Повторение союза и

И как живая одалиска / Стояла каждая из них. / […] /

Веселых, грустных и нескромных / Отвсюду улыбалось лиц!
/ […] / И над безмолвным увяданьем / Мне как-то совестно
роптать. (А. Фет «Георгины»);
И вот сурово замолчала, / Тепло участия пропало, / И на
душе ее зима (А. Фет «Давно ль на шутки вызывала…»);
И мечтательно светит луна, / Предо мною твой образ,
твой дивный скользит, / Словно ты из лучей создана. // И
светла и легка, ты несешься туда… / Я гляжу и молю хоть
следов. / И светла и легка – но зато ни следа; / Только грудь
обуяет любовь. / И летел бы, летел за красою твоей – / И
пускай в небе звезды горят / И быстрей и светлей мириады
лучей / На пылинки ночные глядят (А. Фет «Если зимнее
небо звездами горит»);
Есть ночи зимней блеск и сила, / Есть непорочная краса, /
Когда под снегом опочила / Вся степь, и кровли, и леса /
[…] / Глядеть в лицо природы спящей / И понимать
всемирный сон. (А. Фет «Есть ночи зимней блеск и
сила…»);
И палящего солнца лобзанье / Призывает не петь, а
дышать. / Восприяв опьянения долю / Задремавших лесов и
полей, / Где же вырваться птичке на волю / С затаенною
песнью своей? / И сюда я, где сумрак короче, / Где заря
любит зорю будить, / В холодок вашей северной ночи /
Прилетаю и петь, и любить (А. Фет «За горами, лесами,
морями…»);
И на душе не рассветает, / […] / И посвященным только
зримо / Цветет весна и красота (А. Фет «Какая грусть!
Конец аллеи…»);
Мороз и ночь над далью снежной, / А здесь уютно и
тепло, / И предо мной твой облик нежный / И детски
чистое чело. / Полны смущенья и отваги, / С тобою,
кроткий серафим, / Мы через дебри и овраги / На змее
огненном летим. / Он сыплет искры золотые / На
озаренные снега, / И снятся нам места иные, / Иные
снятся берега. / […] / Твои агатовые глазки / С улыбкой
радости и ласки / Порою смотрят на меня (А. Фет «На
железной дороге»);
Шумный день свои дозоры / И гостей унес; / […] /
Благодатней и приветней / Всё кругом меня (А. Фет «На
двойном стекле узоры…»);
Вот и серый у ворот… / И красавица наводит – / И никак
не наведет. / […] / Вот собаки лай и вой… (А. Фет «Ночь
крещенская морозна…»);
И на месте не стоит. / Сядем, полость застегну я, — /
Ночь светла и ровен путь. / Ты ни слова, – замолчу я, / И –
пошел куда ни будь! (А. Фет «Ночь светла, мороз сияет…»);
Перекресток, где ракитка / И стоит и спит… / […] / И
вопрос раздастся звонкой: / «Как тебя зовут?» (А. Фет
«Перекресток, где ракитка…»);
И прихотью мороза / Разубрана она. / […] / И радостен для
взгляда / Весь траурный наряд. / […] / И жаль мне, если
птицы / Стряхнут красу ветвей (А. Фет «Печальная
береза…»);
Была пора, и лед потока / […] / И стали видны содроганья /
Струи, бегущей подо льдом. / И близки дни, когда все
блага / К нам низведет пора любви / И мне зарей раскроет
влага / Объятья чистые свои. (А. Фет «Была пора, и лед
потока…»);
Свет небес высоких, / И блестящий снег, / И саней
далеких / Одинокий бег (А. Фет «Чудная картина…»);
В лесной и глухой стороне. / Мы сели с ней друг подле друга.
/ Валежник свистал на огне. / И наших двух теней
громады / Лежали на красном полу, / А в сердце – ни искры
отрады, / И нечем прогнать эту мглу! (А. Фет «Шумела
полночная вьюга…»);
И дыханье легким паром / Из ноздрей твоих летит. / […] /
Дома ждет тепло и свет – / И пуститься в разговоры
(А. Фет «Щечки рдеют алым жаром…»);
И треснула, сжимаяся, кора. / Всё злей метель и с каждою
минутой / Сердито рвет последние листы, / И за сердце
хватает холод лютый; / Они стоят, молчат; молчи и ты! /
Но верь весне. / Ее промчится гений, / Опять теплом и
жизнию дыша (А. Фет «Учись у них – у дуба, у березы…»);
И кудри темные незримая рука / И серебрит и обрывает /
[…] / И не под силу нам безумцев молодых / Задорным
править хороводом / […] / И музы сирые еще на зов
ночной / Нам поторопятся ответить / […] / Еще
разымчива, душиста и сладка / Нам Гебы пенистая чаша
(А. Фет «Ты прав: мы старимся. Зима недалека…»);
И заждались обнять певца. / […] / И долго слышат
мозаики / Твоих шагов бегущий гул. / Ты наш. Чужда и
молчалива / Перед тобой стоит олива / […] / Смелей, и
слаще, и задорней / Весенний свищет соловей. (А. Фет
«Тургеневу»);
И в час душевных мук мгновенно воскресили / […] / Одну
доверчивость, надежду и любовь, / И задушевных слов
поблекшие узоры / От сердца моего к ланитам гонят кровь.
/ […] / Весны души моей и сумрачной зимы. / […] / И с
холодом в груди пустился в дальний путь. // Зачем же с
прежнею улыбкой умиленья / Шептать мне о любви,
глядеть в мои глаза? / Души не воскресит и голос
всепрощенья, / Не смоет этих строк и жгучая слеза
(А. Фет «Старые письма…»);

Няня старая не видит / И не слышит – всё прядет: / […] /

И кудрявая головка / Отразилась на стене. / […] / И
прекрасного малютку / Ближе к свечке подвела. / […] / Вот
заплакала – и плачет / Мальчик, глядя на нее (А. Фет «На
дворе не слышно вьюги…»);

И от нивы. и до нивы / Гонит ветер прихотливый /

Золотые переливы. / […] / Меж заката и востока / Лишь
на миг смежает небо / Огнедышащее око (А. Фет «Зреет
рожь над жаркой нивой…»).
И не родным мне воздух твой повеял. / […] / И зелени
растительную сырость. / […] / Твоих сынов паденье и
позор / И нищету увидя, содрогаюсь; / […] / В углах садов и
старческих руин / Нередко жар я чувствую мгновенный / И
слушаю – и кажется, один / Я слышу гимн Сивиллы
вдохновенной. / […], / И я люблю, увядшая краса, / Твой
долгий взор, надменный и унылый. / И ящериц, мелькающих
кругом, / и негу их на нестерпимом зное, / И страстного
кумира под плющом / Раскидистым увечье вековое (А. Фет
«Италия»).
Сохранил сокровищ и деяний / […] / И не светит в сумрак
над тобою / […] / И срезает плуг неумолимый / Всех
примет последние следы (А. Фет «Курган»);

И торчит еще Церерой / Ненавидимый бурьян. / […] / И

Юпитера встречает / Лоно Геи молодой (А. Фет «Первая
борозда»);

Сильней и слаще с каждым днем / Несется запах медовой /

Вдоль нив, лоснящихся кругом / Светло-зеленою волной. /
[…] / И негой истомленных птиц / Смолкают песни по
кустам, / И всеобъемлющих зарниц / Мелькают лики по
ночам (А. Фет «По ветви нижние леса…»).

Опять и желанья, и лодки, / Весла, и огня за рекой?..

(А. Фет «Вдали огонек за рекою…»).

И чувствую, что там, в лесу, мне будет грустно. // Как

будто с трепетом здесь каждого листа. / Моя пробудится
и затрепещет совесть, / И станут лепетать знакомые
места / Давно забытую, оплаканную повесть. / И скажут:
«Помним мы, как ты играл и рос, / Мы помним, как потом,
в последний час разлуки, / Венком из молодых и благовонных
роз / Тебя здесь нежные благословляли руки. / Скажи: где
розы те, которые такой / Веселой радостью и свежестью
дышали?» / Одни я раздарил с безумством и тоской, /
Другие растерял – и все они увяли. // А вы – вы молоды и
пышны до конца. / Я рад – и радости вполне вкусить не
смею; / Стою как блудный сын перед лицом отца, / И
плакать бы хотел – и плакать не умею! (А. Фет «В саду»).

И тянется станица журавлей / […] / И звонкий рог за

плечи перекинуть! / […] / И пестрые лесные косогоры. /
[…] / И ждет рогов да заливного лая. / […] / Всё сорвалось
– и заварилась каша: / […] / И красный верх папахи вдаль
помчался (А. Фет «Первая охота…»);

Эй, шутка-молодость! Как новый, ранний снег / Всегда и

чист, и свеж! Царица тайных нег, / […] / На сердце жар
любви, и трепет, и печаль!.. / […] / Звучит, и по крутой,
хотя недавней стуже / Доходит бой часов порывистей и
туже. / […] / И каждый звук шагов, раздавшийся вдали
(А. Фет «Эй, шутка-молодость! Как новый, ранний
снег…»);

И на развивы тумана / Весело смотрит Титан. / […] И

непорочней любовь… // Утро, как сон новобрачной, / Полно
стыда и огня (А. Фет «Утром курится поляна…»);

Шею сгибая кольцом и мошек хвостом отгоняя. / Скоро

доеду. Да вот и тенистая старая ива, / Вот и пригорок, и
ключ под кровом корнистого вяза. / Как он звучен и чист,
как дышит подземной прохладой! / […] / По локотки
рукава засучила и быстро склонилась / К холоду светлой
струи, – вот моет белые руки, / Вот в прозрачные персты
воды зачерпнула, и блещет / […] / Вот сарафан на груди
расстегнулся, и плечи и груди / […], / И под нею в ключе
такая ж качается ножка. (А. Фет «Уж, серпы на плеча
взложив, усталые жницы…»);

Круто напрягши бразды, он кругом озирался, и тотчас /

[…] / В утреннем воздухе, темной смолою чернела – и тут
же, / Влево разбросаны были обломки еловые весел, /
Кожаный щит и шелом опрокинутый, полные тины. / […] /
Грудь, и на ней-то прекрасное тело недвижно лежало, /
Левая навзничь упала, и белые формы на темной / […] /
Мертвую силу лица и глубоко-смертельную язву (А. Фет
«Влажное ложе покинувши, Феб златокудрый
направил…»).
И в зрелых жатвах круговины / Глубоко врезали серпы, /
Прорвешь случайно повилику / Нетерпеливою ногой – / И
вдруг откроешь землянику, / Красней и слаще, чем весной.
(А. Фет «Влачась в бездействии ленивом…»);

И всю жизнь в этот миг я солью, этим мигом измерю, / И,

речей благовонных созвучием слух возлелея, / Не признаю
часов и рыданьям ночным не поверю! (А. Фет «Истрепалися
сосен мохнатые ветви от бури…»).

Надень свою шаль и капот; / […] / И светят фосфорные

очи, / Да только не греют меня. (А. Фет «Какая холодная
осень!..»).

И болтают нестерпимо / На стене часы стенные / […] / И

у жаркого камина / Лезет в голову больную / Всё такая
чертовщина! (А. Фет «Непогода – осень – куришь…»);

И уговор заводят птицы / Умчаться стаей за теплом. / И

болью сладостно-суровой / Так радо сердце вновь заныть, /
И в ночь краснеет лист кленовый, / Что, жизнь любя, не в
силах жить (А. Фет «Опять осенний блеск денницы…»);

И крупный дождь в стекло моих окон / […] / Гоняет

желтый лист и разложен / […] / Сорвал… унес… и
кружит. Ну так что ж? / […] / Не царь она, а узник – и не
боле! / И думаешь: где взять разрыв-травы, / […] / И сяду
ближе. Но халат чадеет. / […] / И сделал так, чтобы
огонь не жег! / […] / И некогда со мной болтать Алине. /
[…] / Не еду в город. «Смесь одежд и лиц» / Так
бестолкова! Лучше у камина / Засну, и черт мне тучу
небылиц / Представит. Пусть прекрасная Алина /
Прекрасна. — Завтра поздней стаей птиц / Потянется по
небу паутина, / И буду вновь глядеть на небеса: / Эх,
тяжело! хоть бы одна слеза! (А. Фет «Хандра»).

Устало всё кругом: устал и цвет небес, / И ветер, и река, и

месяц, что родился, / И ночь, и в зелени потусклой спящий
лес, / И желтый тот листок, что наконец свалился. / […] /
О ночь осенняя, как всемогуща ты / Отказом от борьбы и
смертною истомой! (А. Фет «Устало всё кругом: устал и
цвет небес…»);

И, трепеща по-прежнему листами, / […] / И осени

тлетворной веет дух (А. Фет «Тополь»);
Сбирались умирать последние цветы / И ждали с грустию
дыхания мороза; / Краснели по краям кленовые листы, /
Горошек отцветал, и осыпалась роза. / […] / И горная
тропа, размытая водой, / Виясь как желтый змей, бежит
на дно долины. / И солнце вырвалось из тучи, и лучи, /
Блеснув как молния, в долину долетели. / [...] / И над травой
стоят недвижные форели (А. Фет «Старый парк»);

Но и под старость отрадно очами недуга / […], / Как-то

пугливо и сладостно сердце щемит (А. Фет «Руку бы снова
твою мне хотелось пожать!..»);

В честь любви и красоты. / […] / Жизнь и душу, страсть и

речи, / Сердца нежные предтечи, / Вам теперь передаю, – /
И сильнейший меж богами / Здесь под скромными
листами / Скрыл божественность свою. (А. Фет «К
цветам»);

Лилею, розой, голубкой, денницей / Когда-то и я

восторгался сторицей. / […]. / Она, всей любви и желаний
царица, / Мне роза, лилея, голубка, денница (А. Фет «Лилею,
розой, голубкой, денницей…»).
Они манят и свежестью пугают. / […] / О, не гляди так
мягко и приветно! (А. Фет «В степной глуши, над влагой
молчаливой…»).

Тяжело – и сердце гложет / Та печаль, что знаешь ты. / И

на что цветы Эдема, / […] / Не орлом я быть желаю / И
парить на высоты (А. Фет «Ветер нежный,
окрыленный…»).

Хоть нельзя говорить, хоть и взор мой поник, – / […] / Если

тихо у нас и не веет грозой (А. Фет «Хоть нельзя говорить,
хоть и взор мой поник…»).

Хороши большие томы / И поэзии и прозы! / […] / Хороши

и все нападки / На поэтов, объявленья, / Хороши и
опечатки, / Хороши и прибавленья! (А. Фет
«Рододендрон»);

И тебе, царица роза, / Брачный гимн поет пчела. / Вижу,

вижу! счастья сила / Яркий свиток твой раскрыла / И
увлажила росой. / […] / Темен лес и воздух синь, – / Ни
Киприда и ни Геба, / Спрятав в сердце тайны неба / И с
безмолвьем на челе (А. Фет «Роза»).

За лесом лес и за горами горы, / […], / И если долго к ним

приникнут взоры, / […] / И в дальний блеск душа лететь
готова (А. Фет «Горное ущелье»).

Люблю я приют ваш печальный, / И вечер деревни глухой, /

И за лесом благовест дальный, / И кровлю, и крест
золотой, / […], / И тесного, тихого круга / Не раз долитой
самовар. / Люблю я на тех посиделках / Старушки чепец и
очки; / […] / И по полу резвую кошку / В прыжках за
проворным клубком; / И милой, застенчивой внучки /
Красивый девичий наряд, / Движение бледненькой ручки / И
робко опущенный взгляд; / Прощанье смолкающих
пташек, / И месяца бледный восход, / Дрожанье
фарфоровых чашек, / И речи замедленный ход; // И
собственной выдумки сказки, / Прохлады вечерней струю, /
И вас, любопытные глазки, / Живую награду мою! (А. Фет
«Деревня»);

Шумно, и жутко, и грустно, и весело, — / Я ничего не

пойму. / Ветер. Кругом всё гудет и колышется (А. Фет
«Ель рукавом мне тропинку завесила…»).

Еще вчера, на солнце млея, / Последним лес дрожал листом,

/ И озимь, пышно зеленея, / Лежала бархатным ковром. /
Глядя надменно, как бывало, / На жертвы холода и сна, /
[…], / Земля и небо – всё одето / Каким-то тусклым
серебром. / Поля без стад, леса унылы (А. Фет «Еще вчера,
на солнце млея…»);

С поля буря ворвавшися злая / Рвет и мечет, и воет в

лесу. / […] / И грохочет громов перекличка, / И шумящая
мгла так черна… / Только ты, моя милая птичка, / В
теплом гнездышке еле видна (А. Фет «Задрожал листы,
облетая…»);

Смотрю на лес, покрытый мглою, / И на огни его вершин. //

Как незаметно потухают / Лучи и гаснут под конец! / С
какою негой в них купают / Деревья пышный свой венец! / И
всё таинственней, безмерней / […] / И ей овеяны вдвойне, –
/ И землю чувствуют родную / И в небо просятся оне
( А. Фет «Заря прощается с землею…»).

На мшистом старом пне, скрестив кривые ноги / И вещей

наготой блистая меж древес, / Ты громче хохочи и
смешивай дороги, / Когда красавица зайдет в твой темный
лес. (А. Фет «К лешему»).

И день права свои утратил. / В глухой дали стучит

топор, / Вблизи стучит вертлявый дятел. // У ног гниет
столетний лом, / Гранит чернеет, и за пнем / Прижался
заяц серебристый, / А на сосне, поросшей мхом, / Мелькает
белки хвост пушистый. / И путь заглох и одичал, /
Позеленелый мост упал / И лег, скосясь, во рву размытом, /
И конь давно не выступал / По нем подкованным копытом
(А. Фет «Лес»).

Всё чудно там, и звезды над тобой / Текут плавней

небесной синевой, / Луна дрожит и блещет, как алмаз, – /
Пойдем туда: полюбишь в первый раз! (А. Фет «В моем
саду, в тени густых аллей…»);

И земному в небесный чертог / Не дано ничему

достигать: / Соберется туманная рать –
/ И растает у царственных ног. (А. Фет «На зеленых
уступах лесов…»).

Но тем слышнее в каждой ноте / Пернатых радость и

задор. // Ручьи, журча и извиваясь / И меж собой
перекликаясь, / В долину гулкую спешат, / И разыгравшиеся
воды / […] / И речка к ней на середину / За льдиной
выпускает льдину (А. Фет «Опять незримые усилья…»).

В степи безбрежной и в лесу, / По рвам, по каменной

дороге / Твой образ чистый понесу / И сохраню в душе
глубоко / Двойную прелесть красоты: / И это мыслящее
око, / И эти детские черты (А. Фет «Отъезд»).
И под черемухой, на ветке ароматной, / Весенней песнию
окрестность огласит. / И снова тихо всё. Уж комары
устали (А. Фет «Безмолвные поля оделись темнотою…»).

И бесшумно пробираюсь / Под лесной полночный свод. /

Лунный луч, дробясь, мерцает / Меж дубами по кустам, / И
береза воссылает / К небу сладкий фимиам. / […] / Но и
тысяч равных ей (А. Фет «Прекрасная ночь»);

Ярким солнцем в лесу пламенеет костер, / И, сжимаясь,

трещит можжевельник; / […] / Я и думать забыл про
холодную ночь, – / До костей и до сердца прогрело; / […] /
И лениво. и скупо мерцающий день / Ничего не укажет в
тумане (А. Фет «Ярким солнцем в лесу пламенеет
костер…»);

Рассказать, что лес проснулся, / Весь проснулся, веткой

каждой, / Каждой птицей встрепенулся / И весенней полон
жаждой; // Рассказать, что с той же страстью, / Как
вчера, пришел я снова, / Что душа всё так же счастью / И
тебе служить готова (А. Фет «Я пришел к тебе с
приветом…»).

Супруге и сестре Зевеса униженье. / […] / В небесной

синеве, безмолвной и глубокой, –
/ […] / И если правым я тебя найду судьей, / Не пастырь –
царский сын стоит передо мной». / И третья говорит, к
ногам покров роняя: / […] / Мой дар божественный не
мудрость и не власть, / Нет! я внушу тебе губительную
страсть: / […] / И ваши имена, потомства достоянье, /
Заменят Красоты обычное названье» (А. Фет «Спор»).

Прошла весна — темнеет лес, / Скудней ручьи, грустнее

ивы, / И солнце с высоты небес / Томит безветренные
нивы. / На плуг знакомый налегли / Все, кем владеет труд
упорный; / Опять сухую грудь земли / Врезает конь и вол
покорный. / Но в свежем тайнике куста / Один певец
проснулся вешний, / И так же песнь его чиста / И дышит
полночью нездешней (А. Фет «Ф.И. Тютчеву»).

И дрожат испарений струи / […] / Чтоб в лицо и в

горячую грудь / Хлынул вздох твой студеной волной, / Чтоб
и мне было сладко вздохнуть; / Дай устами и взором
прильнуть / У корней мне к воде ключевой! / Чтоб и я в
этом море исчез (А. Фет «Солнце нижет лучами в
отвес…»).

Где, розами и миртами венчанный, / […], / Долины те ж и

горные хребты; / […]. / Под пихтою душистой и красивой /
[…] / И чудится: за тем кустом колючим / […] / Менада
грудь и плечи предала. / […] / И гибкий тигр с пушистою
тигрицей, / [..] / А вот и он, красавец ненаглядный, / […], /
Нагие дети пляшут и шумят; / Один приподнял пухлую
ручонку / И крови не вкусившему тигренку / […]. / Вино из
рога бог с лукавым ликом / Льет на толпу, сам весел и
румян, / И, хохоча в смятеньи полудиком, / Вакханка
быстро отвернулась с криком / И от струи приподняла
тимпан (А. Фет «Я посещал тот край обетованный…»).

Средь кленов девственных и плачущих берез / Я видеть не

могу надменных этих сосен; / Они смущают рой живых и
сладких грез, / И трезвый вид мне их несносен. / […] / И,
смолкнув, станет ждать весны и возрожденья, – / Они
останутся холодною красой / Пугать иные поколенья
(А. Фет «Сосны»);

Сосна так темна, хоть и месяц / Глядит между длинных

ветвей. / […] / И вихря полночного вой. / И сладко дремать
мне – и грустно, / Что сном я надежду гублю (А. Фет
«Сосна так темна, хоть и месяц…»).

И ночью различал тропы. / […], / И тем ужасней сумрак

ночи, / Чем ярче светоч мой горит (А. Фет «Светоч»).

И по темной аллее пошли. / […] / И странней сторонилися

прочь… / Говорила за нас и дышала / Нам в лицо
благовонная ночь (А. Фет «В темноте, на терновнике
ярком…»).

Встает мой день, как труженик убогой, / И светит мне

без силы и огня, / И я бреду с заботой и тревогой. / […], / И
гасит ночь в руке дрожащей дня / […], / И, полные слезами
умиленья, / Мы об руку, блаженные, идем, / И тени нет
тяжелого сомненья (А. Фет «Встает мой день, как
труженик убогой…»).

И твоих волос густые кудри / […] / И гляжу я долго и не

знаю (А. Фет «Виноват ли я, что долго месяц…»).

И счастливец этот – я. / […] / И малютка эти звезды /

Кротко на меня взвела / И лилейный пальчик хитро / К розе
рта приподняла. / Нет, никто нас не увидит, / Мать так
пристально прядет, / И отец под звуки цитры / Песнь
старинную поет. / И малютка шепчет тихо, / Тихо, звуки
затая; / Много тайн немаловажных / От нее разведал я. /
«Но как тетушка скончалась, / И ходить нельзя уж нам /
На стрелковый праздник в Гослар; / Хорошо бывает там. /
Здесь, напротив, так пустынны / Гор холодных вышины, /
И зимой мы совершенно / Будто в снег погребены. / […], / И
ручонками прикрыла / Звезды глазок голубых. / Пуще ветр
шумит сосною / Прялка воет и ревет, / И под звонкий голос
цитры / Песнь старинная поет: / «Не страшись, моя
малютка, / Покушений власти злой; / День и ночь, моя
малютка, / Серафимы над тобой!» (А. Фет «Горная
идиллия»).

Он видит всё — улыбку, вздох и слезы. / Пусть он их видит

— пусть! / Давным-давно бессонницу и грезы / Он знает
наизусть. / Пускай весна наряд свой пестрый кажет / И я
вокруг гляжу; / […], / Что ясно так и внятно он читает /
По книге живота. / Как мраморный, блестящий и
холодный, / Мой прорицатель дня, / С улыбкой злой и гордо-
благородной / Он смотрит на меня (А. Фет «Добрый
день»).

И тосковать я сердцем стану снова, / И буду я опять у

этих ног. / […] / И при луне на жизненном кладбище /
Страшна и ночь, и собственная тень (А. Фет «Еще одно
забывчивое слово…»).

Из царства льдов, из царства вьюг и снега / Как свеж и

чист твой вылетает май! / Какая ночь! Все звезды до
единой / Тепло и кротко в душу смотрят вновь, / И в
воздухе за песнью соловьиной / Разносится тревога и
любовь. / Березы ждут. / Их лист полупрозрачный /
Застенчиво манит и тешит взор. / Они дрожат. Так деве
новобрачной / И радостен и чужд ее убор. / Нет, никогда
нежней и бестелестней / Твой лик, о ночь, не мог меня
томить! / Опять к тебе иду с невольной песней, /
Невольной – и последней, может быть (А. Фет «Еще
майская ночь»);

И, поджидая и ревнуя, / […] / Замрет тоскливый труд и

страх (А. Фет «Когда б в полете скоротечном…»);

Когда мечтательно я предан тишине / И вижу кроткую

царицу ясной ночи, / Когда созвездия заблещут в вышине /
И сном у Аргуса начнут смыкаться очи, / И близок час
уже, условленный тобой, / И ожидание с минутой
возрастает, / И я стою уже безумный и немой, / И
каждый звук ночной смущенного пугает; / И нетерпение
сосет больную грудь, / И ты идешь одна, украдкой,
озираясь, / И я спешу в лицо прекрасное взглянуть, / И вижу
ясное, – и тихо, улыбаюсь, / […], / Целую волоса душистые
и плечи, / И долго слушаю, как ты молчишь, – и мне / Ты
предаешься вся для страстного лобзанья (А. Фет «Когда
мечтательно я предан тишине…»).

Здравствуй! тысячу раз мой привет тебе, ночь! / Опять и

опять я люблю тебя, / Тихая, теплая, / Серебром
окаймленная! / Робко, свечу потушив, подхожу я к окну… /
Меня не видать, зато сам я всё вижу… / Дождусь,
непременно дождусь: / Калитка вздрогнет, растворяясь, /
Цветы, закачавшись, сильнее запахнут, и долго, / Долго при
месяце будет мелькать покрывало. (А. Фет «Здравствуй!
тысячу раз мой привет тебе, ночь!..»).

Каждое чувство бывает понятней мне ночью, и каждый /

Образ пугливо-немой дольше трепещет во мгле; / […] А в
отдалении колокол вдруг запоет – и тихонько / […] /
Лампу, и звуки, и ночь, их сочетавши в одно (А. Фет
«Каждое чувство бывает понятней мне ночью, и
каждый…»).

И весело к грядущему стремится. / […] / И в сердце свет

какой-то загорится. (А. Фет «Как эта ночь, ты радостно-
светла…»).

В душе расцвет немой и тайной силы! / О, окрыли – и дай

мне превозмочь / Весь этот тлен бездушный и унылый! /
[…] / И спит земля – и теплится, как море. / […] / И,
окрылен дыханием твоим, / Готов лететь над этой тайной
бездной (А. Фет «Как нежишь ты, серебряная ночь…»).

Ночная песнь гремит и тает. / О, погляди, как та звезда /

Горит, горит и потухает. / Понятен блеск ее лучей
И полночь с песнию своею (А. Фет «Как ярко полная
луна…»).

В каком-то забвеньи, немом и целебном, / […]. / И там, в

глубине, молодая царица, / Бегут пред тобой светоносные
пятна, / И этих несметных огней вереница / Одной лишь
тебе и видна, и понятна (А. Фет «Качаяся, звезды мигали
лучами…»).

Меж селеньем и рощей нагорной / Вьется светлою лентой

река, / […]. / И толпой голосистой и жадной / […] /
Пронеслась: освежись и испей! / […], / И не слышен им зов
соловьиный / В реве стад и плесканьи вальков. / […] / И
устами, спаленными зноем, / К освежительной влаге
прильну. (А. Фет «Ключ»).

Кусты и острый камень / Сквозят по косогору. / Замолк и

засыпает / Померкший пруд в овраге (А. Фет «Какой
горючий пламень…»)

Тиха была ночь, и хотели / Мы морю отдаться вполне. / И

остров видений прекрасный / Дрожал, озаренный луной
(А. Фет «Мой друг, мы с тобою сидели…»).

Да и те не видят нас среди ветвей / И не слышат –

слышит только соловей… / Да и тот не слышит, – песнь
его громка; / Разве слышат только сердце и рука: / […], /
Что чужая в ней пылает и дрожит, / Что и ей от этой
дрожи горячо, / Что к плечу невольно клонится плечо…
(А. Фет «Люди спят; мой друг, пойдем в тенистый сад…»).
И ночь красотой одевалася звездной. / Любуясь раздольем
движенья двойного, / Мечта позабыла мертвящую сушу, /
И с моря ночного и с неба ночного (А. Фет «Море и
звезды»).

И зачем в такие грезы / Манит мглу любовник ночи? /

[…], / И со мною что? – не знаю! (А. Фет «Мудрым нужно
слово света…»).

Ночью буря разозлилась, / Крыша снегом опушилась, /И

собаки – по щелям. / […], / И огни уж потушили / Вдоль
села по всем дворам. / […], / Говорила нам родная / И
родимый? – отвечай!.. / Вот теперь — что день, то
гонка, / И крикливого ребенка, / Повек девкою, качай! / И
когда же вражья сила / […] / Что молчишь и что
бледнеешь? / […] / – «Я прохожий – и от снега / До утра
ищу ночлега», – / […]; / Нет меня – так нет и лени! (А. Фет
«Метель»).

Сколько в них сердце почуяло неги и света! / […] / Рад и

сегодня я сном до зари не забыться! (А. Фет «Морской
залив»).

Молятся звезды, мерцают и рдеют, / […]. / Видны им наши

томленья и горе (А. Фет «Молятся звезды, мерцают и
рдеют…»).

Но если уж ты любишь и любим, / […]К луне ли взор – там

тихо и светло — / Опять она, опять ее чело! (А. Фет «Мой
сад»).

Ты скажешь, брося взор по голубой равнине: / «И небо, и

вода». / […] Всю эту ночь, весь блеск, весь пыл безумной
страсти / Возьми – и погаси! (А. Фет «На лодке»).
И опять в полусвете ночном / […] / Мы стоим и бросаем
друг друга. / И чем ближе к вершине лесной, / Чем
страшнее стоять и держаться, / Тем отрадней взлетать
над землей / И одним к небесам приближаться. / Правда,
это игра, и притом / Может выйти игра роковая, / Но и
жизнью играть нам вдвоем – / Это счастье, моя дорогая!
(А. Фет «На качелях»).

И воздухом чистым усталая грудь / […]. / И детская челн

направляла рука (А. Фет «Над озером лебедь в тростник
протянул…»).

И хор светил, живой и дружный, / […], / И я, как первый

житель рая, / Один в лицо увидел ночь. / […] / И с
замираньем и смятеньем / Я взором мерил глубину, / В
которой с каждым я мгновеньем / Всё невозвратнее тону
(А. Фет «На стоге сена ночью южной…»).

Прорвался луч – и всё горит, / И всё, что видимо для ока, /

Земного путника манит. / Но голубого неба своды /
Покрыли бледностью лучи, / И звезд живые хороводы / […],
/ И ночь, и мрак уединенья – / Единый путь до божества.
(А. Фет «Нельзя»).

Тихо и чутко / Плывет прохладительный воздух. / […] /

Чем дальше – светлей и прозрачней. / Смотришь – и
дышишь, / И слышишь дыханье свое, / И бой отдаленных
часов, / […]. / Вместе с зарею и сон / налетает на вежды
(А. Фет «Ночью как-то вольнее дышать мне…»).

В небесах звезда – и от нее, / […]. / И светла, прозрачна

дума эта, / […], / И давнишней гостье опыт рад. / Тихо всё,
покойно, как и прежде; / Но рукой незримой снят покров /
Темной грусти. Вере и надежде / Грудь раскрыла, может
быть, любовь? (А. Фет «Ночь. Не слышно городского
шума…»).

И за ангелами в вышних / […]. / И над Ним горит высоко /

[…] / Злато, смирну и ливан. (А. Фет «Ночь тиха. По тверди
зыбкой…»).

Устами ищешь уст и нежно так ко мне / Горячей щечкой

припадаешь! / И я, рукой коснувшись как-нибудь / Твоих
грудей, их сладостно взволную; / […] / И мне милее день…
(А. Фет «Ночь и день»).

Жаждет счастье и дать, и хранить; / […] / И безмолвна,

кротка, серебриста, / […] / Видит только что вечно и
чисто (А. Фет «От огней, от толпы беспощадной…»).

Не ведал жизни он и не растратил сил / […] / Любовью

первой и последней. / […] / И встретил нежность
состраданья… / […] / И чует сердцем, где Россия… (А. Фет
«Ошибка»).

Кустарник тот и холм для моего пути. / […]. / Нет, я

люблю и жду возмездия забот (А. Фет «Подражание XVI
идиллии Биона (из Шенье)»).
И всплывают, и стонут, и тонут – / Но о чем это стонут
оне? (А. Фет «Полуночные образы реют…»).

Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой / Каймою тень

легла от сосен в лунный свет… / […] / Сюда и доступа
мятежным звукам нет. / […] / Придет – и убежит в
объятия валов. / […] / А там придет волна – и грянет
между нами… / Я не пойду туда: там вечный плеск и шум!
(А. Фет «Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой…»).
Душа светла – и жизнь легка. / […]. / И с каждым шагом
город душный / Передо мной стесняет даль; / […] / И с
переливом серебристым, / С лучом, просящимся во тьму, /
Летит твой голос к звездам чистым / И вторит сердцу
моему. (А. Фет «Ревель»).

И тебя не встревожу ничуть, / И о том, что я молча

твержу, / […] / И я слышу, как сердце цветет. / И в
больную, усталую грудь / Веет влагой ночной… я дрожу
(А. Фет «Я тебе ничего не скажу…»).

И царица моя спит. / […] / И блестят веслом бессонным /

Запоздалые гребцы (А. Фет «Венеция ночью»).

Так и льнет, целуя / Тайно и нескромно. / И тебе не

грустно? / И тебе не томно? / […]. / И тебе не томно? / И
тебе не больно? (А. Фет «В дымке-невидимке»).

Мельница, речка и даль / В лунном сиянии. / Можно ль

тужить и не жить / Нам в обаянии? (А. Фет «В лунном
сиянии…»).

Чем тоске, и не знаю, помочь; / […]. / Точно думы всё те

же и в нем, / […] / Разгорюсь – и опять не усну. / Знать, в
последний встречаю весну / И тебя на земле уж не встречу
(А. Фет «Чем тоске, и не знаю, помочь…»).

Днем в окно тепло и резко / […] / И затихнет песнь моя?

(А. Фет «Весна на юге»).

Как твой покров, свиваясь и белея… / […] / Иль заодно с

тобой и ночь, и мгла / Меня томят и нежат в
заблужденьи? / Иль это страсть больная солгала / И жар
ночной потухнет в песнопеньи? (А. Фет «Последний звук
умолк в лесу глухом…»).
Мрачил твое сердце и жил без забот. / […], / Как верила
счастью, – о боже!.. И вот, / […]; / Смотри, и луны уж
прошло обаянье, / И тучи минуют, – Тереза, прощай!
(А. Фет «Прощай, Тереза! Печальные тучи…»).

Я узнаю тебя и твой белый вуаль, / […], / И в ночи при луне,

и в сиянии дня; / И гитару твою далеко слышу я / Под
журчанье фонтана и песнь соловья… / Днем и ночью гляжу
сквозь решетку я вдаль – / Не мелькнет ли в саду
белоснежный вуаль? (А. Фет «Я узнаю тебя и твой белый
вуаль…»).

Меж теми звездами и мною / Какая-то связь родилась. /

[…], / И звезды тихонько дрожали, / И звезды люблю я с
тех пор… (А. Фет «Я долго стоял неподвижно…»).
Я жду… Темно-синее небо / И в мелких, и в крупных
звездах, / Я слышу биение сердца / И трепет в руках и в
ногах. / Я жду… Вот повеяло с юга; / Тепло мне стоять и
идти (А. Фет «Я жду… Соловьиное эхо…»).
Расставанье в нем есть, и страданье в нем есть, / И
далекий неведомый клич. / […] / И не нужно речей, ни огней,
ни очей (А. Фет «Что за звук в полумраке вечернем? Бог
весть…»).

Серебро и колыханье / Сонного ручья, / […], / И лобзания, и

слезы, / И заря, заря!.. (А. Фет «Шепот, робкое дыханье…»).

Что за вечер! А ручей / Так и рвется. / […] / Всё трепещет

и поет / Поневоле (А. Фет «Что за вечер! А ручей…»)

Я тоскую и беспечен, / […], / Где двенадцать ударяет, /

Там и первый настает (А. Фет «Хронос»).
Иль поет и ярко так и страстно / Соловей, над розой
изнывая? / […] / На суку извилистом и чудном, / […] / И
алмазной пылью водометы. / […], / Всё растет и рвется
вон из меры, / […], / И на сердце много сладкой веры. /
[…]; / Миг еще – и нет волшебной сказки, / И душа опять
полна возможным (А. Фет «Фантазия»).

Ночь и я, мы оба дышим, / Цветом липы воздух пьян, / И,

безмолвные, мы слышим, / […]. / – Я, и кровь, и мысль, и
тело – / […], / И заря потушит ночь (А. Фет «Фонтан»).

И неразгаданные лица / Из пепла серого глядят. / Встает

ласкательно и дружно / Былое счастье и печаль, / И лжет
душа, что ей не нужно / Всего, чего глубоко жаль. (А. Фет
«У камина»).

Долго ли чуять, что выше и краше / […] / Так и по смерти

лететь к вам стихами (А. Фет «Угасшим звездам»).

Скользит и свой двойник на влаге созерцает. / […] / Как

тихо… Каждый звук и шорох слышу я (А. Фет «Уснуло
озеро, безмолвен лес…»).

Весна и ночь покрыли дол, / Душа бежит во мрак

бессонный, / И внятно слышен ей глагол / Стихийной
жизни, отрешенной. / И неземное бытие / […] / И веет
прямо на нее / […], / Туман волнуется и тает, – / И
встретить очевидный день (А. Фет «Весна и ночь
раскрыли дол…»).

И втайне думаешь: причудлива, черства / […] / Сиянья не

встречать пышнее и прелестней, / И знаю – низойдут их
яркие лучи / Ко мне и трепетом, и песней (А. Фет «Ты
расточительна на милые слова…»).
Всё бы слушал тебя – и молчать мне невмочь / […], / И
огни золотые горят; / […] / И в лицо прямо смотрит, – он
жгуч; / В недалекой тени непроглядных ветвей / И
сверкает, и плещется ключ. / И меняется звуков отдельный
удар; / […]. / Словно всё и горит. и звенит заодно (А. Фет
«Благовонная ночь, благодатная ночь…»).

И в сладострастной темноте / […], / Поют – и эхо по реке

/ Несет аккорды серенады. / И звуки, стройные сыны /
[…] / И ждет отрадного ответа. / И вдруг раздался тихий
звон / Замка средь звуков песнопенья, / И вот брюнетка на
балкон / Взошла с улыбкой умиленья, / И, будто невзначай,
само (А. Фет «Серенада»).

И сладостно цвет задышал, / […]. / И светлая капля

дрожит теплотой / И мещет сиянье вокруг; / И сильфы
собрались веселой толпой / С улыбкой взглянуть на
подруг. / И крошка сильфида взяла светляка / На пальчик.
Он вьется как змей. / Как ярко лицо и малютка-рука /
Сияньем покрылись у ней! / […] / И весь упоенный
раскрылся тюльпан / […], / И сильфы с улыбкой
встречают родню / И светлого друга зари (А. Фет
«Сильфы»).

Чистой и вольной душою, / Ясной и свежей, как ночь

(А. Фет «Только что спрячется солнце…»).
Солнце садится, и ветер утихнул летучий, / Нет и следа
тех огнями пронизанных туч; / Вот на окраине дрогнул
живой и нежгучий, / Всю эту степь озаривший и гаснущий
луч. / Солнца уж нет, нет и дня неустанных стремлений, /
[…] / Так же и мне, оглянувшись на жизнь, умереть!
(А. Фет «Солнце садится, и ветер утихнул летучий…»).

Я в жизни обмирал и чувство это знаю, / Где мукам всем

конец и сладок томный хмель, / […]. / Пусть головы моей
рука твоя коснется / И ты сотрешь меня со списка бытия,
/ […], / Мы силы равные, и торжествую я (А. Фет
«Смерти»).

И оба сердца пышут страстью, / И оба сердца рвутся к

счастью, / И счастье вечно далеко (А. Фет «Среди
несметных звезд полночи…»).

С лица земли, где всё темно и скудно, / К нам, в нашу глубь,

где пышно и светло» (А. Фет «Среди звезд»).

Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, / Как и

сердца у нас за песнию твоей. / […], / И так хотелось
жить, чтоб, звуки не роняя, / Тебя любить, обнять и
плакать над тобой. / И много лет прошло, томительных и
скучных, / И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь, /
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных, / Что ты одна
– вся жизнь, что ты одна – любовь. / Что нет обид судьбы
и сердца жгучей муки, / А жизни нет конца, и цели нет
иной, / […], / Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
(А. Фет «Сияла ночь. Луной был полон сад…»).

Приметно от волн и земли. / […], / И лишний один

разглядели / Еще мы корабль вдалеке. / Шла речь о
крушеньях и бурях, / […] / Что он между небом и бездной, /
Надеждой и страхом всегда. / Про Север и Юг толковали, /
[…], / И стройные, кроткие люди / Там лотос, склоняяся,
чтут. / […] / Готовя, пищит и орет (А. Фет «С порога
рыбачьей избушки…»).

Сова и нетопырь. / И стекол нет, и свищет вихорь ночи /

[…]. / И кто-то там мелькает в свете лунном, / […] / И
слышатся на помосте чугунном / Шаги и звуки шпор. / И
грустную симфонию печали / Звучит во тьме орган… / То
тихо всё, как будто вечно спали / И стены, и орган (А. Фет
«Notturno»).

И взоры твои преклонялись. / […] / И робко в груди

застучало? / […], / Что светит и мощно, и нежно, / И
яркое это молчанье / Разгадывать стану прилежно (А. Фет
«Сегодня все звезды так пышно…»).

И морем мы, и Травою / До Любека дойдем. / И как бы

ветру флюгером (А. Фет «Весь переезд забавою…»).

Я дорожил и в тишь, и в бури / […] / И в душу просится

мою (А. Фет «Была пора – своей игрою…)»).

За кормою струйки вьются, / Мы несемся в челноке, / И

далеко раздаются / […] / И луна бежит вослед. / […], / И,
дробяся, раздаются / Звуки «Нормы» вдалеке (А. Фет «За
кормою струйки вьются…»).

И палящего солнца лобзанье / […] / Задремавших лесов и

полей, / Где же вырваться птичке на волю / С затаенною
песнью своей? / И сюда я, где сумрак короче, / […] /
Прилетаю и петь, и любить. (А. Фет «За горами, песками,
морями…»).

И мы как птица полетели. / И ярким золотом, и чистым

серебром / […] / Струилися от волн и трав благоуханья. /
За нами мельница едва-едва видна / И берег посинел
зеленый… / И вот под лодкою вздрогнувшей быстрина /
[…], / Белели яблони и трепетали ивы. / И под лобзания
немолкнущей струи (А. Фет «На Днепре, в половодье»)

О боже, боже! все народы мне / Покорны, как-то — Азия,

Европа, / Америка и Африка и… и… / И Полинезия. – На
море и на суше / […] / И силы мне еще не занимать. / […] /
Без памяти бедняга с ног слетел, / и три часа водою
отливали. / Богатства ли? И поминать не стоит! / У
мужика иного столько ржи / И за сто лет в амбаре не
бывало, / […] / Есть у меня сокровище и клад, / Который
день и ночь алмазным блеском / […] / И красоты девичьей
ненаглядной. / […] / Горит, дрожит и прямо в душу
светит / И, точно камень, слова не проронит. / Да, я и царь
счастливый, и отец. / […] / Тебе всосалась в сердце и не
даст / Ему одной минуты отдохнуть. / […] / Всех знахарей
сзывал и колдунов – / Шептали, обливали и курили. / […]. /
И потому осел, что болен я, / Душою болен – этой жгучей,
колкой / И ядовитой раной. – Вот и глуп. / […]. / Где им
понять, чего и сам-то я / […], / И слезы злобы горько жгут
глаза. / […] / Что это? Трубный звук и славы звук. / […]. /
Случаются и тут переполохи: / […] / Так и пошлешь
надежных генералов; / […] / И дело в шляпе. Вот в
последний раз / Султан арапов белых возмутился / И даже
к нам, к столице нашей славной / […] / И вот труба победу
возвещает. / […] / Пройдут, – затем и этот малый трон /
[…]/ Вставай и сядь здесь рядом на престоле. / […] / И
твоему Баркасу генеральский / […]. / Вот ты и знай./ […] /
И все-таки каталась бы от смеху (А. Фет «О Боже, боже,
все народы мне…»).

И я спокойно сидел на белом песке / […] / И светлой весной

человека, / И небом цветущим Эллады. / […], / Лгать и
удачно ему убегать помогало / Из объятия нимф и пещер
исполинов, / За ним в киммерийскую ночь, и в ненастье, / И
в кораблекрушенье неслось, / И с ним несказанное горе
терпело. / Вздохнувши, сказал я: «Злой Посейдон, / Гнев
твой ужасен, / И сам я боюсь / […], / И бог морской из
белеющих волн / […], / И тебе не давала советов ни в чем /
[…] / И в море опять погрузился, / И над грубою остротой
моряка / […], / И глупые дщери Нерея. (А. Фет
«Посейдон»).

А море злей и злей бурлит, / И пена плещет на гранит — /

[…] / Так тяжела и так плотна, / […], / Всесилен и
неумолим (А. Фет «Буря»).

И тихо, и светло – до сумерек далеко; / Как в дымке

голубой и небо, и вода, – / […]. / Да, тихо и светло; но ухом
напряженным / Смятенья и тоски ты крики разгадал: /
[…] / И, в воздухе кружась, летят к навесам скал. / Ночь
будет страшная, и буря будет злая, / Сольются в мрак и
гул и небо и земля… (А. Фет «Приметы»).

Утесы. зной и сон в пустыне, / […], / И вдалеке земной

твердыне / […]; / И, забывая век свой бурный, / По пестрой
отмели бежит / И преломленный и лазурный; / […] / И,
умирающий, всё страшен / Всей перейденной глубиной.
(А. Фет «Прибой»).

Под бурями, под ливнем и грозою / […]. / И вдруг вчера –

тебя я не узнала: / […] / Все бури ей, все ливни и метели /
Не надрывают грудь? / […], / И что-то в ночь весь сад
пробороздило, / И следом всё легло? / И никому не
рассказало море (А. Фет «Ты был для нас всегда вон той
скалою…»).

Свобода и море / Горят впереди. / […], / И слушает ухо, / И

пилит рука (А. Фет «Узник»).

И что-то, белеясь, встает. / Из волн поднимается фея / И

села со мной у зыбей. / […], / Больнее мне всё и больней. /
[…] / «Твой взор всё мутней и влажнее, / Прекрасная фея
морей!» (А. Фет «Уж вечер надвинуться хочет…»).
Я взглянул чрез леса и чрез нивы: / […], / Ближе, ближе – и,
всё затопив, предо мной / […] / Я привык и не жду
перемены (А. Фет «Утес»).

И тень золотая ложится / […]. / Ожившая память

несется / К прошедшей тоске и веселью; / То сердце
замрет, то проснется / За каждой безумною трелью. /
[…], / И месяц бежит полосою / Вдоль вод тихоструйного
Майна (А. Фет «Весеннее небо глядится»).

И, с грохотом о берег мой / Разбившись в брызги, убегала. /

И новые росли во мгле, / Росли и небу, и земле / […]; /
Размыть уступы острых плит / и вечный раздробить
гранит / […], / Волна светла, –и, чуть дыша, / Легла у ног
скалы отвесной; / И, в лунный свет погружена, / В ней и
земля отражена / И задрожал весь хор небесный. (А. Фет
«Вчера расстались мы с тобой…»).

На душе и стыд, и горе (А. Фет «Телемак у Каллипсы»).

И мох зеленел по уступам стены, / Трава колыхалась

сухая. / И верхние плиты разбиты грозой / […], / И в
полдень сверкает, играя с лучом, / Прозрачный жемчуг
винограда. / И всякому звуку внимает стена: / Шумящий ли
ворон несется – / И ворону в сторону явно сполна / Двоякий
полет отдается (А. Фет «Стена»).

И как сидит он, как он ждет, / Разверзлась вдруг волна, / И

поднялась из шума вод / Вся влажная жена. / […] /
Людским умом и злом людским / Манишь в смертельный
зной? / […], / И был здоров вдвойне. / […] / И лики их, дыша
волной, / […], / И стала в нем душа полна (А. Фет «Рыбак»).
Мне жаль и фонтана ночного, / Мне жаль и жуков
заревых, / […] / И ночи цветов распускных. / […] / Поверь
мне, что эта улыбка / Царица и дням и ночам (А. Фет
«Вечерний сад»).

И ветви о недавнем зное, / И роз, проснувшихся едва, /

[…]. / Прощай, соловушко! – И я / Готов на миг
воскреснуть тоже, / И песнь последняя твоя / Всех вешних
песен мне дороже (А. Фет «Дул север. Плакала трава…»).

И с той поры мечта моя / […]. / И строгой силою ветвей /

Гордясь от века и до века (А. Фет «К молодому дубу»).

Это утро, радость эта, / Эта мощь и дня и света, / Этот

синий свод, / Этот крик и вереницы, / Эти стаи, эти
птицы, / Этот говор вод, / Эти ивы и березы, / Эти капли –
эти слезы, / Этот пух – не лист, / Эти горы, эти долы, /
Эти мошки, эти пчелы, / Этот зык и свист, / Эти зори без
затменья, / Этот вздох ночной селенья, / Эта ночь без
сна, / Эта мгла и жар постели, / Эта дробь и эти трели, /
Это всё – весна. (А. Фет «Это утро, радость эта…»).

И в душу снова просятся / Пленительные сны. / […] / И над

душою каждою / Проносится весна. (А. Фет «Уж верба вся
пушистая…»).

И в дальном колокольном звоне / […], / И, пресыщенная

дождями, / Не верит солнышку земля. / Под кровлей
влажной и раскрытой / Печально праздное житье (А. Фет
«Дождливое лето»).

И надо мною лишь одним / Зарею радуга стояла. / […] /

Чего ты ждешь, того и нет / […] И живоносные шлет
тучи. (А. Фет «Нежданный дождь»).

И явства сочные с их паром благовонным, / […] / И – отчих

кладовых старинное добро – / […] / Тут в розовом венке и
Лидия была, / И Пирра смуглая, и Цинтия живая, / И
ученица муз Неэра молодая (А. Фет «Питомец радости,
покорный наслажденью…»).

Лист зеленеет на ветке и воздух становится чище; / […] /

Так и сияют у ней, – а губки и бледные ручки / […] / Лучше
согласен я крыс и мышей в моей комнате слушать, / Лучше
колеса пускай гремят непрестанно у окон, / Чем этот шум
и удары глупых, бессмысленных капель; / Точно как будто
бы птиц проклятое стадо / Сотнями ног и носов терзают
железную кровлю. / […] / Для прекрасной и лавров юных на
кудри поэта (А. Фет «Рад я дождю!.. От него тучнеет
мягкое поле…»).

И воробей своим крылом, / […], / И будто в золотой пыли /

Стоит за ней опушка леса. / […], / И что-то к саду
подошло, / По свежим листьям барабанит. (А. Фет
«Весенний дождь»).

Всё дождь и дождь, и солнце лик свой прячет, / А хлеб

насущный наш гниет в снопах. / И кажется, само-то небо
плачет / О прежних светлых, лучших наших днях (А. Фет
«А.А. Тимирязеву»).
 О ветре
И силу в грудь, и свежесть в кровь / […] / Волна ладью в
размер весла / Качает и несет, / И вышних гор сырая мгла /
[…] / Здесь любовь и жизнь со мной! / На […], / И в залив
глядится / Дозревающий плод. (А. Фет «На озере»).

Про животных
Цветы там она увидала и травы долины / И радостной их
и живой пестротою пленилась. / Она услыхала звонки
говорливые стада / И мелких серебряных звуков игрою
пленилась. / Коня увидала она, проскакавшего в поле, / И
лошади статной летучей красою пленилась. / И мирными
кровами хижин она и деревьев, / И даже убогой гнилушкой
лесною пленилась. / И, всё полюбя, уж на небо она не
просилась — / И рада была, что ночною порою скатилась
(А. Фет «Из Гафиза»).

Слышится ближе и ближе, / […] / И раздается

трикраты / Ясно и томно: ку-ку (А. Фет «Кукушка»).

Вот понеслась и зачертила – / И страшно, чтобы гладь

стекла / Стихией чуждой не схватила / Молниевидного
крыла. / И снова то же дерзновенье / И та же темная
струя, — / Не таково ли вдохновенье / И человеческого я?
(А. Фет «Ласточки»).

И душистого ландыша ждет. / […] / И душою

подкупленной веришь (А. Фет «Весенние мысли»).

И тебя не тронут когти, / […] / И истечь горячей кровью

(А. Фет «Веселись, о сердце-птичка…»).

И вот навстречу лбу несется лоб наклонный, / Удар – и

грянул лес, и дрогнул воздух сонный (А. Фет «Супруг
надменный коз, лоснящийся от жиру…»).
Без тебя темно и дико / […] / И опять хандра… (А. Фет
«Не ворчи, мой кот-иурлыка»)

Напомнили мне соловья и розу. / […], / И светлый ряд

новорожденных дум / […], / И убежит ненужная угроза. /
[…], / И в вас одной и соловей, и роза (А. Фет «Весенних
чувств не должно вспоминать…»).

Каждый час и каждый миг / […] / Спит, нема и холодна, /

[…], / И из стужи мертвых грез / Проступают капли слез
(А. Фет «Глубь небес опять ясна…»).

И нем язык: / Вы с гиацинтами – и рядом / Больной старик

(А. Фет «В смущеньи ум, не свяжешь взглядом…»).

Иду я молча, – медленно и рядом / […] / В лицо – иду – и

соловьи поют. / […], / И грудь вздыхает радостней и шире,
/ И вновь кого-то хочется обнять. / Придет пора – и скоро,
может быть, – / […] / И ничего не будет уж любить
(А. Фет «Еще весна, как будто неземной…»).

И над беседкою весна / […], / И перед нами на песок / […] /

И на концах твоих ресниц / […]. / Я говорить хотел – и
вдруг (А. Фет «Еще акация одна…»).

И всё, что движется и дышит, / Задышит новою весной

(А. Фет «Еще, еще! Ах, сердце слышит…»).

Тень слаба и открыто кругом. / Как сошлись и какими

судьбами / […] / И как будто истомою жадной (А. Фет
«Зной»).

И дуновение метели / […] / Но миг один – и солнцем

вешним / Согреет юные поля, / И счастьем светлым и
нездешним / Дохнет воскресшая земля. (А. Фет «Когда
смущенный умолкаю…»).

И облаков воздушен рой, / […] / И погасать в ее огнях! /

[…] / И рад я, что не может быть / Ничто вольней и легче
их (А. Фет «Когда вослед весенних бурь…»).

И вновь душа невольно вспоминает / […] / И лик небес,

усеянный звездами (А. Фет «Когда опять по камням
заиграет…»).

Не нужно мне слова и взора участья, / Оставь и дозволь

мне рыдать! / […] / И только что сумрак разгонит
денница, / […] / И счастью и песне конец (А. Фет «Не
нужно, не нужно мне проблесков счастья…»).

С твоим я встретиться робел и жаждал взором / И

приходил молчать. Я и теперь молчу. / Добра и красоты в
чертах твоих слиянье / […] / И кликал соловей серебряные
сны; / Теперь душистей лес, пышнее тень ночная, / И хочет
соловей запеть, как утром мая… (А. Фет «О друг, не мучь
меня жестоким приговором!..»).

Без вас и май бы не был маем, / И старый парк бы был

иным. / И не перила лишь пещрили / […] / И хоть и лень за
дело взяться (А. Фет «О.И. Щукиной»).

И под изрытою корою / […] / И, в их кривые промежутки

(А. Фет «Одинокий дуб»).

Мягко и ярко, что утро весной, / […] / Чувство и слово

лови (А. Фет «Перлы восточные – зубы у ней…»).

Прости – и всё забудь в безоблачный ты час, / […] / И в

негу вешнюю врываются не раз / […] / Когда ж под тучею,
прозрачна и чиста, / […] / Былинки не найдешь и не
найдешь листа, / Чтобы не плакал он и не сиял от счастья
(А. Фет «Прости — и всё забудь в безоблачный ты час…»).

И в сердце стихнувшем уснуло, / […], / Хотя на миг горяч и

молод (А. Фет «В альбом в первый день Пасхи…»).

И только этот вечер майский / […] / И на траве два

изумруда – / Два светляка (А. Фет «Я повторял: когда я
буду…»).

Пришла, – и тает всё вокруг, / […] / И сердце, пленник

зимних вьюг, / […] / И вздохи неба принесло / […] / И в
торжестве неизъяснимом / […] / И с неба песня, как
бывало (А. Фет «Пришла, — и тает всё вокруг…»).

И звонко щебетали. / Я под окном сидел, влюблен, / Душой и

юн, и болен. / […] / И шел, и рос поющий хор, – / И
непонятной силой / В душе сливался лик небес / С
безмолвною могилой. / И шел, и рос поющий хор, – / И
черною грядою / […]. / И миновал поющий хор, / Его я минул
взором, / И гробик розовый прошел / За громогласным
хором. / […] / И мне казалось, что душа / […] / И самое
страданье. (А. Фет «Был чудный майский день в
Москве…»).

В вечер такой золотистый и ясный, / […] / Не поминай

мне, о друг мой прекрасный, / Ты о любви нашей робкой и
бедной. / […] / Как и помыслить о нем не стыдиться? / В
блеске, какого нет шире и краше (А. Фет «В вечер такой
золотистый и ясный…»).

Как дышит грудь свежо и емко – / Слова не выразят

ничьи! / […]! / В эфире песнь дрожит и тает, / На глыбе
зеленеет рожь – / И голос нежный напевает: / «Еще весну
переживешь!» (А. Фет «Весна на дворе…»).

Пропаду от тоски я и лени, / […], / Сердце пышет всё боле

и боле, / […] / И никак я понять не умею (А. Фет «Пчелы»).

И рядом, куст родной смущая, / И силясь и боясь летать, /

[...] / И ловит мошек на лету. (А. Фет «Я рад, когда с
земного лона…»).

И с побелевших яблонь сада / […] / И в сердце песню зарони

(А. Фет «Цветы»).

И в этих заводях огонь / […] / И освежительный туман

[…] / Заря, и счастье, и обман (А. Фет «Тихонько движется
мой конь…»).

И курганов зеленеет / Убегающая цепь. / И далеко меж

курганов / Темно-серою змеей / До бледнеющих туманов /
Пролегает путь родной (А. Фет «Теплый ветер тихо
веет…»).

/ Воскресну я и запою, – И сорок мучеников сами / Мне

позавидуют в раю (А. Фет «9 Марта 1863 года»).
И у ног прекрасной дамы / […] / И светились мне
навстречу / В паре ясных женских глаз. (А. Фет «Как луна,
светя во мраке…»).

И в расцветающий сад за высоким, ревнивым забором /

[…], / И под окном соловей громко засвищет любовь. / Что
за головка у ней, за белые плечи и руки! (А. Фет «Право, от
полной души я благодарен соседу…»).
И поздний пар от их котлов / Упитан ужином душистым. /
[…] / И набежавших туч края / […] / Какая тень и аромат
/ […] / И до огней зари восточной (А. Фет «Ты видишь за
спиной косцов…»).

Пропал ямщик, звеня и не пыля. / […] / Вдали огня иль песни

– и не ждешь! / […] / Волнуется и наливает рожь. / […] /
Вот жук взлетел, и прожужжал сердито, / […] / И слышу
я, в изложине росистой / […] / И как река засветит
Млечный Путь (А. Фет «Степь вечером»).

И мох зеленел по уступам стены, / Трава колыхалась

сухая. / И верхние плиты разбиты грозой / […] / И в
полдень сверкает, играя с лучом, / Прозрачный жемчуг
винограда. / И всякому звуку внимает стена: / Шумящий ли
ворон несется – / И ворону в сторону явно сполна (А. Фет
«Стена»).

Повторение союза а
А ревнивый месяц / Смотрит вдоль села. // Подойти к окошку  — / Долго ль до беды? / А
проснутся завтра  — / Разберут следы