого общества» (Завтра. 2010.
№ 39); Г. М. Шиманов, философ и публицист: «Национализм у нас
сплошь и рядом неправильно понимают. Я понимаю национализм как
любовь к своему народу. Это не шовинизм, который является уже бо-
лезнью этой любви. Точно так же, как каждый человек должен выде-
лять, прежде всего, свою семью, но это не значит, что он враждебен
по отношению к другим. Точно так же и с нациями. <…> Как я уже
говорил, патриотизм и национализм должны быть в одной связке.
Причем национализм важнее, чем патриотизм, потому что это любовь
к своему народу, а патриотизм – это любовь к месту своего рождения
или жизни, или любовь к своей стране. Эти вещи тоже взаимосвяза-
ны, но тут тоже должна быть иерархия, а в основе всего – любовь к
своему народу» (РВ. 2015. № 2).
Попытку характеризовать глубинную суть русского национа-
лизма находим, например, в статье профессора А. Г. Дугина «Апо-
логия национализма». Таких характерных черт русского национа-
лизма Дугин находит четыре. Во-первых, «русский национализм –
безусловно религиозный, а точнее – православный, мессианский и
эсхатологический. Россия рассматривалась самими русскими как
последняя наследница Византийской империи, как хранительница
традиций “православного царствия”, отождествлявшегося с “кате-
хоном”, “удерживающим” в святоотеческом предании». Во-вторых,
«русский национализм связан с пространством. Не кровь, не этнос,
не фенотип и даже не культура являются для русских фактором, по
которому они узнают “своих”. Русские, как ни один другой народ,
чувствительны к пространству. Пространство, необъятность, без-
граничность, протяженность, простор – вкус и дух этого является
неотъемлемой частью русской души». В-третьих, «русский нацио-
нализм – глубоко имперский, интегрирующий, всеохватывающий и
171
универсальный. Русский этнос открытый, вбирает в себя всех, кто
хочет в него вступить». В-четвертых, «русский национализм тради-
ционно общинный, то есть предполагающий необходимость соци-
ального объединения, соборности нации в ее коллективном “домо-
строительстве”.
Либерализм является антиподом русского национализма, так как
в нем “категорически отрицаются такие понятия, как мессианское эс-
хатологическое предназначение нации, как священность почвы, как
имперский иерархизм и централизм и, наконец, как общинность. На-
ции в либеральном понятии – лишь условные конгломераты индиви-
дуумов, объединенных меркантильными интересами, государство –
гарант свободы торговли, национальные территории – безжизненные
объекты утилитарной эксплуатации и т. д.”» (День. 1993. № 38). Не-
трудно заметить, что характеристика национализма, данная
А. Г. Дугиным, представляет его как явление объективное, онтологи-
ческое, а не как просто идеологию.
В прессе мы находим довольно много публикаций, в которых
говорится о причинах появления национализма в современной Рос-
сии, содержится оправдание здорового национализма. Например:
«Русских обвиняют в национализме. Громче всего шумят те, кто еще
совсем недавно был нашими соседями по советской коммуналке и с
причмокиванием заглатывал то, что хозяева Кремля недальновидно
оставляли на общей кухне. <…> Как нам, русским, не повторяя опыта
американских расистов, заявить о том, что у нас есть свои историче-
ские права, свои национальные интересы, своя гордость, сила? Свои
границы терпения, наконец. <…> России нужен национализм. Но он
должен быть гражданским и созидательным.
Республиканский националист во Франции отстаивает ценности
республики – свободу, равенство и братство. Американский национа-
лист гордится своей конституцией, судебной системой, свободой
прессы. Японский национализм после поражения во Второй мировой
войне помог стране встать на ноги, а населению – перенести чрезвы-
чайные тяготы модернизации. Мобилизация под национальными ло-
зунгами (с антирусской подкраской) помогла прибалтийским странам
провести очень болезненные для населения реформы.
Русский национализм – это не “Россия для русских”, не “нака-
жем прибалтов” и не “вернем грузин на Кавказ”. Такой национализм
криклив и разрушителен. Он бесполезен и опасен.
Созидательный национализм – это богатая и сильная Россия для
всех, кто ее любит. Это защита русской культуры. Это разумное са-
172
моограничение новой буржуазии и правящей элиты в пользу бедных
слоев населения.
Глубокие реформы невозможны без национальной мобилизации.
Но люди хотят, чтобы вместе с ними мобилизовались и Абрамович, и
Потанин, и Фридман, и Алекперов, и Греф, и Зурабов. Если этого не
произойдет, если одни будут мобилизовываться и затягивать ремни, а
другие кричать с трибуны “Челси” “Давай-давай!”, то никакого правиль-
ного, рационального национализма нам не видать. А увидим мы нацио-
нализм совсем другого замеса. Куда он ведет, история уже знает» (Кос-
тиков В. Не стреляйте в русского националиста // АиФ. 2005. № 25).
Отмечается, что в контексте современности термин «национа-
лизм» «является, по сути, национал-прагматизмом. Идеологией вы-
живания русского цивилизационно-культурного типа как такового»
(Завтра. 2011. № 11). Словом, вполне оправданными представляются
мысли философа Н. С. Трубецкого и политолога С. Г. Кара-Мурзы:
«Есть разные виды национализма, из которых одни ложны, другие –
истинны, и только истинный национализм является безусловным по-
ложительным принципом поведения народа. <…> Истинным, мо-
рально и логически оправданным может быть признан такой нацио-
нализм, который исходит из самобытной национальной культуры и
направлен к такой культуре. Мысль об этой культуре должна руково-
дить всеми действиями истинного националиста» [Трубецкой. URL:
http://gumilevica.kulichki.net/TNS/tns05.htm]. «Патриотизм – также
есть необходимая часть любой государственной идеологии. В чем же
отличие от национализма? Как говорят, патриотизм утверждает вер-
тикальную солидарность (здесь и далее выделено автором цитируе-
мого текста. – А. С.) – приверженность личности к стране и государ-
ству. В этой приверженности нет акцента на ценности “низшего
уровня”, скрепляющие этническую общность, даже столь широкую,
как нация. Напротив, национализм активизирует чувство горизон-
тального товарищества, ощущения национального братства» [Кара-
Мурза 2011: 88].
С этими суждениями перекликается мысль нашего выдающегося
современника А. И. Солженицына: «Да, непримиримые формы всяко-
го, без исключения всякого на Земле национализма есть болезнь. И
больной национализм опасен, вреден прежде всего для своего же на-
рода. Но не закрайней гневливой бранью, а совестящим вразумлением
можно и нужно обращать его в национализм строительный, созидаю-
щий. Без которого ни один народ в истории не выстроил своего бы-
тия» [Солженицын 1998: 150–151].
173
6.5. Национальная идея
Понятие национализма тесно связано с понятием национальной
идеи, которое является уточнением первого с одновременной поста-
новкой основных задач национального строительства. Поскольку об-
щепринятого определения понятия «русская национальная идея» нет,
то есть отсутствует консенсус между разными историческими школа-
ми и идеологиями, – дадим рабочее определение этого понятия, по-
нимая под национальной идеей целеполагание будущего нации и ос-
новные идеи, на которых это будущее мыслится и которые закреп-
ляются в национальном сознании народа в процессе его историческо-
го развития. Нашей задачей является не выявление содержания раз-
ных вариантов русской национальной идеи, а рассмотрение отноше-
ния российского общества к самому понятию национальной идеи как
таковому, так как разделяем точку зрения, согласно которой «глав-
ным изъяном развития современной России является отсутствие объ-
единяющей национальной идеи» [Попцов 2013], что лишает нашу
страну энергетики развития.
Приведу в сокращенном виде три близких друг другу варианта
русской национальной идеи, для того чтобы стали яснее причины не-
гативного отношения к этому понятию той части российского обще-
ства, которое придерживается западной идеологии. Так, А. Г. Дугин,
повествуя об исторических этапах становления русской национальной
идеи в ее славянофильско-евразийском варианте, выделяет следую-
щие базовые идеологемы: административный централизм и строгая
иерархия; идея Святой Руси как третьего Рима; православный мес-
сионизм; императив единства, цельности; самостоятельность и неза-
висимость мощной державы; геополитическая задача «собирания»
пространств Евразии [Дугин 2002].
О. А. Платонов, директор Института русской цивилизации, кон-
спективно излагая содержание Русской доктрины, разработанной в
трудах митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна
(Снычева), перечисляет основные ее положения:
«– “Русская идея” – это неутолимое стремление к святости, пра-
ведности и чистоте;
– “Русская демократия” – это соборность;
– “Русская идеология” – это Православие;
– “Русский порядок” – это державность;
– “Русское государство” – это Россия во всем многообразии ис-
торических форм ее существования;
174
– государственно-политический и одновременно нравственно-
религиозный идеал России – Святая Русь;
– патриотизм – религиозный долг каждого благочестивого хри-
стианина;
– Русская Православная Церковь – соборная совесть народа»
(РВ. 2015. № 22).
Д. О. Рогозин, вице-премьер Правительства РФ, в книге «Враг на-
рода»: «Национальная идея является ответом широких народных масс
на коммунистическое и либеральное правление Россией. Русская идея
не направлена против какого бы то ни было иного коренного россий-
ского народа. Эти народы строили вместе с нами Великую Державу.
Мы привыкли друг к другу, научились понимать и уважать культуру и
обычаи каждого коренного жителя России. <…> Национальная идея
возвращает русский народ в его естественное состояние – быть хозяи-
ном в родном доме. Сложно объяснить русской молодежи, почему рус-
ские, составляющие в России около 85 процентов населения, практиче-
ски не представлены в федеральном правительстве. Почему в Государ-
ственной Думе и Совете Федерации русских – менее половины? При
этом национальная идея великого русского народа не может быть осно-
вана на этнической неприязни к иному племени. Нам не за что любить
другие народы, но и портить свою кровь ненавистью тоже не стоит.
Сложно найти ответ, почему у крупных коренных народов Рос-
сии есть своя государственность – национальные республики, а у рус-
ских в России своей государственности нет.
Почему русские беженцы, вернувшиеся в свое родовое гнездо –
Россию, должны стоять “на общих основаниях” в одной очереди за
российским паспортом вместе с африканскими неграми и китайцами,
а не получать его автоматически, как только они пересекли границу
своей Родины?
Почему молодым русским родителям – гражданам России –
приходится собирать уйму справок, чтобы оформить российское гра-
жданство для своего только что родившегося малыша? Почему тор-
жественный акт вхождения в российское гражданство из праздника
превращен нашим равнодушным бюрократическим государством в
мытарство и хождение по мукам?
У русского народа тоже есть права.
Первое – на существование, на национальное воссоединение в
пределах родовой территории.
Второе – на сбережение, развитие и приумножение своей нации,
“чтоб русскому роду не было переводу”.
175
Третье – на самоидентификацию, на возможность думать и го-
ворить по-русски, называться русским и иметь в своем российском
паспорте соответствующую запись.
Четвертое – на суверенитет, самоопределение и самоуправление.
Пятое – на Родину, на культурную самобытность, на сопричаст-
ность к великой русской цивилизации и ее славной истории.
Шестое – на контроль над использованием природных богатств
и ресурсов, данных Господом Богом Русской земле.
Седьмое – на доступ к достижениям мировой цивилизации и их
использование в частных и национальных интересах.
Национальная идея – это идеология национального возрожде-
ния, которая предполагает устранение исторических, социально-
политических и экономических несправедливостей, накопившихся за
годы Советской власти и либерального беспредела» [Рогозин 2008:
143–145].
В последнее время наблюдаются попытки развития русской на-
циональной идеи введением в нее понятий «большого национализма» в
контексте евразийского проекта и концепции «Русского мира». Гово-
рится о том, что «необходимо обозначить в проекте программы (имеет-
ся в виду проект Государственной программы «Патриотическое воспи-
тание граждан РФ на 2016–2020 годы». – А. С.) социокультурную спе-
цифику патриотизма, ввести в оборот следующие системообразующие
понятия: “духовно-политическое единство граждан России”, “государ-
ствообразующая роль русского народа”, “русская православная цивили-
зация”, “русский язык”, “русская культура” и пр. без отрицания необхо-
димости государственной поддержки этнокультурного разнообразия
малочисленных народов и защиты прав национальных меньшинств»
[Беспалова 2015. URL: http://ruskline.ru/special_opinion/2015/06/trans
formaciya_gosudarstvennogo_patriotizma_integrativnyjdestruktivnyj_poten
cial/]. Совершенно очевидно, почему приведенные мысли и формули-
ровки, как и само понятие русской национальной идеи, вызывают
раздражение наших западных «партнеров», желающих ослабления
России, и их российских трансляторов, которые в лучшем случае от-
носятся к этой идее с иронией, а в худшем – с ненавистью. Несколько
примеров, иллюстрирующих эту ситуацию:
• «Национальная идея – это что-то наркотическое. Сказки о
сверхдержаве, особой духовности, богоизбранности – идеологический
инструмент, которым с древнейших времен с большим или меньшим
успехом пользовались и пользуются политики для овладения “широ-
кими массами”. Можно еще одеколон в кинозалах разбрызгивать. Все
176
эти декорации бывают особенно востребованы в период экономиче-
ских или политических провалов – как временное спасательное сред-
ство, чтобы не дай бог чего... И применение этих средств – косвенное
подтверждение “некачественной” природы режима. Не искать эту
идею надо, а разбираться, с чего и кто бросается на эти поиски! Вью-
щиеся около власти мастера экрана, приближенные к ней националь-
ные капиталисты или бывшие радикальные атеисты, а ныне умеренно
левые или умеренно правые политики – со свечкой около батюшки...
Патриотические камлания вокруг национальной идеи (в ком бы и в
чем она ни персонифицировалась: в образе Победы, реформатора
Столыпина, императора Петра или тирана Сталина) чреваты площад-
ной истерикой. Или же, если они подхватываются властью любого
уровня, – изоляционистской политикой» (Известия. 15.06.2002);
• «Национальная идея – это нечто эфемерное и в то же время
опасное. Почему эфемерное? Потому что в своей обыденной жизни
человек отнюдь не руководствуется “национальной идеей”. Даже и не
думает о такой ерунде. Национальная идея, как и всякое обобщающее
понятие, грешит чрезвычайной абстрактностью. Конечно, можно по-
пытаться вычленить ее, найти в истории или даже создать искусст-
венно. Но будет ли она жизнеспособна? Почему опасное? Потому что
она может быть навязана сверху. Что происходит потом – всем хо-
рошо известно: Германия 30-х, СССР и т. п. Так что искать нацио-
нальную идею не стоит. И не дай бог власть наша (тьфу-тьфу) отроет
какую-нибудь “идею” и скомандует всем построиться в шеренгу по
трое и идти за ней прямиком в светлое будущее всего человечества...»
(Известия. 15.06.2002);
• «Двадцать пять лет после крушения Советского Союза шли
дискуссии о национальной идее (за этим эвфемизмом прятали набив-
шую оскомину “идеологию”)» (МКК. 07.06.2015).
В этом контексте интересна статья А. С. Ципко «Код шестиде-
сятничества», в которой он прослеживает истоки русофобского вос-
приятия русской национальной идеи, раскрывая идеологию так назы-
ваемых «шестидесятников» с обращением к текстам таких видных
персонажей того времени, как журналист-международник Александр
Бовин, историк-медиавист Арон Гуревич и философ Владимир Биб-
лер. В итоге анализа мировоззрения этих типичных шестидесятников
А. С. Ципко приходит к таким выводам: «Именно тогда сформулиро-
вали “код шестидесятничества”: “И ‘державность’, и ‘религия’, и ‘на-
род’ – понятия сугубо отрицательные”. Ни народность, ни религиоз-
ность, ни государственничество не имеют ничего общего с демокра-
177
тией. Идея “единого народа опасна”, ибо именно эта идея привела к
нацизму. Державность имеет тенденцию, особенно в России, к обра-
щению в назойливую государственность. И религиозность не имеет
ничего общего с демократией, так как духовность, сосредоточенная в
одной идее, противоречит самой духовности. В целом, полагает автор
“кода”, в России какие-либо разговоры о национальной идее как на-
циональной цели вредны, ибо “национальная идея здесь всегда агрес-
сивно отождествлялась с идеей империи”.
Вот философия, которую нам оставили иные идеологи шестиде-
сятничества и которая ныне движет умами нашей либеральной оппо-
зиции. Нельзя ничего понять в духовной ситуации России XXI века,
не зная, “откуда ноги растут”, не осознавая, кто и с какими настрое-
ниями создавал наш новый русский мир» (ЛГ. 2006. № 43).
Однако у русской национальной идеи немало защитников, дока-
зывающих ее необходимость и даже неизбежность, если мы хотим
сохранить свою цивилизацию. Например:
• «Несмотря на перманентно продолжающиеся “поиски нацио-
нальной идеи”, политическое пространство современной России в
высшей степени безыдейно. И это большая беда. <…> Оказаться на
ветру истории для народа, у которого отсутствует Большая Идея, рав-
носильно тому, что лишиться смысла существования» (Бычков Рус-
лан в рубрике «Апостроф» // Завтра. 2007. № 27);
• «В глобальном масштабе изменилась психология людей. Как
это ни прискорбно звучит, но значительная часть людей из “произво-
дителей и творцов” превратилась в “потребителей”, для которых на
первом месте оказалось комфортное существование любой ценой.
<…> Ни одна страна в одиночку не сможет изменить эту ситуацию. В
одиночку можно только минимизировать “ущерб”. Например, сфор-
мулировав национальную идею, которая сплотит нацию и заставит
людей работать слаженно, как единый организм на выполнение об-
щей цели» (Железняков Александр. Построим базу на Луне! // Завтра.
2013. № 29);
• «…Так вот, если хотим жить – надо восстанавливать и разви-
вать трудовые навыки народа. Надо заново осваивать брошенную
землю, восстанавливать или строить заново заводы и фабрики. А для
того чтобы русский человек что-то делал, ему нужна ИДЕЯ. Помните,
двадцать лет назад все говорили: “Нам надоело работать за идею”.
Дальнейшее показало, что без идеи работают еще хуже. Чтобы рус-
ский человек жил не по-свински, а работал умно и старательно, ему
нужна идея. Ему надо одухотворить повседневность. Увидеть высший
178
смысл в повседневной суете. <…> Идеология нужна» (Воеводина
Татьяна. У нас отняли идею // ЛГ. 2010. № 40).
Высказывается опасение, что патриотические силы России не
сумеют или не успеют защитить и сделать достоянием большинства
русскую национальную идею, против которой идет ожесточенная и
многоаспектная война: «Угрозы для этой идеи сегодня очень велики.
Сегодня разрушают условия ее сохранения и развития – хозяйство как
материальную базу для жизни народа и культуру как матрицу, на ко-
торой народ воспроизводится в каждом новом поколении. Подтачи-
вают те неброские вещи, которые хранят и передают детям смыслы
нашей сущности – школу, литературу, песни. От нашей чуткости, ума
и воли зависит, удержим ли мы оба эти фронта, пока вновь соберется
с мыслями и силами народ» [Кара-Мурза 2011: 23].
По-видимому, для того чтобы национальная идея овладела
умами россиян, она должна найти воплощение в массовых текстах –
философских, религиозных, публицистических, художественных,
научно-популярных, а также в кинофильмах, теле- и радиосериалах
и отдельных передачах. Для такого рода массовых текстов, популя-
ризирующих инвариантный набор идеологем русской национальной
идеи, есть основательная теоретическая база (кроме указанных вы-
ше источников см.: [Русская идея 1994; Сагатовский 1998; Вьюнов
2002; Межуев 2005; Национальная идея… 2007; Русский вопрос
2007; Россия и Европа 2007; Шалыганов 2010; Семенкин 2012; Ак-
сючиц, Нарочницкая 2014]). Во всяком случае, становится очевид-
ным, что понятия национализма и национальной идеи должны быть
реабилитированы.
6.6. Империя
Империя – термин, альтернативное толкование значения которо-
го разными политическими течениями доходит до аксиологической
противоположности. Причем понятие империи отягощено многолет-
ним отрицательно-оценочным грузом советской и постсоветской эпо-
хи, нашедшим лексикографическое закрепление. В толковых слова-
рях современного русского языка, созданных в это время, даются та-
кие значения, в которых эксплицитно или имплицитно наличествует
негативная оценочность, например: «монархическое государство во
главе с императором, вообще государство, состоящее из территорий,
лишенных экономической или политической самостоятельности
179
(выделено мной. – А. С.) и управляемых из единого центра» [Ожегов,
Шведова 1992: 200]; «1. Крупное монархическое государство. <…>
2. Крупная империалистическая колониальная держава с ее владе-
ниями» [Словарь современного… 1956: 310]. Аналогичные определе-
ния содержатся и в других словарях русского языка (см., напр. [Сло-
варь русского языка 1985: 662; Большой толковый… 1998: 390; Тол-
ковый словарь… 2011: 297]).
В некоторых словарях подчеркнут тоталитарный характер импе-
рии: «О могущественном государстве с тоталитарным режимом, со-
стоящим из территорий, лишенных политической и экономической
самостоятельности…» [Толковый… Языковые изменения 1998: 265].
В иных словарях это слово дается без дефиниций, но с оценочными
пометами и соответствующими иллюстрациями: «Империя зла. Не-
одобр. О Советском Союзе (с точки зрения США)…» [Мокиенко, Ни-
китина 1998: 227]; «Нов. неодобр. перен. О Советском Союзе. <…>
Октябрьская контрреволюция в конечном итоге восстановила импе-
рию и даже отмененное полвека назад крепостничество, только под
другими – обманными названиями и в сто крат худшем варианте»
[Максимов 1992: 79]. В некоторых толковых словарях при отсутствии
слова «империя» дается имя прилагательное «имперский» («как отно-
сящийся к империи») в сопровождении оценочных речевых иллюст-
раций. Так, в [Скворцов 2005: 285] фигурируют «имперские замашки»
(о внешней политике государства). В таком же духе подается термин
«империя» и в отраслевых словарях (см., напр. [Политология: Энцик-
лопедический словарь 1993: 119; Новейший политологический…
2010: 104]).
Неудивительно, что при таком, по большей части отрицательном
(и не только лексикографическом), изображении империи в обществе
преобладает негативное отношение к этому понятию.
Впрочем, есть и исключения, т. е. попытки дать не шаблонное и
более объективное пояснение феномена империи, связывая его с
идеологическим противостоянием в рамках глобальной политики: «В
годы “холодной” войны это понятие приобрело негативный оттенок и
стало связываться с насильственным господством метрополии, ти-
тульной нации над колониями, с их эксплуатацией центром. Такое
идеологизированное и далекое от научного понимание И. использова-
лось советской и западной пропагандой для взаимных обвинений в
колониализме или неоколониализме, эксплуатации и угнетении др.
народов. В частности, оно нашло свое воплощение в широко распро-
страненном мифе об СССР как империи русских, насильственно
180
удерживавшей, подавлявшей и эксплуатировавшей др. входящие в его
состав народы» [Введение в политологию… 1996: 81].
В настоящее время между сторонниками и противниками империи
ведется ожесточенная полемика в связи с проблемой выбора пути госу-
дарственного (экономического и политического) становления постсо-
ветской России. Приведем примеры как негативных, так и позитивных
характеристик этого сложного социально-политического явления.
Примеры с негативной оценкой империи в современной прессе:
• «…Но благодаря кризису холодильник уже наполовину пуст,
еды стало меньше и худшего качества, а ропота недовольных почти
не слышно. Почему молчит народ? Как телевизору удается одержи-
вать верх над холодильником? Ответы на эти вопросы не так сложны.
Просто успех “сурковской пропаганды” состоит в том, что ее главные
послания попадают непосредственно в подсознание, апеллируя к ин-
стинктам. Комплексов, которые обеспечивают нынешний невероят-
ный успех кремлевской пропаганды, всего два, но какие! Первый –
это имперский комплекс. Пропаганда утверждает: Путин, дескать,
возвращает стране “имперское величие”, некий статус сверхдержа-
вы – страны, вновь вершащей судьбы мира. В самом деле на протя-
жении многих веков Россия действительно была огромной империей,
а начиная с 1940-х годов вплоть до 1991 года – даже военной и поли-
тической сверхдержавой, способной запросто уничтожить полмира.
Чуть ли не в самой генетике нашего народа заложена эта “держав-
ность”, которая просто “должна быть, и все!”» (МК. 15.02.2016);
• «Идея однополярного мира, возможно, желанна для Америки, но
пагубна для мира остального. И падение авторитета Америки связано с
ее неотступным желанием властвовать над всеми, что и обостряет отно-
шения с Россией, которая препятствует такой однополярности. Править
миром – задача непростая. Потому у всех империй во все времена был
один и тот же конец – они распадались» (МК. 04.12.2015);
• «Прогрессивные процессы находятся под угрозой, потому что
латиноамериканские правые, сросшиеся с североамериканской импе-
рией, не уважают правила игры. <…> За этой грязной войной против
всех нас стоит американская империя. Они хотят уничтожить (про-
грессивные правительства «Ъ») и сделать так, чтобы на Латинскую
Америку и страны Карибского бассейна вновь опустилась долгая,
темная и жуткая неолиберальная ночь» (МК. 26.02.2016);
• «Прошел еще десяток лет, и вот выяснилось, что все преды-
дущие, все лучшие годы так называемой демократии были не на са-
мом деле, а понарошку. И на повестке дня – не распад империи, а им-
181
перский реванш. По сценарию вождь должен был привести, пусть не
сразу, национальные интересы других народов в соответствие с на-
циональным интересом большого брата, а сами они, плачущие от
стыда и радости, должны были вернуться в дружную семью союза не-
рушимых, переубежденные методами братской любви. Но тут игра
закончилась, началась реальность. Не получается вернуть империю.
А очень хотелось. Пришлось даже пожертвовать международной ре-
путацией, хотя она, как и репутация вообще, не имеет никакого зна-
чения для политических аутистов» (НГ. 29.02.2016);
• «…законодательство, нацеленное на обеспечение реализации
конституционных прав граждан (вместо создания все новых препят-
ствий на пути реализации этих прав). Естественно, такая модель пре-
дусматривает и отмену политической цензуры на телевидении и ра-
дио, и освобождение политзаключенных, и европейский вектор раз-
вития страны, и забвение безумных мечтаний о возвращении совет-
ской империи, и прекращение военных действий якобы “оборони-
тельного” (по мнению патриарха) характера, и отказ от попыток си-
лового расширения “русского мира”» (НГ. 13.01.2016);
• «Ведь главным противоречием и одновременно источником
внутреннего развития имперской политики в ее досоветском и совет-
ском обличиях был не конфликт между империей и национальными
окраинами, а конфликт между имперской властью и русским наро-
дом. Номинальные правители империи – русские – на деле оказались
рабочим скотом и пушечным мясом имперской экспансии. Номи-
нальная имперская метрополия – Россия – была внутренней колонией.
И это не русский националистический миф, а научное утверждение,
авторов которого вряд ли возможно заподозрить в симпатиях к рус-
скому национализму» (ЛГ. 2009. № 21);
• «Государство и во времена империи, и в советский период не
было хранителем народа. Российский и в первую очередь русский на-
род использовался как строительный материал для имперских амби-
ций, прихотей царей, как “пушечное мясо” в чужих интересах» (АиФ.
2008. № 5);
• «Под россказни о великой империи, патриотизме и “особом
пути” Россия катится в Средневековье» (НГ. 2014. № 107);
• «Империй никто не любит, но за ресурсы и возможности, ко-
торые они могут дать, готовы драться» (Известия. 01.07.2015);
• «В его армии патриоты, требующие имперского реванша.
(Ибо с чего начинается Родина? Родина начинается с врагов)» (КП.
09.09.1993).
182
Этому негативу противостоит не менее впечатляющий позитив:
• «Россия, в силу своего стремления помощи другим народам,
самой судьбой предназначена к тому, чтобы стать мировой империей.
В свое время французский президент генерал де Голль сказал удиви-
тельную фразу: “Русские люди никогда не будут счастливы, зная, что
где-то творится несправедливость”. В этом кардинальное отличие
России от других стран. “Россия призвана быть освободительницей
народов. Эта миссия заложена в ее особенном духе. И справедливость
мировых задач России предопределена уже духовными силами исто-
рии”, – указывал Николай Бердяев» (Независимая газета. 04.03.2016);
• «Конечно, к империи можно по-разному относиться, и вряд ли
есть основания думать, что она у нас в ближайшее время будет вос-
становлена. Конечно, “империя зла” – это плохо, но ведь и демокра-
тия зла – не бог весть как хорошо. Дело здесь не в государственном
устройстве, а в добре и зле. А подлинно имперское мышление – это
как раз умение впитать в себя самые разные течения и направления.
Быть открытым ко всему: к людям разных религиозных и политиче-
ских убеждений, национальностей – на то она и империя» (ЛГ. 2009.
№ 51);
• «Россия всегда была империей духа. Ценностей, которыми мы
обладаем, не имеет ни одна другая нация, ни одно другое государство.
Эти ценности нами и сейчас не утрачены. И ни в коем случае нельзя
продолжать ту политику, которая велась многие годы (это касается не
только нынешних времен, но и более ранних): когда то, что было
прежде, объявлялось нехорошим, а то, что сегодня, – хорошим. Нуж-
но очень бережно относиться к нашей истории. И тем более – не идти
на поводу у тех, кто нам навязывает видение нашей истории со своей,
порой предвзятой, стороны» (Завтра. 2014. № 40);
• «Империя для России – это шанс выжить. Это возможность
противостоять американской “империи”, нападки которой на нас не
только не прекратились с крушением СССР, но, напротив, лишь уси-
лились <…> Империя – это мобилизующий на подвиг и великие
свершения проект, который способен вернуть русский народ к жизни,
чего от него давно ждут и другие народы, вместе с русскими созда-
вавшие наше общее, имперское государство» (Завтра. 2016. № 13);
• «Вопрос выбора стал главным. <…> Смею утверждать, что
сознательный и скорый выбор должен быть сделан элитой только в
пользу империи. Причем чем скорее это осознает элита, тем будет
лучше. Идея воссоздания империи, отмечу, не такая уж оригинальная,
звучавшая как-то приглушенно еще в 90-е годы, но реанимированная
183
уже в последнее десятилетие многими. <…> Вопрос, на мой взгляд,
не в том, чтобы решать сегодня: быть России империей или нет, а в
том, какой империей ей быть. Повторю, Россия, как государство, об-
речена быть либо империей, либо не быть государством вообще, но
вопрос о форме и, главное, качестве империи остается пока откры-
тым» (Завтра. 2006. № 42);
• «Восточные славяне играли бы традиционную, скрепляющую
системообразующую роль в империи (неоимперии), объединяя наро-
ды России, Украины, Белоруссии на суверенной основе. Рост могуще-
ства неоимперии был бы выгоден всем национальностям, всем насе-
ляющим три страны этносам. Не противоречила бы неоимперия и Та-
моженному союзу, а, напротив, серьезно укрепляла бы его» (РВ.
21.06.2013);
• «Империя – это форма бытия русского народа и других наро-
дов, входящих в состав государства. Выиграли ли народы, которых
откололи от единого государства? Все они сейчас в тяжком положе-
нии, жирует только правящая верхушка, которую, кстати, подготови-
ла и воспитала Москва, и на последнем этапе – Горбачев. Люди, оп-
рошенные ВЦИОМ, видят тот огромный, колоссальный, просто смер-
тельный вред, который Горбачев нанес России, русскому народу и
другим народам Российской державы» (РВ. 19.03.2011);
• «…Но нам-то совсем не с руки отрицать величие деяний на-
ших собственных предков. Давно пора перестать взрослым людям ис-
пользовать слово “империя” в качестве ругательного» (ЛГ.
16.03.1990);
• «Господь может сделать так, что Россия – не без наших уси-
лий – сбросит с себя своих врагов и снова станет независимой, про-
цветающей, уважающей себя и уважаемой всем миром православно-
самодержавной миротворческой империей добра» (День. 1993. № 24);
• «Именно большая империя справедливости дает безопасность
и защиту народам, которые входят в ее состав. Слова “империя” не
надо бояться, потому что Россия – империя обустраивающая» (Завтра.
2013. № 41).
Положительные оценки империи мы находим и у известных мыс-
лителей. Так, характеризуя философию империи у о. Павла Флоренско-
го, Михаил Кильдяшов пишет: «Важно, что в данном случае мы имеем
дело не просто со способом организации духовного пространства на
плоскости, а со средневековым мировидением наших предков, с их
“своеобразным охватом мира”, духовным зраком, когда ты не выпячи-
ваешь себя в мир, а концентрируешь его на себе, гармонизируешь его в
184
себе. Именно такое мировидение передалось по наследству, и, видимо,
из него произрастает наша извечная идея и стремление к собиранию
русских земель, к их имперской концентрации. Имперское время Фло-
ренского соотносимо с его философией рода, согласно которой каждый
индивид мыслит себя не обособленной единицей, а связующим звеном
между предками и потомками» (Кильдяшов М. Империософия о. Павла
Флоренского // РВ. 2015. № 18). Решительно на стороне империи как
способе организации жизни народа стоит И. Л. Солоневич: «…Но за
всеми этими практическими выводами, за всеми тяжкими извилинами
нашего пути в Россию нужно иметь в виду нашу путеводную звезду.
Эта звезда есть империя Российская. Лично я ничего лучшего выдумать
не могу. Русская история думала тысячу лет и тоже ничего лучшего вы-
думать не могла» (Солоневич И. Л. Воля к жизни // День. 1993. № 33).
Об оценочной оппозиции понятия «империя» см. также [Сковородни-
ков 2008: 55–58].
В прессе можно обнаружить даже тексты, в которых подробно
излагаются аргументы в пользу империи как формы организации го-
сударства с большой территорией и многонациональным и много-
конфессиональным населением (см. выступление Али Тургиева, чле-
на редакционного совета журнала «Камень веры», в дискуссии на те-
му «Метафизика истории» в газете «Завтра». 2013. № 17).
Аналогичная газетной контроверза в толковании феномена им-
перии наблюдается и в «большой» литературе, претендующей на фи-
лософское и/или дидактическое осмысление вопроса. Причем либе-
ральному и радикально-националистическому отрицанию империи
противостоят такие же разные варианты толкования имперскости.
Ср.: (а) [Загладин, Дахин и др. 1995: 361; Моисеев 1999: 208–209; Се-
вастьянов 2006: 116–138] и (б) [Солоневич 1998: 237–248; Веллер
2005: 282–283; Коровин 2016].
Предлагаю читателям самим решить, чьи аргументы («за» или
«против») наиболее убедительны. Без такой аналитической работы
современный россиянин не сможет правильно ориентироваться «в
этом мире опрокинутых смыслов и кувыркающихся слов» (Ксения
Мяло // ЛР. 20.11.1991), «в мире переворачивающихся ценностей»
(Виктор Ерофеев // Завтра. 2015. № 48).
Некоторые выводы
1. Нациеобразующими концептами являются такие, которые
формируют и поддерживают национальное самосознание народа, его
185
самоидентификацию; его национальную идею, уясняющую смысл
существования данного народа, его общечеловеческую миссию, зада-
чи его национального строительства. К таким концептам (концепто-
лингвемам), кроме рассмотренных в этой главе, относится немало
других. Установление относительно полного списка таких нациеобра-
зующих концептолингвем и их лингвоэкологический анализ – задача
специального исследования.
2. В силу большой значимости таких концептолингвем для фор-
мирования и поддержания национального самосознания русского на-
рода и других коренных народов России, они становятся мишенями
развязанной против нашего Отечества информационной войны. Эти
концептолингвемы (точнее – их семантика) подвергаются либо наме-
ренно негативной трактовке, либо вытеснению из национально-
языкового сознания народа путем подмены их другими, выгодными
манипуляторам, либо дискредитации как незначимые, надуманные.
Такие манипуляции характерны для значительной части массмедий-
ного (в том числе официального) дискурса. В этой ситуации задача
лингвоэкологии – разъяснять обществу альтернативность трактовок
такого ряда слов-концептов, что обеспечит гражданам России воз-
можность свободного мировоззренческого выбора.
3. Лингвоэкологически целесообразно найти общественное со-
гласие (консенсус) в таком определении и соотношении нациеобра-
зующих концептолингвем, которое исключало бы непродуктивное
идеологическое противостояние в российском социуме. Прежде чем
вырабатывать и закреплять лексикографически научные дефиниции
этих концептолингвем, следовало бы на первом этапе договориться об
устраивающих всех идеологических инвариантах будущих дефини-
ций, что способствовало бы работе лексикографов. Такими идеологи-
ческими инвариантами рассмотренных в этой главе концептолингвем
могли бы быть следующие.
Русские – представители русской нации со всеми ее основными
признаками: языком, культурой, ментальностью, национальной само-
идентификацией и – факультативно – этническим происхождением.
Россияне – граждане России независимо от их национальной и
конфессиональной принадлежности.
Русскоязычные – люди любой национальности и гражданской
принадлежности, для которых русский язык является родным или до-
минирующим (в случае двуязычия или многоязычия).
Население – жители какой-либо местности, в том числе – госу-
дарства, страны.
186
Народ – социум, консолидированный такими общими призна-
ками, как язык, культура, традиции и, как правило, территория.
Патриотизм – жертвенная (проявляющаяся на деле) любовь к
своему Отечеству, Родине предков, государству, преданность им.
Национализм – любовь к своей нации (народу), ставящая ее ин-
тересы выше личных или каких-либо других.
Национальная идея – совокупность представлений (идей) о
долженствующих быть позитивных качествах данного народа и его
исторической предназначенности.
Империя – полиэтническое и – часто – поликонфессиональное
государство с сильной авторитарной централизованной властью,
обеспечивающей его целостность и поступательное развитие.
4. Не дело лингвоэкологии склонять читателя к той или иной
точке зрения. Это прерогатива политиков и политологов. Дело лин-
гвоэкологии – предупредить против поверхностной и однобокой
трактовки таких сложных явлений, как нациеобразующие концепто-
лингвемы (концепты в их терминологическом выражении), требую-
щих многостороннего рассмотрения и трезвого анализа аргументов
«за» и «против».
187
Глава 7
Языковая русофобия
(лингворусофобия)
188
установки которого ПРОТИВОПОЛОЖНЫ (здесь и далее выделено
автором цитируемого текста. – А. С.) мировоззрению остального на-
рода. Для которого все то, что органически выросло в течение веков,
все корни духовной жизни нации, ее религия, традиционное государ-
ственное устройство, нравственные принципы, уклад жизни – все это
враждебно, представляется смешными и грязными предрассудками,
требующими бескомпромиссного искоренения. Будучи отрезан на-
чисто от духовной связи с народом, он смотрит на него лишь как на
материал, а на его обработку – как на чисто ТЕХНИЧЕСКУЮ про-
блему, так что решение ее не ограничено никакими нравственными
нормами, состраданием или жалостью» [Шафаревич 1991: 423].
И дальше он эту характеристику конкретизирует: «И ту же психоло-
гию “малого народа” мы все время можем наблюдать и в нашей жиз-
ни. Популярные певцы, знаменитые рассказчики – из магнитофонов,
телевизора, с подмостков эстрады – вдалбливают в головы образ рус-
ского – алкоголика, подонка, “скота с человеческим лицом”. В мод-
ном театре с репутацией либеральности идет пьеса из русского про-
шлого. Понимающая публика тонко переглядывается: “как смело, как
остро подмечено, как намекает на современность; действительно – в
этой стране всегда так было и быть иначе не может”. В кино мы ви-
дим фильмы, в которых наше прошлое представляется то беспросвет-
ным мраком и ужасом, то балаганом и опереткой. Да и на каждом ша-
гу можно натолкнуться на эту идеологию» [Там же: 434].
Интересно определение русофобии, данное А. А. Зиновьевым,
называющим ее западнизацией, путем перечисления ее целеполага-
ний и тактик: «Была разработана также и тактика западнизации. В нее
вошли меры такого рода. Дискредитировать все основные атрибуты
общественного устройства страны, которую предстоит западнизиро-
вать. Дестабилизировать ее. Способствовать кризису экономики, го-
сударственного аппарата и идеологии. Раскалывать население страны
на враждующие группы, атомизировать его, поддерживать любые оп-
позиционные движения, подкупать интеллектуальную элиту и приви-
легированные слои. Одновременно вести пропаганду достоинств за-
падного образа жизни. Возбуждать у населения западнизируемой
страны зависть к западному изобилию. Создавать иллюзию, будто это
изобилие достижимо и для него в кратчайшие сроки, если его страна
встанет на путь преобразований по западным образцам. Заражать его
пороками западного общества, изображая пороки как проявление
подлинной свободы личности. Оказывать экономическую помощь за-
паднизируемой стране лишь в той мере, в какой это способствует раз-
189
рушению ее экономики и делает ее зависимой от Запада, а Западу
создает репутацию бескорыстного спасителя западнизируемой страны
от зол ее прежнего образа жизни» [Зиновьев 1995: 287]. Читая это,
трудно избавиться от мысли, что «это мы все проходили», а сейчас
проходит Украина.
В прессе можно встретить указания на основные русофобские
акции, осуществляемые в рамках внутрироссийской практики. Отме-
чают, например, одновременное действие четырех факторов: «депо-
пуляции коренного населения Российской Федерации, прежде всего –
русского; массового въезда иноязычных и инокультурных мигрантов
на территорию РФ; создания специальных условий для нерусского
населения России, а также описанной выше кампании по дерусифика-
ции этнических русских. Не эти ли четыре процесса мы имеем воз-
можность наблюдать в реальности вот уже второй десяток лет? Меж-
ду прочим, международным правом подобные действия, осуществ-
ляемые на государственном уровне, квалифицируются как преступле-
ние геноцида, не имеющее срока давности» (Нагорный А., Коньков Н.
«За Россию без русских» // Завтра. 2010. № 39).
Философия пытается выяснить онтологию русофобии, глубин-
ные причины ее возникновения. Так, А. С. Панарин пишет: «Право-
славный прецедент, указывающий на принципиальную возможность
соединения противоположных начал становления и порядка, генезиса
и социализации, морали успеха и солидаристской морали, законода-
тельного формализма и неформальной христианской впечатлительно-
сти, был воспринят Западом как опаснейший вызов. Он грозил разо-
блачением всех упрощающих дихотомий современной западной
идеологии, всех его жестких дилемм, оказывающихся ложными. По-
этому было принято решение: объявить все русское просвещение
упадочным и неподлинным, игнорировать все его достижения и ин-
ституты, чтобы русская пассионарность предстала такой, какой и
надлежит выглядеть всякой пассионарности – порождением темных
хтонических стихий, идущих с глубоко народного, земного, крестьян-
ского низа. Русский человек был объявлен крестьянином древнего
“гесиодовского” типа – связанным с древними хтоническими культа-
ми, напоминающими о первозданном хаосе. А все, что в России со-
вершено под знаком просвещения и в его логике – от петровского ре-
форматорства до великой литературной классики, – решено вынести
за скобки русской истории, объявить нерусским. <…> Таков замысел,
лежащий в основе оголтелой западной кампании по разоблачению
русского варварства» [Панарин 2002: 457]. Эти идеологические при-
190
чины дополняются экономическими: «Можно предположить, – заме-
чает далее Панарин, – наличие определенной закономерности – чем
богаче тот или иной регион природными ресурсами, рабочей силой и
другими “естественными” дарами, тем интенсивнее работает против
него мировое символическое производство образов» [Там же: 447].
Примерно те же мысли о причинах западной русофобии лаконично
формулирует Н. А. Нарочницкая, утверждая, что неприятие Европой
феномена России коренится в двух ипостасях: «равновеликой Западу
в целом геополитической силы и исторической личности с собствен-
ным поиском универсального смысла мироздания» [Нарочницкая
2009: 366].
Отсюда понятно, почему в информационно-психологической
войне, которую Запад ведет против России, одними из главных ми-
шеней стали Русская православная церковь, русская история и куль-
тура, а также русский язык.
Что касается существующих дефиниций (в классическом смыс-
ле) русофобии, то их содержание, не противоречащее вышеприведен-
ным описательным определениям, варьируется вокруг примерно тех
же самых признаков. В своих рассуждениях об этом феномене буду
опираться на определение, данное в статье О. Б. Неменского, который
понимает русофобию «не просто как проявление негативных чувств в
отношении России и русских, но как довольно цельную идеологию,
то есть особый комплекс идей и концепций, имеющий свою структу-
ру, свою систему понятий и свою историю генезиса и развития в за-
падной культуре, а также свои типичные проявления» [Неменский
2013: 27].
Обращаю внимание читателей на то, что в процессе анализа тек-
стов мы имеем дело не со всей идеологической системой русофобии,
а с ее определенными проявлениями. Это обязывает разграничивать
русофобские высказывания и высказывания просто критические.
Считается, что, в отличие от критики каких-либо особенностей рус-
ского народа и России как его государства, русофобия всегда включа-
ет в себя ненависть к ним (открытую или закомуфлированную), ут-
верждение онтологической или генетической неполноценности рус-
ского народа, форм его социального бытия, а также интенцию нане-
сения ему вреда, по возможности реализуемую (более детальное опи-
сание критериев русофобии и явлений, сходных с ней, но не тождест-
венных ей, см. в [Сергеев 2013: 66–67]).
Тем не менее существует довольно обширная зона высказыва-
ний, явно русофобский характер которых недоказуем, но которые
191
способствуют созданию русофобских контекстов независимо от того,
осознают ли это авторы таких высказываний. Такие высказывания
можно терминировать как парарусофобские (греч. para – около), т. е.
близкие русофобии.
Достаточно очевидно, что русофобия может быть внешней,
субъект которой находится за пределами России, и внутренней (внут-
рироссийской), свойственной некоторой части российского социума,
по преимуществу – либеральной интеллигенции. Содержательно и
эмоционально эти два типа русофобии в основном совпадают; внут-
рироссийская русофобия, по сути дела, является тавтологией, или,
точнее, трансляцией русофобии внешней: «Все случаи русской русо-
фобии довольно точно воспроизводят основные идеологемы и саму
логику западной идеологии» [Неменский 2013: 54]. В этой работе, а
также в статье С. М. Сергеева [Сергеев 2013] содержится большое ко-
личество примеров такой русофобии.
Обе русофобии сосуществуют параллельно и с течением време-
ни в основном своем содержании почти не изменяются. Сравним сви-
детельства, разделенные полуторавековым промежутком.
1. Из дневника историка литературы А. В. Нестеренко (1804–
1877): «Ненависть к русским в Европе повсеместная и вопиющая. –
Нас считают гуннами, грозящими Европе новым варварством. До сих
пор мы изображали в Европе только огромный кулак. – Грубая физи-
ческая сила угрожает штыками и пушками человеческому разуму»
(цит. по [Мережковский 1991: 178]). Ср.:
2. «Образ медведя как олицетворение дикости, противостояния
цивилизации, жестокости и прочих негативных качеств вошел в евро-
пейскую культуру, сохраняя такое значение по наши дни (выделено
мной. – А. С.)» [Неменский 2013: 45].
Русофобия Запада объясняется не только позицией политическо-
го конкурента России, но и особенностями западного менталитета. В
этом отношении интересны наблюдения писателя Владимира Набо-
кова, эмигрировавшего на Запад и прожившего там большую часть
своей жизни: «Между ними и нами, русскими, – некая стена стеклян-
ная; у них свой мир, круглый и твердый, похожий на тщательно рас-
цвеченный глобус. В их душе нет того вдохновенного вихря, биения,
сияния, плясового неистовства, той злобы и нежности, которые заво-
дят нас, Бог знает, в какие небеса и бездны; у нас бывают минуты, ко-
гда облака на плечо, море по колено, – гуляй душа!» (Набоков Вла-
димир. Кембридж). А вот что пишет Елена Титова из США: «Русско-
му языку, строю мысли присущи понятия правды, совести и справед-
192
ливости. Но Западом они не воспринимаются, поскольку просто от-
сутствуют в современной западной риторике. То, что является суще-
ственным для нас, в лучшем случае у них звучит как “чудачества рус-
ских”. Ну а в худшем – как целенаправленная попытка ввести в за-
блуждение, уйти от ответа и замести следы. Будучи студенткой исто-
рического факультета в американском вузе, я нередко становилась
свидетелем такого непонимания. <…> Мы действительно разные. И у
нас разные пути» (ЛГ. 2014. № 41).
Эта западная русофобия оборачивается информационной войной
против России, имеющей целью «изменить духовный строй русского
человека, приблизить его к западному складу сознания. Должна про-
изойти мутация русского духа... Нужно русского человека выбить из
традиции». Так «Литературная Россия» цитирует фрагмент передачи
«Русская идея» на радио «Свобода» 3 декабря 1989 года (ЛР.
24.04.1992).
Внешняя русофобия соотносится с глобальной экспансией анг-
лийского языка. По мнению Вадима Рыбина, языковую борьбу англо-
саксов можно разделить на пять основных направлений: «завоевание
и поддержание господства английского языка во всех частях света;
размывание языков-конкурентов (англицизмами. – А. С.); разрушение
связи между родственными языками крупных языковых групп; под-
держание языков стран-союзников; поддержание у обывателей иллю-
зии “свободного мирового рынка” языков и отрицание понятия “язы-
ковая борьба”» [Рыбин. URL: http://ruskline.ru/special_opinion/2016/
iyun/otkryt_yazykovoj_front/].
Вспышка русофобии волнует как профессиональных исследова-
телей (философов, социологов, политологов и т. д.) с учеными степе-
нями и званиями, так и представителей других видов деятельности
(писателей, священнослужителей и т. д.). Приведу примеры суждений
на тему русофобии ученых и других авторитетных людей нашего
времени.
• Доктор философских наук Э. Ф. Володин, доктор филологи-
ческих наук Л. И. Скворцов, доктор исторических наук С. И. Королев
и еще девять докторов наук: «…Считаем необходимым сказать, что
русофобия препятствует решению насущных проблем русского наро-
да, других народов России и всего Советского Союза, наносит серьез-
ный ущерб их дружбе, братскому интернациональному единству.
Крепнущее национальное самосознание естественно ставит вопрос о
суверенитете Советской России, правах ее народов распоряжаться
своей судьбой, богатством страны, культурно-историческим достоя-
193
нием. Русофобия же возникает как средство, инструмент подавления
национального самосознания, чтобы продолжить теперь уже “ради-
кально-демократические” эксперименты с Россией и ее народами»
(«Считаем необходимым сказать» // ЛР. 16.03.1990).
• «…Как же разрушена, перекорежена и затемнена русская ис-
тория XX века, если не знающие ее такие самоуверенные могут яв-
ляться к нам судьи! <…> Это, может быть, замысел: нашей беспо-
мощностью воспользоваться и выворотить новейшую русскую исто-
рию – нас же, русских, одних обвинить и в собственных бедах, и в бе-
дах тех, кто поначалу нас лучше, и в бедах едва ли не всей планеты
сегодня. Эти обвинения – характерны, проворно вытащены, безза-
стенчиво подкинуты, и уже предвидится, как нам будут их прижигать
и прижигать» (Солженицын А. И. Раскаяние и самоограничение //
Новый мир. 1991. № 15. С. 21).
• «Отмечая сегодняшнее “духовное оцепенение и националь-
ную придавленность русских”, писатель Валентин Распутин преду-
преждает: “Есть более цивилизованные методы устранения народа с
исторической арены, чем насильственные действия. Достаточно
уничтожить его самобытность и индивидуальность, перевернуть с ног
на голову ценности, сделать его безразличным к своей общей судьбе,
напичкать духовными наркотиками – и поминай как звали народ”»
(Распутин В. Г. Боль наша и вера // ЛР. 20.09.1991).
• «Пользуясь недостаточным образованием общества в вопро-
сах истории и религии, пропагандисты западных и некоторых восточ-
ных конфессий пытаются заполнить идеологический вакуум, который
образовался в нашем обществе после крушения официальной комму-
нистической доктрины. Здесь важно подчеркнуть, что нападки на
русскую духовность не могут пройти бесследно и для русской госу-
дарственности, веками опиравшейся на традиционные религиозные
святыни народа» (Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладож-
ский. Бойтесь лжепророков // КГ. 8 сентября 1992 года).
• Отмечается, что внутрироссийская русофобия подчас отлича-
ется своим хамским характером. Примеры такого рода русофобии да-
ет Анна Серафимова в рубрике «Задело!» газеты «Завтра»: «“Русский
народ во многих отношениях похож на крупный рогатый скот”, – из-
рекла та же Чирикова, глядя в зеркало и на сидящую рядом Собчак.
Потом вспомнила о пятой графе своей и визави и вздохнула: “Не тот
народ похож”.
“Россия – страна генетического отребья и лохов”. <…> “Такие
вот люди называются быдлом – которые завидуют, ненавидят ме-
194
ня… – стенает Собчак. – И эта черта, кстати, свойственна именно
русским, поэтому я люблю евреев”. Откровенно.
“Русская нация – раковая опухоль человечества!”, “Русскому на-
роду место в тюрьме, причем не где-нибудь, а именно у тюремной па-
раши…” – Валерия Новодворская, этот райский цветочек, о Юрии Га-
гарине, Галине Улановой, Евгении Родионове, Сергее Павловиче Ко-
ролеве и прочих Львах Толстых.
“Страна не такова, чтобы ей соответствовать!.. Ее надо тащить
за собой, дуру толстожопую, косную! Вот сейчас руководство пыта-
ется соответствовать, быть таким же бл…ским, как народ, тупым, как
народ, таким же отсталым, как народ”, – Татьяна Толстая» (Завтра.
2014. № 11).
• А вот высказывание о русских известного (русско-
го/российского?) писателя Виктора Ерофеева: «Русских надо бить
палкой. Русских надо расстреливать. Русских надо размазывать по
стене. Иначе они перестанут быть русскими. Кровавое воскресенье –
национальный праздник» (Завтра. 2009. № 11).
• Внутрироссийская русофобия отличается большим разнообра-
зием и проявляется в разных сегментах российского общества. По-
видимому, она не обошла стороной и государственные структуры.
Так, например, в прессе ставится вопрос о юридическом статусе рус-
ского народа: «Современное положение русских в России заметно
хуже, чем немцев в веймарской Германии. Например – начнем с ос-
нов – русский народ вообще не существует как субъект государствен-
ного права, и об этом свидетельствует прежде всего Конституция РФ
1993 года. Там прописано, что практически все мало-мальски много-
численные народы Российской Федерации имеют свои национально-
государственные образования: республику, край или автономную об-
ласть, – пусть и в составе РФ, но с соответствующими конституциями
и правовыми гарантиями для “титульной национальности”. Практиче-
ски все – кроме русского» (Загатин Сергей. Русский дозор // Завтра.
2009. № 11).
• Так называемая элита по отношению к русофобии характери-
зуется следующим образом. Интервьюер Владимир Бондаренко
спрашивает директора Института русской цивилизации Олега Плато-
нова: «Под давлением прозападной интеллигенции в правительствен-
ных кругах с давних времен сама русскость находится под подозре-
нием. Раньше это называли дикостью, варваризацией, сейчас рус-
скость приравнивают к русскому фашизму. Почему в Англии быть
англичанином почетно, в Германии – быть немцем, во Франции –
195
быть французом? <…> а в России даже называться не российским, а
русским писателем уже неприлично? Написать книгу “Я – русский” –
это значит признать себя экстремистом?».
Олег Платонов отвечает: «В России с давних времен сложилось так,
что наши политические элиты испытывают комплекс неполноценности
из-за своего национального происхождения. Это относится практически
ко всем партиям в той же Думе. Большинство по крови – русские, но
комплекс неполноценности неистребим. Этот комплекс сложился с дав-
них времен. Думаю, с конца XV века. Значительная часть западных фео-
далов, ранее находившихся под властью Польши, и принесла заразу пре-
зрения к собственной русскости. Политическая элита с тех пор во мно-
гом формировалась из людей прозападной культуры. Они вели себя свы-
сока по отношению к собственному народу. Даже старались говорить на
другом языке, неважно, французском, немецком, английском, даже поль-
ском, лишь бы не на русском» (Завтра. 2010. № 49).
• Вот Наталья Лактионова, старший научный сотрудник Центра
политических исследований, возмущается тем, что в таком полезном
деле, как Тотальный диктант, используются тексты не классиков рус-
ской литературы, а авторов, по ее мнению, далеких от русской лите-
ратуры: «В прошлом году “эталонным” автором была назначена Дина
Рубина. Поводом к большому возбуждению в медийном пространстве
послужило следующее обстоятельство. Текст “Диктанта” в Ульянов-
ске был заменен по настоянию губернатора Сергея Морозова, кото-
рый привел более чем убедительные резоны: “Творчество писателя,
активно использующего в своих произведениях ненормативную лек-
сику, не соотносится с концепцией ‘Тотального диктанта’, акция пре-
жде всего выступает за чистоту русского языка…” Союз писателей
России губернатора поддержал, совершенно правомерно указав на из-
вестных авторов, сохранивших традиции русской классической лите-
ратуры – Валентина Распутина, Виктора Лихоносова, Владимира Ли-
чутина. Действительно, почему не они, а израильская подданная, уе-
хавшая из Средней Азии и никогда не знавшая корневой России, и,
видимо, совершенно ею не интересовавшаяся? <…> “Диктант” пере-
шагнул границы России. Его пишут даже в Лондоне. Значит, “эталон-
ный” автор и его книги претендуют на то, чтобы восприниматься как
образцы русской культуры. Добившийся немалых успехов общена-
циональный проект, видимо, усилиями влиятельных носителей либе-
ральной идеологии превращается в своего рода рекламную акцию для
“своих” литераторов, демонтирующих русскую культурную тради-
цию» (ЛГ. 2014. № 15).
196
• А вот характеристика молодых людей «из околонаучных и
околотворческих кругов, считающих себя солью земли, а всех окру-
жающих – жующим стадом (т. е., собственно, быдлом)». Обратим
внимание на элементы их речевой характеристики: «…И вот смотри-
те – представители “небыдла” готовы защищать и даже провоциро-
вать вандализм, вроде деятельности арт-группы “Война,” с рефреном:
“Это свежее и актуальное искусство!”. Они готовы рукоплескать по-
хабным инсталляциям, называя это “новым словом в дизайне”. Они
называют извращение – нормой, а норму – догмой. Они называют
патриотизм – великодержавным шовинизмом и фашизмом, тогда как
немецкий фашизм – “избавителем от кровавого совка” и “создателем
завораживающей эстетики”.
Для небыдла является бон-тоном ненависть к своей стране, точ-
нее к “этой стране”. Не к отдельным ее недостаткам, а именно к госу-
дарству, к обществу, к истории. “Эта страна всегда была тюрьмой!” –
выспренне говорит оно и принимается перечислять: опричнина, би-
роновщина, бенкендорфщина, бериевщина… Также настоящий не-
быдляк всегда пожелает неудач и провалов своей Родине (хотя это
слово он презирает и пользует исключительно с ироническим подтек-
стом). Иной раз они позволяют себе высказывания-лозунги: “Мне
стыдно, что я – русский!”. Небыдло всегда встанет на сторону угне-
тенных народов, которые боролись и с имперским злом, и с кровавым
совком. Ему всегда ближе белокурые эстонские парни, служившие в
СС, или еще какие-нибудь смелые “лесные братья”. Лишь бы против
“этой страны”!» (Иванкина Галина. Про небыдло // Завтра. 2013.
№ 24).
• Русофобские (в своей сути и результате) явления наблюдают-
ся в сфере театрального искусства. Вот реакция людей традиционной
русской культуры на выставку фото провокативных спектаклей «На
дне», организованную в Москве на территории дизайн-завода «Фла-
кон» в мае 2015 г.: «Поэт Иван Купреянов высказался весьма резко:
“Мы осуждаем действия боевиков ИГИЛ, террористов, которые раз-
равнивают бульдозерами древнейшие памятники. Но режиссер Кон-
стантин Богомолов занимается тем же самым, пусть и в другой фор-
ме. Его спектакль по Достоевскому в МХАТ им. Чехова – это никакая
не интерпретация ‘‘Братьев Карамазовых’’, а целенаправленное раз-
рушение русской классики”» (Завтра. 2015. № 20).
• Писатель и главный редактор «Литературной газеты»
Ю. М. Поляков: «Никто не против экспериментов на грани фола,
без этого развитие искусства невозможно. Пожалуйста, есть твор-
197
ческие лаборатории, залы на сто мест. Но при чем тут академиче-
ские театры, призванные хранить и развивать традицию? Школь-
ников невозможно сводить на нормативные спектакли – их нет!
Как же тогда они смогут отличить классическую постановку от
экспериментальной? Идет целенаправленное размывание и убие-
ние нормы. А у общества нет никаких механизмов влияния на дан-
ный процесс» (Завтра. 2015. № 20).
И как должен реагировать русский человек, особенно если он
православный, на кощунственную постановку оперы Вагнера «Тан-
гейзер», когда режиссер Тимофей Кулябин ввел в оперу «отсутст-
вующий в оригинальном либретто персонаж – Бога Иисуса Христа,
показал его тонущим в страстях с развратными женщинами, а на ил-
люстративном полотне – распятым между ног блудницы» (см. откры-
тое письмо членов Новосибирского отделения Петровской Академии
Наук и Искусств на сайте «Русской народной линии» [URL:
http://ruskline.ru/news_rl/2015/04/20/chleny_novosibirskogo_otdeleniya_
petrovskoj_akademii_nauk_i_iskusstv_vystupili_s_otkrytym_pismom_po_
povodu_tangejzera/]). Причем находятся защитники такого рода поста-
новок (см. статью Георгия Бородянского «В опере прозвучала партия
жуликов и воров» // НГ. 2015. № 35).
• Не обошла русофобия и российские университеты. В статье
В. Шульгина сообщается, что в Балтийском федеральном университе-
те им. Канта «взята линия по искоренению русизма в истории, фило-
логии и обществознании <…> причем германская история выдается
за свою собственную с прославлением “псов-рыцарей” как великих
носителей “передовой культуры”, против которых напрасно воевал
Александр Невский. Естественно, из-за того, что пропаганда немет-
чины и соответствующие научения длятся десятилетиями, из русских
выпускников часто получаются русофобы, враги своего Отечества»
(Владимир Шульгин. Чья возьмет? Недавние знаковые события в
жизни Калининграда // Русская народная линия. 20.05.2016. URL:
http://ruskline.ru/special_opinion/2016/maj/chya_vozmyot_nedavnie_znak
ovye_sobytiya_v_zhizni_kaliningrada/).
• Встречаются тексты, направленные против русскости как та-
ковой, в широком смысле. Ярким образцом такого рода русофобских
текстов может служить статья Аллы Боссарт, обозревателя «Новой га-
зеты», под названием «Встреча со свинксом» (НГ. 2005. № 53), где
под «свинксом» подразумевается русский народ. В этой статье рус-
ские представляются как воры, пьяницы, ксенофобы, люди с «размы-
тым национальным сознанием, с какими-то непонятными метафизи-
198
ческими ценностями» и т. д. (об изощренной манипулятивности этого
текста см. [Сковородников, Копнина 2012]).
Русофобия, особенно внутрироссийская, оскорбительная для
русского сознания, стала даже темой поэтических произведений.
Приведу в качестве примера окончание стихотворения Виктора Ко-
четкова «Русская слава»: Чтобы прославиться в Германии, / Англии,
Франции, Италии, / Японии, Эфиопии, Бурундии, / Мадагаскаре, Ка-
бо-Верде / и тэ пэ и тэ дэ, / Надо любить Германию, / Англию, Фран-
цию, Италию, / Японию, Эфиопию, Бурундию, / Мадагаскар, Кабо-
Верде / и тэ пэ и тэ дэ. / Чтобы прославиться в России, / надо ее не-
навидеть. / Не дай Бог полюбить вам Россию! / Сейчас же вас обви-
нят / в великодержавном шовинизме, / задубелом национализме, / зве-
рином антисемитизме, / русском фашизме / и правом экстремизме. /
Да и можно ли заранее знать, / каких и сколько ярлыков / навесят на
человека, / осмелившегося полюбить Россию.
Люди, осознающие феномен русофобии, оценивают его с разной
степенью жесткости. Так, итальянский публицист и политический
деятель Джульетто Кьеза рассуждает: «Но что такое русофобия? Это
болезнь. Русофобы – больные люди, которые не могут рассуждать,
мыслить свободно» (Завтра. 2016. № 11), а историк Владимир Карпец
полагает, что «русофобия – многовековая смердяковщина – действи-
тельно грозит сегодня самому существованию России и Русских»
(Завтра. 2015. № 8).
Во всяком случае русофобия – это такая болезнь, которая грозит
не столько «больному», сколько его жертве.
209
Глава 8
Русский язык и литература
в сфере образования:
лингвоэкологический аспект
210
минимизации роли русского языка и литературы в средней и высшей
школе вызывают серьезные вопросы и резкую критику россиян. При-
мером убедительной критики деятельности Минобра РФ, в том числе
и его отношения к русскому языку, может служить хорошо аргумен-
тированная статья проф. М. Ю. Сидоровой [Сидорова 2012]. Приведу
выдержку из этой статьи, имеющую отношение к русскому языку:
«…в современном прагматичном мире, когда умами большинства
людей правят не реальные, а сконструированные авторитеты, смешно
было бы, объявив на министерском уровне политику неуважения к
гуманитарному знанию, в том числе знанию русского языка, ожидать
от студентов – молодых юношей и девушек – серьезного отношения к
языковой составляющей их образования. Они же дух эпохи очень
чутко ощущают: если везде говорят о “кризисе гуманитариев”, о не-
эффективности гуманитариев, с чего первокурсникам-юристам/эко-
номистам/политологам сознательно возжелать повышения своей язы-
ковой компетенции? Зачем им тратить время на то, что самим Мини-
стерством образования провозглашается ненужным? <…> XXI век на
дворе: с помощью пиар-технологий и правильных маркетинговых
стратегий можно бурундука продвинуть в царя зверей, не говоря уже
о том, чтобы правильно позиционировать русский язык на мировом
рынке. Нет, избрана логика противоположная: “Позиции русского
языка в мире ослабляются à Так и нам его не надо”» [Там же]. Кстати,
то, что Минобру «его не надо», выразилось в том, что дисциплина
«Русский язык и культура речи» в новых вузовских стандартах пере-
ведена из блока обязательных в блок дисциплин по выбору.
С мнением профессора М. Ю. Сидоровой перекликается мнение
другого специалиста – доктора филологических наук, профессора,
проректора по научной работе Московского института лингвистики
А. В. Кириллиной: «Сокращению языков способствует и образова-
тельная политика. Многие университеты предлагают обучение на
английском. Подобные программы ширятся; их цель – привлечение
иностранных студентов и подготовка своих студентов и профессоров
к глобализации. Одновременно они подрывают мотивацию к изуче-
нию родного языка, а также, как считают некоторые ученые, меняют
тип мышления» [Кириллина 2012]. Она предупреждает о последстви-
ях такой политики: «Важнейший результат этого не языковое воздей-
ствие англицизмов само по себе, а возникновение элиты, ориенти-
рующейся на глобальное, ее культурное отчуждение от остальных и
возникающая из-за этого социальная поляризация. <…> Язык в таком
случае обязательно должен быть представлен как произвольный на-
211
бор знаков, как инструментарий, который лишь служит переносу ин-
формации, в принципе заменим любым другим набором знаков, не
вызывает эмоций и не влияет на мышление. Если все идеи будут (ко-
нечно же, постепенно и не в полной пока мере) реализованы, то ис-
чезнет и разница между коренным жителем и мигрантом – просто не
станет критериев их различия (курсив автора цитируемого текста. –
А. С.). Опоры лишатся идеи любви к своей Родине и народу (курсив
мой. – А. С.)» [Кириллина 2012].
Некоторые российские русофобы заходят весьма далеко в не-
приятии русского языка. Как замечает А. В. Кириллина, «появились
тексты (не только публицистические, но даже и научные), в кото-
рых авторы, например Игорь Яковенко, весьма агрессивно высту-
пают против русской культуры и языка, провозглашая их “неэффек-
тивность”, “тупиковость”. Заявляя о вредоносности русской куль-
туры, этот автор не стесняется и выражения “гетто русского языка”
и предлагает это “гетто” разрушить – сделать обязательным обуче-
ние за рубежом; не выдавать диплом о высшем образовании без
свободного владения английским, ввести как обязательную норму
преподавание большого количества предметов на английском язы-
ке; создать англоязычный канал и т. д. В тексте И. Г. Яковенко со-
держится даже высказывание, очень и очень похожее на призыв фи-
зически искоренять носителей русской культуры: “Следование из-
живаемым ценностям должно быть связано со смертельной опасно-
стью”» [Кириллина 2013: 12]. Обращает на себя внимание даже не
то, что сказал И. Г. Яковенко, а то, что подобные высказывания, ко-
торые далеко не единичны, не влекут за собой никаких последствий
для их авторов. Впрочем, ведь И. Г. Яковенко изложил основные
тенденции образовательной политики, проводимой сейчас в нашей
стране в сфере высшего образования. Что касается средней школы,
то там эта тенденция выражается прежде всего в минимизации ау-
диторных часов, отводимых на изучение русского языка и литера-
туры, и увеличении часов на преподавание иностранного языка, в
основном английского; исключении из учебных программ многих
текстов классиков русской литературы; введении ЕГЭ при исклю-
чении письменного сочинения и устного экзамена. Все это уклады-
вается в тенденцию, о которой «в простоте своей бывший министр
Фурсенко проболтался: цель образования – воспитание культурного
потребителя. И современная школа – средняя и высшая – постепен-
но подтягивается к данной задаче» (Завтра. 2014. № 7). (О много-
летней губительной политике Министерства образования и науки
212
убедительно сказано в статье Л. Мазуровой «Отчислен за неуспеш-
ность» // ЛГ. 2016. № 32–33.)
То, что сказано о положении русского языка в современном об-
разовании, удивительным образом перекликается с тем, что происхо-
дило еще в XIX веке. Привожу слова великого русского педагога того
времени Константина Дмитриевича Ушинского, сказанные им в рабо-
те под названием, которое тоже о многом говорит: «О необходимости
сделать русские школы русскими»: «Отчего в наших школьных уста-
вах, подвергавшихся и подвергающихся беспрестанным переделкам,
нет и намека на преимущественное, усиленное изучение родины?
<…> Отчего наши дети садятся за изучение латинских, немецких и
французских склонений и спряжений, прежде чем узнают русские?..
Конца не было бы этим отчего и почему, если б мы захотели перечис-
лить все обиды, нанесенные нами же русскому элементу в нашем об-
разовании...» [Ушинский. URL: http://rys-arhipelag.ucoz.ru/publ/k_d_
ushinskij_o_neobkhodimosti_sdelat_russkie_shkoly_russkimi/6-1-0-3047].
По-видимому, уже тогда недооценка «русского элемента» в об-
разовании остро чувствовалась патриотически настроенными людь-
ми. Ср. с высказыванием В. В. Розанова о положении дел в школах и
университетах того времени: «У нас нет совсем мечты своей родины
(курсив автора цитируемого текста. – А. С.). И на голом месте вырос-
ла космополитическая мечтательность. У греков есть она. Была у
римлян. У евреев есть. У французов – “chere France”, у англичан –
“старая Англия”. У немцев – “наш старый Фриц”. Только у прошед-
шего русскую гимназию и университет – “проклятая Россия”. Как же
удивляться, что всякий русский с 16 лет пристает к партии “ниспро-
вержения государственного строя”» [Розанов 2006: 376].
Плачевное состояние обучения русскому языку и литературе
(судя по фактическим результатам) резко контрастирует с официаль-
но провозглашаемыми задачами осуществлять «воспитание бережно-
го отношения к слову, чувства ответственности за состояние речевой
культуры, речевой среды; понимание того, как соотносятся понятия
“любовь к родному языку” и “любовь к Родине”» [Рабочие програм-
мы… 2013: 20]. Поэтому сейчас по поводу преподавания русского
языка многие испытывают тревогу. Приведу несколько высказываний
на эту тему. «Примерно полгода назад, на одном из круглых столов
по образованию, кто-то из ярых противников ЕГЭ в сердцах произ-
нес: “Что же должно произойти, чтобы этот экзамен наконец был от-
менен?!” И вот – произошло. Нижний порог аттестации по русскому
(родному, по опросам, для 88 % населения) языку снизили на 12 бал-
213
лов. Иначе пришлось бы признать, что дети им, по сути, не владеют, и
оставить тысячи выпускников без аттестатов. <…> А учебные часы
на изучение русского языка и русской литературы, без которой язык
мертв, все уменьшаются. Более того, в образовательных стандартах
русский язык как родной отсутствует...» (ЛГ. 2014. № 27). Кстати, ар-
гументированную критику современных учебных программ и учеб-
ников по русскому языку для начальной школы см. в статье
Н. Храмовой «Севастопольцы ошеломлены российскими учебными
программами» [Храмова 2016. URL: http://ruskline.ru/opp/2016/aprel/
08/sevastopolcy_oshelomleny_rossijskimi_uchebnymi_programmami/].
Писатель и общественный деятель С. А. Шаргунов в статье
«Троечники правят бал» отметил, что «многие учителя не знают, за-
чем нужны уроки литературы. Посмотреть презентацию или видеоро-
лик, прочитать краткое изложение, расставить галочки в тесте, спи-
сать с готовых сочинений, которыми кишит Интернет, – большего
учитель по литературе от своих учеников часто не требует. При этом
современный школьник едва ли может самостоятельно сформулиро-
вать свои соображения и мысли по тому или иному предмету – чему
в первую очередь должна учить литература». Он отметил также как
положительный факт возвращение в школу письменного итогового
сочинения, но в то же время обратил внимание на то, что «у многих
учителей совершенно утрачены навыки преподавания этого жанра».
Кроме того, он отметил, что далеко не все учителя русского языка и
литературы способны заинтересовать ученика своим предметом, а ес-
ли «учитель не пытается этого делать – скорее всего, произведение
дети не прочтут или ни капельки в него не вникнут. А ведь очень
важно, чтобы ключевые литературные произведения от “Повести о
Петре и Февронии Муромских” до “Чудиков” Шукшина обязательно
дошли до сознания учащихся» [Шаргунов 2016. URL: http://ruskline.
ru/monitoring_smi/2016/aprel/2016-04-09/sergej_shargunov_troechniki_
v_shkole_pravyat_bal].
А вот мнение известного лингвиста, доктора филологических
наук, профессора Санкт-Петербургского университета В. И. Конь-
кова: «Ситуация с изучением русского языка и русской литературы в
стране постоянно ухудшается и приобретает угрожающие очертания.
Выпускник средней школы с каждым годом становится все менее
грамотным, он с каждым годом теряет знания по русской литературе,
он все более испытывает затруднения в свободном владении и пись-
менной (как при чтении, так и при письме), и устной речью. Он все
менее обращается к первоклассным письменным текстам, которые
214
требуют от него духовного напряжения, и все больше обращается к
легко воспринимаемому речевому материалу, поставляемому ему
средствами массовой информации. <…> Представляется, что ничем
не компенсированное тиражирование ущербной бытовой речи в по-
пулярных телепередачах имеет отрицательное значение, отягощая и
без того непростую речевую ситуацию, сложившуюся в обществе.
<…> Кризисное положение в сфере образования поэтому в решаю-
щей степени определяет и речевую практику СМИ. Не могут СМИ
иметь высокую речевую культуру в стране, где плохо учат родному
языку и литературе» [Коньков 2006: 16–20].
О существенном ухудшении владения русским языком говорят
факты, приводимые предпринимателем Татьяной Воеводиной: «Мои
служащие – нормальные русские люди, выпускники не только мос-
ковских школ, но и, страшно сказать, вузов. Но для того, чтобы напи-
сать что-то осмысленное, привлекается журналистка, которая отвеча-
ет у нас за сайт и корпоративную газету. Выпускник школы не дерз-
нет сочинить даже простейшую листовку. Это к вопросу о сочинении.
<…> Еще из личного опыта. Человек с высшим образованием зачас-
тую не может толком ничего рассказать. Просишь: прочитайте вот эти
три статьи и на их базе подготовьте беседу с коллегами на такую-то
тему. Неимоверно трудно! Так аукнулась отмена устных экзаменов –
всеобщим косноязычием: детей ведь тренируют заполнять клеточки, а
не рассказывать» (Воеводина Т. Четыре ошибки в трех строчках // ЛГ.
2015. № 23).
В современных концепциях школьного обучения русскому язы-
ку и литературе отмечают, что «основным видом речевой деятельно-
сти в современных условиях становится чтение. Это тот вид речевой
деятельности, который должен совершенствоваться, развиваться на
всех уроках, всех видах учебных занятий» [Рабочие программы…
2013: 22]. Однако многие отмечают, что педагогически не продуман-
ное пользование Интернетом пагубно влияет на культуру чтения и
мышления: «В прежде самой читающей стране мира дети читать пе-
рестали, а если читают – не понимают прочитанного, не могут отве-
тить на простые вопросы по тексту, не способны пересказать его со-
держание (в скобках отмечу, что даже и недослушивают читаемые им
вслух сказки). Все чаще текст воспринимается ребенком не как смы-
словая единица, а как изобразительное полотно (курсив автора цити-
руемого текста. – А. С.). Чтение литературы XIX и большей части
XX века уже недоступно не только школьникам, но и студентам. <…>
Отсюда – и новый способ чтения: выхватывание слов и фраз из кон-
215
текста, которые для читателя “мигают” в тексте как “лампочки”. Та-
кое чтение “лепит” образ текста, “склеивая” обрывки разных образов,
зачастую никак не связанных. Способность к пониманию при этом
стремится к нулю. Контекст часто остается “слепым” изображением,
“китайской грамотой”. Длинные тексты теперь читаются с трудом, а
часто и вовсе не читаются: “ниасилил”, как пишут в Сети» (Яковле-
ва А. «Человек монитора» // ЛГ. 2015. № 15).
«Системный, логический, причинно-следственный тип мышле-
ния окончательно вытесняется алогическим, “клиповым”, “мозаич-
ным”, характерным для кризисных, переходных периодов в истории
человеческого общества. В современных условиях такой переход
вполне может оказаться переходом в небытие» (Завтра. 2015. № 32).
На грани между недомыслием и русофобией находится отноше-
ние к церковнославянскому языку, который не только исторически
стал одной из основ русского литературного языка, но и в наше время
многими своими элементами участвует в создании высокого стиля, к
сожалению, в значительной степени утраченного [Колесов 1999: 151].
Вокруг церковнославянского языка как богослужебного языка Рус-
ской православной церкви развернулась в наше время нешуточная
борьба (см. Главу 2).