Итак, речь у нас пойдёт о шанцах.

Это народ, в своё время пришедший в Китай из

Средней Азии, а примерно в XVI веке до нашей эры одолевший династию Ся. Ся —
династия легендарная; была она на самом деле или нет, ещё неясно. А вот Шан оставила
после себя немало артефактов, главным образом гадательных надписей, так что это первое
документально подтверждённое китайское государство.

Тут вот люди пошутили, что шанцы придумали шанцевый инструмент, и во многом это не
шутка. Шан — это бронзовый век, и, конечно, переход от каменных мотыг к бронзовым
хозяйственным орудиям произошёл именно тогда. Любопытно, что позже, при династии
Чжоу, первые китайские монеты имели форму лопат, мотыг и ножей (которые ранее
использовались для бартера). Прототипы таких монет были и при поздней Шан (в период,
который принято называть Инь), но вообще шанцы использовали в качестве валюты
ракушки-каури или их копии, выполненные из кости, нефрита или той же бронзы.

Древнекитайский историк Сыма Цянь именует шанских правителей «ди» (императорами),

но это неверно. Титул «ди» (или «шанди» — «Верхний владыка») в шанском обществе
имело Небо, верховное божество; помимо него почитались различные духи — гор, рек и,
конечно, предков. Главным жрецом был правитель.

Разумеется, ранние правители и вожди имеют статус культурных героев. Так, мифический
Юй Великий, положивший начало династии Ся, помимо административной работы,
успокаивал воды потопа и прокладывал русла рекам. А вот один из родоначальников
шанцев, по имени Хай, считался первым скотоводом. И уже в династийный период шанцы
изрядно занимались кочевым скотоводством (и, вероятно, поэтому неоднократно
переносили свою «столицу»).

Не знаю, носил ли Хай громкий царский титул (скорее всего, нет), но у благодарных
потомков он проходит под именем Ван Хай, то есть Царь Хай. Согласно «Канону гор и
морей», могучий Хай изображался держащим по птице в каждой руке. И, возможно,
птицы тут — это тотемные знаки (тотемом и легендарным прародителем шанцев была
ласточка), но Юань Кэ в «Мифах древнего Китая» пишет, что это была недоваренная
птица, которую культурный герой некультурно жрал, для начала откусывая голову.

В дальнейшем я буду излагать именно историю, реконструированную Юанем. В других

источниках говорят разное, но эта версия и краше, и мораль содержит.

Итак, Ван Хай был хозяйственным мужиком. Сам ходил за своими коровами и овцами,
холил их и лелеял, гонял по выпасам, стада его был многочисленны и тучны. Остальные
шанцы быстро научились у него животноводству, народ жил в достатке и очень любил
своего вождя. Излишки скота гоняли соседним и не очень племенам (говорят, аж до
Корейского полуострова), выменивая за него продукты и товары, которых у шанцев не
было. И, кстати, до сих пор в Китае «шанцами» (商人, шанжэнь) именуют торговцев и
дельцов.

Так вот, а не так далеко на северо-западе, через реку Хуанхэ, в горной стране Юи, жил
малочисленный соседний народ, ремесленники и земледельцы. И решил Хай обменять
отборную животину на зерно, шёлк и бронзовые изделия. В торговую экспедицию он
отправился сам с младшим братом Хэном. Рекой Хуанхэ заведовал «Речной князь» —
местный дух, друживший с обоими народами. Эту дружбу Хай, вероятно, заслужил своим
горбом: всё детство помогая отцу, шанскому вождю Мину, который всю жизнь занимался
чисткой и дренажом русла, предотвращал затопления и вообще многое сделал для
сельского хозяйства и реки (в ней он, говорят, в старости и утонул и был впоследствии
почитаем как речной дух). Но что-то я заговорился. Короче, Речной князь помог шанцам
без потерь переправить свой мычащий и блеющий товар через бурные воды.

Престарелый юиский правитель Мяньчэнь сам вышел встречать братьев и закатил для
суровых кочевников пир на несколько месяцев — с яствами, музыкой и танцами. Гостей
закормили так, «что даже рёбра у них на груди нельзя было прощупать сквозь слой жира».
Но если Хай просто любил покушать, а в свободное время ухаживал за своим стадом и
собирал лекарственные травы, то Хэн был краснобай и развратник, который всё
высматривал, с кем бы замутить. И вот те на! — самой красивой женщиной в стране Юи
оказалась молодая жена Мяньчэня, как назло распутница. Они начали встречаться
вечерами, но очень скоро женщина поняла, что Хэн — ветреник. А вот его деловой брат-
молчун становился ей всё интереснее, и решила она его соблазнить.

Шанский вождь был человек простой, опыта общения с вертихвостками не имел и не

устоял. Хай любил, когда всего много. Еды много. Скота много. И в этих делах ему тоже
нужно было много: «Подстрекаемый страстью, он был похож на тигра, вырвавшегося из
клетки, и никто не смел надеть на него узду». Встречаясь с ним, жена Мяньчэня совсем
потеряла голову, и вот уже о романе знали все вокруг, кроме старого юиского вождя.

Отставленный Ван Чэн воспылал ревностью, считая при этом, что старший брат
намеренно увёл у него добычу. Но открытой конфронтации боялся и решил, как
говорится, убить его чужим ножом. В данном случае — топором. У правителя Юи был
телохранитель, который раньше тоже крутил шашни с его красавицей-супругой, а теперь
ему было ещё и за державу обидно: позор же. И вот они сговорились, и однажды, когда
Хай крепко спал в опочивальне любовницы, пьяный и усталый с охоты, телохранитель
пробрался внутрь и порубил его на куски. Его, конечно, схватили и повели на суд.

Узнав, наконец, все обстоятельства, Мяньчэнь разгневался. Шанское стадо конфисковали

вместе с пастухами, Хэна изгнали, телохранителя полагалось наказать, но он вроде как
загладил предыдущие шашни безусловной преданностью вождь, так что его помиловали.
И жена вождя тоже сумела оправдаться.

Хэн вернулся к соплеменникам, изложил им свою версию событий, и его тут же избрали
новым вождём. Шанцы пылали ненавистью к юисцам и рвались в поход, но в планы Хэна
это не входило: если бы выяснилась его роль в убийстве брата, его могли бы растерзать
свои же. И если до избрания он распалял шанцев, то теперь начал их успокаивать, говоря,
что сначала потребует от Юи конфискованный скот — а наказать их надо, если не
отдадут. Шанцы поворчали, но согласились, и отправился Хэн той же дорогой во второй
раз.

Мяньчэнь сразу понял, что дело пахнет керосином: шанское войско было гораздо
сильнее, — так что новоиспечённого вождя принял ещё любезнее и торжественнее. Едва
тот заикнулся о стаде, всё тут же было возвращено. И тут взыграл инстинкт
частнособственнический: если вернуться с копытным сокровищем к шанцам, придётся
делиться с народом, стадо-то общее, а тут, в Юи — вроде как своё. Вот и решил он: чем
дома делом заниматься, лучше жить знатным гостем на чужбине, где кормят, поят,
музыку играют, да и прежняя пассия рядом. Мяньчэнь слегка обалдел, но, с другой
стороны, чай, не в убытке: шанское богатство росло и тратилось тут же, в Юи.

Но мобильной связи в те времена не было, и шанцы, которые так долго не получали от

вождя никакой весточки, решили, что с ним случилась беда — как минимум попал в плен.
Тут же был выбран новый правитель — Шанцзявэй, сын одного из братьев (но какого
именно — сведения разнятся). Был он молод, но талантлив и решителен. «Наваляем
юисцам?» — спросило войско. «Наваляем!» — согласился Шанцзявэй.

Когда огромная шанская армия подошла к Хуанхэ, Речной князь оказался в

замешательстве: одни друзья идут убивать других. Он всё же занял сторону шанцев, но
переправа слегка замедлилась, и, может быть, именно этого времени Мяньчэню хватило
для оценки ситуации: он рассудил, что причина похода в долгом отсутствии Хэна, и
отправил гонцов, чтобы те всё объяснили. Шанцзявэй не знал, верить или нет, но его
войска, которые уже переправились через реку, было не остановить: они уже начали
захват и разграбление приграничных районов. И молодой вождь попросту казнил
парламентёров и продолжил наступление. Так началась война, прозванная «войной за
коров и овец». Ну, знаете, как «Угон Бурого из Куальнге».

Страна Юи оказалась совершенно не готовой к войне. Наскоро собранное войско было

разбито, столица захвачена, вождь убит. Победив, Шанцзявэй приказал найти Хэна, но
тщетно: вероятно, когда началась война, его убили разгневанные юисцы. В горе и гневе
Шанцзявэй уже никак не сдерживал мародёрство и насилие. Страну разорили дочиста: не
оставили ни одного дома.

Шанцы вернулись с богатой добычей, и обратной переправе Речной князь уже не мешал
(друзья-то остались только одни). Но потом отправился посмотреть на разорённую страну.
Не осталось ни-че-го. Только каркающее вороньё. Кое-как собрав по руинам уцелевших
людей, Речной князь переселил их в другое место, и там от них пошёл уже другой народ.
Говорят, с птичьими лапами. Юань пишет, что они стали предками народа цинь. И если
это те самые цинь, о которых я думал, то именно их потомок через десятки веков впервые
объединил под своей властью всю Поднебесную и стал её первым «ди» — императором
Цинь Шихуаном.

Ну а шанцы? Шанцы через шесть-семь поколений после этой победы свергли династию
Ся и приносили жертвы и «высокому предку» Ван Хаю (он и первый животновод, и
первый торговец-караванщик), и его беспутному брату, и мстителю Шанцзявэю, и
Речному князю.