Открыть Электронные книги
Категории
Открыть Аудиокниги
Категории
Открыть Журналы
Категории
Открыть Документы
Категории
союза
В июле 1830 г. произошла революция во Франции. Бурбоны
были изгнаны. И хотя банкиры Парижа поспешили возвести на
королевский престол герцога Орлеанского Луи-Филиппа и
таким образом сохранить монархию, этот революционный
переворот означал крах политики реставрации и
сокрушительный удар по «венской системе».
«Мы отброшены на сорок один год назад...»,— мрачно
констатировал брат русского царя вел. кн. Константин
Павлович, имея в виду памятный для всех 1789 г.— начальную
дату Великой Французской революции.
«Старая Европа находится при начале конца...»,— вторил ему
потрясенный известиями из Парижа Меттерних.
В России к тому времени уже царствовал новый император —
Николай I. В отличие от своего старшего брата, Александра I,
он не считал нужным маскировать либеральными фразами свои
реакционные убеждения.
Встревоженный нараставшим антикрепостническим движением
внутри страны, Николай I принимал близко к сердцу всякое
неприятное для правящих классов событие за рубежом,
решительно выступал сторонником консолидации всех
реакционных сил в международном масштабе.
Став царем в 29 лет, он сумел быстро завоевать симпатии всех
приверженцев легитимизма и участников Священного союза. За
кровавую расправу над революционерами в первый же день
своего царствования Николай I сразу заслужил доверие
зарубежных контрреволюционных деятелей. Наперебой они
спешили поздравить его с успешным разгромом восстания
декабристов.
Горячие поздравления принесли Николаю I по этому поводу
специально командированные в Петербург австрийский
эрцгерцог Фердинанд, прусский принц Вильгельм и сам старик
Вель-лингтон, прибывший из Лондона в качестве посланца
английского короля Георга IV. Приветствуя нового царя,
«конституционный монарх свободной Англии» выражал
восхищение его «твердостью и мужеством», проявленными
будто бы при подавлении восстания декабристов. Он
утверждал, что тем самым Николай I «заслужил
признательность всех иностранных государств и оказал самую
большую услугу делу всех тронов...» 1
В ответ на эти приветствия и поздравления Николай I в свою
очередь спешил заверить других европейских монархов в
неизменной своей преданности идеалам легитимизма и
контрреволюционным принципам Священного союза. «Вы
можете смело уверить его императорское величество,—
говорил он австрийскому послу гр. Лебцельтерну,— что, как
только он испытает нужду в моей помощи, силы мои будут
постоянно в его распоряжении, как то было при покойном
брате. Император Франц всегда найдет во мне усердного и
верного союзника и искреннего друга».
Нет оснований сомневаться в искренности этих заявлений
Николая I. Борьба с революцией в международном масштабе
была для него еще более актуальной проблемой, чем для его
старшего брата, ибо события 14 декабря 1825 г. запомнились
ему на всю жизнь. Как только он узнавал о каком-нибудь
революционном выступлении, хотя бы и в отдаленной от
России стране, перед его глазами вставала затянутая морозной
дымкой Сенатская площадь, прикрытый снежной мантией
«Медный всадник» и шинели толпившихся возле него
восставших.
Поэтому не удивительно, что новый русский император не мог
спокойно реагировать на известие об Июльской революции во
Франции. Он обвинял в малодушии короля Карла X за то, что
тот бежал из Парижа, а не возглавил лично борьбу против
восставшего народа. Он называл нового короля Луи-Филиппа
«узурпатором» и «королем баррикад», не желая считаться с
тем, что последнего посадили на трон лидеры крупной
буржуазии. В пылу гнева царь даже решил порвать
дипломатические сношения с Францией. Узнав об этом,
французский посол в Петербурге барон Бургоэн попросил о
личном свидании. Николай I принял его в загородном дворце
на Елагином острове.
«Никогда, никогда не смогу я признать того, что случилось во
Франции» ',— заявил царь, сильно ударив при этом кулаком по
столу. Бургоэн пашел в себе смелость заметить, что Франция в
183U г. уже не та, что в 1814 г., и что сколотить коалицию для
войны с нею не так легко и просто. Николай I заверил посла,
что войны объявлять он не будет, но выработает вместе с
другими монархами надежные меры против распространения
«французской заразы».
Сношения с Францией так и не были прерваны, но русскому
послу в Париже графу Поццо-ди-Борго было предписано
считать свою деятельность «фактически приостановленной»,
всем русским подданным приказано немедленно оставить
пределы Франции, а начальникам морских портов — не
допускать к русским берегам французские корабли под
трехцветным флагом.
В то же время с целью политического зондажа Николай I
отправил в Вену гр. А. Ф. Орлова, а в Берлин — фельдмаршала
И. И. Дибича. Идея контрреволюционной интервенции с целью
восстановления во Франции династии Бурбонов не давала ему
покоя.
Однако еще до приезда Орлова в Вену австрийский император
вслед за английским правительством признал «законной»
власть Луи-Филиппа во Франции. Через два дня после
прибытия Дибича в Берлин то же самое сделал и прусский
король. Побеседовав с Меттернихом и другими австрийскими
министрами, Орлов сразу же убедился в том, что идея анти-
французской интервенции нереальна. Покрасовавшись в
аристократических салонах австрийской столицы и обворожив
придворных дам своей импозантной внешностью, этот рослый и
статный гвардейский генерал вскоре скромно отбыл обратно на
родину.
Что касается Иоганна Дибича, то ему очень хотелось увлечь
престарелого короля Фридриха-Вильгельма III на скользкий
путь военных авантюр. Отпрыск захудалого баронского рода и
воспитанник Берлинского кадетского корпуса, Дибич всерьез
рассчитывал найти поддержку среди представителей близкой
ему по крови и духу прусской военщины. Но все его усилия
остались тщетными, и его затянувшаяся командировка
оказалась столь же бесплодной, как и кратковременная поездка
Орлова.
Монархи Австрии и Пруссии не разделяли воинственных
замыслов русского императора, считая контрреволюционную
интервенцию по меньшей мере рискованной затеей. Они
опасались, что крестовый поход во Францию может вызвать
волнения среди их же подданных. Кроме того, они завидовали
успехам восточной политики Николая I и отнюдь не горели
желанием способствовать дальнейшему усилению его влияния
на ход международных дел.
В конце концов и Николай I, чтобы не оставаться в
одиночестве, вынужден был признать Июльскую монархию.
«Это стоит мне самых тяжких усилий, которые когда-либо мне
приходилось выносить...»,—признавался он. И как ни умоляли
его ближайшие советники, царь так и не захотел начать
официальное послание Луи-Филиппу с обычного между
монархами обращения «Мой брат!», а назвал его просто
«Государь!», подчеркнув тем самым, что новый французский
король по-прежнему остается в его глазах «королем баррикад»,
которого он братом назвать не может.
Не успел Николай I, скрепя сердце, примириться с
политическими переменами, происшедшими в результате
Июльской революции во Франции, как в Петербурге было
получено известие о революционных событиях в Бельгии.
Восставшие бельгийцы провозгласили независимость своей
родины и отделение ее от Нидерландского королевства. Это
был новый удар по «венской системе».
Нидерландский король Вильгельм Оранский обратился к
европейским монархам, в том числе и к русскому царю, за
помощью, призывая всех защитников «порядка» к интервенции
для восстановления попранных трактатов. Николай I снова
заговорил о походе на Запад, чтобы «положить военной силою
предел революции, всем угрожающей». По его приказанию
русские войска, дислоцированные в западных губерниях, были
приведены в состояние боевой готовности. Наместник в
Царстве Польском вел. кн. Константин Павлович получил
секретное распоряжение начать мобилизацию находившейся
под его командованием польской армии. Через Дибича, все еще
жившего в Берлине, Николай I уведомил прусского короля, что
готов в любой момент двинуть 60-тысячную экспедиционную
армию к берегам Рейна.
Некоторые сановники старались охладить воинственный пыл
царя, указывая на возможность серьезных международных
осложнений в случае вооруженного вмешательства в
бельгийские дела. В Лондоне были довольны раздроблением
Нидерландского королевства и не собирались помогать
восстановлению могущества голландского монарха:
Великобритании было выгоднее иметь на континенте слабого
соседа. В Париже вынашивали планы присоединения Бельгии к
Франции. Луи-Филипп уже готовился посадить на бельгийский
трон своего сына, герцога Немутрского. В такой обстановке
трудно было рассчитывать на создание прочной
контрреволюционной коалиции в Европе.
Однако Николаи I настаивал на своем. «Не Бельгию желаю я
там побороть,— писал он, — но всеобщую революцию, которая
постепенно и скорее, чем думают, угрожает нам самим»
Поддерживая принципы Священного союза там, где это было
ему выгодно, Николай отступал от них, где того требовали его
интересы, как, например, на Балканском полуострове.
Но 29 ноября 1830 г. вспыхнуло восстание в Варшаве. Пламя
его охватило всю Польшу, грозило перекинуться в Литву и
Белоруссию. «Теперь вы сами заняты у себя дома...»,— со
вздохом сказал русскому послу в Вене австрийский император.
Бельгийский вопрос сразу же отошел для Николая I на второй
план. О походе на Запад нечего было и думать. В январе 1831
г. царь признал независимость Бельгии. Правда, позднее он
пытался протестовать против избрания бельгийским королем
принца Леопольда Саксен-Кобургского, но в конце концов
уступил и в этом.
Борьба с польскими повстанцами потребовала от русского
царизма большого напряжения. Николай I двинул в Польшу
стотысячную армию, но, несмотря на это, решающие успехи
были достигнуты лишь через девять месяцев.
Монархи Австрии и Пруссии сочувствовали русскому царю. Они
опасались, как бы восстание не распространилось и на
подвластные им польские земли. Поэтому находившиеся в этих
землях прусские и австрийские гарнизоны были значительно
усилены. Переходившие под натиском царских войск
государственную границу польские повстанцы немедленно
разоружались, причем оружие передавалось русскому
командованию.
Правящие круги Англии и Франции злорадствовали по поводу
внутренних осложнений, которые переживал русский царизм в
связи с польским восстанием. Однако признать
самостоятельность Польши они не решались и дальше пустых
разговоров о желательности «прекращения кровопролития» не
шли. Когда чрезвычайный польский посол маркиз Белопольский
прибыл в Лондон, руководитель британского ведомства
иностранных дел лорд Пальмерстон долго отказывал ему в
аудиенции, а затем принял чрезвычайно холодно. В Париже
занимавший пост премьер-министра либеральный банкир Лаф-
фит сочувственно выслушивал польских делегатов и заверял их
в своих симпатиях, но пришедший на смену ему новый премьер
— консервативно настроенный промышленник К. Перье — и
слышать не хотел о какой-либо военной помощи польским
повстанцам.
Принятый в январе 1831 г. польским сеймом акт о детрони-
зации Николая I английские и французские дипломаты оценили
как «роковой шаг», похоронивший все надежды на соглашение
с царизмом. Такая позиция западных держав вдохновила
Николая I на жестокую расправу с повстанцами. Когда
защитники Варшавы капитулировали и польская столица была
занята царскими войсками, французский министр иностранных
дел Себастиани заявил, что там установлен порядок. Это
заявление вызвало возмущение левых республиканцев, но с
удовлетворением было встречено правящими кругами
королевской Франции.
При всех ошибках и классовой ограниченности его
руководителей польское восстание сорвало планы европейской
реакции. Идея контрреволюционной интервенции в Западную
Европу потерпела крах. Наметившееся было в середине 20-х
годов XIX в. сближение царской России с Англией и Францией
не состоялось. Монархи Австрии и Пруссии не поддержали в
решающий момент Николая I. Неминуемый развал Священного
союза был очевиден. Негибкая внешняя политика царя по
существу изолировала Россию от других держав.
2.
ПОЛЬСКОЕ ВОССТАНИЕ 1830-1831 годов - вооружённое выступление в Царстве
Польском(ЦП), распространившееся на ряд западных губерний Российской империи.
Вспыхнуло в связи с революционным подъёмом в Западной Европе - Июльской революци-
ей 1830 года во Франции и Бельгийской революцией 1830 года. Вечером
17(29).11.1830 года в Варшаве группа заговорщиков во главе с Л. Набеляком и С. Гощинь-
ским по приказу инструктора Варшавской школы подхорунжих пехоты П. Высоцкого напала
на дворец Бельведер - резиденцию фактического наместника в ЦП великого князя Кон-
стантина Павловича. При поддержке горожан заговорщики захватили арсенал (около
40 тысяч ружей), убили 7 польских военачальников, сохранивших верность Николаю I, в
том числе военного министра ЦП генерала от инфантерии графа М.Ф. Гауке. Под воздей-
ствием этих событий вместо Совета управления Государственного совета Царства Поль-
ского последовательно образованы Временное правительство (ноябрь/декабрь - декабрь
1830), Высший национальный совет (декабрь 1830 - январь 1831) и Национальное прави-
тельство (январь - сентябрь 1831) во главе с князем А.А. Чарторыйским (сменён в августе
генерал-лейтенантом графом Я.С. Круковецким). Временное правительство назначило
главнокомандующим польской армией генерал-лейтенанта Ю. (Й.Г.) Хлопицкого, выска-
завшегося в условиях отсутствия военной помощи западно-европейских государств за раз-
решение конфликта путём переговоров. Однако бежавший из Варшавы Константин Павло-
вич на предложение Хлопицкого вернуться ответил отказом. Желая воздержаться от во-
енных столкновений, великий князь фактически сдал новому польскому правительству
главные крепости Модлин (ныне в черте города Новы-Двур-Мазовецки Мазовецкого вое-
водства, Польша) и Замостье (ныне город Замосць Люблинского воеводства) со складами
оружия и покинул ЦП вместе с российскими гарнизоном Варшавы. Тогда же Хлопицким в
Санкт-Петербург направлена делегация во главе с К.Ф. (Ф.К.) Друцким-Любецким. До её
прибытия Николай I в «Воззвании к войскам и народу Царства Польского» от 5(17) декабря
и в Манифесте от 12(24) декабря распорядился восстановить Совет управления, жителей
ЦП призвал немедленно отойти «от преступнаго, но минутнаго завлечения», а польскую
армию - следовать присяге, данной российскому императору как польскому царю. Тем не
менее польская делегация довела до сведения графа К.В. Нессельроде, а затем Николая I
свои требования: передача в состав ЦП территории бывших Великого княжества Литовско-
го и Малопольской провинции Польского королевства; соблюдение императором Конститу-
ции Царства Польского 1815 года (ранее допущен ряд нарушений, в том числе дважды
превышены сроки созыва Сейма, в 1825 году отменена гласность его заседаний, в
1819 году введена предварительная цензура); амнистия участникам польского восстания;
российская дипломатическая поддержка польской оккупации Галиции. Николай I отклонил
большинство требований, но пообещал амнистировать «мятежников». После известия о
твёрдой позиции императора и под давлением организованной «Патриотическим общест-
вом» уличной манифестации 13(25).1.1831 года Сейм в нарушение конституции 1815 года
объявил о низложении Николая I как царя польского, но сохранил конституционно-монар-
хическое устройство ЦП, заявив, что польский народ является «свободной нацией», имею-
щей право отдать польскую корону тому, кого «её достойным сочтёт». Вскоре Сейм назна-
чил новым главнокомандующим польской армией князя М. Радзивилла (в дальнейшем
многократно заменялся, в частности в феврале - бригадным генералом Я. Скжинецким, в
июле - дивизионным генералом Г. Дембинским).
В феврале 1831 года между российскими и польскими армиями начались военные дейст-
вия. Под натиском российских войск под командованием генерал-фельдмаршала И.И. Ди-
бича после первых сражений под Вавром и Грохувом (ныне в черте Варшавы) польская
армия отступила к Праге - сильно укреплённому восточному пригороду Варшавы, а затем
за реку Висла (одновременно в феврале/марте российские войска под командованием
начальника штаба армии генерала от инфантерии К.Ф. Толя заняли город Люблин).
Российская армия начала подготовку к штурму Варшавы с запада. Дважды Дибич отклады-
вал штурм; в частности, по приказу Николая I он ждал подхода Гвардейского корпуса
великого князя Михаила Павловича, однако вскоре выступил на помощь самому
Гвардейскому корпусу и одержал 2 победы над польской армией, в том числе 14(26) мая
близ города Остраленка Мазовецкого воеводства. 4-8(16-20) июля российские войска под
командованием генерала-фельдмаршала И.Ф. Паскевича, заменившего скончавшегося от
холеры Дибича, у польско-прусской границы форсировали реку Висла и двинулись к Вар-
шаве, которую взяли штурмом 26-27 августа (7-8 сентября). Паскевич предложил остаткам
польской армии капитулировать, разоружившись в Плоцке и отправив оттуда Николаю I
депутацию с повинной (условия приняты Я.С. Круковецким, но отвергнуты Сеймом). В сен-
тябре корпус бригадного генерала Дж. Раморино перешёл австрийскую границу, а в
сентябре/октябре основная часть польской армии - прусскую границу, покинув территорию
ЦП. Польское восстание завершилось сдачей российским войскам крепостей Модлин (26
сентября (8 октября) и Замостье (9(21) октября). Весной - летом восстание также затрону-
ло Литовско-Виленскую, Гродненскую, Минскую, Волынскую, Подольскую губернии и Бело-
стокскую области Российской империи.
Манифестом от 20.10(1.11).1831 года император Николай I амнистировал большую часть
участников польского восстания, затем отменил конституцию 1815 года и ввёл Органиче-
ский статут Царства Польского 1832 года, объявивший ЦП частью Российской империи.
Участники подавления восстания награждались «Польским знаком отличия за военные
подвиги», учреждённым в 1831/1832 годы и являвшимся точной копией польского ордена
«Virtuti militari».
События польского восстания отражены в стихотворениях К. Делавиня «Варшавянка»,
В.А. Жуковского «Старая песня на новый лад», А.С. Пушкина «Перед гробницею свя-
той…», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина», музыкальном произведении
Ф. Шопена - «Революционном» этюде для фортепиано (opкестр 10, c-moll) (все 1831) и
других. В память об убитых восставшими в первый день польского восстания военачаль-
никах польской армии в Варшаве установлен памятник (1841 год, автор проекта - А. Корац-
ци; уничтожен в 1917 году).
Задачей английской внешней политики в начале 1830-х гг. оставалось сохранение баланса сил
европейских держав на миро- вой арене при доминировании Англии, что оказалось под
угрозой из-за революционных событий во Франции, Бельгии и Польше. Вследствие
распространившихся в обществе и британской прессе настроений в поддержку восставших
поляков не имея возможно- сти совсем избежать вмешательства в польский вопрос, англий-
ское правительство ограничивалось лишь осторожной риторикой, прибегая к «польской
карте» тогда, когда можно было её исполь- зовать для решения других дипломатических
проблем.
Такие проблемы возникли в связи с усилением международ- ных позиций Российской
империи, в намерения которой входили интервенции во Францию с целью реставрации
старшей ветви ди- настии Бурбонов и в Бельгию для предотвращения её отделения от
Нидерландского королевства. Англия, в знак недовольства по- литикой предыдущего
французского монарха Карла X, а также в пику России, поддержала Луи Филиппа I. Форин-офис
был готов согласиться на отделение Бельгии от Нидерландов, но при усло- вии что она не
попадёт под господство Франции (это чрезмерно усилило бы новоиспечённую Июльскую
монархию и нарушило бы баланс, что тоже, несмотря на все симпатии к воцарившейся на
французском престоле Орлеанской династии Бурбонов, не устра- ивало Англию). Польские
события оказались удобны для англий- ской дипломатии тем, что сковывали руки Николаю I:
пока Россия не разобралась со своими внутренними проблемами, она не стала бы
вмешиваться в европейские дела.
Едва только началось Ноябрьское восстание, Англия постара- лась воспрепятствовать Пруссии
и Австрии оказывать военную помощь России. Это не составило труда, поскольку Берлинский и
Венский дворы, опосредованно содействуя подавлению бунта, активно вмешиваться во
внешние дела не желали1. А после того как в Варшаве Николай I был низложен с польского
престола, лорд Пальмерстон дал понять, что Польша не получит никакой помощи от Англии2.
Вновь дела Польши стали интересны Форин-офис в связи с близящейся развязкой в
бельгийском вопросе. После избрания на бельгийский престол поддерживаемого Англией
принца Леополь да Саксен-Кобургского Пальмерстон решил привлечь поляков к
легитимизации этого акта, намекнув полномочному представите- лю польского правительства
в Лондоне Александру Валевскому, что только после решения бельгийской проблемы Англия
сможет заняться напрямую польскими делами. В Брюссель был отправлен представитель
польского правительства граф Залуский с миссией солидарности. Однако после того как
положение Леопольда ста- билизировалось, Англия забыла о своих обещаниях помощи поля-
кам. После этого польский вопрос окончательно перестал интере- совать английское
правительство, став лишь одной из тем для дискуссий в прессе и в парламентских дебатах1.
Палата общин почти вплоть до драматического окончания вос- стания в Царстве Польском
избегала обсуждения польской тема- тики, молчаливо одобряя действия своего
правительства. Полити- ка Пальмерстона, заключавшаяся в ловком лавировании между
различными сторонами конфликта ради обеспечения интересов Англии и статус-кво в Европе,
устраивала членов нижней палаты. Только в августе 1831 г., всего за месяц до взятия Варшавы,
стали раздаваться первые голоса в защиту восставшей страны и под- держания авторитета
Великобритании, выступавшей одним из гарантов конституции Царства Польского.
Невнимание к польскому вопросу в этот период можно объяс- нить и непростой
внутриполитической обстановкой в Великобри- тании в связи продвигаемой вигами
избирательной реформой, расширявшей представительство в парламенте промышленной
буржуазии, чему противились крупные землевладельцы и финан- совая аристократия. Всё это
вылилось в смену правительства гер- цога Веллингтона на кабинет лорда Грея и отразилось на
работе трёх составов парламента в период с 1830 по 1832 г.
В составе избранного в июне 1831 г. парламента виги (370 мест) преобладали над тори (235
мест). Оставшиеся чуть больше 50 мест достались депутатам, которые не входили в две
ведущие партии, — главным образом радикалам и националистам. Среди них самой
многочисленной была группа ирландских парламента- риев, представлявшая движение за
отмену унии Ирландии с Англией.. Именно ирландцы и шотландцы, в борьбе отстаивавшие
собственную самостоятельность, испытывали к полякам наибольшую симпатию.
Консерваторы-тори были склонны к не- вмешательству в русско-польские дела, тогда как виги
по этой проблеме разделились во мнениях. Впрочем, говорить о законо- мерностях или какой-
либо конкретной линии в политике партий по отношению к польскому вопросу не приходится.
Наблюдались личные инициативы, собственные взгляды на польское восстание у отдельных
депутатов, принадлежавших к разным политическим партиям.
Впервые польский вопрос вынес на повестку дня палаты об- щин 8 августа 1831 г. радикально
настроенный депутат, будущий чартист Генри Хант, который подал петицию от жителей округа
Вестминстер. В ней содержалась просьба оказать давление на правительство, чтобы оно
каким-то образом помогло в урегулиро- вании русско-польского конфликта. Кроме того, Хант
обращал внимание, что подобная петиция, направленная Пальмерстону, была им полностью
проигнорирована2.
Парламентская петиция была поддержана несколькими депута- тами-радикалами,
преимущественно шотландцами и ирландцами, отмечавшими, что по непонятным причинам
больше помощи и сочувствия со стороны английского правительства получает дес- пот-король
Нидерландов, нежели борющаяся за правое дело Польша. Несмотря на это, палата общин в
большинстве своем от- клонила петицию с формулировкой: «...поскольку нет новой ин-
формации по русско-польской войне, то нет необходимости менять уже сложившуюся линию
поведения Англии в этом вопросе»3.
Новая «информация по войне» появилась через неделю у по- давшего другую петицию
полковника Джорджа Де Лейси Эванса, позже генерала британских войск. Он указал в своей
петиции, что польское восстание уже перестало быть внутренним делом Рос- сийской
империи, оно начинает напрямую касаться и других стран. Пруссия, которая заявляет о своем
нейтралитете, на самом деле занимается снабжением российской армии, а также закрыла все
границы с Польшей, отчего страдает торговля не только Цар- ства Польского, но и торгующих с
ним государств, в том числе Великобритании. Петиция содержала предложение донести дан-
ную информацию до правительства и лично до короля с целью убедить их пересмотреть
отношение к Польше. Но и это послание было в целом воспринято палатой общин вяло.
Пальмерстон предложил отклонить петицию, сославшись на ненадлежащую форму её подачи.
Большую часть депутатов эта формулировка устроила, и предложение Эванса не прошло1.
Всего через месяц, 7 сентября, на рассмотрение палаты пол- ковником Эвансом была
вынесена петиция от имени всё тех же жителей Вестминстера с просьбой к правительству
обеспечить интересы английских торговцев в Царстве Польском и защитить их от бедствий
войны. На сей раз депутаты проявили некоторый интерес к польскому вопросу, сойдясь на
том, что этой проблеме в будущем надо уделить больше внимания и посредством диплома-
тической ноты выступить совместно с Францией против России, а также привлечь внимание
прессы к происходящему в польском крае2. Но уже на следующий день, 8 сентября, Варшава
пала и восстание фактически закончилось. Предлагаемые меры утратили актуальность, а
палата общин благополучно забыла о «бравых и благородных поляках, сражающихся за
свободу своей отчизны»3.
Последнюю попытку вынести проблему Польши на обсужде- ние парламента Эванс
предпринял в октябре 1831 г. На этот раз никакие его аргументы о несчастьях, постигших
Польшу, и об ответственности Великобритании по Венским договорам как га- ранта прав
поляков на конституцию не вызвали отклика у депута- тов. Канцлер казначейства лорд Спенсер
безапелляционно заявил, что вопрос о положении Царства Польского больше рассматри
ваться не будет, так как это может повредить нынешним диплома- тическим переговорам и
соглашениям, в том числе между Россией и Англией. В итоге, несмотря на ряд громких
высказываний в за- щиту Польши в парламенте, её участь оказалась неинтересной
большинству членов палаты1.
Так бы все и оставалось, если бы 26 февраля 1832 г. император Николай I не обнародовал
«Органический статут», согласно кото- рому Царство Польское объявлялось частью России,
отменялась конституция, упразднялись сейм и польское войско. Старое адми- нистративное
деление на воеводства было заменено делением на губернии2. Фактически это означало
переход к курсу на превра- щение Царства Польского из автономного и самоуправляющегося
образования в обычную провинцию.
Царский манифест вызвал большое возмущение в Великобри- тании, в том числе в
парламенте. Оно объяснялось не столько со- чувствием к полякам, сколько опасениями по
поводу усиления Российской империи с её экспансионистскими устремлениями, а также
желанием отстоять авторитет Англии, выступавшей на Венском конгрессе гарантом польской
автономии.
Восемнадцатого апреля 1832 г. обсуждение ситуации в Цар- стве Польском стало одним из
основных пунктов повестки дня в парламенте. Вопрос был поднят шотландским юристом и
полити- ком Робертом Фергюссоном. Он очень подробно проанализировал обстоятельства
заключения Венских договорённостей, касавших- ся Польши. В частности, он вспомнил лорда
Каслри, присутство- вавшего на Венском конгрессе в качестве главы британского МИД и
утверждавшего, что «счастье и спокойствие для Польши не добыть уничтожением её традиций
и обычаев», что соединение Польши с Россией «только приведёт к большему числу восстаний
и нестабильности в Европе». По словам Р. Фергюссона, компро- миссное решение, к которому
в польском вопросе в итоге пришли, устраивало больше Россию, но гарантом конституционных
прав Царства Польского становилась Англия, три представителя кото- рой и подписали
генеральный акт Венского конгресса
В своей речи Фергюссон основным виновником произошедше- го в Польше назвал великого
князя Константина, при котором по- стоянные злоупотребления властью, притеснения
польского наро- да и многочисленные нарушения конституции стали нормой. Вос- стание, по
его мнению, следовало подавить и наказать его зачин- щиков, но никак не всю нацию, как
произошло в действительно- сти. Он сравнивал «польскую революцию» с восстанием ирланд-
цев в 1798 г. и вторым якобистским восстанием в Шотландии в 1745 г., после поражения
которых британское правительство не стало в наказание ликвидировать автономные права
ирландцев и шотландцев. Россия же, напротив, безнаказанно позволяет себе решать судьбу
целой нации, вмешивается во внутренние дела дру- гих стран и всячески демонстрирует свою
готовность к разруши- тельной войне. Политика России за последние 80 лет напоминала
Фергюссону амбициозностью и стремлением к бесконечному расширению влияния политику
Римской империи, которая в сво- их аппетитах тоже не знала границ. Фергюссон предложил
бри- танскому правительству забыть обо всех обидах и, пока не позд- но, объединить силы с
Францией, где в отношении судьбы поль- ского народа царили схожие настроения, для
противостояния рас- тущей экспансии Российской империи и в защиту Польши.
Эта идея нашла поддержку у депутатов, хотя некоторые из них и выразили определённые
сомнения на предмет того, что помощь полякам запоздала и вмешательство Британии ничего
не даст. Не прозвучало также и конкретных предложений о возможных прак- тических шагах,
если не считать расплывчатых заявлений о том, что «против Российской империи надо
выступить всей Европой» и «лучше обойтись без насилия». В целом, несмотря на демон-
стративную поддержку поляков и ряд резких высказываний (как, например, слова сэра
Чарльза Форбса о том, что «этого монстра» князя Константина следовало бы повесить1),
никаких решений палата общин не приняла2.
Дискуссия по этому вопросу продолжилась 28 июня, когда ви- конт Эбрингтон предоставил на
рассмотрение палаты ряд новых петиций с просьбой к правительству о вмешательстве в
польские дела как от имени англичан, проживавших в самых различных уголках страны, так и
от укрывшихся в Англии польских беженцев. Вновь с обширной речью в защиту Польши
выступил Роберт Фергюссон, повторивший свои предыдущие тезисы насчет Вен- ских
соглашений и постоянного несоблюдения российской вла- стью польской конституции. Его
главный аргумент был сформу- лирован в виде риторического вопроса: если Царство Польское
в соответствии с решениями Венского конгресса присоединялось к Российской империи
только при условии предоставления ему конституции, то на каком основании теперь оно
продолжает нахо- диться в составе России, раз конституции отменена? Фергюссон отметил, что
во всей Европе никто не поддерживает своеволие Николая I1. В своей речи он резко осудил
репрессии в отношении повстанцев, ссылку в самые отдалённые участки России неблаго-
надёжных, преследование беженцев за границей, уничтожение польских национальных
институтов. В качестве примера он пове- дал о судьбе «принца Сангушко»2, принявшего
участие в мятеже и лишённого за это дворянства и состояния, в том числе имений в Литве,
приговорённого к ссылке в Сибирь. Весь путь он должен был пройти пешком в кандалах, а его
восьмилетнюю дочь едва не отняли у оставшихся на свободе родственников. Свою речь
Фергюссон закончил призывом остановить агрессию «новой Рим- ской империи» и положить
предел её стремлению уничтожить существование самобытного польского королевства. Для
начала он предложил разослать копии Манифеста Николая I от 26 февра- ля и Органического
статута всем членам британского правитель- ства для ознакомления и побудить их тем самым
заняться реше- нием польского вопроса3.
Депутаты поддержали петицию. Только Пальмерстон весьма осторожно заметил, что не верит
историям о жутких репрессиях против поляков и не считает выгодным для Николая I уничтоже-
ние их как нации. «Уничтожение Польши как в моральном, так и в политическом отношении
настолько невыполнимо, что я считаю всякие опасения насчёт попытки подобного рода
излишними» — эти слова Пальмерстона в своё время были даже процитированы К. Марксом.
Вновь прозвучало множество слов сочувствия и симпатии в отношении поляков. Споры
вызвало лишь предложение о военном вмешательстве в конфликт Польши и России.
Большинство депу- татов выступило за дипломатическое решение проблемы, жела- тельно
совместно с Францией, но некоторые, как упомянутый полковник Эванс, настаивали на том,
что при необходимости сле- дует начать войну с Россией и даже отторгнуть от нее часть тер-
риторий в Азии. Разногласия вызвал и вопрос о допустимости че- ресчур фамильярных и
резких выражений отдельных депутатов в адрес Николая, который был поименован
«негодяем», «варваром» и «современным Аттилой»1.
Напоследок к польскому вопросу вернулись в связи с бурно обсуждавшейся депутатами
проблемой русско-голландского зай- ма. Во время войны с Наполеоном Александр I сделал
большой заём у голландского банка Гопе и К°. После падения Бонапарта король Нидерландов
Вильгельм, «желая должным образом возна- градить союзные державы за освобождение его
страны», а также за аннексию Бельгии, предложил России заключить договор, по которому он
обязывался оплатить за неё долг в 25 млн гульденов, выплачивая его по частям. Англия
присоединилась к договору и обязалась погасить часть российского долга за свой счет. Это со-
глашение было включено в заключительный акт Венского кон- гресса с условием, что «платежи
прекратятся, если до погашения всего долга уния между Голландией и Бельгией будет
разорва- на»2. Когда Бельгия в результате революции отделилась от Гол- ландии, последняя
отказалась от дальнейшей выплаты российско- го долга. Англия продолжила выплачивать
свою долю, считая, что денежное обязательство вынудит Россию продолжить соблюдать
Венские соглашения. Однако после уничтожения польской кон- ституции перед британским
правительством встал вопрос о судьбе соглашений по русско-голландскому займу. Несколько
ожесто- чённых дискуссий по этому поводу прошло в парламенте в июле. В итоге возобладала
точка зрения Пальмерстона, настоявшего на продолжении субсидирования России.
Седьмого августа в палате общин вновь выступил полковник Эванс, предложивший
британскому правительству, поскольку оно взяло на себя обязательства по дальнейшему
следованию этому договору, потребовать от Российской империи соблюдения реше- ний
Венского конгресса, особенно пунктов, касавшихся Польши. Предложение о чём-то большем и
конкретном, чем просто ин- формирование британского правительства о положении дел в
Царстве Польском, не встретило особенного энтузиазма в парла- менте. Поддержал Эванса
только сэр Фрэнсис Бёрдетт, тори, впо- следствии склонившийся к радикальным воззрениям в
политике. Он произнёс пламенную речь об агрессии России по отношению к Турции и Персии
и её вмешательстве в дела итальянских госу- дарств и Греции, о возможной потере важных для
Англии терри- торий (таких, как Индия), если экспансия России не будет оста- новлена, и о том,
что Англия, примеряющая на себя роль арбитра в международных делах, стала из-за
потакания России посмеши- щем в глазах мирового сообщества. Чтобы разрешить польский
вопрос, по мнению оратора, достаточно было бы ввести британ- ский флот в Балтийское море,
и тогда русские отступят. В проти- вовес Бёрдетту выступил Джон Рассел, будущий премьер-
министр Великобритании, на тот момент казначей вооружённых сил. Ар- гументы Рассела
заключались в том, что Англия не позволит втя- нуть себя в опустошающую войну, в которой
Англия и Франция столкнутся с Россией, Австрией и Пруссией, ради каких-то аб- страктных
принципов свободы. Это мнение и стало решающим, а ходатайство Эванса было отклонено1.
В итоге английский парламент после череды дискуссий по польскому вопросу ничего не
предпринял. Судьба поляков в дей- ствительности волновала лишь нескольких представителей
пала- ты общин. Как дипломатический инструмент польский вопрос себя исчерпал ещё в 1831
г., а в 1832 г. парламент и британское правительство больше интересовали предстоявшая
избирательная реформа и обострявшееся положение дел в Греции и на Ближнем Востоке,
особенно в Турции. Великобритания, бывшая гарантом
польской конституции, утверждавшая некогда, что не допустит исчезновения с лица земли
польской нации, оставила Польшу наедине с её печальной судьбой.
3.
4.
Турецко-египетское столкновение 30-х годов XIX века, вызванное желанием паши
Египта Мухаммеда Али создать независимую арабо-мусульманскую империю, вышло
за рамки локального конфликта. В урегулировании так называемого «египетского
кризи- са», преследуя собственные интересы, приняли участие европейские
государства – Анг- лия, Франция, Австрия, Пруссия и Россия. Все эти державы
стремились сохранить цело- стность Османской империи и получить влияние в той или
иной части владений турец- кого султата Махмуда II. Первое столкновение между
Египтом и Турцией (1831– 1833 гг.) не принесло желаемого результата ни Мухаммеду
Али, ни Махмуду II. После этих событий паша не оставлял мысли закрепить за собой
приобретенные территории, юридически обеспечить преемственность власти и
вывести Египет их состава Осман- ской империи, а султан – усмирить вышедшего из
повиновения вассала. Каждая из сто- рон ждала удобного момента, чтобы решить
вопрос в свою пользу.
Великие державы решили вмешаться в новый восточный кризис и 15 (27) июля 1839
года Англия, Австрия, Пруссия, Россия и Франция, которая опасалась остаться в
изоляции, предложили Порте «не принимать окончательного решения без содействия
держав...» 2. Документ был подготовлен Меттернихом и подписан: от Англии –
посланни- ком в Константинополе лордом Понсонби, от Франции – послом Руссеном,
от России – А.П. Бутеневым, от Австрии – уполномоченным Штюрмером, от Пруссии
– Кенигсмар- ком. Турецкое правительство положительно отнеслось к акции
кабинетов, поскольку помимо получения помощи отпадала необходимость
сотрудничества только с Россией. Россия была еще связана условиями Ункяр-
Искелесийского договора и не планировала отказываться от его выгод. Поэтому
выступление России в поддержку прерывания нача- тых переговоров Константинополя
и Каира, казалось, ставило императорский двор в противоречие с самим собою. Однако
министр иностранных дел России К.В. Нессель- роде объяснял Николаю I: «И без
нашего участия Австрия, Англия и Франция готовы сделаться между собой в
комбинации, придуманной будто бы в пользу Турции, но в действительности
направленной против нас» 3. Отказ подписать июльскую ноту грозил петербургской
дипломатии оттеснением на вторые роли в решении Восточного вопроса. Разрыв
отношений Константинополя и Каира послужил отправной точкой к продолжи-
тельным переговорам между европейскими державами. Для работы князь К.
Меттерних предложил созвать в Вене общеевропейскую конференцию по делам
Востока. Государ- ства, кроме России, поддержали идею австрийского канцлера.
Российский кабинет был готов принять участие в совещании держав, но Николай I и
К.В. Нессельроде выразили несогласие с предполагавшейся повесткой. Россия
выступила против коллективного вмешательства в ближневосточный кризис, которое
угрожало Петербургу укреплением антирусского блока. Русский кабинет отказался
участвовать в Венской конвенции, про- грамма которой не соответствовала интересам
России.
После июльской ноты начался новый этап кризиса на Ближнем Востоке, который оз-
наменовался ухудшением отношений между Лондоном и Парижем. Еще в конце мая
1839 года британские министры приняли решение действовать в полном согласии с по-
литикой французского правительства, согласившись с передачей Египта в наследствен-
ное владение Мухаммеду Али. Однако в июле лорд Пальмерстон выдвинул программу,
которая противоречила интересам Франции, выступавшей на стороне Мухаммеда Али.
Английский министр иностранных дел считал необходимым заставить египетского
пашу вернуть турецкий флот султану, вывести войска Ибрагима-паши из Сирии и
передать Турции все захваченные крепости. В случае выполнения этих условий
Пальмерстон до- пускал установление наследственных владений паши над Египтом.
Париж отверг эти предложения.
Обострение англо-французских противоречий позволило Петербургу выдвинуть но-
вые положения ближневосточной политики, основные направления которой были
опре- делены К.В. Нессельроде в апрельском докладе Николаю I в 1839 году.
Российский им- ператор объявил об отказе от Ункяр-Искелесийского договора при
условии изменения режима черноморских проливов, гарантировавшим безопасность
России 4. Изменение характера режима Проливов было вынужденной мерой. К такому
шагу русскую дипло-
Непреклонность Франции привела к тому, что 3 (15) июля 1840 года Австрия, Анг-
лия, Пруссия, Россия и Турция заключили между собой конвенцию без Франции. Она
состояла из самого текста, сепаратного акта, секретного и двух особых протоколов 12.
Конвенция определяла условия урегулирования турецко-египетского конфликта и
режим черноморских проливов. Султан предоставлял египетскому паше в наследст-
венное управление Египет и в пожизненное – южную часть Сирии и крепость Сен-Жан
Д’Акр (то есть Суэцкий перешеек и южную часть Палестины до Тивериадского озера).
В случае непризнания Мухаммедом Али условий договора в десятидневный срок,
султан оставит за ним в наследственное владение только Египет. Оговаривался и
размер еже- годной подати, которая зависела от территории, получаемой в управление.
Египетский паша должен был вернуть турецкий флот специально назначенному
чиновнику из Пор- ты. На Египет распространялись все законы Османской империи, а
сухопутные и мор- ские силы, которые будет содержать паша египетский и акрский,
являлись частью сил Турции и могли использоваться для государственных нужд. В
случае если Мухаммед Али не примет эти предложения в двадцатидневный срок, то
султан будет в праве отка- заться от условий договора. Черноморские проливы в
мирное время были закрыты для военных судов всех держав 13.
Конвенцию и отдельный акт подписали барон Ф.И. Бруннов (Россия), барон Филипп
Нейман (Австрия), виконт Генрих Иоан Пальмерстон, барон Темпль (Англия), барон
Генрих Вильгельм фон Бюлов (Пруссия), Хекиб-Эфенди (Турция). В особом протоколе
2 (14) августа Пруссией оговаривалось, что ее участие в конвенции ограничивается
ней- тралитетом. 5 (17) сентября те же уполномоченные Англии, Австрии, Пруссии и
России подписали протокол, удостоверяющий, что заключением этого документа
державы не намерены искать никакого увеличения территории, никакого
исключительного влияния, ни получения какого-либо преимущества в торговле 14.
Мухаммед Али, опирающийся на помощь Франции, 5 августа 1840 года отверг усло-
вия врученного турецким представителем ультиматума.
странных дел официально передал Тьеру, что Англия не возражает против присоеди-
нения Франции к союзу четырех держав 18. Условия для заключения англо-
французского альянса появились после отставки Тьера в разгар сирийской кампании,
формирования нового правительства Н. Сульта, когда министром иностранных дел
стал Ф. Гизо. Идеи лондонского кабинета поддержала и Австрия. В Вене отлично по-
нимали, что сближение России и Англии носило временный характер. Русское прави-
тельство заняло враждебную позицию и делало все возможное для продолжения изо-
ляции Франции и срыва новых переговоров. Но Ф.И. Бруннов был не в силах влиять на
этот процесс. Тогда русская дипломатия предприняла иной ход. Для того чтобы не ока-
заться в стороне от решения ключевых вопросов в международной политике (а такой
вариант был возможен в случае англо-французского союза), К.В. Нессельроде в
декабре 1840 года направил французскому правительству приглашение
«присоединиться к союзу четырех держав» 19. Изменения отношений между
державами способствовали началу общеевропейской дискуссии относительно решения
восточной проблемы.
В начале 1844 года. Николай I дал понять, что он хотел бы осуществить визит
королеве Виктории. Соответствующее приглашение было немедленно получено.
31 мая 1844 царь со свитой высадился в Вульвиче. Николай I был принят двором
и аристократией со всеми проявлениями того особого почитания, почти
подхалимства, с которыми его принимала тогда везде монархическая Европа, что
видела в нем мощного в мире руководителя, успешного во всех своих начинаниях
политика, надежный оплот против революции. В этой атмосфере Николай I,
конечно, мог почувствовать особое внимание к тем "откровенных" бесед о
Турции, измены которых он и совершил свое путешествие.
Царь уехал из Англии, очень доволен тем, что на этот раз его собеседники ни
были глухими, как К. Меттерних в Мюнхенгреце. Он сгоряча даже приказал К. В.
Нессельроде отправить в Англию мемуар с изложением всех своих мыслей о
необходимости заблаговременной соглашения на случай распада Турции. Ему
очень хотелось иметь у себя что-то вроде подписанного Р. Шлем или лордом
Эбердин подтверждения их согласия с изложенными им мыслями. Но этого не
последовало. Английские министры, спохватившись, связывать себя документом
не пожелали.
В июне 1846 кабинет Г. Пиля ушел в отставку. Ветви во главе с лордом Джоном
Росселем и лорд Пальмерстон как статс-секретарь по иностранным делам вновь
завладели властью. Николай I знал давно, что лорд Пальмерстон с
беспокойством следит за ростом влияния России в Европе, и тот никогда этого и
не скрывал. "Европа очень долго спала, она теперь просыпается, чтобы положить
конец системе нападений, которые царь хочет подготовить на разных концах
своей просторной государства", - говорил лорд Пальмерстон еще в 1837 гг.
Напрямую в лицо российскому послу К. А. Поццо-ди-Борго . Пытаться
восстановить теперь, в 1846, с лордом Пальмерстоном те разговоры, которые так
легко и удобно было вести с Р. Пилем и лордом Эбердин, казалось царю
совершенно невозможным.
6.
За этот период царь дважды, в 1849 и в 1850 pp., Вмешался в дела Центральной
Европы - и оба раза в пользу Австрии. В результате вмешательства Австрия
получила решительную победу на двух наиболее важных для нее фронтах.
это время царь царил на всех фронтах дипломатической борьбы. В 1849- 1852 pp.
мнение о почти полном всемогущество Николая I в Центральной Европе была
довольно близка к истине. Поэтому сравнение Николая I с Н. Бонапартом стали
обычными в те годы, когда речь шла о влиянии России на дела Европы. Что
касается Англии и Франции, то здесь дело было сложнее. Отсюда приближалась
к Николаю И угроза.
Петербург не без оснований отказывался верить в эти красивые лозунги. Но это было
уже не столь важно для Парижа. Там знали, что ни о каком единстве северных
монархий речи быть не могло. В это никак не могли поверить в Петербурге. Там до
конца надеялись на возможность совместного выступления не только с Австрией и
Пруссией, но даже и с Англией. 21 ноября, накануне неизбежного успеха голосования,
австрийцы предложили совместный одновременный демарш — отказ от признания
цифры «III» в императорском титуле, обязательное подтверждение Францией
существующих трактатов и границ, подтверждение положений майского протокола
1852 г. Что касается обращения, то Буоль предлагал ограничиться словами «Ваше
Величество». Пруссия согласилась с этими предложениями, а 21 ноября (2 декабря)
Николай I изложил свое мнение следующим образом: «Для нас не может быть вопроса
о Наполеоне III, так как эта цифра нелепость; обращение должно быть: «Его
Величеству, императору французов», совершенно коротко, и подписано не «брат», а
только «Франц-Иосиф», «Фридрих-Вильгельм» и «Николай», а, если возможно, то и
«Виктория».
Фактически это был отказ признать de jure Вторую империю. Петербург в этом
демарше оказался изолированным, вопреки предварительным обещаниям ни Вена,
ни Берлин не поддержали позицию Николая I. 6 декабря 1852 г. Наполеона III
признала Великобритания. Следует отметить, что император французов, будучи
изгнанником в 1838—1840 и 1846−1848 годах проживал в эмиграции в Англии, где
сумел наладить контакты с представителями политических верхов. Последние годы
правления Луи-Филиппа были далеко не лучшим временем в истории англо-
французских отношений, и в Лондоне надеялись на их улучшение с момента
избрания принца на пост президента республики. Общественное мнение Англии за
небольшим исключением было на стороне Наполеона. Правительство разделяло эти
настроения.
Вслед за Лондоном последовали признания второстепенных государств, к которым
потом, пусть и достаточно холодно, но все же присоединились 29 декабря Пруссия и
Австрия. В конце года в Париже шли бесконечные совещания послов северных
монархий относительно того, какой должна быть реакция Франции на
представленные П.Д. Киселевым верительные грамоты. 3 января генерал заявил
Друен де Люису, что его монарх категорически не приемлет в данном случае
обращения «мой брат», за чем последовали язвительные рассуждения французского
министра о том, что династия Романовых и сама молода для столь разборчивых
требований, к тому же и Александр I обращался к Наполеону I со словами «мой брат»
после Тильзита. Беседа была напряженной. По ее окончанию прусский и австрийский
посланники пришли к соглашению, что в случае, если грамоты Киселева не будут
приняты, они потребуют свои.
Будущий император провел в тюрьме шесть лет. За это время он не только написал
несколько сочинений на общественно-политические темы, но и умудрился стать отцом
двух детей. Между тем единомышленники не забывали о своем вожде и готовили ему
побег. В мае 1846 г. в крепости начался ремонт. Рабочие свободно входили и выходили
из нее. Наполеон несколько дней изучал привычки рабочих и их походку. Потом,
сбрив усы и бороду, он переоделся в рабочую блузу и без всякого труда вышел из
крепости. Через несколько часов он уже был в Бельгии, а затем укрылся в Англии.
14 января 1852 г. была опубликована новая конституция. Она давала Наполеону много
новых исключительных прав: он назначал министров и государственных советников,
являлся верховным главнокомандующим и мог сам объявлять своего преемника. Срок
его правления был продлен до 10 лет. По существу, он превращался в настоящего
диктатора. Место Национального собрания занял Законодательный корпус, который
был, по сути, лишен всех прав: депутаты не обладали законодательной инициативой и
имели очень ограниченное влияние на формирование бюджета. Законодательное
собрание не могло быть даже открытой трибуной, так как дебаты не публиковались в
прессе. Гораздо большее участие в управлении страной принимал Сенат, но члены его
прямо или косвенно назначались президентом. На одном из первых своих заседаний
сенаторы назначили главе государства ежегодное содержание в 12 мил франков, —
известие, очень утешительное для его многочисленных кредиторов.
В первые годы империи политическая жизнь во Франции как бы замерла. Палаты были
бессильны. Цензуры формально не было, но издание газет и журналов оказалось
чрезвычайно затруднено. Но зато были созданы широкие возможности в
экономической сфере. Снятие ограничений на деятельность акционерного капитала,
учреждение в 1852 г. банков, заключение договора о свободной торговле с Англией,
реконструкция Парижа, сооружение Суэцкого канала, проведение Всемирных
выставок, массовое строительство железных дорог — все это и многое другое
способствовало усилению деловой активности и ускорению индустриализации.
Блестящих успехов достиг Наполеон на поприще внешней политики. Все время его
правлениясопровождалось чередой больших и малых войн. В тесном союзе с Англией
император взял на себя роль защитника Турции против России, что привело в 1855 г. к
началу тяжелой Крымской войны. Хотя победа в ней стоила Франции огромных жертв
и не принесла никаких приобретений, она придала новый блеск и величие самому
императору. Парижский конгресс 1856 г., на котором присутствовали представители
ведущих европейских стран, показал, что Франция опять сделалась на континенте
первой великой державой. В Вене и в Берлине стали внимательно прислушиваться к
каждому слову из Парижа. Русское влияние в Центральной и Юго-Восточной Европе
ослабло. Еще более важные последствия для Франции и всей Европы имело
вмешательство Наполеона в итальянские дела. В начале 1858 г. группа итальянских
патриотов под руководством Фели-чи Орсини совершила покушение на императора,
когда он вместе с семьей направлялся в Оперу. Перед казнью Орсини написал Наполео
ну, что решился на этот акт ради того, чтобы привлечь внимание Франции к
освободительной войне в Италии. Император был глубоко потрясен происшедшим и
действи тельно оказал большую помощь в объединении Италии. В июле 1858 г. он
встретился на курорте в Вогезах с премьер-министром Сардинии графом Кавуром и
заключил с ним союз против Австрии. За свою помощь Франция должна была
получить Савойю и Ниццу. В феврале, когда император Франц Иосиф начал против
Сардинии войну, французские войска вошли в Северную Италию. В июне австрийцы
потерпели поражение у Магенты и Сольферино, а уже в июле Наполеон заключил с
побежденными перемирие. В ноябре был подписан мир в Цюрихе. По его условиям
Ломбардия присоединилась к Сардинскому королевству, а Ницца и Савойя отошли к
Франции.