Обязательство по советскому
гражданскому праву. – М., 1940
ВВЕДЕНИЕ
В отчетном докладе на XVIII съезде партии
товарищ Сталин образом охарактеризовал функции нашего
социалистического государства во второй фазе его развития.
«Отпала — отмерла функция военного подавления внутри
страны, ибо экс-уничтожена, эксплуататоров нет больше и подавлять некого.
Вместо подавления появилась у государства функция охраны социалисти-
собственности от воров и расхитителей народного добра. Сохранилась
полностью функция военной защиты страны от нападений извне, стало быть,
сохранились также Красная армия, Военно-Морской флот, равно как
карательные органы и разведка, необходимые для вылавливания и
наказания убийц, вредителей, засылаемых в нашу страну иностранной
разведкой. Сохранилась и получила полное развитие функция хозяйственно-
организаторской и культурно-воспитательной работы государственных
органов. Теперь основная нашего государства внутри страны состоит в
мирной хозяйственно-организаторской культурно-воспитательной работе.
Что касается нашей армии, органов и разведки, то они своим острием
обращены уже не во внутрь страны, а во вне ее, против внешних врагов.
Как видите, мы имеем теперь совершенно новое,
социалистическое государство, не виданное еще в истории и значительно
отличающееся по своей форме и функциям от социалистического
государства первой фазы.
Но развитие не может остановиться на этом. Мы идем
дальше, вперед, к коммунизму» 1..
Охарактеризованные товарищем Сталиным функции
нашего государства в настоящее время и указанная им линия
развития определяют собой те задачи, которые стоят перед
работниками советской юридической науки, в частности перед
советскими цивилистами. Охрана социалистической собственности,
хозяйственно-организаторская и культурно-воспитательная работа
требуют от советских цивилистов исследования и разработки богатого
материала советского гражданского права. Изучение советского
гражданского права необходимо для надлежащей постановки охраны
собственности. Оно необходимо также для надлежащей постановки
хозяйственно-организаторской работы, для которой право имеет
большое значение. Наконец, оно нужно работы по подготовке
квалифицированных кадров работников суда, прокуратуры и
адвокатуры, а также для распостра-
5
нения знания советского права среди всех граждан, призванных
Сталинской Конституцией избирать судей, оценивать их работу и самим
непосредственно участвовать в отправлении социалистического правосудия
в качестве народных заседателей.
Первой задачей советских цивилистов является изучение
содержания и советского гражданского права.
Буржуазная наука права, обслуживая господствующие классы
буржуа в течение долгого времени детально .разрабатывала
буржуазное гражданское право. Она делала это, применяя методы
формальной логики к изучению обильного материала различных,
сменявших друг друга в истории и существующих в настоящее время
систем буржуазного гражданского права.
В собирании и детальной систематизации этого материала
Буржуазная цивилизация сделала очень много, но крайне
ограничивал ее «горизонт. Классовые интересы, которым служит буржуазная
цивилистика, приводят к тому, что ее представители сознательно или
бессознательно искажают действительность. Непонимание буржуазными
цивилистами законов исторического развития искажает перспективу, в
которой они изучают жизнь права, и превращает для них исторически
обусловленное в вечные и неизмененные категории.
Значительная часть буржуазных цивилистов не стремилась
обосновать те методологические приемы, которыми буржуазная
цивилистика пользовалась по прочно установившейся традиции. Лишь
время от времени появлялись работы, которые систематизировали эти
приемы 2.
В тех случаях, когда буржуазные цивилисты пытались
обосновать свою методологию, они обычно стремились создать особую
«юридическую логику». «Юридическая логика», как показывает история
буржуазных правовых учений XIX и XX веков, так или иначе
связывалась « философией Канта 3 . Если в буржуазной науке
«юридическая логика» и критиковалась, то с весьма плоских позиций
философского позитивизма 4 .
В противоположность буржуазной науке, советская
цивилистика, изучая содержание и форму советского гражданского права,
пользуется марксистским диалектическим методом. Этот метод,
разработанный в трудах Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, дает
советскому юристу такое орудие «...отыскивания новых результатов...» и
«...перехода от известного к неизвестному...», которое : по выражению
Энгельса. «... прорывает тесный горизонт формальной логики» 5.
Маркс, работая над созданием «Капитала», писал Энгельсу,
что для метода обработки материала ему очень помогло то, что он снова
перелистал «Логику» Гегеля. Маркс добавляет в этому: «Если бы когда-
нибудь снова нашлось время для таких работ, я охотно изложил бы на
двух или трех печатных листах доступной здравому человеческому
разуму форме то разумное, что есть в методе, который открыл Гегель,
но которому он придал мистическую форму» 6 : После Маркса и Энгельса
марксистская философия была обогащеназамечательными работами
Ленина и Сталина. Она была развита и поднята на высшую ступень
победоносным применением метода марксистской диалектики к
руководству движением рабочего класса и построению социалистического
обще-
6
ства. Обогащенная всем этим, марксистская философия
получила свое гениальное выражение в произведении товарища Сталина «О
диалектическом и историческом материализме».
Советская наука, в частности советская наука права, имеет в
этом произведении свою твердую методологическую основу.
При изучении содержания и формы советского гражданского
права исследователь находит в марксистской методологии руководящую
нить, которая ведет его от наиболее общих до наиболее специальных
вопросов его науки.
В науке права, в частности в гражданском праве, приходится
постоянно иметь дело с более или менее общими понятиями, которые
содержатся в законе, которыми оперирует судебная практика и которые
должны быть исследованы наукой советского права.
К числу таких общих понятий принадлежит и понятие
обязательства. Обязательству по советскому гражданскому праву
посвящена настоящая работа. Чтобы методологически правильно
подойти к разрешению проблемы обязательств советском гражданском
праве, необходимо дать себе ясный отчет о общего , абстрак тно го, и
отде льно го, конкретно го, о роли общего в научной работе. По
этому вопросу мы имеем богатые и глубокие указания в работах
Ленина и Сталина. Ленин не раз возвращался к этой проблеме,
главным образом в своих замечаниях на «Науку логики» Гегеля.
Ясные и отточенные формулировки, без которых мы не можем обойтись,
даны товарищем Сталиным.
Проблема общего и отдельного ставится и разрешается
следующим образом. Ленин по поводу обожествления Гегелем «логической
идеи» говорит: «Логика есть учение о познании. Есть теория познания.
Познание есть отражение природы. Но это не простое, не
непосредственное, не цельное отражение, .а процесс ряда абстракций,
формулирования, образования понятий, законов etc., каковые понятия,
законы еtс. (мышление, наука — «логическая идея») и охватывают
условно, приблизительно универсальную закономерность вечно
движущейся я развивающейся природы». Далее он продолжает: «Человек не
может охватить = отразить = отобразить природы всей, полно стью, ее
«непосредственной цельности», он может лишь вечно приближаться к
этому, создавая абстракции, понятия, законы, научную картину мира
и т. д. и т. л.» 7 .
Абстракции, понятия не могут никогда дать полного знания,
но они — необходимый путь ко все более и более полному знанию.
Ленин это еще несколько раз подчеркивает, каждый раз давая
замечательные по содержательности формулировки. «Значение общего
противоречиво, .оно мертво, оно нечисто, неполно еtс. еtc., но оно только
и есть с т у п е н ь к познанию конк р е т н о г о , ибо мы никогда не
познаем конкретного полностью. Б е с к о н е ч н а я сумма общих
понятий, законов еtс. дает конкретное в его полноте» 8 . «Гегель
вполне прав по существу против Канта. Мышление, восходя от
конкретного к абстрактному, не отходит—если оно правильное (а
Кант, как и все философы, говорит о правильном мышлении) —от
истины, а подходит к ней. Абстракция материи, з а к о н а природы,
абстракция с т о и м о с т и и т. д., одним словом в с е научные
(правильные,
7
серьезные, не вздорные) абстракции отражают природу глубже,
вернее, полнее. От живого созерцания в абстрактному мышлению
и от т е о р и и к п р а к т и к е — таков диалектический путь
познания и с т и н ы, познания объективной реальности» 9.
«Абстракциями», «понятиями», «общим» оперирует также и
формальная логика. Но для материалистической диалектики
«абстракции», «понятие», «общее» — нечто совсем другое, чем для
формальной логики. Как известно, формальная логика учит, что содержание
понятия обратно пропорционально его объему. Чем понятие является более
общим, чем больший круг объектов, явлений оно охватывает, тем оно
беднее содержанием, тем меньше признаков оно в себе содержит.
Критика теории понятия в формальной логике была дана Гегелем в его
«Науке логики». По поводу слов Гегеля в введении к «Науке логики»
«такое общее, которое не только отвлеченно, но включает в себя
богатство частностей» — Ленин пишет следующим образом: «Прекрасная
формула: «Не только абстрактно всеобщее», но всеобщее такое, которое
воплощает в себе богатство особенного, индивидуального, отдельного (все
богатство особого и отдельного?)!! Великолешно!» 10.
Таким образом, нельзя считать, что общее понятие является тем
менее содержательным, чем оно более общее. Общее включает в себе все
богатство отдельного, особенного, индивидуального. Чем больший круг
объектов, явлении охватывает общее, тем богаче его содержание, так как
все отдельное, особенное, которое входит в общее, составляет его
содержащие. Содержание общего понятия — не только те общие
признаки, которые содержатся в каждом объекте, явлении, которые
охватываются понятием, но и все богатство особенного, отдельного,
индивидуального, которое подходит под это общее понятие. Для
формальной логика оно «только абстрактно всеобщее», для марксистского
диалектического метода оно «воплощает в себе богатство особенного,
индивидуального, отдельного».
«Общее» формальной логики «только абстрактно всеобщее», потому
что формальная логика рассматривает это общее само по себе,
изолированно. Метод марксистской диалектики рассматривает общее не
как самодовлеющую сущность, не изолированно, а в соотношении с
отдельным. «Образование (абстрактных) понятий и операции с ними
уже включают в себе представление, убеждение, сознание
закономерности объективной связи мира. Выделять каузальность из этой
связи нелепо. Отрицать объективность понятий, объективность общего в
отдельном и в особом, невозможно» 11. Противоположность отдельного и
общего рассматривается в их неразрывной связи и единстве. На это
прямо указывает Ленин в своей записи «К вопросу о диалектике». Он го -
ворит: «Значит, противоположности (отдельное противоположно общему)
тождественны: отдельное не существует иначе как в той связи, которая
ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное.
Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть
(частичка или сторона или сущность) отдельного. Всякое общее лишь
приблизительно охватывает все отдельные предметы. Всякое
отдельное неполно входит в общее и т. д. и т. д. Всякое отдельное
тысячами переходов связано с другого рода отдельными (вещами,
явлениями, процессами)» 12. Рассмотрение предметов, явлений
8
в органической связи друг с другом составляет первую
основную черту марксистского диалектического метода.
«Поэтому,— говорит товарищ Сталин,— диалектический метод
считает, что ни одно явление в природе не может быть понято,
если взять его в изолированном виде, вне связи с окружающими
явлениями, ибо любое явление в любой области природы
может быть превращено в бессмыслицу, если его
рассматривать вне связи с окружающими в отрыве от них, и,
наоборот, любое явление может быть понято и если оно
рассматривается в его неразрывной связи с окружающими в его
обусловленности от окружающих его явлений» 13.
Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина о диалектическом
методе, в учение о соотношении общего и отдельного, имеет
исключительное и, решающее значение при разработке
советского права. Приведенные выше положения Ленина и
Сталина в избранной нами специальной теме направляют нас
по следующему пути.
1. Понятие обязательства обладает почтенным возрастом.
Оно было сформулировано еще римскими юристами. На
изучение этого понятия в течение веков истрачено много сил.
При этом изучении в центре внимания было определение
этого понятия и разграничение его с другими столь
же общими понятиями гражданского права. Как показывает
история гражданского права, определение обязательства по
сравнению с определениями других цивилистических понятий
отличается относительной стабильностью. Такой же
сравнительной стабильностью отличаются и многие другие
определения различных понятий, которыми пользуются при
изложении и анализе обязательственных правоотношений. С
точки зрения формальной логики, признаки понятия, указанные в
его определении, составляют содержание. Естественно поэтому,
что в буржуазной науке права очень многие и притом до
самого последнего времени, полагали, что в составе
гражданского права обязательства являются н е и з м е н н о й
областью. Неизменной, конечно, при этом считается и частная
собственность. В работе, вышедшей в 1937 г. (вскоре после
смерти ее автора), французский цивилист Е. Годеме (E.
Gaudemet) констатирует, что всего несколько лет назад во
Франции было общим местом рассматривать обязательственное
право как право неизменное, как построение чистой логики 14. И
действительно, целый ряд французских авторов от издания
французского гражданского кодекса и до наших дней
высказывал эту точку зрения 15. Правда, она встречала и
противников. Однако ее противники не шли далее общих мест и
ссылок на преимущественно технический характер
обязательственного права, который объясняет, по их мнению,
стабильность этой отрасли 16. Ссылки на технический характер
обязательственного права показывают, что буржуазным
сторонникам идеи обязательственного права нечего сказать по
существу вопроса, характер в том смысле, как они об этом
говорят, имеют и некоторые другие области буржуазного
гражданского права, как, например, система установления и
укрепления вещных прав на недвижимости (ипотечное право).
Дело не в техническом характере обязательственного права, а
в бессилии буржуазной науки, пользующейся формально-
логическим методом, справиться с этим вопросом.
9
Мы думаем, что разрешение этого вопроса можно найти только на
совершенно другом пути. С точки зрения марксистской диалектики,
содержание о п р е д е л е н и я обязательства отнюдь не исчерпывает собой
содержания о б щ е г о понятия обязательства. Определение
обязательства так же, как и определения других понятий, которыми
пользуются в обязательственном праве, совершенно необходимо и для
практики и для теории, но оно собой лишь первый шаг на пути установления
содержания понятия обязательства. Содержание понятия обязательства
образуется не только из тех признаков, которые указывают в определении,
давая в нем ближайший родовой признак и видовое отличие, но и из
признаков, характеризующих все правоотношения, которые объемлет понятие
обязательства. Содержание понятия обязательства дается также соотношением
институтов права с другими институтами гражданского права и права
вообще, содержание понятия обязательства по советскому гражданскому
праву ее исчерпывается содержанием того определения, которое дано в ст. 107
ГК Установить содержание понятия обязательства по советскому праву —
значит исследовать все советское обязательственное право во всех его
деталях, а также в его взаимоотношениях с другими областями советского
права, с советской экономикой и т. д. При таком исследовании неизбежно
пользоваться общими понятиями, из которых каждое, как указывал
Ленин, лишь ступенью к познанию конкретного и которые в совокупности
все больше и больше приближать нас к полноте конкретного знания. При
таком понимании задачи исследователя не приходится даже ставить вопроса
о неизменности обязательственного права. Метод марксистской диалектики,
примененный к исследованию обязательственного права, не
неизменность, а непрерывное движение, непрерывное изменение его
содержания и форм.
Нашей задачей является рассмотрение обязательства по
советскому гражданскому праву. Естественно, мы не можем в настоящей
работе исследовать все правоотношения, которые относятся к числу
обязательственных. Мы предприняли лишь скромную попытку сделать
несколько первых шагов в том направлении, которое указывает нам
марксистский диалектический метод. Пусть извиняющим обстоятельством
для тех дефектов, которых мы не сумеем избегнуть, послужит полная
неразработанность нашей специальной темы с точки зрения марксистско-
ленинской науки права.
2. Советское обязательственное право как составная часть
советского права вообще, как раздел социалистического права противостоит
буржуазному обязательственному праву как по содержанию, так и по форме.
Противоположность советского права как права социалистического
общества, идущего к коммунизму праву капиталистического общества,
построенного на эксплуатации человеком, очевидна сама по себе. При
рассмотрении советского права, и в частности нашей темы, эта
противоположность должна быть
10
лена с полной четкостью не только в виде общей характеристики,
но и в деталях интересующих нас институтов. Лишь марксистский
диалектический метод может привести к правильной постановке и
разрешению этой задачи.
Ленин и Сталин в своих работах о государстве и праве дали
твердую основу для правильного понимания советского права 17.
Замечательным образцом применения марксистского диалектического
метода к вопросу о отдельных институтов социалистического строя
соответствующим институтам капиталистического строя дал товарищ
Сталин в отчетном докладе XVII съезду партии. Остановившись на
левацкой болтовне о том, что советские деньги превратились якобы в
простые расчетные знаки, он говорит о тех, кто высказывал этот взгляд,
следующим образом: «Эти люди, которые так же далеки от марксизма,
как небо от земли, очевидно, не понимают, что деньги останутся у нас
еще долго, вплоть до завершения первой стадии коммунизма, —
социалистической стадии развития. Они не понимают, что деньги являются
тем инструментом буржуазной экономики, который взяла в свои руки
Советская власть и приспособила к интересам социализма для того, чтобы
развернуть вовсю советскую торговлю и подготовить тем самым условия
для прямого продуктообмена» 18. Деньги — инструмент буржуазной эконо-
мики, взятый в свои руки советской властью и приспособленный к
интересам социализма, — стали социалистическими деньгами, которые
останутся вплоть до завершения социалистической стадии развития.
Нельзя ставить вопрос о деньгах, руководствуясь методом формальной
логики, вне связи с тем строем, о деньгах которого идет речь, и которым
определяется их сущность и их функции 19.
Мастерское применение марксистской диалектики дано в речи
товарища Молотова на VII съезде советов СССР. Товарищ Молотов в своем
докладе «Об изменениях в советской Конституции» говорит: «Если
буржуазии в странах приходится теперь оплевывать то, что записано в
качестве высших буржуазного государства в ее же учебниках, в ее же
литературе и науке, то советская власть берет все лучшее в развитии
современных государств и смело воплощает в жизнь в интересах
трудящихся и против эксплуататоров, в интересах строительства
социализма» 20. Избирательная система — всеобщие, прямые, равные при
тайном голосовании выборы — берется В. М. Молотовым не
изолированно от других институтов советского права, не как
определенная формально-логическим методом, сама по себе система, а
как составная часть советского строя, как тем содержанием, которое она
приобретает в социалистическом государстве рабочих и крестьян.
Марксистский диалектический метод требует, чтобы при
противопоставлении советского права, в частности интересующего нас в
настоящей работе советского обязательственного права, буржуазному праву,
мы брали содержание понятий не так, как это делает буржуазная наука
права, не формально-логически, а диалектически, исходя из учения
Ленина о соотношении общего и отдельного. Для нас содержание общего
должно быть таково, чтобы оно воплощало в себе «богатство особенного,
индивидуального, отдельного», а «не только абстрактно всеобщее».
11
Поэтому было бы методологически неправильно ограничиваться
лишь сравнением или противопоставлением определения обязательства,
которое содержится в ст. 107 ГК, с определением обязательства в
каком-либо буржуазном кодексе.
Надо идти другим путем. Посредством все большей и большей
понятия обязательства по советскому праву и рассмотрения его в связи с
другими институтами и понятиями, необходимо выявлять конкретное бо-
гатство содержания этого понятия. Тогда противопоставление советского и
буржуазного понятия обязательства даст нам целый ряд содержательных
выводов, которые наглядно покажут противоположность между ними по
форме и содержанию. Уже анализ основных элементов обязательства дает
для этого большой материал. Переход от анализа элементов к
непосредственно связанному с ним, вопросу о системе оснований
возникновения обязательств по советскому праву всю глубину различий,
разделяющих социалистический мир от буржуазного также и в этом
частном вопросе гражданского права.
П. ОСНОВНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА
1. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВА
Приступая к рассмотрению понятия обязательства,
необходимо дать ему определение. Задача этого определения не в
том, чтобы перечислить все признаки обязательства, а лишь в том,
чтобы указать те характерные и существенные его элементы,
которые позволяют разграничить его с другими гражданскими
правоотношениями. Более полное перечисление существенных
признаков обязательства могло бы быть дано лишь в результате
полного и исчерпывающего исследования всего обязательственного
права, притом как общего учения об обязательстве, так и
отдельных обязательств. Полное перечисление всех обязательства
означает полную конкретизацию этого понятия, исчерпывающее
указание всех отдельных видов обязательственных отношений,
которые им охватываются, — всех возможных существенных
особенностей таких отношений. Такая задача указывает путь
советской цивилистической науки в целом. Настоящая работа
может преследовать лишь цель несколько продвинуться по этому
пути.
Буржуазные кодификации по-разному относятся к
вопросу об уместности обязательства в законе. Некоторые из них
дают такое определение (например, германское гражданское
уложение, § 241). Другие, следуя старому совету omnis definito
periculosa est, воздерживаются от этого (например,
швейцарское обязательственное право, китайский гражданский
кодекс). Советское гражданское право является правом
социалистического общества. Оно поступает правильно, давая
определение понятию обязательства, право не может полагаться
на традицию и своим молчанием отсылать к ней судью.
Советская юридическая наука еще молода. Советский закон,
используя обязательства для целей социалистического
строительства, дает для руководства судам необходимое им
определение. Определение обязательства содержится в ст. 107 ГК:
«В силу обязательства одно лицо (кредитор) имеет право требовать
от другого (должника) определенного действия, в частности
передачи вещей или уплаты денег, либо воздержание от
действия». Уточняя несколько этот текст и ставя в нем
теоретически существенные ударения, мы можем определить
обязательство как гражданское правоотношение, в силу
которого одно лицо (или несколько лиц) имеет право
требовать от другого л и ц а ( и л и нескольких других лиц)
совершения определенного действия либо воздержания от
совершения какого-либо действия.
13
В этом определении в качестве признака,
характеризующего взято право требования кредитора. Так как
праву требования кредитора неизбежно соответствует обязанность
должника, то такое определение по существу содержит указание как
на активную, так и на пассивную стороны обязательства. 1. Такой
же прием для определения обязательства мы находим и в некоторых
буржуазных законодательствах (§ 241 германского гражданского
уложения). Напротив, некоторые другие современные
буржуазные (кодексы берут не активную, а пассивную сторону.
По существу, этот способ определения становится равнозначным
первому. Данное выше определение, если этим способам, приняло
бы примерно следующий вид: обязательством называется
гражданское правоотношение, в силу которого одно лицо (или несколько
лиц) обязано перед другим лицом (или несколькими другими лицами) к
определенного действия либо к, воздержанию от какого-либо действия.
Однако, такое определение, не прибавляя ничего нового по
сравнению с первым, несколько менее ясно. Если праву требования
необходимо соответствует обязанность, то обратное утверждение
(обязанности всегда соответствует право) не обладает такой же
наглядной достоверностью и требует обоснования. Нередко
утверждают, что существуют обязанности, и даже обязанности перед
определенным лицом, которым не соответствуют права требования.
Анализируя понятие обязательства, нам придется ниже, специально
коснуться этого вопроса.
Наконец, жертвуя простотой и краткостью определения ради
ненужной по существу полноты, можно было бы соединить в одной
формуле указание как на активную, так и на пассивную стороны. Такой
прием не дал бы ничего нового.
Ст. 107 ГК, подчеркнув активную сторону в обязательственном
правоотношении, дала, как нам кажется, вполне пригодную для практики
законодательную формулу.
В литературе советского гражданского права было высказано
сомнение в целесообразности определения, которое содержится в ст. 107. А.
Г. Гойхбарг считает, что «это определение, как и всякое определение,
вряд ли уместно в законе, ибо другие постановления закона позволяют дать
иное определение обязательства». Он указывает далее, что по нашему
закону кредитор может не только требовать от должника исполнения
обязательства и возмещения убытков в случае неисполнения, но и
отобрания вещи в натуре, «т. е. фактического, получения того, что должно
бы получиться при исполнении должником обязательства». Поэтому он
предлагает определить обязательство «как правоотношение, в силу
которого кредитор имеет право на получение от должника опре деленного
ценного в обороте блага, которое является результатом должника (или
выполняющего вместо него органа) или воздержания от действий» 1.
Мы указали выше, почему уместно дать в законе определение
обязательства. Отметим попутно, что хотя и трудно порой дать определение
того или иного, юридического понятия, все же ни одно законодательство
обойтись совсем без этого не может. Тем более не может уклониться от
этого советский закон. Что же касается содержания ст. 107, то
дальнейший анализ, как нам кажется, по-
14
кажет, что оно вполне пригодно для той цели, для которой оно
дано, а именно для того, чтобы отграничить обязательство от других
правоотношений. Определение, которое предлагает А. Г. Гойхбарг,
стремится углубить вопрос о содержании обязательства. Мы
вернемся к нему, когда остановимся на этой теме.
В том определении, которое дано выше, термин «обязательство»
обозначает определенный вид гражданских {правоотношений, т. е.
некоторую совокупность гражданских прав и соответствующих им
обязанностей. Но термину «обязательство» придают иногда другие
значения. Нередко обязательством навивают лишь один из элементов
обязательственного правоотношения, а именно — обязанность должника.
Так, например, говорят об обязательстве заемщика, вернуть деньги
заимодавцу. Иногда словом «обязательство» обозначают также документ,
в .котором выражена обязанность совершить то или иное действие или
воздержаться от определенного действия. В этом смысле заемным
обязательством называют, например, заемную расписку. В дальнейшем,
анализируя понятие обязательства, мы будем иметь в виду
обязательство как гражданское правоотношение.
Данное выше определение обязательства содержит в себе
следующие элементы:
1) обязательство является отношением между двумя
сторонами, из которых:
на одной стороне находится право требовать, на другой —
соответствующая обязанность; каждая сторона может состоять из одного
или нескольких лиц;
2)право требования одной стороны и соответствующая ей
обязанность другой стороны направлены на то, чтобы должник (или
должники) совершил определенное действие либо воздержался от какого-
либо действия ;
3) обязательственное отношение между сторонами является
гражданским правоотношением, т. е. отношением, санкционированным
гражданским законом.
Для анализа понятия обязательства вам придется поэтому
прежде всего рассмотреть вопросы: а) об обязательстве как
относительном правоотношении (в противоположность абсолютным
правоотношениям); б) о содержании обязательств; в) о санкции в
обязательстве.
Заслуга выявления общего понятия обязательства принадлежит
римским юристам. Источники показывают нам, что у римских юристов
образовалось вполне понятие обязательства. Склонный ж точным
юридическим формулировкам, юрист эпохи Северов Павел следующим
образом определил обязательство: Obligationum substantia non in eo
consistit, ut aliquod corpus nostrum, aut servitutem nostram faciat,
sed ut alium nobis obstringat ad dandum aliquid, vel faciendum, vel
praestandum (D. 44.7.3 pr.).
Термином «obligatio» римское право обозначало как
правоотношение, так и его активную и пассивную стороны, строго
различая, однако, эти понятия. Такое словоупотребление и вместе с тем
отчетливость разграничения различныхных значений термина «obligatio»
явствуют из сопоставления следующих источников: «Obligatio» как
правоотношение — «obligatio est juris vinculum, quo necessitate adstringimur
alicuius solvendae rei secundum nostrae civitatis jura» (1. 3. 13 рг.),
«Obligatio» как активный элемент в обязательственном правоотношении
– «Nuda pactio obligationem non parit, sed parit exceptionem (D. 2.14.7).
«Obligatio» как пассивный элемент в обязательственном
правоотношении - «In utraque tamen obligatione una res vertitur, et vel
alter debitum accipiendo, vel alter solvendo, omnium permit obligationem, et
omnes liberat (1.3.16.1). 2
Создание римскими юристами общего понятия обязательства имело
настолько значительное влияние на систему буржуазного права, что
германский юрист XIX века Кунце (Kuntze) заявил, что эта заслуга римлян
была самым великим из того, что дал римский народ, так же, как самым
великим у греков была их скульптура 3. Преувеличенность и односторонность
этой оценки интересны для характеристики того значения, которое имело для
буржуазного права римское понятие обязательства, а также и все римское
обязательственное право. К римскому обязательственному праву прежде всего
относится характеристика, данная Энгельсом римскому праву вообще, как
почти совершенному выражению «...юридических отношений, вытекающих из
той ступени экономического развития, которую Маркс называет «товарным
производством»...»4.
Французский гражданский -кодекс, этот «...образцовый свод законов
буржуазного общества-..» 5 , исходит из римского понятия обязательства,
когда в ст. 1101 дает определение договора как соглашения, по которому
одно или несколько лиц принимают на себя обязательство в отношении
другого лица или нескольких других лиц что-либо дать, делать или не
делать («Le contral est une convention par laauelle une ou plusieurs
personnes s’obligent ; envers une on plusieurs aurets, à donner, à faire ou
à ne pas faire quelque chose»).
Это определение соответствует тем объяснениям, которые давал по
поводу обязательства Потье (Роthiег), т. е. тот из старых французских
юристов, который оказал наибольшее влияние на обязательственное право
франзуского гражданского кодекса. Один из авторов этого кодекса —
Биго-Преаменё (Вigot - Preameneu), излагая мотивы титула III книги III,
посвященного обязательствам, ссылался на римлян, которые, как он
указывает в этой области дали учение, обессмертившее их право 7 .
На римском определении обязательства основываются и другие
буржуазные кодексы.Так, германское гражданское уложение, являясь
преемником пандектного права, указывает, что в силу обязательства
кредитор имеет право требовать от должника определенное предоставление,
которое может заключаться также и в воздержании от действия (§ 241,
«Кгaft des Schudverhältnisses ist der Gläubiger berechtigt, von dem
Schuldner eine Leistung yu fordern. Die Leistung kann auch in einem
Unterlassen bestehen»).
Те буржуазные кодификации, которые не дают общего определения
обязательства, как например, швейцарское обязательственное право, все же
строят свое обязательственное право на римском понятии обязательства.
Общее понятие обязательства необходимо для обособления
обязательственного права в составе гражданского права в качестве
специальной его части. В этом отношении весьма характерным является
английское право, в меньшей степени испытавшее влияние римского права.
Несмотря на то, что иск из договора в английском праве сравнительно
поздно развивается из деликтных исков 8 . что, таким образом,
исторически .между двумя основными видами обязательств
16
и деликтнкгаи, существует тесная связь, традиционная система
английского права не знает единого общего учения об обязательствах,
а их в двух разных разделах, посвященных договорам и (1аw of
contract и law of torts). Некоторые вопросы также в курсах,
посвященных реrsonal ргорertу, в связи с так называемыми choses in
action, к которым относятся и долговые требования 9 . Лишь в
настоящее время под влиянием континентальной науки права
английские юристы прибегают к выделению обязательственного права в
целом и в составе его — общей части обязательственного права.
Интересно отметить, что в XVIII веке, в то время как Потье развивал
во Франции свою общую теорию в Англии Блэкстон (В1асkston)
совершенно не пользовался общим понятием обязательства 10.
Получив от римских юристов общее понятие обязательства,
буржуазные и законодатели широко воспользовались им для
систематики своего права.
Обязательственное право составляет самую значительную и
весьма характерную часть буржуазного гражданского права.
Обязательственное право буржуазного общества, при наличии
существенных в рамках капиталистического строя особенностей каждой
отдельной страны, характеризуется
49
говора страхования. Сообщение страхователем сведений,
указанных в ст. 382, является одним из элементов фактического состава,
установленного законом для действительности договора страхования. Так,
как «обязанность», о которой говорит ст. 382, не является обязанностью
по обязательственному правоотношению (обязательством в смысле
пассивного элемента этого отношения), то к. ней не применимы правила,
установленные в ст. ст. 108—129 ГК для действия обязательств,
последствия их неисполнения и их прекращения. Поэтому применительно ж
ст. 382 ГК было бы неправильно говорить об обязательстве 14 .
По аналогичным соображениям не является обязательством и
обязанность, о которой говорит ст. 196 ГК: «Покупатель обязан
немедленно осмотреть полученное имущество и об обнаруженных
недостатках сообщить продавцу. Принятие покупателем проданного
имущества без оговорки лишает его права ссылаться на недостатки, за
исключением таких, которые не могли -быть усмотрены при
обыкновенном способе принятия вещей или были умышленно скрыты
продавцом. На эти недостатки покупатель может ссылаться лишь в
том случае, если по их обнаружении он сообщил о них продавцу без
промедления». Сообщение о недостатках, сделанное покупателем
продавцу, не является исполнением обязательства. Другая сторона
(продавец) не имеет соответствующего права требования. То, что ст. 196
называет обязанностью, является лишь условием возникновения в лице
покупателя требований из недостатков купленной вещи (ст. 198).
Интересно отметить, что та же ст. 196 в конце не прибегает ж термину
«обязанность» и совершенно точно указывает, что в случае так
называемых скрытых недостатков покупатель может на »их ссылаться
лишь в том случае, если по их обнаружении он сообщил о них
продавцу без замедления.
В силу тех же соображений не является обязательством та
«обязанность», о которой говорит ст. 228 ГК.
Так как санкция является необходимым элементом понятия
обязательства, то обязательство мы имеем налицо лишь в тех случаях,
когда неисполнение одной из -сторон (должником) дает другой стороне
(кредитору) право осуществить свое требование в принудительном
порядке (по общему правилу через суд) и получить от должника
удовлетворение либо в натуре, либо в виде денежного возмещения
(убытки или штраф либо то и другое вместе). Отчетливость в этом
вопросе необходима для устранения попыток применять правила об
обязательствах к случаям, когда обязательства нет.
В связи с этим мы должны остановиться на так называемых
«натуральных обязательствах» или, иными словами, на обязательствах,
лишенных исковой защиты. По этому вопросу мы имеем в ГК две
статьи,—одну более общего содержания (ст. 401), другую более
частную (ст. 47). В силу ст. 401, «не вправе требовать возврата
уплаченного исполнивший обязательство, хотя бы лишенное исковой
силы, но не являющееся недействительным в силу закона». Ст. 401,
таким образом, как бы допускает существование обязательств, лишенных
исковой силы {натуральных обязательств), не указывая, в каких случаях
такие обязательства имеют место. В силу ст. 47 должник, исполнив ший
обязательство по истечении давности, не вправе требовать обратно упла-
ченного, хотя бы в момент уплаты он и не знал об истечении
давности.
50
Ст. 47 говорит об отдельном случае обязательства, по которому
истекла давность и которое поэтому лишено исковой силы. Содержание ст.
47 вполне соответствует ст. 401.
Натуральные обязательства являются одним из спорных вопросов
теории обязательственного права. Самый термин заимствован из римского
права. Понятие obligatio naturalis было выработано римскими юристами в
течение первых двух столетий нашей эры. Римские юристы указали те
два основных признака, при наличии которых к соответствующим
отношениям применялся термин «натуральное обязательство». Эти
признаки отчетливо указаны Помпонием: «Si роепае causa eius cui
debetur, dibitor liberatus est, naturalis obli- gatio rnanet et ideo solutum
repeti non potest (D. 12, 6, 19 pr.). Кредитор ляшсн права требовать,
должник, несмотря на это, исполнивший обязательство, может требовать
обратно исполненное.
Самый термин obligatio naturalis первоначально не служил для
противопоставления цивильным обязательствам. Обязательство могло быть
либо naturalis, либо civilis, либо avilis и naturalis вместе. Оно было civilis,
если оно было основано на правилах цивильного права. Оно было
naturalis, если римские юристы считали необходимым принимать его во
внимание, хотя бы оно не пользовалось защитой цивильного права. В
каких отношениях они приравнивали его к цивильным обязательствам,
зависело от характера отдельных обязательств. Приравнение шло иногда
настолько далеко, что натуральное обязательство считали возможным
посредством новации заменять цивильным, что его допускали к зачету
против цивильного обязательства, что допускали его обеспечение
ипотекой. Однако такое действие не было присуще любому натуральному,
обязательству. Любому натуральному обязательству были, по-видимому
присущи лишь те два признака, которые указаны в приведенном выше
тексте Помпония. Наконец, римские юристы считали некоторые цивильные
обязательства также и за натуральные, т. е. полагали, что, не будь
цивильной защиты надо было бы все же признать за ними частичное
действие натуральных обязательств. Таким обязательством считалось,
например, condictio indebiti, как это видно из текста Павла: Indebiti
soluti condictio naturalis est (D. 12, 6,. 15 pr.). Такие обязательства,
впрочем, ничем не отличались от прочих цивильных, и выделение этой
группы никакого значения для дальнейшей историк института не имело,
если не считать, что повторение той же мысли мы встречаем во
французской цивилистике.
Список натуральных обязательств в римском праве был довольно
велик. Отдельные случаи вызывались к жизни тем, что формальные
принципы цивильного права шли нередко дальше, чем того требовали
интересы господствующих, классов. Раб был не субъектом, а объектом
права, вещью. Он не мог быть поэтому стороной в обязательстве. Но
интересы рабовладельцев требовали, чтобы некоторые действия рабов
порождали определенный юридический эффект. Если раб заключил
договор с третьим лицом и получил по этому договору, платеж, то его
хозяин был заинтересован в признании платежа имеющим силу. По-
скольку господин был заинтересован в торговле, которой занимался его
раб, он был заинтересован в том, чтобы произведенные рабом платежи
считались имеющими силу. В противном случае торговля раба была (бы
невозможна. До-
51
говоры, совершенные рабом, считались порождающими
натуральные обязательства (см. D. 46, 1, 16, 4; D. 44, 7, 14; D. 12,
6, 1,3; D. 12, 6, 64). Мы не будем перечислять другие случаи. Для
нас было существенно указать на этот основной случай, чтобы показать на
примере, что конкретное содержание понятия натурального обязательства
в Риме было дано социальными отношениями рабовладельческого
общества 15.
Натуральное обязательство сыграло свою роль и в буржуазном
праве. Особенно большую судебную практику и литературу оно имело во
французском праве. Интересно отметить, что эта литература развилась
главным образом в XX веке и что послевоенная эпоха дала во французской
цивилистике вспышку интереса к этому вопросу. Так как французское
право применительно к данной теме особенно характерно для буржуазного
общества, то мы остановимся специально на нем.
При зарождения французского гражданского кодекса вопрос обстоял
как будто просто. Потье (Pothier), которому так много обязано французское
обязательственное право, различал три вида обязательства: 1)
обязательства несовершенные (obligations imparfaites), которые никому
не дают никакого права и которые имеют лишь религиозно-моральное
значение,—например, обязательство благотворительности; 2) обязательства
натуральные (obligations naturelles), которые, будучи исполнены, не дают
должнику права требовать обратно исполненное; 3) обязательства
цивильные (obligations civiles), которые подлежат принудительному
исполнению в случае неисполнения их должником добровольно.
Натуральные обязательства являются институтом гражданского права,
хотя и производят меньшее действие, чем цивильные обязательства. Потье
отбрасывает все последствия, которые допускало римское право
(возможность предъявления к зачету и т. д.), кроме недопущения
требования о возвращении исполненного. Потье отчетливо видит, что
поле применения натуральных обязательств в его время совсем иное,
чем в Риме, и с присущей ему ясностью объясняет, что римляне относили
определенные отношения к натуральным обязательствам лишь по
соображениям, связанным с политикой патрициев. Он сам приводит лишь
два -случая для современного ему французского права: долг трактирщику по
расходам местного жителя в трактире (Coutume de Paris, — ст. 128) и
долг по сделке, совершенной замужней женщиной без разрешения мужа.
У Потье мы находим два утверждения относительно натуральных
обязательств, которые он, повидимому, не считал исключающими друг
друга.
Во-первых, он считал, что натуральные обязательства производят
определенный эффект, потому что они являются долгом совести (le
for de la conscience) и дают право кредитору требовать от должника
исполнения, хотя м не дают ему этого нрава перед судом (le for
extérieur). Интересно отметить, что Потье, человек своего времени,
отличал обязанности, предписанные совестью (le for de la conscience), от
обязанностей религиозных. Для идеолога буржуазии XVIII века, каким он
был, совесть находила не религиозное, а иное, «естественное», обоснование.
Потье, таким образом, — уже целиком за гранью идей средневекового
канонического права. Обязанности религиозно-моральные являются
несовершенными обязательствами (прежде всего благотворительность).
52
Обязанности, предписанные совестью,— долг трактирщику и долг
замужней женщины. Потье писал с наивности ясностью. Трудно подобрать
примеры, которые лучше иллюстрировали бы правовую идеологию
французской буржуазии XVIII века. В этом отношении текст Потье
почти не нуждается в комментариях.
Во-вторых, Потье считал, что натуральные обязательства являются
гражданско-правовыми обязательствами, хотя и менее эффективными,
чем цивильные обязательства 16.
Эти два взгляда послужили истоком для двух теорий во
французской цивилистике 17.
В подготовительных материалах к французскому гражданскому
кодексу мы находим весьма интересные высказывания. Один из авторов
проекта — Биго-Преаменё (Bigo-Preameneu), излагая мотивы титула III кн.
III о договорах и договорных обязательствах вообще (des contrats et des
obligations conventio-iielles en générale), совершенно отчетливо
развивает вторую из указанных выше точек зрения Потье. Натуральное
обязательство делается гражданско-правовым отношением в силу
произведенного платежа. Это имеет место в трех случаях: 1) в случае
обязательства, основание (causie) которого с точки зрения закона не
заслуживает в достаточной степени одобрения для того, чтобы породить иск;
2) в случае обязательства, основанного на договоре, совершенном лицом,
не обладающим необходимой дееспособностью; 3) в случае обязательства,
по которому иск не дожен быть предъявлен вследствие exceptiо peremptoria
(законная сила судебного решения, истечение давности и т. д.) 18. Точка
зрения Биго-Преаменё легла в основу теория Обри и Po (Aubry et Rau),
которая долгое время господствовала во Франции. Другая точка зрения,
корни которой также находятся у Потье, была излажена в докладе трибуна
Жобера (Jaubert). Жобер указывал, что данные человеческой совести не могут
быть отнесены к области гражданского законодательства. Законодатель
может касаться лишь цивильных обязательств и снабжать исковой
защитой лишь такие обязательства. Натуральное обязательство порождено
справедливостью, тогда как, цивильное обязательство основано
исключительно на предписаниях права 19.
Этот -взгляд получил широкое распространение в современной
французской цивилистике. Его обосновывают, в частности, такие
авторитетные во Франции цивилисты, как Планиоль (Planiol), Колея
(Colin) и Капитан (Capitan), а также Рипер (Ripert).
В сущности говоря, все высказанные до настоящего времени в
течение 135 лет во французской науке гражданского права взгляды
представляют собой не что иное, как повторение и развитие взглядов,
намеченных Потье и разошедшихся двумя руслами в выступлениях
Биго-Преаменё и Жобера.
Обри н Ро, два профессора Страсбургското университета, курс
гражданского права которых был почти непререкаемым авторитетом для
французской судебной практики вплоть до мировой войны и который
продолжает оказывать на нее влияние и в настоящее время, повторяют
взгляды Биго-Преаменё 20 . С их точки зрения обязанности могут быть
юридическими и этическими. 1ишь первые могут быть обязательствами
(obligations) с точки зрения права. Обязательства могут быть
цивильными ила натуральными. Цивиль-
53.
ные—это те обязательства, которые санкционированы иском,
натуральные — те, которые не санкционированы иском, потому ли,
что законодатель не счел достаточным основание (cause) этих обязательств
(например, обязательство, принятое на себя замужней женщиной без
разрешения мужа, и др.), потому ли, что за.кон лишает права на иск
по тем или иным мотивам такие обязательства, которые первоначально
были снабжены иском .(например, обязательство, по которому истекла
давность). Для характеристики социально-политических взглядов Обри и
Ро небезынтересно отметить, что ко второй категории они относят, в
частности, обязательство уплачивать феодальную ренту, отмененную
законодательством революции 1789 г. Никаких оснований во
французском законе для признания такого обязательства нет. Но ж тому
моменту, когда Обри и Ро писали свой курс, французская буржуазия уже
считала свои завоеванные во время революции права за приобретенные
права (droits acquis) и, забывая их происхождение, чувствовала
некоторую симпатию к приобретенным правам феодализма.
Таким образом, согласно теории Обри и Ро, натуральное
обязательство является подлинным гражданско-правовым
обязательством, но обладающим лишь меньшей юридической
эффективностью. Ж. Рипер характеризует эту теорию натурального
обязательства следующим образом: натуральное обязательство—не
моральная обязанность, которая возвышается до цивильного обяза-
тельства, а выродившееся цивильное обязательство, — тень, пережившая
реальность, двойник, оставшийся после смерти 21 .
Французская цивилистика не смогла удовлетвориться этой
теорией. Чем дальше шло развитие классовой борьбы, чем более шаткими
делались позиции буржуазии, тем труднее было буржуазной науке искать
обоснования институтов буржуазного гражданского права в самом
гражданском праве. Ветшавшее здание требовало подкрепления. И
буржуазная наука ищет такого фундамента в морали. Все более
популярными делаются попытки обоснования гражданского права
капиталистического общества на принципах этики. К тому же буржуазии
нужно не только подкрепить фундамент своего права, — надо еще внести
некоторые мелкие поправки, наложить незначительные заплаты, чтобы
прикрыть слишком уже неприглядные особенности устаревших законов. В
вопросе о натуральных обязательствах эту теорию, корни которой мы
также находим у Потье и которая уже была формулирована трибуном
Жобером, снова возобновляет Планиоль. Он отсылает к словам Потье о
том, что натуральным обязательством является такое, которое обязывает
перед судом чести и совести того, кто его принял к исполнению 22 .
Полное развитие эта теория получила в книге Ж. Рипера —
«Правило морали в гражданских обязательствах» (La règle morale dans
les obligations civiles). По мнению Рипера, в с я к о е о б я з а т е л ь с т в о
покоится на обязанности, предписанной моралью. Мораль, на которой
основано гражданское право, есть мораль христианская, та мораль,
которая, по мнению автора, в течение двух тысяч лет правит западным
человечеством. При такой исходной
позиции естественно, что Рипер дает следующее определение: натуральное
обязательство является моральной обязанностью, которая восходит к
гражданской жизни. Поэтому, согласно его взгляду, нельзя построить
общей теории нату-
54 . .
ральных обязательств. Есть только отдельные натуральные
обязательства, которые могут производить различное юридическое
действие, в зависимости от того, насколько далеко они подвинулись по
пути превращения в цивильные обязательства. Однако для буржуазного
ученого мораль хороша как идеологическое обоснование буржуазного
права, но полностью приравнивать ее к норме права все же опасно.
Поэтому нельзя превращать натуральное обязательство в нормальное
гражданское. «Режим обязательной добродетели превратился бы в
тиранию». Надо лишь помочь тому, кто добровольно идет по стезе
добродетели и, признав свою обязанность, уплатил долг. Тому, кто
вступил на путь морали, закон -преграждает отступление. Требовать
уплаченное обратно ему не дозволяется. Нельзя установить
исчерпывающий список натуральных обязательств. Дело суда подойти к
отдельным случаям с критерием морали и запретить обратное
истребование уплаченного. Лишь в этом запрещении — действие
натурального обязательства. Иного действия быть не может, так как
натуральное обязательство существует лишь постольку, поскольку оно
добровольно погашено 23.
Подобного рода елейно-сладкие рассуждения являются
господствующими в современной французской литературе по вопросу о
натуральных обязательствах, вызывая возражения лишь у отдельных
авторов 24 .
Французский гражданский кодекс говорит о натуральных
обязательствах в «т. 1235: «Tout payement suppose une dette: ce qui a
été payé sans être du est sujet à répétition. — La répétition n'est pas
admise à l'égard des obligations naturelles qui ont été volontairement
acquitées». Кроме того, ст. 2012, но употребляя самого термина, все же
имеет в виду натуральное обязательство, допуская поручительство по
обязательству, которое подлежит аннулированию по основаниям, лично
связанным с должником.
Французская судебная практика признает наличие натуральных
обязательств в довольно значительном количестве случаев, частью
опираясь на закон (ст.ст. 2012, 1340 (французского ГК), частью на
установившуюся традицию (алиментная обязанность между братьями и
сестрами, алиментная обязанность отца в отношении внебрачного ребенка,
которого он признал, обязанность благодарности за оказанную услугу,
обязанность несостоятельного должника после конкордата). В некоторых
случаях дело идет об обязательстве, по которому право иска кредитора
парализовано посредством exceptio peremptoria должника (возражение о
вступлении судебного решения в законную силу, возражение о давности,
присяга по требованию другой стороны).
Мы остановились специально на французском праве, потому что
другие буржуазные правовые системы и цивилистическая наука других
буржуазных стран, разделяя в основном взгляды, высказанные во Франции,
не дают столь интересного и характерного для буржуазной идеологии
материала. Французские взгляды по этому вопросу дают возможность
наглядно противопоставить советское право буржуазному 25.
Выше было указано, что ГК говорит об обязательствах, лишенных
исковой силы, но не являющихся недействительными в силу закона (ст.
401), и указывает один случай такого обязательства {ст. 47). В связи с этим
мы должны поставить следующие вопросы: а) что представляют собой
такие обязательства,
55
каково их действие и являются ли они обязательствами в
собственном смысле слова; б) в каких случаях они имеют место, каково
их действительное положение в системе советского гражданского права;
г) в чем их принципиальное отличие от натуральных обязательств
буржуазного права.
В литературе, посвященной ГК, было высказано мнение, что в
указанных статьях речь действительно идет об обязательствах, хотя и
ослабленных, парализованных. Так, А. Т. Гойхбарг по поводу ст. 47 ГК
говорит: «В виду цели, преследуемой законом о давности — не давать
возможности требовать исполнения в такое время, когда это исполнение
означало бы, по общему правилу, осуществление совершенно иного права,
чем то, которое предвидели стороны,— добровольное исполнение
парализованного давностью требования в п о л н е это
т р е б о в а н и е оживляет» . (Подчеркнуто нами.) Применительно
26
5. СТРУКТУРА ОБЯЗАТЕЛЬСТВА
Мы рассмотрели основные элементы понятия обязательства. Нам
надо теперь остановиться на структуре обязательственного отношения:
Право требования одной стороны и соответствующая ему обязанность
другой стороны совершить или воздержаться от определенного действия
составляют необходимое ядро всякого обязательственного отношения. Без
этих элементов нет обязательства. Но очень редко отдельные конкретные
правоотношения, с которыми приходится иметь дело в жизни, имеют
такую простую структуру. Обычно их
60
структура представляется более сложной. Нам надо рассмотреть
усложняющие ее элементы 1.
1. Обязательство как отношение между активной стороной
(кредитором) и пассивной стороной (должником) может осложняться
множественностью лиц на одной или обеих сторонах. Множественность лиц
может порождать различные последствия (солидарные обязательства и
долевые обязательства). Множественность лиц на одной или на обеих
сторонах подлежит особому изучению, предполагающему предварительное
рассмотрение всего общего учения об обязательстве, так как особенности
этого случая относятся преимущественно к вопросам исполнения
обязательств, ответственности за неисполнение и особенно прекращения
обязательств.
2. Обязательство, связывающее кредитора и должника, очень
часто осложняется зависимостью от встречного обязательства между теми
же сторонами. Это имеет место в случае двустороннего договора. В случае
такого договора (например, продажа, подряд, имущественный наем и др.)
каждая из сторон является кредитором по одному обязательству и
должником по другому, причем оба обязательства взаимно обусловливают
друг друга. Оба обязательства в силу этой обусловленности составляют
единое сложное обязательственное правоотношение2.
В случае обязательственного правоотношения из двустороннего
договора так же, как и в случае множественности лиц на одной или обеих
сторонах обязательства, происходит как бы удвоение (или вообще
умножение) одних и тех же элементов в обязательстве (сторона, право
требования, обязанность). Но мы имеем в обязательственном
правоотношении также и другие виды осложнения его структуры. Такими
осложнениями являются различные дополнительные права и обязанности,
которые имеют вспомогательное значение к основному отношению между
кредитором и должником. Рассматривая понятие обязательства, мы
должны остановиться и на этих дополнительных отношениях.
3. Кредитору, кроме основного требования по
обязательству, могут принадлежать в отношении должника
дополнительные требования, непосредственно направленные на
достижение того же самого результата, на который направ лено и
основное требование. Соответственно этому на должнике лежит допол-
нительная обязанность. Так, например, в силу ст. 187 ГК, «когда право
собственности переходит к покупателю ранее передачи имущества,
продавец обязан до момента передачи сохранять имущество, не допуская
его ухудшения». Такое же значение имеет обязанность подрядчика,
установленная ст. 223 ГК. «В случае недоброкачественности
материалов, доставленных заказчиком, или при наличии других не
зависящих от подрядчика обстоятельств, грозящих прочности или годности
работы, подрядчик обязан своевременно предупредить о том
заказчика под страхом ответственности за убытки, которые заказчик
понесет в силу указанных обстоятельств». Такие дополнительные
обязательства обеспечивают достижение цели основного обязательства —
передачи вещи покупателю, выполнения работы, заказанной
подрядчику. Действие, составляющее содержание такого дополнительного
требования кредитора (и обязанности должника), не дает кредитору
ничего большего по сравнению с тем результатом,
который производит исполнение основного обязательства. Поэтому
ответствен-
61
ность должника по такому дополнительному отношению сливается с
ответственностью по основному обязательству. В указанных выше
примерах продавец будет отвечать за то, что не передал вещь покупателю,
подрядчик — за то, что не выполнил надлежащим образом работу.
Неразрывная связь такого требования с основным находит свое выражение
еще и в том, что основание их возникновения неизбежно одно и то же
(например, один и тот же договор).
4. От дополнительных прав в обязанностей, указанных
выше, необходимо отличать также дополнительные к основному
обязательству отношения, обеспечивающие кредитору некоторый плюс
по сравнению с результатом, который обеспечен ему основным
требованием. Таково, например, право на получение процентов по
денежному обязательству. Обязанность должника платить проценты
является дополнительной, так как существование ее зависит от сущест -
вования основного требования. Но в отличие от обязанностей, указанных
выше в пуикте 3, ответственность по таким обязанностям: не сливается
целиком
с ответственностью по основному требованию. Так, например, кредитор
может требовать проценты, которым наступил срок, хотя для
требования капитальной суммы срок еще ие наступил. Основание
возникновения такого дополнительного требования то же, что и
главного, но главное требование может первоначально возникнуть без
дополнительного. Например, договор займа может быть заключен как
беспроцентный. Если впоследствии возникает
дополнительное требование, то лишь в порядке изменения содержания
первоначально возникшего отношения. Например, стороны договорились
превратить первоначально беспроцентный заем в процентный, либо
содержание первоначального отношения изменилось вследствие
неисправности должника (просрочка должника и обязанность платить
проценты в силу ст. 121 ГК).
5. В целях укрепления позиции кредитора сверх тех
требований, которые принадлежат кредитору по обязательству, могут
иметь место еще дополнительные требования специально
обеспечительного характера. Эти требования в большинстве являются
обязательственными, но некоторые — вещными (залог). По нашему
праву обеспечением обязательств являются задаток и неустойка,
поручительство и залог. Все они являются дополнительными в том
смысле, что их существование предполагает действительность того
основного
требования, которое они обеспечивают. Но в остальном они могут
обладать значительной самостоятельностью по отношению к основному
обязательственному отношению. В частности, они нередко основаны на
самостоятельном титуле (договор поручительства, договор залога) и в
некоторых случаях (поручительство) — неизбежно, а в других (залог) —
лишь иногда, вовлекают в отношения со сторонами в обязательстве
также и третьих лиц.
6. Одним из интересных осложнений структуры
обязательственного отношения является обязанность кредитора принять
правильно предложенное должником исполнение, а также совершить
другие необходимые действия для того, чтобы должник мог исполнить
свое обязательство. Мы находил этот институт (однако в не вполне
развитой форме) и в буржуазном праве. Наиболее после довательное
проведение идей о такого рода обязанностях кредитора мы находим
в английеком праве. Это правило, выработанное судебной практикой, в
известной частной кодификации английского гражданского права
Дженкса формули-
62
ровано следующим образом: «Если исполнение, составляющее
обязанность одной из сторон, таково, что оно не может быть
произведено без содействия другой стороны, то считается, что должник,
после того как он предложил исполнение, исполнил свою обязанность и
может предъявить иск к кредитору о нарушения договора» 3. Оно
формулировано, кроме того, и в законе применительно к договору
продажи товаров (см. Sale of goods Act, 1893 г., ст. ст. 27 и 50). Ряд
специальных правил английский закон устанавли вает для денежных
обязательств. В связи с этим в английском праве хорошо
разработано учение о так называемом предложении исполнения
(«tender of performance»), в частности в отношении денежных
обязательств, о предложении платежа (tender of payment). Таким
образом, в английском праве обязанность кредитора совершить действия,
необходимые для того, чтобы должник мог исполнить обязательство,
является обязанностью в собственном смысле слова. Она снабжена
соответствующей санкцией. В случае нарушения другая сторона может
требовать убытки как от нарушения договора.
В Германии, несмотря на усиленную разработку вопроса и на
острые контроверзы, часто, впрочем, совершенно схоластического характера,
обязанность кредитора принять исполнение, как общее правило, не
признается. Закон, несомненно, устанавливает такую обязанность в трех
случаях, а именно — обязывает к принятию исполнения покупателя,
заказчика в договоре подряда и поклажедателя (§§ 433, 640 и 696
германского гражданского уложения). Кроме того, закон устанавливает
ответственность кредитора за просрочку в принятии исполнения и подробно
регулирует этот институт (§§ 203 — 304 германского гражданского
уложения). Однако правила о просрочке кредитора имеют половинчатый
характер. Закон не устанавливает прямо обязанности кредитора принять
исполнение, не устанавливает также и ответственности за неисполнение
этой обязанности. Ответственность кредитора за просрочку заключается
лишь в обязанности возместить должнику те дополнительные расходы,
которые должник понес, безрезультатно предложив кредитору
исполнение, а также расходы: на содержание и хранение объекта
обязательства (§ 304: «Der Schuldner, kann im Falle des Verzugs des
Gläubigers Ersatz der verlangen, die er für das erfolglose Angebot
sowie für die und Erhaltung des geschuldeten Gegenstandes machen
muste»). Господствующее в Германии мнение поэтому рассматривает
принятие кредитором исполнения не как исполнение обязанности, а как
условие для приобретения соответствующих прав в отношении должника
4
.
Французское право не знает ни общей обязанности кредитора
принять, исполнение, ни ответственности просрочившего кредитора и
ограничивается регулированием внесения предмета обязательства в
депозит.
Советское гражданское право, как нам кажется, стоит на точке
зрения обязанности кредитора принять исполнение, предложенное
должником, причем эта обязанность имеет принципиально иное
значение, чем в буржуазном праве (в тех случаях, когда буржуазное
право, как, например, в Англии, признает такую обязанность).
Прежде всего необходимо остановиться на том, какими
источниками на-
63.
шего гражданского права установлена обязанность кредитора
принять предложенное должником исполнение. Наиболее общее правило по
этому вопросу содержится в ст. 122 ГК, формулированной следующим
образом: «Просрочка со стороны кредитора в принятии причитающегося по
договору дает право должнику на возмещение причиненных просрочкой
убытков и освобождает его от ответственности за последующую
невозможность исполнения, кроме случаев умысла или грубой
неосторожности. По денежному процентному долгу должник не обязан
ллатить процентов за время просрочки кредитора». Примечание к этой
статье определяет, что «кредитор признается просрочившим, если он без
законного основания отказывается принять исполнение или не совершает
лежащих на его обязанности действий, до совершения которых должник не
может исполнить .своего обязательства».
Содержание ст. 122 и примечания к ней позволяет сделать
следующие выводы:
1. Ст. 122 устанавливает ответственность кредитора за
просрочку в принятии исполнения, возлагая на него обязанность
возместить должнику причиненные просрочкой убытки. Никаких
специальных ограничений в отношении размера убытков ст. 122 не
устанавливает. Таким образом, ст. 122, устана вливая санкции за
несовершение соответствующих действий, рассматривает
принятие кредитором исполнения именно как исполнение возложенной на
него в отношении должника обязанности.
2. Текст ст. 122 и примечания к ней не дает сам по себе
указания на то, что такая ответственность предполагает вину
кредитора. Однако сопоставление ст. 122 со ст. 114 ГК показывает,
что просрочка кредитора (так же, как и просрочка должника, в
отношении которой это прямо указано в примечании к ст. 121)
предполагает вину кредитора. Действительно, ст. 114 говорит, что «в
случае отсутствия кредитора, уклонения его от принятия испол нения
или иной просрочки с его стороны, а также его недееспособности, при
отсутствии представителя, уполномоченного и согласного принять
исполнение,. должник может внести причитающееся с него в
нотариальную контору, о чем
нотариальная контора извещает кредитора повесткой или
публикацией».
Ст. 114, наряду с уклонением кредитора от принятия исполнения, т. е.
наряду с сознательным умышленным непринятием, «а также, с иной
просрочкой со стороны кредитора», ставит в качестве основания для
внесения должником объекта исполнения в депозит также и другие
случаи непринятия кредитором исполнения в срок. Эти другие случаи
(недееспособность, отсутствие представителя) являются случаями
непринятия исполнения без вины со стороны кредитора. Таким
образом, ст. 114, различая случаи непринятия без вины и про
срочку и подчеркивая, что уклонение от принятия является видом
просрочки, показывает, что ГК основанием ответственности кредитора за
просрочку считает его вину. Такой вывод полностью соответствует
тому, что указано выше в лулкте 1. Раз принятие исполнения является
обязанностью кредитора в отношении должника (по основному
обязательству), т. е. особым вспомогательным (в отношении основного)
обязательством, то и ответственность по нему должна подчиняться
общему правилу, установленному ст. 117 ГК (ответ ственность за
вину) 5 .
64
Наряду с общим правилом, нашедшим свое выражение в ст. 122
ГК, советский закон говорит об обязанности кредитора принять исполнение
и применительно к отдельным обязательствам. Так, ст.ст. 170 и 188
ГК возлагают на покупателя обязанность принять от продавца купленное
им имущество. Такую же обязанность устанавливает ст. 228 для заказчика
по договору подряда.
Значение обязанности кредитора принять исполнение в советском
праве принципиально иное, чем в буржуазном праве. Поскольку дело идет об
обязательствах, в которых обе стороны являются предприятиями я
организациями, и поскольку исполнение обязательства непосредственно
направлено на осуществление государственного плана народного хозяйства,
обязанность кредитора принять предложенное должником надлежащее
исполнение существует, как и обязательство в целом, в интересах
социалистического хозяйства. Но и во всех остальных случаях обязанность
кредитора принять исполнение обоснована теми принципами, которые лежат в
основе социалистических гражданских правоотношений. Буржуазное
гражданское право или вовсе не устанавливает такой обязанности, а если и
устанавливает, то потому, что определенным образом распределяет плюсы и
минусы в конкуренции между капиталистами. Идет ли буржуазный закон
или не идет несколько дальше в деле защиты интересов должника, все
равно обязательство буржуазного права остается правовой формой для
общества, построенного на частной собственности, правовой формой
присвоения и реализации прибавочной стоимости. В социалистическом же
гражданском праве обязанность кредитора принять исполнение служит для
целей создания нормального режима имущественного оборота в
социалистическом хозяйстве, нормальных правовых форм движения
социалистической и личной собственности. Обязанность кредитора принять
исполнение является лишь выражением общего начала единства
общественных интересов и интересов отдельных организаций и граждан,
участвующих в гражданском правоотношении. Кредитор, которому
направлено исполнение обязательства должником, обязан считаться с
интересами социалистического государства, его организаций и с
интересами своих сограждан.
На этих началах и должно строиться в советском гражданском
праве учение об обязанности кредитора принять исполнение, предлагаемое
должником, и об ответственности за неисполнение этой обязанности. Это
учение является о дн и м и з с п е ц и а л ьн ы х во п р о с о в о б щ е го у че н и я
о б о бя з а те ль ствах по советскому гражданскому праву. Мы здесь
можем остановиться на ней лишь постольку, поскольку оно
непосредственно касается темы о структуре обязательственного
правоотношения.
Обязанность кредитора принять
исполнение не е с т ь о б я з а н н о с т ь в о с п о л ь з о в а т ь с я
исполнением, п р о и з в е д е н н ы м должником. Кредитор обязан
воспользоваться исполнением, произведенным должником, лишь в том
случае, если к этому есть специальные основания, например в силу
планового задания, установленного для кредитора. По общему правилу, если
кредитор и о б я з а н восп о л ь з о в а т ь с я и с п о л н е н и е м ,
полученным от должника, то э т а обязанность лежит на
н е м н е в о т н о ш е н и и д о л ж ника. Обязанность воспользоваться
исполнением, произведенным дол-
65
жником, является для учреждения, предприятия или организации
лишь частью его общей обязанности выполнить план, т. е. обязанностью
перед советским государством в целом. Содержание же обязанности
принять и с п о л н е н и е определяется в соответствии с началами,
указанными выше, к а к о б я з а н н о с т ь с о з д а т ь зависящие от
к р е д и т о р а у е л а в и я д л я выполнения должником е г о
о б я з а т е л ь с т в а б е з возлож е н и я н а д о л ж н и к а т а к и х
т я г о т и р а с х о д о в , к о т о р ы е н е в ы т е к а ю т и з с о д е р жа н и я
о б я з а т е л ь с т в а . Н а п ри м е р , должник, после того как он в
срок предложил исполнение кредитору, не обязан нести расходы и
терпеть убытки от того, что товар, предназначенный для кредитора,
продолжает в виду просрочки кредитора занимать складочные помещения
должника. Поэтому сущность обязанности кредитора и соотношение ее
с обязанностью должника по главному обязательству мы могли бы
выразить следующей формулой: «Должник обязан исполнить
обязательство по точному его смыслу и в соответствии с правилами
социалистического общежития. Кредитор обязан совершить со своей
стороны все действия, без которых должник не может исполнить
обязательство. Если обязательство заключается в передаче вещей, кредитор
обязан принять вещи, предложенные должником в соответствии с
обязательством». Содержание обязанности принять исполнение (а не
воспользоваться исполнением) заключается именно в совершении
зависящих от кредитора действий, без которых должник не может
исполнить обязательство. Если должник должен передать вещи (по
договору продажи, подряда или др.), кредитор обязан принять эти
вещи. Убытки возлагаются на кредитора, конечно, лишь в том случае,
если должник таковые понес.
Совершенно своеобразно место, которое занимает обязанность
кредитора принять исполнение в структуре обязательственного
правоотношения.
Выше мы указывали на то осложнение структуры
обязательственного правоотношения, которое имеют место в двусторонних
договорах (так называемая синаллагма). Каждая из сторон является
кредитором по одному и должником по другому из взаимно
обусловленных обязательств. Благодаря этой взаимной обусловленности
получается одно целое правоотношение со сложной структурой.
Содержание обязанностей различно не только с чисто юридической
точки зрения, по различно и с точки зрения экономической. Продавец
обязан п е р е д а т ь покупат елю вещь, а пок упа тель —
уп латить прод а в ц у цену, подрядчик должен п р о и з в е с т и
о п р е д е л е н н у ю работу, а заказчик — уплатить цену подряда
и т. п. Стороны преследуют непосредственно каждая свою
экономическую цель, заключающуюся в получении того, что должна
исполнить другая сторона. Взаимная обусловленность обязанностей (и
соответствующих им прав) является юридической формой для
эконошчейкого отношения обмена. В правоотношении из двустороннего
договора два различных по своему содержанию обязательства взаимно
обусловливают друг друга так, что по общему правилу исполнение
одного из них должно быть произведено лишь в случае и в меру
исполнения другого.
Иначе обстоит дело в вопросе об обязанности кредитора принять
исполнение. Поскольку кредитор обязан совершить действия, без которых
должник не может исполнить обязательство, в частности принять от
должника вещи, со-
66
ставляющие предмет обязательства, кредитор в свою очередь
является должником, а должник — соответственно кредитором. Но
соотношение права кредитора и обязанности должника по основному
обязательству с обязанностью кредитора принять исполнение по основному
обязательству не имеет ничего общего с взаимной обусловленностью
обязательств по двустороннему договору. В интересующем нас вопросе
соотношение обязательств заключается не в том, что исполнение по
одному обязательству поставлено в условную зависимость от
исполнения другого обязательства (так называемая функциональная
синаллагма). Это соотношение заключается также и не в том, что два
отдельных обязательства возникают из одного договора (так называемая
генетическая синаллагма). В интересующем нас вопросе исполнение
кредитором (по основному обязательству) лежащей на нем обязанности
принять исполнение не м о ж е т и м е т ь м е с т а , н е м ы с л и м о б е з
и с п о л н е н и я о б я з а т е л ь с т в а д о л ж н и к о м. Содержание
обязанности кредитора (по основному обязательству) принять исполнение,
заключается не в том, чтобы обменять что-то на исполнение со стороны
должника (по основному обязательству}, а лишь в том, чтобы
обеспечить должнику возможность исполнить обязательство и притом
без таких тягот, расходов и убытков, "которые не вытекают из
содержания его обязанностей. Поэтому обязанность стороны в двустороннем
договоре принять исполнение другой стороны, например, обязанность
покупателя принять от кредитора купленное имущество, отнюдь не
является правовой формой обмена. Правовой формой обмена является
взаимная обусловленность обязанности продавца передать проданное
имущество и обязанность покупателя уплатить цену. Обязанность
покупателя принять купленное имущество имеет дополнительное значение
и заключается в обеспечении продавцу возможности передать вещь с
соблюдением той меры затрат и усилий, которые вытекают для него из
договора купли-продажи.
Таким образом, обязанность кредитора принять исполнение (и
соответственное этому право долаьника) является не только отношением
дополнительным в основному отношению в обязательстве, но и
неотделимым от него. Оно является чисто вспомогательным отношением,
так как единственная его цель направлена на исполнение должником его
основной обязанности.
7. Обязательство нередко осложняется особым отношением, в
силу которого одна сторона имеет право односторонним волеизъявлением
другой стороне изменить или прекратить обязательственное правоотношение.
Примеры этого в обязательственном праве очень часты. Так, например, если
предмет обязательства определен альтернативно, право выбора при
отсутствии в законе или договоре иных указаний принадлежит должнику.
Выбор, произведенный должником, вносит определенное изменение в
правоотношение по альтернативному обязательству. Обязательство
становится простым и сосредоточивается на одном из тех действий,
между которыми производился выбор. В силу ст. 129 лит. «б» ГК,
обязательство прекращается полностью или в части зачетом встречного
однородного требования, срок которому наступил. Содержание этого
правила в нашей цивялистической науке спорно 6. Одни полагают, что зачет
наступает автоматически в результате наличия тех условий, которые
указаны в законе, другие считают, что для зачета необходимо при
наличии указанных в законе
67
условий заявление о зачете, сделанное одной стороной другой
стороне. С точки зрения второй теории, правильной, как мы думаем, не
только de lege ferenda, но и de lege lata, прекращение обязательства
производится односторонним волеизъявлением, сделанным другой
стороне. В силу ст. 140 ГК (договор в пользу третьего лица), если лицо, в
пользу которого договор заключен, выразило должнику намерение
воспользоваться выговоренным в его пользу правом, договорившиеся
стороны лишаются права без его согласия изменять или отменять договор.
К этой же группе отношений принадлежит право односторонним заявлением
прекратить действие договора либо отступиться от договора (например,
ст. ст. 155, 158, 198, 219 ГК и др.).
В ряде случаев существует отношение, в силу которого лицо может
односторонним волеизъявлением другой стороне создать обязательственное
правоотношение между собой и другой стороной. Например, предложение
вступить в договорные отношения, сделанное отсутствующему, связывает
предложившего в течение определенного срока (ст.ст. 132 и 133 ГК).
Если в течение этого срока адресат сообщит о своем согласии вступить в
договор, то договор будет совершен и возникнут соответствующие
обязательственные правоотношения.
Возможность создать, изменить или прекратить юридическое
отношение посредством одностороннего волеизъявления одного лица другому
имеет большое значение и за пределами обязательственного права (в
вещном праве, наследственном праве и других областях).
Нам нужно определить природу этих возможностей. Закон
называет их правом (например, право выбора по ст. 108 ГК, см. также ст.ст.
155, 158 и др.). Спрашивается, являются ли эти возможности правами в
собственном смысле слова, в том же самом смысле, как право
собственности, право залога, право кредитора требовать пополнения от
должника и т. д.? Другими словами, являю т с я л и э т и в о з м о ж н о с т и
г р а ж д а н с к и м и с у б ъ е к т и в н ы м и п р а вами? То обстоятельство, что
юридический язык, в частности язык закона, да и не только
юридический язык, но и обычная речь пользуются для обозначения этих
возможностей словом «право», само по себе еще не является достаточным
доводом для положительного ответа на вопрос. Не всякая допущенная и
обеспеченная законом возможность является правом в специальном зна-
чении субъективного права.
Заслуга постановки этого вопроса принадлежит некоторым
буржуазным цивилистам эпохи до империалистической войны. Впервые
обратил на него внимание известный представитель науки международного
частного права Цительман (Zitelmann) 7 . Специальную монографию
посвятил этой теме Зеккель (Seckel)8, который я дал теорию, ставшую
после этого господствующей в гер-мажжой цивилистике. Равным образом
Зеккель предложил тот термин (Gestaltungsrechte), который в ней
утвердился. Зеккель определил эту категорию субъективных гражданских
прав как права, содержанием которых является возможность установить
конкретное правоотношение посредством односторонней сделки 9.
Определив таким образом эту группу субъективных прав,
Зеккель указывает, что к их числу не относятся те возможности, которые
имеет всякий и каждый. Например, всякий и каждый может делать
предложение вступить в
68
договор, распорядиться своим имуществом на случай смерти
посредством завещания, наделить путем договора третье лицо
обязательственным правом. Такие возможности, с точки зрения Зеккеля,
именно потому, что они принадлежат всякому и каждому, не являются
правами. Каждое субъективное право, говорит он, является некоторым
плюсом по сравнению с тем, что могут все или многие. Субъективное
право — возможность, которая не принадлежит другим 10. Признавая
Gestaltungsrechte за особую категорию гражданских субъективных прав,
Зеккель и господствующее мнение в германской цивилистике отмечают
их различив по сравнению с другими гражданскими правами, в частности с
обязательственными правами. Так, например, в случае обязательственного
правоотношения кредитор имеет право требовать исполнения, а должник
обязан произвести исполнение, иначе в случае Gestaltungsrechte: праву одной
стороны соот ветст вует н е об язан ность дру гой стор он ы, а
тольк о связан ность ее этим правом. Так, например, если кредитор в
альтернативном обязательстве имеет право выбора, то этому праву не
соответствует какая-либо обязанность должника, а лишь его
связанность выбором кредитора. Обязанность должника (например,
передать одну из двух указанных в договоре вещей) соответствует
не праву выбора кредитора, а его праву требовать исполнения. Еще
нагляднее это делается тогда, когда право выбора принадлежит не
кредитору, а должнику. Праву выбора должника не соответствует
обязанность кредитора совершить какое-либо действие или воздержаться от
определенного действия. Право выбора, принадлежащее должнику, лишь
связывает кредитора, так как от этого выбора зависит, на котором из
действий, находящихся in obligatione, сосредоточится это шраио требования
кредитора. В германской литературе многие авторы противопоставляют
Gestaltungsrechte вещным и обязательственным правам, как Rechte
des Könnens — правам господства (Herrschaftsrechte). Другие считают,
что Gestaltungsrecht является недоразвившимся правом (subjectives
Recht unentwickelter Art) ll .
Использование изложенной конструкции имеет место и в
литературе, посвященной швейцарскому праву. Во французской и в англо-
американской литературе такой группы гражданских прав не выделяют, и
самый вопрос не подвергался обсуждению.
Для изучения структуры обязательства вопрос представляет
значительный интерес. Значение односторонних волеизъявлений в жизни
обязательства (возникновение, изменение, прекращение обязательств)
настолько велико, что необходимо дать на него определенный ответ.
Мы думаем, что тот ответ, который дает германская цивилистика
(господствующее мнение), является неправильным. Правильно лишь
подчеркивание значения односторонних волеизъявлений в различных
областях гражданского права, в частности в обязательственном праве.
Следующие соображения говорят проггив изложенной теории.
Одностороннее волеизъявление, порождающее, изменяющее или
прекращающее какое-либо юридическое отношение, является
юридическим фактом. В этом отношении всякое одностороннее
волеизъявление подпадает под понятие сделки так лее, как и договор.
Нет оснований среди односторонних волеизъявлений образовывать
отдельную группу для случаев, когда такое волеизъявление может
69
делать не всякий, а лишь находящийся в определенном
отношении с другим лицом. Нет принципиальной разницы между
правом вступать в договоры, правом составлять завещание и правом
односторонним волеизъявлением расторгнуть в случаях, указанных законом,
договор либо произвести выбор в альтернативном обязательстве и т. п.
Указание на то, что договор и завещание может совершить каждый, а
принять офферту или осуществить выбор может лишь тот, кому сделано
предложение или кто является стороной в альтернативном обязательстве,
не является убедительным. Принять офферту, осуществить выбор,
расторгнуть договор и т. п. может в с я к и й, к о м у с д е л а н о
предложение, кто является стороной в альтернативном
обязательстве и т. д. Но и составить завещание может лишь тот, кто
является субъектом прав (собственности и пр.), которые он может
передать по завещанию, так асе, как осуществить право выбора может
лишь тот, кто является субъектом в альтернативном обязательстве.
Неправильно говорить, что всякий может заключать договор. Право
заключать договоры является не чем иным, как формулой, суммирующей
право на заключение всех допустимых в границах закона договоров. В
отношении же отдельных договоров вопрос о праве заклинить до-ювор
может решаться по-разному. Так, например, в силу ст. 373 ГК, «договор
имущественного страхования может быть заключен всяким лицом,
заинтересованным в целости имущества, как то: его собственником,
лицом, имеющим на это имущество вещное право или право нанимателя
или по договору ответственным за ухудшение или гибель имущества».
Договор имущественного страхования, заключенный лицом, не
заинтересованным в целости имущества, не будет иметь силы. Таким
образом, основной признак, который указывает Зеккель, не имеет какого-
либо принципиального значения. Дело идет не о качественной разнице, а о
чисто количественной, не переходящей в качественную. Как указывают
сторонники изложенной теории, право односторонним волеизъявлением
создать, изменить или прекратить юридическое отношение связывает, но не
о б я з ы в а е т другую сторону. Термин «связывает» страдает некоторой
неопределенностью. Повидимому, под ним надо понимать следующее:
Gestaltungsreclite, не создавая для другого лица (или других лиц)
обязанности что-либо сделать или воздержаться от определенного действия,
оказывают определенное влияние на правоотношения, в которых состоит это
другое лицо. Так, например, в случае осуществления стороной в договоре
принадлежащего ей права расторжения договора договорное отношение
перестает связывать и ту, и другую сторону. Но такой эффект не является
особенностью лишь тех односторонних сделок, совершение которых Зеккель
и другие сторонники его теории считают осуществлением особых
Gestaltungsrechte. Право составить завещание, право заключить договор
также с в я з ы в а е т других лиц. Так, по завещанию имущество
наследодателя может достаться не всем его наследникам по закону, а
лишь одному. В таком случае кредиторы наследодателя после его
смерти будут иметь в качестве должников не всех наследников по
закону, а лишь того, кто указан в завещании. Равным образом и право
совершить договор тоже связывает определенных лиц. Так, если должник
продаст принадлежащий ему (и не заложенный кредитору) дом, то этот дом
перестает быть возможным объектом взыскания по долгу.
70
Таким образом, признаки, на которые указывают и другие сторонники
рассматриваемой теории, недостаточны для образования особой категории
субъективных гражданских прав. Но это не значит, что тот круг
явлений, на который они обратили внимание, не заслуживает особого
рассмотрения. Те правомочия, о которых они говорят, не являются
особыми субъективными правами. Как указал Унгер (Unger) дело идет
лишь о состояниях, имеющих юридическое значение12 . Это значение
должно быть изучено, в частности, применительно к обязательственному
праву и к интересующему нас здесь вопросу о структуре
обязательственного правоотношения.
В связи с этим вопросом не лишне несколько остановиться на
значения слова «право». Помимо значения слова «право» в смысле особого
правила или системы правил поведения (объективное право), мы
пользуемся этим словом еще и для обозначения двух по существу
различных понятий. Мы говорим, с одной стороны, о праве собственности,
об авторском праве, о праве кредитора требовать от должника исполнения
по обязательству. Во всех этих случаях праву соответствует чья-либо
обязанность что-либо сделать или же, наоборот, воздержаться от какого-
нибудь действия. Обязанность заключается в том, что пассивный субъект не
имеет выбора в вопросе, совершить ему какое-либо действие или же не
совершить его, а должен либо совершить его, либо не совер шить в
зависимости от того, что предписывает закон (или шире — право в
объективном смысле). С другой стороны, мы говорим о праве заключать
договоры и иные допущенные законом сделки, о праве составить
завещание, о праве осуществить выбор в альтернативном обязательстве, о
право расторгнуть договор и.т. п. В этом случае праву не противостоит
никакая обязанность. Термин «право» обозначает здесь, что закон
(или тире — объективное право), во-первых, не запрещает такое
действно, во-вторых, что он придает ему юридическое значение, —
связывает с его совершением либо возникновение, изменение, либо
прекращение гражданских правоотношении).
В нервом случае мы имеем так называемое право в субъективном
смысле (право собственности, право кредитора по обязательству и т. д.),
во втором случае — отдельные проявления способности иметь гражданские
права (гражданская правоспособность). Право совершать договоры,
завещание и всякого рода иные сделки лично или в подлежащих случаях
через представителей, если соответствующая сделка может быть
совершена через представителя, есть не что иное, как проявление
гражданской правоспособности, которая является предпосылкой для тех
гражданских правоотношений (субъективных прав и соответствующих им
обязанностей), субъектом которых является лицо, обладающее
правоспособностью.
Неправильно представлять себе правоспособность статически и
думать, что в любой момент лицо может оказаться субъектом любого
гражданского правоотношения. Обладание полной гражданской
правоспособностью (в СССР — всякий гражданин, не ограниченный в
правах по суду) обозначает возможность иметь любые основанные на
законе права и обязанности. Но это не означает, например, что каждый
может в данный момент сделаться собственником определенной вещи.
Для этого надо, чтобы тот, кто является собственником
71
в данный момент, предложил продать ему вещь или, наоборот,
чтобы собственнику было сделано предложение и он ответил бы согласием.
Таким образом, правоспособность должна быть понята динамически.
Гражданская правоспособность для каждого данного лица в каждый
определенный момент означает возможность иметь определенные
конкретные права и обязанности в зависимости от его взаимоотношений с
другими лицами. Так как в СССР гражданская правоспособность не
является лишь формальным принципом, как в буржуазном праве, так как
социалистический строй гарантирует гражданам не только абст рактную
возможность иметь права, но и фактическое осуществление этой воз-
можности, то каждый советский гражданин фактически может в любой
момент обладать совокупностью конкретных гражданских прав (личная
собственность на определенные вещи, соответствующие права
требования и т. д.), необходимых для удовлетворения его материальных и
культурных потребностей в соответствии с трудом, который он дает
социалистическому обществу (от каждого по способности, каждому по
труду). Конкретное же осуществление этой возможности стоит в
зависимости от той конкретной обстановки, в которой он находится, в
частности от юридических отношений, в которых он состоит. Возможность
совершать (лично или через представителя) действия, направленные на
возникновение, изменение либо прекращение гражданских правоотношении
(сделки), нередко связана с обладанием определенным субъективным
гражданским правом. Например, отчудить вещь, т. е. перенести право
собственности на другое лицо, может по общему правилу лишь
собственник (исключение — ст. 60 ГК). Передать право требования по
обязательству другому лицу может лишь кредитор по обязательству. В
таком случае рассматривают соответствующе признанную законом
(возможность как входящую в состав опреде ленного права.
Например, в силу ст. 58 ГК, «собственнику принадле жит в
пределах, установленных законом, право владения, пользования и рас -
поряжения имуществом».
Изложенное позволяет нам притти к определенным выводам
относительно осложнения обязательства возможностью для той или
другой стороны односторонним волеизъявлением изменить либо
прекратить обязательственное отношение. Право расторжения договора,
право выбора в альтернативном обязательства и т. п. являются отдельными
проявлениями гражданской правоспособности, специально связанными
законом с определенными обязательственными отношениями. Они являются
необходимыми потому, что обязательство является живым развертывающимся
отношением, в котором необходимо учесть многообразие экономических
отношений, определяющих его содержание. Обязательство есть частный
случай юридического отношения, которое, как указал Маркс, «...есть
волевое отношение, в котором отражается экономическое отношение» 13.
Обязательство не приводит автоматически к его исполнению. В процессе
своего развертывания оно может меняться, может и прекратиться без
достижения той цели, для которой оно было предназначено. Принципиально
право выбора в альтернативном обязательстве, право зачета и т. п. не
отличаются от «права» заключить тот или иной договор, составить завещание
и т. д. Но юридические предпосылки в интересующем нас случае уже.
Необходимо наличие определенного обязательственного правоотношения.
72
Возможность односторонним волеизъявлением изменить или
прекратить обязательственное отношение может иметь место как на
стороне кредитора, так и на стороне должника. На стороне кредитора
такая возможность у с и л ив а е т принадлежащее ему право (например,
право выбора кредитора в альтернативном обязательстве), на стороне
должника эта возможность как бьг ослабляет лежащую на нем
обязанность (например, право должника расторгнуть договор в случае,
предусмотренном ст. 219 ГК; право выбора должника в альтернативном
обязательстве).
Таким образом, не надо забывать, что словом «право» мы
обозначаем, во-первых, «право в объективном смысле» (закон и т. д.), во-
вторых, «субъективное право», т. е. элемент правоотношения, которому
соответствует обязанность другой стороны, и, в-третьих, что мы пользуемся
этим словом для 'обозначения тех или иных проявлений правоспособности,
— право совершать договоры, составить завещание, расторгнуть договор,
произвести зачет и т. п. Здесь не место входить в рассмотрение вопроса
о соотношении между вторым и третьим значением слова «право». Это —
вопрос общего учения о гражданских: правах и даже общей теории права.
Для нашей темы необходимо было лишь констатировать, что нет
принципиальной разницы между правом заключить договор, составить
договор и другими «правами», которыми обладает каждый,, и право«
одностороннего расторжения договора, одностороннего зачета и т. д.,.
которыми обладает лишь тот, кто состоит в определенном обязательственной
правоотношения. В определенном смысле и то и другое «право»
принадлежит каждому, и в несколько ином смысле принадлежит не
каждому. И то и другое право принадлежит каждому, если рассматривать
вопрос лишь абстрактно. И то и другое право принадлежит не каждому,
если конкретизировать вопрос и рассматривать эти «права» в связи с
теми отношениями, в которых в каждый данный момент состоит субъект
права. Поэтому отпадает то неправильное; разграничение, на котором
построена теория Зеккеля 14.
Мы рассмотрели основные виды осложнений обязательственного
правоотношения. Это рассмотрение показывает, что структура
обязательства в огромном большинстве случаев бывает сложной. Те
элементы, на которые указывает ст. 107 ГК, являются необходимыми
элементами всякого обязательства. Они: образуют основное отношение,
которое всегда имеется между сторонами в обязательстве. Но к этим основным
элементам могут присоединяться и чаще всего присоединяются другие,
практически весьма важные, необходимые для того,, чтобы обязательство
надлежащим образом отражало те экономические огношз-нпя, которые
составляют его содержание.
В заключение изложения этого вопроса мы должны отметить
некоторую неопределенность обычной терминологии.
Обязательством или обязательственным правоотношением называют
иногда, совокупность орава требования кредитора и (соответствующей ему
обязанности; должника (ст. 107), иногда же обязательством называют
обязательственное право, отношение со всеми осложняющими его
моментами (например, альтернативное обязательство, обязательственное
отношение из двустороннего договора). Мы думаем, что было бы более
удобно называть обязательственным правоотношением обязательство в
целом, т. е. основное отношение со всеми его ос-
73
ложнениями. Для совокупности же тех элементов, которые указаны
в ст. 107, можно было бы говорить об основном
о б я з а т е л ь с т в е н н о м отношении, помня при этом, что в случае
двустороннего договора — основных «отношений неизбежно два.
6. ЦЕЛЬ В ОБЯЗАТЕЛЬСТВЕ
Нам уже не раз приходилось упоминать о целях
обязательства. Цель обязательственных правоотношений, регулируемых
советским правом, прямо противоположна цели обязательств буржуазного
права. Она характеризует «обой социалистическое право в
противоположность буржуазному. Дополнительные и вспомогательные
отношения к основному отношению между кредитором и должником,
которые обнаруживаются в результате анализа структуры обязательства,
(предназначены .служить той же цели, для которой существует основное
отношение. Обязательственное право в целом могло бы служить
иллюстрацией для тезиса, утверждающего значение цели в
обязательстве. Поэтому нельзя обойти этот вопрос, анализируя самое
понятие обязательства. Кроме того он имеет непосредственное
отношение к той задаче, которую мы «себе поставили, а именно —
вскрыть основное содержание понятия обязательства в социалистическом
(гражданском праве и указать коренные отличия этого понятия от
соответствующего ему понятия буржуазного права.
В буржуазном праве вопрос о целях в обязательстве не нов. В
значительной степени к этому вопросу сводилось основанное на римском
праве учение о causa в сделке или, как обычно обобщает германская наука,
учение о causa предоставления (Zuwendung). Предоставлением (Zuwendung)
называется действие, посредством которого одно лицо создает другому
имущественную выгоду. Предоставление совершается либо посредством так
называемой распорядительной сделки (Verfügung), т. е. актом
распоряжения каким-либо существующим .правом (перенесение права
собственности, цессия обязательственного требования, отречение от нрава)
либо посредством обязательственной сделки, т. е. сделки, в результате
которой одно лицо делается должником другого (т. е. создается
обязательственное отношение). Это учение в его господствующей форме
сводится к тому, что всякое предоставление (Zuwendung), в частности
установление обязательственного отношения, совершается или causa
credendi (некоторые, уточняя, говорят о causa aquirendi), или causa
sol'vendi, или causa donandi.
Causa credendi (causa aquirendi) имеет место тогда, когда кто-
либо делает предоставление для того, чтобы в свою очередь получить
предоставление от другой стороны. Например, кто-либо дает другому
взаймы, кто-либо обязуется уплатить цену за купленную вещь и т. п.
Causa solvendi имеет место тогда, когда предоставление делается с целью
погасить обязательство. Например, должник выдает вексель с целью
погасить долг. Causa donandi имеет место -в случае безвозмездного
предоставления. Эта классификация, как мы видим, представляет собой не что
иное, как весьма элементарную систематику тех целей, которые преследует
имущественный оборот товарно-рыночного хозяйства. Эта
74
классификация была правильна и исчерпывала все основные
случаи, встречающиеся в обороте как в Риме, так и в
капиталистически« странах. Она имела в виду частно-правовые сделки и
обязательства из таких сделок. Это обеспечивало классификации
неизменный успех и господство в системе буржуазного гражданского
права, несмотря на критические замечания, которые она время от
времени вызывала.
Обычно учение о causa credendi, causa aolvendi и causa donandi в
литературе буржуазного права, в частности в курсах и учебниках,
излагается для освещения вопроса о каузальных и абстрактных сделках и об
обязательствах, возникающих из таких сделок. 1
Однако этим не ограничилась постановка вопроса о цели в
обязательстве в буржуазном праве. Вопрос о цели буржуазная
цивилистика связала с рядом других cерьезньй вопросов буржуазного
права. Вопрос подвергся довольно подробному обсуждению как в
германской, так и во французской юридической литературе.
В германской цивилистике вопрос о цели в обязательстве был
поставлен следующим образом: направлено ли обязательство на совершение
должником определенного действия (или воздержания от действия) или же
на достижение определенного результата 2.
На этот вопрос в германской литературе (давали различные «ответы.
Господствующее мнение склоняется к тому, что обязательство имеет
целью достижение определенного результата. Такой ответ дал еще в 1875
г. Гартман (Hartmann), в значительной степени определивший
позднейшие мнения по этому вопросу в Германии. Его выводы очень
характерны для буржуазного права. Он считает, что существенной целью
(обязательства, моментом, характерным для самого понятия обязательства,
является удовлетворение определенного частного интереса. Интерес, который
должен быть удовлетворен, определяется основанием возникновения
обязательства. Волевая и имущественная сфера должника является
связанной и предназначенной для удовлетворения указанного интереса 3.
Таким образом, целью обязательства является удовлетворение определенного
частного интереса. Гартман замечает дальше, что без указания на
эту цель понятие обязательства теряет определенность и ясность. Без
указания на цель понятие обязательства не может быть в достаточной
степени разграничено ic другим гражданским правоотношением. Для такого
отграничения недостаточно указания на основание возникновения
обязательства, так как договоры могут служить основанием для
возникновения не только обязательств, но и других правоотношений.
Взгляды Гартмана стали господствующим мнением в германской
цивилистике. Впрочем, некоторые авторы, для которых взгляды Гартмана
послужили исходной точкой, значительно их смягчили. Так, Эртман
(Oertmann) в цитированной выше работе приходит к выводу, что
обязательство направлено не просто на достижение определенного
результата, а на достижение результата посредством обязанности должника
совершить определенное действие (или воздержаться от действия) 4. Поэтому
уже самое совершение действия должником имеет большое значение.
Кроме того нельзя сказать, что действие должника совершено лишь
тотда, когда наступил результат и этот результат получен
75
кредитором. Действие должника совершено, хотя бы
результат его не наступил.
В отступление от господствующего мнения, некоторые
германские цивилисты полагают, что обязательство направлено не
на результат, а лишь на определенную деятельность должника 5.
Развитие учения о цели в обязательстве во французской
цивилистике представляет сабой путь, аналогичный тому, который
проделала германская цивилистика. Интересно отметить, что, несмотря на
явный параллелизм, развитие этого учения в юридической литературе
обеих стран шло в значительной степени независимо друг от друга.
Правда, исходной точкой и во Франции, как и в Германии, служило
римское право. Но известно, что в этих двух странах, в пределах,
конечно, буржуазной идеологии, римское право являлось источником для
различных течений в цивилистике. Французская и германская
цивилистика нередко оказывали друг на друга значительное влияние.
Об этом свидетельствуют известные в этих странах имена Обри
(Aubry) и Ро (Rau), Caлейяь (Saleilles) во Франции, Цахариа
(Zacharia), Кроме (Сгоmе) в Германий и многие другие. Но в вопросе о
цели обязательства в германской я французской цивилистической
литературе не вдается обнаружить непосредственного взаимного влияния.
Тем не менее параллелизм несомненен и, естественно, наводит на мысль,
что буржуазная юридическая наука той и другой страны отра жала
некоторые основные, характерные для буржуазного гражданского права
моменты.
Так же, как и в Германии, во Франции учение о цели в
обязательстве (начинается с вопроса о cause 6 . Впервые теория cause,
сыгравшая огромную роль во французском гражданском праве в вопросе
о действительности договоров, была еще в XVII веке формулирована
Дома (J. Domat). Дома различает договоры возмездные и договоры
безвозмездные. B возмездных договорах обязательство, принятое одной
стороной, является cause обязательства, принятого другой стороной
(например, купля-продажа), или же обязательство имеет cause в том
имуществе, которое должник получил от кредитора (например, заем).
В случае дарения и в других договорах, в которых одна из сторон дает
или делает что-либо, ничего не получая от другой стороны, мотив
дарения является и cause такого обязательства. Учение Дома был
повторено Потье. Согласно долго господствовавшему мнению, Потье
ничего ие (прибавил к учению Дома. Однако, как это выяснил новейший
исследователь вопроса, голландский цивилист Ван-Бракель (Van-Brakel),
это мнение неправильно 7. Потье действительно повторил Дома, но, кроме
того, использовал учение о cause для вопроса о недействительности
договоров. Cause является необходимым элементом договора. Поэтому, если
cause является незаконной или безнравственной, то договор недействителен.
Эта конструкция Потье определила точку зрения французского
гражданского кодекса, который в ст. 1108 указывает на четыре
существенных элемента договора: соглашение, дееспособность того, кто
обязывается, определенный предмет и une cause licite dans l'obligation.
Точка зрения Потье и ст. 1108 на очень долгое время определили собой
направление французской цивилистики в вопросе о цели обязательства.
Судебная аравийка использовала понятие cause для учения о
недействительности договоров, причем вышла да-
76
леко за рамки понимания cause y Дома, и Потье. Судебная
практика очень часто принимает за cause просто мотивы сделки. Во
французской цивилисти-ческой науке по поводу ст. 1108 разгорелся
горячий спор между сторонниками и противниками взгляда на cause, как
на необходимый элемент договора. Для нас здесь содержание этого
спора не представляет интереса. Нам важно лишь отметить, что учение
Дома о cause в договорных обязательствах в дальнейшем во
французской цивилистике не развилось в общее учение о цели в
обязательствах вообще, а сузилось и сосредоточилось на крупном, но все
же частном вопросе 8.
Лишь в XX веке в послевоенной французской цивилистике вопрос о
цели в обязательстве был поставлен шире. Оя был поставлен в связи с
вопросом о договорной и ннодоговорной ответственности и, швидимому,
как нам удалось установить по литературе -вопроса, без всякого отношения к
вопросу о cause в договорных обязательствах.
Вопрос возник следующим образом. Традиционным является
различие между договорной и вне-договорной ответственности. Во
французской литературе имеется сильное течение за объединение той и
другой одной общей теорией гражданской ответственности. Для этого была
использована следующая аргументация, особенно подробно развитая
Анри Мазо (Henri Mazeaud) 9 . Еще Глассон (Glasson) высказал мысль, что
необходимо различать obligations de donner ou de faire и obligations de
précaution или obligations de diligence, т. e., с одной стороны,
обязательство, цель которого в получении кредитором вещи или услуги
и, с другой стороны, обязательство, цель которого обеспечить кредитору
определенную степень внимания и рачительности должника. Ту же
мысль повторил Демог (R. Demogue), предложивший различать obligations
de moyens и obligation de résultat 10 . A. Maзo развил в указанной выше
работе эти высказывания в целую теорию, сущность которой
заключается в следующем. Различие договорной и внедоговорной
ответственности имеет второстепенное значение. Это разделение имеет
значение лишь для вопроса об основании возникновения обязательства.
Все основные существенные вопросы как договорной, так и
внедоговорной ответственности зависят не от договора как основания
возникновения нарушенного обязательства и не от того обстоятельства, что
стороны не были предварительно связаны договорными отношениями, а от
разделения всех обязанностей, возлагаемых гражданским правом, на зве
'категории. Обязанности могут быть направлены либо на определенный ре-
зультат (obligations déterminées), либо на соблюдение обязанным лицом
достаточной осторожности и проявление им надлежащего внимания к
чужим интересам (obligations générales de prudence et de diligence).
Отметим здесь, что термин obligation означает у А. Мазо не только
обязательство в собственном, смысле слова, но всякую обязанность,
налагаемую законом на лицо в отношении другого лица. Правило,
запрещающее убийство, для А. Мазо также устанав ливает obligation. Нас
интересует лишь вопрос об обязательстве. Это разделение А. Мазо
называет разделением обязательств по содержанию. На самом деле это
разделение является разделением обязательств по их цели. А. Мазо придает
своей классификации огромное значение. Она позволяет, с его точки зрения,
разрешить основной вопрос гражданской ответственности, — вопрос об
осно-
77
вании ответственности. Если юбязанное лицо должно совершить
строго определенное действие и достигнуть определенного результата, то в
таком случае она отвечает в силу самого факта неисполнения, разве что оно
докажет, что неисполнение вызвано посторонней причиной. Наоборот, если
обязанное лицо должно лишь проявить определенную осторожность и
надлежащее внимание, то ответственность наступает лишь при условии,
что суд констатирует отсутствие осторожности и внимания. В первом
случае виной является самый факт неисполнения обязанности, во втором—
вина имеется лишь при условии, что обязанное лицо в своем поведении
отступило от некоторого абстрактного образца надлежащего поведения.
Для второго случая А. Мазо признает необходимой фигуру, аналогичную
римскому bonus et diligens pater familias.
Другой автор — Мортон (M. G. Morton) — пришел по тому
же пути к более крайним выводам 11. Мортон считает, что все обязательства
являются obligations de résultat. Выводом из этого для него является
отрицание принципа вины и признание, что всякая гражданская
ответственность является объективной ответственностью.
Точка зрения, принятая Демог и А. Мазо, встретила возражения
со стороны некоторых авторов. С ней не согласился такой видный
цивилист, как умерший четыре года назад Капитан (H. Capitant)12 . Против
нее выступил П. Эсмен (P. Esmein), который при этом развил свои
собственные соображения по интересующему нас вопросу. П. Эемен
полагает, что надо различать между случаями ответственности за вину
(ответственность в собственном смысле слова — будь то договорная или
внедоговорная) и случаями, когда по закону или по договору на
определенно« лицо возложена гарантия определенного результата (гарантия
того, что какая-либо работа будет выполнена, гарантия за безопас ность
другого лица и т. п.). Поскольку обязательство направлено в последнем:
случае именно на обеспечение определенного результата, гарант несет риск
недостижения этой цели, независимо от того, была ли на его стороне
вина или нет 13.
Мы видим, таким образом, что так же, как и в Германии, во
Франции вопрос о цели обязательства ставится, во-первых, как проблема
основания (causa) договорных обязательств и, во-вторых, как проблема
общей теории обязательств, но в непосредственной связи с отдельными
лишь вопросами обязательственного права.
Мы остановились сравнительно подробно на взглядах, высказанных
в германской и французской цивилистике, так как считаем их весьма
характерными для буржуазной науки. Нельзя отрицать, что у
упомянутых выше авторов можно найти очень много тонких и ценных
заметаний, но в целом постановка вопроса, которую мы у них находим, нас
не» удовлетворяет. Мы считаем, что вопрос о цели в обязательстве этим не
исчерпывается. Он имеет гораздо более общее значение, чем то, которое
они имеют в виду. На этом общем значении и необходимо остановиться при
изучении самого понятия обязательства.
Основные недостатки изложенных выше взглядов буржуазных
теоретиков сводятся к следующему.
Отдельные авторы (как, например, Гартман), указывают, что
основной целью обязательства всегда является удовлетворение того,
или иного
78
частного интереса, но никто из них не дает социально-
классового анализа того, что это за интерес. Между тем не только
буржуазное обязательственное право в целом, но и каждое отдельное
обязательственное .правоотношение в капиталистическом обществе
служит тем целям, которые характерны для этого общества, т. е. цели
реализации и присвоения прибавочной стоимости владельцами средств и
орудий производства. В тех случаях, когда капиталист закупает сырье и
материалы для своего предприятия, нанимает рабочую силу, продает свою
продукцию, получает кредит в балке, эта цель является непосредственно
целью данного обязательства. Когда пролетарий покупает себе на
заработную плату необходимые ему предметы, то эта цель
осуществляется посредственно. Обязательственное отношение, в
которое вступает пролетарии, является звеном в гражданском обороте капи-
талистического общества, необходимым для обеспечения капиталисту
рабочей силы. В той степени, в какой эти отношения не нужны
капиталу, они в результате безработицы и обнищания рабочего
класса и не имеют места.
Огсутствие такого анализа является следствием классовой
природы буржуазной юридической науки.
2. Говоря о цели обязательства, буржуазные юристы всегда
имеют в виду лишь ту цель, которую в каждом данном обязательстве
преследуют стороны. Для буржуазного права, конечно, характерно, что
обязавльства предназначены служить частным целям. Однако и для
буржуазного права необходимо поставить вопрос о соотношении этих
целей с целями господствующих классов в целом. Для буржуазного права
вопрос затрудняется дисгармонией между личностью и обществом даже в
части интересов отдельного капиталиста и интересов капжталистического
класса в целом. Буржуазная юридическая наука, изучая вопрос о цели в
обязательстве, в силу своей классовой природы, не смогла вскрыть и
правильно поставить вопрос о соотношении между личностью и обществом.
Если бы она это сделала, то пришла бы к выводу об антагонистиче ской
природе капиталистического строя и об отражении свойственных этому
строю антагонизмов в гражданском праве. Буржуазное обязательственное
право именно в вопросе о целях в обязательстве наглядно обнаружило бы
анархию капиталистического производства.
3. Буржуазная цивилистика связывает проблему цели в
обязательстве с вопросами об исполнении обязательств и об ответственности
за их неисполнение. Но она обходит молчанием, а в лице некоторых
своих представителей (А. я Л. Мазо) по существу даже отрицает значение
цели для вопроса о возникновении обязательств. Возникновение
обязательств А. и Л. Мазо считают сравнительно второстепенным вопросом
для общей теории обязагельст Между тем, раз каждое обязательство, с
точки зрения этих авторов, направлено или на достижение
определенного результата или же по крайней мере на обеспечение
кредитору определенной степени внимания со стороны должника, то
совершенно очевидно, что возникновение обязательства должно быть как-
то увязано с той целью, ради которой оно возникает.
Таким образом, проблема целя в обязательстве в буржуазной
науке не поставлена достаточно широко. Один из основных вопросов
общей теории обяза-
79
тельетв — вопрос об основании возникновения обязательств —
остается в стороне и не подучил необходимого освещения.
4. В вопросе о цели в обязательстве буржуазная юридическая
наука ярко выявляет свою методологию. Как в германской, так и во
французской цивилистике вопрос в конечном счете сводится к
противопоставлению результата тому действию (или тем действюм)
должника, которое должно вызвать этот результат. Противопоставление
производится формально логически. Результат не есть действие, а
действие — не результат. Таким образом, теряется из виду
соотносительность этих понятий, теряется также из виду зависимость
обязательства от данного общественного строя. Цели, которые
преследуются буржуазным обязательственным отношением, могут быть
лишь целями, свойственными капиталистичекжому строю.
То, что в одном обязательстве является действием,
направленным на достижение результата, которого требует закон или
договор, в другом будет вместе с тем и результатом, на которое
направлено обязательство, непосредственной целью данного
правоотношения. Возьмем следующий пример. Непосредственной целью
обязательства хранителя (поклажепринимателя) по договору хранения
(поклажи) может быть самое сохранение вещи, гарантия ее сохранности (за
исключением случаев непреодолимой силы). Хранитель в таком случае будет
отвечать за гибель вещи независимо от своей вины (по ряду законодательств
— ответственность товарных складов). Но вещь может быть отдана (на
сохранение с тем, что хранитель (обязуется хранить ее в своей квар тире
вместе со своими вещами, нисколько не гарантируя при этом ни специаль -
ной пригодности помещения, ни особой крепости замков и т. п.
Естественно, я в этом случае конечной целью того, кто отдает вещь на
сохранение, является ее сохранность: он рассчитывает, что способ
хранения, о котором он договорился с другой стороной, является
достаточным. Но все же непосредственной целью обязательства является
в данном случае не гарантия сохранности вещи, а лишь определенный
способ ее хранения. Между этими двумя случаями можно уложить
значительное количество других. Стороны могут более или менее детально
условиться, как надо хранить вещь. Все возможные случаи отнюдь не
уложатся в деление обязательств на два вида: в одном случае конечный
результат, в другом — рачительность и внимание должника в
соответствии с тем или иным абстрактно взятым критерием (bonus et
diligeiis pater familias и т. п.). Совершенно очевидно, что степень
ответственности должника зависит не от абстрактного
противопоставления результата тем действиям, которые должны вызвать
этот результат, а от характера того или другого обязательственного
отношения. В условиях буржуазного гражданского права и присущей ему
диспозитивности характер обязательства в значительной степени опреде-
ляется соглашением сторон, отражающим экономические отношения
капиталистического строя.
Поэтому формально-логическое противопоставление результата и
деятельности, направленной иа его достижение, само по себе не является
достаточным. Оно недостаточно тогда, когда буржуазная наука пользуется
им для классификации обязательств, «но недостаточно также и тогда,
когда ему придается ха-
80
рактер дилеммы, — обязательство направлено либо на
результат, либо на определенное поведение должника.
Правильная постановка вопроса требует диалектического
подхода, т. е. увязки вопроса о цели в обязательстве с теми целями,
которые даны, признаны и охраняются гражданским нравом данной
социальной формации. Связать же вопрос с этими целями значит вместе с
тем связать его и с вопросом о возникновении обязательства, так как
всякая правовая система, регулируя возникновение обязательств, делает
это в виду и в соответствии с определенными социально-экономическими
целями.
Какие же цели преследуют обязательственные правоотношения по
советско- j му гражданскому праву? Эти цели формулированы в Сталинской
Конституции: «Хозяйственная жизнь СССР определяется и направляется
государственным народно-хозяйственным планом в интересах увеличения
общественного богатства, неуклонного подъема материального и
культурного уровня трудящихся, укрепления независимости СССР и
усиления его обороноспособности» (ст. 11). Надо лишь установить, каким
образом они определяют собой советские обязательственные
правоотношения. Нам кажется, что это лучше всего сделать, формулировав
для советских обязательственных правоотношений следующие основные
категории целей.
1. Выполнение, государственного народнохозяйственного
плана необходимо для осуществления всех других целей, синтез
которых дан в ст. 11 Конституции СССР. Выполнение плана является
непосредственной целью тех обязательственных правоотношений, в
которых стороной является предприятие, учреждение или организация, в
частности и в тех случаях, когда предприятие, учреждение или
организация является лишь одной из сторон в обязательстве.
В случае, когда предприятие, учреждение или организация, являясь
стороной в обязательстве, обслуживает граждан, непосредственным
выполнением плана является соответствующее удовлетворение
материальных и культурных потребностей граждан. Социалистическая
система хозяйства, право на труд, гарантированное Сталинской
Конституцией (ст. 118), и принцип «от каждого по его
способности, каждому — по его труду» (ст. 12) обеспечивают гражданам
фактическую возможность иметь личную собственность (ст. 10).
Граждане могут конкретизировать свои материальные и культурные
потребности. Для удовлетворения этих потребностей они могут
вступать в допущенные законом обязательственные отношения с
учреждениями, предприятиями и организациями, а также и с другими
гражданами. Конкретные цели, которые при этом ставят себе
граждане, также являются целями советских обязательственных
отношении. Обязательства, направленные на осуществление
государственного плана народного хозяйства, и обязательства,
направленные на достижение конкретных целей, которые ставят себе
граждане, являются обязательствами, непосредственная цель которых
заключается в удовлетворении материальных и культурных потребностей
социалистического общества и отдельных его членов.
2. Обеспечивая социалистическую и личную собственность,
советское гражданское право знает ряд обязательственных огношений,
нетасредственной целью которых является охрана социалистического
имущества и имущественного по-
81
ложеяия граждан. В этих обязательствах дело идет не о
непосредственном удовлетворении тех шли иных конкретных потребностей, а
именно об охране и обеспечении социалистической и личной собственности
как общей предпосылки удовлетворения тех или иных конкретных
потребностей. Сюда относятся прежде всего такие обязательства, как
обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. Эти
обязательства преследуют цель оградить имущественные интересы
социалистического государства, отдельных социалистических организаций,
а также и граждан от неправомерно причиненного вреда, а также от
увеличения или сбережения имущества одного лица за счет другого при
отсутствии таких оснований, которые признаны достаточными советским
гражданским правом.
3. Сталинская Конституция обеспечивает каждому гражданину
право на труд, т. е. право на получение гарантированной работы с оплатой
труда в соответствии с его количеством и качеством, материальное
обеспечение в старости, в случае болезни и потери трудоспособности, а
также охрану интересов матери и ребенка. Сталинская Конституция
создает, таким образом, для граждан общие предпосылки их
имущественного благосостояния. Ряд обязательственных отношений
непосредственно направлен не на удовлетворение отдельных конкретных
потребностей, не на охрану личной собственности гражданина, а на
обеспечение ему имущественного положения, при котором он мог бы
удовлетворить свои конкретные материальные и культурные потребности.
Имущественное положение гражданина обеспечивается в соответствии с
принципом «от каждого по способности, каждому — по труду». Эти
обязательства, таким образом, непосредственно направлены на
социалистическое распределение. К числу этих обязательств относятся
алиментные обязательства, обязательство уплаты вознаграждения
владельцу авторского свидетельства на изобретение, обязательство
издательства уплачивать вознаграждение автору издаваемого
произведения, а также и выходящие за рамки гражданского права в
обычно принятом у нас смысле этого термина обязательства уплачивать
заработную плату, пособия и пенсии по социальному страхованию и
социальному обеспечению.
Мы должны, указав эти цели, подчеркнуть следующее.
Во-первых, не следует думать, что каждое отдельное обязательство
может служить лишь цели, относимой к одной из этих категорий.
План, а с л ед о в а т е л ь н о , и е г о о с у щ е с т в л е н и е
являются необходимой предпосылкой д л я достижения
всех у к а з а н н ы х выше целей. В этом смысле всякое
социалистическое обязательственное правоотношение направлено на
осуществление целей, поставленных государственным планом народного
хозяйства. С другой стороны, цели, которые ставит план, являются всегда в
конечном счете целями увеличения общественного богатства, неуклонного
подъема материального и культурного уровня трудящихся, укрепления
независимости СССР я усиления его обороноспособности. Все цели,
указанные выше, представляют сойой в конечном счете некоторое е д и н-
с т в о, нашедшее себе прекрасное выражение в ст. 11 Сталинской
Конституции. Когда мы различаем указанные выше отдельные цели, то
пользуемся этим различением как приемом, чтобы иметь возможность
устанавливать н е
82I
посредственные цели конкретных обязательственных
отношений, которые в своем синтезе и дают это единство. Надо также
указать, что некоторые отношения, в состав которых, входят несколько
обязательств, служат непосредственно не одной, а двум из тех основных
целей, на которые мы указывали.
Во-вторых, не следует думать, что каждой группе целей
соответствует одна определенная группа юридических фактов, в силу
которых рождаются соответствующие обязательства. Соотношения между
целью обязательственного отложения и основаниями его возникновения
являются более сложными. Нельзя подходить к решению этого вопроса
слишком схематически.
Поставив, таким образом, вопрос о цели в обязательстве, мы
непосредственно подошли к проблеме системы оснований возникновения
обязательств по советскому гражданскому праву.
III. ОСНОВАНИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ
ОБЯЗАТЕЛЬСТВ
1. ПОНЯТИЕ ОСНОВАНИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ
Основанием возникновения обязательства называют те факты,
с наступлением которых право (в объективном смысле, т. е. прежде
всего и в конечном счете закон) связывает возникновение
обязательственного отношения. Понятие основания возникновения
обязательства является, таким образом, производным от понятия
юридического факта. Юридическим фактом называется такой факт, с
наступлением которого возникает, изменяется или прекращается
юридическое отношение. Чаще всего юридическое отношение возникает,
изменяется или прекращается не в результате единичного факта, а в
результате определенной совокупности фактов. Факты, необходимые для
возникновения, изменения или прекращения определенного юридического
отношения (единичный факт или совокупность нескольких фактов), мы
называем фактический составом 1. Фактические составы, вызывающие
возникновение обязательств, в большинстве случаев обладают
значительной сложностью. Отсюда проистекает сложность проблемы дать
систему оснований возникновения обязательств.
Определение того момента, когда обязательство возникает, требует
точного установления фактического состава, вызывающего возникновение
обязательства. В этот момент должны быть налицо все факты, необходимые
для возникновения обязательства. Опасность ошибки заключается в том,
что можно либо упустить какой-нибудь элемент фактическом состава,
необходимый для возникновения обязательства, либо включить в искомый
фактический состав элемент безразличный для наступления результата,
либо, наконец, неправильно определить сущность того или иного элемента
фактического состава. Буржуазной юридической науке свойственен
некоторый традиционализм и консерватизм. Отсюда — стремление
подводить всякое новое явление под старые, давно известные категории. К
тому же буржуазный юрист иногда сознательно, иногда бессознательно
смешивает две проблемы: одну — анализа определенного фактического
состава, другую — обоснования (в смысле оправдания) возникновения
определенного обязательственного отношения. Самым простым, хотя по
существу совершенно недостаточным, приемом такого обоснования
является подведение фактического состава, в результате которого
возникает обязательс т в о , п о д к а к о й - н и б у д ь т р а д и ц и о н н ы й
ф а к т и ч е с к и й с о с т а в . В буржуазной цивилистика, которая грешит
традиционализмом и консерватизмом не в меньшей степени, чем другие
буржуазные юридические дисциплины, в вопросе об основании
возникновения обязательств роль универсальной фигуры, в рамки
которой старались втиснуть самые разнообразные фактические
84
составы, играл договор. Эту роль договора отметил один из
крупнейших буржуазных цивилистов XX века Тур (А. v. Tuhr).
Неудачно« использование понятия договора он объясняет, во-первых,
тем, что некоторые институты, утратившие договорный характер, ранее
были институтами договорного права, во-вторых, тем, что юридическая
наука со времени римлян приобрела привычку по возможности сводить
возникновение гражданских прав и обязанностей к договору 2. В
качестве буржуазного цивилиста Тур констатирует этот факт, мимо
которого он не мог пройти, так как сам столкнулся с ним в своих ана -
лизах, но не дает ему объяснения. Между тем отмеченный ил факт
является весьма характерным для буржуазной науки. Причины его
глубоко заложены в буржуазной правовой идеологии и в отраженных
этой идеологией экономических отношениях капиталистического
общества.
Совершенно очевидно, что для того, чтобы точно установить тот
фактический состав, который является основанием возникновения того или
иного обязательства, необходимо исходить из тех признаков, которые
характеризуют собой обязательство. Проблема, оснований возникновения
обязательства неразрывно связана с точным установлением понятия
обязательства. Она предполагает анализ этого понятия и выявление всех
элементов, необходимых для разграничения обязательства со всякого
рода другими гражданскими правоотношениями. С другой стороны, эта
проблема явдяется необходимым развитием и дальнейшей конкретизацией
понятия обязательства. До тех пор, пока мы не установим систему
оснований, порождающих обязательство, понятие обязательства само по
себе будет висеть в воздухе. Оно не будет увязано с основными
началами нашего гражданского права и не найдет своего места в
системе хозяйственного и культурного строительства, характерного для
настоящей фазы развития советского государства.
Так как основания возникновения обязательств представляют
собой отдельные виды юридических фактов, то, казалось бы, проблема
системы этих оснований будет решена, если мы расположим их в
соответствии с классификацией юридических фактов. Однако этот путь
не даст желательных результатов. Во-первых, классификация
юридических фактов советского гражданского права сама по себе
является областью, еще совершенно не исследованной. Общая
классификация юридических фактов по советскому гражданскому праву
зависит прежде всего от результатов исследования юридических фактов,
вызывающих возникновение, изменение либо прекращение отдельных
видов гражданских правоотношений. В частности, громадное значение
для построения общей классификации (и общей теории) юридических
фактов в советском гражданском праве (и в советском праве вообще)
должна иметь именно проблема оснований возникновения обязательств.
Ни в одной области гражданского права мы не встречаем такого
многообразия фактических составов, как в обязательственном праве, во-
вторых, даже если бы мы имели до конца проработанную схему всех или
хотя бы основных юридических фактов советского гражданского права и
разложили по этой схеме различные основания возникновения
обязательственных отношений, то все же задача разработки системы этих
оснований не только не была бы разрешена, но не была бы даже
надлежащим образом поставлена. Мы получили бы более или менее
правильную фор-
85
малъно-логическую схему, которая яе давала бы никакого ответа
на вопрос, какая связь существует между тем или иным основанием
возникновения обязательства, — например, между договором и теми
целями, ради которых возникают обязательственные отношения по
советскому праву. Построенная таким образом система оснований
возникновения обязательств по советскому праву была бы лишь бледным
отражением того богатства связей, которые мы имеем в теории
обязательств.
Если же в теорию юридических фактов перенести и проблему
увязки этих фактов « целями обязательственных правоотношений, а
следовательно, для полноты этой теории включить в нее и вопрос о целях
других видов социалистических гражданских правоотношений, то мы
получим почти развернутый курс советского гражданского права.
Совершенно очевидно, что теория и система юридических фактов в теории
гражданского права могут иметь лишь предварительный,
пропедевтический характер. Более полный анализ и конкретизация могут
быть даны лишь в соответствующих разделах науки советского
гражданского права, в частности в учении об обязательствах.
Основной проблемой науки советского гражданского права
является вопрос о социалистической собственности. В вопросе о
социалистической собственности коренятся основные принципиальные
отличия социалистического гражданского права от буржуазного.
Социалистической собственностью прежде всего определяются форма и
содержание советского гражданского права. После вопроса о
собственности, как нам кажется, наиболее значительным сосредоточием
принципиальных положений, противопоставление которых буржуазному
праву измеряет ту пропасть, которая лежит между социалистическим и
буржуазным правом, является проблема оснований возникновения
обязательств. Факты, порождающие обязательственные отношения и в
конечном счете обусловливающие правовые формы движения
имущественных отношений, в капиталистическом обществе определяются
частной собственностью на орудия и средства производства и анархией,
создаваемой капиталистической конкуренцией. Система этих фактов
отражает классово-антагонистическую структуру капиталистического
строя и неизбежную при этом антагонизме дисгармонию личности и
общества. Факты, порождающие обязательственные отношения в
обществе, построенном на социалисгичеокой собственности на орудия и
средства производства и на социалистической системе хозяйства,
определяются совершенно иными, производственными отношениями.
Система этих фактов отражает общественные отношения
социалистического строя, не знающего классового антагонизма и
эксплоатации человека человеком, не знающего непримиримых про-
тиворечий между личностью и обществом.
Исходя ив этих положений, мы можем не опасаться, что понятие
юридического факта (и фактического состава) приведет лишь к чисто
формальному установлению связей, которые в силу закона существуют
между определенными фактами и возникновением обязательственных
правоотношений. Нашей задачей будет показать, что эта связь,
установленная законом, служит тем целям, которые определяют
собой жизнь социалистического общества и ведут его к высшей фазе
—коммунизму. Мы избегаем, таким образом, характерной для буржуазной
юридической науки ограниченности, которая не позволяет
86
ей выйти за пределы чисто формальных связей между
юридическими фактами и возникновением, изменением или
превращением юридических отношений. В следующей главе мы дадим
ойзор буржуазных учений о системе оснований возникновения обязательств.
Этот обзор послужит иллюстрацией к той характеристике буржуазной
юридической науки, которую мы здесь дали. При этом мы все же должны
отметить, что в работах буржуазных юристов содержится много
интересного и важного материала по вопросу о классификации юриди-
ческих фактов, но только материала, взятого абстрактно. Буржуазные
цивилисты не ищут и не видят путей от абстрактного определения
понятия к его все большей и большей конкретизации посредством
установления тех соотношений, которые связывают социальные явления
в одно целое.
Следует отметить, что в буржуазной цивилистике раздавались
возражения против чисто формального связывания юридических фактов с
возникновением, изменением и прекращением правоотношений. Такие
возражения сделал Ф. Гиппелъ (F. V. Hippel)3. Однако эти возражения
основывались на неправильных методологических предпосылках и приводили
поэтому ж неправильным юридико-нигилистическим выводам, которые
время от времени делаются в буржуазной науке и знаменуют собой те
внутренние противоречия, которые она не может изжить из-за порочности
своей методологии. С аналогичным примером мы уже имели дело выше,
когда останавливались на взглядах Лундштедт (см. гл. II, п. 4—Санкция в
обязательстве). Гиппель считает, что благодаря теории юридических
фактов цивилнстическая наука совершенно обходит те непосредственные
задачи, которые стоят перед законодателем, когда он регулирует те или иные
отношения. Цивилист ограничивается установлением того, что закон свя-
зывает с определенными фактами определенные последствия, и не
выходит за рамки такой констатации. Гиппель предлагает итти другим
путем. Законодатель прежде всего избирает определенный порядок, который
является «правильным порядком». «Правильность» избранного порядка
определяется чисто формальным требованием справедливости
(Gerechtigkeitsgebot). Применение его к «естественно» данным социальным
фактам вынуждает законодателя к выбору определенного позитивного
порядка. Таким порядком является частное право, которое все целиком, по
мнению Гиппеля, построено на частной автономии. В силу этой
автономии частное лицо может посредством совершаемых им сделок опре-
делять те дршютшшения, в которые оно вступает. К установлению
условий, при наличии которых закон считается с этими сделками, и к
принятию мер против обстоятельств, препятствующих такой
автономии, Гиппель сводит все буржуазное гражданское право. (В
связи с этим он — совершенно, впрочем, необоснованно — считает
излишним самое понятие юридического факта.
Теория Гиппеля представляет собой по существу не что иное,
как перепевы пресловутой теория Шгаммлера о «правильном» праве
(richtiges Recht). Гиппель, однако, ссылки на Штаммлера не делает. Теория
Штаммлера давно утратила свое значение. В буржуазной науке
Штаммлера вытеснил главным образом Кельзен (Kelsen). Нам незачем
останавливаться на теории Штаммлера, равным образом как и на взглядах
Гиппеля, по вопросу о выборе законодателем определенного порядка,
гак как у самого автора эти взгляды логически не
87
увязаны с отрицанием понятия юридического факта. Сведение
Гиппелем без достаточных оснований всего (гражданского права к
регулированию сделок суживает область даже и буржуазного
гражданского права. Когда Гиппель переходит к рассмотрению
сделки, то он сам устанавливает факты и прежде всего факт
совершения сделки 4 . Таким образом, очень мало прикрытой
контрабандой он вводит в свою работу понятие юридического факта.
Для нас вопрос стоит совершенно иначе. Понятие юридического
факта (сделки, правонарушения и др.) является прочным достоянием
юридической науки, полученным в результате собирания, описания и
анализа того материала, который она изучает и исследует. Дело не в
том, чтобы закрыть глаза на этот материал, а в том, чтобы приложить к его
изучению метод марксистской диалектики и рассмотреть интересующую нас
группу фактов (основания возникновения обязательств) в связи ю теми
щелями, которью преследуют обязательственные отношения
социалистичейкото права, и с теми основами социалистического строя,
которые нашли свою четкую формулировку в Сталинской Конституции.
Поставив таким образом вопрос, мы сделаем шаг по пути конкретизации
понятия обязательства.
Для того, чтобы показать полную противоположность, которая
имеется в вопросе о системе оснований возникновения обязательств между
социалистическим гражданским правом и буржуазным, мы сделаем сперва
обзор вопроса » классификации оснований возникновения обязательств по
буржуазному праву, а затем перейдем к рассмотрению системы
оснований возникновения обязательств по советскому праву.
2. КЛАССИФИКАЦИЯ ОСНОВАНИЙ
ВОЗНИКНОВЕНИЯ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ В БУРЖУАЗНОМ
ПРАВЕ
Вместе с понятием обязательства буржуазные правовые системы
и буржуазная цивилистическая наука получили от римского права и
классификацию оснований возникновения обязательств. Создавая свою
классификацию, римские юристы не преследовали теоретических целей, а
просто излагали в определенном порядке материал, относящийся к
возникновению обязательств. Необходимость в этом возникла потому, что
они исходили из общего понятия обязательства, которым объединяли
совокупность соответствующих правил. Мы не находим в источниках
римского права какого-либо обоснования того деления, которое в них
дано. Все деление обычно излагается как вводная фраза к изложению
отдельных видов обязательств. Римская классификация в дошедших до нас
источниках сформулирована Гаем. У Гая содержатся все редакции этой
классификации, представляющие собой три ступени ее детализации и
уточнения.
В наиболее упрощенвой форме она сводится к разделению
всех обязательств на возникающие из деликтов (Gains I.3.88 «Nuns
transeamus ad obligationes, quarum summa divisio in duas species
diducitur: omnis enim obligatio vel ex contracta nascitur vel ex delicto».
Затем Гай добавляет к этой классификации указания на обязательства,
возни-
88
кающие из различных других оснований (Gaius libro
secundo aureorum , D. 44.7, l pr., «obligaüones aut ex contractu
uascuntur, aut ex maleficio, aut proprio quodam jure ex variis causarum
figuris»). И, наконец, излагая далее отдельные виды возникновения
обязательств, он детализирует понятие «obligationes ex variis causarum
figuris» и говорит об обязательствах quasi ex contractu и—«quasi
ex maleficio» (Gaius libro secundo aureorum, D. 44.7.5). В наиболее
развитой своей форме эта классификация перешла и.в институции
Юстиниана. Институции, дав определение обязательства и
разделив_обязадельства на цивильные и преторские, указывают в
качестве другой классификации_на четыре вида: обязательства из
договоров, как бы из договоров, из деликта и как бы из деликта (1. 3.
12. 2: «Sequens divisio in quatuor species deducttur : aut enim ex
contractu sunt, aut quasi ex contractu, aut ex maleficio, aut quasi ex
maleficio»). В институциях это деление является введе нием, за
которым следует рассмотрение обязательств из договоров, основного
вида обязательств. Второй член классификации (obligationes
quasi ex contractu) представляет собой сборную группу. Институции не
определяют ее указанием определенного положительного признака,
присущего всей группе, а чисто внешним образом сближают ее с
договорными обязательствами, ввиду того, что она не имеет ничего
о ; бщего с деликтами (I. 3. 27. pr: «Post generа contractuum enumerate
dispiciamus etiam de his obligationibus, quae non proprie quidem ex
contractu nasci intelliguntur, sed tarnen, quia non ex maleficio
substantiam capiunt,, quasi ex contractu nasci vïdentur»). К обяза-
тельствам qausi ex maleficio были отнесены обязательства из
неумышленных поступков и обязательства возмещения вреда,
причиненного другим лицом, ребенком, рабом, а также ответственность
корабельщиков, трактирщиков и содержателей постоялых дворов (I. 4.
5).
Изложенное показывает чисто служебное значение, которое
имела классификация обязательств в римском праве. Она нужна была
лишь как известный порядок изложения обязательственного права,
преимущественно с учебными целями, и позволяла выдвинуть на
первое место в качестве основного вида договорные обязательства, а
затем – деликтные.
Римская классификация обязательств оказала решающее
влияние ва вопрос об основаниях возникновения обязательств в
буржуазном праве.
Остановимся в связи с атим вопросом на ведущих системах
буржуазного гражданского права.
На французский гражданский кодекс римское право
оказывало влияние главным образом через «Трактат об
обязательствах» Потье (Pothier).
Потье строит следующую систему оснований
возникновения обязательств.
Основанием возникновения обязательств бывают либо договоры,
либо как бы договоры, (quasi-contrats), либо деликты, либо как бы
деликты (quasi-délits), кнотда просто закон или справедливость
(«quelquefois la loi ou l'équité seule»)1. Далее, он переходит к
рассмотрению отдельных оснований возникновения обязательств,
особенно (подробно останавливаясь на договорах. Каждому из
указанных им видов оснований он дает определение. Эти определения
представляют большой интерес по тому значению, которое они
имели при составлении кодекса, а также в последующей
французской цивилистике.
89
Потъе определяет договор как вид соглашения. Соглашением,
говорит он, называется согласие двух или нескольких лиц, направленное
на установление между ними обязательства либо ва прекращение или
изменение возникшего ранее обязательства. Договором называется тот
вид соглашения, который направлен на возникновение обязательства
(«L'espèce de convention qui a pour objet de former quelque engagement
est celle qu'on appelle contrat»).
Он строго различает договор и pollcitatio. Pollicitatio представляет
собой одностороннее обещание, не принятое еще другой стороной. Хотя
римское право и допускало в некоторых исключительных и специфических
случаях pollicitatio жак основание возникновения обязательства, во
французском праве, по мнению Потье, pollicitatio такого значения не
имеет 2 .
Потье дает определение «как бы договора» (quasi-contrat), которое
и до настоящего времени во Франции нередко повторяется с кафедры, в
учебниках и курсах. «Как бы договором» он называет разрешенное законом
действие лица, которое обязывает это лицо в отношении другого, либо
обязывает другого в отношении этого лица, без того, чтобы между
сторонами имело место какое бы то ни было соглашение. В .качестве
примеров квази-контрактов Потье указывает принятие наследником
наследства, обязывающее наследника в отношении легатария, уплату
недолитого, добровольную деятельность в чужом интересе без поручения. Из
этого определения Потье выводит, что раз квази-контракт не есть договор,
то соответствующее обязательство может возникнуть из действий лица
недееспособного. В конечном счете основанием обязательств, возникающих
как бы из договоров, Потье считает закон или справедливость, которые
прядают связующую силу действию, порождающему обязательство 3.
Деликты и как бы деликты Потье определяет как действия,
которыми кто-либо умышленно или злостно {деликт) либо по
непозволительной неосторожности (квази-деликт) причиняет вред другому 4.
До сих пор, как мы видим, Потье воспроизводит классификацию
оснований возникновения обязательств, которая содержится в институциях
Юстиниана. Шагом вперед по сравнению с институциями является лишь
ясно изложенное определение квази-контракта. Это определение много раз
подвергалось критике и заслужило эту критику. Но и сторонникам и
противникам этого определения было очевидно, что Потье имел в виду.
Однако эта обычная для него ясность изменила ему, когда он перешел к
пятому члену классификации, которого в институциях не было, — к закону.
Прежде всего приходится отметить, что, формулируя свою классификацию,
Потье говорит о законе и справедливости 5. Обратившись же к рассмотрению
этого основания возникновения обязательств, .Потье говорит уже только о
законе. Но, говоря о законе, он то имеет в виду «естественный закон» (la
loi naturelle), то явно отсылает к позитивному закону. Он начинает с того,
что естественный закон является, по крайней мере посредственно,
основанием всякого рода обязательств, в том числе и возникающих из
договоров, как бы из договоров, из деликтов и как бы из деликтов. Но .при
наличии этих оснований закон порождает обязательства через посредство
определенных фактов, с которыми он связывает их возникновение. В
некоторых же случаях закон сам непосредственно порождает
обязательство. Так, например, обязанность детей доставлять алименты
нуждающимся родителям осно-
90
вана непосредственно на естественном законе. В качестве другого
примера Потье указывает на собственника дома в городе Орлеане, который, в
силу правила, изданного местной властью, обязан продать соседу долю в
собственности на стену, к которой оосад желает пристроить свой дом.
Обязательство в этом случае имеет вполне позитивный источник 6.
Авторы французского гражданского кодекса принимают
классификацию Потье, но все же они по сравнению с ним только ученики,
не особенно удачно и далеко не точно повторяющие мысли своего учителя.
В законодательных органах общим вопросам обязательственного права было
посвящено шесть выступлений: 1) изложение мотивов тит. III. кн. III (о
договорных обязательствах вообще), сделанное одним из четырех членов
комиссии по составлению проекта Кодекса, Биго-Преаменё (Bigot-
Preameneu); 2) доклад трибунов Фавара (Farard) и Жобера (Jauber) в
трибунате по тому же вопросу; 3) речь трибуна Морико (Mauricauet) в
законодательном 'корпусе по тому же вопросу; 4) изложение мотивов тит.
IV кн. III (о внедоговорных обязательствах), сделанное Трельяром (Treilhard);
5) доклад трибуна Бертрана де Грейль (Bertrand de Greuille) в трибунате
по тому же вопросу; 6) речь по тому же вопросу трибуна Таррибля
(Tarrible) в законодательном корпусе 7 . Ни в одном из этих выступлений
не была полностью воспроизведена классификация Потье, ни в одном из
них не была сделана попытка свести в единую систему все основания
возникновения обязательств хотя бы для того, чтобы обосновать систему
изложения обязательственного права в проекте. Немудрено, что по сравнению
с «Трактатом об обязательствах» Потье система расположения материала
оказалась ухудшенной. Действительно, в «Трактате об обязательствах»
материал расположен логически правильно: автор начинает с определения
понятия обязательства, затем рассматривает основания возникновения
обязательств, остановившись при этом сперва на классификации
оснований, а затем на каждом основании в отдельности—прежде всего на
договоре, затем на остальных. После этого он излагает остальные вопросы
общего учения об обязательствах. Иначе было сделано в проекте: в нем
один титул (III) был посвящен договорам и договорным обязательствам
вообще и другой (IV)—обязательствам, возникающим не из договоров.
Все общее учение об обязательствах было дано применительно к одним
лишь договорным обязательствам. В соответствии с этим в выступлениях
Биго-Дреаменё, Фавара, Жобера и Морико речь идет о договорах и
обязательствах вообще, в выступлениях же Трельяра, Бертрана де Грейля и
Таррибля—лишь о возникновении обязательств не из договоров. Авторы
этих выступлений исходят из классификации Потье. Трельяр указывает, что
обязательства, основанные непосредственно на законе, не собраны в единый
титул. Они урегулированы в разных местах проекта кодекса. В тит. IV речь
идет о тех недоговорных обязательствах, которые основаны на том или ином
действии лица правомерном или неправомерном, т. е. о quasi-contrats, délits
и quasi-délits. Бертран де Грейль повторяет эти указания, не добавляя к ним
ничего существенного. Так же поступает и Таррибль, у которого интересно
отметить лишь следующее: он прекрасно понимает, что прибавление пятого
члена (обязательства, возникающие из закона), который имели в виду
вслед за Потье и авторы проекта, является шагом вперед по сравнению
с классификацией институций Юстиниана.
91
Проект стал законом. Вопрос о возникновении обязательств во
французском гражданском кодексе урегулирован IB соответствии с
классификацией Потье. Но в отступление от логически последовательного
проведения этой классификация, в которой договор фигурируют лишь как
одно из оснований возникновения обязательств, хотя и первостепенный по
важности, кодекс слил в одном титуле изложение договорных обязательств с
общими правилами, касающимися обязательств вообще, В результате этого,
как замечают авторы одного из курсов французского гражданского права,
тит. III книги III французского гражданского кодекса не дал полностью ни
общего учения о договорах, ни общего учения об обязательствах 8. Авторы
этого курса задаются вопросом, в чем причины такого отступления от
методологически правильного расположения материала, и указывают на
две. Во-первых, такой причиной явились практические соображе ния, —
большинство обязательств возникает из договоров. Договорное обяза-
тельство является обязательством по преимуществу. Практически договорные
обязательства и обязательства вообще — настолько близкие понятия, что
их часто смешивают. Во-вторых, причиной явилась историческая традиция:
в римском праве договор был только основанием возникновения
обязательств, вещные права были лишь результатом осуществления
определенного способа исполнения обязательств. Правда, во французском
праве договор стал не только основанием возникновения обязательств, но и
основанием приобретения права собственности (ст. 1138 С. С.), но все же
'римская традиция продолжала жить в авторах кодекса.
Мы не можем считать ато объяснение удовлетворительным.
Правда, смешение понятия договорного обязательства с общим понятием
обязательства налицо. Оно особенно бросается в глаза в ст. 1101; здесь
определение обязательства, которое давал Потье, сузилось до определения
договора. У Потье обязательство вслед за римскими источниками
определяется как правовая связанность, принуждающая в отношении
другого лица что-либо дать, делать либо не делать (un lieu de droit qui
nous astreint envers un autre à lui donner quel que chose, ou à faire ou à
ne pas faire quelque chose) 9 . В ст. 1101 французского гражданского
кодекса это определение превращено в определение договора: «Le contrat
est une convention par laquelle une ou plusieurs personnes
s'obligent, envers une ou plusieurs autres, à donner, à faire ou à ne pas
faire quelque chose». Практические соображения ничего не объясняют.
Авторы проекта Тронше, Портали, Биго-Преаменё и Мальвиль (Tronchet,
Portalis, Bigot-Préameneu, Maleville) были, правда, практиками, но они
были вместе с тем и хорошими знатоками цивилистической теории своего
времени. Это верно не только для первых двух, несомненно, наиболее
крупных из четырех, но и для двух остальных. Это совершенно ясно из
доклада Биго-Преаменё, несмотря на неизбежную в те времена реторику, в
которой много ссылок на «естественный разум» (raison naturelle) и много
фраз в стиле тех речей, которые римские историки вкладывали в уста тех
или иных персонажей Римской республики. Да и практические
соображения не только не заставляли это делать, но, казалось,
наоборот, побуждали к надлежащей систематике. В качестве практиков
авторы кодекса несомненно имели много дела и с внедоговорными
обязательствами, например, с обязательствами из деликтов. Правда, эти
обязательства не зани-
92
мали тогда такого большого места во французской судебной
практике, как в настоящее время, когда, по свидетельству одного из крупных
французских специалистов по вопросам гражданской ответственности,
половина, а может быть и больше всех судебных процессов более или менее
непосредственно относятся к этой области 10 . Однако и в то время это
была область, мимо которой не проходило внимание судьи и адвоката.
Еще менее убедительна ссылка на римскую традицию. Прежде всего
неправильно указание, что соглашение не имело в Риме значения как
способ приобретения права собственности. Ведь traditio (была именно
соглашением о передаче права собственности, да к тому же переносившим
это право независимо от того, совершалась ли она для исполнения по
обязательству или нет. Кроме того, совершенно несомненно, как это
показывают многочисленные примеры, что римское влияние прежде всего
передавалось авторам кодекса через того же Потье. Они повторяли его
ошибки в понимании источников римского права, и им никогда не
приходило в голову черпать из римских источников не ч е р е з е г о
посредство, а в о п р е к и ему.
Мы думаем, что причины, которые привели к указанному способу
изложения материала общей части обязательственного права, лежат
гораздо глубже. Они вовсе не специфичны для авторов кодекса, а
характерны для всей буржуаазной цивилистики и для се отношения к
месту договора в системе гражданского права. Поэтому прежде чем
перейти к рассмотрению этих причин, мы продолжим наш обзор вопроса о
классификации оснований возникновения обязательств в буржуазном праве.
Если в вопросе о месте договора в системе обязательственного права
французский гражданский кодекс отступил от тото порядка изложения, который
непосредственно вытекал из принятой кодексом классификации Потье, то в
вопросе об обязательствах, возникающих без соглашения сторон, этот кодекс
точно повторяет свой образец, порой воспроизводя его буквально. Для тою
чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить с цитированными выше
местами из Потье ст. ст. 1370 и 1371 французского гражданского
кодекса. Первая из них имеет чисто описательный характер: «Certains
engagements se forment sans qu'il intervienne aucune convention, ni de la
part de celui qui s'oblige, ni de la part de celui envers lequel il est obligé.
— Les uns résultent de l'autorité seule de la loi; les autres naissent d'un
fait personnel à celui qui se trouve obligé.—Les premiers sont les
engagements formés involontairement, tels que ceux entre propriétaires
voisins, ou ceux des tuteurs et des autres administrateurs, qui ne peuvent
refuser la fonction, qui leur est déférée.—Les engagements qui naissent
d'un fait personnel à celui, qui se trouve obligé, résultent ou des quasi-
contrats, ou des délits ou quasi- délits; ils font la matière du présent titre».
Эта сравнительно длинная статья производит впечатление цитаты из учебного
пособия. За ней непосредственно следует .ст. 1371, дающая определение
quasi-contrat: — «Les sont les faits purement volontaires de l'homme, dont il
résulte un quelconque envers un tiers et quelquefois un engagement
réciproque des deux parties».
В определении понятия quasi-contrat ст. 1371 отступает от
Потье в сле-
93
дующих отношениях. Во-иервых, она не указывает, как это делает
Потье, что действие лица может издавать также и обязанности для другой
стороны, что может иметь место в случае condictio indebiti. Во-вторых,
она добавляет указание на возможность взаимных обязанностей сторон.
Это—отступление более по форме, чем по содержанию. Раз, с точки
зрения Потье, квази-конгракт может создавать обязанности как для
того, кто действовал, так и для другой стороны, то очевидно, что такие
обязанности могут быть и взаимными (negotiorum gestio).
Наибольшая неопределенность во всей классификации имеется в
отношении квази-контракта. Под это понятие французский .гражданский
кодекс подводит два института: а) обязательства из деятельности в
чужом интересе без поручения (negotioriim gestio римского права) и б)
обязательство вернуть недолжно уплаченное (condictio indebiti римского
нрава). Поэтому обсуждение во французской цивилистике классификации
оснований возникновения обязательств, которая дана в кодексе, главным
образом связывалась с критикой либо защитой этого понятия. Понятие
délit (умышленная вина — art. 1382) и quasi-délit (неумышленная,
неосторожная вина — art. 1383), если и сделались, главным образом в
XX веке, предметом больших споров, то не в непосредственной связи с
вопросом о классификации, а как самостоятельная проблема основания
обязательства возместить причиненный вред.
Среди крупных комментаторов Code civil IB XIX веке Обри и Po
(Aubry, Ran) просто воспроизводят определения ст.ст. 1370 и 1371,
другие, например Ларомбьер (Larombière) и Лоран (Laurent), стараются
их уточнить, на конец, третьи просто от них отказываются (Демоломб —
Demolombe). При этом некоторые из этих комментаторов отмечают, что
по существу обязательства из квази-контрактов являются просто
обязательными ex lege (Ларомбьер) 11 Спор перешел в литературу XX
века. Понятие квази-коитракга сохранило до последнего времени
сторонников. Отметим прежде всего Е. Годеме (E, Guaudemet), автора
сравнительно мало известного за пределами Франции, но заслуживающего
внимания, особенно в отношении вышедшей уже после его смерти книги
Theorie générale des obligations. Защита этил автором понятия квази-
контракта тем более интересна, что он, по общему правилу, отнюдь не
является представителем традиционных во французской цивилистике
взглядов. Тем, не менее в данном случае он не находит нужным
отказываться от традиции. Он указывает, что обязательства из квази-
контракта не могут быть отнесены к группе обязательств ex lege. Они не
вытекают непосредственно из закона, так как для их возникновения
необходимо соответствующее действие человека. К числу квази-
контрактов он относит ведение чужого дела без поручения, уплату
недолжного и неосновательное обогащение. Оц прибавляет, таким об разом,
к первым двум видам третий, в кодексе не указанный, но введенный во
французское гражданское право судебной практикой 12. Гораздо менее
интересен другой защитник, понятия квази-контракта—Р. Дамог (R.
Demogue). Он признает понятие квазинконтракта неправильным, в
частности ставит ему в •упрек его индивидуалистический характер.
Констатация, конечно, правильная, но нельзя сказать, чтобы она поражала
новизной и оригинальностью. Вместо индивидуалистической теории
французского кодекса, Демог (предлагает создать
94
новую, построенную на идее социальной солидарности. С обычной
для этого автора расплывчатостью и мысли и формулировок он говорит:
«С социальной точки зрения понимаемый таким образом квази-контракт
покоится на той идее, что в интересах солидарности одно лицо может
требовать определенного права в отношении чужого имущества при условии
принятия на себя определенных обязательств». Посредством этого принципа
Демог объединяет понятием quasi-contrat случаи negotiorum gestio,
принятия наследства, добровольного принятия на себя опеки и частично
некоторые виды неосновательного обогащения (случаи, основанные на
действиях того, за счет кого произошло обогащение другой стороны) 13 .
Конечно, смешно в этой попытке усматривать какие бы то ни было
социальные моменты. Индивидуалистическая теория французского кодекса
имеет перед ней по крайней мере преимущество большей ясности. Сам
Демог, впрочем, не сумел использовать предложенное им понимание
квази-контракта и не построил никакой обобщающей теории. Основным
недостатком понятия квази-контракта была его бессодержателъ ностъ.
Признаки, при помощи которых старались его определить, не дали
возможности построить обобщающую теорию. Естественно, что в
настоящее время многие французские цивилисты от него отказались.
Укажем на некоторые важнейшие взгляды, высказанные по этому
поводу.
Планиоль взял в основу своей классификации мысль, которую мы
находим у Потъе и которую повторяют за ним все сторонники традиционной
классификации. Как было указано выше, Потье считал, что обязательства,
возникающие в результате квази-контрактов, деликтов и квази-деликтов, в
конечном счете тоже основаны на законе. Но только в этих случаях они
возникают из закона не непосредственно, а, в отличие от обязательств из
закона в собственном смысле слова, возникают через посредство
определенного факта, которому закон придал силу порождать обязательство.
Планиоль откинул различие между обязательствами, основанными
непосредственно на законе, и обя|зательствами, основанными на нем через
посредство какого-либо факта. В результате он получает двучленную
классификацию оснований возникновения обязательств: договор и закон.
По его мнению, при отсутствии договора обязательство не может иметь
другого основания, кроме закона. Раз нет воли, сторон, направленной на
создание обязательства, оно может быть создано лишь
волей законодателя. Законодатель, создавая обязательства, стремится либо пре-
•дотвратить вред, который может быть причинен в будущем, либо обязать к
возмещению вреда, уже причиненного.
В случае деликта и квази-деликта наличие вреда незачем,
обосновывать. Случаи, подводимые традиционной классификацией под квази-
контракт, с точки зрения Планиоля, сводятся все к неосновательному
обогащению. Неосновательное же обогащение предполагает обогащение одной
стороны за счет другой, т. е. вред для обедневшего. Во всех трех случаях,
таким образом, есть вред, который подлежит возмещению. Во всех
остальных случаях, подводимых традиционной классификацией под понятие
обязательств, основанных непосредственно на законе, дело идет, по утвер -
ждению Планиоля, о предотвращении будущего вреда. K числу таких обяза-
тельств он относит обязательства из соседских отношений, обязательство быть
95
опекуном, обязанность управлять чужим имуществом,
обязанность родителей воспитывать детей, алиментную обязанность,
обязанность соблюдать профессиональную тайну, обязанность претерпевать
иски о недействительности сделок и о расторжении договоров и даже
обязанность воздерживаться от действий, караемых в силу уголовного
закона. В этом несколько странном перечне сказывается присущее
Планиолю смешение понятий обязанности и обязательства 14 . Кроме
обязательств из соседства и алиментных обя зательств, больше
никаких обязательств в собственном смысле слова в списке не имеется.
Отметим, что указание Планиоля на присущую последней группе
обязательств цель предотвращения будущего вреда является довольно
поверхностным, так как будущий вред заключается как раз в
неисполнении обязательства. Вред, который предотвращается,
например алиментным обязательством, заключается в неполучении
алиментов управомоченным лицом.
Вслед за Планиолем авторы другого распространенного курса
гражданского права, Колен и Капитан (A. Colin et H. Capitant),
предложили делить все основания возникновения обязательств на
четыре группы: договор, одностороннее волеизъявление,
правонарушение и закон . С принципиальной стороны эта классификация
15
5. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ,
НЕПОСРЕДСТВЕННО НАПРАВЛЕННЫХ НА ЗАЩИТУ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ И ЛИЧНОЙ СОБСТВЕННОСТИ
Обязательственные правоотношения могут быть непосредственно
направлены не только на выполнение заданий, вытекающих из
государственного плана народного хозяйства, и на удовлетворение
материальных и культурных потребностей граждан, но также и на защиту
имущества советского государства, колхозов и других кооперативных и
общественных организаций, а также имущества граждан. Защищая это
имущество, такого рода обязательства обеспечивают выполнение плана
народного хозяйства и удовлетворение материальных и культурных
интеросов граждан.
Советское государство как взятое в целом, так и в лице отдельных
государственных учреждений и предприятий, а также колхозные и другие
кооперативные и общественные организации обладают определенным
имуществом, составляющим социалистическую собственность (ст. ст. 5, 6,
7 Конституция СССР). Граждане обладают имуществом, составляющим их
личную собственность (ст. ст. 7 и 10 Конституции СССР). Деятельность
государства и его органов, а также деятельность колхозных и других
кооперативных и общественных организаций увеличивает принадлежащее
им имущество. Неуклонно растет богатство социалистического общества, все
более обеспечивая благосостояние трудящихся и приближая нашу страну ко
второй фазе коммунизма, к полному удовлетворению каждого по его
потребностям. Обязательства, направленные на защиту социалистической
собственности, защищают не только имущество, которым
государство, .колхозные и другие кооперативные и обще-
138
ственпые организации обладают в каждый данный момент, но
защищают и то имущество, которое было бы создано и
получено, не будь тех фактов, которые являются основанием для
возникновения интересующих нас здесь обязательств. Равным образом
гражданин, выполняя свой долг перед социалистическим обществом и
занимаясь общественно-полезным трудом, приобретает те трудовые
доходы, которые, в силу ст. 10 Сталинской Конституции, составля ют его
личную собственность. Обязательства, непосредственно направленные на,
защиту этой собственности, служат для защиты яе только имущества,
которым гражданин уже обладает, но и возможности получить
имущество в результате своей работы. В этом смысле можно сказать, что
закон защищает имущественные возможности.
Конечно, закон не может защищать всякого рода возможности,
не может принимать во внимание более или менее гадательные расчеты.
Закон защищает лишь имущественные возможности, которые учитываются
в практике социалистического строительства и в социалистическом быту,
как такие, которые действительно будут реализованы. Например,
гражданину причинено увечье, лишившее его трудоспособности. Дело
идет не о возмещении за принадлежащее ему имущество, а о
возмещении за то имущество, которое он еще не заработал, за кoтоpoe
он получил бы, если бы остался трудоспособным. Закон, защищая
имущество советского государства, колхозных и других кооперативных и
общественных организаций, а также имущество граждан, принимает во
внимание не только статику, но и динамику имущественных отношений,
движение этих отношений в социалистическом хозяйстве, связанность
имущественных отношений каждого субъекта с социалистическими
имущественными отношениями в целом. Действующее советское право
знает ряд обязательственных отношений, непосредственно направленных
на защиту имущества советского государства, различного рода
юридических лиц и граждан. Остановимся на этих институтах в тех
пределах, в каких это нужно для вопроса о системе оснований
возникновения обязательств по советскому праву.
1. Важнейшим из институтов рассматриваемой группы
бесспорно являются обязательства из причинения вреда,
урегулированные в ст. ст. 403—415 ГК, также в некоторых других
законодательных актах (например, в Кодексе тор гового мореплавания
СССР, в Воздушном кодексе CССP и др.). Основные принципы этого
института выражены в ст. 403 ГК следующим образом:
«Причинивший вред личности или имуществу другого обязан
возместить причиненный вред. Он освобождается от этой обязанности,
если докажет, что он не мог предотвратить вреда, либо что был
управомочен на причинение вреда, либо что вред возник
вследствие умысла или грубой неосторожности самого потерпевшего .
Ст. 410 добавляет к этому: «возмещение за вред должно состоять в
восстановлении прежнего состояния, а поскольку такое восстановление
невозможно — в возмещении причиненных убытков». Согласно
терминологии, которой пользовались в Учебнике гражданского
права 1 и которая до сих пор не вызывала возражении в нашей
цивилистической литературе, вредом мы называем всякое умаление
того или иного личного или имущественного блага. Например,
личным вредом мы называем ухудшение здоровья потерпевшего,
оклеветание потерпевшего и т. д. Вред, нанесенный имуществу
(порча вещи
139
и т. п.), мы называем убытком. Необходимо точно представлять
себе соотношение этих двух понятий. В p е д— понятие более общее,
убыток пo отношению к в p е д у является понятием видовым. Не надо,
однако, думать, что может иметь место либо вред, как умаление личного
блага, либо вред, как умаление имущественного блага (т. е. убытки).
Личный и имущественный вред могут быть тесно связаны друг с другом
и наступить в результате одного и того же правонарушения.
Например, телесное повреждение приводит к утрате трудоспособности
и потере заработка.
Обязательства из причинения вреда, как и все обязательственное
право, относятся к имущественному праву. Возмещение вреда прежде всего
означает восстановление прежнего состояния. Например, в случае
повреждения здоровья ответственное за это лицо должно дать потерпевшему
возможность восстановить свое здоровье, т. е. оплатить необходимые для
этого расходы по лечению. Восстановление прежнего состояния даже тогда,
когда дело идет о вреде, причиненном непосредственно личности
потерпевшего, всегда требует жакой-то имущественной жертвы со стороны
ответственного лица. В этом заключается одна из особенностей
гражданской ответственности, которую поэтому нередко и правильно
называют имущественной ответственностью.
В качестве одного из видов имущественной ответственности
обязательства из причинения вреда всегда непосредственно направлены на
возмещение вреда имуществу, на компенсацию потерпевшему его
имущественных потерь. П о э т о м у э т и о б я з а т е л ь с т в а
прежде в с е г о н е п о с р е д ственно н а п р а в л е н ы на о х р а н у
с о б с т в е н н о с т и , с оц и а л и с т и ч е с к о й или личной. Личные
блага, которым причинен вред правонарушением (жизнь, здоровье,
честь и др.), охраняются обязательствами из причинения вреда не прямо, а
посредственно. Потерпевшему возмещается имущественный вред, связанный
с вредом личным. Возмещение в виде восстановления прежнего состояния
также является возложением на ответственное лицо тех имущественных
жертв, которые для этого необходимы.
Наше действующее право не знает возмещения так называемого
неимущественного вреда. Если в той или иной степени ввести такое
возмещение в наше право, то формулированные выше положения не
изменятся. Действительно, возмещение так называемого неимущественного
вреда основано на следующих соображениях. Человеку причинен личный
вред, который не может быть устранен никакими имущественными
затратами; Например, вследствие увечья он обречен в будущем на
неустранимые страдания (слепота, паралич и т. д.). Для того чтобы
получать от жизни удовлетворение, приближающееся к тому, которое
получает нормальный человек, ему необходимы лишние затраты. Эти
лишние затраты не устранят его страданий, но уменьшат их. Добавочное
возмещение за такой вред избавляет потерпевшего от таких затрат,
перекладывает их на ответственное лицо. В конечном счете дело все же идет
об обеспечении имущественного положения потерпевшего,—следовательно, о
защите его личной собственности. Определенные расходы снимаются с его
имущества и перекладываются на имущество ответственного лица 2.
Защищая имущество физических и юридических лиц, обязательства
из причинения вреда защищают тем самым и те личные и имущественные
блага и со-
140
ответствующие им права, от которых зависит имущественное
положение потерпевшего и для восстановления которых необходимы те или
иные имущественные жертвы. Обязательства из причинения вреда не
являются ни единственным, ни универсальным средством защиты прав. Они
обладают своими специфическими особенностями, которыми и определяются
поле их применения и их значение, среди других мер охраны прав (другие меры
гражданского права, уголовно-правовые и административные мероприятия).
Какой же фактический состав порождает обязательство из
причинения вреда? Общее правило содержится в ст. 403, из которой легко
извлечь элементы этого состава. Обязательству из причинения вреда
возникают при наличии следующих фактов: 1) противоправность
поведения причинителя вреда, 2) вина причинителя вреда ,3) вред на
стороне потерпевшего; 4) причинная связь между противоправным
поведением лричинителя вреда и вредом, нанесенным потерпевшему. При
отсутствии третьего (вред) и четвертого (причинная связь) из этих
элементов обязательство возместить вред вообще возникнуть не может.
Иное значение имеют первые два элемента (противоправ ность и умысел
или неосторожность). Нам необходимо поэтому несколько на них
остановиться для того, чтобы разграничить различные виды оснований
возникновения обязательств.
Правонарушением мы называем поведение человека (действие либо
воздержание от действия), противоречащее норме права. Соответственно этому
правонарушением в социалистическом советском праве будет поведение
человека, противоречащее норме социалистического советского права.
Советское право содержится прежде всего в законах, издаваемых в
порядке, определенном Конституцией СССР и конституциями союзных и
автономных республик, а также во всякого рода нормах, издаваемых на
основе закона и в соответствии с ним компетентными государственными
органами. Кроме того, в силу закона в некоторых редких случаях
обязательную силу имеют обычаи. Наконец, ст. 130 Конституции СССР
обязывает каждого гражданина уважать правила социалистического
общежития. Таким образом, все содержание советского права в конечном
счете основано на законе. Мы не можем здесь останавливаться яа крайне
интересном вопросе о значении правил социалистического общежития для
гражданского права. Нам уже приходилось указывать на громадную роль,
которая принадлежит им в области гражданской ответетвен- лости. Во
всяком случае, мы считаем бесспорным, что в вопросе о правомерности
или неправомерности чьего-либо поведения нельзя не учитывать правил
социалистического общежития. Вопрос о правилах социалистического
общежития еще ждет своих исследователей. Он сможет быть обстоятельно
разработан лишь совокупными усилиями представителей различных
юридических дисциплин. Рассмотрение его выходит за пределы нашей
специальной темы. Для нас необходимо лишь констатировать, что правила
социалистического общежития, в силу Конституции СССР, должны быть
приняты во внимание при оценке правомерности или неправомерности того
или иного поведения 3.
Правонарушением может быть лишь поведение человека, т. е.
действие или воздержание от действия. События (состояния), т. е. факты,
которые не зависят от воли человека, не могут быть ни правомерны, ни
неправомерны. Такого
141
рода факты играют большую роль в гражданских правоотношениях.
Самые разнообразные факты этого рода, — начиная от вращения земли
вокруг солнца, которым мы измеряем время и на котором основываем наш
календарь, и кончая смертью человека от болезни или вследствие
старости,—имеют значения, для возникновения, изменения и прекращения
гражданских правоотношений. Легко умножить эти примеры. Но и без этого
можно констатировать, что квалификация таких фактов, как правомерных
или неправомерных, яе имеет смысла. Право регулирует общественные
отношения, т. е. отношения между людьми. Лишь человеческое поведение
может быть правомерным или неправомерным. Нередко мы встречаем
состояния, которые были вызваны поведением человека. Вследствие
причинения одним лицом другому увечья для потерпев шего наступило
состояние нетрудоспособности. Неправомерным может быть лишь то
поведение, которое вызвало наступление этого состояния, но не самое
состояние.
Утверждение, что правомерным или неправомерным может быть
лишь поведение человека, но отнюдь не какие-либо другие факты, как нам
кажется, не заслуживает более подробного обоснования, несмотря на то, что
противоположное мнение и высказывалось в буржуазной юридической
литературе 4. Если исходить из единственно правильного положения, что
право регулирует отношения между людьми, то другого ответа на вопрос и не
может быть. Гораздо более интересен другой вопрос, а именно: является да
правонарушением лишь самый факт поведения, противоречащего праву,
или же правонарушением можно считать только поведение того, кто,
вопреки закону, поступает умышленно или неосторожно. Ответ на этот
вопрос имеет большое значение для выявления системы оснований
возникновения обязательств по советскому праву.
В буржуазной юридической литературе уже сравнительно давно
возник спор по этому вопросу. Ряд авторов утверждал, что
правонарушением может быть лишь субъективная неправда, т. е. такое
поведение человека, которое вызвано его умыслом либо
неосторожностью. Эту точку зрения отстаивал криминалист А. Меркель
(A. Merkel), который считал, что поведение человека, не вызванное
субъективными моментами, умыслом или неосторожностью, не может со-
держать в себе отрицания права. Против взглядов А. Меркеля
выступил Иеринг, указавший, чта в случае объективной неправды, т. е.
противоправного поведения, ве вызванного умыслом или
неосторожностью, нет вины, но все же есть человеческая воля. Если
третье лицо bona fide владеет чужой вещью и не возвращает ее, то мы
имеем дело с человеческой волей, которая противостоит воле собственника
и препятствует последнему осуществить свое право. Иеринг поетому
считает правильным ;различать два вида противоправного поведения —
объективную и субъективную неправду 5.
Взгляд, высказанный Меркелем, получил подробное обоснование в
работе Гольд фон Фернека (Hold v. Ferneck), аргументация которого
сводится к следующим положениям. Поведение человека может быть
противоправным лишь потому, что оно является нарушением
обязанности. Законодатель, устанавливая определенную обязанность,
рассчитывает на ее выполнение. Но ожидать выполнения обязанности он
может только от лиц дееспособных и притом лишь при условии, что они
могли дать себе отчет в своих поступках. Закон
142
может требовать от человека лишь такого поведения, которое
можно ему вменить 6 . Недееспособный, а также я дееспособный, который
не мог дать себе отчет в значении своего поступка, не являются
правонарушителями. Дети, душевнобольные и слабоумные поэтому не
являются субъектами обязанностей. В действительности субъектами
обязанностей, которые им приписываются, являются другие лица. Гольд
фон Фернек указывает, что юристы обычно говорят об обязанностях
всякий раз, как об атом говорит закон. При этом они не задаются
вопросом о том, что же представляет собой обязанность. В про-
тивоположность этому он считает своей заслугой указание на
психологическую сторону вопроса 7.
Последовательное проведение взглядов Гольд фон Фернека
потребовало бы радикальной перестройки основных понятий гражданского
права. Однако этот радикализм ни в малейшей степени не направлен на
социальное содержание права и нисколько не затрагивал бы по существу
не только основ, но и деталей буржуазного права. Гольд фон Фернек сам
признает, что его точка зрения лишь кажущимся образом противоречит
той, которую он в противоположность психологической называет
юридической, — практически и та ж другая приходят к одним и тем же
выводам (конечно, в пределах буржуазной социальной юридической
системы).
Для нас взгляды Гольд фон Фернека представляют интерес лишь
потому, что они дают нам возможность противопоставить им
методологически правильное понимание противоправности.
Все построение Гольд фон Фернека основано на двух предпосылках:
а) по собственному его признанию, он является представителем
психологизма, т. е. переносит в область юридических отношений
положения, заимствованные из психологии;
б) другой предпосылкой является понятие адресата, правовой
нормы; правая норма рассматривается им как волеизъявление
законодателя, адресо-нное дееспособным лицам и действующее лишь
постольку, поскольку оно восринято или должно быть воспринято.
В общественных науках нередко прибегали к психологическим
объяснениям с целью придать той или иной экономической либо юридической
теории псевдо-реалистическую окраску. Типичным примером этого в
юридической науке была психологическая теория права Петражицкого.
Такую же псевдо-реалистическую теорию противоправности предлагает и
Гольд фон Фернек. На самом деле она реалистической не является, так
как построена на неправильных методологичееких предпосылках, на
непонимании и на игнорировании социальной природы права.
Юридическая наука является общественной наукой и как всякая
общественная наука она не может игнорировать психологические
факты, в частности интеллектуальные и волевые свойства человека,
но не может также строить на этих фактах здание общественных
отношений и выводить из них правовые категории.
Правовые нормы, юридические отношения, права и обязанности
людей отнюдь не являются психологическими фактами. Они явля-
(»циальными фактами, т. е. относятся к -качественно иной области.
143.
Выше мы уже приводили данное Марксом определение
юридического отношения как волевого отношения, в котором
отражается экономическое отношение8. Маркс очень хорошо
подчеркивает «волевое отношение», а не «воля», т. е. имеет в виду не
психологический факт (воля как психологическое состояние), а факт
социальный (волевое отношение между людьми). Наличие воле вого
отношения отнюдь не означает, что в психике лиц, связанных
.юридическим отношением, в течение всего времени существования
отношения должны иметь место определенные волевые психические
состояния.
Юридическое отношение не прекращается от того, что
участники его спят, о нем не думают или даже не знают о нем. Должник
не перестает быть должником от того, что он забыл о своем долге или
не знал о нем (например, оказавшись должником в качестве наследника).
Реальность юридического отношения не есть реальность психического
состояния, а реальность его содержания, определяемого соответствующими
экономическими отношениями. Оно реально как содержание воли
господствующих классов, выраженной в правовых нормах, применение
которых обеспечивается принудительной силой государства. Государство
как организация господствующего класса обеспечивает осуществление
правовых норм, в которых выражена воля этих классов. Конечно, для
применения правовых норм и для реализации юридических отношений
нужны определенные конкретные волевые акты тех или иных лиц.
Правовые нормы и соответствующие им юридические отношения
приводят к этим волевым актам и предполагают их, но отождествление
права и юридических отношений с этими волевыми актами является
грубой ошибкой.
Очень поверхностной и неправильной является также и вторая
предпосылка Гольд фон Фернека: законодателя и адресата правовой
нормы он ставит как бы в положение лиц — участников в гражданско-
правовой сделки, правовая норма, закон, как бы приравнивается к
односторонней сделке, для действительности которой необходимо, чтобы
она была воспринята тем, кому она адресована. На немецком юридическом
языке такая сделка называется empfang-bedürftigte Willenserklärung-
Издание закона рассматривается так же, как, например, заявление
одного контрагента другому о расторжении договора или как
заявление стороны в альтернативном обязательстве о произве денном
ею выборе. Конечно, законы публикуются во всеобщее сведение. В совет-
ском государстве, в отличие от буржуазных, принимаются широкие меры для
ознакомления граждан с советским правом. Одной из наиболее
действительных мер в этом отношении является гарантированное и
обеспеченное Конституцией СССР право на образование (ст. 121) и
колоссальный, непрерывно продолжающийся подъем культурного уровня
трудящихся после Великой Октябрьской революции. Но все же действие
закона не может быть поставлено в зависимость от ознакомления с ним
того или другого гражданина или от способности его ознакомиться с
законом. Закон, устанавливая определенный порядок, обеспечивает его
осуществление независимо от того, жак он понят и понят ли отдельным
лицом. В этом особенность закона как мероприятия госу дарственной
власти, обязательного для всякого и каждого. Это не значит, что в
отдельном конкретном случае не будет принято во внимание извинительное
незнание тем или другим лицом закона. Но знание или незнание
закона
144
отдельным лицом или лицами не может быть у с л о в и е м
е г о применения.
Неправильность предпосылок приводит и к неправильному
выводу. Гольд фои Ферев смотрят на правовую норму как на правило,
несоблюдение которого можно вменить в вину человеку, на
правонарушение — как на умышленное пли неосторожное нарушение
правовой нормы. Психический факт (умысел, неосторожность), с которым
право считается, который оно n p и и и м а е т во внимание, сделан
характерным признаком: правовой нормы и правонарушения.
Между тем, если право считается с умыслом и не осторожностью,
то это не значит, что там, где нет умысла и неосторожности, право не
имеет значения и не может быть правонарушения. Закон связывает
определенные последствия и с теми случаями человеческого поведения,
когда лицо, нарушающее норму, летает это без умысла и не по
неосторожности. Так, например, должник, не погашающий своего долга,
нарушает закон, хотя бы он не знал, что он является должником.
Добросовестный приобретатель похищенной или утраченной вещи должен
вернуть ее собственнику. Должником и вообще обязанным лицом может
быть малолетний, душевнобольной или .слабоумный, т. е. лица, которые
неспособны понимать значение своих поступков. В отношении
недееспособных закон, как известно, устанавливает особый порядок их
представительства (опека), который обеспечивает возможность их
участия в гржданских правоотношениях в качестве субъектов прав и
обязанностей. Но некоторые последствия нарушения права закон
связывает не просто с фактом противоправного поведения, а с более
сложным фактическим составом — с умышленным или неосторожным
противоправным поведением (например, уголовная .кара, гражданская
ответственность по ст. 403 ГК). Таким образом, Иеринг был прав, когда
различал два вида противоправного поведения : а) объективно
противоправное поведение и б) субъективно противоправное поведение.
Будучи правильным по существу, это различие, однако, получило
неудачное терминологическое выражение. Термин «субъективное
правонарушение» (субъективная неправда), который довольно широко
распространен, может вызывать неправильное представление. Он может
навести на мысль, что дело идет о случае, когда лицо полагает, что оно
действует неправомерно, хотя на самом деле его поведение может быть
и правомерным. Этот термин может быть истолкован в том смысле, что
в понятие умысла, а также и неосторожности входит сознание
неправомерности поведения. Между тем дело совсем не в этом. В случае
субъективио-противоправного поведения (субъективной неправды)
самый факт правонарушения, т. е. противоречия поведения правовой
норме, дан объективно, а совсем не обязательно в сознании
правонарушителя. В сознании правонарушителя понимание неправомерности
может быть, а может и не быть.
Так называемая субъективная противоправность есть сложный
фактический состав, состоящий из факта противоправного поведения
(правонарушения) плюс наличие у правонарушителя умысла или
неосторожности. При этом ни в понятие умысла, ни тем более в
понятие неосторожности не входят в качестве необходимого элемента
сознание деятелем противоправности своего поведения. У м ы с е л
или неосторожность лица, обусловившие
145
с о в е р ш е н н о е им правонарушение, н а з ы в а е т с я
виной. В и н а я в л я е т с я т а к и м о б р а з о м о п р е д е л е н н ы м
п с и х и ч е ским с о с т о я н и е м правонарушителя, В определение
вины необходимо ввести указание на противоправность обусловленного
умыслом или неосторожностью действия. Действие может быть
умышленное, т. е. деятель может предвидеть и желать
наступления .результата, но он не будет виновным, если действие не
является противоправным. Равным образом неосторожность будет виной
только в случае, если вызванное неосторожностью действие будет
противоправным.
Фактическим составом, порождающим, в силу ст. 403 ГК,
обязательства возместить вред, является виновное причинение вреда, т. е.
умышленное или неосторожное правонарушение, причинившее вред. Ст.
403 ГК формулирует требование противоправности отрицательным
образом («причинивший вред личности или имуществу другого обязан
возместить причиненный вред. Он освобождается от этой обязанности, если
докажет..., что был управомочеи на причинение вреда...»). Кроме того, она
формулирует это требование в общей форме, т. е. не дает ни перечисления
отдельных фактических составов неправомерного поведения, ни
перечисления случаев правомерного поведения. Ст. 403, таким образом,
не знает отдельных гражданских деликтов, а знает единый общий
гражданский деликт. Всякий неправомерно, умышленно либо неосторожно
причиненный вред порождает обязательство его возмещения. Воп-Сос о
специальных деликтах или об общем деликте в гражданском праве
представляет большой интерес не только сам по себе, но и для нашей
темы. Поэтому мы должны на нем остановиться, начав с историко-
юридической справки.
Римское право не знало обязательства возместить всякий
противоправный вред. Деликтные иски были индивидуализированы, т. е.
они возникали лишь при наличии специальных фактических составов.
Противоправность причинения вреда была необходима для всякого
требования о возмещении вреда («nemo damnum facit, nisi qui id
facît quod facere jus non habet», D, 50, 17, 171), но эти требования
могли возникнуть лишь при наличии определенных составов 9.
Изданное в конце XVIII века (1794 г.) Прусское земское
уложение говорило следующее: Schade heisst jede Verschlimmerung des
Zustandes eines Menschen in Ansehung seines Körpers, seiner Freiheit oder
Ehre, oder seines Vermögens (I 6, § I). Несмотря на это довольно
широкое перечисление, в Прусском земском уложении еще нет общей
формулировки гражданского правонарушения. Решительный шаг в этом
направлении сделал французский гражданский кодекс, который дает
знаменитую формулу: «Tout fait quelconque de l'homme, qui cause à
autrui un dommage, oblige celui par la faute du quel il est arrivé, à le
reparer» (ст. 1382). Элемент противоправности, как это и признают
французская цивилистическая наука и судебная практика, включен в
понятие вины. Подготовителыные работы к кодексу не оставляют
сомнения в там, что, говоря о вине, кодекс имеет в виду в частно сти и
элемент противоправности. Докладчик по вопросу о внедоговорных обя-
зательствах в Государственном Совете — Трельяр — говорил:
«Действия,
146
порождающие эти обязательства, могут быть либо дозволенными,
либо неправомерными. Действия дозволенные образуют так называемые
квази-контракты; факты неправомерные являются деликтами иди квази-
деликтами» 10. Докладчик по этому же вопросу в Трибунате — Бертран де
Грейль — формулировал ту же самую мысль 11 . Французская судебная
практика широко использовала ст. 1382 в .качестве общего средства
защиты гражданских прав буржуазного общества, т. е. в первую очередь
частной собственности и фигурирующей в буржуазной идеологии под
разными названиями (чаще всего под названием свободы договоров) свободы
для владельцев средств производства зксплоатировать представителей
наемного труда. Ст. 1382 сделалась одной из наиболее цитируемых в
решениях французских судов. Она давала большие возможности и ставила
мало преград для защиты против всякого посягательства, которое суды
признавали противоправным. Простор, оставляемый ее формулировкой,
соответствует общему характеру французского гражданского кодекса,
который, избегая казуистики, предпочел давать основные принципы
буржуазного права в форме, порой приближающейся к декларации. 12
По пути французского кодекса пошло и австрийское
гражданское уложение 1811 г. (Allgemeines bürgerliches Gesetzbuch).
Это уложение также в общей форме устанавливает, что обязанность
возместить вред предполагает противоправность поведения
причинителя, — и не дает при этом ни перечисления отдельных
правонарушений, ни понятий для отдельных случаев
противоправного поведения. Согласно § 1294, «Der Schade entspringt
entweder aus einer widerrechtlichen Handlung, oder
Unterlassung eines Ändern oder aus einem Zufalle. Die
widerrechtliche Beschädigung wird willkürlich, oder unwillkürlich
zugefügt. Die willkürliche Beschäaber gründet sich teils in einer bösen
Absicht, wenn der Schade mit Wissen und Willen; teils in einem
Versehen, wenn er aus schuldbarer oder aus Mangel der gehörigen
Aufmerksamkeit, oder des verursacht worden ist. Beides wird ein
Verschulden». § 1295 добавляет к этому: «Jedermann ist berechtigt,
von demger den Ersatz des Schadens, welchen dieser ihm aus
Verschuldenfordern...».
Интересно отметить ту позицию, которую занимало в этом
вопросе законодательство дореволюционной России. Свод законов (т.
X, ч. 1) рассматривал отдельно вознаграждение за вред и убытки,
причиненные преступлением или проступком (ст. 644 и след.), и
вознаграждение за вред и убытки, последовавшие от деяний, не
признававшихся преступлениями и проступками ст. 684).
Соответствующие ст.ст. т. X, ч. 1 появились лишь в 1851 г. в
результате работы комиссии Блудова. Ст. 644 совершенно отчетливо
предполагала понятие противоправного поведения: «Виновный
в .совершении какого-преступления или проступка, несмотря на то, с
предумышленней или оного учинено им сие преступление, обязав
вознаградить за все непооредственно причиненные сим действием его
вред и убытки». Наоборот, буквальное содержание ст. 684 не указывает
на противоправность причинения вреда: «Всякий обязан вознаградить
за вред и убытки, причиненные кому-либо его деянием или
упущением, хотя бы сие деяние или упущение и не составляли
147
ни преступления, ни проступка, если только будет доказано, что
он не был принужден к тому требованиями закона или правительства или
необходимой личной обороной, или же стечением таких обстоятельств,
которых он не мог предотвратить». Статья expressis verbis освобождала
от ответственности лишь в случае, если причиниталь был принужден
требованиями закона или правительства, и умалчивала о случае
управомочия, т. е. о правомерно причиненном вреде.
Ст. ст. 644 и 684 доставили много забот дореволюционным
комментаторам. Классификация, поставившая гражданскую
ответственность в зависимость от признаков, заимствованных из
уголовного закона (преступление и проступок), не была связана с
существом обязательства возместить вред. Случайное распределение
материала между двумя рубриками привело к неустранимым
противоречиям (например, освобождение от ответственности за случай
было предусмотрено лишь для деяний, запрещенных в качестве
преступле-вия или проступка,—ст. 647). Наиболее правильное
объяснение было основало на истории указанных статей. Авторы закона
1851 года имели в виду воспроизвести в ст.от. 644 и 684 деление на
деликты и квази-деликты, содержащееся в ст.ст. 1382 и 1383
французского гражданского кодекса, но сделали это крайне неудачно,
опутав понятие умышленного правонарушения (délit) с понятием
уголовно-караемого, а неосторожное правонарушение (quasi-délit) с
понятием уголовно не караемого 13. Авторы закона 1851 г., невидимому,
не имели в виду отказаться от признака противоправности пове дения, как
необходимого условия для возникновения обязанности возместить
причиненный вред. Так понимала ст. 684 сенатская практика, которая
неоднократно указывала, что для возникновения обязанности возместить
причиненный вред необходимо нарушение какого-либо права
потерпевшего и что, в частности, по смыслу ст. 684, ответственность
наступает «вследствие деяний, которые учинившее их лицо не имело
права совершать, и упущений, допущенных лицом, обязанным и имевшим
возможность их предупредить или предотвратить» 14. На той же точке
зрения стояли и дореволюционные комментаторы.
Таким образом, дореволюционное право не ставило
возникновение обязательств из причинения вреда в зависимость от тех
нли иных определенных составов. Оно знало общий гражданский
деликт.
Швейцарское обязательственное право 1881 года также требовало
противоправности для возникновения обязательства возмещения вреда.
Посвященная втой теме гл. II была озаглавлена: «Die Entstehung durch
unerlaubte Handlungen». Однако самый текст ст. 41, с которой
начинается эта глава, умалчивал об этом («Wer einem Anderen
widerrechtlich Schaden zufügt, sei es mit Absicht, sei aus
Fahrlässigkeit, wird ihm zum Ersätze verpflichtet»). Это упущение
было исправлено при пересмотре обязательственного права в 1911 т., в
котором ст. 41 начинается словами: «Wer einem Anderen widerrechtlich
Schaden zufügt...». Получившийся текст не был затронут ревизией
1936 г. Таким образом, швейцарский закон также говорит о
противоправности ü общей форме, не перечисляя отдельных деликтов.
По иному пути пошло германское гражданское уложение.
Павдектная док-
148
трина, оказавшая столь сильное влияние на эту кодификацию,
пришла к общему признании противоправного поведения как основания
(при наличии вины), порождающего обязательство из причинения вреда,
и вышла, таким образом, за пределы текстов гостиниановской
кодификации, которая хотя и широко допускала соответствующие иски,
но в принципе знала все же лишь отдельные иски из причинения
вреда. Но германское гражданское уложение сочло этот путь опасный,
как слишком: расширяющий поле гражданской ответственности. Оно
избрало средний путь между римским правом и ст. 1382 французского
гражданского кодекса. Denkschrift zum Entwurt eines BGB указывает,
что германское гражданское уложение по образцу большинства
кодификаций нового времени отказалось от установленной по римскому
образцу гражданской ответственности лишь за определенные
правонарушения. Германское уложение в общей форме устанавливает
предпосылки такой ответственности, но при «том не идет так
далеко, как французское право, допускающее ответствен ность за
всякое противоправное умышленное или неосторожное причинение
вреда 15. Германское гражданское уложение исходит из следующего
противопоставления, формулированного в цитированном выше
Denkschrift: «Правовая сфера отдельного лица определяется частью
принадлежащими ему правами, частью общими, преимущественно
относящимися к уголовному праву правилами, которые для защиты
такого лица запрещают или предписывают какое-либо действие
другого лица» î6. В соответствии с этим германское гражданское
уложение различает в § 823, с одной стороны, нарушения субъективного
гражданского права, с другой—противоправные посягательства на жизнь,
тело, здоровье или свободу другого лица и, наконец, нарушение какого-
либо иного закона, направленного на охрану другого лица (§ 823: Wer
vorsätzlich oder fahrlässig das Leben, den Körper, die Gesundheit, die
Freiheit, das Eigentum oder ein sonstiges Recht eines Anderen
widerrechtlich verletzt, ist dem Anderen zum Ersätze des daraus
entstehenden Schadens verpflichtet. Die gleiche Verpflichtung trifft
denjenigen, welcher gegen ein den Schutz eines Anderen bezweckendes
Gesetz verstösst. Ist nach dem Inhalte des Gesetzes ein Verstoss
gegen dieses auch ohne Verschulden möglich, so tritt, die Er -
satzpflicht nur im Falle des Verschuldens ein»). Таким образом,
германское гражданское уложение не знает обязательства возместить
всякий противоправно умышленно или неосторожно причиненный вред.
В силу § 823, обязательство возместить вред возникает лишь в трех
следующих случаях: 1) если совершено посягательство на
собственность либо на иное субъективное право; 2) если совершено
посягательство на жизнь, тело, здоровье и свободу другого зица; 3) если
нарушен закон, имеющий целью охрану чьих-либо интересов.
Правда, некоторые германские авторы придерживаются другого
толкования и оттают, что § 823 относит к числу субъективных
пражданских прав и право на жизнь, на собственное тело, здоровье, и
свободу. В таком случае следовало бы признать, что § 823
устанавливает обязательство возместить вред в случае нарушения
чьего-либо субъективного права, а также в случае -нарушения закона,
охраняющего чей-либо интерес. Однако судебная практика не приняла
это толкование, находя, что то не соответствует ни точному смыслу §
823, ни его истории. Таким образом, как ни широко формулированы
149
в германском гражданском уложении три случая, когда
возникает обязательство возместить вред, все же общего признания
ответственности за всякий противоправный вpeд оно не знает. Кроме трех
случаев, указанных вг § 823, германское гражданское уложение
указывает еще один принципиально важный случай—в § 826. Согласно
этому параграфу, умышленное причинение вреда способом, противным
добрым нравам, обязывает возместить причиненный таким образом
вред. Вместе с тремя составами, установленными § 823, состав,
указанный в § 826, образует четыре основных гражданских деликта.
Кроме того, германское гражданское уложение знает еще ряд
специальных деликтов (§§ 824, 825, 831, 832, 836, 837, 838, 839).
Хотя все эти параграфы и расширяют поле применения обязательств
из причинения вреда, однако они не меняют принципиального отрицания
германским правом общего гражданского деликта 17.
Буржуазные кодификации XX века склоняются к признанию общего
гражданского деликта.
Так, например, китайский гражданский кодекс 1929 г. в § 184
формулирует следующее правило: «Кто умышленно или по
неосторожности противозаконно нарушит принадлежащее другому
право, обязан возместить ущерб. То же правило применяется в том
случа«, когда кто-либо умышленно причинит другому ущерб
способом, противным добрым нравам».
Обособленно от континентального буржуазного права стоит
английское law of torts. Оно до настоящего времени в основной своей
массе состоит из судебных 1 прецедентов. В этих судебных
прецедентах кристаллизировался ряд фактических составов,
охватывающих типичные случаи правонарушений. Так как английские
суды не любят формулировать общие принципы, то в их решениях нельзя
найти формулы генерального гражданского деликта, охватывающей
отдельные составы. Однако они проявляют довольно широкое усмо-
трение в расширении случаев ответственности. В английской
литературе вопрос является предметом оживленного спора. Одни, как,
например, Салъмовд (Salmond), считают, что ответственность наступает
лишь в случае совершения определенного деликта, фактический состав
которого установлен правом, т. е. склоняются к тому, что существует
numerus clausus фактических составов, порождающих обязательство
возмещения 18 . Другие, как, например, Поллок, стоят на точке зрения
генерального гражданского деликта и считают, что вся-ксе
правонарушение при наличия других необходимых условий порождает
обязательство возместить вред je.
Таким образом, буржуазное гражданское право в разных странах
пользуется разными приемами для определения того, какое
противоправное поведение является необходимым для возникновения
обязательства возместить вред. Однако большинство буржуазных
правовых систем вслед за французским гражданским кодексом стоит на
точке зрения генерального деликта.
Cт. 403 ГК устанавливает для советского гражданского
права генеральный гражданский деликт. Этот прием в советском праве
находится в полном соответствии со всем нашим правом и в первую
очередь со Сталинской Конституцией. Именно благодаря этому приему
осуществляется наиболее полная защита социалистической и личной
собственности. Действительно, если бы
150
151
случае причинения вреда, например при эксплоатации трамвая,
вред может быть причинен как случайно, так и по неосторожности
{мыслимо и умышленное причинение).
Поскольку вред был причинен деятельностью, связанной с
повышенной опасностью для окружающих (источником повышенной
опасности), имеет применение ст. 404, хотя бы вред был причинен и
виновным образом. Вопрос о том, имела ли место неосторожность при
причинении вреда, может в таком деле и не вставать. Он не имеет
значения для дела, так как трамвайное предприятие отвечает и за
случайный вред (кроме вреда, причиненного действием непреодолимой
силы). Если считать, что ст. 404 устанавливает ответственность за
правомерно причиненный вред, то пришлось бы сделать вывод, что лица
и предприятия, указанные в этой статье, имеют право неосто рожно (и
даже намеренно) причинять вред третьим лицам. Вообще оспариваемое
нами мнение является неестественным. Нельзя вред, причиненный не
только неосторожно, но и случайно, считать правомерным, раз этого
вреда можно избежать. А избежать можно не только неосторожного вреда,
но и случайного, если только он не вызван действием непреодолимой силы.
Особыми мероприятиями можно исключить и случайный вред.
Обязательство возместить вред, причиненный правомерным
действием, может иметь место, но лишь в случаях, когда в силу закона
одно конкретное благо сознательно приносится в жертву для
ограждения другого, большего блага. Ничего подобного нет в случаях,
предусмотренных в ст. 404. В этой статье закон считается с тем, что при
эксплоатации железной дороги, трамвая и т. п. вероятность несчастных
случаев больше, чем при езде на лошади, но он не разрешает давить
людей, портить имущество и т. д. для того, чтобы сделать эту
эксплоатацию возможной. Наоборот, он не только не разрешает этого, но
устанавливает ввиду особенностей такой деятельности повышенную
ответственность, принимая во внимание: а) необходимость особой
бдительности при этой деятельности; б) трудность для потерпевшего
опровергать доводы, приводимые причинителем в свое оправдание.
5) В некоторых случаях обязанность возмещения может
возникнуть и из правомерного причинения вреда. Само собой понятно, что
не может быть общего правила, обязывающего возмещать всякий
правомерно причиненный вред. Правомерное действие, т. е. действие,
дозволенное правом, по общему правилу не может влечь за собой
ответственности. Но в определенных случаях закон может устанавливать
обязанность возместить правомерно причиненный вред, исходя ве из
мысли об ответственности, а из совершенно других мотивов. Нередко
для обеспечения какого-либо законного и подлежащего удовлетворению
интереса необходимо пожертвовать другим тоже законным и по
общему правилу подлежащим удовлетворению, но менее значительным
интересом другого лица. В таком случае закон может допустить такую
жертву, признать ее правомерной, но дать потерпевшему право
требовать возмещения. В каких случаях такая жертва допустима,
определяется законом. Примером втого в нашем праве является
институт реквизиции. В силу ст. 1 постановления ВЦИК и СНК РСФСР
от 28 марта 1927 г. (СУ 1927 г. № 38, ст. 248), «реквизицией считается
применяемое в силу государственной необходимости
152
принудительное возмездное отчуждение или временное изъятие
государством имущества, находящегося в обладании частных физических
и юридических лиц, а также кооперативных и других общественных
организаций».
К вопросу о возмещении за правомерно причиненный вред
сводится вопрос о возмещении в случае крайней необходимости. В силу
ст. 13 абз. 2 УК, меры социальной защиты не применяются, когда
действия, предусмотренные уголовными законами, совершены для
отвращения опасности, которая была неотвратима при данных
обстоятельствах другими средствами, если причинений при этом вред
является менее важным по сравнению с предупреждении вредом.
Наши гражданские законы на говорят ни о крайней необходимости, ни о
необходимой обороне, хотя эти институты имеют в гражданском праве
столь же важное значение, как и в уголовном. Определения, которые
содержатся в УК, имеют поэтому значение и для гражданского права.
Состояния необходимой обороны и крайней необходимости устраняют
противоправность причинения вреда лицам, находившимся в таком
состоянии. Устраняя противоправность, они устраняют вместе с тем и
гражданскую ответственность. Но крайняя необходимость ставит еще и
другой вопрос. Пусть жертва чужим интересом, менее важным по
сравнению с тем, ради которого жертва принесена, является
правомерной. Но есть ли основания, чтобы эта жертва приносилась
безвозмездно или же потерпевший имеет право на возн аграждение? De
lege fereiida едва ли могут быть основания ответить на тот вопрос
отрицательно. Пусть кто-либо для спасения своей жизни пож ертвует
чужим имуществом. Такое действие является правомерным. Но пусть он
возместит потерпевшему стоимость этого имущества. Если человеку
угрожает опасность, то ясно, что его надо спасти, пожертвовав для
этого хотя и чужой вещью. Но было бы непонятно, почему спасение в
конечном счете должно ложиться на имущество собственника вещи.
Поэтому есть достаточно оснований для того, чтобы в таком случае
возникало обязательство возместить прчиненный вред. Мы не
останавливаемся здесь на спорном вопросе о том, на кого должна
ложиться обязанность возмещения, — на того ли, кто действовал в
состоянии крайней необходимости, или же на того, в пользу кого он
действовал (если эти лица не совпадают). Для нас существенно лишь
отметить, желательность возникновения в этом случае обязательства
возместить вред.
Необходимо, впрочем, сразу же внести ограничение. Нет
достаточных оснований для возникновения такого обязательства, если
опасность угрожала ог той самой вещи, которая была уничтожена или
повреждена в состоянии крайней необходимости. Например, человек
подвергся нападению чужой собаки и, спасая себя, убил ее. Однако, если
опасность была вызвана умыслом или неосторожностью лица, оказавшегося
в опасности, то он должен возместить вред на общем основании, так как в
этом случае он противоправно, умышленно неосторожно (следовательно,
виновно), причинил вред. Так обстоит дело lege ferenda. Желательно
было бы урегулировать этот вопрос в будущем СССР. Но de lege lata
вой-рое прямо не решен. Действующее граждан ское
законодательство не касается вопроса о крайней необходимости. Правда
для освобождения от ответственности по ст. 403 ГК достаточно
наличия ст. 13 УК. Но вопрос о вознаграждении этим не разрешается.
De lege lata
153
вопрос о вознаграждении может быть разрешен только
применением ст. 406 ГК. Текст ст. 406 дает возможность суду возложить
ответственность и в тех случаях, когда вред причинен правомерным
действием21.
Следует отметить, что во всех рассматриваемых случаях действие,
причиняющее вред, является правомерным и намеренным. Как
действие правомерное оно не может быть виновным.
3) Ст.ст. 399—402 ГК регулируют обязатльства, возникающие из так
называемого неосновательного обогащения. Основание, из которого
возникают эти обязательства, формулировано в ст. 399 следующим
образом: «Обогатившийся за счет другого без достаточного установленного
законом или договором основания обязан возвратить неосновательно
полученное. Обязанность возврата наступает и тогда, когда основание
обогащения отпадает впоследствии».
У нас уже неоднократно обращали внимание на то, что термин
«неосновательное обогащение», с которым неизбежно связан и обратный
термин «основательное обогащение», неудачен как термин
социалистического права. Советская юридическая терминология далеко
не является установившейся. В ней много наследия прошлого, много
терминов, имеющих в социалистическом праве чисто условное значение.
Этими терминами приходится пользоваться (ими пользуется и советский
закон) просто потому, что язык не выработал еще новых обозначений. Но
и при таком положении дела термин «неосновательное обогащение»
является инородным и совершенно не отражаетсущества тех отношений,
которые он обозначает. Однако, поскольку он до настоящего времени
сохраняется в нашем гражданском законодательстве, мы будем им
пользоваться, чтобы не было терминологического разрыва между
текстом ГК и теми соображениями, которые мы ниже изложим. Отметим
только, что вместо «неосновательное обогащение» было бы правильнее
сказать
«неосновательное получение выгоды» или воспользоваться каким-либо
другим равнозначным выражением.
Институт обязательств из неосновательного обогащения
принадлежит и в буржуазном праве к числу недостаточно
исследованных. Как мы увидим дальше, в советском праве он имеет
совершенно специфическое значение, резко противоположное тому
значению, которое придают ему буржуазные юристы.
Исторические корни института лежат в римском праве, которое
знало ряд исков, называвшихся со времени легисакционного процесса
кондикциями (condicticmes). Эти иски первоначально были направлены
на возврат денежных сумм и других видов имущества, предоставленных
одним лицом другому (actio certae pecimiae creditae, condictio
tritircaria, condictio indebiti). Ho уже в конце республиканского периода
кондикциями стали пользоваться для требований из внедоговорных
отношений, а именно для требования возврата имущества, приобретенного
без достаточного основания. Юридическая техника института, к которой
и были приурочены те споры, которые он вызывал в буржуазной
науке права, получила свое выражение в следующей формуле Папиниана:
Наес condictio ex boiio et aequo introducta, quod alterius apud alterum
sine causa deprehenditur, revocare consuevit (D. 12.6.66). Римское
право выработало несколько кондикционных исков, в том числе condictio
indebiti, практически особенно важный (иск о возврате платежа по
несуще-
154
ствующелу долгу), и condictio sine causa, под который
подводились все случаи, не подходящие под ту или иную специальную
кондикцию 22 .
Обязательства из неосновательного обогащения прежде всего
требовали от[вета на следующий вопрос: почему имущество,
приобретенное одним лицом, хотя бы и за счет другого, подлежит
возврату, раз оно действительно приобретено, т. е. в силу нормы
права считается принадлежащим оботатошемуся23.
На этот вопрос не раз пыталась ответить буржуазная
цивилистика. Остановимся на наиболее характерных ответах, которые
давались в германской и во французской литературе. Так как во
Франции интерес к этому институту проявился несколько позже, чем в
Германии, то мы начнем с германской литературы.
Несмотря на различие в формулировках, в оттенках мысли и
в разногласиях по поводу частных вопросов, господствующее мнение в
германской литературе сводится к тому, что обязательства из
неосновательного обогащения служат для приведения результатов, к
которым приводит «формальное право», в соответствие с требованиями
материальной справедливости. Это мнение 24 нашло свое наиболее,
законченное выражение во взглядах Штаммлера, который, совмещая в себе
цивилиста с философом права, по многим принципиальным вопросам
буржуазной цивилистики давал формулировки, в которых буржуазная
идеология отражалась в ее наиболее абстрактном и вместе с тем наиболее
характерном виде. По его мнению, в обязательствах из
неосновательного обогащения проявляется противоположность между
технически оформленным прел и «правильным» правом. В интересах
прочности правопорядка технически оформленное право признает
совершившимся определенный переход имущества. Но так как в
определенных случаях такой переход не является обо снованным с точки
зрения «правильного» права, то обязательства из неосновательного
обогащения и служат для того, чтобы привести технически оформ ленное
право в соответствие с «правильным» правом 25 . В тех случаях, когда
германские цивилисты отступают от указанного господствующего
течения, они по большей части комментируют соответствующие правила
ВGВ (§ 812— 822) 26.
Во Франции за последнее время интерес к обязательствам из
неосновательного обогащения сильно возрос. Французский гражданский
кодекс не регулировал этот институт в целом, а остановился только на
одном, правда, практически наиболее важном случае, а именно на
обязательстве вернуть недолжно полученное (art. 1376: «Celui que
reçoit par erreur ou sciemment ce no lui est pas dû, s'oblige à le
restituer à celui de qui il l'a indûment recu»). Так как обязательство
вернуть недолжно полученное было урегулировано в законе, то
обязательства из неосновательного обогащения стали рассматр ивать
как особую группу квази-контрактов см. выше III, 2) наряду с теми,
которые были урегулированы в кодексе. Французская судебная практика
довольно широко допустила иск из неосновательного обогащения,
обосновывая его вслед за Обри и Ро на соображениях справедливости 27.
Французская цивилистическая литература уделила институту много
внимания. После нескольких попыток подвести понятие обязательств из
неосновательного обога-
155
щения под более твердо установленные французской юридической
традицией понятия 28 , французская цивилистика по существу вернулась
к традиционному обоснованию соображениями справедливости.
«Современное право просто санкционирует моральную обязанность не
обогащаться несправедливым образом за чужой счет», — говорит Рипер.
Весь институт неосновательного обогащения объявляется одним из
проявлений морали в гражданском праве 29.
Попытки буржуазной цивилистики искать обоснование
институтов буржуазного права в морали популярны в капиталистических
странах, особенно в настоящее время, ибо ссылка на мораль, во-
первых, служит прикрытием для неприглядной капиталистической
действительности, прикрытием эксплоа-тации человека человеком, во-
вторых, своей неопределенностью избавляет от тщательного и
доводимого до конца анализа институтов буржуазного права.
Само собой разумеется, что обязательства из неосновательного
обогащения в буржуазном праве, так же как и другие так называемые
внедоговорные обязательства, в конечном счете направлены на охрану
частной собственности.
Объяснение института обязательств из неосновательного
обогащения путем ссылок на мораль не годится для советского права.
Социалистическое право не нуждается в том, чтобы его подпирали
со стороны столбами или столбиками морали. Социалистическое
право ни в каком отношении не стоит в противоречии с
социалистической этикой. Наоборот, оно отражает общественные
отношения, в которых отсутствует эксплоатация человека человеком, ко-
торые проникнуты социалистическим гуманизмом. Для
социалистического права вопрос об обязательствах из неосновательного
обогащения заключается прежде всего в следующем. Почему для охраны
социалистической и личной собственности нужны, кроме вещных исков
(виндижациовного и негаторного) и обязательств из причинения вреда,
также и обязательства из неосновательного обогащения? Какова задача
этого института в советском праве?
Анализ гражданско-правовых способов охраны социалистической и
личной собственности действительно показывает, что перед
обязательствами из неосновательного обогащения стоит совершенно
специальная задача, которую не могут разрешить взятые в
совокупности вещные иски и обязательства из причинения вреда.
Рассматривая выше (II, 2) обязательство, как относительное
правоотношение, мы указали, что вещное право всегда имеет своим
объектом индивидуализированную вещь. Если объектом права
собственности даже и является вещь, которая обычно в обороте
фигурирует как определяемая родовыми признаками, то все же для того,
чтобы быть объектам права собственности, она должна быть так или
иначе индивидуализирована. Например, денежные знаки как объект
права личной собственности данного гражданина индивидуализированы
тем, что они находятся у него в кармане, дрова—тем, что они находятся в
сарае его дома, и т. д. Виндикационный иск может быть предъявлен
лишь в отношении индивидуализированной тем или иным способом вещи.
Нельзя предъявить виндикационный иск, например, о денежных знаках,
ничем не индивидуализированных. Поэтому виндикационный иск не
может помочь, если
156
собственник лишился имущества, которое утратило свои
индивидуальные признаки. Так по общему правилу обстоит дело с
денежными знаками. Денежные знаки в наибольшей степени обладают
свойством родовых вещей, откуда старая французская поговорка
—«l'argent n'a pas de maître» («y денег нет господина»), которую
цитировал еще Маркс, противопоставляя движимую собственность
недвижимой («nulle terre sans seigneur» — «нет земли без господина») 30.
Поэтому на практике, хотя это правило в нашем законе я не выражено,
денежные знаки, находящиеся у определенного лица, счи таются его
собственностью, и всякого рода требования о возвращении определенной
суммы денег рассматриваются как обязательственные требования.
Исключения из этого редки и чаще всего имеют место тогда, когда
можно уличить кого-либо в похищении именно тех самых денежных
сумм, которые у него найдены. Например, деньги были похищены из
какой-либо кассы, и у кассира были записаны номера банковых билетов.
Утрата вещью тех признаков, которые ее индивидуализировали как объект
собственности определенного лица, может, конечно, иметь место не
только в отношении денег (самый частый пример), но и в других
случаях.
Если мы возьмем практически наиболее частый случай
требования из неосновательного обогащения, а именно требование о
возврате недолжно уплаченного, то мы будем иметь иллюстрацию
того, что сказано выше. Если переданная в исполнение по
несуществующему обязательству вещь не утратила своих
индивидуализирующих признаков, то она может быть просто
виндицирована. Но в тех случаях, когда в качестве платежа по
несуществующему дагу была уплачена денежная сумма, причем
денежные знаки (как это часто имеет место) не были
индивидуализированы, виндикационный иск невозможен, и для
защиты собственности уплатившего необходимо возникновение
обязательства вернуть недолжно полученное, т. е. обязательства из
неосновательного обогащения.
Громадную роль в наших гражданско-правовых отношениях,
особенно между учреждениями, предприятиями и организациями,
имеют расчеты посредством перечисления со счета на счет в кредитном
учреждении. В этих расчетах переход вещного права вообще не имеет
места. Все отношения сторон (плательщика и получателя платежа, а
также каждого из них с кредитным учреждением) являются чисто
обязательственными отношениями. Допустим, что на чей-ли бо счет
была зачислена сумма, которая владельцу счета не причиталась . В
таком случае восстановление имущественного положения может иметь
место лишь посредством обязательственного же требования из
неосновательного обогащения.
Таким образом, обязательства из неосновательного обогащения
являются необходимым дополнением к другим институтам советского
гражданского права, предназначенным для охраны имущества советского
государства, колхозных и других кооперативных и общественных
организаций, а также имущества граждан. Без этого института такая
охрана была бы неполной и недоста точной.
Установление всех деталей этого института составляет
задачу специальных исследований, которые должны быть ему
посвящены. Для вопроса о системе
157
оснований возникновения обязательств по советскому гражданскому
праву нам необходимо отметить следующее.
Закон (ст. 399 ГК) ставит возникновение обязательства из
неосновательного обогащения в зависимость от следующего
фактического состава: а) увеличение или сбережение имущества
одного лица; б) за счет другого лица; в) без достаточного,
установленного законом или договором основания.
В этом фактическом составе наибольшие затруднения связаны с
вопросом о том, что представляет собой «достаточное, установленное
законом или договором основание». Необходимо предупредить против
ошибки, которая иногда делается. Нельзя смешивать «отсутствие
достаточного, установленного законом или договором основания» с
противозаконностью, противоправностью какого-либо поведения.
Увеличение (либо сбережение) имущества одного лица за счет другого
может произойти и при отсутствии каких бы то ни было
противоправных действий (при воздержании от действий). Но и без
каких-либо противоправных действий такое увеличение имущества
лица может иметь место без достаточного, установленного законом или
договором основания.
Получение недолжного, взятое само по себе и не осложненное
никакими привходящими обстоятельствами, как, например, обманными
действиями или умолчанием, имеющим целью ввести другую сторону в
заблуждение, не является противоправным действием. Никакой
ответственности за это не установлено. Возьмем другой пример. Кто-
либо дал своему брату деньги на путевку в дом отдыха. Брат не
получил отпуска, не поехал отдыхать и не купил поэтому путевку.
Отпало основание, по которому были даны деньги. Деньги должны
быть возвращены. Отпало основание, установленное договором, но ничего
противоправного в действиях сторон не было. Однако в результате
получения недолжного возникает обязательство вернуть недолжно
полученное. Всякое увеличение (либо сбережение) имущества одного
лица за счет другого должно иметь достаточное основание, установленное
законом или договором. Мы уже видели, что основание для такого
увеличения или сбережения может лежать в правилах социалистического
общежития (см. выше II, 4). Т а к и м о с н о в а н и е м в с е г д а
я в л я е т с я ц е л ь , к о т о р у ю пре с л е д у е т у в е л и ч е н и е
(либо с б е p е ж е н и е) и м у щ е с т в а о д н о г о лица за счет др у г
о г о. Эти цели те же самые, которые хар актеризуют собой гражданские,
в частности обязательственные правоотношения социалистического
общества и которые мы формулировали выше (см. II, 6). При
отсутствии такого основания, т. е. если увеличение имущества одного
лица за стет другого произошло не для достижения указанных целей,
возникает обязательство вернуть неосновательное обогащение.
Дальнейший анализ того, в каких случаях имеется достаточное,
установленное законом или договором основание, выходит за рамки
нашей работы н составляет задачу систематического рассмотрения
института обязательств из неосновательного обогащения31. Нам надо было
только установить место этого института в системе оснований
возникновения обязательств по советскому праву.
4. К рассматриваемой здесь группе обязательств необходимо
также отне-
158
сти ряд обязательств, для которых закон не дает обобщающей
регламентации, но о которых он говорит по поводу различных
гражданских правоотношений. Мы имеем в виду различного рода
требования в порядке регресса (часто называемые обратными
требованиями). Закон знает большое количество таких, требований.
Возьмем несколько примеров.
В силу ст. 115, ч. 3 ГК, «должник, наполнивший солидарное
обязательство, имеет, поскольку иное не установлено законом или
договором, право обратного требования к остальным должникам в
[равной доле. Неуплаченное одним из содолжников падает в равной
доле на всех остальных». В силу ст. 246, «поручитель, исполнивший
обязательство вместо должника, становится на место кредитора по
главному обязательству». Согласно ст. 395, «к страховщику,
уплатившему страховую сумму, переходят в пределах этой суммы
притязания и црава, которые имеет страхователь или выгодоприобрета -
тель к третьим лицам о возмещении им тех убытков, на покрытие
которых выдана страховая сумма». В силу ст. 413, ч. 2, и ст. 414, в
определенных случаях органы социального страхования,
удовлетворившие потерпевшего, имеют право требования к
причинителю вреда в размере выданною потерпевшему пособия.
Эти примеры можно было бы значительно умножить,
например, за счет правил, взятых из области вексельного и чекового
права, но в этом нет надобности, так как и приведенные выше примеры
позволяют выявить те характерные черты соответствующих
обязательств, которые нужны для целей нашей работы.
Характерной особенностью указанных отношений является
следущее: в них всегда имеется минимум три стороны, из которых
минимум две являются должниками в отношении, третьей (либо
четвертой, пятой и т. д.). Обязательственные отношения между этими
двумя сторонами и третьей возникают либо из единого основания
(например, солидарная ответственность лиц, сов местно причинивших
вред) либо из разных оснований (ответственность поручителя и главного
должника, Госстраха и третьего лица, органа соцстраха и причинителя
вреда) 32 . Но во всех случаях обязательственные отношения между
должниками и третьей стороной направлены непосредственно на одну
цель. Так, в случае солидарного обязательства несколько должников
должны все вместе или каждый порознь погасить кредитору
определенный долг. Госстрах и третье лицо (ст. 395 ГК) должны
покрыть страхователю или выгодоприобретателю определенный убыток.
Орган соцстраха и причинитель вреда должны возместить потерпевшему
убытки от увечья. Размер ответственности перед третьим лицом может не
совпадать. Так, например, поручитель взялся отвечать за весь долг, а
лишь за часть, орган соцстраха обязан покрыть не весь убыток от
утраты трудоспособности, а только часть. Но в той части, в которой
размер ответственности перед третьим лицом совпадает, обязанность
должников направлена на одну цель. Если третья сторона (крвдитор по
солидарному обязательству, потерпевший и т. д.) получила
удовлетворение от одного из должников, то она в соответствующей
части не может уже ничего требовать от других. Другие должники
свободны от ответственности перед третьим лицом. Платеж одного
из должников освободил других должников.
159
Можно было бы поставить на этом точку и предоставить должникам
рассчитаться между собой только в том случае, если между ними
существуют такие отношения, в силу которых уплативший имел бы
регресс к другим. (Так и поступало римское право. Если должники не
были связаны друг с другом такими отношениями, на которых можно было
бы обосновать регресс (например специальным соглашением), то регресс и
не имел места. Однако такое решение вопроса в целом ряде случаев было
бы совершенно неудовлетворительным. Так, регресс не имел бы места в
случае совместного причинения вреда двумя лицами, из которых одно
возместило потерпевшему убытки. Поручитель, давший поручительство, не
договорившись с должником по основному обязательству, не имел бы к нему
обратного требования. Госстрах не получил «бы притязаний,
принадлежащих страхователю или выгодоприобретателю, в случае,
предусмотренном, ст. 395. Органы соцстраха не имели (бы регресса к
причинителю вреда по ст. ст. 413 и 414. Между тем такой регресс
необходим потому, что ответственность должников перед кредитором
устанавливается "во всех указ ан ных слу ча ях, ч т о б ы укреп ить
п оз ици ю к редито ра, а с о в с е м не для с о з д а н и я
необоснованнго п р е и мущества о д н о м у должнику за счет
д р у г о г о . Поэтому, посколь ку регресс не вытекает из отношений
между должниками, закон устанавливает его, считаясь с существом
соответствующих случаев. Так как эти случаи весьма разнообразны, то
закон не создает обобщающей регламентации (как, например, в
отношении обязательств из причинения вреда и т. д.).
В каждом из указанных случаев фактический состав, в силу
которого возникает такое обязательство, является довольно сложным.
Элементами этого фактического состава всегда являются: 1) наличие двух
или нескольких должников, обязанных произвести одному и тому же
кредитору исполнение, непосредственно направленное на одну и ту же
цель; 2) исполнение, произведенное по крайней мере одним из должников.
В остальном эти фактические составы весьма разнообразны и должны быть
рассматриваемы каждый в отдельности. Регрессивные обязательства
непосредственно направлены на охрану имущества различных участников
советских гражданских правоотношений. Посредством этих обязательств
закон ограждает имущество тех должников, которые были обязаны
п е р е д кредитором (третьим лицом), но которых закон не обязывал
за свой счет освобождать других должников того же кредитора от их
обязательств 33 .
Мы рассмотрели различные случаи возникновения обязательств,
непосредственно направленных на охрану имущества советского
государства, колхозов и других кооперативных и общественных
организаций, а также имущества граждан. Основания, из которых
возникают эти обязательства, весьма разнообразны. Они охватывают
собой различные фактические составы, при которых необходимо
восстановить такое имущественное положение, которое закон считает
правильным. Для этого закон и создает соответствующие обязательства.
Эти обязательства никогда не возникают из договоров и вообще из
сделок, а всегда из иных, указанных выше, фактических составов. Что
сделка не можег явиться основанием возникновения этих обязательств,
явствует из существа тех отношений, о которых идет речь.
160
6. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ, НЕПОСРЕДСТВЕННО
НАПРАВЛЕННЫХ НА СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ РАСПРЕДЕЛЕНИЕ
Основной принцип социалистического распределения получил
четкое выражение в ст. 12 Сталинской Конституции: «Труд в СССР
является обязанностью и делом чести каждого способного к труду
гражданина по принципу: «кто не работает, тот не ест». В СССР
осуществляется принцип социализма: «от каждого по его способности,
каждому — по его труду ».
В резолюции XVIII съезда ВКП(б) подведены итоги
строительства социализма в СССР. «...В СССР разрешена
основная историческая за дача второй пятилетки—окончательно
ликвидированы все эксплуататорские кассы, полностью уничтожены
причины, порождающие эксплуатацию человека человеком и разделение
общества на эксплуататоров и эксплуатируемых» 1 . Государственная и
колхозно-кооперативная собственность составляла к концу второй
пятилетки 98,7% всех производственных фондов в СССР.
Социалистическое хозяйство, по предварительным данным Центрального
управления народнохозяйственного учета Госплана СССР, занимало в
1938 г. в народном доходе 99,3%, в 1939 г., по данным Всесоюзной
переписи, в социалистическом хозяйстве было занято 96,6% населения.
Крестьяне-единоличники и некооперированные кустари составляли в
1939 г. 2,6% населения; народный доход в 1938 г. был в 5 раз
больше, чем в 1913 г., и в 2,2 раза больше, чем в 1933 г. 2 .
Доход нашего народного хозяйства распределяется в соответствии
с принципами социализма. Часть идет на нужды социалистического
общества в целом, другая часть—на удовлетворение индивидуальных
потребностей отдельных членов социалистического общества. Часть
индивидуальных потребностей граждан удовлетворяется непосредственно
государством в безвозмездном порядке (бесплатное обучение,
предоставление бесплатного пользования различного рода культурными и
другими благами). Другая часть дохода, идущего на удовлетворение
материальных и культурных потребностей граждан, распределяется между
гражданами. Эта часть дохода народного хозяйства как трудовой доход
поступает в личную собственность граждан. Поэтому ст. 10 Констиуции
СССР начинается именно с указания на трудовые доходы («Право
личной собственности граждан на их трудовые доходы...»).
Распределение соответствующей части народного дохода между
гражданами определяет собой содержание ряда юридических отношений;
часть их относится к гражданскому праву в собственном смысле слова.
В значительной своей части юридические отношения,
направленные непосредственно на социалистическое распределение, лежат
вне сферы, обычно относимой к гражданскому праву. Основной материал
относится к трудовому праву и к колхозному праву. Рабочие и
служщие получают свой доход по трудовому договору. Колхозники
получают свой доход в порядке, определенном Примерным уставом
сельскохозяйственной артели, принятым Вторым Всесоюзным съездом
колхозников-ударников и утвержденным ЦК ВКП(б) и CНK СССР 17
февраля 1935 г. Члены промысловых артелей получают свой доход в по-
рядке, установленном уставом артели. Лица, потерявшие
трудоспособность,
161
получают обеспечение в порядке социального страхования или
социального « обеспечения. Однако и среди отношений, включаемых в
гражданское право, имеются обязательственные отношения,
непосредственно направленные на социалистическое распределение. К
их числу относятся обязательства по оплате труда авторов
литературных, научных, художественных и музыкальных про-
изведений, труда изобретателей, а также алиментные обязательства,
устанавливаемые семейным правом. Остановимся на этих отношениях.
1. B силу законодательства Союза ССР и союзных республик
автор имеет право сам издать и распространить свое произведение (ст. 7
Основ авторского права СССР, СЗ 1928 г. № 27, ст. 246). Если автор сам
издает свое произведение, то вознаграждение за труд он будет
получать в результате продажи экземпляров своего произведения. Как
известно, такая форма реализации автором своего произведения у нас
применения не имеет. Издание произведения является сложным делом,
требующим по общему правилу специальной издательской техники и
специально организованных для этого дела предприятий. Поэтому
издание литературных произведений производится на осно-увании
издательских договоров автора с издательством (в виде договора лите-
ратурного или художественного заказа, иногда же в виде издательского
договора на готовое произведение). Обязательство уплатить автору
вознаграждение является обязательством из договора.
Особый порядок существует для драматических, музыкальных,
музыкально-драматических, пантомимных, хореографических и
кинематографических произведений. Автору такого произведения,
пока оно не издано и не было хотя бы однажды публично исполнено,
принадлежит исключительное право на публичное его исполнение.
Таким образом, произведение может быть исполнено кем-либо другим
(физическим или юридическим лицом) лишь по соглашению с
автором. Если произведение не издано, но было хотя бы однажды
публично исполнено, народные комиссариаты просвещения
соответствующих республик могут разрешать их исполнение без
согласия автора с уплатой авторского гонорара в порядке,
установленном законодательством союзных республик. Если
произведение было издано, то автор не имеет права воспрещать его пуб-
личное исполнение, но имеет право на получение авторского гонорара,
кроме, впрочем, случая исполнения произведения в учреждениях
культурно-просветительного характера без взимания платы с
посетителей (ст. 8 и ст. 9 лит. «и» Основ авторского права СССР).
Таким образом, в отношении драматических, музыкальных и т.
п. пройзведений наряду с договорным основанием возникновения
обязательства уплаты вознаграждения автору имеется и другое,
недоговорное. Какой же фактический состав порождает в этом случае
обязательство? Этот фактический состав очень прост. При наличии у
автора авторского права обязательство уплаты автору
вознаграждения возникает из факта публичного ис полнения
произведения а в т о р а другим лицом (физическим или
юридическим). Публичное исполнение произведения другим лицом (при
условии соблюдения соответствующих правил) является дозволенным
действием. Оно является юридическим действием, поскольку оно
порождает обязательство. Вместе с тем оно, естественно, не является
сделкой, так как оно не направ-
162
непосредственно на создание обязательства в отношении
автора. Обязательство уплатить вознаграждение автору возникает в
результате публичного лнения произведения совершенно независимо
от того, было ли у исполнителя намереяие создать обязательственное
отношение с автором или нет. Связь между этим фактом и
возникновением обязательства, установленная законом, является
непосредственным следствием принципа: «от каждого по
способности, каждому — по труду».
2. Труд изобретателя, как известно, приводит по советскому
праву к созданию для изобретателя ряда прав или по авторскому
свидетельству или по патенту. Патент сохраняется в нашем
законодательстве лишь потому, что этот институт представляет
определенные удобства с точки зрения отношений с
капиталистическими странами. По общему правилу советские
изобретатели берут авторское свидетельство и не прибегают к патенту,
хотя закон и предоставляет им на выбор ту или иную форму. В случае
патента изобретатель поручает вознаграждение за свое изобретение на
основании договоров, по которым он разрешает использование
изобретения. Если изобретение имеет существенное значение для
государства, но с обладателем патента не будет достигнуто соглашение,
патент может быть принудительно отчужден или по нему может быть
выдана лицензия в пользу заинтересованного государственного органа.
Размер вознаграждения, которое в этом случае уплачивается обладате лю
патента, определяется соответствующим административным актом (ст. 5
лит. «е» Положения об изобретениях и технических
усовершенствованиях, СЗ СССР 1931 г. № « 21, ст. 181).
Если на изобретение получен не патент, а авторское
свидетельство, то на вознаграждение зависит от того, признано ли
изобретение полезным да народного хозяйства СССР или нет. Если оно
признано полезным, то изобретатель имеет право требовать
вознаграждение от государства или от соответствующей организация по
принадлежности. В этом случае обязательство возникает
непосредственно из административного акта, признавшего изобретение
полезным. Если изобретение не призвано в надлежащем порядке
полезным, изобретатель приобретает право на вознаграждение от того
предприятия, котором оно фактически применяется. Юридическим фактом,
порождающим шьшо уплатить вознаграждение при наличии у
изобретателя авторского сввдетельства, является факт применения
изобретения. К анализу юридической природы этого факта применимы
соображения, приведенные выше по воросу о публичном исполнении
драматического, музыкального и т. п. произведения. Наконец,
изобретатель, имеющий авторское свидетельство, если он является
кустарем, может. использовать изобретение в своем промысле (ст. 4
Положения об изобретениях). Необходимо еще указать, что лицо,
предложившее государственному органу или другой организации
социалистического хозяйства техническое усовершенствование, которое не
является новым изобретением, премируется в случае принятия
предложения по особой шкале ставок. В этом случае обязательство
уплатить премию возникает из факта применения технического
усовершенствования.
3. Алиментное обязательство является институтом семейного
права. Обязанность уплачивать содержание независимо от отношений
брачных и родства
163
не является алиментной обязанностью в собственном смысле
этого термина. Так, например, обязанность лица, причинившего вред
здоровью другого лица, которое вследствие этого утратило трудоспособность,
уплачивать возмещение потерпевшему не есть алиментная обязанность.
Эта обязанность возникает не потопу, что данное лицо при наличии
определенных отношений обязано делиться с другим частью своего
дохода, .а потому, что оно обязано возместить причиненный им вред. Семейное
право возлагает на супругов, родителей, детей обязанность содержать тех
лиц, с которыми они связаны или были связаны брачными или
родственными отношениями. Если лицо, которое имеет право на
получение содержания, живет вместе с обязанным лицом, то обязатель-
ственного отношения в собственном смысле слова нет.
Обязанность содержать в условиях совместной жизни не
обладает той степенью определенности, которая необходима для применения
правил об обязательствах. Обязанность содержать в условиях совместной
жизни тесно и неразрывно переплетается с чисто личными отношениями.
Имущественные элементы лишь искусственно могут быть отделены от
чисто личных. По общему правилу содержание в этом случае дается в
натуре, причем оно неразрывно связано с личной заботой о другом.
Нельзя отделить содержание детей в семье родителей от
воспитательного воздействия родителей на детей. Поэтому нарушение
обязанности содержать в условиях семейной жизни не вле чет за собой
последствий, специфических для нарушения обязательства, а влечет
последствия, специально установленные на случай нарушения
личных семейных обязанностей. Если родитель не будет надлежащим
образом «одержать своего ребенка, живущего при нем, то есть основания -
для применения ст. 46 Кодекса законов о браке, семье и опеке
РСФСР, т. е. для отобрания ребенка и передачи его на попечение органам
опеки и попечительства 3.
В алиментном обязательстве мы имеем все признаки
обязательственного отношения — одна сторона (кредитор, лицо,
имеющее право .на алименты) имеет право требовать от другого
(должника, лица, обязанного платить алименты) совершения
определенных действий, а именно периодических уплат деньгами,
а в некоторых случаях — натурой. Такое обязательство обладает
значительными особенностями, но все же при всех этих особенностях
оно является обязательством. К нему применим ряд общих
положений об обязательствах и прежде всего правила о погашении
обязательства исполнением, а также о принудительном его исполнении
по решению суда посредством обращения взыскания на имущество
должника. Выполнение обязанности содержания лица, проживающего
вместе с обязанным, является составной частью тех действий, из
которых слагается потребительское хозяйство обязанного. Родители
покупают детям продукты питания, одежду и т. п. так же, как они
покупают другие вещи, необходимые для хозяйства семьи. Если ли цо,
имеющее право на алименты, проживает отдельно от обязанного лица,
то обязанность содержания отрывается от потребительского хозяйства
последнего. Она превращается в обязанность уделить часть своего
дохода как такового в пользу лица, имеющего право на алименты.
Обязанность содержания превращается в таком случае в алиментное
обязательство в собственном смысле
164
слова. Так как мы рассматриваем именно обязательства, то в
дальнейшем мы будем иметь в виду лишь последнее.
Ст.ст. 14—16 Кодекса законов о браке, семье и опеке РСФСР
регулируют алиментные обязательства между супругами во время и после
прекращения брака разводом. Для возникновения такого обязательства необходим
следующий фактический состав. Во-первых, необходим брак (зарегистрированный
или незарегистрированный), хотя бы и прекращенный разводом, если с
момента развода прошло не более года. Во-вторых, нетрудоспособность
одного из супругов и отсутствие у него средств к существованию. В-третьих,
наличие у другого супруга средств, из которых он мог бы платить алименты.
Если этот фактический состав имеется, то нуждающийся и
нетрудоспособный супруг имеет право на получение содержания от
другого. Если супруги не живут вместе, то налицо алиментное обязательство.
В этом вопросе имеются различия в законодательствах союзных республик.
Так же как и в РСФСР, в Армянской ССР, в БССР и в Туркменской ССР
срок, в течение которого должны выплачиваться алименты, установлен в 1
год после развода, в Грузинской ССР и УзбСОР — 3 года, в УССР срок
не ограничен. В РСФСР, Армянской ССР и УССР обязанность уплачивать
алименты возникает независимо от того, наступила ли нетрудоспособность до
развода или после развода, в Туркменской ССР, УзбССР и Грузинской ССР
необходимо, чтобы нетрудоспособность возникла до развода. Соответственно
этому для других союзных республик меняется фактический состав,
указанный выше применительно к семейному праву РСФСР.
В силу ст. 42 КЗоБ РСФСР, родители обязаны доставлять содержание не-
совершеннолетним, а также нуждающимся нетрудоспособным детям. В
отношении несовершеннолетних эта обязанность возникает при наличии
следующего фактического состава: во-лервых, необходимо родство по
нисходящей линии первой степени; во-вторых, недостижение детьми
совершеннолетия. В отношении совершеннолетних необходимо, во-первых,
родство по нисходящей линии первой «тепени, во-вторых,
нетрудоспособность и отсутствие средств у сына или дочери.
В силу ст. 49, дети обязаны доставлять содержание своим нуждающимся
нетрудоспособным родителям.
Ст. ст. 42 1 , 42 3 , 54, 55 и 64 устанавливают при наличии
указанных в этих статьях фактических составов обязанность содержания: Г)
отчимом и мачехой пасынков и падчериц; 2) пасынками и падчерицами
отчима и мачехи; 3) .типом, взявшим ребенка на постоянное воспитание с
иждивением, этого ребенка; 4) братьев и сестер в отношении друг друга; 5)
дедом и бабкой внуков; 6) внуком и внучкой деда и бабки. Наконец, в силу
ст. 42 2 , лица, получившие наследство от того, кто содержал детей, или от
лица, на котором по закону лежала обязанность содержать таковых, обязаны
доставлять содержание несовершеннолетним или нуждающимся
нетрудоспособным детям в пределах размеров полученного ими имущества.
Не останавливаясь в отдельности на фактических составах,
предусмотренных каждой из этих статей, отметим следующие
существенные моменты.
Во всех случаях элементом фактического состава, в силу
которого возни-
165
кает обязанность содержания, являются определенные
отношения между лицом обязанным и лицом управомочным (брак,
определенные степени родства, брак с отцом или матерью ребенка, факт
взятия ребенка на воспитание и иждивение, усыновление, наследование
после лица алиментно-обязанного).
В случае обязанности содержания родителями (и усыновителями)
несовершеннолетних детей (и усыновленных) эти отношения исчерпывают
собой фактический состав, обусловливающий возникновение обязанности
содержания. Родители обязаны содержать своих несовершеннолетних
детей независимо от того, есть ли у последних собственное имущество
или нет. Доход, получаемый родителями, предназначен также и на
удовлетворение материальных и культурных потребностей детей. Отношения
между родителями и несовершеннолетними детьми сами по себе порождают
обязанность содержания, а если ребенок живет отдельно от данного
родителя, то налицо алиментное обязательство в собственном смысле
слова. Во всех других случаях фактический состав усложняется
другими элементами. Возникновение обязанности содержания
обусловлено, кроме наличия определенных отношений между сторонами
(брачных, родственных и т. п.), или отсутствием у алидантно-управомочного
собственных средств к существованию и его нетрудоспособностью, или же
отсутствием лиц, обязанных в первую очередь его содержать (например,
родителей). В некоторых случаях закон требует и« того и другого
вместе. В последнем случае обязанность содержания возникает при
наличии следующего состава: а) определенные отношения (родство и т.
д.) б) отсутствие собственных средств у лица улравомочного, а также его
нетрудоспособность; в) отсутствие лиц, обязанных в первую очередь его
содержать.
Устанавливая эти фактические составы, закон определяет, при
каких условиях необходимо, исходя из принципиальных положений
социалистического строя, уделить одному лицу часть дохода,
получаемого другим лицом. Эта часть дохода и уделяется в форме
обязанности содержания и алиментного обязательства в собственном
смысле слова.
Наш краткий обзор оснований возникновения обязательств,
непосредственно направленных на социалистическое распределение,
показывает, что эти основания могут быть сведены к трем группам: а)
договор; б) произведенная творческая работа, общественная полезность
которой установлена надлежащим порядком или вытекает из факта
использования этой работы хозяйственными или культурными
организациями; в) брачные и семейные отношения при наличии
дополнительных фактических условий (несовершеннолетний возраст,
неимение средств к существованию, нетрудоспособность).
Интересно обратить внимание на то, почему в некоторых случаях
основанием возникновения обязательств, непосредственно направляемых на
социалистическое распределение, является договор, в других —
фактически произведенная творческая работа, общественная полезность
которой установлена в надлежащем порядке или вытекает из факта
использования этой работы. Для этого сравним положение композитора
до опубликования или публичного исполнения им своего произведения и
после этого. До опубликования или публичного исполнения им самим
или же с его согласия публичное исполнение его произведения может
иметь место лишь гао «оглашению с ним. Необходим
166
договор. Мотивом для такого правила является охрана личных
прав композитора.
Опубликование произведения или публичное его исполнение
являются передачей произведения на суд публики. Такая передача самым
серьезным образом затрагивает личные интересы автора. Автор, и только
он, должен иметь право решить, созрело ли его произведение в
достаточной степени, чтобы его можно было издать или публично
исполнять. Поэтому закон устанавливает для случая неопубликованного и
публично не исполненного произведения необходимость договора. Иначе
обстоит дело, если произведение уже опубликовано или публично
исполнено. Автор уже передал произведение на суд публи ки. Впредь
публичное исполнение его произведения не может настолько затрагивать
его личные интересы, чтобы поставить их выше интересов общества,
для удовлетворения которых имеет значение исполнение его
произведений. Договор поэтому больше не нужен. Автору просто
оплачивается его труд 4 .
Вывод, полученный нами при рассмотрении обязательств, имеющих
целью вознаградить труд композитора (драматурга, автора
киносценария и т. д.), имеет силу и <в вопросе об издательском договоре,
и о вознаграждении изобретателя, получившего авторское свидетельство.
Обязательство издательства уплатить вознаграждение автору основано на
договоре, так как только в силу договора с автором издательство вправе
опубликовывать его произведение. Издание произведения автора без
договора с ним нарушало бы право автора салому определить,
предназначено ли его .произведение для опубликования и .созрело ли оно
для этого. Наоборот, уплата вознаграждения изобретателю, получившему
авторское свидетельство, составляет содержание обязательства, воз-
никающего не из договора. Совершенно очевидно, что изобретатель,
взявший авторское свидетельство, не может иметь никакого достойного
внимания интереса к тому, чтобы его изобретение не было использовано
в социалистическом народном хозяйстве. Наоборот, изобретатель всегда и
лично и имущественно заинтересован в том, чтобы его изобретение было
использовано. Поэтому для использования изобретения нет надобности в
договоре с автором. Соответственно с этим и обязательство уплаты
изобретателю вознаграждения возникает не на основании договора, а в
силу признания изобретения общественно полезным или же в силу
фактического использования его тем или иным предприятием.
Отметим еще случай, когда вознаграждение за творческий труд
получается на основании договора. Мы имеем в виду промышленные
изобретения. Закон дает изобретателю возможность оградить свои
интересы, получив либо авторское свидетельство, либо патент. Если
изобретатель взял патент, то по общему правилу эксплоатация
изобретения возможна лишь по договору с изобретателем. По этому
договору и возникает право изобретателя на получение вознаграждения.
Сохранение в нашем законодательстве патента продиктовано совершенно
специфическими соображениями. Ваш закон сохранил патент как институт,
более привычный для иностранцев, которые на практике только и
получают у нас патенты. Советские изобретатели предпочитают брать
авторские свидетельства. Патент, таким образом, принадлежит к небольшой
групце институтов нашего гражданского права, которые вызваны
специфическими осо-
167
бенностями наших отношений с капиталистический
окружением. Взятый сам по себе, он так же мало характерен для нашего
права, как, например, вексель. Мы можем, таким образом, формулировать
следующий вывод. По нашему гражданскому праву договор (или вообще
сделка) является основанием возникновения обязательств, «направленных
на социалистическое распределение, в тех случаях, когда существо
отношения требует обеспечения личных интересов гражданина. В
других случаях основанием является не договор, а различные
фактические составы недоговорного характера, свидетельствующие о
необходимости в соответствии с принципами социалистического
распределения обеспечить получение гражданином определенной доли
дохода.
7. СИСТЕМА ОСНОВАНИЙ ВОЗНИКНОВЕНИЯ
ОБЯЗАТЕЛЬСТВ ПО СОВЕТСКОМУ ГРАЖДАНСКОМУ ПРАВУ
Мы рассмотрели основные элементы обязательства по советскому
гражданскому праву и убедились в значительной сложности этого вида
правоотношений и в богатом содержании, которое кроется за такой
простой, казалось бы формулой, как та, которая дана в ст. 107 ГК.
Наиболеее существенным в том содержании понятия обязательства
которое мы извлекаем непосредетведно из формулы ст. 107 ГК путем
сопоставления ее с другими гражданскими правоотношениями,
заключается в следующем : 1) обязательство является гражданским
правоотношением между двумя сторонами, активной и пассивной, при -
чем, в отличие от так называемых абсолютных правоотнош