Бондаренко
СОКИ, Саратов
К вопросу о драматургии оратории Е. В. Гохман «Ave Maria»
1
Как считают многие богословы, слова архангела Гавриила «Ave, Maria, gratia plena» («Радуйся, Мария,
благодати полная») стали первой «благой вестью» человечеству после его грехопадения.
Поскольку данная трактовка библейского события близка, на наш взгляд, главной идее сочинения, мы
позволяем себе оставить в стороне сопоставление ораториального действа с произведениями Я. Аркадельта,
И. Баха – Ш. Гуно, Р. Шумана, Дж. Верди, Г. Форе, А. Брукнера в «рамках» традиционной «Ave Maria».
2
Использованные во II ч. фрагменты традиционного «Credo» («Верую») в переводе: «Верую в единого Бога,
Отца всемогущего, Творца неба и земли <…> и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, <…> и
воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы, и ставшего Человеком, <…> ради нас, людей, и ради
нашего спасения сошедшего с небес» [6, 37].
католической церкви), «Stabat Mater» (средневековая католическая
секвенция), «Dies irae» («День гнева» – часть «Реквиема»). IV ч. («Sancta
Maria») «сбрасывает» предыдущее напряжение, что видно по характеру и
образному строю текстов: марианские антифоны «Alma Redemptoris Mater»
(«Матерь-Кормилица Искупителя») и «Salve Regina», впервые появившаяся в
виде прямого цитирования молитва «Ave Maria», a также небольшой
фрагмент из гимна «Ave Maris Stella». В V ч. произведения текст именно
«истаивает» вместе с музыкой – использованы лишь слова «Радуйся, Мария»,
которые до этого цитировались отдельно в первой части и выразили
основное смысловое пространство оратории.
Не рассматривая всех текстов молитв, мы остановились на
драматургии важных, узловых «центров» произведения. Если в статье А.
Демченко при анализе была выбрана сюжетная драматургия, определённая
евангельскими событиями, то в нашей работе мы иначе осмыслили
драматургию оратории – на основе архитектонического решения.
Так, I и V части, на наш взгляд, выполняют функции вступления и
заключения, поскольку они менее масштабны и явно имеют интонационное
родство. Кроме того, если вдуматься в названия крайних частей, то они могут
быть восприняты более конкретно. Introitus – псалм, исполняемый в начале
мессы [6, 8-9], когда священник идёт к алтарю; с проникновением в службу
инструментальной музыки функцию Интроита взяла на себя
инструментальная (обычно органная) пьеса (то есть, Introitus –
инструментальное вступление). По нашему мнению, похожую роль
выполняет одноимённая часть оратории Е. Гохман, хотя бы по преобладанию
в ней инструментальных (оркестровых) фрагментов над распевами текста.
Часть «Finalis», в свою очередь, является не только заключением оратории:
само слово имеет ещё минимум два значения. Во-первых, это конечный тон-
устой в церковных ладах, но отличающийся от тоники. Финалис – не центр
притяжения ладовых тяготений, хоть и окончание на нём воспринимается как
достижение точки покоя. Финалис как тон-устой имеет результативное
значение. Второе толкование термина «finalis» – заключительная
мелодическая формула в псалмодировании. Причём, ни одно из этих двух
значений не противоречит функции части «Finalis» в сочинении Е. Гохман, a
скорее подтверждается, но на более масштабном, монументальном уровне.
Осью симметрии оратории является III ч. – «Crucifixus», она же –
смысловой (a не только событийный) центр произведения. В ней воплощено
высшее страдание и Иисуса Христа, и Девы Марии (распятие Сына и скорбь
Матери, выраженная в строках из «Stabat Mater»). Сопоставление этих двух
разделов внутри одной части объединяет Спасителя и Его Мать, поскольку
они оба – жертвы: Иисус жертвует жизнью, a Богоматерь – Сыном, причём
во имя людей. Воскресший Сын царит на Небе (текст «Агнец стадо избавил,
<…> Царь жизни распятый жив и правит» из «Хвалы пасхальной жертве»), a
Мать живёт и становится Заступницей людей перед Царём Небесным 3. Кроме
того, смысл III ч. – осознание людьми собственной греховности («Dies irae»),
боязнь Суда в связи с неправедной жизнью: шанс, данный нам Иисусом, в
итоге почти не будет использован.
Интересны функции II и IV частей. II ч. («Верую») посвящена образу
Христа, a IV ч. («Святая Мария») – соответственно, образу Богоматери.
Любопытно то, что, согласно этой идее, в тексте II ч. имя «Иисус Христос»
используется десять раз, в то время как «Дева Мария» – всего лишь
единожды. IV ч. оратории – просьба человечества, людское сочувствие
Матери распятого Сына, a также – хвала Богоматери, выраженная в строках
молитвы «Ave Maria» и в общем благоговейном, несколько приподнятом
строе музыки, которая именно во взаимодействии с каноническими
«цитатами» производит сильное эмоциональное впечатление и является
3
Человечество просит у Неё, a Она просит за людей перед Иисусом. Христиане придерживаются такого
мнения: «Как Христос может не услышать и не внять просьбе Своей Матери?». Этот мотив
«посредничества» Марии между людьми и Христом наиболее отчётливо претворён в I и IV частях оратории.
В I ч. это использованные тексты «Матерь милосердия, жизнь, отрада и надежда наша», таким образом,
Богоматерь становится символом надежды на спасение, в том числе в критический момент человеческого
бытия – Судный день (о том, что грядёт День гнева «пророчит» III ч. оратории, в событийном отношении –
шествие Христа на Голгофу, олицетворяющее в то же время «крестный путь всего человечества» [2, 8]. В IV
ч. надежда на спасение через заступничество выражена в просьбах: «Матерь-Кормилица Искупителя,
помоги падшему подняться, <…> Дева вовеки, радуйся, смилуйся над грешными», «К Тебе взываем, к Тебе
воздыхаем» и т. д.
генеральной кульминацией произведения в тематическом плане. Интересно,
что слово «Maria» здесь повторено более сорока раз, и это лишь
подтверждает смысловую направленность IV ч. оратории и V ч., следующей
за ней непрерывно, без смены настроения или образного строя.
Композицию произведения можно рассмотреть графически: