Русское летописание и его особенности (XII – первая половина XV вв.).

Характеристика летописной традиции в оценках А. А. Шахматова,

Д. С. Лихачева
С древнейших времен на несколько веков наиболее распространенной
формой исторических сочинений на Руси и ярчайшим примером именно
исторических сочинений становятся летописи, то есть погодные («по
летам») записи о событиях.
Эпоху в изучении летописей составили труды Александра
Александровича Шахматова (1864-1920), знатока русского языка, русской
литературы и истории, действительного члена Петербургской академии наук
и ее неизменного сотрудника. «Общерусские летописные своды XIV и XV
веков», «Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI веков»,
«Разыскания о древнейших русских летописных сводах», «Повесть
временных лет», «Древнейшие судьбы русского племени» - таков далеко
неполный перечень его работ.
Чтобы яснее представить себе, какую роль исследователь сыграл в
истории русского летописания, следует напомнить результаты
предшествующего изучения летописей, и особенно «Повести временных
лет». Взгляд А. Шлецера на «Повесть временных лет» как на испорченный
позднейшими переписчиками единоличный труд Нестора был задолго до
Шахматова отвергнут русской исторической наукой. П. М. Строев еще в
1820-е годы рассматривал летописи не как единоличные труды, а как
сборники разнородных материалов, как своды. После Строева понятие
летописного свода прочно вошло в историю русского летописания. Сводами
считали летописи М. П. Погодин, И. Д. Беляев, К. Н. Бестужев-Рюмин и
другие историки. Они немало потрудились, чтобы определить, какие русские
сказания и какие выдержки из переведенных на русский язык произведений
вошли в «Повесть».
Но названные историки полагали, что «Повесть временных лет»
являлась механическим соединением отдельных сказаний с погодными
записями, которые велись неизвестными нам людьми уже с давних времен
(по мнению Бестужева-Рюмина, с того момента, как Олег сел в Киеве). Таким
же механическим соединением отдельных сказаний и погодных записей
являлись, по убеждению предшественников Шахматова, Лаврентьевская и
другие русские летописи. Сами летописцы выступали как люди, лишенные
какой-либо авторской индивидуальности, чуждые политических страстей,
механически сшивающие дошедшие до них сказания и погодные записи.
Понятно, что при такой оценке летописцев Бестужев-Рюмин считал вообще
неважным установление имен составителей сводов.
Шахматов отказался рассматривать летописные своды как
«механическую сшивку разнородного материала». Он подошел к летописям
как к литературным произведениям, а к летописцам — как к авторам,
сознательно подбиравшим материал под влиянием определенных интересов
и идей.

1
 Рукой летописцев, по мнению Шахматова, водили князья,
митрополиты и другие видные политические деятели. Шахматов отмечал,
что «большинство наших летописных сводов безымянно, но тем не менее
характер их таков, что исследование каждого из них должно начинаться с
определения личности составителя свода (времени, места, обстоятельств),
при которых он работал».
Творческий процесс создания летописных сводов Шахматов
представлял себе иначе, чем предшествующие историки. Он считал, что
своды возникали не путем постепенного накапливания погодных записей, а
создавались, как правило, единовременно и отражали настроение и
политические устремления их авторов. При этом летописец использовал
старые своды, исключая из них те или иные записи. Переработка носила
строго определенные формы, ограничиваясь выработанными приемами
сокращений, дополнений из других источников или некоторыми
переделками, подновлениями языка и стиля. Проходило несколько лет или
десятилетий, и в связи с новой политической обстановкой составлялся новый
свод.
Он представил каждый летописный список как звено в системе
текстов данного памятника, развивавшегося на протяжении всей истории
русского летописания, и, впервые в отечественной исторической науке
представил их как единый процесс.
Изучение «Можно с уверенностью сказать,— писал Шахматов,— что
все дошедшие до нас летописные своды предполагают существование
других, более древних сводов, лежащих в их основании». Перед историком
русского летописания и должна стоять задача определения тех, не дошедших
до нас, летописных сводов, которые лежат в основании каждого из
дошедших сводов. Дальнейшее исследование должно открывать наиболее
древние и первоначальные своды.
И все же Шахматов считал открытие не дошедших до нас сводов и
даже приблизительное определение их содержания вполне осуществимым
делом. При этом он исходил из убеждения, что последующие летописцы
могли исключать какие-то записи своих предшественников, но в основном
сохраняли предшествующий текст или его части. В позднейшем летописном
своде можно, таким образом, обнаружить более ранние своды. Изучение
состава летописей дало возможность Шахматову уточнить в ряде случаев
время написания летописей, определить степень достоверности сообщаемых
ими известий.
Обосновывая ту или иную гипотезу о развитии летописания, Шахматов
старался подтвердить ее всем наличным материалом. Для исследования
ученый привлек около 200 известных в его время списков русских летописей.
Весьма плодотворным был шахматовский текстологический анализ
позднейших летописей с целью обнаружения в них более ранних слоев.
При изучении летописей Шахматов нередко обнаруживал в них явные
вставки, а также повторения, которые выдавали следы позднейшей

2
обработки более ранних текстов. Ученый всегда внимательно относился к
любому противоречию в летописном повествовании, к любой
хронологической или иной ошибке. Даже пометы, описки и помарки в
рукописи помогали ему в источниковедческом анализе летописей, не говоря
уже о текстологических и палеографических особенностях, помогавших
установить место и время возникновения того или иного летописного свода.
Значение шахматовских исследований по истории русских летописей
заключается главным образом в том, что они, во-первых, открыли в составе
дошедших до нас позднейших памятников целый ряд ранее неизвестных
памятников древнерусской исторической литературы; во-вторых,
способствовали выяснению авторства, времени, места, а отчасти и условий
появления ряда летописных сводов; в-третьих, помогли установлению
взаимосвязей и взаимозависимости летописных сводов и стали серьезным
шагом на пути к установлению точной схемы русского летописания; в-
четвертых, ввели в научный оборот новые приемы источниковедческого
анализа летописей. И, наконец, шахматовские исследования помогли
историкам более критически отнестись к летописям и другим литературным
памятникам Древней Руси.
Со времени Шахматова летописное дело рассматривается историками
русской исторической науки, русской литературы и русской культуры как
один из наиболее ярких показателей высокого уровня культурного развития
Киевской Руси.
Лихачев признает заслуги Шахматова в вопросе исследования
летописей. Называет его настоящим создателем научного изучения истории
русского летописания. Он также утверждает, что летописец не мог просто
продолжать летопись своего предшественника. Он проводил собственную
политическую тенденцию и в соответствии с ней перерабатывал текст своего
предшественника, не только опуская малозначительные или не устраивавшие
его в политическом отношении материалы, но и дополняя его извлечениями
из различных источников, создавая таким образом свой, отличный от
предшествовавших вариант летописного повествования. Чтобы труд его не
приобрел непомерный объем от соединения многих обширных источников,
летописец должен был чем-то жертвовать, выпуская сообщения, которые ему
казались менее значительными. Но в картине развития русского летописания
слабо отражаются индивидуальные манеры летописцев, не получили
отражения изменения в области литературных вкусов, изменения способов
ведения летописания и т. д. Для А. А. Шахматова самый метод работы
летописца представлялся одним и тем же. Типический состав летописи, стиль
летописания — все это представлялось в исследованиях А. А. Шахматова
неизменным в течение веков. А. А. Шахматов исходил в своих работах из
предположения строгой осмысленности всей работы летописцев. Летописцы
направлялись в своей работе определенными политическими концепциями,
которым строго следовали и которым ни в чем не изменяли.