Шульце Х. - Краткая История Германии (Национальная История) - 2004

Kleine
deutsche
Geschichte
Hagen Schulze
Verlag C.H. Beck

München
КРАТКАЯ
ИСТОРИЯ
ГЕРМАНИИ
Хаген Шульце
ВЕСЬ
МИР
Москва
2004
УДК 94 (430)
ББК 63.3 (4Герм)
Ш95
П е р е в о д ч и к и : В.А. Брун-Цеховой — Предисловие, гл. I — X, XIII — XVI;

Б.Л. Хавкин — гл. XI - XII
Н а у ч н ы й к о н с у л ь т а н т ; А.И. Патрушев
Н а у ч н ы й р е д а к т о р : A.A. Амплеева
ИЗДАНИЕ ОСУЩЕСТВЛЕНО ПРИ ПОДДЕРЖКЕ

ФОНДА ИМЕНИ КОНРАДА АДЕНАУЭРА.
КНИГА ИЗДАНА ПРИ ПОДДЕРЖКЕ ИНСТИТУТА им. ГЁТЕ.
Издательство «Весь Мир» выражает благодарность Музею германской

истории за предоставленный иллюстративный материал.
Шульце Хаген
Краткая история Германии / П е р . с нем. — М : Издательство
«Весь Мир», 2004. — 256 с : илл. — (Национальная история)
ISBN 5-7777-0289-9
Рассказать об истории немцев за двадцать веков, выявить те особен
ные черты народа, которые позволяют говорить о национальной идентич
ности, определить важнейшие узловые моменты в становлении немецко
го государства — такова цель автора этой книги, профессора Берлинского
свободного университета и директора Немецкого исторического институ
та в Лондоне Хагена Шульце. И он с ней справился блестяще. Книга, удач
но сочетающая научность и живость изложения, получила признание не
только на родине автора, но и далеко за ее пределами. Издание прекрасно
проиллюстрировано, снабжено картами и специально написанным для
читателей в России предисловием.
УДК 94 (430)
ББК 63.3 (4Герм)
На первой сторонке обложки — Бранденбургские ворота, Берлин.

На четвертой сторонке обложки — Собор Св. Петра и Марии, Кёльн;
портрет Мартина Лютера {Лукас Кранах Старший. Музео Пальди Пеццоли,
Милан).
Перевод книги на русский язык выполнен по изданию Hagen Schulze. Kleine

deutsche geschichte. 4 Auflage. 2002.
Отпечатано в России
© Verlag C.H. Beck oHG,

München, 2001
ISBN 5-7777-0289-9 © Издательство «Весь Мир», 2004
Оглавление
Обращение к читателям в России (Ханс-Фридрих фон Плётц,

Посол Германии в Российской Федерации) 7
К российскому читателю (Хаген Шульце) 9
Предисловие 12
I. Римская империя и германские земли (до 1400 г.) .. 15

II. Подъем и упадок (1400-1648) 37
III. Сумерки империи (1648— 1806) 59
IV. Рождение немецкой нации (1806—1848) 77
V. Железом и кровью (1848-1871) 89
VI. Каким путем могла бы идти Германия? Возможные
пути отклонения в немецкой истории 107
VII. Национальное государство в центре Европы
(1871-1890) 111
VIII. Внутренняя консолидация империи и мечта
о мировой державе (1890— 1914) 119
IX. Великая война и послевоенное время
(1914-1923) 133
X. Блеск и падение Веймара (1924—1933) 149
XI. Великогерманское безумие (1933— 1942) 169
6 КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ГЕРМАНИИ
XII. Конец Германии и новое начало (1942— 1949) 189

XIII. Разделенная нация ( 1949 - 1990) 207
XIV. Эпилог. Что такое отечество немцев? 229
Список карт 236

Примечания переводчика 237
Избранная библиография 241
Именной указатель 245
Указатель географических названий 250
Об авторе 255
Уважаемые читатели!
Лишь тот, кто знаком с прошлым, может созидать будущее. Эта клас
сическая фраза и сегодня ничуть не утратила своей актуальности.
Наш мир стремительно развивается. Чтобы творчески участвовать
в этом развитии, мы должны знать, откуда мы и каким образом сфор
мировались сегодняшние институты, государства и их взаимоотно
шения.
Особенно верно это, когда речь идет о таких двух столь тесно свя
занных друг с другом народах, как немцы и русские. Их отношения
изобилуют точками пересечения; им присущи не только темные эта
пы, такие, как непередаваемые ужасы Второй мировой войны, но и
многочисленные взаимные позитивные импульсы. И они уходят
корнями в далекое прошлое. Так, например, одним из первых запад
ных послов в России был барон Зигмунд фон Герберштейн, которого
в начале XVI в. император Максимилиан дважды посылал с миссиями
ко двору великого князя московского Василия III. Его «Записки о мос-
ковитских делах» представляют собой классический ранний образец
записок путешественника. И наоборот, «Великое посольство» плотни
ка Петра Михайлова, он же Петр Великий, отправилось в конце XVII в.
вначале в Пруссию, прежде чем царь начал впитывать идеи для своих
масштабных проектов реформ и в других европейских государствах.
Никогда еще германо-российские отношения не были столь тес
ными и добрососедскими, как сегодня. Они настолько тесны, что поли
тики и дипломаты обеих стран любят говорить о «стратегическом
партнерстве». И по праву: экономический обмен весьма интенсивен,
Германия — самый крупный торговый и инвестиционный партнер
России. Политические отношения, включая высший уровень, довери
тельны и направлены на достижение все более тесного сотрудничест
ва. При этом обе стороны рассматривают свои отношения как элемент
и движущую силу имеющих столь же стратегический характер отно
шений России с Европейским союзом, крупнейшим членом которого
Германия является сегодня и останется таковым по завершении следу
ющего этапа его расширения. В области культуры Германия и Россия
могут многое предложить друг другу, а германо-российские культур-
ные встречи 2002 и 2003 гг. служат подтверждением нашей взаимной

решимости интенсивно использовать этот потенциал.
Основу хорошего партнерства составляет доверие. Оно предпола
гает, что люди знают друг друга, знают, как живет и думает другой, на
каком языке он говорит и какие факторы формируют его характер.
Определяющим условием этого является знание истории и географии.
«Краткая история Германии» Хагена Шульце открыла немецким чита
телям дверь в собственное прошлое. Я уверен, что и ее русское изда
ние, появляющееся на свет как раз вовремя — в Год германской куль
туры в России — 2004-й, расскажет нашим российским друзьям много
важного.
Желаю вам, дорогие российские читатели, приятного чтения!
Апрель 2004 г. Ханс-Фридрих фон Плётц,

Посол Германии в Российской Федерации
К российскому читателю
Россия и Германия — не только европейские государства с самой боль

шой численностью населения. Это государства, связанные драматичес
кой и поучительной историей, основные черты которой следует здесь
вкратце напомнить. Когда в начале XVIII в. Петр Великий распахнул пе
ред Россией окно в Европу, оказалось, что совсем рядом с Санкт-Петер
бургом, в Прибалтике, живет немало граждан немецкого происхожде
ния, на протяжении последующих столетий давших российской короне
бесчисленное количество способных чиновников и офицеров, а наряду
с этим и представителей дворянства, кровно связанных даже с царски
ми особами. После Полтавской битвы 1709 г. Петр I продвинул русские
границы далеко на Запад, как впоследствии это сделала и Екатерина
Великая, заселившая завоеванные области на юге России многочислен
ными немецкими переселенцами. Россия стала в XVIII в. сильным игро
ком в большой европейской политике, и вместе с тем из-за ее геополи
тического положения на Востоке Европы и на Балтийском море возник
ла уже издавна бродившая под спудом вражда по отношению к Польше,
которая блокировала России дальнейший путь на Запад. В такой ситуа
ции для России были естественными поиски союзника и этим союзни
ком представлялась Пруссия. Подобно России, Пруссия с опозданием
вышла на сцену theatrum ешора, и союз между двумя державами, наби
равшими силу, мог оказаться стратегическим противовесом старым ве
ликим державам, прежде всего Франции и империи Габсбургов. Поэто
му Россия заключила союз с Пруссией, вступая время от времени в со
юз и с Австрией, чтобы при этом шаг за шагом лишать сил Польшу и
осуществлять ее раздел между собой — до тех пор, пока после третьего
раздела ослабленная страна не исчезла с карты.
Теперь Россия и Пруссия оказались соседями и это породило новую
ситуацию, которой было суждено измениться только в 1890 г. Россия
превратилась в защитницу Пруссии, а Пруссия — в меч России, с помо
щью которого российское могущество могло простираться далеко
в Центральную Европу. После позорного поражения Пруссии под Йеной
и Ауэрштедтом в 1806 г. победитель Наполеон, не особенно церемонясь,
разделил бы и ликвидировал ее, как ранее произошло с Польшей, если
бы императору Александру I не нужна была Пруссия в качестве страте

гического предполья против Бонапарта. Так Пруссия и выжила, оказав
шись спасенной русскими войсками под командованием ставшего не
мецким народным героем генерала Кутузова во время Отечественной
войны в 1812—1813 гг. Освободительная война начиналась с соглашения
о союзе между прусским генералом фон Йорком и русским генералом
Дибичем, которое было заключено на мельнице близ селения Тауроген.
«Тауроген» был и остался символом дружбы и братства по оружию меж
ду Пруссией и Россией, и название это, появляясь в литературных разде
лах западных газет, вызывает неприятные воспоминания, если заходит
речь о хороших отношениях между Германией и Россией.
Отношения между Россией и Пруссией на протяжении большей ча
сти XIX в. оставались стабильными. Пруссия поначалу как слабейшая
среди европейских великих держав зависела от стратегической под
держки со стороны России. В обмен на эту поддержку она прикрывала
тыл России и оказывала содействие великому соседу при подавлении
возникавших время от времени польских волнений. В свою очередь и
Пруссия, ведя войны, предшествовавшие объединению Германии, мог
ла рассчитывать на благожелательный нейтралитет со стороны России.
Но Германская империя, вступившая на европейскую сцену вместо
великой державы Пруссии в 1871 г., столкнулась с несравнимо более
сложной ситуацией. Для рейхсканцлера Бисмарка, стремившегося со
хранить мир в Европе, русская карта имела решающее значение. С по
мощью германо-российского договора перестраховки, заключенного
в 1887 г., предполагалось удержать Россию на стороне Германии. На
следники Бисмарка не могли, да и не хотели, играть в эту трудную игру,
считая, что смогут и без договоров получить в случае войны союзничес
кую помощь со стороны России. Это была роковая ошибка, вероятно,
самое пагубное внешнеполитическое решение, принятое в вильгель-
мовской Германии. Сбылось именно то, что Бисмарк представлял себе
в самых мрачных фантазиях — произошло взаимное сближение России
и Франции и начало складываться то соотношение сил, которому было
суждено завершиться Первой мировой войной.
Германо-советские отношения в 20-е гг. XX в. развивались в соот
ветствии с давно известным стереотипом — оба изгоя мировой семьи
вступили в тесные отношения друг с другом как экономические, так и
военные. Рапалльский договор, заключенный в 1922 г., не содержал ни
политических, ни военных статей, но интерпретировался державами-
победительницами как союз, направленный против Запада. Еще и сего
дня слово «Рапалло», появляющееся в западных политических кругах,
означает намек на возможность германо-российского союза, направ-
ПРЕДИСЛОВИЕ К РОССИЙСКОМУ ИЗДАНИЮ 11
ленного против Западной Европы и атлантических держав. И снова,

как казалось, равновесию в Европе угрожала Польша, созданная после
мировой войны из части территорий, проигравших в ней Германии,
Советской России и Австрии. Антипольский расчет объединил даже
Гитлера и Сталина — во всяком случае, до тех пор, пока Польша не
была снова побеждена и разделена. Но планы Гитлера простирались
гораздо дальше. «Все, что я предпринимаю, направлено против Рос
сии», — заявил германский диктатор в 1939 г. Подчинив Польшу, он
создал пространство, которое было необходимо для стратегического
развертывания германских войск против Советского Союза. Ни на
одном фронте они не вели войну столь безжалостно, с такими наруше
ниями международного права, как на Восточном, и когда положение
изменилось, месть со стороны советских войск была ужасна. Эта вой
на оказалась самой кровопролитной и разрушительной из всех, ко
торые когда-либо знала история. По ее завершении Германия оказа
лась разделенной, превратившись в игрушку держав — победительниц
в мировой войне и в плацдарм стратегического развертывания воору
женных сил Советского Союза и США. Более сорока лет не вызывало
сомнений, что в необозримой перспективе ответом на вопрос: «Что
такое отечество немцев? » будут два германских государства, и что гер
манская история завершилась.
Прекращением этого странного состояния, возможностью воссо
единения Берлина, Германии и Европы в ходе бескровных революций
1989 и 1990 гг. мы в значительной степени обязаны Советскому Союзу
и России, Михаилу Горбачеву и Борису Ельцину. Оба политических де
ятеля проявили достаточную мудрость и дальновидность, чтобы дать
свободу народам, находившимся в предполье их страны, и снова вос
принять Германию как единое целое. С тех пор между воссоединенной
Германией и возрождающейся Россией существуют добрососедские
отношения. Вразрез со всем своим прежним историческим опытом
Германия служит сегодня мостом между Россией и Западом, подобно
тому, как Польша — мостом между Россией и Германией. Это ситуа
ция, обещающая в перспективе существование прочного и стабильно
го «общеевропейского дома» (Михаил Горбачев). Чем более мы будем
сближаться, тем важнее будет взаимное изучение и знакомство, взаим
ное уважение, преодоление националистических стереотипов и пони
мание истории России и Германии как составной части истории Евро
пы и человечества. Возможно, книга, предлагаемая вниманию россий
ских читателей, послужит этой цели.
18 июля 2003 г. Хаген Шульце

Предисловие
Наши предки не задавали себе вопроса о том, что такое немецкая ис
тория. Она начиналась для них с германцев и их борьбы против Ри
ма. Никакого сомнения не существовало в том, что Херман Херуск
Арминий, победивший легионы Квинтилия Вара в битве в Тевтобург-
ском лесу (9 г.), был германским героем. И сегодня меч на памятнике
Арминию под Детмольдом украшает надпись золотыми буквами:
«В единстве Германии сила моя, и мощь моя в силе Германии». По
ходу дальнейшего развития история описала широкую, четко очер
ченную дугу. Сначала — король готов Теодерих, жизнь которого под
именем Дитриха Бернского1 продолжилась в легендах и сказках, за
тем Карл Великий, унаследовавший корону римских императоров и
превративший Римскую империю в Германскую. За ними последова
ли императоры из династии Гогенштауфенов Фридрих Барбаросса
(1125—1190) и его внук Фридрих II, которые, загадочным образом
воссоединившись, пребывают в Кифхойзере2 в ожидании, когда им
придется вернуться в час величайших бедствий Германии. Потом —
Мартин Лютер, «немецкий соловей», и Карл V, в империи которого
никогда не заходило солнце, Фридрих Великий и Мария Терезия,
в чью эпоху разлад между германскими племенами достиг своего
трагического апогея, барон фон Штейн и Блюхер по прозвищу Мар
шал Вперед и, наконец, «железный канцлер» Бисмарк, кузнец новой
империи немцев3, прямой преемницы «Священной Римской импе
рии германской нации». Такова впечатляющая галерея предков, ко
торыми гордились немцы.
Но затем наступила, говоря словами историка Фридриха Май-
некке (1862—1954), «немецкая катастрофа». За созданием гитлеров
ского рейха последовала Вторая мировая война, завершившаяся
в 1945 г. крахом германского национального государства. Когда-то
швейцарский историк Якоб Буркхардт (1818—1897), обращаясь
к германской истории, иронизировал по поводу «победоносно-не-
ПРЕДИСЛОВИЕ
мецкой окраски», которую придавала прошлому немецкая историо

графия. Теперь же эта окраска исчезла, а с ней и какой бы то ни
было осмысленный контекст самой немецкой истории. За золотой
легендой о прямолинейном процессе подъема древнегермано-не-
мецкой империи последовала черная легенда о губительном, абсо
лютно ошибочном особом немецком пути, единственная истинность
которого заключалась в преступлениях Третьего рейха, если при
этом не считать национальную историю вообще бессмысленной,
как это делали некоторые, или вместе с историком Альфредом Хойс-
сом не оплакивать «утрату истории».
Какое-то время жителям Западной Германии было комфортнее
не знать истории, наслаждаясь при этом действительностью с ее
высокими показателями индустриального развития и не без неко
торого удивления взирая на остальной мир, в котором властвовал
принцип национальной идентичности и который должен был посто
янно доказывать свою политическую эффективность. Хотя немцы
и находились в самом центре мировой политики, они, казалось, во
всех своих политических решениях выражали одно-единственное
желание — чтобы их не принуждали принимать какие бы то ни бы
ло решения и оставили в покое. Напротив, на сознание людей в ГДР
воздействовало представление об истории, которое навязывалось
Политбюро ЦК СЕПГ, формировалось партийными идеологами,
приспосабливалось к каждой политической перемене и обсужде
нию не подлежало.
Но с падением Берлинской стены в 1990 г. внезапно изменилось
состояние внутреннего успешного развития страны и блаженной бе
зответственности во внешнеполитических делах. Появилось новое не
мецкое национальное государство, лишь один факт существования ко
торого изменил Европу и которое поэтому должно было объяснить
своим гражданам и остальным европейцам, как оно себя осознает.
Чтобы обрести будущее в центре Европы, мы должны знать, на каком
прошлом покоится немецкое настоящее. Никто не может начать все
сначала. Напротив, любой человек должен опираться на что-то уже су
ществующее. Тем, кто полагает, что они совершают нечто совсем но
вое, не дано понять, что они делают.
Чтобы ответить самим себе и нашим европейским соседям на
«германский вопрос», мы должны объяснить, что такое Германия,
чем она может и должна стать. Для этого нам следует заново рас
сказать немецкую историю. А так как не каждый обладает време
нем или терпением, для того чтобы прорабатывать многотомные
компендиумы, мы на сей раз расскажем немецкую историю на-
сколько возможно короче, обращая внимание на самое сущест

венное.
Без помощников невозможно написать и краткую немецкую исто
рию. Ина Ульрика Пауль, Уве Пушнер и моя жена тщательно выпра
вили рукопись, Иоахим Элерс критическим взглядом оценил первую
главу, а Детлеф Фелькен тщательно отредактировал книгу, отдавая
работе все свои знания. Удачно оформила книгу Каролина Зивекинг.
Директору Немецкого исторического музея в Берлине Христофу
Штёльцелю я признателен не только за предоставление иллюстратив
ного материала, но и за то, что он вдохновил меня написать эту книгу.
Сердечно благодарю их всех.
I. Римская империя и германские
земли (до 1400 г.)
Немецкая история берет начало не в дремучих германских лесах,

а в Риме. Именно в этом удивительном итальянском городе-государст
ве, сфера влияния которого постепенно распространилась на весь сре
диземноморский бассейн и кото
рый властвовал над Европой до БИТВА В ТЕВТОБУРГСКОМ ЛЕСУ
Рейна, до укрепленного погранич В 9 г. н.э. римское войско потерпело со
ного вала, называвшегося по-ла- крушительное поражение от объеди
тыни limes, и до Дуная. В городе- ненных германских племен во главе
государстве, чья единая и тем не с вождем племени херусков Армини-
менее многообразная цивилиза ем. Битва в Тевтобургском лесу на са
мом деле произошла около Оснабрюк-
ция была для людей античной эпо ка и считается с тех пор рубежом в ис
хи миром с четко очерченными торическом развитии Германии. После
границами, ойкуменой. Не суще нее попытки расширения римского
ствовало чести выше, чем назы господства на земли по правому берегу
ваться римским гражданином, и Рейна потерпели неудачу. Националис
апостол Павел гордился этим так тически настроенная буржуазия XIX в.
же, как и Арминий, — несмотря видела, однако, в этой битве прежде
на свои разногласия с Римом. По всего освобождение от римского вла
эт Вергилий, создавший со своим дычества и начало германо-немецкой
истории. Херман, как стали позже на
героем Энеем миф о возникнове зывать Арминия, стал первым героем
нии римского государства, объя в борьбе немцев за свободу. Многие
вил, что задача Рима — править исследователи, и не только западноев
миром, принося в него благонра ропейские, усматривают в этом собы
вие и закон, щадить покоренных тии неудачу распространения римской
и подчинять непокорных. Эта цивилизации на Центральную Европу
Imperium Romanum, Римская им и начало особого культурного и поли
перия, является для нас сегодня, тического немецкого пути, во многом
по словам Барбары Тухман, тем определившего будущее страны.
«далеким зеркалом», в котором
все народы Европы, и, уж конечно, немцы, могут узнать себя. Государ
ственное устройство и правовые нормы, городской образ жизни, язы
ки и формы мышления, архитектура, письменность и книга — словом,
основы нынешнего образа жизни немыслимы без цивилизации Рима

и переплетенных с ней культур классической Греции и эллинистичес
кого Востока.
Каким бы прочным ни казался Вечный город, однако и он был под
вержен изменениям. На протяжении IV в. здесь произошли два важ
нейших события. При императоре Константине Великом (306—337)
пришедшая с Востока вера в спасение — христианство — стала госу
дарственной религией. В ту же эпоху империя, которой в силу огром
ных размеров больше невозможно было управлять из одного центра,
раскололась на латинско-римскую Западную империю и греко-визан
тийскую Восточную. Разделение империи сказалось и на христиан
ской церкви. Византийское православие отвернулось от латинского
христианства Запада, углубляя политический раскол Европы раско
лом церковным.
Это стало началом длительного политического, церковного и идео
логического раскола в западном мире. На европейской земле возник
ли две очень разные цивилизации, которые постоянно соприкасались,
но не взаимопроникали друг в друга на сколько-нибудь продолжитель
ное время. Это Рим и Византия, латинское и православное христианст
во, либеральный Запад и славянофильский Восток и, наконец, культу
ра демократии и прав человека, противостоявшая большевистскому
Советскому Союзу. Только теперь, на наших глазах, начинает, кажет
ся, затягиваться тысячелетняя трещина, разделявшая Европу. Может
быть, этого мы еще по-настоящему не осознали.
В отличие от Византии на Востоке, которая продолжала существо
вать во всем блеске еще целое тысячелетие, лишь постепенно уходя
в вечность и прекратив свое существование в 1453 г. с завоеванием
Константинополя, Западная Римская империя продержалась недолго.
Она погружалась в волны все учащавшихся вторжений варваров
с ужасного туманного Севера, которые спасались бегством от немило
сти природы, последствий перенаселения и от теснивших их других на
родов, стремясь поселиться в пределах Римской империи, и которые
участвовали в ее защите. В Риме этих северных варваров называли гер
манцами, именем, которое Цезарь перенял от галлов. Те, в свою оче
редь, именовали так дикие народы, пытавшиеся вторгнуться в Галлию
из-за Рейна, а Цезарь от их названия произвел обозначение области по
ту сторону Рейна и Дуная, назвав ее Германией {Germania). Слово «гер
манец» было не более чем указанием на происхождение из малоизве
стных мест к востоку от Рейна. Ученые спорят и поныне об этнической
и языковой однородности германцев. Во всяком случае, орды, наседав
шие с Севера, как нельзя лучше подходили для их использования в во-
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ И ГЕРМАНСКИЕ ЗЕМЛИ (до 1400 г.) 17
енных целях, если принимать во внимание воинское искусство при

шельцев. Уже вскоре преторианская гвардия римских императоров со
стояла преимущественно из германцев, а германские народы получили
разрешение селиться на территории империи поблизости от границы и
получать римское гражданство. Такая защита легко превращалась в уг
розу, по мере того как охраняемые, т. е. император, государственные
институты и сама империя, ослабевали и попадали в зависимость от во
енных «экспертов» из варварских племен. Германские военачальники
и воинские части все чаще решали судьбу императора — вплоть до
476 г. В этом году предводитель наемников Одоакр сверг последнего
императора Западной Римской империи Ромула Августула и поручил
войску провозгласить императором себя.
Это означало гибель Римской империи, но не конец, а только нача
ло ее нового становления. Германские народы эпохи Великого пере
селения: готы и лангобарды в Италии, вестготы в Испании и Южной
Франции, англосаксы в Британии, бургунды и франки в Галлии — са
ми стремились стать римлянами, обустраиваясь в пустующем прост
ранстве приходившей в упадок империи. Здесь они приспосабливали
свои простые культурные формы бытия к бесконечно более сложной,
утонченной традиции позднеантичнои цивилизации Рима и Передней
Азии. Перенимались, пусть и в упрощенном виде, существовавшие
в Римской империи управленческие структуры, германские королев-
Схема расселения германских племен.

ства реформировались, воспринимая облик, свойственный римской

монархии, а римская правовая система стала истоком превращения
германского обычного права в письменно зафиксированное право;
Римская империя на Западе исчезла, но никто из германских королей
не сомневался в том, что она продолжала жить.
Римская империя, изменившись, продолжала жить и еще в одном
своем проявлении. В то время как город на Тибре разрушался, числен
ность его населения быстро снижалась, на Форуме пасли скот, а жизнь
в городе угасала, римский епископ в качестве преемника апостола Пе
тра превратился в папу и тем самым в главу церкви. Рим становился не
только духовным центром католического христианства, находившего
все больше приверженцев среди германских народов. В известной ме
ре и церковь вросла в структуру государства. Административная сис
тема Римской империи устояла в виде церковной иерархии: ризы
католического духовенства наших дней — это те же официальные
облачения римской бюрократии. К тому же латынь как язык церкви,
политики и литературы гарантировала сохранение культурного един
ства Западной Европы. Как и прежде, монахи низко склонялись в мо
настырях над трудами Цицерона и Вергилия. Римская империя про
должала существовать — в идеологии и в институтах, представ
лявших собой лишь бледную копию прежних, но главное — в лице
торжествовавшей церкви.
Таким образом, и идея империи, и церковь оказались столь проч
ными, что более чем через три столетия после свержения Ромула Авгу-
стула в Риме появился новый император. То был Карл, король фран
ков, которому позже суждено было именоваться Великим и победы
которого над саксами и лангобардами сделали его самым могущест
венным государем Западной Европы. При этом он стремился укрепить
свою власть с помощью прочного союза с Римским папой. Карл под
твердил дарения, сделанные папе его отцом Пипином III и составив
шие основу будущей Папской области, а папа Лев III, в свою очередь,
сделал ответный подарок на Рождество 800 г., короновав Карла импе
ратором в римской базилике Св. Петра. Порфировую плиту, на кото
рой Карл преклонил колени, можно и сегодня увидеть в соборе Св. Пе
тра. Хронист Карла Айнхард сообщает, что его короля, углубившегося
в молитву, короновали императором не без некоторого коварства.
Действительно, Карл знал, что этот акт должен был вызвать конфликт
с единственным законным императором христианского мира —
византийским. Тем не менее Карл вступил во владение наследством
Цезаря и Константина, назвал себя augustus imperator {лат. император
миротворящий), и с тех пор его печать украшала надпись Renovatio
Живопись по стеклу.
Страсбургсшй собор,
около 1180 г.
На золотом троне, украшенном
драгоценными камнями, воссе
дает император Карл Великий
со скипетром и державой —
атрибутами власти христиан
ского государя. Голова импера
тора, увенчанная короной, окру
жена нимбом. В 1165 г. импера
тор Фридрих Барбаросса, счи
тавший Карла Великого своим
предком, приказал канонизиро
вать его, чтобы обеспечить трон
своей семье и подчеркнуть гла
венствующее положение импе
раторской власти по отноше
нию к папе. То было время по
клонения национальным свя
тым по всей Европе. Святыми
провозглашали многих европей
ских королей. Однако, если ко
роли Венгрии, Чехии, Норвегии
и других стран являлись симво
лами национальной интеграции,
то культ Карла Великого ограни
чивался пределами Рейнской
области. К тому же Француз
ское королевство оспаривало
традиции Карла Великого и тем
самым притязание на первенст
во в христианском мире.
Imperii Romani (лат. Возрождение Римской империи). Это послужило

основанием для почти непрерывного существования титула римского
императора на протяжении тысячи лет. Последний из императоров,
Франц II Габсбург, только в 1806 г. отказался от титула и короны, что
осталось практически незамеченным для окружающего мира.
Естественно, напрашивалось сравнение между античной Римской

империей и империей Карла Великого, постольку поскольку Карл объ
единил под своей властью почти все германские королевства и герцог
ства Европы, за исключением скандинавских и британских. Империя
протянулась от Эйдера до Тибра, от Эльбы до Эбро и от пролива Ла-
Манш до озера Платтензее (Балатон). Остатки римской цивилизации
служили опорой Карлу Великому, начавшему реформировать полити
ческое и церковное управление, транспорт и летоисчисление, искус
ство и литературу и, в качестве основы всего этого, письменность и
язык. Он пригласил ко двору англосакса по имени Алкуин из Йорка
в качестве главного советника по делам культуры, а также ученых из
Италии и Испании. Каролингское возрождение получало импульсы
отовсюду. Все усилия были направлены на то, чтобы создать аитеа
Roma itemm renovata — обновленный золотой Рим. Мы можем читать
сегодня классических латинских авторов большей частью только бла
годаря воодушевлению и усердию писцов каролингской эпохи. Их за
частую превосходные собственные стихи, написанные античными
размерами, составили четыре солидных тома под названием Мопи-
menta Germanie Historica — внушительное собрание средневековых
источников.
На западе Франкского королевства, в Галлии и Италии, кое-что
еще сохранялось от старой римской системы управления. Территория
к востоку от Рейна, на которой помимо германских поселений, объе
диненных в племенные округа — ray, располагались также церковные
епархии, монастыри и епископства, светские и церковные земельные
владения, представляла собой в административном отношении некое
подобие сети с первичными формами образования. Карл Великий уч
редил административные округа, так называемые ducati, во главе ко
торых стояли назначенные им должностные лица, каждое из которых
называлось dux4. Это были не герцоги какого-либо племени, т. е. пле
менные вожди5, а высшие чиновники, происходившие из франкской
имперской знати, титул которых восходил еще к административной
реформе, проведенной Константином Великим. Посланцы Карла,
missi dominici6, надзирали за управлением, а франкская государствен
ная церковь, епископы которой назначались самим императором,
дополнительно скрепляла государство.
Тем не менее, несмотря на все усилия, эта империя оказалась не
долговечной. Ей было суждено распасться — без споров за наследство
между сыновьями Карла. Для того чтобы указания, которые импера
тор посылал из Ахена в Рим, достигли места назначения, требовалось
не меньше двух месяцев. Местные и региональные власти долгое вре-
Раздел империи Карла Великого по Верденскому договору 843 г.
мя могли, более того — обязывались действовать по собственному ус

мотрению. Возможно ли было в таких условиях сохранить империю?
Трое внуков Карла разделили ее между собой. Людвиг получил восточ
ную часть, Карл — западную, а Лотарь — землю, лежавшую посереди
не, Лотарингию. Она простиралась от устья Рейна до Италии. Когда
род Лотаря прекратился, Людвиг в 870 г. присоединил ее к своему вос-
точнофранкскому государству. В итоге возникла ситуация, определив
шая дальнейшее развитие европейской истории. Ядро континента
оказалось отныне надолго разделенным, родственные государства —
Западнофранкское и Восточнофранкское королевства — все больше
отдалялись друг от друга. Со временем им было суждено превратиться
во Францию и Германию. Общим для них осталось наследие Рима и
Карла Великого, а также спор за земли Лотарингии. Спор этот на по
следующие двенадцать столетий превратил Францию и Германию во
враждующих братьев.
Как мы учили в школе, именно отсюда и начинается германская
история. Жил-был герцог Саксонии Генрих, который, если верить
простодушному тексту баллады XIX в., ловил птиц, когда ему помешал
в этом занятии некий посланник (о нем не сообщается никаких
подробностей). Посланник возгласил: «Да здравствует император
Генрих! Да здравствует звезда Саксонии!» Генрих I (919—936), из-
Присяга на верность императору Оттону III.

Евангелие Райхенау, конец X в.
«Translatio imperii», т. е. переход имперско цога — по обе стороны от трона —симво
го господства от императоров античного лизируют имперскую знать и имперскую
Рима к Карлу Великому и его восточно- церковь. К трону смиренно приближаются
франкским наследникам, проиллюстриро четыре женщины, чтобы присягнуть на
ван здесь весьма впечатляюще. Отгон III, верность императору. В соответствии с
исполненный величия, восседает с атрибу позднеантичной традицией — это страны,
тами государственной власти на импера подчиненные императору, — Рим, Галлия,
торском троне. Двое епископов и два гер Германия, страна славян (Склавия).
бранный саксами и франками, вошел в историю как основатель Сак

сонской, или Оттоновской, династии, но не как император. Его коро
левская власть была в результате компромиссов и после угроз приме
нения военной силы признана Швабией и Баварией, распространена
на лотарингов, чехов и полабских славян и подтверждена западно-
франкскими Каролингами. Единодушное избрание королем сына Ген-
риха — Отгона (936—973) сделало восточнофранкское государство бо

лее прочным, так что ему в будущем не грозили споры и разделы, как
ранее наследству Карла Великого. В 955 г. Оттон I победил венгров
в битве на Леховом поле и с тех пор звался Великим. Семь лет спустя
он заставил в Риме папу Иоанна XII короновать себя римским импера
тором и возобновил императорский протекторат над Римом. Оттон I
добился признания своего императорского титула Византией и женил
сына и наследника, будущего Оттона II (961—983), на византийской
принцессе. С того времени королевский титул и императорская коро
на почти всегда были связаны друг с другом. Внук Оттона Великого
Оттон III (980—1002), следуя традиции Карла Великого, подхватил
идею обновления Римской империи. Однако он умер в двадцать один
год неподалеку от Рима и был погребен в Ахене.
Век салических императоров (1024—1125; Франконская династия)
знаменует собой прежде всего начало драматического конфликта
между императорской властью и папством. Вплоть до XI в. император
и короли Европы претендовали на право назначать на церковные
должности по собственному усмотрению. Но в ходе движения за

реформы, начавшегося в X в. с бенедиктинского аббатства Клюни
в Бургундии, в церковной среде взяло верх представление о том, что
задача церкви — осуществлять посредничество между совершенст
вом Бога и несовершенством мирской власти, что проистекало из бо
жественного права церкви, более высокого по отношению к светской
власти. Поэтому предполагалось устранить всякое светское влияние
на замещение церковных должностей. Со времен же Отгона Великого
церковь превратилась в опору империи, а потому оттоновские и са
лические императоры оказывали сильное влияние на избрание пап и
управление Папской областью. Так с 1075 г. начался конфликт между
папой и императором. Папа Григорий VII (1073—1085) отдал распо
ряжение королю Генриху IV о формальном запрете инвеституры*
епископов и аббатов, на что Генрих ответил демонстративным отка
зом и смещением папы.
Спор разрастался. Он продолжался длительное время после смер
ти папы и короля, ибо в конечном счете речь шла об устройстве мира
и об отношениях между духовной и мирской властью, между sacer-
dotium и гедпит. После долгого, протекавшего с переменным успехом
конфликта, из которого, в конце концов, суждено было выйти проиг
равшими как императору, так и папе, церковь и государство разо
шлись. Таким образом возникла решающая предпосылка, ставшая
основой хода истории современного европейского государства и фор
мирования двух принципов свободы, имевших огромное значение для
дальнейшего развития политической культуры Европы. С одной сто
роны, появилась свобода веры вне государственного принуждения,
а с другой — свобода политики вне опеки со стороны церкви.
В соответствии с нашим привычным взглядом на историю и взлет
германской императорской власти, и ее упадок связаны с династией
Гогенштауфенов (1138—1254). Фридрих I (1152—1190), которого италь
янские современники за его рыжеватую бороду прозвали Барбароссой
(um. рыжая борода), остался как в своей эпохе, так и в памяти поздней
шего времени самым популярным в народе средневековым императо
ром. Блеск приемов при его дворе, женитьба на Беатрисе Бургундской,
походы в Италию с их переменчивыми результатами, триумфальная
победа над мятежным соперником Генрихом Львом, наконец, смерть
в Малой Азии во время Третьего Крестового похода, считающаяся
таинственной, стали благодатной почвой для появления многочислен-
* Инвеститура — средневековая католическая церемония утверждения духовно

го лица в должности и сане епископа или аббата. — Здесь и далее примеч. ред.
ных мифов. Ни один другой император не будоражил фантазию буду

щих поколений так, как этот, — вплоть до сказания о спящем в Киф-
хойзере Барбароссе.
Увы, минула слава
Империи твоей,
Но час придет — и, право,
Она вернется к ней7.
Фридрих Барбаросса был символом неясных национальных уст

ремлений начала XIX в., — символом, с которым связывалось обнов
ленное, больше романтически мечтательное, нежели соответствовав
шее действительности представление об империи Гогенштауфенов как
о воплощенном немецком будущем. При этом империя была скорее
воображаемой, а не реальной. Изначально, однако, в сказании об импе
раторе, спящем в пещере, речь шла о внуке Барбароссы, блестящем и
очень непохожем на других Гогенштауфенов Фридрихе II (1212—1250).
От своей матери Констанцы он унаследовал норманнское государство
на Сицилии и создал там систему власти, покоившуюся на римских, ви
зантийских, норманнских и арабских основах. Эта система представ
ляла собой ни больше ни меньше как грандиозную, абсолютно не отве
чавшую времени попытку спроектировать по воле единственного чело
века, словно на чертежной доске, государство, в каждой своей детали
организованное на рациональных началах. Это государство походило
на произведение искусства, правда не пережившее своего создателя.
Фридрих, эта мощная фигура ренессансного государя, который обо
гнал свое время, хотел быть новым Константином, создателем золотого
государства мира. Он восхищал и в то же время возмущал современни
ков, а его неизбежная враждебность к папству вылилась в борьбу за
власть и в пропагандистскую войну, которой до тех пор не ведал хрис
тианский мир. Императорская пропаганда изображала Фридриха как
последнего императора мировой истории, наделенного мессианскими
чертами. Сторонники папы рисовали его апокалипсическим зверем,
антихристом. После смерти императора его в соответствии с церков
ным преданием изгнали в дьявольскую, изрыгающую огонь Этну. Про
будившиеся в позднем Средневековье мечты о явлении миролюбивого
императора, стоящего у конца времени, перенесли Фридриха II, «чудо
и преобразователя мира», в Кифхойзер, где с течением столетий его об
раз слился с образом «Барбароссы».
Смерть Фридриха II означала конец великолепию государства Го
генштауфенов. Папа пожаловал Сицилию в лен брату французского
короля Карлу Анжуйскому. Сын Фридриха Конрад IV (1237—1254)
умер четыре года спустя в Италии. Не добившись коронования импе

ратором, его сын Конрадин (1252—1268), который явился в Италию,
чтобы заявить претензии на свое итальянское наследство, был побеж
ден в битве при Тальякоццо Карлом Анжуйским, взят в плен и казнен
в Неаполе, несмотря на свои шестнадцать лет. С этого события нача
лось междуцарствие (1254—1273), «ужасное время без императора»,
когда быстро нарастала слабость центральной имперской власти — до
тех пор, пока с избранием Рудольфа Габсбургский (1273—1291) не бы
ла мало-мальски консолидирована королевская власть. Последовала
эпоха, на протяжении которой внутренняя структура государства
расшатывалась, но его целостность не претерпела сколько-нибудь су
щественного ущерба. Для этого времени было характерным относи
тельно открытое избрание короля. В результате на германский трон
вступали пестрой чередой властители из домов Габсбургов, Нассау,
Виттельсбахов и Люксембургов, а со времени правления Генриха VII
Люксембургского (1308—1313) они снова добились императорской
короны. Здесь мы хотим остановиться и бросить взгляд на пройден
ный до сих пор период — тот, который в школьных учебниках обычно
предстает как эпоха средневековой германской империи.
Насколько германскими были в действительности германские ко
роли и императоры, начиная с Генриха I и Отгона Великого? Слова
«Германия» (Deutschland) не существовало на протяжении долгого
времени — оно появилось только в XV в., и потребовалось еще около
ста лет, чтобы оно утвердилось. Те, кто жил к востоку от Рейна, века
ми ничего не знали о том, что они немцы. Данное обстоятельство объ
яснялось тем, что, в отличие от франков или, например, англосаксов,
«немецкого» народа не было. Напротив, к востоку от Рейна со време
ни распада Каролингской империи на протяжении IX в. существовал
ряд герцогств: Тюрингское, Баварское, Алеманнское, Саксонское, —
которые нельзя было отнести к народам времен Великого переселе
ния. Они возникли из административных округов империи Карла Ве
ликого. Политическую сплоченность области к востоку от Рейна, кото
рую с римских времен называли Germania, создали не «германские
племена», а аристократия, испытывавшая на себе влияние франков.
Этот слой аристократов в восточнофранкском государстве принял
с 833 г. власть Людвига, сына императора. Людвиг стал Rex Germaniae,
т. е. королем земель к востоку от Рейна, а вовсе не Людвигом Немец
ким, как называли его начиная с XIX в. националистически настроен
ные историки.
Вплоть до XI в. государство, возникшее к востоку от Рейна, долж
но было считать себя франкским, а значит, прослеживать свои тра-
диции во франкских преданиях, через Каролингов и Меровингов, об

ращая взор к прошлому — к Риму и Трое. Но то же самое касалось
и западнофранкской части империи. Короли восточнофранкского
государства избегали всякого более точного этнического определения
своего королевского титула, называя себя просто тех («король»),
а не, скажем, тех Francorum («король франков») или тем более rex
Teutonicorum («король немцев»). После того как в 919 г. королевскую
корону с Генрихом I обрела Саксонская династия, на первый план,
заняв место франков, более чем на сто лет выдвинулись саксы. Для мо
наха Видукинда Корвейского (ок. 925—973), написавшего историю
саксов, относящуюся прежде всего к временам Отгона I, государство
обозначалось как omnis Francia Saxoniaque, т. е. состояло из Франко
нии и Саксонии; о Германии он ничего не знал.
Тем более речь не могла идти о Германии, когда в 962 г. папа
Иоанн XII короновал Оттона I императором и оттоновско-саксон-
ский королевский дом возвысился до уровня традиций Карла Вели
кого, а следовательно, и Римской империи. Он получил тем самым
высшую степень признания, которую только могло знать Средневе
ковье в светских вопросах. Как было известно со времен Августина
Блаженного, Римская империя занимала прочное место во всемир
ной истории, которая в то же время представляла собой историю
искупительного подвига Христа. Эта империя являлась последней
всемирной монархией. Она по самой идее была универсальной дер
жавой, которой предписывалось господство над миром, данное непо
средственно Богом. Поэтому в императорских грамотах начиная
с 1157 г. речь постоянно шла о «Священной Римской империи». Тако
вы горизонты, своей широтой превосходившие пределы, которые
описывались с использованием титула восточнофранкского, а позже
германского короля. Поэтому империя и интегрировалась как рим
ская, а не германская.
Немецкое слово deutsch происходит от thiutisk (которое, в свою
очередь, имеет латинский вариант theodiscus) — понятия, означавше
го просто «характерный для народного языка». При этом вовсе не
имелся в виду определенный единый народный язык, отличавшийся
от ученой латыни священнослужителей, а также от романских и сла
вянских языков Европы, например алеманнского, старосаксонского,
баварского или восточнофранкского. Впервые со словом theodiscus
мы сталкиваемся в сообщении каролингского епископа папе о синоде,
состоявшемся в 786 г. в британской Мерсии. Прежние синодальные
решения зачитывались там «как на латыни, так и на народном языке
(theodisce), который могли понять все», т. е. в этом случае на староанг-
лийском. Некоторые народные языки достигали литературных высот.

Язык, называемый сегодня древневерхненемецким, произошел в зна
чительной степени от рейнско-франкского диалекта, на котором гово
рили при дворе Каролингов, но диалект этот исчез на протяжении X в.,
когда господство над территорией, именовавшейся Germania, перешло
к саксонским Отгонам. Напротив, поэзия Высокого Средневековья,
примерно с 1150 г. использовавшая средневерхненемецкий язык,
покоилась на различных диалектных основах, среди которых наибо
лее успешно использовались лимбургско-рейнский и алеманнскии
диалекты. Но немецкого, понимаемого как язык надрегионального об
щения к востоку от Рейна, не было. Если сакс хотел поговорить с але-
манном и не владел латынью, ему еще долгое время приходилось поль
зоваться западнофранкским языком (lingua franca) Западной и Цент
ральной Европы, из которого позже возник французский язык.
Но до поры до времени слово thiutisk или его латинский вариант
theodiscus еще редко встречались в источниках. Средневерхненемец
кий вариант этого слова, diutsch, появляется около 1080 г. в Зигбурге
в «Песне об Анноне», в которой идет речь о diutsche lant, т. е. о немец
ких землях. В ней говорится не о единой земле, а о землях алеманнов
(швабов), баваров, саксов и франков, общность которых заключалась
в том, что в них господствовали похожие народные языки. Слово
deutsch еще очень долгое время оставалось чисто языковым понятием.
Употреблявшийся с середины IX в. латинский вариант — teutoni-
cus — также ведет по ложному пути. На деле это понятие вовсе не оз
начало тех германских племен тевтонов, которым римляне под коман
дованием Мария в 102 г. до н. э. нанесли сокрушительное поражение
при Аквах Секстиевых, отчего тевтоны и исчезли из истории. Правда,
сохранилась память об ужасе, вызванном этим первым германским
вторжением в Северную Италию, и для итальянцев было естественно
называть тевтонами людей, приходивших из страны под названием
Germania и утверждавших, что достоинство римских императоров
перешло теперь к одному из них. В слове teutonicus звучала и надмен
ность по отношению к пришельцам, и издевка над их грубым варвар
ским обликом. Так thiutisk и teutonicus слились и начали превращаться
в единое политическое понятие, когда в 1076 г., на пике борьбы за ин
веституру, папа Григорий VII говорил о будущем императоре Генри
хе IV как о rex Teutonicorum. Императора, по словам папы, следовало
бы лишить его сана, восходящего к искупительному подвигу Иисуса
Христа, и низвести до уровня обычного христианского короля, напри
мер венгров или датчан. Следовательно, первоначально в слове teuton
icus присутствовал недружелюбный оттенок. Итальянцы, французы
и англичане использовали это слово, если хотели выразить насмешку

и проявить неприятие к людям из Germania и их властителям. Так по
ступил, например, в 1160 г. епископ шартрский Иоанн из Солсбери,
которого рассердила попытка Барбароссы заставить избрать папу, не
имевшего английской и французской поддержки. «Кто поставил нем
цев судьями над народами? Кто дал этим грубым и жестоким людям
полномочия ставить по своему усмотрению владыку над правителями
смертных?»
Империя продолжала называться Римской, а с 1157 г. Священной
Римской, но слово thiutisk/teutonicus постепенно вошло в употреб
ление. Восточнофранкское королевство, во главе которого стоял
римский император, являвшийся и восточнофранкским королем, воз
главляло конгломерат племен и нуждалось поэтому в названии. Обо
значение «франки» уже закрепилось за западными соседями, и возни
кало желание отличаться от них, как и от «чужеземцев»-итальянцев
и римской курии. Так на протяжении XI—XII вв. понятия гедпит («ко
ролевство») и teutonicum постепенно срослись. Немецкая же нация
оставалась чем-то неясным, ибо после прекращения династии Гоген-
штауфенов ни одной другой династии на протяжении веков не уда
лось обеспечить себе корону германских королей на длительный срок.
В отличие от Англии, Франции или Дании, где династии в XIII столетии
олицетворяли те центры, которые концентрировали развивающиеся
силы и способствовали формированию нации, власть германской
короны оставалась слабой. Немецкая нация пребывала в тени мощной
империи, могущество которой было мифологизировано, а политичес
кие символы: священное копье, императорская корона и император
ский трон Карла Великого в соборе в Ахене — связывались также
с империей, а не с королевством. В вышедшей в 1927 г. биографии им
ператора из династии Гогенштауфенов Фридриха II историк Эрнст
Канторович констатировал применительно к XIII в.: «В моменты такоо
накала чрезвычайной гордости (например, при выступлении в поход
на Рим) все: саксонцы и франконцы, швабы и баварцы — чувствовали
определенную общность не как немцы — нет, они были ближе к Риму
как наследники Цезаря, воображали себя даже отпрысками троянцев
и называли себя, ни много ни мало, римлянами». Немцы очень мед
ленно привыкали к тому, что их называют немцами и в конце концов
сами стали называть себя так, правда не придавая этому особого зна
чения.
Мы, следовательно, имеем дело не с историей немецкого Средне
вековья, германской императорской власти и не с началом истории
немцев, так как они еще ничего не знали о том, что они немцы. Напро-
тив, речь идет о немецкой предыстории, о прологе, в котором еще гос

подствует неясность насчет того, кто же главные актеры, но который
все-таки надо знать, ибо без него нельзя понять дальнейший ход пье
сы. «Священной Римской империи» было суждено, претерпев много
кратные превращения, сохраниться до Нового времени и отозваться
странным, искаженным эхом в Германской империи, созданной Бис
марком в 1871 г. и погибшей в 1945 г. Территория расселения немцев,
географическое положение Германии, важнейшие черты националь
ного характера, языковые предпосылки формирования немецкой
культуры — все это складывалось в эпоху, которая нам известна как
Средневековье и в которую очень мало можно было узнать непосред
ственно о самой Германии и о немцах.
Восточнофранкский король, которому в течение XI—XII столетий
суждено было все чаще называться германским королем, господство
вал над территориями расселения майнских франков, саксов, фризов,
тюрингов, баваров, швабов и, кроме того, к западу от Рейна — над лота-
рингами и бургундами, которые большей частью говорили не на гер
манских, а на романских языках. Начиная с X в. эта сфера господства
расширялась на восток от Эльбы. Экспансия, обычно называемая коло
низацией Востока, имела далеко идущие последствия. Конкурируя
с Данией, Польшей и Богемией, в X в. империя подчинила себе на про
тяжении четверти столетия небольшие западнославянские княжества
и племенные образования между Балтийским морем и Восточными Аль
пами сначала в политическом и церковном, а потом, благодаря притоку
поселенцев из Рейнланда, Фландрии и Тюрингии, также в языковом и
культурном отношении. Территории к западу от Рейна — за исключени
ем узкого пояса вдоль реки, где господствовали германские языки, —
сохранили связь с миром романских языков. Однако постепенное сме
шение славянского и немецкого элементов к востоку от Эльбы привело
к тому, что группы славянского населения ассимилировались. Они ста
новились составными частями новых германских племен и языковых
зон, не считая маленьких островков славянских языков в Лужице и Ка-
ринтии. Поэтому современные немцы и австрийцы имеют наряду с гер
манскими и кельтскими еще и славянских предков: территория, населя
емая немцами, образует перекресток Северной и Южной, Западной и
Восточной Европы. Сами же немцы представляют собой смешение
большинства европейских этнических групп древности и Средневеко
вья в соответствии с местом их расселения в центре Европы.
Характер сообщества, развивавшегося в центре континента, по
началу с трудом поддавался определению. «Священная Римская
империя», располагавшаяся на территориях Германского, Бургунд-
ского, Лангобардо-итальянского и Богемского королевств, на протя

жении всего Средневековья была еще весьма далека от того, что мы
сегодня называем государством. Средневековый государь имел пря
мые политические отношения с относительно небольшим числом
людей. Его власть зиждилась на земельной собственности, принадле
жавшей ему и его родственникам, и на готовности других землевла
дельцев признать его сильнейшим и подчиниться ему. Развивались
личные отношения, закреплявшиеся договором: принимая присягу
на верность, сюзерен клятвенно обещал своему леннику защиту, а
ленник, вассал — повиновение. Со временем стало обычным, что сю
зерен с этой клятвой передавал леннику господские права, т. е. зем
лю или должности. Вассал в свою очередь также мог быть сюзере
ном, передавая в лен часть своих прав. Это была сложная, тщательно
разработанная система чисто личных правовых связей. На большей
части европейского континента все господство основывалось в зна
чительной мере на ленной системе — средневековая Европа знала
не государства, возникшие на территориальной основе, а отдель
ные сообщества, возникшие в результате личной присяги на вер
ность. Государства, какими мы их знаем, рассчитаны на длительную
перспективу; они безличностны. Средневековое же объединение
вокруг отдельной личности, напротив, было ограничено во времени,
его существование прекращалось со смертью сюзерена или вассала
и поэтому всякий раз должно было обосновываться заново.
Как могли выглядеть такие ленные отношения, видно, в частности,
на примере Генриха Льва (1129—1195). Вельфский8 герцог, хотя и был
ленником короля и императора Фридриха I Барбароссы, на подвласт
ных ему территориях Саксонии и Баварии осуществлял почти королев
скую власть ив 1176 г. даже отказался участвовать в походе императо
ра против ломбардских городов. Вслед за этим на хофтаге9 в Вюрцбур-
ге в 1180 г. князьями под председательством императора Генрих Лев
был лишен своих саксонских и баварских ленов, тогда как его семей
ное наследство в Брауншвейге и Люнебурге оставалось неприкосно
венным. В результате появилось герцогство, позже королевство Ганно
вер, просуществовавшее до 1866 г., а земля Брауншвейг даже до 1946 г.
Характерно, однако, что Барбаросса избегал присоединения ле
нов, которыми прежде владел Генрих, к имперскому имуществу, что
резко усилило бы власть дома Гогенштауфенов. В подобных случаях
короли Англии и Франции по всем правилам присваивали ленное вла
дение; начало современной государственности в Западной Европе
было непосредственно связано с расширением и консолидацией коро
левской собственности. Барбаросса не сделал этого, а пожаловал осво-
бодившиеся лены другим имперским князьям, ибо, даже будучи на

вершине своего могущества, не мог властвовать без их поддержки. От
казавшись от территориальной династической власти, Барбаросса,
как полагают многие историки, вероятно, придал ходу истории реша
ющее направление и лишил немецкую историю важной перспекти
вы, обособив ее от западноевропейского развития. Правда, у него и не
могло быть выбора. Император был слишком слаб, чтобы править
вопреки могущественным владыкам в империи.
Попытка Гогенштауфенов консолидировать свои позиции по отно
шению к князьям и знати закончилась провалом. Уже простое расши
рение границ империи противоречило единоличному господству. К то
му же гибель Барбароссы во время Крестового похода, ранняя смерть
императора Генриха VI в 1198 г., характерное для его сына Фридриха II
сосредоточение сил и внимания на Италии ослабляли императорскую
власть. Длительный спор с папством, истощение ресурсов в ходе италь
янских походов, многочисленность противоборствующих сил, а также
замедленное по сравнению с Западной Европой культурное развитие
привели к тому, что империя сохранила унаследованный от прошлого
своеобразный характер. В то время как западные соседи располагали
четко определяемой территорией, а также городами, которые станови
лись столицами и резиденциями государей, экономическими и куль
турными центрами, границы империи оставались размытыми и в импе
рии никогда, вплоть до прекращения ее существования в 1806 г., не бы
ло «долговременной» столицы, сравнимой с Лондоном или Парижем.
Вместо центральной имперской власти на передний план выдвигались
территориальные княжества — земельные владения знатных семей,
имперские города, в Италии — автономные города-государства, все
сильнее дистанцировавшиеся от империи.
Так в центре Европы одновременно возникли два политических
уровня: с одной стороны, сама империя, глава которой, император,
был наделен скорее символической, нежели реальной властью. Им
перские же сословия заняли по отношению к нему позицию, доволь
но быстро укрепившую их: духовные и светские имперские князья,
в числе которых с XIII в. особое положение занимали курфюрсты10
выступали в качестве единственных избирателей короля. Города не
посредственно подчинялись императору, и ему же непосредственно
подчинялись графы и рыцари. Имперские сословия собирались на
рейхсхофтаги — с XII в. возобладал принцип, в соответствии с кото
рым императору во всех важных делах, касавшихся империи, необ
ходимо было их согласие. Из хофтагов возник рейхстаг, который
к XV столетии превратился в прочный регламентированный инсти-
тут, игравший важную роль в имперской политике. Можно было бы

задаться вопросом о том, почему империя, это слабое образование,
глава которой всегда зависел от избрания и поддержки со стороны
курфюрстов и сословий, смогла неделимой дожить в центре Европы
до начала XIX в. Ответить непросто. Причин этому явлению много,
начиная с того, что сообщество европейских государств нуждалось
именно в таком внутренне раздробленном центре Европы как в про
странстве для обеспечения баланса интересов и в качестве театра во
енных действий и кончая тем, что была необходима правотворческая
и умиротворяющая сила, которой обладал слабый глава империи.
Еще одна причина удивительной живучести империи заключалась
в принципе выборности короля. Высшая аристократия была в долго
срочной перспективе ориентирована на свободное сотрудничество
и на сосуществование королевской и императорской власти. Каж
дые выборы короля были новым вотумом доверия в пользу империи,
и поэтому именно избиратели короля оказывались гарантом ее проч
ности и долговечности.
С другой стороны, территориальные государства, из которых со
стояла империя и к которым переходило все больше власти и самосто
ятельности, представляли собой почти зоологическое обилие курфюр-
шеств, герцогств, епископств, графств, имперских городов, аббатств
и владений рыцарских орденов. В них также господствовал принцип
двоевластия: тому или иному князю противостояли ландтаги, в кото
рые входили представители разных сословий и которые составляли
единство территории в условиях длительных изменений на карте Цен
тральной Европы, деления и соединения земель в результате последст
вий войн или случайностей, связанных с династическими взаимоотно
шениями. В особых случаях, например при несовершеннолетии князя,
ландтаги также представляли собой стабилизирующую силу. Не толь
ко князья, но и сословные власти, парламенты, сословия и ландтаги
способствовали укреплению и стабилизации империи.
О Германии XIX в. говорили как о «запоздавшей нации». Собст
венно, это понятие имеет силу для всей немецкой истории. Империя
сильно запоздала уже на пути в Новое время. Что касается формиро
вания конституционного строя и правопорядка, административного
аппарата, техники управления и прямого осуществления королевской
власти, то, к примеру, Франция, Англия, Неаполь, Сицилия, Арагон,
Кастилия и Португалия, уже обогнали империю. В то же время страны
северной и восточной периферии Европы: Шотландия, Дания, Норве
гия, Швеция, Венгрия — еще далеко отставали от нее. Европа состоя
ла из двух регионов, четко разграниченных в политическом и культур-
ном отношении: из более современной (хотя и старшей по возрасту,

части), территориально более или менее совпадавшей со сферой гос
подства античной Римской империи, и из отсталой, более молодой об
ласти, которая простиралась к северу от Адрианова вала в Англии,
к северу от limes, Рейна и Дуная. Здесь на протяжении еще многих сто
летий королевская власть осуществлялась не в придворной канцеля
рии, с помощью пера, а в седле и с мечом.
Посреди этого «двойного» континента лежала империя, частично
относившаяся к более старой Европе, но в основном все же к более
молодой и тем самым представлявшая собой уменьшенное отобра
жение континента в целом. В некотором отношении империя могла
идти в ногу с западными европейскими регионами. Это касалось
прежде всего торговли, развития транспорта, ремесел и городов, по
степенно выходивших из тени землевладельцев и владетельных кня
зей и формировавших собственную культуру с особыми правами,
новой общественной иерархией, новыми стилем и ритмом жизни.
Большинство немецких городов возникли между началом XI и нача
лом XIV столетия. Цепь этих городов протянулась от Фрейбурга
в Брейсгау через Мюнхен и Нюрнберг до Любека. То же касается и
городов востока, например Берлина, Кенигсберга и Эльбинга11. Но
обращало на себя внимание то обстоятельство, что крупные торго
вые города империи нигде не были тождественны центрам импера
торской власти. Они располагались большей частью на северной и
южной периферии, по берегам Северного и Балтийского морей, как,
например, Любек, Бремен, Гамбург и Росток, или вблизи больших пе
ревалов через Альпы (Аугсбург, Регенсбург). В то же время короли и
императоры по мере расширения империи на восток переносили
свои резиденции и фамильные захоронения в восточном направле
нии — в Гослар, Магдебург, Нюрнберг и Прагу. Отсутствие столицы,
того неподвижного и прочного административного центра, который
был бы одновременно центром культуры, образования и торговли,
самое позднее с XIII в. говорило о явной по сравнению с Западной
Европой слабости императорской власти. Недостаточная концентра
ция центральной власти, архаические структуры управления импе
рии объяснялись прежде всего тем, что германский король и рим
ский император в значительной степени зависел от согласия импер
ской знати. Избираемая королевская власть по природе своей слаба
и поэтому оказывается отсталой, если обратиться к вопросу о фор
мировании современной государственности.
Центральная часть континента не могла угнаться за его западной
частью и в культурном развитии. Около 1300 г. во Франции насчиты-
валось пять университетов, готовивших юристов и администраторов,

в которых нуждался тогдашний властитель, в Северной Италии — три,
в Англии и Кастилии — по два, в Португалии — один. Во всей же им
перии, как и в «молодой» Евро
пе в целом, в ту пору не было ГАНЗЕЙСКИЕ ГОРОДА
ни одного университета. Только Ганза, первоначально купеческое объе
в 1348 г. император Карл IV на динение, превратилась с XIII в. в могу
правах богемского короля ос щественный союз примерно ста торго
новал университет в Праге — вых городов, преимущественно севе
примерно через двести лет по рогерманских, во главе которого стоя
сле создания Парижского уни ли Любек, Гамбург и Кёльн. Она кон
верситета, ставшего прообразом тролировала торговлю на Балтийском
Пражского. Еще в XIII столетии море и располагала крупными перева
письменность, культура и наука лочными пунктами —отНовгорода до
были в основном делом роман Лондона, от Венеции до Бергена. Ганза
ских стран, а также Англии. Это занималась, прежде всего, морской
не значит, что в Германии в про торговлей. Ганзейские купцы перево
цветавших городах, при княжес зили зерно, соленую рыбу, лес и строи
ких дворах, в школах при собо тельный камень. Выпуклые корпуса
рах и монастырях не расцветали ганзейских кораблей — котов — вме
науки. В университетах Парижа, щали много товаров, а их широкие
Болоньи и Саламанки «немецкие паруса и глубоко сидевшие кили обес
нации»12, к которым могли при печивали большую скорость. Кульми
надлежать студенты из Англии, нация могущества Ганзы датируется
Германии и Польши, были наибо 1370 г. после подписания Штральзунд-
лее многочисленными, и поэтому ского мира, в соответствии с которым
немецкие духовные элиты при датский король принял условия торгов
общались к опыту Италии, Фран ли в западной части Балтийского моря.
ции и испытывали его серьезное По мере роста влияния континенталь
влияние. ных государств и с перемещением тор
И еще в одном отношении говых путей Ганза постепенно ут
немецкая культура развива ратила значение и, в конце концов,
лась — прежде всего посредст самораспустилась во время Тридцати
вом заимствования и переос летней войны.
мысления западных образцов.
Это касается придворной лю
бовной лирики Высокого Средневековья, песен Вольфрама фон
Эшенбаха и Наидхарта фон Ройенталя, да и рыцарского романа
в стихах, который был заимствован в основном из той среды, в кото
рой возникли западноевропейские сказания о короле Артуре (напри
мер, «Парсифаль» Вольфрама фон Эшенбаха или «Эрек» Хартмана
фон Ауэ). В политическом, духовном и культурном отношении Гер

мания была и оставалась «страной середины», где взаимодейство
вали европейские культуры юга и запада континента, чтобы под
вергнуться переосмыслению и в преобразованном виде широко
распространиться среди соседей Германии. В следующие столетия
латинским, итальянским, французским, испанским и английским
образцам было суждено сменять друг друга.
II. Подъем и упадок (1400-1648)
На пороге Нового времени, около 1400 г., «Священная Римская импе

рия» занимала центр европейского континента. Ее граница пролегала
от Голштинии вдоль берега Балтийского моря примерно до Штольпа
в Задней Померании — здесь начинались владения суверенного и неза
висимого от империи Немецкого ордена, — затем тянулась почти точно
по линии, которой после Первой мировой войны было суждено разде
лить Германию и Польшу, шла к югу, охватывая Богемию и Моравию, а
также герцогство Австрия, и у Истрии достигала Адриатического моря.
Граница империи огибала Венецию и область, примыкавшую к ней, тя
нулась, охватывая Тоскану, к северо-западу от Папской области через
Северную Италию и к северу от Чивитавеккьи достигала Тирренского
моря, а оттуда у Ниццы снова поворачивала на север. Затем она шла
к западу от Савойи, свободного герцогства Бургундия, Лотарингии,
Люксембурга и графства Геннегау и между Гентом и Антверпеном, око
ло Шельды, достигала Северного моря. Некоторые территории, напри
мер Северная Италия, Савойя, свободное герцогство Бургундия, а так
же мятежная Швейцарская конфедерация лишь номинально входили
в империю; другие же не относились к тем коренным областям, кото
рые назывались тогда teutsche lande. В Брабанте и части герцогств Лота
рингия и Люксембург говорили по-французски, а в землях короны Вен-
цеслава, т. е. в Богемии, Моравии и Силезии, немецкий был в основном
языком городов — сельский люд и часть городского населения говори
ли по-чешски, а также по-польски.
Империя, как и прежде, была далека до превращения в националь
ное государство — не существовало ни сформировавшейся нации, ни
государства. Конечно, император и империя проявляли готовность
отказаться от своего всеобщего и универсального характера. С изда
нием в 1356 г. Золотой буллы* императора Карла IV (на ней стояла зо
лотая печать, отсюда и произошло название), империя получила свою
* Действовала до 1806 г.
первую конституцию, в которой была зафиксирована зависимость от

высшей имперской знати не только германского короля, но и импера
торского титула, сохранившегося благодаря обладанию германской
короной. Король был imperator electus, избираемым императором,
а папа больше не упоминался. Круг выборщиков, так называемых кур
фюрстов, теперь четко очерчивался. В него входили архиепископы
Майнца, Кёльна и Трира, король Богемии, герцог Саксонский, марк
граф Бранденбургскийя и пфальцграф Рейнский. Император обладал
властью только в своем наследственном владении; для императоров из
династии Люксембургов: Генриха VII (1308—1313), Карла IV (1346—
1378) и Сигизмунда (1410—1437) — это была Богемия. Императорам из
200 200
150 150
100 100
50 Ж 50
40 40
30 30
20- 20
10- Шш! 10
1150 г. 1250 г. 1350 г. 1450 г. 1550 г. 1650 г. 1750 г. 1850 г. 1950 г

1200 г. 1300 г. 1400 г. 1500 г. 1600 г. 1700 г. 1800 г. 1900 г.
Развитие городов в Центральной Европе

с 1150 по 1950 г.
Города, а с ними и бюргерство появля гоприятствовали рост населения, уве
ются с X в. к северу от Альп, почти личение пахотных земель и заселение
без прямой связи с античной город территорий на востоке. Владетельные
ской культурой. Города олицетворяли князья вступали в острую борьбу друг
власть, но прежде всего были центра с другом за основание городов. Ни до,
ми торговли; они притягивали купцов ни после в Центральной Европе не воз
и ремесленников. Численность горо никало так много городов, как в этот
дов резко возросла в XIII в., чему бла период.
ПОДЪЕМ И УПАДОК (1400-1648) 39
династии Габсбургов, начиная с Фридриха III (1440—1493), было суж

дено носить корону римских императоров почти непрерывно до
1806 г. Их наследственным владением была Австрия, к которой без
единого взмаха меча добавились Богемия, Венгрия и бургундское на
следие — все благодаря династическим бракам и наследованию.
«Пусть другие ведут войны, а ты, счастливая Австрия, брачуйся».
Однако династические владения, в которых императоры были не
посредственными сюзеренами и где они могли взимать налоги и наби
рать солдат, находились на окраине империи, а если говорить о Венг
рии — то даже за ее пределами. Это привело к тому, что император
подолгу не показывался во внутренних областях империи (например,
Фридрих III — 27 лет). Сама же империя представляла собой хаотиче-
Годы
600 800 1000 1200 1400 1600 1800
Население западной части Германии

с 600 по 1800 г.
Достоверных данных о населении в пе незначительна. Затем, под воздействи
риод до 1800 г. нет, поскольку перепи ем благоприятных климатических усло
сей почти не проводилось. Мы полага вий, с середины XI в. количество на
емся на оценки, часто сильно расходя селения стало быстро увеличиваться и
щиеся. Численность населения Герма в середине XIV в. достигло пика, затем
нии к западу от Эльбы (об остэльбских резко снизилось из-за эпидемий и го
областях мы знаем слишком мало, а лода. Наметившийся рост численности
данные о поселениях на востоке в эпоху населения был заторможен Тридцати
Высокого Средневековья искажают об летней войной, но вновь существенно
щую картину) около 600 г. была крайне ускорился с середины XVIII в.
скую сеть из примерно 1600 непосредственно подчиненных императо

ру территорий и городов, которые каждый по-своему давно уже обо
гнали империю на пути к государственности. Наряду с маленькими и
мельчайшими владениями, которые нередко можно было окинуть взо
ром со стены замка, наряду с богатыми и могущественными импер
скими городами вроде Нюрнберга или Любека, а также гротескно кро
шечными имперскими деревнями существовали обширные террито
рии имперских князей с развитым центральным управлением и
собственными ландтагами, например герцогства Бавария, Вюртем-
берг, Лотарингия, Люксембург и Савойя, курфюршества Саксония,
Бранденбург и Пфальц, ландграфство Гессен, духовные курфюршест
ва Майнц, Кёльн и Трир. И это только некоторые из наиболее крупных
территорий. Такое «старомодное» разнообразие территорий не имело
ничего общего с более современным государственным устройством
Западной Европы. В Центральной Европе не существовало государст
венных институтов, на которые могла бы опереться немецкая нация.
Население этих земель существовало, как и прежде, почти исклю
чительно в аграрном мире. Четверо из пяти проживавших на данных
территориях населяли хутора или деревни, численность которых
в Центральной Европе постоянно увеличивалась на протяжении
XIII—XIV вв. В областях к западу от Эльбы были выкорчеваны послед
ние девственные леса, и даже самые неблагоприятные земли теперь
распахивались, а землевладельцам пришлось охранять оставшиеся ле
са, запрещая корчевание. Число крестьянских поселений, плотность
которых ощутимо приближалась к западному показателю, увеличива
лось и к востоку от Эльбы. В то же время росла численность крестьян
ства, а крепостничество, распространенное прежде на обширных тер
риториях, отступало на задний план. Верховным собственником в де
ревне по-прежнему являлся землевладелец, большей частью знатного
происхождения, но за крестьянами оставалось право пользования
землей. Крестьянин-арендатор, платежи которого обеспечивали рен
ту землевладельца, стал типичной фигурой по крайней мере в облас
тях к западу от Эльбы. Напротив, к востоку от Эльбы утратили силу
правовые преимущества, которые многие крестьяне приобрели во
время колонизации в эпоху Высокого Средневековья. Здесь дворянст
во использовало слабость владетельных князей, для того чтобы полу
чить широкие господские права по отношению к крестьянам, что поз
воляло превратить их в наследственных подданных. В остэльбских
имениях крестьяне оказались в полной зависимости от землевладель
цев, они должны были нести тяжелые повинности и становились поч
ти полностью беззащитными перед правами юнкеров, основанными
ПОДЪЕМ И УПАДОК ( 1 4 0 0 - 1648) 41
на принуждении. Эта ситуация изменилась только с освобождением

крестьян в XIX в.
Около 20% населения жило примерно в 4 тыс. городов империи,
плотность которых уменьшалась с запада на восток. Две трети из них
представляли собой карликовые города с несколькими сотнями обита
телей и маленькие города с максимальным числом 2 тыс. жителей. При
небольшом количестве крупных городов с более чем 10-тысячным на
селением. Кёльн, в котором проживало примерно 40 тыс. человек, сто
ял во главе немецких городских общин; за ним шли пражские города13
и Любек. Другими крупными городами были Аугсбург, Нюрнберг,
Бремен, Гамбург, Франкфурт, Магдебург, Страсбург и Ульм. Все они
далеко отставали по численности населения от таких крупных евро
пейских городов, как Париж, Флоренция, Венеция, Генуя и Милан,
к 1340 г. насчитывавших каждый приблизительно 100 тыс. жителей.
Большинство городов империи принадлежали к княжеским террито
риям и подчинялись владетельным князьям. Наряду с ними существо
вали имперские города. В имперском матрикуле 1521 г. были приведе
ны 85 таких городов. Они подчинялись непосредственно император
ской верховной власти. В число имперских городов входили и вольные
города, т. е. города, принадлежавшие епископам (например, Кёльн
и Регенсбург), но сумевшие освободиться от их власти.
Только часть городского населения обладала гражданскими права
ми на основе статуса горожан. Наряду с патрициями и знатными семь
ями это были торговцы и ремесленники, объединенные в цехи. Этим
почтенным бюргерам противостояла в высшей степени разнородная
масса тех, кто не имел бюргерских прав: слуги и служанки, прислу
га в лавках, подмастерья и ученики, калеки и нищие, живодеры и па
лачи, а также дворяне, духовенство, чиновники и евреи.
Трудно установить, сколько всего людей жило в «Священной Рим
ской империи», так как переписи населения не проводились. Оценки
ученых исходят из различных предположений, что привело к появле
нию данных, слишком сильно отличавшихся друг от друга, поэтому
к нижеследующим цифрам мы относимся с должным скепсисом. Око
ло 1000 г. на территории империи могли обитать примерно 5 млн чело
век, около 1340 г. — может быть, 15 млн и около 1450 г. — приблизи
тельно 10 млн человек.
С первого же взгляда становится ясно, что на протяжении пример
но столетия, в течение которого Новое время сменило Средневековье,
произошли тяжелейшие катастрофы, причем не только в пределах им
перии, но и по всей Европе, ибо оценки, касающиеся Западной и Цен
тральной Европы, свидетельствуют о сходных резких колебаниях. Об-
щее количество населения Западной и Центральной Европы около

1000 г. составляло примерно 12 млн человек, около 1340 г. — 36 млн,
а в 1450 г., напротив, только 23 млн человек. Что же случилось?
В середине XIV столетия Европа была перенаселена. С помощью
традиционных методов обработки земли было невозможно прокор
мить людей, которые страдали от недоедания и потому оказывались
восприимчивыми к эпидемиям, черными волнами прокатывавшимся
по Европе. На протяжении XIV в. примерно треть населения выкосила
чума, страшная «черная смерть», что не увеличило количества продук
тов питания, так как большие плодородные области запустели очень
быстро. Страх, охвативший людей, нашел отражение в словах старин
ной литании: A peste, fame et bello, libera nos, Domine («Господь, спаси
нас от чумы, голода и войны»). Эти три бича были частью единого це
лого — военные опустошения вели к недостатку продовольствия, а го
лод, как следствие этого, ослаблял людей, делая их подверженными
эпидемиям. Таков казавшийся безвыходным круговорот страха.
Всеобщее бедствие привело к глубочайшим общественным потря
сениям, которых до сих пор не знала история Европы. Обычным явле
нием стали городские восстания. Едва ли существовал хотя бы один
город, не затронутый во второй половине XIV и в XV столетии мяте
жами и борьбой за власть. К примеру, Брауншвейг пережил внутрен
ние гражданские войны в 1293, 1294, 1374, 1380, 1445 и 1487 гг. Кресть
янские восстания потрясали сельское мироустройство — начиная от
восстания аппенцельских14 крестьян, взявшихся за оружие в 1405 г. и
с успехом боровшихся против своего господина, до восстания никла-
схаузенского дударя в 1476 г. и восстаний тайного крестьянского сою
за «Башмак» (Bundschuk) в 1493, 1502, 1513 и 1517 гг. на Верхнем Рей
не. Банды разорившихся дворян, живших разбойничьими набегами,
лишали покоя сельских жителей, а грабежи демобилизованных сол
дат беспокоили даже города. «Народ, — писал нидерландский исто
рик Йохан Хёйзинга, — не мог воспринимать и собственную судьбу, и
творившееся вокруг иначе как нескончаемое бедствие дурного прав
ления, вымогательств, дороговизны, лишений, чумы, войн и разбоя.
Затяжные формы, которые обычно принимала война, ощущение
постоянной тревоги в городах и деревнях, то и дело подвергавшихся
нашествию всякого опасного сброда, вечная угроза стать жертвой же^
стокого и неправедного правосудия — а помимо всего этого еще и гне
тущая боязнь адских мук, страх перед дьяволом и ведьмами — не
давали уснуть чувству всеобщей беззащитности...»
Не особенно надежную защиту предлагали и институты, на протя
жении долгого времени формировавшие условия земного существо-
вания. Церковь и империя, хотя и оказывавшиеся часто в крайне опас

ном противостоянии, но с незапамятных времен зависевшие друг от
друга, взаимно поддерживавшие друг друга и друг другу помогавшие,
теряли авторитет. С 1309 г. папа больше не находился в своем Вечном
городе, а пребывал — в результате давления Франции — в Авиньоне,
попав тем самым в сильнейшую зависимость от французской короны.
«Вавилонское пленение церкви» вылилось в «великую западную схиз
му» — с 1378 по 1415 г. было два папы: один в Риме, другой в Авиньо
не, и тем самым по западному христианству прошла глубокая трещи
на, нанесшая серьезный и долговременный ущерб папству. Хотя
Вселенские соборы в Констанце (1414—1418) и Базеле (1431—1449),
посвященные церковным реформам, положили конец расколу, но это
было достигнуто ценой дальнейшего ослабления папства. Этот про
цесс шел рука об руку с широкомасштабной секуляризацией, харак
терной для периода правления пап эпохи Возрождения. Огромные
расходы на содержание папского двора и церковное представительст
во сопровождались тягостными поборами, которые взимались церко
вью с верующих без какого бы то ни было снисхождения. Расточи
тельность пап, жадность церкви, противостояние пап и антипап, а так
же соборов — все это содействовало утрате доверия к папству, церкви
и духовенству в целом. Римская церковь не давала убедительных отве
тов на коллективные душевные потрясения «осени Средневековья»
(Йохан Хёйзинга), вызванные голодом и чумой. Ереси множились.
Стремление к реформам, апокалипсический ужас, переворот в цер
ковном и политическом устройстве, но в первую очередь поиск ново
го единства и уверенности усиливали движения, критически настро
енные по отношению к церкви: лоллардов в Англии, гуситов в Боге
мии, анабаптистов в Нидерландах и Северной Германии. Все громче
звучал призыв к проведению реформы высшей церковной власти и ее
звеньев. Это же касалось и самой империи.
С середины XV в. старение империи и безвластие императора по
сравнению с современными по тому времени государственными обра
зованиями — Францией, Англией или Испанией — осознавались очень
болезненно, и призыв к реформе империи стал всеобщим. Реформу со
временники тесно связывали с реформой церкви, ибо империя и цер
ковь в соответствии с Господним планом спасения находились в зависи
мости друг от друга. Тот факт, что с момента принятия Кёльнского
имперского акта 1512 г. говорили о «Священной Римской империи гер
манской нации», свидетельствовал лишь о том, что империя теряла
свою власть и универсальность, особенно быстро с наступлением Ре
нессанса и развитием гуманизма. Чем больше императорская корона
утрачивала свою средневековую святость, а происхождение императо

ров от римских цезарей превращалось в отжившую традицию, тем есте
ственнее становилось использование понятия «германская нация» в ка
честве своего рода опоры. В годы кризиса обычным был поиск четко
очерченных границ и обозначений, определяющих, что свое и что чу
жое. Таким образом, не немцы ли стали преемниками империи? «Мемо
рандум о преимущественном праве Римской империи» кёльнского ка
ноника Александра фон Роэса, написанный уже в конце XIII в., теперь
был открыт вновь и всеми обсуждался. В нем говорилось: «Итак, следует
знать, что Карл Великий, священный император, с согласия и по поруче
нию Римского папы... был предназначен к тому и получил повеление,
чтобы Римская империя навсегда оставалась при избирании по праву
власти немецких князей...»
Но под «германской нацией» подразумевалась не совокупность
говоривших по-немецки людей, населявших «Священную Римскую
империю», а политически действующее сообщество германских кня
зей, которые в целом как «империя» противостояли императору. «На
ция» в понимании того времени представляла собой аристократию
в качестве политически действующего сословия. Поиск пути импер
ской реформы был нацелен теперь на создание институтов, которые
помогли бы обрести современную государственность. В случае удачи
«германская нация» получила бы шанс утвердиться в качестве госу-
дарствообразующей, что произошло во Франции и в Англии. Правда,
стремление императора Максимилиана I (1486—1519) к имперской
реформе показало, что империя еще отнюдь не деградировала до
уровня чисто метафизического образования. Учреждение Общеим
перского палатного суда в 1495 г., связанное с провозглашением «веч
ного земского мира» во всей империи, и разделение ее территории на
десять округов были задуманы только как начало. Введение централь
ного «имперского управления» в качестве дееспособного представи
тельства имперских сословий, взимание имперских налогов должны
были стать следующими шагами по формированию суверенной вла
стной позиции императора, которая позволяла бы ему воплощать
свои намерения. Но император умер, и почти все задуманное Макси
милианом так и осталось неосуществленным. Его внук и наследник
Карл V ( 1519— 1556) снова начал реформу, пытаясь стабилизировать и
модернизировать monorchia universalis, но на сей раз в качестве уни
версальной империи, которая наряду с Германией, Богемией, Бургун
дией и Миланом включала бы Испанию и вновь открытые испанские
владения. При такой перспективе «немецкие земли» снова отходили
на задний план.
ПОДЪЕМ И УПАДОК ( 1400 - 1648) 45
Благо «германской нации» было, однако, очень сильным аргумен

том в дискуссии об имперской реформе. Когда, например, на так на
зываемом турецком рейхстаге в Регенсбурге в 1454 г. руководитель
императорской делегации Энеа Сильвио Пикколомини призвал к Кре
стовому походу и отвоеванию Константинополя, то получил от гер
манских курфюрстов отрицательный ответ. Император должен снача
ла позаботиться о самой империи, ибо «столь важная, достойная
й благородная страна, каковой является страна немецкого языка...
й священная империя, столь похвально приверженная немецкому
языку», пребывают «в большом беспорядке». Без имперской реформы
не бывать войне против турок, или, иными словами, немецкая рубаш
ка к телу курфюрстов ближе имперской мантии, причем под «немец
ким языком» (Teutsch gesunge), т. е. «немецкой нацией», подразумева
лись немецкоязычные сословия империи.
О том, сколь тесно имперская реформа была связана с реформой
церковной, свидетельствуют «жалобы германской нации», все чаще
подававшиеся имперскими сословиями против папской курии. В жа-
Аобах говорилось, что римский престол измышляет тысячи мер, чтобы
опустошать карманы, отчего «некогда славная нация», «своими храб
ростью и кровью завоевавшая империю» и бывшая «госпожой и ко
ролевой мира», ввергнута в бедность и унижена до положения рабы
ни. Таким образом, «германская нация» в политическом смысле была
в начале Нового времени оппозиционным понятием, направленным
против универсальной власти императора и папы, но недостаточным,
для того чтобы в долгосрочной перспективе способствовать обоснова
нию государственной власти.
Идея «германской нации» озвучивала, однако, не только полити
ческие, но и культурные устремления, и в этом смысле содержание
понятия «германская нация» существенно обогатилось, с тех пор как
итальянский гуманист Поджо Браччолини обнаружил и в 1455 г. опуб
ликовал считавшийся утраченным труд Тацита «Германия». В эпоху Ре
нессанса и гуманизма старое представление о происхождении племен
от легендарных августейших предков было связано с поисками класси
ческих греческих или латинских источников. Исторические исследова
ния ученых-гуманистов XVI—XVII столетий были направлены на под
тверждение и укрепление идентичности соответствующих наций, но
на античных основах. Характер мышления и опыт той эпохи считались
образцовыми и создавали космополитическую, общеевропейскую,
культурную почву для всеобщего стремления к национальной неповто
римости. Поэтому открытие «Германии», написанной около 100 г.
до н. э. для императора Траяна, произвело фурор. Благодаря великому
историку древности, авторитет которого не подлежал сомнению, те

перь можно было удостовериться в том, что немцы издавна представ
ляли собой народ, причем особый. До тех пор немецкие ученые суще
ственно отставали в международной конкуренции за национальную
славу, ибо не существовало германского племени, из которого могла
развиться германская нация, подобно тому как из племени франков
возникла Франция. Слово «немецкий» было собирательным обозначе
нием германских народных диалектов, искусственным образованием.
Отныне с этим словом все стало гораздо проще, исходя из того что, по
Тациту, германцы были предками современных немцев. Germania в по
нимании римлян соответствовала, таким образом, нынешней Герма
нии. Только теперь, около 1500 г., это слово появилось в единственном
числе (прежде довольствовались понятием «немецкие земли»).
Благодаря авторитету Тацита немецкие гуманисты сумели нако
нец ответить на многочисленные нелицеприятные высказывания
о немцах, распространенные за пределами немецких земель. Пред
ставлению о грубом, нецивилизованном, непьянеющем немце теперь
противопоставлялся созданный Тацитом идеальный образ не испор
ченного воспитанием, верного, смелого и живущего естественной
жизнью германца. Однако никому не приходило в голову, что светлые
образы германцев могли быть выдумкой Тацита, дабы показать истин
ное лицо современного историку римского общества с характерным
для той поры упадком нравов. Фактически такой же линии придержи
вались и гуманисты XVI в. — немцы фигурировали теперь как носи
тели исконной, неиспорченной нации, которой следовало сменить
изнеженную старую цивилизацию итальянцев и французов. Неиспор
ченная нравственность немцев охотно противопоставлялась испор
ченности нравов, характерной для римской курии.
Немецкие ученые демонстрировали новое национальное самосо
знание и по отношению к французским соседям. Важнейшее для ле
гитимации французской короны утверждение о том, что Карл Вели
кий был предшественником французской династии Капетингов,
Якоб Вимпфелинг объявил в 1505 г. в своей «Epitome Germanorum»15
смехотворным. В действительности же, по его словам, Карл был
«немцем» (Teutscher), господствовавшим над французами, в то время
как француз или галл никогда не являлся римским императором, что
представлялось достаточным доказательством превосходства немцев
над французами. Для Вимпфелинга, который, как и многие немецкие
гуманисты, был эльзасцем, не подлежало сомнению, что со времен
Августа жители Эльзаса были немцами, а поэтому Страсбург, как
и весь Эльзас, никогда не мог оказаться под властью Франции.
ПОДЪЕМ И УПАДОК ( 1400 - 1648) 47
Таким образом, около 1500 г. на протяжении одного поколения

возникла основа для формирования немецкого национального само
сознания, которое представляло собой нечто большее, нежели неяс
ное «чувство Мы», и которое должно было сводиться к немецкому на
циональному мифу. Этот процесс происходил тогда во всей Европе.
Эразм Роттердамский, отрицавший свою причастность к формирова
нию национальных мифов, печально констатировал, что природа при
вила личный эгоизм не только каждому индивиду, но и всеобщий —
различным нациям. У немецкого национального мифа отсутствовали,
однако, не только государственно-политические рамки, которые мог
ли бы сделать его долговечным, но и языковой субстрат. Немецкие гу
манисты, за очень небольшими исключениями, писали по-латыни.
Немецкие ученые оставались прежде всего гуманистически настро
енными космополитами, тесно связанными с европейской «респуб
ликой» ученых. Их национальная миссия — вывести Германию из
состояния варварства — осуществлялась через латинско-классичес-
кую культуру. На рубеже XV—XVI столетий возникли первые четкие
ипрочные контуры немецкой нации. В сущности, начиная именно
с этого времени мы можем говорить о «немецкой истории», во всяком
случае об «истории немцев» — разумеется, о такой истории, которая
с самого начала была глубоко укоренена в гуманистической обще
европейской почве.
Не научные усилия гуманистов, не потерпевшая крах имперская
реформа сформировали образ Германии на следующие века, а ре
форма Мартина Лютера. Разумеется, она была бы невозможна, не
имей Лютер многочисленных предшественников. Уже с XIII в. пред
принимались неоднократные попытки обновить церковь, заставить
ее следовать принципам христианской бедности и смирения и умень
шить пропасть между духовенством и народом Божьим. Прежние ре
форматоры, нищенствующие ордены Св. Франциска и Св. Доминика,
еще могли быть восприняты церковью. Позднейшие реформаторы,
Джон Уиклиф (1330—1384) в Англии и Ян Гус (1371—1415) в Богемии,
выдвигавшие более радикальные требования: о ликвидации папства
и почитания святых, о безусловном авторитете Священного Писания
и совести, об общности причащения вином для священников и общи
ны — остались вне церкви. Они подвергались преследованиям и были
сожжены (Гус — заживо на Констанцском соборе, останки Уиклифа
сожгли после его смерти), но идеи их последователей уже нельзя бы
ло искоренить.
Виттенбергский монах Мартин Лютер (1483—1546) тоже не хотел
соглашаться с тем, что милость Божья может покупаться продажей
Мартин Лютер.
Лукас Кранах Старший, 1529 г.
земных благ церкви. На вопрос «Как обрету я милость Божью?» он

в своих тезисах от 31 октября 1517 г. вопреки католическому учению
ответил: sola fide, т. е. только с помощью веры, и sola scriptum, т. е.
только с помощью Священного Писания. Торговля индульгенциями,
мошенничество под видом спасения душ и злоупотребление должнос
тями в церкви были тем самым лишены теологической почвы, как и ду
ховная монополия на посредничество между Богом и человеком.
Мятежного монаха, порвавшего с папой, желавшего на основе об
щины верующих обновить подлинную церковь Христову, человека,
для которого единственным авторитетом в делах веры было Писание
Божье, пригласили в 1521 г. на заседание рейхстага в Вормс. Это был
первый случай, когда светский орган присвоил себе право судить о во
просах церковной догматики. Настроение участников рейхстага было
ПОДЪЕМ И УПАДОК ( 1400 - 1648) 49
направлено резко против пороков церкви и папства, и советники Кар

ла V склонялись к тому, чтобы с помощью Лютера оказать давление
на папу. Но Лютера нельзя было использовать для дипломатических
уступок, а его отказ пересмотреть хотя бы отчасти свое учение заво
дил, по мнению императора, слишком далеко. Лютер мог бы разделить
судьбу богемского реформатора Яна Гуса, если бы его не взяли под за
щиту несколько имперских князей. Это произошло также по причи
нам религиозного характера, а может быть, прежде всего из-за них.
Папский легат сообщал в Рим: «Девять десятых немцев присоедини
лись к боевому кличу Лютера, а оставшаяся часть провозглашает по
меньшей мере "Смерть римскому двору"...» Но главное — реформа
ция Лютера оказалась удобной для отклонения притязаний императо
ра на власть по отношению к имперским сословиям и к консолидации
власти местной знати.
На рейхстаге в Шпейере в 1526 г. был достигнут компромисс, ко
торый позволял владетельным князьям-лютеранам и магистратам го
родов, где возобладало лютеранство, самим решать вопросы церков
ной жизни на своих территориях. Евангелические властители без
лишних слов взяли на себя задачу «чрезвычайных епископов», встав
во главе церковной организации своих земель. Лютер рассматривал
это только как переходное решение, но князья не собирались утрачи
вать обретенный контроль над церковью, тем более что почти все
церковное имущество было взято во владение государством, отчасти
продано, но большей частью присоединено к собственности князя.
Урегулирование церковных проблем князьями было облегчено благо
даря учению Лютера, который, ссылаясь на апостола Павла: «...ибо
нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены»
(Рим. 13:1), поставил перед светской властью задачу защищать сооб
щество христиан от зла. Таким образом евангелический суверен, по
добно английскому королю, оказывался summus episcopus и главой
строго иерархически организованной церкви, в результате чего кон
фессиональная сфера полностью включалась в бюрократический
государственный аппарат.
И на территориях, сохранивших приверженность прежней вере,
суверены пытались удержать церковь под контролем государства. Ба
варские герцоги, например, обратились в Университет Инголыптадта,
чтобы, прибегая к церковному учению, добиться для светской власти
права контролировать власть епископов. Здесь, однако, речь шла о ка
толическом обновлении, ибо было слишком много священнослужите
лей, чье представление о служении не соответствовало новой для ка
толической церкви строгости нравов или было слишком дружествен-
но в отношении учения Лютера. Контрреформация не была, кстати,

только реакцией римской церкви на Реформацию. Напротив, потря
сения, вызванные Гусом, Лютером и Кальвином, укрепили, в том чис
ле и внутри церкви, давно существовавшие реформаторские силы,
начавшие теперь бороться против церковной коррупции, прилежно
обучать духовенство и возвращать в лоно истинной веры людей, кото
рые были потеряны для церкви из-за Реформации. Во всяком случае,
как Реформация, так и католическое обновление стали служить от
дельным государствам и их властителям. Территории, с трудом возни
кавшие на основе бесчисленных распыленных владельческих прав,
нуждались по политическим соображениям в объединяющем духов
ном скреплении, а при том значении, которое имела религия, прони
зывавшая все сферы жизни, такое скрепление давало только единст
во вероисповедания.
Аугсбургский религиозный мир 1555 г., в соответствии с которым
лютеранские имперские сословия окончательно обрели равноправие
с католическими, провозгласил для всех суверенов принцип ius refor
mation. Это означало, что «спасение души» является делом суверенов,
а не каждого отдельного верую
щего и что население должно,
МАРТИН ЛЮТЕР следовательно, иметь религиоз
«Христианскому дворянству герман ное исповедание соответствую
ской нации: об улучшении христиан щего государя. Тому, кто не был
ского состояния». Виттенберт, 1520 г.готов поступить таким образом,
оставалось ius emigrandi, т. е.
«Придумали называть папу, еписко
право выезда в ту страну, веро
пов, священников, монахов духовным
исповедание которой ему подхо
сословием, князей, господ, ремеслен
дило. Внутренняя унификация
ников, земледельцев — сословием.
германских земель и имперских
Это очень тонкая и лицемерная вы
городов тем самым укрепилась,
думка. Никто, однако, не должен сму
что было решающей предпосыл
щаться этим, и вот на каком основа
кой для формирования их соб
нии. Дело в том, что все христиане
ственной государственности и
полностью принадлежат к духовному
самостоятельности как внутри
сословию и между ними существует
них, так и вовне. Но одновремен
только различие должностей...»
но «Священная Римская импе
рия», территориальная раздроб
ленность которой была усугублена конфессиональным расколом, ста
новилась слабее. В то время как империя продолжала все более терять
государственное начало, императоры из династии Габсбургов чем
дальше, тем сильнее закреплялись на своих наследственных — авст-
рийских — землях. Постепенное обособление Австрии от герман

ской истории началось уже во времена Реформации.
Теология Лютера была теологией слова, исходившей из начала
Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога,
и Слово было Бог». Таким образом Библия стала единственным авто
ритетом евангелической христианской веры, и, так как церковь Лю
тера представляла собой сообщество всех верующих, Слово Божье
должно было быть провозглашено и на языке верующих. Так выпол
ненный Лютером перевод Библии на тот сочный немецкий язык, на
котором он говорил, — язык саксонцев, а особенно жителей Майсе
на, — превратился в книгу для чтения всей нации. То же произошло и
с трактатами и посланиями Лютера; например, трактат «Наставление
об индульгенции и спасении», вышедший весной 1518 г., выдержал
к 1520 г. двадцать пять изданий и допечаток, а 4 тыс. экземпляров его
сочинения «К христианскому дворянству немецкой нации» были про
даны за восемнадцать дней, и второе издание этого сочинения появи
лось уже неделю спустя после первого. На стороне Реформации вы
ступили немало и других протестантских авторов, теологов, монахов,
образованных бюргеров и ремесленников-поэтов. Поток немецко
язычной литературы, преимущественно теологической, соответство
вал быстрому расширению круга читателей. На территориях, где
утвердилась Реформация, резко возросли образованность и грамот
ность мирян. По меньшей мере протестантские области Германии
были объединены в культурном отношении, и немецкий язык стал
с тех пор обобщающим понятием для обозначения многочисленных
диалектов и отдельных языков. Но, обращаясь в 1520 г. «К христиан
скому дворянству немецкой нации», Лютер имел в виду под «немец
кой нацией» вполне традиционно не что иное, как немецкое дворян
ство, т. е. духовные и светские власти. Его призыв был нацелен не на
культурное единство или государственно-политическое действие,
а на улучшение положения в христианском мире и на реформу рим
ской папской церкви.
Современники Мартина Лютера — ученые-гуманисты превозно
сили его как «немецкого Геркулеса», «немецкого соловья». Его вы
ступления способствовали зарождению чувства национальной общно
сти. Однако глубочайшая ирония истории заключается в том, что
именно Реформация Лютера самым серьезным образом отбросила на
зад формирование немецкой нации как культурного и, вероятно, госу
дарственного единства, которое могло бы происходить в соответствии
с развитием других стран Западной Европы. Поскольку Реформация
возобладала не во всей империи и протестантизм стал делом церквей
земель и протестантских сословий, борьба между вероисповеданиями

в Германии в соответствии с территориально-государственным прин
ципом cuius regio, eius religio («чья власть, того и вера») оказалась не
завершена. Эта незавершенность закрепилась, и территориальный
раскол империи был дополнен и углублен расколом конфессиональ
ным. Тот, кто говорил о patria, отечестве, имел в виду не империю, так
как она была и оставалась чем-то очень далеким, постижимым в каче
стве института разве что для имперских городов и высшей знати. Не
подразумевалась под отечеством и Германия, ибо она представляла со
бой неопределенное понятие, осознаваемое на уровне скорее культур
ном, нежели политическом. И уж тем более понятие «отечество» не
означало принадлежность к немецкой нации, так как под немецкой
нацией абсолютно точно подразумевались имперские сословия, пред
ставленные в рейхстаге и противостоявшие императору, а не населе
ние, говорившее по-немецки и проживавшее на территории империи.
Отечеством был родной город или земля, княжескому дому которых ее
обитатели были обязаны лояльностью и чьей религии они были при
вержены.
Пути развития Германии расходились не только в политическом,
конфессиональном, но и в культурном отношении. Части империи, ос
тавшиеся католическими, преимущественно на западе и юге, за ис
ключением большинства крупных городов, попали в сферу влияния
католической, направленной против Реформации, культуры Южной
Европы. Это означало проникновение в католическую европейскую
культуру, но в то же время обособление от протестантского севера.
С того времени в католической Германии под итальянским и француз
ским влиянием расцвели изобразительные искусства, театр, живо
пись, церковная и светская парадная архитектура, тогда как в облас
тях, где господствовали евангелические церкви, в центре культурного
развития были, наряду с заботой о церковной музыке, язык и его худо
жественные формы. Последствия этого культурного раскола заметны
в Германии до сих пор.
И в этом отношении Германия и империя находились на погранич
ной линии, разделившей всю Европу. В то время как, согласно ре
шениям Аугсбургского рейхстага 1555 г., в империи воцарился мир,
сохранявшийся благодаря компромиссу в вопросах власти между
католическими и протестантскими сословиями, повсюду в Европе раз
горались острые религиозные конфликты. Камнем преткновения ока
залось при этом не учение Лютера, а радикальный кальвинизм, при
верженцы которого отвергали свойственное немецкому реформатору
послушание властям и требовали осуществления своей вероучитель-
ПОДЪЕМ И УПАДОК ( 1400 - 1648) 53
Фридрих Мудрый.
Мастерская Лукаса
Кранаха Старшего, около 1525 г.
Реформация Мартина Лютера
потерпела бы, конечно, пораже
ние как еретическое движение,
если бы некоторые могущест
венные имперские князвя не
стали сторонниками его учения.
При этом укрепление их господ
ства над подвластнвши террито
риями и умножение государ-
ственнвгх доходов 6ΒΙΛΟ не ме
нее важно, чем приверженноств
определенному вероисповеда
нию. Фридрих III, курфюрст
саксонский (1486-1525), защи
тил Лютера в качестве профес
сора саксонского земелвного
университета в Виттенберге, но
в политической и религиозной
сферах он пвггался лавироватв,
почему и 6ΒΙΛ назван «Мудрвш».
Фридрих III, как утверждают,
постоянно уклонялся от встреч с
Лютером и только на смертном
одре объявил себя привержен
цем его учения.
ной истины любой ценой. Если господин преследует подданного за ве

ру, то, по учению Жана Кальвина (1509—1564), активное сопротивле
ние становится обязанностью каждого. Это означало готовность
к гражданской войне, и такая война разразилась во Франции в 1562 г.
Кальвинисты, называвшиеся во Франции гугенотами16, взялись за ору
жие по всей стране. С этого момента до 1598 г. в стране бушевали одна
кровавая война задругой, причем разгоревшийся с обеих сторон рели
гиозный фанатизм приводил к ужасающим жестокостям.
Если распад Франции удалось в конце концов предотвратить благо
даря переходу вождя гугенотов Генриха Наваррского в католичество
и коронованию его королем, то гражданская война во Франции оказа

лась лишь частью длительной кровавой бойни, которая грозила погру
жением в нее большинства государств Европы. Дворяне-реформаты
в семи северных провинциях Испанских Нидерландов восстали про
тив политики Мадрида, направленной на подавление Реформации. На
чавшаяся в 1567 г. война, имевшая черты как освободительной, так и
гражданской, бушевала еще и в следующем столетии. Она закончи
лась только с признанием неза
висимости Нидерландов в ре
ПРАЖСКИЕ КАЗНИ
зультате заключения Вестфаль
Восстание протестантских чешских со
ского мира в 1648 г. В это же
словий, с которого в 1618 г. началась
время (1642) разразилась граж
Тридцатилетняя война, было подавле
данская война в Англии между
но императорским войском и войска
партией парламента и партией
ми Католической лиги после пораже
короля. И здесь религиозные те
ния в битве на Белой Горе 8 ноября
чения прикрывали борьбу за по
1620 г. Месть императора Фердинан
литическую власть. В Англии
да II как чешского короля должна была
случилось самое чудовищное —
преподать урок. Он отменил религиоз
побежденный король был при
ную свободу в Чехии, выборность коро
говорен палатой общин к смер
ля и повелел приговорить почти всех
ти как тиран и враг народа и
участников восстания к смертной каз
публично казнен.
ни. Оглашение приговора, напрасные
просьбы близких о милости, доставка Напротив, в Германии с за
пленных в город, казни и пытки на Ста- ключением Аугсбургского ре
роместской площади, выставление го лигиозного мира с 1555 г. по
лов казненных на башне у Старомест- 1618 г. царил самый длительный
ского моста — все это оставило глубо период тишины и спокойствия
кие следы в сознании чехов. в немецкой истории. Однако он
закончился, как только сфор
мировались конфессиональные
союзы под руководством честолюбивых вождей, ждавших любого по
вода для начала войны. И таковой представился, когда выявилось
скрытое напряжение в отношениях между преимущественно протес
тантскими сословиями Богемии и католической, враждебной Рефор
мации администрацией Габсбургов. 23 мая 1618 г. богемские сословия
восстали. В соответствии со старым богемским обычаем в знак поли
тического протеста несколько императорских чиновников были вы
брошены из окна королевского дворца в Пражском Граде. Было со
здано временное богемское правительство, изгнаны иезуиты и сфор
мировано войско. Государства протестантской унии действовали на
стороне богемских единоверцев. Император Фердинанд II (1619—
ПОДЪЕМ И УПАДОК ( 1400 - 1648) 55
1637) жестоко подавил восстание в союзе с государствами — членами

Католической лиги под руководством Баварии.
Конфликт перерос в войну, охватившую территории далеко за
пределами империи, — войну, в которой имена таких полководцев,
как Валленштейн, Тилли и Мансфельд, стали символами противо
речий того периода. Во время Тридцатилетней войны, а по сути дела
череды войн, речь шла о восстановлении католического единства
Европы оружием Габсбургов и Виттельсбахов*. С вмешательством
в немецкую войну шведского короля Густава II Адольфа (1611—1632),
который был воспринят протестантскими сословиями как евангеличе
ский альтернативный император, могло бы произойти разделение им
перии на католическую и евангелическую Германию, если бы Густав
Адольф не погиб под Лютценом.
Одновременно это была и борьба за гегемонию в Европе между
Габсбургами и Францией, причем католическая Франция во главе
с великими министрами Ришелье и Мазарини, невзирая на внутрен
нюю смуту, за пределами своих границ становилась большей частью
на сторону протестантов. Не в последнюю очередь в ходе войны
речь шла об отпоре притязаниям императорской власти со стороны
владетельных князей, видевших в протестантизме оправдание своим
устремлениям.
Вестфальский мир, заключенный в Мюнстере и Оснабрюке**
в 1648 г., прекратил убийства и разбой, которые творили разнуздан
ные наемники. Обширные области Германии подверглись невероят
ным опустошениям. К прямым жертвам войны — убитым солдатам
и пострадавшим от жестокостей мародерствовавшей солдатни — доба
вились те, кто умер от голода и эпидемий, которые, распространяясь на
огромные территории, шли вслед за перемещавшимися войсками и
потоками беженцев. В 1648 г. численность населения Германии сокра
тилась с 17 до 10 млн человек. Кровавая бойня, которую представля
ла собой Тридцатилетняя война, отбросила страну по количеству насе
ления на полтора столетия назад.
Мир, заключенный в Мюнстере и Оснабрюке, был европейским
миром, последовавшим за большой европейской войной. Потребова
лась опустошительная всеобщая война, чтобы убедить европейские
государства в том, что только порядок, в который будут включены все,
сможет надолго избавить континент от войны всех против всех. Сооб
щество европейских государств, выйдя из Тридцатилетней войны
* Виттельсбахи — южногерманский род, правивший в 1180—1918 гг. в Баварии.

** Два мирных договора, заключенные в городах Вестфалии.
в результате подписания системы договоров, создало для себя своего

рода европейскую конституцию. Она стала исходным пунктом для ius
publicum ешореит, европейского международного права, но одновре
менно потребовала подписания целого ряда конвенций и заключения
несколько позже мирных договоров, обеспечивавших стабильность
системы европейских государств. С этих пор сосуществование евро
пейских государств было урегулировано правовыми нормами, выхо
дившими за пределы повседневной политики и имевшими силу и во
время войны. Эти нормы касались особого положения дипломатов, во
енных действий и заключения мира, правомочности войн, сохранения
мира, а в первую очередь — неприкосновенности государственного
суверенитета. Существование и суверенитет каждого европейского
государства были теперь признаны всеми остальными государствами.
Но для того чтобы сбалансировать эту систему на длительную пер
спективу, требовался слабый, раздробленный центр Европы, который
отделял бы друг от друга сильные государства европейской перифе
рии: Швецию, Данию, Нидерланды, Великобританию, Францию, Ос
манскую империю и Россию. В случае войны он мог бы стать европей
ским театром военных действий, а в мирное время стратегическим и
дипломатическим предпольем. Так «Священная Римская империя»
превратилась после длительной опустошительной войны в мягкое яд
ро европейской системы государств. Вестфальский мир был не только
большим барочным зданием международного миропорядка, но и ос
новным законом империи. В то же время Швейцария и Северные Ни
дерланды вышли из состава имперского союза, к которому они уже за
долго до этого принадлежали лишь формально.
Прежняя система конституционного устройства, прообразом ко
торого являлись Золотая булла и Аугсбургскии религиозный мир
1555 г., была дополнена и углублена. С этих пор предполагалось на па
ритетных началах замещать имперские институты католическими
и протестантскими. Религиозные партии стали системными учрежде
ниями империи. Их называли corpus evangelicorum и corpus catolico-
гит, и они обсуждали на рейхстагах все религиозные вопросы раз
дельно и без риска подчинения одной конфессии другой. В результате
признания кальвинизма в качестве третьей религиозной конфессии,
права которого гарантировались имперским законодательством, мно-
гоконфессиональность империи получила юридическое обеспечение.
В то же время князья формально обрели полный суверенитет над сво
ими землями во всех духовных и светских делах. Отныне они облада
ли правом формировать собственные вооруженные силы и могли к то
му же заключать союзы друг с другом и с зарубежными государства-
«.MllUI'H \ 4 l . t i ! S П[
VENIT MOSSÄ.
Густав II Адольф высаживается

в Германии.
Лисяювка. Кёльн, 1632 г.
Шестого июля 1632 г. шведский король бранного народа. Увенчанный лавро
Густав II Адольф высадился в Германии вым венком, Густав II Адольф стоит
во главе крестьянского войска. При на берегу Балтийского моря и прини
тесняемые протестанты сплотились во мает меч из рук Божьих. Благодаря
круг спасителя из северной страны как тексту цитат, вставленных в листовку
вокруг евангелического императора. из Библии, он оказывается в ряду
На иллюстрации — король в образе библейских спасителей и пророков
Моисея в момент освобождения из Израиля.
ми. Тем самым немецкие князья превратились в самостоятельные

субъекты международного права. Их суверенитет ограничивался
только обязанностью соблюдать верность империи и ее институтам:
рейхстагу, имперскому палатному суду и императорскому придворно
му совету.
Раздробление и значительное ослабление империи в пользу «воль
ностей», которыми обладали немецкие княжества и имперские горо
да, обеспечивались двумя «фланговыми» державами. Одной из них
была Франция, получившая епископства Мец, Тул и Верден, а также

прежние владельческие права Габсбургов в Эльзасе. В то же время
с помощью в высшей степени активной политики союзов с немецки
ми князьями она пыталась укрепить свое влияние в империи. Другой
державой была Швеция, которая вместе с Передней Померанией
и бывшими епископствами Верден и Бремен приобрела значительные
владения в устье Одера, Эльбы и Везера; тем самым ее короли получи
ли права депутата имперского сословия. Позже, после поражений, ко
торые Швеция потерпела от России во время Северной войны, и
с окончанием великодержавия, восточным гарантом империи стала
Россия. С этого времени она вместе с Францией пыталась насколько
возможно препятствовать каким бы то ни было переменам внутри им
перии. Устройство империи стало европейским вопросом.
III. Сумерки империи (1648-1806)
Мир, заключенный в Мюнстере и Оснабрюке, немцы в большинстве

своем расценивали впоследствии как несчастье, как низшую точку не
мецкой истории. И действительно, исходя из представления о том, что
создание национального государства становилось необходимой целью
всей немецкой истории, такое мирное устройство должно было рас
сматриваться как тяжелый провал. «Значимость имперской власти и
национальное чувство, — сетовал в 1889 г. историк Генрих фон Зи-
бель, — упали до нулевого уровня. Партикуляризм полностью овладел
немецкой землей и немецким духом». В какой-то степени это было
верно. Удивительное обстоятельство, на которое обращали мало вни
мания, заключалось в том, что «Священная Римская империя» про
должала существовать не только в результате гарантий со стороны
европейских держав, но и благодаря основам, унаследованным от
Средневековья и покоившимся на ленном праве. На этих основах и
в дальнейшем держались связи имперских князей с сюзереном —
императором. Император и империя образовывали, как и прежде, пра
вовое сообщество, опиравшееся на старые традиции, громоздкое и ма
лоподвижное, сложное и в своих переплетениях едва ли доступное
пониманию. И все-таки это было устройство, обеспечивавшее компро
мисс, мир и защищавшее права и притязания как мельчайших, так и
больших имперских территорий. Это была пользовавшаяся всеобщим
уважением система, создававшая рамки для пестрого разнообразия не
мецких государственных образований, — маленький европейский
мирный порядок посреди большого общеевропейского сообщества.
Но уже современникам это устройство казалось устаревшим, от
сталым и труднопонимаемым. Повсеместно повторялось прозвучав
шее в 1667 г. высказывание юриста — специалиста по государственно
му праву — Самуэля фон Пуфендорфа о том, что империя подобна
монстру. На эту знаменитую критику имперского устройства сразу же
среагировала императорская цензура, запретив высказывания такого
рода. И действительно, возникли многочисленные факторы, углубляв-
шие традиционную отсталость империи по сравнению с западными

соседями. Резкое снижение численности населения и всеобщая бед
ность после окончания Тридцатилетней войны, отражали длительный
застой экономики, ибо территории империи оказались отрезанными
от мировой торговли, шедшей через Атлантический океан, от прино
сивших плоды колониальных владений. Исключением были реши
тельные, но не обеспеченные необходимыми средствами попытки
«великого курфюрста», бранденбургского курфюрста Фридриха
Вильгельма (1640—1688), основать колонии на западноафриканском
побережье, которые он, в конце концов, продал Нидерландам. Недо
статочный приток капитала усугублялся малыми размерами боль
шинства территорий империи, едва ли допускавшими образование
более крупных экономических регионов, и кроме того, количество та
моженных барьеров доходила до смешного. Торговцу, который хотел
доставить свой товар по Рейну из Базеля в Кёльн, приходилось чуть ли
не каждые десять километров причаливать к таможне на берегу. Мно
гочисленные мелкие и мельчайшие княжества, в общем и целом опре
делявшие облик империи, не имели ни средств, ни сил, чтобы преобра
зоваться в государства с надлежащей системой управления.
Тем усерднее многочисленные мелкие князья пытались доказать
свою политическую независимость, копируя роскошь Версаля и им
ператорского двора в Вене. Демонстрация княжеского достоинства
с помощью пышной архитектуры барокко, придворный церемониал,
подчеркивание характера власти, как данной Богом, дистанция, отде
лявшая придворных от простого люда, — все это инсценировало абсо
лютизм, прообраз которого находился в Версале и звался Людови
ком XIV — «королем-солнце». Для подданных это зачастую означа
ло очень неприятное для них проявление придворного абсолютизма.
В отличие от больших государств: Франции, Испании, Австрии — на
маленьких немецких территориях невозможно было укрыться от
взора властителя. Его светлость князь находился слишком уж близко
от своих подданных. Поэтому народная молва гласила: «Лучше к кня
зю не ходи, если нет в тебе нужды». Что и говорить, не лучшая пред
посылка для развития свободного, исполненного самосознания бур
жуазного духа.
Наблюдателям со стороны империя представлялась слабой и мало
привлекательной. Франция Людовика XIV (1643—1715), к которой от
Испании перешла гегемония в Западной Европе, устремилась далеко
на восток и на север, чтобы, во-первых, разорвать стратегически важ
ную военную дорогу, которая тянулась от Северной Италии, находив
шейся в руках Габсбургов, через Верхний Рейн и Эльзас к Испанским,
СУМЕРКИ ИМПЕРИИ (1648-1806)
впоследствии Австрийским Нидерландам, и создавала клещи, до тех

пор державшие Францию в стратегическом отношении под давлени
ем Габсбургов. Но задача «короля-солнце» заключалась и в том, чтобы
захватить естественную границу по Рейну, обезопасить ее с помощью
плацдармов на восточном берегу и тем самым максимально увеличить
территорию между Парижем и стратегическими плацдармами непри
ятельских армий. Имперские войска оказали слабое сопротивление
французам, продвинувшимся в Эльзас и Пфальц и жестоко опусто
шавшим страну. Французский посланник в Вене произносил оскорби
тельные и угрожающие речи, а император Леопольд I (1658—1705) не
осмеливался ему ответить. Влиятельные имперские князья, например
рейнские курфюрсты, и прежде всего «великий курфюрст» Фрид
рих Вильгельм, не испытывали сомнений, временами вступая в союз
с Францией против императора. После взятия в 1684 г. имперского го
рода Страсбурга французскими войсками император заключил по
стыдное перемирие в Регенсбурге, в соответствии с которым за Фран
цией оставались все завоеванные ею территории и города. Рисвикский
мир 1697 г. стал формальным подтверждением перемирия. Выбора не
оставалось. Империи приходилось по соглашению с Францией бороть
ся с еще более опасным врагом, угрожавшим восточным границам.
В 1683 г. наследственный враг христианства в образе турецкой ар
мии под командованием великого визиря Кара-Мустафы стоял у ворот
Вены. Осаду города сняли имперские и польские войска, которыми ко
мандовали Карл Лотарингский и польский король Ян Собеский, и это
было подобно чуду, случившемуся в последнюю минуту. Чудом каза
лось также, что инертный до тех пор, тянувший волынку от перемирия
к перемирию Леопольд I в последний момент собрался с духом и, скон
центрировав мощные силы, настроился на решающую битву против
османской угрозы. Война против Турции (1683—1699), в сравнении
войной на Рейне против Людовика ΧΓν, шла в высшей степени успеш
но. Имперская пропаганда работала в полную силу, имена победонос
ных полководцев Евгения Савойского, «храброго рыцаря»17, Макса
Эммануэля Баварского, «голубого курфюрста», или маркграфа Лю
двига Баденского, «Луи турецкого», были у всех на устах. Их деяния
обрастали невероятными слухами, сопровождались появлением сен
сационных листовок, народных песен. Волна симпатии к императору
и империи прокатилась по Германии.
Обращало на себя внимание тем не менее то обстоятельство, что
поражения, наносившиеся Францией, общественное сознание припи
сывало империи, победы же над войсками Сулеймана III и Ахмеда II —
Австрии. Таким образом проявлялся успех габсбургской пропаганды,
но вместе с тем это свидетельствовало о том, что Австрия как совре

менная великая держава начала высвобождаться из объятий империи.
Венский император был в то же время и главой Casa d'Austria,
австрийского дома, который на деле представлял собой множество
территорий, связанных друг с другом личной унией, с совершенно
различными правовыми формами и институтами сословного предста
вительства. В их числе были наследственные немецкие земли с эрцгер
цогством Австрия, герцогствами Штирия, Каринтия, Крайна и графст
вом Тироль, а также королевство Богемия, маркграфство Моравия,
герцогство Силезия и королевство Венгрия, расположенное за грани
цами империи. Со времен Вестфальского мира власть императора бы
ла жестко ограничена, и тем сильнее габсбургские властители сосре
доточивались на собирании и укреплении австрийских династических
владений, представлявших собственный пестрый мир. В центре этого
мира была столица — Вена, которая в ту эпоху возвысилась до евро
пейской метрополии. Здесь смешивались культуры Южной Германии,
Богемии и Венгрии, а также остальной католической Европы: Италии,
Испании и Франции. Ничего похожего на такую барочную космопо
литическую пышность не было в старомодно-скучных резиденциях
других государств, входивших в империю.
Но устремления Австрии к расширению сферы своей власти не
простирались далеко на север, за границы католического мира. Не
значительному влиянию императора на севере сопутствовала расту
щая слабость польского и шведского соседей. В этот среднеевропей
ский вакуум власти врывалось набиравшее силу объединение земель
Бранденбург — Пруссия. То, что возникло здесь, было в высшей сте
пени искусственным территориальным образованием, сохранявшим
ся только благодаря стремлению Гогенцоллернов к власти и их огром
ному организационному таланту. Оно включало курфюршество
Бранденбург в центре Германии, Клеве, Марк и Равенсберг на Ниж
нем Рейне и Пруссию. Позже последнюю стали называть Восточной
Пруссией; она находилась на самой дальней окраине немецкоязычно
го региона, уже за пределами «Священной Римской империи». Тот
факт, что курфюрст Фридрих III (1688—1713) в 1701 г. в Кенигсберге
собственноручно короновал себя «королем в Пруссии» и с тех пор хо
тел именоваться королем Фридрихом I, вызвал в Вене оживление и не
был воспринят всерьез. Положение принадлежавших ему земель не
изменилось. Компактной государственной территории, сравнимой
с Францией, Баварией, даже с габсбургским наследственным владе
нием Австрией, не существовало. В этом регионе находились разного
рода разрозненные государственные образования, но они возникали
СУМЕРКИ ИМПЕРИИ (1648-1806) 63
и существовали очень недолго — КОРОНАЦИЯ ФРИДРИХА IВ ПРУССИИ

в случае успешной войны или 18января1701г.
династического наследования —
«Хотя Фридрих I и осуществил некото
и, как правило, вскоре снова рас
рые приобретения, они были слишком
падались. Пруссия была исклю
незначительны, чтобы обратить на себя
чением, ибо сумела успешно раз
внимание Европы. Даже свои слабости
решить свою проблему.
он превратил в преимущества своего
Проблема заключалась в па
дома. Его тщеславие принесло ему ко
радоксе, который сам по себе был
ролевский титул, представлявшийся
неразрешим. Положение Прус
поначалу вполне химерическим, но
сии в Центральной Европе требо
впоследствии обретший отсутствовав
вало проведения такой политики,
шую прочную основу» (Фридрих II).
в результате которой ни один из
соседей не должен был ощущать
угрозы. В то же время государство находилось на грани своего сущест
вования до тех пор, пока его границы оставались открытыми и доступ
ными для любого давления. Эта ситуация имела два исторически испы
танных выхода. Пруссия, как и империя в целом, должна была быть
открытой для политического влияния со стороны соседей и позволить
им воздействовать на свою политику и контролировать ее. Таким был
путь, на который вступило другое большое европейское государство —
Польша. Следствием для польского государства стало выхолащивание
его суверенитета, внутриполитическая анархия и, в конце концов, раз
дел между соседями. Второй выход состоял в том, что Пруссия должна
была решать организационные вопросы и вооружаться так, чтобы вес
ти и выиграть любую войну, в том числе и против вражеской коалиции,
на своих находившихся далеко друг от друга, незащищенных границах.
Ставка делалась только на победу, ибо, в отличие от больших европей
ских государств (которым в случае поражения в войне приходилось
расплачиваться контрибуциями и идти на территориальные уступки,
оставаясь в целом все же неприкосновенными), для «выскочки» Прус
сии в каждом конфликте речь шла о том, быть ей или не быть. К тому
же Бранденбург — Пруссия была крайне бедна, не имела практически
никаких природных ресурсов при сравнительно малой численности
населения. Около 1700 г. в прусских землях жили 3,1 млн подданных,
в Польше же — около 6 млн, в странах, подвластных Габсбургам — 8,8,
в России — примерно 17, а во Франции, превосходившей по численно
сти все остальные страны Европы, — 20 млн.
По сравнению с остальными европейскими странами Пруссия
в 1740 г. находилась на десятом месте по занимаемой площади и на три
надцатом — по численности населения. Что касается военной мощи, то
ей принадлежало третье или четвертое место в Европе. Отсюда — пре

обладание военного начала в прусской государственной системе, та
бюрократическая заорганизованность всех сфер жизни, необходимая
для мобилизации последних сил, и та напряженность, серьезность, не
достаток светскости и жизнерадостности, которые делали все прус
ское, а потом и немецкое столь несимпатичными в глазах европейских
соседей. Это обеспечивало выживание Бранденбурга — Пруссии,
способствовало осуществлению хорошо рассчитанного броска на авст
рийскую Силезию, который предпринял в декабре 1740 г. Фридрих II
(1740—1786), только что вступивший на прусский трон.
Дерзкая акция молодого прусского короля стала сенсацией обще
европейского масштаба. 20 октября 1740 г., после смерти императора
Карла VI, европейский горизонт начали быстро заволакивать тучи
войны. Император не оставил наследника мужского пола. Хотя он
десятилетиями пытался получить согласие европейских государств
использовать Прагматическую санкцию 1713 г., в соответствии с кото
рой его дочь Мария Терезия должна была стать во главе неразделен
ной Австрии, слишком велико оказалось искушение воспользоваться
слабостью Габсбургов. В кабинетах Франции, Испании, Баварии и
Саксонии еще до смерти императора начали разрабатывать планы
раздела наследия Габсбургской монархии, казалось обреченной на
уничтожение, но Фридрих II опередил других европейских государей.
Вторгнувшись в Силезию, прусский король поставил на карту все. Он
отдавал себе отчет в том, что его государство не переживет пораже
ния. И дело было не в том, что изменение границ представляло собой
нередкое явление в XVIII столетии. Вследствие больших войн провин
ции и целые государства меняли владельцев. Так, Австрия в результа
те войн против Турции приобрела большую часть Венгрии, а кроме
этого — Банат, Сербию и часть Валахии. Франция закрепила за собой
в 1766 г. Лотарингию, а Неаполь с Сицилией дважды меняли владель
цев. Россия отторгла у Швеции Эстонию и Лифляндию, а Южные Ни
дерланды перешли из-под испанского господства под австрийское. Все
это происходило по строгим и церемониальным правилам междуна
родного права и дипломатии, но Фридрих II, в отличие даже от Людо
вика XIV, который вел большие захватнические войны, совсем не пре
тендовал на видимость правового обоснования. Как Фридрих II писал
Вольтеру, в своей азартной игре он руководствовался желанием «про
читать свое имя в газетах, а со временем в истории» и, кроме того,
государственными соображениями. Пруссии суждено быть великим
европейским государством, а не «каким-то двуполым существом, то ли
курфюршеством, то ли королевством».
СУМЕРКИ ИМПЕРИИ ( 1648 - 1806) 65
Фридриха ждала удача благодаря неожиданному нападению,

осуществленному его отлично обученной и вооруженной армией, по
лученной в наследство от отца, а также благодаря властолюбию евро
пейских государств, искавших союза с бессовестным нарушителем
мира, чтобы обеспечить себе долю в наследстве Габсбургов. При под
держке Саксонии, Баварии, Испании и Франции Фридрих сумел в хо
де первой силезской войны (1740—1742) удержать за собой большую
часть Силезии. Вторую силезскую войну, которую Фридрих начал,
опасаясь австрийского контрудара, ему чудом удалось закончить вни
чью в противостоянии австро-англосаксонскому союзу. Австрия отка
залась от большей части Силезии, в свою очередь Пруссия признала
Марию Терезию наследницей Габсбургов, а ее супруга Франца Стефа
на Лотарингско-Тосканского императором.
Тем самым соотношение сил в Центральной Европе претерпело се
рьезнейшие изменения. Германия оказалась расколотой надвое вдоль
линии реки Майн. Императорской власти на юге теперь противостояли
силы почти равные по мощи на севере. Король из династии Гогенцол-
лернов превратился в своего рода протестантскую альтернативу им
ператору-католику, так что евангелическая Германия, обретя отныне
защитника внутри империи, не видела более необходимости искать
поддержки у иностранных государств. Однако Австрия не могла и не
хотела примириться с потерей Силезии. Из этой богатой провинции мо
нархия Габсбургов извлекала 18% своих доходов, и к тому же австрий
ский государственный канцлер граф Кауниц считал невозможным пре
небречь стратегическим положением Силезии, рассматривавшейся
в качестве далеко выдвинутого бастиона австрийского дома в империи.
В результате четырнадцать лет спустя вновь началась борьба за Силе-
зию и господство в Германии, которая привела к Семилетней войне
(1756—1763). Теперь Пруссия стала единственным нарушителем евро
пейского равновесия. Против нее выступила мощная коалиция в соста
ве Австрии, Франции, России и большинства имперских князей.
В ходе именно этой войны, располагая куда меньшей численнос
тью войск и находясь, казалось бы, в неблагоприятной ситуации, Фри
дрих стал Великим. Конечно, он выиграл ее и с помощью англий
ских субсидий, и благодаря неожиданной смерти царицы Елизаветы
Петровны в 1762 г., но прежде всего в силу своего полководческого ге
ния да еще твердой, доходящей до крайних проявлений, воли и сказоч
ного везения. При этом события в Европе, развернувшиеся на второ
степенном театре военных действий, представляли собой лишь часть
всемирно-исторической борьбы между Францией и Англией за гос
подство над Мировым океаном и за большие колониальные империи
в Америке и Азии. С английской точки зрения Пруссия была лишь

«континентальной шпагой», и ее предназначение состояло только
в том, чтобы связать французские силы и не допустить их использова
ние в Индии и Америке. Результатом истощения противников стал
мир, подписанный в Губертусбурге 15 февраля 1763 г. и гарантировав
ший Пруссии положение великой державы и владение Силезией. Он
был заключен через пять дней после Парижского мира, в соответствии
с которым Франция уступала Великобритании большую часть своих
заморских владений. По замечанию английского премьер-министра
Уильяма Питта (1708—1778), Америка была завоевана в Германии.
После Семилетней войны казалось, что мир германских госу
дарств в значительной мере освободился от влияния империи и под
нялся до уровня суверенных и дееспособных соседей в системе
европейских государств. Австрия, Пруссия, Бавария, Саксония, Вюр-
темберг были государствами в том же смысле, что и Франция или
Польша. А что же представляла собой империя? Скорее тускнеющий
миф, нежели государственную реальность, юридическую конструк
цию, присутствовавшую, во всяком случае, в некоторых институтах,
как-то: императорский придворный совет в Вене, имперский палат
ный суд в Вецларе или «вечный» рейхстаг в Регенсбурге. Молодому
Иоганну Вольфгангу Гёте коронация очередного императора «Свя
щенной Римской империи» Иосифа II в 1764 г. в старом имперском
городе Франкфурте показалась странным, экзотическим спектаклем,
бесконечным, сложным патриархальным церемониалом, полным не
понятной символики и тем не менее трогательным. Ибо «казалось, на
краткий срок воскресает былая Германская империя, почти уже по
гребенная под грудой пергаментов, булл и ученых трактатов».
Это не означает, что империя окончательно скатилась до состоя
ния метафизического образования. Император и империя все еще
представляли собой защиту для небольших немецких имперских со
словий, духовных княжеств, имперских городов и имперского рыцар
ства, которые в противном случае оказались бы беззащитными при
нападении хищных великих держав. Правда, в ходе длительных силез-
ских войн имперские войска, военные контингента германских госу
дарств, союзных Габсбургам, играли разве что маргинальную роль.
Популярные сатирические песни об имперской армии, которая пуска
лась в бегство, стоило только Фридриху Великому хлопнуть себя по
ляжке, свидетельствовали о тогдашнем жалком состоянии империи.
Поэтому в период мира, последовавший за 1763 г., началась широкая
дискуссия об обновлении и реформе империи. Благодатную почву на
ходила идея «третьей Германии» наряду с двумя великими державами,
Н1МПфГ0 atff#e0
«fattfmc r g ί ut e il f
Η ALT
Вербовочный плакат пехотного полка

в Анхальте.
Германия, 1762 г.
Еще в XVIII в. лояльность по отноше армии, сформировал во время Семи
нию к определенному государству не летней войны полк для Франции. Вер
играла большой роли. Ученые, дворяне бовочные плакаты демонстрировали
и солдаты могли служить любому инос радости жизни в армии. Конечно, при
транному властителю, а по истечении ходилось заниматься строевой подго
контракта не считалось зазорным пе товкой, но зато будущих солдат манили
рейти на службу к противнику прежне «обучением танцам и фехтованию», из
го господина. Так, например, принц Ан- учением французского языка, а также
хальтский, родственники которого за «письма и чтения», «хорошей оплатой
нимали высокие должности в прусской наличными» и добрым бочонком вина.
Австрией и Пруссией, лишь наполовину принадлежавшими империи.

Речь шла о создании нового союза государств, который объединил бы
средние и малые немецкие территории; о возвращении имперских
князей к своим обязанностям в качестве имперских сословий и васса

лов, об оживлении связей между императором и империей. Последняя
так часто обновлялась со времен Цезаря, Карла Великого и Максими
лиана I — почему же старая оболочка не должна была еще раз принять
новую форму? В конце XVUI в. вопрос о будущем Центральной Евро
пы оставался открытым. Вновь возникший имперский патриотизм на
многочисленных территориях, нуждавшихся в защите, противостоял
чувству отечества, пробудившемуся у подданных Габсбургов и Гоген-
цоллернов в ходе силезских войн.
Представление же о том, чем должна была быть Германия наряду
с империей и ее реальной государственностью, оставалось туманным.
Саксонский чиновник и специалист по теории государства и права
Людвиг фон Зеккендорф (1626—1692) опубликовал в 1656 г. труд «Не
мецкое государство князей», в котором хотя и настаивал, что трудно
поддающаяся описанию «немецкая нация» существует в политичес
ком смысле, но констатировал также, что это понятие объединяет мно
гие другие нации. Более трехсот немецких княжеств: от Вюртемберга
до Ангальт-Цербста, от Бранденбурга до Брауншвейг-Каленберга —
также представляли собой, по мнению фон Зеккендорфа, националь
ные образования.
В XVII—XVIII столетиях понятие «немецкий» обозначало только
язык, и не более, и перспективы этого языка казались мрачными.
Повсеместно возникали общества вроде Плодоносящего общества
в Веймаре или Пегницких пастухов в Нюрнберге, ассоциации ученых,
которые, трогательно подражая Académie Française (Французская ака
демия), посвятили себя заботе о чистоте немецкого языка, но часто вы
зывали насмешки современников своим непреклонным пуризмом.
Обращал на себя внимание тот факт, что забота о немецком языке
ограничивалась преимущественно протестантской частью Германии.
Это неудивительно, ибо мерилом уровня протестантской немецкой
литературы был мейсенско-саксонский диалект, на котором Мартин
Лютер осуществил перевод Библии, и еще в XIX в. великий языковед
Якоб Гримм заявлял в предисловии к своей грамматике немецкого
языка, что «нововерхненемецкий язык в действительности следует
оценивать как протестантский диалект».
Никогда ранее немцы не были в такой степени, как в последней
трети XVIII столетия, «загадкой политического устройства, добычей
соседей, предметом их издевок, раздробленными, бессильными из-за
своих разделов, достаточно сильными для того, чтобы навредить себе
самим, но слишком слабыми, чтобы спасти себя, безразличными к че
сти своего имени, непоследовательными в своих принципах, склонны-
СОСЛОВИЯ В ОБЩЕЙ ЧИСЛЕННОСТИ НАСЕЛЕНИЯ ГЕРМАНИИ

И ЕВРОПЫ (1500 и 1800 гг.)
Общественный строй в соответ мере неизменной и почти не отлича
ствии с представлениями, характер лась от той, которая была в других
ными для Средневековья и Раннего странах Европы. Статическая кар
, Нового времени, определялся со тина общества менялась только
словной пирамидой. Дворянство в результате перемен в аграрной
и духовенство были господствую сфере, что было связано с увеличе
щими сословиями, ниже стояло нием численности малоземельных
бюргерство, а в самом низу — крес и неимущих семей, вызванным в ос
тьянство. Доля сословий в населе новном ростом населения и посто
нии на протяжении столетий в Гер янным делением дворов при насле
мании оставалась в значительной довании.
Сословие Население, %
Германия Европа
1500 г. 1800 г. 1500 г. 1800 г.
Дворянство (господствующее сословие) 1-2 1 1-2 1

Бюргерство (городское население) 20 24 20 21
Крестьянство (сельское население) 80 75 78 78
из них:
владельцы дворов 60 35 53 43
малоземельные
и неимущие семьи 20 40 25 35
Население, млн человек 12 24 55 150
ми к насилию, великими и в то же время презираемыми, имевшими

возможность быть счастливым, на деле же достойным сожаления на
родом», — писал в 1766 г. имперский надворный советник Фридрих
Карл фон Мозер. И в то же время немцы, как никогда ранее, были
готовы воспринимать себя как нацию.
Возникновению нации способствовала раздробленность, сущест
вование множества карликовых государств и их правительств с их
потребностями. Абсолютистские государства претендовали на пред
ставительство в самых отдаленных уголках своих территорий и вмеши
вались во все сферы жизни своих подданных. Тем самым возрастали
объем и круг управленческих задач, а значит, и требования к чиновни
ку, который должен был разбираться в экономике и торговле так же
хорошо, как в праве и финансах. Теперь оказалась востребованной не

только принадлежность по рождению к определенному сословию, но
и способности и знания. Для подготовки компетентных государствен
ных служащих каждый князь в меру своих возможностей заботился
о создании высших школ, университетов и академий. Таким образом,
на протяжении второй половины XVIII в. во всей Германии появился
слой образованных людей как дворянского, так и бюргерского проис
хождения, состоявший из чиновников, священников, профессоров,
юристов, учителей, врачей, книготорговцев и других привилегирован
ных лиц свободных профессий. Всех их связывало нечто общее; они за
нимали должности не в силу унаследованного сословного положения,
а благодаря знаниям и другим навыкам, приобретенным в процессе
обучения.
С формированием этого слоя образованных людей немецкие диа
лекты и наречия сливались в язык высокой немецкой культуры. Не
мецкая национальная литература, немецкий национальный театр,
в том числе музыкальный, создавали единую эстетику и вкус, получав
шие распространение за пределами германских территориальных
государств. Те, кто во второй половине XVIII в. писал по-немецки, де
лали это, следуя не только требованию литературного рынка. Таким
способом демонстрировалась приверженность единству просвещен
ного бюргерского духа, стоявшего над государственными границами и
сознательно отмежевывавшегося от культуры французского языка,
которая господствовала при княжеских дворах. В языковом отмежева
нии от французской культурной гегемонии во всей Европе образован
ная элита немецкого общества обретала национальную идентичность,
и уже в 1785 г. Юстус Мёзер* призывал немцев перестать быть «под
ражателями чужой моде». Фридрих Готлиб Клопшток** воспевал оте
чество в своей оде.
Несть среди стран,

Внушающих страх иноземцам, праведнее тебя,
Но не гордись! Им никому не дано
Красоту прегрешений твоих узреть18.
Поэт говорил о немецкой нации — правда, о той, которая существо

вала только в умах ее образованных представителей. Где четверо из пя
ти немцев еще принадлежали к крестьянской среде и воспринимали
* Ю. Мезёр (1725-1794) — немецкий писатель и историк.

** Ф.Г. Клопшток (1724—1803) — немецкий поэт, представитель Просвещения.
СУМЕРКИ ИМПЕРИИ (1648— 1806) 71
большую политику разве что в возносимых в церкви молитвах за се

мью своего господина или в бедствиях, которые приносили им война,
постои и грабежи со стороны как чужих, а нередко и своих солдат; где
городская молодежь, подобно молодому Гёте, чувствовала себя «фри-
цевской»19 и почитала прусского короля Фридриха, который своими
победами над французскими и русскими войсками показал пример на
ционального героизма, — там еще отсутствовала какая бы то ни было
почва, на которой могла произрасти подлинная нация. По оценке бер
линского книготорговца Кристофа Фридриха Николаи (1733—1811), во
всей Германии около 1770 г. примерно 20 тыс. человек участвовали
в обсуждении вопросов становления нации, но это не повлекло ника
ких политических последствий. Немецкая нация имела сначала куль
турно-языковую природу. Интенсивность общения между образо
ванными людьми всех немецких
территорий, огромный рост на
званий и тиражей книг, сущест ИЗДАНИЕ ЖУРНАЛОВ
венное увеличение объема пуб В ГЕРМАНИИ, XVIII в.
лицистических изданий, расцвет Буржуазное просвещение создало
читательских обществ в крупных массовую читающую публику, к услу
и маленьких городах создавали гам которой оказался быстро расши
мыслящую общественность ново рявшийся журнальный и книжный
го типа. Французская писательни рынок. В XVIII в. в немецкоязыч
ца мадам де Сталь (1766—1817) ном регионе известно около 4 тыс.
констатировала: «Образованные журналов. Распространенным типом
люди Германии с величайшей жи издания был журнал на моральные
востью дискутируют друг с дру темы. Дискутировались вопросы, ко
гом в области теории и не терпят торые определяли духовный горизонт
в этой сфере никаких оков, но за немецкой культуры XVIII в. Так скла
то довольно охотно предоставля дывались идейные миры образован
ют всю повседневную жизнь зем ной буржуазии, для которой не суще
ным властителям». ствовало территориальных границ,
но был единый язык — немецкий и ко
В результате немецкая нация торая формировала национальную
возникла в умах образованных культуру.
людей, и это была культурная на
ция, при отсутствии прямых поли
тических действий. Поэтому вполне естественно, что ее олицетворяли не
князья и герои войны, как во Франции или в Англии, — если не прини
мать во внимание Фридриха Великого, «философа из Сан-Суси», —
а множество поэтов и философов. Гёте и Веймар были для немцев таким
же символом нации, как король и Лондон для англичан, Наполеон
и Париж для французов, а политическая раздробленность не восприни-
малась как бремя. На нее часто сетовали начиная со времен гуманистов,

однако считалось, что покончит с ней вовсе не национально-государср
венное объединение, подобное Англии или Франции, а усиление соли
дарности князей и решительная поддержка императора. Зло видели не
в территориальной фрагментации империи, а в эгоизме властей. Множе
ство властителей, резиденций и конституций в границах империи счита
лось преимуществом. Поэтому деспотичному правлению, подытоживал
Кристоф Мартин Виланд*, следует поставить предел в той же мере, в ка
кой естественное многообразие нравов и обычаев, а также театров и
университетов благоприятствует культуре и гуманизму. Таким образом,
благосостояние также будет распределено равномернее, нежели в госу
дарствах, в которых национальное богатство концентрируется в од
ном месте. Германия, утверждали Фридрих Шиллер и Вильгельм Гум
больдт, — это новая Греция в своем неслыханном культурном расцвете,
бессильная, но богатая идеями. А новый Рим, стремящийся к гегемонии,
в высшей степени организованный, цивилизованный, но безо всякой
культуры, которой столь ревностно служили немцы, — это Франция.
Повсюду в Европе в последней трети XVIII в. участились волнения,
городские и сельские восстания. Хотя большей частью они быстро по
давлялись, но тем не менее создавали атмосферу всеобщей неуверен
ности. Кризисы такого рода, вызванные неурожаями и отсюда колеба
ниями цен на продовольствие, были известны со Средних веков, но до
сих пор едва ли ставили под сомнение существование государственно
го и общественного строя. Теперь же ситуация стала меняться. Бого-
данность верховной власти и «старое доброе право» перестали в свете
идей Просвещения восприниматься как сами собой разумеющиеся.
Просвещение было не столько элитарной философией, сколько духов
ным и культурным климатом, присущим всем сферам жизни. Люди
обретали уверенность в том, что они в состоянии стать счастливыми
в согласии с законами природы и разума. Благо человека находилось
не на небе, а на земле, и казалось, что для его обретения не требова
лось ничего, кроме разума и некоторой решимости. В Америке народ
уже восстал против тирании британской короны, и этот пример мог
быть воспринят в Европе повсеместно. Почва, таким образом, была
подготовлена, когда в июне 1789 г. из Парижа пришла весть о том, что
третье сословие Генеральных штатов объявило себя Национальным
собранием, единственным представительством французского народа,
и намерено провозгласить конституцию на основе суверенитета наро
да и прав человека.
* K.M. Виланд (1733- 1813) — немецкий писатель, представитель Просвещения.

Происходящее получило отзвук в немецком духовном мире. «Эта

революция, — замечал Иммануил Кант, — вызывает в душах всех ее
свидетелей сочувствие, граничащее с энтузиазмом». Но восторг обра
зованного бюргерства по поводу того, что дух Просвещения охватил
теперь и политику, не долго оставался неомраченным. Революция
соскользнула на кровавый путь, и террор 1793 и 1794 гг., первое массо
вое убийство в Новой истории, совершенное во имя всех добродете
лей Просвещения, был воспринят ужаснувшимися немецкими бюрге
рами как катастрофа разума. Назад в свою внутреннюю жизнь, прочь
от политики — и самые блестящие поэты Германии, такие, как Нова-
лис, Людвиг Тик, Ахим фон Арним или Клеменс Брентано, отправи
лись на поиски «голубого цветка»20 романтики, в то время как Европа
погружалась в войны и революции.
С апреля 1792 г. на европейском континенте бушевала война меж
ду революционной Францией и остальными странами Европы. У фран
цузских революционеров война не вызывала серьезных опасений, так
как в Париже надеялись на слабость Габсбургов, которым приходилось
бороться с внутренней напряженностью в своей империи, а союз меж
ду Пруссией и Австрией они считали невозможным. В свою очередь,
военачальники европейских государств, объединившихся в коалицию
против Франции, считали, что их непобедимые, закаленные в Семилет
ней войне армии быстро и без труда расправятся со взбунтовавшимся
парижским сбродом. Таким образом, эта война, как бывало уже не раз,
началась из-за ошибочной взаимной оценки сторон. Армии абсолю
тистских государств уступали французским солдатам-гражданам с их
высокой мотивацией, новой тактикой, да и просто численным пре
восходством. На протяжении нескольких лет революционная Франция
затмила мощь «короля-солнце», диктуя континенту будущее. Война
и цели, ради которых она велась, приобрели огромные масштабы
с обеих сторон. Речь шла теперь не просто об изменении границ внут
ри по-прежнему существовавшей в Европе системы, определявшей
равновесие на континенте, а о революционном преобразовании Герма
нии, Европы, даже всего мира, и в этих процессах участвовали все
великие державы. Франция стремилась присоединить территории к за
паду от «естественной» границы по Рейну и, более того, перешла к со
зданию широкого предполья, состоявшего из государств-сателлитов —
от Батавской и Гельветской до Цизальпинской и Лигурийской респуб
лик. В то же время антиреволюционные великие державы: Россия,
Пруссия и Габсбурги — действовали поистине революционно, разде
лив между собой Польшу в 1793 г. и завершив этот процесс в 1795 г. Тем
самым с карты исчез давний и важный представитель системы евро-
пейских государств. Но дело не ограничивалось только перекраивани

ем европейского континента. Военные действия распространились на
половину земного шара, охватив колониальные империи, и от Индии
до обеих Америк бушевал морской бой за обладание колониями и обес
печение коммуникаций. Шла самая настоящая мировая война, кото
рая, однако, затихала то здесь, то там, но лишь для того, чтобы разго
реться вновь, вовлекая складывающиеся союзы и свежие силы. Впер
вые в Новой истории встала задача завоевания мирового господства
и полного подавления неприятеля, и, до тех пор пока одна из главных
противоборствующих сил — Англия, Франция или Россия — не была
окончательно повержена, надеяться на окончание войны не приходи
лось.
Правда, Пруссия, постоянно попадая в затруднительное с геостра
тегической точки зрения положение между Россией и Францией, вы
шла из коалиции после заключения в 1795 г. Базельского мира. Она от
дала рейнские земли, отказалась от верности императору и империи,
и отступила на восток. На протяжении десяти лет под защитой прус
ского оружия на севере и востоке Германии воцарилось спокойствие,
без которого был невозможен процветающий мир — мир Гёте и Шил
лера, Новалиса и Гумбольдта. Тем самым Пруссия дала сигнал к реши
тельному перекраиванию карты немецких земель, революционному
соединению владения и власти и прекращению существования «Свя
щенной Римской империи».
Так в Центральной Европе начался земельный передел в не видан
ных до тех пор масштабах. Истощенные Испания и Португалия вышли
из войны. Австрия терпела одно поражение за другим. Англия оказыва
лась во все большей изоляции, а Россия демонстрировала безразличие
к событиям, чтобы в 1802 г. перейти к совместным с Францией дейст
виям против Англии. В этой ситуации Франция шла от триумфа к три
умфу. Бельгия и рейнские земли были аннексированы и присоединены
к французскому государству, Нидерланды и Швейцария превращены
в протектораты, а Италия расчленена на «дочерние республики». Ина
че говоря, революционная действительность превзошла самые смелые
мечты Людовика XIV. Теперь Франция вместе с Россией обладала геге
монией в Европе. Напротив, немецкие княжества, понесшие ущерб:
Бавария, Гессен-Кассель, Вюртемберг и Баден — нашли выход, чтобы
по прусскому образцу пережить катастрофу без потерь, более того, да
же с определенной выгодой. В обмен на передачу рейнских земель
Франции князья Южной Германии ожидали «соразмерной компенса
ции» за счет тех, у кого не было ни силы, ни защитников. Речь шла
о мелких князьях и графах, а также о территориях духовных владык,
СУМЕРКИ ИМПЕРИИ (1648-1806)
имперских городов и имперских рыцарей. Сам император Франц II по

следовал их примеру в сговоре при заключении мира в Кампофор-
мио в 1797 г., отказавшись тем самым от целостности империи ради ди
настических интересов Габсбургов. Последнее слово сказали даже не
германские князья, а Франция и Россия в качестве держав — гарантов
империи. Их план возмещения был принят имперской депутацией
в 1803 г. и утвержден месяц спустя рейхстагом в Регенсбурге.
С тех пор мир раздробленных германских государств уже принад
лежал прошлому. Численность территорий, непосредственно подчи
нявшихся империи, снизилась с 314 до 30, не считая оставшихся при
мерно 300 владений имперского рыцарства. Перемены были огромны.
Вюртемберг удвоил численность своих подданных, а Баден разом более
чем на треть увеличил первоначальное количество жителей. Что только
не исчезло на веки вечные! Это был пестрый и гордый мир старых им
перских городов Франконии и Швабии, в основном крошечных месте
чек вроде Вимпфена, Бибераха или Бухгольца, а также крупных куль
турных и торговых центров, например Ульма, Аугсбурга или Хайль-
бронна. Перестали существовать маленькие столицы Фюрстенбергов,
Ляйнингенов, Фуггеров и Гогенлоэ, чей неяркий блеск все же обеспечи
вал подданным благосостояние и уважение. Теперь же эти города, уп
равлявшиеся чиновниками и комиссарами далекого и невидимого пра
вительства, утрачивали свое значение. Были противоправно устранены
владения Мальтийского и Тевтонского орденов в Брейсгау и на Боден
ском озере, беспощадно уничтожено господство князей-епископов и
монастырей, ликвидированы верхненемецкие монастырские землевла
дения — от франконского монастыря Четырнадцати святых до Вайнгар-
тена в Верхней Швабии. То был крах правового и государственного ус
тройства, складывавшегося на протяжении почти тысячи лет, и одно
временно революционный триумф современного централизованного
государства, владеющего всем и намеревающегося все подчинить себе.
Самые верные приверженцы императора и империи: имперские
города, имперское дворянство и имперская церковь — почти переста
ли существовать, в то время как средние германские государства, уве
личившиеся с помощью Франции, видели свое будущее в тесной свя
зи с ней. Осенью 1804 г. Наполеон Бонапарт, к тому времени уже пять
лет первый консул и диктатор Франции, предпринял поездку по рейн
ским землям. Ликование населения не знало пределов. Несколько не
дель спустя Наполеон короновался в Париже французским императо
ром, и в этой церемонии большую роль играл скипетр Карла Великого,
правда, никто не знал, что он ненастоящий. Два императора в Европе?
Император «Священной Римской империи» Франц II принял корону
императора Австрии; Наполеон высмеивал своего соперника, говоря,

что это «скелет, взошедший на трон только благодаря заслугам пред
ков». Нанести смертельный удар оказалось легко. Двенадцатого июня
1806 г. представители шестнадцати государств юга и юго-запада Гер
мании подписали Акт о создании Рейнского союза, в соответствии
с которым они отказывались от обязательств по отношению к импе
рии и отдавали себя под протекторат императора французов.
Шестого августа 1806 г. Франц II сложил с себя корону императо
ра. Как заметил Гёте, спор, затеянный Францем II со своим кучером,
интересовал императора куда больше этого события, и он, как и весь
мир, пожав плечами при известии о конце «Священной Римской им
перии германской нации», перешел к привычным делам. Империя, ко
торой больше не было, оказалась уникальным явлением в истории.
Просуществовавшая со времен Юлия Цезаря почти две тысячи лет, то
оступаясь, то вновь и вновь преобразовываясь, она при всех своих сла
бостях и странностях, особенно в последние столетия, все же обеспе
чивала длительный мир. Только один негерманский имперский князь,
шведский король Густав IV Адольф, в качестве суверена Передней По
мерании входивший в имперское сословие, имел представление о том,
что будет дальше. Сообщив своим подданным с уважением и печалью
о решении императора, он добавил: «Если теперь и оборвались свя
щеннейшие узы... то немецкая нация никогда не может быть унич
тожена, и милостью Всевышнего Германия, однажды объединенная
заново, снова обретет силу и достоинство».
IV. Рождение немецкой нации
(1806-1848)
Военный успех французских солдат-граждан, воевавших и побеждав

ших во имя своей «единой и неделимой нации», был неслучаен. Если
вспомнить слова магистра Лаукхарда из Галле, который оказался во
французском плену, служил в революционной армии и, следовательно,
знал, о чем говорил, то французы «обладали тем, что было присуще и
благородным защитника Древней Греции, — горячей любовью к отече
ству — любовью, которой немец не знает потому, что он как немец не
имеет отечества». Поэтому могло показаться, что французские войска
непобедимы. В 1805 г. Наполеон разбил при Аустерлице главные силы
Австрии, и в соответствии с заключенным вслед за тем миром в Прес-
сбурге21 у нее остался лишь статус державы весьма средней руки. Че
тырнадцатого октября 1806 г. в битвах под Йеной и Ауэрштедтом подоб
ная участь постигла и прусскую армию. Пруссия понесла настолько
сокрушительное поражение, что крупных битв больше не происходило.
Наполеон, которого восторженно приветствовало население, вступил
в Берлин. В следующем году прусский король Фридрих Вильгельм III
подписал в Тильзите тяжелый мир, продиктованный победителем, и
Пруссия, конечно, полностью исчезла бы с карты, если бы как Наполе
он, так и русский царь Александр I не были заинтересованы в существо
вании стратегического буфера между своими силовыми блоками.
До тех пор Германию нельзя было представить без «обертки» —
империи. С 1806 г. «обертка» исчезла, и теперь менее, чем когда-либо,
можно было сказать, что же такое Германия. Правда, прусский, бавар
ский, саксен-готский или шварцбург-зондерсхаузенский подданный
мог чувствовать себя «немцем», но «германство» немедленно оказа
лось в конкуренции с широко распространенным бюргерским кос
мополитизмом, а также с лояльностью по отношению к соответству
ющему суверену. Если заходила речь о «нации», «отечестве» или
«патриотизме», то под этим могли подразумеваться как Германия с не
определенно очерченными границами, так и государственное образо
вание, где жил тот или иной гражданин, или сразу и то и другое вместе.
Шок, испытанный в результате поражений, чувство унижения, тя

желое финансовое бремя, которое приходилось нести побежденным
государствам, опустошительные марши французских армий, кормив
шихся за счет стран и выжимавших из них все соки, резкий скачок
цен, вызванный введением французской таможенной системы — все
это привело к двум разнонаправленным результатам — проведению
в германских государствах реформ по французскому образцу и от
крытию немецкой нации.
Там, где были созданы марионеточные правительства Франции, —
в королевстве Вестфалия и великом герцогстве Берг — система управ
ления и права была непосредственно навязана Францией. Союзники
Франции, т. е. государства, входившие в Рейнский союз, в конце кон
цов охвативший все германские государства, кроме Пруссии и Авст
рии, в разной степени переняли французские институты и правовые
нормы, часто приспосабливая их к собственным традициям. Были из
даны конституции, государственное управление модернизировано по
французскому образцу, перенят «Кодекс Наполеона», т. е. новый
французский гражданский кодекс, свободный от правовых феодаль
ных норм и формализовавший буржуазное государство послерево
люционной эры в соответствии с новыми правовыми нормами. После
предоставления гражданских прав, отмены привилегий дворянства,
освобождения крестьян эта часть Германии стала более передовой
и свободной, хотя и потеряла независимость.
Государства, не входившие в Рейнский союз, но постоянно испы
тывавшие угрозу со стороны Наполеона, — Австрия и Пруссия — так
же в значительной степени реформировали свои структуры по фран
цузскому образцу. Для правителей и крупных чиновников этих стран
речь шла прежде всего о том, чтобы компенсировать последствия по
ражений под Аустерлицем и Йеной, восстановить и расширить полно
ту власти в своих государствах. Франция служила тем примером, кото
рый давал реформаторам понять, что такого поражения, как в 1805 и
1806 гг., никогда не должно повториться. Именно в Пруссии, которая
оказалась более целеустремленной и восприимчивой к изменениям,
нежели тяжеловесная Дунайская монархия, создание современного
государства осмысливалось с неслыханным напряжением духовных и
умственных сил. Носителями реформ были государственные служа
щие, т. е. чиновники, военные и юристы, — те, кто считал себя за
конным представителем государства в целом. Под руководством ми
нистров барона Карла фон Штейна (1757—1831) и Карла Августа фон
Гарденберга (1750—1822) с поистине революционным энтузиазмом
с помощью декретов стало создаваться новое государство. Речь шла
РОЖДЕНИЕ НЕМЕЦКОЙ НАЦИИ ( 1 8 0 6 - 1848) 79
о замене старого наемного войска армией, формируемой из свобод

ных граждан. Продвижение по службе должно было зависеть не от
происхождения, а лишь от успехов и заслуг. Предусматривалось со
кращение и модернизация правительственного и административного
аппарата, отмена поместной зависимости остэльбских крестьян от
помещиков, городская и общинная реформы, эмансипация евреев и
модернизация юстиции, свободное движение капитала и развитие
промыслов. Как венец всех этих дел было обещано создание прусско
го национального представительства, в котором избранные предста
вители народа должны будут на равных противостоять короне.
В то же время в народе росло сопротивление оккупации. Реформы
шли медленно, и все большему количеству граждан дипломатическое
раболепие их правителей перед Францией с ее превосходящими сила
ми казалось проявлением слабости и бесчестья. В результате наполео
новской оккупации такие понятия, как «отечество» и «нация», стали
лозунгами. Зимой 1807/08 г. в Берлине, оккупированном французами,
философ Иоганн Готлиб Фихте (1762—1814) выступил с «Речами к не
мецкой нации». Немецкий народ, заявил он, народ исконный, неис
порченный, который борется против военного и культурного подчи
нения Франции за свою свободу и идентичность и тем самым служит
историческому прогрессу. Поэт и публицист Эрнст Мориц Арндт
(1769—1860) проповедовал: «Единодушие в сердце — вот ваша цер
ковь, ненависть к французам — ваша религия, свобода и отечество —
святые, которым вы молитесь!»
Национальное движение находило проявление и в чисто органи
зационном плане, преимущественно в виде конспиративных групп
вроде Тугендбунда22, «Немецкого союза», созданного «отцом гимнас
тики» Фридрихом Людвигом Яном или множества более или менее
неформальных дискуссионных кружков. Общим для всех этих обра
зований было стремление побудить к борьбе за национальную свобо
ду колебавшееся государственное руководство, часто казавшееся
склонным к измене, а там, где это не удавалось, возникали небольшие
патриотические группы активистов, начинавшие повстанческую вой
ну. Примерами таких действий стали восстания и походы гессенского
полковника Вильгельма фон Дёрнберга, прусского майора Фердинан
да фон Шилля, «черного герцога» Брауншвейгского в 1809 г. Народное
же вооруженное сопротивление Наполеону развернулось только в ка
толических регионах Европы и осуществлялось во имя религии и тра
диционной власти — таковы были повстанцы Вандеи, итальянские
санфедисты, испанские герильясы. На немецких территориях народ
ным стало восстание тирольских крестьян во главе с трактирщиком
Андреасом Гофером (1767—1810), неоднократно побеждавших бавар

ские войска, союзные французам, но не получивших достаточной под
держки от Австрии и вынужденных в 1809 г. сложить оружие. Гофер
был расстрелян в Мантуе (Италия) по приговору военно-полевого
суда. Подлинное значение этого движения заключалось в его пропа
гандистском эффекте: прямая акция оказывала мощное воздействие
на пробуждавшийся патриотизм.
Удивительное изменение настроений в Германии объясняется
также получением известия о пожаре Москвы и бегстве Наполеона
из России, сопряженном с тяжелыми потерями. Если крах империи
в 1806 г. не вызвал большого интереса, а немцы были очарованы импе
ратором французов, то теперь, после уничтожения «Великой армии»
в России, воззвание Фридриха Вильгельма III «К моему народу» от
17 марта 1813 г. породило массовое воодушевление, кое в чем сходное
с восстаниями, вызванными Французской революцией. Эти настрое
ния подогревались потоком мощной националистической и антифран
цузской пропаганды, в том числе поэтической, не участвовать в кото
рой рискнул бы едва ли какой-либо немецкий поэт. Редким исключе
нием стал космополит Гёте, у которого националистические восторги
земляков вызывали отвращение и который носил орден, пожалован
ный ему Наполеоном, даже тогда, когда это стало непопулярно. Борь
ба за свободу против Наполеона воспринималась как подлинно народ
ная война. Теодор Кернер (1791—1813), поэт, пошедший доброволь
цем на войну, писал:
То не война велением монарха, поход крестовый, бой святой идет.
Образованные представители буржуазии и ремесленники устре

мились в добровольческие корпуса, а женщины жертвовали свои зо
лотые украшения на покупку железа и щипали корпию для перевязки
раненых. Людей охватил восторг, который примерно на полтора деся
тилетия сделал немецкую нацию чем-то чувственно воспринимаемым.
Тем не менее исход войны, успешной вначале, вовсе не был пред
решен. Сил России, Англии, Пруссии и Швеции не хватало, чтобы по
следние войска, собранные Наполеоном, оказались в затруднитель
ном положении. Сначала, после долгих колебаний, потребовалось
присоединение к коалиции Австрии, и, наконец, в лагерь союзников
перешли войска Рейнского союза, за которыми поспешно последова
ли их государи. Весной 1814 г. союзные армии стояли у ворот Парижа.
Наполеон отрекся. Мировая война, длившаяся более двадцати лет, за
кончилась.
РОЖДЕНИЕ НЕМЕЦКОЙ НАЦИИ ( 1 8 0 6 - 1848) 81
В то время как добровольцы возвращались к гражданской жизни

и мечтали об осуществлении своих надежд и обещаний — введения
конституции и объединения Германии, — в Вене собрались государ
ственные деятели и дипломаты союзных государств. Они ничего так
не боялись, как нового национального устройства в Европе, которое
казалось им революционным и опасным. Ключевыми понятиями
европейской дипломатии были «реставрация» и «возвращение к до
революционной системе государств и их политическому устройству».
Снова, как во время мирных переговоров после Тридцатилетней вой
ны, все государства Европы, без различия между победителями и
побежденными, оказались равноправными за столом переговоров.
Великие европейские державы в основном восстановили свои владе
ния по состоянию на 1792 г. Только Пруссия получила наряду с час
тью Саксонии территории, протянувшиеся вдоль Рейна, а Австрия
ушла из Бельгии и с Верхнего Рейна. Тем самым была прекращена
прямая конфронтация между Францией и Австрией, начавшаяся
с борьбы Франциска I и Карла V из-за Италии и бургундского наслед
ства. Отныне место Габсбургов в качестве германского соседа и по
тенциального главного противника Франции на Рейне заняла Прус
сия. Прусское государство простиралось от Ахена до Тильзита и
соединяло Западную и Восточную Германию. Напротив, Австрия от
вернулась от Запада, сохраняя свое присутствие только на восточной
периферии Германии, и смотрела впредь только на юго-восток и юг
Европы. Областями интересов Дунайской монархии стали теперь
Италия и Балканы.
Центральная Европа продолжала оставаться раздробленной,
скрепленная разве что слабыми узами Германского союза*, в извест
ной степени секуляризованного наследника бывшей «Священной
Римской империи». Она превратилась в рыхлое объединение 39 су
веренных государств и городов, с постоянным конгрессом посланни
ков, бундестагом (союзным сеймом) в качестве единственного обще
го конституционного органа под председательством австрийского
императора, но с таким распределением голосов, которое делало не
возможным использование Пруссией или Австрией своего преобла
дающего положения против остальных государств. Обе эти великие
державы входили в Германский союз только благодаря своим быв
шим имперским территориям, в то время как короли Дании, Англии
и Нидерландов также были членами Союза в качестве суверенов
* Объединение немецких государств, созданное под гегемонией австрийской

династии Габсбургов на Венском конгрессе в 1815 г. Ликвидирован в 1866 г.
Шлезвига, Ганновера и Люксембурга. Таким образом, устройство

Германии было вписано в европейский порядок. Имело место реши
тельное отрицание принципа суверенитета национальностей, по
следняя попытка обустроить Германию не как компактную державу
в центре Европы, а в качестве территории согласования европейских
интересов. Последний раз в истории Европы государственные деяте
ли могли проводить разумную политику равновесия сил и обеспече
ния мира, не испытывая помех из-за идеологии или ненависти наро
дов друг к другу.
Устройство Германии и Европы, относительно которого европей
ские державы договорились на Венском конгрессе в 1815 г., пока
оставляло внутриполитические отношения в государствах неопреде
ленными. Было возможно как консервативное, так и либеральное кон
ституционное устройство. Но общественное мнение в Западной
и Центральной Европе взбудоражили освободительные войны. Те
перь раздавались громогласные требования выполнения обещаний,
данных правительствами в годину бедствий, — предоставление свобо
ды и конституции. Студенческие объединения большинства немецких
университетов собрались в 1817 г. в Вартбурге под черно-красно-золо
тыми знаменами — это были цвета формы добровольческого корпуса
Лютцова, в котором многие студенты боролись против Наполеона
(черный мундир с красными отворотами и золотыми пуговицами). Со
бравшиеся требовали создания единой свободной Германии и бросали
в огонь книги писателей, которых считали реакционными в силу их
антинациональной позиции. Два года спустя студент Карл Занд убил
писателя Августа Коцебу, высмеивавшего идеалы национального дви
жения. Событие вызвало сенсацию — это было первое политическое
убийство в Германии, с тех пор как в 1308 г. короля из династии Габ
сбургов Альбрехта I убил его племянник Иоганнес Паррицида. Тене
вая сторона нового национального духа проявилась слишком рано, и
австрийский канцлер князь Клеменс Меттерних (1773—1859), архи
тектор новой системы государств, увидел, что сбываются его худшие
опасения. В августе 1819 г. министры германских государств догово
рились в Карлсбаде о беспощадном подавлении всех революционных
и свободолюбивых стремлений. С этого времени в конституционном
развитии наступил застой. Австрия и Пруссия вернулись к абсолютиз
му, силы национального и освободительного движения ушли с аван
сцены. Плотина на пути революционного потока казалась прочной,
хотя Меттерних и знал, что пути назад не было. «Моя самая заветная
мечта, — писал он в дневнике, — чтобы старая Европа оказалась
у начала своего конца».
РОЖДЕНИЕ НЕМЕЦКОЙ НАЦИИ (1806- 1848) 83
Теперь Германия вступила в фазу, которую позже назвали бидер-

майером*. Два десятилетия в Европе не было войны — мирный период
оказался самым длительным с незапамятных времен. Это следует ос
мыслить, когда жалуются на несвободу, которая воцарилась в эпоху
реакции. Политические дискуссии отошли на задний план, чему не
в последнюю очередь способствовали цензура и преследование со сто
роны властей. Вместо этого развивался менталитет, ориентированный
на мелочность, узкое видение окружающего, экономию средств и уют;
менталитет, при котором, казалось, торжествовала идиллия. Немецкий
Михель23 превратился в немецкий символ. Прямодушным, сонным и,
однако, достойным любви предстает он перед нами в самых разных об
лачениях на романтических, сказочных или чудаковатых картинах, на
писанных Морицем фон Швиндом или Людвигом Рихтером. Ни одна
эпоха не была более музыкальной. Премьера «Вольного стрелка» Кар
ла Марии фон Вебера состоялась в Берлине и вызвала живой интерес
публики как премьера немецкой национальной оперы. Не менее попу
лярны были такие оперные композиторы, как Конрадин Крейцер или
Альберт Лорцинг, а также Людвиг ван Бетховен, Франц Шуберт и Фе
ликс Мендельсон-Бартольди, стяжавшие успех прежде всего благодаря
своей камерной музыке. Типичным для этого времени стало обраще
ние к домашнему музицированию, к фортепьяно, струнному квартету
и песне. В поэзии господствовало эпигонство и малые формы, напри
мер эссе, ярким представителем которого был Людвиг Берне, или лири
ческие стихи графа Августа фон Платена, Эдуарда Мёрике, Фридриха
Рюккерта и прежде всего Генриха Гейне. Обманчивая простота его ме
лодичного стиха восхищала целое поколение. В архитектуре еще суще
ствовал классицизм Карла Фридриха Шинкеля и Лео фон Кленце с его
ясными формами и пропорциями, хотя ему уже угрожали новые вея
ния времени, в соответствии с которыми красивым представлялось все
сколько-нибудь старое. Мариенбург в Западной Пруссии был соответ
ственно отреставрирован и достроен в память о прошлом и в качест
ве символа прусских реформ, как и Кёльнский собор. Под знаком это
го храма, представлявшего собой немецкую национальную церковь,
должны были объединиться не только немецкие племена, но и конфес
сии. Считалось, что готика — истинный германо-немецкий архитек
турный стиль, и лишь позже оказалось, что прообразом Кёльнского
собора был собор в Амьене.
* Бидермайер (нем. Biedermeier, Biedermaier) — стилевое направление в немецком

и австрийском искусстве 1815- 1840 гг. В бидермайере отразились вкусы бюргерской
среды.
РАЦИОН ПИТАНИЯ с 1800 по 1850 гг.

Победное шествие картофеля как менены в рационе бедноты капустой
общенационального продукта пи- (поэтому англичане называли нем-
тания началось только в XIX в. При- цев krauts), С 1835 г. потребление
мерно до 1770 г. важнейшим про- картофеля распространилось на-
дуктом питания были зерновые столько, что болезни культуры при-
культуры до тех пор, пока из-за по- водили к голоду и эмиграции (как
стоянного роста цен они не были за- в 1846— 1847 гг.).
Количество калорий, приходящихся на человека, %

1800 г. 1835 г. 1850 г.
Зерновые культуры 52 44 44
Картофель 8 26 28
Капуста и другие овощи 25 19 17
Мясо 15 И 11
Всего 100 100 100
Однако идиллия была обманчивой. Об этом свидетельствовали со

бытия 1830 г., вызванные Июльской революцией в Париже, волны ко
торой прокатились по всей Европе. Во многих германских государст
вах дело дошло до баррикадных боев, за которыми последовали
уступки князей либеральному духу времени — провозглашение кон
ституций и созыв ландтагов. Двумя годами позже, на «Всегерманском
празднике» около замка Гамбах во Пфальце, национальное движение,
состоявшее из студентов, либеральной буржуазии и демократически
настроенных ремесленников, продемонстрировало свою жизненность.
Оно обрело дополнительную силу благодаря движениям социального
протеста крестьян на юго-западе Германии. Причиной крестьянских
волнений стал быстрый рост населения при отставании производства
продовольствия. В деревне, прежде всего в остэльбском регионе, на
чался настоящий кризис перенаселения, так как очень быстро выросла
численность неимущих слоев, обреченных на батрачество. Те, кто не
находил пропитания и работы на селе, отправлялись в города, умножая
тем самым численность имевшегося там нищего населения. Ремеслен
никам приходилось особенно сильно страдать от обнищания, ибо в ре
зультате проведения реформ в Пруссии и государствах Рейнского сою
за был устранен механизм регулирования деятельности ремесленных
цехов. В результате здесь за кратчайшие сроки возник переизбыток
РОЖДЕНИЕ НЕМЕЦКОЙ НАЦИИ (1806-1848) 85
рабочей силы, и все большее число подмастерьев и учеников теряли ра

боту. Никто не знал, как можно было справиться с этим массовым
обнищанием, которое называлось «пауперизацией».
До этого времени контуры будущего немецкого национального
государства едва можно было распознать только в виде схем. Хотя те
перь все чаще слышались слова «немецкий народ» и «немецкое отече
ство», употреблялись они, как правило, для отмежевания от враждеб
ного француза, и к тому же в расплывчато-поэтической форме. Это
было культурное и языковое понятие, которое даже отчасти не означа
ло преодоления партикуляризма отдельных государств и его растворе
ния в едином германском национальном государстве. На вопрос о том,
где его отечество, поэт Вильгельм Раабе отвечал, что оно «там, где по
старой привычке на карте написано мифическое название "Герма
ния", где с незапамятных времен самый простодушный народ Земли
демонстрирует верность и честность и с момента своего возникнове
ния из первобытного праха ни разу не дал своим правителям справед
ливого основания для жалобы на себя». Что касается последнего ут
верждения, то ситуация должна была вскоре измениться. Немецкое
отечество, относящееся к периоду освободительных войн 1813 и
1815 гг., еще не обрело определенного облика. Оно оставалось чем-то
поэтическим, историческим и утопическим, идеалом, в своем земном
воплощении большей частью носившим имя Пруссии.
Вероятно, отдельные германские государства могли бы еще и
в 40-е годы XIX в. обеспечить в долгосрочной перспективе лояльность
своих граждан, и Германия осталась бы не более чем географическим
понятием. Но реформы, имевшие место в пределах отдельных госу
дарств, кончались ничем, экономическая модернизация, проводивша
яся путем аграрных, налоговых и других реформ, повлекла за собой
существенные общественные расходы. Так возникала опасная напря
женность, зоны разлома в обществе, и к тому же обращение прусских
реформаторов к «арсеналу революции» не осталось безнаказанным.
Нельзя было вводить всеобщую воинскую повинность, улучшать на
циональную систему воспитания, не следовало слишком усердно иг
рать общественным мнением в период освободительных войн и затем
надеяться, что народ подчинится воспитательным мерам просвещен
ной чиновничьей элиты. К нарастающему социальному напряжению
предреволюционного периода (до марта 1848 г.) добавлялась горечь,
связанная с нарушением обещаний введения конституции и поведе
нием власти, которая, устрашившись радикальных перемен в оппози
ционном общественном мнении и опасаясь французской революции
на немецкой земле, завинчивала цензурные гайки. Она пыталась с по-
мощью полицейских мер противостоять требованиям соединить эко

номическую свободу с участием в решении политических вопросов.
Так государство и общество все больше отдалялись друг от друга.
Не только социальная напряженность, но и политические волнения
снова нарастали в Германии. В целом обращает на себя внимание то, что
мощные эмоциональные, политические и национальные потрясения
1813, 1817 и 1830 гг. и позже всегда сопровождались внешнеполитичес
кими и экономическими кризи
ПЕСНЯ НЕМЦЕВ сами. Хотя после событий 1830 г.
Гофман фон Фаллерслебен (1798 — правящие силы снова натянули
1874) написал свою «Песню немцев» поводья, но один лишь факт, что
в августе 1841 г., находясь в изгнании теперь в большинстве герман
на английском острове Гельголанд, ских государств существовали
принадлежавшем тогда Англии. Впер ландтаги, либеральные депутаты
вые она была исполнена гамбургскими которых могли, не опасаясь нака
гимнастами в честь демократически на зания, говорить и публиковаться,
строенного профессора Велькера на привели к весьма значительному
мелодию «Императорского квартета» усилению либеральной оппози
Гайдна. Первая строфа («Германия, ции. Все больше набирала силу
Германия превыше всего») не носила идея национального единства —
шовинистического характера; она ста прежде всего с момента Рейнско
вила единство Германии выше множе го кризиса 1840 г. Тогда впервые
ства государств, составляющих Гер с 1815 г. Франция вновь проявила
манский союз. В XIX в. стала более экспансионистские намерения
популярной «Стража на Рейне». Пос в отношении границы по Рейну.
ле основания империи в 1871 г. ее В Германии это привело к сти
сменил кайзеровский гимн «Славься хийному массовому движению,
в венце побед», и только в 1922 г. пре направленному и против вялой
зидент Фридрих Эберт, сознательно реакции со стороны Германского
опираясь на традиции революции союза. Годы после 1840-го стали
1848 г., объявил «Песню немцев» на временем возрождения немецко
циональным гимном. С 1952 г. первая го национализма и его организа
строфа исполняется как национальный ций. Гимнастическое движение
гимн Федеративной Республики Гер распространялось по всей Герма
мания. нии, а с ним и идеологическая
смесь из идей об укреплении тела
и силы воинствующего нацио
нального духа. Другими важными звеньями национального движения
стали певческие союзы, слившиеся в общенациональное объединение,
которое проводило первые общегерманские праздники песни, под
нимавшие национальный энтузиазм. Здесь не только заботились о на-
РОЖДЕНИЕ НЕМЕЦКОЙ НАЦИИ (1806-1848) 87
циональном песенном достоянии, но и одновременно исполняли «кра

мольные» песни. Первые общегерманские конгрессы деятелей науки
подчеркивали единство науки и национальной идеи. Это десятилетие
стало также временем повсеместного создания национальных памятни
ков; некоторые из них уже существовали и приобрели особое значение,
другие еще строились: Кёльнский собор, памятник Арминию под Дет-
мольдом, Вальхалла — пантеон славы под Регенсбургом, Зал освобожде
ния под Кельхаймом. Стало очевидно, что национальная идея и оппози
ционный либерализм были двумя сторонами одной медали.
В атмосфере политических и социальных волнений для возникно
вения острой революционной ситуации, подобной той, что сложилась
в 1789 г., не хватало только экономического кризиса, связанного с бу
доражащим политическим событием. Такой экономический кризис
возник в 1846—1847 гг. и проявил себя в двух качествах — как послед
ний европейский кризис старого типа, «голодный» кризис, вызван
ный неурожаем, и кризис ремесленного производства, а затем,
в 1847—1848 гг., как первый «современный» кризис роста, вызванный
спадом конъюнктуры в производстве потребительских товаров. В то
время когда Германию охватили стихийные голодные волнения, кото
рые удавалось подавлять только военной силой, заявил о себе консти
туционный либерализм. Десятого октября 1847 г. на Бергштрассе
КНИЖНЫЕ МАГАЗИНЫ В НЕКОТОРЫХ ГОРОДАХ

ГЕРМАНСКОГО СОЮЗА
В эпоху между освободительными чем во всей Австрии. Правда, вы
войнами и революцией 1848 г. чис бор книг в значительной степени
ленность читающей публики резко ограничивался беллетристикой и
возросла, хотя существовали ха неполитической специальной лите
рактерные региональные различия. ратурой, что было не только знаком
В 1844 г. в одном только Берлине времени, но и следствием цензур
было больше книжных магазинов, ной политики.
Город 1831 г. 1844 г. 1855 г.

Берлин 80 127 195
Вена 43 48 34
Лейпциг 79 130 156
Штутгарт 17 36 55
в Геппенгеиме собрались ведущие представители этого направления

с требованием создания союзного германского государства с сильным
правительством, ответственным перед парламентом. Месяцем раньше
в Оффенбурге заседали представители демократического радикализма,
наследники движения 30-х гг.
СИЛЕЗСКИЕ ТКАЧИ XIX в., планировавшие создание
Общая численность населения Гер республиканского и единого на
манского союза возросла с 1815 до ционального государства. К тому
1848 гг. с 22 до 35 млн чел., т. е. на две же становилась заметной актив
трети на протяжении одного поколе ность объединений, проникну
ния, а производство продуктов пита тых идеями социальной револю
ния не поспевало за этим ростом. Мас ции, социализма и группировав
совая нищета обострялась в результа шихся вокруг Фридриха Геккера,
те перехода от старого ремесленного Вильгельма Вейтлинга и Мозеса
производства к новому индустриаль Гесса, а также радикальных не
ному. Эта проблема возникла во мно мецких союзов подмастерьев,
гих странах Европы. Первыми на нее находившихся в швейцарской,
отреагировали чартисты в английском парижской и лондонской эмигра
Мидленде, разрушавшие машины на ции. Этот многоголосый хор не
текстильных фабриках. Жертвами та довольства и протеста, которо
кого развития событий были, в част му правительства государств
ности, силезские ткачи, продукция Германского союза ничего не
которых больше не выдерживала кон могли противопоставить на пуб
куренции с дешевыми фабричными личном уровне, настраивал об
текстильными изделиями. На фабри щественность на грядущие ре
ках в Силезии увеличивали рабочий волюционные события.
день, использовали детский труд, пла
тили нищенскую заработную плату.
В 1844 г. в деревнях округов Лангенби-
лау и Петерсвальде вспыхнули вы
званные отчаянием бунты, в ходе ко
торых были разрушены механические
ткацкие станки, а дома фабрикантов
разграблены. Прусские войска пода
вили восстание, но с тех пор социаль
ный вопрос стоял на повестке дня и
обострял общественное и политичес
кое напряжение, которое разрядилось
в 1848 г.
V. Железом и кровью (1848-1871)
Как и в 1830 г., 24 февраля 1848-го события начали развиваться с сооб

щения из Парижа. Там снова свергли короля, снова были воздвигнуты
баррикады и появились мученики революции. Волнения распростра
нились на большую часть Европы, повсюду переплетались националь
ные, социальные и либеральные тенденции, в целом направленные
против того антинационального, враждебного свободе устройства
континента, которое было создано в соответствии с решениями Вен
ского конгресса 1815 г. Уличные беспорядки начались почти во всех
германских столицах. Как умеренно-либеральная, так и радикально-
демократическая оппозиция в парламентах требовала свободы печати
и собраний, разрешения деятельности партий и вооружения народа,
т. е. организации гражданского ополчения в противовес постоянному
войску, существовавшему в рамках старого порядка, и как итог —
созыва германского национального парламента. За «мартовскими тре
бованиями» последовали «мартовские правительства», кабинеты ли
беральной знати, взявшиеся за осуществление мартовских' требова
ний. Царило настроение национального подъема, новое баварское
правительство приступило к своим обязанностям под названием «ми
нистерства утренней зари», и над всей Германией реяли черно-крас
но-золотые знамена национального движения.
Теперь все зависело от развития событий в двух ведущих держа
вах Германского союза. За несколько дней в Вене умеренные либе
ральные элементы оказались сметены потоком радикальной демокра
тии. Меттерних укрылся в Англии, двор спасся бегством в Инсбрук,
в то время как во всех частях многонационального государства разго
рались национальные восстания. В течение нескольких недель Авст
рия, гарант консервативной «системы Меттерниха», стала недееспо
собной. В Пруссии поначалу казалось, что Фридриху Вильгельму IV
удастся овладеть ситуацией и встать во главе объединительного дви
жения. Но король колебался слишком долго, его уступки оказались
слишком запоздалыми, и 18 марта в Берлине вспыхнуло открытое вос

стание, с которым удалось справиться только благодаря выводу войск
и согласию на созыв прусского Национального собрания с целью вы
работать конституцию для Пруссии.
Восемнадцатого мая 1848 г. в соборе Св. Павла во Франкфурте со
брались 585 представителей немецкого народа, избранные в герман
ское Национальное собрание. Им надлежало принять конституцию
для всей Германии, основанную на принципах свободы, и избрать на
циональное правительство. То был своего рода смотр великих имен
свободолюбивой и мыслящей Германии. Поэты Людвиг Уланд или
Фридрих Теодор Фишер были избраны точно так же, как и вожди эпо
хи освободительных войн Эрнст Мориц Арндт и Фридрих Людвиг Ян;
Национальное собрание в соборе

Св. Павла во Франкфурте-на-Майне.
Литография Пауля Бюрде, после 1848 г.
585 депутатов Германского националь заседали во франкфуртском соборе
ного собрания, избранные на основе Св. Павла с 18 мая 1848 г. по 30 мая
всеобщего и равного избирательного 1849 г. Барон Генрих фон Гагерн (на
права (для мужчин) на территории председательской трибуне) окружен
Германского союза, а также в Запад наиболее знаменитыми и популярны
ной и Восточной Пруссии и Шлезвиге, ми депутатами.
ЖЕЛЕЗОМ И КРОВЬЮ (1848-1871)
депутатами были такие историки, как Фридрих Кристоф Дальман,

Иоганн Густав Дройзен и Георг Готфрид Гервинус, а также священно
служители, как, к примеру, епископ Майнцский и теоретик в сфере
социальных вопросов барон Вильгельм Эммануэль фон Кеттелер, а
кроме них и лидеры политического либерализма всех оттенков. В се
редине XIX в. образованная буржуазия была подлинным носителем
идеи национального единства.
Однако какой же должна стать Германия? В этом вопросе никогда
не было единодушия, и депутаты, собравшиеся в соборе Св. Павла,
также погрязли в безнадежных спорах. Выявились два возможных ре
шения проблемы: первое — великогерманское, означавшее объедине
ние всех германских земель, включая Австрию, под властью импера
тора из династии Габсбургов. Сторонники малогерманского решения
возражали и предполагали объединить германские земли без Австрии.
Во главе такого государства мог бы стоять Гогенцоллерн. О границах
и будущем гегемоне разгорелся многомесячный спор, в то время как
революционно настроенные демократы в Юго-Западной Германии
действовали бескомпромиссно и их выступления закончились крова
вым подавлением союзными войсками. В конце концов была все же
принята конституция в соответствии с достойными уважения амери
канским, французским и бельгийским образцами и появилось времен
ное центральное правительство. Но эта конституция не имела силы,
а правительство — власти. В революции побеждает тот, кто решает
в свою пользу вопрос о власти, а франкфуртский парламент был со
вершенно безвластен.
Это проявилось уже в шлезвиг-голыптейнском кризисе. Двадцать
четвертого марта 1848 г. шлезвиг-гольштейнские сословия провоз
гласили независимость от Дании, образовали временное правитель
ство и обратились к Национальному собранию с просьбой о помощи.
Судьба герцогств на Эльбе очень обеспокоила немецкую обществен
ность, и в глазах национального движения германский парламент во
Франкфурте мог обрести легитимность только в том случае, если бы
герцогства стали частью нации. Национальное собрание не распо
лагало, однако, собственной властью и оказалось вынужденным вре
менно использовать прусские войска. Они продвинулись далеко
в Ютландию, но после протеста европейских держав их пришлось от
вести. Английские военные корабли демонстрировали свои силы
в Балтийском море, русские войска сосредоточились у восточнопрус-
ской границы, французские посланники выступили в роли посредни
ков перед немецкими правительствами. Распространение немецкого
национализма на земли датской короны подтвердило опасения евро-
пейских дворов, что единое германское государство в сердце Европы

станет угрозой равновесию европейских государств. Теперь стало
ясно, что изменений в Центральной Европе и германского единства
нельзя было достичь вопреки существовавшей тогда системе евро
пейских держав.
Национальное собрание, однако, потерпело поражение не только
из-за общеевропейской ситуации, но и из-за опасности радика
лизации революции. Буржуаз
КОНСТИТУЦИЯ ГЕРМАНСКОЙ но-либеральные силы, мечтав
ИМПЕРИИ 1849 г. шие о едином конституционном
Германская имперская конституция национальном государстве, где
1849 г. была основным законом, до были бы обеспечены благопри
стойным уважения, проникнутым ятные условия для предприни
духом суверенитета народа и прав че мательства, а теперь видевшие
ловека, документом, который не был приближение второй социаль
воплощен в действительность, но ос ной революции, якобинского
тался одним из важнейших в герман террора и гильотины, пошли на
ской конституционной истории. Это соглашение с контрреволюци
была конституция, и сегодня произво онными силами в Берлине и Ве
дящая впечатление современной, яс не, поспешно пытаясь упрочить
ная в своей концепции и точная в де достигнутое. Правовой гаран
талях. Особенно тщательно были раз тии конституции в Пруссии ока
работаны правовые положения, ко залось, таким образом, доста
дифицировавшие просветительское точно для того, чтобы в ноябре
естественно-правовое представление 1848 г. фактически прекратить
о человеке и ставившие перед госу там революцию, пусть даже
дарственной властью непреодолимые с помощью военной силы. За
границы по отношению к свободам поздалая попытка Националь
граждан. На принципах этой консти ного собрания, преодолев все
туции в значительной степени осно препятствия, разрешить вопрос
вывается Основной закон Федератив о власти, т. е. отказаться от же
ной Республики Германии. лательного для большинства де
путатов великогерманского ре
шения и предложить корону ма
логерманской империи, также
провалилась. Фридрих Вильгельм IV охотно принял бы власть в Прус
сии, но только из рук князей, а не от парламента. О предложении, сде
ланном делегацией Национального собрания, он писал великому гер
цогу Гессенскому: это «свинская корона», «обруч из дерьма и глины»,
источающий «смрадный запах революции». Кроме того, Фридрих не
без оснований боялся протеста остальных европейских держав и ин-
ЖЕЛЕЗОМ И КРОВЬЮ (1848-1871) 93
тервенции Австрии. Новая Семилетняя война не отвечала интересам

миролюбивого, опасавшегося конфликтов монарха. При поверхност
ном взгляде может показаться, что революция 1848—1849 гг. потерпе
ла поражение. На деле же конфликт между силами застоя и силами
прогрессивного движения завершился компромиссом. Повсюду
в Германии монархи были теперь связаны существовавшими не на
словах конституциями и делили законодательную власть с парламен
тами. Вместе с тем мечта участников мартовского движения 1848 г.
о создании великогерманского национального государства на основе
суверенитета народа и прав человека осталась нереализованной, раз
бившись как о сопротивление европейских держав, так и о разнород
ность революционных сил. Во всяком случае, изменилось одно: после
революции появилась ясность относительно альтернатив будущего
решения германского вопроса. Приверженцы идеи германского на
ционального государства собрались под двумя знаменами — тут вели-
когерманцы, там малогерманцы.
Значительное влияние, которым с самого начала пользовалась ма
логерманская партия, объяснялось тем, что ее требования в сфере эко
номической политики были уже осуществлены. Еще в 1834 г. под прус
ским руководством, прежде всего благодаря прусскому министру
финансов Фридриху фон Моцу (1775—1830), был создан Германский
таможенный союз, к которому накануне революции 1848 г. присоеди
нились 28 из 39 государств Германского союза. Он вызывал недоверие
Меттерниха, который считал, что этот Таможенный союз усилит «пре
обладание Пруссии» и будет способствовать распространению «в выс
шей степени опасной теории о единстве Германии». В действительно
сти Германский союз, в котором доминировала Австрия, представлял
собой лишь инструмент сохранения статус-кво, инструмент недопу
щения чего бы то ни было нового, в то время как Таможенный союз,
руководимый Пруссией, был сообществом, устремленным в будущее,
постоянно приумножавшим экономическую силу и оказывавшим маг
нетическое воздействие на близлежащие государства.
Но фактическое единство этого довольно большого экономичес
кого пространства не было установлено до тех пор, пока транспорт
ные связи осуществлялись медленно и оставались громоздкими.
Прежде всего следует поблагодарить ученого-экономиста Фридриха
Листа (1789—1846) и некоторых рейнских промышленников за то, что
после длительной борьбы против консервативных представлений,
проникнутых недоверием к техническому прогрессу, 7 декабря
1835 г. открылась первая немецкая железная дорога. Протяженность
железнодорожной линии от Нюрнберга до Фюрта составляла «це-
лых» 6 км, в то время как в Бельгии было уже 20, во Франции — 141,
а в Великобритании — 544 км железных дорог. Железнодорожная
сеть в Германии росла, однако, очень быстро — накануне революции
1848 г. она насчитывала в границах Таможенного союза уже без мало
го 5 000 км, что было вдвое длиннее французских железнодорожных
линий и вчетверо — австрийских. Именно железная дорога позволи
ла создать рынок в рамках Таможенного союза, и только теперь сло
жился единый экономический регион, в котором могли соответствен
но формироваться предложение, спрос и цены, так как лишь теперь
условия конкурентной борьбы оказались равными. К тому же желез
нодорожное строительство вызвало небывалый расцвет промышлен
ности, связанной с железной дорогой, — понадобились локомотивы,
машины, вагоны, рельсы. Росли машиностроительные заводы и пред
приятия-поставщики.
Тем самым около 1848 г. была заложена основа индустриального
развития. Так как после революции до поры до времени не приходилось
больше опасаться политических потрясений, имело смысл планировать
долгосрочные капиталовложения. К тому же для предпринимателей на
чались золотые годы, поскольку после сенсационных открытий место
рождений золота в Калифорнии и Австралии количество капитала рез
ко возросло, кредиты подешевели, в то время как цены поднялись
и увеличился спрос. Повсюду возникали новые банки, акционерные об
щества, что стимулировалось прежде всего потребностями в капитале
для железнодорожного строительства, и с 1850 по 1857 г. обращение
банкнот, количество банковских депозитов и выплаченный капитал на
территории Таможенного союза утроились.
У экономического бума была и еще одна причина — дешевизна ра
бочей силы. Новые фабрики поглощали людей. Массы обнищавшего,
пауперизированного народа были рады получить хоть какую-нибудь
постоянную работу и обеспеченный заработок. При сколь угодно
справедливой критике в адрес тяжелых условий жизни и труда этого
первого поколения фабричных пролетариев следует иметь в виду, что
по сравнению с массовой нищетой доиндустриальной эпохи средний
рабочий новых времен находился в лучшем положении. Уменьшились
безработица, недостаточная занятость. Снижение заработков в ре
зультате применения надомного труда, влияние на зарплату, вызван
ное английской и бельгийской конкуренцией, взвинчивание цен на
продовольствие в связи с плохими урожаями в 1852 и 1855 гг. в этот раз
не привели в Германии к голодным волнениям. Пауперизм — социаль
ная угроза будущему Европы в первой половине столетия — поблек
и поколение спустя был известен только по названию.
С индустриализацией Германии возникло новое общество. Ста

рый мир преобразила не политическая революция, а революция в эко
номических и трудовых отношениях вследствие революционных
преобразований коммуникационных средств — от железной дороги
до телеграфа. Все это было связано друг с другом и взаимно обуслов
лено. Резкий рост численности населения и ухудшавшиеся условия
жизни в сельской местности за
ставляли людей мигрировать. Из- ^ е ц к а я эмиграция с 1820 по
вестия о надежных рабочих местах
в новых индустриальных районах Годы
Силезии, Саксонии, пригородах
Берлина, на Рейне и в Руре вызва 1820—1829 50
ли самое большое массовое пере 1830—1839 210
селение в немецкой истории. По 1840—1849 480
ток ищущих работу выплеснулся 1850—1859 1161
из аграрных остэльбских районов 1861—1870 782
вначале в Берлин. Позже пересе 1871—1880 626
ленческая волна распространилась 1881—1890 1343
на Центральную Германию, чтобы 1891—1900 529
затем, примерно с 1860 г., посто 1901—1910 280
янно возрастая, достичь рейнско- 1911—1913 69
вестфальского промышленного
района. Формировавшийся фабричный пролетариат — вчерашние ба
траки, не обученные ремеслу, — противостоял городским ремеслен
никам, которые не могли больше существовать за счет цеховых про
фессий, так как спрос на дешевые массовые товары фабричного про
изводства все время превосходил спрос на дорогие ремесленные
штучные изделия. Только с введением в 80-е гг. XIX в. электромото
ра— «электростанции маленького человека» — ремесленное пред
приятие смогло стать конкурентоспособным в индустриальную эпоху.
Пророчество Карла Маркса о вымирании ремесленного производства
не оправдалось.
Начавшийся бум мобилизации капитала охватил также и широкие
слои среднего бюргерства. Высвобождение капитала и труда в резуль
тате прусских реформ влекло бывших сельских ремесленников в го
рода, а городских предпринимателей в растущие индустриальные мет
рополии с увеличивавшимися шансами оборота. Рост государственно
го управленческого аппарата стал обычной практикой перемещения
административного персонала на территории, зачастую более отда
ленные от места прежнего проживания. Одним словом, сословное
аграрное общество старой Европы распалось, и его место заняло
Прощание эмигрантов.
Антони Фолькмар, 1860 г.
Между 1830 и 1913 гг. Германию покину ную» — Северную Америку. Возрастаю
ли более б млн человек, из них более щие цифры эмиграции в США после ре
половины — с 1861 по 1913 г. Эконо волюции 1848-1849 гг. во многом были
мические тяготы были главной, но не связаны с надеждами на более свобод
единственной причиной эмиграции за ную, демократическую жизнь на другом
океан, прежде всего в «страну обетован континенте.
городское современное индустриальное общество, разделенное на

пролетариат и буржуазный средний слой.
Забвение корней стало преобладающим: семейные узы распада
лись, религиозные связи ослабевали, происходил отказ от обычных
форм лояльности. Индустриальная среда ничего не предлагала вза
мен; превалировало чувство зависимости от неких анонимных сил,
ощущение собственной ненужности и социальной атомизации. Те
перь как никогда остро воспринималась утрата жизненных норм, по
теря уверенности в общественных ориентирах и кризис идентичнос
ти. Там, где религия и прочные общественные нормы переставали
служить опорой, их место занимало свойственное новому времени
многообразие мифов и толкований действительности, конкурирую-
ЖЕЛЕЗОМ И КРОВЬЮ (1848-1871)
щих между собой, самым жестоким образом враждующих друг с дру

гом и категорически друг друга взаимоисключающих. Например, ли
берализм претендовал на осуществление свободы, счастья и как эко
номического, так и политического самоопределения индивида. Либе
рализм представлял собой светский принцип, противостоявший гос
подствовавшим до революции абсолютистским и аристократическим
властным структурам и связанный с идеей единства нации, в которой
должна была воплотиться общая воля.
Наряду с ним сформировалась вторая великая оппозиционная
идеология столетия — социализм как миф класса, стремящегося к со
лидарности масс и выступающего против своекорыстия властву
ющих, благосостояние которых только и оказывалось возможным
благодаря труду на фабриках. Старый мир, с другой стороны, мобили
зовал защитные силы, которые сформировали идеологию, также воз
действовавшую на массы. Консерватизм создал оборонительный
фронт традиционных правящих слоев против восстания «черни» и
в не меньшей степени против подъема либерального капитализма.
Наконец, политический католицизм представлял собой реакцию глу
боко связанного с традициями, менее затронутого утратой общест
венных норм, меньшинства населения в Силезии, Рейнланде и Юж
ной Германии. Это был стремящийся к господству агрессивный либе
рализм, преимущественно прусско-протестантский.
Так возникло множество конкурировавших друг с другом пред
ставлений о порядке и легитимации, кристаллизовавших партии.
Ядром этого процесса стали парламентские фракции и политические
журналы. Это стало ясно в конце 50-х годов XIX столетия, когда в ре
зультате падения экономической конъюнктуры и появления новых
движений на европейском пространстве внутренние политические
процессы вновь дали о себе знать. Возникли первые долговременные
организации самостоятельного германского рабочего движения.
В 1863 г. Фердинанд Лассаль (1825—1864) разработал проект програм
мы Всеобщего германского рабочего союза — и в то же время возник
основанный Августом Бебелем (1840—1913) и Вильгельмом Либкнех-
том (1826—1900) Союз немецких рабочих обществ в качестве эмбрио
на Социал-демократической рабочей партии, созданной в 1869 г.
Обе организации были предшественницами современной германской
социал-демократии.
Оживился и парламентский либерализм. В Пруссии преемником
короля Фридриха Вильгельма IV, под конец жизни впавшего в по
мешательство, стал его брат Вильгельм I, ко всеобщему изумлению
ослабивший гнет цензуры и назначивший либеральный кабинет. Но
очень скоро у него возник конфликт с либеральным большинством

палаты депутатов, когда Вильгельм вознамерился против воли депу
татов увеличить численность личного состава армии, продлить срок
военной службы и ликвидировать ландвер — бюргерское ополчение —
этот противовес линейной армии. Возмущение либеральных кругов
нарастало, противоречие между либеральными парламентариями
Пруссии и господствующим союзом короны, землевладельческого
дворянства и армии затрагивало принципиальные вопросы.
Политический ландшафт пришел в движение и еще по одной при
чине. Наполеон III, племянник великого корсиканца, в подражание
дяде выступивший в роли императора французов, стремился вновь
осуществить старую идею французского рывка в Италию. Для этого
в 1859 г. он заключил союз с королевством Пьемонт-Сардиния против
австрийского преобладания в Северной Италии.
Впервые после поражения революции 1848 г. немецкую обще
ственность охватил национальный подъем. Старый мотив герма
но-французской наследственной вражды, пробуждавший нацио
нальные чувства уже в 1813 г., переживал радостное воскрешение.
Требование о быстром создании суверенного германского нацио
нального государства, сильного во внешнеполитическом и военном
отношении, выдвигалось в тысячах листовок, памфлетов и газетных
статей. Волна национального подъема достигла кульминации во вре
мя празднования столетия со дня рождения Шиллера 10 ноября
1859 г. на всем немецкоязычном пространстве. В то же время стало
очевидно, что фронты, сформировавшиеся в немецком националь
ном движении во время революции 1848 г., продолжали существо
вать, а теперь произошло их организационное укрепление. Пред
лагалось малогерманское или великогерманское решение. Явным
свидетельством преимущества, которым обладала Пруссия по срав
нению с Австрией, стала организационная, финансовая, а главное,
пропагандистская победа малогерманского Немецкого националь
ного союза, основанного в 1859 г. в Кобурге, над великогерман-
скими силами, отражавшими преимущественно партикуляристские
настроения католических кругов. Германский союз реформы, орга
низация, созданная великогерманскими силами только в 1862 г., по
явилась слишком поздно, была раздробленной и не выдвинула моби
лизующих лозунгов.
Однако малогерманское национальное движение наталкивалось
на определенное сопротивление. У его сильнейшей опоры — либе
ральной фракции в прусской палате депутатов — был тяжелый кон
фликт с прусским правительством, т. е. как раз с той самой властью,
ЖЕЛЕЗОМ И КРОВЬЮ ( 1848 - 1871 ) 99
которая должна была осуществить малогерманский вариант объеди

нения Германии. Двадцать четвертого сентября 1862 г. Вильгельм I
назначил министром-президентом Пруссии прусского посланника
в Париже князя Отто фон Шёнхаузена Бисмарка (1815—1898) как
крайнего консерватора и воплощение персонифицированной контр
революции. Это произошло после того, как Бисмарк в ходе длительной
беседы в замковом парке Бабельсберга24 пообещал королю стабилизи
ровать монаршую власть и покончить с либеральным парламентским
господством. В глазах немецкой общественности Бисмарк был вопло
щением не только антилиберальных, но и антинациональных стремле
ний, так как либерализм и национализм представляли собой две сто
роны одной медали. Бисмарка, однако, неверно поняли не только про
тивники, но и сторонники. Пост министра-президента был для него не
целью, а лишь средством для достижения более высокой цели. Он ста
вил перед собой задачу усиления мощи Пруссии и ее консолидации
в революционной Европе. Для этого предполагался путь, по которому,
как считал Бисмарк, можно было идти только с помощью установле
ния прусской гегемонии в Германии за счет Австрии, но по возможно
сти в согласии с другими европейскими державами. Вопреки их
сопротивлению, как показал крах надежд на создание национального
государства в 1848—1849 гг., изменений на карте Центральной Европы
добиться было невозможно.
Когда в ноябре 1863 г. герцогство Шлезвиг было формально аннек
сировано Данией, с которой его связывала до сих пор только лич
ная уния, Германию снова охватило патриотическое воодушевление.
И среди общественности, и с парламентских трибун звучало требова
ние начать немецкую национальную войну против Дании. Как
и в 1848 г., Шлезвиг-Гольштейн стал немецкой ирредентой25, сим
волом распространения немецкого национализма за границы, уста
новленные венским мирным порядком 1815 г., чего так боялись евро
пейские державы. Все фракции немецкого национализма глубоко за
блуждались, игнорируя в своих дискуссиях роль соотношения сил
в Европе. Мирный порядок, установленный Венским конгрессом
1815 г., воспринимался национально настроенными силами всех евро
пейских государств, а не только Германии как реакционное препятст
вие, борьба против которого с использованием любых средств каза
лась вполне оправданной.
Ирония германской истории заключается в том, что именно ли
беральному национальному движению, исполненному ненависти
к политике Бисмарка, суждено было способствовать его успеху. Ни
что не могло бы сильнее воспрепятствовать осуществлению планов
Бисмарка, чем союз с национальным движением, намерения которо

го, нацеленные на взрыв системы, были очевидны. Бисмарку требо
валась противоборствующая сторона, чтобы за кулисами этого кон
фликта скрыть свои планы и свои возможности и в нужный момент
действовать неожиданно. Не обращая внимания на национальное во
одушевление, он, к удовольствию Англии, Франции и России, при
знал властные суверенные права датского королевского дома на
Шлезвиг-Гольштейн, но тем не менее планировал вооруженное
вступление в герцогства на Эльбе, так как в результате включения
Шлезвига в состав датского государства ущемленными оказались
старые привилегии жителей Шлезвиг-Гольштейна. Таким образом,
различие между требованиями национального движения и двух
больших германских государств, вдруг, ко всеобщему изумлению,
выступивших рука об руку, было лишь формально-правовым, но не
мецким патриотам признание датских королевских прав и венского
мирного порядка казалось невыносимым. В то время как в январе
1864 г. прусские и австрийские войска вступили в Ютландию и доби
лись значительных военных успехов, ярость либеральной общест
венности не знала границ — и, как выяснилось, не без оснований.
При заключении мира 30 октября 1864 г. оказалось, что освобожден
ные герцогства на Эльбе вовсе не вошли в Германский союз на пра
вах нового государства, а были в качестве кондоминиума разделены
между Австрией и Пруссией.
Многие либералы понимали, что политика Бисмарка, сколь бы бес
принципной она ни казалась, была явно успешной в отличие от наци
онального движения. Теперь лишенный иллюзий реализм позиции
Бисмарка, сформулированной в 1862 г. в палате депутатов и возмутив
шей либеральную общественность, оказался оправданным. «Не реча
ми, не постановлениями большинства решаются великие вопросы
эпохи — это было ошибкой 1848 и 1849 гг., — а железом и кровью», —
заявил он тогда.
Бисмарк сделал первый шаг. Национальное движение, либе
ральная общественность показали себя громогласными, но бес
сильными. Дания была вытеснена из Германского союза, а Пруссия
существенно увеличила свои владения. Теперь следовало осущест
вить великую цель, ради которой Бисмарк работал со времен рево
люции, — окончательно установить гегемонию Пруссии в Герма
нии и рассчитаться с Австрией. Это означало сделать выводы из той
политики, начало которой положил в 1740 г. Фридрих II своим бро
ском в Силезию. С 1848—1849 гг. между обоими ведущими герман
скими государствами существовало неустойчивое равновесие. Их
Граница Германского союза
Граница Северо-Германского
союза
ΥΖΖΖΑ Пруссия в 1866 г.
Движение прусских армий
Захваты Пруссии в 1866 г.
^ ^ ^ ^ Эльзас и Лотарингия, захва-
ВЕНА*,, • , , , - , - - • ΙΠίίΙΙΗΙίΠίϊ ченные у Франции в 1871 г.
t • • Ι:---*·.. _ ^ Пресбург... Границы Германской импе-
J^ .k ïv- f (Братислава) — — рии в 1871 г.
162,4 О Главные центры рабочего

движения
Объединение Германии в Î866-Î871 гг.

соперничество становилось все более ощутимым. А между ними на

ходились малые государства «третьей Германии», пытавшиеся
обеспечить свою независимость от двух великих держав и сохра
нить существовавшую федеральную структуру Союза с помощью
проведения политики лавирования между севером и югом.
После австро-прусско-датской войны кое-что изменилось. Впер
вые карта Центральной Европы преобразилась без вмешательства
европейской периферии, и дело было не только в гениальной страте
гии Бисмарка, но и в том, что в результате Крымской войны (1853—
1856) слаженность действий европейских государств оказалась нару
шенной. Россия и Англия, остро враждуя друг с другом, на время ока
зались неспособными к сотрудничеству на континенте. Тем самым
всего на несколько лет открылось окно истории. Центральноевропей-
ская держава под решительным, целеустремленным руководством
обладала теперь гораздо большим пространством для маневра, чем
длительное время как до, так и после этого.
Уже в начале 1866 г. и в Вене, и в Берлине стало ясно, что предсто
яла решающая кампания, направленная на достижение господства
над Германией. Искали только предлога, чтобы представить против
ника агрессором. Предлог нашелся, когда Италия, только что объеди
ненная в соответствии с концепцией Бисмарка, открыто встала на
сторону Пруссии. Это заставило венское правительство мобилизо
вать 21 марта 1866 г. австрийские войска. Так лавина пришла в дви
жение, но оно было резко остановлено 3 июля 1866 г. на поле битвы
под Кёниггрецем. Эта неожиданная победа прусских войск над со
юзными войсками Австрии и Саксонии была достигнута благодаря
техническому превосходству прусского вооружения и хорошо обу
ченной армии, а в первую очередь — благодаря военному руководст
ву начальника Генерального штаба Хельмута Карла фон Мольтке
(1800—1891). С помощью телеграфа и железной дороги он впервые
в военной истории одновременно передвигал большие массы войск
с разных направлений к одной и той же цели. Это была самая боль
шая битва в европейской истории XIX в.
Война, закончившаяся под Кёниггрецем, с тех пор рассматривает
ся как победа Пруссии и как шаг к установлению единства Германии.
В случае победы Австрии проявились бы подлинные взаимосвязи. Пе
ред началом войны на деле именно Пруссия объявила аннулирован
ным союзный договор, лежавший в основе Германского союза, и тем
самым нарушила европейский мирный порядок, в то время как Авст
рия действовала в качестве председателя Союза. Таким образом, это
была война не между Пруссией и Австрией, а между Пруссией и Гер-
манией. Находившиеся на стороне Австрии союзные войска носили

черно-красно-золотые повязки, воюя против прусских войск, сражав
шихся под черно-белыми знаменами.
После заключения Пражского мира Австрия была вытеснена из
Германии, и Германский союз остался в прошлом. Образовалось союз
ное государство, состоявшее из 22 малых и средних государств, лежа
щих к северу от Майна и находившихся под полным политическим, во
енным и экономическим господством Пруссии. Это был Северогерман
ский союз, связанный с остальными государствами, расположенными
к югу от Майна, военной конвенцией и тесными узами все еще сущест
вовавшего Таможенного союза, — странная государственно-правовая
конструкция, которой не суждено было сохраниться надолго из-за рез
кого отличия в положении сил на юге и севере Германии.
Именно французское правительство благодаря своим агрессив
ным внешнеполитическим маневрам помогло осуществить как раз то
германское единство, которому оно, собственно говоря, хотело по
мешать любой ценой. Бисмарк понимал, что задача объединения мог
ла быть доведена до конца только с помощью давления извне, и это
желаемое давление обеспечивал Наполеон III. Французская полити
ка оказалась безрезультатной уже в 1866 г., претензии на компенса
цию, высказанные Францией после создания Северогерманского со
юза, были решительно отвергнуты Бисмарком, что породило во
Франции чувство уязвленной гордости, искавшее лишь момента для
выхода. Весной 1870 г. испанский парламент предложил освободив
шийся королевский трон представителю дома Гогенцоллерн-Зигма-
ринген из католической боковой линии Гогенцоллернов. Во Фран
ции это вызвало давнюю боязнь оказаться во враждебном окруже
нии, и Наполеон заявил резкий протест. Бисмарк не среагировал бы
на эту ситуацию, не знай он об изоляции Франции. Англия и Россия
продемонстрировали незаинтересованность в происходящем. Бис
марк не хотел развязывать войну, но и не избегал ее. Вильгельм I был
даже готов пойти навстречу желаниям Франции и не оставлять ис
панский трон за немецким кандидатом. Взбудораженной француз
ской общественности этого было мало. Французский посол Бенедет-
ти отправился в Бад-Эмс и передал находившемуся там прусскому
королю требование о гарантии отклонения подобных кандидатур из
дома Гогенцоллернов в будущем. Вильгельм I воспринял требование
именно так, как оно и было задумано, — в качестве дипломатической
пощечины — и отверг его. Бисмарк получил в Берлине депешу из
Бад-Эмса, объективно описывавшую происходившее, отредактиро
вал ее таким образом, что содержание оказалось значительно более
резким, после чего передал измененный текст «эмской депеши» в пе

чать в тот же день, 13 июля 1870 г. Он знал, что слабое французское
правительство не сможет смириться с дипломатическим поражени
ем по внутриполитическим причинам, и правильно оценил действия
Наполеона III, который искал спасения во внешних действиях и
19 июля 1870 г. поспешно и без дипломатического обеспечения тыла
объявил войну.
В отличие от войны кабинетов, какой была война 1866 г., Франко-
прусская война 1870—1871 гг. благодаря вступившим в силу союзным
договорам Пруссии с южногерманскими государствами превратилась
во франко-германскую, стала
войной современной техники и
ПОДПИСАНИЕ КАПИТУЛЯЦИИ
массовых армий, народной вой
(из письма Бисмарка жене,
ной, заставлявшей предвидеть
3 сентября 1870 г.)
ужас ничем не сдерживаемой
«Вчера утром (2.9.1870) меня разбудил
тотальной войны XX в. На пер
генерал Райле, чтобы сказать, что Напо
вом этапе этой войны техничес
леон хочет говорить со мной. Я, не
кое и стратегическое превосход
умывшись и не позавтракав, поехал
ство прусского Генерального
в направлении Седана и встретил импе
штаба во главе с фон Мольтке
ратора на проселочной дороге в откры
играло решающую роль. Немец
том экипаже в сопровождении трех
кая сторона лучше владела ис
адъютантов. Я спешился, приветство
кусством мобилизации, развер
вал его столь же вежливо, как когда-то
тывания и передвижения боль
в Тюильри, и осведомился о здоровье.
ших масс войск на значительные
Он пожелал видеть [прусского] коро
расстояния. Исход войны был
ля... Во Френуа мы обнаружили малень
решен не в легендарно тяжелых
кий замок с парком, и там была подпи
битвах при Марс-ла-Туре и Гра-
сана капитуляция, согласно которой от
велоте, а в больших, спланиро
40 до 60 тысяч французов, точнее я еще
ванных с клинической точнос
не знаю, оказались нашими пленника
тью битвах на окружение под
ми. Вчерашний и позавчерашний дни
Мецем и Седаном. То были ше
стоили Франции 100 тысяч человек и
девры теоретического искусства
императора. Сегодня утром последний
Генерального штаба, которые
со своими придворными, лошадьми и
почти не оставляли возможнос
экипажами отбыл в Вильгельмсхёэ под
ти для проявления инициативы
Касселем...»
отдельного военачальника. Бит
вы обозревались только с боль
шой дистанции и обходились при этом гораздо меньшей кровью, чем
предшествующие, которые тем не менее принудили французские
армии к капитуляции.
Ход второго периода войны, когда народные войска вновь возник

шей французской республики пытались во время levée en masse26 по
образцу 1793 г. подавить врага, привел германские войска к отдельным
неудачам, но не мог поставить под сомнение их победу. Двадцать
восьмого января 1871 г. было заключено перемирие, 26 февраля после
довал прелиминарный мир. В это время немецкие войска стояли у во
рот окруженной французской столицы и с самого близкого расстоя
ния могли наблюдать восстание пролетариата и гибель Парижской
коммуны. При этом консервативные немецкие политики и военные,
размышлявшие о немецкой социал-демократии, думали о том, что та
кого никогда не должно произойти в Германии.
Франкфуртский мирный договор 10 мая 1871 г., стоивший побеж
денной Франции в основном провинций Эльзас и Лотарингия, а также
контрибуции в 5 млрд франков, показал еще раз, что войны кабинетов,
ведшиеся с ограниченными и рациональными целями, ушли в про
шлое. Бисмарк не мог справиться с общественным мнением, которое,
за малыми исключениями (в частности, председателей СДПГ Виль
гельма Либкнехта и Августа Бебеля), требовало «возвращения старой
немецкой народной почвы», т. е. Эльзаса и Лотарингии, и с прусским
Генеральным штабом, который в качестве цели войны объявил захват
Вогезского гребня и крепости Мец, прибегая к чисто военным обосно
ваниям. При этом ему было совершенно ясно, что его собственная
чисто военная цель, т. е. долговременное устранение опасности войны
на немецкой западной границе, оказалась под угрозой уже с заключе
нием мира.
Параллельно с военными событиями шло политическое объедине
ние воевавших германских государств. Национальное воодушевление
населения и общественное мнение оказывали такое давление на каби
неты южногерманских государств, что для них представлялся при
емлемым только один путь — путь объединения с Северогерманским
союзом в какой бы то ни было форме. Германское единство было осу
ществлено отнюдь не только «сверху», князьями и правительствами,
но также и «снизу», силами буржуазного и либерального националь
ного движения. Поэтому результатом стала не Великая Пруссия, а Гер
манская империя. Отнюдь не князья первыми провозгласили прус
ского короля Вильгельма I германским императором 18 января 1871 г.
в Зеркальном зале Версаля. Это сделала депутация северогерманского
рейхстага, которая уже 18 декабря 1870 г. просила прусского короля
принять императорскую корону. Депутацию возглавлял Эдуард фон
Симеон, который еще в 1849 г. стоял во главе такой же депутации
Национального собрания во Франкфурте-на-Майне, столь позорно
отвергнутой Фридрихом Вильгельмом IV. Новая германская империя

обладала, следовательно, с самого начала двойной легитимацией. С од
ной стороны, она получила согласие глав отдельных германских
государств, а с другой — обоснование благодаря парламентским и пле
бисцитарным процедурам. Такова была двойственность нового гер
манского национального государства, и симптоматичным оказался
контраст между серыми гражданскими костюмами парламентской
делегации, что придало акту нечто приземленно-повседневное,
и блестящими мундирами князей и генералов, сверкание которых оза
рило основание империи.
VI. Каким путем могла бы идти
Германия? Возможные пути
отклонения в немецкой истории
После основания кайзеровской империи в 1871 г. вопрос о том, было

ли необходимо германское национальное государство — и если да,
то в такой ли форме, — казался излишним. Современники и два по
следующих поколения считали государство, созданное Бисмарком,
исторической необходимостью без какой бы то ни было альтернати
вы. И разве не существовало множества аргументов в пользу такой
точки зрения? Разве немцы, «запоздавшая нация» (Хельмут Плеснер),
не наверстывали просто-напросто то, что большинство европейских
наций оставили уже далеко позади? Не говорила ли сила нарастав
шего национального сознания как массовой идеологии в той же мере
в пользу бисмарковского решения германского вопроса, как и аргу
мент экономической модернизации и важности развития экономиче
ских структур? Имеет ли вообще смысл ставить вопрос об историчес
ких альтернативах?
Вопрос этот ставить необходимо, ибо только реконструкция преж
них возможностей и шансов освобождает нас от фаталистической
компиляции истории, позволяя судить о действительном историчес
ком развитии. С точки же зрения политического наблюдателя, накану
не создания империи происшедшее тогда было в действительности
лишь одной из многих возможностей, и даже может быть, не особенно
вероятной.
Существовало много возможностей решения германского вопро
са. Одной из них был созданный в 1815 г. Германский союз, и в пользу
этого говорят серьезные факты: то, что еще сохранилось от имперской
традиции, уважение интересов существующей власти, гармоничность
«Союзного акта», который действительно придавал существенный вес
обеим ведущим державам, но не позволял им, однако, воспользовать
ся своим положением в ущерб остальным германским государствам.
Не в последнюю очередь следует упомянуть также факт заинтересо
ванности европейских держав в сохранении равновесия сил, которо
му, казалось, угрожал любой процесс объединения в Центральной
Европе. Недолговечность Германского союза объяснялась прежде

всего патовой ситуацией в отношениях между Австрией и Пруссией,
препятствовавшей как любой модернизации Союза, так и какой бы то
ни было централизации власти. Кроме того, она объяснялась идеоло
гической отсталостью этого государственного образования, чья леги
тимация и система сохранения власти противостояла идейным тече
ниям XIX в. и творческому осмыслению происходящего.
Вторая возможность решения германского вопроса была испыта
на в 1848—1849 гг.: создание современного, централизованного гер
манского национального государства на основе суверенитета народа и
прав человека. И эта модель оказалась нежизнеспособной — она по
терпела крах как из-за социальной и идеологической разнородности
ее либеральных и национальных движущих сил, так и из-за сопротив
ления европейских держав, воспринимавших распространение не
мецкого национализма за границы Германского союза как револю
цию, направленную против европейской системы равновесия. Но на
поддержку со стороны немецких патриотов не мог надеяться ни один
национальный парламент, отказавшийся от «освобождения» немец
кой ирреденты, Эльзаса и Шлезвиг-Гольштейна.
После неудачи революции 1848 г. не было недостатка и в других
моделях. С момента пробуждения национального движения в 1859 г.
они горячо обсуждались, и у каждой были свои приверженцы. Суще
ствовала великогерманская идея, предполагавшая включение не толь
ко Австрии, но также Богемии и Северной Италии. Из всех идей
именно эта была самой захватывающей, ибо открывала широчайшие
перспективы и эмоционально воздействовала сильнее всего, про
буждая воспоминания о славной истории империи. Тем не менее уже
в начале 60-х годов этот проект оказался наиболее безнадежным. Он
не отвечал — не столь уж безусловно — гегемонистской претензии
Пруссии, а это соответствовало в основном интересам высокопостав
ленной прусской бюрократии, в то время как король и крайне кон
сервативное дворянство вполне уважали привилегии Габсбургов.
Великогерманскому варианту противостояла экономическая целесо
образность прогрессировавшей экономической интеграции в рамках
Таможенного союза, относительная отсталость Дунайской монархии
и ее допотопная меркантилистская экономическая политика. В ос
тальном же Австрия давно уже вступила на путь, ведший за пределы
Германии, — в Италии и на Балканах она была вовлечена во внегер-
манскую торговлю. Если бы многонациональное устройство Австрии
привело к растворению государства Габсбургов в германском нацио
нальном государстве, это вызвало бы неразрешимые проблемы.
КАКИМ ПУТЕМ МОГЛА БЫ ИДТИ ГЕРМАНИЯ?... 109
Возможна была и дуалистическая гегемония обеих ведущих дер

жав в Германском союзе, в пользу которой время от времени выступа
ла Пруссия, пытаясь воплотить ее в концепцию реформы Союза. Это
привело бы к разделению Германии вдоль линии Майна с прусско-
северогерманским союзом на севере и южногерманской федерацией
на юге, управлявшейся из Вены. Еще в 1864 г. Бисмарк предлагал такое
решение германского вопроса, которое могло привести к ликвидации
давнего и затяжного прусско-австрийского конфликта. Это была бы
реалистическая альтернатива в немецкой истории, потерпевшая,
однако, поражение из-за того, что Австрия испытывала небезоснова
тельное недоверие относительно стремления Пруссии к самоограни
чению и опасалась все новых требований со стороны берлинского
правительства.
И наконец, существовала идея триады, с которой выступали сред
не-германские государства, боявшиеся как прусской гегемонии, так и
прусско-австрийского двойного господства. Разве не напрашивалась
идея объединить многочисленные чисто немецкие территории в наци
ональное государство, а Пруссии, как и Австрии, продвинувшимся за
пределы старой империи и обладавшим большей частью ненемецкого
населения предоставить возможности идти своим собственным путем
в качестве европейских держав? Концепция «третьей Германии» на
протяжении столетий входила в число серьезных созидательных эле
ментов немецкой истории — объединение малых и средних террито
рий с целью отпора гегемонистским устремлениям великих держав
и сохранения унаследованных вольностей. «Третья Германия» была
издавна верна империи в том смысле, что имперское устройство каза
лось лучше всего приспособленным для гарантирования прав отдель
ных государств. Существовало, правда, и искушение «прислониться»
к какой-либо великой державе, чтобы противостоять давлению других
держав. Модель Немецкого союза князей 1785 г. под прусским патро
натом была так же допустима, как и союз с негерманской державой —
от Хайльброннского союза 1633 г., в котором доминировала Швеция,
до Рейнского союза под протекторатом Наполеона. С 1859 г. снова да
ла о себе знать идея «третьей Германия», предполагавшая реформиро
вать союзное устройство с помощью усиления федеративных прав
и укрепить компетенцию Союза в противовес ведущим державам
Пруссии и Австрии. Довольно быстро выяснилось, что баварские, сак
сонские и баденские планы реформы Союза так сильно отличаются
друг от друга, что единое выступление средних государств было невоз
можно, но триада имела достаточно сил, чтобы маневрировать между
Австрией и Пруссией и сталкивать друг с другом обе немецкие вели-
кие державы в бундестаге. Впрочем, на основе Союзного акта 1815 г.,

как и прежде, существовало право каждого отдельного государства за
ключать союзы с негерманскими державами. Не исключался и новый
вариант политики Рейнского союза.
Осуществленное в конце концов малогерманское решение гер
манского вопроса под главенством Пруссии было, следовательно лишь
одной возможностью из многих. Ее реализации способствовали Та
моженный союз, слабость Австрии и проявлявшиеся временами
симпатии со стороны либералов. Однако проведение в жизнь такого
решения не было предопределено. Бисмарк признавался в своей при
верженности национальному единству и при этом добавлял: «Если
Германия добьется своей национальной цели еще в девятнадцатом ве
ке, то это представляется мне как нечто великое, а если это случится
через десять или даже пять лет, то будет чем-то исключительным, не
ожиданным даром Бога». Это было сказано в мае 1868 г., почти за три
года до объединения империи. Чтобы это произошло, были необходи
мы по меньшей мере две предпосылки: исключительная международ
ная ситуация, в условиях которой был бы невозможен механизм ин
тервенции системы европейских держав в случае концентрации силы
в Центральной Европе, и осознание прусским государственным руко
водством благоприятности момента.
В результате Крымской войны слаженность «европейского кон
церта» была нарушена, когда Франция и Англия встали на сторону
Турции, подвергшейся нападению России. Они сделали это, руковод
ствуясь не соображениями добродетели, а лишь стремясь помешать
прорыву России в Средиземноморье. Крымская война глубоко взвол
новала общественность обеих сторон, и обе фланговые европейские
державы, Англия и Россия, к концу войны существенно отдалились
друг от друга. В итоге совместное вмешательство, как и в 1848 г. из-за
немецкого вторжения в Данию, стало менее вероятным. Франция же
Наполеона III заигрывала и с Веной, и с Берлином, демонстрируя бес
пристрастность, и надеялась оказаться в случае решающего боя за
Германию третьим радующимся. Тем самым возможность маневра
Пруссии временно возросла, хотя было неясно, до какой степени.
Риск перехода границы с перспективой превращения во второстепен
ное государство в случае неудачи оставался огромным. При ином ру
ководстве прусской политикой, при вмешательстве Франции в войну
1866 г., а России или Австрии в 1870 г. или даже при ином исходе одной
из битв немецкая история совершенно изменила бы свой путь.
VII. Национальное государство
в центре Европы (1871-1890)
Германская империя, основанная в 1871 г. вследствие сражений на полях

Франции, представляла собой союз немецких князей, опиравшийся на
прусское оружие и легитимированный благодаря торжеству национали
стически настроенной немецкой буржуазии. Эта буржуазия в 1848 г. на
прасно пыталась создать национальное государство на основе суверени
тета народа и прав человека. Теперь же воплощение своей мечты о госу
дарстве всех немцев она связывала с силовой политикой Бисмарка.
Основы империи: союз князей, прусское оружие, плебисцитарное
согласие народа — отражались в ее конституции. Последняя предусма
тривала в качестве первой палаты орган представительства немецких
князей, почему, собственно, Германская империя и была не монар
хией, а олигархией союзных монархов. Правда, этому бундесрату про
тивостояло в качестве второй палаты народное представительство,
рейхстаг, избиравшийся в соответствии с революционным имперским
избирательным законом, принятым в 1849 г., на основе свободных, рав
ных и тайных выборов всеми немецкими мужчинами начиная с 25 лет.
Законы должны были приниматься совместно обеими палатами. Кон
ституция оказалась документом, достаточно хорошо сбалансирован
ным международным (Volksstaat) и авторитарным государством. Прав
да, в этой конструкции был и третий элемент, представлявший подлин
ную опору государственной власти, — армию и систему управления, на
которые не распространялось право вмешательства со стороны парла
мента, ибо они оставались княжеской прерогативой. А так как три пя
тых административного аппарата состояло из прусских чиновников и,
главное, прусская армия была основной составной частью имперской
армии, которая подчинялась прусскому королю как главнокомандую
щему союзными войсками, то существовала и решающая сила —
власть прусского короля, в руках которого находился союзный прези
диум, и сам король в этом качестве назывался «германским императо
ром» (статья 11). В действительности же Вильгельма I с Францем II Габ
сбургом, сложившим с себя корону императора «Священной Римской
империи», не связывали какие бы то ни было государственно-право-
вые отношения, равно как и великопрусское, малогерманское нацио

нальное государство не имело ничего общего с тем транснациональ
ным образованием, которое представляла собой былая «Священная
Римская империя германской нации». Однако сознание приверженцев
немецкой национальной идеи, преимущественно либеральной буржу
азии, формировалось на протяжении поколений под воздействием об
разов и мифов романтического, обращенного в прошлое, утопического
представления о воссоздании германского имперского величия, якобы
существовавшего в Средние века. Этот миф оказался столь силен, что
никакое национальное государство немцев не могло быть легитимиро
вано без ссылки на него — к весьма сильному неудовольствию Виль
гельма I, который в императорском титуле усматривал лишь уступку
духу времени и полагал, что с провозглашением императора в Версале
старая Пруссия будет похоронена.
Итак, возвышение нового государственного образования оказалось
обеспеченным в идеологическом отношении, но то же можно сказать и
об экономическом аспекте. Не в последнюю очередь благодаря контри
буции, полученной с Франции, Германскую империю с конца войны ох
ватила настоящая лихорадка создания фирм и спекулятивная горячка.
Промышленные мощности расширялись без какой бы то ни было гаран
тии их рентабельности, и в кратчайшие сроки создавались огромные со
стояния. В связи с «грюндерским бумом» облик Германии изменился.
Стародавняя простота прежнего высшего слоя общества, выраженная
прусским девизом «Более быть, чем казаться» и продиктованная недо
статком средств, исчезла. Она уступила место чрезмерной помпезности
и кичливости нуворишей, качествам, проявлявшимся как в архитектуре,
так и в мебели, как в гардеробе, так и в стиле жизни в целом. Вильгельм I,
упрямо сохранявший свой простой, присущий бидермайеру, образ жиз
ни, со своей резиновой ванной, раз в неделю доставлявшейся из гости
ницы в замок27, которая стала притчей во языцех, пытался воспроти
виться духу нового времени. Для этого он стремился стать образцом со
ответствующего поведения для своих подданных, а в сфере управления
и в отношении офицерского корпуса прибегал к приказам. При этом им
ператор производил впечатление какого-то ископаемого. Хотя вслед за
восторгами грюндерства в связи с коллапсом на Венской бирже в 1873 г.
наступил крах, и за одну ночь огромные состояния обратились в ничто.
Несколько лет спустя раны зарубцевались, барометр экономики вплоть
до Первой мировой войны указывал на непрерывное повышение пока
зателей, а значит и на рост и благосостояние подданных.
Не только общество меняло свой облик. Благодаря успехам эконо
мического развития Германия окончательно превратилась из аграр-
НАЦИОНАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО В ЦЕНТРЕ ЕВРОПЫ (1871 - 1890) 113
ной страны в промышленную. Там, где полвека назад пейзаж страны

определяли деревни и маленькие сонные городки, теперь формирова
лись мощные городские конгломераты и обширные промышленные
ареалы. Например, Эссен, еще в 1850 г. представлявший собой уют
ный провинциальный город с 9 тыс. жителей, через пятьдесят лет
насчитывал 295 тыс. горожан, т. е. численность населения возросла
в 33 раза. Была завершена прокладка сквозных железнодорожных ли
ний от Ахена до Кенигсберга, от Гамбурга до Мюнхена, единое эконо
мическое пространство Германии стало такой же действительностью,
как и политическое единство страны, если не считать того, что между
индустриальным западом Германии и колонизированными землями
к востоку от Эльбы разверзалась еще более широкая пропасть. Пере
ехав железнодорожный мост через Эльбу около Магдебурга, можно
было внезапно снова очутиться в аграрном мире, посреди широких
ржаных полей, принадлежавших хозяевам имений. Только иногда то
здесь, то там в этот пейзаж вносили разнообразие господские дома и
деревни с устремленными в небо кирпичными колокольнями.
Этому контрасту соответствовала и стратификация нового общест
ва. Наиболее привилегированным слоем было землевладельческое дво
рянство, занимавшее в соответствии с конституционным устройством
империи и земель прочные позиции, при том что его экономическая ос
нова, поместное хозяйство, быстро теряла значение. Наряду с прежним
образованным бюргерством и бюргерством, занятым в управленческом
аппарате, появилась новая буржуазия, либерально или либерально-кон
сервативно настроенные собственники, — экономическая опора импе
рии и подлинная опора германского национального государства. Суще
ствовала и мелкая буржуазия — ремесленники, над которыми тяго
тел постоянный страх перед конкуренцией машин и превращением
в обезличенный пролетариат. Поэтому мелкая буржуазия становилась
восприимчивой к лозунгам антисоциалистических и шовинистических
движений. И наконец, существовала все увеличивавшаяся масса фаб
ричного пролетариата, который обретал свою идентичность в качестве
четвертого сословия и объединялся в организации социал-демократии,
а в католических областях — в партию Центра и соответствующие
профсоюзы. Впечатления, вызванные формированием классового об
щества, усиливались контрастом, который существовал в городах: в за
падной части утопали в зелени виллы предпринимателей, а на востоке,
куда ветер доносил зловонные испарения промышленных предприятий
и больших скоплений людей, — каменное море домов-«казарм».
Это огромное разнообразие пересекавшихся и боровшихся друг
с другом социальных и экономических интересов облекалось в партии,
Плакат компании A£G. Берлин.

Луи Шмидт, 1888 г.
Искусственное освещение было одним только изобретение электрической лам
из символов индустриальной револю пы накаливания в 1879 г. американским
ции. «Превратить ночь в день» означало техником Томасом Алвой Эдисоном
преодолеть границу ночи. Уже в XVIII в. принесло окончательный триумф ис
в некоторых городах в общественных кусственному свету. В 1880—1920 гг.
местах появились смоляные и масляные электричество стало неотъемлемой чер
лампы; мерцающий свет зловонного той цивилизации современного крупно
газа освещал города с 1830 г. Однако го города.
массовые организации и союзы по интересам, усиливалось воздейст

вием политических и социальных аутсайдеров. С возникновением но
вого германского национального государства появилась проблема
меньшинств. Существовали большие группы французского, польского
и датского населения, и жаркие споры вызывал вопрос о роли немец
ких евреев. «Внутренняя консолидация рейха», т. е. национальное при
мирение между различными группами, представляла собой важней
шую внутриполитическую проблему Германской империи. Механизм
господства Бисмарка был направлен на решение этой проблемы с по
мощью сегрегации и объявления «врагами империи» значительных
групп населения, не поддававшихся интеграции в соответствии с уста
новками монархического авторитарного государства.
РОСТ КРУПНЫХ ГОРОДОВ В XIX в.

Перенаселение и трудности получе 1800 г. в сельской местности жило
ния работы на селе, прежде всего в еще почти 90% населения, а в круп
Восточной Германии, на протяжении ных городах только 5%, то в 1871 г.
XIX в. повлекли за собой массовую уже 50% населения проживало в го
миграцию из деревни. Если около родах.
1800 г. 1850 г. 1880 г. 1900 г. 1910 г.
Берлин 172 419 1222 1889 3730

Гамбург 130 132 290 706 932
Мюнхен 30 ПО 230 500 595
Лейпциг 40 63 149 456 588
Дрезден 60 97 221 396 547
Кёльн 50 97 145 373 516
Бреслау 60 114 273 423 512
Франкфурт-
на-Майне 48 65 137 289 415
Дюссельдорф 10 27 95 214 358
Эльберфельд-
Бармен 25 84 190 299 339
Нюрнберг 30 54 100 261 333
Шарлоттенбург 30 189 305
Ганновер 18 29 123 236 302
Эссен 4 9 57 119 295
Хемниц 14 32 95 207 287
Дуйсбург-Дортмунд 67 143 214
Киль 7 15 44 108 211
Мангейм 53 141 193
В числе таких «врагов» сначала была партия Центра, парламентское

орудие политического католицизма, с середины века оказывавшего
упорное сопротивление политическим и культурным централиза-
торским усилиям прусско-протестантского государства. «Культур-
кампф»28, который, как казалось со стороны, не занимался ничем иным,
кроме государственного надзора за школьным образованием и замеще
ний должностей священников, был в действительности попыткой прус
ско-германского авторитарного государства провести национальную
медиатизацию29 собственных политических устремлений немецкого
католицизма с его транснациональными аспектами. И это полтысячеле
тия спустя после того, как французское и английское государства вели
борьбу против церкви. С конца же 70-х годов к этому добавилась борь
ба против социал-демократии. Август Бебель, председатель фракции
СДПГ в рейхстаге, смертельно напугал правящих и имущих, заявив
25 мая 1871 г., что Парижская коммуна — «маленькая стычка передовых
отрядов» в сравнении с тем, что еще ожидало современников в отноше
нии социальных революций. Закон против социалистов, принятый
в 1878 г., был ответом государства на боевой вызов со стороны «партии
крамолы», даже если он и выглядел почти безобидным по сравнению
с мерами подавления, принимавшимися в XX в. Как бы то ни было,
фракция СДПГ в рейхстаге продолжала существовать и усиливалась от
выборов к выборам. С другой стороны, имперское правительство, что
бы сделать из неимущих социалистов консервативных рантье, с 1880 г.
шаг за шагом вводило государственное социальное страхование, став
шее примером для всей Европы. Социальная политика, образцовая для
Европы, хотя и полностью выдержанная в духе остэльбского патерна
лизма, оказалась безуспешной, так как после отмены закона против со
циалистов в 1890 г. приток в ряды СДПГ значительно усилился.
Новое государство нуждалось, однако, не только во внутреннем ук
реплении. С точки зрения европейских соседей, его существование от
нюдь не подразумевалось само собой, достаточно было бросить беглый
взгляд на карту континента. Объединяющаяся Центральная Европа
была новым и непривычным элементом в системе европейских госу
дарств и воспринималось как потенциальная угроза существующему
на континенте равновесию. Лидер британской оппозиции Бенджамин
Дизраэли выразил общее беспокойство, царившее в кабинетах
в Санкт-Петербурге, Париже и Лондоне, сказав, что создание прусско-
германской империи представляет собой революцию, большую, неже
ли Французская революция прошлого века, а связанные с этим опасно
сти для будущего в высшей степени серьезны. Самая главная забота
Бисмарка заключалась в том, чтобы показать внешнему миру, что им-
перия «удовлетворена», что бурлящий немецкий национализм канали

зирован и обезврежен, европейская система упрочена и ей ничто не
угрожает. В действительности великогерманская мечта, окрылявшая
поколения немецких либералов, после 1871 г. с ошеломляющей быст
ротой утратила свое значение. Бисмарк привел в уныние немецкую
ирреденту в Восточной Европе, вызывавшую опасение у Австрии и
России, а «союз двух императоров», заключенный в 1879 г. между Гер
манской империей и Австро-Венгрией, показал, что оба германских
государства могли сблизиться, несмотря на битву при Кёниггреце, не
расшатывая тем самым общеевропейскую систему.
В июне 1877 г. Бисмарк сформулировал в своей «Киссингерской
памятной записке» курс немецкой внешней политики. Согласно этому
курсу, следовало добиваться того, чтобы все европейские державы,
кроме Франции, были в состоянии сотрудничать с Германской импе
рией, и не допускать коалиций, направленных против нее. Чтобы
избежать этого, по словам Бисмарка, «cauchemar des coalitions», кош
мара коалиций, империя взяла на себя роль «честного маклера» в от
ношениях между остальными державами. Кульминационным момен
том такой политики стал Берлинский конгресс 1878 г., на котором под
сильным влиянием германского рейхсканцлера была стабилизирова
на ситуация, сложившаяся в Европе, и опасность новой большой евро
пейской войны за обладание Балканами оказалась устраненной.
Но эта политика, без сомнения, оставалась своего рода трюком,
ибо она требовала не только политического самоограничения, которое
было трудно осуществить вопреки экспансионистскому духу времени.
Экспансионистские настроения воплощались в идеях националис
тических сил, интересах промышленников, а промышленники стре
мились выйти далеко за пределы прежнего Германского таможенного
союза и призывали к завоеванию сфер влияния и колоний, или также
в позиции империалистически настроенных либералов, желавших об
рести могущество на морях и статус мировой державы. Прежде всего
проведение такой политики требовало от государственного деятеля
необычайных способностей, чтобы центральноевропейское государ
ство могло уравновешивать антагонистические интересы европей
ских держав и, кроме того, препятствовать Франции в создании коали
ций против Германии. Для этих целей был создан германо-австрий
ский двойственный союз, к которому впоследствии присоединились
Италия, Румыния, а периодически присоединялась и Сербия, которые
обхаживали Россию, что привело в 1881 г. к заключению договора трех
императоров и, наконец, в 1887 г. к заключению двустороннего герма
но-российского договора перестраховки, формально открывавшего
Санкт-Петербургу путь к Дарданеллам. Но такая политика оставалась

в высшей степени сложной «игрой с пятью шарами», нацеленной, по
словам Бисмарка, на то, чтобы «один меч удерживал другой в ножнах».
Такая цель все более оказывалась под вопросом во всех европейских
государствах в результате воздействия внутриполитических сил и тен
денций. Это касалось не только Германии, но и, например, Франции,
где идея реваншистской войны против Германской империи и воз
вращения Эльзаса и Лотарингии была столь популярна, что ни одно
правительство не могло с ней не считаться. То же самое касалось
и России, панславистское движение которой угрожало турецким и
австро-венгерским интересам. Германия оказывалась между Россией
и Францией, и прежняя ситуация, в которой находилась Пруссия, —
страх перед войной на два фронта — возникла вновь. Опасность объ
единения фланговых держав Европы за счет государств, расположен
ных в середине континента, была очевидной.
Отставка Бисмарка, последовавшая 20 марта 1890 г., не имела не
посредственного отношения к его внешней политике. Он поссорился
с Вильгельмом II, который стал германским императором в 1888 г. в ка
честве преемника своего отца, «стодневного кайзера» Фридриха III*,
и воспринимал могущественного «железного канцлера» как тягост
ную обузу. Острые разногласия возникли между императором и канц
лером по социальному вопросу. Вильгельм II стремился к разрешению
социальных противоречий, и враждебность Бисмарка к социал-демо
кратии досаждала ему. Кроме того, рейхстаг не проявлял готовности
продлевать принятый в 1878 г. Исключительный закон против социа
листов, действие которого истекало в 1890 г., и канцлер оказался в не
выгодном положении. В последние дни его пребывания на посту встал
также вопрос о продлении германо-российского договора перест
раховки, важнейшей опоры системы союзов Бисмарка. Отсутствие
у кайзера интереса к продлению договора ускорило отчуждение меж
ду ним и канцлером. С отставкой Бисмарка закончилась эпоха, с кото
рой была связана попытка проводить политику дореволюционного
стиля в эру массовых эмоций, становившихся все более действенной
силой в политическом отношении. Это была политика возможного пе
ресечения интересов участников, проводившаяся рациональными
средствами и с ограниченными целями. Но именно такая политика и
создала предпосылку для дальнейшего существования германского
национального государства в центре Европы.
* Будучи смертельно больным, скончался в 1888 г. после 100 дней правления.

VIII. Внутренняя консолидация
империи и мечта о мировой
державе (1890-1914)
Вильгельм II во многих отношениях воплощал дух новой эпохи. Пред

ставляя собой полную противоположность своему деду Вильгельму I,
он был человеком, позировавшим перед обществом, блестящим и про
изводившим впечатление. Студентом в Бонне он усвоил, что знание —
сила, кадетом в Потсдаме обрел склонность к ярким армейским атри
бутам и прославлению Пруссии. Человек с блестящими дарованиями,
феноменальной памятью и острым умом, но воспитанный в атмосфе
ре крайнего ханжества и настроенный романтически до абсурда, к то
му же испытавший душевную травму из-за искривленной руки и вли
яния властной матери, — таков был новый император. Оставаясь и на
посту главнокомандующего надменным вечным кадетом, мечтателем,
влюбленным в технику, основывавшим большие научно-исследова
тельские институты и предпочитавшим одеваться наподобие Фридри
ха Великого или «великого курфюрста», этот человек играл многочис
ленные роли, но не имел определенной идентичности. Вильгельм II яв
лял собой ходячий символ народа, над которым он властвовал.
Его вступление на престол в 1888 г. означало новый этап в истории
Германской империи. Символическая смена скромного Вильгельма I,
чувствовавшего себя всецело прусским королем и ненавидевшего им
ператорскую горностаевую мантию, его внуком, любившим роскошь,
экзальтированным и романтичным, совершенно вне исторического
контекста видевшим себя преемником средневековых кайзеров, соот
ветствовала коренному изменению настроений в государстве. Кто-то
может объяснить это экономическими переменами. После десятиле
тий свободной торговли, которая была одним из важнейших догматов
веры либеральной буржуазии, с середины 70-х гг. XIX в. представите
ли западногерманской тяжелой промышленности потребовали введе
ния таможенной защиты от конкуренции зарубежных товаров. Ввиду
возраставшего во всем мире перепроизводства зерна к этому требо
ванию присоединились и остэльбские землевладельцы. В результате
долгой публицистической и парламентской борьбы возобладали про-
текционистские интересы и стоявшие за ними политические и обще

ственные силы. Буржуазный национал-либерализм, в первое деся
тилетие существования рейха опора политики Бисмарка, все более
оттеснялся в оппозицию; на передний план выходили консервативные
партии. Так, несмотря на растущий экономический вес, либеральная
буржуазия теряла политическое влияние, в то время как остэльбские
аграрии, опиравшиеся все еще на дворянское землевладение, приоб
ретали более важную не только политическую, но и общественную
роль вопреки снижению своего экономического значения.
Наряду с этим шло усиление внутриполитического значения ар
мии, и без того свободной от парламентского контроля и подчиняв
шейся только суверену. Она рассматривала себя как единственного
гаранта государства и монархии, причем от посягательств не только
внешнего, но и внутреннего врага, т. е. социал-демократов, католиков
и либералов. В результате оказалось, что образ прусского военного во
зобладал в общественном сознании над буржуазным либерализмом.
Гражданская добродетель образованной и имущей буржуазии —
столь важная для германской истории XIX столетия — теряла свой эта
лонный характер, а уважение завоевывали манеры говорить и дер
жаться, свойственные прусскому гвардейскому лейтенанту. Конечно,
в немецкой провинции, прежде всего в резиденциях и бюргерских го
родах «третьей Германии», а именно в Южной Германии, сохранились
более простые бюргерские нравы первой половины века, но немецкое
самосознание определялось возраставшим политическим значением
прусской триады: «императорский двор, двор имения и двор казар
мы». К сказанному добавлялась высокая оценка населением армии (со
времен объединительных войн) — она была гордостью нации. Такое
уважение к армии переносилось на каждого военнослужащего и по
вышало его репутацию в социальном окружении. Поэтому всеобщая
воинская повинность ощущалась не как тягота, а как награда и соци
альный шанс. Оружие и военную форму идеализировали, окружая
романтическим блеском, который усиливали в литературных произве
дениях и периодике, за исключением некоторых либеральных и соци
алистических газет. В гражданской жизни также считалось важным
пройти «служение в армии». Чиновники и учителя обретали самосо
знание на основе статуса офицеров запаса и переносили нормы, ус
военные в армии, на ведомства и школы. Нельзя было избежать влия
ния «духовного милитаризма» на формирование политических оце
нок — сначала у подданных, потом и у правящих.
Однако этого было недостаточно, для того чтобы сформировать
полноценный общественный образ жизни — за напыщенными мане-
ВНУТРЕННЯЯ КОНСОЛИДАЦИЯ ИМПЕРИИ И МЕЧТА О МИРОВОЙ ДЕРЖАВЕ [1890-1914) 121
рами отсутствовало содержание. Поверхностные жизненные прояв

ления служили сокрытию этого недостатка, скорее ощущавшегося,
нежели осмысливавшегося. В архитектуре появился стиль необарок
ко. Типичным для него стало возведение Отто Рашдорфом на рубеже
XIX—XX вв. массивного, вычурного, совершенно непропорциональ
ного сооружения вместо построенного за 60 лет до этого Карлом
Ф. Шинкелем небольшого и скромного Берлинского собора. Стоит
сказать и о потоке символов и аллегорий, произвольность которых
свидетельствовала об отсутствии какой бы то ни было внутренней
духовной связи нации. Парадность, за которой просматривались не
уверенность и чувство, что все это недолговечно, — таков был знаме
натель «вильгельминизма».
Важнейшая причина подобного мировосприятия заключалась в том,
что «внутренняя консолидация» империи не происходила. Германия
оставалась внутренне раздробленной, старый раскол по территори
альному и конфессиональному признакам преодолевался за краткое
время в столь же малой степени, сколь и социальные противоречия
между промышленностью и сельским хозяйством, дворянством и бур
жуазией, капиталом и трудом, возникшие в ходе индустриализации.
Политические партии, которым следовало обратить внимание на
данные противоречия и сглаживать их, сделать это оказались не в со
стоянии, и не в последнюю очередь потому, что они в соответствии
с германским конституционным устройством не были обремене
ны политической ответственностью, а следовательно, и стремлением
к компромиссу. Потому-то партии направляли усилия больше на со
здание философско-идеологических программ, чем на осуществле
ние прагматической политики. Они являлись для своих привержен
цев скорее заменой церкви, нежели представительством интересов.
Немецкую партийную систему отличало проявление непримиримых
антагонизмов, лабиринт траншей и сохранение позиций круговой
обороны.
При этом ощущалось воздействие организованных групповых инте
ресов. Прежде всего с начала длительной фазы дефляции после 1873 г.,
с конца экономического бума и начала эпохи длительного отмирания
либерализма возникли объединения, выражавшие интересы промыш
ленников и аграриев. Это были Немецкий сельскохозяйственный совет,
представлявший малые и средние прусские предприятия, а затем като
лическое Центральное объединение крестьянских союзов. В политиче
ском отношении они находились в тени основанного в 1893 г. Союза
сельских хозяев, который выражал в основном интересы остэльбских
аграриев, возглавлявшихся крупными землевладельцами. Представи-
тели этого союза работали в министерствах не менее успешно, чем

в парламентах, но в первую очерель действовали в окружении импера
торского двора и прусского государственного министерства.
На уровне промышленности вышеперечисленным организациям
соответствовали Центральный союз немецких промышленников и на
ряду с ним основанный в 1895 г. Союз промышленников. Первая из на
званных организаций представляла интересы экспортеров, вторая —
тяжелой промышленности.
Так возникали все экономические и общественные группировки,
вплоть до рабочих профсоюзных организаций — социал-демократи
ческих «свободных профсоюзов» и католических «христианских
профсоюзов». Все вместе они представляли собой сложные, в высшей
степени заорганизованные образования, объединенные в отраслевые
и центральные союзы, рядом с которыми вырисовывалась густая сеть
экономических объединений со множеством картелей в сфере произ
водства, сбыта и цен. В отношениях между ними, как и между партия
ми, преобладало взаимонепонимание, т. е. глубоко укоренившаяся не
способность к социальному и политическому компромиссу. Там, где
был бы необходим common sense30 или обращение к ценностям более
высокого порядка, в общественной системе господствовала заряжен
ная идеологическими стереотипами борьба всех против всех. Система
несла на себе отпечаток имперско-немецкого национализма. Он про
никал глубоко в ряды рабочего движения, несмотря на все интернаци
оналистские заверения социал-демократии.
Однако этот национализм становился бледным и пошлым. С осно
ванием империи исчезла утопия, придававшая двум поколениям не
мецких патриотов как смысл и масштаб политического действия,
так и идентичность, а место утопии заняла экономика. Чего не было,
так это буржуазной культуры common sense, общепринятых обычаев
и само собой разумеющихся процедур, регулировавших политичес
кую культуру западных соседей Германии. Кроме того, отсутствовала
объединяющая идея, которая указывала на будущее, выходя за грани
цы современности.
Существовала, таким образом, лишь одна инстанция, которая
была в состоянии уменьшить остроту достаточно драматичной обще
ственной ситуации, фокусируя на себе все усилия по разрешению
конфликтов, включая проблемы общественного сознания и идентич
ности. Речь идет о государстве, прусско-германском авторитарном,
управляющем, воспитывающем и распределяющем государстве, кото
рое заявляло о своей ответственности за всех и вся, от социального
попечения до порядка на кладбищах. Его институты, его управленче-
ВНУТРЕННЯЯ КОНСОЛИДАЦИЯ ИМПЕРИИ И МЕЧТА О МИРОВОЙ ДЕРЖАВЕ (1890-1914) 123
ский аппарат и прежде всего его армия служили идеологии, возвы

шавшейся над противоречиями интересов, имевшимися в обществе,
и представлявшей идею всеобщего благополучия. Это была в корне
антидемократическая, авторитарная идея. И роль государства оказы
валась масштабнее, чем роль существовавшего народного представи
тельства, рейхстага, который считался местом болтовни и распрей и
потому обладал малым авторитетом. По словам одного консервативно
го политика, император должен был иметь возможность в любой мо
мент распустить парламент с помощью лейтенанта и десятка солдат.
Насколько глубоко укоренился образ «государства-отца», стоящего
над безответственным народом и его распрями, не в последнюю оче
редь демонстрировала немецкая социал-демократия, которая претен
довала на осуществление крупного контрпроекта по отношению к это
му государственному образованию. На деле же она как по духу, так и
по структуре предельно копировала государственную организацию.
Нет худшего врага для нас

Невежества народных масс.
Это не девиз прусской канцелярии, а слова из социал-демократи

ческой «Рабочей Марсельезы».
Глубокие трещины, прошедшие по вильгельмовской Германии,
просматривались и в тех областях, которые наряду с блеском и славой
оружия составляли славу империи — в науке и искусстве. В сфере
культуры эпоху характеризовали резкие противоречия: академизм
и помпезность — с одной стороны, авангард — с другой. Никогда анта
гонизмы не проявлялись так отчетливо. Например, Новая ратуша
в Ганновере, выполненная в стиле необарокко, появилась тогда же,
когда и конструктивистский турбинный зал работы Петера Беренса
в Берлине или фабрика «Фагус» в Альфельде, спроектированные
Вальтером Гропиусом, — легкое и светлое функциональное сооруже
ние из стекла и стали. В конце XIX—XX вв. получил развитие стиль мо
дерн, скорее выражение кризиса, нежели средство его преодоления,
явление, не имевшее перспектив творческого развития.
В живописи доминировали, с одной стороны, академические мэт
ры изобразительного искусства, которым покровительствовал двор,
например Антон фон Вернер или Ханс Макарт. Пышность и фотогра
фическая точность работ этих живописцев почиталась высшей добро
детелью. С другой стороны, заявили о себе художники-авангардисты,
приверженцы мюнхенского, венского и берлинского «Сецессионов»,
групп «Голубой всадник» и «Мост». Такие художники, как Франц
Марк, Густав Климт и Макс Либерман, представляли модерн. Две тен

денции, символами которых служили Вагнер и Брамс, противостояли
друг другу и в музыке. Иоганнес Брамс, приверженный традиции про
тестантской самоуглубленности, идущей от Шюца и Баха, пытался
соединить выразительные способности романтизма со строгостью
формы, свойственной старой полифонии. Современники считали его
музыку «академичной». На другом полюсе возвышалась фигура Ри
харда Вагнера, который стремился осуществить прорыв к целостному
художественному произведению и уже начал отказываться от тради
ционных музыкальных форм. Вагнер был одним из великих револю
ционеров в истории музыки (кстати, в 1848 г. он стоял на баррикадах
в Дрездене), но постоянно растущая часть его массовой аудитории
ложно интерпретировала творчество композитора в реакционном ду
хе, чему способствовал историзирующий и героизирующий материал
для сюжетов его опер. Вслед за обоими этими гигантами в истории му
зыки на одной стороне появились поздние романтики, Ферручо Бузо-
ни и Антон Брукнер, на другой — новаторы Густав Малер и Рихард
Штраус. Обеим линиям развития было суждено снова соединиться
в смелой музыке Арнольда Шёнберга. Правда, Вагнер пользовался
благосклонностью сильных мира сего — баварского короля Людви
га II, а потом и Вильгельма II, охотно видевшего в себе нового Лоэнгри-
на. Напротив, Рихарда Штрауса он не осилил. «Для меня это не музы
ка!» — заявили их величество и в 1910 г. возмущенно покинули еще до
окончания спектакля берлинскую премьеру оперы «Кавалер розы».
Столкновение традиции и современности происходило повсемест
но. Такие драматурги, как Герхарт Гауптман или Георг Кайзер, вторг
лись на сцену театра классического репертуара. В области литературы
противостояли друг другу, словно разделенные столетиями, такие фи
гуры, как крайне консервативный Теодор Фонтане и экспрессионист
ски настроенный, еще студентом погибший в результате несчастного
случая, поэт Георг Хайм. Подъем и упадок уравновешивали друг дру
га, но эпохе было свойственно глубоко укоренившееся ощущение
того, что мир и общество полностью изменятся в течение самого ко
роткого времени. Ощущение это болезненно подрывало буржуазное
благополучие вильгельмовского государства. Карл Маркс и Фридрих
Энгельс, а вслед за ними крупные и менее выдающиеся мыслители-
социалисты пророчили социальную революцию, «большой крах»
(Вильгельм Либкнехт) еще при жизни поколения. Фридрих Ницше по
стулировал «переоценку всех ценностей» и предсказал появление
«сверхчеловека», действующего вне зависимости от морали, ведомого
«волей к власти», в то время как Артур Шопенгауэр проповедовал бур-
ВНУТРЕННЯЯ КОНСОЛИДАЦИЯ ИМПЕРИИ И МЕЧТА О МИРОВОЙ ДЕРЖАВЕ ( 1890 - 1914) 125
Плакат Международной
художественной выставки
Союза изобразительных
искусств Мюнхена
(«Мюнхенский сецессион»).
Франц фон Штук, 1898 г.
Академической живописи Ан
тона фон Вернера или Виль
гельма Блайбтроя, которую
ценило и поддерживало госу
дарство, противостояли новые
художественные течения, по
лучавшие стимулы для разви
тия, прежде всего из Франции,
например символизм, импрес
сионизм, модерн. Основанные
в 1892 г. в Мюнхене и в 1898 г.
в Берлине «Сецессионы» были
союзами художников, в кото К UN? [/^•Ч ·
рые входили такие представи
тели модерна, как Ловис Ко-
ринт, Франц фон Штук и Макс
Либерман. Выполненные ими
выставочные плакаты в своей
стилизованной простоте пред
ставляли собой осознанный
контраст с «вильгельминиз-
г.
мом».
жуазии своего столетия, верившей в прогресс, бессмысленность ми

ровой истории. Позитивистская вера в разум подвергалась атаке и
с другой стороны: в героических, антибуржуазных видениях будуще
го, созданных Рихардом Вагнером и в не меньшей степени в результа
те открытия Зигмундом Фрейдом подсознательного и инстинктивного
как единственного человеческого свойства.
Среди буржуазной молодежи, воспринимавшей belle époque31 как
время мещанской пресыщенности, бездуховной мании величия, но
вые пророки нашли массу последователей. В отличие от поколения
родителей, пережившего основание империи и теперь взиравшего на
Добыча угля Производство чугуна

100 % юо
I
80 80
У 1 ггПгЯ ШШ
60 60 h
40
20
Годы Годы
1800 1840 1860 1891- 1911- 1800 1840 1860 1891- 1911-
1900 1913 1900 1913
Добыча угля и производство чугуна

в Англии, Германии и США в 1800-1913 гг.
Развитие немецкой тяжелой промышлен черная металлургия была обязана своим
ности создало основу для экономическо ростом как запасам угля, так и железной
го подъема Германии после 1871 г. По руде Лотарингии. В 1910 г. Германия, вы
добыче угля Германии никогда не удава плавив 14,8 млн τ стали, обогнала своих
лось догнать своего экономического со европейских конкурентов; производ
перника Англию, но по темпам роста она ство стали в Англии составило в том же
сумела сравняться с США. Немецкая году 10,2 млн т.
политические и материальные успехи Германии, преисполнясь гордо

сти и повторяя вслед за императором «Достигнуто!», большая часть
молодежи ни в чем не была убеждена так, как в пустоте и лживости
вильгельмовского государственного строя. То, что происходило в умах
и душах этого поколения, абстрактно можно описать как ответ на на
сильственные общественные и технические изменения индустриаль
ной эпохи. Шок, вызванный ими, наступил с опозданием, и реакцией
стала паника, отчуждение, «утрата баланса равновесия» (Verlust der
Mitte) (Ханс Зедльмайр). Поиск серьезных альтернатив вел к ради
кальным выводам. Намечался резкий отход от ценностей родителей —
либеральность, умеренность, формы общественного бытия, вера в ра
зум и добро, буржуазную цивилизацию подвергались полному отри
цанию. Родители были консерваторами, национал-либералами или
свободомыслящими, сыновья и дочери становились националистами,
социалистами или нигилистами, а то и примыкали к различным моло
дежным движениям, например к «Перелетным птицам»32 (образовано
в гимназии берлинского района Штеглиц). Совершая бегство от мрач

ной действительности, молодежь демонстрировала презрение к поли
тике вообще вместе с относящейся к ней культурой. Эксперименты
с антибуржуазной культурой расцвели пышным цветом: возникали
колонии и коммуны, причем друг друга уравновешивали антимеркан
тильное воодушевление искусством, требование общности, характер
ное для молодежного движения, и аграрно-романтические черты. От
Монте-Верита под Асконой до Ворпсведе33 и Эмсланда расцветали со
общества, в которых предполагалось возобновить прежнее единение
между человеком и природой. Анархистские, проникнутые идеями ре
форм повседневной жизни, и антропософические оазисы сопернича
ли друг с другом за создание нового человека, и все это имело полно
кровный, живой характер. Цивилизационное пресыщение, ожидание
чего-то совершенно нового — такая почва, формировавшая духовную
позицию, должна была облегчить буржуазной молодежи в августе
1914 г. выступление в поход, движение в ожидаемый апокалипсис.
В основном это была та же молодежь, которая заполняла ауди
тории университетов и высших технических школ, которая могла пре
тендовать на никогда прежде не наблюдавшееся мировое призна
ние. А численность студентов росла непрерывно. Рост прекратился
к 1860 г., но затем вновь взметнулся с 11 тыс. около 1860 г. до 60 тыс.
накануне Первой мировой войны. В числе студентов было около 4 тыс.
девушек, которых, правда, стали принимать в высшие учебные заведе
ния на регулярной основе только с 1908 г. Образование, прежде всего
высшее, было, как и прежде, входным билетом, обеспечивавшим до
ступ к привилегированным, более доходным и престижным в социаль
ном отношении профессиям. Государство содействовало наблюдав
шейся тенденции, ибо университеты, прежде всего расширявшиеся
юридические факультеты, поставляли способных чиновников, а выс
шие технические школы — кадры, обеспечивавшие экономический
подъем, который стал основой все возраставшей мощи и международ
ного значения Германской империи.
«Знание — сила» — данное положение имело важное значение
как для государства, так и для индивида. Оно было хорошо воспринято
рабочими массами, для которых общественное освобождение вырас
тало из собственных образовательных усилий. Рабочие просветитель
ные союзы представляли собой народные высшие школы в истинном
смысле слова. Однако государство организовывало не только школы и
высшие школы, содействовало им, но также инициировало создание
самых современных, крупных научно-исследовательских институтов,
которые занимались проблемами естественных наук, чтобы превзой-
ти английскую, французскую и американскую науку. Основанное

в 1911 г. в Берлине Общество кайзера Вильгельма, финансировавшее
ся отчасти государством, отчасти крупными промышленниками, про
водило фундаментальные и прикладные исследования в не виданных
до сих пор масштабах. До 1918 г. из его институтов вышли пять лауре
атов Нобелевской премии: Альберт Эйнштейн, Макс Планк, Эмиль
Фишер, Фриц Хабер и Макс фон Лауэ. Вильгельм II не упустил случая
лично открыть первый институт. Романтик в кирасе и каске с орлом,
мечтавший о средневековом великолепии императора и оказывавший
покровительство big science34, воплощал всю противоречивость эпохи.
Маленькая Центральная Европа казалась слишком тесной для ог
ромной экономической и политической динамики. Ограничение в раз
витии, связанном только собственным внутренним пространством,
воспринималось немецкой буржуазией как унижение, а по сравнению
с европейскими соседями и как дискриминация. До сих пор нацио
нальной политикой считалось осуществление объединения Германии,
а вслед за тем внутренняя консолидация империи. Но с 90-х годов гер
манская политика выходит за рамки империи, становясь мировой
политикой (Weltpolitik). «Мы должны понять, что объединение Герма
нии было юношеской сумасбродной выходкой, совершенной наци
ей в память о своем прошлом и от которой из-за ее дороговизны следо
вало бы лучше воздержаться, если ей суждено стать завершением,
а не исходным пунктом проведения немецкой политики создания ми
ровой державы» — эти слова произнес Макс Вебер в 1895 г. по случаю
вступления в должность профессора во Фрейбурге. Таким образом,
стремление к созданию мировой державы представлялось завершени
ем и осуществлением национального единства. То был решительный
разрыв с политикой Бисмарка, означавшей строгое самоограничение
Центральной Европой. За рывком к империалистическим авантю
рам стоял отнюдь не старый прусский высший слой, казавшийся ино
странным наблюдателям столь нецивилизованным и пугающим, а на
самом деле поглощенный защитой своих все более подрывавшихся со
циальных и внутриполитических позиций и не имеющий ни малейших
внешнеполитических амбиций. Напротив, за подобного рода рывком
стояла либеральная и имущая буржуазия, наследница немецкого наци
онального движения, которая теперь, по мере роста своего экономиче
ского могущества, стремилась к экспансии и обретению значимости
в мире. При этом сложно разграничить, что представляло собой эконо
мико-политический расчет, а что — компенсацию неудовлетворенного
национального чувства, связанного с империалистическим расшире
нием пределов государств-соседей: Франции, Англии и России.
Бисмарк довольно сдержанно, даже с неохотой реагировал на тре

бование о приобретении немецких колоний и расширении сфер влия
ния. Это было время колониальных авантюристов вроде Карла Петер-
са и Густава Нахтигаля, которые водрузили германский флаг над Вос
точной Африкой и Камеруном, а затем с помощью прессы, давления
массовых колониальных организаций и экономических союзов в ка
кой-то степени вынудили им
перию установить протекто ГЕРМАНСКАЯ ВОСТОЧНАЯ АФРИКА
рат над этими странами. Такая «Вся колониальная история — это, ко
позиция изменилась при пре нечно, надувательство, но она нужна
емниках Бисмарка. Под давле нам для выборов», — утверждал Бис
нием массовых организаций марк в 1884 г. Он нехотя проявил го
нового типа, вроде основанно товность уступить давлению обще
го в 1887 г. Германского коло ственности и передать под защиту
ниального общества, но преж Германской империи африканские
де всего Пангерманского сою территории, приобретенные купцами
за, образованного в 1891 г.,
и авантюристами. Бисмарк считал, что
немецкие колонии в Африке и
сумеет сделать колониальную пропа
Океании превратились в офи
ганду полезной для государства, пре
циальную составную часть
емники же Бисмарка все более скло
германской внешней поли
нялись к тому, чтобы поставить госу
тики. Юго-Западная Африка
дарство на службу колониалистским и
(ныне Намибия), Восточная
националистическим массовым орга
Африка (ныне Танзания), То
низациям. Немецкая общественность
го и Камерун стали немецки
воспринимала заморские владения
ми протекторатами, так же
как и китайский Циндао и в качестве залога немецкого «мирово
часть Новой Гвинеи. О разде го значения», окутанного романтичес
ле мира еще можно было по- ки-авантюрным флёром. Гора Кили
джентльменски договаривать манджаро в Германской Восточной
ся с европейскими соседями. Африке, высотой 5895 м, считалась
Об этом свидетельствовал «высочайшей немецкой горой».
принятый на Международной
конференции в Берлине в 1885 г. Акт о Конго, германо-британский до
говор о Занзибаре 1891 г. и, наконец, Альхесирасский договор 1906 г.,
с помощью которого был урегулирован марокканский вопрос.
Опаснее были, однако, два других элемента германской мировой
политики. Это, во-первых, продление немецкой оси влияния через Ве
ну и Юго-Восточную Европу во владения Османской империи вплоть
до Месопотамии. Кульминацией действий на данном направлении ста
ло строительство Багдадской железной дороги в 1899 г., а также поезд-
ка Вильгельма II на Восток, помпезная и провоцировавшая как Рос

сию, так и Англию. Тем самым были затронуты как русские амбиции
на Балканах и Босфоре, так и английская позиция на Среднем Востоке
и в Индии. Каждый конфликт в этих невралгических узлах мировой
политики должен был повлиять на мир в Центральной Европе. Во-вто
рых, речь шла о политике наращивания потенциала Германии. С того
момента, как в 1897 г. немецкую внешнюю политику возглавил Берн-
хард фон Бюлов и почти одновременно во главе морского ведомства
встал адмирал Альфред фон Тирпиц, началось ускоренное строитель
ство немецкого военного флота, который мог бы дать отпор самой
мощной тогда морской державе — Великобритании. При этом имела
место не четко просчитанная силовая политика, а волна национально
го воодушевления, подлинно массового движения и стремления к са
моутверждению, — волна, связанная с попыткой компенсировать
глубоко укоренившийся комплекс неполноценности по отношению
к «английскому кузену», во многом превосходившему Германию. На
гребне этой волны был прежде всего Германский флотский союз, са
мое сильное немецкое пропагандистское объединение, насчитывав
шее более миллиона членов. В общественной дискуссии того времени
совершенно не играл роли тот факт, что проведение такой политики
толкало Англию на сторону европейских фланговых держав — России
и Франции. Как когда-то, перед объединением Германии, так и теперь
господствовало всеобщее настроение, подогретое эмоциями и темны
ми чувствами масс, направленное против аргументов, оправдывавших
европейское равновесие. Правда, на сей раз такое движение имело
представителей и в политическом руководстве, прежде всего в лице
императора, не упускавшего возможности провоцировать и беспоко
ить британских политиков своими воинственными выступлениями
и плохо продуманными речами.
Итак стрелки были переведены в сторону именно такого форми
рования европейских союзов, которое виделось Бисмарку в его кош
марных снах. В 1904 г. Великобритания и Франция урегулировали
свои колониальные разногласия и заключили далеко идущий союз,
entente cordiale35. После того как в 1905 г. закончилась неудачей по
пытка Вильгельма II возобновить прежний германо-российский союз,
через два года последовало заключение англо-российского договора,
покончившего с двусторонним соперничеством на Среднем Востоке.
Германия увидела себя окруженной и политически изолированной,
если не считать австрийского союзника, который, однако, представ
лял собой скорее обузу из-за своей длительной вовлеченности в бал
канские проблемы.
Ощущение того, что Германия попала в окружение, породило

упрямое настроение, формулируемое как «именно теперь». Начался
подъем массового невротического национализма, развернувшего
свою деятельность в усиленной агитации Пангерманского союза.
С этой ситуацией связывалось военное планирование. Начальник
Генерального штаба граф Альфред фон Шлифен с 1905 г. разработал
план на случай войны — считая ее неизбежной, — план развертыва
ния войск на два фронта. Так как военный потенциал Германии был
недостаточен для ведения войны одновременно против России
и Франции, основную массу немецких войск следовало сосредото
чить на Западе в расчете на медлительность России в мобилизации
армии. Немецкой армии предстояло в течение нескольких недель
в ходе молниеносной войны под кодовым названием «Канны»36 ок
ружить и уничтожить французскую армию широким охватываю
щим маневром вокруг оси у Меца, пройдя через нейтральную Бель
гию и Северную Францию. Затем предполагалось повернуть войска
против русской армии. План, не согласованный ни с командованием
флота, ни с внешнеполитическим руководством, содержал ряд мо
ментов, возымевших роковые последствия. Это, во-первых, авто
матизм, с самого начала делавший при осложнении отношений
с Россией неизбежной войну с Францией, и, во-вторых, запланиро
ванное нарушение нейтралитета Бельгии, гарантированного Вели
кобританией, что просто вынуждало Англию вступить в войну про
тив Германии.
И внешнеполитический и внутриполитический горизонт заво
лакивало тучами. Социальный мир утрачивал стабильность. Соци
ал-демократия усиливалась от выборов к выборам, нарастание за
бастовок свидетельствовало о растущем самосознании профсоюзов.
Объектом открытой и безнаказанной критики как в печати, так
и с парламентских трибун становились даже основы существовав
шего порядка. Феодальные власти вызывали возмущение, равно как
и состав офицерского корпуса. Предпочтение, оказывавшееся дво
рянству, официальное двуличие в дуэльном кодексе — ситуация, ког
да господа могли доводить свой поединок до смертельного исхода, не
боясь судебного преследования его участников за убийство, были
скандальными. И все это стало лишь первым ощущением взрыва об
щественного гнева, когда в ноябре 1913 г. произошел известный Ца-
бернский инцидент, в ходе которого военная каста показала граждан
ской Германии, «кто в доме хозяин». Прусские военные, исполненные
заносчивого чувства превосходства, позволили себе злоупотребления
по отношению к населению эльзасского города Цаберн (Саверн) и не
только не были наказаны военным и политическим руководством, но,

напротив, взяты под защиту и оправданы.
Атмосфера внутреннего напряжения в обществе все более сгуща
лась, и сообщение об убийстве австро-венгерского престолонаслед
ника — эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараеве 28 июня 1914 г.
подействовало буквально как очищающая гроза. В условиях быстро
обострявшегося международного кризиса и военной опасности не
мецкий народ снова обрел единство. «Дух 1914 года», воодушевление,
с которыми немцы, включая и социал-демократов, приветствовали на
чало войны, были прежде всего объяснимой с точки зрения социаль
ной психологии реакцией как на невыносимое внешнеполитическое
давление, так и на утрату внутреннего единства в предшествующие
годы. Губительными и трагическими аспектами немецкой истории
является то, что «внутренняя консолидация» бисмарковскои империи
в мирное время все отдалялась и смогла стать реальностью только в по
ру войны, да и то на короткое время. С поражением в войне проигран
ным оказывалось внутреннее единство государства, и поэтому под
линной истиной Веймарской республики должна была стать граждан
ская война.
IX. Великая война и послевоенное
время (1914-1923)
«Я не знаю больше никаких партий, я знаю только немцев», — заявил

Вильгельм II по поводу открытия рейхстага 4 августа 1914 г. Слова им
ператора в известной степени объясняют всеобщее воодушевление
войной, охватившее — и сегодня это трудно понять — большинство
немцев в момент начала Первой мировой войны. Пропаганда превоз
носила такие настроения как «дух 1914 года»; впрочем, подобные
всплески массового воодушевления происходили в Лондоне, Париже
или Санкт-Петербурге. В немецкой политической традиции партии
были символами мелких частных интересов, внутриполитических рас
прей и угрозы национальной сплоченности. Теперь, с началом войны,
они объединились вокруг имперских властей и единодушно, включая
подавляющее большинство социал-демократии, одобрили кредиты,
необходимые для ведения войны, которая, как полагал весь мир, за
кончится за несколько недель. Она и должна была завершиться быст
ро. На этом строилось стратегическое планирование немецкого Ге
нерального штаба — план Шлифена мог сработать только в случае
принятия быстрых военных решений. Ведь даже экономистам-диле
тантам в имперском руководстве было ясно, что материальных ресур
сов Германии не хватит для ведения длительной войны на два фронта.
Но программа Шлифена не сработала. Наступление немецких
армий в Бельгии и во Франции потерпело неудачу на Марне, почти
в виду Парижа, в основном из-за того, что правое крыло Западного
фронта было слишком слабым. Вопреки предупреждениям Шлифена
его преемник граф Хельмут Иоганн фон Мольтке (Младший) усилил
левое крыло, размещенное в Эльзасе, чтобы воспрепятствовать фран
цузскому прорыву в Южную Германию. Уже в октябре 1914 г. война
на Западе превратилась в позиционную. В ходе военных действий, не
смотря на многочисленные кровопролитные наступления обеих сто
рон, линия фронта не претерпела существенных изменений до 1918 г.
Напротив, на Востоке русскую армию, первоначально добившуюся
существенных успехов в Восточной и Западной Пруссии, разгромил
возвращенный из отставки генерал Пауль фон Гинденбург, взявший

на себя командование. Дальнейшее развитие военных действий на
Востоке определялось широкомасштабными операциями, в ходе кото
рых переход к позиционной войне происходил временно и только на
отдельных участках фронта. Германским войскам, воспользовавшим
ся революцией в России в 1917 г. и полной деморализацией русской
армии, удалось до окончания войны в 1918 г. занять Прибалтику, Укра
ину, а также Южную Россию вплоть до Кавказа.
Война затягивалась, конца ее не предвиделось, и первоначальное
воодушевление быстро угасало. Конечно, в кругах образованной бур
жуазии настроение по-прежнему сопровждалось большими ожидани
ями. В бесчисленных проповедях протестантских пасторов и лекциях
национал-либеральных профессоров фигурировали враг как вопло
щение сатанинского начала, «всемирный пожар» как Страшный суд,
а немецкий народ как исполнитель Божьего повеления. Националис
тические массовые организации находились на вершине влияния,
Пангерманский союз, Отечественная партия и подобные им громо
гласно выступавшие группы соперничали друг с другом, выдвигая тре
бования относительно целей войны, граничивших с манией величия.
В этом они получали поддержку от Имперского союза германской
промышленности, а также высшего военного руководства, мечтавших
раздвинуть немецкие границы от Кале до Санкт-Петербурга. Впечат
ление о всеобщем воодушевлении войной довершалось позицией не
мецких писателей и мыслителей, в том числе будущих демократов То
маса Манна или Альфреда Керра, превозносивших войну как огонь,
очищающий нацию.
Но реальная действительность в Германии была далека от высоких
полетов мысли. Продовольственных запасов не хватало, несмотря на
все более жесткое рационирование и попытки распределять хотя бы
основные продукты питания. По свидетельству современника, «война
была проиграна уже к началу третьего военного года, если говорить
о продовольственной ситуации». В апреле 1917 г. берлинские и лейп-
цигские рабочие, занятые в военном производстве, впервые прекрати
ли работу, протестуя против голода, и наряду с социальными требо
ваниями прозвучал призыв к скорейшему заключению мира. Напря
женность росла также в армии и во флоте.
«Гражданский мир», а именно обязательство партий и союзов по
осуществлению социальной и политической сдержанности во время
войны, начал расшатываться. В июле 1917 г. рейхстаг снова должен
был одобрить военные кредиты. До сих пор не находилось ни одной
партии, включая большинство СДПГ, которая не видела в этом свою
ВЕЛИКАЯ ВОЙНА И ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ ( 1 9 1 4 - 1923) 135
обязанность перед отечеством, будучи убежденной, что немецкая сто

рона ведет чисто оборонительную войну. Острая дискуссия вокруг
аннексионистских немецких целей войны разрушала, однако, чем
дальше, тем сильнее эту иллюзию. Продовольственная ситуация пред
ставлялась столь же неблагоприятной, как и положение на фронтах,
и к тому же Февральская революция в России породила формулу ми
ра, которая, казалось, предлагала окончание войны на приемлемых
условиях: «Мир без аннексий и контрибуций». Так лидеры трех фрак
ций рейхстага: СДПГ, партии Центра и леволиберальной Прогрессив
ной народной партии — объединились в «межфракционный комитет»
с целью, которую со времени конституционного конфликта 1862 г.
в Пруссии не отваживался поставить перед собой ни один из герман
ских парламентов: оказать совместное давление на имперское прави
тельство, угрожая отказом в одобрении военных кредитов. К ним при
соединилась Национал-либеральная партия, и 17 июля 1917 г. новое
большинство рейхстага высказалось за «мир на основе договореннос
ти... без территориальных приобретений, достигнутых силой». Тем са
мым рейхстаг вступил в игру как самостоятельная политическая сила,
причем под руководством тех партий, которым было суждено создать
опору Веймарской республики. Час рождения первой немецкой демо
кратии пробил в разгар мировой войны, а не после нее.
Но пока о демократии не могло быть и речи. Руководство государст
ва и верховное военное командование не обратили внимания на попыт
ку восстания депутатов, которая до поры до времени не возымела по
следствий. Положение на фронтах обострялось. Хотя в ходе революции
в Петрограде русский фронт все более разваливался, 2 апреля 1917 г.
в войну с Германией вступили США, чьи свежие войска быстро прибы
вали на Западный фронт. В то же время немецкие соединения несли
большие потери как в кадровом составе, так и в материальном отноше
нии, не имея перспективы сколько-нибудь серьезных изменений.
Фронтовым частям приходилось даже уменьшать наполовину свои
продовольственные резервы, чтобы помочь улучшить ситуацию
с продуктами в тылу. Начальник штаба группы армий во Фландрии от
мечал: «Целые дивизии превращаются в шлак, и требуются новые, кото
рые не появляются. Пусть Богу будет угодно, чтобы это была последняя
бойня Великой войны; сегодня утром пришлось снова пасть тысячам... »
В подобной ситуации надежды людей обращались не к парламен
тариям в рейхстаге, а к двум полководцам — Паулю фон Гинденбургу
и Эриху Людендорфу. Ни один генерал и уж тем более ни один поли
тик не был и близко так популярен, как эти стратегические близнецы,
которые после победы над русскими армиями в Восточной Пруссии
в 1914 г. казались подобными св. Георгию после умерщвления драко

на. Именем Гинденбурга назывались улицы и площади, его портрет
можно было увидеть в любой мелочной лавочке патриотически наст
роенного хозяина, он был невероятно популярен в народе и куда более
любим, нежели кайзер. Назначение народных героев на высшие по
сты в верховном командовании 29 августа 1916 г. было своего рода пле
бисцитом, давшим военной верхушке такую степень легитимности,
которой не располагал и избранный в 1912 г. рейхстаг. Но облик воен
ного руководства определял не Гинденбург, а его помощник, первый
генерал-квартирмейстер ЭрихЛюдендорф. Он был первым генералом
в прусско-немецкой военной истории, который, будучи выходцем из
буржуазии, достиг столь высокого поста, и его взгляд устремлялся за
пределы чисто военно-технических проблем. Политика, писал Люден-
дорф позже, ставя взгляды Клаузевица* с ног на голову, всегда война,
а мир — иллюзия штатских слабаков. Исходя из этого утверждения,
Людендорф полагал, что военное и политическое руководство должно
быть единым. Только военный руководитель был, по его мнению, в со
стоянии так организовать нацию, чтобы она могла вести войну тоталь
но, и для этого нужна была всеобщая мобилизация.
То, что генерал-буржуа Людендорф начал воплощать в жизнь
с конца 1916 г., издавна являлось темной стороной буржуазного духа.
Вновь была реанимирована идея о том, что война должна быть «очи
щена» от традиционных сдерживающих начал («Ты — ничто, твой
народ — все») идея, которая создавала предпосылку тоталитарной
диктатуры. Позже как Ленин, так и Гитлер не без оснований считали
организацию военной экономики Германии, осуществленную Лю-
дендорфом в последние военные годы, образцовой.
Но ничто не помогало. Социальное и внутриполитическое положе
ние продолжало обостряться. Большевистская Октябрьская револю
ция соединила в Германии движение протеста, вызванное бедствен
ной продовольственной ситуацией, с политическими лозунгами и тем
самым заложила основу для формирования революционных настро
ений среди рабочих военных предприятий, солдат-тыловиков и мо
ряков во флоте. Немецкие фронтовые части были полностью обес
кровлены, большое германское наступление в марте 1918 г. оказалось
кровавым просчетом, а контрнаступление союзников в августе поз
волило им вклиниться глубоко в расположение немецких войск.
* Карл фон Клаузевиц (1780-1831) — немецкий военный теоретик и историк,

генерал-майор прусской армии. В работе «О войне» сформулировал положение о войне
как продолжении политики.
ВЕЛИКАЯ ВОЙНА И ПОСЛЕВОЕННОЕ ВРЕМЯ (1914-1923) 137
Союзники Германии — Австро-Венгрия и Турция зондировали воз

можность заключения мира, а 28 октября капитулировала Болгария,
выступавшая на стороне Германии. На другой день Людендорф по
терял сознание из-за нервного истощения. Опасаясь нового — и уже
окончательного — прорыва союзных войск на Западе, он потребовал
немедленного перемирия.
Требование Людендорфа само по себе было разумным, равно как
и его требование перед передачей германской просьбы о перемирии
реорганизовать имперское правительство при решающем участии
партий, входивших в «межфракционный комитет». Только правитель
ство, опиравшееся на парламентское большинство, было в состоянии
заручиться согласием союзников на заключение в будущем приемле
мого мира. Тем не менее развитие событий в тот момент и с такими по
следствиями было поистине роковым. Во-первых, потому, что герман
ская демократия была рождена не самими партиями и парламентом,
а явилась следствием действий пребывавшего в беспомощности Гене
рального штаба. Во-вторых, потому, что веймарская демократия воз
никла в худший из возможных моментов, в миг поражения, с которым
должны были навсегда остаться связанными ее становление и ее rai
son d'être 37. И наконец, ход развития был роковым потому, что перего
воры о перемирии предстояло вести теперь гражданским политикам,
а не тем, кто нес прямую ответственность за положение на фронтах,
т. е. представителям Верховного командования. Соединив требование
о перемирии с требованием о парламентаризации, Людендорф взва
лил ответственность на удобного козла отпущения. Уже создавалась
легенда об ударе кинжалом в спину, позже отравлявшая общественно-
политическую атмосферу Веймарской республики.
Для превращения империи из полуабсолютистского авторитарно
го государства в парламентскую демократию следовало изменить
лишь несколько положений имперской конституции, созданной Бис
марком. Отныне рейхсканцлер нуждался в доверии рейхстага и нес
ответственность за политику. Назначение офицеров и чиновников
требовало его визы, и рейхстаг должен был впредь одобрять объявле
ние войны и заключение мира. Этого было достаточно для революци
онного преобразования конституционной системы в Германии.
Немецкий народ не почувствовал значимости изменений. Людей
с улицы волновал теперь не текст конституции, а путь к миру. Динами
ка внутриполитических событий принимала стихийный характер.
29 октября 1918 г. матросы морского флота в Киле и Вильгельмсхафе-
не вышли из повиновения и создали революционные комитеты. Вос
стание распространялось волнообразно — сначала на другие гарнизо-
ны побережья, потом по всей стране. По-настоящему удивительной

была не революция, представлявшая собой, собственно, не более чем
настроение совершенно обессиленного населения «без меня», а пол
ная пассивность властвовавших до сих пор сил. Династии, правившие
веками, отказывались от своих прав без какого бы то ни было проти
водействия, и не нашлось ни одного лейтенанта гвардии, который
встал бы на их защиту. Едва ли вызвало общественный интерес и отре
чение Вильгельма II, 9 ноября 1918 г. отправившегося в изгнание в Гол
ландию, — гораздо больше занимал вопрос о том, как справиться с ка
тастрофой военного поражения и предстоявшим новым вариантом
русской революции с ее ужасами. Два дня спустя еще занимавший
свою должность императорский статс-секретарь и депутат партии
Центра Матиас Эрцбергер подписал перемирие в железнодорожном
вагоне в лесу под Компьеном. Первая мировая война окончилась. Она
стоила около 10 млн погибших, их них 2 млн немцев. Но в Германии
война продолжалась — на сей раз гражданская.
Ситуация после краха Германии на второй неделе ноября 1918 г.
характеризовалась неустойчивым равновесием трех группировок, бо
ровшихся за власть. Наряду с остатками старых государственных
структур, армии и управленческого аппарата существовали умерен
ные силы большинства рейхстага, которое образовалось в 1917 г. Речь
идет о социал-демократах, Центре и левых либералах, выступавших за
преобразование монархического авторитарного государства в совре
менное демократическое государство при принципиальном сохране
нии существовавших экономических и социальных структур, т. е.
стремившихся в известной степени завершить революцию 1848 г.
Этим силам черно-красно-золотой революции противостояли привер
женцы революции красной — разнородное объединение леворево-
люционных групп, прежде всего «Союз Спартака» во главе с Розой
Люксембург и Карлом Либкнехтом. Они, имея в виду русскую Ок
тябрьскую революцию и различные модели Советов, принципиально
отвергали парламентаризм и стремились к созданию социалистичес
кого государства, к перевороту, который охватывал бы в равной степе
ни экономику и общество.
В принципе же исход борьбы за власть решился уже в первые дни
революции в пользу черно-красно-золотого лагеря. «Совет народных
уполномоченных» — имперское революционное правительство, со
зданное социал-демократами и стоявшими левее них независимыми
социал-демократами38 под руководством Фридриха Эберта и Гуго Гаа
зе, — был действительной государственной верхушкой. Последний
императорский рейхсканцлер, принц Макс Баденский, 9 ноября
1918 г. формально передал свой пост председателю СДПГ Фридриху

Эберту, хотя это и было сомнительно с точки зрения конституционно
го права. Верховное командование на основе взаимности заключило
союз с «Советом народных уполномоченных». Сдерживающее воздей
ствие на солдатские Советы осуществлял Эберт, а поддержку револю-
С конца 1918 г. формировались
добровольческие соединения
из солдат-фронтовиков с высо
кой долей офицеров, так назы
ваемые добровольческие кор
пуса, которые направлялись
в горячие точки гражданских
столкновений, на восточную
границу против Польши, а
в Прибалтику против больше
вистских войск. Они оказались
единственными соединения
ми, хорошо зарекомендовав
шими себя в боях, в то время,
как ни войска старой армии,
ни спешно сформированные
республиканские подразделе
ния не были пригодны для бое
вых действий. Добровольцы
сражались отчаянно и боялись
только одного — возвращения
в гражданскую жизнь. Они не
были послушным инструмен Защитите родину!
том в руках демократического Вербовочный плакат
правительства, как выяснилось добровольческих корпусов.
позднее, в момент Капповско- Люциан Бернхард, 1919 г.
го путча.
ционного имперского правительства — новый первый генерал-квар

тирмейстер Вильгельм Грёнер. Этот союз позволил СДПГ, опираясь на
старые войска и добровольческие корпуса, отстоять в ходе боев, напо
минавших гражданскую войну, в Берлине и остальной стране свои пре
тензии на власть, вытеснить из правительства более радикального
партнера — НСДПГ и 19 января 1919 г. провести выборы в законода
тельное Национальное собрание. Впервые в немецкой истории мужчи-
ны и женщины вместе пришли к избирательным урнам. В то время как

мужчины воевали на фронтах, женщины трудились на промышленном
производстве, на транспорте и в управлении, и теперь невозможно бы
ло отказать им в политическом равноправии. В состав 423 избранных
депутатов входила 41 женщина, что составляло 9,6% общего числа депу
татов. Как ни один рейхстаг следующих созывов, так и бундестаги не
достигали столь высокого процента женщин среди депутатов.
Результат выборов дополнительно подтвердил и легитимировал
претензию черно-красно-золотой коалиции на власть: социал-демо
кратия, Центр и лево-либеральная Немецкая демократическая партия
получили вместе 76% голосов. Первое в немецкой истории демократи
чески избранное имперское правительство, образованное на такой
широкой основе, возглавил канцлер Филипп Шейдеман (СДПГ), пре
зидентом Национальное собрание избрало Фридриха Эберта (СДПГ).
Это правительство должно было решить две первоочередные зада
чи — консолидировать новую республику, отстояв ее от претензий на
власть со стороны противников слева, что удалось сделать с помощью
старой армии и добровольческих корпусов, и заключить мирный дого
вор с победителями-союзниками. Имперское правительство считалось
с приемлемыми условиями мира, во всяком случае с определенными
территориальными уступками и финансовыми жертвами, подобными
тем, которые в 1871 г. пришлось принести Франции, не испытав особых
трудностей.
Иллюзия, однако, рассеялась, когда 7 мая 1919 г. стали известны
союзнические условия договора. Территориальные уступки, которых
требовали союзники, превзошли самые пессимистические предсказа
ния, а в результате разоружения армия оказалась пригодной лишь для
выполнения полицейских функций. Германия лишалась какого бы то
ни было шанса на военную защиту. Экономические и финансовые
требования были пока неопределенны, но тональность документа
оправдывала плохие предчувствия. Неприятие со стороны немцев бы
ло почти единодушным. Шейдеман публично заявил, что не подпишет
договор, если не будут осуществлены серьезные изменения. Однако
союзники продолжали настаивать почти на всех своих требованиях.
Под давлением сохранявшейся блокады, которая сопровождалась го
лодом, и под угрозой возобновления войны, если Германия не примет
договор без каких бы то ни было условий, большинство Национально
го собрания в конце концов заявило о готовности подписать договор.
28 июня 1919 г. двое немецких уполномоченных — министр иностран
ных дел Герман Мюллер (СДПГ) и министр почты Иоханнес Белл
(Центр) — появились в Версале, чтобы сделать последний и самый
тяжелый шаг в результате проигранной войны. Наступил La journée de

Versailles39. Церемония подписания состоялась в Зеркальном зале
замка Людовика XIV, там же, где менее полувека назад была провоз
глашена Германская империя, а Вильгельм I объявлен германским им
ператором. Теперь, как и тогда, церемония символизировала триумф
победителя и унижение противника, которому приходилось не только
платить, но и раболепствовать.
При всей тяжести экономических последствий Версальского дого
вора на дальнейшую судьбу республики влияли все-таки не столько
они, сколько доминировавшее в Германии ощущение подчинения не
справедливому насилию без какой-либо возможности защититься.
Английский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж довольно быстро
осознал опасности, порождавшиеся договором. «Усталые и обескров
ленные нации подчинятся любому миру. Но трудно будет обеспечить
продолжительный мир, когда подрастают поколения, не видевшие
смерти». Вместо разделения Германии на множество мелких немец
ких государств, чего требовал французский генералитет, или призна
ния Веймарской республики, в сообществе западных государств без
Что мы должны потерять!

Плакат по поводу условий Версальского договора. Луи Оппенхайм, 1919 г.
eliP
Q Ганновер i_->lШ1ознаньМ\ " Ц\\.\Л' π
À\ /
s
Υ/λ V-
4Bà
? Магдебург
r
/£>//Q Дортмунд
\BpecJay
4 Ε Χ θ/ С Л О А К
Границы Германии по Версальскому мирному договору (после плебисцитов)
Территория Эльзас-Лотарингии, переданная Франции
Район Эйпен, Мальмеди и Морене, переданный Бельгии
Части бывших провинций Познань и Западная Пруссия, переданные Польше
Данциг, получивший статус «вольного города»
Часть Шлезвига, переданная Дании после плебисцита в 1920 г.
Мемельская область (Клайпеда), взятая под контроль держав Антанты в 1920
Саарская область, переданная под управление Лиги Наций (1920-1935)
Часть Верхней Силезии, переданная Польше после плебисцита в 1921 г.
Гульчинский район, переданный Чехословакии после плебисцита в 1921 г.
Остров с 1919 г. демилитаризован и нейтрализован

Ш/Е ЙЦАРИЯ/
Х Τ ? Демилитаризованная зона Западной Германии
А В С
Территории, которые после плебисцитов остались в составе Германии
Территория Германии по Версальскому мирному договору

всяких «но» и «если» было принято решение в пользу разрушитель

ного среднего пути. Версальский договор поставил Германию, разо
руженную в военном отношении, экономически разрушенную и по
литически униженную, под особую юрисдикцию. С немецкой точки
зрения, «версальский диктат», как тогда говорили, представлялся ин
струментом произвола со стороны Запада. Европейский мирный поря
док 1919 г. казался таким же неприемлемым, как и демократия, теперь
из-за поражения ставшая внутриполитическим устройством разгром
ленной Германии. Это было решающей причиной того, что для боль
шинства немцев борьба против Версальского договора, против евро
пейского мирного порядка и против демократии означала одно и то
же. На тех, кто отныне на политической арене призывал к умереннос
ти и разумному компромиссу с противниками в войне, с самого нача
ла ложилось позорное пятно слабости или даже предательства. Такова
была питательная почва, на которой в конце концов смог вырасти то
талитарный и агрессивный режим Гитлера.
Однако на протяжении второй половины 1919 г. республика, каза
лось, консолидировалась. Восстания, включая Советскую республику
в Мюнхене, были подавлены, а с провозглашением Веймарской кон
ституции 14 августа 1919 г. государственное устройство стало более
прочным. Тем самым эпоха революции закончилась. Опасность рес
публике, угрожавшая прежде слева, проявилась теперь с другой, про
тивоположной стороны. Разочарование в мирном договоре, по-преж
нему существующие экономические проблемы, лишенная блеска и
угнетающая повседневность — все это вело к такому изменению на
строения общественности, которое было благоприятной почвой для
пропаганды националистических и монархических сил. Ко всему до
бавлялась необходимость существенно сократить армию в соответ
ствии с Версальским договором. Это затронуло прежде всего добро
вольческие корпуса, участвовавшие в гражданской войне и защи
щавшие восточную границу от Польши и Советской России. Теперь
добровольцы испытывали чувство, что их предало имперское прави
тельство, которое они и без того презирали. 13 марта 1920 г. соедине
ния добровольческих корпусов заняли Берлин, и под их защитой бы
ло сформировано аграрно-консервативное правительство путчистов
во главе с крупным чиновником лесного ведомства из Восточной
Пруссии Вольфгангом Каппом. Законному имперскому правитель
ству во главе с рейхсканцлером Густавом Бауэром удалось бежать
в Штутгарт, откуда оно призвало к сопротивлению путчистам и вмес
те с профсоюзами — к всеобщей забастовке. Уже через пять дней
путч потерпел поражение, и в первую очередь не из-за всеобщей
забастовки, а из-за позиции берлинской бюрократии и командования

рейхсвера40, отказавших Каппу в повиновении.
Выборы в рейхстаг 6 июня 1Q20 г. обернулись катастрофой для рес
публики. Черно-красно-золотая коалиция, единственный партийный
блок, который мог стать опорой демократического конституционного
устройства, потеряла две трети большинства, которое имела в Нацио
нальном собрании, и располагала в новом рейхстаге всего лишь 43%
мест. Отныне СДПГ, Центру и НДП41, которые были республикански
ми партиями без всяких «но» и «если», никогда больше не удавалось
в рейхстаге добиться преобладания и создать правящее большинство.
Правительства, формируемые парламентом, были возможны только
при двух отягчающих обстоятельствах: в форме коалиции истинно де
мократического лагеря с принципиально или скрыто антидемократи
ческими партиями или посредством создания кабинетов меньшинства,
зависимых от терпимого отношения к ним со стороны их противников.
В таких условиях решительная и рассчитанная на длительную перспек
тиву демократическая политика исключалась, как и нормальный срок
жизни кабинета. Республика пережила шестнадцать имперских прави
тельств, в среднем каждые восемь с половиной месяцев формирова
лось новое. Так возник заколдованный круг, ибо чем слабее казалось
правительство, тем легче склонялись избиратели к правым или левым
альтернативам, которые в каждом случае обещали авторитарное осу
ществление власти. Крах, в конце концов постигший Веймарскую рес
публику, не должен удивлять. Удивительно скорее то, что, испытывая
столь тяжелую нагрузку, она все же продержалась четырнадцать лет.
Пока же ряд партий объединились под лозунгом «Буржуазный
блок». В результате созданной коалиции Центра, НДП, бывшей На
ционал-либеральной, а теперь Немецкой народной партии (ННП) Гу
става Штреземана, в принципе все еще монархической, республика
обрела нормальное внутреннее состояние. СДПГ, настоящая мать ре
спублики, распрощалась с правительственной ответственностью, не
став, однако, безвластной. Социал-демократом был не только прези
дент Фридрих Эберт, но прежде всего министр-президент Пруссии
Отто Браун, который вместе с прусским министром внутренних дел
Карлом Зеверингом эффективно и в течение длительного времени
управлял тремя пятыми германской территории, представлявшими
собой смешение социалистической и традиционной прусской прави
тельственной практики. Поэтому демократы в Веймарской республи
ке считали Пруссию своим бастионом.
Правда, политический кризис не был устранен, он лишь перемес
тился из области внутренней политики в сферу внешней. Следующие
три года характеризовались прежде всего борьбой между немецкой

стороной и союзниками вокруг выполнения мирного договора. Посто
янные поражения имперского правительства в случае конфликтов ре
шающим образом способствовали ослаблению его авторитета среди
населения и тем самым подрыву легитимности Веймарской респуб
лики вообще. Так было и после того, как в 1921 г. распространилась
информация о размере репарационных требований союзников. Репа
рационная комиссия держав Антанты в своих расчетах исходила из
суммы всех военных долгов, включая рентные платежи всем государ
ствам — участникам войны со стороны союзников. Результатом стала
чудовищная сумма. События развивались таким же образом, как и при
заключении Версальского договора. Правительство возмущенно от
клонило требования противной стороны, что вызвало ликование
немецкого населения, но в конце концов оно вынуждено было их вы
полнить. Речь шла об уплате 132 млрд золотых марок при шестипро
центных ежегодных выплатах и погашении долга. Немецкая «полити
ка выполнения» стала неизбежной, ибо только таким способом можно
было смягчить упрек со стороны Франции в том, что немцы уклоняют
ся от выполнения своих договорных обязательств. Лишь очевидность
немецкой неплатежеспособности могла привести к пересмотру репа
рационных требований. С другой стороны, подобная политика порож
дала правооппозиционные лозунги, которые оказывали влияние на
националистических фанатиков, прибегавших к кровавым расправам.
То были годы праворадикальных заговоров с целью убийства, жертва
ми которых пали Матиас Эрцбергер, подписавший перемирие, и Валь
тер Ратенау42.
В условиях таких постоянно повторявшихся поражений и униже
ний, связанных с немецкой внешней политикой, было только одно
светлое пятно — Рапалльский договор, заключенный 16 апреля 1922 г.
между Германией и Советским Союзом43. Договор не содержал ни
чего, кроме положений о взаимном отказе от возмещения военного
ущерба, а также об установлении торговых отношений. Но «восточная
политика», к проведению которой стремились рейхсканцлер Йозеф
Вирт и главнокомандующий рейхсвером Ханс фон Сект, т. е. союз
между двумя проигравшими в Первой мировой войне, никогда не бы
ла реализована. Стало очевидно, что с ее помощью не удастся добить
ся пересмотра Версальского договора.
Попытки немцев добиться от союзников уступок в репарационном
вопросе привели французское правительство Жюля Анри Пуанкаре
к убеждению в необходимости взять силой то, что немцы не хотели
отдавать добровольно. 11 января 1923 г. бельгийские и французские
войска заняли Рурскую область, чтобы иметь возможность эксплуати

ровать ее природные богатства. Имперское правительство решилось
на пассивное сопротивление и вместе с партиями и профсоюзами Ру
ра призвало к забастовке против оккупантов. Оккупация Рура стоила
Франции больше той прибыли, которую она имела, так как добыча
угля сразу же снизилась. Но для Германии эти расходы оказались ку
да выше. Приходилось поддерживать миллионы людей в оккупирован
ных областях. Уголь, который больше не поступал из Рурской области,
пришлось закупать за границей, а так как к этому прибавилась недо
стача налоговых и таможенных платежей, принявшая огромные раз
меры, образовался весьма значительный дефицит государственного
бюджета, который можно было компенсировать только с помощью пе
чатного станка. Тем самым инфляция, неудержимо нараставшая с кон
ца войны, получила дополнительный толчок и стала неуправляемой.
Германия вступила в травмирующий период высокой инфляции, ког
да выплаченное жалованье приходилось сразу же переводить в то
вары, потому что деньги за несколько часов теряли какую-либо цен
ность. В конце концов теплотворная способность пачки банкнот ока
зывалась выше теплотворной способности угля, который можно было
купить на эти деньги. В итоге денежное обращение рухнуло, и произо
шло возвращение к элементарному меновому хозяйству.
Тринадцатого августа 1923 г. председатель ННП Густав Штреземан
вступил на пост канцлера большой коалиции, возглавив кабинет из
представителей всех партий — от СДПГ до ННП, чтобы справиться
с катастрофической ситуацией. Это удалось сделать вопреки всем
ожиданиям. Штреземану потребовалось совсем немного времени,
чтобы понять, что капитуляция снова становилась единственным пу
тем выживания. Двадцать шестого сентября правительство объявило
о прекращении пассивного сопротивления в Руре. В тот же день стои
мость американского доллара составила 240 млн марок. Никогда
с 1871 г. государство не было так близко к распаду, как теперь. В окку
пированных областях рейнские сепаратисты пользовались благожела
тельной поддер жкои со стороны Франции, в то время как в Саксонии
и Тюрингии правительства Народного фронта начали создавать собст
венную армию для ведения гражданской войны — «пролетарские сот
ни». Штреземан не колеблясь применял войска против мятежных
земельных правительств, которые ушли в отставку.
Еще опаснее было положение в Баварии: там в повиновении пра
вительству в Берлине отказал сам рейхсвер, принеся присягу бавар
скому правительству во главе с генеральным государственным комис
саром Густавом Риттером фон Каром. Он намеревался из «ячейки
порядка» — Баварии — распространить порядок на остальную терри

торию государства, прежде всего на «марксистское болото» Берлина.
Его союзниками были командующий баварским военным округом
генерал Отто фон Лоссов и Адольф Гитлер, которому удалось объеди
нить многочисленные националистические движения Баварии под ру
ководством своей Национал-социалистической рабочей партии Гер
мании (НСДАП). Гитлер планировал оттеснить Кара и Лоссова, чтобы
самому захватить власть. Однако он раскрыл свои карты слишком
рано. Девятого ноября 1923 г. демонстрация, которую возглавляли
Гитлер и Людендорф, была рассеяна огнем баварской земельной по
лиции, а Гитлер и его ближайшие сторонники арестованы. Баварская
дивизия рейхсвера снова подчинилась верховному главнокомандую
щему генералу Хансу фон Секту, который от имени имперского пра
вительства принял на себя исполнительную власть в Германии. Тем
самым была устранена наиболее острая опасность для республики.
Стабилизация валюты благодаря остановке печатного станка и введе
ние рентной марки 16 ноября способствовали успокоению внутрипо
литической ситуации.
В условиях тяжелых кризисов осени 1923 г., с которыми удалось
справиться только с помощью неординарных и непопулярных мер
правительства Штреземана, была исчерпана общность интересов
партий, входивших в большую коалицию. Двадцать третьего ноября
Штреземан лишился своего поста в результате принятия рейхстагом
вотума недоверия, за который голосовал и прежний правительствен
ный партнер — СДПГ. Он остался, однако, министром иностранных
дел и в этой должности достиг ряда внешнеполитических успехов,
которые открыли относительно счастливую пору золотых лет Вей
марской республики, сопровождавшихся спокойствием во внеш
не- и внутриполитическом отношении. Эти перемены были связаны
прежде всего с изменениями внешнеполитической ситуации. Как
в Англии, так и во Франции к власти пришли новые правительства,
более открытые в отношении желаний и бедствий немцев, нежели их
предшественники. В качестве первого результата этой перемены
9 апреля 1924 г. появился план Дауэса*, впервые связывавший с пе
ресмотром репарационной политики отмену союзнических претен
зий. Франция оставила Оффенбург и Дортмунд и обещала в тече
ние года вывести свои войска из Рурской области.
* Чарлз Гейтс Дауэс (1865- 1951) — вице-президент США (1925- 1929). Возглавлял
международный комитет экспертов, выработавший так называемый план Дауэса.
Получил за него Нобелевскую премию (1925).
ЦЕНА 1 кгХЛЕБАв 1919-1924 гг., (в марках)
Декабрь 1919 г. 0,80

Декабрь 1922 г. 163,15
Январь 1923 г. 250
Апрель 1923 г. 474
Июль 1923 г. 3 465
Август 1923 г. 69 000
Сентябрь 1923 г. 151 200
Октябрь 1923 г. 1743 000 000
Ноябрь 1923 г. 201000000 000
Декабрь 1923 г. 399000000 000
Январь 1924 г. 0,30
Тем самым закончилось долгое, мрачное послевоенное время,

в действительности представлявшее собой отзвук мировой войны.
Эпоха катастроф продолжалась с 1914 по 1923 г. Современникам каза
лось, что теперь и Германия, и Европа в целом оставили темную пору
позади и движутся к длительному миру и экономическому росту. Из
вестный кильский экономист Бернхард Хармс закончил одну из своих
лекций такими словами: «Если мы не можем снять звезды с неба, то
давайте хотя бы устремимся к ним».
X. Блеск и падение Веймара
(1924-1933)
На первый взгляд наступившее время было периодом внутриполитиче

ского затишья. Правили буржуазные кабинеты во главе с буржуазными
рейхсканцлерами Вильгельмом Марксом и Хансом Лютером. Кабинеты
время от времени распадались, но вскоре восстанавливались в чуть из
мененном составе. Преемственность политики воплощалась прежде
всего в фигуре министра иностранных дел Густава Штреземана. Он не
только символизировал умеренную и в известных пределах успешную
внешнюю политику, но и благодаря занимаемому им посту председате
ля индустриальной и национал-либеральной Немецкой народной пар
тии (ННП) выступал гарантом вовлечения играющих ведущую роль
умеренно националистических сил в конституционную и правительст
венную систему. СДПГ, изнуренная неблагодарной правительственной
ответственностью в начальные кризисные годы, оказалась в парламен
те на оппозиционных скамьях. Причем, как правило, она поддерживала
внешнюю политику Штреземана, которая подверглась нападкам спра
ва. В остальном СДПГ участвовала в государственной власти, домини
руя в прусском правительстве во главе с Отто Брауном, стабильном и со
знававшем власть, которой оно обладало. Единственный раз на протя
жении своего существования рейхстаг проработал период легислатуры
целиком с 1924 по 1928 г.
Внешняя политика Штреземана основывалась на плане, имевшем
целью пересмотр Версальского договора, возвращение в состав держав
и обретение Германией гегемонии в Европе. Это означало, что следова
ло избегать слишком тесной связи и союзов как с Востоком, так и с Запа
дом, чтобы получить пространство для маневра. Как говорил Штреземан,
надо «действовать хитростью и избегать принятия очень серьезных ре
шений». Следующие годы были временем больших успехов в политике
по отношению к Западу. После принятия плана Дауэса последовали до
говоры в Локарно (1925), германо-франко-бельгийский пакт безопасно
сти с гарантией общих границ, за соблюдением которого следили Вели
кобритания и Италия. Важным шагом, призванным вернуть Германии
полную внешнеполитическую свободу действий, стало вступление в Ли

гу Наций. Это произошло 9 сентября 1926 г. Затем в 1930 г. последовал
план Юнга, новый пересмотр немецких репарационных обязательств.
В 1926 г. Штреземан заключил с Советским Союзом Берлинский дого
вор, гарантировавший взаимный нейтралитет и избавлявший Москву от
кошмарной мысли о том, что Германия, вступившая в союз с западными
державами, может предоставить свою территорию для англо-француз
ского наступления против Советского Союза. Наряду с этим на случай
польского нападения на Восточную Пруссию или Украину существовало
секретное соглашение о взаимопомощи между рейхсвером и Красной
армией, причем неясно, насколько немецкое правительство было о нем
информировано. В целом сложилась ситуация, не столь уж далекая от иг
ры с пятью шарами, как определял подобное положение в свое время Би
смарк. Со времени русской революции восток и запад Европы далеко
разошлись, и Германия оказалась в середине как «дитя всего мира».
В этом крылись шанс и искушение германской политики.
Во всяком случае, это было трюком на канате, и кое у кого появи
лось чувство страха. Такое ощущение испытывал, например, обер-
бургомистр Кёльна Конрад Аденауэр. Хотя он и был президентом Прус
ского государственного совета, традиции прусской континентальной
политики между Санкт-Петербургом/Москвой и Лондоном/Парижем
оставались ему чужды. Уже довольно рано Аденауэр указывал на то, что
мир в Европе на длительную перспективу зависит от отношений между
Германией и Францией. Это понимал и Штреземан, но он пытался най
ти хотя бы какую-то общность интересов между обоими национальны
ми государствами с их различными позициями. Аденауэр же всецело
ставил на французскую карту и требовал реального политического и
экономического взаимодействия по обе стороны Рейна, чтобы беспово
ротно связать друг с другом национальные интересы Франции и Гер
мании. Должно было прийти время и для осуществления планов Аде
науэра, но в 20-е годы они еще сталкивались с принципами немецкой
«реальной политики» между Востоком и Западом, с тем «непостоянным
и колеблющимся», что обер-бургомистр Кёльна порицал в политике
Штреземана. Но при этом последний постоянно враждовал с «нацио
нальными» силами, включая определенные круги собственной партии,
которые усматривали предательство даже в ограниченных уступках
Франции. Его французскому партнеру Аристиду Бриану, вместе с кото
рым Штреземан в 1926 г. получил Нобелевскую премию мира, дома при
ходилось не лучше. Изнуренный постоянной борьбой скорее против
своих внутриполитических, нежели внешних противников, Штреземан
умер 3 октября 1929 г. от паралича сердца. Его оплакивала вся Европа.
БЛЕСК И ПАДЕНИЕ ВЕЙМАРА (1924-1933) 151
Марки
Ί I I I ! I I I ! Г
1850 1860 1870 1880 1890 1900 1910 1920 1930 1940 1950 1960 1970 Г ° Д Ы
ВВП НА ОДНОГО ЖИТЕЛЯ В ГЕРМАНИИ И ФЕДЕРАТИВНОЙ

РЕСПУБЛИКЕ ГЕРМАНИИ В СООТВЕТСТВУЮЩИХ ГРАНИЦАХ 1850-1975 гг.
(В ЦЕНАХ 1913 г.)
Для периодов 1914-1923 и 1939- вится очевидным также, что кризису

1949 гг. достоверных данных не суще не предшествовало серьезное движе
ствует. Между 1850 и 1913 гг. наблю ние в направлении роста — кривая
дался непрерывный экономический «золотых двадцатых годов» остается
рост, который после 1949 г. остался неизменной, и ВВП на душу населе
достаточно стабильным. Для периода ния достиг уровня 1913 г. только
1924 — 1939 гг. характерна на пер в 1928 г., чтобы сразу же снизиться
вый взгляд аномалия кривой роста. снова. (Для характеристики средних
Равным образом очевидны обру показателей развития немецкого
шения экономики в период кризиса экономического роста между 1850
1929—1932 гг. и восстановление дол и 1975 гг., в подъемы и спады кри
говременной тенденции только с на вой была заложена линейная кривая,
чалом Второй мировой войны. Стано обозначающая тенденцию.)
Стабилизация означала и экономическое оздоровление. Индуст

рия устояла в условиях инфляции, использовав для инвестиций шанс,
вызванный обесценением денег и притоком иностранного капитала,
поступавшего в Германию вследствие принятого плана Дауэса и свя

занного с ним первого крупного займа на Уолл-стрите. Таким образом,
снова заработала финансовая система, несколько лет поддерживав
шая в рабочем состоянии трансатлантическую экономику. Теперь
Германия могла выплачивать репарационные долги государствам Ан
танты. Те платили свои военные долги США, а оттуда деньги в форме
кредитов опять текли в Германию. Эта удивительная система необы
чайно быстро оживила немецкую экономику. С 1924 по 1929 г. объем
производства в Германии возрос на 50%, и во многих областях удалось
отвоевать прежнее лидирующее положение на мировом рынке.
Однако подъем охватил в основном только немецкую экспорт
ную промышленность. Конъюнктура внутреннего рынка оставалась
скромной. Только в 1927 г. был достигнут уровень валового внутренне
го продукта (ВВП) 1913 г., и вскоре кривая снова пошла вниз. Готов
ность к получению инвестиций продолжала отставать от уровня инве
стиций 1913 г. Показатели производительности труда оставались в со
стоянии стагнации и ни разу не достигли довоенного уровня. Такова
была обратная сторона величайшего социального завоевания Веймар
ской республики — восьмичасового рабочего дня. И тот, кто вспоми
нал о довоенном времени, делал вывод, что численность безработных
даже в 1927 г., лучшем году конъюнктуры Веймарской республики, до
стигала гораздо более высокого уровня, чем в худшие предвоенные го
ды. Экономика была в корне нездоровой, что объяснялось в значи
тельной степени концентрацией производства, картелированием, по
давлявшим более гибкое поведение предприятий на рынке, а отчасти
тем, что субсидии и кредиты направлялись прежде всего не в перспек
тивные отрасли промышленности, а в сельское хозяйство и тяжелую
промышленность. Не в последнюю очередь причина заключалась
в чрезмерно высокой доле заработной платы. Так как издержки про
изводства из-за иностранной конкуренции нельзя было возместить за
счет потребителей, они снижали инвестиционную деятельность пред
приятий и, следовательно, численность занятых.
Не политическая устойчивость и не мнимая экономическая ста
бильность сделали средний период истории Веймарской республики
«золотыми двадцатыми годами», а взлет культуры, до сих пор сохраня
ющий легендарные черты. Это было время невероятного духовного
напряжения и творческого художественного подъема: от «Баухауза»*
* Высшая школа строительства и художественного конструирования, основан

ная в Веймаре в 1919 г., одним из ее руководителей был архитектор, дизайнер и тео
ретик архитектуры В. Гропиус.
Вальтера Гропиуса до «Волшебной горы» Томаса Манна, от «Кардиль-

яка» Пауля Хиндемита до принципа неопределенности Вернера Гей-
зенберга, от «Заката Европы» Освальда Шпенглера до «Лица господст
вующего класса» Георга Гросса, от волновой механики Эрвина Шрё-
,дингера до «Голубого ангела» Йозефа фон Штернберга, от «Рабочего»
Эрнста Юнгера до «На Западном фронте без перемен» Эриха Марии
Ремарка. Все это и многое другое клубилось на протяжении десятиле
тия, образуя мерцающий, сверкающий калейдоскоп неслыханных
форм, цветов и тем.
Тем не менее «культура Веймара» была также мифом, рожденным
в пражских и парижских кафе, колониях эмигрантов в Нью-Йорке
и Калифорнии после бегства и лишения гражданства многих интел
лектуалов, придававших особую форму и цвет 20-м годам. То, что ка
залось экзотическим цветком республики, растоптанным в 1933 г. са
погами штурмовиков, в действительности зацвело гораздо раньше.
Культура веймарского периода
уходила своими настоящими «МЕТРОПОЛИС»
корнями в авангард вильгельмов- На волне настоящей «киноэпидемии»
ской Германии, в беспокойство, все более широкие масштабы при
охватившее буржуазную интел обретала немецкая кинопромыш
лигенцию на рубеже веков. Двад ленность. Германия произвела в 20-е
цатые годы не породили, соб годы больше фильмов, чем все ос
ственно, ничего нового. Новое тальные европейские страны, вместе
заключалось лишь в том, что офи взятые. Наряду с большим количес
циальный буржуазный акаде твом низкопробной продукции бы
мизм очистил поле, уступив мес ли созданы и некоторые выдающи
то прежним аутсайдерам. Это еся художественные произведения,
произошло с утратой равнове как, например, показанный впервые
сия буржуазным обществом как в 1927 г. утопический немой фильм
формирующим стиль «класс для Фрица Ланга «Метрополией, премье
себя», с потерей буржуазного ра которого состоялась в 1927 г. Это
чувства собственного достоинст был пример фильма, осмыслявшего
ва в результате проигранной вой современный мир труда, не принес
ны и экономической катастро шего, однако, кассового успеха.
фы, вызванной инфляцией. Та
ким образом, новое искусство
вовсе не было народным. Из 34 названий немецких книг, продавав
шихся с 1918 по 1934 г. миллионными тиражами, только три можно
в определенной степени приписать «веймарским» литераторам:
«Эмиль и сыщики» Эриха Кёстнера, «На Западном фронте без пере
мен» Эриха Марии Ремарка, а также «Будденброки» Томаса Манна,
вышедшие, правда, в 1901 г. Массовая аудитория читала совсем других

писателей: Германа Лёнса, Ханса Кароссу, Вальтера Флекса, Ханса
Гримма или Клару Фибих, а тривиальные романы Карла Мая или
Хедвиг Куртс-Малер имели самый большой успех у публики. Художе
ственный подъем веймарской Германии был, как и все остальные
культурно-исторические взлеты, чисто элитарным явлением. Все про
исходило в узком кругу литераторов, художников, музыкантов, мыс
лителей, меценатов, потребителей культуры, принадлежавших к более
высоким социальным слоям, находившимся между образованной бур
жуазией и богемой.
Это была в высшей степени буржуазная культура, зараженная, од
нако, антибуржуазными настроениями и сформировавшаяся под воз
действием мировой войны. «Левые» сделали вывод, что всякое убийст
во, все военное и любая униформа злы и бессмысленны, социализм
же, напротив, добр. Такой человек, как Карл фон Осецкий, издатель
журнала «Вельтбюне», боролся за республику во имя морали и прав
человека, хотя и не за существовавшую Веймарскую республику,
которая ему, как и многим другим интеллектуалам эпохи, казалась
компромиссной, незавершенной, скучной и буржуазной. Он выступал
за грезившуюся ему социалистическо-пацифистскую республику, ра
ди осуществления которой был готов призвать к избранию президен
том руководителя КПГ Эрнста Тельмана.
В другой части культурного спектра находились «правые», взгляды
которых также стали следствием военных переживаний, правда вы
звавших противоположное осмысление. Правые рассматривали вой
ну не как арену, где совершались бесчеловечные жестокости, а как
огненную грозу, в которой из крови и железа выковывался новый че
ловек. Правые интеллектуалы вроде Эрнста Юнгера также атаковали
республику, используя любые возможности во имя остававшегося
неясным солдатско-национального, а часто и социалистического идеа
ла. Неясность цели вела к тому, что многие из них оказывались в фар
ватере Гитлера, который, во всяком случае, понимал, что следовало
подразумевать под «национальным», а что под «социалистическим».
Только немногие, в том числе Юнгер, оставались одиночками.
К крайне левым и крайне правым относилось значительное боль
шинство веймарской культурной сцены — в программном отношении
враждебные, диаметрально противостоявшие друг другу и все же еди
ные, если речь шла о том, чтобы издеваться над существовавшим пар-
ламентско-демократическим государством и клеветать на него во имя
различных политических идеалов и идеологий. Мало кто был готов
стать на защиту республики, например Томас Манн, в прошлом нена-
вистник «буржуазной» демократии. В 1922 г., выступая перед студен

тами Берлинского университета, он призвал их к поддержке нынеш
него демократического государства, но безуспешно. То был глас вопи
ющего в пустыне.
Республика едва ли могла рассчитывать на поддержку среди интел
лектуалов, и это проявлялось в других областях. Конечно, существова
ли выдающиеся либеральные газеты, например «Фоссише цайтунг»,
«Берлинер тагеблатт» или «Франкфуртер цайтунг», до сих пор служа
щие политическим и журналистским примером не только в политичес
ких корреспонденциях и комментариях, но и в отделах литературной
публицистики, которыми часто руководили мастера своего дела. Но
массовую прессу представляло нечто другое — националистический
концерн «Шерль», которому было суждено позже войти в империю га
зет и кино немецко-националистического короля прессы Альфреда Гу
тенберга, а главное — местная печать вроде газеты «Генеральанцай-
гер», ежедневно освещавшая положение в республике с националис
тически-монархической позиции и с этой позиции нападавшая на нее.
Преподавание националистически настроенных старших учителей
в гимназиях было нормальным явлением, как и монархически настро
енных профессоров в университетах, или проповеди пасторов, придер
живавшихся антидемократических убеждений, на церковных кафед
рах. Реакционные политические позиции ученых существовали наряду
с прогрессивной наукой и техникой. В то время как большинство ис
следователей обращали взгляд в прошлое, быстроходное судно «Бре
мен» компании «Северогерманский Ллойд» завоевало «Голубую лен
ту» за самое быстрое пересечение Атлантики. Реактивный автомобиль
Фрица фон Опеля мчался по берлинскому «Авусу»44, стартовали «Юн
кере» G38, самый большой самолет наземного базирования, и Do X, са
мая большая в мире летающая лодка. В Берлине было передано первое
телевизионное изображение, обер-бургомистр Кёльна Конрад Аденау
эр открыл первую европейскую автостраду — скоростную трассу
Кёльн—Бонн, рельсовый дирижабль (айровагон) Круккенберга менее
чем за два часа преодолел расстояние от Берлина до Гамбурга.
Но не только у интеллектуалов были трудности в отношениях с го
сударством. Веймарское сообщество не могло быть уверено даже в ло
яльности своих собственных служителей. Для большой части чиновни
чества монархизм и консервативное представление о государстве были
само собой разумевшимися знаками принадлежности к сословию.
Правда, их самосознание предполагало также, что формальная легаль
ность осуществления власти была важнее программы политического
господства. Так как пост рейхсканцлера был передан последним кайзе-
ровским канцлером принцем Максом Баденским революционному со

циалисту Фридриху Эберту, то видимость легальности, а тем самым и
лояльность государственного аппарата новым властителям была обес
печена. Поскольку существовало законное правительство, бюрократия
во время Капповского путча, несмотря на политические симпатии мно
гих чиновников к режиму путчистов, действовала против Каппа и на
стороне Эберта. По той же самой причине административному аппа
рату суждено было позже остаться в распоряжении рейхсканцлера
Гитлера. В остальном чиновничество сохраняло партийно-политичес
кий нейтралитет, что не означало его аполитичность. В целом оно име
ло тенденцию, пусть и неявно выраженную, к авторитарно-этатистско
му представлению о государстве. Правительство Генриха Брюнинга
(1885—1970) должно было стать весьма близким к этому идеалу. Да и
почему должно было быть иначе? Никто не мог ожидать от бюро
кратии, что она поведет себя в политическом отношении совершенно
по-иному, нежели значительная часть населения, которая все больше
отворачивалась от республики. Кроме того, создатели конституции от
казались от установки жестких норм, на которые должны были ориен
тироваться государственные служащие. Не чиновничество подорвало
фундамент немецкого государственного устройства — там и без него
мало что оставалось подрывать. Но оно и пальцем о палец не ударило,
чтобы укрепить и спасти этот фундамент.
Что же касается армии, небольшого стотысячного рейхсвера, то,
возглавляемая командующим генералом Хансом фон Сектом, она вы
сокомерно дистанцировалась от демократических институтов и пар
тий, проводила собственную тайную политику вооружения за спиной
гражданских политических организаций и пыталась держаться в сто
роне от повседневной политики, следуя максиме Секта: «Армия слу
жит государству, и только государству, ибо она и есть государство».
Только после свержения Секта в 1927 г., с возвышением нового силь
ного военачальника, генерала Курта фон Шлейхера, ситуация измени
лась. Отныне руководство рейхсвера живо интересовалось внутрипо
литическими событиями, пыталось воздействовать на формирование
правительств и добиваться правительственных решений в соответст
вии с интересами военных и общественных слоев, стоявших за офи
церским корпусом, — дворянства и консервативной крупной буржуа
зии. В конечном счете это возымело катастрофические политические
последствия, как показал крах, который потерпел генерал фон Шлей-
хер в качестве рейхсканцлера в январе 1933 г.
Общественные группы также дистанцировались от новой государ
ственной формы и ее институтов. Рабочих, ориентированных на
БЛЕСК И ПАДЕНИЕ ВЕЙМАРА ( 1924 - 1933) 157
социал-демократию или католический Центр, вполне можно было мо

билизовать на защиту республики, как выяснилось после убийства
Ратенау и еще раньше — в ходе отпора Капповскому путчу. В услови
ях кризиса республики в 30-е годы оказалось, однако, что готовность
к защите демократического государства была связана с социаль
ными услугами, распределявшимися государством. В годы падения
реальных доходов и высокой безработицы с демократической лояль
ностью было покончено. Об этом свидетельствовало увеличение коли
чества избирателей, голосовавших за коммунистов, и членов нацио
нал-социалистической партии — выходцев из пролетариата.
Буржуазия — среднее сословие — жила в состоянии непрерывно
го кризиса. Ощущалась опасность из-за быстрого изменения социаль
ной и экономической среды. Рост доходов буржуазии отставал от рос
та доходов почти всех остальных слоев, а в результате инфляции
деньги, если они не были вложены в дома или земельные владения,
таяли как снег под солнцем. За эту экономическую катастрофу, затро
нувшую целый социальный слой, ответственность возлагалась, как
правило, на демократию и республику, а политический успех среди
его представителей должен был достаться тому, кто связывал социаль
ный и политический протест с обещанием создать сообщество без
внутренних напряжений, которое тем не менее сохраняло бы тради
ционные социальные различия. Для имущих, — предпринимателей
и землевладельцев — Веймарская республика оставалась подозри
тельной, ибо ее социальная и финансовая политика означала реши
тельное перераспределение в пользу социально слабых. Несмотря
на серьезные государственные субсидии тяжелой промышленности
и аграриям, эти круги были настроены к республике враждебно.
В годы существования относительного свободного пространства,
открытого для экономического распределения, эти глубокие общест
венные и экономические разломы возможно было компенсировать,
и какое-то время могло даже показаться, что и монархический консер
ватизм примирился с новой реальностью. Ирония истории проявилась
в данной связи после смерти первого президента республики Фридриха
Эберта, которого националистически тупой судья обвинил в измене ро
дине. Причиной приговора было участие Эберта в 1918 г. в руководстве
забастовкой рабочих берлинских военных предприятий. Президент, уд
рученный этим позорящим и неправовым приговором, затянул с ле
чением аппендицита. Незначительным большинством голосов новым
президентом республики был избран начальник третьего Верховного
командования в годы Первой мировой войны королевско-прусский
генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург. К большому удивлению
своего окружения, Гинденбург не думал о том, чтобы осуществить мо

нархический поворот, как надеялись те, кто стоял за ним. Вместо этого
он был полон решимости стать хорошим президентом республики без
всяких «но» и «если». Общественность неправильно оценила отноше
ние Гинденбурга к присяге. В данном случае он поступил вполне в ста
ропрусских традициях и, принеся присягу на конституции республики,
дорожил ею так же, как прусским полевым уставом. Примирение Гин
денбурга с новым государственным устройством облегчило многим
умеренным консерваторам нахождение общего языка с демократией.
Правда, в адрес нового президента выдвигался один упрек: при
всем своем желании он не имел политических знаний и нуждался в со
ветниках. Это усугублялось преклонным возрастом и связанным с ним
снижением интеллекта, что также усиливало зависимость Гинденбурга
от помощников. Окружение же было вовсе не таким, которое приличе
ствовало бы президенту республики. Оно состояло из старых товари
щей по прусской армии, «сливок» остэльбского землевладельческого
дворянства. В основном это были люди, чей и без того низкий уровень
политической культуры дополнялся ненавистью к республике.
Эра кабинетов буржуазного блока закончилась с выборами в рейх
стаг 20 мая 1928 г. СДПГ, которая смогла записать на свой счет серьез
ную победу, получила пост рейхсканцлера, которым стал ее председа
тель Герман Мюллер, а также ряд влиятельных министерств. Широкий
спектр правящих партий составлял теперь большую коалицию вплоть
до Немецкой народной партии Штреземана. Но то, что на первый
взгляд казалось проявлением внутриполитической прочности, в дейст
вительности было неустойчивым и хрупким. «Кабинет, в который
вмонтирован длительный кризис», — писала по этому поводу «Берли-
нер тагеблатт» в день формирования правительства. И действительно,
возможности единства действий демократических партий оказались
в достаточно короткий срок исчерпаны. Коалиция едва не рухнула уже
из-за плана строительства тяжелого крейсера взамен устаревшего во
енного корабля. И когда социал-демократические министры в конце
концов ради сохранения коалиционного мира согласились с желанием
своих буржуазных коллег, собственная фракция социал-демократов
в рейхстаге не преминула подвергнуть их унижению, высказавшись во
время решающего голосования против собственных товарищей, зани
мавших министерские посты. Драматический рост безработицы, подъ
ем забастовочного движения, уличные столкновения — все это подта
чивало деятельность кабинета и усиливало давление партий на «своих»
министров, с тем чтобы они наконец сбросили с себя становившуюся
все более неудобной ответственность. В итоге способность Германа
БЛЕСК И ПАДЕНИЕ ВЕЙМАРА ( 1 9 2 4 - 1933) 159
Mtufir'terie
2\titbQbaimcv.
ш t. mm мм
ЗсШтъ
Некролог по президенту Эберту.

Газета «Иллюстрирте райхсбаннерцайтунг», 7 марта 1925 г.
Мюллера осуществлять правительственные решения оказалась на ис

ходе. Из-за представлявшегося малозначительным коалиционного кон
фликта — а речь шла об увеличении взносов в фонды страхования по
безработице — рейхсканцлер 27 марта 1930 г. ушел в отставку, и с ним
LT
HINMNBURG
JCH 8EICHE JEDEM DburrcHFN
DIE HANAUER NATIONAL DENKT
UND BEN KONFESSIONELLEN U Выбирайте Гинденбурга!
SOZIALEN FRIEDEN WILL' Плакат к президентским
выборам 1925 г.
последнее парламентское правительство республики. Депутат от СДПГ

Юлиус Лебер отмечал: «Не особенно размышляя, социал-демократиче
ское партийное руководство двинулось назад по спокойным водам
прежнего доброго оппозиционного величия. Лишь немногим пришло
в голову, что так называемое президиальное45 правительство было, оче
видно, последней формой конституционного правительства. Хотя об уг
розе демократии, о фашистской опасности говорили много и часто, но
это были слова, брошенные на ветер, для агитации и пропаганды. СДПГ
была в оппозиции, и этого хватало...»
Крах республиканских партий был симптомом политического кол
лапса республики, ее распада на воюющие друг с другом стороны
в гражданской войне. Первого мая 1929 г. на улицах Берлина впервые
с 1920 г. снова стреляли, дело дошло до кровавых столкновений меж
ду полицией, руководимой социал-демократами, и демонстрантами-
коммунистами. С ростом безработицы увеличивалось количество при-
верженцев КПГ, но сама партия оказылась в изоляции, по указанию

Москвы отмежевываясь от «социал-фашистской»46 социал-демокра
тии. В другой части политического спектра занимавшая все более
радикально-националистические позиции Немецкая национальная
народная партия во главе с королем прессы Альфредом Гугенбергом
и консервативная организация фронтовиков «Стальной шлем» объе
динялись с радикально-националистическими силами — Национал-
социалистической рабочей партией Германии Адольфа Гитлера.
НСДАП возникла в родовых схватках Мюнхенской советской рес
публики. Ее появлению также способствовала создавшаяся впослед
ствии атмосфера гражданской войны. Эта партия была целиком и пол
ностью творением своего фюрера Адольфа Гитлера и зависела от его
демагогических и харизматических талантов. Гитлер был, собственно
говоря, создателем секты. Он делал ставку на веру своих приверженцев,
и только он один провозглашал истину. При этом то, что говорил Гитлер,
представляло собой неудобоваримую смесь идей и идеологий, воздей
ствующих на массы и «бродивших» в духовном климате послевоенного
времени. Лозунг «национального социализма», уже в довоенные време
на возникший в качестве связующего средства, которым пользовались
националистические организации в борьбе против «интернациональ
ного» социализма, был нацелен на рабочих и представлял собой, кроме
того, средство для определения настроений социального романтизма,
распространенных среди молодежи средних и высших слоев. Образ
«народного сообщества», порождение католическо-романтического
учения о сословном государстве, казалось, обещал решение социаль
ных трудностей современных индустриальных обществ. Антисемит
ская расовая доктрина служила средством формирования агрессивного
сознания о миссии Германии в мире, доведенной до крайности мечты
о великогерманской империи в сердце Европы. Оба компонента, нация
и раса, формировались, основываясь друг на друге. Сначала следовало
добиться освобождения нации от пут Версаля — таково было требова
ние, популярное во всех социальных и политических лагерях. Следую
щим шагом должно стать расширение в восточном направлении, завое
вание «жизненного пространства» для якобы особо ценной германской
расы за счет «неполноценных» рас.
Но изречения и программы имели в публичных выступлениях Гит
лера второстепенное значение. Самое главное заключалось в воздей
ствии на людей в качестве оратора, ибо Гитлеру удавалось распознать,
как под увеличительным стеклом, чаяния и надежды внимавших ему
слушателей, озвучить их проблемы в завораживающей и убедитель
ной манере и спроецировать их обратно — на народ. Вот в этом и за-
ключался успех национал-социализма: он выводил страхи и предрас

судки людей из подсознательной, иррациональной глубины на свет
и формулировал их в соответствии со своим мировоззрением. В этом
партия Гитлера проявила себя более современной, чем все ее конку
ренты в партийном спектре, которые полагали, что для того, чтобы убе
дить людей, необходимо просто познакомить их с трезво сформулиро
ванными программами. Напротив, Гитлер учитывал эмоциональный
дефицит масс, который традиционные партии оставляли без внимания.
Таким образом, НСДАП была народной партией в гораздо боль
шей степени, чем любая другая партия веймарского периода. Она не
зависела, как другие партии, от прочной клиентелы, от социального,
экономического или конфессионального характера, а располагала
приверженцами во всех социальных слоях и среди представителей
различных профессий. Рабочие и крестьяне составляли относитель
ное меньшинство, даже в условиях, когда происходил постоянный
рост доли рабочих. Напротив, доля представителей профессий, отно
сящихся к среднему сословию, оказывалась существенно выше. Ста
новилось ясно также, где партия достигала меньшего успеха, — там,
где еще существовали старые творческие институты и идеи. В значи
тельной степени сохранило иммунитет ядро социал-демократического
рабочего движения (в то время как переход членов из НСДАП в КПГ и
наоборот был активным), а также протестантская крупная и средняя
буржуазия, но прежде всего — традиционная католическая среда в За
падной и Южной Германии и в Силезии. Но гитлеровской партии уда
лось прорваться и здесь. Сыновья и дочери приверженцев традицион
ных партий во множестве собирались под эгидой НСДАП. Эта партия
была не только олицетворением веры, народной партией; она пред
ставляла молодежное движение.
НСДАП обрела свой шанс со времен великого экономического
кризиса, который вслед за «черной пятницей» 25 октября 1929 г. на
Нью-Йоркской бирже охватил всю мировую экономику. В Германии
же из-за давно сложившегося здесь общеэкономического положения
последствия кризиса были особенно тяжелы. То, что выглядело снача
ла только как временный спад конъюнктуры, разрослось до небыва
лой катастрофы, в которой экономическая разруха и политическая
радикализация взаимно раскачивали друг друга. Такое развитие со
бытий совпало с выборами в рейхстаг 14 сентября 1930 г., на которых
национал-социалисты, получившие 130 мандатов, добились сенсаци
онного успеха. В свою очередь это настолько подорвало доверие зару
бежных вкладчиков к стабильности в Германии, что уход капитала из
страны приобрел формы бегства. К тому же — как всегда бывает во
БЛЕСК И ПАДЕНИЕ ВЕЙМАРА ( 1924 - 1933) 163
время экономических кризисов — в мире росли таможенные барье

ры. У немецкой экономики отсутствовали не только кредиты, от ко
торых она зависела из-за недостатка собственного капитала, но
и прибыли от экспорта, а при высокой зависимости немецкой эконо
мики от экспорта это имело катастрофические последствия как для
производства, так и для занятости.
На протяжении года безработица подскочила с 9 до 16%, но это бы
ла только первая ступень Великой депрессии. В середине 1931 г. ввиду
недостаточной ликвидности произошли первые банковские банкрот
ства, вовлекшие крупные предприятия в вихрь событий. Экономичес
кий кризис превратился в финансовый и кредитный. В 1932 г. уровень
промышленного производства Германии сократился в два раза по
сравнению с 1928 г. Индекс курсов акций упал за то же время на треть,
тогда как численность безработных возросла более чем вчетверо —
с 7% в 1928 г. до 30,8% в 1932 г.
Экономический кризис охватил все европейские страны, но в Гер
мании он оказался особенно тяжелым. Данное обстоятельство объяс
нялось прежде всего тем, что демократическая Веймарская респуб
лика с момента своего рождения была слабым государством, пытав
шимся избежать гражданской войны и купить симпатии избирателей
посредством превращения в государство субсидирующее и перерас
пределяющее. Желания, которые высказывали в адрес государства
организованные по самым разным интересам группы, удовлетворя
лись в гораздо большей степени, чем это имело место до войны, что
видно по скачкообразному росту государственных расходов, прежде
всего в социальной сфере. Если в 1929 г. доля налогового бремени бы
ла вдвое выше процентной ставки 1913 г., т. е. 18 вместо 9% накануне
Первой мировой войны, то за тот же период социальные расходы госу
дарства, земель и общин возросли с 337 млн до 4 млрд 751 млн марок
в год, т. е. произошло их увеличение не менее чем в тринадцать раз.
Таким образом, нелюбимое государство, Веймарская республика,
обеспечило себе лояльность групп, представлявших общественные
интересы, оказывая поддержку и помощь, и в случае кризиса прихо
дилось выполнять все соответствующие обязательства.
Когда начался кризис, экономики промышленно развитых госу
дарств рухнули после «черной пятницы», оказавшись в условиях само
го тяжелого испытания, которое только выпадало на их долю за весь
период новой экономической истории. Когда разорялись банки, когда
объем промышленного производства в Европе упал за три года напо
ловину, а треть самодеятельного населения Германии стала безра
ботной, когда все социальные обязательства, которые взяло на себя
государство, были одновременно предъявлены к оплате, выяснилось,

что германское государство оказалось не в состоянии справиться
с проблемами. В Англии, где падение экономики было не менее драма
тичным, решение общественных проблем было возложено на много
численные «плечи» — различные административные и обществен
ные органы. Таким образом государство пережило экономический
кризис, не понеся ущерба. Напротив, в Германии государство бук
вально пало на колени под тяжестью завязавшихся в тугой узел ожи
даний различных общественных групп. А так как лояльность немец
кого народа государству зависела от способности государства и его
институтов разрешать социальные конфликты путем распределения,
то при крахе социального государства под вопросом оказались и его
конституционные основы. Так парламентская демократия в Германии
в своем стремлении быть сильным государством сама лишала себя
почвы под ногами.
Парламентские силы оказались в этих условиях беспомощными.
Когда большинство рейхстага отвергло в июле 1930 г. непопулярные
меры по оздоровлению бюджета, новый рейхсканцлер — депутат от
партии Центра Генрих Брюнинг прибег к крайнему средству, которое
предоставляла Конституция в соответствии со статьей 48. Он издал не
обходимые законы в виде чрезвычайных декретов, которые президент
мог вводить в действие без участия парламента. Тем самым была от
крыта новая — или скорее старая — страница конституционной ис
тории. Самоустранение парламента и правительства, которое поль
зовалось только доверием главы государства, означало, собственно,
возвращение к монархическому конституционализму XIX в. во главе
с президентом Гинденбургом в качестве «эрзац-кайзера». И действи
тельно, некоторое время статья 48 Веймарской «эрзац-конституции»
функционировала очень неплохо, когда речь шла о принятии безотла
гательных мер в бюджетной, финансовой сферах и о защите государ
ственного авторитета от растущего на улицах политического преступ
ного насилия как справа, так и слева.
Решительная политика никогда не может быть популярной в пери
од кризиса. Менее популярной она была во времена Брюнинга, ибо его
«политика дефляции», т. е. радикального сокращения государственных
расходов, дополнительно подстегивала безработицу. Канцлер мирился
с огромными социальными расходами, так как они представляли собой
неопровержимый аргумент в его усилиях по окончательному устране
нию репараций, показывая разрыв между волей немцев к выполнению
требований и их возможностями. В этом смысле экономическая поли
тика Брюнинга была только функцией его внешней политики, и здесь
БЛЕСК И ПАДЕНИЕ ВЕЙМАРА ( 1 9 2 4 - 1933) 165
он добился успеха. В конце 1931 г. союзническая комиссия констатиро

вала неплатежеспособность страны, что означало конец репарацион
ных платежей. Соответствующее решение было принято Лозаннской
конференцией в июле 1932 г. К тому же Международная конференция
по разоружению, работавшая с февраля 1932 г. в Женеве, в принципе
признала равноправие Германии в вопросе о вооружениях. У Брюнин-
га складывалось впечатление, что он, по его словам, находится «в ста
метрах от цели», когда 30 мая
1932 г. президент отправил рейхс ЖЕЛЕЗНЫЙ ФРОНТ
канцлера в отставку. В ответ на создание союза Гитлера
Для смещения Брюнинга с Гутенбергом конституировался «Же
имелись многочисленные причи лезный фронт», представлявший со
ны. Им были недовольны агра бой союз социал-демократической
рии, которые, как они считали, партии с близкими ей организациями.
не получали поддержки в усло Правда, он получил демонстративный
виях глубокого долгового кризи отпор со стороны почти всех несоциа
са, охватившего крупное остэль- листических групп и оставался крас
бское землевладение. Недово ной оборонительной организацией
лен был рейхсвер, полагавший, вместо черно-красно-золотой. Распад
что ему необходима поддержка Веймарской коалиции нельзя было ос
«превосходного человеческого тановить и в кризисные времена. Но
материала», сосредоточенного «Железный фронт» отнюдь не бездей
в НСДАП, для реализации его ствовал, и его «боевые демонстрации»
планов вооружения и создания по мощи и пышности с использовани
милиции, а также считавший, что ем музыкальных элементов не уступа
47
запрет CA противоречит его ли мероприятиям противников рес
интересам. К этому добавлялось публики.
верное предположение Гинден-
бурга о непопулярности канцле
ра. Преемник Брюнинга, малоизвестный общественности консерва
тивный заднескамеечник партии Центра Франц фон Папен (1879—
1969), чей аристократически-аграрный «кабинет баронов» был пред
ставлен 1 июня 1932 г., располагал еще меньшей общественной под
держкой. Чтобы обеспечить себе парламентскую опору со стороны
НСДАП, Папен выполнил требования Гитлера об отмене запрета CA
и роспуске рейхстага. Прусское черно-красно-золотое правительство,
несмотря на тяжелые потери на выборах, оставалось кабинетом,
ведущим дела, и с равной жесткостью выступало как против нацио
нал-социалистических, так и против коммунистических уличных бес
чинств. Поэтому Папен 20 июля 1932 г. чрезвычайным декретом пре
зидента назначил самого себя имперским комиссаром Пруссии
Смысл гитлеровского
&-?-Ш приветствия.
Титульный лист «Рабочей
иллюстрированной газеты».
Джон Хартфильд, 16 октября
DER S I N N DES
1932 г.
HITLERGRUSSES: Антимарксистское и одно
временно «революционное»
массовое движение не пред
усматривалось в сценарии
мировой истории, созданном
Марксом и Лениным. Поэто
му для ортодоксальных левых
феномен национал-социализ
ма оставался необъяснимым.
В действительности же заго
вор «монополистического ка
питала» и Гитлера, о котором
свидетельствует фотомонтаж,
был химерой. «Капитал» Гит
MfUIONlN
STIH8N
лера скрывался не в кошель
ках промышленных магнатов,
Kleiner Mann bittet um aroße Gaben а в головах людей.
и изгнал прусского премьера и остальных министров с их постов. Те

перь прусский административный аппарат и полиция, важные с точки
зрения соотношения политических сил, были подчинены имперской
исполнительной власти.
Результаты выборов в рейхстаг, состоявшихся 31 июля 1932 г., со
ответствовали возбужденному состоянию общества. НСДАП почти уд
воила свою и без того высокую долю голосов, численность же депута
тов буржуазного блока драматически сократилась. КПГ и НСДАП
получили абсолютное парламентское большинство. Они охотно ис
пользовали эту ситуацию, чтобы рука об руку саботировать государст
венные мероприятия, но, естественно, не были в состоянии взять на
себя правительственную ответственность. Чтобы избежать опасности
свержения Папена в результате вотума недоверия вновь избранного
рейхстага, парламент был распущен в день первого же заседания.
Страну захлестнула не имевшая себе равных волна политического на
силия. И так как новые выборы в рейхстаг 6 ноября 1932 г. не принес
ли существенных изменений — впрочем, численность голосов, подан-
ïïfe ÏÏÏRHLEti H t o E ü b i m ö i
Мы выбираем Гинденбурга! — Мы выбираем Гитлера!

Плакат НСДАП к президентским выбо
рам 1932 г.
Весной 1932 г. истекал срок пребывания ваться с 1930 г. Только второй тур, состо-
Гинденбурга на посту президента. При вы- явшийся 10 апреля 1932 г., в котором про
движении кандидатур возникли курьезные тив Гинденбурга выступали Гитлер и
союзы. В то время как «Стальной шлем», Тельман, принес ему победу — за прези-
почетным председателем которого был дента было отдано 53% голосов. Гитлер
Гинденбург, выдвинул своего председателя все же получил 37% голосов. Ядовитое ан-
Дюстерберга, Гинденбург оказался вынуж- тисемитское варево, которым Гитлер по
денным опереться на партии Веймарской ливал политиков республики, возымело
коалиции, от которых он хотел отмеже- действие.
ных за НСДАП, снизилась, что дало повод надеяться на изменение

ситуации, — Гинденбург в конце концов назначил рейхсканцлером
обладателя фактической власти в государстве, министра рейхсвера
Курта фон Шлейхера (1882—1934).
Шлейхер стремился осуществить сомнительный план создания
«альтернативного фронта» из профсоюзного крыла всех партий для
поддержки своей политики и раскола НСДАП с помощью заигрыва
ния с сильнейшим внутрипартийным конкурентом Гитлера, руководи
телем организационного отдела НСДАП Грегором Штрассером. Но
план Шлейхера потерпел неудачу. Правление СДПГ запретило руко
водству свободных профсоюзов идти на контакты со Шлейхером,
а мятеж Штрассера быстро провалился. Теперь Шлейхер пытался по
будить Гинденбурга на новый роспуск рейхстага, но президент устал
править с помощью статьи 48. Он снова уполномочил Папена создать
правительство, работающее при парламентской поддержке. Папен
провел переговоры сначала с председателем НННП48 Гугенбергом,
а затем с Гитлером, который согласился участвовать в правительстве
при условии, что получит пост рейхсканцлера. С тем, что в кабинете
останутся консервативные сторонники Гинденбурга и Папена, он был
согласен. Гитлер, требовавший до сих пор «все или ничего», казался
теперь скромным и умеренным в своих запросах, так что Папен и Гин
денбург согласились на его условия.
Президент до последнего противился назначению Гитлера канц
лером, но был не в состоянии противостоять в течение длительного вре
мени своим советникам, которые все без исключения выступали за
создание правительства «национальной концентрации» во главе с Гит
лером. Последний не требовал также, в отличие от предшествовавших
кандидатов на пост канцлера, правления с помощью чрезвычайных дек
ретов, а объявил выборы в рейхстаг — последние (о чем он приказал из
вестить со скрытым двойным смыслом). После них кабинет Гитлера —
Гутенберга должен будет опираться на широкое парламентское боль
шинство из НСДАП и НННП. Эти заявления подействовали на Гинден
бурга успокаивающе. Гитлер, считал президент, будет окружен его до
веренными лицами, и бремя ответственности за режим чрезвычайных
декретов, а также за длительное балансирование на грани нарушения
конституции будет снято с него, Гинденбурга. Тем не менее президент
колебался. Но целенаправленно сфабрикованные и недостоверные слу
хи о том, что Шлейхер планирует путч против президента, оказались для
Гинденбурга последней каплей. Теперь, полагал он, Гитлеру больше нет
альтернативы. Тридцатого января 1933 г. Гинденбург назначил Гитлера
рейхсканцлером. Пробил смертный час Веймарской республики.
XI. Великогерманское безумие
(1933-1942)
Вечером 30 января 1933 г. никто не сомневался в том, что Веймарская

республика уже мертва, но о будущем существовали самые разные
представления. Этот день сохранил в памяти воспоминания лишь
у приверженцев НСДАП, которые отмечали его, словно явление мес
сии. Однако определенная часть общества не была склонна считать
сладостной музыкой быстро заполняющий все вокруг пропагандист
ский шум, издаваемый новой правительственной машиной. Британ
ский посол сообщал из Берлина, что пресса «восприняла назначение
Гитлера рейхсканцлером с философским спокойствием», и добавлял:
«Население отреагировало на это равнодушно». Прежние парла
ментские силы даже не думали о том, чтобы объединиться для отра
жения опасности. В руководящих кругах социал-демократии новое
положение сравнивали с Исключительным законом против социали
стов времен Бисмарка — казалось, что хуже быть не может. Консер
вативным помощникам Гитлера будущее представлялось радостным.
Считалось, что Гитлер «окружен» консервативными министрами.
Папен уверял своего знакомого: «Чего же вы еще хотите — Гинден-
бург доверяет мне. Через два месяца мы так прижмем Гитлера в угол,
что он завизжит».
Чтобы объяснить такой тон, следует иметь в виду, что пока не был
приобретен опыт, на который современники в 1933 г. могли бы опе
реться в своей оценке национал-социалистического режима. Вторая
мировая война и Освенцим еще скрывались во мраке будущего, а те
немногие люди, которые читали программную книгу Гитлера «Майн
кампф», не были склонны воспринимать ее серьезно: жизненная
практика подтверждала, что идеологические заявления — это одно,
а фактические политические действия — совсем другое. В остальном
же в повороте к авторитарному режиму не было ничего необычного.
С 1930 г. немцы уже привыкли к тому, что парламентский контроль за
политикой почти отсутствовал, — взирая на Европу, они чаще всего
видели то же самое. В большинстве европейских стран правили дик

таторы. Там же, где этого не было, например во Франции, царила
внутриполитическая неуверенность, отнюдь не способствовавшая де
мократии. Создавалось впечатление, что во время большого экономи
ческого кризиса демократии обанкротились, что пришло время силь
ных людей — у каждого перед глазами маячил образ Муссолини,
которым открыто восхищались даже такие либералы, как главный
редактор газеты «Берлинер тагеблатт» Теодор Вольф, и социалисты,
например Курт Гиллер. Общественность совершенно неверно оцени
ла Гитлера именно потому, что он был не политиком, а идеологом и
революционером, что ему были чужды основополагающие положе
ния европейской политики: они были ему попросту безразличны.
Гитлер хотел лишь одного: установления мирового господства «выс
шей» расы на костях «низших». Он всегда фанатично шел к этой це
ли, хотя зачастую и скрывал ее под завесой тактических маневров.
Чтобы достичь желаемого, сначала следовало установить проч
ное господство национал-социалистов. Партия Гитлера должна была
полностью «пронизать» собой Германию. То, что обычно называ
лось «захватом власти», на самом деле было процессом, длившимся
полтора года. Первый шаг состоял в устранении из германской по
литики партикулярных элементов, т. е. партий и земель. Вероятно,
поджог рейхстага 27 февраля 1933 г. не был запланированной наци
онал-социалистами провокацией, а явился делом рук анархиста-оди
ночки, но данный факт не имел никакого значения для последствий.
Изданное по этому поводу «Распоряжение о защите народа и госу
дарства» отменило основные права, предоставленные формально
продолжавшей действовать Веймарской конституцией, и обоснова
ло существование перманентного чрезвычайного положения, кото
рое облегчило режиму соединение охоты на своих противников
с видимостью существования прав. Штурмовые отряды (CA) с конца
января действовали более или менее самостоятельно. Они были объ
явлены вспомогательной полицией, терроризировали всех инако
мыслящих, отправляли их в «дикие» концлагеря, пытали и убивали.
В обстановке запугивания 5 марта 1933 г. прошли последние много
партийные выборы, но и в этих условиях НСДАП получила лишь
43,9% голосов избирателей. Эта партия никогда не избиралась боль
шинством немецкого народа. Последующие плебисциты с результа
тами более 90% проводились в особых условиях тоталитарной дикта
туры, для которой такие цифры — обычное дело.
В новый рейхстаг больше не входили депутаты-коммунисты: после
поджога рейхстага КПГ была запрещена. Двадцать третьего марта
ВЕЛИКОГЕРМАНСКОЕ БЕЗУМИЕ ( 1 9 3 3 - 1942) 171
1933 г. Гитлер представил «Закон о чрезвычайных полномочиях»49,

в результате которого парламент и конституционные органы контро
ля окончательно «исключались», а правительство получало право осу
ществлять законодательную деятельность без рейхстага и рейхсрата.
Перед партиями встал вопрос, должны ли они лишиться своих полно
мочий. В конце концов, движимые принуждением и соблазном, они
одобрили этот закон. Но было одно похвальное исключение: фракция
Социал-демократической партии Германии (СДПГ), несмотря на жес
точайший террор, выступила против «Закона о чрезвычайных полно
мочиях», и ее председатель Отто Вельс, несмотря на распоясавшихся
штурмовиков, не мог себе отказать в чтении мужественной надгроб
ной речи над мертвой демократией.
Через месяц после запрещенного 2 мая того же года социал-демо
кратического объединения свободных профсоюзов, вопреки их по
пыткам сотрудничать с новым режимом, была ликвидирована СДПГ,
многие ее функционеры отправлены в концлагерь, а некоторые из них
убиты. Буржуазные партии предпочли добровольно, как это называ
лось в то время, «самораспуститься». К середине 1933 г. в Германии ос
тавалась лишь одна партия — партия Адольфа Гитлера. Самостоятель
ность земель, это древнее наследие немецкой истории, также была
в течение нескольких месяцев жестко и противоправно ликвидирова
на. На смену премьер-министрам пришли представители имперской
власти (рейхсштатгальтеры) — революционное единое государство
стало действительностью.
Однако захват власти означал не только устранение мешающих
конкурентов, но и овладение инструментами государственной власти.
Двумя ее опорами были бюрократия и военщина. По «Закону о восста
новлении профессионального чиновничества» от 7 апреля 1933 г. про
извольно увольнялись неугодные чиновники, прежде всего демокра
ты, либералы и евреи; их сменили сторонники НСДАП. С рейхсвером
дело обстояло сложнее: рейхсвер, за исключением некоторых моло
дых офицеров, выступал против Гитлера и его партии. По отношению
к режиму вооруженные силы были настроены скептически, почти
враждебно, пролетарски-хвастливые манеры национал-социалистов
не нравились многим офицерам старой гвардии. В первую очередь это
относилось к CA — партийной армии, которая все громче требовала
второй революции, «ночи длинных ножей», направленной против бас
тионов буржуазии и консервативного госаппарата, и которая пре
тендовала на то, чтобы стать армией национал-социалистического го
сударства. Для рейхсвера, считавшего себя единственным гарантом
государственности, это было дерзким незаконным притязанием.
В данном вопросе проявились в первую очередь интересы руко

водства рейхсвера и интересы Гитлера, который был в достаточной
степени реалистом, чтобы увидеть, что рейхсвер как инструмент вла
сти был для него полезнее, чем CA. Гитлер начинал опасаться тще
славия и революционного подстрекательства начальника штаба
CA Эрнста Рема. Так случилось, что рейхсвер участвовал в устране
нии и подавлении CA в рамках так называемого путча Рема 30 июня
1934 г. и тем самым стал соучастником убийств, жертвами которых
пали многие противники Гитлера. То, что рейхсвер оставался спо
койным, когда убивали его генералов Шлейхера и Бредова, сделало
руководителей рейхсвера сообщниками неправового государства.
После волны убийств специалист по государственному праву Карл
Шмитт употребил формулировку: «Фюрер защищает право». Тем са
мым произвол диктатора был возведен в степень высшего закона.
Но речь шла не только о том, чтобы овладеть инструментами го
сударства. Тоталитарная диктатура укрепляется лишь тогда, когда
овладевает сознанием людей. Деятели в сфере духовной культуры:
либералы, демократы, социалисты — преследовались, и если не исче
зали в концлагерях, то принуждались к эмиграции. Их книги публич
но сжигались, картины, музыка клеймились как «ненемецкие» и
«дегенеративные». С сентября 1933 г. культурная жизнь Германии
управлялась министром пропаганды Йозефом Геббельсом через
вновь созданную Имперскую палату культуры и была поставлена на
службу национал-социалистическому государству, хотя до начала
войны продолжали существовать резервации для «неподходящих»
писателей и художников.
Стремление к «духовности» шло еще дальше. Из университетов
увольняли неугодных профессоров и доцентов, зачастую заставля
ли эмигрировать. Однако немало их коллег поспешили положить
к ногам коричневых властителей учебные заведения, когда-то дале
кие от государства. Аналогичная ситуация складывалась и в церкви.
В евангелической церкви ширилось движение «немецких хрис
тиан», ориентированных на идеологию народности и принцип
фюрерства. Против них на Бармском синоде в мае 1934 г. сфор
мировалась так называемая «исповедальная церковь», которая,
несмотря на государственные притеснения и аресты ее членов,
противостояла национал-социализму. Новый режим вызывал сим
патии среди католического духовенства, прежде всего после за
ключения 20 июля 1933 г. имперского конкордата; но и здесь, в осо
бенности когда стали известны национал-социалистические планы
относительно эвтаназии50, ширилось сопротивление, достигшее
ВЕЛИКОГЕРМАНСКОЕ БЕЗУМИЕ (1933-1942) 173
кульминации в папской энциклике «С крайней озабоченностью»

от 1937 г.
Там, где было недостаточно «духовности», применялся государст
венный террор, который ассоциировался с именами Генриха Гимм
лера, Рейнхарда Гейдриха и знаком СС — небольшого элитного наци
онал-социалистического формирования, ставшего в Третьем рейхе
полицейской властью и тем самым превратившегося во всесильный
инструмент террора, «чисток» и воспитания. От центрального здания
с его административными помещениями и подвалами для пыток, глав
ной квартирой гестапо и верховного управления имперской безопас
ности на берлинской улице Принц-Альбрехтштрассе государственная
сеть СС тянулась к полицейским властям, к мрачному миру концла
герей, к воинским частям, находившимся в распоряжении СС, к «глав
ному управлению по делам расы и поселений», призванному осу
ществлять гитлеровскую расовую доктрину. Отсюда велась борьба
против врагов режима — политических и идеологических, а также ра
совых, что означало прежде всего борьбу против евреев.
Дуалистическая манихейская51 расовая доктрина национал-
социализма нуждалась в качестве антипода «святости» и «лучезар
ного арийства» в социальной группе, которая вследствие объектив
ной принадлежности к определенной расе олицетворяла бы все
злое, плохое и извращенное. Согласно особой традиции, насчиты
вавшей в Европе уже тысячу лет, отыскать исполнителя на роль
сатаны и аутсайдера было нетрудно: эта роль отводилась евреям. Од
нако последовательного долговременного планирования преследо
вания евреев не было: оно зависело от внешне- и внутриполитичес
ких обстоятельств, но всегда отвечало к конечным идеологическим
целям режима. Террористические и пропагандистские акции пар
тии «снизу» — от инсценированного Геббельсом бойкота евреев
1 апреля 1933 г. до «имперской хрустальной ночи» 9 ноября 1938 г. —
сменились государственно узаконенными мероприятиями «свер
ху». К ним относился «Закон о восстановлении профессионального
чиновничества», по которому подлежали увольнению чиновники-
евреи; затем последовал «Закон об обороне» от 21 мая 1935 г.,
исключавший евреев из «почетной службы немецкому народу».
По «Нюрнбергским законам» от 15 сентября 1935 г. обладание по
литическими правами и должностями ставилось в зависимость
от доказательства «арийского происхождения». Немецкие евреи
окончательно стали людьми второго сорта, лишились гражданских
прав, заключение браков между евреями и неевреями запрещалось.
По этим законам основы правового государства извращались и
JSilöcr oeuucncr Halfen 1
Таблица немецких рас.

Плакат, 1935 г.
В иерархии рас выше всех стояли «арий сообщества» считал себя бывший специа
цы», ниже всех — евреи. Не совсем ясно, лист по выведению новых пород птиц
как должен был выглядеть «ариец». Однако рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер (главный
считалось признанным, что кроме сканди проводник массового террора в Германии и
навов и англичан лишь немцы имеют ха на оккупированных территориях), объ
рактерные для высшего «расового сообще явивший свои одетые в черную униформу
ства» черты, наличие которых должно было войска «орденом чистоты германской ра
обосновать притязание немцев на мировое сы», члены которого могли вступать в брак
господство. Знатоком «немецкого расового строго по расовым родословным.
ВЕЛИКОГЕРМАНСКОЕ БЕЗУМИЕ (1933— 1942) 175
деформировались. Притеснение и дискриминация немецких евреев

получили юридическую базу.
Преследование и насилие были одной стороной режима, а дру
гой — совращение, ослепление и обольщение. Едва ли существовали
социальные группы, чьи политические интересы и коллективные на
дежды национал-социализм не поддерживал бы и не подпитывал. На
рабочий класс оказало большое впечатление предоставление работы
(например, строительство автобанов), снижение уровня безработицы,
улучшение социальных показателей на предприятиях и массовые
акции под девизом «сила через радость». Ремесленники и мелкие тор
говцы выигрывали от увеличения налогообложения ненавистных им
универмагов и от ужесточения практики выдачи разрешений на от
крытие мастерских, крестьяне — от протекционистских пошлин на
сельхозпродукцию и повышения внутренних цен на сельскохозяйст
венные товары, промышленники — от прекращения участия рабочих
в управлении предприятиями, от отсутствия конфликтов из-за тари
фов и роста госзаказов, прежде всего в военной промышленности. Так
же дела обстояли и в отношении других профессий, сословий и орга
низаций: в какой-то мере выиграл почти каждый соотечественник —
член народного сообщества, причем не только материально, но, что
еще важнее, морально.
Собственно, это и было основой внутренних успехов национал-
социалистов: в отличие от расчетливой и рациональной демократии
диктатура реагировала на чувства и эмоции. Большую роль играло
обращение к традициям. Отныне на Дне Потсдама52, на котором,
взывая к духу Фридриха Великого, был создан правящий союз рево
люционных национал-социалистов с прусскими консерваторами —
немецкими националистами, или на ежегодных праздниках урожая
в Бюккебурге произносившиеся возвышенные клятвы верности
крестьянским обычаям служили тому, чтобы привязать аграрное
среднее сословие к новому государству. Политические инсцениров
ки, роскошная театрализация лозунгов, соединение повседневнос
ти с символами, полными смысла, — никакой другой режим столь
великолепно не владел этой техникой, как национал-социалистиче
ский. Олимпийскими играми 1936 г. в Берлине, ежегодными импер
скими партсъездами в Нюрнберге с их потрясающе точной хорео
графией массовых маршей, похожими на церковные службы куль
товыми действами, магическими ритуалами спасения укрепляли
чувство превосходства нации и неразрывного народного единства.
Это чувство глубоко проникало в сознание участников и зрителей
этих представлений и полностью овладевало ими. Даже британский
С помощью нацистской моло
iiitiifiliii дежной организации «Гитле-

рюгенд» (молодежь Гитлера)
и с 1936 г. на основе закона
«О молодежи в государстве»
национал-социалистическое
государство сознательно экс
плуатировало стремление мо
лодежи собираться вместе,
поощряло романтику лагерных
костров. С 1940 г. членство
в «Гитлерюгенд» или «Союзе
немецких девушек» было обя
зательным для всех молодых
людей. Задачи «Гитлерюгенда»
Гитлер объяснил на имперском
партсъезде НСДАП в 1935 г.:
«Мальчик идет в "Юнгфольк"
(молодой народ), подросток —
в "Гитлерюгенд", затем он
вступает в CA, в СС или другие
формирования, члены CA и СС
затем призываются на трудо
вую службу, в этих организа
циях молодой человек стано
вится солдатом народа...».
Молодежь служит фюреру.

Плакат, около 1939 г.
Текст плаката: «Молодежь служит фюре
ру. Все десятилетки — в "Гитлерюгенд"».
посол Артур Гендерсон в сообщениях из Нюрнберга восхищался

«красотой представления» и куполами из света: «как будто нахо
дишься в соборе изо льда».
Купол собора, созданный из света, брошенного ввысь лучами де
сятков мощнейших прожекторов противовоздушной обороны, —
этот символ больше, чем какой-либо другой, подходил для выражения
двойственного характера обращения национал-социалистов к чувст
вам: последние достижения техники в паре с глубочайшим архаиз
мом. Такой контраст стал типичен для самоощущения Третьего рейха:
с одной стороны, автобаны, серебристые эмблемы «мерседеса», на
родный радиоприемник, народный автомобиль «фольксваген», пер-
ВЕЛИКОГЕРМАНСКОЕ БЕЗУМИЕ ( 1933 - 1942) 177
вый в мире дизельный самолет, а с другой — германские мифы, ры

царские замки и праздники солнцеворота. Самая современная техни
ка и заклинание смерти срослись воедино.
Млн
5 339 567
4 985 400
1 -\
55 3 000 55 287 96 918 129 Годы
I I 1—ι—Г Ί 1 1 Г Ί Г~ п—ι—ι—ι—ι—ι—ι—ι—ι—ι—I
1919 1922 1925 1928 1931 1934 1937 1940 1943 1946
Членство в НСДАП в 1919-1945 гг.

Не только по своему социальному составу, партии в годы кризиса с 1928 г., взлет —
но и по числу членов партии НСДАП пре после прихода нацистов к власти, аннек
вращалась в народную партию. Кривая от сии Австрии в 1938 г. и военных побед до
ражает поворотные пункты истории: па 1942 г., а также в определенной степени
дение влияния партии после гитлеровско и после этого. В 1945 г. каждый пятый
го путча 1923 г., постепенный подъем взрослый немец был членом НСДАП.
Бесспорному одобрению гитлеровского режима большинством

населения способствовало и то, что этот режим шел от одного внеш
неполитического успеха к другому, а это представляло собой резкий
контраст с его менее удачливыми демократическими предшественни
ками. При этом общественность не замечала того, что на самом деле
стояло за внешнеполитической активностью Третьего рейха: Гитлер
с первого дня своего пребывания в кресле рейхсканцлера жаждал
большой войны, с помощью которой хотел не только пересмотреть
Версальскую систему, но и завоевать «национальное жизненное про
странство» и установить мировое господство «арийской расы». Уже
через четыре дня после своего назначения рейхсканцлером он, вы-
ступая перед командующими силами рейхсвера, совершенно откры

то призвал к «завоеванию нового жизненного пространства на Восто
ке и его беспощадной германизации». К сожалению, нам неизвестна
реакция генералов. Действуя тактически грамотно, Гитлер сигнали
зировал о готовности Германии к достижению внешнеполитического
взаимопонимания, что смягчило критическую и враждебную реак
цию западных демократий на «захват власти». Но в то же самое вре
мя он форсировал подготовку к войне.
Голосование в Саарской области 13 января 1935 г. о ее присоеди
нении к рейху, а еще больше — германо-британское морское согла
шение от 18 июня того же года показали успехи Гитлера-политика
и готовность западных держав к уступкам.
Шестнадцатого марта 1935 г., Гитлер провозгласил разрыв Вер
сальского договора и восстановление в Германии всеобщей воин
ской повинности. Через год вермахт53 занял демилитаризованную
Рейнскую область, не обращая внимания на формальные протесты
Англии и Франции. В 1936 г. была создана «ось Берлин — Рим» и за
ключен Антикоминтерновский пакт с Японией, т. е. союзы с ярко
выраженной антисоветской направленностью.
Однако желаемого Гитлером сближения Германии с Англией не
получилось, во-первых, потому, что немецкий посол в Лондоне,
а в дальнейшем министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп
проводили неприкрытую антианглийскую политику; во-вторых, по
тому, что германо-японский союз угрожал британским интересам на
Дальнем Востоке. Вмешательство Германии в гражданскую войну
в Испании, во время которой шла проверка военно-воздушных сил
рейха на их готовность к войне, способствовало охлаждению герма
но-британских отношений. С другой стороны, в Министерстве ино
странных дел Германии с интересом отмечали, что британские поли
тики опасались втягивания в европейские конфликты, и Гитлер имел
повод полагать, что он сохранит свободу рук при подготовке дальней
ших шагов, направленных на расширение германских границ.
С 1936 г. широко развернулись приготовления к войне. Гитлер
в памятной записке о четырехлетнем плане обосновывал его необхо
димость тем, что германская экономика за четыре года должна подго
товиться к войне. С этого момента экономическое планирование и
производство были сконцентрированы на осуществлении этой цели.
Пятого ноября 1937 г., выступая с изложенным в «Хоссбахском про
токоле» обращением к рейхсминистру иностранных дел и команду
ющим родами войск, Гитлер встретил противодействие своим экс
пансионистским планам в отношении Восточной Европы. Рейхсми-
Имперские автострады Германии.

В последние годы Веймарской республики мест. В 1936 г. на строительстве автобанов
было запланировано строительство авто было занято 120 тыс. рабочих. Для того
страд (автобанов) по американскому при чтобы занять на стройке как можно боль
меру. Однако сооружение автобана Гам ше людей, нацисты сознательно экономи
бург — Франкфурт-на-Майне — Базель ли на механизации работ. Военно-страте
совпало с мировым экономическим кризи гическое значение автобанов было не
сом. Национал-социализм возобновил и столь велико и с 1936 г. работы по их со
развил эти планы и превратил строитель оружению постепенно сворачивались, так
ство автострад в шумную пропагандист как для подготовки к войне требовались
скую кампанию по созданию рабочих рабочие руки.
нистр иностранных дел барон Константин фон Нейрат указал на

внешнеполитический риск, а главнокомандующий сухопутными
войсками барон Вернер фон Фрич усомнился в экономической и во
енной способности Германии к крупномасштабным эффективным
военным действиям. Годом позже оба критика были заменены более
сговорчивыми преемниками.
Двенадцатого марта 1938 г., после того как выяснилось, что Англия
и Италия не станут вмешиваться в действия Гитлера, германский вер
махт вошел в Австрию. Присоединение к Германии (аншлюс) немцы
и большая часть населения Австрии встретили с восторгом. Раздел
1866 г. был преодолен. Великая Германия, приверженцами которой
были и либералы из собора Св. Павла, в 1848 г.54, и социал-демократы
веймарского Национального собрания 1919 г., стала реальностью —
упоительной действительностью, которую весьма ощутимо почувство
вали прежде всего меньшинства: австрийские евреи, либералы, като
лики и социалисты. Их арестовывали под покровом ночи, если они не
успевали своевременно эмигрировать.
Успех Гитлера показал, что ему не следует опасаться западных дер
жав. Уже 28 марта 1938 г. он принял решение аннексировать Чехосло
вакию. Через два дня вермахт получил приказ готовить захват этой
страны. Ввод немецких войск в Чехословакию официально назначал
ся на 1 октября того же года. Западные державы вновь оказали слабое
сопротивление и ограничились лишь дипломатическими мерами. На
Мюнхенской конференции 29 сентября 1938 г. Англия, Франция
и Италия, чтобы предотвратить войну, согласились на аннексию Герт
манией Судетской области. Подписанный на следующий день англий
ским премьер-министром Чемберленом и Гитлером германо-британ
ский пакт о ненападении должен был убедить общественность Запада,
что Гитлер пойдет на компромисс и удовлетворится предложенной
ему «политикой умиротворения».
Но Гитлер и не думал об этом. «План Зет» (направленный против
Англии план строительства флота) осуществлялся в то же самое время,
когда Гитлер говорил Невиллу Чемберлену о мире. Пятнадцатого мар
та 1939 г. вермахт занял оставшуюся часть Чехии, тем самым показав
истинную цену дипломатических соглашений между гитлеровской
диктатурой и западными демократиями. Лишь после этого британское
правительство прибегло к ответным мерам, гарантировав независи
мость Польши и пытаясь при этом оживить старый предвоенный союз
с Россией. Но и здесь Гитлер опередил Чемберлена. Двадцать третьего
августа 1939 г. рейхсминистр иностранных дел Риббентроп заключил
соглашение со Сталиным, которое превратило германо-советский
пакт о ненападении в реальность. В секретном дополнительном прото

коле к этому пакту оба диктатора разделили сферы влияния в Цент
ральной и Восточной Европе. Разграничительная линия между ними
проходила по середине польского государства. Гитлер почти достиг
цели. Он и представить не мог, что западные державы помешают ему
провести новый раздел Польши. О своих намерениях Гитлер без вся
кого стеснения сообщил комиссару Лиги Наций в Данциге Карлу Яко
бу Буркхардту. По сообщению последнего, 11 августа 1939 г. Гитлер
сказал, что все, к чему он стремится, — это подчинить Россию. Но ес
ли Запад настолько слеп, что не хочет ему в этом помочь, то он догово
рится с Россией, разобьет Запад, а затем выступит против СССР.
Первого сентября 1939 г. германские войска вошли в Польшу,
а через семнадцать дней Красная армия перешла польскую восточ
ную границу. В Германии настроение людей на улицах было иным,
чем в 1914 г.; даже одетые в коричневую униформу депутаты рейхс
тага выглядели подавленными: мало кто верил, что эта военная аван
тюра будет иметь успех. Вопреки ожиданиям Гитлера западные дер
жавы не отступили, а объявили Германии войну. Так началась Вто
рая мировая война, которую сознательно развязал Гитлер, которая
стала возможной при непосредственном соучастии Сталина и кото
рая не была предотвращена Западом, оказавшим запоздалое сопро
тивление военной политике Германии. При всех ужасах и военных
преступлениях, совершенных в дальнейшем участниками этой вой
ны, нужно всегда помнить о том, что главная вина за ее развязыва
ние лежит на немцах, в намного меньшей степени — на советском
руководстве, в то время как западные державы вели справедливую
оборонительную войну.
Победа Германии над Польшей, которую облегчило советское
вторжение в страну, была достигнута через пять недель. По реке Буг
прошло разграничение территорий, завоеванных Германией и СССР.
После того как в западной части Польши установилась власть СС и ге
стапо, а в восточной — господство НКВД, военная машина рейха по
вернула в Западную Европу. Чтобы упредить соответствующие наме
рения Англии и Франции по обеспечению стратегической безопасно
сти северного фланга, Германия для получения выхода в Атлантику
ввела 9 апреля 1940 г. свои войска в Данию и Норвегию, а 10 мая 1940 г.
началось германское вторжение в Нидерланды, Бельгию и во Фран
цию. Вопреки ожиданиям военных экспертов, включая и специали
стов из командования вермахта, поход на Запад стал триумфом во
енного руководства Гитлера. Теперь он не только достиг вершины
популярности в Германии, но и стал непререкаемым военным авто-
ритетом, заставив замолчать оппозиционно настроенных немецких

офицеров. Еще существовавшие в Германии силы сопротивления
лишились мужества.
Великобритания стала следующей целью Гитлера. Он по-преж
нему надеялся на уступку со стороны Лондона и с большой неохотой
отдал в августе 1940 г. приказ о начале воздушных налетов на Анг
лию. Для германских военно-воздушных сил (люфтваффе) она ока
залась намного менее успешной, чем обещал фюреру командующий
люфтваффе Герман Геринг. Однако главной целью Гитлера была
война против России, о чем он заявил представителям Верховного
главнокомандования вермахта уже 31 июля 1940 г. Так как Велико
британия не была побеждена и не думала капитулировать, Гитлер
изменил свои стратегические планы. Если вначале он хотел прину
дить строптивицу к миру и лишь потом напасть на Советский Союз,
то затем объяснял, что для того, чтобы выбить из рук Англии «конти
нентальную шпагу» и принудить ее к миру, нужно сначала победить
СССР. Это была та же самая роковая ошибка, которую в 1812 г. до
пустил Наполеон, надеявшийся разбить Англию в Москве. Страте
гическую ситуацию дополнительно осложнял самостоятельный по
ход Муссолини против Греции; этот поход вскоре провалился, и
в помощь Италии в район Средиземноморья понадобилось вводить
крупные части вермахта.
Двенадцатого ноября 1940 г. в Берлин прибыл министр иностран
ных дел СССР В.М. Молотов, чтобы объявить о дальнейших советских
территориальных притязаниях, простиравшихся от Финляндии до
Турции. Поэтому Гитлер счел необходимым еще раз подтвердить свой
долго вынашиваемый план нападения на Советский Союз; теперь он
чувствовал себя связанным намеченными сроками. Восемнадцатого
декабря того же года он подписал «Директиву № 21 » о плане «Барбарос
са» по поводу подготовки нападения на СССР. Гитлер рассчитывал на
вступление в войну США в 1942 г. и хотел до этого завершить другие
военные операции. После победных военных кампаний против Поль
ши и Франции он верил в то, что за несколько недель сможет победить
и Россию. Гитлер как хозяин колониальной империи, которая должна
была простираться до «восточного вала», задумал оградить свою вели
кую континентальную'империю бастионами против англосаксов, со
оруженными по линии Архангельск — Каспийское море, на Ближнем
и Среднем Востоке, а также в Северо-Западной Африке. После созда
ния на основе автаркии55 застрахованной от блокады континенталь
ной Европы под немецким господством, должна была последовать
«мировая молниеносная война» — как ее назвал немецкий историк
•eil ш^щк
wÈÊÊn. IjbkYïl
1 гЯ ΗΡ*^ΗΕΕΙ
Ι Шшшш Щ ' шЩ^т
Ж Тш2
щл жшгг^ш
ЩшфЩi-Ψ^Μ
WSfm ю
"3 и Иг
^^^/Ж\'ЕШШ 'ИГ Я
WEtßw\
^
)γ^7\
-v> V'. -".
Если ты увидишь этот знак...
Листовка, 1941 г.
«На рю Рояль я в первый раз в жизни боко личным, датой, которая остается
увидел желтые звезды на одежде трех мо в памяти. Эта встреча оказала на меня
лодых девушек, прошедших рядом со большое воздействие — я даже стал стес
мной плечо к плечу. Эти знаки выдали няться того, что на мне надета униформа»
вчера... Я считаю подобное событие глу (Эрнст Юнгер. «Штралунген», 7.6.1942).
Андреас Хильгрубер — против США. Японскому союзнику в этом пла

не отводилась особая роль, причем расовые предрассудки были отри
нуты в силу стратегической необходимости.
Двадцать второго июня 1941 г. началась операция «Барбаросса»
война против Советского Союза. Красная армия, хотя и эшелониро
ванная для наступления, была захвачена врасплох, целые армейские
корпуса попали в плен. Невероятные первоначальные успехи укрепи
ли уверенность Гитлера и командования вермахта в скором победном
окончании похода на Восток; уже началась подготовка к грядущей
борьбе против англо-американцев: тяжелое вооружение перемен
щалось с места расположения сухопутных сил на корабли военно-
морского флота. Но осенью немецкое наступление на Востоке замед
лилось, чтобы зимой остановиться совсем. Стратегическая концепция
Гитлера вновь была перечеркнута.
Одиннадцатого декабря 1941 г., через несколько дней после напа
дения японцев на Пёрл-Харбор, фюрер, несмотря на то, что его «бро
нированный кулак» натолкнулся на решительное сопротивление под
Москвой, объявил войну США. Причиной служило стремление под
держать Японию в войне и не допустить японо-американского прими
рения. Сначала вступление США в войну почти не повлияло на ее ход.
В первой половине 1942 г. в ставке Гитлера еще сохранялась надежда
на победу. На юге России и в Африке германские армии неудержимо
рвались вперед. В это же время японцы взяли Сингапур. В середине
года немецкие войска достигли хребтов Кавказа и находились в не
скольких километрах от Александрии; морской флот союзников нес
огромные потери от атак немецких подводных лодок. Германское мо
гущество достигло высшей точки.
Для оккупированной Европы это означало господство вермахта
и СС. Если в Западной Европе германская военная оккупация в основ
ном носила обычные для нее черты, хотя и там, прежде всего в ходе
борьбы с партизанами, тайная государственная полиция (гестапо)
и служба безопасности (СД) осуществляли противоправные и жесто
кие акции против гражданского населения, а также против евреев
и цыган, то действия СС на Востоке не оставляло никаких сомнений
в том, чту ждет здесь население в случае победы Германии. В Польше
у нацистов была возможность претворить расовую идеологию
в жизнь: польские элиты систематически уничтожались, миллионы
евреев изгонялись из своих местечек, чтобы освободить место для
«фольксдойчен» — этнических немцев из Восточной Европы. Нача
лось чудовищное перемещение народов, предшествовавшее переселе
ниям 1945 г. Аналогичная картина складывалась в оккупированной
части СССР. В тылу вермахта, который здесь чаще, чем на Западе, при
бегал к противоправным методам борьбы, действовали подразделения
СД, не только без лишних церемоний уничтожавшие советских функ- '
ционеров — «комиссаров», но и с самого начала осуществлявшие сис
тематическую охоту на евреев. Лагеря для военнопленных красноар
мейцев напоминали загоны для скота, где сознательно создавались
такие условия, при которых большая часть пленных не имела никаких
шансов на выживание.
Для населения Германии военные будни, в отличие от Первой ми
ровой войны, не стали синонимом голода. До 1944 г. серьезных про
блем со снабжением не существовало: для его обеспечения беззастен
чиво грабились оккупированные страны. Война усиливала присущие
тоталитарным государствам тенденции: милитаризацию обществен
ной жизни, заорганизованность, социальную «уравниловку». Под
«рационализацией» режим понимал использование социальной зави
сти и классовых противоречий в своих интересах. Призыв к общена
циональной солидарности, включение каждого соотечественника —
«члена народного сообщества» в какую-либо партийно-государствен
ную организацию, растущий контроль со стороны соглядатаев — стар
ших по дому и соседей-недоброжелателей, а после учащения бом
бовых налетов объединение в «сообщество обитателей бомбоубе
жищ» — все это формировало нивелированное, становящееся все
более единой массой население. Это «единство» формировалось и
«народными радиоприемниками», по которым можно было слушать
лишь одно общее для всех геббельсовское радио, миллионы раз повто
рявшее призывы к рационированию продовольствия, и общей для
всех «развлекательной культурой» — культурой «Лили Марлен»,
Марики Рёкк и Отто Гебюра. Все, что оставалось несогласным, — это
уйти в личную жизнь, отгородиться от внешнего мира и ограничиться
решением насущных проблем, чтобы обеспечить выживание.
В то же время режим строил планы на будущее. В разгар войны на
чалась полная реконструкция имперской столицы. На месте старого
Берлина после окончательной победы предполагалось создание столи
цы мира — Германия. Началось сооружение сети ширококолейных
железных дорог, которая должна была протянуться через всю Европу
вплоть до Урала; рядом с этими гигантами прежние железные дороги
казались детскими игрушками. Архитекторы из СС строили планы
«тотенбургов»56 — мегаполисов в Африке и на Днепре.
Однако прежде всего планировалось систематическое уничто
жение «изначального врага». Уже 30 января 1939 г. Гитлер сказал,
выступая в рейхстаге, что результатом мировой войны станет «унич-
тожение в Европе еврейской расы». Война Гитлера не была войной

за гегемонию обычной войной, какие испокон веков велись в Евро
пе. Гитлеровская война была расовой. Лишь «высшие в расовом от
ношении и гомогенные» народы были, по мнению Гитлера, способ
ны на длительное господство. Но этому мешал всемирно-историчес
кий противник «арийской расы» — еврейство, его «разлагающее»
влияние на «арийскую приро
КАК ФУНКЦИОНИРОВАЛА НСДАП ду». По мнению Гитлера, и Вей
В национал-социалистической Герма марская республика, и запад
нии государство, партия и народ мыс ные демократии стали жертвой
лили как единое целое. Партия вышла «тлетворного еврейского влия
далеко за пределы рядов «товарищей
ния», а СССР — это первое пол
по партии», внедрилась в народ.
ностью и окончательно попав
шее под «еврейское влияние»
В 1939 г. 36 землям и провинциям го
государство, источник зараже
сударства на уровне партийных
ния для остального мира. Из
структур соответствовали 40 партий
гитлеровской логики неизбеж
но-территориальных образований —
но следовало, что необходи
«гау». За «гау» шли округа, затем ме
мо избавить немецкий народ
стные партгруппы, ячейки и внизу,
от «гнета» еврейства и обеспе
| самой основе, — блоки, объединяв
чить немцам принадлежащее
шие примерно 50 дворов или домов. им жизненное пространство на
Староста блока и руководитель ячей территории Восточной Европы,
ки в зоне своей ответственности дер где им принадлежит роль господ
жали под контролем частную жизнь над якобы расово неполноцен
каждого отдельного члена «народного ными славянами, низведенны
сообщества», они контролировали ми до положения колониальных
степень верности населения режиму народов. Мировую войну следо
и докладывали о каждом отклонении вало вести по этой извращен
от «единственно правильной партий ной логике; конечная цель —
но-государственной линии», т.е. были уничтожение еврейства.
и партийными функционерами и по
Развязав Вторую мировую
лицейскими органами одновременно.
войну, германское руководство
не стремилось прежде всего
к ревизии результатов ι хервои мировой войны, как считали многие
консервативные помощники Гитлера и как некоторые думают и сего
дня. Речь не шла об установлении господства в классическом смысле
европейской политики, т. е. о завоевании экономического простран
ства и о разрядке внутреннего напряжения с помощью военной силы.
Ни одна из причин войны, известных ранее в истории Европы, не
объясняла действий Германии во Второй мировой войне; по словам
Гитлера, эта война обосновывалась главным образом «вступлением в

решающую схватку с еврейско-болыпевистским смертельным вра
гом» на завоеванном национал-социалистами великом евразийском
пространстве.
Все события, происшедшие до начала войны против СССР, разво
рачивались лишь на тактическом предполье. Нападение на Польшу
освобождало пространство для наступления вермахта на Востоке. По
беда над Францией, как и попытки достижения компромисса с Вели
кобританией на основе раздела мира, должна была развязать руки
также для действий на Востоке. Сразу после победы над Польшей мил
лионы евреев были депортированы и согнаны в гетто в крупных поль
ских городах. В то же время отделение от общества и «маркировка»
желтой звездой немецких евреев в итоге стали подготовкой в прямой
связи с операцией «Барбаросса» к войне против СССР, — подготов
кой к целенаправленному и беспощадному уничтожению еврейства
как предпосылки к достижению германского мирового господства.
Опыт массовых убийств уже существовал: с октября 1939 г. нача
лось выполнение программы эвтаназии — «легкой смерти», при осу
ществлении которой были расстреляны, умерщвлены газом или убиты
с помощью инъекций почти 80 тыс. душевнобольных. Нацисты стре
мились распространить этот опыт на уничтожение евреев. Предпо
ложительно летом 1941 г. Гитлер издал приказ об «окончательном
решении» еврейского вопроса. Точная дата появления приказа дис
куссионна: Гитлер стремился отдавать криминальные приказы устно,
не оставляя в документах подписи, которая могла свидетельствовать
о его преступлениях.
После почти полугодовой технической и административной подго
товки руководители учреждений, участвовавших в «окончательном
решении», собрались 20 января 1942 г. на вилле на берегу берлинско
го озера Ванзее, чтобы согласовать последние организационные во
просы. Но организованное массовое убийство уже давно шло полным
ходом. В России айнзацгруппы (оперативные группы) СД с самого на
чала войны проводили массовые расстрелы, а осенью 1941 г. в поль
ский концентрационный лагерь Хелмно прибыли первые специалис
ты по эвтаназии, чтобы уничтожить здесь 100 тыс. нетрудоспособных
евреев — подвергнуть их «особому обращению». С осени 1941 г. нача
лись массовые убийства в Бельжеце, а с января следующего года зара
ботали газовые камеры в Освенциме.
Вся индустрия массового уничтожения была скрыта от посторон
них глаз; со времени протестов католической церкви против эвтана
зии режим осуществлял свои самые страшные преступления тайно.
Однако уничтожение европейского еврейства как нации было бы не

возможно без прямого или косвенного соучастия многих властей, ор
ганизаций, служб, большого числа людей. Если во время войны остава
лись неизвестными масштабы и подробности уничтожения евреев, то,
что касается немецкого населения, оно имело достаточно доказа
тельств злодеяний нацистов, а также информации об очевидных фак
тах истребления евреев. Депортации проходили открыто, отправка ев
реев на Восток была всем известна, сотни тысяч солдат-отпускников,
приезжавших из России, сообщали о массовых расстрелах. Большая
часть населения не могла оставаться в полном неведении и, возможно,
предполагала, что происходит на самом деле, но применявшиеся «ме
ханизмы вытеснения» и видимость оправдания были сильнее призна
ния вины и ужаса от содеянного.
XII. Конец Германии и новое
начало (1942-1949)
Большинству немцев, как и многим иностранным наблюдателям, эпо

ха с 1933 по 1942 г. представлялась временем расцвета германского
рейха под руководством Гитлера. Германия увеличилась, подобно
сверхновой звезде, возникшей в результате гигантского взрыва. Одна
ко вскоре энергия была выработана, и звезда превратилась в холод
ную, сжавшуюся черную дыру. С рубежа 1942—1943 гг. военная ини
циатива Германии была ограничена: немецкие войска отступали. На
самом деле перелом в войне начался уже в 1941 г., когда армии вермах
та завязли под Москвой, хотя это и не сразу стало ясно участникам со
бытий. После капитуляции 6-й германской армии под Сталинградом
2 февраля 1943 г. населению Германии постепенно становилось ясно,
что победа отдаляется все больше и больше. С этих пор поражения
следовали одно за другим. Выдвинутая немецким командованием кон
цепция «крепость Европа» появилась слишком поздно, если вообще
имела шансы на успех. Национал-социалистическая пропаганда стре
милась — теперь, правда, без особого успеха, — вербовать доброволь
цев со всей Европы для совместной борьбы против Советского Союза.
Европейским народам, и прежде всего нерусскому населению СССР,
которые надеялись на то, что немецкие войска принесут им освобож
дение, давно уже стало ясно, что новые хозяева правят не менее жес
токо, чем прислужники Сталина. И в войне коалиций немецкая армия
терпела поражение. Сателлиты Третьего рейха один за другим покида
ли своего главного союзника, выходили из ведущейся Германией вой
ны, переходили на сторону противника. Это заставляло Гитлера рас
пространять свое господство на новые территории: в сентябре
1943 г. — на Италию, а в марте 1944 г. — на Венгрию.
«Крепость Европа» не имела крыши. С сентября 1942 г. англичане
начали ковровые бомбардировки немецких городов и промышлен
ных объектов. Через год англо-американские военно-воздушные
силы завоевали господство в небе Германии. После бомбардировки
города Ростока в апреле 1942 г. германская пропаганда стала писать
о «террористических нападениях», подготовленных англо-американ

скими стратегами воздушной войны, так как этими нападениями
прежде всего хотели не разрушать германский военный потенциал,
а морально сломить немецкое население. Этой цели в определенной
степени удалось добиться, да и материальный ущерб от воздушной
войны был опустошителен. От воздушных налетов погибло более
500 тыс. гражданских лиц, около 4 млн квартир оказались разрушены,
население крупных городов было эвакуировано. Соборы, замки, цен
тральные кварталы старых городов, а значит существенная часть
немецкого культурного достояния погибли в огне пожаров. Повсед
невная жизнь немцев драматическим образом изменилась.
Чего хотели союзники? В то время как их военно-воздушные си
лы превращали немецкие города в груды развалин и пепла, тем самым
с лихвой возвращая Германии тот долг, что возник в результате нале
тов бомбардировщиков люфтваффе во время «Западного похода»
и «Воздушной битвы за Англию», на конференциях союзников фор
мировалась концепция послевоенного мироустройства в Европе.
Прежде всего союзники хотели, как сказал британский премьер Уин-
стон Черчилль, «помешать Германии, и прежде всего Пруссии, в тре
тий раз напасть на нас». В январе 1943 г. на конференции в Касаблан
ке Черчилль и президент США Франклин Рузвельт достигли согласия
по формуле безусловной капитуляции Германии. На Тегеранской
конференции «большой тройки» в ноябре 1943 г. Сталин, Рузвельт
и Черчилль одобрили выгодное СССР решение об установлении за
падных границ Польши по реке Одер и о передаче северной части
Восточной Пруссии Советскому Союзу. Через несколько недель по
сле Тегеранской конференции были определены демаркационные
линии будущих зон оккупации Германии войсками союзников. В фе
врале 1945 г. в Ялте главные силы антигитлеровской коалиции откры
то высказались за разделение Германии и Австрии на зоны оккупа
ции, раздел особой территории Большого Берлина и допуск Франции
в союзническую коалицию в качестве четвертой оккупационной дер
жавы. Как Германия была поделена на оккупационные зоны, так
и вся Восточная и Центральная Европа — на зоны влияния — сферы
интересов, хотя союзники, разумеется, избегали употреблять эти сло
ва. Конец войны должен был стать и концом старой Европы, отныне
предназначенной главным образом на роль буферной зоны между
мировыми державами.
Путь в Ялту был полон глубоких противоречий между западными
державами и СССР, но исходившая от Германии опасность побуждала
союзников снова и снова идти на уступки советскому диктатору ради
КОНЕЦ ГЕРМАНИИ И НОВОЕ НАЧАЛО (1942-1949) 191
достижения общей победы. Политики Запада еще помнили о старой,

исторически обоснованной опасности соглашения между Россией
и Германией, которая с очевидностью подтвердилась накануне войны
благодаря пакту между Гитлером и Сталиным. Эти опасения имели ма
ло общего с желаниями Гитлера — фюрер надеялся на распад антигит
леровской коалиции. До самых последних дней, до самоубийства
в берлинском бункере, он тешил себя сумасшедшей идеей: совместно
с Великобританией разгромить СССР.
Чем чаще становились военные поражения, тем больше Германия
испытывала на себе гнет режима. Для противодействия пораженчес
ким настроениям, распространившимся среди немецкого населения
после разгрома вермахта под Сталинградом, Геббельс в своей речи,
произнесенной во Дворце спорта 18 февраля 1943 г., пытался разжечь
в народе фанатизм и укрепить волю к продолжению борьбы. Кульми
нацией речи стал заданный рейхсминистром пропаганды вопрос: «Вы
хотите тотальной войны?» На что специально подобранная публика
ответила криками одобрения и бурными овациями. Ужесточилась не
только пропаганда, но и террор. Акция «Гроза»* от 22 августа 1944 г.,
например, была направлена против около 5 тыс. бывших политиков
и чиновников от политики времен Веймарской республики. Среди
них — Конрад Аденауэр и Курт Шумахер, которых арестовали и бро
сили в концлагерь. С введением в армии института «оперативного со
единения офицеров по вопросам национал-социализма» — копии ин
ститута политкомиссаров Красной армии — в вермахте были устра
нены остатки внутриполитической оппозиции. Когда гауляйтеры**
были произведены в «комиссары по защите рейха», четко проявилось
предпочтение партии, а не вермахту. В октябре 1944 г. «тотальная
война» достигла своей кульминации: был создан «немецкий фолькс-
штурм» (народное ополчение), включавший мужчин от 16 до 60 лет,
которые были в состоянии держать в руках оружие.
Режим чувствовал угрозу своему существованию, исходившую не
только извне, но и изнутри. Конечно, единого, сплоченного сопротив
ления национал-социализму в Германии не существовало. По этой
причине непросто ретроспективно определить, что собой представля
ло движение Сопротивления, где и в каких формах оно началось. Не
было определенной грани между частным нонконформизмом, оппози
ционными настроениями, активным сопротивлением и прямым заго-
* Акция «Гроза» стала ответом на покушение на Гитлера 20 июля 1944 г.

** Гауляйтер — нацистский руководитель области в фашистской Германии и на
оккупированных во время войны территориях.
вором с целью свержения Гитлера. Не каждый человек, отклонявший

деятельность в партийных структурах НСДАП, принадлежал к Сопро
тивлению. В то же время некоторые члены нацистской партии находи
лись в оппозиции, если и не вышли из партии по этой причине. Про
стой, «черно-белый» подход едва ли может быть успешным для оценки
поведения людей в условиях диктатуры.
Изначально наиболее активно против режима боролись комму
нисты, разумеется приостановившие свою деятельность во время
действия пакта Гитлера — Сталина; к самым известным их сто
ронникам принадлежала «Красная капелла», руководимая старшим
правительственным советником Арвидом Харнаком и старшим лей
тенантом Харро Шульце-Бойзеном, казненными после их разоб
лачения в августе 1942 г. Социал-демократическое сопротивление
было, как и сама партия в годы эмиграции, раздроблено и тем самым
в общем-то малоэффективно; имена Юлиуса Лебера и Адольфа Рейх-
вейна стоят, как и многие другие, в ряду тех, кто отдал жизнь в борь
бе против диктатуры.
Природа тоталитарных режимов такова, что их можно свергнуть
не с помощью народа, а силами выходцев из самого же аппарата вла
сти. Видные германские чиновники и военные, руководствовавшие
ся в основном консервативной государственной этикой и христиан
ской моралью, объединялись вокруг бывшего обер-бургомистра
Лейпцига Карла Гёрделера, посла Ульриха фон Хасселя и бывшего
начальника штаба сухопутных сил Людвига Бека. К этой группе при
мыкали представители христианско-социалистического Крайзауэр-
ского кружка граф Хельмут Джеймс фон Мольтке и граф Петер
Йорк фон Вартенбург. Подготовленные данными группировками
планы будущего Германии могут показаться некоторым наблюдате
лям, рассматривающим их в свете основных ценностей боннского
основного закона, документами реставраторскими, если не реакци
онными по своему содержанию. Их авторы, когда речь шла о внеш
неполитических целях, стояли ближе к государственным традициям
времен Бисмарка, чем к веймарской демократии, и казались союзни
кам не менее опасными, чем представители правившего в Германии
режима. Конечно, подобная сомнительная точка зрения была вызва
на недоразумением, но это недоразумение привело к тому, что един
ственная дееспособная немецкая оппозиция не могла рассчитывать
на поддержку союзников. Решающим условием в оценке оппозиции
является не ее политическая программа, а готовность пожертвовать
всем для борьбы против Гитлера и его политического режима, но не
по соображениям целесообразности, а по этическим мотивам. Как
КОНЕЦ ГЕРМАНИИ И НОВОЕ НАЧАЛО ( 1942 - 1949) 193
сформулировал эту мысль один из ведущих деятелей военного Со

противления генерал Ханс Хенинг фон Тресков, «покушение должно
произойти, coûte que coûte57... Так как дело уже не только в достиже
нии практической цели, а в том, что немецкое движение Сопротив
ления отважилось на решающий бросок. По сравнению с этим все
остальное значения не имеет».
Покушение 20 июля 1944 г. окончилось неудачей. Гитлер был
лишь легко ранен бомбой, заложенной полковником Клаусом фон
Штауфенбергом в восточнопрусском «Волчьем логове». В Берлине
заговорщикам не удалось завоевать ключевые позиции в аппарате
власти до того, когда пришла новость о том, что диктатор остался
жив. Ответный удар режима был страшен. Не только заговорщики,
но и их близкие, не участвовавшие в заговоре, заплатили за покуше
ние на фюрера самой высокой ценой — своей кровью. Прусские
консерваторы сначала помогли Гитлеру прийти к власти. Теперь же
они пытались исправить роковую ошибку своих сограждан, совер
шенную в 1933 г. Участников покушения казнили с нечеловеческой
жестокостью, лишали жизни в изощренно зверской манере. Лишь
скорый конец войны предотвратил расправу над семьями 158 каз
ненных непосредственных участников покушения. Прусские арис
тократы для достижения победы над национал-социализмом сотруд
ничали не только с буржуазией, но и с рабочими, профсоюзами, со
циалистами, т. е. с представителями тех социальных слоев, против
которых они ранее боролись. Это обстоятельство дало политическим
и общественным силам Германии общее мерило ценностей, которое
после 1945 г. позволило немцам считать соблюдение прав человека,
сохранение человеческого достоинства высшей ценностью любого
сообщества. Создание такого сообщества, объединяющего все слои
и классы Федеративной Республики Германии, и составляло завеща
ние деятелей 20 июля 1944 г.
Тем временем западные союзники, высадившись в Нормандии
6 июня 1944 г., открыли свой третий — после Сицилии и Италии —
фронт. Таким образом война, которая велась сразу на многих фрон
тах и истощала ресурсы рейха, война, которая предопределила по
ражение Германии, окончательно стала реальностью. Но в отличие
от Людендорфа, в конце октября 1918 г. признавшего поражение и
тем самым сохранившего территориальную государственную сущ
ность рейха, Гитлер был полон решимости продолжать борьбу даже
ценой полного уничтожения Германии. По его извращенной логике,
немецкий народ в случае поражения продемонстрирует слабость и
таким образом сам заслужит свою гибель. На Западе «чудо-оружие»
Фау-1 и Фау-2 еще поддерживало туманную иллюзию победы, а

на Востоке истекавшее кровью немецкое воинство под натиском
советской военной машины оставляло свои позиции по линии, про
тянувшейся от Мемеля до Карпат. Отступавшие войска поднимали
перед собой разраставшуюся, подобно лавине, волну беженцев и
достигли восточных границ Германии. А Гитлер и его приспешники
с помощью полевых судов, приказов и расстрелов вели войну про
тив собственного народа: «Мы оставим американцам, англичанам
и русским лишь выжженную пустыню». К счастью, многие бурго
мистры и командиры вермахта, рискуя жизнью и зачастую погибая,
предотвращали выполнение приказов «неро» — на полное унич
тожение. Таким образом, оккупация войсками союзников террито
рии Германии принесла освобождение не только узникам концлаге
рей, но и немецкому народу в целом, хотя, конечно, далеко не каж-
Летом 1945 г. в Германии так много лю

9
fîehtungfSaMesiei / дей находилось в пути, как никогда рань
ше в истории. Люди, чьи дома были раз
Jch suche meine Angehörigem
Herrn Theodor HpmekoC Vater) рушены бомбардировками, стремились
Trau Jda Kßmeko (Mutter)
fraùlein О/да KçimekoiSuimsten
из города в деревню, чтобы найти про
zuletzt mimhaft in lobten, Bez.Breslau,5mhiemrstr29 питание и кров. За большими потоками
sowie Frau/einEl friede Hoffmann undMutter^*
aus Trankenthal bei Neumarkfr^^^, ι
беженцев, спасавшихся от Красной ар
Wer weiß etwas l**z^£&** мии, последовали изгнанные из Польши
Nachrichten erofffef* и Чехословакии. Сотни тысяч солдат
искали путь домой и стремились не
попасть в лагеря для интернированных.
К ним прибавились люди, освобожден
Внимание! Силезцы! ные от террористического режима, —
Рукописный поисковый плакат, около около 700 тыс. выживших бывших узни
1945 г. ков нацистских концлагерей, а также
Текст плаката: «Внимание! Силезцы! 4,2 млн принудительных рабочих со
Я ищу своих близких: господина Теодора всей Европы. Транспортных средств
Камеко (отца), госпожу Иду Камеко почти не было — 90% железнодорожной
(мать), девушку Ольгу Камеко (сестру), сети в конце войны было разрушено.
последнее место жительства в Цобтене, Война, плен, бегство, изгнание разруши
округ Бреслау, Штреленерштрассе, 29, ли семьи. Людей ждало будущее, полное
а также девушку Эльфриду Хоффман неизвестности.
и ее мать из Франкенталя при Ноймарк-
те. Кто что-нибудь знает, сообщите Валь
теру Камеко, Лейпциг, B-31, Янштрас-
се 45уХилле».
дый человек в конце войны мог осознать это в связи со своей личной
судьбой.
Поражение Германии в войне, закрепленное 7 мая 1945 г. в Рейм
се в подписанном договоре о безоговорочной капитуляции немецких
вооруженных сил и вступившем в силу 8 мая, явилось также крахом
немецкого национального государства. Об этом «глубоком па
радоксе» известный историк Ханс Ротфельс писал: «Были такие
немецкие патриоты, которые, молясь о наступлении дня капитуля
ции, не тешили себя иллюзиями в отношении того, что она с собой
принесет».
Наступающая новая жизнь явила миру страшные последствия
закончившейся войны. Человеческие потери Германии оказались
втрое больше, чем во время Первой мировой войны: примерно
5,5 млн убитых. Но эта ужасающая цифра была меньше по сравне
нию с теми потерями, которые понесли противники Германии.
Польша потеряла 6 млн человек, СССР — 20 млн; из 5,7 млн русских
военнопленных в немецких лагерях выжили менее 2 млн. Страна
немецкого народа была почти полностью разрушена, крупные горо
да на западе Германии, а также Берлин лежали в руинах. Люди как
могли обустраивались среди развалин и в подвалах. Царил массовый
голод. Не хватало предметов первой необходимости, одежды, но
прежде всего продуктов питания. Среднестатистическое обеспече
ние продовольствием, принимая во внимание региональные особен
ности, составляло от одной трети до двух третей того минимума,
который избавляет человека от постоянного чувства голода. Нача
лись эпидемии. Другим следствием голода стал рост преступности:
когда речь идет о том, чтобы просто выжить, границы, существую
щие в повседневной жизни между дозволенным и недозволенным,
становятся едва заметны.
Вместе с тем произошло полное изменение условий жизни
вследствие массового бегства и изгнания немецкого населения.
Сначала немцы бежали от наступления Советской армии, затем по
следовало их насильственное выселение из переданных под поль
ское управление восточных областей. Немцев изгнали также из
большинства районов Центральной и Восточной Европы. Наконец,
следствием раскола Германии стало бегство или изгнание в конце
войны и в первые послевоенные годы более 12 млн человек, не счи
тая тех 2 млн убитых, которые стали жертвой этого великого пересе
ления, равного которому история человечества не знала. Немцы
оказались отброшены к границам их расселения в эпоху позднего
Средневековья. Очаг германской культуры на Востоке, горевший
Разрушенный Дрезден.
Фотография, 1946 г.
пять веков, был потушен. Социальная структура в оставшихся обла

стях предстала запутанной и низведенной к первичному уровню, из
начальная общественная среда разрушена. Не меньшим было и мо-
ральное разрушение, которое привнесли в коллективное сознание

немцев господство насилия, война и правда об ужасах нацистских
лагерей смерти, лишь теперь ставшая предметом массового осозна
ния во всей ее страшной полноте.
Существует ли еще Германия как государство? Этот вопрос был
тогда безразличен большинству немцев: смысл их жизни состоял
в том, чтобы выжить. Конец состоянию политического и правового
вакуума положило публичное заявление четырех держав-победитель
ниц от 5 июня 1945 г. Верховную власть в Германии брали в свои ру
ки представители четырех держав; эта власть осуществлялась ими
совместно. «Берлинская декларация», опубликованная на трех язы
ках оккупационных государств, а затем и по-немецки, чтобы населе
ние смогло ее понять, подтверждала то, что уже решили союзники на
своих конференциях. На смену правительству германского государ
ства пришел Союзный контрольный совет в Германии (СКС), состо
явший из главнокомандующих четырех оккупационных держав.
Резиденция СКС находилась в столице германского государства Бер
лине. Он отвечал за Германию в целом, а четыре оккупационные дер
жавы управляли в своих оккупационных зонах по своему усмотре
нию. Особый статус Берлина подчеркивался тем, что этот город был
объявлен особой зоной, разделен на четыре сектора оккупации и пе
редан под совместное управление командующих войсками союзни
ков, находившихся в Берлине.
Другие вопросы более подробно рассматривались на Потсдам
ской конференции «большой тройки» стран — членов антигитлеров
ской коалиции. Конференция открылась 17 июля 1945 г. во дворце
Цецилиенхоф. Президент США Гарри Трумэн, британский премьер
Уинстон Черчилль и советский диктатор Иосиф Сталин определили
в качестве предварительной границы между переданными под управ
ление полякам немецкими областями на востоке и советской оккупа
ционной зоной линию по Одеру — Нейсе. Тем самым они легализова
ли изгнание немцев из областей восточнее этой линии, которое шло
полным ходом, а также из Чехословакии и Венгрии. Относительно
Германии «большая тройка» была едина в том, что «германский мили
таризм и нацизм следовало искоренить», для того «чтобы Германия
никогда больше не могла представлять угрозу для своих соседей или
для сохранения мира во всем мире». С этой целью Германия подлежа
ла полному разоружению и демилитаризации, а всю промышлен
ность, которую можно было бы использовать для военного производ
ства, следовало уничтожить. Национал-социалистов необходимо бы
ло уволить из всех учреждений и организаций; политическую жизнь
страны надлежало коренным образом обновить на демократических

основах. Экономическое единство Германии, и это было подчеркну
то, следовало сохранить. Но так как каждая оккупационная держава
стремилась удовлетворить свои репарационные потребности на отно
сящейся к ней зоне, то этот основной принцип с самого начала не со
блюдался, как и понятие «политическая жизнь на демократических
основах» совершенно по-разному понималось на востоке и на западе
страны. В дальнейшем это позволило по-разному толковать Потсдам
ские соглашения в соответствии с интересами той или иной страны-
победительницы.
Двадцатого ноября 1945 г. в Нюрнберге — городе, где нацисты ус
траивали свои партийные съезды, военный трибунал союзников на
чал судебный процесс над главными немецкими нацистскими пре
ступниками. Даже если юридические основы этого судопроизводст
ва были и до сих пор остаются спорными, следует обратить внимание
на тот факт, что для осуждения большей части тех, кто сидел на ска
мье подсудимых, было бы вполне достаточно обычных норм немец
кого уголовного права. Нюрнбергский трибунал сделал достоянием
широкой общественности преступления, которые совершались нем
цами во время войны и в лагерях смерти. На этот раз, что и стало
долговременным целительным последствием Нюрнбергского про
цесса, путь к бегству от правды с помощью легенд о «предательстве»
и «ударе кинжалом в спину», как это произошло после Первой миро
вой войны, был немцам отрезан.
Каждый оставался один на один со своей совестью. «Денацифи
кация» в соответствии с решениями Потсдамской конференции,
проходившая в разных оккупационных зонах в различных формах,
коснулась каждого взрослого немца. Самой суровой она была в амери
канской зоне, ибо, имея развитое демократическое сознание, амери
канцы проявляли особую настойчивость. Но принудительно проводи
мый на основе 131 вопроса анкеты экзамен на убеждения приводил
к бесчисленным ошибочным приговорам. Зачастую произвольная
практика комиссий по денацификации вызывала протест даже испы
танных, проверенных антифашистов. Большой объем следственной
работы привел к тому, что сначала рассматривались наиболее простые
дела. Когда во время ужесточавшейся «холодной войны» интерес
к продолжению денацификации ослаб, обвиняемые в наиболее тяже
лых преступлениях отделались лишь легким испугом. Ясно, что таким
образом была оказана медвежья услуга процессу демократизации Гер
мании. Как и в случае с зачастую сурово проводившейся политикой
репараций и демонтажа предприятий, которая воспринималась насе-
КОНЕЦ ГЕРМАНИИ И НОВОЕ НАЧАЛО ( 1 9 4 2 - 1949) 199
лением, озлобленным тяжелым экономическим положением, как

уничтожение рабочих мест.
С другой стороны, политическая жизнь, прежде всего на самом
низком, локальном уровне, снова оживилась. Немецкие политики,
действовавшие сначала на основе приказов оккупационных властей,
а с 1946—1947 гг. и в дальнейшем получившие законные права с по
мощью выборов бургомистров и
органов земельного управления, «УБИЙЦЫ СРЕДИ НАС»
вышли большей частью из среды Это первый послевоенный немецкий
политиков Веймарской респуб фильм режиссера Вольфганга Штауд-
лики, которые теперь представ те был создан на получившей совет
ляли старые, но вновь основан скую лицензию киностудии ДЕФА.
ные на зональном уровне по Фильм ставил этические вопросы
литические партии. Это были: обхождения с военными преступника
Социал-демократическая пар ми и рассказывал далеко не все. На са
тия Германии (СДПГ), созданная мом деле в трех западных зонах, вклю
в Ганновере под руководством чая и осужденных Международным
Курта Шумахера (1895—1952);
военным трибуналом в Нюрнберге,
Свободная демократическая пар
было осуждено 5025 человек за воен
тия (СвДП), которая использова
ные преступления и преступления
ла ресурс бывших либеральных
против человечности. Было приведено
партий веймаровских времен —
в исполнение 486 смертных пригово
Немецкой демократической пар
ров. В советской оккупационной зоне
тии Германии (НДПГ) и Немец
число осужденных, наказание кото
кой народной партии (ННП),
сложилась в основном в Юго-За рых зачастую выходило за пределы
падной Германии под руководст правового пространства, оценивается
вом Теодора Хейса (1884—1963) в 45 тыс. Общее число осужденных за
и Рейнхольда Майера (1881— границей за нацистские преступления
1971). Напротив, совершенно но составило около 60 тыс.
вое образование представлял со
бой Христианско-демократический союз (ХДС), объединивший хри
стиан и буржуазию и создавший движение, стремившееся на основе
опыта сопротивления национал-социализму преодолеть конфессио
нальную ограниченность старой партийной системы. ХДС соединил
в своих рядах весь спектр — от христианских профсоюзов до либера
лов и умеренных консерваторов; в нем доминировала рейнско-вест-
фальская группа во главе с обер-бургомистром Кёльна Конрадом Аде
науэром. Его претензии на лидерство оспаривал прежде всего бер
линский ХДС под руководством Якоба Кайзера. Аналогично дела
обстояли с большинством других партий — центральное руководство
СДПГ в Ганновере явно соперничало с берлинским руководством

СДПГ, возглавляемым Отто Гротеволем, а на роль авангарда либера
лов претендовала влиятельная в Берлине Либерально-демократичес
кая партия Германии (ДДПГ), руководимая бывшим министром внут
ренних дел Веймарской республики Вильгельмом Кюльцем. С одной
стороны, это было связано с символическим значением Берлина как
столицы, а с другой — с быстрой и целеустремленной политикой Со
ветского Союза, спешившего создавать в своей оккупационной зоне
партийные организации прежде всего, разумеется, Коммунистичес
кой партии Германии (КПГ). Вождь КПГ Вальтер Ульбрихт (1893—
1973) за несколько дней до конца войны прибыл из Москвы в Герма
нию, для создания гражданского политического руководства в обще
германском масштабе, сначала без выдвижения односторонних соци
алистических или коммунистических требований.
Но эта концепция Народного фронта провалилась. Советская окку
пационная власть вынуждена была примириться с тем фактом, что чис
ло сторонников КПГ, в отличие от числа сторонников СДПГ и буржу
азных партий, было намного меньшим. Поэтому КПГ изменила свою
политику по отношению к другим партиям. С октября 1945 г. КПГ тре
бовала объединения с СДПГ; Руководимый Отто Гротеволем (1894—
1964) берлинский ЦК СДПГ находился под большим давлением совет
ской стороны. Возражавшие социал-демократические функционеры
навсегда растворялись в вечерних сумерках, другие вернулись из си
бирских лагерей или же из приспособленного к новым условиям конц
лагеря Бухенвальд значительно позже. Несмотря на то что на единст
венном предварительном голосовании по объединению обеих партий,
состоявшемся в западных секторах Берлина, 82% голосов членов СДПГ
было подано против советского требования, слияние КПГ и СДПГ
в советской зоне под давлением оккупационных властей состоялось
на объединительном съезде 22 апреля 1946 г. Созданная таким образом
Социалистическая единая партия Германии (СЕПГ) быстро преврати
лась в подчиненную СССР партию ленинского типа.
Раскол между тремя западными оккупационными зонами, с од
ной стороны, и советской зоной — с другой, проявлялся еще в одном
отношении. Частью конфронтации было взаимное обвинение в раз
деле Германии (бессмысленный диспут, так как развитие трех за
падных зон и советской зоны шло разными путями), ставшее пря
мым следствием усиливающегося противостояния на мировой аре
не между СССР и Западом. На самом деле противостояние началось
еще в 1917 г., лишь на время совместной борьбы против общего вра
га — гитлеровской Германии. К этому добавилась политика Совет-
д<МИ 4 *К ·,
Объединительный партийный съезд

СДПГ и КПГ.
Плакат, 21-22 апреля 1946 г.
Берлинское руководство СДПГ под руко в Венгрии и Австрии в ноябре 1945 г. дали
водством Отто Гротеволя после оконча повод советским оккупационным властям
ния войны полагало, что тесное сотруд оказать на обе партии давление с целью их
ничество с КПГ будет способствовать объединения. На объединительном пар
«единству рабочего класса» и что именно тийном съезде 21-22 апреля 1946 г. была
этот опыт необходимо было извлечь основана Социалистическая единая пар
из истории. Однако вожди КПГ Виль тия Германии (СЕПГ), в то время как тыся
гельм Пик и Вальтер Ульбрихт колеба чи социал-демократов, которые выступили
лись: они считали, что большинство насе против этого союза, были заключены окку
ления и без того идет за ними. Катастро пационными властями в бывшие концлаге
фические для коммунистов итоги выборов ря и в большинстве своем там погибли.
ского Союза в Восточной Европе, где СССР использовал свое воен

ное господство, для того чтобы создать геостратегическое предполье
и окружить себя поясом государств-сателлитов. В Восточной Ев-
to
о
to
η
Η
ο
s
ропе советские экспансионистские устремления не имели предела.

В Иране, Турции и Греции дело дошло до прямого конфликта между
советскими и англо-американскими интересами и тем самым до
конфронтации между советским блоком и странами Запада по все
му миру.
Нигде в мире «холодная война» не имела такого непосредствен
ного влияния на судьбы людей, как в оккупированной Германии.
Когда США в июле 1946 г. на основе Потсдамских решений потребо
вали от СКС сохранения экономического единства четырех зон ок
купации в целях улучшения снабжения населения, Советский Союз
отклонил эти требования и определил такую политику Запада как
экономическое наступление, осуществляемое в империалистичес
ких целях США. И наоборот, советская политика в германском во
просе понималась в Вашингтоне как попытка превратить всю Герма
нию в советскую сферу влияния. В результате американское руко
водство решилось на то, чтобы ускорить процесс объединения запад
ных зон, невзирая на угрозу раскола всей Германии. Поворот в аме
риканской, а также британской политике по германскому вопросу
нашел свое отражение в штутгартской речи госсекретаря США
Дж.Ф. Бирнса 6 сентября 1946 г., в которой он призвал немцев со
здать в ближайшем будущем некоммунистическое, демократическое
германское государство. Первого января 1947 г. американская и бри
танская оккупационные зоны объединились в единую экономичес
кую зону — «Бизонию». Французская зона присоединилась к ним
лишь 8 апреля 1949 г. Так возникла «Тризония» — экономический и
политический предшественник Федеративной Республики Герма
нии. Чтобы предотвратить угрозу раскола, земельное правительство
Баварии 6 июня 1947 г. пригласило глав всех земельных правительств
в Мюнхен на общегерманскую конференцию. Она сорвалась еще до
официального открытия: сразу же возникли острые разногласия по
повестке дня.
Но это касалось политиков. Обычных немцев на улицах — «про
стых потребителей по имени Отто» — волновали совсем иные заботы.
На первый план выдвинулись экономические проблемы: нужда, забо
та о хлебе насущном. Так как предложение товаров было очень огра
ничено, в то время как следствием военной экономики стало обилие
обесцененной денежной массы, пышным цветом расцвел черный ры
нок. Чтобы выжить, на этот рынок устремилась значительная часть
населения. За большие деньги или в обмен на что-либо здесь продава
лось почти все. При этом важную роль играли «сигареты в качестве
валюты»: кто имел американские сигареты, мог выменять на них хлеб
и масло в неограниченном количестве. У кого ничего этого не было,

вынужден был ездить за продовольствием в деревню, выживал при
поддержке состоятельных друзей или за счет американских благотво
рительных организаций, «пакетная помощь» которых с 1946 г. спасла
сотни тысяч людей от голода.
Американское правительство с озабоченностью взирало на эко
номическую разруху, царившую тогда по всей Европе. В этой связи
в Государственном департаменте США опасались возникновения
благоприятных условий для распространения коммунизма. Поэтому
новый госсекретарь США Дж. Маршалл 5 июня 1947 г. предложил
всем европейским народам программу помощи, включавшую креди
ты, поставки продовольствия и сырья. Эта программа помощи (план
Маршалла) была сразу же отклонена Советским Союзом и странами,
входившими в сферу его влияния. Однако для экономического воз
рождения Западной Европы, включая и западные зоны Германии,
она оказалась в высшей степени полезной. Для включения западных
зон Германии в план Маршалла прежде всего потребовалось корен
ное изменение валютно-денежного обращения: необходимо было
нормализовать соотношение товарной и денежной массы. В запад
ных зонах 20—21 июня 1948 г. была проведена денежная реформа58;
одновременно экономический директор «Бизоний» Людвиг Эрхард
(1891—1977) единолично объявил об отмене бюрократического рас
пределения товарных запасов и регулирования цен. Черный рынок
исчез за одну ночь. В то время как полки в магазинах наполнялись то
варами, ранее придерживавшимися под прилавком, руководство со
ветской зоны, как бы вдогонку, провело свою денежную реформу,
которая должна была распространяться также на весь Берлин. Запад
ные державы, напротив, ввели в своих секторах Берлина новую не
мецкую марку. На этот шаг Запада СССР ответил введением 24 июня
1948 г. тотальной блокады Берлина.
«Сдача Берлина означала бы потерю Европы» — это признание
британского министра иностранных дел Эрнеста Бевина определило
берлинскую политику Запада. Неожиданно для Москвы державы За
пада ответили на блокаду Берлина созданием такого большого воздуш
ного моста, которого история до сих пор еще не знала. Уникальные
организационные и человеческие усилия позволили во время один
надцатимесячной блокады совершить почти 200 тыс. полетов и доста
вить по воздуху в Берлин почти 1,5 млн тонн продовольствия, угля,
стройматериалов. Каждые две-три минуты на одном из трех западно
берлинских аэродромов приземлялся самолет. Между тем раскол
города завершился. Коммунистический путч осенью 1948 г. изгнал из
КОНЕЦ ГЕРМАНИИ И НОВОЕ НАЧАЛО ( 1 9 4 2 - 1949) 205
резиденции в берлинской ратуше свободно избранный магистрат Бер

лина, который нашел новое прибежище в здании западноберлинской
ратуши Шёнеберг. В то время как возглавляемый Эрнстом Рейтером
(СДПГ) городской магистрат Западного Берлина успешно противосто
яло советской блокаде, советские оккупационные власти создали
в Восточном Берлине свой собственный магистрат под руководством
Фридриха Эберта (СЕПГ) — сына бывшего рейхспрезидента. Тем са
мым политический раскол столицы Германии завершился.
Общественность в значительной степени недооценила тогда че
ловеческую и политическую драму берлинских событий, конечным
результатом которой стала разделенная Германия. Первого июля
1948 г. военные губернаторы трех западных оккупационных зон
передали главам правительств западногерманских земель «Франк
фуртские документы», в которых ставилась задача созыва конститу
ционного Национального собрания. В этих документах содержался
также Оккупационный статут, призванный регулировать отношения
между западными союзниками и будущим германским правительст
вом. Как уже не раз бывало в немецкой истории, германские земли
вновь создавали общую государственность. Поэтому собравшиеся
в баварском дворце Херренхимзее представители глав западногер
манских земельных правительств выработали конституционный
проект, который они предъявили Парламентскому совету, состояв
шему из представителей земельных парламентов. Совет собрался
1 сентября 1948 г. под стеклянными взглядами двух чучел жирафов
в зоологическом музее Бонна, чтобы в дальнейшем продолжать под
руководством председателя ХДС Конрада Аденауэра обсуждать
в расположенной поблизости педагогической академии боннский
Основной закон, провозглашенный с разрешения военных губерна
торов трех западных союзников 23 мая 1949 г.
То, что с основанием Федеративной Республики Германии путь,
ведший к долговременному расколу страны, был почти пройден, в те
дни осознавали лишь немногие. На последнем обсуждении в Парла
ментском совете 8 мая 1949 г. процесс раскола ускорило замечание
Аденауэра: «Мы здесь должны принять решение не по десяти запо
ведям Господним, а по закону, который призван действовать лишь
в переходный период». С тех пор Боннская республика осознавала
себя в качестве временного управляющего «провизориума» — пере
ходного государства на пути назад, к национальной германской
государственности.
Так же обстояло дело с конституционным проектом, формально
одобренным 22 октября 1948 г. в Восточном Берлине Немецким народ-
ным советом, в котором доминировала СЕПГ. Конституция должна

была распространяться на всю Германию. И в Германской Демократи
ческой Республике, которая начала существовать с 7 октября 1949 г. на
основе этой конституции, создание германского национального госу
дарства также на первых порах считалось непременной и ближайшей
целью.
XIII. Разделенная нация
(1949-1990)
Два германских государства в залах ожидания мировой политики — та

ково было серьезное изменение «германского вопроса». Вместо одной
Германии в центре Европы в 1949 г. появилось две Германии, обе ока
завшиеся в опасном пространстве глобальных силовых систем и поэто
му пользовавшиеся покровительством держав-гегемонов — США и Со
ветского Союза. То, что сильнее всего бросалось в глаза в отношении
двух германских государств, под знаком «холодной войны» в боль
шей или меньшей степени касалось всей Европы. Хор европейских
государств смолк. Давление каждой из противостоящих сторон на
Восточную и Западную Германию ослабляло стремление к националь
но-государственной исключительности. К тому же после взрыва атом
ной бомбы над Хиросимой 6 августа 1945 г. и первой советской атом
ной бомбы в августе 1949 г. государственный суверенитет был опреде
лен заново. Казалось, что свободой действий в серьезных ситуациях
обладали отныне только ядерные державы, в то время как суверенитет
государств Европы в каждом случае соотносился с положением соот
ветствующей лидирующей державы. Каждая из них раскрывала над
своей сферой интересов ядерный зонтик и диктовала требуемые усло
вия в политике, экономике, а также в идеологии. Они должны были гос
подствовать под этим прикрытием. Традиционное притязание нацио
нальных государств на самоопределение связывалось с биполярной
политикой, доминировавшей в военном, идеологическом и экономиче
ском смыслах. Сталин внес на сей счет ясность уже весной 1945 г.,
заявив в беседе с югославскими коммунистами: «Эта война не такая,
как в прошлом; тот, кто занимает территорию, устанавливает там свою
общественную систему. Каждый вводит свою систему, насколько смо
жет продвинуться его армия. По-другому не может быть».
Так раскол Европы стал предпосылкой для международного мир
ного порядка, порожденного Второй мировой войной. Только при
взаимном признании существовавших границ и сфер влияния мог
сохраняться неустойчивый баланс сверхдержав. «Двойная» Герма-
ния являлась несущей колонной, а Берлин — замковым камнем все

мирной архитектуры безопасности, крах которой развязал бы тре
тью мировую войну. Поэтому Германия странным образом была
одновременно и разделена и едина. Она оказалась разорванной на
два государства, которые входили в противостоявшие друг другу бло
ки. С другой стороны, четыре державы, победившие во Второй миро
вой войне, придавали самое большое значение своим суверенным
правам относительно Германии в целом, поэтому даже советские ок
купационные войска, к большому недовольству правительства ГДР
до 80-х годов, сохраняли название «Группа советских войск в Герма
нии». Во всех вопросах германской политики, как и в вопросах раз
мещения войск на немецкой земле, последнее слово оставалось за
союзниками по войне и суверенитет обоих германских государств
должен был оставаться ограниченным. Чем больше менялась ситуа
ция, тем неизменнее она оставалась. В поле напряженности между
великими державами Германия представляла собой территорию для
развертывания войск, принятия военных решений в случае войны,
а также стратегическое предполье, на котором осуществлялось дип
ломатическое согласование интересов во избежание войны. С конца
Тридцатилетней войны Германия в центре Европы играла старую
роль, хотя теперь и в новом варианте.
Двадцать первого сентября 1949 г. три верховных комиссара запад
ных оккупационных держав вызвали к себе канцлера Федеративной Ре
спублики Германии, чтобы торжественно передать главе правительства
новой страны Оккупационный статут. В этом документе закреплялись
суверенные права оккупационных держав, ограничивавшие боннский
Основной закон. Чтобы внести полную ясность в ситуацию, три пред
ставителя союзных держав хотели стоять во время церемонии на крас
ном ковре, в то время как немецкой делегации было указано место ря
дом с ковром. За несколько дней до этого только что избранный первый
германский бундестаг крайне незначительным большинством избрал
Конрада Аденауэра федеральным канцлером. В его кабинет входили
политики из Христианско-демократического союза, Свободной демо
кратической партии, а также Немецкой партии, Крестьянской консер
вативной партии из Ганноверского округа, вошедшей позже в ХДС.
Социал-демократическая партия под руководством Курта Шумахера
оказалась пока на оппозиционных скамьях. Легитимированный таким
демократическим способом новый федеральный канцлер и мысли не
допускал, что верховные комиссары могут смотреть на него свысока, и
ступил, будто бы это само собой разумелось, на ковер, не предназначен
ный для него. Шаг Аденауэра был с кисло-сладкими минами принят
РАЗДЕЛЕННАЯ НАЦИЯ ( 1949— 1990) 209
к сведению, германский федеральный канцлер продемонстрировал, что

намерен действовать, используя данные ему возможности.
Правда, Аденауэр знал, что с внешнеполитической точки зрения
пространство для его маневра было сильно ограничено. Как он под
черкнул уже в своем первом правительственном заявлении от 20 сен
тября 1949 г., его задача заключалась в первую очередь в том, чтобы
возможно быстрее интегрировать безвластную, представляемую во
вне сообщества державами-победительницами Федеративную Рес
публику в «западноевропейский мир» и обрести суверенитет, воен
ную безопасность и свободу действий. В культурном и духовном отно
шении часть государства, каковой являлась ФРГ, также надлежало
навсегда быть связанной с Западом, чтобы исключить всякую возмож
ность проведения Германией, как ранее, политики качелей между
Востоком и Западом, а также и возможность того, чтобы Германия
оказалась в тени Советского Союза. Прочная привязанность к Западу,
которой добивался Аденауэр, должна была, кроме того, ликвидировать
германо-французское противоречие и превратить Германию в посто
янного, предсказуемого политического партнера. Только с такого рода
прочной позиции — в этом первый федеральный канцлер Федератив
ной Республики был твердо убежден — возможно решение герман
ского вопроса посредством воссоединения.
Ход мировой политики благоприятствовал реализации целей Аденау
эра. «Холодная война» вылилась в «горячую». Двадцать пятого июня
1950 г. коммунистическая Северная Корея напала на Юг страны, и госу
дарственным деятелям западного мира казалось, что Кремль начал гло
бальное наступление, которое может завершиться третьей мировой вой
ной. Одной из важнейших целей союзников во время Второй мировой
войны была длительная демилитаризация Германии. Теперь она казалась
утратившей свое значение, тем более что в Восточной Германии давно
уже существовала армия под маскировочным названием «Народная поли
ция на казарменном положении». Кто бы мог с уверенностью сказать, что
она не готовила планы наступательной войны по северокорейскому об
разцу? В ответ на это последовало создание Европейского оборонительно
го сообщества (ЕОС), наднациональной западноевропейской военной ор
ганизации с интегрированными в нее воинскими контингентами Фран
ции, Италии, Бенилюкса, а также Федеративной Республики. Уже в мае
1950 г. в Бонне начались секретные работы, связанные с формированием
западногерманской армии. Переговоры были затяжными и наталкива
лись на сопротивление всех участвующих стран. К этому добавилась
упорная приверженность Аденауэра «германскому договору», цель кото
рого заключалась в достижении равноправия Германии в рамках союза.
Однако все хотели следовать по пути безусловной интеграции в за

падное сообщество. В крупных партиях, от правящего ХДС до оппози
ционной СДПГ, были политики, которые стремились покончить с при
вязкой к блокам и ценой уменьшения суверенитета обрести объеди
ненную, не входящую в блоки, нейтральную Германию, находящуюся
между противниками в «холодной войне». Весной 1952 г. такой шанс
казался осязаемо близким. В многочисленных нотах западным держа
вам и федеральному правительству Сталин предлагал объединить два
германских государства в единую нейтральную Германию под союз
ническим контролем, со слабыми собственными вооруженными сила
ми и государственностью, которая должна была основываться исклю
чительно на деятельности «демократических и миролюбивых партий».
Что бы это ни означало с советской точки зрения, западные державы
отклонили предложение Сталина, и федеральное правительство при
соединилось к этой позиции без всяких «но» и «если». Оно сделало
это, будучи убежденным, что интеграция ФРГ в западное сообщество
была важнее создания слабой единой Германии, колеблющейся меж
ду Востоком и Западом. Но, будь федеральное правительство другого
мнения, это ничего бы не изменило в важнейшем решении Вашингто
на, Лондона и Парижа.
Была ли тогда упущена возможность достижения германского
единства? Дискуссии об этом не прекратились и по сей день и не за
тихнут до тех пор, пока не будут окончательно открыты советские ар
хивы и выяснены истинные намерения Советского Союза. Вероятно,
союзническое решение основывалось на верных предположениях.
Советская кампания рассылки нот развернулась в решающие месяцы
перед вступлением ФРГ в западные оборонительные и экономические
сообщества. И почти все говорит в пользу того, что задачей Сталина
являлся срыв в последний момент интеграции Федеративной Респуб
лики с Западом и создания Европейского оборонительного сообщест
ва. В своей политической деятельности ФРГ, следовательно, не имела
возможности установить германское единство посредством нейтрали
зации Германии.
Договор о создании ЕОС был подписан 26 мая 1952 г., но провалил
ся два года спустя из-за отказа Национального собрания Франции ра
тифицировать его. По мнению большинства депутатов, Франция
слишком далеко заходила в отказе от суверенитета. Однако интегра
цию Западной Германии в систему западных союзов уже нельзя было
повернуть вспять. Пятого марта 1955 г. в силу вступили Парижские со
глашения, важнейшее из которых регулировало присоединение ФРГ
к Организации Североатлантического договора (НАТО). НАТО была
РАЗДЕЛЕННАЯ НАЦИЯ (1949—1990)
создана на основе подписанной 4 апреля 1949 г. в Вашингтоне Северо

атлантического договора как военный союз Канады, Великобритании,
Франции, Исландии, Норвегии, Дании, Италии, Португалии, а также
стран Бенилюкса под руководством США, чтобы рассматривать «лю
бое вооруженное нападение на одну или несколько из них в Европе
или Северной Америке как нападение на них в целом» и оказывать
друг другу военную помощь. В 1952 г. к организации присоединились
Греция и Турция. С немецкой точки зрения, членство в НАТО59 озна
чало не только безопасность, но и возвращение к суверенитету, кото
рый западные державы обеспечивали посредством одновременно
вступившего в силу «Германского договора». Правда, это был ограни
ченный суверенитет, так как во всех вопросах германской политики
державы — победительницы во Второй мировой войне оставляли за
собой свои преимущественные права, как и в вопросе о размещении
своих войск на немецкой земле. Кроме того, Федеративная Республи
ка Германия отказывалась от целого ряда систем стратегических во
оружений, включая атомное. С точки зрения союзников, вступление
ФРГ в НАТО рассматривалось несколько по-другому. Генеральный се
кретарь НАТО лорд Истмэй полагал, что задача союза заключается
в том, чтобы «американцев держать внутри, русских вовне, а немцев
внизу» — т. е. американцев в Европе, русских на расстоянии от нее,
а немцев подавлять.
Урок, извлеченный из истории XX столетия, заключался в том,
чтобы усмирить Германию и сделать ее предсказуемой. Труднопред
сказуемую державу в центре Европы не следовало обособлять от сооб
щества наций и унижать. Именно в этом и заключалась роковая ошиб
ка в 1919 г. Теперь задача состояла в том, чтобы как можно надежнее
присоединить Германию — а значит, до поры до времени ФРГ — к за
падному сообществу, чтобы эти связи нельзя было ликвидировать
в меняющихся политических условиях. Это имело значение не только
с военной точки зрения, но в равной мере с экономической и полити
ческой. Понимание необходимости сплочения Западной Европы выте
кало из катастрофического опыта, приобретенного европейцами
в XX столетии, и также из понимания того, что экономическое, воен
ное и политическое переплетение требует отказа от проведения изо
лированной национально-государственной политики.
Когда Уинстон Черчилль в своей Цюрихской речи 16 декабря
1946 г. потребовал создания «Соединенных Штатов Европы», он гово
рил тогда о шокирующем возможном партнерстве между Францией
и Германией, Великобританию он до поры до времени оставил за
скобками. Британский премьер еще мыслил в духе классической бри-
танской политики balance ofpowei60, призванной успокоить беспокой

ную Европу у ворот Англии с помощью системы пактов, с тем чтобы
Англия могла посвятить себя реализации собственных трансокеан
ских интересов. Но крах как британской, так и французской коло
ниальных империй показал в 50-е годы, что время европейского
мирового господства навсегда прошло. Европа была отброшена к соб
ственным границам и могла сохранить свой вес в союзе с Соединен
ными Штатами Америки только в том случае, если сумеет объединить
и сконцентрировать свои оставшиеся силы. Первым шагом к экономи
ческому объединению Европы было создание Европейского объеди
нения угля и стали (ЕОУС) в 1951 г., в результате чего добыча угля
и производство стали во Франции, в Германии, Италии, Нидерландах,
Бельгии и Люксембурге были подчинены общему ведомству. Затем по
следовало объединение шести названных государств в Европейское
экономическое сообщество (ЕЭС) и Европейское сообщество по мир
ному использованию атомной энергии (Евратом) 25 марта 1957 г. Пока
что завершением объединения Западной Европы является сегодня Ев
ропейский союз (ЕС) с мощной надстройкой в виде комиссий, сове
тов, генеральных директоров и бюрократов, а также Европейского
парламента в Страсбурге. От взора современного наблюдателя уже
давно скрылся мир отцов-основателей объединенной Европы. Преис
полненный надежд пафос, которым сопровождались первые шаги
европейского объединения, кажется сегодня едва ли менее удиви
тельным, чем само собой разумевшаяся готовность всех тогдашних
участников отказаться от национальной самостоятельности ради до
стижения объединения континента. Насколько сильно изменился
мир, стало очевидно, когда федеральный канцлер Конрад Аденауэр и
президент Франции Шарль де Голль (1890—1970) после подписания
договора о немецко-французском сотрудничестве 22 января 1963 г.
приняли совместный парад французских и немецких войск на полях
Шампани, политых в свое время кровью в беспрерывных битвах меж
ду немцами и французами. Понадобились годы, чтобы от наследствен
ной вражды страны пришли к общности судьбы. После столетий тяже
лых конфликтов между Германией и Францией наступил серьезней
ший поворот в евро�

Язык

Шульце Х. - Краткая История Германии (Национальная История) - 2004

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Шульце Х. - Краткая История Германии (Национальная История) - 2004

Оригинальное название:

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Kleine

Verlag C.H. Beck

П е р е в о д ч и к и : В.А. Брун-Цеховой — Предисловие, гл. I — X, XIII — XVI;

ИЗДАНИЕ ОСУЩЕСТВЛЕНО ПРИ ПОДДЕРЖКЕ

Издательство «Весь Мир» выражает благодарность Музею германской

На первой сторонке обложки — Бранденбургские ворота, Берлин.

Перевод книги на русский язык выполнен по изданию Hagen Schulze. Kleine

© Verlag C.H. Beck oHG,

Обращение к читателям в России (Ханс-Фридрих фон Плётц,

I. Римская империя и германские земли (до 1400 г.) .. 15

XII. Конец Германии и новое начало (1942— 1949) 189

Список карт 236

ные встречи 2002 и 2003 гг. служат подтверждением нашей взаимной

Апрель 2004 г. Ханс-Фридрих фон Плётц,

Россия и Германия — не только европейские государства с самой боль­

бы императору Александру I не нужна была Пруссия в качестве страте­

ленного против Западной Европы и атлантических держав. И снова,

18 июля 2003 г. Хаген Шульце

мецкой окраски», которую придавала прошлому немецкая историо­

сколько возможно короче, обращая внимание на самое сущест­

Немецкая история берет начало не в дремучих германских лесах,

основы нынешнего образа жизни немыслимы без цивилизации Рима

енных целях, если принимать во внимание воинское искусство при­

Схема расселения германских племен.

ства реформировались, воспринимая облик, свойственный римской

Imperii Romani (лат. Возрождение Римской империи). Это послужило

Естественно, напрашивалось сравнение между античной Римской

Раздел империи Карла Великого по Верденскому договору 843 г.

мя могли, более того — обязывались действовать по собственному ус­

Присяга на верность императору Оттону III.

бранный саксами и франками, вошел в историю как основатель Сак­

риха — Отгона (936—973) сделало восточнофранкское государство бо­

должности по собственному усмотрению. Но в ходе движения за

* Инвеститура — средневековая католическая церемония утверждения духовно­

ных мифов. Ни один другой император не будоражил фантазию буду­

Фридрих Барбаросса был символом неясных национальных уст­

умер четыре года спустя в Италии. Не добившись коронования импе­

диции во франкских преданиях, через Каролингов и Меровингов, об­

лийском. Некоторые народные языки достигали литературных высот.

и англичане использовали это слово, если хотели выразить насмешку

тив, речь идет о немецкой предыстории, о прологе, в котором еще гос­

ского, Лангобардо-итальянского и Богемского королевств, на протя­

бодившиеся лены другим имперским князьям, ибо, даже будучи на

тут, игравший важную роль в имперской политике. Можно было бы

ном отношении: из более современной (хотя и старшей по возрасту,

валось пять университетов, готовивших юристов и администраторов,

фон Ауэ). В политическом, духовном и культурном отношении Гер­

На пороге Нового времени, около 1400 г., «Священная Римская импе­

первую конституцию, в которой была зафиксирована зависимость от

1150 г. 1250 г. 1350 г. 1450 г. 1550 г. 1650 г. 1750 г. 1850 г. 1950 г

Развитие городов в Центральной Европе

династии Габсбургов, начиная с Фридриха III (1440—1493), было суж­

600 800 1000 1200 1400 1600 1800

Население западной части Германии

скую сеть из примерно 1600 непосредственно подчиненных императо­

на принуждении. Эта ситуация изменилась только с освобождением

щее количество населения Западной и Центральной Европы около

вания. Церковь и империя, хотя и оказывавшиеся часто в крайне опас­

утрачивала свою средневековую святость, а происхождение императо­

Благо «германской нации» было, однако, очень сильным аргумен­

историку древности, авторитет которого не подлежал сомнению, те­

Россия и Германия — не только европейские государства с самой боль

бы императору Александру I не нужна была Пруссия в качестве страте

мецкой окраски», которую придавала прошлому немецкая историо

сколько возможно короче, обращая внимание на самое сущест

енных целях, если принимать во внимание воинское искусство при

мя могли, более того — обязывались действовать по собственному ус

бранный саксами и франками, вошел в историю как основатель Сак

риха — Отгона (936—973) сделало восточнофранкское государство бо

* Инвеститура — средневековая католическая церемония утверждения духовно

ных мифов. Ни один другой император не будоражил фантазию буду

Фридрих Барбаросса был символом неясных национальных уст

умер четыре года спустя в Италии. Не добившись коронования импе

диции во франкских преданиях, через Каролингов и Меровингов, об

тив, речь идет о немецкой предыстории, о прологе, в котором еще гос

ского, Лангобардо-итальянского и Богемского королевств, на протя

фон Ауэ). В политическом, духовном и культурном отношении Гер

На пороге Нового времени, около 1400 г., «Священная Римская импе

династии Габсбургов, начиная с Фридриха III (1440—1493), было суж

скую сеть из примерно 1600 непосредственно подчиненных императо

вания. Церковь и империя, хотя и оказывавшиеся часто в крайне опас

утрачивала свою средневековую святость, а происхождение императо

Благо «германской нации» было, однако, очень сильным аргумен

историку древности, авторитет которого не подлежал сомнению, те

направлено резко против пороков церкви и папства, и советники Кар

рийских — землях. Постепенное обособление Австрии от герман

ной истины любой ценой. Если господин преследует подданного за ве

и коронованию его королем, то гражданская война во Франции оказа

но вместе с тем это свидетельствовало о том, что Австрия как совре

ей принадлежало третье или четвертое место в Европе. Отсюда — пре

князей к своим обязанностям в качестве имперских сословий и васса

Поэт говорил о немецкой нации — правда, о той, которая существо

большую политику разве что в возносимых в церкви молитвах за се

пейских государств. Но дело не ограничивалось только перекраивани

имперских городов и имперских рыцарей. Сам император Франц II по

Военный успех французских солдат-граждан, воевавших и побеждав

Шок, испытанный в результате поражений, чувство унижения, тя

о замене старого наемного войска армией, формируемой из свобод

Андреасом Гофером (1767—1810), неоднократно побеждавших бавар

Образованные представители буржуазии и ремесленники устре

Однако идиллия была обманчивой. Об этом свидетельствовали со

рабочей силы, и все большее число подмастерьев и учеников теряли ра

мощью полицейских мер противостоять требованиям соединить эко

циональном песенном достоянии, но и одновременно исполняли «кра

Как и в 1830 г., 24 февраля 1848-го события начали развиваться с сооб

слишком запоздалыми, и 18 марта в Берлине вспыхнуло открытое вос

С индустриализацией Германии возникло новое общество. Ста

щих между собой, самым жестоким образом враждующих друг с дру

которая должна была осуществить малогерманский вариант объеди