69210740

Введение
АФРАЗИЙСКАЯ МАКРОЗОНА НЕСТАБИЛЬНОСТИ

КАК ВАЖНЕЙШИЙ ИСТОЧНИК РИСКОВ
ДЕСТАБИЛИЗАЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ
МИР-СИСТЕМЕ*
А. В. Коротаев, Л. Е. Гринин, Л. М. Исаев
В современной Мир-Системе можно выделить целый ряд крупных зон нестабильности.

В частности, в предыдущих исследованиях были выделены пять главных зон нестабиль-
ности, которые условно можно обозначить как: центральноазиатскую (включающую,
помимо Средней Азии, Афганистан и Пакистан, см. Рис. 1), ближневосточную (см.
Рис. 2), североафриканскую (см. Рис. 3), регион Сахеля (см. Рис. 4) и тихоокеанскую (см.
прежде всего: Труевцев 2014). При этом последняя явно выделяется из общего списка,
распространяясь исключительно вдоль границ Китайской Народной Республики и явля-
ясь скорее следствием китайских внешнеполитических приоритетов и амбиций. Что же
касается четырех остальных зон, то они в совокупности представляют собой макрозону,
которую можно представить как единую непрерывную «афразийскую макрозону не-
стабильности» (Гринин и др. 2014; Коротаев, Исаев 2014; Коротаев, Исаев и др. 2014;
2015; Korotayev, Issaev et al. 2016).
1. Структура афразийской макрозоны нестабильности
Напомним, что конфликтогенность четырех первых из указанных зон связана со следу-
ющими факторами и характеристиками. Центральноазиатский регион (Рис. 1) на протя-
жении последних десятилетий является зоной распространения нестабильности с цен-
тром в Афганистане, где даже длительное пребывание коалиционных войск НАТО не
только не смогло полностью разрешить конфликт, но, по сути, почетно капитулировало.
Рис. 1. Центральноазиатская зона нестабильности
*
В данном введении использован кардинально модифицированный и дополненный текст статьи,
опубликованной ранее в журнале Восток. Афро-азиатские общества: история и современность
(Коротаев, Исаев, Руденко 2015).
8 Введение
Существенно усугубилась ситуация и в соседнем Пакистане, где после ухода президента

Первеза Мушаррафа в 2008 г. лишь усилились риски возникновения социально-
политической нестабильности. Как в предшествующие этому событию, так и в последу-
ющие годы ухудшилось положение дел и в бывших советских центральноазиатских рес-
публиках, подтверждением чему могут служить затяжная гражданская война в Таджики-
стане, три киргизские революции (последняя в 2020 г.), а также восстание в Андижане
(Узбекистан) и беспорядки в Жанаозене (Казахстан) (Акаева и др. 2013; Дынкин, Бара-
новский 2013; Иванов и др. 2017; Иванов, Исаев 2019; Звягельская 2018а; 2018б; см.
также Главы 1.6, 4.2, 4.11, 5.1).
При этом события «арабской весны», обнажившие кризис авторитарных режимов
старого типа, выполнивших свои «теологические функции – первичную модернизацию и
национальную консолидацию» (см.: Труевцев 2011), – весьма серьезно грозили и рес-
публикам бывшего Советского Союза. Таким образом, центральноазиатская зона неста-
бильности является одним из реально взрывоопасных регионов мира, что приобретает
особую актуальность для Российской Федерации, имеющей весьма протяженную грани-
цу с Казахстаном.
Второй зоной нестабильности является Ближний Восток (Рис. 2) – традиционно одно
из самых конфликтогенных мест в мире.
Рис. 2. Ближневосточная зона нестабильности
После колоссальной дестабилизационной волны Арабской весны ситуация дополни-

тельно усложнилась затянувшимися гражданскими войнами в Сирии, Ливии и Йемене,
интервенцией в эти страны глобальных и региональных игроков, обострением соперни-
чества между саудовско-эмиратским, турецко-катарско-ихванским и ирано-шиитским
блоками, волной исламисткого радикализма и терроризма середины 2010-х и т.д. (Васи-
льев 2011а; 2011б; 2017; Мирский и др. 2011; Коротаев, Зинькина 2011а; 2011б; 2012;
Коротаев, Зинькина, Ходунов 2012; Коротаев, Исаев, Шишкина 2013; Мелкумян 2013;
Труевцев 2013; Наумкин и др. 2016; Гринин, Коротаев 2016а; 2016б; Гринин, Исаев, Ко-
ротаев 2016; Grinin, Korotayev, Tausch 2019; Васильев, Исаев и др. 2019; Goldstone 2011;
Khosrokhavar 2012; Lynch 2013; 2014; 2016; Davis 2016; Haas, Lesch 2017)1. При этом но-
вая достаточно мощная дестабилизационная волна последовала в конце 2010-х (см.,
например: Исаев, Мардасов и др. 2019; Мардасов, Исаев и др. 2019а; 2019б; Исаев, Ко-
ротаев, Мардасов 2019; Коротаев, Гринин и др. 2021: 288–338).
1
Событиям и факторам дестабилизации на Ближнем Востоке посвящено много глав в настоящей
монографии, в частности, Главы 1.3, 1.5, 1.8, 2.8, 4.9, 4.10, 5.1 и др.
Афразийская макрозона нестабильности 9
Тесно связана с ближневосточной зоной Северная Африка (Рис. 3), где Арабская весна и
началась, а ситуация заметно осложнилась в ходе и после свержения режима
М. Каддафи (см., например: Ибрахим и др. 2013; Мещерина 2014; 2016), подтверждени-
ем чему стали конфликт в Мали, появление непризнанного государства туарегов Азавад,
а также фактический распад единого государства Ливия и идущая там гражданская вой-
на с участием иностранных государств.
Рис. 3. Североафриканская зона нестабильности
Здесь важно отметить, что при всех перегибах правления М. Каддафи, ему удавалось
выступать в качестве гаранта стабильности в регионе, поддерживая хорошие отношения
с кочевыми племенами на южных границах стран Магриба. Кроме того, Ливия служила
заслоном на пути неконтролируемого потока мигрантов из стран Африки в Европу (см.
об этом Главы 5.1, 5.2 и 5.7). Аналогично можно сказать и о египетском президенте
Х. Мубараке, приложившем немало усилий для сохранения мира и безопасности на
Ближнем Востоке и в Северной Африке. Однако последовавшее за египетской револю-
цией свержение демократически избранного президента М. Мурси лишь усугубило по-
литический кризис в стране, являющейся ключевой в регионе, и, скорее, способствовало
дальнейшему пребыванию североафриканских стран в зоне политической турбулентно-
сти (Гринин 2012; Гринин, Коротаев 2013; 2014; Гринин, Исаев, Коротаев 2016; Grinin,
Korotayev, Tausch 2019; см. также Главы 1.4 и 5.1). Египетский прецедент послужил ка-
тализатором для тунисцев, проявлявших недовольство установившимся исламистским
режимом в лице партии ан-Нахда2 (см., например: Исаев 2013б; Гринин, Исаев, Корота-
ев 2016). В 2014 г. началась вторая волна ливийской гражданской войны, в большинстве
стран Северной Африки нарастала волна исламистских терактов. При этом дестабилиза-
ционная волна конца 2010-х (в форме прежде всего массовой протестной дестабилиза-
ции) захватила собой всю Северную Африку (Костелянец 2019; Кашина 2019; Махмуто-
ва 2019; Коротаев, Исаев, Мардасов 2019; Jebnoun 2020; подробнее о дестабилизацион-
ных процессах на Ближнем Востоке и в Северной Африке см., например: Ахмедов и др.
2015; Наумкин и др. 2016; Наумкин 2015; 2018; Кузнецов, Звягельская 2016; Баранов-
ский, Наумкин 2018; Барановский и др. 2018; Звягельская 2017; 2018а; 2018б; Васильев,
Жерлицына 2019; Богачева и др. 2020).
Наконец, четвертая зона нестабильности простирается в районе т.н. Сахеля и Афри-
анского Рога (Рис. 4): от южной части Сахары на севере до Нигерии и ЦАР на юге и от
Сомали на востоке до Сенегала на западе.
2
В чем-то похожие процессы имели место и в Турции (см., например: Коротаев 2013; Коротаев,
Исаев, Васильев 2015; Korotayev, Issaev, Zinkina 2015).
10 Введение
Рис. 4. Макросахельская зона нестабильности
С момента получения независимости большинство из этих стран стали зоной неутихаю-

щих противостояний (см., например: Хохлова 2019). Ситуация здесь дополнительно
осложнилась многолетним противостоянием между Южным и Северным Суданом, пре-
вратившимся в источник одной из наиболее масштабных катастроф на всем Африкан-
ском континенте в последние десятилетия (по счастью, завершившимся (см. Главу 5.7),
и, может быть, особенно активизацией деятельности радикалов, связанных с ал-Каидой3
и Исламским Государством4 (последнее в результате поражения в Сирии и Ираке рас-
пространило свои организации во многие страны Африки [см. Главы 1.7 и 1.8]). Сюда
же надо добавить и периодически обостряющиеся этнические противоречия в самом
Южном Судане (прежде всего между динка и нуэрами [см. Главу 5.7]).
Нетрудно заметить, что все четыре описанные выше зоны образуют единую непре-
рывную макрозону нестабильности, которую можно обозначить как «афразийскую»
(Рис. 5): очевидно, что это макрозона в настоящее время является основной в Мир-
Системе областью концентрации внутренней социально-политической напряженности.
Мир за пределами этой макрозоны выглядит сейчас намного более спокойным5.
Афразийская макрозона нестабильности имеет довольно сложную структуру. Поми-
мо четырех главных зон, описанных выше, следует еще указать на некоторые подзоны
нестабильности, имеющие особое значение. Это, в частности курдская подзона неста-
бильности внутри Ближневосточной зоны, которая будет давать о себе знать длительное
3
Данная организация признана в соответствии с законодательством РФ террористической, а ее де-
ятельность на территории России запрещена.
4
Данная организация признана в соответствии с законодательством РФ террористической, а ее де-
ятельность на территории России запрещена.
5
Конечно, случаи социально-политической дестабилизации наблюдаются и за пределами этой зо-
ны. Скажем, в 2013–2014 гг. мы имели дело с достаточно мощными социально-политическими
потрясениями в Таиланде, Украине, Венесуэле и Боснии (см., например: Коротаев, Исаев, Васи-
льев 2015; Korotayev, Issaev, Zinkina 2015). Но в Афразийской зоне нестабильности речь идет о
заметно более масштабной (и заметно более кровавой) дестабилизации, когда за неделю суннит-
ского натиска в июне 2014 года погибло больше человек, чем за весь 2013–2014 год (до июля)
в Таиланде, Украине, Венесуэле и Боснии вместе взятых (даже с учётом погибших в граждан-
ской войне на юго-востоке Украины). Также и различные дестабилизационные события 2018–
2020 годов, хотя имели место в разных регионах (Южной Америке, Европе, Гонконге), но
наибольшая их концентрация пришлась на афразийскую макрозону нестабильности.
время. Использование курдов как фактора в геополитической борьбе, как это делали
США в Ираке, может продолжаться, что усилит нестабильность (Исаев 2020).
Рис. 5. Афразийская макрозона нестабильности
Общая численность курдов превышает 40 млн человек, они составляют примерно 20 %

населения Турции и Ирака, 10 % – Ирана и Сирии. И во всех четырех странах курдская
проблема далека от взаимоприемлемого решения. При этом важно, что в целом США
явно или исподволь поддерживают сепаратистские настроения среди курдов всех четы-
рех стран. Напомним: в свое время в Вашингтоне был разработан геополитический про-
ект Большого Ближнего Востока, в соответствии с которым Курдистан должен получить
независимость: Соединенные Штаты стремятся создать буфер между Исламской Рес-
публикой Иран, с одной стороны, иракскими шиитами и сирийскими алавитами – с дру-
гой. Заодно «курдский козырь» всегда может пригодиться в игре против Багдада, Анка-
ры и Дамаска. Таким образом, курдская проблема остается источником крупных деста-
билизаций на долгое время.
Далее, это подзона Белуджистана. Помимо курдской, есть сходная проблема Бе-
луджистана, территории народа, разделенного между Пакистаном, Ираном и Афгани-
станом. При этом вооруженный сепаратизм белуджей, численность которых составляет
9 млн человек, длится многие десятилетия. В США время от времени, когда им нужно
«нажать» на Пакистан, вспоминают о правах белуджей. В Пакистане есть также пробле-
ма так называемого Пуштунистана, северо-западных территорий, примыкающих к Аф-
ганистану, где живут родственные афганским пуштунам пакистанские пуштуны, и меж-
ду Афганистаном и Пакистаном, по сути, нет привычной нам границы в связи с особен-
ностями кочевого скотоводства. Таким образом, проблема лишенных государственности
народов на Ближнем и Среднем Востоке вполне реальная и сложно решаемая в перспек-
тиве6.
Наконец, это израильско-палестинская подзона, которая хотя и мала, но захватывает
некоторые территории соседних стран (Ливана, Иордании, Сирии, в какой-то мере и
Египта), традиционно является очень конфликтной (см. Главу 1.3) и затрагивающей ин-
тересы многих стран (как суннитских, так и шиитских).
6
Кроме того, в Пакистане имеет место еще так называемый синдский сепаратизм (синды – народ
на юго-востоке страны, где находится крупнейший пакистанский город и порт Карачи). Ну и
остается проблема независимого палестинского государства, которая превратилась уже едва ли
не в вечную.
12 Введение
В Африке (на стыке Северной Африки и зоны Сахеля) имеет смысл говорить о туа-
регской подзоне, включающей в себя часть территорий таких стран, как Ливия, Алжир,
Мали, Нигер, Чад.
Возможно, имеет смысл говорить и о подзоне Африканского рога, где очень неспо-
койно и сошлось много факторов дестабилизации. Территория включает в себя Эфио-
пию, Эритрею, Сомали, Джибути (см. об этом Главу 5.7).
Крайне важно для понимания структуры афразийской макрозоны нестабильности
осознавать, что, помимо собственного мощного дестабилизационного потенциала, она
подпитывается и соседними с ней зонами или поясами нестабильности. Их можно рас-
сматривать в аспекте настоящей работы как периферию афразийской макрозоны неста-
бильности. Что представляет собой эта периферия? На северо-западе это некоторые тер-
ритории и анклавы Балканского полуострова с мусульманским населением (особенно
Косово, в меньшей степени Албания и Босния), а также турецкая часть острова Кипр7.
На севере в качестве усиливающего нестабильность фактора (действие которого мо-
жет быть довольно длительным) следует указать складывающийся пояс реальных и по-
тенциальных цветных революций (о цветных революциях см., например: Mitchell 2012).
Он в основном проходит по окраинным государствам бывшего СССР. Это Молдова
(вместе с Приднестровьем) и Украина, а также Закавказье. Эти революции поддержива-
ются некоторыми западными структурами (см., например: Beissinger 2007; Filin et al.
2021), однако теперь и Турция вносит свой, хотя и косвенный вклад, создавая потенци-
альную угрозу новой революции в Армении (где народ теперь требует отставки своего
недавнего любимца и кумира Никола Пашиняна). Впрочем, и ее соседка Грузия вовсе не
застрахована от новой цветной революции; последняя также возможна и в воевавшем
с Арменией Азербайджане.
На востоке можно отметить исламскую дальнюю периферию афразийской макрозо-
ны нестабильности. Это касается, в частности, стран, где мусульмане являются мень-
шинством и чувствуют себя ущемленными. Речь идет о двух крупнейших странах Мир-
Системы: Индии и Китае (см. об этом подробнее Главу 1.7). В Индии живет огромное
число мусульман, при этом есть такой пограничный с Пакистаном штат, как Джамму и
Кашмир, где мусульмане являются абсолютным большинством. Это создает очаги не-
стабильности. Да и вся индо-пакистанская протяженная граница всегда рассматривается
как потенциально конфликтная. В Китае большое количество мусульман проживает
в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, где есть серьезный потенциал для усиления
как исламистской, так и националистической сепаратистской мобилизации, которую го-
товы поддержать многие внешние силы (некоторые страны, структуры и движения, как
на Западе, так и в Азии, включая исламистов и пантюркистов). И сценарии серьезной де-
стабилизации в этом автономном районе КНР никак исключать нельзя (особенно при
определенных вариантах развития самого Китая).
Наконец, на юге с афразийской макрозоной нестабильности граничит особая зона не-
стабильности, которую можно назвать экваториально-африканской. Во многих странах
этой зоны весьма неспокойно, а в связи с взрывообразным ростом населения, не исклю-
чено, будет заметно беспокойнее (см.: Коротаев, Зинькина 2013; 2014; Зинькина, Коро-
таев 2017; Коротаев, Гринин и др. 2021: 207–2014; Zinkina, Korotayev 2014a; 2014b; Ko-
rotayev, Zinkina 2014; 2015, а также Главы 5.2, 5.3, 5.4, 5.5). Радикалы активно действуют
во многих странах. Так, в 2016 г. (на основе сомалийской «аш-Шабаб») была создана но-
вая террористическая организация с весьма характерным названием «Исламское госу-
дарство Сомали, Кении, Танзании и Уганды» (ИГСКТУ). Экваториально-африканская
зона нестабильности фактически является огромной и обширной периферией афразий-
7
Но некоторые территории бывшей Югославии, в частности Македония, все еще представляют
собой довольно неустойчивые территории. Также имели место революционные эпизоды в таких
странах Балканского региона, как Болгария и Румыния.
ской макрозоны и последняя может существенно расшириться в будущем за счет других

регионов Африки.
2. Цивилизационные аспекты
афразийской макрозонынестабильности
Начнем с того, что сопоставим афразийскую макрозону нестабильности с зоной распро-
странения ортокузенного брака. В целом кузенные браки (т.е. браки между двоюродны-
ми братьями и сестрами) имеют самое широкое распространение в традиционных куль-
турах мира (см., например: Ember 1983: 83; Pasternak, C. Ember, M. Ember 1997: 133). Но
в подавляющем большинстве случаев речь идет о кросс-кузенном браке (т.е. о женитьбе
на дочери брата матери или дочери сестры отца). Дело в том, что кросс-кузены (т.е. дети
брата и сестры) принадлежат к разным родам, и поэтому брак между ними обычно не
считается кровосмесительным, так как он не нарушает принципа родовой экзогамии (т.е.
запрета брать себе брачного партнера изнутри собственного рода), в то время как экзо-
гамия была характерна для родовой организации подавляющего большинства народов
мира, такую организацию имевших (см., например: Коротаев, Оболонков 1989; 1990).
Другой основной тип данной формы брака, ортокузенный брак, встречается значи-
тельно реже. Ортокузенный брак может быть подразделен на два подтипа: матрилате-
ральный (с дочерью сестры матери) и патрилатеральный (с дочерью брата отца). Первый
из этих подтипов особенно редок: собственно говоря, нам известен лишь один такого
рода этнографический случай: туареги Сахары, среди которых подобная форма брака
традиционно являлась предпочтительной (см., например: Першиц 1998: 543). Второй
подтип имеет значительно более широкое распространение; тем не менее, он засвиде-
тельствован в качестве предпочтительного лишь у нескольких десятков (из нескольких
тысяч) этнических групп мира, и при этом картина пространственного распределения
этих культур имеет довольно определенный характер.
Ниже (Рис. 6) приводится карта традиционного распространения ортокузенного бра-
ка. Черным залиты страны/области, где ортокузенный брак традиционно имел очень
широкое распространение, серым – те страны/области, где он традиционно имел замет-
ное (но не очень широкое распространение).
Рис. 6. Традиционная зона распространенности ортокузенного брака
Источники данных для составления данной карты: Murdock 1967; Murdock et al. 1990; 1999–2000;
Толстов и др. 1963: 110, 552, 595, 606, 616; Кисляков 1969: 58–59; Андреев 1949: 10; Моногарова
1949: 106; 1972: 127; Андреев 1953: 121–122; Ишанкулов 1972: 24; Шаниязов 1964: 141.
14 Введение
Теперь сопоставим зону традиционного распространения ортокузенного брака с афра-

зийской макрозоной социально-политической нестабильности (см. Рис. 7):
Рис. 7. «Афразийская» зона нестабильности и традиционная зона распростра-

ненности ортокузенного брака в сопоставлении
«Афразийская» зона Традиционная зона распространенности
нестабильности ортокузенного брака
Нетрудно видеть, что пространственные границы обеих зон совпадают практически иде-
ально (хотя, естественно, и не на сто процентов).
Вместе с тем, мы не думаем, что между двумя этими переменными (ортокузенный
брак и социально-политическая нестабильность) есть причинно-следственная связь, хотя
С. Курц (Kurtz 2007) и выдвигал гипотезу о наличии такого рода связи со ссылкой на
статью одного из авторов этого введения (Korotayev 2000). Мы уверены, что за ними
стоит некая третья – более глубокая – переменная, судя по всему, цивилизационного по-
рядка. Это соображение подтверждается и тем, что афразийская макрозона нестабильно-
сти, а соответственно и зона традиционного распространения ортокузенного брака, по-
чти идеально (лишь со считанным числом исключений) совпадает и с зоной сверхнизкой
доли экономически активных женщин (см. Рис. 8). На этом рисунке черным цветом за-
литы страны со сверхнизким (< 29%) процентом экономически активных женщин в об-
щей численности женского населения трудоспособных возрастов (≥ 15 лет), а серым –
страны с очень низкой (29–38%) долей.
Рис. 8. Страны с наименьшей долей экономически активных женщин
Источник данных для составления данной карты: World Bank 2020.

Как мы видим, и зона крайне низкой женской занятости оказывается чрезвычайно близ-
ко совпадающей как с зоной традиционного распространения ортокузенного брака, так и
с афразийской макрозоной социально-политической нестабильности (см. также: Korota-
yev, Issaev, Shishkina 2013; 2015; о факторах характерного для большинства стран
афразийской макрозоны крайне низкого уровня женской занятости см. ниже Главу 2.7).
При этом в данном случае функциональная связь с социально-политической нестабиль-
ностью более наглядна. Скажем, в Египте явным предвестником египетских событий
2011 г. была начавшаяся 6 апреля 2008 г. забастовка ткачей на текстильной фабрике
в городе ал-Махалла ал-Кубра. Именно в ходе нее в сети «Фейсбук» возникла группа
«Движение молодежи 6 апреля» (как группа поддержки бастующих), которая в даль-
нейшем явилась одним из главных организаторов «революции 25 января» в Египте (см.,
например: Wolman 2008). Практически в любых других странах за пределами «афразий-
ской» зоны на ткацких фабриках работают женщины, а не мужчины. Если бы на тек-
стильной фабрике ал-Махаллы ал-Кубры работали женщины, а не мужчины, то мы
очень сомневаемся, что их бы удалось «вывести на улицу». Здесь очень важно отметить,
что уже достаточно давно была обнаружена статистически значимая корреляция между
низким уровнем экономической активности женщин/женской занятости и высоким
уровнем террористической активности (Robinson et al. 2006). Возможные причины этой
очень важной корреляции и ее вклад в формирование афразийской макрозоны неста-
бильности мы подробнее обсудим ниже.
Отметим, что наше прошлое исследование феномена ортокузенного брака (см.: Ko-
rotayev 2000) показало, что наиболее тесная корреляция здесь наблюдается с включени-
ем той или иной территории в состав Омеййадского халифата8 (см. Рис. 9).
Рис. 9. Традиционная зона распространенности ортокузенного брака в сопо-

ставлении с территорией Омеййадского халифата (на 750 г.)
Традиционная зона распространенности Территория Омеййадского

ортокузенного брака халифата (на 750 г.)
В целом же, достаточно очевидно очень тесное совпадение всех рассмотренных зон (см.
Рис. 10). Как мы видим, территории «афразийской» макрозоны нестабильности, зоны
распространения ортокузенного брака, Омеййадского халифата и зоны сверхнизкой
женской занятости крайне близки между собой.
Чем же объясняется столь тесная корреляция? Почему, скажем, границы зоны тради-
ционного распространения ортокузенного брака столь близки к границам Омеййадского
халифата?
С одной стороны, по-видимому, трудно отрицать наличие определенной функцио-
нальной связи между исламом и предпочтительным патрилатеральным ортокузенным
браком. В самом деле, подобная форма брака оказывается высоко адаптивной именно
в традиционном исламском контексте (см., например: Rosenfeld 1957).
8
Что было показано нами и при помощи формальных статистических процедур (Korotayev 2000).
16 Введение
Рис. 10. Традиционная зона распространенности ортокузенного брака,

территория Омеййадского халифата, зона сверхнизкой женской
занятости и Афразийская макрозона нестабильности в сопоставлении
«Афразийская» зона Страны с наименьшей долей экономи-

нестабильности чески активных женщин
Традиционная зона распространенности Территория омеййадского

ортокузенного брака халифата (на 750 г.)
Здесь, однако, необходимо обратить внимание на следующие моменты. Исламское право

не запрещает патрилатеральный ортокузенный брак. Но оно ни в какой степени и не
предписывает его (см., например: Schacht 1964; ал-Джазири 1990/1410: 60–61). Однако
большинство традиционных культур имеет совершенно отчетливое представление об
инцестуозном характере связи между мужчиной и дочерью брата его отца. Это очевидно
уже из того факта, что в большинстве языков мира термин для обозначения дочери брата
отца (как, впрочем, и дочери сестры матери) идентичен термину, обозначающему род-
ную сестру. Это обычно подразумевает, что брак с дочерью брата отца (или дочерью
сестры матери) рассматривается как аналогичный женитьбе на родной сестре (Коротаев
1999). Таким образом, здесь мы имеем дело со своего рода «когнитивной проблемой»9.
В рамках такого рода контекста само по себе разрешение жениться на дочери брата
отца оказывается недостаточным для преодоления вышеупомянутой «когнитивной про-
блемы», даже если подобная женитьба может принести определенные экономические
преимущества жениху и его семье (что и наблюдается, например, среди большинства
исламских обществ Африки к Югу от Сахары). Очевидно, в дополнение к исламизации
должен действовать и еще какой-то фактор, который мог бы вместе с исламизацией при-
вести к распространению предпочтительного патрилатерального ортокузенного брака.
Нет особых сомнений в том, что подавляющее большинство известных нам случаев
предпочтительного патрилатерального ортокузенного брака являются результатом диф-
фузии из по всей видимости единого источника. Есть некоторая вероятность того, что
вышеописанная «когнитивная проблема» была решена лишь считанное число раз (по
крайней мере в той степени, в какой речь идет о решении ведущем к сложению предпо-
чтительного патрилатерального ортокузенного брака), и что одно из этих решений при-
9
Данный термин для описания данной ситуации был предложен Д. Кроненфельдом в ходе 29-й
ежегодной конференции Общества кросс-культурных исследований (Новый Орлеан, штат Луи-
зиана, 24.02.2000).
вело в конечном счете к появлению многих десятков культур, характеризующихся дан-

ной брачной практикой, и занимающих обширный, но вместе с тем достаточно компакт-
ный ареал Старого Света.
В эпоху своего возникновения предпочтительный патрилатеральный ортокузенный
брак не имел никакого отношения к исламу. Когнитивная проблема была, видимо, ре-
шена где-то в сиро-палестинском регионе задолго до рождения Христа (древнейшие
случаи упоминания этой практики относятся к евреям Ветхого Завета [см., например:
Fox 2011: 145]). М. А. Родионов (1999) справедливо привлекает внимание исследовате-
лей к тому факту, что рассматриваемая нами брачная практика традиционно имела ши-
рокое распространение и в неисламских культурах региона (например, среди маронитов
или друзов), а также к тому, что она может иметь значительную функциональную цен-
ность и в неисламских контекстах, облегчая раздел имущества между братьями после
смерти их отца (Родионов 1999). Мы согласны с М. А. Родионовым (1999), что данная
форма брака в этих случаях не может быть объяснена исламским или арабским влияни-
ем. Речь скорее здесь может идти о происхождении этой формы брака как в исламском
мире, так и в неисламских сиро-палестинских культурах из единого источника.
В доисламский период ареал распространения предпочтительного патрилатерального
ортокузенного брака был крайне ограничен. Ситуация несколько изменилась в IV–V вв.
В конце IV в. химйаритские правители Йемена принимают иудаизм в качестве своей
государственной религии. В эту эпоху Киндиты, контролировавшие Центральную Ара-
вию, были химйаритскими вассалами. Неудивительно, что химйаритские вассалы вскоре
тоже стали исповедовать иудаизм. Как хорошо известно, в Йасрибе (современной Ме-
дине) в V–VI вв. доминировали еврейские племена (в реальности иудаизированные
арабские племена); в оазисах к северу от Йасриба еврейские племена доминировали еще
во время хиджры. Таким образом, в V в. в той или иной степени иудаизации подверглась
бóльшая часть Аравийского полуострова (см., например: Большаков 1989; Французов
1995: 320, 328; Коротаев 2003; Коротаев, Клименко, Прусаков 2007; Crone 1987; Korota-
yev 1996; Korotayev, Klimenko, Prousakov 1999; Frantsouzoff 1999: 29–30; Gajda 2009;
Bowersock 2013: 78–91).
На этом фоне представляется отнюдь не случайным, что едва ли не единственным
смежным с Палестиной регионом, где данная форма брака получила широкое распро-
странение еще в доисламский период, был именно Аравийский полуостров (см., напри-
мер: Негря 1981; Куделин 1994), где это распространение могло быть связано именно со
значительным еврейским влиянием. Особую роль здесь могла сыграть иудаизация Кин-
дитов, бывших в V в. наиболее знатным арабским кланом (см., например: Коротаев,
Клименко, Прусаков 2007). Используемые ими иудейские практики в принципе могли
заимствоваться другими арабскими кланами, даже если эти кланы и не переходили в
иудаизм – уже из-за чрезвычайно высокого престижа Киндитов.
В любом случае к VII в. предпочтительный патрилатеральный ортокузенный брак
получил достаточное распространение среди нескольких влиятельных арабских племен-
ных групп (см., например: Негря 1981; Куделин 1994). В VII–VIII вв. взрывообразное
распространение этой формы брака произошло, когда несущие исламизацию арабские
племена расселились по всей территории Омеййадского халифата. Хотя в дальнейшем
предпочтительный патрилатеральный ортокузенный брак (вместе с исламом и арабами)
распространился и за пределы границ Омеййадского халифата, распространение это уже
было крайне ограниченным. Таким образом, наблюдаемая картина распространения
предпочтительного патрилатерального ортокузенного брака является в основе своей
продуктом арабо-исламских завоеваний VII–VIII вв.
Исламская цивилизация у нас нередко обозначалась как «арабо-мусульманская» (что
нередко встречало серьезные возражения со стороны наших коллег из Средней Азии,
см., например: Ахмаджонзода 1988). Подчеркнем, тем не менее, что обозначение это
представляется в некоторых отношениях довольно удачным. Дело в том, что эта цивили-
зация (в особенности в пределах территории первой исламской империи) инкорпориро-
18 Введение
вала в себя многие арабские неисламские элементы (и не может быть понята, если это
обстоятельство не принимать во внимание).
Здесь необходимо отметить то положение, что в рамках арабо-мусульманского Ха-
лифата арабы представляли собой доминирующий этнос как минимум вплоть до Аб-
басидской революции, произошедшей в середине VIII века (Shaban 1970; Goldstone
2014), а арабская культура в целом (включая и ее неисламские компоненты, к числу ко-
торых, на наш взгляд, стоит отнести и предпочтительный патрилатеральный ортокузен-
ный брак) приобрела высочайший престиж и распространилась по территории всей Им-
перии (подробнее см., например: Коротаев, Исаев, Руденко 2014; 2015). В Омеййадском
халифате существовало хотя и неформальное, но исключительно сильное социальное
давление на исламизированные группы неарабов, фактически заставлявшее их перени-
мать арабские нормы и практики, даже если они и не имели прямого отношения к исла-
му (это касалось, например, наряду с предпочтительным патрилатеральным ортокузен-
ным браком и, скажем, арабской генеалогической практики и традиции) (см., например:
Коротаев 1997; 1998: 137–141; 2000; 2002; 2019: 121–125; Korotayev 2002a: 207–210;
2000c: 249–251). С другой стороны, после того как подобные культурные паттерны по-
лучили распространение, неминуемо должна была обнаружиться высокая функциональ-
ная ценность некоторых из этих практик (и в частности, ортокузенного брака), что
должно было обеспечить их устойчивое воспроизводство в последующих поколениях.
В этом историческом контексте (когда арабы представляли собой доминирующий этнос
Халифата) их нормы и практики заимствовались исламизирующимися неарабскими эт-
ническими группами, стремившимися к достижению полноправного социального стату-
са. Таким образом, систематический переход к практике предпочтительного патрилате-
рального ортокузенного брака наблюдался там, где исламизация сообществ сопровожда-
лась и их «арабизацией». Именно такая ситуация и наблюдалась в Омеййадском халифа-
те вплоть до самого конца его существования, 750 г., когда в результате т.н.
Аббасидской революции неполноправное положение мусульман-неарабов было ради-
кальным образом ликвидировано (см., например: Shaban 1970; Goldstone 2014). И имен-
но данное обстоятельство, по-видимому, и является главной причиной той сильнейшей
корреляции, которую мы выше обнаружили между распространением в этнографиче-
ском ареале практики предпочтительного патрилатерального ортокузенного брака и
вхождением ареала в состав Омеййадского халифата (подробнее см.: Коротаев, Климен-
ко, Прусаков 2007; Коротаев, Исаев, Руденко 2014; 2015; Korotayev 2000; Korotayev et al.
1999; 2016).
Таким образом, ортокузенный брак выступает, по сути, совсем неплохим маркером
принадлежности к арабо-исламской цивилизации. При этом имеются основания предпо-
лагать, что какие-то характеристики этой цивилизации в современных условиях оказа-
лись способствующими социально-политической дестабилизации. Здесь мы остановим-
ся лишь на некоторых из таких характеристик (см. также Главы 2.6, 2.7 и, например:
Мещерина и др. 2018; 2019; Коротаев, Мещерина, Евдокимова 2019; Коротаев, Мещери-
на, Слинько и др. 2019).
По-видимому, одной из таких характеристик можно считать сочетание жестких за-
претов на внебрачные половые связи с целым набором брачно-семейных обычаев, кото-
рые в условиях модернизации привели к резкому росту возраста вступления в брак –
в особенности для мужчин (см. ниже Рис. 11, а также, например: Rashad, Osman, Roudi-
Fahimi 2005: 6; Marks 2011a: 5, 25; Marks 2011b; Puschmann, Matthijs 2012: 15, 19). В по-
следние десятилетия модернизация вела к росту возраста вступления в брак повсемест-
но, но в арабском мире это явление приняло среди мужчин особо выраженный вид (см.
Рис. 11):
Рис. 11. Динамика среднего возраста первого вступления в брак (лет)

у мужчин некоторых арабских стран накануне Арабской весны
34
32 Алжир
Бахрейн
30 Ливан
Марокко
28
Сирия
Тунис
26
24
1970 1980 1990 2000 2010
Источник данных: UN Population Division 2020.
Одной из основных причин повсеместного повышения нижней планки брачного возрас-

та является то, что молодые люди все чаще не могут заключить помолвку из-за финан-
совых трудностей. За последние десятилетия свадьба в исламских странах стала особен-
но затратной как для жениха, так и для невесты и ее семьи. Жених должен выплатить
махр10 и взять на себя обязательства по полному финансовому обеспечению супруги и
детей, при этом размер как официального махра, так и неофициального калыма (плата
женихом за невесту ее родителям) в последние десятилетия колоссально вырос11.
Модернизация в странах Ближнего Востока способствовала этому процессу самыми
разными способами, в том числе иногда и довольно неожиданными. Так, росту стоимо-
сти заключения первого брака для мужчин, а значит и все большему его откладыванию
парадоксальным образом способствовал наблюдавшийся в странах Ближнего Востока и
Северной Африки в последние десятилетия стремительный рост охвата женщин высшим
образованием. И дело здесь во многом в том, что стремительный рост охвата женщин
высшим образованием здесь не сопровождался сколько-нибудь сопоставимым ростом
женской занятости (см. Рис. 12). Если доля женщин студенческого возраста, получаю-
щих высшее образование, выросла в странах Ближнего Востока и Северной Африки за
последние 15 лет почти в два раза, то доля экономически активных женщин в общей
численности женщин трудоспособного возраста увеличилась лишь на доли процента.
При этом во многих странах региона доля женщин студенческого возраста, получающих
высшее образование, сейчас в разы превышает долю экономически активных женщин
в общей численности женщин трудоспособного возраста.
10
Сам термин махр в мусульманском семейном праве употребляется для обозначения имущества,
выделяемого мужем жене при заключении равноправного брака (завадж). Уплата махра являет-
ся главным условием такового брака и рассматривается как плата жене за брачные отношения.
В этом контексте махром может быть абсолютно все, что имеет какую-либо стоимость и на что
может быть распространено право собственности (см., например: Spies 1913–1936; Боголюбов
1991: 164).
11
Так, скажем, в Ливии еще в первой половине 1970-х гг. (в период нефтяного бума) средний раз-
мер выплат за невесту подскочил с 3 500 до 35 000 долларов США всего за несколько лет (Toros
1975: 3).
20 Введение
Рис. 12. Динамика доли женщин студенческого возраста, получающих высшее

образование (%), и доли экономически активных женщин среди всех
женщин трудоспособного возраста (%) в странах Ближнего Востока и
Северной Африки (т.е. ядра афразийской макрозоны)
45 45
40 40
35
35
30
30
25
25
20
15 20
2000 2005 2010 2015 2020 2000 2005 2010 2015 2020
Доля женщин студенческого возраста, Доля женщин студенческого возраста,
получающих высшее образование, % получающих высшее образование, %
Доля экономически активных женщин, % Доля экономически активных женщин, %
В среднем по всем странам Ближнего Во- Тунис

стока и Северной Африки
60 45
50 40
35
40
30
30
25
20
20
10 15
0 10
1996 2000 2004 2008 2012 2016 2020 2000 2004 2008 2012 2016
Палестинская Автономия Сирия
70 80
60 70
60
50
50
40
40
30 30
20 20
10 10
0 0
2004 2006 2008 2010 2012 2014 2016 2018 1990 1995 2000 2005 2010 2015 2020

Алжир Саудовская Аравия

Источник данных: World Bank 2020.
Здесь стоит отметить, что численность экономически активных женщин включает

в себя не только работающих женщин, но и женщин, активно работу ищущих, из чего
вытекает, что во многих странах Ближнего Востока и Северной Африки большинство
получивших высшее образование женщин не только не работают, но и не ищут работу.
Зато получение высшего образования формируют повышенное представление как у не-
весты, так и у ее родителей о том, что из себя представляет достойный уровень ее со-
держания мужем, что еще больше повышает финансово-экономическую планку для по-
тенциального жениха и все больше откладывает его вступление в брак.
Таким образом, чтобы свадьба состоялась, нужна все более и более значительная
сумма денег, и мужчина, ответственный за выплату большей части этой суммы, должен
упорно трудиться, чтобы заработать ее. Многие молодые люди после заключения со-
глашения о помолвке уезжают на несколько лет работать в одну из нефтедобывающих
арабских стран, чтобы накопить денег. В среднем, до 30 лет рядовой араб-мусульманин
не может позволить себе жениться, поскольку он сначала должен найти работу с жало-
ваньем, достаточным для содержания жены и детей, приобретения автомобиля, построй-
ки дома или покупки квартиры, мебели, и, наконец, иметь сумму для уплаты махра за
невесту и дорогого свадебного подарка для нее (Шмелева 2003: 67–71).
«На традиции пышного празднования арабских свадеб наложились растущая мо-
дернизация региона и усиливающийся консьюмеризм, что сделало бракосочетание
и сопутствующие церемонии чрезвычайно дорогим удовольствием. В арабских
странах молодые люди в возрасте 20–30 лет обычно говорят, что откладывают все,
что только могут для того, чтобы иметь возможность жениться через несколько лет
в будущем» (Rashad, Osman, Roudi-Fahimi 2005: 6).
«Рост расходов на вступление в брак является важной причиной его откладывания.
К концу 1990-х гг. средние затраты на вступление в брак в Египте составляли при-
мерно 6 000 долл. США, в то время как годовой национальный доход на душу насе-
ления составлял всего 1 490 долл. США (Singerman, Ibrahim 2001). Это объясняет,
почему молодым мужчинам и их семьям приходится в течение многих лет эконо-
мить деньги для того, чтобы, наконец, сыграть свадьбу» (Puschmann, Matthijs 2012:
19).
Вопрос о возрасте вступления в брак имеет для настоящей монографии вовсе не акаде-
мическое значение. Отметим, что еще в 2005 г. Б. Менш, С. Сингх и Дж. Кастерлайн от-
мечали:
«Откладывание вступления в брак после определенного момента не может считать-
ся универсально положительным, даже если оно было вызвано повышенными ожи-
даниями, а не ухудшающимися экономическими обстоятельствами. Действительно,
поздний возраст вступления в брак, вытекающий из ограниченности ресурсов, не
может рассматриваться как желательный для молодых мужчин – он может быть ис-
точником фрустрации, особенно в тех регионах, где добрачные половые связи не
допускаются12» (Mensch, Singh, Casterline 2005: 26).
В этой связи крайне актуальным выглядит тот факт, что неженатые мужчины значитель-
но более склонны к радикализму и экстремистским политическим действиям (вплоть до
прямого терроризма), чем женатые мужчины аналогичного возраста, что было показано
с использованием прямых эмпирических данных по Египту (см.: Marks 2011a: 9–17). Та-
ким образом, наблюдавшийся в последние десятилетия в большинстве арабских стран
12
К странам арабо-мусульманской цивилизации это относится в максимально высокой степени.
Именно здесь честь молодой девушки – это высшая добродетель, предмет гордости ее семьи и
обязательное условие вступления в брак (подтверждение непорочности невесты – это подтвер-
ждение чести семьи) (Dialmy, Uhlmann 2005: 19). Ритуал подтверждения целомудренности неве-
сты является особенно важным для жениха, так как он определяет его мужскую состоятельность
и подтверждает статус в обществе.
22 Введение
значительный рост среднего возраста вступления в брак среди мужчин можно считать
значимым фактором социально-политической дестабилизации в этой части земного ша-
ра.
«Увеличение возраста вступления в брак становится источником фрустрации... Брак
остался одной из главнейших целей молодых людей в арабском мире, и хотя ны-
нешнее поколение молодежи инвестировало больше времени, энергии и денег в об-
разование, чем предыдущие, доступ к браку стал более затрудненным, поскольку
сейчас для удовлетворения экономических требований вступления в брак требуется
значительно больше времени… Имеется несколько исследований, которые под-
тверждают, что насилие и социальная неустроенность выше среди (молодых) неже-
натых мужчин (Courtwright 1998; Daly, Wilson 1990; Sampson, Laub, Wimer 2006).
Мириам Маркс даже нашла прямые эмпирические доказательства того, что нежена-
тые мужчины в Египте в большей степени готовы проявлять высокорискованную
политическую активность, чем женатые (Marks 2011a)… Есть достаточно основа-
ний для того, чтобы добавить изменения брачности к числу важнейших факторов
генезиса Арабской весны, так как вышерассмотренные изменения брачности вызы-
вают фрустрацию, психологические проблемы и конфликты внутри арабского об-
щества. Все это склоняет людей к протестам и бунтам. Более того, рост числа неже-
натых мужчин… повышает количество тех, кто готов принять участие в высокорис-
кованных политических действиях» (Puschmann, Matthijs 2012: 39).
Необходимо отметить, что распространенная в странах арабо-мусульманской цивилиза-

ции установка на то, что жених при вступлении в брак должен взять на себя обязатель-
ства по полному финансовому обеспечению супруги и детей, коррелирует и с отклады-
ванием заключения брака мужчинами (до достижения ими соответствующего уровня
экономического благополучия), и с ростом политического насилия (в силу действия вы-
шеописанных механизмов, в особенности на фоне столь характерного для стран арабо-
мусульманской цивилизации эффективного запрета на добрачные сексуальные отноше-
ния). Это, кстати, по всей видимости, и объясняет выше упоминавшуюся давно уже об-
наруженную (Robinson et al. 2006) статистически значимую корреляцию между низким
уровнем экономической активности женщин/женской занятости и высоким уровнем
террористической активности.
Таким образом, имеются основания утверждать, что афразийская макрозона неста-
бильности сформировалась на достаточно глубокой цивилизационной основе (см. Главы
2.6 и 2.7, а также: Мещерина и др. 2018; 2019; Коротаев, Мещерина, Евдокимова 2019;
Коротаев, Мещерина, Слинько и др. 2019) и представляет собой очень важный объект
для научно-практического анализа.
3. Структура монографии
В данной коллективной монографии представлены основные результаты исследований,
проведенных в 2018–2020 гг. в рамках проекта Российского научного фонда № 18-18-
00254 «Количественный анализ и прогнозирование рисков социально-политической де-
стабилизации в странах афразийской макрозоны нестабильности».
Монография состоит из пяти частей.
Часть I («Дестабилизационные процессы в афразийской макрозоне

нестабильности и их цивилизационный контекст») включает в себя восемь глав.
В Главе 1.1 («Процессы глобализации в исламских обществах и исламизм»)13
анализируется такой важнейший феномен изучаемой макрозоны, как политический
ислам и его глобальное измерение. Отмечается, что исламизм является одним из
13
Автор – Л. Е. Гринин.
важнейших феноменов нашего времени, он оказывает сильное влияние на многие

мировые и глобальные процессы. Без понимания роли исламизма с учетом огромной и
возрастающей доли мусульман в мире нельзя понять ни современные, ни будущие
векторы глобализации. Все это делает тему соотношения глобализации и исламизма
очень актуальной. Между тем, она исследована явно недостаточно. В данной главе
намечены некоторые контуры и вехи этого взаимовлияния, показано, что глобализация
сильно влияет на модернизацию, что процессы глобализации и модернизации во многом
взаимосвязаны, и в странах афразийской зоны, где силен исламизм, они
трансформируются особым образом. В главе также прослежено влияние специфического
типа социально-политической модернизации, характерного для афразийской макрозоны
нестабильности, на политические процессы в макрорегионе. В том числе показано, что
конфликт между Катаром и другими странами Залива, помимо целого ряда причин,
определяется также конфликтом между старым курсом глобализации (условно
«нефтяной» – Саудовская Аравия и другие страны Залива) и новым (условно «газовой»,
то есть основанной на технологии сжижения газа, где особенно продвинулся Катар).
Автор главы также стремился связать политические процессы с типами модернизации,
показав, как менялся тип модернизации с течением времени, а также как это влияло
с начала XX в. на особенности модернизации в исламском мире. В частности, был
сделан вывод, что особенности модернизации 1990–2000-х гг. и мощный подъем
глобализации в это время способствовали наступлению Арабской весны.
Глава 1.2 («Как исламизм влияет на в модернизацию и политические процессы
в исламских странах»)14 в значительной мере опирается на идеи, высказанные в
Главе 1.1. Отмечается, что исламские, особенно арабские, страны имеют
многочисленные серьезные особенности, которые, в частности, проявляются в
модернизации этих государств. Понять эти особенности и их причины, а также
современные исламские (особенно арабские) общества без учета влияния исламизма как
одновременно идеологии, культурной среды, образа действий и образа жизни
невозможно. В первой части главы автор делает акцент на анализе особенностей
модернизации арабских и исламских стран, а во второй части – некоторых политических
аспектов современного исламизма, показав, как ведет себя исламизм в оппозиции и что
случается, когда исламисты приходят к власти легитимным путем. Показано, что
исламизм – это не нечто поверхностное, а глубинная и всеобъемлющая субстанция
исламских обществ. Поэтому крайне важно различать радикальный и умеренный
исламизм, опираться на последний для ослабления первого, поскольку именно
умеренный исламизм может стать позитивной и перспективной частью политической
системы исламских стран. Уменьшить опасность радикального, террористического
исламизма одной только силовой борьбой с ним невозможно. Можно надеяться, что он
пойдет на убыль в случае, если удастся разделить радикальный и умеренный исламизм
и сделать последний более респектабельным, открытым, вовлеченным в нормальную
политическую жизнь.
Глава 1.3 («Интифада как форма протеста в ближневосточных обществах»)15
посвящена изучению феномена палестинских интифад в контексте теоретического
осмысления протестов на Ближнем Востоке. Анализируется комплекс социально-
экономических и политических предпосылок для возникновения протестных акций, а
также их динамика. Автор главы приходит к выводу, что первую и вторую палестинские
интифады можно вписать в более широкий контекст протестов на Ближнем Востоке.
Так, «активную фазу» первой палестинской интифады можно охарактеризовать как
фитну, переросшую в сауру, в то время вторую интифаду можно описать как фитну,
14
15
Автор – А. Р. Шишкина.
24 Введение
далее принявшую черты фауды и инкыляба, с ярко выраженным насильственным

характером действий с обеих сторон конфликта.
Поскольку процессы социально-политической дестабилизации/стабилизации имеют
в каждой стране свою специфику, то в следующих трех главах более детально
рассмотрены особенности политических процессов в четырех странах: в Арабской
Республике Египет, в Исламской Республике Иран, а также в двух странах, прежде
входивших в состав СССР, – в Республике Казахстан и Киргизской Республике.
В Главе 1.4 («К анализу процессов социально-политической дестабилизации в
Арабской Республике Египет (2010–2020 гг.)»)16 проведено исследование развития
социально-политической ситуации в Арабской Республике Египет (АРЕ) в период
с Арабской весны 2011 г. и до настоящего времени. На основе данного исследования, а
также количественного анализа результатов президентских и парламентских выборов
выделены характерные периоды развития социально-политической ситуации в АРЕ.
Показано, что бурные события в АРЕ в рассматриваемый период во многом были
обусловлены неустойчивым раскладом сил на внутриполитическом поле и
изменчивостью коалиций, в которые вступали социально-политические акторы.
В Главе 1.5 («К анализу процессов социально-политической дестабилизации в
современном Иране в контексте особенностей политической системы»)17
рассматриваются особенности политической системы современного Ирана и риски ее
дестабилизации. В Иране существует уникальный политический режим, основанный на
чрезвычайно сильной власти консервативного шиитского духовенства и
подконтрольных ему силовых структур. Поэтому, по сравнению с западными
государствами, множество общественно-политических свобод в стране отсутствует или
серьезно ограничено. Несмотря на растущее недовольство режимом, он демонстрирует
весьма высокую стабильность, что связано с его высокой религиозной легитимностью, а
также выдающимися успехами в социально-демографической сфере. В стране
существует соперничество между консервативными и реформаторски настроенными
элитами, представители которых постоянно сменяют друг друга на президентских и
парламентских выборах, что свидетельствует о значительной политической
конкуренции в стране.
Глава 1.6 («К анализу процессов социально-политической дестабилизации/
стабилизации в Киргизской Республике и Республике Казахстан»)18 посвящена анализу
политических процессов в Казахстане и Киргизии – периферийных государствах
афразийской макрозоны нестабильности. Тем не менее, данные страны подвержены
влиянию процессов дестабилизации, происходящих в ее ядре. С другой стороны,
государства постсоветской Центральной Азии – это буфер между крупными мировыми
полюсами – Россией и Китаем, заинтересованными в поддержании мира и порядка в
регионе. Сопоставление Казахстана и Киргизии интересно тем, что эти два кейса
контрастные: Казахстан – одна из самых модернизированных стран Центральной Азии
с устойчивой политической системой, тогда как Киргизия – страна, где по-прежнему
важную роль играет сельское хозяйство, а политический режим пережил две смены
в ходе революций и один переворот в ходе трансфера власти. До настоящего времени
исламский фактор не оказывал серьезного влияния на политические процессы в этих
странах, однако анализ показывает, что его влияние может заметно возрасти.
Глава 1.7 («Религиозный фактор, радикальный исламизм и дестабилизация в странах
афразийской макрозоны нестабильности»)19 анализирует некоторые аспекты
долгосрочного влияния исламизма (особенно радикального) и в целом религиозного
16
Авторы –К. В. Мещерина, А. В. Коротаев.
17
Авторы – В. О. Кокликов, Н. А. Филин.
18
Автор – Е. А. Иванов.
19
фактора на возможные процессы дестабилизации в афразийской макрозоне

нестабильности в будущем (автор при этом опирается на некоторые выводы и идеи
Глав 1.1 и 1.2). Показано, что феномен исламского возрождения и повсеместного рас-
пространения исламизма сам по себе на довольно длительное время создает важную
основу для дестабилизации, поскольку он порождает в качестве своего крайнего крыла
радикализм. И в этой связи поддержка умеренного исламизма с целью отрыва его от
радикального является одним из важнейших способов минимизации опасности
радикализма и дестабилизации общества. Особо была исследована ситуация в зоне
Сахеля, где исламизм в основном еще неразвит. Однако эти общества оказались, с одной
стороны, восприимчивы к радикализму и терроризму, поскольку радикалы из стран
Ближнего Востока и Северной Африки достаточно легко вербуют здесь сторонников и
добровольцев, а с другой – эти страны (из-за отсутствия опыта, недостаточного уровня
развития государственного аппарата, быстрорастущего населения, включая городское, и
других причин) во многом оказались беспомощными против террористов. В результате
некоторые из них становятся базами для распространения террора. Поэтому ряд стран,
как, например, Мали и Нигер, нуждаются во внешней помощи против терроризма.
Кроме того, делается вывод, что афразийская макрозона нестабильности в своей
африканской части имеет очень обширную периферию, причем не только в зоне Сахеля.
Она может существенно расшириться в будущем и за счет других регионов Африки
(выше, в разделе 1 настоящего введения мы уже обсуждали эту тему). Выдвигается
прогноз, что с течением времени роль радикализма начнет уменьшаться на Ближнем
Востоке и одновременно расти в странах зоны Сахеля. Причем последнее будет
происходить существенно быстрее первого. В главе также исследована ситуация
в обществах, где мусульмане являются меньшинством, а именно в Китае и Индии.
Населенные мусульманами области в них составляют как бы дальнюю периферию
афразийской макрозоны нестабильности. Было показано, что как в Синьцзян-Уйгурском
автономном районе на северо-западе Китая, так и в штате Джамму и Кашмир в Индии
(равно как и в некоторых других индийских штатах) ситуация будет неопределенно
длительное время способствовать процессам дестабилизации и может обостряться. Это
может происходить, с одной стороны, из-за сепаратизма мусульман, и с другой – по
причине жесткой политики центральной власти по отношению к ним.
Глава 1.8 («Влияние ближневосточного терроризма на глобальную и российскую
безопасность»)20 рассматривает влияние роста террористической активности на
Ближнем Востоке после Арабской весны на увеличение террористической угрозы
в других частях мира. С использованием количественных методов продемонстрировано,
что действительно в период после Арабской весны около 70 % всех зафиксированных
в мире терактов происходило в афразийской макрозоне нестабильности, которая
превратилась в бесспорный глобальный центр террористической активности. Сказанное
наглядно иллюстрирует Рис. 13.
Показано, что именно со стремительным ростом террористической активности
в афразийской макрозоне можно весьма ощутимо связать рост террористической актив-
ности после 2013 г. в США, Западной Европе, Турции и России. Анализ показывает, что
«Исламское государство»21 (ИГ) и его аффилированные структуры выступали в качестве
основного агента экспорта терроризма в эти страны и регионы (см. также Главу 1.7).
Проанализировано увеличение террористической активности в России после 2015 г. под
влиянием деятельности ИГ. Наконец, предложены рекомендации по конкретному про-
тиводействию террористической угрозе, идущей из афразийской макрозоны нестабиль-
ности.
20
Авторы – Л. М. Исаев, М. Б. Айсин, А. Р. Шишкина, А. В. Коротаев.
21
Данная организация признана в соответствии с законодательством РФ террористической, а ее
деятельность на территории России запрещена.
26 Введение
Рис. 13. Распределение общего числа значимых террористических актов, за-

фиксированных в мире в 2011–2017 гг. по данным Глобальной базы
данных по терроризму (Global Terrorism Database – GTD) (START
2020), между странами афразийской макрозоны нестабильности и
остальными странами мира
Остальной
мир; 21 060;
27%
Афразийская
макрозона
нестабильности;
56 667; 73%
Часть II («Количественный анализ дестабилизационных процессов и феноме-

нов») содержит восемь глав.
В Главе 2.1 («Типы нестабильности и их связь с социально-политическими и эконо-
мическими переменными: факторный анализ методом главных компонент»)22 предло-
жена типология нестабильности на основе количественного анализа. При помощи мето-
да главных компонент выделены четыре типа дестабилизации: (1) массовая дестабили-
зация, которая предполагает преимущественно ненасильственные массовые выступле-
ния; (2) резкая смена режима, преимущественно через перевороты; (3) кровавая
дестабилизация, например террористические атаки (4); внутриэлитная дестабилизация,
интенсивность которой варьируется от правительственных кризисов до политических
убийств и переворотов. Анализ связи социально-политических и экономических показа-
телей с четырьмя типами нестабильности показывает, что для каждого типа дестабили-
зации характерны свои социально-политические условия, способствующие риску ее воз-
никновения. Проведенный анализ показывает, что различные социально-политические
характеристики по-разному влияют на различные типы дестабилизации. Фактически
только такой параметр, как тип режима, оказался значимым для всех четырех типов,
причем один из них – факциональная демократия – явился хорошим предиктором высо-
кого уровня нестабильности для всех четырех типов. В свою очередь, автократии наибо-
лее подвержены переворотам по сравнению с другими типами нестабильности, однако
имеют относительно низкий риск массовой дестабилизации. Доля молодого населения
положительно влияет на кровавую и внутриэлитную дестабилизацию, но отрицательно –
на риск резкой смены режимов и оказывается незначимым фактором для массовой де-
стабилизации. Это говорит о необходимости разработки различных моделей для разных
типов нестабильности.
22
Авторы – Е. В. Слинько, К. В. Мещерина, С. Г. Шульгин, Ю. В. Зинькина, С. Э. Билюга,
А. В. Коротаев.
В Главе 2.2 («Отбор переменных для анализа и прогнозирования социально-

политической дестабилизации с помощью моделей градиентного бустинга»)23 предла-
гается метод для отбора переменных, наиболее важных для анализа и прогнозирования
социально-политической нестабильности. Для отбора переменных мы используем метод
градиентного бустинга, с помощью которого ранжируем переменные по их важности
для анализа и предсказания различных измерений социально-политической нестабиль-
ности. Среди наиболее важных переменных выделяются те, которые описывают исто-
рию существования и устойчивости режима (долговечность режима, возраст государ-
ственности и независимости), переменные, характеризующие тип режима, переменные,
характеризующие структуру населения и занятости, переменные, отражающие состоя-
ние мировой конъюнктуры.
Глава 2.3 («Опыт использования методов машинного обучения для ранжирования
факторов социально-политической дестабилизации на глобальном и зональном уровне, а
также применительно к афразийской макрозоне нестабильности»)24 во многом являет-
ся продолжением прошлой работы по ранжированию предикторов различных измерений
нестабильности. В данной главе предпринята попытка провести более глубокую прора-
ботку предыдущих исследований и усовершенствовать методологию проводимого ис-
следования. На основе анализа опыта предыдущих исследований в данной главе приме-
нен метод оценки предикторов с использованием методов машинного обучения на двух
уровнях. В первую очередь были проанализированы факторы, которые приводят к не-
стабильности вообще, во вторую очередь – отдельно проанализированы факторы, кото-
рые влияют на интенсивность генерируемой нестабильности. Анализ проводился на ос-
новании двух типов нестабильности: массовых протестов и террористических актов.
Была модернизирована система оценки предикторов для ненасильственной и насиль-
ственной дестабилизации и разработана двухуровневая модель для ранжирования фак-
торов нестабильности. Модель первого уровня оценивает вероятность возникновения
хотя бы одного случая нестабильности и составляет оценки. Модель второго уровня ис-
пользует предсказанные значения модели первого уровня и оценивает интенсивность
предполагаемой нестабильности. Таким образом, в оценку факторов включено как влия-
ние переменной на возникновение нестабильности, так и влияние переменной на интен-
сивность исследуемого типа нестабильности. После этого с помощью векторов Шепли
были оценены все предикторы финальной модели и дана им количественная оценка. Бы-
ли проанализированы различные подвыборки: мир в целом, мир-системное ядро и пери-
ферия, а также отдельно была проанализирована афразийская макрозона нестабильно-
сти. Результат показал, что разделение изначальной базы данных на мир-системные зо-
ны и отдельное выделение афразийской зоны имело смысл. Если результаты для мира в
целом и периферии оказались очень схожи (ведь подавляющее большинство стран мира
приходится именно на периферию), то разница между странами периферии и центра
оказалась достаточно большой.
Афразийская макрозона нестабильности, в свою очередь, показала некоторые ре-
зультаты, не похожие ни на мир в целом, ни на мир-системные макрозоны. Показано,
что массовые протесты наиболее вероятны в тех странах афразийской зоны, которые бо-
лее демократичны, где недавно произошла смена режима, низка эффективность законо-
дательной власти, которые находятся в состоянии экономического спада, не очень бога-
ты, но в которых выше доступ к современным средствам коммуникации, которые
в большей степени находятся под воздействием программ продвижения демократии, и
где в этом году проходят выборы (и, в особенности, на фоне революционных событий
в других странах макрозоны). С другой стороны, наиболее мощным недемографическим
23
Автор – С. Г. Шульгин.
24
Авторы – И. А. Медведев, П. С. Сойер, А. В. Коротаев.
28 Введение
предиктором террористической дестабилизации для стран афразийской зоны нестабиль-

ности оказывается сочетание частичной (в особенности факциональной) демокра-
тии/анократии с повышенном уровнем политической коррупции и активной, преднаме-
ренной и целенаправленной дискриминацией со стороны государства определенных
групп населения. К сожалению, такое сочетание в странах афразийской макрозоны не-
стабильности встречается достаточно часто, что, по-видимому, и объясняет в заметной
степени повышенный уровень террористической активности в этой макрозоне, описан-
ный в Главах 1.7 и 2.6 данной монографии.
В Главе 2.4 («Влияние удельного числа интернет-пользователей на потенциал соци-
ально-политической дестабилизации: опыт предварительного количественного анали-
за»)25 тестируется связь между удельным числом интернет-пользователей в стране и
различными проявлениями социально-политической дестабилизации. Предыдущие ис-
следования в основном были сосредоточены на значимости интернет-коммуникаций для
участников протестов и революций, произошедших в последние тридцать лет. Исследо-
ватели отмечали, что интернет-коммуникациями активно пользовались протестующие
во время событий Арабской весны, движений Occupy и связанных с ними протестов (ко-
торые затронули многие страны в Европе, Азии, Северной Америке и даже Африки и
Океании), участники протестов «цветных революций» на постсоветском пространстве,
участники протестов в Азии. Используя различные базы данных, содержащие сведения о
различных событиях социально-политической дестабилизации, авторы главы проводят
серию корреляционных тестов для того, чтобы понять, с какими явлениями социально-
политической дестабилизации коррелирует число интернет-пользователей на душу
населения. Учитывая особый характер распределения данных по событиям социально-
политической дестабилизации, авторы нормируют показатели на миллион человек, а
также проводят ряд дополнительных корреляционных тестов с подецильным разбиением
выборки. Данные тесты показывают, что удельное число интернет-пользователей значи-
мо положительно скоррелировано с интенсивностью антиправительственных демон-
страций и массовых беспорядков. При этом дополнительный анализ позволяет предпо-
лагать, что проникновение Интернета стимулирует рост мирных антиправительственных
демонстраций в заметно большей степени, чем массовых беспорядков. Также результаты
исследования позволяют сделать вывод, что существует значимая отрицательная корре-
ляция между удельным числом интернет-пользователей и интенсивностью политиче-
ских убийств, а также количеством жертв террористических атак на миллион человек и
интенсивностью переворотов и попыток переворотов. Таким образом, имеются некото-
рые основания предположительно утверждать, что распространение Интернета положи-
тельно коррелирует в большей степени с массовой относительно ненасильственной де-
стабилизацией, вместе с тем скорее отрицательно коррелируя с дестабилизацией более
насильственной или элитарной.
Авторы Главы 2.5 («О причинах положительной корреляции между ВВП на душу
населения и интенсивностью антиправительственных протестов (или почему, чем
лучше люди живут, тем больше они протестуют?)»)26 обращают внимание на то об-
стоятельство, что предыдущие исследования выявили наблюдаемую для подавляющего
большинства стран мира несколько парадоксально сильную положительную корреляцию
между ВВП на душу населения и интенсивностью антиправительственных демонстра-
ций (действительно, получается, что, чем лучше люди живут, тем с большей вероятно-
стью они выходят на улицу с антиправительственными протестами). Проведенные авто-
рами главы тесты показывают, что процессы демократизации и урбанизации, а также
экспансия формального образования, по всей видимости, являются основными фактора-
25
Авторы – Д. М. Романов, С. Э. Билюга, А. В. Коротаев.
26
Авторы –А. В. Коротаев, П. С. Сойер, Л. Е. Гринин, Д. М. Романов, А. Р. Шишкина.
ми, обуславливающими позитивную связь между подушевым ВВП и интенсивностью

антиправительственных демонстраций, так как и урбанизация, и демократизация, и рост
образованности населения ведут к росту интенсивности протестов. Более того, при кон-
троле на эти факторы связь между ВВП на душу населения и антиправительственными
протестами становится отрицательной. Таким образом, высокий подушевой ВВП ока-
зался значимым непосредственным (proximate) негативным фактором интенсивности ан-
типравительственных демонстраций, но при этом конечным (ultimate) еще более значи-
мым позитивным фактором интенсивности протестов. Рост ВВП на душу населения со-
вершенно закономерно сопровождается ростом уровня урбанизации, демократизации и
образования, что с лихвой компенсирует прямое сдерживающее влияние на протесты со
стороны растущего ВВП на душу населения (по крайней мере для стран с низкими и
средними доходами). Кроме того, предложенная авторами отрицательная биноминаль-
ная регрессионная модель оказалась способной объяснить не только сильную положи-
тельную корреляцию между подушевым ВВП и интенсивностью протестов, прослежи-
ваемую для диапазона значений ВВП менее $20 000, но и значительно более слабую от-
рицательную корреляцию, фиксируемую для диапазона выше $20 000. Дело в том, что
в богатых странах показатели урбанизации, демократизации и образования выходят на
уровень насыщения и подавляющее большинство стран с высоким уровнем дохода име-
ет более или менее сходные уровни по всем трем интересующим индикаторам. В резуль-
тате, для зоны значений подушевого ВВП более $20 000 мы имеем дело с по сути дела
автоматическим контролем корреляции между ВВП на душу населения и интенсивно-
стью протестов на факторы демократизации, образования и урбанизации, и, как и пред-
сказывает наша модель, конечное влияние дальнейшего роста ВВП на душу населения
на интенсивность протестов для стран с высокими доходами становится скорее отрица-
тельным, чем положительным.
В Главе 2.6 («К количественному анализу связи ценностных ориентаций с уровнем
террористической активности в странах афразийской макрозоны нестабильности»)27
предпринята прежде всего попытка исследовать возможную связь религиозных цен-
ностных установок, преобладающих среди молодежи той или иной страны, с уровнем
интенсивности террористической деятельности в этой стране. Выборка включает
наблюдения из Всемирного обзора ценностей по ценностным установкам молодых лю-
дей в возрасте от 15 до 24 лет. Особое внимание было уделено ценностным ориентациям
жителей стран афразийской макрозоны нестабильности. Проведенное исследование поз-
волило выявить несколько религиозных ценностных ориентаций, которые можно рас-
сматривать в качестве возможных кандидатов для ответа на вопрос о том, какие цен-
ностные установки молодежи могут способствовать повышенному уровню террористи-
ческой активности в афразийской зоне в XXI в. В целом проведенное исследование поз-
воляет предположить, что повышенная религиозность молодежи является одним из
факторов повышенного уровня террористической активности в афразийской зоне на со-
временной фазе глобального модернизационного перехода, но при этом в качестве зна-
чимых предикторов выступили религиозные убеждения (вера в жизнь после смерти, в
дьявола, в грех и т. п.), а не религиозное поведение (посещение мечети, частые молитвы,
и т. п.). Особо стоит отметить установку молодых на недоверие людям другой религии,
которую, как позволяет предположить исследование, можно рассматривать в качестве
достаточно сильного глобального ценностного фактора повышенного уровня террори-
стической активности. Особое внимание обращается на то обстоятельство, что в тенден-
ции с более высоким уровнем террористической активности коррелирует привержен-
ность молодых мужчин ценностям важности брака или длительных отношений, инсти-
27
Авторы – К. В. Мещерина, И. А. Медведев, А. В. Коротаев.
30 Введение
тута семьи, такие установки, что для полного счастья мужчина должен иметь детей, ко-
торых к тому же в идеале должно быть много. При этом значимым оказывается целый
блок установок о том, что является важным для построения счастливых семейных отно-
шений: хороший доход супругов, социальное положение, хорошие жилищные условия,
уважение и почитание (D030), вера в Бога (D031), близость взглядов по политическим
вопросам (D033), счастливые сексуальные отношения (D036), и наличие детей (D038).
Данное обстоятельство представляется отнюдь не случайным в свете того, что уже
обсуждалось во Введении к данной монографии (см. также ниже Главу 2.7): повышенный
уровень политического насилия на Ближнем Востоке и в Северной Африке, по всей ви-
димости, связан с наблюдавшимся здесь в последние десятилетия очень заметным ро-
стом среднего возраста вступления мужчин в брак (о некоторых причинах этого явления
см. выше во Введении), при том, что неженатые мужчины значительно более склонны к
радикализму и экстремистским политическим действиям (вплоть до прямого террориз-
ма), чем женатые мужчины аналогичного возраста (и в особенности это характерно
именно для стран арабо-мусульманской культуры, где растущий возраст вступления
в брак сочетается с эффективными запретами на добрачные сексуальные отношения).
В связи с этим не вызывает особого удивления, что уровень террористической активно-
сти оказывается здесь в тенденции выше в тех странах, где молодые мужчины в заметно
большей степени озабочены проблемой вступления в брак, что и будет коррелировать с
приверженностью молодых мужчин ценностям важности брака или длительных отно-
шений, института семьи, таким установкам, что для полного счастья мужчина должен
иметь детей, которых к тому же в идеале должно быть много, а также с поглощенностью
в размышления о том, какими качествами должен в идеале обладать его брачный парт-
нер – все это маркеры озабоченности проблемами вступления в брак, усиливаемой осо-
знанием сложности достижения этой цели многими молодыми людьми в странах Ближ-
него Востока и Северной Африки.
В Главе 2.7 («Отрицательное отношение к женской занятости в исламском и
арабском мире как предиктор высокого уровня политического насилия: предваритель-
ный анализ»)28 исследовано возможное влияние ислама на отношение к экономическому
гендерному равенству. Анализ был проведен на основании ответов респондентов об их
отношении к утверждению «Когда рабочих мест не хватает, мужчины должны иметь
больше прав на работу, чем женщины» из Всемирного обзора ценностей (WVS). Есть
определенные основания ожидать, что в исламских странах респонденты более склонны
выражать согласие с данным утверждением, нежели чем в неисламских. В главе данная
гипотеза была операционализирована следующим образом: чем выше процент мусуль-
ман в стране, тем больше вероятность, что респонденты в этой стране будут согласны с
этим утверждением. В качестве независимой переменной мы использовали такой пока-
затель, как доля мусульман в общей численности населения (условно: исламский фак-
тор). Формальная проверка этой гипотезы показала, что корреляция находится в прогно-
зируемом направлении, является статистически значимой и довольно сильной. С другой
стороны, после того как мы добавили в нашу регрессию «арабский фактор 1» (принад-
лежность страны к Арабскому региону), сила взаимосвязи между исламским фактором и
поддержкой вышеупомянутого заявления существенно снизилась, тогда как «арабский
фактор 1» оказался статистически значимым. С другой стороны, после того, как мы учли
действие арабского фактора более полным образом (добавили в регрессию «арабский
фактор 2», включив в выборку некоторые неарабские страны, на которые оказали влия-
ние неисламские элементы арабской культуры), этот фактор стал вполне сопоставимым
по силе (или даже более сильным), чем исламский фактор. Таким образом, отрицатель-
ное отношение к женской занятости оказалось характеристикой в большей степени тех
28
Авторы – К. В. Мещерина, А. В. Коротаев.
стран, которые испытали влияние именно арабской культуры (а не просто ислама). Как
мы помним, афразийская макрозона нестабильности очень тесно коррелирует как раз с
теми странами, что исторически испытали глубокое влияние арабской культуры и кото-
рые в основе своей и образуют данную макрозону. Как показано в данной главе, отрица-
тельное отношение к женской экономической активности очень тесно коррелирует с ак-
туальной низкой женской занятостью. В свою очередь, как было показано выше в дан-
ном Введении, низкая женская занятость в современных странах арабо-мусульманского
ареала тесно связана с отложенным возрастом вступления в брак среди мужчин. Как мы
помним, неженатые мужчины значительно более склонны к радикализму и экстремист-
ским политическим действиям (вплоть до прямого терроризма), чем женатые мужчины
аналогичного возраста (и в особенности это характерно именно для стран арабо-
мусульманской культуры, где растущий возраст вступления в брак сочетается с эффек-
тивными запретами на добрачные сексуальные отношения). Таким образом, отрицатель-
ное отношение к женской занятости, низкая женская экономическая активность, расту-
щий возраст вступления мужчин в первый брак, эффективные запреты на добрачные
сексуальные отношения и повышенные уровни террористической активности оказыва-
ются разными сторонами единого культурно-цивилизационного комплекса.
В Главе 2.8 («Относительная депривация и социально-политическая дестабилиза-
ция в странах Арабской весны: опыт количественного анализа»)29 анализируется фено-
мен относительной депривации как фактор социально-политической дестабилизации
в ходе событий Арабской весны с использованием методов корреляционного и множе-
ственного регрессионного анализа. Относительная депривация операционализирована
через такой показатель, как субъективное ощущение счастья, исходя из допущения, что
человек, находящийся в состоянии относительной депривации, не может чувствовать се-
бя субъективно счастливым. Показано, что изменение уровня субъективного ощущения
счастья между 2009 и 2010 гг. является мощным статистически значимым предиктором
уровня дестабилизации в арабских странах в 2011 г. Следующим по силе предиктором
оказалось среднее значение субъективного ощущения счастья в соответствующей стране
на 2010 г. При этом протестированные авторами фундаментальные экономические пока-
затели при контроле на переменные, связанные с субъективным ощущением счастья,
оказались крайне слабыми и при этом статистически незначимыми предикторами уровня
социально-политической нестабильности в арабских странах в 2011 г.
Часть III («К разработке методики моделирования и прогнозирования рисков

социально-политической дестабилизации») содержит четыре главы.
В Главе 3.1 («Опыт систематического анализа эффективности систем глобально-
го мониторинга и прогнозирования рисков социально-политической дестабилизации»)30
приводится систематический обзор основных методологий глобального мониторинга и
прогнозирования социально-политической дестабилизации. Проведен анализ корреля-
ции между прогнозами дестабилизации, генерировавшимися данными системами, и ак-
туально наблюдавшимися уровнями дестабилизации в соответствующих странах. Про-
гноз, построенный на допущении о том, что уровень дестабилизации в каждой данной
стране в следующем году будет пропорционален актуальному уровню дестабилизации в
этом году, оказывается во всех случаях обладающим большей прогностической силой,
чем прогнозы на базе любого из рассмотренных нами индексов риска дестабилизации
(по крайней мере для всех случаев, когда соответствующие прогнозы были опубликова-
ны). Вместе с тем показано, что до Арабской весны рассмотренные авторами индексы
все-таки выполняли некоторую полезную функцию, позволяя идентифицировать не
29
Авторы – А. В. Коротаев, А. Р. Шишкина.
30
Авторы – А. В. Коротаев, И. А. Медведев, Е. В. Слинько, С. Г. Шульгин.
32 Введение
столько страны с высоким риском дестабилизации, сколько с особо низкими рисками

такого рода. Однако в 2010–2011 гг. все индексы рисков дестабилизации дали серьезный
сбой. Не только высокие значения индексов оказались не очень хорошими предикторами
высокой степени актуальной дестабилизации в 2011 г., но и низкие значения индексов
оказались плохими предикторами низкой степени актуальной дестабилизации. В итоге,
все индексы рисков дестабилизации в 2010/2011 гг. продемонстрировали крайне низкие
статистически незначимые корреляции между ожидаемыми и наблюдаемыми уровнями
дестабилизации, что нельзя не связать с аномальной волной 2011 г., запущенной собы-
тиями Арабской весны. Как авторами главы несколькими способами показано, после
2011 г. предиктивная способность индексов до некоторой степени восстанавливается,
вновь становится статистически значимой, но на уровень, предшествующий Арабской
весне, так и не выходит. Это подтверждает выводы предыдущих работ о том, что Араб-
ская весна в 2011 г. выступила в качестве триггера глобального фазового перехода, в ре-
зультате которого Мир-Система пришла в качественно новое состояние, в рамках кото-
рого стали наблюдаться новые закономерности, не учитываемые системами, разрабо-
танными до Арабской весны. Таким образом, существующие системы прогнозирования
рисков социально-политической дестабилизации утратили последние «конкурентные
преимущества» перед методом простой экстраполяции. Все это, конечно же, говорит о
необходимости разработки нового поколения систем прогнозирования рисков социаль-
но-политической дестабилизации.
В Главе 3.2 («Моделирование и прогнозирование рисков социально-политической де-
стабилизации: методические основы»)31 излагается общий подход к моделированию и
прогнозированию рисков социально-политической дестабилизации. Моделирование
данных рисков в различных странах мира с общих позиций является весьма трудной за-
дачей, поскольку социально-политическая устойчивость социальных систем при нали-
чии дестабилизирующих воздействий зависит от широкого набора внутренних и внеш-
них факторов объективного и субъективного характера, которые сложным образом пе-
реплетаются друг с другом. Обычно риски социально-политической дестабилизации ис-
следуются политологами на основе анализа конкретных ситуаций и действий
конкретных лиц. Но в этом случае существует опасность «за деревьями не увидеть ле-
са». Для повышения достоверности анализа необходимы соответствующая теоретиче-
ская концепция и основанный на ней логико-математический инструментарий, позволя-
ющие с общих позиций рассматривать нестабильность как следствие снижения устойчи-
вости функционирования социально-экономических систем (СЭС) под влиянием тех или
иных факторов. В главе предложен методический подход для решения этой научной за-
дачи. Приводятся типовые примеры анализа устойчивости СЭС в соответствии с пред-
ложенной схемой. Сначала рассматриваются исторические типы СЭС – общества аграр-
ного и индустриального типов, выявляются свойственные им закономерности. Затем
с учетом полученных результатов рассматриваются СЭС современного типа.
стабилизации: базовая модель»)32 на основе изложенного в Главе 3.2 подхода предложе-
на логико-математическая модель оценки социально-политической устойчиво-
сти/дестабилизации общества, в основе которой лежит представление о том, что соци-
альные системы являются объединением социальных субъектов, которые, с одной сто-
роны, имеют различающиеся интересы, с другой стороны, вынуждены учитывать
интересы друг друга при принятии решений, согласовывать и взаимно координировать
свои действия (только в этом случае можно говорить о существовании единой социаль-
ной системы). Механизмы влияния одних субъектов на другие могут быть очень различ-
31
Автор – С. Ю. Малков.
32
Авторы – С. Ю. Малков, С. Э. Билюга, Д. С. Малков.
ными: через систему правил и норм, посредством двусторонних и многосторонних дого-

воров, путем силового принуждения и т.п. В результате взаимодействия принимаемые
субъектами решения могут сближаться, синхронизироваться (в то время как интересы
остаются различными); в этом случае субъекты будут действовать согласованным обра-
зом, а социальная система будет функционировать как единый организм. Однако если
синхронизации решений и действий не будет, то произойдет рассогласование субъектов
и дестабилизация функционирования системы. В главе приведены базовые уравнения
модели, рассмотрены частные случаи. Также изложена базовая модель для описания со-
циально-политической дестабилизации на региональном уровне (на уровне межстрано-
вого взаимодействия), а также для описания социально-политической дестабилизации на
глобальном уровне (на уровне взаимодействия союзов стран и цивилизационных ком-
плексов).
стабилизации: методика анализа политических кризисов»)33 предложена типовая мето-
дика анализа политических кризисов в странах афразийской макрозоны нестабильности,
предназначенная для оценки текущего состояния социально-политической устойчиво-
сти/дестабилизации рассматриваемого общества, инерционного прогноза развития ситу-
ации на заданный временной период с анализом угроз дестабилизации, анализа возмож-
ных мер противодействия угрозам дестабилизации и их предполагаемого влияния на си-
туацию. Методика основана на моделировании социально-политической устойчивости
в рассматриваемой стране с использованием изложенной в Главе 3.3. логико-
математической модели. Показано, что при анализе предкризисного развития социально-
политических систем целесообразно рассматривать три последовательные фазы соци-
ально-политической дестабилизации:
1) исходное квазистабильное состояние общества при наличии нерешенных внут-
ренних противоречий и проблем;
2) снижение социально-политической устойчивости общества в результате измене-
ния внешних и внутренних условий;
3) активную фазу социально-политической дестабилизации, в ходе которой проис-
ходит «рассинхронизация» общества (выражающаяся в протестных акциях, демонстра-
циях, бунтах и т.п.), резкое снижение способности правящей «элиты» управлять ситуа-
цией, с одной стороны, и увеличение возможностей «контрэлиты» влиять на политиче-
ские процессы, с другой стороны.
Для целей практического мониторинга и прогнозирования предкризисного развития
социально-политических систем предложено использовать три группы индексов:
1) индексы, отражающие степень социально-политической устойчивости рассматри-
ваемой социальной системы в долгосрочном периоде (характеризующие остроту внут-
ренних конфликтов и противоречий, с одной стороны, и способность общества противо-
стоять дестабилизации, с другой стороны);
2) индексы, отражающие тенденции усиления/уменьшения опасности социально-
политической дестабилизации в среднесрочном периоде;
3) индексы, отражающие динамику дестабилизации в краткосрочном периоде (в ре-
жиме реального времени).
Индексы первой группы – это индексы конфликтогенного потенциала. Они характе-
ризуют общество в целом, отражают объективные предпосылки возникновения соци-
ально-политической дестабилизации, с одной стороны, и способность общества проти-
востоять угрозам дестабилизации, с другой стороны. Объектами их оценки являются не
личности, а социальные группы и институты.
33
Автор – С. Ю. Малков.
34 Введение
Индексы второй группы – это индексы динамики социально-политической неста-

бильности. Они характеризуют конкретные процессы, происходящие в обществе, веду-
щие как к усилению, так и к снижению социально-политической нестабильности. Эти
индексы оценивают действия конкретных лиц, партий, организаций.
Индексы третьей группы – это индексы уровня дестабилизации. Их задача – оцени-
вать степень текущей дестабилизации общества, они отражают изменение параметров
модели, изложенной в Главе 3.3, в результате происходящих в режиме онлайн событий
в рассматриваемой стране. Индексы этой группы важны для систем мониторинга соци-
ально-политической ситуации, когда процесс дестабилизации уже вступил в активную
фазу. Они нужны для оперативной оценки обстановки и выработки срочных мер по ее
изменению.
Часть IV («К прогнозированию рисков социально-политической дестабилиза-

ции в Мир-Системе и странах афразийской макрозоны нестабильности») содержит
одиннадцать глав.
В Главе 4.1 («Роль революций в дестабилизации и реконфигурации Мир-Системы в XXI
столетии и в будущем афразийской макрозоны нестабильности»)34 отмечается, что в
настоящее время Мир-Система и мировой порядок явно испытывают процесс крупных
перемен. В этой главе анализируется, как могут быть связаны революции XXI столетия с
трансформациями Мир-Системы и мирового порядка. При этом глава основывается на
авторской теории периодического подтягивания политической составляющей Мир-
Системы, которая отстает от ее экономической составляющей, к последней. Такое под-
тягивание в конце концов осуществляется, но оказывается отнюдь не гладким, а слож-
ным и турбулентным (см. Гринин 2012; Гринин, Коротаев, Исаев, Шишкина 2015). Ре-
волюции при этом оказываются частью этого широкого и конфликтного процесса подтя-
гивания политической составляющей Мир-Системы к ее экономической составляющей.
Такое подтягивание вызывает сильные структурные трансформации в мире. Эти вызы-
вающие сильные напряжения и конфликты трансформации названы процессом реконфи-
гурации Мир-Системы. Показано, что этот процесс начался с событий Арабской весны.
В главе предлагаются результаты анализа указанной реконфигурации Мир-Системы,
рассматривается, как этот процесс связан и будет связан с революционным процессом
XXI столетия. Анализируется также то, как революционный процесс будущего может
быть связан с общими процессами дестабилизации в различных частях Мир-Системы, и
в частности – в афразийской макрозоне нестабильности. Автор главы исходит из того,
что революционный процесс никогда не происходит изолированно, он всегда есть, с од-
ной стороны, часть более широкого турбулентного процесса, иногда занимая в нем цен-
тральное, а иногда периферийное место. При этом революционный процесс, особенно
революционные волны, обычно требует каких-то серьезных мир-системных импульсов
(вроде экономического кризиса, повышения цен на продовольствие и т. п.), которые са-
ми по себе есть часть дестабилизационного процесса. С другой стороны, революцион-
ный процесс усиливает мир-системные и региональные процессы дестабилизации. Ожи-
дается, что в связи с подтягиванием политической составляющей Мир-Системы к ее
экономической составляющей (что в общем случае выступает как глубинная причина
деформаций в ней) как число революций, так и их роль как средства, усиливающего
трансформации в Мир-Системе, значительно не снизится, а очень вероятно, и возрастет.
Анализируется будущее революций в соответствии с их типологией, а также в других
аспектах. Это: 1) оценка их количества в сравнении с предыдущим периодом; 2) их роль
как орудия, определяющего будущий прогресс обществ и Мир-Системы; 3) глубина и
сила революций; 4) вероятность революционных волн; 5) возможное изменение форм
34
революционных событий. Глава 4.1 выступает как теоретическая основа для целого ряда
других глав настоящей монографии.
В Главе 4.2 («Возможные процессы дестабилизации в афразийской макрозоне неста-
бильности в свете продолжающейся реконфигурации Мир-Системы») развиваются идеи,
высказанные в предыдущей главе, в более конкретном приложении к будущим изменениям
в афразийской макрозоне. В главе рассматриваются аспекты реконфигурации Мир-
Системы и возможные процессы дестабилизации в афразийской макрозоне нестабильно-
сти»35. Подчеркивается, что процесс реконфигурации Мир-Системы в настоящий мо-
мент в значительной степени затронул ее центр (США и Европу), где в настоящем пери-
оде и происходят, по-видимому, главные события процесса реконфигурации. И это
неизбежно, по-разному, но существенно и заметно, будет отражаться на судьбах об-
ществ афразийской макрозоны нестабильности. В условиях реконфигурации Мир-
Системы «разломы» в ней начинаются в наиболее неустойчивых и слабых местах, при-
чем, как правило, эти районы являются местом противостояния различных интересов и
векторов силы. Отсюда можно сделать вывод, что процессы реконфигурации в афразий-
ской макрозоне нестабильности не могут не продолжаться. Они будут идти по ряду
направлений, которые и анализируются в настоящей главе. Сделан ряд важных выводов
о возможных факторах дестабилизации в будущем. В частности, отмечено, что сниже-
ние роли нефти (особенно ближневосточной) в мировом энергетическом балансе будет
способствовать усилению нестабильности в ряде стран афразийской макрозоны неста-
бильности, а также формированию новых постоянных и временных союзов и коалиций.
Отмечено также, что постоянно меняющийся баланс интересов мировых и региональных
лидеров на Ближнем и Среднем Востоке делает такое влияние, к сожалению, длитель-
ным и мало способствующим консолидации и успокоению региона. А поскольку это со-
ставляет также и элементы процесса реконфигурации, можно прогнозировать, что фак-
тор столкновения интересов будет действовать еще неопределенно длительное время.
Делается вывод о том, что процесс перерастания исламизма в идеологию, органически
рассматривающую ислам как часть общемировой цивилизации, окажется весьма тесно
связанным с реконфигурацией Мир-Системы, сложением нового мирового порядка с но-
выми принципами международных отношений.
В Главе 4.3 («Радикализм, исламизм, постисламизм в их отношении к государственной
идеологии и светским режимам»)36 показано, что умеренный исламизм может стать пози-
тивной и перспективной частью политического спектра исламских стран. Попытки же
вытеснить исламистов из легального политического поля ведут к постоянной конфрон-
тации (здесь автор опирается на идеи, высказанные в Главах 1.1 и 1.2). Следует учиты-
вать, что худшие враги исламистов – это другие исламисты. И именно в создании усло-
вий для раскола между умеренными и радикальными исламистами, на наш взгляд, мож-
но видеть наиболее прагматичную и обещающую успех политику. Сделан вывод о том,
что исламизм особенно силен либо как оппозиционное массовое движение, либо как
умеренный, проводящий разумную политику, адаптированную к современным услови-
ям. Также показан сдвиг конфликтогенности в Алжире и Судане от радикализма к борь-
бе за углубление демократии. Но, несмотря на это или даже по причине этого, эти обще-
ства по-прежнему остаются странами с высоким риском дестабилизационных событий.
Рассматривая радикализм как неизбежно возникающее радикальное крыло исламизма
(что никак не делает исламизм и радикализм, а тем более терроризм синонимами), автор
формулирует вывод об историческом значении исламского радикализма. Он определяет
последний прежде всего как негативное явление, но выделяет и позитивные аспекты
в плане исторического значения (с учетом, конечно, очень высокой цены за этот «пози-
35
36
36 Введение
тив»). Исследуется такое явление, как постисламизм. На практике он означает, что за-
рождающаяся политическая система включает в себя демократические и светские идеа-
лы и принципы в рамках «исламской системы этнических, моральных и культурных
ценностей». В Иране, Пакистане, Бангладеш исламизм трансформируется в постисла-
мизм. В постисламизме мы видим заметную эволюцию исламизма в целом в маги-
стральном (в общечеловеческом понимании) направлении, хотя и со значительной ис-
ламской спецификой.
В Главе 4.4 («Опыт прогнозирования уровня массовой протестной социально-
политической дестабилизации с использованием метода градиентного бустинга»)37 по-
казано, что прогнозирование массовой протестной дестабилизации при помощи методов
машинного обучения позволяет обнаруживать паттерны в данных, которые сложно
найти при помощи более простых методов, а также строить прогнозы, которые могут
достаточно хорошо учитывать уровень политической нестабильности. В процессе ис-
следования стало понятно, что существует несколько паттернов возникновения массо-
вой дестабилизации: так, для стран Западной Европы массовые демонстрации историче-
ски являются часто используемым инструментом для выражения политических взгля-
дов, в некоторых странах Ближнего Востока массовые выступления стали возможны по-
сле либерализации режимов и являются ответом на изменения в обществе и
политической системе, в странах Латинской Америки существует большое количество
социальных проблем, которые провоцируют напряженность и массовые выступления.
В дальнейшем представляется перспективным разбиение стран на кластеры с учетом
большого числа политических, экономических и социальных факторов и разработка от-
дельных моделей для каждого кластера.
В Главе 4.5 («Прогнозирование индикаторов социально-политической дестабилиза-
ции с использованием методов машинного обучения»)38 анализируется возможность ис-
пользовать методы машинного обучения для краткосрочного предсказания как агреги-
рованного индекса социально-политической нестабильности, так и отдельных индикато-
ров социально-политической дестабилизации. Анализ проводился на основе обновлен-
ной расширенной базы данных, которая была использована для анализа факторов, в
наибольшей степени влияющих на социально-политическую дестабилизацию.
Глава 4.6 («Некоторые результаты прогнозирования индикаторов социально-
политической дестабилизации с использованием методов машинного обучения для
стран афразийской макрозоны нестабильности»)39 посвящена проблеме прогнозирова-
ния страновых рисков по отдельным измерениям социально-политической нестабильно-
сти с использованием методов машинного обучения. Данная глава написана в продол-
жение предыдущих, в которых были анализированы возможности прогнозирования ин-
дексов социально-политической нестабильности с использованием методов машинного
обучения, а также с помощью аналогичных моделей был проведен анализ факторов,
наиболее важных для прогнозирования. В данной главе используется несколько специ-
фикаций модели, прогнозирующих отдельные показатели социально-политической не-
стабильности на (i+1), (i+2) и (i+3)-й годы с использованием данных, доступных на по-
следний момент, для прогнозирования рисков партизанских действий и государствен-
ных переворотов для стран афразийской макрозоны нестабильности.
В Главе 4.7 («К прогнозированию социально-политической дестабилизации в
афразийской макрозоне нестабильности с помощью многоуровневых моделей машинно-
го обучения»)40 представлены некоторые результаты составления индексов нестабильно-
сти, которые могли бы отражать уровни рисков социально-политической дестабилиза-
37
Автор – Е. В. Слинько.
38
39
40
Авторы – И. А. Медведев, А. В. Коротаев.
ции в последующие годы. Для построения индекса социально-политической нестабиль-

ности использовались наработки наших предыдущих исследований с внесением значи-
тельных изменений в методологию расчетов. В первую очередь отметим, что если наша
предыдущая модель была нацелена на прогнозирование самого факта появления неста-
бильности, то новый результат предполагает прогноз еще и интенсивности дестабилиза-
ционной активности в стране. Была построена двухуровневая модель машинного обуче-
ния на основе более чем 100 переменных из различных групп показателей: экономиче-
ских, политических, социальных. Авторами был составлен ранжированный список
стран: от наибольшей опасности возникновения нестабильности к наименьшей для стран
афразийской макрозоны нестабильности и всего мира в целом. Оба индекса показали
хорошую сходимость с данными 2019 г. и также смогли спрогнозировать многие реаль-
ные события социально-политической дестабилизации 2020 г. Так, протесты, связанные
с BLM в США, хабаровские и иные протесты в России, намечающиеся проблемы в Бе-
лоруссии, массовые протесты в Нигерии, Пакистане, Судане, Иране, Кот-д'Ивуар, Ал-
жире, Ираке, Израиле, Ливане, Турции, Марокко, а также теракты в Афганистане, Паки-
стане, Ираке, Турции, Сомали, Йемене, Сирии, Нигерии, Буркина-Фасо, Мали, Нигере
были спрогнозированы моделью вполне точно. В заключении проводится сопоставление
индексов рисков социально-политической дестабилизации, рассчитанных с использова-
нием методов машинного обучения в данной главе, а также в Главах 4.4, 4.5 и 4.6 данной
монографии, с «Индексом неустойчивых государств» (при этом показано, что последний
имеет смысл рассматривать как индекс рисков госпереворотов, но не других видов соци-
ально-политической дестабилизации).
В Главе 4.8 («Опыт построения индекса динамики социально-политической неста-
бильности»)41 изложен методический подход к формированию индекса динамики соци-
ально-политической нестабильности, основанный на использовании методики прогнози-
рования предкризисного развития обществ различного типа, описанной в Главе 3.4.
Приведены предварительные результаты использования предложенного подхода для
сравнительной оценки динамики нестабильности в странах афразийской макрозоны.
В следующих трех главах приведены примеры использования изложенной в Гла-
ве 3.4 методики для анализа текущего состояния и прогноза возможной динамики уров-
ня социально-политической нестабильности в четырех странах афразийской макрозоны:
в Арабской Республике Египет, в Исламской Республике Иран, в Республике Казахстан
и в Киргизской Республике.
Глава 4.9 («Анализ уровня социально-политической нестабильности в Арабской Рес-
публике Египет: современное состояние и прогноз»)42 посвящена анализу социально-
политической ситуации в Арабской Республике Египет (АРЕ), а также прогнозу сцена-
риев дальнейшего ее развития. Анализ проводился в соответствии с методикой прогно-
зирования предкризисного развития социально-политических систем, описанной в Гла-
ве 3.4. Информация, связанная с историей и политическим развитием АРЕ, с особенно-
стями ее государственного устройства и социально-демографических процессов, изло-
жена в Главе 1.4. Приведено формализованное описание происходивших во время и
после «Арабской весны» событий в Египте, дана характеристика современной (с начала
президентства Абдель Фаттаха ас-Сиси) политической ситуации в стране, определены
наиболее значимые (опасные с точки зрения возможной дестабилизации) расколы, оце-
нена их динамика, сформирована информационная карта динамики социально-
политической напряженности, на основе которой сделаны выводы о возможных сцена-
риях дальнейшего развития социально-политической ситуации в АРЕ.
41
Авторы – С. Э. Билюга, С. Ю. Малков.
42
Авторы – К. В. Мещерина, С. Ю. Малков, А. В. Коротаев.
38 Введение
Глава 4.10 («Социально-политическая нестабильность в Иране: современная ситуация

и прогноз»)43 посвящена анализу социально-политической ситуации в Исламской Рес-
публике Иран (ИРИ), а также прогнозу сценариев дальнейшего ее развития. Анализ про-
водился в соответствии с методикой прогнозирования предкризисного развития соци-
ально-политических систем, описанной в Главе 3.4. Информация, связанная с историей и
политическим развитием ИРИ, с особенностями его государственного устройства и со-
циально-демографических процессов, изложена в Главе 1.5. Дана характеристика совре-
менной (с начала президентства Хасана Роухани) политической ситуации в стране,
определены наиболее значимые (опасные с точки зрения возможной дестабилизации)
расколы в иранском обществе, оценена их динамика, сформирована информационная
карта динамики социально-политической напряженности, на основе которой сделаны
выводы о возможных сценариях дальнейшего развития социально-политической ситуа-
ции в ИРИ.
Глава 4.11 («Анализ уровня социально-политической нестабильности в Казахстане
и Киргизии: современная ситуация и прогноз»)44 посвящена анализу социально-
политической ситуации в Республике Казахстан (РК) и Киргизской Республике (КР), а
также прогнозу сценариев дальнейшего их развития. Анализ проводился в соответствии
с методикой прогнозирования предкризисного развития социально-политических си-
стем, описанной в Главе 3.4. Информация, связанная с историей и политическим разви-
тием РК и КР, с особенностями их государственного устройства и социально-
демографических процессов, изложена в Главе 1.6. Приведен анализ политической ди-
намики в этих республиках, дана характеристика современной политической ситуации,
определены наиболее значимые (опасные с точки зрения возможной дестабилизации)
расколы, сформированы информационные карты динамики социально-политической
напряженности, на основе которой сделаны выводы о возможных сценариях дальнейше-
го развития социально-политической ситуации в РК и КР.
Обобщение результатов анализа динамики политической ситуации в рассмотренных
государствах (АРЕ, ИРИ, РК и КР) с использованием методики прогнозирования пред-
кризисного развития позволяет сделать определенные выводы. Общества развивающих-
ся стран (к ним относятся рассмотренные государства) имеют, как правило, весьма пест-
рую социальную структуру, экономика этих стран недостаточно развита, чтобы служить
объединяющим началом, интересы отдельных социальных групп различаются друг от
друга, политические институты, служащие для согласования интересов, развиты слабо.
В этих условиях для политической «синхронизации» общества нужна сильная централь-
ная власть, обладающая легитимностью. Общества, не выработавшие эффективных ин-
ститутов для «синхронизации» действий основных социальных групп и представляющих
их элит, обречены на перманентную нестабильность (пример – Киргизская Республика).
Наиболее простым способом обеспечения «синхронизации» общества в этих условиях
является установление сильной центральной власти персоналистского типа (по этому
пути пошли многие страны афразийской макрозоны). Однако, если это не наследствен-
ная монархия, то для таких режимов остро стоит проблема легитимизации власти и
обеспечения ее планового трансфера (в случае, когда персоналистский лидер, например,
в силу преклонного возраста или ухудшения здоровья хочет передать власть выбранно-
му им преемнику). Периоды трансфера наиболее опасны с точки зрения возникновения
социально-политической дестабилизации общества (примером этому является ситуация
в АРЕ десять лет тому назад, когда Х. Мубарак запустил процесс передачи власти свое-
му сыну Гамалю). В этом смысле процесс трансфера власти в Казахстане от Нурсултана
Назарбаева к Касым-Жомату Токаеву проходит пока более организованно, без социаль-
43
Авторы – Н. А. Филин, В. О. Кокликов, С. Ю. Малков.
44
Авторы – Е. А. Иванов, С. Ю. Малков.
но-политической дестабилизации и ущерба для прежней элиты. Еще одной проблемой

для персоналистских режимов является консервирование властных структур, подавление
политической конкуренции, блокирование социальных лифтов, что делает власть неэф-
фективной и неспособной адекватно реагировать на возникающие вызовы. В этом смыс-
ле интересен опыт Ирана, где после революции 1979 г. установился религиозный шиит-
ский республиканский режим. Особенностью данной ситуации является то, что религи-
озный характер политической системы обеспечивает ее высокую легитимность у веру-
ющего населения (этого, как правило, нет у светских режимов в других странах). А это,
в свою очередь, позволяет допускать конкуренцию между консервативными и реформа-
торски настроенными элитами, представители которых постоянно сменяют друг друга
на президентских и парламентских выборах, не создавая угрозы стабильности режиму.
Часть V («К прогнозированию рисков социально-политической дестабилиза-

ции в Мир-Системе и странах афразийской макрозоны нестабильности: анализ
факторов и тенденций») содержит семь глав.
В Главе 5.1 («Геополитика как дестабилизирующий фактор в афразийской макрозоне
нестабильности»)45 отмечается, что в последние несколько лет влияние глобальной и ре-
гиональной геополитики на процессы дестабилизации на Ближнем и Среднем Востоке
сильно возросло, а ситуация нестабильности стала принимать перманентный характер.
Создавшийся в результате ухода США с Ближнего Востока вакуум внешнего воздей-
ствия заполняется другими игроками: Россией, Турцией, Саудовской Аравией, Ираном.
Авторы предполагают, что этот фактор дестабилизации будет длительным и почти не-
прерывным. В главе рассмотрены некоторые очаги напряжения, показано, как долго они
могут играть роль источника дестабилизации в регионе и афразийской макрозоне неста-
бильности в целом. Делается ряд новых выводов. В частности: а) активность Турции
расширяет территорию нестабильности афразийской макрозоны за счет подтягивания ее
к Закавказью; б) Ближний Восток становится полигоном для обкатки новых форм взаи-
модействия государств в условиях развала старого мирового порядка; в) расколы и вре-
менные объединения на Ближнем Востоке продолжат создаваться и в будущем, что бу-
дет способствовать нестабильности. Выделены в качестве новых структурных частей
афразийской макрозоны курдская подзона нестабильности внутри Ближневосточной зо-
ны; складывающийся пояс реальных и потенциальных цветных революций на северной
границе афразийской макрозоны (см. об этом в параграфе 2 настоящего введения). Сде-
лан вывод, что геополитический фактор влияния разных игроков в сочетании с обостре-
нием внутреннего недовольства в различных странах остается на достаточно длитель-
ный период фактором возможной дестабилизации. Также сделано предположение, что
ощутимое изменение международного порядка может начаться на Ближнем Востоке как
в регионе с наибольшим градусом напряжения. В таком случае реконфигурация Мир-
Системы, которая и началась на Ближнем Востоке, здесь же может начать трансформи-
роваться в свою позитивную фазу. Но это небыстрый и трудный процесс.
В Главе 5.2 («Грядущая дестабилизации в странах афразийской макрозоны и демогра-
фические процессы»)46 исследуется влияние демографического фактора (в его разных ас-
пектах) на вероятность и степень будущих процессов нестабильности в афразийской
макрозоне, но прежде всего в ее африканской части. Демографы прогнозируют мощный
демографический рост в Африке, особенно в странах южнее Сахары, в том числе и в
зоне Сахеля. Во многих странах прогнозы показывают рост населения в этом макроре-
гионе к 2050 г. в 2 раза, а к 2100 г., в зависимости от типа прогноза (минимальный, сред-
ний или максимальный), от 3 до 5 раз. Такой быстрый рост населения может «взорвать»
45
Авторы – И. А. Медведев, А. В. Коротаев.
46
40 Введение
все пропорции. В этом случае соединится целый ряд мощных факторов нестабильности:
быстрая модернизация во всех сферах общества; быстрая урбанизация; этнонациональ-
ные и этноконфессиональные процессы усилятся в связи со взрослением африканских
обществ. Африканские общества будут самыми молодыми в мире, и вместе с быстрой
урбанизацией это резко усилит социальные проблемы: безработицу, нищету, наличие
трущоб и многое другое с неизбежным усилением социальной конфронтации. Ряд афри-
канских стран, особенно в зоне Сахеля, еще до конца не вышли из мальтузианской ло-
вушки, поскольку их население во многом зависит от климатических условий. Можно
предполагать, что засуха там усилится. В этом случае прокормить растущее население
будет сложнее. Рост населения, быстрая урбанизация и исключительно высокая доля
молодежи в составе населения создадут во многих странах особого типа ловушки, в ко-
торых соединятся черты разных типов постмальтузианских ловушек: урбанистской,
мальтузианско-марксовой; молодежной (об этом см. также в Главах 5.3, 5.4, 5.5, на неко-
торые данные которых автор этой главы опирается). Это закрепит молодежные бугры и
сделает общество сильно подверженным различным протестным процессам, включая
терроризм и радикализм. Слабость государственности и все более возрастающий фактор
геополитического соперничества в Африке (а также иных мир-системных влияний) мо-
жет местами обострять проблемы терроризма, распада государств, увеличивать число
беженцев и создавать иные гуманитарные катастрофы. Таким образом, в результате ука-
занных факторов и процессов африканская (особенно сахельская) часть афразийской
макрозоны нестабильности станет на очень долгий срок наиболее беспокойной ее терри-
торией. Более того, мы прогнозируем, что эта зона в Африке будет разрастаться, захва-
тывая все новые страны. Африка, как можно предполагать, вновь станет самой бурлящей
зоной Мир-Системы (об Африканской зоне нестабильности как периферии афразийской
макрозоны см. выше в параграфе 2 настоящего введения). Тем не менее, многие из этих
сложных проблем преодолимы и решаемы, если учесть, что для части из них имеются
уже проверенные механизмы решения. В принципе целенаправленная государственная
(а также и со стороны мирового сообщества) политика в отношении ограничения рожда-
емости могла бы быть полезной для стабилизации обстановки в африканских странах.
В Главе 5.3 («К прогнозированию динамики доли молодежи как фактора социально-
политической дестабилизации в странах афразийской макрозоны нестабильности и
Африки южнее Сахеля»)47 отмечается, что для мира в целом на ближайшие десятилетия
достаточно уверенно прогнозируется снижение доли молодежи в общей численности
взрослого населения в связи с тем, что в настоящее время страны мира либо находятся
на завершающей фазе демографического перехода (с характерным для нее снижением
рождаемости), либо уже демографический переход завершили. Это снижение прогнози-
руется не только для высоко развитых экономически, но и для средне- и слаборазвитых
стран. Однако для отдельных стран мира в ближайшие десятилетия прогнозируется но-
вый рост доли молодежи, то есть формирование новых «молодежных бугров». Значи-
тельное число таких стран обнаруживается как раз среди стран афразийской макрозоны
нестабильности и Африки южнее Сахеля. Однако к числу таких стран относится и Рос-
сия. Показано, что рост доли молодежи в общей численности взрослого населения про-
гнозируется в таких странах Тропической Африки, как Габон, Конго, Нигер, ЦАР, Мали,
Зимбабве, ДРК, Нигерия, Бурунди, Либерия, Ангола. При этом основным фактором об-
разования вторичных молодежных бугров в Тропической Африке была задержка сниже-
ния рождаемости (fertility stall), наблюдавшаяся там в конце 1990-х – 2000-х гг. В стра-
нах Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки, а также в постсоветских странах
Центральной Азии и Закавказья появление вторичных молодежных бугров связано с за-
метными периодами роста рождаемости, последовавшими за периодом ее падения
47
Авторы – А. В. Коротаев, М. Б. Айсин, Ю. В. Зинькина, Д. М. Романов.
в процессе второй фазы демографического перехода. В постсоветских странах Средней

Азии и Закавказья рост рождаемости был связан с периодом экономического подъема
2000-х гг., пришедшего на смену катастрофическому спаду 1990-х гг. В результате мно-
гие семьи, которые откладывали рождение детей в 1990-х гг., реализовали свои роди-
тельские планы в 2000-х, обеспечив очень заметный рост рождаемости в эти годы.
В России рост рождаемости был усилен специальными мерами по ее поддержке, такими,
как материнский капитал и т. п. (в результате в России в 2030-е гг. прогнозируется очень
серьезный молодежный бугор). В арабских странах рост рождаемости в конце 2000-х –
начале 2010-х гг. был связан прежде всего с ростом влияния исламистов. Особенно вы-
раженно эти процессы наблюдались в большинстве стран Северной Африки, где в ре-
зультате прогнозируются масштабные вторичные молодежные бугры (при этом в Египте
и Тунисе масштаб этих новых молодежных бугров в некоторых отношениях даже пре-
взойдет масштаб тех, что сформировались в этих странах накануне Арабской весны).
Сам по себе молодежный бугор является не очень надежным предиктором социально-
политической дестабилизации. Вместе с тем, отмечается, что молодежный бугор оказы-
вается достаточно сильным предиктором дестабилизации в сочетании, скажем, с ухуд-
шением экономической ситуации, критически высоким уровнем безработицы, экономи-
ческого неравенства или коррупции. Однако ни для одной из рассмотренных стран нель-
зя быть уверенными, что в них в годы выхода молодежных бугров на пиковые значения
не будет наблюдаться что-то из перечисленного (либо даже одновременно и ухудшение
экономической ситуации, и высокие уровни безработицы, экономического неравенства и
коррупции).
В Главе 5.4 («О некоторых результатах и перспективах урбанизации в странах
Африки»)48 рассмотрены основные количественные итоги урбанизационных процессов
на Африканском континенте после 1960 г. Показано, что если сравнивать положение
вещей в 2020 г. с ситуацией накануне деколонизации большинства африканских стран,
то можно увидеть, что уровень урбанизации всех частей африканского континента зна-
чительно повысился. Однако некоторые моменты не изменились. Наиболее урбанизиро-
ванные области Африки остались наиболее урбанизированными, а наименее урбанизи-
рованные – наименее урбанизированными. При этом наиболее далека от завершения ур-
банизационного перехода Восточная Африка, которая, впрочем, была наименее урбани-
зированной частью Африки и в 1960 г. Проведен анализ прогнозов урбанизации стран
Африки на период до 2050 г., подготовленных Отделом народонаселения ООН. Выявле-
но достаточно простое логистическое уравнение, используемое данной организацией для
прогнозирования урбанизационных процессов. Показано, что именно с использованием
Отделом народонаселения ООН простой логистической модели связано то обстоятель-
ство, что согласно прогнозам этой организации, наиболее высокие темпы урбанизации
ожидаются в ближайшие 40 лет в странах Восточной Африки.
В Главе 5.5 («К прогнозированию структурно-демографических рисков социально-
политической дестабилизации в странах Африки южнее Сахары: урбанизация, рожда-
емость, городская молодежь и политическое насилие»)49 представлены прогнозные
сценарии структурно-демографических рисков социально-политической дестабилизации
в странах Африки южнее Сахары, подготовленные на основе математического модели-
рования. В качестве основы для примененной математической модели использовано
проведенное исследование влияния доли молодежи в общей численности взрослого
населения (молодежного бугра), с одной стороны, и урбанизации, с другой стороны, на
уровень политического насилия (которое аппроксимируется через число террористиче-
ских актов в соответствующей стране). Показано, что сами по себе молодежный бугор и
48
Авторы – И. А. Медведев, М. Б. Айсин, Д. М. Романов, А. В. Коротаев.
49
Авторы – А. В. Коротаев, М. Слав, Ю. В. Зинькина, Д. М. Романов.
42 Введение
урбанизация оказываются довольно слабозначимыми предикторами интенсивности тер-

рористических атак. Однако когда вводится переменная взаимодействия между молоде-
жью и уровнем урбанизации, значение коэффициента при переменной взаимодействия
оказывается высоким и безусловно статистически значимым. Таким образом, подтвер-
ждается высказанная ранее авторами гипотеза о том, что урбанизация и повышенная до-
ля молодежи оказываются сильными факторами социально-политической дестабилиза-
ции именно когда они действуют совместно, а значит, урбанизация и молодежный бугор
во взаимодействии оказываются более значимыми предикторами политического наси-
лия, чем взятые по отдельности. Соответственно, городской молодежный бугор (доля
городской молодежи в общей численности взрослого населения) оказывается значимо
более мощным дестабилизирующим фактором, чем и урбанизация, и молодежный бугор
сами по себе. Проведенные на этой основе прогнозные расчеты показывают, что буду-
щее процессов дестабилизации в странах Тропической Африки может в очень высокой
степени зависеть от того, каким сценарием там будут развиваться демографические и
урбанизационные процессы. Согласно смоделированным в главе прогнозным сценари-
ям, в этих странах очень высока вероятность стремительного роста политического наси-
лия при развитии по сценарию замедленного снижения рождаемости, в особенности
в сочетании со сценарием форсированной урбанизации. Согласно модельным расчетам
получается, что избежать значительного роста политического насилия в этих странах
можно только при развитии по сценарию ускоренного снижения рождаемости при от-
сутствии форсированной урбанизации.
Главная идея, проводимая в Главе 5.6 («Формирование зрелых общественных отно-
шений и возможная дестабилизация в странах афразийской макрозоны нестабильно-
сти»)50, связана с корреляцией между незрелостью/ отсталостью/неразвитостью и буду-
щими событиями нестабильности и состоит в следующем. По мере взросления общества
и перехода к более зрелым отношениям в нем появляются идеология, социальные, наци-
ональные и политические силы и условия для определенных процессов, которые могут
одновременно влиять на дестабилизацию. Имеются в виду следующие факторы: стрем-
ление к национальному государству, к демократии и социальной справедливости, жела-
ние получить свою долю благ и власти со стороны тех или иных элит, борьба за ресурсы
и привилегии, усиление противоречий между регионами страны и мн. др. Все это может
вести к внутренней конфронтации и в итоге к возможной дестабилизации. В странах
Сахеля, ряде стран Ближнего и Среднего Востока, а также в приграничных с афразий-
ской макрозоной нестабильности странах продолжается модернизация. В результате
в этих обществах формируется все более сложный конгломерат современного и архаич-
ного во всех сферах производства и жизни. Черты архаики будут, конечно, уходить, но
в течение долгого времени. И при быстрой модернизации возникает жесткий конфликт
передового и архаичного, что является само по себе источником нестабильности. Прове-
денный анализ таких факторов, как: а) недостаточная зрелость политических отношений
и системы государственного управления, ведущая к тому, что многие страны афразий-
ской макрозоны нестабильности относятся к слабым или несостоявшимся государствам,
неспособным противостоять преступным и террористическим группировкам, защитить
собственное население; б) архаичность хозяйства и социальных отношений; в) продол-
жающиеся процессы модернизации и урбанизации; г) а также то, что Африка, в том чис-
ле зона Сахеля и Северная Африка, а равно и другие зоны афразийской макрозоны не-
стабильности, становятся территорией все большего геополитического соперничества
крупных держав, – приводит к выводу, что период изживания этих недостатков и взрос-
ления обществ будет также периодом чрезвычайно высокого риска дестабилизационных
процессов. Глава по содержанию тесно связана с Главами 1.7, 5.1, 5.2, 5.7.
50
В Главе 5.7 («Станет ли движение к устойчивым демократическим отношениям и

национальному государству длительным фактором дестабилизации в странах
афразийской макрозоны нестабильности?»)51 рассматривается движение к демократи-
зации через призму того, что ислам – преобладающая религия в афразийской макрозоне
нестабильности, а исламизм – очень влиятельное течение, которое колеблется между ре-
спектабельностью, демократией и уважением к закону и традициям других цивилизаций,
с одной стороны, и радикализмом, терроризмом, отрицанием легитимности светской
власти и острой враждебностью к иным формам мировоззрения (особенно западным) – с
другой. В этих условиях торопливость с внедрением развитых форм демократии по за-
падным стандартам, попытки вытеснить исламистов за рамки легального поля создают
длительный и мощный фактор нестабильности. Эта идеи прослеживается явно или им-
плицитно во многих главах настоящей монографии. На фоне недостаточной развитости
модернизации, урбанизации, образования, необходимого политического опыта, завы-
шенных требований получившей образование молодежи и в целом повышенной доли
молодежи в составе населения и т. п. – этот фактор способен вести многие общества
афразийской макрозоны нестабильности (тем более зоны Сахеля) к революционным ло-
вушкам и ловушкам радикализации исламизма. Продвижение демократии со стороны
США и других западных стран становится мощным геополитическим оружием, в ре-
зультате которого в странах афразийской макрозоны нестабильности создаются очаги
дестабилизации на десятилетия. Но этот хаос США представляется предпочтительнее
устойчивых правительств и режимов. Нет оснований предполагать, что их внешняя по-
литика в отношении стран района Ближнего и Среднего Востока как-то изменится в бу-
дущем. А следовательно, она будет оставаться фактором дестабилизации под прикрыти-
ем флага демократизации и борьбы с авторитаризмом. Таким образом, неготовность да-
же модернизированных обществ (как в Египте) к демократии, тем более слабых госу-
дарств с многоэтничным населением, при попытках навязать таким обществам
демократические институты становится очень серьезным и длительным источником де-
стабилизации. Можно ожидать в будущем с учетом движения стран афразийской макро-
зоны нестабильности к большей зрелости определенного и, вероятно, немалого числа
социально-политических и национально-освободительных революций в будущем. Мало
того, можно сделать вывод: как это было в Латинской Америке, в Африке значимость
военных переворотов будет снижаться, а роль революций расти. Автор полагает, что
национальные и национально-освободительные движения, борьба, революции будут
особенно сильно влиять на стабильность африканских государств и обществ (здесь автор
развивает идеи, высказанные в Главе 5.1). Новейшая история ряда стран, в том числе
Эфиопии, Южного Судана, Камеруна, демонстрирует, что не только демократические,
но в еще большей степени национальные революции ввергают страны в тяжелейшие ре-
волюционные периоды. И можно прогнозировать, что таких случаев будет много. Мож-
но предположить, что и в африканских странах, к сожалению, откроются такие длитель-
ные и разрушительные революционные эпохи. Попытки перехода к демократии в ислам-
ских странах опасны не только революционными ловушками, но и тем, что мы назвали
ловушками радикализации. Обе ловушки порой тесно связаны. Модернизация вместе с
ростом урбанизации, образования и контактов с другими обществами нередко создает и
глубокий раскол в мировоззрении различных слоев населения. Возникает ситуация двух
наций в более развитых и двух этносов – в менее развитых обществах. Более культурная
и активная часть населения становится движущей силой изменений под влиянием заим-
ствованных идеологий, в том числе передовым отрядом демократической революции.
Но с попытками ввести демократию, побеждает консервативное большинство. Это и яв-
51
44 Введение
ляется основой для попадания в революционно-радикалистскую ловушку, особенно

в исламских странах.
* * *
2020 г. прошел под знаком усиления процессов нестабильности в мировом масштабе
в результате мощного действия фактора, который длительное время не оказывал серь-
езного влияния на ситуацию в большинстве стран – а именно пандемии коронавируса.
Очень характерно, как показано в Главе 1.7, что наибольшее влияние в плане дестабили-
зации пандемия оказала на наименее организованные страны (слабые и недееспособ-
ные)52, особенно в Африке. С другой стороны, пандемия вызвала серьезные проблемы и
в ядре Мир-Системы, особенно в США, что подтверждает идею усиливающейся рекон-
фигурации Мир-Системы. В связи со сказанным актуальность настоящей монографии,
показывающей важные факторы, корреляции и закономерности процессов дестабилиза-
ции, а также представляющей прогнозы на длительный период, только возрастает.
Библиография
Акаева Б. А., Коротаев А. В., Исаев Л. М., Шишкина А. Р. 2013. (Ред.). Центральная Азия: но-
вые вызовы. Системный мониторинг глобальных и региональных рисков Т. 4. Ч. 2. М.:
Ленанд/URSS.
Ал-Джазири А. 1990/1410. Китаб ал-фикх ала-л-мазахиб ал-арба‘а. Ал-джуз’ аc-салис. Китаб ан-
никах, китаб ат-талак. Бейрут: Дар ал-кутуб ал-`илмиййа.
Андреев М. С. 1949. К характеристике древних таджикских семейных отношений. Известия АН
Таджикской ССР 15: 3–24.
Андреев М. С. 1953. Таджики долины Хуф. Т. 1. Сталинабад: АН ТаджССР.
Ахмаджонзода А. 1988. О проблеме так называемой мусульманской культуры. Взаимодействие и
взаимовлияние цивилизаций и культур на Востоке / Oтв. ред. Л. А. Аганина. М: Наука. С. 3–4.
Ахмедов В. М., Володина М. А., Демченко А. В., Долгов Б. В., Звягельская И. Д., Кузне-
цов В. А., Малышева Д. Б., Мелкумян Е. С., Миняжетдинов И. Х., Мохова И. М., Наум-
кин В. В., Подцероб А. Б., Сарабьев А. В., Серебров С. Н., Филоник А. О. 2015. Конфликты
и войны XXI века. Ближний Восток и Северная Африка. М.: Институт востоковедения РАН.
Барановский В. Г., Наумкин В. В. 2018. Ближний Восток в меняющемся глобальном контексте
ключевые тренды столетнего развития. Мировая экономика и международные отношения
62(3): 5–19.
Барановский В. Г., Наумкин В. В., Акимов А. В., Беренкова Н. А., Васильев А. Д., Демчен-
ко А. В., Жигульская Д. В., Звягельская И. Д., Исаев Л. М., Кузнецов В. А., Миняжетди-
нов И. Х., Плотников Н. Д., Самарская Л. М., Сарабьев А. В., Серебров С. Н., Шлы-
ков П. В. 2018. Ближний Восток в меняющемся глобальном контексте. М.: Институт восто-
коведения РАН.
Богачева А., Давыдов А., Ибрагимов И., Звягельская И., Кобринская И., Самарская И., Сви-
стунова И., Сурков Н. 2020. Ближний Восток в тисках кризиса. Поиски выхода. Свободная
мысль 5: 123–136.
Боголюбов А. С. 1991. Махр. Ислам: энциклопедический словарь / Отв. ред. С.М. Прозоров. М.:
Наука. С. 164.
Большаков О. Г. 1989. История Халифата. 1: Ислам в Аравии. М.: Наука.
Вайс М., Хасан Х. 2016. Исламское государство: армия террора. М.: Альпина нон-фикшн.
Васильев А. М. 2011а. Цунами революций. Азия и Африка сегодня 3: 2–18.
Васильев А. М. 2011б. Цунами революций не спадает. Азия и Африка сегодня 6: 2–9.
Васильев А. М. 2017. Сирийская трагедия. Рождение чудовищ. Азия и Африка сегодня 5: 2–10; 6:
2–10; 7: 2–14.
Васильев А. М., Исаев Л. М., Коротаев А. В., Кожанов Н. А., Мардасов А. Г., Семенов К. В.,
Хайруллин Т. Р. 2019. Схватка за Ближний Восток. Региональные акторы в условиях ре-
конфигурации ближневосточного конфликта. М.: ЛЕНАНД/URSS.
52
О слабых и недееспособных государствах см.: Hagesteijn 2008; Grinin 2012; 2013; Гринин 2013;
Гринин, Билюга и др. 2017; Коротаев, Медведев и др. 2018; 2020.
Васильев А. М., Жерлицына Н. А. 2019. Трансформация стратегии ИГИЛ в Ливии. Мировая эко-
номика и международные отношения 63(12): 101–108.
Васильев А., Хайруллин Т., Коротаев А. 2019. Новый альянс в борьбе за лидерство в арабском
регионе. Азия и Африка сегодня 10: 2–9; 11: 2–8.
Гринин Л. Е. 2012. Арабская весна и реконфигурация Мир-Системы. Системный мониторинг
глобальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 3: Арабская весна 2011 года / Oтв. ред. А. В.
Коротаев, Ю. В. Зинькина, А. С. Ходунов. М.: Изд-во ЛКИ/URSS. C. 188–223.
Гринин Л. Е. 2013. Государство и кризисы в процессе модернизации. Философия и общество 3:
29–59.
Гринин Л. Е., Билюга С. Э., Коротаев А. В., Гринин А. Л. 2017. Возраст государства и социаль-
но-политическая дестабилизация: предварительные результаты количественного анализа. Си-
стемный мониторинг глобальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 8 / Отв. ред. Л. Е.
Гринин, А. В. Коротаев, Л. М. Исаев, К. В. Мещерина. Волгоград: Учитель. С. 141–169.
Гринин Л. Е., Исаев Л. М., Коротаев А. В. 2016. Революции и нестабильность на Ближнем Во-
стоке. 2-е изд., испр. и доп. М.: Моск. ред. изд-ва «Учитель».
Гринин Л. Е., Коротаев А. В. 2013. Демократия и революция. История и современность 2: 15–
35.
Гринин Л. Е., Коротаев А. В. 2014. Революция vs демократия (революция и контрреволюция в
Египте). Полис 3: 139–158.
Гринин Л. Е., Коротаев А. В. 2016а. Арабский кризис и реконфигурация Мир-Системы. Араб-
ский кризис: Угрозы большой войны / Отв. ред. А. Д. Саватеев, А. Р. Шишкина. М.: URSS.
С. 286–329.
Гринин Л. Е., Коротаев А. В. 2016б. Ближний Восток, Индия и Китай в глобализационных про-
цессах. М.: Моск. ред. изд-ва «Учитель».
Гринин Л. Е., Коротаев А. В., Исаев Л. М., Шишкина А. Р. 2015. Введение. Реконфигурация
Мир-Системы и усиление рисков политической нестабильности. Системный мониторинг гло-
бальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 6: Украинский разлом / Отв. ред. Л. Е. Гринин,
А. В. Коротаев, Л. М. Исаев, А. Р. Шишкина. Волгоград: Учитель. С. 4–19.
Гринин, Л. Е., Коротаев, А. В., Исаев, Л. М., Шишкина, А. Р. 2014. Риски дестабилизации в
контексте нарастающей неопределенности в «афразийской» зоне. Системный мониторинг гло-
бальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 5 / Отв. ред. А. В. Коротаев, Л. М. Исаев, А. Р.
Шишкина, Л. Е. Гринин. Волгоград: Учитель. С. 4–10.
Дынкин А. А., Барановский В. Г. 2013. (Ред.). Вызовы безопасности в Центральной Азии. М.:
ИМЭМО РАН.
Звягельская И. Д. 2017. Конфликты на Ближнем Востоке: тенденции и игроки. Восток. Афро-
Азиатские общества: история и современность 3: 16–24.
Звягельская И. Д. 2018а. Ближний Восток и Центральная Азия. Глобальные тренды в регио-
нальном исполнении. М.: Аспект Пресс.
Звягельская И. Д. 2018б. Протестный пейзаж и политические режимы (арабские государства и
страны Центральной Азии). Уральское востоковедение 8: 51–69.
Зинькина Ю. В., Коротаев А. В. 2017. Социально-демографическое развитие стран Тропической
Африки: Ключевые факторы риска, модифицируемые управляющие параметры, рекоменда-
ции. М.: Ленанд/URSS.
Ибрахим H., Ионов А. В., Исаев Л. М. 2013. Ливийский кризис как особый компонент Арабской
весны. Системный мониторинг глобальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 4. Ч. 1:
Арабский мир после Арабской весны / Отв. ред. А. В. Коротаев, Л. М. Исаев, А. Р. Шишкина.
М.: Ленанд/URSS. С. 214–228.
Иванов Е. А., Исаев Л. М., Шишкина А. Р. 2017. Центральная Азия. Риски транзита власти в
стареющих режимах. Системный мониторинг глобальных и региональных рисков: ежегод-
ник. Т. 8 / Отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев, Л. М. Исаев, К. В. Мещерина. Волгоград:
Учитель. С. 186–202.
Иванов Е. А., Исаев Л. М. 2019. О методике оценки текущего состояния и прогноза социальной
нестабильности в странах Центральной Азии. Полис. Политические исследования 2(2): 59–
78.
Исаев А. 2020. «Курдская весна» или «курдская проблема»? Международная жизнь 16.10.2020.
URL: https://interaffairs.ru/news/show/27793.
Исаев Л. М. 2011. Лига арабских государств: история создания. Восток 3: 87–94.
46 Введение
Исаев Л. М. 2013а. «Арабская весна» и Лига арабских государств: между Багдадом и Каиром. Во-
сток 3: 55–63.
Исаев Л. М. 2013б. Арабская весна и исламское государство. Неприкосновенный запас 5: 199–207.
Исаев Л. М., Коротаев А. В., Мардасов А. Г. 2019. Динамика дестабилизации в Йеменской Рес-
публике. Несколько наблюдений. Системный мониторинг глобальных и региональных рисков:
ежегодник. Т. 10 / Отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев, К. В. Мещерина. Волгоград: Учи-
тель. С. 502–517.
Исаев Л. М., Мардасов А. Г., Коротаев А. В. 2019. Протесты 2019 г. в Ираке. Системный мони-
торинг глобальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 10 / Отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Ко-
ротаев, К. В. Мещерина. Волгоград: Учитель. С. 461–469.
Ишанкулов Х.Г. 1972. Брак и свадьба у населения Ходжента в Новое время. Душанбе: АН Та-
джССР.
Кашина А. А. 2019. "Революция избирательных урн" в Тунисе: что дальше? Перспективы стаби-
лизации/дестабилизации политической ситуации на Ближнем Востоке и Северной Африке /
Oтв. ред. И. В. Следзевский, А. В. Коротаев. М. Институт Африки РАН. С. 87–101.
Кисляков Н.А. 1969. Очерки по истории семьи и брака у народов Среднеи Азии и Казахстана.
Ленинград: Наука.
Коротаев А. В. 1997. Сабейские этюды. Некоторые общие тенденции и факторы эволюции сабей-
ской цивилизации. М.: Восточная литература, 1997.
Коротаев А. В. 1998. Вождества и племена страны Хашид и Бакил. М.: ИВ РАН
Коротаев А. В. 1999. О соотношении систем терминов родства и типов социальных систем: опыт
количественного кросс-культурного анализа. Алгебра родства 3: 117–147.
Коротаев А. В. 2000. От государства к вождеству? От вождества к племени? (Некоторые общие
тенденции эволюции южноаравийских социально-политических систем за последние три ты-
сячи лет). Ранние формы социальной организации. Генезис, функционирование, историческая
динамика / Oтв. ред. В. А. Попов. СПб.: Восточная литература. С. 224–302.
Коротаев А. В. 2002. Проникновение кочевников на юг Аравии и становление племенной органи-
зации среди земледельческого населения Северо-Восточного Йемена. Кочевая альтернатива
социальной эволюции / Отв. ред. Н. Н. Крадин, Д. М. Бондаренко. М.: Институт Африки РАН.
С. 155–164.
Коротаев А. В. 2003. Возникновение ислама: политико-антропологический контекст. Сборник
Русского исторического обшества 7(155): 14–24.
Коротаев А. В. 2013. Таксим: взгляд с Тахрира. Полит.ру 29.06.2013. URL:
http://polit.ru/article/2013/06/29/revolutions/.
Коротаев А. В. 2019. Социальная история Йемена. 3-е изд. М.: Ленанд/URSS.
Коротаев А. В., Гринин Л. Е., Малков С. Ю., Исаев Л. М., Билюга С. Э., Шишкина А. Р.,
Иванов Е. А., Мещерина К. В., Васькин И. А., Медведев И. А., Романов Д. М. 2021. Ката-
лизаторы политических переворотов: от акций протеста к смене власти. Анализ и моделиро-
вание процессов дестабилизации на примере модернизирующихся социально-политических си-
стем. М.: Ленанд/URSS.
Коротаев А. В., Зинькина Ю. В. 2011а. Египетская революция 2011 г. Структурно-
демографический анализ. Азия и Африка сегодня 6: 10–16; 7: 15–21.
Коротаев А. В., Зинькина Ю. В. 2011б. Египетская революция 2011 года: социодемографический
анализ. Историческая психология и социология истории 4(2): 5–29.
Коротаев А. В., Зинькина Ю. В. 2012. Структурно-демографические факторы «арабской весны».
Протестные движения в арабских странах. Предпосылки, особенности, перспективы / Oтв.
ред. И. В. Следзевский, А. Д. Саватеев. М.: Либроком/URSS. С. 28–40.
Коротаев А. В., Зинькина Ю. В. 2013. Как оптимизировать рождаемость и предотвратить гума-
нитарные катастрофы в странах Тропической Африки. Азия и Африка сегодня 4: 28–35.
Коротаев А. В., Зинькина Ю. В. 2014. О снижении рождаемости как условии социально-
экономической стабильности в наименее развитых странах. Мировая динамика: закономер-
ности, тенденции, перспективы / Oтв. ред. А. А. Акаев, А. В. Коротаев, С. Ю. Малков. М.:
Красанд/URSS. С. 243–263.
Коротаев А. В., Зинькина Ю. В., Ходунов А. С. 2012. (Ред.). Системный мониторинг глобаль-
ных и региональных рисков. Т. 3: Арабская весна 2011 года. М.: ЛКИ/URSS.
Коротаев А. В., Исаев, Л. М. 2014. Формирование «афразийской» зоны нестабильности. Арабский

кризис и его международные последствия / Oтв. ред. А. М. Васильев, А. Д. Саватеев, Л. М.
Исаев. М.: Ленанд/URSS. С. 206–227.
Коротаев А. В., Исаев Л. М., Васильев А. М. 2015. Количественный анализ революционной вол-
ны 2013–2014 гг. Социологические исследования 8 (376): 119–127.
Коротаев А. В., Исаев Л. М., Мардасов А. Г. 2019. Протесты 2019 г. в Египте. Предварительный
анализ. Системный мониторинг глобальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 10 / Отв.
ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев, К. В. Мещерина. Волгоград: Учитель. С. 518–534.
Коротаев А. В., Исаев Л. М., Руденко М. А. 2014. Ортокузенный брак, женская занятость и
«афразийская» зона нестабильности. Системный мониторинг глобальных и региональных рис-
ков: ежегодник. Т. 5 / Отв. ред. А. В. Коротаев, Л. М. Исаев, А. Р. Шишкина, Л. Е. Гринин.
Волгоград: Учитель. С. 180–207.
Коротаев А. В., Исаев Л. М., Руденко М. А. 2015. Формирование афразийской зоны нестабиль-
ности. Восток. Афро-Азиатские общества: история и современность 2: 88–99.
Коротаев А. В., Исаев Л. М., Шишкина А. Р. 2013. (Ред.). Системный мониторинг глобальных и
региональных рисков. Т. 4. Ч. 1: Арабский мир после Арабской весны. М.: Ленанд/URSS.
Коротаев А. В., Клименко В. В., Прусаков Д. Б. 2007. Возникновение ислама: Социально-
экологический и политико-антропологический контекст. М.: ОГИ.
Коротаев А. В., Медведев И. А., Слинько Е. В., Шульгин С. Г. 2020. Эффективность систем
глобального мониторинга рисков социально-политической дестабилизации: опыт системати-
ческого анализа. Социологическое обозрение 19(2): 143–197.
Коротаев А. В., Медведев И. А., Шульгин С. Г., Слинько Е. В., Билюга С. Э., Малков С. Ю.,
Халтурина Д. А., Дербилова Е. В., Зинькина Ю. В., Романов Д. М. 2018. Системы глобаль-
ного мониторинга рисков социально-политической дестабилизации: опыт систематического
обзора. Системный мониторинг глобальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 9: Социаль-
но-политическая и экономическая дестабилизация: анализ страновых и региональных ситуа-
ций в мир-системном аспекте / Отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев, К. В. Мещерина. Вол-
гоград: Учитель. С. 5–94.
Коротаев А. В., Мещерина К. В., Евдокимова К. С. 2019. Отношение к женскому труду в ислам-
ской и арабской культуре: опыт количественного анализа Системный мониторинг глобальных
и региональных рисков: ежегодник. Т. 10 / Отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев, К. В. Меще-
рина. Волгоград: Учитель. С. 425–451.
Коротаев А. В., Мещерина К. В., Слинько Е. В., Шишкина А. Р. 2019. Ценностные ориентации
Афразийской зоны нестабильности: гендерные измерения. Восток (Oriens) 1:22–154. DOI:
10.31857/S086919080003963-6
Коротаев А. В., Оболонков А. А. 1989. Родовая организация в социально-экономической струк-
туре классовых обществ. Советская этнография 2: 36–45.
Коротаев А. В., Оболонков А. А. 1990. Род как форма социальной организации в работах дорево-
люционных русских и советских исследователей. Узловые проблемы истории докапиталисти-
ческих обществ Востока / Oтв. ред. Ашрафян К.З., Ким Г.Ф. М.: Восточная литература. С. 3–
52.
Костелянец С. В. 2019. Судан: сценарии политического транзита. Перспективы стабилиза-
ции/дестабилизации политической ситуации на Ближнем Востоке и Северной Африке / Oтв.
ред. И. В. Следзевский, А. В. Коротаев. М. Институт Африки РАН. С. 77–86.
Куделин А. Б. 1994. Семейно-брачные отношения в Аравии 5–7 вв. и их отражение в ранней араб-
ской поезии. Ислам и проблемы межцивилизационных взаимодействий / Oтв. ред.
С. Х. Кямилев, И. М. Смилянская. М.: Наука. С. 181–192.
Кузнецов В., Звягельская И. 2016. Проблемы государственности на Ближнем Востоке. Россия и
мусульманский мир 3: 133–148.
Мардасов А. Г., Исаев Л. М., Коротаев А. В. 2019а. «Арабская осень» в Ливане. Системный мо-
ниторинг глобальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 10 / Отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В.
Коротаев, К. В. Мещерина. Волгоград: Учитель. С. 470–481.
Мардасов А. Г., Исаев Л. М., Коротаев А. В. 2019б. Дело Хашогджи и атаки на Абкаик и Хурайс
в контексте борьбы Саудовской Аравии за региональное лидерство. Системный мониторинг
глобальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 10 / Отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев,
К. В. Мещерина. Волгоград: Учитель. С. 482–501.
48 Введение
Махмутова М. И. 2019. Перспективы выхода Ливии из военно-политического конфликта. Пер-

спективы стабилизации/дестабилизации политической ситуации на Ближнем Востоке и Се-
верной Африке / Oтв. ред. И. В. Следзевский, А. В. Коротаев. М. Институт Африки РАН. С. 87–
101.
Мелкумян Е. С. 2013. Противостояние между властью и оппозицией в Королевстве Бахрейн. Си-
стемный мониторинг глобальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 4. Ч. 1: Арабский мир
после Арабской весны / Отв. ред. А. В. Коротаев, Л. М. Исаев, А. Р. Шишкина. М.:
Ленанд/URSS. С. 40–63.
Мещерина К. В. 2014. Ливия. Долгий путь к стабильности или угроза распада? Азия и Африка се-
годня 8: 26–31.
Мещерина К. В. 2016. Исламское государство в Ливии. Азия и Африка сегодня 10: 21–26.
Мещерина К. В., Коротаев А. В., Медведев И. А. 2019. Связь религиозных ценностей с уровнем
террористической активности: предварительные результаты количественного анализа. Си-
стемный мониторинг глобальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 10 / Отв. ред. Л. Е.
Гринин, А. В. Коротаев, К. В. Мещерина. Волгоград: Учитель. С. 401–424
Мещерина К. В., Коротаев А. В., Шишкина А. Р., Милюкова А. А. 2018. Гендерные измерения
ценностных ориентаций афразийской зоны нестабильности. Системный мониторинг гло-
бальных и региональных рисков: ежегодник. Т. 9: Социально-политическая и экономическая
дестабилизация: анализ страновых и региональных ситуаций в мир-системном аспекте /
Отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев, К. В. Мещерина. Волгоград: Учитель. С. 248–295.
Мирский Г. И., Хорос В. Г., Володин А. Г., Володина М. А., Ланда Р. Г., Наумкин В. В., Фи-
лоник А. О., Малышева Д. Б., Шумилин А. И. 2011. События в Северной Африке и на
Ближнем Востоке: причины и следствия. Мировая экономика и международные отношения 7:
11–25.
Моногарова Л. Ф. 1949. Язгулемцы Западного Памира. Советская этнография 3: 101–116.
Наумкин В. В. 2015. Глубоко разделенные общества Ближнего и Среднего Востока: конфликт-
ность, насилие, внешнее вмешательство. Вестник Московского университета. Серия 25:
Международные отношения и мировая политика 7(1): 66–96.
Наумкин В. В. 2018. Кризис государств-наций на Ближнем Востоке. Международные процессы
15(2): 27–43.
Наумкин В. В., Кузнецов В. А., Сухов Н. В., Звягельская И. Д. 2016. Ближний Восток в эпоху
испытаний: травмы прошлого и вызовы будущего. М.: Валдайские записки.
Негря Л. В. 1981. Общественный строй Северной и Центральной Аравии в V–VII вв. М.: Наука.
Першиц А. И. 1998. Туареги. Народы и религии мира / Oтв. ред. В. А. Тишков. М.: Российская эн-
циклопедия. С. 542–543.
Родионов М. А. 1999. Еще раз об ортокузенном браке у арабов. Алгебра родства 3: 264–266
Толстов С. П., Жданко Т. А., Абрамзон С. М., Кисляков Н. А. 1963. (Ред.). Народы Средней
Азии и Казахстана. Т.2. М.: АН СССР.
Труевцев К. М. 2011. Год 2011 – новая демократическая волна?: препринт WP/14/2011/05. М.:
ВШЭ.
Труевцев К. М. 2013. Жасминовая революция в Тунисе. Системный мониторинг глобальных и
региональных рисков: ежегодник. Т. 4. Ч. 1: Арабский мир после Арабской весны / Отв. ред. А.
В. Коротаев, Л. М. Исаев, А. Р. Шишкина. М.: Ленанд/URSS. С. 378–399.
Труевцев К. М. 2014. Зоны региональных конфликтов. Системный мониторинг глобальных и реги-
ональных рисков: ежегодник. Т. 5 / Отв. ред. А. В. Коротаев, Л. М. Исаев, А. Р. Шишкина, Л. Е.
Гринин. Волгоград: Учитель. С. 150–169.
Французов С. А. 1995. Этнорелигиозная ситуация в Хадрамауте в VI–VII вв. Хадрамаут. Архео-
логические, этнографические и историко-культурные исследования. Труды Советско-
Йеменской комплексной экспедиции. Т. 1 / Oтв. ред. П. А. Грязневич, А. В. Седов. М.: ИВ РАН.
С. 314–329.
Хохлова А. А. 2019. Анализ политического развития Республики Чад как одной из ключевых
стран афразийской зоны нестабильности. Системный мониторинг глобальных и региональных
рисков: ежегодник. Т. 10 / Отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев, К. В. Мещерина. Волгоград:
Учитель. С. 470–481.
Шаниязов К. Ш. 1964. Узбеки-карлуки. Ташкент: Наука.
Шмелева Т. 2003. Традиции, обычаи, нравы. Египет. Свадебные обряды: история и современ-
ность. Азия и Африка сегодня 9: 67–71.
Beissinger M. R. 2007. Structure and example in modular political phenomena: The diffusion of bulldoz-
er/rose/orange/tulip revolutions. Perspectives on Politics 5(2): 259–276.
Bowersock G. W. 2013. The Throne of Adulis. Read Sea Wars on the Eve of Islam. Oxford: Oxford Uni-
versity Press.
Courtwright D. 1998. Violent Land: Single Men and Social Disorder from the Frontier Land to the Inner
City. Cambridge, MA: Harvard University Press.
Crone P. 1987. Meccan Trade and the Rise of Islam. Oxford: Oxford University Press.
Daly M., Wilson M. 1990. Killing the Competition. Female/Female and Male/Male Homicide. Human
Nature 1(1): 81–107.
Davis J. 2016. The Arab spring and Arab thaw: unfinished revolutions and the quest for democracy.
London: Routledge.
Dialmy A., Uhlmann A. 2005. Sexuality in Contemporary Arab Society, Social Analysis. The Interna-
tional Journal of Social and Cultural Practice 2: 16–33.
Ember M. 1983. On the Origin and Extension of the Incest Taboo. Marriage, Family, and Kinship / Ed.
by Ember M., Ember C. New Haven, CT: HRAF Press. Pp. 65–108.
Filin N., Khodunov A., Koklikov V. 2021. Serbian “Otpor” and the Color Revolutions’ diffusion. New
Waves of Revolutions in the 21st Century – Understanding the Causes and Effects of Disruptive Polit-
ical Changes / Ed. by J. Goldstone, L. Grinin, A. Korotayev. Cham: Springer (in press).
Fox R. 2011. The Tribal Imagination: Civilization and the Savage Mind. Cambridge, MA: Harvard Uni-
versity Press.
Frantsouzoff S. A. 1999. Judaism in Hadramawt on the Eve of Islam. Judaeo-Yemenite Studies. Proceed-
ings of the Second International Congress / Ed. by E. Isaac, Y. Tobi. Princeton – Haifa. Pp. 21–32.
Gajda I. 2009. Le royaume de Ḥimyar à l’époque monothéiste. L’histoire de l’Arabie du Sud ancienne de
la fin du IVe siècle de l’ère chrétienne jusqu’à l'avènement de l'islam. Paris: Académie des inscrip-
tions et belles-lettres (Mémoires de l'Académie des Inscriptions et Belles-Lettres, XL).
Goldstone J. 2011. Understanding the revolutions of 2011. Foreign Affairs 3(90): 8–16.
Goldstone J. 2014. Revolutions. A Very Short Introduction. Oxford: Oxford University Press.
Grinin L. 2012. State and Socio-Political Crises in the Process of Modernization. Cliodynamics 3: 124–
157.
Grinin L. 2013. State and Socio-Political Crises in the Process of Modernization. Social Evolution &
History 12(2): 35–76.
Grinin L., Korotayev A., Tausch A. 2019. Islamism, Arab Spring and Democracy: World System and
World Values Perspectives. Cham: Springer.
Haas M. L., Lesch D. W. 2017. (Eds.). The Arab Spring: the hope and reality of the uprisings. Boulder, CO:
Westview Press.
Hagesteijn R. R. 2008. Early States and “Fragile States”: Opportunities for Conceptual Synergy. Social
Evolution & History 7(1): 82–106.
Jebnoun N. 2020. Public space security and contentious politics of Morocco’s Rif protests. Middle
Eastern Studies 56(1): 48–63.
Khosrokhavar F. 2012. New Arab Revolutions That Shook the World. Boulder, CO: Paradigm Publish-
ers.
Korotayev A. 2000a. North-East Yemen (1st and 2nd Millennia A.D.). Civilizational Models of Politogen-
esis / Ed. by D. Bondarenko, A. Korotayev. Moscow: Inst. for Afr. Stud. Press. P. 191–227.
Korotayev A. 2000b. Parallel Cousin (FBD) Marriage, Islamization, and Arabization. Ethnology 39(4):
395–407.
Korotayev A. 2000c. The Chiefdom: Precursor of the Tribe? (Some Trends of the Evolution of the Politi-
cal Systems of the North-East Yemen in the 1st аnd 2nd Millennia A. D.). Alternatives of Social Evolu-
tion / Ed. by N. Kradin, A. Korotayev, D. Bondarenko, V. de Munck, P. Wason. Vladivostok: FEB
RAS. Pp. 242–257.
Korotayev A. V., Issaev L. M., Shishkina A. R. 2013. Women in the Islamic Economy: A Cross-
Cultural Perspective. St Petersburg Annual of Asian and African Studies 2: 105–116.
Korotayev A. V., Issaev L. M., Shishkina A. R. 2015. Female Labor Force Participation Rate, Islam,
and Arab Culture in Cross-Cultural Perspective. Cross-Cultural Research 49(1): 3–19.
Korotayev A. 1996. “Aramaeans” in a Late Sabaic Inscription. ARAM 8: 293–298.
Korotayev A., Issaev L., Rudenko M., Shishkina A., Ivanov E. 2016. Afrasian Instability Zone and its
Historical Background. Social Evolution & History 15(2):120–140.
50 Введение
Korotayev A., Issaev L., Zinkina J. 2015. Center-Periphery Dissonance as a Possible Factor of the Rev-
olutionary Wave of 2013–2014: A Cross-National Analysis. Cross-Cultural Research 49(5): 461–
488.
Korotayev A., Klimenko V., Proussakov D. 1999. Origins of Islam: Political-Anthropological and En-
vironmental Context. Acta Orientalia Hung. 52: 243–276.
Korotayev A., Zinkina J. 2014. How to Optimize Fertility and Prevent Humanitarian Catastrophes in
Tropical Africa. African Studies in Russia 6: 94–107.
Korotayev A., Zinkina J. 2015. East Africa in the Malthusian Trap? Journal of Developing Societies
31(3): 1–36.
Kurtz S. 2007. Marriage and the Terror War. National Review Online 02.16.2007. URL:
http://www.eppc.org.previewdns.com/publications/marriage-and-the-terror-war/.
Lynch M. 2013. The Arab uprising: The unfinished revolutions of the new Middle East. New York, NY:
PublicAffairs.
Lynch M. 2014. (Ed.). The Arab uprisings explained: New contentious politics in the Middle East. New
York, NY: Columbia University Press.
Lynch M. 2016. The new Arab wars: Uprisings and anarchy in the Middle East. New York, NY: Public
Affairs.
Marks M. 2011a. The Hazard Posed by and Determinants of Delayed Male Marriage in Egypt. Master
Thesis of Stanford University.
Marks M. 2011b. Determinants of Delayed Male Marriage in Egypt. The Stanford Journal on Muslim Af-
fairs 2(1): 22–29.
Mensch B., Singh S, Casterline J. 2005. Trends in the Timing of First Marriage Among Men and Wom-
en in the Developing World. New York, NY: Population Council.
Mitchell L. 2012. The Color Revolutions. Philadelphia: University of Pennsylvania Press.
Murdock G. 1967. Ethnographic Atlas: A Summary. Pittsburgh: Pittsburgh University Press.
Murdock G., Textor R., Barry H., White D. 1990. Ethnographic Atlas. World Cultures 6(3).
Murdock G., Textor R., Barry H., White D., Divale W. 1999-2000. Ethnographic Atlas. World Cul-
tures 10(1): 24–136.
Pasternak B., Ember M., Ember C. 1997. Sex, Gender, and Kinship. A Cross-Cultural Perspective.
Upper Saddle River, NJ: Prentice Hall.
Puschmann P., Matthijs K. 2012. The Janus Face of the Demographic Transition in the Arab World.
The Decisive Role of Nuptiality. Leuven: Centrum voor Sociologisch Onderzoek.
Rashad H., Osman M, Roudi-Fahimi F. 2005. Marriage in the Arab World. Washington, DC: Popula-
tion Reference Bureau.
Robison K. K., Crenshaw E. M., Jenkins J. C. 2006. Ideologies of violence: the social origins of islam-
ist and leftist transnational terrorism. Social Forces 84(4): 2009–2026.
Rosenfeld H. 1957. An Analysis of Marriage Statistics for a Moslem and Christian Arab Village. Inter-
national Archives of Ethnography 48: 32–62.
Sampson R., Laub J., Wimer C. 2006. Does Marriage Reduce Crime?, A Counterfactual Approach to
Within-Individual Causal Effects. Criminology 44(3): 465–508.
Schacht J. 1964. An Introduction to Islamic Law. Oxford: Oхford University Press.
Shaban M. 1970. The Abbasid Revolution. Cambridge: Cambridge University Press.
Spies O. 1913–1936. Mahr. Encyclopaedia of Islam, First Edition / Ed. by M. Th. Houtsma, T.W. Arnold,
R. Basset, R. Hartmann. Leiden: Brill Online.
START. 2020. Global Terrorism Database. College Park, MD: National Consortium for the Study of
Terrorism and Responses to Terrorism. URL: https://www.start.umd.edu/gtd/.
Toros H. 1975. Bride Price Inflation Soaring. Daily News 214: 3.
UN Population Division. 2020. World Marriage Data 2020 (POP/DB/Marr/Rev2020).
Wolman D. 2008. Cairo Activists Use Facebook to Rattle Regime. Wired Magazine 16(11). URL:
http://www.wired.com/techbiz/startups/magazine/16-11/ff_facebookegypt.
World Bank. 2020. Labor force participation rate, female (% of female population ages 15–64) (modeled
ILO estimate). World Development Indicators Online. Washington, DC: World Bank. URL:
https://data.worldbank.org/indicator/SL.TLF.ACTI.FE.ZS.
Zinkina J., Korotayev A. 2014a. Explosive Population Growth in Tropical Africa: Crucial Omission in
Development Forecasts (Emerging Risks and Way Out). World Futures 70(4): 271–305.
Zinkina J., Korotayev A. 2014b. Projecting Mozambique’s Demographic Futures. Journal of Futures
Studies 19(2): 21–40.

Язык

69210740

Загружено:

Сведения о документе

Описание:

Авторское право

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Описание:

Авторское право:

69210740

Загружено:

Описание:

Авторское право:

Введение

АФРАЗИЙСКАЯ МАКРОЗОНА НЕСТАБИЛЬНОСТИ

В современной Мир-Системе можно выделить целый ряд крупных зон нестабильности.

Существенно усугубилась ситуация и в соседнем Пакистане, где после ухода президента

После колоссальной дестабилизационной волны Арабской весны ситуация дополни-

Рис. 4. Макросахельская зона нестабильности

С момента получения независимости большинство из этих стран стали зоной неутихаю-

Рис. 5. Афразийская макрозона нестабильности

Общая численность курдов превышает 40 млн человек, они составляют примерно 20 %

ской макрозоны и последняя может существенно расшириться в будущем за счет других

Рис. 6. Традиционная зона распространенности ортокузенного брака

Теперь сопоставим зону традиционного распространения ортокузенного брака с афра-

Рис. 7. «Афразийская» зона нестабильности и традиционная зона распростра-

Рис. 8. Страны с наименьшей долей экономически активных женщин

Источник данных для составления данной карты: World Bank 2020.

Рис. 9. Традиционная зона распространенности ортокузенного брака в сопо-

Традиционная зона распространенности Территория Омеййадского

Рис. 10. Традиционная зона распространенности ортокузенного брака,

«Афразийская» зона Страны с наименьшей долей экономи-

Традиционная зона распространенности Территория омеййадского

Здесь, однако, необходимо обратить внимание на следующие моменты. Исламское право

вело в конечном счете к появлению многих десятков культур, характеризующихся дан-

Рис. 11. Динамика среднего возраста первого вступления в брак (лет)

Одной из основных причин повсеместного повышения нижней планки брачного возрас-

Рис. 12. Динамика доли женщин студенческого возраста, получающих высшее

В среднем по всем странам Ближнего Во- Тунис

Доля экономически активных женщин, % Доля экономически активных женщин, %

Палестинская Автономия Сирия

Доля женщин студенческого возраста, Доля женщин студенческого возраста,

Доля экономически активных женщин, % Доля экономически активных женщин, %

Алжир Саудовская Аравия

Здесь стоит отметить, что численность экономически активных женщин включает

Необходимо отметить, что распространенная в странах арабо-мусульманской цивилиза-

Часть I («Дестабилизационные процессы в афразийской макрозоне

важнейших феноменов нашего времени, он оказывает сильное влияние на многие

далее принявшую черты фауды и инкыляба, с ярко выраженным насильственным

фактора на возможные процессы дестабилизации в афразийской макрозоне

Рис. 13. Распределение общего числа значимых террористических актов, за-

Часть II («Количественный анализ дестабилизационных процессов и феноме-

В Главе 2.2 («Отбор переменных для анализа и прогнозирования социально-

предиктором террористической дестабилизации для стран афразийской зоны нестабиль-

ми, обуславливающими позитивную связь между подушевым ВВП и интенсивностью

Часть III («К разработке методики моделирования и прогнозирования рисков

столько страны с высоким риском дестабилизации, сколько с особо низкими рисками

ными: через систему правил и норм, посредством двусторонних и многосторонних дого-

Индексы второй группы – это индексы динамики социально-политической неста-

Часть IV («К прогнозированию рисков социально-политической дестабилиза-

ции в последующие годы. Для построения индекса социально-политической нестабиль-

Глава 4.10 («Социально-политическая нестабильность в Иране: современная ситуация

но-политической дестабилизации и ущерба для прежней элиты. Еще одной проблемой

Часть V («К прогнозированию рисков социально-политической дестабилиза-

в процессе второй фазы демографического перехода. В постсоветских странах Средней

урбанизация оказываются довольно слабозначимыми предикторами интенсивности тер-

В Главе 5.7 («Станет ли движение к устойчивым демократическим отношениям и

ляется основой для попадания в революционно-радикалистскую ловушку, особенно

Коротаев А. В., Исаев, Л. М. 2014. Формирование «афразийской» зоны нестабильности. Арабский

Махмутова М. И. 2019. Перспективы выхода Ливии из военно-политического конфликта. Пер-

Похожие интересы

Вам также может понравиться