Martynova - Ispoved Uznicy Podzemelya.619209

КАТЯ МАРТЫНОВА
ИСПОВЕДЬ УЗНИЦЫ ПОДЗЕМЕЛЬЯ

Автобиографическая повесть
Издательство АСТ
Москва
УДК 821.161.1-94
ББК 84(2Рос=Рус)6-44
М29
Фотограф обложки Александр Щербаков
Катя Мартынова
М29 Исповедь узницы подземелья. / Катя Мартыно-
ва. — Москва : Издательство АСТ, 2021. — 192 с. —
(Портрет Эпохи).
ISBN 978-5-17-135162-5
30 сентября 2000 года 14-летняя Катя ушла из дома чистым не-
винным подростком, а вернулась домой только спустя долгие и му-
чительные три с половиной года заточения в подвале «скопинско-
го маньяка». Эта книга — рассказ от первого лица про пережитую
физическую и эмоциональную боль, постоянный страх, ежедневное
насилие, щемящее одиночество и беспросветное отчаяние, но,
и что самое важное — это история-вдохновение о невероятной
силе духа и целеустремлённости, а также о победе надежды, веры и
любви над злом этого мира.
УДК 821.161.1-94
ББК 84(2Рос=Рус)6-44
ISBN 978-5-17-135162-5 © Катя Мартынова, текст

© ООО «Издательство АСТ», 2021
Вступление
Книга, которую вы держите в руках, — это ре-
зультат многолетних размышлений, воспоминаний,
которые каждую минуту двадцать четыре часа в сут-
ки преследовали меня после того, как я снова ро-
дилась на свет — 4 мая 2004 года. Со мной произо-
шло то, о чем журналисты рассказывают с эпитетом
5
превосходной степени — это действительно было
«шокирующее преступление» и «леденящая душу»
история. 1312 дней я провела в сыром мрачном под-

вале в плену у сексуального маньяка. Заточив меня
и мою подругу по несчастью на глубине 6 метров
под землей, он наверняка был уверен, что о его пре-
ступлении никто и никогда не узнает. И его план был
настолько хорошо продуман, что это преступле-
ние и правда можно было назвать идеальным. Ему
достаточно легко удалось заполучить сексуальных
рабынь. И вполне возможно, что, вдоволь наиграв-
шись, он бы прикопал наши косточки под какой-ни-
будь яблонькой на своем приусадебном участке…
И никто никогда не узнал бы об этом — для всех мы
были бы пожизненно без вести пропавшими… Кста-
ти, именно про заготовленную могилку он всегда го-
ворил, когда хотел напугать нас: «Я уже присмотрел
местечко, где вас закопать, воооон там, по яблоней».
Но, вероятно, Господь услышал отчаянные

молитвы двух пленниц… И благодаря череде чу-
десных случайностей мы вернулись к своим род-
ным… Благодаря Божьей помощи я не только
вернула свободу, но и могу сейчас в полный го-
лос, не стыдясь, рассказать об этом чудовищном
периоде своей жизни.
6
Я написала эту книгу, наверное, в том числе
и для всех женщин, которым пришлось в своей

жизни испытать насилие. Неважно какое — семей-
ное ли, сексуальное ли… Я вышла из этих испы-
таний с главным уроком — никогда не мириться
с обстоятельствами. Не позволять своему разуму
умирать. Только активный мозг может в череде
даже самых незначительных событий найти то, ко-
торое откроет двери темницы. Помните, как отча-
ялся Эдмон Дантес, заточенный в подземную тем-
ницу замка Иф: «Эдмон никогда не думал о побеге.
Иные предприятия кажутся столь несбыточными,
что даже не приходит в голову браться за них; ка-
кой-то инстинкт заставляет избегать их. Прорыть
пятьдесят футов под землей, посвятить этому тру-
ду три года, чтобы дорыться, в случае удачи, до
отвесного обрыва над морем; броситься с высоты
в пятьдесят, шестьдесят, а то и сто футов, чтобы
размозжить себе голову об утесы, если раньше не
убьет пуля часового, а если удастся избежать всех
этих опасностей, проплыть целую милю, – этого
было больше чем достаточно, чтобы покорить-
ся неизбежности…» Но вот произошла чудесная
встреча Дантеса с аббатом Фариа, «который це-
плялся за жизнь… и подавал пример отчаянной
решимости» — и бедный узник «стал размышлять
и измерять свое мужество». Почему я вспомнила
7
именно эту книгу? Потому что вся история удавше-
гося побега узника замка Иф очень похожа на то,
что произошло со мной. Точно так же моя свобода

стал чередой случайностей… Но в отличие от гра-
фа Монте Кристо я не ожесточилась и ненависть
вкупе с чувством мести не поразили мое сердце
и душу. Да, каждый день в подземелье я пережи-
вала стресс, одиночество, боль, беспомощность,
тоску — все, что только может разрушать жизнь
человека. Но даже в том состоянии и в тех обстоя-
тельствах я находила ресурсы и занятия, которые
помогли бы мне не сойти с ума. 30 сентября 2000
года я ушла из дома наивной школьницей, дев-
ственницей. А вернулась домой 4 мая 2004 года —
женщиной с истерзанным телом, но с душой, ко-
торая сохранила веру в людей, в добро, в Любовь.
День Веры, Надежды и Любви стал черным

днем моей жизни. Но именно Вера, Надежда и Лю-
бовь помогли мне выжить и выйти из тяжелей-
ших испытаний — Человеком.
8
Эту книгу я посвящаю своей маме.
Ее молитвой:
Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, благосло-
ви, освяти, сохрани чадо мое Екатерину силою жи-
вотворящего Креста Твоего… Милосердный Госпо-
ди Иисусе Христе, Прошу Тебя, Господи, сохрани ее
9
под кровом Твоим Святым от летящей пули, ножа,
яда, огня, потопа, от смертоносной язвы и от на-
прасной смерти.
Сохрани в ней Веру, Любовь и Надежду на спасе-
ние даруй …
— я сейчас Жива.
И вот уже который раз мне снится один
и тот же сон… Я — в нашем семейном гнездышке,
в нашей квартире, одна. Солнце ярким светом за-
ливает все комнаты, в пронзающих воздух лучах
видно, как кружатся пылинки. Радость и спокой-
ствие разливаются по телу… По стенам бегают
11
солнечные зайчики, а в моем сердце — как будто
их братик. Такой же чудесный, пушистый, мягкий
плюшевый солнечный зайчик. Он улыбается мне,

а я — миру… Мир так прекрасен! Мама смеется
и протягивает мне свои руки, мы кружимся и сме-
емся… И вдруг… Все пропадает… Лучи гаснут,
комната погружается во мрак… Пол под моими
ногами — исчезает, а вся квартира переворачи-
вается в вертикальное положение. Только мебель
остается на месте, а я все скольжу и скольжу по
линолеуму вниз... Не могу ни за что ухватиться,
скатываюсь куда-то… И так страшно, и страх
нарастает, и жутко, и холодно… Вот — входная
дверь открывается… Но там вместо лестнич-
ной площадки — почему-то черная пропасть со
вспыхивающими в ней языками пламени. В послед-
ний момент я хватаюсь за порог перед входом
в дом, чтобы не упасть… Кричу от ужаса, держусь
едва-едва… Накатывает невероятная волна ужа-
са… Мгновение — и я открываю глаза…
Моя кровать… Моя комната… Мой дом…
12
Кто я?
Я — обычная девочка. Меня зовут Катя, мне —
четырнадцать лет, на последний день рождения папа
подарил мне щенка — карликового пуделя, я назвала
ее Керри, она очень забавная, и мне нравится с ней
гулять. У меня совершенно обычные родители, мама
работает продавцом в магазине, папа ходит на завод.
15
Я живу в Рязани, в большой квартире вместе с родите-
лями и старшей сестрой, ее зовут Аня. У меня есть своя
комната, где я делаю уроки, болтаю с подругами по те-

лефону, сплю. С сестрой у меня дружеские отношения,
хотя иногда (а как без этого?) мы ссоримся, в основном
это бывает из-за вещей — мне все время хочется на-
деть что-нибудь из ее гардероба. В школе я учусь сред-
не, могла бы и лучше, но ленюсь. Мама практически
никогда не ругает меня, а вот папа изредка проявляет
строгость. Например, когда я получаю двойку (да, да,
бывает и такое!), мама, узнав об этом, просто берет
с меня обещание исправить плохую оценку. С папой
же все по-другому. Он может запретить мне выходить
гулять несколько дней или не разрешает смотреть
телевизор по вечерам, следя за тем, чтобы я сидела
за письменным столом и делала уроки. Мне кажется,
что по характеру я больше похожа на маму. Я такая же
спокойная и добрая, как она. Хотя от папы мне точно
досталась одна его черта — любовь к животным. На-
равне с новогодними праздниками и днями рожде-
ния членов семьи мы очень любим праздник светлой
Пасхи. Обычно мы отмечаем его в деревне. Вместе
с бабушкой заранее красим яйца, протираем от пыли
иконы, наводим порядок в доме. Мама верит в Бога,
хотя в церковь ходит очень редко, а вот от папы я не-
давно услышала, что он атеист — в общем-то ничего
необычного для человека его поколения… В общем
16
и целом можно сказать, что мое детство, период жизни
ДО похищения — это жизнь обычного ребенка в обыч-

ной российской семье, живущей в областном центре
Центральной России.
Хобби у меня нет, если не считать желания ино-

гда что-нибудь сшить для себя, например, юбку или
летнее платье. Когда я пошла в первый класс, мама от-
вела меня в музыкальную школу, и я три года бренчала
на домре. Потом были игра на гитаре, хор, народные
танцы. Но в итоге стало очевидно, что я совсем не му-
зыкальный человек, и занятия музыкой были забро-
шены. Хотя слушать современную музыку очень лю-
блю. Родители недавно подарили сестре музыкальный
центр, и у нас теперь много кассет с песнями. Мне нра-
вятся «Руки вверх», «Иванушки», «Блестящие» и много
других молодежных групп. Летом родители отправля-
ют нас к бабушке в деревню «на свежий воздух и пар-
ное молоко». Для меня это самое лучшее время, ведь
я весь учебный год скучаю по своим друзьям, которые
так же, как и я, приезжают к родственникам на лето. Мы
все вместе бегаем купаться на пруд, ходим за ягода-
ми, вечерами жжем костер и рассказываем страшные
истории. У меня много приятелей и есть две лучшие
подруги-одноклассницы — Таня и Оксана. Я еще ни-
когда не была влюблена, но один мальчик определен-
но мне нравится. Он старше меня на два года. Живет
17
в Москве, а летом, как и я, приезжает к своей бабуш-
ке в нашу деревню. Мы познакомилась в конце этого
лета, вместе гуляли, ездили на велосипедах, дурачи-

лись, а однажды он даже меня поцеловал в губы. Это
было очень волнительно, приятно и немного страшно.
Я с нетерпением жду следующих каникул, чтобы уви-
деться с ним опять…
Внешне я довольно симпатична, у меня карие

глаза и темные волосы. Я среднего роста и веса, хотя
мама и говорит, что я худая. В целом моя жизнь мне
нравится, конечно, бывают неприятности, вроде
плохой оценки, но это ерунда.
Все, что случилось со мной и что я буду опи-
сывать в моей книге дальше, — это не следствие
каких-то надломленных взаимоотношений в моей
семье, как мог бы подумать кто-то ретивый, начитав-
шись бульварных псевдопсихологических книжонок.
Нет, конечно. Семья у нас была по-настоящему друж-
ная. Со своими традициями, с поездками в деревню
к бабушке и на море. У нас были и книжки, и игры,
и аттракционы, зимой мы ездили на машине по Золо-
тому кольцу, а летом — загорали на озерах…
Теперь, когда каждая минута проанализирована

мною от и до, я могу точно сказать, что наш семейный
и мой личный Апокалипсис начался в обычный, ничем
18
не примечательный день сентябрьского бабьего лета
2000-го года с обычного телефонного звонка… К не-

счастью, трубку телефона взяла именно я…
Ну, почему в тот день не отключили телефон?
Почему я не ушла гулять во двор?
Почему я не сидела в наушниках? Тогда бы

я просто не услышала этого звонка…
Я была дома. Я подняла трубку телефона и …

В этот момент бабочка взмахнула крыльями...
30 сентября
2000 года.
Вера, надежда,
любовь
— Алло, здравствуйте, Аню позовите, — про-
звучало в трубке домашнего телефона.
— Ее нет, — ответила я.
— Привет, Кать! Это Лена, мы с Аней учимся

21
вместе, я как-то приезжала к вам.
— Да, я помню тебя, Лен.
— Мы с твоей сестрой договорились се-

годня вечером поехать на дискотеку, — объясня-
ла девушка. — Но, видимо, не получится, раз она
ушла.
— Я могу поехать вместо нее, — обра-

довалась я. — Если ты не против! Да и Ани все
равно не будет, она у своего друга останется до
вечера.
Мы договорились встретиться на остановке.
Я была рада поехать в центр города на праздник,
ведь до этого дня мне не приходилось бывать на
таких мероприятиях. Надев красивую юбку с пиджа-
ком и новые туфли, я сказала маме, что иду гулять,
и ушла. Уточнять, куда именно я собралась, не стала,
побоялась, что она меня не отпустит: все-таки центр
города — не соседний двор, а совершенно другой
конец Рязани с большим количеством незнакомых
людей.
Уже практически выйдя из дома, я услышала,

как снова зазвонил телефон. Не разуваясь, я пробе-
жала в комнату, чтобы взять трубку. Это была сестра.
22
— Чем занимаешься? — спросила Аня.
Рассказав в подробностях наш разговор с Ле-

ной о том, что я решила сходить на городской празд-
ник, я попрощалась с сестрой до вечера и отсоеди-
нилась.
С Леной я встретилась в районе шести ча-

сов вечера. Болтая ни о чем, мы дождались своего
троллейбуса и благополучно доехали до центра,
где и развернулась импровизированная дискотека,
организованная одним из операторов мобильной
сети, которые в 2000 году только начинали свою
работу.
Для меня, четырнадцатилетней девочки,

вся эта суета была внове и казалась чудом. Един-
ственные вечеринки, на которых я бывала, — это
школьные дискотеки в присутствии учителей. Когда
в центре актового зала — несколько кружков с тан-
цующими, учителя по периметру и у входа — блю-
стители порядка. На большом же городском меро-
приятии — все по-другому. Настоящее взрослое
веселье, с музыкой, танцами и даже выступлением
артистов на наспех построенной под открытым не-
бом сцене, благо погода была благоприятной для
23
проведения массового мероприятия — день был
теплый, солнечный, настоящее бабье лето. Я была
счастлива присутствовать на этом празднике жиз-

ни... Ни о каких фотографиях с той вечеринки не мог-
ло быть и речи — это была не очень понятная ны-
нешней молодежи «доинстаграмная» жизнь, — даже
телефоны мобильные были у очень ограниченного
круга богатых людей.
Посмотрев фейерверк, заканчивающий празд-

ник, я и Лена отправились в сторону остановки. Мои
наручные часы показывали начало десятого, давно
пора было ехать домой.
— Мама будет ругаться, — пожаловалась я. —
Она меня до девяти еле отпускает, а пока мы прие-
дем, вообще одиннадцать будет! Да и вообще, мне
завтра в школу!
— Давай пройдем на другую остановку, по-

дальше отсюда? — предложила Лена. — Сейчас все по
домам разъезжаются, мы в троллейбус не влезем. По-
смотри, сколько народа уже ждет свой транспорт, —
она махнула рукой в сторону толпы людей, жаждущих
уехать. — Отойдем немного от центра и спокойно ся-
дем в автобус, он как раз до нашей улицы идет.
В те годы в Рязани не ходили маршрутки, го-

24
рожане ездили исключительно на троллейбусах, ко-
торых, впрочем, тоже не хватало. Если повезет, до-

жидались автобуса и с относительным комфортом
ехали в пункт назначения.
Решив, что хоть так немного сэкономим время,

мы отправились в путь. И действительно, чуть в сто-
роне от центра было тише, наша остановка, уже по-
казавшаяся впереди, была пустой. Когда до нее оста-
валось метров десять, перед нами остановилась
машина белого цвета. В марках я не разбиралась, но
и без этого поняла, что авто так себе, бюджетный ва-
риант.
На переднем сиденье, рядом с водителем, си-
дел молодой мужчина. Он был невысокий, коротко
стриженный, с низким грубым голосом…
— Девчонки, вы далеко идете? — спросил

он. — Давайте мы вас подвезем?
Я молчала. «Пусть Лена что-то решит, — поду-

мала я. — Она же старше».
Лена колебалась. Тогда парень вышел из ма-

шины, и мне удалось его как следует разглядеть.
Ростом чуть выше меня, примерно 170 сантиме-
тров, короткие темные волосы, можно сказать, ху-
25
дой. Одет он был в синий свитер и черные джин-
сы. Возраст трудно определить, просто старше
меня — и все.
Водитель молча сидел в машине. Через окно

я смогла понять только то, что он достаточно взрос-
лый, если не сказать старый.
После недолгих уговоров Лена согласилась

и сказала мне: «Сейчас быстро до дома доедем,
и автобус ждать не придется, время уже совсем
позднее, наверное, твои родители места себе не
находят».
Мы сели в машину и объяснили, где живем.
Парень представился Алексеем, а водителя назвал
Виктором.
— Девчонки, давайте в магазин заедем, по

шоколадке вам купим? — вдруг предложил Леша.
Отказаться было неудобно. Все-таки они вызва-

лись подвезти нас домой, почему бы не заехать. Да и шо-
коладку съесть было бы неплохо. По дороге в ночной
гастроном Леша всячески пытался нам понравиться,
рассказывал анекдоты, расспрашивал о жизни, в об-
щем, казался очень милым. На водителя мы не обращали
внимания, да и он молчал, просто вез нас, будто таксист.
26
В машине я так и не разглядела его внешность, помню
только, что была красная рубашка в черную клетку…
Леша сходил в магазин, купил две шоколадки

и достал из бардачка бутылку водки.
— Ну, что, красавицы, давайте за праздник

выпьем?! — улыбнулся он и, быстро разлив алко-
голь, протянул нам наполненные до половины пла-
стиковые стаканчики.
Сначала мы отказывались, но, не желая выгля-

деть трусихой, я все-таки глотнула спиртное. Вкус
был настолько отвратительным, что я поперхнулась
и из-за начавшегося кашля, опрокинула недопитые
остатки себе на юбку. Стало жутко неудобно. Я со-
вершенно не хотела показаться новым знакомым
маленькой девочкой, которая пьет взрослые напит-
ки впервые. Хотя на самом деле мне лишь однажды
удалось попробовать спиртное. Это было шампан-
ское на свадьбе у моей тетки. Мы с сестрой улучили
момент, когда все взрослые отвлеклись на поздрав-
ления молодых, и пригубили пузырящийся напиток.
Конечно, он был горьковат, но не настолько, чтобы
его невозможно было проглотить.
Алексей быстро достал бумажные салфетки

27
и небольшую бутылку с чистой водой, чтобы я могла
привести себя в порядок.
— Водку на себя пролить — плохая приме-

та, — припечатала Лена, даже не подозревая, на-
сколько она была права...
Дальше пить спиртное я отказалась и просто

ела шоколад, запивая его водой. Довезя нас прак-
тически до половины дороги к дому, Виктор вдруг
сказал, что ему срочно нужно заехать к сестре, от-
дать какие-то документы, а он об этом только сейчас
вспомнил.
Я начинала плохо реагировать на происхо-
дящее вокруг — скорее всего, уже действовало
снотворное, которое наши похитители подмешали
в воду. Картинки вокруг были размытыми, действи-
тельность как будто расплывалась, сознание стано-
вилось спутанным…
Виктор завел мотор и повез нас снова в центр.

Я смотрела в окно. Машин на дорогах значительно
убавилось. Редкие прохожие спешили домой. На-
ступила ночь. Мысли путались, разговаривать не
хотелось, по телу разливалась слабость. Не знаю,
сколько прошло времени, когда я очнулась от голо-
са молодого.
28
— Девчонки, нам нужно отойти на минутку, —

сказал Леша, и они с Виктором вышли на улицу.
— Лен, куда мы приехали? — удивилась я,

сквозь темноту вглядываясь в заборы частных до-
мов и виднеющиеся за ними деревенские дворики.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Я, ка-

жется, уснула.
Но продолжить разговор нам не удалось, так

как машина неожиданно покатилась вниз по доро-
ге. Я закричала, а Лена попыталась достать до ручно-
го тормоза. В этот момент наши спутники вернулись
и на ходу запрыгнули в авто. Благополучно остано-
виться у водителя не получилось, и мы врезались
в дерево.
— Забыл на тормоз ручной поставить, — пер-

вый раз за все время подал голос Виктор. — Фара
разбита, придется ехать ко мне менять, иначе гаиш-
ники оштрафуют, — пояснил он, — вас же еще до-
мой отвезти нужно.
— Где мы находимся? — тут же задали мы во-

прос.
29
К этому времени я немного пришла в себя,

скорее всего, потому, что снотворного в воде было

недостаточно, чтобы я уснула надолго.
— В Рязани, недалеко от площади, где диско-

тека была, — здесь есть частный сектор, — ответил
Леша. — Виктор тут недалеко живет, сейчас заедем
к нему, фару поменяем и вас домой отвезем.
Делать ничего не оставалось, общественный

транспорт уже не ходил. Телефона, чтобы вызвать
такси, не было. Да и новые знакомые внушали нам
доверие. Ну что может нам сделать этот безобидный
дядечка со смешной лысиной? А Леша так вообще
душка.
Подъехав к деревянным воротам, Виктор вы-

шел, открыл их, загнал машину во двор и снова за-
крыл въезд. Мы с Леной сидели молча. Вокруг было
темно, только где-то вдалеке горели фонари и гром-
ко лаяли собаки. Наши новые знакомые вышли из
машины и исчезли из поля зрения.
— Не волнуйся, сейчас они быстро фару по-

меняют, и поедем домой, — сказала подруга. —
Я тебя провожу.
30
Я кивнула. «Хорошо бы было прийти не од-

ной. Можно соврать, что у Лены в гостях засиделась,
а она подтвердит», — подумала я. Мысли о том, что
родные могут волноваться, мне в голову не прихо-
дили. Вот отругают и накажут — это да!
Вскоре дверь автомобиля, расположенная с моей

стороны, открылась, и Леша попросил меня выйти.
Я удивилась, но послушалась. Лена осталась внутри.
Впереди чернела какая-то постройка. Алексей

взял меня за руку и повел к ней. Это оказался гараж.
Мне стало не по себе. На все мои вопросы он уже
не отвечал. Указав рукой на кровать, которая стояла
среди всякого хлама в этом небольшом помещении,
он сказал:
— Садись, сейчас Витя придет.
И ушел, закрыв за собой дверь. Я присела

на край грязного матраса и стала ждать. Думать,
что будет дальше, не хотелось, да и не верилось,
что со мной может случиться что-то плохое. Мои
часы, которые я не завела вовремя, останови-
лись, и понять, сколько сейчас времени, я не
могла.
31
Наконец пришел Виктор. Он был достаточно

высокого роста, среднего телосложения, с больши-

ми и какими-то грязноватыми руками.
— Ты еще не разделась? — удивился он.
— Зачем? — Я сделала вид, что не понимаю его.
— Как зачем? Трахаться будем!
— Я не хочу! — Слезы сами полились из

глаз. — Отвезите нас домой! Где Лена?!
Но ответа не последовало. Он молча вышел из
гаража. А через минуту туда зашел Леша. Мужчина
приблизился ко мне и слегка ударил по щеке.
— Если сейчас ты не разденешься и не сдела-

ешь, что тебе говорит Виктор, я отпущу собак, и они
вас загрызут.
Я заплакала еще сильней. Перспектива отдать-

ся этому противному Виктору была не лучше, чем
быть съеденной собаками.
— Ну, что думаешь? — Леша сжал мое лицо

рукой. — Потрахаешься с Витей, отвезем вас домой,
32
нет — пойду спускать собак.
Я стала снимать колготки и трусики. Руки тряс-

лись, голова кружилась. Леша подождал, пока я лягу
на кровать, и ушел. Я закрыла глаза и стала ждать.
Минут через пять я почувствовала, как Виктор нава-
лился на меня и начал насиловать. Было очень боль-
но и мерзко.
Этот ублюдок на грязном матрасе в вонючем

гараже помимо моей воли лишал меня девствен-
ности, и ему было наплевать на то, что срывать этот
цветок он не имеет никакого права!
Минут через пятнадцать он закончил и сказал,
чтобы я одевалась.
— Где Лена? — снова стала спрашивать я.
— Ждет тебя, — ответил Виктор. — Пойдем,

отведу тебя к ней.
В каком-то тумане и еще даже полностью не осоз-

навая, что случилось, в надежде, что весь этот кошмар
закончился и скоро мы с подругой окажемся дома,
я безропотно пошла за ним. Машина стояла на том же
месте, но была пуста. Мохов, не выпуская меня из виду,
обошел гараж сбоку и присел на корточки. Подковыр-
33
нув пальцем самый нижний лист железа, которым был
обит гараж, он открыл небольшую дверцу размером
примерно восемьдесят на восемьдесят сантиметров.
— Лезь туда, — приказал он.
— Зачем? — испугалась я.
— Там Лена. Здесь переночуете, а утром я фару

заменю и отвезу вас домой, — пообещал Виктор.
Я колебалась, и тогда он силой запихнул меня

в эту темную дыру. Потом залез сам, закрыл двер-
цу и включил свет. Помещеньице было крошечное,
с бетонными стенами и низким потолком. Мохов на-
клонился и резким движением открыл люк в полу.
Я увидела еще одно маленькое пространство, стены
и пол которого имели светло-зеленый цвет.
— Спускайся, — приказал мне мой мучитель.
Я покорно спустилась вниз. Меня охватил еще

больший ужас. «Зачем он привел меня сюда? Лены
здесь нет. Сейчас еще раз изнасилует и убьет», —
вертелись в голове страшные мысли. Но Мохов не
торопился лишать меня жизни. Он снова присел на
корточки, и тут я увидела еще один люк, располо-
34
женный в стене.
— Давай лезь! Что застыла?! — Виктор дернул

меня за подол юбки.
Я посмотрела на крышку люка. Его толщина

превышала двадцать сантиметров и выглядела мо-
нолитным бетонным блоком с двумя железными за-
совами. Мало того, эту толстенную дверцу, в размере
не превышающую пятьдесят сантиметров на восемь-
десят, прикрывала еще одна защита, но уже из дере-
ва, по периметру обитая железом и имеющая такой
же внушительный засов, как и первая дверь.
Даже со своим небольшим ростом, маленьким
весом и весьма скромными габаритами, если так
можно сказать, я с трудом смогла протиснуться в эту
дырку. Следующее помещение было расположено
чуть ниже и по сравнению с предыдущим, казалось
большим, примерно два на три метра. В тот момент
я даже не могла предположить, что это подземное
пространство станет моим домом на долгие три
года семь месяцев и четыре дня.
Потом, когда спустя несколько лет мы обре-

тем свободу, я узнаю, что наше с Леной исчезнове-
ние поставило на уши всю рязанскую полицию. Сна-
чала теплилась надежда, что мы просто найдемся
35
сами — вдруг молодые девчонки просто решили
«оторваться» и весело провести время? Искали на
всех близлежащих стройках, в коллекторах, нарко-

манских притонах… Но шло время, а полицейские
не могли найти наших следов ни в каком виде, мы
как в воду канули… Было возбуждено уголовное дело,
наше бесследное исчезновение заставило право-
охранительные органы даже делать запросы в Ин-
терпол. Все с ужасом сопоставляли наше исчезно-
вение с другими пропажами людей — а вдруг завелся
серийный убийца? Предполагали самое страшное,
что нас продали в сексуальное рабство на Ближний
Восток. Но предположить, что две девушки могла
оказаться в сексуальном рабстве в родной области,
на расстоянии всего 90 километров от областного
центра? Этого предположить не мог никто. И город
Скопин даже не был в маршрутах поисков! Ориенти-
ровки с нашими фотографиями постоянно показы-
вали по телевизору, ими были увешаны все заборы
Рязани. Но … все было тщетно. Не было свидетелей,
не было никаких следов — ничего… Родители плака-
ли и молились, а следствие не трогалось с мертвой
точки. Для всех мы как будто провалились сквозь
землю… Что, в общем-то, в нашей ситуации фак-
тически так и было…
36
Подземный плен
Мохов ушел, заперев меня снаружи. Я огля-
делась. Бетонные стены покрывает белая краска,
деревянные полы выкрашены в коричневый цвет.
В побеленном потолке — два небольших венти-
ляционных отверстия, обеспечивающих приток
кислорода. У противоположной от люка стены
39
стоит одноместная кровать с железными спин-
ками и пружиной. Матрас и постельное белье —
старые, но видно, что чистые. Слева от спального

места прибита небольшая деревянная столеш-
ница с двумя полками внизу, рядом —табуретка
с металлическими ножками и пластиковым сиде-
ньем. В углу, на уровне пояса — две деревянные
полочки, прикрепленные к стене, по другую сто-
рону от них находится ведро с крышкой, для нужд.
Завершает картину небольшой обогреватель со-
ветского образца, который, видимо, и прогрева-
ет комнату, так как батареи — не предусмотрены.
Если бы не было этого немудрящего обогревателя,
в бункере стоял бы просто могильный холод. В це-
лом помещение новое и чистое, как будто только
после ремонта.
Помещение действительно было новое. По-

том нам расскажут, что Мохов три года гото-
вился к преступлению. С 1997 года он начал рыть
этот бункер. Вывез с участка несколько грузови-
ков земли… Что он говорил своей матери, с ко-
торой жил в одном доме? Неужели она и правда
верила, что такой основательный подвал нужен
для варений и солений?! Ведь подвал готовил-
ся практически как бомбоубежище: толстые
стены, основательные бетонные перекрытия,
40
электричество, вентиляция… Для хранения кар-
тошки и домашних заготовок такое сооружение

явно избыточно…
Оставшись одна, я впала в панику, хотелось

просто выть от бессилия. Больше всего беспокоило,
где сейчас моя подруга и вообще жива ли. Дико хо-
телось закрыть глаза и оказаться дома, обнять маму
и пообещать ей, что больше никогда не пойду гулять
поздно вечером и не сяду в машину к незнакомцам.
Я думала о семье, о школе, о том, как завтра мои од-
ноклассники ворвутся в класс, будут смеяться, ду-
рачиться, ходить друг к другу в гости и просто жить
обычной жизнью, а я в это время буду выживать.
Здесь… В этом ужасном месте…
Не знаю, сколько времени я просидела так, по-

груженная в свои невеселые мысли, пока не загре-
мели замки и в бункер не влез Виктор.
— Не спишь? — спросил он, ухмыляясь.
Я вновь начала спрашивать про Лену и закли-

нала его, слезно вымаливала отпустить нас домой.
Но все было тщетно. Мохов сел к столу, достал из
кармана бутылку самогона и граненый стакан. На-
полнив его до краев содержимым бутылки, он заста-
41
вил меня выпить. Чтобы не злить своего мучителя,
давясь и проливая на себя спиртное, я все же влила
в себя отвратительное пойло и, запив водой, отклю-

чилась.
— Кать, просыпайся, — услышала я будто

сквозь вату знакомый голос. — Открывай глаза.
С трудом разлепив тяжелые веки, я увидела

Лену.
— Где ты была? Сколько сейчас времени? Ког-

да мы домой поедем? — засыпала я ее вопросами.
— Сейчас утро, — стирая какой-то вонючей
тряпкой рвоту с моего лица, ответила подруга. —
Я спала в доме. Виктор меня разбудил и к тебе при-
вел.
Все это время Мохов стоял позади Лены.
— Ее нужно в порядок привести, — подал он

голос. — Она во сне вся облевалась. — С этими сло-
вами он влез в люк, закрыл дверцы на засовы и уже
через закрытый лаз, бросив что-то вроде «я позже
зайду», исчез.
Я лежала на кровати абсолютно голая, накры-

42
тая простыней. Рассказав Лене, как Мохов обманом
и силой затащил меня в этот подвал, а потом, напоив

самогонкой до потери сознания, изнасиловал, я за-
плакала. Подруга начала успокаивать меня, помога-
ла одеться. В то, что скоро придет Виктор и выпустит
нас из этой могилы, верилось мало. Казалось, что
сейчас сюда влезут оба наших похитителя и будут
насиловать нас и мучить. А потом полуживых закро-
ют в этом подполе и оставят умирать. Но спускать-
ся к нам никто не собирался, внезапно отключился
свет, наступила кромешная темнота.
Меня начало трясти, словно в лихорадке.

— Он больше не придет, — в приступе пани-
ческой атаки, как заведенная, твердила я. — Мы ум-
рем тут от жажды и голода, и нас никогда не найдут.
Лена нащупала мои плечи и обняла меня:
— Успокойся, мы обязательно выберемся от-

сюда. Вот увидишь, скоро придет Виктор и отпустит
нас наконец.
Очень хотелось ей верить, и, представив, как

я окажусь дома и все опять будет хорошо, я прова-
лилась в тяжелый сон.
43
Пол под моими ногами исчезает… Квартира
переворачивается… Только мебель остается на
месте, а я все куда-то скольжу и скольжу по лино-

леуму вниз… Дверь… пустота… Пропасть и язы-
ки пламени… Я кричу, хватаюсь за порог, а огонь
гудит… гудит… Снова этот сон… Почему же так
гудит огонь? Разве пламя может так гудеть?
Разбудил меня звук включившейся вентиля-

ции, вместе с ней зажегся свет. Раздались уже зна-
комый стук открывающегося наверху люка, скрип
лестницы, ведущей вниз, наконец загремели замки
на дверцах в нашу подземную комнату.
— Жрать хотите? — всунул голову в окошко
Мохов.
И, не дожидаясь ответа, начал выкладывать

на порог люка провизию. Это был десяток яиц, бан-
ка тушенки, белый хлеб, растительное масло, пакет
макарон и пара полулитровых бутылок с питьевой
водой; вслед за продуктами появилась посуда —
эмалированный чайник, небольшой нож, который
оказался совсем тупым, и две чайные ложки. Напо-
следок он достал электрическую плитку.
— Когда вы нас домой отпустите? — снова

спросила Лена.
44
— На днях, — буркнул он и запер нас.
Лена включила плитку, сварила яйца в чайни-

ке, порезала хлеб, кое-как открыла тушенку, и мы
сели есть. Аппетита не было.
Очень хотелось домой, обнять маму, помыть-

ся, лечь в свою теплую кровать и забыть все как
страшный сон.
Подруга пыталась приободрить меня, обеща-

ла, что мы непременно вырвемся на свободу, а я то
плакала, то впадала в забытье, ограждая себя этим
от жестокой реальности. Так началось наше подзем-
ное существование.
Первая неделя пребывания в плену была чу-

довищной. Мы кричали до хрипоты, стучали по сте-
нам, но никто не слышал нас… Я надеялась, что по-
лиция нас найдет по каким-то зацепкам, но ниточек,
ведущих к нам, не оказалось. Как потом я узнала, не
было ни одного свидетеля, хоть как-то пролившего
бы свет на наше исчезновение. У Мохова получи-
лось совершить идеальное преступление.
Пока для нас с Леной тянулись жуткие меся-

45
цы сексуального рабства, моя мама — Ирина Васи-
льевна — и мама Лены — Александра Ивановна —
конечно, встречались. Но каждая из них искала свой

способ не сойти с ума в отсутствие вестей от
дочери. Молитвы, гадалки… Однажды моя мама по-
шла к очередной гадалке, и та сказала, что весточ-
ка от дочерей будет. И даже сделала уточнение,
что Лене — тяжелее, чем мне. Гадалка была ох как
права… Но об этом — позже…
2001 год:
подземное
существование
Он пришел на следующий день и приказал
мне выйти к нему в предбанник. Я отказалась.
Одна мысль о том, что снова придется лежать под
этим вонючим стариком, доводила до мурашек, да
еще и кровь из-за разрыва девственной плевы не
останавливалась. Внутри все болело. Лена пред-
49
ложила «выйти» вместо меня, но насильник не со-
глашался.
— Выходи, сказал! — заорал Мохов. — Иначе

сейчас выключу свет и вентиляцию перекрою,
задохнетесь здесь!
Я вжалась в стену, но твердо решила — не

пойду. Поняв, что я не собираюсь вылезать к нему,
мучитель ушел. Вскоре погас свет. Практически
потеряв разум, я стала кричать и звать на помощь.
Нащупав в темноте табуретку, отвернула ножку
и начала долбить ею по стене. Но силы быстро за-
кончились, сев на пол, я замолчала. Очень болела
голова. С отключением электричества в подвале
становилось холодно и сыро. Было ощущение, что
я нахожусь в склепе, погребенная заживо. Только
биение сердец выдавало, что в подвале есть жи-
вые существа… Их мы слышали каким-то потусто-
ронним звериным чувством — так заключенные
в одиночках, наверное, научаются слышать шур-
шание лапок жуков, живущих рядом, оглушитель-
ный (для уха заключенного) звук падающих с по-
толка капель воды.
Через какое-то время зажглась лампочка,

и Мохов спустился к нам. На этот раз в руках у него
50
был нож, похожий на тесак для разделки мяса, и об-
резок резинового шланга.
— Не хотите по-хорошему?! — с угрозой про-

рычал он и влез в комнату.
Лена загородила меня собой. Он ударил ее

шлангом в область плеча и груди. Она попыталась
вырвать его из рук, но наткнулась на нож, из указа-
тельного пальца левой руки хлынула кровь. Увидев
замешательство Лены, наш мучитель схватил меня
за шиворот, быстро влез назад в предбанник, вта-
щив меня за собой.
На полу уже было расстелено ватное одеяло
ярко-красного цвета, которое эти долгие годы будет
служить подстилкой во время его насилий над нами.
В комнатушке на стенах по всему периметру на уров-
не глаз расклеены порнографические фотографии
девушек. Мне стало еще противнее и страшнее, но
бить и мучить он меня не стал, просто удовлетворил
свою потребность и отправил обратно в бункер.
Прошла еще одна ночь, но сон не шел. Не вы-

ключая свет, мы лежали и вспоминали истории из
своих жизней.
Самые яркие воспоминания были связаны

51
с моей сестрой. Однажды летом, когда мы гости-
ли у бабушки в деревне, я вместе с Аней пошла
в заброшенный соседями сад собирать полевую

клубнику. Ягод было мало, и мы, едва наевшись
ими, хотели уже пойти домой, как вдруг сестра
заметила большую черную собаку, бегущую к нам
со всех ног. От страха я заплакала, а Аня схвати-
ла меня за руку и потащила к дереву. Я до сих пор
удивляюсь, как хрупкая пятнадцатилетняя девоч-
ка смогла поднять меня на старый широченный
тополь, с гладким, не имеющим ответвлений ство-
лом. Сама же она осталась стоять внизу, так как за-
лезть вслед за мной не представлялось возмож-
ным. Благо все закончилось хорошо, овчарка, не
достигнув цели, помчалась на зов подоспевшего
хозяина. Именно этот пример, несмотря на сотни
других, более значимых, благородных поступков
по отношению ко мне, я до сих пор считаю самым
неопровержимым доказательством сестринской
любви.
Возвращение из воспоминаний было болез-

ненным. Я старалась не плакать, потому что от слез
и переживаний сразу начиналась дикая головная
боль. Что будет с нами дальше? Думать не хотелось.
С одной стороны, трудно было представить, как в та-
ких условиях можно выжить, с другой — почему-то
52
не верилось в наше скорое возвращение домой...
На следующий день Мохов не появился. Ве-

дро, куда мы ходили в туалет, практически наполни-
лось. В подвале отвратительно пахло, почти физиче-
ски ощущалось висящее в запертом пространстве
зловоние. Но самое главное — заканчивалась вода.
Яйца и макароны мы уже не могли варить, и тогда
Лена придумала пожарить яичницу в чайнике, так
как другой посуды у нас не было.
Вкус этих яиц казался мне тошнотворным.

А перед глазами всплывала картинка из нашей жиз-
ни до плена — это было так далеко, что казалось
чем-то нереальным…
Зима, новогодние каникулы, мой любимый де-

ревенский дом. Мы с Аней сидим у печки и смотрим
телевизор, тут раздается скрип двери и — веселый
голос бабушки:
— Ань, Кать, я яичек пять штук на насесте на-

шла, куры — фашисты, нынче совсем плохо нестись
стали. Пойдемте, блинов напеку.
Мы, радостные, бежим на кухню и ждем ла-

комство.
53
Бабушка быстро замешивает тесто, и блин-

чики один за другим падают к нам на тарелки.

Аня больше любит с вареньем и молоком,
а я предпочитаю просто намасленные со слад-
ким чаем.
Глотаю, практически не прожевывая, куски

малосъедобной яичной массы в жутком подземном
бункере и думаю о том, что сейчас отдала бы всю
свою жизнь за то, чтобы хотя бы еще разочек повто-
рился уютный зимний вечер в кругу моей любимой
семьи...
Первые полгода Мохов мог не приходить
к нам по два-три дня, поэтому мы старались эко-
номить воду, чтобы в случае его долгого отсут-
ствия не страдать от жажды. Но все равно, того,
что он приносил, не хватало, и иногда приходи-
лось грызть сухие макароны, так как есть больше
было нечего.
Планы побега и навязчивая идея освобожде-

ния не покидали нас. Например, мы планировали
накалить растительное масло в сковороде и, когда
придет наш мучитель, брызнуть ему в лицо кипя-
щую жидкость, а потом — огреть его этой посу-
диной по голове. Мы даже несколько раз ставили
54
сковородку на электрическую плитку, услышав его
шаги наверху, но осуществить до конца задуманное

так и не решались. Была большая вероятность про-
вала нашего плана: вряд ли здоровый и сильный
мужчина потеряет сознание от удара (да и какой
силы мог быть тот удар, учитывая наше физическое
состояние?) хоть и горячим предметом, он, скорее,
только разозлится, а следовательно, крепко на-
кажет нас. Однажды мы придумали расковырять
дырку в стене около люка. Тогда можно было бы
влезть туда рукой и открыть засовы на дверцах. Это
была безумная идея, во-первых, потому что из под-
ручных средств у нас был лишь маленький нож, а
во-вторых, толщина стен превышала тридцать сан-
тиметров — сколько нам пришлось бы ковырять ту
стену, которая, как позже стало известно, в своей
глубине и вовсе скрывала железную решетку. Мо-
хов только отвратительно смеялся, глядя на наши
нелепые попытки к бегству. Он-то знал, что его бун-
кер можно покинуть только одним путем — через
все открытые и ведущие наверх двери… Шансов
выбраться на свободу не было, оставалось ждать
счастливого случая…
Каждый день мы спрашивали нашего мучите-

ля, какое сегодня число и день недели, и однажды он
принес нам настольный календарик. Потом в бунке-
55
ре появились небольшой пластиковый таз и мыло,
чтобы мы могли соблюдать хоть какую-то гигиену.
Поначалу мы думали что Леша, помогавший

Мохову заманить нас сюда, тоже будет приходить
и насиловать нас, но шло время, и единственным че-
ловеком, которого мы видели, был Мохов.
Шел уже конец октября 2000-го года, когда од-

нажды насильник (я называла его так, а Лена звала
его только словом «сволочь») пришел и сказал, что-
бы я обулась и надела пиджак. Я насторожилась, но
послушалась.
Вообще, вспоминая годы своего заключения,
я прихожу к выводу, что Мохову необходимо было
чувствовать, будто все в бункере происходит по на-
шему взаимному согласию: и секс, и беременность.
Он мог нам сказать, например: «Я вас кормлю, пою,
имею, разве вам плохо живется на моем обеспече-
нии?» Скорее всего, этими словами он убеждал себя,
что не совершает преступление, а заботится о нас,
он не хотел чувствовать себя преступником, но аб-
солютно точно являлся им.
Я вылезла в предбанник и безучастно стала

ждать дальнейших указаний. Мохов молча достал из
кармана бельевую веревку и начал завязывать что-
56
то вроде петли.
«Неужели он хочет меня задушить?» — про-

мелькнула мысль в моей голове. Не медля ни секун-
ды, я кинулась перед ним на колени и стала умолять
не убивать меня.
— Дай руку, — вдруг попросил Мохов. — На

улицу пойдем, погуляешь.
От сердца сразу отлегло. Радость, что сейчас

наконец-то увижу небо, затопила меня. Он привязал
мою руку к своей, и мы поднялись наверх. Стояла
беззвездная ночь. Я вдохнула чистый свежий осен-
ний воздух. Пахло травой, листьями, казалось, сам
воздух такой густой, что его можно трогать каждой
клеточкой тела. Очевидно, в саду росла антонов-
ка, потому что яблоками пахло так, что кружилась
голова. Мое обострившееся обоняние, казалось,
чувствовало все оттенки этих запахов: ароматные,
сладкие, медвяные, пряные, сочные, пьянящие…
Было прохладно, но для меня это не имело значе-
ния: я была готова простоять так, вдыхая эти арома-
ты свежести целую вечность.
— Ну, что, надышалась? — его голос вернул

меня к реальности. — Идем за мной.
57
Мы вернулись в гараж, и мучитель отвязал

мою руку. Я села на кровать. Стало ясно, что наш

бункер находится именно под этим убогим сараем.
Мохов присел рядом со мной и неприятно потрепал
за волосы.
— Помыться бы вам надо, — сказал он. —

Грязные, как собаки.
Потом приказал раздеться, буднично уже из-

насиловал и снова спустил в отвратительный зат-
хлый подвал.
Недели через две Мохов принес нам две боль-
шие канистры с водой, и мы наконец помылись. Я по-
просила Лену отрезать мои длинные волосы — от
грязи и плохого питания они стали сильно выпадать.
Вместе с канистрами наш мучитель передал каждой
из нас простые хлопковые трусы, футболки розово-
го цвета и домашние шорты. Грязное постельное бе-
лье поменял на чистое.
День походил один на другой. Мохов прихо-

дил вечером, передавал нам провизию, в основном
это была тушенка и макароны, пополнял запас воды
и, буднично изнасиловав одну из нас, исчезал. Вско-
ре по нашей просьбе он принес нам двухкассетный
58
магнитофон с радио — так в нашей темнице зазву-
чали голоса. Правда, удавалось поймать только две

радиостанции: «Юность» и «Маяк», — но нам было
достаточно и этого, ведь голоса из радиоприемника
вообще были нашей единственной связью с жизнью
на земле... Новости, песни, которые слушают сей-
час там, наверху, — все это не давало сойти с ума…
А вот кассеты нечасто включали — казалось, что за-
писи еще больше замыкают пространство.
Постепенно у нас появлялись предметы быта:

расческа, небольшое зеркальце, будильник, вата,
примитивная кухонная утварь. Из развлечений —
карты, которые принес нам тюремщик. Мы стали
играть и раскладывать пасьянсы.
На вопрос, где мы находимся, Мохов не отве-

чал и лишь в конце 2001 года, когда он нам принес
маленький черно-белый телевизор, переключая ка-
налы, мы наткнулись на программу новостей и по-
няли, что обитаем в Скопине.
Первая новогодняя ночь, проведенная в бе-

тонной комнате, была, наверное, самой худшей из
всех, что будут позже. 31 декабря Мохов кинул нам
в бункер килограмм шоколадных конфет и исчез
на несколько дней. Вид этих жалких шоколадок вы-
59
зывал рвотный рефлекс. Есть не хотелось. Мысли
о доме и родных не покидали меня ни на минуту.
Я винила себя за то, что причинила маме такую боль

и страдания своим исчезновением. Больше всего
на свете я хотела вернуться домой для того, чтобы
успокоить ее бедное сердце.
Все мои воспоминания о прошлой жизни ста-

ли отчетливыми и ясными, и когда я погружалась
в них, появлялось ощущение, будто я смотрю кино,
где главная роль досталась мне. Я помнила диалоги,
детали одежды, время года и суток, эмоции, вспо-
миная то или иное событие, связанное со мною.
Было невероятно снова почувствовать то, что дав-
ным-давно пережито.
Очень часто я думала о том, как мне хочется

посидеть за школьной партой в окружении своих
одноклассников, послушать тихий, умиротворя-
ющий голос учительницы географии, рассказыва-
ющей о строении Земли и ее климате; или выйти
к доске, что я ужасно не любила делать, и решить
задачу по математике; обрадоваться звонку с урока
и побежать с подругами в столовую за вкуснейшими
пирожками с повидлом. Все эти простые вещи, ко-
торым я совершенно не придавала значения, вдруг
стали для меня невероятно ценными и страшно же-
60
ланными. Было ощущение, что Вселенная перестала
существовать, а я каким-то непостижимым образом

выжила. И все, что мне оставалось сейчас, — это
в своих воспоминаниях, как кинопленку, прокручи-
вать каждую минуту, проведенную на той прекрас-
ной, но почему-то исчезнувшей планете…
21 февраля отпраздновали день рождения

Лены. Он прошел безрадостно… Если на свободе
день рождения — это радость, подарки, гости, ожи-
дание новой жизни, то здесь, на глубине шести ме-
тров под землей, не было ничего. Только безысход-
ность и апатия.
К концу марта моя подруга по несчастью
поняла, что беременна.
Мохов отреагировал на удивление спокойно.

Но на все слезные просьбы отпустить нас он против-
но ухмылялся и продолжал твердить уже опосты-
левшее «на днях»…
Но, конечно же, не отпускал. Все месяцы бе-

ременности Лена чувствовала себя очень плохо:
сначала ее мучил токсикоз, потом добавились боли
внизу живота, головокружения, слабость.
Как-то раз в самом начале ее положения Мо-

61
хов пришел к нам пьяным и потребовал в предбан-
ник мою подругу.
— Я не могу, меня тошнит, — сопротивлялась

Лена.
— Ты что, теперь всю беременность отлыни-

вать будешь?! — разозлился наш мучитель.
Я предложила выйти к нему вместо Лены, но

он отказался, а потом, достав из кармана джинсовой
куртки газовый баллончик, брызнул в помещение и,
быстро закрыв засовы, убежал.
Мы начали задыхаться. Каким-то невероятным
усилием отключающегося сознания я догадалась
засунуть голову под кровать — оттуда, сквозь щели
в полу, сквозил холодный, какой-то могильный воз-
дух. Стало чуть легче.
Этот случай, наравне с выключением света

и мором голодом, повторялся еще несколько раз за
время нашего пребывания в подземелье, если мы
проявляли строптивость.
В апреле 2001 года, когда уже растаял послед-

ний снег, Мохов разрешил мне подышать свежим
воздухом через лаз в наш бункер. И я впервые за
62
последние полгода увидела дневной свет, солнце,
молодую траву, пробивавшуюся сквозь землю. В тот

раз мне удалось рассмотреть его владения. Перед
гаражом метров на 15 в длину протянулся участок,
предназначенный под грядки, в конце его — ограда
из колючей проволоки, сквозь нее проглядывался
соседский двор. Слева стоял высокий деревянный
забор с воротами, через которые мы и заехали сюда
той роковой ночью. По правую сторону темнели об-
лезлые хозяйственные постройки.
Мохов все время моей так называемой прогул-

ки крепко держал меня за предплечье, но это было
лишним, так как от плохого питания и недостатка
кислорода я ослабла, сил, чтобы быстро выбраться
наружу, не было. Но если бы у меня даже получилось
выскочить из окошка, далеко бы я не убежала — со
всех сторон был тупик.
Чтобы как-то занять время, мы начали просить,

чтобы наш тюремщик принес что-нибудь почитать.
Сначала это были выпущенные еще в Советском Со-
юзе журналы «Наука и жизнь» или старые газеты.
Потом появились книги: «Анна Каренина», «Поднятая
целина», «Архипелаг ГУЛАГ» и много другой классики.
Однажды в стопке книг попался даже самоучитель по
английскому языку. Лена, чтобы отвлечься от мрач-
63
ных мыслей, занялась его изучением. Было очень по-
хоже, что Мохов просто сбрасывал нам стопки маку-
латуры. Потому что однажды между книг мы увидели

даже старый, неизвестно как завалявшийся там еже-
недельник. И вот пролистывая его, я и узнала полное
имя нашего мучителя — на заглавной странице была
запись, сделанная простым карандашом, — «Мохов
Виктор Васильевич». Да, теперь мы знали, как зовут
нашего врага. В том, что это его фамилия и отчество,
сомнений не возникло.
С самого начала нашего пребывания в плену

мы начали молиться. Перед сном, приемом пищи
или просто когда становилось совсем невыносимо,
я и подруга по очереди зачитывали три короткие мо-
литвы, напечатанные на бумажной иконке, которую
Лена всегда носила с собой. Потом необходимость
считывать их отпала, так как все слова отлетали от
зубов. Я молилась за родителей, сестру, бабушку.
Просила дать им веру в то, что я жива, терпения до-
ждаться меня, сил не падать духом:
Господь Всемилостивый и Всемогущий, помоги

моей маме, унеси прочь все ее тревоги и утоли все
печали. Сохрани ее доброе сердце от душевных мук
и спаси от всех страданий. Отведи от моей мамы
все недуги, телесные и душевные, исцели от всех
64
болезней. Будь милостив, Боже, к моей маме, укре-
пи ее веру в Тебя и одари силой. Ради Матери Твоей,

Пречистой Девы Богородицы, услышь мольбу мою.
Не оставляй, Господь, мою маму в бедах и трудно-
стях без Своей защиты. Яви ей Свою благодать
и снизошли на нее безграничную милость. Ты всегда
слышишь молитвы мои, идущие от самого сердца.
Мама — это самое дорогое, что есть у меня. Прошу
Тебя, Господи, о том, чтобы я всегда была ей благо-
дарна за все, что она делает для меня.
Молилась я и о том, чтобы Господь не пока-

рал меня последней карой — не дал забыть родные
лица… Заключенные в этом подземелье, мы имели
все шансы сойти с ума. Молитва Богу Всевидящему
и Всемогущему — последнее прибежище отчаяв-
шихся, тех, у кого не осталось уже никаких надежд
на человеческую помощь и участие…
Мама, я твои глаза забыла,

Мама, я твой голос не узнаю.
Ты меня уже похоронила,
Но живая я еще, живая.
Не поверь ты, руки опуская,
В мою смерть осеннею порою.
Не нашла меня ты, но искала.
Не поверь, что нет меня с тобою.
65
Мама, береги свою надежду,
Без нее несвет наступит в жизни.
Я вернусь, пусть не такой, как прежде.

Я вернусь, став ласковей и ближе.
Береги свои святые слезы.
Я не стою ни единой капли.
Помни, что над нами те же звезды
И небесной выси синей лапы.
Мама, дорожи мгновеньем каждым,
Ведь успеть так много тебе надо.
Не бывает жизни в жизни дважды,
Не бывает света в пустом взгляде.
Мама, не отчайся. Умоляю!
Ты нужна мне сильной и счастливой.
Не в аду я и не в ложе рая.
Мое сердце не остановилось.
Не поверь, слезами умываясь,
Что погибла я от рук злодея.
Я вернусь к тебе, я постараюсь.
Не вернуться я к тебе не смею.
Все годы заточения вера в мое возвращение

была крепкой и несгибаемой, и только она помог-
ла мне не сойти с ума и выдержать самую великую
потерю — собственную свободу. Моей целью стало
вернуться к родным, чего бы мне это ни стоило, для
66
того, чтобы в первую очередь прекратить их мучить
невыносимой и горькой безызвестностью, связан-

ной с моим исчезновением.
Однажды мне пришло в голову, что с нашим му-

чителем может произойти несчастный случай и тог-
да этот затхлый бетонный мешок навсегда станет
для нас последним пристанищем. Мы просто будем
медленно и мучительно умирать от голода, от обез-
воживания, от недостатка воздуха… Такого конца ни
для себя, ни для подруги по несчастью я не хотела.
И… начала молиться и за его здоровье, усердно и не-
истово, так же, как за своих близких людей. Только
живой Мохов мог однажды сделать ошибку, которая
станет нашим пропуском на свободу…
Прошло наше первое лето в заточении. Мохов

стал изредка выводить нас к лазу, чтобы мы могли
подышать свежим воздухом. На свой пятнадца-
тый день рождения я попросила его принести мне
альбом для рисования и акварель. Мне захотелось
иметь свое солнце, небо и землю, пусть не настоя-
щие, но такие же доступные, как и прежде. Иногда,
бессонными ночами лежа на жесткой половине кро-
вати рядом со своей бедной подругой, я сочиняла
четверостишия, а утром записывала их в тетрадь.
К концу заключения у меня накопилось более трех-
67
сот стихотворений. В основном это были посвяще-
ния родным, описание природы, редко — лирика
про так и не познанную мной любовь:
Белый снег кружится надо мной.

Я в ночи танцую под луною,
Унося куда-то за собой
Свое сердце, ледяное-ледяное.
Одинока я в плену разлук,
И ворота в рай не мне открыты.
Я хочу коснуться твоих рук,
Но не помню троп-путей избитых.
Белоснежно-празднично вокруг,
Торжествует наше расставанье.
Я хочу коснуться твоих губ,
Но дорог — большое расстоянье...
На колени встану не стыдясь,
Мягкой кистью снег покрою краской,
Нарисую камни, травы, грязь,
Чтоб от жизни не глотать лекарства.
Ты кричи и трать запасы сил,
Я тебя услышу в непокое.
Если нет — заранее прости,
Не растает сердце ледяное.
Я спасу тебя от смертных дней,
Под тобою — пропасть испарится.
В суете бесчувственных теней
68
Ты сумеешь жизнью насладиться.
Белый снег не сыпется с небес,

Я лежу под желтою луною,
Выбирая из бесчисленных сердец
Ледяное, ледяное, ледяное...
Я часто представляла, как буду жить, когда

вернусь домой. Как буду радоваться каждому но-
вому дню, счастливым мгновениям, проведенным
с близкими людьми, лучам солнца, освещающим
мое лицо, снежинкам, падающим с холодного
зимнего неба. Я обещала себе больше никогда не
расстраивать маму, слушаться папу, не ссориться
с сестрой, делать работу по дому, лучше учиться.
О, если бы было можно все вернуть назад, если бы
было можно...
Беременность Лены подходила к концу. Теперь

в каждый приход Мохова мы с еще большей силой
просили, умоляли отпустить нас домой, объясняя,
что Лене необходима помощь врачей. Но все было
напрасно. В один из дней наш мучитель принес мне
медицинское пособие по акушерству и гинекологии
и сказал:
— Учись, пока время есть, тут все подроб-

но описано, скоро будешь роды принимать. — И,
69
задвинув все засовы, ушел.
Маленькая надежда на то, что в связи с при-

ближением родов Мохов выпустит нас, растаяла,
как снежинка на теплой ладони. Нам троим было
ясно, что если мы обретем свободу, то он ее — по-
теряет.
Некоторое время у меня еще был внутренний

протест, я не хотела открывать эту ужасную книгу.
И лишь за пару дней до разрешения беременности
Лены, когда стало понятно, что выхода нет, никто не
поможет, кроме меня, я взяла ее в руки.
Что я, попавшая в лапы маньяка девственни-
цей, могла знать об этой стороне жизни? Когда еще
даже элементарных уроков анатомии из школьного
курса у меня не было? Ничего. А уж что такое рожде-
ние ребенка, этого я не представляла вообще. Поэ-
тому, полистав учебник, была поражена сложности
процесса. В учебнике описывалось, что для благо-
получных родов нужно не только присутствие вра-
ча и акушерки, но и огромное количество приспо-
соблений, аппаратов и лекарств. У нас же не было
ничего. Единственное, что Мохов принес, — это пе-
рекись водорода и вата. Из книги я поняла, что для
самостоятельных родов необходимо, чтобы плод
лежал вниз головой, и мы стали ощупывать живот,
70
но так ничего и не поняли.
— Самое главное, что ребенок шевелится, —

успокаивала я подругу, — будем надеяться на лучшее.
Это случилось в ночь с пятого на шестое ноя-

бря. Сначала у Лены заболел живот, а вскоре отошли
воды. Начались схватки. Я видела, как страдает моя
подруга, плакала вместе с ней, и мое сердце разры-
валось от того, что я не могу ей помочь. Наступил
момент рождения. Я старалась не смотреть, и толь-
ко когда Лена попросила отрезать пуповину, повер-
нувшись, увидела новорожденного.
Это был мальчик. Преодолевая страх и брезгли-
вость, я, следуя указанием учебника, обработав нож-
ницы перекисью, отрезала пуповину, перевязала ее
ниткой и, кое-как протерев маленькое тельце от смаз-
ки и крови, запеленала малыша в оторванный кусок
простыни. Во время всех этих манипуляций мальчик
плакал, он вообще оказался на удивление крепким и
с громким голосом и, на мой взгляд, соответствовал
параметрам нормального роста и веса.
Наевшись материнского молока, новорожден-

ный уснул.
— Я Владиславом его назову, — сказала под-

71
руга и несколько раз поцеловала сына в лицо.
Мохов пришел утром. Известие о том, что

у него родился сын, не вызвало в нем эмоций. Хотя
к тому моменту мы точно знали, что у него до этого
ребенка детей не было. В 51 год этот человек впер-
вые стал отцом. Но ребенок его не интересовал…
Бросив через окошко люка мимолетный взгляд на
Владика, Мохов вызвал меня в предбанник для удов-
летворения своих потребностей.
Надо сказать, что этот человек не был подвер-

жен сексуальным извращениям. Хотя любимым чте-
нием у него и была «Камасутра» (потом следователи
изымут в его доме потрепанную самиздатовскую
книжицу, которая служила ему, видимо, для возбуж-
дения), но в жизни миссионерская поза это чудови-
ще вполне устраивала, редкий раз он приказывал
встать задом или удовлетворить его орально. Хотя
это, конечно, не делает ему никакой скидки. После
каждого акта насилия хотелось отмыться от его лип-
кого тела, сальных взглядов, гадких слов и звуков, ко-
торые он производил, когда наступала разрядка…
72
ЧТО ОН ГОВОРИЛ?
ОН ПРОСИЛ
ПРОЩЕНИЯ?
ИЗВИНЯЛСЯ
ЗА ТО, ЧТО
НАСИЛУЕТ ИХ?
Анализируя всю эту ситуацию, я пришла к вы-
воду, почему он решил завести себе сексуальных
рабынь — «подопытных кроликов» в хозяйстве.
Во-первых, его инстинктивное, физическое жела-
ние секса — оно было слишком велико. Не в по-
следнюю очередь это было связано с тем, что он
75
был обрезанным. Многие мужчины, пережившие
данную процедуру, признаются, что обрезание ка-
чественным образом меняет сексуальную жизнь

мужчины. Но при этом обрезание оказывает влия-
ние и на социальную жизнь: «Как свидетельству-
ют подобранные австралийцами публикации,
обрезанные мужчины чаще других становятся
наркоманами и алкоголиками. Нарушения в поло-
вой сфере приводят к тому, что они реже женят-
ся. Кроме того, такие люди склонны к насилию,
воровству и самоубийствам». (По материалам
интернет-публикаций (Http://medportal.ru/enc/
sexology/sexuallife/18/)
Подобные выкладки в полной мере мы мог-
ли наблюдать у Мохова. У него не было постоян-
ной партнерши — не получалось. У него не было
долгих отношений, он не был привлекательным
самцом с точки зрения женского пола для брачной
жизни — позже уже я узнала, что в молодости Мо-
хов пытался создать семью, но молодая жена сбе-
жала от него и подала на развод через несколько
месяцев после свадьбы. Может быть, поэтому в го-
лову Мохова и пришла идея создания подземного
бункера с минимальными условиями для жизни,
чтобы силком поместить туда женщину и пользо-
ваться ею, когда и сколько будет угодно. Это было
место, где он мог быть тем, кем не являлся в ре-
76
альной жизни. В реальной жизни он был тихим, за-
битым слесарем, непривлекательным для проти-

воположного пола. А хотел быть… Ну, не знаю уж,
кем он хотел быть по своей социальной роли, но
то, что хотел быть альфа-самцом — это точно, хо-
тел восхищения, поклонения, восторженных глаз
влюбленной женщины. Не имея возможностей по-
лучить таких женщин на добровольных началах,
он завел себе рабынь, избивая и насилуя которых,
мог доказать себе свою собственную значимость.
Раскольниковское «тварь я дрожащая или право
имею» — главная движущая сила любого одержи-
мого маньяка. Мохов совершенно точно не считал
себя «тварью дрожащей». У него была идея — аб-
солютное господство и абсолютное обладание
женщинами — нами, его сексуальными рабынями.
Все остальное, например, рождение детей Мохов
воспринимал как неизбежные издержки запущен-
ного им механизма и относился к этому с большой
долей безразличия, так как основная задача, ради
который он все это затеял, выполнялась.
Конечно, если рассуждать дальше, можно ска-

зать, что Мохов и сам был рабом и заложником. Са-
мого себя, своей сексуальной энергии, которая под-
чинила себе весь его организм. Художники, поэты,
писатели, режиссеры, актеры — любые представи-
77
тели искусства — это люди, напрямую работающие
с сексуальной энергией, самой мощной энергией
и движущей силой. Но они научились направлять

эту энергию на созидание. Посмотрите только на
картину или скульптуры эпохи Возрождения — чи-
стейшее сексуальное начало, воплощенное в мра-
море или на холсте.
Сексуальная энергия может быть направле-

на на движение — и тогда человек добивается вы-
сочайших достижений в спорте. Представьте себе
пару фигуристов, или фигуриста-одиночника, или
теннисистку (кто хоть раз видевший матчи Марии
Шараповой, может их забыть?) — разве перед нами
не воплощение красоты, созданной сексуальной
энергией? Но эти примеры — светлая сторона этой
Силы.
Если же человек не может управлять этой

энергией, заключенной в сосуде своего тела, то
он будет погибать, разрушая себя этой энерги-
ей, и разрушать все вокруг себя. Красота, соз-
данная сексуальной энергией Творца, может
сделать лучше и возвышеннее миллионы зрите-
лей. Но если однажды придет один, не умеющий
управлять своей собственной сексуальной энер-
гией, то мы получим Бронюса Майгиса, едва не
78
лишившего человечество «Данаи». Абсолютно
одинокий житель Каунаса жил серой, ничем не

примечательной жизнью, служил в Советской ар-
мии, работал на заводе (вспомните жизнь Мохо-
ва — такой же путь!) и… был одиноким, никому
не нужным и абсолютно ненавидящим женщин
человеком! Конечно, красной тряпкой для след-
ствия были крики Майгиса националистическо-
го толка. Но мне кажется, что все-таки главной
движущей силой преступления было именно то,
что Майгис, не имевший женщин в доступности,
решил уничтожить некую абстрактную женщи-
ну в своей голове. И женщина эта оказалась на
холсте Рембрандта. Прекрасная, обнаженная,
ждущая своего возлюбленного Женщина, вопло-
щение Красоты и Сексуальности. И ее поливал
кислотой и резал человек, который был признан
психически больным…
Разве не похоже то, что делал Майгюс с «Да-

наей» на то, что делал Мохов с нами? Фактически
и фабульно действия разные, но природа поступ-
ков — одна и та же. Люди не могли управлять своей
сексуальной энергией, и, неуправляемая, она стала
разрушительной силой.
Относительно нас с Леной и Мохова скажу

79
так. Да, Мохов не был подвержен сексуальным
извращениям, он просто являлся (по моему глу-
бочайшему убеждению) психически ненормаль-

ным человеком, хотя и не был признан таковым —
в НИИ имени Сербского В. Мохова признали
вменяемым.
На следующий после родов день наш мучи-

тель принес кучу старых простыней на пеленки для
Владика. Потом появилась половина от потертого
старомодного чемодана. Мы, поставив ее на табу-
ретку, настелили внутрь тряпок. Получилось что-то
вроде детской колыбельки. Из обрезков ткани, при-
несенных Моховым, я сшила для Владика распашон-
ки и чепчики, и вскоре у малыша образовался свой
небольшой гардероб.
У Лены постоянно пропадало молоко, и от

того, что малыш постоянно недоедал, он много пла-
кал и плохо спал. Мы с подругой по очереди качали
его на руках, пытаясь успокоить. Устав смотреть, как
мучается ребенок, Лена попросила Мохова прине-
сти смесь, но получила отказ.
— Ты сама не хочешь его кормить, — припе-

чатал он. — У каждой бабы молоко есть.
80
Подруга плакала и силой выдавливала из
груди прозрачные капли в маленький ротик

сына. С моей точки зрения малыш не был похож
ни на одного из родителей, скорее всего, он был
слишком крошечным, чтобы оценивать его черты
посторонним взглядом. Мне он напоминал ма-
ленького невинного ангела, спустившегося с не-
бес в наш подземный ад. Солнце, достаточное
питание, хороший сон, свежий воздух — этот не-
счастный ребенок был лишен всего, что в достат-
ке доставалось детям, живущим в нормальной
ситуации. То, что он не умер спустя несколько
дней в том подвале, — это просто чудо…
От того, что мы постоянно готовили, мылись,
стирали и сушили пеленки, в подвале стояла сы-
рость. На стенах и потолке начала расти плесень,
и в неимоверном количестве развелись страшные
черные жуки. Они по большей части обитали над
кроватью и часто срывались вниз. Ложась спать,
я старалась накрыться одеялом с головой, чтобы
эти твари не ползали по моему лицу и волосам.
С рождением Владика мое внутреннее состо-

яние стало намного хуже. Я еще больше уверилась
в том, что наш мучитель психически ненормален, раз
допустил, чтобы его родной сын родился в таких не-
человеческих условиях и продолжал там жить. Чем
81
был виноват этот малыш, которого его собственный
отец готов был обречь на такое существование?
Что будет с ребенком и нами дальше, я не по-

нимала.
Спустя две недели после появления на свет

малыша Мохов потребовал, чтобы Лена отдала ему
сына.
— Только через мой труп ты заберешь его

у меня, сволочь, — сопротивлялась подруга. — Я не
дам тебе убить его.
— Я подкину его к дому ребенка, — убеждал
ее Мохов. — Не собираюсь его убивать.
Влезть в подвал и силой забрать ребенка наш

мучитель трусил. Он вообще рискнет влезть в наше
«жилище» лишь однажды: когда в его безумную го-
лову пришла идея привести в наше подземное жи-
лище еще одну узницу, он для осуществления своего
мерзкого плана надстроил второй ярус над крова-
тью. Но об этом я расскажу позже.
Владик прожил с нами чуть меньше двух ме-

сяцев. Однажды утром мы проснулись и поняли,
что малыш исчез. Я в панике начала обыскивать
82
нашу маленькую комнатку. Заглянула под кровать,
посмотрела в полках стола, перевернула постель,

но, конечно, его нигде не было. Лена рыдала. Не-
смотря на то, что помимо своей воли она была
вынуждена родить от нашего ненавистного мучи-
теля, моя подруга очень привязалась к сыну и по-
любила его.
Мохов вновь переиграл нас. Способ был уже

опробованным: в воду, принесенную им накану-
не, как и в тот страшный вечер, было подмешано
снотворное. И он, пока мы крепко спали, беспрепят-
ственно проник в бункер и выкрал младенца.
Вечером, когда наш мучитель спустился к нам пе-
редать продукты и получить очередную порцию секса,
Лена накинулась на него с кулаками, требуя вернуть
сына назад, но в ответ услышала, что Владик, должно
быть, уже в больнице, так как сумка с младенцем ночью
была подкинута им в подъезд жилого дома неподалеку.
Мы не поверили. Да и как можно было пове-

рить человеку, который с такой легкостью обрек нас
на жалкое существование под землей.
Я с нежностью к тебе и светлой грустью,

Прими на сердце строки непростые.
Мне в этот день так холодно и пусто.
83
Прошу — ненастроение прости мне.
Пусть солнце ему светит золотое,
И ангел за спиной хранит от горя.

Отчаиваться, милая, не стоит
И избегать о сыне разговоров.
Я всей душой желаю, чтобы вместе
Вас странная судьба свела для счастья.
И так и не одетый тобой крестик
Берег его от боли и ненастья.
Прими на сердце строки, дорогая,
И помни — я бы жизнь не пожалела,
Чтобы мечта — твоя лишь — голубая
Несбыточной остаться не посмела.
2002 год: кошмар
продолжается
31декабря Мохов принес нам немного ман-
даринов и сладостей. От вида этих подарков у меня
защипало в носу. Я вспомнила, как встречала дома
со своей семьей этот сказочный праздник. Наряжа-
ла елку, помогала маме резать салаты, накрывала на
стол и радовалась гостям.
87
«Как они там без меня? Ждут ли? Или уже потеря-
ли надежду увидеть меня живой?» — от этих горьких

мыслей мне хотелось разбить экран телевизора, что-
бы все веселые картинки телевизионных передач не
напоминали мне о доме, а мандарины — размазать по
омерзительной физиономии нашего мучителя.
Все воспоминания о прежней жизни я хра-

нила глубоко в себе, меня раздирала злость, ког-
да в этом жутком месте я видела хоть какие-то
напоминания о своих беззаботных и счастливых
годах. Но иногда становилось страшно, если
я вдруг не могла отчетливо воспроизвести в па-
мяти какое-то лицо… — будь то одноклассник,
соседка или учительница. Казалось, что Мохов
добирается до самого дорогого, что у меня оста-
лось, — моей памяти.
Практически каждую ночь мне снилось, буд-

то я вернулась домой. Я разговаривала с родны-
ми людьми, ходила по квартире, где так счастливо
жила долгие годы, играла со своей пуделихой Кер-
ри. Это были прекрасные видения. Сны мне снились
нечасто, но один — я запомнила: бегу я навстречу
своей маме, достигаю ее, тяну к ней руки и попа-
даю в ее объятия, ощущение маминого тепла было
88
настолько отчетливым, что, когда я проснулась, на
секунды мне показалось, что то, что окружает меня

сейчас, — жуткий вымысел, а то, что я видела во
сне, — реальность.
В то утро я написала маме стихотворение:
Мама, забери меня отсюда!

Мама, я устала от бессилия.
Мама, я разочаровалась в людях
И в стране, где место есть насилию.
Мама, мое сердце не живое,
Но рукою нахожу пульс на запястье.
Мама, объясни мне, что со мною,
Ведь семнадцать месяцев не ясно.
Мама, я боюсь ума лишиться,
В четырех стенах ходя по кругу.
Тяжкий груз ложится на ресницы,
Каплями стекая с них на губы.
Мама, докричись, срывая голос,
До меня, не выдержав разлуки,
Я не видела почти два года звезды
И не слышала привычные вам звуки.
Мама, одиноко мне сегодня,
Опустели полные глубины.
Мама, разделяют нас дороги,
Расстелившиеся лентой длинной.
Не пугает меня старый дьявол,
89
Но он запер на замок свободу.
Мама, не открыть ее ключами,
Мама, под землею я холодной.

Жизни смысл во тьме пустой не вижу,
Лабиринт судьбы мне неизвестен.
Мама, для меня тебя нет ближе,
Почему с тобою мы не вместе?
Надоело вспоминать, вздыхая,
О тебе, умытая слезами.
Мама, что душа моя скрывает,
Невозможно описать словами.
День и ночь я меряю экраном,
В тишине пишу стихотворенья.
Мое тело воздухом не станет,
Не проникнет невидимкой в щели.
Мама, между нами километры,
Мама, я тебя не позабуду.
Мамочка, ну где? Ты где? Где ты?
Мама, забери меня отсюда...
Позже, когда я вернусь домой , мама расска-

жет мне, что примерно в это же время она гостила
у своих родителей в деревне, куда я так любила
ездить, и в одну из ночей ей послышался мой го-
лос, раздававшийся из глубины сада. Она выбе-
жала на улицу и долго искала меня, исследуя каж-
дый сантиметр участка. Думаю, что это случилось
90
одновременно с моим сном, когда наша эмоцио-
нальная связь и желание вновь обрести друг дру-

га достигли пика.
Спустя примерно месяц после того как Мо-

хов забрал Владика, он в доказательство своих слов
принес газетный листок, где сообщалось о мальчи-
ке-найденыше.
Весть о том, что малыш жив и находится в до-

брых руках, нас очень обрадовала, и мы с подругой
наконец перестали предполагать, где же сейчас ре-
бенок и жив ли он вообще.
С течением времени наш рацион разнообра-
зился: появились сезонные фрукты и овощи, кото-
рые наш мучитель выращивал на своем участке;
молоко, покупаемое им на рынке по воскресеньям;
финики и сухофрукты, из которых я варила компот.
Приготовлением пищи обычно приходилось зани-
маться мне, так как Лена была либо беременна и от
этого слаба, либо нянчилась с детьми. Чаще всего
мы ели щи, жареные полуфабрикаты, иногда молоч-
ные каши и блины. Уборка и стирка тоже лежала на
моих плечах. Я старалась навести в нашем бункере
порядок, мыла полы, чистила от жира электриче-
скую плитку, держала в чистоте посуду.
91
Мылись мы, как и прежде, в небольшом пла-
стиковом тазике, примерно раз в две недели. Это
происходило, когда у нашего мучителя был выход-

ной. Он приносил четыре канистры: две с водой, по
одной на каждую из нас, и две пустые — для слива
использованной жидкости. Шампунь и мыло ста-
рались расходовать экономно, так как Мохов по-
стоянно упрекал нас в расточительстве и грозился
больше не покупать средства гигиены. После такого
«омовения» я с трудом могла назвать себя чистой: по
телу по-прежнему каталась грязь, а волосы, не про-
мываемые выделенным количеством воды, были по-
хожи на сторновку.
К моему увлечению рисованием и сочинени-
ем стихов прибавилось еще одно — склеивание
бумажных домиков. Теперь я просила Мохова при-
нести мне клей, цветной картон, спички. Он ворчал,
но покупал требуемое. Поделки были миниатюрные,
но реалистичные, даже с обстановкой внутри. Ме-
бель в размере не превышала половину подушечки
жевательной резинки, а сами особнячки были не
больше стаканчика из-под йогурта. Сначала я, как
настоящий строитель, возводила фундамент, потом
ставила перегородки, клеила обои, расставляла
мебель. Фасад делала из целлофана, чтобы мож-
но было разглядеть, что внутри. Это занятие меня
очень увлекало и помогало отвлечься от тяжелых
92
мыслей, постоянно крутящихся в голове. Мое враз
закончившееся девичье детство я пыталась про-

длить хоть так, создавая игрушечные домики взамен
потерянного Дома…
Не в силах смириться с тем, что мой мир те-

перь состоит из шести квадратных метров, я при-
думала свой маленький мирок, где в окружении
созданных мной акварельных пейзажей стояли
картонные домики, в которых обитали нарисован-
ные мной люди, переживавшие чувства, описанные
в моих же стихах или рассказах, которые я также
пробовала сочинять.
Наткала зима ниток из снега,
И связала мне свитер просторный.
Я смотрюсь, словно в зеркало, в небо,
Замерев от земного восторга.
Несказанно он мягок и нежен
Своим пухом, прильнувшим мне к коже.
Пусть твердят, что такая одежда
На планете Земля невозможна.
Сотни петель она завязала,
Между спиц натянув свою пряжу,
И мне свитер из снега связала
И, даст Бог, не один еще свяжет.
Я кружусь под ее снегопадом,
Не покрытая шалью, босая.
93
А прохожие мрачные взгляды
На мой облик украдкой бросают.
Опостылело в душах миллионов

Из-за сходства слепого теряться.
Хочу, каждому став незнакомой,
Из толпы заводной выделяться.
Пусть хотя бы тот свитер из снега
Мне поможет своей новизною.
И под солнцем, разбуженным небом,
Постепенно растает весною…
Однажды Мохов принес мне альбом, обложку

которого украшала сцена из мультфильма «Ну, пого-
ди!». Она мне так понравилась, что я нарисовала гу-
ашью эту картинку на одной из стен бункера. Позже
в нашей темнице появилось улыбающееся солныш-
ко и плывущие по небу облака. Со временем кар-
тинки заросли плесенью, и это выглядело еще более
мрачно, чем пустая стена.
На каждый день рождения близких я посвяща-

ла им стихотворение, где поздравляла с праздником
и обещала вернуться. Я верила, что когда-нибудь по-
читаю им эти четверостишия.
С малых лет я любила тебя всей душой

И ждала, что приедешь в наш дом невзначай.
94
С малых лет я хотела быть рядом с тобой
И боялась холодного слова «прощай».

Я стеснялась тебя, и ком в горле стоял.
Когда ты, обнимая меня, улыбалась,
Мне казалось всегда, что рождалась печаль,
В твоих добрых глазах растворяясь.
Может быть, от того, что так много дорог
В наших жизнях разлукою стали…
Но на этот вопрос нам ответит лишь Бог,
Я же честно скажу, что не знаю.
Буду верить всегда, что увижу тебя
И в объятиях нежных заплачу.
Ты поверь, что надежда есть у меня
На святую как ангел удачу.
И без слов мы поймем перемены в судьбе,
И без фраз ощутим счастье это.
Я хочу подарить свою веру тебе,
Окруженную солнечным светом.
С малых лет для меня ты была дорогой,
И сжималось сердце при встрече.
С малых лет я гордилась как мамой тобой,
И поверь мне, что будет так вечно.
Прошло еще одно подземное лето. Возможно-

сти сбежать из своего плена у меня совершенно не
было. Редкая вылазка к окошку подышать свежим воз-
духом не давала ни единого шанса осуществить побег.
95
Во-первых, порог люка едва ли доставал мне до груди,
тем самым препятствуя быстро выскочить на улицу.
Во-вторых, Мохов всегда крепко сжимал мое пред-

плечье, давая понять, что он держит все под контро-
лем. Мне казалось, что любые попытки бороться с ним
были бы нелепы — в этой схватке я бы явно проиграла
и, скорее всего, была бы наказана за бунт.
Сотни раз я, лежа под своим мучителем, пред-

ставляла, что у меня в руке пистолет и я выстрели-
ваю ему в спину. Раз, другой, третий. Пока не закон-
чатся пули, а эта зеленая ненавистная комната не
станет красной от его ядовитой крови.
В ноябре Лена поняла, что беременна. Мыс-
ли о том, что весь ужас первых родов нам придется
пережить вновь, добивали меня. Мы снова и снова
просили нашего мучителя отпустить нас на волю.
— «Оставь надежду всяк сюда входящий», —

будто издеваясь, процитировал он однажды сред-
невекового поэта Данте Алигьери.
Было жутко услышать эти зловещие слова.

Но собирая последние силы в кулак, я продолжала
бороться за жизнь. Я не имела права нарушить без-
молвное обещание родным вернуться к ним.
96
От неподвижного образа жизни мое тело ос-
лабло, и я приняла решение заняться спортом. При-

седала, качала пресс, разминала спину, приводила
в тонус мышцы на руках с помощью двух полуто-
ралитровых бутылок с водой, поднимая их вверх.
Независимо от своего настроения и самочувствия
я каждый день занималась физкультурой. К концу
моего заточения количество подходов на каждом
упражнении достигало пятисот раз. В будущем, ког-
да я обрела свободу, эти занятия помогли мне вос-
становиться, чтобы вести обычный образ жизни
и при этом не уставать.
2003 год: все
повторяется
Третий Новый год в заточении мы с подругой
постарались отметить хоть как-то повеселее. Я по-
просила Мохова принести нам продукты на салат
«Оливье», немного копченой колбасы, селедку и ка-
ких-нибудь фруктов. Радости праздника не ощуща-
лось, но мы продолжали жить, надеясь на спасение,
99
а это было самым главным.
Следом за Новым годом прошел день рожде-

ния Лены, ей уже исполнилось двадцать лет. Суще-
ствование в четырех стенах оставалось все таким
же однообразным. Наш мучитель приходил каждый
вечер. Его сексуальный аппетит не пропадал. Он все
также требовал нас к себе по очереди.
Выглядел Мохов всегда одинаково: черные,

заношенные до потертостей брюки и рубашка, ко-
торая менялась в зависимости от времени года.
Зимой он носил красную в черную клетку, а ле-
том — светлую в мелкую полоску и с коротким
рукавом. По фигуре было заметно, что он много
занимается физическим трудом: крепкие руки
с грязными ногтями на пальцах, широкая спина,
какие-то большие несуразные ноги. Лысина на ма-
кушке с каждым годом увеличивалась все больше,
и он, стараясь скрыть плешь, отращивал оставши-
еся вокруг нее волосы. От него постоянно пахло
потом, и я догадывалась, что в душе он бывает
крайне редко. Правда, лицо всегда было гладко
выбрито, но я думаю, это была механическая при-
вычка, устоявшаяся с молодости.
Однажды в конце весны наш мучитель спу-

100
стился к нам в бункер.
— Скоро к вам еще девку приведу, — шо-

кировал он нас. — Надо верхний ярус над крова-
тью надстроить, на одной койке вам тесно спать
будет.
Верить в этот абсурд не хотелось, но работа по

строительству второго этажа вскоре закипела.
Это было воскресенье. Мохов долго спускал

запчасти для будущего спального места несчастной
девочки в зеленую комнату, раздражая нас скреже-
том. Потом переложил к нам в бункер материалы
для строительства и залез сам. Чтобы кто-нибудь
из нас не смог быстро выскочить в окошко люка на
улицу, он перегородил его железной трубой, по-
ставив ее таким образом, что один конец скрывал-
ся в предбаннике, а другой упирался в пол нашего
подвала и придерживался с помощью тяжелого
металлического уголка. А потом, все еще опасаясь
за свою безопасность, быстро выдвинул кровать на
середину и загнал нас к противоположной от выхо-
да стене.
У Лены уже был достаточно большой живот,

и ей с трудом удавалось двигаться, поэтому во вре-
101
мя строительных работ Мохов больше следил за
мной, время от времени грозя мне длинной железя-
кой, которую он держал рядом с собой.
У меня опять не было шансов на побег. Полу-

чить по голове этой палкой совершенно не хоте-
лось, и я так и не решилась сбежать на казавшуюся
такой близкой свободу.
В следующий выходной наш мучитель закон-

чил свою работу и, притащив матрас, велел нам его
расстелить на железную пружину, натянутую над на-
шей постелью.
— Белье выдам, когда третья появится, —
мерзко оскалился он.
Мне было безумно жаль эту еще не существую-

щую девочку. Я, кажется, даже представляла, как она
выглядит: невысокого роста, со светлыми волосами
и испуганными, заплаканными глазами, все еще не
верящими в происходящее. Но время шло, а третья
узница так и не появлялась.
Много раз я прокручивала в голове события

того дня, когда я подняла трубку телефона и до-
говорилась пойти даже не со своей подругой, а с
подругой сестры на городской праздник. В тот
102
день я совершила слишком много ошибок. Нач-
нем с того, что я не должна была ехать на эту дис-

котеку. Мама меня не отпустила бы, но я проявила
своеволие. Потом пропустила время, когда должна
была вернуться домой, вслед за этим пренебрегла
правилами безопасности и села в машину к незна-
комцам, согласилась выпить спиртное, не сопро-
тивлялась, когда они решили покатать нас по ноч-
ному городу… А когда мы приехали уже в Скопин?
Я ведь уже немного отошла от снотворного и могла
бы спокойно выйти из машины и начать кричать
и звать на помощь! Побежать, стучаться в любой
дом, прося о помощи. Но я была как парализован-
ная… Даже когда мы заехали во двор нашего мучи-
теля, я все еще могла попытаться убежать, поднять
шум, привлекая соседей. Но я не сопротивлялась,
даже когда Мохов начал запихивать меня в окошко
под гаражом! В тот вечер у меня будто бы отклю-
чился инстинкт самосохранения. Я совершенно
не боролась за свою жизнь. Все эти размышления
угнетали меня. Я искала себе оправдания и не на-
ходила их. Но наравне с этим считала и продолжаю
считать, что такое наказание — почти четыре года
подземного существования — слишком высокая
цена за легкомысленность.
Сейчас я понимаю, почему именно так я пове-

103
ла себя в тот вечер. Мой возраст и образ жизни на
тот момент не позволяли мне адекватно оценивать
обстановку. За свои четырнадцать лет я ни разу не

встречала плохих людей. Меня никогда никто не
обижал и не обманывал. Я была любимой дочерью,
средней, но не вызывающей негатива у учителей
ученицей, хорошей подругой. Мое существование
было безоблачным и счастливым. Слова «маньяк»,
«насилие», «преступление» я в полной мере ос-
мыслила и поняла, только находясь в том подвале.
Я была наивной маленькой девочкой, с которой
впервые поступили плохо. Вся эта чудовищная ситу-
ация случилась именно в тот момент, когда я из ре-
бенка превращалась в подростка. Возможно, это по-
кажется удивительным, но в тот период моей жизни
мне еще иногда хотелось поиграть с куклами, у меня
даже был импровизированный домик для Барби,
расположенный на нижней полке книжного шкафа!
Во мне существовали два человека: одна я — абсо-
лютный ребенок со свойственными ему желаниями,
другая я — симпатичная девушка, жаждущая оку-
нуться во взрослую жизнь. К большому сожалению,
моим родителям не хватило времени заметить эти
изменения во мне, мое похищение случилось имен-
но тогда, когда мой внутренний мир только начинал
трансформироваться и я сама еще не понимала, что
со мной происходит.
104
Олег родился третьего июля. Как и в про-

шлый раз, Лена долго мучилась схватками, стона-
ла, кричала, плакала… Когда она легла на кровать,
я уже готова была принять ребенка. Вид рождаю-
щегося человека меня не пугал. Я, как опытная аку-
шерка, быстро разделалась с пуповиной и, обтерев
новорожденного, запеленала его в тряпицу. Маль-
чик родился слабым и мелким, не больше двух ки-
лограммов в весе.
По сравнению со своим старшим братом Вла-

диком он казался тихим и неактивным, но личиком
походил на него, словно близнец. С молоком у Лены
снова были проблемы, хотя малыш не особо требо-
вал еду — он все больше спал в чемоданчике, остав-
шемся от первого ребенка...
Я достала из-под кровати пеленки и самодель-

ные распашонки нашего первого младенца и приве-
ла их в порядок.
Когда Мохов узнал, что у него родился второй

сын, он воспринял это как должное.
— Вот десять детей родите — и домой вас

отпущу, — «обнадежил» он нас и, получив свое,
105
удалился.
Похоже, ему начинал нравиться процесс дето-

рождения.
Ждать появления еще восьмерых детей нам

совсем не хотелось, тем более я не могла помочь
подруге в этом нелегком труде. От постоянного
стресса и плохого качества жизни у меня никак не
начинались женские дни. С одной стороны, это рас-
страивало — я явно была не в порядке. С другой сто-
роны, я благодарила Бога за то, что не беременею от
этого ублюдка. Наш мучитель иногда упрекал меня
в неполноценности. Говорил, что я тощая, с малень-
кой грудью и задницей.
— У тебя фигура, как у пацана, — сокрушался

он. — Только члена не хватает, а так — вылитый, да
еще и родить не можешь.
Конечно, нам всем было ясно, что Лена не

сможет воспроизвести на свет названное им коли-
чество младенцев. Поэтому высказывание мучителя
о нашем будущем обретении свободы расценива-
лось как издевательство.
Второй сын Лены прожил с нами целых

106
четыре месяца. Подруга понимала, что Олежек
слишком слабенький, что в нем едва теплится

жизнь, но она никак не могла заставить себя рас-
статься с ним. Мохов не требовал отдать ребенка
ему. Скорее всего, он выжидал, когда Лена сама
решится на это, ведь она не захочет, чтобы малыш
рос в стенах этого подвала или еще хуже — погиб
от истощения. Именно так все и произошло. Мы
понимали ужас нашего положения и поэтому
сами попросили отнести ребенка из нашего бун-
кера. Было совершенно очевидно, что малышу
нужны свет, солнце, нормальная еда, нормаль-
ный воздух, нормальный уход — мы, находясь
в подземелье, не могли ему обеспечить всего
этого…
Вместе с этим решением у нас созрел и оче-

редной наивный план освобождения. Мы написали
маленькую записочку с нашими именами, вложили
ее в распашонку и крепко запеленали мальчика.
Когда Мохов в оговоренное время пришел за мла-
денцем, мы с чувством, что скоро весь этот кошмар
закончится, отдали ребенка. О, как же мы ошиба-
лись, когда надеялись на это письмецо, вложенное
Олежке в рубашечку! Конечно же, наш мучитель
переодел его в подготовленные для такого слу-
чая вещи, нашел эту несчастную бумажку и даже
107
подменил ее на другую, с исправленным текстом.
Только после освобождения из очередного ин-
тервью мы узнали, что Олежку нашли в каком-то

многоквартирном доме, при нем была записка и от
женского лица — просьба передать ребенка в хо-
рошие руки.
В сети можно найти интервью прокурора

города Скопина Валерия Марюшкина, который ра-
ботал в те годы: «Ребенок лежал на полу в подъез-
де, при нем была записка. Женщина, назвавшаяся
Леной, просила передать ребенка в хорошие руки.
Когда малыша доставили в больницу, его вид шоки-
ровал врачей — подкидыш был похож на маленького
старичка. При росте 55 сантиметров четырехме-
сячный мальчик весил 2 килограмма 400 граммов!
Жизнь в нем едва теплилась. Двумя годами раньше
в Скопине произошел аналогичный случай: такой же
брошенный в подъезде младенец и записка похожего
содержания. В обоих случаях мы перерыли весь город,
разыскивая «кукушку». А вот сличить почерк запи-
сок никто не догадался…» (Интервью было дано Ма-
рии Василь, журналисту украинской газеты «Фак-
ты», 28 мая 2004 года — спустя всего пару недель
после нашего освобождения.)
Но тогда мы, конечно, ничего этого не знали.

108
Мохов нам ничего не рассказал: ни куда он отнес
ребенка, ни то, что подменил записку — ни сло-

ва, ни полслова. Про записку мы уже догадались
сами… Потому что за нами так никто и не пришел...
Потом вновь была принесенная им заметка в га-
зете, с точностью повторяющая текст про первого
найденного мальчика. То, что Олежек жив и здо-
ров, было радостью и облегчением, но то, что наша
попытка побега вновь не удалась, погружало в не-
вероятное отчаяние…
Наша жизнь потекла своим чередом. В сен-

тябре мне исполнилось семнадцать лет, и на день
рождения я получила в подарок возможность по-
смотреть через окошко на звездное, еще по-летне-
му низкое небо и подышать ароматами природы.
В этом подвале я из ребенка превращалась во взрос-
лого человека, у меня формировалось собственное
мировоззрение, появлялись жизненные ценности,
складывались черты характера. Я очень много дума-
ла о своей семье: как я люблю родителей, сестру, ба-
бушку с дедушкой, многочисленных родственников.
Я мечтала увидеть их всех, обнять, успокоить и поо-
бещать, что больше никогда никуда не исчезну.
Главным человеком, не дающим мне падать

духом, была моя мама, все эти годы я верила, что она
109
молится за меня и верит в то, что я жива и обязатель-
но вернусь к ней. Я не должна была позволить это-
му ничтожеству заставлять страдать всю оставшую-

ся жизнь моих дорогих и любимых людей. Поэтому
я продолжала бороться с обстоятельствами и не
опускать руки.
Когда Лена сказала, что она опять беременна,

я даже не удивилась. Для меня уже стало привыч-
ным видеть ее с животом и ожидать очередного мла-
денца. Я вообще стала малоэмоциональной и почти
не плакала. Просто продолжала жить, стараясь от-
влечься от действительности при помощи занятий
творчеством или просмотром телепередач. Больше
всего мне нравилось, когда каналы транслировали
прямые включения — я вновь ощущала себя частью
этого мира и, абстрагируясь от действительности,
представляла, что нахожусь сейчас рядом с людьми
по ту сторону экрана. Телевизор для меня стал един-
ственным окном в земную жизнь, мы не выключали
его никогда, только ночью делали звук потише.
110
2004 год:
освобождение
Второй ярус кровати оставался пустовать
и служил нам крышей, защищающей от капель воды,
слетающих вниз, и постоянно падающих омерзи-
тельных черных жуков.
В марте 2004 года Мохов впервые за все время

113
разрешил мне помыться в его ванной. Я не поверила
своему счастью, ведь у нас опять появился призрач-
ный шанс на спасение.
Он пришел за мной ночью и вывел на улицу.

Под моими ногами хрустел снег, и , несмотря на то,
что наш мучитель всю дорогу крепко держал меня
за руку, я ощущала свободу каждой клеточкой кожи
на своем маленьком измученном теле. Из-за темно-
ты мне никак не удавалось рассмотреть обстановку
вокруг, фонари во дворе предусмотрительно были
выключены. И я, опасаясь провала, решила повре-
менить с побегом.
Мохов вел меня по узкому коридорчику, не за-
жигая свет.
— Давай по-быстрому потрахаемся, и помо-

ешься, — заведя меня в душевую, распорядился он.
После омерзительного акта я наконец-то за-

лезла в ванну и включила воду. Несмотря на то что
комнатенка, в которой мы находились, была грязной
и, как все в моей нынешней жизни, противной, я по-
лучала наслаждение от того, что на мою голову льет-
ся вода из крана и мне не приходится ее экономить.
Намывшись вдоволь, я вылезла из ванны и оберну-
лась выданным мне полотенцем.
114
— Пойдем в комнату, надо еще раз потра-

хаться. — Схватив меня за руку, он поволок жертву
вглубь дома.
Спальня нашего мучителя оказалась ма-

ленькой и захламленной. По левой стене от две-
ри устроился старомодный трельяж с зеркалом,
дальше шел низенький шкаф для одежды, за ним,
под окном, располагался письменный стол. На-
против стола стояла разложенная софа с несве-
жим постельным бельем. Там, где она заканчи-
валась, был установлен относительно новый для
того времени телевизор с видеомагнитофоном
наверху, а позади него пестрел видеокассетами
открытый стеллаж.
Меня как магнитом тянуло мое отражение

в большом зеркале. Из-за того что в нашем подва-
ле имелось лишь крошечное зеркальце, мне никак
не удавалось понять, как я выгляжу. Я принялась
рассматривать себя, и отражение во весь рост, моя
чудовищная внешность повергли меня в шок. Не-
пропорционально длинные руки, свисающие вдоль
тощего детского тельца, по-старушечьи редкие во-
лосы, сквозь которые просвечивается кожа на голо-
ве, землистый цвет лица и огромные, в полвпалой
115
щеки синяки под глазами. Мне стало до слез жаль
себя. Я всегда была такой хорошенькой девочкой,
а сейчас на меня смотрело какое-то жуткое, почти

инопланетное существо.
Злость на нашего мучителя достигла преде-

ла. Захотелось схватить с телевизора видик и дол-
бить им по его безумной башке, пока она не разле-
тится на мелкие кусочки. Но…Все мои силы были
только в моем воображении. В реальности не су-
ществовало ни единого шанса справиться с Мохо-
вым, поэтому худенькая тощая девочка продолжа-
ла подчиняться его приказам. Изнасиловав меня
уже на софе, он все с той же осторожностью отвел
меня обратно в подвал.
По реакции Лены мне стало ясно, что она

очень расстроилась моему возвращению. Време-
ни до разрешения от бремени оставалось совсем
мало, ей стоило огромных усилий добраться до
туалетного ведра или, например, поднять с пола
авторучку, случайно упавшую на пол во время за-
нятия английским.
Ее организм был настолько ослаблен, что

вряд ли она смогла бы выжить во время родов.
Моя бедная подруга очень надеялась, что в этот
116
раз мне удастся сбежать. Она так же, как и я, боро-
лась за жизнь. Однако я понимала: я не имею пра-

ва на ошибку, и если у меня не получится с пер-
вого раза осуществить задуманное, второго шанса
может не быть. Наш мучитель, опасаясь побега,
с большой долей вероятности исключит всякие
вылазки на улицу.
Следующий поход в дом состоялся спустя

примерно две недели. Случилось это опять ночью.
Я вымылась в ванне, и Мохов проводил меня в свою
спальню. Я лежала на его кровати и разглядыва-
ла окно. Двойная старая рама, обрамляющая уже
привычно грязное стекло, не открывалась, имелась
лишь крошечная форточка, которая даже для моих
кошачьих габаритов была мала.
Да и бежать опять было некуда — окошко вы-

ходило во внутренний двор, окруженный высоким
забором и хозяйственными постройками. Наш му-
читель включил видеокассету с порнофильмом.
Отвращение к нему зашкаливало, я ненавиде-

ла этого человека за то, что он заставляет меня за-
ниматься с ним сексом под это непотребное кино,
за требование воспроизводить звуки, доносящиеся
из телевизора, за то, что он пользуется моим телом,
117
будто это его личная вещь.
Он хотел, чтобы мне это нравилось! Он сумас-

шедший?!
Наконец все закончилось. Мохов закрыл гла-

за и, кажется, задремал. Я вслушивалась в тишину
и смотрела на дверь.
«Я смогу, я это сделаю», — вертелось в голове.
Встала. Шаг. Еще один. Я почти у выхода...

И вдруг…
— Куда собралась? — раздалось за спиной.
Одним прыжком он оказался около меня

и больно толкнул в грудь. От удара я отлетела на
кровать.
— Я в туалет захотела, — прохрипела я.
Он подошел ко мне и отхлестал по щекам.
Казалось, это конец...
118
Последний год
Дни тянулись и были похожи один на другой.
Сон, еда, рисунки, зачитанные до дыр одни и те же
книжки… Даже у белки в колесе больше разноо-
бразия — она хотя бы видит вокруг себя постоян-
но меняющиеся лица. Наш бункер становился все
мрачнее и непригоднее для жизни. Плесень разрос-
121
лась по всему потолку и стенам. Чтобы хоть как-то
скрыть эту черноту, я расклеивала свои рисунки по
периметру, но и они вскоре начинали гнить. От сы-

рости постельное белье всегда было влажное, а мое
тело — липким. Мне стало даже больше нравиться
находиться в зеленой комнатке, она, по крайней
мере, была сухой и располагалась ближе к свободе.
За все годы моего заточения, кроме ненависти

и отвращения, я не испытала ни одного чувства к на-
шему мучителю. Все в нем раздражало меня: мане-
ра общения, ухмылка, похожая на звериный оскал,
его голос, взгляд, какая-то замусоленная внешность.
Мне постоянно хотелось ударить его, ущипнуть, уку-
сить, сказать что-то неприятное, а еще лучше — за-
душить своими собственными руками. Если бы в них
вдруг откуда-то появилась сила. Я ненавидела его за
то, что он может свободно передвигаться по земле,
общаться с другими людьми, спать в своей постели,
ходить по магазинам и вообще делать, что ему за-
благорассудится, в то время как мне приходилось
сидеть в этом мрачном подвале, изолированной от
внешнего мира.
Часто перед сном я закрывала глаза и мечтала,

как гуляю по парку, как покупаю себе мороженое,
а потом сажусь на скамейку под раскидистой ста-
122
рой березой. Я наблюдаю за людьми, проходящими
мимо, и улыбаюсь солнышку, которое то скрывается,

то выглядывает из-за белых пушистых облаков. Слу-
шаю щебет птиц, радостные крики детей, играющих
на детской площадке, и голоса взрослых, иногда
поругивающих малышей за непослушание. Сотни
вещей, которые человек, не задумываясь, может де-
лать каждый день, стали для меня недоступны, тыся-
чи звуков престали существовать в моем нынешнем
мире. Это сводило с ума и доводило до отчаяния.
Я практически сдалась и смирилась со своей злой
участью. Как вдруг судьба подарила нам еще один
шанс на спасение.
— В следующую субботу в гости пойдем
к моей жиличке, — сказал Мохов, выкладывая про-
дукты на порог люка. — Она студентка, снимает
у меня комнату.
Я слушала и не верила своим ушам, а он про-

должал:
— Скажу что ты моя племянница, приехала на

выходные. Посидим, винца красненького попьем,
а потом я ей незаметно снотворное подмешаю. —
Он противно оскалился. — Хочу ее попробовать..
Это казалось чудом, что мучитель разрешит

123
мне днем выйти на улицу, пообщаться с новым че-
ловеком, побыть в его доме! И хотя студентку было
очень жаль, я, несомненно, обрадовалась предстоя-

щему походу.
Мы с Леной тщательно продумали план по

освобождению и с нетерпением принялись ждать
выходных.
Итак, настал день икс.
Я оделась в свои вещи, которые все эти годы

бережно хранила в полке стола. Конечно, они на-
прочь пропитались запахом плесени, но нам это
было только на руку. Мало того, что внешне я вы-
глядела, мягко говоря, нездоровой, так еще и воня-
ла затхлостью и подвалом. У нормального человека
(а мы надеялись, что эта студентка адекватная) мой
вид вызвал бы подозрения.
Вообще, когда я анализирую поступки Мохо-

ва: то, что он вывел меня на улицу, да потом еще и
познакомил со своей жиличкой — я до сих пор не
могу понять, как он на это решился. Потерял бди-
тельность, уверившись, что мы слишком раздавле-
ны психологически и деморализованы и уже не
будем пытаться бежать? Уверился в своей безнака-
124
занности? Был слишком одержим мечтой завладеть
новой жертвой? Или он просто жил в какой-то своей

реальности, его психическое расстройство начало
прогрессировать и он перестал трезво оценивать
ситуацию? Не знаю. В любом случае именно это его
решение повлекло за собой наше последующее
освобождение из стен ненавистного бункера.
Мохов постучался в дверь к жиличке. Крепко

сжимая мою руку, девушка впустила нас. Я жадно
стала разглядывать ее. Ростом не больше меня, ху-
денькая, красивые светлые волосы заплетены в ко-
сичку, приятные черты лица и глаза, выражающие
непонимание и интерес. Мне вдруг безумно захоте-
лось потрогать голубой халатик, в который она была
одета, и прикоснуться к ее телу, чтобы убедиться,
что она настоящая.
— Ко мне вот на выходные племянница прие-

хала, — промямлил Мохов. — Ей скучно стало, я вас
решил познакомить.
Студентка пригласила нас войти. Мы сели за

стол, и наш мучитель достал заранее подготовлен-
ную бутылку вина. Девушка удивилась, но подала
стаканы. Разговор не складывался. Я же сидела и ли-
хорадочно думала только об одном — куда подсу-
125
нуть записку, которую мы с Леной заранее написали.
Я понимала, что, куда бы ни всунула это послание,
это будет практически как крик о помощи капитана

Гранта, вложенный в бутылку и вверенный волнам
океана… Но я обязана была воспользоваться этим
шансом…
Поскольку следователи передали мне «на па-

мять» эту записку, сейчас я могу привести ее полный
текст. Вот он:
«Милая девушка! Мы не знаем, как вас зо-

вут, но надеемся, что вы нам поможете. Вы —
наш единственный шанс на спасение. Мы знаем,
что вы снимаете комнату в доме у мужчины по
имени Виктор. Но вы не представляете, что он
за человек. Вот уже четвертый год он держит
нас в подвале под сараем, который находится
в его огороде. Вход туда замаскирован. Наши
данные есть в милиции. Нас ищут, но не могут
найти. Вас мы просим только об одном — отне-
сите эту записку в отделение полиции, сообщи-
те адрес дома, в котором вы сейчас живете. Все
эти годы, которые мы провели здесь, мы не виде-
ли ни одного человека, кроме этого Виктора. Он
держит нас тут, издевается, насилует, иногда
бьет. Мы знаем, что он производит впечатле-
126
ние нормального человека, но на самом деле это
не так. У меня, Елены, от него родилось двое де-

тей, которых он забрал у меня и куда-то отнес.
Может быть, вы что-то слышали о маленьких
подкидышах. Сейчас я опять беременная, где-то
на пятом месяце. Мы очень хотим домой к своим
родным, и только вы можете нам помочь. Мы
уверены, что вы не сможете остаться в сторо-
не. Только умоляем вас: ни в коем случае не по-
казывайте эту записку Виктору! Не подавайте
виду, что она вообще была! Ему грозит большой
тюремный срок, и он может убить и вас, и нас,
лишь бы никто не узнал об этом и его не поса-
дили. Берегитесь его! Заранее спасибо. Помогай
вам Бог! Лена и Катя.
Взгляд мой упал на подоконник, расположен-

ный за моей спиной, заваленный аудиокассетами.
Сделав вид, что меня интересует репертуар, я неза-
метно достала из волос, собранных в пучок, заветную
бумажку, скрученную трубочкой и оттого в размере
не превышающую фильтр от сигареты, и положи-
ла ее в один из подкассетников. Все. Дело сделано.
Дальше оставалось надеяться только на чудо…
Все время нашего застолья Мохов старался

разрядить обстановку, рассказывая анекдоты и рас-
127
спрашивая ее о жизни. Но было понятно, что студент-
ку напрягает наш визит. Видя, что она не пьет вино,
в которое он изловчился подсыпать снотворное,

пока девушка ставила чайник на газ, наш мучитель
предложил ей мороженое и, не дожидаясь ответа,
вышел из комнаты. Я растерялась, да и было от чего.
Остаться один на один с человеком, который, с од-
ной стороны, может нас спасти, а с другой —испу-
гаться и выдать меня, если я начну просить ее о по-
мощи, оказалось нелегко. Я сделала выбор в пользу
молчания. Времени, чтобы объяснить ей ситуацию,
не было, Мохов вернулся буквально через минуту.
Просто ходил к себе, где заранее подготовил десерт
со снотворным. Студентка приняла угощение и, со-
славшись на усталость, выпроводила нас. Думаю,
что мой облик все-таки подействовал на нее, и она
как можно скорее пожелала избавиться от странных
гостей.
Я вернулась в свой подвал, и потянулись дни

ожидания.
Здесь, с вашего позволения, я сделаю неболь-

шое отступление.
Проведя в замкнутом пространстве такое

количество времени, человек теряет ориентиры,
128
становится медлительным и неуверенным в себе.
А если еще и брать во внимание нашу ситуацию

многолетнего психологического и физического на-
силия в таком замкнутом пространстве, когда мы
постоянно находились под гнетом нашего мучите-
ля... Он изо дня в день давал понять, что сбежать
не удастся, что у него все под контролем, неверный
шаг приведет к наказанию, а быть может, — и смер-
ти. Психика была сломлена, и хоть вера в будущее
освобождение не покидала меня, страх умереть от
его побоев или быть погребенной заживо в нашем
подземелье не уступал в размере желанию обре-
сти свободу.
Я чувствовала приближение развязки. Это
было какое-то шестое чувство, интуиция, подсозна-
ние. Я понимала, что, если эта записка не дойдет до
полиции, мы погибнем. Сначала Лена — она стала
совсем плоха и практически не двигалась, да еще
предстоящие роды, которые точно добили бы ее.
А потом уже и я сойду с ума от одиночества или по-
кончу жизнь самоубийством.
Прошло долгих пять дней. Я уже не могла ри-

совать и писать стихов, все мое существование было
направлено на ожидание. Мы часами сидели на кро-
вати и прислушивались к тишине в надежде поймать
хоть какой-то незнакомый звук.
129
Освобождение
Это случилось утром 4 мая 2004 года.
Наверху что-то загромыхало, но это были не

привычные постукивания, воспроизводящиеся на-
шем мучителем при открывании люков, ведущих
в наш бункер.
133
Те звуки ни с чем невозможно было спутать.

Это были незнакомый скрежет железа и тя-

желые шаги. Потом раздались голоса, и наконец от-
крылся люк. Показалось ошарашенное лицо незна-
комого мужчины:
— Девчонки, вы живы?
От радости и удивления мой язык прирос

к небу, и единственное, что я смогла сделать, — уста-
ло кивнуть в ответ.
— Подождите немного, скоро мы вас осво-
бодим, — пообещал мужчина и… закрыл крышку
на засов.
Потекли томительные минуты ожидания. Каза-

лось, прошла целая вечность, пока дверца снова не
открылась.
— Девчонки, выходите, кончилось ваше за-

точение, — сказал добродушный полицейский
и улыбнулся.
Я посмотрела в открытый лаз и увидела... ноги

Мохова. «Господи, зачем он здесь? Сейчас вылезу,
134
а он схватит меня за горло и начнет душить», — за-
вертелись в голове страшные мысли.
— Или вы тут хотите остаться?! — раздалась

неуместная шутка.
Я собралась с духом и полезла наружу. К сча-

стью, ноги принадлежали соседскому мужику, кото-
рого позвали быть понятым.
«Я просто не мог поверить в реальность

происходящего, — рассказал участвовавший в ос-
вобождении пленниц прокурор Валерий Марюш-
кин. — Лица девушек, вышедших из бункера, были
белы как снег, они заслоняли ладошками глаза
от солнца. Лена была на восьмом месяце беремен-
ности, и ее пришлось выносить на руках. Когда
я спустился вниз, то увидел рисунки на стенах
бункера. На вырванных из альбома листах помахи-
вала хвостом русалка, глядела на цветок веселая
корова. А над кроватью во всю стену улыбалось
веселое солнышко… Помню, как от жалости пере-
хватило горло…» (Интервью было дано Марии Ва-
силь, журналисту украинской газеты «Факты» от
28 мая 2004 года — спустя всего пару недель после
нашего освобождения.)
135
Записка все-таки дошла до адресата, за что
я выражаю огромную благодарность студентке Але-
не, которая оказалась неравнодушной к чужой беде

и спасла нас. Для меня она навсегда останется че-
ловеком с большой буквы. Алена, вдруг ты прочи-
таешь эти строки, откликнись, пожалуйста! Я хотела
бы лично обнять тебя и поблагодарить за то, что ты
сделала. Что не выкинула этот клочок бумаги, что
все-таки отнеслась к нему серьезно и отнесла в по-
лицию. Спасибо тебе!
Мне остается только благодарить Бога за то,

что Мохову не удалось запереть еще одну девушку
в этом мрачном подвале и второй ярус железной
кровати так и не узнал третьей узницы.
Я стояла на улице, рядом с ненавистным гара-

жом и прижимала к груди свои тетради со стихами
и альбомы с рисунками. Я вновь обрела свободу, это
было невероятное чувство, и даже сейчас, спустя
много лет, я не могу описать свои ощущения в тот
момент, когда, глядя на майское синее небо, я по-
нимала, что теперь все мои желания, о которых я так
долго мечтала, начнут сбываться. Вот прям с этой са-
мой минуты.
До сих пор не укладывается в голове, как

136
Мохову удалось провернуть такое преступление.
Почему никто не задался вопросом, что за бункер

он роет в течение трех лет? Почему его мать, ко-
торая жила в этом же доме, ни разу не задалась
ни единым вопросом? Или она так легко приняла
на веру историю про нутрий или кроликов, кото-
рых якобы собирался держать в подвале ее сын?
И потом — неужели она не видела, как сын на
протяжении трех лет вносит в гараж сумки с про-
дуктами? Или ей просто удобно было ничего не
замечать? За годы, прошедшие с момента освобо-
ждения, я перечитала сотни книг по психологии.
Все как один психологи говорят, что любые откло-
нения в сексуальной сфере — это наследие дет-
ства. Мне кажется, что все, случившееся с «хоро-
шим мальчиком, заботливым, добрым сыночком»
Алисы Моховой — это и ее вина не в последнюю
очередь. Если бы не ее властность, желание кон-
тролировать выбор женщины сыном, кто знает,
может, ему, этому тюленю (а позже из публикаций
в СМИ мы узнали, что именно такое прозвище
было у Мохова среди рабочих агрегатного завода,
где он работал), и не пришло бы в голову искать
сексуальных рабынь…
Нас с Леной посадили в полицейскую машину

и повезли в местную больницу для осмотра и вы-
137
явления физических повреждений, травм и от-
клонений. Вопреки здравому смыслу врач, назна-
ченный проводить эту процедуру, был мужчиной.

Не понимаю, кто и какой логикой руководствовал-
ся, что даже не пришло в голову очевидное: мне,
девочке, которую насиловал практически каждый
день три с половиной года вонючий мужик, было
жутко даже представить, как я разденусь и тем
более сяду на гинекологическое кресло. Ощуще-
ние незащищенности и чувство стыда, в которое
ты погружаешься, как в топкое болото, чувство,
которое я испытывала из раза в раз, обнажаясь
и ложась на красное одеяло перед своим мучи-
телем, — все это вновь пронеслось в моей голове,
и я отказалась...
Уже ближе к вечеру нас все в том же автомо-

биле наконец-то привезли в Рязань, в отделение
полиции для встречи с родными. Как потом мне
рассказала мама, еще ранним утром ей позвонили
из прокуратуры с сообщением, что дочь нашлась
живой. После этого сообщения еще целых двенад-
цать часов мамочка ждала разрешения приехать
и забрать меня… У меня же было ощущение, что
я физически чувствую, как тянется время. Казалось,
что время ожидания встречи с мамой в эти несколь-
ко часов было более муторным и нервным, чем все
138
время нашего заточения.
Я шла по коридору на встречу с родными

и чувствовала, как сердце выпрыгивает из груди.
Три с половиной года я каждый день, каждый час,
каждую минуту мечтала об этом мгновении, а сей-
час, когда оно свершилось, мне вдруг стало без-
умно страшно показаться на глаза своей семье.
Я понимала, что мало похожа на ту хорошенькую
девочку, которая однажды ушла из дома и не вер-
нулась. Худая, бледная, в грязной одежде и жутким
запахом плесени, который источала, кажется, ка-
ждая клеточка. Узнают ли они во мне свою милую
веселую Катюшу? Что почувствуют, когда поймут,
где я была все это время? Я нервничала и боялась
первой встречи с мамой. А вдруг мама будет винить
и упрекать меня? А папа? Переживут ли они правду
о том, что случилось с их дочкой? А вдруг это убьет
их? И вообще — что рассказать им, а о чем лучше
промолчать?
И вот — дверь в кабинет следователя, за

которой меня уже ждут… Там — мои мама и се-
стра… Как же страшно открыть эту дверь! Кажется,
я чувствую, как пульсирует кровь у меня в висках,
каждый удар сердца грохотом отдается где-то в го-
лове… Нужно сделать последний шаг… За две-
139
рью — мои родные…
Как только я вошла, они сразу кинулись ко мне

и начали обнимать и целовать. Мама сквозь слезы
спрашивала, болит ли у меня что-то, и не понимала,
что с моей походкой. Потом, конечно, она рассказы-
вала мне, что мой вид привел ее в шок: худенькая,
бледная, волосы клочьями вылезали, да еще и еле
стоящая на ногах…
— Мам, все хорошо, просто там ходить было

негде, поэтому я разучилась, — отвечала я, пытаясь
ее успокоить.
Напряжение, которое угнетало меня по-
следние несколько часов перед встречей, про-
шло. Находясь в родных объятиях, я почув-
ствовала, что, несмотря на мучительные годы
разлуки, меня по-прежнему любят. Любят именно
МЕНЯ и совершенно не обращают внимания на
мой облик.
Я держалась стойко, когда впервые за долгие

годы увидела свою семью. Кажется, за время свое-
го плена я выплакала все слезы, и мне оставалось
лишь улыбаться, глядя на лица родных и любимых
людей, а они все рыдали и рыдали не в силах пове-
рить в то, что я вернулась к ним...
140
Домой мы приехали уже ночью, уставшие

от вопросов и протоколов. Наша квартира с того
момента, как я покинула ее несколько лет назад,
практически не изменилась, только теперь в моей
комнате обитала сестра. Первым делом я вымылась
в ванной, но запах плесени, исходивший от моего
тела, совершенно не смылся, хотя я до красноты тер-
ла кожу мочалкой и извела целую бутылочку геля
для душа; потом надела чистый халат и наконец-то
поела еду, приготовленную мамой. Все было как во
сне, все, о чем мечталось в подвале, — все это было
рядом. Я — дома.
В первый месяц после моего возвращения
домой я все еще не могла поверить, что весь этот
кошмар закончился. Мне все время казалось, что
сейчас я закрою глаза и снова окажусь в своем мрач-
ном подвале. Поэтому я, боясь темноты, никогда не
закрывала шторы в своей спальне и просила маму
лечь со мной спать.
Огромнейшую поддержку мне давала моя се-

стра. На тот момент она встречалась с молодым че-
ловеком, и мы все вместе ездили на природу, ходи-
ли в кафе или кино. Я постепенно привыкала звукам,
запахам, Свободе, Жизни… Аня дарила мне модную
одежду и косметику, показывала, как правильно
141
краситься и одеваться.
Я очень старалась стать обычной девушкой,

но это мне удавалось только внешне. У меня было
слишком много вопросов к миру, в котором мне
предстояло жить. Я как будто переместилась в бу-
дущее на машине времени. Нынешняя реальность
очень сильно разнилась с той, что окружала меня до
похищения. Я удивлялась тому, что у всех есть сото-
вые телефоны, у многих — компьютеры с выходом
в интернет и личные автомобили. Люди много го-
ворили о деньгах и развлечениях. Район, в котором
я жила, застроили новыми десятиэтажками. Вместо
маленьких продуктовых магазинчиков появились
просторные супермаркеты, а общественный транс-
порт с непонятным мне названием «маршрутка» ез-
дил практически у меня под балконом.
Поначалу я старалась избегать встречи с со-

седями или знакомыми. Я понимала, какой интерес
вызываю у знавших меня людей, и совершенно не
хотела чувствовать себя обезьянкой в зоопарке. Это
буквально читалось во всех взглядах, направленных
на меня…
Со своими родными тему моего нахождения

в страшном подвале мы не поднимали. Все понима-
142
ли, что мне до дрожи неприятно говорить об этом.
Как сказали бы специалисты, у меня были типичные

признаки посттравматического расстройства…
Со своей лучшей подругой я встретилась толь-

ко в середине лета. Она мне рассказала, как сейчас
живут наши бывшие одноклассники, показала аль-
бом с выпускного вечера, похвасталась, что учится
на технолога в техникуме и встречается со своим од-
ногруппником.
Когда я слушала эти рассказы, хотелось про-

сто выть от боли, потому что я ничего этого не име-
ла. В то время, когда мои ровесники заканчивали
школу, выбирали профессию, влюблялись и делали
многое другое, что должны проживать люди в таком
возрасте, я жила только одной целью — сохранить
свою жизнь. Мохов лишил меня не только свободы,
он лишил меня очень важного отрезка времени.
Я вышла из подвала в преддверии восемнад-

цатилетия, и все мое образование было — восемь
классов средней школы. Мне предстояло навер-
стать упущенное в кратчайшие сроки. Три послед-
них недостающих до аттестата года я доучилась в ве-
черней школе и поступила в институт. Несмотря на
то, что мне нравилось рисовать, выбирать это делом
143
своей жизни я не решилась. Остановилась на про-
фессии менеджера.
Но если говорить о переменах, то надо ска-

зать и о том, что изменился не только внешний
мир. Очень изменилась и моя семья… Отец, так и не
смирившийся с потерей дочери, увлекся алкого-
лем, и мама, не выдержав его образа жизни, подала
на развод. Позже, в 2009 году, отца разбил инсульт,
он потерял способность управлять левой рукой и с
трудом ходил, а в 2014-м ему поставили диагноз рак
желудка. Не прожив и полгода после объявления
болезни, папа скончался. У моей любимой бабушки,
также переживавшей исчезновение внучки, тоже
случился инсульт, и она стала плохо соображать.
Спустя год после моего возвращения она умерла.
Мою милую пуделиху Керри в 2002 году сбила маши-
на. До сих пор я уверена, что во всех этих несчастьях
виновен Мохов, все эти годы он мучил не только
меня, но и моих близких.
Было очень больно осознавать то, что вме-

сте с моим уходом в тот роковой вечер ушли от-
ношения между моими родителями — каждый из
родителей самостоятельно переживал это горе.
Закончились энергия и жизнерадостность моей
бабушки, а вместе с этим не стало моего люби-
144
мого деревенского дома, его пришлось продать,
так как дед не справлялся один с большим хозяй-

ством. Навсегда остались в прошлом наши семей-
ные праздники, где папа играл на гитаре и весе-
лил нас с сестрой забавными четверостишиями,
а мама всех кормила своей фирменной жареной
картошкой. Хотелось плакать от того, что я боль-
ше никогда не посижу у теплой печки в ожидании
бабушкиных блинчиков, а потом, наевшись, не по-
играю в заснеженном саду в снежки со своей се-
строй. Все, что я так любила и о чем мечтала все
эти 1296 мучительных дней, так навсегда и оста-
лись прекрасными воспоминаниями...
В ходе следствия по этому делу я узнала, что
в подвале до нас побывала еще одна девушка.
Фрагмент статьи «Еще одна жертва скопин-

ского маньяка», газета «Комсомольская правда» от
21 июня 2004 года:
«Следователь Рязанской областной проку-

ратуры Юрий Терешкин допросил по делу 21-лет-
нюю Светлану (имя изменено по ее просьбе. —
Прим. ред.), которая тоже побывала в подземной
тюрьме. По словам потерпевшей, это произошло
в начале зимы 1999 года. Приятели предложили
Светлане, жительнице Милославского района,
145
поехать в Скопин развеяться. Автомобиль оста-
новился на улице Октябрьской райцентра — как
раз напротив дома, где вместе с матерью жил

Мохов. Ребята выпили прямо в машине и решили
отъехать по какому-то своему делу. И тут к де-
вушке подошел немолодой мужчина. Они разго-
ворились. Света почувствовала, что начинает
замерзать, и решила, не дожидаясь своих попут-
чиков, добираться домой автобусом. Едва она
попрощалась со своим собеседником и сделала
несколько шагов, как почувствовала сильный
удар. Светлана упала. Мохов потащил ее к под-
валу. В бункере садист заявил, что она будет на-
ходиться там до тех пор, пока не заживет рана.
Но по отношению к девушке у него были совсем
иные намерения. Первое, что заметила Света
в подвале, — бурые потеки на стенах. Она уве-
рена, что это были следы крови... Пищу своей уз-
нице, как и своим последующим жертвам, Мохов
просовывал в небольшое окошечко. А по вечерам
начиналась ежедневная «программа»: сексу-
альные издевательства и побои. На просьбы
отпустить ее на волю садист отвечал кулака-
ми. Но вдруг после двух недель подземного ада
случилось чудо: Мохов после очередной «разда-
чи пищи» забыл запереть полуметровую дверцу.
Еще не веря случившемуся, Света приоткрыла ее
146
и выбралась наружу. В милицию Светлана заяв-
лять не стала: очень боялась, что изувер найдет

ее и отомстит».
Когда я узнала об этой истории, мне показа-

лось, что волосы на моей голове зашевелились —
как она могла оставить этот ужасный поступок
безнаказанным? Неужели ей ни разу не пришло в го-
лову, что Мохов может запереть там новую жертву?
Ведь если бы она написала заявление в милицию,
мы бы не сидели в этом проклятом подвале три с по-
ловиной года, ежеминутно балансируя между жиз-
нью и смертью!
Я ненавидела Мохова, я считала и считаю
его чудовищем… Я могу с полной уверенностью
сказать, что у меня нет и никогда не было так на-
зываемого «стокгольмского синдрома». Я не ис-
пытывала симпатии к нашему похитителю, я ни
разу не сочувствовала ему, не отождествляла себя
с ним и тем более не искала ему оправданий. Воз-
можно, если бы он как-то разговаривал с нами,
если бы делился своими мыслями, выстраивал
какие-то теории, как он видит наше и свое буду-
щее — да, возможно, моя психика и подверглась
бы таким изменениям и я начала бы испытывать
какие-то чувства, описываемые психологами как
«стокгольмский синдром». Это может показаться
147
удивительным, но за три с половиной года обще-
ния с Моховым я знала о нем только три вещи:
город, в котором он живет, его фамилию и нали-

чие живой матери. Даже свой возраст он держал
в секрете. Мы с Леной были для Мохов как… не-
кая разновидность домашних зверьков (не зря же
он сравнивал нас с кроликами), он воспринимал
нас исключительно с точки зрения сексуальных
объектов. Вот у кого-то есть резиновые куклы, а у
Мохова были мы… Поэтому и чувства у нас были,
соответствующие ситуации: ненависть, ярость,
злость. Хотя со временем, не могу не признать,
чувства мои поменялись. Сейчас, после долгих лет
ярко выраженной ненависти, у меня к нему оста-
лась только… жалость. Обыкновенная жалость.
Он ведь тоже человеческое создание, он был ро-
жден женщиной, вскормлен молоком своей мате-
ри. Что и в какой момент так изменило его, что он
пустил свою жизнь под откос и сотворил такое не
только с собой, но и с нами?
Еще одним потрясением стала и новость о том,

что подельник Мохова, Алексей, на самом деле яв-
лялся женщиной.
И в тот страшный вечер она специально игра-

ла роль молодого обаятельного человека, чтобы
148
заманить нас в подвал. Правда, на суде Елена Баду-
кина (так звали сообщницу Мохова) клялась, что не

знала о нашем заточении, но я ей почему-то совсем
не верю.
Спустя несколько дней после моего воз-

вращения домой мне предложили консультацию
у психолога.
Внутри себя я понимала, что помочь мне ос-

вободиться от груза мыслей о мрачном подвале на
данный момент не сможет никто, но мама настоя-
ла — и мы отправились.
Я вошла в палату, где меня уже ждали. Это была
женщина средних лет и какой-то… серой, смазан-
ной внешности. Она с нескрываемым любопытством
и каким-то… лабораторным интересом смотрела на
меня. Под этим пристальным взглядом я на ватных
ногах пересекла комнатку и села на больничную
койку. Мы познакомились.
— Рассказывайте, Катя, что вас беспокоит, —

начала сеанс доктор. Она совсем не понимала, КТО
к ней пришел?
— Ничего... — тихо сказала я.
149
— Может быть, хотите чем-то поделиться?
Как, как я могла по доброй воле начать расска-

зывать о тех чудовищных вещах, что происходили
со мной в подземелье? Неужели доктор этого не по-
нимала?
— Нет, спасибо. У меня все хорошо.
Мы с мамой покинули палату. Больше разгово-

ра о психологической помощи у нас не возникало.
И я, и моя семья знали — я справлюсь со всем сама,
я — очень сильная.
С помощью близких людей, моей семьи, мне
удалось восстановиться и морально, и физически…
Заинтересованные лица отчитались, что

я прошла курс психологической реабилитации…
150
Заключение
После возвращения домой я дала десятки ин-
тервью на телевидении и в прессе. Конечно, с раз-
ных сторон я слышала:
— Забудь, стряхни, живи дальше, ты должна

нормально жить, поменяй имя.
153
Но я не хотела молчать. И у меня было несколь-

ко причин для этого.
В первую очередь я хотела доказать, что я, не-

смотря на годы заточения, осталась нормальным
человеком, не потерявшим способность общаться,
мыслить, что я не боялась общества и физически
выглядела здоровой.
Хотела сломать стереотипы. Со всех сторон

слышалось, что я должна затаиться, лить слезы —
вероятно, только такой тип поведения пресловутое
общественное мнение оценивает как «правильное»
поведение жертвы.
Еще одним фактом рассказывать свою исто-

рию стало желание пресечь домыслы о моей жиз-
ни под землей и не допустить распространения
выдуманных грязных подробностей, которых и так
хватало на самом деле. Хотя, как оказалось, сплет-
ни и откровенная ложь все равно присутствовали
практически в каждой статье и телепередаче, не
говоря уже об интернете... Возмущению моему не
было предела, когда я, например, прочитала домыс-
лы о том, что сразу после освобождения мы с Леной
купили где-то в Богом забытом месте деревенский
154
домик и якобы даже строили там для нашего мучи-
теля бункер… Все это, разумеется, не что иное, как

чья-то буйная фантазия. И уж конечно, не выдержи-
вают никакой критики досужие разговоры о том, что
мы могли сбежать, но не делали этого, потому что
нам якобы даже нравилось жить у Мохова, что мы —
девушки легкого поведения, которые получили то,
что хотели, и все такое прочее. Конечно, все это про-
сто досужие разговоры и грязные сплетни.
Еще один важный мотив громко рассказы-

вать мою историю — желание защитить всех жен-
щин, переживших сексуальное насилие вообще
и в подростковом возрасте в частности. На страни-
цах печатных СМИ и в многочисленных социальных
ток-шоу на телевидении один из популярных сюже-
тов — беременные 12–14-летние девочки. Меня глу-
боко возмущает, как легко общество готово возло-
жить ответственность за подобные случаи на самих
девочек: «слишком короткая юбка», «слишком глу-
бокий вырез», «слишком высокие каблуки», «нечего
по ночам шляться», «не пошла бы в клуб, ничего бы
и не случилось», «нормальная девушка не пойдет
с незнакомым мужчиной на свидание!» — аргумен-
тов множество.
Ведь точно так же и про меня говорили: «Сама

155
виновата, что пошла на вечернюю дискотеку, сама
виновата, что села в машину к незнакомцу, сама ви-
новата, что согласилась выпить, за что боролась, на

то и напоролась!» — бесконечный круг «самавино-
вата» просто может свести с ума! Людям проще об-
винить девочек в развратном поведении, в том, что
они «сами спровоцировали насилие в отношении
себя» — и этим и ограничиться. По моему глубо-
чайшему убеждению не несчастные совращенные
дети (а подростки — это дети!) не должны вообще
становиться предметом обсуждения! Виноваты пре-
жде всего взрослые мужчины и женщины, которые
совершают насилие над ребенком или которые по-
пустительствуют своим невмешательством совер-
шаемому насилию! Да, на примере моей истории
можно дать девочке-подростку урок безопасности,
рассказать, как не надо поступать: не разговаривать
с незнакомцем, не садиться в чужую машину и так
далее. Но ни в коем случае ответственность за факт
насилия не должен возлагаться на жертву!
Еще меньше мне хотелось молчать, когда

я спустя два года после нашего освобождения узна-
ла историю австрийской пленницы Наташи Кампуш.
Сначала я вообще не поверила, что такое возмож-
но — восьмилетний плен в подвале у маньяка. Мне
не верилось, что такие люди вообще существуют,
156
я думала, что Мохов один такой… Я начала сравни-
вать — и наши две истории были так похожи! Вплоть

до деталей! Когда я смотрела сюжеты в новостях,
рассказывающие о Наташе, я не верила своим ушам!
Было только два различия. Она провела в плену во-
семь лет и была одна, а я — четыре года и вместе
с подругой по несчастью… Не знаю, честно говоря,
удалось бы мне сохранить рассудок, если бы я сиде-
ла в том подвале одна, или нет…
Самое главное, что я старалась донести до лю-

дей на своем примере, — это то, что никогда нельзя
забывать об осторожности. Быть внимательными
к окружающим, ведь, быть может, они являются для
кого-то последним шансом на спасение. Моя ситуа-
ция стала ярким доказательством наивности и лег-
комысленности, повлекшими за собой такие ужас-
ные последствия, поэтому я хотела бы, чтобы как
можно больше девушек задумались о безопасности
и не полагались на свою интуицию и доброту незна-
комых людей.
С Леной — моей сестрой по несчастью — мы

в первый год после освобождения еще встреча-
лись — следственные действия, суды, совместные
интервью… Потом эти встречи стали реже. Я знала,
что третьи роды закончились неблагополучно, что
157
и немудрено — все-таки ей действительно было
тяжелее, чем мне: три беременности, пережитые
в тяжелейших условиях, на глубине шести метров

под землей износили ее организм до крайней точ-
ки... Но было не только абсолютное физическое
истощение. Наравне с этим были еще раны души.
У Лены они рубцевались медленнее… Она рас-
сказывала мне, что училась в педагогическом
институте. Пыталась начать жизнь заново, вычер-
кнув почти четырехлетний ад из своей памяти…
Как-то я спросила о детях, рожденных ею в плену.
В ответ услышала, что она не хочет их видеть и ис-
кать ей некого… Ходили разговоры, что этих де-
тей усыновили в рязанских домах малютки, даже
была версия, что их усыновили за границу… Мне
сложно говорить, стала бы я искать этих детей или
нет… С одной стороны, я прекрасно понимаю, что
это дети — рожденные от насильника… Смогла бы
я дать им любовь и заботу, если бы постоянно уга-
дывала в их лицах черты того, кто просто уничто-
жал меня долгие годы? И нужно ли их было вообще
разыскивать, если предположить, что Лена решила
бы вернуть детей? А тем более нужно ли это делать
сейчас, спустя годы? Дети выросли, ничего не подо-
зревая о своем происхождении. Они не знают, кто
их настоящие мать и отец… А если узнают? Как их
психика переживет такое знание?
158
Лена потерялась в круговороте жизни… Но

если она вдруг захочет меня найти — я была бы рада
встретиться с ней…
А вот с кем бы мне точно не хотелось встре-

чаться, так это с человеком, укравшим три с поло-
виной года моей жизни. А ведь семнадцатилетний
срок его заключения подходит к концу, и есть веро-
ятность, что он доживет до его окончания! Если хоть
кто-то, принимающий решение о его дальнейшей
жизни, сейчас читает эти строки, — услышьте меня!
Этот человек не только не должен вернуться в Ско-
пин на Октябрьскую улицу, где его до сих пор боятся
все без исключения. Он не должен вернуться даже
в пределы Рязанской области! По-хорошему, он бы
вообще не должен был выходить из мест лишения
свободы. За аналогичные преступления во всем
мире сроки порой даже превышают размеры чело-
веческой жизни. Ну, почему нам вновь нужно будет
переживать этот страх — страх его выхода на сво-
боду?! Надеюсь, что все-таки Господь приберет его
раньше…
А пока мне — тридцать лет. Я любимая жена

и счастливая мама двоих детишек — мальчика
и девочки. Я очень хотела и молилась, чтоб слу-
159
чилось именно так, и Господь вновь услышал мои
молитвы…
Я довольна своей нынешней жизнью и могу

точно сказать, что я счастлива. Конечно, у меня, как
и у всех, порой бывает плохое настроение, в порыве
эмоций я могу бросить родному человеку обидное
слово, расстроиться из-за пустяка, посетовать на по-
году. Но только тогда, когда мое внутреннее состо-
яние становится совсем невыносимым, я вспоми-
наю мрачные стены сырого моховского подземелья
и сразу понимаю, что ни одна из моих проблем не
стоит и тысячный доли того, что мне пришлось вы-
терпеть. Теперь я очень хорошо понимаю выраже-
ние про то, что мы не сможем оценить рай, если не
увидели ада…
Цените свою жизнь и свободу настолько,

насколько они вам дороги, хотя по-другому у вас
вряд ли получится.
160
Послесловие
Сейчас я любимая жена и счастливая мама
двоих детишек — мальчика и девочки. Но пре-
жде чем обрести такое простое, но истинное сча-
стье, я, как и многие в своей жизни, ошибалась,
порой делала неправильный выбор, разочаро-
вывалась...
163
Странно, но я всегда хотела быть любимой

своим мужчиной и стремилась к идеальным отно-

шениям, а когда у меня родился сын, я поняла, что
настоящее счастье для меня — это обнимать свое-
го ребенка, заботиться о нем, просто смотреть ему
в глаза и чувствовать, что я нужна ему.
Очень часто я слышу вопрос, как я справилась

со своей болью и начала жить после возвращения
из мрачного подвала в мир на земле. Но если гово-
рить честно, я до сих пор работаю над собой, и эта
книга тому подтверждение.
К сожалению, забыть тот кошмар длиной в бо-
лее чем 1200 дней у меня никогда не получится,
и где-то в подсознании мое заключение в темницу
останется навсегда пульсирующей, как открытая
рана, болью. Но я научилась жить с этими воспоми-
наниями, научилась любить, улыбаться, дарить теп-
ло своим близким.
С детства у меня был талант к рисованию. Этот

дар я унаследовала от папы. Он тоже любил делать
зарисовки простым карандашом, это были живот-
ные, в основном лошади. Я же предпочитала изобра-
жать людей, и в силу своего юного возраста и из-за
любви к сказкам мои альбомы были заполнены пре-
164
красными принцессами и сценами из мультфильмов
с их героями.
Оказавшись в плену, на глубине шести ме-

тров под землей, моя тяга к рисованию только
усилилась, и когда наш мучитель по просьбе Лены
принес в бункер первую авторучку и тонкую по-
тускневшую от времени тетрадь, я незамедлитель-
но начала творить. Уже вскоре все серые прозрач-
ные листочки были хаотично заполнены моими
рисунками. Я рисовала все, что помнила из своей
прошлой жизни: лица родных и знакомых, пред-
меты одежды, обувь, интерьеры, мягкие игрушки,
хранившееся как символ нашего с сестрой детства
на верхних полках шкафа в моей спальне, дом
в деревне, школьные кабинеты и еще невообра-
зимое количество вещей, которые окружали меня
там, «наверху».
Это занятие мне придавало сил бороться с об-

стоятельствами. Воспроизводя свою жизнь на бума-
ге, я будто бы возвращалась в свою обычную среду
проживания; это было похоже на параллельную
вселенную, куда я могла погружаться. И именно ув-
лечение рисованием мне помогло в разрушающей
обстановке сексуального насилия оставаться психи-
чески здоровой личностью.
165
Я придумала для себя некую психологическую

игру. Она пришла мне в голову совершенно неожи-

данно, спустя примерно полгода с момента нашего
заточения в подвале, когда в очередной раз я была
вызвана мучителем для его сексуального удовлет-
ворения. Комната для насилия была обклеена выре-
занными из журнала порнографическими картинка-
ми девушек. Вероятно, Мохова возбуждали такого
рода фотографии, он мечтал иметь этих раскрепо-
щенных, жаждущих плотской любви, красивых жен-
щин, но в силу своих возможностей никогда не имел
таковых.
Я уверена, что, занимаясь сексом с нами, его
воображение воспроизводило кадры из порно-
фильмов, где он играет одну из главных ролей. Моя
игра была простой, но действенной и заключалась
в следующем. Я рисовала обнаженных женщин
в вызывающих позах, эти женщины имели соблаз-
нительные формы: большую грудь, округлые бедра,
длинные ноги, на их лицах был вечерний макияж,
а на голове пышная прическа, ногти всегда покры-
вал лак яркого цвета; иногда они были изображены
в кружевном белье и обуви на высокой шпильке.
Если сравнивать их со мной, то мы были аб-

солютными антиподами. Мое тело практически не
166
имело женских очертаний, я не пользовалась кос-
метикой, не красила ногти, мои волосы всегда были

гладко зачесаны и собраны в пучок, а из одежды
я имела лишь пару хлопковых трусов и трикотаж-
ный домашний костюмчик, и если говорить в целом,
то выглядела антисексуальной. И когда наступал
момент насилия надо мной, я, закрывая глаза, пред-
ставляла, будто Мохов занимается сексом с этими
женщинами. Мне было их не жаль — они предназна-
чались для мучителя.
Чтобы этот психологический ход сработал,

в своем подсознании я должна была оживить
свои рисунки, проработать каждую деталь, пра-
вильно выбрать цвета, позу, интерьер, дать имя
каждой из женщин, немного пофантазировать
об их жизнях. Главным условием в игре было то,
что ни одна из них не должна была ни внешне, ни
внутренне быть похожей на меня. Я чувствова-
ла, что раздражала Мохова своей апатичностью
в моменты, когда он насиловал меня, но из раза
в раз ложась на красное одеяло в маленькой зе-
леной комнате, я превращалась в тряпичную ку-
клу без намека на какие-либо эмоции. Я видела
как будто со стороны, как мучитель насилует мою
очередную фантазию, придуманную специально
для него.
167
Именно такого рода защита помогла мне не

потерять адекватное представление об интим-

ной стороне человеческой жизни. Абстрагиру-
ясь от тех бесконечных насильственных половых
актов, представляя нарисованных персонажей
вместо себя, мне удалось на примере классиче-
ской литературы и легких любовных романов,
которые изредка приносил в подземелье Мохов,
фильмов о любви и воспоминаний об отношени-
ях своих родителей сохранить веру в существо-
вание взаимной любви и страсти между мужчи-
ной и женщиной.
Мой первый сексуальный опыт был более чем
мрачен и отвратителен. Мохов лишил меня дев-
ственности, изнасиловав впервые на грязном матра-
се, в гараже, построенным над бункером. И именно
этот первый раз я до сих пор вспоминаю с еще боль-
шим страхом и отвращением, чем последующие по-
ловые акты с ним. Быть изнасилованной немногим
меньше тысячи раз и не возненавидеть секс было
практически невозможно, но, к счастью, у меня это
получилось.
Находясь в заточении и осознавая всю без-

выходность ситуации, я все равно никогда не пе-
реставала верить в то, что рано или поздно я об-
168
рету свободу, поэтому изо дня в день я готовила
себя для жизни на земле. Я читала книги, смотре-

ла фильмы, писала стихи, рисовала, много разго-
варивала с Леной, я не позволяла своему разуму
умирать, хотя в такой обстановке у меня были все
шансы превратиться в безумное существо, для
которого главную роль играют физиологические
потребности.
И, конечно, я размышляла на тему секса.

Было очень больно, что мой первый сексуальный
опыт стал изнасилованием, а почти четыре года
моей жизни — ужасающей чередой отвратитель-
ных половых актов с Моховым. Но я, несмотря на
то, что секс в моей жизни появился в такой физи-
чески и, что хуже, психологически извращенной
форме, я не должна была позволить этому чело-
веку разрушить мое будущее, хотя у него без тру-
да могло получиться лишить меня нормальной
сексуальной жизни навсегда. У меня были все
причины воспринять искаженным представление
о сексуальных отношениях и вследствие этого по-
ставить на себе крест как на женщине, отвергая
мужчин как что-то инородное и неприятное. По-
этому, осознавая это, я с еще большей злостью
к нему каждый день давала себе обещания, что не
позволю ему сломать мою жизнь. И когда я обрела
169
свободу благодаря этим психологическим тренин-
гам, которые, будучи в плену, повторяла ежеднев-
но, я влилась в нормальную среду достаточно бы-

стро и органично.
Я разделила мужчин на два вида: Мохов и все

остальные, которые окружали меня в моей нормаль-
ной жизни. Такой подход позволил мне оценивать
мужчин объективно, не сравнивать их с моим мучите-
лем, не искать внешней или же внутренней схожести.
Мохов насиловал мое тело, но он не смог до-

браться до моей души.
***
Однажды, проверяя почтовый ящик, среди

счетов и рекламных листовок я наткнулась на про-
стой белый конверт, где адресатом значилась я,
а вместо отправителя стоял адрес колонии для за-
ключенных. Я сразу поняла, что это мой мучитель —
он вновь добрался до меня...
170
Я сейчас жива...
1
Как вырваться из плена нам?
Как нам домой скорей вернуться?
И каждый день мы верим снам,
Вот только дома не проснуться.
Нас ждут, и верят — мы живем,
173
Нас любят дома и мечтают,
Как по весне домой придем,
Но где мы есть — никто не знает.

Не знают, что нам плохо здесь,
Что мы давно хотим увидеть
Весенний мир цветущий весь,
Как можно тьму так ненавидеть!
Нельзя так жить, здесь хуже ада,
Мы забываем белый свет,
Скорее нам домой уж надо,
Но выхода из плена нет!
И наказание хуже смерти —
За что? Не можем мы понять,
Прошу я, господи, поверь мне,
Что наше горе не унять.
Нам жизнь испортили, сгубили
И оторвали крылья нам.
А мы свободу так любили,
Я за свободу все отдам.
Мне грустно, слезы градом льются,
Я не хочу так больше жить,
Но ведь сердца у нас так бьются,
И их нельзя остановить!
Пусть будет грустно и печально,
Пусть будет так – переживем,
Ведь умереть так не реально!
Я знаю, что мы не умрем!
174
Я верю — мы домой вернемся
И будем долго-долго жить.

И много счастья мы напьемся,
Вот только горе не забыть.
Нам не забыть печаль и муки,
Нам не забыть ту боль и страх,
Нам не забыть все те разлуки,
Которые устроил враг.
2
Я к вам вернусь, вы потерпите,
Настанут радостные дни,
Мои родные — вы крепитесь,
Зажгутся яркие огни!
Ведь не нарочно я исчезла,
Моя судьба всему виной,
И пусть все это так нечестно,
Но не купить судьбы другой.
Простите, что пропала так внезапно —
Мне тяжело об этом вспоминать.
Я к вам вернусь быть может даже завтра,
Не надо страшный день тот проклинать.
3
Улетели птицы на юг,
На асфальте листья желтеют,
Приближаются тысячи вьюг,
175
И прохладой с севера веет.
А мне снится алый закат,
Берег озера, яркие звезды,

Ароматный вишневый сад
И небесные чистые слезы.
Я боюсь, что в последний раз
Видела жаркое лето,
Тепло маминых ласковых глаз
И улыбку, полную света.
Пусть пока меня не дождалась,
И на сердце родном все заснежено,
Но в душе свеча разожглась
С пламенем вечной надежды.
Обещаю я помнить всегда
И быть мысленно рядом с тобою,
Мама милая, ты для меня —
Самое светлое и дорогое.
*
Мои друзья, мой дом и школа,
Как хочется увидеть это мне,
И плачу горько в тишине я снова,
Но вижу я все это лишь во сне.
Родные улицы, дома, мой город,
Знакомые подъезды, этажи...
А в сердце у меня лишь холод,
И в голове цветные миражи.
176
Зеленая трава, и солнце светит,
Кругом все распускается, цветет.

Мое же счастье прячется все где-то,
А может быть и вовсе не придет.
Я часто представляю как гуляю,
Как ярко светит солнышко в глаза,
Но будет ли все это, я не знаю,
И по щеке опять течет слеза.
Мне хочется представить, что я дома,
Я так скучаю по своей семье,
Моим обителем мешок стал из бетона,
Надолго ли? Подумать страшно мне.
Так холодно мне, больно, одиноко,
И помощи нам не от кого ждать,
Я так боюсь, что этот плен глубокий
Нашим пристанищем навеки может стать.
Домой хочу вернуться я скорее,
Свою надежду крепко берегу.
Пожить на белом свете я успею,
В обратное поверить не могу.
А наверху давно уже не снежно,
Не воет ветер, не метет метель,
Там светит солнышко так ласково, так нежно,
И на дворе который день апрель.
Когда-нибудь увижу я все это
И воздухом свободы надышусь.
Мое спасенье уже близко где-то,
177
Пусть в сердце боль, но я еще держусь.
4
Не забуду я мамы глаза,
Они мне освещают дорогу.
Заменил ее взгляд небеса,
Забываю я с ним про тревоги.
Если страшно — они защитят,
Если плохо мне будет — утешат.
Стоит вспомнить мне мамин лишь взгляд,
Такой ласковый, теплый и нежный.
Если холодно будет — согреют,
И исчезнет на сердце метель.
Пусть большие сугробы белеют,
На душе будет теплый апрель.
Если трудно мне будет — помогут,
Если грустно — развеселят.
Разбудить во мне радости смогут,
Ведь они никогда не грустят.
Не могу и минуты без них я,
Пусть спустилась на землю весна.
Пусть осеннее будет ненастье
Или белого снега стена.
Мне не жить без родного сиянья
Самых ласковых маминых глаз.
Между нами сейчас расстоянье,
Но я знаю — судьба сведет нас.
178
5
Ты сегодня приснилась мне.
Сны с тобою — мои любимые.
Я забыла о жуткой тьме,
Лишь лицо твое милое видела.
Я мечтаю вернуться в свой сон,
Навсегда там с тобою остаться.
И будильника утренний звон
Никогда чтоб туда не ворвался.
Чтоб разлука ушла и тоска,
Чтобы были с тобою мы рядом,
Пусть мечта эта так далека,
Но другой никакой мне не надо.
6
Занесло снегом дом у реки,
Где прошло мое светлое детство,
Где у леса росли васильки,
И смеялось от радости сердце.
Как вернуться мне в прошлое хочется!
В мир, где солнце сияет лучистое.
Я устала от одиночества,
Я хочу небо видеть вновь чистое.
А сейчас только грусть и уныние
Из души вырываются с грозами.
179
Я когда-то была счастливая,
Но сменилось все это грезами…
7
Ветер юность мою нес
На загадочный восток,
Ароматом манил роз,
Целовал меня в висок.
Высоко дрожал туман,
Опускаясь неспеша.
Пыль хлестала по ногам,
Светом полнилась душа.
Я ступала на тропу
Неосознанных потерь,
И кружилась на ветру
Детства моего сирень.
Пух высоких тополей
Обволакивал меня.
Был похож он на метель
В середине февраля.
Как беспечна я была
В тот невозвратимый миг.
Как улыбчива, мила,
Словно солнца светлый лик.
Позади клубилась пыль,
Сердце согревал июль,
180
И несмело мне дарил
Ветер нежный поцелуй.

Юность он мою унес
На загадочный восток,
С каждой из десятка роз
Сорвав алый лепесток.
8
Ласточки низкий полет —
Я гоню мрачное прочь,
А над землею плывет
Августа знойного ночь.
И не считая шаги,
Смело иду за луной.
Мысли мои — в полстроки...
Но бесконечность со мной.
Ветер коснулся качель,
Скрипа полна тишина.
Жизнь не заменишь ничем,
Слишком прекрасна она.
Губы дрожали мои,
Плоть отрекалась и кровь,
Что меня ждет впереди,
Знать может только господь.
Не возвратиться назад,
Сложен судьбы лабиринт.
Что я успела сказать,
181
Мамина память хранит.
Сердце пронзают ножи,
Стены способны убить.

Смерть — это плата за жизнь,
Только мне рано платить.
9
Я так устала от всего,
Хочу порою умереть.
Сосуды сердца моего
Сплела неволя злая в сеть.
Я ощущаю пустоту,
И в горле ком встает, давя.
Не чувствую я жизни стук,
Не чувствую самой себя.
Мне некому сказать «люблю»
И поделиться тем святым,
Что душу тронуло мою,
Что многим кажется пустым.
Я многое хочу успеть —
Сказать, увидеть, написать...
Но сплетены сосуды в сеть,
И я успела уж устать...
10
В косы плетутся судьбой
Однообразные дни.
182
Мудрый мой век с сединой
В тьме бесконечной поник.

Выше рвет ветер листву,
И собирается дождь.
Я же газет строки рву,
Где безысходная ложь.
Сердце кричит от тоски,
Зная, что слышу лишь я.
О, как мечты высоки,
О, что за жизнь у меня!
Прошлым теперь дорожу
И умоляю — приснись!
Что-то забыла, дрожу,
Словно осиновый лист.
Снова жалею себя,
Верю в свободу свою.
Сколько лет прожито зря!
Их ведь уже не вернуть!
Сколько постигло морщин
Мамы лицо и отца?!
Сколько нам так еще жить?
Как нам дождаться конца?!
11
Я укрыла одеялом, что могу,
И душа подобрела от боли.
Не способная я и врагу,
183
Пожелать той беды, что со мною.
На меня рушат стены, слов нет.
С разрешения шаг сделать можно.

Я умру, и наш страшный секрет
Разгадать будет уж невозможно.
Я закрою ладонью глаза,
Не желая действительность видеть.
Нас наверное бог наказал.
Мы успели кого-то обидеть...
Промолчу, в сотый раз я стерпев
И удушье, и страшные звуки,
Лишь надежду бы дал кто-то мне,
Что дождусь я конца злой разлуки.
Одеялом укрыв, что могу,
Сотворить не сумею я чудо.
И себе беспощадно солгу —
Не хочу, не умею, не буду...
12
Ночь позолотила неба руку,
Ночь-цыганка с хищными глазами.
Не забыла я, сидя за люком.
И луна мне светит золотая.
Разорвется сердце мое в клочья,
Не умолкну, от бессилья воя.
Не забуду я последней ночи,
За которой следом шла неволя.
184
Сквозь нее мне слышался плач мамы,
Впереди была лишь неизвестность.

Сколько километров между нами?
Господи, ответь мне, только честно!
Не молю тебя я о пощаде,
Не прошу замки открыть в мгновенье.
Помоги лишь побороть преграду.
Сделай так, чтоб я была сильнее.
Вспоминать боюсь минуты боли,
Но та ночь стоит перед глазами.
Я устала в мрачной жить неволе.
Господи, когда придут за нами?
Я судьбу свою не проклинаю.
Я перекрещусь за счастье трижды.
С мамочкой родной дождусь свиданья,
Самого желанного мной в жизни.
Враг не сломит веру в моем сердце,
Не заставит позабыть свободу.
Пусть я здесь уж двадцать пятый месяц,
Маму я поздравлю с Новым годом!
13
Уголок одинокого рая
Истоптали бездушные тени,
Оказаться хочу умирая,
Я в своей безмятежной постели.
Не просить карандаш, лист бумаги,
185
Для себя лишь оставить все мысли.
Пусть глаза распухают от влаги,
И дрожат рук худых мои кисти.

Я к груди прижимая колени,
Обнимаю в мечтах маму нежно.
Умереть бы в своей мне постели,
Навсегда в ней уснуть безмятежно.
Когда месяц назад повернется,
Полоса в черном шелке застынет.
Не увидеть отныне мне солнца,
Мое сердце навеки остынет.
Мы так встретиться снова хотели,
Вы простите меня, умоляю.
Истоптали бездушные тени
Уголок одинокого рая...
14
Запорошило мне душу, замело,
Как в бреду тяну я руки к маме.
Мамочка, согрей своим теплом,
Несмотря на пропасть между нами.
Как мне грустно, как нехорошо,
Ведь огонь сердечный мамы дома,
Я к ней рвусь израненной душой,
Понимая вновь, что бестолково.
Я молю небесных и святых,
Подарить надежду с ней на встречу,
186
Но они мне дарят только сны,
Только сны желанные под вечер.

Ах, прижаться б телом ледяным
К теплому моей далекой мамы.
Глаз ее коснуться неземных,
Ощутить как раньше ее рядом.
Запорошило мне душу, замело,
Как в бреду тяну я к маме руки,
Мамочка, согрей своим теплом,
Больше я не выдержу разлуки...
15
Снова жизни вспомнилась беспечность,
Вновь тоска о том, что не вернуть.
Скованы неволей мои плечи,
Давят стены мертвые на грудь.
Я, заплакав тихо в свои руки,
Разбивая камень на душе,
Сосчитаю годы той разлуки,
Что судьбою стала мне уже.
Слишком тесен сердцу мир с наперсток,
И о прошлом тихий разговор
Не заменит ночи темной звезды,
Неба, озарившие простор.
Не заменит глаз любимой мамы,
187
Не заменит светлую любовь.
Заглушить лишь боль душевной раны
На одно мгновенье он готов.

Но порой важны мне эти фразы,
Чтобы не взорваться от тоски.
Господи! Кто счастье мое сглазил?
И за что зажата я в тиски?
Жизни вспоминаю я беспечность
И грущу о том, что не вернуть.
Скованы неволей мои плечи,
Давят стены мертвые на грудь.
16
К луне прикасаясь горячей,
Ища, где уже не найти,
Молю я, безудержно плача,
Христа мою душу спасти.
На грани меж жизнью и смертью
Стою я, за воздух держась.
Бросает в лицо мне злой ветер
Обид нескончаемых грязь.
И кружится ворон под небом,
Пугая своей чернотой,
Ни зрелищ не надо, ни хлеба,
Прошу у Христа я покой.
“О Боже!” — кричу от бессилия. —
188
“Ответь, почему это я?”
Боль, плен, тьма, безумство, насилие

Жестоко убили меня.
К луне прикасаюсь горячей,
Спасенья нет сил больше ждать,
Молю я, безудержно плача,
Христа мою душу забрать.
17
Мама, я твои глаза забыла,
Мама, я твой голос не узнаю.
Ты меня уже похоронила,
Но живая я еще, живая.
Не поверь, ты руки опуская,
В мою смерть осеннюю порою.
Не нашла меня ты, но искала,
Не поверь, что нет меня с тобою.
Мама, береги свою надежду,
Без нее не свет наступит в жизни.
Я вернусь, пусть не такой как прежде,
Я вернусь, став ласковей и ближе.
Береги свои святые слезы,
Я не стою ни единой капли.
Помни, что над нами те же звезды
И небесной выси синий лапы.
Мама, дорожи мгновеньем каждым,
Ведь успеть так много тебе надо.
189
Нам господь не дарит жизни дважды,
Береги ее ты как награду.
Мама, не отчайся, умоляю,

Ты нужна мне сильной и счастливой.
Не в аду я и не в ложе рая,
Мое сердце не остановилось.
Не поверь, слезами умываясь,
Что погибла я от рук злодея.
Я вернусь к тебе, я постараюсь,
Не вернуться я к тебе не смею.
Благодарности
Большое спасибо, что прочли мою книгу, и

прошли со мной весь этот нелегкий путь.
Я очень надеюсь, что тем из вас, кто пережил
физическое, сексуальное, психологическое, до-
машнее или любое другое насилие, моя история
поможет понять, что нельзя мириться с обстоя-
тельствами — НИКОГДА — только тогда возможно
преодолеть любые испытания и начать жить “за-
ново”. Пусть моя книга станет для вас светом веры,
надежды и любви.
И еще — я хочу выразить безмерную благодар-
ность своей семье, детям, родным и друзьям, кото-
рые всегда помогали, поддерживали и вдохновляли
меня; Яне Максимочкиной-Лэнгли, PR-консультанту
и моему литературному агенту, за ее бесценную по-
мощь в публикации книги, а также издательству АСТ,
и лично Юлии Назаровой.
Мои рисунки — единственное,
что я забрала из подземного бункера…
О чем могут рассказать мои рисунки?
Отношения мужчины и женщины. Семья. Обычный

быт. Детали домашнего интерьера — как мне этого не
хватало те почти четыре года, когда я была пленницей
сексуального маньяка!
Наверняка рисунки, созданные мною в подземелье,
могут дать богатую пищу для размышлений психоло-
гов. Вот, например, в этом рисунке изображена явная
жертва. Изломанное тело, заломленные руки. Боль-
шой прорисованный рот без намека на улыбку — все
говорит о том, что у человека на рисунке — скрытая
агрессия.
Один из журналов «коллекции» Виктора Мохова.
Его зацикленность на теме секса была очевидной.
Записка Виктора Мохова, в которой он объяснял при-

чину своего преступления…
Новогоднее поздравление, адресованное моей се-
стре по несчастью:
«Если б феей я была, то слаще меда для тебя устроила бы
праздник. Милая подруга, с Новым годом! Я тебе желаю
всего сразу. Пусть в сердечке бесконечно добром расцве-
тет в судьбе любви мимоза... Пусть в глаза твоих небес-
но-чудных не угаснет свет святой Надежды… С Новым
годом, верь, что он счастливый… Сестренка Катеринка».
Новогодняя открыточка, нарисованная

мною в подарок Лене, ее размер
не превышает 5 на 7 сантиметров.
Эту иконку я
нарисовала,
когда молилась
о Свободе…
Виктор Мохов и его подельница Елена Бадукина

в зале судебного заседания.
Содержание
Вступление . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .3
Кто я?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 13
30 сентября 2000 года. Вера, надежда, любовь . . 19
Подземный плен . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 37
2001 год: подземное существование . . . . . . . . . 47
Что он говорил? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73
Он просил прощения? Извинялся за то,
что насилует их? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 73
2002 год: кошмар продолжается . . . . . . . . . . . . 85
2003 год: все повторяется. . . . . . . . . . . . . . . . . 97
2004 год: освобождение . . . . . . . . . . . . . . . . . 111
Последний год . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119
Освобождение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 131
Заключение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 151
Послесловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 161
Я сейчас жива... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 171
Издание для досуга
18+
Биографии. Мемуары
Катя Мартынова
Заведующая редакцией Мария Андрюкова

Ответственный редактор Юлия Назарова
Дизайн обложки Александра Воробьева
Верстка Людмилы Быковой
Подписано в печать 19.01.2021

Формат 84x108/32 Усл. печ. л. 10.92
Печать офсетная. Бумага типографская. Гарнитура Myriad Pro
Тираж 3000. экз. Заказ № .
Общероссийский классификатор продукции ОК-034-2014 (КПЕС 2008);

58.11.1 — книги, брошюры печатные.
Произведено в Российской Федерации. Изготовлено в 2021 г.
Изготовитель: ООО «Издательство АСТ»
129085 г. Москва, Звездный бульвар, д. 21, строение 1, комната 705, помеще-
ние I, этаж 7
Наш электронный адрес: www.ast.ru
«Баспа Аста» деген ООО

129085, Мскеу аласы, Звездный бульвары, 21-й, 1-рылым, 705-блме,
I-жай, 7-абат
Бізді" электронды мекенжайымыз: www.ast.ru
Интернет-магазин: www.book24.kz
Интернет-дкен: www.book24.kz
Импортёр в Республику Казахстан ТОО «РДЦ-Алматы».
6азастан Республикасында;ы импорттаушы «РДЦ-Алматы» ЖШС.
Дистрибьютор и представитель по приему претензий на продукцию
в республике Казахстан:
ТОО «РДЦ-Алматы»
6азастан Республикасында дистрибьютор
жне нім бойынша арыз-талаптарды абылдаушыны"
кілі «РДЦ-Алматы» ЖШС, Алматы ., Домбровский кш., 3а, литер Б, офис 1.
Тел.: 8(727) 251 59 89, 90, 91, 92
Факс: 8(727) 251 58 12, вн. 107; E-mail: RDC-Almaty@eksmo.kz
Nнімні" жарамдылы мерзімі шектелмеген.
Nндірген мемлекет: Ресей
Сертификация арастырылма;ан

Martynova - Ispoved Uznicy Podzemelya.619209

Загружено:

Сведения о документе

Оригинальное название

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Martynova - Ispoved Uznicy Podzemelya.619209

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

КАТЯ МАРТЫНОВА

ИСПОВЕДЬ УЗНИЦЫ ПОДЗЕМЕЛЬЯ

Фотограф обложки Александр Щербаков

ISBN 978-5-17-135162-5 © Катя Мартынова, текст

история. 1312 дней я провела в сыром мрачном под-

Но, вероятно, Господь услышал отчаянные

и для всех женщин, которым пришлось в своей

что произошло со мной. Точно так же моя свобода

День Веры, Надежды и Любви стал черным

плюшевый солнечный зайчик. Он улыбается мне,

Моя кровать… Моя комната… Мой дом…

комната, где я делаю уроки, болтаю с подругами по те-

ДО похищения — это жизнь обычного ребенка в обыч-

Хобби у меня нет, если не считать желания ино-

лета, вместе гуляли, ездили на велосипедах, дурачи-

Внешне я довольно симпатична, у меня карие

Теперь, когда каждая минута проанализирована

2000-го года с обычного телефонного звонка… К не-

Ну, почему в тот день не отключили телефон?

Почему я не ушла гулять во двор?

Почему я не сидела в наушниках? Тогда бы

Я была дома. Я подняла трубку телефона и …

— Привет, Кать! Это Лена, мы с Аней учимся

— Да, я помню тебя, Лен.

— Мы с твоей сестрой договорились се-

— Я могу поехать вместо нее, — обра-

Уже практически выйдя из дома, я услышала,

— Чем занимаешься? — спросила Аня.

Рассказав в подробностях наш разговор с Ле-

С Леной я встретилась в районе шести ча-

Для меня, четырнадцатилетней девочки,

счастлива присутствовать на этом празднике жиз-

Посмотрев фейерверк, заканчивающий празд-

— Давай пройдем на другую остановку, по-

В те годы в Рязани не ходили маршрутки, го-

торых, впрочем, тоже не хватало. Если повезет, до-

Решив, что хоть так немного сэкономим время,

— Девчонки, вы далеко идете? — спросил

Я молчала. «Пусть Лена что-то решит, — поду-

Лена колебалась. Тогда парень вышел из ма-

Водитель молча сидел в машине. Через окно

После недолгих уговоров Лена согласилась

— Девчонки, давайте в магазин заедем, по

Отказаться было неудобно. Все-таки они вызва-

только, что была красная рубашка в черную клетку…

Леша сходил в магазин, купил две шоколадки

— Ну, что, красавицы, давайте за праздник

Сначала мы отказывались, но, не желая выгля-

Алексей быстро достал бумажные салфетки

— Водку на себя пролить — плохая приме-

Дальше пить спиртное я отказалась и просто

Виктор завел мотор и повез нас снова в центр.

— Девчонки, нам нужно отойти на минутку, —

— Лен, куда мы приехали? — удивилась я,

— Не знаю, — пожала она плечами. — Я, ка-

Но продолжить разговор нам не удалось, так

— Забыл на тормоз ручной поставить, — пер-

— Где мы находимся? — тут же задали мы во-

К этому времени я немного пришла в себя,

скорее всего, потому, что снотворного в воде было

— В Рязани, недалеко от площади, где диско-

Делать ничего не оставалось, общественный

Подъехав к деревянным воротам, Виктор вы-