Дэва

Поцелуй суккуба

Конспект:
Егор Мельников
 Мы всегда были здесь. Мы жили везде, где смертные жаждали секса и
поклонения. Мы были древнейшими шлюхами этого мира – но шлюхами, перед
которыми даже владыки смертных с радостью простирались ниц. Не нужно
сопротивляться. Опустись на четвереньки. Ползи ко мне. И высунь язык. Я хочу
показать тебе, что он создан не для философских бесед.
Синнхаджа, Королева Гарпий,
в ответ на слова Картианца

Эта книга:
• Прослеживает историю клана Дэва от знойных шумерских городов до мегаполисов
современного мира.
• Открывает тайны Какофонии – подпольного “самиздата”, позволяющего Суккубам
обмениваться информацией, не привлекая внимания других Проклятых.
• Позволяет увидеть Дэва глазами смертных – и Проклятых.
• Описывает новые Преимущества, родословные, Дисциплины и тайны клана, которые
придутся по вкусу каждому игроку Vampire: the Requiem.
 Создатели
Текст: Рассел Бэйли и Бенджамин Бау
Разработчик: Джозеф Д. Кэррикер-младший
Креативный директор: Рик Томас
Руководитель производства: Мэтт Милбергер
Редактор: Анита Хэгер
Арт-директор: Крэйг Грант
Внутренние иллюстрации: Макс Брукс, Николь Кардифф, Роберт Картер, Эрин
Грант, Кристин Гриффин, Рейчел Хаупт, Мишель Кох, Джейкоб Масбрух, Аксель Ортис,
Эфрем Палсиос, Рик Пеллегрино, Клаудия Саттон, Матиас Тапиа и Джон Вигли
Обложка: Дэвид Кренц

Посвящение разработчиков
Джеффу Микони и Анджеле Бернхардт

Особая благодарность
Нам трудно выразить словами свою благодарность Мэрри Луонг, которая
продолжала биться над редактированием книг о кланах Сородичей и фолиантом
Damnation City в темнейшие часы нашей компании. Мы в неоплатном долгу.
 Содержание
Истории о Суккубах 5
Суккубы и общество 102
Клановые Преимущества 103
Новые Практики 105
 Уважаемый В.Х.
Сегодня мне уже кажется странным думать, что я приехал из Парижа. Или, если на то
пошло, из Кентербери или Лондона. О, я легко осваиваюсь с иноземными языками. Моя
проблема не в том, что смертные плохо понимают мои выражения. Трудность состоит в
том, что жизнь кажется мне отдалённой, ненастоящей, похожей на сон.
Мои воспоминания о жизни до Нью-Йорка – до моей смерти – даже не ощущаются
непосредственно как воспоминания. Представители моего рода живут моментом. Мы
потакаем своим аппетитам везде, где можем. Мы вовсе не отвлекаем себя от мыслей о
жизни. Мы наслаждаемся каждым моментом. И мы очень многое помним.
Мы помним, что голод руководил нами и в человеческой жизни, даже если это был
голод, вызванный нехваткой сильных эмоций, власти или осознания своей роли в мире.
Наш голод – это голод самой жизни, желание почувствовать себя настоящим. Если я
захочу, моё сердце забьётся с той же силой, что и сердце здорового человека, а моё
мужское достоинство примет боевую готовность. Но мы боимся почувствовать себя
мёртвыми. Мы любим и ненавидим, гибнем и убиваем, мстим и щадим. Мы наполняем
свою жизнь происшествиями, потому что иначе какой в ней смысл?
Даже отношения между сирами и потомками в нашем случае редко носят официальный
и отрешённый характер. В течение нескольких сотен лет я жил со своей создательницей
как муж и жена. Я мечтал всегда быть рядом с ней, что несколько затруднялось тем, что в
ту пору я был простым гулем. Помню, как я был зол, когда она заявила, что слышит зов
оцепенения и собирается покинуть меня на пару веков. Я был зол, даже когда она сказала,
что наделит меня бессмертием, чтобы я смог дождаться её. Я был зол, потому что какой
толк в бессмертии, если её не будет рядом со мной?
Она позволила мне ругать её, называть сукой, шлюхой и дьяволом. И когда я закончил,
когда я заплакал тогда ещё чистыми, смертными слезами, она позволила мне простить её
и дала мне свою кровь в последний раз.
Вскоре после этого Мариса ушла в туман веков. Наша потребность в секретности
лишила её права на погребальную церемонию. Я сказал нашим друзьям, что она
неожиданно уехала, скорее всего, в компании своего негодяя-брата. Мне не разрешили
носить траур, и, возможно, именно это побудило меня начать сбор пожертвований.
На протяжении более чем двух столетий я собирал семейные реликвии и воспитывал
своих смертных детей, заставляя их делать то же самое. Я не знаю, был ли я хорошим
отцом. Мне нравится думать, что, по крайней мере, я подарил им страсть к истине и
понимание того, что должна означать семья.
Простите, я отвлёкся. Я только хотел выразить важность этой коллекции для меня.
За этим письмом последуют другие: документы и артефакты из моей коллекции. Я мог
бы доверить их своему Князю или напрасно ждать, пока Мариса проснётся, однако я
верю, что вы найдёте им лучшее применение. Вы будете помнить меня. И возможно,
именно вы сумеете заполнить пробелы в моих исследованиях.
Ваш близкий друг,
Т.У.
 Дневник Кевина
Мариса говорила мне, что правда не имеет значения – значением обладает лишь то,
как нас видят другие. Я так и не понял смысла этой премудрости, пока она была со мной.
Когда её не стало, мне уже не довелось сказать ей, что я наконец осознал её правоту.
Этот дневник попал ко мне в руки по… особым каналам, от двух любезных кузенов.
Кажется, этот несчастный смертный стал игрушкой в руках Суккуба. Любопытно
наблюдать, как он смешивает воспоминания о своей трагедии с наблюдениями о жизни
Сородичей. Это воистину уникальная смесь поражения и триумфа. Как недавно сказал
тот американский писатель, Фицджеральд, “победитель достаётся трофеям”.

I
Никто не станет это читать. Даже не знаю, для кого я пишу эти строки. Я думаю, если
что-то со мной случится, Дэрил просто проверит, на месте ли мебель в квартире, не
облупилась ли краска и работает ли слив в унитазе. А эти тетради он сложит в коробку и
выбросит на помойку, прежде чем найти другого неудачника, который будет снимать его
комнату на $50 дороже, чем я.
Но, может, я ошибаюсь. Может, эти записки найдёт тот, кому они пригодятся. Другой
человек, глазам которого открылась правда. Может, это будешь ты, Джеки. Надеюсь, ты
будешь гордиться мной и поймёшь, почему мы расстались. Знай, что я ничего не забыл.
Прости, что я забыл купить молоко в тот раз. Хотел бы я, чтобы всё вышло иначе.
Итак, что я знаю.
1. Вампиры существуют. Я не люблю это слово. Вампиры. Звучит чертовски
неубедительно. Я помню детей из школы, которые называли себя вампирами, но они были
сраными неудачниками.
2. Вампиры лучше любого из нас по трём причинам. Они сильнее, они быстрее и они
сексуальнее. Я узнал все три их достоинства на своём опыте. Но об этом я расскажу
позже, если у меня будет настроение.
3. Я не сумасшедший
4. Вампиры следуют за людьми – отчасти в том смысле, в котором акулы следуют за
рыбой, однако в не меньшей степени их можно уподобить актёрам, следующим за
аудиторией. Им нужны люди, которые будут на них глазеть, даже не понимая, на кого
именно они смотрят.
5. Вампиры пытаются держать своё существование в тайне.
6. Я делаю всё это, чтобы найти её. Я не могу без неё. Я всё ещё поддерживаю себя в
отличной форме на случай её возвращения. Я пытаюсь сосредотачивать свои эмоции –
преимущественно негативные – на упражнениях. Вот только что я пробежал идеальную
милю. Дышал правильно. Считал каждый вдох. Каждый шаг. В миле – 1945 моих
среднетемповых беговых шагов. Когда идёт дождь, мне приходится сделать больше шагов
за милю. Когда я выбегаю из дома, часто срезаю ступеньки. За неделю я пробегаю, по
крайней мере, семь миль с максимальной скоростью. Я знаю, что будет время, когда мне
придётся за кем-то погнаться или когда кто-то будет гоняться за мной самим, и мне нужно
будет двигаться.
Кроме того, во мне говорит тщеславие. До того, как я начал работать над этим
исследованием, я выглядел… мягко говоря, недурно. Я читал журналы о спорте и делал
упражнения для пресса. У меня был отличный костюм, несколько пар ботинок, уценённые
“Ролексы”, новенький “Линкольн Навигатор” и много, много чего ещё.
Всё изменилось, когда я пошёл за молоком по просьбе Джеки. На мне был костюм с
широким воротником. Я заплатил за него сорок пять долларов, и он был старше меня. Я,
правда, не брился с пятницы, а на дворе стояло уже воскресенье, но это тоже чуток
придавало мне мужественности. Когда я посмотрел в отражение холодильника в магазине,
мне показалось, что я смотрюсь как кинозвезда.
Я наклонился за свежим галлоном “коровьего сока”, как мы с Джеки называли обычное
молоко, а когда выпрямился и повернулся, увидел её. Её. Знаете, я никогда не причинял
вреда своему телу наркотиками, курением или выпивкой, но с той встречи я ни разу не
говорил, что моё тело – это храм.
Я доподлинно знаю, что моё тело не храм. Потому что я видел тело, которое является
храмом. Я знаю, о чём говорят сатанисты, когда рассказывают об “алтарях плоти”. Я
поклонялся такому телу. Моё тело – не храм и даже не алтарь. Мое тело – жертва,
лежащая на алтаре.
***
С первой нашей встречи я словно пребывал в беспрерывном бреду. То, что я тогда
чувствовал, не было любовью, это была дистилляция влюбленности. Я болел, я потел, я
исходил гормонами, а она просто улыбалась мне губами, которые на фоне бледноватого
лица выглядели так, словно она обмазала их сиропом.
У неё были широкие губы, и поэтому улыбка казалась огромной. Я не могу описать её.
Я не знаю, как это сделать. Я могу перечислить её физические характеристики – высокая,
стройная, с веснушками, естественно вьющимися волосами, которые были
профессионально выпрямлены… но всё же, что это вам говорит? Это не она. Это перечень
её внешних данных.
Вместо этого я скажу, каково было быть с ней в ту первую ночь и как она заставила
меня чувствовать себя. Я никогда раньше не изменял Джеки и считал себя лучшим парнем
на свете. Однако я ошибался. Просто я никогда не встречал девушки сексуальнее, чем та,
с которой я столкнулся в магазине.
 Нет, Джеки была прекрасна. Она занималась гимнастикой, следила за собой, а ещё у
неё были отличные гены (её мама была живым определением термина “MILF”, и я часто
поддразнивал Джеки, разговаривая на эту тему).
Я почти не помню, о чём мы говорили с той девушкой в магазине. Я знаю, что она
смотрела на мою задницу, когда я наклонился взять молоко, и знаю, что она не особо
пыталась это скрыть. Я начал инстинктивно подшучивать над ней, а она давала
остроумные ответы. В конечном счёте она спросила что-то вроде:
– Не купите мне выпить, мистер?
А я рассмеялся и купил себе пачку из двенадцати банок. Когда мы вышли из магазина и
откупорили пару банок, я заметил, что она не слишком-то часто прихлёбывает из своей,
но не придал этому большого значения.
Каким-то образом я умудрился позвонить Джеки прямо посреди беседы с незнакомкой
и непринуждённо соврать ей о том, что сломался и жду эвакуатор. И что ей лучше
поспать, потому что такси приедет нескоро.
Когда мы вдвоём сели в мой “Навигатор”, я как раз заканчивал говорить. Моя спутница
улыбнулась и сказала:
– Так ты не хочешь, чтобы твоя леди знала, что ты везешь другую девушку домой?
Я, кажется, не ответил.
Она жила в квартире недалеко от Северного Шеридана в Роджерс-парке. Не очень
хороший район. Немного обветшалый, но не настолько, чтобы дилеры продавали товар на
углах, не боясь соседей и полицейских. Скорее это было местечко, в котором жили
бедные студенты.
Она вышла и прикусила губу так, что я почувствовал тепло одновременно в груди и
штанах.
– Не хочешь убедиться, что я доберусь до своей двери и лягу спать в безопасности? –
спросила она.
Я вышел и обошел “Навигатор”. На короткий миг я встал на свету, прищурившись и
повернувшись к ней. Теперь уже я прикусил губу. Она снова улыбнулась мне, и звёзды
спустились с неба, кружась, словно осы, и ужалили меня в лицо колючим жаром. Я
глубоко вздохнул и шагнул в темноту следом за ней.
***
Внутри всё тоже напоминало студенческую общагу. Посуда в раковине. Пустые
коробки от пиццы. Пивные банки. Несколько бутылок вина в мусорке. Корзины с
одеждой, приготовленной для стирки.
Она поставила пиво в холодильник и вернулась в гостиную, где я кружил вокруг
дивана, не решаясь сесть первым. Она протянула мне банку пива и взяла другую. Мы так
и остались стоять.
Я взглянул на диван, увидел пару трусов не её размера и спросил:
 – Соседка по комнате?
Ей удалось изобразить лёгкое смущение.
– Бывший парень. Превратил мою жизнь в кавардак.
– И квартиру тоже, – пошутил я.
– Я была так потрясена, что у меня не было сил прибраться. Кстати, лучше молчи обо
всём, что связано с футболом, “Наскар” или “Алтимейт фрисби”.
– Без вопросов. Хотя что-нибудь может проскользнуть в моей речи. Это же половина
всех тем на свете.
– Садись, что ли, остряк.
Она освободила для меня место на диване, а сама рухнула на другой конец, подтянув
ноги. Я помолчал и подумал о том, что я здесь делаю. О Джеки, ждущей моего
возвращения. Я немного поработал над словами, прежде чем произнести их, а когда начал
говорить, сунул руку в карман и выключил звонок на телефоне.
Я рассказал ей о том, как рос в Чарльстоне, а потом приехал в Чикаго в школу и просто
остался. Я поговорил о своей работе с Беллом и Прайсом, о том, что мои родители
расстались после того, как я съехал, и что они просто ждали, когда я уйду, чтобы они
могли сделать это официально – как будто я не замечал жестокую холодную войну,
которая длилась с моего восьмого дня рождения до восемнадцатого.
Я не рассказывал ей о Джеки, пока она не сказала:
– Ты соврал своей девушке, чтобы отвезти меня домой.
– Да.
– А потом вошёл внутрь.
– Да.
– Ты, должно быть, любишь её, если лжёшь так правдоподобно. Ты попросил её
заснуть без тебя. Уверена, она тебе поверила, потому что вы доверяете друг другу.
Я помолчал.
– Да. Слушай, а расскажи мне о себе. Как получилось, что ты настолько очаровательна,
что я рискую двухлетним преддверием к браку, чтобы пить пиво, сидя на шортах твоего
бывшего?
Она рассмеялась.
– У меня есть секрет, и если ты угадаешь, я тебя поцелую.
– Ты вампир, – сказал я не думая. Только мгновением позже я сообразил, что сказал это
из-за вчерашнего фильма о горячей вампирше, заманивавшей неверных мужей к себе в
логово.
У неё округлились глаза. Потом она улыбнулась. Одна из тех улыбок, которые ты
видишь глазами, но чувствуешь у себя в промежности.
 Она медленно наклонилась ко мне через весь диван, и в её движении чувствовалась
энергия, которую можно наблюдать у спортсменов, привыкших к постоянному
напряжению мышц.
– Даже не думала, что ты поймёшь всё так скоро, – сказала она.
 Как распознать вампира
Мне потребовалось некоторое время, чтобы выработать эту методику. Вот в чём
хитрость. Не нужно искать вампиров сознательно. Они отлично притворяются людьми,
потому что иначе им бы пришлось нападать на них в переулках или затаскивать их
сопротивляющиеся тела в канализацию.
Им больше нравится, когда люди сами приходят к ним. Они используют наши эмоции
против нас самих. Нередко они даже изображают любовь, но в этой любви не больше
правды, чем слове “детка”, которым называет тебя стриптизёрша. Но, как и в случае со
стриптизёршей, это не означает, что ты вообще не имеешь для них значения. Просто это
не настоящая любовь, не настоящие чувства. Это способ коммуникации.
Но я отвлёкся.
Фокус состоит в том, чтобы не искать вампиров, а наблюдать за толпой. Следите за их
лицами. Когда вампир охотится в толпе, он напоминает акулу, рыщущую в стае рыб.
Люди подсознательно замечают хищника. Они бессознательно движутся в определённом
направлении, обходя его или даже поглядывая на него – даже если они не осознают, что
действительно посмотрели на этого человека.
Определите центр той области, в которой люди ведут себя несколько напряжённо.
Найдите человека, на которого они посматривают. Это и есть ваш вампир.

Десять мест, где я видел вампиров

1. Наковальня – индустриальный гей-клуб. Хайнекен здесь стоит дорого. Когда я
встретил вампира, я сразу понял, кто передо мной. Как только он вошёл в клуб, все
повернулись к нему. Он явно бывал здесь не раз, потому что начал здороваться со всеми
короткими кивками, и людям было интересно, к кому он подсядет на этот раз.
Я не знаю, были ли некоторые вампиры геями до того, как они, собственно, стали
вампирами, а может, им просто всё равно. Я видел того же вампира несколько недель
спустя в клубе для натуралов, и там его тоже считали своим. Я думаю, для вампиров наши
клубы – просто шведский стол, где пол человека играет ту же роль, что и мексиканская
или китайская кухня для нас с вами. В одном месте жареную курицу кладут в
апельсиновый соус, в другом её готовят на гриле и запихивают в кукурузную лепёшку,
однако в обоих случаях это курица.
2. Стальная мельница – круглосуточный оздоровительный центр. Если занятые люди
работают днём, почему бы не создать фитнес-клуб для вечерних упражнений? Я
участвовал в одной из пробных тренировок. Сейчас у меня уже не хватает денег, чтобы
купить абонемент. Как и в любом фитнес-клубе, в “Стальной мельнице” куча зеркал во
всю стену. Я хорошо видел, как парень с размытым отражением подходит к одной из
девушек познакомиться и как спустя пару минут они уходят из зала вместе.
 3. Танцы на выпускном вечере в Школе Джона Мандерса – я помогал музыкальной
группе установить оборудование, потому что у меня была теория, что вампиром может
стать любой, а значит, на выпускной вечер придут подростки, навсегда застрявшие в
шестнадцатилетнем возрасте. Поскольку вампиры обожают места, в которых секс и
веселье прямо-таки пузырится в воздухе, выпускной вечер должен был стать для них
идеальными охотничьими угодьями.
Когда я увидел парня в кожаной куртке, я понял, что это он. Он просто проплыл через
толпу подростков, и они расступились перед ним, словно были туманом, расходящимся
перед фарами. Когда он отвёл одну девушку в раздевалку, я последовал за ними и наделал
шуму, “случайно” опрокинув мусорную корзину. Он бросил её и немедленно ушёл,
игнорируя её оклики. Взгляд, который он бросил на меня, когда уходил, напугал меня до
смерти.
Он был стар. Стар, как кости заледенелых мамонтов. Его глаза видели, как народы
строили цивилизации и уходили в туман истории. И он застрял в теле подростка. Само
собой, я убрался к чёрту спустя минуту после его ухода.
4. Игровой клуб Ред-файв – я зашёл сюда, чтобы взять кока-колы и посмотреть, как
подростки гоняются друг за другом на широких экранах, разрывая тела товарищей на
куски плазмаганами и ракетными установками.
Они улюлюлюкали и смеялись… а время от времени они поглядывали назад, где стояла
девушка, определявшая победителя. Она не была хорошенькой, я бы даже назвал её
некрасивой. На нос она нацепила очки в стиле эмо, а волосы окрасила в странный
каштановый цвет. На ней была футболка с игровым логотипом, куча браслетов и прочего
гиковского барахла. Но от неё трудно было отвести взгляд. Она болтала с мальчишками о
консольных играх, музыке и компьютерах. И она владела ими. Она владела всем этим
местом. По моей личной шкале сексуальности она едва ли набрала бы и четыре балла, но
здесь она выходила далеко за десятку. Вампиры находят свои ниши.
5. Дом престарелых округа Кук – когда я услышал рассказы о доме престарелых, в
который попал мой дед, мои иллюзии о пожилых людях, которые никогда не трахаются,
испарились навеки. Пара таблеток, и даже дряхлый старик не сможет усидеть в кровати.
После того как я убедился в существовании вампиров подросткового возраста, моей
следующей остановкой стало пристанище стариков.
Я вызвался помогать в этом заведении и не без удовольствия приготовил спагетти для
целой оравы седовласых постояльцев. Мне не потребовалось и пяти минут, чтобы найти
вампира. Старый ублюдок громко рассказывал о соусе для спагетти, в то время как
бесстыдные восьмидесятилетние женщины флиртовали с ним, пытаясь повлиять на его
суждение. Я понял, что это была идеальная популяция для охоты. Боже, учитывая, как
одиноки бывают старики, может быть, этот вампир даже оказывает им услугу. Во всяком
случае, перед смертью им будет интересно.
 6. Мерл – я зашел сюда, потому что слышал, как люди рассказывали о сладком
картофельном пироге и прекрасной милой официантке. Похоже, у меня появилось шестое
чувство. А может быть, на каком-то уровне я начинаю распознавать признаки влияния
вампира на моих собеседников. Поэтому я пошел попробовать пирог и посмотреть на
официантку.
Это было довольно вульгарное место. Пироги стояли на вращающейся стойке у самой
двери. Музыкальный автомат был загружен хитами прошлых лет, и какой-то поклонник
Джонни Кэша забросил достаточно монет, чтобы он пел всю ночь.
Конечно, официантка была вампиром. Я никогда раньше не видел, чтобы так много
людей давали двадцать баксов чаевых на пятидолларовый чек. Она улыбалась и
флиртовала, называла всех “милахами”, “дорогушами” и “красавцами”. Она
прикидывалась деревенской девушкой, но в её акценте было что-то европейское.
Забавно, но я так и не дождался, пока она даст кому-нибудь номер телефона. Она
просто улыбалась и получала огромные чаевые. Если бы так продолжалось всю ночь, она
бы заработала тысячу. Выйдя из “Мерла”, я сел в машину, припаркованную напротив, и
стал наблюдать. Около пяти утра она вышла из кафетерия с поваром. Он целовал её
страстно, почти исступлённо, однако я видел, что у неё на него совершенно другие планы.
7. Нарканон – Привет, меня зовут Кевин, и я наркоман. На самом деле было приятно
поговорить об этом, даже если в действительности я говорил о весьма специфическом
виде зависимости. Я жевал мятные леденцы, таская их из маленькой банки, и попивал
кофе, чтобы смешаться с толпой. Во время собраний больше нельзя курить, поэтому все
развлекаются как могут.
Вампир появился практически сразу после начала собрания, и все вдруг начали
оживляться. Он ничего не говорил сам, однако люди охотно вставали перед аудиторией и
рассказывали о своей борьбе за чистое мышление, чистое тело и чистую жизнь. Боже, их
речи превращались в поэзию.
Когда всё закончилось, люди начали обниматься, и эти объятия были столь
интенсивными, что пару раз мне становилось больно. И самое странное: я видел, что
собравшиеся действительно старались очиститься, чтобы не вызвать осуждения того
молчаливого посетителя.
Я почувствовал себя чужаком, фальшивкой. Я принадлежал к этому месту меньше, чем
сам вампир. Я сбежал, чтобы не встречаться ни с кем взглядом, и больше туда не
возвращался.
8. Общественный колледж округа Джекс – я работал на полставки ночным
ремонтником. В колледже было тихо, а потому в первый же раз, когда ночную тишину
нарушил шум в одной из аудиторий, я сразу понял, что сейчас увижу вампира.
Я заглянул в щель между дверями и увидел группу студентов, рисующих с обнажённой
натуры. Посреди аудитории стоял лысый толстяк, который, кажется, совершенно не
стеснялся своего тела. Перед ним стояла женщина в кардигане и очках на цепочке, с
краской в волосах и на пальцах. Она выглядела очень скромно и, казалось, была средних
лет – должно быть, преподавательница или ассистентка.
Студенты вокруг были прямо-таки перевозбуждены, даже взвинчены. Они рисовали
тело лысого толстяка с такой страстностью, словно искусство стало для них аналогом
секса. И глядя на эту, казалось бы, неприметную женщину в центре, я сам поймал себя на
мысли, что мне не терпится раздеться. Я чуть не бросил швабру под ноги и не пошёл к
ним, но вовремя взял себя в руки и свалил оттуда.
9. Домашний склад – я не знал, что некоторые склады для благоустройства дома
открыты 24 часа в сутки. Я и не знал, что если мне нужен молоток или распылитель для
краски посреди ночи, достаточно просто спуститься вниз. На складе я сразу встретил
вампира. Он медленно брёл мимо стиральных машин и новых эркеров, словно акула,
скользящая между рифами гвоздемётов и кораллами новых кирпичных блоков.
Он был первым вампиром на моей памяти, который двигался как хищник, и от одного
его вида я начал дрожать. Я хотел убежать, но так медленно поворачивался к выходу, что
оказался у него на пути.
Он медленно подошёл ко мне, отодвинул с пути, словно я был картонной вырезкой в
форме человеческого силуэта, и пошёл дальше. У него был такой вид, что я понял: когда
он найдёт ту жертву, которую ищет, от неё не останется ничего, кроме костей и кожи. Я
позвонил в полицию и сообщил, что видел на складе парня, который кого-то искал с
пистолетом в руках.
10. Вечерняя служба в баптистской церкви Святой Троицы – это огромное место,
из тех, которые в последнее время стали называть мегацерквями. Размером оно
напоминает стадион, а кафедра оснащена массивной звуковой системой. Речь
проповедника сопровождалась аккомпанементом живой музыки, которую играла
специально приглашённая группа. Я вырос в семье методистов, и моему мозгу это было
не понять, однако толпа была очень взволнована, а когда проповедник что-либо
спрашивал, все отвечали хором и немного покачивались из стороны в сторону. Даже в
Нарканоне я чувствовал себя комфортнее.
Когда служба закончилась, проповедник спустился, чтобы пожелать добра каждому из
присутствовавших. Я стоял в первом ряду, и уже скоро он подошёл, чтобы пожать мне
руку. Его рука была тёплой, однако в глазах стоял невыразимый голод. Я вырвал руку и
бросился из церкви. Я знал, что он захочет последовать за мной, а потому сел в машину и
пару часов ехал в случайном направлении, пытаясь избавиться от желания вернуться к
проповеднику и добровольно отдать себя в его руки.
 II
Я так не трахался лет с семнадцати. Я уже забыл, каково это – когда гормоны
накачивают тебя до самых костей. Я не сдерживался, не был ласков. Я не прибегал ко
всем этим маленьким трюкам, секретам и хитростям, которые перенимал у девушек или
вычитывал из статей в журналах о постельном кунг-фу.
Я снял с неё джинсы, но не стал возиться с рубашкой и свитером. Просто просунул
руку под её сиськи и погрузился в пучину удовольствия. Она так сильно прижала меня к
себе, что я подумал, что вот-вот она сломает мне лопатку. А потом она укусила меня, и я
почувствовал, как её зубы царапают мне плечо, а затем шею. Она укусила снова, и я
глубже погрузился в неё. И я знал, что она делает, я понял, кто она, но мне было уже всё
равно. Она могла забирать мою кровь, мою жизнь, мою душу, но мне было всё равно.
Меня больше ничто не волновало.
 Особенности вампиров
Известные
1. Вампиры мертвы, но только отчасти. Мэд ходила, говорила и трахалась, как живая,
но иногда она становилась спокойной и неподвижной, как труп. Её сердце не билось. Она
не дышала, пока ей не приходилось набрать в лёгкие воздуха, чтобы произнести
очередное предложение. Иногда она специально изображала дыхание, чтобы мне было
комфортнее. Однажды я прижался лицом к её шее, и она слегка напряглась, а потом я
почувствовал пробуждение сердцебиения в её сонной артерии.
2. Они пьют кровь. Весь ужас заключается в том, что мы, люди, сами получаем
удовольствие от этого процесса. Нам нравится то, что они нас едят. Мэд пила мою кровь
по два-три раза в неделю, хотя, как правило, она делала не больше пары глотков. Я
чувствовал, как она борется с желанием продолжать пить мою кровь, но заставляет себя
остановиться. Она могла убить меня больше десятка раз. С другой стороны, я чувствовал,
что если она захочет убить меня или просто не сможет остановиться, я не смогу ей
сопротивляться. Я буду отдавать ей свою кровь, даже прекрасно осознавая приближение
смерти.
3. У них странные отражения и силуэты на фотографиях. Самое удивительное, что
отражение может становиться более или менее чётким в зависимости от их воли. Как
правило, в зеркале Мэд напоминала смазанное пятно, будто это было не зеркало, а
снимок, на котором человек слишком быстро мотнул головой. С другой стороны, я видел,
как Мэд пару раз делала макияж. Похоже, вампиры могут заставить своё отражение
проясниться.
Именно это заставляет меня задуматься о колдовстве. Это не болезнь, или вирус, или
особенность ДНК. Они созданы магией. Это проклятие.
В каком-то смысле это помогает мне простить Мэд и других вампиров, потому что на
определённом уровне они не более виновны в своих зверствах, чем ВИЧ виновен в
СПИДе. Боль, смерть и несчастья – простые спутники их деятельности.
Когда я понял это, моя детская вера в Бога вернулась ко мне с удвоенной силой, и я
возненавидел этого ублюдка. Я думаю, что до сих пор верю в его существование – и
ненавижу мир, который он создал.
4. Они вроде как умирают днём и избегают солнца. Я точно не знаю, что солнце делает
с их телами, но у Мэд все окна в спальне были заклеены бумажными продуктовыми
пакетами, а вместо занавесок висели тяжёлые одеяла. Так что, должно быть, солнце делает
с ними что-то плохое.
С наступлением рассвета они отключаются. Они даже не могут заставить себя
проснуться. Я думаю, это может быть своего рода естественная защита, чтобы не дать им
сделать что-нибудь глупое – например, попытаться закончить свою жизнь на крыше. К
сожалению, это значит, что они вообще ничего не знают о мире дневного света. Они
живут одной долгой ночью. Я много думал о том, что это делает с твоей головой. День и
ночь разбивают время на куски, к которым наши тела и мозг привыкали миллион лет.
Но Мэд никогда не знала, какой сегодня день недели. Она хорошо представляла себе,
что происходило вчера и что запланировано на завтра, однако с трудом понимала, когда я
говорил о прошлой неделе, месяце и так далее. Однажды она сказала, что измеряет время
принятием душа с наступлением темноты. Два душа назад. После следующего душа. И
всё в таком душе.
5. У них есть суперспособности, но их обретение стоит дорого. Мэд могла улыбнуться
улыбкой, которая заставляла людей почувствовать себя так, словно им улыбается
любящий Бог. Она могла совершить движение с такой скоростью, что я замечал лишь
начало и конец действия, но не сам процесс. Нечто подобное происходит в старых
мультфильмах, где просто не прорисовывалось движение: вот рука человека была внизу, а
вот она уже куда-то указывает. Иногда Мэд почти безотчётно совершала такие движения.
Я знаю, что она была безгранично сильнее меня. Однажды она заплакала после нашего
секса и прижалась ко мне. И она совершила короткое движение ладонью, которое едва не
сломало мне спину. Я чувствовал, что эта сила исходила… откуда-то ещё, не из её руки.
Она не напрягала мышцы и сухожилия. Рука была просто проводником. Я думаю, если бы
Мэд захотела, она смогла бы пробить дыру в кирпичной стене, просто надавив на неё
ладонью.
Но Мэд часто плакала. Она говорила, что это лишь отдаляет её от людей.

Неизвестные
1. Как убить вампира. Я просто не знаю. Мне почти всё равно. Я смирился с их
существованием. Я видел слишком много, чтобы верить, что убийство одного-двух из них
что-либо изменит. Это старое проклятие. Они всегда были с нами. И все же никто этого не
понял и не изобличил их. Даже сегодня, при существовании Интернета, блогов и Ютюба,
люди считают вампиров мифами или просто ошибочным обозначением для больных,
страдающих от определённых недугов. Ну и ещё есть маньяки, позеры и “энергетические
вампиры”. Я не могу ничего сделать, чтобы остановить настоящих кровососов. В
сущности, мне это и не нужно.
2. Как выглядит общество вампиров. Можно ли считать обществом десяток человек в
одном городе, если они страдают от одного проклятия? Насколько я понял из своих
наблюдений и встреч, вампиры делят наши города на кварталы, своего рода охотничьи
угодья. Я никогда не видел, чтобы они собирались вместе, хотя возможно, что я просто
пропустил их, сосредоточившись на поиске самых шумных вампиров, не пытающихся
скрываться.
 Мэд периодически упоминала своих “кузенов” и говорила о неких властях, которые
накажут её за нарушение каких-то законов.
3. Как человек становится вампиром. Если бы это было похоже на фильмы, где
простого укуса достаточно для превращения в кровососа, тогда я тоже был бы одним из
них. Они могут размножаться, поскольку Мэд упоминала о своём создателе, однако мысль
о вампирических младенцах, сосущих кровь из груди своих матерей, вызывает у меня
тошноту, поэтому я больше не буду думать об этом.
4. Что означает их существование в контексте вселенной. Я имею в виду, если в мире
существуют вампиры, и это не просто разумные хищники с клыками во рту, а создания,
отвергающие физические законы, то значит, весь мир в действительности выглядит
совершенно иначе, чем мы считаем. Теперь я думаю, что Бог и вправду сотворил этот мир,
но он хочет крови, и вампиры – не более чем его рты. Бог жиреет на наших страданиях.
Вот почему он допускает трагедии, детские смерти и многие другие несчастья, которые не
укладываются у нас в головах.
Если существование вампиров что-либо и доказывает, то именно то, что Бог голоден и
жесток, и он ненавидит нас всех.
 III
Какое-то время я просто парил в пространстве, словно из меня высосали всю энергию.
Она зашевелилась, вырвав меня из состояния сексуальной фуги, и я понял, что меня вот-
вот вырвет. Я медленно побрёл в ванную и запер дверь. Мне хотелось побрызгать
холодной водой на лицо, но я нащупал вместо неё горячую и не смог разобраться с
ручками, а потому просто сполз на пол, свалился в кучу и прижался лбом к унитазу, чтобы
охладиться.
А затем мои нервы пошли в обратном направлении, и я начал дрожать. Я обернул
несколько полотенец вокруг себя и свернулся калачиком на коврике для ванны. Она
оставила меня одного на несколько минут, прежде чем нерешительно постучать в дверь,
словно спрашивая: “Эй, всё в порядке?”
Я попытался сказать, что нет, всё точно не в порядке, но мои зубы стучали так, что я не
смог произнести ни слова. Я почувствовал себя больным, особенно когда ко мне вновь
вернулся жар, и я прижался лицом к кафельному полу для облегчения.
Она повернула дверную ручку, и я услышал звон дешёвого внутреннего замка.
– Эй, – сказала она, – я не хочу быть засранкой, но мне страшно нужно укладываться и
спать. Я вызову тебе такси, потому что ты как-то не очень здорово выглядишь.
О, это было преуменьшение. Я сумел встать только с её помощью. В зеркале я
проверил след от укуса. Он был почти неприметен, и когда я смыл кровь, сам уже едва
мог понять, куда именно был нанесён укус. Во всяком случае, никаких классических
двойных уколов в стиле Дракулы. Другое дело, что у меня под кожей в районе шеи жгло
так, будто меня ужалила пара пчёл.
Потом я заметил, что её отражение в зеркале было размыто, и я помотал головой, чтобы
оно вернулось на место. Оно не вернулось.
– Не знаю, смогу ли я вот так добраться домой, – с трудом проговорил я.
– Конечно, нет. Ты же голый. Ты бы отморозил себе яйца, а они тебе ещё понадобятся.
– Я имею в виду, я не знаю, смогу ли я оставаться в вертикальном положении
достаточно долго.
– Увидим. Такси уже в пути. Я поработаю над твоим “Навигатором”, чтобы он и правда
сломался, и отбуксирую его для тебя. Твоя девушка ничего не заподозрит. А теперь
пойдём, я приготовила тебе омлет. Тебе нужно восстановить силы, солдатик.
Мой желудок сделал сальто назад. Минуту спустя я ел яйца с бумажной тарелки, а она
протягивала мне телефон.
– Я записала свой номер в графу “механик” на случай, если у тебя ещё будут…
проблемы с машиной.
 Такси засигналило со стоянки, и я дал ей ключ от “Навигатора”. У нас ещё был
неловкий момент, когда мы не знали, как разойтись, и наконец она выбила бумажную
тарелку из моей руки на пол и поцеловала меня.
Спотыкаясь, я вышел за дверь, а затем повернулся, понимая, что есть ещё кое-что, о
чём я не спрашивал.
– Подожди, как тебя зовут?
Но дверь была уже закрыта.
***
Я заснул в такси, и водителю пришлось разбудить меня, когда мы добрались до моего
дома. Я заплатил ему полтинником и не стал ждать сдачи. Я думал не слишком ясно, и
моя голова всё время пыталась куда-то уплыть.
Пока я возился с ключами, дверь открылась сама собой. Джеки. В толстом халате. Я
видел, как ее лицо преобразилось – злое, шокированное, затем обеспокоенное, и вдруг она
протянула руку и повела меня внутрь.
– Кевин! О Боже, что случилось?
Я пробормотал что-то о сломавшейся машине… о нападении собаки… о том, как упал
в бассейн. Потом был душ, чашка чая и постель с Джеки, где я мёрз всю ночь. Её тело
было слишком горячим, чтобы я мог его коснуться, и я снова и снова дергался, когда она
сама дотрагивалась до меня. Когда её рука прижалась к моей груди, я почувствовал себя
так, словно кто-то положил на меня электрический утюг и нажал на кнопку подачи пара.
Утром, после того как она ушла на работу, я достал телефон и прокрутил свои
контакты до “механика”. Я написал: “Что случилось прошлой ночью? Позвони мне”.
Около семи вечера я получил её ответ. “А я всё думала, позвонишь ли ты. У меня
осталось еще десять бутылок пива. Боже, мне не помешала бы с ними помощь. Мэд”.
Я некоторое время тупо смотрел на последнее слово. Мэд? Из-за чего она разозлилась?
Лишь пару мгновений спустя до меня дошло, что я смотрю на её имя.
 Десять способов объяснить симптомы кровопотери
Если у вас есть любовница, которая пьёт вашу кровь по ночам, вам неплохо бы сразу
определиться, как вы будете объяснять свою бледность жене, друзьям и коллегам. Сразу
говорю: не надейтесь скрыть своё самочувствие. Это заметно. Все видят, что вы мало
спали, у вас озноб, вы не торопитесь говорить с окружающими, а от стресса у вас
воспалились глаза и болит голова.
Большинство описанных ниже способов я прекрасно опробовал на моей бедной Джеки.
1. Я болен. В этом нет ничего подозрительного. Людям свойственно болеть, даже если
вы по необъяснимым причинам “болеете” чаще других.
2. Я пьян. Митчелл пару раз помог мне, когда узнал, что у меня любовница. Мы с ним
честно напились в баре, хотя он и не знал, что я выгляжу таким усталым не потому, что
провёл ночь на стороне, а потому что меня укусил вампир.
Когда я возвращался к Джеки, она понимала, что у моего дурного самочувствия есть
весьма прозаическое объяснение. И хотя она не любила, когда я возвращался домой в
таком виде, это была простая женская неприязнь к запаху алкоголя от своего парня. Это
не была ненависть, вызванная расставанием или изменой. Она злилась, потом я
раскаивался, а затем я делал что-нибудь хорошее и она меня прощала.
3. У меня похмелье. Наверное, я объяснил всё в предыдущем пункте, однако похмелье
вызывает на удивление мало сочувствия со стороны окружающих, потому что общее
мнение таково: “Ты сам напросился, засранец”. И это выгодно. Никто не пристаёт к тебе с
расспросами. Все даже рады, что ты такой.
4. Я на таблетках. Как-то мне пришло в голову обвинить во всём антидепрессанты.
Поскольку я пару раз их действительно принимал, мне не составило труда прикидываться
человеком, который немного переборщил с медикаментами.
5. Плохой день на работе. Это тоже нетрудно изобразить, потому что у каждого таких
дней хватает. Том не раз приходил ко мне в офис и дрючил меня за то, что я облажался с
какой-то сделкой или отчётом. Я совершенно честно хандрил, даже когда на пару часов
забывал, что хожу по ночам к любовнице с клыками.
6. Меня ограбили. Я использовал этот приём только один раз, потому что никто не
поверит человеку, которого грабят каждые третий день. Но и дома, и на работе у меня
заканчивались оправдания, а мой босс думал, что я наркоман или что-то вроде того,
потому что я вёл себя рассеянно и выглядел измождённо, будто не спал уже пару недель.
К счастью, Мэд как-то укусила меня во время страстной ночи, когда мы находились в
одежде, и когда я спросил, какое оправдание мне нужно дать Джеки, она сказала, что я
выгляжу так, будто кто-то ударил меня по голове. Так что да, с тех пор я рассказывал, что
в тот вечер меня ограбили.
 7. Рак. Мне до сих пор стыдно об этом вспоминать. Мы встретились с отцом, и он сразу
понял, что у меня в жизни что-то не так. Никакие другие варианты и оправдания не
работали, и когда мы были на полпути к его отелю, он попросил сказать правду. Я понял,
что лучше всего будет назвать худшее, что он только мог предполагать, и я рассказал ему
о “своей лимфоме”. Он всё равно готовился услышать что-то ужасное, а потому ухватился
за этот вариант с фанатичным пылом.
8. Я сдавал кровь сегодня. С этим нужно не переборщить, потому что как-то мне
пришлось “сдавать кровь” три раза за одну неделю, и это было чертовски подозрительно.
9. Я в порядке! Именно так, с восклицательным знаком. Скажите это громко и сердито,
чтобы все поняли, насколько ваше настроение не соответствует вашему утверждению. От
вас сразу отстанут. Если вами начнут интересоваться позже, вспомните о плохом дне на
работе или, там, ограблении.
10. Смерть родственника. Это было ужасно и великолепно одновременно. Когда Джеки
сочла мои поздние возвращения домой подозрительными и спросила, где я был, мне
показалось, будто сам Дьявол нашептал мне ответ. Я сказал ей о смерти матери, о которой
якобы только что сообщил отец, и Джеки сразу сменила гнев виноватым, сочувственным
тоном. Ещё пару ночей я возвращался домой в привычном для себя виде (растрёпанном,
слабом), и Джеки не спрашивала меня ни о чём, поскольку считала, что я разбираюсь с
похоронами.
 IV
Я начал встречаться с ней раз или два в неделю. Столько, сколько я мог, не привлекая к
себе излишнее внимание, потому что никто не поверил бы, что меня ограбили в
понедельник, во вторник мне создали отвратительные условия на работе, в среду я подсел
на таблетки, а в четверг-пятницу у меня умерло по родственнику.
Но всё равно слухи просачивались. Я работал с парнем по имени Митчелл, который
сразу всё понял, как будто у него был радар, настроенный на обманщиков. Мы стояли в
мужском туалете. Митчелл умел мочиться, не держась за член, и этим мастерством он
любил хвастаться перед каждым, кто ходил с ним перекурить. Иногда он специально
расчёсывал волосы или писал сообщения на телефоне, показывая, что ему не нужно
задействовать руку, чтобы отлить.
– Проблемы с девчонкой на стороне, Кев? – спросил он, не поворачиваясь ко мне.
– Ты понятия не имеешь, какие у меня проблемы, – признался я.
– Ты уже сделал дуплет? – спросил он.
Я молча посмотрел на него.
– Ну, дуплет, – с удовольствием объяснил Митчелл. – Трахнул киску на стороне, а
потом засадил в задницу своей законной подруге. Дуплет. Если ты смог бы такое
устроить, ты стал бы для меня этаким порнониндзя.
Я молчал.
– Пока что этот титул занимает Энди, – продолжил Митчелл, не прекращая мочиться. –
Он трахнул свою девчонку, а потом переспал с её мамкой. Но если ты устроишь дуплет,
звание порнониндзя отойдёт тебе.
Я закончил своё мокрое дело, застегнул молнию и ударил Митча плечом, когда
поворачивался уходить. Митчелл задел струёй свою ногу.
– Блин, чувак! – крикнул Митчелл мне вслед.
Митчелл не стал бы меня выдавать, но меня раздражало, насколько прозрачны были
для него все мои оправдания.
***
– Мы с тобой уже столько встречаемся, – сказал я. – А я до сих пор не знаю, как тебя
зовут.
Она только улыбнулась.
– Ты подписываешься как Мэд, – продолжил я. – Ты Мэдисон. Нет, Мэделин.
Она молчала.
– Что, Мэдди? Мм… Мэ…Мээээ… Ничего в голову не идёт.
– Мэдаэль.
Я посмотрел на неё.
– Это что, какое-то древнеиспанское имя?
 – Кажется, даже более древнее. Это такая шутка от моего папы. Мэдаэль Норт. Приятно
познакомиться.
***
Я решил порвать с ней. Я понял это однажды ночью, когда притворялся, что сплю
спиной к Джеки, а она притворялась, что не понимает, что я притворяюсь. На работе
становилось всё тяжелее – отговорка об отвратительном дне в офисе уже перестала быть
отговоркой. Митчелл набрасывался на меня всякий раз, когда у него была возможность.
– Ты истощал, Кев. Ты отдаёшь слишкоммного. Те парни в Тибете знают, как
трахаться, не выпуская всю свою мужскую энергию или типа того. Тебе, мой друг, нужно
сохранить немного ци.
Остальные ребята уже слышали о моей неудаче, и Митчелл не давал им забыть обо
мне.
Но он оказался прав. Это разрушило мою жизнь. Так что я зашел к Мэд после работы
на прошлой неделе, намереваясь порвать с ней, однако когда я пришёл, она сидела за
кофейным столиком с маленькой девочкой. Малыш рисовал мелками, а Мэд ей помогала.
Она улыбнулась и представила меня своей младшей сестре. Девочку звали Эсма (“Ещё
одна папина шутка”), и выглядела она лет на девять.
Я сказал:
– Вообще, это красивое имя.
Потому что, чёрт возьми, что ты говоришь ребенку в такой ситуации? И я провёл с
ними отличный вечер, а Мэд наделала бургеров, правда, как она объяснила, они с Эсмой
уже поели, так что всю готовку умял я один.
Я не мог бросить её на глазах у ребёнка.
Я продолжил приходить к ней по вечерам, и мы трахались, и смеялась, и обсуждали всё
на свете. И я даже думал, что, может быть, всё наладится.
Я думал так, пока она не убила Митча.
 Как сбежать от вампира, который решил убить тебя
Я знал, что рано или поздно вампиры заметят, что я за ними слежу. Если уж я начал
узнавать в толпе знакомые лица, которые я видел в церкви, на собрании наркоманов или в
компьютерном клубе, то, разумеется, они тоже замечали меня.
Однажды, когда я напивался в баре, ко мне подсел парень, в глазах которого горел уже
знакомый мне голод.
– Сегодня я пью в одиночестве, – сказал я.
– Да брось, – ответил он, пытаясь прикинуться дружелюбным. – Думаю, здесь много
людей, которые хотели бы составить тебе компанию.
– Наверное. Но я здесь только ради атмосферы.
– И всё?
Я почувствовал, как у меня краснеет лицо. Такое случалось в школе, когда я начинал
ошибаться с ответом, и учитель задавал мне наводящие вопросы, стараясь заставить меня
ляпнуть что-нибудь совсем уж невразумительное.
В глубине души я даже хотел повернуться ему и сказать: да, я знаю, что ты вампир, а
ещё я встречаюсь с одним из вас, и это уже разрушило мою жизнь, но знаешь, я ведь и
правда не прочь поболтать. Но это было бы глупо. Поэтому я взял ключи от машины и
сказал:
– Да, всё равно уже поздно. Надо бежать.
Он попытался сказать что-то еще, но я проскочил мимо него и направился к двери. Я
наблюдал за ним по зеркалу в дальней части бара и видел уже знакомое рамытое пятно,
скользящее за мной следом.
Он настиг меня возле самого автомобиля. И вот что я узнал о самообороне при встрече
с вампиром.
1. Несмотря на их силу, скорость и притягательность, они отнюдь не невидимы, а
потому не станут нападать на жертву, когда их видят. При первой возможности идите к
толпе, а затерявшись в ней, не выходите, пока не убедитесь, что хищник ушёл. Если
нужно, привлекайте внимание, кричите, толкайтесь, звоните в полицию.
2. Они не умнее обычных людей.
3. Перцовый баллончик причиняет их глазам не меньше боли, чем нашим. Может быть,
даже больше, потому что у этого парня явно был обострённый нюх, и когда я направил
струю из баллончика ему в рот и глаза, он начал царапать себе ноздри, словно пытаясь
достать из них частицы перца.
Пока он шипел и размахивал руками, я сел в машину и позвонил в полицию. Я сказал,
что некий парень, соответствующий его описанию, только что попытался схватить
женщину и затащить ее в переулок.
 Понятия не имею, приехали ли туда копы, потому что, закончив звонок, я срочно
рванул с места.
V
Она сказала:
– Пойдём прогуляемся.
Я был ошеломлен. Я поднял лицо, которое находилось как раз у неё между ног, и
внимательно посмотрел ей в глаза.
– Прогуляемся? Сейчас?
– Пошли потанцуем. Я хочу переехать сегодня. – Она осторожно потянула меня за
волосы. – Сначала мы потанцуем, а потом хорошенько потрахаемся.
Мы принарядились. Она купила мне одежду. Обычно я так не одеваюсь, но с её
помощью превратился в классического тусовщика. Она переоделась в чудаковатое платье,
которое выглядело так, будто было сделано из шкур русалок. Её она надела шикарные
сапоги, которые подогревали мое либидо, не давая ему задремать.
Одетые в эти экзотические наряды, мы отправились в место под названием “Пятеро
живых”. Это был такой клуб в стиле глэм, пародировавший эстетику, умершую, не знаю,
пару десятилетий назад.
Первые пару часов мы прекрасно проводили время. Я много смеялся, много пил
(потому что она всё время мне что-то заказывала), а моя мёртвая девушка двигалась так,
будто музыка пробиралась ей прямо в кровь. Иногда она двигалась с такой скоростью, что
мне казалось, что она просто телепортируется по танцполу.
Все вокруг наблюдали за нами, и я хорошо понимал, как мне сейчас завидуют
окружающие парни – а может, и девушки. Я начал проваливаться в атмосферу этого
танца. Я почти ничего не осознавал. Такое бывает, когда у тебя полный стояк, и тебе
просто по барабану, что происходит вокруг. И помещение понемногу начало исчезать из
моего восприятия, пока не остались только она, и я, и музыка...
Гребаный Митчелл.
Он протиснулся ко мне сквозь толпу, пытаясь перекричать музыку, и я чуть не ударил
его по яйцам, когда его лицо появилось в моём поле зрения.
– Чувак, блин, чувак! Настоящая прима, чувак!
Чары, под которыми я находился, стремительно отступали. Митчелл уничтожил мой
вечер.
– Мэд, это Митчелл, – с трудом сказал я. – Один из придурков, с которыми я работаю.
– Кев, ну и тёлка! – продолжал Митчелл. – Давайте нажрёмся!
Ещё некоторое время мы пили за столом. Мы в основном молчали. Митчелл то и дело
взмахивал рукой, подзывая официанта, чтобы выпить ещё.
– Пойду отолью, – внимательно глядя на Митчелла, сказала Мэд.
 Она поцеловала меня в переносицу, и, чёрт возьми, было приятно смотреть, как она
идёт сквозь толпу, просто потому что я хотел посмотреть, как её задница двигается в этом
платье.
Митч извинился и тоже отошёл. Я посидел немного. Потом ещё немного. Наконец я
решил отправиться на их поиски.
Я попробовал ручку на мужском туалете, но дверь была заперта. Изнутри я услышал
невнятный голос Митчелла:
– О да, сука, да! Вот так!
А ему вторили стоны Мэд, тоже нечёткие и приглушённые. Я толкнул плечом дверь
раз, два, три, и защёлка поддалась...
Всё было настолько ужасно, насколько и можно себе представить. Он пялил её прямо
на раковине, и Боже, теперь я понял, почему он мог так легко мочиться, не держась за
член. Он был почти как третья нога.
Но это ничего для меня не значило. Я мог это принять. Тем более я заслужил это после
того, как изменял Джеки по три раза в неделю.
Но я не мог принять то, что делала с ним Мэд. Потому что её глаза были широко
раскрыты, а губы вокруг клыков приподнимались, открывая возможность для укуса.
– Нет! – крикнул я. – Не смей с ним так поступать! Только не с ним!
Я врезался в него, и мы пошли перед писсуарами, и я поскользнулся о брызги мочи,
ударившись головой. Он сходил с ума от похоти, похожий на разъярённого быка. Он
взревел, и мне показалось, что он даже не узнал меня. А затем он опустил кулак, похожий
на молоток, на моё лицо. Один раз. Второй. И… нет, не третий.
Я открыл глаза, и она стояла позади него, держа его за запястье, а его рука не
двигалась. Я попытался посмотреть на нее, но что-то вырвалось из комнаты и разорвало и
воздух, и мой разум. Митч просто закаменел. А она схватила его за лицо и с
тошнотворной силой вогнала его голову в писсуар. Это напомнило мне видео с краш-
тестов. Ни одна человеческая рука не могла развить подобную силу. Но Мэд без труда
разбила ему череп, и он упал, плюхнувшись рядом со мной. Он начал биться в
конвульсиях, стучать каблуками по полу и говорить:
– Гу… гу… гу…
Она наклонилась, обхватила его разбитую голову, а затем повернула её, как будто
открывала бутылку. Раздался резкий мокрый хлопок, и с тех пор Митчелл больше не
двигался.
Она встала и отшатнулась назад, убрав волосы с лица, и её взгляд прорезал меня
насквозь. Мне захотелось броситься к ней и защитить её. А ещё её взгляд ударил меня в
член волной жаркой похоти. Я хотел схватить её и посадить рядом с телом Митчелла.
Но я ничего не сделал. Я просто встал и сказал:
– Какого чёрта, Мэд? Какого хрена?
 И она ответила:
– Мы должны что-то с этим сделать! Мы должны вытащить его отсюда! О, чёрт, чёрт, у
меня будут большие проблемы, если они найдут его.
По тому, как она это сказала, я понял, что она имеет в виду не копов.
Я подошёл к двери и захлопнул засов, чтобы никто не зашёл. Как раз вовремя, кстати.
– Хватай его! – сказал я. – Давай смоем кровь, а потом возьмём его между собой, как
будто он пьяный. Нам нужно просто пройти к двери и вернуться к машине.
***
Она вела мой “Навигатор”, а я “Корвет” Митчелла. Мы кричали друг на друга по
телефону.
– Что, чёрт возьми, мы будем делать с трупом, Мэд? Что мы будем с ним делать?
– Я не знаю! Я не знаю! Прекрати кричать на меня!
Я обнаружил, что когда не смотрю на неё, я могу и кричать, и давить на неё, не боясь,
что за этим последует наказание.
Она даже несколько раз крикнула:
– Прости меня! Прости! Я всё испортила!
Дорога была темной, и я остановился и увидел в зеркале заднего вида, что она
остановилась позади меня. Я вышел, и она тоже, и мы встретились в свете фар
“Навигатора”. Я держал её, а она плакала, уткнувшись лицом мне в шею, но она не кусала
меня. Она просто выла, как люди на итальянских похоронах. Она дрожала и была так
напугана, что мне пришлось вернуть себе самообладания, ибо кто-то должен был
соображать, что делать.
Через некоторое время она отстранилась, и ей стало немного лучше. Я поцеловал её
один раз, нежно. Она дотронулась до моего лица. Я сказал:
– У меня есть идея.
Мы вернулись в город, и когда добрались до нужного места, нам осталось просто
посадить Митчелла и заклинить педаль газа его ботинком. Он пересёк пару улиц, пока не
слетел в Чикагский санитарный канал. Надо думать, вода там была до боли холодной.
Это испортит копам представление о времени смерти. Он был пьян, как свинья, и в нём
ешё оставалась большая часть крови. Трагический несчастный случай.
Мы вернулись к ней домой, и было почти пять утра. На телефона я обнаружил с
полдюжины сообщений от Джеки, но их я проигнорировал. Я помог Мэд войти внутрь, и
мы приняли горячий душ вместе.
Только тогда я позволил себе немного поплакать.
Она сказала:
– Останешься со мной? На день?
Я сказал, что сделаю это.
 ***
Сон вампира… достаточно будет сказать, что он вовсе не напоминает сон. Он выглядит
как самая настоящая смерть. Когда взошло солнце, она всё ещё тряслась от пережитого. В
воздухе ещё висел звук от наших последних реплик, и вдруг я почувствовал, как она
замирает. Её тело буквально окоченело. Я почувствовал, как замирает её взгляд под
прикрытыми веками, и испугался, что больше она не проснётся. Потому что выглядело
это так, словно моя любимая умерла на моих руках.
Я прижался к ней и прошептал:
– Я люблю тебя.
Что-то внутри неё шевельнулось, и она издала слабый стон. Но это длилось не более
чем мгновение. Секунду спустя от её личности ничего не осталось. Просто лежащий в
постели труп.
***
В течение следующей недели я игнорировал её сообщения. Я не мог выкинуть из
головы то, что случилось. Я пытался наладить отношения с Джеки, но мы превратились в
соседей по комнате. Она смотрела на меня скорее с жалостью, чем с гневом. Я знал, что
она выросла в неблагополучной семье, и отец постоянно бил и Джеки, и её маму, поэтому
она всё ещё беспокоилась обо мне, несмотря на боль, которую я ей причинил.
Однако спустя неделю я понял, что не могу без Мэд. Я приехал к ней вечером, но дверь
мне открыла её сестра. Я спросил, где Мэд, но девочка приложила палец к губам, а затем
показала на закрытую дверь спальни. Я понял, что она с кем-то встречается. С кем-то
спит.
Девочка пустила меня внутрь и театрально ударила себя по шее пальцами, которые она
изогнула в форме клыков. Я всё понял.
Мы посидели немного в гостиной. Неожиданно из-за двери раздался мужской голос,
громкий и грубый:
– Чёртова сука! Какого хрена!
Я уже был у двери, когда она распахнулась, залив гостиную вспышкой света из
спальни. Мужик был просто огромным. Я вспомнил “Харлей”, который я видел внизу на
парковке, и у меня в голове сразу вырисовалась гармоничная картина.
У него с шеи стекала кровь, которую он зажимал одной рукой, а другой рукой он
закрывался от света, бьющего из спальни. Она шла следом за ним, напуганная и покрытая
кровью, текущей у неё изо рта. Я понимал, что это не её кровь, но казалось, будто у неё
прорвало артерию где-то внутри.
– Нет! – закричала Мэд, и в её голосе прозвучали слезливые нотки. – Нет!
Я подскочил к байкеру и ударил его локтём в голову. Он был сильным, выносливым и
здоровым, но я по себе знал, что делает с твоим телом укус вампира. Ещё пара ударов, и
он отключился. Не думаю, что мой отец одобрил бы то, как я воспользовался его уроками
самообороны.
Когда всё закончилось, Мэд приняла душ, а потом нашла мне новую рубашку и
сказала, что позаботится о байкере. Я сказал, что не могу позволить ей убить его. Она
сказала, что не будет забирать его жизнь. Она обещала. Я ушёл.
Когда я вернулся на следующую ночь, её уже не было.
***
Я звонил ей сотню раз, но сначала не получал ответа, а затем автоответчик сообщил
мне, что номер отключен. Я пришёл к ней домой и стучал так громко, что кто-то вызвал
полицию. Я не слишком вежливо повёл себя с ними, и копы дважды ударили меня
шокером.
Меня двадцать четыре часа продержали в психушке округа. Я кричал, пока уколы
врачей не превратили меня в слюнявого зомби. И это было чертовски здорово, потому что
впервые за долгое время моё сознание успокоилось.
Как же легко жить, когда ты ни о чём не думаешь.
Спустя почти сутки я увидел психотерапевта со впалыми щеками. Она задала мне
вопросы из контрольного списка. Я дал правильные ответы. Они отпустили меня,
назначив дату суда за нарушение общественного порядка.
Копы отнеслись к этому довольно спокойно, потому что они могли бы обвинить меня в
сопротивлении, но отпустили. Лишь два ожога от шокера у меня на спине не давали
забыть о произошедшем.
Я пошёл домой, собрал кое-какие вещи в сумку и оставил остальное на месте. Пусть
Джеки сама решит, что выбросить, что оставить, а что продать. Я закончил разрушать её
жизнь. Я просто ушёл и перестал отвечать на её звонки. Когда моя телефонная связь была
отключена из-за отказа платить по счёту, я переключился на предоплату, и она так и не
получила мой новый номер.
Когда я поинтересовался у арендодателя, кто живёт в квартире у Мэд, он сказал, что не
знает никого по имени Мадаэль Норт. Квартира была записана на имя некого Дэна
Уиндера. Я сразу вспомнил пару мужских трусов на диване у Мэд и её историю о
бойфренде, который любил “Наскар”.
Я пробрался в квартиру Мэд, собрал остатки её вещей, многие из которых оказались
мужскими, и допил последнюю банку пива из тех двенадцати, которые я купил ей в тот
злополучный вечер, когда отправился за молоком.
Я не знаю, что со мной будет дальше. Я не знаю, как долго я смогу продолжать это
делать. Искать вампиров – всё равно что искать в Интернете порно. Если ты знаешь, где
начать поиск, то это довольно легко. Это бесплатно. Это интересно. Но ты никогда не
найдёшь то, что ищешь: что-то подлинное. Что-то настоящее.
 Я знаю, что когда-нибудь что-то во мне сломается, и я окажусь в психушке, или в
тюрьме, или просто на улице. Я уже несколько раз оказывался на волосок от гибели при
столкновении с кровососами – теми, кого Мэд некогда называла при мне “кузенами”. Но я
знаю, что не собираюсь останавливаться. Я буду продолжать искать, пока не найду её, или
пока она не найдёт меня, или пока меня не поймает кто-нибудь ещё…
И тогда я наконец поставлю точку в этой истории.
 Кассета из Миссии
Из залива тянутся беспрерывные потоки ветра, пронизывающие холодом мёртвых
даже живых людей. Уличные фонари тщетно пытаются пробиться сквозь белое одеяло
тумана, но это лишь заставляет их казаться маленькими рукотворными лунами,
окружёнными ореолом бледно-молочного цвета.
Глядя на туман за окном, я думаю, что никогда не был на территории Миссии. В
сущности, я уже пару десятилетий как не ступал за пределы Квинса. Однако пара моих
знакомых отважилась совершить трудное путешествие и связались со мной, достигнув
далёкого залива Сан-Франциско. Мне удалось поддерживать с ними контакты
достаточно долго, чтобы в конце концов они выслали мне набор кассет, на которых
один из нас начитывает поучение для своего новообращённого избранника.
Судя по тому, что я слышал о Сан-Франциско, среди Сородичей миссия по обращению
аборигенов в веру Христову приобрела не менее фундаментальный характер. Сородичи
со всего Старого Света прибывали сюда, к заливу, чтобы показать местным
Проклятым свет, ведущий к… кто знает? Во что могут верить Проклятые?
Так или иначе, район “Мишен-дистрикт”, основанный смертными миссионерами, судя
по всему, стал среди Проклятых собственным микродоменом, в котором царят
собственные правила и законы. Также у меня складывается впечатление, что он стал
центром городской Какофонии, а представители некоторых ковенантов готовятся
здесь к информационной войне с другими в надежде достичь господства над всем
доменом.

Кассета I:
Прощание
Прощай, Эм. Мёртвые путешествуют быстро, и я должна бежать. Я не знаю, когда ты
найдёшь моё послание. Надеюсь, когда тебе удастся её отыскать, ты на меня не
рассердишься. Я не прошу тебя простить меня, потому что я столько раз тебя обманывала,
а потом убила тебя и оставила гнить заживо в этом тёмном мире.
Я просто пытаюсь сделать то, что кажется мне правильным. Я расскажу тебе, почему
ты умер, и что тебе нужно сделать теперь, когда ты больше не мёртв. Назовём это моим
завещанием.
Майк был прав насчет меня, даже если он был несправедлив. Я привыкла думать лишь
о себе. Но, знаешь, слово “привыкла” не означает, что я не могу заботиться о других. О
тебе. Я записываю эту плёнку в надежде, что она поможет тебе в новой жизни.
О, и я читала о смерти Майка. Поверь мне. Это была не я. Хотя мне капельку жаль, что
не я.
 Сожги кассету, когда закончишь её слушать, если только не хочешь оставить её, чтобы
иногда вспоминать обо мне.

Кассета II:
Кровь
Начиная уже с этого вечера, живым тебя могут назвать лишь слепцы, не верящие в
существование Проклятых. Если врождённые инстинкты или какой-нибудь несчастный
случай ещё не научили тебя этой истине, позволь мне открыть тебе самый печальный факт
нашей жизни: тебе нужна свежая кровь – или ты умрёшь. Я знаю, ты уже умер, однако
надеюсь, ты не захочешь возвращаться в могилу по-настоящему.
Какое-то время ты можешь обходиться кровью животных, но я не рекомендую делать
это часто. Я видела ребят, которые пьют звериную кровь, и… скажем, я от них не в
восторге. Они превращаются в хищников, охотятся и убивают даже тогда, когда начинают
чувствовать потребность в крови людей. Они начинают видеть в людях добычу.
Тебе нужно научиться ещё двум вещам. Научись контролировать себя и правильно
относиться к пище. Ни то ни другое я не назову лёгкой задачей, но это тебе понадобится,
если хочешь жить сам по себе. Да, и насчёт нашего состояния… ты много услышишь о
том, что мы нежить, живые трупы и всё такое. Это самооправдательные помои,
предназначенные лишь для тех, кому нравится играть в мучеников и непонятых
аутсайдеров. У этих кретинов не будет друзей, секса и удовольствий.
Ты жив – просто в альтернативном смысле слова. Я знаю, что начала эту запись с
противоположного заявления, но пойми меня правильно: тебе не нужен стук сердца в
груди, чтобы открывать глаза, улыбаться и заводить знакомства. Другие Сородичи будут
рассказывать тебе о том, как тяжело быть мёртвым. Оставь их в плену иллюзий. Ты
будешь счастлив. Ты будешь жить, даже если и не в клиническом смысле слова.
Но помни о крови. Я втянула тебя в порочный круг жестокости и насилия, из которого
невозможно выбраться. Не знаю, будет ли оправданием сказать, что когда-то меня точно
так же втащили в наш кровопролитный круг, не спрашивая моего согласия. И, как
видишь, я прижилась.
С другой стороны, ты бессмертен. Вполне буквально. Если последуешь моим советам,
ты проживёшь не одну тысячу лет. Но ты должен примириться с тем, что твои
потребности в крови стоят выше всех остальных. Если человек понял, кто ты такой,
забери его жизнь. Извини. Никакой холодной индейки по вечерам. Только кровь – и
готовность прятаться от людей.
 Кассета III:
Ложь
Начни обманывать. Ты думаешь, что для тебя это не ново, но поверь мне, это так. Я
легко распознавала каждый твой обман, когда жила с тобой. Тебе нужно стать
убедительнее, потому что отныне весь мир тебя ненавидит.
Прямо сейчас, ты, вероятно, хочешь побежать домой к маме и папе, расплакаться у них
в объятиях и признаться во всём, что произошло, от прежней греховной жизни до
новоявленной жажды крови. Не делай этого. Каждый раз, когда ты говоришь правду –
отныне и вовеки веков, – кто-нибудь должен будет умереть. Обычно они. Но, возможно,
убить попытаются тебя.
Даже самая неубедительная ложь лучше, чем признание в том, что периодически тебе
хочется вцепиться им в глотку (и да, если ты ещё не заметил, тебе будет этого хотеться). К
счастью, вскоре ты обнаружишь, что люди хотят тебе верить. Правильно разыграй свои
карты, и они захотят запомнить каждое твоё слово. Теперь ты лучше, привлекательнее и
сексуальнее, и если ты научишься работать с этим, ты сможешь получить всё, что только
захочешь – и никто не будет знать, кто ты.
Помни, что хорошая ложь подтверждается фактами. Ты уже смотрел в зеркало?
Наверное, да. Значит, ты уже знаешь, в чём состоит наша проблема. А ещё ты наверняка
чувствовал онемение по всему телу. Может быть, ты уже заметил, что у тебя нет дыхания
и сердцебиения.
Всё это взаимосвязано. Наше тело мертво – по крайней мере, с биологической точки
зрения. Научись разгонять кровь по венам. Это поможет тебе казаться живым, хоть и
лишь на какое-то время. Усилием воли ты можешь вернуть себе отражение. Однако знай,
что чем больше ты разгоняешь по телу кровь, тем острее ты ощущаешь голод. Чем дольше
ты оставляешь в зеркалах отражение, тем меньше у тебя остаётся сил на что-либо ещё.
Будь аккуратен. Умей выбирать время для общения с людьми, потому что иначе даже
самая мирная беседа быстро превратится в охоту.

Кассета IV:
Питание
Слушай внимательно – или уже сегодня начнёшь сходить с ума от голода. Если бы я не
была такой трусихой, тебе не пришлось бы учиться этому самому. Но, я всё же смею
надеяться, что ты прослушаешь эту кассету раньше, чем тебе придётся выходить на охоту.
Остаток своей жизни ты проживёшь на человеческой крови. Но это не делает тебя
убийцей. Только ты можешь сделать из себя убийцу.
 В целях безопасности лучше всего начинать с незнакомцев. Классический приём
заключается в том, чтобы подцепить человека в баре. Но лучше начни с рискованных
частей города, где люди привыкли, что периодически кто-нибудь пропадает, или
испытывает недомогание, или испуганно вскрикивает в переулке. К счастью, территория
нашей Миссии простирается достаточно далеко, чтобы у тебя была возможность найти
подобное место. При желании можешь выйти за пределы Миссии, но не рекомендую
уходить далеко.
С возрастом ты научишься наблюдать за людьми и понимать, чего им хочется в
текущий момент. Ты станешь частью любой компании. Но не жди от себя успехов в самом
начале. Первые охотничьи экспедиции редко бывают удачными.
Если можешь, начни относиться к охоте как к игре. В ней есть правила, есть
возможность добиться успеха или потерпеть поражение. Но поражение не означает конца
всей игры. Это просто запустит следующий раунд.
Да, и ещё кое-что. Ты часто будешь слышать термин “стадо”, и, вероятно, тебе
придётся тоже его использовать, чтобы вписаться в ряды наших Благословенных
покровителей – о них я ещё скажу через пару минут. Но не верь этому названию. “Стадо”,
окружающее тебя каждую ночь, представлено живыми людьми. Женщинами и
мужчинами, детьми и подростками, красивыми и изысканными существами со своим
великолепием, тайнами, шармом...
Даже если сейчас я немного преувеличиваю, то лишь потому, что тебе нужно понять:
мы не правим людьми, как цари или фараоны своими рабами. Мы вдохновляем их на
общение и заставляем хотеть поделиться с нами кровью – даже если они не вполне это
осознают. Однажды у тебя появятся личные последователи, фанаты, поклонники и друзья.
Но пока – учись выглядеть притягательно. Выбери свой стиль укладки волос, обнови
гардероб, подумай о косметических изменениях – твоё лицо теперь необычайно бледно, а
тебе нужно выглядеть выразительно.
Будь тем, кого люди хотели бы видеть рядом с собой. Будь тем, с кем они готовы выйти
из бара. Будь тем, кого они с радостью пригласят к себе домой.

Кассета V:
Удовольствия
Ладно, надеюсь, ты уже принарядился... Жаль, что я не могу видеть. Потому что теперь
пришло время для веселья.
Попробуй привыкнуть к мысли, что человеческая психика, как и наша психика, во
многом представляет собой живой механизм, действующий благодаря нейрорецепторам и
гармонам. Вот почему Бог сделал секс таким приятным. Ему было нужно, чтобы люди
размножались – но он подсказал людям, зачем это нужно им самим.
 Кажется, ты привык к языку программирования, а потому вот тебе лучшая метафора,
приходящая мне сейчас в голову. Тебе нужно уметь использовать лазейки в их коде. Тебе
нужно уметь запрограммировать человека на поиск удовольствий рядом с тобой. Если
тебе кажется, что это звучит глупо, перестань улыбаться и вспомни, как хорошо это
сработало в случае с тобой. Я выманила тебя из толпы и заставила тебя жаждать моей
компании. Извини.
Вращайся в человеческом коллективе. Никогда не пропадай из своего квартала
надолго. Заводи разговоры. Задавай праздные вопросы: а где у вас ванная, а кто
запечатлён на этом снимке и так далее в том же роде. Не льсти своей жертве. Она
почувствует, что ты чего-то от неё хочешь.
В идеале – начинай общаться не с выбранной жертвой, а с другими, менее
привлекательными людьми. Может быть, ты быстрее подцепишь добычу в их кругу, но
моя мысль не в этом. Если ты будешь показательно общаться с менее привлекательными
людьми, твой избранник сам захочет, чтобы ты обратил на него внимание. Он начнёт
искать повода поговорить с тобой. И ты милостиво позволишь ему это сделать. Ты
снизойдёшь до него. И он почтёт за честь отвести тебя к себе домой – или хотя бы пойти в
переулок перепихнуться.
А хочешь узнать мой секрет? Я всегда любила выводить эту игру на ещё более
масштабный уровень. Когда мне хотелось сделать определённого человека своей
долгосрочной добычей – так, чтобы я могла пить его кровь не раз, не два и не три, а
целыми месяцами, – я разыгрывала роман с одним из его друзей. Всё это время я могла
пить кровь его друга, а могла просто играть его чувствами, буквально и пальцем его не
трогая, но так или иначе, я заставляла свою истинную жертву жаждать заполучить меня в
свои объятия. И когда я разыгрывала расставание, моя жертва сама делала всё, чтобы я
оказалась у неё дома – на столько ночей, насколько это вообще было возможно.
Привязывай к себе своих жертв. Благоволи им, а не заставляй их отдавать свою кровь.
Сделай так, чтобы они вообще не поняли, что это ты охотишься за ними, а не они – за
тобой. Если тебе это кажется неправдоподобным, ещё раз вспомни, как я с тобой
поступила. И снова – прими мои извинения.

Кассета VI:
Семья
Помнишь, я однажды сказала тебе, что таких, как я, больше нет? Это ложь. Сейчас ты
уже понимаешь – надеюсь, – что мы постоянно лжём. Меня привели в эту жизнь точно так
же, как я привела тебя. У меня есть семья – как в узком, так и в широком понимании
слова. Если угодно, можешь называть себя именем Каллас – это моя непосредственная
династия. Мой “отец” был одним из Каллас, как и его создатель, как и создатель его
создателя.
Однако в более широком смысле мы – Дэва, огромная семья притягательных и, замечу,
весьма приятных в общении кровососов. Своего создателя мы называем сиром, хотя ты
вполне можешь называть меня матерью – точно так же, как я называю своего покровителя
отцом. Твои ближайшие родственники – произошедшие от того же сира – могут считаться
братьями или сёстрами, хотя мне известны и другие определения вроде “единокровных”.
К остальным лучше обращайся как к “кузенам”, пока не узнаешь, какие слова им нравятся
больше.
Не игнорируй мои советы. Представляйся как Дэва и Каллас: я ещё расскажу тебе о
Благословенных, и они очень не любят, когда на территории Миссии появляются
личности из неизвестных династий. Я знала чужаков, которые не нарушили ни одного
закона, но оказались прибиты к кресту на солнце лишь потому, что назвали себя
представителями династии, находящейся в чёрном списке Благословенных. Очень
обширном списке.
В мире есть и другие “кланы” – семьи вампиров. Ты скоро их встретишь. Но ты едва ли
полюбишь их. Мне это так и не удалось. Понимаешь, прокляты мы или нет, но Дэва
всегда оставались людьми в глубине души. Признаться, мне даже с трудом даётся то
слово, которое только что сорвалось с моих губ: “вампиры”.
Но вот остальные… да, это вампиры. Монстры и выродки, предположительно
отколовшиеся от нашей семьи в далёкие, почти незапамятные времена. Твоё сердце всё
ещё полно жизни и любви, даже если оно не бьётся.
Но остальные похожи на калек – по меньшей мере, в духовном смысле слова, хотя
порой и в физическом. Вентру называют себя Лордами. Я не шучу. Ты можешь спросить
их об этом, они так и представляются. Они считают себя повелителями всех Сородичей.
Это не так. Они просто нуждаются в чувстве собственной значимости, иначе у них едет
крыша. Ирония заключается в том, что крыша у них едет даже тогда, когда окружающие
признают их значимость для своего коллектива. Многие из них расхаживают по Миссии,
увешанные титулами и медалями, и беспрерывно хвастаются победами... но если ты
послушаешь их внимательно, то услышишь, как коротко было их правление. Они
добиваются процветания лишь на короткое время. Пара десятилетий, и бывший Князь или
даже Король оказывается в изгнании. Или на солнце.
Среди нас существуют пророки, сектанты и ясновидцы, известные как Мехет или Тени.
Они многое знают, правда. Но они видят столько всего, что тоже слетают с катушек.
Может быть, не в клиническом смысле слова, однако они с трудом находят общий язык с
миром, которому неизвестно то, что открылось их разуму. Думаю, мы миримся с их
существованием лишь потому, что боимся их. Я их боюсь.
 Носферату – наши далёкие сводные братья, но хитрость состоит в том, что они одни из
лучших чудовищ, с которыми я общалась. Это единственный клан, который не пытается
быть нами. Насколько я понимаю, они появились в Тёмные века, буквально поднявшись
из могил. Они выглядят отвратительно. Даже те, кому повезло сохранить человеческий
облик, пахнут формальдегидом и гнилью. Некоторые заставляют окружающих
чувствовать себя дурно без всякой причины. Некоторые сами чувствуют себя так дурно –
опять же, без всякой причины, – что просто не могут подолгу общаться. Но, знаешь, всё
это научило их смирению и готовности сотрудничать с окружающими. Не доверяй им и
всё такое, но эти Призраки понимают ценность человечности почти так же, как мы.
Есть среди нас и кочевники. Здесь их, как правило, называют Бруха, но это только одна
из младших семей, принадлежащих к древней династии Гангрел. Они собираются в стаи
подобно волкам. Они часто рычат и показывают свои мускулы. Это вызывает у многих из
нас обманчивое впечатление, что они – такие же позеры, как Вентру, но это ошибка. И за
эту ошибку я в своё время поплатилась собственной челюстью.
Наконец, в мире полно кровавых наркоманов. Я не знаю, как их ещё назвать. Они
торчат от нашей крови. Они готовы на всё, чтобы получить очередную дозу, хотя, как
правило, они пытаются выполнять нашу волю, а не набрасываться на нас, как мы – на
обычных людей.
Парни вроде Майка... Думаю, я должна рассказать тебе. Всё это время, пока Майк
говорил тебе, что я тебе не подхожу, что со мной лучше не связываться, он… преследовал
свои цели. Он сосал кровь у меня из запястья. Вот почему он выглядел моложе сорока.
Когда кровь людей попадает в наши тела, она превращается в настоящий наркотик.
Обычный человек, пьющий кровь Сородича, получает не меньшее удовольствие от
кормления, что и мы. А кроме того, он перестаёт стареть.
Но это разрушает его жизнь. Вот почему я не стала поить тебя своей кровью. Я думала,
что смогу избавить тебя от этой участи, но посмотри, к чему всё привело…

Кассета VII:
Ковенанты
У нас есть собственная цивилизация. Культурные особенности могут сильно разниться
от города к городу – из-за чего я крайне не рекомендую тебе покидать территорию
Миссии, пока ты не станешь сильнее, – но у нас есть собственный коллектив со своими
законами.
Прежде всего, обязательно пойди в Церковь. Это её представители называют себя
Благословенными. Это они руководят Миссией. Обязательно пойти в Церковь и не
пропускай их Полночные мессы, потому что если ты этого не сделаешь, тебя выследят.
Просто иди в ближайшую человеческую церковь, и тебя найдут. Тебя пригласят в
настоящую Церковь. Тебе не нужно верить в их догмы, но следуй их примеру, пройди
крещение, причастись. Приходи на Полуночную мессу каждую неделю, где бы она ни
проходила. Это самый надежный способ избежать неприятностей.
Другие организации, или ковенанты, подчинены Церкви, однако каждая из них может
что-нибудь тебе предложить. Я побывала в каждой из них... но, похоже, мне просто не
нравится подчиняться законам, какими бы они ни были.
Инвиктус следят за тем, чтобы люди никогда не узнали о нашем существовании. Они
столько делают для Церкви, Миссии и других Сородичей, что порой бывают не менее
авторитетными, чем Благословенные. Я бы рекомендовала тебе познакомиться с
молодыми членами организации: они любят развлекаться и ещё не привыкли слишком
задирать нос.
Культ Дракулы… я смеялась над этими заблудшими душами, потому что они считают,
что могут победить проклятие. Я была уверена, что проклята навеки. Однако когда я с
ними связалась, выяснилось, что они могут избавить тебя от многих проявлений нашей
проклятой крови. Я видела, как они ходят по горящим углям, а некоторые из их
старейшин до сих пор питаются кровью животных.
К слову о культах. Некоторые из нас образовали что-то наподобие… я не знаю...
контрцеркви. Они не верят, что Бог проклял нас – они думаю, что Бог внутри нас. И они
верят, что наш Бог – женщина. Они называют ее Лилит, или Мать чудовищ. Они проводят
обряды, напоминающие церемонии Благословенных, но вместо ангелов и святых
поклоняются духам и демонам с совиными головами. У меня от них мурашки по коже, но
с каждым годом их становится всё больше. Когда-то, я слышала, Благословенные на них
охотились, но теперь открыто пускают их на территорию Миссии, потому что иначе у нас
разгорится религиозная война.
Кажется, в мире есть и другие организации, но у нас в Миссии действуют только эти
четыре. Если хочешь, чтобы твоё имя что-нибудь значило для кузенов, иди к ним. Только
не упоминай меня, пока не убедишься, что они хорошо ко мне относятся.
У тебя есть выбор, однако не допусти ошибки: чего ты не можешь, так это отказаться
от присоединения хоть к какой-нибудь организации. Если ты откажешься больше
нескольких раз, тебя примут за отступника и убьют. Отсутствие семьи среди нас считается
преступлением.
 Какофония
Ещё один аудиофайл от моих кузенов из Миссии. Я не могу сказать, что меня
устраивают методы, использованные при допросе, особенно учитывая, что я сам обучил
свою дочь использованию Какофонии. Нетрудно представить её или моего сына на месте
этого молодого Сородича...
Тем не менее, запись была сделана по моей просьбе. Если я не мог остановить допрос,
мне нужно было хотя бы услышать, что на нём вскроется.

– Это… это…
– Это наш подарок, Дев. Никакого подвоха. Ты ведь это чувствуешь?
– Я как будто бы…
– Жив? Да, Дев. Это называется Безмятежность 1. Достать одну дозу – задача
повышенной сложности. Но у нас целая уйма этого препарата. И мы дали тебе только
каплю.
[Пауза]
– Ну, что скажешь, Дев? Уже почти пять часов. Мы можем просто разойтись, а
можем… ну, знаешь, поболтать. О том, о сём. Чем больше ты скажешь, тем больше мы
тебе дадим. Думаю, у нас найдётся достаточно Безмятежности, чтобы обеспечить тебе
десять долгих часов блаженства. Десять часов настоящей жизни. Десять лучших часов в
твоей жизни, Дев. Нет, не нужно меня умолять. Прибереги слёзы до того момента, когда
они смогут быть настоящими. А пока просто скажи: да или нет?
[Пауза]
– Вот это по-нашему! Окей. Пей. Нет, медленно. Как будто тянешь в себя сигаретный
дым.
[Пауза]
– Молодец. Теперь игла войдёт тебе под язык. Не откусывай мне пальцы, ладно?
[Пауза]
– Тебе хорошо, Дев? Главное, не пытайся встать. Пока что. Если тебя сейчас стошнит,
ты потеряешь час или два. Можешь ли ты посмотреть на солнце? Нет. Есть правила. Ни
солнца, ни кровавых фокусов. Ты готов, Дев?
[Звук надеваемых наручников]
– Не сопротивляйся, Дев. Я же сказал, никаких кровавых фокусов. В ближайшие десять
часов ты живой человек. Ты не можешь мне навредить. Ты не можешь вырваться. А самое
главное…
[Звук разрезаемой плоти]

1
Наркотик, описанный в книге Mythologies.
 – Ты чувствуешь боль так же остро, как люди. Ну что, Дев. Пришло время поговорить.
Только ты. Только я. И несколько очень серьёзных вопросов.

Признание Дева
– Да, я понял. Мне не уйти. Ты смотришь на меня этим взглядом… а я в наручниках и
на коленях. Должно быть, ты чертовски зол, если пошёл на такое…
Ладно, я понял. История. Тебе нужна история. Мы же сраные Дэва, и мы любим сраные
истории. Они называют нас Змеями, ты это знал? Из сраной Книги Бытия. Мы обладаем
знаниями, которые интересны другим, но мы никогда не говорим, чем придётся заплатить
за подобные знания.
Наш главный секрет – мы знаем, как важна репутация, внешность и поведение. Знаешь,
почему у нас есть Гарпии? Даже здесь, в Миссии? Потому что кто-то должен следить за
одеждой, сленгом и нюансами поведения, иначе мы перестанем быть людьми. Мало того:
мы перестанем быть прекрасными людьми.
В шестидесятые я был Гарпией. Приближалась эпоха хиппи, и Миссия впервые за
долгое время была распущена. Благословенные оставались на месте, но их никто больше
не хотел слушать. Всем хотелось веселья и наркоты.
А некоторым из нас хотелось признания. Видишь ли, мы не раз открывали тайну своего
существования смертным. Когда ты рассказываешь хипарю о вампирах, он либо смеётся и
продолжает жрать кислоту, либо верит и ничего с этим не делает. Излишне говорить, что
это было угрозой нашему образу жизни.
Но некоторые из нас, особенно Инвиктус, начали экспериментировать. Стадо всё время
листало брошюры, писало путеводители по выживанию, духовные манифесты и всё такое.
Инвиктус оглянулись назад и увидели, что смертные с радостью верят в то, что несёт в
себе хоть какую-то идею. Когда-то Благословенные, как и христиане вообще, были просто
небольшим культом: но вот, спустя пару столетий, в их культ вступили целые
государства. Всё потому, что они освоили приёмы массовой коммуникации. До христиан
никто не пытался заставить весь мир уверовать в своего бога. А они попытались. И
добились своего.
Я слышал о парнях в грёбаной Советской России, переписывающих романы буква за
буквой, потому что государство не позволяло им использовать мимеограф. И они тоже
обогащали свою идеологию, потому что работали с людьми. Это была массовая
коммуникация.
А потому мы проникли в культуру хиппи и начали помещать в путеводители или
манифесты маленькие карикатуры и эссе, которые мало что говорили людям, но многое –
другим Сородичам. Хиппи листали книги и думали: под какой наркотой они это
написали? А Сородич заглядывал в ту же книгу и узнавал, что происходит в соседнем
городе. Или штате. Или даже стране.
Что? Ты шутишь? Конечно, мы были под кайфом. Особенно в шестьдесят девятом.
Люди голодали на улицах и торчали на наркоте, а потому мы могли питаться хоть каждые
два часа, но вместе с кровью в наш организм поступала и всякая дрянь. С чего бы мы ещё
попытались общаться друг с другом через журналы и манифесты смертных?
Когда Инвиктус и Благословенные всё же решили, что мы перегнули палку, они начали
сжигать книги, как грёбаные инквизиторы. Но мы были хитрее. Мы стали скрывать
информацию, предназначенную друг для друга, в менее приметных источниках. Как-то
мне довелось увидеть даже псевдонаучный трактат под названием “Кодекс Малкавия”.
Вентру до сих пор думают, что это подлинный труд о Малкавианах. Нет, это сборник
исторических сведений для нас с вами. Для Дэва.
Мы годами манипулировали цифровыми носителями, и ты не поверишь, что мы можем
распространить на флэш-накопителе. Информация – она как проклятие, как чума, как
кровь. Она должна распространяться, и она сама найдет способ это сделать.
Мы называем это Какофонией. Массовой коммуникацией Дэва. А иногда и не только
Дэва.
Что, почему я смеюсь? Потому что тебе не требовалось всё это делать. Тебе не нужно
было соблазнять меня, нацеплять наручники, давать мне дозу. Я бы тебе всё рассказал. Я
бы рассказал тебе всё, даже если бы ненавидел тебя.
Вот для чего нужна эта чёртова Какофония. Это способ рассказывать правду, всегда и
всем. Просто Дэва – единственные любители потрепаться среди Сородичей. Остальные
скрывают тайны. А мы? Если мы что-нибудь узнаём, мы помещаем это в Какофонию. И
уже назавтра все знают, что натворил Князь в соседнем домене.
Ну что, у нас ещё остаётся пара часов до рассвета. Может, отпустишь меня? Эй?
 Девушка мечты
“Ты узнаешь ее, когда увидишь”. Я всегда думал, что это чушь собачья.
Я согласился отправиться на её поиски лишь потому, что ты пообещал вытащить меня
за пределы Миссии, от однообразия которой меня уже начало тошнить.
Я, знаешь ли, не люблю путешествовать. Но ты попросил меня не о том, чего я боялся.
Ты не просил меня искать какой-нибудь проклятый артефакт, не просил связываться со
старейшинами и брать у них интервью, не просил проводить кровавые ритуалы под
покровом ночи. Ты просто спросил, не могу ли я узнать больше о девушке, снимающей
коттедж неподалёку от Саратога-крик.
Сан-Хосе – довольно очаровательный городок, но при одном условии: что ты старик,
который ушёл на пенсию, потому что ему больше незачем работать – или, может, его
престарелая жена. Нет, тут вполне неплохо. Хорошие дома, дружелюбные люди, большие
пляжи, на которых смертные могут лежать, как подыхающие киты. Местные Сородичи
тоже похожи на горстку ленивых, разжиревших котов, которые живут так далеко друг от
друга, что, наверное, проходят годы, прежде чем им удаётся увидеть друг друга на какой-
нибудь мимолётной сходке.
Мне не понравилось бы здесь жить, но я должен сказать спасибо. Ты прав. Это совсем
не похоже на Миссию.
Я нашёл её куда быстрее, чем предполагал. Нетрудно найти одного из нас, особенно
когда это лучшая девушка на свете. Она шла по улице, махала рукой местным пацанам и
смеялась в ответ на их шутки, а один раз обняла кого-то, и у него было такое выражение
лица, что я побоялся, как бы парень не умер от счастья.
Ты попросил меня сфотографировать её. Поскольку речь идёт о таком щепетильном
вопросе, как фотография Сородича, я на всякий случай сделал десятка два снимков.
Несколько часов спустя она подошла к своему коттеджу. Я допускал, что она заметила
меня, однако не мог не вздрогнуть, когда она повернулась ко мне, уже поднявшись на
крыльцо.
Она улыбнулась и поманила меня к себе пальцем.
– Вот мы и остались наедине, – сказала она. – Чего вы хотели?
– Искал компании.
– Я тоже часто ищу компанию.
– Если честно, я планировал взять у вас интервью.
Она засмеялась.
– Ну, почему бы и нет? Заглянете внутрь?
Она провела меня через дом, и я понял, почему она всегда оставляла мальчишек на
пляже и никого не водила к себе. Это место напоминало музей или святыню,
посвящённую ей самой. Её фото. Фото, на которых каким-то образом можно было увидеть
её лицо – чего трудно ожидать от одного из нас. На одной из стен висела обложка
журнала “Космополитен” 1966 года. На ней красовалась моя собеседница.
– Ну, что у вас на уме, мистер?
– Ничего такого.
– Вы хотели меня увидеть. Это как-то связано с фотографиями?
– Пожалуй, – признался я. – Вот этот номер, шестьдесят шестого года. Это первый
журнал с девчонками, который мне удалось достать. Никогда не знал, что это были вы.
– Да, тогда парни им страшно интересовались. Но это не оригинал, а перепечатка.
Оригинал был снят в пятьдесят третьем.
Она отвела меня на кухню и показала оригинал.
– Да, я видел его. На заправках, кажется. Никогда не замечал, что в шестьдесят шестом
вышел репринт.
– В том-то и дело, мистер. Присядете?
Разумеется, я присел.
– Простите за назойливость, – сказал я. – Но я никогда ещё не встречал такого
знаменитого вампира.
– Это я-то знаменита? Дорогой, никто даже имени моего не знает.
– Да, имени никто. Но я видел вас раньше. Вы были везде.
Она улыбнулась так, будто только что открыла мне секрет.
– Они знают моё лицо и мою фигуру. Но никто не знает моего имени. Значит, они не
знают меня.
– Я столько раз видел вас за эти годы. Полагаю, я просто предполагал, что все, кроме
меня, знают, кто вы. И увидеть вас лично, это… Боже…
– Во мне нет ничего особенного. Честное слово. Я просто довольно смекалиста и умею
поддерживать интерес.
– Как вам удалось достичь такой популярности и остаться загадкой?
Она улыбнулась.
– Вы когда-нибудь слышали о Токийской Розе?
– Она была предательницей. Работала на японцев во время Второй мировой войны.
Передавала сообщения на английском и подрывала веру американцев в победу. Вы что, и
есть?..
– Боже, нет. У меня слишком хорошая фигура, чтобы я пряталась в радиобудке. И
вообще, Токийская Роза была не одним человеком. Это был своего рода титул или даже
профессия. Любой диктор, сидящий в Японии или даже Штатах, но транслирующий
японскую пропаганду на территории США, становился Токийской Розой. Популярной эту
профессию сделали моряки. Вы только представьте… Одинокие моряки слушали её,
желая услышать голос милой девушки, пока они плыли в море. Они слушали, даже
несмотря на то, что она говорила им, что они проигрывают или что они воюют не на той
стороне. Никто не любит говорить о самоубийствах в военные годы, но, говорят, она
заставила выпрыгнуть за борт далеко не одного юношу.
– Какое это имеет отношение к вам?
– Ну, как я уже сказала, у меня потрясающая фигура, однако не слишком хороший
голос для радио. Токийская Роза существовала в действительности – но во многом она
была легендой. Не было ни одной девушки, которая была бы той самой Токийской Розой.
Это легенда. Сирена своей эпохи. Но, даже будучи просто легендой, она влияла на
окружающий мир. Она была реальна.
В военные годы я была… как бы это сказать, не слишком представительна. Это было
серое, страшное время. Гражданские были напуганы, а военные внимательно следили за
каждым, кто вёл себя хоть сколько-нибудь необычно. А когда ты вампир, ты неизбежно
ведёшь себя необычно.
Мы охотились на гражданских и дезертиров, а иногда даже инсценировали чужие
самоубийства, потому что от недостатка крови нам было трудно держать себя в руках. И
мы не держали.
– Вы не боялись, что это повредит Маскараду?
– Дорогой, мы боялись, что нас убьют задолго до того, как смертные что-то узнают. То
были отчаянные времена, и они требовали отчаянных мер. Однако мне повезло. Я
связалась с фотографом, который снимал плакаты для военного департамента. Когда
война закончилась, мы с ним продолжили отношения, и он начал снимать меня для
рекламы. Тогда, после войны, фотографии красивых девушек лепили на всё, от мыла до
пены.
Он организовал собственный бизнес – не предприятие, нет, но своего рода
информационную сеть для обмена фотографиями. Когда он понял, кто я такая, ему
пришлось сбежать. Он даже рассказывал другим людям, что я вампир, но никто ему не
поверил. А я просто начала изменять свои фотографии, чтобы мой облик не размывался на
них слишком быстро. Я перепечатывала их, перерисовывала – чего только не делала.
А потом я продавала эти обработанные фотографии по каналам, который создал для
меня мой сбежавший парень. Я была не моделью. Я была целым стилем. Целой эпохой.
Каталоги, объявления, журналы для девочек и для мужчин... Я много снималась, но
никому не давала понять, что на сотнях похожих фотографий изображена одна и та же
девушка. Я.
– Но почему вы не говорили о себе? Вам так и не удалось сделать имя, даже если на вас
смотрели миллионы мужчин.
– Миллионы мужчин, и женщин, и лесбиянок, и подростков… Ох, дорогой мой, зачем
мне слава, если я могу просто заставить мир подсознательно мечтать обо мне? В
сороковые мне пришло в голову, что не все мужчины любят большую грудь. Но у меня
она была весьма и весьма впечатляющей, а потому я начала формировать вкусы самого
общества. И вот, спустя несколько десятилетий, сиськи стали настолько
распространённым фетишем, что никто даже не предполагает, что их можно не любить. Я
заставила целые поколения девушек подсознательно пытаться стать такими, как я. Боже,
да половина девиц в Интернете представлена порнозвёздами, которые пытаются
выглядеть в точности как я. Им не нужно знать моё имя. Они сами пытаются быть такими,
и это лишь подтверждает всеобщее мнение о том, что я – идеал Америки… или, кто знает,
всего мира.
– Но вы перестали позировать в шестидесятых.
– О, я перестала позировать даже в пятидесятых! Но я оставила своё портфолио,
которое я всё ещё могла изменять, обрабатывать и переделывать на свой вкус. Я
несколько раз меняла свой образ. Например, некоторое время я была “запретной
девушкой” – той, которую мужчины мечтали, но не могли найти. Потом я была
мейнстримовой леди, девушкой по соседству. Теперь я девушка-ностальгия, прекрасная и
невинная дама из прежней эпохи, вечно влюблённая в жизнь. Когда-нибудь они нарисуют
Деву Марию, которая будет похожа на меня. И теперь я могу идти по любой улице, куда
захочу, и люди будут провожать меня глазами.
Всё, что мне нужно сделать, – это расчесать волосы в старом стиле, поджать губы, как в
пятьдесят третьем, и гордо пройти по улице.
– Это… удивительно. И тем удивительнее то, что вы мне рассказываете о своём
секрете.
– А разве это не очевидно, мистер? Я живу здесь с начала прошлого века. Мне нужен
способ найти себе пропитание. Кровь животных давно меня не насыщает. Да и кровь
смертных тоже теряет свой вкус.
Она внимательно посмотрела мне в глаза, и на какой-то момент я захотел позволить ей.
Позволить ей укусить меня.
Вот тогда я и понял, что мне пора. Я рванул к двери и помчался к своему дому, будто
меня преследовали все демоны Ада. Я попытался уснуть, но не смог. Даже когда за окном
взошло солнце, я просто лежал и смотрел в потолок, пытаясь выкинуть её из головы. Я не
мог. Я вспотел, я тяжело дышал, хотя мне и не нужен воздух.
Следующим вечером я зашёл в офис управляющего, чтобы сообщить о своём отъезде.
На стене я увидел календарь с её фотографией. Я вернулся домой и просмотрел свои
снимки. Они были так прекрасны, что мне хотелось часами таращиться на них, не думая
ни о чём, что происходит вокруг.
Это моё последнее письмо.
Я не стану возвращаться в Миссию. Я сдержу слово, данное тебе, и отправлю лучшие
фотографии по электронной почте. А затем я вернусь к ней. К девушке моей мечты.
 Кошмарная волна
Год и одна неделя. Год и одна неделя прошла с тех пор, как Новый Орлеан погрузился
в воды. Год и одну неделю назад началась Кошмарная волна, которая стала не меньшей
трагедией для Сородичей, чем для смертных.
Это был истинный апокалипсис, и не в расхожем смысле “конец света”, а в самом
древнем значении этого слова. Апокалипсис. Откровение. Урок свыше. Новый Орлеан
был одним из самых процветающих доменов Сородичей, но вампиры, которые населяли
эту жемчужину Юга, редко видели друг в друге братьев. Мы ведь так часто называем себя
Сородичами, но мы редко относимся к этому слову серьёзно. Мы подразумеваем под этим
названием мертвецов, нежить, вампиров, соперников… даже врагов.
Мы забываем, что в нас течёт единая кровь и что все мы страдаем от тягот бессмертия в
равной степени. Год назад нам об этом напомнили. Дело не только в волнах,
обрушившихся на город. Дело не в урагане, разбившем вдребезги древние сооружения и
вырвавшем с корнем прекрасные магнолии.
Дело в ужасах, которые последовали за Кошмарной волной. Десятки выживших
Сородичей поддались Малкавии, о которой они раньше даже не слышали. Драугры
вырвались из своих могил. Несколько древних, почтенных Сородичей погрузились в
оцепенение, из которого их не удаётся вырвать и по сей день. Я видел, как старая
женщина выреза́ла у себя на руке знак “VII”, и когда я пронзил её копьём, она на меня
зашипела.
Я скорблю о том, что произошло с нашим городом, но я принимаю урок, данный мне
самим Господом. Поклоняемся ли мы Лонгину, Дракуле или Праматери всех чудовищ,
молимся ли мы Богу или Лилит – все мы родственники. Мы Сородичи.
Давайте помнить об этом и почтим тем самым память о Новом Орлеане. Спасибо.
Наслаждайтесь прощением Господа и оставшимися ночами.
Бдение будет проходить в моей часовне до шести утра.
Приходите, и я приму вас как братьев.
Отец Пиетус.
 Завтра полетят головы
Я знаю, что Кэти работает шлюхой. Я хотела бы прикинуться, что мне плевать, но это
не так. Хуже всего мне от этой новости, когда я копаюсь в нашем шкафу. У нас один
размер одежды, и хотя я редко заимствую её платья, она не торопится отвечать мне
взаимностью. Поэтому каждые пару недель я замечаю, что от моей одежды пахнет
мужиком.
Сначала я думала, что мне показалось, но вот сейчас я нюхаю подол платья, и да, это
определённо мужик. Я могла бы поговорить с ней об этом, но тогда Кэт может
небезосновательно задать мне пару вопросов о том, чем ещё пахнет моя одежда.
Кроме того, не могу сказать, что у меня бывали соседи получше. Кэт платит аренду,
стирает бельё. Люди спрашивают её, как она это делает и откуда у неё деньги. Она
показывает им ожог на ноге, рассказывает жалостливую историю о своём детстве. Врачам
она рассказывает то же самое. Иногда она упоминает об этом вечером, и мы смеёмся,
упарываясь гидрокодоном. Мы смеёмся, стараясь забыть, как её прижгли в назидание за
ошибку, допущенную мной.
А ещё у Кэти приятный вкус. Настолько хороший, что я стараюсь не думать, что она
делает на нашей кровати днём, когда я под ней сплю.
– Аиша!
Я поворачиваюсь. Она стоит позади меня. Я закусываю губу и смотрю на неё, стараясь
не думать, как очередной незнакомец, заплативший ей пару баксов, поднимает её платье,
проводит пальцами по её коже...
– Аиша, это твой отец!
Я делаю к ней рывок и выхватываю телефон прежде, чем она успевает вдохнуть. Если
на свете и есть человек, с которым я не хочу разговаривать, так это мой отец. Поэтому я
хочу сразу узнать, что ему от меня понадобилось.
– Алло?
Я стараюсь хмуриться.
– Добрый вечер, дорогая.
Он не слышит, что я злюсь. Я мастер сдерживать свои чувства.
– Ты не должен мне звонить.
– Ах? Плохие люди прослушивают твой телефон?
– Давай, напомни мне о моих неудачах. Поговори со мной. Для этого ведь и нужен
отец.
– Уверен, тебе это не понадобится. Мои ребята слишком заняты, потому что гоняются
по всему штату за Феликсом2. Кстати, разве ты не должна делать то же самое?
– Феликса уже и след простыл. Ты с ума сошёл?
2
Феликс – один из героев книги Gangrel: Savage and Macabre, доставший стеклянный гармониум
раньше Аиши и неоднократно упоминающий её в своих путевых заметках.
 – Нет… с большой вероятностью, нет.
– Хорошо. Тогда зачем ты мне звонишь?
– Я звоню, потому что ты мне нужна.
Я начинаю жевать губу.
– Да, но зачем?
– Мне нужно, чтобы ты вернулась к работе.
Ах, моя блестящая карьера.
– Тебе нужен журналист.
– Мне нужна история. И моя собственность.
– Нет.
– Нет?
– Я завязала с этим дерьмом. Если тебе нужен кто-то, кто...
– Мне нужна ты.
Он уже не в первый раз так говорит. И он молчит несколько секунд. Достаточно долго,
чтобы я осмелилась понадеяться, что он повесил трубку.
– Знаешь, почему я тебе позвонил?
– Да, ты мне сам сказал.
– Почему я позвонил тебе. Я позвонил тебе, потому что я вижу, как несчастливо ты
живёшь. Ты ведь не думала, что я не вижу, как ты живёшь каждую ночь?
Я невольно скольжу глазами по комнате и замечаю кошку. В её глазах что-то едва
заметно горит, а затем потухает. Я отворачиваюсь от неё. Ублюдок.
– Скажи мне, что тебе нужно.
***
От: Отец
Кому: Аиша
Тема: Твой помощник
Вот твой связной. Она живёт в Лондоне, так что может быть небольшая проблема со
временем. Когда вы найдёте инструмент, расплатись с ней от всей души.
Пересылаемое сообщение
От: Фрэнсес3
Кому: Старая летучая мышь
Тема: На связи
Значит, мы заключили сделку. Скажите своей девушке, что она может связаться со
мной по номеру 020-8245-6662. Я помогу найти инструмент, изучу его и пошлю вам все
данные.

3
Фрэнсес Блэк – главная героиня книги Mekhet: Shadows in the Dark. Вскоре после описываемых
событий Фрэнсес получит в руки стеклянный гармониум и узнает его историю.
 ***
Несчастный ублюдок так и не понял, что его убило. Пару часов назад он подцепил меня
на дороге. Мы ехали по ночному шоссе, я смотрела на звёзды над извилистой линией,
образованной верхушками деревьев, и слушала радио.
– Ты ведь не чокнутая? – спросил он пару минут назад.
– Что?
– Ты как-то замерла. Как будто совсем не дышишь.
Я помолчала.
– Извини, я задумалась. И действительно забыла дышать.
– Не переборщи с этим. Не хотел бы, чтобы копы остановили меня и нашли мёртвую...
Он издаёт смешок и замолкает. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
– Мёртвую… кого?
– Ну, ты ведь и сама знаешь.
Голос у него шутливый, но в нём звучит нотка нервозности. Как будто он испугался.
Боже, они всегда боятся, хотя бы на каком-то уровне, не так ли?
Нет, я всё поняла. Его глупая шутка очевидна. Я просто хочу, чтобы он это сказал.
– Мёртвую кого? – Я смотрю ему прямо в глаза. Он отворачивается от дороги и
отвечает на мой взгляд. Руки автоматически продолжают рулить. Он пытается
улыбнуться, надеясь растопить лёд в моем голосе. Но он говорит это. Не потому, что
хочет. Он говорит это, потому что я этого хочу.
– Мёртвую проститутку.
Остаток пути мне приходится ехать самой.
***
Хорошие истории начинаются с мёртвых девушек. Этому меня научили на журфаке.
Не знала, что когда-нибудь мёртвой девушкой стану я. Я всё ещё хожу по земле, и я
даже знаю, кто меня убил, но это совсем другая история.
Я иду в бар. Когда-то мы называли его “Постом”, потому что играли в нём и пост-панк,
и… чего только не играли. Теперь, судя по вывеске, его называют “Карьером”. Я издаю
смешок, потому что было время, когда его называли “Дырой”. Сколько бы ни менялось
место, с названием ему никогда не везло.
Я спускаюсь по лестнице и захожу в бар. Здесь пахнет фритюрницей и пивом, а ещё
грязными телами. Думаю, соседям это местечко не нравится. Я присаживаюсь,
просматриваю старые фотографии на стене и затем начинаю лениво оценивать
посетителей. А потом моих ушей достигает знакомый голос.
– Аиша!
Чёрт, я бы встала, но он всё равно будет надо мной возвышаться.
– Девочка, как же давно ты здесь не была!
 – Мне не нравилась твоя закуска.
Он смеётся, и я не могу не улыбнуться в ответ.
– Кстати говоря, Элрой, ты подаёшь еду?
– Не… – улыбается он. – Я слишком много плачу за лицензию, чтобы о нас поползли
всякие слухи и перетолки. Я старался соблюдать все правила приличия с тех самых пор,
как купил это место.
– Купил? Неплохо. Хотя добротной музыкой ты так и не обзавёлся.
– Не поклонник блюза? – смеётся он.
– Разве что в живом исполнении.
Он улыбается.
– Сноб.
– Спасибо, гондон.
– Знаешь, лучшие музыканты, что здесь играли, всё ещё висят на стене.
Он указывает на одну из фотографий. Я соскакиваю со стула и смотрю. Я не помню,
когда он её сделал, но явно до моей смерти, потому что на ней мой облик ясен, как горный
хрусталь. Лицо красное, как свекла. Я кричу в микрофон. Пот липнет к моей футболке.
Позади меня Гари на гитаре, Педро на барабанах... и Кэти, куда стройнее и моложе, чем
сейчас.
Он терпеливо ждёт, пока я насмотрюсь.
– Видела кого-нибудь из них в последнее время? – спрашивает Элрой, когда я провожу
пальцем по раме.
– Мм, нет.
– А у тебя новая группа, если ты в городе?
– Возможно. Но я больше не гастролирую. Итак, у тебя трудности с лицензированием.
Разве Вернер не может это исправить?
– Вернер давно здесь не появлялся. С тех пор, как начали оживлять мидтаун.
– Оживлять? После чего?
– После урагана. Он нас не задел, прошёлся по Орлеану. Но к нам хлынули массы
беженцев. А что делают массы беженцев, за которыми никто не следит? Веселятся.
Плюют на правила. Хэй, угоняй машины, стреляй в людей! Пару лет назад это был город
из кинофильмов. Отсюда было впору эвакуировать население. Поэтому я так трясусь,
чтобы не потерять дело. Стоит полицейскому достать корочку и начать задавать вопросы
об обескровленных телах в мусорном баке напротив бара, и я разорюсь. Боже, я чуть не
вылетел из бизнеса, когда получил запрет на курение.
Я должна была это понять. “Дыра” всегда пахла дымом. В “Карьере” воняло только
телами, пивом и жирной едой.
Я бросаю десятку на стойку и обнимаю Элроя.
– А это ещё зачем? – спрашивает он.
 – За все напитки, которые ты мне покупал, – говорю я и поднимаюсь по лестнице.
Я иду к ближайшему таксофону. Затем бормочу под нос проклятие и пытаюсь найти
другой, который работает. Район хуже некуда. Груда кирпичных зданий, внутри которых
никого нет. Даже граффити скудные.
Я нахожу работающий телефон, набираю номер. Сдаюсь после десяти гудков. Никто не
любит путешественников. Особенно Инвиктус. И особенно когда путешественник –
журналист с пунктиком на провокационных вопросах.
Я оглядываю район и прикидываю, где бы спряталась, если бы была Вернером. Это не
занимает много времени. Я нахожу самый тёмный дом в округе и проскальзываю внутрь.
Я пробираюсь в подвал, потому что если вам нужно найти мертвеца, его нужно искать в
самой тёмной точке самого тёмного дома в самом тёмном районе. Я нахожу обломки
мебели, груду пыльных журналов, шприцы…
И чёртову собаку, которая кусает меня за ногу. На мгновение я замираю, почти
наслаждаясь острой, ясной болью после стольких ночей безвылазного забвения, в котором
я жила с Кэт. Потом я накачиваю свою ногу кровью и начинаю трясти ей, чтобы открыть
пасть этого маленького ублюдка. Я делаю это достаточно долго, чтобы псу стало больно, а
потом сбрасываю его на землю.
– Стой! – кричу я, и, к счастью, он слушается. Это здорово. Я не в настроении, чтобы
убивать грёбаного Джека Рассела.
Минуту спустя я сижу на пододеяльнике и жду владельца. К тому времени, как он
приходит, я уже отхожу от собачьего укуса и довольно мило улыбаюсь.
Он похож на корейца и пахнет довольно молодо. Я помню, как опасна была в его
возрасте, а потому начинаю накачивать его верой в моё Величие ещё до того, как он
заканчивает спускаться по лестнице.
– Э, э! – кричит он. – Кто ты?
Ладно, может быть, мне нужно немного усилить напор.
– А ты кто? – спрашиваю я его своим особым голосом.
– Томми, – отвечает он прежде, чем успевает задуматься о возможности промолчать. –
Ты кто такая?
– Я друг предыдущего жильца.
– У него не было ни одного друга.
– Может, пред…пред… предыдущего. Парня по имени Вернер.
– У Вернера больше нет друзей.
– Ерунда. Разве он не говорил о своей сестре?
Тогда он издаёт этот ужасный подростковый смешок.
– Говорил. Сестра у него – настоящая сука.
 Я ничего не могу с собой поделать. На этот раз я бью маленького ублюдка по лицу,
потом разворачиваю его к стене и хватаю за запястье, заодно нажимая на диктофоне
кнопку звукозаписи. О, ностальгия. Как в старые добрые ночи.
– Расскажи мне историю, Томми.
***
Аиша: Ты ведь довольно молод, да, Томми?
Томми: Да. Это помогает в деле. Мне никогда не составляло труда избегать
подозрений. Я часто сижу на краю города, вынюхивая чужеземцев и докладывая куда
следует.
А: И что, много всего происходит?
Т: Движухи много, но не скажу, чтобы всё было страшно важно. Когда я работал на
шерифа, мы часто ссорились с новичками. С тех пор почти весь город кишит новичками, и
никому неинтересно с ними воевать.
А: Так вот как тебе удаётся платить за аренду. А чем развлекаешься?
Т: Тусуюсь на вечеринках.
А: Рейвы и все дела?
Т: Ну, если ты их так называешь. Если ты не намного старше, чем выглядишь, лучше
не называй их рейвами. Никто уже всерьёз не говорит, типа, пойдём порейвимся.
А: И что, много вечеринок проходит в городе?
Т: Тех, которые устраивают специально для нас? Не так много. Места меняются
каждую неделю, и контакты, как правило, длятся всего несколько месяцев, поэтому
приходится постоянно оставаться в сети.
А: В какой сети?
Т: В какой-какой, в Интернете. MySpace, много текстовых сообщений, различные
паблики. Каждые пару ночей можно узнать о том, где планируется очередная встреча.
А: Когда я была в твоём возрасте, у нас была всего пара сырых подвалов, зато все
Сородичи знали, где им будут рады.
Т: Тёмные века.
[Мы хорошо посмеялись над его шуткой].
А: Как часто ты тусуешься?
Т: Раз в неделю, если только не возникает совсем уж особых проблем. Нужно
держаться на виду, иначе тебя забудут.
***
Когда я уезжала из этого города, обещая себе, что делаю это навсегда, я действительно
собиралась покинуть его навсегда. Я хотела уехать к тихим соседям и тёплым южным
ночам. Я хотела видеть спокойные сны вместо воспоминаний о кровопролитных ночах
своего Реквиема. Я хотела жить с Кэти до конца её дней.
 О, если бы простая человеческая жизнь давалась нам так же просто, как убийство
человека…
***
Он называет себя Лондоном. По крайней мере, он так называл себя, когда я его убила.
Теперь я не знаю его имени. Я пропускаю аккорд, стоя на сцене клуба, где я даю
выступление. Кажется, мне удалось привлечь к себе внимание – но не того, кого я
ожидала. Как я могла по нему скучать? Почему я скучаю по нему до сих пор?
Мы заканчиваем выступление, и я оставляю гитариста собирать вещи. Я ухожу со
сцены и начинаю петлять между слушателей, надеясь добраться до выхода быстрее, чем
Лондон перегородит мне дорогу. Разумеется, когда я оказываюсь перед дверью, мой
взгляд упирается Лондону в грудь.
Я беру инициативу на себя.
– Э, привет..
– Привет.
Мои глаза прикованы к его груди. Мне всегда нравились его мышцы и сильное, рослое
тело, даже несмотря на то, что я его убила.
– Хорошо выглядишь, – говорю я.
– Тебе не следует быть здесь.
– Ты собираешься начать со мной какую-то территориальную войнушку?
– Ты спала в моем трейлере. Раньше ты спала со мной.
Да, я изменила ему. И больше, чем одним способом.
Он достаёт сигарету. Не вздрагивает, когда она начинает тлеть от вспышки зажигалки.
Должно быть, он тренировал этот рефлекс. Может быть, ещё до того, как он понял, что
ему больше не хочется никотина.
***
Правда в том, что прогнившая дружба всё равно лучше, чем одиночество. Я к тому, что,
болтая с Лондоном, я наконец начала догадываться, где найти папин инструмент. Лондон
рассказал, что Сородичи, бежавшие из Нового Орлеана, легко расставались с
культурными сокровищами Беспечного города в ломбардах и схронах.
Лондон сказал, что местные Сородичи не столько покупали, сколько реквизировали эти
ценности, делая их собственностью домена. Эта мысль привела меня к музыкальному
магазину. Не знаю, Бог ли это издевается надо мной или просто все мои бывшие заводят
друзей только в музыкальных магазинах.
У магазина нет вывески: либо владельцы полагаются на сарафанное радио, либо люди
сами заглядывают в окна и видят ассортимент.
 – Могу я вам чем-нибудь помочь? – спрашивает маленький человек в очках, похожий
на лысого крота. Я чувствую запах причастного вина и мёртвой крови, исходящий от его
губ. Интересно, пил ли он эти жидкости одновременно?
– Я Нора, – говорю я и добавляю, что Томми должен был ему написать. Я чертовски
хорошо знаю Томми, потому что в своё время я была точно такой же, как он.
Человек-крот кивает.
– Вы пришли за особой коллекцией?
В его устах это звучит причудливо и загадочно.
– Да. За стеклянным гармониумом. Его купили в Батон-Руже около полугода назад.
Ненавижу ту часть работы, где приходится говорить правду. Где нужно давать
смертным понять, что мне нужно, в чём я нуждаюсь, без чего я просто не обойдусь. Крот
вытаскивает каталог и начинает листать страницы.
– Да, у нас есть такой предмет. Вы можете сказать мне его происхождение?
– Украден, – фыркаю я. – Полдюжины раз. Насколько я понимаю, потомок леди
Шанталь привёз его в Америку около 1800 года. Там его поместили в библиотеку Нового
Орлеана, а с 1879 года изделие отдали в частные руки на хранение из-за наводнения.
После этого судьба гармониума становится довольно расплывчатой, но мне сказали, что
теперь он здесь.
Крот хихикает.
– Один из вас выкупил его. Дэва. Утверждавший, что он из рода Моретти.
Мне не нравится то, что я слышу, но я продолжаю смотреть на него с неизменным
выражением лица.
– Его звали Феликс, – говорю я. – Сколько вы за него хотите? Когда я настигну
Феликса и заберу гармониум – сколько вы запросите, чтобы он остался у меня?
– Боюсь, о продаже не может идти и речи. – Кроту явно нравится возможность отказать
Сородичу. – Библиотека хранит эти коллекции для определённых людей…
– …И ты не один из них, – говорю я.
Он напрягается. Ему не нравится, когда об этом напоминают.
– Ты просто наркоман и лакей, – ухмыляюсь я. Затем я кладу руку ему на плечо и
провожу пальцами по его коже. – Ты хочешь мне помочь. И если ты это сделаешь, ты
получишь самую большую дозу в своей жизни.
Слава богу, мне больше не нужно говорить правду.
***
– Я в списке, – говорю я швейцару в изящном старинном пиджаке.
– Боюсь, это не так, – отвечает он.
– В другом списке. Красном.
Швейцар быстро соображает и подыскивает среди своих книжек единственную
напечатанную на красной бумаге. Поскольку она красная, её трудно подделать.
 – Простите, – говорит он, и я улыбаюсь ему акульей улыбкой, позволяя смотреть на
меня и гадать, кто я: жена какого-нибудь мафиози или мегапродюсер.
Я проскальзываю мимо него и касаюсь его руки, чувствуя, как он вздрагивает.
– В следующий раз начинай с него.
Я повидала множество клубов и не смогу утверждать, что все они одинаковы. Но
некоторые вещи не меняются. Стены. Толпа. Плохая вентиляция, из-за которой пахнет
телами и свежей кровью. За мной с разных сторон наблюдают кузены: упитанные
монстры в красивой одежде, девчонка в эмо-прикиде и та цыпочка с бритой головой и
словами “DAS KAPITAL”, напечатанными на груди.
Последняя делает вид, что признала меня, и подходит поздороваться. А на самом деле –
обозначить, что она увидела чужака и не собирается спускать с него глаз.
Мы здороваемся, как старые друзья, но язык наших тел весьма двусмысленен. Мои
руки вытянуты по бокам, я показываю, что не собираюсь драться. Её руки вытянуты, она
демонстрирует, что пока что терпит моё присутствие на своей территории. Мы целуем
друг другу холодные щёки. Она наклоняется ко мне, чтобы прошептать что-то на ухо. Я
почти уверена, что сейчас она предложит мне что-то лесбийское, но она начинает диалог
со слова, которое я не ожидаю услышать в клубе.
– Гражданка.
***
“Полковник” Селия Альварес поддерживает имидж строгой, но сексуальной
женщины. Может быть, сексуальной именно потому, что она окружает себя аурой
требовательности. Она просит официанта принести нам выпить, даже несмотря на
то, что никто из нас не собирается пить. Мы располагаемся на диване напротив друг
друга с бокалами в руках.
Я: Для вас внешность – это всё?
Полковник: Нет, гражданка. Чистота – это все. Внешность – это лишь средство для
наведения чистоты.
Я: Но вы прикладываете немало усилий к созданию впечатляющей внешности. Не
расскажите мне об этом?
Полковник: Вы когда-нибудь были в тематическом парке?
Я: Простите?
Полковник: Диснейленд, Шесть флагов, что-нибудь вроде этого?
Я: Разве что ребёнком.
Полковник: Тогда вы упускаете суть этого явления. Любой тематический парк создан
так, что он кажется землёй вечных радостей, или заколдованным королевством, или
очаровательной европейской деревней. Это то, что видят дети. Вас окружают звуки, цвета,
радостные лица, и вам кажется, будто здесь можно пойти куда угодно, попробовать что
угодно.
 И только взрослые обращают внимание на то, что следовать в парке можно только по
чётко обозначенным путям. Вы можете решить, на каком аттракционе прокатиться
сначала, а на котором потом, но в конечном счёте вы всегда идёте по проторённым
дорогам. В детстве многие из нас мечтают жить в таком парке круглый год. Если бы нам
позволили это сделать, мы бы заметили то, что видели наши родители. Что детей
превращают в стадо, которым удобно управлять. Правильно подобранная внешность – это
способ превращения собеседника в элемент толпы. В часть покорного стада.
То же самое с клубами. Люди толпятся на улицах, платят нам втридорога и гордятся
тем, что они получили уникальный опыт пребывания в клубе. Никто из них просто не
сможет поверить, что этот опыт не уникален. Каждый здесь отдыхает всегда одинаково.
Каждый расскажет о своём визите одну и ту же историю.
Но самое главное: люди считают, что они сами решили сюда прийти. Потому что в
каком-то смысле это действительно их решение. Мы только предложили им
удовлетворить свои потребности, но заглянуть в клуб каждый из них решает
самостоятельно.
В этом и заключается наша хитрость. Хитрость нашего клана. Мы заставляем стадо
покорно идти к нам в объятия, потому что мы ни к чему его не принуждаем. Мы делаем
вид, что служим ему. И мы служим ему с улыбкой.
***
– Зачем я это делаю? – спрашивает Лондон, включая мигалки и снова поворачивая
направо.
– Потому что я тебе нравлюсь.
Я стараюсь, чтобы мой голос не звучал саркастично, потому что надеюсь, что это
правда. Но у нас общая кровь, поэтому мне не всегда легко сказать, хочет ли он меня или
это я хочу его. Мы объезжаем квартал на его пикапе. Судя по тому, что мне рассказал крот
из музыкального магазина, “Полковник” Альварес держит гармониум в тайной
библиотеке в дальней части своего клуба.
– Высади меня здесь, – говорю я, когда мы объезжаем дом сзади.
– Ты уверена? Я могу прикрыть тебе спину.
– Их там нет. А с людьми я могу справиться и без тебя.
Он всем видом показывает, что не верит в это, но так и не расстёгивает ремень
безопасности. Я выпрыгиваю из пассажирской двери, затем перелезаю через забор. К
двери подключена электронная сигнализация, так что мне приходится потратить пару
минут на демонтаж дверного замка. Я никогда не была особенно хороша во взломе, но я
довольно сильна и проворна, когда мне нужно. Это не первый раз, когда мне приходится
вламываться в чужой дом, чтобы подчистить за Феликсом.
Внутри становится ясно, что в доме никто не живёт. Предметы мебели стоят здесь
только для вида. По всему первому этажу разбросаны сложенные коробки. Там могут
быть деньги, или драгоценности, или наркота, или даже ничего интересного, но я здесь не
за этим.
Я достаю из сумки ломик и раскрываю единственную деревянную коробку, стоящую
отдельно от остальных. Внутри меня ожидает странный набор стеклянных цилиндров,
обёрнутых пластиковыми шарами, обрезками пенопласта и плотной упаковочной лентой.
Если это не гармониум… то я не знаю, что это ещё может быть.
Я дотрагиваюсь до стекла, где порвана обёртка... и чувствую покалывание, словно меня
кусает паук. У меня уходит пара мгновений на то, чтобы понять, что моё сознание
заполняют воспоминания. Я трясу головой, отгоняя их прочь, и несусь со всех ног к
выходу. Я сбиваю ногами ящики, оказавшиеся на пути, и срываю с петель дорогие двери.
Мне плевать, сработает ли сигнализация и нагрянут ли сюда копы. Мне просто нужно
закончить это дело.
Я выбегаю на улицу, открываю двери пикапа и зашвыриваю туда инструмент, надеясь,
что он достаточно прочен. Затем я подбегаю к пассажирской двери и смотрю на Лондона,
сидящего за рулём.
– Погнали, погнали, погнали! – кричу ему я.
Я хватаюсь за ручку, но она заперта. Я дёргаю её снова.
– Ты что задумал? – кричу я Лондону.
Он грустно улыбается и жмёт на газ.
Я в ужасе смотрю вслед машине, уезжающей вместе с гармониумом.
Кто-то подходит сзади. Я слышу шаги нескольких человек и звук вынимаемого
стилета.
– Гражданка, вас подвезти?
***
Клинок всё ещё щекочет мне лицо, но у меня складывается впечатление, что Селия уже
перестала портить мне товарный вид.
– Эй, – говорю я, пытаясь завести разговор.
Девчонка в эмо-прикиде, которую я накануне видела в клубе, держит мои руки за
спиной. Мои запястья не только выкручены, но и сломаны. Селия смотрит на меня
совершенно неподвижно.
– Ты ведь не забыла родной язык? – спрашиваю я.
– Нет, – говорит она. – Но ты мне не нравишься.
Я прощупываю щёку языком и чувствую воздух там, где должна быть кожа. Она
поднимает лист бумаги.
– Ты занесена в красный список под именем Норы Карпентер.
– Это я.
– А друзья называют тебя иначе, Аиша.
– О, мы теперь друзья? Потому что мне бы сейчас не помешал друг.
 – Ты мне не нравишься, Аиша, но вовсе не из-за того, что сделала с настоящей Норой
Карпентер. А из-за этого.
Она достаёт фотоальбом, пролистывает его, а затем подносит мне к лицу одну из
фотографий. Она держит её так близко к моим глазам, что я не могу различить само
изображение, но я хорошо понимаю, что привлекло её внимание. Я знаю, что это снимок,
на котором я стою голой над телом мёртвого парня. Моё лицо размыто, но грудь легко
узнаваема.
– Ты не просто дала себя запечатлеть, – говорит Альварес. – Ты написала вот это.
Она снова тыкает мне страницей прямо в лицо, и мне остаётся догадываться, что там
написано. Но я знаю. Это моя статья. Старая-старая. Называется “Пока, сладкий:
избавление от тела, которое вы любили до гроба”.
– Не знала, что вы поклонник моих статей.
– Это мусор, – говорит Альварес. – Мусор, который может нас выдать.
– Вы недооцениваете мой труд.
– Ты неправильно меня поняла. Это мусор, который остаётся после нашей
деятельности. Это отходы, оставленные после питания. Так учёные выясняют, чем
питаются животные. Они роются в их дерьме.
– Должно быть, вы эксперт в этом деле, Полковник.
Она всаживает мне нож между рёбер. Я и забыла про чёртов нож.
– Мы не хотим, чтобы кто-нибудь знал, чем мы питаемся. Мы не хотим, чтобы они
знали о нашем существовании.
– Я написала “сжечь по прочтении” на обложке не просто так.
– Ты написала правду. Ты скомпрометировала Маскарад.
– Ерунда.
– Ерунда?
По-видимому, девочка в эмо-прикиде восприняла эту фразу как приказ сломать мне
руку. Потому что мне потребовалась пара долгих минут, чтобы снова прийти в себя. О, не
знала, что мои слёзы на вкус отдают ржавчиной.
– Извини, – говорю я, но без особой мольбы в голосе. – Извини, что потревожила твой
железный занавес. Мне жаль, что я написала статью для идиотов и рассказала им, как не
оставлять следов.
Она пинает меня в живот, но на этот раз я сама в ударе.
– Знаешь, о чём я больше всего сожалею? Что я не была первой, кто это сделал.
Она снова меня пинает.
– Ты разоблачаешь нас! Когда люди узнают о существовании Сородичей…
– Да проснись ты! Люди верят во всё на свете. В призраков, в силу молитвы и в
демократическую систему. В то, что полковники – настоящие, а не вроде тебя – мечтают
развязать Третью Мировую войну.
 Чёрт, это было моё любимое ребро.
– Опасность не в том, во что они верят, Полковник. Они верили в вампиров
столетиями. И многие из них верят до сих пор. Опасность в том, что они могут победить
нас поодиночке. Именно поэтому нам нужно уметь убирать за собой. Вот почему я здесь.
Стадо умнее нас и куда сплочённее. И поэтому каждый чёртов щенок должен знать, как
сжечь тело, которое он обескровил.
Я приказываю своему сердцу забиться. Моя мёртвая плоть оживает, и из бесчисленных
отверстий начинает хлестать кровь. Это касается и моих запястий. Я выскальзываю из рук
девочки-эмо и разворачиваюсь к ней, одновременно возвращая кости на место.
Я разбиваю ей лицо и толкаю на Селию. Полковник отбрасывает эмо в сторону и
кидается на меня. Я хватаю её и падаю. Всё мелькает. Вот я сверху. Вот я снизу. Мы бьём
друг друга лбами и кусаем за лицо.
Наконец я оказываюсь на ней и впечатываю её запястья в пол. Чёрт, это почти
сексуально. Я в последний раз ломаю ей нос своим лбом, после чего нащупываю нож,
лежащий рядом в крови. Об остальном рассказывать мне не хочется.
***
– Сейчас каждый хочет отрезать от тебя по кусочку, – говорит Лондон. – Никто не
любил Альварес, но все знают, что заменить её будет трудно.
– У нас с ней хватало общего, не так ли?
– Едва ли тебе понравится, если я скажу “да”.
Мы некоторое время молча сидим у него в убежище. В воздухе пахнет опилками.
– Как она меня узнала? Моё лицо на фотографии всегда было размытым. Не могла же
она опознать меня по сиськам.
– Я как-то опознал тебя по сиськам, – смеётся Лондон. – Может, у неё тоже хорошая
память.
Я молчу.
– А что там с коробкой? – наконец спрашиваю я.
– На месте. Твой инструмент всё ещё на заднем сиденье.
– Я заберу его с собой. Вместе с грузовиком. Считай это платой.
– Хорошо. Значит, мне не придётся говорить тебе, чтобы ты сваливала из города.
Я встаю, обхожу стол и кладу руку ему на плечо, чтобы попрощаться. Он не
отстраняется.
– Кстати, я захватила с собой гитару.
– Да? – улыбается он, на этот раз вовсе не грустно.
Нам удаётся поиграть от души, прежде чем мы расходимся.
– Сделай мне одолжение, – говорю я на прощание.
– Да?
– Скажи, чтобы я никогда сюда не возвращалась.
 Инамората
Это любопытное письмо было передано мне через тётю. Я полагаю, что автор
безумен, и вполне вероятно, что его разума уже коснулась Малкавианская скверна, но
кровь Моретти, текущая в его жилах, не даёт мне проигнорировать эти удивительные
рассуждения. Стоит добавить, что сказания о чудотворной силе, которой обладает
кровь наших возлюбленных, всегда были достаточно популярны среди представителей
нашего клана. Я не думаю, что эта история правдива, однако если в ней есть хоть
крупица истины, буду рад распространить эти сведения по всей нашей семье.
Дорогая матушка, я пишу вам потому, что меня преследует призрак. Я хочу оказаться в
ваших объятиях, невзирая на то, что нас больше не связывает таинственная сила кровавых
уз, и я всё ещё полагаю, что ваши достоинства отступают в тень перед вашими
бесчисленными недостатками.
Но всё же, вопреки моему отвращению к вашим излишествам, я уважаю вас и
восхищаюсь вами потому, что вы ни разу не призвали меня вернуться. Вы могли бы
повелеть мне, и я бы пришёл к вам, невзирая на расстояние и моё нежелание вас увидеть.
Вы знали, что я в вашей власти и я буду вынужден откликнуться на ваш зов. Но вы этого
не сделали. За это я вас уважаю, и я вам весьма признателен.
А потому я обращаюсь к вам сейчас как к своей матери. Я хочу поделиться с вами той
бесконечной болью, которую мне приходится терпеть. О, я будто слышу ваш голос:
– Анджело, не будь таким драматичным.
Но я буду. Я буду, ибо я помню ту ночь, когда я вышел из вашего логова – хотя вы
называли его поместьем, – и отправился посмотреть на ночной город. Я забрался в самый
красивый дом, какой только сумел найти, и там, на втором этаже, я нашёл Клаудию. Тогда
я не знал, как её зовут. Я мог только восхищаться изгибом её бедра, её полной грудью,
прижатой к матрасу, и даже её лицом, которого я не видел, ибо она спрятала голову под
подушку. Но я знал, я знал, что оно прекрасно!
Я не стал пить её кровь и оставил её. Я вернулся к ней следующей же ночью. Я помню,
как вы ругали меня за то, что я трачу деньги на бесполезную всячину. Вы думали, что я
покупаю вещи для самого себя, что я избалованное дитя. Но нет, я покупал эти вещи для
Клаудии.
Мы встречались с ней несколько вечеров, и каждую ночь моё сердце было наполнено
страхом, ибо я страшился представить, как Клаудия встретит меня следующей ночью.
Когда она меня отвергнет? Когда отвернётся?
Каждый миг, проведённый с ней, я смаковал больше, чем всю свою жизнь при
солнечном свете. Я получал удовольствие от каждой минуты. Я даже находил прекрасной
ту пищу и то вино, которое я поглощал в компании Клаудии, даже понимая, что мне
придётся расстаться с этими яствами по окончании встречи.
Но всё же однажды вечером, когда я проводил её до подножия лестницы, ведущей к её
прекрасному дому, она пригласила меня войти. Какой мужчина сумел бы отказаться? Мы
поцеловались на первой ступеньке, и к тому времени, как мы добрались до её дивана, её
одежда была в лохмотьях.
О, этот горький и сладостный миг! Я напился её крови, я пил её на протяжении всей
этой бесконечной ночи, и только к утру я понял, что её сердце не бьётся. Вы никогда не
учили меня Поцелую, и мой урок оказался самым жестоким из всех, что мог преподать
мне Реквием.
Я бежал к нашей общей гробнице и пытался рассказать вам о том, что я чувствую и что
я натворил, но вы не слушали. Вот почему я ударил вас, а затем бежал. Я пересёк добрых
тринадцать миль за остаток ночи, несмотря на восходящее солнце, и заплатил огромные
деньги Могильщикам и Крысоловам – самым презренным среди кузенов, тем, в чьём
кругу вы бы не стали меня искать.
Девятнадцать лет я жил воспоминаниями о той страшной ночи, пытаясь заставить себя
поверить, что это вы убили Клаудию, ибо вы не научили меня даровать бессмертие. А
значит, хотя это мои клыки унесли её жизнь, в её подлинной, окончательной смерти
повинны вы.
Но я знал, что я лишь пытаюсь ослабить боль, вызванную моим собственным
преступлением. Я ненавидел вас за свой грех. Я слышал, как самые древние из наших
кузенов переписывали свои воспоминания во снах, когда впадали в оцепенение.
Возможно, я бы тоже так поступил, и правда была бы потеряна мной навсегда. Как бы я
хотел, чтобы это случилось.
Но не прошло и недели с того момента, когда я начал готовиться к оцепенению, когда
мои ноздри уловили знакомый запах на ветру. Я был недалеко от своего убежища. Кафе,
из которого доносился тот незабываемый аромат, было моим любимым местечком. Я
часто сидел там и наблюдал за стадом, пытаясь уловить самый сочный запах.
Но та девушка… она была мне знакома. Она обслуживала столики. Она была молода,
конечно, но её лица я не мог забыть даже за прошедшие девятнадцать лет. Моя Клаудия!
Я представился ей как новичок в этих землях, поскольку знал, что даже столь сильное
сходство должно было быть совпадением. И всё же она сразу узнала моё имя, хотя я не
использовал его годами. Она и сама смотрела на меня как-то задумчиво, будто не
понимая, откуда знает меня. Но её тянуло ко мне, и я точно знаю, что не использовал
гипнотических сил.
Она называла себя Шарлотта, но я не мог отделаться от ощущения, что передо мной
моя Клаудия. Я снова обрёл любовь. Я находил радость просто в соединении с ней, только
в физическом акте любви, без кормления. Я не мог заставить себя вкусить её крови.
 Но когда я всё же решил попробовать её кровь, меня ждало самое неожиданное
открытие из всех, что я сделал за свою жизнь – эту или человеческую. Её кровь горела во
рту. Я буквально потерял сознание, а когда проснулся, моё сердце билось. Кровь сама
текла по моим венам. Грудь поднималась и опускалась от дыхания, которое я не мог
остановить. До этого момента я никогда не считал себя проклятым по-настоящему, но
теперь я понял, что я спасён – и был проклят до этого самого момента.
Я понял, что любовь искупила мои грехи, и пошёл к священнику Могильщиков, чтобы
поговорить с ним. Я пытался объяснить ему то, что обнаружил, но, как некогда и вы, моя
матушка, он не стал меня слушать. Он сломал мне руки и запер меня в своей церкви.
Солнце уже почти взошло, но я был уверен, что смогу выйти под его лучи, не опасаясь
испепеления. Увы, мне не удалось найти выхода. Я снова заснул и проснулся с
наступлением ночи. Моё сердце билось слабее, а на лбу вместо пота выступила кровь.
Священник был рядом. Он попытался утешить меня и сказал, что я в безопасности. Он
сказал, что меня обманул Дьявол, что моя кровь была отравлена и стала смертной. Он не
слушал моих протестов, моих объяснений. Он рассказал мне об Инамората –
возлюбленных демонах, посланных Богом, чтобы испытать веру Проклятых. Те, кто
поддаётся чарам Инамората, слабеет, ибо эти демоны стараются притупить инструменты
Творца.
Прошло три ночи, прежде чем он позволил мне выйти. От неё не осталось и следа. Ни в
кафе, ни в квартире её не было. Священник советовал мне забыть о ней, может быть, даже
проспать несколько лет, но я отказался.
Знайте, матушка, что я не верю ему. Я знаю, что для меня и всего нашего рода есть
шанс на искупление. Любовь может вернуть нам человеческий облик. Если Клаудия уже
однажды пришла ко мне в обличье Шарлотты, то она обязательно вернётся ко мне снова.
Я много лет отказывался признавать вас своей матерью, но я знаю, что в вас есть свет.
Когда Клаудия вернётся на землю снова, я вернусь за вами, и мы найдём её вместе. Мы
будем пить её кровь и окружать её истинной любовью.
С искренней заботой о вашем благополучии,
Анджело, именуемый Дэва и Моретти.
 Маскарад
Вы хотите создать свой канал на Ютюбе. Но точно ли он вам нужен?
Обри не всегда была такой. Она была миллениалисткой – одной из тех, кто в конце
девяностых считал, что двухтысячный год знаменует конец вселенной. Появление камер
наружного наблюдения и Интернета заставили её понервничать, но больше всего она
боялась именно нового тысячелетия.
Она даже сколотила вокруг себя апокалиптический культ, который, однако, быстро
распался, обнаружив, что двухтысячный был просто очередным скучным годом. Мы
хорошенько посмеялись над Обри, особенно потому что ещё год спустя она объявилась с
новым пророчеством. И ещё год спустя. И ещё.
Каждый раз она говорила, что Маскарад заканчивается. Тем не менее, я всегда отвечаю
ей на звонки. Почему? Потому что в словах Обри есть своя логика. Возможно, она
ошибалась насчёт двухтысячного, но она не слишком-то ошибается в том, что Интернет
кардинально изменил правила Маскарада.
Начиная с 2007 года, страх Обри перед Интернетом сменился, уступив место более
конкретной фобии перед Ютюбом. “Ты понятия не имеешь, кто за тобой наблюдает”, –
сказала мне Обри. И знаете, с появлением программ, позволяющих просматривать чужую
историю браузера, я начинаю всё больше соглашаться с её словами.

Что такое Маскарад?

Мы называем Маскарад “первой традицией”. Все, кто хотя бы отдалённо знаком с
нашим обществом, слышал об этом. Нас учат, что эта традиция уходит корнями ещё во
времена римской “малой палаты дебатов”, или Камарильи. Однако история Маскарада не
столь однозначна и даже порой достаточно удивительна.
Прежде всего, само это слово, “маскарад”, появилось в английском лексиконе только в
семнадцатом веке, а в нашей собственной речи – ещё на сотню лет позже. Маскарад
подразумевает не просто бал, но и своего рода элитное развлечение, предназначенное для
немногих избранных. Эта концепция – образ Маскарада как явления, которым увлекаются
только лучшие из лучших, – предполагает, что многие из наших кузенов не уделяли
внимание Маскараду, потому что не были достаточно чистокровны и благородны.
Тем не менее, в той или иной степени Маскарад был знаком всем кузенам, в том числе
и за долгие тысячелетия до нашей эры. Покопайтесь в заметках древних историков и
первых мифах, и вы обнаружите, что даже ранние цивилизации изображали живых
мертвецов как чудовищ, живущих вдали от обычных людей. Они прятались от солнца в
пещерах, тоннелях и древних храмах. Не было никаких “некрополей”, населённых
исключительно нашими предками – нет, в доисторический век наши кузены тоже жили
поодиночке, опасаясь, что люди выследят их.
 Я общалась с одним историком, тоже нашим кузеном, который посвятил свою жизнь
изучению памяти и разума старейшин. Он утверждает, что провёл тысячи часов,
записывая разговоры с древнейшими из кузенов, в том числе родившимся в римские
времена. И его всегда поражала скорость их адаптации к современному миру. Такая
скорость намного опережает даже возможности современных детей к обучению новым
навыкам.
Однако первое, о чём я спрашиваю их после пробуждения, – это их отношение к еде. И
они всегда, всегда рассказывают мне о том, что в древние времена кузены не верили в
свою власть над людьми. Мы привыкли считать, что сильнее смертных, однако в
действительности все истории древних кузенов показывают, что мы и люди выслеживали
и убивали друг друга приблизительно с равным успехом на протяжении долгих
тысячелетий.
Люди всегда понимали, что мы существуем. Они не знают о нас, но они понимают, что
кто-то охотится на них. Кто-то желает им смерти. И время от времени эти сведения
просачиваются на поверхность.
Почему первая широко известная книга о вампирах посвящена Дракуле – одному из
кузенов, изменивших само наше общество? Почему первая, хоть и достаточно вольная,
киноадаптация “Дракулы” Брэма Стокера называется “Носферату”? Нет, римские кузены
ни разу не подтвердили предположение моего коллеги-историка о том, что римляне знали,
что их древней цивилизацией управляет клика кровососущих чудовищ. Но в то же время
римляне создавали мифы о жутких богах, которые требуют крови и играют жизнями
целых народов. Звучит знакомо, не правда ли?
Но вот к чему я веду. Римляне создавали мифы, говорящие о кузенах в абстрактном
смысле. Ни один из них не описывал кровососущих чудовищ, страшащихся солнца и
избегающих всего, что напоминает по виду осиновый кол.
Смертным потребовалась пара тысячелетий, чтобы простонародье в различных странах
Старого Света заговорило о вампирах и придало им образ, удивительно схожий с нашим.
Ещё спустя пару веков на основе этих преданий создаётся фигура Дракулы, которого
называют его настоящим именем и который обладает уязвимыми точками, знакомыми
каждому из кузенов. В литературе даже появляется образ профессиональных охотников на
вампиров, и каждый из них хорошо понимает, чего боятся вампиры. Мало того, тогда же,
в преддверии викторианской эпохи, наше общество заимствует термин “Маскарад” для
описания тайной программы по устранению следов нашей деятельности в ночном мире…
и смертные перенимают эту идею, начиная изображать вампиров как существ,
принадлежащих к элитному слою общества. Вампиры изображаются как демонические
повелители ночи, как лорды, дамы и короли, предпочитающие проводить время за
тайными встречами и… маскарадами.
 Но темп всё ускоряется, и вот уже на экранах первых кинотеатров выходит фильм,
получающий то же название, которым пользуется одна из пяти самых распространённых
семей на свете. И здесь мы уже не можем говорить об абстракциях. Он изображает вполне
конкретного кузена из совершенно определённой семьи со всеми присущими для его рода
особенностями, включая не самый притягательный облик.
А затем смертные заговаривают о существовании разных типов вампиров, которых
объединяет лишь страх перед солнцем и деревянными кольями.
Я не пытаюсь предупредить всех кузенов об этой угрозе, потому что это было бы
невозможно. Я не могу спасти всех. Но я предупреждаю тебя. Тот, кто готов меня
слушать, должен понять: Маскарад не вечен. Он скоро закончится. Как и любой
подлинный маскарад, наш тайный бал подходит к концу.
 По следам Кармиллы
Одна из причин, по которым я не могу избавиться от впечатления, что слова Обри
могут содержать зерно истины, заключается в том, что недавно я сам проводил
исследование, связанное с легендой о Кармилле. Для тех немногих из вас, дорогие
читатели, кто не знает об этой женщине, с удовольствием расскажу историю, созданную
ирландским писателем Джозефом Ле Фаню.
История эта рассказывает о том, как юная девушка Лора встречает у себя в доме
удивительно бледную девушку, которая получила травму во время путешествия за
городом и просит о помощи. Девушка представляется Кармиллой, и несмотря на то, что
Лора никогда не слышала этого имени, она странным образом чувствует, что уже видела
Кармиллу в своих детских снах.
Кармилла становится постояльцем в её доме, однако с каждой ночью Лора чувствует
себя всё слабее. Один из её знакомых, генерал Шпильсдорф, начинает подозревать, что с
Кармиллой что-то не так. Конечно, сначала его внимание привлекают очевидные
гомосексуальные предпочтения юной Кармиллы, однако ему постоянно кажется, что
Кармилла скрывает куда более страшную тайну.
Кроме того, во время костюмированного бала (и да, дорогие читатели, вы правильно
подумали сейчас о маскараде) Шпильсдорф встречает молодую женщину Милларку,
которая кажется ему подозрительной.
Следуя своей интуиции, генерал прячется в комнате Лоры и видит, как ночью в
помещение проникает демонический кот, который пытается укусить Лору за шею.
Генерал прогоняет чудовище, и оно сбегает, приняв облик той самой Милларки.
Поиски генерала в конечном счёте приводят его к ужасающему открытию: некогда в
этих краях жила вампирица, которую местные называли Миркаллой. Генерал понимает,
что все эти имена – Миркалла, Милларка, Кармилла – служат лишь анаграммами одного и
того же имени. При помощи специальной комиссии ему удаётся уничтожить тело
вампира, хотя никому из действующих лиц и не суждено оправиться от психологической
травмы, причинённой событиями последних ночей.
Во время своих исследований я встретил упоминания о графине Кармилле, которая
некоторое время правила Дублином. Неизвестно, была ли она “той самой” Кармиллой и
какой была её участь в действительности (я не нашёл подтверждения её гибели), но мне
удалось найти упоминания о том, что жена Ле Фаню погибла при таинственных
обстоятельствах, предположительно покончив с собой. По моему мнению, его жена могла
быть жертвой Кармиллы. Более того, Ле Фаню мог лично сталкиваться с Кармиллой и
даже быть её гулем.
Но самое интересное заключается в страсти писателя к использованию анаграмм.
Вслушайтесь в это имя. Кармилла. Кармилла. Ничего не напоминает? Возможно, образ
бессмертной владычицы, управлявшей смертными из теней, был позаимствован им не
столько у одного из наших кузенов, сколько у организации Проклятых. Камарильи.
Вспомните, что говорила Обри. Маскарад рушится. Смертные узнают о нас, и с
каждым новым тысячелетием, а теперь даже веком или десятилетием, в мире людей
появляются всё более точные сведения о нашем мире. Когда-то они не могли провести
параллели между кровососущими обитателями ночи и языческими богами, требующими
крови. Теперь они наделяют своих персонажей именами, служащими анаграммами наших
величайших организаций, снимают фильмы о Дракуле и используют аналогии между
нашими тайными встречами и маскарадами викторианской эпохи.
Я рад буду ошибиться, но я просто не могу перестать размышлять об этом.
Делайте свои выводы.
 Мир, которого мы не знаем
Исследование, принадлежащее перу
Старой летучей мыши
Культура нашего рода, Дэва, передаётся по большей части по принципам устной
традиции. И хотя это касается многих других Сородичей, наша традиция может
похвастаться званием самой богатой и проработанной. Мы никогда не упускаем из виду
поэтические, романтические или даже песенные предания, говорящие о кузенах.
Я потратил долгие десятилетия, изучая песни наших предков, воссоздавая музыку
прошлого... но меня готовы слушать только кузены из нашего клана. Другие Сородичи
просто не видят в них исторических фактов – как будто историю можно изучать лишь по
ветхим пергаментам, написанным учёными прошлого.
Во время своих исследований я не раз переписывался с некой Фрэнсес из клана Мехет.
Пожалуй, она единственный представитель другого клана, который придаёт не меньшее
значение музыкальной традиции, чем я и мои ближайшие родственники. Кроме того,
Фрэнсес удивительно мудра для Тени, поскольку хорошо понимает, что информация
имеет значение только тогда, когда её можно использовать – а не когда она зашифрована в
дневнике одного-единственного кузена, который даже не собирается ей делиться или
описывать ключ к расшифровке собственных записей.
Я достаточно опытен, чтобы не верить словам злых стариков, будь то учёные или
колдуны. Я не верил в предания смертных, даже когда был одним из них, а теперь… даже
Цвет жизни не может сделать меня моложе. Я просто не в силах заставить себя поверить,
что в песнях, легендах и сказках о Проклятых изложена только правда. И всё же тайны
веков манят меня. Я вижу тысячи закрытых дверей, за которыми сокрыт тот или иной
момент нашего общего прошлого. И я надеюсь, что однажды кому-нибудь из моих
дальних потомков удастся закончить мою работу, отделить зёрна от плевел и составить
полную историю клана Дэва.
Из того, что я могу назвать подлинной информацией, а не просто собранием мифов и
предположений, я могу вполне авторитетно утверждать, что история нашего рода
начинается в Шумерии.
Нет, смертные учёные будут убеждать вас, что самые древние легенды о живых
мертвецах относятся к мифологии Древнего Китая или Египта, однако у меня
складывается впечатление, что в этом случае речь идёт либо о самых буквальных мифах
(не обладающих исторической ценностью), либо о живых мертвецах, не связанных с
нашим родом.
Первые мифы о кровососущих богах, которые я склонен считать достаточно
правдоподобными, встречаются в мифологии города Ур. Смертные верили, что некогда
Уром правил кровавый бог, имя которого может звучать по-разному, но в конечном счёте
всегда переводится как Грех.
Да, свои греховные боги были и у других народов – от скандинавского Вотана до
семитского Молоха. Но эти имена появились позже, и я не могу сказать, принадлежат ли
они вымышленным богам, или потомкам владыки Ура, или даже каким-то другим
кузенам.
Но самым древним был именно тот, кого я называю Грехом. У него было много имён,
среди которых можно уверенно упомянуть иудейского Яхве и того безымянного бога-
создателя, который некогда проклял Лонгина на вечное существование в мире людей.
Из фрагментов смертных писаний мы знаем, что Грех регулярно спускался в
подземный мир. Учёные из числа наших древних кузенов, в том числе и моя любимая
Шанталь, полагали, что подземный мир тогда был полноценным местом, которое в
совершенно физическом смысле слова могли посетить даже смертные. Но я полагаю, что
стадо неправильно интерпретировало потребность Греха в торпоре, и в мифах лишь
говорится, что он правил Уром так долго, что успел несколько раз впасть в оцепенение и
проснуться спустя столетия, если не тысячелетия тихого сна.
Но истинная история нашего рода начинается, когда Грех порождает Инанну. Богиня
войны и похоти сменила своего отца. Она соблазнила его тайнами, которые не
предназначались для его разума, а затем выгнала его из города и похоронила в горах. Тем
не менее, Инанна правила не только войной и похотью, но и солнцем. Она была голой и
огненной, как закат, и часто вела людей на битву без всякой цели, ради наслаждения
самим свирепством войны.
Она приводила в свой дворец и мужчин, и женщин, и она стала первой и главной
хозяйкой города, его воином, любовником и правителем. После бесчисленных оргий она
влюбилась в Таммуза – человека великой силы и мудрости, и она сделала его своим
божественным супругом (а вероятнее всего, потомком). Затем она с радостью
приветствовала Лилит, ещё одну тёмную и ненасытную богиню, даже несмотря на то, что
она пришла из неизвестных земель. Инанна сделала её верховной жрицей. О Лилит мы
знаем лишь одну истину: её презирали. В некоторых историях говорится, что она была
вовсе не чужеземкой, а ребёнком Греха, но так или иначе, её считали худшей среди
богинь.
Несмотря на свою репутацию, Лилит была верна Инанне. Она любила её и подражала
ей во всём. Когда Инанна не смогла пробудиться от торпора, Лилит молилась и давала ей
свою кровь, пока богиня не возродилась. Когда Инанна осудила народ Ура за неверность,
Лилит сама покарала смертных от лица своей госпожи. Когда Инанна завела любовника,
Лилит завела своего. Когда Инанна отправилась воевать с людьми-совами, пришедшими
из пустыни, Лилит облачилась в доспехи и пошла с ней на поле боя плечом к плечу.
 Инанна любила Лилит как свою младшую сестру. Но мы знаем, что происходит между
сёстрами. Однажды, когда Инанна погрузилась в особенно долгий сон, Лилит решила
вкусить крови Таммуза. Она совокупилась с ним, а затем подчинила его себе, и когда
Инанна проснулась от крови, капавшей на её губы, это не была кровь из благословенных
вен Лилит. Это была кровь из грязных клювов людей-сов, которые пришли из пустыни,
чтобы посмеяться над обессиленной дочерью Греха.
– Богиня, – завизжали они. – Солнце зашло, но твоя служанка не разбудила тебя. Луна
взошла, но твой муж больше не ждёт тебя.
Инанна проснулась, почувствовав во рту вкус пепла и ярости. Она выбежала из той
хижины, в которой спала последние годы, и зашагала по рынкам Ура. Она убивала людей.
Она разрывала их на куски. Она искала отмщения.
Добравшись до своего дворца, она увидела Лилит и Таммуз вместе... но они не
совокуплялись, а молились друг другу как богам. Друг другу, а не Инанне.
Рассвирепевшая, преданная богиня оторвала Таммузу конечности и сбросила его
туловище с самой высокой башни. Лилит пала на колени, съёжилась и заплакала, но
Инанна придушила её, а затем потащила тело в пустыню и велела совам взять её кровь.
Инанна победила предателей, но она скорбела по ним. Она приказала своим рабам
оплакивать убитую жрицу и своего мужа до тех пор, пока они не умрут от жажды. Она
совокуплялась с подданными, пока их тела не ломались от напряжения, но никто не мог
сравниться с нежной улыбкой Таммуза. Инанна вновь стала королевой, и ей больше никто
не угрожал, но она не чувствовала себя счастливой.
Инанна приказала солнцу показать ей, куда упали останки Таммуза. Солнце
повиновалось, и лучшие швеи Инанны сшили новую плоть, покрывшую кости Таммуза.
Когда его тело вновь стало полным, она взяла кусочек Солнца и поместила его в сердце
возлюбленного. Он проснулся, и его солнечные глаза засияли, как никогда раньше.
Инанна отправилась в пустыню с отрядом солдат и девиц, чтобы предложить их совам.
Она пела им их собственные визжащие песни и опечалила их так, что они заплакали
кровью Лилит. Она проглотила эту кровь и затем вернула её сестре в поцелуе. Но люди-
совы забрали глаза Лилит, поэтому Инанна вырезала их из Луны.
Она назвала свою воскрешённую сестру Эрешкигаль, Царицей ночи и Вечной девой, и
они помирились. Дом богини снова был полон, и в течение многих лет она правила
счастливо. И всё же она намеренно провела все эти сложные ритуалы, чтобы её больше
никогда не предали. Теперь у Таммуза было солнечное сердце, на которое Лилит-
Эрешкигаль не могла смотреть лунными глазами. Они могли любить друг друга только
через поклонение своей богине.
Увы, когда Инанна пригласила Луну и Солнце на Землю, с тем чтобы вырезать из них
сакральные части для своих возлюбленных, город Ур сгорел, опустел, и ветры стали
гулять по овчарням и рынкам. Загробная любовь Таммуза и Лилит-Эрешкигаль породила
потомков, рождённых от порочных существ-вероломцев, которые уже были мертвцы к
тому моменту, когда они даровали жизнь новым созданиям. И рождённые от Лилит, у
которой вместо глаз были лунные камни, эти создания более не могли взирать на
солнечный мир, который носил в своём сердце Таммуз.
Так появились первые из наших кузенов. Так появились Дэва, которые вдохнули жизнь
во многие другие династии, которые со временем выродились и превратились в наших
далёких кузенов из других кланов.
 Альтернативная мифология
Как я уже отмечал, для того, чтобы найти истоки нашего происхождения,
необходимо пересечь множество границ, обычно непроницаемых для нас. Поскольку в
нашем случае путешествие в Старый Свет считается неприемлемым или попросту
невозможным, мы часто переписываемся по электронной или даже обычной почте.
Молодой учёный, который пишет мне ниже, – один из таких связных из Старого Света.
Его разносторонний ум так и не помог ему найти место в собственном городе, но мне он
нравится, поскольку общение с ним значительно ускоряет мою работу.

От: Ник Эхо

Отправлено: пятница, 15 февраля, 3:10
Кому: Старая летучая мышь
Тема: Старый Свет
Если они будут продолжать в том же духе, они проделают дыру в стене.
>>>Простите за то, что моя информация привела к обнаружению любовного
треугольника. Выражаю надежду, что это не разбило вам сердце.
По крайней мере, Лишан и Мэтт признали, что они любовники, а Кэти пристрастилась
к компании Лишан – надеюсь, хоть не к её крови. Я думаю, она полагает, что я знаю об их
взаимном интересе. “Думаю”, “полагает”, “надеюсь”… Видите, как я уверен в
происходящем?
Теперь все называют нас про́клятой котерией, и, по-моему, в Элизиуме уже
подозревают, что мы пьем кровь друг у друга. Думаете, круговой Винкулум – этой рай?
Вот уж нет.
>>>О каких бы “извращениях” ни шептались ваши Гарпии и старейшины,
потребление крови друг друга довольно распространено в нашем с вами возрасте, и
особенно в современности, когда многие традиции старины ставятся под сомнение.
Скоро ваши друзья поймут, что зависимость друг от друга – не то же самое, что и
подлинная любовь. Мои собственные отношения с дочерью – достаточное тому
доказательство
Я даже не знаю, хотят ли они быть вместе. Честно говоря, я думаю, что они просто
получают кайф от крови и, возможно, постоянно трахаются. Они не зависят друг от друга
всецело, по крайней мере, не Кэти. Мне не нравится жить с ними в таких условиях, и мне
точно не нравится, когда с нами обращаются как единой котерией просто потому, что мы
живём вместе, но в целом они хорошие ребята, особенно Кэти. И уж совсем точно: я пока
не зависим от крови кого-либо из них.
>>>Вы спрашивали, могу ли я помочь разобраться с подобными связями. Несмотря на
то, что я не вижу ничего дурного в единении кузенов через взаимное потребление крови, о
чём я уже писал выше, сам я не получаю удовольствия от таких связей. Я не могу
назвать себя древним, но, как вы часто мне напоминаете, я всё же достаточно стар.
Возможно, я уже неспособен чувствовать настоящую страсть, поэтому даже связь с
другими кузенами больше не приносит мне радости. Могу ли помочь вам в чём-либо ещё?
Спасибо, что интересуетесь моими исследованиями. Вы помогли мне, наверное, даже
больше, чем полагаете сами. В данный момент я провожу параллели между нашими
устными преданиями и немногочисленными письменными источниками о Дэва. Я уже
передал большинство сведений нашей общей знакомой Фрэнсес, но она пока не ответила.
Вы в восторге от нашей “богатой культурной традиции”, и это замечательно, я почти
разделяю ваш интерес. Но всё же мне хочется найти исторические записи,
подтверждающие наши предположения об истории клана. Проблема в том, что
большинство подходящих письменных источников созданы в лучшем случае несколько
столетий назад.
>>>В таком случае прошу вас приложить выжимку их своих исследований.

Кровавые баллады
Также известные как Баллады о крови и Синне, Баллады о крови и грехе, Баллады о
крови и страхе наряду со множеством других названий, эти песни возникли среди наших
кузенов несколько столетий назад. Самое точное издание было выпущено в 1919 году и
называется Балладами потомков, однако первые серьёзные записи, обладающие
историческим и культурным значением, были сделаны в Англии и Уэльсе ещё в начале
1800-х годов.
В сущности, вне зависимости от того варианта, который попадёт вам в руки, эти песни
представляют собой традиционные семейные баллады и песни клана Дэва. Многие из них
рассказывают истории, которые вы найдёте знакомыми (кстати, у Фрэнсес есть сканы
некоторых ранних версий). Они подтверждают вашу версию о создании клана некой
сущностью (богиней, вампиром или иной великой фигурой), известной как Лилит. Лилит,
в свою очередь, происходит от некого бога-творца, который ревностно правит городом и
одержим грехом, в связи с чем само слово “грех” часто упоминается в качестве его имени
собственного (хотя в староанглийской версии он стал языческим богом Синном).
В балладах упоминается ряд библейских фигур, потерянных кланов и смертных,
ставших нашими кузенами по необъяснимым причинам, возможно – минуя традиционный
процесс Обращения. Все варианты баллад отличаются необычайным уровнем внутренней
согласованности и взаимосвязи. Самое поразительное – и это особенно ценно для вас в
контексте текущих исследований, – во всех вариантах песен появляется фигура
блуждающей “матери” или “чёрной настоятельницы”, которая увещевает священников не
только искушать смертных, но и напоминать им о собственных грехах.
 В текстах песен её неоднократно называют “дочерью бога” (c маленькой буквы “б”),
что, возможно, соответствует вашему предположению о том, что “чёрной
настоятельницей” стала та самая Лилит из шумеро-семитских преданий. Кроме того, она
напоминает мать Лонгина (какой её изображает “Ливийская ересь”) и так называемую
“Шеддиму”.
Кровавые баллады чрезвычайно популярны, и в моём городе действует несколько
музыкантов, воссоздающих эти песни. В частности, сейчас пользуются спросом песни о
Красной мадонне, основанные на Кровавых балладах.
К сожалению, я не до конца уверен в подлинности Кровавых баллад. Я не собираюсь
говорить, что это “подделка” или “мистификация”, но я не считаю их древним
источником. Почему? Во-первых, они написаны на сравнительно современном
английском и валлийском. Я не могу работать с валлийским материалом (возможно,
Фрэнсес смогла бы), а английская версия наполнена материалом, заимствованным из
сравнительно поздней национальной мифологии. Никаких явных среднеанглийских
легенд и оттенков французского, свойственных древним англосаксонским или
норманнским мифам, я в этих текстах пока не нашёл.
Возможно, все песни были собраны из мелких британских доменов незадолго до
публикации книги, а это предполагает, что Кровавые баллады зародились уже в XIX веке,
что затрудняет нам задачу по их рассмотрению как сколько-нибудь “древнего” источника.
Также мешает то, что все авторы анонимны, хотя я сейчас работаю с кузеном из
Кардиффа, который помогает определить хотя бы географическую принадлежность той
или иной песни.
Во-вторых, я нахожу сомнительным то, что эти песни посвящены непосредственно
клану Дэва. В одно время я работал с одной предполагаемой ранней версией “Беовульфа”
по заказу другого клиента (не волнуйтесь, он не знает о ваших исканиях), и сходства
между этим средневековым сказанием смертных и песнями клана Дэва поистине
поразительны.
Кроме того, присутствует путаница в некоторых названиях. Безусловно, песня под
названием “blod” рассказывает о “крови”, но “cynn” (имя божества Синна) – это вовсе не
“грех", это “род” или “высокорождённость”, как в случае с изначальным значением слова
“сородичи”. Опять же, упоминаемый в некоторых названиях “страх” на староанглийском
должен звучать как “файрен”, но здесь это слово путают с “фэйри” – сказочным добрым
народцем или даже общим названием детских сказок.
И насчёт детских сказок: помните, я упоминал самое последнее название этого
сборника – “Баллады потомков”? Это не баллады потомков Дэва, как мы предполагали
ранее. Это дань уважения смертному фольклористу Фрэнсису Дж. Чайльду. Чайльд –
фамилия исследователя, не указание на потомков Лилит, Таммуз и Инанны.
 Можно, конечно, предположить, что кто-то записывал баллады с момента их
зарождения и до начала ХХ века, но я всё же думаю, что это будет чересчур смелой
гипотезой. Возможно, составитель баллад был неплохим учёным, но он не был готов к
проведению анализа связей между самими балладами и историей нашего рода.
Кроме того, эти баллады вполне могут быть аналогом “Кодекса Малкавия”, который,
как мы уже знаем, представляет собой сатиру на общество современных кузенов.

Завет Лонгина
Половина моего города может подумать, что я живу во грехе, но вы же не