Гуманитарные науки

кой способ образования новых слов характеризуется
постоянно возрастающей продуктивностью. По мне-
нию М.А. Черкасовой, аббревиация является новым
перспективным способом словообразования, а аббре-
виатура – полноценной единицей речи [10, с. 200].
Аббревиатуры представлены практические во всех
языках, и их идентификация в тексте обычно не вызы-
вает вопросов.
В. Аксёнов, обращаясь к данному способу слово-
образования, довольно часто специально выделяет
слова, послужившие основой для окказионализма.
Данный факт позволяет наглядно продемонстриро-
вать сам процесс аббревиации. Ряд новообразований
создается на базе пятикомпонентной структуры: «Та-
кое могло бы произойти даже и с автором данного
сочинения, не будь он достаточно хитер, чтобы
предугадать справедливый упрек со стороны своего
в Высшей Степени важаемого и Проницательного
Читателя (ВСУПЧ)» [2, с. 459].
Среди окказионализмов писателя встречается и
усечение по аббревиатурному принципу. В узусе оно
относится, в первую очередь, к разговорной речи. Со-
ответственно новообразования, созданные данным
путем, зачастую являются сниженными, разговорны-
ми. Такая разновидность аббревиации характерна для
многих языков, но наиболее распространена она в
американском варианте английского: «Толпа пассажи-
ров, очевидно, счастлива узреть материализацию
долгожданного тролла» [1, с. 67]. Модель: троллей-
бус → тролл.
Таким образом, в словотворчестве В. Аксенова
представлены практически все узуальные способы
словообразования русского языка: префиксация,
суффиксация, конфиксация, словосложение и аббре-
виация. Анализ деривационных связей производящего
и производного окказионального слова позволяет
сделать процесс обучения иностранных студентов
русскому словообразованию более наглядным. Опи-
сание словообразовательных моделей, по которым
строится большинство окказиональных слов писателя,
дает возможность продемонстрировать богатый по-
тенциал и системный характер русского словообразо-
вания, а также его тесную связь с другими разделами
лингвистики, а именно с лексикологией и стилистикой.
Наконец, установка В. Аксенова на креативность и
экспрессивность в творчестве способствует повыше-
нию интереса учащихся не только к русскому языку, но
и к русской литературе.
Статья поступила 28.05.2014 г.

Библиографический список
1. Аксёнов В.П. Кесарево свечение. М.: Изографус; Эксмо, С. 265–272.
2002. 640 с. 7. Лебединский С.И., Гербик Л.Ф. Методика преподавания
2. Аксёнов В.П. Новый сладостный стиль. М.: ИЗОГРАФ, русского языка как иностранного: учеб. пособие. Минск,
1997. 560 с. 2011. 309 с.
3. Аксёнов В.П. Редкие земли. М.: Эксмо, 2007. 448 с. 8. Попова Т.В., Рацибурская Л.В., Гугунава Д.В. Неология и
4. Аксёнов В.П. Таинственная страсть (роман о шестидесят- неография современного русского языка. М.: Флинта; Наука,
никах). Авторская версия. В 2 т. М.: Семь дней, 2011. Т. 2. 2005. 168 с.
680 с. 9. Фатхутдинова В.Г. Комплексные единицы словообразова-
5. Ахмадуллина Б.А. Лучшая лирика. М.: Астрель; Олимп, ния в сопоставительном освещении (на материале русского
2010. 448 с. и татарского языков) // Ученые записки Казанского государ-
6. Красильникова Л.В. Функциональное словообразование ственного университета. Гуманитарные науки. 2006. Т. 148.
как одна из учебных дисциплин специальности «Русский Кн. 2. С. 152–163.
язык как иностранный» // Русское слово в мировой культуре: 10. Черкасова М.А. Аббревиатуры делового дискурса с ко-
мат-лы Х конгресса МАПРЯЛ (Санкт-Петербург, 30 июня – 5 гнитивной точки зрения // Филологические науки. Вопросы
июля 2003 г.). В 4 т. СПб.: Политехника, 2003. Т. 3. теории и практики. 2014. № 1 (31). С. 200–202.

УДК 372.8: 821.161.1.0

ПАРАДИГМА ИССЛЕДОВАНИЯ ФОЛЬКЛОРНОГО ТЕКСТА БАЛЛАДЫ
«ТАТАРСКИЙ ПОЛОН»

© Н.Е. Украинцева1
Курганская государственная сельскохозяйственная академия имени Т.С. Мальцева,
641300, Россия, Курганская область, Кетовский район, с. Лесниково.
Рассматривается баллада «Татарский полон» как произведение фольклора общерусского и фольклора казачье-
го. Произведение представлено в парадигме исследования фольклорного текста. Анализируется несколько ва-
риантов баллады, записанных собирателями и исследователями фольклора на протяжении XIX–XX вв. Выявля-
ются мотивы разных редакций текста и их воздействие на сюжет и композицию баллады. На примере цикла «Та-
тарский полон» показывается постепенная трансформация жанра исторической баллады. Прослеживается отра-
жение в фольклорных текстах духовных и этнокультурных ценностей народа.
___________________________
1
Украинцева Нина Ефимовна, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и культуры речи, тел.:
83523145102, е-mail: yasnaya11@yandex.ru
Ukraintseva Nina, Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of the Russian Language and Speech Culture, tel.:
83523145102, е-mail: Yasnaya11@yandex.ru

254 ВЕСТНИК ИрГТУ №7 (90) 2014

 Гуманитарные науки

Библиогр. 11 назв.
Ключевые слова: казачий фольклор; трансформация жанра; историческая баллада; редакция произведения;
мотив; песенный цикл.

RESEARCH PARADIGM OF "TATAR CAPTIVITY" BALLAD FOLKLORE TEXT

N.E. Ukraintseva
T.S. Maltsev Kurgan State Agricultural Academy,
Lesnikovo village, Ketovsky district, Kurgan region, 641300, Russia.
The article deals with the ballad "Tatar Captivity" as all-Russian and Cossack folklore. The work is presented in the re-
search paradigm of a folklore text. Having analyzed a few ballad variants recorded by folklore collectors and researchers
during XIX - XX centuries, the author identifies the motives of different text editions and their effect on ballad plot and
composition. Gradual transformation of the genre of historical ballad is shown on the example of the cycle "Tatar Captiv-
ity". These folklore texts reflect spiritual and ethno-cultural values of people.
11 sources.
Key words: cossack folklore; genre transformation; historical ballad; work edition; motive; song cycle.

Художественное наследие в новых исторических
условиях продолжает жить в памяти и сознании наро-
да в своеобразных и неповторимых формах, поэтому
исследователя должны привлекать не только архив-
ные материалы, но и наблюдения экспедиций по сле-
дам прежних собирателей. По мнению Б.Н. Путилова,
фольклорный жанр необходимо рассматривать не как
формальную категорию, а как своеобразное историче-
ски сложившееся и исторически обусловленное един-
ство определенного содержания и определенной
формы, как характерную художественную систему и
как совокупность ряда произведений, эту систему во-
площающих [7, c. 21–22]. Другими словами, появление
и распространение фольклорного жанра обусловлено
историческим развитием сознания народа. В связи с
этим представляется актуальной проблема транс-
формации фольклорных жанров. Б.Н. Путилов также
полагает, что для фольклористики важно не сводить
работу к искусственной консервации наследия, а идти
путем «поиска форм переработки, творческого усвое-
ния и развития этого наследия» [7, с. 28]. Данного
принципа в своих исследованиях придерживаемся и
мы.
Большое внимание нами уделено изучению каза-
чьего фольклора, представляющего собой часть
фольклора общерусского. Отмечено, что в XIX–XX вв.
весьма распространенным в нем становится жанр
баллады.
Жанр исторической песни и жанр исторической
баллады развивались, предположительно, вслед за
былиной. Историческая баллада в основе своей –
эпический жанр, но это уже песня драматического ха-
рактера, ее стержневой элемент – конфликт. Баллада
открыта для лиризации. Она отображает отдельные
человеческие судьбы, межличностные отношения, за
которыми стоят события общенародного значения,
социальные, этические, философские проблемы жиз-
ни общества. Русской народной балладе посвящены
работы Ю.И. Смирнова, Н.И. Кравцова, Д.М. Балашо-
ва, Б.Н. Путилова, О.В. Тумилевич, А.А. Гугнина и дру-
гих ученых. Для нас представляется важным видение
баллады как эпико-лиро-драматического рода народ-
ной поэзии. В статье использован сравнительно-
исторический анализ и элементы структурного анали-
за текста. «Фольклорный текст, – как отмечал А.Г.
Игумнов, – это всегда образование, структурно неод-
нородное во всех смыслах и часто хронологически
многослойное. Он представляет собой лишь один из
вариантов некоего произведения, которое само по
себе всегда является конструкцией исследователя, но
никогда реально существующим текстом» [2, c. 21].
Согласно парадигме исследования фольклорного тек-
ста (фольклор – род – жанр – жанровая разновидность
– произведение – версия/редакция – вариант – мотив)
[2, c. 29], мы рассматриваем жанр песни, жанровую
разновидность – историческую балладу, в частности,
произведение «Татарский полон», его версии, запи-
санные в разных редакциях, и некоторые варианты
этих версий. При таком подходе осмысление мотивов
разных вариантов баллады в данной парадигме пред-
ставляется наиболее глубоким и полным.
Рассматриваемое произведение «Татарский по-
лон» – это баллада исторического содержания, в ко-
торой «трагедия тысяч людей, полоненных татарами,
отражена в балладе об одной женщине, встречающей
дочь в татарском плену» [5, c. 7]. Цель нашего иссле-
дования – осмысление мотивов разных вариантов
баллады, то есть дополнительных тем произведения,
оттеняющих главную.
Баллада «Татарский полон» в XIX–XX вв. бытова-
ла в центральной и южной России, на Урале и Кавка-
зе, в Оренбуржье, Зауралье и в Сибири, особенно
долго – в среде казачества. Она зафиксирована в не-
больших сборниках и крупных собраниях фольклора:
А.И. Соболевского, П.В. Киреевского, Б.Н. Путилова,
И.И. Железнова, Н.Г. Мякушина, В.П. Федоровой и
других. Известны две основные версии – татарский и
турецкий полон, при этом сюжет и композиция иден-
тичны. Для «турецкой» версии характерно начало «Не
шум шумит, не гром гремит…» (она, очевидно, более
поздняя по времени возникновения). Обе версии за-
писаны в многочисленных вариантах (обзор вариантов
найдем у В.К. Соколовой, Б.Н. Путилова и др.).
Например, в записи П.И. Якушкина (Рязанская и Ор-
ловская губернии) имеются обе версии баллады и их
варианты, которые следует отнести к общерусским [8].
П.И. Якушкин был не только самоотверженным соби-
рателем, но и прекрасным исполнителем народных
песен, именно он напел мелодию баллады «Татарский
полон» композитору М.А. Балакиреву.

ВЕСТНИК ИрГТУ №7 (90) 2014 255

 Гуманитарные науки
Наиболее распространена версия о татарском по-
лоне. К самым ранним относятся записи, сделанные
Д.А. Валуевым (племянником Языковых, собирателей
фольклора) и П.М. Языковым в Симбирской и Орен-
бургской губерниях. Место записи позволяет отнести
варианты баллады к казачьим песням. Рассмотрим
один из этих вариантов (собрание П.В. Киреевского)
[9, с. 230]. Вступление представляется непонятным,
вероятно, искажено: «Не огни горят, не котлы кипят, |
Во чистом поле | Все татары полон делят: | Достава-
лася дочь с матерью», и только позже выясняется, что
дочь «во полон взята» давно, раньше, чем мать. Дочь
стала женой знатного татарина, в балладе ее называ-
ют «молодой княгиней». У княгини много «мамушек-
нянюшек», муж приводит ей еще одну, русскую, ра-
ботницу. В народе знали о восточных обычаях бога-
тых людей, которые баловали своих жен подарками.
Ответ княгини «Черт ли это за работница!» – грубое
простонародное выражение, характерное для шуточ-
ных песен. Оно характеризует дочь-княгиню как свар-
ливую, властную женщину, которой безразлична рус-
ская пленница, дочь не узнала своей матери. Ни сло-
ва не сказала ей мать, покорно стала «кужель
прясть», «утят пасти» и «дитю качать». Полная драма-
тизма колыбельная матери: «Ты бау, бау, татарский
сын, | А по матушке внучоночек, | Твоя матушка во
полон взята…», разбудила в дочери угасшие чувства
любви и уважения к родительскому дому. Свидетель-
ство этому – привычное поэтическое (но такое этикет-
ное!) русское обращение из ее уст: «Сударыня ты моя
матушка!» Встреча с матерью ей милее богатства:
«Ты брось шелков кужель прясть, | Пущай его куры
путают; | Уж ты брось утят пасти, | Пусть птица таска-
ет!». Какова же «мысль народная» (мотив, двигающий
сюжет) в балладе «Татарский полон»? Она прозрачна:
помнить о земле, которая тебя взрастила, пусть с ко-
лыбели дитя приучается не терять память о родной
стороне, об отце-матери ни в богатстве, ни в бедно-
сти, ни на чужой стороне, ни в полоне, ни перед лицом
смерти.
Вариант Д.А. Валуева принадлежит к группе тек-
стов, в которых финал баллады неясен (обычно в фи-
нале мать и дочь бегут на родину; иногда дочь от-
правляет домой мать, потому что не может бросить
детей, или они остаются/бегут вместе). Концовка в
данном варианте утратилась (логически она здесь
лишняя).
Одна из ранних записей принадлежит М.Ю. Лер-
монтову. Она сохранилась в набросках и отрывках
неосуществленной поэмы (или драмы) о Мстиславе
Черном, мечтавшем освободить Русь от татар. Думая
над сюжетом, в декабре 1831 года М.Ю. Лермонтов
записал: «Молодежь (в городе – прим. автора) разго-
варивает о том, что татары приедут толпой и все бе-
рут: никто не смеет и слова сказать; зарево видно;
иные говорят, что лучше предаваться татарам, чем
умирать, и тому подобное…». Сестра Мстислава со-
глашается стать женой татарина. «Мстислав проходит
мимо деревни; одна женщина поет, баюкая ребенка
(Что за пыль…Злы татаровья), – он радуется тому, что
<…> если он погибнет, то останется еще мститель за
256 ВЕСТНИК ИрГТУ №7 (90) 2014
отечество». В другом наброске плана эта песня при-
урочена к смерти Мстислава: «Он, израненный, лежит
в хижине, хозяйка-крестьянка баюкает ребенка пес-
нью: “Что за пыль пылит… Входит муж ее, изранен-
ный”» [4, c. 359]. Текст песни сохранился в тетрадях
М.Ю. Лермонтова. По мнению И.Л. Андроникова, это
не подражание народной песне, а запись одного из ее
вариантов [4, c. 384]. Поражает бережная литератур-
ная обработка юным поэтом народного варианта пес-
ни.
Мотив редакции М.Ю. Лермонтова исходит из де-
талей сюжета. Зять заставляет полонянку работать.
Дочь узнает родную матушку по колыбельной песне и
хочет одарить «золотой казной». Мать отказывается
от «золотой казны» и просит отпустить ее «на святую
Русь», так как «Не слыхать здесь пенья церковного, |
Не слыхать звону колокольного» [3, c. 384]. В повест-
вовании о татарском полоне появляется мотив верно-
сти православной вере, и Святая Русь выступает
символом православия, которое объединяло народ
перед лицом врага. Поэтому лермонтовский вариант
звучит величественно.
Остается догадываться, где была записана песня:
на Кавказе, в Тарханах или в Подмосковье, где 1830–
1831 гг. М.Ю. Лермонтов вместе с бабушкой Е.А. Ар-
сеньевой гостил в Середниково, имении Е.А Столыпи-
ной. В 1830 году молодой поэт писал: «…если захочу
вдаться в поэзию народную, то, верно, нигде больше
не буду ее искать, как в русских песнях». Но влияние
казачьей песенной культуры на творчество М.Ю. Лер-
монтова несомненно. Будучи на Кавказе, поэт в 1837
году навещал своего родственника А.А. Хастатова и
побывал в терских казачьих станицах. Кроме того, в
1840 году он был прикомандирован к кавалерии отря-
да генерал-лейтенанта А.В. Галафеева и командовал
«особо порученною ему казачьею командою». Лер-
монтов «с командою», отличался в делах, например,
12 и 15 октября за Шалинским лесом и при переправе
через Аргун [11, c. 677]. Сохранилось предание, что
замечательная «Казачья колыбельная песня» (для
семьи А.М. Верещагиной) была навеяна Лермонтову
пением молодой казачки над колыбелью младенца в
станице Червленой на Тереке [4, c. 333].
Вариант, записанный на Урале, в поселке Сы-
серть Свердловской области в 1937 г., совмещает два
важных мотива. Дочь полонянки, называемая «тата-
рочкой», «стала напенивать», пенять мужу, что поло-
нянка-старушка вряд ли сгодится для работы. Узнав
мать, («ты родимая моя мамонька»), провожает ее на
родную сторону, на святую Русь, но сама отказывает-
ся идти вместе с нею: «жалко мне малых детонек» [5,
с. 181–182]. В другом варианте женщина не в силах
оставить дочь и остается с нею. Переплетающиеся
мотивы верности родной стороне и мотив материн-
ства усиливают драматизм баллады. В 1960-е годы
песня бытовала в живом исполнении.
Иной мотив содержит вариант, приведенный в из-
дании И.И. Железнова «Уральцы. Очерки быта ураль-
ских казаков» (1888). Песня записана в урочище Ма-
ринкин Городок на р. Урале в 1858 г. Мотив – про-
славление характера русской женщины – дочери,
 Гуманитарные науки
сестры, матери. Начало баллады указывает на позд-
нюю редакцию, старинный эпический зачин утрачен,
дочь попадает в плен во время обычной работы:
«Отец с сыном на сенокос пошли, | А мила доченька
им есть понесла». Дочь помогает «вершить» стог
(принимает и укладывает сено, стоя на верху стога).
Увидев опасность, она решает спасти мужчин от по-
лона ценой собственной свободы. «Что это, батенька,
в поле затуманилось, | Затуманилося в поле, запыли-
лося? | Все людей везут скованных и связанных, |
Связанных все арканами волосяными». | «Уж ты, до-
ченька, слазь-ка с зелена стога, | Пойдемте спрячемся
за зелен камыш». | «Уж я, батенька, пересмотрю, пе-
регляжу – | Что это за людей везут?» | «А отец с сы-
ном в камыш ушли». В финале баллады дочь не мо-
жет бежать с матерью домой («обзавелась я малыми
деточками»). Но подчеркивается, что уважительно к
полонянке-матери отнесся и зять-«татарченин» (на
Урале межэтнические браки становились обычным
делом): «Уж сажаил ее зятюшка на карего коня, | На
карего коня, на иноходного, | Наделял ее золотой каз-
ной, | Отправлял ее во свою землю. | Проводили ее
они с своего двора» [5, с. 185–187]. В свое время дочь
пожертвовала свободой ради спасения отца и брата,
она помнит о родной стороне, но и на чужбине она
смогла стать уважаемой хозяйкой в семье; дом жен-
щины там, где ее дети.
Обратимся к вариантам баллады, записанным на
территории Южного Зауралья, Курганской области. В
этих местах в связи с освоением новых земель начи-
ная с 1743 года прокладывалась Нижне-Уйская (впо-
следствии сомкнувшаяся с Оренбургской) оборони-
тельная линия. Здесь, по реке Тоболу и его притоку
Ую, ныне на границе с Казахстаном, сначала было
построено четыре крепости, в том числе и Звериного-
ловская. Между ними возводились редуты [6, с. 71].
Гарнизоны крепостей были смешанными. В них слу-
жили как регулярные части солдат и драгун, так и не-
регулярные отряды казаков, мобильные, приспособ-
ленные к обороне и участию в мелких стычках с заса-
дами кочевников, быстро реагировавшие на неожи-
данные нападения. Кочевников в Зауралье и на Урале
называли «киргизами» или «татарами». Казаки обжи-
вали форштадты (места за крепостными стенами) и
редуты, обзаводились семьями. В целях формирова-
ния Оренбургского казачьего войска казаков направ-
ляли сюда из сформированных ранее казачьих войск,
выписных набирали из крестьян – записывали всем
крестьянским двором. В Звериноголовской крепости,
например, были поверстаны в казаки все выпускники
военно-сиротского отделения, ставшего в 1798 году
военно-кантонистским училищем. Военная служба
совмещалась с земледельческим трудом (основой
существования), занятиями ремеслами, торговлей.
Традиционный высший орган власти вольных казаков
– круг, при таких условиях был отвергнут, войсковая
изба при атамане являлась исполнительным органом
государства, которое управляло казачеством и под-
держивало его [10, c. 15]. Но постепенно «дикая
степь» осваивалась и заселялась, оставалась в про-
шлом этническая вражда, бывшие степняки обустраи-
ВЕСТНИК ИрГТУ №7 (90) 2014
вались рядом с казаками. Позднее казачьи станицы
сыграли важную торгово-экономическую и культурную
роль в истории края. Все это нашло отражение в его
фольклоре. Множество песен записано в здешних
станицах в начале XIX века для собрания оренбург-
ских казачьих песен А.И. Мякутина Так, в 1902 году в
станице Звериноголовской их напели казаки Иван
Матвеев, Григорий Матвеев, Николай Головянский,
Михаил Кандалов. Потомок Михаила Кандалова –
Иван Кандалов, наш современник (в 2013 году был
призван в ряды Российской армии), знает и прекрасно
исполняет народные песни.
Варианты баллады «Татарский полон» записыва-
лись в крае и во второй половине XX века. Вариант,
записанный в селе Прорыв Куртамышского района,
тесно связан с рассмотренным выше вариантом изда-
ния И.И. Железнова: «Отец с дочерью сено косили, |
Сено косили, стога метали. | Увидала дочь: пыль
столбом пылит. | – Ой ты, батюшка, родной батюшка, |
Ты бросай скорей стоговы вилы, | Ты бросай скорей и
беги в камыш, | Вон бегут, бегут злы татарове». Даль-
ше обычно добавлялось прозой: «Отец спасся, а дочь
взяли в плен» [2, c. 4]. Здесь важен мотив о самоот-
верженном спасении дочерью «родного батюшки».
Звериноголовский вариант схож с общерусским, запи-
санным П.И. Якушкиным, в котором «название реки
Дарья имеет отвлеченно-поэтический характер» [5, с.
399]. Для села же Звериноголовского река Аму-Дарья
еще в XIX веке была не только символом, но и кон-
кретным географическим местом противостояния с
«дикой степью», под словом «татарове» подразуме-
ваются кочевники: «Как за речкою | Да за Дарьею |
Злы татарове | Дуван дуванили. | На дуваньице
|Доставалася | Теща зятю. | Как повез тещу зять | Во
далеку степь, | Во далеку степь | К молодой жене. | –
Ну и вот, жена | Тебе работница, | С Руси русская |
Полоняночка. | Ты заставь ее | Три дела делати. |
Первое дело – | Дитя качать, | Другое дело – | Куделю
прясть, | И третье дело – | Гусей пасти. | Полоняночка |
Колыбель колышет, | Колыбель колышет. | Вот качает
дитя, | Вот качает дитя, | Приговаривает: – | Ты баю,
баю, | Боярский сын, | Ты по батюшке – | Зол татарчо-
нок, | А по матушке – | Ты русёночек, | А по роду-то |
Мне ты – внучоночек, | Ведь твоя-то мать – | Мне род-
ная дочь, | Семи лет она | Во полон взята» [1, c. 10–
11]. Если говорить о происхождении слова дуван, то
оно имеет, по-видимому, двойные корни: от пришед-
шего из тюркских языков значения «совет, собрание»,
затем «сходка казаков для дележа добычи» и от при-
соединившегося к нему русского значения «высокое,
открытое место» (М. Фасмер), поэтому продуваемое
ветром, бугор, на котором располагались для дележа
добычи. В фольклорных текстах слово означает и ме-
сто, и ритуал дележа (отсюда глагол дуванить – де-
лить), и награбленную добычу, пленников. Древняя
символика воды, реки, переправы как знаков брака и
смерти придает напряженность повествованию, но
она и переосмысливается, становится знаком перехо-
да героев из своего в опасное, чужое пространство.
Текст лаконичен, освобожден от повторов. Диалог в
балладе несет драматическое начало, но в этом ва-
257
 Гуманитарные науки
рианте он дается сжато, ответ дочери отсутствует:
для матери неважно, что ответила дочь! Финал неясен
(как у Д.А. Валуева). Данный вариант выдвигает на
первый план мотив материнской любви с драмой
встречи после долгой разлуки матери с дочерью,
встречи, о которой мать не гадала, не ведала. Повест-
вование обрывается колыбельной, нет рассказа об
узнавании полонянки дочерью, этим подчеркивается
трагедия ситуации: обе они теперь в неволе. В песне
преобладает лирическая составляющая, что и сдела-
ло ее долговечной. Звериноголовский вариант видит-
ся как отшлифованный временем образец народной
поэзии. Добавим, что песню записала в 1972 году Л.И.
Рябкова (в то время студентка филологического фа-
культета) от своей матери, Анны Дмитриевны [10, с.
378], которой в 2013 году исполнилось 100 лет.
Таким образом, основа сюжета многочисленных
вариантов баллады – встреча матери с дочерью в
татарском плену. Композицию составляют сюжетные
ветви: пленение дочери, изображение дувана (дележа
добычи, пленников), неузнавание полонянки-матери в
доме татарина, определение посильной работы для
пожилой полонянки, колыбельная внуку (которую под-
слушивают слуги, или дочь, или муж дочери), узнава-
ние матери и просьба дочери о прощении, решение
матери и дочери, как им быть дальше. Кульминацион-
ный эпизод – колыбельная внуку. Кажется, логичным
было бы включение эпизода, изображающего жесто-
кое обращение с пленницами, но его нет ни в одном
варианте. Больше того, рисуется сочувственное отно-
шение к ним. Главное здесь в другом: «главное, по-
трясающее горе – лишение Родины» [5, с. 26]. Каждая
сюжетная ветвь варьируется в зависимости от мотива,
поэтому чаще всего варьируется концовка, а эпизод
пленения дочери может описываться, и весьма по-
дробно, а может отсутствовать вообще.
Парадигма исследования фольклорных текстов
позволяет проследить мотивы разных вариантов
древней версии баллады «Татарский полон» и шире
представить ее взаимосвязь с другими балладами
цикла. Рассматривая версии и варианты баллады
«Татарский полон», следует также иметь в виду, что
они тесно связаны с циклами других баллад об угрозе
полона девушки/женщины, побеге из плена/спасении
от плена, на основе которых появлялись контамина-
ции песен «татарского цикла». К наиболее ранним
Библиографический список
1. Ивушка – ракитовый кусток. Народная лирика Зауралья /
сост., вступит. статья, примечания к тексту Ф.П. Федоровой. ганской / под ред. В.В. Пундани. Курган: Зауралье. 204 с.
Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1983. 80 с.
2. Игумнов А.Г. Поэтика русской исторической песни. Ново-
сибирск: Наука, 2007. 252 с.
3. Лермонтов М.Ю. Собр. соч. В 4 т. М.: Худож. литература,
1984. Т. 1. 446 с.
4. Лермонтов М.Ю. Собр. соч. В 4 т. М.: Худож. литература,
1984. Т. 4. 527 с.
5. Народные баллады / общ. ред. А.М. Астаховой; вступ.
статья, подготовка текста и прим. Д.М. Балашова. М.: Наука, 9. Собрание народных песен П.В. Киреевского: Записи Язы-
1963. 447 с.
6. Пузанов В.Д. Развитие военно-административной систе-
258 ВЕСТНИК ИрГТУ №7 (90) 2014
2
можно отнести [«Князь Роман и Марья Юрьевна»]
(верная жена бежит из полона) с примерами вариан-
тов «Жил-был князь Роман Юрьевич…», «Уж ты гой
еси, Марьюшка Гурьевна…» и другими; [«Козарин»]
(молодец спасает сестру от полона) – с вариантами,
например, «Что у князя да у боярина…», «Из-за слав-
ное матки Кубань-реки…», «У Петра то было Карамы-
шова…»; [«Девушке угрожает плен и гибель»] с вари-
антами «Не белый лебедь со степи летит…», «Воева-
ли, бузовали три татарчонка…» и др.; а также [«Де-
вушка взята в полон татарами»] с вариантами «Как
пошли красные девушки…», «В поле дороженька, в
поле неширокая…» и др. Более поздние баллады:
[«Красная девушка из полону бежит»], [«Спасение
полонянки»]. К этому же циклу можно отнести [«Раз-
бойничий дуван»]. Таким образом, собственно балла-
да [«Татарский/турецкий полон»] творчески заимство-
вала элементы сюжетов, образы и все-таки остава-
лась своеобразной.
Выявленные мотивы вариантов баллады порож-
дены социальной и исторической действительностью.
Мотив руководит сюжетом и композицией баллады.
Важную роль в выявлении мотивов в сюжете баллады
играет деталь. Новые мотивы открывали перед пес-
ней пространственно-временную перспективу. Совер-
шенствовалась форма и язык баллады. Думается, эту
трогательную песню любили исполнять и слушать.
В казачьем фольклоре, в том числе регионально-
локальном фольклоре оренбургского казачества XIX–
XX веков, сохранялись и появлялись варианты балла-
ды от древнего мотива верности родине, православ-
ной Руси и противостояния со степью до мотивов
драмы семьи и дома, почитания родителей и мате-
ринства, освоения иного пространства. Высвечива-
лись новые грани древней символики. Включенная в
балладу колыбельная песня способствовала транс-
формации исторической баллады, сближала ее с ли-
рической песней. В текстах вариантов этого произве-
дения отразились духовные и этнокультурные ценно-
сти народа.
Материалы данного исследования могут быть ис-
пользованы в преподавании курсов фольклористики,
истории, культурологии.
___________________________
2
В квадратных скобках указана версия произведения, далее
– ее варианты.
Статья поступила 06.05.2014 г.
мы в XVIII – первой половине XIX века // История земли Кур-
7. Путилов Б.Н. Некоторые общие проблемы истории каза-
чьего фольклора // Народная устная поэзия Дона: мат-лы
науч. конф. по научному творчеству донского казачества
(Ростов-на-Дону, 18–23 декабря 1961 г.). Ростов-н/Д., 1963.
С.14–28.
8. Собрание народных песен П.В. Киреевского: Записи П.И.
Якушкина / подготовка текстов, предисловие и коммент. З.И.
Власовой. В 2 т. Л.: Наука, 1986. Т. 2. 326 с.
ковых в Симбирской и Оренбургской губерниях / подготовка
текстов, вступ. статья и коммент. А.Д. Соймонова. Л.: Наука,
 Гуманитарные науки

1977. Т. 1. 327 с. 11. Чистова Ю.С. Хронологическая канва жизни и творче-

10. Станица на Тоболе / сост. М.И. Хлызов [и др.]. Курган: ства М.Ю. Лермонтова // Лермонтов М.Ю. Сочинения. В 2 т.
ГИПП «Зауралье», 2002. 428 с. М.: Правда, 1990. Т. 2. 702 с.

УДК 811.161.1.
СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ РЯД КАК ИСТОЧНИК ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ ИНФОРМАЦИИ:
ЛИНГВОМЕТОДИЧЕСКИЙ АСПЕКТ

© В.Г. Фатхутдинова1
Казанский (Приволжский) федеральный университет,
420008, Россия, Республика Татарстан, г. Казань, ул. Кремлевская, 18.
В лингвометодическом аспекте рассмотрен словообразовательный ряд русских глаголов, образованных при по-
мощи конфикса до-…-ся. Сопоставительный анализ русских производных слов и их испанских соответствий поз-
воляет выявить социокультурный и ментальный компонент в их семантике. Установлено, что словообразова-
тельная модель, служащая для выражения деривационных и лексических значений, может выступать репрезен-
тантом этнокультурных установок этноса, а сам язык оказывается регулятором общественного поведения инди-
вида. Доказано, что изучение производных лексических единиц в рамках одного словообразовательного ряда
позволяет выявить национально-специфический характер лексической и словообразовательной семантики, а
также своеобразие номинативного пространства изучаемого языка.
Библиогр. 10 назв.
Ключевые слова: методика преподавания; словообразовательный ряд; конфикс; глагол; семантика; лингво-
культурология.

DERIVATIONAL ROW AS A SOURCE OF ETHNO-CULTURAL INFORMATION: LINGUOMETHODIC ASPECT

V.G. Fatkhutdinova
Kazan (Volga region) Federal University,
18 Kremlevskaya St., Kazan, 420008, Republic of Tatarstan.
This article deals with a derivational row of the Russian verbs derived by the confixes “до-…-ся” in a linguomethodic as-
pect. Comparative analysis of the Russian derivatives and their Spanish equivalents reveals a sociocultural and mental
component in their semantics. The study demonstrates that a word-building model expressing derivational and lexical
meanings, can represent ethno-cultural settings, while the language itself is a regulator of the social behavior of the indi-
vidual. It is proved that the study of derivatives of lexical units within the same derivational row reveals the national and
specific nature of lexical and word-formation semantics, as well as the originality of the nominative space of the language
under investigation.
10 sources.
Key words: methods of teaching; derivational row; confix; verb; semantics; cultural linguistics.

Сложность, многообразие и интенсивность совре-
менных процессов межкультурной коммуникации вы-
двигают на первый план проблему оптимизации овла-
дения вторым языком, актуальность которой ни у кого
не вызывает сомнений. Ее решение требует как усо-
вершенствования известных методических приемов,
так и принципиально новых подходов. В настоящее
время в теории и практике преподавания русского
языка как иностранного широкое распространение
получили коммуникативно-деятельностный и личност-
но-ориентированный подходы, которые позволяют
учащемуся занимать активную позицию в процессе
обучения. Кроме того, сегодня уже не обойтись без
внедрения в образовательный процесс когнитивно
ориентированных методов обучения.
С точки зрения О.А. Лазаревой, лингвокогнитив-
ный подход соответствует современному представле-
нию об учащемся как активном субъекте познания:
___________________________
1
Фатхутдинова Венера Габдулхаковна, доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и методики преп о-
давания, тел.: 89172930070, e-mail: favenera@mail.ru
Fatkhutdinova Venera, Doctor of Philology, Professor of the Department of the Russian Language and Teaching Methods, tel.:
89172930070, e-mail: favenera@mail.ru
для него важны как знания родного языка, так и вне-
лингвистические глобальные знания о мире [4, с. 11].
В этой связи преподавание русского языка как ино-
странного должно опираться и на результаты сопоста-
вительно-типологических изысканий, для которых в
рамках новых парадигм лингвистического знания ха-
рактерна последовательная интеграция принципов
системо- и антропоцентризма.
Методы сопоставительной и когнитивной лингви-
стики позволяют выявить этнокультурную специфику
языкового сознания и речевого поведения, описать
языковую картину мира человека с ее универсализ-
мом и культурно-специфическими характеристиками,
то есть все то, что лежит в основе лингвокультуроло-
гии как науки. В этом направлении наиболее благо-
датным материалом для исследования является де-
ривационный уровень языка, поскольку именно с по-
мощью словообразовательных моделей описываются

ВЕСТНИК ИрГТУ №7 (90) 2014 259