Лениздат
аврорп
Анатолий Ким 6 Поклон одуванчику. П о-
в е с т ь . Окончание
Василий Шукшин 19 Приезжий. Р а с с к а з
Владимир Савицкий 30 Няня. Р а с с к а з
Георгий Любош 36 Встреча со львами. Р а с с к а з
Василий Белов 38 В субботу утром. И з з а п и с
ной к н и ж к и
Валентин Соболев 42 Белый конь. Р а с с к а з
ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ
Евгений Фрейберг 46 Рек и Рея на линкоре. Р а с
сказ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ
Вера Панова 59 О балладе Пушкина «Жених» ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ Ж У РН А Л
ЦК ВЛКСМ,
ПОЭЗИЯ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РСФСР
И ЛЕНИНГРАДСКОЙ
Владимир Головяшкин 17 «У времени не может быть ПИСАТЕЛЬСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
простоя...» «Когда враги...»
«Окуная в бодрящую све ИЗДАЕТСЯ С ИЮЛЯ 1969 ГОДА
жесть...» Деревня Семжа. «Мне
опять захотелось домой...»
У старого поморского креста ИЮНЬ 1975
Владислав Шошин 28 Болгарское солнце
6
Сергей Каширин 38 Крылатый пахарь. В полете.
Однополчане
Рид Уиттемор 52 Филадельфийский виреон.
Отъезд. Три стихотворения
Джэксону. С т и х и в перево
де Александра Шарымова
ПУБЛИЦИСТИКА
КРИТИКА
ИСКУССТВО
«СЛОН»
©♦Аврора* 1975 г.
КАЧЕСТВО
Недавно, просматривая том Большой советской эн сый человек в ш убе и высокой меховой шапке с чер
циклопедии, я обнаружил биограф ическую справку, ным бархатным верхом. Это и был Михаил Павлович
посвященную Михаилу Павловичу Бобышову. С име Бобышов. Я уже знал о нем, что он ленинградец, из
нем этого человека у меня связано одно из воспоми вестный театральный художник, проф ессор живописи.
наний далекого детства. Главный реж иссер специально пригласил его для
...Так уж сложились жизненные обстоятельства, что оформления нового спектакля.
четырнадцатилетним мальчишкой я был принят на О см отрев каркас со всех сторон, Бобышов сказал:
службу в драматический театр. Случилось это во — Как вам будет угодно, друзья мои, но такая ра
время войны, в заснеженном, полусожженном городе бота не пойдет. Вы уж меня извините — это ни в ка
на Волге. Меня зачислили в штат, я получал продо кие ворота не лезет. Все криво, косо, все наспех.
вольственные карточки, зарплату и, если память мне Прошу еще раз свериться с эскизом и переделать.
не изменяет, значился в бухгалтерской ведомости как Столяр отложил в сторону молоток и принялся
«актер вспомогательного состава». пространно объяснять, что материал сырой, гвозди
Свободное от спектаклей и репетиций время я ржавые, да и те завхоз выдает в обрез, чуть ли не по
проводил по большей части в столярной мастерской, счету — оттого и душ а не лежит делать дело как сле
где двое рабочих строгали, выпиливали и сколачи дует.
вали каркасы будущих декораций, ремонтировали теат Насчет гвоздей он слукавил: гвозди были хорошие,
ральную мебель, занимались изготовлением всевоз это-то я знал точно, потому что сам не раз помогал
можного деревянного реквизита. Петровичу приносить их в мастерскую . Впрочем, Ми
Столяры, оба уже в преклонных годах, были людь хаил Павлович не стал вдаваться в подробности. По
ми очень разными. Один из них (он числился стар дойдя к своему собеседнику вплотную, он легонько
шим, в театре все без исключения величали его по взял его за отворот куртки и произнес всего две
отчеству — Петровичем) мог за весь день произнести фразы. Очевидно, из-за непривычных для м оего тог
два-три слова, не больше. Вне м астерской Петрович даш него слуха оборотов речи сказанное Бобышовым
производил впечатление человека медлительного, ма я запомнил от слова до слова.
лоподвижного. Но стоило ему взять в руки инстру — Качество,— сказал он,— не есть отражение сию
м е н т— и он совершенно преображался. Рубанок или минутного состояния нашей души. Качество — иная ка
долото, ножовка или топор вдруг оживали самым не тегория, она суть устойчивая черта характера.
постижимым образом, словно их наполнили упругой С тем и вышел.
плотью. Инструмент становился как бы продолжением
Едва дверь за ним закрылась, столяр швырнул
рук мастера, и руки эти не делали ни одного лишнего
молоток в угол и со злостью плюнул себ е под ноги.
движения, ни одного бесцельного усилия. Они дей
— Велика важность! — сказал он с кривой усмеш
ствовали безошибочно и умно, подчиняясь закону м уд
к о й .— Нарисовать и я могу, а попробуй-ка ее сколо
рой целесообразности. Вспоминая долгие часы, прове
тить, эту бандуру. Ещ е проф ессор называется!
денные возле Петровича, я и сегодня, много лет
Тут-то все и произошло. Отставив в сторону ведер
спустя, не м огу избавиться от ощущения какой-то ска
ко с клеем, Петрович взял с верстака топор, подошел
зочности веденного, слоано на моих глазах соверш а
к злополучному каркасу. Некоторое время он молча
лось чудо. И при всем при том это выглядело так
стоял перед ним. Потом размахнулся — раз, другой,
просто, что мне, мальчишке, казалось: вот я встану
третий... Через несколько минут деревянное сооруж е
сейчас к верстаку, прижму к упору пахучий сосновый
ние лежало на полу грудой расколотых брусков и
брус, возьму в руки рубанок — и у меня получится
реек.
не хуже, чем у Петровича.
Немало воды утекло с тех пор, немало набил я — А теперь возьмешь эскиз и сделаешь новый
себе шишек» прежде чем понял, как непроста была каркас. Сделаеш ь как положено, иначе тебе, как бог
та простота... свят, тут не работать, — сказал Петрович. Аккуратно
Второй столяр тоже хорошо запомнился мне. Рабо повесил топор на предназначенное для него место
тал он небрежно — порой угрюмо и медленно, порой и все тем же ровным голосом добавил: — Видали,
с какой-то вороватой суетливостью, словно боялся, что что придумал — гвозди у него виноваты. Совесть у тебя
сейчас его схватят за руку и поведут переделывать ржавая, вот что!
сделанное. Хотя опасаться ему, откровенно говоря, Никогда — ни до этого случая, ни потом я не слы
было нечего: я сам не однажды наблюдал, как Пет шал, чтобы он произнес за один раз столько слов.
рович, не произнося ни единого слова, подправлял то,
что его напарник сработал слишком уж грязно.
...В тот памятный день, явившись в м астерскую , я, Понятие качества применительно к сф ер е челове
как обычно, занял свое место в углу на табуретке. ческих взаимоотношений — тема поистине неисчерпае
Петрович разводил клей, второй столяр посреди ком мая. Здесь я хотел бы рассказать о двух эпизодах —
наты сколачивал мудреной формы каркас. Распахну мне они кажутся достаточно убедительными для ил
лась дверь — в мастерскую вошел пожилой седоволо люстрации этой самоочевидной мысли.
6
Первый эпизод интересен прежде всего тем, что специалист, «зесьма /з^вольный своим экспериментом,
стал серьезным предметным уроком для одного из идет ко мне.
участников события — уроком умного, нестандартного Как же я должен был поступить в подобной, прямо
подхода к осмыслению проблемы человека на произ скажем, нестандартной ситуации? Поддержать новояв
водстве. ленного экспериментатора — и поставить под удар
...На одном из участков механического цеха рабо авторитет мастера? Или, напротив, принять вашу сто
тал совсем молодой м астер. Если не считать пяти с по р о н у — и заведомо загнать в шихту все пять деталей?
ловиной лет пребывания в институте, его трудовой Зная токаря и зная вас, я предпочел второй путь,
стаж исчислялся ровно одним месяцем. Но и этого взял такой грех на душу.
срока оказалось достаточно, чтобы начальник цеха
заметил для себя: парень неглуп, старателен, прост Вот и вся педагогика. Поразмыслите над ней на
досуге — как знать, может, когда-нибудь и приго
в обхождении с людьми, а главное — дело ему, види
дится.
мо, пришлось по душ е.
Как-то утром, едва молодой мастер возвратился ...Второй эпизод, как я уже сказал, — тоже о каче
на свой участок с оперативки, его подозвали к стан стве взаимоотношений людей на производстве. О том,
ку. Токарь спрашивал совета, как правильнее начать как короток путь от бездумности до беспринципности.
обработку партии деталей: задание срочное, а карту Будучи в командировке на одном весьма солидном
технологического процесса забрали на исправление. заводе, я зашел к начальнику цеха — у меня имелось
Откровенно говоря, м астер и сам толком не знал, к нему несколько вопросов. За столом, кроме него,
с какой стороны лучше подступиться к деталям, но сидели ещ е два человека, держ а перед собой рас
признаться в этом счел для себя неудобным. Пораз крытые папки.
мыслив над чертежом, он набросал на листке блок — Через пять минут я к вашим услугам, — сказал
нота нечто вроде технологического процесса в том начальник цеха и, продолжая разговор, прерванный
виде, какой казался ему наиболее правильным. Вру моим приходом, обратился к собеседникам: — Зна
чив токарю написанное, он сказал: чит, так и порешим. Моим замам — по окладу, чтоб
— Думаю, надо так. без обиды, остальным — в том разм ере, какой указан
в премиальной ведомости.
Потом оказалось, что делать надо было совсем не
так, но об этом м астер узнал только на следующий Один из присутствующих заметил:
день. Проходя по соседнем у участку, он увидел, что — Василий Петрович, тут есть ещ е список на пяте
на одном из станков обрабатываются точно такие же рых рабочих и мастера, также отличившихся при вы
детали. «Странно,— подумал он,— ведь не далее как полнении сельскохозяйственного заказа. Их тоже на
на вчерашней оперативке речь шла о том, что эти до бы поощрить.
ступицы должны делаться на моем участке». — Где же ты раньше был со своим дополнитель
Почувствовав, что здесь что-то не так, м астер на ным списком?
правился к начальнику цеха за разъяснениями. — Так я вам о нем ещ е вчера говорил — вы, ви
О казалось| что, поговорив с мастером, токарь и не димо, забыли.
подумал включать станок. Взяв чертеж и листок из — Выходит, мне все заново распределять, так, что
блокнота с самодельным технологическим процессом, ли? — В вопросе начальника цеха звучало откровен
он пошел прямиком к начальнику цеха. ное раздраж ение. — Ты вот что, предцехкома, ты мне
М ежду ними произошел примерно такой разговор: голову не морочь, с этой премией и так хлопот не
— Наш новый м астер объяснил мне, как начинать обереш ься. Бланки «Почетных грамот» у тебя есть?
обработку этих деталей, даж е на бумажке все напи — Д есяток есть.
сал. А только я думаю — если делать, как тут сказано,
— Вот возьми шесть штук, заполни их, а завтра
получится сплошной брак. Мне же потом и попадет.
подпишем.
— Ты сказал об этом мастеру?
— Как же, стал бы он меня слушать! У него вон Даж е сейчас, когда я вспоминаю услышанный в ка
институтский «поплавок» на пиджаке1 бинете разговор, не м огу избавиться от тяжелого чув
Начальник цеха дальше вопросов задавать не стал. ства неловкости и обиды. До чего же все просто! Ну,
Посмотрел чертеж, прочитал написанное на листке, забыл, ну, не хочется снова возиться со списком —
вернул все это токарю и сказал: так вот же он, самый удобный выход: красивые не
— Делай, как велено. М астер прав. заполненные листы, хранящиеся в сейф е предцехкома.
А в конце смены, пригласив к себе старш его конт И, пожалуйста, полный ажур, и никто тебя ни в чем
рольного мастера, начальник цеха сказал ему: не упрекнет: разве «Почетная грамота» — не награда?
— Завтра вам предъявят ступицы — партию из пяти Спустившись в цех, я разговорился с рабочим, кол
штук. Все они, как я предполагаю, будут иметь весь легой по профессии. Мы потолковали с ним о р аз
ма сущ ественное отклонение от требований чертежа. меточных делах, он показал мне простое и удобное
Вы их, разум еется, забракуете. Так вот, у меня к вам приспособление для нанесения параллельных рисок
большая просьба: ничего не говорите об этом рабо на больших деталях в горизонтальном положении.
чему — его вины тут нет. Наряд закройте как на год — Понимаешь, — говорил он мне, — все размеры
ную продукцию, детали же прошу принести мне. Я уже идут от нижней кромки, а она тонкая, хоть и обра
запустил в работу новые, а эти сам отправлю в шихту. ботанная. Такую балясину «на попа» не поставишь, зна
О бо всем, повторяю, молодой мастер узнал на чит, и рейсмус тут не годится. Деталей было много,
следующий день. Объясняя ему мотивы своего реш е мы выполняли один важный заказ для сельского хо
ния, начальник цеха сказал: зяйства, так меня это приспособление во как выру
— Дело в том, что рабочий пришел к вам отнюдь чило! Правда, идею подсказал наш зам. Головастый
не за советом. В сущности, он прекрасно знал, как мужик!
надо точить детали, тем более что ничего особенно Вспомнив разговор, слышанный только что у на
сложного тут не было. Просто-напросто ему взбрело чальника цеха, я не без задней мысли спросил:
в голову выяснить, что дум ает по сем у поводу новый — Это который же зам? У вас ведь их два.
мастер, у которого, как он выразился, «поплавок» на — А тот, что по подготовке производства. Доста
пиджаке. Вы дали ему явно ошибочный совет. И вот лось ему, пока шел заказ: он почти весь месяц до
токарь, сам ещ е молодой парень и не бог весть какой поздна не уходил из цеха.
4
— Второму заму тоже небось не легче было! — Занимаясь с учеником,— сказал он,— я исполь
— Второй болел, — сказал разметчик, — он вышел зую свою методу. Как только парень малость освоится
на работу, когда мы почти все уже закончили. со станком, начнет делать первые самостоятельные
Теперь стало ясно, что имел в виду начальник цеха, шажки — не шаги, а именно шажки, прошу обратить
говоря: «Моим замам — по окладу, чтоб без обиды». внимание! — ему уже кажется, что он все постиг и все
Давайте-ка поразмыслим над этим эпизодом, вду превозмог. Ни дать ни взять — м астер золотые руки,
маемся в него, всмотримся повнимательней. Давайте, хоть сейчас определяй на Доску почета. Не скажу,
исходя из того, что нам уже известно, представим что так бывает всегда, но бывает, и довольно часто.
себе последствия случившегося, попробуем оценить их Что я делаю тогда? А вот что: беру парня и иду
нравственную сторону. с ним на слесарный участок. Туда, где доводится до
Итак, люди работали, люди выполняли — и свое заданных размеров и нужной чистоты поверхности
временно выполнили! — важный государственный за сработанная им деталь.
каз. Цех не столь уж велик, все на виду — стало быть, Наши слесари — народ прямой, не стеснительный,
кто и в какой м ере имел отношение к работе над за словом в карман не лезут. Сделал деталь грубо,
заказом, знал, очевидно, каждый. К тому же вывеши неумело — они тебе без лишней дипломатии так об
вались, как обычно, «молнии», призывы, напоминания этом и скажут. А уж если схалтурил — тут пощады
отстающим, поздравления передовым. не жди. Разговор с ними будеш ь помнить долго!
Наконец дело сделано, на участковых собраниях После такой «экскурсии» парень возвращается
произнесены все приличествующие такому случаю при к станку иэрядно погрустневший. Я его успокаиваю:
ветственные слова. И, как заключительный аккорд, по ремесло наше ф р езер н ое — непростое, его нахрапом
является приказ — тот самый, при подготовке которого не возьмешь. Однако и нос вешать нечего. Это хоро
я совершенно случайно присутствовал. шо, что ты пришел от слесарей в расстроенных чув
Пусть читатель не заподозрит меня в том, что я ствах. Стало быть, тебе не все равно — вот что
недооцениваю значение и роль моральных стимулов. главное.
Бывает, когда не то что «Почетная грамота», а просто Халтура — она от чего? О т неумения? Нет, конечно.
ко времени сказанное доброе слово благодарности О т нежелания? Пожалуй, ближе к истине, хотя здесь,
стоит много дороже денег. H q когда на глазах у всего как говорится, не причина, а следствие. Начинается же
честного народа одним за хорошо сделанное дело вы всякая халтура с равнодушия. Страш ная вещь!
дают грамоту, а чуть повыше в том же приказе сооб Я говорю Ф ед о р у Ильичу, что один мой добрый
щается о премировании человека, не имевшего к на знакомый, токарь Борис Алексеевич Ф едоров, выска
званному делу никакого отношения, моральное стиму зался как-то очень резко: будь его воля, он прода
лирование превращается в издевательство — над людь вал бы халтурщикам только те товары, которые сд е
ми, над здравым смыслом, наконец, над самой идеей, ланы ими самими или такими же халтурщиками, как
заложенной в понятии «моральное поощрение». они.
Попробуйте теперь представить себя на м есте тех
Ильин улыбается:
шестерых товарищей, когда они прочли приказ, и вы
— А что, попробовать бы!
без особого труда увидите истоки некоторых конфлик
Мы прощаемся. В этот момент дверь конторки ши
тов, из-за которых уходят из цеха, а порой и за во
роко распахивается. Пришел слесарь — один из тех,
рота завода толковые, дельные работники.
с кем Ильин знакомил меня, когда водил на участок
пресс-форм.
Только что прогудел гудок, возвестивший конец Он протягивает Ф ед о р у Ильичу небольшую деталь
смены. Ф ед ор Ильич выключил станок, аккуратно при ку довольно замысловатой формы.
крыл дверцу инструментального шкафчика. Мы идем — Хорошо, что увидел тебя, — говорит он. — Не
с ним в конторку мастера, садимся за свободный в службу, а в друж бу — ф резерни тут две поверхно
стол. сти, а то у меня вся сборка стоит. Сделай одол
жение!
Федор Ильич Ильин — один из самых известных
фрезеровщиков объединения «Кировский завод». Всю — Да ведь я уже домой собрался. Положи на
биографию этого человека можно целиком уместить стеллаж, до утра потерпит.
в старинную поговорку: «Прошел огонь, воды и м ед Слесарь прячет детальку в карман спецовки.
ные трубы». — Э, нет, — говорит он, — положишь на стеллаж —
Огонь и воду — это на долгом и трудном пути сол кому-нибудь другом у дадут. Уж лучше я завтра с утра
дата Великой Отечественной. Ф ед о р Ильич прошел тебе же и принесу.
его, как он сам говорит, «от звонка до звонка». — Это ты брось,— говорит Ильин строго,— так д е
Потом демобилизация. Завод. Ф резерны й станок. ло не пойдет. Что у нас тут, частная лавочка, что ли?
Через несколько лет об Ильине заговорили как о тол Если работа срочная — оставь пуансон, вечером о тф ре
ковом и надежном знатоке своего ремесла. Вместе зеруют.
с профессиональной зрелостью закономерно пришли Вслушиваясь в этот разговор, я думаю: конечно же,
известность и признание. Ф ед о р Ильич встретил их Ф ед о р Ильич прав. Здесь цех, а не ателье индивиду
спокойно, с истинно солдатским достоинством. ального шитья одежды, где каждый волен выбирать
И тут, пожалуй, будет уместно сказать о медных себе закройщика по вкусу. И все же Ильину прият
трубах. Да простится мне банальная истина, но ведь н о — наверняка приятно, не мож ет быть иначе. Пото
именно медные трубы, то бишь испытание славой — му что он из породы настоящих мастеров — тех, кто
вот тот оселок, на котором проверяется подлинная никогда не прибедняется, кто знает, что м огут его
цельность характера, умение всегда оставаться самим руки, на что способна его голова.
собой. Человеку приходится держать трудный экза В людях, подобных Ф ед о р у Ильичу, чисто челове
мен — перед людьми, его окружающими, перед д е ческая скромность соседствует с высоким проф ессио
лом, которому он служит. Ф ед о р Ильич этот экзамен нальным достоинством. Для таких людей не сущ ест
выдержал. вует понятий: выгодная работа, невыгодная работа,
Таков Ильин. простая работа, сложная работа. Есть просто р а б о-
В тот день, сидя в опустевшей конторке, мы про т а — овеществленный в предм ете труда принцип от
должили начатый накануне разговор. ношения к делу.
5
Рисунок Натальи Флоренской
Анатолийким поклон одувэнчику
ПОВЕСТЬ
И вот в тенистом саду, возле бледно-розового дома сядет в углу двора на садовую скамейку, неловко
с двумя башенками на крыше или во дворике кра расставив ноги, придерживая руками живот, туго об
шеного деревянного дворца, подаренного всевышним тянутый платьем. До самой последней минуты будет
Степану Петровичу, стали встречаться мы с Марией. ждать, сидеть с выражением беспомощного отчаяния
В глубине двора, за густым рядом низких акаций, на лице и ежиться под убийственными взглядами
стояло много дощатых клеток, затянутых с одной Степана Петровича.
стороны проволочной сеткой. В клетках лениво воро Я лежал под акациями, думал обо всем этом, о
чались и неподвижно томились безголосые ручные свиданиях, которые стали необходимы для нас обо
звери: здоровенные кролики и серые, похожие на их, о молчаливой нашей договоренности не затраги
гигантских крыс, ленивые нутрии. Степан Петрович вать ничего из прошлого и не пытаться выяснять те
разводил зверье для продажи, выручая за шкурки, перешних отношений. Думал я об удивительной боли
пух и мясо тысячу рублей в год. и нежности, что сводили меня с ума, когда видел
В ожидании Марии я подходил к ящикам, раз я эту отяжелевшую фигуру, пятнистое маленькое ли
глядывал равнодушных, едва ли замечающих меня цо... Беспечный огонек веселья вспыхивал и трепе
зверьков, и если случался рядом хозяин, заводил с тал на этом лице, когда я рассказывал ей что-нибудь
ним разговоры. Я спрашивал у него, что стоит со смешное, какой-нибудь пустяк из нашей казарменной
держание животных, чем питаются нутрии, как це жизни.
нится их шкурка, много ли нужно им воды... Я ни Могло показаться, что время наших странных сви
когда раньше не видел нутрий и теперь смотрел на даний проходило весело, порою мы дурачились со
них с тайной нежностью, как смотрят на гостей ди всем в духе тех далеких школьных дней, о которых
ковинных, ниспосланных в наш дом удивительным оба старались не вспоминать. Только иногда, черес
случаем. Такие гости кажутся нам всегда послан чур увлекшись, я делал что-нибудь слишком неосто
цами сказочного мира, в который так хочется пове рожное и резкое, и тогда Мария испуганно выставля
рить... ла перед собою руки. Я спохватывался и отбрасывал
— Нутрия есть животное, природно самое непри в сторону зеленый тугой абрикос, которым собирал
хотливое и для ухода за нею весьма приспособлен ся было в нее запустить...
ное,— толковал мне седенький краснолицый Степан А тем временем, пока я ждал во дворе Марию,
Петрович, исходя скупым потом, дрожащими руками единственное окошко небольшой пристройки, которую
разминая сыплющую табак папиросу.— Наиболее снимала у старика Нонна, оставалось наглухо занаве
уязвимое со всех сторон место его, ежели, скажем, шенным изнутри, и там, в загадочной полумгле, шло
по зимнему времени, это хвост, который отгнивает производственное совещание, как уверял Степан Пет
у него, если отморозить. Поэтому на зиму я их пе рович. Заседали иногда до самого вечера, лишь из
ревожу в сарай, на отопительный тепловой режим, редка Нонна выскакивала на улицу с пустым гра
так сказать. А жрут они все, едрена палка, дай им фином в руке и бежала через весь двор к водопро
хоть отрубя, хоть пареную чечевицу... А этих антаго водной колонке. Видимо, у заседавших от прений
нистов зимою я держу во дворе, под навесом, им-то пересыхало в глотке.
наши природные условия не страшны.— И Степан Двор со стороны улицы был отгорожен молодыми
Петрович презрительно тыкал пальцем в толстого стройными грушами, двумя-тремя черносливами
лохматого кролика с розовыми глазами, вздрагивав (основной старый сад находился позади дома), и та
шего в частом дыхании. кого укрытия от нескромных глаз было достаточно,
Степан Петрович пускал поток слюны внутрь бу очевидно, для Нонны, и она выбегала на воздух
мажного мундштучка папиросы, которая тут же в домашнем виде. Нас со стариком она считала сво
в шипении гасла, брал грабли с железными зубьями ими людьми и потому не стеснялась. Увидев ее та
и куда-то уходил, и из-за кустов доносился до меня кую, Степан Петрович хмурился, угрюмо дышал в ку
его голос: лак и сердито произносил: «Ни стыда, так сказать,
— Клеверный рацион любят, тунеядцы, а где им ни совести. Прикрыла бы свои центнеры, едрена
столько клевера возьму? Рожу, что ли? палка». А Нонна проносилась мимо, обдавая нас
Я растягивался под кустом акации, клал под го теплым вихрем, с откровенным огненным румянцем
лову теплую от солнца алюминиевую миску — дном во всю щеку, сверкая в мгновенной улыбке всеми
вверх — и терпеливо ждал Марию. Эта миска рань белыми зубами. Ее золотисто-смуглое, как прожарен
ше предназначалась для носки воды, но теперь про ное масло, загорелое тело едва было прикрыто не
худилась и бесполезно лежала в траве возле клеток, большими купальными «двумя штучками».
пока я не приспособил ее под свое изголовье. Кролики и нутрии начинали тоскливо метаться
Конечно, я мог бы и не ждать Марию и уйти в клетках, когда приближалась Нонна; пробегая ми
на реку, сбросив свои солдатские доспехи, и прийти мо нас, она блуждающими глазами оглядывала клет
сюда к вечеру. Но я не решался этого сделать: с не ки со зверушками и улыбалась красноглазым кроли
которых пор Марию так усердно стерег ее ревнивый кам такою же улыбкой, как и нам со Степаном Пет
Петр, что она могла вырваться из дому совсем не ровичем.
надолго и в разное время. И я вынужден был ждать
Как-то, глядя на белых пушистых крольчат, тихо
ее, никуда не выходя со двора,— не мог же я позво
и кротко игравших в большой клетке, заваленной
лить себе купаться и пописывать стихи, в то время
изумрудным клевером, я вдруг вспомнил один ничем
как она, возможно, карабкается по крутой улице
не примечательный и, казалось, давно канувший в
Горы на самый верх... И если меня не окажется, то
забвение осенний день...
Пожухлое убранное поле; два небритых охотника
Окончание. С м , < А в р о р у » № 5 — 1975 в высоких блестящих сапогах. Они шли краем поля
7
по проселку широким бодрым шагом, прижимая лок пившись, робко улыбаясь, но с каким-то, мне пока
тями приклады ружей. На поясах у них висели ма залось, вызовом спросила Мария.
ленькие серые зайцы, мягко обвисающие, безнадеж И я, пересилив свой страх, приложил кончики
но мертвые... Я глядел на жйвых крольчат, белыми пальцев к тому месту, где только что дышала ткань...
пуховыми шариками выкатывающихся из темного ла Вдруг пальцы мои ощутили такое упругое и неисто
за маточника, и мне открылась невысказанная глу вое движение, такой резкий толчок, что я невольно
бокая грусть, извечная элегия осени, присутствовав отдернул руку и оторопело уставился на Марию. Она
шая в том давнем дне. рассмеялась, откидываясь назад на руки.
Время! Его сверкающее зеркало всегда пусто — — И... тебе не больно? — спросил я.
как блестящая поверхность рельсов, по которым про — Нисколечки,— был ответ.— Немного смешно
шло несчетное число поездов. Только свистит над вы только.
сокой насыпью тысячелетний ветер, рассекаемый тон — Очень смешно, нечего сказать! — проворчал я.
кими стеблями гибкой травы... Мы сидели рядом на ровной мелкой траве, перед
Стало жаль, что и грусть и радость человека так нами стояло красивое грушевое дерево с желтыми
неразъединимо связаны с равнодушным временем, плодами, похожими на огромные застывшие капли
отходят вместе с ним. Неужели дни, этажи плыву смолы. Тень от дерева плоско ложилась на траву, из
щих облаков, бессмертные краски земли и неба яв ломанно падала в неглубокую канавку и с другой
ляются человеку лишь для того, чтобы он их забыл? стороны вновь выбиралась на траву, достигая кон
И я попытался хоть что-то вернуть из того, что чика моего сапога. Я думал о стихах, которые толь
было утрачено вместе с давно позабытым днем: ко что написал, о том, какими сложными путями
На жестком поясе охотника пришли ко мне эти стихи, думал о таинственном
маленькие зайцы сближении, которое благодаря одному лишь прикос
висели вниз головой новению произошло между мною и Марией; думал,
и тусклыми глазами люблю ли этого безвестного ребенка, которого ощу
смотрели на щетинистое жнивье. тил ж и в о г о под своей рукой.
Низкое, И мне казалось, что да, люблю его, по крайней ме
неслось куда-то ре не ощущаю к нему ничего враждебного, жалею,
всклокоченное небо. хотя именно он своим присутствием всегда беспо
Блестели сапоги охотника. щадно напоминает мне, что Мария таинственно,
А нежные уши прочно связана с другим, глубоко чуждым мне че
и лапки маленьких зайцев ловеком.
бессильно мотались, Я ведь не знал раньше, что она так нужна мне,
как серые тряпки. Мария! Повсюду, словно тень Эвридики, она следо
Когда я вписывал эти строки в книжку, во двор вала за мною, но когда я обернулся, стала неотвра
вошла Мария, переваливаясь утицей, засеменила тимо удаляться. Теперь я знал, что такое утра
к пристройке, где прятались наши труженики,, и по та женщины, которая должна быть только твоей,
ставила на крыльцо большую миску с розовыми сли хотя совершенно еще не знал, что такое м о я жен
вами. Затем Мария подошла ко мне и, сначала тя щина... А я и не хотел ничего знать, мне достаточно
жело опустившись на колени, присела рядом на тра было тогда, что я знаю ч е л о в е к а...
ву. Я с болью и жалостью следил за неловкими, осто Я смотрел на худенькое лицо своей школьной по
рожными движениями зверя — того самого зверя, на други, на котором темнее загара отпечатывались ро
котором мы едем по пустыне жизни, подводя его то димые пятна нашего бессчастья, и думал о том, что
к воде, то к пище. Зверь Марии сейчас был беспо мы с нею ничего такого не сделали, пожалуй, из-за
мощен и некрасив, но я ведь любил не его... Я про чего стоило нас так строго наказывать. С каждой
чел ей то, что написал минутой раньше, она молча встречей мне становилось яснее, что нам с Марией
выслушала, улыбаясь. Как и всегда, когда я читал лучше не пытаться осознать то, что с нами приклю
свои стихи, Мария ничего не сказала мне, лишь скло чилось. Мы только иногда улыбались растерянно,
нила голову и замерла с обычной своей гримаской глядя друг на друга, и после я начинал какой-нибудь
улыбки. Уголки глаз ее и губ, изогнувшись, устреми веселый разговор...
лись навстречу друг другу, лицо стало ласковое... — А ты знаешь, Василек, мне понравилось твое
Молча протянула она мне две розовато-желтые стихотворение,— прервала вдруг мои размышления
мясистые сливы, теплые то ли от ее рук, то ли от Мария.— Зачем только стреляют бедных зайчиков?
солнца. Я взял у нее эти сливы и стал есть — они — На то они и зайцы, чтобы их стреляли,— отве
были упругие, сочные, косточка хорошо отделялась. тил я невесело.
Я разгрыз косточку и съел горьковатое раздвоенное — Перебьют их когда-нибудь, и не станет совсем
семечко. зайцев.
Щурясь от солнца, Мария смотрела на меня, улы — Что ж... Тогда не станет и охотников на зай
баясь. Улыбался и я. Лицо Марии завлажнело, солн цев,— пошутил я.
це било ей в глаза, и я подумал, что надо бы пере — Слушай... А ты обо всем можешь написать, что
двинуться нам в тень, которая незаметно отошла ша захочешь? — вдруг спросила Мария.
га на два в сторону. Но, взглянув на Марию, я не — Обо всем,— похвалился я.
решился что-либо предпринять, и мы продолжали — Напиши об этом.— И она сорвала травинку,
сидеть на солнце. подала мне.
Вдруг я заметил, как шелк платья, обтягивавший — Ребенок принес мне полную горсть травы и
круглый живот Марии, быстро взбугрился и опал — спросил: что такое трава? Что мог я ответить ре
и еще раз, и еще... Я догадался, что это шевелится бенку? Может быть, это флаг моих чувств, соткан
ребенок, но мне стало почему-то не по себе. Заметив ный из зелени, цвета надежды?..— прочитал я на
это, Мария смутилась, покраснела, но затем рассмея память.
лась и спросила: — Знаю, это из книги, которую ты приносил мне.
— Что, Чекин? Неужели боишься? Но я не о траве, я о другом.— И она указала на что-
— Боюсь,— признался я. то маленькое и темное, прилипшее к основанию длин
— Хочешь... потрогать, как он дерется? — поту ного листка травы.
8
Я присмотрелся и только теперь заметил, что на щаться в часть, и я до позднего вечера гулял по дач
черешке листка, судорожно обхватив его лапками, ному поселку. Пробираясь вдоль длинных заборов,
застыла синяя муха. Это была красивая, с металли я заглядывал поверх в чужие дворы, находя
ческим блеском травяная муха, по которой не было в этом занятии странное волнение. Все то, что виде
бы заметно, что она мертва, если бы не одно ото ли мои глаза, не было для меня явью, потому что
рванное крылышко. Но отсутствие одного только в эти видения я не мог войти, как невозможно вой
крылышка буквально вопияло о смерти. ти сквозь позолоченные рамы внутрь музейных кар
Я раскрыл записную книжку и, посматривая на тин. И, как это бывает, когда человек смотрит на
неподвижную муху, написал: старинную картину, я был существом из другого вре
Так умерла муха... мени, подверженным всякой суете и тревогам, но
Среди густой травы, вдруг увидевшим перед собою нечто неизменное, на
крепко обхватив лапками век спокойное и прекрасное.
зеленый стебель. Нечаянный путник из иного века, я с завистью
Ее уцелевшее одно крылышко подглядывал из-за кустов, следил, как среди зелени
еще мерцает в траве сада, на сочной траве, пируют беспечные обитатели
перламутром... жизни: нагие женщины и мускулистые, откормлен
Так умерла муха — ные мужчины с гитарами, со стаканом вина в руке.
среди густой травы, Вечерний свет понемногу густел — вздрагивающий
крепко обняв зеленый стебель. янтарный свет на садовой листве и ярких плодах.
— Готово.— Я протянул книжечку Марии. Все то Тусклый кровавый огонь вспыхивал вдруг в струе
время, что я писал, она, привстав на колени, дер разливаемого Из кувшинчика вина. На белой стене
жала руку на моем плече и заглядывала в странич мазанки возникало коралловое пятно пробившегося
ку. Что-то во мне ширилось, звенело, светлело. сквозь деревья света — и волосы женщины вспыхи
Я вдруг ощутил все свое могущество. Я человек. Я вали нимбом на этом свету.
свободен, никакого гнета надо мной, ни беды, ни стра Я забывал, откуда пришел сюда, куда иду, и мой
ха, ни темной густой боли утраты,— а были вокруг солдатский мундир казался мне нелепым маскарад
солнце и трава, синее небо и стихи, стихи, таящиеся ным костюмом. (И вправду: что за странный мир,
в каждом плавном кивке травы, в изгибе каждой где вечный топот сапог, чистка оружия, кухонный на
ветки дерева. И была рядом живая Мария с веселым, ряд, стрельба по движущимся мишеням!) Вытирая
до боли родным лицом... пилоткой распаренный лоб, я ощущал запах своего
— А неплохо,— похвалила она.— Именно то. Все пота, и мне становилось невыносимо от этой своей
очень похоже... Все-таки удивительный ты, Чекин.— бесполезной, неуклюжей телесности. Я не мог всту
И вдруг, запрокинув лицо, она тихо, радостно засме пить в круг приманчивой игры жизни, не мог сидеть
ялась. на траве возле этих гладких, сверкающих женщин,
Я заметил на ее висках голубые линии напряг в тени персиковых деревьев, бездумно пощипывая
шихся вен, и мне стало невыразимо жаль ее. Жаль струны гитары. А о н и играют в мяч, в бадминтон,
до тяжелого, горячего спазма в сердце, от которого шепчутся в кустах, и крошечные разноцветные эль
не продохнуть... У человека должны быть или лю фы, подслушивая их, смеются серебряным смехом...
бовь, или стихи, или что-нибудь еще... Но нельзя Они бегут через сад в струящихся шелковых хито
же ведь без ничего! Я заметил белую, тонкую шелуху нах! Лежат в гамаках и читают книги!
кожи на ее обтянутых, обожженных скулах, тугие Упоительная жизнь дачного августа! Розовые
жилы на шее. смуглые вечера. Лукавые шорохи в винограднике за
— Марийка, ну почему ты такая худая? — сказал терраской... Беспечные, бессмертные жители садов
я с горечью.— Разве можно быть такой худой?.. Гесперид! Вот стоит и смотрит на вас через забор
— Тебе хорошо так говорить. А я вот ничего не Васька Чекин, солдат. Он улыбается как дурак и про
ем,— усмехнувшись, ответила Мария.
ходит мимо, сложив свои длинные руки на заду.
— Ну и плохо. Надо есть! За двоих ведь...
— Ох, Чекин, не могу я у них есть. Пусть сами Однажды на узкой крутой улице я увидел ту, с о
едят ворованное. Аппетит пропадает. с в е р к а ю щ и м и п л е ч а м и , загорелую до цвета
— Ворованное? — удивился я. самого темного ржаного хлеба. Волосы ее, спадав
— Представь себе. Ох, это такие люди... Свекровь шие на спину из кудлатого, высоко поднятого на за
в детском саду поваром работает, все*, тащит оттуда. тылке пучка, были почти бесцветны, к'ак выгоревшая
Масло ведрами, сахар. И эти куриные ножки, пред на свету старая пенька от канатов. Одетая в корот
ставляешь? Именно ножки, самое лучшее. А я не кое голубенькое и простейшее мини-платье, она шла
могу. Лучше умереть. Приду к маме, у мамы кар впереди меня, поднимаясь на горку, тащила на пле
тошечку попрошу с огурцом... че что-то тяжелое, круглое, завернутое в бумагу, и ее
Я смотрел на ее руки, стиснутые у горла, на зна мореные ноги были видны высоко— длинные могу
комые маленькие, узкие руки, пожатие которых мог чие ноги темнокожей атлетки. Я в первую минуту
ло быть таким энергичным и радостным, смотрел на взвился было соколом, хотел догнать ее и сразить на
это золотое кольцо, свободно болтавшееся вокруг ху лету... Потом опомнился и вынул из кармана запис
дого пальца. ную книжку. Проводив незнакомку грустным взгля
дом, пока она не скрылась за поворотом, где стояла
поникшая столетняя ветла, я присел на теплый при
А уже давно шел август, необычайно богатый дорожный камень и записал:
в этом году. Обилие зреющих садов было удивитель
ПЕРВЫЙ СКУЛЬПТОР
ное. От яблок гнулись и потрескивали иблони; си
ние, сизые и розовые сливы, словно тяжелые^.,оже Он взял ком земли
релья, обвисали сверху донизу на ветвях;.,деревьев. и на миг призадумался...
Открытые террасы домов, затененные выр^идаде ви Мимо прошла девушка
ноградным листом, были увешаны плотодиоду^дфрздь- с кувшином на плече,
ями золотистого и черного винограда., С$доваяг Гора в чистых одеждах,
восходила к лучшим своим дням. с утренней свежестью
Когда Мария уходила, мне еще рано было возвра на ярком лице.
2 «Аврора» № 6
9
Он смял глину в руке —- сказала она, все так же враждебно поглядывая иа
и вылепил девичье тело, нас с сержантом, будто собираясь защитить под
без усилий несущее тяжесть. ружку от какой-то обиды. И вдруг затряслась и за
А его соплеменники выла, уткнувшись лицом в плечо Марии.— Ой, что
узнали в ней теперь будет... что бу-удет!..
богиню плодородия Мария, сидевшая прямэ, упираясь костяшками
и стали ей поклоняться. пальцев в скамейку, тоже заплакала, глядя куда-то
И вот я решился наконец. Однажды вечером уса вдаль, не шелохнувшись, а мы с сержантом стояли
дил Марию на скамью рядом с собою. перед ними, словно отделенные от них огромным
— Маша, ты не должна больше жить с ними. По пространством, и сержант хлопал пилоткой по своей
ка перейдешь сюда, к Нонне, а гам видно будет. Ре широкой ладони.
бенок должен родиться не у них , понимаешь?.. Я
пошлю стихи в журналы — может, напечатают,— до Гораздо сложнее оказалось объяснение со Степа
бавил я совершенно некстати. ном Петровичем. Терпеливо выслушав мою путаную
Мария молчала. Слышно было, как где-то позади речь, он долго водил губами, будтохотелсогнать
дома Степан Петрович водит бруском по лезвию ко с них невидимую муху, потом невесело сказал:
сы, постукивает по железу. Он накануне собирался — Так. Ситуация ваша мне ясна. Что ж, всяк
выкосить бурьян в углу сада. по-своему с ума сходит... А как же вы все-таки ре
— Но это же дико, Чекин,— наконец тихо про шили насчет финансовой стороны этого морального
говорила Мария.— Что скажут все... мама?.. вопроса?
— Знаешь, оставь. Что бы они ни говорили, смысл — Какого вопроса? — стал я уточнять: мне по
всегда будет один: не смей ничего делать такого, казалось, что речь идет о квартирной плате за Ма
чего другие не делают. И пусть идут к черту, если рию.
им не нравится. Ты уйди пока, поживи отдельно. — Ну, скажем, законного вашего брака ай как
А ребенок родится — он будет наш... Потом мы все там у вас нынче называется. Кто будет его финан
уедем отсюда. Я не знаю, имею ли право говорить сировать? — спросил он. — Пускай дите будет
тебе о любви... Ведь сама видишь, как непохоже это твое — Петькино — прохожего дядькино, это прин
ни на что. Но пускай! Одно только должна ты знать, ципиальный вопрос... Но есть-пить надо? Надо.
Машенька: я твой, понимаешь? И ты тоже — на Одевать-пеленать дите надо? Надо. А какие твои
веки мой человек... капитальные вложения, едрена палка? Кукиш без
Я не знал, что говорить дальше. Мария молчала, масла?
казалась спокойной, внимательно глядела куда-то Высказав это, Степан Петрович убежал за клетку,
мимо меня. Близко пролетел бесшумный стриж, и в которой возилась печальная толстая нутрия, по
карие, блестящие глаза Марии на миг дрогнули вслед чесывая передней лапкой за ухом. Выскочил старик
за птицей. уже с другой стороны клетки, размахивая сверка
Из пристройки вышел мой друг сержант, подошел ющим серпом.
в нам: мундир на одном плече, широкая улыбка че — Сколько тебе служить осталось, сынок? —
рез все розовое лицо. крикнул он, быстро приближаясь ко мне.
— Где Нонка, Маш? — спросил он бодро. — Год,— ответил я, примерно предугадывая даль
— В магазин пошла,— ответила Мария.— А ты нейший ход его мыслей.
Нонку потерял? — A -а! Год, говоришь? — торжествующе протя
— Да спал я, понимаешь,— ответил сержант, не нул он.— А ведь это двенадцать месяцев, так
много смутившись, накидывая мундир на оба плеча. сказать. Кто будет ее без мужа снабжать — об этом
Я сообщил ему о нашем решении (Мария молчала, ты подумал, миллиардер? Твои планы хороши, я по
и я правильно принял это молчание за знак согла нимаю, но где практические выводы, парень?
сия), сержант удивленно вскинул на меня глаза, тут Я ничего не ответил ему и невольно улыбнулся,
же отвел их в сторону и, нерешительно поводя ими, глядя на его разгневанную красную физиономию, на
несколько раз исподволь, воровато подбирался взгля клочья растрепанных волос по бокам лысой головы.
дом к Марии... Не выдержав, я рассмеялся и изо Он заметил мою улыбку и, остановившись напротив,
всех сил хлопнул ладонью по его широкой упругой погрозил мне серпом:
спине. — Знаю, знаю! На родителей надеетесь. Вот так-
— Ты что, ошалел, дурак? — обрадованно улыб то и мои захребетники: «Папа, дай! Папа, помоги!
нулся он, вмиг порешив, видимо, что дело это не его Папа, пришли!» А самим уже за сорок давно пере
и что нам виднее, как поступать... прыгнуло. Мне-то что, пущай Машка вселяется.
— А Нонка знает? — спросил он, окончательно Взимать особую плату за проживание не стану —
успокоившись. одну жилплощадь ведь сдаю, не две, но заранее
— Нет еще,— сказал я.— Надо уговорить ее, что делаю предупреждение: только вплоть до рождения
бы пустила к себе Машу. ребенка. А из роддома забирай куда хошь, только
— А чего уговаривать, все ясно,— вскинулся сюда не привози. Всякие там крики и болезни мла
сержант.— Пусть перебирается хоть сейчас — и денцев мне ни к чему, я к тишине привык, за то и
точка! А Петьку проучить пора: чего он, пьянь не дачников не держу. А вас, голодранцев, мне стало
счастная, в рабстве ее держит? Здоровый мужик, по весьма жалко, потому и пустил. И Машку по работе
нимаешь, а ведет себя как баба. Правильно, Маша, хорошо знаю, примерная была труженица...
бросай его, не то пропадешь. — Спасибо, Степан Петрович,— поблагодарил я
Пришла Нонна и, казалось, ничуть не была удив доброго человека.
лена, узнав новость. Она уселась на скамью рядом — Кушай на здоровье... И все же недальновидная
с Марией, расправила на круглых коленях платье и у тебя политика, сынок, скажу со всей откровен
потом, покойно обернувшись, обняла за плечи ху ностью.. Брать на себя столь моральную ответствен
денькую подругу. Поверх ее головы странным дол ность, когда назревает новый международный кри
гим взглядом золотистых глаз посмотрела на меня, зис и еще неизвестно, что будет! А ты называешься
на сержанта: мне показалось, что с каким-то отчуж солдат, сегодня ты в увольнении, а завтра в марше
дением, враждебностью, что ли. вом батальоне на фронт. Что, неправда? Неужели ты
— Ничего, Марусь, я тебе помогу, не бойся,— и газет не читаешь, молодой человек?
ю
— Читаю, Степан Петрович,— уверил я.— Нам взорвалась: зажгли яркий свет, и кто-то рявкнул
каждое утро делают широкую политинформацию, необыкновенно мощно:
так сказать,— передразнил я старика, впрочем, — Рота-а-а! В ружье!!!
вполне дружелюбно, и, не выдержав, расхохотался. Словно вихрем сдуло с коек солдат — мгновенно
— Смейся, смейся, Рабиндранат Тагор! Досме взлетели вверх белые простыни. Еще не проснув
ешься еще!— пригрозил он.— А только запомни: шиеся окончательно, очумелые со сна, солдаты
хомут на шею надеть легко, а скинуть весьма труд с лихорадочной поспешностью натягивали штаны,
новато. И еще запомни: как бы ты ни жил, а одна мотали на ноги портянки, обувались. Через минуту
голова не бедна... у ружейной пирамиды началась давка, каждый
Он прозвал меня Рабиндранатом Тагором после стремился поскорее ухватить свое оружие, лопатку,
того как однажды я почитал ему стихи из записной противогаз. Схватив оружие и амуницию в охапку,
книжки. Я прочел «Отбой в казарме», считая, что солдаты бежали к выходу из казармы, обвешиваясь
этот стих будет понятен старому солдату, прошед всем на ходу. Тускло-зеленый водоворот тел крутил
шему службу в двух разных армиях. ся посреди казармы, топот ног и лязг оружия на
Желтый свет лампочек, полнили ее, но говора слышно не было, лишь тот же
желтый-желтый; могучий голос рявкал: «Скорей! Скорей!» — и то был
желтая полутьма казармы; голос старшины Ноздрина.
желтая грусть на солдатских лицах, Команда «В ружье!» одна из самых неприятных и
грубое их баловство. неожиданных для солдата — настигает она, как
Грустная желтая паутина света правило, ночью, и спросонья никак не разберешь,
пала на уложенных спать что случилось, и непроизвольно ждешь беды...
двадцатилетних детей. Но когда мы выбежали из казармы на плац,
На казарменные постели, прохлада тихой южной ночи коснулась наших горя
на казенное белье, чих лиц, и яркие твердые звезды, казавшиеся
на смуглые тела просто маленькими, а не далёкими, мигали нам
тускло брызжет свет лампочек — с обычным своим кротким приветом. И на сердце
желтый-желтый. сразу отлегло. Солдаты умеряли шаг, покашливали,
начинали тихо переговариваться. Вид звездного
Мы хорошо еще помним большую последнюю неба и черных, застывших вокруг плаца деревьев,
войну. Помним, какими двумя бомбовыми ударами и глубокая тишина ночи, и одинокая лампочка на
в Японии закончилась она. Известно, что в войну столбе, видимая вдали за оградой военного городка,
погибло пятьдесят миллионов человек. Такова крат- и лопотанье лягушек в канаве за овощным скла
кая история болезни. Это, конечно, чисто челове дом — все это знакомое обличье ночи само по себе
ческая болезнь, своего рода чума, поражающая вселяло в нас успокоение и глубокую уверенность,
души людей. Они как бы цепенеют и опускают что пока ничего страшного не случилось.
глаза перед теми новыми пределами беды и зла, ко И уже бодрые командирские и солдатские го
торые раскрывает война. После нее появляется лоса раздавались в темноте:
много странных людей, пьющих, непонятных. Вот и — Вторая рота! Строиться!
отчим мой был таков. Он писал неграмотные патри — Пер-рвая р-рота-а!
отические стихи, периодически впадал в запой, — Я тебе, Битаров! Спишь на ходу!
любил читать Диккенса... Очевидно, чума проходит, — Никак не-ет, товарищ старшина!
а отравный след от нее остается. Даже мое поколе А потом батальон стоял, выстроенный темным
ние, что не помнило войны из-за своего малолетства, квадратом, впереди замершего ряда бронетранспор
появилось на свет с войной в крови: ее темная теров с горящими фарами; посреди плаца, хорошо
меланхолия окутывала зеленые ростки нашего дет видимые всем, замерли три темные фигуры в длин
ства. И первые наши впечатления были — что ных плащ-палатках. Рослый командир батальона,
в этом мире больно, холодно и всегда страшно: не стоя впереди этой тройки, произносил отчетливым
будет еды... кто-то может ворваться в дверь... голосом, чуть растягивая ооднчания слов:
Каким может быть выверт сознания, однако! — Отмечаю-у... хорошее время... выхода всех рот.
Мне казалось вполне е с т е с т в е н н ы м , что я не Что говорит... о боевой готовности-и-и... всего личного
знаю отца. «Погиб на фронте» — это представлялось состава...
мне как некое качество, весьма положительное, Роты выстроены походными колоннами, и я вижу
свойственное не всякому на земле. Несколько свы перед собою знакомый стесанный затылок Якуш-
сока я относился к тем своим товарищам, у кого кина, соседа по строю, напряженную толстую шею
имелись незавидные отцы, которым не выпал слав крепыша Данилова, птичью шею узбека Хокбер-
ный жребий. И как же я был огорошен, когда по диева, вороний нос правофлангового Шашкина.
приезде на Сахалин, куда завербовалась мать, по Всех нас, таких разных, судьба и время свели
кинув давший нам эвакуационный приют Казахстан, в одно место, чтобы стояли в ночи и томительно
она вдруг вышла замуж, объясняя это тем, что мне ждали чего-то. И мы ждали, и все были равны
нужен отец. Тогда-то я и почувствовал, что у меня в этом ожидании — верзилы и коротышки, светло
нет отца. глазые и черноокие, курносые и горбоносые, рабо
И вот теперь, сам солдат, зная, что такое сол чие парни и колхозники, гении и простаки, поэты,
дат и п о ч е м у солдат, я время от времени слы портные и музыканты.
шал об очередном международном кризисе, обещав
шем очередную великую болезнь.
4.
В полковом клубе показывали западную кино
хронику: хрящеватые, с отечными подглазьями, еще
довольно бодрые старики маршировали в строю
с деревянными ружьями на плечах. Невероятно! Эти
старцы, видевшие не одну войну, вытягивали ногу
в прусском шаге, другой ногою стоя уже Ь Могиле!.. Уходя в армию, я прихватил с собою две кни
ги — то были стихи Уитмена и сборник мифов Древ
Однажды глухой ночью в казарме словно бомба ней Греции. Получив обязательный для каждого
11
солдата вещевой мешок, я положил туда любимые главное. А что главное? Смотри, горит, отвечай
книги, обернув их новой байковой портянкой. Время скорее. Я хотел, чтобы от моей поэзии была реаль
от времени я доставал книги, чтобы поддержать свой ная польза для жизни. Я верил... Но что же делать
дух поэзией и сказкой. Затем я сам начал писать — дальше, что делать... когда все сгорит?)
и столь быстро, что вскоре мешок был туго набит Афанасьев пробежал глазами по какому-то лист
рукописями, тетрадками, записными книжками. ку, беззвучно шевеля толстыми губами, отложил
Глубокой осенью мои стихи, отосланные в разные лист в кучу бумаги и в утешение сказал мне:
редакции, стали возвращаться ко мне. Пришел чет — Дэ-э... Стишки и вправду дрянь. У Горелова все
вертый, последний пакет, в котором была краткая же поскладнее, хотя он и салага. Как это... «Ефрей
сопроводительная записка на казенном журнальном тор Шмарин веселый парень и пулеметчик огне
бланке: «...к сожалению... не заинтересовали... всего вой...» А?
хорошего». Ответ был почти дословно такой же, как С тем он и ушел назад, уселся за стол и погру
и от трех других журналов. И ждать его пришлось зился в свою полуистлевшую ископаемую книгу.
всего на неделю дольше, чем другие. А я продолжал дело, изредка наугад выбирая
Это было кстати. Я вывалил на пол каптерки все листок и прочитывая при свете квадратной, в бушу
листы, отпечатанные штабной машинисткой Розой, ющем пламени, топки. Каждый стих у меня был
и тетради, и увязанные пачки черновиков, бросил небольшой, но в нем таился какой-нибудь затерян
в кучу толстую амбарную книгу, которую выпросил ный день: серый, голубой или белый... Сил моих
у старшины, чтобы вписывать в нее начисто отрабо больше не было. Я попросил Афанасьева докончить
танные стихи... Все это я перевязал веревкой в одну за меня (он не глядя кивнул) и выбежал вон из
кипу и понес в кочегарку. кочегарки...
Остриженный под машинку мордастый кочегар Приземистый, узкоглазый повар Андрющенко,
Афанасьев сидел за столом под голой лампочкой и с голой грудью под грязной белой курткой, просто
читал какую-то пухлую старую книгу. Я попросил волосый, стоял на крыльце полковой кухни и курил.
его открыть топку. Желая покончить разом, я хотел Это был первый встречный человек в новом для
бросить туда всю связку, но это оказалось невоз меня мире, в котором уже не было моих стихов.
можно сделать: кочегар только что накидал полную Двое солдат из кухонного наряда везли к свинар
топку угля,- и бумаги мои вываливались назад. нику огромный бак с пищевыми отходами: один
Тогда я пережег раскаленной докрасна кочергой ве бегом волок за собою низенькую тележку, залитую
ревку и стал бросать в огонь по одной тетради из помоями, другой, в синем халате, завязанном те
стопки. Кочегар подошел и спросил, что это я делаю. семками на спине, придерживал бак и время от вре
«Шпионский материал уничтожаешь?»— ухмыль мени вскакивал на тележку, чтобы проехаться на
нулся он. «Нет, Афанасьев, стихи»,— ответил я и по одной ноге.
казал ему листок, отпечатанный на машинке: Я ушел на широкую земляную крышу овощного
Остались только — склада и спрятался за деревянную вытяжную трубу.
лишь нежный шелест Был теплый день позднего бабьего лета. Сухая уста
и тихий свист. лая трава светилась на солнце, я прилег в нее и уснул...
Осталась песня, Проснулся я от неприятного холода, сковавшего все
что сердцем пелась, тело, откашлялся и с . трудом поднялся на ноги. На
и купол неба — плацу под флейту и барабан шли занятия по стро
велик и чист. евой подготовке.
— А-а! — понимающе протянул Афанасьев, слов С Марией у нас ничего не вышло. Недели две
но каждый день имел дело с поэтами, сжигающими она промучилась у Степана Петровича, затем пе
свои стихи в кочегарке. Потом все же спросил: решла к своим родителям.
« А зачем в печку? Дурью маешься, Чекин...» Дело усложнилось еще и тем, что Нонну от фаб
— Это уж мое дело,— ответил я. И, сказав это, рики отправили на уборку урожая в плодосовхоз,
почувствовал, насколько одинок. Никто ведь не так что Мария осталась совершенно одна. Я почти
поймет, что сейчас происходит. Ни бог, ни смертная каждый день писал письма, а ответов получил
душа. Придумывать ничего не нужно — ни любви, всего два. В последнем письме, написанном уже
ни творчества. Это дается кому-нибудь, но само после переезда к матери, Мария сообщила, что при
собою, естественно. Ни молитвами, ни кровавой пре ходил Петр, говорил по-хорошему, просил примире
данностью нельзя этого получить. Мне никогда не ния и обещался уйти от своей матери и жить от
хотелось умереть обыкновенно — затылком на земле, дельно, если Мария будет согласна. В этом рассказе
глазами к небу, а как-то иначе: в полете, в ярком я уловил скрытый вопрос и потому написал Марии,
падении... А теперь я хотел бы умереть как-нибудь что пусть поступает, как находит нужным. Ответа
нелепо и страшно — вот сунуть бы голову в топку... не последовало. Я обиделся и тоже перестал писать.
или взять черную кувалду из кучи угля и ахнуть ею Вскоре по делам службы я был выпущен из
себя по лбу. части, и вот на обратном пути полковой мотоцик
— Не гожусь я в поэты, Афанасьев,— говорил лист завез меня на садовую Гору. Тетя Фрося, счи
между тем я.— Нету таланта, друг, а без таланта тавшая меня единственным виновником всего слу
ничего не выйдет. чившегося, встретила неприветливо и в дом не при
— Ну да! — грозно возражал Афанасьев.— А у гласила. Последнее наше объяснение с Марией про
салаги, значит, выйдет?! В хозвзводе появился у нас изошло на веранде, куда она вышла, услышав крики
один такой Пушкин. Молодой товарищ, а уже в ре матери...
дакции посиживает. Пухнарь, можно сказать, а уже После этого объяснения я уже не видел Марии.
стишки в полковую газету пописывает. Горелов его Но от Коли Ягоды знал, что Петр и на самом деле
фамилия — читал небось? Теперь при редакции решился уйти от мамаши и поселился в доме жены.
в собственном кабинете принимает, салажонок. А вскоре у, Марии родилась дочь.
— Пускай сидит,— ответил я.— Мне до таких, В лодку началась очередная демобилизация. В но
как вон до той лампочки. (Вот сейчас все сгорит... ябре отпустили; Колю, и он, женившись на Нонне,
Отвечай правду: зачем тебе нужны были стихи? увез ее .в Днепропетровск. Вестей от Марии уже
Славы хотел?.. Может, и хотел, но это не самое никто не мог мне приносить. Как-то в субботу я взял
12
увольнение и поехал к ней, чтобы поздравить с доч Чахлые сады с вишнями, сливами п яблонями
кой. Но из дома выскочил трясущийся, бледный жались возле беленых хаток. Душным летом пыль
Петр с разводным ключом в руке, и я вынужден припорашивала листву деревьев, покрывала мутным
был уйти. Мария так и не появилась. налетом зрелые вишни и сливы.
Все было ясно! Здравый смысл царил в деревян Ко хутор был знаменит не садами — главную за
ных и каменных домах Горы, богатой садами. боту хуторян составляли гуси. Ранней весной гуси
В тенистых дворах этого уютного пригорода вовсе начинали плавать по каналу отдельными большими
не таилось беспечной жизни вечных существ, как отрядами, а к осени, пробужденные высокими кли
мерещилось мне во время одиноких прогулок по его ками пролетающих на юг диких братьев, с гоготом
райским закоулкам. И нежный, хрустальный смех принимались бегать по широкому пустырю перед
эльфов, звеневший в глубине садов, был попросту казармой.
звоном жары в ушах усталого, истомленного пут Иногда им удавалось, стремительно разбежавшись
ника... навстречу ветру, взлететь над землей, и многие под
Я думал: если прав я, то почему о н и одолели? нимались довольно высоко, перелетали даже через
Почему все вышло по их правилам? Им кажется стены склада и долетали до самой окраины ху
несусветной чушью моя любовь, в этом сумели убе тора. Летели они, вытянув шеи, поджав лапы, от
дить даже Марию. И что же мне после этого чаянно загребая крыльями. Тяжело шлепнувшись на
делать? Лить слезы на берегу реки, подобно Орфею? землю и пробежав несколько шагов, они подымали
Степан Петрович рассказывал мне, как жилось Ма медноголосый крик, высоко задирали головы и
рии в эти две недели ее «свободы». Ей приходилось долго не складывали широко развернутых, вздрагива
прятаться от мужа, который работал в ателье по ре ющих крыльев. А через пустырь, жалкие и смеш
монту телевизоров, свободно разъезжал по городу и ные, с растерянным и тревожным гоготом ковыляли
в любой час мог нагрянуть к ней. Она полюбила к ним те, которым судьбою было отказано даже
кроликов и незлобивых нутрий, долгие часы проси в кратком миге свободы и полета.
живала возле клеток, подбрасывая зверькам травы Я часто уходил на берег канала и подолгу
и подливая воды в корытца. Но вскоре хозяин на смотрел на эти тысячные стаи гусей. Весь канал,
чал осенний забой, и бедная Мария, не знавшая об насколько было видно, белел от них. Тесно сомкну
этом, нечаянно увидела все несложные хлопоты тым белорубашечным строем скользили они, гордо
умерщвления своих товарищей по одиночеству. выгнув шеи, повторенные зеркальным отражением
— Такая процедура пришлась ей весьма не серебристо-голубой воды. Проплывая мимо, они тихо
кстати,— рассказывал Степан Петрович.— С ней, гоготали, словно вполголоса переговаривались, и
понимаешь ли, чуть обморок не случился. Пришлось при этом все уставлялись на меня одинаковыми —
удалить ее в дом... круглыми и блестящими — глазами. Эти глаза вы
И тогда же, сидя на скамейке рядом со стариком, ражали душевное состояние птиц — оно было без
слушая его вполуха, я окончательно понял, что мятежное, кроткое, значительное...
выход и вправду надо искать не в одиночестве и не И однажды мне яспо представилось, что все гуси,
в самом лишь себе. Я мог бы, конечно, отвернув плавающие по каналу, были одним, единым сущест
шись от всех этих некрасивых дел, писать стихи и вом, частицы которого расползаются по воде белыми
плевать на все — к чему и стремился всегда, если пятнами, издали похожими на плывущее белье.
подумать. И, может быть, когда-нибудь чего- Как зачарованный, смотрел я на скользящих по
нибудь и достиг бы. Только зачем? Ну, на одного воде крупных птиц, напоминавших мне каких-то бе
«гения» станет больше на земле, а что от этого лых жрецов в торжественной процессии. Сидя в
изменится у Марии? Если ей плохо и всегда будет уединении на красном берегу канала, в тишине,
плохо, почему мне должно быть хорошо? пахнущей разогретой глиной, я задремал и уже
Нет! Не отворачиваться, а погрузиться в эту в полусне понял, что никогда ни один хозяин не
гущу! Не презирать эту пошлую, занудную жесто владел ни одним гусем — владел лишь гусятиной.
кость, а понять... Я вернулся в полк с этой важной А тот великий бессмертный Гусь, который мне пред
для меня мыслью и стал по-новому приглядываться ставлялся, всегда стремительно пролетал над свер
к нашей скученной казарменной жизни. кающими озерами, ходил по берегу, важно перева
В декабре мне дали вдруг отделение молодых ливаясь с боку на бок, шипел и гоготал, высоко
солдат и отправили дослуживать последний год на поднимая голову, величаво плавал по воде, дугою
небольшой военный склад. изогнув шею...
Новое ме<;то службы находилось в глухой степи,
вдали от всех городов. В полукилометре от склада Иногда, когда я вел по тропе нарядов смену часо
располагался небольшой хуторок. Позади нашей ка вых и слышал позади себя топот ног и голоса пере
зармы проходил широкий оросительный канал. говаривающихся солдат, или в тишине ночи, когда
Наша жизнь была однообразной — через день на внезапно просыпался и долго не мог уснуть, или
ремень, через два на кухню, как говорится в солдат в столовой, ожидая, когда мое отделение закончит
ской поговорке. Но кроме караула и кухни выпа принятие пищи и можно будет поднять его и вы
дали еще погрузочно-разгрузочные работы, когда вести на строевую подготовку во двор, я вдруг
приходили машины, так что скучать особенно не забывался, и внезапные слезы навертывались на
приходилось. глаза. Я снова вспоминал, как страшно и жалко вы
На краю хутора стояла высокая ветряная мель глядела Мария в день нашего последнего разговора,
ница, всегда тихая и безлюдная, казавшаяся забро как безобразно была худа... Во впадины щек легло
шенной. Но порою неожиданно начинала Она махать бы по яблоку, - высохшие губы не смыкались вокруг
крестообразными крыльями, описывая пми'> какие-то белых зуббв, огромный живот будто душил ее...
несуразные дергающиеся круги. Кроме1 этих неров —'- Это невозможно, Василек, что мы задумали,—
ных взмахов мельничных крыл ничто ббльшв; каза говорила она;-*- Мама права, я должна быть с му
лось, не двигалось на соломенном и ^манном ху жем. Я измучилась, понимаешь, Чекин? Ребенок
торе. Лишь зимою в морозные дниг( >ВД№да -не сосет из меня, он требует, а во мне уже ничего
вьюжило, над крышами поднимались ‘высокие стол нет... Я так измучилась, а когда человек измуча
бы дыма, которые плавно и широко покачивались ется, он уже ничего не хочет.
по воле верхового ветра. — Но это сейчас, Маша. А потом? Неужели ты
не знаешь, что будет потом? — спрашивал я.— Ты ситься к другому человеку как к равному. Исходя на
не сможешь быть с ним. Ты можешь быть только этого, я уже не смогу думать ни о каком самоутвер
со мной, и сама понимаешь, что так должно быть. ждении в жизни, стремление к которому рождается
— О чем он говорит, боже! — почти прошептала все же из тайного чувства своего превосходства над
она.— О чем ты говоришь, Вася! Ведь ты не любишь другими. Я не хочу никакого превосходства — если
меня, и зачем все это надо было затевать? Я всегда вдруг оно и выпятится явно, то должен буду спокой
знала: тебе нужно то, чего нет ни у кого. Л я тебе но от него отказаться. Даже от какого-нибудь талан
никогда не была нужна. А теперь тем более. Это та, если он обещает мне какие-то преимущества
я сама сошла с ума — чего захотела, подумать в жизни. Я отказываюсь выглядеть лучше других.
только! И не говори ничего, не надо! Я всегда лю Мне всего двадцать один год, и я знаю, что в глазах
била тебя, а у тебя еще не было любви, и ты решил многих мой отказ будет оценен как неестественный,
ее выдумать. Но разве э т о выдумаешь? А х ты, нелепый шаг зеленого юнца, но я делаю этот шаг
выдумщик! Иди, Чекин, своей дорогой, а мне уже вполне сознательно. А чтобы надо мною не потеша
не до выдумок, я попалась. Тебе нужны твои стихи, лись и, главное, не помешали мне — я никому не
зачем тебе беременная и страшная баба?! скажу об этом своем решении. В нашем мире, трезвом,
— Я ничего не выдумал! — крикнул я.— Ты не как ротная разнарядка, такой отказ, я думаю, чего-ни-
верь им, Маша! Ну посмотри на меня... будь да стоит. И я знаю, к чему он должен приве
— Плохо мы жили с Петей, очень плохо,— гово сти меня,— он приведет к чудесной безвестности и
рила она, не слушая меня.— Мать мешала, шпио внутренней свободе (я откажусь от себя — и в мепя
нила за нами, сына ревновала... он же единствен войдут, тихо кружась, черные точки коршунов вме
ный у нее. Какие бывали скандалы!.. Ну и что же? сте с небом, в котором они парят, и все овцы и ко
— Да опомнись, Маша! Неужели ты согласна ровы вечернего стада, бредущие в золотой пыли ми
жить с ними? — спрашивал я, указывая куда-то мо ветряной мельницы, и длинноногие кони, идущие
вдаль, сквозь стеклянные стены веранды. вольным цугом по высокому берегу канала, и камни,
— Ох, как хочется мне спрятаться,— продолжала и звезды, и алые поля цветущего степного мака...)*
Мария, не слушая меня,— спрятаться, чтобы никто Я хочу быть счастлив, как и все люди на земле. Но
ничего не знал обо мне! Чтобы ни мама, ни отец, ни мне не нужно никакой особой доли.
Иришка — никто чтобы не знал, где я, что со мной. Затерянность! Я понимал теперь ее влекущую кра
Затеряться бы, Вася, среди людей, вот как на соту. Стать одной из безымянных звезд ночного неба,
вокзале или в большом городе на улице... на которое раньше смотрел как бы со стороны, а
Я написал бы Марии письмо, но не хотелось под теперь пусть кто-то другой смотрит, не различая тво
вергать ее неприятностям: цензура, наверное, была его лица в звездном тумане... И вдруг окажется, что
заведена в ее доме. Я написал бы, что могу теперь наблюдатель есть не кто иной, как ты сам, уже еле
с полной уверенностью говорить о своей любви. На ощущающий на себе слабое тепло звезд.
чала ее я не помню, как не номню и начала своего
существования. Если другим покажется, что это Шел к концу последний год моей армейской жиз
вовсе не любовь, то мне дела нет ни до кого, и ни ни. Что-то там впереди ожидало меня, какие-то пу
какой другой любви мне не надо. стоты неизвестного времени. А пока что я усердно
Я написал бы еще, что существовать на свете без отдавался делам службы, возился с одиннадцатью
какой-то главной духовной опоры не могу, да и лю салажатами своего отделения, ребятами из Молдавии,
бому невозможно. Ее ищут люди, веруя в своего бога Туркмении, с Владимирщины. Я обучал их стрелять
или обращаясь к искусству, полагая служить ему по мишеням, ходить в строю, отвечать по уставам,
всем своим существом. Но всякая религия не по мне, нести караульную службу. Помня свои первые уро
не играю я в эту игру, а для служения искусству ки в армии, я жалел мальчишек, старался быть с ни
нужна какая-то таинственная первооснова, а не ми поласковее, подбодрял и незаметно пытался вну
просто желание быть как У. Уитмен, М. Ю. Лермон шить им, что все эти «лишения и тяготы» есть игра,
тов, как А. или Б. И пусть это страшно, но я дол мужская веселая игра, требующая только ловкости,
жен был честно разобраться в себе. Я могу хорошо силы и умения. Я постоянно должен был им показы
понимать стихи, но не писать их, а писал я потому, вать, что вс^ делаю с удовольствием, с охотой, и
что слишком много их прочел раньше. Правда, была вскоре на самом деле увлекся и увлек других, так
особенность у меня: я хотел найти путь, как лю что на инспекторской поверке мои солдатики пока
бому из простых смертных прийти к поэзии, но за зали себя не хуже, чем старослужащие из самого
дача оказалась не по моим силам. Что-то во мне примерного отделения сержанта Соловьева. Мне при
сразу же оборвалось и кончилось, когда я увидел, своили младшего сержанта.
что мои стихи не спасут Марию... И осенью, когда вышел приказ об увольнении,
И все равно! Я по-прежнему верю, что настанет я оказался в числе тех, кого за хорошую службу и
время, когда стихи будут самым главным в жизни примерную дисциплину отпускали домой в первую
и сосед будет приходить к соседу только затем, очередь.
чтобы послушать стихи хозяина и почитать свои, и
Я распростился со своей ротой, с ребятами из сво
каждый из них будет совершенный мастер этого де
его отделения, сдал оружие, получил все что положе
ла. Со временем стихов будет столько же на земле,
но по вещевому довольствию и отбыл в Р., в полк,
сколько бывает цветов на летнем- лугу. Попадется
где должны были выдать документы, деньги и где
поляна, где растут одни желтые одуванчики, ну и по традиции полагались торжественные проводы
что ж? Остановись, вежливо спроси у одуванчика,
первой партии увольняемых — с духовым оркестром,
что ему приснилось сегодня на заре, когда алый свет
с целованием полкового знамени.
хлынул через край дальнего леса на поле. И от
ветом будут стихи. И вот все подошло к концу. В последний раз я
Возможно и настанет когда-нибудь такое время, но обошел все закоулки полкового двора... Широкий
пока что я, житель двадцатого века, должен найти плац перед четырехэтажной желтой казармой; про-
другую цель, другую основу в своей быстротечной дуктово-фуражный склад сбоку; гимнастическая пло
жизни. По крайней мере теперь-то совершенно оче щадка и напротив нее овощной склад; летняя эстра
видно для меня, что я, живой человек, должен отно да с кинобудкой; открытый летний душ, где можно
14
было обмыться в жаркий день и постирать портян Нет, дом этот был ни при чем: дом как дом, и
ки... Вот щиты с Зарисованными солдатами, демон крыша была над головою, и постель для отдыха, и
стрирующими образцовую строевую выправку. пища была, и человеческое внимание друг к другу
На стене летней эстрады, обшитой некрашеной фа было, и товарищество, и суровый простой труд. И да
нерой, я вновь перечел смешные надписи скучающих же предоставлено мне было то необходимое уедине
новобранцев: «ПРОЩАЙ, НИНКА, ТЫ МЕНЯ ПОЗА ние, чтобы я, свободный от житейских забот, испы
БУДЕШЬ» — и тому подобное. тал недолгое пронзительное счастье поэта. II некого
В глубине сцены я нашел то, что искал: стихи, было вннить за то, что случилось потом, один толь
написанные синим чернильным карандашом... Тогда ко я был виноват во всем. Потому что если я отрек
не оказалось под рукою бумаги, и я, проходя мимо ся от своих стихов и мне теперь было больно и
эстрады, решил воспользоваться ее фанерной стеной. страшно перед жизнью, то кто же, спрашивается, за
Когда перейдешь ты ставлял меня отрекаться? Нет! Никогда никому я
еще одну пропасть не должен рассказывать, что сжег стихи...
и рухнешь на землю без сил — Над городом медленно шли тучи, и в них я заме
найди в себе волю тил, как ногами вперед плыл мой бог-пастух. Светлое
подняться на ноги лицо его, обрамленное серебристыми кудрями, было
и перейти еще одну пропасть. запрокинуто назад. Сумрачные гиганты и титаны,
видимые по пояс над ломаным городским горизон
Когда перейдешь ты том, несли на плечах пастуха, склонив свои лохма
еще одну пропасть тые головы. Он умер, созданный мною бог, потому
и рухнешь, чтоб больше не встать, что юность моя кончилась.
то значит, что просто Ну что же теперь делать, думал я, в последний
не смог ты подняться раз оглядываясь на желтую казарму.
и перейти еще одну пропасть. Оставалось только пойти к Марии и все расска
Наведался я и в казарму второй роты второго ба зать ей.
тальона, где прожил самый трудный для меня ар
мейский год. Рота выехала на стрельбище, и в про
хладной большой казарме было пусто, койки по Я пришел к дому Марии и стоял у ворот, держа
шнурку выровнены, красный пол натерт до лаково в руке солдатский мешок и черный картонный чемо
го блеска. У входа возле тумбочки стоял дневаль дан. Меня впустили. Я узнал, что Марии нет здесь,
ный с ножом на поясе, в парадном душном мундире. что она в Москве, поступила учиться в Нефтяной ин
Он томился, «жевал портянку» — молодой солдат, ститут. Оказалось, что дочь ее, которую назвали Са
узбечок с роскошными бровями, таращил в простран шей, умерла пяти месяцев. А с Петром Мария разве
ство глаза и зевал до потолка. Увидев меня, чужого, лась и летом уехала в Москву. Мне она оставила
он отдал честь, но впустить в казарму не захотел, письмо...
с вызовом и вместе с тем трусовато заявил: Голубое небо дает начало всякой мечте. В дет
— Не положено, товарищ младший сержант. стве каждый из нас, глядя в небо, загадывает свою
Но тут из дальнего угла казармы донесся до нас судьбу. Есть же такое выражение: голубая мечта.
голос: «Ну ты, салага, пропусти!»— и голос этот У Марии она выглядела так: «Улягусь, б ы в а л о , на
был знаком мне. То был Афанасьев, кочегар. Он уже лавку во дворе, и в небо гляжу, и представляю, что
шел ко мне, с красной повязкой дежурного на рука поднимаюсь туда по какой-то дорожке, все выше и
ве, улыбаясь всей круглой весноватой физиономией. выше... А вокруг все синее, голубое, и сама я скоро
Мы крепко хлопнули рука об руку. становлюсь голубой: и волосы, и руки, и лицо... Ах,
— Что, уже под увольнение попал? — спросил сумасшедшая! Я ведь и синие платья любила толь
он.— Ну, везет же некоторым, как погляжу! ко из-за этого: когда их стираешь и они полиняют,
— А почему ты здесь, не в хозвзводе? — удивил то становятся такие красивые, как небушко!»
ся я. Я хорошо помнил эти ее синие платья. На одно
— Выгнали! Давно не кочегарю,— был ответ. из них, с накладными вышитыми карманами, я не
— За что? чаянно капнул из авторучки, и мы побежали на кух
— За пьянку, за что еще. Дело было под Новый ню смывать чернильное пятно. Сидя на корточках
год, прямо с дежурства на губу поволокли... перед нею, я тер подол намыленной тряпкой и неча
Поговорили о том, о сем. Я втайне надеялся, что янно коснулся упругой, гладкой ноги Марии. При
Афанасьев скажет что-нибудь о стихах, которые по щурив смеющиеся глаза, она смотрела на меня ла
ручил ему сжечь... Может, пощадил какую-нибудь те сково, светло, будто знала, как тяжело мне стало и
традку... Но конопатый экс-кочегар об этом случае жутко и как неистово заколотилось в груди сердце.
не заговаривал, и я тоже ни о чем не стал расспра Если бы кто-нибудь тогда сказал мне, что я коснулся
шивать. Никакой пощады и облегчения я не должен края одежды голубого двойника Марии! Но лишь го
был ждать. Мы с Афанасьевым распрощались, сно ды спустя я пойму, что рядом с привычной, обыкно
ва крепко хлопнув друг друга по рукам. венной Марией всегда присутствовала другая, неве
сомая — чуть возвышаясь над нею, как это бывает
А потом на КП я пожал руку дежурному лейте с несовмещенными изображениями в видоискателе
нанту, и старшине-помощнику, и каким-то незнако фотоаппарата.
мым ребятам из наряда — и, выйдя из ворот, пошел Однажды Мария видела своего голубого двойника
прочь от этого дома, в котором сгорело все лучшее, во сне: как та летала, раскинув руки и выгнув
что было в моей жизни. Я шел не оглядываясь, низ грудь, и вдруг упала на землю... Мария проснулась и
ко опустив голову, спотыкаясь, потому что неожи уже не могла уснуть. В одной сорочке вышла она
данные жгучие слезы душили меня. Но казарма бы на крыльцо и села на деревянную ступеньку, обхва
ла очень длинная, и пока я проходил от одного ее тив руками колени. Где-то позади дома светила силь
конца до другого, направляясь к остановке трамвая, ная луна, по земле растекались черные ручьи теней.
меня почти на каждом шагу кто-нибудь окликал из Позабытая на дне глубокой ночи, вся садовая Гора
окна — мои товарищи, еще остававшееся дам, весело притихла, уснув: ни звуков гулянья, ни шелеста в са
кричавшие мне вслед слова прощанья. Й я стал успо дах. Лишь далеко на реке шипенье отработанного ма
каиваться и поднял к окнам лицо. шинного пара да в доме шумный храп отца.
15
Марию тревожило что-то. Скоро должна была со ободранного, как старая метла из прутьев, прошел
стояться свадьба. Денег заняли, брага у отца постав и на ходу тронул рукою шершавый ствол...
лена... И вот теперь среди ночи она словно очнулась Вишневый шпалерник стоял весь облетевший,
от долгого сна. Она выходит замуж! Потому что так с красными тощими ветками. Хмурый ветер гонял
принято: он красивый, свободный парень, отслужив сухие листья по кладбищенским тропам.
ший свой срок в армии. Он ходил с нею в кино, на Я шел, загребая сапогами эти листья, и рассеян
танцы, по вечерам стоял в акациях, поджидая ее. но читал на фигурных железных крестах, на камен
С кем-то подрался из-за ревности. Целый год ходил ных плитах: «Мир праху твоему...», «Мир праху тво
к ним в дом... Все это было правильно, как должно. ему...» — от сына, от брата, от невестки, от матеря.
Но в эту ночь Мария ясно почувствовала, что ей, Я удивлялся тому, что все деревянные и железные
такой одинокой, ничуть не станет веселее, если ря ограды вокруг могил были выкрашены одной и той
дом все время будет находиться этот чернобровый, же синей краской, грубой и ядовитой, вовсе не под
легко краснеющий парень. Она поторопилась, испу ходящей для кладбищенской тихой печали.
гавшись своего одиночества!.. И потом, после свадь Не сразу я нашел нужную могилу — маленький
бы, когда ее предчувствие полностью подтвердилось холмик с кирпичным памятником, в который была
и унижение, испытанное ею, казалось непостижимым вмурована мраморная плита с золотой надписью: Са
для разума, вокруг все считали, что произошло неч ша Голощекова... Ведь фамилия Марии по мужу бы
то радостное и нужное, и все непременно хотели, что ла Голощекова!
бы и она так считала... Я присел возле могилы и закурил. Я думал о кро
А в ту ночь, еще свободная, она сидела на крыль хотном существе, которого так и не увидел, но кото
це, и в памяти ее оживали разные случайные кар рое всегда любил. Мне вспомнилось, как я сидел на
тины, детали и несвершенные робкие мечты. Вспом крыльце, розово-дымный вечер пал тогда на тихие
нила два куста крыжовника, которые посадила под сады вокруг, Мария лежала в пристройке, на кро
окном дома, там. на Сахалине. Клумба с георгинами вати Нонны, отдыхая после трудного пути на самый
была рядом, цветы были темно-лиловые, тяжелые. верх Горы. Сквозь приоткрытую дверь мне было
Ветхий забор отделял двор от улицы, сквозь широ слышно, как, тихо смеясь, Мария приговаривала:
кие щели видны были лопухи, спинка светлой длин «А х ты, мой хулиган! Не смей драться с мамой, ми
ной скамейки... Она любила рассказы О. Генри. У нее ленький...»
были косы, перекинутые на грудь,— вот как на фото Я сидел на земле, прислонясь спиною к ограде
графии в комсомольском билете. Она хотела стать чьей-то внушительной могилы. Курил, вспоминал,
инженером-химиком... Маленькая улица, где находил грезил наяву. Вынул из кармана письмо Марии, вновь
ся их сахалинский дом, упиралась одним концом его перечитал. Солнце выглянуло меж бегущих туч,
в реку, там была площадка для пожарных машин, и метнулись тени по белому пятну бумаги — то осен
с высоких перил этой площадки она прыгала в во няя листва, подхваченная ветром, летела, кувырка
ду вниз головою, на что отваживался не всякий маль ясь, через все кладбище. Откуда-то, пробившись
чишка... сквозь лохматый покров туч, наплыл низкий гул про
летающего самолета, долго сотрясал серый воздух, за
*Я знаю, что ты придешь еще к нам, поэтому пи тем стал утихать, переходя в спокойный рокот, и
шу тебе. Василек, я уезжаю, меня больше не ищи,
вскоре замер, как бы примирившись с неизбежностью
потому что я от всех уезжаю, и от тебя тоже. В мар
великой всеобъемлющей тишины.
те у меня умерла девочка от двустороннего воспале
В этой тишине покачивается на ветру трава.
ния легких. Я пережила такое горе, что думала —
Скользят птицы по небу. В солнечных брызгах млеют
не выдержу, наложу на себя руки или сойду с ума.
цветы на лесной поляцке. Где-то вдали смеются де
Я все думала, почему умерла моя крохотуля, кому
вушки... И вдруг...
это было нужно — ведь это совершенно несправедли
Знакомое, неописуемое волнение дрогнуло во мне,
во! Жить я больше не хотела. Целый месяц после
я замер. Вынув из-за пазухи новенькую записную
похорон я пролежала в постели, на одних уколах
книжку с адресами друзей и шариковый автокаран
держалась. Но восьмого мая впервые встала, а ско
даш, я написал на чистой страничке:
ро совсем поправилась. И знаешь, после болезни
у меня будто все переменилось внутри. Теперь я хо Смеяться и жить!
чу жить! Я так хочу жить, что ты не можешь себе Смеяться и жить!
представить! Просто жить, понимаешь? Радоваться, Что может быть лучше —
смеяться, ходить, смотреть на все — жить! И ни о чем смеяться и жить!
больше не переживать, не думать. Хочу учиться, до Зачем о мудреном
биваться своего. Я уезжаю отсюда, потому что здесь о чем-то тужить!
все напоминает мне о моей дочуле. Я уезжаю насов Смеяться и жить!
сем, жить здесь никогда больше не бу^у. Ты думаешь — просто
Прощай, Василек! Желаю тебе настоящего смеяться и жить?
счастья. Оно, наверное, придет к тебе. Попробуй-ка просто
Мария. смеяться и жить.
Привет от Николая и Нонны. У них родился Смеяться и жить!
сын, назвали Толиком». — Чему ты радуешься, ирод? — говорила мне тетя
Я шел по высокому берегу реки, порывистый ве Фрося, когда к вечеру я снова зашел к ним.— Чего
тер раздувал полы моей шинели. Стоя^ уже глубо натворил, голова садовая? Жизнь ты разбил, зло
кий октябрь, и садовая Гора была вся охвачена су дей, чужую жизнь. А зачем, спрашивается? Ни себе
хой метелицей опавших листьев. У заборов они буй и ни другим^ Никому она теперь не досталася, ни те
но вскидывались, кружились в вихре и наметали бе, пц Петькр-дураку. Пишет она мне, что скоро за
длинные шелестящие сугробы. офицера замуж выйдет, за капитана из военной ака
Я побывал на пустынном пляже, постоял возле демии... ^ (^анюшки маленькой нету. Бог дал, бог и
пристани, на крохотном песчаном мысике, где когда- взял^ — Й ^ т р Фрося заплакала, зажимая пальцами
то мне было так хорошо. рыхлый нрр. Дотом встала и ушла в соседнюю комнату.
По береговым обрывам пошел напрямик к клад — Ты садись-ка, садись,— торопливо говорил дя
бищу. Прошел Г.1ИМО одинокого тополя, тоскливого и дя Витя, приглашая меня к столу. И махнул рукой
16
в сторону ушедшей: — Н у ее, ты Fie слушай. Что
толку зря орать теперь? Л. ты садись, закуси, брат,
Владимир Головяшкин
и выпей. Нынче у тебя хороший день.
И мы сидели с ним, пили беловатую мутную бра
гу, которую он подливал в стеклянный жбан из ог
ромной бутыли. И дядя Витя рассказывал: *
— Нам приказали лошадей вывести. Табун голов
так в триста. А нас семеро, старшина да солдаты.
Ну, мы и гнали. А уж части наши все отошли. Го У времени не может быть простоя.
ним неделю, другую, не знаем, чи у немцев мы в ты Я бег его ничем не усмирю .
лу, чи на своей стороне... Растает ночь —
Я сидел и слушал — и в моей памяти возникло то,
что видел я однажды в детстве, в то время еще, ког И утро золотое
да мы с матерью жили в Казахстане... Громадный Войдет в квартиру с видом на зарю .
косяк лошадей проносился в пыли, как неисчислимое
древнее войско сквозь дым. Тряслась земля. Двига
лось одно, единое громадное звериное тело. И только Прохладным ветром щек моих коснется,
табунщик в островерхой шапке, вскидывавший ло Приглушит боль ,
коть, чтобы огреть плетью своего жеребчика, а за И снова наяву
тем юрко проносившийся вдоль табуна,— только эта
маленькая, гордая фигурка напоминала собою, что М о я планета к солнцу повернется
на глазах происходит нечто подвластное человеку. Той стороной,
В сухом пылевом тумане вдруг глянцевито сверкал Где я сейчас живу .
налитой круп, обозначался могуче работающий му
скул, вскидывалась оскаленная, исступленно кося
щая голова дикой лошади. И, колыхаясь, проноси
*
лась мимо река черных конских грив.
И это был вечный Единый Конь, не знающий ни
хозяина, ни узды. Мириады жизней, сливаясь воеди К о гда враги,
но, образуют беспредельное, сверкающее нечто, суть Скривив в улыбках губы,
которого — бессмертие и свобода. Поэтому мир, ви Сыграть пытаясь на моей беде,
димый в окошечки наших глаз, так безмятежно и
неторопливо пасется на зеленых лугах под выгну М еня старались сделать злым и грубым ,
тым небом. Он со всех сторон окутан собственной Я им назло
щедростью и любовью, как защитным покровом, и Учился доброте .
никаких угроз не страшится. И маленькая Санюш
ка, на миг выглянувшая из глубокого океана чело
веческой любви, в нем же обратно и исчезла. Это В ребячьих драках в деревеньке русской ,
было грустно для всех, кто хотел постоянно видеть
В м орях,
ее вблизи, но не для нее самой.
Я вспомнил, как она шевелилась у меня под ру Где волны мечутся в ночи,
кой,— и не мог, никак не мог поверить, что это не На злом презренье к слабакам и трусам
истовое устремление стало ничем. Мы просто еще Себя я молча мужеству учил.
мало знаем о себе. Мы забыли, что сами есть вели
кая тайна.
В Москву! Я ведь давно, всегда хотел в Москву! Знал пораженья,
Там живут шесть миллионов людей, там я вбегу, как Горе
отбившаяся звезда, в огромную толпу пылающих жиз
ней — в звездный рой человеческих надежд, кружа И победы.
щий вокруг древней крепости с тонкими башнями. Где раньше падал —
Мария! Как же так?! Ведь я сжег стихи, чтобы Нынче устою.
вернуться к тебе и быть с тобой!.. Нет! Я не могу Я даже другом был однажды предан,
потерять тебя! Из всего огромного мира я вы
брал самое маленькое, и это моя любовь — как же Зато уж сам друзей не предаю.
мне потерять ее? Что же тогда останется? Так
нельзя, так несправедливо! Пусть нас рассудят, пусть
самое правое в этом мире нас рассудит! Я найду та И пусть еще не раз придется туго.
кого судью, я побегу на полянку, где растут одуван Идти по жизни так хочу,
чики. Я упаду на колени, поклонюсь одуванчику и... Чтоб впредь
пожалуюсь ему! Да, да, так и сделаю! И учти, Ма
рия: в этом мире правы самые маленькие, самые без В глаза людей —
обидные и скромные. Й недруга, и друга —
Да, да, именно одуванчику поклонюсь, пусть он Не стыдно было прямо посмотреть.
и рассудит, кому по праву принадлежит Мария. Мой
путь к ней шел через живое и мертвое’, 'Мёртвое те
перь отпало. Я потерял все, но я считай, '«fro у меня .'Ч
осталась Мария, которая ждет где-то../ ‘ ; ' : 'V
И какой-то капитан из военной эде&йсАмйи! Да кто Окуная в бодрящ ую свежесть,
он такой и что он может принести Как он
Паутиной виски серебря,
посмеет посягнуть на то, что другие в&нбёйлй в та
ких муках? Да кто поверит в его любовь, если я Поселили во мне безмятежность
успею хоть слово сказать! Эти светлые дни сентября.
Сколько осень потратила краски, Ведь недаром
Чтобы я, Д о р о го й прямой ,
Суету позабы в, Безразлично —
Привыкал принимать без опаски Зимой или летом,
Повороты тропы и судьбы! Е сли трудно,
М ы едем домой
Нет сейчас ни тревоги, ни боли. За поддерж кою и за советом.
Я живу — как дышу — не спеша.
И пуста, Д ом родной.
Как осеннее поле, Он не даст нам упасть.
Пережившая счастье душа .
Он вернет нашу силу и смелость.
Н о сейчас...
И беда не стряслась,
А домой
В се равно захотелось .
Деревня Семжа
Там были ночи высоки и звездны .
Там, посторонних звуков лишена,
П о д ясным небом,
Позабывш им грозы ,
Стояла д о л го-д о л го тишина.
У старого поморского креста
Там в небольшой деревне на угоре
И з труб утрами не было дымов. Высоко,
Лиш ь отражались медленные зори Чтоб видно было с моря,
В ослепших окнах брошенных дом ов . Знаками суровой простоты
Здесь чернеют старые кресты —
Там время шло легко, Памятники мужеству и горю...
Неторопливо, Голы й берег.
И стороной, В се здесь как и прежде.
Фарватером вдали Н е коснулось время этих мест.
В реку Мезень входили на приливе Сколько лет замшелый, темный крест
Красивые морские корабли. Высится над стылым побережьемI
Он еще ветрами не уронен,
Они степенно проплывали мимо — Сделан так —
Век стороной дорогу проторил. П опробуй урони.
Кончалось лето. Ш апку сняв, стою я перед ним,
« Пережить бы зиму ...» — Хоть никто под ним не похоронен ,
Седой помор печально говорил.
* Что здесь было?
М н е опять захотелось домой — То ли зверобоев
Светлой радостью встреч озариться От припая в море унесло?
И в лесу, То ли просто с карбаса весло
Убеленном зимой, В ы бросило здесь крутым прибоем?
М еж берез Что он помнит, крест,
В синеве раствориться. И что он значит?
Знаю только:
М не опять захотелось домой — Сказано не зр я ,
В тихий дом под заснеженной крышей, Что земные солоны моря
Чтоб от радостной мамы услышать Потому, ,
Неподдельное: Что о погибш их —
— М илы й ты мой... Плачут.
Н о над этим берегом унылым
Там в беседе родни у стола От проклятий морю удержись...
Укоризна не сводится к брани, Д л я погибш их ставшее могилой,
Н е лишает ума похвала, Д ля живущих
Утешения слово не ранит. М оре — это жизнь.
Василий Шукшин
ПРИЕЗЖИЙ
РАССКАЗ
Против председателя сельсовета, боком к столу, Председатель подумал... Пока соображал, успел
утонув в новеньком, необъятном кресле (председа отметить прекрасный костюм художника, золотые зу
тель сам очень удивился, когда к нему завезли эти бы, седину его, умение держаться...
мягкие, пахучие громадины — три штуки! «Прям как — Пожить-то? Если, допустим, у Синкиных? Дом
бабы хорошие!» — сказал он тогда), сидел не старый большой, люди приветливые... Он у нас главным ин
еще, седой мужчина в прекрасном светлом костюме, женером работает в эртээсе... Дом-то как раз над
худощавый, чуть хмельной, весело отвечал на во рекой, там прямо с крыльца рисовать можно.
просы. — Прекрасно!
— Как это? — не мог понять председатель.— Про — Только, знаете, он насчет этого — не любитель.
сто — куда глаза глядят? Выпивает, конечно, по праздникам, а так... это... не
— Да. Взял подробную каргу области, ткнул любитель.
пальцем — Мякишево. М-м, Мякишево... Попробовал
на вкус — ладно. Приезжаю, узнаю: речка — Мятла. — Да что вы, бог с вами! — воскликнул приез
О господи!..— еще вкуснее. Спрашивается, где же жий.— Это я ведь так — с дороги... Не побрит вот
мне отдыхать, как не в Мякишеве, что на речке Мят- еще...— Он потрогал щетину на подбородке.— А так
я — ни-ни! Тоже по праздникам: первого января,
ле?
— Ну, а на юг, например? В санаторий... Первое мая, Седьмое ноября, День шахтера, День же
— В санаториях — нездорово. лезнодорожника...
— Вот те раз!.. — Ну, это само собой.
— Вы бысали? — Вы тоже в День железнодорожника?
— Бывал, мне нравится. Председатель засмеялся: ему нравился этот стран
— А мне не нравится. Мне нравится, где не под ный человек — наивный, простодушный и очень не
стрижено, не заплевано... Словом, у вас возражений глупый.
нет, если я отдохну в вашем селе? Паспорт у меня — У нас свой есть — День борозды. А вы что, же
в порядке... лезнодорожник?
— Не нужен мне ваш паспорт. Отдыхайте на здо — Да. Знаете, проектирую безмостовую систему
ровье. Вы что, художник? — Председатель кивнул на Железнодорожного сообщения.
этюдник. — Как это — безмостовую?
— Так, для себя. — А так. Вот идет поезд — нормально, по рель
— Я понимаю, что не на базар. Для выставки? сам. Впереди — река. А моста нет. Поезд идет пол
Приезжий улыбнулся, и улыбка его вспыхнула ле ным ходом...
вым золотом вставных зубов.
Председатель пошевелился в кресле.
— Для выставки — это уже не для себя.— Ему
— Ну?
нравилось отвечать на вопросы. Наверно, он с удо
вольствием отвечал бы даже на самые глупые. — Что делает поезд? Он пла-авненько поднима
— Для чего же тогда рисовать? ется в воздух, перелетает,— приезжий показал ру
— Для души. Вот я стою перед деревом, поло кой,— через реку, снова становится на рельсы и про
жим, рисую — и понимаю: это глупо. Меня это успо должает путь.
каивает, я отдыхаю. То есть я с удовольствием убеж Председатель готов посмеяться вместе с приезжим,
даюсь, что дерево, которое я возымел желание пере только ждет, чтобы тот пригласил.
нести на картон, никогда не будет деревом... — Представляете, какая экономия? — серьезно
— Но есть же — умеют. спрашивает приезжий.
— Никто не умеет. — Это как же он, простите, перелетает? — Пред
«Здорово поддавши, но держится хорошо»,— отме седатель все готов посмеяться и знает, что сейчас
тил председатель. они посмеются.
— М-да... — Воздушная подушка! Паровоз пускает под себя
— Вы ire подскажете, у кого бы я мог пока по мощную струю отработанного пара, вагоны делают
жить? Пару недель, не больше. то же самое — каждый под себя: паровоз подает им
19
nap по тормозным шлангам... Весь состав пла-авнень- «— При случае могу посидеть...
ко перелетает реченьку... — Ну вот, с Синкиным сразу общий язык найдете.
Председатель засмеялся, приезжий тоже озарил Того медом не корми — дай посидеть с удочкой.
свое продолговатое лицо ясной золотой улыбкой. Приезжий скоро нашел большой дом Сиякина, по-
— Представляете? стучал в ворота.
— Представляю. Этак мы через месяц-другой пла- — Да! — откликнулись со двора.— Входите!..—
авненько будем в коммунизме. В голосе женщины (откликнулась женщина) чувство
— Давно бы уж там были! — смеется приезжий.— валось удивление — видно, здесь не принято было
Но наши бюрократы не утверждают проект. стучать.
— Действительно, бюрократы. Проект-то простой. Приезжий оторопел... Голос показался ему знако
Вы как насчет рыбалки? Не любитель? мым. Он вошел... Прямо перед ним на крыльце с та
21
— Тебе не нужно больше идти? — Причем учтите: здесь преобладают юго-восточ
—> Нужно, но — ехать. И далеко. Пока доеду, из ные ветры, а там — никаких промышленных пред
меня вся эта, так сказать, дурь и выйдет. Давай! Не приятий.
возражаете? — Да нет, что там говорить! Я, правда, предпо
— Нет. читаю северо-восточные ветры, но юго-восточные —
— Давай, мать! Нет, отдохнете здесь славно, ру это великолепно. И там никаких промышленных
чаюсь. У нас хорошо. предприятий?
— Не ручайся, Коля, человеку может не понра
— А откуда? Там же... эти...
виться.
— Нет, это великолепно! А как у вас с текущим
— Понравится!
ремонтом?
— Вы здешний? — спросил приезжий хозяина.
— Здешний. Не из этого села, правда, но здесь — Хозяин засмеялся.
из этих краев. А где Ольга? — Во-он вы куда!.. Нет, тут сложней. Могу толь
— На реке. ко сказать: юго-восточные ветры на текущий ремонт
— Что же она — к обеду-то? влияния не оказывают. К сожалению.
— А то ты не знаешь Ольгу! Набрала с собой ку — А вал? Собственно говоря, как с валом?
чу книг... Да придет, куда она денется. — Вал помаленьку проворачиваем... Скрипим то
— Старшая,— пояснил хозяин.— Грызет гранит же.
наук. Уважаю теперешнюю молодежь, честное слово. — Вот это плохо!
Ваше здоровье! — Я вам так скажу, дорогой товарищ, если вы
— Спасибо. этим интересуетесь...
— Мы ведь как учились?.. Кхах! Мамочка, у тебя — Коля, за тобой заедут? А то будут ждать...
где-то груздочки были... — Козлов заедет. Если уж вы этим заинтересова
— Ты же не любишь в маринаде! лись...
— Я — нет, а вот Игорь Александре тшч попробу — Коля, ну кому это интересно — текущий ре
ет. Местного, так сказать, производства. Попробуйте. монт, вал?
Головой понимаю, что это, должно быть, вкусно, а —
— Но товарищ же спрашивает!
что сделаешь? — не принимает душа маринад. В де
— Товарищ... просто поддерживает беседу, а ты
ревне вырос — давай все соленое. Подай, мама.
на полном серьезе взялся... Не будет же он с тобой
— Так что там — про молодежь?
об импрессионистах говорить, раз ты ничего в этом
— Молодежь? Да вот — ругают и х: такие-сякие,
не понимаешь.
нехорошие, а мне они нравятся, честное слово. Зна
— Не на одних импрессионистах мир держится.
ют много. Ведь мы как учились?.. У вас высшее? — Не перевариваю импрессионистов,— заметил
— Высшее.
гость.— Крикливый народ. Нет, вал меня действи
— Ну, примерно в те же годы учились — знаете,
тельно очень интересует.
как это было: тоже — давай! давай! Двигатель внут
— Так вот, если вам это...
реннего сгорания? — изучай быстрей и не прыгай — Ольга идет.
больше. Пока хватит — некогда. Теперешние — это
Гость, если бы за ним в это время наблюдать, за
совсем другое. Я чувствую: старшей со мной уже
волновался. Привстал было, чтобы посмотреть в ок
скучно. Я, например, не знаю, что такое импресси
но, сел, взял вилку, повертел в руках... положил. За
онизм, и она, чувствую, смотрит сквозь меня...
курил. Взял было рюмку, посмотрел на нее, поставил
— Выдумываешь, Николай,— встряла женщина.—
на место. Уставился на дверь.
У тебя — одно, у ней — другое. Заговори с ней о сво
Вошла рослая, крепкая юная женщина. Она, как
их комбайнах, ей тоже скучно станет.
видно, искупалась, и к ее влажному еще телу ме
— Да нет, она-то как раз... Она вот тут на днях
стами прилипло легкое ситцевое платье — и это под
мне хоро-ошую лекцию закатила. Просто хорошую!
черкивало, сколь сильно, крепко, здорово это тело.
Про нашего брата, инженерию... Вы знаете такого —
— Здравствуйте! — громко сказала женщина.
Гарина-Михайловского? Слышали?
— Оля, у нас гость — художник,— поспешила
— Слышал.
представить мать.— Приехал поработать, отдохнуть...
— Вот, а я, на беду свою, не слышал. Ну и вле
Игорь Александрович...
тело. Он что, действительно, и мосты строил, и кни
Игорь Александрович поднялся, серьезно, при
ги писал?
стально глядя на молодую женщину, пошел знако
— Да вы небось читали, забыли только...
миться.
— Нет, она называла его книги — не читал. Вы
художник? — Игорь Александрович.
— Что-то вроде этого. Сюда, правда, приехал по — Ольга Николаевна.
писать. Тире — отдохнуть. Мне у вас очень понрави — Игоревна,— поправил гость.
лось. — Игорь!.. Игорь Александрович! — воскликнула
— У нас хорошо! хозяйка.
— У нас тоже хорошо, но у вас еще лучше. — Я не поняла,— сказала Ольга.
— Вы откуда? — Твое отчество — Игоревна. Я твой отец. Я по
— Из...— Гость назвал соседний городок. пал в заключение... Тебе тогда было... полтора года.
— Я там, кстати, учился. Ольга широко открытыми глазами смотрела на
— Нет, у вас просто хорошо! У нас тоже ничего, гостя... отца?
но у вас просто здорово! С этой минуты в большом, уютном доме Синки-
Женщина с тревогой посмотрела на гостя. Но тот ных на какое-то время хозяином сделался... гость.
как будто даже протрезвел. И на лице у него опять У него явилась откуда-то твердость, трезвость. И он
появилось ироническое выражение, и улыбка все ча совсем не походил на того беспечного, ироничного,
ще вспыхивала на лице — добрая, ясная. веселого, каким только что был.
— У нас, главное,— воздух. Мы же — пятьсот два Долго все молчали.
дцать над уровнем моря,— рассказывал хозяин. — Игорь..прерывающ имся голосом, отчаянно
— Нет, мы значительно ниже. Хотя у нас тоже заговорила хозяйка,— ты нашел! Ты сказал — это
неплохо. Но у вас!.. У вас очень хорошо! случайность... Нет, ты нашел! Это жестоко
22
— Нашел, да. Я искал много лет. Случайность и шагать, и шагать по горячей дороге, шагать и ша
с домом... Синкина. гать — бесконечно. Может, мы так я делаем? Воз
— Но это жестоко, Игорь, жестоко!.. можно, что я где-то когда-то уже перешагнул в ти
— Неужели не жестоко — при живом отце... да шине эту черту — не заметил — и теперь вовсе не я,
же не позволить знать о нем. Вы считаете, это было а моя душа вышагивает по дороге на двух ногах.
правильно? — повернулся Игорь Александрович к И болит. Но почему же тогда болит? Пожалуйся,
Синкину. пожалуйся... Старый осел! Я шагаю, я — собственной
Тот почему-то почувствовал себя оскорбленным. персоной. Несу чемодан и этюдник. Глупо! Господи,
— Нет, в плену я не был. При мне — все мои до как глупо и больно!
кументы, партийный билет и все ордена. Предателям Он не замечал, что торопится. Как будто и в са
этого не возвращают. Но речь о другом... Ольга, мом деле скорей хотел где-то на дороге, за невиди
прав я или неправ, что нашел тебя? мой чертой, оставить едкую боль, которая железны
Ольга все еще не пришла в себя... Она села на ми коготками рвала сердце. Он торопился в чайную,
стул. И во все глаза смотрела на родного отца. что на краю села, у автобусной остановки. Он знал,
— Я ничего не понимаю... что донесет туда свою боль и там слегка оглушит ее
— Ты клялся, Игорь!..— стонала хозяйка.— Как стаканом водки. Он старался ни о чем не думать — о
это жестоко! дочери. Красивая, да. С характером. Замечательно.
— Ольга...— Игорь Александрович смотрел на Замечательно... Он в такт своим шагам стал приго
дочь — требовательно. И вместе — умоляюще.— Я ни варивать :
чего не прошу, не требую... Я хочу знать: прав я — За-ме-ча-тель-но! За-ме-ча-тель-но! За-ме-ча-тель-
или нет? Я не мог жить иначе. Я помню тебя малень но!
кой, и этот образ преследовал меня... Мучил. Я слаб Мысли, мысли — вот что мучает человека. Если
здоровьем. Я не мог умереть, не увидев тебя... такой. бы — получил боль — и в лес: травку искать, трав
— Ольга, он пьет! — воскликнула вдруг хозяй ку, травку — от боли.
ка.— Он — пьющий! Он опустившийся... Па автобусной станции, возле чайной, его ждала
— Прекрати! — Синкин с силой ударил кулаком дочь, Ольга. Она знала путь короче — опередила. Она
п стол.— Прекрати так говорить! взяла его за руку, отвела в сторону — от людей.
Хозяйка заплакала. — Хотел выпить?
— Вы хотите, чтоб я сказала свое слово? — под — Да.— Сердце у Игоря Александровича сдваи
нялась Ольга. вало.
Все повернулись к ней. — Не надо, папа. Я всегда знала, что ты есть —
— Уходите отсюда. Совсем.— Она смотрела на от живой. Никто мне об этом не говорил... я сама зна
ца. ла. Давно знала. Не знаю, почему я так знала...
Судя по тому, как удивлены были мать и отчим, — Почему ты меня прогнала?
они ее такой еще не видели. Не знали. — Ты мне показался жалким. Стал говорить, что
Игорь Александрович сник, плечи опустились... Он у тебя документы, ордена...
вдруг постарел на глазах. — Но они могут подумать...
— Оля... — Я, я не могла подумать! — с силой сказала
— Немедленно. Ольга.— Я всю жизнь знала тебя, видела тебя во
— Боже мой! — только и сказал гость. И еще раз, сне — ты был сильный, красивый...
тихо: — Боже мой! — Подошел к столу, дрожащей ру — Нет, Оля, я не сильный. А вот ты красива —■
кой взял рюмку водки, выпил. Взял свой чемодан, я рад. Я буду тобой гордиться.
этюдник... Все это он проделал в полной тишине. — Где ты живешь?
Слышно было, как ветка березы чуть касалась верх — Там же, где жила... твоя мать. И ты. Я рад.
него стекла окна — трогала. Ольга! — Игорь Александрович закусил нижнюю гу
Гость остановился на пороге. ' бу и сильно потер пальцем переносицу — чтоб не за
— Почему же так, Оля? плакать. И заплакал.
— Тебе все объяснили, Игорь! — жестко сказа — Я пришла сказать тебе, что теперь я буду
ла хозяйка. Она перестала плакать. с тобой, папа. Не надо плакать, перестань. Я не хо
— Почему так, Оля? ' тела, чтоб ты там унижался... Ты пойми меня.
«— Так надо. Уезжайте из села. Совсем. — Я понимаю, понимаю,— кивал головой Игорь
— Подождите, нельзя же так...— начал было Син Александрович.— Понимаю, дочь...
кин, но Ольга оборвала и его: — Ты одинок, папа. Теперь ты не будешь одино
— Папа, помолчи. ким.
— Но зачем же гнать человека?! — Ты сильная, Ольга. Вот ты — сильная. И кра
— Помолчи! Я прошу. сивая... Как хорошо, что так случилось... что ты при
Игорь Александрович вышел... Вслепую толкнул шла. Спасибо.
ворота... Оказалось — надо на себя. Он взял в одну — Потом, когда ты уедешь, я, наверно, пойму,
руку чемодан и этюдник, открыл ворота. Этюдник что я — рада. Сейчас я только понимаю, что я тебе
выпал из-под руки, посыпались кисти, тюбики с кра нужна. Но в груди — пусто. Ты хочешь выпить?
ской. Игорь Александрович подобрал, что не откати — ЕсЛи тебе это неприятно, я не стану.
лось далеко, кое-как затолкал в ящик, закрыл его. — Выпей. Выпей — и уезжай. Я приеду к тебе.
И пошел по улице — в сторону автобусной остановки. Пойдем, выпей...
Погода стояла редкостная — ясно, тепло, тихо. Из- Через десять минут синий автобус, подсадив
за плетней смотрели круглолицые подсолнухи, в горя у остановки «Мякишево» пассажиров, катил по хоро
чей пыли дороги купались воробьи — никого вокруг, шему проселку в сторону райцентра, где железнодо
ни одного человека. рожная станция.
— Как тихо! — сказал сам себе Игорь Александ У открытого окна, пристроив у ног чемодан и
рович.— Поразительно тихо.— Он где-то научился го этюдник, сидел седой человек в светлом костюме. Он
ворить сам с собой. Если бы однажды так вот — в та плакал. А чтобы этого никто не видел, он высунул
кой тишине — перешагнуть незаметно эту проклятую голову в окно и незаметно — краем рукава — выти
черту... И оставить бы здесь все боли и все желания, рал слезы.
23
ных», на «рабочих» и «нерабочих», на «деревенских» в жизни, а не придумано, не навязано персонажам.
и «городских». Его интересовали нравственные начала, У Ш укшина каждая ф раза бьет в точку, в яблочко.
на которых строятся отношения людей в наши дни, Фильмы Ш укшина можно слушать, как превосходную
когда ученые степени, должности, ранги и прочее ре прозу. И это в то время, когда в десятках, сотнях
шительно теряю т свои преимущественные права, преж фильмов слово нивелировано, функционально, о без
де всего именно в нравственном смысле, и, наобо личено.
рот, заново освящаются отцовские, дедовские, нацио Талант? Да, талант. Учеба у первоклассных м асте
нальные, исторические нравственные начала, истоки. ров соврем енного искусства? Да, и учеба. Но чуда
В рассказах Ш укшина — истовость, готовность покло шукшинского обаяния нельзя понять (если вообще
ниться святыне и понимание слабости, несоверш енства можно понять чудо), не заглянув в предысторию
своего героя, а стало быть, и себя; потребность в по Ш укшина-художника, в ту обычную жизнь, откуда он
каянии и сомнения; сомнения, поиски истины и опять- вышел — совсем недавно, принес с собою главное
таки невозможность ее найти... знание, которого нельзя приобрести, главный опыт,
Откуда все это? Где берет начало талант Ш укш и которому нельзя научиться,— человеческий, родовой,
на, в чем его своеобычие и непохожесть на другие, социальный опыт бывалого человека, коренного сель
соседствую щ ие дарования? О твет в самой общей ф ор ского жителя, сибиряка и затем матроса на Черно
ме может быть один: талант Василия Ш укш ина — это м орском флоте, строительного рабочего в Подмо
русский национальный талант, в том же смысле, как сковье, директора вечерней школы, секретаря рай
мы говорим о русской национальной изначальности кома комсомола и, наконец, артиста, удостоенного
в таланте, например, Д остоевского или Чехова. высших премий.
Что мы разум еем под этим, может быть, слишком Когда-нибудь о Ш укшине напишут книги и моно
общим, достаточно примелькавшимся определением — графии, исследую т каждый этап его пути из обычной
«русский талант»? Толкование его может быть разным жизни в мир искусства. Я бы не стал в этих коротких
применительно к разным авторам. Когда речь идет заметках, посвященных памяти Ш укшина, касаться его
о русском национальном таланте Василия Ш укшина, биографии, если бы волею судеб мне не пришлось
то прежде всего имеется в виду его живая, отзыв в свое время жить и работать неподалеку от родного
чивая, обнаженная, натруженная до болезненности со села Василия Макаровича Шукшина. Село это — С р о ст
весть. «Как мы живем? Что с нами происходит?» — эти ки, в предгорной Алтайской степи, на Чуйском тракте,
вопросы иной раз звучат у Ш укшина в истинно тра ведущ ем от города Бийска до монгольской границы,
гедийном тоне. И рядом — усмеш ка или, вернее ска на бер егу быстрой зеленоструйной Катуни. И так пре
зать, мягкая улыбка. Любовь к людям, понимание, со красны, привольны родные края Василия Шукшина,
чувствие им — и при этом ясновидение, проникнове столько в них запечатлено дивной мощи, заметной
ние в самую суть человеческой природы со всеми ее и в людях, земляках Ш укшина (они и сами порой
несовершенствами и озарениями — пусть маленькими, не знают, для чего им дана природой такая силушка,
чуть заметными вспышками. Понимая сущность народ что с ней поделать),— словно ждал этот край своего
ного, непридуманного юмора как необходимого ф е р художника: сказать наконец о себе, возникнуть в со
мента жизни, Шукшин заставляет смеяться своего знании современников как ценность не только народ
читателя и зрителя — будь зритель проф ессор или нохозяйственная, но и художественная.
крестьянин. Но смех его неподалеку от трагедии — И художник пришел, появился. Никто вначале и не
так бывало в лучших классических произведениях, так заметил, не подумал о том, что художник таится
бывает и в жизни. в обыкновенном сросткинском парне, малость скула
Давайте вспомним «Калину красную» — любимый стом на сибирский манер, с глубокими глазницами,
фильм, самим Ш укшиным преж де всего любимый и, мощными дугами бровей и подбородком, зорко гля
в свою очередь, зрителями и даже критикой, даж е дящими из глубины, зеленоватыми, как вода в Катуни,
прессой,— давайте вернемся в кинозал, когда мы впер глазами,— Васе Ш укшине.
вые увидели на экране нечто необычайное для нас, Лет двадцать назад я работал корреспондентом
непохожее на все то, чем нас потчует наш кннемато- газеты, жил в Бийске, часто мне приходилось ездить
граф, и вдруг, ещ е не зная — отчего, засмеялись и в командировки по Чуйскому тракту, я завертывал
вскоре почувствовали подозрительную влагу в глазах. в Сростки и, надо думать, встречался там с Василием
И когда заж егся свет, мы не глядели по сторонам, не Шукшиным, не зная, что уготовано ему, да и мне
спешили поделиться впечатлениями, мы ещ е долго тоже — в будущ ем. Таких, как Василий, парней можно
вглядывались, вслушивались в самих себя — какие-то было встретить на Чуйском тракте, в кабинах гр узо
струны задели в нас, в наших душах образы, мысли, виков — я всегда дивился мужеству, силе духа, осо
искусство Василия Ш укшина. Потом начались р азго бому таланту — да, да, именно таланту этих парней,
воры, разборы, анализ и прочее. Вначале было — годами ездящ их краем пропасти через заоблачные
счастье свидания с настоящим искусством. Счастье перевалы. Я думаю, если бы судьба Василия Ш укшина
подлинных смеха и слез, воскрешения чувств... сложилась как-то иначе, то он стал бы ш оф ером на
Чуйском тракте...
Творчество Василия Ш укшина — писателя, реж иссе
ра, актера являет собою пример поразительной цель Как бы там ни было, первый свой фильм (и рас
ности, триединства. Герои в его рассказах выходят на ск а зы — тоже) Василий Шукшин посвятил Чуйскому
сцену без экспозиции, без описательных, объяснитель тракту — «Живет такой парень...». Герой этого филь
ных абзацев и периодов — автор довольствуется ко ма — ш офер, Паша Колокольников; лейтмотивом в
роткими ремарками; герои в рассказах Ш укшина жи фильме звучит старинная ш оф ерская песня: «Есть по
вут, действуют, они говорят не много, но при чтении Чуйскому тракту дорога, много ездит по ней шофе-
видишь их мимику, ж ест; наполнены содерж анием, . ров...»
чувством не только реплики, монологи, но <и паузы Во время съемок фильма «Живет такой парень...»
меж репликами. Каждый рассказ Ш укшина при чте я и познакомился с Василием Макаровичем Ш укши
нии на сцене звучит как пьеса. Рассказы эти можно ным. Фильм снимали в Горно-Алтайске. Как-то я воз
играть — они написаны превосходным актером. Ш ук- вращался из долгой командировки по дальним таеж
ш ин-режиссер доверяется Ш укш ину-прозаику — в его ным районам Горного Алтая. Остановился в гостинице
фильмах слово самоценно, оно естественно, взято Горно-Алтайска, вечером зашел в буф ет попить чайку.
3 «Аврора» № б
25
Некий человек, по виду нездешний, столичный, заго Вскоре мы получили «Осенью» — рассказ, проникну
ворил со мною, пристально вглядываясь при этом тый грустью и одновременно непреклонностью духа.
в меня (в таежных странствиях я оброс, одеж да про Жестокий рассказ — и по-шукшински сострадательный,
горела у костров, сапоги поизносились). Он спросил, мягкий; короткий рассказ — и емкий, как притча о зле
не смогу ли я сняться в эпизоде, в кинофильме. Чело и добре, о жизни и смерти, о правде и неправде,
век этот оказался ассистентом реж иссера, а с режис- об измене и возмездии.
сером-постановщ иком Василием Макаровичем Ш укши Рассказ «Осенью» был напечатан в «Авроре», сле
ным я встретился уже на съемочной площадке... дом за ним появился «Рыжий» — внешне, как гово
Мне предстояло сыграть в этом фильме эпизоди рится, «скромный», но со взрывчатой внутренней си
ческую роль, которая называлась в сценарии «здоро лой шукшинский рассказ. Что значил Шукшин для
вый мужик». Ну что же... Горно-Алтайск — городок ти нашего журнала, об этом можно судить по читатель
хий, сколько-нибудь значительного производства в нем ским письмам. Приведу одно такое письмо: «Что за
нет. Население его, не занятое неотложными делами, прелесть этот рассказ В. Ш укшина «Рыжий»! Впрочем,
расположилось вокруг съемочной площадки, как не рассказ, а именно беседа, как определяет сам
в театре. Съемки происходили на окраинной улочке автор свой жанр. И поэзию рож дает не созерцание,
Горно-Алтайска, ничем не отличающейся от улицы а движение жизни. Наслаждение читать — почти физи
сибирского села... чески ощущаешь емкость образов, энергию стиля.
Снимали эпизод со «здоровым мужиком». Режиссер Язык искусства В. Ш укшина лаконичен и тем вырази
Шукшин соверш енно не походил на того реж иссера телен. У него особый жанр и стиль. Его рассказы
кино, каким мы его себе представляем, главным о бра хочется читать не про себя, а вслух и даже разыгры
зом по снимкам в ж урнале «Советский экран». Он вать. Благодарим и ждем новых...»
был в галифе, в сапогах, в ватнике, в кепке с длин Вслед за «Рыжим» Ш укшин прислал в «Аврору»
ным козырьком и решительно ничем не отличался от «Кляузу» — сам автор отнес это произведение к жанру
горно-алтайских мужиков, пришедших посмотреть это «документального» рассказа. В этом «документе» Ва
кино (что, может быть, и было самым для них удиви силий Ш укшин свидетельствует против одного кон
тельным). Все обращались к реж иссеру: Вася. И я кретного человека, получившего в свои руки крохот
тоже, едва познакомившись, стал называть его Вася. ную долю власти — право деж урной у дверей «пу
Такой он был человек. Таким остался для меня на щать» или «не пущать» и творящ его этой своей, будь
долгие годы (хотя какие же долгие — всего-то чуть она проклята, «властью» зло и не ведаю щего о том,
больше десятка лет!). что творит... «Кляуза» — не только документ обвине
Эпизод был такой: герой фильма Паша Колоколь- ния, но ещ е и крик души, взывающий к совести: «Как
ников (эту роль исполнял Леонид Куравлев), парень мы живем? Что с нами происходит?»
шебутной и отчаянный — ш оф ер на Чуйском тракте — В последние годы рассказы Ш укшина щедро печа
шел сельской улицей и вдруг заметил, что очень при тались во многих журналах (я имею в виду творче
гожая молодайка выбивает перину на ограде. А у ног скую щедрость Шукшина), выходили на экраны его
ее возится в песке мальчонка... И вот Паша Колоколь- фильмы. Василий Шукшин готовился к главной своей
ников опустился на корточки, заигрывает с мальчон работе в кино — к роли Степана Разина, к постановке
кой, а сам умильно смотрит на маму, облизывается фильма «Я пришел дать вам волю» (эта работа —
и бормочет: «А глазки мамины...» Тут из дом у выхо увы! — все откладывалась). Во что обходилась Ш ук
дит хозяин, «здоровый мужик», и сверху смотрит на шину его щ едрость, мы не знали и не думали об этом.
Пашу, не говоря ни слова. Паша подымает взор на Мы задумываемся об этом только теперь, когда Васи
хозяина — и давай бог ноги... Вот и все. Сцена без не стало...
слсв... В опубликованной в «Литературной газете» статье
Режиссер поднял с дороги ком глины, слегка по «Несостоявшийся диалог» ленинградский литературо
мазал меня по лицу, наверное, для того, чтобы при вед проф ессор Борис Иванович Бурсов поведал
дать «здоровому мужику» ещ е больше мрачности. о своем несбывшемся желании повстречаться с Васи
Вложил в мои руки пилу-ножовку, отошел в сторону, лием Ш укшиным и поговорить о том насущном, что
осмотрел, отобрал пилу: «Это, пожалуй, лишку... это занимало ум проф ессора литературы. Именно с Ш ук
уже перебор...» И подтолкнул меня: «Иди!» Я пошел. шиным поговорить, именно его выбрал Бурсов из всей
Спустя какое-то время увидел себя в фильме «Живет плеяды современных литераторов первой величины.
такой парень...». И, как явствовало из письма Шукшина, предваряю
Потом я встречался, от случая к случаю, с Васи щего статью Бурсова, Ш укшин и сам был расположен
лием Шукшиным — то в М оскве, то в Хабаровске, то к этой встрече, к этому разговору. И дело здесь не
где-то еще. Но это были незначительные встречи, о ко только в том, что «диалог» был нужен «Литературной
торых нечего и говорить. Я встречался с Василием газете». Взаимное тяготение меж Бурсовым и Ш укши
Шукшиным на страницах журналов; если в номере ным возникло после выхода в свет романа-исследо
есть рассказы Шукшина, это значит — радость откры вания Бурсова «Личность Достоевского», ну и, разу
тия, праздник, слезы и смех, и надо заглядывать впе м еется, после выхода в свет книг Шукшина, в особен
ред, много ли ещ е осталось этого счастья свидания ности его последней книги «Характеры».
с талантом дерзостным, самобытным... Я встречался Бурсова с Ш укшиным сблизил Ф ед о р Михайлович
с Василием Шукшиным в кино — это случалось, ко Достоевский, будучи близок — каждому на свой ма
нечно, реже... нер — двум этим столь различным по возрасту, по
Когда я стал заведовать отделом прозы в ж урнале жизненному опыту и сф ер е применения сил литера
«Аврора», мне, как и завпрозой любого друго го ж ур торам. Диалог в «Литературной газете» не состоялся,
нала, захотелось в первую очередь видеть в числе Ш укшин так и не встретился с Бурсовым. Но, я знаю,
своих авторов Василия Шукшина. Я обратился к нему мне говорил об этом Василий Макарович Шукшин:
с письмом: «Вася, есть рассказы?» Вася тотчас ответил: образ Д остоевского маячил в воображении, тревожил
«Найдутся». Я обращался ко многим авторам, более его мысль. Нет, нет, Ш укшин не собирался экранизи
или м енее знаменитым,— все они, как правило, ока ровать тот или иной роман Д остоевского. Его увле
зывались абонированными, связанными договорами, кал иной роман, иной образ: безудерж ность натуры,
запроданными на много лет вперед. Ни у кого рас-' роковой трагизм судьбы русского гения. Книга
сказов не находилось. У Васи нашлись рассказы. Бориса Ивановича Бурсова «Личность Достоевского»
26
помогла ему приблизиться к этому образу. Художнику — Все это будет в картине... Мы снимали прямо
Шукшину был нужен проф ессор Бурсов... вот здесь, на берегу... Вон, видишь, столовая... Здесь
И проф ессор тоже мечтал, фантазировал: «Вот мы сняли сцены в ресторане. Хотелось, чтоб был вто
если бы сделать фильм о Достоевском , судьба коего рой план — озеро, плоты идут, простор, нечто вечное.
драматичнее и сложней всех его романов... Кому это Я задал Ш укшину вопрос, возникший у меня во
по плечу? Кто бы смог сыграть Д остоевского? Ш ук время съемок в Садовой:
шин. Больше некому...» — Почему ты, снимавший до сих пор свое кино
Но это — мечтания, замыслы. Сбыться им не дано. у себя на родине, на Алтае, выбрал Вологодчину?
Летом сем ьдесят третьего года я был в Вологде См огут ли твои герои прижиться на новой для них
по делам журнала, работал с Василием Беловым над натуре? Ведь что ни говори, не только природа сибир
рукописью его повести «Целуются зори». То есть что ская, но и сам склад, характер русского человека,
значит — работал? Белов повесть сочинил, он колдо даже и язык в Сибири немножко иные, чем на Воло
вал над рукописью. Я же прочитывал сделанное им — годчине...
с деликатным карандашом в руке. Белов м не сказал, — С людьми происходит одно и то же — и в Си
что неподалеку от Вологды Ш укшин снимает свою бири, и тут,— сказал Ш укшин. — Внутри людей... одни
«Калину красную». Неподалеку — это если глядеть из процессы...
Ленинграда. Шукшин снимал «Калину красную» в Бело-
Вот я написал будто бы шукшинскую речь, прочи
зерске; я сел в Вологде в самолет местной линии
и часа через два шел по д ороге берегом Белого тал — и что-то не так, Ш укшин говорил иначе, дру
озера; правой моей щеки касалось дыхание большой, гими словами. М агнитофона с нами не было, что гово
рил Ш укшин — я не брал на карандаш. Мы с ним ро
еще не прогревш ейся воды, в левую щ еку дул лег
кий ветер с зацветших лугов, над головою играли весники, я не думал, что наш разговор вдруг пре
рвется на полуслове, чтоб никогда не возобновиться,
жаворонки. Я думал: господи, как же много дивного
и мне придется отыскивать в памяти слова, сказанные
вольного места у нас на Руси!..
Шукшиным, как отыскивают вещи из обихода ум ер
Для съемок Василий Ш укшин облюбовал д ер е ш его писателя, создавая мемориальный музей.
веньку Садовую, километрах в десяти от Белозерска.
Мы ходили с Василием по краю воды, по д ер е
Д еревенька на круглой горке по-над озером вся уто
вянным мосткам Белозерска, он был все в той же хро
нула в садах. Как раз цвели яблони. Вот ведь куда
мовой черной кожанке, в белой рубашке и в сапогах,
забрался Василий Шукшин, сибиряк, урож енец пред
но чем он дольше ходил, тем становилась зам етнее
горных степей, где в долгие зимы против морозов
в нем перемена. Он не то чтобы отдыхал после дня
и буранов выстаивают только малорослые яблоньки,
съемок, но словно бы отпускал внутри себя крючки
рождающие мелкую жесткую китайку1
и защелки, которые застегнул, чтобы стать со средото
Первым человеком, которого я встретил на д ер е ченным, нацеленным на достижение задачи или еще,
венской улице, был Василий Ш укшин, в кожаном пид как было однажды сказано, сверхзадачи,— режиссе-
жаке, в кепке, в русских сапогах — таким мы вскоре ром-постановщиком, исполнителем главной роли.
увидели героя «Калины красной», непутевого и бес Василий Ш укшин разговорился. О н говорил о своей
конечно небезразличного нам Егора Прокудина. Ре работе, опять-таки о задаче и сверхзадаче; впрочем,
жиссер Шукшин выбирал съемочную площадку для не только об этом — о чем угодно другом. Он поль
очередного эпизода, в котором предстояло сниматься зовался благом откровенности, возможности выска
актеру Шукшину. Рядом, об руку с ним находился заться без оглядки на слова. Он делился сомнения
оператор Анатолий Заболотский — единомышленник, ми, то и дело апеллируя к черту: «Черт его знает...»*
друг, помощник, ученик Ш укшина, восприемник его И он умел слушать... И если бы записать сказанное
творческих идей. (О ператор Заболотский снимал и им тогда, в ту ночь, и сравнить с тем, что он скажет
фильм «Печки-лавочки».) Ш укш ин, был до крайности спустя полтора года, что будет опубликовано под за
занят, сосредоточен, он был тут, рядом, на улице д е головком «Последние разговоры», то многое бы со
ревеньки Садовой, пожимал мне руку, непрестанно впало по сути, а в некоторых рассуждениях можно бы
курил, присел со мною на бревна, на одно мгновенье было заметить и разночтения, что ли...
присел, и был он где-то недосягаем о далеко, за чер
В Белозерске Ш укшин снимал «Калину красную»,
той, которую не переступить никому, в себе, в под
и если кто-нибудь мог предвидеть, какое будущ ее уго
спудной работе ума, сердца, воображения...
товано этому фильму, трудному по самой драм атур
В тот день снимался эпизод «у баньки», когда гической природе, выходящему далеко из ряда обыч
«муж» Любы, пустившей к себе в дом вышедшего из ного «прокатного» кино,— только Ш укшин мог пред
тюрьмы вора Прокудина, вместе с дружками является видеть. Да и то — едва ли мог. Опыт режиссера-по-
проучить новоявленного «жениха». Сцена, в которой становщика, ответственного не только за худож ествен
бушуют страсти и слышится скреж ет зубовный,— во ную ткань, уровень фильма и организацию его произ
круг благолепие: жаворонки поют, церковка на горе водства, но и за многое, многое другое, находящееся
над озером. И все население, старое да малое, д ерев за пределами и ткани и производства, был достаточно
ни Садовой сползлось посмотреть «кино», как неког горек. Принимаясь за «Калину красную», Шукшин, по
да, десять лет тому назад, на окраинной улочке Гор зволю себе сказать так — теперь это можно, играл
но-Алтайска. И я в ряду зрителей. И явилась такая ва-банк. Он верил в то, что его новый фильм дойдет
мысль: удастся ли сочетать эти страсти, этот сюжет наконец до миллионов людей и воздействует на их
с кровавой развязкой — и эту натуру, проникнутую души именно таким образом, как хотелось бы того
духом умиротворения, праведности? Ш укшину. Василий Ш укшин был одержим своей рабо
Вечером, в Белозерске, когда закончился долгий- той — то есть идеей. Работа его и состояла в осущ е
долгий день трудов, мы с Василием Шукшиным вы ствлении, материализации идеи. Нет, в ту летнюю ночь
шли на берег Белого озера, то есть на бер ег канала, над Белым озером он не говорил о том, что уйдет
отгороженного от озерных штормов каменной дамбой, из кино, хотя бы и ради литературы. Но он говорил
и пора уже наступила для ночи, но было по-северному и тогда, что «надо работать», что времени остается
светло, в сизых сумерках медленно шлепали по ка мало и некогда размениваться, что надо говорить
налу буксиры, плыли плоты, гонки сосновых бревен, в искусстве о самом главном — о жизни и смерти,
рдели ходовые огни. Шукшин говорил: и говорить только правду. Он искал кратчайшие пути,
27
средства доставки, чтобы скорей донести до людей
свое искусство. И он уповал на кино, на данную ему
Владислав Шошин
кинематографом возможность разговаривать сразу
с миллионной аудиторией...
— У нас ещ е не знают, что может кино, даже
серьезны е наши писатели недооценивают его,—-го во
рил Шукшин. — Несколько человек в мире знает... Ну
вот Феллини... Но у него другое. Я хочу попробо
вать. А?..
Шукшин остановился и посмотрел на меня и ещ е
куда-то дальше, сквозь меня. Во взгляде его — о зар е
ние, воля, напор, осознание своих сил. Лицо у него *
мужицкое: скулы как плужные лемеха, тяжелая че
люсть. Лицо мастера... Он не у меня спросил, у себя.
— Почему ты ее полюбил?
Его вопрос был и ответом: «Я хочу попробовать...» — Слушай , я расскажу, где я был,
А почему бы и нет? Ш ел я с ней наяву, как во сне,
Это было в июне сем ьдесят третьего года, а осенью П о балканской лесной крутизне.
сем ьдесят четвертого, над другою водой, он скажет
другое. Он устанет от работы в кино настолько, что Н езабудка тревожилась там,
захочет уйти из него навсегда.
В ночь над Белым озером Василий Ш укшин был
Встали горы по снежным постам,
счастлив. Он делал то, что ему хотелось, «Калину крас Ветер гор водопад голу бил ...
ную», — фильм не сибирский, не вологодский, а очень — Почему ты ее полюбил?
русский и в то же время всечеловеческий...
Хотя меня спросят — как мог быть счастлив Ш ук — Я об этом как раз говор ю !
шин, с его сомнениями, нерешенными задачами, не
довольством собою? Он был и счастлив по-своему,
Я встречал молодую зарю,
по-шукшински. Как бы ни было трудно ему, но он Как второе рожденье свое ...
был уверен, что делает то, что должно делать ему. — Почему полю бил ты ее?
И в душ е его, как заря над Белым озером , подыма
лась решимость: «Я хочу попробовать...» — Просто юность вернулась ко мне,
Мы тогда гуляли с Василием Ш укшиным по бер егу Просто дятел стучал по сосне,
Белого озера, в белую ночь, до зари. Больше я его
не видел.
Просто солнце по кручам лилось,
Когда пришел проститься с ним в московский Дом Просто сердце лю бви заж далось .
кино, играла музыка: два скрипача сидели на хорах
и так играли, как плачет чья-то душа. Василий Ш ук — Д а, но были другие с тобой!
шин лежал в гробу, ничуть не похожий на себя, на — Да, но с ней был простор голубой,
свой портрет, повешенный над гробом. Причитала И рассветный восторг бытия,
над ним его мать, сибирская крестьянка, трогала его,
гладила его лоб жена, актриса, исполнившая роль
И свобода, и песня моя!
Лю бы в «Калине красной» и уже отплакавшая однаж
ды возлюбленного своего, Егора Прокудина... Жизнь,
смерть, любовь, искусство — все сошлось в этой точке В Копривштице
у гроба Василия Шукшина, в лице склоненной над ним
женщины. У фракийского кургана,
Рядом стояли заплаканные, не видящие белого
света Василий Белов, Анатолий Заболотский... И я тоже Г де безусый иван-чай,
не видел белого света... Вы йди в горы утром рано,
Большой художник, каким является Ш укшин, уходя Иностранца повстречай.
навсегда от людей, возвращ ается к людям, может
быть, в более подлинном, в более истинном смысле. Я такой же иностранец,
Это все так. Но это не может послужить утеш е Как та лошадь без удил,
нием. Ресторанов модный глянец
Шукшин ушел от нас, едва успев разбудить инте М н е оскомину набил .
рес к своему творчеству — не только внутри литера
туры, искусства, но и далеко за их пределами — у лю И милее полустанка
дей, у народа. Потребность в Ш укш ине стала насущ Я не знал в пути на юг,
ной, и она росла на глазах. Ш укшин себя не щадил,
погонял, работал исступленно, на износ. Он сгорел Чем такой, где иностранка
у всех на виду — иначе это не назовешь. Ш укшина не Обняла по-русски вдр у г .
стало с нами, и никто никогда не заменит его.
Но Шукшин, как бы ни была коротка его жизнь Обняла хвоей студеной,
в искусстве, помог нам ещ е раз вглядеться в таин Бросив под ноги овес,
ство жизни, в самих себя — и увидеть, понять нечто Чтобы понял гость зеленый,
такое, без чего бы мы были бедней. Он оставил нам Что родные мы всерьез.
свои книги...
О дну из них — «Характеры» — Василий Ш укшин по Синь Б а л к а н — с рязанской синью,
дарил мне в Белозерске и написал на ней: «...Дай Бог, С волей гор — Невы прибой,
Глебушка, и дальше нам встречаться где-нибудь на
Руси». М ы — Болгария с Р оссией,
Где-нибудь на Руси... Я, Копривштица ,— с тобой!
Болгарское солнце
29
Владимир Савицкий Мою няню звали Ефросинья Францевна Вален-
тионок, в девичестве — Франтиппса Вокалова. Она ро
дилась и выросла в русской деревне, хотя принад
лежала к семье переселенцев-чехов. Ее родители по
кинули онемеченную Чехию в надежде на богатые
земли гостеприимной России. В шестидесятых годах
прошлого века множество чешских семей подалось
няня
на Волынь, в Крым, на Северный Кавказ. Уж такой,
казалось бы, небольшой народ эти чехи, а не сиде
лось им на собственной прекрасной земле. Огромные
фургоны чешских возчиков привыкли колесить по
Европе, не оплетенной еще железными дорогами;
чешские каменщики отстраивали после пожаров не
мецкие города; чешские странствующие ремеслен
РАССКАЗ
ники доходили чуть ли не до Урала, а торговцы
пробирались и в Сибирь; ни один крупный цирк
девятнадцатого века не обходился без чехов — тру
бачей, униформистов, шталмейстеров. Чешские тру
«Я нахожу, что все крупнейшие бы звучали в лучших оркестрах мира; сколько вы
наши пороки зарож даю тся с самого дающихся чешских музыкантов помогало мужанию
нежного возраста и что наше нашей музыкальной культуры — имя дирижера Эду
воспитание зависит главным арда Направника, ставшего русским композитором,
образом от наших кормилиц и осталось навсегда в плеяде звезд Мариинского те
нянюшек». атра в городе Санкт-Петербурге, имя скрипача Фран
Монтень. Опыты тишека Ступки значится на дверях аудитории но
мер девять Одесской консерватории. Чешские учи
теля гимнастики вовлекали в спортивные группы
«Сокола» тысячи молодых людей во всем мире...
Да, непоседливый, талантливый, энергичный на
род. Я смутно помпю мать моей няни, сухонькую,
сгорбленную старушку с бронзовыми от крымского
солнца морщинами на лице, строгую и хлопотли
вую, слово которой было законом для всего ее до
вольно многочисленного семейства. Она родилась
еще в Чехии, приехала в Россию молодой женщи
ной и всю жизнь пересыпала русскую речь диалек
тальными чешскими словечками, которых было уже
куда меньше в речи следующего поколения — няни,
ее сестер и братьев; третье и четвертое колено, ня
нины племянники и внуки — своих детей у нее не
было,— этих словечек не знают совсем.
Няня пришла в нашу семью, когда ей было за
тридцать, а мне немногим более двух месяцев, так
что описать процесс «срастания» я не могу. По рас
сказам же очевидцев свидетельствую, что процесс
этот происходил мучительно, ибо и бабушка, и ма
ма обладали характерами на редкость самостоятель
ными, а бабушка привыкла, к тому же, чтобы
в симферопольском домике, где прошло еще мамино
детство, ей никто не перечил.
У няни же на все была своя точка зрения, и
она, не колеблясь, излагала ее. Кажется, несколько
раз она порывалась уйти, но ей было жаль — и ка
залось недобросовестным — оставить совсем еще
несмышленого мальчика на дьух бестолковых интел
лигенток.
Словом, когда два года спустя наше семейство,
уже без бабушки, собралось в столичный тогда
Харьков, няня поехала с нами, покинув и Крым —
«пески туманные», любила она говорить,— и свою
многочисленную чешскую родню.
31
— Растут же без няни нормальные дети! — мо падает, а няня утешает меня, а тут... Разумеется, и
гут мне заметить. Растут, разумеется, но тогда у них после этого случая я делал глупости, но няню я
есть готовая посочувствовать и пожалеть мать, или больше никогда в жизни не подводил, можете мне
друг-отец- или брат с сестрой — если не родные, то поверить, это уж совершенно точно.
хотя бы двоюродные, но есть.
Вам ничего не говорит фамилия или название —
Моя жизнь сложилась так, что я был бы одинок,
Лемерсье?
не будь со мной моей няни.
Правильно, сейчас это слово уже позабыто, я сам
И потом, бывали обстоятельства, в которых меня
с трудом вспомнил. Так называлась парфюмерная
вдохновляла только няня. В наши с ней дружные
фирма одного нэпмана — была ли это одновременно
«вольные» вечера я, пяти лет от роду, выучился чи
его фамилия, я не знаю. Как появился этот человек
тать — главным образом потому, что самой няне чи
у нас в доме, я не знаю тоже. Знаю, что мама и ее
тать было трудно. Телевизора, даже радиоприемника
подруга, белокурая тетя Аня, которую я нежно лю
не было еще и в помине, и я — я! — читал няне
бил вплоть до ее смерти в глубокой старости, дела
вслух разные новости.
ли у нас дома для фирмы Лемерсье пуховки — раз
Так я поднялся на совершенпо новую ступень —
ного размера, похожие на волчки, кругляшки, с од
самостоятельно, отчасти ведомый нянею, отчасти
ной стороны из тонкой, расчесанной самым тщатель
чтобы помогать ей. Помню усмешку отца, когда я
ным образом шерсти, с другой — затянутые разно
вызвался прочесть вслух заметку из «Вечерней Мо
цветной материей и с костяной ручечкой посере
сквы», и его пристальный, удивленный взгляд, когда
дине; такими пуховками дамы пудрились.
я ее прочел.
Зарабатывала мама как будто прилично: руки у
Няня свела меня однажды в расположенную где- нее были хорошие, сам Лемерсье — назовем его так —
то поблизости от дома, скорее всего — на Пятницкой, был к ней, кажется, неравнодушен. Это был круп
церковь. Зачем она это сделала — не знаю, во вся ный мужчина с бритой наголо головой и мясистым
ком случае не из желания привить мне религиоз лицом, очевидно, достаточно оборотистый и ловкий.
ность, ибо в церкви мы были всего один раз. Может, Он неоднократно ездил за границу, откуда привез
в те времена няня сама была более верующей, чем мне роскошный лакированный заводной автомобиль
в конце своей жизни, когда, в довершение ко всему, на резиновых шинах и с тормозом. Он приходил
она пережила еще и ленинградскую блокаду... к нам, обязательно захватив с собой плитку шокола
Зашли мы в церковь как-то неожиданно, без да «Золотой ярлык», которая вручалась мне, но ко
предварительного обсуждения этого вопроса дома — торую мне приходилось тут же разламывать на мел
отец не позволил бы. Сухонький старичок в очках кие дольки и, уложив на блюдечко, обносить всех
о чем-то спросил меня, няня незаметно подтолкнула собравшихся взрослых. Занятие это я терпеть не
локтем, я растерянно пролепетал несколько слов мог — видит бог, оно не делало меня более госте
в ответ, в рот мне сунули ложечку сладкого сиропа приимным и радушным.
и нечто вкусно хрустевшее — и мы с няней вновь Скорее уж напротив: весь этот фарс наполнял
выкатились из прохладного полумрака на залитую мое сердце негодованием, ожесточал его, восстанав
солнцем улицу. ливал меня против кучки расфуфыренных бездель
Очевидно, это было причастие. В церковь я боль ников, толпившихся в нашей столовой. Почему
ше не ходил, стал пионером, комсомольцем, но един бездельников? Исключительно потому, что они, хихи
ственное это посещение было для меня отнюдь не кая и гладя меня по головке, с ужимками, умиле
бесполезным: на долгие годы отрочества и юности нием и приторными глупостями съедали по крайней
оно сняло с церкви ореол таинственности. В отли мере половину моего шоколада. Только люди, ко
чие от многих сверстников, росших, как и я, в су торых я любил и с которыми сам охотно разделил
ровые тридцатые годы, я не испытывал при упоми бы гостинец — тетя Аня, ее муж дядя Сережа,
нании о церкви привкуса запретного плода — я же няня,— шоколад никогда не брали. Да как же не
собственными глазами видел, как просто и деловито бездельники?! Ведь каждый взрослый — я был
отнеслась к этой самой церкви моя няня. твердо в этом убежден — мог свободно пойти и ку
Раз я у няни потерялся. Мы шли, кажется, с уро пить себе целую плитку, а я — не мог! В том, что
ка музыки, через рынок, носивший название Боло далеко не каждый легко может это сделать и не
то,— на том самом месте, где москвичам предъявили каждый станет покупать шоколад, даже если мо
когда-то насаженную на кол голову Пугачева, раз жет, я убедился чуть позже.
бит сейчас огромный сквер, унылый, разгороженный Так вот, когда этот самый Лемерсье возник в на
скамейками-тяжеловесами. шем доме, я смотрел на него как на необходимое
Няня повстречала знакомую и остановилась по зло: шоколад шоколадом — не забудьте, половину
болтать, а я тихонько пошел по рядам, привлекае съедали другие! — но мне в этом человеке инстинк
мый пестротой невиданного зрелища, тараща глаза тивно что-то не нравилось — развязность, самодоволь
на толпу, не скованную никакими условностями,— ство преуспевающего дельца, едва прикрытая на
я до сих пор люблю бродить по базарам и наблюдать гловатая самоуверенность, думаю я теперь. Мета
людей «на свободе». физик, как и все дети, я молчаливо принимал его
Пошел это я, пошел — и ушел. Радио тогда существование, ибо считал неизбежной принадлеж
о пропавших малютках не объявляло, я нагулялся ностью нашей жизни — раз он допускается, одо
всласть и лишь в сумерки попал домой. Я не только бряется и даже поощряется отцом и матерью.
не ощущал никакой вины и не тревожился за по И вдруг я обнаружил, что те самые сомнения,
следствия своей прогулки, напротив — я считал себя которые подспудно бродили в моей душе, совершенно
отчасти героем: сам прошелся по рынку, без няни, открыто, хоть и в несколько упрощенной — я смутно
ничего худого со мной не случилось, сам добрел до понимал и это — форме высказывает няня, занимая
дома, хоть и не так далеко, а все же... Но родители свою личную, особую позицию в нашей семье. При
рассматривали происшедшее иначе. А главное, ока чем высказывалась няня не только на кухне, бесе
залось, что я подвел няню, ведь это она меня поте дуя со мной или с Тамарой, но, что меня особенно
ряла — что я, вещь? всколыхнуло, в столовой — родителям в лицо. Ее ре
Постепенно все утряслось, конечно, но момент чей я, конечно, не помню, суть же их сводилась к
был драматический: я привык к тому, что мне по тому, что незачем пускать в дом этого прощелыгу,
32
этого проходимца, разбогатевшего неизвестно как, Мама меня не била, а применяла как воспитатель
который неизвестно чем кончит. Если бы еще без ный прием — изгнание: уходи из дома, мне такой
работы, которую он дает матери, мы не могли бы сын не нужен!
прожить, тогда куда ни шло, тогда еще можно хоть Мудрой эту формулировку назвать трудно: дом
как-то понять, а так... должен быть обязательно на ш, совместный, н ни
Ага, значит, возможно и другое решение, этот какого сомнения в незыблемой общности очага у ма
неприятный тип перестанет бывать у нас — я немед лыша возникать не может. Но все говорилось всерьез,
ленно выдвинулся на боевые позиции и стал рядом да я и сам хорошо знал, что мама шутить не любит:
с няней: не только из всегдашней солидарности пальто, шапку, что хочешь из игрушек — и марш!
с нею, главным образом — от неожиданного совпаде Куда?!
ния наших взглядов и той перспективы, которую Я уходил. Маленький, зареванный, со своим че
это совпадение открыло вдруг передо мной. моданчиком в руках тащился вниз по лестнице.
Тогда у нас с няней, правда, ничегошеньки не Собственно, я уже ушел из дома, выйдя пз родитель
вышло: родители были еще молоды и полны задора, ских комнат, возврата мне туда нет. По дороге на
я, как легко понять, был слишком молод — и Ле- улицу я должен еще зайти на кухню, к няне, про
мерсье преспокойно продолжал бывать у нас. Но ститься. Конкретность детского мышления мешала
впоследствии, когда мать разошлась с отцом, когда мне вообразить хоть на минутку, что няня может
мы переехали в Ленинград и нас стал очень уж взять и уйти со мной. Она принадлежала этому дому,
часто навещать один человек, удивительно на Jle- этой кухне, этой жизни.
мерсье похожий, мы с няней сумели сделать его Проститься. Хорошо если няня одна — а если там
постоянное пребывание в нашем доме невозможным. много народу?
Конечно, если бы мама не колебалась, она не по
Однако после того, как я открывал дверь, мне
слушалась бы нас, но она как раз колебалась.
делалось безразлично, есть кто на кухне или нет.
Из выступлений няни против Лемерсье я сделал
Бодрясь изо всех сил, стараясь не бежать, я про
еще такое заключение: мысли, которые зреют у меня
бирался мимо огромной плиты к няне и тут не вы
в голове и которые идут, казалось бы, вразрез чему-
держивал : уткнувшись ей в бок или в колени,
то общепринятому, могут оказаться — невысказан
я страшно ревел, няня ласково гладила меня по
ными — и у других. Значит, для того чтобы вы
яснить, что к чему, полезно время от времени вы голове — чаще всего она была уже в курсе дела, все
вокруг начинало звучать как сказка, а сказка-то уж
сказать свои мысли вслух.
обязательно кончится хорошо.
И потом: даже если эти мысли еще не совсем Я постепенно затихал, а няня, выразив мне свое
оформились, если они однобоки, неуклюжи с виду, сочувствие, а иногда и солидарность, ставила передо
не надо их стыдиться — ведь они могут оказаться мной дилемму: просить у мамы прощения или
и у сидящих рядом. Надо высказаться и посмотреть, действительно куда-то уходить.
что будет. Может, они действительно несуразны — и Уходить?! Снова окунуться в тот неизведанный
тогда их отвергнут. Может, они вызваны недоразуме и страшноватый поэтому взрослый мир? Одному?
нием — и тогда оно разъяснится. А может быть, их Без няни?!
поддержат?
Прощение?! Просить прощения? Быть прощен
Желаете узнать, всегда ли я высказывал непрове ным? Получить отпущение грехов?! — Формулировки
ренные мысли вслух? Нет, не всегда, далеко не были другие, смысл такой.
всегда. Самые простые, казалось бы, истины пре
На кухне, возле няни, стояли двое. Был я, пре
ломляются в человеческой жизни сложно, много
красно понимавший, что просить прощения нужно,
образно, неожиданно.
справедливо, есть за что, ибо маме я действительно
В Москве же передо мной встала во весь свой не соврал: это я первым ударил соседского мальчика,
малый рост проблема вины и прощения. а не он меня, я действительно разлил — не пролил,
Возникновение этой проблемы, а также первые а нарочно разлил по полу папино любимое лекарство
попытки разрешить ее имели своей предысторией тот удивительного розового цвета, это я... И был тоже
достойный сожаления, но совершенно несомненный я, не знавший, как заставить себя признаться в том,
факт, что в возрасте лет этак четырех я начал бес что я соврал, как переломить себя, как выдернуть
совестно врать. «Он был в таком возрасте, когда чеку — и дать распрямиться пружинке, и стать иск
вообще правды не говорят. Болезнь возраста...» — ренним, хорошим, любящим мальчиком, достойным
записал Илья Ильф в одной из своих записных любящей мамы.
книжек.
Терпеливо, без принуждения или назидания, на
Врал я всем, кроме няни, врал самозабвенно и равных, подсказывала мне няня, как это сделать,
так, как это делают только дети,— бескорыстно, помогала додумать, дочувствовать. Я слушал ее,
наслаждаясь самим процессом вранья, настаивая на я спорил с ней сквозь слезы, но постепенно все до
своем и понимая в то же время, как это глупо — предела упрощалось: пойти и сказать. Не оставалось
словно в пропасть летишь во сне, и знаешь, что ле уже ничего, что грозило бы, давило, угнетало, му
тишь, а остановиться не можешь. чило. Попросить прощения? Так ведь не у кого-ни
Справедливо считая вранье делом мерзким и не будь — у родной мамы. Это почти то же самое, что
достойным, мама не желала вникать в возможные просить его у самой няни, а разве у няни ты сты
нюансы между ложью и фантазией и старалась такое дишься просить прощения? Конечно, нет, это совсем
мое поведение сломать. Я говорил уже, что характер просто.
у нее был мужской. Сломать! Это, знаете, словно Совсем просто!
кусок стекла по мерке отламывать: проведешь алма И я шел и говорил три слова, которые надо было
зом прямую — чик, и готово. Глянешь, а на самом сказать: мама, прости меня.
конце лишний уголок отломился. Попробуешь еще И мама прощала, гордясь своим педагогическим
раз — чик, опять уголка нет, только с другой сто методом. А я — не прощал ей такого страшного
роны. А больше резать никак невозможно — по мерке испытания. Нет, я не держал камня за пазухой,
не хватит. Выбрасывать? упаси бог, но наши с мамой отношения становились
33
раз за разом все более рациональными, строились на бенности непривычной среды сравнительно легко.
логике, а не на чувстве. На чувстве строились мои Я ушел в армию, а она, осиротев, перенесла заботы
отношения с няней — и она становилась для меня на одну только мать — и очень своевременно.
главной женщиной в семье. Началась война, враг оказался у стен Ленин
Мама оставалась главой семьи. Я глубоко уважал града — не знаю, кто как, а я остро чувствовал свою
ее; я не уставал восхищаться ее умом и трудолю вину и свое ничтожество в те дни. Мне страшно
бием, ее принципиальностью в самых, казалось бы, стыдно было отступать чуть не бегом от Риги на
мелких, бытовых вопросах — она никогда не брала Новгород, пересекая дорогу за дорогой, открывавшие
денег взаймы, например. Я преклонялся перед тем, мой город. На станции Батецкой мужество настолько
какой великолепной мастерицей на все руки была изменило мне, что я позвонил маме, обрадовал ее
она — и жалел, что даже в самой скромной степени тем, что жив и здоров, и спросил, не думает ли она...
не унаследовал этого от нее; я всегда был благодарен не думает ли она уехать из Ленинграда. Мне ка
маме за посвященную мне жизнь. жется... мне кажется, это следовало бы сделать.
Только сердца своего я ей раскрыть не мог. Спокойный, без колебаний, отрицательный мамин
Годам к шести я, как и каждый ребенок, в основ ответ и никак не сомневающийся — как всегда! —
ном сформировался и готов был принимать от жизни тон были для меня первой твердой опорой среди
неизмеримо больше того, что она могла мне пред смятения тех недель.
ложить. И началась блокада, и почти шестидесятилетняя
Тут няня помочь уже не могла: помогали книги. моя няня поступила уборщицей в трамвайный па
Но и с няней у нас было еще много всего. вильон — чтобы получать рабочую карточку. И они
Мы ездили в деревню, и там, на практике, на с мамой пилили дрова для буржуйки и носили из
глядно, мне было преподано отношение к природе: Фонтанки воду — слава богу, мы в тридцать шестом
к лесу и речке, к луговым цветам, к грибам и переехали с Невского на берег реки. И была блокад
ягодам, к парному молоку, русской печке и не ная зима, голодная, как и у всех, возложившая на
мудреной деревенской пище, которую готовила хо нянины старенькие плечи еще и заботу о бодром
зяйка, и отношение к домашним животным и птице духе, о выдержке, о создании человеческого кол
как к друзьям человека и в то же время продуктам лектива в нечеловеческих условиях — коллектива
его питания — ведь природы я не только не знал, трех женщин: к ним перебралась тетка.
но, в известных ее проявлениях, даже побаивался.
И выезды с деревенскими ребятами в ночное — Они пережили блокаду более стойко, чем очень
до сих пор помню, как страшно было впервые са многие другие. Они даже сохранили почти все мои
диться на лошадь, как боялся я — не будет ли ей любимые книжки. Не отрицаю, кое в чем судьба
оказалась милостивой к ним: бомба, полностью
тяжелб мое неуклюжее подпрыгивание на ее спине,
разрушившая дом номер три по улице Белинского,
как весело было мчаться с нею вместе, когда по
привык, как трудно было расставаться. И посильное могла, разумеется, попасть и в их дом номер один...
участие в крестьянских работах — как откровение, Но дело было не только в милостях судьбы.
пятна своего же собственного пота на рубашонке... Вырвавшись на недельку с фронта осенью сорок
Были чертовски трудные годы — трудности семьи второго, я нашел их страшно исхудавшими, но в до
совпали с трудностями страны. В 1928 году мы ме было чисто, как всегда чисто, и шла знакомая
переехали в Ленинград и стали жить на весьма мне с детства нормальная жизнь нашей семьи —
скромный заработок мамы — чтобы обрести профес только вместо вкусного няниного обеда мне предло
сию, она вечерами еще училась,— и вот тут про жили заливное из бычьих кишок, есть которое я не
явился в полной мере финансовый гений няни, на мог. И я снова лег спать в свою кровать, и няня
плечи которой легло все наше нехитрое хозяйство. пришла поцеловать меня на ночь, а когда пункту
Легло, да так и пролежало без перерыва, без пере альные немцы начали ночной артобстрел и я подо
дышки сорок лет. шел к матери, желая ее успокоить, то услышал в от
Только умелые нянины руки могли состряпать вет:
вкусный обед из тех немногих продуктов, что вы — Спи, спи спокойно, сегодня не наш район...
давались тогда по карточкам,— я твердо запомнил Тут я, сержант-фронтовик, окончательно понял,
снетки и чечевицу. Только она могла оставаться ве что мы победим, лег и спокойно заснул.
селой и неунывающей после бесконечного стояния Когда же меня демобилизовали, мы с мамой ку
в очередях. Только она, наш добрый ангел, могла пили на мое выходное пособие пишущую машин
быть бесконечно щедрой и до копейки вкладывать ку — ту самую, на которой я перепечатываю сейчас
в общий котел ту минимальную зарплату домработ эту рукопись,— чтобы прирабатывать по вечерам;
ницы, которую она по договору получала от мамы, то, что я должен кончить начатую до войны учебу
а позже и свою скромную пенсию. Много лет спустя, в университете, ни у кого из нас сомнений не вызы
когда я вернулся из армии и продолжил учебу, фи вало.
нансовая система нашей семьи снова стала давать Жизнь шла вроде мирная, а вроде, по инерции,
перебои, нам редко когда удавалось дотянуть благо еще и блокадная. Мы с няней сажали на самом
получно до первого числа, и мы с няней завели краю Новой Деревни картошку — как сажали они
в ящике буфета, под чистыми салфетками, общую с мамой все годы войны.
черную кассу; нужно ли говорить, кто чаще при
От нашего огорода было больше километра до
бегал к ней,— приученная годами к самой строгой
трамвайного кольца, и когда мы с няней отправля
экономии няня или двадцатичетырехлетний студент,
лись собирать урожай, я прихватывал с собой ста
привыкший к обеспеченному армейскому существова
ренький велосипед, который выделялся среди про
нию!
чих своих собратьев огромной красной рамой. Вот
на эту раму мы и грузили весь наш урожай, состав
лявший обычно мешка два, я вел велосипед до трам
Я ушел в армию в сороковом году — это няня вая, а няня шла рядом. Затем я грузил мешки на
подготовила меня к простоте и внешней грубости переднюю площадку прицепного вагона, подсаживал
армейских отношений, и я, в отличие от многих моих туда мою старушку, а сам мчался на велосипеде че
однокашников по полковой школе, воспринимал осо рез весь Кировский проспект к остановке, ближай
34
шей к нашему дому: я должен был доехать туда санное на обороте, няня часто использовала такие
раньше няни, принять из вагона мешки и, снова на листки как закладки.
раме, довезти их до дома, Сейчас, много лет спустя после ее смерти, я по
Няня очень гордилась этим, придуманным нами, лучаю от нее привет, найдя меж страниц взятой
почти бесплатным способом доставки картофеля, а с полки книги листок календаря. Только мне одному
также и тем, что я всегда успеваю обогнать трамвай. понятный привет. И у меня сжимается сердце.
Это было не так уж и трудно, но няня привыкла Так же бывало в первые годы после ее смерти,
радоваться каждому моему успеху — большому и когда мне снилось, что няня уехала от меня поче
малому. му-то обратно в Крым и там бедствует; я просы
Несколько лет я учился, немного и работал, пался в тоске, в холодном поту, весь дрожа от него
влюблялся, естественно, и няня находила массу не дования на самого себя.
достатков у девушек, которые появлялись у нас
в доме. Мама, измученная страшной послеблокадной Если же отвлечься от хронологии нашей с няней
гипертонией, ушла на пенсию, но стал зарабатывать совместной жизни, от последовательного углубления
я, жить нам стало легче, и когда пошли первые нашей дружбы и нашей взаимной любви, я должен
большие самолеты на внутренних линиях, я смог сказать, что самым главным, что передала мне няня,
свезти няню к ее родне в Крым. Видели бы вы, как было жизнелюбие, умение находить глубокий смысл
спокойно и естественно, словно одна из вечных ста в простых радостях, наслаждаться солнечным днем,
рух туристок, американок или шведок, входила речкой, лугом, лесом, искренним собеседником, даже
няня в «Т У » — я сразу же вспомнил харьковское хорошим завтраком, пожалуй.
авто,— как уютно уселась у окошка, как скушала В прекрасном кинофильме «Грек Зорба», снятом
с аппетитом поданный нам завтрак, словно проде по роману мудрого Казандзакиса, рассказывается
лывала подобные рейсы неоднократно, и как радо о том, как жизнелюбец — неудачник и фантазер —
вался я, наблюдая ее седую голову на фоне запол помогает постичь смысл человеческого существова
нявшего иллюминатор ярко-синего неба и отчетливо ния молодому англичанину, мать которого была
понимая в эту минуту, на какую высоту поднялась гречанкой. И когда обаятельный актер Энтони Квин
вся наша страна, если мы с няней, весьма рядовые танцует на экране под насыщенную густым и тяже
ее жители, можем не тащиться несколько суток лым солнечным светом музыку Теодоракиса — забы
в вагоне третьего класса, а пу-те-шест-во-вать нако ваешь о сюжете, о только что убитой полудикими
нец! фанатиками женщине, о месте и времени действия.
Няне было почти восемьдесят. Просто один человек учит другого танцевать и от
даваться танцу — ради танца, но и чтобы научить
Потом умерла мама. его сердце слушать жизнь. Если в мыслях и мелька
А вскоре пришли дни, когда ослабели вечно тру
ет нечто в эти минуты высшего наслаждения, кото
дившиеся нянины руки, ослабели настолько, что ей
рое способно дать нам искусство, то разве что-то
стало трудно принести с кухни изготовленное ею
смутное — о былом величии Греции, колыбели нашей
мое любимое лакомство. Потом ослабела она вся —
цивилизации, о вечности ее борьбы за человека, по
и уже вообще не могла покормить меня. Потом я
том вдруг о Байроне... Но это подсознательно. Глав
грел ей еду, или соседка по квартире, или приезжав
ное же — вот этот танец и эта вечная тема: человек
шая время от времени младшая сестра.
и природа, их единство, составляющее основу жиз
Потом няня умерла.
ни, их таинственное братство, такое стойкое, такое
До этого она успела заняться воспитанием треть
непобедимое, такое прекрасное.
его поколения нашей семьи — первым я считаю
Так вот, няня учила меня танцевать.
мать — моей дочурки, поколения совсем уже совре
менного, на которое у няни всерьез не хватало сил,
разве что летом, на даче, где обе они расцветали. Когда она умерла, мне было сорок три года. Я
И в ходе этого воспитапия как бы замкнулись для успел немало пережить, шесть лучших молодых лет
меня многие линии жизни, начатые в далеком дет провел в армии и четыре года из них — на фронте
стве. самой кровавой в истории человечества войны, но
На кладбище к няне мы с дочкой ездим вместе. только после смерти няни я почувствовал себя окон
чательно взрослым.
Последние годы своей жизни няня подолгу сижи Теперь уже самостоятельно, в одиночку, шел я
вала у окна, из которого, правда — наискосок, был каждый день на сближение с суровым нашим ми
виден простор петровской Невы — возле самой кре ром.
пости. Работать стало трудно, и она потихоньку чи До этого за моей спиной ежечасно стоял верный
тала книги. Возле покойного кресла, в котором она друг — няня. А когда у тебя за спиной верный друг,
обычно сидела, висел отрывной календарь. Оторвав можно ничего, совсем ничего не бояться — это знает
очередной листок и внимательно изучив все напи каждый мальчишка.
Георгий Любош
Встреча
со львами
Теплый, облачный осеннии день. Я иду по знако тановых волосах, бежит легко, беззвучно, едва каса
мым дорожкам острова, но не узнаю их. Я очень ясь земли. Сергей приближается к ней, мне его не
давно не был здесь. Листья всех оттенков — золоти догнать. Но я делаю рывок, мчусь что есть силы,
стые, оранжевые, красные — шуршат под моими но вырываюсь вперед, и вот мои руки соединяются
гами. Над черной эмалью прудов собрались краса с руками Лили. Я целую ее на глазах у всех, таков
вицы ивы и гадают, как раньше гадали девушки уговор,— ведь мы теперь взрослые, вольные люди.
в Иванову ночь, бросая в воду свои серебристые Сергей стоит рядом, густо краснеет...
венки: поплывет — жить, утонет — умереть... И вен Обратно идем, как всегда, втроем. Птицы пере
ки не тонут — плывут, плывут... Воздух прозрачен, кликаются вокруг. Мы с Лилей не говорим, нам и
влажен. Тянет сыростью и запахом прели... А вот так хорошо. Сергея сегодня тяготит молчание. Рань
и стрелка Елагина острова! Грубо сделанные, цемент ше было наоборот. Он любил помолчать, послушать
ные, побеленные известью львы с открытыми пастя нас и вставить в разговор лишь несколько солидных,
ми. Они грубее, топорнее тех, что жили в памяти веских слов. Сейчас же он, торопясь, говорит о сво
все эти годы, но, боже, я люблю этих львов, я готов ей будущей профессии электрика: о риске работы на
их обнять... Они были такие же и в то утро... высоких напряжениях, о беспроволочной передаче
Вот смотрю на них и отчетливо вижу: весеннее тока на расстояние и с многом другом. Вдруг, будто
утро, большое оранжевое солнце медленно поднима что-то поняв, он прощается с нами... А ведь мы
ется над яркой зеленью деревьев. Белые, чуть крас с ним обыкновенно провожаем Лилю вместе, вдво
новатые на заре чайки стелются над алой рябью во ем, вот уже почти год...
ды. Даль чиста, и на западе различим силуэт собора Готовясь к экзаменам в вузы, мы по-прежнему
в Кронштадте. Наша развеселая группа, пришедшая занимаемся втроем, и старательный, усидчивый Се
сюда прямо со школьного выпускного вечера, за режа теперь особенно помогает нам, но наши сов
мерла, любуясь рождением дня. Ведь сегодня для местные прогулки прекратились сами собой. Зато мы
нас начинается новая, свободная, самостоятельная с Лилей, уже тайком от Сергея, встречаемся почти
жизнь! И это вырастающее из листвы солнце ра каждый вечер, и любимым местом наших встреч
достно отвечает общему настроению. становится Стрелка. Да! Сколько взволнованных, яр
За мною вдруг раздается: ких часов, таких, что никогда уже не повторятся,
— Гори, гори ясно, чтобы не погасло!.. вспоминается здесь, у этих львов!..
Мы играли в горелки, еще в пачале игры я зага Спасибо вам, львы! Вы слышали все, что мы
дал : если поймаю Лилю — значит, она будет со с Лилей сказали друг другу,— и никому никогда
мною, моей,— и устремляюсь вперед. А впереди, на не проболтаетесь. Вы умеете хранить тайны.
встречу друг другу, бегут Лиля и Сергей. Возле львов мы встретились с Лилей — нет, не
Лиля, в светлом платье, с белыми цветами в каш в последний, в предпоследний раз. Это было 19 ок
36
тября тридцать девятого года. С севера, из Финлян бираюсь в темноте заставленного коридора к знако
дии, дул порывистый ветер. У меня повестка — зав мой двери и рывком открываю ее.
тра явиться в часть. Лиля — живая, веселая, как При мигающем, слабом свете коптилки первое,
всегда, она старается убедить меня, что мы расста что я различаю в полумраке,— маленькая, серая,
емся ненадолго, шутит, смеется, но вдруг останавли бритая голова на подушке, с желтым сморщенным
вается, задумывается, а когда я дотрагиваюсь до ее лицом. Неужели это она — Лиля!..
плеча, вздрагивает и виновато улыбается. Но она не узнает меня, взгляд у нее мутный, не
Вечер нашего первого расставания — сказочный, видящий... Старуха что-то говорит, и вдруг голова
темный, звездный!.. По реке, по взморью плывут на подушке медленно поворачивается ко мне. В гла
лодки, и огоньки с лодок и с берега отражаются зах появляется огонек, жизнь, и губы чуть слышно
в воде длинными светящимися змейками. Откуда-то шепчут: «Милый... пришел...»
доносится музыка, а рядом тихо плещет река. Мы не Две длинные, худые и почти невесомые руки тя
можем оторваться друг от друга, и я, перебирая ру нутся ко мне из-под одеяла. Я, видевший на фронте
ками густые, шелковистые волосы Лили, целую ее все, готов кричать, но огромным усилием воли сдер
снова и снова в глаза. Смотрю в большие, темные, живаюсь, бросаюсь на колени и, целуя эти тонкие
блестящие зрачки — в них отражаются звезды,— и косточки, покрытые только кожей, твержу, твержу
говорю: «Тебя, Лиля, эти глаза, звезды, губы, воло какие-то слова утешения, и Лиля, я вижу, загора
сы — эту музыку, этот вечер — никогда не забуду!» ется надеждой, оживляется и уже утешает меня:
Лиля что-то загадывает, ловит момент, когда упа — Я поправлюсь, обязательно поправлюсь, мне
дет звезда... И предлагает: надо только немного какого-нибудь масла, и я
— Давай всегда, что бы ни случилось, каждый встану. У меня ведь никогда не было подкожного
год в этот день приходить сюда. жира, и вот от этого все и случилось...
Я, конечно, соглашаюсь. Мы остаемся у львов до А старуха в это время говорит мне что-то об
утра, а утром, прямо со Стрелки, Лиля провожает украденных или потерянных карточках и о том, что
меня на вокзал. все было бы ничего, но вот уже неделя, как у Лили
Финская кампания. Морозы. Госпиталь в Калуге. отнялись ноги. Я отдаю ей свой продуктовый мешок,
Затем снова армия. но в нем так мало! Выбегаю на улицу, ломаю пер
И за все это время — одни только письма, пись вый попавшийся забор, приношу доски в дом и спе
ма и письма. шу к единственному хорошо знакомому мне врачу...
Лиля ждет. Она любит меня. Я читаю это не Когда мы с доктором наконец приходим, в печке
в строчках, а между ними, в знакомом разбеге уже горят доски, в комнате тепло, и Лиле как будто
пера... Она ждет, ждет. Через год нашей разлуки я значительно лучше. Но врач, осмотрев ее, выходит
получаю подробный отчет о дне, проведенном на ко мне в коридор и сразу разбивает все мои возник*
Стрелке,— без меня, но со львами... шие надежды:
Последняя наша встреча была уже не здесь! — Поздно!.. Слишком поздно!..
Январь сорок второго года. С Волховского фронта, Чго было потом, помню плохо. Знаю только, что
через льды Ладоги, я попадаю в скованный врагом я все же еще уверял Лилю в скором ее выздоровле
и холодом город. На улицах вмерзшие в снег маши нии, обещал быть снова у пее завтра — хотя знал,
ны, завалы, расколотые дома. А в них, на остатках что и это невозможно!.
стен, покачивается чудом уцелевшее зеркало или Пришел я в себя лишь на Невской Дубровке, на
висит над провалом раскрытый рояль... И в этой ка «пятачке», единственном нашем кусочке земли, от
менной морозной пустыне — редкие прохожие, в не битом у немцев, на левом, занятом ими, берегу Не
вероятных одеждах, с черными, ссохшимися лицами, вы. 'За него, за этот мысок, уже много дней идет
как живые мумии, везущие такие же мумии, завер здесь беспрерывный, яростный бой. И я со своим
нутые в белые простыни, на детских санках, на ли пулеметом страстно участвую в нем — посылая оче
стах фанеры... Я слышал об этом, но это надо еще редь за очередью в тех, кто сделал э т о!.. Но скоро
и увидеть! И я почти бегу через этот замерзший тупой удар в голову снова погружает меня в небы
город туда, на Кировский, в знакомый двухэтажный тие.
деревянный дом — единственный на всем проспекте. Очнулся лишь в госпитале, на Большой земле.
Мне везет — неожиданно на улице я почти сталки Письма па Кировский возвращаются обратно — «за
ваюсь с коренастым военным: ненахождеяием адресата». А позднее сообщают, что
— Сергей! и дом разобран на топливо...
Он рассказывает мне, что тоже сегодня с фронта, Снова фронт и снова госпиталь, и вот я опять
но месяц назад был здесь и видел Лилю. Она была здесь у дорогих мне белых львов... Вчера был на
здоровой, бодрой и ни за что не хотела уезжать из Кировском, видел заросший пустырь и камни ста
города. Вспоминаю: ведь я писал ей, что скоро буду рого фундамента за новым дощатым забором... О Ли
на Ленинградском... Мы прощаемся — у меня так ле никто ничего не знает. Вчера же мне сообщили,
мало времени! Вот и дом. Как радостно, громко что и Сережа убит под Ригой!..
бьется сердце! По едва протоптанной тропинке, мимо Тихо падают последние сухие листья и медленно
громадных сугробов, подбегаю к парадной. Дверь плывут по темной реке. Тучи сгустились, спустились
с трудом открывается — столько льда на крыльце. ниже, и вода и небо слились близко в сером ту
Ощупью поднимаюсь по темной, заснеженной лест мане...
нице и наконец стучу. В ответ долгая, томительная Темнеет. Между облаков появляются первые звез
тишина. И только, как разрывы снарядов, громыха ды... Такие же, как тогда. Ведь сегодня 19 октября!
ет и громыхает сердце. Но вот раздаются медленные Но она не пришла! На Стрелке лишь я и львы...
шаги, и какая-то незнакомая старая женщина от Уже совсем темно... Но вот луч одной яркой
крывает мне. Я спрашиваю Лилю. звезды разорвал тучи и лег передо мной, по взморью,
— Разве вы не знаете? — удивляется старуха. светлой волнистой дорожкой. Аллеи рстрова тоже
— Ее нет? — почти кричу я, и крик мой эхом стали виднее.
разносится по пустой квартире. Цора!.. Завтра надо начинать жизнь заново!
— Здесь... здесь... только она больна... Начинать для того, чтобы э т о никогда больше
Уже не слушая старухи, натыкаясь на вещи, про не смогло повториться!
Сергей Каширин Василий Белов
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ
Крылатый пахарь
Я небесную нашу науку
Сам искусством не раз называл,
Н о иду к самолету, что к плугу.
Вот его рукояти — штурвал.
//, гордясь своей долей крылатой,
Говорю о себе напрямик:
Я по крови — российский оратай.
П ахарь . £сл н хотите — мужик .
Я когда в синеве, будто птица,
Виражу на большой высоте,
тояла зима, распечатали новый год. Вот так
С
След за следом пластами ложится, всегда: глянешь на календарь — и вздрог
Как в полях борозда к борозде .
нешь. Будто окатили тебя голого ледяной
В полете водой, £од промахнул, как по щеке смазал,
а что сделано? Долги самому себе растут, как полен
М о я дорога высока. ница под руками хорошего дровосека.
Л ечу и вижу я: Той зимой прижало меня к стенке еще и самое
Плывут, как тени, облака, срочное, совсем неотложное дело.
А впереди — заря. Я лихорадочно начал прикидывать, куда бы смо
таться. Хотя бы на неделю. В Дом творчества? Но
И кажется мне в этот миг: меня тошнит от бесконечного литературного трепа.
Л ечу совсем не я — Знакомые люди предложили поехать на озеро Ку-
К весне и солнцу напрямик бенское, в деревню Пески. Вологодские охотники уст
Идет волчком Земля. роили там свое становище. Дом пустой, живи сколь
ко хочешь. Я не стал долго раздумывать. В тот же
день, под вечер, приехал в Пески.
Однополчане Встал на дороге и стою как дурак. Такая тиши
на, что звенит в ушах. Ни самолетного гула, ни ры
В рабочий день умолкло поднебесье, канья мотовозов, которые день и ночь молотят на Во-
Ракетоносцы встали на прикол, — логде-первой. Ни этих диких магнитофонных джа
Приехал в гости Алексей М аресьев зов, ни постоянного телевизорного бурчания в со
В ту часть, с которой всю войну прошел . седних квартирах.
Построились гвардейцы по ранжиру, Снег мерцал под луной, воздух был чистый, гу
стой, холодный. Уборщица подала мне ключ от до
Как будто перед смотром полковым. ма, показала комнату. Я остался один, все мои обя
И он, герой, навстречу командиру занности заключались в том, чтобы изредка подкла-
Пош ел чеканить шагом строевым. дывать в печь полено-другое. О чем еще мечтать? Я
Казалось, был в тот день неподражаем сходил в деревню и запасся продуктами в малень
ком местном магазинчике.
Обыденный армейский ритуал,
Не спеша разложил свои бумаги. Предвкушая хо
И уставное « Здравия желаем! » роший сон, устроил одинокое чаепитие. Было радо
Строй на едином выдохе сказал. стно от того, что завтра я займусь наконец делом.
Встречал весь полк с особым интересом Это будет счастливое утро в субботу, тихое, солнеч
Известного воздуш ного бойца. ное, снежное утро. Сейчас усну в спокойном, добром
настроении.
И было слышно, как скрипят протезы.
Но стоило мне забраться под одеяло, как мороз
И было слышно, как стучат сердца. ное крыльцо заскрипело от множества ног. Пришлось
Его, чьей славой Роди на гордится, открывать. В дом ввалилась шумная компания, при
Здесь знали все — солдат и генерал. ехавшая из Вологды. Охотники? Кой черт охотники!
А он пытливо вгляды вался в лица — Никто не имел никакого отношения ни к охоте, ни
к рыбной ловле, хотя тотчас начались грандиозные
Ведь никого теперь в строю не знал. приготовления к ухе. Зазвенели коньячные и водоч
И задрож ало снова поднебесье ные бутылки. Явился замороженный аршинный су
От гр о зо в о го рокота турбин. дак, выловленный на каком-то городском складе
Смотрел и видел Алексей Маресьев, в честь столичного гостя. После обильного ужина ко
сяком пошли анекдоты, затем в доме послышались
Что если бой — не дрогнет ни один. набившие оскомину «Подмосковные вечера».
Смотрел и видел: под огнем разящим Все мои планы рухнули с шумом. Ни о какой ра
Мишени, словно щепки, шли в распыл... боте не могло быть и речи.
Здесь каждый был пилотом настоящим Утром я пошел по деревне, чтобы хоть чем-нибудь
скрасить эту нелепую, сразу ставшую тягостной по
И человеком настоящим был1
ездку. Зашел в магазин за куревом и спросил, кто
в деревне всех старше.
УТРОМ В СУББОТУ
39
— Ходил, носил ей завтракать# Я ничего и не говорил, стараясь быть равнодуш
Было непонятно, шутит он или говорит всерьез, нее. Чтобы не сбить старика, поглядел в ночное окон
во разбираться мне было некогда. це. Снег желтел под луной, темнели молодые недвиж
— Я-то что,— продолжал он.— Сам женился, ме ные елки. Призрачная ночная даль озера чуялась да-
ня не приневоливали. А вон Харитон-то Иванович... леко-далеко, на многие километры.
— Кто, кто? — А то еще другая ворожея. У одной семьи укра
— Да Харитон Иванович, совдат. ли одежу. Все унесли, до нитки. Робята в совдатах
...Мне было странно слышать о Харитоне Ивано служат, а всю ихнюю одежу унесли. Отца с маткой
виче, солдате николаевского времени, потому что рас расквелили-расслезили — нет одежи. Хозяйка и по
сказывали о нем так, как будто я его видал или шла к ворожее: так и так, укажи, кто унес. Воро
по крайней мере слышал о нем. Словно все это про жея говорит: «Вот, матушка, иди по всем домам.
изошло на днях. Иди да говори: «Ночевали здорово, здравствуйте,
— Двадцать пять годов прослужил Харитон Ива все ли ладно?» Хозяйка так и сделала. Везде на от
нович. Пришел домой, а ему от начальства приказ: вет слова одинакие: «Слава богу, все ладно». А в
«Женись!» Харитон Иванович говорит: «Какой из одном дому говорят: «Все бы ладно, да бабу в боль
меня жених!» — «Нет, женись. Вот эту бери». При ницу увезли». Пошла она в больницу к той бабе
пасли уж с другим ребенком. «Не буду». — «Нет, бу и говорит: «Пока чужое в чулане, домой не бывать.
дешь».— «Нет».— «А х, вот как?» Вызвали в во Не выхаживать!» Та из больницы выпросилась. Обрат
лость: «Дать ему двадцать горячих!» Виц нарубили. но все сама принесла.— Иван Павлович опять заку
Начальник из избы попросил всех выйти, спрашива рил.— У мамки, помню, рубель из кошелька потерял
ет: «У тебя, Харитон Иванович, голос-то хоро ся. «Ванька, ты взял, больше некому!» — «Не брал».—
ший?» — «Добр голос-то»,— говорит Харитон.— «Дак «Отдай, кому говорят!» — «Не брал!» — «Вот сичас
ты реви как медведь, а я тебя хлестну не шибко». вицу возьму». А я уж был порядочный, не боялся.
Харитон на скамью лег и порток не снял. Хлестнули Отца на войне убило, рос вольницей. Попробуй, ду
разок, он и взревел. Тут другой начальник, с уезда, маю, тронь, я как дам, так и вица улетит. Анка, се
в избу заходит: «Хватит, хватит ему». Я тогда мал стра, ей меня жаль — эдак парня костят. А матку
был. А женили Харитона Ивановича все одно.— того жальчее: рубля-то нет. Мамка плачет: «Ванька,
Дедко подкинул в печку.— Теперь-то лучше, розгами лешой, последней рупь уволок!» Анка меня за сарай
не дерут. У нас, помню, барин был очень хороший, вывела: «На, возьми у меня рупь, отдай мамке». Я
конфеты народу на праздники покупал. А другой — говорю: «Давай, я отдам, долго, что ли?» Она рубель
сука. До того злой, что и с народом не здоровается. подала: «Только скажи, ты взял?» — «Не б р а л ».—
Мужики и задумали: как барина уничтожить? Вес «Отдай рупь обратно!» Я отдал, потом оне на меня
ной пахали, он идет. Сел за куст. Все время за этот обе: «Вот ужо пойдем на праздник на озеро, там
куст ходил, сидел подолгу. Пища хорошая. Ну, а тут ворожея скажет. Ты взял, больше некому». А мне
только сел, его раз сзаду бухнули из ружья. Посе что? Пойдем, я за озером не бывал. Хоть погляжу,
редь поля яму вырыли, закидали. Потом запахали и какие там дома да потолоки. Как на корюжках ка
заборонили ровнехонько. таются. Масленица. Пришли на озеро, я рад, место
Иван Павлович помолчал. новое. И забыл, пошто привели. А меня сразу к во
— Вот есть такая книга: «Самое мудрое слово». рожее. Она на каменной плите лежит уж сорок го
Не читывал? дов. И без пролежей, ховки1 сама показывала. Ей
— Нет. надо сести, она за ремень на руках подымается. Ре
— А я-то ее в руках держал.— Иван Павлович мень сыромятной к потолку прибит. Меня увидела,
даже причмокнул с досады — дескать, близко локоть, говорит: «Ой, ой, экого маленького да в такую даль.
да не укусишь. — Держал, держал я эту книгу. Все А и денежки-то нашлися!» Мы домой пришли, мамка
в ней точно прописано, что есть и что будет. Может, руками всплеснула: «Ой, Ванька, прости меня, греш
она и сейчас где-то близко лежит. Да никто не зна ную! Рубель-то, овчину когда делали, отдала. Забы
ет, где. ла». Вот, думаю!..
— Библия, что ли? Ива# Павлович, словно комара, пришлепнул ла
— Нет, не Библия! Библию я знаю — это другая, донью к колену смачное непечатное выражение. И тут
не Библия. же рассказал историю ворожеи, которая вылежала
Он вновь помолчал. И пристально поглядел на сорок лет на плите:
меня: — В девках она была очень красивая. Друг у ее
был, сбиралась за него замуж. Ей говорят: «Он уж
— Ты в невидимую силу веришь?
с другой девкой венчается».— «Я его из-под венца
— Да не очень. уведу!» Побежала к церкве, а далеко, через лес.
— Есть! — Он бросил топорик на пол, под ноги.—
«Бежу, говорит, по дороге сама не своя, вдруг елка
Вот мы с Анкой, сестрой, робетешками были. Посла
поперек дороги хлесть! Еле перелезла, опять бежу,
ли нас за рыбой. К пирогам надо успеть, к рыбни
а с другой стороны другая елка хлесть поперек. Лес
кам. Идем с озера, корзина тяжелая. Устали, ма
так и валится, то слева, то справа. Прибежала к цер
ленькие еще. Давай, говорю, посидим. Сели около
кве, а оне уж на коней садятся, обвенчались. Запла
деревни. Солнышко вот-вот подымется. Глядим, вы
кала. Пошла к баушке. Баушка говорит: «Не плачь,
ходит к пруду баба. Разболокается. Стала голая. За милая! Ты другая невеста. Будешь ведать тайную
ходит в пруд. Мы глядим, нас-то она не видит. силу, будешь людям судьбу говорить».
Пупок оммочила, постояла маленько и бульк с го- — А мужики были колдуны?
повой в воду! Только круги пошли. Мы с Анкой гля — Нет, у нас не было. Мужикам это дело не да
дим. Нет и нет бабы, не выныривает. «Ведь утону
лось, только баушкам. Вот и сичас у однех корова
ла?» — «Утонула». Солнышко из лесу выкурнуло, а стельная из лесу не пришла. Облазили всю поскоти
бабы нету. Мы сидим, ждем. «Ой, рыбу-то надо к пи ну, искали двое суток — нет коровы. Сходи, мужику
рогам!» Побежали. Дома рассказываем: утонула ба
советуют, к баушке. Денег не пожалей. Да денег-то
ба, видели сами! Чья? А это, говорят, Домна-воро
жея. В ночь на Иванов день траву ищет. Днем по
шли в эту деревню — баба живехонька. Сами виде
ли — утонула. Вот. А ты говоришь... 1 Х овки — суста в ы
40
нет, говорит. Взял двадцать копеек, пошел — так в — Так, так. Одно время и в колхозе хорошо жи
так. «Скаж у»,— баушка говорит.— «Сколько надо- ли. А после войны опять худенько. А то кукурузу
то?» — « А сколько есть».— «Да вот только двухгри- ету. Либо на силос мода пошла. Траву-то силосова
венной».— «Ну да и хватит. По какому теленку ко ли одинова, семь человек. Яму набили, надо закры
рова-то?» — «По первому, первотелок».— «Вот, найди вать, умяли трактором. Посчитали друг дружку —
такого человека, чтобы первой родился. Хоть старик, только шесть. Где седьмой? Давай искать. Траву раз
хоть робенок, только чтоб у матки первой. С ним и гребли, он пьяный спит. Засилосовали. Хорошо, что
поди в поскотину». Он нашел такого. Только завор 1 лежал с крайчику, трактор не раздавил. А ты гово
перешли — корова стоит. И теленочек. Весь лужок ришь — порядки. Осоку-то вон на озере. Сто голов
вытоптан, Стояли не один день. Сколько разов прохо можно бы прокормить, а косить не дают. Я плюнул,
дил — и не видел. Закрывало, вишь. А тут сразу пойду, думаю, покошу себе, все одно пропадет осо
открыло. ка. Накосил два стожка. Сусед ищет, говорит: «Ни
Я спросил: чего не выйдет, отымут». Ну уж отымут, так и оты
— А почему мужикам колдовство не дается? мут. Пусть. И верно, описали. Бирки навесили на
— Дак ведь баба в любом деле мужика хитрей! стожки-то. А я зимой на чунках 1 поехал — думаю,
Иван Павлович снова подкинул в печку, я откаш все одно увезу. Бирки ихние в снег. Сено перевозил
лялся. Разговор хоть и был интересный, но явно по домой, жду, когда ко мне меры примут. В конторе
шел не в ту сторону, и я спросил у него про его сол говорят: «Сено по озеру совхозное кто косил?» Всех
датскую службу. Он рассказал, как воевал с «авст перебрали, записали. Сусед говорит: «Сиверков то
рийцем», как вернулся домой, а дома была такая же косил». И меня туды, в список. Вызывают в кон
голодуха, что люди ходили «по батогу в каждой ру тору. Вот, распишись, получи деньги. Да, вот поряд
ке». Дело было как раз когда «лопнула» царская ки! Я думал, оштрафуют, а тут и денег на вино дали.
власть. Какие это порядки?
— Сестра моя, Анка, с робёнком. Поп на робён- Иван Павлович замолчал. Я почувствовал, что на
ка молитвы не дал, она ему, вишь, бревна не при до уже уходить — была полночь. Он расколотил ко
везла. Ей как привезти, ежели и лошади нет? При чергой догорающую головешку, собираясь закрыть
шел поп в дом, она урезок хлеба заняла у сусидей. трубу.
Подала. Он говорит: «Ты что мне даешь? Я не ни — Угару-то не боишься?
щий». В печи кошка варилась. Она говорит: «Вот, ба- —- Печка добра, угару не копит. Не умру. Мне бы
тюшко, кошку варю. Ись нечего».— «Век бы тебе ко только до весны-то дожить. До токов. Как на тока
шек варить!» Дверями хлопнул. Ну, думаю, я его выйду, так кряду и оживу. У меня и ружье есть.
когда-нибудь потрясу. У меня ружье было. И сичас Я подивился: старик совсем глухой, а собирается
есть. Заприметил, что поп сидит на озере, удит. Су- на тетеревиные тока...
сед мой пошел тоже на озеро, а поп ему кричит: «Не — Придешь ишшо? — спросил Иван Павлович.— Я
подходи!» Я ружье за плечи, собаку свистнул. По тебе про урядника расскажу.
шел к попу. Он увидел, говорит: «Подходи, подхо — Приду. Приеду еще,
ди, Иван Павлович! Поудь рядом со мной». На шиша — Когда?
мне твои ерши! У меня вон собака, сичас зайца вы — А утром в субботу.
гоним. Подошел к попу, говорю: «Хотел я тебя, ба- — В ту?
тюшко, в озере оммочить. Да вот бег отвел, согре — В ту.
шить не дал. А кабы ты сказал мне такие слова, как — Приезжай, приезжай! Всю нидилю ждать буду.
и суседу, я бы уж оммочил». Он закрыл за мной скрипучие от мороза ворота.
— В колхоз-то вступил? Луна светила высоко в небе. Бескрайняя снежная
— Вступил. Послали раз на овин снопы сушить. даль Кубенского озера терялась в ее призрачпом све
С однем стариком. На два гумна. Его на одно, меня те. Стояли вокруг темные елки. Деревня Пески дав
на другое. Хорошо. Я ночь просушил. Дров спалил но спала.
целую клетку. Утром пришли молотит*, а и овин не Переночевав, я уехал в Вологду с твердым реше^
насажен. Ладно, пойдем на то гумно. Пришли, а там нием приехать сюда утром в следующую субботу. Но
печь холоднехонька. Старик-от поумнее меня, с вечера дела помешали приехать. Я отложил поездку на тре
наверх слазал. Доглядел сперва, да и ушел домой. тью, затем на четвертую субботу. Потом совсем за
А я-то, дурак, всю ночь сушил. Дымом глаза выело. крутился. Приехал в Пески через полтора года. Но
— Ну, не все время ведь такие были порядки! Иван Павлович не смог рассказать мне про урядника.
— Чево? Теперь он лежал в земле, на веселой горушке рядом
— Не все же время такая неразбериха была? — с деревней.
Мне пришлось кричать, чтобы Иван Павлович услы В его домике жили то ли изыскатели, то ли какие-
шал. то исследователи Кубенского синего озера.
Белый войну.
До Новороссийска осталось чуть больше суток
пути. А . там выгрузка, прощание с солдатами.
Потом снова в море — в Румынию, Болгарию. Паро
42
Так хочется, чтобы это был тот конь, старинный шили увольнения на берег. Может, еще и лишат,
знакомый и друг. Верится и не верится. Нет, когда в Новороссийск придем. Толя морщится, мол
конечно, это совпадение. Просто похож. Мало ли чит — наказали его справедливо. Тут уж помал
одинаковых лошадей бывает! Вон люди — и то иной кивай, друг, в тряпочку, так-то лучше будет.
раз как две капли воды. И не близнецы, и не род Пообедал. Перекурил. Взобрался вновь на под
ственники... Отметин на нем никаких нет. У того, веску. Гоняю кистью туда-сюда, вправо-влево, вверх-
правда, тоже примет не было. Белый — и все. Нет, вниз, а сам думаю: «Тот ли это конь или не тот?»
нет! Совпадение. Хотя... Того коня мы тоже оставили Четыре года прошло. Много это или мало? Лошадь,
на Дону. Ну и что же? Мало ли каких лошадей наверное, не успеет состариться. А я вот взрослым
теряли, оставляли! Разве только мы одни? Нет, стал. Правда, за войну все повзрослели... Четыре
нет! года назад я и не мечтал, что стану матросом. Меня
Иду коридором — и думаю, вспоминаю. В столо начинают одолевать воспоминания. Гоняю кисть
вой собрались почти все. Как всегда, наши кочегары туда-сюда, обмакну ее в белила — и опять туда-
за дальним столом веселятся. сюда...
— Эй, впередиспящий,— донимают они моего ...Колеса нашей телеги по самые ступицы вязнут
друга Толю,— мину проспал, да? в липкой черной грязи. Четыре измученных коня из
Толя уплетает суп, на товарищей не глядит. Лицо последних сил тянут наш воз. Бричка покрыта
у него пасмурное, светлый чубчик растрепался... двускатной крышей, сооруженной из пестрых
Черное море — грозное море. За войну здесь клеенок.
минных полей понаставлено будь-будь! Мины висят Мы бредем за повозкой. С трудом вытаскиваем
в глубине, выставили тупые рожки. Стоит судну из вязкого чернозема ноги, обутые в сапоги. У нас
чуть-чуть толкнуть рожок, и сразу же — взрыв. Про одна забота — не провалиться по колено в жидкую
боина в днище. Поток воды в трюмы. Смерть. грязь дорожных колдобин. Лишь Степаныч, старый
Конечно, не по всему морю так. Мины расстав усатый солдат, восседает важно на передке кибитки
лены в определенных местах. Расположение минных и причмокивает губами:
полей известно, их контуры отмечены квадратами — Ну давай, давай! Эх, милаи!
на путевых картах. Забегая в штурманскую рубку, Кони натягивают постромки, отталкиваются зад
сам видел. Значит, все это не так уж опасно. Тем ними ногами — летят комья грязи. Кибитка, пере
более, что тонкие красные линии, параллельные валиваясь с боку на бок, еле двигается, ползет
друг другу, обозначают чистые проходы среди мин, вперед. Жалко смотреть на моего любимца Белого.
притаившихся за толщей воды. До чего же он старается — ему труднее всех, он на
Самое страшное — плавучие мины, сорванные со стоящий работяга (не то что вороной справа —
своих мест штормом. Настоящая плавучая смерть! сачок и артист). Иногда кажется, что из влажных
По всему морю бродят эти дьявольские одиночки и глаз Белого вот-вот потекут крупные прозрачные
поджидают очередную жертву: военный корабль слезы.
или торговое судно, катер или рыбацкий сейнер.
— Ну давай, давай! Эх, милаи!
Потому-то круглые сутки на баке «Пинска» несут
Степаныч поправляет свой мятый картуз, грозно
вахту впередсмотрящие. Я тоже не раз стоял. Дают
тебе два бинокля. Один — дневной, другой специ машет кнутом в воздухе.
Впереди, справа, слева, сзади бредут коровы.
альный — ночной. Все четыре часа до боли в глазах
Сколько их — не сосчитать. За ними шагают люди.
утюжишь и утюжишь водную гладь — не появится
Пастухи и доярки. Конюхи и зоотехники. Мы все
ли черт с рожками?
дальше и дальше уходим от той страшно заман
Мне не пришлось, но наши матросы несколько чивой черты, имя которой — фронт.
раз отыскивали в барашках волн медленно раска — Кончай работу! — гремит боцман.
чивающиеся ржавые плавучие мины. Смотреть на
Очнувшись от воспоминаний, я вижу, что сол
них тошно. Бр-р! Такая штука как ахнет — ни
нышко остановилось у горизонта — вот-вот окунет
шпангоутов парохода, ни своих костей не сосчи
накаленную докрасна нижнюю краюху в воду.
таешь. Факт! Увидят мину — и штурман с подруч
Вечер. Вечером тихо на Черном море. Лишь ухает
ным матросом подымаются на банкетку, где уста
в глубине судовая машина и шипит розоватый след
новлена скорострельная пушка, и оттуда, с возвы
волны за кормой. Пахнет сеном, солью, йодом.
шения, расстреливают ее.
Спать в каюте не хочется. Иду к бричкам, где
После такой операции в столовой вечный спор: негромко переговариваются солдаты. Наступает
— А если в рожок попасть? ночь. В тишине хрумкают сеном молчаливые кони.
— Саданзт будь здоров! Слышал, как капитан Они изредка звякают уздечками — и снова тишина.
приказывал: «Уйти всем с палубы!» Это чтоб Забираюсь на сено, в телегу, ложусь на спину. Со
осколками никого не задело. Соображать надо! ломинка щекочет лицо. Открываю глаза. Надо мной
— Разве попадешь? мигающие звезды. Яркая Вега, красноватые Близ
— А ты как думал! нецы, скромная Полярная звезда. И сто, и тысячу
— Девяносто девять и девять десятых, что не лет вот так подмигивали они и шептались. Да-да,
попадешь! я слышу: звезды чуть слышно заговорили меж
— Дура, может все произойти случайно. По собой. Э-э нет, то зашептались солдаты.
падать нет смысла. Зачем? Она и так утонет. Дыра — Мать родная, как домой хочется...
в оболочке — и все. — Очень. Побыстрее бы...
И вот вчера с Толей случилось несчастье. В са — Слышь, а слышь? Говорю: Насть, а Насть?
мый что ни на есть ясный день он не заметил мину. А если не вернусь с войны-то? Что тогда? Как
Прозевал*. Капитан — тот увидел. Лежал на диване будешь? «Не страшись, милый,— отвечает.— Ты ве
в каюте. Дверь открыл — жарко. Смотрел, зучий, возвернешься». Хорошо оно так. Только вон
смотрел — и вдруг как подскочит, как закричит: Ваня Хрящев, Федя Иванов, Боря Лохматый, все
— Мина! мои дружки — где они? Бабы ихние похоронки по
И точно — она. Расстреляли ее, как обычно, лучили... А моя целует, целует... «Но страшись,
а нашему Толику — выговор. Хорошо, что не ли милый, ждать буду. Знаю, знаю. Никуда не
43
деться — от любви дети бывают. Знаю, знаю. Что ж, К вечеру наша повозка подъехала к берегу ре
ежели не возвернешься, сына выращу хорошим, чушки. Вода в ней казалась желтой и грязной. Но
как добрую память...» Сколько время прошло, а ее Белый, фыркнув, стал сквозь зубы медленно цедить
жаркий шепот помню. Смелая у меня Настя. Смелая долгожданную влагу. Зафыркали другие лошади.
и добрая. Слышь, друг? Эх, заснул солдат... Домой Перегоняя друг друга, коровы тоже двинулись на
надо, эх как надо... водопой. К речке с ведром нерешительно подошла
— Ну, а я, если демобилизуют,— раздался женщина.
откуда-то свистящий говорок,— домой не сразу. — Набирай воды, набирай! Эту кипятить не
— Чудной, куда подашься? надо! — прикрикнул Степаныч.— Раз лошадь пьет,
— На перевалы. Под Туапсе. значит, и человеку можно...
— Что, воевал там?
На дневных переходах среди полей особенно
— Дружков схоронил. Поглядеть надо. Потом и
сильно мучила жажда. Пить хочется губами, дес
домой...
нами, языком, пересохшей глоткой. Жажда растет.
Говорят потихоньку солдаты. Им повезло — воз Влаги, влаги требуют мышцы, нервы, кожа. Иссуша
вращаются живыми. Их мысли устремлены к од ющий огонь во рту. Кажется, что и мозг высыхает.
ному — домой! Но о чем шепчутся вон те далекие Хочется, нестерпимо хочется смочить пересохшие
звезды? Наверное, по-своему радуются, увидев вы губы. Все существо твое кричит: воды, воды, воды!
плывшую из крохотного облачка Луну. Я вновь И если на пути встречался ручей, это было великим
закрываю глаза. счастьем.
Вахтенный матрос отбил склянки. Я почув Ничего, что лошади такую воду не пьют.
ствовал, как кто-то склонился надо мной: Ничего, что она грязная.
— Моряк-то спит... Ничего, что попахивает. Набираем ее, рыжую,
Другой — добрый-добрый — голос ответил: в чайники, кастрюли, ведра, разводим костер, ки
— Днем видал как малярничал! Умаялся... пятим. От кипятка тянет полынью, щавелем, одуван
Я снова смотрю на звезды. После учебы в море чиками — всеми степными запахами. Даже пол
ходке многие созвездия мне известны: Близнецы, пачки грузинского чая не в силах заглушить въед
Кассиопея, Лира... Смотрю и думаю: может, вон та ливый дух донской степи.
малюсенькая, неизвестная мне звездочка давно по Что важнее для человека, хлеб или вода? Без
гасла, а я, счастливчик, различаю ее свет и лю хлеба пропадешь, и без воды — тоже. И не всякая
буюсь ее робким мерцанием. Может быть, я послед вода благо. Вон сколько ее плещется за бортом —
ний человек, увидевший последний раз слабый огромное Черное море! А толку? Горькая она, соле
сигнал далекой звезды? Вдруг будущей ночью она ная. Пить нельзя. Кипяти, не кипяти — все равно
возьмет и погаснет? солоно. Попробуешь — тьфу, какая противная! Ску
Вокруг тишина и темень. лы выворачивает... На стоянках наш «Пинск» берет
— Не знаю, как ты, а вот я, когда бои закон пресную воду с берега — для котлов, для питья,
чились, испугался тишины,— проговорил все тот же для стирки, для бани. Сотни тонн берем. И опять
добрый голос.— Знаешь, ночью проснусь и не могу же не в каждом порту. Вот в Батуми вода из гор
заснуть — тихо. Странно и непонятно. Четыре года ных источников. Старший механик веселый ходит:
гудело. То артподготовка, то пулеметы, то мины, то «Водичка мягкая — высший класс!» Его радость по
танки. А тут тишина... А ж в ушах ломит от нее. нятна. Котлам, снабжающим главную машину па
Тишина, тишина. А ты ждешь — вот саданет, вот ром, нужна такая вода, чтобы она не давала наки
жахнет! Нет, тишина-таки, как сейчас. Только волна пи. Иначе котлы долго не протянут — чистить при
шебуршит. дется. Операция, прямо скажу, не из приятных.
Я перевернулся на бок и стукнулся пяткой Кочегары, забравшись внутрь котла, металлически
о край повозки, и опять мне вспомнился Степаныч. ми скребками сдирают накипь вручную. Дышать
— Што, дружок, болит? — на ночлеге сочув тяжело, пыль, грязь... Часто чистить накладно.
ствовал мне старик.— Не умеешь портянки навора Вот почему в Мариуполе, например, пароходы ни
чивать, а надо. Ничего, утром у меня обучение когда не берут воды — жесткая. Говорят, она запро
пройдешь, а днем немного посидишь на передке и сто выводит котлы из строя...
покомандуешь лошадками. Я прислушиваюсь. Солдаты все не умолкают.
На рассвете я проснулся, и меня поразило поле. Не до сна им.
Оно изменилось. Высокие скирды сена исчезли. — Дороги у них ровные,— доносится до меня
Помню, удивился: «Н у и ну! Неужели за ночь все тот же свистящий голосок.— Асфальт или там ка
три громадные скирды наши лошади и коровы мень. Не едешь — катишься, как по льду, с ветер
съели?» Все может быть. Вон какая отара превели ком. А у нас? Эх, дороги! Колдобины, грязь коню
кая, и все жуют. по брюхо. У них — другое. Ничего не скажешь,
Утром лошадей запрягали в брички, овец сгоняли Европа.
в гурт, доярки торопливо сдаивали коров — иначе Гудит густой бас. Культурные, сволочи! Сколько
им не выдержать перехода. Молоко тонкими струй людей жизни лишили! Города в щебенку разделали.
ками текло на землю. Степаныч ловко завернул мои Вот тебе и Европа! Погоди, дай срок, мы таких до
ноги в портянки, я надел сапоги, и мы снова дви рог понастроим!
нулись на восток...
В темноте покрякивают, гмыкают и замолкают,
Полоса дождей закончилась, дороги высохли,
а перед моими глазами вновь развертывается бес
степь пахла чабрецом и полынью — идти стало ве
конечная лента дороги. Тяжело стукают подковы
селей. Да вот беда — в сухой степи не было воды.
Белого. Притомился бедняга арабский конь. Кило
От этого особенно страдали лошади. Как-то Степа
метров восемьсот отшагал.
ныч подвел Белого к мутному ручью, конь фыркнул
и пить не стал. Другие кони тоже отвернулись. Степаныч сокрушенно качает головой:
— Интеллигенция, — проворчал Степаныч. — — Белому коню отдых нужен...
Черт с вами, мучайтесь! — И повел лошадей запря Мы подъезжаем к хутору. Все жители его вышли
гать. посмотреть наш караван.
44
— От немца уходят, сердешные,—- говорит сгорб — С правого борта мина! — Я проснулся и уз
ленная старуха в черном платке и быстро-быстро нал Толин голос.
вяжет в воздухе кресты. В неподвижных глазах Странное дело, в его крике я не услышал тревоги.
мужчин — лютая печаль, даже деревенские маль- Голос впередсмотрящего не волновал — скорее всего
чишки-непоседы терпеливо стоят стайкой и смотрят он был ликующим, звучал вдохновенно, хотя радо
хмуро, супя брови. ваться вроде не с чего. Какая же тут радость! Впе
Степаныч разыскал председателя местного кол редсмотрящий орал «Мина!» так, будто хвастался:
хоза, стал уговаривать его принять коня. «И я не лыком шит. Обнаружил-таки морское чу
дище. Знай наших!»
— Зачем он нам? — отмахивался председатель.—
Сами, наверное, скоро двинем. Слыхал небось, как Словно по команде вскочили солдаты и стали
немец жмет, того и жди... смотреть туда, где в пепельных волнах покачивался
круглый черный дьявол с рожками.
— Коню отдых нужен,— упрашивает Степаныч.—
— Механизьма в порядке!
Денька три-четыре. Мы из-за него одного оста
ваться не можем. Не подыхать же Белому! Вот и — Плавает, ядри ее в корень!
паспорт на конягу, по всем правилам выписан... — Рванет, и пароход — на дно!
Председатель сдается: — Ж-жахнет ой-ё-ёй!
— Ну, ладно. Ну, ладно, веди своего рысака! — И вплавь до берега далеко!..
Грустно мне было расставаться с Белым! По но Тут все уврдели, что к банкетке, где стоит скоро
чам я слышал, как он жует пахучее сено, будто стрельная пушка, идут старший штурман и старший
что-то ласково шепчет. И вот опять этот памятный рулевой — главные судовые артиллеристы. Идут они
хруст соломинок, и позвякивание уздечек полковых не спеша, по-деловому. Одеты, можно сказать, по-до
коней, и шуршание ветра напоминает тихие-тихие машнему. Старпом в рубашечке с короткими рука
песни, которые пела мне мать. вами, в синих брюках. Рулевой — в костюме цвета
хаки, а па голове синяя шерстяная шапочка. Спо
Белый рядом. Вот он. Я протянул к нему руку:
койно поднялись по трапу на помост. Сняли чехол
теплом влажное его дыхание обогрело мои пальцы.
со ствола, стали проверять, все ли нормально.
Тот ли это конь или совсем-совсем другой?
В ту давнюю осень по утрам я водил Белого' на Раньше на «Пинске» стояли орудия и покрупнее.
водопой. Он благодарно смотрел на меня своими Но война закончилась, все войсковое снаряжение
добрыми глазами. Когда я давал ему кроху сахара, сняли с судна, оставив одну-единственную пуш
утаенную за завтраком, он осторожно касался своими чонку — для того, чтобы мины расстреливать.
огромными мягкими губами моей ладони. Как можно Старпом и рулевой наладили пушку, развернули
отдать Белого чужим людям, нашего Белого —- луч ствол в ту сторону, где приплясывала мина. Старпом
шего моего друга! крепко прижался плечами к прикладам, и...
— Степаныч! — закричал я и заплакал.— Не И тут раздалась с мостика команда капитана:
отдам! Не отдам! — Всем покинуть палубу!
— Надо оставить Белого.— Степаныч положил Ха, мне-то не впервой. Залег за комингсом трюма.
свою тяжелую руку мне на плечо.— Видишь, хро Лежу, вглядываюсь, наблюдаю. Солдаты попрята
мает он, грустный. Упадет на дороге — и конец... лись за надстройку, а капитан потоптался-потоп-
Успокойся, будь мужиком. тался на мостике и пригнулся. Ха, спрятался, на
зывается! Лысина блестит над фальшбортом!
И тогда я прижался к голове Белого, заглянул Тем временем старший штурман и рулевой во
в его печальные глаза, поцеловал друга прямо в мяг
весь рост стоят на банкетке и потихоньку двигают
кие, трепещущие губы и пошел не оглядываясь.
ствол орудия, держа на прицеле покачивающуюся
...Проснулся на рассвете. И опять увидел симпа
мину. Но вот чиф замер, и... Раздалась короткая
тичную морду Белого, его черные спокойные глаза,
очередь: пах, пах, пах... Почти сразу грохнуло, за
опушенные густыми ресницами. Неужели встреча тряслось, завизжало. Казалось, пароход подпрыгнул.
с другом-конем состоялась? И верится и не верится.
В уши чем-то резануло, и в тот же миг заболело,
Я поглаживаю Белого за ушами, и он перестает же
засаднило, зашипело.
вать, подставляет под мою руку свою лебединую
шею. Ласковый конь. Ласковый и добрый. Он или Я понял, что мина взорвалась. «Это ж надо, наш
не он? Попробуй-ка угадай. Сколько лет прошло! чиф точно в рожок попал! С первого раза, с перво
«Эх ты, арабская кровь! — шепчу я.— Милое ко го раза!» Потом до сознания дошло, как по метал
пыто...» лической палубе защелкало, зацокало, завизжало.
«Осколки! Осколки!» — мелькнула мысль.
Белый звякает уздечкой, перебирает ногами, посту Внезапно все стихло, только шум в ушах. Я под
кивает о край повозки. «Ну, если ты, друг мой, та
нялся и услышал, как далеко-далеко кричат сол
кую войну выдержал, от Дона до Болгарии проша
даты:
гал, то ты выносливый боец»,— так думается мне,
а на душе неспокойно. Отчего, понять не могу. И — Коней побило!
тут я взглянул на небо. Оно хмурилось. Ползли — Видишь, лежит всего один!
плоские серые тучи. «Ну и день,— поежился я и — А крови сколько!..
еще глубже зарылся в сено.— В такую погоду и Белый конь лежал на боку. Голова его красная
вставать не хочется». Посмотрел на восток: не вы от крови. Остальные лошади, пугливо перебирая но
глянет ли солнышко — солнце, светило? Нет, не ви гами, жались к бричкам, прядали ушами.
дать. — Белый! Белый! — кинулся я к лошади.
Я опять забылся, и мне привиделось страшное. — Отойди, браток.— Гармонист взял меня за
То, как мы хоронили Степаныча на пологом и го плечо.-*- Без паники! Понимать надо — не человек
лом берегу Дона, невдалеке от города Серафимови погиб, а конь. Добрый, правда, конь-то... Друг,
ча, в пасмурный день. Волосы мои шевелил холод можно сказать, верный...
ный ветер. Я смотрел на холмик. Вокруг могилы Большой глаз Белого печально глядел в небо, а в
шелестел седой ковылек, и могучий куст репейника уголке, там, где сходятся ресницы, блестела светлым
склонял и склонял свою патлатую голову. хрусталиком чистая слеза.
45
Евгений Фрейберг
Рек иРея налинкоре
Если вы катались зим ою на лыж ах п од З ел ен огор данной в 1918 го д у по инициативе Ленина, соверш ив
ском., то, может быть, встречали этого человека. Он шей легендарны й поход из Кронштадта на Каспий,
самый старший из лыж ников, старейшина лыжной рати. один из первы х красны х адм иралов.
Е м у давн о уже пош ел девятый десяток, одн ако он М ичман старого флота, Е вгений Н иколаевич Ф рей
ходит на лыж ах каж дый день. б ер г отдал себя на служ бу револю ции, всласть п овое
ва л с деникинцами на В о л ге и затем с колчаковцам и
Может быть, вам довелось однаж ды увидеть п арус
на Б ай кале — он служ ил на Байкальской военной ф ло
швертбота на одном из больш их и пустынных озер
тилии. Ф рей бергу суж дено бы ло стать первым красным
в лесном н овгородском краю — и вы подивились седи
начальником К ом андорских островов и затем — иссле
нам кормчего.
дователем полярны х земель.
Может быть, вы встречали этого человека в поры Солдат револ ю ц и и t путешественник, охотник, знаток
жевшей от времени мичманке <гврем ен граж данской природы , писатель, Ф рейберг и поныне полон сил, жиз
войны», в столь же исторически древнем бушлате — нелю бия, творческих зам ы слов. Д а вот поезжайте как-
гд е-н и б уд ь на Ф инляндском вокзал е или в вагон е элект н и будь в зимний денек в лыжные заповедны е места
рички. под Зелен огорском — вы обязательно там повстречаетесь
Может быть, вы читали кни гу Е вгени я Н иколаевича с этим удивительным человеком.
Ф рейберга <гК орабли атакуют с полей»? Ее написал Читателям «А вроры » предлагает ся гл а ва из книги
ком андир п ередового отряда Волж ской флотилии, с о з воспоминаний Е вгени я Н иколаевича Ф рейберга.
Среди лесов и болот Архангельской области при сухо и тепло. Там копошились пять серых пушистых
ютилась маленькая деревенька. Несколько ветхих из комочков.
бушек, засыпанных почти до крыш снегом, разбро Легкий ветерок, дувший с болота, внезапно донес
саны по опушке соснового бора. Вдоль домов змеи до волчицы запах человека. Этот запах быстро уси
лась заснеженная дорога, уходящая за огородами ливался, и вскоре она услышала чавканье шагов иду
в лес. На краю деревни стоял большой дом, в кото щего по болоту человека.
ром жил лесник Кротов. Бесшумно покинула логово и словно растаяла
Много лет прошло с тех пор, как здесь поселился в дремучей чащобе леса.
военный матрос первой статьи Петр Кротов. Корабль, Волчата остались одни. Им передалась тревога ма
на котором он служил, броненосец «Князь Потемкин- тери, и они, прижавшись плотно друг к другу, обра
Таврический», участвовал в восстании Черноморского зовали бесформенный буроватый ком, похожий на
флота, но после подавления его не сдался, а ушел старый мох.
в Румынию. Там корабль был разоружен, а матросы
разбрелись по белу свету.
После долгих скитаний и мытарств на чужбине
Кротов вернулся в свою родную Новгородчину, но Долог и тяжел был путь к Черному острову. На
был арестован и после суда выслан в Архангельский краю его Петр остановился, не зная, куда идти.
край. И словно в ответ на его мысли звонко закричали жу
Он долго работал на лесозаготовках, но потом равли.
устроился лесником, поставил хороший дом и же «Журавли народ грамотный! — подумал он.— На
нился. волчьей тропе гнездиться не будут. Значит, надо ид
Единственный его сын, Иван Кротов, пошел по ти в другую сторону».
стопам отца. Он был призван в Балтийский флот и Лесник решительно двинулся вдоль ручья. Весен
служил на линейном корабле «Севастополь». няя большая вода выступила из ручья и залила мши
стые берега. Вскоре он увидел тропинку. Она вы
ходила из камышей и обрывалась у воды. «Волчья
тропа! Логово где-то близко!» Он снял с плеча ружье
Темной громадой высился на ржавой поверхности и взвел курки. Зорко вглядываясь в чащу, лесник
мха лесной остров. Высокие ели и сосны вздымались двинулся по тропинке. Вдруг легкий ветерок,
куполом из его середины, по краям росли старые дувший ему в спину, переменился, и лесника обдало
дуплистые осины, убежище дерзких и отважных хищ запахом гниющего мяса. «Логово рядом!»— обрадо
ников — куниц. вался он. С ружьем наготове он тихо двинулся на
Старая волчица уже много лет подряд выводила встречу ветру и сразу же увидел логово с неподвиж
там детенышей. Она устроила логово под корнями ными, застывшими от ужаса волчатами.
упавшего дерева, на сухом песчаном бугре. В тем — А, вот где вы! Место неплохое выбрала ваша
ном лесу еще лежал снег, а в волчьем гнезде было матка,— добродушно произнес Петр.— Но где жева-
46
ши родители? Бросили вас? Ай, как нехорошо! Но семнадцатого года, не до него было. Но как-то, воз
мне они не очень нужны, обойдемся и без них! вращаясь из города, я увидел у пристани большую
Он засунул зверенышей в мешок, завязал его и овчарку. «Какая красота, настоящий волк! — поду
закинул на спину. Вскоре вышел на край острова, мал я и вдруг вспомнил своего приятеля матроса: —
выломал там палку и двинулся через мох к дальнему Сколько уж дней прошло, а его все нет!»
лесу, зубчатой стеной темневшему по горизонту. Я возвратился на корабль и, проверяя список мат
В деревню лесник вернулся в сумерках. росов для распределения по тревогам, вновь вспом
нил Кротова.
В каюте было душно. Я читал список, и словно
в тумане мелькали знакомые лица матросов, обслу
На линейном корабле «Севастополь» шла утрен живающие мою третью двенадцатидюймовую башню.
няя приборка. В дверь каюты кто-то постучал. Это был Кротов,
Я принял дежурство по кораблю и, чтобы не ме бодрый и веселый. Он поставил на палубу корзину,
шать уборке, зашел в боевую рубку. Рассеянно пере скинул покрышку, и из нее, к моему удивлению, вы
листал вахтенный журнал и с удовлетворением отме скочили два буровато-серых звереныша. Они сразу
тил, что никаких происшествий за ночь не произо же принялись играть, неуклюже подпрыгивая и па
шло. дая.
— Разрешите войти, господин мичман? — Толстая
бронзовая дверь приоткрылась, и в просвете показа — Чудо чудное! Да это же форменные щенята —
лось веселое, чуть скуластое лицо комендора моей все ухватки у них собачьи, просто удивительно! —
башни. поразился я.
— А! Кротов! — обрадовался я.— То есть, вино — Теперь-то они ручные, а раньше, отец расска
ват, товарищ Кротов! зывал, как змеи шипели и кусались. Погладить себя
не давали!
— Так точно, вашскородье! Виноват — господин
мичман!.. А вот я по какому делу... Помните, еще — Задание я выполнил, господин мичман! — за
зимой вы интересовались насчет волков? Так вот, ключил Кротов.— Теперь просьба к вам: не обижать
получил от отца письмо. Пишет, что нашел волчье ся на меня, ежели они вас схарчат, когда вырастут!
логово и двух волчат оставил. Теперь сомневается, Разрешите идти?
как их сюда переправить. Я бы сам съездил, да оче — Огромное вам спасибо! — Я крепко пожал ру
редь моя в отпуск еще не скоро! Отец сообщает, что ку матросу.— Обижаться не буду, даже если отгры
волчата как собаки, очень забавные! зут мне голову!
— Какие тут волки! — воскликнул я.— Не зна Он ушел, а волчата продолжали возиться, не об
ешь, что завтра будет. Вон как начальство меняется. ращая на меня никакого внимания. Потом забрались
Вчера флаг командующего был на «Павле Первом», в корзину и уснули.
а сегодня уже на «Петропавловске!» Время, Кротов, «Да, но где же я буду их держать?! — спохватил
сложное, и без волков голова кругом идет! Ничего не ся я.— Наверное, на палубе! Не запирать же в клет
выйдет, так и напишите отцу. ку таких хороших ребяток! Устрою их под орудийной
— А вы поговорите с командиром — может, он и башней, а потом уж доложу командиру. Скажу, что
отпустит на несколько дней! Только не говорите, что это щенята овчарки! Не спишет же он их за борт!
за волками. Пока же побудут в каюте, пусть привыкнут!
Я ничего не ответил, но вечером все-таки зашел Решив этот сложный вопрос, я побежал на кам
в командиру. буз. Кок наполнил мне миску жирным флотским
Тот был в расстроенных чувствах: борщом.
— Командир на корабле сейчас ничто! Всем рас — Ты что же, Евгений Николаевич,— окликнул
поряжается судовой комитет, к нему и обращайтесь! меня на трапе лейтенант Салмин,— на особое пита
Я предпочел бы иметь на корабле стаю волков вме ние зачислился? Или тебе врачи прописали добавоч
сто тысячи двухсот матросов, не верящих ни в бога, ный паек, чтобы лучше стрелял?
ни в черта! Господа из Временного правительства — Вместо того чтобы зубы скалить,— на ходу от
кричат про войну до победного конца, а кому нужен ветил я,— приходи ко мне вечером на крестины!
такой конец?! Да и кто теперь воевать будет?! Сами — Что, на крестины?! — удивился лейтенант.—
господа министры, что ли?! В какую же ты веру собираешься креститься? Вот
Я с удивлением смотрел на взбешенного капитана новое дело!
первого ранга. Выходит, что и командир не в востор — Придешь, и тогда узнаешь! Заходи!
ге от теперешнего правительства, но с кем же он Я незаметно юркнул в каюту, поставил миску на
тогда? Этого я так и не понял. палубу и вышел, закрыв дверь на ключ.
Кротова я разыскал в кубрике и рассказал ему Через некоторое время я заглянул в каюту и ах
про разговор с командиром. нул. Вся палуба была залита борщом, а волчата за
— Ну и что? — удивленно возразил матрос.— брались на письменный стол и, стоя на задних ла
Пойдем к председателю комитета. Это Парфенов из пах, старательно объедали края картины, висящей
первой роты, вы его знаете! на переборке. Следы их лап четко отпечатались на
чертежах и фотокарточках, лежащих на столе. А жир
ные пятна от борща виднелись даже на стеклах ил
люминаторов. Подушки и одеяло тоже были пропи
На следующее утро комендор Кротов весело про таны борщом.
щался со мной: «Ничего себе они разделали каюту! Вот не было
— Сколько времени проезжу, не знаю! Поезда на у бабы хлопот, купила себе порося!»— вспомнил я
Мурманск как будто ходят через день. Сорок верст старую поговорку.
от станции пешком идти, но это пе страшно, добе — Ну, ребятки,— сердито сказал я волчатам,—
русь! Засиделись на корабле, хорошо будет пройтись. ежели вы не умеете вести себя прилично, живо в кор
Счастливо оставаться, господин мичман! зину! — Я посадил их в корзину, они нетерпеливо по
Кротов уехал, а я сразу же забыл о нем и не крутились в ней и улеглись, наблюдая внимательно
вспоминал. Стремительно летели бурные дни весны за мной. А я занялся уборкой.
47
Вечером в моей каюте собралпсь гости. Пришли В утол каюты я бросил меховую жилетку и пере
товарищи по охотам — лейтенант Смирнов, командир тащил туда зверьков.
четвертой двенадцатидюймовой башни, и лейтенант — Спите здесь до подъема флага,— сказал я,—
Скалов, минный офицер, оба любители природы и а ко мне не лезьте!
животных. Но, проснувшись утром, я убедился, что они там
— Э-э! — протянул Смирнов, войдя в каюту.— не спали. Вместо мягкой и теплой подстилки они
У тебя действительно какой-то праздник.— Он кив стаскали под стол всю мою одежду а на ней устро
нул головой на бутылку вина, стоящую на столе.— ились. Белоснежный мой китель приобрел какую-то
Сколько же тебе лет стукнуло? дымчатую окраску!
— Мне — нисколько, а вот им,— рукой показал я Вернувшись перед обедом, я увидел, что зверята
на корзину,— сегодня ровно три месяца. Знакомь мчрно лежат под столом, и в каюте полный порядок.
тесь! — Я приподнял крышку, и зверята, ослеплен Но вдруг на палубе увидел маленький кусочек жел
ные ярким светом, проснулись. Они с любопытством той кожи. «Откуда эта кожа?! — недоумевал я, раз
уставились на моряков, а черные влажные носы уси глядывая следы острых зубов по краям куска.— Не
ленно втягивали незнакомые запахи. ужели это от моих боксерских перчаток?!» Посмот
— О-о! Какая прелесть! — воскликнул Смирнов.— рел на переборку, где они висели,— там их не ока
Да это же чистокровные сибирские лайки! Гдё ты их залось! А под волчатами, спящими на моем белом
достал? кителе, вся палуба была покрыта слоем мелко изгры-
В это время одна из «лаек» перекинула лапы че занной кожи. Это было все, что осталось от моих но
рез край корзины и мягко скользнула на палубу. вых перчаток!
Потом потянулась, выгнув колесом спину, и сладко
зевнула. «Несколько дней еще надо перетерпеть, а на па
лубе уж с ними никаких хлопот не будет,— решил
— Что за порода! — удивился лейтенант.— Это я.— Пушки им будут не по зубам!
какие-то жирафы! Никогда не видел собак с такими Очень скоро волчата почувствовали себя хозяева
длинными ногами! ми в своем новом логове, и когда я приходил домой,
— И не увидишь! — подтвердил я.— Потому что весело бросались ко мне, виляли хвостами и ласка
это не собаки, а волки! лись. Они даже пытались заглядывать в иллюмина
— Как волки?! — в свою очередь изумился Ска тор.
лов.— Неужто самые настоящие? Так они тебя съе Однажды, когда я дежурил по кораблю, ко мне
дят! Волка же сколько ни корми, он все в лес смот подбежал вахтенный матрос.
рит! — Господин мичман! Разрешите доложить! Из ил
— Вот с этим я не согласен! — возразил я.— Со люминатора вашей каюты какие-то рожи выгляды
бака тоже не с неба свалилась, а из волчьего племе вают! Глаза сверкают!
ни вышла. Все законно! Однако, господа, представле Я подошел к борту и увидел в иллюминаторе вол
ние состоялось, и теперь следует перейти к офици чьи морды...
альной части нашего торжественного заседания. Но — На место! — тихо приказал я. Головы скры
перед тем выпьем по глотку вина — не знаю, как
лись, но тут же снова появились.
у вас, а у меня глотка вовсе пересохла! — Я напол — Что я сказал?! — сердито повторил я.— На ме
нил стаканы вином.
сто! Живо!
— Выпьем за то, чтобы наши крестники, когда Головы исчезли, и после этого я стал закрывать
вырастут, сохранили бы свою волчью красоту, но ха
иллюминатор.
рактером походили бы на собак! Только я боюсь,
что трудно будет приучить их к людям,— заметил
я.— Особенно когда так много народу!
— Наоборот, это хорошо — скорее привыкнут! Но Волчата быстро подрастали, и жизнь в каюте
я считаю,— сказал Смирнов,— что от командира сле с ними становилась невозможной, Я решил, что при
дует скрыть их лесное происхождение. Пусть думает, шло время улучшить их жилищное положение, да и
что это собаки. самому отдохнуть от довольно беззастенчивых сожи
— Все это хорошо, господа, но бутылку мы кон телей. На следующий день я наметил совершить ве
чили, а имен-то нашим питомцам еще нет! Как же их ликое переселение волчьего племени.
назовем? Рано утром, задолго до подъема флага, я вынес
— За именами дело не станет! Например, Рек и своих питомцев на палубу. Волчата испугались, под
Рея — разве плохо?! — предложил Скалов. жали хвосты, со страхом поглядывали вокруг и ни
— Рея слово корабельное, Рек — не очень понят на шаг не отходили от меня. Но вот Рея что-то за
но, что означает, но подойдет! — согласился я.— чуяла, подняла голову и, нюхая воздух, крадучись
Итак, Рек и Рея! поползла по палубе. Рек, конечно, последовал за ней.
У камбуза, откуда разносились вкусные запахи, зве
рята остановились. Вдруг дверь камбуза распахну
лась, и в ней показался кок в ослепительно белом
наряде. Волчата в диком страхе бросились прочь и
Первая ночь в каюте с волками прошла без при по дороге чуть не сбили с ног матроса, который толь
ключений. Раз только я проснулся от холода. Свежий ко что вышел на палубу и еще не очухался от сна.
ночной воздух струился из иллюминатора, а одеяло Они подбежали ко мне и только тогда обернулись, но
лежало на полу, и на нем мирно спали волчата. Я страшная белая фигура уже исчезла.
осторожно перенес их в корзину, но лишь только После вкусной каши, которой я накормил волчат,
стал снова засыпать, как одеяло тихо поползло с кой они забрались под орудийную двенадцатидюймовую
ки. Я открыл глаза и увидел, что зверята вцепились башню, улеглись там и оттуда стали наблюдать за
в одеяло зубами и изо всех сил тащат к себе. проходящими мимо людьми.
— Вот что, ребятишки! — рассердился я.— Одеяла Июньское солнце ласково светило с безоблачного
по штату вам не полагается, так как все-таки вы неба и нагревало стальные броневые плиты башни.
волки, а не котята. Вот вам! Волчата свернулись клубочками и заснули. Только ве
48
чером они вылезли из своего укрытия и отправились В кают-компании командира на мягких кожаных
на прогулку. креслах сидели Рек и Рея, и когда рассерженный
Зверята быстро привыкли к палубной жизни, и капитан первого ранга к ним приближался, щелкали
даже шум сотен топающих и бегущих ног их не тре зубами и делали страшные рожи.
вожил. Но когда началась большая утренняя при — Вы что, мичман, нарочно их приучили на на
борка и по палубам побежали веселые бурлящие чальство бросаться? В первый раз вижу таких собак!
ручьи, они струхнули и бросились поспешно вниз по Крокодилы какие-то, а не собаки!
трапу. Услышав шум в коридоре, я открыл дверь, и — Никак нет, господин капитан первого ранга,
в каюту ввалились перепуганные и мокрые зверьки. это же щенята! Они вас испугались и со страху зу
Но прошло несколько дней, и они уже не боялись бами щелкают. Посмотрите, какой у них испуган
хлещущих из растянутых шлангов потоков воды. Зве ный вид! — поспешно сказал я.
рята бегали по мокрой палубе и играли. Особенно — Что вы мне рассказываете! — сердито кричал
нравилось им вцепляться в длинные космы швабр командир.— Испугались! Они меня испугали, эти
и на них кататься под дружный смех матросов. чертовы собаки! Прибежали, как к себе домой, за
Однажды, когда я дежурил по кораблю, ко мне брались на кресла и еще зубы скалят! Уберите их,
подошел Кротов. и чтобы больше это не повторялось! Все!
— Удивительно, господин мичман, какие памят — Рек! Рея! Ко мне! — приказал я и удивился,
ливые эти волки! До сих пор меня помнят и часто когда увидел, как неохотно волчата сползли с кре
наведываются ко мне в кубрик. А недавно стали мы сел и покинули каюту.
бороться с Петровым, так они на него наброси «Нашли себе товарища для игр! — подумал я.-~-
лись — еле их удержал! Неделя прошла, а они все Хорошо еще, что командир не разобрался, что это
на него скалятся. Чуть подойдет ко мне — они ры за собаки!»
чат. Петров сахаром их задабривал и мясо из кам А через несколько дней командиру вновь при
буза таскал — никакого толку! Сахар съедят, а по шлось подивиться талантам моих питомцев.
том все равно зубы скалят... Он вышел на палубу, когда солнце погружалось
Я и сам удивлялся памяти своих питомцев. Мно в серые воды залива. Был штиль, и вода отливала
го времени уже прошло с тех пор, как они покину серебром. И вдруг тишину вечера прорезали какие-
ли каюту и выглядывали в иллюминатор. А на днях то странные тоскливые звуки.
они спустились на срез кормовой палубы и сразу — У-у...о-о...а...о-у-у-у! — Эти звуки начинались
вспомнили — стали тянуться к иллюминатору, пры с низких тонов, потом повышались и заканчивались
гать, словно хотели вновь попасть в каюту, где про каким-то рокочущим ревом.
вели первые дни неволи. — Вахтенный! — крикнул командир.— Это что еще
— Они отлично понимают, как кто к ним отно за сирена? Совсем по-волчьи воет! Передайте стар
сится,— продолжал Кротов.— Кок погрозил им как-то шине катера, чтобы немедленно заменил. Курам на
поварешкой, так теперь они и близко к нему не под смех такой сигнал!
ходят. А он им и мясо и косточки подкидывает — — Никак нет, господин капитан первого ранга,
все равно не признают его! Очень памятливый на это не сирена! Это Рея, наверное, по берегу соскучи
род! лась и затянула песню! — разъяснил подбежавший
Единственно к чему не смогли привыкнуть вол матрос.
ки — это к пушечным выстрелам, когда корабль вы — Что за Рея? Собака мичмана Фрейберга,
ходил в море для учебных стрельб. что ли?
После первого же залпа они бросались к люкам, — Так точно! Собака! — с трудом сдерживая
кубарем скатывались по трапам и прятались в жи смех, подтвердил вахтенный.
лой палубе. Стрельба заканчивалась, корабль возвра А на следующий день я порадовался, что коман
щался на рейд, а волчата долго еще отсиживались дир съехал на берег. После обеда я прогуливался по
в укромных уголках корабля и не показывались. палубе, с тоской посматривая на скучное серое небо
и свинцовую воду, как вдруг у второй башни раз
дался дикий вопль: i
— Нельзя!.. Нельзя!.. А х ты пакость! Отдай мя
Матросы и офицеры прекрасно знали, какие стран со, отдай! Ворюга проклятая! Сейчас же отдай!
ные собаки появились на корабле. Не знал этого Из-за башни не спеша вывернулась Рея с боль
только командир, да ему и некогда было этим инте шой бараньей ногой в зубах, а рядом с ней бежал
ресоваться — забот у него и так хватало. Временное Рек. Уши у пего были прижаты и, изредка оборачи
правительство отдавало приказы, а Центробалт, вы ваясь, он показывал кому-то свои блестящие клыки.
борная флотская организация, их отменял. Так же За волками бежал рассерженный кок. Он свирепо по
случалось и на корабле. Командир отдаст распоряже трясал поварешкой и кричал:
ние, а судовой комитет подумает и... застопорит! — Вот я тебя, лесная душа! Мало тебе от меня пе
Было от чего прийти в отчаяние. репадало косточек, мало я вас, гадов, кормлю, а ты
Моя каюта находилась на юте, недалеко от ко еще пакостишь! За борт тебя, чертовку, спишем, если
мандирской кают-компании. Как-то утром я услышал не хочешь по-хорошему жить! Отдай ногу!
сердитый крик командира: Рея гордо подбежала ко мне с добычей. Потом по
— Вахтенный! Позовите ко мне мичману Фрей ложила на палубу мясо и только тогда обернулась
берга! — По коридору дробью рассыпались торопли к своему преследователю.
вые шаги, и в д^ерь каюты постучали. Это что же, господин мичман?! — кричал он.—
— Господин мичман! Командир вас зовет! — по Сегодня она барана съест, а завтра за меня примет
спешно доложил вахтенный матрос. ся! Хорошую свободу нам господа дали! Тьфу!
Я выскочил и, еще не дойдя до командирского
помещения, услышал возмущенный голос командира
корабля.
— Уберите ваших собак! — закричал он, увидев
меняг— Сидят и как волки зубами щелкают! Черт В дождливые, ненастные дни Рек и Рея почти все
знает, что такое! Безобразие! время проводили в кубриках и неохотно показыва
49
лись на палубе. Они забирались в кают-компанию и А мне пришлось порядочно поработать, чтобы вос
там отлеживались на мягких коврах. Во время зав становить порядок. На мое счастье, в эту работу
траков и обедов они переходили в соседнее помеще включился мой бывший вестовой Пинегин, веселый
ние, где была столовая, и там ожидали подачек. голубоглазый помор. Вдвоем мы убрали и вымыли
В стране было голодно, и скудного морского пайка все помещение и даже залатали разорванную кожу
с трудом хватало для людей. Кормить животных на креслах.
стало трудно, и потому никто не протестовал, когда После этого волчата уже не появлялись в кают-
мои питомцы попрошайничали у сидящих за столом компании. Они поселились под третьей орудийной
офицеров. Вместе с волчатами кают-компанию стал башней и проводили там все время. К офицерам они
посещать большой добродушный водолаз Джек. стали относиться недоверчиво, но по-прежнему слу
Однажды 3£ завтраком, когда все заняли свои ме шались меня.
ста за столом, старший офицер, хозяин кают-компа Памятью волки обладали прекрасной и потому
нии, Ставицкий обернулся и ударил в гонг, висящий быстро запоминали слова команды, которым я их
за его спиной на переборке. обучал. Они легко усвоили так называемую заднюю
поноску. Для этого я ранним утром выходил на па
— Господа! — сказал он.— Не кажется ли вам,
лубу, привязывал волков, а сам уходил на другой
что за последнее время наша кают-компания стала
конец корабля и прятал там какую-нибудь вещь. По
похожа на зверинец? Вы знаете, что я люблю живот
том возвращался, спускал волков и говорил: «Поте
ных, что я даже немного охотник, но все хорошо
ряно, потеряно!» Волки бросались по следу, находи
в меру. А собаки Евгения Николаевича так щелка
ли спрятанное и приносили мне. За это получали
ют зубами, что того и гляди откусят кому-нибудь
кусочки сахара. Но эту науку они усвоили не сра
руку. Вы-то все знаете, что это за собаки! — Он улыб
зу. Вначале я заставлял их приносить брошенную
нулся и посмотрел на меня.— Да и вообще это не
палку. Это была игра, и волчата весело бегали по па
порядок, когда животные толкутся здесь во время
принятия пищи. Безразлично, дикие это собаки или лубе, стремительно бросаясь за палкой. При прогул
ках по берегу с волками я часто незаметно бросал
нормальные! В кают-компании им не место! Соглас
ны?! Так вот, я предлагаю изгнать всех зверей и на перчатку или платок и шел дальше. Пройдя метров
двести-триста, останавливался и, показывая волкам
деюсь, что каждый из вас примет в этом активное
след, говорил: «Потеряно! Потеряно!» Волки, слов
участие! Все!
но па крыльях, неслись обратным следом и быстро
Я с удивлением взглянул на старшего офицера. приносили брошенную вещь.
Выступление добрейшего Сергея Петровича, моего Лейтенант Смирнов, которому принадлежал чер
друга и товарища по охоте, казалось, было направ ный водолаз Джек, только удивлялся.
лено главным образом против меня — хозяина вол — Смотри, как они у тебя здорово ходят ря
ков. Но мне вспомнились косые взгляды некоторых дом! — восхищался он.— Неужели они умнее собак?!
офицеров, и я успокоился. Старший офицер, навер Просто удивительно! Мой Джек до сих пор не при
ное, был вынужден так поступить. «Ничего страшно знает никаких команд — бегает там, где ему взду
го! — решил я.— Буду сам собирать со столов остат мается.
ки, стесняться нечего!» Но волчата не хотели по — Работать надо, работать! — наставительно гово
кидать уютную, теплую кают-компанию. Их выгоня рил я Смирнову.
ли, а они возвращались и прятались под креслами
и диванами. Вначале они попробовали искать защи
ты у своего хозяина, но я сердито их отстранял:
«Вон отсюда! Нельзя! Уходите!»
Звери слушались, убегали ненадолго и вновь появ Наступила зима. Бухта замерзла, и грозными гро
лялись. Так продолжалось два дня. Я знал, что зве мадами застыли во льду линейные корабли.
ри не понимают, почему так изменилось к ним от Вскоре я стал гулять с волками по заливу. Не
ношение людей. Я хорошо знал, как они злопамят много отойдя от корабля, я спускал их с поводков
ны, и боялся, что с ними ничего не сделаешь, если и любовался их быстрым бегом и легкими прыжка
они озлобятся. ми. Звери не убегали далеко и быстро привыкли воз
Но вот однажды, спустившись в кают-компанию вращаться на зов. Очень скоро они научились ходить
к чаю, после подъема флага, я удивился странной рядом.
тишине, царившей там. Офицеры мрачно смотрели На окраинах города, часто из подворотен, с яро
на меня и молчали. стным лаем выбегали собаки. Но стоило им на до
роге прихватить волчий след, как они поджимали
— Полюбуйтесь! — бесстрастно произнес старший хвосты и в панике удирали. А волкам они были без
офицер, кивнув головой на соседнее помещение, где различны! Так же волки относились и к людям —
была гостиная. вовсе не обращали на них внимания. Но однажды я
Я вошел туда и ужаснулся. В гостиной творилось очень испугался. Рея, идя впереди, вдруг бросилась
что-то невообразимое! Все было перевернуто, изорва на ребенка, который неожиданно появился в калитке
но и испачкано... Мягкие кожаные кресла, в кото садика. Мальчик упал в снег, и мне показалось, что
рых так хорошо было дремать после ночных вахт, Рея схватила его.
были разодраны и загажены. Звери умудрились за — Назад, Рея! Назад! — в ужасе закричал я. Но
пачкать их высокие спинки. От ковров была начи мальчик поднялся и... улыбнулся! Он с восторгом
сто оторвана бахрома, края были изгрызаны. Боль смотрел на большого серого зверя, который, умиль
шая настольная лампа валялась на палубе, а шелко но виляя хвостом, старался лизнуть его в лицо.
вый абажур был разорван на мелкие кусочки. На ла Трехлетний малыш доверчиво гладил крохотной ру
кированной крышке рояля везде виднелись следы чонкой лобастую голову Реи и ничуть не боялся.
грязных маленьких лап. Зверята пытались грызть После этого я уж не пугался, когда зверят окружали
даже клавиши. Везде были следы волчьей мести... дети и, размахивая руками, кричали: «Волки! Вол
Волчата, конечно, не могли предполагать, что ока ки! Смотрите, ребята, волки! Верно, дяденька?»
зывают плохую услугу своему хозяину и что их Интересно, что только дети каким-то чутьем узна
месть в основном обрушится на меня. вали волков. Взрослые равнодушно проходили ми
50
мо, и лишь изредка какой-нибудь ценитель собачьей Пришлось команду подкреплять кусочками caxa-t
красоты спрашивал: ра. Я бросал его в ту сторону, куда надо было свер
— Это сибирские лайки или овчарки? Красивые нуть. Рея, бегущая передовой, на ходу схватывала
собаки! сахар и сразу же ложилась на прежний курс — воз
За пять месяцев волки выросли и стали краси вращалась обратно на дорогу. Но как-то раз, схватив
выми, сильными зверями. Они очень любили про лакомый кусочек, побежала дальше по новому на
гулки по берегу, но справляться с ними станови правлению. Вскоре волчица делала нужные поворо
лось нелегко. Они так сильно тянули, что невольно ты, усвоив таким образом все команды, необходимые
мне пришла мысль приучить их возить санки. при езде на собачьих упряжках. Легкий и быстрый
Я поделился этой мыслью со Скаловым и Смир бег достался волкам от поколений предков. Ведь лю
новым. Оба они одобрили эту затею. той зимней порой, в долгую ночь, волки пробегают
— Если верить Джеку Лондону, то лучшие ездо десятки километров в поисках пищи!
вые собаки у него происходили от волков! — под Иногда я брал волков и уходил в лес. Сумерки за
твердил Скалов.— Они ведь много сильнее и вынос ставали меня на заснеженной лесной дороге, далеко
ливее собак. Надо попробовать! Я с удовольствием от города.
к вам присоединюсь! С наступлением темноты мои волки как-то стран
Но когда мы рассказали о нашем намерении Кро но оживлялись. Они делали огромные прыжки с до
тову, он замахал руками. роги, начинали носиться вокруг и убегали в лес.
— Что вы, товарищи командиры! Ничего из это «Все! — думал я,— больше я их не увижу!» Но про
го не выйдет! Не будут они возить! Ради игры, мо ходило немного времени, звери по следам догоняли
жет, и повезут, но чтобы всерьез... Нет, на это волки меня, радостно прыгали, ласкались и вновь исчеза
неспособны — они слишком умны! ли...
— Сегодня же отправлюсь на берег и куплю рем Я понял, что это наступало время их охот, веле
ни для упряжки. А потом увидим, на что волки спо ние крови... Но смогут л и чони быть такими же вер
собны! — решил я. ными помощниками на охоте, как их родственни
Весь вечер я кроил и шил упряжь. А утром Рек ки — собаки?
и Рея щеголяли в новом «обмундировании». Широ Ради этого как-то в праздничный день я пошел
кие лямки опоясывали им грудь и крепились к сред в лес с охотником-финном, у которого была гончая
нему основному ремню — потягу. Но когда я привя собака, и взял Река.
зал волчат к маленьким санкам, они испугались. От Собака погнала зайца, а я выбрал место и встал.
малейшего скрипа полозьев волки останавливались и Ко мне подошел Рек и улегся невдалеке. Гон шел
оглядывались. После этой неудачной попытки не прямо на меня...
сколько дней я водил волков на поводке, не снимая С ружьем наготове я ждал зайца и краем глаза
с них упряжи. Затем вновь привязал их к санкам. наблюдал за Реком. А он спокойно лежал и даже
Волки так стремительно бросились вперед, что я еле не поднимал головы. Заяц прошел мимо, и я его
их удержал. По команде они остановились. Это была не видел. Рек по-прежнему был безучастен... Соба
уже победа! Волки будут возить! ка сошла со слуха, и я переменил место. Рек за мной
не пошел и остался лежать. Несколько раз я менял
Постепенно я стал увеличивать нагрузку саней.
места, стараясь перехватить зайца, но он забрался
Но стоило мне самому сесть на санки, как волки за
в густой ельник и там кружил. Подошел Рек и улег
упрямились и вперед не побежали. Как ни уговаривал
ся у моих ног. Ни заяц, ни собака его не интересо
я их, ничего не выходило. Звери прыгали на меня,
ласкались, но ремень не натягивали. Пришлось по вали.
звать на помощь лейтенанта Скалова. Волки охотятся ночью — может быть, в этом при
чина того, что Рек не пожелал участвовать в моей
— Николай Николаевич! — обратился я к нему.—
Будь добр, подержи их, а я пойду вперед. Когда под охоте?..
ниму руку, садись и командуй! На этом я закончил свои эксперименты по воспи
танию волков. Я убедился, что они умнее собак, лег
Я побежал по заснеженному льду бухты, и звери
ко поддаются дрессировке и могут быть надежными
внимательно следили за мной, но не двигались. Вско
ре я остановился и поднял руку. Скалов едва успел друзьями человека...
вскочить на санки, как волки стремглав бросились
вперед. Бешено мчащаяся упряжка мигом оказалась
около меня.
С моряками из Кронштадта я отправился на Вол
— Тише вы, окаянные! — еле отбивался я от радо гу, когда там начал хозяйничать взбунтовавшийся
стно прыгающих волков.— Хватит вам! корпус чехословацких военнопленных; воевал с офи
— Ну и неслись они! — в восторге заметил лей церскими полками Деникина и казаками Врангеля;
тенант.— Вот это езда! Красота! преследуя Колчака, попал в Сибирь.
Потом мы поменялись — я остался с волками, а А волки, которых, покидая корабль, я оставил
Скалов побежал вперед. По команде они стремитель лейтенанту Скалову, тоже приняли участие в граж
но бросились за бежавшим офицером. Им определен данской войне. Они успешно применили на деле по
но понравилась эта игра, и через несколько дней они знания, полученные на корабле: перевозили по зыб
безотказно возили по бухте одного человека. Такие ким болотам пулеметы особого отряда моряков, дей
команды, как «вперед» и «стой», волки прекрасно ствовавшего против интервентов на севере Мурман
выполняли, но с поворотами дело было сложнее. ской области. Рек, защищая лейтенанта Скалова, пе
— Хуг!.. Хуг!.. Хуг!..— надрывно кричал я, когда регрыз горло диверсанту; учительницу, заподозрен
надо было повернуть налево. Волки только сильнее ную интервентами в связи с отрядом, спас от рас
натягивали потяг и продолжали бежать прямо. стрела.
— То-ой! ...То-ой! — протяжно подавал я команду Но все это уже не относится к моим личным вос
остановиться. Санки останавливались, я отводил вол поминаниям о волках. Есть рассказ об их приклю
ков назад, вновь пускал их по тому же пути, и вновь чениях — давно написанный мною со слов участни
они проносились мимо. ков героического похода балтийских моряков.
51
Отъезд Л егк и й снег продолжается
М есяц иль два: всю ду грязь.
Художнику должно теперь покинуть Я пишу каждый день,
эти леса. Н о почти все — в корзину.
Он должен опять уложить в машину
книги и папки, Третья книга моя появится этой весной —
И втиснуть штаны, и шорты, и свитеры небольшая
вновь в чемоданы, Тонкая книжка
И вымести комнату, вы бросив мусор Без пьес и без описательных длинных
стихов,
на свалку, найдя эту свалку,
И двинуть по кругу, прощаясь с друзьями: Н асквозь испещренная трудными темами
средневековья;
прощайте,
Содержащая пару дога д ок ; чуждая сложных
И то же — деревьям: прощайте,
инверсий;
И чек подписать, набрать бензина —
и выехать снова Осторожная к ямбам; пристрастная
к строчкам
В мир, снова — в мир: болтать
Эксцентричной длины и иронии.
об искусстве.
М не уже сорок.
М и р это любит. Я кажусь осознавш им размеры того,
Он любит новинки свеж его духа что способен сделать,
принять от лесов: И времени года, когда это надо делать.
Что птицы поют? Что — лягуш ки? Дайте мне чуть побольш е зим, подобны х
Сидит в своих сити, этой зиме — и весна
Жаждет. Худож ник это уладит. (И л и мысль о весн е)
Он вывезет быстро, зеленою улицей, Перестанет меня волновать — и я стану
целый вагон впечатлений — Цельным,
Туманы прекрасные и закаты Дж эксон.
для массы гостиных .
Сити довольны, когда впечатленья — 11
прекрасны .
Пар над зимним потоком. Это холодный
Итак, художнику долж но теперь покинуть Воздух, встречая теплую воду,
эти леса. Есть цель . Конденсирует? Д ум аю — так.
П оследний раз идет он в леса: Н о почему же вода не стынет,
что нового слышно, леса? Как я? Я не знаю.
И леса отвечают наречьем лесным, Я — в кашне и в перчатках, в наушниках,
что новости есть, что они — в теплых ботинках,
Лесные, лесные; Как ребенок. Я пробую воздух.
И вот он слушает новости, запоминает — В оздух резок.
и вот он обратно Вода же — темна, невозмож но темна;
Бредет к своим свитеркам и штанам, я смотрю на нее —
в то время как с неба И не вижу там ничего, и вижу,
Искусство на странном наречье искусства Что Н арцисс был дитятею лета —
вещает: прощай. ребенком, что знал
Зеленую пену и головастиков — не
Черную воду.
П рирода зимой нас лишает привычных
трюмо.
Три стихотворения Д жэксону 1 Она не дает нам зеркал; их она забирает
И з наших стихов, оставляя нам только
1
Наши личные мысли, слова и флексии,
чтобы
Сумерки рано приходят и дол го стоят В них искать утешенья. И если мы
В моем зимнем селенье; мороз смотрим вокруг ,—
Бьет вглубь на четыре фута; деревья — Н ичего не находим, подобн ого нам;
как трости; мы живем
В некоей мертвой стране, натянувши
1 Д ж е к со н — назва н и е тр ех гор о д о в в С Ш А перчатки; и если
53
Целый день мы бродим по взрытой тропе ф ОТКРОВЕННЫЙ
вдоль потока,— СОБЕСЕДНИК
Незнакомца — и то не найдем, что нам
смог бы помочь.
С
вещь — время. В детстве,
перевернув быстро, чтобы
III никто не увидел, песочные
часы, можно обмануть
доктора или маму и понежиться по
И юристы, и просто бывалые люди твердят: дольше в воде, пахнущей сосной,
«Л у ч ш е прийти к соглаш енью ». Н о — с чем? летним лесом. Легкость, с которой
Со всем этим льдом и сосульками, меняются местами в твоих руках
чашечка, полная песка, с той, что
с темной водой? уже почти опустела, веселит сердце:
Нет, конечно. М ы выберем — дайте лишь ты возвращаешь начало начал, пер
вы бор — вую минуту.
И прогулку по лугу, и клевер срываемый: Потом, становясь старш е, узнаешь
о Ф аусте, пожелавшем перевернуть
все. часы жизни, когда наверху осталось
Все, что связано с этим, и все, лишь несколько песчинок, узнаешь
что связуемо с ним. Это — норма. о мечте человека стать господином
Н о Vca/c же тогда идти к соглаш енью? этого странного песка. И то, что
было игрой, шуткой детства, не
То, что юристы и просто бывалые люди
удается уже никогда — ты не мо
твердят — это то, жешь вернуть даже той ускольза
Что ведет нас на каменный мост и к игре ющей доли минуты, что называют
в соглашенье. красиво «мановением ока». Время
необратимо — мельчайшая из песчи
И тогда снег сверкает,
нок падает, падает... и нет в мире
Поток превращается в сделанный « кодаком» силы, что могла бы ее удержать.
и премированный снимок — Куда же она падает? О б этом
И думаем мы о весне. думали и маленькие несмышленыши,
и великие мыслители. Миллиарды
У меня уже есть томик лирики, вышедший мальчиков и девочек — и Сократ,
Кант, Эйнштейн... Ребенок становился
в свет
мыслителем, мыслитель становился
Этой весной. ребенком, думая об этом. Человеку
И мне двадцать. казалось, что, поняв, куда падает
И дух во мне крепок; и я не иду песчинка, он остановит падение зо
На соглаш енья с зимой ,— но дубинкой ее лотого песка, удержит в ладонях.
И можно будет вернуть то бесцен
заставляю прийти ное, то не повторяю щееся никогда,
К соглашенью со мной. что жило в нем и в мире.
Как там — тепел ли воздух? Когда Леонардо да Винчи писал
Я снимаю пальто. портрет Моны Лизы, музыканты раз
влекали ее игрой на лютне. Веро
Как — мягка ли трава? ятно, хотелось художнику, чтобы для
Туфли долой! юной женщины летели быстрее часы
И прочее — вон! утомительных «сеансов». Но музыка,
Кто-то делает это — как будто поэт. освежая тело и душу, меняла на
строения, состояния сердца, отра
Я — поэт, жавшиеся на лице, и была, в сущ
Дж эксон. ности, чем-то несравненно большим,
чем развлечение. Настойчивость,
с которой Леонардо заставлял музы
кантов играть в течение четырех лет,
наводит на мысль, что художник хо
тел вернуть душ евное состояние,
которое не успела запечатлеть его
кисть, более медлительная, чем
сердце Джоконды. Ее лицо меня
Перевел с английского Александр Шарымов лось непрерывно, и в этой игре
однажды мелькнуло что-то, выразив ся особенно явственной в медленно запечатлел в нем тончайшее и со
шее с наибольшей полнотой духов омывающей и нехотя расстающейся вершил чудо — мы можем сами вер
ную суть женщины (а может быть, с нею толпе. Я два раза минувшим нуться к той минуте, когда в лице
и эпохи). Леонардо и надеялся му летом в московском М узее изобра юной женщины мелькнуло восхи
зыкой, ее завораживающими повто зительных искусств «наплывал», от тившее художника и не повторив
рами вернуть то «мановение ока» — крывал себя и, уже уходя, на по ш ееся больше выражение, мы мо
тот момент истины. Началось с же роге зала, оглядываясь, чувствовал жем увидеть то, что не удалось ему
лания развлечь, а кончилось ж ела (опять издали) е е незащищенность. увидеть опять. Мы стали м огущ е
нием перевернуть часы, поймать А м еж ду этими двумя соверш ен ственнее самого Леонардо.
кистью бесценнейшую из песчинок. но различными чувствами — нежно В этом и тайна великой живопи
На портрете Мона Лиза изменчи стью к ее женской стати и сути и си. Мы видим чувства и мысли
ва фантастически. И изменчивость растерянностью перед могущ еством в развитии и можем наслаждаться
эта вызывает чувства самые различ ее интеллекта теснились чувства м е этим развитием в любом направле
н ы е — от ощущения ее женской б е з нее резкие и определенные, вызван нии (в терминологии Норберта Ви
защитности и нежности к ней (из ные богатством переливающихся от нера это не астрономическое, вы
дали) до почти религиозного покло тенков ее душевной жизни. Что-то числяемое с высокой точностью,
нения высшему существу, для кото дышало, бежало, возвращалось, как время созвездий, галактик, а м етео
рого в мироздании и человеке ни блеск по шелковой ткани... И я по рологическое, обратимое, непред
чего непознанного не осталось (ли нял: это ч т о - т о — ВРЕМЯ. сказуем ое время облаков). Мы мо
цом к лицу, когда из-под живых ее О но — передо мной — перели жем пережить и то, что было д о,
пульсирующих век выглядывает на вается, бежит, возвращается, дышит. и то, что будет п о т о м : радость
миг кинжально острая мысль о са Быть может, и не поймав кистью ту Моны Лизы, когда первый раз за
мом тайном в т е б е и уже сам бесценную песчинку, Леонардо пе играла лютня, и печаль рембранд
чувствуешь себя беззащитным). редал жизнь двух сердец — Моны товской Данаи, когда иссяк золотой
Изменчивость Джоконды делает Лизы и собственного — в развитии, дождь...
55
Мне хочется сейчас чуть подроб говорят и о духовном состоянии самом негибком и ломком из мате
нее разработать эту тему — Время личности и о духе столетия. Выдаю ри ало в,— а устанавливали новые от
в живописи, потому что она имеет щийся австрийский ученый Макс ношения между личностью и миро
самое непосредственное отношение Дворжак утверж дает: история зданием. Эти напоенные извне солн
к замыслу «Писем из Эрмитажа». искусства — история идей. цем и небом разноцветные стены-
Моменты телесной и душевной жиз Его метод (философы-марксисты с окна и отделяли и не отделяли че
ни человека, никогда в действитель самого начала отнеслись к нему ловека от действительной жизни,
ности не существую щие о д н о в р е с большим пониманием и сочувстви делали ее реально существующей и
менно, художник изображ ает в ем) позволяет открывать в тончай в то же время фантастической, со
единстве, в синтезе, поэтому богат ших деталях художественной стили единяя бестелесное с телесным. Без
ство человеческого бытия, которое стики тончайшие детали идеологиче этих окон (то есть без идей, кото
в реальной жизни развертывается, ского ландшафта эпохи. рые они отражали) не было бы и
раскрывается постепенно, так сгу Духовная потребность времени — «индивидуального плюща» Шон-
щено (как в «Дискоболе» Мирона источник возникновения новой ветви гауэра...
или в образе любого из рембранд искусства, нового худож ественного История искусства — история ду
товских стариков) в единое состоя языка, поэтому живописец, решая, ховной жизни человечества, тончай
ние души или тела. как ему кажется, чисто худож е шие оттенки ее запечатлены на вит
Моменты жизни даны в великих ственные задачи, делает нечто боль ражах, ф ресках, гобеленах, холстах...
портретах, как в янтаре напластова ш ее: когда ныне полузабытый ху Поэтому тема — Время в живописи—
ния веков, — в живой игре, в почти дожник второй половины X IV века охватывает и мир личности и мир
неуловимых переходах, в самосве- Ш онгауэр запечатлел в пейзаже «ин эпохи: на лучших полотнах Тициана
тящейся подлинности, рождающей дивидуальную жизнь» плюща, он, можно увидеть в ф илософском синте
все новые, непредсказуем ы е оттен увлеченный художественным пости зе разные моменты духовной жизни
ки. Перед великими портретами мы жением структуры растения, видимо, эпохи— возрасты, разделенные в дей
наслаждаемся богатством сущности не помышлял о том, что утоляет по ствительности бурными десятилетия
человека и богатством собственной требность эпохи в единичном, част ми. В его гениальных портретах оча
личности, потому что и в нас рож ном, индивидуальном. А этот скром рованность человеком сочетается
дается эта дивная о д н о в р е м е н ный плющ на его картине говорил с усталостью от него, восхищение —
н о с т ь моментов душевной жизни, о наступлении великих переворотов с состраданием, цельность— с услож
разделенных в действительности ча в сознании и укладе века. В изобра нением, ощущение могущества —
сами, месяцами, годами. жении резкой индивидуальности с тоской, сила — с бессилием... Пе
Художник — господин времени. жизни растения нарождалось ж ела редать это трагическое богатство
И мы — с ним. ние видеть бога не торж ественно и духовных состояний эпохи дано лишь
Во второй половине XX века на чересчур явно — в церкви, а интим великой живописи.
эту тему можно и пофантазиро но и сокровенно — в собственном Ну вот, теперь с надеждой, что
вать — ну, хотя бы утверждать, сердце... А за три столетия до Ш он- буду читателем понят, я сообщу
что сущ ествует «Время Верм еера гауэра создатели дивных витражей— о том, что увидел однажды Эрмитаж
Дельфтского» и «Время Рембранд картин на стекле в соборах — тоже в образе песочных часов, чья ниж
та», и настаивать с солидным ви не помышляли о том, что их рука няя чаша полным-полна золотого
дом, что это реальность, а не ф ан ми эпоха утоляет новую духовную песка, и у меня появилось, как
тастика, вернее — фантастическая ре потребность: они были захвачены в детстве, желание...
альность (ведь и ученые называют решением великой художественной Нет, перед этим надо отметить,
сегодня «парадокс часов» или «па задачи — рождением живописи на
пожалуй, самую интимную и не рас
радокс близнецов» фантастическим
смотренную нами до сих пор форму
эф ф ектом ). жизни времени в изобразительном
Верм еер и Рембрандт — дети од искусстве. Да, любая талантливая
ного столетия, «близнецы», но время картина — синтез духовных состояний
их не одинаково: один на Зем ле, личности. Да, великие полотна —
второй — в м ежзвездном путеш ест синтез духовных состояний эпохи, и
вии. Он вернулся, лишь постарев за история искусства — история идей.
три столетия, и застал уже новые Но разве объясняет это, почему при
поколения людей, которым дорого виде уже раскрош ившегося лица
воспоминание о его веке и о вер- женщины, изваянного на Востоке три
мееровской «Девушке, читающей тысячелетия назад, в городе, чье на
письмо», настолько живой на карти звание помнят сегодня лишь архео
не, что не верится: она давным-дав- логи, или перед доской из тополя,
но умерла. на которую четыре века назад ды
Но не будем давать воли фанта шал любовно художник, известный
зии, чтобы она не завела нас черес как «мастер женских полуфигур»
чур далеко, и лучше постараемся или «мастер зимних пейзажей», мы
понять, что время живет в изобра испытываем чувство непосредствен
зительном искусстве не только как ного соприкосновения с теми перво
синтез телесного и духовного богат основами нашей личности, первоос
ства личности (восстановим опять новами жизни нашего духа, которые
для наглядности в памяти «Диско в «рядовом состоянии» зашторены
бола» и рембрандтовского «Стари наглухо. Нас волнует узнавание себя,
ка»), но оно в ней живет и как син собственной души через века и ты
тез идейного богатства или «бедно сячелетия (мы будто заглянули
сти» (если старое умерло, а новое в сумрачный, уходящий в бездон
лишь нарождается) ЭП О ХИ . ность колодезь и увидели в высту
Наклон головы, выражение рук, пившей на миг почти неразличимой
форма складок одежды на портрете воде собственное отражение).
56
Но деже больше, чем узнавание, s литературе или театре? А дело что первый раз не было страха пе
волнует таинственное чувство, что мы тут в странной сути изображения. ред царем пустыни, а рождалось
сами н е у з н а н ы этой женщиной, Когда до появления первобыт соверш енно иное чувство: через ряд
этими деревьями, этим небом. Мы ного искусства человек в поисках тысячелетий его назовут нежностью.
видим, но нас не видят, и это рож камней, которыми он побивал жи В сущности, в ту минуту через изо
дает желание понимания, единства, вотных, нашел один, похожий на го бражение устанавливались новые
ту жажду цельности, которая делает лову льва, его изумление, по-види родственные отношения между че
общение с образами искусства и ра мому, было безграничным. Раньше ловеком и миром, космосом, и даже
достным и мучительным, потому что он видел отдельно — льва и отдель (не убоимся торжественности) меж
не бывает никогда утолима полно но — камень, и то, что лев может ду человеком и вечностью.
стью. быть камнем, а камень — львом, бы Потом человеку улыбнутся пер
Что же изменилось в человеке? ло для него потрясающим откры вые статуи — создания первых ху
Откуда эта радость-мука узнавания- тием. Ни лев, ни камень сами по дожников, и ученые-искусствоведы
неузнавания? (Ощущ ение, что мирно себе его не удивляли, но камень- века и века будут размышлять
покоящаяся в полунаклоне к рас лев не мог не потрясать воображе о тайне «архаической улыбки». Что
крытой книге мадонна «мастера жен ния: он был одновременно и м ерт она — техническая неумелость? Ма
ских полуфигур», безвестного нидер вым и живым, от него хотелось б е гия? А это само изображение улыб
ландского художника, тихо поднимет жать и хотелось рассматривать его нулось человеку, как когда-то чело
веки и меня не узнает, тревожит бесконечно долго. Человек ощутил век улыбнулся ему, и если бы пер
мое сердце непрестанно в том эр силу изображения, когда соедини вые статуи и йе улыбались таин
митажном зале...) лось в чем-то, ранее понятном и ственной архаической улыбкой, че
даже послушном его руке (дереве, ловек все равно увидел бы их улы
Искусствоведческое мышление не камне), мертвое и живое. И роди бающимися. Они и улыбались имен
дает на это ответа. Мы читаем: лось нечто новое, сущ ествую щ ее но потому, что иными и не мог их
«Усложнились колористические ре
само по себе. Его особенно волно тогда увидеть человек.
шения...», «уточнились композиции»,
вало это соединение м ертвого и Улыбался камень, ставший чело
нам рассказывают о росте м астер живого, потому что живое делалось веком, улыбался человек, узнавший
ства или об его утрате... А может не м енее, а более живым. Почему в этом камне себя. И улыбалось...
быть, усложнилась человеческая ду во льве-камне больше жизни, чем Время.
ша? И растет именно она? И в услож в настоящем льве? Что за сила
нении и росте что-то утрачивает — Оно и сейчас, через три тысячи
в нем заключена? Он ее не пони лет, нам улыбается в образах древ
тоже она? мал. Имя ее было ему неизвестно. негреческих куросов, и разве не хо
Нам говорят об «излишней дета Но мы-то ее понимаем и можем на чется нам тоже улыбнуться в ответ?
лизации», о «сухости и мелочности звать — ВРЕМЯ. И не складываются ли сами со
стиля» или о расцвете «искусства Эволюции на зем ле нужны были бой перед этим вечно живым кам
мазка». А может быть, за этим — миллионы лет, чтобы совершить путь нем губы людей XX века в «архаи
тоже жизнь души? от камня ко льву, от дерева к оле ческую улыбку»? И не кажется ли
Конечно, история искусства — ню, а от оленя и льва к человеку. нам при этом лицо древнегреческой
история идей, но это и самый увле И в ту минуту, когда ему в камне улыбающейся девушки (коры) сего
кательный из романов, героем ко открылся лев, его сознание и сер д дняшним, живым? И не в том ли
торого может почувствовать себя це вобрали в себя эти миллионы. таинственная суть изображения, что
любой из нас, это измеряемая тыся И он улыбнулся — улыбнулся не по оно — синтез минуты и вечности?
челетиями история души, ее путе тому, конечно, что ощутил себя «ца И это относится к любому изобра
шествий и открытий, утрат и бес рем вечности», улыбнулся, потому жению: от льва-камня или дерева-
смертных осуществлений. Это вели оленя, увиденного первобытным
кий роман о тебе и обо мне. охотником на заре человеческой
И, может быть, поэтому захоте истории, до статуй Родена, от на
лось перевернуть песочные часы, скальных рисунков — изображений
чтобы с наступлением н а ч а л а бе бизонов — в пещерах до этюдов им
режно — тоже как в детстве — от прессионистов. В одном из стихотво
дуть, отдышать папиросную бумагу рений Овидия девушка, стоя с воз
на самом первом листе бесценного любленным на б ер егу моря, видит
тома, чтобы увидеть отчетливо то, с нежностью его тень на мокром,
что она туманит?.. омытом волною песке и хочет об
Разумеется, я лукавлю с читате вести ее, углубить, чтобы он в этих
лем, отдаляя и отдаляя объяснение очертаниях остался с ней и тогда,
замысла «Писем из Эрмитажа», но когда уплывет к далеким берегам.
мне кажется, что оно будет понято Чтобы он остался с ней навсегда.
лучше, когда мы уясним себе более В этом н а в с е г д а и заключено
полно особенности этой таинствен великое чудо изобразительного
ной вещи — Времени в искусстве. искусства.
(В старину, когда были живы пару Когда китайский м астер Ван Вэй
са, перед большим отплытием по (VIII век нашей эры) в трактате «Тай
долгу стояли на берегу, чтобы по ны живописи» писал о художнике
чувствовать море, и это помогало «Он закончит деяние творца» и
потом ладить с ним. Стихия нашего дальше совершенно дивно — о руке,
путешествия сквозь века — Время. которая «играет в забытьи», и о том,
Вот и мне хочется постоять на бе что «годы, луны вдаль идут и в веч
регу.) ность — и кисть пойдет искать неуло
Почему же именно в изобрази вимых тайн», — он имел в виду тор
тельном искусстве так интересно жи жество над самой странной и м огу
вет время — интереснее даже, чем щественной вещью в мире — време
57
нем: торжество, достижимое тогда, «лучший друг», душевная связь с ко «вернуться к самому себе» (форму
когда «сердце следует за вращени торым сохранялась на долгие годы, ла Маркса) и войти в будущ ее, ни
ем кисти», потому что лишь ем у од а иногда и на всю жизнь. Сегодняш чего не утратив, в сосредоточенно
ному — человеческому сердцу— дано няя молодежь меняет «лучших дру сти сил, подобно воину, понимающе
вобрать в себя непостижимую даль, зей» несколько раз в году. Чувство му наутро после первого дня вели
что художники и философы зовут обладания, чувство . собственности кой битвы, что, несмотря на боль от
вечностью. в отношениях между людьми сейчас ран и потерю любимых товарищей,
Удобная и «уютная» модель веч считается обременительным. В изме он стал лишь сильнее и сегодня
ности — часы, любые, в том числе и няющемся мире меняются мужчины победит.
песочные, с описания которых я на и женщины. Сегодня каждый из нас В этом университете тем, кто не
чал мое письмо. Почему же, когда совсем не тот, каким он был десять ленится чувствовать и думать, от
я увидел в образе этих часов Эрм и лет назад, и его подруга или жена крывается особое духовное в р е м я -
таж, мне захотелось их перевернуть? изменилась не меньше. ▲ теперь пространство. Это понятие,
Чтобы «годы, луны» из вечности сопоставим минувшие времена, ко заимствованное мной из математиче
вернуть? Что это — тоже рука «игра гда человек, его личность почти не ского естествознания (теория отно
ет в забытьи» в поисках «неулови менялись в течение всей его жизни, сительности Эйнштейна), может по
мых тайн»? Нет... Тайна, волнующая которая, кстати, была короче нашей, казаться отвлеченно умозрительным,
меня, уловима. Я хочу охватить, по с временами нынешними, когда че но в последующих письмах я поста
нять богатства человеческого духа, ловек живет дольше, а личность его раюсь наполнить его точным, телес-
сосредоточенные в Эрм итаж е, как непрестанно меняется... С каждым но-образным содержанием. Сейчас
сосредоточена вечность в старых днем ритм нашей жизни становится лишь уточню, что речь идет о пони
добрых песочных часах. Тайна уло все более напряженным, лихора м ании— и переживании — фантасти
вима, как уловимы падающие пес дочным. То и дело слышишь: «Ско ческого разнообразия мира (от мок
чинки, но она — тайна, и мне кажет ро мы все сойдем с ума!», «Чем рых деревьев парижского бульвара
ся, что никогда в истории человече все это кончится, куда заведет нас на полотне Писсарро до инопланет
ства не было важнее, чем сейчас, такая жизнь!» Это не общие места, ных садов на картинах японских ху
в нее углубиться. не пустые фразы, а элементарная дожников) и ф антастического разно
ГОВОРИТ АМ ЕРИ КАНСКИ Й СО реакция на вполне определенную образия мира человека (от безм ятеж
Ц И О ЛО Г ОЛВИН ТО Ф Ф Л ЕР : опасность, которой сегодня начинает ной ясности ' раннеантичного камня
уделять все больше внимания офи до трагической сумрачности поздне
— Раньше новые стадии эволю циальная наука. Жить в ускоренном
ции общества совершались относи рембрандтовских полотен). В этом
темпе означает испытывать на себе духовном временипространстве цен
тельно медленно, позволяя челове действие непрекращающихся пере
ку сознательно адаптироваться в но ности бытия делаю тся объемно ре
мен. Сегодняшнее общество недолго альными и живыми — они покидают
вых, неспешно меняющихся условиях пользуется вещами и очень скоро
бытия, сейчас же из-за быстроты, строгую , холодную обитель фило
заменяет их или выбрасывает, люди софской формулы, чтобы шагнуть
с которой меняется мир — вещи, меняют местожительство и кварти
идеи, шкала ценностей, — подобная к нам в образах любящих, ищущих
ры, отбрасывают и так же быстро истину, страдающих, жертвующих
бессознательная адаптация невоз меняют даже собственные идеи,
можна... Со дня моего рождения по собой людей.
друзей, мужей и жен... На финише А теперь восстановим в памяти
сей день в мире совершилось почти этой гонки нас ждет коллективное
столько же крупных перемен, сколь ( п о в т о р и м — как в настоящей
безумие. школе) самое сущ ественное из того,
ко их было за все время от появ Вижу по вашим лицам, что вам
ления человека на Земле и до дня о чем уже говорили, — с соответ
хочется со мной полемизировать, но ствующими выводами.
моего рождения. На земле до сих подумайте честно: разве мы — вось
пор существовало восемьсот поколе Если история искусства — это и
мисотое поколение — не отличаемся история идей и история, человече
ний. Первые шестьсот пятьдесят из резко от тех, кто существовал до
них жили в пещерах. Лишь семьдесят ской души, то и рассматривать ее
нас, разве мы не чувствуем, не ду мы будем, во-первых, мировоз
последних поколений умели писать маем иначе, чем люди даже XIX ве
и только последние шесть — после зренчески широко, исследуя то или
ка! Подумайте... иное явление в системе духовной
изобретения печатного станка — уме
ли читать (я имею в виду чтение Да, об этом мы и будем думать общности эпохи, устанавливая род
как явление массового порядка). в залах Эрмитажа. ственность различных областей со
Два последних поколения широко Сущ ествует лишь один достойный зидаю щего человеческого духа
пользуются электромоторами. Подав человека путь адаптации к быстро (искусства, литературы, религиозных
ляющее большинство материальных меняющ ейся действительности: тор и нравственных течений), а во-вто-
благ, которыми мы сегодня пользу жество над самым быстроменяю- рых — более локально, «интимно»,
емся, появилось на свет за время щимся в ней. Если настоящ ее не выявляя то, что особенно созвучно
нашей с вами жизни. Это известно станет ошеломлять, то и будущ ее сегодня нашему сердцу. Я надеюсь,
давно. Такова азбука наук, изуча не покажется обыденным (а ведь что это осуществимо, потому что
ющих физическую и главным обра тусклость обыденности — неизбеж Время, живущее в изображениях,
зом социальную эволюцию челове ное последствие ошеломляемости — уступит нашей настойчивости и от
ка. Но до сих пор почему-то очень лучшее в человеке, его творческую даст лучшее из заключенных в нем
мало внимания обращали на тот сущность убивает не м енее надеж сокровищ.
факт, что восьмисотое поколение но, чем «безумие перемен». Лишь Уверенность Сократа в бессм ер
людей на Земле, то есть наше с ва в состоянии шока не потрясает мир тии человеческой души, казавшаяся
ми поколение, живет в совершенно новизной...) некогда романтически наивной, вос
ином эволюционном ритме, чем все Я позволю себе сейчас назвать принимается в духовном времени-
минувшие поколения. Человек стал Эрмитаж... у н и в е р с и т е т а м пространстве как истина, доказанная
чаще менять работу (в СШ А в сред адаптации к быстро м е н я опытом тысячелетий. Эрмитаж —
нем каждые 4,4 года), квартиру или ющемуся миру. В этом уни история этой истины.
местожительство (каждые 4 года). верситете освоение богатств достиг Но мне хочется уже войти в за
В годы моей юности у каждого был нутого развития поможет человеку лы, стоять в долгом молчании перед
58
картинами и статуями... И если мне
позволено выбрать первый экспо
Вера Панова
нат, я выбираю бюст Марка А вре
лия в зале искусства Рима I— II ве
ков нашей эры. Я выбираю его не
из-за художественной ценности (в
этом же зале есть вещи эстетически
О балладе Пушкина „Жених"
более высокие), а по чисто фило
соф скому соображению, потому что В том возрасте, когда человек ещ е не разбирается,
мысли М арка Аврелия и судьба этих за какие достоинства он полюбил те или другие стихи,
мыслей удивительным, поучительным прочитала я странную и мрачную, очень мне непонят
образом н е с о в п а д а ю т . Он пи ную балладу «Жених». Теперь-то я знаю, чем она
сал о том, «как быстро все исче меня пленила с первого знакомства: удивительным
зает», а они, его мысли, не исчезли; языком, юмором диалогов и мизансцен, живописными
он говорил, что «самая долгая сла деталями, а преж де всего — всепроникающим тончай
ва посмертная ничтожна, она д ер шим артистизмом. Общ ая же картина отталкивала
жится лишь на некоторых кратко меня, очень тогда пугливую, своей кровавостью и
временных поколениях людей», а его жутью, так несвойственными лучезарном у жизнелюбцу-
собственная слава живет в мире уже поэту.
около двух тысяч лет; он утверждал, Да ведь и до сих пор неясно, что же это тут опи
что «следует смотреть на все в сано — действительно ли купеческая дочь Наташа ви
жизни человеческой как на мимо дела вещий сон или на самом деле побывала в зага
летное и кратковременное», а его дочной избе и видела воочию происходившую там
душевная жизнь волнует нас и сего кровавую сцену? Никак не ответишь на этот вопрос,
дня; он советовал: «Чаще размыш а последняя строчка баллады, похожая на отрыви
ляй о том, с какой быстротой исче стый последний аккорд, сорвавшийся со струн, —-
зает все сущ ее»; он опять и опять «И вся тут песня наша», — словно бы запре
говорил о тех, кто посетил мир за щает и гадать, что же ещ е в балладе написано, кроме
ряд веков до него: «Что стало с их написанного, что мож ет стоять за этими словами «И
жизнью? Она сгинула. Перенесись вся тут песня наша»,— а ты не суйся, не ройся в моем
ко временам Трояна — и опять все добре; как ясен и категоричен здесь авторский го
то же. Опочила и эта жизнь». лос — более категоричен, чем в схожем финале «До
Повторим же и мы: «Что стало мика в Коломне»: «Больше ничего не выжмешь из
с их жизнью?» (799 поколений — по рассказа моего».
Олвину Тофф леру.) Но есть право каждого человека пытаться разо
Она в нас, в тканях наших душ. браться в прочитанном и осветить все его темные
Да, самая загадочная в мире углы. И мне непереносимо любопытно было узнать,
вещь — время. И, может быть, искус откуда взял Пушкин своего «жениха», неужели бал
ство. О времени говорят, что оно лада — лишь плод авторского воображения и не имеет
врачует, имея в виду травы забве более жизненных корней? Ведь Пушкин так историчен
ния. Искусство врачует, потому что в своих произведениях: не только в «Капитанской доч
оно — п а м я т ь . ке», «Полтаве» или «Всаднике», но даже в небольшой
«Песни о вещем О леге». Неужели в «Женихе» вымыш
Теперь перевернем песочные
часы. лено все от начала до конца, неужели не стоит за ним
ни одно реально сущ ествовавш ее лицо и ни одно под
линное событие?
И, раздумывая об этом и все время убеждаясь
в бесплодности моих размышлений, я додумалась до
того, что, может быть, Пушкин в творческих своих
путях набрел на какую-либо забытую легенду о ка-
кой-нибудь истеричной девице, видевшей пророческие
сны, и открытыми ему творческими способами срабо
тал из этого материала свою балладу, полную блеска
и игры и всяческого очарования. Быть может, была
эта девица из Торжка, или из Киева, или из маловаж»
ного псковского пригорода — читателю это все равно,
ибо все равно это великому духу эпоса. Так приду
мала было я и отбросила свою придумку не только
потому, что она показалась мне недостойной люби
мого поэта,— очень надо было ему, в самом деле, во
зиться с этой Наташей: его перо всегда было на
строено, нацелено на людей громадных масштабов —
Петра, Олега* Пугачева, и даж е его Карл, М азепа и
Орлик — гиганты по сравнению с этой купеческой до
ч ер ью ,— но и потому, что у меня ведь насчет этой
версии не было ни единого доказательства, хотя бы
крошечного. Найти бы... хоть самое малюсенькое сло
во в литературе, которое, как говорит Достоевский,
59
представляло собой, что дважды два четыре. Но где
я, маленький писатель, >найду это слово? — горько по о КРУГ ЧТЕНИЯ
думала я.
Так шли медленные годы. И вдруг стали совер
шаться неизъяснимые чудеса. Но сперва хочу сказать
еще об одном свойстве поэмы, приковавшей меня
к себе чуть не на полжизни.
Обычно Пушкин вводит читателя в свои произве
Гражданственность
дения прямо и категорично: «У лукоморья дуб зеле
ный». По широковещательности и непреложности
могу сравнить эту строчку с другой, которою откры
художника
вается некое совсем забытое, читанное в самом ран
нем детстве, не помню чье стихотворение: «Дети,
овсяный кисель на столе. Садитесь и ешьте». О вся
ный кисель, поданный на крестьянский стол, у луко
морья дуб зеленый, вещий О л ег собирается отмстить
неразумным хазарам, сразу ясно: где, кто, что.
«Жених», напротив, с самого начала темнит, идет
перед читателем шагом путаным и скользким на слов-
но бы скользящих и разбегаю щ ихся подошвах, зама
нивает читателя из одного неясного события в дру
гое. Он сделан прочно и отчетливо, но в глубинах
этого ловко смотанного клубка все время сверкают
чьи-то зловещие, о, несомненно, угольно-черные гла
за, так пугавшие бедную Наташу,-— чьи же?
Итак, стали происходить со мной чудеса. Искомые
доказательства вдруг пошли ко мне одно за другим, прозе последних лет, особенно в жанре
В
и что самое главное — я уверенно пошла по откры романа, если иметь в виду его лучшие
вавшимся мне кровавым следам. образцы, обнаруживается любопытная и,
Первый намек пришел о т . талантливого русского на мой взгляд, многообещаю щая тенден
писателя Михаила Булгакова: в 1956 году я впер ц и я — тяготение к остроконфликтным си
вые прочла его пьесу «Бег». Там эпиграф ом к одному туациям, стрем ление охватить все возможные грани и
из действий стоит: «Жили двенадцать разбойников». аспекты изображ аемого явления, исследовать его до
И в моем ищущем, почти одержимом м озгу вдруг конца. О тсю да — структурная усложненность повество
блеснуло: «Взошли двенадцать молодцов...» вания, поиски более совершенных форм и способов
А лет не м енее как через пятнадцать сын прокру видения и осмысления действительности, многопроб-
тил мне ту шаляпинскую пластинку, где Шаляпин вслед лемность и многоплановость изображения.
за «Ныне отпущаеши» и «Верую» поет песню про две В этом отношении интересен новый роман Элигия
надцать разбойников и их кровавого атамана Кудеяра. Ставского « К а м ы ш и » т е м более что в нем осве
В этой песне, м ежду прочим, говорится: «Вошло двена щается пока еще, к сожалению, недостаточно освоен
дцать человек. Вождь Кудеяр выкрал девицу красную ная в литературе область — взаимоотношения человека
из-под Киева. Много разбойники пролили крови честных и окружающей среды, как они сложились на современ
христиан. Много богатства награбили, жили в дремучем ном этапе, нравственные, социально-общественные и
лесу...» И опять понеслись в памяти строчки из «Же ф илософ ские стороны этой жизненно важнейшей про
ниха»: «Мне снилось, — говорит она, — зашла я в лес блемы.
дремучий...— В избе свеча горит; гляжу — везде ср еб Внешняя сюжетная сторона «Камышей» не богата
ро да злато, все светло и богато... Взошли двенадцать событиями. Основное действие разворачивается в не
молодцов, и с ними голубица красавица девица...» большом рыбацком поселке Ордынка на Азовском
И бессмысленная кровожадность Кудеяра предста море. Тем не м енее, роман Элигия Ставского напря
вилась Наташе и во сне: жен и стремителен, до предела драматичен, насыщен
Злодей девицу губит, столкновениями и спорами, в какой-то м ере даже
Ей праву руку рубит. исповедален.
Промеж уток времени, отделяющий нас от Ш аля Тематически и идейно «Камыши» перекликаются
пина, очень тонок. Легко не только сосчитать, сколько с серией очерков Элигия Ставского об Азовском море,
в этом промежутке уместилось поколений, но и от опубликованных в «Литературной газете». Надо отдать
метить каждое поколение своей особой меткой. должное автору — он основательно и всесторонне изу
Расстояние м ежду Шаляпиным и Пушкиным гораздо чил экономику, труд и быт рыболовецких хозяйств,
больше; Пушкин не столь далеко отстоит от Кудеяра, научные аспекты изображ аем ого им явления. С тем
как Шаляпин. Но если Шаляпин или кто-нибудь из большей убедительностью в романе и в очерках зву
окружавших его почитателей сумел добыть для вели чат глубокая обеспокоенность и тревога писателя за
кого певца песню о двенадцати разбойниках, тем ско будущ ее Азовского моря и за судьбу его людей.
рее, логически рассуждая, мог достичь Пушкин этого О днако «Камыши» — роман не только и не столько
кладезя народного творчества, где столетиями народ об Азовском море. Тема его шире и общезначимей.
бер ег кровавый облик запомнившегося.: ему злодея Сохранение, и восстановление окружающей среды, мера
Кудеяра. И, как позднее певец, поэт опустил руку ответственности и место человека перед лицом при
в этот колодец и пригоршнями принялся, черпать все, роды и общества, нравственные основы его бытия,
что там хранилось, не пренебрегая даже столь мел твор чески е 1возможности личности в современном р ез
кими бытовыми деталями, как тесовые ворота, или то, ко менйювЦёмся мире, соотнош ение индустрии и при
что сваху угощают пирогом, или что новгородская роды — вот круг вопросов, поднятых в романе. «Напи
камча, по всей видимости, была особенно ценным ви шите книжку о море. Научную и техническую про
дом этой всем знакомой прекрасной атласной ткани,
из которой делали по всей России издавна скатерти. 1 Э ли ги й С тавский. К А М Ы Ш И , — « З в е з д а * , 1974, M t 7— 8
60
блему вы решить не можете, это дело ученых. А вот не только на людях Ордынки, стоящих, так сказать,
нравственную — да! И не вешайте носа, Виктор С е р у самых истоков проблемы, но и на представителях
геевич Галузо», — говорит один из персонажей пи иной общественной и служебной градации, от чьей
сателю, главному герою «Камышей». позиции и деятельности в огромной степени зависят
Именно нравственные аспекты проблемы и оказы состояние и перспективы развития рыбного хозяйства,
ваются главными для Ставского. Выявляются и прояс следовательно — и будущ ее Ордынки. В этом плане
няются они всесторонне, с помощью разнообразных любопытны образы ученого-рыбовода Рагулина, работ
художественных и изобразительных приемов и средств, ника министерства Глеба Степанова, секретаря край
самой манеры письма. Повествование в «Камышах» кома партии, несущ ие сущ ественную идейную нагрузку.
ведется от лица писателя Гал у зо -^ как увиденное, Спор о положении на Азовском м оре перерастает
переж итое и прочувствованное им, человеком, при в философский спор о потребительском и творческом
бывшим в Ордынку со стороны, со своими, поначалу отношении человека к природе, о потенциальных воз
далекими от ее бед и радостей, мыслями, чувствами можностях человека в современном индустриальном
и сомнениями. Рассказ от первого лица, придавая ро мире. О том, насколько серьезны и полярны сегодня
ману оттенок субъективности и доверительности, не разногласия по этим вопросам, свидетельствует образ
мешает, а скорее помогает психологически тонко и уб е воинствующего мещанина Глеба Степанова, сына ин
дительно показать его героев, объективно воссоздать спектора Дмитрия Степанова, который можно смело
достоверную общую картину — в этом своеобразие назвать художественным открытием Ставского.
«Камышей». Автор широко использует диалог, прием Глеб Степанов — человек, причисляющий себя к эли
постепенного узнавания и раскрытия героев, событий, те соврем енного общества, противостоящий «толпе»,
конфликтов. как он презрительно именует советский народ, кото
рый надо «накормить». Его позиция олицетворяет край
Крошечная Орды нка не олицетворяет собой «нето
не потребительское отнош ение к природе, для него
ропливости и тишины», как, приехав туда, полагает
вообще не сущ ествует проблемы окружающей среды.
вначале главный герой романа. Она и ее люди тоже
«Либо индустрия, либо природа. Не будет у нас при
вовлечены в «мир сверхскоростей», ибо их сущ ество
роды. Не будет. Д ругая задача»,— говорит он при пер
вание и смысл их жизни зависят от положения, создав
вом знакомстве с Галузо. Заниматься восстановлением
ш егося на Азовском м оре. Вопрос поставлен остро —
А зовского моря для него значит «заниматься воспо
море скудеет, лиманы гибнут, быть или не быть ему
минаниями», «других сбивать с толку», «тянуть назад»,
как единственному в мире водохранилищу с его цен
ибо, считает он, «того Азовского моря, которое было
нейшими промыслами, неповторимой красотой и кли
когда-то, давным-давно нету», «съели». «Каждое новое
матом, быть или не быть Ордынке! Зд есь автор про
поколение, — развивает он свою мысль, — объедает
водит четкий рубеж. На одном полюсе оказывается
свой кусок неба, свой кусок железа, свой кусок
мелкий хищник и стяжатель ш оф ер Кириллов — лицо
реки, свой кусок всеобщей рыбы. И каждое новое по
эпизодическое, но важное в романе, на другом — Си-
коление начинает борьбу за жизнь с того огрызка,
мохин, Кама, Петренко, которые, как показывает писа
который ему достался от других, если уж не болтать
тель, не мыслят себя в отрыве от жизни моря и О р
красивых слов». «А куда от этого денеш ься. Земля-то
дынки, верят в их будущ ее, по м ере своих сил и воз
м еняется. О гры зок все меньше»,— добавляет Глеб.
можностей борются за него.
«От вашей правды ведь жить не хочется»,— скажет
Слож нее обстоит дело с бригадиром Прохором и Галузо в ответ на его разглагольствования.
рыбоинспектором Дмитрием Степановым. Люди стар В своей природоненавистнической философии по
ш его поколения, они когда-то в войну «первыми выхо требительства Степанов-младший призывает «быть реа
дили на минное поле», отдали много сил, энергии, зд о листом», «посмотреть правде в глаза». Потерпев
ровья спасению и сохранению А зовского моря, но в столкновении с Рагулиным поражение, он меняет
теперь в их взглядах и поступках, в жизни в целом с б о ю позицию, но не отказывается от своих взглядов.
наступает некий перелом. О дного только личного энту Позиция Глеба Степанова, показывает автор, не так
зиазма и любви к родной им Ордынке оказалось недо проста, как можно думать. Она тоже опирается на
статочно. И Прохор и Дмитрий Степанов постепенно реальные факты, но эти факты истолковываются им
начинают чувствовать свою беспомощность, понимая,
произвольно и однобоко; исходит из заботы о благо
что их усилия были напрасными, — процесс оскудения
состоянии народа и рациональном использовании на
и гибели Азовского моря пока необратим. Прохор вре
родных средств, — но эта забота сиюминутна и потому
менами ощ ущ ает ненависть и отвращение к своей ра мнима, она противоречит государственному подходу
боте, которую любил с детства, но сам упорно отка
к делу.
зывается покинуть Ордынку. Степанов же становится
равнодушным, у него ни к чему «не лежит сердце». Автор вводит в повествование еще один образ
«Устал, — признается он, — потому что морю, видно, мещанина-потребителя, но уже, так сказать, его интел
конец — ничего не сделаеш ь. М оре — и то устало, а уж лектуально-модерновый вариант. Я имею в виду бе
он-то совсем не стожильный. И теперь будь что будет». зымянного медика-психиатра, по характеристике автора,
«не олуха, но подлеца», который уверяет, что духовные
В образах Прохора и Дмитрия Степанова, может ценности бесповоротно утрачены в век атома и «все
быть, наиболее выразительных в романе, автор рас общей девальвации». О собенно самоуверенно ф илософ
крывает мысль о нравственно негативном воздействии ствует медик-психиатр о довоенном поколении, кото
на человека некоторых объективных процессов, про рое, считает он, «трагично», испытывает «перегрузку»
исходящих сегодня, идею граждански смелую, застав в современных условиях.
ляющую читателя задуматься о необходимости сроч Рассуж денн* -медика-психиатра направлены в адрес
ного общ ественного вмешательства видело спасения и Галузо1, человека старш его поколения. Как в споре со
сохранения окружающей среды, о сочетании индиви СтепанФ%141м-младшим Галузо не мог ничего возра
дуальных и общественных усилий в.лэтой области, на зить ^ не было, сознается он, «своего взгляда не толь
ко н ец — о глубоко гуманистическом рЭМаадонии красоты ко на это море, а вообще на деяния человеческие, на
родной природы. V/O- ГС все это нагромож дение ж елеза и дымных труб, пре
Нравственные аспекты взаимобтнЪшё^йй человека, поднесенное второй половиной XX века», так не нахо
общества и окружающей среды выявляются автором дит он слов для отпора медику-психиатру, хотя и вы
61
швыривает его за дверь. Более того, признает за ним Сравнительно не так давно в нашем прокате был
значительную долю правоты. фильм «Красная капелла», поставленный на студии
Но в споре о поколениях прав оказался в конце «Дефа» реж иссером Хорстом Брандтом. О фильме
концов Галузо, находящий в себе силы преодолеть здесь можно бы и не вспоминать, если бы не одно
творческий и жизненный кризис, в котором он нахо важное обстоятельство. Г ерои «Красной капеллы»,
дился. Обретению самого себя, возрождению главного сыгранные крупными немецкими актерами, по облику
героя романа и посвящено в значительной части по своему, по ощущению духовной значительности все же
вествование. Галузо все глубже проникается созна сильно уступаю т своим реальным прототипам, пусть
нием своей личной ответственности перед Ордынкой даж е в том статичном фотоизображении, в каком
и перед людьми. пришли они к нам вместе с посвященной им доку
Роман Элигия Ставского глубоко реалистичен. Реа ментальной книгой.
листичен прежде всего потому, что, не скрывая ост Портреты, впрочем, не всегда удачны. Иной раз
роты и драматичности ситуации, убедительно и прав они кажутся недостаточно психологичными, характеры
диво показывает здоровые силы нашего общества, в них читаются не всегда. В предисловии есть ого
решающие задачу поистине исторического масштаба, ворка: некоторые из фотограф ий сделаны уже
в высшей степени гуманную и благородную — задачу в тюрьме и несут на себе следы тех душевных и фи
сохранения, восстановления и приумножения красоты зических страданий, которые выпали на долю заклю
и богатства родной природы. ченных. Но есть и вполне мирные снимки, и даже
вовсе приватные. Хильда и Ганс Коппи возле турист
Павел Ш ирма ков ской палатки — этакий маленький семейный пикник на
лоне природы. Вальтер и М арта Хуземан в купаль
ных костюмах на моторной лодке — беспечные, улы
бающиеся лица, лучи солнца отражаются в прозрач
ной воде. Вильгельм Гуддорф объясняет что-то ма
ленькой дочке... Это все разные лица и разные люди.
И по профессии разные, и по возрасту. В биограф и
ческих справках приведены даты жизни. Даты рож де
ния — у всех различны, даты смерти — в основном
совпадают: различие лишь в месяцах сорок второго —
Э
смерть свою я слышу единство божественной гармо
ской Республике пять лет назад, в год 25-ле-
нии. Я подал ходатайство о выдаче вам моего трупа
тия освобождения от фашизма. Ее авторы
и очень хотел бы, чтобы меня похоронили рядом
Карл Гейнц Бирнат и Луиза Краусхаар со
с моими друзьями». (Девятнадцатилетний Хорст
ставили документальные жизнеописания бор
Хайльман, военный переводчик.)
цов антифашистского Сопротивления 1.
«Легко называть себя коммунистом, пока не надо
Это документальная книга. Мы говорим «организа
отдавать за это свою кровь. А вот коммунист ли ты
ция», «движение», а что за этими словами? О р гани за
на самом деле, ты можешь доказать, только когда
ции в целом отведена в книге вводная статья. В ней—
пришел час испытаний. Я коммунист, отец!» (Ж урна
факты и подробности, последовательный ход событий,
лист Вальтер Хуземан, 33 лет, член КПГ.)
почти детективный сюжет с трагической развязкой.
«Все, что я делал, я делал по воле своего разума,
В масш табе истории — это скромный эпизод. Но оно
по велению своего сердца, по собственному убеж де
было, немецкое Сопротивление! В недрах Германии
нию. и потому вы, мои родители, зная это, должны
гитлеровской зрела Германия другая.
считать, что я действовал из самых лучших побужде
С о страниц книги смотрят на читателя старые ф о
ний. Прошу вас об этом1» (Харро Ш ульце-Бойзен, по
тографии. Они очень «во времени», эти лица. Можно
томственный офицер, 33 лет, служащий министерства
не знать, о чем книга, просто раскрыть ее на вклей
авиации.)
ках и беглым взглядом пройтись по рядам портретов.
Герои книги — немцы, рабочие и интеллигенты, люди
Они не обманут: да, это тридцатые годы. Те самые,
предвоенные. И военные тоже. Лица тех лет. Дело, Германии, ее народ. И как бы отвечая на обращенный
разум еется, не в ф орм е оправы очков или узла на к потомкам вопрос Иоганнеса Бехера «Где была Гер
галстуке. Прическу и покрой пиджака можно воспро мания?», одна из приводимых в книге листовок закан
извести с максимальной точностью. А лица — нет. чивается пророческими словами: «Германия принадле
жит нам!» Нам — то есть немецкому народу, тем, кто
не покорился, кто, выражаясь словами Бехера, сумел
1 Карл Гейнц Бирнат, Л уи за К р а у сх а а р . О РГАН И ЗАЦ И Я сохранить «Германию в себе».
Ш У Л Ь Ц Е -Б О Й З Е Н А - Х Д РН АКА В . АН ТИф АШ ИСТСКОИ
Б О Р Ь Б Е . П ер е в од с нем ец кого. « П р о г р е с с » , М ., 1974 Евг. А б
Юрий Смирнов-Несвицкий
03
извечными ролями, вывернутыми Кстати, для того, чтобы поставить ” ескии театр как своеобразную
тулупами, изустными легендами, сцен своими силами «Гамлета», им и не фольклорную ф орму творчества, как
ками, обрядами. Ряжение граничило нужно обязательно выходить на сце особый способ художественного по
с игрой, только игрой зрелищной, ну, гримироваться, шить костюмы. стижения жизни.
для всех, то есть театральной игрой. Они сыграют «Гамлета», скажем, В Ленинграде есть театральный
И вот к чему я веду разговор — сидя за обеденным столом. Они мо коллектив с веселым и стремитель
эта игра не требовала и не требует гут вообще не обедать, они могут ным названием — «Риск». Он сущ е
от своих актеров полного перево убрать стол и просто рассесться ствует при Дом е медицинских работ
площения. Наоборот, она противится в разных углах комнаты с ролями. ников.
ему, отвергает его или переосмы с И будут читать эти роли. Заблаго Однажды «Риск» вынужден был
ляет по-своему, часто понимая пере временно придут гости — из тех, кто принять решение: идти на «овоще-
воплощение как обычную трансф ор не осм еет, а доверится затее. Будут базу», чтобы заработать хоть какие-
мацию, смену масок. читать по ролям, затем кто-нибудь то деньги на декорации. Такое поло
из тех, кто любит порассуждать жение совершенно, на мой взгляд,
Человек тут то и дело обнаружи
о Ш експире, вдруг прервет чтение недопустимо в условиях, когда наше
вал себя... Ряжение имело свои за в лицах и станет говорить о Ш експи государство отпускает огромные
коны, вступающие в противоречие
ре и о Гамлете; он не может средства на развитие народного
с теми законами, которые закрепи
сыграть Гамлета, но если бы мог — искусства, когда поощряется и при
лись в спектаклях народных театров, так вот он так сыграл бы, вот так... ветствуется всякое начинание, в част
где требовалось от исполнителя, что А вот этот участник спектакля ности — образование новых коллек
бы тот долго и углубленно проникал ум еет— и превосходно— п о к а з а т ь . тивов самодеятельности.
в изображ аемое действую щ ее лицо, Вчера он рассказывал в лицах об Дом медицинских работников
чтобы — перевоплощался.
упорно «обороняется» от хлопотли
Некоторые самодеятельные теат вого и непонятного «Риска». Участни
ры, сегодня до смерти перепуганные ки коллектива, решившие репетиро
почти кликушескими угрозами со сто вать «Сонеты» Ш експира, были не
роны отдельных «методистов», пере мало удивлены, когда художествен
стают понимать, как им дальше жить, ный совет Дома, обеспокоенный эн
как играть. Оказывается, сам одея тузиазмом молодежи, доставляющей
тельный театр по творческому м ето дополнительные заботы и хлопоты,
ду, условиям репетиций и создания решил, что в самодеятельности экс
спектакля вроде бы ничем и не от периментировать вообще нельзя, и
личается от профессионального! Но вообще — можно ли ставить сонеты,
ведь это не так. М етод работы над а не драмы? Как это их можно ста
спектаклем, отлаженный для поста вить?
новки в «среднем» профессиональ
Бесполезно объяснять, что тради
ном театре, просто нетерпим в са
ция инсценировки поэзии — давняя и
модеятельности. благородная, бесполезно говорить
Впрочем, может быть, нетерпим я о том, что именно театральная сту
сам, может быть. Ведь ставят само денческая сам о д еятельн ость— место
деятельные спектакли именно так, для эксперимента, поиска. Если нет
как их ставят в театрах проф ессио подлинной заинтересованности — уже
нальных. «Система», психология, эта трудно что-либо объяснить.
пы создания образа, сама природа Организационные проблемы очень
сценического образа— одна, поэто тесно соприкоснулись с моральным
му, дескать, давайте идти одним пу престижем самодеятельности во
уличном происшествии, теперь он
тем к просто искусству. Нет, мол, обще.
тоже выходит на середину комнаты
двух искусств, нет двух понятий «ак
и показывает — как вступают в Эль- О бщ еизвестно — большие смотры
тер» — одно для самодеятельности,
синор актеры или как Гамлет читает и концерты знакомят нас с прекрас
другое для профессиональной сце
монолог... ными народными ансамблями и кол
ны. Ты — или актер, или не актер.
И вот так может возникнуть осо лективами самодеятельности «выс
Третьего не дано. шей категории», путь подобных кол
бая форм а постановки в жанре са
Мне хочется вопрос поставить по- модеятельного театра. В ней не бу лективов поистине триумфален. Стр а
другому. Этим людям, которые, как дет Ш експира, но будет свет на ли ны мира, все континенты нашей зем
утверждают вокруг, не имеют актер цах — отраженный, будут первые при ли уж е познакомились с нашей ху
ского таланта, необходимо все-таки косновения и к искусству театра. дожественной самодеятельностью. Но
еще раз проверить себя, есть у них И не будет гнетущ его состояния б е с с одной поправкой: бригады художе
талант или нет таланта. Вот это и бу
поворотного следования образцам. ственной самодеятельности, постоян
дет самодеятельный театр. Не дове Основы общие. Искусство одно. но находящиеся в центре внимания,
рившись даже знатокам, люди, бес Но различны — жанры. Различны ус уже во многом не представляют са
конечно влюбленные в театр, все же ловия, методы, направления. модеятельности массовой. Перед на
еще раз решаются попытать счастья В самодеятельном театре необхо ми, по сущ еству, отличные проф ес
«как-то творить». Как? Они не знают!дим^ искать и показывать грань, где сиональные коллективы, в условиях
О, это очень важно, что они не жден£>;чи театр приходят в соприкос самодеятельности создаю щ ие про
знают. Если бы знали — все было бы новение^ в столкновение. Интересно, фессиональные произведения.
понятно, и это была бы уже не само как доредо попытки о св о и тьэл ем е н - Разрыв между «элитарной» само
деятельность. Нет, они именно не ты 4*йвтерства (а это делать н ео бхо деятельностью и самодеятельностью
знают. А мне, зрителю, чрезвычайно димо и в самодеятельности, алеэде^- массовой, увы, весьма велик. «Эли
интересно посмотреть, как это совер ты — доступны!) сочетаются-.ссс (фи- тарная» приносит гордость руководи
шенно неподготовленные люди пе родными качествами. -. гаь?: телям учреждений культуры, удо
рейдут от незнания к знанию. Это и Нам часто недостает ш ирокого вольствие участникам, наслаждение
будет любительский театр. взгляда на самодеятельный драмати- зрителям, но страшно сужает диапа
64
зон, ограничивает поле народного менника», когда московский театр хой дикцией, физически не очень по
искусства. Вместо того чтобы зани приезжал к нам на гастроли. Теперь движный, статичный. Но есть где-то
маться самодеятельностью в широ ее можно посмотреть и в студенче внутри внезапная непреклонность —
ком масштабе, выращивать новые та ском театре ЛГУ. Поставил ее моло именно внезапная, потому что обна
ланты, искать новые формы для мас дой реж иссер Владимир Бродян- руживается как-то сразу в одной из
совой самодеятельности и коллекти ский — поставил интересно, по-свое- сцен. И как это он просто, и с не-
вов «среднего звена», многие Двор му, проникнув к самым потаенным и рекламируемым гневом, и толково, и
цы культуры и клубы целиком по граждански волнующим пластам про несчастно — потому что ему умирать
глощены опекой избранных счастлив изведения. тоже не хочется, — говорит Рыбаку,
чиков. Точно так же неожиданной для своему напарнику, в которого до по
Отсю да падение престижа «про многих явилась инсценировка «Сот- следней минуты верил: «Да не мель
сто» самодеятельности. С одной сто никова» Василя Быкова студентами- тешись в этом дерьме».
роны — парадное отношение ко вся ж елезнодорожниками. Рыбака играет Владимир Ведом-
кого рода смотрам, с другой — от Самодеятельным коллективом, об ский, с таким знанием граней между
сутствие интереса к истинному поло ладающим всеми качествами, чтобы ложью и правдой, что в зале как
жению вещей, к будничным, повсе быть истинным искусством (вот где будто притихают именно в эти мгно
дневным заботам самодеятельности, истинно Народный театр), является венья.
обидная снисходительность. для меня, как и для многих почита
Психология предательства рож
телей этого коллектива, Театр-студия
Между тем порыв человека к са дается так незаметно, так «из нут
ЛИИЖТа. Это и есть своего рода выс
мостоятельному художественному ра», из ещ е зыбких побуждений
шая ф орм а лю бительского театра.
творчеству не нуждается в снисходи к удобствам... Противоположные
На Седьмой Красноармейской
тельном к себе отношении. В стране устремления соседствую т в его ду
улице, под крышей скромного сту
четырнадцать миллионов участников шонке рядом. Решение помочь ра
денческого общежития, помещается
художественной самодеятельности. ненному Сотникову кощунственно
этот театр. На дверях в фойе до
Свободное время сегодня — это по расположилось в его сознании вме
щечка, как будто наспех сложенная
преимуществу занятия человека «по сте с мыслью об обмане товарища —
из обожженных деревянных реек,
интересам»: другими словами, в сво мыслью, выношенной заранее, наеди
с названием спектакля — «Сотников».
бодное после работы время люди не. Напротив, уже фактически пре
На полу керосиновая лампа — как
начинают жить ещ е одной жизнью, дав, он не желает признаваться себе
в землянке, по стенам холстина и
конденсированной «игровой» жизнью, в этом, он уговаривает себя — не
лоскутки бумаги с отрывками из по
удовлетворяющей неисчерпаемую предал, а только обманул фашистов,
вести Быкова, там где — о жизни и
потребность в духовности, культуре, только продлил время, чтобы выпу
смерти.
эстетическом удовлетворении. таться.
Одной из таких ф орм «вечерней» Двое с изможденными лицами
Несомненно, что в реж иссуре и
жизни современника является люби вваливаются в крестьянскую избу, актерской игре лиижтовцев проявил
тельский, самодеятельный театр. Мы и баба, зло поглядывающая на них ся профессионализм. Однако убеж
как-то порой не даем себе отчета, (кто они — свои ли, чужие, «ничьи»?), ден: корень успеха в том, что этот
как велико это желание людей уча внезапно, по какому-то одной ей из профессионализм мастерства нахо
ствовать в театрализации жизни. вестному признаку, реш ает: близкие,
дится в удивительном сочетании
Ленинградский государственный свои люди пришли сюда. И оттаивает. с особыми качествами актеров-люби-
университет всегда славился своей И ж ертвует. И страдает. Как удалось телей, с их неисчерпаемой непосред
театральной традицией. Из студенче Наталии Бейн вот так вжиться в свою ственностью, их увлеченностью.
ских театров университета вышли Демчиху, отобрать пережитое ею,
В самодеятельном студенческом
многие известные ныне актеры, р е так скупо и щ едро выразить харак
(впрочем, и во всяком другом само
жиссеры. Но главное не в этом — тер?
деятельном театре) часто дело ре
студенческий театр поддерживает Замечаю , что этому самодеятель
шает гражданственная ориентация,
особое настроение молодежи, дает ному театру доступен Автор. Не слу
серьезность душевного настроя. Тут
тонус, повышает общественную ак чайно Василь Быков сразу сам «по
целостность спектакля, как и в про
тивность, утончает чувства. Порой чувствовал» верное ощущение Вла
фессиональном театре, возникает,
именно через студенческий спек димиром Малышицким (руководи
с одной стороны, от понимания ав
такль приходит в их жизнь граждан тель коллектива) и ребятами своего
тора, с другой — от особого чувства
ская тема, выявляется общественная, романа, дал согласие на инсцениров
студийной общности, не всегда до
духовная жизнь коллектива студен ку, познакомился с ребятами, при
ступной профессионалам.
тов. слал им письмо.
Но эта жизнь оказывается инте В репертуаре лиижтовцев «Время Но есть свои проблемы — пробле
ресной не только самим студентам. и лица», композиция из произведе мы спорные, трудные. Студенческо
Один опытный театрал был очень ний Андрея Вознесенского; в про му самодеятельному театру нужны
удивлен, когда услышал названия не шлом сезоне поэт приезжал к лииж- свои формы, он сразу вянет, когда
которых пьес, поставленных в студен товцам и выступал вместе с ними пе начинает подражать, выливаться в
ческих театральных коллективах. Бул ред студенческой аудиторией. В их привычные каноны «обычного» спек
гаков, «Мастер и Маргарита», — ин репертуаре — «С любимыми не рас такля. С другой стороны, когда сту
сценировано и поставлено в клубе ставайтесь» и «Диалоги» Александра денты начинают придумывать сооб
имени 10-летия О ктября; Сухово-Ко- Володина. (Автору очень понрави разно своей буйной фантазии, то ча
былин, «Смерть Тарелкина», — по лись истолкования и той и другой сто, пренебрегая именно э л е м е н
ставлено в Финансово-экономиче вещ и:ч студентами.) Я думак>г т а м и м астерства, скатываются к
ском институте; Быков, «Сотников»,— в этом ’ (коллективе как раз м о т и бы дурно понятой ф орм е капустников
в Ленинградском институте инжене появиться и «Гамлет» Ш експире и и мюзикхолльным обозрениям, где
ров ж елезнодорож ного транспорта. «Горе)гот ума» Грибоедова.- 41 ' тоже начинают беззастенчиво «под
И вот «Назначение» Володина — *с 01 этом меня убедил «Сотников». ражать» профессионалам.
в Ленинградском университете. Сам ого Сотникова играет загадоч А в подражании просто нет нуж
Эту пьесу Володина ленинградцы ный парень с невыразительным, как ды. В отношениях актера к действи
видели только в постановке «Совре будто замкнутым лицом, даже с пло тельности и пролегает межа, эстети
65
чески отделяющая искусства само шиной и проникновением. Знает едва Вот почему очень часто работа
деятельное и профессиональное. ли не все студенческие песни. И во в художественной самодеятельности
«Повар дядя Гоша в Северодвин обще он — вечный студент, по ви имеет какой-то драматический отте
ске играет Артуро Уи лучше Тадеу ду — человек, не желающий расста нок. Я никогда не забуду, как ребята
ша Ломницкого». Что заставляет с в и ваться с замечательной страной сту из «Риска» в своем капустнике под
детелей игры дяди Гоши настаивать денческих лет, хотя все это уже по няли на руки своего «вождя» Мишу,
на столь маловероятном факте? зади. и тот, с трубкой в руке (его ф ир
А ведь что-то поразило их, какая-то ...Ю рию Владиславовичу Лобову— менный знак — попыхивающая труб
черта игры самодеятельного испол пятый десяток, но он моложе всех ка и упрямо-веселый взгляд испод
нителя заставила их, пусть в крайне своих друзей по театральной само лобья), пропел две строчки из из
преувеличенной ф орм е (конечно же, деятельности, он легче, веселее всех. вестной песни «Еще немного, ещ е
преувеличенной!) произнести столь Замечательная способность настраи чуть-чуть». Им осталось ещ е чуть-
безапелляционный вывод. ваться на праздничную волну в са чуть, чтобы осуществилась мечта —
Самодеятельность— это свое, род мые, казалось бы, пасмурные и ни мечта б ы т ь театром, то есть жить
ное, близкое. По загадочным свой чем не примечательные, серенькие ещ е одной жизнью. Они пели песню,
ствам человеческого общения, это денечки! они верили, что «еще немного, еще
свое, родное, близкое, умело органи Познакомился я с исполнителем чуть-чуть».
зованное режиссурой, приносит ху роли Сотникова Михаилом Егоровым. Это «еще немного» становится
дож ественное удовлетворение особо Принадлежит он к тому суровому для некоторых рождающихся коллек
го рода. Впечатление «особого рода» типу любителей театра, для которых тивов девизом, потому что многие
позволяет любителям по уровню че выход на сцену — не блажь и далеко обстоятельства тормозят, мешают,
ловеческой теплоты и качеству нрав не отдых, но каждый раз нравствен а люди, пробиваясь через них, все
ственного общения соперничать с ное, гражданское испытание. Такие гда верят, что на этот раз — остает
профессионалами. Любитель при всей ся «чуть-чуть». И эта вечная тревога
своей беспомощности и неопытности придает деятельности коллективов
может оказаться индивидуальнее, ин силу подвижничества, толкает на по
тер есн ее на сцене, чем м астер с его иск, на творческий подвиг.
отточенным мастерством и глубокими Говорят, в самодеятельности са
обобщениями. Так, чеховская Арка- м ое важное — это воспитание самих
дина в «Чайке» высоким проф ессио участников, досуг, приобщение. Это
нальным м астерством своим поко правильно, но, к сожалению, важные
ряет сердца почитателей, которым просветительские стороны еще не
ее искусство представляется подлин превращают самодеятельный театр
ным, передающим жизнь. На самом автоматически в искусство.
деле оказы вается (тут вступает в до Престиж подорван.
казательный аргум ент вся система Итак, отчего именно о творческом
пьесы): ближе-то к жизни Треплев и лице нашей театральной самодея
Нина Заречная. Их непроф ессиональ тельности складывается подчас такое
ный опыт к действительности ближе, обедненное, одностороннее пред
нравственно выше. Самодеятельный ставление? Может быть, потому, что
театр обладает прекрасными воз самодеятельность забыла, что она
можностями сохранять и развивать может быть веселой и талантливой?
свою непосредственность. Он наби Может быть, она забыла, что она и
рает «актеров» еж егодно, в любом есть искусство самородков, что с
количестве, его студия неотделима люди значительны своей преданно нравственно-философской точки зр е
от его спектаклей. Он непрерывно
стью коллективу, а это нечто боль ния она, самодеятельность, требует
черпает свежие, молодые силы из
ш ее, чем увлечение театром. Именно признания таланта в обыкновенных
числа одаренной, жаждущей сам о они, эти люди, создаю т подлинный людях... Тем, кто не ум еет видеть и
выражения молодежи... восхищаться талантом в его обыкно
любительский театр.
А стремление к игре в свободное Над всей этой обетованной зем венном, неотшлифованном проявле
время будет все более интенсивным. лей чудаков, фанатиков и чудесных нии, никогда не понять, в чем же
В игре человек обретает определен «взрослых детей» парят ангелы-хра эстетический смысл всего происхо
ный духовный опыт, не всегда до нители, то есть хлопотуны-руководи- дящ его на любительской сцене.
ступный для него в нашей «большой тели, самые несчастные и самые Может, самодеятельность забыла
жизни». счастливые в этой святой армии слова советского реж иссера Алексея
культармейцев. Дмитриевича Попова: «Не за горами
Я понимаю Алексея Лебедева,
для которого скромная инженерная Счастливые — потому что, как и то время, когда драматические са
должность не заполнила всей жизни. их «дети», вовлечены в мир загадоч модеятельные коллективы будут по
Честно выполняя свои должностные ный, творческий, необычный. Несчаст казывать нам образцы свежести и
обязанности, Алексей по вечерам н ы е — потому что все несчастья теат непосредственности сценического ре
спешит в клуб имени 10-летия О ктя рального дела в художественной са шения образов и спектаклей, т. е.
бря, чтобы углубиться в ещ е одну модеятельности больно ранят их: все то, что становится редкостью на
свою жизнь, которая помогает ведь не всегда возможное здесь, профессиональной сцене...»
в этой области, становится возмож Как хорошо сказал Мустай Карим,
«большой жизни», — может быть,
концентрируя в себе какие-то важ ным, а годы идут, все лучшие годы, «любителям надо бояться «играть
ные очаги этой «большой жизни», и самые перспективные задумки по в профессиональных актеров». Они
акцентируя, что ли, в игре наиболее рой разбиваются или медленно глох сильны тем, что ближе стоят к жиз
значительные нравственные моменты. нут в результате равнодушия других, ни своих героев. У них есть своя
С ним я познакомился несколько не хранителей и не ан гел ов;<Мифро- шапка, которая достаточно хорошо
лет назад. Превеликого роста, с доб бы равнодушия, по странным ббс¥йя- сидит на голове».
родушным лицом. Когда бер ет в тельствам, именно в сф ер е культуры Хорошо ли сидит на вашей голове
руки гитару — становится самой ти разводятся особенно интенсивно. шапка, товарищи любители?
ны никакие подклейки — все, до они получили очередной или внеоче В литовском ф ольклоре, в нацио
мельчайшей детали, долж но быть редной, за свой счет, отпуск на п ро нальном сознании об р а з девуш ки не
вы резано из одн ого куска. А в при изводст ве) взялись за нехитрые свои разры вн о связан с образом <гД е в и
менении к тем работам Уж курниса, инструменты. Через три недели над чьего палисадника» и его украш ения,
о которых мы сейчас вспомнили, холмом белели свежетесанные три цветка невинности — руты. Вниз,
«все» — это очень и очень нем ало: дцать ф и гур . в м ягкие переплетения руты, мяты,
например, вы резанная из одн ого пня П ревосходст во числа ф и гур над первы х цветов и робкой травы, о п у
композиция «И ванов день» содержит числом скульпт оров объясняется тем, щен в згл я д девуш ки.
сорок ф игур! Тридцать человеческих что один мастер — Иполитас Уж кур- Совсем д р у го го рода трагедия
ф и гурок в <гСветильнике счастья» на нис, родом из деревни П ипляй Ук- старика свата. Этот крепко при вя
тему сказки И онаса Билю наса, да м ергского района, в настоящее врем я зался к своей весел ой , загул ьн ой
еще кошмарный дракон , обвиваю щ ий прож ивающий в Вильню се, сделал за жизни и мучительно не хотел ее по
холм. этот срок не од н у, а три статуи. кидать. Смерть в обличье немецких
Ранние м ного- и м елкоф игурны е автоматчиков приш ла в один из тех
Это свойственно Иполитасу — при
композиции принесли Уж курнису п о звонких, упоительных моментов, ради
ступы состояния, которое нелегко
хвалы и известность, но для себя которых и живут на свете сваты и
объяснить словам и, к огд а о б р а з б у
главны м он считает опыт, накоплен б ал агуры . Он отчаянно сопротив
дущ ей работы слож ился и все врем я
ный в тот период. Он понял, что ляется, вы ворач ивая суставы, пытает
стоит перед глазам и и сверлит д уш у,
гл авн ое — не поразить зрителя об и ся порвать путы. ( « Т рудны й был
состояния отчасти даж е мучительно
лием тонких деталей, а слить зам ы ствол, — прозаически поясняет Уж-
го, и во всяком случае из него
сел с естественными формами, кото курнис. — Просто не из чего было
ищешь вы хода, хочешь от него от
рые приобретает дер ево под ножом. делать руки. Вот я и подум ал: а что
делаться, и разрешается это напря
Он почувст вовал прелесть н езагла- если стянуть их сзади веревкой?»
жение только с окончанием работы.
женных, острых у гл о в , очарование Р уки уж курни совского свата, вы ве р
В общ ем, Уж курнису всегд а удается
необработанной поверхности, в ы я в нутые в несколько подчеркнутой пер
получить от дерева или от камня то,
ленной текстуры дерева. Он понял спективе, стали необы кновенно вы
чего он хочет. Н о тогда, в июле,
выразит ельную силу ёольш их, о б о б разительными, хотя если бы ком у
уд а ва л о сь особенно споро.
щенных плоскостей. Больш их! И бо вздум ал ось измерить их линейкой,
Иполитас ш агами обм ерял л е они оказались бы непропорционально
Уж курниса влекли иные масштабы:
жащий на зем ле ствол, нам е коротки.)
от статуэтки — к статуе, от сувен и
чая пропорции б уд ущ ей фигуры . З а
ра — к монументу! Ф амилия того сам ого пахаря и
тем брал топор и в несколько в зм а
Лето 1972 го д а можно обозначить хорош его человека, который также
хов со зд а ва л загот овку. Затем начи
как начало ренессанса в литовской достался Уж курнису, была Барщ юс.
налось самое главное. ( Как-то один
деревянной скульптуре. Замечатель Эта скульпт ура, около шести метров
ученый человек принялся объяснять
ный народны й скульптор из К лайп е высотой, то есть средней величины
Уж курнису, что такое эскиз: это,
ды Витаутас М айорас пригласил д в а в А блингском ком плексе, стала сим
мол, то, с чего надо начинать работу.
дцать восемь своих д р у зей из разны х волическим средоточием всего мем о
«А я-то всегд а начинаю с п равого
го р о д о в и сел в деревн ю А блинга, риала. П редельно простая, скромная
гл аза», — ответил лукавы й Уж кур-
что на территории колхоза имени по реш ению, она словно трогатель
нис). Итак, самое гл авн ое — лицо,
Восьм ого марта К лайп едского рай но вопрошает: за что? Вечное недо
глаза. «П ока он на меня из бревн а
она. В ернее, на то место, гд е до утра умение труженика перед бессмысли
не посмотрит, нет уверенности, — го
23 июня 1941 год а стояла деревня цей войны. Этот вопрос и в скорб
ворит мастер. — Зато когд а посмот
А блинга. И дея М айораса бы ла в д о х ном выраж ении простого, «типично
рит — знаю уже, каков он будет».
новенна и проста: немцы с бессмы с литовского» лица (которое, откровен
С сам ого начала двадцать восемь но говоря , как и м ногие лица Уж
ленной жестокостью сожгли д е р е
скульпт оров отказались от идеи р а курниса, слегка смахивает на авто
вуш к у и расстреляли тридцать ее
ботать по фотографиям. Д а и что портрет), и в недоум енно вы ве р н у
жителей, тридцать веселы х и б л а
м огли дать им эти зарет уш ированные той правой рук е, и в нахохленной
гостных участников свадебн ого о б
и вылинявш ие фото из крестьянских позе.
ря д а ( в канун трагедии, в во ск р е
семейных альбом ов? Реш ено было
сенье, в деревне справлялась с в а д ь Остаток бревн а над головой кре
делать условны е ф игуры , посвятив,
б а ). Ж изнь устроена так, что лю бовь стьянина Уж курнис совсем уж было
однако, каж дую памяти оп ределен
торжествует над смертью: омытая собрался срубить. А потом в д р у г по
ного жителя расстрелянной деревни.
кровью , вновь вспыхивает свадьба, и дум ал и реш ил оставить. Слегка
Вот что вы пало Уж курнису: сем
кто как не мы, худож ники, долж ны см оделировал: сделал р я д повторя
надцатилетняя девуш ка, деревенский
помочь осуществлению этого святого ющихся плоскостей. П олучилось не
сват, весельчак и б а л а гу р , и кресть
закона и сделать так, чтобы эти к р е что вр о д е сияния, нимба, ореола,
янин, о котором родны е и знаком ы е,
стьяне, чтобы все тридцать п одн я несколько неож иданного над кре
как ни вспоминали, не м огли вспо-
лись и, теперь уже навечно, встали стьянской стрижкой и в то же в р е
ннить больш е, чем: «Хорош ий был
на своей родной земле. мя естественно венчаю щ его главн ую
человек... Зем лю пахал... Хорош ий
Летом 1972 года, в ию ле, — помни из трагических ф игур.
был человек...»
те это изнурительное ж аркое лето?— К о гд а заканчивал работу, п одо
двадцать восем ь мастеров разбили И он стал работать над этими
шел старичок из местных любопыт
лагерь на склоне д ревн его городищ а. скорбными персонаж ами военной
ствующих жителей. Посмотрел и
К олхоз помог: привезли д уб о вы е трагедии.
ст зал:
бревна. И з района сначала за п р о Семнадцатилетняя д евуш ка т‘ «Гре-
— З д о р о в о ты Ж еб раускаса вы
сили эскизы: что это вы там н а д у бееле»,— сгребаю щ ая сено. Она впер*
тесал.
мали ставить? Выяснилось: больш ин вы е со. взрослы м и вы ш ла на c^ okqc.
ство мастеров не знает, что такое В се е щ предстоит ей, все впереди. — Ж еб р а уск а с не мне достался,
эскизы. Н о М айорас все объяснил, Я, в ^ обрывается в о дн у ^ минуту. это памятник Барщ ю су, — ответил
все уладил, и д е л у не препятство Не страх — так м ало прожито, что Ужкурнис.
вали. как бы и нечего терять, — но гл у б о — Ты мне еще объяснять будеш ь,
Двадцать восемь мастеров ( все кая печаль воплощ ена в этой статуе. который Ж еб рауск ас, который Бар-
69
Тут и «Описание Санкт-Петербурга» камень — история, почти каждое зд а для готовящ егося сейчас к изданию
Георги, вышедшее в 1794 году, и ние — достопримечательность, сло в М оскве альбома «Образ В. И. Ле
«Атлас тринадцати частей С .-П етер вом — подлинного питерского все- нина в мировом изобразительном
бурга» Цылова, изданный в 1849 го веда. искусстве».
ду, труды Столпянского, Пыляева, Трудоспособность, влюбленность Вяземскому пришлось предпринять
Анциферова, Лукомского, Курбатова, в когда-то затеянное дело, обшир настоящ ее дознание, чтобы помочь
Яцевича. Судьбы некоторых из этих ность познаний в свою очередь скат Лидии Конисской в работе над кни
книг не менее интересны, чем они зывались на коллекции. гой «Чайковский в Петербурге». Ко-
сами. Взять хотя бы, к примеру, «Па Вся, как принято сейчас говорить, нисская никак не могла обнаружить
нораму С.-Петербурга» Александра информация, относящаяся к Ленин дом, где жила перед смертью мать
Башуцкого, 1834 года. Таким ее из граду, — различного рода вырезки, композитора Александра Андреевна
данием не потчуют даже крупней выписки, объявления, библиографи и где она скончалась в 1854 году.
шие библиотеки страны. Дело в том, ческие данные растекались по тем а Разные авторы писали об этом по-
что гравюры для нее изготовляли тическим папкам. «Заводы», «Ф абри разному. Чаще всего так: «Соляной
в Дании, а потом по морю достав ки», «Учебные заведения», «Театры», переулок, дом неизвестен».
ляли в Россию. И надо же было «Стадионы», «Музеи»... В первом томе «Жизни Петра
случиться, что корабль с полным ти В нашем городе все напоминает Ильича Чайковского» его брата Мо
ражом одной из них затонул. Уц е 0 Владимире Ильиче Ленине. М ате деста Ильича тоже говорится лишь
лело каких-нибудь шесть экземпля риалы, представленные в ленинском приблизительно: «Соляной переулок,
ров гравюры «Маляры» — видимо, р азделе коллекции, взволнованно по дом Алещевой». Конисская просмот
тех, которые привезли ранее основ вествуют о каждой странице биогра рела всевозможные списки домовла
ной партии в качестве образцов. На фии, каждом эпизоде жизни вели дельцев тех лет, справочники, зна
верное, ещ е меньше книг с «Маля кого вождя, связанном с Ленингра менитый «Атлас» Цылова— все бе зр е
рами» дожило до нашего времени, дом, об истории городов и улиц, зультатно. Тогда-то, прежде чем со
и все же Вяземский отыскал одну которые в Советском Сою зе и дале всем отказаться от поисков, она и
из них. ко за его пределами носят имя Л е решила обратиться к Вяземскому.
Сергей Михайлович явно ожив нина, о том, как образ Ленина на Внимание С ер гея Михайловича сразу
ляется, когда речь заходит об исто ходит воплощение в искусстве. же привлекли те строки воспомина
рии дома, в котором он сейчас жи История города прослеживается ний М одеста Ильича, где он, описы
вет. По памяти приводит мельчай в судьбах его жителей. Отсю да воз вая день смерти матери, замечает:
шие подробности, называет даты, ник один интересный и важный р аз «Когда выходили из ворот...»
дел — «Персоналия». Он содерж ит — Давайте искать дом с ворота
имена.
самые разнообразные сведения о ми, — предложил Вяземский.
Меня, собственно, интересует, как знаменитых ленинградцах. Есть в Но и тут уравнение с тремя неиз
это Вяземский, преподаватель латы этой сугубо ленинградской коллек вестными: в Соляном переулке три
ни по профессии, решил посвятить ции подробные «досье» и на Нико таких дома. Который же из них?
себя созданию своеобразной энци
лая Тихонова, Ираклия Андроникова, С ер гей Михайлович обратился к сво
клопедии П етербурга— Петрограда— Галину Уланову, которых мы при ей картотеке. «Генерал-майор в от
Ленинграда. выкли считать коренными москвича ставке Илья Петрович Чайковский
— Коллекционирование у нас в
ми. Ничего удивительного тут нет: с семейством проживает — Соляной
роду «болезнь наследственная», а просто-напросто и Тихонов, и А ндро переулок, дом Лещевой у Пустого
пошла она ещ е от деда — Терентия ников, и Уланова начинали свой жиз рынка». Это сведения из книги Гоппе
Ивановича Вяземского, врача-невро- ненный или творческий путь на б е «60 000 адресов», изданной в 1853
патолога. Он собрал в свое время регах Невы. году.
обширную библиотеку по Крыму и С о временем к собранию Вязем
завещал ее О бщ еству содействия Так вот в чем дело! Четырехлет
ского стали обращаться специалисты ний М одест Ильич, конечно же, не
успехам опытных наук при М осков
самого различного профиля. Теперь м ог точно запомнить фамилию до
ском университете, приват-доцентом
даже трудно точно припомнить, мовладелицы. Ею на самом деле яв
которого являлся. сколько их — ученых, писателей, ху
Вот и у Вяземского, переехавш его лялась Лещева, а не Алещева, и ста
дожников, артистов, совсем было от ло быть дом № 6 — «искомый».
в наш город из Ташкента в 1930 го чаявшихся найти так необходимые
ду, неповторимый облик Северной Сер гей Михайлович не только по
им сведения, — утолило жажду по м огает писать другим, он много пи
Пальмиры открыл давнишний «не
знания из полноводной реки ф ак шет и сам. На его книжных стелла
дуг»: журнальная вырезка, а вслед за
тов, собранных Вяземским. жах рядом с изданиями XVIII и XIX
ней театральная афиша, архитектур Писатель Савва Дангулов, препод
ный план по крупицам стали сте столетий стоят — «томов премногих
нося Вязем ском у экземпляр своей тяжелей» — шесть томиков оттисков
каться в «единицы хранения». С ей книги, написал на титульном листе: печатных работ, принадлежащих перу
час же, чтобы только сосчитать их,
«Большое спасибо Сер гею Михайло Вяземского. Он является непревзой
понадобится более трех недель. вичу Вязем ском у за ту неоценимую денным специалистом по истории
Едва миновало всего несколько помощь, которую он мне оказал
месяцев, а старый петербурж ец, из улиц нашего города. Какими знания
своим квалифицированным содей ми надо обладать, чтобы «замах
вестный астроном проф ессор Камен
ствием и советом в работе над цик нуться» на такие, например, темы —
щиков, в доме которого Вяземский
лом рассказов «Ленин разговаривает «Невский проспект», «Дворцовая на
бывал частым гостем, уже обнару
с Америкой». бережная», «Набережная Красного
жил, что, беседуя с ним, начинает
«Леняниана», любовно собранная Флота»!..
заново открывать для себя город. Вязедздим, насчитывает несколько
Как это случается почти всегда, кол А д р ес Вязем ского давно известен
ты£я^ ^ху^р^ественных издбрадцеиий
лекционер не только создавал кол многим не только в Ленинграде.
В ладоддоа Ильича Ленина, , Четыре
лекцию, но и коллекция создавала Евгению Таратуту интересует, где
наиболее-,;редких, в том числ$и из
его — страстного исследователя, зна в нашем городе жила Этель Лилиан
запрещенной властями га зе ты , Ю*н-
комого со всеми пластами и самы Войнич — автор романа «Овод»; по
но-Аф риканского Сою за 1, отобраны
ми причудливыми хитросплетениями томок выдающегося полководца Бар
жизни родного города, где каждый 1 Н ы н е — Ю ж н о-А ф ри к ан ска я Р е с п у б л и к а клая де Толли просит уточнить неко
72
торые факты из жизни своего зна Михайловича, который читает лекции ния этого интересного замысла. Так
менитого пращура; Сер гею Михай экскурсоводам. что уже сейчас, не выходя из стен
ловичу Чехову, племяннику писателя, Не просто застать С е р ге я Михай архива, можно совершить увлека
Вяземский помог выявить десятки ловича дома и вечером. У него дав тельную заочную экскурсию в любое
мест, в которых жил и работал А н но вошло в обычай непременно со здание и даже в десятки квартир
тон Павлович Чехов. ставить собственное мнение об оче на Невском проспекте, улицах Гого
Очень разные у Вязем ского кор редной театральной прем ьере или ля и Дзерж инского, Набережной
респонденты. Ж урналист Данилев выставке работ м олодого ленинград Красного Ф лота и других магистра
ский из Орла просит поделиться све ского художника. Вот и соседствую т лях Ленинграда.
дениями о ж еребце по кличке Вар они в коллекции, взаимно расширяя «Время счет ведет вековым пе
вар. Вскоре на Орловщ ину ушло и дополняя в чем-то друг друга, — ром», и порой кажется, что архив
письмо, в котором сообщ алось, что заметки Вязем ского с газетными и ная тишина соверш енно безучастна
этот первоклассный рысак, выращен журнальными откликами и рецен ко всему, что происходит вокруг. Но
ный на всемирно известном Хренов- зиями. насыщенный ритм наших дней власт
ском конезаводе и не раз бравший О коло трех с лишним лет назад но вторгается и сюда. Не в пример
призы на бегах в Петербурге, дваж С ер гей Михайлович Вяземский ре давно переставшим пополняться пап
ды сослужил добрую служ бу наро шил передать свою коллекцию госу кам, озаглавленным «Извозчики»,
довольцам. Именно на Варваре со дарству. Сдать в архив — не значит «Кучеры», «Сановники», Вяземскому
ратник Бакунина, видный теоретик предать забвению. Архивы — это не каждый день приходится загляды
анархизма и крупный ученый-гео- тускнею щ ая память народа, навсе вать в те, на которых им же
граф, автор трудов по геологии, гда сохранившая его духовные бо выведено: «Токари», «Штукатуры»,
истории, философии, социологии гатства и опыт. «Врачи», «Учителя». Так возникает
Петр Кропоткин в 1876 году совер в буквальном смысле слова собира
Сдать в архив... Вяземский при
шил дерзкий побег из Николаевско тельный образ нашего современника
нялся за дело сам, понимая, что на
го (ныне Окруж ного) военного гос и земляка.
копленное им богатство не может
питаля. Сю да, в арестантское отде А алмазный ф онд воспомина
больше ждать своего часа.
ление, царское правительство было ний — записи бесед Вяземского с
Дабы соблюсти все каноны архив
вынуждено перевести больного цин питерскими старожилами — это тоже
ного дела, пришлось переворачивать
гой Кропоткина из мрачных застен ожившая история.
коллекцию «с головы на ноги»: из
ков русской Бастилии — Петропавлов Что переживает Сергей Михайло
вертикального способа хранения —
ской крепости. Два года спустя за вич Вяземский, когда вот так, изо
в горизонтальный, переселить ее из
пряженный все тем ж е Варваром дня в день, по сущ еству расстается
папок произвольного формата в стан
кабриолет стремительно уносил С е р с какой-то частью своей коллекции,
дартные, принятые всеми архивами
гея Степняка-Кравчинского, после то какой-то частицей своего второго я?
Советского Сою за.
го как он на Михайловской площади Конечно же, радость! Радость, пото
Несмотря на преклонный возраст, му что для него собирать — это д е
(ныне площадь Искусств) смертельно
уж е четвертый год кряду Вяземский литься со всеми нами своими зна
ранил кинжалом ненавистного шефа
спешит по утрам на улицу Воино ниями, своей увлеченностью, зара
жандармов генерал-адъютанта М е
ва, 34, чтобы, как и любой штатный жать нас деятельной любовью к Л е
зенцева. Это был один из первых,
сотрудник архива, начать свой рабо нинграду, наполнять ее большей осо
вслед за Верой Засулич, террористи
чий день в 8.30. Обильные материа знанностью, а значит — и глубиной.
ческих актов, совершенных народни
лы коллекции Вязем ского правиль При упоминании о коллекционе
ками.
но и умело систематизированы. Вя ре наше воображение ещ е иногда
...Запросы, запросы — и, как пра земский испробовал не один вари рисует образ скупого рыцаря, оди
вило, самой высокой категории труд ант организации своей коллекции. ноко наслаждающ егося собранными
ности. Но ни один из них не остает На см ену тематической рубрикации редкостями. Но разве таковы те, кто,
ся без внимания. сейчас пришел алфавитный принцип. подобно Вяземскому, передает свое
«Большой патриотизм начинается Чтобы нагляднее представить объем уникальное собрание в дар государ
с малого — с любви к тем местам, этой работы, необходимо учесть, что ству?
где мы живем». Эти слова Леонида каждое перевоплощ ение фонда при Когда я прощался с Сер геем Ми
Леонова часто повторяет Сергей водит в движение поистине целую хайловичем, мне пришли на память
Михайлович, ни на минуту не сом не лавину материалов — без малого два прекрасные слова другого известно
ваясь: энтузиасты-краеведы всегда миллиона единиц хранения, — кото го коллекционера, доктора искус
среди нас — они есть повсюду, рую приходится снова и снова вво ствоведения Зильберштейна. «Е£ли
в каждом городе, в каждом селе дить в берега. коллекция, — пишет он, — стала зна
и поселке. «Сколько пользы принес Я взял наугад одну увесистую чительной и представляет интерес
ло бы их доброе сотрудничество!» — папку. Она оказалась посвященной художественный или мемориальный,
говорит он. легендарном у крейсеру «Аврора». исторический или познавательный,
Если же вам приходилось читать Ем у отведено ш есть дел: «История научный или общественный, почти
в газете лаконичные строки: «Отны крейсера», «Музей и гости», «Авро неизбежно одно реш ение: она долж
не станет называться...», знайте — и ра» в поэзии и прозе», «Аврора» на стать собственностью Родины,
тут частица труда Вяземского. Он до в театре, кино, на телевидении», «Ав взрастившей нас, сделавшей возмож
самого недавнего времени принимал рора» в изобразительном искусстве», ным развитие того, что стало по
активное участие в деятельности ко «Разное». А Вяземский уже подумы требностью нашего сердца».
миссии Ленгорисполкома по наиме вает о том, чтобы завести отдельное Вряд ли можно лучше охаракте
нованию улиц. В городском бюро «дело» на каждый ленинградский ризовать весь глубокий смысл огром
путешествий и экскурсий и сейчас дом, и не только мечтает, а, как ного труда С е р ге я Михайловича Вя
не обходятся без помощи С ер гея всегда, много делает для воплоще зем ского.
Гравер
и
город
Валентин Блинов
сУтро>
из серии <гГ о р о д ».
1970 го д
Гравер Валентин Блинов пони Всякий город — нераздельное новится серебристей, подвижней,
мает, чувствует Ленинград, его единство вечного и преходящ его, музыкальней. С большим удо
неповторимое своеобразие, кото тихого и шумного, недвижного и вольствием населяет он город
рое, к сожалению, нередко под бегучего, камня и человека. Го ской пейзаж людьми, предмета
м еняется в изобразительном ис род мертв без людей, без их бы ми их труда, быта. Повседнев
кусстве романтическими штампа та, суеты. Оставленный людьми ность — жизнь окна, улицы, скве
ми. Блинов ищет с в о й Ленин город — что мож ет быть печаль ра — сильней влечет художника и
град, пытается по-своему нее?.. Такая «архитектурная», я бы поэтичней. выражается им.
его отображать. Он любит точ сказал, трактовка города усугуб Блинов находит интересную,
ность — город на его гравюрах лялась чрезм ерно резкими, без органическую связь городского
узнаваем. Тематически творчество переходов, контрастами черного пейзажа и интерьера. Мне нра
Блинова не ограничено городом, и белого, упрощавшими образ. вится лист «Утро», где фантазия
но город — яркое и длительное В новых работах — сохраняя заключила союз с игрой и гар
пристрастие художника. прежнее стремление видеть го монией, где есть и взгляд «свер
В ранних линогравюрах Блино род просторно, с некоей высокой ху», открывающий широту утрен
ва Ленинград представал, на мой точки, обязательно ухватывая него города, и интимный взгляд
взгляд, чересчур холодным, как краеш ек горизонта, поющую «за» — раздвигающий стены и по
бы очищенным от повседневно стрелу, перспективы — Блинов казывающий нам мастерскую
сти архитектурным памятником. обогащ ает свою гравю ру: она ста гравера, стол его с начатой рабо
74
той, инструментами, горящ ей лам ми, как «Лето в деревне», «Лето жизни созданный. Ибо «цель твор
пой... Эта м астерская в центре в городе», «Завод». чества — самоотдача», еж еднев
композиции •— как центр челове Валентин Блинов — весь в ра ная и бескорыстная.
ческого трудового утра. На этом боте, в самоуглубленной учебе. Пожелаем молодому граверу
листе нет места сухой линейности, Перспективно его внимание к такой судьбы.
которая иной раз выдается чуть классике, к наследию Кранаха и Я говорю именно о судьбе
ли не за исконную примету Л е Дю рера, интерес его к польской, как о внутренней линии творче
нинграда. Всюду мягкая, теплая болгарской старинной гравюре, ства, ибо внешне художническая
линия, и все — будь то крыша, русском у лубку. Пробует он силы биография Валентина Блинова
окно, труба, дерево, трамвай — в ксилографии. Художник пони складывается как нельзя удачнее:
очерчено рукой неравнодушной. мает, что удивлять зрителя техно он участник около сорока выста
А излюбленный мотив Блинова— логией, фокусами печати, изы вок в С С С Р и за рубежом, его
река, окаймляющая, обнимающая, сканностью технических прие работы публикуются в журналах
берущ ая город в кольцо, — при мов — пустое и, по существу, не и газетах, в 1968 году на М еж ду
обретает здесь особый, сказоч благодарное занятие для гравера. народном фестивале молодежи в
ный смысл, тем более что и солн В работах любимых мастеров, в Соф ии была его выставка, в ря
каждом штрихе их, в самом ха де музеев страны есть его гра
це над рекой — тоже сказочное.
рактере рисунка заключен целый вюры.
Гравюра «Утро» не одинока— мир человеческий. У каждого
она встает в ряд с такими листа свой, выстраданный, трудом всей А лександр Крестинский
75
Н о это XVI I I век, и на картине
СЛОН
Ю МОРИСТИЧЕСКИЙ Ж УРН АЛ В Ж УРН АЛ Е
I ТАКСИ |
/ т ш
'Я Ш 1 2 -3 4 нет
-т п гр
78
С А Т И Р И Ч Е С К О Е И Р И Ч Е С К О Е О Б О З Р Е Н И Е Н Р А В О В
„ ...извините
за преждевременную
фамильярность66
Никто до сих пор толком не
знает, как надо входить в литера
туру. М ежду тем этот вопрос весьма
злободневен. Очень, очень многие то
варищи хотят туда войти, применяя
для этого различные методы: ж алоб
ное вползание, парашютный десант,
вход с отмычкой или вторжение со
взломом.
Некоторые авторы предпринимают
настолько коварные действия, что
редакции газет и журналов уж е се
Владимир Высоцкий годня вынуждены применять для
охраны электронную сигнализацию и
держать у входа сторожа с бер
данкой.
Обсуждению вопроса вхождения
в литературу было посвящено оче
редное заседание обозревателей за
«Круглым СЛОНом». Поводом по
служила попытка тов. К. из Смолен
ска решительным образом войти в
литературу. Избранный им метод на
зывается « П и с ь м о к м э т р у » .
Вот это письмо (переданное в
«СЛОН» отделом поэзии нашего жур
нала) с небольшими сокращениями,
но зато с сохранением стиля, орфо
графии и пунктуации автора:
«У в а ж а ем а я О льга Б е р го ль ц , з д р а в
ств уй те.
И зв и н и те, ч то о б р а щ а ю с ь к В а м , не
н азы в а я В а ш его отч еств а: я его не знаю .
Но обязательно уз н а ю , к о гд а в о зьм у
в руки то м и к В а ш и х стихов. И х я ещ е не
ч и та л, не у с п е л . Э т о п и сьм о я В ам реш ил
н ап исать п о то м у , ч тобы Вы п о м о гли н а п е
ч а та ть м ои сти хи в м о л о д о м ещ е, но по
лю б и в ш ем ся м не ж урн але « А в р о р а » ..,
(Радостные возгласы обозревателей!)
Иван Дыховичпый ...М н е 21 го д , р а б о т а ю ф ельд ш ер о м на
79
С А Т И Р И Ч Е С К 0-Л И Р И Ч Е С К О Е О Б О З Р Е Н И Е Н Р А В О В
80