ru
Уильям Блейк
Бракосочетание Рая и Ада
http://blake.sacrum.ru/poem_marriage.htm
Аннотация
Многие современники считали его сумасшедшим. При этом, правда, добавляли эпитет –
гениальный. Своим поведением, своими взглядами, наконец, своим творчеством Блейк никак не
вписывался как в обыкновенную людскую среду, так и в художественно-артистическую. Да он
и не стремился к этому, весь поглощенный странными, причудливыми видениями. Еще в
детстве ему приходилось видеть ангелов, сидящих на деревьях, и даже самого Бога.
Уильям Блейк
Бракосочетание Рая и Ада
Единоборство
С наступлением Нового Рая[2] – а минуло с тех пор тридцать лет и три года – возродился
и Вечный Ад. И вот теперь – взгляните-ка! – Сведенборг стал тем ангелом, что сидит у камня
могильного, и писания его – свернутые одеяния тонкие. Пришла пора для царствия Едома[3] и
возвращения Адама в Рай. Читайте об этом в Книге пророка Исайи, главы 34 и 35.
Без противоположностей не может быть движения вперед. Симпатия и Антипатия, Разум
и Страсть, Любовь и Ненависть – все они необходимы для существования Человека.
Из этих противоположностей, собственно, и строятся те понятия, которые
священнослужители называют Добром и Злом. Добро пассивно и подчиняется Разуму. Зло
активно и порождается Страстями.
Добро – это Рай. Зло – это Ад.
Голос Дьявола
Тем, кто обуздывает свои желания, удается это делать лишь потому, что желания их не
настолько сильны, чтобы быть необузданными. В качестве силы, сдерживающей их желания,
выступает Разум, который и управляет такими людьми.
Будучи сдерживаемыми, желания мало-помалу становятся все более пассивными, и в
конце концов от них остается одна только тень.
Все это описано в «Потерянном Рае»[4], и та сила, что управляет людьми, то есть Разум,
зовется Мессией.
Первый из Архангелов – тот, что имел под своей командой небесное воинство[5], –
зовется Дьяволом, или Сатаной, а дети его – Грехом и Смертью.
Но в Книге Иова[6] тот, кого Мильтон в своей поэме называет Мессией, зовется Сатаной.
Хотя истинность этой истории признается и тем и другим.
Разуму и в самом деле казалось, будто покончено со всеми Желаниями, но, по
утверждению Дьявола, падшим ангелом был не он, а Мессия, сотворивший свое Царство
Небесное из того, что он сумел похитить в безднах первозданного Хаоса.
Это следует из Евангелия, где говорится о том, что он молит Отца Небесного послать ему
Святой Дух, или Желания (ибо Разуму в ином случае не было бы на чем основывать
Уильям Блейк: «Бракосочетание Рая и Ада» 3
порождаемые им мысли), а также о том, что Библейский Иегова[7] – это не кто иной, как тот,
что обитает в пылающем пламени.
Знайте же, что именно он после смерти Христа стал Иеговой.
Но, по Мильтону, Бог Отец есть Судьба, Бог Сын есть некое сочетание из пяти чувств, а
Святой Дух есть Пустота.
Нужно заметить при этом, что причина, по которой перо Мильтона было скованным,
когда он изображал Бога и Ангелов, и становилось свободным, когда он говорил об Аде и
Дьяволах, заключается в том, что он был настоящим поэтом, а стало быть, принадлежал к стану
Дьявола, хоть и сам не сознавал этого.
Памятное видение
Пословицы Ада
В пору сева учись, в час жатвы учи других, а зиму проводи в свое удовольствие.
Ездишь ты в повозке своей и ходишь ты за плугом своим над костьми лежащих в земле.
Дорога невоздержанности и излишеств ведет к храму мудрости.
Благоразумие – это богатая, безобразная старая дева, привлекательная в глазах лишь того,
чье имя – Бессилие.
Тот, кто полон желаний, но бездействует, порождает чуму.
Искромсанный на куски червь не должен винить в этом плуг.
Так бросьте же в реку того, кто не может жить без воды.
Одно и то же дерево видится глупцу одним, а мудрецу совершенно иным.
Тот, чье лицо не лучится светом, никогда не станет звездой.
Вечность обожает творения бесконечного времени. Работяге пчеле недосуг предаваться
печали.
Время глупости легко отсчитать по часам, но никаким часам не отсчитать время
мудрости.
Только та пища здорова, что добыта не сетью и не капканом.
О количестве, весе или размере того, что расходуешь, вспоминай лишь в годы нужды или
голода.
Птица никогда не поднимается чересчур высоко, если летает на собственных крыльях.
Мертвые не мстят за нанесенные им увечья или обиды.
Нет ничего благороднее, чем поставить другого впереди себя.
Упорствуя в совершении глупостей, дурак в конце концов может стать умным.
Глупость – личина плутов и пройдох. Стыдливость – личина гордецов и спесивцев.
Уильям Блейк: «Бракосочетание Рая и Ада» 4
нее.
Хватит! – не то будет чересчур много.
Памятное видение
Древние легенды предвещали, что земной мир по прошествии шести тысяч лет погибнет,
объятый пламенем, и предвещание это, как мне стало известно в Аду, действительно сбудется.
Ибо херувиму, стоящему с пылающим мечом на страже у Древа Жизни, будет велено,
согласно предвещен-ному, оставить свой пост, и, когда он выполнит данное ему повеление,
весь этот конечный и грешный мир испепелится в огне, переродившись в нечто бесконечное и
священное.
И произойти это может тогда, когда человеческая способность к чувственным
наслаждениям разовьется сверх всякой меры.
Но прежде из умов людей будет изгнано ложное представление о том, будто плоть
отделена от души, и добиться этого я смогу с помощью инфернального метода вытравливания,
применение коего в Аду дает исключительно благотворный и целебный эффект, ибо
поверхностный слой исчезает и открывается спрятанная за ним бесконечность.
Если бы каналы, через кои наши чувства воспринимают окружающий мир, были
расчищены, то все сущее предстало бы перед человеком в своем истинном виде, то есть как
бесконечная субстанция.
А пока что человек уходит в себя все глубже и глубже, и весь сущий мир он может видеть
лишь сквозь узкие щели в своей пещере.
Памятное видение
Памятное видение
Ко мне явился Ангел и молвил такие слова: «О жалкий, неразумный юнец! Ты поступаешь
ужасно! Ты поступаешь чудовищно! Подумай о пылающей Преисподней, на вечные муки в
которой ты обрекаешь себя из-за избранной тобою стези».
На что я ответил ему: «В таком случае не хотел бы ты показать мне ждущую меня в
вечности участь, дабы мы вместе с тобой поразмышляли над ней и решили, чей жребий лучше –
твой или мой?»
И он повел меня через конюшню, а затем через церковь, после чего мы спустились в
церковный сводчатый склеп, в конце коего была мельница. Пройдя через мельницу, мы вышли
к пещере и утомительно долго, ощупью, пробирались вдоль ее извилистых стен, все ниже и
ниже, пока перед нами не открылась необозримая, словно преисподние небеса, бездонная
пустота. Когда, ухватившись за корни деревьев, мы повисли над сим безмерным
пространством, я сказал такие слова: «Если не возражаешь, давай погрузимся в эту необъятную
пустоту и посмотрим, не здесь ли кроется Провидение. Но если ты не решишься, я сделаю это
сам». В ответ я услышал: «Не будь столь опрометчивым и самонадеянным, о дерзкий юнец! Нет
нужды двигаться с места, ибо и отсюда будет виден твой жребий: он явится нашему взору, как
только развеется мрак, и ждать остается недолго».
Так что я остался на месте, расположившись на верхушке огромного дуба средь
переплетенных ветвей, в то время как Ангел висел, уцепившись за грибы, росшие на дереве
головками вниз, над беспредельною бездной.
И вот, мало-помалу, сплошной мрак стал рассеиваться, и мы увидели под собой зияющую
бездонную пропасть, в недрах коей полыхало багровое пламя и клубились, словно над
пылающим городом, густые облака дыма. Где-то внизу, на огромном расстоянии от нас,
повисло черное, но ослепительно яркое солнце, окруженное расходившимися от него во все
стороны огненными тропами, по которым, вертясь, словно в танце, ползали гигантские пауки,
гонявшиеся за добычей, представлявшей собой убегавших, а скорее уплывавших от них в
бесконечную глубь существ преотвратительной формы, порожденных пронизывавшим все
Уильям Блейк: «Бракосочетание Рая и Ада» 8
вокруг разложением. Воздух был буквально запружен ими, и казалось, что он из них состоит.
Существа эти были дьяволы, имя коим – Демоны Воздуха. И тогда я спросил у моего спутника,
в чем же заключается уготованный мне на веки вечные жребий, и он мне ответил: «Твой
вечный удел – быть меж черными и белыми пауками».
Но в этот момент из пространства меж черными и белыми пауками вспыхнуло пламя и
вырвалось облако дыма, ставшего стремительно опускаться вглубь и обволакивать черным
саваном бездонные недра, так что они потемнели, словно штормовое море, катящее с
оглушительным шумом волны. Теперь под нами ничего видно не было, кроме бушующей
черной бури, но когда мы глянули на восток, то увидели между облаками и волнами
низвергающиеся с высоты потоки крови с огнем, а на расстоянии в несколько брошенных
камней от нас всплыл и тут же вновь погрузился в глубины змеевидный чешуйчатый хвост
какого-то гигантского чудовища. А затем, примерно в трех градусах к востоку от этого места,
над волнами показался и огненный гребень; он поднимался все выше и выше, подобный гряде
золотых островерхих скал, – до тех пор, пока перед нашими взорами не предстали две
огненно-красные сферы, заставлявшие отступать перед ними море, взвивавшееся облаками
дыма. И мы поняли, что видим голову Левиафана[12]. Его лоб, словно у тигра, был испещрен
зелеными и пурпурными полосами, а его пасть и красные жабры, видневшиеся над яростно
клокочущей пеной, оставляли за собой в черной пучине кровавые следы, и он приближался к
нам со всем неистовством отчаянно мятущейся души.
Мой добрый друг Ангел, поспешно покинув облюбованное им место, вскарабкался по
склону к мельнице, и я остался один. В тот же миг ужасное видение исчезло, и я оказался на
берегу живописной речки. Сияла луна, и чей-то голос выводил под тихие звуки арфы:
зубы в улыбке, они с деланной нежностью целовали этот обрубок и в конце концов тоже
съедали его. Некоторые из обезьян жадно обгладывали свои собственные хвосты, и от всего
этого в доме стоял такой невыносимый смрад, что мы поспешили выскочить оттуда и
отправились на мельницу. В руке я нес остатки того, что на мельнице было Аристотелевыми
«Аналитиками»[13].
«Ты просто морочил мне голову своими фантазиями, – сказал мне Ангел. – Неужели тебе
не совестно?»
"Мы оба морочили друг другу голову, – отвечал я, – и говорить об этом с тобой – значит
попусту тратить время, ибо все свои доводы ты черпаешь из единственной для тебя
авторитетной книги – этих твоих «Аналитик».
Мне всегда казалось, что, считая мудрыми одних лишь себя, Ангелы проявляют верх
самомнения, причем эта их непомерная самоуверенность зиждется на чисто формальной
логике.
Вот и Сведенборг, следуя их примеру, с гордостью уверяет нас, будто все им написанное
абсолютно ново, тогда как на самом деле его опусы – не более чем краткий пересказ
содержания или, точнее сказать, перечень глав ранее опубликованных книг.
Один человек, таскавший с собой напоказ обезьянку и преисполнившийся невероятным
самомнением лишь потому, что был чуть-чуть умнее ее, сумел уверить себя, будто у него
намного больше ума, чем у семерых мудрецов, вместе взятых. Так же случилось и со
Сведенборгом: он столь усердно клеймил святош-церковников и так беспощадно разоблачал
ханжей с лицемерами, что в конце концов внушил себе, будто он один на всем белом свете
сумел вырваться из религиозных тенет, а все остальные напрочь опутаны ими.
Так знайте же: во всем, что написано Сведенборгом, нет ни единой по-настоящему новой
мысли, а вернее будет сказать: все, что он написал, – это не что иное, как набор старых
домыслов и заблуждений.
А теперь послушайте, в чем причина: ведь общался он с одними лишь Ангелами (а все
они в высшей степени религиозны) и никогда не общался с Дьяволами (а все они ненавидят
религию), а потому был предвзят в своих взглядах и слишком самонадеян.
Вот почему писания Сведенборга – это лишь перепев существовавших до него (к тому же
довольно поверхностных) теорий или, в лучшем случае, не отличающееся оригинальностью и
глубиной исследование некоторых высоких материй, и не более.
Приведу вам еще один веский довод в пользу такого суждения: любой, кто наделен более
или менее нормальными умственными способностями и в то же время знаком с трудами
Парацельса[14] и Якоба Бёме[15], может накропать хоть десять тысяч томов, ничуть не
уступающих сочинениям Сведенборга, а уж если такой человек возьмет за основу творения
Данте или Шекспира, то томов будет во сто крат больше.
Даже в том случае, если бы кто-нибудь решился на подобное предприятие и сумел бы
довести его до конца, это вовсе не означало бы, что он имеет хоть какие-то основания
утверждать, будто он превзошел в мудрости своих учителей и предшественников, ибо, в
сущности, он всего лишь держал свечу при ярком солнечном свете.
Памятное видение
улыбкой ответил:
«Ты говоришь, как идолопоклонник! Да разве Бог не един?! Разве Он не воплотился в
Иисусе Христе?! Разве Иисус Христос не наставлял людей почитать как свой главный закон
десять заповедей, предписанных Богом?! И разве те, кто их нарушает, не глупцы, грешники и
ничтожества?!»
На это Дьявол отвечал такими словами:
"Что до глупцов, то даже если потолочь их в ступе с пшеницей, все равно не выколотить
из них глупость. Коль Иисус Христос воистину величайший из людей, то и любить Его
следовало бы такой же великой любовью. Но ты только послушай, каким образом учил Он
людей соблюдать десять Божиих заповедей, показывая это на своем личном примере. Разве не
глумился Он над обычаем соблюдать еженедельно субботу как священный день отдохновения,
а значит, смеялся и над Богом, предназначившим сей день для отдыха? Разве не убивал Он тех,
кто шел на гибель во имя Его? Не препятствовал применению закона к той женщине, что
предавалась прелюбодеянию? Не присваивал себе труда тех, кто кормил и содержал Его? Не
произносил ложных свидетельств на ближнего своего, когда пытался доказать невиновность
свою перед Пилатом? Не желал дома ближнего своего, когда молился за учеников своих и
когда говорил им: «А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя из дома
или из города того, оттрясите прах от ног ваших»[16]? Истинно говорю тебе: невозможно быть
добродетельным, не нарушая хотя бы одной из этих десяти заповедей. Иисус был само
воплощение добродетели, но поступал Он согласно своим побуждениям, а не следуя каким-то
там правилам".
Едва только Дьявол произнес последнее слово, как Ангел простер к нему руки, охватил
ими пламя и, сгоревши в огне, вознесся, словно пророк Илия, на небо[17].
Следует упомянуть в завершение, что Ангел сей, превратившийся после этого в Дьявола,
сделался самым близким из моих друзей, и теперь мы частенько почитываем вместе с ним
Библию в том ее инфернальном, то есть дьявольском, смысле, каковой прояснится и для всего
остального мира, если люди будут вести себя хорошо.
У меня также имеется Библия Преисподней, каковая станет достоянием и всего
остального мира, хотят ли этого люди или нет.
Песня свободы
Хор
Пусть Жрецы, что служат Ворону утренней Зари, больше не проклинают сынов радости
своими хриплыми голосами, прибегая к ядовито черным словам. Пусть его приемные братья –
каковых, будучи сам тираном, он называет свободными – больше не устанавливают границ и не
воздвигают крыш над головой. И пусть лицемерное церковное распутство не именует
пассивное вожделение целомудрием!
Ибо все, что живо, Священно.