ИНСТИТУТ СОЦИОЛОГИИ
СОЦИАЛЬНОЕ ЗНАНИЕ
В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ:
ПРОБЛЕМЫ, ЗАКОНОМЕРНОСТИ,
ПЕРСПЕКТИВЫ
Материалы Международной
научно-практической конференции
Минск
"СтройМедиаПроект"
2019
УДК 082
ББК 94
С69
Рекомендовано к изданию
ученым советом Института социологии НАН Беларуси
Редакционная коллегия:
кандидат социологических наук, доцент Г.П. Коршунов (главный редактор);
доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент НАН Беларуси А.А. Коваленя;
доктор социологических наук, профессор Д.К. Безнюк (ответственный редактор);
доктор философских наук, профессор, академик НАН Беларуси Е.М. Бабосов;
доктор социологических наук, доцент Н.А. Барановский;
доктор социологических наук, профессор С.А. Шавель;
кандидат социологических наук, доцент Ю.Г. Черняк;
кандидат философских наук, доцент М.И. Артюхин;
кандидат социологических наук, доцент С.В. Хамутовская;
кандидат социологических наук, доцент Н.В. Цыбульская;
кандидат социологических наук, доцент В.Р. Шухатович;
научный сотрудник Института социологии НАН Беларуси Э.М. Щурок (ответственный секретарь).
Рецензенты:
доктор социологических наук, профессор А.В. Рубанов,
доктор социологических наук, профессор О.В. Кобяк
ПРИВЕТСТВЕННОЕ СЛОВО
ЗАМЕСТИТЕЛЯ АКАДЕМИКА-СЕКРЕТАРЯ ОТДЕЛЕНИЯ ГУМАНИТАРНЫХ
НАУК И ИСКУССТВ НАЦИОНАЛЬНОЙ АКАДЕМИИ НАУК БЕЛАРУСИ,
КАНДИДАТА ФИЛОСОФСКИХ НАУК
В.И. ЛЕВКОВИЧА
3
реализации Целей устойчивого развития Республики Беларусь; активное участие в
разработке социогуманитарных технологий, определяющих развитие нашего государства,
общества и человека; информационно-аналитическое обеспечение социокультурного
контура интеллектуальной экономики Беларуси; работа по формированию нового качества
человеческого капитала и приращению интеллекта нации.
УДК 316.344
КОРШУНОВ Г. П.
ИНСТИТУТ СОЦИОЛОГИИ НАН БЕЛАРУСИ: ПЕРСПЕКТИВНЫЕ
НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ
Коршунов Г. П.
директор Института социологии НАН Беларуси,
канд. социол. наук, доцент
(г. Минск, Беларусь)
4
Именно уровень развития ИКТ является показателем развития общества и
конкурентоспособности национальной экономики в современных условиях, и потому их
внедрению в производственно-экономические системы уделяется огромное внимание во
всем мире.
Большинство развитых и развивающихся стран уже реализуют программы и
стратегии развития своих цифровых экономик. В нашей стране также уделяется особое
внимание развитию цифровой экономики и информационного общества. Программа
социально-экономического развития Беларуси делает ставку на дигитализацию
национальной экономики как на один из важнейших приоритетов и главный ориентир,
определяющий дальнейшее развитие всех секторов экономики и общественных институтов.
На достижение этой цели направлена реализация Государственной программы развития
цифровой экономики и информационного общества на 2016–2020 годы, Стратегии развития
информатизации в Республике Беларусь на 2016–2022 годы, Стратегии «Наука и технологии:
2018–2040» и ряда других документов, в том числе нормативно-правового характера.
Реализация указанных программ уже дает видимые результаты, одним из них стало
32-е место Республики Беларусь в мире по рейтингу развития ИКТ Международного союза
электросвязи (1-е место среди стран и ЕАЭС, и СНГ в 2017 году). В течение последнего
десятилетия наблюдается устойчивая динамика по указанному показателю, что позволяет
говорить о поступательном движении Беларуси к достижению своих стратегических целей:
вхождение в топ-30 стран-лидеров по Индексу развития ИКТ МСЭ и построение IT-страны.
Вместе с тем, нужно понимать, что процесс построения IT-страны (цифровизация
экономики, общества и государства), с одной стороны, открывает перед экономическими и
социальными субъектами окна возможностей и точки роста; с другой – приводит к
возникновению новых, пока не изученных, рисков и угроз. Поэтому развитие процессов
цифровизации должно осуществляться не только путем форсированной эволюции
технологий – это развитие в обязательном порядке требует актуального и перспективного
анализа всех возможных негативных (социальных, культурных, политических, социально-
экономических и проч.) последствий их внедрения в общественную практику.
В современных условиях преимущественное внимание уделяется инструментальной
стороне построения ИТ-страны (научно-технической, институционально-правовой,
экономической и проч.), в то время как гуманитарный аспект пока не получил должного
внимания со стороны специалистов. Это с одной стороны, с другой – особое внимание чаще
всего уделяется перспективам и преимуществам цифровизации, тем выгодам, которые она
сулит.
И здесь мы хотел бы обратить внимание вот на что – доминирующий сейчас
инструментально-технократический подход к анализу и прогнозированию процессов
цифровизации нуждается в социально-гуманитарном дополнении, в социологической
экспертизе, в полноценном и всестороннем анализе как ожидаемых перспектив, так и
потенциальных рисков цифровизации. Нужны гуманитарные исследования ожиданий и
готовности общества к переходу в цифровую эпоху развития как экономики, так и всей
системы социальных отношений. Ибо любой инструмент только тогда дает положительный
эффект, когда он, во-первых, находится в руках эффективного пользователя, во-вторых,
когда попадает к осведомленному и заинтересованному потребителю. Новые технологии
должны быть ориентированы не только на повышение эффективности экономики, но и
способствовать улучшению качества жизни отдельного человека с минимизацией всех
возможных рисков как для отдельно взятого человека, так и для отдельного общества.
С нашей точки зрения, основными трендами, которые требуют экспертной и
ориентированной на практику социологической рефлексии, являются следующие:
– дигитализация феноменальности,
– увеличение темпов динамики всех процессов,
– делимитизация континуумов, кастомизация культурной среды и информационных
продуктов.
5
Дигитализация феноменальности.
Здесь имеется в виду целый комплекс проблем, связанных с нарастающими темпами
перевода всех процессов в цифровую плоскость. Сейчас не только статистическая и
экономическая деятельность переходит на сетевые рельсы. Сегодня происходит оцифровка и
социокультурных, и социально-политической содержаний. Более того, уже сейчас вполне
обоснованно можно говорить, что у каждого феномена, процесса и человека имеется
«виртуальный двойник» или остается «цифровой след».
С технической точки зрения, результаты этих процессов фиксируются понятием
«большие данные» (Big data) и приводят нас к проблеме их использования. Причем не
столько инструментальной (которая сулит множество позитивных перспектив), сколько
этико-правовой. Здесь можно вспомнить опыт Китая по внедрению системы социальных
рейтингов или социального кредита либо волну преступлений, связанных с мошенничеством
в Интернете, захлестнувшую весь мир. Это первый момент.
Второй. Всеобщая интернетизация приводит к формированию информационных
потоков, который зачастую не сообщает человеку необходимые ему сведения, но ввергает
его в ситуацию шока – особого, информационного. Далеко не каждый современный человек
обладает всеми необходимыми навыками для полноценной эффективной жизнедеятельности
в таких условиях, что приводит к постоянным стрессам и фрустрациям.
Ситуация усугубляется тем, что в борьбе за аудиторию СМИ, как классические, так и
нью-медиа формируют совершенно особенную коммуникативную конъюнктуру, когда важен
не факт события, не истина, а условия, при которых решается, что истинно, а что ложно –
театрализация, эмоционально окрашенный способ подачи «материала». Это то, что
называется «постправда». Эта проблема многоуровневая: от новых основ философской
концептуализации истины и юридических защиты от информационных «вбросов» до
формирования медиа-грамотности населения и формирования навыков бытия в
перенасыщенном информацией мире.
Третий момент. Дигитализируются не только актуальные события. В цифровую
форму переводятся все архивы: исторические, литературные, музыкальные, визуальные и
т.д. Теоретически, человек получает доступ к информации разных эпох и культур.
Практически – он оказывается под постоянным натиском образцов, зачастую не релевантных
современным социокультурным реалиям. В таких условиях очевидным и абсолютно
ожидаемым образом происходит как минимум проблематизация всех социальных и
культурных канонов – от эстетических до аксиологических – с перспективой их
деконструкции и реконструирования. Означенный тренд определяет необходимость
противостояния контрпродуктивной деконструкции как актуальных социальных (социально-
политических, социокультурных) процессов в стране, так и ее исторического прошлого.
Опять же – как на уровне государства в целом, так и каждого отдельного индивида.
Динамика всех социальных процессов ускоряется.
Развитие цифровых технологий и их внедрение в широкую практику (повседневную,
профессиональную, производственную, финансовую и т.д.) делает лишними любых
посредников и минимизирует издержки транзакций в каждом виде человеческой
деятельности. В результате все процессы в обществе и удешевляются, и ускоряются,
зачастую трансформируясь и переходя на качественно новый уровень развития, а также
вызывая к жизни целый спектр требующих изучения вопросов.
Появляются принципиально новые сферы и отрасли жизнедеятельности (как
профессиональной, так повседневной), порожденные именно дигитальной революцией. Они
ставят ребром проблемы перспективного планирования рынков рабочей силы,
проектирования новой архитектуры образовательных процессов, разработки концепций
новой индустриализации и дезурбанизации, оптимизации систем экспертно-
информационного обеспечения процессов принятия управленческих решений и т.д.
Ускорение социальной динамики приводит к трансформации социальных ролей,
прежде всего производственных, гендерных и возрастных. В первом случае мы говорим о
6
формировании новых, трансграничных рынках труда, о формировании альтернативных форм
занятости (например, таких как фрилансерство), о конвергенции собственно
производственной деятельности и непрерывного (само)образования и еще о целом ряде. Во
втором случае имеется в виду дрейф гендерно ориентированных социальных норм в самом
широком спектре: телесных, эстетических, гастрономических, супружеских, родительских и
т.д. Относительно изменения возрастных ролей прежде всего обращает на себя внимание
проблема дисбаланса по уровню включенности в дигитализирующееся общество
представителей разных поколений – так называемый «цифровой разрыв». Социологические
исследования отмечают уникальный для человечества процесс, когда дети или внуки
(поколение «цифровых аборигенов») учат своих родителей, бабушек и дедушек (поколение
доцифровой эпохи) основам функционирования в виртуальном – прежде всего сетевом –
пространстве.
Впрочем, и само понятие «поколение», которое раньше было преимущественно
демографическим, сегодня требует своего переосмысления как по причине ценностного
дрейфа, о чем говорилось выше, так и по факту ювенилизации социальных процессов
синхронных с успехами медицины (прежде всего геронтологии) в области повышения
продолжительности жизни.
Появление новых сфер жизнедеятельности и трансформация социальных ролей
подводит нас еще к одной принципиальной позиции в этом блоке – к возникновению новых
критериев социальной дифференциации. В рамках анализа неравенства и стратификации на
место пола, расы, национальности, уровня образования заступают персональные качества
человека и его компетенции, зачастую прямо не связанные со строгими дисциплинами
(физикой, математикой, медициной и т.д.), но развивающиеся на их стыках и пересечении.
Уже сейчас одним из главнейших факторов социальной мобильности является «цифровая
грамотность» (digital literacy) человека – своеобразный индикатор его компетентности в
информационно-коммуникативной сфере. Причем эта проблема характерна не только для
нашего общества, она актуальна в общемировом масштабе.
Делимитизация континуумов.
Этим термином мы называем процессы, к которым приводят всеобщая
интернетизация, цифровизация коммуникации и развитие искусственного интеллекта – а
именно к размытию или перфорированию многих границ. Так, в частности, девальвируются
отраслевые деления, что проявляется в размытии категории «экспертов» и экспертного
знания. Все более легко проницаемыми становятся территориальные границы, что заставляет
все больше и больше внимания уделять миграционным процессам, причем как въездным, так
и выездным. Особую озабоченность вызывает формирование трансграничного
информационного пространства, в котором национальные сегменты небольших по размерам
стран оказываются заложниками – языковыми и коммуникационными – глобального
англоязычного контента и информационных содержаний своих стран-соседей.
В частности, в аспекте белорусской специфики можно смело утверждать, что сегодня
белорусы в основном потребляют информацию иностранного производства. Прежде всего по
факту более высокого качества иностранного медийного продукта. Относительно
белорусских нью-медиа ситуация несколько иная, но тоже не в пользу отечественного
информационного продукта: линейка новостных медиа (и национального масштаба, и еще в
большей степени – регионального) практически на 2/3 состоит из контента, который задают
рекомендательные сервисы таких компаний как Google, Microsoft, Яндекс и проч. Причем
информация из этих источников никоим образом не проверяется и не верифицируется. В
результате белорусское информационное поле оказывается под прямой угрозой со стороны
провокаций, фейковых новостей, вбросов, дискредитирующих белорусский народ,
белорусские культуру и государственность. В условиях Беларуси, где процессы становления
национального самосознания и конструирования этнической идентичности находятся в еще
активной фазе, задача противостояния этим угрозам имеет первостепенное значение.
7
И в заключение хотелось отметить значимость процессов демаркации культурных и –
как уже писалось выше, – темпоральных границ, результатом чего являются феномены
кастомизации, индивидуализации социокультурной среды1. Фактически речь идет о том, что
размывается монополия на информационное сопровождение процессов формирования
социального пространства. Более того – намечается и реализуется переход от
централизованных вертикальных систем к горизонтальным децентрализованным
сообществам (от соседских до транснациональных). На смену иерархически
структурированному социальному пространству приходит другой тип организации. Это
сетевой, распределенный тип взаимосвязей, разрушающий традиционное понимание как
самой структуры социальных полей, так и процессов социализации, идентификации,
социальной интеграции и управления. Теоретики постмодерна давно писали об этом в
книгах, сегодня мы наблюдаем это воочию: социальные процессы инспирируются из разных
источников, распространяются децентрализовано и реализовываются преимущественно в
горизонтальной плоскости.
В настоящей статье мы целенаправленно делаем акцент на спорных и проблемных
аспектах развития цифровизирующегося общества, возможно, даже несколько сгущая
краски.
Все это позволяет констатировать, что разворачивающиеся процессы цифровизации
требуют теоретическо-методологического осмысления учеными-обществоведами. Для этого
необходимы поиск и разработка новых парадигмальных рамок социологического
исследования процессов цифровизации, социологических концептов их осмысления, а также
инструментов их прогнозирования и управления ими. Также назрела необходимость
разработки прикладных методик замера эффективности процессов дигитализации. В целом
же требуется создание комплексной социально-гуманитарной экспертизы на основе
эмпирических исследований процессов цифровизации белорусского общества.
УДК 316.012
БЕЗНЮК Д. К.
ЯЗЫК СОЦИАЛЬНОЙ ТЕОРИИ: ОБЪЯСНЕНИЕ ИЛИ ПРОЕКТИРОВАНИЕ
Безнюк Д. К.
заместитель директора по научной работе Института социологии НАН Беларуси
д-р социол. наук, профессор
(г. Минск, Беларусь)
1
Означенные тренды формируются как «снизу» (в качестве способов противостояния индивида
нарастающему информационному давлению), так и «сверху» (создаваемые поисковыми системами и
социальными сетями «пузыри фильтров» уже со своей стороны достаточно жестко и четко фрагментируют
информационное поле рядового пользователя).
8
важнейших инструментов этого для науки выступает её язык – система понятий и категорий,
через которые формулируются и транслируются производимые ей смыслы.
Всё более ускоряющийся и обновляющийся мир требует от науки нового языка:
трансформации глобального масштаба, свидетелями которых мы являемся, по своим
масштабам, содержанию и следствиям, как представляется, адекватно не описываются и не
объясняются языком имеющейся традиционной социогуманитаристики.
Позвольте изложить несколько тезисов по поводу фоновых характеристик нового
языка науки, языка, через который презентируется будущее.
1. Привычный нам мир – мир послевоенный и мир послесоветский – меняется. Идёт
конкуренция (если угодно, война) смыслов, посредством которых глобальные игроки
предлагают своё видение будущего и путей его достижения. На повестке дня –
проектирование – предложение модели будущего. Чья модель будет привлекательнее, тот и
выиграет битву за умы и ресурсы. И здесь встаёт вопрос о характере языка, которым эта
модель будет сформирована и представлена публике. Где адекватность языка – в
традиционных, но неполных схемах или в попытке создать новые, нетрадиционные…
2. При движении вперед, при проживании сегодняшних изменений – вопрос
состоит не в том от чего отказаться, а в том – к чему прийти. «От чего отказаться» легко
может привести нас к зацикливанию на исторических травмах, на критике и ревизии
прошлого; мы становимся заложниками этого прошлого, старых схем, смыслов и логики. А
вот «К чему прийти» требует нового, нестандартного, креативного…
3. Язык и методология для будущего формируется, как представляется, в новом
споре «физики – лирики» (СССР 1960-х годов). Сегодняшнюю ситуацию в науке и культуре
можно назвать «Спор физики – лирики: второй раунд». Первый лирики проиграли. Мы
вышли в космос, создали атомную и водородную бомбы, построили замечательную систему
производства инженерных кадров, держали технический и военный паритет с Западом. Но
торжество технической составляющей, при невнимании к «лирике» (развитию
социогуманитарного блока, его догматизации и ритуализации) сделало СССР
невосприимчивым к новым социальным теориям, не способным творчески переработать
чужое или предложить своё новое. Такого рода ситуация позволила нам после распада СССР
стать абсолютно некритичными потребителями новых для нас общественных теорий и наук
– политологии, экономической теории (а la экономикс), социологии.
Сегодня, как представляется, мы проживаем схожую ситуацию – в угоду
техническому прогрессу, в погоне за эффективным «железом и софтом», мы попадаем в
ловушку «культурного запаздывания», которую хорошо описал У.Огборн: материальный
компонент культуры опережает духовный, что чревато кризисом этой культуры,
дегуманизацией и расчеловечеванием личности.
4. Какова стратегия построения нового языка. Чаще всего предлагается строить его
на базе междисциплинарных исследований и логик, на базе интердисциплинарности. При
реализации такой стратегии возникает несколько фундаментальных проблем:
а) привлекать к синтезу только социогуманитарные науки и теории или естественные
и технические;
б) методологию синтеза брать из имеющихся образцов (синергетика, напр.) или
создавать «с нуля»;
в) конверсивность, совместимость методологий;
г) обеспечение гуманитарной экспертизы такого синтеза, вписывание его в
культурные стандарты.
5. Если обозначить значение общественных наук в проектировании будущего, то
социология (социальная теория) просто обязана быть в «первых рядах» исполнителей этого
проекта. У отечественной социологии появляется уникальный шанс стать автором
(соавтором) возможного проекта будущего. У белорусов есть большой и эффективный опыт
межцивилизационного пограничья, существования в разных культурно-исторических и
9
социально-политических средах. Всё это нашло своё отражение в социальной мысли нашего
народа.
В ходе реализации упомянутого мной шанса, необходимо обратить внимание на
некоторые нюансы:
а) грамотная работа с наследием и критическое отношение к приходящим в наш
дискурс смыслам (постиндустриальное общество! – а тут раз – и на повестке дня новая
индустриализация…).
б) недопущение сервильности науки: результаты научного поиска не должны быть
«заказными». Заказ может быть только одним – социальным – ориентированным на
востребованность данного исследования обществом, интересами государства.
в) опасность догматизации языка и логики проекта, превращение его в икону,
неподлежащую критике и исправлению.
УДК 172
ЛОЙКО А. И.
КОНКУРЕНЦИЯ ПАРАДИГМ ГЛОБАЛИЗАЦИИ В СОЦИОЛОГИИ
Лойко А. И.
заведующий кафедрой философских учений
Белорусского национального технического университета
д-р философ. наук, профессор
(г. Минск, Беларусь)
10
КНР получила выгоду, поскольку в экономику пришли инвесторы, была обеспечена
занятость населения. Экономический рост характеризовался высокими показателями [1]. Но
поскольку доходы населения оставались невысокими, то не была высокой и емкость
внутреннего рынка. В результате сформировалась модель глобализации 3.0, которой КНР
пользуются до настоящего времени [2].
Производимые на территории КНР товары компании США, Европейского Союза
отправляют в собственные страны. Товарные потоки интегрированы в глобальную
логистику. На основе модели глобализации 3.0, в КНР разработана политическая стратегия
модернизации общества [3]. Во взаимном товарообороте США и КНР росло напряжение,
обусловленное значительным дисбалансом. В результате США стали искать способы
ограничения объемов китайского экспорта. Главный интерес КНР заключается в сохранении
модели глобализации 3.0, основанной на экспортной индустрии, формируемой дисбалансом
емкости внутренних рынков золотого миллиарда и развивающихся экономик.
В рамках реализации парадигмы глобализации 4.0 США пытаются вытеснить из
экономического пространства КНР собственные транснациональные корпорации. В рамках
глобализации получил развитие внутренний конфликт экономических элит США. К
управлению государством пришли сторонники национальных экономических интересов. Их
в первую очередь интересуют возможности получения прибыли на предприятиях,
находящихся в пределах страны. До разработки парадигмы индустрии 4.0 в США
отсутствовала бизнес-модель, обеспечивающая возможность более конкурентоспособного
производства, чем в экономических пространствах развивающихся стран. Экономисты
полагают, что в настоящее время такие возможности появились.
Первыми разработкой бизнес-модели индустрии 4.0 занялись аналитики ФРГ в рамках
одного из проектов высоких технологий. В 2011 г. на международной ярмарке в Ганновере
они актуализировали концепт «индустрия 4.0». По их мнению, конвергенция
информационных (кибер) и физических технологических систем создаст основу для
модернизации и оптимизации производств [4].
Эта парадигма предполагает придание всем элементам производства функций
искусственного интеллекта. Закладывается участие умных вещей в собственном
конструировании, производстве и ремонте. Индустрия услуг трансформировалась в сетевую
структуру искусственного интеллекта, оперирующую большими данными. Созданы
электронные торговые системы, получили развитие технологии блокчейна.
На фоне сокращения участия человека в производственных процессах
(взаимодействиях между вещами), интенсивно создаются институты и инфраструктура
дополненной реальности и протоколов ее общения с девайсами. Промышленный Интернет
означает интеграцию в сетевом пространстве CPS на основе единой платформы. Условием
этой унификации является совместимость платформ и языков, на которых общаются
корпоративные структуры.
Основной структурной единицей промышленного интернета станет умное
предприятие. Таковым по статусу предприятие может стать, если оно соответствует
критериям функциональной совместимости, информационной прозрачности, технического
сопровождения, способности технологических процессов (киберфизических систем)
самостоятельно принимать решения [5]. Разработана методология управления
промышленными предприятиями. Она сформирована программными пакетами ERP, BRM,
RCM II, TRM, Lean.
Создан инструментарий управления бизнесом в новых условиях, который включает
методы управления по целям, систему управления эффективностью продаж, непрерывное
обслуживание оборудования, планирование производственных ресурсов, управление
жизненным циклом изделия. Используется бизнес-аналитика и Data science. Анализируются
познавательные процессы долгосрочных и краткосрочных сценариев деятельности.
Междисциплинарную основу формируют когнитивная психология, когнитивная
лингвистика, нейронауки, логика, нейромаркетинг.
11
Особенно актуальны интегрированные человеко-машинные системы в области
управления, где в процессе принятия решений существуют риски, обусловленные
недостатком информации. Человеку важно иметь дело с компьютерными программами,
обладающими интегрированными функциями самоконтроля и саморазвития на основе
предоставленных им человеком смысловых ресурсов. Интеллектуальные системы
предполагают функционирование в режиме обратной связи на основе постоянного контакта
с информацией и алгоритмами принятия решений, формирующими спектр устойчивой
деятельности технической инфраструктуры и коммуникаций.
Компании (Cisco, GE, Siemens) связывают с внедрением индустриального Интернета
вещей рост рентабельности производства, оптимизацию трудозатрат персонала, рост
производительности оборудования, качества конечного продукта, снижение энергетических
и материальных затрат.
Роботизация конвейеров на заводах позволила Tesla развернуть производство в
Калифорнии. Технологический процесс оказался дешевле труда китайских рабочих и
тихоокеанской логистики. Компания Adidas по этой же причине вернула производство в
ФРГ. Акции компании Harley-Davidson после перехода на новую модель бизнеса
(партнерство с SAP) дали семикратный рост за шесть лет. BRP-Rotax на основе решений SAP
значительно увеличила продажи персонализированных моторов для легких самолетов,
снегоходов и автомобилей для картинга.
В успехах компаний многое зависит от уровня SAP. Так система нового поколения
SAP S/4HANA – ERP выполняет функции поддержки интернета вещей, машинного
обучения, обрабатывает большие массивы данных в оперативной памяти, решает задачи
бизнеса, ранее не доступные операциональной системе. На основе S/4HANA компания
производит списания компонентов в режиме реального времени без необходимости пакетной
обработки в конце каждой смены. Обеспечивается актуальная информация об остатках
товарно-материальных ценностей. S/4HANA обеспечивает планирование по полной
логистической сети на единых основных данных и в одной системе. Повышается точность и
оперативность планирования.
В экономике США индустрия 4.0 дала позитивные результаты. Валовый внутренний
продукт в 2017–2018 гг. вырос на 3,1% и стал самым высоким показателем роста экономики
за 13 лет. Создано более 2,6 миллиона рабочих мест. Количество свободных вакансий
превысило число безработных. Показатель безработицы в 4% является лучшим за 50 лет.
Таким образом, конкуренция разных подходов в понимании глобализации будет
определять контуры международной политики в первой половине XXI столетия. Беларусь
адаптировалась к этим подходам, что демонстрируют многовекторная политика и
социальная стратегия устойчивого развития общества.
12
УДК 316.42
МОРЕВ М. В.
СОЦИАЛЬНОЕ ЗНАНИЕ КАК ИНСТРУМЕНТ ПРОФИЛАКТИКИ ГЛОБАЛЬНЫХ
ПОТРЯСЕНИЙ (НА ПРИМЕРЕ ИЗУЧЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ЗДОРОВЬЯ
РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА)
Морев М. В.
ведущий научный сотрудник; зам. зав. отделом исследования
уровня и образа жизни населения;
зав. лабораторией исследования социальных процессов и эффективности государственного
управления ФГБУН «Вологодский научный центр Российской академии наук»,
канд.экон.наук
(г. Вологда, Россия)
13
Казалось бы, новый этап в истории постсоветской России вполне логичный,
естественный и позитивный. Ученые отмечают, что «российское общество в лице
«самодостаточных» граждан обретает серьезную социальную опору для стабильного и
устойчивого состояния и развития» [5, с. 76].
Однако, социальное знание, в частности относительно динамики социального
здоровья за прошедший 30-летний период, позволяет говорить о некоторых негативных
явлениях, которые надо иметь ввиду, анализируя текущие тенденции социального развития.
Во-первых, социально-психологические проблемы российского общества не исчезли,
а трансформировались, перейдя из сферы «видимой» для официальной статистики в сферу
латентного состояния. Так, несмотря на устойчивое снижение различных показателей
официальной статистики, отражающих состояние социального здоровья (уменьшение уровня
самоубийств с 40 до 14 за период с 2000 по 2017 гг., от убийств – с 28 до 6 случаев;
заболеваемости психическими расстройствами – с 83 до 40 случаев; алкоголизмом и
алкогольными психозами – со 131 до 53 и т.д.), сохраняется высокая степень неуверенности
людей в будущем (по данным проведенных социологических измерений около 45-50%
людей называют «неуверенность в завтрашнем дне» одной из наиболее острых проблем для
себя и своей семьи), а также проявление ими симптомов тревоги, депрессии и невроза (они
отмечаются у 41% населения).
Во-вторых, российское общество, прежде всего, за счет «самодостаточных» россиян,
всё более походит на самого себя образца 1990-х гг. Ученые отмечают, что «группа
«самодостаточных» не может добиться успеха без отказа от моральных ориентиров…и это
следует рассматривать как весьма тревожный сигнал, как признак того, что общество несет в
себе серьезный саморазрушительный заряд» [3, с. 16]. По нашим данным именно
представители молодого поколения (18 – 29 лет) чаще, чем представители других возрастных
категорий говорят о том, что национальными чертами русского народа являются
индивидуализм (24%), хитрость (19%), жадность (17%)2. Кроме того, по результатам
проведенных исследований по-прежнему остается актуальной проблема социальной
атомизации общества, о которой ученые еще в начале 2010-х гг. писали «в условиях
возрастающей тревожности, а зачастую и враждебности внешней среды и отсутствия
возможности существенно влиять на возникающие ситуации в нем, россияне концентрируют
свои усилия на создании комфортной микросреды обитания…», и это может привести «к
постепенной утрате цивилизационной специфики», «ощущения личной связи с Россией», «к
изменению психологического механизма формирования идентичностей россиян в целом» [6,
с. 312]. По результатам исследований, проведенных на территории Вологодской области
более 80% населения не доверяют никому или доверяют только самым близким друзьям и
родственникам; по итогам опроса, проведенного в 2019 на территории трех регионов Северо-
Западного федерального округа в случае возникновения трудной жизненной ситуации более
50% людей готовы обратиться за помощью к близким друзьям, родственникам, членам
семьи, однако к другим категориям (соседи по дому, коллеги по работе, прохожие, земляки и
др.) готовы обратиться за помощью не более 20% людей, что указывает на низкий уровень
социального капитала3.
2
Источник: данные социологического опроса «Социокультурная модернизация регионов», 2016 год.
Опрос проводился в 5 регионах СЗФО – республика Карелия, Калининградская, Новгородская, Мурманская и
Вологодская область. В каждом из регионов было опрошено по 400 чел., в Вологодской области – 1500 чел.,
суммарный объём выборочной совокупности составил 3100 чел. Опрос проведён за счёт средств гранта РНФ
№16-18-00078 «Механизмы преодоления ментальных барьеров инклюзии социально уязвимых категорий
населения для активизации процессов модернизации регионального сообщества»
3
Опрос проведен в мае-июне 2019 г. при поддержке гранта РФФИ № 18-013-01077/19 «Разработка
методологического подхода к оценке социального здоровья трансформирующегося общества» в трёх регионах
Северо-Западного федерального округа – в Вологодской и Псковской областях, а также в республике Карелия.
Всего было опрошено 1600 респондентов старше 18 лет (800 человек на территории Вологодской области и по
400 человек в Псковской области и в республике Карелия). Репрезентативность выборки обеспечивается
соблюдением следующих условий: пропорций между городским и сельским населением; пропорций между
14
В-третьих, проведенные социологические замеры позволяют говорить о
неустойчивости фундамента отношений, складывающихся между ключевыми акторами
развития - обществом и государством. На протяжении периода с 2000 по 2019 гг. в структуре
ключевых проблем, волнующих население, тройку лидеров неизменно составляют
«инфляция» (54%), «бедность» (51%) и «расслоение населения на бедных и богатых» (37%).
Актуальность этих проблем нарастает также, как и восходящую динамику имеет потребность
в социальной справедливости (с 2015 по 2018 гг. доля людей, считающих, что современное
российское общество устроено несправедливо, возросла с 51 до 60%). Вследствие
неослабевающей остроты проблем, связанных с уровнем и качеством жизни, в структуре
институционального доверия остается доминирующим влияние социокультурного фактора.
По этой причине доверием населения располагают преимущественно традиционные
институты – Президент (63%), церковь (51%), армия (49%). В то же время остается крайне
низким уровень доверия общественным структурам (25-30%), предпринимательским кругам
(20%), местным органам власти (около 35%).
Таким образом, можно говорить о том, что в настоящее время существенно возрастает
диагностическая и профилактическая функция социального знания. Оно позволяет увидеть
глубинные процессы, происходящие в обществе и остающиеся «невидимыми» для
официальных статистических источников. Тем не менее, социальное знание, пока что, в
основном, остается в рамках дискуссий научного сообщества. Управленческие решения
самого разного уровня пока что опираются, преимущественно, именно на официальную
статистику. Практика широкого применения социального знания далека от совершенства
(хотя нельзя не признать, что подвижки к этому есть).
Опоре на статистику при принятии управленческих решений, разработке различного
рода Программ, Концепций и т.д. есть вполне логичные объяснения – прежде всего,
невозможность оцифровать социальное знание, а значит измерить и отследить
эффективность реализации. Именно эта конкретная задача (за которой, по большому счету,
стоит более глобальная цель – применение социального знания в практике государственного
управления), на наш взгляд, должна сегодня являться одной из первоочередных для
социологов.
жителями населённых пунктов различных типов (сельские населённые пункты, малые и средние города);
половозрастной структуры взрослого населения области. Метод опроса – анкетирование по месту жительства
респондентов. Ошибка выборки не превышает 3%.
15
УДК 316:343.352
БУБНОВ Ю. М.
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ МОНИТОРИНГ ВОСПРИЯТИЯ НАСЕЛЕНИЕМ БЕЛАРУСИ
КОРРУПЦИОННЫХ РИСКОВ
Бубнов Ю. М.
заведующий кафедрой гуманитарных дисциплин Могилёвского государственного
университета продовольствия,
д-р социол. наук, профессор
(г. Могилёв, Беларусь)
16
прибавилось за последнее десятилетие с 15,5% до 17,6% число граждан, обвинивших в
мздоимстве учителей и администраторов.
Практически не изменилось за двадцать последних лет отношение белорусов к
коррупционным рискам со стороны работников Госавтоинспекции. Это ведомство, хотя и
уступило первое место в рейтинге самых коррумпированных государственных структур, но
по-прежнему четверть взрослых граждан нашей страны упрекают её работников в
вымогательстве взяток. Ничего на этот счёт не изменилось и в деятельности военных
комиссариатов и санэпидемстанций, городских и районных исполнительных комитетов,
пожарной службы,
17
налоговой инспекции (с 9,0% до 4,3%), судов (с 7,4% до 3,7%), таможенной службы (с 15,0%
до 3,7%), прокуратуры (с 4,5% до 2,8%), облисполкомов (с 3,7% до 1,7%), а также комитета
госконтроля (с 3,3% до 0,6%).
Итак, только что представленные данные более чем двадцатилетнего мониторинга
общественного восприятия коррупционных рисков в белорусском обществе свидетельствуют
об относительном очищении целого ряда государственных структур. Однако в значительной
части государственного аппарата за этот продолжительный период практически ничего, по
мнению, белорусских граждан, не изменилось. А некоторые отрасли в глазах общественного
мнения даже усилили коррупционное давление на граждан.
А какова же общая тенденция с коррупционными рисками в белорусском обществе?
Что перевешивает: прогресс или регресс в деле очищения Беларуси от коррупции?
Попытаемся ответить на этот вопрос, опираясь на результаты многолетнего
социологического мониторинга.
В этом смысле особый интерес для социологического анализа могут представлять те
респонденты, которые уклонились от ответа. Напомним, что в 1999 году таких участников
опроса было 27,1%, в 2003 году – 15,7%, затем их доля среди опрошенных снизилась до двух
и менее процентов. Обычно социологи не обращают на них внимания, принимая отказ от
ответа за тривиальную ментальную леность. Однако в данном случае игнорирование столь
важного вопроса таким большим количеством людей, по-видимому, не случайно.
Предположим, что какая-то часть участников опроса из числа уклонившихся от ответа на
вопрос о том, сталкивались ли они со случаями требования неофициального вознаграждения
со стороны работников государственных структур, относились положительно к практике
неофициальных подношений чиновникам. Поэтому они и не стали «светиться» пусть даже и
в анонимной социологической анкете. И тот факт, что удельный вес граждан, игнорирующих
подобные вопросы, становится всё меньше и меньше, может свидетельствовать о снижении
доли граждан, лояльно настроенных к коррупционной практике в нашем обществе. Впрочем,
это всего лишь допущение человека, очень желающего увидеть антикоррупционные сдвиги в
белорусском общественном сознании.
Но наша, основанная на предположении, попытка найти признаки положительной
тенденции в деле противодействия коррупции в белорусском обществе оказалась
нейтрализована строгими данными социологического опроса. С 2003 года доля граждан, не
сталкивавшихся со случаями требования неофициального вознаграждения со стороны
государственных служащих, неуклонно уменьшалась. Даже без учёта респондентов,
проигнорировавших этот вопрос (а какая-то часть из них была, действительно, «вне игры»),
хорошо видна тенденция к уменьшению доли граждан, избежавших встречи с
мздолюбивыми государственными служащими. К сожалению, этот факт даёт веское
основание констатировать, по меньшей мере, недостаточный прогресс в очищении
белорусского общества от коррупционной опасности. Особенно это касается таких сфер
общественной жизни, как здравоохранение и образование, правоохранительные органы, в
частности, Госавтоинспекция.
Таким образом, социологический мониторинг восприятия населением Беларуси
коррупционных рисков позволил определить сферы общественной жизни и даже конкретные
государственные ведомства, на которые следует обратить соответствующим структурам
усиленное внимание. Мы представили лишь поверхностные результаты продолжительного
социологического мониторинга одной из самых острых проблем современного белорусского
общества. На самом деле этими выводами далеко не исчерпываются возможности
социологии, которыми можно (и должно) воспользоваться в рамках социальной политики
исполнительных органов государственной власти как на местном, региональном, так и на
уровне правительства.
18
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Республика Беларусь в зеркале социологии: сборник материалов социологических
исследований / Информационно-аналитический центр при Администрации Президента
Республики Беларусь. – Минск, 2018. – 180 с.
УДК 331.108
НУРУДДИНОВА А. Г.
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ОБСЛЕДОВАНИЯ ЗАНЯТОСТИ И МИГРАЦИИ В
РЕСПУБЛИКЕ УЗБЕКИСТАН: СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ, ПРОБЛЕМЫ И
ПУТИ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ
Нуруддинова А. Г.
начальник отдела социальной политики Министерства
занятости и трудовых отношений Республики Узбекистан,
канд. эконом. наук, доцент
(г. Ташкент, Республика Узбекистан)
19
вопросам занятости привлекаются сотрудники Республиканского научного центра занятости
и охраны труда, а также специально обученные интервьюеры [1].
Правительство Республики Узбекистан принимает активные меры по сокращению
неформальной занятости путем упрощения процесса легализации, а также введения единого
налогового платежа и снижения налоговых ставок. В частности, ставка единого налогового
платежа снизилась с 13 процентов в 2005 году до 5 процентов в 2017 году и т.д. Наряду с
изменениями в налоговых ставках была проделана работа по формализации нестандартных
форм труда (например, надомного труда).
Показатели занятости являются надежнейшим индикатором развития экономики, а
характеристики занятости, в конечном счете, определяют уровень экономического развития
страны, благосостояние и качество жизни населения. Добавленная стоимость создается на
рабочих местах, а потому структура и качество рабочих мест (т.е. производительность
рабочей силы) самым непосредственным образом влияют на темпы роста ВВП, определяя
эффективность инвестиций. В свою очередь формирование рынков труда происходит под
прямым влиянием структурных перемен в экономике, которые являются главным фактором,
определяющим ситуацию в социально-трудовой сфере. Экономический рост, который
сопровождается генерированием рабочих мест, является общей и необходимой
предпосылкой достижения рациональной занятости и снижения уровня безработицы. Однако
сам по себе экономический рост не тождествен расширению занятости и сокращению
безработицы. Более того, форсированный рост зачастую провоцирует ускорение двух
процессов – снижение занятости и увеличение доли неквалифицированных работников в
составе рабочей силы.
В Узбекистане действует система учета занятости, рабочей силы и доходов населения,
которая включает:
сбор данных об основных показателях социально-трудовой сферы на основе
отчетов хозяйствующих субъектов о численности и структуре персонала, о демографических
характеристиках рабочей силы и др.;
обследование бюджетов домохозяйств, которые предоставляют информацию о
различных аспектах занятости, в том числе неформальной, о структуре и источниках
доходов;
регулярные выборочные обследования Министерства труда в определения
занятости (МЗТО), в том числе, официальном и неофициальном секторах, безработицы и
вопросов трудоустройства населения;
сбор данных другими министерствами и ведомствами (Министерство экономики,
Министерство финансов, отраслевых министерств и др.) о занятости и оплате труда, о
выплатах в рамках пенсионной системы, о получателях социальной помощи, о
трудоустройстве выпускников высших и средних профессиональных учебных заведений.
Недостатки национальной системы статистики труда следующие:
неполный набор отчетных индикаторов;
не четко определен понятийный аппарат;
несоответствие используемой методологии общепринятым международным
стандартам измерения занятости. Анализ практики статистического измерения
занятости показывает, что используемые методологии постепенно приближаются к
международным стандартам, описанным в Резолюциях Международной конференции
статистиков труда (МКСТ) [3]. Однако сами эти стандарты следует признать
несколько устаревшими, и практика развитых стран ушла вперед, адаптируясь к
изменениям в формах занятости и политике фирм в сфере оплаты труда, а также к
расширению потребности общества в данных о занятости.
Методика МЗТО не определяет критерий занятости для работающих в формальном
секторе – не указывается число рабочих часов и учетный период. В методике Госкомстата
для проведения выборочного обследования домохозяйств занятыми считаются члены
домохозяйства в возрасте 16 лет и старше, которые в течение недели заняты в качестве
20
наемного (оплачиваемого) работника или самостоятельно. Таким образом, неявно
предполагается, что в формальном секторе имеет место только полная занятость.
Парадоксально, но методика Госкомстата для проведения выборочного обследования
домохозяйств предлагает считать незанятыми работающих учащихся, пенсионеров и
получателей социальных пособий.
Методика МЗТО предусматривает учет безработных, самостоятельно ищущих работу
в отличие от тех, кто зарегистрирован в органах по труду как ищущие работу. Причины
такого разделения непонятны, тем более что регистрация в органах по труду не исключает
самостоятельного поиска работы. Безусловно, число безработных, не обратившихся в органы
по труду в поисках работы, представляет большой интерес, но вряд ли нужно учитывать эти
контингенты раздельно. Вместо этого целесообразно выяснять – как именно безработные
ищут работу, и причины, по которым они не обращаются в органы по труду.
Большинство индикаторов трудовой статистики не дезагрегированы по полу и
возрасту, имеет место низкий охват статистическими обследованиями предприятий и
работников.
За 2018 год численность трудовых ресурсов по Республике Узбекистан составила
18 829,6 тыс. человек - 57,1% численности постоянного населения.
В трудоспособном населении выделяется экономически активное, занятое во всех
видах экономической деятельности, и намеренное работать (безработные). Численность
экономически активного населения составила 14641,7 тыс. человек (77,8 % всех трудовых
ресурсов).
Важнейшим направлением государственной политики занятости является курс на
повышение эффективности использования трудовых ресурсов. Структура занятости в
известной степени отражает общую структуру экономики и изменяется в значительной
степени под влиянием её изменений. Сельское хозяйство было и остается лидером по числу
занятого в нем населения, в 2018 году удельный вес занятых в сельском, лесном
и рыбном хозяйстве составил 26,6%, или 3 537,2 тыс. человек. В структуре занятости также
отмечены такие виды деятельности, как промышленность – 13,6 % (1 802,9 тыс. человек);
образование, здравоохранение и предоставление социальных услуг – 12,9 % (1715,7 тыс.
человек); торговля – 10,6 % (1 401,8 тыс. человек); строительство – 9,1 % (1 205,5 тыс.
человек). Занятость в негосударственном секторе экономики является преобладающей и
составила в 2018 году 81,7 % всей занятости, или 10 846,1 тыс. человек.
Благодаря реализуемым мерам по развитию и поддержке малого бизнеса и частного
предпринимательства, созданию рабочих мест и обеспечению занятости населения малый
бизнес обеспечил занятость 10 128,8 тыс. человек, или 76,3% всех занятых в экономике.
Анализируя рынок труда в гендерном разрезе, или соотношение экономически
активных мужчин и женщин, можно сделать вывод, что они принимают практически равное
участие в этой сфере. Так удельный вес экономически активных мужчин составил 54,3%
(7 801,0 тыс. человек), женщин – 45,7 % (6 556,3 тыс. человек). Удельный вес женщин в
гендерной структуре занятости не претерпел существенных изменений за последнее
десятилетие.
Наибольший гендерный разрыв отмечен в сфере строительства доля мужчин
составила 94,2 %, а доля женщин – 5,8 %, перевозке и хранении доля мужчин составила 92,8
%, доля женщин – 7,2 %. И наоборот, в сфере образования доля занятых женщин составила
75,6 %, доля мужчин – 24,4 %, в здравоохранении и предоставлении социальных услуг доля
женщин – 76,6%, доля мужчин – 23,4 %.
Важным показателем состояния рынка труда является уровень безработицы,
исчисленный как отношение незанятого населения к экономически активному. За 2018 год
численность населения, нуждающегося в трудоустройстве, составила 1368,6 тыс. человек,
или 9,3% экономически активного населения и выросла по сравнению с 2017 годом на 531,6
тыс. человек.
21
Указанные особенности государственной и ведомственной системы статистического
учета ограничивают возможности полномасштабного анализа и прогнозирования в
социально-трудовой сфере, а именно:
не позволяют оценивать динамику качества трудовых ресурсов и влияние
образования и квалификации на оплату труда;
ограничивают возможности по нормированию труда и регулированию заработной
платы;
не дают возможности оценивать причины, прогнозировать и регулировать потоки
рабочей силы;
не предоставляют возможностей для оптимизации затрат на рабочую силу в целях
повышения конкурентоспособности продукции;
граничивают возможности выравнивания диспропорций (отраслевых,
территориальных, гендерных и др.) в оплате труда;
препятствуют проведению эффективного мониторинга социально-экономических
программ, страновых Целей устойчивого развития и Страновой программы по достойному
труду в Республике Узбекистан.
За последние два года, ранее имевшие место недочеты, в частности неописанность
схемы выборки, а также ограниченность доступа к статистическим данным устранены. А
также совершенствован инструментарий проведения сбора и обработки данных.
Поэтому необходимость перехода на международные стандарты измерения занятости
и заработной платы продиктована несколькими важными задачами, которые необходимо
решать при проведении активной политики на рынке труда:
обеспечение национальной экономики в целом и отдельных регионов трудовыми
ресурсами, способными обеспечить модернизацию и инновацию производств и отраслей,
принятие решений по размещению новых видов экономической деятельности и рынков,
изучение поведения рынка труда;
выявление потребностей в образовании и технической/профессиональной
подготовке, разработка согласованной политики подготовки и переподготовки кадров;
разработка обоснованных программ занятости, регулирование миграционных
процессов, разработка программ организованного набора рабочей силы;
регулирование потоков рабочей силы в разрезе территорий и отраслей.
22
УДК 314.15 (476)
АРТЮХИН М.И.
МИГРАЦИЯ В СИСТЕМЕ ДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РЕСПУБЛИКИ
БЕЛАРУСЬ И ЕЕ РЕГИОНОВ
Артюхин М.И.
заведующий Центра мониторинга миграции научных и научно-педагогических кадров
Института социологии НАН Беларуси,
канд. философ. наук, доцент
(г. Минск, Беларусь)
23
успешной реализации масштабных государственных программ по предупреждению и
нейтрализации демографических угроз и формирования оптимального типа воспроизводства
населения.
Успешное выполнение мероприятий национальных демографических программ
позволило значительно сократить объемы естественной убыли населения Беларуси. Так, если
в 2002 г. естественная убыль населения (разница между количеством умерших и
родившихся) составила 57,9 тысяч человек, то в 2017 г. – 16,8 тысяч человек. В итоге
суммарные объемы естественной убыли населения Республики Беларусь за 2010–2017 гг.
составили всего 95,8 тысяч человек против 253,5 тысяч человек за 2000–2004 гг. В
результате численность населения Республики Беларусь за период 2013–2016 гг. увеличилась
на 36,5 тысяч человек.
Анализ миграционной статистики последних лет показывает, что во внешней миграции
населения наблюдаются негативные тенденции. Так, численность прибывших в республику
мигрантов уменьшилась с 28,4 тыс. чел. в 2015 г. до 24,6 тыс. чел. (– 13,4%) в 2018 г., а
численность выбывших наоборот увеличилась с 9855 чел. в 2015 г. до 15239 чел. в 2018 г. (+
35,3%). Соответственно, положительное сальдо внешней миграции в 2018 г. по сравнению с
2015 г. снизилось в 2,0 раза, составив в 2018 г. всего 9,4 тыс. чел. против 18,5 тыс. чел. в 2015
г. Это привело к резкому снижению показателей степени компенсации естественной убыли
населения за счет положительного сальдо миграции: в 2018 г. она составила всего 36,0%.
Последнее, наряду с ростом показателей естественной убыли населения, явилось одним из
факторов уменьшения общей численности населения республики.
Однако если сравнивать показатели миграционной статистики за последние два года –
2017 и 2018 – то мы наблюдаем некоторые изменения в лучшую сторону. Так,
наблюдавшиеся в 2017 году негативные тенденции миграции пошли на убыль: численность
прибывших в республику мигрантов увеличилась с 22,4 тыс. чел. в 2017 г. до 24,6 тыс. чел. в
2018 г., а численность выбывших осталась практически на прежнем уровне – 15087 чел. в
2017 г. и 15239 чел. в 2018 г. Соответственно, положительное сальдо внешней миграции в
2018 г. по сравнению с 2017 г. значительно возросло и составило в 2018 г. 9,4 тыс. чел. (3,9
тыс. в 2017 г.) Это привело к росту показателей степени компенсации естественной убыли
населения за счет положительного сальдо миграции: в 2017 г. она составила 23,1%, а в 2018
г. – 36,0%. Эти показатели говорят об относительной стабилизации миграционной ситуации
в стране.
Следует также отметить, что основную роль в формировании неблагоприятных
тенденций демографического развития Беларуси, проявившихся в последние годы, сыграла
миграция сельского населения. Анализ показывает, что в 2018 г. в Брестской, Витебской,
Гомельской, Гродненской, Могилевской областей наблюдалось отрицательное сальдо
миграции сельского населения, а положительное – лишь в Минской области.
Анализ показывает, что во многом именно миграционный поток «село-город»
определяет современное состояние демографической структуры сельского населения
регионов Беларуси. Особенную тревогу здесь вызывает отрицательное миграционное сальдо
сельских мигрантов-женщин в возрасте 14–30 лет, которое в значительно превышает
миграционное сальдо мигрантов-мужчин этой возрастной группы. Наиболее это характерно
для сельского населения Витебской области, где миграционная убыль молодых женщин в
возрасте 14–30 лет превышает миграционную убыль молодых мужчин этого же возраста в 3
раза.
В результате масштабного оттока молодых женщин из сельской местности в
современном состоянии половозрастной структуры сельского населения регионов Беларуси
наблюдаются резкие диспропорции. По данным государственной статистики, в 2017 г. в
сельских регионах Гомельской и Могилевской областях численность мужчин возрастной
группы 20–24 года превышала численность женщин в 1,9 раза. Значительное превышение
мужчин отмечено также и в возрастной группе 25–29 лет. Эти диспропорции в значительной
24
мере затрудняют процесс создания молодых семей в сельской местности и в конечном итоге
приводят к падению уровня рождаемости.
Такое положение дел в области региональной демографической безопасности
определяет необходимость принятия со стороны государства и региональных органов
государственного управления решительных мер для стабилизации демографической и
миграционной ситуации в регионах страны.
Как было отмечено ранее, за годы суверенного развития Республики Беларусь была
создана необходимая законодательная основа государственной миграционной политики и
реализован ряд целевых государственных программ в области миграционной и
демографической безопасности. В ходе реализации этих масштабных государственных
программ были в основном решены задачи социально-экономического развития страны и ее
регионов, созданы условия для развития систем образования, культуры, здравоохранения.
Это позволило достигнуть высокого уровня социально-экономической стабильности,
поступательного развития национальных систем здравоохранения, культуры, социального
обеспечения.
Однако вопросы совершенствования государственного регулирования внутренней
миграции населения и оптимизации ее важнейшего миграционного потока – «село-город»,
который по своим социально-экономическим последствиям является определяющим для
обеспечения демографической безопасности сельских регионов, должного отражения в
государственных программах не нашли.
В рамках государственных программ по демографической безопасности особое
внимание должно быть уделено миграционным процессам, являющихся важнейшим
фактором формирования оптимальных количественных и качественных характеристик
демографического потенциала страны и ее регионов, необходимых для устойчивого
воспроизводства населения. Неконтролируемая внешняя и внутренняя миграция населения
может создавать реальные или потенциальные угрозы практически любому аспекту
демографической безопасности. Осознание этого факта позволяет сделать однозначный
вывод, что в долгосрочной перспективе одним из наиболее проблемных аспектов стратегии
устойчивого социально-экономического развития сельских регионов республики остается
задача обеспечения их демографической и миграционной безопасности. Причем основное
внимание должно быть уделено потенциальным возможностям населения к воспроизводству,
которые во многом зависят от особенностей половозрастной, брачной и миграционной
структуры населения и его демографического и миграционного поведения (в отношении
создания семьи, рождения детей, здоровья и сохранения жизни, миграционной
подвижности). Для того чтобы изменить миграционные намерения людей необходимо не
только улучшить основные социально-экономические факторы демографического развития
региона, но и изменить сложившиеся особенно в молодежной среде стереотипы
миграционного поведения. Ведь рост населения складывается в результате сложной
взаимосвязи экономических и миграционных факторов его воспроизводства. Возможности
демографического роста также определяет и система социальных и психологических
факторов, которые оказывают то или иное воздействие на формирование основные
составляющие демографического развития страны и ее регионов. Тем самым, определяя
взаимовлияние и взаимозависимость социально-экономических и миграционных факторов
развития демографического потенциала того или иного региона, необходимо в полной мере
учитывать характеристики и интенсивность демографического и миграционного поведения
его населения, особенно репродуктивного возраста.
С целью минимизации отрицательного влияния миграции населения на
демографические процессы в нашей стране следует в корне изменить отношение к выработке
концептуальных основ государственного регулирования миграционных процессов. К
осознанию этого факта пришли органы государственного управления, ответственные за
состояние миграционной и демографической безопасности страны и ее регионов. Сейчас в
республике завершается разработка новой Концепции государственной миграционной
25
политики, которая призвана обеспечить совершенствование законодательства в целях
управления миграционными процессами на основе системного подхода к проблемам
миграции; системность управления миграционными потоками путем достижения
соответствия их объемов, направлений и состава перспективам социально-экономического
развития Республики Беларусь; создание условий, направленных на оптимизацию
внутренних и внешних миграционных потоков с учетом национальных интересов;
укрепление государственной безопасности в области миграции путем минимизации ее
негативных последствий. В Концепции ставится задача развития научных исследований в
сфере миграции и создания республиканской системы мониторинга миграционных
процессов и анализа их влияния на социально-экономическое и демографическое развития
страны. Ведение постоянного социологического мониторинга демографического и
миграционного поведения населения страны позволит принимать научно обоснованные
решения по совершенствованию демографической и миграционной политики.
Кроме того, в Концепции вносится предложение о необходимости возвращения к
практике создания и реализации долгосрочных целевых государственных миграционных
программ с обязательным включением в их состав региональных миграционных
подпрограмм.
Принятие этой новой Концепции государственной миграционной политики,
несомненно, сыграет свою положительную роль в создании действенной системы
государственного управления миграционными потоками и социально-экономических
условий, направленных на оптимизацию внутренних и внешних миграционных потоков с
учетом интересов демографической безопасности страны и ее регионов.
26
СЕКЦИОННЫЕ ЗАСЕДАНИЯ
СЕКЦИЯ 1
СОВРЕМЕННАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ: ОБЪЯСНИТЕЛЬНЫЙ
ПОТЕНЦИАЛ, МЕХАНИЗМЫ ФОРМИРОВАНИЯ И
ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ
УДК 316.356
АВЕТЯН Н.С.
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ ПРОЦЕССА СОЦИАЛЬНОЙ И
КУЛЬТУРНОЙ АДАПТАЦИИ ДИАСПОРЫ: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
Аветян Н.С.
старший преподаватель кафедры социологии и специальных
социологических дисциплин ГрГУ им.Я.Купалы
(г. Гродно, Беларусь)
27
оказание давления на личность либо группу посредством различных механизмов их
интеграции [1, с. 82].
М. Вебер полагал, что в основе деятельности человека лежит субъективное
побуждение, а назначением его конкретных действий является достижение цели. В
подавляющем большинстве случаев действия выполняются «социально ориентированным
способом», т.е. в рамках вскрытых Э. Дюркгеймом социальных норм. Нормативное
поведение человека М. Вебер объяснял его высоким уровнем рациональности, когда
достижение цели гарантируется существованием тех же самых социальных норм при
известном заранее уровне затрат. Однако так происходит не всегда. Человек старается
«рационализировать» свою деятельность, снизить собственные затраты в сравнении с
общественно принятыми и получить таким образом определенные преимущества. Если это
удается, образ действий может привлечь и других людей и со временем стать нормой [2, с.
347].
Т. Парсонс видит социальную систему как совокупность взаимодействий, однако само
взаимодействие не является доминирующей единицей изучения социальной системы. В
качестве базовой единицы он использовал статусно-ролевой комплекс. «Это не аспект,
связанный с акторами или их взаимодействием, скорее, это структурный компонент
социальной системы. Статус относится к структурной позиции в пределах социальной
системы, а роль есть то, что человек делает, занимая данную позицию, рассматриваемую в
контексте ее функциональной значимости для системы в целом. Актор анализируется не с
точки зрения его мыслей и поступков, а как не более чем набор статусов и ролей» [3, с. 125].
Центральным для структурно-функционального анализа является понятие функции,
которая рассматривается в двух аспектах. Первый характеризуется как «роль» «одного» из
элементов некоторой целостности по отношению к «другому» или к системе в целом, второй
аспект трактуется как такая зависимость в рамках данной системы, при которой изменения
«одного» оказываются производными от изменения «другого».
При этом вводится понятие функциональных связей внутри системы (а также между
системами, системой и средой). Соответственно выделяются и процессы функционирования
наряду с процессами производства (ресурсов), воспроизводства (структуры), в совокупности
обеспечивающие стабильное существование системы и соотносимые с процессами ее
изменения и развития [4, с. 1098].
Р. Мертон утверждал, что «любой объект, который может подлежать структурно-
функциональному анализу, должен «представлять собой стандартизированное» (то есть
шаблонное и повторяющееся явление)» [5, с. 98]. Он имел в виду «социальные роли,
институциональные модели, социальные процессы, культурные образцы, социальные нормы,
групповую организацию, социальную структуру, средства социального контроля и т. д.».
Рассматривая понятия «функция – дисфункция» по теории Р. Мертона, можно изучить
потенциальные источники социальных изменений.
Бихевиористский подход основан на исследовании поведения индивидов,
испытывающих на себе влияние среды, под воздействием которой происходят
трансформации и формирование новых образцов поведения. Данный подход наиболее точно
отражен в труде У. Томаса и Ф. Знанецкого в работе «Польский крестьянин в Европе и
Америке» [6], где подчеркивались социально-культурные основы принимающей среды.
Исследователи понимали социальную жизнь мигранта как процесс адаптации: «Поведение
есть адаптация к среде, и нервная система … есть развивающая адаптация» [6, с. 94].
Информация, полученная в ходе анализа личных документов эмигрантов, позволила
исследователям выстроить типологию социальных характеров на основе реальной динамики
мотиваций конкретных людей, смоделировать механизм адаптации мигранта к среде, а также
представить варианты, характеризующие возможные пути адаптации и интеграции.
Позитивистский подход базируется на том, что миграционное поведение каждого
отдельного индивида или группы рассматривается как результат индивидуального выбора,
который зависит от исторических, политических, экономических, климатических,
28
географических и иных факторов. Примером позитивистского подхода могут служить
работы М. Тодаро [7, c. 361], в основе которых находится теория рационального выбора, в
них отводится довольно значимая роль индивидам в принятии решения о миграции.
Важнейшим мотивом миграционного поведения позитивисты рассматривают
заинтересованность индивида или группы в улучшении своего положения.
Этносоциологический подход получил свое развитие в тот период, когда для решения
проблем миграции стало недостаточно простого учета количества мигрантов и их состава,
личностных характеристик и установок. Данный подход начал развиваться в тот период,
когда появилась необходимость учитывать влияние на миграционное поведение людей не
только их индивидуальных предпочтений, но и желаний тех социальных групп, в состав
которых они входят, на нормы которых они ориентируются. Этносоциологическое
направление базируется на концепции культуры как коллективного способа адаптации к
окружающей природной и социальной среде и, на взгляд разработчиков, представляет собой
новый, более глубокий уровень понимания механизмов миграции, неотделимый от учёта
исторических традиций народа, в том числе отражающих прежний миграционный опыт.
Представитель конфликтного подхода Р. Дарендорф отмечает, что во второй
половине ХХ века в развитых странах значительно расширились возможности людей.
Индивиду предоставилось множество неизвестных ранее жизненных шансов (широкие
возможности к образованию, возможности самореализации в бизнесе, политике, творчестве
и т. д.), однако не каждый имеет к ним доступ. «Если человек поставлен в такие условия,
когда он не может воспользоваться данными ему шансами, все остальное остается пустыми
посулами» [8, c. 31]. Жизненные шансы он рассматривает как функцию опций и лигатур.
Опции понимаются как свобода в осуществлении выбора благодаря наличию прав и их
обеспечения. Лигатуры – это глубинные культурные связи, помогающие людям найти свой
путь в мире опций [8, c. 34–35]. Они выступают как система координат, способствующая
самореализации личности, однако полностью этот процесс может быть воплощен только в
условиях гражданского общества, предоставляющего множество социальных институтов и
организаций для выбора жизненного пути и признающего плюрализм в ценностных
ориентациях людей.
Подобной позиции придерживается американский социолог Л. Козер, указывая на
возможность сделать конфликт функциональным, если им управлять. Это зависит от типа
конфликта, которых, по мнению исследователя, два: реалистический и нереалистический.
Описывая первый тип, он вслед за Г. Зиммелем отмечает, что конфликты могут возникать по
поводу достижения какой-либо цели. Они предполагают наличие института участников и
посредников, а также регулирующих их правил и норм, в том числе и новых. Такие
конфликты могут носить функциональный характер для системы в целом и для ее
институтов: «конфликты являются механизмом, посредством которого происходит
приспособление к новым условиям» [9, c. 159]. Главным условием функциональности
реалистического конфликта является разделение базовых ценностей общества. Второй тип
конфликтов носит дисфункциональный для общества характер, так как возникает
исключительно из агрессивных импульсов, ищущих выхода независимо от того, каков их
объект, и когда выбор объекта совершенно случаен [10 c. 71]. Нереалистические конфликты
субъективны и управлять ими затруднительно из-за отсутствия норм и ограничений в
отношении человеческих фобий, напряжения.
Р. Коллинз изучал теорию конфликта через стратификацию. «Стратификация и
организация основываются на повседневных взаимодействиях» [11, с. 86]. Исследователь
подходил к конфликту с индивидуальной точки зрения, потому что теоретические истоки его
воззрений лежат в феноменологии и этнометодологии. Тем не менее он признавал, что
теория конфликта не может обойтись без социатального уровня анализа.
Таким образом, анализ существующей литературы относительно методологии
исследования адаптационного и интеграционного поведения мигрантов позволяет нам
сделать следующие выводы:
29
1. Процесс адаптации мигрантов к условиям другой социокультурной среды и их
последующей интеграции достаточно сложен и многоаспектен.
2. В социологии существуют различные теории в исследовании процесса адаптации
и интеграции мигрантов, поскольку данные понятия в русле каждой социологической
парадигмы трактовались исследователями по-разному в зависимости от методологического
подхода.
3. Социальная и культурная адаптация мигрантов в принимающее сообщество и
последующая их интеграция содержит в себе внутреннее противоречие, заключающееся в
том, что первоначально происходит стремление мигрантов к приспособлению к условиям
принимающей среды, а затем наступает потребность обособления, то есть переход к
становлению личностной и групповой независимости. Это рассогласование и является
источником конфликтной ситуации, но она не обязательно реализуется в виде социально-
психологической напряженности, а может использоваться для совершенствования
межнациональных отношений в социальной и культурной сфере принимающего сообщества.
Можно определить, что успешность адаптационного и интеграционного процесса
характеризуется оптимальным соотношением приспособления к независимости в
поведенческих установках мигрантов.
30
УДК 316.613.4+316.7:94
БРОВЧУК Н.М.
ПОНЯТИЕ «ТРАВМЫ» В ИССЛЕДОВАНИЯХ ПАМЯТИ ОБЩЕСТВА:
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
Бровчук Н.М.
младший научный сотрудник Института социологии НАН Беларуси
(г. Минск, Беларусь)
32
4. Аникин, Д. А. Травмы культурной памяти: концептуальный анализ и
методологические основания исследования / Д. А. Аникин, О. В. Головашина // Вестн.
Томск. гос. ун-та. – 2017. – №425. – С. 78–84.
5. Адорно, Т. Диалектика просвещения. Философские фрагменты / Т. Адорно, М.
Хоркхаймер. – М. : Медиум, 1997. – 310 с.
6. Кобылин, И. И. Культурная память, trauma studies и биополитика: контексты
полемики [Электронный ресурс] / И. И. Кобылин, Ф. В. Николаи. – Режим доступа:
https://journals.cultcenter.net/index.php/culture/article/download/71/58/. – Дата доступа:
24.10.2019.
7. Giesen, B. National Identity as Trauma: The German Case / B. Giesen // Myth and
Memory in the Construction of Community. Historical Patterns in Europe and Beyond. – Peter
Lang, Bruxelles etc., 2000. – P. 227–247.
8. Galtung, J. The Construction of National Identities for Cosmic Drama: Chosenness-
Myths-Trauma (CMT) Syndromes and Cultural Pathologies / J. Galtung // Handcuffed to History /
ed. by P. Udayakumar. – Westport, CT: Praeger, 2001. – P. 61–77.
УДК 308
33
«раз в день и чаще» (табл. 2). При этом респонденты женского пола на 4,9% пользуются
интернетом чаще для подготовки к учебным занятиям чем респонденты мужского пола
(65,5% и 60,6% соответственно). Следующим по популярности оказался ответ «2-3 раза в
неделю».
Таблица 1. Ответы студентов на вопрос «Как часто Вы используете интернет для работы?»
(от опрошенных)
Варианты ответов Мужской Женский Всего
Раз в день и чаще 50,2 42,9 45,6
2-3 раза в неделю 24,8 21,9 23
1 раз в неделю 7,3 6,7 6,9
1 раз в месяц 3,2 4,0 3,7
1 раз в полгода 1,5 1,0 1,2
Реже чем раз в год 0,6 2,4 1,8
Никогда 8,2 13,5 11,5
Затрудняюсь ответить 4,1 7,6 6,3
Один раз в неделю заходят в интернет для подготовки к занятиям 4,6% студентов.
Очевидно, что большая часть опрошенных готовится к занятиям, используя интернет-
ресурсы и интернет-контент. Как отмечает А.В. Поршнев, «интернет исключил из жизни
студентов процесс посещения библиотек, облегчив поиск нужной информации» [3].
Интересным нам показалось уточнить, как часто используется интернет для поиска
различной информации (табл. 3). При ответе на вопрос: «Как часто вы заходите в интернет
для получения какой-либо информации?» подавляющее большинство респондентов (84,3%)
выбрали ответ «раз в день и чаще». 2-3 раза в неделю ищут информацию в интернет-
пространстве 11,8% студентов, 1 раз в неделю – 2,4%. «Поиск информации» по праву
занимает первое место в списке приоритетов студенчества в сфере интернет-пространства»
[1, с. 42]
При ответе на вопрос: «Как часто вы заходите в Интернет с целью проведения
досуга?» 80,5% студентов ответили, что они делают это раз в день и чаще (табл. 4). 2-3 раза в
неделю заходят с этой целью 12,8% респондентов.
Таким образом, как отмечает В. О. Микрюков, «многие учащиеся вузов, независимо
от количества свободного времени, тратят его на Интернет» [2, с. 1].
34
Таблица 3. Ответы студентов на вопрос «Как часто Вы заходите в интернет для получения
какой-либо информации?» (от опрошенных)
Варианты ответов Мужской Женский Всего
Раз в день и чаще 83,8 84,6 84,3
2-3 раза в неделю 11,4 12,1 11,8
1 раз в неделю 3,4 1,5 2,4
1 раз в месяц 0,2 0,4 0,3
1 раз в полгода 0,2 0,3 0,2
Реже чем раз в год 0 0,1 0,1
Никогда 0,6 0,3 0,4
Затрудняюсь ответить 0,2 0,5 0,4
Таблица 5. Ответы студентов на вопрос «Как часто Вы заходите в интернет для творчества
(создания произведений науки, литературы и искусства)» (от опрошенных)
Варианты ответов Мужской Женский Всего
Раз в день и чаще 27,8 20,5 23,2
2-3 раза в неделю 18,1 20,8 19,8
1 раз в неделю 14,7 16,5 15,8
1 раз в месяц 9,1 13,3 11,7
1 раз в полгода 6,0 7,6 7,0
Реже чем раз в год 4,5 4,9 4,8
Никогда 13,4 10,8 11,8
Затрудняюсь ответить 6,5 5,7 6,0
Только 23,3% респондентов используют для этого интернет, при этом юноши делают
это в большей степени, чем девушки (27,8% против 20,5%). 2-3 раза в неделю занимаются
творчеством в интернете 19,8% студентов, один раз в неделю 15,8%. Практически
одинаковое количество процентов получили варианты «один раз в месяц» и «никогда» (11,7
и 11,8% соответственно). 7% респондентов заходят с этой целью в интернет один раз в
полгода, 4,8 реже, чем раз в год.
Подводя итоги нашего исследования, мы можем отметить, что чаще всего студенты
заходят в интернет-пространство для получения какой-либо информации и для проведения
досуга. Так ответили более 80% респондентов. Две трети студентов используют интернет для
подготовки к учебным занятиям. Каждый второй юноша заходит в интернет для работы,
среди девушек этот процент немного меньше. В наименьшей степени целью студентов в
35
интернете является реализация их творческого потенциала. В любом случае становится
понятным, что студенческая молодежь использует интернет каждый день, не представляя
свою учебу, работу и досуг вне виртуального мира.
УДК 316.758
КАВЕЦКИЙ С. Т.
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ СОЦИОЛОГИИ АНОМИИ ПЕРЕХОДНОГО
ПЕРИОДА
Кавецкий С. Т.
доцент кафедры политологии и социологии, заведующий социологической
лабораторией Брестского государственного университета имени А.С. Пушкина,
канд. философ. наук, доцент
(г. Брест, Беларусь)
36
провозглашаемые лозунги опровергаются практикой повседневной жизни. Этот феномен
обосновывается результатами исследований белорусских ученых А.Н. Данилова,
Д.Г. Ротмана, Л.Г. Титаренко. Общее состояние морального сознания белорусов, судя по
опросам, остаётся весьма неопределённым. Традиционные моральные представления сдали
свои позиции, а стабильные новые моральные нормы и отношения, адекватные
современному либерально-демократическому типу общества, не сформировались. Между
тем для устойчивого нравственного развития общества требуется достаточная ясность в этих
вопросах. Господствующие ныне противоречивые ценности не только во многом
предопределяют социокультурные типы отношений белорусских граждан к происходящим
политическим и экономическим процессам, но и позволяют прогнозировать противоречивые
перспективы будущего развития республики.
Раскрывая аномальные формы развития постсоветского общества, Ж.Т. Тощенко
презентовал концепцию кентавризма. Кентавр-проблема – это особая форма противоречий,
особое проявление парадоксов, имеющих особенные, специфические и уникальные черты.
Отметим, что «кентавризмы» охватывают широкий спектр процессов. В нашей стране
– это, например, отношение к модулю «Экономика» в высшей школе, который включает
экономику и социологию. Данный экзамен проходит на 1 курсе, экзамены сдаются в одной
аудитории, в один день, приоритет оценки за экономистами.
Следующим этапом в разработке аномальных общественных явлений у Ж.Т. Тощенко
стала концепция фантомов. Под этим понятием понимаются явления, которые олицетворяют
специфические, порой аномальные, экстравагантные формы общественной (публичной)
активности, оказывающие серьезное влияние на политические, экономические и социальные
процессы.
«Благоприятные условия» для фантомов и фантомных личностей сложились в
белорусской действительности в первой половине 90-х годов ХХ века, особенно в период
избирательных компаний, когда популизм претендентов на лидерство имитировал
объективную реальность.
Еще одна производная действующих социальных мутаций – имитация, отражающая
замену практической деятельности во всех сферах общественной жизни общества и на всех
властных уровнях. Ж.Т. Тощенко исследует причинно-следственный и понятийно-
категориальный аппарат имитации, механизмы её становления и практического
использования. «Сущность предлагаемых форм имитации – демагогия, провокация,
фальсификация, профанация, манипулирование, иллюзия, перформанс.
Итак, через призму концепций парадоксальности, кентавризма, фантомов и имитации
Ж.Т. Тощенко раскрывает сложную природу аномии.
Глубокие и сложные процессы в современном белорусском обществе на рубеже веков
– экономические изменения, трансформация социальной структуры, политические и
духовные изменения, социальные конфликты и другие – происходили в обществе
переходного типа, распад СССР и его последствия наложили глубокий отпечаток на все
сферы общественной жизни Беларуси.
Природа аномии заявляет о себе наличием разнообразного и постоянного уровня
социальных девиаций. Для неё в современном социуме характерен широкий спектр, резкое
снижение предсказуемости во времени тех или иных явлений, связанных с данной
социальной системой, возрастание значимости материальных ориентаций как
противоположных нравственным и духовным запросам. В этом смысле аномия раскрывается
как однозначно отклоняющееся, аномальное состояние социальной структуры.
Об этом свидетельствуют данные конкретно-социологических исследований,
проведенные под руководством автора.
С конца 1980-х гг. в Беларуси стали возможны поездки за границу. Что же
представляют собой поездки за рубеж по данным конкретно-социологических исследований?
(таблица 1).
37
Таблица 1. Распределение ответов на вопрос «Были ли Вы в течение последних 3-х лет за
рубежом?», %
Да Нет
Республика Беларусь 34,1 65,9
Витебская область 26,6 73,4
Гроднеская область 33,7 67,3
Гомельская область 27,2 23,8
г. Минск 36 61
Минская область 10,9 89,1
Могилевская область 16,7 83,3
Брестская область 40,1 59,9
Г. Брест 62,5 37,5
38
среднесрочную перспективу и позволит снизить уровень аномичности современного
социума.
УДК 316.344.24:316.7:316.4
КОЧЕРГИН В.Я.
РОЛЬ ДИСКУРСА В ФОРМИРОВАНИИ ПРОФЕССИОНАЛЬНО-
КОРПОРАТИВНОЙ КУЛЬТУРЫ СОЦИОЛОГОВ
Кочергин В.Я.
ведущий научный сотрудник Института социологии НАН Беларуси,
канд.философ.наук, доцент
(г. Минск, Беларусь)
39
морализаторство, полностью признавая право автора на выбор источников, подчеркнем, что
профессионально-корпоративную культуру в нашей науке поддерживает прежде всего
следование указанной выше норме (вариант а)).
Во-вторых, самоцитирование как феномен также имеет свои предпосылки. Это
вероятнее всего стремление напомнить о предшествующих опубликованных работах с целью
сохранения приоритета, а также теоретический и методологический индивидуализм.
Самоцитирование нисколько не принижает авторов, если за этим стоят действительно
значимые результаты. Главное, чтобы не игнорировались работы коллег, которые могут
видеть в той же проблеме другую сторону.
В-третьих, анализ ссылок выявил ряд авторитетных ученых, которые цитируются
наиболее часто и во многом могут быть отнесены к главам научных школ и направлений.
Последнее свидетельствует о том, что в процессионально-корпоративной культуре
белорусской социологии имеется нормативно-ценностное ядро, представленное образцами
работ таких ученых, как Бабосов Е.М., Давидюк Г.П., Данилов А.И., Соколова Г.Н., Степин
В.С., Ротман Д.Г., Титаренко Л.Г., Шавель С.А.
Таким образом, можно констатировать, что профессионально-корпоративная культура
в белорусской социологии сформировалась и продолжает развиваться, хотя и не без проблем,
что и показал дискурс-анализ.
УДК 316.2
ЛАПИНА С.В.
БЕЛОРУССКАЯ СОЦИОЛОГИЯ В РЕШЕНИИ АКТУАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ
СОВРЕМЕННОГО ОБЩЕСТВА
Лапина С. В.
профессор кафедры социально-гуманитарных дисциплин Института управленческих
кадров Академии управления при Президенте Республики Беларусь,
д-р социол. наук, профессор
(г.Минск, Беларусь)
40
разным базовым образованием. Интерес к социологии, оформлявшийся вначале в виде
любительского увлечения, зачастую приводил к формированию устойчивых
социологических ориентаций, становившихся профессией.
Этот процесс мультидисциплинарности, с одной стороны, предвосхитил
формирование междисциплинарности в современной науке, но, с другой стороны, требовал
проведения специальной работы по формированию единого методологического
пространства, которое в процессе становления социологии как отрасли научного знания
рассматривалось как одна из основных характеристик. Оно могла называться по-разному –
дисциплинарная матрица, научная парадигма, единый методологический подход, но
главное, что такого рода методологическая ориентация должна была разделяться всеми
членами институционально оформленного, либо виртуального («незримый колледж»)
научного сообщества.
Именно поэтому в белорусской социологии интерес к проблемам методологического
плана всегда имел первостепенное значение. Пожалуй, трудно найти кого-либо из ученых
социологов старших и средних поколений, кто бы всерьез не занимался этим вопросом: это
профессора Г.П. Давидюк, Е.М. Бабосов, Г.Н. Соколова, С.А. Шавель и многие другие.
Особо следует отметить деятельность в этом направлении Института социологии НАН
Беларуси, который был создан в 1990 году [1]. На методологическую нагруженность
белорусской социологической школы обращалось внимание в ходе подведения итогов
деятельности флагмана белорусской социологии – Института социологии НАН Беларуси,
который в следующем году будет отмечать свой 30-летний юбилей.
Сегодня вполне очевидными становятся новые тенденции в развитии белорусской
социологии. Их можно обозначить как постмодернистские ориентиры, так как социология с
момента своего зарождения формировалась в рамках неклассической системной традиции,
не всегда отчетливо артикулируя эти новаторские предпосылки. Даже так называемые
классики социологической мысли относятся к этой категории сугубо по заслугам, а не по
приверженности классической традиции. Один О. Конт хотел создать эмпирическую науку
об обществе, ориентирующуюся на образцы классической физики. Однако, ему это так и не
удалось. Да и физика в начале ХХ века вышла за пределы классического опытного
миропонимания с помощью представительной когорты исследователей, начиная с
А.Эйнштейна, стоявших у истоков уже неклассической физики, но вошедших в историю
науки в качестве ее классических представителей.
Анализируя состояние белорусской социологической школы в настоящее время,
следует отметить ее разноплановость в виде методологической полипарадигмальности и
политематичность в качестве предметно-практической ориентации. Она вышла за границы
строго очерченных границ марксистской социологии, в т.ч. – за счет включения в ряды
профессиональных социологов, выпускников БГУ, получавших профессиональное
социологическое образование. Широта их научного кругозора задавалась знанием
разнообразных мировых тенденций социологической мысли, которые использовались
новыми исследователями применительно к социальным реалиям наших дней с выходом на
практические рекомендации. Этому, во многом, способствовала организующая роль ВАК
Республики Беларусь – структуры, которая определяла и определяет требования к
выполняемым исследовательским работам. Достаточно взглянуть на тематику и обозреть
содержание диссертационных работ по социологии за последние несколько десятилетий –
их отличает предметная конкретность и опора на методологию, апробированную не только,
да и не столько в пределах белорусского социума.
На этом фоне заслуживают особого внимания те белорусские исследователи,
которые, адаптируя собственные наработки, обобщая достижения коллег ближнего и
дальнего социологического окружения, выходят на актуальные проблемы белорусского
общества, решение которых требует использования социологической теории и
методологии. Перспективы развития социума в процессе решения актуальных социальных
проблем становятся предметом исследования современных белорусских социологов [2].
41
Белорусские социологи работают и в рамках глобальной темы, исследование которой имеет
национальную специфику – устойчивое развитие общества [3]. Поиск возможных путей
достижения целей устойчивого развития общества не может происходить вне рамок
социологического поиска, который является центральным звеном в междисциплинарных
стратегиях достижения устойчивого развития как такого динамичного состояния социума, в
котором его акторы находят для себя самые приемлемые способы решения насущных
жизненных проблем, не затрагивая интересы следующих поколений [4].
Современное просвещенное человечество, анализируя свою историю и определяя
перспективы развития, не может обойтись без социологического бэкграунда. Социология
всегда была наукой, устремленной в будущее. Понимание такого предназначения науки об
обществе дает основания утверждать, что она сегодня и завтра, точнее, всегда, будет в
тренде.
На ее основе базируется социально-управленческий механизм, и выстраиваются
социально-управленческие стратегии достижения целей устойчивого развития в
глобальном, национальном и региональном масштабах. Этот же механизм и подобные
стратегии способны оптимизировать функционирование отдельных социальных
тотальностей и повысить эффективность индивидуальной активности различных субъектов
социума.
Думается, что разрабатываемая в рамках социологической теории концепция
социально-управленческого механизма является перспективным методологическим
направлением, соответствующим реалиям социального государства. Реализация этой
методологии в конкретных социологических исследованиях показывает, что социально-
управленческий механизм – это особая конструкция, которая преобразует объективные
факторы (экономические, политические, нормативно-правовые и др.) функционирования
управляемой системы в ценностно-целевые структуры деятельности социальных субъектов,
включенных в нее и реализующих социальный заказ на разных уровнях социального
взаимодействия. Содержательной спецификой социально-управленческого механизма в
системе управления социальными системами и организациями является согласованное
социальное взаимодействие всех элементов его специфической социальной структуры,
проявляющееся в ходе реализации общих целей на макро- (общество в целом), мезо-
(конкретное учреждение или организация и т.п.) и микроуровнях (отдельные индивиды).
В итоге социально-управленческий механизм не просто суммирует интересы всех
социальных групп и индивидов, а воспроизводит их в структурированной целостности,
становясь реальным инструментом принятия управленческих решений на разных уровнях
государственного управления. Эти свойства социально-управленческого механизма
позволяют вполне адекватно моделировать социальный диалог, целью которого в
демократическом обществе является социально приемлемый консенсус.
Социологи здесь могут выступить в роли модераторов, обеспечивающих единство
дискуссий и консенсус в принятии выводов и оценок, а социология в ее метатеоретическом
полипарадигмальном статусе способна теоретически и практически обеспечить такой
социальный диалог [5].
42
4. Лапина, С.В. Стратегия достижения целей устойчивого развития Республики
Беларусь: социологический подход / С.В. Лапина, М.А. Щеткина // Проблемы управления. –
2019. – №3. – С.5–9.
5. Лапина, С.В. Социально-управленческий механизм: реализация в условиях
социального государства / Социология управления в теории и практике государственного
управления / С.В. Лапина [ред.], И.А.Лапина и др. – Минск: Акад.упр. при През.РБ, 2017. –
С.6–11.
УДК 796.011
МИРОНЦОВ И. В.
КОНЦЕПЦИЯ ПЕРЕХОДА КАК ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОСНОВАНИЕ ДЛЯ
СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ СПОРТИВНОЙ КАРЬЕРЫ
Миронцов И. В.
аспирант кафедры социологии Белорусского государственного университета
(г. Минск, Беларусь)
43
поэтому первые теоретические наработки по этому вопросу были извлечены из танатологии
и социальной геронтологии. Так, например, из последней была взята теория «субкультуры»,
сторонники которой утверждают, что длительные социальные взаимодействия между
индивидами внутри одной стабильной группы приводят к развитию группового сознания, и
что эти люди могут быть менее активными и хуже приспосабливающимися к окончанию
карьеры [10]. Из танатологии была взята концепция «социальной смерти» – это состояние,
наступающее после окончания трудовой деятельности индивида, и вызывающее у него
нарушения социального функционирования, самоизоляцию или чувство остракизма.
Существует еще одно популярное танатологическое объяснение состояния спортсмена после
окончания карьеры, аналогичное объяснению тому, что испытывает человек, оказавшись
перед лицом смерти: отрицание и изоляция, в которых спортсмены изначально отказываются
признать неизбежность прекращения карьеры; гнев, который вызван изменением в целом
привычных детерминант деятельности; торг, когда они пытаются договориться о продлении
карьеры (с тренером, врачами и т.д.); депрессия, во время которой наблюдается потеря
интереса к жизни; и принятие, когда бывшие спортсмены наконец смиряются с окончанием
своей карьеры [10].
Хотя геронтологические и танатологические теоретические модели сыграли важную
роль в стимулировании исследований, посвященных окончанию карьеры, они по-прежнему
имеют множество ограничений из-за своего специфического характера, рассмотрения самого
факта окончания карьеры как негативного события, и пренебрежения жизнью атлета после
завершения выступлений на профессиональном уровне [11].
В связи с этим и в оппозиции упомянутым подходам известный американский
психолог Н. Шлоссберг предложила определение перехода как «события или не события,
которое приводит к изменению представлений о себе и мире и, следовательно, требует
соответствующего изменения в своем поведении и отношениях» [12]. Многие исследования
второй карьеры показывали, что адаптация к ней занимает в среднем около одного года, и
далеко не все бывшие спортсмены согласны с тем, что прекращение выступлений на
международном уровне есть негативное событие [13; 14].
Из-за того, что применительно к спортивной карьере переход является не
одномоментным, а протяженным во времени событием, произошел второй важный сдвиг в
изучении развития карьеры и переходов. Он заключался в отказе от концентрации внимания
почти исключительно на самом акте окончания спортивной карьеры, а ставил целью
изучение переходов спортсмена на всем протяжении его карьеры – так получил широкое
признание подход «вся карьера» (whole career). Этот сдвиг в теоретической перспективе
проходил параллельно с исследованиями в области становления и развития талантов,
целенаправленного совершенствования каких-либо навыков и, наконец, построением
карьеры. Ранняя работа по изучению развития талантов включала выделенные Д. Блумом
следующие этапы профессиональной жизни талантливых атлетов [15]:
1) этап инициирования, когда молодые спортсмены впервые посещают спортивные
мероприятия и в ходе которых они идентифицируются экспертами как талантливые
спортсмены;
2) этап развития, во время прохождения которого спортсмены становятся более
преданными своему виду спорта, и где количество тренировок и уровень специализации
возрастает;
3) этап овладения или совершенствования, на котором спортсмены достигают уже
высокого уровня спортивного мастерства.
Здесь можно зафиксировать начало третьего важного сдвига в вопросе исследования
развития карьеры и концепции перехода: когда было сочтено важным включить в него те
изменения, с которыми сталкиваются спортсмены в других областях развития. Так
произошел переход от поставки акцента на исключительно спортивные «переходы» к более
целостной и всеобъемлющей перспективе, в которой карьерные спортивные переходы
44
рассматриваются в их взаимосвязи с проблемами развития и переходами в других сферах
жизни спортсменов [11].
Наконец, четвертый сдвиг имеет отношение к пониманию роли контекстуальных
факторов в развитии карьеры и переходных процессах. В то время как более ранние
исследования были сосредоточены только на изучении того, как тренеры, родители и
сверстники способствуют развитию карьеры спортсменов и осуществлению в ней переходов,
более поздние также учитывают роль макросоциальных факторов (таких как, например,
сложившуюся спортивную систему и культурные особенности в отдельно взятой стране)
[16]. Таким образом, исследования в области спортивной карьеры с начала ХХI века стали
развиваться в рамках целостного, охватывающего период всей жизни атлета, подхода,
переход к которому ознаменовал начало современного этапа развития концепции перехода.
45
УДК 316+17
ПАВЛОВСКАЯ О. А.
СПЕЦИФИКА ДУХОВНО-НРАВСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ БЕЛОРУССКОГО
НАРОДА В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ ТРАНЗИТИВНОСТИ
Павловская О. А.
ведущий научный сотрудник Института философии НАН Беларуси,
канд. философ. наук, доцент
(г. Минск, Беларусь)
46
качественной стороне этой активности и творчества, т. е. на какие в моральном плане цели
они будут направлены, на благо или во вред человеческому существованию.
Традиционное общество, имея глубокие исторические корни, в той или иной мере
сохраняет свой духовно-нравственный потенциал и сегодня, проявляясь в системе
человеческих взаимоотношений в различных регионах земного шара, в цивилизационных
парадигмах и национальных культурах, на бытовом уровне. В условиях социальной
транзитивности в общественном сознании критически оценивается, как правило, состояние
духовно-нравственной сферы ближайшего предшествующего (предыдущего) периода
социального развития и возлагаются большие надежды на возрождение забытых народных
традиций, усматривая в них источники подлинной духовности и нравственности. Однако
односторонняя ориентация на возрождение народной традиционности и рассмотрение ее в
качестве панацеи от всех бед современной техногенной цивилизации весьма чревата для
духовно-нравственного состояния общества, т. к. может привести к образованию «жесткого,
мертвящего, замкнуто-органического традиционализма» (Г. С. Батищев).
В условиях индустриального общества существенно расширяется диапазон
проявления индивидуальной творческой свободы, деловой активности, но в то же время
весьма серьезно обнажается проблема личностного развития человека, показав пагубную
роль для его духовно-нравственного состояния чистогана частнособственнических
отношений, безжалостной эксплуатации, «варварского» покорения природы. В рамках
индустриализма правомерно говорить об инновациях применительно прежде всего к сфере
промышленного производства, что обусловило его качественные преобразования и
динамичный рост и послужило основой формирования техногенной цивилизации.
Доминанты этой цивилизации по существу отодвинули на задний план инновационный
потенциал сферы социально-гуманитарного знания.
Переход к постиндустриальному (информационному) обществу непосредственно
связывается с инновационным путем социального развития, признается, что его реализация
зависит как от интеллектуального и профессионального уровня человека, так и от его
личностного отношения к деятельности, ее результатам, общественному признанию его
заслуг. Перенесение акцента на личностное развитие человека значительно актуализирует
проблемы духовно-нравственного характера. В этой связи, определяя сущность инноваций в
постиндустриальном обществе, следует не только говорить о получении и внедрении в
производство новых научно-технических знаний, но и особо выделять такой аспект, как
освоение человеком богатейшего арсенала социально-гуманитарных знаний, исторического
духовно-культурного опыта, преобразования их в свою личную культуру, направленную на
последовательное утверждение в жизни гуманистических ценностей.
Опираясь на историко-культурные и историко-философские материалы,
представляется возможным выделить следующие этапы социокультурной транзитивности в
истории Беларуси, когда наиболее отчетливо проявляются пересечение и взаимодействие
традиционных, универсальных и инновационных ценностей, что непосредственно
отражается и на духовно-нравственном состоянии белорусского народа:
1. Переход от традиционной этнокультуры, опирающейся на языческие
верования, к мировоззренческой парадигме христианства, в рамках которой открывается
миру общечеловеческий универсальный характер нравственных ценностей, с одной стороны,
и которая в дальнейшем явилась институциональной основой (в виде церковной
организации) образования общего славянского этноса с последующим оформлением в виде
восточнославянской цивилизации, с другой.
2. Переломная эпоха, в ходе которой происходило расшатывание традиционных
государственно-церковных устоев (как в католической, так и в православной форме)
посредством распространения ренессансных и реформационных идей на белорусских
землях, что обусловило, с одной стороны, активизацию индивидуально-личностного начала в
культурно-просветительской и общественно-политической деятельности, с другой – попытки
47
связать развитие национального самосознания с процессом обновления религиозно-
конфессиональных отношений.
3. Транзитивный период, связанный с необходимостью преодоления
средневековых традиций сословной государственности и зарождением демократического
движения, что способствовало распространению в массовом сознании идей свободы,
равенства, справедливости и, соответственно, стремления к преобразованию народной
жизни, с одной стороны, и стало благодатной почвой для роста национального самосознания
белорусов, с другой.
4. Революционный переход от «старой» формы социально-экономических
отношений и имперско-сословной государственности к «новой» форме производственных
отношений и диктатуре пролетариата, что, с одной стороны, открыло доступ к образованию
и достижениям мировой культуры широким массам трудящихся, с другой – позволило
легитимизировать и активизировать процессы национального самоопределения и
национально-культурного развития в рамках советской общественной системы.
5. Современный транзитивный период – переход от советского общественного
уклада к государственно-суверенной политической системе, который осуществляется
одновременно с кардинальными цивилизационными трансформациями общемирового
уровня, обусловленными масштабным информационно-коммуникативным процессом.
Таким образом, в истории белорусского народа отчетливо просматриваются
пересечение и взаимодействие традиционности, универсальности и инновационности как
основных потоков в социокультурном развитии. На основании этого представляется
возможным определить специфику духовно-нравственного развития белорусского народа,
которая выражается в следующем: во-первых, преобладает традиционность в ментальных и
поведенческих структурах, что обусловлено, по всей видимости, выпавшими на долю
белорусов тяжелейшими жизненными испытаниями, выдержать которые помогали как
инстинкт самосохранения, так и чувство общинной солидарности; во-вторых, несмотря на
сложнейшие перипетии исторической судьбы, в народном самосознании доминировали
такие общечеловеческие моральные черты, как миролюбие и добрососедство, трудолюбие и
добросовестность, доброжелательность и отзывчивость, толерантность и веротерпимость и
многие другие, которые носят универсальный характер и составляют основу
гуманистического отношения к жизни; в-третьих, и традиционность, и универсальность
являются фундаментом для конструктивного и безопасного проявления личностного фактора
как инновационной силы в ходе современных социальных трансформаций.
УДК 316:101.1+316.2
ШАВЕРДО Т. М.
ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ И ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
СОЦИАЛЬНЫХ ФЕНОМЕНОВ
Шавердо Т. М.
младший научный сотрудник Института социологии НАН Беларуси
(г. Минск, Беларусь)
48
также, какова позиция исследователя. Если принять за истину, что есть некая реальность, которая
существует «сама по себе», то исследователь занимает жесткую субъект-объектную оппозицию в
познании, где его основная задача правильно «отразить» реальность и выразить ее в
универсальных законах. Иными словами, между онтологией (реальностью) и эпистемологией
(знанием о реальности) как бы ставится знак равенства, что является типичным для классического
этапа социально-гуманитарных наук. В современной социальной теории, напротив, между
полюсом онтологии и эпистемологии устанавливается дистанция: действительность оказывается
доступна познающему субъекту не непосредственно, а только через своеобразный мыслительный
конструкт, им воссозданный.
Белорусский социолог В.Л. Абушенко подчеркивает, что «мы не отражаем реальность саму
по себе, а в той или иной мере познаем ее в рамках тех возможностей, которые есть у наших
понятий и инструментов познания. Поэтому любое онтологическое утверждение о том или ином
факте и событии требует обоснования того, насколько адекватно наше знание позволяет нам их
улавливать и описывать» [1 с. 70].
Анализируя специфику современной социальной теории Э. Гидденс указывает на ряд
принципиальных характеристик: «(1) признание активного и рефлексивного характера действия в
противовес ортодоксальному консенсусу, согласно которому социальное поведение является
результатом сил, не контролируемых человеком; (2) признание фундаментальной роли языка в
объяснении и интерпретации социальной жизни; (3) интерпретация значений в зависимости от
кода, определяющего восприятие того или иного события» [2, с. 19].
Таким образом, Э. Гидденс обращает внимание на трансформацию субъект-объектных
отношений в процессе познания и подчеркивает активность исследователя не только в
объяснении, но и в конструировании социальной реальности.
Здесь стоит остерегаться крайностей и не абсолютизировать роль познающего субъекта,
отрицая существование реальности за пределами человеческого сознания. В этом отношении
конструктивисты используют удачное понятие «материал», которое не перегружено смыслами как
понятие «реальность». В контексте исследования социальных феноменов принципиальна
способность «материала» реагировать на воздействие: либо поддаваться ему, либо оказывать
сопротивление. Жизнеспособность теоретических конструктов, в свою очередь, определяется
реакцией «материала» на «примерку» модели.
Современная социальная теория не выступает с претензией описать реальность, какая она
есть «на самом деле», не создает законченную (замкнутую) картину мира. В контексте
современной социальной теории мы контактируем с реальностью опосредованно: социальные
феномены становятся доступными для рефлексии лишь в виде умозрительных моделей.
Внутренняя противоречивость и одновременно потенциал современной социальной теории
именно в том, что она, в большей степени, занимается постановкой вопросов, нежели отвечает на
них.
49
УДК 316.275
ШЕВЧИК Д. О.
СОЦИАЛЬНАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ АЛЬФРЕДА ШЮЦА В СИСТЕМЕ
СОВРЕМЕННОГО СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ
Шевчик Д. О.
магистрант Института подготовки научных кадров НАН Беларуси
(г. Минск, Беларусь)
50
4. Кравченко, Е. И. Существует ли феноменологическая социология? / Е. И.
Кравченко // Вестник МГЛУ. – 2015. – № 7. – С. 113–121.
5. Мерещакова, Л. Ю. Феноменологическая социология Альфреда Шюца:
теоретические предпосылки и основные идеи / Л. Ю. Мерещакова // Вестник РУДН, серия
Социология. – 2002. – №1. – С. 116–127.
6. Ненашев, М. И. Идеи социальной феноменологии Альфреда Шюца / М. И.
Ненашев // Вестник ВятГУ. – 2010. – № 4. – С. 6–11.
7. Гуссерль, Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис
европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества
и философии. Философия как новая наука / Э. Гуссерль. – Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2000. – 752
с.
8. Мамардашвили, М. К. Картезианские размышления / М. К. Мамардашвили. – М.:
Прогресс, 1993. – 352 с.
51
СЕКЦИЯ 2
СОВРЕМЕННОЕ СОЦИАЛЬНОЕ ЗНАНИЕ
О ПЕРСПЕКТИВАХ РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВА
УДК 1:316.422
АНОХИНА В. В.
ДИЛЕММА «ТРАДИЦИОННОЕ VS СОВРЕМЕННОЕ» КАК МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ
ПРОБЛЕМА ПАРАДИГМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ
Анохина В. В.
доцент кафедры философии и методологии науки
Белорусского государственного университета,
канд. философ. наук, доцент
(г. Минск, Беларусь)
52
мирный характер; в-четвертых, стадии, которые проходит социум в процессе модернизации,
обязательно последовательны – ни одна из них не может быть пропущена, скачки через них
неизбежно отбросят реформирующееся общество назад; в-пятых, теоретики модернизации
подчеркивали важность имманентных причин и эндогенных факторов перемен, что
позволяло описывать механизмы социальных изменений посредством таких
эволюционистских понятий, как «структурно-функциональная дифференциация»,
«адаптивное совершенствование» и т. п.; наконец, в-шестых, неизбежным результатом
модернизации, как прогрессивного типа социальных изменений, считалось достижение
высокого уровня экономического роста и общественного благосостояния, улучшения
качества и условий жизни широких масс населения [1, c. 30–31; 2, с. 580–585; 3, с. 283–322;
4, c. 18–23; 5, с. 222–221].
В парадигмальном пространстве линеарных моделей модернизации дилемма
«традиционное vs современное» обрела вид методологической дихотомии, став основанием
классификации стадий социальных изменений. Специфика этих методологических
дихотомий имплицитно воспроизводила в структуре социального знания образ
модернизации как линейного процесса. Рассматривая их ряды, можно видеть, что они
представляют собой не только когнитивный инструмент анализа социальных изменений, но
также способ и критерий оценки их качества.
Действительно, полярные признаки, отражающие контрарность характеристик
традиционного и современного в работах К. Маркса, М. Вебера, Э. Дюркгейма предполагали
и ценностную неравнозначность аграрного и индустриального, феодального и
капиталистического, сегментарного и организованного обществ. Типовые переменные
Т. Парсонса и Э. Шилза, позволяющие дифференцировать общества по таким параметрам,
как «аффективность/аффективная нейтральность», «партикуляризм/универсализм»,
«коллективизм/индивидуализм», «диффузность/специализация»), «приписка /достижение»,
имплицитно основаны на установках эволюционизма как, позволяющих оценивать общество
с позиций эффективности его адаптации к вызовам окружающей среды. «Линеарная модель
стимулировала обсуждение проблемы стандартных критериев модернизации, которые
разрабатывались обычно на основе сопоставления идеал-типических образов
традиционности и современности, представлявших, собственно, два полюса, между
которыми и мыслился сложный процесс трансформации обществ. Данные критерии
рассматривались сторонниками линеарной модели в качестве обязательных для всех
обществ, вступивших на путь модернизации» [6, с. 151].
Идеологическая подоплека концептуально-методологических дихотомий
классической парадигмы модернизации обнаруживает себя и в различных
смыслоупотреблениях термина «модернизация». Среди разнообразных его дефиниций Питер
Штомпка анализирует три основных значения [2, с. 578–579].
Во-первых, модернизация есть синоним любых прогрессивных социальных
изменений; во-вторых, она отождествляется с понятием современности и означает комплекс
социальных, политических, экономических и культурных трансформаций, происходивших
на Западе с XVI по XX века. Речь идет о таких процессах, как индустриализация,
урбанизация, рационализация, формирование бюрократических форм легализации
господства, демократизация, развитие и доминирование капитализма, индивидуализма и
мотивации успеха, утверждения разума и науки. Модернизация предстает как «процесс
превращения традиционного, или дотехнологического общества, по мере его
трансформации, в общество, для которого характерны машинная технология, рациональные
и секулярные отношения, а также высоко дифференцированные социальные структуры» [7,
с. 381–382]. В-третьих, этот термин означает стремление стран мировой периферии догнать
наиболее развитые страны Запада, которые сосуществуют с ними в глобальном сообществе в
одном историческом времени. По сути, понятие модернизации описывает движение от
ценностной периферии к аксиологическому центру Современности, а поэтому всегда связано
с идеей прогресса и определенной шкалой оценки качества социальных изменений.
53
Отождествление модернизации с вестернизацией неизбежно столкнулось с критикой,
став источником радикального пересмотра дихотомии «традиционное vs современное» в
концепциях нео- и постмодернизации. Помимо классических трактовок появились
разнообразные аналитические конструкции понятия «модернизация», позволяющие говорить
как о множественности ее эпицентров, так и о конструктивной роли культурных традиций в
социальной трансформации, разрушающей прежнюю методологическую дилемму.
Р. Инглехарт, отмечая важность процессов индустриализации, урбанизации, роста
профессиональной специализации и повышения уровней формального образования, в то же
время считал, что в конце XX в. развитие зрелых индустриальных обществ связано с
радикальным изменением норм политической, трудовой, религиозной, семейной жизни. Для
описания этой стадии более адекватен термин «постмодернизация», «согласно которому
процесс, называющийся модернизацией, уже не является самым последним событием в
современной истории человечества, и социальные преобразования развиваются сегодня
совершенно в ином направлении» [8, с. 268]. Постмодернизация характеризуется отказом от
таких приоритетов общества первого модерна, как экономическая эффективность,
бюрократизация структур власти и научный рационализм, и предполагает переход к более
гуманному общественному состоянию, предполагающему самостоятельность и
многообразие форм самовыражения личности.
Определенная реабилитация традиции в контексте постсовременной парадигмы
модернизации связана с концепциями позднего (зрелого) модерна Э. Гидденса и
рефлексивной модернизации У. Бека. В их работах традиция рассматривается как значимый
фактор стабилизации модернизационных изменений, продуцирующих перманентное
ускорение социальной динамики, рост неопределенности будущего и глобализацию рисков.
Э. Гидденс выделяет три основные черты позднего модерна: 1) экспоненциально
возрастающая скорость социальных процессов, особенно – скорость изменения технологий;
2) втягивание социально и информационно различных районов мира во взаимодействие друг
с другом, или глобализация; 3) изменение внутренней природы современных институтов [8,
с. 101–122]. Согласно концепции У. Бека, новый статус культурных факторов определяется
тем, что природа перестает быть естественной рамкой для социальных систем и не может
рассматриваться как «окружающая среда» жизнедеятельности человека, превращаясь в
реальность, структурируемую им на основе требований социальной организации и
принципов социального знания [9].
В новейшей парадигме модернизации она не отождествляется с вестернизацией не-
западных обществ, их культурной ассимиляцией и «пересадкой» западных институтов на не
подходящую для них «почву», но мыслится как гетерогенный и многоуровневый процесс
взаимодействия традиционных и современных элементов социальной реальности. Успех
модернизации зависит не от успешного заимствования, а от формирования
структурированного синтеза смыслов, ценностей, норм и институтов, благодаря которому
возможно конструктивное взаимодействие эндогенных и экзогенных ценностей. Таким
образом, модернизация в ее новейших интерпретациях предполагает опору на собственные
национальные традиции и сохранение значительной культурной вариативности в векторах
социальной трансформации.
54
4. So, A. Y. Social Change and Development: Modernization, Dependency, and World-
System Theories / Alvin Y. So. – Newbury Park, CA: SAGE Publications, 1990. – 283 p.
5. Побережников, И. В. Теория модернизации: основные этапы эволюции /
И. В. Побережников // Проблемы истории России. – Екатеринбург: Волот, 2001. – Вып. 4:
Евразийское пограничье. – С. 217–246.
6. Побережников, И. В. Модернизация: теоретико-методологические подходы /
И. В. Побережников // Экономическая история. Обозрение / под ред. Л. И. Бородкина. –
Вып. 8. – М., 2002. – С. 146–168.
7. Sztompka, P. Socjologia. Analiza społeczeństwa / P. Sztompka. – Kraków : Wyd-wo Znak,
2002. – 720 s.
8. Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология / под ред. В. Л. Иноземцева. –
М.: Academia, 1999. – 631 с.
9. Бек, У. Общество риска: На пути к другому модерну / У. Бек. – М.: Прогресс-
Традиция, 2000. – 383 с.
УДК 316.61–055.1
АНЦЫПОВІЧ М.В.
САЦЫЯКУЛЬТУРНЫЯ СКЛАДНІКІ ІНЖЫНЕРНАЙ АДУКАЦЫІ
Анцыповіч М. В.
выконваючы абавязкі загадчыка кафедры тэорыі і гісторыі культуры Прыватнай
установы адукацыі «Універсітэт імя Ніла Гілевіча»,
канд. філасоф. навук, дацэнт
(г. Мінск, Беларусь)
55
цыкла прадукцыі. Пад аб’ектамі, працэсамі і сістэмамі падразумеваецца мноства рашэнняў і
вынікаў працы інжынера. У інжынерных ВНУ працуюць, як правіла не інжынеры – практыкі,
а інжынеры – даследчыкі. Яны вытвараюць новыя інжынерныя веды з пазіцый
рэдукцыянісцкага падыхода, паколькі дзякуючы яму на першы план вылучаюцца
адмысловыя спецыялісты. У інжынернай практыцы па-за межамі аўдыторыі
выкарыстоўваецца сістэмны падыход для вытворчасці інжынерных аб’ектаў, працэсаў і
сістэм, пры якім важным выступае праца каманды. Такім чынам, змяненне кантэкста
адукацыі засноўваецца на змяненні агульнай культуры адукацыі. Да 1950гг. і нават пазней,
выкладчыкамі ВНУ былі практыкуючыя інжынеры. У наступныя за гэтымі гадамі інжынераў
– практыкаў паўсюдна замянілі навукоўцы – тэарэтыкі, ад чаго культура інжынернай
адукацыі змянілася і зрабілася навукова – арыентаванай [2, с. 47].
Інжынерная адукацыя ахоплівае чатыры асноўныя катэгорыі спажыўцоў ці
зацікаўленых бакоў: студэнты, прадстаўнікі вытворчасці, выкладчыкі і грамадскія
арганізацыі. Усе яны маюць свае уласныя меркаванні адносна мэтаў інжынернай адукацыі.
Канфлікт паміж політэхнічнай адукацыяй, заснаванай на вывучэнні фізікі і матэматыкі, і
практычным навучаннем умельствам тэхнічнага чарчэння і правядзенням лабараторных
эксперыментаў быў відавочным ад самага пачатку развіцця прамысловай інжынерыі. Адной
з рызык у падрыхтоўцы сучаснага інжынера выступае скарачэнне колькасці гадзін
сацыягуманітарных дысцыплін і колькасці аўдыторных гадзін, якія адводзяцца на іх. Гэта
можа прыводзіць да таго, што выпускнікі інжынерных спецыяльнасцей будуць
неканкурэнтназдольнымі на рынку працы, у прыватнасці, ім складаней будзе адаптавацца да
працоўнага калектыва, выкарыстоўваць інавацыйны падыход да развязвання
прафесіянальных задач, а таксама ўлічваць сацыяльныя, экалагічныя і эканамічныя аспекты і
абмежаванні сваёй прафесіянальнай дзейнасці. У сённяшніх умовах пытанне аб тым, ў
інтарэсах якога сацыяльнага феномена – грамадства, дзяржавы ці асобы – павінна развівацца
інжынерная адукацыя, выразна адзначае ўсю яе супярэчнасць як рэальнага працэса. Сучаснае
грамадства ўсе больш усвядамляе, што рашэнне праблем адукацыі залежыць ад
агульнафіласофскага падыхода да разумення чалавека. Большасць даследчыкаў
характарызуюць цяперашнюю фазу існавання чалавецтва ў тэрмінах «прынцыпова новага
фактара сусветнай гісторыі». Сярод філосафаў XX ст., якія крытычна асэнсоўвалі
сацыякультурную і духоўную сітуацыю сучаснай цывілізацыі, у тым ліку і магчымасныя
перспектывы развіцця тэхнікі, былі О. Шпэнглер, Хасэ Артэга-і-Гасэт, К. Ясперс, Дж.
Гэлбрэйт.
У анталагічным плане эмпірычнай асновай тэхнічных ведаў выступае мноства
існуючых тэхнічных аперацый і артэфактаў, спосабаў іх злучэння і функцыянавання, а
таксама асобныя прадметы і працэсы прыроды. У гнасіялагічным плане – гэта пэўныя
філасофскія і светапоглядныя ўстаноўкі, а таксама тыя з «прыродазнаўчых» тэорый,
ісцінасць якіх хоць і праверана на практыцы, але ў адносінах да прыродных, а не тэхнічных
утварэнняў. Значыць, тэхнічныя тэорыі адрозніваюцца ад «прыродазнаўчых» тым, што само
адзінства тэхнічных ведаў дэтэрмінуецца мэтавым прызначэннем таго штучнага аб’екта, які
павінен быць створаны на аснове тэарэтычных разлікаў інжынернага пошука, ў адносінах як
да асобнага механізма, так і да тэхнасферы ў цэлым. Гэта прадвызначаецца тым, што ў
адрозненні ад прыродазнаўца розум інжынера скіраваны не на пошук унутранага ў з’яве, а,
наадварот, на пошукі знешняга ва ўнутраным. Здумленне інжынера спасцігае сутнасць не
суглядальна, а толькі апасродкавана практыкай ў выглядзе вопыта (эксперымента), пад час
якога тэхнічная ідэя і фарміруецца.
Адукацыйная прастора тэхнічнай школы, як правіла, ўзнаўляе дзве паралельныя лініі:
адна – рыхтаваць творца ў дачыненні да машыны, другая – выканаўца ў складанай сістэме
адносін чалавека са светам. Пры гэтым сістэма адносін кшталту «чалавек – машына» значна
ўзвышаецца над сістэмай адносін «чалавек – чалавек», ці «чалавек – прырода». Пагэтаму
студэнты, пачынаючы ўжо з першага курса, робяцца «тэхнакратамі» са здумленнем,
скіраваным на культуру карыснасці і спажывання. Яны далёка не заўсёды прыдаюць вялікае
56
значэнне таму, што формула максімальна агульнага шчасця ўключае ў сябе і шчасце іншых
форм жыцця. Ігнаруючы «абурэнне» прыроды, студэнты далёка не заўседы засяроджваюцца
на тым, што дзейнасць інжынера павінна рэалізоўвацца пад знакам маральна-ўсведамляючых
адносін да прыроды. Як адзначаў беларускі філосаф М. Крукоўскі, што мала бывала ў
гісторыі выпадкаў, калі, здавалася б, поўнае або хоць бы толькі частковае здзяйсненне ідэалу
прыносіла не радасць, а горкае расчараванне. І як вынік атрымлівалася «штосьці непадобнае
на тое, што так чакалася, а штосьці зусім незнаёмае і чужое. Гэта пераважна ад таго, што пры
першапачатковым акрэсленні ідэалу і ў працэсе здзяйснення яго не ўлічваліся як бліжэйшыя,
так і самыя далёкія акаляючыя яго зверху і знізу структурныя ўзроўні» [3, с. 251].
Працэс адносін «чалавек – машына» і «чалавек – чалавек» з’яўляецца вынікам
супярэчлівых задач, з якімі сутыкаецца тэхнічная адукацыя: з аднаго боку, адбываецца
постмадэрнісцкае размыванне і разбурэнне светапогляднай суцэльнасці тэхнічных ведаў, іх
фрагментарызацыя на нейкія незлучаныя паміж сабою аморфныя элементы (суб’ект -
суб’ектная парадыгма), а з другога боку, адбываецца рух у бок прамога навязвання «адзіна
правільных ведаў» (суб’ект – аб’ектная парадыгма). Супярэчлівы характар тэхнічнай
адукацыі «здымаецца» самой сферай інжынернага здумлення, якое заўседы скіравана ў бок
пошуку кампрамісаў дзеля рэалізацыі супрацьлеглых тэхнічных палажэнняў. Напрыклад,
павышэнне цеплавой эканамічнасці патрабуе павялічэння даўжыні турбіны, а павышэнне
трываласці гэтай турбіны – яе ўкарачэння. У сутарэннях такога рода супярэчнасцей інжынер
выбірае аптымальнае рашэнне і адначасова зводзіць ўсю шматстайнасць тэхнічных пошукаў
да магчымасных новых распрацовак у тэхнічных тэорыях. Пераход ад дзяржаўнага
фінансавання да прыватных інвестыцый у адукацыі (суб’ект – суб’ектная парадыгма),
ўтрымлівае як станоўчыя моманты, кшталту: больш аператыўна рэагаваць на попыт рынка,
але адначасова не дазваляе забяспечыць аптымальнае размеркаванне бюджэтных сродкаў для
падрыхтоўкі тых спецыялістаў (суб’ект – аб’ектная парадыгма), якія на сённяшні дзень не
з’яўляюцца запатрабаванымі рынкам, але якія неабходны і для сучаснага, і для будучага
паўнавартнаснага функцыянавання грамадства і дзяржавы. Пазнанне тэхнікі – гэта і пазнанне
чалавека, які, ствараючы яе, тым самым канструіруе самога сябе і робіць тэхнасферу сваей
уласнай рэальнасцю. Пагэтаму тэхнічныя ідэі і канцэпцыі не толькі сродак пазнання
акаляючага асяроддзя, але і інструмент ператварэння чалавечай прыроды. У гэтым кантэксце
і праяўляецца асаблівая важнасць пытанняў зместавага напаўнення катэгорыі тэхнічнай
адукацыі філасофскімі інтэрпрэтацыямі. Аналізуючы абстрактныя перспектывы і рэальныя
тэхнічныя магчымасці пераадолення межаў свайго віда, чалавек адначасова пашырае гэтыя
межы, робіцца адначасова і большым, і меншым за самога сябе. Большым – таму што ен
пераўзыходзіць сябе ў асобных аспектых тэхніка-тэхналагічных пытанняў, а, з другога боку,
ён ужо не з'яўляецца красой і мэтай тварэння, пікам эвалюцыі.
1. Борзых, С.В. Социальные смыслы: Монография / С.В. Борзых – М.: ИНФРА – М.,
2012. – С. 78.
2. Переосмысление инженерного образования: подход CDIO / Эдвард Ф. Кроули [и
др.]; перевод с англ. – М., Изд. дом Высшей школы экономики, 2015. – С. 47.
3. Крукоўскі, М. Бляск і трагедыя ідэалу: Філасофскія эцюды пра ідэалы, дэмакратыю
і суверэнітэт / М. Крукоўскі. – Мінск, Бел. кнігазбор, 2004. – С. 351.
57
UDK 379.48.615.838. [498]
BĂLAN MARIANA
THE ROLE OF BALNEARY TOURISM IN ECONOMIC DEVELOPMENT, OVER TIME,
IN ROMANIA
Bălan Mariana
scientific researcher, first degree,
Institute for Economic Forecasting, Romanian Academy,
PhD economy
(Bucharest, Romania)
Abstract
Tourism in general and, in particular, balneary tourism can be considered as an early phenomenon
since the antiquity, in the classical world encountering various forms of travel for instructional,
educational and even sports purposes.
In recent decades, through its important social and economic effects, balneary tourism has
become a major segment of the international tourism market. Within it, important material and
human resources are concentrated, with ever deeper involvement of science and technology, of the
provision of tourist and medical services with a complex and high-quality level. They have the
mean to satisfy the vital requirements of modern human, determined by the evolution of living
conditions and the state of health of the population.
The balneary tourism is the only form of tourism in our country based on a permanent
potential highly complex, practically inexhaustible. Thus, Romania is among the European
countries with a remarkable balneary fund.
Although the Romanian balneary resorts enjoyed an undeniable international reputation in
the treatment of a wide range of diseases (some of them being known from antiquity), after 1990
their entire potential could not be capitalized on the national and world level, due to the image of
the country, the wear of the material basis, the lack of state interest, which did not allow the
reinvestment of profits in the rehabilitation, and last but not least, the lack of adequate legislation.
Desspite of all difficulties, in recent years, due to the awareness of private shareholders, it
has invested in various forms (direct investment, reinvestment of profits, etc.) in the rehabilitation
and redevelopment of the structures of the spa tourism. In this context, the balneary tourism
registered two-digit growth each year from 2015-2017, amid the increase of the investment budgets
of the traditional resorts.
1. A short historical perspective of the balneary tourism in Romania
Mineral waters and therapeutic muds have been known since ancient times. At the ancient
Greeks and Romans, mineral waters and especially thermal waters were well-known as location and
medical qualities. They have knew how to better capitalize the mineral waters what were used to
treat rheumatic diseases (as Plinius shows in his works). The ruins of the mineral springs capture
works, the inscriptions in stone through which the those healed thanked to the gods for the benefits
of mineral waters, are several of the testimonies of the use in curative purpose of mineral and
thermal waters in the entire former Roman Empire.
On the territory of Romania, most of the cure factors, especially of mineral waters, have been
used for balneal treatments almost two millennia ago. Thus the Romans, after conquering Dacia,
have discovered and used for therapeutic purposes the mineral and thermal waters of Baile
Herculane, building here balneary establishments, public baths (also known as Ad aquas Herculi
sacras or Thermae Herculis).
Thus, Baile Herculane becomes the oldest balneary resort in Romania (year 153 AD), being
attested documentary on a votive tabula: "To the gods and deities of the waters, Ulpius Secundinus,
Marius Valens, Pomponius Haemus, to Carus, Val, Valens, sent as Roman delegates to assist in
choosing as consul of their former colleague Severianus, returning unharmed, raised this tribute of
gratitude".
58
Other establishments of the Romans are also found at Baile Geoagiu, Baile Calan, Ocna
Sibiului, God, Buziaş, Călimaneşti, Căciulata, many of them being confirmed by the archaeological
evidence found in these places.
But, about an organized balnear exploitation, of the natural factors of cure in our country, it is
possible to speak only starting from the 17th century, when a series of mineral springs used before
are rediscovered, but other new ones are discovered, their healing effect is recognized, and
rudimentary settlements are being built, which will form the basis of the construction of the future
balnear resorts of the 19th century.
In this context, appear new balnear resorts such as Bazna, Borsec, Olanesti, Saru Dornei,
Vâlcele, Zizin, and in balnear resorts such as Herculane, Băile Felix, Geoagiu Băi is continuing to
exploit the balnear resources.
The development of balneary activity in Romania begins in the nineteenth century when take
place the capturing of the most mineral water sources, putting scientific bases of water exploitation
(balneary research, physico-chemical analysis, hydrological research, etc.). Simultaneously, is start
the arrangement and building of some balnear resorts such as Cozia, Călimaneşti, Govora,
Baltăţeşti, Strunga, Oglinzi, Borsec, Buziaş, Moneasa, Malnaş, Sangiorz Băi, Lipova, Tusnad,
Tinca etc., and the oldest are modernized and developed.
Also during this period, the bases of exploitation of therapeutic muds and salty lakes,,from
plains and seaside (Lacul Sărat, Balta Albă, Techirghiol) are putted. But the sludge will be
introduced also into the balneary treatment of Bazna, Slanic and Sacelu-God.
During the First World War, most of the balnear resorts were degraded or destroyed, the
rebuilding of some resorts with a tradition in balneary tourism (Baile Herculane, Băile Govora,
Techirghiol, Sovata, Vatra Dornei, Amara, Băile Olăneşti, Baile Tusnad, Pucioasa, Lacu Sarat)
being made under the aegis of the Society of Hydrology and Medical Climatology (established in
1921). Between 1926-1928 there were about 80 balnear resorts, and the water bottling activity there
were performing in 26 capacities in the interwar period.
Of the 160 balnear resorts and localities with cure natural factors, existing in Romania (of
which 60 resorts are of general and local importance), 18 were promoted in the international tourist
circuit. In recent years, many of them have modernized their accommodation base, have been built
modern cure hotels and sanatoriums, where accommodation, meal, diagnosis and treatment services
are provided within the same building. This fact has made in resorts such as Baile Herculane, Baile
Felix, Sovata, Baile Tusnad, Covasna, Călimăneşti-Căciulata, Mangalia, Slănic Moldova, Vatra
Dornei, Eforie, Govora, Olăneşti, Buziaş, the balneomedical cures to beeing practiced like in
balneo-climaterics resorts of world interest.
Also, in the builded new or retrofitted treatment bases, optimum conditions for the extensive
use of natural cure factors have been created on a scientific basis. They have specialized
compartments equipped with modern appliances and facilities, where in addition to natural
procedures or physiotherapy, are using a wide range of therapeutic procedures what are using
physical factors.
2. Current situation of balneary tourism in Romania
In 2018 there have been 594 accommodation units registered in balnear resorts, representing
7.03% of the total number of accommodation units in the country. Regarding the accommodation
facilities in the balnear resorts, the largest share is held by the tourist pensions (34.34%), followed
by the hotels (22.4%).
The accommodation capacity of the tourist accommodation establishments in the balnear
resorts accumulates a total of over 36173 permanent accommodation places in 2018, most of them
being found in the hotel-type tourist reception facilities (67.87%), in touristic pensions (11.72%)
and agro-touristic pensions (5.3%). It is worth noting that while the number of accommodation in
hotels in balnear resorts in Romania has started to decrease since 2005, it has increased in tourist
and agro-touristic pensions.
Regarding the evolution of accommodation capacity (in terms of places-days), in the last two
decades it has had a decreasing trend. Since 2014, there has been a revival of accommodation
59
capacity in balnear resorts, due both to the emergence and development of new accommodation
capacities of pension type (many built using the European Structural Funds) in the balnear areas and
by renovation and rehabilitation of some existing hotels.
Investments in recent years have led to an increase in the total number of tourist
accommodation establishments located in balnear resorts, who reached 594 units in 2018, the
highest number so far registered in Romania. Although achieved in an unsatisfactory proportion, the
investments in tourism in recent years, and especially those made in units located in balnear resorts,
have led to the increase in the interest of tourists, both Romanians and foreigners. Thus, the arrivals
of tourists registered in the establishments of tourists reception in 2018, numbered 1014046
persons, being in increase by 7.3% than in 2017.
The arrivals of the Romanian tourists in the establishments of tourists' reception with
functions of tourist accommodation in the balnear resorts had an oscillating evolution during the
period 2000-2017, with a tendency for growth in the last 4 years. Regarding the number of arrivals
of foreign tourists in the establishments of tourists' reception with functions of tourist
accommodation in balnear resorts in Romania, the situation is relatively similar but the increases
have been constant since 2010.
As for overnight stays, they show a downward trend over the past 20 years, with slight
increases in the 2004-2006, 2013-2018 periods.
Regarding the index of the use of accommodation capacity in the balnear resorts, even if it is
superior than other tourism sectors in the country, yet it records fluctuations: from 45% in 2011 to
40% in 2013 and 42.3% in 2018. But the high value of the utilization's index of the accommodation
capacity in the balnear resorts in the Romanian tourist economy area is still due to state subsidized
social tourism through treatment vouchers. Therefore, the economic sustainability of balnear sector
operators is threatened by their dependence on people who have treatment vouchers and who alone
cannot ensure the occupation of additional capacities and, implicitly, of the revenue for the
development of the sector. It is necessary the implementation of a sectoral strategy for the
development of the sector's competitiveness, in particular by modernizing the treatment bases and
accommodation structures and their orientation towards wellness products.
3. The contribution of balneary tourism in the economic growth process
The dimensions of the balneary tourism phenomenon, the presentation of its
multifunctionality highlight the interdependence between the development of this form of tourism
and the economic growth.
Balneary tourism is a branch of tourism with an important role in the national economy, the
contribution of this sector to economic growth being due to the fact that it:
represents a means of capitalizing on resources. The economic implications of spa tourism
include elements that aim at the superior valorisation of the resources involved in the development
of tourism activity, especially the natural ones (landscape, climate, water, flora, fauna), but also
anthropic resources;
supports the diversification of economic structures, which implies, on the one hand, the
development of the existing ones due to the running of tourism activities with direct or indirect
implications on them by increasing the dimensions of the economic sectors destined to satisfy the
tourism demand and on the other hand the creation of other branches due to the emergence of new
activities specific to tourism: recreation, cable transport, travel agencies, handicraft production and
more;
plays an important role in the economy by the fact that generates new jobs, having thus a
major contribution to attracting labor surpluses from other sectors and thus reducing
unemployment;
it is a favorable field for the revival and modernization of any economy because the
businesses are of small size, and the capital needs are small, printing a fast pace of investment, thus
becoming an investment stimulator;
can be considered creator and user of national income, in Romania in 2015, the weight of
the gross value added in the tourism industry in the total value added was 2.1%.
60
Therefore, balneary tourism is a branch of tourism with an important role in the national
economy, both through its contribution to GDP growth and the development of some collateral
domains: around the spa resorts has structured a real industry (which attracted the available
workforce), unknown rural settlements have turned into elegant balneotherapy resorts, where the
whole tourist props have found ample opportunity for development. Also, balneoclimatology has
become an important medical specialty involved in the process of improving public health, with
prophylactic and rehabilitation possibilities.
Conclusions
The tourism in general, and the spa tourism in particular, has get to represent now one of the
most important and certainly the most dynamic sector of the national and global economy.
Resources that can be capitalized in tourism, managed in a sustainable manner, through large
investments on long-term based on sustainability principles, contribute to ensuring prosperous and
fair regional development.
Romania has important natural factors of treatment, with great diversity and even uniqueness
(mofettes), with an exceptional potential around balnear resorts (parks and nature reserves), with
spa resorts with great historical value.
The efficient exploitation of Romania's exceptional natural and anthropic potential implies an
effort and an important investment support directed both to the tourist field and to collateral fields
that have direct or indirect influence on tourism.
By facilitating the entry of more investors on the market, the globalization has imposed a
competitive pressure, which has often led to accelerated progress in many areas, including tourism.
The development of spa tourism has positive effects and contributes to the growth of gross
domestic product, increase of sales volume, creation of new jobs, increase of revenues in the state
budget, improvement of the balance of payments, improvement of the quality of life.
BIBLIOGRAPHY
1. Baza de date TEMPO-online, Institutul Naţional de Statistică [Electronic resource]. –
Mode of access: www.insse.ro/. – Date of access: 15.10.2019.
2. Borza M., Gâdioi E., (2014), Consideraţii privind valorizarea comportamentului de
consum turistic din perspectiva dezvoltării regionale durabile, Conferinţa Dezvoltarea economico-
socială durabilă a euroregiunilor şi a zonelor transfrontaliere, Iaşi
3. Cândea M., (2003), Potenţialul turistic al României şi amenajarea turistică a spaţiului,
Editura Universitară, Bucureşti
4. Ghidul staţiunilor balneare, Guvernul României, Ministerul Dezvoltării Regionale şi
Turismului, 2011 [Electronic resource]. – Mode of access: http://www.mdrap.ro. – Date of access:
15.10.2019.
5. Glăvan V. (coord.), Tendinţe si perspective ale ofertei turistice balneare în contextul
european, Editura ICT, Bucureşti
6. Guvernul României, Hotărârea nr. 558/2017 privind aprobarea Programului pentru
dezvoltarea investiţiilor în turism - Master-Planul investiţiilor în turism - şi a criteriilor de
eligibilitate a proiectelor de investiţii în turism, Monitorul Oficial al României nr. 653 din
08.08.2017
7. Master Planul pentru turismul naţional al României 2007-2026, Guvernul României,
Ministerul Dezvoltării Regionale şi Administraţiei Publice, Bucureşti, 2007 [Electronic resource]. –
Mode of access: www. turism.gov.ro. – Date of access: 15.10.2019.
8. Neaşcu N., Neaşcu M., Băltăreţu A., Drăghilă M., (2011), Resurse şi destinaţii turistice
interne şi internaţionale, Editura Universitară, Bucureşti
9. Plinius cel Bătrân (Plinius Maior), trad. - Dinu Tudor şi Costa Ioana (Univ. Bucureşti):
Naturalis historia, colecţia Polirom
10. Reactualizare Master Plan pentru Dezvoltarea Turismului Balnear, Guvernul României,
Ministerul Turismului, Autoritatea Naţională pentru Turism, , Bucureşti, 2016 [Electronic
resource]. – Mode of access: www. turism.gov.ro. – Date of access: 15.10.2019.
61
11. România în cifre - ediţia 2017, Institutul Naţional de Statistică [Electronic resource]. –
Mode of access: www.insse.ro. – Date of access: 15.10.2019.
12. Ţeposu E. şi PuşcariuV., (1933), România balneară şi turistică, Editura Cartea
Românească.
УДК 316.42
БЕССАЛОВА Т. В.
СОЦИАЛЬНЫЕ РИСКИ И ПРОБЛЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ
НАНОТЕХНОЛОГИЙ
Бессалова Т. В.
старший научный сотрудник ГУ «Институт исследований научно-технического
потенциала и истории науки им. Г.М.Доброва НАН Украины»,
канд. истор. наук, старший научный сотрудник
(г. Киев, Украина)
62
Нанотехнология является не только технологией практической направленности, но и
социальной технологией, нацеленной на конструирование социального мира. Ее отличие от
других технологий в том, что она позволяет преобразовывать окружающий мир на атомно-
молекулярном уровне и использовать его ресурсы. Социальные последствия развития
нанотехнологий носят двойственный характер, который заключается в кардинальном
преобразовании физического мира, что в свою очередь, требует учета возможных
необратимых последствий. Становится очевидным, что по своим потенциальным
возможностям и вытекающим из них социально-культурным последствиям, новые
технологии превосходят все, что было до сих пор создано человечеством. Так, они способны
изменить существующий образ жизни современного человека, привнести новые смыслы в
его жизнь, помочь обрести, в конце концов «практическое бессмертие» и почуствовать себя
творцом природного и социального мира, изменить значение религии в жизни человека. При
помощи нанотехнологии становится возможным реализация принципа искусственного
совершенства, смысл которого в том, что совершенство не дается природой изначально, но
оно может быть создано. На это нацелено в современной науке такое направление, как
протеиновая инженерия (создание искусственных органов, конструирование синтетической
ДНК, создание биологических гибридов и т.д.). Цель таких технологий – улучшение
природных способностей человека.
Однако, нанотехнология не только открывает огромные возможности для людей, но и
несет серьезные риски в связи с неоднозначностью и непредсказуемостью их социальных
последствий. Так, ученые, работающие в области нанотехнологии столкнулись с тем, что
многие наносубстанции обладают огромной разрушительной силой, что может иметь
необратимые последствия для живой природы и человека. Поэтому анализ влияния новых
технологий на социальную реальность, поиск новых подходов к традиционному пониманию
гуманизма, прогнозирование последствий применения нанотехнологий, выявление
изменений в стректуре социальных ценностей и смысла жизни под их воздействием –
проблемы, требующие глубокого и системного изучения, особенно в условиях стремительно
развивающихся технологий, мощь которых обладает не всегда положительным потенциалом
[4, с. 15].
Социальные риски явление не новое, оно существовало на всем протяжении истории
человечества. По мере развития общества увеличивалось их количество и возрастала мера
опасности. Трансформация общества под воздействием высоких технологий способствовала
появлению новых форм социальных рисков и усилению степени их опасности. Поэтому на
современном этапе развития общества социальное знание включает в себя проблематику
риска как приоритетную [5]. Сегодня риск стал существенной характеристикой жизни
современного человека. ХХI век существенно расширил предметную область риска, включив
в нее манипулирование генами, работу с подсознанием, кибернетизацию человеческого тела
и мозга и многие другие неоднозначные по своим последствиям направления современной
науки. Серьезное беспокойство среди ученых вызывает вопрос совместимости био- и
экосистем с новыми типами материалов и искусственно созданными видами. Таким образом,
вопросы безопасности новых технологий приобреют первоочередное значение и требуют
ответственного отношения.
Очевидно, что общество должно с опережением реагировать на предстоящие
изменения среды обитания человека. Пассивность, бездействие, несвоевременное принятие
решений или отказ их принять могут многократно увеличить степени риска и сделать их
необратимыми. Поэтому в последние годы в мире проблема управления рисками и их
минимизация была вынесена на повестку дня многих стран. Так, в 2007 году была принята
Декларация, в которую были включены восемь основных принципов контроля за
нанотехнологиями и наноматериалами. Например, в решении проблемы снижения рисков
при использовании нанотехнологий ключевую роль играют принципы предосторожности,
открытости, участия общественности, а также ответственности производителя. Процедуры
63
контроля должны быть прозрачны и доступны для общественности и независимых
экспертов.
Сегодня важный вопрос, который ставится социальным знанием, заключается в том,
как максимально снизить негативные последствия и избежать возможных опасностей от
применения нанотехнологий. Социологические исследования, проведенные в развитых
странах мира, показали, что огромное значение имеют широкое информирование населения
по вопросам производства и использования новых технологий, а также доверие со стороны
общества. Доверие, как особый духовный фактор, является необходимым условием для
снятия или минимизации риска. Проведенное исследование показало, что дальнейшее
развитие наноиндустрии напрямую зависит от готовности граждан его поддержать. Это
будет выражаться в поддержке общественным мнением государственных программ,
заинтересованности в развитии инновационных проектов, лояльном отношении к
наноуслугам и нанотоварам.
Важным при обсуждении проблем безопасности использования нанотехнологий
является соблюдение интересов всех групп общества, открытость и доступность
информации. Диалог общества, науки и производителей должен стать диалогом социально
равных партнеров. Наладить обратную связь с общественностью поможет система
консультационных пунктов, созданных при лабораториях и фирмах нанотехнологической
направленности. В обществе должна быть реализована концепция активной научно-
просветительской деятельности ученых среди населения.
Вовлечение общественности в обсуждение проблем, связанных с применением
нанотехнологий и наноматериалов – политический тренд современной Европы. Так, в 2005
году стартовал проект «Нанолог», который исследовал социальные, этические и правовые
последствия нанотехнологий. 7 Рамочная программа ЕС стала площадкой для реализации
ряда исследовательских проектов по нанотематике. Ключевой в рамках программы стала
подпрограмма «Наука в обществе», ставшая хорошим примером реализации стратегии
совещательного подхода по вопросам ответственного развития нанонауки и нанотехнологии.
Сегодня ответственное понимание проблем обеспечения безопасности новейших
технологий демонстрируют страны Европы и США [6]. Так, за последние годы Швейцария
провела масштабные исследования в области медицины, а в Германии и Великобритании
прошли исследования с самым широким охватом проблем использования нанотехнологий.
Например, в Великобритании было организовано исследование по изучению влияния
нанотехнологии на здоровье человека, экологию, этику и общество в целом. Главный вывод,
к которому пришли исследователи, заключается в том, что темпы технологических
достижений и принятие решений по вопросам развития нанотехнологической сферы должны
быть непосредственно связаны с общественным пониманием происходящего [6].
Передовые технологии всегда играли ключевую роль в развитии человечества,
выполняя важные производственные и социальные функции. Они оказывали
непосредственное влияние на общество и затрагивали все стороны жизни людей. В связи с
этим, проблема влияния нанотехнологии на человека требует пристального внимания, а
общество нуждается во взвешенном подходе, который позволит адекватно реагировать на
все то, что возникает в недрах нанотехнологии.
64
5. Чмыхун С.Е. Социальное знание в обществе риска / С.Е. Чмыхун // Гуманітарний
часопис. – 2014. – №2. – С. 1524.
6. Зульфугарзаде, Т.Э. Национальное регулирование в сфере нанотехнологий в
странах ЕС и США [Электронный ресурс] / Т.Э. Зульфугарзаде. – Режим доступа: http: //
www.giab-online.ru. – Дата доступа: 18.09.2019.
УДК 316.354.4–057.87(477-25)
65
Следует отметить, что индивиды могли руководствоваться различными подходами к
выбору подходящих прилагательных – идти по пути более полного описания образа
общества в положительных или отрицательных красках либо же путем гибридного описания,
закладывая в картину представлений противоположные по смыслу категории. Допускаем,
что выбор тех или иных характеристик мог быть продиктован и какими-либо личностными
чертами или жизненными обстоятельствами, которые проецировались на общественные
отношения. Кроме того, следует признать, что отдельные стимулы содержали двузначность
(например, прилагательное «конкурентное» может относиться и к другим гражданам
Украины, и к другим государствам).
Картина социальных представлений киевских студентов об Украине видна из
таблицы 1. Современное украинское общество ассоциируется в сознании студенческой
молодёжи прежде всего с «коррупцией» (73,2%) и «бедностью» (63,4%). Важными
составляющими образа страны являются также представления о «конфликтности» (47,3%),
«разобщенности» (43,6%), «терпеливости» (42,2%) окружающего общества. В ответах
студентов нередко фигурируют и такие характеристики как «завистливое» (37,2%),
«потребительское» (31,1%), «криминальное» (30,4%). Примечательно, что только небольшой
процент респондентов отметил следующие позитивные определения общества:
«справедливое» (4,9%), «комфортное» (5,6%), «европейское» (8,0%), «гуманное» (8,4%),
«толерантное» (10,5%).
66
Рисунок 1 – Взаимосвязи между характеристиками современного украинского общества,
которые выбирают киевские студенты (n = 514)
67
Такая характеристика украинского общества, как «протестное» связана в
представлениях киевского студенчества как с отрицательными признаками – «конфликтное»
(Q = 0,427, α = 0,01), «криминальное» (Q = 0,459, α = 0,01), «циничное» (Q = 0,406, α = 0,01),
так и с положительным определением общества – «справедливое» (Q = 0,374, α = 0,1).
Можно предположить, что социальные возмущения, проходя под внешне справедливыми
лозунгами, могут приводить к ухудшению правопорядка, дестабилизации общественно-
политической жизни, росту социальной напряженности.
Результаты социологического опроса показали, что выбор тех или иных альтернатив
обусловлен, в частности, гендерными особенностями (n = 509). Так, девушки чаще, чем
юноши отмечают такие черты нашего общества, как «демократичное» (соответственно 26,8%
против 18,7%), «агрессивное» (33,5% против 23,9%), «гражданское» (20,6% против 13,5%).
Юноши же несколько чаще, чем девушки, называют «бедность» (67,7% против 59,1%) и
«коррупцию» (77,3% против 69,3%) как ключевые характеристики украинского социума.
Респондентам было предложено расположить современную и советскую (в 1970–1980
гг.) Украину на шкале от 1 до 7 баллов (на одном полюсе которой находится совсем
несправедливое, а на противоположном – целиком справедливое общество). Предоставляя
ответы на эти вопросы, индивиды ориентировались на некие идеальные (желаемые)
представления о социальной справедливости. По итогам исследования, средний балл оценок
справедливости современного развития страны составил 3,57, стандартное отклонение – 1,31
(n = 504), а Украины «эпохи застоя» – 3,39, стандартное отклонение – 1,41 (n = 496). Между
указанными переменными отсутствует корреляционная связь. Хотя и фиксируются
статистически значимые различия средних баллов в генсовокупности исходя из
двухстороннего t-критерия Стьюдента для двух зависимых (парных) выборок [t(495) = 2,196,
p = 0,029], практическое различие средних отсутствует: индекс d Коэна для связанных
совокупностей составляет 0,1.
Содержательно интерпретируя ответы респондентов на эти вопросы, следует
отметить, что студенты, как правило, ещё не включены во многие социальные роли
(работника, налогоплательщика, супруга(ги), родителя, владельца собственностью), а,
значит, не так часто сталкивались со случаями ущемления своих прав по линии «гражданин
– государство». Только по мере социального взросления молодые люди приобретают
представления о фактическом воплощении понятия о должном в нашей стране. Современная
украинская молодежь, лично не заставшая СССР, не жившая при социалистическом строе,
объективно не может оценить все преимущества и недостатки позднесоветского периода
истории. Однако соответствующий вопрос был задан нами для того, чтобы выявить
рефлексию молодого поколения в отношении советского прошлого нашей страны.
Оценки справедливости общества оказались, по нашим данным, статистически
значимо связаны с соответствующими характеристиками общества. Так, респонденты,
которые выставляют несколько большие баллы по шкале справедливости современной
Украине, чаще выбирают такие прилагательные, как «толерантное» (r = 0,118, α = 0,01),
«демократическое» (r = 0,2, α = 0,01), «европейское» (r = 0,135, α = 0,01), «гуманное»
(r = 0,159, α = 0,01), «справедливое» (r = 0,146, α = 0,01), «гражданское» (r = 0,127, α = 0,01),
«комфортное» (r = 0,108, α = 0,05) и реже – «агрессивное» (r = −0,175, α = 0,01), «бедное»
(r = -0,134, α = 0,01), «циничное» (r = -0,096, α = 0,05) (n = 490). В то же время опрошенные
киевские студенты, выше оценивающие справедливость, существовавшую в советской
Украине образца 1970–1980 гг., более склонны оценивать сегодняшнее общество как
«криминальное» (r = 0,150, α = 0,01) и завистливое (r = 0,099, α = 0,05) и несколько реже как
«коррумпированное» (r = -0,099, α = 0,05) (n = 482). Обнаруженные корреляционные связи
характеризуются малыми эффектами в терминологии Д. Коэна.
На вопрос анкеты «Можете ли Вы влиять на решения органов власти в Украине,
хотели ли бы Вы влиять или считаете, что это не Ваше дело?» 20,4% респондентов выбрали
альтернативу «могу и хочу влиять», более половины опрошенных молодых людей (55,4%) –
«не могу, но хочу влиять», 8,6% – «могу, но не хочу влиять» и 15,6% – «не влияю и не хочу
68
влиять, не моё дело» (n = 514). Согласно полученным данным была выявлена устойчивая
закономерность: та или иная гражданская позиция связана со сформированным у
студенческой молодежи образом Украины. Так, среди опрошенных студентов, считающих
себя полноправными субъектами политической жизни («могу и хочу влиять»), 34,6%
характеризуют украинское общество как «демократическое». Индивиды, чувствующие в
себе заблокированные политические амбиции («не могу, но хочу влиять»), несколько чаще
отмечают «бедность» (67,4%) и «циничность» (29,4%) в качестве сущностных характеристик
современного украинского общества. Наблюдающие за политической жизнью со стороны, но
чувствующие в себе потенциал политического участия («могу, но не хочу влиять»), более
склонны считать нынешнее украинское общество «протестным» (41,5%), «циничным»
(36,6%) и «справедливым» (19,5%). Среди категории индивидов, занимающих пассивную
позицию («не влияю и не хочу влиять») более распространено убеждение об атмосфере
«цинизма» (36,7%) и «протеста» (35,4%), царящей в украинском обществе. Таблицы
сопряжённости, из которых взяты приведенные выше значения в процентах, основаны на
ответах 503 респондентов.
Выводы.
В целом восприятие киевским студенчеством современного украинского общества
амбивалентно, с преобладанием негативных характеристик. В массовом сознании учащейся
молодёжи доминируют такие характеристики Украины, как «коррупция» и «бедность»,
которые являются хроническими проблемами общественного развития страны и
актуальными темами медиадискурса. Заметим, что два украинских Майдана (2004 г. и 2013–
2014 гг.) проходили, в частности, под лозунгами деолигархизации политики и экономики,
необходимости борьбы с коррупцией, а также улучшения уровня жизни населения. В ответах
студентов количественно преобладают связанные между собой прилагательные, несущие
негативный смысл, такие как «конфликтное», «завистливое», «криминальное», «циничное»,
«агрессивное». Вместе с тем, весомую часть коллективного образа современной Украины в
общественном мнении столичных студентов составляют позитивные определения. Данная
группа взаимосвязанных ответов отражает идеалы, обычно ассоциируемые с современными
развитыми странами Запада: «демократическое», «гражданское», «европейское»,
«толерантное», «гуманное», «справедливое», «комфортное». Это важно подчеркнуть, т.к.
критическое отношение к реалиям современной Украины не должно превращаться в
огульное критиканство, мешающее видеть и те немалые достижения, которые имеют место в
нашей жизни.
Представления об украинском обществе неодинаковы в группах студентов,
выделенных по гендерному признаку. Выбор той или иной гражданской позиции окрашивает
картину общества в определенные тона. Восприятие социального пространства Украины
является, таким образом, весьма неоднородным и требует дальнейшего углубленного
социологического анализа.
Поскольку образ общества – комплексный многосоставный феномен, в последующих
работах целесообразно исследовать его когнитивные, эмоциональные и мотивирующие к
действию компоненты, а также его временну́ю динамику. Перспективные разработки
заявленной проблематики видятся нами также в проведении кросс-культурных
исследований. Изучение массового молодежного сознания и, в частности, – символического
отображения в нём украинского общества позволяет лучше понять реальное состояние
страны, а также точнее прогнозировать направления её развития.
69
УДК 314.18
БОЛДЫРЕВ А. С.
ТРАНСФОРМАЦИЯ ВОЗРАСТНОЙ СТРУКТУРЫ НАСЕЛЕНИЯ ЕВРОПЫ:
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ И ДЕМОГРАФИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ
Болдырев А. С.
стажёр младшего научного сотрудника Института социологии НАН Беларуси
(г. Минск, Беларусь)
4
«Бэби-бумеры» (англ. Baby boomers) – лица, родившиеся между 1946 и 1964 годом. Именно на эти
годы приходится всплеск рождаемости в странах, пострадавших от II мировой войны.
70
В связи с цифровизацией экономики и внедрения в ней новых технологических
подходов у работодателей возникает спрос, в основном, на молодых специалистов, которые
более приспособлены к новым реалиям современного мира. По этой причине в некоторых
секторах экономики использование в качестве сотрудников лиц пожилого возраста не
представляется возможным из-за их недостаточных навыков в этой области, а также
сложностью адаптации к цифровой трансформации данной возрастной группы, что также
оказывает влияние на рынок труда.
Таким образом, эффективная политика, направленная на продление трудовой жизни и
эффективное использование экономического потенциала старшего поколения, должна быть
разработана с учётом рассмотренных проблем. Хорошие условия труда, оказание
качественных медицинских услуг, доступ к обучению на протяжении всей трудовой
деятельности позволят не только улучшить качество работы, но и помогут отложить выход
на пенсию.
Важно отметить, что и для Беларуси характерен тренд к увеличению ожидаемой
продолжительности жизни. На данный момент она составляет 74,5 года, однако из-за низкой
рождаемости это также приводит к постепенному старению населения. Особенно заметна эта
проблема в сельской местности, где из-за большого оттока молодёжи, демографическая и
экономическая нагрузка на оставшееся трудоспособное население особенно велика.
Несмотря на проводимую пенсионную реформу, которая позволяет смягчить последствия от
старения населения, крайне необходим комплекс мер, способствующих планомерному и
эффективному использованию возможностей старшего поколения.
УДК 316.442
ВАРИВОНЧИК И. В.
СОЦИАЛЬНАЯ ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ:
США В НАЧАЛЕ ХХI ВЕКА
Варивончик И. В.
профессор кафедры всеобщей истории и методики преподавания истории
Белорусского государственного педагогического университета им. М. Танка,
д-р истор. наук, профессор
(г. Минск, Беларусь)
71
американцев связывает свои трудности с отходом от традиционных американских ценностей,
с ростом численности и влияния национальных меньшинств, которые незаслуженно
пользуются благами американского общества, и, что для них особенно важно, угрожают их
доминирующей роли в среде и подрывают привычный образ жизни. Они продолжают верить
в мифологемы об «обществе неограниченных возможностей», о доброй старой Америке,
вернуться в которую мешают большое государство и коррумпированный,
космополитический истеблишмент. На таком фоне «сделать Америку снова великой»
пообещал Дональд Трамп, практическая политика которого не решает стоящих перед
страной проблем.
Наиболее значимой и определяющей чертой развития является рост социальной
дифференциации. Послевоенный экономический бум, годы, когда невиданными ранее
темпами росло благосостояние американцев осталось в далеком прошлом. С конца 1940-х до
начала 1970-х гг. реальный доход американских семей удвоился, и доходы богатых и бедных
американцев росли одинаковыми темпами. В течение всего последующего период
неравенство в доходах постоянно росло, все большая часть доходов доставалась богатым и
самым богатым американцам [1;2]. С учетом инфляции медианный доход имевших
постоянную занятость мужчин достиг своего максимума в 1973 г. (55 392 долл. в долл. 2016
г.) и с тех пор никогда не был превышен. Рост доходов среднего класса обеспечивался в
основном за счет расширения женской занятости. Доходы женщин возрастали, однако их
рост не компенсировал роста расходов домохозяйств [3].
Возросла концентрация доходов в руках немногих. С 1979 г. по 2007 г., средний
доход за вычетом налогов самого богатого 1% домохозяйств вырос в 4 раза, в то время как
доходы наименее состоятельных 20% выросли на 48% и следующих 60% домохозяйств на
40% [4]. После экономического кризиса 2008–2010 гг. доходы самого богатого 1% растут в 5
раз быстрее, чем у 60% американцев, получающих средние доходы, и в 4 раза быстрее, чем у
самых бедных 20% [1]. Доля доходов 1% домохозяйств достигла исторически максимальных
показателей периода предшевствовавшего экономическому кризису 1929–1932 гг. В 2016 г.
1% и 10% самых богатых американцев получали соответственно 25% и 50% всех доходов
[2].
Уровень концентрации собственности еще выше. Данные переписей с 1989 по 2016 г.
свидетельствовали о растущей концентрации собственности в руках богатых и самых
богатых американцев. В 2016 г. 1% американцев владел 38,6%, следующих за ним 9% -
38,5% всей собственности. Таким образом, на долю оставшихся 90% приходилось меньше
23% [5;6]. США являются наименее социально мобильной и дифференцированной страной
Запада. Соединенные Штаты перестали быть страной возможностей для тех, кто играет по
правилам и готов упорно трудиться для достижения Американской мечты. Успех в жизни
зависит от уровня образования и доходов родителей. Получить образование и хорошо
зарабатывать, иметь медицинскую страховку, построить свой дом, оплачивать товары
длительного пользования, вести комфортный образ жизни, жить в безопасном районе, быть в
состоянии заплатить за высшее образование детей, и иметь сбережения на старость
становится все труднее. Новое поколение американцев не будет состоятельнее их родителей
[7].
Порождением экономического неравенства является политическое неравенство.
Решение Верховного суда 2010 г. «Ситизенз Юнайтед против Федеральной избирательной
комиссии» привело снятию ограничений на финансирование политической рекламы, резко
расширило возможности для проникновения больших денег в политику посредством
формально независимых комитетов политических действий [8]. Решение Верховного суда
2014 г. отменило ограничения на суммарный объем вложений в избирательные кампании
на федеральные должности и ограничения на финансирование политических партий [9].
Как результат политический процесс во все большей степени определяется не волей
избирателей, а финансовыми возможностями лоббирующих свои интересы организаций и
граждан. Общий объем средств, аккумулированных к федеральным и местным выборам в
72
ноябре 2016 г. кандидатами, политическими партиями и комитетами политических
действий составили астрономическую цифру 6,53 млрд. долл.[10].
Всеобщие выборы 2016 г. закончились тяжелым поражением демократической
партии. Большинство в обеих палатах конгресса получили республиканцы.
Демократический кандидат Х. Клинтон набрала на 3,2 млн. голосов больше кандидата от
республиканцев, но президентом страны, президентом меньшинства стал популист и
демагог, шоумен и нечистый на руку бизнесмен Д. Трамп. Решающими для его
избирательной кампании стали голоса значительной части белого среднего класса,
американцев без высшего образования, которые, как считали многие, были недовольны
своим материальным положением и поверили обещаниям вернуть из-за рубежа рабочие
места, сократить государственные расходы и понизить налоги, закрыть границу для
нелегальных иммигрантов. Социологические исследования показали, что недовольство у
сторонников Д. Трампа вызывало не только, и не столько их материальное положение.
Исследование журнала «Атлантик» и неправительственного «Института исследования
религий» в мае 2017 г. показало, что 55% респондентов считали, что США угрожает потеря
ее культурного кода и идентичности, 65% белых без высшего образования американцев,
считали, что в сравнении с 1950-ми гг. Америка уже утратила свою культуру и образ
жизни, 48% чувствовали, что «все изменилось так, что я чувствую себя чужим в своей
стране», 68% видели угрозу для себя и Америки во вновь прибывающих иммигрантах и
52% считали, что «дискриминация белых стала большей проблемой, чем дискриминация
черных или других меньшинств», 60% опрошенных считали, что «ситуация вышла из под
контроля и нужен сильный лидер, который имеет волю пойти против правил» [11].
Действительно, Америка стремительно меняется. В 2014 г. белые американцы
составляли 62% населения страны. К середине века они перестанут быть большинством и,
по прогнозам Бюро переписи США, к 2060 г. их доля сократится до 44%. Наиболее быстро
растущей группой будут те, чьи родители имеют различную расовую принадлежность [12].
Это становится дополнительным фактором напряженности в обществе, способствует
разжиганию ксенофобских настроений, помогает консервативным силам подменять
вопросы о реальных проблемах социального и экономического развития мифами о
безоблачном прошлом и призывами вернуться к традиционным ценностям.
Несмотря на многочисленные скандалы и невыполненные обещания, в среднем 40%
американцев одобряют его деятельность [13]. Президент остается наплаву благодаря
позитивным экономическим показателям, положительная динамика которых не является
его заслугой. Д. Трампу удалось выполнить лишь одно из принципиальных предвыборных
обещаний – была проведена реформа налогообложения. Суть реформы сводится к новому
перераспределению доходов в пользу богатых, при временном и незначительном снижении
налогов для большинства американцев. Результаты такого рода реформы, как это
неоднократно было в прошлом, приведут к еще большей социальной дифференциации,
усилят политическую поляризацию.
Решающее значение приобретают всеобщие выборы 2020 г. Впервые со времен
предшествующих Великой депрессии страна сталкивается с необходимостью коренного
пересмотра направления своего социального и экономического развития.
73
3. Full-time, year-round all workers by median income and sex: 1955 to 2016. [Electronic
resource] // United States Census Bureau. Historical income tables. Table P-36. – Mode of access:
https://www.census.gov/data/tables/time-series/demo/income-poverty/historical-income-
people.html. – Date of access: 03.05.2018.
4. The distribution of household income and federal taxes, 2013 [Electronic resource] //
Congress of the United States. Congressional Budget Office. – 2016. – June. – Mode of access:
https://www.cbo.gov/sites/default/files/114th-congress-2015-2016/reports/51361-
householdincomefedtaxes.pdf. – Date of access: 04.02.2018.
5. Bricker, J. Changes in U.S. family finances from 2013 to 2016: evidence from the Survey
of Consumer Finances [Electronic resource] / J. Bricker // Federal Reserve Bulletin. – 2017. – Vol.
103, No. 3, September. – Mode of access:
https://www.federalreserve.gov/publications/files/scf17.pdf. –Date of access: 11.05.2018.
6. Saez, E. Wealth inequality in the United States since 1913: evidence from capitalized
income tax data [Electronic resource] / E.Saez, G. Zucman // Quarterly Journal of Economics. –
2016. – Vol. 131, No. 2. – Mode of access:
http://eml.berkeley.edu/~saez/SaezZucman2016QJE.pdf. – Date of access: 15.12.2018.
7. Варивончик, И. В. «Американская мечта» сегодня: средний класс США в конце ХХ –
начале ХХI века: Монография / И.В. Варивончик. – М. : ИНФРА-М, 2015. – 318 с.
8. Citizens United v. Federal Election Commission, 558 U.S. 310 (2010) [Electronic resource]
// JUSTIA US. Supreme Court. – Mode of access:
https://supreme.justia.com/cases/federal/us/558/310/. – Date of access: 07.03.2018.
9. McCutcheon v. Fed. Election Comm’n, 572 U.S. (2014) [Electronic resource] // JUSTIA
US. Supreme Court. – Mode of access: https://supreme.justia.com/cases/federal/us/572/12-536/. –
Date of access: 04.02.2018.
10. Campaign finance data [Electronic resource] // Federal Election Commission. – Mode of
access: https://www.fec.gov/data/#compare-candidates-in-an-election. – Date of access: 07.03.2018.
11. Cox, D. Economics: fears of cultural displacement pushed the white working class to
Trump [Electronic resource] / D. Cox, R. Jones, R. Beyond // PRRI/The Atlantic Report
05.09.2017. – Mode of access: https://www.prri.org/research/white-working-class-attitudes-
economy-trade-immigration-election-donald-trump/. – Date of access: 10.04.2018.
12. Colby, S. Projections of the size and composition of the U.S. population: 2014 to 2060
[Electronic resource] / S. Colby, J.Ortman // Bureau of Census. March 2015. – Mode of access:
https://www.census.gov/content/dam/Census/library/publications/2015/demo/p25-1143.pdf. – Date
of access: 14.08.2018.
13. Presidential approval ratings – Donald Trump [Electronic resource] // GALLOP. – Mode
of access: https://news.gallup.com/poll/203198/presidential-approval-ratings-donald-trump.aspx. –
Date of access: 10.09.2019.
ВЕРЕНИЧ М. И.
КУЛЬТУРНЫЙ БАРОМЕТР: ВЫЯВЛЕНИЕ СОВРЕМЕННЫХ ТЕНДЕНЦИЙ
РЕАЛИЗАЦИИ КУЛЬТУРНЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ НАСЕЛЕНИЯ РЕСПУБЛИКИ
БЕЛАРУСЬ
Веренич М. И.
научный сотрудник отдела культуры Института социологии НАН Беларуси
(Минск, Беларусь)
74
потенциала и роли в развитии общества в целом, в определении стратегических направлений
развития национальной культуры, в выявлении тактики реализации социально-культурных
практик на уровне страны и регионов, в картировании территорий и местности. Современная
ситуация в сфере культуры такова, что распространенные тенденции коммерциализации
продуктов и артефактов культуры, новые взгляды на роль креативного фактора
актуализируют попытки выявления связи между творчеством и экономикой, выяснения того,
как их симбиоз способен создать экономическую, креативную ценность и культурное благо.
Но до сих пор нет устоявшейся терминологии, законодательство в сфере культуры хоть и
меняется, актуализируется, не успевает за современными тенденциями (В Кодексе РБ «О
культуре», принятом в 2017 году нет определения культурных и творческих индустрий,
социального предпринимательства в сфере культуры и т.д.).
А. Я. Флиер, анализируя феномен «культура», рассматривает конкретный аспект ее
применения и символического наполнения. Таким образом, культура выступает в двух
важных ипостасях: средством распредмечивания объектов окружающего мира, наделения их
смыслами, важными конкретной личности, выражая их на языке символов и условных
знаков (через культурные артефакты, тексты), и одновременно средством опредмечивания
интеллектуального мира человека в процессе реализации теоретических принципов
(смыслов), заложенных в многообразии писанных и неписанных «культурных табу», нравах,
обычаях, традициях в социальной практике жизнедеятельности людей. Реализуется
культурная потребность через технологии социально-культурной деятельности,
выступающими механизм выработки и селекции определенных способов поведения,
практической и интеллектуальной деятельности по удовлетворению интересов и
потребностей людей («правил игры» коллективного сосуществования), закрепляющий в их
сознании и привычках (нравах, обычаях, традициях, ментальностях и т. п.), наиболее
приемлемые технологии этого существования (сохраняющие общество в консолидированном
состоянии), которые могут быть определены как совокупный групповой социальный опыт
данного общества [1, с. 17].
Уровень и качество потребления культурного продукта влияет на качество социума в
конечном итоге, так как культура – это результат деятельности, взаимодействия отдельных
личностей, сообществ или обществ, направленное на создание, производство,
распространение и распределение культурной деятельности и культурных товаров и услуг, а
также на доступ к ним. Сегодня важно акцентировать внимание на потреблении
«культурного продукта» конкретной личностью в рамках ее определенного образа жизни или
формирования ее «культурного капитала». Необходимо изучать не просто объем, количество
потребляемых продуктов и товаров сферы культуры (посещение музеев, театров, концертов,
библиотек и т. д.), но и само поведение потребителя в различных ситуациях, готовность
посещать, потреблять и заказывать вновь те или иные «культурные» услуги, «качество»
самого культурного продукта, отвечающего ожиданиям либо интересам «потребителей».
«Культурный продукт» (выраженный в виде «туристического продукта» (туристический
маршрут, экскурсия), «музейного продукта» (экспонат, экспозиция, стенд и т.д),
«театрального продукта» (постановка, спектакль, перфоманс и др.)) – это результат
деятельности человека или организации, фирмы, ИП, имеющий конкретное стоимостное
выражение и обладающего определенными свойствами (как материальными (осязаемыми),
так и нематериальными (неосязаемыми)), направленный на удовлетворение потребностей.
Культурный продукт чаще всего выступает механизмом трансляции культурных ценностей,
несущий в себе одну из основных задач – формирование в человеческом сознании
определенных смыслов и образов, «производство смыслов, это благо, предоставляемое
культурными учреждениями в виде товара и услуг, несущих в себе культурные ценности,
смыслы, идеи, этические и моральные нормы, образы, культурные коды и представления и
результат процесса культуротворчества предназначенный для удовлетворения потребностей
высшего порядка (вторичных, т.е. социальных, духовных, коммуникативных и т.д.).
75
Сам вопрос изучения потребностей человека в сфере культуры достаточно сложен.
Так как потребность является формой проявления внутренней природы
высокоорганизованной психики, в пирамиде потребностей Маслоу культурные потребности
занимают главенствующую позицию, все же потребности чаще всего предстают в виде
эмоционально окрашенных желаний, стремлений, а их реализация – в виде оценочных
эмоций, полученного «блага». Но одновременно человек должен «голосовать рублем»,
оплачивать эмоцию предварительно. Если витальные, естественные потребности связаны с
необходимостью сохранения и поддержания жизни человека, продолжения его рода, и они
практически одинаковы для всех, то культурные отражают уровень образования, социальный
статус, уровень культуры самой личности. Общественные изменения непосредственно
влияют на качество и характер потребления культурного продукта, формируют социальный
и культурный капитал личности.
Само развитие культуры регламентируется культурной политикой. Современная
культурная политика выступает направлением политики государства, целью которой
является обеспечение культурной жизни всех слоев населения путем проектирования,
планирования и реализации деятельности в сфере культуры. Несомненно, роль государства в
развитии сферы культуры зависит от времени, ресурсов, нормативно-правового
регулирования и уровня финансирования. В Беларуси культурная политика
регламентируется нормативно-законодательными актами, и в первую очередь вступившим с
03.02.2017 г. в силу «Кодексом о культуре» [2] и принимаемыми программами развития
культуры на общенациональном уровне (сейчас имплементируется Государственная
программа «Культура Беларуси» на 2016–2020 годы, утвержденная постановлением Совета
Министров Республики Беларусь № 180 от 4 марта 2016 г.) Согласно утвержденному
бюджету, на реализацию Государственной программы потребуются 29 841 955 560,5
белорусских рублей [3]. В табл. 1 представлено распределение финансирования по годам и
формам бюджета.
76
Конкретные целевые показатели Государственной программы включают: процент
отреставрированных и имеющих соответствующее функциональное использование
памятников архитектуры, включенных в Государственный список историко-культурных
ценностей Республики Беларусь (30 %, в 2015 г. – 15 %); прирост количества посещений
организаций культуры (увеличение на 5 % по отношению к уровню 2015 г.); долю
внебюджетных средств в общем объеме финансирования государственных организаций
культуры (26 % к 2020 г.); количество архивных документов, принятых на постоянное
хранение в государственные архивные учреждения (не менее 80 тысяч единиц хранения в
год); прирост количества мероприятий социально-культурной и экономической
направленности, проводимых с участием представителей белорусов зарубежья (увеличение
на 5 % по отношению к уровню 2015 г.) [3].
Следует учитывать, что цели программы касаются поддержки в первую очередь
государственного сектора культуры. Анализ данных международных сравнительных
исследований cферы культуры стран СНГ [4] позволяет установить, что на уровне
функционирования официального сектора культуры, по количеству посещаемости
организаций культуры на 1000 человек, Республика Беларусь достигла достаточно высоких
показателей (рис. 1).
77
настоящего момента практически отдельно друг от друга, но ощущающих потребность к
взаимодействию. Также это позволит изыскать реальные ресурсы для дальнейшего развития,
формируя такое новое явление, как креативная экономика.
ВИШНЕВСКИЙ М. И.
СОЦИАЛЬНЫЕ И ФИЛОСОФСКО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ДИНАМИКИ
КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ
Вишневский М. И.
заведующий кафедрой философии Могилевского
государственного университета имени А.А. Кулешова,
д-р философ. наук, профессор
(г. Могилев, Беларусь)
78
в том, что «генетическая обусловленность всех литературных произведений двояка, ибо они
возникают гибридно: путем скрещивания общественной ситуации с литературной» [2, с.
225]. Обе эти ситуации историчны, то есть охвачены изменениями, находятся в процессе
становления, формирующего из случайностей закономерность. Поэтому так важно
учитывать исторический контекст создания и последующего функционирования творений
человеческого духа, ставших элементами культурного наследия. Разрабатывая свою
концепцию философии истории, Р.Дж. Коллингвуд отмечал, что историческое прошлое
современно уже в том отношении, что установившая его мысль историка представляет собой
форму опыта, связанного с решением проблем его времени, и прошлое для него есть нечто
живое или, может быть оживленное работой его мысли [3, с.148–151].
Прошлое вообще живет в нас, даже если мы не концентрируем на нем свое внимание.
Историк, в отличие от простого обывателя, озабоченного преимущественно сиюминутными
и злободневными вопросами, стремится понять мысли и заботы ранее живших людей,
направлявшие их поступки и отпечатавшиеся в памятниках прошлого, в том числе
причисляемых к историко-культурному наследию. По убеждению Коллингвуда, всякая
история есть история мысли или история человеческих дел, в которые неразрывно вплетены
эти мысли.
Если человек «в состоянии понять мысли людей самых различных типов,
воспроизведя их в себе, значит, в нем самом должны присутствовать самые различные типы
человека. Он должен быть микрокосмом всей истории, которую он в состоянии познать» [3,
с. 388].
Коллингвуд указывает также, что прошлые мысли живут в настоящем несвободно,
ибо они окружены новой смысловой оболочкой, выражающей вопросы, поставленные
современностью и настоятельно требующие ответа. Вообще для того, чтобы правильно
понять какое-либо высказывание или действие, нужно уяснить, ответом на какой вопрос или
вызов они являются. Каждый значимый вопрос, каждая проблема принадлежат к некоторой
социально-культурной ситуации, стороной которой они являются и которую тоже нужно
истолковать сообразно с ее собственной природой. Правильность ответа на такой вопрос не
обязательно означает его объективную истинность, но она предполагает соответствие ответа
поставленному вопросу, которое позволяет двигаться дальше в постановке и решении
актуальных в сложившейся ситуации вопросов. В новой же, изменившейся ситуации,
признававшиеся правильными ранее полученные ответы на определенные вопросы могут
оказаться уже неправильными, ибо изменились сами вопросы, которые ставит жизнь. В этой
новой ситуации на первый план в ранее оформившихся творениях человеческого духа могут
выступать совершенно иные аспекты, которые прежде не замечались или невысоко
оценивались. Нужно также учитывать влияние выбранного исследователями масштаба, в
котором рассматриваются явления и процессы [4, с. 294–307]. Широкие обобщения и
закономерности могут быть сформулированы при выборе укрупненного масштаба, при
котором многие детали, конкретные особенности изучаемой реальности трудно разглядеть и
четко зафиксировать. Изменяя масштаб, мы, как отмечает П.Рикер, улавливаем разные вещи.
В отношении историко-культурного наследия это означает, что на макроуровне выявляются
некоторые связи и тенденции, которые пролагают себе дорогу в течение длительных
периодов времени или в отношении больших историко-культурных общностей, и
открывается возможность построения претендующих на универсальную значимость теорий.
На микроуровне же вырисовывающаяся картина становится насыщенной жизненной
конкретикой и, в связи с этим, весьма пестрой и неоднозначной.
Проблема культурного наследия приобретает особую актуальность и остроту в
переломные исторические эпохи, когда происходит радикальная переоценка ценностей,
сопровождающаяся низвержением прежних базовых ценностей и попытками установить их
новый состав и новый принцип отбора. В тех сферах' жизни общества и в тех сегментах
культуры, которые непосредственно охвачены преобразованиями, весомыми являются
позиции не только соответствующих специалистов, но и публицистов, политических
79
деятелей. Философы тоже участвуют в оценке социально-культурной ситуации и выработке
предложений по ееизменению. Сам статус их деятельности побуждает подниматься над
частностями, конъюнктурными моментами и стремиться к выработке общей картины
происходящих трансформаций, базирующейся на определенных теоретико-
мировоззренческих посылках.
Картины эти у разных философов могут быть существенно несходными, но сама их
обобщенность открывает путь для соотнесения основополагающих идей и осуществления
мировоззренческого диалога, основывающегося на уважении к мнению оппонентов и
стремлении достичь если и не полного единства, то хотя бы взаимопонимания и
осуществления рационального дискурса.
Здесь особенно значимо понимание рациональности, разрабатываемое Ю.Хабермасом
в рамках его теории коммуникативного действия, которая утверждает, что путь к консенсусу
пролегает через равноправную дискуссию, требующую признания ее участников разумными
и ответственными существами, имеющими право на собственную точку зрения и
притязающими на то, чтобы быть услышанными и правильно понятыми. Различая
инструментальную и коммуникативную рациональность, Хабермас показывает, что в Новое
время они вступают в постоянно обостряющееся противоречие. Оно выражается в
противостоянии, с одной стороны, реализующих инструментальную рациональность
социальных структур, регулируемых через деньги и власть, и, с другой стороны,
«жизненного мира» людей, или повседневного взаимодействия, в котором люди
устанавливают консенсус и разделяют, благодаря этому, одни и те же смыслы, осуществляют
социализацию. Жизненный мир, по Хабермасу, имеет признаки интуитивного целостного
знания, включающего невысказанные предпосылки, намерения, навыки, способствующие
приобщению к социальной жизни [5, с. 336].
Дифференциация институциализированной общественной системы невероятно
усложняет жизненный мир, налагает на него все более плотную и запутанную сеть
формальных регуляций и ведет к искажению нормальной человеческой коммуникаций.
Многие нормы жизни современного общества устанавливаются помимо дискурса через
разные государственные институты и, будучи порой плохо согласованными между собой и
непонятными людям, навязываются им просто как данность. В этих условиях призвание
философии, по Хабермасу, состоит в том, чтобы возглавить борьбу за коммуникативность
нашего жизненного мира, за отстаивание и развитие права и способности людей вести
разностороннее обсуждение и достигать осмысленного консенсуса по всем жизненно
важным вопросам, то есть быть свободными и сознательными субъектами своего
жизненного процесса.
Теория коммуникативного действия видит призвание философии в том, чтобы быть
посредником между повседневными практиками и многообразием специализированных
видов деятельности с их сложными системами знаний и норм. Посредничество – это
необходимо и при рассмотрении вопроса о базовых ценностях современной культуры и о
составе культурного наследия, которое их выражает. Современное философское образование
призвано подкреплять своими специфическими средствами выполнение социально-
культурной миссии философии, состоящей в том, чтобы хранить, развивать,
пропагандировать, вообще культивировать рациональный мировоззренческий дискурс,
способствовать налаживанию диалога и установлению взаимопонимания как между
сторонниками разных мировоззренческих позиций, признанных в культуре, так и
представителями различных дисциплинарных и профессиональных сообществ. Выполняя
посредническую функцию в дискуссии о ценностях, философия как бы предостерегает от
мировоззренческих абсолютизаций, способных сеясь вражду и нетерпимость, нацеливая на
доброжелательное внимание и терпимость к разнообразию исторически сформировавшихся
ценностей.
80
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Бурдье, П. Практический смысл / П.Бурдье. – СПб.: Алетейя, 2001. – 562 с.
2. Лем, С. Философия случая / С. Лем. – М: ACT, 2007. – 767 с.
3. Коллингвуд, Р.Дж. Идея истории. Автобиография /' Р.Дж. Коллингвуд. – М: Наука,
1980. – 485 с.
4. Рикер, П. Память, история, забвение / П. Рикер. – М. ; Изд-во гуманит. литер, 2004. –
728с.
5. Хабермас, Ю. Философский дискурс о модерне / Ю.Хабермас. – М: Весь Мир, 2003.
– 416 с.
ГАМАЛЕЯ В. Н.
О ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ ВВЕДЕНИЯ ГЕНДЕРНОГО АСПЕКТА В КУРС
«ИСТОРИЯ НАУКИ И ТЕХНИКИ»
Гамалея В. Н.
заведующий кафедрой философии и истории науки и техники
Государственного университета инфраструктуры и технологий,
д-р истор. наук, старший научный сотрудник
(г. Киев, Украина)
81
правильно ориентированных гендерных стереотипов у мужчин должно стать одним из
важнейших факторов этнокультурного и этнопсихического потенциала самовоспроизводства
украинской нации, построения настоящего демократического общества в нашей стране.
Ведущую роль в формировании гендерного мировоззрения с позиций паритетного
подхода играют наука и образование. Следует отметить, что отечественной наукой еще
недостаточно разработаны вопросы стереотипизации людей по признаку пола. Хотя со
средины 90-х годов общественные дисциплины испытывают влияние гендерной тематики,
наблюдается недостаток исследований в сфере гендерной психологии, педагогики,
юриспруденции, философии, лингвистики [3]. Что касается гендерного образования, то
можно утверждать, что в Украине оно находится в зачаточном состоянии и требует особого
внимания. Ведь, как показывает мировой опыт, именно интеграция гендерных исследований
в сферу образования способствует преодолению патриархальных стереотипов мышления о
роли женщины в обществе и осознанию того, что прогрессивное развитие человечества
возможно лишь при условии утверждения социального равенства полов [4]. Высокий
уровень образования, который обеспечивает женщинам наша образовательная система,
должен быть усилен специальными или факультативными гендерными курсами,
составленными для заведений всех уровней, подготовкой учебных программ, учебников и
пособий.
В 1997–1999 гг. в Украине впервые проходили Международные Гендерные школы,
организованные при поддержке фонда «Возрождение». Во время их работы были
выработаны рекомендации по проведению научных исследований и совершенствованию
преподавания гендерной тематики в нашей стране. В некоторых вузах Украины уже введены
отдельные курсы по вопросам гендерного равенства. Так, в Харьковском университете на
базе кафедры «Теория культуры и философии науки» читались курсы «Введение в
гендерные исследования», «Женщина и культура: гендерный аспект», «Национальные
образы Любви в мировой культуре: гендерный анализ», «Феминистская этика».
Одной из учебных дисциплин, требующих включения гендерной составляющей,
является история науки и техники. Ведь тот фактаж, на котором она базируется – это
развитие различных отраслей науки и биографические материалы о ее создателях, среди
которых было немало выдающихся женщин. Освещение лекционного материала в ракурсе
современного гендерного подхода будет способствовать решению одной из основных задач
данной дисциплины – гуманизации образования. В связи с этим вполне обоснованными
выглядят рекомендации, предложенные участниками Первой и Второй международных
конференций «Женщина в науке и образовании», а именно:
1) расширить исследования истории украинской науки, проводить популяризацию
знаний об отечественных ученых-женщинах и использования их в работе с учащейся и
студенческой молодежью;
2) просить Министерство образования и науки Украины обеспечить разработку и
внедрение образовательных курсов по гендерному равенству в программы работы
воспитательных и учебных заведений и программы переподготовки учителей и
руководителей учреждений.
Если же говорить о гендерной составляющей учебной дисциплины «История науки и
техники», то она может быть представлена различными способами. Для этой цели можно
разработать специальный курс «Женщины в науке: гендерный аспект» или предложить
отдельные лекции, которые войдут в общий курс по истории науки и техники. Предлагается
несколько вариантов таких «вставок» по гендерной тематике:
1) Тернистый путь женщины в науку и образование (мировой контекст).
Для иллюстрации того, как женщина издавна стремилась к участию во всех сферах
общественной жизни и мешало ей проявить себя в полной мере, необходимо прибегнуть к
экскурсу в историю, начиная с древних времен.
2) Выдающиеся отечественные естествоиспытатели – сторонники высшего женского
образования.
82
История знает немало примеров того, что в организации и дальнейшем
функционировании Высших женских курсов основная роль принадлежала мужчинам, и
отечественные ученые второй половины XIX века внесли значительный вклад в развитие
этого дела (И.М. Сеченов, Д.К. Заболотный, В.К. Высокович и др.).
3) Участие женщин-ученых в работе научных обществ Украины.
Право на творческий труд талантливым женщинам-ученым на рубеже ХIХ–ХХ веков
предоставляли только негосударственные учреждения, в частности, научные общества, что
было закреплено их уставными нормами. Поскольку научные общества организовывали
лаборатории, институты, опытные станции, женщины могли заниматься там научной
деятельностью. Так, София Переяславцева, став доктором философии в Швейцарии, осенью
1878 года получила должность заведующей Севастопольской биологической станции,
организованной Новороссийским обществом естествоиспытателей. А членами Харьковского
физико-химического общества впервые были избраны женщины: в 1907 г. – О.А. Габель,
лаборантка лаборатории при Обществе сельского хозяйства, а в 1908 – М.В. Болтина и
К.В. Ролл. Немало женских фамилий вошло также в список членов Научного общества
им. Т. Шевченко во Львове. Среди его основателей были Елизавета Милорадович и Северина
Сушкевич.
4) Женщины – преданные помощницы ученых-мужчин.
В творческой жизни многих мужчин-ученых немалую роль сыграли женщины –
любящие, умные, тактичные, заботливые. Ведь иметь любовь и поддержку со стороны
«слабой половины» – большая удача для мужчины, все время и все интересы которого
направлены на научный поиск (супруга А.О. Ковалевского – Татьяна Кирилловна Семенова;
жена Д.К. Заболотного – Людмила Владиславовна Радецкая; супруга В.И. Вернадского –
Наталья Егоровна Старицкая).
5) Вклад женщин-ученых Украины в развитие академической науки.
В 1918 была основана Украинская академия наук, и это событие открыло доступ
женщинам к научной работе. С первых же лет существования Академии женщины активно
подключились к ее деятельности, и некоторые из них (правда, гораздо реже, чем мужчины)
становились ее членами (к примеру, геолог М.В. Павлова, патологоанатом А.И. Смирнова-
Замкова, физик А.Ф. Прихотько, патофизиолог и онколог З.А. Бутенко, ученая в области
молекулярной биологии А.В. Ельская и др.).
6) Образ женщины-ученой в художественной литературе.
Творческий портрет женщины-ученой может стать более ярким, если ему найдется
аналог, выполненный средствами искусства. Соответствующий интерес вызовет лекция, где
будут фигурировать литературные персонажи, прототипами которых были женщины-ученые
(например, роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?» или трилогия Вениамина Каверина
«Открытая книга»).
Таким образом, есть все основания полагать, что внедрение гендерных мотивов в
преподавание истории науки и техники не только наполнит эту дисциплину своеобразным
материалом, но и поможет женщинам-слушательницам в осознании своего истинного
предназначения, в преодолении комплекса неполноценности, будет способствовать
реализации их творческих способностей.
83
3. Луценко, О. Гендерні дослідження та гендерна освіта в Україні: проблеми і
перспективи / О. Луценко // Жінка в науці та освіті: минуле, сучасність, майбутнє / Мат-ли І
конф. – К., 1999. – С. 53–56.
4. Ілляшенко, С. Гендерна асиметрія у системі освіти / С. Ілляшенко // Жінка в науці
та освіті: минуле, сучасність, майбутнє / Мат-ли ІІ конф. – К., 2002. – С. 86–90.
УДК 001.18:502
ГОДЗЬ Н. Б.
ЭКОЛОГИЗАЦИЯ КУЛЬТУРЫ И ЛАНДШАФТ КАК СПОСОБ ФОРМИРОВАНИЯ
ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ КАРТИНЫ МИРА В СОВРЕМЕННОМ ПОНИМАНИИ
БЛИЖАЙШИХ ПЕРСПЕКТИВ РАЗВИТИЯ ОБЩЕСТВА
Годзь Н. Б.
доцент кафедры философии Национального технического университета
«Харьковский политехнический институт»,
д-р философ. наук, доцент
(г. Харьков, Украина)
84
уничтожают природные качества человека и бесценные знания о сосуществовании с
природой. Размышляя над вопросом давления стандартного мышления прошлых эпох и
технологий, которые до сих пор господствуют в общественном сознании следует привести
работу М.М. Моисеева «Как далеко до завтрашнего дня», в которой он размышляет над
вопросом про «шоры городского мышления и либерализм села» и о проблеме формирования
национальной цели [4, c. 273–325]. Мы придерживаемся точки зрения, что вопрос
этноландшафта и его механизм взаимодействия в современном мире или недостаточно
изучены, либо не анализируются на практическом материале. Экологическая культура и
природоохранные технологии, и сама экологическая футурология имеют определенную связь
через историю создания и существования, с историей развития и концептуализацией
природоохранных тенденций и технологий, взглядов и моделей соответствующего поведения.
Примером этого в определенной степени может служить и труд Б. Пейна [5, c. 29–43].
Продолжая развивать нашу мысль о связи между экологией и этническим
представлением природы, отметим, что экологическая футурология в целом имеет ряд
ценностей и является отражением определенного мировоззрения, но она всегда
разрабатывается определенными носителями этнологических сообществ, в которых
существуют разные уровни собственного, этноспецифического представления о ландшафте, и
«правильном ландшафте». А.Н. Фомичев, например, пишет, что сторонники современного
ноосферного подхода, провозглашают слишком радикальные меры выхода из ситуации
экологической катастрофы, а решение ее откладывают на потом, в будущем, поскольку их
стиль мышления носит космические масштабы и до этого, здесь они пытаются
трансформировать и идеи В.И. Вернадского, и таким образом биосфера вновь превращается в
новую концепцию понимания социосферы и, хотя футурология всегда присутствовала в
работах, и сейчас новым является вложение в понятие той же ноосферы социального
содержания, А.Н. Фомичев делает интересные ссылки на исследования Е.В. Гирусова в
работе «Новая парадигма развития России в XXI веке», а именно на главу «Философия
устойчивого развития» о искусственные способы поддержания равновесия в окружающей
среде, и указывает, что некоторые ученые считают, что ноосферная концепция не раскрывает
вопросы, собственно за счет чего будет превращаться среду, и что это за новую среду, с
помощью которого будут происходить преобразования [6, 162–164, с. 181, с. 186, c. 190].
М. Блюменкранц говорил, что точный анализ – это прерогатива потомков, а не
современников, поскольку только временная дистанция дает плацдарм для критической
ретроспекции. Каждая культура имеет собственные периоды своих кризисов и если их нет -
значит культура уже близка или находится в фазе «летального состояния», а главное в
культуре - это ее «открытость бесконечном», а сам человек эволюционируя и развиваясь
проходит путь от Homo sapiens к Homo virtualis [7, с. 160–162].
К сожалению, современное состояние как окружающей среды, так и технологий и
механизмов коммуникации для ликвидации экологических опасностей в виде
«реализованного представления прошлых поколений» о «будущем» имеет такие последствия,
которые совсем не прогнозировались именно из-за ряда не видение окончательных
последствий тех или иных шагов, по нашему мнению и создало проблемное поле
современности. Мы имеем достаточно скептическую мнение, что сегодняшнее «реализовано
будущее» не могло спрогнозироваться многим авторам концепций будущего. Абсолютно
игнорировался вопрос мусора и отходов, их влияния на окружающую среду и, соответственно
вопросов с ними повязкам связанных и таких шагов и моделирования в далеком будущем в
прогнозировании. Вообще, проблема отходов, свалок и мусора стоит сегодня отдельной
темой для исследования.
Такие авторы, как Ю.И. Мирошников и А.С. Юркова считают, что социокультурная
среда подчиняет человека этой среде и вторгается в его идентичности через средства
массовой коммуникации. Эти авторы ссылаются на известную идею К. Ясперса о том, что
реально изучать возможно только существующую реальность они также обращают внимание,
что К. Ясперс писал о том, что будущее возможно только реально «передчувствовать»,
85
осознать. По их мнению, современная ситуация с изучением будущего осложнена
дополнительно и факту, по которым современная философия неоднозначно трактует
происходящее сегодня в мире, это, соответственно в собственную очередь начинает
усложнять поиск ключевых категорий, потому что будущее в современной литературе
описывается с работодателем. Утопий (как социально желательных реальностей) или как
прогноз (футурологический прогноз – в котором присутствует экстраполяция продолжения в
будущее тенденций современного мира) Возникновение такого кризиса авторы видят в
результате наложения ходе исследования антропологического вопроса на экологическое,
ссылаются при этом они на мысли Х. Шредера, который писал в терминах постмодернизма о
деконструкцию веры в прогресс, они определяли, что крайними футурологическими
вариантами в литературе представлены позиции социального (эсхатологического) пессимизма
и до сих пор присутствующего сциентиского оптимизма. Эсхатологический пессимизм
вообще присущ ментальности русского национального философствования (творчество Ф.
Достоевского, К. Н. Леонтьева, Н. А. Бердяева, В. В. Розанова) [8].
Итак, на основании проведенного исследования и анализа источников мы считаем, что
реализацией всех человеческих усилий в поддержку собственного существования, и
существование природной целостности, является введение программы не просто понимания и
проектирования (моделирование) задач в будущем, технологий, а вообще качественно иного
подхода к пониманию менталитета и семантики самого будущего, которое в нынешнем связи
получает задачу существования в виде экологически ориентированного будущего (с учетом
действия этноландшафтов), что приводит нас к задаче введения и развития такого предмета
как экологическая футурология. Мы видим, что экологическая футурология в целом может
иметь ряд ценностей и является отражением сумм определенных мировоззрений и может
способствовать лучшему пониманию практического прогнозирования.
86
УДК 37.01
ГРИБ Д. М.
НЕПРЕРЫВНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ КАК ФАКТОР ПОВЫШЕНИЯ ИКТ-
КОМПЕТЕНТНОСТИ ПРИ ПЕРЕХОДЕ К ИНФОРМАЦИОННОМУ ОБЩЕСТВУ
Гриб Д. М.
младший научный сотрудник Института социологии НАН Беларуси
(г. Минск, Беларусь)
87
вследствие постоянного и быстрого обновления знаний в нашу эпоху, формировать
потребность в непрерывном самостоятельном овладении ими, умения и навыки
самообразования, самостоятельный и творческий подход к знаниям в течение всей активной
жизни человека. Образование должно в итоге стать таким социальным институтом, который
был бы способен предоставлять человеку разнообразные формы образовательных услуг,
позволяющих учиться непрерывно, обеспечивать широкий доступ к возможностям
получения дополнительного образования. Для этого необходимо диверсифицировать
структуру образовательных программ, дав возможность каждому построить ту
образовательную траекторию, которая наиболее полно соответствует его образовательным и
профессиональным способностям, потребностям и жизненным планам. Важной проблемой
для человека становится проблема поиска соответствующей организации [1, с. 7].
Современный человек должен не только обладать неким объемом знаний, но и уметь
учиться на протяжении всей своей жизни: искать и находить необходимую информацию,
чтобы решить те или иные проблемы, достичь поставленных целей, используя для этого
разнообразные источники информации.
Современная концепция непрерывного образования предполагает формирование
новых ценностей образования, которые во многом определяются потребностями субъекта
образования. Процесс самообразования разворачивается в культурном пространстве и не
замыкается рамками образовательных институтов. Он продолжается на всем протяжении
процесса социализации и охватывает все виды социальных отношений.
Рассматривая современную концепцию образования, можно выделить следующую
тенденцию развития современного образования: интенсивное обновление технологий,
ускорение темпов развития экономики и общества, вызывающее необходимость такой
организации системы образования и образовательного процесса, которая могла бы готовить
людей к жизни в быстро меняющихся условиях, давать им возможность обучаться на
протяжении всей жизни (концепция непрерывного образования).
Поэтому в условиях стремительного развития информационного общества становится
необходимым внедрение в образовательную практику концепции непрерывного образования.
Оно охватывает целый ряд программ, разрабатываемых для всех возрастных групп и уровней
образования, преследующих самые разные цели, включая социализацию и сдерживание
процессов маргинализации общества. На современном этапе непрерывное образование
выполняет важные экономические, социальные и личностные функции и развивается в
условиях общественно-политической нестабильности и специфической ситуации,
сложившейся на рынке труда. Работодатели предъявляют работникам растущие требования к
умению пользоваться новейшими достижениями техники, накоплению и переработке
информации.
5
Грант БРФФИ на выполнение НИР «ИКТ-компетентность как фактор развития информационного
общества», науч. рук. ‒ м.н.с. Гриб Д.М. Представлены данные национального опроса, проведѐнного
Институтом социологии НАН Беларуси по репрезентативной выборке объѐмом 2129 человек в сентябре 2018
года.
88
техникой, электронными сервисами и программами – лишь 16,9% опрошенных отметили,
что предпринимают в этом направлении определенные попытки, а 79,6% – не
предпринимает никаких (таблица 1).
89
развитию целостного мировоззрения личности, позволяющего ей занять прочное положение
в информационном обществе. Таким образом, ошибочно было бы думать, что применение
новых информационных и коммуникационных технологий автоматически повысит качество
образования само по себе. С целью эффективного использования их возможностей,
специалистам в сфере образования необходимо осваивать, развивать и активно применять
компьютерную психологию, компьютерную дидактику и компьютерную этику.
УДК 316:34
90
іх рэалізацыі паміж сацыяльнымі пластамі, групамі, калектывамі ў грамадстве [3, с. 67].
Менавіта таму, ва ўмовах глабальнай нестабільнасці, частых эканамічных і фінансавых
крызісаў, маштабных структурных, арганізацыйных і фінансава-эканамічных
пераўтварэнняў, адной з асноўных задач з'яўляецца фарміраванне перадумоў, развіццё
інстытутаў і ўкараненне мерапрыемстваў па развіцці сацыяльнай згуртаванасці.
Варта адзначыць, што асноўнымі перадумовамі для фармулявання сучаснай
канцэпцыі сацыяльнай згуртаванасці, стаў шэраг навуковых даследаванняў мінулага
стагоддзя па сацыяльнаму капіталу, сацыяльнай справядлівасці, салідарнасці, адзінства,
эканамічнага развіцця і іх узаемасувязяў. Тэорыя сацыяльнай згуртаванасці цесна
пераплятаецца з фундаментальнымі прынцыпамі развіцця сацыяльнай дзяржавы, грамадства
ўсеагульнага дабрабыту, фарміраванне сацыяльна-арыентаванай рынкавай эканомікі,
канцэпцыі забеспячэння годнай працы, канцэпцыі якасці жыцця і г.д. Аднак, яна ўтрымлівае
новыя абагульняючыя рысы, мае сваё прадметнае поле, вобласць прымянення і адыгрывае
істотную ролю ў забеспячэнні стабільнасці сацыяльна-эканамічнага развіцця грамадства.
Сацыяльны згуртаванасць належыць да працэсаў пабудовы агульных, скарачэнне
няроўнасці ў багацці і даходах, і ў цэлым дазваляе людзям, якія сутыкаюцца з агульнымі
выклікамі, адчуваць, што яны займаюцца агульнай справай, і што яны – удзельнікі аднаго
таго ж грамадства [4, с. 18].
Разглядаючы сацыяльную згуртаванасць з пункту гледжання сацыялогіі, мы можам
вылучыць супрацоўніцтва паміж людзьмі (сацыяльнымі групамі), што становіцца
эфектыўнай за кошт сфармаваных працэсуальных аспектаў згуртаванасці. Такімі
працэсуальнымі аспектамі згуртаванасці (кансалідацыі) грамадства, на нашу думку,
з'яўляюцца працэсы сацыяльнай інтэграцыі, інклюзія і салідарызацыя грамадзян. У той жа
час сацыяльная інтэграцыя ставіцца да аднаго са скразных працэсаў, напрыклад, можа стаць
фактарам сацыяльнай інклюзія, а таксама цесна звязана з сацыяльнай салідарнасцю, якая
фармуецца з дапамогай і на аснове аб'яднання людзей [5].
На нашу думку, паняцце сацыяльнай згуртаванасці варта разглядаць у некалькіх
значэннях і вымярэннях. Сацыяльная згуртаванасць як працэс (у першым яе значэнні) –
далучаннасць і ўдзел усіх чальцоў групы (калектыву), без страты іх індывідуальных
асаблівасцяў ва ўсіх сферах (кірунках) дзейнасці групы (калектыву). У другім яе значэнні
сацыяльную згуртаванасць мэтазгодна разглядаць як вынік – якасць або характарыстыку
сацыяльнай сеткі групы або супольнасці. У той жа час сацыяльную згуртаванасць
правамерна разглядаць (у трэцім яе сэнсе) як неабходнае асяроддзе для фарміравання і
развіцця сацыяльнага капіталу – аб'яднанне індывідаў, груп, суполак на аснове агульных
мэтаў, талерантнасці, даверу, у канчатковым выніку прыводзіць да дасягнення станоўчых
вынікаў у фармаванні і развіцця сацыяльнага капіталу [2, с. 6].
Сёння сацыяльная згуртаванасць выступае адначасова і як задачы па імплементацыі
яе асноўных прынцыпаў у практыку сапраўднага, і як ўсёабдымны інструмент дасягнення
эканамічных, сацыяльных мэтаў, якія стаяць перад таварыствамі ў кантэксце ўплыву
сучасных выклікаў і рызык. У той жа час праз дадзеную дэфініцыю мы адзначаем, што ў
сацыяльна-працоўнай сферы важна забяспечыць узмацненне ролі не толькі дзяржавы, але і
інстытутаў грамадскай супольнасці, неабходны новы алгарытм адносін паміж прафсаюзамі,
аб'яднаннямі працадаўцаў, палітычнымі партыямі, іншымі грамадскімі арганізацыямі, якія
ўзмацняюць патэнцыял згуртавання грамадства і забяспечваюць яго ўстойлівае развіццё.
91
3. Коваленко, І. Ф. Стан та проблеми розвитку соціальної згуртованості в Україні / І.
Ф. Коваленко, Я. В. Ільніцький // Соціально-трудові відносини: теорія та практика / зб. наук.
праць.– 2011. – № 2. – С. 60–70.
4. Siegel, D.J. The Developing Mind: How Relationships and the Brain Interact to Shape
Who We Are. / D.J. Siegel ; Second Edition. – New York, 2015. – 506 p.
5. Social cohesion and social capital: Possible implications for the common good
[Electronic resource]. Mode of access: http://www.scielo.org.za/pdf/vee/v35n3/01.pdf. Date of
access: 18.10.2019.
92
Стратегические ориентиры функционирования и развития культуры в Республике
Беларусь изложены в Кодексе о культуре, Государственной Программе «Культура Беларуси»
на 2016-2020 гг. и др. [2, 3]. Среди основных принципов социальной политики –
приоритетное развитие культуры как одной из отраслей, формирующих человеческий
капитал и совершенствующих его качество. Основными целями развития культуры является
повышение ее роли в социально-экономическом развитии страны, формирование высокой
духовности в соответствии с ценностями белорусского народа и мировой цивилизации,
формирование единого культурно-информационного пространства, создание и укрепление
позитивного культурного имиджа Беларуси внутри страны и за ее пределами, создание
механизма государственно-частного партнерства и др.
Культурная составляющая в имиджевых коммуникациях государства содержит
значительный ресурс эффективного позиционирования страны на международной арене.
Позитивная репутация Беларуси в мире как страны с высоким духовно-моральным
потенциалом общества, значительным уровнем развития всех форм самобытной
традиционной и современной культуры будет содействовать авторитету государства и
доверия к нему как надежному партнеру и в других сферах жизнедеятельности – политике,
экономике, положительно будет воздействовать на инвестиционный климат, развитие
международного туризма и др.
2016 год прошел под знаком Года культуры. Еще большее внимание государством
было уделено сфере культуры в этот период. Широкой общественности были представлены
самые разнообразные культурные мероприятия – празднование юбилеев М. Богдановича, К.
Крапивы, И. Мележа, И. Шамякина. Юбилей В. Мулявина отмечали не только в Минске, но
и Москве.
Культура вышла за границы нашего государства – в Галерее народного художника
Беларуси и СССР, Героя Беларуси М.Савицкого прошла выставка «От Лиссабона через
Минск до Владивостока, в которой участвовало 30 стран и было представлено около 80
работ.
Состоялась выставка православных и католических икон в Ватикане.
И много других мероприятий республиканского, областных и районных масштабов
прошло в Год культуры.
В 2017 г. на всех уровнях отмечался великий праздник 500-летия белорусского
книгопечатания, связанного с деятельностью нашего земляка Франциска Скорины, внесшего
огромный вклад в развитие мировой культуры.
Сегодня сфера культуры требует поддержки не только со стороны государства, но и
всего общества. Культура должна стать привлекательной для вложения капитала через
развитие государственно-частного партнерства. Государственно-частное партнерство – это
промежуточная форма между государственной и частной собственностью, своего рода
альтернатива приватизации. Это сотрудничество государственного и частного секторов для
более эффективного выполнения общественных проектов на условиях компенсации затрат,
разделения рисков, обязательств и компетенций. Для государства участие в нем позволяет
более качественно и эффективно выполнять свои обязанности перед гражданами, привлекать
дополнительный капитал, технологии, квалифицированный персонал. Для бизнеса – это
доступ к прежде исключительно государственным отраслям и перспективным рынкам,
возможность участия в крупных долгосрочных инвестиционных проектах.
И все ж таки государство является основным социальным институтом, способным
обеспечить развитие культуры в соответствии с общенациональными требованиями. Без
поддержки и регуляции со стороны государства культура не сможет нормально развиваться
и будет вынуждена сокращать свои масштабы и функции.
93
2. Аб культуры ў Рэспубліке Беларусь. Кодэкс Рэспублікі Беларусь ад 20 ліпеня 2016 №
413-З [Электронны рэсурс] // Национальный правовой интернет-портал Республики Беларусь. –
Режим доступа: http://www.pravo.by/document/?guid=12551&p0=Hk1600413&p1=1. – Дата
доступа: 16.09.2019.
3. Об утверждении Государственной программы «Культура Беларуси» на 2016-2020
годы: Постановление Совета Министров Республики Беларусь от 4 марта 2016 г. № 180
[Электронный ресурс]// Национальный правовой интернет-портал Республики Беларусь. –
Режим доступа: http://pravo.by/ main.aspx? guid=12551&p0=C21600180&p1=1. – Дата доступа:
09.09.2019.
УДК 001.92
ЖИВАГА О. В.
РОЛЬ ИНТЕРНЕТА В ПОПУЛЯРИЗАЦИИ НАУКИ
Живага О. В.
старший научный сотрудник ГУ «Институт исследований научно-технического
потенциала и истории науки им. Г.М. Доброва НАН Украины»,
канд. истор. наук
(г. Киев, Украина)
94
Горбунов-Посадов М.М. указывает на новые возможности, которые предоставляет
Интернет с точки зрения публикации научных и научно-популярных работ, к которым
относятся общедоступность, возможность корректировки, доработки и расширения
публикации, обратная связь, отсутствие ограничений в плане использования мультимедиa
[2].
Популярность получили интернет-сайты. Сайт, наряду с веб-страницей, является
базовым элементом сети Интернет, он включает широкую категорию информационных
ресурсов, которая имеет множество разновидностей и модификаций: электронная
библиотека, форум, домашняя страница, доска объявлений и т.д., и фактически оказывается
базисом для любых нововведений в популяризации науки посредством Интернета.
Сайт как инструмент популяризации может функционировать как самостоятельный
ресурс. Например, сайт «Моя наука» является одним из наиболее актуальных сайтов по
популяризации науки в Украине, который появился в 2011 г. как совместный проект с
инициативной группой ученых НАН Украины, и был задуман как площадка, на которой
ученые и преподаватели смогли бы делиться с пользователями сайта интересными научными
фактами, рассказывать о новых успехах украинской и мировой науки, сообщать о
предстоящих лекциях, экскурсиях и других научно-популярных мероприятиях. Сайт может
также выполнять функцию представительства СМИ или программы в Интернете. Так, в
настоящее время в сети существуют представительства научно-популярных журналов
(«Куншт», «Наука и техника» и т.д.), телеканалов («Интересная наука», «Интелект TV») и
т.д.
Другим естественным форумом для популяризации науки и взаимодействия с
широкой общественностью выступает научный блог. Формат блога изначально
использовался для онлайн-дневников, но быстро превратился в универсальный инструмент
для публикаций и общения. Научный блог можно считать дополнительным инструментом в
арсенале ученого, ведь информирование общественности является главным приоритетом в
работе научных блоггеров, которых не устраивает способ и частота, с которой наука
освещается в СМИ. Причинами ведения научного блога можно считать также редакционную
свободу и управление личными знаниями.
Многие научные блогеры считают себя общественными просветителями, которые
пытаются повысить уровень дискуссий, например, по вопросам изменения климата или
эволюции [3]. Взаимодействие в научном блоге может принимать различные формы, начиная
с комментирования новостей науки к описаниям, или комментариям относительно
современных исследований, проводимых в лаборатории блоггера.
Научные блогеры стремятся компенсировать отсутствие открытости или
прозрачности своей исследовательской практики. Они пытаются обратить внимание на
разные аспекты работы в лаборатории и рассказать о динамике процесса исследования в
действии. Научные блоггеры могут также заниматься анализом новостей науки, при
обсуждении которых ими изучаются авторитетные источники, а также могут осуществлять
журналистские расследования.
Дж. Реман подчеркнул довольно противоречивую идею о том, что слишком много
современной научной журналистики и блоггинга больше подпадает под категорию
инфотейнмент (информационно-развлекательных), а не критического,
контекстуализированного представления информации. По его словам, научная журналистика
в жанре инфотейнмент редко ставит под сомнение достоверность научного исследования или
критически относиться к его результатам [4]. Но, как он сам отмечает, медиа-среда, у
которой есть информационно-развлекательная составляющая, может способствовать
популяризации науки, но при этом не обязательно повышает способность граждан
принимать обоснованные решения в сфере политики, финансов и по другим вопросам
научной сферы.
Эффективным средством популяризации научной информации также считаются
социальные сети, интернет-платформы, на базе которых участники устанавливают
95
отношения друг с другом. Среди важных качеств, присущих социальным сетям, выделяют
следующие: контент может добавляться самими пользователями; пользователям доступны
функции обмена информацией между собой; присутствует коллективность и увлеченность
общими темами среди подписчиков сообществ; возможна двусторонняя направленность
коммуникации [5]. Специализированные форумы и группы в социальных сетях можно
рассматривать как форму виртуализации научных кружков и клубов. В них публикуются
ссылки на видеоматериалы, статьи, книги, и проводится их обсуждение.
Украинские ученые также убеждены, что популяризация науки в соцсетях
представляется чрезвычайно перспективным направлением работы. В частности, Facebook-
пост А. Сененко под названием «FAQ по науке в Украине» собрал почти 200 тыс.
просмотров, что для украинского сегмента популяризации науки является одним из
рекордов, а пост на странице НАН Украины в этой же сети, посвященный радиационно
сшитым гидрогелевым повязкам для заживления ран и ожогов, за одну неделю охватил
аудиторию в более 400 тыс. пользователей [6]. Об актуальности использования социальных
сетей для популяризации научных знаний свидетельствуют данные опроса группы
«Рейтинг», проведенного в Украине в 2017 г. (опрошено 1000 ученых из 35 научных
учреждений), который показал, что 90% респондентов пользуются интернетом ежедневно,
31% респондентов получают информацию о науке и инновациях через социальные
сети. Среди респондентов предпочитают социальную сеть Facebook 64%, Instagram,
Вконтакте 9-10%, 6% Twitter [7].
Также, широкое распространение в популяризации науки получил такой жанр как
подкаст. Подкаст – это «распространяющиеся» через интернет цифровой медиафайл (обычно
звуковой в формате mp3) или группа файлов, которые можно воспроизвести при помощи
компьютера, портативного медиаплеера, мобильного телефона. Содержательно он похож на
радио- или телепрограммы. Подкаст предполагает также процедуру подписки и
своевременное получение новых выпусков. Данный сервис, к примеру, предлагают такие
журналы, как Nature, Science, Scientific American и др. В Украине подкасты не приобрели
пока такой популярности, как на Западе. Как пример можно привести сайт журнала
«Куншт», где можно прослушать подкасты на разную интересную научную тематику.
Таким образом, можно сделать вывод, что влияние новых информационных
технологий на жизнь современного общества огромно и многоаспектно. Цифровые
технологии получают все большее распространение и постепенно превращаются в ведущие.
Интернет продолжает оказывать серьезное воздействие на характер массовой коммуникации,
продолжая сокращать в её объеме то информационное пространство, которое сейчас занято
периодическими печатными изданиями, телевидением и радио. Вместе с тем повышение
доступности каналов распространения информации, с одной стороны, дает огромные
возможности для популяризации науки, однако также создает определенные сложности.
Современный популяризатор науки вынужден действовать в условиях высокой конкуренции
за внимание читателей. Это также способствует распространению некачественной и даже
недостоверной информации.
Современный ученый должен всецело использовать все возможности Интернета для
популяризации результатов своей деятельности и доведения до общественности мнения об
огромной значимости науки, которая является инструментом и двигателем развития
современной цивилизации.
96
Горбунов–Посадов. – 2007. – № 3. – С. 88–93. – Режим
доступа: http://keldysh.ru/gorbunov/duty.htm. – Дата доступа: 15.10.2019.
3. Goldstein, A. M. Blogging evolution / A.M. Goldstein. Evolution: Education and
Outreach 2, 2009. РР. 548590.
4. Rehman J. The need for critical science journalism [Electronic resource] // Guardian, 16
May 2013. Mode of access: https://www.theguardian.com/science/blog/2013/may/16/need-for-
critical-science-journalism. Date of access: 18.10.2019.
5. Винник В.Д. Социальные сети как феномен организации общества: сущность и
подходы к использованию и мониторингу / В.Д. Винник // Философия науки. – 2012. – №4
(55). – С.110126.
6. Популяризація науки в україні: проблеми та перспективи [Электронный ресурс].
Режим доступа: http://www.nas.gov.ua/text/pdfNews/Senenko_report.pdf. – Дата доступа:
18.10.2019.
7. Проблеми популяризації науки в україні: думки науковців [Электронный ресурс].
Режим доступа: http://ratinggroup.ua/research/ukraine/problemy_populyarizacii_nauki_v_
ukraine_mysli_uchenyh. html. – Дата доступа: 18.10.2019.
УДК 316.77(476):004.738.5
КАЛИШУК В. О.
МЕСТО СОЦИАЛЬНЫХ МЕДИА В МЕДИАПРОСТРАНСТВЕ
Калишук В. О.
магистрант юридического факультета Белорусского государственного университета
(г. Минск, Беларусь)
97
основных подхода к пониманию информационного пространства: технический и
гуманитарный. В рамках технического подхода информационное пространство представляет
собой «систему, осуществляющую передачу, обработку и хранение информации с
использованием технических средств и других ресурсов» [2, с. 142]. В рамках гуманитарного
подхода информационное пространство представляет собой «совокупность знаний и
информации, формирующейся и постоянно изменяющейся в процессе эволюции и развития
общества» [2, c. 142]. Помимо этого, по нашему мнению, необходимо отделять
информационное пространство от семантического пространства и ставить последнее на тот
же уровень, что и социальное пространство.
Одним из видов информационного пространства является медиапространство. В
научной литературе присутствует определенного рода консенсус в вопросе определения
сущности медиапространства. Так, например, В.Н. Бузин понимает медиапространство «как
особую реальность, которую нельзя полностью визуализировать, и которая организует
практики и представления агентов, производящих и потребляющих массовую информацию
посредством средств массовой коммуникации, которые составляют
объективную/физическую основу медиапространства» [3, c. 10]. Российский социолог
Юдина Е.Н. понимает под медиапространством «особую реальность, являющуюся частью
социального пространства и организующую социальные практики и представления агентов,
включенных в систему производства и потребления массовой информации» [4, с. 81]. По
нашему мнению, медиапространство можно представить как совокупность
коммуникационных платформ, а именно старых и новых медиа. В рамках медиапространства
осуществляется особая форма коммуникации – медиакоммуникация. Ее сущность зависит от
площадки, на которой она протекает. Под «старыми медиа» мы понимаем классические
средства массовой информации, т.е. печатные издания, телевидение, радио, а под «новыми
медиа» – средства коммуникации на базе интернет-площадок.
Медиакоммуникация в рамках старых медиа представляет собой процесс воздействия
субъекта коммуникации (СМИ) на объект (потребитель контента) коммуникации. В данном
случае коммуникация имеет одностороннюю направленность и искажается лишь через
микрогруппы и личные установки индивида, образуя таким образом своего рода «шум».
Данная модель медиакоммуникации была наиболее распространена в период доминирования
старых медиа, т.е. с середины XX века до начала XXI века. Она актуальна и на сегодняшний
день в рамках старых медиа и для групп населения, не включенных в медиакоммуникацию
на базе новых медиа. Стоит отметить тот факт, что при появлении новых медиа
вышеописанная модель сохранялась вплоть до появления социальных медиа.
Под «социальными медиа» мы понимаем интернет-площадки, ориентированные на
взаимодействие между индивидами (социальные сети, видеохостинги с элементами
социальной сети и т.д.). Социальные медиа являются видом новых медиа. Можно выделить
следующие виды социальных медиа основываясь на функциональном критерии: социальные
сети; видеохостинги с элементами социальной сети; фотохостинги с элементами социальной
сети; блоги; форумы; многопользовательские онлайн игры с возможностью коммуникации
между пользователями и/или элементами социальной сети; другие интернет ресурсы с
возможностью коммуникации между пользователя и/или элементами социальной сети.
Появление и широкое распространение социальных медиа в значительной степени
изменило процесс медиакоммуникации в частности и коммуникации в общем. Субъект-
объектная модель превращается в субъект-субъектную, так как «потребители» получают
возможность вступать в коммуникацию с «производителями» информации сначала через
интерактивную реакцию в комментариях на новостных ресурсах, а затем, после перехода
новостных ресурсов в социальные сети, и вовсе получают возможность самостоятельно
формировать инфоповоды и повестку дня в целом. В рамках данной модели информация
искажается перед шумом через социальные медиа. Таким образом, социальные медиа
изменили сущность медиакоммуникации: теперь это не воздействие, а взаимодействие.
98
Более того, на современном этапе развития социальных медиа информация
подвержена серьезному искажению блоггерами, которые являются своего рода лидерами
мнений. Возникает проблема определения степени влияния каждой конкретной платформы
социальных медиа на искажение информации. По нашему мнению, наибольшая степень
искажения информации осуществляется в рамках социальных сетей и видеохостингов с
элементами социальной сети. Это обусловлено, во-первых, тем, что это наиболее
распространенные и массовые виды социальных медиа, а, во-вторых, на данных платформах
присутствуют удобные и простые инструменты для создания, размещения и обсуждения
контента совершенно различного рода. Стоит отметить, что одной из довольно специфичных
особенностей процесса коммуникации на базе вышеупомянутых видов социальных медиа
является его рефлексивная направленность. Можно сказать, что в рамках социальных медиа,
по большей части, новый контент производится в результате рефлексии на уже
существующий контент, различные инфоповоды и т.д. В связи с этим возникает проблема
предсказуемости и прогнозируемости коммуникации на базе социальных медиа.
Новые медиа в целом и социальные медиа в частности сформировали познавательную
среду для индивида. Именно из нее современный человек черпает практически всю
информацию и осуществляет значительную часть повседневной коммуникации. В связи с
этим, можно утверждать, что, процессы политической культурной коммуникации
усложнились и модифицировались, а медиапространство и информационное пространство
стали в куда более значительной степени влиять на социальное пространство. Особую
актуальность вышеописанные особенности представляют для государственных,
политических и социальных деятелей, так как включение в медиакоммуникацию на базе
новых медиа позволяет достичь наиболее эффективного взаимодействия с населением,
гражданским обществом и индивидом.
99
УДК 316.472.4
КАРМЫЗОВА Д. Д.
ВОЗРАСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ИНТЕРНЕТ-РЕСУРСОВ ДЛЯ
КОММУНИКАЦИИ
Кармызова Д. Д.
младший научный сотрудник Института социологии НАН Беларуси
(г. Минск, Беларусь)
100
Таблица 1. Распределение ответов на вопрос «Из каких источников Вы обычно получаете
информацию», в %
2006 2010 2016 2019
Телевидение 86,7 94,2 76,0 69,9
Периодические печатные издания 42,6 52,4 26,8 25,0
Интернет-источники 13,8 31,8 62,5 62,2
Радио 22,7 44,4 26,9 24,3
От родственников, друзей, коллег 20,9 30,1 26,4 31,7
Информирование по месту работы 4,1 9,7 4,4 6,2
Из других источников 0,0 1,0 0,3 0,8
101
возможностей, нужных навыков или личных предубеждений. Среди постоянных
пользователей интернета в возрасте 50 и более лет – 37,2 %, еще 10,2 % респондентов
указали, что пользуются интернетом не реже нескольких раз в неделю (таблица 2).
Используют для общения/коммуникации социальные сети – 23,0 %, мессенджеры – 30,2 %
респондентов старших возрастных групп.
В свою очередь, молодые люди (16–29 лет) – активные пользователи. Они чаще
используют социальные сети и мессенджеры: для поддержания и приобретения нужных
знакомств, реализации карьерных амбиций, сбора информации и, особенно, общения.
Молодые люди, которые указали, что используют социальные сети для общения, составляют
66,3 % своей возрастной группы, мессенджерами пользуются с той же целью – 77,9 %. В
целом, мессенджеры становятся основным инструментом коммуникации в сети. Социальные
сети уступают мессенджерам функцию посредника или инструмента для коммуникации. К
примеру, в 2018 г. 43,5 % респондентов использовали для общения социальные сети, и
56,1 % респондентов использовали для этого мессенджер.
Ориентируясь на теорию социально-эмоциональной избирательности и на
предпосылки того, что пользователи чаще стали уделять внимание безопасности,
комфортному общению и доверию в онлайн-пространстве, можно предположить, что среди
пользователей всех возрастов растет запрос на укрепление коммуникации внутри «близкого
круга» доверенных и близких людей. Чему препятствует проблема информационно-
цифрового неравенства. Поэтому сокращение цифрового разрыва и пользовательских
различий между старшими и младшими возрастными группами приобретает особое
значение.
Таким образом, социальные сети и мессенджеры предлагают новые формы общения и
инструменты для этого, дополняют традиционное общение «лицом к лицу» и имеют
широкие возможности чтобы поддерживать и углублять межпоколенные отношения в любое
время, находясь в любой точке мира. Но проблема эффективности адаптации населения
старшего возраста к внедрению и использованию цифровых технологий препятствует
поддержанию и углублению межпоколенной коммуникации.
102
УДК 316.4+377
КОСТЮКЕВИЧ С. В.
О СПЕЦИФИКЕ ИНЖЕНЕРНОГО ОБРАЗОВАНИЯ И ПРОМЫШЛЕННОГО
РАЗВИТИЯ В СССР
Костюкевич С. В.
ведущий научный сотрудник Института социологии НАН Беларуси,
канд. социол. наук
(г. Минск, Беларусь)
103
техническую задачу, т.е. разорвав промышленное и буржуазное развитие. Соответственно
советские инженеры были технологами и организаторами производства, но не бизнесменами,
обеспечивающими экономическую прибыльность подвластных им производств.
Отказавшись от буржуазного развития, СССР уничтожил сословие
предпринимателей. Таким образом, индустриальное развитие Советского Союза исключало
частное промышленное предпринимательство. Свое промышленное развитие СССР строил
только на базе развития научно-технической цивилизации, в связи с этим активно расширял
сферу образования и научно-техническую сферу. В итоге, в Советском Союзе не было
промышленников-предпринимателей, но в Советском Союзе было много ученых и
инженеров. И это, например, означало, что не предприниматели (заводчики и фабриканты), а
научно-технические специалисты (ученые и инженеры) признаются главными агентами в
экономике. Эта идея оказалась очень живучей. До сих пор она присутствует у некоторых
лидеров бывших советских стран, по-прежнему возлагающих экономическую функцию не на
предпринимателей, а на ученых и инженеров. Многие управленцы и сейчас уверены в том,
что и без развития предпринимательства научно-техническая сфера (под управлением
бюрократов) может обеспечить рост экономики. Но так было только в СССР и, к тому же,
только на первоначальном этапе, когда экономическая активность поддерживалась
идеологической мотивацией: верой первого поколения советских людей в светлое будущее,
что было источником энтузиазма первых советских пятилеток, а также сталинскими
жесткими методами принуждения к высокопроизводительному труду6.
Что касается экономического опыта Советского Союза позднего периода, то он
убеждает в следующем: научно-техническая сфера, являясь поставщиком инноваций, не
может обеспечить развитие экономики без союза с предпринимательским сословием. Более
того, отсутствие в обществе социальной группы предпринимателей негативно сказывается не
только на развитии экономики, но и на развитии самой научно-технической сферы – в ней не
получает должного развития прикладная наука, а также возникают большие сложности с
коммерциализацией инженерных разработок.
6
Только 25 апреля 1956 года в СССР было отменено уголовное преследование работников, связанное с
опозданием или уходом с работы.
104
УДК 316.3
КРУСЬ П. П.
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЙ ЦЕННОСТНЫХ
ОРИЕНТАЦИЙ СУБЪЕКТОВ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО ПРОЦЕССА В ВУЗЕ
Крусь П. П.
заведующий кафедрой философии Брестского
государственного университета имени А.С. Пушкина,
канд. философ. наук, доцент
(г. Брест, Беларусь)
105
ориентирования молодых людей. Особое внимание уделялось влиянию на ценностные
ориентации учебных курсов гуманитарного цикла, в первую очередь философии и
аксиологии.
Названные дисциплины, как известно, занимают особое место в системе
гуманитарного образования, они непосредственно участвуют в формировании
мировоззрения, выступают центральным звеном этого процесса.
Не менее важно учитывать влияние иных, часто не очень заметных, но, несомненно,
чрезвычайно влиятельных факторов, созидающих мировоззрение. К ним в первую очередь
следует отнести средства массовой информации, ближайшее социальное окружение и другие
в общественном сознании ценности, создающие общий духовный фон, в котором постоянно
пребывает формирующаяся личность. На данных обстоятельствах следует остановиться
подробнее.
Формирующаяся, в том числе в контексте образовательного процесса личность, уже
обладает достаточно крепким набором мировоззренческих ориентиров и ценностных
установок. Субъекты образовательного процесса взаимодействуют не только с людьми,
обладающими неким абстрактным набором персональных характеристик, но и с особым
типом доминирующих личностных качеств. Это, по сути, новый тип личности еще только
формируется, но уже достаточно четко демонстрирует такие свойства, каждое из которых
требует тщательного анализа и должно непременно учитываться при планировании
образовательных программ. Тем более, что эти качества являются не только следствием, но и
значимым активным фактором формирования мировоззрения.
Укажем только на некоторые, наиболее бросающиеся в глаза мировоззренческие
особенности теперешних субъектов образования и воспитания.
Во-первых, мировоззренческая неустойчивость, – что характерно, прежде всего, для
представителей динамично трансформирующихся обществ. Ярким примером здесь,
например, выступают почти все восточноевропейские государственные образования.
Безусловно, мировоззренческая неустойчивость обычно присуща молодежи. Эту
особенность тщательно используют политтехнологи различного толка, часто забывая о
нравственных и духовных последствиях своей деятельности. Нам же следует осознать, что
мировоззренческая неустойчивость не означает отсутствие какого-либо мировоззрения
вообще, а подчеркивает лишь недостаточную обоснованность и поэтому прочность
некоторых его положений.
Именно здесь могут и на самом деле оказывают свое плодотворное воздействие такие
учебные дисциплины как философия, логика, основы современного естествознания и др. на
становление устойчивых системных представлений о мире. Эти дисциплины отвечают, в
первую очередь, за рациональную и научную сторону обоснования ценностных выводов.
Степень выраженности этих сторон как раз и можно наблюдать через призму специальных
опросов студентов на разных этапах прохождения ими учебного процесса.
Вот только некоторые моменты анкетирования студентов-первокурсников.
Совершенно ясно, что на большинство ценностных ориентаций начинающих студентов курс
философии если и оказал какое-нибудь влияние, то только в рамках школьной программы по
обществоведению. Это же относится и к большинству других гуманитарных дисциплин.
Вместе с тем есть все основания предполагать здесь особую роль иных
мировоззренческих факторов, прежде всего социального и общекультурного характера.
Именно они должны доминировать у студентов первого и второго курсов. Результаты
проводимой ниже анкеты подтверждают указанный тезис.
Итак, из этого далеко не полного перечня мировоззренческих детерминант, студенты
четко выделяют три важнейших фактора: традиции и образ жизни семьи, мировоззренческие
предпочтения своего ближайшего социального окружения и средства массовой информации.
Ни один иной компонент мировоззренческого воздействия не идет не может сравниться по
своему влиянию с этими тремя названными группами.
106
Указанная ситуация не только лишний раз подтверждает известный всем факт о
высокой роли семьи в воспитании личностных качеств, но и содержит много ценной
информации о содержании и особенностях современной социализации.
В частности, учет мировоззренческих особенностей семейного воспитания мог бы
стать существенным условием повышения эффективности воспитательного процесса в
высших учебных заведениях. В настоящее время мировоззренческие ориентиры семейного
воспитания практически не учитываются. При составлении учебных программ и стандартов
субъект образовательного процесса рассматривается весьма абстрактно. Адресность
образовательного процесса в таком случае не отличается точностью.
Указанная проблема чрезвычайно сложна и требует специального глубокого
исследования, однако, ее приемлемое решение является непременным условием преодоления
мировоззренческой неопределенности и совершенствования гуманитарного образования в
целом.
Во-вторых, образовательный процесс характеризуется исключительным
разнообразием мировоззренческих ценностных установок. Мозаичность общественного
сознания выступает не только яркой чертой любого современного европейского государства,
но и неотъемлемым условием его духовного развития. Здесь важно учитывать и то
обстоятельство, что мировоззренческое разнообразие увеличивается и при определенных
условиях может стать причиной острых политических, религиозных и иных конфликтов,
приносящих неимоверные социальные бедствия и страдания людей.
Именно здесь приобретают особую значимость гуманистическая направленность
современного социально-гуманитарного образования, опирающегося на достоверные и
социально значимые положения современного естествознания. Современная
гуманистическая философия в союзе и тесном методологическом взаимодействии с
потенциалом комплекса наук природе может стать действительно эффективным фактором
как всего современного образовательного процесса, так и условием поступательного
прогрессивного развития общества.
УДК: 101.1:316.722
КУРБАЧЁВА О. В.
ПРОБЛЕМА ЭТНОГЕНЕЗА В ПРОСТРАНСТВЕ СОВРЕМЕННОГО
СОЦИОГУМАНИТАРНОГО ЗНАНИЯ
Курбачёва О. В.
доцент кафедры философии и методологии науки Белорусского государственного
университета,
канд. философ. наук, доцент
(г.Минск, Беларусь)
107
этап глобальной интеграции и интенсификации миграционных процессов, оказывающих
колоссальную роль на этическое самосознание и этнокультурные процессы в целом. С
другой стороны, трансформируется сама парадигма интерпретации сущности этноса:
происходит переход от эссенциалистского понимания этноса как объективно существующей,
статичной данности с определенным набором характеристик к знаково-символической
интерпретации этничности. Эти обстоятельства одновременно усложняют, но и
актуализируют проблему этногенеза. Поэтому в данной работе предпринята попытка
осуществить концептуальный анализ проблемы этногенеза и выявить его основные
характеристики.
Этногенез, апеллируя к классическому определению, представляет собой процесс
возникновения и развития этносов вплоть до уровня современного нациогенеза [1, с. 5].
Являясь исторически обусловленным процессом, вопросы этногенеза непосредственно
связаны с этнопсихологической историей конкретного народа и антропо- и расогенезом в
целом. Это обстоятельство определяет универсальный характер проблемного поля: этногенез
одновременно есть и сложный уникальный процесс возникновения этической общности,
вместе с тем, в нем присутствуют инвариантные характеристики, проявляющиеся в общих
чертах, механизмах и стратегиях этногенеза. Почему проблема генезиса, уходящая вглубь
истории, является до сих пор значимой и актуальной? Знание особенностей этногенеза
позволяют описать, а зачастую и реконструировать этническую историю современных
наций, выявить этнопсихологические особенности формирования этнического самосознания
и связанных с ним форм идентичности (от этноцентризма до этнофанатизма), обозначить и
проанализировать привычные механизмы этнокультурного взаимодействия (этнозащитные
механизмы, этнодифференциация, стереотипизация, ассимиляция и другие механизмы).
Ключевым аспектом в понимании вопросов этногенеза является процессуальность.
Наиболее часто этногенетические процессы сводятся к моменту возникновения и
происхождения этноса, игнорируя тот факт, что этнодинамические, этнообразующие и
этнодифференцирующие процессы не заканчиваются лишь на этапе становления этнической
общности. Этнос всегда находится в динамическом состоянии: переходя из одного состояния
в другое, этнос обретает относительно устойчивую форму. Более того о «конце истории» для
этноса говорить достаточно сложно, так как любой завершающий процесс может стать
основанием для возникновения нового. В этом смысле об исчезновении одного этноса можно
говорить только формально, так как даже если была полная ассимиляция с доминантным
этносом, его опосредованное влияние или деградация представляет собой достаточно
длительный процесс.
Говоря о процессуальности, важно отметить, что этнотрансформационный процесс
имеет свое продолжение в нациогенезе и проявляется в формировании этнокультурного и
национального самосознания. Однако следует оговорить, что о прямой линейной эволюции
этноса и его трансформацию в нацию говорить, по меньшей мере, некорректно. Конечно, на
протяжении достаточно долго времени в учебной и научной литературе используется
историко-стадиальная типологизация теории этногенеза. В соответствии с этими
представлениями этнос понимался как «исторический» вид общностей людей и выделялось 3
этапа (стадии) в его эволюции: «племя» – для первобытнообщинной формации,
«народность» – для раннеклассовых формаций и «нация» – для классово-развитых
формаций. Этнос определялся через обязательные четыре признака, которые относились к
теории нации, но автоматически распространялись и на этнос: общность территории,
общность языка, общность экономических связей и общность психического склада [2, с. 11].
В соответствии с существующим этнографическим материалом, теоретическими
разработками и практическими наблюдениями, сегодня становится очевидным, что это
весьма общая и поверхностная характеристика этногенеза, которая требует детальной
проработки.
Следующим важным пунктом в осмыслении сущности и специфики этногенеза
являются вопросы мотивов и механизмов этногенеза. Что выступает основанием, причиной,
108
под влиянием которой начинаются сложные этнопсихологические и этносоциальные
процессы этногенеза? Безусловно, однозначные и четкие хронологические рамки
возникновения какого-либо этноса сегодня установить весьма сложно и практически
невозможно. Вместе с тем можно выявить и проанализировать причины, которые стали
толчком для активизации этнодинамических процессов. Более того, важно отметить, что
этногенез всегда обусловлен одновременно двумя факторами: внутренними мотивами и
внешними условиями [1, с. 81]. Среди наиболее распространенных внутренних мотивов
можно отметить несколько. Например, таким мотивом может выступить позитивная форма
самоидентификации этнофоров, выражающаяся в этноцентризме или даже
этнодоминировании. То есть представители /носители этнической общности ориентированы
на укрепление и развитие своей культуры с аффектацией на самоутверждение и поэтому
готовы на этнокультурную экспансию по отношению к другим общностям. Другим мотивом
могут послужить внутриэтнические конфликты и связанные с ними механизмы адаптации,
этнозащиты или соперничества. Каким бы не был мотив, важно отметить, что на ранней
стадии возникновения этноса сам процесс этногенеза подразумевает этническую метисацию.
Поэтому установка на элитарность и «чистоту» этносов, а тем более народностей (в которых
численность этносов может достигать ни один десяток) является абсолютно
непрофессиональным утверждением, в котором некомпетентность тесно переплетается с
элементами ксенофобии.
Конечно, любой современный этнос представляет собой результат сложнейших и
длительных трансформационных и эволюционных процессов. И не смотря на
акцентированное внимание на проблему этноса и даже своеобразный процесс
этноренессанса, на сегодняшний день тема этногенеза и его основных механизмов и
стратегий изучена достаточно слабо. Среди основных стратегий, выполняющих ключевую
роль в процессе этногенеза можно выделить два: ассимиляция и дифференциация.
Диаметрально противоположные стратегии, при этом являются тесно взаимосвязаны с друг с
другом. Ассимиляция, конечно, является наиболее распространенной стратегией
возникновения этноса. При этом важно отличать в самой стратегии ассимиляции различные
её версии: естественный и самопроизвольный процесс, имеющий достаточно большую
длительность и естественный характер; планируемый и принимаемый процесс (например,
при наличии общего врага малые этносы объединяются), а также версию насильственной
ассимиляции (более сильный и больший этнос поглощает малый), которая потенциально
является основанием для дифференциации межэтнической агрессии в дальнейшем развитии
этнической общности.
Что же касается дифференциации, то важно отметить, что это всегда попытка
сформировать отличительный «мы-образ» через актуализацию локальных ценностных
представлений и метаэлементов культуры и отграничения своего от чужого. Чаще всего
этнодифференциация носит этнополитический характер и ориентирована на получение
автономии от доминирующего субъекта. При первом приближении, это диаметрально
противоположные стратегии. Однако в истории становления и развития этноса всегда
присутствуют одновременно две стратегии: разграничения и консолидации. Интегративные
процессы чаще всего обусловлены активизацией взаимодействия между племенами,
близостью культуры и религии, а также стремлением создать территориально-политическое
объединение. Например, активное стремление создать единый суперэтнос пантюркистами на
основании общей культуры и религии. Однако важно отметить, что эти же факторы могут
послужить и основанием для дифференциации этносов: стремление обрести
территориальную и политическую независимость может быть мотивировано различиями
исторического опыта, культурными и религиозными особенностями (например,
национальная освободительная борьба курдов против турецкого владычества). То есть
факторы, влияющие на процесс консолидации и дифференциации, могут быть схожими.
Более того, любая интеграция подразумевает определенный уровень самосознания и
возможность разграничения своей и чужой культуры, то есть символической, ценностной
109
дифференциации от другой общности. И чем более крупное объединение, ассимилировавшее
большое количество этнических общностей в единый организм, тем более возрастает
потенциальная опасность дифференциации на основании культурной уникальности каждого
этносубъекта. И тогда в одной этнической общности могут параллельно проявляться
тенденции к интеграции, поддержания единства и этноцентризма, так и элементы
этнодифференциации, проявляющиеся как в латентной, так и явной форме.
Таким образом, даже в первом приближении в исследовании сущности этногенеза,
проявляется сложность решения поставленных задач. Представляя собой исторически
длительный процесс, этнотрансформационные изменения отражаются в социокультурных и
этнопсихологических изменениях этноса и проявляются в появлении новых параметров и
форм этнической эволюции. При этом ключевой характеристикой этногенеза является
процессуальность, так как даже ассимиляция или исчезновение этноса не исключает скрытое
влияние его этнокультурных традиций, мифов, образов на другие этнические общности.
Динамичность или процессуальность этногенеза обнаруживается в том, что этногенез
способен трансформироваться в нациогенез и оказать существенное влияние на
этнокультуные стереотипы, установки и содержательно проявиться в национальном
самосознании.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Налчаджян, А.А. Этногенез и ассмимиляция / А.А. Налчаджян. – М.: Когито-Центр,
2004. – 216с.
2. Козлов, В. И. Этнос. Нация. Национализм / В.И. Козлов. – М.: Старый сад, 1999. –
341с.
УДК 378.095/378.046.2
110
УО «Витебская ордена «Знак Почёта» государственная академия ветеринарной медицины»
(ВГАВМ). Методы изучения – социологический устный опрос, в результате анализа
которого использовались методологические основы синтеза, дедукции, прикладной
математической статистики.
В результате проведённых исследований было установлено, что среди основных
элементов (методов) использования НЛП в студенческой среде ВГАВМ наиболее активно
применяются следующие, представленные на рисунке 1.
Управление
Самоорга-
транспортным
низация
средством
Запоминание
Слепой
массивов
метод печати
информации
Общий анализ выборки показал, что все 100 % студентов-первокурсников в той или
иной мере постоянно пользуются в повседневной жизни и учёбе элементами
самоорганизации в виде НЛП, 91,46 % обучены и при необходимости используют элементы
НЛП в управлении тем или иным транспортным средством (велосипед, автомобиль,
электросамокат, мотоцикл и т.д.). Вместе с тем, использованием НЛП для запоминания
больших массивов профессиональной и социокультурной информации пользуются только
78,05 %, а обучены слепому методу печати только 7,32 % студентов. Среди пятикурсников
(студентов-выпускников) использование элементов НЛП (для сравнения) выглядит
совершенно по-иному: самоорганизация, управление транспортным средством и
запоминание массивов информации составляет везде по 100 %, владением слепым методом
скоростной работы на клавиатуре компьютера обладают уже 29,58 %. Всё это
свидетельствует о том, что время, проведённое за стенами ВГАВМ эффективно используется
для повышения качественных показателей интеллекта будущих специалистов
сельскохозяйственного и народнохозяйственного производства.
Представленные исследования изучения использования элементов
нейролингвистического программирования студентами различных курсов ВГАВМ
позволили установить, что методики НЛП широко используются в студенческой среде.
Несмотря на то, что после школьной скамьи в академию приходят студенты с определённым
заделом общеобразовательных и социокультурных знаний, получение профессиональных
знаний, умений и практических навыков будущих специалистов аграрной сферы
производства требует определённых усилий и использования элементов НЛП.
111
Петербурга, 2014. – 301 с.
2. Базылев, М. В. Образовательные компоненты среды обучения студентов аграрного
вуза / М. В. Базылев, В. В. Линьков, Е. А. Левкин // Актуальные проблемы
профессионального образования в Республике Беларусь и за рубежом : материалы III
Междунар. науч.-практ. конф., г. Витебск : в 3-х т. / Витебский филиал Международного
университета «МИТСО»; редкол.: А. Л. Дединкин (гл. ред.) [и др.]. – Витебск, 2016. – Т. 1. –
С. 171–174.
3. Базылев, М. В. Универсально-образовательная среда вуза в формировании
патриотического воспитания студентов / М. В. Базылев, В. В. Линьков, Е. А. Лёвкин //
Патриотическое воспитание: от слов к делу : сборник статей по материалам Междунар.
науч.-практ. конф., 30 ноября–1 декабря 2018 г., г. Москва. – Москва : Московский
государственный психолого-педагогический университет, 2018. – С. 123–130.
4. Ковалёв, С. В. Основы нейролингвистического программирования: Учебное
пособие / С. В. Ковалёв. – Москва : Московский психолого-социальный институт; Воронеж :
МОДЭК, 2001. – 160 с.
5. Современные образовательные технологии в учебном процессе вуза : метод.
пособие / Н. Э. Касаткина [и др.]. – Кемерово : ГОУ КРИРПО, 2011. – 237 с.
6. Кузьмин, М. Ю. Использование техник нейролингвистического программирования
при подготовке лекций для студентов медицинских вузов / М. Ю. Кузьмин, Н. М. Козлова //
Сибирский медицинский журнал. – 2010. – № 7. – С. 56–57.
7. Максимова, Е. И. Имитационные технологии в формировании коммуникативной
компетенции студентов гуманитарного профиля / Е. И. Максимова, Е. А. Бережных //
Педагогика и психология образования. – 2019. – № 2. – С. 62–70.
8. Линьков, В. В. Проблемы современного образования в высшей школе / В. В.
Линьков // Перспективы развития высшей школы : материалы II Международной научно-
методической конференции / Гродненский государственный аграрный университет. –
Гродно, 2009. – С. 239–240.
9. Мусенова, Э.А. Техники нейролингвистического программирования как средство
личностно ориентированного обучения старшеклассников (на примере образовательной
области «Химия») / Э. А. Мусенова : автореф. канд. педагогических наук. – Ульяновск, 2008.
– 25 с.
10. Особенности коллективно-личностного и персонифицированного
сельскохозяйственного профессионального образования / М. В. Базылев [и др.] //
Современные технологии образования взрослых: сборник научных статей (выпуск 7):
ПОСТДИП 2018. – Гродно : ГрГУ им. Я. Купалы, 2018. – С. 16–23.
11. Пискунова, Е.Н. Методологические основы нейролингвистического
программирования как педагогической технологии / Е. Н. Пискунова, С. В. Чадкина //
Вестник Московского государственного образовательного университета. Серия: Педагогика.
– 2017. – № 2. – С. 212–218.
12. Аскерова, Т.А. Языковые приемы реализации нейролингвистического
программирования в публичном дискурсе / Т. А. Аскерова : дисс. канд. филологических
наук. – Санкт-Петербург, 2018. – 150 с.
13. Сигаев, С.Ю. Использование НЛП-подхода в повышении педагогической
эффективности преподавателя вуза / С. Ю. Сигаев // Научный альманах. – 2015. – № 9. – С.
1447–1450.
14. Авдонина, Н. С. Инновационные образовательные подходы как эффективный
фактор развития профессиональной идентичности студентов / Н.С. Авдонина // Педагогика и
психология образования. – 2018. – № 1. – С. 49–56.
112
УДК 172
ЛОЙКО Л. Е.
ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕМАТИКА И ОРГАНИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В
СОЦИОЛОГИИ
Лойко Л. Е.
доцент кафедры философии и идеологической работы
Академии МВД Республики Беларусь,
канд. философ. наук, доцент
(г. Минск, Беларусь)
113
господства силы и жесткой конкуренции, а на принципах разума, нравственности,
толерантности, взаимоуважения, согласия, коэволюции [3].
Новая парадигма совместной эволюции биосферы и ноосферы предполагает
включение в нее философии права, предметом которой является эвристическая ценность
правовой реальности [4]. Философия права позволяет акцентировать внимание не на
институциональной, а на смысловой стороне правовых отношений. На первый план
выступает человек как субъект права, а не надличностные механизмы действия правовых
норм.
Непосредственным источником правопорядка и правовых явлений, фактором,
поддерживающим функционирование права, является правосознание. В этой связи
философия права в одном из своих измерений выступает как теория экологического
правосознания. Внешняя экспликация правовых смыслов задает правовые ценности, которые
выступают условием возможности экологического права.
Прикладные аспекты экологического права реализованы в нормативных актах
международного и национального права. Источниками экологического права являются
нормативные правовые акты. Это значит, что значительная часть экологических норм
содержится в кодифицированных нормативных актах. Нормы, на основании которых
регулируются экологические отношения, содержатся в источниках иных отраслей права.
Национальное законодательство Беларуси гармонизировано с международными правовыми
актами в данной области.
Стратегию реализации экологического права в РБ формирует Конституция
государства. Так, в соответствии с ее нормами, гражданам предоставлены равные права для
осуществления хозяйственной и иной деятельности и гарантируется равная защита и равные
условия. Недра, воды, леса, земли сельскохозяйственного назначения составляют
исключительную государственную собственность. Но эти природные объекты и ресурсы
могут быть использованы в процессе осуществления хозяйственной деятельности.
Ряд статей Конституции касается экологических прав и гарантий граждан. Так, ст. 40
провозглашает, что каждый имеет право направлять личные и коллективные обращения в
государственные органы. Исходя из смысла этой статьи, гражданам предоставлено право
получать любую информацию, в том числе и о состояния окружающей среды.
Государственные органы, а также должностные лица обязаны рассматривать обращения и
давать ответ по существу в определенный законом срок. В ст. 44 Конституции указывается,
что осуществление права собственности не должно противоречить общественной пользе и
безопасности, наносить вред окружающей среде, историко-культурным ценностям,
ущемлять права и законные интересы других лиц. Согласно ст. 46 Конституции каждый
имеет право на благоприятную окружающую среду и возмещение вреда, причиненного
нарушением этого права.
Государство осуществляет контроль за рациональным использованием природных
ресурсов и в целях защиты и улучшения условий жизни общества, а также охраны и
восстановления окружающей среды. Вместе с тем, согласно ст. 55 Конституции охрана
природы – это долг каждого человека.
В области экологического права основным законом является Закон Республики
Беларусь «Об охране окружающей среды» (26.11.1992). Он устанавливает правовые основы
охраны окружающей среды, природопользования, сохранения и восстановления
биологического разнообразия, природных ресурсов и объектов и направлен на обеспечение
конституционных прав граждан на благоприятную для жизни и здоровья окружающую
среду.
Ведущим принципом, направленным на решение задач об охране окружающей среды,
Закон называет научно обоснованное сочетание экологических и экономических интересов
общества. Реализация этого принципа обеспечивается путем установления нормативов
качества окружающей среды:
114
предельно допустимого химического, физического, биологического воздействия,
предельно допустимых концентраций химических веществ в воздухе, воде, почве);
требований к хозяйственной деятельности, влияющей на состояние окружающей среды;
проведения государственной экологической экспертизы хозяйственной деятельности,
влияющей на состояние окружающей среды;
предельно допустимых на предприятиях сбросов, выбросов вредных веществ в
атмосферу, лимитов на природопользование.
В Республике действуют четыре кодекса, определяющие порядок и условия
использования и охраны природных объектов: Кодекс Республики Беларусь о недрах, Кодекс
Республики Беларусь о земле, Водный кодекс Республики Беларусь, Лесной кодекс
Республики Беларусь.
Природопользование регулируется и законами Республики Беларусь: «Об особо
охраняемых природных территориях и объектах»; «О животном мире»; «Об охране
атмосферного воздуха»; «О государственной экологической экспертизе»; «О растительном
мире»; «Об обращении с отходами»; «О санитарно-эпидемиологическом благополучии
населения»; «О радиационной безопасности населения»; «О правовом режиме территорий,
подвергшихся радиоактивному загрязнению в результате аварии на Чернобыльской АЭС».
Экологические правоотношения регулируются также Гражданским кодексом,
Уголовным кодексом, Кодексом об административных правонарушениях; указами
Президента, например, «О некоторых вопросах обращения с отходами потребления» от 11
июля 2012 г. № 313.
Обязательную юридическую силу на всей территории государства имеют
Постановления правительства Республики Беларусь. Источниками экологического права
выступают также нормативные акты министерств и государственных комитетов. Они имеют
общеобязательную силу для всех природопользователей, на которых распространяется их
действие.
Решения местных Советов депутатов, местных исполнительных и распорядительных
органов также относятся к числу источников экологического права. Они могут приниматься
по вопросам распоряжения, контроля за использованием находящихся в ведении местного
совета земель, недр, вод, лесов, охотничьих и рыбных угодий, а также других природных
ресурсов. Широкие полномочия местным Советам депутатов, местным исполнительным и
распорядительным органам предоставлены в решении вопросов обращения с отходами
производства и потребления, обеспечения экологической безопасности населенных пунктов.
Таким образом, в Республике Беларусь органическое направление в социологии тесно
связано с правовыми интерпретациями международного и национального опыта по вопросам
коэволюции природных и социальных систем.
115
УДК 351/354
ЛУГВИН С. Б.
НОВЫЕ ВЫЗОВЫ В СФЕРЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО УПРАВЛЕНИЯ
Лугвин С. Б.
доцент кафедры Гомельского государственного технического университета им. П.О. Сухого,
канд. философ. наук
(г. Гомель, Беларусь)
116
гражданское общество должно не просто влиять на политику правительства, но активно
включаться в механизм принятия политических решений. В сетевых структурах должны
преобладать не иерархические, а горизонтальные связи, в рамках которых государство
является лишь одним из участников многосторонних партнерских отношений. По мнению
Л.В. Сморгунова, концепция сетей «удачно конструирует альтернативные рынку и иерархии
модели публичного управления и выработки политических решений…» [2, с. 111]. Ряд
западных ученых полагает, что в перспективе государственная власть будет основываться не
на традиционной бюрократической иерархии, а на органическом сочетании
централизованного и сетевого управления. Правомочность такого мнения подтверждается
интеграционными процессам, идущими в Европейском Союзе. Здесь, как считается,
утвердился наиболее продвинутый вариант политико-сетевого управления. «Публичный
администратор в таких условиях, – пишет Б. Колер-Кох, – это актор, занятый главным
образом организацией пространства для политических обменов и соглашений» [3, с. 51].
Признание потребительских прав граждан по отношению к государству в рамках
идеологии «нового государственного менеджмента» с неизбежностью дополняется
признанием их политических прав, в числе которых право на равное представительство
различных групп населения в органах государственной власти, право на получение полной и
достоверной информации об их деятельности, право на контроль над «качеством»
управления, право на «отзывчивую» администрацию и т.п. А потому не случайно, что одной
из особенностей современных административных реформ стала углубляющаяся
демократизация государственной службы, включающая в себя усиление ее
репрезентативности, реализацию принципа «равных возможностей», обеспечение
открытости и подконтрольности государственного аппарата.
В Беларуси процесс институционализации государственной службы начался с
достижением ее политической независимости. Уже в 1993 г. был принят Закон «Об основах
службы в государственном аппарате», который заложил правовую основу организации и
деятельности государственных служащих. Закон определил основные принципы
государственной службы и правовой статус чиновников (права и обязанности, ограничения
по службе, материальное и социальное обеспечение, дисциплинарную ответственность и
т.п.), установил порядок их поступления на службу, условия увольнения и пр. С принятием
данного закона государственная служба стала рассматриваться как специализированный вид
деятельности, обеспечивающий реализацию государственно-властных полномочий.
В дальнейшем большую роль в правовой регламентации государственного управления
сыграли новый закон о государственной службе, а также президентские указы, посвященные
вопросам создания кадрового реестра главы государства, определению структуры и
численности исполнительных органов разного уровня, назначению и освобождению от
должности чиновников, правовому статусу министров и председателей исполнительных
комитетов в областях и городах, определению структуры и численности республиканских
органов государственного управления, организации работы с руководящими кадрами,
проведению их аттестации, присвоению квалификационных классов, борьбе с коррупцией и
пр.
Уже к середине 90-х гг. в стране была создана административная вертикаль, в основе
которой лежали принципы назначаемости, должностной ответственности, иерархической
зависимости и подконтрольности деятельности всех чиновников и органов управления.
Утвердилась единообразная система исполнительных органов (областных, городских и
районных) с унифицированной внутренней структурой. С созданием кадровых реестров (на
уровне главы государства, области, города и района) была налажена работа по подбору и
выдвижению руководящих кадров. Регулярными стали аттестации государственных
служащих.
Очевидно, что формирование основ постиндустриального общества в Беларуси будет
происходить в условиях жестких процессов глобализации и острой конкуренции за ресурсы
и рынки сбыта, которые лишь усиливают неравномерность развития разных стран и народов.
117
В подобных условиях временное научно-техническое отставание той или иной страны в
перспективе может оказаться непреодолимым. Данная реальность ставит перед
модернизирующимися государствами жесткую альтернативу: либо своевременно обеспечить
ускорение своего развития, либо надолго, если не навсегда, превратиться в периферию
мировой хозяйственной системы. Особую роль в проведении постиндустриальной
модернизации в Беларуси должно сыграть государство, которое является основным
средством защиты национальных интересов перед лицом глобализационных процессов,
экспансии ТНК и вызова консолидированного Запада. Деятельность государства должна
быть нацелена на устранение институциональных ограничений экономического роста, на
стимулирование инвестиционной и инновационной активности, развитие образования, науки
и здравоохранения. Как показывает опыт, в условиях слаборазвитого гражданского общества
только государство может стимулировать экономическую и социальную активность граждан,
создавая благоприятные условия для проявления их индивидуальности и творческого
потенциала.
УДК 316.64
МУХА В. Н.
ВОЗМОЖНОСТИ ТЕОРИИ ПОКОЛЕНИЙ ПРИ ИССЛЕДОВАНИИ СОЦИАЛЬНОЙ
ИДЕНТИЧНОСТИ
Муха В. Н.
заведующий Центром социологических исследований Кубанского государственного
технологического университета,
канд. социол. наук, доцент
(г.Краснодар, Россия)
118
В качестве дифференцирующих признаков исследователи называют: ситуацию с
рождаемостью (например, поколение «беби-бумеров»); участие/неучастие в определенных
исторических процессах (например, «молчаливое поколение»); периодом вступления во
взрослую жизнь (к примеру, «поколение Питера Пэна»); включенность в использование
современных коммуникационных технологий (например, «цифровое поколение»);
отношение к труду (например, «клубничное поколение») и др.
В российской науке теорию поколений адаптировали социологи Ю. А. Левада, В.В.
Гаврилюк, Н.А. Трикоз и психологи Е. М. Шамис и А. Антипов [2]. С поправкой на
российские исторические условия исследователи выделяют следующие поколения:
поколение М «молчаливое поколение» (г.р. 1923-1943), поколение ВВ «беби-бумеры» (г.р.
1943–1963), поколение X (г.р. 1963-1983), поколение Y (г.р. 1983–2003), поколение Z (г.р.
после 2003+).
Системные исследования по России и странам СНГ сейчас реализуются в рамках
проекта «RuGenerations» (https://rugenerations.su) под руководством Е. Шамис и Е. Никонова.
В рамках рассматриваемой теории под поколением понимается общность людей, рожденных
в определенный исторический период, и являющихся носителями схожих ценностей,
сформированных под воздействием общих факторов (социальных, культурных,
экономических и политических событий, технического прогресса).
Понятие «поколение» является междисциплинарным, соответственно и разные науки
наполняют его различным содержанием согласно собственными исследовательскими
задачами. Вопрос о научной ценности теории поколений в настоящее время является
открытым. Основанием для критики выступает ссылка на спекулятивность и недостаточную
эмпирическую обоснованность, привязку к американскому культурно-историческому
контексту. Но при этом на практике поколенческий анализ широко применяется. В
частности, в маркетинге теория поколений используется при сегментации потребителей. А в
сфере управления персоналом поколенческие модели нередко ложатся в основу HR-
стратегий компаний.
На наш взгляд, теория поколений представляется перспективной при анализе
социальной идентичности. Обозначим некоторые идеи.
Во-первых, при определении самого поколения учитываются не только возрастные
рамки, историческая эпоха, но и социально-психологические особенности. Так О.И.
Власовой, указывает в качестве отличительного признака поколенческой группы не только
возраст, причастность к историческим событиями и степень включенности в эти события, но
и идентификацию индивидов с определенным поколением [3].
Во-вторых, при рассмотрении преемственности и передачи социокультурного опыта в
условиях «текучей» современности, именно поколения «начинают выступать в качестве
стабильных социальных структур, связующего звена между индивидом и различными
социальными общностями, помогая человеку найти себя благодаря поколенческой
отнесенности»[4].Так в исследованиях под руководством Т.Г. Стефаненко, представлен
анализ культурной памяти как основы передачи социальной идентичности из поколения в
поколение, поскольку культурная память представляет собой определенную структуру
общих представлений, связывает в единое прошлое, настоящее и будущее социальной
группы, обеспечивает преемственность социальной идентичности [5].
В целом, теория поколений в России сегодня из инструмента узкого применения в
маркетинге и HR-брендинге превращается в объяснительную рамку современных
социальных процессов. На наш взгляд, данная теория обладает несомненных эвристическим
потенциалом при анализе социальной идентичности населения[6], способной стать
объяснительной моделью при изучении идентификационных матриц разных поколенческих
групп.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ
1. Howe, Neil Generations: The History of America’s Future, 1584 to 2069 / Neil Howe,
William Strauss. – New York: William Morrow & Company, 1991.
119
2. Шамис, Е. Теория поколений: необыкновенный Икс / Е. Шамис. – М. : Университет
«Синергия», 2016. – 140 с.
3. Власова, О. И. Социологический анализ поколений: научное наследие и современное
состояние [Электронный ресурс] / О. И. Власова // Вопросы управления. – 2013. – №3(24). –
Режим доступа: http://vestnik.uapa.ru/ ru/issue/2013/03/12/. – Дата доступа: 16.10.2019.
4. Троцук, И. В. Поколенческий анализ: теоретические и методические компоненты / И.
В. Троцук // Обсерватория культуры. – 2008. – № 6. – С. 25–32.
5. Стефаненко, Т. Г. Культурная память и социальная идентичность ингушей как
представителей репрессированного народа / Т. Г. Стефаненко, Т. А. Тумгоева, М.В. Котова //
Национальный психологический журнал. – 2017. – №4 (28). – С. 45–56.
6. Муха, В. Н. Поколенческий анализ социальной идентичности / В.Н. Муха //
Электронный сетевой политематический журнал "Научные труды КубГТУ". – 2019. – №S4. –
С. 889–893.
УДК 34:37.014.5:3163
ОСТРОВСКАЯ А. А.
СОЦИАЛЬНО-УПРАВЛЕНЧЕСКИЙ МЕХНИЗМ КАК ФАКТОР СТАБИЛИЗАЦИИ
ИННОВАЦИОННЫХ ПРАКТИК В УЧРЕЖДЕНИИ ОБРАЗОВАНИЯ
Островская А. А.
начальник отдела научно-методического обеспечения образования и международного
сотрудничества государственного учреждения образования «Институт повышения
квалификации и переподготовки кадров Государственного комитета
судебных экспертиз Республики Беларусь»,
канд. пед. наук
(г.Минск, Беларусь)
120
Мезосоциальный уровень. Проявляется в связи с микросредой, устанавливает связь с
восприятиям личностью макросоциального уровня. Это прежде всего учреждение
образования, непосредственно школа.
Микросоциальный (персональный) уровень. Уровень ожиданий, стремлений и
притязаний отдельной личности.
Для согласования идей и посылов каждого социального уровня социология управления
предлагает актуальный инструментарий в виде социально-управленческого механизма
(СУМ), который в условиях социального государства приобретает особую значимость. СУМ
представляет собой особый конструкт, в котором объективные факторы (политические,
экономические, правовые и др.) функционирования социальной организации (учреждения
образования) преобразуются в ценностно-целевые структуры деятельности всех акторов
образовательного процесса и в таком виде становятся основой принятия инновационных
управленческих решений, технологией их реализации и методикой оценки эффективности
[1].
В качестве истоков идеи СУМ следует рассматривать работы О. Конта, Г.Спенсера,
К.Маркса, Э.Дюргейма, М.Вебера, Ф. Тейлора, А.Маслоу, А Пригожина и других
классических и неклассических социологических теорий управления. Важной идеей всех
этих теорий, нашедшей воплощение в СУМ, является мысль о прогрессивности
организованного социального взаимодействия.
Анализ диссертационных исследований по проблеме СУМ в последние 15 лет на
территории бывшего постсоветского пространства (Н.В.Акинфиева, А.О.Грудинский,
Д.В.Князев, Е.В.Курашкин, А.С.Царев и др.) позволяет отметить, что СУМ соответствует
управленческой идее рыночного механизма регулирования образовательной сферы и
поддерживается предоставлением возможности свободы выбора и самореализации членам
общества.
Специфика СУМ – его ориентация не столько на образовательное, сколько
институциональное пространство учреждения, реализация на принципе государственно-
общественного управления, аккумулирование таких характеристик, как гибкость
(оперативное изменение при перемене посылов хотя бы одного уровня); динамичность
(постоянное инициирование новых решений), конкретность (индивидуальность для каждого
учреждения образования).
В качестве современной акции по развитию идеи СУМ в Беларуси следует отметить
стартовавшую в 2017 году по линии Министерства образования Республики Беларусь
инновационную деятельность «Внедрение социально-управленческого механизма в процессе
моделирования образовательного пространства в учреждении общего среднего образования»
под научным консультированием профессора С.В.Лапиной.
В качестве основы реализации проекта участниками инновационной деятельности была
разработана концептуальная модель-предписание введения СУМ [1], о чем подробнее
изложим далее.
Большую часть введения инновационных практик в образовательный процесс так или
иначе можно представить в виде одно (или дву-) векторной модели, трактующей взаимосвязь
между всеми социальными уровнями как взаимоподчиненную и одно- или максимум
двунаправленную. Вместе с тем, диктуемая современными теориями, связь всех уровней
рассматривается как взаимообусловленная. Наше решение в данном направлении,
отражающее сущность процесса моделирования образовательного пространства через СУМ
возникло на основе идеи А.И. Савенкова по «диагностике развития» (термин А.Г.Асмолова),
которое мы, модифицировав, представили в виде следующей модели ([1], рисунок 1).
Содержательное ядро модели – конъюнкция, – отображает «сферу интеграции» всех
уровней социума, которая, в свою очередь, должна выступить базой эмпирического
накопления СУМ, включающей ожидания (субъективные позиции) в виде оценок всех
субъектов образовательной политики. В дальнейшем происходит «перевод» оценок в
121
практическую плоскость через принятие соответствующих управленческих решений в
учреждении.
122
повысить объективность оценки качества деятельности учреждения, дать более глубокий
рефлексивно-критический анализ образовательного процесса.
СУМ несомненно является важным стимулом формирования гражданского общества и
условием самореализации членов социума. Однако интегрируя посылы разных социальных
уровней и модифицируя их на основе экспертизы в приемлемые технологии, он тем самым
выполняет и такую важную роль, как обеспечивает устойчивость нововведений и их
стабильную функцию в формировании востребованных личных качеств.
УДК 316.7(476)
САЛТАНОВИЧ И. П.
ОСОБЕННОСТИ КУЛЬТУРЫ В ЦИФРОВОЙ СРЕДЕ
Салтанович И. П.
доцент кафедры философии и логики Минского государственного
лингвистического университета,
канд. социол. наук, доцент
(г. Минск, Беларусь)
123
культуры». Анализируя академическую литературу, Дьюз высказал основную идею, что
культура переходит в цифровые сети более или менее неповрежденной. Тем не менее, М.
Доуз не думает, что цифровая культура – это просто воссоздание культуры физического
мира в онлайн-пространствах, но он и не дает исчерпывающий ответ на возникающие
вопросы. Насколько может измениться культура, когда определенные практики перейдут в
онлайн? Насколько успешно существующие культурные основы и ожидания могут быть
перенесены без изменений? В своих размышлениях он не столько прогнозирует то, что
произойдет со всей цифровой культурой, сколько обсуждает возможности. М. Доуз
утверждает, что реальная практика цифровой культуры – это «выражение индивидуализации,
постнационализма и глобализации» [2].
Цифровые технологии оказывают воздействие на культуру, прежде всего, через
изменение механизмов социальных взаимодействий. Дигитализация создает необходимость
изменения отношений собственности. Крис Андерсон, редактор журнала «Wired Magazine»
предвидит цифровую экономику, где цены упадут до «нуля» [3]. Как следствие, компании,
создающие продукт в цифровой среде, будут стремиться «достичь нуля первыми» с целью
получения преимуществ первопроходцев и создания репутации, соизмеряясь с трафиком,
который станет основной валютой, заменив деньги. В целях создания «репутации» и
преимущества «первопроходцев» технологические компании используют творческие
продукты, такие как музыка, игры и фильмы, вследствие того, что они являются как
ключевым двигателем технологических инноваций, так и их признания. Опора на культуру
часто является определяющим фактором успеха новых технологических приложений и их
проникновения на рынок.
Радикально меняется также природа культурного потребления; в цифровой среде оно
первично по отношению к производству. Создаются предпосылки для изменения
социального статуса создателя культурных ценностей. Диалог «человек-компьютер» меняет
природу фундаментальных отношений «я – другие». Виртуальное пространство приобретает
самостоятельное значение, в него переносится все больший набор взаимодействий,
составлявших ранее ткань социальной реальности [4].
Анализ М. Доуза приводит к выводу о разрушении в цифровой среде барьеров между
профессионалами и любителями. Например, старые медиа обновляются, «перерождаются»
или «возрождаются» в цифровой культуре, благодаря процессу создания, можно сказать,
цифровых медиа-коллажей. Возможно этот «культурный коллаж» и заложил одним из
смыслов М. Доуз в слово «бриколаж».
Bricolage – это французский термин, который в буквальном переводе означает «сделай
сам», в более глубоком контексте добавляя, «комбинируй элементы, найденные в другом
месте». Большая часть цифровой культуры - это объединение существующего контента и
нового культурного слоя, вырастающего зачастую из работы, выполняемой людьми,
обладающими только любительскими навыками и доступными, незамысловатыми
«инструментами», такими как смартфон и планшетный компьютер.
«Производительная» мощность современных гаджетов столь высока, что позволяет
идеям в современном культурном контексте оцифровываться порой прежде, чем они
достигнут хоть какого-либо среднего уровня. Независимые производители постоянно
предлагают новые опции программного обеспечения для редактирования видео- и аудио-,
чем помогают создавать профессионально выглядящие популярные медиа продукты
самостоятельно с минимальными навыками. Следовательно, технические новшества,
вмешиваясь в человеческую среду, в определенной степени модифицируя ее, делают
определенные методы выражения устаревшими, в то же время, предлагая культурам новую
канву встраивания, новый процесс возрождения и невиданный и неведомый доселе
инструментарий, как для традиционной культуры, так и для множества экспериментов.
Изменения не провоцируются некоей внутренней технологической логикой. Они
зависят от того, как социум принимает, применяет и как регулирует процессы внутри
цифровых сред, тем самым порождая определенные социальные сдвиги. Например,
124
рассматривая коммуникационную технологию, не следует забывать значительность и мощь
ее воздействия, поскольку способ ее использования может повлиять на изменения в
сущности наших коммуникативных и культурных моделей. Таким образом, технологии,
связанные с информацией и коммуникацией, работающие в цифровой среде, нельзя
рассматривать как пассивные инструменты, а скорее, как интерактивные системы, которые
радикально изменяют наши когнитивные способности.
Новые практики появляются из новых возможностей, но законодательная система и
политика, регулирующая эти практики, по-прежнему благоприятствует институциональной
экологии, основанной на промышленном рынке. Экономист и футуролог Джереми Рифкин
прогнозирует в цифровой среде переход от режима собственности (характеризующегося
владением) к режиму доступа [5, р. 163]. Основываясь на идее о том, что запас товаров в
новой экономике не имеет смысла (из-за неустойчивости), рынки уступают место сетям,
структурирующим новые экономические отношения, где промышленное производство
заменяется культурным, которое основано на маркетинге культурных впечатлений.
Сегодня цифровая среда, цифровая культура формирует наш опыт об окружающем мире
и предоставляет нам сложный набор цифровых инструментов для организации новых
информационных связей и глобального-локального культурного взаимодействия. С этой целью
она будет использоваться как для содействия межкультурному общению и созданию ресурсов
знаний, в которые каждый может сейчас внести свой вклад и делиться им, так и для рыночных и
прибыльных видов деятельности и усилению контроля над знаниями и информацией, что и
будет определять наше будущее культурное развитие.
УДК 304.44
САНДЫБАЕВА У. М.
МЕМОРИАЛИЗАЦИЯ ТРАВМАТИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ В КАЗАХСТАНЕ:
ГЛОБАЛЬНЫЕ И НАЦИОНАЛЬНЫЕ КОНТЕКСТЫ
Сандыбаева У. М.
доцент кафедры философии Евразийского национального
университета им. Л.Н. Гумилева,
канд. философ. наук
(г. Нур-Султан, Казахстан)
125
модернизации вытесняла из сознания страдания, травмы, игнорировала историю жертв [1].
Неслучайно стали появляться концепции исторических, культурных травм, причем на основе
«сочетания истории и памяти». Темпоральный режим новой мемориальной культуры
возвращает вытесненные голоса в настоящее. Причем А. Ассман акцентирует внимание на
радикальном унижении человека и утверждает, что эта дискриминация имеет
антропологическую основу. Революция, по мнению культуролога, состояла в самокритичном
пересмотре собственной истории и ее культурных фундаментов. Это и результат воздействия
глобальной эволюции этики [1].
Американский социолог Джеффри Александер акцентирует внимание на том, что
события, взятые отдельно не создают коллективную травму, не являются травмирующими по
своей внутренней природе, травма конструируется обществом как часть коллективной
целостности [2].
В целом, появление поля исследований травмы, исторической памяти и забвения во
многом вызвано осмыслением феномена Холокоста и дискуссиями о нем. Холокост стал
рассматриваться как «универсальная травма», как «троп сложных значений», «знак нашего
времени», «шифр для ХХ века», «метафора и мера абсолютного зла», «архетип», «глобальная
икона». В результате появляются множество объяснительных нарративов. В связи с
обсуждением Холокоста актуальной стала тема и глобальной памяти, память и глобализация
оказались тесно взаимосвязаны. Заметим, что для Яна Ассмана понятия, «глобальная
память», «глобальная идентичность» представляются парадоксальными. Поскольку память
связана с ограниченной идентичностью, глобализационный проект, полагает автор, является
для нее вызовом [3].
Таким образом, дискуссии о памяти вышли за рамки национальных государств и даже
появился дискурс «коллективной вины и ответственности», а также практики официальных
извинений государственных деятелей разных стран за совершенные деяния в прошлом.
Можно утверждать, что парадигма, основанная на идее универсальных прав человека, стала
применяться в каждом национальном контексте.
Волну дискуссий породила и тема взаимосвязи забвения и прощения. Об этом
рассуждали Х. Арендт, П. Рикер, Ж. Деррида и другие философы. Собственно, особое
внимание к темам травмы является одной из примет «всемирного торжества памяти» эпохи
[4]. При этом важно отметить, что так называемая виктимологическая парадигма (парадигма,
в центре которой находится жертва), претерпевает сегодня изменения.
Мемориализация травматической памяти многообразна и это отражает ситуацию
«мемориального бума» в мире. Для Казахстана эта память связана с такими трагическими
событиями как голод, репрессии, депортация народов, война, ядерные испытания на
территории страны. В официальной коммеморации советского государства эти темы
замалчивались, повергались забвению.
Обратим внимание на то, что именно политические репрессии ХХ века определили
во многом мемориальный ландшафт Казахстана, что позволяет рассматривать страну как
территорию прохождения транснациональных маршрутов травматической памяти.
Как известно, в Казахстане функционировали лагеря ГУЛАГа (Главное управление
трудовых лагерей и трудовых поселений), из них три наиболее крупных лагеря – Степлаг
(особый лагерь), Карлаг (Карагандинский исправительно-трудовой лагерь) и АЛЖИР
(Акмолинский лагерь жен изменников Родины), причем последний был одним из самых
больших женских лагерей СССР.
Еще одной формой «радикального унижения человека» государством стала практика
изгнания: Казахстан превращается в место ссылки для многих тысяч людей. В Казахстане
создавались лагеря и для военнопленных, интернированных во время второй мировой войны.
Подавляющее большинство военнопленных в Казахстане составляли немцы и японцы, а
также поляки, чехи, французы, венгры, болгары и другие народы.
Итак, эти факты позволяют рассматривать нашу страну как территорию
прохождения транснациональных маршрутов травматической памяти.
126
Помимо глобальной памяти, есть и места травматической коллективной
национальной и локальной памяти. Это связано с такими событиями как политические
репрессии в отношении национальной интеллигенции в 1937-1938, 1940-1950 годы, голод
1921-1922, 1932-1933 годов, унесший из жизни более 50 % казахов. Репрессии на этом не
закончились, декабрьские события 1986 года в официальном дискурсе были определены
властями как «проявление казахского национализма», «болезненного национального
чувства» и долгое время табуированная тема – ядерные испытания на Семипалатинском
полигоне и их последствия. Мемориализацией этой памяти стал монумент в Семее
«Сильнее смерти».
Все это образует особый мемориальный ландшафт страны и способы репрезентации
этой трудной истории и наследия.
Важным местом нациостроительства являются музеи, они помогают понять место
истории в настоящем. В Казахстане есть несколько музеев памяти/совести: Музей памяти
жертв политических репрессий поселка Долинка, Музейно-мемориальный комплекс жертв
политических репрессий и тоталитаризма «АЛЖИР», Южно-Казахстанский областной музей
жертв политических репрессий и новый Музей памяти жертв политических репрессий в селе
Жаналык Алматинской области, открытый в 2019 году.
Необходимо обратить внимание и на расположение музеев. В частности, музей
памяти жертв политических репрессий поселка Долинка или как его называют Музей
Карлага располагается в здании бывшего управления Карлага НКВД. Достоинством музея
является наличие аутентичных экспонатов, архивных документов, фотографий, картин
репрессированных художников. Цель музея, как обозначено на официальном сайте музея
«исследовать, сохранить памятники истории КарЛАГа и увековечить память невинных
жертв исправительно-трудовых лагерей, находившихся на территории Казахстана» [5].
Музей АЛЖИР также находится в аутентичном месте, когда-то узницы выращивали
на этом месте фруктовый сад, сегодня восстанавливается это сад – парк Алаш. Пространство
мемориального комплекса концептуально оформлено таким образом, что посетители
первоначально совершают практически ритуальное действо, проходя через «Арку скорби».
Самой мощной репрезентацией травматической памяти является Стена памяти с именами
более 7 тысяч женщин. Одной из форм коммеморации является установление памятных
знаков (плит) посольствами иностранных государств, а также взаимная передача архивных
документов. Новый Музей памяти жертв политических репрессий в Алматинской области
установлен на месте захоронения 4,5 тыс. человек, что указано на мемориальной доске.
В музеях памяти/совести всегда представлены вещи с аутентичной аурой,
оказывающих сильное эмоциональное воздействие, о которых А. Ассман писала, что они
могут рассказать историю без этикетки и комментария. Это могут быть очки, чемодан,
колючая проволока, одежда и другое.
Отметим, что во всех исторических, краеведческих музеях страны имеются
экспозиции, посвященные трудному наследию, а также музеи, посвященные отдельным
личностям.
Коллективная травма, репрезентированная в этих музейных пространствах, связана с
тоталитарной политикой советского государства, что позволяет акцентировать внимание на
идее независимости и идентичности.
В Казахстане есть и такие практики памяти как паломнические маршруты памяти,
проложенные различными сообществами, например, польскими, прибалтийскими,
корейскими, японскими, венгерскими и другими, также создаются Книги памяти жертв
политических репрессий. Все эти места памяти оформляются как следы общего
травматического прошлого.
Уникальным местом памяти является Спасский мемориальный комплекс –
мемориальное кладбище, где захоронены военнопленные и интернированные второй
мировой войны, жертвы политических репрессий XX века отделений Карлага. Дело в том,
что в поселке Спасск в 30–50 годы располагались: Спасский лагерь для военнопленных и
127
интернированных № 99, спецотделение для «членов семей изменников родины» (ЧСИР),
детская колония, обычное отделение для заключенных и отделения особых лагерей –
Степного, Лугового, Песчаного. После распада Советского Союза посольства стран, чьи
соотечественники захоронены на кладбище, стали устанавливать памятные знаки. Большую
финансовую помощь при разработке генерального плана Мемориала оказала Германия.
В 2004 году Казахстан также установил памятный знак в виде разорванного шанырака
с надписью: «Жертвам репрессий, нашедшим вечное успокоение в казахской земле» на
казахском, русском и английском языках. На мемориальном кладбище ежегодно 31 мая
проходят митинги, поминальные службы с участием духовенства различных конфессий.
Этнокультурные объединения Казахстана традиционно совершают поминальные обряды
возле памятных знаков. На мемориальном кладбище установлены памятные знаки не только
от государств, но и различными группами граждан.
Спасский мемориал является примером места, где локальная память соединяется с
глобальной, где представлены памятные знаки и союзников, и противников в войне, места,
где совершаются ритуалы разными конфессиями, места, куда со всего мира приезжают
потомки погибших и реализуют свои практики памяти. Это место памяти можно считать
своеобразным символом примирения.
В целом, в Казахстане наблюдаются активные процессы мемориализации и в тоже
время рутинизации травматической памяти.
Понимание того, как различные акторы относятся к трудному наследию,
травматическому прошлому важно, поскольку память способна содействовать примирению
общества.
УДК 304.44
САРНА А. Я.
ЦИФРОВИЗАЦИЯ ЗНАНИЯ И КОГНИТИВНЫЙ КАПИТАЛ
Сарна А. Я.
доцент кафедры социальной коммуникации
Белорусского государственного университета
канд. философ. наук, доцент
(г. Минск, Беларусь)
128
теоретическим путем). Здесь можно использовать определение М. Кастельса, который
понимает знание как совокупность организованных высказываний о фактах или идеях,
представляющих обоснованное суждение или экспериментальный результат и передаваемых
другим посредством различных средств коммуникации в систематизированной форме [1].
Важно отметить, что информация будет считаться действительно новой и станет
восприниматься в качестве подлинного знания лишь в процессе соотнесения с уже
имеющейся информацией, оформленной и закрепленной в виде определенной традиции,
которая также задает саму возможность (или недопустимость) оценки этого знания и его
интерпретации в конкретных, точно установленных критериальных рамках. Важность и
значимость информации, накопленной и сопоставляемой с некоторым «тезаурусом»,
определяется степенью свободы, предоставляемой в распоряжение получателю информации.
Новизна получаемой информации может быть определена как изменение количества
предыдущей информации или же ее интерпретация, создающая предпосылки для раскрытия
новых смыслов. Только в этом случае новая или вновь воспринятая информация
действительно становится знанием. «Соответственно мера этого изменения принимается за
количество семантически значимой информации, которое зависит от характеристик не
только внешнего потока информации, но и внутренней, уже имеющейся в тезаурусе,
информации. Один и тот же текст может нести разное количество информации для разных
тезаурусов, содержать ее слишком много для одного интерпретатора и слишком мало для
другого. В обоих этих крайних случаях изменения тезауруса будут малы и, следовательно,
мало количество принятой информации – в отличие от оптимального соотношения
«новизны» и «банальности» [2, с. 33].
Таким образом, информация есть мера всего нового и непредвиденного,
содержащегося в сообщении. Ее нельзя измерять непосредственно количеством знаков,
содержащихся в сообщении. Ведь сообщение может представлять собой бесконечную
последовательность тождественных знаков, и тогда оно не принесет получателю ничего
нового – того, что не было бы ему уже известно. Сколько бы элементов ни содержало
подобное сообщение, оно вообще не может претендовать на значимость, поскольку будет
банальным повторением уже известного. «Таким образом, возникает диалектическое
отношение между двумя парадоксальными крайностями: между абсолютно тривиальным, но
зато вполне понятным сообщением, с одной стороны, которое полностью постижимо, даже
если оно состоит из очень большой последовательности знаков, так как все эти знаки заранее
известны или познаваемы, и, с другой стороны, сообщением совершенно оригинальным,
обладающим максимальной плотностью информации, наибольшим богатством
возможностей, но зато и абсолютно непонятным получателю» [3, с. 136].
В несколько ином, уже не семантическом, но, скорее, прагматическом аспекте,
информация также выполняет значительную экономическую, политическую, культурную
роль, связанную с тем, что она не воспринимается содержательно или предметно (как некий
конечный «продукт»). Она становится операциональной и служит для оправдания действий
социальных субъектов, вызывая к жизни все новые операции (манипуляции) со знанием.
Информация сегодня – это не только ресурс, но и стимул (мотив) деятельности: она
побуждает к действию, и в этом ее важность для современного человека.
Изначально в традиционной (как европейской, так и восточной) культуре знание
носило созерцательный, спекулятивный характер и приравнивалось к мудрости –
сокровенному постижению истинной сущности бытия. Оно могло открываться лишь
отдельному индивиду и быть выражено только тем или иным косвенным образом, с
помощью символов и метафор. Знание как мудрость не могло быть воспроизведено или
передано другим членам сообщества, и каждый должен был постигать истину
самостоятельно. Соответственно, любое новое знание ничего не могло добавить к уже
имеющейся индивидуальной версии истины, а потому и не представляло приоритетной
ценности для социума как такового.
129
В культуре, характерной для эпохи модерна и постмодерна, изменился сам статус
знания, которое стало передаваться по новым каналам и приобрело статус операционального.
Следовательно, все непереводимое в установленном знании было отброшено. Направления
новых исследований стали подчиняться условиям переводимости своих результатов на язык
машин. Тем самым современные формы знания оказались представлены преимущественно в
цифровом виде. Цифровизация знания есть его непременное условие для дальнейшей
конвертации во все виды социального и культурного капитала, который с точки зрения
концепции постиндустриального капитализма предстает именно как когнитивный капитал
[4; 5].
Это значит, что «знание производится и будет производиться для того, чтобы быть
проданным; оно потребляется и будет потребляться, чтобы обрести стоимость в новом
продукте, и в обоих этих случаях – чтобы быть обмененным. Оно перестает быть самоцелью
и теряет свою «потребительскую стоимость» [6, с. 18] – утверждал Ж.-Ф. Лиотар,
характеризуя постмодерное состояние общества, науки и культуры. Он подчеркивал, что «в
форме информационного товара, необходимого для усиления производительной мощи,
знание уже является и будет важнейшей, а может быть, самой значительной ставкой в
мировом соперничестве за власть. Также как национальные государства боролись за
освоение территорий, а затем за распоряжение и эксплуатацию сырьевых ресурсов и
дешевой рабочей силы, надо полагать, они будут бороться в будущем за освоение
информации» [6, с. 20].
Однако нужно учитывать, что в современной ситации гипермодерна цифровизация
приводит не только к преобразованию бесчисленных данных в информацию, а информации –
в знание, но и к обратному результату – обесцениванию, девальвации знания и превращению
его в ненужную, избыточную информацию как «белый шум». Чтобы предотвратить
негативные последствия подобных тенденций в процессах информатизации, необходимо
делать приоритетными процедуры демонополизации, конвертации и обмена знаниями,
которые становятся все более личностно окрашенными. Ведь «информатизация повысила в
цене именно незаменимое, не поддающееся формализации знание. Спросом все больше
пользуются знания, выросшие из опыта, рассудительность, способность к координации,
самоорганизации и нахождению общего языка, т.е. те формы живого знания, которые
приобретаются в обиходном общении и относятся к культуре повседневности» [7, с. 13]. Тем
самым мы вновь оказываемся в ситуации, схожей с передачей знаний в традиционной
культуре – однако теперь информация передается не только от наставника к ученику, но и
становится доступна массовой аудитории, например, в интернете. Именно такие аспекты
неформализованного знания и индивидуального опыта становятся особенно важны для
формирования когнитивного капитала – как персонального, так и коллективного и
социального.
130
7. Горц, А. Нематериальное. Знание, стоимость и капитал / А. Горц. – М.: изд. дом
Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. – 208 с.
УДК 316.74
СМЫКОВА Е. Ю.
ОСОБЕННОСТИ ДИГИТАЛИЗАЦИИ МУЗЕЙНОЙ СФЕРЫ НА СОВРЕМЕННОМ
ЭТАПЕ
Смыкова Е. Ю.
старший научный сотрудник Института социологии НАН Беларуси,
канд. социол. наук
(г. Минск, Беларусь)
131
цифровых технологий в процессе обмена информацией между посетителем и музейной
экспозицией, и направленный либо на пассивное восприятие экспозиции, либо на активное с
ней взаимодействие.
Таким образом, результат использования цифровых технологий в различных
направлениях деятельности музея носит достаточно неоднозначный характер. Среди
преимуществ применения цифровых технологий в музейной экспозиции следует отметить
следующие: расширение информационного потенциала музейного предмета в силу
ограниченности возможностей, к примеру, этикетажа; повышение доступности информации
посредством использования аудиогидов, сенсорных панелей и т.д.; расширение
возможностей реализации идеи автора экспозиции посредством включения интерактивной
составляющей и др.
При всех имеющихся положительных моментах от внедрения цифровых технологий в
музейное пространство, фиксируется и некоторые риски их применения, среди которых
выделяются: технические сбои в работе оборудования; трудности восприятия экспозиции в
силу технических сложностей использования посетителем оборудования; непродуманное
включение оборудования в структуру экспозиции, не позволяющее раскрыть ее замысел.
Один из примеров использования музеями новейших информационных, цифровых
технологий является создание виртуального музея как возможного способа хранения и
представления музейной коллекции для онлайн-посетителей. Появление виртуальных музеев
представляет собой способ решения проблемы доступности культурно-исторического
наследия для различных категорий населения, в том числе лиц с ограниченными
возможностями, а также расширения музейной аудитории. В идеале подобного рода
технологии должны быть направлены на более качественную презентацию и восприятие
музейных экспонатов, чтобы в результате внимание посетителя не смещался с экспозиции на
используемое оборудование, технологии. Более того, благодаря виртуальному музею
возможно сформировать интерес у посетителей к данному типу учреждений, что позволит
перейти от посещения в онлайн пространстве в пространство музея.
В целом, дигитализация музеев имеет большой потенциал для позитивного развития
данной сферы по различным направлениям. Цифровизация принципиальным образом меняет
процесс взаимодействия музея и аудитории, стремясь повысить качество коммуникации.
УДК 364.22
132
Розвиток людства незмінно пов'язаний з виникненням проблем соціально-
економічного характеру, серед яких бідність чи не найголовніша. Про це наголошують
міжнародні неурядові організації, науковці, політики. Подолання бідності є першочерговим
завданням світового масштабу, про що зазначено у Глобальних цілях сталого розвитку 2030
ООН [5,6] Тож останні дослідження вчених з США Майкла Кремера, Естер Дюфло і
Абхіджіт Банерджі, які отримали нобелівську премію з економіки, ще раз довели, що
вирішення проблеми бідності лежить у площині не лише суто економічних чинників, але й
етики та культурних аспектів життя людства, зокрема, автори довели зв’язок між рівнем
освіченості, вагомістю цінності освіти та бідності [1]. Говорячи про бідність, маємо
констатувати, нажаль Україна теж входить у число тих країн, населення якої вважається
бідним [10] .
Останнім часом інтерес наукової спільноти України усе більше точиться навколо
проблем цифровізації та змін, що відбуватимуться через таке на ринку праці, тема бідності
обговорюється кволо й частіше розуміється як наслідок економічної кризи в країні. Зокрема,
зустрічаємо думку, що недостатність гідної праці породжує бідність [3], що глибина бідності
корелюється із демографічними ознаками домогосподарств та залежить від матеріального
стану домогосподарства, встановлених у державі соціальних стандартів у сфері доходів [2].
Серед політиків домінує позиція, котру висловив В.Колот. Він вбачає основною перешкодою
на шляху подолання бідності війну та неспроможність країни відмовитися від займів [4]
Корелюються зі світовими трендами наукові висновки Тютюнникової С.В., яка доводить
потребу у комплексному дослідженні бідності, оскільки на її поширення впливають не лише
економічні, але й соціальні фактори, як то здоров’я, освіта [8 ]. Автори в своїх попередніх
дослідженнях [9] висловлювали гіпотезу щодо впливу культурних цінностей на динаміку
бідності.
Статистичне обстеження самооцінювання рівня доходів домогосподарств населення
свідчить, що нижче фактичного прожиткового мінімуму знаходилося у 2013 р. 4,8 %
обстежуваних домогосподарств, у 2016 р. – 11,8%, а у 2018 р. – 12,8%. Разом з тим, дані
статистики показують зростання розриву між доходами та витратами населення (рис.1):
якщо у 2015 р. і співвідношення становило 0,95 (тобто доходи перевищували витрати), то у
2018 р. 0,86. Світовий банк опублікував дані щодо коефіцієнту бідності за національними
рівнями бідності (% населення). Відповідно них бідність в Україні скорочується: якщо у 2014
р. її рівень сягав 8,6%, то у 2018 р. – 1,3%. [11]. Такі неоднозначні цифри можуть свідчити
про суттєвий розрив між бідним і багатим населенням.
12000
10000
8000
6000
4000
2000
0
2015 2016 2017 2018
133
Відзначимо, на відміну від статистичних даних, соціологічні дослідження постійно
демонструють низьку самооцінку населенням доходів (більшість вважає себе бідними).
Наприклад, у роботі Семиволос І. та Міхеєвської О. категорії «бідні» та «середні» за доходом
становили 2/3 опитаних [7]. На думку авторів, важливим висновком дослідження Семиволос
І. та Міхеєвської О. є висновок про погану організацію праці на робочих місцях і небажання
людини брати на себе відповідальність за самостійну організацію робочого дня.
Авторські дослідження підтверджують попередній висновок, адже навіть серед
працюючих студентів (група опитаних склала 102 ос. третього та четвертого року навчання)
майже 70% не вбачають за доцільне розпочати роботу за фрілансом через необхідність
високого самоконтролю та самоорганізації. Крім того, у ході експерименту, встановлено, що
більшість не має достатніх знань для правильної організації свого робочого часу.
Оцінюючи причини бідності автори статті також дослідили зв'язок рівня освіти та
бідності. Ідея авторів полягала в аналізі ринкових вимог (роботодавців) щодо освіти під час
пошуку працівників на вакантні посади та тим рівнем оплати, що їм пропонується та
подальшим порівнянням з чисельністю випускників закладів вищої освіти. Проаналізувавши
доступну інформацію за сайтами пошуку роботи work.ua, robota.ua, jobs.ua автори відзначили
об’єктивність вимог щодо освіти кандидата на певну посаду. Разом з тим розбіг у пропозиції
заробітних плат коливається в межах 45%. Крім того, оцінюючи резюме кандидатів на сайті,
можемо спостерігати таке явище, як «нагромадження освіти». Тобто кандидат на посаду має
освіту за різними фахами, й таких кандидатів стає усе більше. При цьому вони не завжди
працевлаштовуються на посаду відповідно до кваліфікації. Так, часто менеджером персоналу
є кандидат з педагогічною освітою. Певною мірою таке відбувається через те, що
Класифікатор професій застарів, а нові професійні стандарти ще до кінця не розроблені й не
запроваджені, а частково через непрозорість процедур працевлаштування в деяких
компаніях. Також спостерігається практика, коли людина з вищою освітою працює на посаді,
котра не вимагає її, наприклад касиром або продавцем у магазині. Тож з одного боку таке
пояснюється відсутністю рівноваги попиту і пропозиції на ринку праці за відповідними
професіями. Але з іншого боку, опитування студентів щодо причин, котрі спонукали їх
вступити до університету показують, що є частка (близько 8%) тих, хто не знає навіщо
вчитися й вступив на навчання через тиск батьків. Тобто останні роки відбувається
поступове знецінення освіти як інституту цінностей. Крім того, якість самої освіти в країні
знижується, що може лише посилити ризик її знецінення у суспільстві. Отже, спостерігається
явище, яке може бути визначено як “інфляція освіти”.
Відтак, у разі переформатування економіки країни на модель цифрової, виникне
дисбаланс між баченням суспільства ролі вітчизняної освіти та потреби у кваліфікованих
працівниках. Тож автори вважають, що знецінення освіти як соціокультурної цінності в
Україні, сприятиме поширенню бідності, заводить країну у “пастку злиднів” й робить
безперспективними формальні державні інструменти щодо підвищення матеріальних доходів
населення через покращення якості робочої сили (її компетентності, кваліфікації).
СПИСОК ЛІТЕРАТУРИ:
1. Алексей Калмыков. Таблетка от бедности. За что дали Нобеля по экономике – в 100
и 500 словах [Електронний ресурс]. – Режим доступу: https://www.bbc.com/russian/news-
50039458. – Дата доступу: 15.10.2019.
2. Аналітична записка Комплексна оцінка бідності та соціального відчуження в
Україні за І півріччя 2016-2017 років [Електронний ресурс]. – Режим доступу:
https://idss.org.ua/arhiv/2016_2017_otsinka_bidnosti_pivroku.pdf. – Дата доступу: 17.10.2019.
3. Гідна праця: імперативи, українські реалії, механізми забезпечення: монографія / А.
М. Колот, В. М. Данюк, О. О. Герасименко та ін.; за наук. ред. д.е.н., проф. А. М. Колота. –
К.: КНЕУ, 2017. – 500 с.
4. Колот, В. Главной задачей будущей власти является установление мира и
преодоление бедности [Електронний ресурс]. – Режим доступу:
134
https://ukranews.com/news/609819-glavnoi-zadachei-budushchei-vlasti-yavlyaetsya-ustanovlenie-
mira-i-preodolenie-bednosti-kolot. – Дата доступу: 15.10.2019.
5. Офіційний сайт ПРООН в Україні [Електронний ресурс]. – Режим доступу:
https://www.ua.undp.org/content/ukraine/uk/home/sustainable-development-goals.htm.l. – Дата
доступу: 17.10.2019.
6. Перетворення нашого світу: Порядок денний у сфері сталого розвитку до 2030 року
[Електронний ресурс]. – Режим доступу:
http://www.ua.undp.org/content/ukraine/uk/home/library/sustainable-development-report/the-2030-
agenda-for-sustainable-development.html. – Дата доступу: 17.10.2019.
7. Семиволос Ігор, Міхеєва Оксана. Культура (субкультури) бідності в Україні
[Електронний ресурс]. – К.: Центр близькосхідних досліджень (АМЕS), Аналітичний центр
УКУ, за підтримки МФ «Відродження», 2019. – Режим доступу:
http://sociology.ucu.edu.ua/wp-content/uploads/2019/10/KULTURA-BIDNOSTI-V-
UKRAYINI.pdf?fbclid=IwAR0fb91z1ImzpmtHMSijeWlf3G88ZU6KJiE22qpYZoYOhL44_or1vl
XB-j0. – Дата доступу: 17.10.2019.
8. Тютюнникова, С.В. Багатовимірна бідність як глобальна проблема сучасного
соціально-економічного розвитку [Електронний ресурс] / С.В. Тютюнникова, К.Л.
Пивоварова // SOCIALECONOMICS. – №55. – 2018. – С. 70–79. – Режим доступу:
https://periodicals.karazin.ua/soceconom/article/view/11686/11086. – Дата доступу: 17.10.2019.
9. Chala, N. The Interrelation Between Government And Business in Fighting Poverty in
Ukraine / N. Chala, O.Poplavska. – Poland: Pavel Wladkowicz High School in Plock, 2017. – С.
25–38.
10. Credit Suisse Research Institute Global wealth report 2019 [Електронний ресурс]. –
Режим доступу: https://www.credit-suisse.com/media/assets/corporate/docs/about-
us/research/publications/global-wealth-report-2019-en.pdf. – Дата доступу: 17.10.2019.
11. Poverty headcount ratio at national poverty lines (% of population) – Ukraine
[Електронний ресурс]. – Режим доступу:
https://data.worldbank.org/indicator/SI.POV.NAHC?locations=UA. – Дата доступу: 19.10.2019.
УДК 330.59
135
проблем, обычно используемых в рыночной экономике. При этом, большей частью общества
четко артикулируется категориальная помощь со стороны государства, а в органах власти
доминирует концепция адресной социальной помощи. Все это позволяет утверждать: до
настоящего времени отсутствует консенсус между государством и населением в части
обязательств по решению социальных проблем как общества в целом, так и отдельных слоев
общества. Это объясняется фундаментальными причинами:
- ограниченностью финансовых возможностей государства;
- непониманием взаимных ожиданий: государство ждет от населения ответственности
в решении имеющихся социальных проблем; население было-бы готово решать эти
проблемы, но ресурсы его недостаточны для принятия на себя всей полноты такой
ответственности;
- отсутствием четких, прозрачных и устойчивых «правил игры» в социальной сфере,
которые позволили бы ему повысить эффективность своего финансового участия, прежде
всего, в части долгосрочных вложений;
- гарантий соблюдения трудового и социального законодательства.
За годы независимости в Украине возникли беспрецедентные (по сравнению с
советской эпохой) различия как в текущих доходах, так и в потреблении, обеспечении
недвижимостью, предметами долгосрочного потребления разных слоев населения. Созданы
новые группы населения (сверхбогатые, богатые, средние- и малообеспеченные классы), и
это даже не группы – а страты, в которых происходит «капсулирование» из-за фактического
прекращения процесса диффузии, закрытия «социальных лифтов» и ухудшения карьерных
перспектив.
Деиндустриализация страны и, сопутствующая ей, потеря человеческого капитала.
Экономика, которая базируется на низкой стоимости рабочей силы, не стимулирует научно-
технический прогресс, процесс накопления, формирования страховых фондов, ресурсов
пенсионного обеспечения и образования. Диспропорции, заслуживающие особого внимания
в этом контексте - сокращение инвестиций в человеческий капитал.
Средний класс, который был склонен к перераспределению своих свободных средств
во времени так и не выкристализовался как конструктивное большинство.
Непредсказуемость украинской жизни (или, наоборот, очевидная предсказуемость) и
отсутствие эффективных финансовых инструментов, позволяющих предотвратить
обесценение накоплений, подталкивает его представителей к наращиванию текущего
потребления в ущерб инвестиционно-сберегательным стратегиям. Ощущая себя
страдающими от неравенства, они фиксируют болезненность имущественной поляризации
украинского общества. Расслоение общества и исчезновение среднего класса, который
«охраняет» капитализм, приводит к формированию атмосферы социальной напряженности и
появлению радикальных настроений в обществе [1].
Нерешенные социальные проблемы превращаются в социальные угрозы. Среди
наиболее острых, разрывающих общественные основы, социальных угроз, следует отметить:
– неэффективность государственной политики относительно повышения трудовых
доходов граждан, бедность;
– кризис системы здравоохранения и социальной защиты, ухудшение состояния
здоровья населения;
– обострение демографического кризиса;
– уменьшение возможностей получения качественного образования представителями
бедных прослоек общества;
– проявление моральной и духовной деградации;
– рост детской и подростковой жестокости, беспризорности и бродяжничества;
– коррупция как системное явление. Коррупция на Западе и в Украине имеет разные
значения. На Западе коррупция это контрсистемное явление, разрушающее систему. А в
Украине, коррупция – это органичная часть госсистемы, разрушающая навязанную Западом
136
Украине искусственную контрсистему, в виде декларативной конституции по западному
образцу.
После сворачивания последней фазы промышленной экономики – экономики
пиарных симулякров, на повестке дня стоит задача постиндустриальной реконструкции и
построения постиндустриального экономического уклада. Клаус Шваб, президент
Всемирного экономического форума в Давосе констатирует: «Мы являемся свидетелями
кардинальных изменений по всем отраслям, которые отмечены рождением новых бизнес-
моделей, дизруптивным воздействием на утвердившиеся традиционные компании, а также
коренным преобразованием систем производства, потребления, транспортировки и поставки.
Что касается социальной сферы, то смена парадигм в том, как мы работаем и общаемся,
самовыражаемся, получаем информацию и развлекаемся. Аналогичная трансформация
происходит на уровне правительств и государственных учреждений, а, также, наряду с
прочими системами, в образовании, здравоохранении и транспорте. Кроме этого, новые пути
использования технологий для изменения нашего поведения, а также существующих систем
производства и потребления, открывают возможности для восстановления и сохранения
окружающей среды, а не для создания скрытых затрат-экстерналий в форме внешних
издержек» [2, с. 10–11] .
Техническая и технологическая глобализация существует для всех. Экономическая,
увы, не для всех. В цепочку от производителя до потребителя встроены перекупщики.
Нужны не массовые квалифицированные производители, а массовые квалифицированные
потребители постиндустриальной продукции. Именно в этот сегмент глобальной экономики
«дрейфует» корабль под названием «Украина». Самый четкий показатель состояния
экономики – это количество трудовых мигрантов. Денежные переводы (2–5% ВВП)
положительно влияют на макроэкономическую стабильность в Украине: помогают
финансировать дефицит торгового баланса и поддерживают стоимость валюты. Но если
ввозится 15 млрд. долларов, и импорт преобладает над экспортом – внутреннее производство
продолжает падать [3, с. 32].
Глобальные инвестиции идут только в постиндустриальные секторы экономики,
индустриальная инфраструктура может финансироваться за счет внутренних ресурсов. В
условиях сверхтекучести капитала корпоратократия выводит его в офшоры, нежелая больше
финансировать государства. В эпоху глобализации и постиндустриального перехода
национальное государство обречено, а, следовательно, и социальное государство, которое в
прошлом обслуживало промышленное государство, обречено. Большинство людей не
понимают, почему рушится социальное государство, и надеются на него. Но чем раньше эта
проблема будет выведена на авансцену, четко сформулирована, тем скорее общество сможет
сфокусироваться на ее решении [4, с. 52].
В результате экономических, социальных и политических процессов за 27 лет
строительства демократического общества (на самом деле олигархической капитализма)
украинское общество не смогло объединиться вокруг общих целей и ценностей.
Современное общество, по нашему мнению, сочетание микрообществ, которые не имеют
общих интересов.
На этом фоне проведения любых реформ почти неизбежно сталкивается с
сопротивлением групп специальных интересов, потому что рациональные действия свыше
могут непосредственно влиять на них. Власть вынуждена применять авторитарные и
манипулятивные методы для управления обществом, которые далее усугубляют положение
стратификации и деморализации общества. Выделим некоторые социальные проблемы,
которые наиболее обострились в процессе проведения этих реформ: депопуляция, резкое
сокращая количество населения; люмпенизация и радикализация населения;
деиндустриализации страны и сопровождающая ее, потеря человеческого капитала; наличие
феодальных форм социальных отношений. Основное содержание существовании «элиты» –
присвоение ресурсов и демонстративное потребление.
137
Актуальным сценарием для стран с низким уровнем доходов является «решоринг»
(возвращение) значительной части глобального производства в развитые страны в рамках
четвертой промышленной революции. Но разорванность сознания и отсутствие ясного
представления о взаимосвязи ключевых общенациональных интересов и наших личных
возможностей в будущем, не позволяют сформулировать эту идею как национальную.
Существующий уровень управления и осознания текущих изменений крайне низок по
сравнению с необходимостью переосмысления экономических и социальных систем в
контексте дизруптивных изменений. Опасность заключается в том, что четвертая
промышленная революция делает принцип «победитель получает все» доминирующим
принцип в отношении между странами и внутри их. Это усугубит социальные напряжения и
конфликты, обусловит создание менее взаимосвязанного и более нестабильного мира,
особенно с учетом того, что сегодня люди значительно лучше информированы о социальной
несправедливости и несоответствиях в условиях жизни разных стран. [5, с. 61].
138
СЕКЦИЯ 3
ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ БЕЛОРУССКОГО ОБЩЕСТВА:
СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ ПРОЧТЕНИЕ
УДК 316:752
АРТЁМЕНКО Е. К.
ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ТРАНСФОРМАЦИИ СЕМЕЙНЫХ ЦЕННОСТЕЙ
БЕЛОРУСОВ
Артёменко Е. К.
соискатель кафедры социологии Белорусского государственного университета
(г. Минск, Беларусь)
139
вопросе между жителями населенных пунктов разных размеров. В городах с населением
более 500 тыс. (в Беларуси к ним относятся Минск и Гомель) брак все реже считается
устаревшим институтом (19% в 2000 г. против 13% в 2017 г.), в маленьких населенных
пунктах до 5 тыс. жителей популярность этого мнения растет (с 16% в 2000 г. до 21% в 2017
г.). Можно предположить, что это является результатом несколько более критичной оценке
происходящего с институтом семьи среди жителей сельской местности и городов
населением до 5 тыс.
Таблица 2. Иметь детей – это долг каждого по отношению к обществу? (доля ответов
«полностью согласен»)
До 5 тыс. 5–100 тыс. 100–500 тыс. Более 500 тыс.
2008 г. 21% 19% 18% 23%
2017 г. 30% 26% 25% 20%
Таблица 3. Работа – это хорошо, но чего действительно хочет большинство женщин, так это
быть дома с детьми (доля ответов «полностью согласен»)
До 5 тыс. 5–100 тыс. 100–500 тыс. Более 500 тыс.
2000 г. 38% 30% 28% 32%
2008 г. 16% 19% 16% 18%
2017 г. 22% 18% 10% 13%
140
материнскую и профессиональную роли, а это может быть результатом различных
социально-экономических условий, таких как возможности профессиональной реализации и
возможность зарабатывать, в более мелких и более крупных населенных пунктах. Таким
образом, и социально-экономические условия, и доступ к информации, и государственная
политика могут влиять на то, что динамика изменения семейных ценностей имеет
географические особенности.
УДК 316.422
БАЛИЧ Н. Л.
МОДЕРНИЗАЦИЯ АГРАРНОЙ СФЕРЫ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ
РАЗЛИЧНЫХ СОЦИАЛЬНЫХ ГРУПП
Балич Н. Л.
заведующий отделом региональной социологии
Института социологии НАН Беларуси,
канд. социол. наук, доцент
(г. Минск, Беларусь)
141
- внедрение ресурсосберегающих технологий, обеспечивающих сокращение
материальных и трудовых затрат, снижение себестоимости, улучшение качества продукции
для обеспечения ее конкурентоспособности на внутреннем и внешнем рынках;
- создание и внедрение новых технологий глубокой и комплексной переработки
продовольственного сырья, методов хранения и транспортировки сельскохозяйственной
продукции;
- внедрение инновационных технологий производства, хранения и сбыта продукции,
выведение новых высокоурожайных сортов и гибридов, создание высокого генетического
потенциала высокопродуктивных, конкурентоспособных пород и групп
сельскохозяйственных животных на основе применения новейших методов селекции и
разведения;
- формирование системы заинтересованности в результатах труда занятых в сельском
хозяйстве, совершенствование подготовки кадров для АПК, закрепление кадров посредством
стимулирования и собственности [2].
В исследованиях по агроэкономическим проблемам выделяют различные подходы,
среди которых системный, целевой, воспроизводственный, типологический и др. Системный
подход позволяет определять методы решения комплексных задач сельских регионов в
контексте модернизации аграрной сферы. Региональный агропромышленный комплекс, с
одной стороны, представляет собой подсистему АПК Республики Беларусь, а с другой –
систему социально-экономического комплекса соответствующего региона.
В структуре АПК региона выделяют отраслевые, функциональные, территориальные
подсистемы. Они состоят из подсистем первого, второго, третьего порядка. Так,
отраслевыми подсистемами первого порядка выступают: 1) производство средств и
предметов труда для различных отраслей АПК; 2) сельскохозяйственное производство; 3)
перерабатывающая промышленность; 4) производственная инфраструктура; 5) социальная
инфраструктура; 6) наука и подготовка кадров. Например, «подсистема "производство
средств производства для молочно-продуктового подкомплекса" состоит из подсистем более
низкого уровня: производство оборудования для животноводческих ферм и комплексов,
производство оборудования для переработки молока и производства молокопродуктов и
другие» [4].
Определение путей развития аграрной сферы требует разработки социологических
концепций исследования АПК в контексте модернизации, совершенствования методологии и
научных разработок, которые будут востребованы на региональном уровне.
Сельское хозяйство – отрасль экономики, формирующая рынок сельхозпродукции и
продуктов питания. Она обеспечивает продовольственную и экономическую безопасность
государства, трудовой и социальный потенциал сельских территорий. Сельскохозяйственные
земли Беларуси на начало 2019 г. занимают 41 % от общей территории республики.
В соответствии с Законом Республики Беларусь от 5 мая 1998 года «О
государственном прогнозировании и программах социально-экономического развития
Республики Беларусь» и в целях повышения экономической эффективности деятельности
АПК, конкурентоспособности отечественной сельхозпродукции и формирования рыночных
основ хозяйствования в агропромышленном комплексе разработана Государственная
программа развития аграрного бизнеса в Республике Беларусь на 2016– 2020 годы [5].
Реализация Государственной программы направлена в том числе на развитие
инвестиционной и инновационной активности сельскохозяйственных производителей,
формирование центров опережающего регионального развития, что определено в Программе
социально-экономического развития Республики Беларусь на 2016–2020 годы [6], а также в
Директиве Президента Республики Беларусь от 4 марта 2019 г. № 6 «О развитии села и
повышении эффективности аграрной отрасли». Разумеется, реализация государственных
программ не может быть успешной без модернизационных преобразований в
агропромышленном комплексе.
142
В сельских регионах проживает 22 % населения страны. Численность работников,
занятых в сельском хозяйстве, составляет около 300 тыс. человек, или 8 % от общего
количества занятых в экономике страны. Это жители, потенциально участвующие в
модернизационных процессах аграрной сферы, которые не могут проходить успешно без
них. Данное обстоятельство обосновывает необходимость проведения социологических
опросов среди сельского населения республики, выявление основных задач и проблем
модернизации АПК.
В рамках выполнения государственного задания 3.1.04 «Социодинамика социальной
структуры сельских регионов современной Беларуси» Институт социологии НАН Беларуси в
сентябре 2019 г. провел республиканский опрос, ориентированный на выявление различных
проблем модернизации аграрной сферы Беларуси (выборочная совокупность 1947 человек, в
том числе сельское население 893 человека).
В процессе исследования получены субъективные оценки различных социально-
демографических групп населения модернизации АПК своего региона, а также оценки
своего реального участия в данных процессах. Среди показателей – отношение к частной
собственности, приватизации сельхозпредприятий, сравнительные характеристики
деятельности предприятий различных форм собственности, оценка модернизационных
изменений региона, стратегии развития АПК и др.
Среди наиболее значимых проблем в сельском хозяйстве и АПК своего района,
респонденты, проживающие на селе и занятые на предприятиях различных форм
собственности, указали на необходимость повышения оплаты труда сельхозработников и их
социальной поддержки (55,3 %), создания новых рабочих мест в АПК (28 %), что
коррелирует с данными Национального статистического комитета, свидетельствующими о
сокращении численности занятого населения в сельском хозяйстве. Не менее важная
проблема, на которую следует обратить внимание по мнению респондентов, – внедрение
нового оборудования, техники, модернизация производства (27,3 %).
В связи с этим проведение научных исследований, разработка научно обоснованных
предложений и практических рекомендаций по модернизации АПК Беларуси на
региональном уровне – важный элемент в стратегии развития аграрного сектора экономики.
Анализ научной литературы показал, что тема модернизации АПК в контексте
проблем и перспектив внедрения новейших технологий в сельском хозяйстве регионов
остается малоизученной. Вопрос вовлеченности в модернизационные практики работников
сельского хозяйства с учетом специфики регионов, занятости населения в различных
отраслях остается открытым, как в части соответствующей объяснительной модели, так и в
части эмпирического исследования, что обусловливает проведение социологических опросов
среди сельского населения республики.
Результаты исследования внесут вклад в достижение целей устойчивого развития
сельских регионов Беларуси, модернизацию АПК.
143
4. Чирков, Е.П. Методологические подходы и методы региональных
агроэкономических исследований в системе АПК [Электронный ресурс] / Е.П. Чирков //
Вестник ФГОУ ВПО Брянская ГСХА, 2014. – № 5. – Режим доступа: https: //
cyberleninka.ru/article/n/metodologicheskie-podhody-i-metody-regionalnyh-agroekonomicheskih-
issledovaniy-v-sisteme-apk. – Дата доступа: 15.10.2019.
5. О Государственной программе развития аграрного бизнеса в Республике Беларусь
на 2016-2020 годы и внесении изменений в постановление Совета Министров Республики
Беларусь от 16 июня 2014 г. № 585 [Электронный ресурс] // Министерство сельского
хозяйства и продовольствия Республики Беларусь. – Режим доступа:
https://www.mshp.gov.by/programms/a868489390de4373.html. – Дата доступа: 15.10.2019.
6. Программа социально-экономического развития Республики Беларусь на 2016-
2020 годы [Электронный ресурс] // Министерство экономики Республики Беларусь. – Режим
доступа: https://www.economy.gov.by/uploads/files/Programma-2020.pdf. – Дата доступа:
15.10.2019.
УДК 316.674.5-394.9
БОЯРЧУК Т. Н.
ТОЛЕРАНТНОСТЬ В КОНТЕКСТЕ МЕЖЭТНИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
ПОГРАНИЧНЫХ РЕГИОНОВ ЗАПАДНОЙ БЕЛАРУСИ
Боярчук Т. Н.
заместитель декана по идеологической и воспитательной работе
УО «Гродненский государственный университет им. Я. Купалы»,
старший преподаватель
(г. Гродно, Беларусь)
144
сформировался как полиэтничный (белорусы – 66,7%; поляки – 21,5%; русские – 8,2%;
украинцы – 1,4%; татары – 0,2%; литовцы – 0,2%; евреи – 0,1% [2, С. 12].), что в
значительной мере и определяет его своеобразие. В данном конкретном пограничном
регионе сложился устойчивый тип отношений представителей различных этногрупп
(белорусов, поляков, литовцев, украинцев, русских, татар, евреев и т.д.), вследствие чего
происходят их контакты взаимодействия и взаимопроникновения как на межгрупповом, так
и на межличностном уровнях, поэтому проблемы межэтнического, межкультурного,
межконфессионального взаимопонимания нуждаются в научном осмыслении.
Существующее в данном регионе этнокультурное разнообразие оказывает огромное
воздействие как на самосознание каждого из представителей полиэтнического Пограничья,
так и на тип взаимоотношений и характер коммуникации между людьми, занимающих
единое социокультурное пространство.
Необходимость изучения характера межэтнического взаимодействия в Западном
регионе Беларуси обуславливается рядом причин. Одна из основных, это – реализация
поиска безконфликтного существования этногрупп региона, определяемым нами как
пограничный и являющиеся уникальным примером толерантных отношений. Данный регион
является пространством для межкультурного диалога и в связи с этим вызывает интерес
выяснение того, как полиэтнические (локальные) культуры, взаимодействуя между собой,
формируют свои отношения между собой, а также с культурным ядром. В связи с этим
представляется возможным изучение своеобразия данного пограничного региона, в котором
проживают многочисленные этносы, культура взаимоотношений которых может быть
определена как культура межэтнической толерантности. При этом надо отметить, что
межэтническое взаимодействие в данном регионе имеет вековые традиции, которые и
сформировали соответствующие формы и механизмы, обеспечивающие, с одной стороны,
толерантный характер взаимоотношений, а с другой – сохранение специфики
социокультурного облика каждой из этногрупп региона.
Общность традиций, языка, давние исторические связи Западной Беларуси
обуславливают особую важность взаимных культурных контактов. В регионе
межэтнического взаимодействия проблема сохранения единства актуализируется, так как
представителям различных этногрупп приходится контактировать в различных сферах
жизнедеятельности – социальной, производственной, политической, бытовой, семейной и
т.д. Подобное взаимодействие осуществляется, в основном, через совместную деятельность и
общение, т.е. в процессе межкультурной коммуникации. Используя этот термин, мы
понимаем под ним обмен между культурами продуктами их деятельности в межличностных
и межгрупповых (этнических) отношениях в быту, семье, неформальных контактах.
Основным объектом межкультурных коммуникаций для этногрупп Западного региона
Беларуси являются бытовые контакты, поэтому бытовая культура является полем для
распространения этнических стереотипов. Повседневная жизнь состоит из совокупности
само собой разумеющихся вещей, событий, воспринимаемых как естественные и
нормальные, потому нередко это приводит к неспособности взглянуть на вещи со стороны и
убежденности в превосходстве собственной культуры над другими, в итоге чего может
проявиться пренебрежительное отношение к носителям иных культурных парадигм. Таким
образом, в межэтническом регионе Пограничья необходимо избегать подобной ситуации и
формировать особый тип культуры взаимодействия, а именно культуры толерантности.
С признанием интересов, убеждений и образа жизни различных групп воплощается в
жизнь основной принцип бесконфликтного взаимодействия – толерантность. Толерантность
как индивидуальное и общественное отношения к социальным и культурным различиям, как
терпимость к чужим мнениям, верованиям и формам поведения необходимо рассматривать в
качестве одного из фундаментальных признаков цивилизованности и уровня культуры.
Таким образом, пограничный регион Западной Беларуси представляет собой широкий
спектр проявлений межличностного взаимодействия представителей различных этногрупп и
их контактов на различных уровнях жизнедеятельности (семейно-брачные и бытовые
145
отношения, научные контакты, туризм и т.д.) посредством толерантности как необходимого
условия взаимного существования.
Характеризуя межэтнические взаимодействия населения Пограничья необходимо
учесть следующие особенности:
– Западная Беларусь представляет собой уникальный феномен полиэтничности, так
как тут проживают представители более 10 этногрупп, ряд из которых (особенно белорусы,
поляки, литовцы, украинцы) проживают совместно в этом регионе на протяжении несколько
веков. В результате этого длительного межэтнического контакта в данном регионе сложился
своеобразный «культурный тип», отличающийся толерантным отношением к иноэтническим
компонентам;
– этнические группы Западного региона Беларуси осваивая, как правило, свою
экологическую нишу, формировали особый тип отношений как бы дополняя друг друга, а не
вступая в противоречия между собой;
– представители наиболее многочисленной этногруппы – белорусы, с характерной ей
основной ментальной чертой – толерантностью, не только не являлись антагонистами по
отношению к другим представителям этногрупп региона, а часто выступали в качестве
арбитров в урегулировании межэтнических конфликтов.
– поликонфессиональный характер пограничного региона Западной Беларуси, где
сосуществуют представители различных конфессий – православные, католические,
мусульманские и др.
Таким образом, этнокультурные и поликонфессиональные особенности пограничных
регионов Западной Беларуси оказывают значительное влияние на формирование характера
межэтнического взаимодействия, характеризуемого исследователями как культура
межэтнической толерантности.
Весьма важно в ситуации этнокультурного взаимодействия сохранять условия
бесконфликтного существования, что само собой подразумевает создание определенных
отношений, характеризуемых как толерантность. Идея которой основана на принципе
понимания и принятия богатого мнообразия культур, а также в способности сообщества и
индивидов его составляющих принимать и воспринимать мнение других. Таким образом,
толерантность как одна из форм межэтничсекого взаимодействия выступает социально-
психологической характеристикой как людей, так и социальных групп, принадлежащих к
различным этнокультурам. Исходя из этого можно предложить следующую гипотезу: в связи
с тем, что психология человека функционирует по общечеловеческим законам и
универсальным механизмам, во всей своей многоаспектности она будет иметь те сферы
проявления, где поведение той или другой этнической группы найдет общую
психологическую зону совпадения. Эта зона совпадения (специфические стили поведения,
коммуникации, ценностно-смысловая сфера) будет основой толерантности в межэтническом
взаимодействии, понимания сходств культур, единства общечеловеческих ценностей в
многообразии межкультурных различий. Предполагается наличие ряда общих стилевых
характеристик в этнотипических стилях поведения и коммуникации, согласование
культурного блока ценностей представителей различных этнокультурных групп,
проживающих в пограничных регионах Беларуси.
Выбор данного региона не случаен, так как Западная Беларусь на протяжении ХХ
столетия стала ареной войн и социальных экспериментов. Эта территория в течение
короткого периода истории несколько раз меняла типы общественно-политического
устройства и государственную принадлежность. Непростые политические, социально-
экономические и культурные обстоятельства, а также, тот факт, что Западный регион
Беларуси отличается полиэтническим составом населения, сделали его объектом
исследования межкультурных отношений, региональной модели диалога и взаимопонимания
культур в условиях пограничного региона.
Пограничье сам по себе феномен уникальный, так как представляет собой
пространство межцивилизационного взаимодействия. Связанные с этим проблемы
146
межрегионального, межкультурного, межэтнического, межконфессионального
взаимопонимания нуждаются в обстоятельном научном осмыслении. Анализ
межкультурного взаимодействия тесно связан с проблемой толерантности, так как
полноценное и плодотворное взаимодействие между представителями различных культур
невозможно без этнической толерантности.
УДК 316.334.2:[330.567.2+336.767.017.2](476:1-6СНГ)
ВОРОНИНА С. Н.
ФИНАНСОВАЯ ГРАМОТНОСТЬ В РЕСПУБЛИКЕ БЕЛАРУСЬ В
СОПОСТАВЛЕНИИ С ДРУГИМИ СТРАНАМИ СНГ
Воронина С. Н.
младший научный сотрудник Института социологии НАН Беларуси
(г. Минск, Беларусь)
147
через платежные терминалы, кредиты и текущий банковский счет), предоставляемыми
финансовым сектором, и слабо информирован о механизмах защиты своих прав в
финансовой сфере [1].
Исследование, проведенное уже в 2016 году Институтом социологии НАН РБ
показало, что за прошедшие три года отмечается определенный прогресс: граждане Беларуси
стали лучше ориентироваться в финансовых вопросах. Так, число респондентов, владеющих
вопросами финансовой математики на хорошем уровне, возросло в 2016 году вдвое по
сравнению с 2013 годом. Отмечено уменьшение доли респондентов, у которых полностью
отсутствуют соответствующие знания и умения (с 17,8 процента в 2013 году до 11,5
процента в 2016), а также снижение доли респондентов, имеющих неудовлетворительный
уровень финансовой грамотности (с 40,1 процента в 2013 году до 29,2 процента в 2016 году)
[2].
Что касается положения дел в области финансовой грамотности в Республике
Беларусь в сопоставлении с другими странами Содружества Независимых Государств (далее
– СНГ), необходимо отметить проведенное в 2017 году Международной сетью по
финансовому образованию Организации экономического сотрудничества и развития
исследование уровня финансовой грамотности населения стран СНГ. По результатам
исследования были подготовлены сравнительные показатели по семи странам (Республика
Армения, Азербайджанская Республика, Республика Беларусь, Республика Казахстан,
Кыргызская Республика, Российская Федерация и Республика Таджикистан) по уровню
финансовой грамотности, финансовому поведению, финансовой позиции и уровню охвата
финансовыми услугами.
Результаты свидетельствуют о достаточно хорошем уровне базовых знаний
финансовых терминов в Республике Беларусь. Более 44 процентов граждан в Республике
Беларусь набрали максимальный балл по уровню финансовых знаний. Этот показатель
сравним с результатом Российской Федерации (45 процентов), он значительно выше, чем
показатели по шести странам – участницам проекта [4].
Однако по результатам международного исследования ОЭСР/INFE «О компетенциях
взрослого населения в области финансовой грамотности» (2014-2016 гг.) Беларусь по
общему уровню финансовой грамотности (суммарное значение оценок знания, отношения и
поведения) занимает предпоследнее место и опережает только Польшу. Суммарная оценка
Беларуси по данному показателю – 11,7. Странами-лидерами по уровню финансовой
грамотности являются Франция (14,9), Финляндия (14,8), Норвегия (14,6) и Канада (14,6).
При этом особенно проблемными для нашей страны являются вопросы отношения к
финансам (средняя оценка 2,9).
В упомянутом исследовании приняли участие 30 стран и территорий, включая 17
стран-членов ОЭСР (Албания, Австрия, Беларусь, Бельгия, Бразилия, (Британские)
Виргинские Острова, Канада, Хорватия, Чешская республика, Эстония, Финляндия,
Франция, Грузия, Гонконг (КНР), Венгрия, Иордания, Корея, Латвия, Литва, Малайзия,
Нидерланды, Новая Зеландия, Норвегия, Польша, Португалия, Российская Федерация, ЮАР,
Таиланд, Турция и Великобритания). Сбор первичных данных в указанных странах был
проведен в период с 2014 по 2016 годы, суммарно было опрошено 51 650 человек взрослого
населения в возрасте от 18 до 79 лет. В качестве инструментария опроса использовался один
и тот же набор основных вопросов, переведенных на национальные языки [4].
Исходя из этих данных нас заинтересовал опыт повышения финансовой грамотности
у стран-лидеров по этому показателю.
Франция. Экономическое просвещение в этой стране уходит корнями еще в начало 20
века. В 1901 г. здесь была запущена программа в области образования, финансов
и педагогики («Финансовая программа обучения»). Финансовый ликбез осуществлялся
силами общественных организаций при поддержке банков и других коммерческих структур.
Только с 2003 г. процесс распространения финансовой грамотности стал носить
официальный характер после принятия закона о финансовой безопасности. В настоящий
148
момент французский Минфин проводит образовательную деятельность среди всего
населения и прежде всего среди инвесторов.
Во Франции уже к концу 1990-х годов почти повсеместно была внедрена концепция
«универсального доступа». В итоге, население, включая жителей сельских районов,
получило гарантированную возможность доступа к ряду телекоммуникационных услуг –
телефонной связи, электронной почте, интернет-ресурсам, правовой информации
и юридическим консультациям, сосредоточенным на государственных порталах. На этих
ресурсах находится место и для повышения финансовой грамотности.
Одним из крупнейших некоммерческих проектов в области финансовой грамотности
во Франции является деятельность ассоциации «Финансы и педагогика». Она занимается
просвещением рядовых обывателей, студентов, школьников по ряду повседневных тем:
ведение домашнего бюджета, управление личными финансами. Теоретические занятия
закрепляются практическими примерами и ролевыми играми.
Кроме того, разнообразные обучающие программы имеются в арсенале крупнейшей
французской банковской группы BNP Paribas. Причем проводятся они большей частью
в неформальной интерактивной форме. Это могут быть учебные курсы и мастер-классы
для школьников, тематические игры на различных благотворительных и развлекательных
мероприятиях. Такие программы проводятся компанией не только во Франции, но и за
рубежом [3].
Канада. В 2008 году министр финансов Канады провозгласил повышение финансовой
грамотности приоритетным направлением и необходимым навыком. С учетом этого был
создан координирующий орган национальных программ повышения финансовой
грамотности населения – Национальный руководящий комитет по финансовой грамотности
(National Steering Committee on Financial Literacy). Разработка данной программы в Канаде
является частью скоординированного общенационального движения.
Согласно данной концепции, особую роль играет раннее обучение. Основы
финансовой грамотности, наравне с родным языком и математикой, являются знаниями,
которыми каждый человек пользуется повседневно вне зависимости от профессиональной
ориентации.
В настоящее время в каждой провинции и территории Канады разработаны стандарты
содержания программы финансовой грамотности, а также способы их интеграции в
основные преподаваемые курсы. Упор делается именно на школьников так как в этом случае
можно охватить все слои населения. Важно то, что все программы практикоориентированы.
Это стимулирует интерес школьников к обучению. Благодаря такой системе осуществляется
непрерывность обучения, переход от простого к сложному, что позволяет эффективно
усваивать информацию [3].
Таким образом, изучение опыта других стран может быть весьма полезным для
Беларуси с учетом нашей культурной практики.
На данный момент Совет Республики 12.04.2019 года утвердил план совместных
действий по повышению финансовой грамотности населения на 2019 – 2024 годы. Работа по
повышению финансовой грамотности в рамках настоящего плана направлена на охват
широких слоев населения страны с учетом географических, возрастных, гендерных,
социальных, профессиональных и образовательных отличий. Для оценки эффективности
реализации данного плана будут проведены мониторинги и социологические исследования
[4].
Нашей стране предстоит пройти долгий путь, чтобы достичь уровня финансовой
грамотности стран-лидеров по этому показателю.
149
Режим доступа: http://www.nbrb.by/today/FinLiteracy/Research/FL_Visa_Belarus_2013.pdf. –
Дата доступа: 28.10.2019.
2. Финансовая грамотность населения Республики Беларусь: факты и выводы – 2016.
[Электронный ресурс] // Институт социологии Национальной академии наук Беларуси. –
Режим доступа: http://www.nbrb.by/today/FinLiteracy/Research/FL_Visa_Belarus_2016.pdf. –
Дата доступа: 28.10.2019.
3. Зеленцова, А. В. Повышение финансовой грамотности населения: международный
опыт и российская практика / А. В. Зеленцова, Е. А. Блискавка. – М.: КноРус, 2012. − 106 с.
4. Национальный правовой Интернет-портал Республики Беларусь [Электронный
ресурс]. – Режим доступа: http://www.pravo.by. – Дата доступа: 29.10.2019.
5. Единый интернет-портал финансовой грамотности населения [Электронный
ресурс]. – Режим доступа: http://fingramota.by. – Дата доступа: 29.10.2019.
УДК 316.334.22
ДЕНИСКИНА А. И.
ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ЦЕННОСТИ МОЛОДЕЖИ В УСЛОВИЯХ
ЦИФРОВИЗАЦИИ СФЕРЫ ТРУДА
Денискина А. И.
научный сотрудник Института социологии НАН Беларуси
(г. Минск, Беларусь)
150
доля молодых людей, которые планируют овладеть/ усовершенствовать некоторые
компетенции и/или реализовать некоторые трудовые цели составляет 45,5% от
опрошенных.
Появление новых профессий, находящихся на стыке гуманитарных и естественных
наук, требует от работников развития и беспрерывного совершенствования узких
профессиональных навыков, а также компетенций в области информационно-
коммуникационных технологий.