Российская академия народного хозяйства и

государственной службы при Президенте Российской

Федерации

Пути России
Границы политики

| И  Д Е Л О |
Москва | 2019
УДК 316.32
ББК 60.561
П90

Пути России. Границы политики: сборник статей / под общ. ред.

П90 М. Г. Пугачевой. — М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2019. —
322 с.

ISBN 978-5-7749-1488-3

В сборнике представлены статьи участников X X V Международного сим-

позиума «Пути России. Границы политики», проходившего 30–31 марта
2018 года. В фокусе внимания авторов ключевой вопрос для современ-
ной социальной жизни: о  рубеже между политическим и  неполитиче-
ским. Как определить, кого следует включать, а кого — исключать из по-
литической жизни? Кому дозволено участвовать в публичной политике?
Какие границы могут обеспечить политическое единство? Как должны
быть устроены физические границы — например, границы государства
или границы между территориями с  разным образом жизни? Где про-
вести границу? Ответы ищет социальная наука, но они имеют полити-
ческие последствия. Эти и другие вопросы станут предметом обсужде-
ния участников юбилейного симпозиума.

УДК 316.32
ББК 60.561

ISBN 978-5-7749-1488-3

© ФГБОУ ВО «Российская академия народного хозяйства

и государственной службы при Президенте Российской Федерации», 2019
Содержание

Александр Филиппов
О перспективе конституционного кризиса в России. . . . . . . . . 7

РА З Д Е Л 1. « С М Е Р Т Н Ы Й Б О Г » В   Э П О Х У П О З Д Н Е Г О
М О Д Е Р Н А: Г О С УД А Р С Т В О И Е Г О КО Н К У Р Е Н Т Ы
Н А  ( П О С Т ) Г Л О Б А Л Ь Н О М Р Ы Н К Е К О Л Л Е К Т И В Н О Г О
С П А С Е Н И Я . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 34

Ирина Дуденкова
Концепция катехона в современной секулярной
политической эсхатологии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 34

Андрей Тесля
Философия и богословие власти С.Н. Булгакова
(1916–1922 годы) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .44

Вячеслав Кондуров
«Скрытый бог» Карла Шмитта: политическая теология
как метод юридической науки. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55

Владислав Демидкин
Беспристрастное «негативное большинство» против
экстраординарной политики: пределы совместимости
двух дискурсов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 63

Джованни Савино
Биография кризиса: итальянская идентичность и государство
в зеркало истории (1861–2018). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .72

РА З Д Е Л 2. Х А Н Н А А Р Е Н Д Т И   П Р Е Д Е Л Ы
Д О П У С Т И М О Г О : П У Б Л И Ч Н А Я С Ф Е РА ,
П Л Ю РА Л И З М И   О Т В Е Т С Т В Е Н Н О С Т Ь . . . . . . . . 83

Даниил Кокин
Концепция мира Ханны Арендт и ее роль в понимании
публичной сферы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 83
Яна Лепетюхина
Безвестность и сострадание в публичном пространстве
Ханны Арендт . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 92

РА З Д Е Л 3. К Р У Г Л Ы Й С Т О Л « П О С Т С О В Е Т С К А Я
“С Е К С УА Л Ь Н А Я Р Е В О Л Ю Ц И Я ”:
И СТО Р И Я И СО В Р Е М Е Н Н О СТ Ь» . . . . . . . . . . 101

РА З Д Е Л 4. О С О Б Ы Е П У Т И Р О С С И И :
В Н Е С Т О Л И Ц И   М Е ГА П О Л И С О В . . . . . . . . . . . 139

Артемий Позаненко
Пространственная изоляция и устойчивость
локальных сообществ: к развитию существующих
подходов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 139

Елена Ерохина
Этнокультурные механизмы пространственного развития
на обском Севере . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 154

Роман Евстифеев
Локальные идентичности в глобальном мире:
особенности городских идентичностей жителей
российских исторических городов . . . . . . . . . . . . . . . . . . 162

Михаил Вандышев, Наталья Веселкова, Елена Прямикова

Малые и средние города Урала: индустриальность как судьба . . 172

Марина Рогова
«Китайская проблема» байкальского рынка земли. . . . . . . . . 187

РА З Д Е Л 5. С Е Л О И   Т РА Н С Ф О Р М А Ц И И
С Е Л Ь С К О  Г О Р О Д С К О Г О РА З В И Т И Я . . . . . . . . 198

Александр Никулин
Крестьяне внутри нас.
Память о великой крестьянской стране . . . . . . . . . . . . . . . 198

Валерий Виноградский
«Деревня» и «сельский мир»: сходство и несовпадение . . . . . . 206

Ольга Фадеева
«Локальный дирижизм»: реалии сельского Татарстана . . . . . . 231

4
Инна Копотева
Локально ориентированные подходы к сельскому развитию.
Опыт Европейского союза и России . . . . . . . . . . . . . . . . . 244

Олег Божков
К оценке состояния информационного пространства
сельских районов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 256

Дмитрий Рогозин
Старость в сельской России . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 273

Антон Смолькин
Трансформации геронтологических поведенческих практик
у сельских мигрантов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 288

РА З Д Е Л 6. С Т И Л Ь Л И Д Е Р С Т В А , И Л И
М И К Р О П ОЛ И Т И Ч Е С КА Я КО М П Е Т Е Н Т Н О СТ Ь . . 304

Артур Вафин
Преемственность как микрополитика
современных компаний . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 304

Сергей Яголковский
Творческая деятельность как фактор
организационной эффективности: индивидуальный
и групповой контексты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 311
 А Ф 1

О П Е РС П Е КТ И В Е КО Н СТ И Т У Ц И О Н Н О Г О
К Р И З И СА В  РО СС И И

Ч 

Предварительное замечание

Эта статья написана с  политико-философской, а  не 

с  юридической точки зрения. В  ней встречаются
юридические термины и  упоминаются события
и  процессы в  сфере права, но  все  же она имеет ха-
рактер вполне дилетантский, поскольку право обла-
дает высокой степенью автономности, собственным
языком и  правилами рассуждения, которые явля-
ются практически непреодолимым барьером для
непосвященных. Однако право включено в  более
широкий контекст политической жизни, существу-
ет автономно, но  проявляет себя вовне, и  отсюда,
извне, оно наблюдается 2. На  право пытаются воз-
действовать, объяснить или предсказать политиче-
ский смысл его функционирования.
Вопросы конституции имеют юридический
смысл, поскольку имеют также и  смысл политиче-
ский. Но  политический смысл конституции — это
1
Филиппов Александр Фридрихович — доктор социологических
наук, руководитель Центра фундаментальной социологии
НИУ ВШЭ, главный редактор журнала «Социологическое обо-
зрение».
В данной научной работе использованы результаты проек-
та «Между политической теологией и  экспрессивным сим-
волизмом: дискурсивные формации позднего модерна как
вызов социальному порядку», выполненного в  рамках Про-
граммы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ в 2019 г.
2
См.: Luhmann N. Das Recht der Gesellschaft. Frankfurt/M.:
Suhrkamp, 1993. В  английском переводе: Luhmann N. Law as
a Social System / Transl. by K. A. Ziegert. Oxford: Oxford Univer-
sity Press, 2004.

7
П Р

не просто значение правового документа. Существует несколько

способов понимания того, что вообще представляет собой консти-
туция. Согласно одному из них, которое мне более всего близко,
конституция — это подлинное политическое устройство страны,
а  документ, который носит то  же название, — способ описания
этого устройства, его формализации и фиксации в юридических
терминах. Сложность в том, что отделить рассуждение об устрой-
стве политической жизни от рассуждений о документе не всегда
возможно и не всегда желательно.

Основной тезис и его уязвимость

В течение ближайших нескольких лет Россия может столкнуться

с конституционным кризисом.
Это утверждение покажется одним слишком сильным, а  дру-
гим — слишком слабым.
сильным, то  есть несообразным остроте проблем.
Слишком сильным,
Алармистским его, скорее всего, сочтут те, кто видит в перспекти-
ве политической жизни пусть и серьезные, но все же технические
задачи, для решения которых нужны технические  же средства,
например устранение противоречий в  законодательстве, приве-
дение практики в соответствие с писанным правом, а также праг-
матичные политические меры ad hoc hoc.. Такие решения в политике
не исключают противостояния, напряжений, в том числе и серьез-
ных. Но главные вопросы: устройство государственной власти, ее
распределение, персональный состав властвующих и т. п. — не ста-
новятся тут ни предметом обсуждения, ни проблемой.
Слишком слабым — это утверждение сочтут пророки глубоко-
го политического кризиса, который, как они считают, разрешится
у нас сменой политического режима, персонального состава выс-
шего политического слоя и/или разрушением страны. Правовые
вопросы, в том числе и термин «конституционный», ничего не до-
бавляют к ожиданиям и к средствам анализа ни для тех, кто счи-
тает будущий кризис технической проблемой, ни для тех, кто ста-
вит на катастрофу.
Такой скепсис, конечно, объясним. Общее, широко распростра-
ненное отношение к законам в нашей стране сильно изменилось
по сравнению с той эпохой, когда именно на следование им воз-
лагалось столько надежд, когда присутствие в  высших органах
8
 Филиппов А. О     Р

власти профессиональных юристов считалось одним из  средств

достижения радикальных перемен к лучшему и, таким образом,
само входило в число этих ожидаемых и вожделенных перемен.
«Социалистическое государство» должно было стать правовым.
Мы помним это время и  эту риторику: борьбу против ста-
тьи 6 Конституции СССР, в которой фиксировалась руководящая
роль КПСС, и  важные поправки конца 1980-х — начала 1990-х
годов, до  неузнаваемости изменившие многие ключевые ста-
тьи в Конституции РСФСР, наконец, кровавые события 1993 года
и  принятие действующей конституции, которая решительно ут-
верждала возникновение нового политического единства.
Настроение тех лет ушло, хотя — говоря метафорически —
ткань права стала плотнее: множество правовых актов и их тол-
кований, возникших за эти годы, персональное увеличение юри-
дического цеха, увеличение количества случаев, подлежащих
судебному рассмотрению, и  т. п. свидетельствуют о  так называ-
емой юридификации социальной жизни. Объективно роль юри-
дического выросла.
Вместе с тем в перспективе повседневности господствующим
(или одним из господствующих) стало настроение, которое можно
перевести в сжатые формулы примерно так: «Есть (и/или посто-
янно меняется) некоторое истинное соотношение сил, в котором
писаное право для сильного — дополнительный ресурс, для сла-
бого — плохая защита, а документ, якобы столь значительный, как
конституция, имеет силу политической декларации давно ушед-
ших времен. Если надо будет что-то поменять в стране, то одним
конституция не помешает, другим не поможет, а вообще-то и саму
конституцию изменить не так уж трудно». Этот новый правовой
(а вместе с ним, конечно, и конституционно-правовой) нигилизм,
возможно, менее всего заметен юристам как мощному и процве-
тающему сословию, однако он зреет и приобретает политическое
значение. Смысл его очевиден: если прорваться к существу дела,
к справедливому решению через коридоры права нельзя, значит,
право стало помехой справедливости и  подлежит устранению
в его нынешней форме вместе со всеми документами и сослови-
ем интерпретаторов. Конечно, до полной ясности, до последних
выводов оно доводится не всегда, но является социальным симп-
томом. Разговоры о  писаном праве встречают не  равнодушие,

9
П Р

а  раздражение, не  удивление, а  весьма эмоциональное желание

опровергнуть «юридические иллюзии». Пройти мимо этого не-
возможно, считать всего лишь заблуждением, которому надо про-
тивопоставить истинное знание, — наивность, не  могущая быть
оправданной после двух веков исследований идеологии и социо-
логии знания. Другое дело, что исследование генезиса этого убеж-
дения увело бы нас от сути дела. Достаточно исходить из того, что
его невозможно сейчас ни изменить, ни опровергнуть; полезно,
однако, для дальнейшего исследования провести небольшой мыс-
ленный эксперимент, чтобы показать ограниченную пригодность
таких взглядов.

Изменения конституции в ретроспективе и перспективе

Итак, допустим, что никакого полноценного политического един-

ства у нас действительно нет, а есть лишь сравнительно устойчи-
вая констелляция сил, скорее плохо, чем хорошо отрегулирован-
ная писаными нормами права. Допустим далее, что среди всех
писаных регуляций конституция, что бы ни было в ней написано
про нормы «прямого действия», менее всего практически при-
менима как закон и действующая инструкция, а потому не пред-
ставляет собой никакой практической ценности. Представим
себе, наконец, что в некоторые статьи Основного закона вносятся
существенные, радикальные — по меркам самого этого закона —
изменения. О  характере этих изменений мы пока не  говорим,
отмечаем лишь их значимость. Можем  ли мы, прагматически
глядя на  вещи, допустить, что такие изменения пройдут, так
сказать, незаметно и  безболезненно? Должны  ли мы ожидать
чего-то большего, чем привычные возмущения сравнительно уз-
кого слоя публики на фоне прекрасно работающей машины про-
паганды лояльности и  солидарного поведения правящих? При
поверхностном подходе так и  есть, то  есть так и  случится, как
прежде случалось. Ни  одно изменение, вносившееся до  сих пор
в Конституцию РФ, не вызывало большого общественного движе-
ния, значит, и впредь будет то же самое. Но точно ли мы понима-
ем прошлое и будущее?
Ретроспектива отчасти поможет разобраться в перспективах.
Присмотримся к  изменениям в  Основном законе, которые
делались до  сих пор. Они касались по  большей части названий
10
 Филиппов А. О     Р

субъектов РФ; их политическое значение не стоит преуменьшать,

но  и  внимания публики они не  привлекли. Более важным ока-
залось увеличение сроков полномочий президента и  Госу-
дарственной думы (поправка, принятая в  2008  году). Несмотря
на то что последствия этого решения значительны и разнообраз-
ны, оно в  момент принятия тоже не  вызвало политической ре-
акции, то  есть сколько-нибудь существенного противодействия.
Это надо понимать буквально, то есть не забывать о дискуссиях,
но и не переоценивать их. Разговоры об увеличении срока велись
давно и долго, и легко найти среди критиков этой идеи (в нача-
ле 2000-х годов) влиятельных чиновников, а также и самого пре-
зидента В. В. Путина. Но  когда вопрос перешел в  практическую
плоскость, сильной «партии» сохранения прежних сроков не об-
наружилось; никто всерьез не  противодействовал этой новелле
ни  в  Думе (депутаты которой голосовали за  увеличение срока
полномочий также и  представительной ветви власти), ни  за  ее
пределами.
Наконец, что представляет особый интерес, не  стало боль-
шой, ведущей к  внутреннему кризису политико-конституцион-
ной проблемой и присоединение Крыма. Возможно, это произо-
шло в силу «крымского консенсуса» большинства граждан и всей
властной верхушки страны, но важно и то, что сама конституци-
онная составляющая процесса присоединения Крыма юридиче-
ски была представлена как реализация статьи  65 Конституции
и  соответствующего Федерального конституционного закона
от  17  декабря 2001 года № 6-ФКЗ. Конституционным судом РФ
в специальном постановлении договор между РФ и Республикой
Крым был признан соответствующим Конституции РФ, но  важ-
ные проблемы юридического плана все равно остались.
Самые очевидные из них, как известно, состоят в следующем.
Войти в состав РФ на основании договора Крым мог лишь как го-
сударство, а приобрести статус государства в международно-пра-
вовом смысле на  основании одного только объявления о  своей
независимости не  мог. Требовалось международное признание,
и  Крым был признан независимым государством, но  только
Россией, с  которой и  был заключен договор. Попытки придать
этому процессу, договору и  его результату международно-пра-
вовой характер пока не  имели успеха. Поэтому в  перспективе

11
П Р

официальной российской трактовки права произошло событие,

которое описывается не только на языке права, но и как соответ-
ствующее нормам права. В противоположной трактовке то же со-
бытие описывается на языке права как несоответствующее нор-
мам права. Возникла интересная коллизия.
Юридические сложности, в частности, были связаны с тем, что
процесс включения Крыма в  Россию основывался, с  российской
стороны, на  нескольких сильных предположениях, а  именно:
население Крыма признавалось народомнародом;; объявление неза-
висимости признавалось единственно возможной в  данных
условиях формой самоопределения этого народа; возникшее
в  результате объявления независимости политическое образо-
вание признавалось государством
государством,, субъектом международного
права. Сильные предположения не  относятся к  очевидным для
всех, молчаливо предполагаемым. Их приходится отстаивать.
В  данном случае наиболее проблематичным было последова-
тельное переключение регистров. До тех пор пока Крым оставал-
ся в составе Украины, следование принципу суверенитета могло
означать лишь то, что его статус является внутренним делом су-
веренного государства. Признание независимости Крыма означа-
ло одновременно de facto непризнание Украины как суверенного
государства, заключение договора было международно-право-
вым актом, которым в то же время обосновывался перевод дан-
ных отношений из внешних во внутренние (с одним из субъектов
Федерации), что и  фиксировалось изменениями в  конституции.
Перевод отношений России с  Крымом в  разряд международно-
правовых должен был  бы получить обоснование также и  через
формальный отказ от прежних договоров с Украиной, в том числе
«Большого договора» 1997 года и договора о государственной гра-
нице 2003 года, однако этого не произошло. Несмотря на полити-
ческую риторику, формально эти договоры сохраняют свою силу
до сих пор. Таким образом обоснования в сфере международного
права и пришлось создавать ad hoc и 
и post
post hoc
hoc..
Процесс, не  основанный на  разделяемых всеми привычных
представлениях и  нормах, не  был рутинным ни  в  правовом,
ни в политическом смысле. Даже юрист, много сделавший для по-
иска прецедентов и международно-правовых рамок произошед-
шего, констатировал: «Признавая, что для воссоединения Крыма

12
 Филиппов А. О     Р

с Россией есть все необходимые юридические основания, следует

отметить, что данный случай реализации права народа на само-
определение путем выхода из состава одного государства и вступ-
ления в состав другого государства является уникальным» 1. Иначе
говоря, «все основания» не описывают и не позволяют дедуциро-
вать правило, одним из  случаев применения которого является
данный процесс, а поэтому данное событие не имеет прецеден-
тов и не должно быть истолковано как прецедент для будущего 2.
Однако в сфере международного права очень трудно представить
беспрецедентный случай как то, что имеет вполне легальный ха-
рактер, и, возможно, поэтому одни отечественные авторы до сих
пор больше склоняются к  демонстрации сходства ситуаций
в  Крыму и  в  Косово (причем обретение независимости Косово
от  Сербии тоже интерпретируется многими юристами за  рубе-
жом как уникальная ситуация для международного права, то есть
такая, которая не может никем и нигде больше восприниматься
как образец), а другие доказывают, что «народ Крыма» является
самостоятельной, полноценной величиной, независимо от  меж-
дународного признания 3. Эти размышления приводят юристов
и  политиков к  сравнительно более скептическому, чем прежде,

1
Томсинов В. А. «Крымское право»: юридические основания для воссоединения
Крыма с  Россией // Вестник Московского университета. Серия 11 «Право».
2014. С. 3–32 (30). Уникальность ситуации Томсинов усматривал в том, что
проблема возникла в  результате разрушения СССР, а  украинское общество
оказалось неспособно «создать полноценное государство» (Там же). Полно-
стью не соглашаясь с Томсиновым, его украинский коллега также подчерки-
вает уникальность произошедшего именно в международно-правовом кон-
тексте. См.: Задорожний А. В. Российская доктрина международного права
после аннексии Крыма. Киев: К. И. С., 2015. С. 75.
2
Впрочем, тот  же автор в  более поздней публикации рассчитывает на  «пол-
ное разрушение существующего ныне украинского государства, его ликви-
дацию как субъекта международного права. Такой вариант освобождения
отношений России с  западными державами от  бремени крымской пробле-
мы является вполне осуществимым на практике, причем главным образом
вследствие нарастания разрушительных процессов внутри самого украин-
ского государства». См.: Томсинов В. А. «Крымское право»: юридические ос-
нования для воссоединения Крыма с Россией. М.: Зерцало-М, 2015. С. 118.
3
См.: Tolstykh V. L. Three Ideas of Self-Determination in International Law and
the Reunification of Crimea with Russia // ZaöRV. 2015. № 75. P. 119–139 (136).
Население Крыма, по  словам Толстых, было «исключено из  политиче-
ской коммуникации, обнаружило себя в  естественном состоянии и  обра-
зовало собственную общую волю». Эта точка зрения выражена и во многих

13
П Р

отношению к международному праву. Это важно для понимания

некоторых проблем, связанных с действующей Конституцией РФ.
Другая сторона дела — соответствие процедуры принятия
Крыма в  состав РФ российскому законодательству. Несмотря
на  упомянутое выше Постановление Конституционного суда,
не все юристы считают ее безупречной. Сошлюсь на широко из-
вестную статью В. А. Кряжкова. Среди многих аргументов автора,
сформулированных в высшей степени обстоятельно, я хочу под-
робно, без сокращений, процитировать следующий. Рассматривая
постановление Конституционного суда, В. А. Кряжков пишет:
«В  частности, Суд не  усмотрел нарушений в том, что часть ино-
странного государства — город Севастополь по  Договору прини-
мается в  состав Российской Федерации на  правах города феде-
рального значения (ст.  2), хотя Федеральный конституционный
закон, регламентирующий данные отношения, исключает подоб-
ное (ч.  4  ст.  4). Вместе с тем, “умалчивая” установления Закона,
Конституционный суд непосредственно ориентировался (что
вполне допустимо) на нормы Конституции РФ о видах субъектов
Федерации в составе Российской Федерации (ст. 5, 65, 66) и, по су-
ществу, признал (в  скрытой форме) верховенство нератифици-
рованного международного договора, вводящего новое правило,
над нормой Федерального конституционного закона, принятого
в соответствии с Конституцией РФ (ч. 2 ст. 65). Эта ситуация по-
рождает вопрос: не  принятые во  внимание Конституционным
судом положения указанного Закона сохраняют свое регулиру-
ющее значение или прямое применение соответствующих норм
конституции означает, что Суд фактически считает не  приме-
ненную им норму Закона неконституционной?» 1. Я  попытаюсь
теперь реконструировать ход мысли автора: по  закону, прини-
мая в  свой состав часть иностранного государства, невозможно
предоставить ему вместе со статусом субъекта статус города фе-
дерального значения. Конституционный суд счел это неважным,
потому что по  конституции, такие города в  России могут быть.
Но  на  основании той  же конституции был принят и  ФКЗ, в  ко-

публикациях автора на  русском языке, однако мне кажется важным дать
ссылку на авторитетный международный журнал.
1
Кряжков В. А. Крымский прецедент: конституционно-правовое осмысление //
Сравнительное конституционное обозрение. 2014. № 5 (102). С. 88.

14
 Филиппов А. О     Р

тором перечислены все возможные статусы входящих в  состав

РФ образований, но в этом исчерпывающем списке нет городов
федерального значения. Таким образом, еще до  ратификации
международный договор (с Крымом и Севастополем), благодаря
которому в  России появился еще один город федерального зна-
чения, оказался, в интерпретации Конституционного суда, выше
Федерального конституционного закона 1. Заметим, что ФКЗ
принимаются по особой, усложненной процедуре, предполагаю-
щей в том числе конституционное большинство в обеих палатах
Федерального собрания. Нет сомнения, что внести изменения
в  ФКЗ и  набрать такое большинство было  бы возможно. Может
быть, здесь показательным является именно пренебрежение про-
цедурой и  формой, но  нельзя исключить — попробуем продол-
жить мысль автора, — что в данном случае дает о себе знать, хотя
и парадоксальным образом, то, о чем часто говорят критики кон-
ституции: международное право вообще и международные дого-
воры в частности стоят выше в иерархии права, чем внутреннее
законодательство. Непоследовательность либо в составлении до-
кументов, либо в их интерпретации — налицо. Но что это значит?
Государственный интерес оказался главным основанием полити-
ческих действий. Часто апелляции к категориям государственно-

1
Эта тонкость нуждается, возможно, в небольшой иллюстрации. В Постанов-
лении Конституционного суда говорится: «Возможность принятия в  Рос-
сийскую Федерацию и  образования в  ее составе нового субъекта прямо
закреплена статьей 65 (часть 2) Конституции Российской Федерации, а соот-
ветствующие статусы субъектов Российской Федерации, включая республи-
ку и город федерального значения, указаны в ее статьях 5, 65 и 66». (Цит. по:
Российская газета. 2014. 20 марта.) Но  в  статье  65, часть вторая, Конститу-
ции РФ сказано: «Принятие в Российскую Федерацию и образование в ее со-
ставе нового субъекта осуществляются в порядке, установленном федераль-
ным конституционным законом». Согласно статье 66, часть 2, «статус края,
области, города федерального значения, автономной области, автономного
округа определяется Конституцией Российской Федерации и  уставом края,
области, города федерального значения, автономной области, автономно-
го округа, принимаемым законодательным (представительным) органом
соответствующего субъекта Российской Федерации». Федеральный консти-
туционный закон, как мы видели, вхождения еще одного города федераль-
ного значения не  предполагает, а  согласно самой конституции, на  момент
заключения договора такого города, конечно, быть еще не  может, соответ-
ственно, статус его как уже существующего внутри РФ не может быть опре-
делен ни конституцией, ни на основании устава. Политическая воля к суще-
ству дела позволяет не замечать эти тонкости.

15
П Р

го интереса подвергают критике, потому что начальство действу-

ет быстро, не  тратя времени на  убеждение подданных. Однако
подданные в  данном случае были солидарны с  начальством,
и  критикам здесь не  за  что зацепиться. Дело в другом: быстрой
и эффективной политике скорее мешают, чем способствуют столь
стабильные институты, как конституции. Широкие возможности
юридической экзегезы помогают обойти эту помеху — но  лишь
постольку, поскольку сама экзегеза не наталкивается на критику
внутри самого цеха юристов.
Не вдаваясь в юридические тонкости, которые здесь, безуслов-
но, имеются, зафиксируем политический смысл этой проблемы.
Он заключается в том, что юридическая аргументация подверга-
ется сомнению как недостаточно продуманная, создающая воз-
можности для разных интерпретаций, которые несовместимы
между собой, а значит, и возможности для дальнейшего продол-
жения конституционного процесса в  вопросе, который именно
на волне «крымского консенсуса», максимальной солидаризации
населения РФ со своими начальниками хотелось считать оконча-
тельно решенным.
Подчеркну еще раз: все эти вопросы обсуждаются в первую оче-
редь юристами. Несмотря на осложнение международного поло-
жения России, несмотря на явные трудности с правовым оформ-
лением нового положения дел не только вне страны, но и внутри
нее, никакого конституционного кризиса не возникло, и вряд ли
именно эти события станут в будущем его непосредственным ис-
точником. Что конституция более хрупка, а процесс ее интерпре-
тации бывает менее убедителен, чем хотелось, мы установили,
но  это пока что максимум возможного. Вот почему нам нужно
было так подробно говорить об уже принятых поправках: чтобы
исключить недомолвки и  слишком легкие, простые пути. Если
кризис случится, он будет иметь другие причины и примет иной
вид. Значит, надо выяснить, что такое вообще конституционный
кризис, каким он бывает и каким может быть в нашем случае.

Сомнительное понятие и продуктивные определения

Понятие конституционного кризиса не  является строго науч-

ным, однако используется довольно широко. «Конституционный
кризис, — пишет А. Н. Медушевский, — означает ситуацию, при
16
 Филиппов А. О     Р

которой либо Основной закон теряет свою легитимность (и воз-

никает разрыв между легитимностью и легальностью), либо кон-
фликтующие социальные силы не могут договориться об опреде-
ленных конституционных нормах, либо положения конституции
вступают в столкновение с политической реальностью. Наиболее
острые конституционные кризисы, как правило (но необязатель-
но), бывают связаны с кризисом политического режима и могут
принимать разные формы» 1. Однако этим дело, конечно, не  ис-
черпывается. Речь идет необязательно о  невозможности разре-
шить политический кризис в рамках действующей конституции.
Кризис дает о  себе знать через конфликт ветвей власти, то  есть
через борьбу за  интерпретацию конституции с  последующим
переопределением ее важных положений. Так, например, при-
нято называть конституционным кризисом те события, которые
мы знаем как Уотергейтский скандал. В результате скандала ушел
в отставку президент США Р. Никсон. Уволенный Никсоном спе-
циальный прокурор Арчибальд Кокс писал в  юридическом жур-
нале: «Растущая концентрация власти в Белом доме привела его
обитателей к  забвению того, что народ полномочен не  только
выбирать своих должностных лиц, но  и  принимать, с  помощью
президента, большие решения. К этой фундаментальной ошибке
присоединилась затем растущая одержимость секретностью, что
и привело к губительному для них взгляду, будто функция прези-
дента вовсе не в том, чтобы заниматься великим предприятием
самоуправления вместе с Конгрессом, но в том, чтобы обойти или
победить Конгресс и манипулировать народом» 2. Действительно,
многие интерпретаторы этих событий встраивают их в длитель-
ную историю меняющегося разделения властей. Президентские
полномочия не  всегда были такими большими, как в  эпоху
Никсона, и  они перестали быть столь значительными с тех пор.
Однако есть ли нужда называть это конституционным кризисом?
Встречается и  такая точка зрения, согласно которой американ-
цы вообще слишком охотно и  слишком часто используют этот
термин, и как раз в случае с Коксом Никсон действовал в рамках

1
Medushevski A. Russian Constitutionalism: Historical and Contemporary Develop-
ment. N.Y.: Routledge, 2006. P. 28.
2
Cox A. Watergate and the Constitution of the United States // The University of To-
ronto Law Journal. Spring, 1976. Vol. 26. No. 2. P. 128.

17
П Р

своих полномочий. «Американская конституция <…> рождена

была в кризис и в кризисе испытана. Но трудность состоит в том,
что язык кризиса применяется повсеместно, к большим и малым
противоречиям. Нет, кажется, ни  одного разногласия в  области
американского права, каким  бы незначительным оно ни  было,
чтобы кто-нибудь не заклеймил это разногласие, не назвал “кон-
ституционным кризисом”» 1. Конфликты — нормальное явление
политической жизни, и даже самые острые из них надо называть
политическими кризисами (и даже импичмент президента — по-
литический, но  не  конституционный кризис), понятие должно
быть сужено, пишут те же авторы 2 и уточняют: пока конфликты
происходят в  рамках действующей конституции, они политиче-
ские, а конституционные кризисы затрагивают самое устройство
(дизайн) конституции. Типов такого рода кризиса они насчиты-
вают три.
Первый имеет отношение к  чрезвычайному положению,
но  не  так, что в  состоянии крайней необходимости президент
пользуется своими конституционными полномочиями, чтобы
объявить об исключительной ситуации. Скорее речь идет о при-
остановлении действия конституции, когда без этого можно
обойтись. Президент ведет себя не  как суверен Карла Шмитта,
решение которого стоит выше любой конституционной нормы, —
скорее он может найти в  самой конституции основания для ее
фактического нарушения, например может предпочесть тайные
неконституционные действия, считая, что ситуация угрожающая,
но  говорить об  этом публично незачем; а  равно и  конгресс, по-
дозревающий его в таких операциях, может вести непубличную
и скрытую от президента деятельность.
Второй тип кризиса возникает в  ситуации, прямо противо-
положной первой, — из-за верности релевантных действую-
щих фигур неудачно сконструированной конституции. Часто
такие кризисы имеют латентный характер и  проявляются лишь
через много лет, например, из-за изменившихся обстоятельств.
«Кризисы второго типа почти всегда связаны с проблемами струк-

1
Levinson S., Balkin J. M. Consitutional Crises // University of Pennsylvania Law
Review. February 2009. Vol. 157. No. 3. P.  709. Уотергейтский скандал авторы
считают политическим кризисом, а не конституционным (Ibid. P. 712).
2
Ibid. P. 715.

18
 Филиппов А. О     Р

туры конституции, проблемами, которые большинство действую-

щих фигур даже и не заметит, потому что они считаются чуть ли
не совершенно неоспоримыми фоновыми характеристиками по-
литической системы, которые воспринимаются всеми сторонами
как само собой разумеющиеся» 1.
Наконец, при конституционном кризисе третьего типа кон-
фликтующие стороны будут настаивать на том, что они-то верны
конституции, а  противная сторона ее нарушает. Эти кризисы
вырастают из  повседневных нормальных разногласий по  пово-
ду того, как понимать конституцию. Речь идет об  остроте кон-
фликта. Как сказал бы Карл Шмитт, которого авторы в этом месте
не  цитируют, — и  совершенно напрасно! — главное заключено
в степени интенсивности. Если конституционный порядок пока
сохраняется, но  оппоненты, апеллируя к  нему, становятся вра-
гами, то возникает политическое в смысле Шмитта, то есть об-
рушивающая политическое единство война. Преддверием этой
войны и является конституционный кризис. Это хорошо поясня-
ет на  историческом примере Мартин Торберн, один из  авторов
новейшего сборника по философии конституционного права, об-
ратившийся к истории США: «Те широкие общие права, которые
играют столь важную организующую роль в английском консти-
туционном законе, основное время остаются невысказанными.
Но  характерным образом в  момент конституционного кризиса
взбунтовавшиеся в  тринадцати колониях англичане объясняли
причины бунта против английской короны ее неспособностью
делать то, что только и оправдывало ее существование: гаранти-
ровать основные права всем лицам» 2.
Наличие или отсутствие единой писаной конституции не глав-
ное, если в дело вступает единое сознание права тех, кто уверен
в  своей позиции. Кризис разрешается войной и  появлением
новой, американской конституции.
Преддверие гражданской войны может иметь и другой исход:
победу одной из  сторон, установление диктатуры, приостанов-
ление действия тех статей конституции, которые гарантиру-

1
Ibid. P. 736.
2
Thornburn M. Proportionality // Philosophical Foundations of International Law /
Ed. by D. Dyzenhaus, M. Thornburn. Oxford, UK: Oxford University Press, 2016.
P. 317.

19
П Р

ют права и  свободы, защиту гражданской активности граждан.

Восстановление мира и  порядка должно позволить потом вер-
нуться к  старой конституции или сделать возможным принятие
новой. Что-то в этом роде, как известно, представлялось в начале
30-х годов прошлого века Карлу Шмитту. Однако все кончилось
не защитой права, а тоталитарным режимом.
Впрочем, не будем пока уходить в сторону от основной темы.
Мы видим, что ответить на  вопрос о  перспективах консти-
туционного кризиса в  России стало немного легче. В  ситуации,
какой мы ее знаем сейчас, было бы легкомысленно предполагать
борьбу между президентом и Федеральным собранием или одной
из его палат. Сейчас не только нет той неопределенности, которая
в правовом смысле сделала возможными столкновения 1993 года,
но и нет внятно обозначенного различия в интересах, нет сфор-
мировавшихся или формирующихся партий того типа, которые
нам памятны по недавней истории. Даже если они появятся в бу-
дущем, сегодня разговор такого рода был бы беспредметным га-
данием. Не видим мы ни катастрофических слабостей действую-
щей конституции, а равно и ее приверженцев, готовых защищать
каждую букву Основного закона как священный текст. Напротив,
даже натянутые, оппортунистически согласованные трактовки
и в будущем имеют шанс столкнуться с широким политическим
индифферентизмом.
Сложнее вопрос с  чрезвычайным положением и  секретными
операциями. Широко распространено, хотя больше в публицисти-
ке, мнение, будто Россия уже давно «управляется в режиме спец-
операции». Даже если это так, мы могли бы в ответ заметить, что
тогда и кризис идет уже давно, а значит, и будет не что-то новое,
а только то же, что есть.
Получается, что изначальное утверждение неправильное
и кризиса не будет?
Это не совсем так.
У каждой страны и каждой конституции есть свои уязвимости,
и все сказанное выше только означает, что мы ни в чем не пре-
успеем, если ограничимся приложением готовых шаблонов, опре-
делений и типологий к тому, с чем фактически приходится иметь
дело в  России. Иначе говоря, нам не  обойтись без обращения

20
 Филиппов А. О     Р

к  вопросу о  том, чем вообще является конституция в  России,

чтобы отсюда перейти к перспективам Кризиса.
Какая конституция, таков и конституционный кризис! Из этого
мы и будем исходить во второй части статьи.

Ч 

Суверен и воля народа: политическая реальность

юридической фикции

Какая страна — такая и  конституция; какая конституция — такой

и конституционный кризис. Этим выводом, пусть и не очень ори-
гинальным, но хотя бы дающим некоторые ориентиры для даль-
нейших рассуждений, я завершил первую часть статьи. Напомню,
что начиналась она с утверждения, которое потребовало расшиф-
ровки и дополнительных обоснований, о возможности наступле-
ния в нашей стране конституционного кризиса в течение несколь-
ких ближайших лет. Речь шла о том, что не всякий политический
кризис является конституционным, что не  все конституционно
значимые и  притом далеко небезупречные решения становят-
ся у  нас спусковым крючком конституционного кризиса и  что
слишком широкое понимание (когда кризисом называют любое
серьезное политическое напряжение) столь  же непродуктивно,
как и  отождествление конституционного кризиса с  гражданской
войной или подобными ей более локальными конфликтами.
У всех рассуждений такого рода есть общее слабое место:
более точные формулировки могут полностью заслонить доступ
к  реальности: теоретическая оптика видит себя самое и  непри-
годна для понимания происходящего. Чтобы избежать этого, при-
ходится использовать старый и далеко не для всех убедительный
прием: можно условно превратить понятия в  действующих лиц
реальной истории. Можно построить вымышленное повествова-
ние, в котором у реальных событий появится другая взаимозави-
симость, чем та, с которой имели дело участники, искавшие в дей-
ствиях друг друга мотивы и страсти. Если продлить эту историю
в будущее, за пределы не только вчерашнего, но и сегодняшнего
опыта, из повествования о прошлом, которого, как скажет любой

21
П Р

участник событий, никогда не было, появится рассказ о будущем,

которого никогда не будет.
Действующая Конституция России принята в ситуации, которую
часто приводят в пример конституционного кризиса. Это правиль-
но лишь в какой-то степени. Конституционный кризис был частью
более общего, более глубокого кризиса. Принятие новой конститу-
ции, изменение формата власти также лишь частично свидетель-
ствовало о  разрешении этого более глубокого кризиса, который,
возможно, продолжается до сих пор, хотя и в менее острых формах.
С точки зрения общеполитической дело выглядит сложно. Ни одна
современная оценка того, что случилось четверть века назад, по-
прежнему не является окончательной. Споры, нередко ожесточен-
ные, продолжаются до сих пор, словно выбросы раскаленных газов
на месте спящего вулкана: если проявить осторожность, можно из-
бежать ожога, но  вулкан спит лишь до  времени. Постараемся ис-
следовать его по возможности безопасным образом.
К 1993 году в  сложных обстоятельствах завершалась рабо-
та над новым Основным законом взамен Конституции РСФСР
(позже — РФ) 1978 года, в которую за несколько предшествующих
лет было внесено много поправок. При подготовке проекта новой
Конституции дискутировались самые разные вопросы: кто и как
будет писать сам текст, какой вид примет федеративное устрой-
ство страны, как будет устроено разделение властей, будет  ли
одна из них по сути выше других 1. Одновременно шла острая по-
литическая борьба, в  которой широко использовались ресурсы

1
Материалы этих дискуссий см.: Из истории создания Конституции Российской
Федерации. Конституционная комиссия: стенограммы, материалы, докумен-
ты (1990–1993 гг.): в  6 т. М.: Фонд конституционных реформ; Волтерс Клу-
вер, 2007–2008. Напомним, что 14 апреля 1993 г. президент впервые сообщил
о разработанном по его поручению (и независимо от деятельности Консти-
туционной комиссии!) проекте Конституции РФ, а  29  апреля проект был
впервые представлен в  Кремле (опубликован на  следующий день). 12  мая
президентом было принято решение о  созыве Конституционного совеща-
ния. В связи с этим Ельцин использовал формулировку «конституционный
кризис». Точная цитата: «…учитывая, что конституционный кризис является
главным препятствием осуществления демократических реформ в Россий-
ской Федерации, а восьмой и девятый Съезды народных депутатов Россий-
ской Федерации вопреки принципу народовластия как незыблемой основы
конституционного строя России заблокировали проведение всероссийско-
го референдума по  новой Конституции Российской Федерации…». http://
kremlin.ru/acts/bank/3557. См. для общего обзора: http://www.rusconstitution.

22
 Филиппов А. О     Р

действовавшей в те годы Конституции и политико-правовые воз-

можности для ее изменения. Попросту говоря, чтобы действовать
по закону или хотя бы претендовать на то, что действуешь по за-
кону, политические агенты нуждались в самих законах, а значит,
возможность принять такой закон, по  которому впредь можно
было действовать законно, была очень важна. Ключевым зако-
ном была Конституция, вокруг нее и велись политические интри-
ги. Противостояние президента и  Советов — Верховного Совета
и Съезда народных депутатов России выглядело как спор вокруг
переустройства страны. Принятие сначала поправок, а  потом
и  новой Конституции было, таким образом, с  одной стороны,
средством обеспечить моментальный политический выигрыш
и  оформлением существующей расстановки сил, а  с  другой —
оборудованием плацдарма будущих действий. У конфликта были
также подспудные движущие силы; о них мы только догадываем-
ся. Впрочем, нас интересует не вся
не  вся история, а только один из ее
аспектов. У  кризиса была своя политико-юридическая природа,
своя автономная динамика, которую мы можем оценить, не пу-
скаясь в спорные оценки исторических событий и опираясь толь-
ко на тексты.
Нынешняя Конституция РФ стала одним из  ценнейших при-
зов, полученных тогдашними победителями. М. А. Краснов, вид-
ный отечественный конституционалист, говорит в  наши дни
о том времени: «Возник жесткий конфликт по поводу необходи-
мости проведения самих реформ — экономических, социальных,
политических, но  этот конфликт, чисто социальный, наложился
на конфликт, заложенный в самой конституции. <…> В частности:
президент ничего не мог сделать ни со съездом, ни с Верховным
Советом. <…> В то же время съезд мог — и, кстати, он пытался — от-
решить президента от должности. <…> По конституции, действо-
вавшей в то время, выйти из тупика было невозможно» 1. Конечно,
можно было бы заметить, что тупик в точном смысле слова воз-
ник бы только в том случае, когда ни президент не имел бы права
распустить съезд, ни Съезд — отрешить президента от должности.

ru с  разбивкой всей истории по  месяцам, майские события — http://www.

rusconstitution.ru/timestream/event/265/.
1
Глоссарий. Михаил Краснов. Конституция 1993  года. http://polit.ru/arti-
cle/2016/01/09/gloss_krasnov/.

23
П Р

Если же Съезд имел право, пытался, но не смог отрешить прези-

дента (и  смог только уменьшить его полномочия), а  президент
не имел права, но несколько раз попытался и, наконец, смог пре-
кратить работу Съезда и действие Конституции, то, видимо, нам
следует иногда уточнять, что значит слово «мог». В  одних слу-
чаях оно означает правовые нормы, которые позволяют что-то
сделать; в другом — потенциал политического действия, которое
способно взорвать фундамент всей легальности. Чисто юридиче-
ского тупика здесь не было, но был политико-правовой. Об этом
сейчас и пойдет речь.
Началом острой фазы кризиса стало принятие в  декабре
1992 года поправок к  Конституции, в  соответствии с  которы-
ми исполнительная власть в  стране переходила под контроль
Советов. Лояльный историк тогдашних событий спустя некоторое
время описывал их так: «На VIII съезде, начавшем свою работу
10  марта 1993 года. <…> поправки к  Конституции, подчинявшие
правительство Съезду народных депутатов и Верховному Совету,
были введены в  действие, а  проводить референдум о  доверии
президенту запрещалось. <…> Специфика ситуации заключалась
в том, что страна не имела стабильного текста Конституции РФ,
и  следовательно, не  могло быть конституционно организован-
ного политического процесса по  разрешению кризиса. В  поис-
ках легитимности Верховный Совет и  Съезд народных депута-
тов апеллировали к  Конституции (формально эта аргументация
была безукоризненной), а  президент — к  воле народов России
как высшему аргументу. Роль инструмента выявления воли на-
родов должен был играть референдум…» 1. Ельцин далее, в марте
1993 года, объявил, что подписал Указ об особом порядке управ-
ления. Это предполагало проведение референдума, который был
назначен на апрель. Ни особый порядок управления, ни попытки
отрешения президента от должности съездом, ни вынесение во-
просов конституционного устройства на референдум не удались.
IX Съезд после неудачной попытки отрешить президента от долж-
ности объявил референдум с вопросами о поддержке президента
1
Пихоя Р. Г. Президент и Советы: политико-конституционный кризис 1993 г. //
Куда идет Россия? Формальные институты и  реальные практики. М.:
МВШСЭН, 2002. С. 342. Запомним эту формулу: «не имела стабильного тек-
ста Конституции РФ». Она представляется совершенно загадочной, потому
что нестабильность была не причиной, а результатом политической борьбы.

24
 Филиппов А. О     Р

и его курса, который прошел 25 апреля. Президент интерпрети-

ровал результаты как поддержку своего курса большинством из-
бирателей, и,  хотя дискуссии, в  том числе политико-юридиче-
ские, на этот счет не прекращались, он через несколько месяцев
отменил старый конституционный порядок, чтобы ввести новый,
также с опорой на непосредственно выраженную через референ-
дум волю народа.
Эта история, в основных чертах известная, а во множестве под-
робностей до сих пор вызывающая споры, нередко ожесточенные,
имеет большое значение для политической философии, незави-
симо от  партийных оценок. Рассмотрим чуть более пристально
лишь некоторые ее детали. Согласно Конституции РФ в редакции
от  21.04.1992 года президент (этому посвящена глава  13.1) яв-
лялся «высшим должностным лицом и  главой исполнительной
власти», он не  имел «права роспуска либо приостановления де-
ятельности Съезда народных депутатов Российской Федерации,
Верховного Совета Российской Федерации» (глава 13.1 ста-
тья  121.5, пункт  11, абзац  3), но  (пункт  12) мог объявить чрез-
вычайное положение «в соответствии с  законом Российской
Федерации» 1. Это правомочие является ключевым. Карл Шмитт
писал: «Суверенен тот, кто принимает решение о чрезвычайном
положении» 2. Но верно ли обратное? Суверенен ли тот, кто ввел
чрезвычайное положение? — Этот вопрос, как мы увидим, имеет
большое значение для понимания существа кризиса.
Формально президент Ельцин ввел чрезвычайное положение
в Москве в критической ситуации специальным указом 3; факти-
чески этот указ был лишь одной из  мер для перевода ситуации
из формально нормальной в исключительную. Объявив, что стра-
на в  опасности, президент по  сути сам себя назначил диктато-
ром и, 
и, как
как диктатор
диктатор,, подавил врагов и прекратил вооруженный
конфликт. Прежняя Конституция отменялась, конституционные
органы власти были распущены, новый порядок выстраивался

1
Такой закон к  тому времени действовал: Закон Российской Федерации
от 17.05.1991 № 1253–1 «О чрезвычайном положении».
2
Шмитт К. Политическая теология // Шмитт К. Понятие политического. СПб.:
Наука, 2016. С. 8.
3
Указ Президента Российской Федерации от 3 октября 1993 г. № 1575. http://
www.kremlin.ru/acts/bank/4532.

25
П Р

на основании Федеративного договора и одобренной на референ-

думе 12 декабря 1993 года новой Конституции.
В знаменитом Указе № 1400 «О  поэтапной конституционной
реформе в  Российской Федерации» для обоснования его право-
вой состоятельности давалась ссылка на статьи 1, 2, 5 и 121.5 дей-
ствовавшей Конституции, — а также на  итоги апрельского рефе-
рендума (которые, напомним, по-разному интерпретировались
президентом и его противниками). Но что же было записано в со-
ответствующих статьях Конституции? В статье 1 говорилось о на-
родовластии и разделении властей, в статье 2 — о том, что власть
народа осуществляется через советы и  непосредственно
непосредственно,, в  ста-
тье  5 — о  референдумах и  всенародных обсуждениях
обсуждениях.. Статья  121.5
в  перечень правомочий президента не  включала ничего, что
позволяло  бы объявить столь радикальную реформу, зато ста-
тья 121.6, на которую ссылались противники президента, прямо
оговаривала, что полномочия президента нельзя использовать
для изменения общественно-политического строя и приостанов-
ки действия избранных органов власти. Не  предполагает этого
и упомянутый Закон о чрезвычайном положении. В Указе № 1400
говорится: «Принимая во внимание, что безопасность России и ее
народов — более высокая ценность, нежели формальное следова-
ние противоречивым нормам, созданным законодательной ветвью
власти…»» (курсив мой. — А. Ф.
власти… Ф.);
); при этом все еще «гарантиру-
ются установленные Конституцией и законами права и свободы
граждан Российской Федерации». Введение чрезвычайного по-
ложения означало, конечно, ограничение этих свобод. Иначе го-
воря, суверенной властью президент отменял Конституцию, со-
храняя гарантии прав и свобод, а потом той же властью, ссылаясь
на закон, принятый в соответствии с отмененной Конституцией,
ограничил некоторые из  этих прав и  свобод, регулируя ситуа-
цию чрезвычайного положения. По  Конституции Президент как
высшее должностное лицо, с  одной стороны, утверждал ее  же
юридическую ничтожность ввиду радикального несоответствия
новым обстоятельствам, а  с  другой стороны — приостанавливал
ее действие, расчищая тем самым пространство для суверен-
ного решения. Процитируем еще раз Карла Шмитта: «Суверен
стоит вне нормально действующего правопорядка и все же при-
надлежит ему, ибо он компетентен решать, может ли быть in toto

26
 Филиппов А. О     Р

приостановлено действие конституции» 1. Не принадлежа право-

порядку, суверен не мог бы внутри него совершать действия, име-
ющие характер правовых. Чудесное всемогущество суверена дает
о себе знать, однако, именно в том, что он принимает и отменяет
решения, вовсе не имеющие или имеющие недостаточные юри-
дических оснований. Волей суверена, имеющей — парадоксаль-
ным образом — характер правового акта (отсюда и форма Указа,
и ссылки на отменяемую Конституцию), правовая жизнь, творче-
ство нового права на основе существующего права
права,, прерывались.
Указ № 1400 декларировал: Российская Федерация — «новое
государство», значит, и Конституция должна быть новой, а «в дей-
ствующей Конституции Российской Федерации не предусмотрена
процедура принятия новой Конституции» 2, так что принять новую
конституционным образом невозможно. Точнее говоря, теорети-
чески надо было бы сначала внести в старую Конституцию поправ-
ки, определяющие не только порядок ее изменения, но и порядок
принятия новой, дождаться окончания работы Конституционной
комиссии, а затем принять новую Конституцию на основе консти-
туционной процедуры. Фактически в  1992–1993  годах это было
невозможно. Поправки, касающиеся полномочий президента,
возможности отрешения его от  должности, вынесения на  рефе-
рендум основных положений новой Конституции, приостановки
и нового введения в действие принятых решений, наконец, появ-
ление по воле президента нового института — Конституционного
совещания, подготовившего иную версию Конституции, отража-
ли меняющееся соотношение сил 3. Но превращение фактического
в правовое — огромная проблема, и мы до сих пор неполностью
уверены в том, что она была решена.

1
Шмитт К. Указ. соч. С. 10.
2
Действительно, предусмотрен был лишь порядок внесения изменений в дей-
ствующую Конституцию (статья 185 однозначно указывала на то, что дела-
ет это Съезд народных депутатов).
3
Подробно, с анализом основных документов, эта история исследована в кн.:
Авакьян С. А. Конституция России: природа, эволюция, современность. 2-е
изд. М.: САШКО, 2000. Глава 3. Разработка и принятие Конституции Россий-
ской Федерации 1993  года. Цит. по: http://base.garant.ru/1776651/daf75cc1
7d0d1b8b796480bc59f740b8/#ixzz564OmQzFvю. Автор критически настроен
по отношению к президенту и работе Конституционного совещания.

27
П Р

По Конституции именно Съезд народных депутатов мог пре-

тендовать и действительно претендовал на полноту репрезента-
ции народного суверенитета 1. Если бы замена одной Конституции
на другую происходила рутинным образом, именно Съезд должен
был бы управлять всем процессом, что он и пытался сделать. Эти
усилия в конечном счете провалились, но по сути, как мы видим,
обе стороны стремились представить себя как выразителей воли
народа. Почему такое большое значение приобрели вопросы о ре-
ферендумах? Потому что выйти из  того заколдованного круга,
в котором оказалась политико-правовая жизнь страны с неотме-
няемой Конституцией можно было лишь посредством акта суве-
ренной воли. Никлас Луман мог бы сказать, что именно так, через
действие, разрывается тавтология, утверждающая тождество
самоописания социальной системы самому себе. Конституция
есть конституция, по  конституции неконституционно все, что
не по конституции. Однако: референдум конституционен, но его
решения могут идти против действующей конституции.
Этот парадокс учреждающего правопорядок действия хоро-
шо известен. Именно тогда, когда дело доходит до референдума,
то есть прямой демократии, борьба и даже настоящая война может
разгореться вокруг процедуры референдума и вопросов, которые
на него выносятся. Сюда же относится вопрос вопросов: кто обла-
дает правом инициативы проведения референдума? Инициатива
и процедура — это последние остатки старого порядка, без права
инициативы запустить прямую демократию референдума невоз-
можно 2. Правда, после референдума остается еще поле возмож-
ностей для его интерпретации, но  шансов переиграть ситуацию
здесь куда меньше. Воля народа, явленная непосредственно, выше
писаной конституции 3. Таков истинный суверен: его власть явля-
ется законом для самой себя, то есть вправе отменять любые за-

1
Согласно статье 87 (абзацы первый, третий) «важнейшие вопросы, имеющие
значение для всей Российской Федерации, решаются на  заседаниях Съез-
да народных депутатов Российской Федерации и сессиях Верховного Сове-
та Российской Федерации. <…> Советы народных депутатов могут вынести
решение важнейших вопросов на референдум».
2
См.  об  этом: Schmitt C. Volksentscheid und Volksbegehren. Berlin: Duncker &
Humblot, 2014.
3
Это декларирует и  ныне действующий закон о  референдуме: Федераль-
ный конституционный закон от  28  июня 2004 г. № 5-ФКЗ. Особенность его

28
 Филиппов А. О     Р

коны, пересоздавая себя в политической форме, которую он дает

себе посредством писанной Конституции. Народный суверенитет
в этом смысле изначален, не отчуждаем и не может быть присво-
ен ни лицом, ни группой лиц, ни институтом. Напротив, тот, кто
действует от имени суверена, может столкнуться с тем, что дей-
ствия будут оспорены, что его притязания на суверенность будут
оцениваться с точки зрения действующего права. Что возможно
для безусловного волеизъявления народа, не  всегда возможно
для тех, кто выступает от его имени. Поэтому референдум об ос-
новах конституционного строя — это последнее средство, которое
можно сравнить с деинсталляцией и запуском новой версии всей
системы, которая может и не пережить перезагрузки.
Вдумаемся еще раз: в  Конституции, продолжавшей действо-
вать в 1993 году, сказано, что все прочие законы могут издаваться
лишь на ее основе (статья 184). Ссылки на Конституцию в тексте
Указа не меняют ничего: он не мог не быть неконституционным 1.
Тем не  менее он был издан, он действовал, он положил начало
новой эпохе. Неконституционное оказалось возможным, и  по-
следующая критика конституционного процесса и действующей
ныне Конституции не меняет того обстоятельства, что именно во-
преки старой системе права удалось положить начало новой. Что
явило себя в те дни, когда действовало чрезвычайное положение?
Широко распространена точка зрения, что действовала грубая
сила, что перевес сил сыграл решающую роль в победе Ельцина.
Однако перевес сил — это конкретная расстановка тех, кто не про-
сто стреляет, но стреляет по приказу, который, как предполагается,
исходит от законного начальника. В ситуации конституционного

состоит, впрочем, в том, что по сути он является законом, практически ис-

ключающим проведение референдумов.
1
«Противоконституционность Указа № 1400 очевидна», — констатировал
С. А. Авакян и приводил ряд доводов, имеющих сугубо юридический харак-
тер. Не менее определенно, хотя и крайне осторожно, высказывался в кон-
це жизни С. С. Алексеев, «отец Конституции», как иногда говорят о юристах,
сыгравших выдающуюся роль в написании документа: «Как только 21 сентя-
бря в свет вышел президентский указ № 1400, которым деятельность Съезда
и Верховного Совета прекращалась и объявлялись выборы в новые предста-
вительные органы, столь же распространенным и категоричным стало мне-
ние о том, что произошло нарушение Конституции и закона». (Алексеев С. С.
У истоков Конституции России. Субъективные заметки. Екатеринбург, 2009.
С. 24).

29
П Р

конфликта и  разгорающейся гражданской войны вопрос вопро-

сов состоит не в том, кто имеет формальное право приказывать
сегодня, но  в  том, кто будет считаться законным начальником
завтра. Не только оружие, интрига, технические средства влияния
имеют дело, но и политико-правовой проект будущего. Чем выше
уровень отдачи приказа и  повиновения ему, тем больше значит
не  только сегодняшняя, но  и  будущая ответственность, которая
не  превратится в  уголовную ответственность бунтовщика лишь
в  одном случае: завтра, при новом порядке, он станет не  пре-
ступником, но героем. В ретроспективе события 1992–1993 годов
рассматриваются по преимуществу с точки зрения нового, уста-
новившегося ныне порядка. Аргументы тех, кто по-прежнему
продолжает настаивать на  том, что действиям победителей
не хватало юридической чистоты, никуда не исчезли, но имеют,
как кажется, сугубо исторический интерес: нет заметной полити-
ческой силы, которая заинтересована в возвращении на четверть
века назад; нет того нулевого состояния, которое можно было бы
восстановить и начать отсчитывать от него
от  него какой-то другой ход
событий учреждения нового конституционного порядка.
Однако даже в  столь сжатом описании, даже при полном ис-
ключении из  рассмотрения Федеративного договора, деятель-
ности Конституционного совещания и  Конституционного суда,
мы начинаем лучше понимать существо того, что именова-
лось у  нас до  сих пор конституционным кризисом. Это более
тонкая материя, чем, быть может, казалось на  первый взгляд.
Конституционный кризис возник не из-за того, что в рамках дей-
ствующей конституции конституционными властями были пред-
приняты неконституционные действия. Кризис был, так сказать,
в существе самой ситуации, в переходе от одного устройства стра-
ны к другому, который мог быть осуществлен лишь суверенным
решением народа, причем суверенное существование народа
как политического единства не  оспаривалось конкурирующими
за  представительство народа силами. Однако, ступив на  почву
переучреждения политического единства, конкуренты оказались
в странном мире, где правовое стало политическим. Конституция
стала центральным вопросом, потому что к ней постепенно све-
лось все, что имело политическое значение. В политической ком-
муникации тема «Конституция» была точкой интенсивности: кто

30
 Филиппов А. О     Р

намерен был сделать что-то политически значимое, тот вовле-

кался в  конституционный процесс, оказывался на той или иной
стороне противостояния. Кто оперировал правом, тот должен был
знать, на чьей он стороне, и должен был знать также, что сегод-
няшнее право завтра может оказаться стороной беззакония. Здесь
были, как уже сказано выше, ресурсы и ограничения, но здесь же
была и все более отчетливо обозначавшаяся линия размежевания
врагов. Начало гражданской войны, пусть — в Москве — недолгой,
было противостоянием врагов, а  не  политических оппонентов,
полным исчезновением политического единства в  центре и  без
того сильно фрагментированной страны, то есть именно там, где
это единство, если оно вообще существует, могло бы быть опозна-
но через солидарность высших институтов. Именно в этой связи
мы должны правильно понимать трактовку народа как суверена,
апелляцию к воле народа, проведение референдума.
Представлять себе какой-либо народ как непрерывно и неиз-
менно существующий организм, время от времени выражающий
свою волю к избранию представителей, а в крайних случаях не-
посредственно действующий через процедуру всенародного го-
лосования, не только невозможно, но и не нужно. Тем более нет
ни нужды, ни эмпирических оснований считать таким словно бы
органическим целым, обладающим единой волей, население
Российской Федерации, избирателей, которые участвовали в ре-
ферендумах. В  преамбуле действующей Конституции записано,
что приняли ее те, кто сам себя именует «Мы, многонациональный
народ Российской Федерации». Расплывчатое, так и  не  вошед-
шее в повседневную рутину, несмотря на несколько десятилетий
использования в  Конституциях понятие «многонациональный
народ» 1 не  является формулой мобилизации, не  служит консо-
лидации больших групп, то  есть тому, чтобы «за Конституцию»,

1
Само это понятие — наследник формул «новая историческая общность лю-
дей — советский народ» и «многонациональное государство», которые фигу-
рируют в советских Конституциях СССР (1977 г.) и РСФСР (1978 г.). Подробнее
я  писал о  нем несколько лет назад. См.: Филиппов А. Ф. «Многонациональ-
ный народ» как формула конституции: история и перспективы // Пути Рос-
сии. Альтернативы общественного развития. 2.0: сборник статей / под общ.
ред. М. Г. Пугачевой, А. Ф. Филиппова. Т. ХХ. М.: Новое литературное обозре-
ние, 2015. С. 151–162.

31
П Р

«за наш многонациональный народ» были готовы сражаться

и умирать политически значимые множества людей.
Однако это не  повод отказывать в  значении политической
риторике, оперировавшей категориями «народ», «суверенитет»
и т. п. «Как и во всех случаях, когда речь идет о неопределенных
понятиях, необходимых для экзистенциальной действительности
государственной жизни (каковы, например, понятия обществен-
ной безопасности и  порядка), также и  здесь речь идет не  столь-
ко о  том, чтобы дать сообразную фактическому положению дел
нормативную формулировку для всех мыслимых случаев, сколько
о том, кто в конкретном случае принимает решение о примене-
нии таких понятий» 1. Иначе говоря, не только упреки в отноше-
нии Ельцина в том, что его действия были нарушением тогдашней
Конституции, но и любые указания на то, что его (и его сторонни-
ков) апелляции к воле народа не имели эмпирического референта
(то  есть не  было ни  народа как цельного единства, ни, следова-
тельно, воли, которая явила себя в референдуме) не улавливают
самой сути политического и остаются нерелевантными для всей
истории конституционного кризиса.
Кризис, повторим, состоял в  подвешивании в  неопределен-
ности основ правопорядка. Не  следует недооценивать продол-
жительность кризиса. По  меньшей мере, на  протяжении года,
с  конца 1992  года по  конец 1993-го, существовала большая не-
определенность, которая могла  бы быть разрешена через рефе-
рендум и действительно, в основном, прекратилась с принятием
новой Конституции. Однако все предшествующее время прошло
в горизонте
в  горизонте ожидания
ожидания.. Решение народа-суверена было подвеше-
но, оно могло быть — теоретически — каким угодно, и поведение
Ельцина как суверенного диктатора 2, вносящего определенность
в будущие решения голосующих граждан, имело помимо извест-
ных и  многократно описанных последствий также и  некоторые
дополнительные. Главным из них является следующее. Устройство

1
Schmitt C. Volksentscheid und Volksbegehren. Op. cit. S. 45.
2
Термин «суверенная диктатура», в  отличие от  диктатуры «комиссарской»,
здесь берется, в  основном, в том смысле, в  каком он используется у  Карла
Шмитта. См.: Шмитт К. Диктатура. СПб.: Наука, 2005. Некоторые важные
пояснения, касающиеся трактовок диктатуры у Ленина и Шмитта, я сделал
в  статье: Филиппов А. Ф. Революция и  суверенная диктатура // Вопросы фи-
лософии. 2017. № 11. С. 115–120.

32