Лекция

Тема 11. Сравнительное изучение политических элит и политического

лидерства

Различия «объективистских» трактовок определены тем, что, выступая в

качестве объекта изучения целого ряда дисциплин, феномен элит существенно
различен в качестве предмета исследования различных социальных наук.
Адекватность использования тех или иных интерпретаций определена
релевантностью используемых подходов к предметному полю той области
социального знания, в рамках которой ведется исследование.
В рамках социально-философских изысканий элита предстает в качестве
сообщества лиц, наиболее выдающихся с точки зрения личных достоинств, заслуг и
талантов — врожденных или приобретенных. В социологии элита трактуется как
сообщество лиц, располагающихся на вершине социальной иерархии и обладающих
наивысшим престижем. В современной политической науке преобладает
функциональный подход: элита есть категория лиц, выполняющих сложные
функции, прежде всего управленческие.
Однако сколь существенно ни расходились бы дефиниции этого феномена,
общим знаменателем практически всех определений является представление об
избранности определяемой этой категорией лиц — отличны лишь представления об
идеальных принципах рекрутирования элиты: одни исследователи полагают, что
подлинность элиты обусловлена знатностью происхождения, другие причисляют к
этой категории наиболее состоятельных, третьи — наиболее одаренных.
Принципиальным подходом сравнительной политологии к анализу
политических элит и политического лидерства является эмпирический, а не
нормативный ракурс изучения. Напомним, что нормативные науки исследуют
социальные явления с точки зрения долженствования, тогда как эмпирические
рассматривают явления такими, каковы они в реальности. Известный американский
политолог Роберт Патнэм (Robert Putnam) писал, что различия между эмпирической
и нормативной науками определяются разницей их базовых вопросов: эмпирическая
наука интересуется тем, кто правит, а нормативная задается вопросом о том, кто
должен править?
Однако и в рамках эмпирического подхода политической компаративистики к
изучению элит сложились существенно различные модели концептуализации
данного феномена. Сравнительное рассмотрение различных трактовок представляет
интерес с точки зрения того, как применимость данного термина отражает
особенности социально-политической конфигурации обществ и динамику ее
изменения.
К числу авторов классических теорий элит, сформулированных в течение
первой четверти ХХ в., относят итальянских социологов Гаэтано Моска (Gaetano
Mosca), Вильфредо Парето (Vilfredo Pareto) и немецкого социолога Роберта
Михельса (Robert Michels). В этом же ряду следует упомянуть впервые изданную в
1903 г. Париже и Лондоне работу «Демократия и политические партии» нашего
соотечественника М. Я. Острогорского — политолога, юриста и социолога, который
в 1906 г. был избран депутатом I Государственной Думы.
К числу заслуг этих теоретиков следует отнести концептуализацию ряда
сложившихся ранее классических постулатов, ставших основой последующих
сравнительных исследований элит. Коротко перечислим некоторые из этих
постулатов. Развивая идеи предшественников (Платон, Аристотель и др.), Моска и
Парето констатировали природную предопределенность неравенства и обосновали
представление о внеисторическом характере разделения общества на управляющих
и управляемых как фундаментальном основании любого общества. Введя в оборот
термин «элита», Парето исходил из ценностного его понимания: «Я употребляю
слово “элита” в его этимологическом смысле, подразумевая наиболее сильных,
наиболее энергичных и наиболее способных».
Классики элитологии сформулировали также представление об особых
качествах лиц, способных осуществлять государственное управление,
констатировали неизбежность смены правящих элит и акцентировали, говоря
современным языком, важность эффективных критериев отбора в состав элиты.
Моска особо подчеркивал значение высокого интеллектуального уровня,
выдающихся волевых качеств и внутренней сплоченности для удержания
господства правящим классом. Общество как разновидность динамической системы
стремится к обретению равновесия. В качестве средства достижения подобного
равновесия В. Парето рассматривал процесс смены (циркуляции) элит, в рамках
которого Парето выделял два типа циркуляции элит — сменяемость правящих элит
и неизбежный упадок со временем прежних элит: через несколько поколений
аристократии теряют способность к управлению и умирают, будучи сметенными
новыми элитами, поэтому история предстает «кладбищем аристократий».
Циркуляция элит и составляет подлинное содержание исторического процесса, по
мнению Парето. Революции есть не что иное, как смены элит, а борьба элит есть
константа развития общества, воплощающаяся в исторически конкретных формах
(религиозные войны, буржуазные революции, пролетарские восстания). Новые
лидеры, борясь за собственные привилегии, всегда представляют себя в качестве
выразителя общенациональных интересов и стремятся к подчинению прежних
союзников.
Признанные впоследствии классическими работы Моска, Парето, Михельса,
Острогорского дали мощный импульс дальнейшим исследованиям элит, в том числе
компаративным, однако траектории политико-компаративных изысканий (как и
элитологических исследований в целом) в различных странах развивались по
различным траекториям как терминологически, так и содержательно. Используемый
понятийный ряд не в последнюю очередь отражает характерные мировоззренческие
и политико-идеологические оценки отношений властных и массовых групп в этих
политиях. Так, в американском политическом лексиконе, сформировавшемся в
рамках неявного понимания политики как элитарной сферы (изначально политика в
США была уделом избранных, а большая политика во многом остается ею и теперь
— значимая роль финансового фактора в избирательных кампаниях и непрямой
характер выборов в данном контексте не случайны), укоренились понятия «элита»,
«правящий класс», «истеблишмент», тогда как, например, французские социологи
(Р. Арон и др.) предпочитали использование термина «политический персонал», что
во многом обусловлено наследием идей эгалитаризма в республиканской
политической традиции Франции. Термин «элита» долгое время вызывал здесь
отчетливые антиэгалитарные и антидемократические ассоциации, тогда как понятие
«класс» воспринималось как демократическое и эгалитарное. Более того,
французские политологи критически оценивали использование термина «элита» в
американской литературе, что определило существенный лаг в исследовании элит
французской политической наукой по сравнению с англоамериканской, в которой
это понятие утвердилось в качестве альтернативы марксистскому классовому
анализу.
Следует отметить, что активные дискуссии во французской литературе периода
1950–1960-х годов вокруг соотношения терминов «правящий класс», «элиты»,
«политический класс» во многом были близки по содержанию обсуждению этой
темы в американской литературе. По вопросу о том, как соотносятся понятия
«политическая элита» и «политический класс», в литературе существуют различные
точки зрения. Так, Р. Арон предлагал следующий логический прием: «Я использую
термин “элита” в наиболее широком смысле: это те, кто находится на высших
ступенях иерархии в разных областях деятельности, кто занимает наиболее
привилегированные позиции по уровню богатства или престижа. Термином
“политический класс” лучше обозначать намного более узкое меньшинство, которое
реально выполняет политические функции управления. Термин “правящий класс” в
этом случае будет помещен между “элитой” и “политическим классом”: он включает
в себя те привилегированные группы, которые без осуществления политических
функций оказывают влияние и на тех, кто управляет, и на тех, кто подчиняется —
либо в силу своего морального авторитета, либо в силу обладания экономической
или финансовой властью».
Что касается использования термина «элита» и динамики интереса к
феномену, то они определены сложными траекториями взаимодействия элитарных
и эгалитарных тенденций в мире и особенностями национального дискурса в
различных политиях.
Наибольшего развития эти исследования получили в США, где во второй
половине ХХ в. сложилась элитоцентричная парадигма исследования политики.
Понимание существа элитоцентричной парадигмы принципиально важно, так как
именно в ее рамках сложились основные исследовательские стратегии
эмпирического компаративного изучения элит и сформировался его методический
арсенал. Данная парадигма предполагает не просто анализ характеристик
политической элиты (ее социальный профиль, саморепрезентация, интересы и
идеалы), но делает акцент на изучении политической роли элит как важнейшего
политического актора. Именно элиты рассматриваются как исходный инициатор и
важнейший фактор режимных изменений и, соответственно, часто
позиционируются как независимая переменная в эмпирических исследованиях. В
значительной мере на основании данного подхода сложилась соответствующая
предметная область элитологии как субдисциплины политической науки,
важнейшим разделом и метаметодом которой является политико-компаративное
исследование.
Начало формированию данного направления в США было положено в 1930-е
годы благодаря работам Г. Лассуэлла (Harold D. Lasswell), который начиная с 1930-
х годов на протяжении нескольких десятилетий исследовал психологическое
измерение власти и технологически-манипулятивные аспекты управления
обществом. Знаковой стала знаменитая книга Г. Лассуэлла «Политика: кто получает
что, когда и как?» (1936), идеи которой были развиты в его совместной с соавторами
работе «Сравнительное изучение политических элит. Введение и библиография»,
посвященной анализу подходов в изучении элит средствами политической
компаративистики. Заслуга Лассуэлла и других выдающихся американских
политических социологов ХХ в. (Р. Мертон, П. Лазарсфельд, С. Элдерсфельд и др.)
состоит в том, что они разработали и практически применили широкий спектр
методов эмпирических социологических исследований, без которых невозможно
представить компаративные исследования элит.
Главной дилеммой американской элитологии стал спор о структурной
организации элиты, в рамках которого сформировались две позиции — «монизма»
и «плюрализма». Значение этих базовых установок в том, что они определяют
теоретико-методологическую рамку для эмпирических компаративных
исследований элит. Существо разногласий сводится к оценке структурной
организации элиты. «Монисты» полагают, что элита — это единая
высокосплоченная категория по модели трех «С» Дж. Мизеля — «consciousness,
cohesion, conspiracy — сплоченность, самосознание, закрытость»18. «Плюралисты»
убеждены, что применительно к современному сложному обществу
безосновательно говорить о единой элите — последняя представляет собой систему
конкурирующих групп. Иными словами, «монисты» представляют элиту в терминах
единства, сплоченности и гомогенности, а «плюралисты» — посредством понятий
различия, дисперсности, гетерогенности.
Наиболее последовательным выражением «монистической» позиции стала
знаменитая работа Р. Миллса «Властвующая элита». Позиция Миллса радикальна:
он полагал, что американская элита представляет собой закрытое внутренне
сообщество высших руководителей госаппарата, крупных корпораций и армии, а
значимыми каналами карьерного продвижения и одновременно механизмами
сплочения властной элиты являются университеты «Лиги плюща», семейные связи,
церковь и другие институты. Радикальную линию Миллса продолжил его сторонник
Ф. Хантер (F. Hunter), который в начале 1950-х годов изучал властные сообщества г.
Антанта, а в конце 1950-х годов — высших руководителей США.
К числу нынешних сторонников монизма можно отнести профессора
Университета Санта Крус в Калифорнии (США) У. Домхоффа (W. Domhoff),
убежденного критика плюралистов, осуществившего собственное исследование в
Нью-Хейвене и написавшего книгу под звучным названием «Кто действительно
управляет Америкой?» (впервые была опубликована в 1967 г., к настоящему
времени выдержала 7 изданий). Домхофф полагает, что подлинной властной элитой
США, объединяемой через сеть аристократических клубов, являются владельцы
крупнейших банков и корпораций в связи с их значительным влиянием на принятие
стратегических решений не только по экономическим вопросам, но также по всему
кругу стратегических решений.
Позиция «монистов» с самого начала была и остается объектом
последовательной критики со стороны «плюралистов». Одним из первых, кто
сформулировал антитезисы Миллсу, был Д. Рисмен и соавторы в работе «Одинокая
толпа». В оппонировании Миллсу Рисмен апеллировал к характерному для
американской политической практики существенному влиянию на процесс
принятия решений и управления государством в целом многочисленных групп
интересов и групп влияния, высший эшелон которых («группы вето») в
совокупности и образуют властную элиту.
Наиболее последовательным теоретическим обоснованием дисперсности
власти и, соответственно, плюрализма элит стали работы выдающегося
американского политолога Роберта Даля (Robert Dahl), предложившего концепт
«полиархии» как инструмент определения системы власти, основанной на ее
разделении между несколькими элитными группами. Даль рассматривал элиту как
«контролирующую группу», полагая, что власть проявляется в конкуренции
элитных сегментов относительно принятия ключевых для общества решений26.
Именно эта методологическая рамка во многом определяет современные
эмпирические исследования элит. При этом Даль косвенно признал, что обладание
политической властью открывает возможности расширения доступа и к другим
ресрусам: вводя с опорой на классический принцип разделения властей концепцию
полиархии, он предложил термин «кумулятивное неравенство» в качестве
определения асимметричной социальной дифференциации, при которой контроль
над одним из ресурсов общества (политической властью) приводит к получению,
сосредоточению в своих руках остальных ресурсов (будь то материальные блага,
военное доминирование и пр.).
Взвешенные современные оценки структуры элит построены на избегании
крайностей в оценках. Так, Ж. Блонель (J. Blondel) отмечает, что современные элиты
не столь монолитны, как это представляли «монисты», но и не столь разобщены, как
об этом писали «плюралисты». К этому можно добавить: структура элит динамична.
Если обратиться к опыту дискуссий о структуре советской номенклатуры, то на
протяжении второй половины ХХ в. высказывались взаимоисключающие суждения.
Одни исследователи описывали ее как гомогенную и лишенную внутренних
различий, другие — как совокупность групп интересов.
Анализ показывает, что оба суждения имеют определенные основания: первое
формировалось на изучении номенклатуры раннесоветского периода, второе — на
анализе позднесоветского периода. Если в США изучение элит велось начиная с
1930-х годов, то в европейских странах после публикации работ Моска и Парето
прошло несколько десятилетий, прежде чем их идеи получили развитие в
эмпирических политико-компаративных изысканиях. Причем картина в различных
европейских странах отличалась.
В Великобритании сложилось аналогичное американской политико-
социологической школе направление. В последней трети ХХ в. активно
развернулись элитологические исследования в ФРГ, что во многом было определено
влиянием американской школы социальных наук в этой стране. Приоритетным
объектом изучения являлись властные группы этой страны. Иная картина сложилась
во Франции, где сам термин «элита» долго воспринимался как ценностно
перегруженный, негативно коннотируемый и вследствие этого маргинальный. Не
случайно изучение элит во Франции началось позже не только по сравнению с США,
но и в сопоставлении с Великобританией и Германией и осуществлялось по
преимуществу в рамках использования ценностно нейтральных терминов
«политический персонал», «политический класс», «управленческий класс»,
«профессионалы от политики», «доминирующая категория». Это объяснялось не
только влиянием эгалитарной традиции эпохи революции 1789 г., но также
существенным отличием властных элит Франции от их американских и английских
аналогов, а именно — особой ролью управленческой бюрократии. Значимое влияние
политико-административной бюрократии во Франции определило также смещение
фокуса исследований: его центральным объектом стала именно эта управленческая
категория, а также парламентский корпус. Другой значимой темой стала роль
системы образования в формировании французского управленческого класса.
Пионером политической компаративистики элит во Франции стал известный
французский социолог Маттеи Доган (Mattei Dogan), внесший существенный вклад
в развитие сравнительных исследований элит и на протяжении многих лет
возглавлявший Исследовательский комитет (ИК) «Политические элиты»
Международной ассоциации политической науки. В условиях доминирования
качественных методов во французской компаративистике
М. Доган был один из немногих, кто практиковал использование
количественных методов. Другим французским политологом, который работал с
термином «элита», был П. Бирнбаум (Pierre Birnbaum), предложивший
«сравнительную социологию французского типа», сочетающую изучение
особенностей организации власти с карьерными траекториями бюрократии.
Сравнительный анализ Бирнбаума показал, что в странах с обширными
государственными полномочиями удельный вес и влияние госслужащих в общем
пуле политической элиты выше, чем в тех странах, где полномочия государства
относительно скромны. Не случайно использование П. Бурдье термина
«государственная знать» применительно к анализу субъектного измерения
французской политики.
Новая волна интереса мировой политической науки к изучению элит — ее
иногда определяют как неоэлитизм — возникла в начале 1980-х годов и
продолжается в настоящее время, что может быть отчасти объяснено — хотя и
весьма опосредованно — стремлением к осмыслению существенных сдвигов в
глобальном и национальном политическом укладе, усилением рыночных начал в
политике и широкомасштабной маркетизацией общественных отношений в целом,
соответствующими реформами по сокращению государственных полномочий в
нескольких десятках стран, усилением цезаристских начал политического
лидерства, что повлекло за собой существенные сдвиги в отношениях властных элит
и обществ и нашло опосредованное отражение и в доминирующих дискурсах.
Традиционная для американской политической компаративистики элитоцентричная
парадигма стала практически общепринятой. Второе дыхание переживает и
сравнительное изучение элит. Эта новая волна во многом была инициирована
компаративистами, объединявшимися вокруг ИК «Политические элиты» МАПН, на
посту главы которого в 2000 г. М. Догана сменил американский политолог Джон
Хигли (John Higley), ставший неформальным лидером неоэлитизма (книга Хигли и
Филда «Элитизм» в 1980 г. положила начало этой новой волны). Сторонники этой
парадигмы стремились к преодолению дихотомии «монизма» и «плюрализма» в
элитологических исследованиях и сосредоточились на исследовании связи между
конфигурацией элит и изменениями политических режимов. Благодаря усилиям
этого объединяющего ученых из стран Европы, обеих Америк, Азии, Австралии,
Африки сообщества за последние годы было проведено значительное число
компаративных исследований элит.
В России, как известно, термин «элита» не использовался вплоть до последнего
десятилетия ХХ в., прежде всего, в связи с доминированием на протяжении
предшествовавшего времени марксистской парадигмы, в рамках которой
инструментом анализа являлось понятие «класс», а также в связи с
недемократическими коннотациями термина «элита» в доминировавшем дискурсе.
В связи с этим он не использовался даже для изучения властных групп зарубежных
стран и употреблялся исключительно в качестве объекта критики. Активизация
использования этого термина в России начала 1990-х годов симптоматична и
отражала произошедшую в стране революцию в экономическом укладе, социальной
структуре и политике. На протяжении последней четверти века, отмеченной в
России «революцией элит» — в противовес «революции масс» начала ХХ в., —
использование понятия элиты в отечественном дискурсе возросло соответственно
революционно, а отечественная элитология стала одной из наиболее развитых
субдисциплин политической науки.

Компаративное изучение политических элит: предметное поле

 Как отмечалось выше, в современных политологических исследованиях элита
интерпретируется как категория лиц, обладающих властью. Применительно к
эмпирическим компаративным исследованиям этот общий подход нуждается в
конкретизации и операционализации — корректном определении объекта и
переводе теоретических конструкций в термины, поддающиеся количественному
измерению. Это предполагает локализацию объекта исследования (какой сегмент
политической элиты предполагается изучить); определение предмета исследования
(какие именно характеристики предполагается изучить); выбор методов изучения.
Для локализации объекта следует иметь в виду, что в исследовательской
литературе последних десятилетий сложилось три основных подхода к изучению
политической элиты:
1) позиционный, заключающийся в определении степени политического
влияния того или иного лица на основе занимаемой им позиции в системе власти
(член правительства, парламента и т.п.);
2) репутационный, основанный на использовании метода экспертных оценок;
3) десизионный — основанный преимущественно на анализе того, как и кем
принимаются стратегические решения.
Каждый из этих подходов имеет как достоинства, так и недостатки.
Достоинство позиционного подхода определено тем, что он удобен в проведении
эмпирических исследований, поэтому не случайно значительное число масштабных
проектов по изучению национальных элит было реализовано на основании именно
этого метода. С точки зрения позиционного подхода элиты могут быть определены
как обладатели лидерских позиций во властных институтах и негосударственных
организациях, которые посредством контроля над внутриорганизационными
властными ресурсами способны влиять на принятие важных (политических)
решений.
Таким образом, позиционный подход основан на институциональной трактовке
элит и их ресурсов. Соответственно, определение состава элиты посредством
позиционного подхода исходит из предположения о том, что в современных
обществах власть и влияние возможны благодаря ресурсам, которыми располагают
те, кто занимает наиболее значимые позиции в государственных и общественных
институтах национального уровня.
Известный немецкий политолог У. Хоффманн-Ланге отмечает, что
позиционный подход предполагает учет двух измерений анализа элиты на
национальном уровне — горизонтальный и вертикальный. Горизонтальный
подразумевает селекцию наиболее важных социальных институтов (организаций);
вертикальный — включение в состав элиты обладателей высших позиций в
наиболее важных организациях, тогда как более низкие позиции в организационной
иерархии исключаются из модели. Это предполагает наличие трехшаговой
процедуры в эмпирических исследованиях: во-первых, выявление наиболее
значимых социальных секторов; во-вторых, определение наиболее значимых
организаций в каждом секторе; в-третьих, идентификацию лидеров высшего уровня
в каждой из этих организаций. Вследствие относительной автономности
функциональных подсистем (секторов) в современном дифференцированном
обществе ресурсы сегментированы по социетальным секторам. Более того, эти
властные ресурсы институционально организованы в развитых демократических
индустриальных обществах: они более доступны обладателям высших позиций в
наиболее важных организациях ключевых социетальных секторов. К числу наиболее
значимых «секторальных» элит относят административные, политические,
финансово-экономические, профессиональных ассоциаций, религиозные, СМИ,
гражданского общества, исследовательского сектора, профсоюзные, юридические,
культурные, военных.
Обобщенная классификация представляет четырехзвенную классификацию:
политические (обладающие властью), экономические (владеющие наибольшим
объемом экономических ресурсов общества или контролирующие его),
интеллектуальные (формирующие повестку дня) и профессиональные (высший
эшелон профессиональных сообществ).
Вышеизложенное позволяет уточнить в первом приближении предмет
компаративистики, в который входят социальные характеристики членов элиты
(семейное происхождение, региональная и партийная аффилиация, религиозная
принадлежность, образование, профессиональная специализация, опыт работы и
т.п.); модели карьерного продвижения — как горизонтального (между различными
сферами деятельности), так и вертикального; разделяемые ценности,
преобладающие установки, ориентации, стереотипы и нормы поведения, социально-
психологические качества и другие характеристики.
Структура политической элиты является традиционным предметом
компаративных исследований, и приведенный подход является не единственным: на
основании различных критериев дифференциации могут быть построены различные
модели анализа. Помимо традиционных линий структурирования (федеральная–
региональная элита, различные ветви власти и т.п.) одним из важнейших оснований
структурирования является степень институционализации политического влияния
того или иного элитного сегмента. В зависимости от степени институционализации
влияния на процесс принятия решений политическая элита может быть
представлена дихотомической структурой, состоящей из двух компонентов, условно
определяемых как бюрократия и «вольные стрелки» (или «свободные художники»).
Бюрократия включает лиц, занимающих постоянные оплачиваемые должности в
органах власти и управления. В категорию «вольных стрелков» входят лица,
профессионально занимающиеся политической деятельностью и оказывающие
влияние на принятие политических решений, но не занимающие позиций в
структурах власти. К этой категории могут быть отнесены руководители не
представленных в парламенте политических партий, влиятельные интеллектуалы,
ключевые фигуры СМИ и т.д.
В сравнительных исследованиях элит позиционный подход весьма
операционален, позволяет довольно четко определить круг лиц, входящих в состав
политической элиты, и открывает возможности компаративного изучения
персонального состава элиты — не случайно этот подход в наибольшей мере
востребован при проведении эмпирических компаративных исследований, и
наиболее масштабные исследования национальных элит построены именно на этом
подходе.
Однако этот подход не дает ответа на вопрос о качественном составе
политической элиты: последний определяет совокупность типических черт,
преобладающих установок, стереотипов и норм поведения, социально-
психологических качеств, в той или иной мере присущих большинству элитной
группы. Между тем эти характеристики оказывают существенное влияние на
политическое поведение.
Сравнительное изучение качественного состава элиты возможно посредством
различных методов, включая репутационный анализ. Достоинство репутационного
подхода заключается в возможности его использования для определения не
поддающихся формализации характеристик, изучения динамики политического
влияния (например, в процессе построения рейтингов политического влияния).
Основой репутационного подхода, как правило, является экспертный опрос.
Практика проведения репутационного анализа показывает, что эта техника
операциональна, экономична, дает возможность широко использовать различные
количественные показатели и достаточно надежна. Ее достоинством является то, что
подобный подход позволяет указать на людей, которые действуют «за сценой» и
зачастую не могут быть зафиксированы с помощью позиционного анализа.
Уязвимость этого подхода определена субъективизмом мнений экспертов.
Поэтому наиболее точным и обоснованным представляется десизионный
подход, нацеленный на изучение субъектов принятия стратегических решений.
Поскольку процесс принятия стратегических решений всегда непрозрачен,
определение авторов (и их мотивов) тех или иных решений нередко затруднительно.
Однако эффективность результатов использования десизионного подхода
представляет его в качестве наиболее адекватного задачам политической науки:
политическая элита страны — это лица, принимающие стратегически важные
решения общенационального масштаба. Очевидно, что вследствие чрезвычайного
разнообразия процессов принятия решений и присутствия неформализуемых
элементов использование десизионного подхода требует тщательной
операционализации терминов. В ходе конкретизации категории «принятие
стратегических решений» полезными инструментами могут стать понятия прямого,
косвенного и номинального влияния, которые, в свою очередь, также могут быть
операционализированы посредством системы эмпирических индикаторов. Прямое
влияние — это непосредственное участие в принятии политических решений.
Косвенное влияние оказывает тот, кто имеет возможность воздействовать на лиц,
принимающих стратегические решения. Примером косвенного влияния может
служить влияние членов семьи политического лидера на характер принимаемых
решений. Номинальное влияние является синонимом формального, но не
подкрепленного реальным. Алгоритм операционализации влияния зависит от его
масштаба, характера, объекта, целей.
В частности, могут быть использованы такие количественно измеряемые
индикаторы, как объем контролируемых политических, административных и
экономических ресурсов, степень контроля над влиятельными организациями,
личностные качества, степень контроля над СМИ и другие параметры. Именно эта
система параметров была применена при осуществлении наиболее масштабного в
нашей стране проекта по изучению элит «Самые влиятельные люди России», в ходе
которого объектом исследования являлась не только федеральная власть, но также
руководители почти 70 российских регионов. Ведущим методологическим
подходом при реализации данного проекта был десизионный, дополненный
репутационным и отчасти — позиционным. Упомянутый пример показывает, что в
современных компаративных исследованиях широко применяются
комбинированные подходы и методы.
Весьма перспективным направлением изучения элит представляются
компаративные исследования человеческого капитала элит. Концепт
«человеческого капитала» небезупречен и в литературе нередко подвергается
критике в связи с его экономизмом. Однако данное понятие содержит большой
потенциал, связанный с «человеческим измерением» политики, включающий
интеллектуальный капитал (опыт, знания, способности к нововведениям и
творческой деятельности); организационно-предпринимательский капитал
(предпринимательские и организаторские способности); культурно-нравственный
капитал (система ценностей, этических норм, морали, определяющих поведенческие
стратегии личности); широкий набор психологических параметров (установки, цели
и ценности, мотивы и стиль политического поведения и др.); капитал здоровья
(физическая сила, работоспособность, период активной трудовой деятельности);
трудовой капитал (знания, профессиональные способности, навыки, опыт,
определяющие уровень квалификации). Перечисленные компоненты могут быть
предметом операционализации. Интерес современной политологии к
«человеческому капиталу» связан с тем, что исключительно институциональный
анализ в условиях быстро меняющегося общества нередко либо недостаточен, либо
не может охватить происходящие перемены.
Малоисследованным, но, безусловно, многообещающим предметом
компаративного исследования политических элит является изучение отношений
внутри элитного пула, которые предстают как отношения между фракциями элит по
поводу владения, распределения и перераспределения социального капитала.
Теоретически число форматов внутриэлитных отношений бесконечно. Однако
можно выделить факторы, определяющие особенности внутриэлитных отношений.
В качестве таковых могут быть рассмотрены структура организации элитного
субъекта — моноцентричная (доминантная) или полицентричная; технологии
взаимодействия (маркетинговые — «политика как торг» и немаркетинговые —
«политика война»); механизмы рекрутирования (на основании принципов
наследования, профессиональной компетенции, семейно-родственных отношений,
протекции, коррупционных связей, финансового капитала и т.д.), каналы
рекрутирования (государственно-управленческий, бизнес-структуры, армейские
или специальные службы и пр.); степень публичности политики (публичные или
выстроенные в формате «схватки бульдогов под ковром»); уровень внутриэлитных
отношений (макро-, мезо- и микроуровень, а также комбинация этих уровней);
социальная география взаимодействия: политические (на поле политики);
экономические (на экономическом поле) и др.
Малоизученным вопросом компаративистики остается также степень и
механизмы внутренней сплоченности властных групп. Следует отметить, что не
только с позиций приверженцев «монизма» элита предстает сплоченным
сообществом: и в концепциях «плюралистов» элита не выглядит случайно
собранным сообществом атомизированных единиц. Это — социальная общность
(хотя и гетерогенная), объединенная близостью установок, стереотипов и норм
поведения, обладающая единством — порой относительным — разделяемых
ценностей. При этом стандарты поведения реальные и декларируемые могут весьма
существенно различаться. Степень внутренней сплоченности элиты зависит от
степени ее социальной и национальной однородности, доминирующих моделей
рекрутирования элит, преобладающего стиля политического лидерства и т.д.
Представления о внутренней интегрированности элиты не противоречат
представлению о возможности ее плюралистической организации: сколь бы
значительным ни было число элитных группировок в обществе, каждая из них
обладает — в большей или меньшей степени — относительной внутренней
связанностью. Модели интеграции элит влияют на выбор в компаративном
исследовании эмпирических индикаторов, посредством которых можно измерять
степень внутренней сплоченности данной категории.
Значительное распространение сетевого принципа организации социальных
связей не только не обошло стороной властные группы, но, более того, оказалось
одним из наиболее релевантных особенностям управленческих групп механизмом
взаимосвязи и коммуникации (не случайно появление термина «нетократия»).
Исследования Л. В. Сморгунова показали, что сетевой подход способен выявить
«текучесть» и сложность современного процесса принятия политических решений и
формирования политики, а эвристическое значение данного понятия состоит в том,
что в отличие от понятий «система» или «структура» акцент делается на активном и
осознанном взаимодействии акторов, формирующих политическое решение и
участвующих в его выполнении. Более того, целый ряд характери стик сетей
превращает их в наиболее эффективный инструмент взаимодействия и
коммуникации элит. В частности, речь идет о том, что политическая сеть
складывается для выработки соглашений в процессе обмена имеющимися у ее
акторов ресурсами; важным свойством сети является разделяемый участниками сети
общий кооперативный интерес; неиерархичность участников; договорный характер
этой структуры. Очевидно, что характеристики элитных сетей, несомненно, входят
в предметное поле компаративистики. Поскольку основным компонентом сети
являются связи, определяющие отношения между участниками, а сетевая
политическая структура может быть интерпретирована как определенная модель
длительного взаимодействия между членами властных групп, предметом
сравнительных исследований могут выступать число и тип участников, сила, размер,
плотность, централизация, конфигурации, векторность, степень
институционализации, распределение ресурсов между участниками и другие
параметры элитных сетей.
Очевидно, что сравнительное изучение моделей принятия стратегических
решений должно учитывать внутреннюю конфигурацию политической системы,
доминирующие модели политической культуры, специфику политического режима
и других базовых характеристик политической сферы. Стратегический выбор
существен: в зависимости от концепции возможны различные модели анализа.
Исследовательские стратегии компаративиста могут сильно варьироваться в
широком диапазоне в зависимости от избранной базовой интерпретации политики
— от максимально широкой интерпретации политических интеракций посредством
концепции многомерного социального пространства П. Бурдье до
представления политики в соответствии с теориями политического рынка. В первом
случае политика предстает как многослойное социальное пространство, в рамках
которого функционируют индивиды, обладающие различными видами капиталов
(экономическим, социальным, символическим, культурным) и осуществляющие
обмен различными видами капитала в процессе взаимодействия.
В концепциях политического маркетинга политические акторы предстают
участниками рынка. В последние годы данный подход востребован в
компаративных исследованиях как по причине широкомасштабной маркетизации
политических отношений, так и вследствие расширения возможностей
операционализации и сопоставлений различных элитных групп в рамках
интерпретаций политики посредством маркетинговых моделей. Традиционным
предметом интереса компаративистов является сравнительная оценка
эффективности выполнения элитами своих функций. Важнейшая функция элиты,
конституирующая ее видообразующий признак, — выработка стратегических
решений и обеспечение трансляции принятых решений на уровень массового
сознания и поведения. Поскольку эффективность управления во многом зависит от
легитимности власти, важной задачей компаративного исследования является
изучение способов легитимации власти. Как известно, способы легитимации власти
элиты исторически изменчивы. Классической является предложенная М. Вебером
триада типов законного правления: традиция — харизма — рациональная
законность, реализуемая в процессе конкурентных выборов. И если понятия
традиции и харизмы являются трудноартикулируемыми понятиями (хотя нет
сомнений в возможностях их операционализации), компаративное изучение
электоральной легитимации в современных условиях наличия обширного
потенциала электоральных исследований предполагает построение системы
индикаторов, позволяющих измерить степень и характер легитимации власти.
Поскольку понятие легитимности построено на степени одобрения населением
властных полномочий, в политико-сравнительных исследованиях предметом
изучения могут быть как процессы принятия решений и их трансляция, так и
процессы обратного влияния массовых групп на элитные.
В этой связи следует иметь в виду конфигурацию отношений элитных и
массовых групп, которую можно представить в виде трехуровневой пирамиды:
высший уровень занимает правящая элита (элиты); на втором, среднем уровне —
политические группы, осуществляющие трансляцию принимаемых «наверху»
решений (облик этих групп различен в зависимости от специфики социума и
особенностей исторического развития; в современном обществе это
административно-политическая бюрократия среднего уровня, партийные
функционеры, политические журналисты, политические технологи и т.д.);
основание пирамиды составляют массовые группы населения, выступающие
объектом управления. Возможность обратного влияния основания пирамиды на ее
вершину определяется конкретными обстоятельствами (особенностями
политической культуры, историческими традициями политического развития,
типом политического режима и т.п.). Так, очевидно, что в условиях доминирования
патриархальной или подданнической политической культуры возможности влияния
внеэлитных слоев на решения элиты существенно ниже, чем в условиях
активистской культуры.
Воздействие элитных групп на внеэлитные слои не безгранично;
конфигурация демаркационной линии элита–массы определяется многообразными
факторами — особенностями политической культуры, типом политического
лидерства, конкретной расстановкой политических сил в обществе и т.д. Пороговые
значения воздействия элитных групп на внеэлитные определяются
неприкосновенностью сакральных ценностей внеэлитных групп в
традиционалистском обществе и насущными экономическими интересами в
обществе модернизированном. Очевидно, что компаративное исследование
предполагает перевод ценностных факторов на язык эмпирических показателей.
Сравнительное изучение элит было бы неполным без рассмотрения
контрэлиты. Это понятие включает конкурентов действующей власти,
оказывающих существенное влияние на принятие стратегических политических
решений. В качестве контрэлиты традиционно выступает высший эшелон
политической оппозиции. Сравнительное изучение контрэлит может быть
реализовано, например, следующим образом. В условиях парламентской
республики контрэлитой может стать оппозиция, не представленная в парламенте,
поэтому объектом изучения в данном случае предстает разноплановое сообщество
за пределами парламента — влиятельные интеллектуалы, руководители
оппозиционных политических партий и СМИ и т.д. В условиях президентской
республики в связи с незначительностью возможностей внепарламентской
оппозиции влиять на процессы принятия стратегических решений функции
контрэлиты нередко берет на себя парламентская оппозиция, и в этом случае объект
компаративиста более узок и его границы четко определены.
Перспективные возможности для компаративного изучения открывает
сопоставление процессов рекрутирования элитных групп. Наиболее общей
характеристикой этих процессов является степень открытости элиты, т.е.
обновления элиты за счет включения в ее состав выходцев из внеэлитных слоев.
Элиту можно назвать открытой, если доступ в ее круг открыт представителям
внеэлитных социальных страт. Закрытой элита является в том случае, когда процесс
рекрутирования имеет самовоспроизводящийся характер. При проведении
компаративных изысканий следует иметь в виду, что в реальности не существует
автоматической зависимости между типом общества как системы
(открытое/закрытое) и типом элитной ротации: открытый характер общества и
плюралистический характер элитной организации не есть автоматическая гарантия
открытого характера процессов элитного рекрутирования. И наоборот: закрытый
характер общества не есть автоматическое свидетельство закрытого характера
элитного рекрутирования. Так, несмотря на очевидно закрытый характер советского
общества, процессы элитного рекрутирования в раннесоветский период носили
открытый характер в связи с интенсивной ротацией состава элиты за счет
внеэлитных слоев. В позднесоветский период динамика и качество ротации заметно
ухудшились — не случайно появился термин «геронтократия» для характеристики
высшего управленческого эшелона.
Следует также иметь в виду отличие рекрутирования политической элиты от
сообщества профессиональных элит, а именно принципиально открытый характер
этого процесса. Не имеющий специальной профессиональной подготовки
новобранец, как правило, не может претендовать на вхождение в круг
профессиональных элит, тогда как сообщество политической элиты пополняется за
счет лиц различного образовательного, профессионального и имущественного
статуса (а в периоды кризисов — в том числе и за счет выходцев из маргинальных
слоев). Операционализация процессов рекрутинга предполагает использование
понятий механизмов и каналов рекрутирования. Понятие механизмов
рекрутирования элиты характеризует принципы (кровное родство, наследование,
имущественный ценз, профессиональная компетентность, партийная
принадлежность, личная преданность, старшинство или выслуга лет, протекционизм
и т.д.) выдвижения новобранцев в состав политической элиты, неизбежно
разнящиеся в зависимости от типа социальной организации.
Каналы рекрутирования — это пути продвижения к вершинам политической
иерархии. К числу основных институциональных каналов рекрутирования элиты
исследователи относят государственный аппарат, органы местного управления,
политические партии, систему образования. Доминирование того или иного канала
обусловлено историческими традициями политического развития, особенностями
политической системы, характером политического режима и т.д. Понятие
проницаемости каналов рекрутирования характеризует возможность
горизонтального передвижения членов элиты в системе разнообразных каналов
рекрутирования.
Высокая степень проницаемости каналов рекрутирования характерна для
США: распространенной практикой является приход на государственную службу
лиц из крупного бизнеса и наоборот. В отличие от США, где проницаемость каналов
рекрутирования можно уподобить двери-вертушке, во Франции этот круговорот
минимален, там почти отсутствуют «вращающиеся двери» между государственным
аппаратом и крупным бизнесом — дверь открыта преимущественно в одну сторону:
правительственные чиновники после завершения государственной карьеры могут
занимать ведущие посты в сфере частного бизнеса, тогда как успешная
государственная карьера без соответствующей подготовки и опыта весьма
проблематична.