Открыть Электронные книги
Категории
Открыть Аудиокниги
Категории
Открыть Журналы
Категории
Открыть Документы
Категории
Лениздат
аврорп
Анатолий Ким 6 Поклон одуванчику. П о-
в е с т ь . Окончание
Василий Шукшин 19 Приезжий. Р а с с к а з
Владимир Савицкий 30 Няня. Р а с с к а з
Георгий Любош 36 Встреча со львами. Р а с с к а з
Василий Белов 38 В субботу утром. И з з а п и с
ной к н и ж к и
Валентин Соболев 42 Белый конь. Р а с с к а з
ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЙ
Евгений Фрейберг 46 Рек и Рея на линкоре. Р а с
сказ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ
Вера Панова 59 О балладе Пушкина «Жених» ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ Ж У РН А Л
ЦК ВЛКСМ,
ПОЭЗИЯ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РСФСР
И ЛЕНИНГРАДСКОЙ
Владимир Головяшкин 17 «У времени не может быть ПИСАТЕЛЬСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
простоя...» «Когда враги...»
«Окуная в бодрящую све ИЗДАЕТСЯ С ИЮЛЯ 1969 ГОДА
жесть...» Деревня Семжа. «Мне
опять захотелось домой...»
У старого поморского креста ИЮНЬ 1975
Владислав Шошин 28 Болгарское солнце
6
Сергей Каширин 38 Крылатый пахарь. В полете.
Однополчане
Рид Уиттемор 52 Филадельфийский виреон.
Отъезд. Три стихотворения
Джэксону. С т и х и в перево
де Александра Шарымова
ПУБЛИЦИСТИКА
КРИТИКА
ИСКУССТВО
«СЛОН»
©♦Аврора* 1975 г.
КАЧЕСТВО
Недавно, просматривая том Большой советской эн сый человек в ш убе и высокой меховой шапке с чер
циклопедии, я обнаружил биограф ическую справку, ным бархатным верхом. Это и был Михаил Павлович
посвященную Михаилу Павловичу Бобышову. С име Бобышов. Я уже знал о нем, что он ленинградец, из
нем этого человека у меня связано одно из воспоми вестный театральный художник, проф ессор живописи.
наний далекого детства. Главный реж иссер специально пригласил его для
...Так уж сложились жизненные обстоятельства, что оформления нового спектакля.
четырнадцатилетним мальчишкой я был принят на О см отрев каркас со всех сторон, Бобышов сказал:
службу в драматический театр. Случилось это во — Как вам будет угодно, друзья мои, но такая ра
время войны, в заснеженном, полусожженном городе бота не пойдет. Вы уж меня извините — это ни в ка
на Волге. Меня зачислили в штат, я получал продо кие ворота не лезет. Все криво, косо, все наспех.
вольственные карточки, зарплату и, если память мне Прошу еще раз свериться с эскизом и переделать.
не изменяет, значился в бухгалтерской ведомости как Столяр отложил в сторону молоток и принялся
«актер вспомогательного состава». пространно объяснять, что материал сырой, гвозди
Свободное от спектаклей и репетиций время я ржавые, да и те завхоз выдает в обрез, чуть ли не по
проводил по большей части в столярной мастерской, счету — оттого и душ а не лежит делать дело как сле
где двое рабочих строгали, выпиливали и сколачи дует.
вали каркасы будущих декораций, ремонтировали теат Насчет гвоздей он слукавил: гвозди были хорошие,
ральную мебель, занимались изготовлением всевоз это-то я знал точно, потому что сам не раз помогал
можного деревянного реквизита. Петровичу приносить их в мастерскую . Впрочем, Ми
Столяры, оба уже в преклонных годах, были людь хаил Павлович не стал вдаваться в подробности. По
ми очень разными. Один из них (он числился стар дойдя к своему собеседнику вплотную, он легонько
шим, в театре все без исключения величали его по взял его за отворот куртки и произнес всего две
отчеству — Петровичем) мог за весь день произнести фразы. Очевидно, из-за непривычных для м оего тог
два-три слова, не больше. Вне м астерской Петрович даш него слуха оборотов речи сказанное Бобышовым
производил впечатление человека медлительного, ма я запомнил от слова до слова.
лоподвижного. Но стоило ему взять в руки инстру — Качество,— сказал он,— не есть отражение сию
м е н т— и он совершенно преображался. Рубанок или минутного состояния нашей души. Качество — иная ка
долото, ножовка или топор вдруг оживали самым не тегория, она суть устойчивая черта характера.
постижимым образом, словно их наполнили упругой С тем и вышел.
плотью. Инструмент становился как бы продолжением
Едва дверь за ним закрылась, столяр швырнул
рук мастера, и руки эти не делали ни одного лишнего
молоток в угол и со злостью плюнул себ е под ноги.
движения, ни одного бесцельного усилия. Они дей
— Велика важность! — сказал он с кривой усмеш
ствовали безошибочно и умно, подчиняясь закону м уд
к о й .— Нарисовать и я могу, а попробуй-ка ее сколо
рой целесообразности. Вспоминая долгие часы, прове
тить, эту бандуру. Ещ е проф ессор называется!
денные возле Петровича, я и сегодня, много лет
Тут-то все и произошло. Отставив в сторону ведер
спустя, не м огу избавиться от ощущения какой-то ска
ко с клеем, Петрович взял с верстака топор, подошел
зочности веденного, слоано на моих глазах соверш а
к злополучному каркасу. Некоторое время он молча
лось чудо. И при всем при том это выглядело так
стоял перед ним. Потом размахнулся — раз, другой,
просто, что мне, мальчишке, казалось: вот я встану
третий... Через несколько минут деревянное сооруж е
сейчас к верстаку, прижму к упору пахучий сосновый
ние лежало на полу грудой расколотых брусков и
брус, возьму в руки рубанок — и у меня получится
реек.
не хуже, чем у Петровича.
Немало воды утекло с тех пор, немало набил я — А теперь возьмешь эскиз и сделаешь новый
себе шишек» прежде чем понял, как непроста была каркас. Сделаеш ь как положено, иначе тебе, как бог
та простота... свят, тут не работать, — сказал Петрович. Аккуратно
Второй столяр тоже хорошо запомнился мне. Рабо повесил топор на предназначенное для него место
тал он небрежно — порой угрюмо и медленно, порой и все тем же ровным голосом добавил: — Видали,
с какой-то вороватой суетливостью, словно боялся, что что придумал — гвозди у него виноваты. Совесть у тебя
сейчас его схватят за руку и поведут переделывать ржавая, вот что!
сделанное. Хотя опасаться ему, откровенно говоря, Никогда — ни до этого случая, ни потом я не слы
было нечего: я сам не однажды наблюдал, как Пет шал, чтобы он произнес за один раз столько слов.
рович, не произнося ни единого слова, подправлял то,
что его напарник сработал слишком уж грязно.
...В тот памятный день, явившись в м астерскую , я, Понятие качества применительно к сф ер е челове
как обычно, занял свое место в углу на табуретке. ческих взаимоотношений — тема поистине неисчерпае
Петрович разводил клей, второй столяр посреди ком мая. Здесь я хотел бы рассказать о двух эпизодах —
наты сколачивал мудреной формы каркас. Распахну мне они кажутся достаточно убедительными для ил
лась дверь — в мастерскую вошел пожилой седоволо люстрации этой самоочевидной мысли.
6
Первый эпизод интересен прежде всего тем, что специалист, «зесьма /з^вольный своим экспериментом,
стал серьезным предметным уроком для одного из идет ко мне.
участников события — уроком умного, нестандартного Как же я должен был поступить в подобной, прямо
подхода к осмыслению проблемы человека на произ скажем, нестандартной ситуации? Поддержать новояв
водстве. ленного экспериментатора — и поставить под удар
...На одном из участков механического цеха рабо авторитет мастера? Или, напротив, принять вашу сто
тал совсем молодой м астер. Если не считать пяти с по р о н у — и заведомо загнать в шихту все пять деталей?
ловиной лет пребывания в институте, его трудовой Зная токаря и зная вас, я предпочел второй путь,
стаж исчислялся ровно одним месяцем. Но и этого взял такой грех на душу.
срока оказалось достаточно, чтобы начальник цеха
заметил для себя: парень неглуп, старателен, прост Вот и вся педагогика. Поразмыслите над ней на
досуге — как знать, может, когда-нибудь и приго
в обхождении с людьми, а главное — дело ему, види
дится.
мо, пришлось по душ е.
Как-то утром, едва молодой мастер возвратился ...Второй эпизод, как я уже сказал, — тоже о каче
на свой участок с оперативки, его подозвали к стан стве взаимоотношений людей на производстве. О том,
ку. Токарь спрашивал совета, как правильнее начать как короток путь от бездумности до беспринципности.
обработку партии деталей: задание срочное, а карту Будучи в командировке на одном весьма солидном
технологического процесса забрали на исправление. заводе, я зашел к начальнику цеха — у меня имелось
Откровенно говоря, м астер и сам толком не знал, к нему несколько вопросов. За столом, кроме него,
с какой стороны лучше подступиться к деталям, но сидели ещ е два человека, держ а перед собой рас
признаться в этом счел для себя неудобным. Пораз крытые папки.
мыслив над чертежом, он набросал на листке блок — Через пять минут я к вашим услугам, — сказал
нота нечто вроде технологического процесса в том начальник цеха и, продолжая разговор, прерванный
виде, какой казался ему наиболее правильным. Вру моим приходом, обратился к собеседникам: — Зна
чив токарю написанное, он сказал: чит, так и порешим. Моим замам — по окладу, чтоб
— Думаю, надо так. без обиды, остальным — в том разм ере, какой указан
в премиальной ведомости.
Потом оказалось, что делать надо было совсем не
так, но об этом м астер узнал только на следующий Один из присутствующих заметил:
день. Проходя по соседнем у участку, он увидел, что — Василий Петрович, тут есть ещ е список на пяте
на одном из станков обрабатываются точно такие же рых рабочих и мастера, также отличившихся при вы
детали. «Странно,— подумал он,— ведь не далее как полнении сельскохозяйственного заказа. Их тоже на
на вчерашней оперативке речь шла о том, что эти до бы поощрить.
ступицы должны делаться на моем участке». — Где же ты раньше был со своим дополнитель
Почувствовав, что здесь что-то не так, м астер на ным списком?
правился к начальнику цеха за разъяснениями. — Так я вам о нем ещ е вчера говорил — вы, ви
О казалось| что, поговорив с мастером, токарь и не димо, забыли.
подумал включать станок. Взяв чертеж и листок из — Выходит, мне все заново распределять, так, что
блокнота с самодельным технологическим процессом, ли? — В вопросе начальника цеха звучало откровен
он пошел прямиком к начальнику цеха. ное раздраж ение. — Ты вот что, предцехкома, ты мне
М ежду ними произошел примерно такой разговор: голову не морочь, с этой премией и так хлопот не
— Наш новый м астер объяснил мне, как начинать обереш ься. Бланки «Почетных грамот» у тебя есть?
обработку этих деталей, даж е на бумажке все напи — Д есяток есть.
сал. А только я думаю — если делать, как тут сказано,
— Вот возьми шесть штук, заполни их, а завтра
получится сплошной брак. Мне же потом и попадет.
подпишем.
— Ты сказал об этом мастеру?
— Как же, стал бы он меня слушать! У него вон Даж е сейчас, когда я вспоминаю услышанный в ка
институтский «поплавок» на пиджаке1 бинете разговор, не м огу избавиться от тяжелого чув
Начальник цеха дальше вопросов задавать не стал. ства неловкости и обиды. До чего же все просто! Ну,
Посмотрел чертеж, прочитал написанное на листке, забыл, ну, не хочется снова возиться со списком —
вернул все это токарю и сказал: так вот же он, самый удобный выход: красивые не
— Делай, как велено. М астер прав. заполненные листы, хранящиеся в сейф е предцехкома.
А в конце смены, пригласив к себе старш его конт И, пожалуйста, полный ажур, и никто тебя ни в чем
рольного мастера, начальник цеха сказал ему: не упрекнет: разве «Почетная грамота» — не награда?
— Завтра вам предъявят ступицы — партию из пяти Спустившись в цех, я разговорился с рабочим, кол
штук. Все они, как я предполагаю, будут иметь весь легой по профессии. Мы потолковали с ним о р аз
ма сущ ественное отклонение от требований чертежа. меточных делах, он показал мне простое и удобное
Вы их, разум еется, забракуете. Так вот, у меня к вам приспособление для нанесения параллельных рисок
большая просьба: ничего не говорите об этом рабо на больших деталях в горизонтальном положении.
чему — его вины тут нет. Наряд закройте как на год — Понимаешь, — говорил он мне, — все размеры
ную продукцию, детали же прошу принести мне. Я уже идут от нижней кромки, а она тонкая, хоть и обра
запустил в работу новые, а эти сам отправлю в шихту. ботанная. Такую балясину «на попа» не поставишь, зна
О бо всем, повторяю, молодой мастер узнал на чит, и рейсмус тут не годится. Деталей было много,
следующий день. Объясняя ему мотивы своего реш е мы выполняли один важный заказ для сельского хо
ния, начальник цеха сказал: зяйства, так меня это приспособление во как выру
— Дело в том, что рабочий пришел к вам отнюдь чило! Правда, идею подсказал наш зам. Головастый
не за советом. В сущности, он прекрасно знал, как мужик!
надо точить детали, тем более что ничего особенно Вспомнив разговор, слышанный только что у на
сложного тут не было. Просто-напросто ему взбрело чальника цеха, я не без задней мысли спросил:
в голову выяснить, что дум ает по сем у поводу новый — Это который же зам? У вас ведь их два.
мастер, у которого, как он выразился, «поплавок» на — А тот, что по подготовке производства. Доста
пиджаке. Вы дали ему явно ошибочный совет. И вот лось ему, пока шел заказ: он почти весь месяц до
токарь, сам ещ е молодой парень и не бог весть какой поздна не уходил из цеха.
4
— Второму заму тоже небось не легче было! — Занимаясь с учеником,— сказал он,— я исполь
— Второй болел, — сказал разметчик, — он вышел зую свою методу. Как только парень малость освоится
на работу, когда мы почти все уже закончили. со станком, начнет делать первые самостоятельные
Теперь стало ясно, что имел в виду начальник цеха, шажки — не шаги, а именно шажки, прошу обратить
говоря: «Моим замам — по окладу, чтоб без обиды». внимание! — ему уже кажется, что он все постиг и все
Давайте-ка поразмыслим над этим эпизодом, вду превозмог. Ни дать ни взять — м астер золотые руки,
маемся в него, всмотримся повнимательней. Давайте, хоть сейчас определяй на Доску почета. Не скажу,
исходя из того, что нам уже известно, представим что так бывает всегда, но бывает, и довольно часто.
себе последствия случившегося, попробуем оценить их Что я делаю тогда? А вот что: беру парня и иду
нравственную сторону. с ним на слесарный участок. Туда, где доводится до
Итак, люди работали, люди выполняли — и свое заданных размеров и нужной чистоты поверхности
временно выполнили! — важный государственный за сработанная им деталь.
каз. Цех не столь уж велик, все на виду — стало быть, Наши слесари — народ прямой, не стеснительный,
кто и в какой м ере имел отношение к работе над за словом в карман не лезут. Сделал деталь грубо,
заказом, знал, очевидно, каждый. К тому же вывеши неумело — они тебе без лишней дипломатии так об
вались, как обычно, «молнии», призывы, напоминания этом и скажут. А уж если схалтурил — тут пощады
отстающим, поздравления передовым. не жди. Разговор с ними будеш ь помнить долго!
Наконец дело сделано, на участковых собраниях После такой «экскурсии» парень возвращается
произнесены все приличествующие такому случаю при к станку иэрядно погрустневший. Я его успокаиваю:
ветственные слова. И, как заключительный аккорд, по ремесло наше ф р езер н ое — непростое, его нахрапом
является приказ — тот самый, при подготовке которого не возьмешь. Однако и нос вешать нечего. Это хоро
я совершенно случайно присутствовал. шо, что ты пришел от слесарей в расстроенных чув
Пусть читатель не заподозрит меня в том, что я ствах. Стало быть, тебе не все равно — вот что
недооцениваю значение и роль моральных стимулов. главное.
Бывает, когда не то что «Почетная грамота», а просто Халтура — она от чего? О т неумения? Нет, конечно.
ко времени сказанное доброе слово благодарности О т нежелания? Пожалуй, ближе к истине, хотя здесь,
стоит много дороже денег. H q когда на глазах у всего как говорится, не причина, а следствие. Начинается же
честного народа одним за хорошо сделанное дело вы всякая халтура с равнодушия. Страш ная вещь!
дают грамоту, а чуть повыше в том же приказе сооб Я говорю Ф ед о р у Ильичу, что один мой добрый
щается о премировании человека, не имевшего к на знакомый, токарь Борис Алексеевич Ф едоров, выска
званному делу никакого отношения, моральное стиму зался как-то очень резко: будь его воля, он прода
лирование превращается в издевательство — над людь вал бы халтурщикам только те товары, которые сд е
ми, над здравым смыслом, наконец, над самой идеей, ланы ими самими или такими же халтурщиками, как
заложенной в понятии «моральное поощрение». они.
Попробуйте теперь представить себя на м есте тех
Ильин улыбается:
шестерых товарищей, когда они прочли приказ, и вы
— А что, попробовать бы!
без особого труда увидите истоки некоторых конфлик
Мы прощаемся. В этот момент дверь конторки ши
тов, из-за которых уходят из цеха, а порой и за во
роко распахивается. Пришел слесарь — один из тех,
рота завода толковые, дельные работники.
с кем Ильин знакомил меня, когда водил на участок
пресс-форм.
Только что прогудел гудок, возвестивший конец Он протягивает Ф ед о р у Ильичу небольшую деталь
смены. Ф ед ор Ильич выключил станок, аккуратно при ку довольно замысловатой формы.
крыл дверцу инструментального шкафчика. Мы идем — Хорошо, что увидел тебя, — говорит он. — Не
с ним в конторку мастера, садимся за свободный в службу, а в друж бу — ф резерни тут две поверхно
стол. сти, а то у меня вся сборка стоит. Сделай одол
жение!
Федор Ильич Ильин — один из самых известных
фрезеровщиков объединения «Кировский завод». Всю — Да ведь я уже домой собрался. Положи на
биографию этого человека можно целиком уместить стеллаж, до утра потерпит.
в старинную поговорку: «Прошел огонь, воды и м ед Слесарь прячет детальку в карман спецовки.
ные трубы». — Э, нет, — говорит он, — положишь на стеллаж —
Огонь и воду — это на долгом и трудном пути сол кому-нибудь другом у дадут. Уж лучше я завтра с утра
дата Великой Отечественной. Ф ед о р Ильич прошел тебе же и принесу.
его, как он сам говорит, «от звонка до звонка». — Это ты брось,— говорит Ильин строго,— так д е
Потом демобилизация. Завод. Ф резерны й станок. ло не пойдет. Что у нас тут, частная лавочка, что ли?
Через несколько лет об Ильине заговорили как о тол Если работа срочная — оставь пуансон, вечером о тф ре
ковом и надежном знатоке своего ремесла. Вместе зеруют.
с профессиональной зрелостью закономерно пришли Вслушиваясь в этот разговор, я думаю: конечно же,
известность и признание. Ф ед о р Ильич встретил их Ф ед о р Ильич прав. Здесь цех, а не ателье индивиду
спокойно, с истинно солдатским достоинством. ального шитья одежды, где каждый волен выбирать
И тут, пожалуй, будет уместно сказать о медных себе закройщика по вкусу. И все же Ильину прият
трубах. Да простится мне банальная истина, но ведь н о — наверняка приятно, не мож ет быть иначе. Пото
именно медные трубы, то бишь испытание славой — му что он из породы настоящих мастеров — тех, кто
вот тот оселок, на котором проверяется подлинная никогда не прибедняется, кто знает, что м огут его
цельность характера, умение всегда оставаться самим руки, на что способна его голова.
собой. Человеку приходится держать трудный экза В людях, подобных Ф ед о р у Ильичу, чисто челове
мен — перед людьми, его окружающими, перед д е ческая скромность соседствует с высоким проф ессио
лом, которому он служит. Ф ед о р Ильич этот экзамен нальным достоинством. Для таких людей не сущ ест
выдержал. вует понятий: выгодная работа, невыгодная работа,
Таков Ильин. простая работа, сложная работа. Есть просто р а б о-
В тот день, сидя в опустевшей конторке, мы про т а — овеществленный в предм ете труда принцип от
должили начатый накануне разговор. ношения к делу.
5
Рисунок Натальи Флоренской
Анатолийким поклон одувэнчику
ПОВЕСТЬ
И вот в тенистом саду, возле бледно-розового дома сядет в углу двора на садовую скамейку, неловко
с двумя башенками на крыше или во дворике кра расставив ноги, придерживая руками живот, туго об
шеного деревянного дворца, подаренного всевышним тянутый платьем. До самой последней минуты будет
Степану Петровичу, стали встречаться мы с Марией. ждать, сидеть с выражением беспомощного отчаяния
В глубине двора, за густым рядом низких акаций, на лице и ежиться под убийственными взглядами
стояло много дощатых клеток, затянутых с одной Степана Петровича.
стороны проволочной сеткой. В клетках лениво воро Я лежал под акациями, думал обо всем этом, о
чались и неподвижно томились безголосые ручные свиданиях, которые стали необходимы для нас обо
звери: здоровенные кролики и серые, похожие на их, о молчаливой нашей договоренности не затраги
гигантских крыс, ленивые нутрии. Степан Петрович вать ничего из прошлого и не пытаться выяснять те
разводил зверье для продажи, выручая за шкурки, перешних отношений. Думал я об удивительной боли
пух и мясо тысячу рублей в год. и нежности, что сводили меня с ума, когда видел
В ожидании Марии я подходил к ящикам, раз я эту отяжелевшую фигуру, пятнистое маленькое ли
глядывал равнодушных, едва ли замечающих меня цо... Беспечный огонек веселья вспыхивал и трепе
зверьков, и если случался рядом хозяин, заводил с тал на этом лице, когда я рассказывал ей что-нибудь
ним разговоры. Я спрашивал у него, что стоит со смешное, какой-нибудь пустяк из нашей казарменной
держание животных, чем питаются нутрии, как це жизни.
нится их шкурка, много ли нужно им воды... Я ни Могло показаться, что время наших странных сви
когда раньше не видел нутрий и теперь смотрел на даний проходило весело, порою мы дурачились со
них с тайной нежностью, как смотрят на гостей ди всем в духе тех далеких школьных дней, о которых
ковинных, ниспосланных в наш дом удивительным оба старались не вспоминать. Только иногда, черес
случаем. Такие гости кажутся нам всегда послан чур увлекшись, я делал что-нибудь слишком неосто
цами сказочного мира, в который так хочется пове рожное и резкое, и тогда Мария испуганно выставля
рить... ла перед собою руки. Я спохватывался и отбрасывал
— Нутрия есть животное, природно самое непри в сторону зеленый тугой абрикос, которым собирал
хотливое и для ухода за нею весьма приспособлен ся было в нее запустить...
ное,— толковал мне седенький краснолицый Степан А тем временем, пока я ждал во дворе Марию,
Петрович, исходя скупым потом, дрожащими руками единственное окошко небольшой пристройки, которую
разминая сыплющую табак папиросу.— Наиболее снимала у старика Нонна, оставалось наглухо занаве
уязвимое со всех сторон место его, ежели, скажем, шенным изнутри, и там, в загадочной полумгле, шло
по зимнему времени, это хвост, который отгнивает производственное совещание, как уверял Степан Пет
у него, если отморозить. Поэтому на зиму я их пе рович. Заседали иногда до самого вечера, лишь из
ревожу в сарай, на отопительный тепловой режим, редка Нонна выскакивала на улицу с пустым гра
так сказать. А жрут они все, едрена палка, дай им фином в руке и бежала через весь двор к водопро
хоть отрубя, хоть пареную чечевицу... А этих антаго водной колонке. Видимо, у заседавших от прений
нистов зимою я держу во дворе, под навесом, им-то пересыхало в глотке.
наши природные условия не страшны.— И Степан Двор со стороны улицы был отгорожен молодыми
Петрович презрительно тыкал пальцем в толстого стройными грушами, двумя-тремя черносливами
лохматого кролика с розовыми глазами, вздрагивав (основной старый сад находился позади дома), и та
шего в частом дыхании. кого укрытия от нескромных глаз было достаточно,
Степан Петрович пускал поток слюны внутрь бу очевидно, для Нонны, и она выбегала на воздух
мажного мундштучка папиросы, которая тут же в домашнем виде. Нас со стариком она считала сво
в шипении гасла, брал грабли с железными зубьями ими людьми и потому не стеснялась. Увидев ее та
и куда-то уходил, и из-за кустов доносился до меня кую, Степан Петрович хмурился, угрюмо дышал в ку
его голос: лак и сердито произносил: «Ни стыда, так сказать,
— Клеверный рацион любят, тунеядцы, а где им ни совести. Прикрыла бы свои центнеры, едрена
столько клевера возьму? Рожу, что ли? палка». А Нонна проносилась мимо, обдавая нас
Я растягивался под кустом акации, клал под го теплым вихрем, с откровенным огненным румянцем
лову теплую от солнца алюминиевую миску — дном во всю щеку, сверкая в мгновенной улыбке всеми
вверх — и терпеливо ждал Марию. Эта миска рань белыми зубами. Ее золотисто-смуглое, как прожарен
ше предназначалась для носки воды, но теперь про ное масло, загорелое тело едва было прикрыто не
худилась и бесполезно лежала в траве возле клеток, большими купальными «двумя штучками».
пока я не приспособил ее под свое изголовье. Кролики и нутрии начинали тоскливо метаться
Конечно, я мог бы и не ждать Марию и уйти в клетках, когда приближалась Нонна; пробегая ми
на реку, сбросив свои солдатские доспехи, и прийти мо нас, она блуждающими глазами оглядывала клет
сюда к вечеру. Но я не решался этого сделать: с не ки со зверушками и улыбалась красноглазым кроли
которых пор Марию так усердно стерег ее ревнивый кам такою же улыбкой, как и нам со Степаном Пет
Петр, что она могла вырваться из дому совсем не ровичем.
надолго и в разное время. И я вынужден был ждать
Как-то, глядя на белых пушистых крольчат, тихо
ее, никуда не выходя со двора,— не мог же я позво
и кротко игравших в большой клетке, заваленной
лить себе купаться и пописывать стихи, в то время
изумрудным клевером, я вдруг вспомнил один ничем
как она, возможно, карабкается по крутой улице
не примечательный и, казалось, давно канувший в
Горы на самый верх... И если меня не окажется, то
забвение осенний день...
Пожухлое убранное поле; два небритых охотника
Окончание. С м , < А в р о р у » № 5 — 1975 в высоких блестящих сапогах. Они шли краем поля
7
по проселку широким бодрым шагом, прижимая лок пившись, робко улыбаясь, но с каким-то, мне пока
тями приклады ружей. На поясах у них висели ма залось, вызовом спросила Мария.
ленькие серые зайцы, мягко обвисающие, безнадеж И я, пересилив свой страх, приложил кончики
но мертвые... Я глядел на жйвых крольчат, белыми пальцев к тому месту, где только что дышала ткань...
пуховыми шариками выкатывающихся из темного ла Вдруг пальцы мои ощутили такое упругое и неисто
за маточника, и мне открылась невысказанная глу вое движение, такой резкий толчок, что я невольно
бокая грусть, извечная элегия осени, присутствовав отдернул руку и оторопело уставился на Марию. Она
шая в том давнем дне. рассмеялась, откидываясь назад на руки.
Время! Его сверкающее зеркало всегда пусто — — И... тебе не больно? — спросил я.
как блестящая поверхность рельсов, по которым про — Нисколечки,— был ответ.— Немного смешно
шло несчетное число поездов. Только свистит над вы только.
сокой насыпью тысячелетний ветер, рассекаемый тон — Очень смешно, нечего сказать! — проворчал я.
кими стеблями гибкой травы... Мы сидели рядом на ровной мелкой траве, перед
Стало жаль, что и грусть и радость человека так нами стояло красивое грушевое дерево с желтыми
неразъединимо связаны с равнодушным временем, плодами, похожими на огромные застывшие капли
отходят вместе с ним. Неужели дни, этажи плыву смолы. Тень от дерева плоско ложилась на траву, из
щих облаков, бессмертные краски земли и неба яв ломанно падала в неглубокую канавку и с другой
ляются человеку лишь для того, чтобы он их забыл? стороны вновь выбиралась на траву, достигая кон
И я попытался хоть что-то вернуть из того, что чика моего сапога. Я думал о стихах, которые толь
было утрачено вместе с давно позабытым днем: ко что написал, о том, какими сложными путями
На жестком поясе охотника пришли ко мне эти стихи, думал о таинственном
маленькие зайцы сближении, которое благодаря одному лишь прикос
висели вниз головой новению произошло между мною и Марией; думал,
и тусклыми глазами люблю ли этого безвестного ребенка, которого ощу
смотрели на щетинистое жнивье. тил ж и в о г о под своей рукой.
Низкое, И мне казалось, что да, люблю его, по крайней ме
неслось куда-то ре не ощущаю к нему ничего враждебного, жалею,
всклокоченное небо. хотя именно он своим присутствием всегда беспо
Блестели сапоги охотника. щадно напоминает мне, что Мария таинственно,
А нежные уши прочно связана с другим, глубоко чуждым мне че
и лапки маленьких зайцев ловеком.
бессильно мотались, Я ведь не знал раньше, что она так нужна мне,
как серые тряпки. Мария! Повсюду, словно тень Эвридики, она следо
Когда я вписывал эти строки в книжку, во двор вала за мною, но когда я обернулся, стала неотвра
вошла Мария, переваливаясь утицей, засеменила тимо удаляться. Теперь я знал, что такое утра
к пристройке, где прятались наши труженики,, и по та женщины, которая должна быть только твоей,
ставила на крыльцо большую миску с розовыми сли хотя совершенно еще не знал, что такое м о я жен
вами. Затем Мария подошла ко мне и, сначала тя щина... А я и не хотел ничего знать, мне достаточно
жело опустившись на колени, присела рядом на тра было тогда, что я знаю ч е л о в е к а...
ву. Я с болью и жалостью следил за неловкими, осто Я смотрел на худенькое лицо своей школьной по
рожными движениями зверя — того самого зверя, на други, на котором темнее загара отпечатывались ро
котором мы едем по пустыне жизни, подводя его то димые пятна нашего бессчастья, и думал о том, что
к воде, то к пище. Зверь Марии сейчас был беспо мы с нею ничего такого не сделали, пожалуй, из-за
мощен и некрасив, но я ведь любил не его... Я про чего стоило нас так строго наказывать. С каждой
чел ей то, что написал минутой раньше, она молча встречей мне становилось яснее, что нам с Марией
выслушала, улыбаясь. Как и всегда, когда я читал лучше не пытаться осознать то, что с нами приклю
свои стихи, Мария ничего не сказала мне, лишь скло чилось. Мы только иногда улыбались растерянно,
нила голову и замерла с обычной своей гримаской глядя друг на друга, и после я начинал какой-нибудь
улыбки. Уголки глаз ее и губ, изогнувшись, устреми веселый разговор...
лись навстречу друг другу, лицо стало ласковое... — А ты знаешь, Василек, мне понравилось твое
Молча протянула она мне две розовато-желтые стихотворение,— прервала вдруг мои размышления
мясистые сливы, теплые то ли от ее рук, то ли от Мария.— Зачем только стреляют бедных зайчиков?
солнца. Я взял у нее эти сливы и стал есть — они — На то они и зайцы, чтобы их стреляли,— отве
были упругие, сочные, косточка хорошо отделялась. тил я невесело.
Я разгрыз косточку и съел горьковатое раздвоенное — Перебьют их когда-нибудь, и не станет совсем
семечко. зайцев.
Щурясь от солнца, Мария смотрела на меня, улы — Что ж... Тогда не станет и охотников на зай
баясь. Улыбался и я. Лицо Марии завлажнело, солн цев,— пошутил я.
це било ей в глаза, и я подумал, что надо бы пере — Слушай... А ты обо всем можешь написать, что
двинуться нам в тень, которая незаметно отошла ша захочешь? — вдруг спросила Мария.
га на два в сторону. Но, взглянув на Марию, я не — Обо всем,— похвалился я.
решился что-либо предпринять, и мы продолжали — Напиши об этом.— И она сорвала травинку,
сидеть на солнце. подала мне.
Вдруг я заметил, как шелк платья, обтягивавший — Ребенок принес мне полную горсть травы и
круглый живот Марии, быстро взбугрился и опал — спросил: что такое трава? Что мог я ответить ре
и еще раз, и еще... Я догадался, что это шевелится бенку? Может быть, это флаг моих чувств, соткан
ребенок, но мне стало почему-то не по себе. Заметив ный из зелени, цвета надежды?..— прочитал я на
это, Мария смутилась, покраснела, но затем рассмея память.
лась и спросила: — Знаю, это из книги, которую ты приносил мне.
— Что, Чекин? Неужели боишься? Но я не о траве, я о другом.— И она указала на что-
— Боюсь,— признался я. то маленькое и темное, прилипшее к основанию длин
— Хочешь... потрогать, как он дерется? — поту ного листка травы.
8
Я присмотрелся и только теперь заметил, что на щаться в часть, и я до позднего вечера гулял по дач
черешке листка, судорожно обхватив его лапками, ному поселку. Пробираясь вдоль длинных заборов,
застыла синяя муха. Это была красивая, с металли я заглядывал поверх в чужие дворы, находя
ческим блеском травяная муха, по которой не было в этом занятии странное волнение. Все то, что виде
бы заметно, что она мертва, если бы не одно ото ли мои глаза, не было для меня явью, потому что
рванное крылышко. Но отсутствие одного только в эти видения я не мог войти, как невозможно вой
крылышка буквально вопияло о смерти. ти сквозь позолоченные рамы внутрь музейных кар
Я раскрыл записную книжку и, посматривая на тин. И, как это бывает, когда человек смотрит на
неподвижную муху, написал: старинную картину, я был существом из другого вре
Так умерла муха... мени, подверженным всякой суете и тревогам, но
Среди густой травы, вдруг увидевшим перед собою нечто неизменное, на
крепко обхватив лапками век спокойное и прекрасное.
зеленый стебель. Нечаянный путник из иного века, я с завистью
Ее уцелевшее одно крылышко подглядывал из-за кустов, следил, как среди зелени
еще мерцает в траве сада, на сочной траве, пируют беспечные обитатели
перламутром... жизни: нагие женщины и мускулистые, откормлен
Так умерла муха — ные мужчины с гитарами, со стаканом вина в руке.
среди густой травы, Вечерний свет понемногу густел — вздрагивающий
крепко обняв зеленый стебель. янтарный свет на садовой листве и ярких плодах.
— Готово.— Я протянул книжечку Марии. Все то Тусклый кровавый огонь вспыхивал вдруг в струе
время, что я писал, она, привстав на колени, дер разливаемого Из кувшинчика вина. На белой стене
жала руку на моем плече и заглядывала в странич мазанки возникало коралловое пятно пробившегося
ку. Что-то во мне ширилось, звенело, светлело. сквозь деревья света — и волосы женщины вспыхи
Я вдруг ощутил все свое могущество. Я человек. Я вали нимбом на этом свету.
свободен, никакого гнета надо мной, ни беды, ни стра Я забывал, откуда пришел сюда, куда иду, и мой
ха, ни темной густой боли утраты,— а были вокруг солдатский мундир казался мне нелепым маскарад
солнце и трава, синее небо и стихи, стихи, таящиеся ным костюмом. (И вправду: что за странный мир,
в каждом плавном кивке травы, в изгибе каждой где вечный топот сапог, чистка оружия, кухонный на
ветки дерева. И была рядом живая Мария с веселым, ряд, стрельба по движущимся мишеням!) Вытирая
до боли родным лицом... пилоткой распаренный лоб, я ощущал запах своего
— А неплохо,— похвалила она.— Именно то. Все пота, и мне становилось невыносимо от этой своей
очень похоже... Все-таки удивительный ты, Чекин.— бесполезной, неуклюжей телесности. Я не мог всту
И вдруг, запрокинув лицо, она тихо, радостно засме пить в круг приманчивой игры жизни, не мог сидеть
ялась. на траве возле этих гладких, сверкающих женщин,
Я заметил на ее висках голубые линии напряг в тени персиковых деревьев, бездумно пощипывая
шихся вен, и мне стало невыразимо жаль ее. Жаль струны гитары. А о н и играют в мяч, в бадминтон,
до тяжелого, горячего спазма в сердце, от которого шепчутся в кустах, и крошечные разноцветные эль
не продохнуть... У человека должны быть или лю фы, подслушивая их, смеются серебряным смехом...
бовь, или стихи, или что-нибудь еще... Но нельзя Они бегут через сад в струящихся шелковых хито
же ведь без ничего! Я заметил белую, тонкую шелуху нах! Лежат в гамаках и читают книги!
кожи на ее обтянутых, обожженных скулах, тугие Упоительная жизнь дачного августа! Розовые
жилы на шее. смуглые вечера. Лукавые шорохи в винограднике за
— Марийка, ну почему ты такая худая? — сказал терраской... Беспечные, бессмертные жители садов
я с горечью.— Разве можно быть такой худой?.. Гесперид! Вот стоит и смотрит на вас через забор
— Тебе хорошо так говорить. А я вот ничего не Васька Чекин, солдат. Он улыбается как дурак и про
ем,— усмехнувшись, ответила Мария.
ходит мимо, сложив свои длинные руки на заду.
— Ну и плохо. Надо есть! За двоих ведь...
— Ох, Чекин, не могу я у них есть. Пусть сами Однажды на узкой крутой улице я увидел ту, с о
едят ворованное. Аппетит пропадает. с в е р к а ю щ и м и п л е ч а м и , загорелую до цвета
— Ворованное? — удивился я. самого темного ржаного хлеба. Волосы ее, спадав
— Представь себе. Ох, это такие люди... Свекровь шие на спину из кудлатого, высоко поднятого на за
в детском саду поваром работает, все*, тащит оттуда. тылке пучка, были почти бесцветны, к'ак выгоревшая
Масло ведрами, сахар. И эти куриные ножки, пред на свету старая пенька от канатов. Одетая в корот
ставляешь? Именно ножки, самое лучшее. А я не кое голубенькое и простейшее мини-платье, она шла
могу. Лучше умереть. Приду к маме, у мамы кар впереди меня, поднимаясь на горку, тащила на пле
тошечку попрошу с огурцом... че что-то тяжелое, круглое, завернутое в бумагу, и ее
Я смотрел на ее руки, стиснутые у горла, на зна мореные ноги были видны высоко— длинные могу
комые маленькие, узкие руки, пожатие которых мог чие ноги темнокожей атлетки. Я в первую минуту
ло быть таким энергичным и радостным, смотрел на взвился было соколом, хотел догнать ее и сразить на
это золотое кольцо, свободно болтавшееся вокруг ху лету... Потом опомнился и вынул из кармана запис
дого пальца. ную книжку. Проводив незнакомку грустным взгля
дом, пока она не скрылась за поворотом, где стояла
поникшая столетняя ветла, я присел на теплый при
А уже давно шел август, необычайно богатый дорожный камень и записал:
в этом году. Обилие зреющих садов было удивитель
ПЕРВЫЙ СКУЛЬПТОР
ное. От яблок гнулись и потрескивали иблони; си
ние, сизые и розовые сливы, словно тяжелые^.,оже Он взял ком земли
релья, обвисали сверху донизу на ветвях;.,деревьев. и на миг призадумался...
Открытые террасы домов, затененные выр^идаде ви Мимо прошла девушка
ноградным листом, были увешаны плотодиоду^дфрздь- с кувшином на плече,
ями золотистого и черного винограда., С$доваяг Гора в чистых одеждах,
восходила к лучшим своим дням. с утренней свежестью
Когда Мария уходила, мне еще рано было возвра на ярком лице.
2 «Аврора» № 6
9
Он смял глину в руке —- сказала она, все так же враждебно поглядывая иа
и вылепил девичье тело, нас с сержантом, будто собираясь защитить под
без усилий несущее тяжесть. ружку от какой-то обиды. И вдруг затряслась и за
А его соплеменники выла, уткнувшись лицом в плечо Марии.— Ой, что
узнали в ней теперь будет... что бу-удет!..
богиню плодородия Мария, сидевшая прямэ, упираясь костяшками
и стали ей поклоняться. пальцев в скамейку, тоже заплакала, глядя куда-то
И вот я решился наконец. Однажды вечером уса вдаль, не шелохнувшись, а мы с сержантом стояли
дил Марию на скамью рядом с собою. перед ними, словно отделенные от них огромным
— Маша, ты не должна больше жить с ними. По пространством, и сержант хлопал пилоткой по своей
ка перейдешь сюда, к Нонне, а гам видно будет. Ре широкой ладони.
бенок должен родиться не у них , понимаешь?.. Я
пошлю стихи в журналы — может, напечатают,— до Гораздо сложнее оказалось объяснение со Степа
бавил я совершенно некстати. ном Петровичем. Терпеливо выслушав мою путаную
Мария молчала. Слышно было, как где-то позади речь, он долго водил губами, будтохотелсогнать
дома Степан Петрович водит бруском по лезвию ко с них невидимую муху, потом невесело сказал:
сы, постукивает по железу. Он накануне собирался — Так. Ситуация ваша мне ясна. Что ж, всяк
выкосить бурьян в углу сада. по-своему с ума сходит... А как же вы все-таки ре
— Но это же дико, Чекин,— наконец тихо про шили насчет финансовой стороны этого морального
говорила Мария.— Что скажут все... мама?.. вопроса?
— Знаешь, оставь. Что бы они ни говорили, смысл — Какого вопроса? — стал я уточнять: мне по
всегда будет один: не смей ничего делать такого, казалось, что речь идет о квартирной плате за Ма
чего другие не делают. И пусть идут к черту, если рию.
им не нравится. Ты уйди пока, поживи отдельно. — Ну, скажем, законного вашего брака ай как
А ребенок родится — он будет наш... Потом мы все там у вас нынче называется. Кто будет его финан
уедем отсюда. Я не знаю, имею ли право говорить сировать? — спросил он. — Пускай дите будет
тебе о любви... Ведь сама видишь, как непохоже это твое — Петькино — прохожего дядькино, это прин
ни на что. Но пускай! Одно только должна ты знать, ципиальный вопрос... Но есть-пить надо? Надо.
Машенька: я твой, понимаешь? И ты тоже — на Одевать-пеленать дите надо? Надо. А какие твои
веки мой человек... капитальные вложения, едрена палка? Кукиш без
Я не знал, что говорить дальше. Мария молчала, масла?
казалась спокойной, внимательно глядела куда-то Высказав это, Степан Петрович убежал за клетку,
мимо меня. Близко пролетел бесшумный стриж, и в которой возилась печальная толстая нутрия, по
карие, блестящие глаза Марии на миг дрогнули вслед чесывая передней лапкой за ухом. Выскочил старик
за птицей. уже с другой стороны клетки, размахивая сверка
Из пристройки вышел мой друг сержант, подошел ющим серпом.
в нам: мундир на одном плече, широкая улыбка че — Сколько тебе служить осталось, сынок? —
рез все розовое лицо. крикнул он, быстро приближаясь ко мне.
— Где Нонка, Маш? — спросил он бодро. — Год,— ответил я, примерно предугадывая даль
— В магазин пошла,— ответила Мария.— А ты нейший ход его мыслей.
Нонку потерял? — A -а! Год, говоришь? — торжествующе протя
— Да спал я, понимаешь,— ответил сержант, не нул он.— А ведь это двенадцать месяцев, так
много смутившись, накидывая мундир на оба плеча. сказать. Кто будет ее без мужа снабжать — об этом
Я сообщил ему о нашем решении (Мария молчала, ты подумал, миллиардер? Твои планы хороши, я по
и я правильно принял это молчание за знак согла нимаю, но где практические выводы, парень?
сия), сержант удивленно вскинул на меня глаза, тут Я ничего не ответил ему и невольно улыбнулся,
же отвел их в сторону и, нерешительно поводя ими, глядя на его разгневанную красную физиономию, на
несколько раз исподволь, воровато подбирался взгля клочья растрепанных волос по бокам лысой головы.
дом к Марии... Не выдержав, я рассмеялся и изо Он заметил мою улыбку и, остановившись напротив,
всех сил хлопнул ладонью по его широкой упругой погрозил мне серпом:
спине. — Знаю, знаю! На родителей надеетесь. Вот так-
— Ты что, ошалел, дурак? — обрадованно улыб то и мои захребетники: «Папа, дай! Папа, помоги!
нулся он, вмиг порешив, видимо, что дело это не его Папа, пришли!» А самим уже за сорок давно пере
и что нам виднее, как поступать... прыгнуло. Мне-то что, пущай Машка вселяется.
— А Нонка знает? — спросил он, окончательно Взимать особую плату за проживание не стану —
успокоившись. одну жилплощадь ведь сдаю, не две, но заранее
— Нет еще,— сказал я.— Надо уговорить ее, что делаю предупреждение: только вплоть до рождения
бы пустила к себе Машу. ребенка. А из роддома забирай куда хошь, только
— А чего уговаривать, все ясно,— вскинулся сюда не привози. Всякие там крики и болезни мла
сержант.— Пусть перебирается хоть сейчас — и денцев мне ни к чему, я к тишине привык, за то и
точка! А Петьку проучить пора: чего он, пьянь не дачников не держу. А вас, голодранцев, мне стало
счастная, в рабстве ее держит? Здоровый мужик, по весьма жалко, потому и пустил. И Машку по работе
нимаешь, а ведет себя как баба. Правильно, Маша, хорошо знаю, примерная была труженица...
бросай его, не то пропадешь. — Спасибо, Степан Петрович,— поблагодарил я
Пришла Нонна и, казалось, ничуть не была удив доброго человека.
лена, узнав новость. Она уселась на скамью рядом — Кушай на здоровье... И все же недальновидная
с Марией, расправила на круглых коленях платье и у тебя политика, сынок, скажу со всей откровен
потом, покойно обернувшись, обняла за плечи ху ностью.. Брать на себя столь моральную ответствен
денькую подругу. Поверх ее головы странным дол ность, когда назревает новый международный кри
гим взглядом золотистых глаз посмотрела на меня, зис и еще неизвестно, что будет! А ты называешься
на сержанта: мне показалось, что с каким-то отчуж солдат, сегодня ты в увольнении, а завтра в марше
дением, враждебностью, что ли. вом батальоне на фронт. Что, неправда? Неужели ты
— Ничего, Марусь, я тебе помогу, не бойся,— и газет не читаешь, молодой человек?
ю
— Читаю, Степан Петрович,— уверил я.— Нам взорвалась: зажгли яркий свет, и кто-то рявкнул
каждое утро делают широкую политинформацию, необыкновенно мощно:
так сказать,— передразнил я старика, впрочем, — Рота-а-а! В ружье!!!
вполне дружелюбно, и, не выдержав, расхохотался. Словно вихрем сдуло с коек солдат — мгновенно
— Смейся, смейся, Рабиндранат Тагор! Досме взлетели вверх белые простыни. Еще не проснув
ешься еще!— пригрозил он.— А только запомни: шиеся окончательно, очумелые со сна, солдаты
хомут на шею надеть легко, а скинуть весьма труд с лихорадочной поспешностью натягивали штаны,
новато. И еще запомни: как бы ты ни жил, а одна мотали на ноги портянки, обувались. Через минуту
голова не бедна... у ружейной пирамиды началась давка, каждый
Он прозвал меня Рабиндранатом Тагором после стремился поскорее ухватить свое оружие, лопатку,
того как однажды я почитал ему стихи из записной противогаз. Схватив оружие и амуницию в охапку,
книжки. Я прочел «Отбой в казарме», считая, что солдаты бежали к выходу из казармы, обвешиваясь
этот стих будет понятен старому солдату, прошед всем на ходу. Тускло-зеленый водоворот тел крутил
шему службу в двух разных армиях. ся посреди казармы, топот ног и лязг оружия на
Желтый свет лампочек, полнили ее, но говора слышно не было, лишь тот же
желтый-желтый; могучий голос рявкал: «Скорей! Скорей!» — и то был
желтая полутьма казармы; голос старшины Ноздрина.
желтая грусть на солдатских лицах, Команда «В ружье!» одна из самых неприятных и
грубое их баловство. неожиданных для солдата — настигает она, как
Грустная желтая паутина света правило, ночью, и спросонья никак не разберешь,
пала на уложенных спать что случилось, и непроизвольно ждешь беды...
двадцатилетних детей. Но когда мы выбежали из казармы на плац,
На казарменные постели, прохлада тихой южной ночи коснулась наших горя
на казенное белье, чих лиц, и яркие твердые звезды, казавшиеся
на смуглые тела просто маленькими, а не далёкими, мигали нам
тускло брызжет свет лампочек — с обычным своим кротким приветом. И на сердце
желтый-желтый. сразу отлегло. Солдаты умеряли шаг, покашливали,
начинали тихо переговариваться. Вид звездного
Мы хорошо еще помним большую последнюю неба и черных, застывших вокруг плаца деревьев,
войну. Помним, какими двумя бомбовыми ударами и глубокая тишина ночи, и одинокая лампочка на
в Японии закончилась она. Известно, что в войну столбе, видимая вдали за оградой военного городка,
погибло пятьдесят миллионов человек. Такова крат- и лопотанье лягушек в канаве за овощным скла
кая история болезни. Это, конечно, чисто челове дом — все это знакомое обличье ночи само по себе
ческая болезнь, своего рода чума, поражающая вселяло в нас успокоение и глубокую уверенность,
души людей. Они как бы цепенеют и опускают что пока ничего страшного не случилось.
глаза перед теми новыми пределами беды и зла, ко И уже бодрые командирские и солдатские го
торые раскрывает война. После нее появляется лоса раздавались в темноте:
много странных людей, пьющих, непонятных. Вот и — Вторая рота! Строиться!
отчим мой был таков. Он писал неграмотные патри — Пер-рвая р-рота-а!
отические стихи, периодически впадал в запой, — Я тебе, Битаров! Спишь на ходу!
любил читать Диккенса... Очевидно, чума проходит, — Никак не-ет, товарищ старшина!
а отравный след от нее остается. Даже мое поколе А потом батальон стоял, выстроенный темным
ние, что не помнило войны из-за своего малолетства, квадратом, впереди замершего ряда бронетранспор
появилось на свет с войной в крови: ее темная теров с горящими фарами; посреди плаца, хорошо
меланхолия окутывала зеленые ростки нашего дет видимые всем, замерли три темные фигуры в длин
ства. И первые наши впечатления были — что ных плащ-палатках. Рослый командир батальона,
в этом мире больно, холодно и всегда страшно: не стоя впереди этой тройки, произносил отчетливым
будет еды... кто-то может ворваться в дверь... голосом, чуть растягивая ооднчания слов:
Каким может быть выверт сознания, однако! — Отмечаю-у... хорошее время... выхода всех рот.
Мне казалось вполне е с т е с т в е н н ы м , что я не Что говорит... о боевой готовности-и-и... всего личного
знаю отца. «Погиб на фронте» — это представлялось состава...
мне как некое качество, весьма положительное, Роты выстроены походными колоннами, и я вижу
свойственное не всякому на земле. Несколько свы перед собою знакомый стесанный затылок Якуш-
сока я относился к тем своим товарищам, у кого кина, соседа по строю, напряженную толстую шею
имелись незавидные отцы, которым не выпал слав крепыша Данилова, птичью шею узбека Хокбер-
ный жребий. И как же я был огорошен, когда по диева, вороний нос правофлангового Шашкина.
приезде на Сахалин, куда завербовалась мать, по Всех нас, таких разных, судьба и время свели
кинув давший нам эвакуационный приют Казахстан, в одно место, чтобы стояли в ночи и томительно
она вдруг вышла замуж, объясняя это тем, что мне ждали чего-то. И мы ждали, и все были равны
нужен отец. Тогда-то я и почувствовал, что у меня в этом ожидании — верзилы и коротышки, светло
нет отца. глазые и черноокие, курносые и горбоносые, рабо
И вот теперь, сам солдат, зная, что такое сол чие парни и колхозники, гении и простаки, поэты,
дат и п о ч е м у солдат, я время от времени слы портные и музыканты.
шал об очередном международном кризисе, обещав
шем очередную великую болезнь.
4.
В полковом клубе показывали западную кино
хронику: хрящеватые, с отечными подглазьями, еще
довольно бодрые старики маршировали в строю
с деревянными ружьями на плечах. Невероятно! Эти
старцы, видевшие не одну войну, вытягивали ногу
в прусском шаге, другой ногою стоя уже Ь Могиле!.. Уходя в армию, я прихватил с собою две кни
ги — то были стихи Уитмена и сборник мифов Древ
Однажды глухой ночью в казарме словно бомба ней Греции. Получив обязательный для каждого
11
солдата вещевой мешок, я положил туда любимые главное. А что главное? Смотри, горит, отвечай
книги, обернув их новой байковой портянкой. Время скорее. Я хотел, чтобы от моей поэзии была реаль
от времени я доставал книги, чтобы поддержать свой ная польза для жизни. Я верил... Но что же делать
дух поэзией и сказкой. Затем я сам начал писать — дальше, что делать... когда все сгорит?)
и столь быстро, что вскоре мешок был туго набит Афанасьев пробежал глазами по какому-то лист
рукописями, тетрадками, записными книжками. ку, беззвучно шевеля толстыми губами, отложил
Глубокой осенью мои стихи, отосланные в разные лист в кучу бумаги и в утешение сказал мне:
редакции, стали возвращаться ко мне. Пришел чет — Дэ-э... Стишки и вправду дрянь. У Горелова все
вертый, последний пакет, в котором была краткая же поскладнее, хотя он и салага. Как это... «Ефрей
сопроводительная записка на казенном журнальном тор Шмарин веселый парень и пулеметчик огне
бланке: «...к сожалению... не заинтересовали... всего вой...» А?
хорошего». Ответ был почти дословно такой же, как С тем он и ушел назад, уселся за стол и погру
и от трех других журналов. И ждать его пришлось зился в свою полуистлевшую ископаемую книгу.
всего на неделю дольше, чем другие. А я продолжал дело, изредка наугад выбирая
Это было кстати. Я вывалил на пол каптерки все листок и прочитывая при свете квадратной, в бушу
листы, отпечатанные штабной машинисткой Розой, ющем пламени, топки. Каждый стих у меня был
и тетради, и увязанные пачки черновиков, бросил небольшой, но в нем таился какой-нибудь затерян
в кучу толстую амбарную книгу, которую выпросил ный день: серый, голубой или белый... Сил моих
у старшины, чтобы вписывать в нее начисто отрабо больше не было. Я попросил Афанасьева докончить
танные стихи... Все это я перевязал веревкой в одну за меня (он не глядя кивнул) и выбежал вон из
кипу и понес в кочегарку. кочегарки...
Остриженный под машинку мордастый кочегар Приземистый, узкоглазый повар Андрющенко,
Афанасьев сидел за столом под голой лампочкой и с голой грудью под грязной белой курткой, просто
читал какую-то пухлую старую книгу. Я попросил волосый, стоял на крыльце полковой кухни и курил.
его открыть топку. Желая покончить разом, я хотел Это был первый встречный человек в новом для
бросить туда всю связку, но это оказалось невоз меня мире, в котором уже не было моих стихов.
можно сделать: кочегар только что накидал полную Двое солдат из кухонного наряда везли к свинар
топку угля,- и бумаги мои вываливались назад. нику огромный бак с пищевыми отходами: один
Тогда я пережег раскаленной докрасна кочергой ве бегом волок за собою низенькую тележку, залитую
ревку и стал бросать в огонь по одной тетради из помоями, другой, в синем халате, завязанном те
стопки. Кочегар подошел и спросил, что это я делаю. семками на спине, придерживал бак и время от вре
«Шпионский материал уничтожаешь?»— ухмыль мени вскакивал на тележку, чтобы проехаться на
нулся он. «Нет, Афанасьев, стихи»,— ответил я и по одной ноге.
казал ему листок, отпечатанный на машинке: Я ушел на широкую земляную крышу овощного
Остались только — склада и спрятался за деревянную вытяжную трубу.
лишь нежный шелест Был теплый день позднего бабьего лета. Сухая уста
и тихий свист. лая трава светилась на солнце, я прилег в нее и уснул...
Осталась песня, Проснулся я от неприятного холода, сковавшего все
что сердцем пелась, тело, откашлялся и с . трудом поднялся на ноги. На
и купол неба — плацу под флейту и барабан шли занятия по стро
велик и чист. евой подготовке.
— А-а! — понимающе протянул Афанасьев, слов С Марией у нас ничего не вышло. Недели две
но каждый день имел дело с поэтами, сжигающими она промучилась у Степана Петровича, затем пе
свои стихи в кочегарке. Потом все же спросил: решла к своим родителям.
« А зачем в печку? Дурью маешься, Чекин...» Дело усложнилось еще и тем, что Нонну от фаб
— Это уж мое дело,— ответил я. И, сказав это, рики отправили на уборку урожая в плодосовхоз,
почувствовал, насколько одинок. Никто ведь не так что Мария осталась совершенно одна. Я почти
поймет, что сейчас происходит. Ни бог, ни смертная каждый день писал письма, а ответов получил
душа. Придумывать ничего не нужно — ни любви, всего два. В последнем письме, написанном уже
ни творчества. Это дается кому-нибудь, но само после переезда к матери, Мария сообщила, что при
собою, естественно. Ни молитвами, ни кровавой пре ходил Петр, говорил по-хорошему, просил примире
данностью нельзя этого получить. Мне никогда не ния и обещался уйти от своей матери и жить от
хотелось умереть обыкновенно — затылком на земле, дельно, если Мария будет согласна. В этом рассказе
глазами к небу, а как-то иначе: в полете, в ярком я уловил скрытый вопрос и потому написал Марии,
падении... А теперь я хотел бы умереть как-нибудь что пусть поступает, как находит нужным. Ответа
нелепо и страшно — вот сунуть бы голову в топку... не последовало. Я обиделся и тоже перестал писать.
или взять черную кувалду из кучи угля и ахнуть ею Вскоре по делам службы я был выпущен из
себя по лбу. части, и вот на обратном пути полковой мотоцик
— Не гожусь я в поэты, Афанасьев,— говорил лист завез меня на садовую Гору. Тетя Фрося, счи
между тем я.— Нету таланта, друг, а без таланта тавшая меня единственным виновником всего слу
ничего не выйдет. чившегося, встретила неприветливо и в дом не при
— Ну да! — грозно возражал Афанасьев.— А у гласила. Последнее наше объяснение с Марией про
салаги, значит, выйдет?! В хозвзводе появился у нас изошло на веранде, куда она вышла, услышав крики
один такой Пушкин. Молодой товарищ, а уже в ре матери...
дакции посиживает. Пухнарь, можно сказать, а уже После этого объяснения я уже не видел Марии.
стишки в полковую газету пописывает. Горелов его Но от Коли Ягоды знал, что Петр и на самом деле
фамилия — читал небось? Теперь при редакции решился уйти от мамаши и поселился в доме жены.
в собственном кабинете принимает, салажонок. А вскоре у, Марии родилась дочь.
— Пускай сидит,— ответил я.— Мне до таких, В лодку началась очередная демобилизация. В но
как вон до той лампочки. (Вот сейчас все сгорит... ябре отпустили; Колю, и он, женившись на Нонне,
Отвечай правду: зачем тебе нужны были стихи? увез ее .в Днепропетровск. Вестей от Марии уже
Славы хотел?.. Может, и хотел, но это не самое никто не мог мне приносить. Как-то в субботу я взял
12
увольнение и поехал к ней, чтобы поздравить с доч Чахлые сады с вишнями, сливами п яблонями
кой. Но из дома выскочил трясущийся, бледный жались возле беленых хаток. Душным летом пыль
Петр с разводным ключом в руке, и я вынужден припорашивала листву деревьев, покрывала мутным
был уйти. Мария так и не появилась. налетом зрелые вишни и сливы.
Все было ясно! Здравый смысл царил в деревян Ко хутор был знаменит не садами — главную за
ных и каменных домах Горы, богатой садами. боту хуторян составляли гуси. Ранней весной гуси
В тенистых дворах этого уютного пригорода вовсе начинали плавать по каналу отдельными большими
не таилось беспечной жизни вечных существ, как отрядами, а к осени, пробужденные высокими кли
мерещилось мне во время одиноких прогулок по его ками пролетающих на юг диких братьев, с гоготом
райским закоулкам. И нежный, хрустальный смех принимались бегать по широкому пустырю перед
эльфов, звеневший в глубине садов, был попросту казармой.
звоном жары в ушах усталого, истомленного пут Иногда им удавалось, стремительно разбежавшись
ника... навстречу ветру, взлететь над землей, и многие под
Я думал: если прав я, то почему о н и одолели? нимались довольно высоко, перелетали даже через
Почему все вышло по их правилам? Им кажется стены склада и долетали до самой окраины ху
несусветной чушью моя любовь, в этом сумели убе тора. Летели они, вытянув шеи, поджав лапы, от
дить даже Марию. И что же мне после этого чаянно загребая крыльями. Тяжело шлепнувшись на
делать? Лить слезы на берегу реки, подобно Орфею? землю и пробежав несколько шагов, они подымали
Степан Петрович рассказывал мне, как жилось Ма медноголосый крик, высоко задирали головы и
рии в эти две недели ее «свободы». Ей приходилось долго не складывали широко развернутых, вздрагива
прятаться от мужа, который работал в ателье по ре ющих крыльев. А через пустырь, жалкие и смеш
монту телевизоров, свободно разъезжал по городу и ные, с растерянным и тревожным гоготом ковыляли
в любой час мог нагрянуть к ней. Она полюбила к ним те, которым судьбою было отказано даже
кроликов и незлобивых нутрий, долгие часы проси в кратком миге свободы и полета.
живала возле клеток, подбрасывая зверькам травы Я часто уходил на берег канала и подолгу
и подливая воды в корытца. Но вскоре хозяин на смотрел на эти тысячные стаи гусей. Весь канал,
чал осенний забой, и бедная Мария, не знавшая об насколько было видно, белел от них. Тесно сомкну
этом, нечаянно увидела все несложные хлопоты тым белорубашечным строем скользили они, гордо
умерщвления своих товарищей по одиночеству. выгнув шеи, повторенные зеркальным отражением
— Такая процедура пришлась ей весьма не серебристо-голубой воды. Проплывая мимо, они тихо
кстати,— рассказывал Степан Петрович.— С ней, гоготали, словно вполголоса переговаривались, и
понимаешь ли, чуть обморок не случился. Пришлось при этом все уставлялись на меня одинаковыми —
удалить ее в дом... круглыми и блестящими — глазами. Эти глаза вы
И тогда же, сидя на скамейке рядом со стариком, ражали душевное состояние птиц — оно было без
слушая его вполуха, я окончательно понял, что мятежное, кроткое, значительное...
выход и вправду надо искать не в одиночестве и не И однажды мне яспо представилось, что все гуси,
в самом лишь себе. Я мог бы, конечно, отвернув плавающие по каналу, были одним, единым сущест
шись от всех этих некрасивых дел, писать стихи и вом, частицы которого расползаются по воде белыми
плевать на все — к чему и стремился всегда, если пятнами, издали похожими на плывущее белье.
подумать. И, может быть, когда-нибудь чего- Как зачарованный, смотрел я на скользящих по
нибудь и достиг бы. Только зачем? Ну, на одного воде крупных птиц, напоминавших мне каких-то бе
«гения» станет больше на земле, а что от этого лых жрецов в торжественной процессии. Сидя в
изменится у Марии? Если ей плохо и всегда будет уединении на красном берегу канала, в тишине,
плохо, почему мне должно быть хорошо? пахнущей разогретой глиной, я задремал и уже
Нет! Не отворачиваться, а погрузиться в эту в полусне понял, что никогда ни один хозяин не
гущу! Не презирать эту пошлую, занудную жесто владел ни одним гусем — владел лишь гусятиной.
кость, а понять... Я вернулся в полк с этой важной А тот великий бессмертный Гусь, который мне пред
для меня мыслью и стал по-новому приглядываться ставлялся, всегда стремительно пролетал над свер
к нашей скученной казарменной жизни. кающими озерами, ходил по берегу, важно перева
В декабре мне дали вдруг отделение молодых ливаясь с боку на бок, шипел и гоготал, высоко
солдат и отправили дослуживать последний год на поднимая голову, величаво плавал по воде, дугою
небольшой военный склад. изогнув шею...
Новое ме<;то службы находилось в глухой степи,
вдали от всех городов. В полукилометре от склада Иногда, когда я вел по тропе нарядов смену часо
располагался небольшой хуторок. Позади нашей ка вых и слышал позади себя топот ног и голоса пере
зармы проходил широкий оросительный канал. говаривающихся солдат, или в тишине ночи, когда
Наша жизнь была однообразной — через день на внезапно просыпался и долго не мог уснуть, или
ремень, через два на кухню, как говорится в солдат в столовой, ожидая, когда мое отделение закончит
ской поговорке. Но кроме караула и кухни выпа принятие пищи и можно будет поднять его и вы
дали еще погрузочно-разгрузочные работы, когда вести на строевую подготовку во двор, я вдруг
приходили машины, так что скучать особенно не забывался, и внезапные слезы навертывались на
приходилось. глаза. Я снова вспоминал, как страшно и жалко вы
На краю хутора стояла высокая ветряная мель глядела Мария в день нашего последнего разговора,
ница, всегда тихая и безлюдная, казавшаяся забро как безобразно была худа... Во впадины щек легло
шенной. Но порою неожиданно начинала Она махать бы по яблоку, - высохшие губы не смыкались вокруг
крестообразными крыльями, описывая пми'> какие-то белых зуббв, огромный живот будто душил ее...
несуразные дергающиеся круги. Кроме1 этих неров —'- Это невозможно, Василек, что мы задумали,—
ных взмахов мельничных крыл ничто ббльшв; каза говорила она;-*- Мама права, я должна быть с му
лось, не двигалось на соломенном и ^манном ху жем. Я измучилась, понимаешь, Чекин? Ребенок
торе. Лишь зимою в морозные дниг( >ВД№да -не сосет из меня, он требует, а во мне уже ничего
вьюжило, над крышами поднимались ‘высокие стол нет... Я так измучилась, а когда человек измуча
бы дыма, которые плавно и широко покачивались ется, он уже ничего не хочет.
по воле верхового ветра. — Но это сейчас, Маша. А потом? Неужели ты
не знаешь, что будет потом? — спрашивал я.— Ты ситься к другому человеку как к равному. Исходя на
не сможешь быть с ним. Ты можешь быть только этого, я уже не смогу думать ни о каком самоутвер
со мной, и сама понимаешь, что так должно быть. ждении в жизни, стремление к которому рождается
— О чем он говорит, боже! — почти прошептала все же из тайного чувства своего превосходства над
она.— О чем ты говоришь, Вася! Ведь ты не любишь другими. Я не хочу никакого превосходства — если
меня, и зачем все это надо было затевать? Я всегда вдруг оно и выпятится явно, то должен буду спокой
знала: тебе нужно то, чего нет ни у кого. Л я тебе но от него отказаться. Даже от какого-нибудь талан
никогда не была нужна. А теперь тем более. Это та, если он обещает мне какие-то преимущества
я сама сошла с ума — чего захотела, подумать в жизни. Я отказываюсь выглядеть лучше других.
только! И не говори ничего, не надо! Я всегда лю Мне всего двадцать один год, и я знаю, что в глазах
била тебя, а у тебя еще не было любви, и ты решил многих мой отказ будет оценен как неестественный,
ее выдумать. Но разве э т о выдумаешь? А х ты, нелепый шаг зеленого юнца, но я делаю этот шаг
выдумщик! Иди, Чекин, своей дорогой, а мне уже вполне сознательно. А чтобы надо мною не потеша
не до выдумок, я попалась. Тебе нужны твои стихи, лись и, главное, не помешали мне — я никому не
зачем тебе беременная и страшная баба?! скажу об этом своем решении. В нашем мире, трезвом,
— Я ничего не выдумал! — крикнул я.— Ты не как ротная разнарядка, такой отказ, я думаю, чего-ни-
верь им, Маша! Ну посмотри на меня... будь да стоит. И я знаю, к чему он должен приве
— Плохо мы жили с Петей, очень плохо,— гово сти меня,— он приведет к чудесной безвестности и
рила она, не слушая меня.— Мать мешала, шпио внутренней свободе (я откажусь от себя — и в мепя
нила за нами, сына ревновала... он же единствен войдут, тихо кружась, черные точки коршунов вме
ный у нее. Какие бывали скандалы!.. Ну и что же? сте с небом, в котором они парят, и все овцы и ко
— Да опомнись, Маша! Неужели ты согласна ровы вечернего стада, бредущие в золотой пыли ми
жить с ними? — спрашивал я, указывая куда-то мо ветряной мельницы, и длинноногие кони, идущие
вдаль, сквозь стеклянные стены веранды. вольным цугом по высокому берегу канала, и камни,
— Ох, как хочется мне спрятаться,— продолжала и звезды, и алые поля цветущего степного мака...)*
Мария, не слушая меня,— спрятаться, чтобы никто Я хочу быть счастлив, как и все люди на земле. Но
ничего не знал обо мне! Чтобы ни мама, ни отец, ни мне не нужно никакой особой доли.
Иришка — никто чтобы не знал, где я, что со мной. Затерянность! Я понимал теперь ее влекущую кра
Затеряться бы, Вася, среди людей, вот как на соту. Стать одной из безымянных звезд ночного неба,
вокзале или в большом городе на улице... на которое раньше смотрел как бы со стороны, а
Я написал бы Марии письмо, но не хотелось под теперь пусть кто-то другой смотрит, не различая тво
вергать ее неприятностям: цензура, наверное, была его лица в звездном тумане... И вдруг окажется, что
заведена в ее доме. Я написал бы, что могу теперь наблюдатель есть не кто иной, как ты сам, уже еле
с полной уверенностью говорить о своей любви. На ощущающий на себе слабое тепло звезд.
чала ее я не помню, как не номню и начала своего
существования. Если другим покажется, что это Шел к концу последний год моей армейской жиз
вовсе не любовь, то мне дела нет ни до кого, и ни ни. Что-то там впереди ожидало меня, какие-то пу
какой другой любви мне не надо. стоты неизвестного времени. А пока что я усердно
Я написал бы еще, что существовать на свете без отдавался делам службы, возился с одиннадцатью
какой-то главной духовной опоры не могу, да и лю салажатами своего отделения, ребятами из Молдавии,
бому невозможно. Ее ищут люди, веруя в своего бога Туркмении, с Владимирщины. Я обучал их стрелять
или обращаясь к искусству, полагая служить ему по мишеням, ходить в строю, отвечать по уставам,
всем своим существом. Но всякая религия не по мне, нести караульную службу. Помня свои первые уро
не играю я в эту игру, а для служения искусству ки в армии, я жалел мальчишек, старался быть с ни
нужна какая-то таинственная первооснова, а не ми поласковее, подбодрял и незаметно пытался вну
просто желание быть как У. Уитмен, М. Ю. Лермон шить им, что все эти «лишения и тяготы» есть игра,
тов, как А. или Б. И пусть это страшно, но я дол мужская веселая игра, требующая только ловкости,
жен был честно разобраться в себе. Я могу хорошо силы и умения. Я постоянно должен был им показы
понимать стихи, но не писать их, а писал я потому, вать, что вс^ делаю с удовольствием, с охотой, и
что слишком много их прочел раньше. Правда, была вскоре на самом деле увлекся и увлек других, так
особенность у меня: я хотел найти путь, как лю что на инспекторской поверке мои солдатики пока
бому из простых смертных прийти к поэзии, но за зали себя не хуже, чем старослужащие из самого
дача оказалась не по моим силам. Что-то во мне примерного отделения сержанта Соловьева. Мне при
сразу же оборвалось и кончилось, когда я увидел, своили младшего сержанта.
что мои стихи не спасут Марию... И осенью, когда вышел приказ об увольнении,
И все равно! Я по-прежнему верю, что настанет я оказался в числе тех, кого за хорошую службу и
время, когда стихи будут самым главным в жизни примерную дисциплину отпускали домой в первую
и сосед будет приходить к соседу только затем, очередь.
чтобы послушать стихи хозяина и почитать свои, и
Я распростился со своей ротой, с ребятами из сво
каждый из них будет совершенный мастер этого де
его отделения, сдал оружие, получил все что положе
ла. Со временем стихов будет столько же на земле,
но по вещевому довольствию и отбыл в Р., в полк,
сколько бывает цветов на летнем- лугу. Попадется
где должны были выдать документы, деньги и где
поляна, где растут одни желтые одуванчики, ну и по традиции полагались торжественные проводы
что ж? Остановись, вежливо спроси у одуванчика,
первой партии увольняемых — с духовым оркестром,
что ему приснилось сегодня на заре, когда алый свет
с целованием полкового знамени.
хлынул через край дальнего леса на поле. И от
ветом будут стихи. И вот все подошло к концу. В последний раз я
Возможно и настанет когда-нибудь такое время, но обошел все закоулки полкового двора... Широкий
пока что я, житель двадцатого века, должен найти плац перед четырехэтажной желтой казармой; про-
другую цель, другую основу в своей быстротечной дуктово-фуражный склад сбоку; гимнастическая пло
жизни. По крайней мере теперь-то совершенно оче щадка и напротив нее овощной склад; летняя эстра
видно для меня, что я, живой человек, должен отно да с кинобудкой; открытый летний душ, где можно
14
было обмыться в жаркий день и постирать портян Нет, дом этот был ни при чем: дом как дом, и
ки... Вот щиты с Зарисованными солдатами, демон крыша была над головою, и постель для отдыха, и
стрирующими образцовую строевую выправку. пища была, и человеческое внимание друг к другу
На стене летней эстрады, обшитой некрашеной фа было, и товарищество, и суровый простой труд. И да
нерой, я вновь перечел смешные надписи скучающих же предоставлено мне было то необходимое уедине
новобранцев: «ПРОЩАЙ, НИНКА, ТЫ МЕНЯ ПОЗА ние, чтобы я, свободный от житейских забот, испы
БУДЕШЬ» — и тому подобное. тал недолгое пронзительное счастье поэта. II некого
В глубине сцены я нашел то, что искал: стихи, было вннить за то, что случилось потом, один толь
написанные синим чернильным карандашом... Тогда ко я был виноват во всем. Потому что если я отрек
не оказалось под рукою бумаги, и я, проходя мимо ся от своих стихов и мне теперь было больно и
эстрады, решил воспользоваться ее фанерной стеной. страшно перед жизнью, то кто же, спрашивается, за
Когда перейдешь ты ставлял меня отрекаться? Нет! Никогда никому я
еще одну пропасть не должен рассказывать, что сжег стихи...
и рухнешь на землю без сил — Над городом медленно шли тучи, и в них я заме
найди в себе волю тил, как ногами вперед плыл мой бог-пастух. Светлое
подняться на ноги лицо его, обрамленное серебристыми кудрями, было
и перейти еще одну пропасть. запрокинуто назад. Сумрачные гиганты и титаны,
видимые по пояс над ломаным городским горизон
Когда перейдешь ты том, несли на плечах пастуха, склонив свои лохма
еще одну пропасть тые головы. Он умер, созданный мною бог, потому
и рухнешь, чтоб больше не встать, что юность моя кончилась.
то значит, что просто Ну что же теперь делать, думал я, в последний
не смог ты подняться раз оглядываясь на желтую казарму.
и перейти еще одну пропасть. Оставалось только пойти к Марии и все расска
Наведался я и в казарму второй роты второго ба зать ей.
тальона, где прожил самый трудный для меня ар
мейский год. Рота выехала на стрельбище, и в про
хладной большой казарме было пусто, койки по Я пришел к дому Марии и стоял у ворот, держа
шнурку выровнены, красный пол натерт до лаково в руке солдатский мешок и черный картонный чемо
го блеска. У входа возле тумбочки стоял дневаль дан. Меня впустили. Я узнал, что Марии нет здесь,
ный с ножом на поясе, в парадном душном мундире. что она в Москве, поступила учиться в Нефтяной ин
Он томился, «жевал портянку» — молодой солдат, ститут. Оказалось, что дочь ее, которую назвали Са
узбечок с роскошными бровями, таращил в простран шей, умерла пяти месяцев. А с Петром Мария разве
ство глаза и зевал до потолка. Увидев меня, чужого, лась и летом уехала в Москву. Мне она оставила
он отдал честь, но впустить в казарму не захотел, письмо...
с вызовом и вместе с тем трусовато заявил: Голубое небо дает начало всякой мечте. В дет
— Не положено, товарищ младший сержант. стве каждый из нас, глядя в небо, загадывает свою
Но тут из дальнего угла казармы донесся до нас судьбу. Есть же такое выражение: голубая мечта.
голос: «Ну ты, салага, пропусти!»— и голос этот У Марии она выглядела так: «Улягусь, б ы в а л о , на
был знаком мне. То был Афанасьев, кочегар. Он уже лавку во дворе, и в небо гляжу, и представляю, что
шел ко мне, с красной повязкой дежурного на рука поднимаюсь туда по какой-то дорожке, все выше и
ве, улыбаясь всей круглой весноватой физиономией. выше... А вокруг все синее, голубое, и сама я скоро
Мы крепко хлопнули рука об руку. становлюсь голубой: и волосы, и руки, и лицо... Ах,
— Что, уже под увольнение попал? — спросил сумасшедшая! Я ведь и синие платья любила толь
он.— Ну, везет же некоторым, как погляжу! ко из-за этого: когда их стираешь и они полиняют,
— А почему ты здесь, не в хозвзводе? — удивил то становятся такие красивые, как небушко!»
ся я. Я хорошо помнил эти ее синие платья. На одно
— Выгнали! Давно не кочегарю,— был ответ. из них, с накладными вышитыми карманами, я не
— За что? чаянно капнул из авторучки, и мы побежали на кух
— За пьянку, за что еще. Дело было под Новый ню смывать чернильное пятно. Сидя на корточках
год, прямо с дежурства на губу поволокли... перед нею, я тер подол намыленной тряпкой и неча
Поговорили о том, о сем. Я втайне надеялся, что янно коснулся упругой, гладкой ноги Марии. При
Афанасьев скажет что-нибудь о стихах, которые по щурив смеющиеся глаза, она смотрела на меня ла
ручил ему сжечь... Может, пощадил какую-нибудь те сково, светло, будто знала, как тяжело мне стало и
традку... Но конопатый экс-кочегар об этом случае жутко и как неистово заколотилось в груди сердце.
не заговаривал, и я тоже ни о чем не стал расспра Если бы кто-нибудь тогда сказал мне, что я коснулся
шивать. Никакой пощады и облегчения я не должен края одежды голубого двойника Марии! Но лишь го
был ждать. Мы с Афанасьевым распрощались, сно ды спустя я пойму, что рядом с привычной, обыкно
ва крепко хлопнув друг друга по рукам. венной Марией всегда присутствовала другая, неве
сомая — чуть возвышаясь над нею, как это бывает
А потом на КП я пожал руку дежурному лейте с несовмещенными изображениями в видоискателе
нанту, и старшине-помощнику, и каким-то незнако фотоаппарата.
мым ребятам из наряда — и, выйдя из ворот, пошел Однажды Мария видела своего голубого двойника
прочь от этого дома, в котором сгорело все лучшее, во сне: как та летала, раскинув руки и выгнув
что было в моей жизни. Я шел не оглядываясь, низ грудь, и вдруг упала на землю... Мария проснулась и
ко опустив голову, спотыкаясь, потому что неожи уже не могла уснуть. В одной сорочке вышла она
данные жгучие слезы душили меня. Но казарма бы на крыльцо и села на деревянную ступеньку, обхва
ла очень длинная, и пока я проходил от одного ее тив руками колени. Где-то позади дома светила силь
конца до другого, направляясь к остановке трамвая, ная луна, по земле растекались черные ручьи теней.
меня почти на каждом шагу кто-нибудь окликал из Позабытая на дне глубокой ночи, вся садовая Гора
окна — мои товарищи, еще остававшееся дам, весело притихла, уснув: ни звуков гулянья, ни шелеста в са
кричавшие мне вслед слова прощанья. Й я стал успо дах. Лишь далеко на реке шипенье отработанного ма
каиваться и поднял к окнам лицо. шинного пара да в доме шумный храп отца.
15
Марию тревожило что-то. Скоро должна была со ободранного, как старая метла из прутьев, прошел
стояться свадьба. Денег заняли, брага у отца постав и на ходу тронул рукою шершавый ствол...
лена... И вот теперь среди ночи она словно очнулась Вишневый шпалерник стоял весь облетевший,
от долгого сна. Она выходит замуж! Потому что так с красными тощими ветками. Хмурый ветер гонял
принято: он красивый, свободный парень, отслужив сухие листья по кладбищенским тропам.
ший свой срок в армии. Он ходил с нею в кино, на Я шел, загребая сапогами эти листья, и рассеян
танцы, по вечерам стоял в акациях, поджидая ее. но читал на фигурных железных крестах, на камен
С кем-то подрался из-за ревности. Целый год ходил ных плитах: «Мир праху твоему...», «Мир праху тво
к ним в дом... Все это было правильно, как должно. ему...» — от сына, от брата, от невестки, от матеря.
Но в эту ночь Мария ясно почувствовала, что ей, Я удивлялся тому, что все деревянные и железные
такой одинокой, ничуть не станет веселее, если ря ограды вокруг могил были выкрашены одной и той
дом все время будет находиться этот чернобровый, же синей краской, грубой и ядовитой, вовсе не под
легко краснеющий парень. Она поторопилась, испу ходящей для кладбищенской тихой печали.
гавшись своего одиночества!.. И потом, после свадь Не сразу я нашел нужную могилу — маленький
бы, когда ее предчувствие полностью подтвердилось холмик с кирпичным памятником, в который была
и унижение, испытанное ею, казалось непостижимым вмурована мраморная плита с золотой надписью: Са
для разума, вокруг все считали, что произошло неч ша Голощекова... Ведь фамилия Марии по мужу бы
то радостное и нужное, и все непременно хотели, что ла Голощекова!
бы и она так считала... Я присел возле могилы и закурил. Я думал о кро
А в ту ночь, еще свободная, она сидела на крыль хотном существе, которого так и не увидел, но кото
це, и в памяти ее оживали разные случайные кар рое всегда любил. Мне вспомнилось, как я сидел на
тины, детали и несвершенные робкие мечты. Вспом крыльце, розово-дымный вечер пал тогда на тихие
нила два куста крыжовника, которые посадила под сады вокруг, Мария лежала в пристройке, на кро
окном дома, там. на Сахалине. Клумба с георгинами вати Нонны, отдыхая после трудного пути на самый
была рядом, цветы были темно-лиловые, тяжелые. верх Горы. Сквозь приоткрытую дверь мне было
Ветхий забор отделял двор от улицы, сквозь широ слышно, как, тихо смеясь, Мария приговаривала:
кие щели видны были лопухи, спинка светлой длин «А х ты, мой хулиган! Не смей драться с мамой, ми
ной скамейки... Она любила рассказы О. Генри. У нее ленький...»
были косы, перекинутые на грудь,— вот как на фото Я сидел на земле, прислонясь спиною к ограде
графии в комсомольском билете. Она хотела стать чьей-то внушительной могилы. Курил, вспоминал,
инженером-химиком... Маленькая улица, где находил грезил наяву. Вынул из кармана письмо Марии, вновь
ся их сахалинский дом, упиралась одним концом его перечитал. Солнце выглянуло меж бегущих туч,
в реку, там была площадка для пожарных машин, и метнулись тени по белому пятну бумаги — то осен
с высоких перил этой площадки она прыгала в во няя листва, подхваченная ветром, летела, кувырка
ду вниз головою, на что отваживался не всякий маль ясь, через все кладбище. Откуда-то, пробившись
чишка... сквозь лохматый покров туч, наплыл низкий гул про
летающего самолета, долго сотрясал серый воздух, за
*Я знаю, что ты придешь еще к нам, поэтому пи тем стал утихать, переходя в спокойный рокот, и
шу тебе. Василек, я уезжаю, меня больше не ищи,
вскоре замер, как бы примирившись с неизбежностью
потому что я от всех уезжаю, и от тебя тоже. В мар
великой всеобъемлющей тишины.
те у меня умерла девочка от двустороннего воспале
В этой тишине покачивается на ветру трава.
ния легких. Я пережила такое горе, что думала —
Скользят птицы по небу. В солнечных брызгах млеют
не выдержу, наложу на себя руки или сойду с ума.
цветы на лесной поляцке. Где-то вдали смеются де
Я все думала, почему умерла моя крохотуля, кому
вушки... И вдруг...
это было нужно — ведь это совершенно несправедли
Знакомое, неописуемое волнение дрогнуло во мне,
во! Жить я больше не хотела. Целый месяц после
я замер. Вынув из-за пазухи новенькую записную
похорон я пролежала в постели, на одних уколах
книжку с адресами друзей и шариковый автокаран
держалась. Но восьмого мая впервые встала, а ско
даш, я написал на чистой страничке:
ро совсем поправилась. И знаешь, после болезни
у меня будто все переменилось внутри. Теперь я хо Смеяться и жить!
чу жить! Я так хочу жить, что ты не можешь себе Смеяться и жить!
представить! Просто жить, понимаешь? Радоваться, Что может быть лучше —
смеяться, ходить, смотреть на все — жить! И ни о чем смеяться и жить!
больше не переживать, не думать. Хочу учиться, до Зачем о мудреном
биваться своего. Я уезжаю отсюда, потому что здесь о чем-то тужить!
все напоминает мне о моей дочуле. Я уезжаю насов Смеяться и жить!
сем, жить здесь никогда больше не бу^у. Ты думаешь — просто
Прощай, Василек! Желаю тебе настоящего смеяться и жить?
счастья. Оно, наверное, придет к тебе. Попробуй-ка просто
Мария. смеяться и жить.
Привет от Николая и Нонны. У них родился Смеяться и жить!
сын, назвали Толиком». — Чему ты радуешься, ирод? — говорила мне тетя
Я шел по высокому берегу реки, порывистый ве Фрося, когда к вечеру я снова зашел к ним.— Чего
тер раздувал полы моей шинели. Стоя^ уже глубо натворил, голова садовая? Жизнь ты разбил, зло
кий октябрь, и садовая Гора была вся охвачена су дей, чужую жизнь. А зачем, спрашивается? Ни себе
хой метелицей опавших листьев. У заборов они буй и ни другим^ Никому она теперь не досталася, ни те
но вскидывались, кружились в вихре и наметали бе, пц Петькр-дураку. Пишет она мне, что скоро за
длинные шелестящие сугробы. офицера замуж выйдет, за капитана из военной ака
Я побывал на пустынном пляже, постоял возле демии... ^ (^анюшки маленькой нету. Бог дал, бог и
пристани, на крохотном песчаном мысике, где когда- взял^ — Й ^ т р Фрося заплакала, зажимая пальцами
то мне было так хорошо. рыхлый нрр. Дотом встала и ушла в соседнюю комнату.
По береговым обрывам пошел напрямик к клад — Ты садись-ка, садись,— торопливо говорил дя
бищу. Прошел Г.1ИМО одинокого тополя, тоскливого и дя Витя, приглашая меня к столу. И махнул рукой
16
в сторону ушедшей: — Н у ее, ты Fie слушай. Что
толку зря орать теперь? Л. ты садись, закуси, брат,
Владимир Головяшкин
и выпей. Нынче у тебя хороший день.
И мы сидели с ним, пили беловатую мутную бра
гу, которую он подливал в стеклянный жбан из ог
ромной бутыли. И дядя Витя рассказывал: *
— Нам приказали лошадей вывести. Табун голов
так в триста. А нас семеро, старшина да солдаты.
Ну, мы и гнали. А уж части наши все отошли. Го У времени не может быть простоя.
ним неделю, другую, не знаем, чи у немцев мы в ты Я бег его ничем не усмирю .
лу, чи на своей стороне... Растает ночь —
Я сидел и слушал — и в моей памяти возникло то,
что видел я однажды в детстве, в то время еще, ког И утро золотое
да мы с матерью жили в Казахстане... Громадный Войдет в квартиру с видом на зарю .
косяк лошадей проносился в пыли, как неисчислимое
древнее войско сквозь дым. Тряслась земля. Двига
лось одно, единое громадное звериное тело. И только Прохладным ветром щек моих коснется,
табунщик в островерхой шапке, вскидывавший ло Приглушит боль ,
коть, чтобы огреть плетью своего жеребчика, а за И снова наяву
тем юрко проносившийся вдоль табуна,— только эта
маленькая, гордая фигурка напоминала собою, что М о я планета к солнцу повернется
на глазах происходит нечто подвластное человеку. Той стороной,
В сухом пылевом тумане вдруг глянцевито сверкал Где я сейчас живу .
налитой круп, обозначался могуче работающий му
скул, вскидывалась оскаленная, исступленно кося
щая голова дикой лошади. И, колыхаясь, проноси
*
лась мимо река черных конских грив.
И это был вечный Единый Конь, не знающий ни
хозяина, ни узды. Мириады жизней, сливаясь воеди К о гда враги,
но, образуют беспредельное, сверкающее нечто, суть Скривив в улыбках губы,
которого — бессмертие и свобода. Поэтому мир, ви Сыграть пытаясь на моей беде,
димый в окошечки наших глаз, так безмятежно и
неторопливо пасется на зеленых лугах под выгну М еня старались сделать злым и грубым ,
тым небом. Он со всех сторон окутан собственной Я им назло
щедростью и любовью, как защитным покровом, и Учился доброте .
никаких угроз не страшится. И маленькая Санюш
ка, на миг выглянувшая из глубокого океана чело
веческой любви, в нем же обратно и исчезла. Это В ребячьих драках в деревеньке русской ,
было грустно для всех, кто хотел постоянно видеть
В м орях,
ее вблизи, но не для нее самой.
Я вспомнил, как она шевелилась у меня под ру Где волны мечутся в ночи,
кой,— и не мог, никак не мог поверить, что это не На злом презренье к слабакам и трусам
истовое устремление стало ничем. Мы просто еще Себя я молча мужеству учил.
мало знаем о себе. Мы забыли, что сами есть вели
кая тайна.
В Москву! Я ведь давно, всегда хотел в Москву! Знал пораженья,
Там живут шесть миллионов людей, там я вбегу, как Горе
отбившаяся звезда, в огромную толпу пылающих жиз
ней — в звездный рой человеческих надежд, кружа И победы.
щий вокруг древней крепости с тонкими башнями. Где раньше падал —
Мария! Как же так?! Ведь я сжег стихи, чтобы Нынче устою.
вернуться к тебе и быть с тобой!.. Нет! Я не могу Я даже другом был однажды предан,
потерять тебя! Из всего огромного мира я вы
брал самое маленькое, и это моя любовь — как же Зато уж сам друзей не предаю.
мне потерять ее? Что же тогда останется? Так
нельзя, так несправедливо! Пусть нас рассудят, пусть
самое правое в этом мире нас рассудит! Я найду та И пусть еще не раз придется туго.
кого судью, я побегу на полянку, где растут одуван Идти по жизни так хочу,
чики. Я упаду на колени, поклонюсь одуванчику и... Чтоб впредь
пожалуюсь ему! Да, да, так и сделаю! И учти, Ма
рия: в этом мире правы самые маленькие, самые без В глаза людей —
обидные и скромные. Й недруга, и друга —
Да, да, именно одуванчику поклонюсь, пусть он Не стыдно было прямо посмотреть.
и рассудит, кому по праву принадлежит Мария. Мой
путь к ней шел через живое и мертвое’, 'Мёртвое те
перь отпало. Я потерял все, но я считай, '«fro у меня .'Ч
осталась Мария, которая ждет где-то../ ‘ ; ' : 'V
И какой-то капитан из военной эде&йсАмйи! Да кто Окуная в бодрящ ую свежесть,
он такой и что он может принести Как он
Паутиной виски серебря,
посмеет посягнуть на то, что другие в&нбёйлй в та
ких муках? Да кто поверит в его любовь, если я Поселили во мне безмятежность
успею хоть слово сказать! Эти светлые дни сентября.
Сколько осень потратила краски, Ведь недаром
Чтобы я, Д о р о го й прямой ,
Суету позабы в, Безразлично —
Привыкал принимать без опаски Зимой или летом,
Повороты тропы и судьбы! Е сли трудно,
М ы едем домой
Нет сейчас ни тревоги, ни боли. За поддерж кою и за советом.
Я живу — как дышу — не спеша.
И пуста, Д ом родной.
Как осеннее поле, Он не даст нам упасть.
Пережившая счастье душа .
Он вернет нашу силу и смелость.
Н о сейчас...
И беда не стряслась,
А домой
В се равно захотелось .
Деревня Семжа
Там были ночи высоки и звездны .
Там, посторонних звуков лишена,
П о д ясным небом,
Позабывш им грозы ,
Стояла д о л го-д о л го тишина.
У старого поморского креста
Там в небольшой деревне на угоре
И з труб утрами не было дымов. Высоко,
Лиш ь отражались медленные зори Чтоб видно было с моря,
В ослепших окнах брошенных дом ов . Знаками суровой простоты
Здесь чернеют старые кресты —
Там время шло легко, Памятники мужеству и горю...
Неторопливо, Голы й берег.
И стороной, В се здесь как и прежде.
Фарватером вдали Н е коснулось время этих мест.
В реку Мезень входили на приливе Сколько лет замшелый, темный крест
Красивые морские корабли. Высится над стылым побережьемI
Он еще ветрами не уронен,
Они степенно проплывали мимо — Сделан так —
Век стороной дорогу проторил. П опробуй урони.
Кончалось лето. Ш апку сняв, стою я перед ним,
« Пережить бы зиму ...» — Хоть никто под ним не похоронен ,
Седой помор печально говорил.
* Что здесь было?
М н е опять захотелось домой — То ли зверобоев
Светлой радостью встреч озариться От припая в море унесло?
И в лесу, То ли просто с карбаса весло
Убеленном зимой, В ы бросило здесь крутым прибоем?
М еж берез Что он помнит, крест,
В синеве раствориться. И что он значит?
Знаю только:
М не опять захотелось домой — Сказано не зр я ,
В тихий дом под заснеженной крышей, Что земные солоны моря
Чтоб от радостной мамы услышать Потому, ,
Неподдельное: Что о погибш их —
— М илы й ты мой... Плачут.
Н о над этим берегом унылым
Там в беседе родни у стола От проклятий морю удержись...
Укоризна не сводится к брани, Д л я погибш их ставшее могилой,
Н е лишает ума похвала, Д ля живущих
Утешения слово не ранит. М оре — это жизнь.
Василий Шукшин
ПРИЕЗЖИЙ
РАССКАЗ
Против председателя сельсовета, боком к столу, Председатель подумал... Пока соображал, успел
утонув в новеньком, необъятном кресле (председа отметить прекрасный костюм художника, золотые зу
тель сам очень удивился, когда к нему завезли эти бы, седину его, умение держаться...
мягкие, пахучие громадины — три штуки! «Прям как — Пожить-то? Если, допустим, у Синкиных? Дом
бабы хорошие!» — сказал он тогда), сидел не старый большой, люди приветливые... Он у нас главным ин
еще, седой мужчина в прекрасном светлом костюме, женером работает в эртээсе... Дом-то как раз над
худощавый, чуть хмельной, весело отвечал на во рекой, там прямо с крыльца рисовать можно.
просы. — Прекрасно!
— Как это? — не мог понять председатель.— Про — Только, знаете, он насчет этого — не любитель.
сто — куда глаза глядят? Выпивает, конечно, по праздникам, а так... это... не
— Да. Взял подробную каргу области, ткнул любитель.
пальцем — Мякишево. М-м, Мякишево... Попробовал
на вкус — ладно. Приезжаю, узнаю: речка — Мятла. — Да что вы, бог с вами! — воскликнул приез
О господи!..— еще вкуснее. Спрашивается, где же жий.— Это я ведь так — с дороги... Не побрит вот
мне отдыхать, как не в Мякишеве, что на речке Мят- еще...— Он потрогал щетину на подбородке.— А так
я — ни-ни! Тоже по праздникам: первого января,
ле?
— Ну, а на юг, например? В санаторий... Первое мая, Седьмое ноября, День шахтера, День же
— В санаториях — нездорово. лезнодорожника...
— Вот те раз!.. — Ну, это само собой.
— Вы бысали? — Вы тоже в День железнодорожника?
— Бывал, мне нравится. Председатель засмеялся: ему нравился этот стран
— А мне не нравится. Мне нравится, где не под ный человек — наивный, простодушный и очень не
стрижено, не заплевано... Словом, у вас возражений глупый.
нет, если я отдохну в вашем селе? Паспорт у меня — У нас свой есть — День борозды. А вы что, же
в порядке... лезнодорожник?
— Не нужен мне ваш паспорт. Отдыхайте на здо — Да. Знаете, проектирую безмостовую систему
ровье. Вы что, художник? — Председатель кивнул на Железнодорожного сообщения.
этюдник. — Как это — безмостовую?
— Так, для себя. — А так. Вот идет поезд — нормально, по рель
— Я понимаю, что не на базар. Для выставки? сам. Впереди — река. А моста нет. Поезд идет пол
Приезжий улыбнулся, и улыбка его вспыхнула ле ным ходом...
вым золотом вставных зубов.
Председатель пошевелился в кресле.
— Для выставки — это уже не для себя.— Ему
— Ну?
нравилось отвечать на вопросы. Наверно, он с удо
вольствием отвечал бы даже на самые глупые. — Что делает поезд? Он пла-авненько поднима
— Для чего же тогда рисовать? ется в воздух, перелетает,— приезжий показал ру
— Для души. Вот я стою перед деревом, поло кой,— через реку, снова становится на рельсы и про
жим, рисую — и понимаю: это глупо. Меня это успо должает путь.
каивает, я отдыхаю. То есть я с удовольствием убеж Председатель готов посмеяться вместе с приезжим,
даюсь, что дерево, которое я возымел желание пере только ждет, чтобы тот пригласил.
нести на картон, никогда не будет деревом... — Представляете, какая экономия? — серьезно
— Но есть же — умеют. спрашивает приезжий.
— Никто не умеет. — Это как же он, простите, перелетает? — Пред
«Здорово поддавши, но держится хорошо»,— отме седатель все готов посмеяться и знает, что сейчас
тил председатель. они посмеются.
— М-да... — Воздушная подушка! Паровоз пускает под себя
— Вы ire подскажете, у кого бы я мог пока по мощную струю отработанного пара, вагоны делают
жить? Пару недель, не больше. то же самое — каждый под себя: паровоз подает им
19
nap по тормозным шлангам... Весь состав пла-авнень- «— При случае могу посидеть...
ко перелетает реченьку... — Ну вот, с Синкиным сразу общий язык найдете.
Председатель засмеялся, приезжий тоже озарил Того медом не корми — дай посидеть с удочкой.
свое продолговатое лицо ясной золотой улыбкой. Приезжий скоро нашел большой дом Сиякина, по-
— Представляете? стучал в ворота.
— Представляю. Этак мы через месяц-другой пла- — Да! — откликнулись со двора.— Входите!..—
авненько будем в коммунизме. В голосе женщины (откликнулась женщина) чувство
— Давно бы уж там были! — смеется приезжий.— валось удивление — видно, здесь не принято было
Но наши бюрократы не утверждают проект. стучать.
— Действительно, бюрократы. Проект-то простой. Приезжий оторопел... Голос показался ему знако
Вы как насчет рыбалки? Не любитель? мым. Он вошел... Прямо перед ним на крыльце с та
21
— Тебе не нужно больше идти? — Причем учтите: здесь преобладают юго-восточ
—> Нужно, но — ехать. И далеко. Пока доеду, из ные ветры, а там — никаких промышленных пред
меня вся эта, так сказать, дурь и выйдет. Давай! Не приятий.
возражаете? — Да нет, что там говорить! Я, правда, предпо
— Нет. читаю северо-восточные ветры, но юго-восточные —
— Давай, мать! Нет, отдохнете здесь славно, ру это великолепно. И там никаких промышленных
чаюсь. У нас хорошо. предприятий?
— Не ручайся, Коля, человеку может не понра
— А откуда? Там же... эти...
виться.
— Нет, это великолепно! А как у вас с текущим
— Понравится!
ремонтом?
— Вы здешний? — спросил приезжий хозяина.
— Здешний. Не из этого села, правда, но здесь — Хозяин засмеялся.
из этих краев. А где Ольга? — Во-он вы куда!.. Нет, тут сложней. Могу толь
— На реке. ко сказать: юго-восточные ветры на текущий ремонт
— Что же она — к обеду-то? влияния не оказывают. К сожалению.
— А то ты не знаешь Ольгу! Набрала с собой ку — А вал? Собственно говоря, как с валом?
чу книг... Да придет, куда она денется. — Вал помаленьку проворачиваем... Скрипим то
— Старшая,— пояснил хозяин.— Грызет гранит же.
наук. Уважаю теперешнюю молодежь, честное слово. — Вот это плохо!
Ваше здоровье! — Я вам так скажу, дорогой товарищ, если вы
— Спасибо. этим интересуетесь...
— Мы ведь как учились?.. Кхах! Мамочка, у тебя — Коля, за тобой заедут? А то будут ждать...
где-то груздочки были... — Козлов заедет. Если уж вы этим заинтересова
— Ты же не любишь в маринаде! лись...
— Я — нет, а вот Игорь Александре тшч попробу — Коля, ну кому это интересно — текущий ре
ет. Местного, так сказать, производства. Попробуйте. монт, вал?
Головой понимаю, что это, должно быть, вкусно, а —
— Но товарищ же спрашивает!
что сделаешь? — не принимает душа маринад. В де
— Товарищ... просто поддерживает беседу, а ты
ревне вырос — давай все соленое. Подай, мама.
на полном серьезе взялся... Не будет же он с тобой
— Так что там — про молодежь?
об импрессионистах говорить, раз ты ничего в этом
— Молодежь? Да вот — ругают и х: такие-сякие,
не понимаешь.
нехорошие, а мне они нравятся, честное слово. Зна
— Не на одних импрессионистах мир держится.
ют много. Ведь мы как учились?.. У вас высшее? — Не перевариваю импрессионистов,— заметил
— Высшее.
гость.— Крикливый народ. Нет, вал меня действи
— Ну, примерно в те же годы учились — знаете,
тельно очень интересует.
как это было: тоже — давай! давай! Двигатель внут
— Так вот, если вам это...
реннего сгорания? — изучай быстрей и не прыгай — Ольга идет.
больше. Пока хватит — некогда. Теперешние — это
Гость, если бы за ним в это время наблюдать, за
совсем другое. Я чувствую: старшей со мной уже
волновался. Привстал было, чтобы посмотреть в ок
скучно. Я, например, не знаю, что такое импресси
но, сел, взял вилку, повертел в руках... положил. За
онизм, и она, чувствую, смотрит сквозь меня...
курил. Взял было рюмку, посмотрел на нее, поставил
— Выдумываешь, Николай,— встряла женщина.—
на место. Уставился на дверь.
У тебя — одно, у ней — другое. Заговори с ней о сво
Вошла рослая, крепкая юная женщина. Она, как
их комбайнах, ей тоже скучно станет.
видно, искупалась, и к ее влажному еще телу ме
— Да нет, она-то как раз... Она вот тут на днях
стами прилипло легкое ситцевое платье — и это под
мне хоро-ошую лекцию закатила. Просто хорошую!
черкивало, сколь сильно, крепко, здорово это тело.
Про нашего брата, инженерию... Вы знаете такого —
— Здравствуйте! — громко сказала женщина.
Гарина-Михайловского? Слышали?
— Оля, у нас гость — художник,— поспешила
— Слышал.
представить мать.— Приехал поработать, отдохнуть...
— Вот, а я, на беду свою, не слышал. Ну и вле
Игорь Александрович...
тело. Он что, действительно, и мосты строил, и кни
Игорь Александрович поднялся, серьезно, при
ги писал?
стально глядя на молодую женщину, пошел знако
— Да вы небось читали, забыли только...
миться.
— Нет, она называла его книги — не читал. Вы
художник? — Игорь Александрович.
— Что-то вроде этого. Сюда, правда, приехал по — Ольга Николаевна.
писать. Тире — отдохнуть. Мне у вас очень понрави — Игоревна,— поправил гость.
лось. — Игорь!.. Игорь Александрович! — воскликнула
— У нас хорошо! хозяйка.
— У нас тоже хорошо, но у вас еще лучше. — Я не поняла,— сказала Ольга.
— Вы откуда? — Твое отчество — Игоревна. Я твой отец. Я по
— Из...— Гость назвал соседний городок. пал в заключение... Тебе тогда было... полтора года.
— Я там, кстати, учился. Ольга широко открытыми глазами смотрела на
— Нет, у вас просто хорошо! У нас тоже ничего, гостя... отца?
но у вас просто здорово! С этой минуты в большом, уютном доме Синки-
Женщина с тревогой посмотрела на гостя. Но тот ных на какое-то время хозяином сделался... гость.
как будто даже протрезвел. И на лице у него опять У него явилась откуда-то твердость, трезвость. И он
появилось ироническое выражение, и улыбка все ча совсем не походил на того беспечного, ироничного,
ще вспыхивала на лице — добрая, ясная. веселого, каким только что был.
— У нас, главное,— воздух. Мы же — пятьсот два Долго все молчали.
дцать над уровнем моря,— рассказывал хозяин. — Игорь..прерывающ имся голосом, отчаянно
— Нет, мы значительно ниже. Хотя у нас тоже заговорила хозяйка,— ты нашел! Ты сказал — это
неплохо. Но у вас!.. У вас очень хорошо! случайность... Нет, ты нашел! Это жестоко
22
— Нашел, да. Я искал много лет. Случайность и шагать, и шагать по горячей дороге, шагать и ша
с домом... Синкина. гать — бесконечно. Может, мы так я делаем? Воз
— Но это жестоко, Игорь, жестоко!.. можно, что я где-то когда-то уже перешагнул в ти
— Неужели не жестоко — при живом отце... да шине эту черту — не заметил — и теперь вовсе не я,
же не позволить знать о нем. Вы считаете, это было а моя душа вышагивает по дороге на двух ногах.
правильно? — повернулся Игорь Александрович к И болит. Но почему же тогда болит? Пожалуйся,
Синкину. пожалуйся... Старый осел! Я шагаю, я — собственной
Тот почему-то почувствовал себя оскорбленным. персоной. Несу чемодан и этюдник. Глупо! Господи,
— Нет, в плену я не был. При мне — все мои до как глупо и больно!
кументы, партийный билет и все ордена. Предателям Он не замечал, что торопится. Как будто и в са
этого не возвращают. Но речь о другом... Ольга, мом деле скорей хотел где-то на дороге, за невиди
прав я или неправ, что нашел тебя? мой чертой, оставить едкую боль, которая железны
Ольга все еще не пришла в себя... Она села на ми коготками рвала сердце. Он торопился в чайную,
стул. И во все глаза смотрела на родного отца. что на краю села, у автобусной остановки. Он знал,
— Я ничего не понимаю... что донесет туда свою боль и там слегка оглушит ее
— Ты клялся, Игорь!..— стонала хозяйка.— Как стаканом водки. Он старался ни о чем не думать — о
это жестоко! дочери. Красивая, да. С характером. Замечательно.
— Ольга...— Игорь Александрович смотрел на Замечательно... Он в такт своим шагам стал приго
дочь — требовательно. И вместе — умоляюще.— Я ни варивать :
чего не прошу, не требую... Я хочу знать: прав я — За-ме-ча-тель-но! За-ме-ча-тель-но! За-ме-ча-тель-
или нет? Я не мог жить иначе. Я помню тебя малень но!
кой, и этот образ преследовал меня... Мучил. Я слаб Мысли, мысли — вот что мучает человека. Если
здоровьем. Я не мог умереть, не увидев тебя... такой. бы — получил боль — и в лес: травку искать, трав
— Ольга, он пьет! — воскликнула вдруг хозяй ку, травку — от боли.
ка.— Он — пьющий! Он опустившийся... Па автобусной станции, возле чайной, его ждала
— Прекрати! — Синкин с силой ударил кулаком дочь, Ольга. Она знала путь короче — опередила. Она
п стол.— Прекрати так говорить! взяла его за руку, отвела в сторону — от людей.
Хозяйка заплакала. — Хотел выпить?
— Вы хотите, чтоб я сказала свое слово? — под — Да.— Сердце у Игоря Александровича сдваи
нялась Ольга. вало.
Все повернулись к ней. — Не надо, папа. Я всегда знала, что ты есть —
— Уходите отсюда. Совсем.— Она смотрела на от живой. Никто мне об этом не говорил... я сама зна
ца. ла. Давно знала. Не знаю, почему я так знала...
Судя по тому, как удивлены были мать и отчим, — Почему ты меня прогнала?
они ее такой еще не видели. Не знали. — Ты мне показался жалким. Стал говорить, что
Игорь Александрович сник, плечи опустились... Он у тебя документы, ордена...
вдруг постарел на глазах. — Но они могут подумать...
— Оля... — Я, я не могла подумать! — с силой сказала
— Немедленно. Ольга.— Я всю жизнь знала тебя, видела тебя во
— Боже мой! — только и сказал гость. И еще раз, сне — ты был сильный, красивый...
тихо: — Боже мой! — Подошел к столу, дрожащей ру — Нет, Оля, я не сильный. А вот ты красива —■
кой взял рюмку водки, выпил. Взял свой чемодан, я рад. Я буду тобой гордиться.
этюдник... Все это он проделал в полной тишине. — Где ты живешь?
Слышно было, как ветка березы чуть касалась верх — Там же, где жила... твоя мать. И ты. Я рад.
него стекла окна — трогала. Ольга! — Игорь Александрович закусил нижнюю гу
Гость остановился на пороге. ' бу и сильно потер пальцем переносицу — чтоб не за
— Почему же так, Оля? плакать. И заплакал.
— Тебе все объяснили, Игорь! — жестко сказа — Я пришла сказать тебе, что теперь я буду
ла хозяйка. Она перестала плакать. с тобой, папа. Не надо плакать, перестань. Я не хо
— Почему так, Оля? ' тела, чтоб ты там унижался... Ты пойми меня.
«— Так надо. Уезжайте из села. Совсем. — Я понимаю, понимаю,— кивал головой Игорь
— Подождите, нельзя же так...— начал было Син Александрович.— Понимаю, дочь...
кин, но Ольга оборвала и его: — Ты одинок, папа. Теперь ты не будешь одино
— Папа, помолчи. ким.
— Но зачем же гнать человека?! — Ты сильная, Ольга. Вот ты — сильная. И кра
— Помолчи! Я прошу. сивая... Как хорошо, что так случилось... что ты при
Игорь Александрович вышел... Вслепую толкнул шла. Спасибо.
ворота... Оказалось — надо на себя. Он взял в одну — Потом, когда ты уедешь, я, наверно, пойму,
руку чемодан и этюдник, открыл ворота. Этюдник что я — рада. Сейчас я только понимаю, что я тебе
выпал из-под руки, посыпались кисти, тюбики с кра нужна. Но в груди — пусто. Ты хочешь выпить?
ской. Игорь Александрович подобрал, что не откати — ЕсЛи тебе это неприятно, я не стану.
лось далеко, кое-как затолкал в ящик, закрыл его. — Выпей. Выпей — и уезжай. Я приеду к тебе.
И пошел по улице — в сторону автобусной остановки. Пойдем, выпей...
Погода стояла редкостная — ясно, тепло, тихо. Из- Через десять минут синий автобус, подсадив
за плетней смотрели круглолицые подсолнухи, в горя у остановки «Мякишево» пассажиров, катил по хоро
чей пыли дороги купались воробьи — никого вокруг, шему проселку в сторону райцентра, где железнодо
ни одного человека. рожная станция.
— Как тихо! — сказал сам себе Игорь Александ У открытого окна, пристроив у ног чемодан и
рович.— Поразительно тихо.— Он где-то научился го этюдник, сидел седой человек в светлом костюме. Он
ворить сам с собой. Если бы однажды так вот — в та плакал. А чтобы этого никто не видел, он высунул
кой тишине — перешагнуть незаметно эту проклятую голову в окно и незаметно — краем рукава — выти
черту... И оставить бы здесь все боли и все желания, рал слезы.
23
ных», на «рабочих» и «нерабочих», на «деревенских» в жизни, а не придумано, не навязано персонажам.
и «городских». Его интересовали нравственные начала, У Ш укшина каждая ф раза бьет в точку, в яблочко.
на которых строятся отношения людей в наши дни, Фильмы Ш укшина можно слушать, как превосходную
когда ученые степени, должности, ранги и прочее ре прозу. И это в то время, когда в десятках, сотнях
шительно теряю т свои преимущественные права, преж фильмов слово нивелировано, функционально, о без
де всего именно в нравственном смысле, и, наобо личено.
рот, заново освящаются отцовские, дедовские, нацио Талант? Да, талант. Учеба у первоклассных м асте
нальные, исторические нравственные начала, истоки. ров соврем енного искусства? Да, и учеба. Но чуда
В рассказах Ш укшина — истовость, готовность покло шукшинского обаяния нельзя понять (если вообще
ниться святыне и понимание слабости, несоверш енства можно понять чудо), не заглянув в предысторию
своего героя, а стало быть, и себя; потребность в по Ш укшина-художника, в ту обычную жизнь, откуда он
каянии и сомнения; сомнения, поиски истины и опять- вышел — совсем недавно, принес с собою главное
таки невозможность ее найти... знание, которого нельзя приобрести, главный опыт,
Откуда все это? Где берет начало талант Ш укш и которому нельзя научиться,— человеческий, родовой,
на, в чем его своеобычие и непохожесть на другие, социальный опыт бывалого человека, коренного сель
соседствую щ ие дарования? О твет в самой общей ф ор ского жителя, сибиряка и затем матроса на Черно
ме может быть один: талант Василия Ш укш ина — это м орском флоте, строительного рабочего в Подмо
русский национальный талант, в том же смысле, как сковье, директора вечерней школы, секретаря рай
мы говорим о русской национальной изначальности кома комсомола и, наконец, артиста, удостоенного
в таланте, например, Д остоевского или Чехова. высших премий.
Что мы разум еем под этим, может быть, слишком Когда-нибудь о Ш укшине напишут книги и моно
общим, достаточно примелькавшимся определением — графии, исследую т каждый этап его пути из обычной
«русский талант»? Толкование его может быть разным жизни в мир искусства. Я бы не стал в этих коротких
применительно к разным авторам. Когда речь идет заметках, посвященных памяти Ш укшина, касаться его
о русском национальном таланте Василия Ш укшина, биографии, если бы волею судеб мне не пришлось
то прежде всего имеется в виду его живая, отзыв в свое время жить и работать неподалеку от родного
чивая, обнаженная, натруженная до болезненности со села Василия Макаровича Шукшина. Село это — С р о ст
весть. «Как мы живем? Что с нами происходит?» — эти ки, в предгорной Алтайской степи, на Чуйском тракте,
вопросы иной раз звучат у Ш укшина в истинно тра ведущ ем от города Бийска до монгольской границы,
гедийном тоне. И рядом — усмеш ка или, вернее ска на бер егу быстрой зеленоструйной Катуни. И так пре
зать, мягкая улыбка. Любовь к людям, понимание, со красны, привольны родные края Василия Шукшина,
чувствие им — и при этом ясновидение, проникнове столько в них запечатлено дивной мощи, заметной
ние в самую суть человеческой природы со всеми ее и в людях, земляках Ш укшина (они и сами порой
несовершенствами и озарениями — пусть маленькими, не знают, для чего им дана природой такая силушка,
чуть заметными вспышками. Понимая сущность народ что с ней поделать),— словно ждал этот край своего
ного, непридуманного юмора как необходимого ф е р художника: сказать наконец о себе, возникнуть в со
мента жизни, Шукшин заставляет смеяться своего знании современников как ценность не только народ
читателя и зрителя — будь зритель проф ессор или нохозяйственная, но и художественная.
крестьянин. Но смех его неподалеку от трагедии — И художник пришел, появился. Никто вначале и не
так бывало в лучших классических произведениях, так заметил, не подумал о том, что художник таится
бывает и в жизни. в обыкновенном сросткинском парне, малость скула
Давайте вспомним «Калину красную» — любимый стом на сибирский манер, с глубокими глазницами,
фильм, самим Ш укшиным преж де всего любимый и, мощными дугами бровей и подбородком, зорко гля
в свою очередь, зрителями и даже критикой, даж е дящими из глубины, зеленоватыми, как вода в Катуни,
прессой,— давайте вернемся в кинозал, когда мы впер глазами,— Васе Ш укшине.
вые увидели на экране нечто необычайное для нас, Лет двадцать назад я работал корреспондентом
непохожее на все то, чем нас потчует наш кннемато- газеты, жил в Бийске, часто мне приходилось ездить
граф, и вдруг, ещ е не зная — отчего, засмеялись и в командировки по Чуйскому тракту, я завертывал
вскоре почувствовали подозрительную влагу в глазах. в Сростки и, надо думать, встречался там с Василием
И когда заж егся свет, мы не глядели по сторонам, не Шукшиным, не зная, что уготовано ему, да и мне
спешили поделиться впечатлениями, мы ещ е долго тоже — в будущ ем. Таких, как Василий, парней можно
вглядывались, вслушивались в самих себя — какие-то было встретить на Чуйском тракте, в кабинах гр узо
струны задели в нас, в наших душах образы, мысли, виков — я всегда дивился мужеству, силе духа, осо
искусство Василия Ш укшина. Потом начались р азго бому таланту — да, да, именно таланту этих парней,
воры, разборы, анализ и прочее. Вначале было — годами ездящ их краем пропасти через заоблачные
счастье свидания с настоящим искусством. Счастье перевалы. Я думаю, если бы судьба Василия Ш укшина
подлинных смеха и слез, воскрешения чувств... сложилась как-то иначе, то он стал бы ш оф ером на
Чуйском тракте...
Творчество Василия Ш укшина — писателя, реж иссе
ра, актера являет собою пример поразительной цель Как бы там ни было, первый свой фильм (и рас
ности, триединства. Герои в его рассказах выходят на ск а зы — тоже) Василий Шукшин посвятил Чуйскому
сцену без экспозиции, без описательных, объяснитель тракту — «Живет такой парень...». Герой этого филь
ных абзацев и периодов — автор довольствуется ко ма — ш офер, Паша Колокольников; лейтмотивом в
роткими ремарками; герои в рассказах Ш укшина жи фильме звучит старинная ш оф ерская песня: «Есть по
вут, действуют, они говорят не много, но при чтении Чуйскому тракту дорога, много ездит по ней шофе-
видишь их мимику, ж ест; наполнены содерж анием, . ров...»
чувством не только реплики, монологи, но <и паузы Во время съемок фильма «Живет такой парень...»
меж репликами. Каждый рассказ Ш укшина при чте я и познакомился с Василием Макаровичем Ш укши
нии на сцене звучит как пьеса. Рассказы эти можно ным. Фильм снимали в Горно-Алтайске. Как-то я воз
играть — они написаны превосходным актером. Ш ук- вращался из долгой командировки по дальним таеж
ш ин-режиссер доверяется Ш укш ину-прозаику — в его ным районам Горного Алтая. Остановился в гостинице
фильмах слово самоценно, оно естественно, взято Горно-Алтайска, вечером зашел в буф ет попить чайку.
3 «Аврора» № б
25
Некий человек, по виду нездешний, столичный, заго Вскоре мы получили «Осенью» — рассказ, проникну
ворил со мною, пристально вглядываясь при этом тый грустью и одновременно непреклонностью духа.
в меня (в таежных странствиях я оброс, одеж да про Жестокий рассказ — и по-шукшински сострадательный,
горела у костров, сапоги поизносились). Он спросил, мягкий; короткий рассказ — и емкий, как притча о зле
не смогу ли я сняться в эпизоде, в кинофильме. Чело и добре, о жизни и смерти, о правде и неправде,
век этот оказался ассистентом реж иссера, а с режис- об измене и возмездии.
сером-постановщ иком Василием Макаровичем Ш укши Рассказ «Осенью» был напечатан в «Авроре», сле
ным я встретился уже на съемочной площадке... дом за ним появился «Рыжий» — внешне, как гово
Мне предстояло сыграть в этом фильме эпизоди рится, «скромный», но со взрывчатой внутренней си
ческую роль, которая называлась в сценарии «здоро лой шукшинский рассказ. Что значил Шукшин для
вый мужик». Ну что же... Горно-Алтайск — городок ти нашего журнала, об этом можно судить по читатель
хий, сколько-нибудь значительного производства в нем ским письмам. Приведу одно такое письмо: «Что за
нет. Население его, не занятое неотложными делами, прелесть этот рассказ В. Ш укшина «Рыжий»! Впрочем,
расположилось вокруг съемочной площадки, как не рассказ, а именно беседа, как определяет сам
в театре. Съемки происходили на окраинной улочке автор свой жанр. И поэзию рож дает не созерцание,
Горно-Алтайска, ничем не отличающейся от улицы а движение жизни. Наслаждение читать — почти физи
сибирского села... чески ощущаешь емкость образов, энергию стиля.
Снимали эпизод со «здоровым мужиком». Режиссер Язык искусства В. Ш укшина лаконичен и тем вырази
Шукшин соверш енно не походил на того реж иссера телен. У него особый жанр и стиль. Его рассказы
кино, каким мы его себе представляем, главным о бра хочется читать не про себя, а вслух и даже разыгры
зом по снимкам в ж урнале «Советский экран». Он вать. Благодарим и ждем новых...»
был в галифе, в сапогах, в ватнике, в кепке с длин Вслед за «Рыжим» Ш укшин прислал в «Аврору»
ным козырьком и решительно ничем не отличался от «Кляузу» — сам автор отнес это произведение к жанру
горно-алтайских мужиков, пришедших посмотреть это «документального» рассказа. В этом «документе» Ва
кино (что, может быть, и было самым для них удиви силий Ш укшин свидетельствует против одного кон
тельным). Все обращались к реж иссеру: Вася. И я кретного человека, получившего в свои руки крохот
тоже, едва познакомившись, стал называть его Вася. ную долю власти — право деж урной у дверей «пу
Такой он был человек. Таким остался для меня на щать» или «не пущать» и творящ его этой своей, будь
долгие годы (хотя какие же долгие — всего-то чуть она проклята, «властью» зло и не ведаю щего о том,
больше десятка лет!). что творит... «Кляуза» — не только документ обвине
Эпизод был такой: герой фильма Паша Колоколь- ния, но ещ е и крик души, взывающий к совести: «Как
ников (эту роль исполнял Леонид Куравлев), парень мы живем? Что с нами происходит?»
шебутной и отчаянный — ш оф ер на Чуйском тракте — В последние годы рассказы Ш укшина щедро печа
шел сельской улицей и вдруг заметил, что очень при тались во многих журналах (я имею в виду творче
гожая молодайка выбивает перину на ограде. А у ног скую щедрость Шукшина), выходили на экраны его
ее возится в песке мальчонка... И вот Паша Колоколь- фильмы. Василий Шукшин готовился к главной своей
ников опустился на корточки, заигрывает с мальчон работе в кино — к роли Степана Разина, к постановке
кой, а сам умильно смотрит на маму, облизывается фильма «Я пришел дать вам волю» (эта работа —
и бормочет: «А глазки мамины...» Тут из дом у выхо увы! — все откладывалась). Во что обходилась Ш ук
дит хозяин, «здоровый мужик», и сверху смотрит на шину его щ едрость, мы не знали и не думали об этом.
Пашу, не говоря ни слова. Паша подымает взор на Мы задумываемся об этом только теперь, когда Васи
хозяина — и давай бог ноги... Вот и все. Сцена без не стало...
слсв... В опубликованной в «Литературной газете» статье
Режиссер поднял с дороги ком глины, слегка по «Несостоявшийся диалог» ленинградский литературо
мазал меня по лицу, наверное, для того, чтобы при вед проф ессор Борис Иванович Бурсов поведал
дать «здоровому мужику» ещ е больше мрачности. о своем несбывшемся желании повстречаться с Васи
Вложил в мои руки пилу-ножовку, отошел в сторону, лием Ш укшиным и поговорить о том насущном, что
осмотрел, отобрал пилу: «Это, пожалуй, лишку... это занимало ум проф ессора литературы. Именно с Ш ук
уже перебор...» И подтолкнул меня: «Иди!» Я пошел. шиным поговорить, именно его выбрал Бурсов из всей
Спустя какое-то время увидел себя в фильме «Живет плеяды современных литераторов первой величины.
такой парень...». И, как явствовало из письма Шукшина, предваряю
Потом я встречался, от случая к случаю, с Васи щего статью Бурсова, Ш укшин и сам был расположен
лием Шукшиным — то в М оскве, то в Хабаровске, то к этой встрече, к этому разговору. И дело здесь не
где-то еще. Но это были незначительные встречи, о ко только в том, что «диалог» был нужен «Литературной
торых нечего и говорить. Я встречался с Василием газете». Взаимное тяготение меж Бурсовым и Ш укши
Шукшиным на страницах журналов; если в номере ным возникло после выхода в свет романа-исследо
есть рассказы Шукшина, это значит — радость откры вания Бурсова «Личность Достоевского», ну и, разу
тия, праздник, слезы и смех, и надо заглядывать впе м еется, после выхода в свет книг Шукшина, в особен
ред, много ли ещ е осталось этого счастья свидания ности его последней книги «Характеры».
с талантом дерзостным, самобытным... Я встречался Бурсова с Ш укшиным сблизил Ф ед о р Михайлович
с Василием Шукшиным в кино — это случалось, ко Достоевский, будучи близок — каждому на свой ма
нечно, реже... нер — двум этим столь различным по возрасту, по
Когда я стал заведовать отделом прозы в ж урнале жизненному опыту и сф ер е применения сил литера
«Аврора», мне, как и завпрозой любого друго го ж ур торам. Диалог в «Литературной газете» не состоялся,
нала, захотелось в первую очередь видеть в числе Ш укшин так и не встретился с Бурсовым. Но, я знаю,
своих авторов Василия Шукшина. Я обратился к нему мне говорил об этом Василий Макарович Шукшин:
с письмом: «Вася, есть рассказы?» Вася тотчас ответил: образ Д остоевского маячил в воображении, тревожил
«Найдутся». Я обращался ко многим авторам, более его мысль. Нет, нет, Ш укшин не собирался экранизи
или м енее знаменитым,— все они, как правило, ока ровать тот или иной роман Д остоевского. Его увле
зывались абонированными, связанными договорами, кал иной роман, иной образ: безудерж ность натуры,
запроданными на много лет вперед. Ни у кого рас-' роковой трагизм судьбы русского гения. Книга
сказов не находилось. У Васи нашлись рассказы. Бориса Ивановича Бурсова «Личность Достоевского»
26
помогла ему приблизиться к этому образу. Художнику — Все это будет в картине... Мы снимали прямо
Шукшину был нужен проф ессор Бурсов... вот здесь, на берегу... Вон, видишь, столовая... Здесь
И проф ессор тоже мечтал, фантазировал: «Вот мы сняли сцены в ресторане. Хотелось, чтоб был вто
если бы сделать фильм о Достоевском , судьба коего рой план — озеро, плоты идут, простор, нечто вечное.
драматичнее и сложней всех его романов... Кому это Я задал Ш укшину вопрос, возникший у меня во
по плечу? Кто бы смог сыграть Д остоевского? Ш ук время съемок в Садовой:
шин. Больше некому...» — Почему ты, снимавший до сих пор свое кино
Но это — мечтания, замыслы. Сбыться им не дано. у себя на родине, на Алтае, выбрал Вологодчину?
Летом сем ьдесят третьего года я был в Вологде См огут ли твои герои прижиться на новой для них
по делам журнала, работал с Василием Беловым над натуре? Ведь что ни говори, не только природа сибир
рукописью его повести «Целуются зори». То есть что ская, но и сам склад, характер русского человека,
значит — работал? Белов повесть сочинил, он колдо даже и язык в Сибири немножко иные, чем на Воло
вал над рукописью. Я же прочитывал сделанное им — годчине...
с деликатным карандашом в руке. Белов м не сказал, — С людьми происходит одно и то же — и в Си
что неподалеку от Вологды Ш укшин снимает свою бири, и тут,— сказал Ш укшин. — Внутри людей... одни
«Калину красную». Неподалеку — это если глядеть из процессы...
Ленинграда. Шукшин снимал «Калину красную» в Бело-
Вот я написал будто бы шукшинскую речь, прочи
зерске; я сел в Вологде в самолет местной линии
и часа через два шел по д ороге берегом Белого тал — и что-то не так, Ш укшин говорил иначе, дру
озера; правой моей щеки касалось дыхание большой, гими словами. М агнитофона с нами не было, что гово
рил Ш укшин — я не брал на карандаш. Мы с ним ро
еще не прогревш ейся воды, в левую щ еку дул лег
кий ветер с зацветших лугов, над головою играли весники, я не думал, что наш разговор вдруг пре
рвется на полуслове, чтоб никогда не возобновиться,
жаворонки. Я думал: господи, как же много дивного
и мне придется отыскивать в памяти слова, сказанные
вольного места у нас на Руси!..
Шукшиным, как отыскивают вещи из обихода ум ер
Для съемок Василий Ш укшин облюбовал д ер е ш его писателя, создавая мемориальный музей.
веньку Садовую, километрах в десяти от Белозерска.
Мы ходили с Василием по краю воды, по д ер е
Д еревенька на круглой горке по-над озером вся уто
вянным мосткам Белозерска, он был все в той же хро
нула в садах. Как раз цвели яблони. Вот ведь куда
мовой черной кожанке, в белой рубашке и в сапогах,
забрался Василий Шукшин, сибиряк, урож енец пред
но чем он дольше ходил, тем становилась зам етнее
горных степей, где в долгие зимы против морозов
в нем перемена. Он не то чтобы отдыхал после дня
и буранов выстаивают только малорослые яблоньки,
съемок, но словно бы отпускал внутри себя крючки
рождающие мелкую жесткую китайку1
и защелки, которые застегнул, чтобы стать со средото
Первым человеком, которого я встретил на д ер е ченным, нацеленным на достижение задачи или еще,
венской улице, был Василий Ш укшин, в кожаном пид как было однажды сказано, сверхзадачи,— режиссе-
жаке, в кепке, в русских сапогах — таким мы вскоре ром-постановщиком, исполнителем главной роли.
увидели героя «Калины красной», непутевого и бес Василий Ш укшин разговорился. О н говорил о своей
конечно небезразличного нам Егора Прокудина. Ре работе, опять-таки о задаче и сверхзадаче; впрочем,
жиссер Шукшин выбирал съемочную площадку для не только об этом — о чем угодно другом. Он поль
очередного эпизода, в котором предстояло сниматься зовался благом откровенности, возможности выска
актеру Шукшину. Рядом, об руку с ним находился заться без оглядки на слова. Он делился сомнения
оператор Анатолий Заболотский — единомышленник, ми, то и дело апеллируя к черту: «Черт его знает...»*
друг, помощник, ученик Ш укшина, восприемник его И он умел слушать... И если бы записать сказанное
творческих идей. (О ператор Заболотский снимал и им тогда, в ту ночь, и сравнить с тем, что он скажет
фильм «Печки-лавочки».) Ш укш ин, был до крайности спустя полтора года, что будет опубликовано под за
занят, сосредоточен, он был тут, рядом, на улице д е головком «Последние разговоры», то многое бы со
ревеньки Садовой, пожимал мне руку, непрестанно впало по сути, а в некоторых рассуждениях можно бы
курил, присел со мною на бревна, на одно мгновенье было заметить и разночтения, что ли...
присел, и был он где-то недосягаем о далеко, за чер
В Белозерске Ш укшин снимал «Калину красную»,
той, которую не переступить никому, в себе, в под
и если кто-нибудь мог предвидеть, какое будущ ее уго
спудной работе ума, сердца, воображения...
товано этому фильму, трудному по самой драм атур
В тот день снимался эпизод «у баньки», когда гической природе, выходящему далеко из ряда обыч
«муж» Любы, пустившей к себе в дом вышедшего из ного «прокатного» кино,— только Ш укшин мог пред
тюрьмы вора Прокудина, вместе с дружками является видеть. Да и то — едва ли мог. Опыт режиссера-по-
проучить новоявленного «жениха». Сцена, в которой становщика, ответственного не только за худож ествен
бушуют страсти и слышится скреж ет зубовный,— во ную ткань, уровень фильма и организацию его произ
круг благолепие: жаворонки поют, церковка на горе водства, но и за многое, многое другое, находящееся
над озером. И все население, старое да малое, д ерев за пределами и ткани и производства, был достаточно
ни Садовой сползлось посмотреть «кино», как неког горек. Принимаясь за «Калину красную», Шукшин, по
да, десять лет тому назад, на окраинной улочке Гор зволю себе сказать так — теперь это можно, играл
но-Алтайска. И я в ряду зрителей. И явилась такая ва-банк. Он верил в то, что его новый фильм дойдет
мысль: удастся ли сочетать эти страсти, этот сюжет наконец до миллионов людей и воздействует на их
с кровавой развязкой — и эту натуру, проникнутую души именно таким образом, как хотелось бы того
духом умиротворения, праведности? Ш укшину. Василий Ш укшин был одержим своей рабо
Вечером, в Белозерске, когда закончился долгий- той — то есть идеей. Работа его и состояла в осущ е
долгий день трудов, мы с Василием Шукшиным вы ствлении, материализации идеи. Нет, в ту летнюю ночь
шли на берег Белого озера, то есть на бер ег канала, над Белым озером он не говорил о том, что уйдет
отгороженного от озерных штормов каменной дамбой, из кино, хотя бы и ради литературы. Но он говорил
и пора уже наступила для ночи, но было по-северному и тогда, что «надо работать», что времени остается
светло, в сизых сумерках медленно шлепали по ка мало и некогда размениваться, что надо говорить
налу буксиры, плыли плоты, гонки сосновых бревен, в искусстве о самом главном — о жизни и смерти,
рдели ходовые огни. Шукшин говорил: и говорить только правду. Он искал кратчайшие пути,
27
средства доставки, чтобы скорей донести до людей
свое искусство. И он уповал на кино, на данную ему
Владислав Шошин
кинематографом возможность разговаривать сразу
с миллионной аудиторией...
— У нас ещ е не знают, что может кино, даже
серьезны е наши писатели недооценивают его,—-го во
рил Шукшин. — Несколько человек в мире знает... Ну
вот Феллини... Но у него другое. Я хочу попробо
вать. А?..
Шукшин остановился и посмотрел на меня и ещ е
куда-то дальше, сквозь меня. Во взгляде его — о зар е
ние, воля, напор, осознание своих сил. Лицо у него *
мужицкое: скулы как плужные лемеха, тяжелая че
люсть. Лицо мастера... Он не у меня спросил, у себя.
— Почему ты ее полюбил?
Его вопрос был и ответом: «Я хочу попробовать...» — Слушай , я расскажу, где я был,
А почему бы и нет? Ш ел я с ней наяву, как во сне,
Это было в июне сем ьдесят третьего года, а осенью П о балканской лесной крутизне.
сем ьдесят четвертого, над другою водой, он скажет
другое. Он устанет от работы в кино настолько, что Н езабудка тревожилась там,
захочет уйти из него навсегда.
В ночь над Белым озером Василий Ш укшин был
Встали горы по снежным постам,
счастлив. Он делал то, что ему хотелось, «Калину крас Ветер гор водопад голу бил ...
ную», — фильм не сибирский, не вологодский, а очень — Почему ты ее полюбил?
русский и в то же время всечеловеческий...
Хотя меня спросят — как мог быть счастлив Ш ук — Я об этом как раз говор ю !
шин, с его сомнениями, нерешенными задачами, не
довольством собою? Он был и счастлив по-своему,
Я встречал молодую зарю,
по-шукшински. Как бы ни было трудно ему, но он Как второе рожденье свое ...
был уверен, что делает то, что должно делать ему. — Почему полю бил ты ее?
И в душ е его, как заря над Белым озером , подыма
лась решимость: «Я хочу попробовать...» — Просто юность вернулась ко мне,
Мы тогда гуляли с Василием Ш укшиным по бер егу Просто дятел стучал по сосне,
Белого озера, в белую ночь, до зари. Больше я его
не видел.
Просто солнце по кручам лилось,
Когда пришел проститься с ним в московский Дом Просто сердце лю бви заж далось .
кино, играла музыка: два скрипача сидели на хорах
и так играли, как плачет чья-то душа. Василий Ш ук — Д а, но были другие с тобой!
шин лежал в гробу, ничуть не похожий на себя, на — Да, но с ней был простор голубой,
свой портрет, повешенный над гробом. Причитала И рассветный восторг бытия,
над ним его мать, сибирская крестьянка, трогала его,
гладила его лоб жена, актриса, исполнившая роль
И свобода, и песня моя!
Лю бы в «Калине красной» и уже отплакавшая однаж
ды возлюбленного своего, Егора Прокудина... Жизнь,
смерть, любовь, искусство — все сошлось в этой точке В Копривштице
у гроба Василия Шукшина, в лице склоненной над ним
женщины. У фракийского кургана,
Рядом стояли заплаканные, не видящие белого
света Василий Белов, Анатолий Заболотский... И я тоже Г де безусый иван-чай,
не видел белого света... Вы йди в горы утром рано,
Большой художник, каким является Ш укшин, уходя Иностранца повстречай.
навсегда от людей, возвращ ается к людям, может
быть, в более подлинном, в более истинном смысле. Я такой же иностранец,
Это все так. Но это не может послужить утеш е Как та лошадь без удил,
нием. Ресторанов модный глянец
Шукшин ушел от нас, едва успев разбудить инте М н е оскомину набил .
рес к своему творчеству — не только внутри литера
туры, искусства, но и далеко за их пределами — у лю И милее полустанка
дей, у народа. Потребность в Ш укш ине стала насущ Я не знал в пути на юг,
ной, и она росла на глазах. Ш укшин себя не щадил,
погонял, работал исступленно, на износ. Он сгорел Чем такой, где иностранка
у всех на виду — иначе это не назовешь. Ш укшина не Обняла по-русски вдр у г .
стало с нами, и никто никогда не заменит его.
Но Шукшин, как бы ни была коротка его жизнь Обняла хвоей студеной,
в искусстве, помог нам ещ е раз вглядеться в таин Бросив под ноги овес,
ство жизни, в самих себя — и увидеть, понять нечто Чтобы понял гость зеленый,
такое, без чего бы мы были бедней. Он оставил нам Что родные мы всерьез.
свои книги...
О дну из них — «Характеры» — Василий Ш укшин по Синь Б а л к а н — с рязанской синью,
дарил мне в Белозерске и написал на ней: «...Дай Бог, С волей гор — Невы прибой,
Глебушка, и дальше нам встречаться где-нибудь на
Руси». М ы — Болгария с Р оссией,
Где-нибудь на Руси... Я, Копривштица ,— с тобой!
Болгарское солнце
29
Владимир Савицкий Мою няню звали Ефросинья Францевна Вален-
тионок, в девичестве — Франтиппса Вокалова. Она ро
дилась и выросла в русской деревне, хотя принад
лежала к семье переселенцев-чехов. Ее родители по
кинули онемеченную Чехию в надежде на богатые
земли гостеприимной России. В шестидесятых годах
прошлого века множество чешских семей подалось
няня
на Волынь, в Крым, на Северный Кавказ. Уж такой,
казалось бы, небольшой народ эти чехи, а не сиде
лось им на собственной прекрасной земле. Огромные
фургоны чешских возчиков привыкли колесить по
Европе, не оплетенной еще железными дорогами;
чешские каменщики отстраивали после пожаров не
мецкие города; чешские странствующие ремеслен
РАССКАЗ
ники доходили чуть ли не до Урала, а торговцы
пробирались и в Сибирь; ни один крупный цирк
девятнадцатого века не обходился без чехов — тру
бачей, униформистов, шталмейстеров. Чешские тру
«Я нахожу, что все крупнейшие бы звучали в лучших оркестрах мира; сколько вы
наши пороки зарож даю тся с самого дающихся чешских музыкантов помогало мужанию
нежного возраста и что наше нашей музыкальной культуры — имя дирижера Эду
воспитание зависит главным арда Направника, ставшего русским композитором,
образом от наших кормилиц и осталось навсегда в плеяде звезд Мариинского те
нянюшек». атра в городе Санкт-Петербурге, имя скрипача Фран
Монтень. Опыты тишека Ступки значится на дверях аудитории но
мер девять Одесской консерватории. Чешские учи
теля гимнастики вовлекали в спортивные группы
«Сокола» тысячи молодых людей во всем мире...
Да, непоседливый, талантливый, энергичный на
род. Я смутно помпю мать моей няни, сухонькую,
сгорбленную старушку с бронзовыми от крымского
солнца морщинами на лице, строгую и хлопотли
вую, слово которой было законом для всего ее до
вольно многочисленного семейства. Она родилась
еще в Чехии, приехала в Россию молодой женщи
ной и всю жизнь пересыпала русскую речь диалек
тальными чешскими словечками, которых было уже
куда меньше в речи следующего поколения — няни,
ее сестер и бр