Вы находитесь на странице: 1из 333

Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/4812194

Catharsis
Направленность: Слэш
Автор: Kleo_4ka (https://ficbook.net/authors/1264860)
Беты (редакторы): Senya Z (https://ficbook.net/authors/168932), KatharineSheldon
(https://ficbook.net/authors/1102245)
Фэндом: Bangtan Boys (BTS)
Пэйринг и персонажи: Чон Чонгук/Ким Тэхён, Мин Юнги/Пак Чимин, Чон
Чонгук/Пак Чимин, Чон Хосок/Мин Юнги, Ким Сокджин/Ким Намджун, Чон
Хосок/Мин Юнги/Пак Чимин
Рейтинг: NC-21
Размер: планируется Макси, написано 311 страниц
Кол-во частей: 25
Статус: в процессе
Метки: Афродизиаки, Асфиксия, Обездвиживание, Управление оргазмом,
Грубый секс, Эротические наказания, Упоминания наркотиков, Секс-игрушки,
Кинк на ошейники, Садизм / Мазохизм, Электростимуляция, Серая мораль,
Подвешивание, Контроль / Подчинение, Эротическая сверхстимуляция, BDSM:
Сабспейс, BDSM: Дроп, BDSM: Домспейс, BDSM, ООС, Насилие, Нецензурная
лексика, Кинки / Фетиши, Романтика, Ангст, Детектив, Hurt/Comfort, AU, Учебные
заведения, Соулмейты, Любовь/Ненависть, Полиамория

Описание:
Дом/саб Вселенная, где предрешённая любовь со вкусом хорошей порки ломает
и исцеляет несколько жизней.
Быть предназначенным тебе - ад, твоё появление в моей жизни - апокалипсис,
близость с тобой - катарсис.

Посвящение:
For you. We will suffer and enjoy every moment.

Публикация на других ресурсах:


Разрешено только в виде ссылки

Примечания:
Во время полового созревания у саба появляется тёмная полоса, обвивающая
шею, словно нарисованный перманентными чернилами ошейник. У доминанта
же проявляется схожая чернильная полоска-браслет на кисти правой руки.
Когда они встретятся, эти полоски начнут смываться, оставляя лишь аккуратно
выведенное имя. Имя принято скрывать за браслетом и чокером, потому что это
самое интимное, доступное лишь для предназначенного.

Альбом с рекомендуемыми треками


https://vk.com/audios-124349122?album_id=84835141
Оглавление

Оглавление 2
Dump 3
Bandage 11
Hell 20
Begin 29
Stigma 37
Apocalypse 47
Help 55
Pain 63
Lost 75
Order 85
Room 95
Rules 106
Reflection 120
Lie 134
Human 146
Sign 156
Trauma 170
Doubt 181
Name 192
Fever 202
Epiphany 218
Dark 239
Примечание к части 259
Hunger 260
Примечание к части 278
Catharsis 279
Примечание к части 307
Truth 308
Dump

«Даже находясь вдали друг от друга, родственные души будут


продолжать свой безмолвный диалог, ощущая друг друга сердцем».

Кутаясь в свою любимую кожанку, Юнги в сотый раз перечитывал избитую


фразу на промокшем билборде, и его тошнило. И не только розовые сопли о
чудесах разделённой надвое души были тому виной. Просто виски/дури/секса
накануне вечером оказалось слишком много. Волна эндорфинов давно
отхлынула, уровень сахара в крови понизился, наступило обезвоживание. После
излишнего перетягивания верёвкой нарушилось кровообращение, и это вызвало
сужение сосудов и дрожь. Голова трещала адски. Короче, его накрыло жёстким
отходняком. Звон в ушах заглушал лишь тяжёлый металл из динамиков на
максимальных частотах.

Мир погряз в сумасшедшей мании найти своего предназначенного судьбой


партнёра и построить с ним распрекрасную здоровую ячейку общества. Об этом
кричит каждая реклама на уличных мигающий баннерах, об этом говорят на шоу
по телевизору, всё об этом же вещает интернет-радио, и даже проповедуют
грёбаные свидетели неведомого бога, раздавая всем буклетики с ванильно
улыбающимися парочками. На почту изо дня в день валится спам,
предлагающий помощь в поиске своего истинного/истинной, поддержку на
время до «заповедной встречи» и ещё всякая херня. Но Мин Юнги это всё не
волнует: ему похуй. Правда, ему совершенно насрать, кто его родственная душа
и где её носит.

В дрожащей руке сверкнула почти пустая зажигалка, слабый огонёк лизнул


сигарету, зажатую в зубах, и горький дым заполнил лёгкие. Юнги стоял на
автобусной остановке и ждал свой транспорт, через пятнадцать минут должны
были начаться уроки в старшей школе, будь она не ладна.

Невозможно себе представить ада похуже, чем школа, где подростки-


доминанты во время полового созревания вовсю соревнуются в своей крутости.
Они готовы из кожи вон лезть, чтобы пробраться на вершину социальной
пирамиды. Топтать при этом слабых и беззащитных — обычное дело. Юнги не
был слабым и уж точно не был беззащитным. Но было одно «но». Он был не
таким, как все, отличался от серой массы — был геем. Этот факт делал его
мишенью и значительно портил его жизнь. Постоянные нападки и
издевательства продолжались уже второй год, с того рокового дня, когда он
имел глупость признаться в своих чувствах парню. Зря понадеялся на понимание
и толерантность.

Увы, первая любовь оказалась слишком жестоким опытом. Детишки могут


быть зверски бессердечными. Настолько, что кому-то приходится сражаться за
свою жизнь с разбитыми мечтами, с пеной у рта, с ножом в кулаке и с ранами и
синяками по всему телу. Только данный природой стальной характер помогал
Юнги справляться с трудностями, наплевав на чужое гнилое мнение. Очередной
раз, вытирая рукавом кровь с разбитого носа, он гордо поднимался и бил в
ответ. Он никогда не позволит каким-то ублюдкам поливать себя словесным
дерьмом только потому, что он не такой. Из последних сил он впечатывал
тонкий, но сильный удар в ненавистные рожи. Раз за разом разбивал костяшки
пальцев, чтобы потом вечером, мчаться зализывать раны в любимую Дыру.
Место, где можно напиться и утрахаться, пока сознание не погаснет в
3/333
спасительном тяжёлом сне.

Единственная мысль, которая помогала справляться с затянувшимся


пиздецом, — скоро ему исполнится семнадцать. На его правой руке появится
метка доминанта, и он сможет заткнуть хотя бы часть орущих глоток одним
своим словом. Юнги ни на секунду не сомневался, что он станет Домом, других
вариантов и быть не могло. Он уже месяц таскал в своей потёртой сумке
подаренный отцом браслет и ждал с нетерпением момента, когда сможет
надеть его и демонстративно показать выскочкам-сабам. Эти жалкие создания
не посмеют больше на него даже смотреть свысока. И если уж природа
обделила его ростом, то пусть ползают пред ним на коленях. До дыр на своих
отглаженных серых штанишках.

Автобус заскрипел несмазанными тормозами и остановился как раз


напротив. Глубокая лужа вышла из берегов и волной окатила бордюр. Юнги
равнодушно проследил взглядом, как грязная вода омыла носки его заношенных
кед, отбросил промокший от осенней мороси окурок и шагнул на первую
ступеньку.

Проездной пикнул, снимая стоимость поездки, и несколько задремавших


пассажиров подняли голову. Высветленные волосы вошедшего юноши совсем
намокли от дождя. Вода стекала даже с его потрепанной одежды. Когда-то
белый воротник рубашки, виднелся из-под кожаной куртки посеревшей
полоской, а изодранные джинсы не скрывали худых колен. В ушах парня дерзко
блестели многочисленные серьги. Весь его вид кричал о патологически плохом
поведении и вызывал осуждение. Но его это никак не волновало.

Заняв свободное место в конце салона, парень уставился в экран телефона и


начал поиски подходящего трека. Хотелось спать, окунуться в горячую воду,
съесть чего-нибудь сладкого, но всё, что у него было, — это чупа-чупс и долгая
дорога до школы. Сегодня он снова опоздает к первому уроку. Но на это тоже
плевать, завуч давно внёс его имя в чёрный список, и только относительно
хорошие оценки помогали оставаться вне отчисления. Умный бездельник, какая
ирония.

Имя… его имя не только в списке учительского надзора, оно опорочено и


запятнано десятками грязных прозвищ и ассоциаций. В этой грёбаной школе
есть только один ещё более затравленный бедолага — Пак Чимин. И этот идиот
сам виноват, что присоединился к лагерю отщепенцев. Глупо было выставляться
на защиту с громкими заявлениями, что тоже гей, особенно, когда ты слабый
саб. Никто его об этом не просил. Знал бы Юнги о его планах раньше, то
отговорил бы. Лучше от этого всё-равно не стало никому, а для узколобых
придурков просто появилась ещё одна жертва. Как и раньше, Юнги мог только
сочувственно наблюдать со стороны, как кто-то отдаёт себя на растерзание во
имя какой-то своей бессмысленной справедливости, совершенно не способный
противостоять грубым и жестоким нападкам. Глядя на это, хотелось защитить,
но Мин и сам был не в том положении, чтобы за кого-то заступаться. Нужно было
думать головой, а не слушать свои дебильные, не пригодные для выживания
принципы.

Дерьмово всё это как-то, слишком уж дерьмово.

Неровные улицы города укачивали, глаза начинали слипаться, голова


постоянно кренилась к груди, а в ушах на повторе играла спокойная мелодия,
4/333
способная на несколько жалких минут унять агонию. Юнги уснул, приложив лоб
к холодному окну, и ему снилась мать, давно оставившая их с отцом, затем ему
начал видеться какой-то сумбурный кошмар, где его душил неизвестный мужик,
приговаривая: «Следущая станция Хондэ. Осторожно, двери закрываются».

Двери закрылись, и автобус резко стартанул, голова качнулась и поехала по


скользкой, запотевшей поверхности окна. Мин едва успел схватиться за
поручни, чтобы не полететь на впередисидящую женщину, лихорадочно
просыпаясь в падении. В следующую секунду он уже пробирался к выходу и на
весь салон кричал: «Остановите».

— Ух, чуть не проехал. — Спрыгнув на асфальт, парень закинул сумку на


плечо и двинулся в нужном направлении. Голова гудела чуть меньше, но от
резкого пробуждения сердце колотило по рёбрам с усиленным ритмом. В руках
зашуршала обёртка от чупа-чупса, и языка, наконец-то, коснулся источник
сахара. Яркий вишнёвый вкус дразнил рецепторы, и это была первая причина
слабой улыбки за сегодня.

Под мелким противным дождём хотелось поднять воротник повыше и


спрятать голову в плечи. Но Мин Юнги ходит, только гордо подняв подбородок,
особенно на территории ненавистной школы.

Главные ворота были уже закрыты, пришлось перелазить через высокий


забор со стороны чёрного входа. Сначала полетела сумка, с тихим грохотом
приземляясь по ту сторону. Затем Юнги закинул леденец за щёку и закатил
рукава. Высоко подпрыгнув, он ухватился ладонями за кромку забора и
подтянулся. Мышцы подались с трудом, давно требуя хорошей растяжки, но
верно подняли худое тело. Грациозный в своей задумке прыжок закончился
позорным фиаско, когда каблуки туфель поехали по мокрому скользкому камню,
коим был выложен задний двор. Приземление не удалось, хорошо хоть никто не
видел.

Встав и отряхнувшись, Юнги сверился с часами: оставалось двадцать минут


до перерыва, можно ещё было перекурить и тогда двигаться в класс. Только
сначала нужно было найти незаметное место, чтобы спрятаться от непогоды и
преподавателей. Около старого заколоченного рабочего входа на земле
оставался сухой островок: козырёк сверху защищал площадку от дождя —
отличное место для временного убежища. Оглядываясь по сторонам, Юнги,
словно лис на охоте, мелкими перебежками пересек открытую местность,
надеясь, что никто не смотрит в окна. Облегчённо выдохнуть удалось уже в
глухом углу, присев на невысокую ступеньку. Леденец хрустел на зубах, пока
парень доставал из кармана промокшую пачку сигарет.

По блестящему материалу куртки стекали потоки воды, они затекали внутрь,


мочили манжеты рубашки и оставляли на штанах мокрые разводы. Похож на
чучело, но кого это волнует. Промокший воротник неприятно лип к коже и
почему-то вызывал странное покалывание, отросшие ногти скребли шею,
оставляя красные отметины на фоне сходящих засосов. Раздражение и
усталость просачивались вместе с непогодой, вызывая то ли простуду, то ли
депрессию.

Стрелка на дешёвых кварцевых часах ползла медленно, отсчитывая


мгновения до сегодняшнего круга ада. Появление в классе будет ярким и
привлекающим внимание, впрочем, как обычно. Оставаться в тени невероятно
5/333
сложно, когда на тебя и так направлены все взгляды, поэтому Юнги вёл себя
осознанно дерзко и вызывающе. Пусть смотрят сколько влезет и давятся,
завидуют его бунтарской решительности и относительной вседозволенности,
даже сквозь слепое презрение. Никому кроме него не было позволено
пропускать уроки и ходить чёрти в чём. Затёртая школьная форма давно
пропала без вести, поэтому чёрные джинсы и потрепанная расстёгнутая
рубашка поверх футболки — его неизменный и совершенно индивидуальный
стиль в этих стенах. На руках сверкали тяжёлые браслеты, в ушах покачивались
ряды серёжек, выбеленные волосы выделялись из толпы, и всегда при себе были
наушники и сигареты. И последние два пункта позволяли хоть как-то справиться
с непрекращающимся кошмаром. Руководство школы делало вид, что борется с
жестоким обращением между учащимися, а Юнги в ответ притворялся, что
ведёт себя, как примерный ученик. Негласное согласие, прикрывание глаз на
явные нарушения, прелести современной системы образования.

Неожиданно со стороны склада долетел звук глухого удара, и в следующий


момент водопад осколков освидетельствовал о разбитом окне. Юнги выдернул
наушник из левого уха и потушил сигарету. Интуиция кричала, что лучше не
вмешиваться, но ноги уже несли за угол одноэтажного здания.

Под разбитым окном лежал окровавленный Пак Чимин, его руки и спина
сплошь были пронизаны острыми осколками. Земля под ним покрывалась
каплями крови, они смешивались с непрекращающимся дождём и растекались
вокруг красноватыми ручейками. Юнги застыл в нерешительности, застряв на
полпути. Из оцепенения его вывел слабый стон. Тогда парень взмахнул головой
и подлетел ближе, аккуратно опускаясь на колени.

— Блять, чувак, ты жив? Что случилось? — Пытаясь помочь Чимину


подняться, Юнги совсем забыл о том, что кто-то же должен был помочь ему
вылететь из окна. А зря.

— Воу-воу, посмотрите, кто у нас тут. Сразу две барышни пришли на наш
огонёк, или кто-то один из вас всё же мужик? А, парочка голубков, кто из вас
кого ебёт холодными осенними вечерами? — Высокий и плечистый
старшеклассник переступал через оконный проём, выходя на свет из тёмного
склада. Его оскал растягивал лицо в усмешке гиены и явно напрашивался на
кулак. Внутри Мин уже готовился к заранее проигрышному поединку, ведь он
был ниже этого гада на целую голову.

— Если тебя так интересует интимная сторона однополых отношений, я и


тебя могу выебать, — острый язык никогда не подводил Юнги, но провоцировать
сейчас было не самым разумным решением.

— Ты что, с ума сошёл? Беги, — Чимин едва слышно шептал, прячась за


худой спиной Мина, — лучше позови на помощь, я его задержу.

Конечно, задержит он, Юнги и не сомневался, что Чимин скорее молча падёт
на колени, чем будет сражаться за свою гордость. Нельзя его оставлять одного с
этим монстром. Взгляд скользнул по широким кистям рук и шее, соперник был
пока без браслета, значит в нём ещё не проснулись гены доминанта, ну или
саба, хоть это было бы весьма неожиданно.

— Что ты сказал? — Глаза наступающего почти вылезли из орбит от


услышанного. Он краснел от гнева и надвигался неотвратимым бедствием.
6/333
— Да то, что ты, гомофоб хренов, на самом деле мечтаешь о большом и
твёрдом хуе у себя во рту, — Мина несло. Последствия ночи, видимо, совсем
перекрыли кислород к его мозгу, потому что это было сущим самоубийством.
Чимин обречённо застонал, готовясь к избиению, и только сильнее сжал в
пальцами скомканный рукав чужой куртки. По его спине стекала розовая от
крови вода, но боль от порезов заглушал стыд и страх.

Юнги оторвал от себя руку испуганного саба и шагнул навстречу крупному


сопернику. Опережая его удар, проник в зону комфорта, плотно прижимаясь к
часто вздымающийся груди. Из-за разницы в росте, для того чтобы сделать это,
ему пришлось встать на носочки. Глядя прямо в ошарашенные глаза, он
молниеносно приблизился и прижался к пухлым губам своими, смачно целуя
неподвижного парня. Импульсивное решение, чтобы вывести противника из
строя.

Наступила такая плотная тишина, что можно было отследить марш холодных
капель по шиферу крыши. Сердце Юнги пропустило удар, а затем забилось
вдвое быстрее. Шокированный хулиган стоял и хлопал глазами, судорожно
прижав руку к губам. Он сделал неровный шаг назад, и спортивная обувь
поехала на мелких осколках. Приземляясь на задницу, молодой человек
разодрал себе брюки и ладони. К шоку добавилась гримаса боли, и Юнги
приготовился к новой вспышке гнева. Чимин решил не ждать завершения
постановки, схватил своего горе-защитника за руку и побежал, неизбежно
хромая.

Они неслись через всю территорию, направляясь к выходу. Желание как


можно скорее покинуть территорию школы гнало их в шею, вместе с
усиливающимся дождём. Во второй раз за день перелетая через забор, Юнги
подумал, что дальше его школьные дни станут только хуже.

Парень, которого он только что довёл до бешенства своей выходкой, ему


этого так просто не оставит. Всем известно, что Ким Намджун, капитан
бейсбольной команды, бескомпромиссный, жестокий ублюдок. Раньше он не
проявлял никакого интереса, всегда отмалчивался в стороне, видя как другие
травят Юнги с Чимином, но своих же друзей по команде держал в ежовых
рукавицах. С чего вдруг он изменил своим правилам и напал? Что-то сегодня
явно пошло не так, что спровоцировало новую волну дерьма. Она грозит
накрыть с головой, утаскивая на дно ещё сильнее.

— Что произошло? Как вы там двое вообще оказались? — Юнги бежал


медленнее, видя, что Чимин кривится при каждом шаге на левую ногу.

— Это я хотел спросить, какого хрена ты творил! Зачем ты его злил? А по…
поцелуй зачем был? — Чимин тяжело дышал, с трудом выговаривая слова. А ещё
через метров десять он вовсе остановился, громко огласив, что больше не
может бежать. Упираясь руками в колени, он пытался восстановить дыхание.

Поначалу совсем тихо сквозь шум дождя начал прорываться смех, а через
минуту Чимин уже откровенно хохотал, всё больше скручиваясь, пока не осел на
землю. Тогда от смеха в его глазах заблестели слезы, теряясь в каплях дождя.
Он хлопал себя по бедру и с каждой секундой сильнее заливался гоготом.

— Что? — удивился такому перепаду настроения Юнги. Он тоже старался


7/333
отдышаться, ощущая, как на лице расцветает непрошеная улыбка, этот высокий
смех был слишком заразительным.

— Он склонял меня кое к чему. Ну знаешь, это… Но я отказался и вообще


заметил, что он такой же, как мы. На что он разозлился и толкнул меня, —
Чимин смущался, слова давались с трудом, рассказ всё время срывался на
истерический смех. — Не думаю, что он специально выбросил меня в окно, но…
но когда ты сказал ему о минете, а потом ещё и поцеловал. Боже, он наверное
сходит с ума сейчас. «Гомофоб хренов».

Слушая объяснения, Мин офигевал всё больше и больше и не заметил, как


сам начал вторить Чимину хриплым хохотом. Они сидели вдвоём под проливным
дождём, сгибаясь пополам от смеха, и это было началом чего-то нового.
Хорошего или нет, покажет время.

Юнги понимал, что от завтра можно будет ожидать чего угодно, но так же он
думал, что недооценивал Чимина. Был искренне рад, что тот смог сказать нет, а
не как обычно, молча терпел унижения. Значит, у него тоже есть свои рамки
терпения. Саб он или нет, но пока он один, должен уметь постоять за себя.

Дожидаясь своего партнёра, сабам приходится справляться с


дискриминацией в этом несовершенном мире, уповая лишь на свои собственные
силы, что иногда бывает очень непросто. Доминанты, особенно юные и
неопытные, не умеют сдерживать в себе инстинкты, они бесконтрольно
пользуются своими привилегиями, наслаждаясь данными природой
способностями подчинять и приказывать. Они слишком агрессивны и
вспыльчивы, не имея свою пару, изнывают от излишней неизрасходованной
энергии и атаки гормонов, тогда как одинокие сабы беспомощны и бессильны по
отношению к своей природе, своим желаниям и окружающим людям. Юнги
всегда знал, что как только его метка на руке появится, он будет держать себя в
узде, не позволит себе обидеть кого-то, даже неосознанно. Но против обидчиков
он будет защищаться, не брезгуя ничем.

«Скорее бы уже это произошло.»

Обычно метки появляются на теле тогда, когда приходит время. И всегда


отображают твою истинную суть. Если ты от природы способен властвовать,
приказывать, подчинять, то и позиция Дома обязательно подтвердится меткой
на правом запястье. А если ты ищешь защиты, крепкой руки, сильного партнёра,
который будет вести тебя по жизни, от властного голоса которого твои колени
будут подкашиваться в горящем желании, то твою шею украсит чёрная метка
без всяких сомнений и сюрпризов. Не кто-то решает за нас, а мы сами создаём
себя и свою судьбу. Делаем выбор мы, а система лишает нас тягот терзаний и
сомнений, облегчает задачу поисков и сочетаний, подбирая идеального
партнёра, чьё имя будет украшать кожу до самой смерти. Каждому
принадлежит его идеальная половина. Доминант должен любить и заботиться о
своём сабмиссиве, направлять его, удерживая от беды, иногда наказывая, а
слабый должен слушаться, полностью доверяя себя, отдавать всё без остатка,
исполняя желания и даже предугадывая их. Только так они могут достичь
истинного счастья, получить максимум от слияния душ в одну высшую
абстракцию, не руша себя и своих предназначенных.

Вот только бывают сбои в так называемой идиллии: когда один человек
уходит из жизни раньше, другому не остаётся ничего, кроме как доживать свою
8/333
жизнь с истерзанной, пустующей душой, лишённой необходимого продолжения.
Отец Юнги не смог довольствоваться одинокой жизнью, не смог сойтись с кем-
то, кто не Она. Он потерял себя от горя и лишился всего. Поэтому Юнги не хочет
находить свою родственную душу, он боится, что однажды потеряет самое
главное, в момент, когда они уже станут одним целым и существование по
отдельности станет невыносимым.

Он боялся повторить судьбу отца и надеялся, что его метка никогда не


сотрётся, останется чёрной цельной полосой, не проявляя имени. Лучше им
никогда не встречаться, всё равно Юнги нечего будет ему дать. А это
определённо будет парень, система учитывает и ориентацию, даже если
общество категорически против подобных «отклонений». Юнги тяжело
осознавать, что где-то далеко, а может, и относительно рядом, есть ещё один
несчастный парнишка, которому так же сложно ужиться с собой в
несправедливом обществе.

Убирая мокрую челку с глаз, Юнги глянул на Чимина и задался вопросом,


почему они раньше никогда не говорили, не пытались стать хоть каплю ближе.
Будет ли вместе легче выжить, или станет только хуже? Впервые влезая в его
проблемы, Юнги почувствовал себя чуть менее отвратительным куском
эгоистичного дерьма. Это чувство заставило мысленно потянуться к браслету
матери, который он неизменно носил при себе с трепетом собираясь однажды
прикрыть им судьбоносную метку. Метку, которая в любой момент может стать
чьим-то именем. Это не может быть Чимин, но подобная мысль проскочила в
голове, пока глаза изучали широкую чёрную полоску ткани, привлекательно
завязанную на высокой шее. Чимин уже полгода как носил свою метку, и не было
ясно, проявилось уже его имя или нет. Спрашивать о таком негласно запрещено,
это слишком личное, но было очень интересно. Именно в тот момент Юнги не
мог перестать об этом думать.

Пак поднялся с земли и подошёл ближе. Подал руку молча и помог


подняться, глядя прямо в глаза. Такие взгляды без разницы в росте всегда
казались ему более интимными, смущающими.

— Ты однозначно псих, Мин Юнги. Но спасибо тебе, правда, спасибо. — Он


подался вперёд и почти невесомо коснулся своими тёплыми губами щеки.
Поступок импульсивный и необдуманный. От него загорелось ярким румянцем
лицо и наступила неловкость. Уютная и слегка волнующая неловкость.

— Да не за что, — ответил Юнги, провожая взглядом удаляющуюся спину


Чимина. Его белая рубашка была бесповоротно испорчена, а спина явно
нуждалась в медицинской помощи.

«Помочь или не стоит в это ввязываться ещё больше?» — Юнги стоял ещё
секунду, а затем сделал шаг, второй, постепенно переходя на лёгкий бег. В
голове кружились сомнения, правильно ли он поступает, но останавливаться,
кажется, уже было поздно.

— Постой.

— Да? — Чимин обернулся, тут же охая от боли, многочисленные порезы хоть


и были не глубокими, но всё равно давали о себе знать. — Блин, мать меня убьёт
просто.

9/333
— Тогда пошли со мной, я помогу. Обрабатывать прорезы и ссадины для
меня — привычное дело, — Юнги смотрел в сторону, пряча взгляд, потому что
слишком смущает. Доверчивый и улыбчивый Пак Чимин слишком смущает. Не
привык он брать ответственность за кого-то ещё.

— Пошли, — вот так просто, без сомнений и колебаний огласился тот,


удивляя ещё больше. — А куда мы идём?

— В Дыру.

10/333
Примечание к части Bandage - повязка, бинт, бандаж

Evi Vine – Dead Souls


Downliners Sekt feat. Evi Vine – L.R.A.D
Alex Clare – Open My Eyes
Alex Clare – Tell Me What You Need

Bandage

Изношенная рубашка в момент промокла и прилипла к телу.


Любимая куртка неплохо сидела на чужих плечах, и Юнги в который раз
подумал, что не зря отвалил за неё кучу бабла. Она охрененная.

Возвращаться приходилось тем же путём. Покидая сегодня утром


прокуренную комнату, Юнги не догадывался, что вернётся так быстро. Чимин
шагал впереди, периодически ойкая и пропуская крепкое словцо, опережая
Юнги до самой автобусной остановки. Затем, не спрашивая, залез в тут же
подъехавший автобус и уже с верхней ступеньки обернулся и посмотрел на
Юнги, намекая взглядом шевелиться быстрее. Он знал куда и на чём нужно
ехать. Странно, Юнги ни разу не замечал Пака в том гадюшнике, да тот и не был
похож на классических посетителей Дыры.

— Однажды я проследил за тобой до самого того места, — чувствуя, будто


должен объяснить, Чимин указал на засосы на шее. — Мне было очень
интересно, чем ты занимаешься после школы. И где.

— Это странно, ты знаешь? Следить за людьми — очень странно. — Чимин


знал, поэтому кивал в ответ, но угрызений совести не чувствовал. В тот день ему
это было необходимо, необъяснимо тянуло следом, пока он не оказался перед
тёмной массивной дверью с надписью Dump. Зайти внутрь он так и не смог, но
после думал об этом ещё не раз. Тяжёлая музыка и атмосфера запретного
удовольствия витали вокруг таинственного заведения и манили заглянуть тех,
кто может осмелиться. Чимин пока не мог.

Юнги не осуждал, просто удивлялся. Он считал Пак Чимина безвольной


тряпкой, но на деле все его представления об этом парне рушились и заново
строились, формируя совсем иной образ. Первое впечатление совершенно не
надёжно, это уж точно.

Их равномерно трусило на задних сидениях, под ногами собиралась


заметная лужа, стекающая с промокшей одежды, а в мыслях кружили вопросы и
загадки. В кой-то веке Мин ехал в транспорте без музыки в наушниках и слушал,
как поскрипывает изношенный временем автобус. Без отвлекающего
музыкального фона он впервые заметил вокруг себя людей, что ехали рядом на
поцарапанных сидениях, а не посчитал их элементами интерьера, как случалось
обычно. Интересными вдруг показались дела, по которым люди ехали тем же
маршрутом в разгар рабочего дня.

Чимин присел на краешек своего места, старательно избегая лишних


касаний. Он сидел ровно, словно проглотил штырь, а из-под длинных для него
рукавов виднелись испачканные кровью пальцы. Бедняга, ему адски больно,
наверное. Юнги даже помог парню спуститься по ступенькам вниз.

11/333
Прежде чем зайти внутрь притона, давно ставшего вторым домом, Юнги
остановился возле входа выкурить ещё одну сигарету. Хотелось сделать это на
свежем воздухе, а не в тесной комнате, ещё немного подставить лицо
прохладным каплям дождя, пропуская внутрь кислород, обогащённый
никотином. Отдаваясь каждой затяжке, он надеялся, что его любимая конура
ещё пустует, утром в аптечке оставалось всё необходимое.

Чимин же молча топтался на месте, явно выказывая волнение. Он неловко


царапал ногтем облезлую ручку, словно боялся нормально взять её в руку и
потянуть створки двери на себя. За всё время он ни разу не попросил
поторопиться или обратиться в больницу, не ныл и не возмущался, просто
послушно шёл рядом и ждал указаний. Он вёл себя, как настоящий саб,
невольно подчиняясь тому, кто по его суждению был сильнее. Юнги это
импонировало и даже заводило.

Окурок упал рядом с урной и зашипел. Маленький огонёк потух, утонув в


глубокой луже. Юнги изучающе глянул на застывшего Чимина и постучал в
дверь. Три раза, пауза, затем два и снова три. По ту сторону не сразу
послышались шаги, и, когда уже Мин собирался стучать повторно, дверь
открылась на несколько сантиметров. Владелец клуба выглянул сквозь щель,
изучая нежданных посетителей. Мужчина выглядел сонным и недовольным и
явно уже собирался бросить, что они закрыты до вечера, но Юнги цыкнул и
сунул ему банкноту. Не прошло и пяти секунд, как все замки были отброшены и
Дыра приветливо открыла свои объятия прибывшим гостям.

Мин привычным взглядом скользнул по стене за стойкой администратора, по


доске с ключами от комнат. Ключ от его комнаты висел на месте, удача. Ещё
одна купюра легла на отполированную годами столешницу.

— Крайняя, на три. — Получив свой брелок, парень собирался двинуться по


коридору к нужной комнате, но услышал бурчание и обернулся назад.

— Вроде бы утром только вышел, мало ему что ли было? Я даже убраться не
успел. — Мужик бормотал себе под нос, не подозревая, что его слышат. Видимо,
не проснулся до конца после шумной ночки.

— Тебе платят не за осуждение, старик, придержи своё мнение при себе.

— Да что ты, какое тут осуждение, малыш, — оглядев Чимина с ног до


головы, хозяин Дыры облизнулся и заговорщицки подмигнул Юнги, — могу
только позавидовать.

Чёрт, от этого придурка вечно сводит челюсть. Юнги сгорал от стыда перед
Паком и, просто схватив его за рукав своей же куртки, потащил по тёмному
коридору. Над головой гудела и моргала люминесцентная лампа, напоминая
фотовспышку. Скорее всего, весь бедлам остался на месте, и сейчас придётся
сгорать от стыда ещё сильнее. Но это потом, сначала нужно всё-таки
обработать порезы.

Ключ с щелчком повернулся в замке, и их встретили прокуренная темнота и


спёртый воздух. Юнги шагнул первым, на ощупь находя выключатель. Вспыхнул
слабый свет от одной лампочки на потолке, и взору явился весь пиздец,
оставленный вчера в полном угаре.

12/333
— Прости за это всё, я сейчас. — Юнги начал сбрасывать в кучу весь мусор,
что попадался на глаза, пиная ногой под стол обёртки от презервативов.
Забрасывая под кровать всё ещё блестящий от смазки вибратор, он яростно
ненавидел владельца за поздний график уборки. Разве нельзя заниматься этим
сразу после ухода «постояльцев»?

— На втором этаже бар, я там обычно зависаю после школы. Сюда спускаюсь
только если домой завалиться совсем не вариант. Виски там дешёвый, но
добротный, а вот пиво — моча дьявола, адское пойло.

Чимин стоял в шоке, мягко говоря, безмолвно наблюдая за хаотичными


перемещениями Мина. В тесной комнате полуподвального помещения творился
настоящий апокалипсис, тем не менее, отлично вписываясь в антураж. Тёмно-
синие стены поглощали свет и создавали готическое средневековое настроение.
Матовая штукатурка, которой были покрыты стены и даже потолок, местами
обсыпалась, особенно на уровне колена, где об стену регулярно тёрлась
качающаяся кровать. Вышеупомянутое односпальное ложе с металлическими
быльцами-решётками было в момент выпотрошено Юнги, который с
остервенением сбрасывал на пол спутанную постель вместе со всем, что на ней
валялось. Простыни стремительно отправились на пол, в полёте выпуская из
клубка белой материи жёсткую верёвку. Да, это от неё сегодня так плохо
слушались конечности. Матрас он тоже перевернул, посадив Чимина на
относительно чистую сторону.

Минимум мебели компенсировался диковинными декорациями. Над кроватью


с потолка свисали цепи, а в углу на полу стоял средневековый позорный столб с
отверстиями для головы и рук. Возле небольшого столика лежал один испанский
сапог. Всё вместе заставляло думать о пытках и казнях. На самом столе
валялись остатки вчерашних закусок, пустые банки от колы и разбитая бутылка
от виски. Пепельница-вазочка была переполнена бычками и слабо тлела,
источая настоящую вонь. Её Юнги залил остатками колы, а потом сгрузил это
всё в найденный в углу бумажный пакет. Кажется, вчера кто-то принёс в нём
ассортимент игрушек.

В дальнем от кровати углу виднелся подвесной шкафчик, внутри которого


нашлось зеркало и пластмассовый ящичек-аптечка.

— Тут такое бывает, что без срочного оказания первой помощи не обойтись.
— Юнги уже выуживал вату и антисептик и рылся в поисках бинта или пластыря.
Он предпочитал не смотреть Чимину в глаза, чтобы не наткнуться там на
отвращение или ещё чего похуже. Почему-то его мнение вдруг стало важным.
Хотя, как правило, чужое отношение к чему-либо, даже к самому себе, Юнги не
ебёт.

— Вчера ты ночевал тут? — Отслеживая шаги прохожих на улице через


маленькое окошко под самым потолком, Чимин пытался представить, что тут
происходило, но натыкался на преграду из отсутствия опыта. Всё это пугало и
притягивало его одновременно.

— Да, но ночёвкой это сложно назвать, я и не спал-то вовсе. На, вот, выпей
обезболивающие. — Юнги нацепил одноразовые перчатки и подошёл ближе,
протягивая руку с таблеткой и неизбежно натыкаясь на прямой взгляд.
— Раздевайся.

13/333
Прозвучало как-то странно, с лишней интонацией в коротком слове.
Означало вроде бы «Сними куртку», но между строк читалось как «Я бы тебе
показал, что тут происходило». Чимин сглотнул образовавшийся в горле ком и
потянул верхнюю одежду за испачканные рукава. Его лицо украсила гримаса
боли, и это зацепило Юнги ещё сильнее. С этого часто начинались ночи в Дыре.
Два парня, одна комната, немного боли и волны отупляющей страсти.

Чёрная кожа зашуршала, падая к ногам бесформенной тряпкой. Нужно будет


сдать её в химчистку. Позже туда же полетела испорченная навеки рубашка.
Юнги не мог оторвать заинтересованного взгляда, наблюдая, как Чимин
расстёгивал маленькие пуговицы одну за другой. Атласная кожа светилась,
обрамлённая промокшей белой тканью, грудь часто вздымалась, влажно
поблескивали совершенные кубики пресса. Вот же мать твою, какой лакомый
кусочек.

— Сними уже это всё нахер. — Юнги мешала одежда, она не позволяла
обработать все исцарапанные участки. В правой руке Чимина всё это время
оставался осколок. Треть бутылочки с обеззараживающей жидкостью ушло на
то, чтобы смыть заливающую всё кровь.

Обработав короткие пальцы, Юнги взялся за бинт и начал аккуратно


наматывать повязку, спускаясь вниз от поврежденной кисти. Он замотал все
пальцы вместе, лишая возможности нормально касаться, чувствовать,
использовать окружающие предметы. Тактильная депривация.

— Ну, я не медсестра с дипломом, так что как-то так, — оставалось лишь


развести руками и взмахнуть плечами. Что поделать. — Давай сюда свою спину,
а лучше вообще ложись на кровать.

Вот так: «Поехали», «Раздевайся», «Ложись» — интересное у них знакомство


выходит.

Чимин не сопротивлялся, просто кивнул и опустился на матрас лицом вниз.


Юнги подвис, засматриваясь на открывшуюся картину, а затем, недолго думая,
оседлал своего пациента, приземляясь сверху, забив на всякую неловкость. В
этом месте она терялась, растворялась в слабом свете, приглушённых звуках,
резких запахах. Из лёгких точным ударом выбило воздух, когда пах опустился
на округлый и аппетитный зад. Хоть сил после изматывающей ночи было не
много, но джинсы с низкой посадкой на такой отменной фигуре способны
творить чудеса. Всё катилось к чертям, а точнее — к мыслям о сексе.

Гладкая кожа на неожиданно широкой спине оказалась истерзанной, как и


ткань рубашки, — ни одного целого места. Щипчиками, наспех
стерилизованными, Юнги вытащил несколько мелких осколков и придвинулся
ближе, подсвечивая себе телефоном, разглядывая, нет ли ещё обломков стекла
в ранках. Его лицо было так близко, что он смог учуять едва уловимый запах
геля для душа на коже. Парень снизу казался таким тёплым и чистым, словно из
другого мира, где нет места грязи и хаосу. Так отчаянно захотелось
прикоснуться к этому миру, даже если это всего лишь иллюзия. Непроизвольно
колени сошлись, сжимая крепкие бёдра, Чимин в ответ издал приглушённый
стон, который затерялся в глубинах толстого матраса.

— Прости, больно? — Юнги поставил руку на кровать и наклонился, чтобы


расслышать невнятный ответ. Его подбородок коснулся ароматных волос, и тут
14/333
же вспыхнуло желание укусить аккуратное ушко. Нависая сверху, можно было
контролировать, сколько боли и удовольствия принести, и это провоцировало
внутри несдержанные порывы.

— Нет, не совсем, — Чимин повернул голову на бок и оказался слишком


близко, ощущая дыхание Юнги на своём лице. — Я не против, если ты хочешь...

Сомнения стирались под натиском обоюдного интереса. Тяжесть внизу и


невесомое касание сверху плавили, заставляя выгибаться навстречу,
подставляясь под ещё один плавный толчок. Кожу щипало, жгло и всё будто
пульсировало, хотелось чего-то большего.

— Так, значит, — Юнги понимающе улыбнулся. Стараясь не касаться своей


провисающей футболкой открытой спины, он потянулся ладонью вниз к упругим
ягодицам и сжал их. Словно вторгался на территорию запретной зоны,
оскверняя её одним своим присутствием. Надавливал и сжимал, мял и
откровенно трогал, касаясь тяжести паха. Он лепил из податливого тела, как из
пластилина, нужную форму и состояние, не веря до конца в происходящее.
Мимолётно пролетевшая искра превращалась в пожар.

— Приподнимись. — Холодные пальцы скользнули по краю брюк, оглаживая


плоский живот. Чимин тут же беспрекословно исполнил приказ, пропуская руки
Юнги под себя. Он чувствовал, как болты джинсов на ширинке выходят из
петель, ослабляя давление узких штанов. Вздох облегчения сорвался с губ,
знаменуя начало конца. Видя молчаливое согласие, Юнги продолжил.
Расстёгнутые джинсы спустились к коленям, усиливая ощущение
обездвиженности и беспомощности нижнего, создавая импровизированный
бандаж.

— Ты мне доверяешь?

— Да, — Чимин закрыл глаза и постарался расслабиться, отдавая себя в руки


опытного и привлекательного парня. Казалось, будто он знал, что этим всё и
закончится, когда ехал сюда. Вжикнула короткая молния, зашуршала одежда, а
затем обнажённой кожи коснулась горячая плоть, и все мысли выдуло из
головы. В животе скручивалось новое чувство, ни чем не похожее на то, которое
испытываешь, играя с самим собой. Все ощущения были объёмными, сильными,
прожигающими.

Юнги плюнул на руку и растёр слюну по головке члена. Он упёрся меж


ягодиц и легко скользнул вдоль промежности, дразня и себя, и Чимина.
Отвлекая его таким образом, он заканчивал процедуру, обжигая изрезанную
кожу антисептиком. Пациент шипел и извивался, кусая ткань матраса, метался
между «за» и «против». Невозможность двигаться, вцепиться во что-то руками,
скинуть с себя тяжесть — всё это выкручивало мышцы и толкало на
инстинктивное сопротивление.

— Лежи спокойно. — Левой рукой Юнги скользнул вниз и с силой сжал ещё
не до конца затвердевшую плоть, вызывая тихий скулёж. Но извиваться Чимин
перестал и постарался замереть, слегка приподнимая бёдра. Достаточно, для
того чтобы несущая наказание рука не приносила дискомфорта. Унизительное
положение открывало в нём потайные замки, и душа неслась навстречу
эмоциям, требуя надменной силы и власти. За послушание он был награждён, и
холодная перчатка ослабила хватку, нежно проходясь вдоль изнывающего
15/333
органа.

— Хороший мальчик. — Юнги вернул своё внимание к его спине и продолжил


наносить антисептик на раны, слегка дуя на кожу, стараясь облегчить мучения.
Его бёдра плавно качались вперёд-назад, позволяя легко скользить меж
аппетитных ягодиц. Он вонзал пальцы свободной руки в аппетитное тело и
боролся с собой. Чертовски хотелось махнуть на всё и натянуть послушного
Чимина по самое не могу, но обещание не причинять вреда и не портить
невинных мальчиков удерживало его от глупостей.

Ватный диск коснулся последнего повреждённого участка, и пришло время


наложить повязку. Отбросив ненужные инструменты, Юнги огладил
проступающие рёбра и просунул руки под грудную клетку Чимина.

— Поднимайся на колени, я помогу тебе. — Чимин оттолкнулся локтями от


пружинистого матраса и едва не упал назад лицом вниз, но сильная хватка
удержала его, и он принял вертикальное положение, стоя на кровати на
коленях. Одинаковый рост позволял при этом Юнги стоять позади так же, всё
ещё крепко прижимаясь пахом к ягодицам. Мин взял моток бинта и начал
методично накладывать повязку вокруг грудной клетки Чимина, пропуская пару
мотков для надёжного крепежа через его красивые плечи. Каждый раз,
перекладывая моток из одной руки в другую, приходилось обнимать дрожащего
Пака со спины, прижимаясь к нему внизу ещё сильнее. Пару раз Юнги не
удержался и приложился губами к шее ниже затылка, запуская волну мурашек
по телу.

Наполовину похожий на мумию Чимин постоянно кренился вперёд,


непроизвольно пытаясь стать в коленно-локтевую. Его несло на невозможной
высоте от сочетания импульсивного исполнения давних желаний, боли и
ласковых прикосновений. Он чувствовал на себе требовательное давление и
трогательную заботу. Вся его суть сабмиссива кричала в восторге, подтверждая,
что он на своём месте, что это то, что ему нужно.

Отрывая зубами концы бинта, Юнги завязал их тугим узлом и толкнул Пака
вперёд, позволяя наконец принять позицию. Чимин рухнул лицом вниз, сверкая
поднятым кверху задом, что спровоцировало оглушительно громкий шлепок по
идеальной ягодице. Яркий отпечаток ладони остался на светлой коже, радуя
глаз. Чимин, не помня себя, начал нескромно постанывать, виляя задом и прося
прикосновений. Юнги не мог с этим бороться и больше не собирался. Не снимая
перчаток, он скользил по набухшему органу, приставляя палец к тугому кольцу
мышц. Проникая совсем немного, он продолжал надрачивать ритмично и со
знанием, принося удовольствие.

— Расслабься, попробуй принять это. — Было сложно держаться вне и


действовать осторожно и неспешно. Игнорируя собственное возбуждение, Юнги
старался подарить Чимину приятные воспоминания о первом оргазме в чужих
руках.

Тело послушно растягивалось, Чимин ловил небывалые волны удовольствия


и был готов на всё. Но Юнги оставался верным своим обещаниям. Он подчинял
себе невинного саба, лишь представляя, как туго и жарко будет внутри него.
Чимин не мог стоять, упираться руками или лежать на спине. Это доставляло
небольшие трудности, но и было частью игры.

16/333
Целуя загривок, шею, ухо, Юнги огладил сильные руки Чимина и схватился
за его запястья. В этот момент он приник к раненой спине, вызывая новую
вспышку острой боли. Резкий рывок наверх и вот руки Чимина уже лежат на
решётке спинки кровати. Его недоумевающий взгляд и румянец на щеках —
просто мечта. Юнги поднялся с постели и обошёл кровать, становясь напротив
удивлённого Чимина. Он улыбался мягко, а твердой рукой тянул за подбородок
ближе, прижимая пухлые губы к сочащейся головке.

Чимин смотрел снизу вверх, ища поощрения и одобрения, когда его язык
начал блуждать по проступающей венке. Он был невинным и непосредственно
развратным одновременно, он и правда подарок любому доминанту. Входя в
ритм, парень закрыл глаза и просто насаживался ртом на гладкую плоть,
пропуская Юнги внутрь как можно глубже. С этой стороны, за высокой спинкой
узкой койки, казалось, будто он сидит в клетке.

Уставшие колени подкашивались, и Чимин грозил рухнуть с кровати,


завалившись на бок. Вцепиться в решётку он не мог, из-за перемотанных рук,
поэтому надёжной опоры не было. Юнги предвидел возможное падение и
сменил сцену.

Резко и грубо срывая с красивых подтянутых ног штаны, он освободил


Чимина от стесняющей движения одежды. А затем сам забрался на постель,
впервые приникая поцелуем к покрасневшим губам. Языки сплетались в
виртуозном танце, дразня и лаская. Неистовые поцелуи сминали губы,
покусывая и посасывая. Игра заходила всё дальше, воображение подсовывало
всевозможные варианты, и Юнги был уверен, что эти три часа пролетят
незаметно.

Теперь Мин лежал спиной на кровати, а Чимин опалял дыханием пах,


продолжая скользить губами вверх-вниз, вверх-вниз. Сосал Чимин отменно, хоть
и делал это впервые, на что Юнги мог только хвалебно постанывать и ублажать
в ответ. Своим языком он оглаживал складочки и неровности, не обделяя
вниманием никакую часть сладкого тела.

Никого не заботили раны, проблемы в школе, жизненные трудности. Просто


песня молодых тел, мелодия горящей страсти наполняла пространство
звукоизолированной комнаты бывшего караоке, вытесняя из сознания всё
лишнее. Эти стены впитывали не только свет и звуки, но и все тяготы, что
оседали в встревоженных сердцах, не находивших покоя. Как космическая
чёрная дыра, затягивали в пространственно-временную пустошь вне рамок
жестокой реальности. Здесь каждый стон боли и каждый острый удар были
выпрошены, вымолены, получены по личному желанию и предпочтению, а не от
бессердечности злой судьбы. Дыра — место, где одинокие находили свою
отдушину, погружаясь в ласково-ежовые объятия жёсткого и запредельного
секса. Не важно, мужчина ты или женщина, сабмиссив или доминант, тут
помогут воплотить все твои самые грязные желания. Ни запретов, ни
предрассудков, ни осуждений. Только три главных правила: добровольность,
разумность, безопасность.

— Больше не могу, сейчас. — Чимин прогнулся, глубже заходя в горло Юнги,


собираясь излиться, но Мин оттолкнул от себя крепкие бёдра и зажал рукой
ствол у основания, откладывая семяизвержение.

— Не смей, я не позволял тебе кончать. — Юнги обхватил мошонку и с силой


17/333
сжал, слабо перекатывая в руке мягкую плоть. — Считай до десяти, и только
после можешь кончать. Считай в голос.

— Хорошо. Раз, — Чимин боролся с собой, как мог, стараясь успокоить


бешено колотящееся сердце, он вернул всё внимание к телу Юнги и внимал его
голосу и дыханию. Мин вторил его движению рукой своими губами. — Два.

Юнги придавался неторопливой ласке с полной отдачей и невероятным


удовольствием, ощутимо, но нежно двигаясь, задевая языком яички. Он следил
за счётом и движениями Чимина, создавая резонанс и синхронность. Три,
четыре, пять — с каждым счётом он ускорялся, наращивая темп. Каждый раз,
когда он полностью принимал Чимина, звучала следующая цифра. Чимин едва
балансировал на грани, только чудом всё ещё удерживаясь от оргазма. Ему
нужно было позволение, как спусковой курок, он должен был получить
разрешение. А пока он считал и сдержанно хныкал, про себя повторяя:
«Пожалуйста, пожалуйста».

— Де… девять, — живот напрягся, мышцы свело, а Юнги намеренно


медленно начал насаживаться последний раз. Растягивал каждое мгновение,
проверяя выдержку, пока губы не коснулись лобка.

— Десять. — И по телу прокатилась волна экстаза, сладкими судорогами


пульсируя в каждой клеточке. Горячая жидкость пролилась прямо в горло, и
Юнги сам кончил, пачкая Чимину руку. Это было так ярко и мощно, что голова
гудела и звёзды кружились перед глазами. Весь этот акт театра похоти резко
отличался от привычных ночей в Дыре, всё получилось с флёром нежности и
трогательной новизны.

Завалившись на бок, Чимин смеялся и вытирал руку об матрас, а Юнги молча


восстанавливал дыхание, ощущая характерный вкус на губах. Он думал о том,
что притащит Чимина сюда ещё не раз и плевать, что там из этого выйдет, хуже
уже не будет. Слишком уж этот парень хорош.

Взгляд упал на повязку на шее и внутри зазвенел навязчивый вопрос.

— Я знаю, что не имею на это никакого права, но хочу спросить. Твоё имя,
оно уже проявилось? — Юнги не мог сказать, что именно хотел бы услышать в
ответ, но о «Мин Юнги» на этой шее он и не мечтал. Это было бы слишком
просто.

— Нет, полоска всё ещё цельная. — Чимин оттянул пальцем свой широкий
чокер вниз, демонстрируя проявленный особыми чернилами ошейник. Он не
должен был так делать, не принято, но раз имени пока нет, то ладно.

«Значит, это и правда не я», — немного разочарования всё же пробралось с


этим фактом, но затем Юнги вспомнил, что не хотел связываться со своей парой.
Так что так даже лучше. Трахать одиноких сабов в Дыре тоже неплохой способ
разрядиться, а все эти сопливые бредни про идеальную семью ему не нужны. Из
двух парней всё равно не выйдет нормального семейства. Не в этом мире.

— Если ты уже отошёл, то пора сваливать, время заканчивается, а у меня


больше нет денег.

— Хорошо, хён, — Чимин улыбнулся и полуграциозно скатился с кровати в


18/333
поисках своей одежды.

— Что ты сказал?

— Я сказал: «Хорошо, хён». Ты же старше меня на год, так в чём проблема?


Или ты хочешь, чтобы я называл тебя оппа? Папочка?

— Ой, бля, Чимин, давай, ты не будешь придумывать пошлых кличек, просто


запакуешь свой сексуальный зад в штанишки и двинешь на выход. Ок?
— Застёгивая свои джинсы, Юнги скакал на одной ноге и выглядел сколько
угодно забавно, а не круто, но всё равно Чимин фанател, от одного голоса и
приказного тона у него подкашивались ноги.

— Слушаюсь. Но, Юнги, я не могу сам одеться. — Поднятые кверху


забинтованные руки были тому свидетельством, а улыбка подтверждала, что
Чимин не особо-то и против.

Хозяин на выходе сально шутил и отвратительно лыбился. Приглашал


заходить ещё и вдогонку бормотал, чтобы в следующий раз привели и ему
молоденького саба на стажировку.

На улице всё ещё моросил затяжной дождь, и слишком заметным стало


отсутствие зонта. Разгорячённое тело зябло и дрожало, зуб на зуб не попадал.
Парни шагали до остановки, отвлечённо думая каждый о своём. Когда пришло
время прощаться, наступила какая-то неловкая пауза. Они вроде бы и не
знакомы особо, но после такого впору отбросить формальности. Обычно Юнги
слал всех нахер сразу же после траха, забывая навсегда имена и лица, но тут
напротив стоял сверкающий Чим и пялился своими блестящими глазами, и губы
свои пухлые облизывал, вызывая в памяти кадры и свежие ощущения.

— Всё, вали домой. В ванную горячую пока не лезь, завтра принесу


заживляющую мазь, обработаем тебя. — Юнги повернулся и двинулся в свою
сторону, прикусывая на ходу язык. Что ещё за «обработаем тебя», блять?

— Хорошо. До завтра, хён!

Завтра будет ещё хуже, чем сегодня. Это касалось и порезов, и ссадин, и их
жизни в школьном аквариуме с акулами.

19/333
Примечание к части Hell - (анг.) ад.

Alex Clare – Bring Me Down


Northern Kings – Creep (Radiohead Cover)
In Flаmеs – Тhе Тruth

You`re going to suffer but be happy about it.

Hell

But I'm a creep, I'm a weirdo.


Я всего лишь ничтожество, я человек со странностями,
What the hell am I doing here?
Что, чёрт возьми, я делаю здесь?
I don't belong here.
Мне здесь не место.

Как заставить себя утром подняться с кровати, если ты знаешь, что куда бы
ни пошёл, будет хуёво? Попрёшься в школу — какая-то скотина снова полезет со
своей опостылевшей псевдоморалью, или Намджун этот явится; не пойдёшь —
опять-таки явится Намджун, только не найдя Юнги, отправится прямиком к
Чимину, и все вчерашние бездумные действия по спасению слабых пойдут
прахом. Чёрт, как же бесит.

Мин потянулся, вытягивая из-под одеяла во все стороны худые конечности.


Челюсть свело от широченного зевка, в ней даже что-то тихо щёлкнуло. Такое
бывает, когда приходится регулярно вставлять её на место после
оборонительных стычек. Почухивая впалый живот, сонный клубок недовольства
начал выпутываться из мягких объятий постели.

Деревянный пол оказался колюче холодным, когда босые ступни коснулись


паркета. Пора включать отопление, осень всё-таки. Но за него надо будет кому-
то платить, а кому, если не Юнги? Отец больше не может содержать их
неполноценную семью, инвалидам не так просто найти работу.

Плитка в ванной обожгла ноги ещё более ощутимым холодом, поэтому


пришлось чистить зубы, стоя в тазике с тёплой водой. На себя Юнги старался
особо не смотреть, ничего нового отражение ему не покажет. Худой заморыш с
высветленными волосами и вечными синяками вокруг глаз. Короткий взгляд в
забрызганное зубной пастой зеркало лишь подтвердил давно известный факт:
Юнги выглядит как-то изношенно и потасканно, хотя ему ещё и семнадцати нет.
Корни непослушных волос успели отрасти и напрашивались на свежую
покраску, длинную чёлку тоже не мешало бы отстричь, она лезла в глаза и
щекотала переносицу. Худощавые плечи и жилистые руки смотрелись тонкими
переломанными веточками, выглядывая из рукавов широкой спальной футболки.
Чимин по сравнению с ним сочный и аппетитный.

Мысль о привлекательном парне напомнила о вчерашних неожиданных


приключениях. Сладкий саб. Случайные связи для Мина — обычное дело, такое
же, как необоснованное насилие, драки, беспробудное пьянство и вечное липкое
чувство нехватки чего-то важного. Импульсивный и отчаянный он слушает себя
20/333
и поступает так, как считает нужным в конкретный момент. Хочет выпить —
идёт в Дыру и пьёт, хочет трахаться — опять же идёт в Дыру, выискивает цель и
трахается. Но вот что делать, когда хочешь кого-то защитить, что-то изменить к
лучшему, — неизвестно. Эта цепочка причинно-следственных связей не так
проста.

— Бать, ты кашу будешь? — выходя из ванной, Юнги заглянул в комнату


отца, радостно повышая тон. Коротким полотенцем он вытирал вымытую под
краном голову, разбрызгивая капли вокруг себя. Обращаясь к отцу, парень
изменился в лице, глубоко пряча всё своё недовольство жизнью. Он открыто и
весело улыбался, помогая слабому мужчине подняться с постели и пересесть в
кресло-каталку. Папа должен думать, что у Юнги всё хорошо, что он счастлив за
них обоих.

Ещё нужно было забросить рис в мультиварку, помочь отцу искупаться,


собраться и по дороге в школу поискать объявления о работе для студентов.
Деньги нужны срочно, и в этот раз лучше спустить их на продукты и лекарства,
а не снова пропить в любимой крайней комнате на дне своей беспросветной
юности.

— Сынок, у тебя скоро день рождения, так ведь? — Господин Мин глядел на
сына на редкость прояснившимся взглядом. Его слабая рука крепко сжала
запястья и потянула на себя. Юнги испугался, что упадёт на него, потеряв
равновесие, но отец поймал его и усадил себе на колени, словно маленького. Он
крепко прижал к себе угловатое тело и уткнулся меж лопаток носом. — Прости,
что я так слаб и совсем не помогаю. Я стал тяжким грузом для тебя, а не опорой.
Лучше бы я ушёл, а мама осталась с тобой. Она была сильной, она бы
выдержала.

Юнги был рад, что в этот момент не видит, как пугающе смотрится
исцарапанная ногтями шея в месте, где раньше было имя матери. Методично,
терзаясь тоской и утратой, это место покрывалось свежими шрамами, и по утрам
Юнги сдерживал трёхэтажные маты, когда соскребал с неровной кожи
засохшую кровь. Наволочки и простыни приходилось вымачивать по несколько
часов, в попытке отстирать эти ненавистные следы.

Юноша чувствовал, как футболка на спине промокает от горячих слёз, и


сердце надрывалось от боли за отца, за себя, за них обоих. Эта жизнь слишком
несправедлива, и те, кто верят в сказку наяву, — глупцы. Абсолютного счастья
не бывает, это лишь иллюзия. Прекрасная, временная иллюзия.

— Не говори так. Я рад, что ты у меня есть. Ты же знаешь, как сильно я


люблю тебя, — хлюпать носом получалось очень громко и по-девчачьи. — Так ты
кашу будешь, или как?

— Будешь. Когда проявится твоя метка, мы даже выпьем по рюмочке. Что бы


ты хотел получить в подарок? — Тёплой рукой мужчина поправил влажные
спутанные волосы сына и недовольно пробурчал, что лучше бы тот вернул свой
цвет.

— Я бы хотел, чтобы ты был здоров. Просто не болей, пап, больше мне ничего
не надо. — Юнги начал подниматься, опасаясь, что отдавил отцу и так плохо
работающие ноги. Его смущали эти скупые мужские слёзы, но, когда он
повернулся, собираясь прокатить папу по коридору до ванной с ветерком, на
21/333
губах снова цвела беззаботная улыбка. Только дома он может позволить себе
расслабиться и вот так открыто улыбаться, сквозь боль и печаль, заставляя в
груди гореть маленький огонёк тепла и надежды. Вдвоём им хорошо, и никто
чужой им не нужен.

По дороге на занятия в проклятый ад Юнги заглянул в несколько магазинов и


кафешек в поисках свободных вакансий на полдня. Администраторы на него
странно косились, возможно, сомневаясь в порядочности. Бунтарский вид имеет
свои недостатки. Не все были готовы доверить работу с деньгами за кассой
заведения пирсингованному парню в кожанке. Получая сдержанно-вежливые
отказы, Юнги совсем расстроился и необдуманно купил на последние деньги
чёрную краску для волос. Что же, с возрастом приходится менять стиль.

До школы оставалось несколько кварталов. Пешая прогулка проветрила


мозги, и он снова опаздывал на первый урок. Ещё один выговор будет получен
зря, если он так и не найдёт работу. Ещё одна попытка и если ему снова
откажут, придётся идти на рынок, снова разгружать машины с мороженной
рыбой. Вспоминая въедливый запах, который не вымывался потом неделями с
кожи и волос, Юнги поморщил нос и потянулся за сигаретой.

В метрах десяти, на углу улицы, призывно загорелась жёлтая вывеска с


красными буквами. Это был словно свет в конце тоннеля. Доставка курочки в
вечернее время была бы отличной подработкой. Можно будет даже свой старый
велосипед из гаража достать. Юнги спрятал обратно в пачку не подкуренную
дозу никотина и двинулся к цели.

Открытая дверь звякнула классическими колокольчиками, оповещая о


посетителе. Внутри было тепло и аппетитно пахло жареными куриными
крылышками в соусе чили. Юнги замер на секунду, глубоко вдыхая дразнящий
рецепторы аромат, рот наполнился слюной, но пустой бумажник напомнил, что
мясо ему сейчас не по карману.

— Здравствуйте, — он внятно поздоровался, заглядывая за витрину. Но за


прилавком было пусто, наверное, хозяйка отошла на кухню. Юнги присел за
маленький столик в углу, терпеливо ожидая владельца. Он просто обязан был
получить работу сегодня же. Где-то из глубины подсобного помещения
доносился шум, отдалённо напоминающий музыку. Кто-то играл на кастрюлях,
как на барабанах? — Простите, — уже громче крикнул парень, заинтересованно
заглядывая внутрь, — есть тут кто-нибудь?

Таинственный барабанщик оборвал своё соло и послышались


приближающиеся шаги. Шторка из полосок ткани разошлась в стороны, и в зал
вышел молодой парень. Рыжие волосы и яркая улыбка осветили его образ,
провоцируя на мысли о солнце.

— Здравствуйте, прошу прощение за ожидание. Чего бы вы хотели? — ничуть


не смущаясь своего импровизированно концерта, юноша продолжал открыто
улыбаться в ожидании принять заказ. Его высокий лоб в ровном проборе
поблёскивал капельками пота, красивый ровный нос придавал лицу
аристократичности, а ловкие утончённые пальцы, постукивающие по стеклу
витрины, отвлекали от спутанных мыслей. Тугой тёмно-коричневый браслет
скрывал запястье на правой руке и поблёскивал металлическими заклёпками в
ярком свете неоновой подсветки холодильника. Доминант.

22/333
— Я хотел спросить, не нужен ли вам работник на доставку, — Юнги не успел
договорить, как светящийся услужливостью парень изменился в лице.

— Так у тебя нет денег? С этого и надо было начинать, — рыжеволосый


барабанщик опёрся двумя руками о витрину, оставляя на ней отпечатки
пальцев. Его похолодевший взгляд пронизывал насквозь, словно читал между
строк и рёбер. Приторная улыбка исчезла без следа, а ровные брови сошлись
угрюмо на переносице. Неловкая пауза затягивалась. — Ну ладно, есть у меня
для тебя одна работёнка, петушок.

Неожиданно. Брови удивлённо взлетели вверх, Юнги за секунду вскипел,


собираясь уже взорваться справедливым негодованием. Кто позволил этому
хаму выплёвывать унизительные оскорбления совершенно незнакомому
человеку? Двуликий, лицемерный придурок. Грубиян опустил руку под высокий
прилавок и с торжественным хохотом выудил поролоновую голову петуха,
держа её за красный гребешок.

— А вот и рабочая форма. — Верхняя деталь от костюма аниматора легла на


столешницу, и Юнги перекосило от жутковато-глупого выражения её «лица».
Пустые глаза немного косили к центру огромного клюва, по идее, добавляя ему
неряшливо-милого обаяния, но на деле создавая впечатление, что перед вами
ростовая кукла-даун.

— Пиздец. Это что, шутка? — Отмораживать руки о ледяную рыбу на рынке,


конечно, не охота, но напялить на себя это... Сложный выбор.

— Тебе нужна работа или нет? — Пластмассовые глазки в кучку пялились на


Юнги с таким же интересом, как и долбанутый хозяин лавки. Похоже,
сегодняшний день прямо с самого начала преисполнен удачей и приятностями.
— Платить буду так же, как за доставку, а если приведёшь много новых
клиентов, то даже больше. Думай быстрее, у меня много дел.

«Ага, конечно, по кастрюлям громыхать. Ай ладно, всё равно в этом ужасе


никто меня не узнает».

— Хорошо, я согласен, — вымученно простонал Мин, теряясь перед


ироничным взглядом. Ему даже почудилось, что кривоватый клюв поролонового
петуха на пару с рыжим чёртом растянулся в саркастическом оскале.

— Отлично. Меня, кстати, зовут Чон Хосок. — Высокий парень протянул руку
над прилавком, и Юнги пожал её, не успев даже сообразить, когда собственная
рука поднялась кверху. В момент касания по телу словно пролетели разряды
электричества, и воздух застрял в горле, не достигая лёгких. Мир слегка
покачнулся, проплывая перед глазами смазанными бликами, а затем всё стало
на свои места и странное ощущение исчезло. Может, показалось? — Эй, парень,
может всё-таки представишься?

— Юнги, меня зовут Мин Юнги, — борясь с подступившим жаром, парень


осознавал, что слова словно сами соскальзывают с онемевшего языка. Он
настолько удивился происходящему, что не заметил, что до сих пор держит
свою руку в тёплой ладони улыбающегося доминанта. Какая-то херня
происходила, и это беспокоило. Наверное, стоит на какое-то время
воздержаться от травки и алкоголя. Похоже, совсем его не отпускают вещества.

23/333
Длинные и тонкие пальцы Чон Хосока почти невесомо оглаживали вечно
сбитые костяшки пальцев, а странно ощутимый взгляд изучал каждую черту
лица, словно нежно касаясь кончиком плети. Он пожирал глазами своего нового
работника и ни капли этого не стеснялся.

— Жду тебя завтра, приходи сразу после уроков. Ты же школьник ещё, не


так ли?

— Д-да, последний год. — Разглядев переплетённые пальцы, Юнги вдруг


пришёл в себя и выдернул руку из крепкого захвата. Что это, блять, было? — Я
должен идти. Буду завтра в четыре.

— Хорошо. — Хосок стоял, сложив руки в замок, и смотрел в спину


удаляющемуся сабу. На губах расцветала счастливая улыбка, а руку покалывало
от длительного первого касания к своей родственной душе. Мальчишка ещё не
знает, что его ждёт огромный сюрприз в ближайшем будущем. Когда дверь
закрылась и звон колокольчика стих, Чон вернулся в свою подсобку и
мечтательно прижался губами к руке. У него идеальный саб, яркий и дерзкий,
нуждающийся в укрощении, как раз под стать своему хозяину.

***

Школьные ворота оказались предсказуемо закрыты. Снова пришлось


упражняться в паркуре, преодолевая высокую ограду. Всю дорогу от нового
места работы Юнги нёсся, словно угорелый, раздираемый противоречивыми
чувствами. На грани затихающего подсознания мелькала догадка, способная
повергнуть в смертельный ужас. Он отмахивался от неё, упорно повторяя про
себя, что этого не может быть. Он доминант, способный существовать
самостоятельно, и не нуждается в чьей-то власти над собой. Он никогда не
падал в унизительном преклонении ни перед кем и впредь этого делать не
собирается. Через два дня ему исполнится семнадцать, и все эти сомнения
останутся в прошлом не очень смешными шутками.

В процессе полового созревания подросток получает свою метку, она


означает, что его гормоны активированы, и он готов к слиянию со своей
родственной душой, во всех смыслах этого слова. В нём просыпаются
инстинкты, заложенные в природе разделённых на сабмиссивов и доминантов.
Эти инстинкты разделяют не только роли в паре, но и общество в целом: на
лидеров и послушных исполнителей. Связь подчинения работает абсолютно и
безоговорочно: Дом приказывает, саб исполняет, и все от этого счастливы. Так
должно быть, во всяком случае. А на деле же, бесчестность и злоупотребление,
дискриминация и классовые разделения, и всё это — бич для неокрепших
подростков, подверженных атакам бушующих гормонов.

В переполох сумбурных мыслей пробралось навязчивое желание, утолив


которое, Юнги смог бы успокоить нежданно нагрянувшую панику. Он нуждался
в отдушине, ему срочно нужен был секс, ему нужен был Пак Чимин.

Практически с ноги открывая парадную входную дверь, парень влетел в холл


школы и двинулся к стенду с расписанием. Класс Чимина должен сейчас быть на
физкультуре — идеально.

На мокром от вчерашнего затяжного дождя стадионе было пусто, учеников


загнали в спортзал. Мин размашисто шагал по коридорам, пока не достиг
24/333
нужного поворота. Отделяемый лишь последней преградой, он слышал, что
происходит на уроке. От деревянных досок пола отбивались баскетбольные
мячи, спортивная обувь издавала противный звук при скольжении, врезаясь в
уши резким скрипом. Юнги замер в коридоре, ощущая, как сердце выскакивает
из груди, загнанно врезаясь в клетку рёбер. Рука лежала на ручке, но смелости
открыть дверь не хватало. Если он вот так при всех позовёт Чимина, не вызовет
ли это лишней вони?

Пока он лихорадочно соображал, как поступить, за дверью послышался


глухой удар, будто кто-то упал. Поднялся сумбурный шум голосов, в котором
преобладал отчётливый приказ «Лежи», мячи перестали пружинить о твёрдый
пол. Лишь спустя мгновение и несколько болезненных стонов, Юнги понял, что
вместо корзины подачи летят в кого-то, глухо ударяясь о тело. Думать о том,
кем может оказаться этот несчастный, времени не было, он просто рванул дверь
на себя и влетел внутрь.

Пак Чимин лежал посреди площадки в позе эмбриона, прикрывая лицо


руками и подтянув колени к животу, пока со всех сторон в него летели пасы
жестоких студентов. Все до единого одноклассники стояли по кругу зала и
яростными бросками кидали мячи в сжавшегося в клубок парня. Массовое
помешательство. Они не просто травили его словесно, они нападали толпой,
давили инстинктами, заставляя слабого саба подчиняться, и безжалостно
наносили физический урон. Пятнадцать на одного — это уже слишком.

Юнги закричал, что есть сил, хватая подкатившийся к его ногам мяч, и
швырнул его со всей дури в ближайшую злорадно ухмыляющегося рожу,
прицельно разбивая нос. Кровь брызнула на белую футболку и послышался
громкий вой. Сменившиеся обстоятельства, неожиданно ворвавшаяся новая
переменная вывела атакующих из кровожадного транса. Руки, занесённые для
паса, замерли в воздухе, а лица некоторых казались шокированными. Мин
подскочил к Чимину и попытался оторвать его руки от лица, говоря, что это он,
что всё в порядке. Сверкая чистой яростью в глазах, он обвёл взглядом каждого,
кто стоял, замерев с мячами в руках, и медленно стал поднимать Чимина на
ноги.

— Суки, только попробуйте, я от вас живого места не оставлю. Вырежу всех


нахер по одному, когда вы не будете ожидать удара.

Градус коллективной агрессии резко упал, вид крови привёл их в чувство,


крик на грани, или угроза, но это помогло. Юнги смог вывести Чимина в коридор,
поддерживая своим плечом.

— Фу, блять, педики. — Чувак с носом, похожим на спелую сливу, плюнул


себе под ноги, выражая крайнюю степень отвращения. Вот только ничего он
Юнги сделать не мог, кроме как бросаться вдогонку плоскими ярлыками,
держась за разбитый шнобель. Невелика честь гнобить слабого, прикрываясь
чужими спинами.

Покидая помещение, Юнги не забыл отсалютовать узколобым дебилам


средним пальцем. Когда-нибудь каждого из них догонит карма.

— Цел? Идём в медпункт, — голос Мина дрожал от злости, отравляющее


желание мести ядом разливалось по венам, жгло и разъедало последние капли
терпения. — Кто это начал? Скажи мне, кто был первым?
25/333
— Какая разница, Юнги? Разве это что-то изменит? Ты не можешь убедить их
промытые с пеленок мозги в том, что быть иным — не преступление. Для них мы
— уроды, бесполезные и бессмысленные для общества существа. Мы — раковая
опухоль, мешающая им жить спокойно. Сколько бы ты не махал кулаками,
никогда не станешь для них человеком, равным в правах или достойным
уважения. Особенно, если ты такой жалкий саб, как я. Просто забудь, я в
порядке, — Чимин говорил тихо и двигался как-то странно, переставляя одну
ногу слишком медленно, получалось, будто он идёт боком. Глядя на это, Юнги
просто психанул и запихнул его в первую открытую аудиторию.

— Зачем мы... — дальше Чимин не успел договорить, потому что Юнги


захлопнул дверь и рывком повернул парня к себе спиной. Он молча задрал
кофту наверх и стащил с него спортивные штаны до коленей.

— Блять, как и ожидалось — полный пиздец, — Юнги не мог подобрать слов,


чтобы выразить своё негодование. Спина выглядела действительно ужасно:
сорванный пластырь висел бесполезными кусками, открылось кровотечение из
самых глубоких порезов, повсюду были красные пятна от жестоких ударов.
Бедро тоже пугало херовым состоянием, ещё вчерашние ушибы переливались
синими, фиолетовыми и багровыми синяками. Юнги доводилось видеть и похуже
результаты некоторых крайне экстремальных сессий, но это не добровольно, не
аккуратно, не безопасно.

Чимин держался вплоть до этого момента, но услышав, как даже суровый


Мин охнул, сначала захныкал, а затем начал оседать на пол, переходя на тихий
плач. Он цеплялся за край первой парты и пытался не упасть на пол.

— Уведи меня отсюда, прошу тебя. Мне так больно. — Юнги слышал его
просьбу, но всё, о чём он мог думать, — это вернуться и убить. Наблюдая, как
Чимин силится одеться, прикрыть своё раненое тело, Мин прогорал от
ненависти к жестокому миру дотла. Бывают моменты, когда всё летит к чертям,
потому что ты делаешь выбор.

— Прости. Я обязательно выведу тебя, только подожди здесь немного. — Пак


не успел даже поднять руку, чтобы ухватиться за рукав, чтобы удержать, а
Юнги уже скрылся в коридоре, на бегу доставая тяжёлые ключи из кармана. Они
хорошо помещаются в кулак и придают ударам чуть больше разрушительной
силы.

Когда он достиг дверей спортзала, прозвенел звонок и ученики стали


выходить из аудиторий. Очередью по одному покидали спортзал уроды,
которым он собирался начистить рожи. Они непринуждённо разговаривали
между собой и вели себя так, словно ничего не произошло. И даже хуже: они
беззаботно смеялись, довольные жизнью, грёбаные твари. Среди них шёл
доминант, недавно получивший свою метку. Это точно он приказывал Чимину
лежать и не двигаться, пока остальная свора безнаказанно творила бесчинство,
идя на поводу зверского решения.

В большинстве случаев сабмиссив не может ослушаться прямого приказа от


доминанта. Теоретически это возможно, но только не со своим истинным
Мастером и не для такого податливого, как Чимин. И они все об этом знали, он
был совершенно беспомощен.

26/333
Юнги вспыхнул, направляясь к высокому брюнету. Тыквообразная морда
сияла ликующим самодовольством, подонок гордился своей жестокостью и
властью. За то, как он использовал природу связи между Домом и сабом, ему
нужно отрезать его шовинистические яйца.

Уже с разбегу Юнги занёс руку для первого удара, и когда кулак врезался в
цель, он мог поклясться, что почувствовал, как зубы прорезали щеку. Рядом кто-
то ахнул от неожиданности. Второй удар пришёлся по тому же месту, и брюнет
шокированно осел, сплёвывая сломанный зуб с кровавой слюной. Юнги
склонился над ним, сверля яростным взглядом. Он тяжело дышал, не справляясь
с нахлынувшими эмоциями. В нём кипела злость такой силы, что голос разума
отступил. Адреналиновая вспышка поглотила, вогнала в состояние аффекта.
Где-то внутри его души что-то ломалось и крошилось, разлеталось прахом.

— Что ты творишь? — Кто-то пытался оттолкнуть его в плечо, но Юнги


крепко вцепился в белый воротник, собираясь выбить дерьмо из этого гада.

Вокруг смыкалась толпа улюлюкающих учеников. Они обступали дерущихся,


словно на ринге, собираясь наблюдать за поединком. Только в отличие от
профессионального бокса, тут происходили бои без правил, жестокие и
безжалостные. Со всех сторон в барабанные перепонки врезались свист и
громкие крики. Был даже кто-то, кто поддерживал Юнги, ибо блядских
зарвавшихся Домов любят не все. Но он ничего не слышал, шум крови звенел в
ушах, когда он с силой тянул на себя трещащую по швам футболку и наносил
новые удары.

Друзья избитого брюнета долго на это смотреть не стали. Они окружили


Юнги и напали сразу трое. Его схватили сзади и заломали руки, заведя локти
вверх до тянущей ломоты в суставах. Вспышка боли врезалась под рёбра, и
воздух выбило из лёгких. Как только его оттащили от поверженного противника,
так сразу несколько кулаков обрушились на голову и по печени. Юнги не
успевал уворачиваться, он отбивался ногами, кусался и лягался головой.
Сражался, как на войне, а не в школьной потасовке. Не на жизнь, а на смерть.

А потом кто-то прицельно заехал по слабому месту под коленями, ноги


подкосились, и Юнги завалился на пол, врезаясь скулой в холодную плитку. Из
последних сил он старался прикрывать лицо и живот, принимая руками и ногами
пронизывающие удары. Острые носки, твёрдые каблуки, колени, они врезались в
тело, оставляя ушибы, повреждая внутренние органы. Избивающие его парни не
думали, что могут убить, они просто продолжали в ярком ажиотаже наносить
всё новые и новые удары. Это была заведомо проигрышная битва, одна из тех, в
которые Мин Юнги никогда не ввязывался. Но с появлением Пак Чимина в его
жизни все прежние принципы покатились коту под хвост.

Кто-то кричал, возможно, это был Чимин. Многие снимали происходящее на


видео, фоткали, тут же выставляя в социальных сетях. Одинокие жалостливые
взгляды цепляли едва дышащего сквозь боль Юнги, но никто не решался
вступиться. Чимин не мог пробраться к нему. Его толкали где-то к конце
коридора, забитого любопытными учащимися.

«Надеюсь, кто-то вызовет скорую. Чимину нужно в больницу», — было


последней связной мыслью. В глазах мутнело, во рту ощущался слабый
металлический привкус крови, истерзанное тело перестало сигнализировать в
мозг о чём-либо. Болевой шок накрыл Юнги, и наступила спасительная темнота.
27/333
28/333
Примечание к части Begin - (анг.) начало.

SomethingALaMode – Little Bit of Feel Good (feat. Adam Joseph)

Begin

Руки дрожали, всё тело ныло и пульсировало огнём, но всё это было
мелочью по сравнению со страхом за другого. Чимин поправил на себе одежду,
как мог, и двинулся следом, уже и так безбожно опаздывая. Роковая ошибка
совершалась, и он не мог никак её предотвратить. Выходя из аудитории, он уже
слышал шум из-за угла коридора, пришлось бежать на грани своих
возможностей.

«Юнги, не надо», — непроизнесённая отчаянная просьба звенела в голове,


когда Чимин сворачивал к источнику гула. Вид возбуждённой толпы,
собравшейся вокруг чего-то, подтверждал самые страшные опасения.

Вокруг драки смыкалась такая плотная давка — не пройти. Чимин ломился


напрямую, желая остановить неотвратимое. Все кричали, толкались,
безнадёжно попадали по ушибам и ранам, отчего нога постоянно норовила
подогнуться, а спину жалило пронзительными волнами боли. Чим старался
игнорировать их и просто расталкивал всех локтями, виновато глотая слёзы. Он
слышал, как где-то там впереди Юнги сдержанно сквозь зубы шипит проклятья,
слышал, как люди кричат: «Давай, вышиби из него дерьмо». Десятки телефонов
снимали на видео происходящую стычку, слышались ставки и вопли в
поддержку, а затем всё перевернулось и драка один на один превратилась в
безжалостное избиение.

Первые ряды зрителей стали непреодолимой преградой, сколько бы Чимин


не бился о их спины, руки, плечи, он не мог протолкнуться внутрь круга, любое
столкновение отдавалось в теле разрывающими вспышками. Он мог только
кричать, просить остановиться и смотреть сквозь мелькающие промежутки
между застывшими телами, как взгляд Юнги отрешённо устремляется в никуда,
пока в его тело врезаются неистовые пинки. Лютое, зверское насилие, не
имеющее ни смысла, ни оправдания. А людям вокруг это нравилось, они задорно
поддерживали напавших со спины гадов, переворачивая всю суть человечности.

Бессилие и безнадёга рвали душу на части, вырывая с корнем веру в людей,


по всему коридору разлетелся полный ужаса крик: «Хватит». Ему тихо вторили
несколько голосов, но общее безумие и кровожадность захватили
столпотворение. Слабые попытки вразумить нападавших тонули в шуме
восторженных наблюдателей. Чимин слабо осел, падая на колени, он тянулся к
Юнги сквозь ноги стоящих над ним учеников и мысленно молился, чтобы всё это
закончилось. Самое страшное, что ему пришлось видеть в этой жизни,
происходило на его глазах прямо сейчас.

«Лучше бы ты оставался эгоистично стоять в стороне, как раньше, и не лез в


мои дела», — Чимин сожалел, искренне и драматично сожалел о том, что он
нуждается в помощи и о том, что первый, кто оказал ему эту помощь, сейчас
лежит разбитый на грязном полу.

Мин Юнги совсем не двигался, казалось, что он даже не дышит. Его нога
была вывернута под пугающим углом, а красивое лицо заливало кровью из
29/333
рассечённой брови. Град ударов стихал, не получая видимого сопротивления.
Худощавое тело последний раз дёрнулось от особо сильного удара и по инерции
перевернулось на живот. Ужасно, он был будто тряпичная кукла, а не живой
человек.

С другого конца коридора послышался звук свистка и топот, учителя


приближались, вызванные кем-то из сознательных студентов. Как всегда очень
вовремя.

Свидетели и участники начали разбегаться по классам, коридорам и этажам.


Чимина, в оцепенении сидящего на полу, цепляли то с одной стороны, то с
другой. В плечо врезалось чьё-то колено, тяжёлый ботинок прошёлся катком по
ноге и парень взвыл, хватаясь за лодыжку. В полном хаосе всё перепуталось,
перевернулось с ног на голову. Вдруг сильные руки подхватили его и подняли с
пола. Резкое движение отозвалось в теле новым приступом боли, но если бы не
это, его бы затоптали.

— Вызови скорую, Чимин, — Чон Чонгук хмуро бросил короткий взгляд и


двинулся прочь, теряясь меж остальных убегающих свидетелей. Чимин в
недоумении проводил глазами высокую фигуру и потянулся за телефоном,
напрочь забывая, как звонить в скорую помощь.

Подбежавший завуч хватался за голову и рвал на себе волосы. Пока


остальные преподаватели неслись за учениками, пытаясь задержать
виновников, он присел около бессознательного Юнги. Чимин судорожно пытался
набрать номер спасательной службы и, заикаясь, диктовал адрес. Директор
школы получит много проблем, небывалый скандал, уже просочившийся в
интернет, к вечеру будет в новостных выпусках.

***

Всё происходило в каком-то тумане. Сирена, крики, врачи, полиция. Кого-то


вели в участок, кто-то давал показания, родители учеников уже были тут как тут
и защищали своих отпрысков любыми правдами и не правдами. И только Юнги
молча лежал на каталке, пока его везли к выходу из школы. Чимин семенил
рядом, волоча за собой немеющую ногу. Его о чём-то спрашивали, что-то
пытались объяснить, но он мог лишь мотать головой из стороны в сторону и
смотреть на спокойное лицо своего неудачливого спасителя. Шок сковывал все
мыслительные процессы, физическая боль отошла на второй план, главным
стало лишь ритмичное движение груди, означающее, что Мин всё ещё дышит.

Двери машины скорой помощи распахнулись и выехала конструкция


передвижной реанимации. Юнги на три-четыре переложили на кушетку и
начали подключать к электрокардиографу и капельнице.

— Кто-то должен поехать с нами. — Высокий мужчина в медицинской


костюме навис над Чимином и с подозрением оглядел его перекошенную позу. —
Ты, парень, с нами поедешь в любом случае. И позвоните родителям этого
бедняги, — он махнул головой на Юнги и направился к машине.

С этим были проблемы. Чимин знал, что господин Мин болен, видел его в
кресле-каталке в конце прошлого учебного года и понимал, что Юнги, скорее
всего, держит все свои школьные неприятности в тайне, чтобы не причинять
лишних беспокойств. То, каким он выглядел тогда возле отца, засело в памяти
30/333
невероятным событием. Чимин до сих пор не мог забыть его сверкающую
улыбку, не похожую на привычный хищный оскал.

Глядя на ужасное состояние Юнги и понимая, что это его вина, Чимин хотел
хоть как-то помочь. Нужно было быстро сообразить, как выйти из ситуации, пока
они не прибыли в больницу. За лечение придётся заплатить, а если понадобится
операция, то без разрешения опекуна никак. У Чимина с собой ни документов, ни
денег, он опекуном и себе-то не выступит. А обратиться не к кому, разве что... но
это плохая идея. Доставая телефон и набирая сообщение, Чимин понимал, что
это очень плохая идея.

«Помоги мне. В больнице будут нужны деньги и твоя подпись, как опекуна.
Прошу». — Сообщение отправлено, и сердце сжалось в тревоге. Он может
отказаться или не ответить вовсе. С Чонгука станется. Но уже буквально через
минуту пришло уведомление.

«Меня это никак не касается. Разбирайся сам», — Чимин прочитал


ожидаемый ответ, ни капли не удивляясь, и перешёл в наступление:

«Хён, пожалуйста. Я не могу просить родителей, они меня убьют». — Чонгук


знал об этом, потому что каждый раз, провинившись перед родителями, Чимин
приходил к нему домой и торчал под окнами, пока его не пустят внутрь. Чон
гнал его, как вшивого пса, каждый раз, когда видел, а тот всё равно
возвращался. Дружбой это нельзя было назвать, отношениями тем более, скорее
убежищем на крайний случай.

«Звони кому-то другому, родителям Мина, мне поебать, я не обязан за тобой


приглядывать». — Сообщения приходили сразу же и в голове звучали холодным
и колючим тоном, которым несносный хён сказал бы это вголос.

Доминант, ещё и значительно старше, Чимин считал, что он-таки обязан за


ним приглядывать, но Чон упорно продолжал отмахиваться от него, делая вид,
что не понимает чувств младшего.

Чон Чонгуку уже девятнадцать, но он до сих пор на последнем году обучения


в старшей школе. Куда он потерял два года своей жизни, парень никогда не
рассказывал, всё, что о нём было известно, — Чонгук живёт один, много курит и
надменно ненавидит всех без разбору. Преисполненный гордостью и каким-то
таинственным отрешённым отношением к людям, Дом отрезал от себя любые
социальные контакты свыше необходимых. Чимин не был необходимостью,
наоборот, он был лишней и нежеланной связью, тянущим ко дну грузом,
который почему-то никак не хотел отцепиться и утонуть самостоятельно, как
все прочие, но отпугнуть его от себя не получалось.

«Послушай, ты, засунь свою заносчивость себе поглубже в зад и помоги


мне!» — Чимин понимал, что так спровоцирует попытку своего убийства, но для
того чтобы прикончить его, Чонгук будет обязан явиться лично, а именно это и
нужно.

«Ну всё, тебе пиздец, мелкий». — От этих слов стало немного не по себе, но
слабая улыбка всё равно откуда-то взялась на губах. Пусть так, пусть потом
злится и извергает пламя, главное, что придёт.

***
31/333
Юнги осмотрели и заключение было весьма пугающим. Ничего смертельного,
но в сумме повреждений довольно много: подозрение на сотрясение мозга,
рассечена бровь, смещение челюсти, сломано три ребра и выбито колено, почки
отбиты, по всему телу кровоподтёки и ссадины. Получив необходимую помощь и
обезболивающее, парень дремал, практически весь скрытый бинтами.

Чимин сидел на соседней кушетке и шипел сквозь зубы на медсестру,


которая занималась его собственными травмами. Чон Чонгук, сверкая злобным
взглядом, заполнял документы у стойки регистрации. Он всё-таки пришёл, хоть
и открыто демонстрировал недовольство. Неподалёку от него сидели два
полицейских, готовых взять показания о происшествии в школе, как только
Юнги придёт в себя.

Чимин лихорадочно прокручивал в голове все возможные варианты, что


будет лучше говорить полиции, а о чём стоит умолчать, и стоит ли вообще
открывать рот. Что если потом будет только хуже? Если ничего не изменится, то
их уроют, съедят заживо.

Медсестра снова грубо ткнула в порезанную спину, и Чимин не сдержал


громкое: «Айщ». Чонгук как раз подходил ближе и хищно улыбнулся от этого
звука.

— Что, больно? — Он стоял прямо напротив, почти касаясь своими ногами


коленей. Держал руки в карманах мешковатых джинсов и недовольно
постукивал носком тяжёлых ботинок по белоснежной плитке пола. Весь его вид
источал негодование и мстительное удовольствие.

— Тебе на радость, — Чимин прекрасно понимал, что он для Чона — лишний


геморрой, особенно, когда окончание школы было уже не за горами и всего-то
требовалось несколько месяцев не особо светиться и успешно сдать экзамены.
Не то чтобы Чонгуку что-то грозило от общения с Чимином, его все так боятся,
что не тронут, но так было всем спокойнее. В стенах «ада» они не общались, да
и вне их тоже не особо поддерживали связь, только когда Чимину нужна была
срочная помощь или его преодолевала невероятная тоска и одиночество, он
брёл к знакомому дому, в надежде на неласковый приют. Каким-то чудом ему
удавалось иногда пробиться сквозь выстроенную стену ограды и урвать
колючего общения с вечно недовольным его присутствием хёном. Слабость и
беспомощность Чимина была его главным оружием против угрюмого Дома,
неспособного устоять перед его мягкостью и открытостью.

— Действительно. Не пропустите на нём ни одной царапины, тщательно всё


обработайте, — теперь высокий брюнет обратился к медсестре, взмахнув рукой
в подобном жесте, будто красит забор, держа в руке кисточку. — Я заплатил за
это и требую качества.

Молодая медработница оценила шутку и кокетливо улыбнулась, подмечая,


как перекатываются мышцы брюнета на открытых в футболке руках. Чимин
даже оглянулся проверить, почему неприятная процедура прекратилась.
Соблазняющий взгляд девушки-саба его задел, и в груди, не понятно откуда,
всколыхнулось чувство ревности. Такое абсурдное в его положении.

— Я ночую сегодня у тебя, домой я таким не заявлюсь. — Обычные вроде бы


слова между друзьями сопровождались скольжением руки от колена вверх по
32/333
бедру до самого тяжёлого пояса с пряжкой. Чимин поднял глаза, находя
насмешливый взгляд и тут же стушевался, понимая, что выдал себя с
потрохами. Совсем не типичное для него поведение. Нарвался на неприятности,
так ещё и шокировал ни в чём не повинную медсестру.

— Как хочешь, не пожалей только потом, Чимин-и, — хмыкнул Чонгук и


щёлкнул мелкого по носу. В его слегка хриплом голосе перекатывались
властные нотки, от этого звучания по коже Чимина, как и девушки позади него,
прошлась волна будоражащих мурашек. Чонгук не впервые угрожал ему,
играясь с чувствами, но дальше слов никогда так и не заходил, до этого
момента, по крайней мере, не заходил. — Ты мне должен вернуть всю сумму
лечения, проценты сверху приветствуются.

Чимин проглотил ком, ощущая лёгкую дрожь. Что-то изменилось. Его взгляд
метнулся к спящему Юнги, и пришлось признать, что никуда он сегодня не
пойдёт. Не может оставить Мина тут одного.

— Я обязательно всё верну, можешь не сомневаться. Но чуть позже, когда


заработаю. И... спасибо тебе, правда. — Чонгук кивнул и продолжил смотреть на
чиминовы губы, будто читал по ним, а не слушал. Он действительно всей душой
ненавидит людей, сегодняшний день лишний раз показал, что это заслуженное
отношение. Но Чимин умудрился как-то выпасть из этой категории, иначе
невозможно объяснить, почему Чон стоит здесь и всё ещё не прибил мелкого
паразита.

— Ладно, сегодня можешь остаться в живых, я ухожу. И не пиши мне, пока


не будешь готов вернуть деньги. — Даже не бросив беглого взгляда на красивую
девушку в белом халате, Чонгук махнул Чимину на прощание и двинулся на
выход. Покидая помещение он задумчиво обернулся и какое-то время смотрел то
на Чимина, то на Юнги. В его мыслях складывались звенья и шестерёнки,
формируя цепочки и схемы. Приставучий Пак ему нафиг не нужен, но почему-то
мысль, что тебя променяли на кого-то другого, радости не приносила. Впервые,
он готов был признать, что где-то в глубине души тлеет совсем крошечное, как
самая дальняя звёздочка галактики в объективе дешёвого телескопа, желание
видеть кого-то рядом с собой, как бы сложно это ни было.

Когда последний виток бинта лёг на кожу, и Чимин снова стал похожим на
мумию, правда, чуть меньше, чем Юнги, пришло время будить Мина. При риске
проявления сотрясения мозга положено будить больного каждый час, дабы не
пропустить симптомов и избежать осложнений.

Медсестра прикатила маленькую табуретку и предложила Чимину самому


разбудить друга. У него подрагивали руки, и слова застревали в горле.

— Эй, Юнги, — Чим легонько потряс его за плечо, стараясь не сильно


тормошить больного. Ресницы слега дрогнули, но полностью парень так и не
проснулся. — Юнги-и-и, — сменив тактику, Чимин начал легко гладить его руку,
спускаясь от плеча к кисти, а затем взял ладонь в свою и поднёс к губам,
импульсивно и бездумно касаясь, — проснись.

Через несколько коек влево пожилой мужчина поднял руку с пультом и


нажал на кнопку включения. Экран телевизора загорелся и из динамиков
полился высокий голос диктора.

33/333
«В одной из школ Сеула старшеклассники жестоко избили одноклассника-
представителя нетрадиционной ориентации. Видеозапись инцидента выложили
в Сеть.

На видео подростки во время перемены сцепились в безжалостной стычке.


Инициатором драки стал шестнадцатилетний юноша, пытавшийся отомстить за
издевательства над своим другом-сабмиссивом. Молодой человек пытался
нанести тяжёлые телесные повреждения обидчику, но на него набросилось
сразу несколько противников, которые, сбив свою жертву с ног, начали бить его
ногами, пока в конфликт не вмешались учителя.»

«Скандал и правда набирает обороты. Надеюсь, это разойдётся с огромным


резонансом и затронет многих. После того как видео увидят, невозможно будет
и впредь закрывать глаза на дискриминацию и насилие в школах. Пришло время
с этим бороться», — подумал Чимин. Сам он никогда бы не решился выступить
против, просто мечтал дожить до выпуска, но возможное наказание для
мучителей его радовало.

«Инцидент произошёл девятнадцатого ноября в одном из классов школы


Сеула. Как установили полицейские, в результате ссоры между учениками
шестнадцатилетние подростки нанесли друг другу множественные удары.
Одного пострадавшего доставили в больницу без сознания, где медики
зафиксировали ряд повреждений. Остальные отделались лёгкими травмами», —
сообщили в региональном управлении Министерства Внутренних Дел.

Сейчас инспекторы по делам несовершеннолетних ведут разъяснительную


работу с учителями, детьми и родителями на предмет исключения подобных
случаев, отметили в ведомстве».

Светлый лоб нахмурился, брови сошлись у переносицы, и Юнги захрипел,


выдавая тяжёлый стон:

— Вырубите это к хуям, не могу слушать.

Его голос проехался наждачкой по ушам, но раз мог материться, значит, —


живой.

— Как ты, придурок? — Чимин продолжал держать холодную руку в своей,


цепляясь взглядом за напрочь счесанную кожу.

— Вот уж спасибо, это так ты героя величаешь? — прочистив горло, Юнги


попытался подняться, но не смог и головы оторвать от подушки. Тяжело
вздохнув, он печально осмотрел себя, глянул на настенные часы и снова закрыл
глаза. На работу он сегодня не попал, к превеликому сожалению.

— Героя? Ты — сумасшедший кретин, Юнги, а не герой. Зачем? Вот объясни


мне, на кой хер ты вдруг решил бороться за справедливость и полез на рожон
против полчища этих зомби? Лучше бы ты дальше дымил за углом школы на
переменах, а не кулаками махал. Ещё и из-за меня, — Чимин совсем поник, снова
борясь с подступившими слезами. Он не такая уж и тряпка на самом деле, но всё
это слишком.

— Я просто сорвался, ванна моего терпения переполнилась, и я залил


соседей, — он ещё и шутить пытался в такой-то момент. Ну точно мозг
34/333
повредил.

— Я схожу за кофе. Мне тебя ещё каждый час будить на случай, если это
сотрясение мозга, хотя, как по мне, там и сотрясать нечего. — Чимин поднялся,
скрипнув больничной табуреткой на колёсиках, и удалился в холл за
стаканчиком растворимой жижи под названием кофе.

В коридоре было тихо и спокойно, захотелось остановиться и прижаться


лбом к прохладной поверхности. Ровное глянцевое покрытие светло-голубых
стен выглядело по-больничному безлико и пусто. Парень стоял один, погружаясь
в свои размышления, он отдавался нахлынувшим треволнениям и не знал, как
действовать дальше. Совсем запутался и чувствовал себя загнанным в ловушку.

Входная дверь скрипнула, по коридору эхом разносились чужие шаги,


твёрдые широкие каблуки отчётливо врезались в плитку, и звук отбивался от
стен, умножаясь и стихая. Чимин не обратил на них внимания. Постороннее
присутствие его не интересовало до момента, пока чужая рука не легла на шею,
крепко сжимая. Грудью он ударился о стену, и от неожиданности воздух
покинул лёгкие, сердце ушло в пятки. Под кожей прокатился страх, когтистой
лапой стягивая горло. Щека впечаталась в гладкую поверхность, губы
перекосились, искривляя лицо в гримасе. Горячее дыхание опалило кожу возле
уха. Чужая ладонь опустилась на ягодицы и сжала округлые формы. Краем
глаза Чимин заметил знакомую белую футболку и облегчённо выдохнул.

— Что, если это я, то не так страшно? — Чонгук рычал где-то в районе


макушки, прижимаясь сзади всем телом. — А зря, меня стоило бы бояться
больше всех остальных.

Он остался, поддался неожиданному порыву и решил подождать, пока Чимин


не выйдет наружу. Это было бессмысленно и глупо, но все инстинкты доминанта
трубили и толкали на безумные поступки. Раньше он справлялся, держал себя в
руках, но сейчас, когда Чимину больно от легчайших прикосновений, в голове
рождались ужасные вещи, они пугали и возбуждали одновременно.

— И что ты собираешься делать? — Чимин терялся в своих ощущениях: его


волновало, что кто-то может в любой момент зайти с улицы или выйти из
приёмной и увидеть их, но по телу разливалась волна жара, и он знал, что если
услышит приказ, то тут же грохнется на колени. Так было всегда рядом с этим
человеком. Хотелось просить отпустить и не отпускать одновременно. Так
спокойно и защищёно было в сильных руках.

Сколько моментов между ними пробегало, когда они ночевали вместе у


Чонгука, сколько раз Чимин хотел вот так стоять зажатым в углу, чувствовать
жар и силу. Но сейчас был действительно неподходящий момент, и неожиданно
внутри нашлись силы противиться, сопротивляться.

— Не думаю, что это хорошая идея.

Чонгук замер, затаив дыхание. Это происходит на самом деле? Он сам


тянется к Чимину, идёт ему навстречу, а тот противится и отталкивает. Не
наоборот, а именно так? Как это вообще стало возможным?

Схватив притихшего Пака за плечи, доминант развернул его к себе лицом и


уставился пронзительным взглядом. Искал там ответы на свои неожиданные
35/333
вопросы и видел ещё больше загадок и секретов. Тонкая лента ткани съехала,
приоткрывая высокую шею. Стала видна тёмная полоса чернильной метки.
Чонгук бесцеремонно оттянул ленточку ещё ниже, разглядывая и даже касаясь.
Цельная, идеально ровная широкая линия, всё ещё скрывающая от носителя имя
родственной души. Значит, это не Мин Юнги.

— Тогда почему? — Чонгук не понимал, он хотел услышать ответ.

— Я всё ещё не знаю имени и всё ещё думаю о тебе, но сейчас я должен быть
рядом с другим. Я просто обязан.

36/333
Примечание к части Stigma (анг.) - пятно, клеймо, метка.

Charlie Puth – Suffer (Vince Staples & AndreaLo Remix)

Олд фэшн* - распространенный вид бокалов для виски.

Stigma

— Если ты кому-то чем-то и обязан, то только мне, — Чонгук


выходил из себя, сильнее сжимая плечи Чимина в своих руках. Он приблизил
своё лицо и хрипло прошептал почти в губы. — Кто он для тебя? Кто он такой,
чтобы ты просил меня о помощи для него?

— Чонгук, в твоём отношении ко мне что-то изменилось? — Чимин звучал


ровно, но едва стоял на ногах. Его колени грозили подкоситься в любой момент.

Никогда Чон Чонгук не вёл себя так перед ним. Ни разу он не позволил себе
проявить и десятой доли столь горячего интереса, ни разу не показал и тени
желания. Всегда только отталкивал, заставляя на расстоянии восхищаться
своей холодной отстранённостью. А сейчас он безбожно обжигал своим
дыханием, вскользь касаясь и жестко сжимая, был запредельно близко, и это
пугало и интриговало их обоих.

— Он целовал твои губы? — От тихого рычания по телу побежали мурашки, а


от близкого контакта кожу покрыла испарина. — Он касался тебя? Его руки были
здесь? — Большая ладонь Чонгука легла на раненую талию, вызывая
сдержанный стон боли, затем спустилась ниже, оглаживая ягодицы и сжимая
их. — Он прикасался к тебе тут? — Рука прошлась по бедру и накрыла пах.
Чимин прикрыл глаза и запрокинул голову назад. Теряя себя, он царапал зубами
нижнюю губу, и Чонгуку приходилось бороться с соблазном, силы которого он
доселе не знал.

— Да, — тихо сорвалось с искусанных губ, и Чонгук взвыл, врезаясь кулаком


в стену.

— Блять, Чимин, — он вжал дрожащего парня в стену и навалился всем


телом сверху, игнорируя болезненный вскрик. — Я слышу, как твои волосы
пахнут моим шампунем, будто ты помечен мной, как моя собственность. Я знаю,
что мои простыни всё ещё хранят твой запах, с прошлой ночи в моём доме
повсюду остались следы твоего присутствия. И это сводит меня с ума. Я
позволял тебе всё и даже больше, я был терпеливым и понимающим и что
получаю взамен? Ты гонишь меня прочь? Из-за него?

— Ты сам повторял мне сотни раз, что я тебе не нужен, — Чимин отвечал с
придыханием, тянулся навстречу совсем немного, почти незримо. Добавляя в
голос немного обиды и оправдания.

— Поэтому ты подставил зад первому попавшемуся, а после пришёл


ночевать ко мне, как ни в чём не бывало? Ты меня вообще ни во что не ставишь?

— Что ты хочешь от меня услышать, Чонгук? Я должен сказать тебе, что мы


не переспали? Что он просто обрабатывал мои раны, и мы немного увлеклись? Я
должен доказать тебе, что всё ещё никому не принадлежу и что ты можешь
37/333
взять меня, если того пожелаешь? Чего ты хочешь от меня, скажи! Потому что я
не понимаю, — Чимина прорвало, несдержанно сорвалась просьба, что давно
жгла язык, и он шипел, как обиженный кот. А Чонгук просто сурово сопел где-то
в районе уха, прокручивая в голове один отрывок услышанной фразы.

— Немного увлеклись, — чётко и по слогам процитировал он, словно пробуя


слова на вкус. Они оказались горько-сладкими. — Когда в следующий раз
решишь прибежать ко мне, вспомни вот что: я больше не буду сдерживаться. Я
обещаю тебе, что увлекусь и сделаю это гораздо сильнее. — Чонгук оттолкнулся
от стены над головой застывшего Пака и двинулся к выходу. Он размашисто
шагал и откровенно поправлял приносившее дискомфорт возбуждение.

Чимин шокировано провёл взглядом его внушительную, стремительно


удаляющуюся фигуру и попытался осознать, что только что произошло. Он
окончательно растерялся и не знал, как ему относиться к прозвучавшему
обещанию. Человек, на которого он привык полагаться, парень, которым он
втайне восхищался и от которого испытывал трепетный ужас, находясь вблизи,
только что признал, что претендует на него. Это признание оказалось большой
неожиданностью и несло в себе слишком много подтекста, проникая в голову
сомнениями и догадками. Юнги и Чонгук — люди, которыми Чим восхищался,
вдруг оказались ближе, чем он мог себе представить. И теперь он оказался там,
где и не надеялся в этой жизни, — на перекрёстке выбора.

***

Чонгук и сам не знал точно, чего хочет от Чимина. Ответ получался слишком
неоднозначным. Он вылетел на улицу и ощутил, как прохладный воздух
коснулся разгорячённой кожи. Ноги сами несли в бар, где он обещал себе
больше не показываться. Знакомый район замелькал давно позабытыми
переулками. Чонгук старательно обходил эти места всё то время, что снова жил
тут, чтобы избежать искушений, но сегодня он сорвался.

Дыра долго оставалась в прошлом вместе со всеми пережитыми там ночами,


сломанными судьбами и разбитыми людьми. Ведь для него она никогда не была
убежищем, она стала отправной точкой в ад, поселив тогда в юном сердце тьму.
И сейчас эта тьма рвалась наружу, просила выхода. Чимин, такой сексуальный,
нежный и ранимый, он запустил механизм замедленного действия, и с минуты
на минуту взрывчатка должна была рвануть, выпуская наружу сокрытое.

Дорога пролетела смазанным пятном и вот уже в зоне видимости три


короткие ступеньки вниз и вход под козырьком. Тяжёлая дверь оказалась не
заперта, во второй половине дня бар, как правило, был открыт и понемногу
наполнялся людьми, чтобы к вечеру там негде было яблоку упасть. Переступая
через высокий порог, Чонгук пропустил сквозь себя дрожь былых событий. До
боли знакомое место рождало тяжёлые воспоминания. Возле стойки
администратора стоял всё тот же владелец, за пару лет набравший в весе и
заметно полысевший. Его изучающий взгляд ощупал школьную форму, и густые
брови недовольно сошлись на переносице. Детишкам тут не место. Затем
мужчина рассмотрел лицо посетителя, и тень узнавания блеснула в его глазах
вместе с долей страха и удивления.

— Не думал тебя здесь снова увидеть. Когда ты вышел? — Мужчина обошёл


стойку и встал напротив, скрестив руки на груди. Его поза говорила о том, что
Чонгук тут нежеланный гость. Ну, это он мог понять и сам, всё-таки в последний
38/333
раз его выводили отсюда в наручниках, после того как он знатно искалечил
своего партнёра. Далеко не первого по счёту.

— Пару месяцев назад. Вот даже в школу вернулся, — дёргая на себе


форменный пиджак, парень улыбнулся, сверкнув недобрым взглядом. Раз уж он
пришёл сегодня, то вариант развернуться на пороге не прокатит.

— Ты уверен, что тебе тут будут рады? Я, знаешь ли, не особо люблю
отмывать кровь со всех поверхностей комнат. Слишком затратно.

— Не переживай, с этим я завязал. Выпью пару бокалов виски и свалю. Если и


найду себе задницу по вкусу, уведу к себе, — украшая обещание белозубым
оскалом, Чонгук двинулся к лестнице, ведущей на второй этаж. Звуки бара
манили его, горло давно пересохло и требовало порцию крепкого алкоголя.

— Мне не нужны неприятности, парень. Одна жалоба, и я звоню копам, —


владелец Дыры смотрел на него с осуждением, как на сорвавшегося наркомана,
отчего Чонгук даже пожалел, что заявился сюда. Но это тут же прошло, ведь
наверху его ждала знакомая комната с атмосферой колоритного английского
паба.

— Без проблем, старик. — Его шаги гулко отдавались эхом, когда ноги
касались старинных деревянных ступеней. Винтовая лестница вывела его на
площадку, и в груди что-то ностальгически всколыхнулось. Случалось в этом
месте не только ужасное, сейчас он это осознал. Запах табака и дубовых досок,
красноватый приглушённый свет из тяжёлых плафонов, стилизованных под
газовые лампы, тихий равномерный шум нескольких посетителей и любимая
барная стойка, установленная посреди большого зала. Всё это было таким же,
ничего не изменилось. Атмосфера уютного дома и ощущение старины. И тягучая
тайна нижних комнат в витках сизого дыма.

Тут всегда царил полумрак, небольшие зоны, разделённые перегородками,


были отделаны кирпичом и тёмным деревом, обставлены грубой дубовой
мебелью и мягкими кожаными диванами. На стенах красовались разнообразные
детали декора: от вырезок со старых американских реклам, до автомобильных
номерных знаков и флагов футбольных команд. Как и в любом традиционном
пабе, главным элементом была внушающая уважение барная стойка с высокими
табуретами, а также выставка алкоголя, размещённая на полках.

На баре стоял светловолосый бармен, Джин, кажется, так его звали, он на


автомате протирал бокалы и ставил их сверкающими рядами, готовился к
вечернему наплыву людей. Чонгук двинулся к нему, попутно отключая телефон.
Если Чимину и приспичит написать, пусть ему это не удастся. Только не сегодня,
не в таком состоянии.

— Бокал вашего фирменного со льдом, — парень уселся на высокий стул,


вытягивая перед собой длинную ногу. Он значительно занимал пространство
вокруг себя и демонстративно светился на виду. Чонгук не искал себе
приключений намеренно, просто хотел оповестить старожил, что он вернулся.

— Мать моя женщина! Какие люди и без намордника. — Джин взял до блеска
натёртый бокал и кинул в него три кубика льда. Характерный звон порадовал
слух — праздник начинается. По стенке широкого низкого бокала потекла
светло-золотистая слегка тягучая жидкость, наполняя воздух богатым ароматом
39/333
душевного напитка с нотками торфа, ванили и тропических фруктов. — В
который раз повторю, что хороший виски лучше пить без льда, — добавил
бармен, поставив перед клиентом массивный олд фэшн*.

— И я в который раз отвечу, что ваше пойло только так и можно пить, —
Чонгук отправил парню ироничную, почти дружелюбную улыбку и осушил
полбокала в один глоток. Горло и язык обожгло терпким градусом, и внутри
разлилось приятное тепло. Удобно умостившись на стуле, Чон оперся локтями о
стойку и внимательно взглянул бармену в глаза. — Ну, что нового?

— И многое, и ничего. По мелочам всякого каждый день случается, но таких


ярких событий, как ты, тут не происходило. Надеюсь, ты не пришёл угробить
нашу репутацию очередной своей резнёй?

— Что ты, я покаялся и искупил свои грехи. Теперь вот только алкоголем
балуюсь, — договорив, Чонгук помахал бокалом и допил порцию виски, тут же
подставляя ёмкость для добавки. — Что, совсем без меня глухо было?

— Ну как сказать, бывают тут несколько интересных личностей. Смотря, что


тебя интересует, — Джин подливал клиенту и наблюдательно следил за
взглядами со всех сторон зала. Чонгука узнавали, шептались о нём и опасливо
зыркали на него вполоборота. — Особой популярностью в последнее время
пользуется один паренёк, правда он ещё даже не получил свою метку. И это
странно, если честно. Обычно такие шустрые ещё в пятнадцать щеголяют
браслетами, а этот регулярно оприходует сабов постарше и всё равно остаётся
не меченным. Хотя я пару раз слышал, что он и низом не брезговал.

— И как зовётся сей фрукт? — Чонгук заинтересованно поднял бровь, достал


пачку сигарет и жестом попросил пепельницу.

— Мин Юнги. — Джин поставил на стойку квадратную тарелочку из чёрного


матового стекла и отвернулся принять заказ. Чонгук же, услышав имя, чуть не
выронил сигарету. Так вот значит как. И здесь этот заморыш преуспел.

— Джин-и, друг мой, тащи сюда джину-у-у! — рядом пропел низким голосом
подошедший парень, размахивая призывно крупной купюрой. Чонгук
внимательно оглядел его снизу вверх, отмечая стильную обувь, эффектные
кожаные штаны на стройных длинных ногах и лёгкую блузу горчичного цвета с
объёмным бантом у шеи. Весьма оригинальный образ дополняла стильная
укладка на слегка осветлённых волосах. Лицо же шумного парня сразу
врезалось в память, оставляя отчётливый отпечаток на сетчатке глаз. Он был
прекрасен, не симпатичен, не красив, а именно прекрасен. Вот он идеально
подошёл бы, чтобы выбросить из головы несносного Пак Чимина и этого
неопределившегося ещё героя-любовника Мин Юнги, а заодно и давно затихший
голод утолить.

— Хэй, красавчик, давай я куплю тебе выпить, — Чонгук приосанился,


подавая вперёд заметно подкачанную грудь и расправляя широкие плечи. Он
уже подготовил свою самую сногсшибательную улыбку, давно запылившуюся за
ненадобностью, но когда красавчик обернулся, то одним своим выпадом остудил
его пыл.

— Не дорос ты ещё мне выпивку покупать, малыш, — надменный взгляд


прошёлся по эмблеме школы на вышивке пиджака, и парень слегка нахмурился.
40/333
Изучающе он рассматривал лицо Чонгука, будто пытался вспомнить или
запомнить его.

— Тэхён, держи свой джин, — бармен поставил на стойку откупоренную


бутылку с прозрачным напитком, тоник и два стакана. — Не обращай на него
внимания, он у нас грубиян и чурбан неотёсанный. — Тэхён тут же понимающе
кивнул и отвернулся. Расплатившись, он подхватил бокалы, две бутылки и
направился к своему столику, где его ждал рыжеволосый субъект с браслетом
доминанта на руке. Шагая через весь зал, молодой человек притягивал взгляды
и очаровывал публику своей грацией и аристократической утончённостью.
Словно граф случайно забрёл в паб, проезжая мимо небольшой английской
деревеньки, которая ему же и принадлежит. Чонгук отвернулся, выбрасывая из
головы вид поблескивающей в свете ламп черной кожи на тугих бедрах.

— Пф, тоже мне. Найду себе другую дырку, — хмыкнул он и излишне громко
грохнул тяжёлым стаканом по стойке, прося ещё порцию виски. Несколько
людей с интересом развернулись на шум. Взгляды, словно за тобой наблюдают в
цирке уродцев, начинали его донимать, поэтому он решил пересесть за столик, в
какой-нибудь наименее освещённый угол.

— Ты с ним полегче. Тэхён, хоть и саб, но не так прост. Он и не с такими


работал в колониях и тюрьмах строгого режима. Так что поумерь свой пыл, мачо.
— Джин выдал ему наполовину опустошённую бутылку виски и ведёрко со
льдом, взмахом головы указывая, где есть свободное укромное местечко.
Видимо, его тоже напрягала компания бывшего заключённого, и он рад был
сплавить его подальше.

Чонгук подхватил заказ и направился за небольшой квадратный столик, над


которым не горела даже тусклая лампа. Со своего места он мог спокойно
следить за происходящим во всём зале и при этом оставаться в тени почти
незаметным. Отличный наблюдательный пункт.

Золотистый напиток пьянил медленно, но верно, от подкуренной сигареты


вился тонкой струйкой дым, взлетая к вытяжке на потолке. Пока всё было
неплохо, и ничего не предвещало беды. Может, он и зря так долго избегал этого
места, терзая себя былыми кошмарами. Он старательно гнал от себя
воспоминания и прокручивал в голове свежие новости и события. Блядский Мин
Юнги не выходил из головы и постоянно крутился навязчивым бельмом вокруг
Чимина. Его Чимина, который, ничего о нём не зная, продолжает доверчиво
жаться ночами к боку. Самое непосредственное, невинное и милое существо,
значительно превосходящее серую массу ненавистных и мерзких людей. Себя
Чонгук относил к ним в первую очередь, поэтому так удивлялся восторженному
отношению саба к себе.

Если бы Пак Чимин знал всю его историю, то точно не приходил бы. Домой к
такому монстру добровольно не просятся. Чон Чонгук, девятнадцатилетний
ученик старшей школы, просидел два года в колонии за нанесение тяжких
телесных повреждений. Был освобождён досрочно за хорошее поведение.
Известный в определённых кругах как последний ублюдок. И это только
вершина айсберга.

В нём это было всегда, но главный кошмар начался как раз с этой чёртовой
Дыры. Тогда ещё семнадцатилетний Чонгук, попавший в мир неформальных
отношений, познавал суть связи между Домом и сабом в самой её тёмной
41/333
версии. Знакомства и встречи были короткими и ничего не значащими. Сессии
становились с каждым разом всё извращённее и жёстче, люди казались всё
более жалкими и грязными. Пока он не начал впадать в своеобразный транс,
теряя контроль над своими действиями. Его манипуляции становились крайне
экстремальными и несли реальную угрозу здоровью нижнего. В разгаре утех
Чонгук переставал осознавать себя, происходящее, не слышал стоп-слова до тех
пор, пока что-то оглушительное не выводило его из помешательства. Тогда он
ужасался всему, что успел натворить, и какое-то время пытался не ввязываться
в новые сессии. Но регулярно находились психи, готовые ложиться под него и
получать свою дозу безумных пыток, называемых жестоким сексом. Поэтому он
возвращался сюда, как зависимый, не способный устоять, чтобы потом снова
бежать прочь от ужасных сцен, последствий, себя. Так продолжалось, пока всё
не стало совсем плохо.

Ту ночь в Дыре он не забудет никогда. Точнее сказать, конец того безумия он


не сможет забыть. Момент, когда в комнату ворвались вооружённые люди и
остановили его от ужасного финала, отчётливо крутится в памяти яркими
кадрами время от времени. Перед прояснившимся взором открылась картина,
засевшая в самых глубоких кошмарах. Истерзанный парень свидетельствовал
потом против него в суде, и хорошо, что остальные его добровольные жертвы не
подключились к обвинительному процессу. Иначе не увидел бы Чон свободы за
столь быстрое время. Важно то, что всё, что происходило до финального
момента в тот вечер, оставалось в тумане, скрытое подсознанием или чем-то
ещё. Чонгука винили в чрезмерной жестокости, но сам же он не помнил, как
наносил все те ужасные раны и повреждения. Признавал, что часто пересекал
грань, но тот раз был даже для него слишком фатальным.

Сейчас он был уже два года как в завязке и наживать неприятностей на свою
голову не собирался. Он не просто перестал зависать в Дыре или цеплять
легкодоступных сабов, он вообще отказался от секса, близости, боясь снова
вернуться к зверству. Удавалось держать всех на расстоянии, пока в жизни не
появился Пак Чимин. Он сам напрашивался, наивно не подозревая, на что
нарывается.

Стрелка часов приближалась к позднему вечеру, количество народа в баре


росло в геометрической прогрессии, многие приходили большими компаниями и
сразу занимали по несколько массивных деревянных столов. Чонгук узнавал
многих, кто-то здоровался, кто-то шарахался. Туман в голове подтверждал, что
пора уходить, пока ещё рассудок активно сигнализирует об адекватном
состоянии. Для первого раза было достаточно.

Чонгук поднялся, ощущая, как тело немного заносит при резких движениях.
Коварный виски от бармена Дыры всегда пробирает не сразу. Шатаясь и цепляя
столики, мимо которых плыл, Чонгук продвигался к туалету. Перед глазами
мелькали лица, лучи света от абажуров двоились и слепили покрасневшие
глаза. Кажется, он-таки перебрал.

Двигаясь мимо одного из столиков, Чон увидел почти пустую литровую


бутылку джина и рыжую макушку спящего прямо за столом парня. Напротив
него сидел изрядно охмелевший красавчик в горчичного цвета блузе. Он
заинтересованно заглядывал в свой пустой стакан, словно изучал на прозрачном
дне карту мира. Странный парень.

Оставив позади шумный хаос, Чонгук наконец-то добрёл до двери с криво


42/333
висящей табличкой WC. Ввалившись в просторное помещение, он смог вздохнуть
облегчённо. Тут на него не косились десятки пар глаз, здесь не было такого
плотного тумана сигаретного дыма, дышалось легче и голова немного
прояснялась. Холодная плитка вокруг умывальника холодила ладони. Открыв
воду, парень умыл лицо и зачесал руками волосы назад. Взлохматив густую
шевелюру, намочил затылок. Становилось легче, ещё пара минут и можно будет
двигаться домой.

Дверь хлопнула, и в комнату ввалился всё тот же чертовски красивый саб.


Шагал он на не твёрдых ногах и держался при этом за стену. Увидев Чонгука,
расплылся в улыбке и потянулся к нему, протягивая руку.

— Ути-пути, какие мы милые, — засюсюкал пьяненький саб, щипая


офигевшего Чона за щёку. — Я слышал, ты у нас опасный, плохой мальчик,
который...

Что он там собирался договорить, Чонгука не интересовало. Он схватил


тонкое запястье и оторвал от своего лица чужую руку. Щека неприятно горела и
была украшена ярким румянцем. Тэхён замолчал, но продолжал смотреть прямо
в глаза и понимающе улыбаться. Его глаза были не такими пьяными, каким он
хотел показаться. Запрыгнув на умывальник, саб сел напротив, и начал задорно
мотать ногами. Чонгука его поведение доводило до немого ступора, поэтому он
так и стоял, держа в руках чужую кисть, и не произносил ни слова.

— Ты так старательно борешься с собой, что мне даже интересно, каков ты


на самом деле, — бархатным басом прошептал парень и подцепил ногтем
нашивку на школьном пиджаке. — Глупо идти в такое место в подобном наряде.
Я Ким Тэхён, кстати, но оставим близкое знакомство на потом. Уверен, мы вскоре
снова увидимся.

Вогнав школьника в состояние крайнего удивления, саб аккуратно освободил


свою кисть из захвата и спрыгнул на пол.

— Удачно доберись до дома, Чон Чонгук, — оказавшись совсем близко,


выдохнул он прямо в ухо. — До встречи.

Чонгук опешил, охренел, ничего не понял, но точно что-то почувствовал.


Пока держал под пальцами чужой пульс, ощутил то, что давно не позволял себе
получить. Контроль над сабом, зрелым, опытным сабом, хорошо владеющим
собой. Совсем не такая жертва, как Чимин.

Сердце билось слишком быстро, отражение в зеркале сверкало горящими


глазами. Только что его души коснулась другая, в груди распускался цветок с
прекрасными лепестками и острыми шипами. Так хотелось догнать и вернуть
обратно. Снять комнату, как это было десятки, сотни раз и спустить себя с цепи.
Ощутить себя живым, прикоснуться к чужому теплу, отогреться. Чонгук тяжело
дышал и стоял, вцепившись в керамическую чашу умывальника. Он считал
секунды и боролся с собой. Нельзя, иначе может снова случиться пожар.

За Тэхёном закрылась дверь, и он скрылся в дымном зале паба. Они скоро


встретятся вновь, так он сказал. И в следующий раз Чонгук может не
удержаться.

***
43/333
Тугая повязка вокруг груди ограничивала амплитуду движения сломанных
рёбер. Приходилось обходиться частыми и неглубокими вдохами. Это напрягало
и наводило на мысли о клаустрофобии. Юнги боролся с подступающей паникой и
старался не делать лишних движений. Анальгетики снижали чувствительность,
но всё равно тело ныло, отзываясь на весь нанесённый урон пульсирующей
тупой болью. Восстановление займёт значительно больше времени в этот раз.

Несмотря на жалкий вид, физический дискомфорт был не самым худшим в


сложившийся ситуации. Мин лежал зажмурившись и слушал ведущего новостей,
отчаянно сожалея, что не может разбить чёртов ящик. Видео, снятое кем-то из
школы, запустили в восьмичасовых новостях. Звук собственного крика заставил
его открыть глаза и посмотреть на экран. Его личность, как и личности
остальных участников драки, пытались скрыть цензурой, размытые пятна
мелькали в кадре вместо лиц. Но какой от этого прок, если в комментариях в
сети везде фигурирует название школы, подробности конфликта и его имя.
Теперь уже на всю страну заклеймённое. Радовало только то, что осуждению
больше подвергали напавших на него и Чимина ублюдков. Пусть теперь
выкручиваются, как хотят, тут даже денежки родителей не помогут, слишком
большой шум поднялся.

Новостной сюжет выходил за рамки одного конфликта. Всплыли похожие


случаи и в других школах, затравленные и запуганные тоже решили подать
голос. Красноречивые заявления представителей власти обещали активное
содействие руководителям учебных заведений, разработку программ,
направленных на исключение дискриминации и снижения количества случаев
притеснений. Ведь общество прогрессивно, оно принимает исключения,
доверяет системе, если пара родственных душ получилась одного пола, значит
так должно было быть, и их следует воспринимать, как полноценную частицу
социума. Всё звучало убедительно и пафосно, но какими бы громкими
заявлениями не пестрило телевидение, люди всё-равно останутся против,
потому что это отвратительно, аномально и гадко. Для них.

Юнги не верил, что его жизнь изменится к лучшему. Любые принятые меры
будут направлены на то, чтобы успокоить шум от скандала, предоставить
доказательство, что правительство борется с проблемой, но на самом деле всё
окажется бесполезной иллюзией. А тех, кто решился открыть рот, накажут,
втихую вне стен школы найдут и отомстят за испорченную репутацию.

— Это разве не ты, мальчик? — дедушка, смотревший телевизор, повернулся


и с любопытством уставился на Юнги. Вот только этого не хватало. — А это
значит и есть твой парень, за которого ты в драку полез? — дедуля махнул
рукой в сторону подходившего Чимина, и тот от неожиданности чуть не уронил
стаканчик с горячим напитком.

— Мы не имеем к этому никакого отношения, оставьте нас в покое,


пожалуйста, — Мин сдержанно процедил сквозь зубы очевидную ложь и
отвернулся, обрывая диалог. Это не первая попытка за день выведать у них
какие-то подробности. Сначала полиция, потом разные социальные службы, а
теперь и простые пациенты и медработники. Навязчивое любопытство выводило
из себя и бесило неимоверно. Как их только не величали в стенах клиники,
медсестры и больные вовсю сплетничали и разводили абсурдные слухи, что же
творится в школе, страшно представить. Как теперь взглянуть отцу в глаза,
когда все вокруг говорят о нём эти мерзости?
44/333
— Господи, что за молодёжь пошла, мир сошёл с ума, — пожилой пациент
кряхтел уже который час, разговаривая сам с собой. Он, видимо, решил, что
обязан наставить запутавшихся парней на путь истинный и продолжал им
рассказывать историю своей жизни, подчёркивая, как важно иметь семью,
детей, внуков.

— Где ты был так долго? — Юнги хотел отвлечься от этого бурчания, чтобы
не слышать поток бессмыслицы. Чимин в ответ лишь неопределённо дёрнул
плечами, то ли отказываясь отвечать, то ли отмахиваясь от ненужных мыслей.
Уже несколько часов он был, как в воду опущенный, и выглядел бледнее, чем
утром. Юнги начинал переживать, что с ним что-то не так, внутреннее
кровотечение или ещё что, и собирался приказать врачам провести повторное
обследование. И плевать, что у него совсем нет денег.

Чимин подошёл ближе, выдавливая из себя вымученную улыбку. Он присел


на табуретку рядом с койкой и сделал глоток с пятого по счёту стакана кофе.

— Как собираешься объяснить отцу всё это? — Чим имел в виду весь
разразившийся скандал, а не только множественные повреждения. — Сложно
будет утаить подобное.

— Не знаю, я без понятия, что мне делать. Я не хочу его пугать и заставлять
волноваться. Он и так слишком слаб. Но лучше отцу услышать всё от меня, чем
от соседей или знакомых. Так что мне нужно сваливать отсюда поскорей. Я
должен быть дома, я обязан помогать ему. — Юнги никогда не говорил кому-
либо настолько личных вещей. Он держал свои семейные трудности за семью
замками, оставляя на виду лишь холодную и бездушную версию себя. Это было
его первым проявлением слабости, попыткой найти поддержку в ком-то другом.
Он с удивлением это осознал и уставился на Чимина, единственного, кто был
рядом. В его глазах светились страх и растерянность. Верно, он не в лучшей
ситуации.

— Я выключил телефон, но меня всё равно могут найти в любой момент.


Сегодня останусь здесь, с тобой, а завтра придумаю, где переждать. Не хочу
встречаться с родителями сейчас. Они точно не поймут, — Чимин поставил свой
стаканчик с кофе на тумбочку и взял Юнги за руку.

Они, словно два утопающих, хватались друг за друга в попытке удержаться


на плаву. Когда думаешь, что всё плохо и хуже уже некуда, случается что-то, и
ты летишь прямиком в пекло, открывая для себя всё новые глубины
нескончаемого понятия «плохо». Именно в такие минуты возникающие связи
становятся невероятно крепкими.

— Отдыхай, если к утру не станет хуже, тебе разрешат поехать домой. —


Юнги кивнул и постарался абстрагироваться от окружающего шума. Он лежал с
прикрытыми глазами и ворочал тяжёлые мысли на тему «как теперь жить?».

— Но знаешь, я ни о чём не жалею. Как минимум тому уроду улыбочку я


подпортил, — уже почти засыпая, добавил он, заставляя Чимина закатывать
глаза к потолку. Чтобы видеть во всём долю позитива, нужно обладать не абы
какой силой.

Ночь была суматошной и рваной. Сон обрывался каждый час, когда нужно
45/333
было будить Юнги. Чимин отключал будильник, тормошил друга, спрашивал всё
ли в порядке, и они снова проваливались в сон. Короткие пробуждения
сменялись бредовыми сновидениями. Удушающее, сжигающее чувство чужих
ладоней на шее преследовало Юнги, и он задыхался, пытаясь разодрать на
груди тугие эластичные бинты.

Где-то под веками мелькало знакомое лицо, но было слишком размытым, не


поддавалось распознаванию. Юнги звал этого человека, но не мог услышать
собственного голоса, не мог разобрать имени, что срывалось с немых губ. Он
метался по постели, будил Чимина своим хриплым тихим стоном и желал
поскорее увидеть рассвет, когда кошмары перестанут терзать его в темноте.

***

Где-то в баре, уткнувшись носом в стол похрапывал Чон Хосок. Ему тоже
снились лихорадочные, сумбурные сны. Они беспокоили его, но залитый
алкоголем мозг не был способен переваривать сигналы и призывы. На утро он
будет чувствовать пугающую пустоту и необъяснимую печаль. Но спишет это на
похмелье, не допуская мысли, что все эти эмоции могут быть чьим-то сигналом.

«Даже находясь вдали друг от друга, родственные души будут продолжать


свой диалог, ощущая друг друга сердцем».

46/333
Примечание к части Apocalypse (анг.) - Апокалипсис.

Blackbear – The Afterglow

Apocalypse

The waves will pull us under


Волны захлестнут нас, затянув на дно.
Tides will bring me back to you
Приливы принесут меня обратно к тебе.

Вечер в Дыре медленно катился ближе к глубокой ночи. Дружеская


атмосфера переливалась в формат несдержанных томных взоров. На втором
этаже были заметными лишь наспех пробивающие искры, тонкий шёпот
обещаний и приглашающие касания невзначай. Посетители маленькими
группами покидали помещения бара, по очереди спускаясь вниз по узкой
винтовой лестнице. Двери, ведущие на улицу, хлопали всё реже, а оставшихся в
здании к ряду запертых дверей вели по тёмному коридору неровные шаги,
утопая в давно протёртом ковре. Где-то там, в диковинных тёмных комнатах в
стиле барокко и инквизиции, зажигались огни человеческого жара.

Таинственным образом между посвящёнными уже переданы все коды и


шифры, ограниченные приглашения розданы, приватные и коллективные
таинства должны были вот-вот начаться.

Выходить Чонгуку пришлось, пробиваясь сквозь толпу: внизу у стойки


регистрации ожидаемо образовалась пробка. Ключи от комнат исчезали с доски,
деньги набивали карманы довольного хозяина притона, а лица озаряли яркие
улыбки. В воздухе будто висела завеса из напряжённого ожидания, она
просачивалась сквозь щели и отверстия, впитываясь в каждый атом.

Знакомая обстановка вызвала в памяти множество давних кадров: безликие


подчинённые, затёртые стены, когда-то привычные, но давно выброшенные
костюмы и инструменты, перечёркнутые сценарии и действия. Чонгук экстренно
сжал руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не схватить первого
попавшегося под ноги саба за шкирку и не затащить его в любимую комнату.
Деревянный помост и железная клетка давно не полировались свежей кровью.

Мучительно сладко в подкорке мозга стонет прикованный к цепям


обезволенный образ, слишком уж смахивающий на Чимина, и Чонгук готов
разбить собственную голову о стену, лишь бы избавиться от этой навязчивой
фантазии. Сцепив зубы, он целенаправленно растолкал возмущённых и вылетел
на улицу. Дверь с грохотом закрылась за его спиной, отрезая от порочного
круга. Холодный воздух врезался звонкими пощёчинами и змеёй скользил за
пазуху, бодрил и приводил в чувство.

— Чёрт! — вместе с криком с губ сорвалось облако пара и развеялось в


ночном осеннем воздухе. От сильного удара о металлическую обшивку двери
руку свело саднящей болью. Парень стоял перед ступенями, слегка шатаясь, и
тяжело дышал. В небе светила яркая, почти полная луна, а Чонгук чувствовал
себя, как никогда, пустым и непотребным. Зажигалка щёлкнула в непослушных
47/333
пальцах, выбрасывая искры, и пустоту внутри заполнил медленно убивающий
сигаретный дым. Борьба со своими демонами — настоящий ад, ведь от себя не
убежать. Чонгук это знал, но всё равно пытался.

Тяжёлые быстрые шаги гулко отдавались в пустой улице, отбиваясь


объёмным звуком от кирпичных стен, унося подальше от потенциального срыва.
Пешая прогулка до дома будет длинной и очищающей, поможет выбросить из
головы грязные мысли, но сам он навсегда останется помеченным кровавыми
отметинами. Чон Чонгук — больной ублюдок.

В то время как зависимый в своей добровольной завязке брёл пустыми


ночными улицами, в прокуренном зале паба Тэхён и дальше сидел за своим
столиком, мутным взглядом буравя рыжую макушку напротив: Хосок нагло дрых,
похрапывая в алкогольном забытье.

Во рту давно пересохло, губы казались тяжёлыми и онемевшими, а в голове


преобладали странные желания, совсем ему не свойственные. Не покидала
мысль, что глаза, чернее самой первозданной тьмы, увиденные около получаса
назад, затягивали, странно вливая в сознание новое течение. Всё произошло
слишком быстро и импульсивно, но вернуться и заглянуть в них ещё раз не
выйдет, таинственный Чон пронёсся мимо и выскочил из зала, даже не глянув.
Явно спешил покинуть это место как можно быстрее.

«Совсем юный, школьник ещё, а называют «легендой здешнего подземного


царства». Пф, тоже мне, гроза неформального мира», — Тэхён скучающе
ковырял ногтем столешницу и думал о странном парне, о котором успел
наслушаться жутко интригующих историй. Почему-то его влекло к загадочному
молодому человеку, хотелось узнать о нём побольше, раскрыть его, как
скорлупу ореха, и заглянуть внутрь. Птичка нашептала, что раньше он тут
практически жил, подминая под себя всех, кто попадал под руку, навсегда
оставляя ярчайшие воспоминания о самых жестоких способах получить
извращённое удовольствие. Был настоящим монстром, которого хотели и
боялись одновременно. А теперь вот сбежал...

Тэхён вздохнул и помотал головой из стороны в сторону, отгоняя


наваждение. Он здесь не за этим. Он пришёл просто расслабиться и выпить
после работы, нечего забивать себе голову чужими проблемами, тем более, если
за них не платят. Так-то оно так, но всё же, почему-то внутри засел голос,
неуловимо чужой и в то же время такой отчаянно знакомый. Он нашёптывал о
безумных фантазиях, звал спуститься следом, продолжить вечер среди
жаждущих, манил окунуться в чистое безумие разума и плоти, погрузиться в
захлестнувшую всех волну чувственных процессов, потерять себя на ближайшие
часы до самого рассвета. Голос звал настойчиво, раздражая терпение острой
нехваткой, такой нехарактерной для Тэхёна, и подсовывал в созданные разумом
видения чёрные глаза-омуты. Лишь остатки трезвости твердили, что это
бессмыслица.

Так он и сидел неподвижно, вцепившись длинными пальцами в свои светлые


волосы. Упорно оставался на месте, потому что знал, что для него все эти
развлечения — бесполезная трата времени. Если бы Тэ и снял комнату в Дыре,
то только с Хосоком, но убитый конской дозой алкоголя парень не вовремя, или
наоборот к стати, вырубился прямо за столом, сложив голову на скрещённых
руках.

48/333
Они совсем не пара, просто приятели, но за длинный год знакомства всякое
бывало. Они вдвоём взрослые, одинокие и слишком часто выпивают, чтобы
избежать случайного секса, и сейчас могло бы случиться ещё одно ни к чему не
обязывающее соитие, но, видимо, не судьба. А, к чёрту, Тэхёну и правда всё это
не нужно. Вокруг полно симпатичного народа, вот только ни в ком из них он не
видит потенциального хозяина, как впрочем, и во всех, кого встречал до этого
момента. Никто не способен воззвать к его инстинктам саба, так что секс для
Тэхёна — нечто безвкусное и безотрадно пресное. Полумера, фикция, сплошное
разочарование.

Рассеянный взгляд прошёлся по залу и встретился с такой же скучающей


парой глаз за барной стойкой. Секунду они смотрели друг на друга и будто
общались силой мысли. С громким скрежетом тяжёлый дубовый стул отъехал
назад, и знатно выпивший Тэхён выбрался из-за стола. Он двинулся к Джину,
тратить последние часы перед мёртвым сном за душевной беседой с любимым
барменом.

— Кофейку мне, — задорно выдал Тэ и плюхнулся на высокий стул. Вообще-


то, кофеин повышает давление и быстрее разносит алкоголь в крови, доставляя
его к мозгу, то есть пьянит ещё сильнее, а не помогает отрезветь, но так
настойчиво хотелось ощутить на языке горьковатый привкус чёрных молотых
зёрен. Воплощение хотя бы этого желания Тэхён мог себе позволить.

Джин будто ждал этого, кивнул и молча повернулся к кофейному аппарату.


Вечер был людным, поэтому он определённо устал, но продолжал мягко
улыбаться, приветливо принимая последние заказы. Тэхён подпёр рукой
подбородок и стал внимательно разглядывать широкую спину, мысленно
направляясь куда-то вглубь чужой личности. Джин, он загадочный, есть в нём
что-то скрытое, что заставляет Тэхёна стремиться проникнуть, пробраться под
маску и притронуться к самому сокровенному. Такая уж у него привычка —
вторгаться в чужие души, особенно, если личность кажется ему интригующей и
неординарной.

— Прошу, — Джин случайно задел постукивающие по стойке пальцы своей


рукой, когда ставил горячую чашку с напитком. Спонтанное касание дрогнуло и
разорвалось. Бегло осмотрев красивое лицо и тонкую шею с атласной полоской,
он сверкнул в улыбке белыми зубами и снова вернулся к своим делам, тихо
напевая попсовую мелодию. На невинном личике промелькнула опасная мысль,
но он её умело замаскировал. Красавчик-бармен стоял в шаге от дующего на
кипяток Тэхёна и отстранённо протирал сверкающие бокалы, спокойно ожидал
разговора, но сам его не начинал. Минутная стрелка совершила не один оборот,
прежде чем мелодичный голос разрушил хрупкую сумеречную тишину.

— Давно хотел спросить, но всё не было случая, — наконец-то не выдержав,


спустя минут пять Джин подал голос, отставляя в сторону хрустальную посуду.
Двумя вытянутыми руками он облокотился о столешницу, словно нависая сверху,
и любопытно склонил голову набок. — Я часто вижу тебя тут, но никогда не
слышал о тебе там, внизу. Объяснишь?

Вопрос-утверждение сопровождал красноречивый взгляд в пол,


указывающий на стремительно заполняющиеся комнаты первого этажа. Джин
заинтересованно следил за выражением лица напротив и ждал ответа. Уж он-то,
как главный аккумулятор информации в этом нечистом месте, должен знать всю
подноготную главного красавца-недотроги. Многих интересовал
49/333
сногсшибательный саб, обходящий стороной главные достопримечательности
Дыры, но Джин спрашивал не столько для всех, сколько для себя самого. Он
должен был узнать, хотел этого, хоть и не понимал, почему так принципиально.

— Очень занятно созерцать, как завязываются все эти непрочные связи, не


выходящие за границы здания. Здесь наверху это отлично видно. Понимаешь ли,
я больше люблю наблюдать за людьми, чем взаимодействовать с ними
напрямую, особенно в этом ключе.

— Хм, забавно. Странно, но понять можно. Только чувствую, что всё же


должен спросить. Ты же знаешь, что можешь найти в тех комнатах всё, что
душе угодно? Каждая из них — маленький замкнутый мир с безупречным
безумием на любой вкус. Неужто у тебя нет слабостей? Или мешает запрет
твоего Дома?

— А ты не в меру любопытный и действуешь прямо напролом, — Тэхён


выдохнул смешок, пряча губы за ободком белой чашки, ему тоже многое
хотелось спросить, хоть и не так в лоб, — но я отвечу. У меня нет Дома, я
свободен. — Факт неоспоримый и скрывать его незачем. А вот то, что у Тэхёна
иммунитет к приказам доминантов и он не способен получить удовольствие от
подчинения, лучше оставить в тайне. Пока, по крайней мере.

Маленький глоток спас от необходимости удерживать зрительный контакт.


Ресницы прикрылись, и внутри разлилось приятное тепло бодрящего напитка.
Кофе оказался на вкус таким же горячим и горьким, как от него и требовалось.
Мир на какое-то время погрузился в затишье. Приятная полутьма пустеющего
зала располагала к откровению, создавала интимную атмосферу, подходящую
для душевных разговоров. На половине чашки кроме них в пабе оставался лишь
спящий Хосок.

Обдумывая ответ Тэхёна, бармен снова вернулся к уборке, ожидая встречных


вопросов. Таким был порядок их бесед-интервью. Тэ любил эти своеобразные
разговоры с Джином и каждый раз искренне поражался мировоззрению
молодого человека без должного образования. Из прошлых подобных вечеров он
уже знал, что, бросив школу, Джин сбежал в другой город и с ранних лет
самостоятельно зарабатывал на жизнь, проводя дни и ночи в Дыре. И не всегда
его ловкие руки смешивали волшебные коктейли за баром, иногда он светился в
звукоизолированных номерах этажом ниже. Скорее всего, там он тоже неплохо
зарабатывал, но это было его личное дело.

— Тут редко можно увидеть истинные пары, в этих стенах порок кружится в
сумасшедшем танго с нарушениями всех устоев и правил. Скорее всего, именно
это и притягивает сюда народ. Запретный плод сладок, — слова давались Тэ с
трудом, онемевший язык растягивал гласные и искажал речь. Он пытался
уловить мысль, но она ускользала, следуя за нечётким взглядом, блуждала по
плавным линиям и поверхностям.

Задумчивый вид и нахмуренные брови придавали Джину ореол зрелой,


мужественной привлекательности. Пухлые губы двигались, растягивались и
складывались в трубочку, выдавая нужные звуки, а у Тэ неожиданно случилось
короткое замыкание. Он словил жёсткий втык на этих губах и окончательно
потерял нить разговора. Чужой рассказ оставался за гранью, не проникая в
мутное сознание. Джин продолжал говорить, перемещаясь внутри полукруга
барной стойки. Закатанные выше локтя рукава белой рубашки открывали его
50/333
красивые руки, на широких плечах натягивалась отглаженная ткань, выделяя
тенью выступающие лопатки. Стройную талию обхватывал пояс длинного
фартука, подчёркивая статную фигуру. Красив, хорошо сложен, обаятелен, но
не настолько, чтобы залазить на стойку с ногами и тянуть к себе за
расстёгнутый воротник для поцелуя.

—... все мы знаем, что Встреча происходит тогда, когда обе родственные
души к этому готовы. Наверное, это хорошо, что имя проявляется лишь с
момента личного столкновения. Так нет соблазна найти пару раньше времени. И
да, если кто-то обещает сделать это для тебя за небольшую плату — не верь,
херня это всё. Я пробовал, — Джин открыто и легкомысленно шутил, продолжая
натирать бокалы, но от него всё равно повеяло тенью давней грусти.

Стоп. Когда он успел перейти к столь личной теме? Тэхён не уловил момента
смены направления разговора, кажется, он что-то пропустил, пока блуждал
ощупывающим взглядом по привлекательному силуэту. Он сделал ещё один
обжигающий глоток горячего напитка и приосанился, настроившись слушать
более осознанно. Но получалось плохо. Внимание всё время куда-то грозило
ускользнуть, слова через одно достигали слушателя, складываясь на будущее в
отдельную картину о собеседнике.

— ТэТэ, ты слушаешь? — получив пьяный кивок в ответ, Джин продолжил: —


Я тоже одинок, и это радует меня и печалит одновременно. — Сжав до
компактных размеров пачку от сока, он забросил её в ведро с нескольких
метров. В простейших действиях читалась чёткость и ловкость, у него меткие
броски. Тэхён понял, что снова думает не о том, и резко дёрнул головой,
стряхивая сонливость.

— Раз ты говоришь так, то скорее всего сожалеешь об этом факте, — изо


всех сил Тэ боролся с наступившим опьянением и старался поддерживать
диалог. Похоже, его ожидал внеочередной сеанс психотерапии, но он был не
против, только пожалуй за кофе тогда платить не будет, зачтётся в счёт оплаты
услуг.

Иногда бармены не слушают своих несчастных клиентов, размазывающих


сопли по полированной столешнице, а говорят сами.

— Как и многие до и после меня, оказавшись здесь, я просто очумел от этого


мира, потерял голову. Ну, ты знаешь, что Дыра делает с новичками. Но когда
первая волна помешательства спала, я захотел найти родственную душу. Я не
мог оторвать взгляда от своей метки, тёр её ногтями, губкой, но она не
стиралась. Я впадал в отчаяние, потому что тогда считал, что не смогу выжить
один. Мне нужен был рядом мой человек, с которым я мог бы разделить свою
радость и печаль, свои обретённые умения и предпочтения. Мне надоело
размениваться на сотни мимо проходящих. — Джин устало развязал узлы за
спиной, стянул с пояса передник и бросил тёмную тяжёлую ткань на спинку
стула. Забытые в кармане ключи громко брякнули о дерево и отдались эхом по
большому пустому помещению.

Оглядевшись по сторонам, Джин взял один из идеально натёртых бокалов и


плеснул себе лучшего виски, что был в арсенале. Первый глоток обжёг горло,
второй вышел слишком большим, и золотистый напиток полился по губам,
подбородку, шее. Тэхён зацикленно следил, как самая крупная капля огибает
очертание рта, разрезается об острую скулу и катится вниз к вороту рубашки,
51/333
подчёркивая длинную сильную шею, мужественный кадык, утопает в ярёмной
вене. Пока подточенный опасной дозой джина Тэ не мог оторвать взгляда от
эстетики мужского великолепия, бармен осушил свой бокал и продолжил
рассказ:

— Знаешь, я встречался с сотнями людей здесь, но тогда мне казалось, что


этого мало, и я специально бродил по самым оживлённым улицам и местам в
надежде, что там я смогу встретить её, ну или его, если понимаешь о чём я. —
Да, Тэхён понимал, он также не был уверен на все сто процентов какого пола
окажется его родственная душа. Для таких людей, как они, шанс был
равнозначным в обоих случаях. Им только оставалось уповать на то, что судьба
сжалится и даст им возможность жить нормальной жизнью. Только Тэ уже знал,
что у него нормально не получится в любом случае. — Я вёл себя, как
сумасшедший, и в конце-концов добился, чего хотел. Одним утром моя метка
начала стираться, к обеду я натёр себе кожу до дыр, подгоняя проявление, а
через день смог прочесть имя. Это было как Рождество и День Рождения в
одном флаконе, — говоря это, Джин налил себе добавки и щедро предложил
налить Тэхёну, на что тот отмахнулся, и так едва удерживаясь на высоком
стуле. С каждой минутой слушать чужую исповедь становилось сложнее, взгляд
не фокусировался, веки тяжелели, а фон начинал плыть по кругу. — Я ликовал, я
плакал от счастья. Но тем не менее, я по сей день один. Я встретил его, теперь я
уже знаю, что это парень, судя по имени, где-то в центре города, или когда ехал
домой, в транспорте или в магазине. Я не знаю, но это точно была случайность,
которой не должно было быть. Прошёл уже год, но вокруг меня так и не было ни
одного человека с тем именем. Я зациклился на нём, оно самое важное для меня
в этом мире, но в то же время и является ничем, потому что этого человека всё
ещё нет нигде.

— Феномен концентрации на неосознанных мотивах.

— Именно. Постой, что? — Джин поднял одну бровь в вопросительной


гримасе, его подбородок всё ещё блестел от пролитой капли алкоголя. На нём
Тэхён пытался остановить пляску перед глазами, но это не помогло. Он
отъезжал, а домой его доставить некому.

— Возможно, — Тэхён проглотил последние капли кофе и со звоном


поставил чашку в блюдце. — Прости, но кажется, мне пора.

Алкоголь достиг кровеносной системы и нивелировал нормальную работу


организма. Тэхёна клонило в сон, и тяжёлая голова кренилась к груди, внутри
рождалось опасное чувство тошноты. Что-то слишком легко он сегодня сдался.

— Вижу, можете с другом остаться в седьмой комнате, она всегда


зарезервирована для меня. Только пообещай мне одно: ты исполнишь одно моё
желание, когда я попрошу.

— Хорошо, — Тэхёну было уже всё равно, что там у него просят. Просто
положите на горизонтальную поверхность, чтобы мир перестал так адски
вращаться вокруг оси. — Помоги донести его в комнату и с меня одно желание.

Закрывая верхний этаж, Джин довольно улыбался, напевая всё ту же


попсовую песенку.

***
52/333
Утро прошлось по ним беспощадным катком.

— Вставай, пьянь, — шипел Тэ, расталкивая Хосока. — Утро уже, мне на


смену в больницу пора, и тебе валить надо. Слышишь, Чон, вставай. — Кровать
жалобно скрипнула при движении, давно немытый пол обжёг холодом босые
ноги, и Тэхён скривился от приступа отвращения. Он склонился над приятелем и
продолжил упорно тормошить торчащее из-под простыни плечо. Хосок в свою
очередь делал вид, что обращаются не к нему и никак не реагировал на
заметную тряску. Ну как не реагировал, не совсем то слово.

— Блять, вставай. — Тэхён сдёрнул простынь с худощавого парня и закатил


глаза к потолку. — Да нет, ты весь вставай!

На голос Тэ у Хосока был своеобразный отклик. Утренний стояк — вот то


слово.

— Встаю я, всё, не шуми, — с утра после пьянки он басил на пару тонов ниже
обычного. Лениво лежал, так и не открыв глаза, и махал в воздухе рукой до тех
пор, пока не схватил Тэхёна за ногу и не повалил на себя. — Вот так меня надо
будить: своей тяжестью, а не громкостью.

Его хрипловатый шёпот касался уха, а руки нагло блуждали по обнажённой


пояснице. Хамоватый, но приятный флирт в стиле Хосока. «Я тебя завалю прямо
тут и сейчас, но если ты действительно против, то ладно, беги, куда шёл.»

— Не сейчас, я спешу, — Тэхён чмокнул Чона в щёку и выбрался из захвата.


Устал объяснять своё равнодушие, поэтому рассказал однажды правду о себе,
Хосок вроде бы понял, но с тех пор частенько занимается нападками с целью
доказать «ты просто не встретил ещё нормального доминанта». Самоуверенно с
его стороны, не так ли?

— Ладно, как скажешь, — Хосок наконец-то послушно поднялся и огляделся


в поисках своей одежды. Он смутно помнил финал вчерашнего вечера, но
догадывался, что гордиться особо нечем. Голова безбожно гудела и
внутренности скручивало в тугой узел, грозя вывернуть наизнанку трепетный
внутренний мир. Странно кололо в груди, словно в сердце забили
десятисантиметровые гвозди, и общее самочувствие было слишком паскудным
для типичного похмелья, но ничего не оставалось, кроме как медленно
натягивать на ноги узкие джинсы и запихивать ноги в ботинки под монотонное
бурчание опаздывающего на работу ТэТэ.

— Вызывай такси, я сейчас, — хлопнув дверью, Тэхён умчался в ванную,


приводить себя в более-менее человеческий вид. Имидж и мнение сотрудников
волновали молодого медработника сильнее утреннего сна. Он казался
дёрганным и нервным, даже чуть больше, чем вчера. Хосок задумчиво встряхнул
спутанные волосы и вспомнил, что пить они вчера шли из-за сложностей,
которые предстояли Тэхёну на новой должности. Что-то он там говорил про
психологическую помощь жертвам насилия, какую-то школу и избивающих друг
друга подростков.

Телефон такси стоял на быстром вызове, поэтому уже спустя пару секунд
Чон слушал гудки. Вдруг в глазах всё поплыло, и грудь пронзило острой болью,
будто ещё бьющееся сердце вырвали с корнем. Он глухо застонал и завалился
53/333
на бок, как рыба хватая ртом воздух.

— Вы дозвонились в службу такси, сейчас вас соединят с оператором, не


вешайте трубку, — женский высокий голос звучал из динамика, но телефон
выпал из руки и закатился под кровать. — Алло, алло, я вас слушаю, говорите...

***

Юнги в который раз проснулся за последние часов восемь и устало вздохнул.


Все эти кошмары вымотали его сильнее, чем недельная бессонница. Рядом,
свернувшись в кресле, посапывал Чимин. Он лежал, свесившись головой вниз на
узком быльце, и это казалось невероятно неудобным.

Игла от капельницы просвечивалась на руке под тонкой белой кожей, Юнги


лежал и смотрел на неё, отслеживая рисунок синих линий, ведущих к изгибу
локтя. Что же именно ему снилось всю ночь? Почему-то ночные ужасы
неуловимо таяли в памяти, исчезая лёгким туманом под действием утреннего
солнца. Смутная тревога разъедала изнутри, сердце загнанно билось, гоняя по
венам кровь, разбавленную лекарствами.

Оставленный в куртке телефон был давно разряжен. Нехотя пришлось


упрашивать медсестру поставить его на зарядку. Юнги шёпотом просил помощи,
чтобы не будить Чимина, и с замиранием сердца ждал, пока на экране появится
привычная заставка. В плохом предчувствии под рёбрами кольнуло, когда
засветилось уведомление о десяти пропущенных звонках. Папа, он пытался
дозвониться весь прошлый день, но Юнги не был готов врать или говорить
жестокую правду, поэтому избегал разговора. Парень громко и протяжно
выдохнув и откинулся назад на подушку.

Испуганный взгляд застрял на фотографии отца, а затем пальцы послушно


коснулись «вызова». Юнги даже зажмурился, ожидая чего угодно, чтобы
ближайших минут пятнадцать безрезультатно слушать пустые гудки. Звонок за
звонком он считал про себя ритмичные сигналы, пока оператор не разъединял
связь, а затем набирал номер ещё раз.

«Возьми же ты трубку, блять, ну пожалуйста, возьми эту чёртову трубку», —


его охватила нервная дрожь, он снова сел, игнорируя боль во всём теле. От
резкого движения длинная игла капельницы сорвалась, разрывая тонкую кожу,
на что парень даже не обратил внимания. В голове звучал на повторе пунктир
мёртвых гудков и отчаянные просьбы. Возможная правда была слишком
пугающей, слишком жестокой даже для этого проклятого мира. Этого не могло
произойти, нет. Он бы не стал...

В трубке повторялись заезженные слова оператора, а в голове кристально


ясно вспомнился сон. Отец уходил, взмахнув на прощание рукой, и просил
прощения, что не дождался момента, когда метка Юнги проявится.

54/333
Примечание к части Help (анг.) - помощь.

Evi Vine – If It's Love

Help

Help me, I think I'm falling

В помещении громыхнули входные двери, и сразу стало заметным чужое


присутствие. Стремительная поступь отбивалась от плитки, а громкий голос
развеивал чуткий утренний сон.

— Доброе утро, у меня тут срочный пациент! Не обращайте внимания, что от


него перегаром разит за километр, плохо ему не только от этого, — громогласно
сообщали о поступившем больном за ширмой. Юнги оторвался на секунду от
телефона и повернул голову в сторону источника звука.

Чимин возмущённо завозился на своём стуле, но так и не проснулся. Крепкий


сон. Женский голос тихо спрашивал о важных деталях, и нетипично
насыщенный баритон доложил в ответ, переливаясь тревогой напополам с
издёвкой. Юнги нахмурился, начиная узнавать уникальное хрипловатое
звучание.

— Говорит, сердце заболело, а потом сознание потерял. Едва откачал


придурка, напугал меня до смерти. Позаботьтесь о нём, а я пока пойду
приготовлюсь к смене.

— Хорошо, доктор Ким.

Кто-то прошёлся совсем рядом со шторкой, отгораживающей койку Мина от


общего пространства комнаты, белая ткань пошла волнами, гонимая порывом
воздуха. Кто этот доктор Ким, Юнги догадывался. Чёртов мозгоправ, не дай бог
попасться ему на глаза, покоя не даст. Шаги отдалялись, резиновая подошва
обуви скрипнула о натёртый пол, а с другой стороны, совсем рядом, прозвучал
тихий металлический звон инструментов о стол и неразборчивое монотонное
бурчание за простыми действиями. Ежедневная суета шла своим чередом, и
только для Юнги время остановилось.

Он превратился в сплошной слух, периферийно отслеживая происходящее


вокруг, на деле проникал мысленно в трубку, набирая важный номер снова и
снова. Голоса и звуки, окружающие его, гудели фоновым шумом, застревая в
фильтре высоких частот, существенным был лишь абонент по ту сторону звонка,
который всё никак не отвечал. Встревоженный сын мог думать только об отце, а
всё, что происходило вокруг, было избыточной информацией. Личный
апокалипсис прямо сейчас происходил под слипающимися веками, и в таком
ничтожном положении никак нельзя было его остановить.

— Тэ, не бросай меня, я умру тут! — снова донеслось из-за ширмы со стороны
соседней койки. Звонко и до дрожи, словно пробуждающе, а ещё как-то
знакомо, что даже голова произвольно повернулась на вой, а по коже
пробежали мурашки.
55/333
«Что? Почему...?» — Юнги постарался прислушаться к себе, а затем
мысленно встряхнул головой, изгоняя видение. «Нет, сейчас это не важно».

Здоровая нога подрагивала в нервном хаотичном движении, а содранные


пальцы постукивали по матрасу. Он волновался, злился и горевал от своей
слабости и проклятой беспомощности. Но даже так не собирался будить Чимина
и просить помощи, не хотел втягивать его в свои проблемы. Пусть лучше
спящий, скрутившись на маленьком кресле, мальчишка просто возвращается
домой, мирится со своими родителями и налаживает жизнь, хотя бы такую, как
прежде. Вместе с Мином ему будет только хуже. Рядом с Юнги всем всегда
только хуже. Защитить он его не сможет, а вместе будут вызывать ещё больше
проблем.

— Хоуп, не нервируй врачей, это вредно для здоровья, — короткий смешок


долетел с конца палаты и оборвался громким хлопком двери. Доктор
стремительно покинул общую палату, а Юнги снова вздрогнул.

«Хоуп, как надежда?», — вспоминая уроки английского, подумал он. Это


слово было запрещённым в его словаре, нет ей места в поганом существовании.
Но сейчас так хотелось верить в лучшее. Когда всё плохо, очень плохо, прямо
пиздец, то остаётся лишь одно — уповать на мизерный шанс, верить и банально
надеяться.

Мин боролся с паникой, но страх упорно пробирался под все слои бинта и
гипса и безжалостно крушил изнутри деструктивной силой. Вечный одиночка,
всегда смело бросавший вызов сильнейшему, вдруг растерялся и понял, что он
слаб. Просьба рвалась наружу, жгла язык, но он проглатывал её, не давая
выхода. В мысли упорно проскальзывала истерика. Самостоятельно или нет, но
делать что-то было нужно, причём срочно.

Глаза лихорадочно искали решение, какой-то знак, за что можно было


зацепиться, но ничего вокруг не видели, и всё время возвращались в одну точку,
будто прожигали дыру в белой стене полупрозрачной шторы. Там, откуда
доносилось недовольное бухтение. Предчувствие о чём-то кричало, но гудки в
телефоне заглушали этот крик.

Слабый блик искусственного света зацепил боковое зрение и привлёк


внимание. В воздухе на конце тонкой пластиковой трубки болталась тонкая игла
капельницы, на её острие собиралась прозрачная капля лекарства, что падая,
создавала крохотное мокрое пятно на простынях. Такое нужное
обезболивающее больше не поступало в систему кровообращения. На внешней
стороне ладони остался неаккуратный прокол, с которого медленно выступала
алая кровь. Секунда ушла на созерцание того, как сухожилия перекатываются
под кожей при движении пальцев, как сероватая простынь впитывает алую
жидкость, а затем, откинув одеяло, Юнги попытался подняться.

Тело тут же пронзила острая боль. Она тупой пилой впивалась в кости и
мышцы, сковывая, не давала двинуться дальше. Сдержать хриплый стон было
сложно, но сидеть на месте и ждать непонятно чего — ещё более невыносимо.
Ноющую сторону лица и саднящие руки можно стерпеть, только бы избавиться
от этой убийственной боли, охватывающей диафрагму, и заставить тело идти,
шагать в сторону дома, где, возможно, уже и нет никого, кто бы ждал.

56/333
Взгляд снова вернулся к тонкой игле, и решение пришло само собой, сметая
сомнения. Металлический стержень легко пронзил кожу чуть выше проколотого
места, ближе к запястью. Дрожащие пальцы прокрутили колёсико регулятора,
изменяя скорость потока. Большая доза не должна убить, но болевой синдром
снимет, хотя бы частично, наверное. Юнги не был уверен, поступал
необдуманно.

Секунды падали песчинками в нижнюю чашу весов, с каждой каплей


лекарства отупляя всё сильнее. Ещё два безрезультатных вызова и опасливый
взгляд по сторонам, будто сквозь ширму можно что-то увидеть. Времени на
раздумья не оставалось, нужно было идти.

Одеваться смысла не было, да и сил на это тоже не нашлось. Сунув в карман


дурацких больничных штанов телефон, Юнги извлёк иглу и свесил ноги с
кровати. Больничные тапочки оказались велики, размера на два больше
нужного. Выбитое колено, плотно обмотанное эластичным бинтом, не сгибалось.
Даже слабые вдохи, приводящие в движение грудь, отражались на лице
гримасой, но внушительная доза чего бы там ни было в капельнице или
самовнушения помогли.

Юнги двигался медленно, словно старец, избитый и счёсанный десятками


лет. Со стороны он казался переломанным и искажённым, хорошо, что его никто
не видел. Первый шаг дался с трудом, второй ещё хуже, на третьем парень
закусил губу и отодвинул боль на задворки сознания. Будет идти пока не
упадёт.

Самым сложным оказалось даже не совладать с собственным телом, а


пройти сквозь дежурных, пересечь холл, коридор и выйти на улицу. Сделать всё
тихо, не привлекая лишнего внимания, и максимально быстро, на сколько это
вообще реально для такой развалюхи.

Тонкие губы украсила кривая ухмылка — не совсем адекватная реакция на


ситуацию, просто он сам себе казался последним ничтожеством. Прежде, чем
откинуть шторку и шагнуть в общее пространство огромной палаты, Юнги
накинул поверх больничной одежды красную толстовку, найденную возле
похрапывающего Чимина и виновато взглянул на спящего друга. Позже,
возможно, он всё ему объяснит.

Перемотанная нога плохо слушалась, тянулась, как бесполезная деревяшка и


шаркала по полу. Сцепив зубы, Мин тащился к выходу, не глядя по сторонам.
Его не окликнули, на него не обратили внимание медработники. Удачно
пришлось утреннее время, когда все ещё сонные и крайне занятые. За минуту
он дохромал до двери и за ней уже сорвался на максимально быстрый шаг, с
трудом переставляя непослушные конечности.

Несколько метров удалось преодолеть, пока по телу не взорвалась вспышка


боли, слабая нога подвернулась и всё завершилось неотвратимым падением.
Холодная плитка пола встретила глухим ударом, и вдох застрял меж
повреждённых рёбер. Острые осколки костей грозили проткнуть лёгкие, но
разве Юнги думал об этом? Он готов был ползти дальше, главное чтобы в
нужном направлении.

— Какого чёрта ты делаешь? Совсем рехнулся, придурок? — По тёмному


коридору к нему летел разъярённый Чон Хосок. Внутри всё горело и жгло, душа
57/333
была объята пламенем горя и ужаса, чужого, но такого сильного. Невыносимо.

— Так это и правда ты, — прохрипел Юнги, с трудом извлекая из себя звуки.
Он сидел на полу, опираясь спиной о стену, и пытался стерпеть нахлынувшую от
жёсткого приземления агонию. Смотрел снизу вверх на приближающегося
доминанта и закипал, ужасаясь слабым догадкам. Рыжая спутанная шевелюра
взбесила в момент. Что он тут забыл?

— Я прощу пропуск первого рабочего дня, если ты сейчас же вернёшься в


койку.

— А не пошёл бы ты на хуй?

— Я сразу понял, что ты чокнутый, но не думал, что настолько. Ты всегда так


людям хамишь? — сверкая оскорблённым взглядом, прорычал Чон и присел
совсем рядом, аккуратно касаясь распухшего от побоев лица. — Твою мать, что
же с тобой случилось?

— Не твоё дело, — Юнги отмахнулся от чужих пальцев и по привычке


огрызнулся, игнорируя назревающее внутри странное чувство.

— Если не научишься держать за зубами свой острый язык, так и будешь


ходить вечно побитый. Давай, вставай, — Хосок подхватил худое тело под руки и
помог подняться, стараясь не делать резких движений. От усилия у него самого
сильнее заболела голова: похмелье никуда не делось. — Я отведу тебя назад,
тебе нужна помощь.

— Нет, отпусти меня, — шипением сорвалось с губ, и Юнги попытался


оттолкнуть от себя назойливого помощника. Но всё тщетно, сил не хватало.
Вместо этого пришлось ещё сильнее вцепиться в чужие плечи чтобы удержаться
на ногах.

«Блять».

— Не сопротивляйся, просто делай, что я говорю, — это уже был приказ,


раздражённый, прямой и определённый. Живот Юнги скрутило от усилия, он изо
всех сил пытался отодвинуться подальше, но Хосок не позволял, крепко держал
в своих руках и заглядывал в глаза, приближая своё лицо, обдавал горячим
дыханием с крепким запахом перегара.

— Почему ты бежишь? От чего? Куда ты так рвёшься? — он искренне не


понимал, какая причина может заставить человека практически ползти, когда
ноги не держат. — Я не могу отпустить тебя, если ты не назовёшь вескую
причину.

У Мина сдавило горло и защипало глаза. Почему этот человек так ведёт
себя?

— Да что ты ко мне привязался? Ебёт? Вали к своему доктору Киму и не лезь


ко мне! — эмоциональный выпад дался с трудом и обернулся новой ударной
волной в грудную клетку. Юнги дёрнулся сильнее и сразу сгорбился, сдерживая
шипение. Согнувшись, он уткнулся вспотевшим лбом в грудь Хосока, который
вблизи оказался выше почти на голову. Выше, сильнее, но явно тупее. — Оставь
меня в покое, я должен идти. Я должен.
58/333
Где-то между строк невидимыми чернилами читалось «помоги», хоть и
звучало, как проклятье. Но на то и созданы родственные души, чтобы понимать
эти скрытые сообщения.

— Ладно, говори куда. Я отвезу тебя, — обречённо выдохнул Чон и, не дав


опомниться, подхватил на руки. Возмущённо охнувший Юнги промолчал, так
удивился, что не нашёл, что сказать, просто шокировано хлопал глазами и
указывал рукой на выход. Его несли, как ёбаную принцессу, впереди на
вытянутых руках, а он думал, что впредь ни за что не захочет столкнуться с этим
человеком ещё хотя бы раз. Такой позор лучше похоронить под плинтусом и
забыть. Но если так он доберётся до цели, то пусть.

На парковке ожидали несколько свободных такси, ребята в минуту оказались


у первой же машины. Синий хёндэ завёлся ещё на подходе, водитель, видя, что
человека в больничной одежде несут на руках, сам распахнул задние двери.
Хосок аккуратно усадил Юнги и плюхнулся рядом. Он тяжело дышал, а на
высоком лбу блестели капельки пота, не царское это дело — таскать
невоспитанных мальчиков на руках. Юнги упрямо смотрел в другую сторону и
молчал.

— Адрес назови, упрямец. — Нахохлившийся Мин цокнул языком и сверкнул


колючим взглядом. Секунду подумав, он всё же назвал водителю нужный адрес.
Машина тронулась с места, и они покатили к дому Минов. Юнги неохотно второй
раз за сутки позволял кому-то так близко приблизиться к самой личной стороне
его жизни. Если бы не экстренная ситуация, это бы не произошло.

— Зачем ты едешь со мной? — Юнги рад бы избавиться от неудавшегося


работодателя, но вовремя вспомнил, что забыл прихватить кошелёк, в котором и
так было предательски пусто.

— Потому что так хочу. — Хосок развёл руками и сел боком на своём месте,
уставившись в недовольное лицо.

Утреннее недомогание давно забылось, а человек, сидевший в полуметре,


стал эпицентром всех мыслей. Чон внимательно вглядывался в подпорченные
чьим-то кулаком черты и ловил себя на мысли, что начинает адски злиться. Его
выбешивал тот факт, что он даже не имеет права спросить, кто это сделал, или
каким-то образом вмешаться. Не защитить, не уберечь. Инстинкты трубили своё,
но разум останавливал. Этот своевольный парнишка слишком горд чтобы
принять чужую помощь.

Юнги в свою очередь тоже не понимал, почему позволяет всему этому


происходить, почему совершенно незнакомый человек сейчас сидит рядом и
едет к его дому. Прямой взгляд любопытных глаз напрягал и провоцировал на
грубость. Она так и рвалась наружу защитным механизмом.

Пустыми утренними дорогами такси незаметно подъехало к нужному району,


и уже показалась знакомая улица с потёртыми, заметно постаревшими
зданиями. Юнги вдруг стало стыдно за неотёсанный вид дома и неухоженное
крыльцо, у которого припарковался таксист.

— Можешь заплатить и валить на хрен, — раздражённо выпалил он, явно


перебарщивая. Понял, что погорячился, шмыгнул носом и добавил тоном на
59/333
градус теплее: — Я потом верну деньги.

— Малыш, тебя не учили манерам? Кто-то должен преподать тебе урок


хорошего поведения, — многозначно ответил Хосок и расплатился с офигевшим
от их диалога водителем. Он демонстративно открыл свою дверцу и выбрался
наружу, громко хлопнув ею, намеренно не собираясь помогать ершистому
парню. Раз такой упёртый, то пусть сам выбирается.

Таксист тут же забурчал в протесте, защищая свою собственность, и


приказал Юнги побыстрее выметаться или платить за простой.

Юнги сжал руки в кулаки и набрал в лёгкие воздуха, медленно вдыхая, пока
не закололо в боку. Просчитал про себя до пяти и решительно двинулся в
сторону входа. Движения получались неловкими и доставляли уйму
дискомфорта, но зато гордость была на месте, точнее её крохотные остатки.

Спрятанный у входа ключ холодил пальцы, что предательски дрожали,


хватаясь за ручку. Что его ждёт за дверью? Есть ли всё ещё смысл за что-либо
бороться?

***

— Простите, а где Мин Юнги? Эй, слышите? Проснитесь, — кто-то назойливо


бубнил над ухом, и Чимин хмурился, надеясь, что противный голос затихнет, и
он сможет уснуть снова. — Эй, парень, просыпайся!

Вежливый шёпот приобретал более настойчивый тон, Чимин удачно его


игнорировал до тех пор, пока кто-то бесцеремонно не начал трусить его за
плечо. Тогда бедняга, едва не свалившись с кресла, с трудом разлепил
покрасневшие глаза. Ночь была слишком неспокойной, чтобы можно было
выспаться. Сквозь мутную поволоку сонливости Чим пытался рассмотреть, кто
же это его потревожил. На припухлом лице красовалась почти детская обида и
розовые полосочки — рисунок-отпечаток от подложенной под щеку руки.

— Ну наконец-то ты проснулся. Парень, я спрашиваю, где Мин Юнги? —


высокий, красивый человек в белом халате стоял возле пустой койки Мина и
показывал на его подушку. — Куда он делся?

Чимин спросонья не мог сориентироваться, где он, кто он и что от него хотят.
Взгляд блуждающе прошёлся по палате, отброшенной белой ширме, пустой
койке и снова вернулся к вопрошающему доктору.

— Я не знаю.

— Что здесь вообще происходит? Моего Хосока потеряли, Мин Юнги


потеряли. Куда вы вообще смотрите? — доктор вскипел и потряс в воздухе
руками. Возмущённый крик предназначался виновато потупившим взгляд
медсёстрам, но Чимину почему-то тоже стало стыдно. Он сидел тихо и
рассматривал на удивление красивого врача. На халате болтался прицепленный
бейдж, на котором значилось: «Доктор Ким Тэхён».

— Сиди тут, я сейчас приду, — бросил врач и отошёл на пару метров. Он


достал из кармана телефон и стал злостно тыкать в экран.

60/333
— Алло, Хосок, ну слава богу. Куда тебя, блять, черти понесли? Что значит
нужно было, ты меня совсем в могилу сведёшь! — Психотерапевт наматывал
круги по проходу между больничными койками и нервно ссорился с абонентом
по ту сторону звонка. Своим хаотичным перемещением и громким голосом он
привлекал всеобщее внимание, даже не замечая этого. — Обязательно,
слышишь меня? Обязательно пройди обследование и как можно скорее. Это не
шутки! — он наконец-то остановился и снова глянул на кровать Юнги.

— Слушай, ещё один вопрос. Когда ты уходил, ты паренька не видел, такого


худого блондина лет пятнадцати-семнадцати в больничной одежде? Он, должно
быть, хромал и выглядел как мумия. Нет? Ну тогда ладно. Свяжемся, — забросив
телефон в карман халата, доктор Ким снова вернулся к Чимину. Он присел
напротив на край пустующей постели и сложил перед собой руки в замок. Его
лицо освещала тёплая улыбка, а на шее блестел атласный тёмно-синий чокер.
Чимин даже растерялся между восхищением и завистью. Такого, наверное, все
Домы хотят.

— А теперь позволь представиться по-человечески. Меня зовут доктор Ким


Тэхён, я психотерапевт в этой больнице, — молодой мужчина заговорил и
протянул свою руку.

— Приятно познакомиться, я Пак Чимин, — протараторил растерянный


парень и потряс протянутую ладонь, попутно кланяясь на сорок пять градусов.
Ладонь доктора оказалась большой и тёплой, а рукопожатие крепким, но не
подавляющим, нейтральным.

— Значит, наш воинственный Мин Юнги снова слинял? Этот паршивец


каждый раз от меня сбегает. Следующий раз попрошу медсестёр привязать его
к кровати. Хотя о чём это я, лучше, чтобы он больше не попадал к нам с
побоями.

Чимин задумался об услышанном и вспомнил, что Юнги периодически


пропадал в школе на пару дней, а затем возвращался, как ни в чём не бывало.
Значит, он залечивал раны после очередной стычки где-то в Дыре?

— Ты не знаешь, где он может быть? Я должен с ним поговорить. В этот раз


всё вышло за рамки обычного подросткового конфликта. Я переживаю за него и
хочу помочь.

— Он мне ничего не сказал, я сам не понимаю, куда он мог пойти, ещё и в


таком состоянии, — Чимин и правда не понимал, что происходит. Он даже
позвонить Юнги не мог, у него не было его номера. Ничего не оставалось, кроме
как заглянуть в Дыру, куда идти одному было немного страшно.

— Не могу вам ничем помочь, я даже его номера не знаю. Раз уж Юнги здесь
нет, я тогда тоже, пожалуй, пойду, — парень поднялся с кресла, разминая
затёкшие конечности и осмотрелся вокруг в поиске толстовки. Она, как и Мин,
испарилась. Что же, придётся отдавать Чонгуку деньги ещё и за неё.

— Чимин, постой. Я хотел бы и тебе задать пару вопросов. Ты ведь из той же


школы, что и Юнги. Ты видел, что произошло?

Чимин застыл на месте, так и не набросив лямку рюкзака на плечо. Он не


просто всё видел, он был виноват в этом. Если бы он мог защитить себя сам,
61/333
если бы мог хотя бы остановить Юнги, то вокруг них не раскручивалась бы
сейчас адская воронка. Но он не смог, и теперь ближайшее будущее может
обернуться для них кошмаром, хуже прежнего. Всё это, как и место, где может
быть Юнги, он не собирался выкладывать улыбающемуся Ким Тэхёну. Если Мин
не хотел с ним говорить, то и Чимин не будет.

— Простите, но я должен идти. Если увижу Юнги, то передам, что вы искали


его, — ещё раз поклонившись, буркнул Чимин и двинулся на выход.

— Не переживай, я сам ему всё скажу, — добавил доктор Ким и приветливо


махнул рукой на прощание. Ещё какое-то время он сидел, задумчиво покусывая
губы, а затем поднялся и направился по делам, впереди его ожидал утренний
обход.

Чимин выскочил на улицу, щурясь на ярком солнце. Он чувствовал себя


потерянным и жутко уставшим. Спина и бедро жутко болели, от неудобной позы
затекли шея, а внутри созревали обида и непонимание. Почему Юнги ушёл
один? Почему не разбудил и не объяснил, куда собрался? Что вообще
происходит и как действовать дальше?

Шаги сами собой несли к автобусной остановке, пока мозги лихорадочно


соображали куда податься. В школу — ни за что, там сейчас опасно, домой —
точно нет, в Дыру — рано, остаётся только один вариант.

Ярко-зелёный автобус затормозил у обочины и приглашающе раскрыл свои


двери. Чимин колебался всего пару секунд, а затем шагнул в салон, доставая из
кармана электронный проездной. Позже он обязательно найдёт Юнги и спросит,
почему он оставил его в больнице. Скорее всего, на это были веские причины. А
пока он рискнёт залезть в глотку льва, чем бы это ему не грозило. Просто
потому что другого варианта нет.

62/333
Примечание к части Pain (анг.) - боль.

Bring Me the Horizon – Doomed

Иногда чужая боль страшнее собственной, ведь её невозможно вылечить.

Pain

Хотел бы я стать твоим морем,


я согрел бы тебя, словно солнце,
окружил бы тебя нежным ветром,
и до дна осушил твоё горе.

Юнги взглянул на стоявшего в паре метров Хосока, и мимические мышцы


свело в попытке изобразить нормальное выражение лица. Терпения не хватало,
хотелось просто отбросить всё лишнее и не тратить драгоценное время.

— Предложение о работе остаётся в силе, я буду ждать тебя, — голос


доминанта звучал серьёзно и настойчиво, но именно это почему-то и бесило.

— Я благодарен, — результат невероятных усилий над собой, — а теперь


можешь уходить.

— Я подожду здесь, вдруг ещё понадобится помощь. — Хосок стоял,


подпирая плечом высокий забор, и надменно разглядывал парнишку, будто знал,
что тот неизбежно прибежит к нему снова. Его сцепленные в замок руки и
широко расставленные ноги излучали уверенность и превосходство.

— Ни за что. — Мина от этого его вида прямо выворачивало. — Уходи, —


коротко бросил он и отвернулся, не собираясь тратить больше ни секунды на
бессмысленный диалог.

— Ладно, как хочешь, — Хосок отсалютовал небрежным взмахом руки,


развернулся и решительно двинулся вниз по улице. Он прошёл шагов двадцать,
прежде чем рискнул обернуться. О нём уже забыли. Чтобы и дальше остаться не
замеченным, он спрятался в небольшой арке у ворот соседнего двора и стал
ждать. Выглядывая из-за каменной стены, он следил за тем, что произойдёт. Не
мог вот так просто уйти, что-то подсказывало, что Юнги бежал домой не
забытый утюг выключить.

Блондин по-прежнему стоял перед дверью и никак не решался повернуть


ручку. Он так спешил сюда, так рвался, а когда оказался почти у цели, вдруг
поддался нерешительности. За последней преградой его ожидало облегчение
или страшный кошмар, который, увидев в реальности, уже нельзя будет
развеять или забыть. Вдох-выдох, вдох-выдох.

«Ну же, давай», — уговаривал он сам себя.

Замок ржаво щёлкнул, и дверь распахнулась. Юнги казалось, что расколотое


тревогой сердце загнанно бьётся где-то в горле, перекрывая воздух. Перед
глазами всё плыло, давление подскочило, шумом в ушах заглушая всё
63/333
остальное. Колени подкашивались, ноги совсем не держали, приходилось идти,
держась за стену, пачкая ладонь в белой побелке. В коридоре на полу валялась
верхняя одежда, её сбросили с вешалки, возможно, в попытке дотянуться. Отец
хотел куда-то выйти, но, видимо, не смог. Слабый всхлип прорвался сквозь
рваное дыхание и следующий шаг дался с ещё большим трудом.

Когда парень шагнул в прихожую, исчезая из виду, Хосок двинулся вперёд,


короткими перебежками приближаясь к открытой двери, чтобы застыть на
улице у самого входа и с замиранием сердца ждать, когда его позовут.

В доме стояла пугающая, плотная тишина. Она была чем-то похуже, чем плач
или крики. Юнги с трудом проглотил ком и заглянул на кухню. Из всех комнат
свет горел только там.

— Пап, ты дома? — слабый голос дрогнул, задавая почти абсурдный вопрос,


но ничего другого в голову не приходило, когда ноги переступали высокий
порог.

В кухне никого не было, на столе стояла грязная посуда, а на плите давно


остывший чайник. Телевизор мигал синим экраном, из него торчали оборванные
провода антенны. Блять, значит ли это, что отец смотрел новости? Он видел? Он
знает? Он… С каждым шагом и ударом сердца Юнги всё больше боялся того, что
его ждёт. Надежда тонула в омуте плохого предчувствия, отчаяние с головой
затягивало под воду и двигаться быстрее никак не получалось, воздух будто
стал тяжёлым и тягучим, как болотная жижа.

Замерев перед комнатой отца, Юнги приложил руку к груди и глубоко


вдохнул, собираясь с силами. От толчка дверь, скрипя, начала медленно
открываться, клацнул выключатель, вспыхнул свет и первым, что бросилось в
глаза, стали худые ноги отца. Он лежал прямо на полу возле перевёрнутой
коляски.

— Пап, — мальчик грохнулся на колени, не замечая собственной боли.


Увиденная картина подкосила его, вырывая из груди ошмётками душу. Он
хватал отца за руки, ощупывал лицо и плечи. — Пап, пап, — продолжал звать
Юнги, но ответа не было, и с каждым разом шёпот становился всё громче и
надрывнее, пока не превратился в крик, рвущий горло и душу.

Страх и горе не сразу отпустили его, он продолжал трясти отца, будто


пытался разбудить его. И лишь спустя минуты осознание пришло. Отец не спал,
но и мёртвым не был. Пульс на исцарапанной шее прощупывался, почти
незаметное, неритмичное дыхание поднимало худую грудную клетку, но в
сознание мужчина не приходил. Перекошенное на одну сторону лицо
подсказывало, что у него случился инсульт. Глядя на измученное болезнью тело,
Юнги заполнял себя болью, не физической, не той, которую можно стерпеть или
притупить таблетками. Он весь превратился в агонию и чувство вины. Это он во
всём виноват. Это его вина. Заберите, что угодно, только не единственного
родного человека. Без отца жизнь не имеет смысла, всё, что угодно, только не
он.

«Прошу, помогите».

Юнги вскочил и, ещё не сообразив, что делает, рванул к выходу. На языке


уже созревал вопль, имя, которое минутами раннее он клялся забыть,
64/333
формировалось в мольбу. В панике, он собирался позвать его и уже добежал до
самой двери, спотыкаясь о разбросанные вещи, как вдруг замер. Тяжело дыша,
Мин стоял с прикрытыми глазами и боролся с собой. На собранных в кулаки
руках снова потрескались затянувшиеся коркой царапины, от частых вдохов
кололо в груди, физическая боль остужала панику. Он сможет всё сделать сам,
не нужна ему никакая помощь.

«Просто возьми телефон и набери номер.»

— Служба спасения? Здесь у человека случился инсульт. Не знаю точно


сколько прошло времени. Это мой отец. Записывайте адрес… — дрожащим
голосом Юнги сообщал подробности и слабо оседал на пол прямо в коридоре в
шаге от Хосока, который всё так же стоял на улице у входа и не решался зайти.

Юнги отталкивал его всеми силами, исторгал из себя даже самую слабую
мысль, не до конца понимая причины, почему эти мысли вообще являются. Он
пожирал себя изнутри, терзая виной и потерей, наказывал себя и поэтому не мог
принять протянутую руку.

Хосок чувствовал, что в нём нуждаются, понимал, как сильно он нужен, его
собственное сердце разбилось острыми осколками на оборванном крике. Он
ждал и был готов прийти по первому зову, но упрямый саб сам всё усложнял.
Стоя за стеной, так близко и так далеко, Хосок понял причину, по которой можно
ползти, когда тебя не держат ноги, но он всё так же оставался в неведении:
почему можно так упорно отказываться от чужой помощи? С ноющей болью в
груди и непримиримой гордостью он оторвался от холодного камня забора и
двинулся прочь. Возможно, когда-нибудь между ними всё изменится, но это
будет не так просто, быстро и легко.

***

Чимин болтался в полупустом автобусе и корил себя за глупость. Как можно


было не взять номер Юнги? Разве они не стали достаточно близкими для этого?
Ему хотелось заехать себе по башке, все эмоции отражались на лице и со
стороны казалось, будто он немного не в себе. Люди поглядывали на него с
опаской и старались держаться на безопасном расстоянии.

Листая небольшой список контактов, Чимин остановился на имени Чон


Чонгука. От сочетания этих букв внутри всегда запускались необъяснимые
процессы. Если с Юнги общаться невероятно легко и комфортно, то в этом
случае всё крайне сложно и запутанно, от чего ярко и желанно. Вот так странно,
но как есть.

«Когда в следующий раз решишь прибежать ко мне, вспомни вот что: я


больше не буду сдерживаться. Я обещаю тебе, что увлекусь и сделаю это
гораздо сильнее».

Вспоминая эти слова, Чимин будто снова ощутил на себе тяжесть и огонь
чужого желания. От Чонгука всегда по коже бежали мурашки, но от такого
совершенно сносило крышу. Внутри разливалось такое дразнящее желание
напроситься, осознанно нарваться на неприятности и сделать что-нибудь из
ряда вон.

Господи, и когда он стал таким? Только что сокрушался о Юнги, а теперь во


65/333
всю мечтает о Чонгуке. Укоряя себя уже в ветрености и непостоянности, Чимин
снова замахал головой и нахмурился. Девочка напротив удивлённо подняла
брови и покрутила пальцем у виска.

— Мам, кажется, этот мальчик сумасшедший, — указывая на Пака, громко


прошептала она. Чимину даже стало немного стыдно, но он согласен с ней, он
точно теряет рассудок.

В итоге, Пак выскочил из автобуса на первой же остановке, на одну раньше,


чем нужно, но так было даже лучше. Так больше времени, чтобы собраться с
мыслями и подумать, не совершает ли он ошибку. А он её определённо
совершал, но ноги несли в выбранном направлении, и, скорее всего, пути назад
уже не было.

Заявиться без предупреждения, конечно, можно, но пожалуй не стоит. Для


начала лучше всё же позвонить. Усмиряя зашкаливающий пульс, Чимин нажал
на вызов.

— Да, — Чонгук ответил через секунд десять. Рыкнул недовольно в трубку


одно короткое слово, а Чиму уже стало не по себе. Чего он злой такой с самого
утра?

— Эм, привет, хён. Это я, — ну действительно, будто он прочитать имя


абонента не может.

— И?

— Где ты сейчас? — почти заикаясь спросил ЧимЧим, ясно понимая, что


Чонгук сегодня встал не с той ноги.

— В аду, — хрипло ответил тот, после чего громко прочистил горло,


заливаясь кашлем.

— В смысле, в школе?

— Нет, я дома. — На фоне голоса Чимин услышал шуршание и подумал, что


Чонгук, наверное, ещё даже из постели не вылазил.

— А почему так эпично? — попытка пошутить с Чоном не всегда


заканчивается хорошо, но стоило попробовать.

— Послушай, малыш, я надеюсь, что ты звонишь только с одним из двух


предложений: хочешь отдать деньги или себя, всё остальное меня не ебёт.
Прямо сейчас мне и без твоего тонкого голосочка хочется отрезать себе голову.

После этой тирады Чимин хотя бы понял, в чём дело, и уже знал, чем можно
задобрить монстра. Но он этого «отдать себя» внутри всё перевернулось. Это не
прежнее «уходи», совсем не оно.

— Ну тогда я еду к тебе, притащу с собой пивко и что-нибудь пожрать.

— Звучит уже лучше, но я чувствую какое-то «но» в твоих словах, — Чонгук


перевернулся на живот и утонул лицом в подушке, от чего голос стал глухим и
плохо различимым.
66/333
— Эм, ну да. Как ты уже знаешь, у меня нет денег. — От низкого стона в
трубке по спине прошлись мурашки, и Чим в который раз подумал, что он ходит
по тонкому льду.

— Хорошо, сейчас скину тебе на счёт, но просто так ты не отделаешься, ты


же понимаешь это?

— Д… да, — будто на что-то окончательно решаясь, выдохнул Чимин и


услышал, что звонок прервали. Чонгук выбил, самостоятельно решив, что
разговор окончен.

Тревога про Юнги отошла на второй план, и сознание затопило волнением


совсем другого жанра. Уже спустя минуты две на телефон пришло уведомление,
что счёт пополнен на пятьдесят тысяч вон, даже больше, чем нужно было, и саб
помчался совершать свою фатальную ошибку.

Стоя перед знакомым домом, Чимин вдруг понял, что никогда не приходил
сюда днём или утром, только когда вечернее небо затягивало сумерками или
вовсе наступала чёрная ночь. В лучах яркого солнца двухэтажное здание не
казалось таким уж тёмным и загадочным, оно было белым, но стало видно, что
на крыше потрескался шифер, оконные рамы давно не красили, а узкие дорожки
поросли травой. Тут явно не хватало хозяйственных рук.

Окно на втором этаже распахнулось и обнажённый выше пояса Чонгук


выглянул вниз. От его измятого и домашнего вида у Чимина закружилась голова.

— Чего застыл? Тебя с хлебом-солью встречать? Поднимайся, — крикнул он и


скрылся внутри, громко захлопнув окно. Стекло задрожало, и если бы
посыпалось вниз градом осколков, Чимин не удивился бы.

На просторной светлой кухне, как всегда, ощущалась острая нехватка


обжитости. Полки и шкафчики пустовали: ни запасов еды, ни разнообразной
посуды. Минимальный набор на одного и несколько чашек, потому что одну лень
мыть каждый раз. Поставив пакет с покупками, Чимин стянул рюкзак и устало
облокотился о стол. Нога и спина всё ещё адски болели, и тревожить раны было
не самой лучшей идеей.

— Разве я не сказал подняться? — Чонгук подошёл вплотную и, шепча в


самое ухо, вдавил Чимина животом в высокую столешницу. Сколько раз он
представлял себе, как разложит аппетитного саба прямо на этом столе.

В момент внутренности совершили головокружительный кульбит, и в горле


пересохло. Чонгук оказался запредельно близко, его голос запускал по коже
мурашки, а обвинение в неисполнении приказа вызывало желание заслужить
прощение. Дрожащей рукой Чимин потянулся к шуршащему пакету и вытащил
одну баночку, с намерением подать спасение от похмелья и заодно спастись от
неожиданной атаки. Не видя перед собой ничего, кроме ярких ослепляющих
бликов под полуприкрытыми веками, он вдавил крышечку, и струя пенистого
напитка окатила их освежающей волной.

— Пак Чимин, — отплёвываясь и стирая с лица липкие капли, Чонгук


отступил на шаг назад и разочарованно взглянул в виноватые глаза, размером с
пять копеек. — Ну что ты за человек?
67/333
— Прости, — пролепетал краснеющий Чим и протянул заметно опустевшую
банку. Чонгук принял её из дрожащих рук и, не отрывая пронизывающего
взгляда, осушил до дна.

Чимин смотрел, как кадык поднимается по сильной шее, как мышцы на руке
напрягаются, как пролитые капли золотистого пива стекают по подбородку,
груди, теряются в кубиках пресса и небольшой тёмной дорожке волос ниже
пупка. Низ живота напрягся, а шустрый взгляд вернулся обратно к лицу. Чонгук
усмехался, он видел, куда смотрел Чимин, и видел, как он это делал, с каким
лицом любовался открытыми участками тела. Попался.

— Теперь придётся принять душ. Вместе, — словно змей-искуситель, заново


надвигаясь, коварно прошептал Чон. Он глядел на запуганного и
заинтригованного Чимина и боялся, что сорвётся. По настоящему, а не в шутку.

— А может, не стоит? — жалкая попытка.

Красивое и слегка измятое тяжёлой ночью лицо Чонгука озарил настоящий


оскал, он молниеносно подхватил Чимина под колени и перекинул слабо
протестующего парня через плечо. Переступая через две ступеньки вместе с
нелёгкой ношей, он в считанные секунды преодолел лестницу и оказался у
ванной на втором этаже. Пару раз хлопнув по заднице извивающийся груз,
чтобы вёл себя потише, Чон кое-как открыл дверь и включил воду.

Чимин болтался вниз головой и совсем не мог определить, как ко всему


этому относиться. С одной стороны — страшно до жути, а с другой — ему это
нравилось. Он понимал, насколько дико легко принимает правила игры, но ему
это нравилось.

Открытая тёплая вода водопадом обрушилась с многочисленных отверстий в


потолке. Огромная душевая кабинка, окружённая стеклянными стенками,
заполнилась паром. Чонгук поставил Чимина на пол и затолкал его внутрь,
попутно стягивая с себя штаны.

Одежда саба тут же намокла и прилипла к телу. Спортивные штаны стали


тяжёлыми, мокрая белая ткань футболки не скрывала, а только подчёркивала
силуэт и формы. Парень отходил к стене и просто смотрел, как опасность в лице
сексуального и обнажённого доминанта надвигается на него. Чонгук, ни грамма
не стесняясь, красовался своим телом, шагал медленно, цепляя рукой тяжесть
возбуждённой плоти.

— В душе это лишнее, — прошептал он и кончиками пальцев подцепил


футболку. Чонгук потянул ткань в разные стороны, и она с влажным звуком
разорвалась на части, открывая часто вздымающуюся грудь саба. Сердце
грозило пробить грудную клетку, с такой силой врезалось в рёбра.

Борясь с оцепенением, Чимин не мог нормально дышать, сколько бы вдохов


он не делал, ему казалось, что воздух не достигает лёгких и кислород не
попадает в кровь, поэтому мозг отказывает. Он явно что-то упустил, потому что,
как по-другому объяснить ситуацию, в которой они неожиданно оказались?
Чонгук стоял опасно близко, капли воды врезались в его голое тело, отбивались
от него и летели Чимину в лицо. А на нём всё ещё оставались штаны, и именно
это казалось сейчас самым неправильным.
68/333
Терзаемый всю ночь невыносимым голодом Чонгук приоткрыл в себе те
замки, что сдерживали инстинкты, всё ещё контролируя себя, он решил
рискнуть, попытаться ограничиться обычными, нормальными вещами.
Подушечки пальцев покалывало от желания прикоснуться к гладкой влажной
коже. И ему тоже не верилось, что всё это происходит на самом деле.

Непослушные пальцы подцепили последние предметы одежды и потянули их


вниз. Впервые полностью обнажаясь перед Чонгуком, Чимин испытывал стыд. Он
был уже сильно возбуждён. И от этого ему было неловко.

В то же время Дом ликовал, видя, что саб жаждет близости с ним ничуть не
меньше. Ещё вчера, это казалось невозможным, но уже сейчас он может
коснуться, почувствовать, испробовать на вкус. В чёрных глазах Чона бушевал
вихрь из различных эмоций, но все они сметались прожигающим насквозь
сексуальным желанием. Слишком долго Чонгук лишал себя даже самого малого.
А теперь сотни фантазий с участием Чимина были предельно близки к
реализации, и от этого чувство реальности терялось.

Чим не успел до конца принять факт происходящего, как чужие губы


врезались в его. Слегка отросшая щетина царапала подбородок, горячий язык
ворвался в приоткрытый рот, и они оба провалились куда-то. Летели прямиком в
бездну, совершая ошибку, и бездумно тащились от этого.

Руки изучающе блуждали по телу, невзначай цепляя синяки и порезы.


Острые касания плюс горячая вода и Чимин был готов хныкать, кроме
возбуждения, ещё и от жжения и боли. Чонгук слышал эти жалобные звуки
совсем тихо, где-то у своей груди, и внутри просыпались монстры. Хотелось
развернуть саба к себе спиной, нагнуть и быстрее оказаться внутри горячего и
тесного тела, загнать себя по самые яйца, вонзая пальцы в истерзанные чужими
ударами бёдра, слушать болезненные вскрики и игнорировать их, используя
саба, как податливую и безотказную секс-игрушку. Он может наделать
глупостей, если не остановится вовремя. А причинять вред этому милому
созданию совсем не хочется.

Боясь потерять контроль, Чонгук уже решил отстраниться, но маленькие


пальцы сомкнулись на члене и провели снизу вверх, нежно лаская головку. С губ
прямо в не разорванный поцелуй сорвалось шипение, и решение остановиться
стёрлось плавным скольжением. Чимин играл с огнём и делал это превосходно.

Чонгук в удовольствии откинул голову назад и прикинул, не будет ли


слишком, прямо сейчас поставить Чима на колени. Он решал, да или нет, пока
неотрывно смотрел в большие глаза напротив и тянулся рукой к чокеру. Это
украшение дозволено снимать только перед истинной парой, это слишком
интимно, особенно, ритуально. Поэтому, откидывая в сторону последний
предмет, скрывающий от него тело Чимина, Чонгук чувствовал, что владеет
этим сабом. Ещё даже не проникая в его тело, он уже ощущал, что владеет им.
Последнее, что он сделал, прежде чем поставить нижнего на его место, —
отбросил и свой браслет куда-то на пол, совсем не заботясь о правилах и
значениях. Пусть эта открытость друг перед другом будет им вместо
недостающих чувств.

Широкая ладонь легла на нежную шею, касаясь ровной линии метки,


длинные пальцы сомкнулись вокруг, слегка сжимая. Глаза Чимина увеличились
69/333
от удивления, но он всё ещё принимал заданные правила игры. Чонгук давил
строгим взглядом и надменной улыбкой, грубой силой заставлял опускаться, при
этом удерживая зрительный контакт. С трудом глотая, Чимин опустился на
колени, ощущая, как о спину разбиваются горячие капли воды. Боль, она была
неотъемлемой частью всего, что происходило. Снизу вверх он смотрел на парня,
который вызывал в нём смешанные чувства с самой первой встречи. Видел
властный взгляд и долю презрения и признавал, что кроме заботы и помощи от
Чона, всегда хотел именно вот этого: унижения и подчинения. Хотел смотреть
на него снизу, быть у его ног, поклоняться ему.

— Лижи, — вытягивая свою стройную ногу, приказал Чонгук. Он заставлял


сабмиссива опуститься до самого дна, окунуться в чувство собственной
ничтожности, чтобы потом заново вознести его.

Знакомство с новыми гранями, оттенками и сторонами взаимоотношений в


паре. Никогда раньше Чимину не приходилось такого переживать. Его унижали,
били и оскорбляли десятки раз, но он никогда не шёл на это сознательно и с
тем, кого выбрал сам. Даже тогда, с Юнги в Дыре, он не успел в полной мере
проникнуться сутью положения нижнего. Это сложное, необъяснимое чувство,
комбинация из горечи морального падения и сладости принадлежности.

На языке оседала соль и шероховатость кожи, колени больно упирались в


твёрдую плитку, а в голове отвлечённо рождались, словно чужие мысли, «я
твой», «я принадлежу тебе», «существую, чтобы угодить тебе». Поднявшись от
ступней до колена, Чимин скользнул языком под коленную чашечку, ныряя
головой меж разведённых ног. Чонгуку стало щекотно, и он с размаху шлёпнул
по округлой ягодице, оставляя яркий след. По влажной коже, с акустикой
закрытой душевой из стекла и плитки, звук получился отменным.

Виртуозными движениями, поцелуями и покусываниями Чимин продвигался


всё выше по внутренней стороне бедра, уже почти касаясь лицом паха, кидал
взгляд наверх в поисках тени поощрения или недовольства. Он делал всё верно,
потому что доминант был доволен им, он получал удовольствие, и от осознания
этого, саб тоже получал его. Так оно работает для двоих.

Чону немного надоело это затянувшееся вступление, хоть он и искренне


упивался послушностью Чимина, но ему хотелось большего. Схватив парня за
мокрые волосы, он оттянул его голову от себя, а затем приставил головку к
покрасневшим губам.

— Высунь язык.

Чимин послушно открыл рот и вытянул розовый язычок, позволяя скользить


по нему. Чонгук играл с ним, с его рвотным рефлексом, заставлял давиться и
сдерживать слёзы. Больно хватал за волосы и тянул за них, принуждая сильно
запрокидывать голову. Чимин позволял всё, принимал каждый грубый жест и
несдержанный толчок, с радостью глотал слюну и смазку и скользил рукой по
собственному члену, ощущая, что разрядка уже близко. Он казался себе таким
пошлым, грязным, использованным и это… это было хорошо.

Чонгук смотрел в заплаканные глаза и боролся с диким желанием ударить,


растоптать, пройтись сверху и оставить бессильно лежать в луже крови, спермы
и слюней. Эта мысль подтолкнула его к пику и с громким стоном он излился, в
последний момент извлекая себя из горячего рта. Брызги семени попали на пол,
70/333
стену и запачкали плечо саба. Глядя на то, как Чонгук ловит волны экстаза от
его, Чимина, стараний, он и сам кончил, утыкаясь лбом в ноги доминанту.

— Спасибо, Хозяин, — выдохнул Чим, опустошённо улыбаясь. Давно хотел это


сказать. Получилось совсем не так, как было бы с Юнги. Ярче, сильнее, острее,
опаснее.

— Поднимайся, — Чонгук выключил воду и присел возле него. Убрал с лица


прилипшие, мокрые волосы, пальцами аккуратно касаясь лба, и помог подняться
на ноги. — Ты в порядке?

Чимин кивнул и порывисто обнял, его переполняли эмоции, хотелось


смеяться и плакать одновременно.

— Тогда давай вылазить, жрать хочу, — первым ступив наружу, Чонгук кинул
полотенце Паку, а сам прямо так, голый и мокрый, вышел в коридор. Оказалось,
в ванной было лишь одно полотенце. Так он сказал, чтобы убежать прочь, хотя
бы на минуту остаться подальше и усмирить разошедшееся внутри пламя. Он
надеялся сдержать себя, но удавалось плохо. Контроль ускользал.

Без пристального взгляда Чимин сгорбился, с трудом сдерживая стон. Когда


волна эндорфинов спала, сокрушающие волны боли вернулись. Горела спина,
сводило колени и бедро, немного ныла челюсть. И пришло смутное ощущение,
что он испачкался, пал так низко, откуда уже не вернуться. С Юнги такого не
было.

Спустившись на кухню, парни изо всех сил скрывали собственные чувства по


поводу случившегося и молча набросились на давно остывшую пиццу. Горячий
кофе тоже пришёлся кстати. Что-что, а хороший кофе всегда имелся у Чона в
доме, в отличие от того же риса или хлеба.

Принимая из рук хозяина дома свою чашку, Чимин понял, что хочет касаться
его руки, чтобы ощущать ту слабую связь между ними, чтобы убедиться, что она
вообще есть. Чонгук скептически смотрел на то, как чужие пальцы скользят по
его руке, касаясь метки, ладони и пальцев, но решил не создавать проблем.
Хочет, пусть гладит. Так они просидели несколько минут, пока Чон не
подорвался и не отошёл к окну. Ему хотелось отбросить эту нежность, потому
что любой контакт с голой кожей провоцировал его. Внутри всё ещё горело
желание сделать с Чимином вещи похуже.

Увидев на пальцах чёрные разводы, Чим подумал: «Откуда? Может, кофе?».


Но сердце в предчувствии забилось быстрее, рука потянулась к метке, и он
яростно потёр шею. Но нет, подушечки пальцев стали влажными от воды, но на
них не было ни следа чернил. Значит, это не его.

— Чонгук, покажи руку.

— Что? Зачем?

— Дай её сюда!

— Ого, ЧимЧим, ты кричишь на меня? А не боишься последствий? — Чимин


проигнорировал вибрирующие нотки в голосе Чонгука, он схватил протянутую
кисть и самозабвенно начал тереть чёрную полоску шириной в полсантиметра,
71/333
пока не увидел, как чёрные разводы украсили смуглую кожу.

— Хён… — Чимин поднял глаза кверху и уставился в хмурое лицо, пытаясь


понять, что это значит, что теперь будет.

Чонгук и сам удивился. Слишком неожиданно. Вырвал руку из дрожащих


пальцев и нервно отошёл подальше, чтобы не видеть потери на невинном лице,
он сам потёр чернила. Они смазывались.

— Плевать. Забей, это не важно, — убеждал он Чимина, себя, обоих, не


оборачиваясь.

— Что значит не важно? Ты встретил свою пару, твоя родственная душа


совсем рядом, — Чим не заметил, как начал повышать голос и срываться на
отчаянный крик. — Ты знал? Когда пустил меня к себе сегодня, ты знал об этом?
— Его всего трясло и крушило. Начало казаться, будто отбирают что-то важное,
что-то только что обретённое. Ощущения собственной никчёмности стало расти
ещё сильнее.

— А чего это ты так вспенился? Рано или поздно, но это происходит, и мы


встречаем истинных. И мы оба прекрасно знали, что для меня это не ты, —
огрызнулся Чонгук, отрывая взгляд от собственной руки. Жестоко, но правда.

— Да, точно. Это не я, — осевшим голосом вторил Чимин, с болью вспоминая,


каким счастливым был пару минут назад. А теперь его хрупкий иллюзорный мир
разлетелся на части, столкнувшись с реальностью. Правильно, как и в случае с
Юнги, он не пара Чонгуку. Везде он лишний.

Чон поставил чашку на стол и двинулся вперёд. Сделав два широких шага он
снова оказался рядом, опаляя своим жаром. Нагретая чашкой ладонь легла на
щеку, а большой палец огладил пухлую нижнюю губу. Парень нависал сверху и
жестоко дразнил своим почти-поцелуем.

— Чимин, ты хочешь меня? — то ли вопрос, то ли утверждение.

— Н… нет, больше нет. — Очевидная ложь, которая всё равно смогла зажечь
ярость. Чонгук вспыхнул.

— А Мин Юнги ты хочешь? Он же тоже не твой доминант, но его ты всё равно


хочешь?

— Не знаю, — ответ слетал едва слышный, касаясь чужих губ тёплым


порывом воздуха.

Чимин не знал, чего он хочет получить, но точно понимал, чего не хочет


лишаться. Вот эти волнующие моменты он точно не хочет потерять. Когда на
волоске от выдуманной смерти, в шаге от неотвратимой ошибки и адреналин по
венам вместе с эндорфинами. Но зная, что где-то рядом есть его пара, уже не
так просто идти на бездумные глупости, ведь появляется неизбежное чувство
вины. Ещё сильнее прежнего.

— Знаешь и скажешь мне правду, я заставлю, — Чонгук рычал у самого лица


от злости и растерянности, он сам не был готов к такому повороту. Не был готов
к тому, что в одно утро его жизнь вот так кардинально изменится. Только решил
72/333
вернуть себе часть нормальной жизни, получил Чимина и должен от него тут же
отказаться? Какого чёрта?

Руки отчаянно сжимали далеко не хрупкие плечи с такой силой, что не


вырваться.

— Хён, отпусти, мне больно, — Чимин тихо зашептал, уже смиряясь с тем, что
он теряет своё тайное убежище. — Я лучше пойду.

— Нет, я запрещаю тебе уходить, ты останешься со мной, — Чонгук впал в


отчаяние, раз цеплялся за крайнюю меру — принуждение-приказ доминанта. Он
тянулся поцелуями жёсткими и колючими, пытаясь пробиться сквозь
сопротивление.

— Нет, не надо, хён, перестань, — Чимин начинал паниковать, но старался


говорить спокойно и уверенно. — Прошу, не заставляй меня, не делай этого.

— Чим, — короткий выдох, в котором столько сожалений, о прошлом,


настоящем и будущем. — Прости, ты прав, я не имею права тебя принуждать. Но
я правда не хочу, чтобы ты уходил. Останься, как раньше, просто будь рядом.

— Ты же знаешь, что «как раньше» уже не получится.

Время замерло, пока двое людей, не связанных высшими узами, общались


одними лишь взглядами. Больше не проронив ни слова, Чонгук умолял остаться,
а Чимин просил отпустить, надеясь, что его удержат. Они оба ненавидели
судьбу за то, что это случилось именно сегодня, что два обстоятельства
столкнулись в один день и даже временно не позволили им насладиться
близостью. Чонгук был готов наплевать на свою метку, но Чимин — нет.

Застёгивая на своей шее чокер, найденный на полу в ванной, он в который


раз пожалел, что «это не он». Лучший момент их знакомства превратился в
сущий абсурд.

— Я всё равно безумно хочу тебя, — Чонгук стоял в дверном проёме и


внимательно следил за тем, как Чимин надевает его чистые вещи, чтобы
покинуть его дом.

— Как же давно я хотел услышать эти слова, — грустная улыбка, последний


взгляд в зеркало и нерешительный шаг навстречу. — Но ты лишь гнал меня
прочь.

— Это нечестно, что ты вот так уходишь.

— Это больно, что ты принадлежишь кому-то другому.

— Он тоже принадлежит не тебе, но ты пойдёшь к нему? — Ревность — ещё


одно чувство, на которое у них нет права.

— Не думаю, что это имеет значение, — Чимин отвечал, уже спускаясь по


лестнице вниз. Он поднял свой рюкзак, скривившись от боли, накинул его на
плечо и двинулся на выход, где оставил обувь.

— Где ты собираешься ночевать? У тебя же даже денег нет.


73/333
— Придумаю что-нибудь.

Дверь с хлопком закрылась, и Чонгук присел на нижнюю ступеньку,


невидящим взглядом уставившись на свою метку.

По краям она немного смазалась, но всё ещё оставалось цельной полосой.


Значит, встреча состоялась совсем недавно, скорее всего, вчера вечером.

— Твою мать! — В сердцах выдохнул парень, врезаясь бездумно кулаком в


опору хиленьких перил. Трухлявая древесина разлетелась на куски. Никчёмное
жилище никчёмного человека. — Ну и кто, блять, этот несчастный?

74/333
Примечание к части Lost (анг.) - потерянный.

Kitti B feat. Verbal Jint – Doin' Good

*Сабдроп - это возникающее у боттома сразу после сессии преходящее


состояние физической изможденности и плохое самочувствие, а также
состояние нравственной подавленности, депрессии, тоски, тревоги, нервного
срыва, иными словами, глубокого психологического дискомфорта, - сразу или
через некоторое время после сессии.

**Внутри субкультуры БДСМ словом сабспейс обозначается специфическое


измененное состояние сознания партнёра, возникающее вследствие физических
воздействий (таких, как флагелляция) и сопутствующих им эмоциональных
переживаний.

Lost

Просто не думать, не видеть, не чувствовать, забыть, навсегда


стереть из памяти и оставить в прошлом несбыточной мечтой. Ничего не было,
ничего не было, ничего…

«Блять, ну нет, ну почему сейчас?» — Чимин нёсся через плохо знакомые


улицы, не видя дороги под ногами. Рюкзак неприятно хлопал по спине, а
непослушные ноги спотыкались о камни и бордюры. Перед глазами навязчиво
маячила сильная кисть с чёрной полосой и слабые разводы по её краям.
Хотелось влепить себе пощечину, чтобы выбить эту картину из головы.
Приблизительно так же, как метка, сейчас размывалась его суть: контуры текли,
смазывались, краски выгорали, оставляя выжженную пустошь. Он — никто,
пустое место, закрашенное поле, где уже невозможно поставить отметку.
Внутри всё горело обидой и утратой, разъедало сожалением, что не довёл до
конца и что вообще начал. Душило осознание собственной непринадлежности.
Наступила опасность словить первый сабдроп.

Хотелось вернуться и кричать о несправедливости, а через минуту исчезнуть


с лица земли. Внутри заезженной пластинкой звучало «это не ты», и Чимин не
мог оставаться на месте ни секунды, будто в спину гнали осуждающие взгляды.
Он не имеет права хотеть или обижаться. Потому что, сука, это действительно
не он.

С самого начала было понятно, что эта связь бесполезна, временна, но так
тянуло к загадочному парню, от одного пронизывающего взгляда которого
бросало в дрожь, что долгосрочная перспектива казалась чем-то неважным. С
Юнги всё было иначе, в нём Чимин видел более смелую, сильную, дерзкую
версию себя, ему он завидовал, таким он хотел бы стать, Чонгук же был
особенным, в нём было что-то другое, распаляющее. Чимин любовался этим
тёмным опасным огнём и просто льнул навстречу, как мотылёк на ночной свет,
безнадёжно и слепо.

Вот только никто не предупредил, что выделенное время выйдет настолько


быстро. Теперь в один момент оказалось невозможным оставаться рядом,
смотреть в чёрные глаза, чувствовать на себе его взгляд, жар, руки. Потому что
теперь этот огонь был слишком близко и сжигал заживо, превращая волю в
пепел. Чимин прекрасно понимал, что останься он ещё хоть на пару минут, то не
75/333
устоял бы, поддался бы на просьбы, уговоры или приказы, а потом винил бы себя
ещё больше. Поэтому сбегал. Трусливо и жалко.

Уставшие ноги несли то вверх, то вниз по тонким улицам. Старые,


полустёртые ступеньки плыли перед глазами, мутными пятнами мелькали стены
домов и дощечки высоких заборов. Отчаянное бегство вело его всё дальше в
запутанный чужой район, и не было больше места, где бы он мог спрятаться от
себя, своих желаний, страхов и обиды. Путь в последнее тайное убежище
отныне для него табу.

Внутри снова и снова вспыхивали волны боли, будто в груди засела


когтистая тварь. Всё летело к хуям, и нигде не было инструкций, как это
остановить. Чимин добрёл до первой лавочки и устало опустился, не сдерживая
шипения. Всё тело ныло и пульсировало болью, ему нужен был отдых, но на
голову сыпались только новые причины для стресса.

В кармане завибрировал телефон — забыл отключить его после того, как


звонил Чонгуку, придурок. Если это родители, то брать всё равно не будет. На
экране высветился незнакомый номер, и Чимин втайне понадеялся, что это
Юнги. Наверное, только ему он смог бы всё рассказать, в поиске поддержки. Он
бы понял, сделал бы вид, что ему плевать, но понял бы.

— Алло, — дрогнувшим голосом выдохнул Чим, молясь, что это не полиция,


родители или, что ещё хуже, журналисты.

— Пак Чимин? — Знакомый голос вежливо осведомился о том, до кого


дозвонился и после короткого «угу» продолжил: — Это ваш классный
руководитель, если вы меня не узнали. Вы не явились на занятия, и я звоню,
чтобы узнать причину, если такова есть. Или мне лучше связаться с вашими
родителями?

Ну вот, сплошные причины для стресса.

— Нет, не стоит их тревожить, — стараясь не заикаться от страха,


затараторил прогульщик, — я приду к следующему уроку. — Беспокойные
пальцы начали сколупывать краску со старой скамейки, бездумные действия,
как признак нервозности.

— Потрудитесь явиться вовремя и написать объяснительную. Я понимаю, что


ситуация у вас особенная, но правила для всех одинаковые. Иначе я вызову
ваших родителей в школу. До свидания.

Короткие гудки, означающие конец звонка, звучали оглушающе медленно по


сравнению с загнанным сердцебиением. Сейчас только не хватало столкнуться в
школе со всякими уродами, которые по-любому только и ждут шанса, чтобы
отомстить за свои неприятности. Отличное продолжение дерьмового дня.
Можно было бы не идти, но от мысли, что отца вызовут к директору, вообще
начинало крутить в животе. Это и правда хуже.

Тяжёлый вздох сорвался с губ, Чимин устало опустил голову к коленям и


зарылся пальцами в волосы. В черепушке билась тысяча и одна мысль, но всё
вместе походило на панику, а не на какой-то конкретный план.

Небо снова затягивало тучами, становилось холодно, противный осенний


76/333
ветер проскальзывал под одежду, что так предательски пахла Чон Чонгуком, и
не было слова более подходящего, чем иностранное, короткое и лаконичное
«fuck». В жизни происходил полный пиздец, и если раньше всё это можно было
назвать адом, то теперь стоило подыскать название ещё чего-то похуже. И,
скорее всего, это ещё не предел.

В любом случае, ничего другого, кроме как явиться в школу, не оставалось.


Поэтому, сцепив зубы и кулаки, Чимин поднялся и двинулся бродить в поисках
выхода к ближайшей остановке. Время было не на его стороне, как и всё прочее
в этой жизни.

Ведомый приступом истерики, он не запоминал десятки поворотов и арок,


которые успел пройти. Виляющие улочки вдруг показались запутанным
лабиринтом, выхода из которого попросту не существует. В таком состоянии
даже банальные задачи ориентации на местности кажутся сверхсложными. И
любая неудача ведёт к новому приступу паники.

«Да блять, как же отсюда выйти?»

Срываясь на бег, Чимин бросился в ближайший проулок и едва успел


затормозить, уступая дорогу несущемуся наперерез велосипедисту.
Столкновения удалось избежать, но резкий поворот руля занёс неустойчивый
транспорт, и водитель полетел на землю, царапая велик и сбивая Пака с ног,
оглашая всю улицу громким матом.

— Дебил, смотри куда прёшь! — вскочив на ноги, высокий молодой человек


стянул с головы шлем и порывисто шагнул навстречу неудачливому пешеходу.
Он надвигался на лежащего Чимина, сжимая кулаки, явно собираясь устроить
взбучку. Но, сделав всего лишь шаг, неожиданно замер, удивлённо уставившись
в испуганное лицо. — П… Пак Чимин? Ты тут откуда?

— Ким Намджун? — Вот именно в этот момент Чимину стало по-настоящему


страшно. Быть сбитым велосипедом хреново, но встреча лицом к лицу с
капитаном бейсбольной команды пугала его до смерти. Всё, он падёт
мучительной смертью прямо тут, в неизвестном дворе, далеко от дома, друзей,
которых особо-то и нет, не познав любви, секса и вообще не пожив толком. Он
сидел на асфальте и затравленно взирал на спортсмена-старшеклассника,
ожидая ударов, криков и новых унижений. Но всё пошло не так:

— Прости, я очень спешил. — Намджун протянул руку, замечая, как Чимин


дёрнулся от него в страхе, но продолжил держать её в воздухе, собираясь
помочь подняться. Даже взмахнул слегка, подгоняя. — Давай, хватайся.

Вспоминая их последнюю встречу, Чим не знал, как себя повести. С одной


стороны, то падение сквозь окно было случайностью, но даже так, особо милым
Намджун с ним не был. С чего вдруг такое изменение? Поэтому, марая ладони о
землю, он оттолкнулся от неё и поднялся сам, отряхивая руки о штаны.

— Ты это, прости, я не хотел, — пробасил капитан и опустил, наконец-то,


проигнорированную руку помощи. Не дожидаясь ответа, он развернулся к
велосипеду и стал поднимать его, оглядывая на наличие повреждений.
Неловкость и напряжение, жуткие в своей концентрации, висели между ними. А
Чимин не совсем понял, о чём именно речь.

77/333
— Я спешу в школу, не подскажешь, где тут остановка? — промямлил
несмело Пак, потупив взгляд. Раз уж его не собираются убивать, да и всё равно
спросить больше некого, на улицах ни души.

— Я… хочешь подвезу тебя? — прозвучало ну очень неожиданно, кажется,


для них обоих. — Я тоже в школу спешу. Мне звонил завуч.

«Да что с ним? Ему промыли мозги?»

— Нет, не надо. Просто скажи, куда идти, — таким Намджуном Чимин был
сбит не только с ног, но и с толку. Что происходит вообще?

— Ладно, — буркнул Джун, поправляя на шее тёплый алый шарф, — тебе вон
за тот поворот, после только прямо. Выйдешь как раз на остановку семьдесят
пятого маршрута, — махнув рукой, парень прокрутил колёса и быстро скрылся
за указанным углом. Было такое чувство, будто его подменили. И оно не
проходило, сколько бы Чимин не старался понять.

Это небольшое происшествие здорово отвлекло, и дорога до местного


филиала ада прошла незаметно быстро. Даже слишком. Охранник, стоявший у
ворот, с осуждающим взглядом пропустил задержавшегося к третьему уроку
ученика, и только шагнув на территорию школы, Чимин понял в чём суть
настоящей проблемы. Обычно прогуливающих учеников никто не вызванивает,
на это смотрят сквозь пальцы, главное — оценки. Но сегодня всех
отсутствующих в обязательном порядке «пригласили» по довольно простой и
очевидной причине. Во дворе, внутри здания, в коридорах и классах — везде
собрались журналисты, родители, служащие социальных ведомств и даже
соцактивные блогеры. Все были охвачены ажиотажем, вызванным недавним
скандалом. И если они с Юнги изначально не планировали являться сюда, то
именно это всё и было главной причиной. О ней Чимину следовало подумать
раньше, чем попадать под прицел камер и микрофонов.

Пройдя через ворота, он упустил шанс на отступление, его заметили. К нему


тут же ринулись несколько корреспондентов, некоторые из них были с крупных
каналов. Они подавляюще наступали, заглушая друг друга громкими вопросам,
тыкали своими микрофонами почти в лицо застывшему ученику, и ему казалось,
что его сейчас попросту задавят. Воздуха стало катастрофически не хватать,
отступающие шаги закончились, потому что ступать больше было некуда.
Камеры, мигающие красным диодом, ловили каждый его жест, и от всего этого
безумия хотелось спрятаться.

Вдруг с одной стороны его схватили за руку и, больно потянув, вытащили из


плотного кольца бойких писак. Крепкая ладонь железной хваткой сошлась чуть
выше локтя и буксиром тащила к входу в холл школы. Позади остались
раздосадованные журналисты, а впереди стоял, сложив на груди руки в замок,
строгий заместитель директора. Переведя взгляд на своего спасителя, Чимин в
очередной раз за день потерял дар речи. Чон Чонгук.

— Почему ты…?

— Мне позвонили.

Да, наверное, и правда обзвонили всех, кого не было на занятиях. Чтобы


пригласить в этот цирк. Чокнутый мир сводит нас с ума.
78/333
— Вы оба, марш на уроки, — указав большим пальцем себе за спину, завуч
вернул свой грозный взгляд к толпе зевак и, прочистив горло, стал просить всех
покинуть территорию школы, потому что они мешают учебному процессу.

Чонгук втащил Чимина через главный вход, не останавливаясь протянул по


длинному коридору, пока не запихнул его в кладовку в конце первого этажа.
Закрыв за собой дверь, он повернулся лицом и просто стоял рядом, тяжело
дыша и не говоря ни слова. Слабый свет из проёма внизу дверей позволял лишь
различить тёмный силуэт, от этой неплотной темноты всё казалось слишком
нереальным. От Чонгука пахло дымом, пивом и гелем для душа. Душ, в котором
они совсем недавно…

— Чим, — не давая углубиться в цепочку мыслей, Чонгук приблизился и


выдохнул прямо в губы, будто от этого развратные мысли могут покинуть
больную голову, — я позволил тебе уйти, но это было ошибкой.

— Да, хён, всё это было ошибкой. Я не должен был приходить вообще. У тебя
теперь есть твой саб, и он где-то рядом, ждёт тебя. Я знаю, что ждёт… — «Так
же, как я жду своего мастера, как хотел бы ждать тебя».

Чонгук вспыхнул, схватив младшего за плечи, и ощутимо встряхнул. Не


стоило перебивать его.

— Послушай меня, Пак Чимин. Я сам решу, что стоит делать, а что нет. И
если я скажу тебе быть рядом, то ты будешь ходить за мной хвостиком и
скрестись в закрытую дверь, как забытый на улице пёс, ты меня понял?
— горячий шёпот, подавляющий тон и запах табака. Голова идёт кругом.

— Что ты делаешь? — слабый стон на грани протеста и капитуляции.

— Я тебя предупреждал, что бояться в первую очередь надо меня.


Предупреждал ведь, глупышка ЧимЧим? — бархатная хрипотца в исполнении
жаждущего Доминанта способна перевернуть твой мир.

На пол полетели задетые рукой банки с краской. Грохот невероятный, или


это сердце так бьётся о тщедушные рёбра?

— Я всё равно не боюсь, — безумно или смело прошептал Чимин в ответ и


совсем тихо добавил: — Я хочу тебя. — Вот теперь точно полетели банки, вёдра
и швабры, когда Чимин врезался раненной спиной в стеллаж, вызывая лавину
всего содержимого с непрочных полок. Чонгук прижал его, опаляя своим жаром.
На шее и талии сомкнулись крепкие руки, в бедро упёрлось чужое возбуждение
и последние трезвые мысли покинули это место. Гори оно всё синим пламенем.

Губы врезались сметающим поцелуем, царапаясь о зубы, наполняя крохотное


помещение сбитыми вдохами. Они не сладкие, не приторные, не нежные, а
жгучие, как острый перец.

Чимин первым разорвать поцелуй не смел и поэтому жадно втягивал воздух


в секунды, когда его губы переставали терзать. Он задыхался сильнее, чем
когда-либо в своей жизни. Пьянел и терял рассудок, забывался кто он, где и
зачем. И Чонгук следом за ним терял себя, терял контроль и просто нёсся за
своими инстинктами, сминая в ладонях упругие ягодицы. Он чувствовал, как
79/333
трепещет в его руках возбуждённый саб, и эта дрожь отдавалась ему
рикошетом. Они безумны, глупы и безрассудны. Потеряны.

Тёплая ладонь скользнула под футболку, царапая плоский живот короткими


ногтями. Чимин выгибался и тёрся, подставляя шею под грубые укусы-поцелуи.
Тянул за волосы, спасаясь от острых зубов, и цеплялся за плечи, чтобы не осесть
на пол, слабые колени подводили, норовя подогнуться. Чонгук подхватил его
рукой за талию и прижал к себе что есть сил, перекрывая возможность
нормально дышать. Их страсть — полное сумасшествие, не имеющее право на
жизнь, не дающее шанса на спасение.

— У нас мало времени, — попытка опомниться, осознать, где они находятся.

— Значит нужно поторопиться, — нет, всё же без шансов.

Развернув саба к себе спиной, Чонгук рывком сдёрнул с него спортивные


штаны. Свои штаны, которые для Чимина были слишком длинными, но так
охуенно смотрелись на округлой заднице. Чим только охнул, но послушно
подставил зад, фантастически для парня прогибаясь в пояснице. Его щёки
горели красным румянцем, а приоткрытые пухлые губы блестели от слюны. От
этого вида член в узких джинсах Чона заныл от болезненного возбуждения,
скорее бы оказаться внутри этого аппетитного тела.

— Ты такой развратный на самом деле, Чимин. Тебе понравилось стоять


передо мной на коленях? Моё тело пришлось тебе по вкусу?

Держась руками за стену вокруг дверного проёма, Чимин упирался лбом в


слабую дверь, и согласно мычал, с удовольствием принимая откровенную ласку.
Он опасался, что слабые завесы или замок не выдержат натиска и они оба
вылетят прямо в коридор, горел от стыда и желания, ощущая на себе горячие
руки, но всё, на чём он мог сосредоточиться — это желание наконец-то ощутить
Чонгука в себе.

— Я стану первым, кто проникнет глубоко внутрь, прямо вот сюда, — Чонгук
опустился на колени и прошёлся языком меж разведённых ягодиц. Чимин
громко застонал и тут же испугался, что их услышат. Всё это было слишком,
чтобы сдержаться. Чон понял это, поэтому поднялся и рывком стянул с себя
футболку, заставляя саба зажать её в зубах, чтобы заглушить неизбежный шум.
Оставил на взмокшем виске короткие поцелуи, а затем вернулся к тому, на чём
остановился. Он ощутил, как колечко мышц сжалось от первого прикосновения,
и прошёлся долгим, влажным движением, впиваясь пальцами в бёдра. Синяки и
ссадины, чужие отметины на этом теле, они бесили, приводили в действие
чувство собственности и вызывали тягу к насилию. Но он правда постарается
быть нежным. Просто оставит свою метку так глубоко, как только сможет.

Чимин ощущал, как выгорает под умелыми движениями, как поддаётся и


плавится. Белая ткань, зажатая в зубах, поглощала звуки и мокла, а им всё
больше овладевали лёгкость и пустота, которая требовала чужого
вмешательства, чтобы заполнили, придали форму.

— Чимин, всё хорошо? — спросил Чон и скользнул в расслабленное кольцо


языком, совсем немного, но проникая внутрь.

— Ммм, — невнятно и затуманено, но согласно промычал Чим и захныкал,


80/333
прося большего.

Чонгук улыбался, хищно и властно, когда смоченным слюной пальцем входил


в тело податливого саба, наслаждаясь стонами и поскуливанием. Туго, горячо и
слишком сухо, но чертовски обалденно. Оставаясь внутри, Чон протянул другую
руку и заставил Пака облизывать два пальца, явно собираясь заменить ими тот,
что сейчас внутри. Чимин принимал предложенное с готовностью, выплёвывая
измятую футболку.

— Хороший, мальчик. Старайся, как следует, сейчас они окажутся в тебе, —


Чонгук пошло шептал на ухо, продолжая круговые движения внизу. Чим едва
держался, поражаясь глубине своих пороков. Его вело от всего этого,
возбуждение застилало разум белой пеленой, а тело требовало идти дальше. И
уже неважным были недавние мысли о том, что правильно. Какое это имеет
значение, когда ты уже и так в самом низу. Два пальца вошли на удивление
легко, игры с самим собой в тайне не прошли даром.

— Как такой бесстыдник до сих пор оставался девственником? — Дом не


просто растягивал, он уже откровенно имел, жёстко врезаясь пальцами в
простату.

— Я больше не могу, пожалуйста, хён, сделай это, — глядя вполоборота в


чёрные омуты-глаза, саб умолял взглядом, словами, толчками навстречу
неумолимой ласке.

— Ты хочешь, чтобы мой член оказался внутри? — Чонгук прижался к спине,


обхватывая шею с чокером свободной рукой.

— Да.

— Ты хочешь меня? — глядя прямо в глаза на расстоянии вдоха, он


наслаждался видимым блеском в расширенных зрачках напротив.

— Да, Господи, да.

— Проси правильно, — рык.

— Прошу, мой господин. Хозяин, умоляю. Мастер, возьми меня, — мольба.

— Так бы и сразу, зачем было убегать? — Головка у входа, лёгкий толчок,


взрыв боли — наказание.

— Ах, не… не останавливайся, — снова мольба.

— Наконец-то я получил тебя. — Плавно, медленно, скользяще до упора, а


затем ещё немного, так глубоко, что запредельно слишком. И сладостный вздох
на пике — награда.

И каждая фрикция, как столкновение миров. Поступательные движения на


рёбрах связывающей цепи, ладонь на устах, не позволяющая оглашать
удовольствие криком и звёзды под веками. Чонгук хочет отобрать всё, волю,
силы, тело и душу, а Чимин готов всё это отдать, бездумно и даром. И нет никого
сознательного, кто бы остановил их.

81/333
За дверью послышался звонок — перемена. За тонкой перегородкой
студенты бродят в шаге от чистого безумия, бала похоти и телесного голода.
Они думают о том, как сдать неготовое домашнее задание, а Чимин возносится
к небесам, больше не ощущая себя смертным человеком. Его распятое в чужих
руках тело невесомо, а душа развеялась пеплом, исчезнув и оказавшись везде и
сразу. Чонгук своим неистовым ритмом забросил неопытного саба в сабспейс**,
подарив неоценимый подарок, но забирая взамен нечто очень важное.

Пот покрыл тела, влагой осел на коже. Тяжёлое дыхание сорвалось, и


мышцы начало сводить от неудобной позиции, но шлепки обнажённых тел
продолжали наполнять узкую комнатку, отсчитывая секунды и мгновения. Даже
стоны больше не вырывались из груди, потому что для них не хватало воздуха.

— Я сейчас, пожалуйста, можно? — просил Чимин сбивчиво, едва слышно,


ударяясь головой о двери. Оргазм подкатывал, словно цунами, грозя снести всё
на своём пути.

— Давай, малыш, можно, — Чонгук тоже долго не мог держаться, давно он


такого не испытывал, так ещё и Чимин слишком сексуален. Его стыдливость и
неопытность так виртуозно украшают природную чувственность, что
удержаться невозможно. Он как суккуб, манит в свои сети, отбирая покой.

Последние толчки вышли слишком яростными, немного перебор, но на пике


удовольствия как раз. Чонгук низко зарычал и излился, заполняя горячим
семенем послушного саба. Продолжая двигаться, они слышали все эти
хлюпающие звуки, и Чимин краснел ещё больше, ловя себя на мысли, что хотел
бы слизать капли. Это желание и несколько влажных, резких движений довели
его. Лишь прижатый к груди и с закрытым ртом он смог проглотить свой крик
освобождения.

«Да, да, да», — набатом грохотало в голове, а по внутренней стороне бедра


стекала чужая сперма. Чонгук вышел из него, пройдясь ладонью по растянутой
дырочке, и Чимин дёрнулся, выжимая из себя ещё одну каплю.

— Плевать на метки, ты мой, запомни. Даже не надейся, что я так просто


отпущу тебя. Слышал? — Чон стоял позади, касаясь шеи лишь невесомым
порывом воздуха. Его слова запускали новую волну мурашек и так хотелось в
них верить, несмотря ни на что. — Если я увижу тебя с этим, просто поркой не
отделаешься, ясно?

А вот последние слова можно было и не добавлять.

— Да что ты к Юнги прицепился-то? Мы с ним просто друзья! Это у тебя есть


истинная пара! Чонгук, ты такой же козёл, как и все Домы! — в миг остыв от
оргазма, Чимин вспылил, возвращаясь в жестокую реальность.

— Чимин, я доминант, я тот, кто я есть. И я заебался тебе объяснять, что я не


милый, добрый и пушистый. Я думал, что мы это уже выяснили. Когда ты
говоришь, что хочешь меня, ты же понимаешь, на что идёшь?

— Хватит, всё, ты получил, что хотел, теперь можешь просто забыть обо
мне, — держась за свои задетые чувства, Чимин вытерся чужой футболкой,
откинув её в пыльный угол, и натянул штаны. Вид у него был безбожно
потрепанный, но пошло оно всё лесом. Он собирался сейчас же выйти отсюда,
82/333
оказаться подальше, потому что всё это слишком, блять, для одного дня, да и
для одного человека в целом.

— Чимин, какого хуя ты снова начинаешь разводить драму? Неужели нельзя


оставить всё в формате «просто»?

— Какое «просто», Чонгук? О чём ты? — Чимин застыл ещё на мгновение,


упиваясь дрожью и слабостью в теле, стараясь не подавать виду. Он не
собирался устраивать истерик, но всё вышло само собой. — Когда твоё имя
проявится, и этот человек появится в твоей жизни, посмотрим, что ты скажешь.
А до этого времени, постарайся держаться подальше, пожалуйста, — договорив,
Чимин развернулся и тихонько приоткрыл дверь. Он исчез в шумном коридоре,
оставляя Чонгука наедине со своим шоком. Что это было?

Чонгук развязал рубашку, что всё это время висела на поясе, накинул её и
застегнул пуговицы до середины. Плевать, что грудь светится, пуговиц выше
давно нет, а футболку лучше просто выбросить. Выйдя из кладовки, он сразу
направился в туалет, хотелось умыться и вообще остыть. Прямо сейчас он может
убить кого угодно, случайно подвернувшегося под ноги.

В уборной было несколько парней из младших классов, но завидев Чонгука,


они быстренько покинули комнату, тихо хлопнув дверью. В зеркале Чон увидел
не выспавшуюся и затраханную версию себя. Отлично, вместе с рубашкой на
распашку ему сейчас больше пришлась бы к лицу Дыра, а не классная комната.

В одной из кабинок у кого-то зазвонил телефон, и Чон неосознанно


прислушался, удивляясь низкому голосу. Красивый взрослый голос просил
говорить быстро, потому что он занят, а потом обещал кому-то встречу. Чон
вслушивался и пытался понять, кто это. Не похоже на ученика старшей школы.

Метка жутко чесалась под браслетом, наверное, потому что рука вспотела
под широкой полоской тиснённой кожи. Быстро намочив кисть, парень намылил
полоску и смыл пену под открытым напором, наблюдая как чернила
смешиваются с мыльной водой, он немного залип на этой картине, отстранённо
думая, что совсем скоро узнает, кому так адски не повезло.

Видимо, закончив разговор, парень из средней кабинки звякнул пряжкой


пояса и нажал на слив. Чонгук почему-то испугался, что его застанут за
подслушиванием и решил быстро покинуть помещение. Уже выйдя в коридор, он
подумал, что это глупо, но тут же отмахнулся от мыслей и направился в свой
класс.

Нахмурившись, он брёл по коридору прокручивая в голове бесящий разговор


с Чимином, наверное поэтому не сразу обратил внимание на объявление из
динамиков.

— Повторяю, все ученики класса 2-3, а также, Мин Юнги и Чон Чонгук, вас
вызывают в актовый зал. Немедленно.

Чонгук застыл на месте, не понимая, что происходит. Класс 2-3, это класс
Пак Чимина, значит там собирают участников происшествия, возможно,
дисциплинарный комитет, но при чём тут он сам?

В конце коридора мелькнула взлохмаченная макушка Чимина, и Чонгук


83/333
бегом бросился догонять его, не беспокоясь о том, что их увидят вместе. Больше
он не будет скрывать их связь, чтобы это не значило. Догнал как раз у входа в
актовый зал и не успел ничего сказать, как со всех сторон повалил народ из
класса 2-3, они оттеснили его в сторону, разделяя с Чимином на расстоянии
нескольких метров. Все эти ублюдки поглядывали на зажавшегося в углу саба,
как стая акул на свежую закуску. Блять.

— Эй, Пак Чимин, ты уже успел настучать, что нас тут всех собрали?

— Твоя мамочка придёт сказать нам «но-но-но»?

Обидные и абсурдные вещи летели в Чимина со всех сторон, и Чонгук


ощущал потребность вступиться. Больше он не мог делать вид, что его это не
касается. Он уже раскрыл рот и шагнул ближе к центру, когда двери зала
хлопнули ещё раз и зашёл последний участник собрания.

Шок — единственное слово, которым можно было описать состояние Чона,


провожающего взглядом знакомую фигуру. Вот чей голос он слышал из средней
кабинки.

Улыбаясь ослепительной улыбкой, шикарный в своей утончённости молодой


человек пересёк ряды сидений и взобрался на небольшой постамент у сцены.
Стоя за кафедрой, он оглядел собравшихся и заговорил:

— Здравствуйте, ребята. С сегодняшнего дня я буду работать в этой школе,


и я приложу все усилия, чтобы помочь вам всем преодолеть устоявшийся
конфликт. Я психолог и практикующий психотерапевт, зовут меня Ким Тэхён.

84/333
Примечание к части Order (анг.) - заказ.

SMNM – For U (feat. SHE)


The Neighbourhood – A Little Death

Order

Со мною ты
Проходишь поля извращений и насмешек,
Но мы меняемся,
Складывая воедино нашу головоломку неудач.

Острые и колючие взгляды отовсюду. Они загоняли в угол, от них


передёргивало и мороз полз по коже. Чимину казалось, что помимо привычного
отвращения, в глазах одноклассников появилось что-то новое. Липкий страх
путал мысли и бился в черепной коробке тревожным: «Они всё знают. Они
слышали, видели». Парень замер посреди огромной комнаты, чувствуя себя
голым, беззащитным перед безжалостной публикой. Он хотел бы держаться
прямо, стоять с гордо поднятой головой, но всё больше сжимался, пожираемый
стыдом, признавал свою никчёмность. Он и правда отвратительный.

На уровне инстинктов Пак Чимин искал защиты, но был окружён лишь стаей
голодных псов, готовых при первом же случае наброситься на слабую жертву.
Вместе с внутренним голосом со всех сторон слышался пропитанный ядом
шёпот, и этот едва уловимый звук заглушал речь нового консультанта,
пробивался сквозь все ментальные щиты и нещадно душил. Никакие разговоры
не помогут обитателям этой школы исправить привычное отношение к слабым и
другим, таким, как Пак Чимин или Мин Юнги. Вся эта затея с индивидуальными
и групповыми встречами, тренингами и сеансами — глупая трата времени. Фарс
для общественности, как они изначально и предполагали. Ничего не изменится,
всё будет так же и, возможно, даже более жестоко, просто не так открыто.
Самые заядлые монстры, что спрячутся за натянутыми масками нейтральности,
будут поджидать в тёмных углах, чтобы выместить свою отравляющую злость и
пустую ненависть. Лживые детки будут изображать исправившихся и
искупивших свою вину, но это будет лишь видимость для сторонних
наблюдателей. Их простят, им помогут, и только такие как Чимин и Юнги
останутся навсегда и во всём виноватыми, испорченными и лишними.

Как только ознакомительная лекция закончилась и все облегчённо


вздохнули, изрядно вспотевший саб выбежал из зала первым, расталкивая
впереди идущих учеников локтями. Не собирался терпеть их общество больше
ни минуты.

Тяжёлые двери распахнулись под натиском дрожащих рук, и свобода


показалась неимоверно близкой, подув в лицо порывом свежего воздуха. Уже
вылетая в коридор, Чимин успел краем глаза заметить стоявшего в стороне Чон
Чонгука. От одного его вида тело пробило зарядом, коротнуло и заискрило.
Послевкусие произошедшего между ними ещё блуждало по коже и горело
алыми пятнами. Чужая сперма медленно вытекала из тела. Чимин вспыхнул, и
его щёки покрылись румянцем.

85/333
Совсем недавно он мог бы поймать этот острый взгляд, мог бы незаметно
подойти и почувствовать себя спокойнее, невзначай коснувшись руки, но теперь
просто не смел. Любой контакт с хёном будет ещё больше всё запутывать. И
именно потому, что хотел быть рядом, Чимин зашагал прочь ещё быстрее, спеша
скрыться от собственной слабости. С каждым днём, каждой минутой, каждым
вдохом казалось, что жизнь становится только сложнее. Своими поступками он
рыл себе глубокую яму и с закрытыми глазами летел прямиком вниз, безумно
улыбаясь и издавая стон удовольствия.

Пришёл в себя он уже в уборной. Резкий белый свет отбивался от плитки и


зеркал и неприятно резал покрасневшие глаза. Холодная вода приятно остужала
ладони и горевшее лицо, но никак не тушила внутренний пожар. Лёгкие будто
объяло пламенем, всё жгло и оседало пеплом на языке, придавая
невысказанным словам горький вкус. Вдруг навалилась такая усталость, что ни
идти, ни стоять на месте, он не мог. Захотелось прямо здесь опуститься на пол и
не двигаться. Бесконечный и выматывающий день. Эмоции словно на
американских горках: то в бескрайнюю высь, то в бесконечную пропасть.

Найденная в углу швабра отлично заблокировала дверь, чтобы никто не мог


войти и потревожить. Опустошённый и словно онемевший Чимин уселся на пол
возле умывальника и уставился на протекающий кран. Капля собиралась на
самом краю, увеличивалась в размере, пока, достигнув критической массы, не
срывалась вниз, разбиваясь о раковину. Каждый влажный звук удара
отсчитывал пять секунд, десять, пятнадцать. Минуты спокойствия позволили
немного поразмыслить и окунуться поглубже в пучину нравственных терзаний.
Предстоящий непрекращающийся позор собственного падения, ярость отца,
который уже, небось, вовсю ищет никчёмного сына, невыносимый Чон Чонгук и
этот приглашённый гвоздь программы, весь из себя идеальный доктор Ким
Тэхён, чьё вмешательство не кажется хорошей идеей. Со всех сторон
надвигалась буря, ближайшее будущее меркло в кромешном пиздеце. Вот
просто… За что?

Нужно уходить отсюда и просто плевать на всё. Какая в жопу учёба? Вот
только ещё пару минут посидеть, собраться с силами и можно будет идти. Пока
неизвестно куда, но главное, что отсюда.

***

Чонгук не верил своим глазам. Как этот смазливый мозгоправ из Дыры


оказался в его школе, как так-то, блять?

Изначально он планировал в конце этого цирка подловить на выходе Чимина


и закончить их оборванный на странной ноте разговор. Но смущённый саб опять
умудрился сбежать, поэтому ничего не оставалось, кроме как провести взглядом
его стремительно удаляющуюся спину и вернуть своё внимание к
светловолосому парню я-самый-дерзкий-саб-на-свете.

— Неожиданная встреча. — Дождавшись, когда последний ученик покинет


актовый зал, Чонгук поднялся и неспешно двинулся навстречу собиравшему
свои вещи доктору Киму. Его присутствие в школе до сих пор походило на
дурную шутку, а распоряжение директора принудительно и обязательно ходить
на его бесполезные тренинги так вообще было до смешного бредовым и
абсурдным. С каких пор в этом аду кого-то интересует чьё-то психологическое
здоровье? — Я могу понять, почему тут собрали всех этих долбаёбов, но причём
86/333
здесь я?

Нахальный школьник продвигался мимо рядов одинаковых кресел, не


доставая рук из карманов брюк, а Тэхён продолжал собираться, полностью
игнорируя его.

— Не объяснишь? — более настойчиво, повышая голос, спросил Чон, подходя


всё ближе к высокой деревянной кафедре, за которой стоял их новый психолог.
Не до конца застёгнутая рубашка придавала парню диковатый и слишком
неуместный вид, кто-то другой мог бы и спасовать, но не Тэхён.

— Я слишком наслышан о тебе, чтобы допустить, что ты ни в чём не


виноват, — спокойно проговорил он, не поднимая взгляда. Почему этот ребёнок
так выглядит? Длинные пальцы почти незаметно дрожали над разлетевшимися
листами бумаги, но жесты оставались плавными и размеренными. — Я пока не
знаю, насколько всё плохо и кто в чём виноват, но я обязательно с этим
разберусь. Моя задача — помочь здешним подросткам смириться с их природой,
рассказать им, как усмирить проявляющиеся инстинкты и научиться их
контролировать, чтобы сгладить острые углы на стыке, сделать их менее
опасными. — Молодой врач наконец-то собрал свои записи и выпрямился,
внимательно вглядываясь в уже знакомые тёмные радужки глаз. — Насколько
мне известно, ты здесь как раз самый опасный.

— Да что ты, здесь я как раз самый хороший. А вот там, где мы встретились
вчера, я мог бы тебе показать, что значит опасность, — Чонгука как-то внезапно
понесло, и внутри снова начала закипать ядрёная смесь из тысячи оттенков
запрещённых желаний. Право повелевать покалывало изнутри, разгоняя по телу
импульсы. Выходит, Чимин его не насытил, а лишь распалил.

Наступление продолжалось, и теперь их разделяли какие-то жалкие полтора


метра.

— Что, малыш, сложно держать свои гормоны в узде? — Ким Тэхён спокойно
забросил стопку бумаг с личными делами учеников в свою сумку и тоже сделал
шаг навстречу, сокращая расстояние и смело удерживая зрительный контакт.
Каждое его движение было преисполнено грацией, а в голосе звучала патока
надменного поучительства. Чёткий контур искусанных губ и россыпь родинок
притягивали взгляд. — Поэтому я вас и пригласил, мой юный друг, на наши
встречи. Как же ты сможешь контролировать своего саба, если ты себя не в
состоянии держать в руках?

— Повезло моему сабу, не так ли? — саркастично хмыкнул Чон и


предусмотрительно отступил на шаг назад, отсекая от себя опасно возможный,
даже случайно, контакт. Рецепторов касался едва уловимый аромат чужого
парфюма, а на пальцах фантомно ощущался далёкий пульс встревоженно
бьющегося сердца. Тэхён смотрел всё так же прямо, он читал его между строк,
но в прежнем интересе проявились новые оттенки. Не страх, не отвращение, что
же это? Жалость? А вот этого не надо. — Не смей меня жалеть, тебя об этом не
просили.

Тэхён не смог удержаться, его эта вспыльчивая горячность веселила. Губ


коснулась молния насмешливой улыбки и тут же погасла. Но её заметили.
Раскатом грома прозвучало низкое рычание, как в грозу, с небольшим
опозданием. Правильные черты лица напротив поплыли, всё слилось в
87/333
бушующей пляске красок и ударов сердца, и Чонгук не успел отследить, как
прижал доктора Кима к сцене, нависая сверху. В стальной руке вибрировала
сила, чужие колени оказались по обе стороны от бёдер, а в голове билась лишь
одна мысль — поставить на место, наказать, подчинить, взять.

Снизу без тени страха на него смотрели ясным взором, а под пальцами бился
до ужаса знакомый пульс. Бархатная полоска чокера так контрастно выделялась
на светлой коже, приковывала внимание и манила. Чонгук неотрывно смотрел,
как его же рука слегка сжимает длинную шею, как большой палец
проскальзывает под полоску украшения и почти нежно касается всё ещё целой
линии чернил. Это сводило с ума.

— Запомни, что бы ты ни сделал, это попадёт в твоё дело, — с трудом


прохрипел обездвиженный саб, стараясь не проявлять сопротивления, чтобы не
провоцировать ещё больше. В свои слова он вкладывал уверенность и
назидание. — Одно нарушение, и ты вылетишь из школы или снова загремишь
за решётку. Тебе это нужно?

Чонгук на секунду прикрыл глаза и глубоко вдохнул, пропуская это сквозь


себя. Он ощущал чужую дрожь, и она отбивалась вибрато в его сознании.
Подушечка большого пальца последний раз скользнула в запрещённую зону, а
затем, оторвав себя силой от горячего тела, парень сорвался с места и вылетел
из зала, чтобы восстанавливать крупицы самообладания где-то подальше.
Близость этого человека слишком сильно выбивает из колеи, рушит с трудом
освоенную выдержку, подгоняет слишком близко к обрыву, сорвавшись с
которого назад дороги не будет. Но почему при этом он сам остаётся таким
спокойным?

Тэхён выпрямился, сев на край сцены, и облегчённо выдохнул. Напряжение


постепенно покидало тело, адреналиновая волна схлынула, оставив после себя
лёгкий тремор. Тонко, совсем на грани. Ситуация могла обернуться совершенно
непотребными последствиями. Он сам на секунду засомневался, но затем
взмахнул головой и одёрнул съехавший на бок пиджак.

«Мальчишка слишком много себе позволяет».

Поправляя чокер, он прошёлся рукой по коже, касаясь того же места, где


только что были чужие пальцы. Шея будто горела ожогом. Осознание
происходящего пришло не сразу и повергло в запоздалый шок — на среднем и
указательном пальцах остались разводы чернил.

***

Кома — шаткая грань между жизнью и смертью.

Отец давно хотел уйти, но Юнги так отчаянно за него цеплялся, хоть и
старался не показывать этого, что это удерживало. Так эгоистично и жестоко —
смотреть на чужие страдания и просить продлить их ещё. Но неужто в этом
мире совсем ничего не осталось, ради чего стоило бы жить?

Парень стоял у больничной койки, на которой сам недавно лежал, и что есть
сил держался за поручни, чтобы не упасть. Он неотрывно вглядывался в родное
лицо, что стало цвета серой бумаги, и мечтал ещё хотя бы раз увидеть на нём
улыбку и давно погасший свет в глазах. Собственные ноги подкашивались от
88/333
боли и усталости, но он этого будто и не замечал.

Врачи излагали весьма неутешительные прогнозы и виновато старались


отделаться поскорее. Никто не любит сообщать ужасные новости. А затем встал
ребром денежным вопрос. Стоимость поддержания человека на аппаратах
настолько велика, что Юнги почти поддался отчаянию. Но он сделает всё, что
угодно, чтобы достать деньги, не позволит отцу умереть, если есть хотя бы один
шанс, что он может прийти в себя.

— Послушайте, я понимаю вашу ситуацию, но должен объяснить всё как


есть. Если вы не сможете оплатить счёт, вашего отца отключат. И дело не
только в финансовой стороне, эти ресурсы могут помочь выжить кому-то, чьи
шансы намного выше. Простите за прямоту, но это моя работа, — сотрудник
больницы отрешённо уставился в окно, избегая испепеляющего взгляда. Ему,
видимо, не привыкать.

— Хорошо, я вас понял, — поморщившись от боли, Юнги слегка поклонился и,


не оборачиваясь, направился на выход. Торчать здесь не имеет смысла, никому
от этого легче не станет.

Проблема ясна: нужны деньги, много. А ещё он помнил, что должен за


собственное лечение некоему Чон Чонгуку, странному типу, которого позвал
Чимин. Вот чего Юнги не любит, так это быть кому-то чем-то обязанным. С этим
тоже нужно разобраться поскорее. Но в первую очередь — заплатить за
медицинский счёт папы. Всё остальное следом.

Собственный дом встретил его тёмными окнами и пугающей тишиной. Вокруг


царили бардак и пустота: пол в коридоре был истоптан работниками скорой
помощи, в комнате всё вверх дном, на кухне сломанный телевизор, и при этом
никто не бурчит, не причитает и не скрипит колёсами инвалидного кресла.
Чтобы не слышать это отсутствие звуков, Юнги заткнул уши вакуумными
наушниками и постарался отключиться. Но сон не шёл, всё тело отзывалось
агонией на любые движения и даже бездействие.

По рецепту ему положено обезболивающее, но купить его не на что. Как,


впрочем, и еду. Хоть дом продавай или сдавай его в аренду. Но это место
слишком ценно, это убежище, где можно скрыться от жестокого мира. С ним
связано столько светлых, хоть и не без грусти, воспоминаний. А ещё вся мебель
была украшена мамой собственноручно, всё в этом доме было тщательно
подобрано ею, и Юнги старался ничего не менять по возможности. Поэтому
повсюду всё старое, но самое дорогое, и нет, дом он никому не продаст. Лучше
продать себя, это истасканное тело всё равно ничего не стоит.

Невидящим взглядом Юнги уставился в потолок и попробовал вспомнить,


когда в последний раз всё было так херово. По проводам трек поступал в
сознание битами и тяжёлыми аккордами, и в голове формировалось тяжкое
решение. Есть один способ быстро получить наличку, довольно грязный и
отвратный, но он есть.

Где-то в телефоне был сохранён номер на случай совсем хуёвых деньков.


Кажется, такие как раз настали.

— Джин? Привет, это Шуга. Да, который Мин Юнги. Есть заказы?

89/333
— Конечно, они всегда есть. Но, Юнги, что изменилось? Ты же был против.
Знаешь, сколько я получал заказов на твоё имя? Некоторые всё ещё висят
активные, — голос неизменного бармена Дыры звучал приглушённо и с
перебоями, в его комнате очень плохо ловила связь.

— Плевать на них. Предложи что-то подороже, а лучше сразу самое


дорогое, — Юнги нащупал пачку сигарет в кармане и выудил зажигалку. Без
отца можно курить прямо в комнате. На всё плевать, когда некого расстраивать.

— Хочешь взять что-то из топа?

— Давай номер один, похуй. — Дым опалил лёгкие, насыщая никотиновую


зависимость. Рёбра снова заныли от глубокой затяжки, сколько ещё это будет
продолжаться?

— Номер один? Уверен? Знаешь же, на что идёшь? — По ту сторону звонка


Джин глубоко вздохнул и полез в свой ноутбук искать список. — Ладно, читаю:
«Комната номер восемь. Раненый, хрупкий нижний, с высоким болевым
порогом». И больше ничего, никаких деталей или пожеланий о наряде, поле,
возрасте, только это. Сумма порядочная, выше этого заказа по рейтингу или
оплате не было уже очень давно. И он, кстати, сегодняшний. Но ты на низ
согласен? Ты же не по этой части. Могу предложить самое дорогое для
верхнего. Но там сумма почти втрое меньше.

— Не надо ничего больше искать. Этот сойдёт, беру. К тому же, меня снова
избили, так что этот псих будет доволен. Записывай на сегодня, — подтвердив
заказ, Юнги выбил и швырнул телефон на тумбочку. Ну вот, полдела сделано,
осталось самое грязное.

— Блять, нижний, — взвыл он, сжимая волосы на затылке в кулак.


— Нижний? Что же я делаю? — Глядя на свои колени, Мин попытался вспомнить,
где у него припрятана доза травы. Пригодится.

В душе творилась такая адовая херня, что лучше было бы в ней не копаться.
Но это оказалось неизбежным. Принимая ванну, парень затягивался уже не
просто табаком, отдавался на волю веществу, в надежде что оно притупит
чувства реальности до самого конца. Но даже сквозь лёгкую дымку дурмана он
понимал, что сегодняшняя сессия ему дастся с очень большим трудом. Помимо
гордости, всё болело, жгло и не слушалось. Совсем деревянные конечности не
хотели гнуться, и каждая частица тела сигнализировала о желанном покое,
права на который не было. Протестовала вся его суть. Лечь под какого-то
грёбанного садиста? Он никогда не был полностью в роли нижнего, только в
групповухах случалось и в полном угаре. Всё было путано, неоднозначно и
неопределённо. Один на один будет сложно, очень сложно. Невероятно
позволить кому-то взобраться наверх и позволить всё. Даже мысль об этом
вызывает отторжение, как же вытерпеть полную сессию?

А ведь после будет ещё хуже, будет так хуёво, что жить не захочется.
Комната номер восемь — это пыточная для людей с фантазией. Множество
крепежей и тросов позволяет подвесить саба в любом положении, и, кажется,
это там играют с током. Весёленький предстоит вечер. Юнги убеждал себя, что
оплата, равная месяцу работы, того стоит, ради жизни отца оно того стоит. Но,
блять, это же ёбаный пиздец.

90/333
Вообще принять подобный заказ всегда значит подписаться на
высокооплачиваемую пытку с риском получить необратимые повреждения.
Самые высокие в рейтинге обычно слишком из ряда вон, на что большинство не
подпишется, да что там, ни один здравомыслящий человек не подпишется на
самое верхнее. Юнги точно рехнулся.

По идее, заказчик указывает в числовом эквиваленте своё желание


причинить вред нижнему, плюс уточняющие детали. Поэтому Джин и
переспрашивал, потому что сам эту систему рейтингов разрабатывал. Это
вообще его затея: принимать особенные пожелания. Сначала за барной стойкой,
затем в сети на специальной странице, а потом и толкать их по своим связям.
Так людям стало намного проще найти желанное. Через проверенный канал и
посреднику проценты, и участникам спокойствие, да и собственник Дыры всегда
при деле, потому что исполнялись заказы именно там в специально
оборудованных комнатах. Сокджин и сам не редко становился их исполнителем,
особенно для групповых сессий, потому что это его профиль.

А тут, видимо, кроме уровня жестокости ещё и аноним, это всегда повышает
оплату и риск нарваться на конченного психа. Но у Юнги не было выхода,
ситуация никак выбора не оставляла.

Специфический запах травы смешивался с парфюмерией и щекотал ноздри.


Гель для душа на мочалке создавал ароматную пену и мягко ложился на кожу.
Запах фруктов и ванили витал в воздухе с оттенками дешёвой дури, оседая на
запотевшем зеркале. Приход понемногу стал приглушать боль, чувство лёгкой
невесомости стало наполнять изнутри. Юнги потянулся к паху, лениво касаясь
себя, словно проверял, сможет ли возбудиться. Пока не получалось.
Выплёскивая воду из ванны, он стал на колени и поднял зад кверху, почти уходя
головой под воду. Капля геля стекла с пальца на нежную кожу и помогла
проникнуть внутрь без особого дискомфорта. А вот так лучше. Чёрт.

Острая бритва в правой руке неловко проехалась по промежности, оставляя


мелкие порезы, будет печь. Гладкое тело отзывалось на любое малейшее
касание, движение воздуха и колебание.

Один палец, затем два, неохотно, но тело начало отвечать, и вот уже три
пальца по вторую фалангу легко проникают в растянутый проход. А в голове
гудит неохотное признание. Если он сегодня получит удовольствие, то больше
не сможет обманывать себя. К тому же через пару часов ему стукнет
семнадцать, и метка не заставит себя ждать. Сомнений больше не останется.

Почему-то вдруг вспомнился Чимин, и как было хорошо возле него


чувствовать себя сильным.

Мин всхлипнул и перестал терзать себя, доставая испачканные пальцы.


Хотелось опустить голову под воду и больше не выныривать. Просидев так ещё
минут пятнадцать, он начал мёрзнуть, а уверенность так и не пришла.

Стуча зубами, Юнги с трудом поднялся, опираясь руками о бортики ванны, по


тощему телу водопадом стекала вода, подчёркивая ужасные кровоподтёки.
Задача привести себя в порядок казалась невозможной, радовал тот факт, что
именно это клиенту и нужно.

Вместо эластичных бинтов на сломанных рёбрах идеально сидел чёрный


91/333
корсет, худые ноги были тщательно вытерты полотенцем и натёрты ароматным
маслом, все лишние волосы удалены, тело готово к любым вторжениям. Мин
смотрел на себя в зеркало и чувствовал, как влажные ступни примерзают к
холодному полу. От себя и так тошнило, а от того, что предстояло сделать,
пустой желудок сжимался в болезненных спазмах. На впалые щёки и синяки под
глазами ровно легла тоналка, пряча фингалы и опухлость после избиения, и
даже тени вокруг глаз в стиле смоуки айз удались, скрывая измождённый вид.
Похож на подбитую продажную шлюху, а не на зомби, успех.

Что ещё добавить для лучших чаевых? Что там нужно заказчику-
извращенцу? Хрупкого и раненого? Подчеркнуть все свои раны, открыть синяки
и ссадины, оставить перевязь и бинты на виду? Набор пожеланий хоть и
невелик, но впечатляет, скорее всего, поджидает его старый, лысый и жирный
увалень, что тащится по беспомощным сабам.

Гадливость проедала всю суть, заставляла отказаться, потому что это


падение сильнее него, оно оставит после себя неизгладимое впечатление,
вывернет наизнанку, запачкает навеки вечные. Это хуже, чем что-либо
сделанное раннее. Может, лучше принять вместо этого десятки мелких заказов,
продать почку, убить кого-то? Но нет, о чём он? Сегодня это не поможет. Первый
взнос нужно внести уже завтра. Времени нет, значит, иначе никак.

Юнги медленно передвигался по дому, пытаясь найти себя в тёмных и


пыльных углах. Но по коридору передвигалась лишь тень былого человека,
словно призрак, что не может найти покой. Он остановился и взглянул на себя в
зеркало ещё раз: смертельно бледный, а в глазах затравленная безысходность.
Когда слабость — твоё единственное оружие, это так унизительно. И вот в такие
моменты ему всегда становится смешно, просто чертовски комично от этих
сказок про «идеальное общество, построенное на гармонии душ, разделённых
на ведомых и ведущих». Какая чушь.

Собираясь на добровольную казнь, парень снова заглушил себя музыкой,


чтобы обречённый внутренний голос орал менее заметно. Поэтому звонок у
ворот он не услышал. Как и ещё следующих десять. А затем звонить стал
телефон. И тогда Юнги глянул на экран, недовольно выныривая из прерванной
песни. Звонил незнакомый номер.

— Юнги? — голос двоился, звучал из трубки и где-то под окнами. — Если ты


дома, открой, пожалуйста.

— Кто это?

— Пак Чимин, — звучало растерянно, будто надеялись, что узнают сразу.

— Уходи, — Юнги слабо выдохнул и положил трубку. Им не о чем говорить


сейчас. Лучше бы Чимину его таким не видеть.

Но звонки продолжались, в дверь и на телефон. Чимин перелез через забор и


бродил по двору, атаковал по всем фронтам и вскоре начал кричать, оглашая
всю улицу громкими воплями. Тогда Мин сдался.

Ржавый замок щёлкнул, и Пак сразу перешагнул через порог, растерянно


вглядываясь в пустое лицо хёна.

92/333
— Почему ты не открывал? Что происходит? — в его голосе звенела паника.

— Почему ты тут? — Юнги подпёр плечом стену, отвечая вопросом на вопрос.


Ответов у него всё равно не было.

— Я пробрался в учительскую, нашёл твое личное дело, адрес и телефон…

— Я спросил почему, а не как, — Юнги покрепче запахнулся в свою кожаную


куртку, начиная замерзать на сквозняке. Он стоял, угрюмо уставившись в дверь,
будто ждал, когда младший уйдёт.

— Мне больше некуда идти, — Чимин тяжело вздохнул и поднял на хёна


умоляющий взгляд, — позволь остаться у тебя.

Мин Юнги стоял молча, он слышал вопрос, но смысл доходил до него


слишком медленно.

«Если оставить Чимина тут, то для него нет чистого постельного белья».

— Оставайся, если хочешь, а я должен идти, — не оборачиваясь, Юнги


шагнул на улицу в чём был, оставляя шокированного Пака у распахнутых
дверей. Он вёл себя странно отрешённо, словно был в трансе.

Прибывший водитель распахнул дверь такси и равнодушно помог парню


забраться на заднее сидение. Чимин продолжал торчать у входа и шокировано
провожал взглядом удаляющуюся машину. Ок, Юнги он нашёл, но происходящее
от этого не прояснилось.

***

Вечернее небо успело потемнеть до глубоко синего с фиолетовыми


вставками туч. Осенний воздух пробирался под одежду своими холодными
пальцами. Немного приводило в чувство, чего не хотелось. Выбравшись из
машины, Мин недоумевающе уставился на таксиста: тот хотел денег. Взмахом
руки он указал на вход в Дыру и у стойки регистрации махнул хозяину головой.
Разберутся между собой сами, тратить силы на разговоры не хотелось.

Колено кололо при каждом шаге, челюсть пульсировала болью и рёбра ныли
на вдохе. Но всё было приглушённым и будто не с ним. Тело казалось ватным,
тяжёлым, чужим. Отлично.

Придётся ждать в баре, клиента ещё нет. Заказав себе двойную порцию
виски, Юнги надеялся, что это не скосит его окончательно, но поможет хоть
немного расслабиться. Впервые секс будет для него не собственным выбором, а
омерзительной работой. Всё бывает в первый раз. Сарказм и самонасмешка
выбили из груди лёгкий смешок, крепкий алкоголь обжёг глотку, а по
позвоночнику прошлась дрожь. Его словно рвало на части, бросая из крайности в
крайность. Это трава, или он сходит с ума?

Высокое кресло рядом скрипнуло, когда на него опустился ещё один


посетитель. Юнги обернулся и чуть не выронил бокал. Чёртов Чон Хосок.

— Какая встреча! Меня ищешь?

93/333
— Скройся. Я сегодня занят.

— Ну что за манеры? — Хосок закатил глаза кверху и махнул Джину подойти.


— Как твой отец?

Бармен рассчитался с клиентами в другой части стойки и подошёл ближе.


Короткий сигнальный кивок Юнги и ожидающая улыбка Хосоку.

— Вот только не нужно делать вид, что тебя это каким-либо боком касается,
ладно? — Юнги осушил свой бокал и встал. Клиент уже прибыл.

— Что пожелаете? — Услужливое лицо Сокджина светилось ироничной


усмешкой, он всегда любовался дерзостью Мина. Хосок смотрел на быстро
исчезающего на ступенях Юнги и крутил между пальцами монетку.

— Его.

— Заказ принят.

94/333
Примечание к части Room (анг.) - комната.

Panzer Ag – Not Too Late

* Если ты приложишь руки к моей груди, ты ощутишь свою душу.

Room

If you put your hand on my chest


Youʼll feel your soul*

Чёртов виски обжигал язык, грел нутро и кружил голову. Полированные


поручни гладко скользили под ладонью, мелкие ступеньки сливались в
сплошную мешанину чёрного и красного, а мысли раздирало противоречие. Он и
правда это делает? Одновременно пугал риск и то, насколько было на него
наплевать. Отрешённость и апатия завладели Юнги и вели его, словно
тряпичную куклу на нитках. Только вот представление готовилось вовсе не
детское, и сценой ему будет — эшафот.

«Делая выбор, будь готов нести ответственность за него до самого конца».

— Парень, подумай дважды, прежде чем заходить туда, — хозяин Дыры


недовольно покачал головой, провожая молодого человека до дверей комнаты.
Пепел зажатой в зубах сигареты полетел на вытоптанный ковёр, и мужчина не
задумываясь растоптал его носком кеда. — Поверь старику, с ним лучше не
связываться.

Юнги поднял на толстяка мутный взгляд и смазано улыбнулся, вряд ли он


вообще слушал, что ему говорят. Стеклянные глаза блестели в свете мигающей
лампы, а напудренная кожа отливала смертельной бледностью.

— Он уже там? — Лучше сразу перейти к делу, выслушивать бессмысленные


поучения не входило в сегодняшнюю программу, на повестке дня было лишь
одно: покорно позволить кому-то отыметь себя до вспышек под веками, как бы
муторно от этого не было, и получить за это обещанную сумму. Похуй на его
извращенские прихоти, лишь бы кишки остались на месте.

— Нет, он пожелал, чтобы ты зашёл первым, но послушай… — владелец


заведения пытался сказать что-то ещё, но его уже никто не слушал.

Ручка повернулась, дверь тихонько скрипнула, отворяясь, и Юнги шагнул в


комнату, оставляя за спиной невнятный шум бара и некстати навязчивого типа.

Непослушная нога зацепилась о высокий порог, и сквозь зубы просочилось


сдержанное ругательство. Внутри восьмого номера красный тусклый свет лился
от высокого торшера в углу, оставляя большую часть пространства в интимном
полумраке. Всё тонуло в атмосфере смелых игр, обещая боль с привкусом крови
и кляпа.

«Ты будешь кричать, давясь собственными грехами, будешь жаждать


смерти, чтобы в процессе деструкции переосмыслить суть своей гнилой
95/333
душонки и вознестись. В конце концов, тут все обретают умиротворение». Так
гласила надпись на стене в конце коридора, так было в день создания Дыры и
так есть по сей день.

Глаза постепенно начали привыкать к темноте, в слабых лучах единственной


лампочки бликовали окна и хромированные детали обстановки. Юнги смахнул
проступивший пот со лба и, пошатываясь, двинулся вперёд осматривать
возможные варианты неизбежного истязания.

Деревянный пол, натёртый сотнями босых ног, поскрипывал при каждом


шаге. С потолка свисали тяжёлые цепи, слегка покачиваясь, они цепляли голову
и плечи, готовые принять в свои объятия безотказного нижнего. По периметру
комнаты тянулись длинные дубовые лавки, на них могли восседать зрители или
ожидающие своей очереди в доступе к распятому телу.

По спине прошлась дрожь. По венам растекался пьянящий яд, он


провоцировал онемение и жар. Поволока алкоголя и травы затягивала Юнги всё
глубже, отчего движения становились медленными и тягучими, а в сознание
пробирался спасительный фоновый шум. И только ничтожная доля
рационального ещё тлела где-то в подкорках. Она-то и подпитывала инстинкт
самосохранения, тянула бежать прочь, но нужда заставляла остаться.

«Ты сам на это решился, вот и нечего теперь ссать. Тем более, это просто
секс. Грязный, унизительный секс».

На стене слева почти под самым потолком красовались откровенные


изображения величайшего человеческого падения, самые яркие и дикие
моменты погружения в гущу плотских утех едва различались в темноте, но суть
была ясна: эстетика отвратительного, как и девиз Дыры. Слегка покосившиеся
тяжёлые рамы прикрывали собой облупленную багровую штукатурку, придавали
девиантному упадочничеству некую вычурность. Эта неухоженная
потрёпанность здешних комнат была своего рода изюминкой.

Под рядом шедевров вульгарного искусства разместились полки с арсеналом


всевозможных инструментов. Всё для поощрения и наказания, лишь прояви
долю креатива. Даже Юнги не знал предназначения всех деталей выставки. А
вот металлические разнообразные элементы, подключённые к блоку питания —
как ответ опасениям: тут и правда используют стимуляцию током.

Парень рвано втянул воздух и сжал руки в кулаки. Не нравилось ему это всё,
по своей воле он ни за что не зашёл бы сюда. Пальцы заметно дрожали, на лбу
снова выступила испарина, заставляя течь дешёвую тоналку. Быстрее бы уже
началось, ожидание неизвестного напрягало ещё больше.

Он боится, что всё будет ужасно или наоборот, что понравится?

В центре помещения внимание привлекала, как настоящий гвоздь


программы, диковинная бандажная скамья — двухуровневая конструкция из
тёмного дерева с обтянутыми истёртой кожей мягкими вставками для упора
коленями и локтями. С крепкими ремнями и петлями она больше напоминала
дыбы, чем ложе, будто антитрон для подчинённого. Чуть в стороне стояли два
штрафных треножных козла: грубо выполненные треугольные железные
каркасы с десятками креплений вдоль, чтобы зафиксировать опущенные руки и
разведённые ноги от лодыжек до самых бёдер, — оригинальный приём для тех,
96/333
кто жаждет быть обездвиженным и абсолютно беззащитным, получая
заслуженное наказание.

Все эти опорно-фиксирующие девайсы одним своим видом всегда вселяли в


Юнги внутренний протест. Даже сейчас, находясь где-то на грани безумия,
когда химические вещества добавляли ему смелости и безотказности, он не был
готов признать, что унижение может приносить удовольствие.

По коже бежали мурашки, а внутри будто разжигали угли: температура


продолжала расти, одежда стала липнуть к телу, дыхание затруднилось, голова
пошла кругом и пришлось опереться на ближайшую поверхность, чтобы устоять
на ногах.

Ладонь обожгло неровностью поцарапанной обивки, стойкий запах сотен


стенаний и экстазов начал проскальзывать в ноздри, раздражая обоняние и
дразня фантазию. Этот аромат въелся в каждый дюйм этих стен, мебели, он
просто витал в воздухе. Юнги старался дышать спокойно, но дурнота понемногу
подступала с каждым ударом сердца. Таким громким, что невозможно было
услышать приближающихся шагов. Всё плыло и искажалось, реальность
ускользала от него танцевальным шагом. Наверное, у него начинались
галлюцинации, потому что где-то за спиной послышался знакомый голос.

Дальнейшие события выбили из колеи, ворвавшись в забвение неожиданным


порывом урагана, когда крепкая рука зажала рот и чьё-то тело прижалось
сзади. Следующий вдох застрял между грубыми пальцами.

— Я так рад нашей встрече, Шуга, — выдохнул напористый клиент, заключая


в объятия со спины. Врезаясь своим ремнём в копчик, он прижался носом к
волосам на затылке, откровенно вдыхая их аромат. Его губы страстно шептали
совсем рядом, почти касаясь, и не было никакой возможности отстраниться.
Хрипловатые слова проскальзывали прямо в уши, путая и так туманные мысли.
Каждое его движение и жест были грубыми и собственническими. — Ты мне
очень нужен, даже не представляешь насколько. Я думал, что сойду с ума, и не
знал покоя. Но о чудо, сегодня ты — моё спасение.

«А моим спасением станут твои деньги», — борясь с паникой, подумал Юнги,


стараясь удержать равновесие на слабых ногах. «Он зашёл так тихо, или это я
окончательно теряю связь с окружающим миром?».

Прелюдия выходила за рамки обычного, чего и следовало ожидать. Чужая


ладонь продолжала безжалостно закрывать и нос, и рот, полностью перекрывая
поступление кислорода. Воздуха стало катастрофически не хватать, пульс
пустился в дикий пляс, а в глазах начало темнеть.

— Надеюсь, ты в полной мере осознавал, на что шёл. — Вторая крупная


ладонь легла поперёк живота, врезаясь согнутыми пальцами в плоть, царапая и
сминая сквозь одежду полусознательного Юнги. — Мои желания грязные,
жестокие и отвратительные. Никаких стоп-слов, никаких компромиссов, тебе
ничто не поможет. На ближайшие несколько часов ты должен стать для меня
рабом, безвольным и безотказным.

Горячий язык коснулся кожи, слизал капельки холодного пота и зацепил


мочку уха. Огонь и нетерпение ощутимо переливались в тихом шёпоте, что
срывался в низкое рычание и пускал по коже мурашки. Юнги понимал, что
97/333
вляпался по-крупному, но его уже так вело, что было почти наплевать. Смысл
сказанного доходил с помехами, действия были понятнее слов.

— Надеюсь, ты не разочаруешь меня, сладкий. Ты даже представить себе не


можешь, как долго я этого ждал, как отчаянно нуждался. Помоги мне, сделай
всё правильно. Ты же сможешь? — Позволяя ответить, заказчик убрал ладонь от
лица, опуская её на тонкое плечо.

— Да, — едва слышно прохрипел Юнги, жадно глотая воздух.

Чёрная кожанка медленно стала сползать вниз, мужчина тянул её за рукава,


медленно открывая себе доступ к телу. Его раскалённое дыхание опалило
выступающие на шее позвонки, мурашки новой волной прошлись по спине и
рукам, Мина всего пробило мелкой дрожью. Напряжение сковывало, пауза
затягивалась, осознание пришло не сразу: от него ждали другого ответа.

— Как скажете, Мастер, — бесцветно и чуть громче необходимого бросил


невольный подчинённый, ощущая, как пересохло во рту. Нужные слова дались с
трудом, порождая отторжение, вышло слишком дерзко и с вызовом.

— А ты не из тех, кто легко подчиняется? — Под тяжёлый вздох Мастер


выудил из кармана блеснувший кольцом ошейник, что ровно лёг под горло
тонкой удавкой и стал безжалостно стягиваться. Слишком туго, Юнги снова
задыхался. — К концу ночи ты будешь говорить совсем иначе. — Петля
смыкалась всё больше, перетягивая и врезаясь, обещая оставить на шее яркий
отпечаток. Сильная хватка заставляла подниматься на носочки, сражаясь за
шанс сделать новый вдох. — Если вообще говорить сможешь. И запомни ради
себя же. Не смей. Мне. Перечить.

Пальцы ног почти перестали касаться пола, его держали в воздухе. Нужно
бороться. Хаотичные взмахи руками тонули в пустоте. До него не достать.
Отчаянно цепляясь кончиками пальцев за кольцо на ошейнике, царапая себя
короткими ногтями, Юнги пытался вырваться, почти теряя сознание. Только
хрип вырывался из сдавленного горла, сил дёргаться больше не оставалось,
руки безвольно опустились, и он затих.

И когда почти смиренное решение о смерти пришло в темнеющее сознание,


петля ослабла. Падая, Юнги ударился коленями о деревянные доски. Острая
боль пронзила раненую ногу, взрываясь сверхяркой вспышкой, судорожные
вдохи царапали горло, вызывая кашель. Хотелось послать всё к чёрту и просто
свалить, но когда дверь закрывается — приходит время играть по правилам.

Рядом змеёй упал собачий поводок, за который раба сегодня поведут в


длительное путешествие по миру унижения и подчинения. Начав крутить
головой, мальчик хотел взглянуть на своего хозяина.

— Не двигайся, — голос грянул, словно гром, над левым ухом. В спину упёрся
тяжёлый ботинок, впиваясь рифлёной подошвой в хребет, он силой заставлял
пасть ниц. Лицом Мин впечатался в доски, ощущая, как цепочка валяющегося
поводка врезается в щёку. — Лежи смирно.

Чувствуя на себе тяжесть, Юнги готовился к худшему, но на глаза легла


чернота и затем его отпустили. Он так и не успел разглядеть заказчика, а
теперь плотная маска из латекса туго обхватывала голову, отнимая зрение.
98/333
Лицо стало явно перекошенным, перетянутым повязкой, это раздражало и
приносило ощутимый дискомфорт. Открытым остался только рот, и в него
неожиданно скользнул шершавый палец, надавливая на нижний ряд зубов и
язык. — Я не хочу, чтобы ты видел меня. Пока. Не бойся, по крайней мере, это
значит, что твои глаза я трогать не буду. А теперь раздевайся.

По голосу можно было сказать, что заказчик тоже молод, его руки сильные, а
тело крепкое и тренированное — никакого жирного пуза Юнги не успел
почувствовать, пока был прижат и почти задушен. И ещё клиент был явно выше.

Вытолкнув изо рта солёный палец, Мин стёр с подбородка нитку слюны.
Слабо опираясь на подгибающиеся руки, он сел и, подцепив край белой
футболки дрожащими пальцами, медленно потянул её наверх, открывая виду
строгий корсет. Размашистые движения давались с трудом, тело очень неохотно
подчинялось. Когда вытянутые руки застряли над головой, и мир снова
завертелся вокруг оси, Шуга, как именовал себя Юнги в этих стенах, начал
крениться вбок — вестибулярный аппарат отказывал. Цепкие пальцы поймали
его в падении, заинтересованно оглаживая тугой бондаж. Полностью скрыть
болезненный стон не удалось.

— У тебя сломаны рёбра? Что ещё? — Помогая избавиться от одежды, Дом


тщательно разглядывал свою добровольную жертву, отмечая соответствие
заказу. Тонкое, угловатое тело сегодняшнего нижнего было покрыто синяками и
ссадинами, из-под атласа корсета выглядывал впалый живот и острые ключицы,
а контраст чёрной ткани на белоснежной коже завершал впечатление
эстетическим наслаждением. Казалось, всё просто идеально.

— Колено. — Юнги как раз опустил руки и принялся стягивать с себя джинсы,
стараясь не сильно сгибать повреждённую ногу. Ватные пальцы запутались в
поясе и пуговицах. Держаться ровно становилось всё сложнее, а чужое дыхание
продолжало оседать на коже влажными предприкосновениями.

— Теперь вижу. Мне нравится, — ключицу обдало тёплым выдохом, тягучим


горьким мёдом звучал довольный голос, он будто скользил по коже, пробуя на
вкус каждую ранку, изгиб или впадинку. Всё это казалось таким трепетным и
колебалось на грани с отвращением.

Шеи снова коснулись подушечки пальцев, но на этот раз почти невесомо.

— На тебе ещё нет метки? Сколько тебе?

— В полночь мне исполнится семнадцать. — Юнги пытался на звук


определить, в каком направлении повернуть голову для разговора. Врать
смысла не было, они могут увидеть проявление метки, всё ещё находясь здесь,
вместе.

— Неужели, — голос дрогнул, будто был шокирован неожиданным


известием. — Так я стану первым, с кем проснутся твои инстинкты?

— Послушай, — позабыв о правилах обращения, сорвался Юнги, — я не саб,


не будет никаких игр с инстинктами. Мне просто нужны деньги, так что хватит
болтать и просто трахни меня, раз уж тебе это так нужно, — колючий характер
давал о себе знать, снова и снова вызывая на голову новые неприятности. И в
этот раз бунтарь снова бездумно погорячился.
99/333
— Так это не обоюдное желание, а вынужденная жертва? Это в корне меняет
ситуацию. Теперь я буду знать, что ты не искренен. Только вот я ещё не решил:
плохо это или хорошо. Но, как бы то ни было, я не просто трахну тебя, малыш,
будь уверен, — колючий смешок полоснул, словно лезвие ножа. Не стоило
забывать, что заказ висел под номером один в топе. За что-то его туда
определили и явно не за плохое чувство юмора клиента. Да и говорить об
истинной причине принятия заказа тоже не стоило. Но разве Юнги осознавал,
что творил? — Мне кажется, тебя ждёт сюрприз. — Доминант встал и отошёл на
пару метров, продолжая посмеиваться. — Знаешь, ты мне кого-то напоминаешь,
только вот не пойму кого.

— Если ты хотел заплатить мне за выслушивание бесполезного трёпа, то


попытка удалась, браво, — Мин храбрился, ощущая, как холод пробирается по
жилам, смешиваясь с дурманом. Он старался взбудоражить не столько Мастера,
сколько себя, чтобы не отключиться, не отпустить внутреннее сопротивление.
Опасная дымка затягивала его в бесцветное ничто, где ему было бы совершенно
всё равно, что творят с его телом. Особенно, если опасения подтвердятся…

Холодный смех резко оборвался, словно звук выключили. В тишине


разлетались лишь частые асинхронные вдохи и хрустальный звон серебристых
звеньев под потолком. Юнги тоже замер, сидя на полу, он отбросил от себя
брюки и приготовился получать удары. Но их не последовало и через пять
секунд, и через десять.

Вместо этого ритмичное постукивание слышалось где-то в паре метров


слева, как раз предположительно у полок с инструментами. Он выбирает?
Думает, с чего начать?

Затем звук сменился. Один за другим в тишине звучал хруст пальцев,


заставляя Юнги вздрагивать. Это происходило каждый раз на счёт три. Раз. Два.
Щелчок. Раз. Два. Щелчок. Будто метроном отмерял последние такты перед
смертельной казнью. Эта пауза казалась невыносимо выматывающей.

Юнги не мог видеть, как чёрные глаза пожирали его, как в них плескалось
адское пламя и слабая тень сомнения. Ему оставалось лишь силиться понять,
что происходит. Звуки долетали немного приглушённо из-за маски, но это было
единственное чувство, на которое можно было рассчитывать, поэтому он
вслушивался в каждый шорох. Скрип деревянных ножек скамьи о пол показался
невыносимо громким. Как и шаги сразу после него.

Поступь приближалась стремительно. Доминант подошёл впритык и присел


напротив, протягивая руку.

— Совсем скоро ты поймёшь, за что я собирался заплатить. — Длинные


пальцы грубо дёрнули за подбородок, поднимая лицо кверху. Поводок щёлкнул
карабином на кольце ошейника. Попался.

Самые простые и банальные запросы могут выполняться, как чаще всего и


бывает, совершенно бесплатно, на основе обоюдных желаний. Поэтому высокая
оплата является редкостью и компенсацией крайне кинковых мероприятий. Как
вот это.

— Ползи. — Юнги настойчиво потянули, словно пса, принуждая двигаться


100/333
следом. Больное колено не позволяло это сделать, как и запоздало
проснувшаяся гордость. Поэтому Шуга остался сидеть, как сидел, вцепившись
руками в поводок, говоря этим свой упёртое «нет». Протянув упрямого нижнего
силой около полуметра, доминант сдался.

— Не хочешь по-хорошему, ладно. Всё равно будет так, как захочу я. —


Перехватив Юнги под живот, клиент поднял его и одним резким рывком бросил
в центр комнаты. Там теперь не было скамьи, остался лишь пустой пьедестал,
как сцена для падшего актёра. По нему и покатился Юнги после неудачного
приземления.

Всего метр-полтора в полёте, но в голове зазвенело от удара, каждый


миллиметр в измученном теле отозвался болью. Его швырнули, словно тряпку,
жалкую и не способную сопротивляться, но Юнги и не такое приходилось
терпеть, так что его не так-то легко сломать, только дайте минутку прийти в
себя.

— Если ты не умеешь выполнять приказы, я научу, но если специально


дразнишь меня — будь осторожен, можешь перестараться. — Раздражённый
Дом ходил рядом, кружа вокруг лежащего, будто акула перед атакой.

Оказавшись ближе к окну, Юнги почувствовал обнажённой кожей лёгкий


сквозняк. Он успокаивал новые ссадины и ушибы, оглаживая прохладой,
прояснял мысли. Этого было мало, чтобы остудить огонь безумия
происходящего, но оказалось приятной мелочью. Все чувства будто усилились в
стократ, эмоции переливались тысячью оттенков, сметали рассудок. Всё
воспринималось резко и остро, хотя ещё минуту назад плавило в отрешённой
апатии. Непонятно даже для себя, губы украсила кривоватая улыбка.

Бедро неожиданно повело в сторону, когда ткань затрещала от сильного


рывка. Безжалостно разорванная тряпка полетела куда-то, оставляя дрожащего
Юнги совершенно голым. Острые колени инстинктивно сошлись в попытке
прикрыться, но на раненую ногу опустился широкий каблук, вдавливая
коленную чашечку в деревянную доску.

— Мне нравится причинять боль, но ты слишком упрощаешь мне задачу. Хотя


бы попытайся проявить больше смирения, иначе всё закончится слишком быстро
и печально. Ляг и позволь рассмотреть себя как следует.

Сцепив зубы, Мин старался не прокусить щёку до крови, но проклятья


прорывались наружу. Как же это было больно.

«Бесит. Этот чёртов тип бесит».

Юнги не мог стерпеть и подчиниться, не хотел просить о пощаде, он просто


бездумно пытался сесть или отползти подальше, насколько это позволяла длина
поводка. Мастер начал накручивать на руку длинную цепь и притягивать
уворачивающегося парня к себе, продолжая давить ботинком на выбитое
колено.

— Я должен сломать тебе ноги, чтобы ты лежал смирно? Я хотел пропустить


это, но, видимо, придётся начинать с основ, Шуга, — его голос прозвучал совсем
близко, щекоча кожу и нервы. — Вставай. — Юнги слышал приказ, но
подчиниться не был способен. Стоять на ногах казалось задачей неисполнимой,
101/333
сейчас он даже встать самостоятельно не мог.

Деревянные доски постамента врезались тупыми занозами в ладони. Юнги


продолжал лежать на том же месте, игнорируя приказ. Он просто смотрел в
свою бесконечную черноту и улыбался, ожидая последующих действий, а вокруг
смыкалась непроглядная бездна. В неё затягивало, и роковое погружение было
стремительным и бесповоротным.

Виноват ли он в том, что жизнь привела его сегодня в это место?

Сначала на руках защёлкнулись тяжёлые колодки, а уже в следующую


минуту, подхватив под мышки, Мастер поднял своего нижнего, прижимая тощее
тело к себе. Твёрдый член упирался в ягодицу, обещая яркие впечатления
немалым размером, но доминант до сих пор был одет, будто главным было для
него совсем другое. Он с лёгкостью удерживал Юнги одной рукой, пока
приводил в действие лебёдку другой.

— Не можешь стоять, будешь висеть.

Оковы перестали тащить кисти вниз, наоборот их потянуло вверх. Механизм


поднимал Юнги к потолку, перенося весь вес на тонкие руки. Пола едва
касались большие пальцы ног, а дышать мешали перетянутые рёбра, долго так
не выдержать.

Зафиксировав трос, Мастер вернул своё внимание к Юнги, ласково


оглаживая оголённые ягодицы. Их обожгло первым размашистым ударом под
тихий стон.

— Я лишь преподам тебе урок, но кто-то должен будет научить тебя


манерам, мой милый «не саб».

Юнги закусил губу и постарался не издавать звуков, но плеть с каждым


разом врезалась в нежную кожу всё сильнее и сильнее, оставляя яркие полосы.
На них начали проявляться рубиновые капельки крови.

— Тебя никто не заставлял приходить сюда, ты сам принял это решение. Раз
такой глупый, что пришёл, найди в себе мужество завершить начатое.
Отработай принятый заказ. — Свою правоту Мастер вкладывал в каждый взмах,
поистине веря в то, что наказывает непутёвого мальчишку. Рука сама собой
вздымалась вверх, и плеть опускалась на тело праведным гневом. Так и должно
быть, доминант обязан показывать своему нижнему, что он не прав, что он
оступился. Его задача — наградить заслуженным наказанием и этим
восстановить душевное равновесие, своё и боттома.

Юнги выгибался от жалящих касаний бича, он выгорал изнутри и давился


сдерживаемыми криками. Его впервые в жизни пороли, и это новое и
неизведанное казалось экскурсией в чистилище. Сцепленные зубы скрипели,
мышцы сокращались, и слабые руки подтягивали тело вверх, будто пытаясь
избежать нового удара. Внизу всё грело, сопротивление и ярость мешали
мыслить ясно, и явное возбуждение смущало сильнее стонов, но признать, что
ему нравится, он не мог. Это злило, унижало, раздражало до слёз, но точно не
приносило удовольствие.

Когда аккуратные ягодицы приобрели совершенно алый цвет, Мастер


102/333
отбросил кнут и снова прижался к Юнги, рыча в шею.

— Ты, маленький ублюдок, будешь умолять меня трахнуть тебя не потому,


что тебе нужны деньги, а потому, что ты хочешь этого. И я дам тебе всё, в чём
ты нуждаешься, только попроси об этом правильно. Затолкай свою грёбаную
гордость глубоко в свой худой зад и признай уже, что ты — вожделеющая кнута
и члена дырка.

— Иди на хуй, — было единственным, что успел сказать Юнги, прежде чем
натянутый трос перестал держать его тело в воздухе. Тяжёлые колодки вмиг
обрушились вниз, подкосившиеся ноги в который раз грохнули коленями о
твёрдый пол, и Шуга растянулся на полу, часто дыша и кашляя.

Сверху на грудь что-то капнуло. Крупные капли разбивались о ключицы,


попадали в пупок и скользили по бедренным костям.

— Иди сюда. — Подхватив под колени, Мастер потянул Юнги на себя.

Проехавшись спиной по доскам, Мин сдержанно зашипел и с ужасом


осознал, в какой позе находится. Согнутые ноги были широко разведены,
позволяя жидкости капать прямо на промежность и пачкать горящую от порки
кожу. От контраста температур передёргивало, вязкую гадость тянуло стереть.
Холодно и скользко. Всё пекло, жгло, щипало и ныло. Хотелось прикрыться, и из
груди вырывались инстинктивные всхлипы.

— Чем больше ты будешь сопротивляться, тем глубже будет твоё


наказание. — Мастер отбросил что-то, падение предмета сопровождал пустой
звук, а затем ануса коснулся гладкий холод. — Посмотрим, как тебе понравится
такое.

Одним толчком гладкая пробка скользнула внутрь, растягивая стенки.


Острыми зубами Юнги впился в руку, чтобы заглушить крик. Всё было бы ещё
терпимо, если бы через секунду поворот регулятора не пустил ток по проводам.
Гладкие мышцы внутри начали сокращаться под действием импульсов, и это
было слишком странно даже в начале, так что на следующем режиме
превратилось в пытку, вызвало дикий дискомфорт.

— Не надо. — Юнги извивался, натягивая звенящие цепи и прося


остановиться, но рука карателя лишь крутила регулятор в сторону «больше».
— Не надо…

Молить о пощаде здесь некого.

— Надо, ты это заслужил. И мне это нужно. Я хочу видеть твою агонию, я
готов за неё платить.

Жестокая рука повернула ручку ещё на одно деление. Юнги забыл кто он,
где он и зачем. В заднице долбил чёртов электроприбор, а в голове рождались
ненавистные слова. Но он глотал их вместе с тихими слезами и продолжал
изгибаться, принимая частоты повыше. Параллельно на грудь легли электроды,
и теперь импульсы проходили не только внизу, но и между сосками. Те места
адски щипало, мышцы сокращались, не поддаваясь контролю. Всё
происходящее не поддавалось его контролю, и собственное возбуждение
шокировало больше всего. Прошли минуты, он перестал осознавать течение
103/333
времени, просто позволил безумию продолжаться. И уже когда решил, что
сможет с этим смириться, всё снова начало меняться и покатилось в ад.

— Хватит врать себе. Признай, тебе понравилось, — Мастер хмыкнул, и


щелчок знаменовал отключение. Тело с влажным звуком покинул металлический
стержень, и от груди оторвали присоски. — Перейдём к следующему
аттракциону?

Вопрос не имел смысла, потому что никто на самом деле мнением Юнги не
интересовался.

Хуже ноющего члена раздражало жжение в заднем проходе. Его точно


слишком резко растянули, он был уверен, что на приборе осталась кровь, но
вместо ярости или ужаса он понял, что испытывает зудящее желание… ещё.
Бессмысленно, глупо и абсурдно, хотелось ещё. Наверное, это всё действие
травы.

Чужие пальцы проникали снова и снова, и он стонал уже не так сдержанно, а


открыто и жалобно. Юнги перестал мыслить или что-либо анализировать, его
просто выбросило за грани реальности, и вся его сущность растворялась в
биполярных ощущениях.

— Если ты попросишь правильно, я трахну тебя как следует. — Пальцы легко


проникали в растянутое тело, вызывая новые волны дрожи. Юнги тонул в этом,
терял себя. Его тошнило от влажных звуков, выворачивало от хлюпанья и
шлепков, от своих стонов и желаний. Он почти был готов признать, что… , но
нет.

Шею вдруг пронзило острыми иглами: на загривке, к месту недавнего укуса,


которого касался чужой язык, будто приложили раскалённое клеймо. Это
чувство отвлекало и отрезвляло немного, но всё ещё недостаточно, чтобы
противиться безумия возбуждённой плоти, но какая-то ясная догадка всплыла
на поверхность.

***

Чонгук упивался изломанными линиями, истёртыми и избитыми коленями,


неровностью исцарапанной кожи, оттенками старых и новых кровоподтёков. И
вершиной всего этого пира были сладостно-агонистические стоны. Он
перевернул дрожащего парня на живот и перекинул его через своё колено.
Пальцы легко проникали в горячее тело, что продолжало мелко дрожать после
пропущенных зарядов тока, зубы вонзались в тонкое плечо, оставляя глубокие
метки, а на языке оседали солёные капли, и от всего этого вело и бросало в жар.

Он не хотел снова попадать в неприятности, не хотел ввязываться во всё это,


но сил удержаться не хватило. Если бы он не пошёл на авантюру, кто-то мог бы
пострадать.

Чонгук не сумел сегодня погасить этот вечный голод, не смог справиться с


собой и сделал единственное, что осталось — отправил Джину запрос о
приватной сессии с выносливым и раненым нижним от имени анонима. Раненым,
потому что не нужно было бы калечить, такому и так будет больно от легчайших
воздействий, а именно чужая боль нужна была Чонгуку как воздух. Ведь Чону
так отчаянно хотелось проникнуть, завладеть, заполнить собой слабое
104/333
существо, изнывающее в агонии повреждений непрочного тела. Эта его мания
сумасшествием заполнила все мысли и не давала покоя. Чимин, а потом этот
Ким Тэхён, они оба разожгли огонь, пробудили спящих монстров и демонов, и
теперь несчастный мальчишка получал всю накопленную страсть и агрессию,
стираясь в руках Чона.

Тонкая шея поворачивалась под опасным углом, грозя сломаться, распухшие


губы влажно поблескивали в красном свете торшера, сдавленные стенания
наполняли комнату, и внутри росло приятное тепло. Оно распространялось,
достигало градуса вулканической лавы, захватывало собой всё сущее.

Доминант трепетал от своей абсолютной власти, задор и восторг распирали


широкую грудь, а чужая боль была слаще мёда и дороже жизни. Последние
замки срывало, все предохранители и ограничители перегорали и крошились,
выпуская наружу прежнего Чон Чонгука.

Самым ярким видением стали те же изгибы, те же линии и формы, только


больше украшенные алым. Этим стонам не хватает надрывности и
обречённости. Мысли тянулись к ножу.

Звуки, что издавал Шуга, странным образом сменились, они почти незаметно
стали тише, но искреннее. Чонгук не сразу обратил внимание, но прояснившийся
взгляд зацепил чёрные символы. На шее саба, а именно им и был парень,
проявлялась метка. Пока ещё нечёткие и пунктирные тонкие линии
складывались в имя. Он не просто был сабом, его истинный доминант был где-то
рядом.

Чонгук, словно загипнотизированный, смотрел на то, как медленно


складываются чернильные точки в читаемое слово, и голова закружилась от
первого «Чон».

«Не может быть. Кто же ты?».

Дверь задрожала, осыпая рыхлую штукатурку вокруг. Кто-то ломился с той


стороны, изо всех сил стуча ногой. Скорее всего, этот кто-то кричал, но
звукоизоляция гасила звуки.

Саб хныкал и извивался, пытаясь избежать проникновений, он явно не


заметил, что у них гости, но когда пальцы покинули его тело, он недовольно
заворчал. Чонгук путался в завязках и высветленных волосах, лихорадочно
пытаясь снять маску и рассмотреть наконец-то лицо, но ничего не выходило.

Руки почему-то стали дрожать, отнимая контроль над мелкой моторикой.


Идеальный момент стал таять, в памяти снова всплыли кадры прошлого раза,
когда его увели отсюда в наручниках, всего в крови и почти без сознания.

Когда наконец-то тёмная ткань упала, и Шуга, удивлённо хлопая ресницами,


осел на пол и повернулся, дверь распахнулась, и Чон Чонгук получил свой ответ,
теряя дар речи.

— Мин Юнги!

105/333
Примечание к части Rules (анг.) - правила.

I get emotional when I drink too much...

IAMX – Dead In This House*


Meg Myers – Monster**
Puscifer – Rev 22-20

Rules

Kick down the door


Вышиби дверь,
Kick through the pain
Избавься от боли,
You’ve been talking to the wall
Всё это время ты разговаривал со стеной,
Everybody is dead in this house.
Ведь все мертвы в этом доме.*

Полчаса ранее.

Чон Хосок продолжал сидеть у барной стойки и раздражённо облизывать


передние зубы, сверля взглядом входную дверь. Давно сколотый резец царапал
обожжённый дешёвым алкоголем язык, а едкий дым сигарет резал глаза: в
воздухе висел непроглядный табачный туман и никакая вытяжка не могла с ним
справиться. Набитый зал гудел, как осиное гнездо, и в груди так же, только на
пару частот ниже, гудела тревожная струна. Предчувствие чего-то нехорошего,
напоминая лёгкую дурноту, осело якорем меж внутренностей и тянуло, тянуло.

Он отвлекал себя созерцанием всего окружающего, концентрируясь на


мелочах и деталях. Рядом кто-то играл в дартс, исколотая мишень чудом
избегала попаданий, а пол под ней был усеян медными дротиками; высокий
бокал покатился по столику в углу, и золотистое пиво растеклось по
столешнице, пачкая брюки и обувь; уже три пары спустились вниз, крепко
вцепившись друг в друга, а кто-то получил отказ и теперь заливал горе
алкоголем. Невысокие деревянные створки, ведущие в зал, словно в ковбойском
салуне, с тихим скрипом послушно пропустили новых посетителей, но
ожидаемого человека в них так и не наблюдалось. И так уже целый час.

— Ждёшь кого-то? — бармен подобрался незаметно, отчего вопрос заставил


Хосока вздрогнуть и резко обернуться. В светлых карих глазах Джина светился
проницательный интерес извечного наблюдателя, пустой улыбкой вскользь от
него не отделаешься. Работа у парня такая — всё обо всех знать.

— Да, c Тэхёном договорились встретиться, вообще-то, но он опаздывает.


Кстати, слышал, ты вчера помог ему дотащить меня в комнату. Спасибо,
дружище, мне даже как-то неловко. — Небрежный взмах руками диктовал
растерянность, и слова будто шли вразрез со смыслом, но слушатель
понимающе улыбнулся и закивал согласно.

— Было такое дело, знатно вы вчера накидались. Пришлось моему номеру


послужить обычным отелем, — будто подчёркивая, что между постояльцами
106/333
ничего не было, подметил лукаво Джин. — Кстати, раньше я тебя только с ТэТэ
тут видел, но вот мне стало интересно, с Шугой вы когда успели познакомиться?
Насколько мне известно, он не очень жалует доминантов.

Хосок даже подвис от вопроса. Шугой? С Юнги, что ли? Они с ним в принципе
не так уж и знакомы-то. Связаны — да, но вот чтобы знакомы — не сказал бы. А
то, что он доминантов не жалует, заметил, с этим не поспоришь.

— У меня к нему особое отношение. Жаль только, что он этого понять не


хочет, — красивый профиль перекосило недовольством, как бы Чон не пытался
пустить всё на самотёк, ситуация с неприступным сабом его бесила.

Джин прищурился, будто читая приписку в конце текста мелким шрифтом, и


задумчиво кивнул, принимая полученную информацию.

— Особое отношение говоришь, понятно. А что Тэ должен прийти — это


хорошо, у меня к нему дело есть.

Джин всё же не удержался, и тень ревности к прекрасному Тэхёну


пробралась в его речь, но он скрыл это за своей фирменной улыбкой и решил
быстро откланяться, дабы не выдать себя с потрохами.

— Ладно, не скучай тут, зови, если что, — бросил он Хосоку и уже полез было
в морозилку за новой порцией льда, как вдруг обратно его внимание привлёк
неожиданный клиент. Рядом с Чоном на стойку фактически свалился владелец
всего этого праздника жизни.

— Тащи сюда свою отраву, Джин, нервы мои уже совсем ни к чёрту, — старик
протёр вспотевшую лысину и уселся на высокий стул. Для своего возраста он
выглядел довольно паршиво: весь словно перекачанный шар, круглый, без
каких-либо острых углов или прямых линий, совершенно лысый, в мешковатой
одежде и от ходьбы раскрасневшийся. Он явно с трудом поднялся по крутой
лестнице. Кроме неказистого вида, рекордная жадность вдобавок не сильно
красила его личность, но вот нервозность была ему несвойственна. Так что это
его состояние настораживало.

— Что-то случилось, Сэджин-хён? — откупоривая новую бутылку, Джин


нахмурился и быстро глянул на наручные часы. Прошло около часа, как Юнги
спустился к клиенту, связанно ли это…

— Он снова пришёл, потрошитель наш. Смерти моей хочет, изверг


проклятый. Говорил же ему не крутиться здесь, — пробурчал недовольный
толстяк, прежде чем одним махом залить в горло едкий напиток. — Бр-р, ну и
гадость же, парень. Неужели есть идиоты, готовые платить тебе за это пойло?

Удивлённые взгляды заядлых посетителей со всех сторон тут же


приковались к адресату громогласной критики. Стоило говорить потише.

— Не поверишь, но есть ценители. — Джин подался вперёд, понижая голос,


его вдруг охватило нехорошее предчувствие. — Восьмая комната?

— Она самая. Жалко малого, я его предупредить даже пытался, но пацан


совсем не в адеквате был, и зачем он только подписался на это? Видать, совсем
дела плохи, — заглядывая в пустой стакан, сорокалетний Ким Сэджин,
107/333
основатель и владелец Дыры, потянулся за любимым красным Мальборо. Он и
раньше, бывало, чувствовал вину за потраченную юность десятков молодых
людей, но сегодня она была особо острой. Свобода не всегда означает счастье.
— Налей ещё сто. Я не готов снова столкнуться с результатами работы этого
мясника.

Перед глазами всплыла картина двухлетней давности, и Джина


передёрнуло. Заново наполняя рюмку, он принял решение — впервые за всё
время работы здесь — нарушить кое-какие правила.

— Заказ пришёл анонимно, что я мог поделать? Шуге и правда нужен был
вариант подороже, ну я и помог. Знал бы, кто это, отклонил бы сразу. Думаешь,
всё может повториться? Он говорил, что завязал, с чего вдруг снова принялся за
старое?

Сэджин лишь пожал плечами и снова опрокинул рюмку.

С каждой репликой их напряжённого диалога Хосок всё больше поддавался


панике. Неохотно он осознавал, что ничего не понял вовремя. Не успел
разглядеть отчаянного решения, не распознал, где была шутка, а где правда, и
тяжесть нужды он тоже не смог своевременно просечь в пустом взгляде, хотя
знал, какие трудности свалились на плечи Юнги. Идиот безмозглый.

— Ладно, пойду я назад, нельзя надолго пост оставлять. Если что, ты, Джин,
знаешь как себя вести при копах, хоть я и надеюсь, что всё обойдётся, но лучше
подстраховаться. Проследишь за всем, — кивнув верному помощнику, хозяин
встал со стула и затушил бычок в набитую битком пепельницу. Его вздох
вмещал весь груз и неохоту сталкиваться с тем, чего он надеялся больше
никогда в своей жизни не видеть. — Твой виски на вкус, может, и адова смесь,
но вставляет отлично. Плесни молодому человеку за счёт заведения, а то совсем
вон побледнел от лишней информации.

Лишней, да не очень. Хосок молча принял протянутую рюмку и осушил её,


окончательно забыв, что планировал вообще не пить сегодня вечером. Как
только Сэджин дошёл до лестницы, исчезая из зоны слышимости, он протянул
руку через стойку и за воротник дёрнул бармена на себя.

— А теперь объясни мне, какого хрена тут происходит, потому что мне
кажется, что случился какой-то пиздец, и это как-то связано с Юнги, а всё, что
касается его, касается и меня, хочу я этого или нет.

Джин недовольно убрал от себя чужие пальцы, измявшие отглаженный


воротник, и удивлённо уставился на изменившегося в лице доминанта. Его
поведение выходило за рамки обычного интереса. Коротко бросив взгляд по
сторонам, Джин зашептал как можно тише, потому что говорить такое было
очень непрофессионально, приватность личных встреч должна сохраняться в
любом случае, но всё то же общее плохое предчувствие толкало отступить от
привычного расклада.

— Если всё так, как я думаю, то Мин Юнги прямо сейчас в опасности. И я
имею в виду реальную угрозу жизни, — бармен смотрел прямо в блестящие
тревогой глаза и убеждался в своей правоте: этот парень не просто хотел
заказать Мина на ночь, он к нему по-настоящему неравнодушен. — На что ты
готов пойти ради него?
108/333
— Что такого в восьмой комнате? Перестань тянуть кота за яйца и ходить
вокруг да около. Выкладывай прямо, что происходит, не тяни, по-хорошему
прошу, — запах алкоголя опалил лицо Джина, Хосок не шутил, переходя на
угрозу. За тревогой шёл гнев, и всё это бурлило в нём взрывным коктейлем.
Забылись обиды на мелкого и его излишняя гордость, какой это всё имеет
смысл, когда твоя родственная душа в опасности?

— Чон Чонгук, слышал о таком? Должен был слышать, вчера вся Дыра о нём
только и говорила. Так вот, с ним сейчас твой Юнги и заперт в восьмой комнате.
Брошен монстру на съедение, так сказать.

— Чонгук? Тот больной тип, что вышел из тюрьмы? — Ледяной ужас начал
пробираться внутрь, заполняя пустоты и замедляя сердечный ритм.

— Он самый, наш легендарный потрошитель без тормозов. Не знаю, что там у


Шуги случилось, но он сегодня звонил мне и принял самый безбашенный заказ,
и вот теперь я понимаю, почему он стоил так дорого, — ответ Сокджина звучал
виновато, вынести тяжёлый взгляд напротив было нелегко.

— И всё это из-за денег? Чёрт!

Пульс подскочил вместе с активацией всех инстинктов. Хосок швырнул на


стойку деньги, что были в кармане, и уронил окурок прямо на пол. Уже в
развороте Джин успел схватить его за край рукава, не позволяя унестись так
просто.

— Стой! Что ты хочешь сделать? Думаешь, сможешь что-то изменить? Ты не


имеешь права туда врываться, пока дверь не откроют изнутри. Да ты этого
даже не сможешь сделать. Всё предусмотрено, таковы правила этого места.
Пойми, тебе туда не войти! — Джин повысил голос, привлекая лишнее внимание,
и всё потому, что он видел решимость на лице Хосока. Он видел её и понимал,
что все вразумительные слова летят в пустоту. — Боже, я понял, делай, что
хочешь, только берегись его, предупреждаю, этот тип опаснее, чем ты можешь
подумать.

— Да я его в порошок сотру, если он навредил мальчишке, — Чон переходил


на откровенно яростный тон, теряя контроль над собой. Руки задрожали, в
глазах начало темнеть, внутри разворачивалась настоящая буря. Она корёжила,
толкала действовать, сжигала душу, и не было больше места сомнениям.

Он был не способен оставаться на месте, не мог держать себя в руках.


Сначала почти незаметно в нервную систему проникла боль, чужая, не своя; как
фантомная, но она росла, становилась сильнее, пока не достигла опасного для
жизни уровня, накрыла с головой смертоносной волной. Она, как вода, проникла
в сознание тонкой струйкой, постепенно превращаясь в бурную реку, её сила
рушила и по себе строила заново, больше не одиноким, а цельным и словно
бесконечным. Раненым, чувствительным и непобедимым. Метка Юнги
проявлялась. — Я ощущаю его агонию, Джин, он — мой саб!

Так вот оно что, это всё объясняет. Вполне ожидаемо и предсказуемо, и так
волнующе. Отчаяние, признание сугубо личного, подтверждающее лёгкую
догадку, подкупали, толкали Сокджина на небывалую глупость. Никогда раньше
он так не переживал за кого-то, добровольно идущего на «встречу» в Дыре, и
109/333
никогда так не поддерживал связь истинных в этих стенах. Потому что здесь
нет понятия «это только моё». Или просто он не видел прежде такой
искренности? Он просто не мог остаться в стороне.

— Замки тут хоть и надёжные, но рамы дверей довольно старые, они —


слабое место. Выбить дверь будет сложно, но реально. Я задержу Сэджина,
поспеши.

Забыв обо всём, Чон Хосок летел вниз по ступеням, почти сбивая людей,
идущих навстречу. Всё вмиг переворачивается с ног на голову, когда до конца
осознаёшь, что где-то рядом есть тот самый незаменимый человек и он в тебе
нуждается. Внутри звенел крик о помощи, он разрывал на части, и это
подгоняло. Внизу у своей стойки хозяин сосредоточенно подбивал выручку за
день и даже пикнуть не успел, как мимо него промчался вихрь и с разбегу
врезался плечом в добротную дверь восьмой комнаты. Словно бешеный пёс,
сорвавшийся с цепи, Хосок ломился в номер, обрушивая нещадные удары один
за другим. Он бился с такой отчаянной силой, будто готов был вдребезги
разбиться об эту преграду, лишь бы добраться до своего саба.

— Юнги! Мин Юнги! — Сердце разрывалось на кровавые ошмётки; кулаки,


колени, плечо и бедро по очереди обрушивались на деревянное препятствие, а
где-то в мыслях плавилась чужая агония, разочарование, страх и совсем
чужеродное, неожиданное удовольствие. Оно было самым острым, жалящим
чувством, лишним при таких обстоятельствах. Хотелось выть.

— Эй, парень, что ты делаешь? Угомонись! Ты не можешь туда зайти! — по


коридору шёл запыхавшийся Сэджин, он хоть и был не рад печально известному
гостю, но нарушать правило приватности не собирался. Всегда есть что-то, что
нарушать нельзя, иначе хаоса не миновать. — Отойди от двери немедленно!

Его крик звучал совсем близко, но добежать он так и не успел. Джин


спустился следом за Хосоком и теперь настойчиво, но как бы невзначай,
преграждал путь злому боссу. Он надеялся, что это решение спасёт и поможет
кому-то, а не лишит его работы.

Громкие крики продолжали оглашать весь первый этаж, и только внутри


комнат их не было слышно. От каждого выкрика у Сокджина холодело всё
внутри, так это звучало надрывно и обречённо. Что же он чувствует, что так
рвётся?

Ад, Хосок удерживал внутри себя настоящий ад. Сердце продолжало биться
где-то в висках, дрожь охватила каждую клетку тела, так его колотило у этой
проклятой двери. Горло начинало саднить от крика, но нужный человек его всё
равно не слышал.

— Юнги! Мин Юнги! — Сколько ещё ударов выдержит крепкое дерево? А


сколько выдержит он сам? Связь начала пропадать, и от этого стало лишь хуже.
Что там происходит?

Казалось бы неприступная, дверь затрещала, поддалась, и Хосок влетел в


комнату под собственный крик и звон металла.

От резкого удара дверь врезалась в стену, а по полу разлетелись запчасти


старого замка. Особая связь исчезла, переставая транслировать в обе стороны
110/333
эмоции и ощущения родственных душ, но всё уже и так было ясно:
отвратительная картина предстала прямо перед глазами. Словно молнией,
Хосока пробило разочарованием, сжигая дотла болезненно сжимающееся
сердце. Обнажённый, истерзанный, использованный, ненавидящий себя и всех
Мин лежал на полу, возле человека, от грубых действий которого только что
получал безумное аномальное удовольствие, и его жалкий вид — это его вина,
Хосока, который должен был всё это предотвратить.

— Мин Юнги! — почти беззвучно вторил Чонгук под вопль влетевшего в


комнату неожиданного гостя. Их голоса слились в синхронном призыве, но несли
совершенно разный посыл. Тихо и не так отчаянно звучал шок человека,
который только что упивался контролем над податливым нижним и осознанием
того, кем этот человек оказался. Всё это не имело форм и границ для описания.
Это. Просто. Невозможно.

Хосок замер на пороге, совершенно не зная, что делать дальше, он не мог


оторвать взгляда от своего саба, который пожелал отдаться кому угодно, лишь
бы не довериться ему. И это было словно нож в спину.

Чонгук вскочил, отойдя наконец от шока, и двинулся к нежданному гостю. На


его лице была целая гамма эмоций, но терпения или понимания среди них не
наблюдалось. Лишь чистая бурлящая агрессия.

— Даже знать ничего не хочу. Выметайся! — первое предупреждение


прозвучало ещё до столкновения, всего лишь за секунду до жёсткого толчка.

Хосок покачнулся, но остался стоять, где стоял, лишь перевёл взгляд с Юнги
на темноволосого доминанта, ничуть не пугаясь безумного блеска в его глазах.
Он сам себя в тот момент ощущал не менее безумным.

— Пошёл вон.

— Что ты с ним сделал? — сверкая сталью в голосе, спросил Хоуп и сжал


руки в кулаки.

— За что заплатил, то и сделал. Не твоё дело. Выйди и закрой дверь с той


стороны!

Юнги слабо пошевелился, издавая болезненный стон, у Хосока от этого звука


окончательно снесло крышу. Только он имеет право причинять боль и
удовольствие этому человеку. Он и больше никто.

— Стисни зубы и умри! — Кулак врезался в острую скулу со скоростью


горящей ненависти. Чонгука развернуло, но он лишь сплюнул кровавую слюну и
злобно усмехнулся. Удар был сильным, но не впечатлил его.

По венам нёсся адреналин, и каждый казался другому лишь мешающей


преградой, недопустимой погрешностью, что нарушала планы и правила.

— Исчезни.

***

Когда чужие руки перестали служить оковами и опорой, Юнги свалился на


111/333
пол, ослепленный и ошеломлённый, он не понимал, что происходит. Яркий после
темноты за маской свет из коридора мешал сориентироваться. Голова
кружилась, всё плыло и теряло чёткость, слабые руки дрожали, ноги давно
онемели, а внутри всё горело адским пламенем, разорванное, повреждённое, не
доведённое. Колючие вдохи царапали рёбра, об их осколки билось загнанное
сердце, и так хотелось просто испариться, рассыпавшись пылью на
полированных поверхностях.

В дверном проёме в ореоле яркого света стоял человек, чья тень падала на
деревянные доски пола и тянулась через всю комнату. Рядом с ним замер ещё
кто-то, чьё лицо показалось смутно знакомым, но чёткость изображения, как и
смысл происходящего, не доходили до затуманенного сознания. Юнги гас, как
свечка, его тут почти не осталось, лишь слабая тлеющая искра потерявшего
себя существа. Он моргал, пытаясь собрать мысли и принять реальность, но всё
неотвратимо ускользало в красном свете, и лишь волны боли, физической и
душевной, омывали каждый атом личности, вплетаясь в ДНК чужеродными
витками. Только что терзавшие его вина, злость и разочарование смазались и
растаяли, но всё равно запомнились, осели горьким послевкусием. Это были не
его эмоции.

Голоса у входа сливались в звенящий шум, он слышал их, но уловить смысл


не удавалось. Голое тело начало зябнуть, по влажной коже шёлком гулял
сквозняк. Чужие взгляды начали казаться острыми кинжалами, и захотелось
прикрыться. Мин, почти не видя, шарил вокруг себя руками, но ничего даже
отдалённо похожего на одежду рядом не оказалось. Подобрав под себя колени,
он хотел занять как можно меньше пространства, чтобы казаться незаметным,
но даже от мельчайшего движения тело пробило болью. От неё он тихо
простонал и начал скулить, жалея себя.

— Исчезни, — пробилось сквозь пелену дурмана, и Юнги принял это на свой


счёт. Он бы с радостью, только не может. Почему — не помнит, но он должен
жить.

У двери определённо кто-то боролся, до ушей долетали звуки ударов,


тяжёлых шагов и хриплого сбитого дыхания. Кто бы это ни был, Юнги было всё
равно, пусть хоть поубиваются. Лежать вот так он мог бы ещё долго, окунаясь в
невозможную глубину своего падения. Он кончился, прямо здесь и сегодня, он
умер для себя самого.

Саб… чёртов саб. Растоптанный, грязный, падший саб.

Короткая стычка закончилась вмешательством кого-то третьего. Громкие


крики новой тональности царапали слух и заставляли всплыть на поверхность,
попытаться снова ухватить суть того, что происходит. Открывать глаза не
хотелось, от этого укачивало ещё сильнее, но шаги приближались.

В поле зрения мелькали ножки лавок, цепь, доски, чья-то тень. Кто-то стоял
очень близко и смотрел на него. Невозможно было угадать, чего следует
ожидать дальше, удара или помощи, поэтому Юнги так и продолжил лежать,
прикрыв глаза и не двигаясь.

— Юнги, ты слышишь меня? — плеча почти невесомо коснулась тёплая


ладонь. Его словно будили от крепкого сна, тихо и бережно. — Юнги, посмотри
на меня.
112/333
Он не хотел смотреть, потому что уже знал, что станет только хуже. Теперь
Мин узнал этот голос и в груди что-то сжалось, невероятно остро и глубоко.
Вина, злость и разочарование. Вместе с этим узнаванием в мысли пробиралась
ясность, прямое касание этих рук приводило в чувство, будоражило.

— Да блять, какого хуя вы вообще позволили кому-то войти? А как же ваша


хвалёная приватность? Отпустите меня! — потревоженный Мастер кипел, его
задело и не отпускало. Звуки его шагов пугали, по коже прошлась волна ужаса.
Мин был готов к новому наказанию. — Я не ясно высказался? Я сказал убирайся!

С плеча слетела ласковая ладонь, будто того человека рывком оттащили в


сторону.

Мысли всё ещё путались, но туман понемногу отступал, сознание начало


светлеть и апатия будто рассеивалась. Какое наказание? О чём он? С каких пор
Мин Юнги принимает позицию подчинённого?

С титаническим усилием Юнги перевернулся, силясь поймать взглядом лица


сцепившихся людей, чтобы наконец-то убедиться, что это и правда чёртов Хосок
и… и Чон Чонгук?

Увидеть второго здесь было слишком неожиданно. Как? Почему? Разве это не
он оплатил их с Чимином лечение?

«Знаешь, ты мне кого-то напоминаешь, только вот не пойму кого»,— так


ведь он говорил. Правда не узнал его?

«Хватит врать себе. Признай, тебе понравилось», — нет, Юнги замахал


головой, нет. Не может этого быть.

Абсолютно все события этой ночи выглядели полным абсурдом и казались


дурным сном. Сквозь невероятное усилие Юнги оттолкнулся руками от пола и
смог сесть, стараясь перенести вес тела на одну сторону. В комнате оказалось
слишком много действующих персон, и он не может лежать тут изломанной
куклой. Не бывать этому. Что бы с ним не случилось, он восстанет заново. Всегда
так было, и грёбаная метка этого не изменит, ведь с ней или без неё он остаётся
собой.

Его всё ещё качало, а локти грозили в любой момент подогнуться. На


внутренней части бёдер алели кровавые разводы, жестокий Мастер и правда
порвал его. Шею жгло, и это было ещё хуже, чем разодранная задница. От этого
кровоточила душа. На Хосока смотреть не было сил, но и врать себе не
получалось. Он — его доминант. Он — часть его души.

— Я звоню в полицию! Немедленно прекратите! — кто-то орал, стоя у входа,


но к размахивающим кулаками подойти не решался.

Все силы Юнги тратил на то, чтобы заставить взгляд сфокусироваться. Мир
продолжал крутиться вокруг своей оси, но теперь можно было хоть что-то
ухватить из этой светопляски. В дверях стоял Ким Тэхён, он спорил с толстяком-
хозяином, отбирая у него что-то, кажется, телефон. Откуда здесь этот
мозгоправ? Там же стоял бармен, не пропуская других посетителей. Люди
пытались заглянуть в комнату, ведомые любопытством. Прямо по центру
113/333
комнаты кружили друг напротив друга два Дома. На них смотреть оказалось
было невыносимо, на каждого по-своему.

«Те​бя ник​то не зас​тавлял при​ходить сю​да, ты сам при​нял это решение».

«Мин Юнги, посмотри на меня».

Голова разрывалась от противоречивых мыслей. Он жалел, что пришёл, и


жалел, что не исполнил заказ до конца. Что было бы, если бы им не помешали?
Каким вышел бы Юнги отсюда после всего? И вышел бы вообще? А что будет с
оплатой?

— Вторгаться. Нельзя. Это. Правило, — сопровождая каждое слово взмахом,


разгневанный Мастер вымещал своё негодование. — Может, просто убить тебя?

— Попробуй, чокнутый мальчишка.

Хосок подхватывал этот безумный ритм, и они продолжали кружить и


наносить удары. Хозяин закричал, что пойдёт за пистолетом, если не за копами
и, хлопнув дверью, исчез в коридоре. Это нужно остановить. Юнги бездумно
протянул дрожащую руку, пытаясь привлечь внимание, но голос пропал. Слабо
качаясь, он сидел и неотрывно смотрел, как Хосок улыбается ему, продолжая
сдерживать слетевшего с катушек Чон Чонгука.

Какое безумие, всё это — какой-то бред.

— Не надо, — очень тихо, слишком хрипло шептал Юнги, наблюдая, как


кулаки Чонгука слишком быстро врезаются в живот несносного придурка-
Хосока, — остановитесь.

Он этого не просил, он никого не просил вмешиваться. Зачем всё это?

Неистовство Чонгука побеждало. Против его желания нанести ущерб


противопоставить было нечего. От последнего удара проигравший согнулся
пополам и осел на пол, сползая по стене. Это было похоже на конец поединка,
только Чонгук не останавливался, он снова занёс кулак над рыжей головой. Это
могло продолжаться до тех пор, пока один не перестанет дышать.

— Хосок! Чон Чонгук! — не выдержал Ким Тэхён и, рванув за плечо,


развернул обезумевшего доминанта на себя. Не только Юнги не смог вынести
это зрелище. — С ума сошли? Что вы творите?

Чонгук не думая отбил протянутую руку и зло уставился на зарвавшегося


саба, не сразу узнавая, кто перед ним.

— Что вы тут устроили? Вся Дыра на ушах!

Джин тихо зашёл в комнату, продвигаясь мимо эпицентра катастрофы по


контуру помещения и прямо к Мину. Пока всё внимание было занято неожиданно
вмешавшимся Тэ, он решил вывести пострадавшего наружу. Подхватив под
мышки Шугу, он помог ему встать.

— Прости, что допустил это, я не должен был принимать тот заказ, — Джин и
правда сожалел и хотел побыстрее убраться подальше. — Пойдём, если хочешь,
114/333
вызовем скорую.

— Не надо, всё нормально. Я мог бы выполнить заказ, зачем вы вмешались?


— Юнги двигался медленно, не сдерживая матов. Он уже понял, как этот цирк
отразится на его заработке. — Он же мне не заплатит за один час, верно?

Джин был крайне удивлён такой реакцией, он всё-таки верил, что помогает
спасению, а не просто вмешивается, куда не просят.

— Юнги, твоя шея…

— Знаю, но давай не будем. Раз уж припёрся, просто помоги дойти до


машины.

— Прости, Юнги, мне правда жаль, я отдам тебе треть суммы заказа. Зайди
завтра, — Джин осмотрел изувеченное тело и поправился: — можешь прислать
поверенную особу.

Юнги осмотрел напоследок всех собравшихся и сделал для себя вывод, что
комнаты Дыры для него теперь закрыты. Джин же не мог оторвать взгляда от
Ким Тэхёна. Он совершенно не выглядел как саб, выдерживающий внимание
двух ёбнутых Домов. Он был словно над ними. Сверхчеловек.

— Хосок, вали отсюда, с тобой потом поговорим, — Тэ видел, как тот сверлит
его злым взглядом и не двигается с места. — Хоуп, пожалуйста, сделай, как я
прошу.

И Хосок послушал, недовольно встал и двинулся на выход, не забыв бросить


многообещающий взгляд темноволосому Дому. Они ещё встретятся. Не здесь и
не сегодня, но обязательно встретятся.

— Мин Юнги останется, мы не закончили! А ты и все остальные могут


убираться, — командный тон саба выводил Чонгука похлеще рыжего придурка.
— Слышишь, Мин, имей гордость закончить то, что начал!

— Нет, Чонгук, он уйдёт. Уходите все, сейчас же! — Тэхён фактически выгнал
всех из комнаты, закрывшись один на один с «потрошителем», совершенно не
боясь новой вспышки его гнева.

Джин не мог оторвать взгляда от тонкого силуэта, пока двери не


захлопнулись, ему такой расклад вообще не нравился, но с Тэ не поспоришь, а
Хосок вообще думал только о Юнги.

Прогулка в десять метров отняла у Мина слишком много сил. Просто упасть и
отключиться. Его отвели в седьмой номер. Соседняя комната — вечное
пристанище бармена, так хорошо знакомое Хосоку, было обставлено гораздо
больше, схоже с обычной спальней. Вид кровати тянул прилечь и провалиться в
спасительный сон. Слишком много, всё это — просто слишком много и сложно.
Но и это ещё не конец…

— Юнги, — Хосок оказался рядом в считанные секунды, хватая за руки. Джин


оставил их сразу же, накинув на плечи Юнги свой пиджак, и удалился
успокаивать шефа и посетителей. Они с Хосоком остались тет-а-тет, чего очень
не хотелось. — Мин Юнги, какого хуя? Скажи, зачем?
115/333
— Чон Хосок, это я должен спросить, — едва стоя на ногах и держась за
быльца, начал Юнги, — что ты тут делаешь и зачем?

— В смысле? Тебя спасаю!

— А тебя кто-нибудь просил? Ты думаешь добро сделал? Придурок, — как


пощёчина, жестоко и бессердечно. — Всё самое ужасное и так уже случилось,
понимаешь? Меня уже выпотрошили, а благодаря твоему ёбаному рыцарскому
появлению я за эту экзекуцию даже денег не получу. Всё было зря! Я терпел всё
это зря! — Юнги не выдержал и опустился на постель. Тут же боль прострелила
повреждённые места, и он разозлился сам на себя, Хосока, Чонгука и весь этот
чёртов мир. Злость, она разбудила сонное сознание окончательно. Юнги
вспомнил, зачем он здесь и почему не может умереть, ради чего должен жить.
Точнее, ради кого. — Думаешь, я не знал, что иду к чокнутому психу? Я был
готов к этому, но благодаря тебе всё в пизду! Мало того, что оплата отменилась,
так теперь я ещё и опозорен, потому что у меня есть чёртов спаситель! Потому
что никчёмный саб!

Юнги несло, он плохо осознавал, что говорит, но пиздецки скверное


самочувствие было оправданием для всего, так он мог думать, по крайней мере.

— Если тебе так нужны деньги, мог бы попросить у меня! — Хосок проявлял
невероятное терпение, он кричал, но на самом деле хотел обнять и рассмотреть
своё имя получше.

— С какого хрена я должен что-то у тебя просить? Я разве не дал понять, что
не хочу иметь с тобой дела!

Что не фраза, то нож в спину.

— Так значит лучше лечь под маньяка, чем просто ко мне обратиться?

— Да!

— Отлично. Только вот рассмотри свою шею повнимательнее, а уже потом


такими заявочками кидайся. Ты принадлежишь мне, и это уже факт.

— Это ничего не значит. Ни-че-го. Понял? Мне плевать. Я сотру это, вырежу,
похуй что, сделаю всё, лишь бы тебя не видеть, — Юнги сжал кулаки, комкая
рукава чужого пиджака, и врезался короткими ногтями в ладони. Это приводило
в чувство и служило якорем. — Просто исчезни.

— Юнги, машина у входа, едешь? — Джин заглянул в комнату, виновато


поглядывая на Хосока. — Точно в больницу не хочешь?

— Нет. Спасибо, я еду, — кровать спружинила, когда Юнги попытался встать,


Хосок не раздумывая потянулся навстречу и подал руку. Мин оттолкнул её и, не
поднимая взгляда, двинулся на выход. Уже у двери он не выдержал и обернулся.
Всё сказанное им жгло язык и застревало в глотке, но так было нужно. — Не
появляйся на моих глазах… больше никогда.

***

116/333
— Что ты делаешь? — Тэхён выгнал всех, бесстрашно прикрыв за собой
дверь. Испуганные глаза Джина провожали его до тех пор, пока он не исчез
внутри комнаты. Никто не одобрял опрометчивый поступок, но Тэхён и не
собирался учитывать чужое мнение, он был готов лезть к разъярённому монстру
в клетку, потому что видел в нём в первую очередь человека, ступившего не на
ту тропу. — Прекрати немедленно! Приди в себя, Чон Чонгук! Пойми, один
звонок в полицию и твоя жизнь будет перечёркнута, в этот раз безвозвратно!
Прекрати нарываться и успокойся!

Тэхён успел нарыть всю подноготную, узнав о подробностях прошлых


свершений. Он прекрасно знал, чем грозит Чону ещё один привод. Но тот его не
слышал, он просто метался вокруг, словно раненый зверь, натыкаясь на мебель
и разбросанные игрушки. Ярость и недовольство затопили его и так объятое
пламенем жажды власти сознание. Как они посмели ворваться? Как посмели
прервать его, выставить посмешищем? Его тут вообще за человека не
воспринимают?

«Я обязательно закончу то, что начал. Не важно, где и когда, но я выверну


наизнанку этого саба, я вытрясу его душу из этого тщедушного тельца, чтобы
ты, Хоуп, знал своё место», — задетая гордость, неудовлетворённые
потребности, оскорблённое достоинство вели его ещё дальше, ещё глубже в
собственное безумие. В груди разжигалась деструктивная сила, она гасила
последние отголоски рационального, превращая человека в животное, ведомое
инстинктами и чутьём. Он отомстит. «Ноги моей здесь больше не будет».

Попавшую под ноги блестящую вещь Чонгук схватил и с размаху швырнул в


стену, вкладывая в бросок свою злость. Металлический предмет пролетел через
всю комнату и разбил окно. Осколки с оглушительным звуком обрушились
водопадом на пол, и в коридоре кто-то ахнул.

— Не смейте входить! — крикнул себе за спину Тэ и двинулся на встречу


опасности, рассчитывая лишь на своё чутьё и слабую догадку.

Чонгук не остановился и продолжил рушить всё, до чего мог дотянуться. С


полок летели инструменты и приспособления, разбиваясь, ломаясь, под ногами
хрустело стекло, в ушах стоял звон и всё это сопровождалось лютым рычанием.
У Тэхёна дрожала рука, когда он протянул её, чтобы коснуться взмокшего плеча.
Длинные пальцы легли на лопатку, и Чонгука словно подбросило пружиной. Он
развернулся и вмиг оказался нос к носу, тяжело дыша и сверля жестоким
взглядом.

— Ты, снова ты. Почему везде, куда бы я не пошёл, я натыкаюсь на тебя?


— вместе с настойчивыми вопросами, доминант вкладывал силу в стоящего
напротив саба. Он намеренно действовал так: добавлял в голос то нужное
звучание, в слова — тот посыл, что заставит подчиниться беспрекословно,
ответить, упасть на колени, стереться, исчезнуть. — Что тебе нужно?

— Я хочу, чтобы ты успокоился, — как можно тише и медленнее проговорил


Тэхён, игнорируя приказы и угрозу, удерживая почти физически ощутимый
зрительный контакт. Он не моргал, не отворачивался, не опускал и не отводил
взгляда, словно перед хищником, доказывая ему, что не несёт опасности, но и
слабой жертвой не является. — Хочу, чтобы ты взял себя в руки и прекратил
рыть себе могилу.

117/333
— Успокоился? Успокоился?! — Кажется, не сработало, Тэ не удалось обойти
все мины, и он подорвался на взрывном характере неуравновешенного Дома.
— Да что ты о себе возомнил, саб? Ты смеешь мне приказывать?

Широкая ладонь сошлась на горле, Чонгук наступал, оттесняя, пока Тэхён не


упёрся лопатками в угол, и даже тогда Дом не переставал давить, фактически
впечатывая парня в стену.

— Может, мне просто использовать тебя? Какая разница: тот или этот? Всё
равно лишь подстилка, — свободной рукой Чонгук схватился за воротник и
рванул вниз лёгкую рубашку. Ткань под его пальцами разошлась, словно дымка,
оголяя живот и грудь сохраняющего спокойствие Тэ.

— Ну давай, и что из этого? Чего ты этим добьёшься? Я не добровольная


жертва. Меня ты всё равно не подчинишь. Хочешь снова загреметь за решётку?
— саб держался за крепкую кисть, сжимающую горло, пытаясь добыть хоть
немного воздуха. Слова застревали, давались с трудом, но его взгляд оставался
холодным, ровным, отрезвляющим. — Чон Чонгук, ты слышишь меня? — вторую
ладонь он положил на щеку доминанта, заставляя смотреть прямо в глаза, а не
блуждать взглядом по голому животу. — Чон Чонгук, как твоя родственная
душа, прошу, выслушай меня.

— Как кто? — Чонгук замер, борясь с желанием свернуть тонкую шею. Эти
слова застряли где-то в текстурах агрессии и жажды крови. Чернила на пальцах
отвлекали совсем немного. Что это за эпидемия проявления меток? — Хочешь
сказать, что ты мой саб? Не смешно.

— Я десять лет прожил, ожидая этого дня, и после столкновения с тобой


вчера моя метка начала стираться. Я не верю в совпадения. А ты? — Глаза
Тэхёна затягивали, как два омута. Чонгук тонул в них, теряя градусы
жестокости. Словно тумблер в голове, его мысли переключились и потянули за
собой инстинкты. «Причинить боль» сменилось на «Завладеть». Коснуться кожи,
узнать вкус, проникнуть в мысли, тело, прижимаясь бёдрами и вдыхая запах
парфюма. Желания множились и росли, вместе со странным цветком чувств в
груди. Душа? Да, это возможно.

— Ты хоть понимаешь, с кем ты говоришь сейчас? Посмотри на меня, я


чёртов монстр. — Чон потянулся губами за поцелуем, но в последний момент
отклонился и уткнулся носом в шею у уха. — Знал бы ты, что я хочу сделать с
тобой, бежал бы прочь, быстрее нашего толстяка.

— Я видел, что ты сделал с Юнги, и всё ещё здесь. Чонгук, — вторая ладонь
легла на щеку, и доминант снова заглянул в глаза бесстрашного саба. — Я
помогу тебе. Просто давай уйдём отсюда.

Чонгук не верил, что кто-то сможет помочь ему. Адреналиновая вспышка


начала спадать и ужас от того, что он успел натворить и что мог бы, начал
подкрадываться. Сожаление, его тень, маячило где-то на фоне. Но желание
свернуть шею наглому сабу от этого не сильно уменьшалось.

— Веди, куда хочешь, но не пожалей потом.

I got to know that your heart beats fast and


Я почувствовал, что твоё сердце бьётся чаще,
118/333
I got to know I’m the only one for you
Я понял, я создан для тебя.
What have I become?
Во что я превратился?
I’m a fucking monster
Я же чёртов монстр,
When all I wanted was something beautiful
Хотя всё, чего я хочу — стать кем-то прекрасным.

119/333
Примечание к части Reflection (анг.) - отражение.

Starset – Point of No Return


NF – I Can Feel It

Предыдущая глава претерпела некоторые изменения, финальная сцена


перекочевала в эту главу, так что не удивляйтесь.

Reflection

Наша родственная душа — наше отражение. Они — это мы, только с


реверсивными в своих проявлениях качествами.

Такие знакомые, но на этот раз чужие слова тупой пилой врезались в


прозрачные ожидания, и их осколки летели к ногам. Шаги давались с
невероятным трудом, будто и правда идёшь по битому стеклу. Так ощущается
провал.

Словно тень, Хосок вышел в коридор, слепо натыкаясь на проходящего мимо


посетителя. Он покидал комнату, ничего не видя вокруг себя, и только в мыслях
разрывными снарядами билось непрошеное «больше никогда… не появляйся
передо мной больше никогда». Всего пара слов, несколько букв, десяток
простых звуков, а как глубоко они входили ржавыми иглами в эго, ранили
гордость, топтали чувство собственности и рвали ещё такую слабую, но уже
зародившуюся связь. Реальность в лице Мин Юнги столкнула его одним мощным
толчком с воображаемой вершины, и теперь Чон Хосок пытался принять это
унижение.

Он оказался ненужным своему собственному сабу. Человеку, созданному для


него одного, он нахрен не сдался. Отлично. Замечательно. Всегда так яростно
оберегающий свою свободу доминант получил её легко именно тогда, когда
перестал этого желать. Какая ирония…

Знал, что будет нелегко, но это как-то слишком. Разве он многого хотел?
Разве что-то требовал? Всего лишь предлагал помощь и поддержку и за это же
был отброшен.

«И как нести ответственность за такого мудака?».

— Просто иди за мной, не смотри по сторонам, просто следуй за мной, —


знакомый голос приближался справа, и Хосок поднял голову, выныривая из
своих размышлений. Прямо перед ним спешно проходил Ким Тэхён, словно
ребёнка, ведя за руку всё того же больного ублюдка. — Пойдём отсюда, —
уверенно твердил саб и гипнотически улыбался, околдовывал.

Овечка, ведущая волка на заклание? Сегодня мир точно сошёл с ума.

Жертва манила, и волк шёл, глядел прямо в спину своим голодным диким
взором и послушно шагал следом.

Люминесцентный холодный свет старых ламп продолжал мигать, создавая


120/333
стробоскопический эффект, люди перемещались по коридору, но их движения
казались застывшими в воздухе, пунктирными. Время приобретало
неизмеримую, неинтегральную форму, и происходящее вокруг ещё сильнее
казалось абсурдной постановкой.

— Тэ, что ты делаешь? Отойди от этого психа! — Хосок рванул было вперёд,
но его остановили одним лишь насмешливым взглядом. — Тэхён, я кому говорю,
отойди от него! Ты что, с ума сошёл?

В горле словно ком застрял, сковывающий связки. Всё внутри оледенело, и


только злость могла согреть кипящей волной. О скольких равнодушных сабах он
должен думать, чтобы в итоге остаться одному?

— Оставь, Хоуп, не сегодня. Это моё личное дело, — бросил отрешённо Тэ,
отвернулся и исчез, утянув за собой на удивление посмирневшего доминанта.

Дверь хлопнула, и коридор вмиг опустел, пьеса завершилась, герои сошли со


сцены, и зрители покинули зал. Только Чон Хосок остался стоять потерянной
частицей неправильно поставленной картины, словно забытая сцена в
непоследовательном повествовании.

Театр абсурда, трагикомедия в стиле Шекспировских «Летних ночей».

— Эй, дружище, пойдём я тебе налью, за счёт заведения, конечно, — Джин


стоял на верхних ступенях винтовой лестницы и натянуто-задорно подзывал к
себе. Он явно был обеспокоен, тревогу выдавала жёсткая хватка на перилах, аж
костяшки пальцев побелели.

«Что же ты творишь, Тэ?».

Бармен пытался не смотреть на выход, но взгляд всё равно возвращался к


только что закрывшейся двери. А ещё ему виновато хотелось опустить глаза,
ведь отчасти это всё его вина.

— Какой в этом смысл? — спросил Хоуп и вдруг вспомнил, зачем вообще


пришёл сегодня в Дыру, и причины враз показались смешными. Он сам себе стал
казаться комичным и бесполезным. Неудивительно, в таком-то дурдоме. — А
хотя, знаешь, пойдём. Какого чёрта? Лучше просто упиться.

Когда внутри распускается хищный цветок тоски, мы обращаемся к тем


средствам, что нам давно знакомы: утопить в алкоголе, развеять по ветру в
дыму, передать кому-то одним лишь опустевшим и отчаянным взглядом. И
лучше не станет, и беда не исчезнет, но ядовитые ростки на сердце ослабнут, и
удастся сделать ещё хоть пару лихорадочных вдохов.

— Не беспокойся, с Тэхёном всё будет хорошо, — тихо успокаивал Сокджин,


направляясь к своему месту за барной стойкой.

— А я разве о нём беспокоюсь? — фыркнул Хосок и сел на тот же стул, что и


раньше. — Тэхён сумасшедший, но, наверное, знает, что делает. И вообще, пусть
творят, что хотят, похуй мне. Вот просто, блять, пусть катятся к хуям.

Зал успел знатно опустеть, время близилось к середине ночи, но всё ещё
оставались самые стойкие. Некоторые с любопытством поглядывали на
121/333
громогласно матерящегося Чона с долей осуждения. Чтобы ломиться к кому-
то — раньше тут такого не было никогда. Это вообще запрещено в стенах
свободолюбивой Дыры. Но и привычки Чон Чонгука народ знал, поэтому отход от
правил прощали, на этот раз.

— Не пори горячку, утро вечера мудренее. Давай, я тоже с тобой выпью, —


две рюмки, наполненные по самые края, уже стояли перед расстроенным
клиентом. Бармен взмахнул напитком, пропуская тост, и влил всё в глотку
одним махом. — Иногда мне кажется, что я ничего не понимаю в природе наших
дом/саб связей. А пойло это, и правда, гадость ещё та, — скривившись, выдохнул
Джин и стал наливать повторно, оправдываясь. — Слишком бурным вышел
вечер, не могу просто смотреть, как пьют другие. Ещё никогда не приходилось
так нервничать на работе, ну кроме разве что того случая…

Сегодня ночью придётся многое топить в звенящем хмеле, и это «никогда»


должно уйти ко дну первым.

Хосок особо не вслушивался, просто кивал и целенаправленно заливал в себя


уже энную по счёту. Уровень напитка в бутылке стремительно близился ко дну,
но алкоголь не брал, такое желанное опьянение всё никак не наступало, и
приходилось наполнять рюмку снова и снова. А ведь хотел же не пить…

— Так вот оно как, встретить свою родственную душу, — потирая


переносицу, наконец нарушил молчание Хоуп. Он хмурился и прожигал взглядом
свой браслет, борясь с желанием снять его прямо сейчас и рассмотреть символы
получше. Казалось, будто метка жжётся.

— Говорят, что это величайшее счастье, но я готов с этим поспорить.


Секунду, — Сокджин отвлёкся на минуту, наливая клиентам пива, а затем
вернулся, готовый выслушать назревший вопрос. Он был к нему готов.

— А ты? Ты уже встретил свою пару?

Джин улыбнулся мягко и грустно, подтянул поближе свой высокий стул с


внутренней стороны стойки и сел поудобнее. Вопросительно кивнув на пачку
Мальборо, он достал одну и чиркнул спичками. Не зависимость, но сейчас
никотин пришёлся очень кстати. Его история такая же горькая, как и вещество.

— Встретил. Но лишь один раз, после чего имя появилось, а сам человек нет.

— Как это? Вы же должны быть где-то рядом.

— Должны, но его нет. Видимо, что-то пошло не так, — бармен рассказывал


спокойно, видно было, что не впервые, но всё равно печаль и разочарование
сквозили в его признании. — Я знаю, что этот человек жив, но понятия не имею,
где он и что с ним. Не могу сказать, что этот факт не позволяет мне жить, как
прежде, но что-то изменилось. Теперь я знаю, что связан с чьим-то сердцем и
что эта связь вынуждает меня желать невозможной близости. Иногда я будто
слышу чужие мысли или переживаю сторонние эмоции, но не являюсь их
источником или причиной. Это дико, больно, но как-то очень… не знаю,
волнующе? Ты можешь подумать, что я несу какой-то бред, но так я чувствую
свою случайно найденную и тут же потерянную родственную душу.

— Кажется, я понимаю, о чём ты, — поставив на столешницу свой бокал, с


122/333
трудом выдавил из себя Хосок. Эта тема начинала утомлять, хотелось отвлечься,
заглушить мысли чем-то другим. Взмахнув на прощание, он развернулся и
двинулся на выход, прокручивая в голове невысказанную фразу: «И я, кажется,
тоже чувствую это».

***

Куда ты ведешь меня?


«Ты как свет в темноте, и я бегу за тобой».
Что ты задумал?
«Мои шаги сбиваются в погоне. Но почему твой свет так холоден?».

Огни фонарей и фар авто проносились опасно близко, словно звёзды


неизведанных галактик, на скорости света они сливались в новооткрытые
созвездия и грозили столкновением. Кожаные штаны скрипели об узкое сиденье
мотоцикла, пальцы цеплялись за искусственную кожу куртки на чужой горячей
талии, бёдра тесно прижимались к изгибам тела, и в точке пересечения бежала
волна энергии. Она словно перетекала из одного сосуда в другой, смешивалась и
возвращалась назад, разбавленная чужим зарядом.

Тугая пружина внутри тронулась, сместившись в сторону позитивных


полюсов, она отпускала, со скрипом раскручиваясь. Встречным порывом ветра
выдувало всякие мысли, и на поверхности сознания оставались лишь голые,
неприкрытые эмоции. Они захлёстывали освежающей волной. Ночной воздух
словно стал обогащён жизнью, и дышать становилось легче, охотнее. Риск
разбиться в любой момент насыщал острыми ощущениями, и тяга к насилию
слабела, уступала пьянящему экстриму. Пальцы всё ещё мелко дрожали и
норовили посильнее впиться в бока водителя, но Чонгук сдерживал себя, почти
наслаждаясь моментом. Внутренний монстр на этот раз готов был отступить,
снова прячась в глубокой трещине чёрного сердца. Неожиданное вторжение
неподдающегося логике элемента оглушило его.

В сознание возвращалась ясность, и холодом пробивало от своих же чудом


несовершенных желаний. Сегодня он почти сорвался, когда уже думал, что
усмирил своих демонов, он почти сделал это снова. Успел забыть, каково это —
сражаться с ними.

Больше остальных людей Чон Чонгук ненавидит себя, и именно за эти


желания. Всего лишь позволил себе сблизиться с кем-то, но даже этого
незначительного послабления хватило, чтобы сорвать с трудом выработанный
контроль. Стало недостаточно просто находиться рядом, и даже секса не было
достаточно. Голос внутри требовал больше, глубже, жёстче.

Что-то живёт в нём, тёмное и нечеловеческое, и он не в силах с этим


справиться. Прав был отец, он — проклятое дитя. И лучше держаться от него
подальше.

Оказавшись снова на свободе, парень твёрдо решил жить обособленно, ведь


все, кого знал Чон Чонгук, рано или поздно оставляли его. Узнав получше, они
просто бежали прочь, ужасаясь. Уверяли, что хотят быть рядом, а потом
смотрели, как на чудовище, и исчезали. Никто не может разделить это чувство,
эту красоту и уродство, что живут в нём. А если кто и останется, то будет таким
же запятнанным, испорченным и проклятым, как он сам. И ничто уже не спасёт
123/333
их. Тянуться к нему могут только такие же, несущие в своей душе темноту,
больные, изломанные, грязные люди. И лишь кровью можно смыть эту грязь,
только так можно их очистить. Так считает сидящий в нём демон, так он шепчет
ему на ухо, когда рядом слишком долго задерживается новая жертва.

Взгляд скользнул к шее впередисидящего парня. Может ли быть правдой,


что он его? Может ли быть Ким Тэхён тем самым, обречённым на связь с
монстром? Это кажется нелогичным. Бесстрашный, прекрасный и невероятно
сильный саб, странный и от этого притягательный. В нём не видно тьмы, он
слишком яркий. Чонгук держит его в своих руках и боится сломать, не хочет
запачкать и в то же время хочет, на зло себе же, хочет опустить его так низко,
как никого и никогда, а затем поступить, как со всеми.

Светофор остановил их на перекрёстке, открывая вид на перепутье, когда


нужно решить, куда двигаться дальше, ведь после старта пути назад уже не
будет.

Участок светлой кожи, прикрытый атласной полосой, притягивал, блестел в


переливах мигающего красного света, наводя на мысли об алой крови и
эстетике вырезанных на коже символов покаяния.

— Куда мы едем? — поинтересовался Чонгук, не отрывая взгляда от


съехавшей набок полоски глянцевой ткани.

Тэхён не отвечал, просто смотрел, как мигает сигнал «стоп», и перебирал в


воздухе длинными пальцами. Его целью было не позволить Чонгуку выпустить
пар при всех, отвлечь его и вытащить из-под прицела десятка испуганных
взглядов. Он верил, что вмешательство необходимо, и совершенно не загадывал
наперёд, чем это всё обернется для него самого.

— Если ты не успел придумать, то так и скажи, — Чонгук начал


догадываться, в чём дело, и, усмехаясь, озвучил предложение, от которого
следовало бы отказаться. — Тогда просто поехали ко мне, если не боишься.

Резкий смешок коснулся мочки уха, и плечи Тэхёна передёрнуло.


Последствия его импульсивных и необдуманных решений подкрадывались всё
ближе. В этот раз жажда получить новую порцию риска, то единственное яркое
и острое, что есть для него, привела его к тому, что он уже второй час гоняет по
городу с неуправляемым садистом за спиной.

Чонгук же ожидал ответа, даже не догадываясь, в каком смятении сейчас


находится молчаливый водитель. Ему оставалось лишь предположить, что
парень на самом деле до ужаса его боится и хочет быстрее оказаться подальше,
вернуться к своему дружку, этому блядскому рыжему выскочке, что пытался их
остановить.

«Тэхён, отойди от этого психа!» — кажется так кричал он им вдогонку,


словно имеет право и на этого саба. Злость снова начала закипать, устраивая
пожар в груди. Вот уж кому нельзя простить испорченный вечер, никто не смеет
мешать планам Чон Чонгука.

Нет, эта ночь не может закончиться так просто. Следуя зову своей природы,
или жёстко и банально, но он должен снять напряжение. И прямо сейчас есть
одна подходящая мишень.
124/333
— Поехали, ты же хотел мне помочь, у меня как раз есть одна проблема, —
выдохнул Дом прямо в шею, касаясь губами, вжимаясь в ягодицы отчётливо
ощутимым стояком.

Желтый свет погас, уступая очередь зелёному. Взмокшие ладони покрепче


схватились за руль, Тэхён резко выдохнул и стартовал, почти сразу же бросая
байк в поворот. Если бы Чон слетел с него сейчас, это бы не сильно огорчило.

Ким Тэхён нёсся через проспекты и улицы, уверенно сворачивая и загоняя


транспорт под угол сорока пяти градусов, чем доводил доминанта за своей
спиной до глубинного трепета.

Он знал, куда ехать, и вместе с зелёным светом решение было принято. Точка
невозврата пройдена.

***

Последний час перед рассветом самый тёмный, и даже небесное светило


спряталось за тучами, погружая мир в глубокий сон. Вокруг словно смыкалась
непроницаемая чернь, и узкую дорожку освещала лишь полоска света округлой
фары. По грунтовой поверхности байк ехал мягко, разбрасывая за собой мелкий
щебень. Дорога к дому Чона проходила через небольшой лес, густые кроны
свисали над тропой, образуя тоннель, тонкие ветки цепляли плечи и голову,
приходилось продвигаться медленно и аккуратно. Тэхён вёл почти наугад,
вглядываясь в темноту и уточняя дорогу.

Порывистый по-осеннему холодный ветер трепал верхушки деревьев и гнал


тяжёлые тучи. Двухэтажный белый дом на поляне показался как раз в тот
момент, когда круглый лик луны выглянул на небе и озарил всё бледным светом.
Тэхён залюбовался видом и резко притормозил уже у самого порога.
Неожиданная тишина оглушила сильнее, чем рёв мотора до этого, она давила на
барабанные перепонки и натянутые нервы. Вот они и на месте.

— Как много ты обо мне знаешь? — Чонгук подал голос первым. Он достал из
куртки сигареты и щёлкнул зажигалкой, закуривая. Упираясь одной ногой в
землю, он отсел подальше и снова уставился на открытый участок шеи, пытаясь
представить на ней своё имя. Должно быть, красиво.

Тэхён с ответом не спешил. Он продолжал сидеть неподвижно и просто


любовался уходящей луной.

— Почему ты так уверен, что ты — моя родственная душа? — задал новый


вопрос Чонгук и шумно выдохнул.

Тэхён взмахнул плечами, повернув голову вполоборота. Увидев виток дыма,


он протянул руку ладонью кверху, молча прося затяжку. Странный момент
растягивался, тонул в шуме осенней листвы, смешивался в воздухе с повисшими
пропущенными вопросами и струйками сигаретного дыма. Возможно, слова и
правда были бы тут лишними.

Всё же получить ответ хотелось, видя при этом лицо собеседника перед
собой, поэтому Чонгук слез с мотоцикла и встал напротив, ища в кармане ключи.

125/333
— Надеюсь, ты ошибаешься, — указывая на чокер, проговорил он. Эта
тишина начинала утомлять, мотивы саба были непонятны. — Ты похож на
глупого сталкера.

— Почему глупого? — наконец заговорил Тэ.

— Потому что ты пожалеешь, что оказался рядом со мной, я уверен, — Чон


шагнул ближе и передал сигарету, заглядываясь на отражение луны в
расширенных зрачках. — Кто он такой? — опираясь на руль мотоцикла, Чонгук
задал неожиданный вопрос.

— О ком ты? — Тэ пытался увильнуть, жмурясь от дыма, попавшего в глаза.


Направление беседы ему уже не нравилось.

— Тот рыжий придурок, твой дружок. Как ты там называл его…

— Хоуп? Он мой близкий друг, и, кстати, я очень зол на тебя, не стоило его
так бить…

— Что? — приближая лицо, гаркнул Дом, тут же выдёргивая сигарету из


дрогнувшей руки. Его горячее дыхание коснулось щеки, а за спиной появились
первые лучи восходящего солнца. На фоне светлеющего неба абсолютно чёрный
силуэт смотрелся последним предрассветным ужасом. Тлеющий огонёк
медленно приближался к атласной коже, опасно близко у левого глаза, уже
согревая, но всё ещё не обжигая. — Прости, я не расслышал, ты что? Зол на
меня? Ты типа мной не доволен? Ты? Мной?

И всё звучало так тихо и поддельно спокойно, что от этого мурашки бежали
по спине.

— Да, я... — Тэ прокашлялся и продолжил, снова утопая в бездонных


зрачках: — Недоволен тобой, — закончил он и улыбнулся. Собрав во рту слюну,
саб резко подался вперёд и сомкнул губы на горящем бычке, туша сигарету о
язык, который тут же высунул, демонстрируя уголь на кончике. — И мне всё ещё
не страшно, что поделать.

Горечь вкуса совсем не портила победной улыбки. И короткий плевок не


испортил неисправимого величия. Чонгук хмыкнул и отступил. Удивлять тоже
надо уметь.

— Хорошо. Скажи мне настоящее имя этого «Хоуп», и что за дурацкое


погоняло такое?

— Это потому что он разрушитель надежд, — пряча нервную дрожь за


размашистыми движениями, ответил саб, но, видя непонимание, пожал плечами
и решил продолжить: — Как ты ломаешь людей физически, так и он, крошит их
ожидания, поэтому его саркастически нарекли Надеждой.

— Как неблагородно с его стороны. Твои ожидания он тоже успел


покалечить?

— Нет, со мной он потерпел неудачу, — Тэхён старался держаться


непринужденно, но на деле все эти вопросы тревожили его. Хосока подставлять
не хотелось, хотя их следующая встреча всё равно лишь вопрос времени, и он
126/333
вряд ли сможет это изменить. Лучше аккуратно отвечать на вопросы, по мере
возможности увиливая. Собеседник перед ним непредсказуемый, опасный и
жутко интригующий. Пока удавалось держать его на разумном расстоянии, но
этот успех слишком шаткий.

— Он жалок, так что это не удивительно, — оттолкнувшись от руля, Чон


выпрямился и шагнул на крыльцо. Пару секунд пришлось повозиться с замком,
прежде чем тот поддался. Пронизывающий взгляд разжигал желание
обернуться, приходилось бороться с чувством, что тебя видят насквозь, будто
острый штырь под лопатку. Ким Тэхён смотрел на него с таким осуждением и
жалостью, что это причиняло истинный дискомфорт. Так на него не смотрели
уже очень давно. — У него не вышло тебя сломать, значит, это сделаю я, — уже
совсем тихо добавил парень.

Входная дверь скрипнула, и Чонгук зашёл внутрь, оставляя Тэхёну


последний шанс развернуться и уехать прямо сейчас.

Выключатель щёлкнул, и первый этаж осветили несколько люстр. На кухне


было привычно пусто, только в углу мойки стояла чашка, из которой пил Чимин,
а наверху переполненного мусорного ведра лежали жестянки от пива, которое
он принёс. Всегда уходит, оставляя следы прибывания, будто нарочно, чтобы
напоминать о себе. Несносный мальчишка, а ведь никто и не догадывается, что
кроется за этим милым личиком.

Позади послышались шаги, Ким Тэхён прикрыл с лёгким хлопком входную


дверь и зашёл в прихожую. Он шёл медленно и оглядывался по сторонам, изучая
обстановку. Вся мебель и отделка стен в доме были светлыми, почти белыми, но
изрядно потёртыми и изношенными. Большие окна в отсыревших рамах днём
должны пропускать много солнечного света. Кажется, гость был удивлён.

— Что, ожидал увидеть тут пристанище садиста в стиле комнат Дыры?


— Чонгук стоял у мойки с грязной чашкой в руках. Хотел помыть её, но чужие
шаги отвлекли.

— Нет, думал, что увижу что-то совершенно безликое, серое и педантично


чистое. Но, кажется, немного не угадал. Здесь много света… и пустоты.

— Пытаешься выебать мои мозги с самого порога? Сейчас начнёшь задавать


вопросы о детстве и отношениях с матерью?

— Рано или поздно я всё узнаю, — усмехнулся Тэхён, оставаясь вне кухни, он
не переступал низкий порог, будто ограничивал их местоположение в разных
комнатах. — А ты хочешь поговорить об этом?

Чонгук отставил чашку назад и медленно двинулся навстречу, нарушая


воображаемую границу. На его губах играла жестокая улыбка, пока он по
очереди хрустел указательными и средними пальцами. Привычка выдавала его
настрой, но Тэ не мог этого знать. Это был своеобразный сигнал «беги». Саб
просто гордо стоял, сложив руки на груди, и безотрывно наблюдал, как к нему
приближается неуправляемое бедствие.

— Я хочу поговорить кое о чём другом, а ещё лучше делать это без лишних
слов. Давай, двигай наверх, продолжим знакомство в спальне, раз уж ты
здесь, — бедствие наступало всё ближе, пока их тела не соприкоснулись.
127/333
Дыхание враз стало тяжелее, будто густота воздуха повысилась.

— Мне кажется, ты недостаточно вежлив с человеком почти на десять лет


старше тебя, — Тэхён старался не отступать, чтобы не признавать слабость, но
так приходилось говорить прямо в лицо, выдыхая в чужие губы. — Может,
будешь соблюдать формальность?

— Давай я буду выказывать уважение и соблюдать формальности, когда ты,


мой прелестный хён, опустишься на колени и будешь применять свои губы и
нахальный язычок в более полезном русле, м? — Чонгук начинал раздражаться.
Он и так был предельно сдержанным, даже давал шанс уйти, но этот глупый саб
остался, так чего же он хочет? — Иди. Наверх. Или ты хочешь, чтобы я отнёс
тебя? — в голосе сверкнула сталь, а в глазах плясали черти. Кто-то ввязался в
слишком опасную игру.

— Хорошо, я пойду, но у меня есть условие.

— Какое ещё условие? Что ты мне голову морочишь?

Низкий тон переходил в рычание. Терпение заканчивалось.

— Я действительно хочу знать о тебе всё. Если ты и правда моя родственная


душа, я хочу помочь тебе.

— Послушай, ты, выворачиватель душ, либо ты сейчас же раздвигаешь свои


ножки, либо выметаешься, пока я тебя не придушил, — Чонгук схватил саба за
шею и притянул к себе, нажимая пальцами на его затылок. Хотелось узнать,
каковы на вкус эти губы, что несут чушь. Разорванная на груди рубашка
притягивала голодный взгляд, плоский живот манил погрузить в кожу зубы,
вкушая запах кожи и крови. По венам неслось безумие. — Я же могу тебя
заставить.

— А знаешь, давай. Ты же так любишь упиваться властью над слабыми, —


Тэхён вцепился в воротник Чонгука и сам притянул его к себе, касаясь уголка
губ. — Заставь меня, Гук-и.

Вызов брошен, ставки приняты.

— На колени, — тут же грянул приказ, подтверждая, что хождения вокруг да


около закончились.

Но в ответ лишь тишина и неподвижность. И изучающий прямой взгляд.

— Я приказываю тебе, опустись на колени, — громче и чётче повторял


Чонгук, вглядываясь в светлую радужку хитрых глаз.

Тихий смешок. Раздражающий, снисходительный, издевательский.

— Ким Тэхён. Сейчас же на колени! — любой бы уже валялся в ногах, как


тряпичная кукла с подрезанными нитями. Но в ответ снова раздался
откровенный смех, яркий, искренний и громкий, что заставил Тэхёна скрутиться
пополам и задыхаться в приступе хохота.

— Ой, не могу, подожди, — едва проговорил он, смахивая слезу, — ты ещё


128/333
чуть больше грозности в голос добавь, может, поможет. Тогда я точно от смеха
на колени грохнусь.

— Какого хуя? — Чон не мог поверить, что его приказ не подействовал.


Парень отступил на шаг назад, разглядывая Тэхёна по-новому. Такого ещё не
было, никогда и ни с кем. — Как это возможно?

Шокировано он смотрел на саба, утверждающего, что они — родственные


души, и не верил, что это вообще, блять, происходит. Всё это не поддавалось
объяснению, было неправильным.

— Кто ты такой? Что ты со мной сделал? — схватив саба за руку, Чонгук


снова потянул его к себе, развернул и впечатал в косяк двери, удерживая
локтем под подбородком. — Как это возможно? Говори! Ты что, не саб?

— Может, это ты недостаточно доминант?

— Что ты сказал? — на Чонгука было страшно смотреть, таким пышущим


гневом он был в тот момент. Ярость горела в его глазах, желваки ходили
ходуном, и за всем этим виднелся страх. Искренний страх потерять контроль,
силу и власть. Своё место.

— То, что слышал. Может, я и ненормальный, но разве ты соответствуешь


тому, каким должен быть Дом? Ты знаешь, что твоя роль — быть защитником и
направляющей рукой, а не просто садистом? Насколько далеко от этого ты
сейчас?

Вопросы, вопросы, тысячи жестоких вопросов и ни одного ответа. С каждым


словом всё глубже в раны, по самые локти в эту грязь, что не скрыть и не
спрятать.

— Да какое ты имеешь право судить меня? Что с тобой не так?

«В нём не видно тьмы, он слишком яркий». Но так ли это?

— Я твоя половина, твоё отражение и продолжение. Если я всё правильно


понимаю, что-то в нашей связи потеряно, потому что мы оба — повреждённые
части одного механизма. Я хочу исправить это. Позволь мне…

— Убирайся. Сейчас же, выметайся отсюда, — Чонгук отшатнулся, словно от


проказы, и указал на выход. Он даже смотреть не мог больше на проклятого
саба и просто хотел избавиться от его присутствия. Это невыносимо.

— Встретимся на сеансе в школе, Чон Чонгук, и не обманывайся, что тебе это


не нужно, — у самой двери вместо прощания добавил Тэхён. — Это нужно нам
обоим.

Он вышел на улицу, запуская в прихожую первые капли надвигающегося


дождя. За дверью послышался звук разбитой посуды, когда Тэ рывком
запрыгнул на мотоцикл и прокрутил ключ. Может, их столкновение и правда не
самое лучшее, что могло случиться в этой жизни, но оно было предрешено.
Тэхён еще не жалеет, но уже заведомо готов к боли. На двадцать восьмом году
своей жизни он встретил свою судьбу и, кажется, нашёл долгожданные ответы.

129/333
***

«Какое дурацкое утро. Зачем оно вообще?» — Мин прикрыл лицо сгибом
локтя и тяжело вздохнул. За окном вовсю лил проливной дождь, но даже такое
хмурое небо казалось слишком светлым для его воспалённых
гиперчувствительных глаз. Веки словно свинцом налиты, а в голове сплошная
каша, обо всём остальном лучше даже не вспоминать: чем больше обращаешь
внимание на конкретный источник боли, тем сильнее он беспокоит. Ну вот,
поздно.

— Я вижу, что ты не спишь, — высокий голос прозвучал настойчиво почти у


самого уха, значит, Чимин в доме ему вчера не приснился.

— Скажи, что сегодня день моей смерти, а ты ангел, который пришёл


забрать мою потерянную душу.

— К сожалению, я всего лишь Чимин, который принёс тебе обезболивающие


и безвкусный суп с морскими водорослями, потому что сегодня твой День
Рождения.

На тумбочку опустился поднос, и Юнги почуял запах еды, пустой желудок


болезненно заурчал, как бы напоминая, что забыл, когда его кормили в
последний раз. Пришлось открыть глаза и посмотреть наконец-то на своего
собеседника.

— С Днем Рождения, Юнги!

— Спасибо, я… спасибо.

Юнги принял тарелку супа и начал есть, ощущая, что соли в еду добавляют
слёзы. Вот этот жест настолько расходится с жестокостью, окружающей его
каждый день, что просто нет слов отблагодарить как следует.

— Так не вкусно? — спросил Чим, видя капли слёз на щеках.

— Отстой вообще, помои, — ответил Юнги, сверкая водорослям на зубах.


— Расскажешь, как я вчера попал домой? Ничего не помню.

— Если ты мне пообещаешь, что взамен расскажешь обо всём остальном, —


на лице встревоженного Пака светилась забота и сочувствие, и они ранили
Юнги, подтверждали, что он всё-таки слаб и ничтожен. Но, несмотря на это, он
был благодарен. Если это Чимин, то ладно. Нет, не так. Хорошо — если это
Чимин.

— Тебе это не понравится, обещаю.

— Не важно, мне вообще эта жизнь не нравится, так что выкладывай. Только
можно я прилягу рядом? Мне так будет удобнее слушать, — Чимин потупился от
своих глупых предложений, но кожа зудела от нехватки касаний. Хотелось хотя
бы просто ощутить тепло другого человека.

Юнги согласно кивнул и похлопал по матрасу рядом с собой. В голове


вспышками мелькали кадры едва пережитой ночи, но он гнал их подальше,
вытирая скупую мужскую слезу.
130/333
— Представляешь, я саб, — пока Чимин укладывался под боком, Юнги
смеялся, говоря это, слишком было похоже на истерику на стадии отрицания.
— Ты же понимаешь, что если останешься со мной, то это будет нарушением
всех возможных правил?

— О каких правилах ты говоришь, хён? Все эти условности созданы для


улучшения нашей жизни, но разве они работают? Для нас — нет. Так что к чёрту
всё это, просто обними меня и давай выкладывай.

— Ладно, доем только.

Поначалу было сложно, признания давались с трудом, застревали в горле.


Хриплым шёпотом, с закрытыми глазами, впиваясь ногтями в ладони, Юнги
говорил, выворачивая себя, и если сперва он не хотел даже начинать, то с
каждым словом его несло всё больше, и вот он уже не мог остановиться. Его
реальность, та её сторона, что всегда была скрыта от посторонних, что тянула
его неподъёмным грузом, словно наизнанку перед одним человеком. Не
скрывая, не пряча и не жалея.

В совсем раннем возрасте он потерял мать, и с тех пор жизнь превратись в


бесконечную череду дней, полных борьбы с безнадёгой. Отец таял на глазах,
теряя волю и желание жить. Из-за чего мальчик рос почти сам по себе, больше
заботясь о родителе, чем наоборот. Приходилось постоянно следить за
порядком в доме, чтобы была еда, всячески мотивировать папу на нормальную
жизнь, воевать с его попытками самоубийства, следить за его здоровьем,
зарабатывать, да и просто в школу ходить, как все нормальные дети. Всё это
давалось нелегко и оставляло свой отпечаток. Тяжкое состояние отца,
потерявшего свою пару, отразилось в сердце истинным страхом быть зависимым
от кого-то. Поэтому Юнги так отчаянно сражался за свою свободу, всегда
отстаивал свою позицию и рассчитывал только на себя. Он верил, что только
если будет Домом, с ним ничего подобного не произойдёт, и не важно, что
случай его отца единичный и связан лишь с его личными качествами, травма
была получена.

Со временем их ситуация становилась только хуже, и с каждой новой


сложностью приходилось всё сильнее отвергать растущее внутри желание
освободиться от тяготы ответственности. Где-то там глубоко внутри засела
нужда в ком-то сильном, на кого можно было бы положиться, и это пугало и
заставляло ещё отчаяннее цепляться за свою независимость и одиночество.

Юнги так долго не хотел признавать этого, но всё же оказался сабом. Всего,
что он делал, было недостаточно, или наоборот, на его долю выпало слишком
многое и вынудило подсознательно искать поддержки. Не выстоял, не
справился, а теперь вынужден подчиняться, слушаться и прогибаться. Худшее
подтвердилось, и отныне единственное, что он может сделать, — это
продолжить бороться, только теперь со своей природой. Отказаться от части
себя, чтобы не потерять всего окончательно. Пойти против всего мира и его
правил, оставаясь в стороне от обещанного «счастья разделённых надвое душ»,
чтобы сохранить свою суть. Поэтому нет места в его жизни Чон Хосоку,
человеку, чьё имя запятнало его шею позорным клеймом.

От шока до глубокой старой печали, столько насыщенных эмоций было в этой


исповеди. Чимин слышал каждое слово и впитывал чужую боль. Его всегда
131/333
восхищала эта миновская воля, упорство и готовность бороться со всеми. Это
всегда привлекало Чимина в нём, заставляло равняться и мечтать стать
похожим. Таким же открытым, смелым и решительным. Кто же знал, сколько
трагедии скрывалось за всесильной маской.

— Юнги, но мне кажется, что ты ошибаешься. Не стоит вот так отказываться


от этой связи, ведь он — часть тебя.

Чим не такой крутой, в нём нет ничего особенного, но он может подарить


взамен частички силы и умение доверять. Слишком печально слышать, как
сильно Юнги сопротивляется судьбе и сколько всего берёт на себя. Пусть на это
уйдёт не один день, месяц или год, но Чимин должен показать ему лучшую
сторону доверия и подчинения. В этом есть смысл и своя красота.

— Разве что худшая. Нет, я не могу. Давай пока не будем об этом, кажется, я
всё ещё не готов это принять…

— Ладно. Так где ты был вчера, и что с тобой случилось? Ты приехал голый,
грязный, раненый, я не знал, что с тобой делать. Хорошо, что аптечка у вас
набитая. И кстати, а где твой отец?

— У него случился инсульт, он лежит в коме. Прогнозы не очень позитивные,


но шанс, что он очнётся, всё еще есть. Хотя, скорее всего, он придёт в себя
совсем овощем, — не позволяя Чимину рассыпаться в соболезнованиях, Юнги тут
же продолжил. — Мне нужно оплатить его содержание в больнице, а оно
довольно дорогое. К сожалению, вчерашний заказ выполнить до конца не
удалось, так что придётся срочно искать другие варианты.

— Инсульт? Кома? Заказ? — шокирующие факты сыпались один за другим, и


не было возможности осознать всё сразу. С каких пор школьные проблемы
заканчиваются такой катастрофой? И когда жизнь потеряла последние капли
беззаботности? — Юнги, что…

— Чим, что ты знаешь о Дыре? — решил перейти сразу к последнему вопросу


Мин.

— Почти ничего.

— Наш любимый бармен заведует такой себе доской заказов, где народ
оставляет пожелания об интимных услугах и стоимости их исполнения. На этом
редко зарабатывают, Дыра — место добровольных пыток. Но, как правило,
экстремальные мероприятия высоко оплачиваются, потому что желающих мало.
Я взял самое дорогое, — Юнги нахмурился и недовольно оглядел себя. — И вот,
что я тебе скажу: не связывайся больше с Чон Чонгуком, ты о нём всего не
знаешь. Он реально больной чувак.

— В каком смысле? Причём здесь он? — растерялся Чим, подрываясь с


подушки. Переход темы сбил с толку, а совсем недавние события вернули
мысленно в кладовку, душ, привычную пустую белую кухню. — У него теперь
есть истинный, так что я больше не могу… но к чему это ты?

Юнги заглянул в быстро бегающие глаза и всё понял. «Теперь», «больше».


Значит что-то всё-таки было.

132/333
— И он ничего с тобой не сделал?

— Ну, ничего, выходящего за пределы нормы, а что? Ты же не хочешь


сказать, что это он с тобой так? — сказано было скорее в шутку, дрогнувшим от
тревоги голосом, в ответ на которую верить не хотелось.

Юнги отслеживал реакцию и прикидывал, стоит ли говорить всю правду или


стоит о чём-то умолчать, но решил, что скрывать будет только хуже.

— Да, его рук дело. И, если я не ошибаюсь, этот парень чуть не убил
несколько человек в прошлом. До того, как его посадили.

— Что? Нет, это бред какой-то, — Чимин даже засмеялся и замахал головой,
отрицая услышанное, — не верю. Такого быть не может, он не такой. Он
странный, немного нелюдимый, может, даже резкий, но добрый. Столько раз
спасал меня.

Юнги даже скривился от абсурдности применения слова «добрый» к


человеку, причинившему ему столько повреждений за какой-то час.

— Я слышал о «потрошителе», что держал на ушах Дыру несколько лет


назад, но не думал, что парень из моей школы может оказаться тем ублюдком.
Чимин, ты даже не представляешь, насколько он опасный тип.

— Знаешь, я тут вспомнил, мне нужно кое-куда сходить. Ты пока отдыхай, я


скоро вернусь, — Чимин слез с кровати и начал лихорадочно собираться, всё ещё
отрицательно махая головой, словно на автомате.

— Куда ты собрался? — плохое предчувствие щекотало нервы, но Юнги не


имеет права ему указывать.

— Да так, мелочь, нужно заскочить в одно место. Не переживай, это не


надолго. Может, тебе что-то принести? Денег у меня мало, но на что-то одно
вкусное хватит, — Чим уже бежал в коридор обуваться, сбивая на ходу пальцы о
тумбочку. Он слишком спешил и подозрительно много говорил для человека,
который вдруг вспомнил о чём-то не важном.

— Постой! Зайди в Дыру, если уж идёшь куда-то, забери у бармена деньги.


Скажешь, что от Шуги.

— Хорошо. Всё, я исчез.

133/333
Примечание к части Lie (анг.) - ложь.

Placebo – Soulmates
KåM∆NDI–SMOKE CLUB

Скажите честно, автор сошел с ума?

Lie

Ветер настойчиво свистел, проникая в комнату сквозь старую


оконную раму. Лёгкий тюль и давно не стиранные шторы болтались
истерзанным парусом, звеня металлическими кольцами о карниз, осенний дождь
продолжал поливать город, стекая грязными слезами в окнах, и вместе с ними в
душу пробирался холод.

С ухода Чимина прошло около часа, но Юнги так и не сдвинулся с места. Его
сила и даже тень кривоватой улыбки исчезли, оставив по себе опустевший
треснувший сосуд.

«Саб… метка… Чон…».

Додумать мысль до конца не получалось: она всё ускользала, мимолётно


блеснув острыми краями. Изменение не формировалось в завершённую версию и
оставалось размытым тяготящим предчувствием. Вся суть парня отвергала
истину. Это не его реальность, не его правда — ложь, и он её не примет.

Глаза слепо следили за скользящими каплями дождя, и в голове всплывала


непрошеная картина, как по синевато-белой коже размазывалась кровь. Худые
руки обвили стёртые колени, а в голове всё быстрее запестрели жестокие
кадры. Кровь, её слишком много, она повсюду, все последние дни оказались
окрашены алым, в то время как сердце наоборот выцветает, теряя надежду и
веру.

Всё рушится, небеса осыпаются руинами, земля уходит из-под ног.

Каждая новая мысль словно засыпала сверху новой порцией холодной земли,
заживо хороня уставшего от всего Юнги. Хотелось отвлечься, но не получалось,
хотелось напротив проникнуться, пропустить сквозь себя этот яд и смириться,
но и это не удавалось. Словно сознание застыло в переходный момент, и Юнги
теперь не в том далеком «до» и ещё не в этом новом «после».

Потерян, разбит, уничтожен. И ни слёз, ни крика, ни злости не осталось,


лишь невыносимая тревога, звенящая глубоко в темноте. И тоска по тому, чего
нет, чего не было и чего никогда уже не будет.

Сухой кашель оцарапал глотку, и новый вдох застрял на потрескавшихся


губах.

Фантомные руки смыкались на тонкой шее, сжимая саднящее горло.


Воспоминание, что является прошлым и будущим, сливаясь в собирательный
образ жестокого и беспощадного доминанта, мелькало под веками почти
неузнаваемым лицом Чон Чонгука, переливаясь острыми чертами кого-то
другого, того, о ком хотелось не думать больше всего на свете.
134/333
Безысходность, плотная, мерзкая безысходность. И только титаническое
усилие и упорство помогали сохранить слаботлеющее желание жить дальше.
Скрипя зубами, продолжать своё жестокое существование, ведь есть люди, ради
которых стоит терпеть.

Вспомнив об отце, Юнги сел, как мог, и потянулся за телефоном. Чимин уже
должен был забрать деньги и отзвониться; стоило узнать, всё ли в порядке, раз
он этого до сих пор не сделал. Но в трубке звучали лишь короткие гудки, пока
не включилось уведомление оператора, что абонент отключил свой телефон.
Мин удивлённо уставился на экран и нахмурился.

— Ох, не нравится мне это.

Так прошёл час, затем ещё два, Чимин не отвечал, не перезванивал и не


возвращался. Как и сказал перед уходом, он исчез.

***

Оба прошлых раза, стоя перед этой чёрной дверью, Чимин испытывал страх и
волнение, сегодня же он влетел внутрь, совсем забыв о былой нерешительности.
Хозяин поднял голову от небольшого экрана старого телевизора и бросил
короткий взгляд на вошедшего посетителя.

— А, это ты, друг Шуги. Его тут нет, если что, — мужчина выглядел весьма
недовольным.

— Я к Ким Сокджину, — поправляя шлейку рюкзака, высоким голосом


ответил ЧимЧим. Он едва не притопывал на месте и уже дважды глянул на
наручные часы. На удивлённую гримасу и короткий кивок владельца заведения
парень почти не смотрел, просто молча двинулся наверх в бар по скрипучей
винтовой лестнице. Несдержанность и спешка придавали ему уверенности,
значительно меняя привычное поведение. Хотелось быстрее со всем
разобраться, чтобы наконец-то задать мучительный вопрос.

В пустом зале, освещённом натуральным светом пасмурного неба, было


всего несколько человек, по виду которых можно было сказать, что ночь они
провели тут. В воздухе преобладал аромат свежемолотого кофе, оттеняя запах
алкоголя и дерева, и даже непроглядный туман табачного дыма развеялся,
чтобы вечером снова заполнить каждый дюйм атмосферного пространства. За
барной стойкой никого не было, и Чимин растерянно стал оглядываться в поиске
кого бы спросить об этом Сокджине.

— Кого-то ищем? — как по волшебству, неизвестно откуда перед носом


появился симпатичной наружности парень. Он с интересом заглядывал в глаза и
услужливо улыбался.

— Да, мне нужен здешний бармен, я от Шуги, — Чимин вдруг пожалел, что не
спросил у Юнги, как хотя бы выглядит нужный ему человек. Тем временем
неизвестный улыбнулся ещё шире и в пригласительном жесте указал на
высокий стул у стойки.

— Присаживайтесь, уважаемый, нужного человека вы уже нашли. Теперь


выслушаем, какое у вас ко мне дело. Кофе?
135/333
— Нет, спасибо, я очень спешу. Юнги сказал, что вы обещали ему выплатить
компенсацию, я за ней и пришёл. Юнги, к сожалению, сам не смог.

— Да уж не удивительно. Этот упрямец так и не обратился к врачу?


— несмотря на отказ, бармен всё же начал наливать чашечку горячего
ароматного напитка, не сводя при этом взгляда от интересного гостя. Чимин
казался ему таким неуместным и в то же время идеальным для Дыры.

— Нет, не обратился. Простите, но я правда очень спешу. Можно быстрее?

Отточенные до автоматизма движения выглядели грациозными и умелыми,


обращаться с кофемашиной Джин умел однозначно, но всегда бывают
отклонения от правил. Видимо, забившись, кран кашлянул, разбрызгивая струю
кипятка по сторонам, вместо чашки попадая на руку. Бармен вскрикнул и уронил
чашку на пол, удивлённо уставившись на запястье: его украшал алый ожог. Не
долго думая, парень дёрнул завязки и стянул с руки браслет, подставляя
повреждённое место под холодную воду. Чимин не успел осознать, на что
смотрит, прежде чем неловко отвернулся: он увидел чужую метку, проявленное,
аккуратно выведенное имя на покрасневшем участке кожи.

— Ой, простите, — еле слышно выдохнул парень, переваривая полученную


информацию и пряча взгляд.

— Держи, — бросив на столешницу конверт с деньгами, Джин потянулся на


полку за мазью. Не впервой получать ожоги, но пара дней будет болеть. — И
передай Юнги, пусть свяжется со мной, есть разговор.

—Хорошо, обязательно, — заталкивая конверт в рюкзак, Чимин вскочил со


стула и снова бросил взгляд на браслет, не способный скрыть удивления.
— Даже подумать не мог, что он окажется сабом. До свидания!

Мальчишка поклонился и бросился на выход, съедаемый изнутри тревогой и


беспокойством. Он мог бы спросить у Джина, но хотел услышать от Чонгука
лично, что всё это ложь, даже если ложью окажется само отрицание.

— До свидания. Погодите, что он сказал? — Сокджин отложил тюбик с мазью


и посмотрел на хлопнувшие ставни входной дверцы. — «Даже подумать не мог,
что он окажется сабом»? Он видел мою метку? Этот малец знает человека с
таким именем?

Пугая сонного клиента, Джин отодвинул стол и подошёл к окну, почти сразу
увидев, как знакомый Шуги бежит по улице, унося с собой недосказанные слова.
Если всё так, как кажется, то, возможно, совсем скоро Джин наконец-то
встретит свою родственную душу. По-настоящему встретит.

— Эй, шеф, а можно мне пивка? Голова трещит, ей Богу, сдохну сейчас.

— Да-да, конечно, уже несу.

Следующие несколько часов Джин не мог перестать смотреть на правое


запястье, и вовсе не ожог был тому виной. Его задумчивое состояние развеялось
ровно в ту минуту, когда на экране засветился входящий звонок от Шуги.

136/333
— Джин, привет. К тебе Чимин не заходил за баблом?

— Чимин? Вот как значит зовут того парня. Как же, заходил твой дружок.
Правда вёл себя крайне странно и сказал кое-что очень важное. Мне нужно с
ним поговорить. Познакомишь нас поближе?

— Для начала найду, а потом — что угодно. Что-то у меня плохое


предчувствие.

— Жалеешь, что доверил ему деньги? Думаешь, сбежал? Я ничего не


спрашивал, просто отдал и всё, прости, я даже не подумал у тебя
переспросить…

— Забей, дело даже не в этом. Ладно, до встречи.

— Подожди-подожди, Юнги! Перезвони мне потом, ладно? Разговор есть.

— Хорошо. Отключаюсь.

***

Юнги отложил телефон и потёр виски. Если бы мог, уже наматывал бы круги
по комнате от волнения. Время уже давно перевалило за обеденное, а новостей
от Чимина всё ещё не было. Но раз он был в Дыре и в курсе, в какой больнице
лежит отец, то, возможно, есть смысл искать его там.

Найти номер врача не удалось, скорее всего, Юнги даже не подумал его
записать тогда, пришлось звонить в регистратуру и просить у них соединить с
нужным человеком. Вся эта формальная волокита утомляла, и нервы начинали
сдавать. Но вот спустя несколько минут и с той стороны к аппарату подошёл тот
самый доктор.

— Господин Мин, я рад, что вы позвонили, как раз думал связаться с вами.
Мы получили оплату счетов на неделю вперёд, и это весьма радует. Но что ещё
более радостно — мозговая активность вашего отца возросла, это ещё ничего не
гарантирует, но всё же обнадёживает. Будете здесь снова, обязательно зайдите
ко мне, хорошо? И да, сожалею, что говорю это, но в следующий раз
потрудитесь вовремя оплатить счёт. Мы больница, а не банк, дающий кредиты.

— Да-да, хорошо. А не подскажете, когда именно была внесена оплата?

— Ну, вам должно быть виднее, не понимаю сути вопроса. Простите, но меня
ждут пациенты. Всего наилучшего, господин Мин.

— До свидания, доктор, — попрощался Юнги, слыша гудки вместо фонового


шума, в который раз поражаясь бездушной холодности медработника.

Чимин сделал всё, о чём его просили, и даже больше, но почему же он не


возвращается? Неужели и правда пошёл к этому садисту выяснять правду?

Юнги подождал ещё часа три, безрезультатно косясь в коридор, всё надеясь
услышать звон ключей и громкие шаги. Но дом вместе с темнотой поглощала
тишина, и не было никаких признаков тепла и жизни в этих измученных стенах.
Ни тиканья часов, ни бурчания телевизора, только далёкий гул пустого
137/333
холодильника в разгромленной кухне. Сердце пропускало удары от страха,
паника подступала, напоминая, что когда-то Юнги боялся темноты. Как бы не
было смешно и нелепо, но хотя бы одну лампу в комнате отчаянно хотелось
зажечь, только вот встать и дотянуться до выключателя он не мог, а попросить
было некого. Вот они, одиночество и слабость, окружают его, топят изнутри,
заставляя трогать пальцами раздражённую шею. Неужели отныне всё будет ещё
сложнее?

— Джин, а номера Чон Чонгука у тебя случайно нет? — снова набрав бармена
Дыры, спросил Юнги. Он был готов звонить кому угодно, лишь бы это позволило
найти глупого мальчишку и убедиться, что с ним всё в порядке. — Джин, алло,
слышишь меня?

— Да слышу-слышу, не кричи. Я смотрел в записной книжке. Нет у меня его


номера, прости. Он со мной связывался анонимно через онлайн доску заказов.
Но позволь поинтересоваться, зачем тебе? И что вообще происходит? Мне не
нравится твой тон.

— Меня весь день колотит, будто на электрическом стуле. Не знаю, есть ли


повод устраивать кипиш, или это лишь моя разыгравшаяся фантазия, но мне
кажется, что мой Чимин вляпался и его нужно вытаскивать.

— У него есть повод идти к нашему потрошителю? «Твой Чимин» показался


мне человеком, который готов вляпаться, причём с головой и с удовольствием.
Должен знать, что делает, — Джин махнул клиентам подождать минутку и
отошёл подальше, прикрывая рот рукой. — Послушай, раз ты позвонил, хочу кое-
что спросить. Слышал что-то о «Катарсисе»?

— Ты об остром эмоциональном потрясении или наркоте? — Юнги не


удержался и хмыкнул. Разговоры об очищении казались ему абсурдно
уместными в данной ситуации.

— О втором, само собой. Но то, что ты пытаешься шутить, меня радует.


Значит, не всё так плохо, — Сокджин закатил глаза, и тоже прыснул от смеха.

— Пробовал пару раз в очень разведённом виде, дрянь ещё та, от неё совсем
тормоза сносит. А что?

— Говорят, есть новая партия, и с неё уже не слезть. Я знаю, что ты


любитель закинуться, так что будь аккуратнее. Я понимаю, тебе сейчас очень
непросто, я имею в виду твою метку, — Сокджин почесал затылок, взлохматив
отросшие волосы, пожевал губами и продолжил, — но эта новая партия, она
реально сносит крышу сабам, полностью, чувак, понимаешь? Я видел вчера
после того, как ты уехал, что эта дрянь делает с людьми, и это жесть. Держись
подальше от неё, и паренька своего береги. Ну вот, я сказал, бегу назад к
клиентам. Надеюсь, всё у вас там обойдётся. Не забудь, я жду, когда ты меня
официально представишь этому «своему Чимину».

— Да хватит уже, я тебя услышал. Развлекайся.

— О чём ты, я тут ра-бо-та-ю, — нараспев ответил Сокджин и отключился,


оставив Юнги в смятении сражаться со своими тараканами.

— В наш дурдом завезли новый Катарсис, кому очищения за двадцать


138/333
баксов? — впадая в своеобразную истерику, сам с собой заговорил Мин, хохоча
над не смешной шуткой. Смеялся, пока слёзы не выступили, но зато
воображаемая петля на шее ослабла. — С Днём Рождения меня, блять, —
прошептал он и скрутился под пледом, желая отключиться до следующей
жизни. Возможно, она окажется хоть капельку лучше. — Надеюсь, ты не
настолько идиот, Пак Чимин. Прибью, если что-то случится.

***

Дом с белыми ставнями должен был вот-вот показаться за деревьями.


Протоптанная дорожка, из-за дождя превратившаяся в сплошное болото, всё
ещё была перекроена отпечатками тонких колёс. Совсем недавно тут проехал
мотоцикл, и даже непогода не успела скрыть следов. Чимин понял, что Чонгук
может оказаться сейчас не сам, и на секунду замер, с сомнением вглядываясь в
рисунок протектора, будто ища в нём ответы.

Зачем ему понадобился Юнги? Того, что случилось между ними утром,
оказалось недостаточно? И даже после Чон привёл к себе кого-то ещё? Зачем?
Почему? Кого? Неужели он нашёл того человека? Так быстро…

«Не связывайся больше с Чон Чонгуком, ты о нём всего не знаешь. Он


реально больной чувак». Чужие слова звенели среди собственных сомнений и
никак не вписывались в давно укрепившееся мнение. Может ли его надёжный,
привлекательно-отталкивающий друг оказаться таким?

Голова разрывалась от сотни и тысячи вопросов. Все они жгли язык и


заставляли ладони потеть. Как и с отцом, Чимин боялся потерять связь с
человеком, на которого привык полагаться, и он был готов на всё, чтобы в этот
раз заслужить внимание. Сколько бы не обманывал себя, но отказаться от этого
он не может.

Неожиданно оглушительный треск, словно хруст костей, огласил


территорию, и Чимин вздрогнул. Сердце ушло в пятки, фантазия начала
подсовывать самые жуткие картины. Будто выстрелы, резко и оглушительно, со
стороны дома доносились жутковатые ритмичные звуки. И только крика,
полного боли, не хватало для полноты картины. Что это?

Не заботясь об опасности, забыв обо всех предупреждениях, Чимин сорвался


и побежал, сам того не замечая, принимая услышанную недавно ложь об
истинной натуре хёна за правду. Чтобы там ни было, он сможет это принять,
ведь это всё равно тот же Чонгук.

Выбежав на поляну перед домом, парень резко затормозил, не добегая


каких-то метров пять. Чимин старался отдышаться и во все глаза неотрывно
смотрел на открывшуюся сцену. Чон стоял мокрый от пота и дождя, по пояс
раздетый, с топором, занесённым над головой, словно сошёл с постера к
триллеру. Перед ним на чурбане лежало полено, а вокруг ног валялись почти на
щепки расколотые дрова. На проступающих под кожей рёбрах красовались
синяки, а у линии брюк появилась татуировка, уходящая вниз, скрываясь под
одеждой. Диким и ужасающе прекрасным казался Чонгук в тот момент. Так
думал Чимин, пока их взгляды не встретились. Тогда он наконец-то понял силу
слов, что не всё знал об этом человеке.

Увидев гостя, Чонгук растянул губы в усмешке и в последний раз опустил


139/333
топор, вкладывая в удар свою злость и агрессию. Оглушительный треск сухого
дерева поднял ещё одну стаю птиц с верхушек деревьев, а Чимин сделал один
короткий шаг назад. Хотелось трусливо вернуться, но уже было поздно.
Инструмент сверкал тонким острым лезвием в умелых руках, пока Чон
приближался, облизывая губы.

— Вот уж не ждал гостей сегодня. Но как прелестно, что это именно ты,
Чимин-и.

— П… привет, хён, — все вопросы, слова и мысли смело порывом силы и


гнева, что плескались в чёрных глазах напротив. Каждый шаг навстречу вдруг
стал казаться смертным приговором, а удары сердца звучали громче ударов
топора.

Он не просто человек, что-то больше и одновременно меньше. Что-то совсем


другое. От одного взгляда всё тело холодеет в ужасе.

«Как я раньше этого не замечал?».

— Ты боишься. Впервые ты смотришь на меня иначе. Что изменилось? — Чон


остановился, не доходя двух шагов. Уже были видны капельки пота и россыпь
родинок на его заострённом лице, но обжигающее дыхание и палящие
прикосновения всё ещё были невозможны.

— Я знаю, что ты сделал с Юнги. Я не верил, но…

— Что «но»? — Чон склонил голову на бок, словно разглядывал забавное


зрелище. Каждый его незначительный жест кричал об опасности и излучал
хищную энергию. Это был совсем не тот Чон Чонгук, которого привык видеть
Чимин. Он пугал, ужасал, завораживал. Покорял одним лишь насмешливым
взглядом и тонкими складочками у глаз.

— Я вижу. Теперь вижу, — всё ещё в шоке шептал саб, боясь сделать резкое
движение.

— Хочешь сказать, что я монстр? — Чонгук сделал ещё один плавный шаг,
сокращая расстояние между ними. В его голосе звучала боль, но Чимин был
слишком напуган, чтобы заметить это. — Хочешь сбежать?

«Да, беги от меня. Беги, что есть сил, прошу тебя».

— Нет, — Чимин покачал головой, принимая безумное решение. Вздохнув, он


преодолел последние сантиметры и выдохнул прямо в разбитую кем-то губу, — я
не сбегу, я хочу узнать тебя настоящего.

Внутри Чонгук кричал, но его тёмная сторона ликовала.

— Не пойму, ты больной или глупый. С чего ты решил, что вообще


переживёшь знакомство со мной настоящим? М, Чимин-и? — едва касаясь
лезвием прядей волос, Чонгук прочертил линию вдоль лба, щеки, прикоснулся к
скулам, затем провёл по шее, задевая полоску и нервы. Его глаза потеплели
совсем немного, отдалённо напоминая того привычного грубоватого парня, что
всегда терпеливо держался на расстоянии, как бы Чимин его не провоцировал.
Но эта искра быстро исчезла, являя миру вырвавшегося зверя. — Думаешь,
140/333
специально для тебя я всегда буду другим?

«Видит Бог, я пытался. Но я не могу. Уходи же!».

— Я не хочу менять тебя, просто откройся мне, — цепляясь за последнюю


надежду, видя свет там, где густая тьма, Чимин тонул в чужом безумии. Он сам
горел, касаясь этого огня, но не понимал чужих попыток отпугнуть, лишь
сильнее жался ближе.

— Так же, как этот самоуверенный Ким Тэхён, думаешь, что сможешь меня
изменить, сможешь меня перевоспитать, приручить? Бред! Я просто уничтожу
тебя. Он мой истинный, ему некуда деваться, а ты чем оправдаешь свою глупую
настойчивость? Зачем тебе это? Просто уходи!

— Истинный? Ким Тэхён — твой саб? — словно это единственное, что было
услышано, что было важно. Чим отпрянул, начиная поддаваться неуверенности.
Тот идеальный саб и есть его конкурент? С ним ему не тягаться. Кто он на фоне
такой яркой личности?

— Именно, Ким Тэхён — мой чёртов истинный. И что ты будешь делать


теперь, Пак Чимин?

— Я не знаю. Не знаю… — продолжая отрицательно мотать головой, Чимин


пятился, спотыкаясь о разлетевшиеся осколки разрубленных брёвен. Его
собственная ненужность пугала больше, чем жестокость и угроза насилия.

— А я знаю, ты будешь жалеть, как и все, будешь, искренне ненавидя меня,


бежать прочь. Так что не трать время, катись отсюда сейчас же! У меня уже есть
родственная душа, и никто мне больше не нужен!

Нога опустилась на осколок и поехала. Чимин упал, больно ударившись


копчиком, и застонал. Чонгук стоял всего в метре, нависая, всё так же с топором
в руках. По нему было видно, что держался он из последних сил.

«Раз сам пришёл, значит заслужил наказание. Возьми его, тебе станет
легче», — нашёптывал голос, опасной гадюкой проскальзывая в голову.

— Слышишь меня? Убирайся немедленно!

Чимин всхлипнул и поднялся. Сколько раз его гнали с этого двора, но


никогда слова не звучали так отчаянно и холодно. Он и правда ему не нужен,
совсем.

— Отлично, хорошо, я понял. Прости, что потревожил, — бросил саб и


побежал, глотая на ходу горячие слёзы.

Как же так? Он же должен был сделать всё, так почему бежит? Почему не
цепляется, не умоляет? Какая разница, что его выбрасывают словно мусор?
Разве он им и не является?

В спину стрелой ударил крик, душераздирающий и словно неживой. Чимин


остановился и хотел обернуться, но вдруг тело дёрнулось от сильного удара и
мир потемнел.

141/333
***

Они вокруг, окружают со всех сторон, проскальзывают внутрь, наполняют,


дают силу и смысл. Они — его хозяева, его возлюбленные. Это не может быть
кто-то один, потому что слишком много прикосновений, жара, кожи. Всё тело
горит, кости крошатся, кровь кипит и выходит из берегов словно бурная река.

«Помогите, остановите это! Нет, продолжайте, мне нужно больше».

Кто-то выкрикивает приказы, Чимин их не понимает, но исполняет.


Мышление сводится к образам, и не было больше чёткого определения времени
или места. Вся суть существования — это просто быть, прогибаться и
раскрывать себя перед тем, кому это нужно. Желание течёт в жилах вместо
жизни, оно и есть жизнь.

Раньше он был кем-то, у него было имя, но оно стёрто новыми шлепками,
тихим шёпотом и громкими указаниями. Имя, каким же было это имя? Кем он
был? Смутные догадки, полустёртые воспоминания, забытые категории и
понятия. Слабые отголоски памяти. У него были свои мечты, но они, как и его
личность, ничтожны по сравнению с величием Мастера, с его правдой и истиной.
И теперь всё это неважно, теперь он точно знает ответ на вопрос, кем является.
Он — Никто.

Его Богом, модусом, есть Хозяин, Повелитель, Доминант.

Дом… его кто-то ждал, он должен был куда-то вернуться. Или это снова
лишь его глупые бредни? Кому нужен Никто? Есть ли будущее для него, было ли
прошлое? Было ли его предназначением оказаться здесь и сейчас и ничего
больше?

Боль колышет в своей колыбели, укутывая спасительным мраком, шею


опаляет чем-то и в голове вдруг всплывает незнакомое имя. Он видел это имя,
оскверняющее белую кожу.

— Чон Хосок, — шепчет Чимин и снова утопает в своём стремлении угодить


чужому голосу. Кончая раз за разом, теряя себя окончательно.

Он не видит лица, не узнаёт запаха, лишь мельком успевает заметить


чернильные завитки большой татуировки. На языке горечь, в ушах звон, всё тело
пробивает дрожью, и сознание растворяется в сплошной нужде.

Мир потерян для Пак Чимина, или это он потерян для мира. Слабые
отголоски разума иногда просыпаются, но он радостно принимает новую дозу
освобождения, чтобы забыться и не вспоминать. Так ему легче, так проще, так
спокойнее.

***

Прошло три дня, от Чимина никаких известий. Его родители осаждают


кабинет директора, всё чаще звучат слова «розыск» и «похищение», а Юнги
яростно курит за углом, собираясь с мыслями. Сегодня он точно словит этого
ублюдка Чона и спросит, что он сделал. Нет сомнений, это может быть только
он.

142/333
Послышалось шуршание гравия: кто-то приближался. Вот уже какой день
именно в это время, между вторым и третьим уроком, Чон Чонгук пробирался
этим путём в школу, минуя центральный вход. Выкидывая бычок на землю, Юнги
схватил в кармане газовый баллончик, на собственные силы полагаться не
приходилось.

Сначала он увидел носок тяжёлого ботинка, а потом и ненавистную рожу.


Сердце грохотало от напряжённого ожидания, и в нужный момент он сделал
выпад, распыляя ядовитый газ.

— Блять, — прикрывая ладонью лицо, Чонгук отпрянул и ухватился за


стену, — какого хуя ты делаешь?

Не рассчитал, совсем немного, но получилось ниже, чем следует. Парень тёр


глаза, но всё ещё мог размыто видеть. Чёрт!

— Мин Юнги? Мстишь за свою задницу? — Чонгук двинулся навстречу,


смаргивая проступившие слёзы. Рукавом он стёр влажные дорожки на щеках и
навис рядом, гневно дыша. — Рехнулся? Или хочешь закончить начатое?

— Пошёл ты, псих. Можешь свои подкаты приберечь для заинтересованных.


Что ты сделал с Чимином?

— Вы теперь будете меня по очереди доставать друг за дружку? Как мило!


Ничего я с ним не делал, просто выставил вон, — словно пересчитывая пуговки
на рубашке, Чон прошёлся пальцами от пояса брюк до горла и сжал воротник
Юнги в кулаке, притягивая парня к себе, — и тебе тоже советую держаться
подальше, пока я добрый. У меня были на тебя большие планы, я могу захотеть
получить всё, чего меня лишили.

— Отъебись! — Мин попытался отпихнуть от себя Дома, но весовая категория


у них была явно не в его пользу. — Я тебе не верю, чувак. Ты больной ублюдок,
он исчез сразу после того, как был у тебя. Говори, что ты с ним сделал, или я
обращусь к копам! — Мин старался не обращать внимания на собственную
слабость и наступал на одном лишь желании найти друга. Столь долгое
отсутствие выглядело действительно жутким.

— Может, он просто забил болт на тебя? Наш Чимин-и торчит от сильных и


крутых, зачем ему тряпка-саб? Ты не думал об этом? — Чон начинал понимать, о
чём речь, но всё ещё не хотел воспринимать дело всерьёз. Или по крайней мере
делал вид, что не хотел. — Прекратите доставать меня, жалкие, грязные
подстилки. В последний раз предупреждаю, не приближайся ко мне!

— Что ты с ним сделал?

— Блять, ты тупой, что ли? — Чонгук сорвался и толкнул мальчишку к стене,


замахиваясь для удара. Слишком нервное поведение для невиновного человека.
— Я недоступно выражаюсь? Я не знаю, где он и что с ним. Ясно?

Юнги пытался понять, насколько опасным для жизни будет задать свой
вопрос ещё раз, как из-за поворота показалась тень. Ещё кто-то шёл тем же
путём, и уже через секунду к ним шагнул встревоженный Ким Тэхён,
поспешивший сюда на громкие голоса и возню.

143/333
— Я думал, мне показалось. Нет, я надеялся на это, — его взгляд был
холодным и разочарованным, слегка растрёпанные волосы и уставший вид
выдавали настоящий возраст и сложности на работе. — Чон Чонгук, за мной. На
случай, если у тебя есть возражения, — не дав и слова сказать, тут же перебил
он студента, — в здании школы прямо сейчас находится полицейский. Хочешь
встретиться с ним?

— Нет.

— Отпусти Мина и пошли, сейчас же, — Тэхён огласил свой приказ,


развернулся и пошёл, не сомневаясь в том, что его послушают. Он был
действительно очень зол.

— Мы ещё поговорим, не думай, что так легко отделаешься, — вдогонку


выплюнул Юнги, жалея, что не успел хоть раз заехать по морде этому гаду. Пока
не найдёт Чимина, не успокоится. Он не мог вот так просто уйти, не мог.

***

— У меня дела, я занят, — войдя в кабинет, тут же выпалил Чонгук. Его


напрягала сама необходимость находиться в замкнутом пространстве с этим
человеком. Но это не его дом, и тут действуют не его правила.

— Сколько можно от меня бегать? Сядь для начала, — Тэхён опёрся о стол и
указал на мягкое кресло. Он тяжело вздыхал и тёр переносицу всё то время, что
Чонгук упрямо стоял у входа. — Да сядь уже, ради бога, — не выдержав, всё-
таки рявкнул Тэ.

Сам себе удивляясь, Чон сел. Просто ситуация доходила до комичного.

За окном через весь двор шли двое полицейских в сопровождении


встревоженной четы Пак. Что же они раньше не искали сына, когда он пропадал
днями напролёт и осаждал Чонгука? Вдруг вспомнили, что являются
родителями? Очень вовремя.

— Отстань от Мина, его и так судьба не жалеет, — как-то издалека начал


доктор Ким, тоже поглядывая в окно.

— Этот паршивец сам нарвался. Я всего лишь хочу, чтобы меня оставили в
покое. Это и вас касается, господин Ким Тэхён, — Чон перевёл взгляд с окна и
теперь внимательно вглядывался в светлые радужки, пытаясь прочесть в них
безмолвный отклик. Как бы ты не сопротивлялся, находиться вблизи со своей
парой очень… волнительно.

— Ты не сможешь меня заставить, поверь и прими это. Если хочешь, я


выделю тебе ровно минуту на попытки, но ты сам себя выставишь на
посмешище.

— Меня устраивает, я могу приказать Вам всё, что угодно? — Чонгук потёр
подбородок и прикусил щеку изнутри, прикидывая и выбирая. Попросить
свалить в другую страну было бы отличным вариантом.

— «Вы»? «Вам»? Ты решил изменить тактику? — Тэ сложил руки на груди и


впервые улыбнулся.
144/333
— Проявляю формальность и уважение, как Вам и хотелось, господин Ким
Тэхён, — закинув ногу на ногу, Чон сел поудобнее и настроился на шоу.
— Подойдите.

Тэхён оторвался от стола и сделал пару шагов ближе. Это удивило студента
и вызвало самодовольную ухмылку.

— Ближе, подойдите ближе, — маня пальцем продолжал Дом, наблюдая, как


медленно и плавно двигается саб ему навстречу. — Отлично же получается! А
теперь оближите мои ботинки.

Тэхён хмыкнул и начал нагибаться, пока его глаза не оказались на одном


уровне с чонгуковыми. Тогда он поднял обе руки и прямо в лицо доминанту
ткнул два средних пальца.

— Пожалуй, на этом и остановимся, — успел хохотнуть он, когда злой Дом


схватил его за руки и потянул на себя. Приземлился Тэ прямо сверху, упираясь
ладонями в крепкие плечи. — Знаешь, у тебя очень странный способ держаться
подальше.

— Вы испытываете моё терпение, а оно у меня не ангельское, —


оправдывался Чон, незаметно для себя вдыхая запах светлых волос.

Прикосновение меняет всё, оно замыкает круг и искрит. Искажает


реальность и намерения.

— Отпустишь? — голос потише, дыхание чаще, мурашки по коже и бред в


мыслях. — Или не хочешь?

— Вы мне не нравитесь, Ким Тэхён, очень не нравитесь, — где-то за ухом


обжигая губами, прошептал Чон и прикрыл глаза. Он тоже очень устал.

— Чонгук, ты уверен, что ничего не делал с Пак Чимином? — используя


установившуюся связь, совсем тихо спросил Тэхён. Он затаил дыхание и
приготовился к отпору, но спустя минуту спокойствия услышал лишь одно тихое:

— Нет... Я уже ни в чём не уверен, — сильнее сжимая в своих руках чужое


тепло, признался Чонгук, — помогите мне.

145/333
Примечание к части Human (анг.) - человек.

А вот и я. Я долго вынашивала план, и он наконец-то созрел. Буду рада


услышать ваше мнение.

SEVDALIZA - HUMAN
Highly Suspect - My Name Is Human

Human

Человек создан быть опорой другому, потому что ему самому нужно на что-то
опереться.

Рассвет наступает спустя миллионы мучительных минут, и ни звёзды, ни


луна не украсят тьму, поглощающую душу.

Тэхён лежал в постели, не смыкая глаз, лишь бы не видеть снова тот самый
сон. Уже не первую ночь его терзали кошмары, по большей части одного и того
же содержания. В них он видел свои руки, почти по локоть погружённые во
тьму, и, когда пытался их рассмотреть поближе, понимал, что окунул их в
горячую кровь. Он так отчётливо чувствовал, что она горячая, так ярко ликовал
от этого, будто всё это происходило наяву. Переполняющее ощущение триумфа
захватывало сознание и плотно врезалось в образ мыслей. Каждый раз он
просыпался в холодном поту, не сразу понимая, что пытается лихорадочно
вытереть руки о простынь. Иногда, значительно реже, картина завершалась не
радостью, а ужасом, и тогда он просыпался быстрее, пытаясь усмирить пульс и
спешно включить свет. Тревога и тень катастрофы преследовали его и шли по
пятам.

На третий день он сам стал похож на слабую тень от вечного недосыпания.


Проглотить за день получалось только несколько фруктов и литры кофе, ничто
другое в глотку не лезло. В зеркало смотреть не хотелось — на измученном лице
будто чужие глаза, они пугали пустотой и словно потемнели. На шее полностью
проявилось имя, буквы выглядели острыми, как скачки сердечного ритма
гипертоника. Трогая их пальцем, Тэ чувствовал, что его тянет прикоснуться к
владельцу самого имени, но в то же время его не отпускало и другое ощущение.
Страх, отупляющий и выматывающий, стал окружать, словно воздух, так, что он
почти привык к нему.

Давно построенный ритм жизни сбивался, хоть Тэхён и старался делать вид,
что всё в порядке. В больнице и в школе он улыбался и слушал, анализировал и
делал выводы, пытался помогать людям, исполнял свои обязанности, но
понимал, что совсем скоро ему самому понадобится помощь.

Сложно было не догадаться, что, или точнее кто, стал источником пугающих
видений. Чонгука всё это время должны были терзать мучения в сотни раз
сильнее, ведь Тэхёну достаются только отклики его эмоций. Удивительно, что
именно сейчас чужое волнение приняло такую форму и силу, и страшно
представить, что послужило причиной их появления. Известие, что Пак Чимин
пропал, стало наводить на него слишком ужасающие догадки.

146/333
Идя по коридору в свой кабинет, Тэхён задумчиво тёр переносицу и пытался
придумать повод, чтобы вытащить Чона на откровенный разговор. Тот избегал
его с таким упорством и мастерством, что все обычные средства потерпели
неудачу. Старшеклассник приходил на занятия тогда, когда Киму пора было
ехать в больницу, поэтому сегодня Тэхён попросил его заменить, а сам собрался
поджидать у чёрного входа, зная, что главный вход Чонгук не использует.

План оказался весьма плодотворным.

Крики стало слышно ещё из коридора, сквозь открытое окно долетали


резкие реплики. По голосам Тэхён определил, кто там может оказаться, и
рванул к ним. Последние метры он двигался медленнее, надеясь услышать
полезную для себя информацию. Поведение Чонгука его в который раз
разочаровало. Его агрессия заставляла усомниться, что он сможет ужиться в
обществе, даже если окажется, что в этот раз он не виновен. В чём сам Тэхён
сомневался.

Выйдя из-за угла, старший как раз успел предотвратить новую вспышку
насилия в стенах школы. Он грозно смерил взглядом обоих, но всё своё
недовольство направил лишь на Чонгука, хотя прекрасно понимал, что Юнги мог
сам нарваться. Эти двое очень сложные ребята, и просто с ними не бывает, но Тэ
всё равно приложит усилия, чтобы помочь им, каждому по-своему.

По дороге к кабинету Чонгук всё ещё пытался смыться и не упускал


возможности задеть Тэхёна своим нахальством.

Угрозой и шантажом удалось привести неуловимого Дома и даже разыграть


сценку с «попробуй заставь меня», и вот теперь Тэхён практически лежит в его
объятиях на узком кресле и слышит невероятные слова.

— Помогите мне.

От градуса и цвета отчаяния в этой фразе сердце сжалось в плохом


предчувствии. Неужто и правда те самые догадки могут подтвердиться? Тэхён
лежал неподвижно, несмотря на то, что это было неудобно и в кабинет в любой
момент могли зайти. Жаль было разрывать создавшийся момент откровения.

— Ты не уверен, потому что не всё помнишь? — читая старые отчёты, доктор


Ким кое-что выяснил для себя: каждый раз, впадая в приступы жестокости,
Чонгук забывал всё или какие-то моменты. По крайней мере, так он сам говорил.

— Я знаю, что в тот день он был у меня, и помню, как прогонял его, — Чонгук
держал Тэхёна в своих руках почти бережно, обнимая, словно мягкую игрушку.
— Я проснулся утром не в комнате, а в гараже, и вокруг был полный разгром.
Как я там оказался, что я делал до того, как вырубился, — понятия не имею.

Тэхён невольно вспомнил свой сон, и внутри всё похолодело. Вот откуда
взялся страх — Чонгук боялся, что совершил нечто ужасное и который день,
зная, что Чимин пропал, винит себя в том, чего не помнит.

— Я рад, что ты решил мне довериться. Мы разберёмся с этим. Я же говорил,


что помогу тебе. Расскажи мне всё.

***
147/333
Колокольчик входной двери привычно звякнул, и в зал закусочной зашёл
посетитель. Хосок, как всегда улыбчивый, вышел на встречу, готовясь принять
заказ. У стойки, помахивая ключами, стоял Ким Сокджин.

— Вау, какие люди, не ожидал тебя здесь увидеть.

— Были дела в этом районе, и я решил зайти перекусить. Так вот где ты
работаешь. Оказывается, мы фактически коллеги, — Джин улыбнулся и
протянул ладонь для приветственного рукопожатия. Удивление от встречи
выглядело немного наигранным. — Мне, пожалуйста, порцию острой курочки и
соуса побольше.

Поглядывая на неожиданного гостя, Хосок принялся накладывать ароматные


кусочки мяса, обжаренные в панировке, и поливать их ярко-красным соусом.

— Это временная подработка, пока мама уехала на отдых. Обычно она


заправляет в этом месте, — рассказал временный хозяин заведения, ставя
тарелку на высокий столик перед Джином. Облизывая испачканный в соусе
палец, он пожелал приятного аппетита и собрался выйти в подсобное
помещение, но его окликнули.

— Я прознал о тебе кое-что, если честно, это и было главной целью встречи.

Чон застыл на месте и медленно повернулся, глядя на всё ещё приветливого


знакомого, но сам улыбаться перестал. Его рыжие волосы заметно посветлели,
напрашиваясь на свежую покраску, а длинные закатанные рукава открывали
ранее незамеченные татуировки на руках. В воздухе повис незаданный вопрос, и
температура ожидания резко подскочила. Секунды молчания растягивались,
разрываясь лишь размеренным тиканьем настенных часов. Входная дверь снова
открылась, и повисшее напряжение исчезло.

Пока Хосок готовил три порции на вынос, Джин намеренно медленно ел свой
заказ и ожидал возможности, когда они снова останутся одни. Другие
посетители вежливо откланялись и вышли.

— Ты хотел о чём-то спросить? — не откладывая в долгий ящик, заговорил


Хосок.

— Да. В городе происходит нечто странное, я решил немного поразузнать, и


следы привели меня сюда. Но пока не уверен, готов ли я услышать ответ,
поэтому спрошу только одно. Ты знаешь о «Катарсисе»?

Хосок хмыкнул, опуская закатанные рукава. На его лице появилось


понимание, отчего можно было сделать вывод, что он знает, о чём пойдёт речь.
Но отвечать он не спешил.

— Я отвечу, но для начала скажи мне тоже одно. Мин Юнги. Он появлялся
после того дня в Дыре?

— Нет, но я говорил с ним. Он в порядке, если это то, что тебя волнует. На
нём всё заживает, как на собаке.

— Это радует, — Хосок снял белый передник с изображением курочки и


148/333
пошёл запереть входную дверь, оставляя ключи в замке, чтобы их больше никто
не потревожил. Перевернув табличку стороной «Закрыто» к улице, он сел
напротив за единственный занятый столик и заправил отросшую чёлку за ухо.
Пробор рыжих волос казался не таким ровным, как при прошлой их встрече.

— Допустим, я знаю, что это такое, но ни к производству, ни к


распространению отношения не имею. Что дальше?

Джин для себя утвердительно кивнул пару раз и съел ещё кусочек
остывшего мяса. Панировка всё ещё аппетитно хрустела, а соус приятно жёг
язык.

— Несколько моих постоянных посетителей совсем слетели с катушек,


страшно смотреть. Я знаю, что они подсели на Катарсис, а потом один за другим
исчезли из виду.

— Может, просто перестали к вам заходить? Обычное совпадение. Но я здесь


при чём? — Чон вопросительно поднял бровь и глянул на часы. Он кого-то ждал
или должен был куда-то идти?

— Не исключено. Но также я слышал, что в городе открылось новое место, по


сравнению с которым Дыра — храм, — Джин облизал пальцы, доедая последний
лакомый кусочек, и вытер руки о салфетку. После чего сложил их в замок и
пронизывающе уставился на собеседника. — И говорят, что эта дрянь появилась
именно оттуда и что ты там весьма известная личность.

— Да неужели, прямо так и говорят? Врут, ей богу, — отшутился Чон и взял


тарелку с косточками, собираясь отнести её на кухню.

Джин не позволил ему уйти, схватил за руку чуть выше браслета и заглянул
в глаза.

— Я не буду сегодня настаивать на ответе, но я ещё приду. Спасибо, было


очень вкусно, — сказал он и поднялся со стула.

Ставя тарелку в мойку, Хосок недовольно цокнул. Знает Джин — узнает и


Юнги, а этого ему не хотелось бы. Входная дверь открылась, видимо, Джин
ушёл, не дожидаясь, когда хозяин сам откроет замок. Когда парень вернулся в
зал, на столе он заметил конверт. В нём было короткое сообщение с адресом
больницы, в которой лежит отец Юнги, и счёт, по которому можно оплатить его
лечение.

«Если тебя это волнует, можешь помочь парню. Я ему ничего не скажу», —
значилось в конце.

— «Если тебя это волнует»? Кажется, его мнение обо мне сильно
изменилось, — пробурчал Хосок и положил конверт в карман. Судьба Юнги его
волновала, но сейчас было не то время, когда он может досаждать
отвергнувшему его мальчишке. Для начала следует разобраться со всем,
прежде чем дело приобретёт необратимый результат. В городе и правда
происходило нечто особенное.

***

149/333
В этот раз они неслись ещё быстрее, потому что теперь не нужно было
тянуть время. Даже сидя за спиной водителя, Чонгук чувствовал, что порывом
встречного ветра ему сносит голову, как в прямом, так и в переносном смысле.
Спортбайк мчался подобно молнии, но теперь даже скорость была неспособна
вышибить из головы лишнее полностью.

Чонгук сходил с ума. Он всегда знал, что с ним не всё в порядке, и это ещё
мягко сказано, но сегодня осознание сего факта достигло апогея. Он должен
был найти Чимина, чтобы доказать себе, что он не настолько конченный псих,
иначе лучше ему вообще не жить среди людей. Собственные сомнения усилил
Мин Юнги, будто специально был послан усугубить положение. Его уверенность
казалась такой непоколебимой, что обманывать и успокаивать себя больше не
удавалось.

Тем вечером он проснулся среди садовой техники меж разбросанных


жестяных банок и нашёл возле себя топор. Всё было залито красным, банка с
алой краской валялась пустой где-то в паре метров. Цвет отличался от
настоящей крови, но в сумерках и спросонья всё казалось слишком
реалистичным. С того момента всё, о чём он мог думать, — что произошло в тот
день? После ухода Тэхёна он пил, очень много пил, колол дрова, чтобы хоть как-
то угомонить злость, а потом пришёл Чимин, но что случилось после, вспомнить
не получалось. О том, что Чимин исчез, Чонгук узнал, как и все, в школе.
Известие перевернуло всё, жизнь превратилась в сплошное сомнение и попытки
восстановить истину. Мог ли он? Если да, то человек ли он вообще?

Тэхён выслушал его рваный рассказ и предложил поехать ещё раз обыскать
дом и ближайшую территорию. Он вёл себя спокойно, хоть и выглядел
измождённым и расстроенным. Сидя за рулём своего байка, Тэ казался Чонгуку
каким-то киберпанковским мифическим существом, этим можно было бы
объяснить, почему на него не действуют приказы.

— Почему ты не запер дверь? — спросил саб, когда они прибыли на место.

— Здесь всё равно ничего ценного нет, — ответил Чон и двинулся вглубь
дома. — Позвольте предугадать ваш следующий вопрос, господин доктор-Ким.
Откуда у меня вообще этот дом взялся?

— Не скажу, что это был следующий в списке вопрос, но он там был. И


откуда же? Это дом твоих родителей?

— И да, и нет, — Чонгук замер у входа в подвал. Узкая дверь в стене между
кухней и гостиной была выкрашена в тот же цвет, что и стены, поэтому, если бы
не медная ручка, её можно было бы и не заметить. В прошлый раз Тэхён её не
обнаружил. — Когда-то дом принадлежал им, но они покинули город, выставив
его на продажу.

— Ты уехал вместе с ними?

— Нет, меня они предпочли оставить тут, как и старый дом, пытаясь забыть
о прошлом, — Чон подёргал ручку, но дверь не поддалась. Хорошо это или
плохо. Он двинулся на кухню, хватая самый большой нож из деревянной
подставки. Тэхён проследил за его действиями, но с виду никак не отреагировал
на холодное оружие в руках потенциального убийцы.

150/333
— И где ты жил всё то время?

— А где попало, — ответил Чонгук и, словно ломом, попытался ножом


открыть старый замок. Ключ от подвала, видимо, найти было сложнее.
— Перескакивая вперёд, скажу, что дом я выкупил в заброшенном виде сразу,
как был освобождён.

Деревянное полотно заскрипело, старый замок начал выезжать из


просверленных пазов, и после ещё одного нажатия на нож, словно на рычаг,
дверь распахнулась. Снизу потянуло затхлостью и сыростью, помещение явно
давно не проветривали.

— Судя по всему, там я быть не мог, но на всякий случай лучше заглянуть, —


бросив нож на пол, Чонгук куда-то пошёл и вернулся спустя пару минут с
фонарём и лопатой.

Тэхён внутренне напрягся, но, как обычно, старался не подавать виду. Чон
вёл себя на удивление стабильно и даже добровольно отвечал на все вопросы.
Спускались вниз по узкой лестнице они по очереди: сначала Чонгук наперевес с
лопатой, а за ним Тэхён, держащий над головой включённый фонарь.

— А откуда у тебя взялось столько денег? Хоть это и не популярный район,


но территория тут впечатляюще велика, да и сам дом, несмотря на ветхость,
красивый и продуманно обустроенный.

— Когда сидел, познакомился с одним сабом, — Чонгук ступил на земляной


пол и обернулся. — Не смотрите на меня так, я придерживался строгого
целибата с момента ареста и вплоть до нескольких дней назад. Посветите,
пожалуйста, в центр.

Тэхён поднял руки повыше, а вооружённый лопатой Чонгук прошёлся по


периметру, на всякий случай проверяя, не было ли в земле недавно чего-нибудь
зарыто. Делал он это с нейтральным лицом, будто ищет потерянную вещь, а не
человека. От этого холод полз по спине, и хотелось быстрее подняться наружу.

— И что дальше с этим сабом? — пытался отвлечься от пугающих картин в


своей голове Тэхён, напоминая о начатой истории.

— Так вот, этот саб оказался настолько занятным человеком, что я не мог
поверить, что он попал в заключение. Парень начитан, как выпускник Оксфорда,
и умён не по годам, но баловался наркотой, за что и загремел, — продолжил
свой рассказ Чонгук, не отрываясь от своего занятия. — Да, ему было сложно
выдержать тамошние устои, не все доминанты были такими терпеливыми и
готовыми меняться к лучшему, как я. Можете себе представить, скольким
нападкам подвергался ботанистый саб в окружении отбитых отморозков-
доминантов. Поначалу я не обращал внимания, у меня, знаете ли, были свои
проблемы, — Чонгук догадывался, что Ким Тэхён прочёл его дело вдоль и
поперёк, поэтому должен знать о его приступах и успокоительных приёмах, —
но потом я не выдержал и пару раз спас чувака, после чего его перестали
трогать. А так как мой новообретённый дружок оказался мажором — он меня
потом неплохо отблагодарил. По ляму за каждый раз, когда я вступался за него
в драке. Девяносто процентов ушло на выкуп дома, на остальное я живу пока,
но, кажется, пора искать подработку, — закончив осмотр, Чонгук подошёл к
ступеням, на которых стоял Тэхён, и снова взглянул в глаза затихшему сабу, —
151/333
правда, если меня снова не посадят. В таком случае, деньги мне будут не
нужны.

— Ты что-то принял сегодня? — Тэхён начал догадываться о причине, почему


Чон Чонгук кажется таким спокойным и уравновешенным по сравнению с их
прошлой встречей.

— Допёрли-таки? — хмыкнул Чон. — Пятёрка вам, добрый доктор. Да, нашёл


кое-что из старых рецептов. По ночам крыша совсем отъезжала, особенно
сегодня.

— Знаю, это потому что я сегодня не смог разделить твой страх, мне не
хватило сил, — Тэхён не мог больше находиться в этом месте, поэтому двинулся
наверх, слыша тяжёлые неторопливые шаги за собой.

Чонгук хотел что-то спросить об этом, мысль, что его чувства и тревоги
достигли кого-то, взволновала его, но он решил это отложить на когда-нибудь
никогда.

— Я могу спросить о причине плохих отношений с твоей семьёй? — Тэхён


смог решиться на важный вопрос, только когда они оказались в светлой кухне.
Он по-хозяйски, не спрашивая, взял чашку с намерением налить себе воды. В
горле пересохло.

— Только не эту, возьмите другую. Это любимая чашка Чимина, — резко


подойдя, Чонгук выдернул посуду из взмокшей руки и поставил её подальше на
полку. На что Тэхён вздрогнул, но демонстративно недовольно выдохнул:

— У тебя всего две чашки.

— Ну вот и возьмите другую.

Кран протяжно загудел, когда ручку холодной воды прокрутили


недостаточно сильно. Хозяин дома недовольно фыркнул и сам набрал воду,
награждая гостя убийственным взглядом. Его явно раздражало состояние дома,
и он скорее злился на самого себя, что не может привести всё в порядок.

— Дальше куда? — спросил Тэ, аккуратно обходя стол по кругу, чтобы


держаться подальше от темноволосого взрывоопасного парня. Хоть они и
искали по факту труп, надеясь его не найти, конечно, но всё равно общаться
было значительно легче, чем в прошлый раз. Что говорит о том, что оба они
совершенно ненормальные люди.

— Сомневаюсь, что в этом есть смысл, но можем проверить и комнаты тоже.


На первом этаже, не считая ванной, их три: гостиная, кухня и столовая, на
втором четыре: кабинет, детская и две спальни. С чего начнём?

— Пожалуй, пойдём в столовую.

— Думаете, я мог его съесть? — Чонгук вспомнил своё желание погрузить


зубы в ровную кожу на красивом животе Тэхёна, когда они стояли парой метров
левее в этой же комнате, отчего его горькая улыбка приобрела пугающе
безумный вид. — Вы всё-таки добрались до моих мозгов быстрее, чем я до вашей
задницы.
152/333
— Я же тебе говорил, — Тэхён проглотил шутку в стиле Ганнибала и даже
смог изобразить соблазнительную улыбку, слегка прикусив нижнюю губу. — В
лучшем случае у тебя будет шанс для реванша, — закинул наживку хитрец и
двинулся обратно в гостиную, чтобы зайти в столовую с другой её стороны.

— Я запомнил, — сверля взглядом удаляющуюся фигуру, выдохнул доминант.


Подобное обещание его саба не вселяло много надежд, но хоть как-то
разряжало обстановку.

— Ты не ответил на мой вопрос. Так что там с твоими родными, почему ты


остался тут, а они уехали? — спрашивать об этом повторно было стрёмно, но
необходимо.

— Я знаю, вам это понравится, — Чонгук выдержал паузу, а затем выложил


припрятанные карты на стол: — мои родители — религиозные фанатики. Они
устали бороться с демоном, завладевшим их сыном, поэтому сбежали, навсегда
стерев меня из семейного реестра.

Тэхён замер, переваривая полученную информацию. Это было сказано таким


тоном, что походило на ещё одну неудачную шутку. Но когда он обернулся и
посмотрел в лицо рассказчика, понял — это правда. Причём, скорее всего, ещё
не вся.

В столовой, судя по слою пыли, также давно никто не бывал. Первое, что
бросалось в глаза, — это, конечно же, огромный стол, стоящий посреди комнаты,
а затем Тэхён заметил на стене подтверждение только что услышанной истории.
На стене на высоте около метра восьмидесяти сантиметров виднелся след от
внушительных размеров креста. Под ним цвет отделки немного отличался от
общего фона, был темнее, потому что не так долго выгорал от солнечных лучей.

— Твои родители придерживались строгого воспитания с применением


физических наказаний?

Пока Тэ не сводил глаз с дальнего угла, на полу которого лежала кучка


давно засохшего риса, Чонгук успел подойти ближе, остановившись прямо за
спиной.

— Порка, стояние коленями на крупе часами напролёт, запирание в подвале,


иногда отец не стеснялся и просто избивал меня чем под руку попадало, — его
голос звучал тихо, без следов обиды или горечи, но слишком близко. Так, что от
его дыхания на затылке волосы дыбом стали. — Вон тем крестом, след от
которого вы видите, он тоже пару раз меня колотил, приговаривая, что так
демон покинет меня.

Чонгук положил руки на плечи стоявшего в ступоре парня и повернул его к


себе лицом. Он видел всё это время след хорошо скрываемого страха, но сейчас
утонул в выступивших слезах и задохнулся в непрошеной жалости.

— Не смотри на меня так, это невыносимо. Я уже представляю, как ты


мысленно ставишь мне диагноз, — нарушая свою манеру презрительно
«выкать», прошептал парень и отвернулся. Видеть подобное отношение к
себе — причина, по которой он не хотел сталкиваться с Тэхёном. Когда тело
кричит «возьми», маленький испуганный мальчик внутри плачет «помогите», и
153/333
это пугает Чонгука. Радует только то, что стремительное желание растоптать и
уничтожить исчезло, вместе с Чимином. На какое-то время он стал безопасным
для окружающих.

Имя, всплывшее из раздумий, больно отозвалось в груди. Он так старался


уберечь Чимина от себя, и как всё обернулось. Теперь он вынужден носиться по
своему двору с лопатой в руках, ища свежепохоренное тело. Внутренности
свело, скрутило тугим узлом и захотелось кричать, но звук из груди не
рождался.

— Тихо, всё будет хорошо, — теперь уже Тэхён подошёл сзади и аккуратно
приобнял сгорбившегося парня. Его тёплая ладонь касалась груди над самым
сердцем, и то место, где красивое имя украшало запястье, казалось, потеплело.

— Кто он для тебя? Как ты к нему относишься?

— Сложно сказать, но я всегда хотел его защитить, — прекрасно понимая, о


ком речь, ответил Чон. — Я постоянно пытался его прогнать, обидеть, чтобы он
сам ушёл, но он возвращался, и постепенно я привык. Единственный человек,
чьё присутствие заставляло меня вспомнить, каково это — жить, быть
человеком, это Пак Чимин. Потом появился этот чёртов Мин Юнги, знал бы, что
он окажется сабом, не психовал бы так, но тогда мне снесло крышу, я начал
ревновать и сорвался.

Чонгук глянул на чужую руку на своей груди и понял весь абсурд их с


Тэхёном пары. Пациент и врач, студент и учитель, недодоминант и сверхсаб.
Они говорят о том, как Чонгуку важен кто-то другой, они вместе пытаются
выяснить, убил ли Чонгук этого человека, но Тэхён не бежит от него. Почему?

— Ты боишься меня?

— Я бы соврал, если бы сказал, что нет, — видимо, Тэхён решил, что скрывать
правду нет смысла.

— Тогда почему ты тут?

— Потому что я тебе нужен.

***

Закрыв лавочку, Хосок двинулся к станции метро. По дороге он постоянно


оглядывался и пытался высмотреть, нет ли за ним слежки. Сегодня был тот
вечер, когда ему подкидывают работку, в этот раз снова в том же подпольном
месте.

Пришлось довольно долго болтаться в вагоне, он даже почти заснул, но


название нужной станции прозвучало механическим голосом из динамиков, и
парень выскочил наружу. Ветер, гуляющий в туннелях, развевал спутанные
волосы, пока Чон пробирался по старой линии метро к нужному повороту.
Подсвечивая себе путь телефоном, он переступал через брошенные строителями
обрывки рельс и мусор, оставленный некогда жившими тут бомжами, и другой
рукой прикрывал нос с гадливой гримасой. В этой работе его устраивало
практически всё, кроме вот этого добирания до места назначения.

154/333
Говоря подпольный клуб, имелся в виду в прямом смысле подпольный.
Заведение обосновалось в одном из тупиков старой линии городского метро. Тут
уже много лет не ходят поезда, да и народ просто так сюда не сунется. Идея
разбить тут лагерь пришла одному из организаторов, когда тот искал место для
видеосъемки своего артхаус-фильма. Сборище андеграунд-молодёжи частенько
меняло точку, но каждый раз это было нечто экстраординарное. В предыдущем
варианте тусовка собиралась на крыше недостроенной многоэтажки. Проблемно
было получить проход на такой объект, но там, где есть наркотики, секс и
мажоры, всегда есть и деньги. А деньги решают всё.

— О, Хоуп, наконец-то! — первым его увидел как раз тот самый организатор,
который частенько бывал режиссёром фильмов с участием Хосока.

— Мы тебя уже заждались, какие-то проблемы?

— Да нет, всё в порядке, просто задержался немного по делам. Что у нас


сегодня по программе?

— О-о-о, тебе должно понравиться. У нас такая актрисулька запасена,


пальчики оближешь, и не только их! — хохотнул мужик и повёл Хосока к
съёмочной площадке. Она размещалась по центру огромного бетонного
кармана, коим и являлся данный тупик линии. Высоченный свод метров десяти
высотой зиял чернотой над головой, а вот всё, что происходило внизу, было ярко
освещено. На площади размером сто квадратных метров собралась толпа
разношёрстных любителей нестандартного отдыха. Между ними ходили
полуголые официанты и официантки, разнося на подносах не что иное, как дозы
наркотиков, чётко распределённые по пакетикам, шприцам и таблеткам.
Огромное ложе на вертящейся платформе призывно сверкало фиолетовыми
атласными простынями прямо по центру площади, на них восседал молодой
парень, разукрашенный и одетый, как элитная проститутка. Он улыбался,
растягивая губы, и сверкал белыми зубами, но выглядел словно фарфоровая
кукла. Неживой.

— Познакомься, это сегодняшняя твоя напарница, Юнги.

155/333
Примечание к части Sign (анг.) - знак.

Неизбежный крах ожидает каждого, кто погряз в слепой вере в себя. Держись
праведного пути, и ты не собьёшься с дороги, а коль уже затерялся в чаще -
беги, чтобы голодный зверь не сожрал твои хрупкие кости.

Kamandi || Polo - ☽
PIG - Disobedience (KMFDM Cover)*

Sign

И я шепчу: «Лишь знак подай…».

Оставшись наедине с собой в неприметном закоулке, Шуга присел у стены и


схватился за волосы. Как же он устал от всего этого дерьма. Безысходность и
отчаяние пожирали его с каждым днём всё сильнее. Он должен был разобраться
в себе, найти Чимина, спасти отца. Должен, должен, должен. Этому нет конца,
словно весь мир обернулся против него и не успокоится, пока не сведёт парня в
могилу. Если существует жизнь после смерти, он бы хотел родиться заново, в
другом мире, с другими правилами, другим собой.

Жизнь в стенах школы ожидаемо стала ещё хуже. Теперь каждые два дня
чёртов докторишка вызывал его к себе в кабинет, навязывая свою так
называемую психологическую помощь. Но, как и прежде, Юнги не собирался
делиться с настырным врачевателем своими тревогами. Вся его суть
противилась открыться чужому человеку, доверить ему свои душевные раны.
Ничего, кроме враждебного вторжения в свою хреновую жизнь, он не ожидал от
этих встреч. Часы молчания проходили даром, пустой тратой времени. Наивно
полагать, что с Чон Чонгуком господину Киму повезёт больше, но тот всё так же
пытался подловить выпускника, что сегодня ему, на удивление, удалось. Если
бы он не увёл Чона, Юнги бы точно врезал ему разок. Этому уроду должен кто-
то начистить рожу.

Торчать на уроках было невыносимо. Даже при всём заметном дискомфорте


от множественных повреждений сидеть на месте не удавалось. Юнги постоянно
ёрзал на стуле, пытаясь дотянуться линейкой до свербящего под повязкой
колена. Плотнее кутался в свою любимую куртку, как мог, скрывал проклятую
полоску на шее. Хотелось бежать, искать, требовать, но он сидел, тихо ненавидя
себя и свою жизнь. Ни на один вопрос учителя ответить не удавалось, банально
забыл, что такое учиться, словно эти будничные проблемы ученика старшей
школы были актуальными в его жизни лет десять назад. Всего несколько дней
показались вдруг временным скачком минимум длиной в человеческую жизнь.

Местная свора шакалов вела себя крайне подозрительно. Со всех сторон его
сопровождали всё те же полные ненависти и презрения взгляды, но подходить
никто не решался. Даже словесных нападок не наблюдалось. Это напоминало
затишье перед бурей, но никак не результат работы до изжоги надоевшего
доктора Кима. Что-то назревало, и эта пугающая тишина душила, как и
неизвестность с бессилием.

Вместо учебника, Юнги постоянно вглядывался в экран своего старенького


156/333
телефона. Сотни звонков в никуда теперь адресовывались Чимину, но он, как и
отец совсем недавно, не собирался поднимать трубку. Телефон быстро
разряжался, потому что неугомонные пальцы тянулись к кнопке вызова раз за
разом, как бы тщетно это ни было. Мотивируя себя тем, что ему нужна зарядка,
Мин в который раз свалил с занятий, покидая территорию школы без оглядки.

Всю дорогу до дома его не оставляла мысль, что он зря ушёл именно сейчас.
Возможно, лучше было бы продержаться до конца, но терпения на это не
хватало. Интуиция трубила о нехорошем предчувствии, но острое желание
сбежать гнало в шею. Узнай кто-нибудь, что его метка уже проявилась…
Впервые в жизни Мин Юнги готов был признать, что он напуган. Ведь как бы
прицельно не били его кулаки, против нескольких Домов ему не устоять. Теперь
уж точно никак.

Скрипя зубами и кроя матом каждую ступеньку и бордюрчик, Юнги брёл


улицами, ловя в стеклянных витринах своё отражение. Волосы ещё сильнее
отросли, и вместе с бледным лицом всё выглядело поистине ужасно. Говно в
душе и вид дерьмовый — гармония с собой. Где-то в сумке должна была
валяться купленная чёрная краска, ведь он обещал отцу вернуть волосы в
натуральный цвет. А раз обещал, значит должен сдержать слово.

Мимо проносились люди, а Юнги замер на месте и подумал о том, куда он


мог бы пойти и кого во всём этом грёбаном городе мог бы назвать другом.
Нормально он сам не сможет справиться с гнездом выжженных прядей, поэтому
лучше обратиться за помощью. Решение наименьшей проблемы в данный
момент позволит хоть как-то отвлечься.

Снова заходить в это место на сей раз было не так приятно и спокойно, как
обычно. Исчезло ощущение второго дома и прямо с порога стали терзать мутные
флэшбеки. По телу прошла дрожь, Юнги скривился и встряхнул головой,
отбрасывая длинную чёлку с глаз. Яркий свет в небольшом холле заставлял
щуриться, тут было значительно светлее, чем на улице.

— Шуга? Не думал, что увижу тебя тут так быстро. Я знал, что ты вернёшься,
но не думал, что так рано. Оклемался? — старый добрый Сэджин оторвался от
своего маленького телевизора и приветственно махнул гостю подойти поближе.
— Ты как, малой? Жить будешь?

— Да уж, не подох пока. Джин на месте? — топтаться на виду хотелось как


можно меньше. Не хватало ещё словить на себе очередную порцию насмешливо-
жалостливых взоров. Юнги был сыт ими по горло.

— Выходил куда-то, но, кажется, уже вернулся.

— Ясно, я загляну к нему, — бросил Мин хозяину и решительно двинулся по


коридору, упираясь взглядом в потемневшую от времени надпись на стене.

«Ты будешь кричать, давясь собственными грехами, будешь жаждать


смерти, чтобы в процессе деструкции переосмыслить суть своей гнилой
душонки и вознестись. В конце концов тут все обретают умиротворение».

— Что-то ничего умиротворяющего я не почувствовал с прошлого раза. Чушь


это всё, — не успел он договорить, как люминесцентная лампочка, висящая над
надписью, последний раз моргнула и погасла, скрывая табличку в темноте. — Ну
157/333
вот, так лучше.

В поле зрения попала всё ещё не отремонтированная дверь восьмой


комнаты. Деревянное полотно косо висело на одной петле, а вместо сломанного
замка зияла дыра. Замерев между двумя номерами, Юнги потянул руку, борясь с
желанием зайти. Хотелось ещё раз взглянуть на место, где он был разрушен, но
что-то внутри не пускало. Тяжело выдохнув сквозь зубы, он пробурчал
проклятья и постучал в комнату Джина. Пачку краски он уже держал в левой
руке.

— Войдите, не заперто, — из глубин звукоизолированного помещения глухо


долетел ответ. Сквозь щель приоткрытой двери было видно, что обитатель
семёрки сидит на полу, разложив вокруг себя какие-то бумаги. Он быстро сгрёб
их в кучу и поднялся, когда Юнги переступил порог временно-постоянного
жилища.

— Да ладно, не ожидал твоего визита. Но я рад тебя видеть, проходи, —


поздоровался бармен и вытянул палец, указывая на коробочку. — Что это?
Подарок?

— Просьба. Я сам не могу, а парикмахер мне не по карману.

Джин улыбнулся и забросил стопку бумаг в стол. Единственный в Дыре,


который похож на письменный, а не разделочный.

— Я и так не планировал сегодня рано открываться, так что помогу. Но


качество не обещаю, — хоть и хотел показаться приветливым, Джин явно был
чем-то встревожен и даже немного нервничал. Непривычное состояние всегда
весёлого и жизнерадостного парня вызывало вопросы, но Юнги не спешил лезть
в чужие проблемы. Своих хватало.

— Так твой друг ещё не нашёлся? Мы тут ждём копов со дня на день. Он же
был тут перед исчезновением, рано или поздно они узнают об этом, — в
процессе подготовки прозвучал очевидный вопрос. Сокджин умело надел
перчатки, шлёпнув себя по руке резиновым материалом, и принялся открывать
тюбик краски и баночку с проявителем. Несмотря на предупреждение о
качестве, делал он это явно не впервые.

— Нет.

Юнги знал, что может говорить, что его тут внимательно выслушают, но
слова где-то застревали по пути формирования в звук, хотелось просто молчать.
Глаза упёрлись в знакомую кровать, её угол, где он сидел, словно тень
неупокоенной души, и в памяти всплыли собственные слова, брошенные от
злости и отчаяния. С тех пор он так и не видел так называемую половину этой
своей неупокоенной души.

— Садись говорю, — видимо, уже не в первый раз повторил Джин, выводя


гостя из состояния прострации. — Не знаю, захочешь ли ты говорить об этом, но
что ты знаешь о Чон Хосоке? — тут же спросил он, словно читая мысли.

— Ничего, кроме того, что этот тип меня всячески бесит.

— Ну, это я заметил, — хмыкнул Джин в ответ, принимаясь расчёсывать


158/333
отросшие белые пряди. — Но я имел в виду, знаешь ли ты, что он за человек?
Чем живёт, чем зарабатывает, с кем водится и что собой представляет?

— Мою боль и тупоголовость в чистом виде, по-другому и не скажешь. Явился


из ниоткуда, и всё покатилось к чёрту.

— Может и так, а может, это всего лишь совпадение, — холодная и густая


смесь ложилась на волосы и пачкала кожу головы. Медленными движениями
Джин наносил её на каждую прядь, пока Юнги молча разглядывал свои колени.
Разговор зашёл в тупик, и продолжать его с того же места не было смысла.

На улице проехала полицейская машина, оглашая местность сиреной. Оба


парня напряглись, ожидая стука в дверь и громких голосов, пока звук не
скрылся где-то за поворотом. Полиция ехала не сюда, в этот раз.

— Как твой отец? — Сокджин снова решился задать вопрос первым, его
тишина напрягала куда больше.

— Пока без улучшений.

— Ты бы сходил к нему, говорят, в коме люди могут слышать, когда с ними


говорит родной человек. Надежда штука опасная, но хуже же не станет.

— Нужна сила и уверенность, чтобы стоять рядом и звать его, а у меня их


сейчас нет. Мне никак не выжать из себя весёлый тон, а от правды никому
лучше точно не будет.

— Знаешь… — не успел Джин сказать то, что хотел, как зазвонил его
телефон. — Прости, я на секунду.

Отвечая на звонок, бармен вышел из комнаты, оставив Юнги сидеть на стуле


с наполовину покрашенной головой. Не до конца задвинутый ящик
письменногостола притягивал взгляд и будил интерес. Никогда прежде не
отличаясь излишним любопытством, Юнги последовал интуиции, встал и
потянул ручку ящика на себя. Стопка бумаги была единственной, что там
лежало. Пробежав глазами по верхнему листу, Мин понял, что это список имён,
среди которых был и Пак Чимин, ещё несколько из них показались ему
знакомыми. Под этим перечнем тянулась неровная линяя, а ниже одно
единственное не раз наведённое слово: «Катарсис».

— Как некрасиво с твоей стороны шариться в чужих вещах, — Джин вернулся


слишком быстро, застав гостя за нелицеприятным делом. — Если хочешь что-то
узнать, лучше просто спроси.

Неловкая пауза повисла в воздухе, наполняя комнату напряжённой тишиной.

— Прости, я сам не знаю, почему полез туда, — Юнги попытался улыбнуться,


чтобы разрядить обстановку, и сел обратно на стул. Смотреть Сокджину в глаза
стало неудобно. — Ты что-то разузнал об этом? Слышал что-то о Чимине?

— О нём нет, но кое-что узнать удалось. Многие, кто раньше практически


жил тут, постепенно перестали появляться. Каждого из них я знал если не
лично, то хотя бы в лицо. Сперва они приходили реже и, как правило, под
кайфом, хватали первого встречного и пропадали в комнатах. Потом их стали
159/333
вытаскивать отсюда почти без сознания, несмотря на то, что они требовали от
Домов продолжения.

— Всё из-за этой проклятой дряни?

— Думаю, да. Мало того, каждый из них живёт совсем один, у них нет родных
или близких, только непрочные связи с обитателями нашей Дыры. Сам
понимаешь, если они исчезают, их никто не берётся искать, ведь они невидимы
и словно не нужны обществу.

— А работа, учёба?

— Нет, как я и боялся, они нигде не значатся, считай, что их и не было в


жизни города. Большинство наших посетителей — изгнанники и изгои, — Джин
обошёл стул по кругу, осматривая результат своей работы, и принялся
поправлять пропущенные места.

— Выглядит так, будто их кто-то специально выбрал. Но кому это нужно? И


зачем?

— Пока не знаю, но хочу выяснить, — нанося последние капли краски,


утвердительно махнул головой Джин. Он был поглощён своим делом, хоть и не
забывал поглядывать на реакцию собеседника. На самом деле разговор был
куда важнее, чем могло показаться.

— Зачем тебе это?

— Я тоже хочу найти одного человека, как и ты Чимина. Только в моём


случае я надеюсь его там не найти.

Уходить было проще, хоть коридор и был уже частично заполнен людьми.
Новый цвет и высоко поднятый воротник служили неплохой конспирацией. Юнги
спешно покинул Дыру и направился домой, чтобы снова сидеть в пустом доме,
ощущая, как тьма и пустота душат его нехваткой кислорода.

Потемневший город встретил его безразличными высокими фонарями и


бесконечной вереницей машин. Хотелось слиться с толпой, раствориться в хаосе
сотен обычных историй, забыть обо всём, но услышанное не давало покоя,
возвращало к хмурой реальности.

«Изгои», «одинокие», «без семей», «их никто не будет искать»… Но ведь у


Чимина есть семья, какая никакая, но есть. Даже если родители злы и
недовольны, они не могут просто выбросить сына из своей жизни. Да и он
никогда не притрагивался к веществам. Не сходится теория, значит, это всё-
таки блядский Чон Чонгук?

Задумавшись, Юнги не заметил, что идёт прямо на застывшего посреди


улицы парня. Тот в свою очередь залип в телефоне и тоже не видел
надвигающегося на него пешехода. Столкнувшись, молодые люди бросили
короткие извинения и разошлись в разные стороны. Только спустя пару шагов
Юнги осознал, что только что увидел. На парне была белая толстовка с
огромным «YES» на груди. Смешно прям, это же просто совпадение?

Мин истерично хохотнул от своих глупых мыслей, но всё же обернулся, ища


160/333
взглядом того человека. На его спине такой же величины красовалась вторая
надпись: «NO».

Вот и не верь теперь в знаки.

***

Осмотр второго этажа занял ещё какое-то время. Весь процесс


сопровождался диалогом «вопрос-ответ», и с каждой фразой Тэхён немного
больше понимал человека, доставшегося ему судьбой то ли в награду, то ли в
наказание.

— Это твои вещи? — спросил он, когда нашёл в углу ванной майку и
спортивные штаны. На них виднелись засохшие капли крови, и треники казались
коротковатыми для высокого Чона.

— Нет, это Чимина, — опираясь на раковину, коротко ответил Чонгук.

Он прикрыл глаза и старался медленно дышать. С каждой осмотренной


комнатой детские воспоминания атаковали его новой волной злости и обиды.
Всё то время, что он провёл тут после своего возвращения, Чонгук старался не
заходить в детскую комнату, миновал места, с которыми были связаны самые
болезненные обрывки памяти. Крики отца, плач матери, свои собственные
мольбы о прощении — призраки прошлого, что впитали эти стены, сейчас
крошили остатки его терпения, и Ким Тэхён только усугублял ситуацию
непрекращающимся потоком вопросов. Он возрождал его страхи, вытаскивал их
наружу, насильно и беспощадно.

— Так он всё-таки заходил в дом в тот день?

— Раньше, он оставил это здесь днём ранее, — пересохшими губами выдавил


из себя измотанный парень.

— Ты в порядке? — увидев побледневшее лицо Чонгука, Тэхён забеспокоился


и положил поднятые вещи на место. Его немного задевал тот факт, что в этом
доме слишком много Пак Чимина, но это было сейчас не так важно. Да и впредь
вряд ли будет так.

— Нет, пока не выясню, что произошло, я не смогу быть в порядке,— Чонгук


повернул краник и начал умываться холодной водой. Капли стекали по его
волосам, щекам, подбородку, мочили ворот футболки, но он продолжал черпать
ладонями воду, пока верхняя часть одежды полностью не намокла и не
прилипла к телу. Тогда он перекрыл кран и выпрямился. Глубокий вдох —
глубокий выдох, а затем один плавный шаг навстречу.

Тэхён смотрел в бездонные океаны чёрной боли, теряясь в чужих зрачках. Та


метафизическая нить, что связывает их сердца, цела ли она? Крепкая ли? Сотни
вопросов звенели и жгли язык, казалось, что где-то там, на дне обсидиановых
радужек глаз он мог бы найти ответы.

— Когда вы смотрите вот так, что-то внутри обрывается, словно груз с моих
плеч летит в пропасть, позволяя мне вздохнуть на сотую долю вины легче, —
Чонгук приближался, проведя рукой по своей груди. Мышца, именуемая
сердцем, болезненно сжималась под его рёбрами, сражаясь за каждый удар,
161/333
будто тяжесть содеянного или задуманного сковывала её, опутывала липкой
паутиной.

Мокрое пятно на светлой футболке расползалось всё ниже, уже достигая


пупка. Сквозь полупрозрачную ткань стали видны тёмные контуры свежей
татуировки, что украшала низ подтянутого живота. Тэхён словил себя на том,
что он не может отвести взгляд и отчаянно хочет узнать, что же там
изображено.

— Я могу взглянуть? — сказал он, протягивая руку.

Это как коснуться околдовавшего своим танцем огня, зная, что он может
обжечь. Опасно и безрассудно, но невозможно удержаться.

Температура воздуха в миллиметрах от тела доминанта и правда казалась


выше, будто его кожа пышет жаром. Тонкими пальцами Тэхён задел край
футболки и потянул её наверх, открывая для себя скульптурную форму
идеального пресса и многозначность латыни.

«VITIA ERUNT, DONEC HOMINES» готическим шрифтом свежими чернильными


шрамами значилось на чуть смуглой коже.

— Грехи будут, пока будут люди? — вспоминая курс латыни с


университетской лавки, перевёл доктор Ким, почти невесомо касаясь кончиками
пальцев всё ещё рельефной надписи. — Она совсем свежая?

— Как видите. Нравится? — Чонгук не смог удержаться, и уголки его губ


дёрнулись в ухмылке. Он имел в виду не саму наколку, а то, как доктор
бездумно касается его тела.

— Слово «грех» для тебя так много значит? — переводя взгляд наверх и
опуская руку, задался вопросом Тэхён. Его пульс предательски участился, и
страх вместе с неизмеримым любопытством смешался в неожиданное открытие.
Он чувствовал его, прямо сейчас он «слышал» чужое сознание в своих мыслях.
Как что-то неясное, нечёткое, лишь слабый отголосок присутствия, но это
определённо было следствием их «родственной связи». Этот неуловимый голос
шептал, рычал и загнанно выл, путая мысли, он был таким же разорванным и
многоликим, как и растерянный парень в мокрой футболке напротив.

Чон перестал ощущать пальцы на своей коже, поэтому схватил Тэхёна за


кисть, прежде чем тот уберёт руки в карманы. Гость так делал всё время, что
был здесь, словно боялся прикоснуться к чему-то лишнему.

— Чего вы на самом деле хотите от меня? — вопросом на вопрос ответил


Чонгук и снова оказался слишком близко, с силой сжимая тонкое запястье. Он
отчасти жалел, что втянул в это доктора, но с другой стороны одно его
присутствие помогало вернуть себе связь с настоящим миром. Не той
абсолютной тьмой и пещерой, в которой прячутся его внутренние монстры, а
реальностью, в которой живут его родители, одноклассники, случайные
знакомые. Только любая эмоция, связанная с его сабом, была коктейлем из
целого ряда оттенков.

— Я хочу помочь тебе, — уже в который раз повторял Ким Тэхён, отслеживая
каждый взмах длинных ресниц, каждый невербальный знак, что мог уловить на
162/333
хмуром лице.

— А дальше что? Запрёте меня в психушке? Будете меня навещать, как


опасную, но забавную зверушку?

В момент всё снова окрасилось злостью, одно неверное слово


спровоцировало новый пожар, и попытка Тэхёна вырваться из крепкой хватки
всё только ухудшила. Чонгук распалялся, кормил яростью свои страхи,
опасения, что он монстр, урод, чудовище. И ему было проще следовать этому
факту, чем бороться с ним.

— Неприятно, что я держу вас? Вы мне не верите, вы меня боитесь, но всё


твердите, что хотите помочь. Как? Я вас спрашиваю, мистер добрый доктор, вы
хотите мне помочь? — его громкий голос и прямой взгляд кололи и резали,
вонзались острыми иглами, пропитанными ядом ненависти. Ненависти в первую
очередь к самому себе.

«Что я должен сделать, чтобы он поверил в мои намерения до конца? Чтобы


перестал сомневаться?» — Тэ пытался найти истину в своих ощущениях,
отодвинуть испуг, увидеть грани своих возможностей. Они уходили далеко за
пределы разумного, казались противоречивыми, безумными, рисковыми, но от
того и верными.

— Я хочу, чтобы ты принял меня, впустил меня и поверил мне. Поэтому я


сделаю то же и для тебя, — густым, словно мёд, и таким же сладким шёпотом
Ким Тэхён отражал агрессию, пока свободной рукой обвивал талию. Он
прижался так крепко, словно хотел слиться со своим доминантом в одно целое,
и продолжил подначивать и направлять в нужном для себя направлении. Он
говорил без умолку, без толку и не отдавая себе отчёта в том, чего добивается.
Если разделить физическое тело нужно для того, чтобы соединить души — то
пусть. Так тому и быть.

— Я не хочу, — отталкивая от себя саба на расстояние вытянутых рук, Чонгук


ошарашил его своей реакцией, — не хочу.

— Не верю, — Тэхён нахмурил брови и отрицательно покачал головой. С


сомнением стал заглядывать в большие глаза. — Я знаю, что сейчас ты врёшь.

— Как-то неразумно пытаться затащить меня в постель именно сейчас,


раньше надо было соглашаться, — Чонгук отступил, повернулся и вышел из
ванной комнаты, оставив Тэхёна в шоке стоять посреди бледного кафеля и
разбросанных вещей. — Идём проверять сад. Прекрасное место для могилки.

Последнее звучало вызовом, намеренно жестоко и бессердечно. Это


заставляло Тэхёна сомневаться в своих силах, в своей адекватности и своих
решениях. Будет ли дальнейший разговор откровенным, или каждая реплика
теперь должна рассматриваться как издёвка и провокация? Он промазал,
оплошал, сделал ошибку, но из-за врождённого упорства и безрассудной тяги к
риску, он готов бороться до конца.

— Думаю, нам пригодятся две лопаты, — ещё громче крикнул он и зашагал


следом.

«Господи, что я делаю?» — спрашивал себя каждый из них, приближаясь к


163/333
первой полосе посадки. Скоро совсем стемнеет, нужно было торопиться.

— Я бы предложил разделиться, но думаю, что будет лучше, если я буду где-


нибудь недалеко, — предложил доктор Ким и перехватил инструмент
поудобнее.

— Это потому что вас пугает сумеречный лес, возможная находка, или вы
думаете, что я могу соврать? — Чонгук прислонился к дереву и упёрся ладонями
в черенок лопаты.

— Может, нам вообще вызвать бульдозер? Быстренько перевернём тут всё и


дело с концом. М? — не долго думая бросил саб и первым пошёл вглубь сада.
Словесная перепалка хоть как-то отвлекала его от сути происходящего и
недавней неудачи. Нехотя он признавал, что теперь он всерьёз готов переспать
с опасным типом, только чтобы оказаться правым во всём. И почему так
некстати проявилось его ослиное упорство?

— И что мы скажем, что ищем клад? Или сразу попросим рыть аккуратно,
чтобы не повредить те…

— Хватит, Чонгук. Берись за дело.

Когда солнце скрылось за горизонтом и землю под ногами совсем


невозможно было отличить в темноте от асфальта, уставшие, молчаливые, оба
сели на крыльце и закурили. Ещё множество вопросов, просьб и отказов могли
бы прозвучать между ними, но иногда лучше остановиться на весёлой ноте.
Абсурд превращает драму в трагикомедию.

— Ну что же, я могу сказать одно: пациент скорее жив, чем мёртв. По
крайней мере, здесь его нет, или ты был ещё более находчивым, чем мы
предположили, — выдыхая кольца дыма, сказал молодой доктор. Вид поляны в
слабом свете луны казался ему уже хорошо знакомым, а тихое дыхание рядом
перестало звучать далёким рокотом адской кавалерии. Он привык, каким бы
невозможным это не казалось. Возможно, поэтому, или ещё по сотне других
необъяснимых причин, Ким Тэхён сошёл с ума. — Не предложишь остаться?

— Я смотрю, у вас нет никакого чувства самосохранения, — почесав лоб,


подытожил хозяин дома. — Так уж невтерпёж? Может, стоит лечить не других, а
себя?

— Я уже и сам об этом подумываю.

***

— Познакомься, это сегодняшняя твоя напарница, Юнги, — указывая


широким жестом в центр площади, торжественно проговорил наниматель.

«Что? Что он сказал? Ю-юнги?» — знакомое имя стрелой полоснуло слух и


застряло глубоко внутри, пронзая внутренности. Он изо всех сил стал
вглядываться в далёкий силуэт, собирающий взгляды всех присутствующих, но
так и не смог разобрать, кого видит за всем этим гримом. После долгих стараний
выбросить того самого парня из головы, Хосок снова оказался в ловушке
собственных эмоций, хватило всего лишь два слога, повторяющих чернильную
метку на запястье, и весь настрой канул в лету. Всё погрязло в хаосе шума и
164/333
света, завертелось в безумной пляске, спокойствие дало трещину и пошло ко
дну.

«Это не он. Не он. Не может быть он. Как же тогда я смогу уйти?».

Какое-то мгновение казалось, что это знак свыше, что жестокая судьба
решила сыграть с ним злую шутку, но тут же пришлось это наваждение
отбросить и мысленно влепить себе пощёчину. Собраться, надо было срочно
собраться и действовать по плану.

Кое-как удалось изобразить равнодушную улыбку, почти не выдавая


нервозность, и отвернуться от крутящейся сцены. Ещё несколько минут и он
окажется там, узнает, совпадение ли это или очередной крах, а пока…
Отмахнувшись от предложенных угощений, Чон потянул режиссёра-
постановщика в сторону, вынужденно повышая голос из-за поднявшегося с его
появлением шума.

— Шеф, послушайте, я сегодня пришёл в последний раз, — выдохнул парень


на одной ноте так быстро, как мог, чтобы не передумать на полпути.

— Что ты говоришь такое? — мужчина засмеялся, будто услышал


первосортную шутку, и похлопал молодого актёра по плечу. Он, напротив, от
напитков не отказался и даже шлёпнул официантку по заднему карману
ультракоротких шортов, подбирая за высокую ножку бокал первосортного
игристого. — Такого не может быть, у нас на тебя большие планы, Хоуп. Не
переживай, для тебя работа всегда найдётся. Сколько ещё богатеньких деток
хочет взглянуть на твою игру или даже поучаствовать.

Мужчина лукаво подмигнул и пригубил свой напиток. Видно было, что он


никак не расценивал поднятую тему всерьёз и лишь поверхностно улыбался,
сканируя охотничьим взглядом толпу. Словно металлодетектор, он видел во всех
и в каждом тут банкомат, набитый деньгами. Лишь предложи им то, что они
хотят, и деньги польются в твои карманы.

— Но я серьёзно, я хочу завязать, — Хосок напрягся и попытался словить


взгляд напротив, ища подтверждение, что его правильно услышали и поняли.
Вокруг стоял невыносимый шум многолюдной вечеринки: музыка грохотала,
отдаваясь вибрацией в костях, толпа навеселе издавала характерное гудение с
нотками излишне натянутого смеха, праздник, скрытый под метрами земли и
бетона, набирал обороты. Сложно было представить, что сверху их совсем не
слышно, ведь тут приходилось кричать, чтобы тебя услышал близко стоящий
собеседник. — Я отработаю сегодня последний раз и уйду.

Мысли, что неугомонный Мин мог угодить в это безумие, приходилось


отбросить на задний план, иначе всё было бы напрасным. Где-то про себя Хосок
твердил без остановки: «Только бы это был не он», — и боролся с желанием
обернуться на вертящееся ложе.

«Сложение не то, мой Юнги тощий».

Приветливая усмешка стала таять на лице мужчины, украшая тонкие губы


глубокими складками недовольства. Он осушил в один глоток остатки
шампанского и вручил пустой бокал первому мимо проходящему человеку. Люди
вокруг, что слышали обрывки разговора, старались отойти подальше, словно
165/333
чувствовали назревающий конфликт. Хосок тоже это ощущал.

Коренастый доминант стал ровнее, выпрямился, положив руки на пояс, и


начал раздражённо стучать пальцами по тяжёлой металлической пряжке. Его
густые брови сошлись на переносице, а взгляд стал строгим и осуждающим.
Новость не то что не порадовала, скорее разозлила его. Руки Хосока мелко
дрожали, а на висках проявились капельки пота, паника надвигалась с каждой
секундой, указывая на бессмысленность затеи, пока режиссёр молча глядел на
него из-под лба.

— Послушай, парень, скажу, как есть. Если ты думаешь, что из нашего


бизнеса можно вот так просто выйти, то ты сущий глупец. На тебя
рассчитывают, ты хорошо окупаешься, поэтому никто не захочет терять
источник стабильных доходов, особенно, учитывая, что на поиск твоей замены и
раскрутку нового «артиста» уйдёт время. Для чего ты там зарабатывал? Мать
вылечить, дом купить, семейный бизнес развить? Ну так и делай это всё и
продолжай выполнять свою незатейливую работу для нас. Ты трахаешься на
камеру и получаешь за это деньги, о которых обычные офисные работники
могут только мечтать. Так что отснимись ещё каких-то три-четыре года и
уйдёшь на заслуженную пенсию, а сейчас не стоит бросаться столь смелыми
заявочкам, если тебе нечем прикрыть отступление, понимаешь?

— Хён-ним, я не могу больше жить двойной жизнью, как прежде. К тому же


мне не нравится, что вы постоянно их так накачиваете, — кивок головы в
сторону сцены указывал, о ком идёт речь. — Я понимаю, что тут все под кайфом,
но я словно резиновый муляж трахаю, а не живого человека — это уже слишком.

— Ты не вправе диктовать нам условия. Если ты забыл, то в самом начале ты


подписал контракт, где значилось, что ты не задаёшь лишних вопросов и просто
выполняешь свою часть работы. Так вот выполняй её молча, тебе именно за это
и платят, причём весьма неплохо, — мужчина откашлялся и придвинулся ближе,
шепча на ухо: — или если деньги не могут закрыть тебе рот, то мы всегда
можем помочь тебе замолчать навечно.

Внутри всё похолодело, и душа ушла в пятки. Выхода нет, отсюда не


сбежать. От насмешливого голоса, обещающего верную смерть, мурашки
прошлись по коже. Шумно сглатывая комок в горле, Хосок кивнул и отошёл на
шаг назад, чтобы увидеть, как бездушная ухмылка снова озаряет лицо
работодателя.

— Вижу, что понял, — снова хлопая рыжего парнишку по плечу, сказал


режиссёр, — а теперь беги готовься. Публика уже заждалась.

Чон брёл в свою гримёрку, не видя земли под ногами. Его цепляли плечами,
перед ним извинялись, ему призывно улыбались, но он продолжал идти, как
слепец. Не видать ему нормальной жизни, пока не избавится от этой грязи,
таким, он не сможет помочь не то что своему сабу, но даже себе. Нельзя так
просто сдаваться, он попробует ещё раз, позже, но обязательно попробует.

Быстрый взгляд в центр площадки помог утвердиться в надежде, что имя


актёра лишь совпадение, а это значит, что дополнительных оснований
оставаться здесь не было.

И лишь спустя час, когда съёмки шли своим ходом, пришлось признать, что
166/333
они всё-таки есть.

***

Музыкальный фон сменился, заполняя пространство тягучими и томными


битами, переливами чувственных запретных нот. Атмосфера завлекала,
интриговала, подогревала и так кипящую в крови похоть. Чон Хосок ступил на
первую ступень, ведущую к главной платформе, и со всех сторон послышались
восторженные возгласы. Его волосы были высоко уложены, так они открывали
красивый лоб и придавали парню вызывающей красоты. Слегка подведённые
чёрным глаза опасно блестели в лучах приглушённого света. На голом торсе и
длинных жилистых руках играли мышцы, разукрашенные графитовыми
символами. В каждом плавном движении читалась опасность и обещание,
парень притягивал взгляды, вызывал желание, ревность, зависть и даже
ненависть. Но публика однозначно его хотела.

Оказавшись в метре от своей цели, доминант остановился. Неотрывно он


глядел прямо в затуманенные дурманом глаза безвозвратно подчинённого
мальчишки. Кровать перестала вращаться, когда главный участник действа
вышел из-за кулис, и теперь он сам, словно охотник перед броском, осматривал
свою жертву, обходя её по кругу. Аппетитные формы, никак не похожие на
худощавого Юнги, пухлые губы, поблёскивающие тинтом, и полуприкрытые
глаза в облаке тёмных теней. Яркий, порочный, потерянный.

У кровати лежали оковы, они тянули руки вниз своим весом, когда Дом
принялся пристёгивать податливого нижнего к стойкам царского ложа. На губах
Хосока играла улыбка, а в душе расцветала тьма. Он будет презирать себя всю
жизнь, продолжая падать всё ниже, но именно сейчас он выбросит всё из головы
и просто сделает это.

Трек разгонял темп, мистическая дымка затягивала, волны ожидания


накатывали со всех сторон. Закончив приковывать «Юнги», Хосок оказался
сверху, оседлав его бёдра, и обвёл зал ликующим взглядом, плотоядно
облизывая губы. Медленно и неспешно он стал приближать своё лицо, почти
ощущая взмахи ресниц на своих щеках. И вместе с этим послышался громкий
звон. В фоне затихшей мелодии он разносился от самого свода. Свет вокруг
начал гаснуть, с потолка спускалась конструкция — последняя декорация. На
тяжёлых металлических цепях покачивался круг, как громоздкий подсвечник из
древнего храма. Но вместо свечей на нём была закреплена белоснежная ткань,
она опускалась вокруг ложа, словно призрачный шатёр, скрывала происходящее
внутри от глаз сторонних наблюдателей.

Маленький подземный мир утонул в темноте, всё затихло, и только хриплый


голос из динамиков проникал в открытые сознания.

«Oh my darling
Give me the reason
Give me something
To believe in
Close your eyes»*

Яркий прожектор вспыхнул внутри круга — игра теней, соблазнительная


полуправда. Зрители могли видеть лишь силуэты, но даже этого хватало, чтобы
отнять всё их внимание и погрузить в своеобразный транс, рождённый танцем
167/333
плоти и жара.

Хосок же видел камеры, их мигающие красным, вечно подсматривающие


глаза следили за ним, за каждым его вдохом и жестом, так же, как и зрители
снаружи. Только за дополнительную плату можно будет получить запись всего,
что происходило «за стеной» между актёрами, такие вот роли он исполнял,
такова его работа вот уже несколько лет. С первых курсов университета он
волей случая попал сюда и до сих пор не может вырваться из этой ловушки. Был
так глуп, позволил себя завлечь, купился, а теперь расплачивается за своё
абсурдное величие, гордость и слепоту.

Парень под ним тихо простонал и прогнулся навстречу, он казался


изголодавшимся по прикосновениям. Из приоткрытых губ виднелся розовый
язык, что бегал по красным губам, хрипловатое дыхание сходило на мольбу,
просьбу о небытии.

— Тебя и правда зовут Юнги? — не удержался Хосок, продолжая играть на


публику. Он срывал атласные предметы одежды, обнажая для себя гладкие и
горячие участки кожи, но на деле хотел добраться лишь до истины. — Скажи
мне своё имя.

Саб болезненно сжался и помотал головой. Он не мог назвать его, он его не


помнил.

— Скажи мне, скажи мне сейчас же, — продолжал настаивать Дом, чувствуя,
как хочется встряхнуть беднягу. Он вытянулся вдоль красивого тела, удерживая
себя на прямых руках, а затем прижался, касаясь губами к уху мальчишки.
— Доверься мне, дай мне причину тебя пожалеть, скажи, что тебя и правда
зовут Юнги.

Как смешно и жалко будет представлять совсем другого человека, но разве


это не лучшее, что ему оставалось сейчас? Хосок шёл на компромисс со своей
совестью, торговался и шантажировал себя же.

— Юнги? — слабо выдохнул саб, сражаясь со своими голосовыми связками,


будто забыл, как говорить. В его тоне звучала нота узнавания, или это лишь
иллюзия самообмана? Покрытое косметикой лицо тут же озарила гримаса боли,
и парнишка потянулся к горлу, но не смог дотронуться — оковы не пускали.
Хосок проследил за движением и шокировано отпрянул. Под съехавшей
полоской чокера не было метки. Лишь тонкий свежий шрам, словно от ожога,
украшал тонкую шею. Казалось, что метку этого саба просто выжгли, насильно
изъяли, стерли.

— Какого чёрта тут происходит? — ахнул Чон, но вовремя вспомнил о


зрителях и камерах. Он вернулся в прежнюю позицию, слыша это хриплое на
грани срыва: «Юнги, Юнги, Юнги», — и мороз полз по коже. Этот парень, что с
ним сделали?

Настоящий ужас сковывал, потому что догадка и осознание начали


проскальзывать сквозь плотную стену убеждений. Хосок вляпался по-крупному
во что-то действительно тёмное и грязное. И если он это сделал когда-то по
собственной глупости, было ли также с этим ребёнком? Сколько ему? Лет
восемнадцать? Почему он здесь, зачем?

168/333
— Мин Юнги, — неожиданно выдал саб и замолк. В его глазах на секунду
блеснула искра сознания, будто он выплыл из глубины мутной воды, а затем
снова погасла. Сколько бы Хосок не старался привести его в чувство, ничего не
помогало. Парень перестал реагировать на какие-либо слова, только подчинялся
прямым приказам и сладострастно стонал, принимая боль и удовольствие за
одну монету.

Хосок делал всё, что должен, зная, что от этого зависит его жизнь. Но
тревога звенела в нём, заглушая все остальные эмоции. Красивое лицо,
печальные глаза и белые волосы не выходили из головы. Образ его родственной
души висел над ними обвинительным приговором.

«Этот парень как-то связан с Юнги, здесь все называют его этим именем, а
это значит, что все мы в опасности».

169/333
Примечание к части Trauma (анг.) - травма.

Здесь можно было бы написать много чего. Извинения, благодарность,


оправдания. И всё это было бы искренним. Но мы все тут собрались, чтобы
читать Катарсис, а не блог автора, так что вперёд и с песней, то есть с двумя.
Doja Cat - Trauma
Incubus - Loneliest*

Trauma

Я забыл, каково это,


Я не помню, это правда.
Понадобится всё, что у меня осталось, чтобы это исправить,
Но я бы хотел попытаться с тобой*.

Погружение. Растворение. Нейтрализация. Полное абстрагирование от


окружающей реальности и потеря себя. Почти безжизненное тело, послушная
игрушка, такая податливая и без единого упрёка. Подчинённый насильно,
утративший свою волю саб перетекал в руках из позы в позу, словно жидкий
металл. Холодная кожа становилась пламенно горячей, румянец украсил его
бледные щёки. На приоткрытых губах задержался безмолвный выдох, сладким
ядом приправляя искусственную страсть. Он был здесь и в то же время не был.
Ощущал и не чувствовал одновременно. Хосоку он казался виртуозно созданным
роботом, ожившей куклой. Пугал и завораживал.

Сможет ли Юнги однажды отдаться ему так же безвозвратно и абсолютно?


Но, нет, таким он быть не должен. В его глазах Хосок хотел бы увидеть отдачу,
доверие, осознанную просьбу, а не вот эту пугающую пустоту. Темнота
расширенных зрачков поглощала, затягивала и отражала, заставляя видеть там
только себя. Одиночество. Несоизмеримое и травмирующее одиночество. Оно
глядело сквозь глаза юного саба, было им. И, погружаясь в это чувство, Хосок
словно очнулся от бредового сна и увидел себя со стороны.

Иллюзорная ограда вокруг них упала на пол водопадом белой ткани. Барьер
резко опустился, ударяя по ушам тяжёлым металлом, и складки шатра накрыли
ступени снежным туманом. Зрители тихо ахнули от открывшейся картины. Их
допустили к сокровенному, пропустили за грань, и сплетённые тела актёров
девиантной постановки предстали перед их голодными глазами. Заворожённая
тишина разразилась громкими криками восторга и аплодисментами. Зрители
выражали благодарность за полученные эмоции, восхищение, зависть —
различные оттенки плескались между элегантными хлопками горящих ладоней.

— Вставай, — Хосок аккуратно слез с ложа и подал руку. — Давай же,


поднимайся, — он стоял с протянутой ладонью и разглядывал силуэт
собственноручно изломанной куклы. Парень продолжал лежать неподвижно,
лишь его рёбра ритмично двигались от тяжёлого дыхания. Мороз полз по коже,
хотелось сбежать и забыть обо всём. Или остаться и спасти.

— Оставь нашего гостя, ему помогут, — озаряясь своей ухмылкой сытого


хищника, ведущий шоу поднялся к ним на сцену и похлопал Хосока по плечу. За
ним шли двое плечистых мужчин, одетых в форму официантов. — Ты свою часть
170/333
работы выполнил, я зайду к тебе позже, — бросил он, прикрывая микрофон, и
махнул своим сопровождающим, — мальчики, уносите его.

Прожекторы погасли, пряча сцену в полумраке. Только тонкая полоса


рассеянного света выделяла во мраке кукловода, вышедшего к своим гостям.
Его пылкие комментарии о вечере заструились в микрофон, зрители дружно
отвечали бархатному голосу, но для Хосока все звуки слились в бессмысленный
шум. Что он только что сделал? И что ему делать дальше?

Слева скрипнула кровать, звякнула тяжёлая цепь. Взгляд метнулся на звук,


но после яркого света рассмотреть что-то было почти невозможно. Можно было
лишь догадываться, что паренька подняли и унесли, словно вещь. Он даже идти
сам не может. В животе скрутился узел: отвращение к самому себе. Вряд ли
Хосок смог бы сейчас как-то повлиять на ситуацию, но судьба мальчишки
больше не была безразлична. Хорошо бы узнать, где его держат и, что хуже, что
с ним делают.

Но только не сегодня. Оставаться на месте Хоуп больше не мог, ватные ноги


понесли обратно в гримёрку. Какая-то одежда валялась у подножья лестницы,
что-то из всего вороха он захватил на ходу, даже не проверяя, его ли это. Кожу
под браслетом начало жечь. Только сейчас или раньше он не мог сказать точно,
просто заметил лишь теперь. В уме всплыла страшная картина, как по его вине
метка начинает покрываться язвами, ожогами, кровавыми струпьями.
Следующей мыслью логично пришёл образ Юнги, и стало страшно. Всё ли с ним
в порядке?

Пустая гримёрка встретила разбросанными вещами, но там было тише, и


наконец-то исчезли сотни пар любопытных глаз. Вокруг зеркала горел ряд ярких
лампочек, освещая весь оставленный впопыхах погром и бардак. Что-то похожее
сейчас творилось на душе, там, где раньше обитала уверенность в себе и
распухшее эго, теперь — полнейший хаос.

Стирать макияж пришлось с закрытыми глазами: смотреть на своё


отражение оказалось делом неприятным. Каково это, быть самому себе
противным? Гадко, мерзко, безнадёжно.

— Ты ещё здесь? — в комнату заглянул всё тот же мужчина, что совсем


недавно угрожал Хосоку чем-то похуже увольнения. Неужто передумал?

— Хотел тебе сказать, мы тут обсудили твоё желание уйти, — он сделал


многозначительную паузу, словно напомнил о цене этого ухода, а затем
продолжил, любуясь бледным видом Хосока, — и решили, что впредь твоими
партнёрами будут лишь «чистые» актёры. Никаких «допингов». Не хотелось бы
провоцировать производственную травму, — кивая на место пониже пояса, тихо
посмеялся мужчина. — Нам нужна твоя боеспособность. Ну что, ты рад?

Чон знал, что дрожащий голос может его выдать, поэтому просто кивнул.

— Вот и отлично, тогда, надеюсь, в следующий раз ты будешь в лучшей


форме. Зрители, может, и не заметили, но я всё вижу. Живее парень, где твой
былой задор?

Когда за режиссёром закрылась плотная тяжёлая штора, служившая дверью,


Хосок облегчённо выдохнул. Он устало опёрся руками о туалетный столик и
171/333
снова прикрыл глаза.

«Это не мне надо быть живее, а вон тому бедолаге», — подумал он.
Пришлось призвать всю свою выдержку, чтобы продолжить собираться.

Когда всё превратилось в такой кошмар? Так было с самого начала, или что-
то пошло не так только сейчас? Что изменилось? Окружающие или сам Хосок?

Сперва ему нравилась эта «особая» работа. Он всегда ловил кайф,


наслаждаясь процессом природного подчинения. Тешил своё самолюбие и
кормил инстинктивное желание доминанта. Поистине получал доступное
удовольствие, неплохо при этом зарабатывая. Он лишь играл в жестокие и
порочные взрослые игры. Секс был его талантом, его хобби и козырной картой.
Хоупа начали узнавать в определённых кругах. Фанаты ловили его взгляд,
искали встреч, обещали деньги, подарки, статус, лишь бы он уделил им
внимание вне сцены. И он расслабился, возомнил о себе чёрти-что и потерял
голову. Как он мог быть таким слепым раньше? Почему не заметил вовремя,
насколько всё плохо? Это всё не просто развлечение для взрослых. Тут
происходит что-то поистине пугающее. Скорее, даже пикантные развлечения в
этих стенах — лишь прикрытие. Найдёт ли он в себе силы покинуть этот
порочный круг?

Обычно Чон покидал вечеринки, раздавая победные улыбки и иногда номер


телефона, сегодня же бежал, словно поверженный. Рассекая толпу, Хосок не
отрывал взгляда от пола и, только дойдя до выхода, решил обернуться. В
плотной толпе невозможно было разглядеть кого-то конкретного. Эта толпа
вдруг почудилась сплошным гигантским монстром. Он постепенно пожирал
новые жертвы, и они становились его частью. Это чудище разрасталось и
захватывало всё больше пространства, оно качалось в такт музыке и выдыхало
горько-сладкие клубы дыма, что поднимался на десятки метров ввысь, куда-то к
бетонному потолку. Если проследить за витками сизого тумана, то можно было
увидеть абсолютную темноту. Так было всегда, под землёй не могло быть иначе.

В который раз Хосок поднял голову, не надеясь увидеть далёкий свод, но его
ждал сюрприз. Где-то в метрах пятнадцати над вип зоной на небольшом
выступе-террасе сидел одинокий человек. Оказывается, там был балкон. В руках
человека светился прямоугольный планшет. Загадочный субъект что-то печатал,
совершенно не глядя вниз на качающееся столпотворение. Его внешний вид
совсем не подходил месту: строгий тёмный пиджак, свитер с высоким
воротником, чёрные брюки, аккуратно уложенные назад волосы и очки на носу.
Хосок нахмурился и потёр переносицу. Это ещё кто?

— К чёрту, с меня на сегодня хватит, — махнув на всё рукой, он развернулся


и вышел в коридор, чтобы незаметно скрыться вдоль старых колей.

Луч от фонарика в телефоне прыгал по частоколу шпал, отсчитывая шаги, и


звук отбивался от узких стен тоннеля, словно ноты забытого инструмента.
Забытого и заброшенного, как давно потерянная мораль. Раньше тут ходили
вагоны метро, а теперь шатается запутавшийся в себе рыжий доминант. Кто бы
мог подумать.

Хоуп слепо брёл, спотыкаясь и сбивая носки модных ботинок, он так


погрузился в раздумья, что ничего не замечал, пока не оказался на освещённой
станции метро. Яркий свет после густой темноты больно полоснул по глазам и
172/333
привёл в чувство. Несколько минут пришлось постоять у холодной стены,
привыкнуть. За спиной зияла чёрная дыра старой линии, впереди тянулись
бесконечные ступени наверх. Символично.

Поезда в такое время уже не ходят, как ни крути, придётся подниматься


наверх и ловить машину. Выключенные на ночь эскалаторы приглашали
пройтись каскадом сотен застывших ступеней, от одного взгляда на которые
начинали болеть ноги. Позже, специально для гостей вечеринки, их запустят, но
сейчас только так. Хосок вздохнул и начал свой подъём. Два, четыре, шесть,
восемь… двадцать четыре… тридцать шесть… сто двадцать восемь… двести
пятьдесят шесть. Всего их шестьсот семьдесят три. Непарное количество.

Ночной город встретил порывом усилившегося ветра. Лёгкие горели, сердце


грохотало где-то в ушах, прохлада поначалу порадовала, но быстро
превратилась в пронизывающий холод. К счастью, белое такси припарковалось у
обочины сразу, как только рука взлетела в привычном жесте. Произвольно, а
может и нет, местом назначения стал не собственный дом, а адрес Юнги,
который запомнился так же чётко, как и его переполненные злостью и обидой
глаза. Название улицы само слетело с губ, прежде чем Хосок до конца осмыслил
решение, и машина тронулась в заданном направлении. Можно было передумать
и развернуться, но Хосок просто пустил всё на самотёк. Только заглянет в окно,
в надежде увидеть хотя бы силуэт, и можно будет ехать к себе. На большее он и
не рассчитывал.

Тихая музыка играла по радио, в тепле салона начало укачивать, сейчас бы


просто уснуть. Но вот знакомая улица вынырнула из-за поворота, и шины тихо
заскрипели об асфальт.

— Приехали, — сказал пожилой водитель такси и обернулся за деньгами.


— Наличка?

— Да, конечно, — порывшись в кармане, Хосок протянул нужную сумму и


вышел.

Тихий проулок огласил лай соседской собаки, когда с её двором поравнялся


незнакомый человек. Никто ему тут не рад. Остановившись у нужного дома,
Хосок отошёл в тень и приготовился ждать.

Свет горел во всех комнатах, значит, Юнги был где-то там. На улице
становилось холоднее, воротник лёгкой куртки не спасал от осеннего ветра.
Пришлось подождать несколько минут, напрасно кутаясь в тонкую кожанку,
прежде чем чья-то тень впервые мелькнула у окна. Тёмные волосы навели на
мысль, что у Юнги гости, но когда стали видны тощие плечи, Хосок узнал его. Он
перекрасился. Стал казаться младше, не такой вызывающий, обычный
школьник. Просто мальчишка, наводящий на кухне порядок. Передвигался Мин
неспешно и аккуратно, недавние раны всё ещё доставляли ему беспокойство.
Закусив губу, Хосок сжал руки в кулаки. Если бы он остался тогда, а не ушёл,
изменило бы это печальный исход? Или он не смог бы ни на что повлиять, даже
если бы был рядом?

Осознание собственной бесполезности — жестокий удар по гордости. А


вкупе с чувством вины так вообще — нокаут. Можно сколько угодно кидаться
красивыми словами и строить из себя героя, но поступки всё равно покажут, кто
есть кто на самом деле. Зачем он вообще пришёл сюда сегодня? Зачем стоит и
173/333
смотрит украдкой? Трус и эгоист, оправдывающий себя. Всегда приходящий
слишком поздно.

Общая боль, общая радость, неразрывная связь — вот что, и ещё много чего
другого, есть у истинных пар, но у них — лишь одиночество одно на двоих. Юнги
всё время пытается сам справиться со своими проблемами, а Хосок не так
хорош, чтобы свою помощь навязать. Хороши, действительно друг другу под
стать.

Светлые шторы разъехались, и Юнги выглянул в окно. Сердце пропустило


один удар. Неужели это и есть то самое влечение предназначенных душ? Могло
показаться, что он смотрит прямо на Хосока, но это, скорее, самообман. Тот
стоял в такой темноте, что разглядеть было просто невозможно. Скорее, Юнги
смотрел сквозь него. Время замедлилось, захотелось выйти на свет и закричать:
«Я тут!» — но уже секунду спустя Юнги отвернулся и, сняв шторы с карниза,
ушёл в другую комнату. Нутро охватило облегчение с привкусом разочарования.
Это было опасно близко.

Можно стоять так всю ночь, но холод пробирался в каждую клеточку тела, и
зубы начали отбивать агрессивный ритм. Время уходить, но фигура Мина
вернулась на кухню, и вид его растрёпанных волос снова привлёк внимание.
Парень забрался на что-то и теперь был виден во весь рост. Слишком худой. Он
орудовал тряпкой, убирая сгибом локтя прилипшую ко лбу чёлку. Карабкался на
стол и опасно держался за подвесные шкафчики.

Ещё минуту. Одну жалкую минуту.

Сквозь закрытое окно звуки долетали приглушённо, но когда лавина посуды


полетела из сорвавшейся со стены полки, Хосок вздрогнул и ринулся вперёд,
пересекая полосу света.

«Он же так снова поранится!» — крутилось в голове. Ступив ещё два шага,
Хосок остановился у самого крыльца.

«Не появляйся на моих глазах. Больше никогда».

— Чёрт, — выдохнул облака пара доминант и упёрся головой в дверь.


— Какой же я идиот.

***

Вернувшись домой, Юнги долго смотрел на задержавшийся в этих стенах


бардак. За пару дней он начал мозолить глаза и давить на совесть. Этот
погром — травма, нанесённая их скромному уюту. Когда отец вернётся, тут
должно быть всё как прежде, как в самые лучшие времена. Поэтому, скрипя
душой и телом, парень закатил рукава и вооружился шваброй и тряпкой. Пришло
время вернуть порядок — хоть где-то в его жизни.

Физическая работа даст мозгу время для раздумий. Пока мыльная тряпка в
руке будет стирать грязь с деревянных досок, возможно, родится какое-то
решение. Или удастся просто отвлечься, от пустой тревоги и бездействия совсем
сдают нервы. Да, это тупик, его туда загнали обстоятельства. Но если найти в
себе силы бороться дальше, найдётся и выход. Он должен быть.

174/333
Юнги не мог поверить, что Чимин просто сбежал. Он бы не оставил его вот
так, без слов. Он не такой, как Юнги, он лучше. Сегодня у него не вышло
вывести Чон Чонгука на чистую воду, ну что ж, значит в следующий раз
обязательно получится. А если это и правда не Чон, то они с Джином
проработают другую версию. Не провалился же этот чёртов Чимин сквозь
землю.

Тревога за близких людей — выматывающее чувство. Оно прогрызает внутри


дыру, проскальзывает с каждой минутой всё глубже, пока не заполнит тебя до
краёв. Свернётся под кожей и мешает дышать, сковывает сердце. Давит
невыносимым грузом страхов и опасений, подгоняет действовать. И ты готов на
что угодно, лишь бы узнать, что всё уже позади, что всё хорошо.

Тяжёлый вздох пришёл вместе с признанием, что надо бы зайти к отцу.


Ближе него нет никого, оттого так тяжело признать правду. Шансов мало.

Где-то на улице залаял пёс, старый и верный сторож всегда провожал


хриплым лаем прохожих. Кто-то поздно возвращается домой.

Юнги выпрямился и бросил мочалку в ведро с водой. Коридор выглядел


лучше, теперь самое сложное — кухня. Оборванная антенна вопросительным
знаком торчала возле выключенного телевизора, испорченная еда и грязные
тарелки заполнили собой стол, мойку и холодильник. На полках осел
сантиметровый слой пыли.

«Какой же ты свин, Юнги, тебе нужна девушка», — голосом отца всплыло в


голове воспоминание, и горькая усмешка растянула тонкие губы.

— Ага, девушка, пап?

Гора мусора понемногу переползла в пакет, посуда скрипела от чистоты, в


воздухе висел, щекоча нос, запах моющего средства. Снятые шторы отправились
в машинку, давно пора было это сделать. Как бы сильно этого ни хотелось,
пришла очередь карабкаться наверх.

— Как же дотуда достать, — залезая на табурет ногами, Юнги ворчал, как


старый дед. Чтобы избавиться от пыли в самых уголках, пришлось ухватиться за
полку, что в итоге оказалось глупейшей ошибкой.

Звон посуды был слышен в каждом уголке дома и, наверное, даже на улице.
Злосчастная полка висела на одном креплении и осуждающе болталась, подобно
метроному. Юнги стоял в шоке в окружении фарфоровых осколков.

— Ну, этот сервиз, видимо, пора было выбросить. Всё равно чай мы из него не
пили, — обречённо сказал он и аккуратно спустился на пол. Отправиться за
веником ему не позволил стук в дверь. Поздний гость стучал настойчиво.
Спотыкаясь, Юнги спешил открыть в надежде, что это Чимин.

***

— Ты уверен? — Тэхён сидел так близко, что тепло его кожи гуляло по руке,
подобно крыльям бабочки.

— Не смогу тут заснуть сегодня, — Чонгук обернулся и окинул взглядом дом.


175/333
— Пойду куда-нибудь.

— Куда-нибудь? Нет уж, поедешь ко мне, — Ким Тэхён поднялся и отряхнул


руки о штаны.

— Доктор, я смотрю вам и правда приспичило, — сквозь кривоватую


полуулыбку хмыкнул Чон и поднялся следом. Формальная речь в его исполнении
звучала, как виртуозное издевательство. Одним мизинцем он аккуратно почесал
свежее тату внизу живота и с вызовом заглянул в глаза. Как же быстро
переключается его настроение.

— Забудь об этом, акция закончилась, мне просто будет спокойнее, если я


буду уверен, что ты ни во что больше не вляпаешься, — поднимая руки в знак
капитуляции, ответил Тэ и закрепил эффект спокойной улыбкой. Он выглядел
крайне уставшим и вымотанным, но продолжал поддерживать тёплую
атмосферу. Ну или пародию на это.

Поляну перед домом освещали окна нижнего этажа, и в слабом освещении


пара людей смотрелась застывшими статуями. Ещё один поединок взглядами,
без лишних слов или жестов.

— Ладно, — сдаваясь чужой уверенности, Чонгук дёрнул торчащую в земле


лопату и вместе со своей понёс их в дом. — Как скажете, мистер Айболит.

Пока хозяин дома отправился собираться, Тэхён сделал несколько глубоких


вдохов и двинулся к мотоциклу. Его тревога понемногу улеглась, он верил в
лучший сценарий. Теперь верил, несмотря ни на что и вопреки всему. Они всё
выяснят, Чимин найдётся, и после он обязательно разберётся со своей
родственной связью. Поможет Чонгуку, а тот поможет ему. Как и положено
истинным парам. А даже если всё закончится плохо, он всё равно не сможет вот
так просто уйти. Хотел бы соврать себе, да не сможет. Его влечёт к Чонгуку.
Рубикон пройден.

Порывшись в кармане, Тэхён выудил телефон. На экране засветились четыре


двойки, уже довольно поздно. Почти севший аппарат молчал весь вечер, никто
не искал его, и это, наверное, к лучшему. С минуту молодой человек
раздумывал, стоит ли написать Хосоку, с кем собирается сегодня домой, но всё
же решил оставить это при себе. Пока. Незачем понапрасну тревожить друга. У
того своих проблем сейчас хватает. Им ещё предстоит поговорить о Юнги.
Невозможно вечно избегать этой темы.

— Ну что, поехали? — Чонгук накинул куртку и вышел на улицу. Входную


дверь он всё же закрыл под строгим взглядом, недовольно бурча о
бессмысленности действий. Чёрная кожаная одежда делает его вид невероятно
сексуальным и опасным, будто сразу предупреждая о содержании.

— На вот, надень, — бросив шлем, Тэхён первым сел на мотоцикл и завёл


двигатель. На секунду дыхание сбилось, когда чужие руки грубо обхватили
талию.

— Обещаю крепко держаться, — погромче сказал пассажир и еле заметно


прижался сильнее. Ему явно нравилось издеваться. Самоуверенный болван. Хотя
кого обманывать, издевательство ему удавалось на ура.

176/333
Мчась по пустеющим вечерним улицам, Тэхён думал, что пора менять
транспорт. Зима близко, самое время сменить адреналин на комфорт и
надёжность. А ещё вдруг захотелось ехать под музыку, чтобы подобно рёву
мощного двигателя, она заглушала внутренний голос и всяческую мысленную
чепуху. Похоже, он получил свою порцию острых ощущений в достатке, раз
потянуло на что-то спокойное.

У подъезда они столкнулись с пожилой соседкой, выгуливающей пса.


Женщина недовольно окинула взглядом парней и, бурча что-то себе под нос,
уехала на лифте, не дожидаясь попутчиков.

— Кажется, мы ей не понравились, — заметил Чон.

— Любой здравомыслящий человек будет тебя опасаться, — равнодушно


ответил Тэхён и снова нажал на кнопку вызова лифта.

— Кхг, значит я не ошибся на ваш счёт. Совсем мозгов нет.

— Для тебя в самый раз, — открыв дверь квартиры, доктор Ким зашёл
первым и пригласительно взмахнул рукой. — Ну вот, добро пожаловать.
Чувствуйте себя как в гостях, пожалуйста.

— Покажите, где можно отключиться, и я с удовольствием попробую это


сделать, — сбрасывая обувь, сказал ершистый гость и смело прошёл в тёмную
прихожую. Чонгук пытался вести себя учтиво, хотя в свойственной ему манере
это всё равно получалось бесцеремонно и нагло.

Тэхён запер дверь и с тяжёлым вздохом собрал разбросанную обувь. На


ощупь по памяти поставил её на специальную полочку и неспешно выпрямился.
Хотелось провести аналогию с приглашением вампира в дом. Раз позволил — и
уже не в безопасности. Такие вот бредни лезли в сонные мысли.

— Ты больше ничего не хочешь мне рассказать? — пытаясь возобновить


диалог по существу, он опёрся спиной о дверь и серьёзно взглянул на Чона.
Было так странно видеть его рядом весь день, а теперь ещё и в собственном
доме. Слабый свет лился через большие окна в гостиной, холодный оттенок
ночного светила выделял острые скулы и явное недовольство. Освещения не
хватало, но Тэхён не спешил искать выключатель. Всё совсем иначе, чем с
любым из его пациентов. Ну конечно, они же не были его родственными душами.

— Нет, пожалуй, на сегодня с разговорами закончим, — Чонгук стоял в


метре, держа руки на поясе и не отводя глаз. Он послушно делал всё, о чём
просят, но жёстко пресекал то, что ему не нравится. Давал мнимую иллюзию
власти над собой.

— Хочешь чего-нибудь? — Тэхён решил сменить тему, нечего ломиться в


закрытую дверь.

— Вообще или из того, что не запрещено законом? — можно было не глядя


представить, с какой жутковатой ухмылкой Чон это спрашивает. Сложно понять,
когда он серьёзен, а когда шутит.

— Насколько я помню, ночной перекус по закону не наказуем, так что могу


предложить бутерброд или лапшу, — Тэхён оторвался от двери и двинулся на
177/333
кухню. С чётким щелчком, наконец-то, в квартире вспыхнул яркий свет, и
последние сомнения, что всё это галлюцинации, исчезли.

— Не утруждайтесь, — Чон остался в прихожей, на свет выходить не захотел.


Точно, как вампир, оставался в полумраке, но обернись — и ясно увидишь
нахмуренные брови, гордо поднятый подбородок и слишком заметную родинку
под губой. Тэхён не обернулся.

— Хорошо. Можешь умыться, в ванной есть запасное полотенце, а я пока


постелю на диване, — удивляясь своему спокойствию, Тэ остался стоять
неподвижно, пока не услышал, как хлопнула дверь и не зажурчала вода.

Слишком много эмоционального напряжения. В какой-то момент силы его


покинули. Тяжёлыми выдались последние дни. И ночи. Возможно, сегодня им
удастся выспаться без надоевших кошмаров. Хотя с такой атмосферой попробуй
уснуть.

Разделяемые одной стеной, они так близко и всё же далеко. Так странно,
тревожно, волнительно. Чонгук лежал на диване и разглядывал потолок. Он
слышал, что Ким тоже не спит, возится в своей постели и вздыхает.

— Спасибо, — едва слышно сказал Чонгук, не уверенный, что его вообще


услышат.

— За что? — тут же спросил голос из другой комнаты.

— За то, что веришь в меня. Даже я на это не способен. Довольно глупо и


явно опасно для здоровья. Но всё равно спасибо.

Лёжа в ворохе подушек, Тэхён не смог сдержать улыбку. Чонгук как


переменчивый океан — то затишье, то шторм. Но он начинает входить во вкус.
Ходить по тонкому льду весьма занимательно.

— Не благодари. Я рад, что ты обратился ко мне.

«Давно я не слышал ничего подобного. Да и никто, кроме Чимина, не сказал


бы мне что-то настолько бессмысленное. Кто же ты? Какой ты там, внутри, за
всем этим напускным бесстрашием? Почему так упорно цепляешься, играешь со
мной в проклятое «тяни-толкай». Зачем тебе это? Неужели и правда всему
причина — метка?».

И сил не осталось, и сон всё не шёл. Сквозь закрытые веки в сознание


проскальзывало чужое дыхание. Звёзды украдкой подглядывали сквозь
прозрачные шторы и шептали ночи украденные тайны. Они бродили в уголках
сознания и поднимали вихри странных желаний.

Зашуршала простынь, и послышались тихие шаги.

— Тебе что-то нужно? — голос Тэ прозвучал встревоженно. Парень сел на


кровати и потёр слипающиеся глаза. За соблазнительным видом его испуг был
почти незаметен.

Светлые волосы собраны повязкой назад, белая футболка съехала на бок,


оголяя плечо, на шее тонкая полоска мягкого чокера. Чонгук застыл, как
178/333
зачарованный, исследуя глазами каждый видимый нюанс.

«Можешь врать себе сколько угодно, но Ким Тэхён всё равно останется
сумасшедше притягательным. Интересно, чокер такой же гладкий, как и кожа
на выступающих ключицах? А имя под ним, оно уже полностью проявилось?»

Как-то раньше они были слишком заняты, чтобы вернуться к этой теме. А тут
вдруг Чонгука накрыло полночное любопытство. Хотел было подойти и снять эту
скрывающую имя полосу ткани, увидеть чётко и, возможно, прикоснуться, но
здравый смысл вовремя вернулся.

— Хотел кое-что проверить, но ладно… Спокойной ночи, Ким Тэхён.

— Споконой ночи, Чон Чонгук.

***

Дверь закрылась с тихим щелчком. Было ещё совсем рано, восход солнца
только-только окрасил небо алым, поэтому чёткий звук прозвучал для Тэхёна
подобно выстрелу. Выдернул из сна и заставил сердце барабанить в ушах. Не то
чтобы он этого не ожидал…

— Ну, он хотя бы пробыл до утра и не убил меня ночью, уже хорошо, — сонно
проворчал разбуженный и решил поспать ещё часок-другой. Катись оно всё к
чёрту до первого будильника.

Но на смену крепкому сну пришли всяческие бредовые вариации на тему «мы


могли бы быть вместе, если бы я был тобой, а ты кем-то другим, мы бы жили в
другом городе, на другой планете в стране счастливых людей». После получаса
подобных сюжетов Тэхён не выдержал и мигрировал на кухню в поисках
крепкого кофе и чего-нибудь поесть.

Сложно вот так осознать, что ты встретил свою родственную душу. Пусть
сам факт тебе известен, но до конца принять и осмыслить его пока не
получается. То есть вот он, человек, спал в твоей квартире, умывался в твоей
ванной, укрывался твоим одеялом. И этот человек способен — или думает, что
способен, — убить кого-то, и в то же время, он — продолжение тебя самого.

— Нет, слишком тяжело для раннего утра, — взмахнув головой, Тэхён


отбросил спутанные мысли и решил принять душ, а может быть и ванную.

Телефон зазвонил в комнате, когда лицо и волосы покрывала густая шапка


ароматной пены. Мелодия вызова была едва слышна, момент был крайне
неудачный, и можно было бы забить, но в такое время звонки никогда не
означают ничего хорошего. Шлёпая мокрыми ногами по паркету, Тэхён обещал
себе после всё сразу вытереть, но услышанные новости кардинально изменили
приоритеты. Звонили с незнакомого номера.

— Алло, слушаю Вас, — едва справляясь влажными пальцами с сенсором,


Тэхён склонился над телефоном. С мокрых волос капало прямо на экран.

— Это я, Чонгук, — одного голоса было бы достаточно для узнавания, Чон


явно обладал уникально недовольным жизнью тоном.

179/333
— Куда ты исчез? — спросил Тэхён, стирая с экрана капли мыльной воды.

— В школу. Четверг, вообще-то, — выдержав небольшую паузу, собеседник


наконец-то объяснил настоящую причину своего звонка: — Мин Юнги тоже
пропал.

180/333
Примечание к части Doubt (анг.) - сомнение.

Two Feet – Go Fuck Yourself

Doubt

«Я просто прочёл твоё имя, словно молитву,


сотни раз перед сном.
Я берёг его и проклинал, будто фанатичный атеист.
Я готов был на всё, даже душу отдать,
лишь бы это стало правдой или ложью,
только бы исчезла эта неизвестность.
Я и до сих пор согласен на всё,
только докажи, что ты не мираж.
Прошу.»

Перебирая вещи в комоде, Джин пытался найти что-то действительно


свежее. Что-то, говорящее «я ещё жив», а не «хочешь умереть со мной?» Вещи
летели на пол, создавая гору из множества оттенков застиранного чёрного —
всё было не то. Белые рубашки его тоже достали. В итоге на покосившихся
полках остался преимущественно серый, такой же безликий, как и дома этого
города. Ни ярких красок, ни контраста, ни света. Только безнадёга
просвечивалась в складках измятой ткани и мешанине из кожи и металла.

Джин тихо взвыл от досады. Вся сущность требовала кардинальных


изменений. Отчаянно и оглушительно громко. Вероятно, этот день мог бы
оказаться решающим, а может, как и все предыдущие, — нет. Верилось легче во
второе, поэтому так хотелось отойти от банальщины.

В последний раз бросив оценочный взгляд на скудный гардероб, молодой


человек махнул рукой и схватил перепутанные лямки портупеи. Лучше вообще
обойтись без рубашки. Ремни на голом торсе — вот это и правда что-то
новенькое, глядишь, и кто-то закажет не только кружку пива. Проще сжечь всё,
чем найти в этом смысл.

В свои юные годы Ким Сокджин успел повидать всякого. Были в его жизни и
победы, и свершения, но и без потерь не обошлось. Некоторые трудности
казались непреодолимыми, но отчаяние он всегда гнал от себя, как чуму.
Потому что знал, если хотя бы один раз поддашься — утонешь в трясине и вновь
подняться будет очень трудно. И вот, несмотря на все его усилия, это
отравляющее состояние тайно подкралось и начало затягивать в свои липкие
сети. Так тихо и незаметно, что он и подготовиться-то не успел. Он тонул,
захлёбывался и отчаянно звал на помощь. Только крик его был беззвучным.

Знающая улыбка стала походить на саркастичную маску. В глазах блестел


каверзный вопрос: «Вы верите, что Вам это поможет?» Настроение часто
менялось без причины и повода. Равнодушие незаметно сменялось агрессией,
внутренняя боль и сомнения рвались наружу. Утром хотелось залечь на дно, а
уже вечером тьма заглушала голос разума. Требовала покорять и властвовать,
ломать и причинять боль. От природы дружелюбный характер начинал трещать
по швам — вот, что делает с человеком потеря веры. Опасно близко оказалась
181/333
черта, за которую не следует заходить. Но внешне — для окружающих — он
оставался прежним собой. Изменений никто не замечал.

Разочарования ломают изнутри, с хрустом они безвозвратно разрушают


хрустальное ядро личности. Как ржавый гвоздь, они пронзают мягкую древесину
и остаются внутри, обещая гнить вместе. Может, таким образом они и
укрепляют конструкцию, но создают сквозные дыры. И чем бы эти дыры не
закрывали, целостность уже нарушена и впредь её никак не вернуть.

Первым таким гвоздём для Ким Сокджина стала его семья. Точнее, его место
в ней. Такого просто не нашлось. Он оказался лишним и нежеланным. Что может
быть хуже для юного возраста? Это сокрушило его, но научило ценить людей,
которые дают тебе ощущение собственной важности. С тех пор он посвятил себя
поискам того, кто бы в нём отчаянно нуждался. Именно поэтому он взялся
помогать другим в поисках желанного. Создал целую систему, и пусть её цель —
удовлетворение лишь минутной низменной прихоти, но только таким путём
люди и чувствуют себя живыми. Ты мёртв, если ничего не хочешь.

Вторым разочарованием стала его собственная метка. Что толку от


судьбоносного имени, если это лишь набор символов на коже, а не реальный
человек рядом с тобой? Тот, кто был нужен ему больше всего на свете, и тот, кто
сам, по идее, нуждался в нём, однажды возник и сразу испарился. Словно туман
развеялся в солнечный день, оставив после себя лишь чернильную подпись на
светлом запястье. Само имя стало насмешкой, злой шуткой, что ранит каждый
день, неудачно выбранной эпитафией счастливого конца. Милостивая судьба
оказалась слишком лукавой. Ты видишь свою цель, но достичь её не способен.

Эти шрамы не были видны глазу, но они сидели глубоко внутри,


зарубцованные и отвратительные.

Перевязав широкий браслет на руке, Сокджин убедился, что ожог почти


зажил. На секунду в душе зазвенела обида и злобное желание, чтобы буквы
сошли вместе с покраснением. Но тут же он начал сожалеть о своих мыслях.
Пусть они приносят боль, но даже так, это имя — доказательство его
существования. Раз так суждено, то тут ему и место. Горькая улыбка коснулась
потрескавшихся губ. Эта заноза так беспокоит его почти затянувшиеся раны,
этот недостающий элемент делает его неполноценным и в то же время
напоминает, что где-то есть такой же человек. Такая же разорванная душа.
Только она к нему не тянется, судя по всему. Опять он оказался не нужен.

Потерпеть неудачу в поисках своей предназначенной половины так


унизительно. Нет, не было и не будет более ничего прискорбнее, чем этот
провал. Острые гвозди один за другим впивались в горячее сердце, с разбитой
вазы сыпались осколки, а на их месте оставалась лишь паутина слабой надежды
и одиночества. Его ли это вина?

За окном были слышны торопливые шаги и шум затяжного дождя. Холодный


ветер трепал металлический карниз, вливаясь в общую мелодию тоскливой
симфонии. Так темно и холодно. Что снаружи, что внутри.

Наспех скомканный ворох одежды снова оказался в шкафу. Чёрный комод,


полный такого же цвета шмотья, скрипел дверцами и косился на один бок.
Оглядев свою комнату, парень вздохнул и на секунды прикрыл глаза. На столе
лежал лист со списком имён. Этот перечень постоянно увеличивался, со дня на
182/333
день там могли оказаться самые близкие и важные люди. Джин снова и снова
прокручивал про себя обещание во всём разобраться. Он найдёт их всех, ведь
они не забыты и не одиноки. Он помнит их. Даже если только он, то этого
достаточно.

В прошлом Джину уже приходилось сталкиваться с весьма странными


вещами, происходящими в городе, но он отмахивался от них. Они пугали его, и
он просто игнорировал их. Тогда его волновал лишь предназначенный спутник
жизни, а всё остальное казалось второстепенным. Но то, что раньше было
сторонним и лишним, вдруг ворвалось и в их привычные будни, и больше
закрывать на это глаза было никак нельзя. Приоритеты менялись вместе с
обстоятельствами. Неважно, что ждёт его в конце этого пути, он найдёт ответы
и примет их, какими бы ужасными они ни оказались. Хотя бы это он должен был
довести до конца. Лучше было узнать правду, чем тешить себя бессмысленной
надеждой.

— Сокджин! — вопль хозяина заставил парня отложить тяжёлые


размышления до глубокой ночи и вернуться к своим обязанностям. Сэджин
кричал из коридора, звеня ключами. Уборка комнат была завершена. — Пора
открывать бар, люди скоро появятся. Двигай наверх!

— Иду!

Старые ступени знакомо скрипели под ногами — это их приветствие. Всё в


этом здании было таким привычным и отлаженным, словно продолжение тебя
самого. Приглушённый свет бара успокаивал покрасневшие глаза, блеск чистых
бокалов усмирял сердцебиение, запах дерева и табака давал волю
воображению. Это место стало приютом сразу после побега из родительского
дома. Не работа, не место для развлечения или заработка, а именно родное
пристанище — вот, что для него Дыра. И он будет защищать её саму и её
обитателей.

Став на своё законное место, Сокджин на долю секунды ощутил себя


императором на троне. Все эти люди — его подданные, они верят ему, а он
всячески помогает им и вершит судьбы. Кто, как не государь маленькой страны.
Но сейчас эта страна оказалась в упадке.

В последнее время это убежище иных стало заметно терять свой прежний
дух авантюры и постельных свершений. Температура атмосферы стремительно
падала, холод недоверия и тревоги наполнял пустующие комнаты и замкнутые
сердца.

Тревожный шёпот скользил между столиками. Он тонкой змейкой проникал в


тёмные углы и оседал пылью на затёртых временем поверхностях. Страх начал
разрушать давно устроенный мир обители запретных утех. Он всё больше
поглощал блестящие глаза, вместо возбуждения расширяя чёрные зрачки. Слух
расползался неуловимо. Джин старался казаться спокойным, но нервы
понемногу сдавали. Он злился.

Зал заметно опустел, хотя большинство столиков всё ещё были заполнены,
но теперь Дыра напоминала обычный паб, где никто никого не знает, и знать не
хочет. Не хватало шума, стало непривычно тихо. Лишь изредка поскрипывали
половицы и пустые стаканы громко гремели о стол. Тяжёлые времена настали.
Поэтому резкий звук ворвался в повисшую тишину подобно выстрелу.
183/333
Эффектное появление знаменовало новые неприятности.

Двери бара хлопнули и по инерции ещё пару раз качнулись, словно маятник.
Вошедший гость привлёк всеобщее внимание. Это было похоже на классический
кадр из вестерна: чужака заметили все. Молодой человек отличался
сдержанным стилем, но был одет со вкусом, весь его наряд источал ауру
достатка. С первого взгляда можно было резюмировать, что вся Дыра стоила
меньше его часов. Начищенные до блеска туфли отбрасывали блики от
желтоватых ламп бара, узкие чёрные брюки облегали крепкие ноги
впечатляющей длины, такая же чёрная безрукавка поверх белоснежной
рубашки подчёркивала узкую талию и широкие плечи. На отглаженных
манжетах рубашки поблёскивали матовой платиной дорогие запонки,
кашемировое пальто, перекинутое через руку, подтверждало, что гость приехал
сюда на машине. Молодой человек уверенно пересекал зал, направляясь к
барной стойке, излучая неподдельное величие.

Джин в это время был слишком занят и не мог заметить, как кто-то
бесцеремонно рассматривает его обнажённую спину. Пристальный взгляд
оказался весьма ощутимым, прошёлся по коже кубиками льда, вызывая
мурашки, так что бармен удивлённо обернулся. Найти новое лицо в толпе было
не так просто. Но когда их глаза встретились, как минимум парочка законов
этого мира треснула по швам. Сила столкнулась с уверенностью, воля сцепилась
с желанием.

Всего несколько упущенных секунд, а незнакомец уже был на расстоянии


десятка сантиметров.

— Какую же чушь тут обсуждают, можно подумать, что люди верят в


похищение инопланетянами, — симпатичный брюнет прислонился к стойке и
подался вперёд, протягивая банкноту в длинных пальцах. Лёгкая тень улыбки
украшала его лицо, а лукавые глаза открыто и нагло изучали всё вокруг.
— Плесните-ка мне вашего лучшего пойла, хочу узнать все
достопримечательности сего места, пока не поздно.

«Не поздно для кого: тебя или нас?» — Джин нахмурился, анализируя
последнюю фразу, и потянулся за бутылкой. Срывая акцизную марку, он пытался
тайком поглядывать на клиента, но постоянно натыкался на ответный
любопытный взгляд и застревал в нём. Какой занятный персонаж.

Фигура и рост парня впечатляли, его наряд и самоуверенность просто


приводили в замешательство. Его острая улыбка украшала экзотически смуглое
лицо, но вместе с этим милые ямочки на щеках создавали обескураживающий
контраст. Всё в нём сбивало с толку, но эффектнее всего были глаза — в них
плескалась тонна насмешливого любопытства и надменности.

— Просто скажите, что вы тут ищете, и я организую всё, что в моих силах, —
Ким Сокджин впервые за долгое время признал, что удивлён и восторжен.
Фирменная улыбка получилась слегка натянутой и вызывающей. Внутренние
черти подняли головы и с энтузиазмом начали предлагать всевозможные
варианты развития диалога.

— С чего вы взяли, что я что-то ищу? — гость легкомысленно пожал плечами


и осушил рюмку. Да, судя по его нахальной ухмылке можно было подумать, что
он всё в этой жизни уже нашёл. — Повторите.
184/333
— Сюда так просто не приходят, — выполняя свою прямую обязанность,
Джин наполнил посуду новой порцией алкоголя и тоже наклонился ближе,
опираясь на стойку. Это помогло успокоиться, в конце концов, он на своей
территории. Вряд ли этот тип из полиции — слишком дорого выглядит, да и
конкурентам нет смысла посылать такую важную птицу. Дыра на то и дыра,
чтобы не светиться особо, это всего лишь место для своих. Кто же он такой,
если не требовательный клиент? — Если вам неудобно говорить ваши
пожелания вслух, можете написать мне об этом. Не стесняйтесь.

Вызов был очевиден, он читался в прищуренных глазах и мелькнувшем


между губ языке. Брюнет изящно поправил рукава, снова улыбнулся и подался
ещё больше вперёд, практически ложась на барную стойку. Его шёпот был не
просто «на ухо», низкий голос звучал будто в самой голове.

— А я слышал, что самое лучшее здесь — это вы. Как же быть, могу ли я
сделать такой заказ?

— Разумеется, — это была победа, ведь догадка подтвердилась. Всего лишь


мажорный клиент. Вот только чокера на шее не было видно, неужто Дом? У
Джина на секунду перехватило дыхание. Запах дорогого парфюма манил
проверить его на вкус. — Только уточните ваши пожелания, и я всё организую.

Количества притворного сахара в улыбках хватило бы на королевскую


чайную церемонию. Чужое дыхание ощутимо скользило по коже и щекотало
нервы. Неудивительно, если бы воздух заискрил прямо сейчас.

— Хорошо, тогда я напишу вам, и при нашей следующей встрече, надеюсь,


вы не откажетесь от своих слов, господин Ким Сокджин, — бросив деньги на
стойку, незнакомец немного отодвинулся, одёргивая подскочившую жилетку
вниз. Он медленно поднёс ко рту рюмку и отпил свой заказ. И всё это он
проделывал ни на секунду не отводя глаз от собеседника. Он внимательно
наблюдал за реакцией. Провоцировал очень тонко и игриво. Так, чтобы мог
заметить это лишь один единственный человек.

— Зачем же откладывать на потом то, что можно отыметь уже сегодня?

— Ожидание, друг мой, бывает куда слаще самого подарка. До встречи!

— Забавно, — прошептал Джин, допивая остаток спиртного из рюмки


незнакомца. Он даже едва удержался, чтобы пошло не облизать ободок. Его так
быстро подцепили? Какой позор. А ведь своё имя гость даже озвучить не
удосужился. — Кто же ты?

Вопрос оказался чисто риторическим, так как мистер загадочность уже


скрылся в толпе и вскоре покинул этаж бара. Остаток вечера Джин улыбался
неподдельно и азартно, шустро перемещался между клиентами, время от
времени поглядывая на входную дверь. Как в лучшие времена. Событие
встряхнуло его, придало сил и энергии. Фантазия подкинула несколько
интересных сценариев, и даже штаны стали узковаты от таких мыслей. Но
заказы на своё имя сегодня он принимать всё же отказался.

Ты можешь бороться со своими желаниями, повторять, что это лишь


наваждение, но именно эти твои тёмные стороны будут всплывать наружу в
185/333
самые неподходящие моменты. Ты долго прячешь их, а потом однажды теряешь
контроль. И уже ничто не спасёт тебя от совершения ошибки, которой ты
будешь дорожить, пока не наступит рассвет. И все последующие сожаления
будут напрасны, ведь как только новая ночь опустится, и снова сойдутся звёзды
в своём пьянящем танце, ты будешь повторять свой страшный грех снова и
снова, наслаждаясь и ненавидя себя всей душой.

Эта ночь выдалась крайне неспокойной и совсем не из-за того, что принято в
Дыре считать причиной недосыпания. Бредовые сновидения и кошмары терзали
Джина абсурдными нарезками из прошлого, вымышленного и невозможного. Он
крутился в постели и вздыхал, то укрывался с головой, то отбрасывал одеяло. Не
мог успокоить мысли и со страшных предположений наяву проваливался
прямиком в ад подсознания, где страхи воплощались в цветной видеоряд. Озноб
сменялся жаром, паника и усталость попеременно толкали к краю пропасти,
пока вконец не стёрлось чувство реальности.

Он был птицей. Большой и хищной, с мощными когтями. Сила и уверенность


пружинила в его теле при каждом вздохе. Со своей высоты он видел добычу и
ощущал её страх, это вызывало дикий голод, будто он не ел целую вечность.
Стоя на скале, орёл-Джин ясно видел, как его жертва мечется в попытках
укрыться, это зрелище раззадоривало охотника. Стоило лишь расправить
крылья и промчаться ветром, но что-то было не так. Острая догадка пришла в
его пернатую голову, и он стал оглядываться назад. Правое крыло
расправлялось метровым взмахом чистой силы и грации, но с левой стороны
спину прочерчивал старый шрам, где было когда-то второе крыло. Он жив, но
больше он не мог летать. Вот почему он был так голоден.

Скорбь и горечь утраты заполнили его сердце, даже жажда поживы отошла
на задний план. Что же он может с таким увечьем? Ни охотиться, ни летать. А
как же тёплый ветер, чистый воздух, бескрайнее небо? Злость и отвращение к
собственной судьбе толкнули орла на решительное действие. Прекратить этот
позор.

Царапая когтями камень, он устремился прямо со скалы в обрыв, на острые


валуны, в бурлящий водопад внизу. Он падал, кружился бесконтрольно, словно
подбитый вражескими ракетами истребитель, и всё не мог взмахнуть крыльями,
хоть и отчаянно пытался в последний раз ощутить восторг полёта, пока гладь
воды не встретила его оглушающим ударом.

Упав с кровати, Сокджин ошалело оглянулся по сторонам, словно искал воду,


крылья и свой любимый горный утёс. Он кашлял, пока забирался обратно в
кровать, и тёр заплывшие глаза.

— Какой бред, — сонно пробормотал он, укрываясь одеялом. Глаза


слипались, и только голова коснулась подушки, как сознание снова
отключилось.

Следующий сон был ничем не лучше. Он начался именно там, где закончился
предыдущий. Водная гладь над головой начала смыкаться, и бурная река
понесла своим течением непутёвого охотника. Его трепало сильнее, чем от
порывов ветра, бросало о камни, острые и скользкие от водорослей. И когда
казалось, что эту пляску перед глазами уже не остановить, всё замерло в
неподвижном мгновении. Поверхность воды вдруг перестала пропускать
солнечный свет, она больше не была прозрачной. Словно чёрное зеркало, вода
186/333
погрузила всё во тьму.

Джин понимал, чтобы выжить ему нужно дышать, и он пытался выплыть. Он


плыл, пока не уткнулся в преграду. Зеркало, это и правда было зеркало.
Поверхность реки отражала дно, подводные потоки, камни и ракушки. Но его
отражения не было. Там было видно всё до мельчайшей детали, но самого
Джина не было, словно реальность отвергает его существование. Отчаяние
поглотило орла, и он стал биться в твёрдую гладь, не жалея последних сил, пока
тяжесть не одолела его. Столько ударов, и всё бесполезно. Ни одной трещины,
ни глотка воздуха. Безнадёжно, все усилия были напрасны, так что Джин просто
сдался, решил подчиниться судьбе и уснуть навеки. Где-то между тем, как
лопатки коснулись дна и парень проснулся, в его мыслях прозвучал голос. Он
отчётливо просил: «Просто живи».

Пробуждение было резким и жестоким, подобно декомпрессионной болезни.


Конечности парализовало, живот скрутило, всё тело отдавало тупой, ноющей
болью. Хотя всё это, возможно, от неудобной позы во сне и приземления на пол с
кровати, а ещё регулярно неправильного питания. Но сон не выходил из головы.
Вот оно, его одиночество. И вот каково оно на вкус.

«Просто живи».

— Я схожу с ума? Или это правда ты? Ты говоришь со мной? — Джин вздохнул
и взлохматил и без того спутанные волосы. Он устал искать, устал ждать, но
выбора у него не было. Если часть тебя где-то далеко, разве не логично желать
эту часть отыскать? Завладеть ей и больше никогда не отпускать. — Думаешь я
так просто отступлю? Нет, я найду тебя…

Когда часы показали семь утра, измученный Сокджин не выдержал и


поднялся с постели. Наматывая нервные круги по комнате, он лихорадочно
убеждал себя, что ночные бредни имеют смысл. Так трудно было поверить, что
родственная душа впервые заговорила с ним, что появились сомнения в
собственной адекватности. Поэтому нужно было поговорить с кем-то, кто мог
его понять или что-то объяснить с другой точки зрения. Ему нужно было
встретиться с Мин Юнги — единственным человеком из всех его знакомых, кто
так умело отрицает существование своей пары и противится своей судьбе.
Джину нужны были ответы, и он намеревался получить их как можно скорее. Он
хотел понять. Должен был понять, иначе окончательно тронется умом.

Когда Сокджин приехал по адресу, позабыл все оправдания столь раннему


визиту. Увидел крыльцо Мина и сразу заподозрил неладное. Дом был открыт,
двери оставлены настежь и никого внутри, сколько не кричи — тишина. В
коридоре следы драки, на стенах борозды, будто кто-то ногтями пытался
ухватиться за ровную поверхность. Мурашки прошлись по спине ощутимым
холодком. Неужели это произошло, и список пополнится ещё одним именем?
Бедный парень и так столько натерпелся, почему ещё и это?

Можно было опросить соседей, но даже после десятка звонков и минут стука
в двери никто не открывал. Их либо не было дома, либо всем попросту плевать.
Неблагоприятный район, тут каждый сам за себя.

— Там что-то случилось, да? — таксист тоже заметил, что пункт назначения
походил на место преступления. — Может лучше вызвать полицию?

187/333
— Попробую, — согласился Джин и достал телефон. Разговор с органами
оказался коротким и разочаровывающим. Трое суток не прошло, молодой
человек не раз попадал в участок за мелкие нарушения, отличается паскудной
репутацией и вполне мог сам куда-то уйти в нетрезвом состоянии. Не дослушав
надоевшее «перезвоните по истечении трёх суток», Джин сбросил звонок и
залез обратно в машину.

— Значит я сам проверю все места, где он может быть.

Надежда найти Юнги в школе была ничтожной, но стоило попытаться. Туда и


двинулись. Мозг работал сбивчиво и лихорадочно. Просто надо было делать хоть
что-то.

Уверенный и яростный вид пассажира произвёл впечатление на водителя, и


тот больше не встревал с вопросами. Он только изредка поглядывал в зеркало и
хмурил брови. Может он и мог сказать что-то полезное, но Джин в полицию не
верил. Они не могли найти Чимина, значит и Юнги не найдут.

У ворот школы стоял охранник, не желающий пропускать «кого попало».


Убедить его в важности дела стоило Джину нескольких минут. Тревога
подгоняла его, так что он особо не церемонился, практически ворвался на
территорию учебного заведения, плюнув на все правила и формальности. Он
готов был проверить каждый уголок, так нёсся, что не замечал вокруг себя
ничего постороннего. Нужно было найти хотя бы одно знакомое лицо и
попросить помощи. Неожиданно появившийся перед глазам оранжевый предмет
заставил вздрогнуть и остановиться.

— Эй, подайте мяч, пожалуйста! — крик со стороны стадиона заставил


Джина обернуться. Так вот что это был за летающий неопознанный объект —
баскетбольный мяч, вылетевший из площадки.

— Не стоит утруждаться, я сам, — не успел Джин отреагировать на просьбу,


как со стороны корпуса подошёл ученик. Мяч тут же оказался у него в руках.
Школьник, по виду явно из выпускного класса, был одет в баскетбольную форму,
высокий и хорошо сложенный, он самодовольно улыбался и перекидывал мяч с
одной руки в другую. — До площадки ты всё равно не докинул бы. А кто ты,
собственно говоря, такой? Новенький, что ли?

Н-да, тактичностью и уважением тут явно не пахло. На такую наглость


Сокджин лишь успел одну бровь приподнять в удивлении. Заготовленные
вопросы о Мин Юнги готовы были сорваться с языка, но вдруг сторонняя
реплика изменила всё.

— Ким Намджун, хватит трепаться, идём играть! — ребята с площадки


махали руками, подзывая товарища. И вот тут у Джина сердце оборвалось, и все
слова вылетели из головы. Мир треснул и начал собираться заново, включая в
себя феномен под названием «Ким Намджун».

— Как, ты говоришь, тебя зовут?

Школьник хмуро смерил незнакомца взглядом, но всё же буркнул: «Ким


Намджун, а что?»

— Ки… Ким Намджун? — Джин переспросил, не веря своим ушам. Не


188/333
задумываясь о своих действиях, он ринулся вперёд и схватил парня за плечи. Он
готов был трусить того, словно грушу, лишь бы услышать это ещё раз, сотни,
тысячи раз, а затем заключить в самые крепкие в мире объятия. — Ким
Намджун? Правда? Это правда ты?

Ученик осоловело хлопал ресницами секунд пять, а затем сбросил с себя


чужие руки и начал медленно отходить, шаг за шагом отдаляясь от странного
парня.

— Твоя метка, она уже проявилась? Скажи мне, прошу тебя! Ты же саб,
верно? — Сокджин не мог вот так просто отступить, он тараторил без умолку,
нёс какой-то бред, совсем себя не контролируя. Он ждал этого так долго.
Жаждал этого так сильно. В его глазах блестели слёзы радости и изумления. Он
просто не мог увидеть истинных чувств человека напротив, так был поглощён
своими собственными эмоциями.

Перепуганный ученик менялся в лице, стал белым, как мел, и лишь повторял
шёпотом «не надо, не надо». Место на шее, прикрытое высоким воротником
гольфа, он накрыл ладонью и скривился. Страх, отвращение, сожаление —
многое читалось на его лице, но только не радость. Он жалел, что подошёл и
заговорил первым. Он был в ужасе.

В один прыжок Сокджин снова настиг ученика и схватил того за руки.

— Намджун, не переживай, я тут, это я. Не бойся меня, просто давай


поговорим.

— Да что с вами не так? Оставьте меня в покое! — минутой раннее дерзкий


баскетболист продолжал пассивно сопротивляться, прятать голову в плечи и
отодвигаться, лишь раззадоривая Джина. Да так сильно, что доминант готов
был проучить этого наглеца прямо посреди школьного двора. Научить его, как
нужно вести себя перед своим Домом, как нужно к нему обращаться, и ещё
много чего сделать. Мысли просто трещали от напряжения и вариантов
дальнейших действий. Ничто не могло остановить Ким Сокджина, который
нашёл свою половину. Никто не мог заставить его разомкнуть руки в этот
момент. Он сходил с ума от радости, пока саб перед ним почти терял сознание
от страха.

— Что ты делаешь? — грозный крик за спиной никак не повлиял на Джина,


развернул его лишь сильный рывок за плечо.

***

— Что ты сказал? — Тэхён нахмурился, убирая свободной рукой мокрые


волосы с лица. Белое полотенце упало на пол, но парень даже не обратил на это
внимания.

— Я встретил Сокджина, бармена Дыры, он заявляет, что Мин Юнги исчез. И


ещё с самим Джином, кажется, тоже что-то не в порядке. В общем, приезжай
скорее. Этот придурок нарывается на неприятности.

«Юнги, Джин, пропал, неприятности», — набор новостей для Тэхёна


превратился в вихрь спутанных мыслей, общая картина никак не хотела
формироваться во что-то осмысленное и завершённое. На ум не приходило
189/333
ничего, кроме глуповатого: «Что?»

— Что происходит? Ты можешь объяснить нормально? Каким образом Джин


оказался в школе? С чего вы взяли, что Юнги исчез?

— Нет времени объяснять. Просто приходи, сам всё узнаешь, — Чонгук


скомкано попрощался и бросил трубку. Он был явно встревожен и очень
раздражён.

— Да что же это такое, мать вашу?

Ким Тэхён бросил телефон на диван, не обращая внимания, как тот


пружинит и падает на пол. Кое-как смыв шампунь, он высушил волосы и наспех
надел первое, что выпало из шкафа. С каждым днём жизнь приносила новые
неприятные сюрпризы. В любой момент можно было ожидать чего угодно. Хоть
конца света, хоть нового пришествия. Сегодня, кажется, их ждало и то, и
другое.

***

Пар повис в комнате тяжёлой завесой, от жары стало сложно дышать, но


внутри сердце продолжало замерзать от дикого отвращения к себе.

Это заслуженное им одиночество пробирает до костей?

Хоуп не мог для себя найти точного определения этого состояния. Может,
это сотни безликих номеров в записной книжке или батарея пустых бутылок под
кроватью? А может, давно просроченный билет в кино или пустые рамки для
фотографий? Хотя нет, это всего лишь мелочи. Главный показатель один — тебя
никто по-настоящему не ждёт. Нигде. И поэтому так пусто внутри.

Печать этого жалкого состояния виделась во всём уже не первый день. Она
проглядывалась во всех лицах, пустых улыбках и никчёмных объятиях. Его
словно окружали голограммы. Оболочки без содержания. Он и сам был такой
оболочкой.

Чёрные узоры татуировок впивались в покрасневшую кожу, вместе с венами


пересекая руки, грудь и плоский живот. Хосок завис, наблюдая, как свет от
лампы дрожит бликами на воде. Ссадины горели от контакта с мылом и
кипятком, а он продолжал сидеть, пока горячая вода в бойлере не закончилась.

Он помнил, как выглядел Юнги, когда он примчался за ним в проклятую


комнату пыток, помнил, каким был этот несчастный парень в состоянии
анабиоза. И каждая картина из памяти добавляла ему груз вины. Сможет ли он
хоть что-то из этого исправить?

А ещё… Если закрыть глаза, можно словно наяву увидеть тот дом и те двери,
и так же бессильно стоять перед ними и бить кулаком о кирпичный забор,
кусать губы от злости. Брызги воды от ударов летели во все стороны. Как он мог
всё так испортить?

Он правда хотел зайти, однозначно да. Но не посмел потревожить. Не


решился. Просто развернулся и ушёл.

190/333
Вода остыла, Хосок начал замерзать. Поднимаясь из полной ванны, он залил
весь пол. Капли свободно стекали по телу, разливаясь лужей на холодной
плитке. Полотенце он оставил в комнате.

«Должен ли я предупредить Юнги? Стоит ли мне рассказать Тэхёну правду?»

Хосок провёл ладонью по зеркалу, стирая матовый конденсат. В тумбе давно


лежали купленные когда-то по рецепту антидепрессанты. Можно забить на срок
годности и проглотить несколько. Хотя лучше не позволять себе облегчение и
справляться со всем на грани своих возможностей, как это делает всегда Юнги.

— Хорошо, лучше бы тебе, Ким Тэхён, взять трубку, потому что я собираюсь
рассказать нечто важное и отвратительное.

Чтобы не дать себе время передумать, прямо как был — голый и мокрый,
Хосок двинулся в спальню искать сотовый. По дороге он нехило приложился
мизинцем о тумбочку и до кровати пришлось прыгать на одной ноге. Аппарат
стоял на докстанции на подзарядке и призывно мигал зелёным диодом. Сенсор
отказывался воспринимать влажные пальцы. Судорожные движения в приступе
лихорадочной решимости попадали мимо цели. Нужный абонент нашёлся не
сразу. И вот на экране фотография Тэ, но из динамика звучит вовсе не его голос.
Гудок, второй, десятый. Ещё раз. И ещё раз. Бесполезно. «Вы можете оставить
сообщение на автоответчике».

— Чёрт, неужели я опоздал?

191/333
Примечание к части Massive Attack - Angel
"Love you, love you, love you, love you...."

Я же говорила, что допишу. И вот он я.

To be continued...

Name

«Наше тело чувствует боль чтобы предупреждать нас об опасности, но в то же


время, она говорит, что мы ещё живы, ещё чувствуем. Поэтому некоторые ищут
её, пока другие пытаются притупить».

Звучание этого имени каждый раз провоцировало бурю. Но только сегодня


оно приобрело объём, стало реальным, многогранным, истинным. Джин
добровольно падал в ловушку чужого существования. С восторгом он сравнивал
мельчайшие детали воплощения с давно придуманным образом. Такое
неподдельное обаяние и несовершенства Ким Намджуна стали для него
откровением. На испуганном лице мальчишки выделялся явно сломанный
кривоватый нос. Притягивали его небольшие раскосые глаза. В них читался
вызов и дерзость. Невероятный для школьника рост впечатлял, а угловатые
длинные конечности добавляли явной силе оттенок незавершённости. Сложно
было сказать, красив ли он, но общая картина однозначно вызывала интерес.

Так волнительно было стоять напротив, всем нутром ликуя от мысли, что вот
она, его судьба, совсем рядом. Казалось, ещё миг, и что-то там, глубоко под
кожей и рёбрами, сорвёт последнюю дамбу и наполнит тебя до самых краёв. Это
чудо должно было вот-вот произойти, наверное, не хватало лишь ещё одного
вдоха. Когда видишь долгожданное, от самой грандиозности момента
осмыслить ничего не можешь. Сбой системы, critical error.

— Отпусти его. Не забывай, где находишься, — кто-то положил ладонь


Джину на плечо, настырно пытаясь отвлечь его.

Отмахнуться не вышло. Вместо новых слов, человек просто развернул Джина


на себя, вонзая в его ключицу сильные пальцы. Надоедливым типом неожиданно
оказался Чон Чонгук. Он хмурил брови и сверкал недовольным взглядом. Стоило
бы удивиться такой встрече, но даже это не могло заставить Джина отступить
от своей цели.

— Отвали. Просто иди, куда шёл.

— Я бы рад, Джин, поверь мне, но я попрошу тебя, блять, пожалуйста, приди


в себя, — посоветовал Чонгук, хмуро оглядывая подходящих школьников.

Оставаться на улице посреди школьного двора было глупо и опасно.


Любопытные зеваки, идущие на уроки, собирались вокруг и ловили каждое
слово участников потасовки. Со стороны всё именно так и выглядело — как
драка. В любой момент кто-нибудь достанет телефон и начнёт снимать видео.
Ещё хуже, если сюда явятся преподаватели, охрана или вездесущие журналюги.
192/333
А там новый скандал, привод в участок и куча головной боли. Слухи и так уже
гарантированно поползут.

Стоило просто пройти мимо, как он это делал великое множество раз.
Откуда это нездоровое желание кому-то помочь? Чон скривился и облизал губы,
принимая ещё одно необдуманное решение.

— Идём, быстро! — схватив обоих замерших под руки, он потащил парней


прочь. — Давайте, двигайте конечностями.

Избежать новых проблем — единственный шанс по-тихому закончить школу.


После истории с Юнги и Чимином тема насилия — красная тряпка для быка.
Засветишься в подобном контексте, и на тебя спустят всех собак. Капитану
баскетбольной команды это, может, и не искалечит жизнь, но для некоторых
будет последним гвоздём в ящике. Чонгук прекрасно понимал, кого послушают,
если дело приобретёт плохой оборот.

С тыльной стороны здания за складскими постройками Чон остановился и


оглянулся: никого. Привычное место, где каждый день курил Мин Юнги, так
некстати пустовало. Идея спихнуть ему этих двоих не выгорела.

— Где этот Мин, когда он нужен? — пробубнил Чон и потащил


«задержанных» дальше, намереваясь по дороге выяснить, в чём суть, и
выпроводить Сокджина через забор как можно скорее.

— Юнги похитили, — вспомнил бармен Дыры, услышав имя. Он вёл себя


чертовски странно, не мог оторвать взгляда от ученика из баскетбольной
команды, словно не верил своим глазам. Он постоянно пытался схватить того за
руку или заглянуть ему в глаза. Казалось, что он загипнотизирован.

— Что ты сказал? — Чонгук остановился и снова дёрнул Сокджина на себя,


привлекая внимание. — Повтори-ка.

Джин с неохотой отвернулся от Намджуна, собрался с мыслями, сам себе


кивнул и заговорил.

— Вообще-то, поэтому я и пришёл. У меня есть подозрение, что с Юнги что-то


случилось. Возможно, это связано с исчезновением его друга, Чимина, или как
его там. У меня очень нехорошее предчувствие.

— Ванга, блядь. Во-первых, с чего ты решил, что Чимина похитили? И что ты


об этом знаешь? Во-вторых, с чего вдруг такие подозрения о Юнги? Объяснись.

В глазах Чонгука блеснула надежда, слабый свет веры, что всё поправимо и
не так фатально. Он хотел снять с себя вину больше, чем найти Чимина. В такой
момент эгоизма он казался более уязвимым и человечным, чем обычно.

— Вот так в двух словах и не объяснишь, — уклончиво ответил Джин. Он не


был уверен, что говорит с тем, кому можно доверять.

Нельзя недооценивать стремление человека, загнанного в угол. Служебный


вход в здание школы был удачно близко. Не прошло и минуты, как Чонгук вышиб
дверь кабинета ногой с одного удара, абсолютно не заботясь о факте порчи
имущества. Сокджина и офигевшего от происходящего Намджуна он затолкал
193/333
вперёд, словно скот. Затем проверил коридор, зашёл сам и подпёр треснувшую
дверь табуреткой. Намджун только открыл рот, чтобы спросить, что они тут
делают, но его перебили.

— Сразу предупреждаю, заткнитесь оба, сядьте в разных углах комнаты и


просто ждите, — сказал Чон и запрыгнул на стол школьного психолога. На
удивление он не вернулся тут же к расспросу, а достал телефон. Во время
короткого звонка его голос казался спокойным, хотя было видно, что парень на
взводе. С кем бы он ни говорил, должно быть, абонент для него был кем-то
особенным. Он попросил о помощи, а значит доверял.

— Намджун, послушай меня… — начал опять Джин шёпотом, но тут же в


него полетела книга со стола.

— Я сказал сидеть молча, — скомандовал Чонгук, и в комнате снова


воцарилась неловкая и нап