АРХЕТИП РОССИИ

Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!

Общий смысл тех возражений, которые ты представил по поводу

изложенной мною концепции «архетипов цивилизаций», мне ясен. Он
касается того, что выделенный мною главный архетип российской
цивилизации не укладывается в один ряд с архетипами иных цивилизаций.
Проще говоря, во всех иных цивилизациях есть некое положительное начало
(собственность, культ, труд или родство), вокруг которого естественным
образом формируется общность людей (община), а на её базе – цивилизация,
в то время как в России есть чисто отрицательное начало в виде простой
зависимости людей непонятно от чего или от кого. Данную критику можно и
развить с тем, чтобы углубить суть поставленной проблемы.

По сути дела, феномен зависимости является универсальным: являясь

элементом социальных отношений, индивид оказывается в зависимости от
определяющего данные отношения принципа. Таким образом, можно
говорить о том, что в Европе человек зависит от собственности, на Ближнем
Востоке – от культа, в Индии – от касты (профессиональное сообщество), на
Дальнем Востоке – от семьи. Эта зависимость неизбежна и, по сути,
позитивна, поскольку именно в связи с ней человек обретает определённый
комплекс прав и обязанностей в качестве собственника, верующего, члена
касты или семьи, вследствие чего можно говорить о понятии человеческого
достоинства применительно к каждой из данных цивилизаций. Во всех
данных случаях можно говорить о наличии социальной системы предметной
зависимости, т.к. зависимость осуществляется по отношению к чему-то, т.е.
к социальному принципу, культурной универсалии, лежащей в основании
данной цивилизации, обеспечивающей преемственность отдельных этапов её
истории и связь между различными её элементами (социальными группами,
территориальными общностями). Однако в России зависимость носит
беспредметный характер, т.к. в случае наличия принципа, определяющего
зависимость, неизбежно появилось бы понятие авторитета, а значит, должны
были бы существовать некая традиция и элита как её хранитель. Однако
история России свидетельствует, что нет ни авторитета, ни традиции, ни
элиты. Тем не менее, люди зависимы; поскольку же нет принципа, лежащего
в основании зависимости, то у людей нет ни прав, ни обязанностей
(соответственно нет и понятия человеческого достоинства), а сама

1
зависимость воспринимается не как служение, которым можно было бы
гордиться, а как некая тягота, неизбежное ярмо.

Данная ситуация кажется иррациональной, поскольку совершенно

непонятно, каким образом могла возникнуть такая цивилизация,
объединяющая людей, которые сами не знают, для чего они объединились. С
рациональной точки зрения, такой цивилизации не должно быть, но
поскольку она объективно есть как фрагмент социальной и культурной
реальности, а человек объективно является рациональным существом, то
решение данного вопроса может быть найдено в рациональной плоскости.

Чтобы решить данный вопрос, к нему нужно для начала подойти не с

позиции предметного принципа, лежащего в основе цивилизации (в России,
как мы установили, его нет или, по крайней мере, нет в той форме, в какой он
присутствует в других цивилизациях, т.к. на самом деле он всё же есть).
Существует иной подход, связанный с изучением чувства идентичности,
связывающего людей, относящегося к одному сообществу. Данное чувство
по определению нерационально, и при этом оно является важным
конститутивным признаком для любой цивилизации. В России это чувство
определённо есть, поскольку без него была бы невозможна идентификация
индивидов по модели «свой – чужой». Я полагаю, что именно чувство
идентичности, которое определяется самими носителями русской
цивилизации как обладание «русской душой», является главным архетипом
русской цивилизации. Таким образом, русскую общину можно назвать
психологической (эмоциональной) общиной, т.к. принадлежность к ней
определяется не зависимостью от конкретного предметного принципа, а
неким умонастроением, ментальностью, который распознаётся самими
русскими как признак «русскости».

Роль эмоционального фактора в коллективной психологии русского

народа хорошо известна. С ним связаны стереотипы «душевной широты»,
русской загадочности (известное обращение Гоголя к Руси-тройке), русской
иррациональности (знаменитые строки Тютчева), «всемирной отзывчивости
русской души» (согласно Достоевскому). Сама важность именно
эмоциональной самоидентификации русских может говорить о том, что она и
является главным архетипом русской цивилизации. С этой точки зрения
интересна концепция «всемирной отзывчивости» русских, т.к. она
показывает отношение русских к внешнему миру. Руководствуясь
эмоциональным чувством, русские действительно готовы принять весь мир,
рассматривать всех в качестве русских, но поскольку иные народы (даже
2
ближайшие соседи), как правило, не испытывают особого желания стать
русскими (т.е. приобщиться к русской ментальности, лишь внешне
выражаемой, например, посредством пьянства и сквернословия), то в русских
это рождает чувство обиды и отверженности, коллективный комплекс
жертвы. Яркий пример – это отношение к прибалтам, украинцам и грузинам
на уровне коллективного сознания русских в наши дни: «мы столько для них
сделали, а они, неблагодарные, смотрят на Запад». Иной пример – это
отношение к Европе: «мы спасали их от монголов, Наполеона и Гитлера, а
они стремятся нас унизить, поскольку нас боятся». Из комплекса жертвы
вытекает мотив «вставания с колен», т.е. обретения силы с тем, чтобы
противостоять всем врагам, стремящимся поработить Россию и прибрать к
рукам её богатства, которые сами русские толком не могут и освоить (по
крайней мере, использовать на обогащение собственного народа).

Однако интересен вопрос возникновения именно такого архетипа,

столь резко отличающегося от архетипов иных цивилизаций именно своей
непредметной, нематериальной природой, что и лежит в основе концепции
Святой Руси и заставляет русских считать себя самым духовным народом
(действительно, европейцы зависят от вещей, т.е. от собственности, без
которых они лишены правового статуса, народы Востока – от традиций,
санкционированных сакральным авторитетом, а русские ни от чего по сути
дела не зависят, ничего не признают, но при этом лишены какого бы то ни
было статуса). Этот вопрос может быть рассмотрен в нескольких плоскостях.

Во-первых, русская цивилизация отличается от всех иных цивилизаций

временем и местом формирования. Все остальные цивилизации
формировались примерно одновременно (III – I тысячелетия до н.э.),
оказывая определённое влияние друг на друга. Они формировались в
пределах одной широтной полосы (от 20 до 40 градусов северной широты) в
близких природно-климатических условиях (субтропический пояс). Таким
образом, Южная Европа, Ближний Восток, Индия и Китай образуют, по сути,
единый сплошной пояс цивилизаций, идущий от Атлантики до Тихого
океана по, условно говоря, центральной части Восточного полушария.
Однако русская цивилизация сформировалась гораздо позднее (примерно 500
лет тому назад) и гораздо севернее, выше 50 градуса северной широты.
Можно говорить об экстремальных, в сравнении с другими, условиях
формирования русской цивилизации, которые не могли не привести к её
качественному своеобразию.

3
 Во-вторых, этнокультурным субстратом русской цивилизации
послужили восточные славяне, финно-угры и тюрки, т.е. народы,
находившиеся на периферии по отношению к цивилизациям обозначенного
выше «культурного пояса» и отличающиеся, судя по всему, повышенной
эмоциональностью по сравнению с теми народами, которые и создали
первые цивилизации. Об этом свидетельствует, например, идея «славянской
души», существующая среди западных и южных славянских народов
(например, среди поляков и сербов). Среди романо-германских народов
существует аналогичный стереотип, распространяющийся на всех славян. С
другой стороны, материал книги «Мир исламского мистицизма» немецкой
исследовательницы Аннемари Шиммель, посвящённый турецкому суфизму,
позволяет говорить о повышенной эмоциональности турок, среди которых
интеллектуальный аспект суфизма не получил особого развития, но яркое
выражение получил его эмоциональный аспект. Возможно, аналогична
ситуация и с финно-уграми. Однако славянские и финно-угорские народы
Европы, равно как и тюркские народы Ближнего Востока и Центральной
Азии, оказались в сфере влияния мощных цивилизаций (соответственно
европейской и ближневосточной) и заимствовали социокультурные архетипы
данных сообществ. В случае с Россией эти народы оказались как бы
предоставленными самим себе и сконструировали только такую
цивилизацию, какую смогли.

Учитывая последний аргумент, становится понятным генезис русской

цивилизации и её структурообразующего элемента – специфической русской
общины (в идеальном теоретическом смысле). Оказавшись перед
необходимостью формирования собственной цивилизации (почему
невозможным оказался импорт социальной модели извне это отдельный
вопрос1), русские создали её на том единственном основании, которым они
располагали, т.е. на чисто эмоциональном чувстве общности, на основе
ощущения общей судьбы, на понятии «души». Поскольку зависимость в
рамках цивилизации неизбежна, то в условиях отсутствия в русской
цивилизации конкретного принципа, на котором она бы основывалась,
зависимость приняла произвольный характер, что выразилось в тотальном
бесправии, с одной стороны, и тотальной нигилизме, с другой. Отсюда

1
Возможно, решающую роль сыграл тот «исторический выбор», который совершил Св.
Александр Невский, предпочтя Орду, а не Рим. В таком случае колыбелью российской
цивилизации действительно являлась Золотая Орда, в которой осуществился славяно-
тюрко-финский синтез, породивший Россию (см. «Судьба России», письма от 12 и 13
февраля 2016 г.).
4
вытекают все те выводы, которые были сделаны относительно русской
цивилизации в «Архетипах цивилизаций».

Однако остаётся ещё один вопрос: роль место русского

освободительного движения в контексте русской цивилизации. От чего
русских освобождать, если у них такая «душевная» цивилизация? Идея
освобождения возникает как естественная реакция на тотальный произвол,
характерный для русской цивилизации вследствие беспредметного характера
социальной зависимости. Освободительное движение формируется, начиная
с казачества и староверов и заканчивая диссидентами и ворами в законе, как
оппозиционное по отношению к официальной культуре подчинения и
насилия, как противоположный в ценностном отношении полюс культуры.
Однако этот полюс сохраняется в самой культуре, и в таком случае русская
культура функционирует как диалектическое единство двух полюсов:
официального (но не элитарного) и освободительного. Оба «этажа» культуры
могут оказывать влияние друг на друга, что ведёт к определённому
культурному обогащению (например, творчество Пушкина или советская
авторская песня). Показательно при этом, что освободительное движение не
в состоянии предложить никакого действительного позитивного социального
идеала. Это говорит о том, что освободители остаются в контексте культуры,
но одновременно это и санкционирует деятельность освободителей с точки
зрения самой культуры. Можно сказать, что освободители выражают мечту
русского народа о свободе (т.е. опять же они действуют в рамках
эмоционального восприятия действительности, характерного для русских),
которая не может быть реализована, ибо противоположностью
беспредметной зависимости может быть только беспредметная свобода, т.е.
произвол (на внешнем уровне) или святость (на внутреннем уровне).

Эту идею двух полюсов русской культуры ярко выразил Дугин в образе
«двух Россий»:

«Существует не одна Россия, а две. Одна — официозная,

административная, бюрократическая, конформистская, следующая за
траекторией властей и тяжелой инерцией исторического рока. Эта Россия
явная. Не всегда плохая, не всегда хорошая, не демоническая, но и не святая,
она вращается вокруг конформиста, обывателя, чиновника. Это касается и
политики, и Церкви, и культуры, и духа. Внешняя Россия приняла вначале
патриарха Никона, потом его гонителей — Царя Алексия и новоявленных
русофобских льстецов из "ближнего зарубежья" (типа подонка Паисия
Лигарида), потом Петра с его голландскими реформами, потом Николая 1-
5
го, потом Брежнева. Сегодня она, насупясь, прислуживает совсем уже
нелепым и никуда негодным временщикам. Эта Россия известна и описана,
проанализирована и запротоколирована. Она стремится быть единственной
и не подлежащей сомнению… Но есть иная Россия. Россия потаенная,
глубинная, существующая не в сознании, но в подсознании, как в водах,
продолжающих отражать город, которого уже больше нет в реальности.
Россия града Китежа, уничтоженная, стертая с лица земли, но
сохранившаяся, чудом сохранившаяся в темных и странных, мракобесных по
видимости, таежных, лесных, сокровенных поселениях, скитах, деревнях,
пустынях. Эта Россия не меняется со временем и не подстраивает себя под
требовательные указы каждого нового высокопоставленного самодура —
будь он царем, генсеком или президентом» («Николай Клюев – пророк
секретной России», запись 15-й радиопередачи из цикла «Finis Mundi», 1997
г.).

«Тайная Россия» - эта та самая мечта, которая вдохновляет участников

русского освободительного движения. Эта мечта вдохновляла и меня, когда я
представлял себе образ «исламской России» (художественный пример той же
самой мечты – это роман Муслима Дмитрия Ахтямова «Исламский прорыв»,
современная версия «Что делать?» Чернышевского в исполнении исламиста-
салафита). Эта мечта вдохновляет и Дугина, который через союз с
«официальной Россией» представляет себе торжество идей «тайной России»
(в этом отношении он, судя по всему, рассматривать себя в качестве
продолжателя дела «пророка секретной России» Николая Клюева, «роман»
которого с большевиками закончился, как известно, трагически). В этой
мечте мало рационального, в отличие, от либерального проекта современного
Запада, исламского проекта современного Ближнего Востока или хиндутвы
современной Индии. В то же время эта мечта выражает сам дух русского
народа, страдающего от унизительной и абсурдной беспредметной
зависимости и стремящегося к абсолютной беспредметной свободе.
Благодаря такому духу русский народ сумел создать великие произведения
искусства и принести колоссальные жертвы ради осуществления великих
идей.

Хвала Аллаху, Господу миров!