Предисловие к русскому изданию

Я очень рад, что издательство «Альпина Паблишер»

сделало эту книгу доступной для российских читателей. В
течение долгого времени я имел удовольствие работать с
русскими коллегами, которые посещали мои практические
сертификационные семинары по изучению процессов в
малых группах в Лондоне. Все они были замечательными
слушателями и внесли свой вклад как в собственное
обучение, так и в обучение других членов группы. Кроме
того, в роли советника по развитию подхода групповой
динамики в России я помогал проводить конференции по
групповой динамике для российских участников. Все они
используют полученные знания и навыки в своей работе и в
тех группах, которые присутствуют в их жизни, что создаст
конкурентное преимущество для руководителей, лидеров,
тренеров и целых организаций.
Одной из участниц этих конференций и нашего
сертификационного семинара была Анастасия Гостева, с
которой я сотрудничал в области организационного
консультирования через ее компанию «Внимательный
бизнес». Познакомившись с англоязычной версией этой
книги, она предположила, что будет полезно перевести ее
для российских читателей, и порекомендовала ее
издательству «Альпина Паблишер». Я не сомневаюсь, что
растущее число консультантов и тренеров в России по
достоинству оценят знания, которые найдут в этой книге.
Она приглашает в путешествие по миру скрытых от
привычного понимания процессов к новому уровню
изучения и понимания личностных, групповых и
организационных динамик, предлагая вам исследовать свой
собственный опыт по мере того, как вы знакомитесь с
теоретическим материалом и практическими примерами.
Если просто читать о тех динамиках, которые
проявляются в обучении на личном опыте, это не приведет
к нужному уровню понимания предмета. Уже на этом
раннем этапе я хочу прояснить, что для более глубокого
понимания человеку необходимо принять рефлексивную
позицию (и начать наблюдать за своим поведением в
группах, а не просто изучать теорию). Однако исследование
личности, групп и организаций теоретиками и практиками,
использующими в основном системную
психодинамическую методологию, особенно теми, кто
занимается подходом к обучению с точки зрения групповой
динамики, помогло выявить и обозначить различные формы
поведения людей, а также их взаимодействия друг с другом
в группах и организациях. Они обеспечивают базовую
структуру, которая является ценным отправным пунктом.
Простое чтение об этих формах поведения само по себе
не позволит читателю развить всестороннее понимание этих
скрытых явлений. Но многочисленные примеры,
приведенные в книге, и приглашение поразмышлять о
своем собственном опыте, адресованное читателю,
способны это сделать.
Процесс [исследования групповой динамики] оказался
особенно эффективным при использовании этой книги в
качестве основы для семинаров в рамках работы над
организационными консалтинговыми проектами в
Великобритании, Китае и Бразилии. По сути, я уверен, что
исследование групповой динамики должно быть
рекомендовано любому организационному
консалтинговому проекту.
Переводы на испанский, португальский и польский
языки привели к тому, что несколько университетов по
всему миру использовали эту книгу для своих курсов по
групповой динамике, а также для того, чтобы лидеры,
руководители и сотрудники компаний могли получить
более глубокое понимание процессов в своих организациях.
Это также относится и к английской версии, к которой
часто обращаются во всех англоязычных странах.
А теперь я хотел бы пригласить и русскоязычных
читателей насладиться этой книгой. Я уверен, что вам будет
приятно глубже понять свою собственную жизнь.
Профессор Лайонел Стэйпли, доктор философии
 Лондон, февраль 2021 года

Предисловие
Цель этой книги — раскрыть и исследовать неявную
составляющую мира личности, групп, организаций и
общественных институтов и сделать доступными для
рассмотрения и осмысления некоторые из тех аспектов
жизни, которые обычно закрыты от нашего понимания. Так,
я попытаюсь показать, что хотя феномены этого скрытого
мира не являются частью нашего осознанного знания, их
влияние на все, что мы делаем, тем не менее постоянно и
очень велико. Эти глубинные явления оказывают ровно
такое же воздействие, как и те, что представляют собой
часть нашего сознательного понимания.
Предмет этой книги — обучение на личном опыте,
которое по своей природе непрерывно, изменчиво и
уникально для каждого человека и каждой ситуации. Во
многих аспектах книга на данную тему может
восприниматься противоречиво. Одного чтения о явлениях,
связанных с проживанием личного опыта, недостаточно,
чтобы достичь необходимого уровня понимания этой темы.
Следовательно, я хочу прояснить с самого начала: чтобы
глубже понять этот тип обучения, читатель должен занять
рефлексивную позицию. Несмотря на это, изучение
личности, групп и организаций теоретиками и
практикующими специалистами, которые используют
преимущественно системную психодинамическую
методологию и особенно подход к обучению на основе
групповой динамики, оказалось очень полезным в
определении и обозначении различных форм поведения,
которое демонстрирует человек лично, в отношениях с
другим человеком, а также в группах и организациях. Оно
предоставляет нам базовую структуру, которая выступает
ценным отправным пунктом.
 Кажется, что большинство из нас живут жизнью без
размышлений и полностью удовлетворены простыми
ответами на вопросы о получаемом опыте. Несмотря на это,
у многих — если не всех — из нас случаются моменты
самоосознавания, когда мы чувствуем растерянность из-за
собственного поведения. В такие моменты мы чувствуем,
что простые ответы ничего не объясняют. Почему-то, чтобы
лучше понять свой опыт, нужно копать глубже. Например,
это может быть чувство, что в течение многих лет мы жили
только для того, чтобы оправдать ожидания других —
скажем, членов семьи или боссов. Мы чувствуем, что
закрыли глаза на собственные мечты и цели или даже
забыли, кем были раньше. В редкие моменты
самоосознавания мы можем задаться вопросом, почему что-
то заставляет нас действовать определенным образом.
Как Фрейд ярко описал в своей прорывной работе об
оговорках [1], а также как мы понимаем в моменты
самоосознавания, в каждом из нас есть часть, которая не
всегда для нас очевидна и доступна. Это и есть скрытый
мир, недоступный большинству наших процессов
восприятия. В отличие от большей части нашего
социального опыта, зрение, слух, обоняние и осязание не
дают нам доступ к этой части реальности. И все же, как
показывают моменты самоосознавания, эта важнейшая
часть, оказывающая влияние на все наши действия,
существует.
В книге я буду часто ссылаться на теорию психоанализа,
которая гласит, что формирование наследуемых
характеристик зависит от жизненного опыта человека.
Таким образом, она использует исторический взгляд,
согласно которому более поздние события в значительной
степени обусловлены тем, что произошло раньше. Поэтому
самая ранняя история человека имеет наибольшее значение
для того, каким он станет в дальнейшем, — не только
потому, что это основа для всего, что последует дальше, но
и потому, что она в значительной мере определяет то, как
человек будет переживать свою будущую жизнь. В то время
как генетическая и эволюционная история создают
потенциальные возможности человека, его раннее личное
прошлое, как ничто другое впоследствии, отвечает за то,
какую форму примут эти возможности в его реальной
жизни.
В стремлении дать представление об этих скрытых
явлениях наиболее очевидной отправной точкой
оказывается личность. На этом непроявленном уровне
каждый человек уникален. Хотя у нас могут быть
некоторые общие черты, мы не клоны друг друга. Все мы
начинаем жизнь в истинно зависимом состоянии, и раннее
восприятие значимых фигур оказывает устойчивое влияние
на то, какие роли мы занимаем в группах, организациях и
обществе. Хотя некоторые из нас росли с одними и теми же
родителями, жили на одной улице, ходили в одну школу,
работали в одном месте, жизненный опыт каждого из нас
отличается от опыта всех остальных. Подобно отпечаткам
пальцев или ДНК, в каждом из нас есть нечто уникальное.
Вот почему невозможно написать книгу о человеческом
поведении, которая рассматривала бы общий опыт
одинаково. Такие процессы могут быть предметом
подтверждения и валидации только в самых общих чертах.
Уникален не только каждый из нас, но и каждое наше
взаимодействие.
Как впервые обнаружил Фрейд, бессознательное состоит
в основном из подавленных чувств, которые уходят
корнями в младенчество. Под подавлением понимается
вытеснение болезненного и неприятного материала из
сознания. Так, ментальные склонности и следы прошлого
опыта, которые когда-то действовали в сознании с полной
силой, теперь присутствуют только в бессознательном. Тем
не менее это не значит, что они полностью исчезли.
Напротив, даже не будучи осознаваемыми, они все еще
существуют, и этот прошлый опыт может повлиять на наше
поведение, даже не попадая на уровень сознания.
В свете вышесказанного мы можем быть уверены, что
существует в значительной мере неизведанная и редко
упоминаемая часть нашей жизни, некий параллельный мир,
который так же важен и влиятелен, как тот, о котором мы
всегда знаем. Мы также можем не сомневаться в том, что
свободная от человеческих ценностей, ценностно-
нейтральная и ценностно-избегающая модель науки,
унаследованная от физики, химии и астрономии,
совершенно не подходит, когда мы расширяем науку до
крайних сложностей биологического поведения,
человеческих чувств и социальной организации. Это
неизбежно означает, что нам нужно избегать подхода,
принятого ранее, и открыть разум для других
возможностей. В поиске альтернативного подхода нам
необходимо принять методологию, которая позволит
учитывать не только очевидные и рациональные процессы,
происходящие в обществе, но и иррациональные, скрытые
процессы, которые свершаются «под поверхностью» и о
которых мы, как правило, не знаем, а если и знаем, то не
понимаем их.
Продолжать рассматривать организационную и
общественную деятельность с монокулярной перспективы
только одной части знаний («узнавания о»), при этом
упуская другую (обучение на личном опыте), — это все
равно что игнорировать влияние менеджмента на
финансовые показатели организации. Чтобы добиться
эффективности, нужно оценивать проблемы с
бинокулярной перспективы, в которой присутствуют оба
типа обучения. Впрочем, из соображений ясности я не
собираюсь в этой книге ссылаться на рациональные аспекты
человеческого поведения. Напротив, основное внимание
будет уделено иному типу обучения, иррациональным
процессам, «психо-», или внутренним процессам, а также
тому, как все это влияет на более формальные процессы в
организации.
Независимо от того, каков наш человеческий опыт, он
всегда выходит за рамки наших конкретных методов
понимания в любой момент времени. Не существует
методологии, которая предоставила бы полностью
удовлетворительное объяснение нашего поведения, и
наилучший способ понять себя — это заглянуть в
собственный опыт. Тут мы не можем обратиться к органам
зрения, слуха, осязания и обоняния, но можем взглянуть на
собственные эмоции. Будучи людьми, мы можем
поразмышлять над своим прошлым опытом и представить,
как мы что-то делаем, а затем также испытать чувства,
которые возникли у нас тогда, когда мы это что-то делали
по-настоящему. С помощью саморефлексии мы можем
развить самоосознавание, которое предоставляет доступ к
миру скрытых проявлений психики.
Если это предисловие сподвигло вас на то, чтобы стать
таким «рефлексирующим гражданином», то вы начнете
работать над задачей повторного знакомства с собой. С
помощью саморефлексии вы будете развивать
самоосознавание. Быть рефлексирующим гражданином —
значит не только осознавать рациональные процессы, но и
стремиться к пониманию иррациональных, иногда
бессознательных, скрытых от прямого восприятия
процессов, которые оказывают такое важное влияние на
нашу жизнь и общество. Мы могли бы назвать это
параллельным миром — иным, не столь очевидным, но
столь же влиятельным.
Структура этой книги отражает убеждение, что понять
групповое, организационное и общественное поведение
можно, лишь приняв во внимание процессы и динамики,
которые наблюдаются на трех разных уровнях: что мы
делаем как отдельно взятый человек; что мы делаем в
отношениях с другим человеком; что мы делаем в группах.
Это три отдельные, но взаимосвязанные и поступательно
выстроенные части, и каждая из них рассказывает об одном
из уровней. Они необходимы для выявления и изучения
скрытых процессов и динамик, происходящих во всех
группах, организациях и социальных институтах.
В части I я определяю и изучаю то, как индивидуальные
процессы и динамики оказывают влияние на динамики
групп, организаций и социальных институтов. В этой части
я предполагаю, что человек — это главный простейший
элемент любой человеческой деятельности, и какой бы она
ни была в отношениях или группах, в центре нашего
исследования должно быть понимание человека. Как и в
реальной жизни, человек представляет основу, на которой
мы можем изучать отношения и группы. Это ценный раздел
с точки зрения создания контекста и изучения ключевой
роли, которую человек играет в процессе
смыслообразования. Все, о чем пойдет речь в части I, будет
касаться отношений, групп, организаций и социальных
институтов. Читателям, у которых немного знаний о
скрытых, иррациональных процессах, она будет полезна в
качестве справочника, особенно при изучении материала из
частей II и III.
Без понимания роли иррационального в деятельности
человека мы не можем начать разбираться в группах,
организациях и социальных институтах. Наш подход
состоит в том, что мы считаем человека создателем смыслов
и что он создает набор интернализированных знаний и
эмоций, который потом сравнивает с данными от органов
чувств в определенном окружении, чтобы сформировать
новый смысл. Скрытые процессы, которые помогают
человеку наделять реальность смыслом и которые мы
используем, чтобы справиться с невыносимыми чувствами
и мыслями, становятся частью нашего внутреннего мира.
Эти процессы рассматриваются в главах книги,
посвященных следующим темам: классификация и
концептуализация реальности; границы; конфликт;
установки и ценности; эмоции; вытеснение; защитные
механизмы; расщепление, проекция и интроекция;
смещение и поиск козлов отпущения; творчество.
Часть II исследует, как феномены отношений дополняют
индивидуальную динамику, оказывая дополнительное
влияние на групповые, организационные и
институциональные динамики. В этой части я исхожу из
убеждения, что, когда мы вступаем в отношения с другим
человеком или группой, возникают новые скрытые
движущие силы, которые, не будучи раскрытыми и
понятыми, могут вызвать формирование жестких границ, не
способствующих дальнейшему развитию. Некоторые
воздействия и динамики, возникающие при вступлении в
отношения с другими людьми, рассмотрены в следующих
главах: политика; границы; политика идентичности; власть
и властные полномочия; реальные и воображаемые
отношения; доверие; связанность.
В заключительной части, посвященной группам, я
обозначу и рассмотрю дальнейший уровень исследования
— групповую динамику. Эта часть книги показывает
читателю новый уровень скрытого поведения, которое
является специфическим для групп. Хотя большое влияние
на него оказывают индивидуальные процессы и динамики,
мы рассматриваем группы так, как будто они являются
единым организмом с групповым разумом. Этот подход
требует, чтобы мы перестали рассматривать группу как
собрание отдельных людей, а начали анализировать
действия ее участников как совершённые от лица группы
как целого. Часть III включает в себя обширное введение,
которое объясняет подход к группе как целому, и
следующие главы: культура; социальные системы как
защита от тревожности; поведение базового допущения;
системы.
 Цель послесловия — дать читателю шанс выявить и
изучить некоторые техники развития способности к тому,
чтобы стать более рефлексирующим гражданином. Его
основная задача — заложить понимание, что эмоции и
чувства имеют такое же важное влияние на жизнь, как и
мыслительные процессы. И что во многих случаях быть
человеком — то есть создавать новые смыслы — означает
также пробуждение глубоких бессознательных чувств,
примитивных и агрессивных по своей сути. Следовательно,
если мы хотим получить доступ к скрытым процессам и
научиться лучше их понимать, нужно достичь
значительного уровня самоосознавания, который позволяет
нам контролировать свои чувства и управлять ими.
Эта книга будет интересна любому, кто стремится
глубже понять себя и роль, которую он играет, оказывая
влияние на семейные, групповые, организационные и
общественные динамики. Она заинтересует людей, которые
хотят лучше понять жизненные процессы в целом. Она
важна для преподавателей и студентов курсов по
организационному поведению, организационному
развитию, групповой динамике, HR и другим областям
менеджмента; для практикующих менеджеров и
руководителей в организациях любого рода; для
антропологов, социологов, политологов и специалистов
других гуманитарных наук, которые хотят расширить свое
мышление и понимание, выйдя за рамки традиционного для
их дисциплины подхода. Также книга будет полезна для
практикующих специалистов, которые оказывают услуги,
требующие понимания различных слоев общества:
медсестрам, врачам, медицинским и социальным
работникам, сотрудникам службы пробации (ФСИН),
полицейским, работникам тюрем и многим другим.
 ЧАСТЬ I
Человек
Если бы традиционный подход работал, у нас были бы
гарантии того, что, развивая формальные структуры,
политику и стратегии, а также предлагая сотрудникам
организации управленческую подготовку и обучение, мы с
большой вероятностью достигнем успеха. Иначе говоря, что
мы сделаем все правильно. Но многим из нас опыт
показывает обратное: сколько бы книг мы ни прочли,
сколько бы курсов ни прошли, сколько бы изменений ни
внесли, организации, на благо которых мы действовали, все
равно не были успешными, а некоторые потерпели
сокрушительное фиаско. Даже когда мы выбирали лучших,
по нашему мнению, сотрудников и предоставляли им
прекрасные условия работы, многие из нас все равно не
достигли того успеха, который планировали обеспечить
своей организации.
Для опытных и высококвалифицированных управленцев
и профессионалов подобная ситуация может оказаться
непонятной и тревожной. Во многих обстоятельствах
знания помогали им эффективно справляться с проблемами,
но теперь все катится по наклонной. На данном этапе я бы
хотел предложить вам обдумать возможность
существования других явлений, которые оказывают
влияние на организации, — неочевидных, более сложных
для понимания, о которых не говорится в обычных книгах и
программах по менеджменту. Также во многих ситуациях
сделать все правильно просто невозможно, и даже «сделать
все достаточно хорошо» потребует от нас — вдобавок к
формальным процедурам — понимания скрытых явлений,
которые присутствуют во всех группах, организациях и
социальных институтах. Соглашаясь с таким подходом, мы
часто осознаем, что эти скрытые явления стоят в ряду
причин, из-за которых организациям не удается достичь
успеха.
Отправная точка понимания влияния, которое эти
скрытые процессы оказывают на группы, организации и
институты, зависит от того, как мы на них смотрим. Если
мы замечаем вещи лишь на поверхности — такими, как они
нам представляются, и с тем, что можно назвать их
номинальной ценностью, то увидим только полезных и
неудобных людей или же только структуры и стратегии. Но
это значит полностью проигнорировать процессы, о
которых пойдет речь в этой книге. Если же мы взглянем на
группы, организации и социальные институты как на
процессы человеческого поведения, нам откроются совсем
другие глубины. Обладая этой дополнительной
информацией, мы можем попытаться разобраться, почему
человек производит впечатление полезного или неудобного.
Или почему то, что руководители считают рациональной и
разумной организационной структурой, сотрудники
отвергают, и почему запланированные нововведения
сталкиваются с неприятием и агрессией. Именно на такой
точке зрения мы и сфокусируемся в этой книге.
В этой части я начну с демонстрации и изучения того,
как скрытые процессы и динамики отдельных людей
оказывают влияние на групповые, организационные и
социальные динамики. Я придерживаюсь мнения, что
индивидуальные процессы — это фундаментальные
кирпичики, из которых складывается вся человеческая
деятельность, и что независимо от того, что это за
деятельность, касается ли она отношений или групп, в
центре нашего исследования должно быть понимание
индивидуальных динамик. Начав с этого личного уровня
(что справедливо так же и для повседневной жизни), мы
получим базу для исследования отношений и групп. И я
считаю, что без понимания скрытых индивидуальных
динамик мы не сможем разобраться в динамиках групп,
организаций и социальных институтов.
Будучи людьми, мы постоянно вовлечены в процесс
создания новых смыслов — это делают все люди. В свете
обычных данных от органов чувств — зрения, слуха,
обоняния и осязания — мы, как правило, способны понять
эту идею. Мы знаем, что люди иногда по-разному
интерпретируют один и тот же материал. Можем даже
расщедриться и допустить, что для конкретного человека
восприятие есть реальность. Кроме того, мы всегда можем
для проверки спросить его, как он видит конкретные
данные общего восприятия.
Но все становится гораздо сложнее, когда мы глубже
всматриваемся в обычного человека. Эта идея может
показаться странной, но важно понимать, что «просто
отдельного человека» не существует. Правда в том, что с
раннего младенчества мы часть группы. С первых дней
нашей жизни мать предоставляет нам контекст, в котором
проходит наше развитие, и с точки зрения новорожденного
она часть его самого. Не существует отдельного ребенка,
есть единое поле матери и ребенка. Один из главных
аргументов сторонников теории объектных отношений [2] в
психоанализе, который разделяю и я сам, заключается в
том, что главная черта человеческой психологии — это
стремление к формированию отношений, социальная
ориентация. Отношения начинаются с ранней связи матери
и ребенка в материнской поддерживающей среде и
развиваются благодаря способности обеих сторон
воспринимать природу друг друга и приспосабливаться к
ней.
Человек — главный элемент в процессе осмысления
реальности. Он формирует набор интернализированных
знаний и чувств, которые затем сравнивает с данными,
поступающими из внешней среды к органам чувств, и на
основании этого создает смысл. Скрытые иррациональные
процессы, которые помогают осмыслять мир и которые мы
используем, чтобы справляться с невыносимыми мыслями и
чувствами, становятся частью нашего внутреннего мира. И
эти процессы всегда оказывают влияние на групповые,
организационные и социальные динамики.
1. Введение. «Просто человека» не существует,
однако человек — это первичная составляющая
всей деятельности
Люди нередко склонны принимать на веру любые готовые
объяснения для очень многих аспектов жизни, которые им
предлагают. И если впоследствии оказывается, что эти
важные объяснения не имеют серьезных оснований, это не
мешает по-прежнему их придерживаться. Возможно, один
из самых уместных примеров — использование
психоанализа в качестве общественной науки. С момента
создания теории психоанализа прошло уже более века. С
тех пор огромное количество уточнений и пояснений
превратили его в широко принятую область знаний, которая
доказала свою пользу для понимания человеческого
поведения как с теоретической, так и с практической точек
зрения. Тем не менее даже в свете этой информации многие
общественные науки не уделяют достаточного внимания
практике психоанализа и опираются на уже готовые
объяснения.
Другим важным примером является идея из
подзаголовка — идея о том, что не существует «просто
человека». Для простоты я периодически использую
понятия «человек» и «группа», как будто существуют
какие-то отдельные люди и группы, которые мы можем
рассматривать, хотя очевидно, что это не так. С самого
рождения мы постоянно пребываем в
состоянии связанности с другими людьми и группами. Как
младенцы, мы зависимы от матерей в плане не только
элементарного выживания, но и достижения
психологического благополучия. Но при этом не
существует и «просто матери»: на нее влияет
ее связанность с ребенком, в то время как она
удовлетворяет его нужды, физические и психологические.
Мать и дитя взаимно влияют друг на друга, и затем в
течение всей жизни с другими людьми мы находимся в
таких же процессах взаимовлияния.
Мы можем быть связаны друг с другом по целому ряду
причин. Например, как профессионалы в одной области или
коллеги, как прихожане одной церкви или члены любой
другой социальной группы. Все это довольно
распространенные и очевидные формы
социальной связанности. Но, как и в случае с матерью и
младенцем, эта связанность как социальная, так и
психологическая. Мы можем описать ее как процесс
взаимовлияния двоих человек, человека и группы, двух
групп или группы и организаций. Более того, можно
рассмотреть связанность организации и целого общества.
Социальная связанность важна, но для наших текущих
целей гораздо больший интерес представляет
психологическая связанность человека с другими людьми
и группами.
Взаимовлияние отдельных людей — это непрерывный
процесс, который отражается почти на всем, что мы делаем.
Например, наши чувства и фантазии о другом человеке
окажут колоссальное влияние на то, как мы будем с ним
взаимодействовать. Один из моих клиентов, менеджер
среднего звена, отозвался о своем руководителе так: «Я ей
не нравлюсь». Когда я спросил, почему он так считает,
клиент ответил, что несколько недель назад отправил
начальнице отчет. Та явно решила, что отчет никуда не
годится, и с тех пор не выходила на связь. Когда мы с ним
изучили этот случай, он понял, что такой взгляд был
основан на его чувствах и фантазиях и что ему нужно было
поговорить с руководителем, чтобы понять, что произошло.
На следующей встрече он с радостью рассказал, что
начальница была полностью довольна отчетом, просто до
сих пор не дала ему ход из-за других дел, которые могли
оказать влияние на ситуацию. На самом деле отношения
между ними были хорошими.
От связанности никуда не деться. Даже если мы,
взрослые, сидим дома одни, размышляя над какой-то
проблемой, в разуме мы никогда не остаемся в одиночестве.
Мы все еще связаны с другими, и это оказывает влияние на
наши размышления. Понятие связанности служит для нас
напоминанием, что нельзя закрывать глаза на
всеобъемлющий социальный контекст жизни людей,
особенно на социальный контекст главной первичной
группы — семьи. В любой ситуации в группе или
организации мы находимся в состоянии связанности с
другими, что приводит к взаимовлиянию человека и групп.
Читателю будет полезно держать в голове
понятие связанности на протяжении всей книги —
независимо от того, пойдет ли речь об индивидуальной или
групповой деятельности. Однако также необходимо иметь в
виду не менее важную идею о том, что только
функционирование индивидуальных разумов обеспечивает
существование коллективного человечества. Без работы
отдельных умов ни язык, ни культура, ни правила не могли
бы существовать. Следовательно, хотя мы говорим о
социальной психологии, нужно понимать кое-что и о том,
как человек осмысляет мир вокруг себя.
Среди студентов-гуманитариев всегда были те, кто
признавал, что представление о человеческом разуме и его
режимах работы — ключевая часть их набора знаний, а
также что для успешного развития гуманитарные
дисциплины должны опираться на это знание. Как понятно
из предисловия, я полностью разделяю эту точку зрения.
Поэтому я буду опираться на идею, что самость — это
организующая функция внутри человека и именно с ее
помощью человек может понимать других. Независимо от
обстоятельств мы играем центральную роль в осмыслении
собственного опыта.
Идея о том, что мы определяем реальность, а не просто
как-то случаемся в ней, может показаться странной для не
склонных к рефлексии людей, которые довольствуются
простыми ответами на вопросы. Как уже было отмечено, в
мире без рефлексии поверхностный взгляд на вещи может
привести к тому, что мы будем видеть только формальные
структуры, политику и стратегии или же полезных и
неудобных людей как свершившийся факт. Но когда мы
размышляем о процессах, которые происходят в этот самый
момент, когда мы приходим к выводу, что какой-то человек
неудобен, мы понимаем, что это не всегда так. Для примера
давайте предположим, что некоего Питера, который может
быть врачом в больнице или директором завода, считают
неудобным человеком. Как будет подробно описано ниже,
мы не просто вбираем все данные от органов чувств,
которые получаем. Наши процессы восприятия действуют
как фильтр, который пропускает часть данных и игнорирует
все остальные. Коротко говоря, в случае с Питером мы
можем испытывать такое сильное раздражение из-за
действий, которые считаем неудачными, что отсеиваем всю
остальную информацию, часть которой могла бы
представить Питера в хорошем свете. Таким образом, мы
полностью вовлечены в процесс создания смысла и, исходя
лишь из одного аспекта поведения, включаем Питера в
категорию неудобных людей.
Внесу ясность: не человек создает смысл, но его
активность подразумевает постоянное создание новых
смыслов относительно происходящего. Если мы тщательно
проанализируем этот процесс, то поймем, что не существует
чувства, опыта, мысли и восприятия, независимых от
контекста осмысления, в котором они становятся чувством,
 опытом, мыслью и восприятием. Потому что мы, люди, и
есть тот самый контекст осмысления. Без нашей
деятельности эти явления просто не существовали бы. Если
бы мы, как люди, не впитывали в себя различные ощущения
и не воплощали их во что-то, они бы не были тем, чем
являются. Таким образом, можно сказать, что человек —
это деятельность. И речь не о том, что человек делает, а о
деятельности, которой он является.
Мы также можем сказать, что, будучи людьми,
постоянно вовлечены в процесс осмысления и что личность
— это динамический процесс. Это касается самых разных
видов знаний, включая когнитивные и те, что получены из
опыта, такие как идеи, эмоции и бессознательное, которые
зарождаются в частном (внутреннем) мире человека.
Вернемся к Питеру: если мы создаем смысл в процессе
восприятия его как неудобного человека, вполне возможно,
что на решение влияет наш опыт, а не поведение Питера.
Это важный уровень изучения и понимания не только из-за
базовой роли человека в осмыслении реальности, но и
потому, что он затрагивает индивидуальные процессы и
динамики, особенно скрытые, оказывающие значительное
влияние на отношения и группы.
Перед тем, как мы перейдем к описанию процессов,
которые позволят нам лучше понять человека, будет
полезно рассмотреть характеристики личности. Можно
вкратце сказать, что личность характеризуется следующими
чертами:
1. Личность — это психосоциальный процесс.
2. Ее существование подтверждается тождественностью и
непрерывностью.
3. На нее оказывают влияние сознательные и бессознательные
процессы.
4. Личность уникальна.
5. Это динамический процесс.
6. Личность такова, что человек постоянно продуцирует формы
поведения, психологически выгодные для него в условиях,
заданных текущим окружением.

Эти характеристики полезно держать в уме во время

подробного изучения различных понятий.
Далее я рассмотрю некоторые важные аспекты мира
скрытых явлений, которые оказывают влияние на процесс
создания смысла. Их можно разделить на две категории: те,
которые помогают нам осмыслять мир, и те, которые мы
используем, чтобы справляться с невыносимыми мыслями и
чувствами. Я начну с самого базового процесса —
классификации и концептуализации реальности. Это такая
постоянная, можно сказать непрерывная, деятельность, что
мы редко о ней задумываемся. Однако, как будет показано,
это очень субъективный процесс, который имеет
значительные последствия для всего, что мы делаем.

Осмысление мира
2. Классификация и концептуализация реальности
Беглый взгляд на восприятие каждого момента каждого дня
даст нам представление о том, насколько наш опыт
многогранен и избыточен. Еще больше затрудняет
ситуацию тот факт, что каждый момент и каждый опыт
уникален и неповторим. Это значит, что если мы не
способны классифицировать свой опыт на основе какой-то
общности, то не сможем его осмыслить. Без категоризации
мы окажемся в плену уникальности момента здесь и сейчас.
Поэтому так важно приводить опыт к какой-то знакомой
форме категорий.
Благодаря процессу классификации бесконечного
многообразия мира мы обеспечиваем некоторую
непрерывность событий, наделяя этот очень сложный опыт
смыслом. Но, конечно же, это очень избирательный
процесс. Мы не живем в мире, где различаем все
возможные сенсорные раздражители в окружающей среде,
равно как не реагируем на каждый раздражитель так, будто
он новый и незнакомый. На деле мы игнорируем многие из
различий в восприятии, которые делают каждый объект
уникальным. Система, которую мы главным образом
используем для этого, — называние.
Из этого становится ясно, что объекты нашего мира не
представляются нам заранее классифицированными.
Категории, к которым они относятся, — это категории, в
которые их поместили мы. Иными словами, будучи
людьми, мы постоянно принимаем участие в процессе
осмысления — это делают все люди. Отделяя один класс
вещей или действий от другого, мы создаем искусственные
границы в поле, которое изначально является цельным и
непрерывным. Теоретически эти границы не имеют
физических измерений, и тем не менее все мы относимся к
ним так, будто они реальны.
Мы можем объяснить это на простом примере собак.
Есть две крайности того, как люди их воспринимают: как
пушистых, милых животных, друзей человека или как
мерзких, злобных, отвратительных созданий, от которых
стоит держаться подальше. В зависимости от конкретного
уникального опыта все мы будем категоризировать собак по
этой шкале: где-то между преданным другом человека и
жутким монстром. Тот факт, что конкретная собака, с
которой мы столкнулись в конкретный момент, не
демонстрирует ни одну характеристику, которая ей
приписывается, для нашего процесса осмысления не имеет
никакого значения. Созданные категории, на основе
которых мы разделили всех собак и которые мы
продолжаем использовать, — вот что мы считаем реальным.
И, разумеется, именно таким образом мы определили
Питера в категорию неудобных людей.
 Мир, на который мы реагируем и на который направлено
наше поведение, — это мир, который мы представляем себе
в виде символов. Перемены в настоящем мире должны
повлечь за собой перемены в нашем представлении об этом
мире, чтобы затронуть наши ожидания и, следовательно,
дальнейшее поведение. Мы смотрим на мир через призму
того, что мы научились ожидать, исходя из прошлого опыта
о нем. Мы помещаем объекты, которые считаем схожими, в
одну категорию, хотя способны воспринимать различия
между ними. Давайте вернемся к примеру с собаками и
представим ситуацию, в которой собака перед нами —
объект, воспринимаемый в данный момент, — выглядит
милым другом человека. Тем не менее наш прошлый опыт
показал, что собаки — это свирепые чудовища. Вследствие
этого мы продолжим категоризировать эту и всех остальных
собак на основе своего опыта. Но так происходит при
условии, что мы долго не встречаем в жизни милых и
дружелюбных собак; в обратном случае мы можем
изменить категоризацию. Без подобных шаблонов мир
оказался бы настолько недифференцированным и
однородным, что не поддавался бы осмыслению. В таких
условиях даже слабая взаимосвязь лучше, чем никакая.
С помощью языка и слов мы накладываем на мир схему
для классификации и концептуализации реальности.
Данный принцип упоминают некоторые авторы,
отмечающие «принимаемую за данность» природу языка.
Тем не менее то обстоятельство, что нам, знакомым с
собственными символами, не нужно думать о них в
процессе мышления, не должно заслонять тот факт, что все
эти символы должны поддерживаться обширной
интеллектуальной структурой. Она состоит из набора
знаний, которые составляют нашу воспринимаемую
реальность. Поскольку символическое представление мира
таково, каким члены конкретного общества научились его
воспринимать, становится понятно, что слова в разных
обществах или частях обществ используются по-разному.
Иногда это приводит к тому, что язык из средства
коммуникации превращается в препятствие на ее пути.
Классический пример — появление компьютеров. На
определенном этапе символическое представление
процессов не было похоже ни на что знакомое прежде.
Молодые члены общества, не так сильно обремененные
«старыми» знаниями, смогли быстро разобраться в языке и
словах, использовавшихся для классификации множества
компьютерных процессов, тогда как представители
старшего поколения пытались найти соответствие новым
данным в своем внутреннем наборе знаний и из-за этого
либо сталкивались с огромными трудностями, либо
создавали в голове неправильные связи. Следовательно, для
многих язык оказался препятствием на пути к
коммуникации о компьютерах. Подобное также нередко
происходит между представителями различных областей
знаний. Например, в ситуации, когда специалист одной
дисциплины рассматривает человеческое поведение с
социальной точки зрения, а специалист другой — с
психологической, на пути к разговорам почти неизбежно
возникнут барьеры.
Как уже было сказано, самость играет центральную роль
в осмыслении человеком собственного опыта. Одним из
процессов осмысления является восприятие, которое
совсем не так просто, как может показаться из бытового
употребления этого слова. В процессе восприятия мы
накладываем на новые данные некую структуру,
сравниваем их с набором старой информации, а потом либо
добавляем их к этой информации, либо отметаем. Набор
старой информации во многом похож на память
компьютера; однако это невероятно сложный компьютер,
который способен мгновенно сравнивать и запоминать
огромные объемы данных. Он состоит из набора знаний,
накопленных на протяжении всей жизни, и базируется на
обширной интеллектуальной структуре. И в отношении
этого процесса мы должны иметь в виду, что набор знаний
для каждого человека уникален.
Понятие набора старой информации — ключевое в
понимании процесса восприятия. Мы смотрим на мир
через призму того, что научились ожидать, исходя из
прошлого опыта. Мы осмысляем окружающий мир —
внутри, не осознавая этот процесс, — сравнивая его с
существующими (внутренними) знаниями. Это
подтверждает важную идею психоанализа, согласно
которой самая ранняя история человека наиболее значима с
точки зрения того, каким этот человек будет в дальнейшей
жизни, не только потому, что это основа для всего
последующего, но и потому, что раннее прошлое во многом
предопределяет то, как будет восприниматься вся будущая
жизнь. То, как мы реагируем на определенную ситуацию, во
многом зависит от того, как мы научились ее воспринимать.
Проясню: будет полезно, если мы рассмотрим аргумент
теории объектных отношений о том, что главной чертой
человеческой психологии является стремление к
формированию отношений. Первые объекты, с которыми
мы встречаемся, — это мать и другие члены семьи. Как и в
случае с объектами, которые мы классифицируем как собак,
мы также классифицируем человеческие объекты.
Например, если упростить, предположим, что мать можно
отнести к категории добрых и любящих, а отца — жестоких
и бессердечных. С этого момента, сталкиваясь с другими
авторитетными женщинами, мы можем определять их в
категорию добрых, любящих и, как правило, готовых
помочь; сталкиваясь же с авторитетными мужчинами, мы
классифицируем их как жестоких, бессердечных и не
заслуживающих доверия. С точки зрения руководителя, к
которому относятся таким образом, эта ситуация может
выглядеть довольно неприятной. Возвращаясь к Питеру, мы
начинаем лучше понимать, как именно мы определили, что
он — неудобный человек.
В нескольких последних абзацах речь шла о данных от
органов чувств, которые можно сопоставить с набором
знаний для того, чтобы сделать возможной какую-то форму
категоризации. Но существует также и другой аспект
восприятия, возникающий, когда речь идет о совершенно
новых данных, которым в старом наборе знаний не нашлось
соответствия (даже плохого). Мы можем делать заключения
относительно того, нравится нам что-то или нет, только
если уже знаем, что это такое. Ощущения должны
дополниться какой-либо формой оценки, прежде чем мы
окажемся в состоянии решить, плохо это для нас или
хорошо. То, как мы отреагируем в данной ситуации, зависит
от того, как мы научились воспринимать новую
информацию. Для каждого на ответную реакцию повлияет
опыт, берущий начало в раннем детстве.
Как станет понятно, процесс осмысления чего-либо
человеком очень субъективен. Каждый из нас, являясь
уникальной личностью с уникальным набором внутренних
знаний (они накапливаются с рождения до текущего
момента), будет категоризировать информацию по-своему.
Происходящее на скрытом уровне, вне нашего понимания,
может привести к тому, что разные люди осмысляют
похожий опыт совершенно по-разному. С точки
зрения конкретных данных, например о зданиях и
компьютерах, шанс расхождения в смыслах у разных людей
меньше. Однако как только мы вовлекаемся в мир
приблизительных данных, таких как личность и
индивидуальное поведение, вероятность формирования у
разных людей противоречащих взглядов гораздо выше.
Такие данные, скорее всего, затронут эмоциональные
факторы из набора знаний, которые добавят совершенно
новый взгляд на то, как мы классифицируем свой опыт.
 Не так уж и удивительно, что несколько людей, получив
один и тот же опыт и сравнив новую информацию со своим
набором внутренних знаний и чувств, создают совершенно
непохожие категории. Вернемся к предыдущему примеру:
на основании собственного опыта мы можем относить
одних людей к полезным, а других — к неудобным. Другой
человек, сравнив те же данные от органов чувств со своим
набором внутренних знаний, может отнести тех, кого мы
считаем полезными, к неудобным, и наоборот. Посредством
этой категоризации мы создаем первую границу, которая
включает в себя то, что мы имеем в виду под полезным, и
вторую для того, что понимаем под неудобным.
Разрабатывая различные классификации или категории, мы
автоматически включаемся в процесс создания границ.
Далее я рассмотрю важное понятие границ, которое будет
упоминаться еще в нескольких контекстах на протяжении
всей книги.
3. Границы
Итак, в процессе восприятия мира нам нужно его
классифицировать и упорядочивать. Без системы,
позволяющей извлечь смысл из полного хаоса,
уникальность настоящего момента была бы невыносимой.
Категоризируя и классифицируя, мы делаем бесконечно
разнообразный мир доступным для восприятия. Объекты
мира не предстают перед нами уже классифицированными:
категории, на которые они разделены, создаем мы.
Используя символы, чтобы отделить один класс вещей или
действий от другого, мы создаем искусственные границы в
поле, которое изначально непрерывно. Хотя эти границы не
имеют физических измерений, мы все равно воспринимаем
их как реальные.
Классический пример создания искусственных границ в
непрерывном поле касается человеческого поведения.
Представим ситуацию: проходит рабочая встреча с
руководителем, которого мы, конечно же, знаем достаточно
хорошо, а другие люди на встрече не знают совсем. После
они могут сказать нам что-то вроде: «Ваш босс немного
тиран, да?» А мы ответим: «Нет, он приятный человек,
когда узнаешь его получше, просто сегодня слегка не в
духе». С нашей точки зрения его поведение на встрече —
это всего лишь часть цельного поля. Для новичков же
единственный опыт общения с руководителем ограничен
этой встречей. В результате этого опыта они создают
искусственную границу, формируя образ «немного тирана».
Еще один пример: сотрудница, которая в определенный
момент неохотно соглашается с решениями, принятыми и
навязанными ей руководством без обсуждения с ней. Долго
время она считалась очень хорошей сотрудницей, однако,
желая разобраться со сложившейся неприятной ситуацией,
ее начальник решает, что она «неудобный человек». Так он
отделяет ее от других людей, которых в целом считает
готовыми помочь, и создает вокруг нее искусственную
границу. С другой стороны, у нее единственной из всех
сотрудников могло бы быть достаточно знаний и опыта,
чтобы заметить проблему в решении, принятом
руководством. Но опасность в том, что, как только ее
начальник провел границу, он уже вряд ли прислушается к
ее мнению.
Можно выделить три типа границ: пространственные,
временны́ е и психологические. Пространственные границы
формируются вокруг территории. Примеры искусственных
пространственных границ — соседские дворы и границы
между странами. Наиболее очевидным примером
временны́ х границ послужит разделение времени на часы и
минуты. Еще один пример — социальное время, которое
похожим образом разделено на индивидуальные переходы
от одного социального статуса к другому в виде
периодических прыжков. Все это варианты искусственных
границ. Поскольку процесс категоризации — часть нашего
выученного и проживаемого опыта в обществе,
придерживающемся определенного порядка, жизнь без
границ может показаться очень трудной. Тем не менее я
хочу подчеркнуть, что это не делает их менее
искусственными.
Я не собираюсь углубляться в тему пространственных и
временны́ х границ, но хочу отметить, что, размышляя о них,
мы действительно кое-что понимаем о том, как создаем
смыслы. Похоже, нам действительно нужны границы для
нашего собственного комфорта и благополучия.
Следовательно, данное понятие пригодится в рассмотрении
третьего типа — психологических границ. Когда мы
отвечаем на вопрос «Кто я?», когда объясняем, описываем
или просто ощущаем собственную самость внутри себя,
происходит нечто очень простое. Догадываемся об этом или
нет, на самом деле мы проводим ментальную границу по
всей области своего опыта, и все, что остается внутри этой
границы, мы ощущаем или называем «собой», а то, что
оказывается за ее пределами, — «не собой». Другими
словами, наше самоопределение полностью зависит от того,
где и как мы проводим эту границу.
Мы чувствуем «я это, а не то», проводя границу между
«этим» и «тем», а потом признаем свое тождество с «этим»
и отсутствие тождества с «тем». Например, наши ценности
в отношении жестокости к животным могут быть предельно
ясны, поэтому мы проведем четкую границу между собой и
теми, кто причиняет животным боль. Либо мы можем
считать себя строгими последователями психологии и
верить, что изучение человека — это фундаментальная
наука. Таким образом развивается представление о «себе»,
и все, что я психологически считаю «собой», находится
внутри границы, а все, что я психологически не считаю
«собой», — вне ее. Так мы создаем психологическую
границу между собой и не собой. В результате мы начинаем
оценивать всех, кто «не я», на основе их личных убеждений
и действий. Мы выносим суждения о других на основании
их включенности в группу или исключенности из нее.
Например, мы можем решить, что люди из области
психологии будут включены в нашу границу, в то время как
социологи со знаниями в сфере психоанализа и верой в
социальную психологию окажутся за ее пределами.
Как будет более подробно рассмотрено далее,
психологические границы — это также важный аспект
групп. Подобно границам отдельно взятого человека,
психологические границы во многом точно так же
определяют, кто принадлежит и не принадлежит к группе:
мы переходим от понятий «я» и «не я» к «мы» и «они». Это
помогает понять, как члены группы отличают внешние
границы, разделяя членов группы и посторонних, от
внутренних, в случае с которыми распространено такое
явление, как поиск козлов отпущения. Принятие или
отвержение отдельных членов группы связано с
формированием внутренних психологических границ.
Определение и понимание границ полезно, поскольку
мы наделяем свой опыт смыслом, а сам опыт при этом
находится на границе двух миров — внешнего
взаимодействия и внутренней интерпретации. Осознавание
возникает в точке их соприкосновения — на границе.
Впрочем, как можно предположить, осознавание может
оказаться неоднозначным опытом. Часто внутренний набор
знаний и внешние впечатления не совпадают.
Неоднозначность, создающаяся на границе между знаниями
и тем, что мы воспринимаем в данный момент, может стать
источником тревожности, и в этом случае важны именно
границы. Ощущая конфликт между внутренним и внешним
миром, мы, как правило, фокусируемся на различиях, а не
на чертах сходства. В результате мы начинаем чувствовать,
что маркеры границ имеют особую ценность — они или
священны, или табуированы. Соприкосновение — это
точка, где границы человека («я») встречаются с другими
границами, например общественных систем («не я»).
Граница находится на месте отношений, где отношения и
разделяют, и связывают.
Иначе говоря, ощущая конфликт между внутренним и
внешним мирами, мы, как правило, упираемся и держимся
собственных границ. Как было отмечено выше,
формирование психологических границ дает чувство
комфорта и благополучия. Когда нам кажется, что границы
под угрозой, мы испытываем потребность в
самосохранении — словно опасность угрожает самому
нашему существованию. В подобных обстоятельствах
соприкосновение «меня» и «не меня» может быть очень
раздражающим. Проблема границ в том, что они могут
превращаться в фиксированные структурные концепции,
которые препятствуют обучению. Допустим, руководитель
пытается внедрить в организации изменения и вдруг
сталкивается с упорным неприятием со стороны
сотрудников. Вначале он пытается объяснить
необходимость изменений и убедить принять их. Но если
сделать это не удается, руководитель начнет беспокоиться,
что не сможет достичь цели. В этот момент он может
настоять на своем, после чего взаимодействие между ним и
другими членами команды приобретает противоречивость.
Теперь граница становится фиксированной, и всякое
взаимное обучение и сотрудничество могут прекратиться.
Концепция границ, которые создаются вокруг системы
личности, применима почти ко всем. То же относится и к
тестированию на реальность — способность отличать
внутреннее от внешнего, то есть различать внешнее
взаимодействие и внутреннюю интерпретацию. Адекватное
восприятие и способность разбираться с поступающим
материалом, применяя логическое мышление, требуют
правильного функционирования границ. Когда адекватное
восприятие становится невозможным, личная граница
нарушается, а мышление начинает опираться скорее на
фантазии (когда темнеет, стволы деревьев кажутся
угрожающими силуэтами). С точки зрения границ личности
регрессия означает движение в сторону нарушения границ,
а развитие, напротив, способствует их восстановлению и
усилению. Можно сказать, что именно к этому моменту
подошел руководитель из примера выше. Он утратил четкие
границы, а реалистичность исчезла из его мышления до
такой степени, что он больше не способен воспринимать
чужие взгляды. На этом этапе чувства и фантазии могут
превалировать, и руководитель начинает видеть в
сотрудниках упрямую иррациональную группу, которая не
любит его лично и намеренно пытается навредить.
На границе-контакте человек отделяет себя от
остальных. Если воспринимаемая информация нам знакома,
психика соотнесет ее с уже имеющимися знаниями и
поступит с ней определенным образом, в зависимости от
того, нравится нам эта информация или нет. Но когда мы
получаем новый опыт, о котором не имеем никаких знаний,
возникает проблема. И нам нужно понять, как ее решить.
Один из способов справиться с новой информацией —
попытаться понять незнакомое, принимая неприятную
ситуацию и работая над ней. Другой способ — связать ее с
какой-то старой категорией, к которой новая информация,
по нашему мнению, подходит. Наконец, третий способ —
это отрицать ее существование и выбросить из головы.
Понятно, что, выбрав один из последних двух вариантов,
мы либо примем очень плохое и неподходящее решение,
либо вообще избежим его принятия.
Еще одна ситуация, которая может привести к
неправильному функционированию границ, возникает при
получении противоречащих друг другу данных. Если наше
логическое мышление не способно понять внешнюю
информацию, уровень тревожности сильно возрастает —
возможно, до такой степени, что мы оказываемся не в
состоянии думать. Чтобы понять процесс конфликта, стоит
узнать еще кое-что о внутренних процессах. Сейчас я
рассмотрю воздействие конфликта, начиная с
соответствующих процессов в детстве.
4. Конфликт
Как упоминалось выше, в ходе формирования границ
самости ребенок осуществляет внутреннюю организацию
объектов. Ими могут быть люди, идеи, события и ценности,
организованные в понятную и разумную систему — как
правило, с помощью категорий, заданных родителями. На
данном этапе разум лишь сравнительно упорядочен и с
трудом справляется с хаосом. Некоторые идеи оказываются
неприемлемыми для сознания, если они слишком сильно
противоречат другим. Ребенок избавляется от
несовместимых идей с помощью вытеснения и других
защитных механизмов, которые мы сейчас подробнее
рассмотрим.
Эти процессы можно назвать примитивными ответными
реакциями, они возникают еще до того, как у малыша
формируется осознание себя как отдельной личности. Как
будет объяснено позднее (особенно когда речь пойдет о
группах), ранние впечатления очень важны. Хотя во
взрослой жизни они уже не осознаются, фантазии и
воспоминания из младенчества, особенно связанные с
тревожностью, оказывают глубокое влияние на дальнейшее
психическое развитие и отчасти задают характер личных и
социальных отношений, культурные интересы и образ
жизни — становятся частью нашей самости, окруженной
границами.
Разрешение конфликтов начинается сразу же, как только
младенец испытывает на себе контроль или ограничения,
наложенные родителями: иными словами, как только
начинает формироваться некое подобие совести. Это
достигается в результате включения внутрь внешних
объектов, из которых в сознании потом формируются
внутренние образы, становящиеся частью запаса знаний. В
итоге образуется богатый мир внутренних объектов или
репрезентаций (образов) внешних объектов. Ранние
интроекции — а маленький ребенок фактически
располагает только ими — оказывают особенно сильное
влияние, и внутренние объекты, формирующиеся на их
основе, никогда не забываются. Эти ранние интроекции,
всегда представляющие собой родителей или родительские
фигуры, создают внутренний объект, общеизвестный как
совесть, а в профессиональной терминологии — суперэго.
Интроекция «хорошего» родителя формирует то, что я
буду называть «совершенная совесть». Это образ идеалов и
положительных моральных качеств — паттерн того, что
можно и нужно делать. А интроекция «плохого» родителя
создает так называемую преследующую совесть — чувство
вины и представление об отрицательных качествах — то,
что делать не надо. Изначально совесть строится на
идентификации себя с кем-то или чем-то, то есть на
формировании, принятии и сохранении внутренних образов
родительских фигур. Но это не статичное явление, и этот же
процесс может происходить в дальнейшем, во
взаимоотношениях с другими авторитетными фигурами,
такими как школьные учителя или руководители
организаций.
Сталкиваясь с противоречивой информацией, мы можем
соотнести ее с той частью внутреннего запаса знаний,
которую называем совестью. Мы сравниваем ее со своими
представлениями о том, что можно и нельзя делать.
Скрытый, неосознаваемый процесс определяет,
соответствует ли новая информация нашим идеалам и
представлениям о положительных моральных качествах или
заставляет чувствовать вину и является неприемлемой.
Совесть помогает нам понять, что делать, а чего не делать.
 Приведем пример. К сотруднику финансового отдела
обращается друг, работающий в той же компании, с
просьбой обойти правила и оплатить ему кое-какие
расходы, не фиксируя это в отчетности. Смотря на вещи
поверхностно, мы можем предположить, что сотрудник
отдела финансов должен подчиняться правилам компании,
регулирующим такого рода процедуры. Но на
бессознательном уровне на него также окажет влияние
совесть. Если сотрудник финотдела убежден, что не должен
так поступать, он может испытать сильную вину из-за того,
что его вообще попросили сделать нечто подобное, и
отвращение к неприемлемому поступку, который ему
предложили совершить. Так что его ответ другу может
оказаться чем-то гораздо большим, чем просто
недвусмысленный отказ.
Универсального решения для любой конфликтной
ситуации не существует. Говоря о конфликте, мы
подразумеваем, что в определенной жизненной ситуации
два или более побуждений противоречат друг другу.
Природа и исход конфликта, происходящего в сознании
между двумя наборами антагонистических тенденций,
приводят к тревожности. Даже взрослый человек в
состоянии выдерживать неопределенность лишь до
некоторых пределов. Один из способов справиться с
неприемлемыми для совести идеями, — это избавиться от
них с помощью механизмов, сформированных еще в
детстве. Эти так называемые защитные механизмы мы
рассмотрим чуть позднее.
Внутренний конфликт может вызывать тревогу, но мы
не должны забывать, что в точке контакта на границе
возникает осознавание. Во многих случаях разрешение
конфликта также может дать значительные преимущества.
Чаще всего оно становится компромиссом, а не решением.
Оно нередко бывает позитивным и может привести к
сонастройке, адаптации и приобретению новых навыков.
Например, руководитель может осознать, что столкнулся с
конфликтом, в котором друг другу противостоят
необходимость выполнить требования контракта и желание
оставаться честным со своей командой. Возможно,
сотрудники в последнее время усердно работали и не
щадили себя, но для выполнения условий контракта нужно,
чтобы они работали сверхурочно. Тревога может быть
настолько велика, что руководитель найдет способ
разрешить конфликт, внедрив новые методы работы или
адаптировав существующие для удовлетворения
потребностей персонала. В результате все могут освоить
новые подходы к решению задачи.
Далее мы поговорим об установках и ценностях, которые
во многом связаны с конфликтом.

5. Установки и ценности
Все мы принимаем основополагающие решения. Например,
хорошо что-то или плохо, правильно или неправильно.
Понятно, что мы опираемся на интернализированный набор
знаний и ощущений. Но почему и как мы узнаем, что можно
делать, а что нельзя? Что этично и соответствует нормам
морали, а что нет? Разбираясь с этими вопросами, мы
вынуждены решать, какую из двух противоположных идей
принять и что при этом случится с другой. Ответ на эти
вопросы связан со способами формирования убеждений,
установок и ценностей.
Установки — это сравнительно устойчивые способы
организации чувств, убеждений и тенденций поведения,
направленные на конкретных людей, группы, идеи или
объекты. Установки человека — это результат его
биографии и влияния жизненных событий. На их
формирование оказывают значительное влияние важные в
жизни человека люди — родители, друзья, члены
социальных и рабочих групп. Установки состоят из
убеждений и чувств по отношению к кому-либо или чему-
либо. Мы не можем наблюдать установки сами по себе, но
они побуждают к определенному поведению. Любой, кто
наблюдает за взаимодействием людей, может выявить
модели поведения, связанные с конкретными установками.
Они очень важны, поскольку определяют то, как мы
взаимодействуем с людьми или группами людей и как с
ними поступаем.
Рассмотрим пример человека, у которого несколько
друзей и членов семьи умерли в больнице после сильных
мучений. Эти печальные переживания и связанные с ними
невыносимые мысли и чувства о родных и близких могут
привести к формированию установки, что больница — это
плохо. И когда спустя некоторое время человеку самому
нужна будет госпитализация, эта установка повлияет на его
оценку потребности в лечении. Врачи и другие люди
наверняка попытаются убедить его в необходимости
госпитализации и в том, что он поступает глупо, но могут
даже не догадываться о причине, по которой у него вообще
сложилась такая установка.
Установки формируются в тот момент, когда оценочное
восприятие объединяется с личными взглядами. Установка
может быть сознательным и избирательным суждением о
человеке, объекте, идее или событии. Но, что еще важнее,
она также может появляться из бессознательных процессов
в результате эмоционального опыта. Установка по
отношению к объекту создает ментальную
предрасположенность вести себя всегда определенным
образом. Установки, как правило, стабильны. Но они могут
меняться, и это обстоятельство важно, если мы стремимся
эффективно управлять производительностью, устранять
межгрупповые конфликты, формировать корпоративную
культуру или придерживаться этичного поведения.
Установки применимы как к классам объектов и групп в
целом, так и к конкретному человеку или идее. Понятно,
что они оказывают предсказуемое влияние на наше
поведение.
Установки могут стать значимой частью
организационной культуры. Например, на основе опыта в
организации может появиться установка, что работать в
отделе кадров хорошо. По большей части это полезно для
целей организации. Однако при планировании изменений,
затрагивающих структуру или методы работы HR, нужно
будет принять во внимание установку людей, которых
коснутся эти перемены. Если этого не сделать, вполне
может возникнуть серьезное эмоциональное сопротивление
намеченным преобразованиям.
Установки и совесть — это не одно и то же, но совесть
несомненно влияет на установки. Например, если у
человека нет четкого представления о том, что правильно, а
что нет, что делать и чего не делать, это может отразиться в
сложившихся установках. Так, может выработаться
установка, что воровать — это нормально. И наоборот,
сильное чувство правильности и неправильности
способствует формированию прямо противоположных
установок.
Установка представляет собой взаимовлияние
человеческих эмоций, мыслей и тенденций поведения по
отношению к человеку, группе, событию, идее и т.д. в
организационном или социальном мире человека.
Например, когда человек или группа резко негативно
относятся к коррупции, они, скорее всего, не захотят
сотрудничать с человеком или группой, которые считаются
коррумпированными. И наоборот, если у них
неоднозначное отношение к коррупции, это не повлияет на
их сотрудничество или взаимодействие со второй стороной,
независимо от ее репутации и методов работы.
Взгляды и установки часто объединяются и формируют
всеобъемлющие идеалы под названием «ценности».
Ценность возникает, когда взгляд или идея оказываются
устойчивыми во времени и предлагают человеку
предпочтительный лично для него способ поведения. Часто
ценность — это сумма многочисленных установок,
которые, вместе взятые, отвечают за приверженность своим
взглядам и их постоянство; например, честность и
справедливость — это ценности.
В результате создания системы убеждений о
предпочтительных способах поведения или существования
формируются так называемые личностные ценности.
Поскольку ценности более общи и абстрактны, нежели
установки, их влияние на поведение, как правило,
опосредованно. Как и установки, ценности усваиваются и
могут меняться в ходе жизни в обществе или организации.
Мы рассматриваем ценности как нормативные положения,
которых придерживается каждый, о том, как люди должны
себя вести. Самое главное — они поддерживаются
интернализированными санкциями совести и
функционируют как:
а) императивы в суждении о том, как социальный мир
должен функционировать и быть устроен;
б) стандарты оценки и оправдания правильности
индивидуальных и социальных выборов.

Такой подход подчеркивает, что ценности — это

нормативные стандарты, которые оказывают влияние на
выбор действий. Первичная функция ценностей — служить
определяющими факторами и ориентирами для принятия
решений и действия. Спешу добавить, не сознательного, а
бессознательного принятия решений — это скрытые,
непроявленные процессы. Когда пробуждаются ценности,
они вызывают в нас все эмоции, которые ассоциируются с
их изначальным объектом, положительным или
отрицательным. Хотя поначалу ценности неизбежно
формируются под влиянием родителей или родительских
фигур, эта динамика сохраняется на протяжении всей
жизни, и с течением времени бо́ льшую значимость
приобретает влияние общества.
Возьмем, например, честность; если мы хотим по-
настоящему понять, что эта ценность значит для человека,
нужно проследить ее путь до самого зарождения.
Необходимо попытаться понять, что вызвало формирование
этой ценности и почему она вошла во внутренний набор
знаний именно в таком виде. Вероятный вариант развития
событий, скорее всего, предполагает, что в раннем детстве
человека какая-то значимая фигура, например мать,
неоднократно подчеркивала важность честности. В тот
момент человек, возможно, испытал чувство вины, стыда
или страха, что мать его бросит. В более поздний период,
когда он столкнется с нечестностью и его ценностям будет
брошен открытый вызов, он ощутит те же эмоции, что и в
изначальной ситуации. Вот почему ценности оказывают
такое большое влияние на нашу жизнь.
Одна из уже упомянутых характеристик личности
касалась того, как человек адаптирует формы поведения,
психологически выгодные для него в обстоятельствах,
навязанных ему окружением. Это было справедливо для
мира маленького ребенка и не теряет актуальности и в мире
взрослых. Впрочем, не так уж удивительно, что многие
системы установок и ценностей, разделяемых и
распространяемых членами общества, важны для его
благосостояния точно так же, как и для отдельно взятого
участника этого общества. Человек приобретает такие
желательные ценности в результате социальных
вознаграждений, которые получает, приняв и включив эти
ценности в конкретные модели явной ответной реакции.
Одобрение окружающих идет бок о бок с более
непосредственными и конкретными целями человека, и ни
одна модель поведения, которая не служит достижению
обеих этих целей, не может быть в полной мере успешной и
удовлетворительной.
 Становится понятно, что все это окажет значительное
влияние на принятие человеком решений касательно
социальных отношений, которые он формирует. Ясно, что
тот, чьи ценности включают в себя честность и
порядочность, вряд ли вступит в банду преступников. В
формировании рабочих или социальных отношений такой
человек с гораздо большей вероятностью будет строить
отношения с теми, кто имеет аналогичные или сходные
ценности. Действительно, многие исследования
показывают, что мы стремимся строить отношения с
людьми, которых считаем похожими на себя. Тем не менее
это не всегда возможно, и в таком случае человек может
покинуть группу или организацию с ценностями,
противоречащими его собственным.
Важно понимать, что, пожалуй, самая удивительная и
устойчивая физическая потребность человека — это
потребность в эмоциональном отклике от других. Я
специально использую термин «эмоциональный отклик»,
поскольку простые поведенческие реакции могут эту
потребность и не удовлетворить. Она настолько
универсальна и сильна, что многие социологи считают ее
инстинктивной и врожденной. Так ли это или же она
продукт воспитания — вопрос, на который, возможно, мы
никогда не найдем ответа. Мы можем сказать только то, что
дети настолько сильно зависят от других, что не могут
выжить без ответного отклика от родителей. Существует
множество убедительных доказательств, что для своего
благополучия маленькие дети нуждаются в определенном
объеме эмоциональных откликов. В мире ребенка, где он
очень сильно зависит от других, должно быть, один из
самых больших страхов — это страх остаться в одиночестве
или быть брошенным. Эти чувства мы проносим через всю
жизнь. Действительно, психоаналитики особо
подчеркивают тот факт, что малыши, лишенные любви, не
выживают. Поскольку все люди проходят через опыт
детства, вопрос, является ли потребность в эмоциональном
отклике врожденной или приобретенной, на самом деле
философский. В любом случае она присуща всем.
Кажется очевидным, что эту основную человеческую
потребность в ранние дни младенчества может
удовлетворить только мать. Не требуется чрезмерных
усилий, чтобы понять, что мать, таким образом, становится
очень важной частью жизни ребенка и что ранние
переживания настолько важны для малыша, который ищет
ее благосклонных откликов. Мы видим, почему самый
ранний опыт — такая важная и значительная часть
развития.
Сознательный разум формируется медленно, и в
некоторых отношениях над ним всегда доминирует
бессознательное. Согласно теории психоанализа,
бессознательное заставляет нас интерпретировать очень
многие события жизни через призму самого раннего опыта.
Например, бессознательное, основываясь на том, как мы
истолковали для себя опыт общения с родителями,
заставляет верить либо в то, что мир в основном нас
принимает и одобряет, либо в то, что он нас осуждает и
отвергает. Это ощущение перерастает в убеждение, хороши
мы или плохи; заставляет чувствовать, достаточно ли мы
компетентны, чтобы справляться с жизнью, или же нет;
привлекательны ли; и даже то, вознаградит нас мир или
разочарует. Такие масштабные установки формируются на
основании крайне расплывчатых чувств, которые мы тем не
менее испытывали наиболее сильно в то время, когда еще
не могли понять значение того, что с нами происходило,
поскольку способность к разумному мышлению еще не
была развита. И поскольку эти установки, которые
продолжают довлеть над нашим опытом, проистекают из
бессознательного, мы не знаем, что их вызвало и почему
они обладают такой властью.
 Такого рода установки влияют на личность различными
способами, которые будут далеко не очевидны для тех, с
кем человек вступает в контакт. Например, одни
сотрудники могут показаться руководителю возмутительно
неуверенными в себе, тогда как другие — до неприличия
самоуверенными. Неуверенные могут быть полны тоски и
отчаяния, неспособны видеть хорошее. Чрезмерно
самоуверенные, возможно, полны энергии и безрассудства,
поддерживают любую новую идею с бездумным
энтузиазмом. Руководитель может быть разочарован ими,
потому что ввиду прошлого опыта им будет сложно
превратиться именно в тех сотрудников, которые
желательны для организации. Впрочем, понимание того, как
формируются скрытые ценности и установки, может
послужить ценной отправной точкой.
Ценности — это важная часть интернализированного
набора знаний. Сталкиваясь с мыслями и чувствами,
противоречащими нашим ценностям, мы с высокой
вероятностью отреагируем эмоционально. Размышляя о
вещах, противоречащим нашим ценностям, мы можем
ощутить сильное эмоциональное потрясение. Это настолько
фундаментальная часть личности, что она способна
повлиять на физическое состояние, о чем может
свидетельствовать краснота лица, потливость или
учащенное сердцебиение. Кажется, что эмоции вызывают
изменения в самом процессе функционирования тела.
Например, мне вспоминается случай в школе, когда весь
наш класс оказался под подозрением в воровстве. Одна
только мысль, что меня могли заподозрить в нечестности,
показалась мне настолько невыносимой, что я весь
покраснел.
Далее я вкратце опишу влияние эмоций на мир скрытых,
бессознательных процессов. В некотором смысле в этом нет
необходимости, поскольку многие, если не все, скрытые
динамические процессы возникают под влиянием эмоций,
испытываемых в конкретный момент. Выделяя описание
эмоций в отдельную главу, я бы тем не менее хотел, чтобы
вы продолжали внимательно и постоянно изучать, как они
формируют ваш опыт.
6. Эмоции
Функциональная важность ценностей проистекает в первую
очередь из их эмоционального содержания. Поведение, не
соответствующее ценностям, рождает внутри ответную
реакцию — страх, гнев или как минимум неодобрение. Это
справедливо как для нашего собственного поведения, так и
для поведения других. Таким образом, совершая действие,
противоречащее одной из наших ценностей, мы
испытываем значительное эмоциональное потрясение как
до него, так и после. В большинстве случаев реакция будет
такой даже несмотря на знание, что мы не понесем
наказания. Это потрясение может ослабнуть с повторением
действия, но оно тем не менее настолько значимо, что снова
будет возникать в каждой новой ситуации, связанной с
конкретной системой.
Похожим образом действия других людей,
противоречащие одной из наших ценностей, вызовут у нас
эмоциональный отклик даже в том случае, когда никак нам
не угрожают. Этот проективный аспект ценностей знаком
любому, кому пришлось приноравливаться к жизни в чужой
культуре. Даже когда члены общества абсолютно
дружелюбны и готовы помочь, простое наблюдение за их
поведением с большой вероятностью заставит человека, не
принадлежащего к этой культуре, почувствовать себя очень
некомфортно. Например, путешественники из
Великобритании могут испытать дискомфорт, попав в
общества, где едят собак, лошадей и других животных,
которых у них принято считать домашними питомцами.
Можно также привести примеры, связанные с такими
ценностями, как порядочность или равноправие. Но
необязательно ехать в другие страны, чтобы лично
столкнуться с чужеродными группами общества,
заставляющими испытывать дискомфорт. Некоторые
группы в нашем собственном обществе мы можем
воспринять как настолько же чуждые. Я говорю, например,
о людях с расистскими взглядами.
Это позволит нам лучше понять, что такое
институциональный (системный) расизм. Там, где
преобладающими ценностями группы, организации или
социального института являются равенство, честность,
этичное поведение и стремление вести себя со всеми
людьми одинаково, конечным образованием будет группа,
организация или институт, которые руководствуются
институциональным этичным поведением. Когда на любом
этапе какая-либо часть группы, организации или института
сталкивается с расизмом, ее члены испытают сильные
эмоции, вызванные их отвращением к расизму. Эти чувства
и мысли окажутся для них настолько невыносимыми, что за
ними последует реакция по отношению ко всем участникам
ситуации. Однако там, где эти ценности не превалируют,
реакция на расистское поведение может не вызвать
ответного отклика, потому что не порождает
эмоциональной реакции. Такую ситуацию можно назвать
институциональным расизмом.
Понятно, что ценности подвержены глубокому влиянию
эмоций, которые в свою очередь являются частью
интернализированного набора знаний. Но то же самое
можно сказать и о других скрытых процессах, которые уже
были описаны в книге, таких как классификация и
конфликт. Даже пример с собаками, в котором был
продемонстрирован преимущественно поверхностный
когнитивный процесс, касался скрытых динамик. Эмоции
затрагивают почти все, что мы делаем, и в ситуациях с
явным отсутствием эмоций будет очень полезно
поразмышлять, что с ними все-таки происходит. Мы можем
задаться вопросом, что мы с ними сделали или куда они
пропали. Мы вскоре узнаем, что придумываем самые
разные способы, позволяющие отгородиться от
невыносимых мыслей и чувств. Тем не менее надо всегда
помнить, что на каком-то уровне они всегда присутствуют.
Обучение на личном опыте и эмоции не всегда так
очевидны, как другой, когнитивный тип обучения, но они
всегда существуют, хотя и в неявном виде.
Принимать все за чистую монету и верить, что люди —
рациональные, логичные существа, которых можно научить
использовать системы и следовать процедурам, может быть
соблазнительно, но это иллюзия. Эмоции всегда
существуют, и они оказывают большое влияние на все
действия. Мы не всегда полностью осознаем, что
происходит на скрытом уровне психики, но это не значит,
что этих процессов не существует. Возьмем, к примеру,
обычный опыт вождения машины. Чем меньше вы знаете об
управлении автомобилем или дорожных условиях, в
которых его ведете, тем больше вы напряжены,
встревожены и тем усерднее себя контролируете. Но чем
больше у вас опыта вождения, чем лучше вы понимаете, что
происходит на дороге и что делать в экстренных случаях,
тем больше сможете расслабиться за рулем, тем меньше
тревоги будете испытывать и тем сильнее будет ощущение
контроля над происходящим. Вы будете осознавать, что
именно вы ведете машину и именно вы контролируете
ситуацию.
Как и любая другая активность, вождение — это не
просто действие; в него вовлечены как мысли, так и
чувства. Анализировать только мысли — значит
игнорировать огромную часть опыта. Многим читателям
знакомы крайние проявления эмоций, связанные с
агрессивным поведением на дороге. Как же можно сказать,
что в вождение машины вовлечены только мысли? Ведь
ясно, что оно затрагивает различные уровни чувств, как и
всякая другая человеческая деятельность. При
столкновении с любым опытом эмоциональные знания,
которые дала нам жизнь (например, воспоминания об
ужасных отношениях в прошлом), посылают нам сигнал,
который корректирует процесс принятия решений,
исключая одни варианты и акцентируя другие. Именно так
эмоции вовлечены в размышление — как и разумная часть
мозга.
Вернувшись к примеру с собаками, мы увидим, как
именно эмоции вовлекаются в процесс размышления.
Изначальное восприятие собак как друзей человека или
свирепых чудовищ не возникло из ниоткуда. Оно явно стало
результатом опыта, связанного с одной или несколькими
собаками. Если опыт был связан с «другом человека», мы
почти наверняка испытали такие чувства, как любовь и
симпатия; тогда как если в опыте осталось «свирепое
чудовище», мы наверняка пережили нечто вроде страха или
ненависти. Если в какой-то ситуации в будущем мы
встретим собаку, в нас пробудятся все те же чувства, и в
наших рассуждениях будут участвовать и объект, который
является собакой, и объект, который является чувствами,
связанными со всеми другими собаками в нашей жизни.
Точно такой же процесс будет происходить снова и снова в
отношении таких человеческих объектов, как друзья,
партнеры, коллеги и семья, которые по-разному
классифицированы в нашем сознании. Например, любимая
тетушка; лучший друг или партнер; злой дядя; настырный
сосед; начальник-мучитель; коллега-подонок. Когда мы
сталкиваемся с этими людьми или вспоминаем о них, они
пробуждают в нас определенные чувства, а эти чувства, в
свою очередь, влияют на процесс рассуждения в той же
мере, что и реальные поступки этих людей.
В некоторых ситуациях у нас не получается
гармонизировать мысли и эмоции. И тогда последние могут
стать так сильны, что затуманят мышление и восприятие.
Всепоглощающие эмоции способны помешать думать и
воспринимать происходящее. Это нарушение восприятия
может возникнуть в любой момент, когда человек
испытывает чрезвычайно сильные эмоции — страх, тревогу,
энтузиазм, восторг, чрезмерную вовлеченность или
отчуждение. Бывают ситуации, когда все настолько плохо,
что даже самые эмоционально зрелые из нас оказываются
подвержены нарушению восприятия. Примером может
служить часовая промышленность, которая внезапно и
стремительно столкнулась с проблемой дешевых часов на
батарейках. Такое развитие событий в одночасье изменило
целую давно сложившуюся отрасль и, должно быть, стало
ужасным потрясением для всех, кого коснулось. Я убежден,
что, попав в подобные обстоятельства, многие
почувствовали бы себя совершенно беспомощными и
растерянными, как будто наступил конец света. Их
настолько переполняли бы чувства, что они были бы не
способны ясно воспринимать ситуацию.
Страх и сильная тревога — очевидные примеры чувств,
которые мешают думать. Но то же самое может произойти в
любой ситуации, когда человек испытывает интенсивные
эмоции. То, как сильное чувство восторга мешает думать,
часто заметно во время спортивных матчей, когда игрок или
команда получают очко или забивают гол и после этого на
короткое время максимально уязвимы. А учитывая базовую
потребность в привязанности, совсем неудивительно, что
глубокое чувство отчуждения настолько ошеломляет нас,
что лишает способности думать.
Для понимания скрытых процессов очень важно
осознавать ту роль, которую эмоции играют в повседневной
деятельности, включая ее когнитивные аспекты. Но не
менее важно и то, как именно формируются неявные
процессы, позволяющие справляться с невыносимыми
чувствами и мыслями. То, как мы реагируем, когда
рациональные, сознательные процессы подводят, и
способы, которые находим, чтобы справиться с тревогой, —
все это имеет особое значение для понимания поведения, на
которое влияют скрытые процессы. Важно отдавать себе
отчет в том, что эти сформированные процессы также
включаются в совокупность усвоенных знаний и чувств.
Этих процессов слишком много, чтобы рассмотреть их все в
одной книге, но о самых значительных из них мы сейчас
поговорим. И начнем с вытеснения.

Как справиться с невыносимыми мыслями

и чувствами
7. Вытеснение
Когда мы сталкиваемся с тревогой, возникающей от
невыносимых мыслей и чувств, у нас есть несколько
вариантов действий. Один из способов справляться с очень
плохими новостями — это полностью выбросить их из
жизни. С помощью вытеснения (так называется этот
процесс) мы выталкиваем все, что не можем перенести, в
бессознательное. Другими словами, мы отбрасываем эти
чувства и мысли, чтобы они больше не оказывали прямого
влияния на сознание или поведение; после чего мы обычно
совершенно не осознаем их существования в своем разуме.
Поскольку здесь и далее в книге я пользуюсь понятиями
бессознательного и подсознательного, будет полезно
рассмотреть, чем они отличаются. Человек, как правило, не
знает, что происходит ни в его бессознательном, ни в
подсознании. Тем не менее, тщательно изучив свои мысли,
чувства и побуждения, он обычно способен получить
доступ к содержимому подсознания. Этот процесс может
быть трудным, но осознать, что происходит в подсознании,
реально. Между сознательным и бессознательным,
напротив, существует почти непреодолимый барьер,
поскольку происходящее в бессознательном неприемлемо
для сознательного разума и потому жестко подавляется.
Достичь полного понимания того, что происходит в
бессознательном, если и возможно, то только через
огромное сопротивление. Чтобы проникнуть через барьер,
или границу, разделяющую сознательное и
бессознательное, возможно, придется бороться с
возникающими эмоциями, прилагая целенаправленные и
решительные усилия. Во многих случаях это будет
возможно лишь отчасти или даже совершенно невозможно.
Бессознательный разум состоит в основном из
вытесненных сильных эмоций, уходящих корнями в
младенчество. Под вытеснением мы понимаем исключение
болезненного и неприятного материала из сознания. Мы
говорим о детском опыте, который кажется слишком
ужасным и невыносимым; например, когда ребенок
чувствует себя брошенным из-за рождения брата или
сестры. Чувство покинутости настолько неприятно, что этот
опыт и связанные с ним чувства вытесняются в
бессознательное. Еще один пример: переживания ребенка
по поводу развода родителей, ухода отца из дома и
появления у него новой семьи. Ребенок может быть
настолько расстроен, зол и разочарован, что вытеснит (или
вычеркнет) эти болезненные и неприятные чувства из
сознания. Следовательно, нетрудно понять, что вытеснение
используется как средство защиты от неприятных чувств, то
есть как защитный механизм. Тем не менее также ясно, что
этот защитный механизм бессознателен, поскольку субъект
— как ребенок, упомянутый выше, — не понимает, что
вытесняет определенные чувства.
Вытеснение в бессознательное не означает, что
первоначальные переживания и связанные с ними эмоции
исчезли навсегда. Они по-прежнему остаются частью я-
концепции — представлений о себе, — поэтому, когда в
будущем человек сталкивается с опытом, который при
сравнении с его набором знаний и чувств кажется похожим
на ранее вытесненный, он автоматически свяжет с этим
новым опытом все эмоции, которые были частью
изначального, вытесненного. Так, при наличии опыта, что
значимые фигуры в прошлом как будто бросают или
подводят его, человек сравнивает эту часть набора
внутренних знаний с текущим опытом.
Я-концепции берут начало в детстве и расширяются
через объектные отношения, сначала с матерью, а потом с
другими значимыми членами семьи. Объектные отношения
с родителями обеспечивают постоянную психосоциальную
основу для выяснения, что доставляет удовольствие, а что
огорчает. Наша реакция на любую ситуацию будет очень
сильно зависеть от того, как мы научились воспринимать
подобные случаи. Как уже говорилось, бессознательный
разум хранит ментальные тенденции и следы прошлых
переживаний, которые когда-то полноценно существовали.
Они оказывают влияние на поведение, не проявляясь на
сознательном уровне, но могут вернуться на него под
воздействием подходящего стимула. Нечто из далекого
прошлого переносится в настоящее. В результате значимая,
авторитетная фигура в настоящем, которая как будто
подводит человека, воспринимается как отец, когда-то
ушедший из семьи, и теперь в этом новом опыте
присутствуют все связанные с отцом эмоции.
По мере того как ребенок растет, он довольно быстро
осознает, что некоторые его действия и, самое главное,
чувства вызывают неодобрение родителей, и тогда с
помощью этого механизма запрещенные импульсы обычно
вытесняются из его сознания. Например, если детям не
позволяется выражать гнев, в результате они вырастают на
первый взгляд спокойными людьми. Хотя эти чувства
подавлены и существуют только в бессознательном, это не
значит, что их нет, — они просто вытеснены. Все еще
являясь частью нас, они влияют на наше поведение, но мы
этого не осознаем. Продолжим рассматривать этот пример:
если этот спокойный человек пойдет работать в
преимущественно мужскую организацию, его, скорее всего,
сочтут слабым. По большей части это, вероятно, так и есть,
поскольку он расщепил и вытеснил свое желание выражать
гнев. Тем не менее оно все еще существует, и это может
привести к ситуации, когда упомянутый человек в какой-то
момент сорвется и разозлится сильнее обычного человека.
Это еще один пример того, как на наше поведение
постоянно влияют мотивы и установки, о которых мы даже
не подозреваем.
Возможно, картину дополнит еще один пример. В
процессе взросления дети часто сталкиваются с пугающими
объектами (человеческими или любыми другими). Самая
вероятная реакция со стороны ребенка — убежать под
защиту матери или отца. Ответная реакция родителя может
варьироваться от попытки вместе разобраться с
обстоятельствами (в этом случае ребенок сможет в
дальнейшем справляться с такими страшными моментами
самостоятельно) до раздраженных слов: «Не будь
дурачком», — и тут малышу, возможно, придется впредь
переживать страшные моменты самостоятельно и найти
способ с ними справляться — вероятно, через отрицание.
Время от времени мы все испытываем страх. Мы это не
осознаем, но на нашу реакцию влияет тот способ его
преодоления, который мы нашли, возможно, много лет
назад.
Рефлексия не поможет руководителю изменить
сотрудников, чьи установки кажутся ему непродуктивными.
Тем не менее обеим сторонам будет полезно понять:
человек, демонстрирующий нехватку смелости или избыток
безрассудства, необязательно трус или храбрец, но в
прошлом он, возможно, выработал такие установки, чтобы
справляться со сложными ситуациями.
 Я не хочу, чтобы создалось впечатление, будто процесс
вытеснения применим только к детству. Суть его — в
отторжении и удержании чего-либо вне сознания. Даже во
взрослой жизни, когда мы переживаем сильнейшую
тревогу, объект наших желаний имеет тенденцию немного
меркнуть. Например, мы крайне амбициозны и очень хотим
получить повышение на работе. Нам кажется, что мы
усердно работали, приобрели все необходимые навыки и
наши шансы получить заветную должность довольно
высоки. И вот, терпя неудачу, мы не сдаемся, а верим, что
вскоре появится еще одна возможность проявить себя. На
данном этапе мы еще способны справиться с тревогой от
того, что не достигли цели.
Но когда мы в следующий раз снова не получаем
желаемое, может возникнуть проблема. Теперь мы,
возможно, испытаем тревогу на качественно новом уровне.
Столкновение с неприемлемой идеей «я — неудачник»
может привести к крайней степени тревоги или панике;
если такое будет происходить достаточно часто, мы
почувствуем, что это совершенно недопустимо для
сознания. Эти чувства будут вычеркнуты, мы подавим
желание повышения и полностью изгоним его из сознания.
Если говорить языком психологии, случится вытеснение и
объект будет аннулирован.
Вытеснение, то есть полное исключение из сознания
болезненных и неприятных впечатлений, может
расцениваться как крайняя мера, но существует множество
других защитных механизмов, с помощью которых мы
избегаем болезненного и неприятного опыта. Одни из
самых распространенных бессознательных и скрытых
способов преодоления сложных ситуаций мы сейчас
рассмотрим.
 8. Защитные механизмы
Испытывая страх перед объектом извне, мы, возможно,
сможем убежать от источника страха, убраться с его дороги
или даже вступить с ним в схватку. Но со страхами,
возникающими внутри, дело обстоит иначе. Мы не можем
от них убежать или сразиться с ними; куда бы мы ни пошли
и что бы ни делали, они всегда рядом. Они — часть нас.
Чем сложнее стоящая перед нами задача, чем труднее нам
осмыслить ситуацию, тем больше вероятность, что способы,
которыми мы станем с ней справляться, будут включать в
себя бессознательные защитные механизмы. Выбор подхода
будет зависеть от опыта предыдущих ситуаций, а точнее,
всего предыдущего опыта условий, в которых эти желания
могли или не могли быть удовлетворены.
Когда противоречивая новая информация кажется
несовместимой с личными ценностями или отсылает к
прошлому эмоциональному опыту, различия вызывают еще
более сильную тревогу. Личная психологическая сила
человека зависит от наработанного им репертуара копинг-
стратегий [3] и от способности противостоять фрустрации,
которая связана с тем, как он справлялся с прошлыми
кризисами. Мы знаем, как некоторые люди с течением
жизни все больше и больше сгибаются под грузом неудач,
следующих одна за другой. Если в прошлом мы
сталкивались с поражениями, то в очередной сложной
ситуации шанс неудачи возрастет. И наоборот, если раньше
мы много раз достигали успеха, то вероятность справиться с
очередной проблемой повышается.
Столкнувшись с нестерпимой болью, тревогой или
угрозой, мы ищем способ избежать невыносимых чувств
или ослабить их до такой степени, чтобы продолжить жить
без тревоги, угроз или боли. Существуют две
количественно разные стадии тревожности. Первая —
состояние, когда тревога мала; это начальный импульс —
сигнальная тревога. Эта реакция возникает при
столкновении с опасностью и представляет собой импульс
«бей или беги». В большинстве случаев такой тип
тревожности — лишь временное явление (например, когда
мы чувствуем, что нужно немного времени, чтобы
прояснить ситуацию и все обдумать). Тем не менее если
успокоиться не получается и воспринимаемая опасность не
исчезает или даже увеличивается, а у нас нет способов
адаптации, помогающих с ней справиться, возникает
серьезная проблема. Когда уровень тревожности превышает
определенный порог, мы говорим, что сигнальная тревога
становится реальной.
На этой стадии тревога становится не импульсом к
действию, а бременем. Вместо того, чтобы стимулировать
нас бить, бежать или активно приспосабливаться к
ситуации, превысившая определенный порог тревожность
приводит к регрессивному состоянию сознания, в котором
мы скорее склонны обращаться к фантазиям, магии и
иррациональным способам решения проблем. Это похоже
на предыдущий пример с человеком, который рассчитывал
на повышение, но раз за разом терпит неудачу. В первый
раз он испытывает сигнальную тревогу; но после второго
провала ощущает тревогу реальную: теперь его мысли и
чувства стали невыносимыми. В похожей ситуации может
оказаться управляющий директор, чувствующий
тревожность, когда финансовые показатели за квартал
демонстрируют значительные убытки. Возможно, в этот
момент сигнальная тревога заставит его обратить внимание
на этот факт и утвердить новую стратегию, нацеленную на
предотвращение дальнейших потерь. Тем не менее когда
показатели за второй квартал возвестят о надвигающемся
финансовом крахе, воспринимаемая опасность может
возрасти до такого уровня, что управляющий директор
испытает уже реальную тревогу.
 Стресс, беспокойство, затруднения — как бы мы это ни
называли — это болезненный опыт, влияние которого мы
стараемся смягчить. Другими словами, разрабатываем
копинг-стратегии. Так, столкнувшись с затруднениями
вроде тех, что ощутил управляющий директор в нашем
примере, мы, как правило, отрицаем существование
проблемы, виним кого-то другого, говорим, что нам просто
не повезло, или используем целый репертуар копинг-
стратегий. Некоторые знакомы читателю из повседневных
разговоров. Все защитные механизмы, о которых мы
поговорим, это бессознательные психологические процессы
мышления и чувствования, которые помогают уменьшить
тревогу от стресса и конфликта потребностей. Как и
большинство поведенческих реакций, защитные механизмы
нельзя назвать хорошими или плохими. Прежде всего, они
служат необходимой и полезной цели — снижают
тревожность.
В течение жизни у нас вырабатывается целый арсенал
копинг-стратегий для сложных ситуаций. Этот набор
методов или техник снятия тревожности, от внешнего или
внутреннего источника, по большей части формируется в
ходе столкновений с трудностями и кризисными
ситуациями и поиска новых способов их преодолеть. Потом
эти способы включаются в наш обычный репертуар,
который, конечно же, постоянно пополняется. Он может
обогащаться не лучшими вариантами, но в любом случае
все время расширяется. В краткосрочной перспективе эти
копинг-стратегии действительно сглаживают болезненность
опыта, но есть и обратная сторона: эти действия создают
слепые пятна в нашем мышлении. В результате проблема
сохраняется и ситуация ухудшается, потому что мы не
занялись ее решением. В какой-то момент другие могут
заметить эту проблему и начать нас критиковать, и тут
давление достигнет невыносимого уровня. Эта ситуация
может оказать пагубное влияние на продуктивность не
только отдельного человека, но и тех, кто связан с ним в
семье, на работе или в социальной сфере.
Рационализация
Возможно, это самая известная разновидность защитных
механизмов. Уверен, каждый читатель о ней знает и сможет
вспомнить много случаев, когда использовал ее для борьбы
с тревогой. Попросту говоря, рационализация — это
бессознательное манипулирование мнением, помогающее
не признавать неприятное или запретное. Так, человек,
который плохо справился с задачей, может заявить: он
просто не знал, что именно нужно сделать. Бессознательно
манипулируя своими взглядами, он может избежать
неприятного ощущения собственной некомпетентности.
Таким образом он избегает паники, связанной с неудачей.
Еще один пример: руководитель только что столкнулся с
тем, что его компания лишилась важного контракта, и
вместо того, чтобы страдать от досады и разочарования,
рационализирует ситуацию, говоря себе: «С ними все равно
было бы сложно работать».
Давайте снова вернемся к управляющему директору из
примера выше и предположим, что, как результат
завышенных требований родителей к его учебе в школе в
детстве, у него сформировалась определенная копинг-
стратегия. Возможно, родители ждали от ребенка отличных
оценок по предметам, в которых будущий управляющий
директор был не силен. Поскольку он постоянно опасался
вступить в конфликт с родителями, у него сформировалась
следующая копинг-стратегия: говорить им, что на самом
деле делает успехи, это просто небольшая заминка и в
будущем результаты будут намного лучше. Напомню, что
внутренний процесс директора описан как совершенно
логичный только здесь, а в реальности он протекал бы
скрыто, бессознательно. Но давайте вернемся к нашему
примеру. Ребенок вырос, стал управляющим директором, и
перед ним замаячила перспектива финансового краха.
Бессознательно сравнивая нынешний опыт с набором
интернализированных знаний и чувств, он замыкается в
своем «успешном» способе работы с критикой и неудачами,
снова используя рационализацию. Так, он говорит
заинтересованным лицам и сотрудникам, что на самом деле
все в порядке, произошла небольшая заминка, но в будущем
результаты будут отличными. Почти каждый сотрудник
компании способен осознать опасность, но управляющий
директор ничего не замечает из-за слепого пятна,
созданного его копинг-стратегией.
Знание обо всех этих механизмах не должно затмить для
нас тот факт, что это бессознательные психологические
процессы, протекающие скрыто. Эти бессознательные
ответные реакции становятся опытом, потому что именно
мы создаем контекст, придающий им смысл. Этот пример
призван подчеркнуть, что быть человеком — значит
осмыслять реальность. Если бы мы, люди, не вбирали в себя
всевозможные ощущения и не трансформировали их во что-
то другое, они были бы чем-то иным. Так происходит
потому, что человек — это деятельность. В примере с
управляющим директором человек испытывает тревогу и
реагирует на нее механизмами своего бессознательного.
Отрицание
Еще один всем знакомый защитный механизм — это
отрицание. Как понятно из названия, отрицание — это
бессознательный процесс отказа от некоторых аспектов
конфликта, в результате чего кажется, что конфликта
больше не существует. Важно отличать этот механизм от
сознательного отрицания — намеренного действия. В
данном случае речь идет о бессознательном действии,
протекающем скрыто. Отрицание касается тех аспектов
ситуации, которые человек не хочет воспринимать.
Например, владельцы компании, которая находится на
грани разорения, могут решить, что проблемы на самом
деле нет, компания производит прекрасный продукт и
обязательно достигнет успеха, рано или поздно. Тот факт,
что продукт никто не покупает, отрицается. Еще один
пример: мать, узнавшая, что ее сын принимает наркотики,
может «справиться» с проблемой, сказав, что ее сын —
замечательный мальчик и никогда так не поступил бы.
В обоих примерах происходит отрицание данных извне,
на чем ловят себя многие из нас. Столкнувшись с по-
настоящему плохими новостями, крайне неприятными и
даже невыносимыми для сознания, мы отворачиваемся от
них с помощью бессознательного процесса отрицания. Но,
как и вся бессознательная деятельность, реальность по-
прежнему присутствует как во внешнем мире, так и в
глубинах нашего бессознательного. Можно сказать, что
отрицание — это относительно тщетная попытка отринуть
очевидную реальность. Хотя мысль о реальности
невыносима и мать отрицает, что ее сын принимает
наркотики, а владельцы компании отрицают угрозу ее
банкротства, факт остается фактом: сын принимает
наркотики, а компании грозит крах.
Сублимация
Другой защитный механизм называется сублимацией. Ее
суть заключается в перенаправлении неприемлемых
аспектов самости в области, которые другие люди считают
приемлемыми. Термин «сублимация» используется для
обозначения всех вариантов разрешения конфликта,
которые приводят к удовлетворительным результатам для
человека и, возможно, для окружающего его общества и
культуры. Это самый желательный механизм преодоления,
так как он наиболее конструктивен. Он делает
неприемлемое приемлемым и полезным. Примером может
послужить история футбольного менеджера, который,
потерпев неудачу в стремлении привести команду к успеху,
нашел долгосрочное решение своей проблемы, став
экспертом на радио или телевидении. Еще один пример:
студент-медик, провалив экзамены, мучается от тревоги и
неприемлемого и невыносимого чувства неудачи. Потом он
сублимирует свое стремление стать врачом, получив
специальность физиотерапевта. Так он находит копинг-
стратегию, помогающую добиться чего-то приемлемого в
глазах друзей, семьи и общества в целом.
Читая истории жизни великих людей, нередко можно
оценить влияние сублимации на их карьеру. Не может быть
совпадением, что большинство из них добились успеха,
несмотря на препятствия, а также благодаря
привлекательным целям, поддержке и поощрению.
Действительно, создается впечатление, что сочетание
сильного разочарования и воодушевления — это часть
биографии каждого великого человека, а неудача в попытке
достигнуть высот успеха в первоначальных устремлениях
сублимируется в еще более амбициозное стремление
преуспеть на новом поприще. Кажется, что невыносимый
опыт, связанный с изначальной неудачей, побуждает
человека сделать все возможное, чтобы избежать
повторения подобных мучений.
Регрессия
Еще один известный и часто используемый защитный
механизм называется регрессией; его можно описать как
возврат к менее зрелому уровню поведения. Регрессия
основана на том, что человек ментально возвращается к
более раннему периоду жизни, более благоприятному и
менее напряженному, чем нынешний. Несомненно, многие
читатели вспомнят, как их обвиняли (или они сами
упрекали других) в том, что «они ведут себя как дети» —
это верный знак регрессии. В самой мягкой форме
регрессия — это результат того, что желание перестает
существовать, а новых устремлений ему на смену не
приходит. Это вроде как надуться или устроить истерику.
Регрессия — это, например, история с руководителем,
который, посчитав, что в его деятельности слишком много
стресса и напряженности, отказывается от желания
добиться успеха и эффективности и решает, что следующее
совещание топ-менеджмента пройдет на площадке для
гольфа; он больше не относится к бизнесу серьезно.
Напротив, бизнес воспринимается как повод для игры.
Кажется, что одним из эффектов регрессии, да и вообще
всех защитных механизмов, является уменьшение тревоги
до уровня, позволяющего восстановить душевное
равновесие.
Идентификация
Важным защитным механизмом является идентификация,
включающая в себя замещение подлинных желаний
человека «реальными» внешними. То, что человек в итоге
выбирает, будет максимально близко к тому, что он хотел
бы иметь. Например, футболист идентифицирует себя со
звездой, Роналду или Пеле, и это защита от желания,
которое он может удовлетворить, сейчас или вообще; в
данном случае — прославиться и стать объектом
восхищения. Напомним, что один из величайших страхов
младенца, который остается с нами и во взрослой жизни,
это страх быть брошенным. Следовательно, мы постоянно
стремимся получить положительный отклик от
окружающих. Один из способов, помогавший в
младенчестве избежать тревожности из-за страха быть
брошенным, — это идентификация себя с матерью или
другим значимым взрослым. Становясь ближе к матери и
адаптируясь к ее качествам, мы могли быть уверены в
положительном эмоциональном отклике.
Во взрослой жизни мы используем этот защитный
механизм похожим образом. Например, занимая должность
менеджера среднего звена, мы хотим повышения. Чтобы
избежать тревожности из-за того, что мы не получаем
желаемую должность, можно идентифицировать себя с
одним из старших менеджеров и начать вести себя так же,
как он. Эта идентификация с качествами значимых людей
часто активизируется при поиске решения в проблемной и
противоречивой ситуации. Сравнивая информацию от
органов чувств с набором интернализированных знаний, мы
можем прикинуть, как бы поступил начальник, и
бессознательно вести себя соответствующим образом.
Идентификация с агрессором
Особая форма идентификации — это так называемая
идентификация с агрессором. Чтобы избавиться от
страданий, мы можем начать идентифицировать себя с
человеком, который представляется источником опасности
для наших желаний. Таким образом, мы можем трактовать
идентификацию как желание вести себя как агрессор и быть
похожим на него; таким образом он интернализуется в
нашем разуме. Примером может послужить руководитель
или лидер, который представляется источником опасности,
поскольку воспринимается всемогущим и требует
подчинения, оскорбляя и унижая подчиненных. Чтобы
справиться с горечью невыносимых чувств и мыслей,
сотрудники могут идентифицировать себя с ним и искать
облегчение в том, чтобы «быть как агрессор».
Идентификация означает, что мы хотим быть подобны
агрессору. Так, интроецированный в разум агрессор — это
агрессор во всей своей жестокости, абсолютной власти и
всесилии. Теперь эта интроекция занимает особое место в
сознании, составляя то, что Фрейд обозначил термином
«суперэго». Одним из результатов действия такого
защитного механизма становится то, что
идентифицирующие себя с агрессором люди перенимают
характеристики агрессора. Вот почему мы часто наблюдаем,
как человек, часто терпевший в детстве жестокие наказания
от родителей, нередко сам становится карателем — по
отношению как к окружающим, так и к самому себе. Дети,
подвергавшиеся насилию, могут стать жестокими
родителями. И точно так же сотрудники, с которыми плохо
обращаются, заняв соответствующую должность,
становятся безжалостными руководителями.
Приведенные примеры широко известных защитных
механизмов очень важны: они демонстрируют, как
функционирует процесс осмысления. Столкнувшись с
болезненным и неприятным для «меня», уникального
человека, опытом, я выбираю психологически выгодную
для себя форму поведения. Я реагирую бессознательно,
формируя защитный механизм для преодоления тревоги.
Следует иметь в виду, что это субъективный процесс и
другие люди необязательно расценивают тот же самый
опыт как неприятный или болезненный и поэтому без
проблем способны принять существующую
психологическую реальность. Важно помнить, что все
сформировавшиеся защитные механизмы или копинг-
стратегии становятся частью интернализированного набора
знаний и чувств и, следовательно, бессознательно
управляют принятием нами решений в условиях, которые
напоминают самый первый случай, когда эта защита была
выработана.
Хотя источником этих и других защитных механизмов
являются скрытые психические процессы, из примеров
становится ясно, что они могут оказывать значительное
влияние на все аспекты групп, организаций и социальных
институтов. Не осознавая эти процессы, мы могли бы
принимать ответные реакции за чистую монету: например,
поверить чужим словам о том, что серьезная проблема —
это лишь небольшая заминка или что проблемы вообще нет.
Другими словами, мы можем невольно поддержать
рационализацию или отрицание. Но важно помнить, что эти
процессы лишь способ избежать тревоги, возникающей в
результате болезненного опыта, а сам опыт от этого никуда
не исчезает. Возможно, еще важнее то, что эти процессы
воспроизводятся в групповом поведении, где могут
оказывать еще большее влияние на организации.
Далее я рассмотрю еще несколько способов, с помощью
которых мы справляемся с тревожностью. Эти процессы,
которые формируются у нас в младенчестве —
примитивные психические процессы расщепления,
интроекции и проекции, которые остаются с нами на
протяжении жизни.

9. Расщепление, проекция и интроекция

В первые дни существования младенец вовлечен в так
называемую примитивную психическую деятельность. На
этом этапе жизнь хаотична, и когда мы, как ребенок,
страдаем от разочарования и тревоги, то реагируем весьма
примитивно. Когда с ребенком взаимодействуют, он
воспринимает все просто как «хорошее» и «плохое», в
зависимости от собственных ощущений. Это черно-белый
мир, где оттенков серого не существует, и такой способ
решения проблем на самых ранних стадиях эмоционального
развития очень естественен. Когда человек воспринимается
как удовлетворяющий желания, он считается хорошим, и
неважно, что в другой момент он же воспринимается как
препятствующий удовлетворению желаний и потому
считается плохим. Эти полярные взгляды часто выражаются
в примитивных проявлениях любви и ненависти. На данном
этапе ребенок просто не способен отличать вещи друг от
друга на другом уровне, кроме черно-белого.
При более внимательном рассмотрении становится ясно,
что процессы в разуме берут свое начало в инстинктах,
влечениях или желаниях, направленных на объекты —
часто других людей. Таким образом, мы можем считать
разум аппаратом, связывающим желания с их объектами
или являющимся посредником между внутренней
реальностью ребенка и внешней реальностью объектов. Так,
например, младенец ищет у матери удовлетворения чувства
голода. В большинстве случаев материнское молоко
оказывается доступным и ребенок будет удовлетворен. Тем
не менее не обойдется и без случаев, когда мать не сможет
отозваться и эта потребность не будет удовлетворена.
Ребенок реагирует с помощью примитивных защитных
механизмов расщепления, интроекции и проекции. Хотя это
термины из области психоанализа, их можно описать
просто, в точном соответствии со значениями самих этих
слов. Расщепление означает именно расщепление объекта
(человека, ценности или понятия) на две части, которые
определяются исключительно как «хорошая» или «плохая».
Под интроекцией мы имеем в виду принятие объекта
«внутрь», близко к себе — как другого человека (например,
матери), так и его качеств (скажем, любви) или понятий
(доверия). А проекция — это проецирование вовне,
выталкивание из самости объекта, например нежелательных
ее аспектов и чувств. Таким образом ребенок может
выталкивать разочарование, гнев и ощущение
неполноценности, которыми не хочет обладать.
Я хочу подчеркнуть, что психические процессы на этой
стадии жизни совсем просты. Эти более примитивные
желания и формы их удовлетворения также более
агрессивны и деструктивны. Исследователи поведения
маленьких детей отмечают, что когда ребенок ищет способ
устранить соперника, идеи смерти и убийства, приходящие
ему в голову, не обременяются мыслями и чувствами,
которые начинают ассоциироваться с этими намерениями
позже. Этот мир очень прост, в нем мысли об убийстве —
это действительно мысли об убийстве. Для маленького
ребенка уничтожение или убийство, реальное или
воображаемое, — просто наиболее естественный способ
функционирования. Таков мир до того, как у ребенка
сформируется совесть, то есть до появления понятий о
правильном и неправильном. Таким предстает мир до тех
пор, пока ребенок не способен проводить черту между «я» и
«не я».
Когда ребенку угрожает потеря — объектов (включая
людей), удовлетворения или целостности, — естественной
реакцией его разума становится тревога. Подобно любому
другому поведению, агрессия — один из аспектов желаний
и брат-близнец тревоги. Тревога — это состояние ума, в
котором могут превалировать более примитивные и,
следовательно, агрессивные желания, чем обычно. Если мы
действуем в соответствии с этими примитивными
желаниями, речь может идти об агрессии. Когда младенец
голоден или боится быть брошенным, тревога в его
незамысловатом мире такова, что он действительно хочет
уничтожить плохой объект — материнскую грудь. К
счастью, в ходе обучения на протяжении жизни
агрессивность наших желаний ослабевает. Тем не менее,
когда наши желания не удовлетворены, тревога растет, а
мысли и чувства становятся все более невыносимыми,
агрессивные желания также могут усиливаться. Если ничего
не предпринять, может потребоваться один из защитных
механизмов.
Разберем на примере. Предположим, что сотруднику,
который страстно мечтает получить повышение и усердно
трудится для этого, постоянно мешает руководитель.
Сотрудник, как и ребенок, может испытывать агрессивные и
даже насильственные чувства по отношению к боссу, и это
даже может выражаться в словах вроде: «Да я готов убить
этого гада!» Следует отметить, что следы агрессии
остаются, но, в отличие от ребенка, у сотрудника развита
совесть, которая позволяет определить, что правильно, а что
нет; он не станет пытаться на самом деле убить своего
руководителя. Его агрессия ограничится словами и
жестами.
 Мы привносим эти процессы во взрослую жизнь как
часть набора интернализированных знаний и чувств, и они
становятся доступными через бессознательные процессы
принятия решений. Примитивные процессы расщепления,
интроекции и проекции играют значительную роль в нашем
развитии, это одни из самых важных защитных механизмов,
и они часто используются в различных ситуациях. Они,
особенно интроекция, помогают нам формировать богатый
мир внутренних объектов, или образов, в наборе
интернализированных знаний и чувств. Эти объекты могут
представлять собой значимые фигуры или качества других
людей, начиная с родителей, а затем и других авторитетных
персоналий, таких как учителя или руководители. Эти
объекты могут представлять собой ценности, чувства и
понятия. По сути, это материал нашего уникального
индивидуального опыта, который накапливается в течение
всей жизни.
Интроекция
Интроекция — это бессознательный процесс принятия
«внутрь себя» самых разных объектов. Надо понимать, что
интроекции — это нечто большее, чем просто мысли и
идеи. Они берут начало в эмоциональном опыте.
Следовательно, каждый объект (человек, ценность или
понятие) обладает всеми эмоциональными атрибутами,
которые присутствовали, когда изначальный объект вызвал
восхищение или страх. Таким образом, когда в течение
жизни внутри нас пробуждаются хорошие объекты, они
порождают весь спектр эмоций, связанных с
первоначальным объектом, и воспринимаются как
обещающие нам все удовольствия и награды, которые мы
получили в момент первого взаимодействия с ним.
Наоборот, когда пробужден плохой объект, в нас оживают
все страхи, разочарования и гнев, которые ассоциируются с
первоначальным объектом. Пример интроекции: девочка,
чувствуя себя брошенной, видит, что ее мать в ответ
проявляет к ней любовь и заботу. После этого хороший
объект — мать — и качества любви и нежности становятся
интроекцией и превращаются в объекты, которые теперь
становятся частью интернализированного набора знаний и
чувств девочки.
Когда девочка станет молодой мамой, ее собственная
мать почти наверняка будет жить внутри нее в виде
внутреннего мысленного образа, что даст ей поддержку
несмотря на то, что физически ее мать может быть очень
далеко. Так же и руководитель может опираться — как на
внутренний объект — на образ предшественника, от
которого получает поддержку при физическом отсутствии
последнего. В сущности, когда молодая мать или
руководитель сталкиваются с проблемой, это вызывает у
них мысленные образы конкретных людей, и они
используют свой опыт, чтобы найти поддержку,
предположив, что бы эти люди сделали в данной ситуации.
То же самое справедливо для обстоятельств, когда мы
вынуждены иметь дело с тем, кого воспринимаем как врага.
В этом случае мы можем получить своего рода поддержку
от своего внутреннего врага: вызовем его ментальный образ
из прошлого и вспомним, как с ним справлялись, а потом
воспроизведем это поведение.
Расщепление
Одна из неизбежных трудностей, с которыми сталкивается
маленький ребенок, — это растерянность и тревожность от
того, что о нем заботится мама, дающая пищу и любовь, но
при этом иногда она по непонятным причинам отсутствует.
Будучи детьми, мы решаем эту проблему с помощью
расщепления. Мы расщепляем объект, в данном случае
мать, на две части: хорошую мать, которую мы любим, и
плохую, которую ненавидим. Когда мы решаем проблему
таким незамысловатым образом, нам не приходится иметь
дело с более зрелой идеей, что человек может быть
одновременно и «плохим», и «хорошим». Во взрослой
жизни мы способны понять, что люди — психологически
цельные личности, которые могут поступать как хорошо,
так и плохо. Тем не менее тревога, особенно в крайнем
проявлении, может пробудить в нашем бессознательном
примитивный опыт. В таких обстоятельствах мы с высокой
вероятностью прибегнем к тому же самому способу. Такой
скрытый процесс часто можно наблюдать в рабочей среде.
Например, руководители, ощущающие тревогу, могут
«расщепить» сотрудников на идеальных членов команды —
хорошие объекты, которые не могут ошибиться, и на тех,
кого принижают и расценивают как плохие объекты,
которые ничего не могут сделать как надо.
Другой яркий пример — лидеры политической партии,
которую мы поддерживаем; они предстают в наших глазах
хорошими и достойными восхищения, тогда как лидеры
других партий кажутся плохими и недостойными. Массовая
литература вообще сильно полагается на
противопоставление положительного героя и
отрицательного злодея. Суть расщепления в том, что
хороший импульс и объект нельзя разделить, не отбросив
плохой, и наоборот. Таким образом, идеализация одного
объекта, скажем премьер-министра или республиканцев,
обязательно предполагает принижение другого, например
лидера оппозиции или демократов, — и чем сильнее
идеализация, тем больше принижение.
Расщепление — весьма распространенный защитный
механизм. Кажется, что его применение для избегания
тревоги дает впечатляющие результаты и что мы всегда
можем им воспользоваться, когда чувствуем беспокойство.
В семье мы можем справляться с тревогой, представляя
мать как абсолютно хороший объект, а отца — как
полностью плохой. В школе мы нередко выделяем одного
или нескольких учителей как хорошие объекты и
идеализируем их, а другие учителя представляются нам
плохими объектами, заслуживающими только презрения. В
организациях мы можем считать одного руководителя
замечательным, а второго — плохим и неприступным.
Думаю, следует также добавить, что все мы можем стать
субъектом расщепления, и потому нас самих тоже могут
идеализировать или принижать. Каков бы ни был результат,
ясно, что для каждого всегда существует опасность
превратиться либо в божество, либо в демона.
Проекция
Теперь перейдем к проекции: это процесс приписывания
собственного неприемлемого поведения другим.
Механически это можно сравнить с кинопроектором:
картинка внутри объекта попадает на экран и кажется, что
именно на экране она и рождается. С помощью проекции
человек помещает во внешний мир (или, точнее, на другого
человека или группу) бессознательные желания и идеи,
которые ему болезненно принять как часть своей самости.
Следующий пример может показаться сложным, но он
хорошо объясняет мою мысль. Предположим, мы в какой-то
момент осознаём, что добиться успеха на рабочем месте
становится все сложнее и сложнее. Кажется, что даже
максимальные усилия не приносят желаемых результатов, и
босс уже это замечает. У нас возникают невыносимые
мысли и ощущение неудачи, и мы бессознательно
проецируем эти нежелательные чувства на начальника. Мы
больше им не подвержены и теперь считаем
некомпетентным именно руководителя, которого можем
обвинить в своих неудачах.
В некоторой степени проекция возникает у всех, хотя
обычно не приводит к серьезным дисфункциональным
последствиям. Вот типичные примеры проекции:
неразборчивая в сексуальных связях дама, которой кажется,
что все остальные женщины сексуально опасны и тоже
неразборчивы в связях; подлый бизнесмен, который
считает, что конкуренты используют каждую возможность,
чтобы его подставить; сотрудник в возрасте, который
уверен, что более молодые коллеги ему завидуют;
пренебрежительный руководитель, который обвиняет
других менеджеров в игнорировании членов команды;
фанат «Роверс», который считает, что все фанаты
«Юнайтед» — варвары. Во всех этих примерах мы видим,
как болезненные и неприемлемые желания и чувства
переносятся во внешний мир, обычно на других людей.
Точно так же мы можем счесть свои расистские или
антипатриотические взгляды настолько недопустимыми и
страшными, что вместо того, чтобы признать их своими,
приписываем их Британской национальной партии или
партии «Национальный фронт».
Проекция, как и все защитные механизмы, — процесс
бессознательный, автоматический и непроизвольный. Мы
иногда способны поразмышлять о своем опыте по
прошествии времени и даже сделать заметки о нем, но когда
мы страдаем от тревоги и используем проекцию в качестве
защитного механизма, то не осознаем, что́именно делаем.
Этот процесс выработался, когда мы были младенцами, и с
тех пор сохранился в интернализированном наборе знаний и
чувств и оказывает на нас огромное влияние. Проекция
часто возникает, например, в особенно напряженной
ситуации на работе, когда уровень тревожности в силу тех
или иных причин возрастает.
Например, менеджеру по продажам постоянное
вмешательство бухгалтера в его работу может казаться
бесполезным и ставящим под угрозу потенциальный
контракт. Из-за этой тревоги менеджер, возможно,
испытывает болезненное и недопустимое желание ударить
бухгалтера. Эта агрессивная мысль так неприятна и
невыносима, что становится неприемлемой для его совести.
Поэтому он может спроецировать эти чувства вовне, на
бухгалтера, которого теперь начнет воспринимать как злого
человека, который сам хочет его ударить. Как и все
защитные механизмы, проекция сулит выгоду:
проецирование желания помогает контролировать его
внутри. Точнее говоря, это замещающее удовлетворение,
которое достигается за счет другого человека, похоже, не
только снижает интенсивность желания внутри менеджера
по продажам, но и создает впечатление, что осуществить
это желание опасно.
Проективная идентификация
Еще одна очень важная форма проекции — проективная
идентификация; она дает возможность понять целый ряд
индивидуальных, групповых и организационных явлений.
Проективная идентификация — это и защитный механизм,
и тип объектных отношений, который имеет место в первые
год или два нашей жизни, когда четкое разделение между
самостью и другими еще не произошло. Она часто
встречается в общении двух или нескольких людей: один
человек проецирует нежелательное ментальное содержание
на и в другого, что приводит к изменению поведения
второго. Это не просто механизм проекции, который
предполагает исключительно избавление от невыносимых
мыслей и чувств через проецирование их на кого-то еще.
Отличие заключается в том, что проективная
идентификация также влияет и на другого человека.
Более того, этот важнейший процесс — это
одновременно тип психологической защиты от
нежелательных чувств и фантазий, способ коммуникации и
вид человеческих отношений. Бессознательный перенос
информации в процессе проективной идентификации
состоит, как правило, из двух этапов. Он начинается с
отрицания и неприятия нежелательных чувств, которые
присущи бессознательному представлению человека о
ситуации. И тогда он корректирует свой некомфортный
опыт, воображая, что его часть является атрибутом чего-то
или кого-то другого, а не его самого. На втором этапе
проективной идентификации получатель этого атрибута или
проекции буквально включается в картину мира автора
проекции. На него незаметно оказывают давление,
заставляющее его думать, чувствовать и вести себя в
соответствии с чувствами или мыслями другого человека.
Возможно, объяснить этот процесс поможет пример из
школьного обучения. Допустим, шестиклассница, которая
не успевает вовремя сдать домашнее задание, сильно
сердится из-за своей неудачи и очень беспокоится, что о ней
скоро узнает учитель. Ученица справляется со своими
невыносимыми мыслями и чувствами, отделяя их от себя и
проецируя на учителя, который на совершенно
бессознательном уровне вынужден сам проявить эти
чувства и повести себя так, словно это именно он рассержен
и некомпетентен. Девочка, которая избавилась от этих
чувств, теперь может обвинить учителя в том, что не смогла
вовремя выполнить домашнее задание из-за его
несостоятельности. Проективная идентификация
переворачивает мир с ног на голову.
В этом примере ученица использует учителя для того,
чтобы тот вобрал в себя все ее нежелательные чувства.
Однако не стоит закрывать глаза и на то, что учителя также
могут отделять от себя собственные нежелательные чувства
и, путем проективной идентификации, локализовать их в
ученике или группе учеников. Несомненно, для многих
учителей ощущение незнания или некомпетентности может
быть слишком тяжело, а несведущие ученики способны
стать готовым вместилищем этих чувств.
Проективная идентификация — это стремление
избавиться от невыносимого ментального содержимого
через проекцию и психологическое взаимодействие, в ходе
которого один человек помещает свои нежелательные
чувства в систему чувств другого. Первый, который хочет
избавиться от нежелательного чувства, обращается с
другими так, как будто они это чувство проявляют или
воплощают собой. Примером может послужить
отягощенный невыносимой печалью человек, который
избавляется от этого чувства и переносит его на
окружающих. Они принимают в себя чувство грусти, и
проецирующий смотрит на них как людей, заслуживающих
жалости. Жалея других, он получает возможность отрицать
собственное горе.
Особенности реакции адресата этого процесса
оказывают важное влияние на опыт проецирующего. Если,
согласно намерениям последнего, получатель просто играет
отведенную ему роль, то автор проекции и ее адресат
заключают негласный договор: изначальный смысл
нежелательных мыслей и фантазий усиливается, а защита от
размышлений о них подтверждается. Получатель дает
проецирующему подтверждение, что тот не такой, каким
ему не хочется быть. Так, козел отпущения принимает на
себя или акцентирует характеристики, которые ему
присвоены, и подтверждает отвращение, которое другой
испытывает к этому отвергнутому аспекту. Часто человек,
бессознательно выбранный в качестве цели проективной
идентификации, является готовым вместилищем для
нежелательных чувств, как школьники из примера выше —
для чувства некомпетентности преподавателя, поскольку
они постоянно участвуют в процессе обучения и зависят от
учителя.
Если адресат процесса не принимает чувства от
проецирующего и не берет на себя назначенную ему роль,
то есть не реагирует на проекции, проецирующий остается
со своими изначальными чувствами. Например, ученица,
которая пытается перенести свои нежелательные чувства на
учителя, может обнаружить, что тот не принимает ее
проекции, не выглядит злым и некомпетентным, а
сохраняет контроль над ситуацией и спрашивает, почему
она не сдала домашнюю работу вовремя. В таких
обстоятельствах ей ничего не остается, кроме как вернуть
свои проекции себе и признать чувства гнева и
некомпетентности.
Остается еще один защитный механизм, который я
рассмотрю далее, — смещение (замещение, вымещение).
Это особенно интересная копинг-стратегия, поскольку она
часто связана с хорошо известным процессом поиска козлов
отпущения.
10. Смещение и поиск козлов отпущения
Как можно предположить из названия, смещение — это
замена одного желания или объекта удовлетворения
другим. Например, во время футбольного матча игрок
может разозлиться из-за того, что его команда проигрывает,
и ощутить желание ударить судью. К счастью для всех,
вместо того, чтобы реализовать свой агрессивный порыв,
он, покинув поле, пинает дверь в раздевалку. Он вытеснил
или сместил свое желание ударить судью на
неодушевленный предмет. Следует отметить, что к этому
объекту (двери) футболист испытывает те же чувства, что и
к судье. Смещение возникает при острой невозможности
удовлетворить одно желание и готовности заменить его
другим. Изначальным желанием игрока, возможно, была
победа, но, потерпев неудачу в его исполнении, он
разозлился и разочаровался. Гнев и разочарование привели
к желанию ударить судью. Эти невыносимые мысли и
чувства были слишком болезненными, чтобы их вынести, и
для защиты от тревоги были замещены атакой на дверь.
Иными словами, смещение — это перенос какого-то
аспекта конфликта с исходного объекта на замещающий. И
тогда конфликт перестает существовать в своем
изначальном виде. Вероятно, самая распространенная
форма смещения, как в примере выше, это враждебная
агрессия, возникающая из разочарования. Например,
менеджер может испытывать разочарование в ситуации,
которую слабо контролирует или не контролирует вообще
(скажем, непредвиденный скачок процентной ставки или
неожиданные изменения в курсе валют). Возникший в
результате хаос может серьезно ударить по объемам
продаж. Сигнальная тревога может смениться реальной
тревогой, что в данном случае становится не призывом к
действию, а бременем для сознания. Тревога приводит к
регрессивному состоянию ума, в котором мы все чаще
начинаем обращаться к фантазиям, магии и
иррациональным методам решения проблем. Подобная
ситуация может заставить менеджера испытывать агрессию,
изначально к «ним там» — тем, кто изменил процентную
ставку или курс валют. Однако от этого, как правило, толку
мало, поскольку «их там» трудно идентифицировать, что
только усиливает гнев и агрессию менеджера. Зато
менеджер может сместить возросшую агрессию на
конкретного сотрудника или группу, которые начнут
считаться плохими объектами. Этот известный и
популярный прием называется поиск козлов отпущения.
Стереотипизация и поиск козлов отпущения
Стереотипы — это фиксированные, негибкие представления
о человеке или группе, лежащие в основе предрассудков.
Они мешают нам думать об отдельных людях или группах
как о «других» (посторонних). Обычный подход — это
сконцентрироваться на различиях между «нами» и
«другими». Мы преувеличиваем поведение обеих групп, в
результате чего проводим границы и прячемся за ними,
находя утешение в том, что есть те, кто непохож на нас, и
мы не такие, как они. Очень удобно иметь готового
«другого», на которого можно сместить свою тревогу и
фрустрацию. Все это — часть тех самых скрытых
процессов, которые мы обычно не замечаем.
 Плохо, что мы создаем стереотипы в отношении всех
людей определенной расы и(или) цвета кожи, считая их
всех одинаковыми, но еще хуже, что в поиске козлов
отпущения мы приписываем людям или группам
определенные качества и чувства. Будучи крайне
обеспокоены и зациклены на собственных неприятных и
невыносимых переживаниях, мы ищем способы смещения
неприемлемой части конфликта на другой объект. Как в
примере выше, сотрудник может показаться более легкой
мишенью, поскольку не даст сдачи. К сожалению,
формируя стереотипы и занимаясь поиском козлов
отпущения, мы часто используем других людей или группы
для того, чтобы облегчить собственные страдания.
Рассмотрим еще один пример из школьной жизни.
Представим, что родители девочки беспокоятся из-за того,
что их дочь прогуливает уроки. Впервые узнав о проблеме,
они пытаются решить ее при помощи разговоров и
убеждения, но все усилия напрасны. Со временем ситуация
выходит из-под контроля и осложняется, поскольку в школе
пытаются выяснить, почему девочка отсутствует на уроках,
и в конце концов администрация требует, чтобы ребенок
посещал занятия. Родители напуганы и ощущают
беспомощность, и эти чувства в конце концов перерастают
в агрессию. Столкнувшись с противоречащими нуждами
ребенка и школы (в отношении дочери — проявлять любовь
и поддержку, а в отношении школы — подчиняться
требованиям и дать ребенку образование), они не знают, что
выбрать. В этот момент они бессознательно расщепляют
свое чувство агрессии и направляют его на учителей.
Теперь мишенью для агрессии становятся они, а не ребенок.
Родители делают учителей козлами отпущения и возлагают
на них вину за прогулы дочери.
В этом контексте можно поразмышлять о потребности в
создании границ и осмыслении сложности мира с помощью
категорий. В процессе категоризации людей по стереотипам
мы сводим сложную, запутанную и тревожащую часть
постоянно меняющегося мира к управляемым элементам.
Однако за такую эффективность приходится платить, ведь
простота, которую она предлагает, произвольна. Если
мыслить о сложных и многогранных вещах как о черно-
белых, невероятно возрастает риск ошибки. Может
возникнуть искажение восприятия; например, нам
свойственно считать элементы одной категории более
похожими друг на друга, чем это есть на самом деле, и
преувеличивать различия между элементами разных
категорий.
Стереотипы могут быть как положительными, так и
отрицательными. Например, можно считать всех медсестер
ангелами. На каком-то уровне мы надеемся, что все
медсестры, заботящиеся в рамках своей профессии о людях,
добрые и сочувствующие. Тем не менее опыт показывает,
что это далеко не так и некоторые из них могут даже
причинять пациентам вред. Есть две потенциальные
опасности, связанные со стереотипами. Во-первых, они
создают слепое пятно в мышлении, поскольку мы перестаем
ожидать от человека или группы, что их поведение будет
отличаться от стереотипного. Во-вторых, мы взваливаем
огромное бремя на тех, о чьем поведении формируем
положительный стереотип. Взять хотя бы медсестер: если
они всегда должны вести себя как ангелы, как они тогда
справляются с гневом и раздражением? Уносят их домой и
вымещают на семье?
Такое поведение может очень плохо сказываться на
рабочих отношениях и дорого обходиться с точки зрения
ресурсов. Рассмотрим ситуацию, в которой врач, делающий
обход, обременен чувством несостоятельности из-за своего
маленького пациента, которому не становится лучше от
назначенного лечения и который вскоре, судя по всему,
умрет. Столкнувшись с этими невыносимыми чувствами и
мыслями, врач вымещает их на старшей медсестре.
Обвиненный человек разозлится на то, что с ним так
обошлись, и это совсем неудивительно. В итоге старшая
медсестра может подать формальную жалобу на врача. Так
включается бюрократическая система, поглощающая время
и ресурсы, но независимо от результата обе стороны, скорее
всего, останутся недовольны.
Значительная часть этой главы затрагивала негативные
скрытые процессы. Но далее, чтобы создать хоть какое-то
подобие баланса, мы поговорим о творчестве.
11. Творчество
Будучи людьми, мы способны осознавать себя отдельными
сущностями; мы можем помнить прошлое, представлять
будущее и обозначать объекты и действия с помощью
символов; мы можем осмыслять, постигать и понимать мир,
а также с помощью воображения выходить далеко за
пределы чувственного восприятия. Иными словами, у нас
есть способность к творчеству, которому можно дать
следующее определение: творчество — это способность
создавать что-то новое. Оно принимает самые разные
формы: новый продукт, теория, произведение искусства,
научная работа или книга, новое видение или стратегия.
Здесь мы придерживаемся точки зрения, что творческая
деятельность не ограничивается особым классом людей —
художниками или писателями — или особыми продуктами
и обстоятельствами, как иногда принято считать; напротив,
творчество — это стремление, присущее каждому.
Осознаем мы это или нет, все мы мечтаем и можем
включаться в процесс воображения. Все мы способны
создавать что-то новое и постоянно делаем это, даже если
это новое не потрясает мир и не меняет его в корне. Кроме
того, существует точка зрения, что побуждение творить
есть у каждого: будь это не так, зачем мне и другим авторам
писать книги вроде этой?
 Творчество включает воображение, и можно сказать, что
оно происходит в том, что Зигмунд Фрейд назвал
первичным процессом. То, как функционирует первичный
процесс, отлично видно на примере сновидений. Это
бессознательный процесс, что-то вроде чистого листа.
Кажется, что он не затрагивает мир внешних объектов,
набор интернализированных знаний и чувств и,
следовательно, остается свободным от всех интроекций.
Результатом становится чистота и оригинальность мысли,
которая порождает незамутненные идеи. Формируются
новые объекты, про которые можно сказать, что они
обладают ирреальностью. Как и в случае грез, это способ
сбежать от ограничений известного мира. Грезы, в свою
очередь, — это тип функционирования разума, который
сильно отличается от мыслительных процессов,
участвующих во вторичном процессе (в котором мысли
тесно связаны с реальностью, поскольку информация от
органов чувств сравнивается с набором
интернализированных знаний человека).
Есть мнение, что каждый ребенок, играя, ведет себя как
писатель. Это значит, что он создает собственный мир,
организуя вещи реального мира в новом порядке, который
доставляет ему удовольствие. Этот процесс увязывания
воображения с реальным миром и есть творчество. Его
нужно отличать от фантазии — чистого воображения. Это
создание связей происходит в так называемом переходном
пространстве, потенциально существующем между
человеком и внешней средой. Его особое свойство состоит в
том, что его наличие зависит от непосредственных
впечатлений, а не от унаследованных склонностей.
Творческая апперцепция строится на связывании
субъективного и объективного, на раскрашивании внешнего
мира в яркие оттенки воображения.
Хотя мы творим в воображаемом мире первичного
процесса, мы существуем и воплощаем творения в мире
реальности, и за это отвечает вторичный процесс — мир,
включающий в себя нашу совесть и суперэго. Совесть,
которую направляет суперэго и которая указывает нам, что
мы можем и что не можем делать, формируется на основе
нашей реальности. Следовательно, создание чего-то
радикально нового почти наверняка приведет к конфликту с
совестью, которая будет указывать нам, как себя вести.
Выходя за рамки, установленные миром реальности, мы
можем испытывать чувство вины. Вина появляется по
отношению к тем, кому мы бросаем вызов посредством
своего открытия или новой парадигмы — неважно, как это
называется. Мы также чувствуем вину по отношению к себе
за то, что посмели «переступить черту».
Можете ли вы представить, какие сомнения и тревогу
испытывают в высшей степени креативные ученые,
разрабатывая совершенно новую идею? Для некоторых
конфликт между новой реальностью и существующей
может быть настолько велик, что человек не стремится
воплотить свое творение, из-за чего оно оказывается
мертворожденным. Новое творение слишком неприемлемо
для совести и настолько невыносимо, что разум справляется
с ним посредством отрицания и полностью его вытесняет.
Чтобы творить, нужна храбрость — для преодоления
неизбежного чувства вины, которое будет связано с
процессом. Я не верю, что великие творения создаются без
мыслей: «Я одинок», «Никто прежде этого не делал», «Я
ступил на незнакомую территорию», «Возможно, я
ошибаюсь и все это просто глупо». И как тут не вспомнить
Фрейда, которому перед лицом постоянных насмешек и
угрозы для своей профессиональной деятельности хватило
смелости отстаивать свою логику. Но я почти не
сомневаюсь, что он, должно быть, сильно испугался,
обнаружив, что в его голове начали возникать ключевые
идеи психоанализа.
 В мире организаций руководитель, предвидя будущие
изменения внешней среды, может разработать адаптивные,
инновационные системы на случай непредвиденных
обстоятельств. Он может спроектировать креативные
стратегии для решения внешних вопросов. Задействуя
творческий подход, который включает в себя связь внешней
реальности с яркими оттенками воображения, он способен
создать новый способ реакции, видение или стратегию,
удовлетворяющие требованиям внешнего окружения. При
этом он адаптирует команду к нынешней и будущей среде.
Однако, как я покажу дальше, этот процесс не лишен
трудностей.
Хотя творчество предполагает игру, это не значит, что
творческая деятельность беззаботна. Напротив, любая
творческая или новаторская активность всегда в
значительной степени связана с насилием и регулярно
вызывает сильную тревогу и вину, как уже описано. Другой
важный аспект творчества — это хаос во внутреннем мире
креативного человека, который иногда подобен вулкану. В
своих глубинах вулкан скрывает неутихающий жар и
бурлящую энергию, время от времени выбрасывая искры,
камни и вспышки пламени. Если вулкан окажется
закупорен, вскоре последует взрыв. Если мы по-настоящему
верим в свое творение, то будем яростно бороться ради
того, чтобы оно увидело свет и воплотилось в реальность.
Я придерживаюсь той точки зрения, что насилие —
ключевой элемент всех творческих актов. Сила творческого
порыва такова, что те, кто его испытывает, навязывают
внешнему миру свое видение. Творчество иногда может
быть подобно вулкану, бурлящему энергией — и она
требует освобождения. Но если для творческого порыва нет
выхода, он разразится гигантским взрывом. В организации
это может стать проблемой, поскольку в реализацию и
адаптацию нового видения или продукта могут быть
вовлечены другие люди. Когда творцом является лидер,
обладающий властью внедрять изменения и требовать
выполнения своих распоряжений, это может привести к
интересной динамике. Стремясь воплотить новое творение в
жизнь и достичь цели, лидер по разным причинам может
прибегать к насилию и принуждению. Опыт работы в
различных условиях подтверждает эту точку зрения и
проливает свет на аспект травли, которому раньше не
уделялось достаточно внимания.
В процессе творчества человек отказывается от
внешнего определения реальности и заменяет его своим;
следовательно, он отказывается от элементов
определенности и надежности, заменяя их
неопределенностью и ненадежностью. Считается, что это
необходимые риски и издержки, с которыми мы
сталкиваемся, запуская процесс изменений. Перемены в
социуме неизбежно начинаются с отдельного человека.
Хотя творчество берет начало в отдельном человеке, для
проявления и жизнеспособности оно нуждается в других
людях и в обществе. Если мы хотим, чтобы группы,
организации и социальные институты предоставляли своим
членам конструктивный и удовлетворительный опыт, и
заинтересованы в том, чтобы поощрять членов групп,
организаций и социальных институтов постоянно развивать
креативные продукты и процессы, мы должны обеспечить
им такие условия, в которых они чувствуют свободу
исследовать свою креативность в атмосфере,
восприимчивой к новым идеям. Таким образом мы можем
помочь этим членам организации побороть в себе чувство
вины во имя общего блага.
12. Переходим к отношениям
Многие скрытые процессы, описанные выше, касались
отношений, и мы постоянно принимали во внимание
связанность, существующую между людьми. В следующей
части книги я исследую, как феномен отношений
накладывается на индивидуальные динамики, оказывая
дополнительное влияние на групповые, организационные и
институциональные процессы. Я исхожу из точки зрения,
что, когда мы вступаем в отношения с человеком или
группой, начинают проявляться дополнительные скрытые
явления, которые, если их не обнаружить и не осознать,
могут привести к созданию жестких границ,
препятствующих развитию.
ЧАСТЬ II
Отношения
Как всегда, наш взгляд на отношения будет очень сильно
зависеть от выбранного подхода. Если мы примем
нерефлексивный подход, то каждая из сторон, скорее всего,
получит ярлык (а возможно, и униформу — если не
реальную, то воображаемую) и все ожидания, сопряженные
с навязанной ролью. Например, мы можем рассматривать
просто отношения между руководителем и сотрудником,
менеджером по продажам и бухгалтером, врачом и
пациентом, полицейским и преступником и т.п. Такой
подход не учитывает, что отношения формируются между
людьми — теми же самыми, о которых шла речь в
предыдущей части: со сформированным набором
интернализированных знаний и чувств, который они
бессознательно сравнивают с данными от органов
восприятия, чтобы придать им смысл; теми, в психике
которых разворачиваются скрытые процессы, позволяющие
им не только осмыслять мир, но и справляться с
невыносимыми мыслями и чувствами.
Теперь мы должны лучше осознавать огромную роль,
которую эмоции играют во всех отношениях между
людьми. Например, в двух своих крайних проявлениях
отношения могут восприниматься как гармоничные и
взаимовыгодные или как токсичные и вредные. Теперь,
когда мы глубже разобрались в этих явлениях благодаря
предыдущим главам, нам ясно, что в случае любой из
крайностей в отношениях могут возникнуть сильные
чувства и связанные с ними скрытые процессы, которые
необходимо осознавать. Действительно, мы должны
понимать, что в любых отношениях присутствуют
определенный уровень эмоций и скрытые процессы.
Мы также будем знать, что все скрытые процессы,
выявленные и рассмотренные в предыдущей части, могут
проявиться как часть бессознательного процесса придания
смысла данным, с которыми мы имеем дело в различных
отношениях. Может даже случиться, что еще до того, как
отношения выльются в непосредственное взаимодействие
лицом к лицу, связанность, определяющая то, как на
отношения влияют фантазии и чувства, уже задаст
определенный формат их дальнейшего развития. Учитывая,
что мы всегда системно связаны с другими людьми, мы
будем вступать в новые отношения с человеком или
группой, испытывая влияние групп, в которых уже состоим.
И, конечно же, вторая сторона будет подвергаться точно
такому же влиянию.
Этот раздел посвящен тому, как скрытые динамические
процессы оказывают значительное влияние на отношения.
Ни одна из сторон не может и не должна считать вторую
такой, какой она кажется на первый взгляд. Одна или обе
стороны могут находиться под влиянием политических
процессов; проблем, связанных с властью и авторитетом;
фантазий об отношениях; отсутствия доверия к другой
стороне — все это происходит на скрытом уровне и не
всегда может быть воспринято обычным путем. Кроме того,
нам необходимо выявить и исследовать то, что я буду
называть реляционными концепциями. Отношения не
находятся внутри человека; например, мы не можем быть
предвзяты, если нам не к кому относиться с предвзятостью.
Большинство непроявленных процессов нельзя
рассматривать исключительно в контексте отдельного
человека. Многие чувства и другие переживания, которые
мы приписываем конкретному человеку, берут начало в
отношениях или могут быть подвержены воздействию
взаимовлияния связанности.
1. Введение
Когда люди строят отношения, они часто пытаются понять
поведение другого и постоянно его интерпретируют.
Действительно, способность давать достаточно точные
интерпретации такого рода — необходимый социальный
навык. Тем не менее этот постоянно практикуемый навык
может быть чрезвычайно трудным, потому что каждое
прямое и непосредственное ощущение и желание спонтанно
и неповторимо. Иными словами, желание и ощущение —
это уникальная часть конкретной ситуации в конкретный
момент времени и в конкретном месте.
Еще одна совокупность проблем связана с различными
типами знаний. Тот, который мы называем «узнаванием о»,
или когнитивными знаниями, можно передать с помощью
слов и символов с однозначным смыслом. В большинстве
случаев эти знания не создают серьезных проблем в ходе
развития отношений. Тем не менее когда речь идет,
например, о разных областях знаний, возникают большие
сложности, поскольку слова могут иметь множество
значений. В результате могут сложиться обстоятельства,
когда ментальные границы препятствуют знанию или
действию, направленным на цельное понимание
реальности, постоянно дробя ее на мелкие кусочки с
помощью восприятия и языка.
Но гораздо более глубокие и сложные проблемы могут
возникнуть в отношении типа знаний, который можно
назвать «знание-знакомство». Такие знания необходимы для
того, чтобы больше узнать о ролях и отношениях, в которые
мы вовлечены, — и это обучение начинается с нас самих.
Оно включает в себя сформированные у нас установки,
убеждения и ценности, совесть, которая окажет влияние на
решения о том, что мы должны и не должны делать, а также
все остальные объекты, которые составляют наш набор
внутренних знаний. И тогда мы сможем выстроить
эмоциональные границы, которые во многих случаях не
позволят нам почувствовать друг друга или даже самих себя
в объектных отношениях.
Если вовлеченные люди не осознают влияния скрытых
процессов, они могут оказаться настолько поглощены
собственными защитами, бессознательными процессами,
установками, ценностями и чувствами (особенно
негативными, такими как цинизм) или реакциями на других
людей, что это затмит реальные отношения и исказит их
восприятие и реакции. Как уже было отмечено, необходимо
постоянно осознавать, что, сталкиваясь с любым опытом,
мы находимся под влиянием эмоциональных уроков,
которые преподнесла нам жизнь (например, воспоминаний
о прошлых катастрофических отношениях), и получаем
сигналы из бессознательного, которые корректируют
процесс принятия решений, буквально стирая из восприятия
одни варианты и акцентируя другие. Таким образом,
эмоции активно участвуют в процессе принятия решений и
построении отношений — как и мыслящий разум.
В начале предыдущей части было отмечено, что, хотя и
нужно понимать индивидуальные процессы осмысления
реальности, «просто» отдельного человека не существует —
мы всегда связаны с другими. Схожим образом отношения
— это не внутренний процесс одного человека.
Действительно, было бы странно говорить о зависимости,
агрессии, предубеждении или других типах реакций как об
индивидуальной деятельности. Мы не можем быть
зависимыми, если нет того, от кого можно зависеть; не
можем быть агрессивными без человека, по отношению к
которому ведем себя агрессивно; не можем быть предвзяты,
если не к кому относиться с предвзятостью. Все эти слова
подразумевают нечто происходящее между людьми, а не
внутреннее состояние отдельного человека.
Это сразу же все усложняет, ведь теперь нужно
учитывать не просто самость, а как минимум две самости.
Рассматривая отношения между двумя людьми или двумя
группами людей, мы должны изучать динамику жизни. Для
каждой стороны отношений есть «я» и «не я», и это
неизбежно порождает чувства и фантазии в отношении
этого «не я». В процессе развития отношений «я» и «не я»
будут связаны задачей или целями роли, которую играет
каждая из сторон или которая им в данных отношениях
приписывается. Кроме того, как я объясню ниже, на них
также могут влиять роли в других политических системах,
находящиеся за рамками конкретных отношений.
Основной целью части I было понять человека и
процессы, влияющие на его самость. Я несколько раз
ссылался на различие «я» и «не я», а вначале упомянул
такое важное понятие, как связанность. В этой
части связанность остается ключевым понятием, тогда как
акцент смещается на выявление и изучение процессов,
происходящих при пересечении границы между «я» и «не
я»; именно с этого мы и начнем следующую главу — с
политических отношений и связанности.

2. Политика
Независимо от того, идет ли речь о семье, бизнесе или
международной дипломатии, в любых отношениях обе
стороны будут вовлечены в систему политических
отношений и связанности. Каждая из них ограничена
собственным набором внутренних знаний о ролях в других
политических системах. Например, один уровень
политической системы, в рамках которого стороны могут
воспринимать себя взаимосвязанными, подобен
миниатюрному элементу в наборе международных
отношений. Скажем, на любые отношения между
англичанином и ирландцем с большой вероятностью
повлияет исторический багаж, который каждый из них
несет в результате того, как развивались международные
отношения между их странами в предшествующие века.
Точно так же на отношения между американцами и
китайцами, скорее всего, повлияют различия в культуре и
образе жизни. Политическую систему на международном
уровне формируют история, культура и политика разных
стран, и они неизбежно окажут влияние на индивидуальные
или групповые отношения, в которые включены.
Связанность на уровне международных
политических систем
Вот вам классический пример связанности на уровне
международной политической системы: уроженец
Ирландии, который жил и работал в Англии, но позже
вернулся в Ирландию. В Англии, к его огромному
разочарованию, он столкнулся с тем, что коллеги
приписывали ему стереотипные взгляды ирландского
республиканского терроризма — не обвиняя в терроризме
его самого, а, скорее, называя осведомленным пособником.
Он чувствовал себя подавленным, растерянным и
непонятым. Что еще хуже, когда он вернулся в Ирландию и
начал работать там, его стали считать «бриттом», и теперь
коллеги смотрели на него с позиции стереотипных
ирландских взглядов на англичан как на деспотичных
захватчиков. Нечего и говорить, что оба раза опыт ирландца
был настолько неприятным, что серьезно испортил все
отношения.
 Связанность на уровне межинституциональных
политических систем
Другой уровень политической системы —
межинституциональный. Мы нередко наблюдаем его в
отношениях между разными частями семьи. Это может
быть особенно характерно для родителей каждого из
партнеров. Действительно, все слышали шутки про тещу.
Родители пары не являются частью конкретной семьи, но
связаны через брачные узы детей. На этом же уровне
политическую систему деловых отношений формирует,
помимо всего прочего, размер каждой из организаций;
новые они или устоявшиеся; богатые или вынуждены
экономить; а также их организационная культура.
Причастность к другой организации может заставить
человека занять, например, позицию противника
мультинациональных корпораций, и это вызовет целый
спектр чувств. Опять же, все эти факторы окажут влияние
на индивидуальные и групповые отношения, которые
формируются в ходе ведения бизнеса. Они будут
действовать скрыто и повлияют на личные отношения.
Типичный пример связанности на уровне
межинституциональной политической системы можно
наблюдать при слиянии двух подразделений разных
организаций. Например, отделение одной больницы
необходимо закрыть и перераспределить в две другие, в том
числе персонал и другие ресурсы. Излишне говорить, что в
этой ситуации необходимо предусмотреть основные
практические и материально-технические договоренности.
Но, что еще важнее, возникают эмоциональные проблемы,
касающиеся отношения сотрудников к организациям, в
которых им предстоит работать. Одна больница имеет
давнюю репутацию ведущего исследовательского
учреждения, и сотрудники считают ее хорошим местом
работы. Другая считается просто обычной больницей и не
самым привлекательным работодателем. В сложившихся
обстоятельствах эмоциональные проблемы создают
значительные сложности при попытке достичь соглашения,
часто вмешиваясь в логичное на первый взгляд обсуждение.
Связанность на внутриинституциональном уровне
политических систем
Еще один уровень — внутриинституциональная
политическая система. В организациях часто вспыхивают
длительные споры между подразделениями. Например,
маркетинг может считать HR бесполезными бюрократами.
Тогда любые отношения между представителями этих
отделов, скорее всего, окажутся затронуты
внутригрупповой политической системой, хотя и скрыто.
Каждому человеку будет приписываться стереотипная роль,
связанная с его подразделением. Мы постоянно используем
подобные конструкты, чтобы организовать
воспринимаемый мир и найти в нем смысл. На том же
уровне работают политические системы одной или
нескольких академических областей знаний, причем каждой
из них свойственна решительная преданность развитию
науки, а также живая конкуренция за публикации, престиж
и должности.
В формировании кросс-дисциплинарных границ с
высокой вероятностью появится много сложностей на
скрытом уровне. Мы можем воспринимать другие
национальности, организации и подразделения
организаций, а также другие дисциплины на основе
обобщений. Категоризируя их в соответствии со
стереотипами, мы разбиваем сложный внешний мир на
маленькие фрагменты, которыми легче оперировать. Но за
эту простоту мы расплачиваемся искажением восприятия,
ко