Ссылка на материал: https://ficbook.

net/readfic/4047053

Дни Мародёров
Направленность: Гет
Автор: -Joy- (https://ficbook.net/authors/1148535)
Фэндом: Роулинг Джоан «Гарри Поттер»
Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Драма, Мистика, Детектив, Экшн (action), Мифические существа
Предупреждения: Смерть основного персонажа, OOC, ОМП, ОЖП
Размер: Макси, 2003 страницы
Кол-во частей: 74
Статус: закончен

Описание:
Прекрасных принцев здесь нет. Это история о Мародерах.

Публикация на других ресурсах:

Только с разрешения автора

Примечания автора:
Группа ВКонтакте: https://vk.com/cheriesplace

Роксана Малфой принадлежит моей любимой музе - Viria13.

 TOC

TOC 2
Две мыши в большой траве 5
О том, как важно не быть Блэком 23
Плохой мальчик 31
О том, как важно не быть Малфой 41
Run away Roxanne 58
Вечером у Эванс 66
Цветы и стеганые одеяла 74
Солнечный чердак 89
Одну кровать для оборотня 103
Пьяный вампир в волшебном лесу 115
Волшебники в кожаных куртках 131
Выжить любой ценой 143
Ошибки, которые нас делают 163
Начало войны 177
Это - твоя семья 198
Дождь в засуху 217
Поезд памяти 236
Розовые французские волосы 271
Слишком много краски 294
Ветрено. Девочкам вход воспрещен 328
У Хагрида в подполье 343
Озеро слёз 355
Бабочка и волк 377
I Hate Everything About You 395
Отметины и Метки 426
Змеиный Клубок 462
Мятное целебное зелье 491
Очень долгая ночь 536
Быть человеком 581
Кружка, полная осени 611
Посмотри на меня 645
Волк и крыса 684
Паучья ночь 721
Миледи приходит на помощь 746
Всякие разные сплетни 807
2/2147
Фурия 846
Соломенный вампир 878
Лучшее лекарство 941
Слишком много секретов 972
Двенадцатый день. Часть 1 1017
Двенадцатый день. Часть 2 1031
Сюрпризы приятные и не очень 1055
Christmas Carols 1089
Christmas Carols. Сириус и Роксана 1119
Christmas Carols. Джеймс и Лили 1156
Dark side of the Moon 1227
Очень грязное место 1267
Чары Исчезновения 1279
Грязнокровка и Волк 1304
Слизеринки и Слизеринцы 1351
Великая и ужасная Хрень 1414
Ночь охотников. Часть 1 1435
Ночь охотников. Часть 2 1452
Ночь охотников. Часть 3 1473
Мужской поступок 1486
Подарок 1506
Safe and Sound 1532
Пятый Мародёр 1572
Скелеты в шкафу. Часть 1 1609
Скелеты в шкафу. Часть 2 1641
Колыбельная для волка 1665
Леди в черной шляпе 1694
Before the Dawn 1716
О пользе метел и поросят 1750
Bury Me Alive 1803
Мэри и её волк 1848
О вреде подслушивания 1884
Шалости, глупости и покушение на убийство 1912
Пролитое зелье 1946
Ночь святого Лепрекона 1974
Лабиринт Валери Грей 2011
Проклятый дом. Часть 1 2041

3/2147
Проклятый дом. Часть 2 2069
Эпилог 2118

4/2147
Две мыши в большой траве
…31 июля 1970 года…

«Это было давно, это было давно,

В королевстве приморской земли:
Там жила и цвела та, что звалась всегда,
Называлася Аннабель-Ли,
Я любил, был любим, мы любили вдвоем,
Только этим мы жить и могли.
И, любовью дыша, были оба детьми
В королевстве приморской земли.
Но любили мы больше, чем любят в любви, —
Я и нежная Аннабель-Ли,
И, взирая на нас, серафимы небес
Той любви нам простить не могли.
Оттого и случилось когда-то давно,
В королевстве приморской земли, —
С неба ветер повеял холодный из туч,
Он повеял на Аннабель-Ли;
И родные толпой многознатной сошлись
И ее от меня унесли,
Чтоб навеки ее положить в саркофаг,
В королевстве приморской земли…»
Э.По

Влажный морской ветер ворвался в гостиную летней резиденции Малфоев, с силой

распахнув стеклянные двери. Старый эльф испуганно грохнул поднос с чайным набором
на кофейный столик и в очередной раз побежал успокаивать взбесившуюся ткань. Толку
в этом было мало, но его хозяйка каждый раз недовольно морщилась, когда занавеси
поднимались у нее за спиной, так что эльфу приходилось с ними сражаться.
Гроза набухла над Сан-Себастьяном с самого утра, придавив маленький город
к земле так, что жители едва могли дышать. Тяжелые черные тучи больше часа
угрожающе рокотали над морем, и оно то и дело нервно накатывалось на горный кряж.
Казалось, что вода стремится выломать эту часть материка и унести прочь вместе
с белым, старинным поместьем.
— Отвратительная погода, — заметила Эдвин Малфой, прикрывая костлявые плечи
шифоновой накидкой. Она выглядела великолепно в своем темно-зеленом шелковом
платье. — Что может быть хуже ветра? — женщина как бы невзначай коснулась своей
прически и улыбнулась гостьям.
Сегодня она принимала будущих родственниц, Друэллу Блэк с дочерью, Нарциссой,
и Вальбургу Блэк. Женщины пили чай в летней гостиной. Обычно здесь царила
атмосфера света, легкости и свежести, должно быть, из-за большого количества
растений. Но сегодня воздух был тяжелым и спертым.
— О, вы правы, дорогая. Погода просто ужасная, — немедленно подтвердила Друэлла
Блэк, передала дочери свою чашку и натянула накидку, которую пару минут назад
сама же сбросила на диван, так как было довольно душно.
Нарцисса, бледная малокровная девочка с кукольным личиком и белокурыми волосами,
5/2147
молча приняла из рук матери чашку, и так и замерла с ней в руках, не зная, что дальше
делать, и не смея вздохнуть под скользящим взглядом Эдвин Малфой, своей будущей
свекрови.
В детской комнате за стеной раздался взрыв смеха. Голубые глаза девочки
тут же вспыхнули, и их взгляд жадно метнулся к запертой двери.
Нарцисса Блэк приехала сюда всего несколько часов назад и, хотя ей предстояло
провести в этом доме всё лето, она уже мечтала сбежать.
Её лицо, несмотря на юный возраст уже начала сковывать светская учтивость, почти
такая же непроницаемая, как у троих других женщин. Губы её были ни грустными
ни веселыми, брови спокойной дымкой подчеркивали гладкий чистый лоб, вот только
в глазах всё ещё плескалась жажда жизни, которую Друэлла и Эдвин тщательно
сводили на нет в течение долгих лет, превращая веселую и живую девочку в миссис
Малфой.
— Неужели вам не страшно? — Вальбурга Блэк лениво протянула руку в сторону,
и расторопный эльф тут же подал ей чашку. Миссис Блэк была облачена в узкое черное
платье, а её смоляные волосы были такими гладкими и блестящими, что казались
мокрыми — по новой моде она укладывала их на голове замысловатой короной, так что
можно было подумать, будто это не локоны, а сплетенные в тугой комок змеи. — Здесь
чуть ли не каждый день шторм, а из вашего окна море видно, — свободной рукой она
отодвинула длинную, вздрагивающую занавеску. — Мы, англичане, привыкли к сырости,
но на вашем месте я бы немедленно умерла со страху!
Эдвин чуть сузила глаза, но одарила будущую родственницу улыбкой и сказала
с преувеличенной учтивостью:
— Вы очень заботливы, Bourgie. Но нас трудно испугать… непогодой. А как поживает
ваш…
Из детской вдруг снова донесся смех, и сразу кто-то громко произнес: «Тс-с-с!»
Эдвин непроизвольно дернула головой, но сдержалась.
Она терпеть не могла маленьких детей, так как полагала, что более глупых
и бесполезных существ трудно сыскать, и предпочитала не связываться с ними
до тех пор, пока они не вырастут. Только для одного из них она сделала исключение.
И именно его неожиданное появление избавило детей в соседней комнате
от возможного наказания.
Как только Эдвин собралась крикнуть эльфа, чтобы тот запер их наверху, дверь
в гостиную вдруг распахнулась. Эльф в дверях склонился чуть ли не до самого пола,
когда мимо него стремительно прошел высокий стройный юноша с собранными в хвост,
бесцветно-светлыми волосами.
— Матушка, я только что получил…
Увидев женщин, Люциус Малфой осекся, выпрямил спину и вежливо поклонился,
коснувшись рукой богатой серебряной вышивки у себя на груди. Как это часто бывает
в женском обществе, появление представителя мужского пола разрядом пронеслось в
напряженном воздухе. Дамы зашевелились, зашуршали платьями и приветливо
заулыбались, провожая взглядом юную мужскую фигуру, облаченную в бледно-голубую
летнюю мантию.
Нарцисса даже не подняла взгляд при появлении своего будущего мужа, но её бледные
щеки захлестнул светлый лихорадочный румянец, и чашка мелко застучала о блюдце.
— Люциус! — восторженно воскликнула Друэлла, незаметно отбирая у дочери
многострадальную чашку, и с улыбкой протягивая юноше свободную руку. — Как мы рады
тебя видеть!

6/2147
Как учитель танцев непроизвольно повторяет движения за своими учениками, когда они
танцуют самостоятельно, так и Эдвин, следя за сыном, машинально склонила голову,
когда Люциус поцеловал руку Друэллы Блэк.
— Рад вас видеть, мадам, — Люциус выпрямился и взглянул на Вальбургу, которая в это
время отошла от окна, покачивая бедрами прошлась по комнате и изящно опустилась
в кресло. — Вы обворожительны, миссис Блэк.
Вальбурга снисходительно улыбнулась. Люциус перевел взгляд на Нарциссу, и его
улыбка стала вымученной.
— Мисс Блэк.
Не поднимая глаз, Нарцисса протянула ему одну руку, пережила один короткий и сухой
поцелуй, после чего положила руку на свои крепко сжатые худые колени, покрытые
бирюзовой пеной платья, и больше не шевелилась.
— Матушка…
Люциус сжал плечи Эдвин и поцеловал её в щеку.
— Доброе утро, дорогой, — голос Эдвин смягчился до неузнаваемости. — Доброе
утро… — она с трепетом пожала его руку.
Люциус появлялся на свет почти двое суток, и миссис Малфой чуть не умерла при
родах, но именно эта мука по каким-то непонятным причинам породила жадную
и собственническую любовь, которую Эдвин питала к своему сыну, и которая толкала её
на странные и порой жестокие поступки. Не стесняясь и не думая о благе других, она
хватала жизнь обеими руками и отрывала от неё самые вкусные и лакомые куски, чтобы
затем передать их сыну, и увидеть удовольствие на его лице, как две капли воды
похожем на её собственное.
Начисто позабыв о своей младшей дочери, которая, к слову, появилась на свет через
семь лет после Люциуса и нуждалась в матери куда больше, чем взрослеющий сын,
Эдвин упорно таскала Люциуса на все светские мероприятия, званные обеды, завтраки
и ужины, демонстрируя своего талантливого мальчика всем известным и влиятельным
волшебникам, всё в надежде на то, что они вспомнят про него в решающий момент.
А уж сколько чистокровных, родовитых девочек прошло сквозь мельчайшее сито
её внимания — и только одной выпал шанс сидеть сегодня на этом диване.
— Мы наслышаны о твоих успехах в учебе, Люциус, — многозначительно сказала
Вальбурга, поднося расслабленные пальцы к подбородку и глядя на юношу
внимательным, неподвижным как у змеи взглядом. — Мои поздравления. Помнится,
Орион тоже когда-то был старостой Слизерина. Родители могут тобой гордиться.
— Благодарю, Bourgie, мы действительно горды, — проговорила Эдвин, все еще
не отпуская руку сына. — Это большая честь.
— Совершенно с вами согласна, — Друэлла улыбнулась, показав десны. — Поздравляем,
Люциус!
Люциус непроизвольно бросил взгляд на Нарциссу, но она сосредоточенно смотрела
вниз. Как и положено.
— Благодарю вас, миссис Блэк.
Вальбурга завела речь о последнем собрании совета попечительниц больницы святого
Мунго и возмутительном попустительстве дирекции больницы, которая допускала
к лечению маглорожденных.
Воспользовавшись случаем, Люциус наклонился к матери и прошептал, глядя, как
Нарцисса осторожно поправляет нежный, раскрутившийся локон:
— Матушка, только что доставили почту из…Норвегии.
— Я сейчас немного занята, Люциус, — Эдвин коротко взглянула на своих собеседниц,

7/2147
без нее обсуждающих дела Попечительского Совета. Потом с легким раздражением
снова взглянула на сына. — Ну что там такое? Надеюсь, они не вздумали отказать?
— Ее… приняли, — промолвил Люциус, с трудом подавив горечь.
— Прекрасно, — сухо ответила Эдвин и улыбнулась Вальбурге. Ноздри миссис Малфой
затрепетали, лицо озарилось откровенной радостью и чтобы скрыть это, она поскорее
поднесла чашку к губам.
— Мама… — Люциус казался не на шутку взволнованным. — Может быть, еще не поздно
передумать?
Эдвин возмущенно подняла брови и медленно перевела взгляд на сына.
Люциус выпрямился и когда заговорил снова, из его тона вытек весь мед. Он стал сухим
и деловитым.
— Могу я сказать ей?
— К чему вообще это обсуждать! — яростно прошептала Эдвин. Длинные тяжелые
серьги резко качнулись из стороны в сторону. — Если надо — значит, надо и конец!
Нечего здесь обсуждать.
— Разве она не имеет право…
— Нет и кончено, это не ее ума дело! — она отставила от себя чашку. — Прикажи Тобби,
пусть соберет ее вещи. Я скажу ей завтра.
— И все же, матушка? — Люциус улыбнулся и положил ладонь ей на плечо, прекрасно
зная, как мимолетное проявление нежности с его стороны может подействовать
на мать. — Я очень хочу сам сообщить ей эту новость.
Эдвин поджала губы, бросая на него короткий ревнивый взгляд.
— Что ж, будь по-твоему, скажи ей, раз уж тебе так хочется, — наконец сказала она,
отворачиваясь и легонько взмахивая рукой. — Она в детской. Ступай.

Сириус стоял на коленях на небольшом ситцевом диване, обняв руками спинку,

и зачарованно смотрел в темное окно. Он караулил высокое кипарисовое дерево,
растущее совсем рядом с домом. Над ним уже несколько раз штрихом пролетала молния,
но почему-то в само дерево так ни разу и не попала. Сириус был уверен, что если она
в него попадет, то дерево непременно загорится, начнется пожар, и наконец-то его
пребывание в доме этих скучных Малфоев обретет хоть какой-то смысл.
Мальчик глубоко, прерывисто вздохнул. Ему уже надоело сидеть в одной позе, но он был
уверен, что если отвернется хотя бы на секунду, то молния обязательно ударит, и ударит
именно в дерево.
А ещё ему нравилось делать вид, что гроза и раскаты грома его нисколечко не пугают.
Всякий раз, когда небо над домом с оглушительным треском ломалось на части, Сириус
высокомерно хмыкал, вскидывая подбородок, а сам краем глаза следил за тем, как едва
заметно отодвигается занавеска, и на него взглядывают испуганные любопытные глаза
какой-то малявки.

— Сириус Блэк, твой ход! — сердито сказала кузина Андромеда, бросив в него сбитую
фигуру.
Они играли в шахматы, и Сириус из-за своей невнимательности проигрывал уже третий
раз подряд.
— А? ..
Мальчик вздрогнул и повернулся к ней. Штора тут же резко отодвинулась, и девочка,
сидящая на подоконнике, испуганно проследила за тем, как Сириус скрылся за спинкой
дивана.

8/2147
— Я только что сбила твою ладью, — сообщила Меда, после чего нагнулась и подняла
с пола сбитую фигуру. Та уже восстановилась и попыталась укусить обидчицу за палец,
но девушка бросила ее на диван и откинула за спину тяжелую русую косу. У нее было
очень волевое, но не очень привлекательное лицо: крупные, бросающиеся в глаза
красные губы, вздернутый нос, круглые щеки и небольшие, но очень умные светло-карие
глаза. — Ходи.
— Давай еще одну, Белла! Еще!
Услышав радостный голос Регулуса, Сириус поспешно закрыл уши руками, но все равно
напоследок услышал жалобный писк, который издала мышь, слепо мечущаяся по клетке
в бессмысленной попытке спастись.
— Сейчас, мой дорогой, — с придыханием промолвила Белла и палочкой выманила
зверушку из клетки.
Регулус подобрался на полу возле маленькой самодельной плахи и уперся руками
в коленки, жадно глядя, как Беллатриса Блэк, красивая, взрослая кузина, которую
вместе с Медой оставили присматривать за ними, за хвост вытаскивает из клетки
отчаянно сопротивляющееся животное.
— Сириус, ты будешь ходить или нет? — раздраженно спросила Андромеда, поднимая
глаза от доски. Похоже, забава старшей сестры и маленького Регулуса и ей действовала
на нервы. Она увидела, что Сириус ее не слышит, в ужасе следя за животным в руках
девушки, и обернулась к старшей сестре: — Белла, может быть, уже хватит?
— Это не бОльшая жестокость, чем твои шахматы, сестра, — проговорила
Беллатриса. — Оглашай приговор, Регулус, — она поцеловала черную, пронзительно
попискивающую мышку и прижала маленькое тельце к доске. Звякнул ножик. Мышь,
словно почувствовав близость смерти, отчаянно заверещала и забилась в ее руках,
но это было бесполезно.
Регулус засмеялся, похоже, для него это было чем-то вроде циркового представления.
— Обвинение: участие в п'геступных связях с маглами, на'гушение волшебного кодекса
о сек'гетности… — заученные слова и смешно и страшно звучали в устах лопоухого
восьмилетнего мальчишки. — Наказание, вынесенное судом Ви-зем-ган-мон-та:
сме'гтельная казнь!
Нож со стуком опустился на доску, обрывая писк. Сначала повисла жуткая, гнетущая
тишина, а потом Регулус вдруг оглушительно захлопал в ладоши и захохотал.
Сириус обернулся. Мышка, лежащая в лужице черной крови, казалась игрушечной.
Сначала он не понял, что за маленький мохнатый комочек лежит рядом с ней, а когда
понял, ему стало дурно.
— Еще, еще! Давай казним ее за то, что она вышла замуж за г'гязнок'говку!
Андромеда покачала головой, глядя на шахматную доску. Брови ее были высоко подняты.
Сириус, не глядя, сделал ход.
На черную клетку упала слеза, и мальчик тут же смазал ее пальцем, несолидно шмыгнув
носом, после чего сердито утер нос рукавом белой рубашки и отвернулся.
Андромеда, увидев это, решительно встала на ноги и подошла к Беллатрисе.
— Белла, ты не слышала меня? Я же попросила: хватит! — её голос звонко ударился
о стены комнаты.
За окном пророкотал гром.
Беллатриса запрокинула голову, оглядев грозно нависшую над ней фигуру младшей
сестры, и медленно поднялась с пола.
— В чем дело, Меда? — старшая Блэк тряхнула головой, и кудри, похожие на гадюк,
рассыпались по ее полным белым плечам и высокой груди. Регулус испуганно поднялся

9/2147
на ноги, прижавшись к ее юбке. Белла положила когтистую руку на его взъерошенную
голову. — Мы играем. Ты мешаешь нам.
— Ты пугаешь их! — воскликнула девушка, указывая куда-то себе за спину.
— Кого я пугаю? — Белла чуть склонилась набок и увидела привставшего Сириуса, уже
готового броситься кузине на выручку. — Этого щенка? Неужели в нашей семье водятся
такие трусы?
Сириус взвился с дивана, словно это слово его ужалило. Звякнул ножик,
подхватываемый с пола.
— Сириус! — Андромеда бросилась к нему и схватила за плечо. Тяжело дыша, мальчик
быстро взглянул на нее, поколебался и с силой вонзил оружие в половицы, напоследок
отломав у него ручку и отшвырнув куда-то в угол. Регулус с воплем кинулся на брата
за то, что тот сломал его любимое оружие, но Сириус легонько толкнул его, и тот
с грохотом повалился на пол. Тощие ноги в коротких серых шортиках и тяжелых ботинках
мелькнули в воздухе.
Белла захохотала низким грудным смехом и наклонилась к Сириусу, отчего в глубоком
вырезе почти целиком показались полные круглые груди.
— Мерлин, да это не щенок, а настоящий волчонок! — она больно стиснула его лицо
рукой, впиваясь ногтями в кожу и сжимая его губы в трубочку. Сириус дернулся, ударяя
ее по руке. Он не любил, когда к нему прикасались. Особенно женщины, похожие на его
мать.
— Всегда любила волчат… — Белла вздохнула, выпрямляясь и задумчиво поглаживая
по голове зареванного Регулуса, который уже поднялся на ноги и снова прижался к ней,
с ненавистью глядя на старшего брата. — Особенно люблю выпускать из них кишки, —
она вдруг резко выхватила палочку, и Сириус невольно отшатнулся, вызвав у ведьмы
довольный хохот.
— Белла, прекрати, или я скажу маме! — не выдержала Меда.
Внезапно над домом снова прокатился гром, и все, кто был в комнате, услышали
испуганный, тихий вскрик, донесшийся со стороны мягкого, убранного подушками
и занавесками подоконника. Белла среагировала на этот звук, как охотничья собака
на треск кустов, и прежде чем кто-нибудь успел пошевелиться или сказать хоть слово,
она уже подлетела к окну и схватилась за ткань.
— Вот кто у нас боится! — крикнула она, резко распахивая шторы.
Девочка тоненько пискнула и соскочила с подоконника под торжествующий хохот
ведьмы.
Она была очень маленькой, даже меньше Регулуса, а рядом с Беллой и вовсе казалась
высокой куколкой. Сходство лишь усиливалось ее опрятным темно-синим платьицем,
белыми колготками и белоснежными, точь-в-точь как у матери, волосами, собранными
в растрепавшуюся «мальвину». Несколько прядок, похожих на завитки крема, выбились
из прически и образовали вокруг головы пушистое облачко. Чёрные глаза выделялись
на белом личике, как две капли черной краски.
— Так, значит, ты боишься грома, маленькая Роксана? — спросила Беллатриса,
подступая к ней все ближе и ближе. — Боишься, что гроза убьет тебя, Рокси-докси?
— Беллатриса, не надо! — строго сказала Андромеда и попыталась схватить сестру
за руку, но та не далась, сверкнув на нее страшными черными глазами.
— Не суйся, Меда! Будешь командовать в Слизерине, а ко мне не лезь! — прорычала она,
взмахивая перед носом сестры палочкой.
По окрестностям снова прокатился гром, и дети невольно вздрогнули. Ожесточенные
лица сестер на секунду озарила молния.

10/2147
Белла резко наклонилась к перепуганной девочке и доверительно прошептала:
— А ты знаешь, почему бьют молнии? Знаешь?
Ребенок поддался на нежный тон и покачал головой.
— Они освещают путь Демону, который охотится в темноте за непослушными детьми… —
Роксана побледнела и, машинально, вместе с Беллатрисой выглянула в окно. Небо
совсем почернело, наполнившись благодатной летней влагой, и выглядело так, будто
в нем действительно сидели демоны. — Всякий раз, когда бьет молния, где-то умирает
непослушный ребенок. — Беллатриса, вальяжно покачиваясь, прошлась по комнате
и подняла с пола клетку с мышами. Роксана следила за ней большими испуганными
глазами. — Ты считала, сколько раз сегодня вспыхивали молнии?
Девочка покачала головой, отступая. Черные, жалкие, как у шиншиллы, глаза заблестели
от слез, покрасневшие губы отлепились одна от другой, но девочка не заплакала.
Беллатриса встряхнула клеткой, отчего мыши ударились о прутья и заверещали так, что
Роксана зажмурилась, вжавшись спиной в стену.
— Десять! — прорычала Беллатриса, страшно выпучив глаза. — И все они здесь! Умирая,
непослушные дети превращаются в мышей! — важным голосом сообщила она и добавила
прежним, устрашающим: — И все попадают ко мне! На твоем месте я бы не стала сегодня
тушить свет в своей спальне, Рокси-докси!
Неожиданно раздался разъяренный крик, и Сириус вцепился в клетку со зверьками. Ему
уже давно хотелось вырвать бедняг из лап этой чокнутой.
— Что ты делаешь?! — Беллатриса рванула клетку на себя, но Сириус не отцепился,
налетев на нее и вцепившись на сей раз в ее руку, стараясь оторвать пальцы девушки
от клетки.
— Пусти их, пусти!
— Ах ты маленькая дрянь!
— Отпусти!
— Сириус!
Сверкнула яркая вспышка, и на руке у мальчика появился глубокий порез. Кровь
пролилась на пол.
— Белла, что ты делаешь?! — закричала Меда, бросаясь к брату, но тут дверь, ведущая
в комнату, отворилась, и все замерли, повернувшись к ней.
— Что здесь происходит? — строго спросил Люциус, входя в детскую и захлопывая
за собой дверь. Серые глаза остановились на Беллатрисе, и она по-детски спрятала
палочку за спину. — Почему такой шум?
С пронзительным криком «Люциус!» маленькая девочка вдруг сорвалась с места и,
прежде чем кто-либо успел ее удержать, стрелой пролетела через комнату и бросилась
брату на руки.
Люциус подхватил ее, но тут же вернул на ноги.
— Роксана, что за поведение… — едва слышно пробормотал он, одергивая на ней
платьице. Оказавшись на ногах, Роксана испуганно вцепилась в него и спрятала лицо
в его мантии.
— Что с тобой такое? — обеспокоенно спросил Люциус. Девочка не отвечала, тараща
на Беллатрису большие черные глаза.
— Что ты опять сделала, Белла? — совсем другим голосом спросил парень. Серые глаза
остро сверкнули — прямо как две льдинки. Ведьма демонстративно разжала руки
в стороны и бросила клетку с животными на пол. Мыши запищали от боли. — Тебе велели
просто трансфигурировать их во что-нибудь, чтобы повеселить детей! — Роксана
выглянула из складок мантии. Лицо ее было сухо, но глаза горели нечеловеческим

11/2147
страхом. Похоже, страшные сказки Беллатрисы были чем-то вроде постоянной
процедуры в последнее время. — Сколько раз я просил тебя не пугать ее!
— Тебе стоит заняться своей сестрой, Люциус! — подойдя к нему, Белла провела
волшебной палочкой по расшитой серебром мантии, повторяя замысловатый узор на его
груди. Роксана немедленно спряталась при ее приближении. — Разве моя вина, что она
боится всего на свете?
Белый как полотно Регулус потирал ушибленную руку, которая на самом деле уже давно
перестала болеть, и нервно топтался в одиночестве, явно не зная, к кому ему сейчас
приткнуться, и кто прав. Андромеда присела на корточки рядом с тяжело дышащим
Сириусом, носовым платком стирая с его лица кровь.
Мальчик с ненавистью смотрел на спину Беллатрисы, затянутую лиловым шелком,
и страстно мечтал о волшебной палочке…
Малфой хмыкнул, снова переведя взгляд на будущую родственницу.
— На ее месте я бы тоже испугался. Провести с тобой всего пять минут в одной
комнате — это уже испытание не для малодушных, Белла.
— Девочке нельзя быть такой трусихой. — Беллатриса посмотрела ему в глаза, голос
ее пролился, как мед. — Если все Малфои такие трусы, то разве они заслуживают
внимания, Люциус? — она выдержала короткую паузу. — Чьего бы то ни было?
Глаза юноши недобро потемнели.
— Она боится грома и молнии, какая же волшебница из нее получится? — продолжала
Белла, питаясь его гневом. — Как же ославится благородное семейство Малфоев, когда
выяснится, что их дочь боится собственной тени?
Девочка, до этой секунды испуганно жавшаяся к брату, вдруг с силой дернула его
за мантию и закричала:
— Я ничего не боюсь, понятно тебе, змея?!
Белла засмеялась.
— Роксана! — возмутился Люциус.
Словно в насмешку над словами девочки, над домом по тучам снова прокатился
исполинский сухой горох, и она, не выдержав, расплакалась. Белла зафыркала.
— Не боюсь, не боюсь, не боюсь! — крикнула ей в лицо маленькая Роксана, оттолкнула
Люциуса и, прежде чем кто-нибудь успел сказать хоть слово, выбежала в дверь,
ведущую на улицу.
— Роксана! — закричал ей вслед Люциус, но его голос ударился о стекло
захлопнувшейся двери. Он инстинктивно шагнул следом.
— Пойдешь за ней? — отрывисто спросила Белла, и Люциус остановился. Оглянулся.
Сириус, воспользовавшись паузой, вдруг схватил с пола клетку с мышами и побежал
следом за девочкой, напоследок бросив на Беллу поистине волчий взгляд.
— Эй, постой!
— Сириус!
Дверь захлопнулась во второй раз.
— Надо сказать родителям! — Меда кинулась к двери, по пути гневно взглянув
на невозмутимую сестру. — Там же обрыв!
— Правильно, Люциус, — проговорила Беллатриса, когда ее сестра вышла из комнаты.
Люциус никак не отреагировал, с тревогой провожая взглядом маленькую фигурку
в платье, бегущую по темному парку. — Нельзя потакать всем этим глупым слабостям.
Малодушным не место среди тех, кого избрал Лорд, и тебе это прекрасно известно, —
имя своего наставника она произнесла с придыханием, так, словно оно ласкало ее горло
изнутри. Люциус медленно вздохнул и после мучительного колебания отступил

12/2147
от стеклянной двери, потирая губы. Белла, хищно следившая за каждым его движением,
довольно безрадостно улыбнулась и произнесла уже своим обычным голосом: — Рада,
что ты это понимаешь.

***

Беглянка нашлась в глубине парка. Девочка сидела между толстых корней высокого
раскидистого дерева, сжавшись в комок, и плакала, обхватив руками свои острые,
перепачканные в грязи коленки. Похоже, она несколько раз упала, прежде чем
добралась сюда.

Услышав Сириуса, она подняла голову, всхлипывая и шмыгая красным носом.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, а потом губы девочки задрожали, она
опустила голову на скрещенные на коленях руки и снова зарыдала.

Сириус молча уселся рядом, поставил клетку на траву, протянул одну руку и обнял
беднягу за плечи. Роксана как-то странно всхлипнула и так же молча и доверчиво
прижалась к нему. Белые волосы коснулись его щеки.

— Мне так жалко их… — пролепетала она, заливаясь слезами. — Так жалко!

Сириус насупился, почувствовав, как слезы сдавили ему горло, но он скорее бы треснул
себя посильнее, чем расплакался при девчонке.

— Мне тоже, — угрюмо обронил он и покрепче сжал губы.

— Они же маленькие, — продолжала Роксана. — Они ни в чем не вин… вин…

не виноваты-ы…

— Хотел бы я иметь палочку, — процедил Сириус, глядя, как мыши копошатся в клетке,
явно не понимая, откуда взялась в их запертом мире трава. — Тогда бы я заколдовал
этих мышей так, чтобы они стали размером с дракона. Тогда они бы точно сожрали
Беллу.

Роксана подняла голову и как будто только сейчас осознала, что сидит в обнимку
с незнакомым мальчиком. Она размашисто вытерла нос и лицо, отодвинулась от него
и снова обхватила руками колени.

— Тебя зовут Роксана, да?

Она коротко взглянула на него и отвернулась. Наверное, это значило «да».

Сириус подтянул ногу к груди и небрежно положил на нее руку.

13/2147
— Что за странное имя, Роксана? — протянул он, искоса поглядывая на нее.

— С моим именем все в порядке, — отчеканила она низким грудным голосом, медленно
повернувшись к мальчику и одарив его уничтожающим взглядом.

— Нет, ну серьезно, посмотри на себя! — не унимался Сириус. — А почему у тебя белые

волосы? Ты седая?

— А ты дурак! — она повернулась к нему спиной. Платье задралось, и она сердито

одернула его.

— Охо-хо! Мисс гордячка, — Сириус протянул руку. — Меня зовут Сириус. Сириус Орион
Блэк.

У него уже начал ломаться голос, и от этого всегда, когда он представлялся кому-
нибудь, его имя звучало очень солидно.

Роксана покосилась через плечо на протянутую грязную ладонь. У нее самой руки были
не чище — все в липкой земле. Мама всегда ругала ее, когда она играла в саду или
на берегу, и била по рукам. И сейчас, наверное, сделала бы то же самое.

Она робко пожала мягкие теплые пальцы, но Сириус, заполучив ее руку, вдруг крепко,
по-мальчишески затряс ее. Он подумал, как хорошо, что здесь не было Вальбурги —
иначе она заставила бы ее целовать. Сириус терпеть не мог целовать девчонкам руки.

— Приятно познакомиться, Роксана, — он выпустил её руку. — Не обращай внимания

на Беллу. Она чокнутая, — он помахал рукой у виска. — В детстве ее все время запирали
в комнате с мертвыми эльфами. Она обижала Меду и Цисси.

— Правда? В комнате с эльфами? — прошептала Роксана, скривившись.

— Да, — с очень важным видом подтвердил Сириус.

Дети замолчали, каждый по-своему представляя, каково это — спать в комнате

с головами эльфов. Это для отпрысков нормальных волшебных семей комната
с мертвыми эльфами могла бы показаться чем-то безумным и жутким. Они же привыкли
к тому, что в их домах обязательно есть такие двери, мимо которых даже проходить
страшно, не то что заглядывать в сами комнаты…

— Зачем ты их принес? — спросила наконец Роксана, неприязненно взглядывая

на попискивающих в траве мышей.

Сириус вспомнил про клетку и подтянул ее к себе.

— Хочу их отпустить. Пусть живут в вашем лесу, — он начал возиться с замком.

— Отпустить? А можно?

14/2147
— Конечно, — Сириус, уже было собравшийся отомкнуть дверцу, чуть поколебался
и предложил, скрепя сердце: — Хочешь, можешь ты их выпустить.

Роксана открыла маленькую решетчатую дверцу. Сириус подавил вздох. Ему тоже
хотелось открыть маленький аккуратный замочек и посмотреть, как зверьки с опаской
выбираются из клетки на волю, но… она же все-таки девочка.

Да еще и зареванная.

Он подхватил с земли самую заметную, белую, как снег, мышку и поднес к самому носу.

— Эй, смотри, она на тебя похожа. Такая же маленькая. И белая. — Сириус чуть
не обалдел, когда понял, что это так и есть. — По-моему она довольно милая, —
в приступе галантности он ткнул ей зверька в нос, и девочка испуганно шарахнулась
в сторону.

— Ты их боишься? — удивленно спросил он. Мышь норовила удрать из его пальцев,

и он с трудом удерживал ее, перехватывая мягкое тельце то одной, то другой рукой.

— Нет! — девочка вжалась спиной в ствол дерева. — Совсем не боюсь! — она

поколебалась. — А это правда, что они по ночам забираются к людям в кровати
и съедают им носы и уши?

— Что?! — возмутился Сириус. — Ты спятила? Мыши — это добрые волшебники, которых

кроты много сотен лет назад заперли в Подземном царстве!

Девочка сдвинула брови, глядя на него как на умалишенного.

— Да, и с тех пор они живут в большом Подземном царстве и сражаются с кротами
и змеями, — совершенно серьезно продолжал он. — Они начали враждовать с тех пор,
как кроты похитили младшую дочь Пенелопы Пуффендуй. Ученики Хогвартса узнали
об этом и решили ей помочь. Они все стали анимагами, превратились в мышей
и отправились в Подземное царство, чтобы спасти Корнелию Пуффендуй из лап самого
страшного из всех кротов, того, который владел всеми кладами и знал все подземные
ходы!

Роксана слабо улыбнулась. Сириус быстро взглянул на нее и продолжил:

— Так вот, когда ученики добрались наконец до Корнелии, то наступила зима, и они чуть
не замерзли под землей. Они жили там много месяцев, прорывая себе норы, и чуть
не умерли от голода. Когда они нашли Корнелию, то снова смогли превратиться в людей,
и все были счастливы, что снова возвращаются домой. Но кроты были хитрыми —
сделав вид, что отпустили пленницу, они дали ей с собой в дорогу зачарованные семечки
и кукурузу из своих огромных запасов, которые бедняжка Корнелия хотела передать
в кухню Хогвартса. Ученики снова превратились, и на этот раз в барсуков и навсегда.
Корнелия узнала об этом и решила остаться под землей вместе с теми, кто пожертвовал
ради нее всем. Она тоже превратилась в барсука, объединила всех подземных жителей,
и вместе они свергли власть кротов. Но, несмотря на победу, это была страшная потеря

15/2147
для Хогвартса. С тех пор на гербе Пуффендуя барсук.

Мыши разбежались. Роксана ворочала туда-сюда скрипящую дверцу опустевшей клетки.

Сириус помолчал еще пару секунд, а потом дернул ее за выбившуюся из мальвины

белоснежную прядку — честно говоря, ему давно хотелось потрогать ее белые волосы,
чтобы убедиться, какие они на ощупь. Роксана взглянула на него.

— Ты теперь не будешь бояться мышей, малышка Рокс?

Она подняла на него большие черные, как у шиншиллы, глаза.

— Наверное, нет…

— Белла злая. И, как все злые волшебники, она боится правды. Поэтому всегда врет.
Никогда ей не верь.

Она снова промолчала. Сириус не сдержался и снова дернул ее за мягкую прядку.

— Эй, малышка Рокс!

Она недовольно взглянула на него, пригладив волосы.

— Что?

— Давай убежим?

— Твоя мама тетя Друэлла?

Они шли по лесу.

Середина лета шумела вокруг них глубокой насыщенной зеленью, и двое бледных детей
в темной одежде казались на ее фоне потерявшимися в траве фарфоровыми куколками.

Ещё в начале пути Сириус взял Роксану за руку и, что удивительно, она не стала
ее отнимать.

Даже наоборот, переплела их пальцы так, чтобы получился крепкий замок.

И ладошка у нее была сухая и теплая, что было вдвойне приятно.

— Моя мать — Вальбурга, — нехотя ответил Сириус.

— Она любит тебя?

Сириус замешкался. Вопрос был таким простым, однако он не сразу нашелся, что

16/2147
ответить.

— Ну-у… иногда мне кажется, что да, — ответил он после недолгого раздумья.

Роксана отвернулась от него, глядя перед собой и сосредоточенно кусая губы.

Сириус тоже помолчал, исподтишка поглядывая на нее.

— А твоя? — наконец спросил он.

Роксана посмотрела ему в глаза и помотала головой, втянув губы.

— Наказывает? — тихо спросил Сириус.

— Все время, — ответила Роксана опечаленно. — По вечерам эльфы рассказывают

маме, что я сделала за день, и если ей что-то не нравится, она меня наказывает.

— Все мамы одинаковые, — философски заметил мальчик.

— Меду не наказывают, — уныло заметила Роксана и пожала плечами.

— Просто тетушка Дру очень славная, она всех любит, — Сириус раскачивал
их сцепленные вместе руки взад-вперед. — Я как-то сказал ей, что хочу снитч. Она
подарила мне собаку на день рождения и сказала, что ее зовут Снитч.

— У тебя есть собака?! — восхитилась девочка.

— Нет, — отрезал Сириус. Роксана почувствовала, как на секунду сжались его пальцы,
и решила больше не спрашивать.

— Если ты Блэк, значит, мы — родственники, и ты мой брат, — решительно сказала

Роксана и тут же спросила, поворачиваясь к нему: — Ведь ты мой брат?

— Нет. Но, наверное, стану.

— Как это? — нахмурилась Роксана.

— Когда твой брат женится на моей кузине… — она вдруг резко остановилась,
уперевшись подошвами в траву, и Сириус тоже остановился. — Ты разве не знала?

Роксана резко вырвала руку из его ладони, потрясенно глядя на него большими черными
глазами.

Вокруг них все вдруг потемнело. Влажный воздух сгустился и замер. Всего на миг все
вокруг застыло, вслушиваясь в таинственный небесный рокот, а уже через секунду
гигантская лиловая масса над городом наконец треснула и разразилась стеной теплого
шумящего летнего ливня.

17/2147
Дети остановились под кроной дуба — такого огромного, что под ним можно
было бы спрятать целый дом, и дождь попадал на них только отдельными случайными
каплями.

— Ты говоришь глупости, — твердо сказала Роксана, снисходительно глядя

на Сириуса. — Люциус никогда не женится, — она покачала головой, насмешливо
и напуганно подергивая уголками губ. — Нет.

— Не сейчас, конечно, он еще маленький, — деловито сказал «взрослый» Сириус,

засовывая руки в карманы. Это была его любимая привычка, и мать часто била его за нее
по рукам. — Через несколько лет. Тогда зачем еще к вам возят нашу Нарциссу?

От этих его слов у бедной девочки все внутри перевернулось.

— Нар… Нарциссу? Эту Нарциссу? — перед глазами все помутилось.

— Ну да, а ты знаешь другую Нарциссу? — усмехнулся Сириус.

Роксана вдруг с силой толкнула его в грудь.

— Эй, ты чего? — возмутился Сириус, непроизвольно отступая назад и подавляя

инстинктивное желание дать сдачи.

— Люциус не женится на ней, понятно?! — закричала Роксана. — Никогда

не женится! — она даже ногой топнула. — Никогда, ты понял?!

Сириус вконец растерялся.

— Да что с тобой? — он попытался взять ее за руку, но Роксана снова оттолкнула его

и уперлась локтями в ствол дерева, уже второй раз за вечер заливаясь слезами. —
Да что я такого сказал? — возмутился Сириус, обходя ее кругом и пытаясь заглянуть
ей в лицо, но она все время отворачивалась. — Сколько ты будешь реветь? В чем дело-
то?

— Люциус не женится, не женится! — жалобно повторяла Роксана, размазывая по лицу

слезы. Жгучая обида поднялась в ней, и слезы только подпитывали ее, так что она
не могла остановиться. Она чувствовала себя страшно обманутой. Самый дорогой
ей человек, единственный, кто о ней заботится, и кому она доверяет, решил бросить ее,
уйти и жить отдельно, без нее! И даже ничего не сказал!

— Все женятся! — развел руками Сириус, тщетно пытаясь заглянуть ей в глаза. —

Ты с этим ничего не поделаешь!

— А вот и нет! — Роксана злобно зыркнула на него из-под руки. — Я никогда не женюсь!

— Да я тоже, — пробормотал Сириус, почесав в затылке. — Хотя матушка меня,

наверное, заставит. Эй, да не реви ты! — он не знал, что сделать, и поэтому просто
слегка толкнул ее кулаком в плечо. — Он тебя все равно будет любить больше!

18/2147
Роксана перестала плакать и какое-то время только тихонько всхлипывала, прижимаясь
к дереву головой, после чего беспомощно взглянула на Сириуса, прижимая пальцы
к мокрым губам.

— Точно? — спросила она таким тоном, словно от слов Сириуса зависела вся
ее дальнейшая жизнь.

Сириус кивнул.

Когда они добрались до обрыва, дождь прекратился. Тучи растеклись по персиковому,

молочно-розовому небу, превратившись в безобидные тающие облачка. Небо и море
слились в белоснежной дымке на горизонте и словно поменялись местами.

У самого обрыва дети нашли поваленное молнией дерево — верхушка его покоилась над
пропастью, а все тело, до этой грозы растущее не один десяток лет, лежало на земле.
Мощный ствол при падении смял молодые деревца, и свежие листики печально кивали
на ветру, роняя на землю дождевые капли. Обрыв спускался вниз травянистой горкой —
казалось, что еще миг, и дерево скатится в пропасть.

Сириус забрался на место слома, которое было на обрыве самой высокой точкой,
и счастливо сощурился, подставляя лицо потокам соленого морского ветра и теплому
червонному свету заката.

Роксана тоже забралась на посеребренный молнией ствол. Солнце, похожее

на небольшой пылающий рубин, медленно выходило из-под покрова облаков.

Глядя на эту восторженную красоту, Роксана думала о тысяче вещей сразу, но мысли
ее то и дело возвращались к тому, что если бы она не убежала, то после вкусного ужина
из ржаных блинчиков с клубничным джемом могла бы забраться в теплую постель
и ждать, когда Люциус придет поболтать с ней перед сном или просто почитать, сидя
за ее столом.

Как только она об этом подумала, в сердце шевельнулась змейка — совсем скоро
он перестанет приходить к ней и будет читать рядом со своей женой.

«Если я сейчас упаду с обрыва, то им всем будет стыдно… я буду лежать мертвая,
а Люциус будет плакать…»

Ствол вдруг загудел под ней — Сириус спрыгнул со своего гнезда и уселся рядом.

— Знаешь, что?

— Что? — спросила она, раскачивая ногами воздух.

— Я получил письмо из Хогвартса.

Роксана взглянула на его сияющую мордашку и попыталась представить, каково это —

19/2147
получить письмо из школы, в которой учился Люциус…

— Всего тридцать дней, и я уеду учиться, — он хлопнул по дереву ладонью. —

Скорее бы! Не могу дождаться. Но… я, наверное, попаду в Слизерин. Все мои учились
в Слизерине.

Роксана вспомнила, как все эти годы, что Люциус учился в закрытой школе вдали
от семьи, она только и мечтала, как бы очутиться рядом с ним, в этом самом Слизерине.
Мама, наверное, гордилась бы ею.

— Только я не хочу к этим фрикам. Было бы классно поступить в Гриффиндор, там все
крутые маги учились. Ты уже получила свое письмо?

Девочка покачала головой, все так же болтая ногами в воздухе.

— Как это? — удивился Сириус. — А сколько тебе лет?

— Мама говорит, что у женщин о таких вещах не спрашивают, — высокомерно

заметила она, но тут же ответила: — Десять.

— Значит, мы поедем вместе, — Сириус улыбнулся, но Роксана отвернулась от него,

и он потух.

— Что?

— Люциус говорит, что Хогвартс — плохая школа, — буркнула Роксана. — Он говорит,

что туда пускают учиться всех подряд.

— А это плохо — всех подряд? — мрачно спросил Сириус.

После небольшой паузы Роксана пожала плечами и повернулась, озадаченно взглядывая

на Сириуса. Ветер растрепал белые, как снег, волосы и бросил ей на лицо, так что
на виду остались только ее глаза.

— Не знаю.

— Где же ты будешь учиться, если не в Хогвартсе?

— Мама говорит, что в Норвегии есть хорошая школа.

— Но это же далеко! Это… — Сириус плохо знал карту. — На другом конце света.

— Да? — девочка поникла. — Надеюсь, что меня туда не примут.

Они замолчали. Солнце, коснувшись воды, расплескало по морю расплавленное золото.

Небо расчистилось и тоже окунулось в воду, став таким же необъятным, как и море
под ним. В воздухе вдруг особенно сильно запахло травами, дикими цветами и морем.
Наверное, так же выглядел мир, когда в нем совсем не было людей. Небо, вода и шелест

20/2147
трав, которые когда-нибудь станут деревьями и упадут, пораженные молнией.

Сириус почувствовал, как девочка опустила голову ему на плечо.

— Будешь мне писать? — спросила она, глядя, как чайки, до этого парящие над обрывом,
уносятся на самый горизонт. Найдя руку мальчика, она сжала ее, уже привычным жестом
переплетая их пальцы. Сириус почувствовал странный трепет. Захотелось одновременно
и отнять руку… и держаться вот так всегда, всю жизнь.

— Будешь, Сириус?

Впервые за вечер она произнесла его имя.

Сириус повернул голову и случайно коснулся носом ее лба.

Кожа у нее была нежная и матовая. На щеке — крошечная светлая родинка.

Белоснежные волосы, размытые ветром, напоминали завитки крема.

Мальчик почувствовал, как сердце его отяжелело и заторопилось куда-то, сбивая

дыхание.

Он вдруг неожиданно для самого себя подался вперед, закрыл глаза и поцеловал
красные, как земляника, губы девочки. Все внутри болезненно и сладко вздрогнуло,
съежилось, забилось…

Он замер на секунду, чувствуя живое тепло в паре миллиметров от своего лица,

и поцеловал еще раз, слегка сжав при этом ее нижнюю губу. Раньше он этого никогда
не делал и не был уверен, что делает правильно, но ему было очень приятно…

Голова кружилась так, словно он ухнул в пропасть над морем…

Сириус отстранился и с любопытством взглянул на девочку, желая узнать, что она

почувствовала?

Роксана захлопала ресницами, открыла странные, сонные глаза и рассеяно коснулась

своего рта, удивленно и пытливо взглядывая на Сириуса.

Но убегать и плакать, кажется, не собиралась.

Сириусу вдруг страшно, просто до чертиков захотелось снова ее поцеловать, так что
он закрыл глаза, доверчиво потянувшись к Роксане, и весь затрепетал, когда она теперь
уже сама поцеловала его в ответ.

… Их нашли, когда солнце уже опустилось в море, и стало сыро и холодно.

Роксану нашел Люциус, а Сириуса — его мать.

Их поодиночке отвели домой, не дав больше сказать друг другу ни слова.

21/2147
Роксана на следующее же утро уехала в Дурмстранг, а он, погрузившись с головой
в предшкольную суету, потом никак не мог вспомнить ее имя и со временем забыл даже,
как она выглядит, и впоследствии рассказывал только, что впервые целовался, сидя над
пропастью…

_________________________________

*Pierre Van Dormael — Nemo&Anna

Rockabye Baby — Where Is My Mind

22/2147
О том, как важно не быть Блэком
...31 июля 1976 года...

Сириус Блэк

Громкая музыка распирала дом изнутри, выдавливала красивые мозаиковые окна,

ударялась об крышу. Казалось, что это и не музыка вовсе. Казалось, что дом кричит,
вопит от боли.

Сириус взмахнул палочкой, как хлыстом — и стойка с головами домашних эльфов

разлетелась на куски. Еще один взмах — и картина именитого предка превратилась в
обугленное пятно на стене.

— Еще одно пятно на репутации, матушка! — заорал Сириус и высоко запрокинул

бутылку дорогущего виски. Большая часть попала в рот, остальное пролилось на рубашку
и попало под воротник. Противно. Не допив, он с силой запустил бутылку в дверь
материнской спальни, и брызги толстого стекла разлетелись по всему коридору.

— Твое здоровье! — рявкнул он, перекрывая грохот музыки, крепко затянулся и затушил
сигарету о ближайший портрет. Человек, изображенный на нем, с воплем бросился
прочь. — Пошел к черту! — крикнул ему вдогонку Блэк. — К черту это дерьмо... —
шепотом добавил он.

Не далее как сегодня утром, роясь в столе матери в поисках денег, он обнаружил
письмо, на котором значилось: «Сириусу Ориону Блэку». Распечатанный конверт валялся
среди кучи старинного фамильного хлама. Бумагу конверта покрывали пятна, какие-то
незначительные записки на память, опечатанные коричневым ободком от кофейной
чашки. Не колеблясь ни секунды, Сириус открыл конверт. Из него он узнал, что его
любимый дядя Альфард скончался еще в начале весны от укуса Ядовитой Тентакулы. Не
успел Сириус как следует переварить эту новость или хотя бы осознать ее, как
обнаружилось, что дядя оставил ему немалое наследство в виде первого особняка
Блэков, шестизначного банковского счета и маленькой винодельни. В своем письме
Альфард (знакомый почерк вызвал у Сириуса жжение где-то в области солнечного
сплетения) выражал надежду, что раз уж Вальбурга Блэк все равно решила после
смерти передать все свое имущество младшему сыну, то, наверное, не откажет своему
бездетному одинокому брату в последнем желании и позволит ему обеспечить его
любимого племянника...

Даже дочитав письмо до конца, Сириус все равно не смог до конца осознать написанное.
Дядя Альфард? Его дядя Альфард? Его единственный настоящий отец?

Да нет. Это бред. Это не правда. Просто не правда и всё. Этого не может быть. А то, что
в завещании стоит печать и оно заверено гоблином-нотариусом... это тоже неправда. Всё
неправда.

Какое-то время он просто слонялся по пустому дому с письмом в руке, натыкался на

23/2147
стены, останавливался, потирал грудь. Ему все казалось, что кто-то шарахнул его
пыльным мешком по голове, и потому он двигается как в тумане. Горло и грудь сдавило,
так что он не мог дышать. Сириус сам удивлялся своему спокойствию и пришел в себя
только когда осознал, что лицо у него мокрое от слез (когда они пошли и закончились?),
а губы искусаны в кровь — потому во рту так солоно, а губам больно.

Тогда-то тупой шок и онемение сменились тупой безотчетной яростью.

Письмо пролежало в ящике не один месяц. Вот как. Ни мать, ни отец даже не
потрудились сказать ему о том, что его единственный настоящий родитель погиб.

Что ими двигало Сириусу было уже безразлично. Они давным-давно не были семьей — в
том теплом смысле, который вкладывают в это слово нормальные люди.

Тогда-то он и начал собирать вещи, стараясь держать себя в руках. Но последней

каплей, прорвавшей плотину шестнадцатилетнего терпения стал тот момент, когда
Сириус прошел мимо гобелена в гостиной и обнаружил на месте дяди Альфарда
уродливое обугленное пятно. А рядом с ним он тут же нашел еще одно точно такое же,
подумал, что у него от потрясения просто двоится в глазах: имя Андромеды, его
любимой, доброй и честной Андромеды, которая лет пять назад вышла замуж за магла
Теда Тонкса, также пропало с матушкиного гобелена.

Первым желанием было содрать семейную реликвию со стены и разорвать ее на тысячу

клочков. Но это у него не вышло и Сириус отвел душу, швырнув в гобелен какую-то
дохренища дорогую вазу.

И тогда его понесло...

Подпевая солисту во всю мощь легких, Сириус станцевал вниз по лестнице и пьяно
врезался плечом в стену. Перемахнув через ограду площадки второго этажа, с грохотом
приземлился на пол, вскинул обе руки и изобразил страстное соло на невидимой гитаре,
после чего лихо развернулся, вскидывая палочку. Заклинание пролетело через весь холл
и гостиную и с хрустом вырвало красивую резную дверцу из лакированного деревянного
бара у камина.

Замерцали гладкие бока спрятанных в нем бутылок. Сириус победно вскинул кулак,
вскочил, врезался в стену и протанцевал в гостиную. Хрустальный канделябр
настороженно проследил за ним всеми своими бусинками и трусливо задребезжал, когда
из комнаты наверху на него снова обрушились басы припева.

Сириус широко раскинул руки и поприветствовал новую песню потоком счастливейших

ругательств. Пьяное заклинание, неосознанно сорвавшееся при этом с его палочки,
оказалось таким мощным, что окна в гостиной со звоном лопнули, выпуская наружу
царящих в доме демонов младшего Блэка.

Вытащив из бара первую попавшуюся бутылку, Сириус шарахнул ее горлышком о край

бюро, поднес к губам опасно оббитое стекло и, глотая вино, вплотную подошел к

24/2147
гобелену. Черные пятна на ткани жгли Сириуса так, словно Вальбурга выжгла их не на
ткани, а прямо у него на сердце.

Сделав последний мощный глоток, который немного иссушил болезненное жжение, он

ткнулся лбом в колкую вонючую ткань и крепко зажмурился.

«Ему годика три. Этот гобелен — его первое воспоминание. Мать держит его на руках,
такая родная-родная, от нее вкусно пахнет, и она очень теплая. Она поднимает руку и
показывает пальцем на изображение темноволосого мальчика. — Это ты, Сириус, —
говорит она, и он доверчиво кладет на ткань маленькую ладошку рядом с ее ладонью...»

Сириус тронул гобелен в этом месте, но тут же резко отдернул руку, словно обжегшись,
шагнул назад и врезался в бар. Бутылки жалобно звякнули.

Сириус обернулся на звук, рывком выдернул из развороченного дерева какую-то

тяжелую пыльную бутылку и, глядя на гобелен, громко продекламировал:

— Коллекционное «Сибилла Вейн», урожай 1891 года! — он вдруг скакнул вперед,

замахиваясь, и что было сил швырнул бутылку в стену. Бутылка разбилась вдребезги,
темное, почти черное вино заляпало нежно-голубой шелк дивана, к которому Кикимер
боялся прикасаться веничком для пыли, стекло брызнуло во все стороны.

— «Гризельда», 1910 год! — Сириус метнул следующую бутылку в воздух и взорвал ее

заклинанием.

Как будто небольшой фейерверк из стекла и вина.

Сириус улыбнулся, пьяно покачнулся, переступив с ноги на ногу, и схватился за крышку

бара, чтобы не упасть.

Винная коллекция Блэков разорялась бутылка за бутылкой.

Очень скоро почти всю мебель покрыли потеки редчайшего вина, пережившего не одну
волшебную войну. В окна лился закат, и осколки прекрасно сверкали в густых медовых
лучах. Разбивая очередную бутылку или походя ломая какой-нибудь шаткий столик с
лампой или цветами, Сириус чувствовал себя так, словно из него вытягивают длинные
ядовитые шипы.

— «Антипатра», твою мать, 1470 год! Отец привез из Афин... на твой день рождения,
старина Альфард! — он срезал пробку вместе с горлышком, высоко поднял бутылку, из
которой хлынуло редчайшее вино, и подставил рот под струю, после чего с силой
шарахнул бутылку об пол. Рыльце Кикимера показалось было в дверях и тут же исчезло.

Вытерев губы и прорычав что-то нечленораздельное, Сириус принялся во все горло

подпевать любимой группе, беспорядочно подпрыгивая, кружась и с каждым новом
взмахом руки разбивая какую-то часть обстановки. Кровь Блэков, подожженная гневом и

25/2147
алкоголем, ударила ему в голову.

Тяжелые пыльные шторы Сириус руками сорвал с окна вместе с карнизом. Потом порвал
их голыми руками на куски и щедро полил эти куски коллекционным виски. Размахивая
палочкой, он взрывал пухлые удобные диваны, заставляя их изрыгать в воздух старую
вонючую набивку, полосовал волшебным лезвием стены, с хрустом и треском сдирал
серые деревянные панели, лоскуты шелковой темно-синей обивки, под которой
обнаруживался унылый бетон и пауки. Рвал, крушил, бил фарфор и стекло, музыка
грохотала, дом кричал, и кровь буйствовала в каждой мышце, требуя рвать, ломать,
уничтожать!!!

Обрушив на пол шкаф, полный всякой старой фамильной чепухи из серебра и хрусталя,
он вскочил на него и вскинул палочку, целясь в старый гобелен.

— Фините.

Музыка оборвалась.

Сириус медленно опустил палочку, ухмыльнулся и наконец повернул голову, слегка

задыхаясь от мстительного удовольствия.

Вальбурга, одетая в наглухо застегнутую шелковую лиловую мантию и маленькую шляпку

с сеткой, стояла в дверях, аккуратно сложив на животе руки в кожаных перчатках, и
внимательно смотрела на своего старшего сына. Глаза у неё были прозрачные, точно
капли воды. Тонкая, как папиросная бумага, кожа туго обтягивала выпирающие скулы, а
вокруг глаз и рта уже собрались паутинкой первые морщинки. Встретившись взглядом со
своим старшим сыном, она сузила глаза. Длинные губы, густо накрашенные ядовито-
красной помадой, сжались в ниточку.

Сириус соскочил со стола и пьяно покачнулся, с хрустом наступая на осколки от винных

бутылок. Пол закачался под ним, как корабельная палуба. Наверное, он все-таки
перегнул палку с выпивкой...

— Добрый день... — нахально улыбаясь и глядя матери прямо в глаза, он поднял с пола
средневековый гобелен на тему сожжения ведьм в Салеме и руками, без помощи магии
разорвал его надвое, после чего швырнул себе под ноги, — ... матушка, — он икнул.

Регулус, запыхавшись, вбежал в комнату.

— Матушка, Кикимер не солгал, вся библиотека... — мальчик замер, уставившись на

пьяного в стельку брата и учиненный им разгром, — ... разрушена. Что здесь...

Сириус отсалютовал ему, словно говоря: «Не стоит благодарности», и криво

ухмыльнулся.

Вальбурга никак не отреагировала на новость и только стояла, как ледяное изваяние,

глядя куда-то сквозь Сириуса, так, словно на стене за его спиной было написано что-то
куда более интересное, чем он сам.

26/2147
— Сириус... да что ты... какого черта ты вытворяешь?! — придя в себя, Регулус бросился
на него с искаженным от ярости личиком, но Сириус легонько вывернул тонкую ручку
мальчика за спину и толкнул вперед, так что Регулус неуклюже пробежал несколько
шагов и наткнулся на ножки перевернутого кресла.

Вальбурга приподняла голову. Сириус прямо видел, как ширится и растет гнев в ее
черной душе, и наслаждался этим, питаясь ее злостью и закипая в ответ.

— Подойди, — вдруг властно приказала она.

Сириус пошире расставил ноги, пытаясь ровно устоять на своей палубе.

Регулус приблизился к матери, потирая плечо, и как бы невзначай шагнул за ее спину.

Демонстративно отвернувшись (палуба вдруг весело качнулась вправо), Сириус вытащил

из бара последний трофей, откупорил и перевернул бутылку, щедро поливая вином
вспоротую обивку дивана.

— Ты что-то сказала? — спросил он, чувствуя, что почему-то начинает трезветь. — Как
дела, мама? Не хочешь рассказать, как прошла свадьба?

— Немедленно. Подойди. Ко мне, — вкрадчиво проговорила Вальбурга. Сняв перчатки,

она резко шлепнула ими Регулуса по груди, и тот послушно схватил их.

Сириус отбросил бутылку в сторону, и она разбилась — почему-то гораздо звонче и

громче, чем все предыдущие.

— Не хочешь. Тогда поговорим о другом. Когда похоронили дядю Альфарда? — Сириус

засунул руки в карманы и пустился бродить по комнате. Взгляд его лениво скользил по
стенам. Казалось, что о них поточила когти гигантская кошка. Круто. — Ты из жалости не
сказала мне, потому что знала, как сильно я его любил? — он остановился и потер
пальцами переносицу. — Или почему, мам?

— И только поэтому ты решил разгромить наш дом? — высоким голосом возмутился

Регулус.

— Заткни пасть, Рег! — рявкнул Сириус, сорвав голос, и почувствовал, как изо рта
вылетела капелька слюны.

— Из жалости, — наконец ответила Вальбурга.

— Андромеду ты тоже выжгла из чертовой жалости?! — заорал Сириус и так сильно

дернул рукой в сторону гобелена, что чуть не вывихнул плечо. — Или за то, что она
вышла замуж по любви, а не так, как ты?!

Вальбурга моргнула, словно он бросил ей в глаза песок.

27/2147
— Что ты себе позволяешь, щенок? — прошептала она, некрасиво кривя губы.

— Если я щенок... — Сириус криво ухмыльнулся и повернул голову, медленно оглядывая

женщину, стоящую в дверях. — То позвольте спросить, кто же вы, мадам? — и он отвесил
ей глубокий поклон.

— Ах ты дрянь! — Вальбурга выхватила из сумочки палочку, но Сириус оказался ловчее

и первым вскинул свою.

Вальбурга неприятно засмеялась. Смех рождался где-то глубоко в ее обтянутой плотной

тканью груди и вырывался наружу нервными злобными клочками.

— Что ты собрался делать, мальчишка? — спросила она, опуская палочку. Она

улыбнулась, медленно обнажив зубы — казалось, что она хочет вонзить их в поднятую
руку сына. — Что?

— Скажи, со мной ты бы так же поступила? — тихо спросил Сириус, чувствуя, как от

злости на глазах выступили слезы. — Или просто прикончила?

« — Это моя собака, моя! — Мне не нужна грязь в доме! — Мама, пожалуйста,
пожалуйста, я все что хочешь сделаю, ну не надо! — Авада Кедавра!»

— Дядя Альфард был мне как отец! Он один любил меня в этой гребанной семье!

«Мне нравится Гриффиндор! У меня там есть друзья! — ступеньки лестницы, вверх,
вверх. Стук каблуков за спиной. Надо спрятаться, срочно. Договорить тоже надо. — Меня
там любят! Я не уйду из Хогвартса! Если вы меня заберете, я... я покончу с собой, ясно?!
— Дверь. Взбешенное лицо матери. — Ты смеешь угрожать мне, бессовестная дрянь?!
Угрожать?! — пощечина. — Ненавижу вас всех!!! — Тишина. — Ненавидишь?.. КРУЦИО!»

— Теперь всё по-честному. Ты поломала мою жизнь, я твою. Мы квиты, — и он

развернулся, чтобы уйти.

— Стой, выродок! — вдруг выкрикнула Вальбурга, и Сириус остановился на всем ходу,

напоровшись на эти слова, как на нож.

«Кто? Выродок?»

Он обернулся, надеясь, что это было сказано не ему.

«Я, мама?»

— Ко мне! — дрожащим голосом сказала Вальбурга, властно указывая палочкой на пол у

своих ног.

Сириус почувствовал было, как внутри все подхватилось, чтобы сделать шаг, но он
только крепче сжал палочку и врос в пол. К горлу подкатил ком.

28/2147
— Ко мне!

Он не двигался.

Регулус в ужасе смотрел на него, вцепившись маленькими детскими ручками в дверной

косяк. В коридоре послышалось шевеление — Кикимер показался в арочном проеме.

Прозрачные холодные глаза женщины наполнились крупными слезами — но едва ли

Сириус мог рассчитывать, что это слезы по нему.

— Я — твоя мать, неблагодарный щенок! Я — твоя мать! Немедленно извинись!

— Это ты-то мать? — едва слышно спросил Сириус. Выражение лица ее вмиг
переменилось, Регулус, охнув, отступил назад. — Не слишком ли большое звание ты
прибрала за то, что приютила меня у себя внутри?

Вальбурга вдруг сделала резкое движение. Сириус мгновенно отреагировал на свист

рассекаемого воздуха (обычно за ним следовала боль) и блокировал чары.

Повисла тишина.

Сириус чувствовал, как с хрустом рвется в душе та тонкая ниточка, что связывала его и с
этим местом, и с этой женщиной.

С досадой и отвращением глядя ей в глаза, Сириус опустил палочку, сделал шаг назад,
потом еще один, а потом просто резко развернулся и пошел прочь.

Вальбурга схватила с какого-то столика чудом уцелевшую вазу и метнула ему вслед, но
промахнулась, и ваза врезалась в стену.

Сириус сбежал с крыльца и опрометью помчался на задний двор, а в спину ему несся
визг:

— ТЫ МНЕ БОЛЬШЕ НЕ СЫН!

Он хлопнул калиткой так сильно, что она закрылась, чуть не сорвавшись с петель, и
снова открылась. Сириус был так зол, что совершенно не отдавал отчета в своих
действиях. У него не было с собой ни вещей, ни денег, он успел только сдернуть со стула
на кухне свою куртку. Он не знал, что будет делать дальше, но точно знал, что
оставаться в этом доме больше не намерен.

Широкими шагами пересек двор, подошел к подъездной дорожке, резко вытер нос и
сдернул с мотоцикла мантию-невидимку Джеймса. Совершенно неволшебное, правильное
переплетение хромированных деталей ярко сверкнуло в лучах разгорающегося заката.

Скомкав мантию, Сириус вызывающе взглянул на окна.

29/2147
В окне второго этажа замаячила невысокая фигура.

— Будем надеяться, матушка, что по пути я расшибу себе голову! — заорал он и

встряхнул своего железного коня, снимая его с подножки. — Хотя бы раз в жизни
осуществлю твою мечту! — Блэк оседлал мотоцикл и рывком повернул ручку. Мотор
взревел, порвав в клочья тишину прекрасного тающего летнего дня. Фигура на втором
этаже шевельнулась и пропала.

Горло сдавили слезы, но Сириус скорее оторвал бы себе руку или ногу, чем позволил
заплакать, поэтому, не медля более ни секунды, оттолкнулся и выехал на гладкую
ровную дорогу, всем своим существом стремясь к единственному человеку, который у
него остался.

К Джеймсу Поттеру.

30/2147
Плохой мальчик
...31 июля 1977...

Сириус Блэк

На одной из девчонок была короткая джинсовая юбка и обтягивающая майка. На

другой — легкое летнее платьице, под которое то и дело задувал ветер.
Красный кабриолет, на котором они приехали на заправку блестел в свете заходящего
солнца, словно большая игрушка, пока его хозяйки крутились у окошка фаст-фуда,
грызли соломинки от содовой и хихикали, бросая на юношу у колонки горящие,
призывные взгляды.
На заправке тлел теплый летний вечер. Со стороны открытого окошка забегаловки
доносились обрывки песни.
Сначала Сириус делал вид, что не замечает их, но время от времени бросал на
красоток взгляд из-под упавшей на лицо челки и катал на губах усмешку. Он сидел на
боку своего железного хищника, пока тот наслаждался водопоем, постукивал ногой в
такт песне и поигрывал ключами.

"I broke a thousand hearts

Before I met you
I'll break a thousand more baby
Before I am through
I wanna be yours pretty baby
Yours and yours alone
I'm here to tell you honey
That I'm bad to the bone"

Сириус откусил кусок от своего горячего сэндвича и поднял голову, машинально

откидывая с лица длинные темные волосы.
Покой у окошка дрогнул.
Блондинка нервно оглянулась на него, когда подружка нашептала ей что-то на ухо.
Сириус беззастенчиво подмигнул ей.
Джекпот.
Она покраснела.
Смущенная блондинка в мини.
То, что ему надо.
Одинокие и длинноногие искательницы приключений на большой дороге. Чего ещё
можно желать, когда ты — семнадцатилетний ветер?

"That I'm bad to the bone

B-b-b-b-bad, B-b-b-b-bad,
B-b-b-b-bad, bad to the bone" *

31/2147
Он оглянулся на колонку, проверить, не заправился ли бак, и снова отвернулся,
отстукивая ногой ритм песни, доносящейся из открытых дверей заправочного кафе.
На улице сгустились смородиновые летние сумерки. Дневной зной медленно испарялся
из раскаленного асфальта, причудливо смешиваясь с ароматами трав.

В этот вечер на бензиновом водопое собрались самые солидные представители

дорожного царства — торговые фуры и грузовики. Покинув свои дома на колесах,
вечные странники — крупные, плечистые водители в заляпанных джинсовых
комбинезонах и рубашках, столпились у окошка небольшого придорожного кафе,
распространяя громкую смесь ругательств и клочковатого смеха. Их голоса, заливистая
песня невидимой птички, проливающаяся в бензиновый розовый вечер, аромат дешевой
выпечки, диких трав в поле и горячий резины действовали на юношу умиротворяюще.
Сириус скомкал пакет из-под пирожка и метко забросил в мусорный бачок. Девчонки
теперь вовсю шептались и толкались, явно решая, кто пойдет знакомиться, но Сириус
уже потерял к ним интерес.

Сегодня будет уже целый год, как он сбежал из дому.

Целый год.
И за весь этот год мать ни разу не поинтересовалась им.
Как будто он умер.
Хотя, для нее, наверное, это так и есть.
Нельзя сказать, чтобы Сириус очень скучал по ней, мямле-отцу или идиоту-братцу,
который в течении целого года в Хогвартсе шарахался от него, как от прокаженного...
Однако, несмотря на всю горечь, которой пропитались его воспоминания о детстве, он
всё же тосковал по старому дому.
Он как будто оставил себя маленького там, в этом жутком, но, черт возьми, родном месте
и теперь чувствовал вину и огромное сожаление, что не мог за собой вернуться...
Да и... в конце концов, каким бы взрослым и самостоятельным ты ни был — больно
осознавать, что ты не нужен собственной матери.

«... Джеймс выходит из дома и недоверчиво оглядывает темную улицу — наверное,

услышал шум мотора. Светло-серый свитер грубой вязки с закатанными рукавами и
магловские джинсы. Как всегда в первую минуту очень странно видеть лучшего друга не
в длинной школьной мантии. Но вот он привычным жестом взъерошивает волосы,
озадаченно хмурится, и — это все тот же Джеймс.

Кажется, он решил, что ему послышалось, и уже разворачивается, чтобы уйти в дом.
Сириус соскакивает с мотоцикла. Его все еще сильно пошатывает из-за количества
выпитого и пережитого потрясения — удивительно, как он в таком состоянии проделал
такое огромное путешествие, и не врезался в какой-нибудь вертолет или водонапорную
вышку.

Рывком открыв калитку, он выходит в знакомый сад.

Увидев, кто приехал, Джеймс расплывается в радостной улыбке, спрыгивает с крыльца и

бежит к нему навстречу.

— Каким ветром, Бродяга? — голос его звенит. Так звенит только голос человека,

32/2147
которому мать никогда не говорила и никогда не скажет «выродок».

Сириус идет ему навстречу, не поднимая головы, и с такой силой влетает в широко
распахнутые объятия, что чуть не сшибает Сохатого с ног.

— Эй, я тоже рад тебя видеть, — удивленно говорит он, растерянно похлопывая друга по
спине. — Но может быть останемся просто друзьями? Что такое? — спрашивает он,
отстраняя Сириуса и удерживая его за плечо.

— Я сбежал из дома, Джим... — стиснув зубы, глухо произносит Сириус, моргая так
сильно, что перед глазами начинают плыть фиолетовые круги. — Я сбежал, понятно тебе,
черт возьми?

Улыбка сходит с лица Джеймса.

— Что? — переспрашивает он, вглядываясь в Сириуса. Тепло в его глазах застывает и

темнеет. Рука, которой он сжимает плечо Сириуса, напрягается.

Сириус вскидывает на него глаза. Только Джеймсу позволено видеть его в таком
состоянии.

— Я перекантуюсь у тебя, пока не приду в норму? — рычит он и, не мигая, смотрит Джиму

в глаза сквозь расплывчатую пелену перед глазами. — Всего пару дней... а потом свалю.

— Ты идиот, Бродяга? — тихо спрашивает Джеймс, хватает Сириуса за шею так, что
становится больно, сталкивает их лбы и резко отталкивает его от себя. — Только попробуй
свалить! Ма тебе этого не простит, она и так мне всю голову насчет тебя проела. Вытри
сопли, и идем, — он резко хлопает его по плечу. — Пора ужинать...»

Что-то громко хлюпнуло.

Сириус вскинулся. Он так крепко задумался, что совсем забыл про заправку. Бак
заполнился до краев, избыток бензина пролился наружу и вытолкнул пистолет, запачкав
мотоцикл.

Сириус вернул пистолет на место, вытер испачканные руки о джинсы, достал тряпку и
любовно протер рисунок когтистых лап на железном боку своего сокровища.

Сегодня великий день.

Сегодня они с Джеймсом летят на самое знаменательное событие сезона — в

знаменитом Каледонском лесу в Шотландии состоится первый полноценный концерт
молодой рок-группы «Дикие сестрички», которая уже целый год держит первое место в
магических радио-чартах.

Последние несколько месяцев в Хогвартсе только и разговоров было, что об этом

концерте. Казалось, останови какого-нибудь ученика в коридоре и спроси о «Диких
сестричках» — он с радостью, тут же выложит тебе всё: сколько в группе человек, когда

33/2147
каждый из них начал играть, как начался их творческий путь, как Мирон Вогтейл стал
вампиром, какой лак для волос использует Донаган Тремлет, и какое любимое блюдо у
Гидеона Крамба.

Судя по рекламной кампании, это должно было быть нечто совершенно грандиозное, и
пропустить такое мероприятие было все равно, что пропустить матч мирового
первенства по квиддичу.

В школу тогда лучше вообще не соваться.

Достав немного магловских денег, Сириус расплатился за бензин и, предвкушая долгий и

упоительный полет над засыпающей Англией, провернул ручку.

Мотоцикл сыто взревел.

Девушка в голубых джинсах и джинсовой же куртке, покупающая в окошке фаст-фуда

булочку, вскрикнула, напуганная внезапным ревом, и выронила свою еду. Сириус вскинул
голову, отбрасывая волосы с лица.

— Алиса Вуд?! — воскликнул он с деланным недоверием и поспешно заглушил мотор.

Девушка обернулась. У нее было круглое, не очень красивое, но невероятно милое и
ласковое лицо. Добрые карие глаза полнились усталостью, на самом дне которой
плясали крошечные «чертики». Когда она увидела сидящего на байке юношу в черной
кожаной куртке, на лице ее мелькнуло короткое замешательство, но как только Сириус
знакомым движением отбросил с лица волосы и снял темные очки, личико ее осветилось
радостной улыбкой.

— Сириус Блэк?! — под стать его тону воскликнула она, хлопнув себя по ноге. Сириус,
улыбаясь, широко раскинул руки. Алиса прикусила нижнюю губу и бросилась в его
объятия.

— Мерлин, да ты хорошеешь с каждым днем! — воскликнул Сириус, разжав руки и с

удовольствием поцеловал девушку в щеку. — Что с тобой произошло, малютка?

Алиса смущенно улыбнулась, отчего на круглых щеках появились две очаровательные

ямочки, и потрогала коротко остриженные русые волосы. Сириус цокнул языком и
закатил глаза, давая понять, что сражен наповал.

— Мне идет?

— Ты сногсшибательна. Как я мог быть так непростительно слеп? — он прижал ее

ладошку к своей груди, драматически вздохнув. — Никогда себе не прощу, что упустил
тебя, моя королева, мне нет прощения... — он проникновенно взглянул на нее большими
серыми глазами.

— Прекрати так делать, Блэк! Ты и без того достаточно ослепителен, — сказала Алиса,
кивком головы отдавая ему должное, и деловито положила одну руку на руль, другой
опираясь на плечо Сириуса. — Так это и есть твой знаменитый конь? Ты правда его сам

34/2147
собрал?

— Да, — Сириус любовно погладил сверкающие хромированные ручки. — Моя главная

любовь. Я бы никогда и ни на кого его не променял. Даже на тебя, — прибавил он,
запрокидывая голову и бросая на девушку красноречивый взгляд.

— О-о, сумасшедшая конкуренция, — закатила глаза Алиса, за волосы оттягивая его

голову от своего лица. Сириус добродушно усмехнулся.

— Так это правда? Вас, миледи, уже можно поздравить? — он приобнял девушку за
талию, деловито вытягивая ее левую руку. — Еще немного, и вы станете... — он
выдержал драматическую паузу. Алиса улыбнулась, чуть покачав головой. — Миссис
Лонгботтом? — Сириус жалобно свел брови.

— Да, именно так, — Алиса высвободила руку и прижала ее наружной стороной к своему
плечу. — Следующим летом мы с Фрэнком поженимся. Так-то, Сириус Блэк, — она
похлопала его по плечу.

— А как же я? — простонал он, уткнувшись в нее лбом. Девушка коротко зажмурилась,

но когда он поднял голову, тут же улыбнулась. — Надо же, впервые в жизни я искренне
завидую Фрэнку Лонгботтому, — проговорил Сириус. — Мерлин, неужели я это сказал
вслух? — он нарочито завертел головой.

— Ты просто невозможен! — Алиса легонько шлепнула его по затылку. — Между прочим,

мы с Фрэнком дружим уже сто лет!

— Дружим! — в ужасе вскричал Сириус. — Во имя Мерлина... — он потер губы, стирая с

них улыбку, и бросил на девушку лукавый взгляд. — Но... вы же целый год будете друг
без друга, — голос его углубился, наполнился медом. — Это же столько всего может
произойти... — Сириус притянул Алису-почти-Лонгботтом к себе, резво потянувшись к ее
губам, и маленькая ладошка тут же впечаталась в его лицо, так что аристократический
нос Сириуса оказался аккурат между средним и безымянным пальцем, на котором
упреждающе сверкнул крошечный алмазик.

— Не может! — отрезала девушка, скрашивая свою строгость нежной улыбкой. — Даже

и не думай, Сириус Блэк!

Сириус отцепил ее руку от своего лица и одарил девушку веселой снисходительной

улыбкой. Алиса почувствовала, как сердце болезненно екнуло и провалилось.

— Так, я понял. Меня прокляли. Я один, как перст, а Фрэнку Лонгботтому достается
красивейшая из девушек. Мир несправедлив. Сириус Блэк, как всегда, в пролете.

— Ой ли?

— Ну хорошо, не как всегда, — легко согласился Сириус и добавил, чуть

призадумавшись: — И, может, не красивейшая.

35/2147
Алиса отвесила ему еще один невесомый шлепок по макушке, и Сириус весело хохотнул.

— Ладно-ладно, я молчу. Ты лучше всех, моя госпожа, — он выпустил ее и вцепился

обеими руками в руль. — Ну и что же ты делаешь в такой глуши? — Сириус окинул
подозрительным взглядом заправку. — Здесь где-то находится кружок вышивания?

— Жду «Ночной рыцарь», — Алиса озабоченно взглянула на наручные часики и

оглянулась на совершенно пустую дорогу. — Должен был быть здесь еще сорок минут
назад. Во всяком случае, так сказано в его расписании в «Дырявом котле». Ума не
приложу, что...

— А зачем тебе понадобился этот хлам на колесах? — Сириус не удержался и бросил

гордый взгляд на свой мотоцикл. — Куда ты едешь?

Алиса покопалась в цветастой вязаной сумке у себя на поясе и извлекла из нее

красочный флаер. Сириус присвистнул, взглянув на движущуюся картинку.

— «Дикие сестрички»! Ну надо же. Все дороги ведут в рай! — он крутанул ручку газа, и
мотоцикл утробно взревел. Несколько человек на стоянке обернулись на громкий звук, но
ребята этого не заметили.

— Ты тоже едешь туда? — обрадовалась Алиса, застегивая сумку.

— А как же, детка? Главное событие сезона! — Сириус вздернул бровь. — А почему ты
едешь одна? Как же мистер Лонгботтом?

— В нескольких километрах отсюда живет Лили Эванс, мы едем вместе.

— Так, может быть, я тебя подброшу? — предложил Сириус. — Мне все равно по пути, я
еду к Джеймсу в Ипсвич, — пояснил он.

— Правда? — обрадовалась Алиса и даже в ладоши хлопнула. — Боже, Блэк, спасибо, я

уже думала, что мне придется здесь ночевать! Ты — чудо!

— Конечно, чудо! — обворожительно улыбнулся Сириус и пригласительно кивнул

головой, каблуком сшибая подножку мотоцикла. — Запрыгивай, малютка! Я домчу тебя
быстрее ве...

— Эй, вы только посмотрите, какая куколка!

Кто-то присвистнул. Алиса подпрыгнула от неожиданности и обернулась. Говорил один

из водителей, стоящих у светящегося жирным желтым светом окошка. Увидев, что Алиса
оглянулась, здоровенный лысый детина с рыжей бородой топориком и красными, как
ветчина, руками бросил железную банку в урну и направился к ним.

— Зачем тебе эта развалюха, поехали с нами! — масляно улыбнулся он, вскинув руки в
пригласительном жесте. Его немного шатало, кажется, он был пьян.

36/2147
Сириус отвернулся, сузив глаза.

— Не реагируй и садись быстрее, — процедил он.

Алиса, немея от ужаса, торопливо перекинула ногу через мотоцикл и уселась на кожаное
сидение. Обернувшись, она увидела, как от группки у окна отделилось еще несколько
человек и последовало за первым.

— Сириус... — пискнула она.

— Я сказал: не реагируй. Обними меня, — тихо сказал Сириус, проворачивая ручку и

неторопливо нажимая на какие-то кнопки. — Все будет хорошо.

Девушка послушно обвила его торс руками, вцепившись спереди в плечи и прижавшись к
остро-пахнущей кожаной куртке. От страха все внутри скрутилось в тугой, исступленно
колотящийся комок. Мотоцикл завибрировал. Сириус оттолкнулся от земли, и Алиса с
легким трепетом почувствовала, как зависает в неустойчивом положении и мягко
трогается вперед. Внезапно джинсовый комбинезон дальнобойщика, растянутый пивным
пузом, замаячил прямо перед ними. Мотоцикл дернулся и встал.

— Куда это вы собрались! Ну-ка стой! — толстые, как сосиски, пальцы по-хозяйски
вцепились в руль. Сириус вскинул голову, недобро блеснув металлическими глазами. — Я
просто хочу предложить юной леди прокатиться...

— Убери руку, — сказал Сириус, чувствуя, как Алиса еще крепче вцепилась в него. Так
утопающий хватается за круг.

— Знаешь что, парень, кажется, я тебя раньше здесь не видел! — водитель ткнул
пальцем в руль, с трудом сфокусировав на Сириусе маленькие голубые глазки.

— Твое счастье, чувак, — Сириус уставился на толстый грязный палец, сражаясь с

желанием резануть по нему заклинанием.

— А это — наше место. Эта заправка нам как дом родной! И все, что на этой стоянке... —
прозрачные, заплывшие от пива глазки вцепились в Алису, и та съежилась, — ... наше!
Так что не лезь в бутылку, — у него за спиной замаячило еще несколько дуболомов.
Ситуация выходила из-под контроля. — Бери свое железо и проваливай отсюда, да? Мы
чужих не любим, верно, ребята?

Его компания никак не отреагировала, мрачно глядя на школьников из-под складок кожи
на низких жирных лбах.

— Девушку твою мы просто покатаем, пусть не боится, — он погладил бороду под

одобрительное ворчание.

— Дай. Мне. Проехать, — раздельно проговорил Сириус, поднимая взгляд и вдруг

становясь невероятно похожим на свою мать. — Если ты не отойдешь, тогда этим
бутузам придется отдирать от земли твою жирную задницу.

37/2147
«Бутузы» вскинулись, рыжебородый побагровел.

— Что ты сказал? — прорычал он, сжимая огромные кулаки. Сириус беззаботно засунул
руки в карманы, широко расставил ноги и выпрямил спину, насмешливо глядя на
водителя.

— Я сказал, что размажу по земле твою рыжую тушку, бобер, — с явным удовольствием
проговорил он и нахально улыбнулся.

- Сириус... — простонала Алиса, цепенея от страха.

— Ах ты... — водитель бросился на него, вытянув толстые волосатые руки, но всего в

паре сантиметров от шеи Сириуса они вдруг замерли — как будто застряли в воздухе.
Толстые как сосиски пальцы продолжали жадно загребать воздух, но и руки, и сам
водитель окаменели и не могли сдвинуться с места. Поросячьи глазки расширились.

— Что за?..

Сириус озабоченно свел брови.

— Что с тобой, Фрэнк? — пролепетал один из «бутузов».

— Да, что с тобой, бобер? — деланно взволнованным голосом спросил Сириус.

— Что ты со мной сделал? — прорычал Фрэнк, лицо его налилось кровью.

— Я? — искренне возмутился Сириус.

— Фрэнк, что с тобой?

— Фрэнк, тебе плохо?

— Чуваки, это сердце, говорю вам!

— У кого есть аптечка?

— Я принесу!

— Это все этот щенок, идиоты! — наконец прорычал Фрэнк. Язык его заплетался и вдруг
со странным щелкающим звуком приклеился к нёбу. Фрэнк взвыл, как раненый бык.
Сначала все просто замерли, глядя, как он бессмысленно мычит и вытягивает голову, а
потом все разом повернулись к Сириусу. Тот продолжал улыбаться, хотя взгляд его стал
острым, как лезвие, и кожа вокруг глаз словно потемнела.

— Ну-ка... — молвил один из водителей. Атмосфера натянулась, как струна, напряжение

зазвенело, казалось, что еще секунда е и оно лопнет. - Держи его!

38/2147
— Оп-па! — вдруг крикнул Сириус. Компания, дружно вздохнув, с тем же энтузиазмом
отхлынула назад, наступая друг другу на ноги. Недоумевающая Алиса проследила за
взглядом ближайшего из них и увидела, как карман куртки Сириуса, в котором он по-
прежнему держал руку, вытянулся, указывая длинным острым концом прямо на
столпившихся перед мотоциклом людей. Один из них приподнял вверх пустые ладони.
Сириус приподнял бровь и цокнул языком, чуть дернув головой в сторону. Водители
медленно, словно нехотя, расступились, не сводя глаз с дула воображаемого оружия. У
Алисы зашумело в ушах, когда мотор снова взревел, и мотоцикл сдвинулся с места.
Водители фур проводили выезжающий с автозаправки мотоцикл настороженными
тяжелыми взглядами.

— Ты правда собирался их заколдовать? — спросила она, оглядываясь.

— Да... — Сириус тоже обернулся. Ветер бросил ему волосы в лицо, он быстро взглянул
на дорогу и снова оглянулся. — Прямо сейчас и заколдую, смотри!

Он выпростал из кармана пустую руку и высоко поднял ее, показывая водителям средний
палец. Раздались вопли, они ринулись за ними, но Сириус одним резким движением
крутанул ручку, мотор истошно взревел, и мотоцикл на бешеной скорости рванул по
дороге, оставляя позади и компанию перевозчиков, и заправку, и все, что на ней
произошло.

— Да! — победно крикнула Алиса и засмеялась. Облегчение зашипело в крови. — Вот

вам! — она вскинула в воздух кулак, и ветер сразу же отбил ее руку за спину.

— Держись крепче! — испуганно крикнул Сириус. Мотоцикл набирал скорость, явно

вырываясь из обычных для такого транспорта магловских показателей, и Алису могло
просто снести с сиденья. Девушка поспешно ухватилась за него, прижимаясь носом к
туго натянутой куртке на спине, как вдруг позади них раздался рев. Алиса обернулась:
за ними по пятам шла фура, похожая издалека на гигантского железного дракона.

— Сириус! — крикнула она. — Сириус, он нас преследует!

Она была права. За рулем сидел разъяренный, красный, как томат, Фрэнк, которого
беспощадно обсмеяли его же собственные друзья и коллеги, как только мотоцикл выехал
за пределы заправки.

Нашего буйвола сделал мальчишка!

Он вдавил педаль газа в пол, неотрывно глядя на летящий по дороге мотоцикл.

— Это ему так кажется! — весело проговорил Сириус, бросив взгляд в боковое зеркало.

— Что мы будем делать? — веселье Сириуса передалось и Алисе, хотя, может, все дело
было в пережитом страхе и бурлящем в крови адреналине. — Сириус?!

— Что делать?! — парень обернулся, бросив на нее короткий шаловливый взгляд. — Ты

— держаться за меня покрепче, малышка! А я — надирать бобрам их пушистый зад!

39/2147
— Что?!

Сириус повернул какой-то рычажок, нажал на несколько кнопок и всем телом приник к
сидению. Алиса с ужасом почувствовала, как мотоцикл мягко отрывается от гудящей под
ними, ревущей, рычащей земли. Отчаянно вцепившись в Сириуса и руками, и ногами, она
зажмурилась и спрятала лицо в кожаной куртке. Ветер яростно набросился на нее,
пытаясь сдернуть с сидения и швырнуть на быстро ускользающую вниз землю. Сириус
счастливо взвыл — прямо как американский койот. Алиса приоткрыла слезящиеся глаза
и решилась взглянуть вниз, хотя ветер был такой сильный, что смотреть было тяжело.
Фура съехала с дороги, неуклюже искривившись на обочине. Водитель торопливо
выбрался из нее и ошалело уставился на удаляющийся вверх мотоцикл, закрыв рукой
глаза от солнца и открыв рот. Звук мотора взлетающего в воздух мотоцикла был таким
громким, словно это был вовсе не мотоцикл, а маленький самолет. Но Фрэнк все равно
услышал, как на него пролился громкий рассыпчатый хохот.

______________________

*ZZ Top — Bad to the Bone

40/2147
О том, как важно не быть Малфой

...31 июля 1977 года...

Нарцисса Блэк

Длинное шелковое платье было слишком тесно схвачено под грудью и мешало нормально
дышать. Нарциссе ужасно хотелось вылезти из него и одеть на себя легкий льняной
сарафанчик, в котором она ходила все утро. Вообще-то она любила шелковые наряды. Но
сейчас от соприкосновения с гладкой тканью по коже бегали мурашки.

Предсвадебное волнение, казалось, пропитало в доме каждую салфетку и подушку.

Тонко пахло цветами и новыми скатертями. Внизу на кухне позвякивала посуда. Звонкие
голоса гостей были хорошо слышны даже на третьем этаже.

Все ждали свадьбы и радовались.

Все, кроме нее.

— Боишься, сестренка? — игриво спросила Белла. Она лежала, развалившись, прямо в

платье на так и не убранной после сна кровати Нарциссы. Черное платье с пышной юбкой
на сетке легкомысленно смялось, копна смоляных кудрей, рассыпавшаяся по
белоснежной простыни, напоминала клубок маленьких тонких гадюк на снегу. Широкую
талию стягивал тугой черный корсет, подпирающий высокую, выразительно
подчеркнутую с помощью декольте грудь. Полные белые руки были плотно обтянуты
черной сеткой, пальцы с длинными черными ногтями унизали крупные кольца. Повернув
к сестре бледное лицо с кипящими, как смола, черными глазами, она надула черные
губки.

— Ты выглядишь как утопленница, — нежно проговорила она и одобрительно кивнула. —

Мне нравится.

Нарцисса подняла с туалетного столика изумительное колье из белого лунного камня и

прижала его к теплой шее. Крохотные холодные камушки удобно разместились в мягких
ямках на выпирающей ключице. Девушка прерывисто вздохнула и потрогала украшение
рукой.

«Сегодня я выхожу замуж».

Эти простые и понятные слова, звучащие для девушек всего мира, как молитва,
кружились вокруг Нарциссы, словно осы. И жалили каждый раз, когда она отвлекалась и
успокаивалась.

В пределах Хогвартса она не имела ничего против Люциуса Малфоя. Каждое утро они
вежливо здоровались на выходе из гостиной, завтракали и обедали за одним столом,
41/2147
проводили вечера в одном помещении, сидели на одних и тех же диванах и за одними и
теми же партами в одних и тех же классных комнатах, сдавали экзамены, ходили в
Хогсмид, на праздничные встречи в Клубе Слизней и матчи по квиддичу. Изредка
обменивались парой общих фраз. Но на этом их отношения заканчивались. Едва ли они
вспомнили бы друг о друге после школы, и со временем они так же легко и просто
состарились бы, даже не запомнив имени друг друга.

Но, вслед за учебным годом всякий раз неизбежно наступало лето и для Нарциссы Блэк
начиналось самое мучительное время во всем году. Родители на целый месяц отправляли
ее в Сан-Себастьян, в летнюю резиденцию Малфоев, где их с Люциусом сажали в одной
комнате, запирали, как муравьев под стеклом и заставляли проводить вместе все
свободное время, всё надеясь и ожидая, что они вдруг влюбятся и спарятся.

И миссис Малфой с её ледяными глазами и сладкими улыбками, и безвольная мать

Нарциссы, и их многочисленные подружки — все они ожидали, что долгожданная искра
вот-вот проскочит между Нарциссой и Люциусом, что они влюбятся прямо во время
партии в волшебный теннис... но за все десять лет партий в теннис, прогулок по пляжу,
чаепитий и вечерних игр в бридж, эта искра так и не проскочила, хотя в семье все
упорно поддерживали легенду о том, что между юной Блэк и молодым Малфоем цветет
то самое, первое нежное чувство. И когда заботливые матери отправляли своих
отпрысков прогуляться по пляжу, все эти родственники принимались понимающе
переглядываться и поджимать губы в улыбке. Нарциссе же при виде этих улыбок и
многозначительно выпученных глаз хотелось топать ногами и визжать, но она лишь
опускала ресницы.

Потому что только так может выражать свои чувства будущая счастливая невеста...

— Мерлин... что я здесь делаю? — тихо проговорила она, большими глазами глядя на
свое ослепительно прекрасное отражение.

«Может быть, сбежать?»

От этой мысли стало вдруг легко и приятно.

Нарцисса посмотрела на запертую дверь.

— Ты говоришь со мной? — игриво спросила Белла, переворачиваясь на живот и болтая

в воздухе ногами в зашнурованных туфлях на чудовищно высоком каблуке.

— Нет, Белла, не с тобой, — Нарцисса взяла из шкатулки сережки-капельки и вдела их в

уши. Руки так немилосердно тряслись, что она несколько раз случайно воткнула иглу в
чувствительную мочку.

Белла беззвучно засмеялась, облизывая передние зубы, и хищно посмотрела на прямую,

как струна, сестру. Казалось, коснись ее пальцем, и она зазвенит. Или порвется.

— Зря, Цисси. Между прочим, я уже замужем, — несмотря на то, что Нарцисса не
смотрела на нее, Белла повертела левой рукой. — Я старше и лучше знаю жизнь. И могу

42/2147
рассказать тебе много чего.

— Много чего важного?

— Много чего интересного. Много чего интересного и важного.

— Правда? — Нарцисса говорила по инерции. — И что же?

— Я знаю, сестра, тебе страшно, — Белла со вздохом провела ладонями по постели,

нежась на мягкой простыне.

Нарцисса со стуком захлопнула шкатулку, в которой хранила украшения, и стремительно

обернулась.

— Мне не страшно, — она захотела потереть лоб, но вовремя спохватилась и просто

сжала руку в кулак. — Я... нервничаю... возможно... но мне не страшно. Почему мне
должно быть страшно?

Привычная светская улыбка заморозила волнение на ее лице.

Белла взглянула на нее и вдруг резво подтянула ноги к коленям, поднимаясь. Неуклюже
пройдясь прямо по простыни, она с громким стуком соскочила на пол.

— Я знаю, чего ты боишься, — проговорила она, приблизив губы к лицу сестры. Можно
было подумать, будто она захотела ее поцеловать.

— Да? И чего же? — спросила Нарцисса, выпрямляя спину и настороженно глядя за тем,
как сестра принимается описывать вокруг нее круги.

— Ты боишься моего Лорда, — Беллатриса поднесла левую руку к лицу и фанатично

прижалась губами к татуировке, проводя языком по выползающей из черепа змее.
Нарцисса брезгливо приподняла верхнюю губу. — Боишься, что не понравишься ему, и он
расторгнет ваш брак, сделав тебя предметом насмешек... — Белла была у неё за спиной.
— Или наоборот, что ты, такая юная, прекрасная и нетронутая, понравишься ему, и он
пожелает поставить на тебя Метку, — Белла описывала вокруг нее круги, прямо как
змея, обвивающая кольца вокруг жертвы. — Но поверь мне, моя маленькая милая сестра,
тебе нечего бояться. Это огромное наслаждение — чувствовать его магию у себя
внутри... — прошептала она, обдавая лицо девушки дыханием, и на секунду прикрыла
ресницы. Когда же она открыла глаза, то увидела, что Нарцисса смотрит на нее с
нескрываемым ужасом.

Белла замерла, как лиса, почуявшая кролика.

— А-а-а... да вот же оно! — театрально прошептала она, выкатывая глаза и растягивая

губы в улыбке.

Нарцисса прерывисто вздохнула и покачала головой.

43/2147
— Ты боишься вовсе не моего Лорда, а...

— Замолчи, Белла! — предостерегающе прошипела девушка.

— ...своего будущего мужа, во имя Мерлина! — Беллатриса захохотала и оглушительно

захлопала в ладоши.

Нарцисса смежила веки.

— Уходи немедленно! Слышишь меня, Беллатриса? — Нарцисса взмахнула рукой,

указывая на дверь. — Убирайся!

— Нет, моя дорогая, я же твоя старшая сестра, я должна тебя приготовить, — Белла
крепко обняла сестру за талию. — Поверь мне, Цисси, супружеской жизни нечего
бояться! Это всего лишь сделка. Ты же не думаешь, что Люциус когда-нибудь полюбит
тебя? Или что ты полюбишь Люциуса?

— Белла, пожалуйста! — взмолилась девушка.

— О, не бойся, моя глупенькая Цисси. Вы будете жить совсем как чужие люди! Люциус,
как и все мужчины, будет вечно занят, — Белла потрогала круглые молочные камушки,
лежащие на тяжело вздымающейся ключице, и вздохнула, разглядывая белую гладкую
шею. — Правда, тебе придется терпеть его в своей постели несколько раз в неделю, но
это все ради будущего наследника, моя милая, которого ты будешь обязана произвести
на свет в страшных мучениях, — что-то вдруг переменилось в лице сестры — Нарцисса
увидела на лице Беллы знакомое выражение и внутренне запаниковала.

— Он не будет тебя ласкать, — обиженно проговорила Белла, утыкаясь ей в плечо

острым подбородком. Руки, обтянутые черной сеткой, безвольно повисли, черные глаза
потухли, тонкие кривые ножки, торчащие из-под пышной юбки, развернулись носками
туфель друг к другу. — Скорее всего, он просто сразу залезет на тебя сверху и будет
шарить по тебе своими руками. И дышать. Тебе будет страшно, и ты не сможешь
пошевелиться и будешь только ждать, когда все закончится...

Нарцисса смежила веки. Злорадно улыбаясь, Белла обошла вокруг нее, как волчица, и
подхватила с маленького столика бокал красного вина. — А потом, Цисси, милая... — она
отпила, почмокала губами, оценивая букет. — Тебе придется сжать свои прелестные
зубки и раздвинуть свои прелестные ножки, чтобы он в тебя... — Белла поднесла
ладошку к губам, словно стены могли их слышать, и значительно покивала, выпучив
глаза. — Влез.

— Замолчи, Белла... — прошептала Нарцисса. Палочка была далеко, но сейчас она

готова была броситься на старшую сестру с кулаками. — Сию секунду замолчи!

— Тебе будет больно! Это чудовищная боль и никакого удовольствия. А он будет биться
на тебе и в тебе, минуты три или четыре... а потом, когда все закончится, он сразу же
уснет, а ты будешь лежать и мечтать о смерти. Хотя, может, он еще начнет целовать
тебя... здесь! — Беллатриса вдруг больно ткнула оцепеневшую сестру в напряженную

44/2147
твердую шею. Нарцисса дернулась и Белла оглушительно захохотала. — И здесь! — она
ткнула ее в плечо, хихикая и подступая все ближе, в то время как Нарцисса пятилась от
нее назад. — И здесь...и здесь, и здесь, и здесь, и здесь!!!

Белла прыгала вокруг нее, тыкая то в одно, то в другое место на теле, и пружинки
черных кудрей неистово вились вокруг ее головы.

— Хватит! Замолчи!!! — наконец взвизгнула Нарцисса, рывком оборачиваясь к ней. Лицо

ее было искажено яростью. На миг они стали очень похожи. Один из браслетов сорвался
с ее руки и с треском упал на деревянный пол. Нарцисса порывисто опустилась на
корточки, чтобы поднять его, покачнулась, не удержавшись на неудобных каблуках, и
неловко плюхнулась на диванчик, прижав ко лбу запястья.

Дверная ручка скрипнула.

Нарцисса вскинула голову, Белла развернулась на каблуках, но в комнату вошла вовсе не

Эдвин Малфой, как они опасались, а ее дочь.

К шестнадцати годам Роксана Малфой стала невероятно похожа на отца: вздернутый

нос, небольшой грустный рот и бархатно-чёрные глаза, ярко выделяющиеся на бледном
лице, подернутом типичной малофевской ленцой. От матери ей достался только
миниатюрный рост и белые, как снег волосы, сейчас собранные на макушке в пушистый
художественный беспорядок. Черное бархатное платье с пышной юбкой на сетке мягко
мерцало, ловя приглушенный свет россыпью бриллиантовой пыли и открывало тоненькие,
как у стрекозы, но не очень длинные ноги, обтянутые черными колготками в мелкую
сетку. На костистом запястье по свадебной традиции белел пышный цветок, украшенный
черной росой, на другой руке совершенно неуместным массивом чернел напульсник с
металлическими заклепками. Движения ее были немного угловатыми и резкими, как у
мальчика-подростка, но взгляд, прямой и бесстрашный, выдавал нрав, закалённый в
подземельях Дурмстранга.

Роксана Малфой

— Что здесь происходит? — спросила Роксана, взглянула на сжавшуюся в комок невесту,

и закрыла за собой дверь. Голос у нее был низкий и хрипловатый, совсем не
сочетающийся с внешностью.

— Так-так-так, это кто у нас выполз из норы? — протянула Белла, подходя к девочке и
поглаживая себя волшебной палочкой по подбородку.

— Я думала, что тебя сослали в море навечно, Рокси-докси, — она игриво коснулась
пальцем кончика ее носа, и Роксана шлепнула Беллу по руке, точнее, хотела шлепнуть,
по Белла молниеносно убрала свою когтистую лапу. — Где же ты теперь «учишься»,
малышка? В Португалии? В Чехословакии? Может быть, в Турции? Да-а? Ну где?

Роксана сузила глаза.

45/2147
— В Шармбатоне, Белла, и тебе это прекрасно известно. Я приехала на свадьбу.

— Ну конечно! — Белла рывком открыла дверь, словно ненароком ударив Роксану по

спине. — Как я могла забыть, Шармбатон, это где-то на задворках Франции. Неужели я
могла подумать, что твои родители просто не знают, как бы просто избавиться от тебя
поскорее?

— Пошла к черту, — рыкнула Роксана.

Белла грязно улыбнулась ей и, повиснув на двери, многозначительно взглянула на

сестру.

— Не задерживайся, Цисси. Тебя все ждут.

Дверь закрылась.

Нарцисса смежила веки и, аккуратно закрыв лицо ладошками, горько и безутешно

разрыдалась. Стирая слезы, Нарцисса увидела, что сотворила со своим макияжем, и
зарыдала еще сильнее.

— Я не хочу-у! — простонала она, видимо, забыв, что не одна в комнате.

«Я не готова, не готова, не хочу, не хочу, заберите меня отсюда, ну пожалуйста!»

Роксана молча смотрела на ее терзания, теребя край платья.

Именно такая, какая нужна родителям...

Именно такая, какая нужна Люциусу...

Поколебавшись, Роксана подошла к диванчику и присела на хрупкое быльце.

— Послушай... Нарцисса, — она заставила себя положить ладонь на белое плечо.

Почему-то ей казалось, что рука ее обязательно прилипнет к этой сияющей чистой коже.
Вопреки этому, плечо оказалось сухим и шелковистым. Нарцисса легонько вздрогнула и
обратила на девочку небесно-голубые глаза. — Мы с тобой никогда не были близкими
подругами... или подругами вообще. Если честно, ты мне вообще не нравишься. Не думай,
что мне жалко тебя сейчас или что-то в этом роде... мне абсолютно все равно, что там
происходит в твоей душе, — она немного помолчала. — Но... я подозреваю, о чем тут
болтала твоя чокнутая сестра, — невозмутимо продолжала девушка. — Она его совсем
не знает. Люциус будет замечательным мужем. Он очень-очень-очень умный, и с ним
всегда есть о чем поговорить. И красивый. Помню, я как-то случайно вошла в его
комнату, когда Люциус переодевался. — Роксана взяла со столика салфетки и косметику
и присела рядом, поджав одну ногу. Нарцисса обратила внимание, что на девочке не
туфли, а грубые ботинки из драконьей кожи. Это ее покоробило... и заинтриговало.

— Я не уверена, что это подходящая тема для беседы, Рокса...

46/2147
— У него охренительное тело. Я несколько лет проучилась в Дурмстранге и, можешь мне
поверить, насмотрелась всякого. Люциус просто... — Роксана покачала головой. — Он
только на людях всегда такой строгий и холодный, застегнутый по самый подбородок,
причесанный и важный. Видела бы ты этого типа голым по пояс и с распущенными
волосами при свете камина, — Роксана вдруг совершенно развязно присвистнула. —
Скажу тебе, зрелище то еще. Неудивительно, что эта Паркинсон сохла по нему всю
жизнь.

Нарцисса не смогла подавить улыбку и опустила ресницы.

— А еще он очень сильный волшебник и никогда, ни за что не даст тебя в обиду. Что бы
там ни говорила Белла, но семья для него всегда на первом месте. Когда мне было
тринадцать, меня исключили из Дурмстранга, — она недовольно поморщилась. —
Неважно, за что. В общем, меня выперли и я поехала домой. Мне-то было наплевать, я
терпеть не могла этот гребанный Дурмстранг, но родители были в бешенстве. Они
наказали меня, — Роксана горько усмехнулась. — Блядь, очень сильно. Намного сильнее,
чем стоило бы, если бы я действительно была виновата.

Нарцисса удивленно распахнула глаза.

Странно было слышать такие слова из уст такой маленькой и миловидной девочки.

— Люциус стоял в стороне и смотрел, как меня наказывают. Я думала, что никогда его не
прощу и вообще убегу из дома к чертям собачьим, как только все заснут, — Роксана
вдруг улыбнулась. — Он тайком принес мне в комнату горячий шоколад и целую тарелку
маффинов, хотя знал, что мама запрещает мне есть сладкое, боится, что я растолстею, и
сынок какой-нибудь богатой шлюхи не захочет на мне жениться, — она фыркнула.

Нарцисса открыла было рот, но снова не успела вклиниться в поток речи.

— Он сидел у меня в комнате всю ночь и читал, а на следующий день увез меня в Сан-
Себастьян, подальше от маминых глаз. В то время Люциус как раз посещал Шармбатон по
делам Попечительского Совета и заодно показал мне школу, — Роксана уронила руку на
колено, закатив глаза. — Мерлинова мать, если бы ты знала, как там красиво! Белые
колонны, виноградник, фонтаны из вина и оливкового масла, музы. И снег сладкий, —
она смешно выпучила глаза, поймав взгляд Нарциссы. — Люциус сказал, что если я хочу,
то могу остаться учиться там и не возвращаться домой. Я осталась в Шармбатоне до
лета, а он навещал меня каждую неделю, а на Рождество отвез к нашей бабушке в
Швейцарию. Он — отличный брат. И я уверена, будет неплохим папашей, когда-нибудь. А
в том, что он охуенный любовник я не сомневаюсь, хотя он мой брат и мне не хочется об
этом думать.

Нарцисса легонько улыбнулась, поднимая на нее взгляд.

— Но это вовсе не значит, что ты мне нравишься, — спохватилась Роксана, встретившись

с ней взглядом. — Просто... если бы ты только знала, сколько девушек мечтало оказаться
на твоем месте, то не ревела бы сейчас, как идиотка, а плясала от счастья, что отхватила

47/2147
тако...

Дверь вдруг распахнулась.

Нарцисса резко выпрямила спину, а Роксана вскочила с быльца, как ужаленная.

Эдвин Малфой, в великолепном кремовом платье, очень похожем на платье Нарциссы,

но более строгом, паре черных шелковых перчаток выше локтя и с черным соболем на
плечах, вплыла в комнату, раскинув по воздуху тончайший шлейф терпких духов.
Маленькие глаза мерцали на ухоженном гладком лице, как два бриллианта, кремовые
волосы были так тщательно зачесаны, что можно было подумать, будто она совсем лысая
— до тех пор, пока Эдвин не поворачивала свою изящную головку на тонкой шее, и не
обнаруживался массивный пучок, обтянутый искрящейся бриллиантовой сеткой.
Благоухающая, белоснежная и хрупкая, она была скорее похожа на диковинный цветок,
чем на живую женщину.

— Мама?!..

— Нарцисса, тебя все ждут, — холодно проговорила Эдвин, придерживая своей

красивой рукой тяжелую дверь. Ее слова гладко перетекали одно в другое, как ручей,
проталкивающий себе путь среди прозрачных камушков. — Ступай в соседние покои,
тебя приведут в порядок.

Нарцисса молча поднялась на ноги и в одиночестве покинула комнату.

Эдвин подождала, пока за ней закроется дверь, и наконец обратила внимание на дочь.

Повисла нехорошая тишина.

— Кто разрешил тебе выйти из комнаты? — наконец спокойно спросила Эдвин,

равнодушно глядя на нее.

— И вам привет, маменька, — колко ответила Роксана, скрещивая на груди руки. — Раз
уж вы не интересуетесь, скажу сама: я жива-здорова, чувствую себя хорошо, доехала
нормально, и тоже очень рада вас видеть.

— Я спрашиваю, кто тебе разрешил?!

— Сама себе разрешила! — перекричала ее Роксана, не решаясь, однако, шевельнуться

под холодным жестким взглядом.

Последний раз они виделись почти полгода назад, и тогда Эдвин была чем-то сильно
занята и всего раз повидалась с дочерью.

И сейчас смотрела на нее через силу.

Роксана проглотила колючий комок в горле.

48/2147
— Немедленно иди к себе, — похоже, Эдвин решила не тратить на нее время и отворила
дверь, чтобы последовать за Нарциссой. В комнату невесомой струйкой вплыла
праздничная музыка. — Поговорим завтра, — она повернулась, чтобы уйти.

— Я хочу быть на свадьбе! — выпалила Роксана.

Эдвин резко остановилась — даже горностай на ее плечах выглядел удивленным, когда

она медленно обернулась к дочери и прикрыла дверь.

— С какой, интересно, стати? — шелковым голосом осведомилась Эдвин. — Столько

времени тебе было наплевать на свою семью, а теперь ты хочешь как ни в чем ни бывало
втереться в наш успех?

От такого лицемерия у девушки даже дыхание перехватило.

— Наплевать?! — вспыхнула Роксана. — Черт возьми, да ты сама не писала мне

несколько месяцев, мама!

— И что же?

Гневные слова, готовые вот-вот сорваться с губ, растворились в этих ледяных словах.
Роксана уже и забыла, какая Эдвин холодная и жестокая.

— Я хочу быть на свадьбе! — повторила она и, к своему ужасу, почувствовала, как на

глазах выступили слезы. Не хватало еще расплакаться. — Люциус...

— Я запрещаю тебе появляться внизу.

Вот и все.

Без каких-либо объяснений.

Так захлопывают дверь у человека перед носом. Коротко и твердо. Кричи, не кричи...

От злости Роксана даже забыла, что хотела сказать.

— Да что я такого нахрен сделала?! — наконец крикнула она, беспомощно разведя руки.
— Что, раз ты меня даже выслушать не хочешь?! — страшно захотелось топнуть ногой.

— Что ты такого сделала? — вкрадчивым голосом переспросила Эдвин, отпуская

дверную ручку и подступая к дочери. — Ты опозорила нашу семью в Норвегии. Ты
сбежала с собственной помолвки. Ты обозвала младшего Влада Цепеша... — повторить
крепкое словечко она так и не смогла, — ... кровососом, причем на торжественном
приеме в его собственном замке, — сливочные щеки покрыл едва заметный румянец. С
каждым новым обвинением она подступала все ближе. — Ты уже дважды применяла
магию без позволения. Ты разговариваешь как какое-то отребье. Ты ведешь себя... не
как женщина, не то что молодая Малфой! Ты открыто общаешься с грязнокровками, —
женщина понизила голос и сделала резкий жест рукой, отчего голова соболя

49/2147
соскользнула с ее плеча, и на Роксану уставились стеклянные глазки зверька. Казалось,
что даже он ее не одобрял, хотя вообще был давно мертв и болтался на руках у
стареющей аристократки. — Не смей спрашивать меня о том, что ты такого натворила! —
Эдвин вдруг схватила ее за тонкое голое предплечье и толкнула к двери. — Марш к себе
в комнату, и чтобы ни звука!

— Мама!

— Все наши гости уверены, что ты сейчас во Франции! Как мне прикажешь объяснить
твое возвращение?

— Попробуй сказать им, что я тоже здесь живу!

— Молчать! Не заставляй меня... — Эдвин опустила глаза и наконец заметила наряд

дочери. Что-то дрогнуло в ее прекрасном лице, взгляд голубых глаз провалился. Роксана
невольно отступила назад, но мать вдруг схватила ее за локоть и дернула на себя.

«Останутся синяки», — подумала девочка.

— Это еще что такое? Что за вид?! Где ты взяла эту дрянь? — она схватила черный
невесомый шифон в кулак, и Роксана испугалась, что она сейчас его порвет, но Эдвин
разжала руку.

— Купила, — храбро заявила девушка. — Ты, наверное, не заметила, но за несколько лет

я выросла из своих старых платьев!

— Ты потратила наши деньги на... на магловские тряпки?!

— Эти тряпки сшиты известным ди...

Эхо пощечины разлетелось по комнате.

Роксана схватилась за ушибленную щеку, смаргивая невольно выступившие слезы, и в

ужасе увидела, как из ридикюля на локте матери вылетела волшебная палочка.

— Мама...

— Я говорила тебе, что сделаю, если увижу их на тебе еще раз?

— Я прошу тебя...

— Диффиндо!

— Мама!

Роксана вскрикнула, почувствовав, как лезвие режущего заклинания проходит в

миллиметре от кожи. Ткань треснула, и тугой лиф платья скользнул вниз. Роксана
подхватила его свободной рукой, не переставая умолять мать не делать этого, но,

50/2147
невзирая на мольбы дочери и ее попытки высвободиться, Эдвин с силой махала палочкой
так, словно у нее в руке была сабля или кнут. Роксана кричала, плакала и ругалась, но
роскошное черное платье, усеянное сияющими алмазиками, уже жалкими лоскутками
опало на пол вокруг ее ног, и его было не вернуть, а сама девушка осталась стоять
посреди комнаты в одном белье, вздрагивая от страха, и с алым пятном на щеке.

— Истинная Малфой не позволит себе явиться на свадьбу старшего брата в маггловских

тряпках. А также не позволит своей дочери явиться в них, — сказала Эдвин, бережно
пряча палочку в ридикюль. — А теперь ступай. И чтобы я не слышала ни звука. Тобби!

Раздался хлопок, и в комнате появился согнувшийся от старости эльф в куске старой

бархатной гардины с золотой кисточкой на плече. Он был почти совсем лысым, только за
ушами пучками росли пушистые пепельные волосы, почти такие же белые, как у хозяйки
и ее дочери. При виде Эдвин он тут же склонился чуть ли не до пола и так и замер.

— Что желает моя госпожа?

— Проводи мисс Малфой в ее покои, она очень устала, — твердо сказала Эдвин. — И
проследи, чтобы она не покидала их до самого утра, — женщина распахнула дверь,
впуская в комнату голоса гостей, доносящиеся с первого этажа. — А если попытается
уйти — немедленно сообщи мне, — эльф еще раз поклонился и она вышла.

***

Услышав долгожданное посапывание, Роксана тихонько повернула дверную ручку и

выглянула в щелку.

Все, что она смогла увидеть — это коротенькие ноги эльфа, по-детски свисающие со
слишком высокого для него стула, и длинный нос. Услышав скрип двери, эльф
недовольно всхрапнул, промямлил что-то и снова захрапел.

Девушка аккуратно потянула дверь на себя и на цыпочках пробежала к раскрытому

рюкзаку, который лежал на ее постели.

На тумбочке рядом лежало письмо, которое она получила примерно пятнадцать минут
назад.

«Привет, киса!

Я — просто дерьмо. И мне стыдно. То есть нам всем. Потому что мы все — дерьмо. Но
стыдно нам не поэтому.

Если что, тот мудак все-таки остался жив, так что мы не при делах. Прости, что так долго
не отвечал на твои письма. Ты, наверное, слыхала, что мы с ребятами теперь охрененно
круты. Одна богатая благодетельная задница выписала нам чек на кругленькую сумму.
Не знаю, с какого черта. :D Короче, детка, второго числа мы с парнями даем маленький
концертик в Каледонском лесу, может, слыхала или видела наши афиши? Там еще всякая

51/2147
муть про событие века и бла-бла-бла... хрень, в общем.

Зачем я тебе об этом пишу? Я не забыл, что это из-за нас тебя выперли из Дурмстранга
(хотя эта школа — полный отстой, но все равно). Я возвращаю тебе долг и присылаю
билетик. Сейчас ты их уже хрен где достанешь, так что пляши, киса. Будет отличная
тусовка. Я знаю, о чем ты думаешь. Расцелуешь меня после. Буду ждать тебя под сценой.
Донаган»

Комната Роксаны напоминала музей: огромное воздушное пространство, голубые и

сливочные тона, потолок в лепнине, тяжелые шторы в пол и зеркальный светлый паркет,
по которому можно было бы кататься на коньках, как по льду, если бы не ковер размером
с лесную полянку, высокие лазурные стены, огромные картины в тяжелых рамах, всюду
хрупкие столики со всякой ценной чушью, в виде тоненьких фарфоровых волшебниц,
хрустальных гиппогрифов и яиц феникса, инкрустированных драгоценными камнями.

Всё это было до тошноты роскошно и помпезно и было бы совершенно непригодно для
жизни, если пребывание Роксаны, пускай и нечастое, не оставило на комнате свой,
особенный след.

Подобно птицам, вырвавшимся из клетки, магловские книги занимали все

горизонтальные поверхности в комнате. Казалось, что они вот-вот все вместе снимутся с
места и стаей упорхнут в широко распахнутое окно. Фавориты с оторванными обложками
и разорванными корешками лежали под кроватью, подальше от чужих глаз. Вперемешку
с книгами повсюду валялись музыкальные пластинки, безликие черные кассеты,
некоторые с безнадежно выпущенной лентой и одежда. Одежды было столько, что
можно было подумать, будто гигантский платяной шкаф, стоящий за расписной
китайской ширмой, стошнило, и его содержимое, вырвавшись из деревянного чрева,
облепило всю комнату, повиснув на светильниках и статуях.

Кстати о них.

Не так давно Роксана выяснила, что статуи, украшающие ее комнату, докладывали

матери, чем её дочь занимается в течение дня, после чего Роксана в лучшем случае
целыми днями сидела под домашним арестом, а в худшем — смотрела, как горят в камине
её книги и пластинки. Поэтому сейчас мраморные предатели были обезоружены и
должным образом осквернены: благородный лик девы Морганы ле Фэй закрывала
мохнатая дурмстрангская мантия, на особенно исполнительного Этельреда
Вспыльчивого Роксана намотала вязаный шарф, который тот время от времени
недоуменно ощупывал каменной рукой, Лаверна де Монморанси, двуликая фаворитка
французского короля, словно в насмешку занимавшая место рядом с туалетным
столиком, была занавешена чудовищным синим свитером с русалкой, который Роксане
тысячу лет назад связала бабушка Малфой, а на умные глаза Герпина Злобного, чей
бюст возвышался прямо рядом с кроватью, был надет кружевной черный бюстгальтер.

Кроме этого, между картинами с изображением предков и видных деятелей магии,

пестрели глянцевые плакаты с логотипами многочисленных магловских рок-групп, а над
кроватью был натянут стяг "Диких сестричек" — самой отвязной и самой запрещенной в
чистокровном обществе рок-группы, чей солист, Мирон Вогтейл и был причиной тому, что

52/2147
сейчас бардак в комнате Роксаны Малфой достиг своего предела.

Времени было мало. В любой момент в комнату могла нагрянуть мать и обрадовать её
каким-нибудь наказанием, которое пришло к ней между третьим и шестым бокалом вина.
Паникуя, Роксана спешно натянула свою любимую, чёрную футболку с логотипом "The
Beatles", поверх неё — теплую, серую спортивную толстовку, впрыгнула в рваные
джинсы с металлическим ремнем, схватила с тумбочки разноцветный флаер и письмо,
сложила их вчетверо и, секунду поколебавшись, засунула под резинку лифчика.

Застегнув толстовку и заправив под шапку длинные волосы, она с удовольствием

повертелась перед зеркалом. Да, так даже не понятно, девушка она или парень.
Идеальная маскировка.

Она вернулась к перевернутой постели — в поисках собственного же тайника с

магловскими деньгами пришлось перерыть все ящики в шкафу и вспороть гигантский
матрас.

На куче смятого шелкового белья лежал старый холщевый рюкзак с разинутым ртом, в
который Роксана то и дело бросала какую-нибудь нужную в дороге вещь. Рядом с ним, на
подушке лежал громоздкий волшебный плеер, доставшийся Роксане при очень странных
и довольно глупых обстоятельствах. Когда она полезла под кровать в поисках
запропастившихся кед, приборчик помигал экраном и захлопал крышкой.

Вскинув голову, девушка сдула упавшую на лицо белую прядь и прошипела:

— Не сейчас, Рори! Я не забуду тебя, не волнуйся.

Плеер захлопнул крышку и потух.

Роксана зашнуровала кеды, сунула плеер в рюкзак, застегнула молнию, вскинула его на
плечи и влезла на широкий подоконник.

Смородиновый августовский вечер ласково поцеловал девушку в волосы целой палитрой

летних ароматов. Роксана подергала самодельный канат, который соорудила из
найденных в шкафу простыней. Его кончик, зависший на уровне первого этажа,
затрепыхался и с такого расстояния показался ей неоправданно далеким.

Она с сомнением взглянула на пышные заросли пурпурных роз под своим окном.

Отступать было некуда и незачем, так что она устроилась поудобнее и случайно
сбросила вниз одну из книг, лежащих на подоконнике среди кучи пустых оберток из-под
"шоколадных лягушек". Магловский детектив пролетел, казалось бы, целую вечность и
шлепнулся на траву.

«Вот и я так шлепнусь...»

Роксана невольно сглотнула.

53/2147
Было бы ужасно несправедливо все испортить в последний момент и сорваться с окна
собственной комнаты при попытке бегства.

Даже не столько несправедливо... сколько по-идиотски.

Если бы не все дерзкие побеги, которые она предпринимала на своем недолгом веку,
родители не заблокировали бы камин. Вылазку на матч по квиддичу они еще как-то
пережили, но вот посещение Роксаной концерта известных магловских музыкантов, чья
эмблема сейчас красовалась у неё на футболке, они ей не простили. И теперь из всех
возможных путей отступления у неё осталось только окно — видимо предки посчитали,
что высота в три этажа лучше любого защитного заклинания. Хаха три раза.

Роксана подергала веревку из простыней, проверяя её на прочность и несколько раз

обвязала вокруг столбика кровати. Снова подергала, потянула, даже повисела на ней.
Узел оказался достаточно крепким.

Летняя ночь лилась в окно и манила к себе со страшной силой, втягивала в волнующий
полумрак, призывала нарушить все на свете и убежать с собой по долгой дороге.

Оглянувшись на запертую дверь с красно-фиолетовой афишей «Диких сестричек»,

Роксана представила реакцию матери, когда та узнает, что её дочь в очередной раз
сбежала из дому.

Роксана глубоко вздохнула, решительно направилась к окну, снова влезла на

подоконник, на сей раз запретив себе смотреть вниз, крепко намотала самодельный
канат на руки и повернулась спиной к окну, огромными глазами глядя на хлипкий
столбик, от которого сейчас зависела ее жизнь. И концерт.

Сейчас ей чудилось, будто под ней не три этажа, а тридцать три.

Она сделала еще один глубокий вдох, встала на колени и очень медленно спустила вниз
одну ногу. Потом так же медленно — вторую, упираясь в подоконник животом и грудью.
Руки задрожали, приняв на себя часть веса. Глубоко дыша через нос, Роксана заерзала
и окончательно вылезла за окно, упершись коленями в холодную наружную стену дома.

Сердце стучало как ненормальное, от страха тряслись поджилки, но она упрямо ползла и
ползла вниз, чувствуя, как сумка с ее ценным имуществом оттягивает плечи.

«Надо же, какая страшная!» — отрешенно подумала она, когда, преодолевая второй
этаж, столкнулась нос к носу с каменной горгульей, сидевшей на стене. Увидев Роксану,
горгулья состроила ей злобную рожицу и снова окаменела. Роксана показала ей язык.

Внезапно где-то наверху раздался чудовищный треск, и Роксана, не успев даже толком
перепугаться, слетела на несколько метров вниз, словно кто-то внизу резко дернул за
веревку.

Повисла тишина, нарушаемая потрескиванием ткани.

54/2147
Роксана робко вскинула голову.

В этот самый миг на третьем этаже что-то загрохотало, все внутри подхватилось, и уже
через секунду она с треском рухнула в колючие розовые заросли, больно приземлившись
прямо на задницу.

Земля оказалась намного ближе, чем она думала.

Казалось, что даже праздник в доме остановился, и все прислушались к звукам снаружи.
Через пару минут кусты закачались и затрещали, и Роксана вывалилась из них,
чертыхаясь и отряхиваясь. Неожиданно наверху снова что-то хрустнуло, и на девочку
просыпались остатки кровати вместе с канатом. Роксана выругалась и отряхнулась.

Дверь, ведущая из внутреннего двора в кухню, вдруг отворилась, и на улицу выскочил

многострадальный эльф-охранник наперевес с керосиновым фонарем. Роксана вскинула
голову, испуганно ахнула и припустилась наутек, к границе участка.

Увидев ее, эльф завопил и тоже сорвался с места, бешено встряхивая лампой и
размешивая матовым светом густые летние сумерки.

Из темноты выросло тюремное кружево железной изгороди, сквозь которое из мрачного

леса, окружившего особняк, просачивался липкий туман. Роксана бежала так, как не
бегала никогда, даже когда после матча по квиддичу в Дурмстранге год назад между
женским и мужским отделениями началась драка и все мутузили друг друга флагами.
Подпрыгнув, она ухватилась за прутья на изгороди, привычным движением всунула ногу
между узких решеток, оттолкнулась и, перемахнув через забор, приземлилась на
подгнившую траву, на миг с головой утонув в тумане. Ступни немедленно вспыхнули от
боли. Переведя дыхание, Роксана снова бросилась бежать, а когда уже отбежала на
достаточно безопасное расстояние, замедлила бег и обернулась.

Свет фонаря маячил позади, раздвигая лучиками плотный полумрак.

Эльф не мог покинуть территорию дома и не мог оставить хозяйку одну в лесу.

И не мог пойти к Эдвин с такими веселыми новостями.

Роксане стало жаль маленького слугу, когда она представила, что мать сделает с ним,
когда обо всем узнает. Он же не виноват, что «Дикие сестрички» дают свой концерт
именно сейчас, когда его суровая хозяйка решила в воспитательных целях запереть свою
дочь в ее же собственной комнате.

— Мисс Малфой! — потрясенно вскрикнул эльф, ставя фонарь на траву и хватаясь за

решетку, когда Роксана подошла к нему с другой стороны изгородки. — Мисс Малфой,
Тобби умоляет вас вернуться, пожалуйста, мисс, немедленно вернитесь, пожалуйста!

Роксана шагнула в пятно света и бросила Тобби какой-то предмет.

Тот машинально схватил его и, ахнув, тут же уронил на траву, отпрыгивая назад и

55/2147
вскидывая на хозяйку круглые глупые глаза. Этим предметом оказалась черная
футболка с эмблемой «Сестричек».

— Мисс Малфой... что же это?..

— Советую тебе не задерживаться в этом доме, Тобби, — сказала Роксана, скрещивая на

груди руки. — Я твоя полноправная хозяйка, я дала тебе одежду, ты ее взял. Ты
свободен, так что можешь найти себе хозяев получше.

— Мисс Малфой говорит ужасные вещи, — пробормотал домовик, потрясая ушастой

головой и отступая от чернеющей на земле футболки. — Тобби... не... не хочет быть
свободным!

— Тебе больше незачем врать, Тобби, — Роксана вздохнула и опустилась на корточки.

Сухие деревья в саду печально чернели в сгущающемся мраке — казалось, что они все
склоняются перед домом в поклоне. — Здесь хорошо живется только призракам и
упырям. Любое нормальное существо стремится отсюда убежать и не говори мне, что
никогда не мечтал об этом, — она взглянула на сгорбленного миниатюрного старичка и
ласково улыбнулась. — Если бы ты знал, старый милый Тобби, как бы я сейчас хотела
оказаться на твоем месте... жаль, что меня не освободит от этого дома кусок тряпки.

Тобби вздрогнул на этих словах, видимо, вспомнив про футболку, и робко протянул к ней
тоненькую жилистую ручку. Роксана решительно взяла футболку, вложила эльфу в
ладонь и сжала его пальцы.

— Ты будешь очень-очень счастлив в другой семье, дружище, честное слово. Хуже в

любом случае не будет, правда?

Сжав в кулачке ткань хозяйской футболки, Тобби вдруг прижал ее к груди и заплакал
навзрыд, сотрясаясь от макушки до пяток.

Роксана сочувственно погладила его по лысеющей голове, и старый эльф, не в силах

сдержать свои чувства, бросился к своей уже бывшей хозяйке и крепко обнял через
кованную изгородь.

— Вы не замерзнете в лесу, мисс Малфой? — прорыдал домовик. Его колотило, как в

лихорадке. — Может, Тобби принесет вам теплые носки или термос с горячим
шоколадом? В последний раз? Тобби давно живет в этих местах, Тобби слышал ужасные,
просто ужасные...

— Со мной все будет в порядке, Тобби, — твердо сказала Роксана, отстраняя его от себя
и поднимаясь. Ей уже не терпелось уйти. — Я не в первый раз сбегаю, справлюсь как-
нибудь.

— Но сейчас же ночь, мисс!

— Еще не совсем ночь, — с деланной беззаботностью отмахнулась Роксана. — Не

переживай, Тобби. И скорее уходи, пока все... — она сглотнула и бросила злобный взгляд

56/2147
на ярко освещенные окна, за которыми снова фигуры людей. — Празднуют. Я не хочу,
чтобы тебя поймала моя мать или... или еще кто-нибудь.

— Хорошо, мисс Малфой. Пожалуйста, берегите себя ради старого Тобби.

— И ты береги себя, — она еще раз крепко обняла старого слугу и пошла в лес.
Обернувшись, помахала эльфу рукой. — Прощай! Прощай, Тобби!

— Прощайте! Будьте осторожны и не спите на земле!

Личико эльфа вдруг расплылось и съехало в сторону, а свет фонаря расплылся

мерцающими кругами. Роксана резко вздохнула, приказала себе не раскисать и
ускорилась, больше не оборачиваясь.

Какое-то время огонек еще мерцал у нее за спиной, но вскоре потух, и Роксана осталась
наедине с лесом.

57/2147
Run away Roxanne

Где-то за спиной хрустнула ветка и захлопали крылья. Звук иглой вошел в мозг, и
Роксана прыжком развернулась, вскинув желтый лучик фонарика, как шпагу. Сова
приземлилась на ветку подгнившего дерева, насмешливо ухнула и внимательно
взглянула на девочку.

Ещё один шорох — Роксана опять крутанулась. Свет упал на безобидного ежика.

Сова заухала, смеясь, захлопала крыльями и сорвалась с ветки, обсыпав девочку трухой.

Бесконечная толпа черных деревьев расступалась, провожая Роксану взглядом тысячи

невидимых глаз. Голые стволы блестели, словно покрытые слизью, их скрученные ветки
тянулись к Роксане. По прелой, не ласканной солнцем земле Уилтширского леса стелился
вязкий плотный туман. То тут, то там вдали раздавались заливистые переклички волков,
снова ухали совы...

Пару раз Роксане казалось, что за ней кто-то следует, но всякий раз, когда она
оборачивалась, свет выхватывал из темноты мирно спящие растения и только.

Один или два раза она всерьез подумала о том, чтобы вернуться, но письмо со словами
Донагана согревало её сердце и укрепляло дух, так что она только покрепче
обхватывала себя руками и упрямо шагала вперед.

Спустя какое-то время она почувствовала усталость и остановилась передохнуть.

Вдыхать густой прелый воздух было тяжело, на лбу выступил пот, а ноги почему-то
дрожали так, словно она только что пробежала марафон.

А когда Роксана вытерла лицо, увидела, что рука у нее тоже мелко дрожит.

Бросив сумку на землю, в корневище дерева, она плюхнулась на нее и прижалась спиной
к стволу, прикрывая глаза. Ей казалось, что когда она не смотрит, деревья медленно
сдвигаются вокруг неё.

Нет, с этим лесом явно что-то не чисто. Он действительно высасывал силы, пил их своей
засушливой темнотой, тишиной и тяжелым воздухом. Казалось, что он поджидает, когда
она, обессиленная, рухнет на землю, чтобы беззастенчиво запустить в нее свои жадные
скользкие корни.

Она покрутила фонариком вокруг себя в поисках вымышленных корней и устремила свет
наверх, поднимая за ним взгляд. Небо над верхушками деревьев было темно-сиреневым,
беззаботным, летним и теплым, в то время как в лесу было темно и холодно, как в
погребе. А там, наверху, в теплом черничном океане уже загорелись звезды. Одна из них
сияла ярче остальных. Роксане невольно вспомнились школьные уроки по Астрономии.
Почему-то она это запомнила:

58/2147
«Сириус — самая яркая звезда в созвездии Большого Пса».

Это имя казалось ей знакомым. Как будто имя героя из сказок Барда Бидля или историй
про великана, который съел луну.

Роксана посмотрела на луну, круглую и желтую. Она выглядела так, словно кто-то
придавил ее к небу большим пальцем.

Роксане вдруг стало очень тоскливо. Эта луна сейчас наверняка смотрит в окна её дома,
потому что там, несомненно, веселее, чем здесь. Даже этой луне можно быть на свадьбе
Люциуса.

Только её, Роксану, туда не пустили. А всё потому, что её стыдится её собственная мать.

Свет фонарика вдруг стал тусклым. Роксана защелкала выключателем, направив

гаснущий луч себе в лицо. Что-то тихонько, отчаянно заскрипело в фонарике, и он
окончательно потух, а Роксана погрузилась в темноту.

— Ну вот, отлично, — буркнула она, убрала фонарик в карман, после чего встала и
подхватила рюкзак, зацепившийся лямкой за корень.

Неожиданно где-то рядом снова хрустнула ветка.

На этот раз настолько намеренно, что у девочки все внутри оборвалось.

— Кто здесь? — требовательно спросила она, обмирая и вглядываясь в деревья. В

повисшей тишине ее голос прозвучал как призыв: я здесь, хватайте меня! Роксана
сглотнула, чувствуя, как немеет кончик языка, и спросила еще раз, громко, но невнятно:

— Кто там?!

Раздался новый хруст. Роксана выхватила палочку.

— Мерлин вас подери, ну-ка блять покажитесь, кто там! — яростно крикнула она,
отчаянно уповая на то, что это просто лукотрусы или лесные «чертики». — Эй!

Лес упорно молчал.

Сердце колотилось уже где-то в горле.

— Клянусь, если ты не покажешься, я...

И тут-то это и случилось.

Её гневную речь оборвал вой. Пронзительный, печальный вой.

Секунда на осознание.

59/2147
Роксана медленно подняла глаза, в ужасе глядя на насмешливо светящийся в небе шар,
изрытый кратерами, точно оспинами.

— Черт! — она бросилась бежать.

Оборотень услышал её топот и побежал следом — неторопливо, расчетливо, внюхиваясь

в аппетитный человеческий запах.

Ей бы думать как спастись, а всё, что она делала — это неслась как сумасшедшая куда
глаза глядят и в ужасе слушала треск ветвей и хриплое дыхание убийцы позади.

Они были здесь вдвоем. Больше никого на много миль.

Оборотень и человек.

Сколько раз за последние месяцы этот сюжет освещался в "Пророке", знаменуясь в

конце отвратительными колдографиями...

Нет! Не думать об этом сейчас!

Она столько лет дружила с Мироном Вогтейлом, её не напугать вшивым волком!

Роксана резко свернула вправо, ломясь прямо через колючий кустарник. От страха ноги
отяжелели, прямо как в кошмарном сне, и топали по мягкой земле, как две мраморные
колонны. Мерлинова мать!

Все это время за ней по следу шел оборотень, черт возьми, а она останавливалась,
сидела на сумке и светила своим дурацким фонариком! Могла бы просто пробежаться по
лесу в кетчупе с криком "Ужин подан!"

Далекий размеренный топот стал быстрее и ближе.

Неправильный топот, нечеловеческий.

— Помогите!!! — истошно закричала Роксана. Голос у нее сорвался.

Конечно, глупо было уповать на то, что ее кто-нибудь услышит. Но она все равно
попробовала еще раз:

— Помо...

Она захлебнулась, споткнувшись о вылезший корень, и с размаху шлепнулась в рыхлую

влажную смесь грязи и опавших листьев.

Она обернулась, готовая в любой момент попрощаться с жизнью, но в этот самый миг
оборотень, с такого расстояния казавшийся просто очень большим и длинноруким
человеком в лохматой шубе, перецепился через поваленное дерево, под которым легко
проскочила миниатюрная Роксана.

60/2147
Она успела только увидеть, как ярко бликнули в темноте два небольших желтых глаза, а
затем волк с грохотом упал в темноту.

Сердце захлебывалось от страха и быстрого бега и билось какими-то скачками.

Уже несколько секунд, как она могла быть мертва.

В самом деле, мертва.

Впервые в жизни это было так близко.

И впервые в жизни Роксана видела это жуткое существо, видела на расстоянии

вытянутой руки. Ушастая звериная морда, огромное рукастое тело, широкое и
мускулистое, покрытое длинной шерстью, отдаленно напоминающей обычные
человеческие волосы — все точь-в-точь как на колдографиях, только гораздо, гораздо
реальнее. Живое, шевелится, думает, хочет крови. Её крови.

Ей вдруг стало так страшно, что она тихонько заскулила от ужаса. Серьезно, в такой
ситуации и описаться от страха можно, любой нормальный человек сразу попытался бы
прикончить тварь, пока она лежит без сознания, а она сидит, хныкает от страха, как
маленькая, и не может остановиться.

Оборотень вдруг жалобно взвыл, прямо как собака, который прищемили дверью хвост, и
лязгнул челюстью, снова проткнув темноту своими жуткими глазами.

Этот звук хлестнул Роксану, как отрезвляющая пощечина.

Мозг включился и активно заработал.

Очень осторожно, чтобы не привлекать к себе внимание, она уперлась руками в землю и
попыталась встать, но что-то вдруг дернуло ее назад, и она снова повалилась в грязь.

Нога застряла.

Роксана в панике выхватила палочку, совершенно не думая о том, что делает:

— Люмос!

Мрак испуганно разбежался в стороны, и она увидела, что ее нога запуталась в корнях,
черных и мокрых, похожих на жирных червей.

Прямо у нее на глазах эти корни вдруг с протяжным чавканьем начали втягиваться
обратно в землю, видимо, испугавшись яркого света, и как-то осторожно, робко потянули
ее ногу за собой.

От страха у девушки помутилось в голове.

61/2147
Похоже, весь лес был за то, чтобы ее сожрали этой ночью.

Если не волк, так сама земля.

Земля, принадлежащая Малфоям, съест ее.

Мерлин, какая жестокая ирония.

Оборотень вдруг резко поднял голову.

Волк наконец очухался от падения, оперся на передние лапы, как человек, и вскочил на
задние.

Трясясь от ужаса, Роксана никак не могла заставить себя опустить палочку, и теплый
луч света плавал из стороны в сторону, слепя зверя. Все нужные заклинания вдруг
вылетели из головы. Она машинально дергала ногой, пытаясь отделаться от
дьявольских силков, и смотрела, как к ней приближался оборотень.

Он почему-то не спешил на нее нападать.

Уши его были прижаты к голове, лапы испуганно поджаты.

Он как-то жалобно, тоскливо рыкнул, подступив к ней, и тут же отскочил.

Шевелящиеся корни пугали его. Похоже, дьявольские силки были в этом лесу в большем
почете, чем волки.

Это радовало.

Но немного. Пока она рискует быть съеденной корнями, волк ее не тронет.

Просто блеск.

И что делать?

Оборотень обошел ее, и она повернулась вслед за ним. Теплый свет, ушедший было в
сторону, коснулся толстых черных корней, и они импульсивно дернулись под землю,
спасаясь от него и увлекая Роксану за собой. Нога ее никак не желала протискиваться в
плотную землю, но они не отступали. Стало больно. Роксана проехала несколько
сантиметров по земле и инстинктивно попыталась ухватиться за что-нибудь, ступня ее
погрузилась в землю, и она почувствовала, как под ней тоже что-то копошится —
скользкое, холодное...

Из каждой поры выступил пот, даже на ногах. Говорят, что дьявольские силки растут
тысячелетиями, и их матка, зерно, никогда не показывается наружу. Роксана
почувствовала, как что-то холодное и влажное неуверенно тронуло ее за локоть, и
дернула рукой. Свет палочки разлился, и Роксана увидела, что вся полянка вокруг нее
шевелилась и переливалась, как если бы по ней ползало с полсотни толстых блестящих

62/2147
змей.

Похоже, только свет и мешал корням напасть на нее всем скопом — они копошились
вокруг, оставив вокруг Роксаны маленький чистый пятачок.

Шерсть на спине волка встала дыбом. Он снова взвыл так, что Роксана зажала уши, и
вдруг рванул в лес.

Она осталась наедине с дьявольскими силками.

«Господи...»

Осталось только одно.

— Диффиндо!

Режущее заклинание попало в цель, но как только корень лопнул, и Роксана выдернула
ногу из земли, корни вокруг взвились, и дьявольский силок набросился на нее.

Роксана бросилась в чащу. Растения взбесились, издали жуткий, устрашающий не то

свист, не то визг и бросились за своей жертвой, вспарывая почву.

Деревья росли очень плотно, свободное пространство между ними занимала паутина,
разросшиеся кусты диких ягод и тучи насекомых. Отплевываясь от паутины и на ходу
срезая кусты, девочка вырвалась на более или менее свободное пространство и тут же
услышала за спиной страшный хруст — жадные корни ломились следом за ней,
выкорчевывая из земли деревья.

В погоне за обидчиком цветок был горазд выломать свое убежище.

Она не знала, куда бежит, просто бежала и все. Несколько раз она попыталась пальнуть
в силки огнем, но маленького костерка было недостаточно, чтоб вспугнуть целый цветок,
который, вполне вероятно, был размером с самый лес и сидел под ним уже не одну сотню
лет...

Корни вдруг с шипением вырвались из земли прямо перед Роксаной. Девушка взвизгнула
и машинально резанула по ним палочкой. Лицо и руки забрызгал черный сок.

Неожиданно земля резко пошла вниз, спускаясь в карьер, поросший маленькими

деревцами. Роксана чуть не упала и с разбегу налетела на ближайшее из них. Сердце
выпрыгивало из груди, по спине градом катился пот. Чуть отдышавшись, Роксана
выпрямилась и отерла лицо. Свет палочки упал на ствол, и на Роксану уставилось
абсолютно человеческое лицо.

Девушка взвизгнула, отскакивая.

Как только свет сполз с дерева, мученическая маска снова стала корой, распахнутый в
крике рот — дуплом, а пустые глазницы — трещинами.

63/2147
Девушка обернулась, освещая остальные деревья, и ноги ее подкосились от ужаса — это
были вовсе не деревья...

За спиной снова затрещало и зашуршало.

Девушка бросилась бежать, но ноги ее вдруг подкосились, и Роксана, оступившись,

кубарем покатилась по оврагу, рискуя каждую секунду сломать себе шею. Рюкзак
грохотал, ударяясь то о ее спину, то о землю; в безуспешной попытке схватиться за что-
то она счесала руки, земля попала в рукава и под кофту. С треском вломившись в густой
кустарник, в который нырял овраг, который раньше, видимо, был рекой, девочка с
размаху обрушилась на плоскую поверхность и словно со стороны услышала глухой удар
своего тела о землю. Дыхание вырвалось из легких, и на какой-то миг она подумала, что
больше никогда не сможет дышать.

С усилием выдавив из себя боль и судорожно вдохнув, Роксана открыла глаза.

Небо — все такое же нежное и сиреневое, каким было, когда она влезала на подоконник,
качнулось над головой.

Роксана села, потирая гудящую, как гонг, голову, и только сейчас поняла, где оказалась.
Под ней расстилалась упоительно гладкая, проложенная человеческими руками, дорога.

Чуть не плача от радости, Роксана трогала руками мокрый асфальт и смеялась, думая,
что, наверное, очень глупо выглядит со стороны.

Далеко в лесу прокатилось эхо волчьего воя. Роксана дернулась, инстинктивно сжимая в
руке палочку, и с опаской взглянула на издевательски безобидную стену деревьев
высоко над дорогой.

Со стороны они выглядели, как самый обычный лес.

Она отвернулась и попыталась встать на ноги, но тут новое потрясение оглушило ее.
Вырвавшись из мрака, на нее с протяжным воем несся молочно-белый слепящий свет.

Роксана осознавала, что должна сию секунду вскочить и отбежать в сторону, но не

могла двинуться с места, словно кто-то ее парализовал, и жадно смотрела в глаза
несущейся на нее смерти.

«Это конец!» — вспыхнуло в парализованном сознании, и все вдруг сузилось,

съежилось, стихло, руки стали ватными, небо снова качнулось над головой. Слепящая,
тошнотворная боль — и все исчезло.

Водитель гигантского трехэтажного автобуса нажал на тормоз почти сразу же, как
только Роксана упала на дорогу, выронив при этом волшебную палочку. В это время
автобус находился как раз в нескольких километрах от Уилтшира, так что водитель
сориентировался очень вовремя, всего за несколько километров — как раз чтобы
остановиться в нескольких метрах от лежащей на дороги девушки и не переехать ее.

64/2147
Мягко качнувшись, автобус остановился, утопая в клубах дыма, как огромный
фиолетовый дракон, и невысокий плотный мужчина в форме кондуктора спрыгнул на
землю, испуганно щурясь в полумрак.

— Померла? — заорал Эрни Прэнг, водитель автобуса, высовывая в водительское

окошко всклокоченную голову.

— Жива! — ответил Эрни Шанпайк, туда-сюда ворочая голову девочки. — Ударилась,

видать, сильно, — он боязливо оглянулся по сторонам. — Нашла место, где по ночам
разгуливать. И куда только родители смотрят! — кондуктор поцокал языком.

— Вноси ее, времени в обрез! — окошко водителя захлопнулось.

Шанпайк крякнул, опускаясь на колени, и поднял Роксану на руки.

— Небось из дому сбежала... — пропыхтел он.

— Смотри, чтобы она потом не сбежала, не заплатив! — проворчал Эрни, когда Шанпайк
прошел мимо и опустил Роксану в кресло. Дверь автобуса со скрипом захлопнулась. Эрни
потянул за рычаг.

65/2147
Вечером у Эванс
...31 июля 1977 года...

Мотоцикл въехал на уютную, похожую на темный коридор улицу под зеленой крышей из
шумящих крон. Солнце уже село, и по воздуху лениво разливалась тягучая сладкая нега.
Теплый розовый вечер подрагивал от стрекота сверчков и звона детских голосов. Где-то
лаяла собака, перекликались соседи, вышедшие на веранду, откуда-то доносился запах
жареных блинов.

Сириус сразу понял, какой дом им нужен, едва тот показался из-за пушистых зеленых
зарослей.

Большое окно на первом этаже светилось матовым золотом. Кремовые занавески из

муслина заслоняли от улицы то, что происходило в комнате и лениво волновались в
вечернем воздухе. На втором этаже тоже горел свет — в окне, мимо которого то и дело
проходила тень девушки с телефонным аппаратом в руках и короной из бигудей.

Кирпичные стены дома, приобретшие все оттенки красного, зеленого и оранжевого,

облепил дикий плющ. Буйная, напоенная ливнями зелень сада обнимала коттедж со всех
сторон, так что создавалось впечатление, будто это не дом, а какой-то добрый
травоядный зверь выглядывает на улицу из своего убежища. Мягкие кусты калины и
чубушника подпирали крыльцо, влезая прямо на веранду и закрывая ее от посторонних
глаз крупными белыми цветами. По деревянным подпоркам веранды вился дикий
виноград. Замечательный крепкий забор из необтесанного белого дерева опоясывал
территорию правильным квадратом, но его было почти не видно из-за целого взвода
Трепетливых кустиков и проросших наружу розовых кустов. От калитки до двери вилась
широкая тропинка из серого и розового камня.

Рядом с дверью висел на скобе фонарь. Теплый оранжевый свет размывал

смородиновые сумерки, привлекая жучков, мотыльков и фей-светляков, облюбовавших
сад волшебницы. Маглы, конечно, не могли их видеть.

Сириус остановил мотоцикл и заглушил мотор.

— Прошу, моя госпожа! — Сириус взмахнул рукой и хлопнул себя по колену. — Домчал в
мгновение ока, как и обещал.

Дверь дома отворилась, выпуская на улицу громкий звук телевизора: мужской голос и
аплодисменты. Сириус и Алиса одновременно обернулись и увидели, как на веранду
выглянула невысокая девушка в голубых джинсах и синей клетчатой рубашке. Темные
рыжие волосы были собраны на макушке в хвост.

Увидев, кто приехал, Лили Эванс просияла и сбежала им навстречу по ступенькам.

Сириус коротко улыбнулся, приветственно поднимая руку.

66/2147
Алиса же, радостно вздохнув, соскочила с мотоцикла, по пути случайно врезав Сириусу
коленкой по спине, распахнула калитку и бросилась к подруге.

— Лили, Лили!

Лили поймала ее, они обнялись. В воздухе мелькнули оголенные острые локти, сверкнули
фенечки и плетеные браслеты, радость и умиление слились в общий восторженный
вздох.

— Боже, я так соскучилась, — Лили зажмурилась, крепко обнимая подругу и покачивая

ее из стороны в сторону. — Так соскучилась!

— И я очень-очень...

Обнимаясь, они топтались с места на место и всё бормотали что-то, пока Лили вдруг не
отстранила Алису, схватив за плечи.

— Ты подстриглась?!

Алиса кокетливо повела плечом и потрогала короткие пряди.

Лили схватила ее за левую руку, ту, на которой было кольцо и обратила на Алису
изумленный взгляд.

Алиса запунцовела, помялась немного, а потом закрыла горячие щеки руками и

зажмурилась.

Лили издала беззвучное "ха" или вроде того, закрыла рот рукой, а потом они запищали от
избытка чувств и снова обнялись.

Сириус, подперев щеку рукой и облокотившись на руль, с усмешкой наблюдал за мерным

передвижением двух пар точеных ножек, обтянутых джинсами. На него накатило
невиданное благодушие и он думал о том, что, пожалуй, несмотря ни на что, в мире нет и
не будет существ лучше, чем девчонки. Особенно таких, как Эванс и Вуд. Они милые,
веселые, теплые, у них красивые волосы, от них всегда вкусно пахнет, а еще у них все эти
маленькие веснушки на носу и родинки на щеках, кошачьи царапинки на руках. Они даже
вредничают забавно. И их чистота просто глоток свежего воздуха, когда большую часть
времени общаешься с такими шлюшками, как Блэйк Забини, Хлоя Гринграсс или Патриция
Стимпсон.

— ... почему так долго? Ты представляешь, как я волновалась?

— Ну прости, Лили! — голос Алисы вибрировал от восторга, она схватила ее за руки и

потащила за собой к Сириусу, припрыгивая на ходу. — Ты просто не представляешь, что
с нами было, не представляешь!

— И что же было? — улыбнулась Лили.

67/2147
— Мы летели по небу! — воскликнула Алиса и закружила Лили на месте, — Мы летели,
летели над городом, он так сверкал, а потом мы... — она оступилась, и они обе с хохотом
завалились на куст рододендрона.

— Блэк, — поприветствовала одноклассника Лили, когда Алиса наконец вытянула ее за

калитку.

— Эванс, — Сириус отсалютовал двумя пальцами и усмехнулся.

— Это было просто потрясающе, Лили! — Алиса захлебывалась от восторга. — Я сначала

думала, что умру от ужаса, весь этот ветер, скорость, мотор... а потом... у меня просто
дыхание перехватило и это так... так красиво, так здорово! Когда мы летели над
городом... там был воздух такой... как теплая дымка... и мы летели сквозь эту дымку к
солнцу и... и все эти огоньки внизу... и облака... ох, Лили! — Алиса подпрыгнула на месте.
Сириус снисходительно усмехнулся.

— Представляешь, мимо нас даже птицы пролетали! И совсем не боялись! Ты непременно

тоже должна как-нибудь полетать, обещай, что попробуешь... это... потрясающе!

Щеки ее пылали, маленький, обычно смущенно поджатый в улыбке ротик безудержно

улыбался.

И еще, говоря все это, она так нежно глядела на Сириуса, что Лили стало не по себе. И
он, бессовестный, сверкал глазами и криво улыбался.

Не переставая говорить, Алиса привычным жестом вскинула руку, чтобы откинуть назад
волосы, которых уже не было, и крошечный бриллиантик грустно блеснул в ее кольце.
Лили вдруг стало жаль Фрэнка.

— Где-то я уже это слышал, — Сириус поднял воротник куртки. — Правда, от другой
девушки... и по-другому поводу.

— Ну и как вы вообще двое встретились? — Лили обняла Алису за плечи. От греха

подальше.

Сириус открыл было рот, но Алису сегодня было не удержать.

— Я ждала «Ночной рыцарь» на заправке, — выпалила она. — Он не приехал, я ждала

час, другой, а у меня всего пара фунтов была в кармане и полный кошелек галлеонов. Ну
вот какая от них польза? Я бы, наверное, осталась ночевать в этом гадюшнике, если бы
не Сириус. Откуда он там взялся, я не представляю... — и снова она посмотрела на него
так, что Лили чуть не топнула ногой от досады.

— Я почувствовал, что нужен тебе, — проникновенно ответил он.

Алиса порозовела, и Лили вдруг испытала жгучее желание поскорее спровадить Блэка.

— Наверное... в общем, Сириус предложил подвезти меня, но тут, представляешь, к нам

68/2147
привязался магл, здоровенный такой, страшный, похожий на тролля и он начал
приставать ко мне, Лил! Я ужасно испугалась, у меня даже ноги задрожали! Он позвал
своих друзей, и они загородили нам путь. Но... — Алиса прыснула. — Совершенно
внезапно у этого типа язык вдруг...

— Алиса! — опомнился Сириус, но было уже поздно.

— ...к нёбу приклеился, и он весь словно... — девушка осеклась, потому что Лили вдруг
выпустила ее из объятий.

Блэк обреченно уронил голову и почесал в затылке.

— Обезъяз, — удовлетворенно проговорила Лили, смакуя каждую буковку. Губы ее

дрогнули в усмешке.

— Эванс, не кипятись, я тебе сейчас все...

Лили подошла к мотоциклу, уперев руки в бока.

— Блэк, ты в своем уме?!

— Ну вот, староста проснулась, — громко протянул Сириус. — Здравствуй, староста!

— Сириус, ведь вы мне обещали, что больше никогда не будете издеваться над маглами!
— звенящим голосом проговорила Лили. — Вы обещали!

— Так ты злишься из-за того, что я наказал наглого магла, или из-за того, что нарушил
слово?

— Не передергивай! Ты использовал магию на глазах у маглов!

— Во-первых, это было не на глазах! — Сириус поднял палец. — А во-вторых, поверь,

Эванс, они заслуживали худшего наказания!

— Кто дал тебе право это решать?

— Мне уже есть семнадцать, — отрезал Сириус, засовывая руки в карманы и широко
расставляя ноги. — Я взрослый человек и имею право использовать магию так, как
захочу. К тому же, сейчас каникулы, так что власть значка надо мной бессильна, — он
шутливо попытался ущипнуть её за бок.

— Причем здесь значок! — Лили шлепнула его по руке. Сириус закатил глаза,
навалившись на руль и демонстративно отвернувшись. — То, что ты стал
совершеннолетним, не значит, что ты повзрослел, Сириус! И если бы ты был взрослым, то
не вел бы себя как невоспитанный бабуин!

Было довольно забавно наблюдать за тем, как миниатюрная Лили, отчитывает парня в

69/2147
кожаной куртке и драных джинсах, восседающего на крутом мотоцикле. Но, несмотря на
это, Алиса чувствовала тревогу. За шесть лет она уже привыкла к тому, что Сириус,
ревнуя внимание Джеймса к Лили, рычит на нее по любому поводу. Но именно сейчас ей
очень не хотелось, чтобы они портили такой чудесный вечер выяснением отношений.

— Ладно вам, не ссорьтесь... — примирительно сказала она, коснувшись руками плеча

Лили и ладони Сириуса, лежащей на руле.

— Мы не ссоримся! — хором отрезали Сириус и Лили, на миг повернувшись к ней, и тут

же снова вцепились друг в друга взглядами. Алисе показалось, что она услышала лязг
скрещивающихся шпаг. Она отступила на всякий случай.

— Вы вечно издеваетесь над беззащитными! — бушевала Лили, и, надо сказать, не без

причины. Джеймс и Сириус находили особенную прелесть в том, чтобы просто так, за
здорово живешь, подвесить кого-нибудь в коридоре вверх-тормашками. — Я не могу
понять, что вас так в этом привлекает? Это жестокость в чистом ви...

— Беззащитными?! — голос Сириуса взлетел вверх, спина его возмущенно выпрямилась.

— Эванс, очнись, там было пять! Здоровенных! Маглов! Пять! Беззащитные... — он
хмыкнул. — Я совсем не уверен, что если бы я не колданул того ублюдка, они бы не
набросились на меня и не отделали. Эта дурацкая заправка торчит посреди поля, никто
бы и не узнал, что они сделали, а Алиса... — он облизал губы, бросив на Вуд быстрый
взгляд. — Готов побиться об заклад, они все планировали прокатить её, и если бы не я...

Алиса опустила взгляд.

— В общем, неизвестно, чем бы все закончилось, если бы я их не припугнул! — и он ткнул

пальцем в приборную доску, словно ставя в дискуссии точку.

Лили угрюмо замолчала.

Какое-то время в саду было слышно только круглое летнее «чив-чив», издаваемое
сверчками. Наэлектризованный громкими голосами воздух как будто вибрировал от этого
звука.

Сириус сдался первым. Он вдруг добродушно улыбнулся и склонил голову набок,

приобретая разительное сходство с взъерошенным щенком, который только что
схомячил пару новых туфель.

— Ну расслабься, Эванс, — протянул он. — Сейчас же каникулы. Можно немного

развлечься. Не будь такой занудой.

— Я не... — Лили оборвала себя на полуслове, явно не желая начинать новый спор. —
Просто... мне не нравится, что ты и вы все так легкомысленно к этому относитесь! Тем
более сейчас, когда волшебники вдруг ни с того, ни с сего начинают размахивать
палочками в магловских районах!

70/2147
Сириус выгнул бровь.

— Мои уши мне лгут, или ты чего-то боишься, Эванс?

— Может быть.

— Что? Я не желаю в это верить. Ты же староста Гриффиндора, львица! — Сириус

довольно правдоподобно гортанно зарычал и выжидающе уставился на одноклассниц. —
Ну-ка, киски, изобразите, не портите традицию!

Девочки переглянулись и недружно рыкнули в ответ. На лицах их было написано:

«только отстань».

Сириус довольно усмехнулся.

— Так-то.

— Я не боюсь нападения, — тихо проговорила Лили. — Я могу за себя постоять, но кто

поможет моей семье, когда я уеду в Хогвартс?

— Вам угрожали? — серьезно спросил Сириус, выпрямляясь в седле.

— Пока нет, — Лили машинально глянула в сторону дороги, ведущей к реке и бедному
району. — Просто мне не нравится то, что происходит. Совсем не нравится.

— Никому не нравится то, что происходит, — проворчал Сириус.

— Такое чувство, будто вот-вот должно случится что-то страшное, — вставила Алиса. —
Словно перед грозой.

Они замолчали, каждый вспоминая о недавнем, особенно зверском нападении

неизвестных волшебников в масках на семью маглов, в которой был совсем маленький
ребенок. В живых не оставили никого, на стене написали: «Грязнокровкам — смерть!»

— Ладно, — Лили вдруг резко откинула тяжелый темно-рыжий хвост за спину и

улыбнулась. — Не будем об этом. Пойдемте внутрь, я вас угощу блинами с клубничным
джемом, — она быстро закатила глаза, усмехаясь. — Папа сегодня готовит, так что
надеюсь, мы все останемся живы.

— Боже, Лили, я так хочу есть, что меня не пугает даже стряпня твоего папы, — Алиса
схватила оставленную на сидении мотоцикла сумку.

— Пойдем, Сириус! — Лили обняла подругу за плечи и пригласительно кивнула головой.

Сириус по возможности незаметно взглянул на часы и переменился в лице.

— Без меня. Вынужден извиниться и откланяться. Мне уже пора. Но за приглашение

спасибо.

71/2147
— Что?

— Ты что, уже уезжаешь?!

— Не хочу нагрянуть к мистеру и миссис Поттер среди ночи.

Лили быстро посмотрела на него и так же быстро отвела взгляд — вроде как все равно
ей.

— Не лучше ли подождать до утра? — жалобно спросила Алиса.

— Разве вы не сваливаете на концерт? — удивился Сириус, переглянувшись с Лили.

Лили согласно покивала, даже не спрашивая, откуда он знает.

В последнее время концерт «Диких сестричек» так или иначе фигурировал в любом
разговоре. Главное событие сезона, как написано на афишах в Косом переулке.

В Хогсмиде плакаты появились еще перед Рождеством, и у всего Хогвартса просто

крышу сорвало.

Некоторые из однокурсников Лили вот уже неделю жили в палаточном лагере в

Каледонском лесу, особенно рьяные поклонники организовывали целые группы и брали в
аренду магловские автобусы, чтобы было веселее добираться до места.

Последний альбом под революционным названием «Твоя грязная кровь» мятной

таблеткой упал в шипящее, пузырящееся, неспокойное время, и о том, какую реакцию
вызвали песни Мирона Вогтейла о маглах в «приличном» чистокровном обществе, не знал
только ленивый.

— В том-то и дело, — Лили незаметно ущипнула подругу за локоть. — Не подумай, что я

тебе не рада, Сириус, но...

— Эванс, ну что ты, разве я мог заподозрить тебя в жадности?

Повисла секундная пауза.

Лили цокнула языком.

— Мог бы сразу сказать! Подожди пару минут, бессовестный негодяй, — она побежала в
дом.

Алиса подавила вздох.

— Значит, увидимся на концерте? — она изо всех сил постаралась, чтобы это звучало
беззаботно. — Там ведь будут все наши?

72/2147
— Думаю, там будет так много людей, что мы просто... — Лили вдруг показалась на
крыльце, держа в руке завернутый в салфетку толстенький блинчик. Сириус сглотнул и
вытянул шею. — Обязательно увидимся, малютка, — торопливо вильнул он и легонько
щелкнул ее по носу, но тут же отдернул руку, потому что Лили подбежала к ним и
протянула ему желанное угощение. Главный сюрприз: в салфетке оказался не один
блинчик, а целых три, а между ними — прослойка клубничного джема.

Вцепившись зубами в божественно мягкое и сладкое тесто, Сириус на миг прикрыл глаза,
после чего активно заработал челюстями.

— Мерлин, Эванс! Торжественно клянусь, что... — он откусил еще, — что больше не

трону ни одного жирного негодяя-магла. Да... — он совершенно не по-блэковски
затолкал остальные блинчики в рот, сунул салфетку в карман и хлопнул ладонью по
рулю, заводя мотор. Мотоцикл зарычал. — Должен ли я, ваш преданный слуга, передать
что-нибудь Джеймсу Поттеру, моему великолепному сеньору? — невнятно спросил он. —
Только учти, целовать я этого придурка в любом случае не стану!

Алиса засмеялась. Словно горох рассыпался. Она умела так смеяться. Лили
прищурилась, глядя на лоснящегося от удовольствия Блэка.

— Передай своему сеньору пинок под зад, — ласково произнесла она.

Сириус расхохотался, и Алиса тоже прыснула.

— Катись отсюда, Блэк! — не выдержала Лили, уже и сама не в силах справиться с

улыбкой.

Посмеиваясь, Сириус снял мотоцикл с подножки.

— Счастливого пути, — шепнула Алиса.

— И будь осторожен, — буркнула Лили, скрещивая на груди руки.

Сириус развернул мотоцикл, отбросил челку, оглядываясь на одноклассниц, чмокнул их,

вроде как поцеловал, подмигнул и снялся с места.

Девушки помахали ему вслед и остались стоять у калитки до тех пор, пока мотоцикл не
скрылся за стеной деревьев, ограждающих улочку от дороги на Паучий тупик.

Когда он скрылся, с Алисой что-то случилось.

Она вдруг перестала улыбаться, лицо ее странно осунулось, глаза болезненно

зажмурились, а узенькие плечи опустились и сжались. Прерывисто вздохнув, она
медленно, словно неохотно повернулась к Лили, уткнулась носом в ее плечо и
разревелась.

73/2147
Цветы и стеганые одеяла

Девочки

Алиса сидела на кровати в комнате Лили и ждала, когда на нее обрушится возмездие.

Последние сорок минут она провела, проливая слезы на терпеливом плече подруги.
Потом первая волна схлынула, и теперь Алиса сидела на ярком стеганом одеяле, как
сомнамбула, время от времени икала и проклинала тот день на четвертом курсе, когда
она, сидя за первой партой в классе трансфигурации, услышала хриплый, как будто
незнакомый смех одного из своих одноклассников и обернулась...

Алиса помнила это так хорошо, словно все произошло пару часов назад.

Она повернула голову, пытаясь понять, у кого из мальчишек уже начал ломаться голос, и
в этот самый момент Сириус Блэк, как всегда сидящий на задней парте с Джеймсом
Поттером, отбросил с лица отросшую челку, потому что она ему мешала, и засмеялся.

Больше ничего.

Но Алиса пропала.

Она вдруг мгновенно, с пронзительной ясностью поняла, что влюбилась в Сириуса Блэка,
и чуть не разревелась.

Собственно, вместе с ней точно так же каждый день пропадало как минимум еще три или
четыре девочки с их курса, но это было не в счет.

После таинственного, овеянного самыми невероятными слухами происшествия под

Гремучей Ивой Джеймс Поттер и Сириус Блэк превратились во что-то вроде всеобщего
помешательства. Девочки сбивались в стайки, таскались за ними по пятам, глупо
хихикали и цеплялись друг за дружку, когда мальчики проходили мимо.

«Он такой плохой...» — закатывали глаза третьекурсницы, когда речь заходила о

Джеймсе.

«Китти сказала Оливии, что Сириусу Блэку нравятся блондинки... как ты думаешь, мне
пойдет?»

Алису страшно раздражали все эти разговоры.

Ведь у нее, в отличие от этих девочек, все было очень серьезно. Она не спала по ночам,
придумывая самые разные ситуации, в которых они с Сириусом сталкиваются в пустом
классе или остаются вместе после уроков (что было невозможно, учитывая ее тихий нрав
и полную неспособность противоречить учителям), и умирала от горя, думая о том, что
74/2147
вот он лежит где-то совсем рядом за стеной и даже не подозревает о том, как сильно
она его любит...

Алиса с трепетом давала Сириусу списывать, представляя, как он будет ей благодарен,

зорко следила за тем, что он ест и пьет за обедом, завтраком и ужином, по вечерам в
гостиной неизменно занимала такую позицию, чтобы быть у него на виду, что было не
сложно, так как она дружила с Лили, а где бы ни оказалась ее рыжеволосая подруга, там
рано или поздно оказывался Джеймс Поттер, а, значит, и Сириус. Иногда она даже
думала, как здорово было бы сварить Оборотное зелье, превратиться в Поттера и
провести в обществе Сириуса целый день. Ее удивляло, как все эти люди, которые с ним
общаются, не понимают, как им невероятно повезло.

Она так мучилась из-за своей бессмысленной влюбленности, что дошла до того, что на
День Святого Валентина написала тщательно продуманную анонимную валентинку с
указанием места и времени встречи. Однако когда дело дошло до того, чтобы спуститься
к песочным часам в холле, у Алисы вдруг так страшно скрутило живот, что она угодила в
больничное крыло. Это было на пятом курсе. Как раз тогда, когда Сириус стал гулять с
Марлин Маккиннон, их одноклассницей, солнечной светлоглазой девочкой с льняными
кудрявыми волосами, тонкими ручками-ножками и заразительным смехом. Это был
жестокий удар. Она была уверена, что если Сириус и решит наконец с кем-то
встречаться, то это непременно будет она, Алиса — милая, скромная и преданно
любящая его. А он взял и решил все по-своему.

На долгие несколько месяцев Алиса погрузилась в состояние горестного недоумения и

бесконечной, сводящей с ума ревности. Она даже перестала общаться с Сириусом и
Марлин, опасаясь, что они заметят, как она на них рассержена. Лили стала
единственным человеком, которому она доверила свою страшную тайну. Алиса была так
подавлена, что «скатилась» по всем предметам, похудела и совсем перестала улыбаться.

А потом вдруг в ее тусклой жизни чудесным образом взошло солнце: на мрачном

горизонте появился Фрэнк Лонгботтом — симпатичный семикурсник с теплыми глазами,
трогательной улыбкой и косой саженью в плечах. Он поглядывал на Алису уже не
первый год, только она, погруженная в свои переживания, совершенно не обращала на
него внимания. До тех пор, пока в свой шестнадцатый день рождения не обнаружила на
тумбочке огромный букет роз-перезвон с запиской, в которой коротко значилось: «Ф.Л.»

Она никак не могла взять в толк, кто такой этот Ф.Л., пока не спустилась в гостиную.
Фрэнк ждал ее, небрежно облокотясь на перила лестницы. Когда наверху хлопнула
дверь, он обернулся и улыбнулся, увидев у Алисы в руках букет.

Так началась их дружба, вскоре переросшая в то, чего так не хватало Алисе...

Фрэнк ухаживал за ней с такой заботой и вниманием и так быстро завоевал ее любовь,
что Алиса просто диву давалась, как это она не замечала его раньше и как могла быть
такой невероятно глупой, что потратила целых два года на бессмысленные терзания.

Она поняла, что встретила того самого единственного, «своего» человека, и ей стало
ужасно стыдно за свою глупую влюбленность в Сириуса Блэка. Разве мог он сравниться

75/2147
с ее Фрэнком?

Лили говорила, что она невероятно похорошела, и, глядя перед очередным свиданием в
зеркало, девушка отмечала, что она ведь и вправду очень хороша.

Эту перемену заметил и Сириус. По закону подлости, он как раз расстался с Марлин и
ударился в «бурную холостяцкую жизнь», как говорила Лили.

Только его комплименты и фразочки больше ее не трогали.

Теперь она могла совершенно спокойно болтать и смеяться в обществе Сириуса и даже
от всей души посочувствовала ему по поводу расставания с Маккиннон. Правда, Сириус и
сам не особо переживал, потому что на тот момент уже успел завести новый роман с
Карен Янг, самой красивой когтевранкой. А после неё ещё с кем-то.

И все было хорошо.

Казалось, что жизнь наладилась.

Но длилось это недолго.

Дело было на экзамене. Билет был готов, и Алиса, покусывая перо, рассматривала
склоненные головы одноклассников. Блэк сидел за партой впереди, низко опустив над
пергаментом голову. Поттер впереди размашисто рисовал что-то на пергаменте, так что
шорох пера был слышен на весь класс. Это и привлекло ее внимание. Она уже собралась
было проверить свою работу на предмет ошибок, как вдруг...

Блэк чуть подвинулся на скамье, чуть свел лопатки, видимо разминая затекшую спину, и
наклонил голову. Длинные волосы соскользнули ему на лицо, и взору Алисы открылся
вид на крепкую шею с парой маленьких родинок и ямочкой посередине. На бледной коже
ярко выделялся черный шнурочек.

Простой черный шнурочек.

Алиса посмотрела на него и с ужасом почувствовала, как знакомо екнуло сердце, и по

коже пробежал разряд...

Все началось по новой.

С той лишь разницей, что теперь рядом с ней был Фрэнк. Именно он помог ей
удержаться на плаву, хотя сам и не подозревал, какая буря бушует в сердце его любимой
девушки. Именно его внимание и забота удерживали Алису в реальности и она понимала,
что Сириус — пират, рядом с которым её не ждет ничего, кроме постоянных опасностей,
а Фрэнк — тихая гавань. Рядом с ним Алисе было хорошо и спокойно. Сириус же пугал ее
своими постоянными выходками и громким лающим хохотом. Ее тихая и немного
замкнутая натура инстинктивно пряталась в раковину, когда Сириус и Джеймс ураганом
врывались в класс или устраивали шутливую дуэль, чаще всего заканчивавшуюся
совместным нападением на Северуса Снейпа. Такая жизнь точно была не по ней.

76/2147
Но она ничего не могла поделать и только молча обмирала, когда Сириус бросал на нее
случайный взгляд.

И вот сегодня он снова бесцеремонно ворвался в ее размеренную жизнь, опутал ее

бедное сердце своими взглядами и улыбками и был таков.

Алиса вздохнула. В комнате было темно. Теплым золотом разливался в полумраке свет
красивой белой лампы на тумбочке, матово светилась рождественская гирлянда,
обвивающая ажурное плетение железа на спинке кровати. Разноцветными запахами
вспыхивали в темноте цветы, занимающие в комнате Лили все свободное пространство.
Полумрак резко очерчивал широкие темно-зеленые листья фикусов и хрупкие лепестки
белоснежных орхидей. Из-за обилия пышной сочной зелени маленькая комнатка
напоминала экзотический лес. Аромат летнего вечера лился в комнату через настежь
открытое окно, смешиваясь с запахом свежей стружки, который поднимался из гаража
мистера Эванса. От всех этих запахов и осознания того, что сейчас — середина лета, и
она едет на концерт с любимой подругой, на душе было пронзительно хорошо и чисто. От
обилия чувств все время хотелось плакать.

Алиса обняла себя руками и оглянулась, услышав из окна шум шин проезжающей
машины. Несмотря на шестилетнее общение с Лили, она так и не привыкла к ее миру, и
такие незнакомые звуки частенько ее пугали. Она увидела забытый на подоконнике
номер «Вечернего пророка» и подтянула его к себе.

С первой полосы на нее посмотрело мрачное, словно вытесанное из камня лицо с

разросшимися до самого носа густыми бакенбардами, приплюснутым носом и крошечными
лютыми глазами. Их взгляд вызвал у Алисы нехороший трепет: в желудке словно клубок
змей зашевелился. Поверх фотографии шел крупный заголовок: «Фенрир Сивый: лидер
движения за Освобождение Оборотней».

Чуть ниже шел текст. Перед глазами Алисы заметались кусающиеся строчки:

«... быть оборотнем — дар, данный нашей древней волшебной природой...»

«... высшее звено эволюции...»

«... вершина пищевой цепочки...»

«... оборотни или сверхлюди?..»

«... требуют равноправия...»

Алиса отбросила газету в сторону и обвила руками колени, неприязненно поглядывая на

шевелящиеся на ветру страницы. От статьи словно тянуло каким-то неприятным серым
сквозняком. Девочка знала, что где-то в сердце ее страны уже начал потихоньку
набирать обороты маховик под названием «Война». Но пока что он был далеким,
нечетким и надуманным, а потому и не вызывал должного опасения. Хотя многие и
поговаривали, что во Франции уже вовсю идет эвакуация, на волшебные семьи нападают

77/2147
среди ночи, что люди пропадают, и повсюду царит страх, во все это было трудно
поверить, когда за окнами разливалось такое беспечное, полное фруктовых ароматов
лето, а тебе всего шестнадцать лет, и ты так несчастно влюблена.

— Успокоилась? — спросила Лили, возвращаясь в комнату со стаканом воды. Дверь

закрылась за ней с мягким скрипом, и яркие краски, которыми было расписано белое
лакированное дерево, сами собой сложились в надпись «У меня гости», которая тут же
впиталась в дверь и проступила на наружной стороне.

Лили протянула Алисе стакан, в который предварительно капнула немного

Умиротворяющего бальзама, и присела на край кровати, поджав под себя одну ногу.
Алиса как всегда невольно восхитилась тем, какая Лили удивительно тоненькая и
хрупкая — как стебелек орхидеи. Ей самой было грех жаловаться на внешность, фигура
позволяла ей одеть все что угодно, да и личико у нее нежное, приятное... но красота
Лили была такой же очевидной, как красота самой природы. Яркая и естественная.

— Спасибо, — выдохнула Алиса и поморщилась, отпив немного. — Что это? — она

пожевала губами, глядя в свой стакан.

— Перечная мята.

— А я надеялась, что яд, — буркнула Алиса.

— Перестань, — улыбнулась Лили.

Алиса шмыгнула носом и опустила голову. Губы ее покраснели и задрожали, выгнувшись

подковкой. Она моргнула, и на руку ей шлепнулась слезинка.

— Я не знаю, что со мной творится, Лили, — жалобно проговорила Алиса, касаясь губами
края стакана и невидящими глазами глядя на чисто убранный письменный стол. — Я ведь
люблю Фрэнка.

Лили едва заметно вздохнула. Все это они уже обсуждали не один раз, и каждый раз все
упиралось в одно и то же: выбор.

— И он любит тебя, — она погладила подругу по плечу. — Только слепой не заметит, как
он на тебя смотрит.

— Я знаю, — простонала девушка. — Он самый лучший! — она потерла грудную клетку,

чувствуя, как сквозная дыра, которую проделал в ней сегодняшний вечер, снова
начинает кровоточить. — И совершенно не понимаю, что со мной...

Голос ее сморщился, как подожженный пакетик. Лили, заставив пружины кровати

тихонько скрипнуть, ползком подобралась ближе и села рядом с Алисой, убрав с подушки
большого плюшевого оленя, которого ей когда-то подарил на День рождения Поттер.
Она тогда подумала, что это очень глупый и примитивный подарок, но потом как-то
незаметно для самой себя привязалась к оленю. Игрушка была сделана из такого
приятного и мягкого материала, что ее все время хотелось обнимать.

78/2147
Лили приобняла Алису за плечи, и она с готовностью прильнула к родному плечу,
захлебываясь в новом приступе плача. Сочувствие лучшей подруги только разожгло в
ней чувство бесконечной жалости к своему растрепанному и зря замученному сердцу.
Сжавшись в комочек, девочка, которая совсем недавно так весело и бойко щебетала с
Сириусом на заправке и собиралась ехать на рок-концерт, подтянула ноги к животу,
положила голову подруге на колени, как маленькая, и заплакала так, словно кто-то
нашептал ей, что она больше никогда-никогда не будет счастлива.

Лили же, понимая, что все слова и советы сейчас излишни, просто молча гладила ее по
голове, перебирая непривычно короткие волосы и слушала жалобные причитания и
всхлипы.

— Все будет хорошо, Алиса, — говорила Лили получасом позже. Они лежали на кровати
лицом к лицу, как в детстве. Алиса уже не плакала, только молча прижимала к губам
свое кольцо и изредка шмыгала красным носом. Глаза ее блестели в темноте.

Лили лежала, положив ладонь под подушку, и привычно прижимала к груди плюшевого
оленя. Олень выглядел довольным.

— Вот увидишь, все наладится. Как только начнутся занятия, и ты увидишь прежнего
Блэка, все вернется на свои места. Это сейчас он супермэн, но ты же знаешь, как только
они с Поттером собираются вместе, то становятся просто невозможными придурками.
Год пролетит быстро, мы будем готовиться к экзаменам, мысли будут заняты учебой, а
потом вы с Фрэнком поженитесь, и ты и думать забудешь, кто такой этот Сириус Блэк.

Алиса неуверенно улыбнулась.

Лили тоже улыбнулась и легонько потрепала Алису по голове.

— Наверное, ты права, — прошептала Вуд.

Они замолчали, думая каждая о своем. Алиса вспоминала сказочный полет над
засыпающим городом, а Лили — свою последнюю, очень нехорошую ссору с Джеймсом
Поттером, окончившуюся снятыми баллами, серьезным наказанием и серьезной ссорой,
которая теперь, как заноза в пальце, никак не оставляла её в покое.

Сумерки сгущались, и в комнате стало совсем темно. Звук пилы чуть затих, и постепенно
комнату наполнили звуки ночи: размеренное стрекотание сверчка, шорох шин
проезжающей мимо машины и далекий лай собаки.

По белой лакированной двери раздумчиво плыли яркие желто-зеленые и розово-

оранжевые цветы, похожие в темноте на яркие морские звезды.

Неожиданно они замерли и ослепительно вскипели, привлекая внимание девушек. Капли

заколдованной краски сложились в слово «Мама», и в этот самый миг в дверь легонько
постучались.

79/2147
Алиса подскочила и отвернулась, торопливо вытирая лицо, а Лили перекатилась на
спину и встала с постели. В комнату вплыл большой деревянный поднос с ужином.

Миссис Эванс и Лили были очень похожи — за некоторыми мелкими различиями. У

Джейн волосы были темными, но такими же густыми и вьющимися, а глаза — карими. В
остальном они были практически одинаковые.

— Мам! Как будто мы не можем сами спуститься вниз! — укоризненно сказала Лили.

— Лили, милая, твой папа сломал стул, когда искал корицу на верхних полках, и мы все
просто не поместимся за столом, — Джейн осторожно прошла в комнату, следя за тем,
чтобы сок не выплеснулся из стаканов. Словно в подтверждение ее слов пила в гараже
истерично взвизгнула. Мистер Эванс роптал, когда Лили чинила что-нибудь в доме с
помощью магии. — Так что... о-о, что это здесь за потоп? — Джейн поставила поднос на
покрывало и взглянула на зареванную Алису, которая, несмотря на свое горе,
улыбнулась, взглянув в теплые глаза женщины. — Здравствуй, Алиса, что такое
случилось? — она посмотрела на дочь. — Вы что, поссорились?

— Конечно, нет, мам. Просто... посмотрели очень грустный фильм, — Лили махнула рукой
в сторону маленького выключенного телевизора.

— Здравствуйте, миссис Эванс, — Алиса пожала плечами, зябко обнимая руками колени.
— Выглядит очень вкусно! — она растянула губы в улыбке и вдруг приобрела
разительное сходство с взъерошенным воробьем.

— Боюсь, это не моя заслуга, — женщина многозначительно округлила глаза. Пила

надрывно взвизгнула, видимо, проехавшись по железному столу. — Но будем надеяться,
что мы все останемся живы.

Алиса рассмеялась.

Лили, выходившая за баночкой своего любимого клубничного джема, вернулась в

комнату.

— Почему бы вам не воспользоваться магией, мисс Эванс? — улыбнулась Алиса, копируя

манеру разговора профессора трансфигурации. Лили с улыбкой поставила баночку на
поднос.

— Туни нервничает, когда чашки, тарелки и ложки летают по дому, — ответила за дочь
миссис Эванс. — Кстати, а почему вы не позвали на ужин этого симпатичного юношу,
который приехал с Алисой? — как бы между прочим поинтересовалась она, щедро
поливая клубникой стопку аппетитных ржаных солнышек.

Алиса обратила на Лили перепуганные глаза.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Лили и прищурилась. — Туни подсмотрела?

— Предлагаешь заколотить все окна в доме? — миссис Эванс присела на край кровати и

80/2147
ложечкой подцепила из банки с джемом целую клубнику. — Его видели все соседи.
Думаю, миссис Гамильтон завтра обязательно спросит меня, кто приезжал к нам на этом
ужасном мотоцикле. Что мне ей сказать?

Лили плюхнулась на кровать, схватила блинчик и, откусив от него кусок, наморщила нос,
сделав вид, что задумалась.

— Скажи ей, что это был наследник древней и кровожадной волшебной семьи, —
предложила она, скатывая свой блинчик в трубочку и тщательно обмакивая его в
карамель. — Я думаю, она перестанет спрашивать.

Алиса рассмеялась низким грудным смехом, каким обычно смеются люди, которые перед
этим долго плакали. Миссис Эванс согласно покивала, подняв указательный палец, и
взяла с тарелки румяный, пропитанный маслом блинчик, к которому уже давно
примеривалась.

— Ну... что же... так и быть, скажу, — она откусила вкусное сладкое тесто и облизала
точно такие же, как у Лили, длинные мягкие губы, похожие на густой мазок розовой
краски. — Кстати, Алиса, дорогая, тебе так очень идет! — миссис Эванс вроде бы просто
коснулась её волос, а на самом деле легонько погладила Вуд по голове, после чего
подмигнула и пошла к двери. — И не задерживайтесь, уже одиннадцать, — напомнила
она, снова заглянув в комнату. — Вам пора собираться.

— Хорошо, мам.

Дверь закрылась, и девочки услышали, как она позвала Петунью ужинать.

В начале двенадцатого они вышли на улицу. Вся округа уже спала, и по улице
расстилалась плотная благодатная тишина, накрытая сверху бездонным куполом, полным
рассыпчатой бриллиантовой крошки.

Подрагивая от холода и непонятного волнения, девочки спустились с крыльца и

украдкой зажгли палочки, освещая себе путь в саду. Они здорово утеплились перед
экспедицией в Шотландию. Лили куталась в теплую вязаную кофту, школьная сумка,
забитая вещами, била её по бедру. Алиса в толстом свитере кралась следом, все ещё
немного шмыгая носом. Луч ее палочки подозрительно плавал из стороны в сторону,
выхватывая из темноты мирно спящие кусты.

По каменистой тропинке вдруг пробежал ежик, и Алиса, испуганно ойкнув, остановилась

как вкопанная.

— Что такое? — Лили услышала треск, направила палочку и усмехнулась, увидев, как
колючий зверек деловито копошится в корнях чубушника. — Алиса!

Дверь дома вдруг распахнулась, и яркий домашний свет залил сад. Девочки оглянулись.

Миссис Эванс в теплом розовом халате торопливо вышла в сверчковую летнюю ночь,
держа что-то в обеих руках.

81/2147
— Возьмите с собой! — она сунула им в руки бумажные пакетики. — Там сэндвичи и
горячий кофе.

— Мама, мы же только что поели! — зашипела Лили, пряча еду в рюкзак. Бумажный
пакет так громко зашуршал, что этот звук, наверное, услышали на другом конце улицы.

— Неизвестно, как скоро вы доберетесь! — говорила миссис Эванс, провожая их до

калитки. — И не забудьте прислать сову, как только приедете на место! Я не буду спать,
учтите!

— Хорошо, мам, — Лили знала, что в такие минуты мама становится невыносимо
заботливой и спорить себе дороже. — Мы хотели по пути ограбить Гринготтс и
ввязаться в авантюрное путешествие на край света, но теперь, видимо, не удастся.

Алиса нервно засмеялась.

Они вышли на дорогу. Алиса подошла к обочине и вытянула руку с зажатой в ней
палочкой.

— Лили, ты взяла теплые вещи? — в третий раз за вечер спросила миссис Эванс.

— Да, мам.

— Алиса, а ты?

Девушка шутливо отсалютовала, копируя манеру Сириуса.

— Славно, — миссис Эванс в тревоге сжала руки, явно пытаясь припомнить что-то еще.
— Будьте очень осторожны! — рассеяно говорила она, до конца застегивая пуговицы на
кофте Лили. — Не ешьте что попало, не разговаривайте с незнакомцами, не ходите
поодиночке и если что...

В конце улицы полыхнул яркий свет, и плотная темнота начала быстро принимать
очертания гигантского лилового автобуса.

Увидев его, миссис Эванс разволновалась пуще прежнего и затараторила:

— ... если что — сразу же пишите, слышите? Это все-таки на другом конце страны, мы
будем очень переживать... Лили, ты взяла обычные деньги?

Лили обняла маму и ласково чмокнула ее в щеку.

— Да. Не волнуйся, пожалуйста, и поцелуй папу и Туни. С нами все будет хорошо, там
будет вся наша школа.

«Ночной рыцарь» вдруг с визгом остановился прямо перед Алисой и угрожающе

накренился.

82/2147
На них сонно взглянули запотевшие, золотящиеся светом окна автобуса, и девочек
захлестнула жажда поездки — первой самостоятельной поездки, и не куда-нибудь, а на
рок-концерт! Долгожданный рок-концерт! Они дружно побежали к дверям.

Добродушный толстяк-кондуктор показался на верхних ступеньках автобуса, открыл

дверь и спрыгнул на землю. Миссис Эванс поспешно запахнула халат.

— Добрый вечер, мэм! — он чуть приподнял старое клетчатое кепи, показывая круглую
лысину. — Прошу на борт!

— О, нет-нет, я только провожаю! — миссис Эванс, в это время обнимавшая Алису,

напоследок еще разок поцеловала дочь в щеку, обняла её и отступила от волшебного
автобуса, чувствуя себя очень неуютно в такой непосредственной близости от мира, к
которому, несмотря ни на что, так и не смогла пока привыкнуть.

Перед тем как залезть по высоким ступенькам в салон, девочки еще раз обернулись.

— Пока, мам!

— До свидания, миссис Эванс!

Водитель пропустил их в салоне в автобус.

Миссис Эванс махала им до тех пор, пока за ними не закрылась дверь, и автобус не
ринулся в темноту. Потом тихонько стиснула руки и пошла по направлению к мирно
спящему дому, почувствовав вдруг огромную и необъяснимую тревогу.

Она зашла на кухню, поставила на газ чайник и принялась неосознанно ходить из

стороны в сторону. Взгляд ее машинально упал на окно. Оно было закрыто.

Торопливо подскочив к нему, женщина открыла его настежь и на всякий случай

осмотрела небо. Глупости, они же только уехали, какие могут быть совы?

Она опустилась на мягкий стул и подперла голову рукой, нервно постукивая ногтями по
столешнице.

— Добро пожаловать в «Ночной рыцарь», девушки, — начал водитель, едва девочки

оказались в салоне. — Это автобус для волшебников и ведьм, попавших в
затруднительное положение. Я — Эрни Шанпайк, ваш кондуктор на сегодняшний вечер
и...

— Мы знаем, сэр! — твердо сказала Алиса, протягивая ему серебряные монеты, и

улыбнулась так, что недоуменное выражение, появившееся было на круглой физиономии
кондуктора, сразу же уступило место умилению перед округлым веснушчатым личиком. —
Вот здесь двадцать два сикля.

Пока Алиса расплачивалась и получала билеты, Лили немного осмотрелась. Было уже

83/2147
поздно, и вместо привычных кресел в салоне теснились кровати. Из пассажиров здесь
был только почтенного вида темнокожий колдун в пижаме, читающий «Вечерний пророк»
с кружкой шоколада в руках, да подозрительного вида кокон из колючего красного
пледа, свернувшийся на одной из кроватей. Почувствовав взгляд Лили, фигура в пледе
чуть пошевелилась и повернула голову. Бледная женская рука с черными ногтями
показалась из-под складок и подтянула колючую ткань, закрывая лицо, но Лили все-таки
поймала на себе быстрый взгляд черных, поблескивающих в темноте глаз.

— Вот, пожалуйста, ваши билеты!

Лили вздрогнула, увидев перед собой желтоватый билетик.

— Куда едем? — деловито поинтересовался кондуктор.

— В Каледонский лес, — ответила Алиса, пряча свой билет в карман джинсов. — Знаете,
где это?

Кондуктор радостно крякнул.

— Дак не вы одни туда едете-то!

Девочки невольно обернулись. Кондуктор указывал на шерстяной кокон.

— Возле Уилтширского леса подобрали ее, так-то! Прям на дороге лежала, чуть было не
переехали!

Лили понимающе поджала губы, Алиса промычала что-то согласное, они переглянулись и
пошли к лесенке наверх, вслед за кондуктором.

— Гулять по Уилтширским дебрям! Говорят, там самые большие заросли дьявольских

силков во всей Англии, — значительно зашептал девочкам Шанпайк, обдавая их
прокуренным дыханием.

Алиса открыла рот, чтобы поправить невежду, но Лили легонько ущипнула ее за руку, и
она промолчала.

— И куда родители смотрят, ей-богу! Девчонке чертовски повезло, что она встретила
нас! — Эрни протянул руку к лестнице, ведущей на верхние этажи. — Ну что же,
поднимайтесь, мисс. На месте будем только к утру, так что советую вам хорошенько
отдохнуть.

— Каждый раз клянусь себе, что больше не сяду в эту колымагу, и все равно сажусь! —
сдавленно пожаловалась Алиса, когда они поднялись на самый верхний этаж, и автобус
резко рванул с места. Создавалось впечатление, что некоторые органы просто не
успевали за телом.

— Зато к рассвету будем на месте! — заметила Лили и брезгливо поморщилась, когда

приступ внизу повторился. — Надеюсь, живыми и невредимыми.

84/2147
« — Я не слезу с этого окна, пока ты, Эванс, мой нежный ангел... — Джеймс Поттер
обводит взглядом притихшую толпу учеников, занявшую коридор пятого этажа. Глаза его
весело сверкают, — ... не поцелуешь меня прямо сейчас, при всех!

Толпа взрывается хохотом и улюлюканьем, кто-то порывается бежать за

преподавателями, кто-то истерически призывает Джеймса слезть с подоконника и не
дурить. А он стоит спиной к пустоте под собой и с выражением собственного
превосходства выжидательно смотрит на перепуганную девушку перед собой — Лили. Он
кажется таким расслабленным, но руки, вцепившиеся в оконную раму, побелели от
напряжения.

— Решайся! — Джеймс демонстративно поднимает одну ногу и отклоняется назад. Толпа

в ужасе бросается к окну, подталкивая Лили в спину, и сразу же застывает. — Я падаю,
Эванс... я уже почти упал... — голос его звучит странно. Лили даже на секунду думает, что
он это серьезно. — И только ты можешь меня спасти.

Толпа подталкивает ее так, что она оказывается прямо под окном.

— Поттер, я прошу тебя, прекрати этот цирк и просто слезь, — тихо, чтобы слышал только
он, просит Лили. Голос ее срывается от волнения. — Пожалуйста.

— Так поцелуй меня, Эванс, и я тут же слезу! — громогласно возражает он, и тогда толпа
снова смеется и согласно кричит. — Почему ты такая вредина?

— Я не вредина. Прошу тебя, слезь... — ей с трудом удается сохранять спокойствие.

— Всего один маленький поцелуй, Эванс, — он склоняется к ней. — Не будь такой.

— Какой?

— Это не такая уж и большая плата за мою жизнь.

Лили сужает глаза, пристально вглядываясь в его лицо. На щеках румянец, карие глаза с
теплыми золотыми крапинками лукаво сверкают. Не очень-то он похож на человека,
готового расстаться с жизнью.

— Хорошо, — медленно произносит она и отступает от окна. — Если тебе так хочется —
прыгай, Поттер.

— Что?

— Прыгай! — Лили складывает на груди руки. — Я не против. Ну же, давай, что встал?

Кто-то в толпе начинает хихикать, чей-то голос тянет: «Вот это облом!»

85/2147
Карие глаза Джеймса недобро темнеют, краска сходит с лица.

— То есть, прыгнуть? — звенящим от злости голосом спрашивает Джеймс. — Прыгнуть,

Эванс?

— Да, — Лили пожимает плечами. Она вдруг вспоминает, как на пятом курсе Сириус
проделал то же самое, чтобы выманить поцелуй у Марлин. Тогда Поттер парил на метле
под окном и подхватил его. Они посмеялись и забыли, а бедную Марлин пришлось
отпаивать успокоительным.

— Ну ладно, — Джеймс выпрямляется и, глядя на нее сверху вниз, отпускает оконную

раму. Кто-то в толпе ахает, гомон прокатывается волной и застывает. Все застывает. —
Ладно же, Эванс... смотри...

Лили смотрит, снисходительно улыбаясь. Но тут какой-то звук заставляет ее на миг

отвернуться. Она поворачивает голову. Сердце пропускает удар — прислонясь плечом к
стене, у окна стоит Сириус и смотрит на нее нехорошими темными глазами. Значит, под
окном никого нет.

В ужасе она поворачивается к Джеймсу, но уже поздно. Он уже повернулся к пустоте

лицом.

— Моя гибель будет на твоей совести, Эванс! — небрежно бросает он через плечо и под
оглушительные вопли и визг делает шаг вперед...»

Лили вскрикнула и подскочила.

Алиса, разбуженная ее вскриком, приподнялась на постели и, приоткрыв один глаз,

сонно уставилась на подругу.

Лили, тяжело дыша, смотрела в залитое лунным светом окно до тех пор, пока картинка
скрывающегося за окном Джеймса не уступила пейзажу.

Автобус мягко покачивался на ходу, время от времени подскакивая на кочке.

Мимо окна неслись незнакомые чужие поля, над которыми расстилалась глубокая ночь.

— Что такое? Тебе плохо? — Алиса потерла глаз.

Лили закуталась поплотнее.

Сердце рвалось из груди, дыхание сбилось. Голос Джеймса все еще стоял у нее в ушах.

Воспоминание, преследовавшее ее все лето, теперь вошло и в сон. Отлично.

— Нет, — ответила она, взглянув на взволнованную подругу. — Просто кошмар

86/2147
приснился... Поттер на окне, — она закрыла глаза ладонью.

— А-а, — понимающе протянула Алиса, отчаянно пытаясь скрыть зевок. — Вы что, так и
не помирились?

— Нет, — Лили снова опустилась на подушку, подтянув плед до самого подбородка.

— Я думаю, он все еще обижен на тебя из-за того наказания, — осторожно сказала
Алиса.

Лили вдруг резко села.

— Это мне надо обижаться на него, Алиса! Это он поставил меня в дурацкое положение!
Это я стояла там, как идиотка! Да я думала, меня удар хватит, когда он спрыгнул!

— Да, кто бы мог подумать, что в Хогвартсе есть балконы, — философским тоном
заметила Алиса, взбивая подушку.

— Это не смешно! — Лили ошеломленно уставилась на подругу. — Это была

отвратительная шутка! И свое наказание он заслужил!

— Да ладно тебе, Лили. Ничего страшного бы не случилось, если бы ты его поцеловала!

— Что?! — задохнулась Лили. — И ты туда же?

— Он был в опасности!

— Да не был он ни в какой опасности!

— Мы этого не знали.

— Я знала! — отрезала Лили. — Я была уверена, что под окном его сторожит Блэк на
метле, или кто-нибудь еще из его команды. Он хотел унизить меня? Отлично. Ему это
удалось. Только теперь меня еще и кошмары по ночам мучают, а так все хорошо, шутка
удалась, — голос ее задрожал от гнева. — Я не собираюсь с ним мириться или
извиняться, я ни в чем не виновата! Захочет — извинится сам! — она упала на подушку,
отвернулась и накрылась с головой.

Повисла долгая пауза.

— Что, ни одного письма за все лето? — проницательно улыбнулась Алиса.

Лили стало душно, и она сбросила плед, тяжело вздохнув.

Джеймс Поттер не отлипал от неё в течение вот уже почти шести лет. Его бесконечные
сальные шуточки, комплименты на весь школьный коридор, выкрики, заигрывания и
хватания за грудь при любой удобной возможности порядком набили ей оскомину. Но
кроме этого... Лили привыкла к мысли о том, что нравится Джеймсу Поттеру и его

87/2147
приставания льстили ей.

В прошлом семестре он вдруг взял и оставил её в покое, начав встречаться с Гвеног

Джонс, капитаном школьной сборной Пуффендуя по квиддичу.

Сказать, что это задело Лили — значит ничего не сказать. Конечно — это был чистый
воды эгоизм, думать так и Лили с досадой осознавала, что ведет себя как собака на
сене, но... маленькая ревнивая змейка всё равно каждый раз жалила её, когда она
видела, как Поттер идет в обнимку с этой девицей, или когда — и того хуже — когда она
видела, как эти двое украдкой сосутся где-нибудь до потери пульса.

Лили ходила и мучилась почти полгода, но когда Поттер вдруг бросил Гвен и возобновил
свои преследования, на сей раз ещё более наглые, чем раньше, её охватило прежнее
раздражение.

Она ужасно запуталась в себе и никак не могла понять, что же чувствует к Поттеру на
самом деле. А ещё испугалась, что повторится эта страшная история и Поттер поведет
себя как этот негодяй, Эдгар Боунс, о котором Лили запретила себе вспоминать.

Всё это было ужасно запутано и привело к тому, что теперь они с Поттером поссорились
перед самыми каникулами и теперь неизвестно, помирятся ли когда-нибудь. Наверняка
он очень зол на неё и теперь точно оставит её в покое.

Алиса, как лучшая подруга, конечно же знала, что происходит у неё в душе. Потому и
спросила. Но Лили вовсе не хотелось выворачивать себя наизнанку сейчас, когда сон
был всё ещё ярок и свеж в её сознании, равно как и улыбка гриффиндорского ловца,
поэтому она просто отвернулась, натянув одеяло почти до ушей и коротко ответила:

— Нет.

88/2147
Солнечный чердак

Мальчики

Well, I am just out of school

I am real real cool

I got the jump got the jive

Got the message I'm alive

I'm a wild I'm wild one

Oh, yeah, I'm a wild one

I'm gonna keep a shakin'

I'm gonna keep a movin', baby

Don't you cramp my style

I'm a real wild child

Jerry Lee Lewis "Wild One"

Как только вдоль дороги побежал невысокий каменный заборчик, и Сириус наконец-то
увидел долгожданный дом под яркой черепичной крышей, в душе его немедленно
воцарился покой — как будто он выпил ложку медовухи.

Он остановил мотоцикл у округлых деревянных ворот и заглушил мотор. Тихонько шумел

на ветру огромный старый дуб, заслоняющий дом Поттеров от бурь и чужих глаз. В доме
же, наполовину заслоненном от глаз забором и густо разросшимся садом, приветливо
горел свет — на первом этаже, где находилась кухня, и на втором, в кабинете мистера
Поттера.

Сириус глубоко вдохнул знакомый с детства воздух, на секунду прикрыл глаза, а потом
резво поставил мотоцикл на подножку, слез с него и толкнул калитку.

«... они валятся на траву в густую тень дуба и с хрустом вгрызаются в куски вафельных
ставен из кондитерской «Ганс и Греттель».

Шелестит и остро пахнет летним соком высокая трава, где-то совсем рядом гудит пчела.
Крона дуба над ними переливается всеми оттенками зеленого, листья волнуются, как
89/2147
зеленое море. Солнечный свет проливается сквозь них ослепительными тонкими
брызгами — прямо на лицо. Вафля такая вкусная, хочется, чтобы она никогда не
заканчивалась.

Джеймс валяется рядом, широко раскинув руки, шумно жует свою вафлю и вдруг
спрашивает:

— Сириус, ты когда-нибудь понимал, что ты — живой?

— Что? — удивленно спрашивает Сириус. — Как ты сказал?

— Живой! Когда все так хорошо и так классно, и ты просто... — Джеймс машет руками и
обессиленно выдыхает, но Сириус его понимает.

Они в самом сердце лета, у них есть вкусная еда, впереди — всего лишь третий курс, они
еще так молоды, и впереди так много всего.

— Ну... — Сириус резко отгрызает от вафли еще кусок. — Наверное.

Неожиданно Джеймс с боевым кличем вскакивает с земли и бросается на него.

— Что ты делаешь, придурок? — смеется Сириус, плюясь вафлей и давясь от смеха.

— Я живо-ой! — орет Джеймс, и Сириус думает, что да, он все-таки окончательно спятил.
Но веселье друга передается и ему, и Сириус схватывается с ним в дурашливой драке.
Мутузя друг друга, хохоча и отплевываясь от травы, они кубарем катятся с пологого
оврага, на котором стоит дом Поттеров, и выкатываются в дикую, полную кузнечиков,
цветов и ароматов траву, спускающуюся вниз и вниз, к самому Ипсвичу, перерезанному
блестящей лентой реки.

Они падают на спины, и над ними качается смеющееся раскаленное июльское небо.
После полета вниз кажется, что теперь они устремляются ввысь — в бездонную чистую
лазурь.

— Ты когда-нибудь был таким живым? — спрашивает Джеймс, задыхаясь.

— Как сейчас? — задушенным голосом уточняет Сириус и с хриплым бульканьем

раскидывает по траве руки и ноги. — Нет. Я никогда не был настолько мертвым.

— А я живой, — едва слышно говорит Джеймс, глядя, как по небу носятся на

сумасшедшей скорости ласточки и стрижи. Ему хочется к ним. Хочется летать. — Такой
живой, что хочу купаться, — он отпихивает ногу Сириуса и мчится по склону к речке.

— Кто последний — тот вонючий тролль! — кричит Джеймс на бегу, и Сириус,

подхватываясь с травы, стрелой летит за ним. Они толкаются и дерутся, но все равно
бегут вместе...»

Сириус захлопнул калитку и замер, услышав где-то рядом жуткий шум, похожий на

90/2147
схватку не на жизнь, а на смерть.

Сражение развернулось где-то в глубине сада, судя по всему — в маленьком каменном

сарайчике, где Поттеры хранили всякий хлам, и где они с Джеймсом провели полдетства.

Сириус осторожно отвел рукой лапу бузинного куста у ворот и взглянул на сарайчик.

Неожиданно в нем раздался громкий треск, перепуганные человеческие голоса, затем

что-то разбилось, оглушительно бабахнуло, а из круглого маленького окошка повалил
зеленый дым. Послышался вскрик боли и отчаянная ругань, и наконец Джеймс, еще
более высокий и угловатый, чем в прошлом году, вывалился из крошечного кирпичного
хранилища на свежий воздух и пнул дверь так, словно за ним из сарайчика гналось стадо
взбешенных носорогов.

— Черт бы побрал эти гребаные стекляшки! — дверь с лязгом ударилась о замок и с

печальным скрипом снова открылась. Сарайчик виновато взглянул на хозяина пыльным
полумраком, словно говоря при этом: «Сам виноват!»

Джеймс разъяренно выдохнул, поудобнее перехватил неустойчивую башню из коробок,

полных сломанных хроноворотов, и осторожно двинулся в путь по заросшей тропинке.

Сириус, увидев его, обрадовался и хотел было с воплем кинуться другу навстречу, но
потом любопытство пересилило, и он остановился, привалившись плечом к калитке —
все-таки не каждый день увидишь такую занимательную картину, как Сохатый,
работающий без помощи магии.

Квадратные очки съехали на самый кончик носа, а поправить их было нельзя, так что
Джеймс шел крайне осторожно, ощупывая носком кроссовка дорожку, видимо, опасаясь
в темноте наступить на гнома или нарла. Всклокоченные волосы собрали, наверное, всю
паутину, которая только нашлась в сарае, на макушке деловито шевелил лапками
здоровенный паук, а судя по виду дымящихся заляпанных джинсов, именно на них
угодила львиная доля зелья, которое вызвало взрыв.

Видимо, перемена запахов была слишком резкой — надышавшийся пылью Джеймс вдруг
оступился, сраженный ароматом гортензии, с шумом втянул в себя воздух и чихнул так,
что очки окончательно слетели в траву, паук в ужасе метнулся на ветку ближайшей
яблони, а коробки с оглушительным звоном попадали на землю, вываливая в траву свое
хрупкое содержимое. Поломанные хроновороты тут же один за другим принялись
исчезать и появляться вновь, щелкая и звеня. Джеймс в ужасе принялся наступать на
них, как на разбегающихся тараканов, но тут одна из оставшихся у него в руках коробок
обрушилась Джеймсу на ногу, и он, излив на нее всю свою боль в самой нецензурной
форме, размахнулся и пнул коробку так, что она, пролетев через весь сад, со звоном
врезалась аккурат в то место, где пару секунд назад была голова Сириуса.

— Я тоже рад тебя видеть, Сохатый! — крикнул Сириус, взмахом палочки заставляя
хроновороты замереть.

Джеймс, который в это время пытался найти очки в траве, вскинул голову, услышав его

91/2147
голос, и пружинисто выпрямился.

— Бродяга!

— Из обезьяны труд сделал человека, — с улыбкой проговорил Сириус и с деланной

ленцой пошел к Джеймсу, широко раскинув руки. — Но из тебя, похоже, оленя уже ничем
не вытравишь!

Джеймс, улыбаясь до ушей, ринулся к нему и схватил в такие сокрушительные объятия,

что даже чуть приподнял над землей.

— Здорово, Бродяга-а-а!

— Сохатый! — сдавленно проговорил Сириус и облегченно выдохнул, когда Джеймс

разжал руки. Ему показалось, что его плечи и спину железным кольцом сдавило. — Черт
тебя подери, здоровяк! — он обхватил Джеймса за шею и с силой взлохматил ему волосы
пятерней.

Джеймс, улыбаясь, сначала пригладил растрепанные волосы, а потом привычным жестом

снова их растрепал.

— Последнее письмо было в июне, чувак! В чем дело? Я думал, ты свалился с метлы и
подыхаешь где-то в предместьях Ипсвича!

— Отец отправил Гермеса в Азию, так что я совершенно оторван от мира, — улыбнулся
он, потирая шею. — А с метлы я свалюсь, когда мир перевернется.

Сириус не ошибся, Джеймс и в самом деле сильно вытянулся и окреп за последние

несколько месяцев. Решающим фактором, наверное, были регулярные многочасовые
игры в квиддич с сыном пекаря Гансом... ну и всякие другие игры с его сестрой Греттель.

— Скажи-ка, Джим, меня обманывают мои глаза, или ты все-таки решил сломать свою
палочку и снизойти до тяжелой жизни маглов? — спросил Сириус и обвел небрежным
жестом разруху, среди которой то тут, то там вспыхивали исчезающие и появляющиеся
хроновороты. — Смотри-ка, коробки и все-такое... ты рехнулся? — сочувственно спросил
он.

— Да это... — он поморщился. — Матушка наткнулась во время уборки на корзину с

грязным бельем.

— Это все объясняет.

— А когда она вытряхнула ее, из нее кое-что выпало.

— Глаза единорогов, пожизненный запас марихуаны, голая вейла? — Сириус, уже дымя
сигаретой, протянул Джеймсу пачку и зажженную палочку.

— Хуже, — сказал Джеймс, затягиваясь. — «Тайны Леди Морганы», — он выдохнул

92/2147
дымок, вытянув шею. На каждом слове вырывалось крошечное облачко дыма — словно
горечь по безвременно уничтоженным журналам. — Целая пачка, представляешь?

Сириус сипло засмеялся, дымя носом, как дракон.

— Причем ладно бы только мои! — чтобы дать выход накипевшим чувствам, Джеймс
досадливо пнул гнома, который пытался незаметно подобраться к кустам малины. —
Половину из них я вообще в глаза не видел! Отец не только не признался, а сам отобрал
у меня палочку и чуть ли не пинком отправил в эту ебучую обитель зла.

Неожиданно позади них раздался страшный треск и громкий человеческий вскрик.

— Это еще что? — улыбка еще не сошла с лица Бродяги, но серые глаза уже
настороженно вспыхнули, а рука метнулась к карману.

Джеймс искоса взглянул на сарайчик и затянулся.

— Не что, а кто. Это я.

— Что? — Сириус посмотрел на друга так, словно засомневался в его душевном

здоровье.

— Я, — спокойно подтвердил Джеймс. — Я уже несколько часов только и делаю, что

пытаюсь выбраться из этого сарая. Хроновороты, — пояснил он в ответ на недоуменный
взгляд Сириуса. — Все сломаны и отбрасывают меня назад каждые пять минут. И
каждые пять минут я сталкиваюсь в сарае с самим собой, пугаюсь и запускаю в себя
долбанным вонючим зельем. А стоит мне выйти из этого сарая, как я обязательно или
чихаю, или спотыкаюсь, роняю коробки, и оп-ля, опять сарай! Так и рехнуться недолго,
это просто ад... да кончай ржать!

Подвывая от смеха, Сириус повалился на ствол яблоньки. Неожиданно раздался звук

бьющегося стекла, окно сарайчика лопнуло, и наружу повалил густой зеленый дым.

— Кажется, пора. Дай сюда, — Джеймс отобрал у Сириуса волшебную палочку и

коротким взмахом заставил все рассыпанные хроновороты дружной стайкой вернуться в
коробки. После чего еще раз взмахнул палочкой и пробормотал: — Эванеско!

Коробки исчезли вместе с содержимым, дверь сарайчика распахнулась, заставив их

обернуться, но... наружу никто не вышел.

Воцарилась тишина.

— Вот почему я живу один, — философским тоном проговорил Сириус, утирая слезы,
когда они шли к дому. — Мои «Тайны» никого не тревожат, поэтому я их разбрасываю по
всему дому, — он с силой обхватил Джеймса за плечи. — Перебирайся ко мне на лето,
Сохатый? У меня хорошо — подземная сауна, бар, пустой дом, а вместо придурковатого
эльфа — симпатичная магла. «Мистер Блэк, Боже, вы словно из ниоткуда появились!»,
«Мистер Блэк, я, наверное, не в себе, но кто-то гремит цепями по ночам», «О-о, Сириус,

93/2147
ты просто читаешь мои мысли!», — на последних словах Джеймс вынул сигарету изо рта
и окинул друга веселым недоверчивым взглядом. Сириус усмехнулся, прижав ладонь к
груди. — Серьезно, Джим, перебирайся, здорово повеселимся!

— Это оттого, что тебе так хорошо, ты то и дело приползаешь к нам подкрепиться? —
Джеймс хлопнул его по спине, открывая дверь в кухню.

Сириус не ответил, потому что в этот момент на него пахнуло ароматом жареного мяса и
супа, и все его мысли и чувства слились в урчании, донесшимся из желудка.

Дорея Поттер сидела за кухонным столом и чинила одежду. Под вечер она сменила
красивое, но неудобное платье на просторную мантию из сливочного шелка,
расписанную тончайшим узором ирисов.

Окошко, ведущее в сад, было открыто, и в него заглядывала ветка бузины, усыпавшая
стол и корзинку с нитками и иголками крошечными белыми цветочками. Влетающий в
окошко теплый ветер волновал занавески из белого муслина и гонял по столу лепестки.

На каменной плите у нее за спиной развернулось целое представление, в главной роли

которого выступала кастрюлька, источающая божественный аромат свежего супа, а
также доска и нож. Мягко постукивая по доске, нож нарезал овощи и счищал их в
кастрюлю, а большая деревянная ложка выписывала в супе изящные круги. Перечница и
солонка порхали над этой размеренной работой, как две упитанные пчелки.

На кухонном шкафу тихонько бормотал радиоприемник:

«... удалось подавить сопротивление. В качестве оружия мракоборцами были

использованы серебряные пули и иглы. Источник, пожелавший остаться анонимным,
утверждает, что это — далеко не последний для Брентвуда организованный протест
больных ликантропией, и что в будущем времени волна перекинется на соседние
графства. С места событий специально для волны «Эхо Мерлина» специальный
корреспондент Чарли Кок из северного Брентвуда...»

Трехцветная кошка, развалившаяся на деревянном подоконнике, сердито дернула

хвостом, когда ее зацепила покачивающаяся ветка, жеманно перевернулась во сне на
другой бок и с коротким «мяу» вывалилась в сад.

Дорея с улыбкой взглянула на опустевший подоконник и снова опустила глаза на шитье.

Трава за окном зашуршала — кошка отправилась на гномью охоту. Где-то на дереве

заухала сова. Должно быть, Карлусу доставили очередной заказ. В саду раздался уже
двадцатый или тридцатый по счету хлопок.

Дорея тяжело вздохнула, поджимая губы.

Ну, подумаешь, нашли у сына журналы с голыми ведьмами. Что в этом такого

94/2147
удивительного? Мальчики есть мальчики. Как будто Карлус не хранил у себя ничего
подобного в его возрасте. А пару лет назад Джим и Сириус скормили саламандре
упаковку взрывчатого перца, ящерица чихнула, и комнату вместе с уборной начисто
снесло взрывом. Ну и что же? Но даже тогда он так не бушевал.

А сегодня...

Волшебница еще раз вздохнула.

По ее мнению, мальчик мог бы вполне отделаться простой уборкой дома.

Радио тихонько захрипело ненавязчивой мелодией, и начался рекламный блок —

преувеличенно восторженный голос диктора восхвалял удивительные возможности
метлы фирмы «Нимбус».

Снова в саду зашуршала трава — на этот раз громко и размеренно, но не успела Дорея
даже поднять голову, как дверь резко отворилась, заставив ее испуганно подскочить.

— Мам, у нас гость! — крикнул Джеймс, входя на кухню.

— Бог ты мой, Сириус! — Дорея всплеснула руками, когда на кухню следом за Джеймсом
вошел запыленный уставший мальчик. — Здравствуй, дорогой! — она заспешила к ним.

Сириус, улыбаясь, сделал шаг навстречу низенькой волшебнице и тут же попал в

крепкие объятия. На него пахнуло ароматом супа, свежести и еще чего-то волнующего,
женского, материнского. Он крепко обнял волшебницу и зажмурился.

Мерлин, кто бы знал, как дорого бы он заплатил за то, чтобы эта добрая и любящая
женщина была его родной мамой. Он тяжело сглотнул и улыбнулся, когда она его
выпустила.

— Мерлинова борода, опять похудел! — пробормотала Дорея, сжимая лицо Сириуса

мягкими ладонями и разглядывая его на свету. — И под глазами круги. Ты плохо спишь?
Зря ты от нас переехал, я и тогда говорила и... — не переставая говорить, она взмахнула
палочкой. Из шкафа с готовностью выпорхнули чистые тарелки. — ... лучше было бы,
если бы мы могли за тобой присматривать. Джеймс, положи булочку, дорогой, ты ведь не
ел целый день, я сейчас вас обоих накормлю.

Вся кухня заполнилась взмахами длинных шелковых рукавов и звоном посуды, которая,
как всегда в присутствии Дореи, наполнялась жизнью и носилась вокруг едоков, как
взвод чокнутых официантов.

В коридоре послышались шаги — Карлус Поттер в темно-синей домашней мантии поверх

рубашки и брюк вошел в кухню. Сириусу он показался еще более седым и измотанным,
чем в прошлом месяце.

— С возвращением, дорогой! — Дорея подставила щеку под поцелуй.

95/2147
— Дора, просто потрясающий аромат, что это, жаркое? — даже голос у него был
уставший. — Я страшно голоден и...

Повернувшись к столу, он заметил гостя.

— А-а, вот и блудный сын вернулся? — улыбнулся он, щуря за стеклами очков умные
светло-карие глаза. Сириус встал и крепко пожал протянутую руку. — Здравствуй,
Сириус, — Карлус чуть прищурился, пожимая его ладонь. — Все хорошо? Тебя давно не
было видно.

— Добрый вечер, мистер Поттер.

— Сын, — Карлус сел за стол, бросив на Джеймса быстрый, но весьма

многозначительный взгляд. — Как прошел день?

— Блестяще, пап, — звенящим от негодования голосом ответил Джеймс, глядя отцу в

глаза, и вдруг резко вскинул руку вверх, на лету ловя шуструю солонку. — А твой?

Карлус весело блеснул глазами.

— Похоже, я сегодня случайно спас жизнь всей семье Боунс, — сказал он Дорее,
которая в это время ставила перед ним тарелку. Женщина так и замерла. Джеймс и
Сириус переглянулись. — Чинил сломанный хроноворот, который завещали мистеру
Боунсу, и тут, представляете, меня выкидывает в Средневековье. В пижаме и тапочках.
Я оказался на какой-то площади, смотрю, люди вокруг стоят, посередине костер, и
человек в маске читает приговор. Я как услышал фамилию «Боунс», чуть голову не
потерял, но вовремя одумался, закричал: «Хвала Мерлину!» и убежал. Они все — за
мной, а та милая дама по фамилии Боунс успела трансгрессировать. Удивительно!
Просто удивительно! — он потянул носом, не обращая внимания на раскрытые рты своих
слушателей. — Да, просто потрясающе пахнет, Дора. Просто потрясающе.

Сириус стукнул кулаком подушку у себя под головой и больно ушиб руку обо что-то
твердое и острое.

— Сохатый, с каких пор ты спишь с учебниками? — спросил он, вытаскивая старенький

экземпляр книги «История квиддича».

Сириус перелистал книгу и на грудь ему упала фотография.

— А-а... — понимающе протянул он, поднеся к глазам карточку. Девушка, изображенная

на ней, радостно обернулась, взметнув огненно-рыжими волосами, и строго сжала губы,
увидев, кто ее фотографирует. — Отличный снимок, маэстро.

Джеймс попытался отобрать у него фотографию, но Сириус завел руку за голову и

сделал вид, что хочет выбросить фотографию Лили в окно.

96/2147
— Теперь понятно, почему ты спишь с этой книжкой. Рука еще не отвалилась?

— Отдай, придурок! — Джеймсом со смехом пытался поймать карточку.

— Сохатый, тебе никто не говорил, что это вредно для здоровья? — Джеймс вскочил на
ноги, но Сириус снова отвел руку и быстро сунул фотографию под подушку.

— Вредно для здоровья совать нос в чужие дела, — заметил тот, взмахивая палочкой.
Фотография выпорхнула из-под подушки.

Комната Джеймса находилась на втором этаже, в мансарде, которую днем всегда

заливал солнечный свет и из которой ночью открывался великолепный вид на
мерцающую огнями Годрикову Лощину. Потолок его комнаты спускался резко вниз,
повторяя форму крыши, и Сириус, лежа на кровати, мог как следует рассмотреть кучу
школьных фотографий, плакатов и вырезок из "Тайн Морганы", которыми Джеймс
облепил стену над кроватью.

В комнате как всегда приятно пахло деревом, и громко играла музыка Джерри Ли
Льюиса. У Джеймса была совершенно огромная коллекция пластинок, и все они, даже
очень дорогие, валялись на полу, на столе и кровати, внося нотку искусства в царящий в
его комнате хаос: магловская одежда вперемешку со школьными мантиями валялась на
стуле, висела на дверце шкафа, на спинке кровати, валялась на полу, среди оберток от
«шоколадных лягушек» и номеров журнала «Выбери метлу». На стенах вкривь и вкось
висели плакаты Родерика Пламптона, Гвеног Джонс, команды «Торнадос», групп «Дикие
сестрички» и «Биттлз», а также знамя Гриффиндора со львом, стоящим на задних лапах.
Славно контрастируя с общим бардаком, в углу чинно стояла ухоженная чистенькая
метла — прутик к прутику, древко сияет.

Сириус покосился на Джеймса — тот пристраивал фотографию среди книг на полке.

— Кстати, я сегодня виделся с Эванс, — проговорил Сириус, затягиваясь и искоса

поглядывая на реакцию друга.

Как и следовало ожидать, после этих слов спина его выпрямилась и он обернулся...
однако быстро напустил на себя равнодушный вид, подошел к кровати, на которой
валялся Сириус, переступил через него и уселся на подоконник. Похоже, второй этаж
над резко уходящим вниз оврагом его нисколечко не пугал.

— М-м... ну и как она? — наконец небрежно спросил Джеймс, поднял выпавший из

"Истории квиддича" листок и принялся мастерить из него журавлика. — Сиськи-то
выросли?

Сириус потянул паузу. Ему нравилось наблюдать, как Джеймс от плохо скрываемого
нетерпения то и дело хрустит пальцами. Он знал, что его друга сейчас просто распирает
от желания выяснить у него все идиотские подробности их встречи, начиная
обстоятельствами, которые их столкнули, и заканчивая цветом футболки Эванс.

Такая щенячья преданность одной девушке начинала его смешить. А время от времени

97/2147
серьезно бесить — особенно когда он просыпался среди ночи оттого, что Джеймс,
развернув карту и засветив палочку, как идиот пялился на точку с именем девушки,
которая в это время находилась в соседней комнате и видела десятый сон.

— Жива-здорова, — наконец соизволил ответить Сириус и снова затянулся. — Сиськи на

месте.

— Как вы вообще столкнулись? — в голосе Сохатого заскрипела ревность.

— Я столкнулся с Алисой Вуд, а она ехала к ней в гости.

— Вы обо мне говорили?

— С Алисой?

Джеймс пнул его и Сириус сипло засмеялся.

— С Эванс!

— Нет, но она вроде больше не дуется на тебя за ту шутку с выпрыгиванием из окна.

Джеймс невольно прыснул.

— Да, забавно было.

— Угу, — Сириус тоже усмехнулся, вспомнив круглые, как галеоны, глаза Эванс, когда
Джеймс шагнул за окно.

— А откуда ты знаешь, что не дуется? Она сама сказала?

— Ну я же живой вернулся. А мог бы раскачиваться на какой-нибудь веточке, ударяясь

ножкой о ножку. С нее бы сталось. Кстати, тебе привет.

В комнату лился молочно-белый лунный свет. Мимо окна вдруг на сумасшедшей скорости
пронеслись летучие мыши и в мгновение ока оказались где-то над Ипсвичем. Джеймс
проводил их полет долгим взглядом, а когда мимо его уха прошуршал бумажный
журавлик, он поймал его, даже не глядя, и хотел было смять, но в последний момент
разжал пальцы и отпустил — бывшее эссе по зельеварению отправилось покорять
небеса.

Иногда, когда Сириус переставал злиться на Лили за то, что она вечно торчала у
Сохатого в голове, задумывался о том, что упрямству и настойчивости его друга можно
только позавидовать. Ну в самом деле, сколько он уже влюблен в неё? Пять лет? Шесть?
Эванс так откровенно воротила от него нос все эти годы, что любой другой на его месте
уже давно бы махнул на это всё рукой.

Но только не Джеймс. Он настолько же упрям в своем желании заполучить Эванс,

насколько она упряма в своем желании отправить его пинком на Луну.

98/2147
Сириус выбросил окурок в окно.

Когда-нибудь эти двое точно поженятся.

Заиграла новая песня.

— Кстати, Сохатый, ты знаешь, куда собрались наши отличницы? — Сириус с

удовольствием закинул руки за голову, устраиваясь поудобнее.

— Куда?

— На концерт «Диких сестричек»! Представляешь? Я так и вижу эту картину: Эванс и

Вуд в косухах, танцуют, орут и вертят ж... ты чего, Сохатый?

Джеймс, услышав эту новость, переменился в лице и смотрел на Сириуса со смесью

недоверия и ужаса.

— Еще раз, куда ты сказал, отправится Эванс? На концерт? На рок-концерт?

— Ну да, кажется, так и сказал.

— Они вообще в своем уме?! — Джеймс вскочил с подоконника — пружины на кровати

подпрыгнули, как только он соскочил на пол. Сириуса чуть не отпружинило навстречу
звездам.

— Одна на рок-концерте... да там... — Джеймс с силой взъерошил волосы. — О чем

думают ее предки?!

Сириус, недовольно покосился на него, взбил подушку и улегся на место.

— Это же на другом конце страны! А если они попадут в беду? Это же не школьная
вечеринка, а полноценный концерт, да их там раздавят нахер!

— Не раздавят! — расслабленно бросил Сириус.

— Может, и не раздавят, но там же будут все эти упыри со своими... — Джеймс

поморщился и скрючил пальцы. — Руками!

— Кто бы говорил! — с самой серьезной миной сказал Сириус и рассмеялся, увидев

выражение лица Джеймса.

Тот выхватил у него из-под головы подушку и сделал вид, что хочет задушить ею
Сириуса, но в последний момент внезапно разжал руки.

— Что? — хохотнул Сириус, возвращая подушку на место, наткнулся на горящий взгляд

Джеймса и замахал руками, приподнимаясь. — Нет-нет-нет, Сохатый, даже и не думай,
во-первых, я только приехал, я зверски устал, а во-вторых, мы даже точно не знаем...

99/2147
— Да! — Джеймс схватил Сириуса за грудки и подтянул к себе. Глаза его загорелись
знакомым упрямым огнем. — Вот что надо сделать! Мы сами поедем туда! Сегодня!
Сейчас! — он отпустил Сириуса, и тот снова упал на подушку.

Сириус горестно вздохнул и провел по лицу ладонью. Джеймс тем временем уже
метнулся к шкафу и выдернул из него старый школьный рюкзак.

Сириус сел, спустив ноги с кровати.

— Зачем тратить время? — Джеймс лихорадочно кидал в рюкзак какие-то вещи. —

Зачем ждать до завтра? Поедем прямо сейчас! — он рывком застегнул молнию. — Я не
могу сидеть и думать о том, что она там уже с кем-то лижется! И вообще, мы же сами
собирались поехать? Приедем днем раньше, а то Хвост там скиснет от одиночества.

— Если полетим на мотоцикле, надо будет заправиться, — Сириус демонстративно

вывернул пустые карманы. Джеймс перестал рыться в шкафу. — У тебя есть магловские
деньги?

— Нет, я все просадил на Ли Льюиса.

Сириус провел пятерней по волосам.

— Бродяга, как так-то? У тебя же золота больше, чем конфет в «Сладком Королевстве»!

— Я купил пирожок, — бесхитростно сообщил Сириус.

— Ну и кто из нас олень? Ладно, что-нибудь придумаем, — Джеймс принялся стаскивать

домашнюю футболку. — Ты хоть знаешь, где находится этот лес?

— Туда нельзя трансгрессировать.

— То есть как «нельзя»? — из ворота свежей футболки показалась взъерошенная

голова Сохатого. Очки упали на пол.

— Ну это же волшебный лес, исторический памятник, и вообще, вся эта мерлиновая

хрень.

Джеймс хмыкнул.

— К тому же, я думаю, что если бы туда можно было трансгрессировать, Вуд не стала бы
ждать «Ночной...»...

Они уставились друг на друга.

Музыка как будто стала в два раза громче. Медленно их лица расплылись в одинаковых
хитрых и восторженных улыбках.

100/2147
— Гениально, Бродяга! — Джеймс хлопнул его по плечу и подхватил рюкзак, распахивая
дверь. — Просто и гениально! Скорее, идем!

Сириус, потирая ладони, вскочил на ноги.

— После вас! — Джеймс склонился в шутливом полупоклоне, Сириус, уже одевший

курточку, со смехом ткнул его головой вниз, и у Джеймса вот уже третий раз за день
слетели очки.

Он рассмеялся, схватил их и, махнув палочкой, заставил музыку умолкнуть.

— Куда это вы, мальчики? — удивилась Дорея, когда они с грохотом скатились по
лестнице вниз, в то время как она уже поднималась наверх — спать. В руках у нее была
чашка горячего шоколада и тарелочка домашнего печенья.

— Едем на рок-концерт, так что нет никаких причин для волнения, — проговорил
Джеймс, разворачивая маму словно в танце, в то время как Сириус смог
беспрепятственно скользнуть к двери и снять заклинание-замок.

— Какой еще концерт?!

— Ну такой, небольшой, даже не концерт, скорее концертик! — Джеймс закружил

Дорею по прихожей, незаметно оказавшись рядом с Сириусом. — Не волнуйся, это
совсем рядом, скоро будем дома!

— Что значит, рядом? Что значит, скоро? — Дорея зажмурилась, коротко встряхивая
головой, словно от этого происходящее могло вернуться в нормальную плоскость. —
Джеймс, нет, я никуда вас не отпущу, что это такое?!

— Конечно, отпустишь! — увещевательным тоном проговорил Джеймс. — Но на уговоры

уйдет столько времени, а его у нас нет!

— Ради всего святого, Джеймс, среди ночи?!

— А когда еще?! — в тон ей возмутился Джеймс и тут же тепло улыбнулся и поцеловал

мать в лоб, уже выскакивая за порог. — Все будет хорошо!

— Джеймс Поттер, ну-ка немедленно прекрати, я никуда тебя не отпускала! — судя по

тону, каким это было сказано, Дорея понимала, что вставать на пути у мальчишек сейчас
— все равно что кипятить море заклинанием. Она так и выбежала за ними на улицу,
держа в руках чашку и тарелку.

— Конечно, не отпускала! Я сбежал!

— Джеймс! — отчаянно воскликнула Дорея, не зная, что еще сказать.

— Я тебя обожаю! — Сириус уже был у дороги, Джеймс, идя спиной вперед, посылал ей
воздушные поцелуи. — Папе скажи, что я вылез через окно и улетел!

101/2147
— Ради Мерлина, ты хотя бы взял сменные вещи?

— Взял, взял!

Сириус схватил Джеймса за шиворот.

— Готов, Сохатый?!

Джеймс резко вздохнул и взглянул на Сириуса. Глаза его горели, на губах плясала
шальная улыбка, от возбуждения он весь нервно подергивался и, кажется, готов был
взлететь на воздух безо всякий метлы.

— Ну поехали, черт возьми, — проговорил он.

Сириус взмахнул палочкой, и они трансгрессировали.

102/2147
Одну кровать для оборотня
Ремус Люпин

Когда Ремус вышел из дому с рюкзаком наперевес, на улице царила глубочайшая ночь.

В деревне было тихо. Над крыльцом их небольшого дома таинственно улыбался

старинный кованый фонарь на скобе, спрятанный в листве клена.

Ремус выглядел даже бледнее обычного. Лицо его осунулось так, словно он только что
перенес сильнейшее отравление, под карими глазами залегли тени, но, несмотря на это,
он находился в приподнятом настроении. Сбежав с крыльца, остановился, вдохнул
убывающую ночь полной грудью, потянулся и машинально взглянул на луну. Она была
все такой же круглой и желтой, как наклейка, которую кто-то прижал к бархатному небу
большим пальцем, но уже не могла причинить ему вреда. Ночь тридцать первого июля
склонялась к утру первого августа, и Ремус был в безопасности на бесконечные
двадцать с лишним дней. Это были его самые любимые минуты — когда можно взглянуть
на луну и по-настоящему ее увидеть.

Он шагнул на дорожку, но тут у него за спиной раздались шаги и дверь дома скрипнула.

— Ты взял деньги? — спросил Маркус Люпин, выходя вслед за сыном на улицу. Он

казался ещё совсем молодым и они были очень похожи. Однако в волосах Люпина-
старшего его уже нитями пролегла седина, к тому же он прихрамывал на правую ногу,
хмурился, когда приходилось на нее наступать, и старался идти быстрее и ловчее, чем
мог на самом деле. Несмотря на позднее время, на нем был охотничий костюм, уже
изрядно вылинявший и поношенный, и пара высоких сапог. Длинные светлые волосы
были собраны в хвост, точно такой же, как и в молодости. Только эта юношеская
прическа да стройная фигура человека, который большую часть жизни провел в диком
лесу, и роднили его с перепуганным семнадцатилетним мальчиком, который когда-то в
одиночестве забрал маленького Ремуса из больницы святого Мунго после смерти юной
жены, и привез сюда, в бедное магловское поселение на границе с Уилтширом. Лицо его
с тех пор как будто выцвело, износилось и потеряло всю привлекательность — словно
истрепанный холст, из которого высосали все краски.

— Да, взял, — Ремус развернулся и, идя спиной вперед, продемонстрировал отцу

маленький позвякивающий мешочек. — Мне хватит.

— Может, все-таки передумаешь и не будешь так рисковать? Ты все еще очень слаб.

Маркус был очень встревожен, но явно не желал этого показывать и старался отнестись
к делу так же легко, как и его сын.

— Прошло ведь всего несколько часов. Не хочешь подождать хотя бы до утра? —

настаивал он.

Терпеливо улыбаясь, Ремус остановился и повернулся к отцу, поправляя въевшуюся в

103/2147
плечо лямку рюкзака. Все эти доводы он сегодня слышал как минимум три раза. По
крайней мере, с тех пор, как его уши снова стали человеческими.

— Ну сколько можно, пап? Я не маленький. К тому же, все мои друзья уже там, — он
нетерпеливо указал большим пальцем куда-то за спину.

« — ... Ремус, милый, почему бы тебе не прогуляться? На улице такая замечательная

погода. Ты совсем не бываешь на воздухе и плохо выглядишь, — строго говорит
мягонькая, как подушечка, старенькая Амадея Люпин. — Это нехорошо.

Ремус бросает долгий взгляд в окно и видит стриженную макушку Тобби Симмонса —
вредного мальчишки с оттопыренными ушами и костлявыми ногами. Он и другие ребята
играют в лапту неподалеку от его дома. А еще на прошлой неделе они начали выть, когда
Ремус вышел из Бакалеи.

— Мне не хочется, бабушка, — с этими словами он открывает книгу».

Они смотрели друг на друга. Маркус — встревоженно, Ремус — спокойно, но в

одинаковых глазах обоих плескалась просьба, граничащая с мольбой.

И Маркус сдался первым.

— Ну ладно! — он вдруг резко повеселел и хлопнул сына по плечу. — Ты уже взрослый

парень, я не буду тебе запрещать, но если что — сразу же к тебе приеду, ты понял? Если
почувствуешь себя хуже, Ремус, ты должен...

— Конечно, пап, я сразу сообщу, — заверил его Ремус, а про себя подумал, что не
заставит отца путешествовать с больной ногой, даже если будет умирать.

— В таком случае, счастливой дороги, — с этими словами Маркус крепко обнял сына, про
себя отчаянно молясь, чтобы с ним ничего не случилось по дороге. Он понимал, что
просто не может, не имеет никакого права отказывать ему в таком крошечном веселье, в
то время как его сверстники постоянно разъезжают по таким вот концертам, дружат,
встречаются и живут полной жизнью. Но в то же время понимал, что ему сейчас проще
пробежать марафон без трости, чем отпустить своего ребенка черт знает куда, когда
тот только-только пришел в себя. Причем буквально.

— Счастливо, пап! — Ремус похлопал его по худой спине и разжал объятия. — И ложись
спать, не придумывай ничего! — с этими словами он побежал по вьющейся в высокой
траве тропинке, ведущей к дороге. Пару раз обернулся, махая отцу, и совершенно
скрылся из виду. А Маркус Люпин ещё долго стоял рядом со своим опустевшим домом.

Ремус вытащил палочку и вытянул ее над абсолютно пустой дорогой.

Едва он это сделал, как вдалеке мигнули две молочно-белые фары. В ночи взревел
мотор. Не успел он опустить руку, как автобус в мгновение ока перепрыгнул расстояние в
пару миль, затормозив возле Ремуса так внезапно, словно врезался в стену, после чего
вытряхнул на дорогу своего сонного кондуктора.

104/2147
— До-обрый вечер... — зевнул Эрни Шанпайк, одергивая куртку. — Добро пожаловать...

— Привет, Эрни, — Люпин встряхнул его теплую и тяжелую со сна руку и влез на
ступеньку.

— А, Ремус! — проснулся кондуктор, узнав одного из своих самых частых клиентов. —

Полезай, полезай. Боюсь, что сегодня у нас остались места только на верхних этажах.
Просто аншлаг какой-то!

Ремус протянул Эрни деньги, оглядывая теплый, пахнущий бензином и шоколадом салон.
Места здесь действительно не было — сплошь баулы, сумки, рюкзаки и между всем этим
— фигурки спящих волшебников, чьи-то ноги, руки и над всем этим — стоны гитары, смех
и храп.

— ... и все едут в Каледонский лес! Одни, без родителей, ты представляешь?

— Представляю, — Ремус ухватился за спинку ближайшей кровати, чтобы не упасть,

когда автобус резко взял с места. Лежащая на ней девчонка сердито выдернула у него
из-под пальцев клетчатый колючий плед и отвернулась. — Простите, — Ремус поднялся,
удерживаясь за поручень. — Я тоже еду туда.

Эрни посмотрел на Ремуса так, словно он нанес ему смертельную обиду и сунул ему в
руку билет.

Ремус двинулся между кроватей к лесенке, ведущей наверх. На него вдруг навалилась
такая огромная давящая усталость, что он подумал, что с легкостью заснет даже в этом
адском автобусе — лишь бы только успеть добраться до кровати. Совершенно не
хотелось думать о прошедшей ночи — тело до сих пор ломило так, словно он последние
несколько суток занимался тяжелой атлетикой. И запахи — Мерлинова борода, они
преследовали его, словно рой назойливых насекомых. Он слышал даже такие запахи,
которые и не хотел бы...

Неожиданно рядом раздался взрыв громкого хохота, и Ремус по привычке дернулся и

обернулся.

В хвосте автобуса расположилась шумная многоголосая компания, в которой Ремус

мгновенно различил огненно-рыжие головы близнецов Пруэтт.

Позабыв про усталость, он двинулся туда.

Гидеон Пруэтт играл на гитаре что-то из репертуара «Диких Сестричек». Девчонки

смеялись, парни громко обсуждали последний матч по квиддичу. Ребята сдвинули
несколько кроватей так, что получилось одно общее лежбище, и теперь они валялись на
нем пьяно-сигаретно-пьющей кучей, укладывали друг на друга ноги, пинались, тискались,
в общем, вели себя как обычно. То и дело пшикали открываемые кем-то алюминиевые
банки из-под сливочного пива. Девчонка-хиппи с длинными темными волосами,
схваченными на лбу кожаным ремешком, громко доказывала что-то Бенджи Фенвику,

105/2147
размахивая руками. Ремус узнал её — Эммелина Вэнс из Когтеврана. Фенвик лениво
ухмылялся ей и потягивал пиво, а бок о бок с ними кудрявая когтевранка Доркас Медоуз
из прошлого выпуска и какой-то светловолосый парень сосались и чмокались, неловко
завалившись на Фабиана Пруэтта, которому не было дела ни до чего, кроме Марлин,
которая была уже слегка навеселе и то ли смеялась, то ли уже плакала шутке, которую
отмочил Гидеон.

Волшебные огоньки, которые в последнее время были в большом ходу среди студентов
Хогвартса, плавали над головами ребят, но как-то неровно, точно рой пьяных светлячков.

Компания притягивала неодобрительные взгляды сонных пассажиров и бессмысленные

призывы соблюдать тишину.

— Эй, ребята, смотрите, это же Ремус! — Марлин первой заметила Ремуса, вскочила на
смятую всклокоченную кровать, демонстрируя салону худые ляжки в пижамных
шортиках, и призывно замахала руками так, словно они все были островом, а Ремус —
проплывающим мимо кораблем.

— Ремус, Рему-ус!

Спящие по бокам салона волшебники недовольно обернулись.

Фабиан не упустил возмодность и ущипнул Марлин за зад, за что тут же получил пинок
коленом. Красивая русоволосая Мэри Макдональд с надеждой обернулась, но увидев,
что Ремус Люпин сегодня один, а не в компании Джеймса Поттера, улыбнулась ему с
едва заметным разочарованием и просто махнула рукой. На ней была футболка с
эмблемой «Диких сестричек»: «W» и «S», похожие на врезавшиеся друг в друга молнии.
Такая же, как и на близнецах.

— Мистер Люпин, почему это вы бродите после отбоя? — витиеватым тоном протянул
Бенджи, нахально улыбаясь и протягивая Ремусу руку.

— Присматриваю за тобой, Бендж!

— И ночь уж близилась к прощальному куплету, и были мы печальны и мрачны, — громко

продекламировал Фабиан, важно салютуя Ремусу баночкой сливочного пива. Вокруг его
головы была неуклюже повязана бандана, так что рыжие волосы торчали во все
стороны. — Не знали мы, кому теперь давать обеты, улыбки наши были так грустны...

— Но тут, как солнце, вдруг явился друг с приветом, и души наши стали им полны! —
Гидеон, как всегда, подхватил рифму брата. — Ведь он пришел, мерзавец, на рассвете, и
падал свет в дырявые штаны!

Смеясь, Ремус по очереди пожал близнецам руки.

— Только не говори, что ты тоже едешь на концерт! — округлил глаза Гидеон.

— Ведь если это так, нам придется быть паиньками! — встревоженно добавил Фабиан.

106/2147
— Оставишь нас после уроков за то, что мы дрались-курили? — витиевато играя голосом,
поинтересовался Гидеон, перебирая струны.

— А также трахались, гуляли и, наконец, безбожно пили?

— Ты просто отвратителен сегодня! — сообщила Марлин, сочувственно похлопала

Фабиана по макушке и громко икнула, после чего снова засмеялась.

— Делайте, что хотите, у вас есть мое официальное разрешение! — усмехнулся Ремус,
делая глоток.

Прокатился довольный гул.

— Все слышали?! — крикнул Бенджи, обхватывая Ремуса за шею и высоко поднимая

свою банку. — Староста объявил анархию!!!

Все засмеялись и подняли банки. Пиво брызгало во все стороны, отовсюду на Ремуса
смотрели лоснящиеся в неровном свете лица, сверкали обнажающиеся в улыбках зубы,
блестели глаза, было очень жарко, и казалось, что все эти полуголые тела слиплись в
один клубок.

— Люблю этого парня! — заявил Гидеон и так сильно ударил по струнам, что по окнам
прокатился звон. Пассажиры, и без того недовольные их соседством, так и подскочили и
начали возмущаться, но ребята, которые в этот момент начали радостно и фальшиво
орать «Исповедь банши», никого не желали слушать, так что волшебникам оставалось
только клясть «Диких сестричек» вместе с их концертом и прятаться под одеялами и
чарами-заглушкой.

— Слушай, Люпин, где Поттер и Блэк?! — крикнул Бенджи в ухо Ремусу, тщетно пытаясь
перекричать Гидеона, который выкладывался больше всех. Марлин резко оглянулась на
Ремуса, как только Бенджи назвал фамилию Сириуса. Голубые глаза девушки влажно
заблестели, но тут вдруг автобус лихо повернул и все кучей повалились друг на друга,
Эммелина на Марлин, Марлин на Ремуса, все захохотали.

— Если этих придурков не будет, я сорву концерт, все слышали?!

— Ой, угомоните его кто-нибудь, — раздался ленивый, немного гнусавый голос Доркас,
вынырнувшей из объятий своего парня.

— Они будут, Бендж! — крикнул Ремус, вставая, и хлопая парня по спине. — Я скоро! —
добавил он, когда все недовольно загомонили. — Скоро вернусь!

Качаясь, Ремус поднялся по лесенке, ведущей наверх, и на втором этаже тяжело

привалился к перилам.

Надо же, всего один глоток сливочного пива, а тошнит так, словно он только что вылакал
три бутылки огневиски.

107/2147
Черт знает что...

Перед глазами вдруг поплыли большие лиловые пятна — они разъедали видимость, и
Ремус испугался, что не устоит на ногах.

Вытянув руку, он на ощупь пробрался в темноте на третий этаж и, не раздеваясь,

повалился на единственную пустую кровать во всем салоне. Подушка была
восхитительно прохладной и мягкой — Ремусу показалось, что голова его, отдельно от
тела, проваливается и проваливается в уютную тихую пропасть...

Звуки гитары доносились словно из-под глубокой воды...

Автобус мерно покачивался на ходу, изредка дергаясь вперед, когда надо было
перескочить в следующее графство.

На кроватях, лениво раскачиваясь в такт автобусу, темнели силуэты волшебников. В том,

как все эти незнакомые люди доверчиво спали на соседних кроватях, каждый в своих,
привезенных из дому вещах, со своим багажом, было что-то умиротворяющее.

Ремус закутался с головой и не успел даже подумать о том, как ему сейчас будет хорошо,
как мгновенно провалился в глубокий целебный сон.

Ему показалось, что прошло всего несколько секунд, как его разбудил чей-то голос, но
когда он поднял голову и посмотрел в окно, то увидел, что над темным бесконечным
полем, мимо которого несся автобус, уже забрезжила светлая полоска, словно кто-то
размыл чернильное небо водой.

Ремус сел и сонно осмотрелся, зябко потирая плечи. Утро тянулось по салону
прохладным сквознячком. Парень закутался в плед как в мантию и спустился вниз за
горячим шоколадом. Он знал, что после подобных приступов слабости нет лучшего
лекарства.

На цыпочках спускаясь вниз, Ремус вспомнил, что обещал одноклассникам вернуться, но

когда оказался внизу, то увидел, что те и сами вповалку спят, обнявшись кто друг с
другом, кто с гитарой, а кто и с банкой сливочного пива. На спинке кровати покоилась
ступня одного из близнецов в дырявом носке. То и дело раздавалось чье-то мирное
похрапывание, или случайно тренькала задетая струна.

Получив свой шоколад у сонного недовольного Эрни, Ремус вернулся назад, на свой
тихий верхний этаж. Спать ему больше не хотелось, так что он вытащил из рюкзака
«Степного волка» Гессе, прислонил подушку к окну и удобно устроился с книгой на
коленях и кружкой ароматного горячего шоколада. Признаться честно, в такой
обстановке он чувствовал себя гораздо уютнее, чем в компании Бенджи Фенвика.

Довольно вздохнув и отпив немного из кружки, Ремус наколдовал себе парочку огоньков
и погрузился в чтение.

108/2147
— Да ладно тебе, Лили, — вдруг услышал он совсем рядом с собой укоризненный тихий
голос. — Вот ничего страшного бы не случилось, если бы ты его поцеловала!

Ремус опустил книгу, невольно прислушавшись.

Ему почудились знакомые нотки.

Он обернулся. Говорила девушка, лежащая через несколько кроватей от него. Упираясь

локтем в подушку, она смотрела на свою соседку, так что Ремусу была видная только
узкая спина, прикрытая пледом, и коротко стриженная макушка.

Внезапно громко скрипнули пружины кровати.

— Что?! — возмущенный голос Лили Эванс Ремус узнал бы даже в тысяче других голосов.
Он увидел на фоне светлеющего окна взлохмаченную копну волос, и сомнений не
осталось. — И ты туда же?!

— Он был в опасности!

— Да не был он ни в какой опасности!

Ремус навострил уши.

Они говорили о Джеймсе?

Точно, о нем.

Надо же, как неловко.

Первой мыслью было: надо немедленно встать и дать им понять, что он здесь и все
слышит.

Это будет честно.

Но с другой стороны...

Он снова прислушался.

— Что, ни одного письма за все лето? — спросила Алиса Вуд. В ее голосе слышалось
сочувствие.

Повисла небольшая пауза, затем раздался глубокий вздох.

— Нет, — ответила Лили, и в этом «нет» Ремус услышал столько неподдельной горечи,
что ему вдруг стало одновременно и стыдно, и приятно за Сохатого. Он решительно
сунул книгу в рюкзак и встал.

109/2147
— Мало ли какие могут быть заботы у человека, — справедливости ради заметила Алиса.
— Может, он занят, вот и не пишет.

— Мне абсолютно все равно, — Лили несколько раз стукнула кулачком подушку и
уселась, прижимаясь к ней спиной и кутая ноги в одеяло. — Я буду только рада, если
окажется, что Поттер наконец нашел себе новую жертву и теперь от меня отстанет.

«Врешь», — звякнул в мыслях бескомпромиссный и очень противный голосок.

— В конце концов, кому может понравиться, что к нему постоянно пристают?

Судя по выражению лица Алисы, у нее на языке вертелся правдивый ответ, и Лили
поспешила её опередить:

— Я не позволю ему вечно выставлять меня в идиотском свете. И если он и дальше будет
так себя вести...

«А вдруг не будет?», — ужаснулся все тот же голосок.

— ... то я просто раз и навсегда дам ему понять, что между нами ничего не...

— Доброе утро, — раздался прямо над ними вкрадчивый, вежливый голос.

Девочки обернулись.

— Ремус!

Лили, опомнившись от изумления, вскочила с кровати и с радостью обняла

одноклассника. У них с Ремусом всегда были прекрасные отношения, а назначение
старостами только укрепило их и связало еще крепче.

— Ты как здесь очутился?

— Почему это всех так удивляет? — с притворным негодованием поинтересовался Ремус.

— Если что, я могу уйти... — он развернулся, и Лили, смеясь, взяла его под руку,
возвращая.

— Мы тебе рады! Ты тоже на концерт?

— На концерт, конечно же! — усмехнулся Ремус, целуя Алису в щеку (автобус качнуло и
он попал в ухо) и усаживаясь на край кровати. — Услышал вас и не смог не подойти.

— Услышал? — спросила Лили, и ее улыбка немного выцвела. Зеленые глаза

настороженно блеснули. — Что?

— Ничего, — сказал Ремус, многозначительно глядя на нее и спокойно улыбаясь. —

Абсолютно ничего.

110/2147
У Лили отлегло от сердца, но все же улыбка, которой она одарила Люпина, была
несколько скованной.

В этот момент к ним на этаж поднялся Эрни с подносом, на котором теснились

разноцветные чашки с шоколадом, и сообщил, что они уже скоро будут на месте. По
всему автобусу начали просыпаться пассажиры: зазвенели ложки, запахло какао и
зубной пастой — автобус захлестнула привычная утренняя суматоха. Отовсюду
доносились бодрые, немного приглушенные голоса, сосед Лили и Алисы включил радио,
повсюду застилались постели, на втором этаже послышался гнусавый детский голос.

Вслед за ненавязчивой мелодией из хриплого приемника полилась сводка новостей —

ведущий сообщал новые факты о пострадавших в ходе мятежа оборотней в Брентвуде.

Лили украдкой взглянула на помрачневшего бледно-серого Ремуса и вручила ему

нераспечатанный пакет с печеньем и сандвичами.

— Угощайся, — тихонько сказала она в ответ на его вопросительный взгляд и

улыбнулась, увидев, какая благодарность разлилась в светло-карих глазах.

— Здорово, что мы будем все вместе! — весело щебетала тем временем Алиса, устраивая
на прикроватном столике, который все норовил съехать в сторону, скромный завтрак
путешественника, состоящий из печенья и сандвичей миссис Эванс. — Ты знаешь, Ремус,
я сегодня, точнее, вчера виделась с Сириусом, и он сказал, что тоже едет! И Джеймс
тоже!

Лили метнула на нее короткий взгляд. Она причесывалась, сидя по-турецки возле
подушки.

— Как же здорово, что мы будем все вместе! Па забронировал нам палатку еще неделю
назад, но мы подумали, что лучше выехать за день до концерта, немножко посмотреть
лес! — продолжала тарахтеть Алиса, помешивая свой шоколад ложечкой. — Там ведь
жил сам Мерлин! Думаю, там есть на что посмотреть, а вы как думаете? Скорее бы уже
сам концерт, я просто не могу дождаться, мы увидим самого Мирона Во... ух ты,
смотрите! — Алиса вдруг кинулась к окну — автобус въехал в предместья Авемора и
теперь на сумасшедшей скорости несся по узкой проселочной дороге, задевая мокрые
ветви деревьев. Одинаковые, совершенно ничем не примечательные домики спали,
уютно кутаясь в зелень, все обволакивал серый мокрый туман. Городок был самым что ни
на есть обыкновенным и даже унылым, но тот факт, что по этой земле когда-то ходил
величайший волшебник всех времен, придавал особое значение даже стоящим вдоль
дороги фонарным столбам.

— Не могу поверить, что я в Авеморе... не могу поверить, что мы увидим «Диких

сестричек»! — Алиса захлопала в ладоши, провожая восторженным взглядом каждое
дерево, и схватила какао. — Просто не верится!

Джеймс успел только увидеть мелькнувшую под ним фиолетовую крышу автобуса, и в

111/2147
него с силой ударил ветер, унося назад. Молниеносно быстро он вскинул палочку, и его
словно крюком дернуло вперед, а уже в следующую секунду с силой приложило о
ледяную мокрую железную крышу.

В голове что-то нехорошо загудело, из глаз хлынули искры.

Рядом раздался сдавленный стон, а вслед за ним — нервный лающий хохот.

— Сохатый, Сохатый!!!

— Охренеть... сработало... — Джеймс встряхнул головой, пытаясь вытряхнуть из нее все

звездочки до последней, и неверяще улыбнулся. — Сработало-о!

— Что ты говоришь?! — крикнул Сириус. Джеймс повернул голову и увидел только его
сощуренные, похожие на щелки глаза, волосы, стоящие из-за ветра дыбом, и белую
полосу зубов.

— ОХРЕНЕТЬ! — заорал он в ответ, глотая ветер, и они захохотали, держась за палочки,

которые намертво прилипли к железной крыше.

— Что это было?! — испуганно вскинулась Алиса, когда об крышу у нее над головой что-
то ударилось.

Лили опустила чашку, пассажиры вокруг них завертели головами.

Ремус вскинул глаза на потолок, тонко улыбнулся и опустил взгляд.

— Отгадайте с трех раз... — пробормотал он, поднося к губам чашку и многозначительно

поднимая брови.

Неожиданно ведьма, сидящая рядом, пронзительно крикнула, взглянув в окно. Потом

упитанный джентльмен на соседней кровати также взглянул в окно и, несолидно
шарахнувшись назад, свалился на пол.

— Что происходит? — спросила Лили, оглядываясь, как вдруг Алиса громко взвизгнула и
пролила на пол горячий шоколад.

— Джеймс! — удивленно выкрикнул Ремус, бросаясь к окну.

Джеймс беззвучно расхохотался за стеклом и чуть не соскользнул с крыши.

Ремус торопливо повернул ручку на раме, и Джеймс свесился в их окно, словно большая
летучая мышь.

— Рем! Куда делся Хвост?! — весело крикнул он. Ветер трепал его волосы, очки
угрожающе свесились.

112/2147
— Остался в лесу! Думаю, он сам нас найдет в свое время! — ответил Ремус, уловив
скрытый в словах друга смысл.

— Ну и куда мы едем? — крикнул Джеймс таким беззаботным голосом, словно поездка

на крыше «Ночного рыцаря» была для него самым обыкновенным делом.

— Что?! — крикнул Ремус, не расслышав.

Джеймс вздохнул, чтобы крикнуть погромче, но тут ему в рот попал ветер, и он на миг
стал похож на австралийскую лягушку.

Они захохотали.

Девочки переглянулись. Алиса улыбалась. Лили, у которой все еще были свежи
воспоминания от сна, демонстративно отвернулась от окна и отпила из своей чашки.

Джеймс набрал в легкие побольше воздуха и гаркнул:

— Куда мы едем?!

— Авемор! Каледонский лес!

— Черт возьми! — восторженно выругался Джеймс, выражая этим все накопившиеся

эмоции.

Ремус рассмеялся.

Лили набралась храбрости и бросила на Джеймса короткий взгляд. Ей почему-то было

неудобно и тяжело смотреть на него — словно на источник яркого слепящего света.

— Тогда увидимся там! — крикнул Джеймс Ремусу и наконец повернулся к девушкам,

состроив важную, как у почтового филина, мину. — Дамы, — он подмигнул им. — Не
окажете услугу?

Его очки съехали с носа и висели на одной дужке, а поправить их он не мог, так как
рисковал слететь с крыши.

Лили почувствовала легкий тычок в бок и, бросив на Алису, точнее, на ее локоть,

укоризненный взгляд, нехотя подвинулась к окну и быстро вернула очки на нос
владельцу. Ветер схватил ее волосы и, словно играючи, бросил их юноше на лицо.

— Спасибо, мой ангел, — Джеймс вдруг чмокнул воздух у нее прямо перед носом, и Лили
с негодованием отпрянула, шлепнувшись на кровать. — Ты... — он задержал на ней
взгляд. Шоколадные глаза встретились с зелеными. Губы Джеймса дрогнули. —
Божественно выглядишь, Эванс.

Он вдруг переменился в лице, глаза его распахнулись, и Поттер мигом скрылся.

113/2147
— В чем дело? — Алиса обернулась, посмотрев в направлении его взгляда.

Девочки обернулись и увидели поднимающегося по лесенке Эрни. Ремус торопливо

захлопнул окно.

— Что здесь происходит? — грозно спросил кондуктор, подойдя к ним. — Пассажиры

говорят, что видели, как кто-то лезет в это окно!

— Гремлин, — быстро ответил Ремус.

— Настырный очень, — подхватила Алиса и хихикнула, переглянувшись с Лили.

— Ну-ну... — Эрни неодобрительно взглянул на ребят, окинул подозрительным взглядом

окно и ушел.

— Что? — наконец не выдержала Лили, заметив, что Алиса едва сдерживает смех, глядя
на нее. — Что такое?

Алиса подавила смех, смешно хрюкнув носом, и со страдальческим лицом протянула

подруге пудреницу.

Лили, скептически взглянув на нее, распахнула зеркальце, решительно взглянула на свое

отражение и похолодела от ужаса: на ее верхней губе красовались пышные «усы» от
горячего шоколада.

— Придурок! — крикнула она, утирая рот тыльной стороной руки и оборачиваясь, но в

окне было уже пусто, так что ее обвинение осталось без внимания, а Ремус и Алиса
снова покатились со смеху.

114/2147
Пьяный вампир в волшебном лесу
Роксана Малфой

Люциус сидел за столом в темной комнате и читал книгу.

Огонь в камине почти догорел, и теплые блики медленно стекали по его лицу.

Услышав, что она проснулась, брат повернул голову и спокойно молвил:

— Не стоило тебе так поступать. Мы вынуждены отдать тебя дьявольским силкам.

Роксана удивленно уставилась на него, поднимаясь на локте.

— Что?

Люциус закрыл книгу, посмотрел на нее в упор ледяными серыми глазами и вдруг громко
крикнул:

— ГДЕ МОЙ ЧЕМОДАН?!

Роксана дернулась и проснулась.

Какая-то волшебница визгливо смеялась прямо у нее над ухом, ей вторил высокий
мужской голос, отовсюду доносились торопливые голоса и топот.

Ткань подушки была непривычно жесткой и пахла травами.

Роксана сердито натянула одеяло на голову и заткнула уши, надеясь снова заснуть, но
внезапно кто-то сильно толкнул ее кровать. Захотелось вскочить и выкинуть этого типа в
окно, но вместо этого она просто сбросила с головы одеяло и открыла один глаз.

Автобус стоял. Чудовищная тряска наконец прекратилась, но Роксане все равно

казалось, что ее кровать куда-то скачет, перепрыгивая через выбоины.

Она села, кутаясь в плед. Окна были открыты, и по автобусу гулял холодный ветер.

Мимо нее выстроилась вереница заспанных волшебников, обвешанных сумками с ног до

головы. Все они зевали, почесывались и пытались заглянуть через плечо тем, кто стоял
впереди. На соседних кроватях, уже убранных, сидели волшебники и терпеливо ждали,
пока пробка рассосется.

Если они уже приехали, почему ее никто не разбудил, они что, подумали, что она умерла?

Даже если и так, могли бы хотя бы из любопытства её толкнуть.

— Пожалуйста, мисс Марш, не надо так кричать, мы обязательно найдем ваши вещи,
115/2147
только отойдите в сторонку... — послышался снаружи голос Эрни Шанпайка.

— Что случилось? — спросила какая-то девушка. — Что там такое?

— Ай, кто наступил мне на ногу?!

— Простите, мэм.

— Кажется, та ведьма потеряла сумку?

— Кто-нибудь видел жабу?

— Где моя палочка?! Я потеряла палочку! А, нет, вот она...

Все эти голоса и шум...

Голова просто раскалывалась. Интересно, они сами понимают, какие они противные?

Роксана свернулась клубочком, прижимая к себе подушку.

Она так и не смогла заснуть в течение ночи. Сначала не давали покоя кошмары — ей все
казалось, что она слышит шипение дьявольских силков под кроватью и глухое ворчание
оборотня. А еще почему-то было жутко холодно даже под одеялом, так что она лежала и
тряслась, захлебываясь от жалости к себе. Потом, когда она все-таки ухитрилась
забыться тревожным сном, брела по темноте и постоянно цеплялась за корни, в автобус
ввалилась большая и шумная компания с гитарой наперевес. Их вопли сами по себе
выводили из себя, а уж когда какой-то парень начал ужасно фальшиво орать «Исповедь
банши», Роксана и вовсе испытала период ненависти ко всему живому. Ей стоило
большого труда сдержаться и не колдануть засранца чем-нибудь... эдаким.

При воспоминании о магии её замутило.

Ночью она применила магию.

Во имя Мерлина, она в самом деле применила магию.

Ум-м-м, как, ну как она могла быть такой дурой?! Ну почему она всегда сначала делает, а
уже потом думает?!

Роксана зажмурилась и прижала к лицу ладони.

Раскаяние превышало все отметки.

Она не знала, как быстро долетают вести о нарушениях до французского министерства

магии. Должно быть, со скоростью света. Она представила, как в эту самую секунду ее
мать, проверяя за завтраком почту, находит письмо от Шери Дюклэ, главы отдела по
работе с малолетними колдунами. С ним они уже имели парочку неприятных встреч.

116/2147
Она так и видела, как Эдвин, меча молнии, поднимается по лестнице, как развеваются
полы ее изумрудного халата и стучат каблуки. Вот она открывает дверь в ее комнату... и
видит поломанную кровать и приветливо распахнутое окно.

Роксана вцепилась в подушку, оборвав картинку так резко, как если бы пыталась
захлопнуть это самое окно.

Если она вернется домой, мать размажет ее по стенке.

Это ясно.

Домой нельзя.

Из Шармбатона ее уже, скорее всего, исключили, так что и в Шармбатон нельзя.

От одной мысли о том, что она больше никогда не увидит Трапезную с ее белыми
колоннами, садом и фонтанами, в горле защипало.

Нет, рано паниковать.

Люциус ей поможет.

Да-да, он обязательно поможет.

А сейчас она просто не будет об этом думать.

Подумает потом, после концерта.

Толпа редела, и теперь можно было выйти, не привлекая лишнего внимания. Несмотря ни
на что, в Роксане все же плавала парочка ген «истинной Малфой» — ей совсем не
хотелось продефилировать перед кучей своих сверстников в драном, заляпанном
спортивном костюме, с вороньим гнездом на голове и в грязной обуви, так что она
дождалась, пока выйдут все, и только потом тихонько шмыгнула на улицу.

Оказавшись на свежем воздухе, Роксана с наслаждением вздохнула и потянулась.

Жмурясь на бледном дневном свету, вытянула руки над головой, довольно улыбнулась,
еще разок потянулась, разминая мышцы, и повернулась к лесу.

Первой мыслью было: их всех жестоко обманули.

Автобус остановился у маленькой, вымытой дождями полянки. На желтой гнилой траве

кучами лежал мусор, распространяя удушливый запах, а над мусором вились мухи. Чуть
поодаль над этой полянкой нависали мокрые деревья, хилые и больные. Некоторые из
них уже начали облетать из-за холодного климата и были такими грязными, словно мимо
недавно пронесся смерч и заплевал их грязью. Все они как-то дружно накренялись
вперед, нависая над землей, некоторые так низко, словно просто не до конца упали.

Роксана была так потрясена этой убогой картиной, что даже не заметила, как уехал

117/2147
«Ночной рыцарь».

Это чья-то шутка?!

Каледонский лес, лес, где жил сам Мерлин, величайший заповедник волшебного мира —
вот эта помойка?!

Да нет, это ошибка!

Но... ошибки быть не могло. Вокруг неё кучковались люди, все они, судя по разговорам,
также приехали на концерт, и раз внешний вид леса их не удивляет, значит все
правильно?

Это было так неправдоподобно, что казалось, будто кто-нибудь сейчас громко засмеется,
скажет, что это, конечно же, просто бред, и все отправятся в настоящий лес.

Но никто не смеялся и не кричал.

Впервые за все это время Роксане захотелось домой.

Неожиданно трое лохматых мальчишек, заставив всех вокруг вздрогнуть и обернуться, с

громкими воинственными воплями бросились обниматься. Можно было подумать, что они
все побывали на поле боя и теперь дико счастливы, что снова встретились. Потом вдруг
на них с такими же воплями накинулись ещё какие-то люди, какие-то девчонки. Они все
хватали и хватали друг друга, так что очень скоро маленькая толпа превратилась в одно
большое объятие. Роксана, спасибо маменьке с папенькой, давно не была в подобном
обществе и теперь с жадностью смотрела, как все эти хипповые подростки в магловских
тряпках запросто таскают друг друга, орут и хохочут.

Люди постарше оглядывались на них, улыбались и говорили друг другу "Хогвартс!", как
будто это всё объясняло.

Если это в самом деле были студенты того самого Хогвартса, которым её так пугали
родители, то Роксана не увидела в них ничего страшного. Девицы из Шармбатона в сто
раз противнее, а в Дурмстранге все такие угрюмые и злобные, только попробуй кого-
нибудь обними.

Роксане вдруг страшно захотелось, чтобы и ее тоже кто-нибудь обнял.

Кто-то вдруг с силой толкнул её плечом, проходя мимо, и она узнала рыжего парня с
гитарой. Он шел таким бодрым и уверенным шагом, что она невольно пристроилась за
ним. Этот тип наверняка знает, куда идти. Ей очень не хотелось в одиночестве заходить
в этот лес — она так и видела лежащие под деревьями кучи мусора, алюминиевые банки
и тучи насекомых.

О Мерлин.

Ну уж нет, если они и утонут в этом дерьме, то лучше все вместе.

118/2147
Роксана глубоко вздохнула, встряхнула рюкзак и направилась следом за весело
гомонящей толпой.

Как только они вошли в лес, воцарилась тишина. Такая внезапная, словно Роксана с
головой погрузилась под воду. Шум так неожиданно стих. словно кто-то подкрутил
регулятор громкости. Даже хогвартская компания притихла и Роксана понимала, почему.

Как только её нога ступила на пожухлую сухую траву, ей показалось, что все внимание
леса сомкнулось именно на ней, Роксане Малфой. Словно лес сунулся к самому её лицу.

К тому же...

Она была абсолютно уверена, что вылезла из окна своей комнаты тридцать первого
июля, но как же так вышло, что всего за ночь она переместилась из душного засушливого
лета в самое сердце осени? Многие деревья здесь все еще оставались зелеными, но
большинство из них оделось матовой, бледно-золотой и коричневой дымкой листьев.
Срываясь с веток, они мягко и беззвучно опадали на головы идущим людям. Здесь как
будто не могло существовать громких звуков. В воздухе витал суховатый, грустный
аромат, какой бывает в конце сентября, деревья с каждым шагом становились больше,
словно росли прямо на глазах — стволы раздавались, становились шире, кроны
незаметно разрастались и закрывали свет так, что косые солнечные лучи с трудом
проникали сквозь них и рассекали бледный, золотистый полумрак. Мерцающие пылинки
кружились в них, как маленькие планетки.

Пока они шли и вертели головами, в восхищении раскрывая рты, было тихо и слышно
было только шорох листьев под многочисленными кроссовками.

А потом кое-кто нарушил тишину.

Впереди Роксаны шла девчонка с густыми темно-рыжими волосами. В каждой группке

туристов или не знакомых между собой путешественников всегда найдется девушка, на
которую нет-нет, но поглядывают все. Эта девушка была именно такой. Роксана и сама
не понимала, почему периодически оглядывается на неё. Возможно, ей нравилось, как
вздымаются на ходу красивые, темно-рыжие волосы. Они привлекали внимание.

Парни, которые обнимались у автобуса, шли впереди, через несколько человек с

рюкзаками. Один — в джемпере, другой — в кожаной куртке, как и многие в этой толпе,
третий в куртке.

Последний шел пружинисто, чуть что слегка припрыгивал и вообще, казалось, он в любой
момент может сорваться с места и побежать куда-то.

Так оно и вышло. Повернув голову в сторону заметной рыжей девчонки, он вдруг хлопнул
друга в кожаной куртке по спинке, оторвался от своей компании и догнал эту девушку.
Припрыгивая на ходу, он пошел спиной вперед прямо перед ней. Лохматый, симпатичный,
с придурковатыми тяжелыми очками, которые, впрочем, не мешали ему сыпать
улыбочками. Он говорил рыжей что-то, немного рисуясь и смешно морща лицо —

119/2147
извинялся, но, похоже, безуспешно. Рыжая не замедляла шаг и явно пыталась
отвязаться от него поскорее. В какой-то момент ей это удалось. Тогда парень совсем уж
неуместно бухнулся на колени и сорвал с лица очки, но девчонка демонстративно обошла
его и пошла дальше. Тогда он, вызывая смешки у окружающих, пополз следом за ней на
коленях, жалобно свесив руки. Все смотрели и смеялись, все больше и больше людей
обращали на них внимание, смех усиливался, и рыжая не выдержала. Крикнув «Хорошо!»
так громко, что услышала даже Роксана, она чуть ли не бегом устремилась вперед,
подхватив под руки подружек. Парень вскинул в воздух кулак и вдруг повалился в
высокую траву, раскинув руки. На виду остались только острые коленки в джинсах. Его
друзья подошли к нему, тот, что был в косухе поднял бесчувственную руку павшего,
пощупал пульс, а затем небрежно бросил обратно и через плечо сказал что-то
остальным. Темноволосый и красивый, он показался Роксане смутно знакомым, но тут их
загородили другие люди, а потом эта компания и вовсе пропала из виду.

Вдруг, откуда ни возьмись, налетел легкий ветерок, и вкусно запахло медом. Смешиваясь
с запахом прелых листьев и древесной смолы, этот аромат странно опьянил Роксану.

Она почувствовала себя так, словно проглотила ложку Огдена — в районе солнечного
сплетения угнездился теплый шарик, и она даже на всякий случай потрогала футболку в
этом месте, чтобы убедиться, не горячая ли она.

Кто-то вдруг рассмеялся у нее за спиной. Роксана оглянулась и наткнулась на такой же

вопрос на лицах тех, кто шел позади.

Ей стало не по себе.

Роксана отвернулась и вдруг краем глаза уловила какое-то движение в кустарнике

справа от себя. Она остановилась, приоткрыв в изумлении рот.

Из теплого солнечного лучика на нее смотрело человеческое лицо. И оно было

совершенно точно женским — женские глаза, губы, даже очертания длинных волос. Оно
было как будто соткано из солнечной пыли и тонких солнечных переливов, но когда
Роксана сделала микроскопический шажок, чтобы получше его рассмотреть, лицо вдруг
рассыпалось мерцающими частицами света.

Тут же над головами идущих прокатился смех, а вслед за ним — далекое, словно
долетающее сквозь сотни лет эхо, наполненное смехом женщин, голосами мужчин и
смехом детей. Прокатилось и унеслось...

Стало совсем жутко, кто-то на всякий случай достал волшебную палочку, и тут поляну
огласил пронзительный крик:

— Смотрите, смотрите! Нимфы!

Все разом переполошились и принялись вертеться на месте, но рассекреченные лесные

проказницы перестали запугивать гостей и показались сами.

Они выступали из шевелящихся на ветру кустов, отделялись от солнечных лучей и

120/2147
деревьев, поднимались прямо из земли ворохом листьев и обступали замеревших людей,
кокетливо посмеиваясь. Одеждой им служили листья, все та же солнечная пыль, веточки
и ветер...

Некоторые мальчики, потеряв голову, бросились их ловить, но это было не так просто.
Нимфы забавлялись, ускользая от них, и каждое их движение неизменно
сопровождалось далеким, тающим в небе смехом. Они срывали с ребят рюкзаки, осыпали
их желудями, а когда кто-то ухитрялся-таки поймать одну из них, та немедленно
рассыпалась опавшими листьями, и везунчик стоял с пустыми руками, озадаченно хлопая
ресницами.

Маленькая нимфочка выглянула из-за дерева совсем рядом с Роксаной, и она невольно
застыла, боясь спугнуть лесной дух. Волосы нимфы под венцом из цветов и листьев
развевал ветер, и они шумели, как крона молодого деревца. Глаза у нее были раскосые,
узкие и пронзительно зеленые — глаза леса, который всегда исподтишка наблюдает за
теми, кто вторгается в его владения. Глядя в эти глаза, Роксана вдруг с какой-то
пронзительной ясностью почувствовала родство с тем человеком, о котором никогда не
вспоминала в течении всей жизни — с прабабушкой-вейлой.

Нимфа склонила голову набок и закусила зубами нижнюю губку, словно Роксана сказала
что-то смешное. Словно услышала, о чем она думает.

— Смотрите! — снова закричал кто-то.

Все оглянулись, включая Роксану. Из земли прямо посреди дороги, рассыпая опавшие
листья, вдруг вылез огромный деревянный щит-карта, оплетенный плющом и белыми
цветами. На нем значилось крупными, выцветшими от времени буквами.

«ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КАЛЕДОНСКИЙ ЛЕС — СТАРЕЙШИЙ ЗАПОВЕДНИК

ВОЛШЕБНОГО МИРА»

«Здравствуй, уважаемый путник! Если ты попал в этот лес — значит, сюда тебя привела
рука Судьбы. И совершенно не напрасно. Каледонский лес знаменит своей фауной.
Здесь можно найти единорогов, грифонов, гиппогрифов, древесных, водяных и лесных
нимф, гарпий, мантикор, саламандр, троллей и водяных. Как только Вы прочитаете эти
строки, перед вами появятся указатели...»

Многие почти одновременно начали вертеть головами и увидели, что пока они читали, в
полумраке вспыхнули и протянулись в разные стороны дорожки из крошечных круглых
огоньков, сотканных из пучков голубого света. Кто-то немедленно попытался тронуть
один из них, и тот растаял с каким-то пугающим потусторонним вздохом.

«Если Вы прибыли в Лес на экскурсию, сверните налево и дождитесь своего Проводника.

Предлагаем Вам посетить «Загон Мерлина»: там Вы можете за умеренную плату
прокатиться на гиппогрифе и сфотографироваться с единорогом, а также посетить
смежную часовую экскурсию в пузыре в сопровождении Озерной Леди. Цены уточняйте.

121/2147
 Во время экскурсии запрещается проникновение на территории колонии кентавров и
ловля лукотрусов. Штраф: 500 галлеонов».

Роксана машинально вскинула голову и без особого удивления увидела на низко

растущих ветках у себя над головой маленьких деревянных человечков. Один из них,
вглядываясь в девочку крошечными черными глазками, схватил пролетающую мимо фею-
светляка и рассеяно запихнул в рот. Изо рта у него торчали прозрачные крылышки.
Роксана улыбнулась.

«Если Вы желаете посетить домик Мерлина, пройдите вперед и получите у проводника

пропуск и личную карту Леса. Во время экскурсии по дому запрещаются такие чары как
Акцио и Диффиндо, а также различные копирующие и чары невидимости. Фотосъемка
запрещена. Штраф: 500 галлеонов. После экскурсии у Вас будет свободное время, и Вы
можете посетить нашу «Лавку чудес», где найдете удивительные товары производства
Каледонской мастерской для Вас и Вашей семьи, см.: метлы, котлы, посуда и проч.»

Пока Роксана читала, подпрыгивая и вставая на цыпочки (при росте в пять с хвостиком
футов ей жилось сложнее, чем остальным), пыталась прочитать объявление, их
компания стала потихоньку распадаться и исчезать в лесу небольшими группками. Люди
постарше, приехавшие на экскурсии, семьи с детьми, служащие заповедника. Большая
часть прибывших все еще теснились у щита, пытаясь прочесть свежую надпись,
сделанную под основным текстом:

«Если вы прибыли на концерт магической рок-группы группы «Дикие сестрички», который

состоится в ночь с первого на второе августа, пройдите, пожалуйста, направо и
предъявите пригласительные флаеры Проводнику, после этого Вы получите карту с
указанием Вашего городка. Напоминаем, что на время концерта лес окружен защитными
чарами, обеспечивающими работу немагической аппаратуры. Не пытайтесь
трансгрессировать или пользоваться порталом!!! С ув., Гл.Администратор Каледонского
Заповедника, Урсула Пендрагон».

Проводниками оказались три молодые ведьмочки в фирменных футболках «Диких

сестричек». У каждой на груди был большой круглый значок: желтый, зеленый и
красный.

На флаер Роксаны ведьма с красным значком посмотрела с огромным удивлением, на

саму Роксану — тем более. Роксана представила, как выглядит со стороны, и еще ниже
натянула капюшон, затолкав под него дурацкие белые волосы.

Она всегда переживала из-за своего необычного цвета. Куда больше, чем Люциус или
мама. Может, все дело было в том, что в детстве каждый ребенок считал своим долгом
спросить ее, а не седая ли она? Поэтому Роксане всегда хотелось иметь темные волосы,
как у большинства нормальных людей. Или рыжие, как у той девчонки.

Внимательно изучив флаер, ведьма взмахнула палочкой, ставя на него печать, вручила
Роксане карту и вызвалась проводить до городка.

122/2147
Больше с ними никто не пошел — остальные ребята отправились в свои городки в
сопровождении своих волонтеров.

Они вошли в темную аллею, ведущую в палаточный город — с веток деревьев свисали
фонарики на цепях, в полумраке древесных крон слышалось хихиканье пикси, то тут, то
там мелькали феи светляки и проводник отмахивалась от них картой. Роксана молчала,
ведьмочка время от времени прижимала пальцы к уху и ругалась с кем-то, крича в
волшебную палочку, как в микрофон.

Вскоре показались первые палатки, а с ними — их обитатели.

Утро Роксаны началось почти сорок минут назад, а лагерь только-только просыпался.
Люди выбирались из тентов, потягивались, разжигали огонь, ставили на него чайники и
котелки, гремели ведрами, перекликались. Длинноволосый рокер сидел по-турецки
перед плавающим в воздухе зеркальцем и брился, оттянув двумя пальцами собственный
нос. Девушка немногим старше Роксаны готовила завтрак, а возле нее топтался
светловолосый маленький мальчик в футболке «Диких сестричек», которая волочилась
за ним по земле — рукава были такими длинными, что почти целиком закрывали руки.
Сунув в рот пальцы, он завороженно смотрел на палочку в руках матери. Из их палатки,
украшенной плакатами, выбрался небритый длинноволосый парень в одних джинсах,
спросил о чем-то девушку, а увидев малыша, схватил его и посадил себе на плечи.
Темнокожая, важного вида дама сидела в роскошном летнем шезлонге у своей палатки,
похожей на восточный шатер, и нежно перебирала струны гитары. С нервным трепетом
Роксана узнала в ней Селестину Уорлок.

— Скажите, а где я могу найти саму группу? — спросила Роксана у своей проводницы.

— Какую группу? — тут же деловито спросила та.

— А что, здесь много групп? — ехидно поинтересовалась Роксана.

— «Салемские ведьмы», «Домовые», «Пикси Пэдстоу», вчера приехал Дэн Капулетти и

Селестина Уорлок. Хотя они сами по себе. Кто вас интересует?

Роксана выпучила глаза.

— И вы что, можете вот так запросто познакомить меня с любым из них? — слабым
голосом спросила она.

— У вас флаер в VIP-зону, — ответила девушка, окидывая Роксану и её одежду все тем
же, раздражающе скептическим взглядом. — Так что можете пригласить любого из них
на чай, — сказала она и вдруг добавила безо всякого перехода: — Если им опять не
понравится палатка, скажи, что в таком случае они могут свернуться калачиком под
деревом и подремать, — Роксана удивленно вскинула брови, но тут девушка прижала
пальцы к уху и Роксана увидела волшебный наушник в форме маленького винтажного
граммофона. — Да, с любым, — вдруг коротко бросила она Роксане. Из палочки полился
странный скрип и она снова отвернулась. — Калеб, я не могу сейчас этим за... — наушник

123/2147
чуть не взорвался. — Ну ладно-ладно. Хорошо. Я сейчас приду, — она сунула палочку в
карман джинсов. — Простите, так кто вам был нужен?

— Эм-м... Мирон, — сказала Роксана, почему-то чувствуя, что ничем хорошим это не
кончится. — Или Донаган.

— Мирон Вогтейл? — переспросила девушка.

— Да.

— Солист «Диких сестричек»? — на всякий случай уточнила она.

— Точно.

Пару секунд проводница оторопело глядела на Роксану, потом фыркнула.

— Очень смешно. Знаете, боюсь, что вы неправильно поняли мои слова насчет VIP-
флаера. Мне не нужны проблемы.

— Вы не поняли, я — Роксана Малфой.

— А я — Вэнди Пэн, очень приятно. И что?

Роксана начала закипать.

— Послушайте, мы с Мироном — старые друзья, одноклассники, и если вам

действительно не нужны проблемы...

— Да, я же сказала, что сейчас приду! — рявкнула девушка в "граммофон", и Роксане

захотелось её треснуть. — А теперь вы послушайте меня! — сказала девушка, прежде
чем Роксана успела открыть рот. — У группы сейчас есть дела поважнее, чем общение с
фанатами. Я каждый день встречаю, по меньшей мере, два десятка кузин, бывших
девушек, жен и матерей Мирона или Донагана. У меня нет на это времени. А у них — тем
более. Ваша палатка вон там, обустраивайтесь и... не советую вам приставать к
остальным организаторам, иначе проблемы будут у вас. И это не шутка. До свидания, — с
этими словами проводница сунула Роксане карту, развернулась и ушла, а Роксана
осталась одна, сгорая от желания запустить в спину нахалки забористым заклятием, от
которого волосы в носу растут с удивительной скоростью.

На карте значилось, что группа выступает на большой поляне размером с футбольное

поле неподалеку от сектора А, где находился VIP-городок. Секторы B и C находились по
бокам от него на небольшом отдалении.

Можно было не сомневаться, что ради безопасности парни обосновались прямо за

сценой, в какой-нибудь крошечной хибарке, на которую никто и не взглянет. Это
сработало, когда они выступали в Швейцарии, так что когда Роксана с треском
вырвалась из кустов ежевики и увидела натянутую между деревьев грязную
покосившуюся палатку, сшитую из кусков разноцветной ткани, а рядом с ней — сурового

124/2147
вида мракоборца в форменной мантии Министерства, то нисколечко не удивилась.
Прямо за палаткой над верхушками деревьев возвышалась сцена, но с такого ракурса
Роксане был виден только исполинский деревянный задник и каркас.

Когда она только полезла в этом направлении, за ней сразу устремились несколько
организаторов, они кричали ей что-то, ругались. Роксана убегала от них как могла,
петляя по зарослям как заяц, и теперь у неё была всего пара минут, прежде чем её
догонят и вытолкают из леса. Так что она решительно одернула кофту и направилась к
палатке, уже предвкушая, как надерет Дону зад за то, что её никто не встретил как
следует.

Но сначала поест.

— Куда? — грозно спросил мракоборец, когда она поравнялась с ним.

— Туда, — отрезала Роксана, не поднимая головы. Наверное, стоило хотя бы снять

капюшон — лапища охранника вдруг с силой обрушилась на ее плечо и заставила
отступить от входа на пару шагов.

— Туда — нельзя, — деревянным голосом отозвался волшебник и спокойно, словно

ничего не произошло, сложил на груди руки. Похоже, он считал, что с такой маленькой
ведьмой, как Роксана, даже палочка ему не пригодится — она так и торчала у него из
футляра на поясе.

Роксана прищурилась.

Ладно бы все эти ревностные служители шоу-бизнеса не давали ей увидеть физиономию

Донагана — это еще можно было бы как-то пережить, но они перекрывали ей доступ к
еде и постели, а за это она сейчас готова была драться до последней капли крови.

— Знаешь что? — она сунулась к бесстрастному лицу волшебника. — Вы меня уже

вконец заебали своими заморочками, ясно! Сюда не ходи, об этом не проси, с теми не
говори! Мне можно, понятно тебе? Меня лично пригласил Вогтейл и я уже заебалась вам
всем это объяснять! Я его гостья! И если ты не хочешь, чтобы завтра твою задницу
вышвырнули из Министерства, немедленно пропусти! А тебя вышвырнут, потому что я —
его девушка, ясно?! И мне...

— А я его бабушка, — без всякого выражения отозвался мракоборец. — Мне все равно,
приказано никого не впускать. Идет репетиция.

— Да плевать мне на их гребанную репетицию!

Роксана задрала куртку, полезла себе под футболку, выхватила из лифчика письмо и
швырнула охраннику прямо в лицо.

— Вот! — выкрикнула она. — Читать ты, я надеюсь, умеешь?!

Мракоборец с выражением величайшей скуки на лице прочел пару строк, потом легонько

125/2147
вздохнул и порвал письмо на мелкие кусочки. Роксана потеряла дар речи.

— Как я уже сказал, приказано никого не впускать. Идет репетиция. Будьте так добры,
отойдите от палатки на двадцать футов, иначе я буду вынужден применить
парализующее заклинание.

— Я тебе сейчас, блять, «отойду»! — Роксана выхватила палочку, мракоборец схватил ее

за локоть, доставая свою, и тут душевая занавеска, служившая дверью в палатку,
отдернулась, и наружу выглянул сам Донаган.

Шелковая фиолетовая рубашка болталась на тощем бледном теле, обнажая покрытую

черными волосками грудь, ремень брюк был расстегнут, длинные волосы стояли
колтуном. Они не виделись почти год, и за это время он успел так здорово измениться,
что Роксана с трудом узнала в его холеной упитой физиономии знакомые черты. Вслед
за ним из палатки выпорхнула фигуристая, сверх всякой меры оголенная ведьма.

— Спасибо, куколка, — музыкант, не глядя, клюнул ее в щеку, шлепнул по обтянутому

кожаной юбкой заду, подгоняя, после чего неторопливо повернулся к мракоборцу. — Что,
Джим, еще одна? Что тут за шу...

Роксана вырвала локоть из захвата и откинула капюшон, готовясь обложить Донагана

всеми матерными словами, которые знала.

— Рокс! — пронзительно крикнул тот, вскидывая обе руки. — Рокс, детка, Мерлиновы
яйца! — тут из кустов вырвались охранники и парочка мракоборцев с палочками
наперевс. Дон вскинул руку, показывая им, что все в порядке. — Все в порядке! Всё в
порядке! Это моя гостья!

Мракобрцы переглянулись со взмыленными организаторами и потянулись в обратную

сторону.

— Надеюсь, ты хорошо ее отрепетировал, Дон? — спросила Роксана, кивнув в ту

сторону, где скрылась ведьма и ударила его по торчащему из брюк ремню. Глаза ее так и
метали молнии. — Потому что сейчас тебя буду репетировать я!

Донаган захохотал, и прежде чем она успела разозлиться посильнее, схватил ее в

объятия и крутанул.

— Черт возьми, как я тебе рад! — выдохнул Тремлетт, радостно оглядывая ее. —
Мерлинова борода, во что это ты одета? — он зацепил край ее битника двумя пальцами.
— Тобой что, подметали пол, девочка моя?

Роксана жалобно поморщилась.

— Чего только не делали. Я жрать хочу, Дон. Очень. Сейчас тебя сожру.

— Ты прямо как он, — картинно закатил глаза гитарист. — Он тоже периодически

грозит, что сожрет меня, — тут Дон бросил взгляд на охранника. — Ну пойдем, я тебя

126/2147
накормлю, — с этими словами Донганан обнял Роксану за плечи и увел в палатку.

Едва Роксана нырнула за душевую занавеску в цветочек, ее окатило громкой музыкой, а

в нос ударил резкий запах сигарного дыма. Как и следовало ожидать, за душевой
занавеской обнаружилась великолепная комната, обитая красным деревом, с кожаной
мебелью, кучей светильников, баром и бильярдом.

"Дикие сестрички" совсем недавно выбрались из дерьма дешевых кабаков и теперь

жрали красивую жизнь большой золотой ложкой. Роксане все эти понты приелись еще
лет в двенадцать, но парней, которые пол-жизни прожили в нищете, можно было понять.
Хотя их дурмстрангское прошлое все равно вылезало наружу, как его ни прячь. На
кофейном столике королевского размера перед длинным полукруглым диваном из
блестящей коричневой кожи теснилась куча грязной посуды и початые бутылки виски
«Огден», повсюду валялась одежда, пластинки и разномастная обувь.

Сами члены группы утопали в облаке дыма, развалившись на диване. Увидев старую
знакомую, они радостно и немного вяло загомонили, протягивая к ней руки.

Самый мелкий из всех, шестнадцатилетний Керли вскочил и подбежал к ней, так же как
и Донаган до этого, обхватив руками, а следом за ним и остальные ребята по очереди
высказали любовь старой боевой подруге: кто-то обнимал, кто-то трепал по волосам,
словно ей все еще было двенадцать, кто-то лез с поцелуями.

Первым делом Донаган распорядился о том, чтобы Роксане принесли поесть —

оказывается, в палатке было несколько домовых эльфов.

Девушке принесли яичницу с ароматным беконом, блестящие от масла тосты, вишневый и

черничный джем и горячий кофе со сливками.

Роксана так наелась, что ей начал давить ремень джинсов, но не успела она проглотить
последний кусочек и дослушать историю о подписании контракта, как вдруг...

— Так-так-так, смотрите-ка, кто пришел! — от звука этого голоса по коже пробежали

мурашки, и она оборвала свою историю о сражении с дьявольскими силками на самом
интересном месте. По лестнице, ведущей на второй этаж, лениво выбрасывая ноги,
неторопливо сбежал худой бледный парень со стаканом в руке. Из одежды на нем были
только черные кожаные штаны и кулон на шее. Тонкие русые волосы были растрепаны,
под черными, как дыры, глазами залегли фиолетовые тени.

— Привет, Мирон, — Роксана постаралась, чтобы ее голос прозвучал по возможности

небрежно, и поднялась ему навстречу. Сердце скакало от радости, но они не виделись
тысячу лет, и она боялась с криками бросаться ему на шею. — Как... поживаешь?

Мирон Вогтейл, тот самый Мирон, который когда-то протянул ей руку в подземелье
Дурмстранга, тот щуплый странный мальчишка, в которого она была так влюблена, а
теперь - секс-идол волшебного мира, наклонился к Роксане и сухо коснулся губами ее
щеки. Девушка ощутила невольный трепет, когда кожу легонько кольнули клыки.

127/2147
Сердце досадливо екнуло.

Она рассчитывала на более теплый прием.

— Все еще мертв, — осклабился он и отпил что-то очень нехорошее из своего стакана.

— Это ужасно, Вог, — растерянно пробормотала Роксана.

Дон цокнул языком.

— Вог, веди себя прилично.

— Угу, — рассеяно выдохнул тот, обходя Роксану по кругу и обдавая дыханием ее шею.
Так обходят понравившийся в магазине столик или лампу. Ледяная рука скользнула по
животу и талии, а уже в следующую секунду Роксана оказалась прижатой к голой и
холодной, как лед, груди.

Она ойкнула, а когда подняла глаза, то наткнулась на такую улыбку, что у нее как-то
разом ослабели ноги и воля к сопротивлению.

Это был тот самый Мирон.

— Да я шучу. Ты ужасно выглядишь, детка, — он крепко поцеловал ее в губы и

засмеялся.

— Получше, чем ты! — выпалила она.

Они обнялись.

Все было не зря. Не зря ее пытались съесть домашние растения её матушки, не зря ее
пытался убить оборотень, не зря автобус, все не зря...

— Я скучал, — молвил он, наконец, и Роксана чуть не разревелась от радости.

С тех пор, как с Вогом произошло это несчастье, прошло уже два года, но она все равно
никак не могла привыкнуть к тому, что ее друг превратился в вампира.

Не хотелось верить.

Хотелось придумать какое-нибудь хорошее, честное оправдание, но красным глазам и

клыкам оправдание не придумаешь.. Как и школьнику с разорванным горлом.

Для всех было шоком, когда под матрасом кровати Мирона обнаружили ампулы с кровью
и шприцы.

Его отчислили сразу после того как отчислили Роксану, которую поймали на месте
преступления вместе с Мироном. А вместе с ними ушли и остальные ребята из группы. На
отчисление всем было наплевать, но вот то, что происходило с Мироном действительно

128/2147
пугало. Роксана до сих пор помнила, как Донаган вывалился из ее камина посреди ночи,
взъерошенный, ободранный, в одной пижаме и сказал, что Вог кидается на учеников в
общей спальне и шипит, как животное. Вог тяжело адаптировался к своему новому я,
даже пытался покончить с собой, но безуспешно...

Он пытался бросить, не пить кровь, но рано или поздно начиналась ломка, и все шло по
новой.

Если бы не музыка, он точно сломался бы. И тогда не было бы «Диких сестричек».

Именно они помогли ему удержаться на плаву и принять свою новую жизнь, но даже по
прошествии стольких лет он так и не сказал, кто его подсадил и за что.

Идя по лагерю, Роксана видела девушек, которые истерично обнимались и целовались с

плакатами, на которых было его лицо.

Их всех почему-то ужасно заводил тот факт, что их кумир — вампир. Они видели в нем
потустороннюю харизму, темную притягательность, соблазн.

Роксана же видела трясущегося от озноба подростка с черными кругами под глазами,

который с болезненной жадностью смотрел на своих же друзей, мечтая выпить всю их
кровь до капли, видела его второе я, отвратительное, страшное, видела использованные
ампулы и булькающее в котле зелье, помогающее усмирить его голод. Ради этого зелья
пришлось ограбить не один магазин в Лютном переулке и пережить парочку домашних
арестов, но оно того стоило, потому что после него Мирон пришел в себя и смог обуздать
монстра.

Остальное было не важно.

Позже, когда ребята ушли на генеральную репетицию, Роксана приняла ванну и удобно
устроилась на их замечательном диване с надеждой вздремнуть часок-другой, но как
только ее голова коснулась мягкой приятной подушки, она сразу же провалилась в сон, а
очнулась от странного ритмичного грохота, похожего на морской прибой, когда на улице
уже царили мягкие летние сумерки.

Протерев глаза, она увидела, что в комнате чисто, как в операционной, а рядом с ее
головой лежала аккуратная стопочка чистой одежды.

Из соседней комнаты доносились взволнованные голоса, то и дело вбегали и выбегали

какие-то люди с аппаратурой, все суетились и словно не обращали на нее никакого
внимания.

Роксана села и потянулась.

Из студии вышел Мирон, застегивая шипованный браслет. На нем уже был концертный
костюм — длинная черная сетка вместо майки, черный кожаный плащ, брюки и высокие
сапоги, усеянные металлическими заклепками. Он казался еще бледнее обычного,
волосы торчали, как у взбешенного дикобраза, глаза были подведены и горели огнем.
Комнату наполнил острый холодный аромат дорогой туалетной воды.

129/2147
— Что за шум? — спросила Роксана, поеживаясь. Ассистенты сновали туда-сюда, и
палатку заполнил уличный воздух.

Шум вдруг стал четче, и она смогла различить грохот человеческих голосов. Он
скандировал название группы, и, казалось, накатывался на Роксану откуда-то сверху, как
один большой прибой, грозясь смыть, раздавить, стереть с лица Земли. Она так и видела
эту огромную толпу людей, которой можно было бы целиком заполнить поле для
квиддича. Видела, как они кричат и в едином ритме выбрасывают в воздух кулаки в
кожаных перчатках без пальцев. Страшная человеческая мощь.

— Это не шум, Рокс, — вкрадчиво молвил Мирон, разводя руки в стороны, и закрыл
глаза, глубоко втягивая воздух через нос. — Это люди. Мой наркотик.

130/2147
Волшебники в кожаных куртках
Темнело.

Сумерки, точно занавес, опустились на волшебный лес, и люди, как мотыльки,

потянулись к единственному источнику света, который у них остался — ярко-освещенной
сцене, возвышающейся над всем лесом, точно заколдованный замок.

Люди выбирались из палаточных городков, сливались в большой единый поток и

неторопливо лились по лесным дорогам, чтобы потом в конце соединиться в гигантское
море — кожаное, шипованное и волосатое. Дабы поддержать своего кумира,
практически все фанаты нарядились в вампиров, и со всех сторон на Лили смотрели
бледные мучнистые лица и нездорово блестящие глаза в разводах черной краски.

Она шла, крепко держа за руку Алису, которая с любопытством вертела головой и
провожала взглядом каждого лоточника. На ней были светящиеся красные рожки,
толстые рукава из браслетов и три мигающих фонарика.

— Не то чтобы нам хотелось торчать с вами весь вечер, — говорил Джеймс. Он шел
рядом с Лили, небрежно засунув руки в карманы джинсов. Свисающие с петелек цепочки
позвякивали, ударяясь о его ноги. Волосы Поттера, обычно просто лохматые, теперь
стояли торчком, словно его крепко шарахнуло током. Из-за этого голова Джеймса
казалась чуть ли не в два раза больше своих нормальных размеров, но ему явно
нравилось — он то и дело довольно вскидывал подбородок и лохматил их пятерней в
кожаной перчатке без пальцев. Лили просто распирало от хохота, когда она смотрела на
него, но она сдерживалась.

— Вы ведь того и гляди потащите нас готовиться к ЖАБА, правда, Эванс? Какие могут
быть концерты, когда такое событие впереди? — и он легонько толкнул ее плечом.

Лили искоса взглянула на него, но промолчала.

Поттер не унимался весь вечер и уже порядком её достал. Особенно его почему-то не
устраивала её одежда.

В отличие от Алисы, она оделась сегодня так, чтобы ей было не холодно и комфортно —
простой черный свитер с горлом и удобные голубые джинсы. Разве что волосы
распустила. Сначала Лили думала, что будет слишком выделяться своей простотой, но,
взглянув в зеркало, увидела, что темная ткань красиво сочетается с рыжими волосами и
неплохо оттеняет бледность после бессонной ночи. К тому же, глаза у нее сегодня
странно мерцали, прямо как два камушка и выглядела она неплохо, но Джеймс, увидев
её, рассыпался в идиотских шуточках насчет монашек и отличниц, а сам всё время
пытался её полапать.

— К тому же, у нас есть дела и поинтереснее! Но мы же не хотим, чтобы вас растоптали,
верно? — Лили нервно вздрогнула, услышав голос Джеймса прямо у себя над ухом.

«— Не было ничего смешного в том, что ты выпрыгнул из окна ради какого-то проклятого
131/2147
поцелуя! — он смотрел на нее так, что Лили невольно залилась краской. Хотелось, чтобы
он прекратил. Просто отвел глаза и все.

— Просто невероятно, до чего ты красивая, когда сердишься! — проговорил Джеймс».

Лили повела плечами.

— Так что держитесь нас, леди, и не пропадете, — подытожил он, но тут же сам нарушил
уговор и бросился к кому-то из знакомых. А перед этим успел незаметно ущипнуть Лили
за бок.

Лили резко обернулась, но он уже исчез, и она почувствовала досаду.

— Идем, Лили! — Алиса потянула её за руку, они попытались догнать идущих впереди
парней, но тут из соседнего палаточного городка вылился огромный поток фанатов,
такой стремительный, что девочек в один миг отделило от друзей и унесло вперед.

— Как думаешь, они нас найдут? — с тревогой спросила Лили, крепко держась за руку
подруги, когда их «река» влилась в огромное море людей, которое гудело и волновалось
под пустой, но уже совершенно готовой сценой.

Алиса вместо ответа слилась с толпой в радостном «у-у-у-у!», когда кто-то в очередной
раз призвал показать, как все любят «ребят».

— Давай пройдем ближе к сцене, отсюда ничего не будет видно! — пожаловалась она,
вставая на мыски.

Проталкиваясь вперед, Лили вдруг подумала, как они все выглядят с высоты птичьего
полета: пучки деревьев, крошечная, пылающая в темноте сцена и огромное разлившееся
вокруг нее пятно — люди, люди, люди...

— Лили, смотри! — крикнула Алиса, хватая подругу за руку и подпрыгивая на месте, но

тут вдруг две гигантские рампы по бокам сцены вспыхнул ослепительно-белым светом, и
толпа, привлеченная этим зрелищем, резко двинулась вперед, подхватывая девочек и
унося вперед с яростью горного потока.

Лили почувствовала, как скользкая ладонь Алисы выскальзывает из ее руки.

Люди толкались, кричали и фактически волокли Лили вперед, назад, в сторону, а она
даже не могла этому противиться — Алиса оторвалась от нее, и она могла только видеть
мелькающие рядом красные рожки.

Стало страшно.

И не хватало воздуха. По спине струйкой сбегал пот.

Неожиданно раздался рев мотора — в плотную толпу, разгоняя людей светом фар и

132/2147
гнусавым сигналом, со всех сторон начали въезжать микроавтобусы, на которых
приехали фанаты из магловских семей.

Поднялся страшный ажиотаж, толпа так и хлынула к машинам. Никто им особо не

удивился, так как практически весь альбом группы был посвящен теме свободной любви
между волшебниками и маглами, а еще тому, что кровь у всех одинаковая на вкус, так что
появление машин внесло свою лепту во всеобщий восторг — словно они вдруг стали
частью выступления.

Люди принялись взбираться на микроавтобусы, и началась потасовка. Лили

почувствовала, как ее больно сдавливает и сжимает со всех сторон и со скоростью
морского прибоя несет на одну из машин. Чьи-то руки схватили ее за волосы и выдрали
несколько волосков, по ногам топтались, где-то совсем рядом раздался вскрик боли, а
вслед за ним — звуки тошноты. В толпе было слишком мало воздуха и слишком много
алкоголя. Лили почувствовала, как к горлу подкатывает ком.

— Что происходит?! — взвизгнула она наконец, чувствуя, что вот-вот — и потеряет

равновесие. Тогда — пиши пропало. Затопчут и даже не заметят.

Только бы устоять, устоять...

— Не знаю! — испуганно закричала Алиса где-то совсем рядом, а в следующий миг ее

ударило об машину. Люди пытались забраться на крышу микроавтобуса и напирали на
Лили, рискуя в любую секунду повалить ее на землю и затоптать...

Неожиданно у них над головами раздались громкие удары по металлу. Джеймс Поттер,
легко узнаваемый благодаря своей устрашающей прическе, с грохотом взобрался на
крышу одного из автобусов, осмотрелся и, увидев девочек, издал поистине ужасающий
вопль, растянув на руках огромное алое знамя, на котором изображалась вся группа в
полный рост. Волшебная ткань налилась в темноте рубиновым цветом.

Толпа отреагировала на приманку и заревела, остановив напор, так что давление слегка
спало. Лили тут же почувствовала, как кто-то тянет ее за руку.

В толпе чужих лиц мелькнули знакомые серые глаза, и она чуть не заплакала от счастья,
готовая броситься Сириусу Блэку на шею.

— Сириус!

— Скорее, сюда! — скомандовал он и потащил Лили куда-то наверх, а она в свою очередь
вцепилась в руку Алисы.

Он по очереди помог им взобраться на крышу, попутно отбиваясь от желающих сделать

так же.

Джеймс передал знамя белому, как мел, Питеру и протянул руки к Лили, за талию
втаскивая ее на крышу.

133/2147
— Испугалась? — рявкнул он.

Лили, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание от страха, только покачала головой и
шлепнулась на ковер, которым кто-то предусмотрительно застелил крышу. Ее трясло, как
в лихорадке. Сириус взобрался последним и оградил машину чарами, чтобы их никто не
посмел стащить вниз.

Оказавшись в толпе, все эти веселые фанаты, с которыми они шли по лесу, вдруг
озверели, превратились в каких-то бешеных животных и теперь толкали друг друга с
совершенно невменяемым видом. Где-то начали полыхать заклятия.

Глядя с небольшого возвышения вниз на беснующееся вокруг машины море полуголых,

блестящих от пота тел, на искаженные лица и беспомощно торчащие руки, Лили вдруг
вспомнила изображения ада на картинках в книгах.

— Все нормально? — спросил Джеймс и встряхнул ее за плечи, когда она не

отреагировала. — Лили, ты не ранена? — он не больно, но крепко сжал ее лицо и
заставил посмотреть на себя.

— Больше никогда не пойду на концерт! — заикаясь, сообщила ему Лили и хотела еще
добавить, что если он вздумает отойти от нее хоть на шаг, то она убьет его, но
передумала.

Она вдруг подумала, что папа был прав, когда категорически не хотел ее сюда отпускать,
и пожалела, что не послушалась его. Могла бы сейчас быть дома, в своей постели и в
полной безопасности читать перед сном «Унесенные ветром».

К горлу подкатил ком.

— Что с тобой, Эванс? Тебе плохо?

Лили дернула головой.

Джеймс рассмеялся и полез в рюкзак. Из пушек на верхушке рампы вдруг с ревом

вырвалось пламя, и толпа взревела так, словно это были не люди, а животные. Особенно
старались девчонки.

— Все хорошо, Эванс, в таких местах так всегда бывает! Просто ты слишком привыкла к
библиотеке! — прокричал Поттер, снова поворачиваясь к ней. — Вот, выпей! — и он
протянул ей сомнительного вида флягу.

— Что это?

Джеймс снова рассмеялся, сверкнув в темноте белыми зубами.

— Сомневаюсь, что смогу найти здесь для тебя чай! Просто выпей!

Лили оглянулась. На тесной крыше, помимо них, крепко прижималась друг к другу вся их

134/2147
компания: Сириус, Алиса, Марлин, Ремус, Питер и близнецы. У некоторых был весьма
растерзанный вид.

Она отвернулась.

Джеймс вздохнул, закатив глаза.

— Понятно, староста на работе не пьет...

Лили схватила флягу, сделала глоток, и алкоголь обжег ей горло, но она мужественно
его проглотила — показалось, что она глотнула сгусток пламени.

— Умница, — Джеймс бросил флягу в лежащий рядом рюкзак. Лили обратила внимание,
что все перетащили свои вещи наверх, и теперь по всей крыше валялись пачки сигарет и
бутылки. Извращенный пикник какой-то.

Из колонок вдруг вырвался оглушительно громкий звук, переполошивший разом всю

толпу.

Удары сердца.

Казалось, что это было сердце самой сцены, всей толпы и каждого в ней. Девичий визг
стал громче, к нему присоединился глухой рев мужского одобрения. Лили почувствовала,
как машина под ней качнулась.

Неожиданно из гигантских колонок начали вырываться странные, не соединенные между

собой звуки, и толпа восторженно завизжала, заорала, затопала, вскинула руки, и в этот
же миг все прожекторы вспыхнули, а на сцену хлынул дым.

Концерт начался.

Вместе с первыми звуками ударных на сцене появились гитаристы в блестящих меховых и

кожаных куртках. Новый наплыв восторга был таким сильным, что заслон из мракоборцев
едва устоял, сдерживая напор.

Полилась мерная мелодия синтезатора, а вслед за ней — рваные звуки гитар.

Музыканты «Диких сестричек», эти всеми любимые боги волшебной музыки, лица
которых украшали комнаты и вещи десяти тысяч людей, играли вступление неторопливо
и лениво, словно просто разминались и совершенно не замечали безбрежное море
поклонников, которые просто умирали от желания быть замеченными...

Музыка все лилась и лилась, повторяя одну и ту же мелодию. Звуки синтезатора падали
в жадные рты толпы, капали в черное звездное небо, как вода из потустороннего мира.

С двойным ударом бас-гитары сцена с ревом изрыгнула в небо пламя. На миг черная
толпа стала оранжевой, а когда огонь пропал, все увидели, что на сцене появилась
маленькая человеческая фигура в длинном кожаном плаще. Общий гул слился в

135/2147
сплошной девичий визг, тысячи и тысячи рук взвились в воздух и потянулись к сцене.

«Walking, waiting

Alone without a care

Hoping, and hating

Things that I can't bear»

Над сценой вспыхнул огромный монитор. Его появление вызвало перепуганный вопль —
дети волшебных семей не были знакомы с такими техническими чудесами, но теперь все
они, даже те, кто был слишком далеко, могли видеть бледное точеное лицо Мирона
Вогтейла, обрамленное вьющимися русыми волосами. Вампир взглянул в толпу, и в
глубине его черных уставших и томных глаз словно закипела смола — можно было
подумать, что он вдруг узнал все самые грязные тайны каждого из собравшихся здесь
людей. Не переставая петь, Мирон картинно скинул с себя плащ, обнажая гибкий голый
торс в черной сетке. Толпа радостно взревела, а женская половина и вовсе зашлась от
счастья, когда плащ, еще хранящий запах кумира, полетел в их руки.

«Did you think it's cool to walk right up

To take my life and fuck it up

Well did you

Well did you»

Мирон ласкал микрофон руками и губами так, словно это была шея красивой девушки.
Фанатки обливались слезами, глядя на экран, и скребли лица ногтями, размазывая
потекшую тушь.

Внезапно музыка затихла, так что было слышно только возбужденный рев толпы,
секунда, а за ней снова — взрыв и грохот гитар. Мирон раскинул руки, и в него ударил
ветер.

«I see hell in your eyes

Taken in by suprise

And touching you makes me feel alive

Touching you makes me die inside»

Он выкрикивал строчки так резко, словно отдавал команду. Толпа вторила ему, ритмично
выбрасывая в воздух кулаки, фонарики и волшебные палочки.

136/2147
Музыка взрывала ночь.

Огонь раскалял небо.

Фанатки швыряли на сцену белье, цветы, какие-то бумажки, но Мирон совершенно не

обращал на это внимание.

Можно было подумать, что он и зрителей не замечал.

Песня захватила его. Казалось, что каждая строчка доставляла Мирону физическое
удовольствие, и он один щедро делился им с десятью тысячами людей...

Он то импульсивно выгибался на самом краю сцены, так что первый ряд тянулся к нему,
визжа, истеря и захлебываясь слезами, то наоборот сгибался и отступал назад, хищно
прижимаясь к сцене — в такие секунды он больше был похож на опасное животное,
которое испугали крики толпы. А потом он снова бросался к толпе и...

«I've slept so long without you

It's tearing me apart too

How'd it get this far

Playing games with this old heart

I've killed a million petty souls

But I couldn't kill you»*

Скорее всего, такая яростная животная сексуальность была просто частью его образа.

Хотя... едва ли такое можно сымитировать.

Но об этом Лили не думала.

Она вообще ни о чем не могла думать и только смотрела на Мирона, задыхаясь от чего-
то, что сдавливало ее грудь и парализовало все тело.

Внезапно он движением победителя поставил ногу в кожаном сапоге на одну из колонок

и склонился в первый ряд, прожигая страшным подчиняющим взглядом девушек,
плачущих и умоляющих его взять их в свою жизнь.

Охранники едва устояли.

Мирон вытянул белую руку в сторону тянущихся к нему фанаток.

137/2147
— Лили, боже, боже, я не могу!!! — завизжала Алиса, вонзая все десяти ногтей в руку
Лили. — НЕ МОГУ, Я ХОЧУ ЕГО, ЛИЛИ! ТАК ХОЧУ! — она засмеялась и вдруг
обессиленно упала на плечо Лили, закрывая лицо руками. Из груди ее клочками
вырывался плач.

— Я тоже, — прошептала Лили одними губами. Глаза ее вдруг безо всякой причины
налились слезами, и когда она прижала к щеке пальцы, то почувствовала, как на них
капнуло что-то теплое.

— Еще-е? — спросил Мирон, когда первая песня закончилась. Это прозвучало так
интимно и волнующе, что голоса девушек превратились в единый молящий стон...

В песне «Брошенный» шла речь о маггловском парне, которого обратили в свою дикую
веру две вампирши. Дойдя до припева, Мирон вдруг разогнался, оттолкнулся от края
сцены и под оглушительный вопль фанатов бросился в толпу.

Лили даже не поняла, как оказалась на ногах, чувствуя, как вместе с ней вскочили все
остальные. Она была уверена, что Мирона разорвут на куски, но когда увидела, что
бесценное тело ее кумира крепко держат специально подготовленные для этого
мракоборцы, испытала одновременно и досаду, и облегчение. Мирон не обращал
никакого внимания на граничащую с безумием любовь вокруг себя и просто плыл по
толпе, не замечая рук, которые хватали его за одежду и волосы. Он просто продолжал
петь — только теперь он был так близко, что Лили могла рассмотреть, как двигался
кадык на его шее, и как скользил свет по обтянутому черной кожей бедру.

На экране вместо Мирона появилась толпа. Зрители заходились от восторга, видя себя,
и все как один принимались указывать на экран, словно до этого на него никто не
обращал внимания.

— Смотри, Лили, это мы! — завизжала Алиса, тыча пальцем в экран, и Лили, все это
время следившая за Мироном, взглянула на экран и увидела на нем совершенно
незнакомое, горящее от возбуждения лицо с лихорадочно блестящими зелеными глазами.

— Эванс, улыбайся! — заорал откуда ни возьмись Поттер — она совсем забыла о нем, но
тут он вдруг нарисовался на экране совсем рядом с ней, такой же взъерошенный и
ненормальный, и крепко поцеловал в щеку. Но она едва ли почувствовала поцелуй —
Мирон уже был на сцене, и на экран вернулось его лицо.

Когда Мирон пел песню о магловской девушке, у которой была самая сладкая кровь в
мире, какая-то маленькая ведьмочка не старше пятнадцати лет неизвестно как прорвала
заслон из мракоборцев и выбежала прямо на сцену.

Находясь в полуобморочном состоянии, она, спотыкаясь (видимо, ноги не слушались),

бросилась к Мирону и безо всяких предисловий буквально запрыгнула на него,
обхватывая руками за шею и истерично рыдая. Девочку было хорошо видно на экране:
искаженное красное лицо, спутавшиеся волосы, потекшая тушь — самая настоящая
истерика во плоти. Но Мирон, надо отдать ему должное, не только не прекратил петь,
когда она атаковала его, но еще и сделал мракоборцам знак, чтобы не вмешивались.

138/2147
Девочка хватала звездное тело своего кумира и захлебывалась слезами счастья, а он,
успев вовремя вынуть микрофон из подставки, чуть оступился под ее напором и ласково
обнял несчастную одной рукой, раскачиваясь с ней на месте, как в медленном танце.

Быстро вернувшись в образ, Мирон склонился к ее напряженной шее, так что на экране
даже показались клыки, и бросил в толпу такой взгляд, что все были уверены — сейчас
он ее укусит.

Девушки давились ядом, глядя, как какое-то женское тело, облаченное в голубые
джинсы и футболку, безнаказанно прижималось к их божеству, трогало его, как самого
обычного человека, да еще и ревело. А тот не только не отталкивал эту девицу, а как
будто защищал и даже любил всю ту бесконечную пару минут, что она находилась на его
сцене...

Это было уже слишком.

Опьянение и восторг медленно сменялись ненавистью. Фанатки скалились от ярости,

желания быть избранными и абсолютной всепоглощающей любви.

Наверное, и Мирон понял, что атмосфера накалилась, поэтому постарался бережно

передать бедняжку в руки целителям, но она не хотела уходить, хватала его за руки и
падала на колени.

Но тем не менее, он закончил петь и, подойдя к краю сцену, поставил опять ногу на
колонку и вскинул обе руки, в одной из которых по-прежнему был зажат микрофон.

Лили подумала, что все эти девушки в первом ряду разорвут его на клочки, как только он
приблизится к краю, а они только заревели еще громче, протягивая ему свои жизни.

Казалось, что если Мирон не вытащит на сцену хотя бы еще одну из них, случится
катастрофа...

Улыбаясь, Мирон отвернулся, и зазвучала новая песня, а в толпе снова замелькали

лимонные халаты.

Роксана Малфой

— Это полная чума! — радостно сообщил Роксане сияющий и потеющий от счастья

ассистент.

В VIP-ложе в этот вечер собрался весь небосвод волшебной музыки: «Домовые»,

ветераны рок-музыки, группа, которая раньше называлась «Гоп-гоблины», ровесники
«Домовых», Дэн Капулетти — призрак-тенор из Италии, во время выступления которого
лопались стекла, Селестина Уорлок и еще масса других звезд. Роксана сидела рядом с
группой «Пикси Пэдстоу». Они ужасно раздражали ее, эти смазливые, ярко

139/2147
накрашенные мальчики. Они явно хотели показать всем и каждому, что делают огромное
одолжение Мирону и всему миру вообще, находясь на этом концерте, но Роксана видела,
что от зависти их сейчас стошнит прямо в ложу. В этом году «Дикие сестрички» обогнали
их в радио-чартах да еще и продали столько альбомов, сколько этим мальчикам-куклам
за всю жизнь не продать.

— Представляю, какая сейчас вонь на сцене, — протянул один из них, ни к кому в

особенности не обращаясь. — Надо будет сказать, чтобы ее продезинфицировали перед
нашим выступлением.

Селестина Уорлок, похожая на Клеопатру в своем золотом наряде, слегка повернула

голову, так что огромные серьги в ее ушах яростно сверкнули.

— Вообще не понимаю... они там все писаются от восторга, а по мне этот Мирон —
обычный урод. Все знают, что он берет аудиторию тем, что просто таскается по сцене
дохлый и обтягивает зад кожаными штанами. У него нет никаких выдающихся
способностей, ни голоса, ни слуха, черт знает что...

Дэн Капулетти, не менее «дохлый», чем Мирон, обратил на дерзкого мальчишку

полупрозрачные глаза и, дождавшись, пока тот зальется краской под его взглядом,
молча и с достоинством отвернулся.

— Тебя зовут Крис? — подала голос Роксана, до этого молчавшая. Перед уходом за
кулисы ассистент перезнакомил ее со всеми, с кем только можно, но она все равно
чувствовала себя немного неуютно среди всех этих имен.

До последней секунды.

— Ну, допустим, Крис, — лениво протянул парень, томно взглядывая на нее. — А ты —

подстилка этого кровососа, да? — остальные члены группы, менее активные, неуютно
заерзали на своих местах.

Роксана выгнула губы и, как ни в чем не бывало, продолжила жевать свою жвачку, глядя
на экран. К ним подошел официант.

Она вспомнила, как Мирон выронил кружку с выстраданным сложным болеутоляющим

зельем, потому что у него руки тряслись в ломке, и им пришлось делать новое.

— Нет, блять, я его троюродная кузина-вервольф, — Роксана резко ударила ногой по

ножке его стула. Стул сломался, и Крис с грохотом повалился на пол, но прежде чем
успел что-либо сделать, Роксана придавила его пальцы ботинком, и он захныкал, как
девочка. — И советую тебе заткнуть свою гребаную пасть, если не хочешь, чтобы я
засунула эту бутылку в какое-нибудь интересное место на твоем теле.

Официант ахнул, осознав, что речь идет о его двадцатилетнем шампанском.

Гости так и замерли с бокалами в руках, явно не зная, что с ними теперь делать. Глаза
Селестины стали размером с блюдце.

140/2147
Роксана пару секунд смотрела на серого Криса, а потом хрипло рассмеялась и снова
уложила ноги прямо на обитое бархатом ограждение.

— Да... пошла ты! — мальчик вскочил, выхватывая палочку, но возраст не позволял ему
колдовать. Он беспомощно оглянулся и... покинул ложу так быстро, словно его кто-то
шарахнул заклятием исчезновения.

Роксана проводила остатки группы довольным взглядом и сцепила руки в замок на

затылке.

Лес тем временем сотряс очередной громоподобный припев, а из пушек вдруг вместо огня
вырвались клубы черного дыма.

Роксана подхватилась и так резко бросилась к ограждению, что чуть не вывалилась из

ложи.

Они видела подобный дым раньше...

О нет...

Нет, нет, нет!!!

— МИРОН! — не своим голосом заорала Роксана, но, конечно, бессмысленно, потому что
он никогда бы ее не услышал в таком грохоте...

Надо было бежать, надо было предупредить, сказать... но Роксана не могла заставить
себя шевельнуться и только в ужасе смотрела, как прямо на сцену выступают фигуры в
черных масках...

Музыканты оборвали песню. Мирон стремительно обернулся.

Толпа продолжала шуметь, но сам шум этот стал другим: тревожным ропотом моря перед
ударом грома...

Люди в масках окружили музыкантов плотным кольцом.

Толпа сомневалась всего секунду, а потом снова взорвалась радостными криками и

аплодисментами.

Все были уверены в том, что это — часть шоу.

Даже отряд мракоборцев ничего не предпринимал и только зорко следил, чтобы толпа
не слишком напирала на сцену и не мешала музыкантам.

Экран все это время продолжал бесстрастно фиксировать происходящее.

И тут люди в масках, все как один, вынули палочки.

141/2147
Шум толпы спал так резко, словно кто-то повернул регулятор громкости.

Секунда гулкой тишины.

— Это Пожиратели смерти!!! — закричал кто-то в толпе и тут...

— СМЕРТЬ ГРЯЗНОКРОВКАМ! — раздельно проскандировали эти голоса, и, прежде чем

кто-либо успел что-либо сделать ли даже шевельнуться, сцену вместе со всеми, кто был
на ней, снесло чудовищным взрывом.

Люди в черных мантиях как муравьи хлынули в толпу зрителей, сея панику...

Темноту разрывали зеленые вспышки — не такие яркие и брызжущие, как свет

фонариков, а короткие, матовые...

Снова поднялся визг.

Десятитысячную толпу захлестнула паника.

_________________________________________________________

Написано под впечатлением от: http://www.youtube.com/watch?v=mODTRfjP1L8

Образ Мирона-Лестата принадлежит мадам Райс.

142/2147
Выжить любой ценой
Заиграла новая песня, и на сцену вместо тумана хлынули клубы плотного черного дыма.
Все зааплодировали.

Джеймс машинально поднял руки и несколько раз хлопнул, всматриваясь в то, как дым
не рассеивается, а течет по сцене, словно смог.

Что-то было не так.

— Сохатый!

Джеймс обернулся, и в этот же момент сцена в очередной раз изрыгнула в небо огонь,
вызвав у публики вопль радости. Свет на миг выхватил из ночи искаженное страхом лицо
Бродяги.

Джеймс стремительно обернулся и увидел в общей беснующейся толпе неподвижные

фигуры в черных плащах и в масках.

Они стояли как истуканы и просто смотрели на сцену — абсолютно неподвижные, если
не считать блеска глаз в прорезях масок.

Сердце его упало куда-то в желудок.

— Черт!

— Надо валить! — с этими словами Сириус подскочил на ноги и схватился за края ковра.

Раздался взрыв гитар, и хриплый голос Мирона гулко забился в груди, перемешиваясь с
панически бьющимся сердцем.

Сириус сдернул наконец ковер, и в толпу посыпались банки, бутылки и пакеты из-под
чипсов.

Лили почувствовала, как кто-то стиснул ее руку чуть повыше локтя.

— Что такое?

— Лили, быстро залезай в машину! — Поттер выглядел... испуганным.

— Что? — растерялась она. — Зач...

— Я сказал: быстро в машину!

Раньше он никогда не говорил с ней в подобном тоне. В другой ситуации она бы с

превеликим удовольствием поставила капитана сборной на место, но сейчас в его голосе
143/2147
прозвучало нечто такое, что заставило ее немедленно повиноваться.

Страх.

Страх в голосе и этот странный непоттеровский взгляд...

Она никогда не думала, что Джеймс Поттер может чего-то испугаться.

Она спрыгнула в салон, почувствовав, как кто-то поймал ее в темноте. Потом этот кто-то
так же поймал Алису, а потом, чертыхаясь и опрокидывая предметы, пролез к
водительскому месту, на котором уже сидел Гидеон Пруэтт. Лили узнала его рыжую
шевелюру, когда в очередной раз ночь озарилась огнем.

— Что происходит? — нервно спросила Алиса.

— Какого черта там творится? — возмутился голос Доркас — она сама спрыгнула в
салон и зашипела, ударившись об угол стола.

— Слезь с моей ноги, Медоуз! — это уже говорила Марлин. Она последней спустилась в
салон и захлопнула люк.

— Ты уверен, что она полетит? — раздался торопливый голос Сириуса.

— Я ничего не понимаю, что происходит?! — пронзительно крикнула Алиса. — Сириус!

— Не знаю, эти машины собирал муж Молли, он сказал, что полетит! Ты ему доверяешь?
— Гидеон пристегнулся.

— Нет. Заводи! — дверь отъехала в сторону, Сириус выпрыгнул.

Это было уже слишком.

— Сириус, в чем дело?! — крикнула Лили, бросаясь за ним следом.

— ... там они смогут спрятаться и переждать... что бы там ни началось.

Они торопливо шли через толпу. Вначале Ремусу казалось, что она не так велика, и они
запросто ее перейдут, а теперь возникло такое чувство, будто и здания, и другие города
перестали существовать, и повсюду во всем мире остались только эти танцующие орущие
люди в дурацких костюмах.

Он вел за собой к летающим автомобилям небольшую группку мальчиков, которые

согласились остаться и дать женщинам и детям возможность выбраться.

Джеймс и Сириус делали то же самое на другом конце поля.

144/2147
— Может, им все же лучше остаться? — с сомнением спросил Фабиан. — Какая-никакая,
а помощь...

— Это не помощь, а балласт! К тому же, если они выберутся, то смогут сообщить в
Министерство.

— Там не больше десяти человек! — запыхавшись, сообщил Бенджи, нагоняя Ремуса и

маленькую группку мальчиков, которая шла за ним по пятам. — Но прямо у машины.
Окружили ее и стоят. Они не дадут им улететь.

Мальчики переглянулись.

— Я сяду за руль! — сообщил белый, как полотно, Фабиан. Зубы у него стучали, словно
от холода. — Я их вывезу, обещаю, я уже катался на этих штуках.

Ремус коротко взглянул на него.

Казалось, что тот сейчас хлопнется в обморок от страха, но вместо этого Фабиан только
крепко сжал челюсти и насупился, упрямо сверкая глазами.

— Хорошо, Фаб, — коротко ответил Ремус. Некогда было рассыпаться в

признательности и хвалить, дорога была каждая секунда.

— Прикройте нас, когда мы взлетим, иначе нас подорвут прямо в воздухе!

— Обязательно! Иди!

Фабиан кивнул и рыбкой нырнул в толпу, двигаясь к одной из машин, на крыше которой с
самым беспечным видом восседали пуффендуйцы в обнимку с бочонком сливочного пива,
а остальные двинулись дальше, к другим машинам.

— Я с ним! — вдруг крикнул Бенджи и, подпрыгнув на ходу, боком протиснулся между

фанатами.

— Питер, возьмешь на себя третью машину? — Ремус торопливо извинился перед какой-
то девушкой, которую так сильно толкнул на ходу, что она пролила на соседа свое пиво.

— Я? — посерел Хвост. — Нет, я не смогу, Р-ремус, ты что, в самом деле...

— Как тебя зовут? — быстро спросил Ремус у светловолосого парня, который шел с
другой стороны.

— Стерджис Подмор, — они на ходу пожали руки.

— Помоги ему, Стерджис, — Ремус хлопнул нового знакомого по плечу и свернул к

облепленной когтевранцами четвертой машине.

145/2147
За спиной раздался голос Эванс, но Сириус не расслышал, что она спросила, и захлопнул
дверь. В этот же момент на него вдруг сбоку налетел Джеймс.

— Я насчитал десятерых. Будет всего пара секунд, надо набросить на машину Протего.
Как только она тронется с места, они наверняка взорвут ее к чертям. Кто за рулем?

— Гидеон.

— Хорошо. Действуем, как договорились, одновременно...

— В конце концов, немедленно посмотрите на меня, вы оба!

Они круто обернулись — Эванс держала дверь, которую Сириус думал, что закрыл, за
спиной у нее перепугано блестели глаза остальных девушек.

— Нет времени, Эванс, — Сириус схватился за дверь. Вот уж чего сейчас бы не хотелось,
так это соплей и выяснения отношений.

— Подожди! — Джеймс вдруг уперся в проем руками и не дал ему закрыть дверь. —
Эванс, ты хорошо знаешь колдомедицину?

— Хорошо, — в голосе рыжей звякнула тревога. Ну вот, сейчас начнется. — Джеймс, что
происходит?

Сириус фыркнул.

Вот и сопли.

— Ничего страшного... — неожиданно те Пожиратели, которых караулил Сириус,

снялись с места и двинулись прямо к сцене.

Началось.

Он в панике схватил Джеймса за шкирку, пытаясь оторвать от машины. Джеймс

торопливо обернулся.

— Здесь Пожиратели, Лили, Пожиратели Смерти.

— Что?

— Гидеон вывезет вас как можно дальше, там вы переждете, пока эти твари уйдут, —
торопливо говорил он. — Возьмете там сову, отправите сообщение в Министерство, а
потом бегите к дороге и вызовите «Ночной...»

— Что? Вы не останетесь здесь, Поттер! Забирайтесь в машину, быстро!

— Нет! Мы вас прикроем, останемся, а вы...

146/2147
— Тогда я останусь с вами, — решительно заявила Лили.

Сириус чуть не вызвал от досады.

— Нет, вы нам только помешаете!

Спасибо, Сохатый.

— Поттер!

— Эванс, я не смогу ничего сделать, если придется все время на тебя оборачиваться.
Эванс, пообещай мне, что вы не станете возвращаться, что бы там ни было, что бы ни
случилось — не выйдете из укрытия!

— Что? Нет! Поттер, это безумие, так не...

— ДЖЕЙМС! — рявкнул Сириус, потому что тянуть дальше было нельзя — Пожиратели
были уже на сцене. Оставались считанные секунды до... что бы они там ни задумали.

Джеймс нервно оглянулся и снова посмотрел на Лили.

Вдруг они больше никогда не увидятся?

— Всё будет хорошо, обещаю, — он не сдержался, быстро потрогал её лицо и шею и

рывком захлопнул дверь. Двигатель взревел.

— Нет!

Кто-то схватил ее за плечи и оттащил от двери.

Это была Алиса.

— Лили, не надо!

— Держитесь там! — крикнул Гидеон.

Неожиданно над ними грянул гром — зазвучал страшный, похожий на рычание голос, из-
за которого Лили перестала слышать свой собственный.

— СМЕРТЬ ГРЯЗНОКРОВКАМ!

Питер вприпрыжку бежал за огромным, как платяной шкаф, Стерджисом, который легко
прокладывал себе путь в толпе, и думал о том, что Джеймс и Сириус, должно быть,
выжили из ума, раз решили принести себя в добровольную жертву. И все остальные
тоже. Ясно же, что надо бежать! Сейчас же!

147/2147
Мальчику все казалось, что сейчас на него из толпы выскочит такая фигура в маске, и он
совершенно не представлял, что ему делать в таком случае. Он, конечно, вытащил
палочку, как и все остальные, но от страха мысли скрутились в тугой комок, и он не мог
выудить из памяти ни одного заклинания.

От ужаса он тихонько заскулил, а когда Стерджис, рывком распахнув дверь машины,

громыхнул: «Все быстро в машину, тут Пожиратели Смерти!!!», ему и вовсе стало плохо.

От страха у него вдруг онемели ноги.

Пожиратели Смерти?!

Почему ему никто не сказал сразу?!

Он начал задыхаться.

«Хочу домой... хочу домой!!!»

— «Протего» на счет три! — крикнул парень по имени Стерджис.

— Что?!

— Раз...

— Я не расслышал, повтори, что ты сказал?! — истерично закричал Питер.

— Два...

— СМЕРТЬ ГРЯЗНОКРОВКАМ!

— Три!

Питер испугался и взмахнул палочкой, забыв сказать заклинание. Руки так вспотели, что
палочка выскользнула и упала куда-то на землю.

Он машинально бросился за ней, и тут случилось страшное.

Земля содрогнулась под ним, а вслед за этим небо и лес, и сцена, и весь мир разломался
на куски и рванулся вверх в треске и грохоте, так что Питер на долгие несколько секунд
оглох и не мог слышать ничего, кроме тонкого, похожего на комариный писк звука...

Люди закричали и побежали, кто-то со всего размаху ударил Питера ботинком под дых,
следующий удар достался в лицо — в рот хлынуло что-то соленое, хрустнул один из
коренных зубов.

Парень по имени Стерджис снова что-то закричал, а глаза обожгло разноцветными

вспышками заклинаний.

148/2147
 ***

Когда громыхнул первый взрыв, Роксана уже бежала по винтовой лестнице, ведущей из
ложи для почетных гостей, вниз, когда громыхнул второй — взрывом снесло верхнюю
часть ложи, и Роксана, чудом очутившаяся в этот момент внизу, увидела, что
происходило снаружи: заслон из мракоборцев пал, а горстка оставшихся в живых
пыталась отразить атаку Пожирателей, которые наступали на толпу со стороны леса,
рассекали ее изнутри, появлялись из темноты и взрывали землю под ногами паникующей
массы людей.

Роксана выскочила прямо в эту массу, и ее тут же чуть не снесло: люди бежали слепо,
ничего не разбирая перед собой, словно стадо перепуганных животных.

Сцена полыхала над всем этим ужасом, как исполинский костер. Огонь перекинулся на
деревья, декорации разметало по полянке и то тут, то там валялись прожекторы,
коробки из-под колонок, бесчисленные доски, куски аппаратуры. Изредка на сцене что-
то взрывалось, и все прикрывали головы, когда на толпу обрушивался град из
раскаленного металла и проводов. Дым стелился надо всем этим тучей, которую
беспрестанно озаряли вспышки разноцветных молний. Люди кашляли и задыхались. Если
кто-то падал в сумасшедшей давке, то шансов встать у него уже не было, но Роксана все
равно упрямо рвалась против движения толпы назад, к сцене. Отовсюду раздавались
мучительные стоны и тошнотворный хруст ломающихся костей. Люди падали — через них
приходилось перескакивать, люди взвивались в воздух, как свиньи на крюке, и хватали
за волосы и руки тех, кто остался на земле. Когда кто-то вцепился в волосы Роксаны,
она, не глядя, чиркнула по воздуху палочкой, выпалив Обжигающее заклинание, и хватка
сразу же пропала.

Некогда было думать о других.

Она была уверена — Мирон, этот, мать его, бессмертный вампир, жив и сейчас где-то в
этом пожаре, возможно, тяжелораненый и нуждается в помощи, потому она рвалась и
рвалась сквозь толпу, но это было все равно что сражаться с горной рекой.

Пожиратели (она их не видела, но чувствовала их присутствие всей кожей), выкрикивали

заклинания, смеялись, кричали, причем так, что их голоса были удивительно хорошо
слышны в общем гомоне.

Увидев впереди высокие фигуры в остроконечных капюшонах, Роксана с трудом

пробилась к куче горящего хлама, отталкивая людей, и забилась в огромную пустую
коробку, которая раньше была колонкой. Резкий запах жженой пластмассы ударил в нос,
заполз в горло, и она зажала рот обеими руками, чтобы ее не стошнило от нестерпимой
вони... и звуков, которые издавали те, кто не успел спрятаться и попался-таки
Пожирателям.

Подождав, пока они пройдут, она снова бросилась к сцене...

149/2147
И тут ее схватили чьи-то руки.

Роксана даже не успела испугаться, почувствовала только ослепляющую ярость,

приготовилась драться, кусаться, царапаться... но когда она вскинула голову, ее ждало
потрясение похлеще самого теракта и вида взрывающейся сцены...

Из прорезей маски на нее смотрели родные и любимые светло-серые глаза ее брата

Люциуса.

— Нет... — Роксана шарахнулась назад, картинка вдруг расплылась, выражение ужаса в

глазах брата потонуло в неожиданной темноте, а в следующий миг над головой раздался
грохот — над ними по воздуху с ревом пронесся маггловский автобус. Заклятия
Пожирателей поливали его словно нескончаемый фейерверк, но машина лавировала в
воздухе, кувыркалась, заваливаясь то на один, то на другой бок, и чары чиркали мимо,
натыкаясь на защитный барьер. Машин пять вырвалось из толпы в ночное небо,
несколько улетело, в лобовое стекло одной из тех, которая поднялась с опозданием,
попало заклинание, и она вспыхнула прямо в воздухе. Сквозь гул огня и рев металла
прорывались истошные человеческие вопли, а затем машина обрушилась в толпу.

— Сейчас взорвется!

— Бегите!

Завизжала девушка.

— Ложись!

Её сшибли с ног. Секунда, удар о холодную землю — и кажется, что она больше никогда
не сможет дышать. Роксана дернулась, пытаясь выбраться и вдохнуть, но тут бабахнуло
так, что содрогнулась земля, и на землю в фонтане грязи и камней обрушились горящие
обломки. Случайный спаситель закрыл ее и свою голову руками, но как только «дождь»
затих, она с силой оттолкнула его от себя и вскочила на ноги, бегом бросившись к сцене.

— Не ходи туда! — заорал Сириус, когда девчушка в кожаной куртке, которую он в

последний момент успел повалить на землю, вскочила и как одуревшая помчалась прямо
в пожар. Он попытался схватить неразумную малолетку за шиворот, но она, не глядя,
резанула по нему палочкой, и на руке у Сириуса вспух ожог. — Вот дура, — выругался
Сириус.

Огонь добрался до последней уцелевшей лампы. Взрывом снесло уцелевшую часть

декораций, и те с грохотом и треском смели как раз ту часть толпы, в которой скрылась
девчонка.

— Вот дура... — прошептал он совсем другим тоном, и тут у него прямо перед носом
мелькнула ослепительная зеленая вспышка, разом отрезав Сириуса от остального мира.
Сердце болезненно скакнуло, пропуская удар, он прыжком обернулся, выхватывая

150/2147
палочку, но оступился — голова кружилась от мысли, что он уже мог быть мертв. Правда,
не успел Сириус и палочку поднять, как Пожиратель, покусившийся на его жизнь, вдруг
странно тявкнул и повалился на землю ничком, и Сириус увидел у него за спиной
Джеймса.

Тяжело дыша, Поттер опустил палочку. У него по-прежнему обильно шла кровь из
рассеченной брови и скулы — его задело осколком машины.

— Браво, Джеймс! — весело крикнул Сириус, но Джеймс не успел ответить —

Пожиратели, из-под носа которых они «увели» машину, и которые преследовали их с
Джимом по всей поляне, с криками бежали к ним, вскидывая палочки.

Они бросились наутек.

— Кто был в четвертой машине?! — крикнул Джеймс, перескакивая на ходу через

распростертое на земле тело, и наудачу пальнул в преследователей парализующими
чарами.

— Хер его знает! Надо найти Лунатика! — Сириус громко втянул в себя воздух, увидев,
что они неслись прямо на толпу Пожирателей.

Отступать было некуда.

— Спина к спине! — рявкнул Джеймс, врезаясь в него.

***

Машина совершила полный переворот.

Лили, Алиса, Марлин и Доркас повалились друг на дружку и дружно врезались сначала в
одну стену, потом в другую, а затем кучей свалились в хвост автобуса, закрываясь от
падающих на них ламп и стульев.

Гидеон отчаянно ругался и крутил руль так, как Лили часто видела, крутят маленькие
мальчики в игровых салонах.

Машина ныряла, поднималась вверх, входила в штопор — девочек мотало по всему

салону вместе со всеми вещами, они цеплялись за привинченную к полу мебель, но это не
спасало. Казалось, что их втянуло в водоворот. Лили услышала, как кого-то из ее
соседок стошнило.

Неизвестно, сколько бы они так крутились, и остановилось бы это когда-нибудь, если бы

они не смогли добраться до окон и наколдовать вокруг машины огромный непроницаемый
пузырь из защитных чар.

Как только они это сделали, бешеное вращение превратилось, так как заклятия

151/2147
Пожирателей разбивались о защитный барьер, автобус начал набирать высоту и полетел
прямиком в лес.

Внизу творился настоящий кошмар. Пожиратели наступали, сминая палатки в городках,

над которыми они летели, поджигали, взрывали, ломали, убивали. В тот самый момент,
когда она, Лили, была в полной безопасности, люди внизу бежали по горящему городку
как стадо, слепое и беспомощное, а их жалобный вопль сливался в один отчаянный
призыв о помощи, хоть какой-нибудь помощи...

Все эти звуки...

Они были невыносимы.

Марлин сидела, прислонившись головой к обитой бархатом стене микроавтобуса, и

прижимала ладони к ушам, а Доркас плакала, так же зажимая уши и пряча лицо у
Марлин на плече. Губы ее беззвучно шевелились. Алиса давилась слезами, вонзив зубы в
костяшки пальцев, и мычала всякий раз, когда внизу грохотал взрыв и брызгами воплей
разбрасывал чужую боль.

Пару секунд Лили смотрела на них. Решение уже пришло ей в голову. И она знала, что не
отступит от него.

Но... какое же право она имеет втягивать в это других? Может, они не хотят... не хотят
так рисковать?

Ещё один взрыв. Громче предыдущих.

Лили резко одернула на себе свитер и крикнула срывающимся голосом:

— Гидеон, снижайся!

Алиса всхлипнула и обратила на Лили огромные, полные слез глаза, Доркас обернулась
так резко, словно ее ударило током, Марлин с готовностью вскочила на ноги.

— Что? — прокричал Гидеон, обернулся в салон и увидел царящее там единодушие. —

Эванс, ты в своем уме? Нет! Это безумие, черт возьми!

— Гид, мы нужны внизу! Там полно раненых, ты не слышишь криков?!

— Спустимся вниз и тогда точно присоединимся к ним! Нет, Эванс, вернись на место!

— Гидеон!

— Гидеон, пожалуйста! — взмолилась Марлин.

— Да вы спятили! Я не стану так рисковать! Сядьте и пристегните ремни, если не хотите,

чтобы я вас прямо сейчас из салона выкинул!

152/2147
Лили вынула палочку. Алиса, Марлин и Доркас испуганно взглянули на нее, секунда
колебаний — и они сделали то же самое. Их перемазанные грязью, блестящие от пота
лица горели решимостью.

— Гидеон Пруэтт! — Лили указала палочкой прямо в спину одноклассника. — Сию.

Секунду. Опускай. Машину!

— Дебус, я говодю дибе, я ди в чем де видоват! — Стерджис схватил парня за плечо,

когда того очередной раз вывернуло, и помог удержаться на ногах.

Ремус задохнулся — желудок был уже пуст, но все равно продолжал выворачиваться
наизнанку, стоило сладковатому запаху мертвечины коснуться носа оборотня.

— Ты должен был его прикрывать... — прошептал парень, и его снова скрутил спазм. —
Вы были вместе... не трогай меня!

— Од словдо под демлю пдовадился, я де мог сботредь и да дим, и да машидой! Да черт

дибя подери, посбодри да бедя, кодчай бдевадь!

Он наконец выпрямил Ремуса и заставил посмотреть себе в глаза.

Лицо Стерджиса Подмора напоминало кровавую кашу, губы распухли, один глаз заплыл,
светлые волосы свалялись от крови, нос был сломан, и потому он говорил гнусаво.

— Где ты его видел в последний раз? — спросил Ремус, вытирая рот.

— До вздыва, мы должды быди вбесде создать щид, до в босдедний бобент од куда-то

дедся! — Стерджис шумно высморкал кровь на землю.

Ремус набрал в грудь побольше воздуха и крикнул:

— Питер!!! Пи-ит!!!

Бесполезно. Вокруг все еще было много людей, хотя на земле их теперь было так же
много.

Многие все еще шевелились, многие уже лежали неподвижно. Пожиратели только что
прошли здесь и теперь гнали свое «стадо» в лес.

— Питер! — снова закричал Ремус, срывая голос, и тут с земли донесся ответный слабый
хрип:

— Ремус!

— Тихо! — Ремус замер, схватив Стерджиса за рукав. Повисла тишина. Тогда он

попробовал еще раз: — Пите-ер!

153/2147
На этот раз никто не отозвался — но вместо этого чуть поодаль рассыпался в
полыхающей оранжевыми пожарами тьме маленький фонтанчик красных искр.

Ремус, спотыкаясь, бросился туда и увидел распростертое на земле тело, придавленное

куском двери микроавтобуса.

— Мэри... — выдохнул Ремус, еще издали узнав копну овсяных волос, рассыпанных по
земле. Он сам не понял, как перешел на бег. — Мэри!

— Дебус, ожись!!!

Стерджис сбил его с ног — над головой сверкнула зеленая вспышка.

— Не убивайте меня!

Страшные глаза в прорезях маски сузились, когда он это произнес, и Пожиратель,

державший его на прицеле, засмеялся.

— Смотрите-ка... грязнокровка хочет к мамочке? Грязнокровке страшно?

Питер, несмотря на страх, подумал, что у этого человека приятный голос. Как он может
быть Пожирателем, если у него такой вкрадчивый и добрый голос?

— Я не... я не грязнокровка... — прошептал Питер. — Я чистокровный.

— Что там пищит эта мышь, я не слышу! — второй Пожиратель под смешки остальных
обошел его по кругу. Питер вот уже добрых пять минут висел в воздухе вниз головой —
кровь прилила к лицу и бешено стучала в ушах.

— Пожалуйста... отпустите... — Питер ойкнул, когда ему в живот уткнулась палочка. —

Н-не надо... — простонал он. — Ну п-пожалуйста... я тут случайно...

— Случайно?! — один из тех, кто смотрел со стороны, вдруг сунулся к нему, а тот, кто
ткнул в Питера палочкой, выкинул руку, и Пожиратель врезался в нее, как в барьер. —
Случайно приперся на концерт грязнокровок, да, да?!

— Тише... а то бедолага сейчас обделается от ужаса.

— Где ты его вообще нашел?

— Он прятался в одной из взорвавшихся машин... трусливая крыса.

— Говоришь, обделается, да? — Пожиратель прочертил палочкой прямую линию по

животу — Питер и в самом деле почувствовал, как скрутило все внутри. — В таком
случае я предлагаю выпустить ему кишки, пока еще не поздно...

154/2147
— Тебе их раньше выпустят!

Пожирателя с такой силой отбросило от Питера, что он пролетел добрых пару метров и
повалился на остальных.

Они начали хвататься за палочки, но их как из волшебного брандспойта окатило

парализующими и отключающими чарами — Джеймс, Фабиан Пруэтт и Бенджи Фенвик
накинулись на них, как стая голодных молодых волков. Огромный черный пес, похожий
на медведя, кинулся на одного из Пожирателей и повалил его на землю. Затрещала
ткань, раздался истошный вопль, полыхнула вспышка, короткий визг — Сириус,
обернувшись в воздухе, рухнул в траву, но тут же подхватился и с поистине собачьим
рыком бросился на обидчика, выхватив палочку. Пожиратели сначала пытались
атаковать их в ответ, но ребята, разгоряченные долгой борьбой за выживание в толпе,
ранами и до этого — роковой музыкой, были для них сильны, так что их атака быстро
перешла в отступление, и уже через пару минут рыдающий и заикающийся от страха
Питер кулем повалился на землю, думая, что это — последний раз, когда он послушался
Джеймса Поттера и пошел туда, куда он сказал...

— У тебя еще осталось немного? — Джеймс в который раз за вечер починил очки и
нацепил их на скользкий от пота и крови нос.

Сириус, отпив из фляги крошечный глоток огневиски, замычал от боли, закрыв рот
ладонью и качнувшись вперед, после чего бросил флягу Джеймсу.

Они нашли временное убежище в выгоревшем дотла палаточном городке A. От

грандиозного пожара, который полыхал здесь примерно час назад, осталось тихое и
мертвое пепелище — теперь крики доносились со стороны других городков. Деревянные
каркасы, обрывки ткани, куча обгоревшей мебели, домашней утвари, обуви и сумок.

Джеймс, Сириус, Питер, Фабиан и Бенджи нашли приют под тем, что, видимо, некогда
было великолепным восточным шатром. По очереди они выбирались из укрытия и искали
в пепелище уцелевших, и маленькая горстка сидела рядом с ними, пытаясь заживить
свои раны магией.

— Итак, что мы имеем, — прошипел Джеймс, капая из фляги на глубокий порез на ноге.
— Живы пятнадцать человек, погибло почти тридцать, блок не снят, и мы сидим здесь
как мыши в мышеловке, — он бросил флягу Питеру, но на том было значительно меньше
ран, так что он сделал глоток только потому, что Сириус внимательно следил за
бутылкой в его руках. — Примите мои поздравления, господа. Мы в заднице.

— Зато живы, — заметил Сириус. — Могли бы тоже потихоньку разлагаться в

волшебной травке, а ничего, сидим вот, выпиваем, — он салютовал ребятам. — Как по
мне, вылазка удалась на славу, — он засмеялся и Джеймс к нему присоединился. Смех у
них получился пугающий.

— Как ты можешь так говорить? — Питера трясло. — Они рыщут тут... повсюду! Как...
как... — с метафорами у него всегда было туговато. — Звери! Вокруг куча трупов... а ты...

155/2147
я не могу уже здесь находиться, не хочу!

— Кончай скулить, Хвост!

Джеймс тяжело вздохнул, отвернулся от них и посмотрел на незнакомую рыжеволосую

ведьму, которую вытащил из-под горящих декораций. Он чуть с ума не сошел, когда
подумал, что это Лили.

Во имя Мерлина, только бы она была жива... только бы жива...

— ... просто мне надоело вечно влипать в дерьмо!

— Вот и сидел бы дома!

— Заткнитесь оба, — коротко приказал Джеймс.

Сириус, с видом дуэлянта, окруженного несколькими противниками, резко повернулся к

нему и увидел, что Джеймс разглядывает ярко-рыжие волосы ведьмы.

— Сохатый, успокойся, в порядке твоя Эванс! — он хлопнул его по спине, удар пришелся
на свежий синяк, но Джеймс и бровью не повел. — Она сама кого хочешь прикончит!
Помнишь, как она застукала нас с «Огденом» в библиотеке? Это все цветочки по
сравнению с тем, что она тогда нам...

— Эй, парни!

Они оглянулись.

Вернулись Бенджи и Фабиан.

На руках у Пруэтта была девчушка лет шести, Бенджи шел тяжело, волоча ноги как
старик. Девочку нашли в палатке, она была без сознания, ее родители были там же и,
судя по тому, в каком они были виде, Пожиратели здорово покуражились, прежде чем
ушли.

— Там была куча магловской техники, всех этих квадратных штук, — пояснил Бенджи,
когда они выслушали всю историю. — Похоже, они ищут маглов. Там вся палатка была в...

Девочка пошевелилась, и он не договорил.

Над мертвым палаточным городком медленно смыкалась тишина.

— Нам надо идти дальше, искать наших, — твердо сказал Джеймс, когда они с Сириусом
вернулись с «разведки» с пустыми руками. — Нельзя терять время. Может, им нужна
помощь, а мы тут сидим.

На дороге, ведущей в соседний городок, послышался шум — ревел мотор, и трещали

кусты.

156/2147
Все мигом вскочили, вынимая палочки.

Звук нарастал, становился все громче и громче, и тут в темноте ослепительным

молочным светом полыхнули фары.

— Гидеон! — пронзительно закричал Фабиан, хотя с такого расстояния было

невозможно различить водителя.

Поцарапанная, помятая, заляпанная грязным зеленым соком машина с визгом влетела в

обломки какой-то палатки и замерла, утопая в клубах пепла. Двери у нее не было, чары
расширения спали, и все увидели заполненный людьми салон, похожий на большую
консервную банку с рыбой. Гидеон Пруэтт, с головы до ног покрытый сажей, выскочил из
автобуса и с такой силой влетел в объятия брата, что чуть не сшиб его с ног.

Раненые радостно бросились к машине. Джеймс собрал все запасы воды и еды в свой
рюкзак, Сириус подхватил девочку. Нервно озираясь по сторонам, они пробежали метров
десять по открытой местности и наконец оказались у машины.

— Гидеон, какого черта ты здесь, где остальные? — закричал Джеймс, на ходу

набрасываясь на сияющего Пруэтта.

— Джеймс, остынь, я сейчас все...

Джеймс схватил его за грудки, впечатывая в стену машины.

Все перепугано смолкли.

— Отпусти!

— Что с ними?!

— Я...

— Джеймс! — услышав этот новый голос, Джеймс невольно разжал руки. — Отпусти его,
все живы!

Из машины тяжело выбрался потрепанный лохматый человек, и если бы не знакомые

глаза, Джеймс никогда бы его не узнал.

— Ремус! — выдохнул он.

***

Подросток издал полный муки вопль, когда колено с хрустом встало на место, но Лили

157/2147
некогда было его утешать, ее помощи ждали другие, так что она наскоро перебинтовала
ногу мальчика куском какой-то заляпанной простыни и бросилась к девочке, у которой на
лбу кто-то выжег надпись «Грязнокровка».

Она металась от одного пострадавшего к другому, их искаженные мукой лица, рваные

раны и вывихнутые конечности плавали у нее перед глазами, от запаха грязных
человеческих тел к горлу подкатывала тошнота, руки ломило от усталости, но всем нужно
было помочь, и не было времени подумать о том, как плохо ей самой.

Когда Гидеон посадил машину в какой-то чаще, они не успели и десяти минут провести в
лесу, как напоролись на людей в черных масках. Схватка длилась бы недолго, учитывая,
что перевес был явно не на стороне пятерых студентов, как вдруг с деревьев на
Пожирателей посыпались лукотрусы и принялись методично и яростно выкалывать им
глаза. А следом за обитателями деревьев на черных магов накинулось все лесное
братство, чей дом полыхал в огне и человеческих криках. Кентавры обстреливали их,
гиппогрифы уносили их истошный вопль в небо, нимфы тащили сопротивляющихся
Пожирателей в болота, а если кому и удавалось бежать, с неба бесшумной смертью
обрушивались гарпии.

Лес уничтожал врагов с такой яростью, на какую ни один человек не был способен...

Именно под его опекой девочкам удалось устроить что-то вроде небольшого лазарета
среди обломков городка С. Неизвестно как, но весть о том, что здесь оказывают помощь,
разлетелась тут же по всему Каледонскому лесу, и к ним, как мотыльки на свет,
потянулись раненые.

Впятером они справлялись с трудом, но, оказалось, не только им совесть не позволила

бежать. Спустя всего ничего в городок пришли волшебники, готовые работать, зашивать,
лечить, убирать грязь...

Алиса отправила сообщение в Министерство — страница из книги, исписанная красной

помадой, но с тех пор, как улетела сова, прошло почти два часа, а помощи все не было.

За эти два часа через руки Лили прошло около полсотни человек.

Многие из них были учениками Хогвартса.

Лили мужественно, но довольно неумело зашивала им руки, вправляла ноги, лечила

раны, а потом пряталась за деревьями и давилась рыданиями, умоляя про себя всех
известных богов, чтобы этот ад прекратился, и ее кто-нибудь отсюда забрал.

Один раз, когда она, проревевшись, возвращалась в лагерь, наткнулась на Марлин.

Волосы девочки стояли колтуном, глаза лихорадочно блестели, по щекам с пугающей

регулярностью сбегали слезы. С каким-то зверским ожесточением она ломилась сквозь
плотный кустарник к дороге и сердито взвизгивала, когда одежда цеплялась в темноте
за колючие ветки.

158/2147
— Я ухожу, все, я больше не могу это видеть! — закричала она, когда Лили попыталась
ее остановить, и голос ее был диким и пугающим.

— Марлин, успокойся! Ты нужна мне здесь, сейчас! — Лили схватила ее за плечи, и

Марлин взвилась как ужаленная.

— Я больше не могу, эта вонь, эта кровь, я вся в крови! Ты что, не видишь, не видишь?! —
Марлин схватила Лили. Ее руки, в отличие от рук Лили, которые она уже успела
отскрести от грязи и крови, были по локоть черными и мелко тряслись. — Посмотри на
мои руки, на лицо, они все на мне! Не...

У нее была самая настоящая истерика, и Лили не могла ее осуждать. Кто угодно
подвинется умом от такого зрелища... но времени на истерики не было.

Поэтому Лили и сделала то, что должна была сделать.

Размахнулась и влепила подруге крепкую пощечину.

Раньше она никогда бы так не поступила.

Но после этого Марлин пришла в себя, затихла и вернулась к работе, а это главное.

Спустя какое-то время после этого происшествия случилась приятная неожиданность —

в лагерь спустился десяток почтовых сов, груженых медикаментами. В основном это
были совы от перепуганных семей и волшебников, которые следили за событиями в лесу,
сидя у радиоприемников.

У одной из сов было письмо из министерства с вестью о том, что отряд целителей уже
выехал, а в Трансгрессионный центр подано срочное прошение о снятии блокирующих
чар с заповедника.

Оставалось только переждать...

И дождаться остальных.

Чем бы Лили ни занималась, всякий раз, когда она поднимала голову, взгляд ее пробегал
по черным прогалинам между деревьями. Гидеон уехал, обещая привезти их живыми или
мертвыми, но с тех пор прошло как будто много тяжелых дней, и Лили только и делала,
что перевязывала, вправляла, зашивала, а про себя шептала: «Пожалуйста, пожалуйста,
пожалуйста!»

Ближе к двум часам ночи прибыла настоящая помощь — со стороны шоссе в лагерь
нагрянула целая толпа взрослых волшебников, сопровождаемая нимфами: половина
людей была в лимонных халатах, половина — в пижамах и халатах.

Но к этому моменту Лили уже перестала понимать, где она находится и что делает, ее
хватило только на то, чтобы добраться до маленького тента вместе с остальными
девочками, сбиться с ними в кучку и заснуть.

159/2147
 ***

Когда машина въехала в очередной сгоревший дотла палаточный городок, лежащий в

красивой зеленой долине, в салоне уже находилось без малого двенадцать человек.

Джеймс на ходу выпрыгнул из машины, благо она ехала медленно, и вскинул руку с
зажженной палочкой.

— Есть кто живой?! — закричал он, приложив ко рту ладонь, сложенную рупором.

Плевать на Пожирателей, плевать на опасность.

Лили.

Найти ее.

Найти и больше не отпускать от себя ни на шаг, ни на один сантиметр...

Он вдохнул поглубже и закричал снова, но никто ему не отозвался.

Лагерь выглядел мертвым и смотрел на Джеймса глазами тех людей, которые сбежали
отсюда или которые еще полчаса назад звали на помощь, а теперь тихо лежали под
обломками.

Крики ушли вглубь леса, и чернильно-зеленая ночь молчала. Даже сверчки не

стрекотали в насквозь прожженном воздухе.

Джеймс судорожно сглотнул.

— Где они, Гидеон? — спросил он и сам испугался, услышав, как жутко прозвучал его
голос в этой тишине. — Ты сказал, что вы приземлились в городке С. Это точно С?

— Да, я... я оставил их здесь, но... почему-то нет людей... куда все де...

— Как ты вообще мог их оставить, придурок?! — заорал Джеймс и толкнул друга в грудь.

— Сохатый, остынь! — Сириус схватил его за шкирку, удерживая. — Успокойся!

— Джим, они скорее всего ушли в другой лагерь, здесь же повсюду Пожиратели, —
звонким голосом ответил тот. — Их никто не тронет, я же говорил, тут такое творилось,
кентавры, лукотрусы... они в безопасности, это точно!

Джеймс с тяжелым сердцем окинул взглядом пустое пространство, над которым завис
плотный дымный мрак.

160/2147
— Я не должен был ее отпускать, — прошептал он Сириусу. Люси, маленькая девочка,
которую нашел Фабиан, уснула по пути у него на руках, распластавшись по Сириусу, как
лягушка, и теперь он носил ее с собой на каждой остановке — тоненькие ручки и ножки
девчушки свисали с него, покачиваясь на ходу.

— Если бы ты ее не отпустил, ее бы убили в том месиве в первую же минуту.

Джеймс сердито обернулся, но, взглянув на подбитое, покрытое ссадинами и грязью

лицо друга, не нашелся, что сказать, поэтому просто пошел обратно к машине.

— Едем дальше.

Лагерь уже почти полностью пропал из виду, как вдруг Гидеон резко ударил по
тормозам, и все, кто был в салоне — раненые, здоровые и спящие свалились в кучу.
Следом за машиной бежала светловолосая девушка в коротких джинсовых шортах,
размахивала руками, кричала, плакала и смеялась.

— Ма-арли-е-ен! — вдруг истошно завопил Фабиан и точно так же, как и Джеймс до него,
на ходу выскочил из машины, споткнулся, вскочил и побежал назад. — Марлин!!!

Парни торопливо полезли вон из машины, толкаясь и ругаясь в темноте.

Увидев Фабиана, Марлин закрыла рот рукой, зажмурилась и заплакала. Она так и
стояла, не двигаясь, пока Фабиан не подлетел к ней и не упал перед ней в траву,
обнимая голые, измазанные грязью и кровью ноги девушки, и покрывая их
лихорадочными поцелуями.

Следом за Марлин из палатки выбрались еще люди.

Ее Джеймс увидел даже издали, даже в темноте.

Даже не увидел, а сначала просто почувствовал: она здесь, а уже потом увидел ее
тоненькую фигурку.

И ноги сами понесли его вперед.

Увидев, кто приехал, Лили ахнула, ноги ее странно подогнулись, но она не упала, а как
странно топнула ногой, а потом сорвалась с места и побежала им навстречу.

Ему навстречу.

Во имя Мерлина и всех святых, Лили Эванс, та самая Лили Эванс, которая так сердито
фыркала и закатывала глаза, когда он, целый и невредимый, приглашал ее погулять,
теперь, когда он еле мог двигаться и видеть, бежала к нему, летела!

Джеймс споткнулся, когда его нога на бегу угодила в то, что раньше было чьим-то
креслом, и чуть не упал.

161/2147
Лили не то засмеялась, не то заплакала.

Разве может быть во всем этом хреновом разрушенном мире звук лучше?

Нет-нет-нет, конечно, нет.

И тут...

Возле той палатки, откуда появилась Эванс, пыхнул клуб черного дыма, и из него
выступил человек в маске. Увидев бегущую Лили, он вскинул палочку.

Сердце пропустило удар.

Снова полыхнул черный дым — из него с криком «Нет, не надо!» вывалился еще один
Пожиратель и бросился к первому.

Джеймс кричать и бросаться не стал.

У него не было на это времени.

Все происходящее заняло не больше нескольких секунд.

Поймав Лили на бегу, Джеймс успел рывком развернуть ее так, чтобы они поменялись
местами, и увидел, как белая вспышка заклинания выхватила из темноты любимое лицо,
теперь искаженное ужасом.

А затем — короткая ослепляющая боль в спине.

И пустота.

162/2147
Ошибки, которые нас делают
Когда Джеймс подхватил ее, это показалось его очередной шуткой.

А уже в следующую секунду ночь полыхнула белым, их с Джеймсом швырнуло на землю,

Лили ударилась головой и потеряла сознание.

Когда она открыла глаза, увидела только большое желтое пятно перед собой, да в уши
сдавил гул. Она снова погрузилась в темноту, но теперь могла слышать голоса:

— Слава Мерлину, она жива!

— Воды! Дайте воды!

Кто-то плеснул ей в лицо водой. Лили моргнула — от обилия звуков и запахов начало
мутить.

— Что со мной? — спросила она, разлепив губы, провела ладонью по лицу и

почувствовала знакомый металлический запах...

При падении она машинально схватилась за кофту Джеймса.

Кровь.

Лили рывком села, и люди, которые окружили ее, отхлынули в стороны. Лица подруг,
устрашающе подсвеченные светом палочек, мелькнули перед ней, и их тут же залило
большое чернильное пятно. Лили зажмурилась, встряхнула головой и начала неуклюже
подниматься.

— Джеймс! — бормотала она, как не в себе. — Где Джеймс? Где он?!

Джеймс лежал на земле, освещенный тусклым светом пяти или семи палочек. Со всех
сторон его окружали люди.

Он был без сознания и стремительно бледнел.

Сотрясаясь, как в лихорадке, Сириус пытался привести его в чувство, вываливая на

бесчувственное тело друга весь арсенал контр-заклятий, которые только знал, но от его
усилий страшная дыра на теле Джеймса только закрывалась и открывалась, как губка,
заливая светлеющую кожу юноши черной кровью. Внутри шевелилось что-то красное и
блестящее — будто затянутое пленкой. Сириус трясущейся рукой пощупал пульс, не
нашел его и прижался ухом к заляпанной кровью груди Джеймса. На боку у Джеймса
чернел глубокий разрез и пульсировал, раскрывался и закрывался как губка, изливая
темную кровь...

У Лили всё поплыло перед глазами, ноги подкосились и она вцепилась в плечо Люпина,
чтобы не упасть. Черт возьми, она же знает, знает эти чары, им рассказывали о них в
прошлом году, это... это...
163/2147
Джеймс вдруг захрипел, приходя в себя, забулькал кровью и выгнулся.

— Нет, Сохатый, я тебе не разрешаю, — заорал Сириус, снова взмахивая палочкой. Руки
у него были в крови по локоть. — Ты же слышишь, слышишь меня?!

— Сириус, не надо! — крикнула Лили, перехватывая его руку.

— Эванс, уйди отсюда! — взревел Сириус. На Лили взглянули совершенно безумные

глаза.

— Я знаю эти чары, ты не помогаешь ему, а делаешь хуже! — завопила Лили в ответ. —
Прекрати махать палочкой, как идиот, и помоги мне, если хочешь, чтобы с ним все было
хорошо!

Сириуса колотило от злости, но он нашел в себе силы обуздать эмоции.

— Переверни его, — приказала Лили и глубоко вздохнула.

Время отключить эмоции.

Сириус и Ремус вдвоем перевернули Джеймса. Несколько девочек в толпе всхлипнули,

зажав рты ладонями: уродливый разрез на боку Джеймса раскрылся перед ними во всей
своей красе, продемонстрировав ребро. Лили крепко сжала губы, спокойно ощупала края
раны и закатала рукава, размазывая по рукам кровь.

— Свет, — коротко скомандовала она. Питер, чуть не выронив палочку, поскорее

рассыпал в воздухе маленькие летающие огоньки.

— Ремус, держи его руки.

— Что ты будешь делать? — резко спросил Сириус. Лили взмахнула палочкой, и рана
Джеймса открылась во всю ширину. — Эванс! — заорал Блэк, перекрывая даже вопль
Джеймса.

Лили не ответила ему и принялась беззвучно бормотать какие-то странные певучие

формулы.

— Эванс!

Лили нервно дернула головой, словно пыталась отогнать муху и закрыла глаза. Она
помнила заклинание плохо, все время запиналась, чтобы вспомнить какую-то часть и
вопли Сириуса ей сильно мешали.

— Ли..

— Бродяга, заткнись! — убийственно-тихо проговорил Ремус, глядя на Джеймса поверх

сложенных будто в молитве рук. Лицо у Люпина было пепельно-серое.

164/2147
— Оглуши его, Сириус, — пробормотала Лили, втиснув просьбу в секунду между своими
песнопениями.

Сириус яростно переглянулся с Люпином. Тот поднял палочку. Руки его так тряслись, что
было страшно смотреть. Питер нервно топтался позади и громко сопел.

Воздух над бегущей из раны кровью сгустился и завибрировал, словно над открытым
пламенем.

Джеймс застонал. Кажется, анестезирующие чары Сириуса оказались недостаточно

сильными и уже не справлялись с болью. А без них у него бы не выдержало сердце.

Осторожно раскрыв над раной левую ладонь, Лили надавила ею на дрожащий воздух и
сунула в него руку, словно в перчатку.

Джеймс дернулся и изогнулся, так что Ремус и Сириус вцепились в него.

— Что ты делаешь, Эванс? — пыхтел Сириус. Теперь у него и и лицо и шея были в крови,
глаза горели бешенством, выглядел он жутко.

Лили шевельнула пальцами так, словно нажимала на клавиши пианино. Отрицательно

качнула головой. Глаза ее при этом были закрыты, но она явно видела нечто такое, что
остальные увидеть не могли.

Джеймс бился, Сириус и Ремус вдвоем едва удерживали его...

— Эванс, черт возьми!

Неожиданно Лили сжала ладонь в кулак. Как будто схватила муху.

А потом резко дернула этот кулак вверх.

Поттер вскинулся и заревел, как раненое животное. Проклятие, мучавшее его и не

дававшее залечить его рану, вдруг вырвалось из нее, похожее на какое-то маленькое
отвратительное существо с шевелящимися щупальцами. Все как один уставились на него,
но едва оно оказалось на открытом воздухе — запищало и растаяло с жутковатым
вздохом. Джеймс, белый как полотно, с бисеринками пота на лбу и верхней губе,
покрытый пятнами грязи и крови, расслабился и обмяк в руках друзей. Очень осторожно
они опустили его на землю.

— Эпискеи, — выдохнула под конец Лили и опустила палочку.

Повисла жуткая тишина.

Сириус, раздувая ноздри, смотрел на то место, где только что закрывалась и

открывалась рваная дыра в фут величиной — теперь там был ровный розовый порез.

165/2147
Прядь, спадавшая Блэку на глаза, мелко дрожала.

Все как один вглядывались в Джеймса, боясь, что он просто не справился с болью.

И тут ресницы Поттера дрогнули и он зажмурился.

Лили вымученно улыбнулась.

— Слава Богу, — пролепетала она, вытерев окровавленной рукой пот со лба и под
дружный новый вскрик качнулась вперед.

Ремус перехватил её, иначе она шлепнулась бы прямо на Джеймса.

— Тише! — он осторожно вернул её в вертикальное положение. — Лили, ты меня

слышишь?

— Его надо... надо... там кровевоспол... вопосл, — она отчаялась выговорить это и ткнула
пальцем куда-то себе за плечо, видимо в сторону палатки с медикаментами.

— Я схожу! — крикнула Алиса непривычно высоким голосом, и сорвалась с места. Её

вскрик словно прорвал пелену напряжения и все разом заговорили и засуетились. Кто-то
бросился искать бинт, кто-то — воду, кто-то — собирать вещи, кто-то — устраивать
ночлег, пара девчонок ревела, давая выход чувствам.

— Что с тобой? — тихо, чтобы никто не слышал, спросил Ремус. Вокруг них творилась
такая суматоха, что его все равно бы никто не услышал.

— Все... все хорошо, Рем, просто это были... очень нездоровые чары, — отозвалась Лили.

— Это мы заметили, — с невеселой улыбкой кивнул Люпин, глядя, как Сириус пытается
полить алый рубец на боку Джеймса бадьяном. Руки у него тряслись так, что пипетка
капала куда угодно, только не на рану. — Что это было?

— Проклятие — п-паразит, — проговорила Лили, с трудом ворочая языком. Она

чувствовала себя так, словно только что пробежала пять миль. Ноги тряслись, дыхание
сбивалось. Она прижималась щекой к плечу Ремуса. Это немного помогало. — Очень
Темная магия. Нам рассказывали на защите от Темных сил. А вы п-прогуливали.

Ремус рассмеялся. Обнимая её одной рукой, другой полез в свой карман.

— Вот, держи, — он протянул ей что-то.

Лили взяла остатки шоколадной плитки в фольге.

— Тебе надо что-то съесть.

Джеймс громко застонал, когда лекарство наконец попало по назначению. Рана

зашипела, запузырилась розовой пеной и с неприятным звуком ссохлась, оставив в

166/2147
огромном пятне крови чистую, немного воспаленную белую полоску. Суета вокруг сразу
немного стихла и все сгрудились вокруг него на земле. Зажгли палочки. Ещё пару
мгновений Джеймс приходил в сознание, морщась и ворочая головой, а потом наконец
приоткрыл глаза и осмысленно взглянул на собравшихся вокруг него людей.

Лили, так и не откусив от плитки ни кусочка, тут же отделилась от плеча Ремуса и

склонилась над Джеймсом. Волосы свесились ей на лицо.

— Поттер... ты меня слышишь? — пару минут назад она так уверенно ковырялась у него
внутри, а теперь ей понадобилось две попытки, чтобы легонько потрогать его щеку.

Джеймс сощурился, но не увидел ничего, кроме расплывчатого рыжего пятна, белой

маски вместо лица и целого роя светящихся огоньков вокруг — зажженных палочек.

— Эванс, это ты? — прошептал он и закрыл глаза, отворачиваясь. — Я все-таки сдох и

попал в рай.

Повисла пауза.

Все переглянулись.

— Ты... ты... СУКА, СОХАТЫЙ, Я ЖЕ ЧУТЬ НЕ СДОХ! — заорал вдруг Сириус.

Джеймс картинно поморщился, отворачиваясь от него, все засмеялись, кто-то даже

захлопал в ладоши. Алиса принесла пузырек кровевосполняющего зелья.

Джеймс ухватился за крепкую руку Сириуса, как за канат, и под радостный гул
столпившихся вокруг ребят, Бродяга выпрямил его и Джеймс смог сесть.

— Черт возьми... — он схватился за свой бок. — Куда оно делось? И что это вообще
было?!

— Не думай об этом, брат, — Сириус суетился вокруг него как надоедливая мамаша. —
Оно исчезло. Эванс его прикончила, — судя по тону, которым это было сказано, Сириусу
эти слова стоили большого труда. — Поковырялась у тебя в кишках и достала его. Всё
закончилось.

Он похлопал его по плечу, на котором болтались обрывки разорванной рубашки. Джеймс,

который в этот момент как раз делал изрядный глоток кровевосполняющего зелья,
булькнул им в бутылочке и оглянулся на Лили, которая все так же сидела рядом с ним,
устало опустив руки.

— Я тебя не вижу, — хрипло проговорил он, поднимая руку.

Лили показалось, будто кто-то подбил ее под локоть.

Она поймала плавающую в воздухе ладонь и стиснула обеими руками.

167/2147
— Ты в порядке? — требовательно спросил он, глядя немножко мимо ее лица. — Он тебя
не достал, нет же?

Лили почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Непроницаемый панцирь, который она нацепила во время «операции», треснул от этих

простых слов. Так вот почему он её схватил...

— Да, — тихонько выдохнула она и судорожно сглотнула. — Да...

И забыв о том, что здесь куча знакомых, о том, что на них все смотрят, и о том, что в
любой момент могут появиться Пожиратели Смерти, Лили подползла к Джеймсу на
коленях и крепко обвила его руками за шею, притягивая к себе непутевую лохматую
голову.

Все добродушно засмеялись, Сириус протянул: «О-о-о!» и безнадежно махнул рукой,

вставая, какой-то идиот (Джеймсу показалось, что это был один из близнецов)
зааплодировал, заражая этим остальных, но ему в этот момент было наплевать на всех.

Пребывая в каком-то блаженном состоянии (возможно, все дело было в потере крови), он
недоверчиво провел ладонями по ее спине, словно проверяя, та ли это Лили Эванс.

— Какой же ты идиот, Поттер, — жарко прошептала она в его кожу, и Джеймс

почувствовал, как по телу побежали мурашки.

— Никогда больше так не делай, никогда... — холодный мокрый нос уткнулся в его шею.
Лили плакала в него, потому что ей не хотелось, чтобы все это видели, плакала и
плакала, приближаясь к настоящей истерике, а Джеймс блаженствовал и чувствовал
себя самым последним кретином.

Самым счастливым кретином в мире.

— ВНИМАНИЕ!.. ВНИМАНИЕ!.. КАЛЕДОНСКИЙ ЗАПОВЕДНИК ГОТОВ К ВКЛЮЧЕНИЮ

В МЕЖДУНАРОДНУЮ МАГИЧЕСКУЮ ТРАНСГРЕССИОННУЮ СЕТЬ...

Этот громоподобный холодный голос был так похож на голос Пожирателей на концерте,
что все невольно подскочили.

Голос тем временем продолжал бесстрастно вещать:

— ... ОТКРЫТЬ КАНАЛ «КАЛЕДОНСКИЙ ЛЕС — ЛОНДОН». КАНАЛ БУДЕТ ДОСТУПЕН

В ТЕЧЕНИЕ ОДНОЙ МИНУТЫ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ... ДЕВЯТЬ...

— Во имя Мерлина, значит, мы можем уходить?! — простонала Марлин, запуская пальцы

в волосы.

— Мы можем уходить! — подхватил Бенджи, схватил Алису, с которой в школе и словом

не перемолвился, в объятия и закружил на месте. — Мы! Можем! Уходить! — на каждом

168/2147
слове он пытался подбросить миниатюрную Алису вверх, а она визжала от радости и
отбивалась. — Стоп, а куда?! В Лондоне же сейчас повсюду трансгрессируют
Пожиратели...

— ШЕСТЬ... ПЯТЬ...

Незнакомые люди, которые приехали вместе с ребятами, начали исчезать в хлопках

трансгрессии. Паузы, которые голос делал между отсчетом, просто выводили из себя.

— Черт возьми, да куда идти?! — возопили близнецы.

— ТРИ... ДВА...

— Все ко мне, быстро! — скомандовала Лили, и ребята, не раздумывая, бросились к ней,

хватаясь за руки большой цепочкой.

***

Когда толпа из двенадцати человек вывалилась из ниоткуда прямо на задний дворик

большого кирпичного коттеджа, из двери, ведущей, судя по всему, на кухню, выскочила
белая, как полотно, женщина в стеганом розовом халате.

В первый миг, когда она увидела у себя во дворике толпу грязных, лохматых, покрытых
ссадинами и синяками незнакомцев, страшно перепугалась и схватилась за сердце, но
когда различила среди них свою младшую дочь, выбежала на улицу прямо в халате,
схватила Лили в охапку и, не прекращая рыдать, принялась лихорадочно целовать все ее
лицо, исступленно хватать дочь за плечи, за руки, а потом снова обнимать и целовать.
Прямо как кошка, чей котенок чудом выбрался живым из зубов соседского пса.

— Лили, девочка моя, хорошая моя, доченька моя...

Следом за женщиной из дома выбежал высокий рыжеволосый мужчина в темно-синем

халате поверх пижамы и высокая худая девушка.

Роняя очки, мужчина подбежал к дочери и схватил ее в охапку, как маленькую,

приподняв над землей, худая девушка же, сжав на груди края халата, прижалась виском
к дверному косяку, на коротенький миг прикрыв глаза, а потом со страхом взглянула на
свору волшебников, которые прибыли вместе с ее сестрой.

— Ты говорила, что о концерте б-будут передавать по в-вашему радио, так что я целый
вечер крутила ручки, как ты учила... а когда я услышала о том, что у вас там происходит...

— Радио! — крикнул Джеймс, и ребята, всполошившись, все как один бросились вслед за
ним в дом. Информация сейчас перевешивала все остальные нужды.

Протолкавшись сквозь столпившихся у входа ребят, миссис Эванс подбежала к

маленькому радиоприемнику на кухонном столе и повернула регулятор громкости.

169/2147
Невразумительный хрип, до этого льющийся из колонок, вдруг превратился в высокий
ледяной голос. Шум и толкотня мгновенно стихли, и все в страхе уставились на
похрипывающий динамик.

«...то, что произошло сегодня — не единичный протест и не приступ жестокости. Это —

первый удар. Ответная реакция волшебного организма на заразу, которая угнездилась в
его теле и пожирает изнутри. Я говорю о маглах, а точнее, грязнокровных выродках,
узурпирующих наше право, наши тайны, наше наследие. Волшебный род вырождается в
грязной крови. Семь веков маглы пытались уничтожить нас. Семь веков крови,
бессмысленных пыток, жестокой травли и унижения. Семь веков позора.

И я говорю: довольно. Низшая раса слабых тупых существ не может диктовать правила
сильным. Это против самой природы...»

— Чертов ублюдок! — выругался мистер Эванс.

— Джон, дети! — отчаянно выкрикнула миссис Эванс.

— Дети согласны, — едва слышно сказал Сириус, с ненавистью глядя в динамик.

Остальные ребята стояли молча, не шевелясь, и только оцепенело смотрели в никуда,

представляя себе лицо человека, который это говорил. То самое лицо, наполовину
змеиное, наполовину человеческое, которое однажды мелькнуло в каком-то номере
газеты, и на которое тогда никто не обратил внимания...

«... с этой минуты на ваших улицах не будет спокойно...»

Миссис Эванс сжала плечи Лили.

«... в домах вы не найдете укрытия. Я найду вас, я найду ваших детей, я уничтожу само
понятие «магл» и залью дороги ваших городов кровью...»

Джеймс так пристально смотрел на приемник, словно Волдеморт говорил лично с ним.

«... Вы можете избавиться от меня, но на мое место придут другие. Нас больше, чем вы
думаете. Собратьям-волшебникам, слушающим меня, я хочу сказать: присоединяйтесь ко
мне, сражайтесь на моей стороне и не мешайте, или погибнете. На крови павших я
построю новый мир, волшебный, исцеленный и светлый, такой, каким он был много тысяч
лет назад, такой, каким он станет уже очень скоро...»

«На улицах не будет спокойно...»

Эти слова ритмично, словно удар колокола, ударялись в мыслях всех собравшихся, и они,
наверное, так бы и стояли и, словно загипнотизированные, смотрели на приемник, если
бы не...

— Мне надо домой, — отрывисто сказал Джеймс и оттолкнулся от стола, на который

170/2147
опирался рукой.

И всех словно прорвало. Поднялся страшный гомон, все заволновались.

— Да, и мне тоже!

— Мои родители сейчас в Уэссексе...

— И мне, и мне!

— Откуда можно трансгрессировать?!

— А я не умею!

— Подождите, ребята, подождите! — перекричала их миссис Эванс, поднимая руки так,

словно они были волной, грозящей смыть ее вместе с домом. — Вы не можете сейчас
уйти, вы же... ох, сейчас, — она протолкалась к приемнику.

Джеймс взглянул на Лили — услышанное подействовало на нее сильнее, чем на него. Он

незаметно нашел ее руку и сжал. Лили подняла на него взгляд.

— Да где же это... — миссис Эванс щелкала кнопками и нервно крутила ручки.

— Вам помочь? — предложил Ремус.

— Нет-нет, спасибо... ах, вот же оно!

Раздался ужасающий хрип, словно приемник решил загнуться от обилия страшной

информации, а вслед за ним из динамика полился торопливый голос репортера:

«... уже поступили тысячи жалоб и просьб обратиться в соответствующие органы, но все,
что мы можем сделать, это призвать волшебное сообщество к терпению. Напоминаю, что
в связи с терактами в Каледонском лесу трансгрессионная сеть, каминная и портальная
сети...»

Раздался общий отчаянный стон, чуть не заглушивший конец новости:

«... отключены с целью поимки злоумышленников. К нам ежечасно поступают сведения о

погибших и пропавших без вести, на данный момент официальные цифры таковы:
погибшими объявлено две тысячи четыреста восемьдесят два волшебника, ранеными —
около восьмисот, более точные списки будут известны к утру...»

— И что же нам делать?

— Сомневаюсь, что «Ночной рыцарь» сейчас работает!

— Как раз сейчас может и работать!

171/2147
— Останетесь у нас, пока все не выяснится! — громко сказал мистер Эванс, который все
это время стоял за спиной у Петуньи, как страж. — Места у нас предостаточно, поедите,
отмоетесь и завтра будете решать, как добраться домой!

Пока миссис Эванс взялась готовить для ребят ужин, а мистер Эванс устроил в столовой
что-то вроде медпункта, ребята разделились на две группы и атаковали ванные комнаты
на втором и первом этаже.

Первый этаж говорил женскими голосами, и тут повсюду, вместо грязи и крови, уже
сверкали раскрасневшиеся плечи и лодыжки. Девочки закутывались в банные халаты,
складывали грязную порванную одежду в большую корзину, которая плавала над ними в
воздухе, вытирали полотенцами темные от воды волосы и чирикали, как птички на
жердочке.

Второй этаж гудел мужским басом. Мальчики шлепали по полу длинными мокрыми
ступнями, с удовольствием щеголяли по дому в одних полотенцах и встряхивали
короткими мокрыми волосами.

Миссис Эванс распорядилась, чтобы мальчики, которых было больше, переодевались в

комнатах Петуньи и Лили наверху, а девочки — в гостиной, так как она примыкала прямо
к в ванной внизу.

Собственно, это решилось в тот момент, когда выяснилось, что они все-таки остаются, и
Джеймс попросил у Лили сову — отправить письмо родителям.

Она проводила его в свою комнату вместе с остальными ребятами, которые также
захотели отправить домой весточку, но дел было так много, что она сразу же упорхнула,
и поговорить им не удалось. Джеймс чувствовал, что после вспышки в лесу между ними
словно завязалась ниточка чего-то недосказанного и теперь соединяла их через весь
дом, чем бы они ни занимались.

Когда письмо было отправлено, он смог наконец как следует осмотреть комнату, в
которой жила его любимая девушка.

Здесь все дышало ее характером, мыслями и увлечениями. Все, что он так любил в Лили
Эванс, словно отпечаталось на самой комнате: на подоконнике маленькая ухоженная
оранжерея, повсюду — цветы и растения, стол чисто прибран (до того, как он за него
сел, теперь на столешнице валялась куча бумаги и россыпь шариковых ручек, которые
привели Джеймса в полное недоумение). На полке над столом — корешки книг, которые
она читала или просто держала в руках, между ними — фарфоровые фигурки, в каждой
из которых он чувствовал схожесть с самой Лили, и фотографии в рамках, в основном
семейные — неподвижные, но теплые.

Над столом пестрел коллаж из фотографий любимых певцов и актеров (тут Джеймс
испытал приступ немотивированной ревности ко всем этим секс-идолам), а в центре —
большое школьное фото. Весь класс дурачится и без конца машет в камеру — он,
Джеймс, тоже присутствует. Значит она хотя бы иногда, но смотрит и на него. Это
хорошо.

172/2147
На спинке стула висела домашняя теплая кофта, в которую Лили, наверное, кутается,
когда ей холодно. На комоде — расчески, браслеты, косметика, духи, в общем, всякая
девчачья ерунда, точно такая же, как у его мамы. Весь этот арсенал таинственных
баночек-скляночек всегда вызывал у Джеймса насмешку пополам с тайным
любопытством.

На маленьком столике перед кроватью стоял квадратный пластмассовый ящик

неизвестного предназначения с кучей кнопок. Джеймс ткнул в одну из них — ящик
вспыхнул и заговорил. Это был довольно неприятный сюрприз (Джеймс отшатнулся
назад, врезался в стол, а Сириус сложился пополам от смеха), так что ящик он
деактивировал.

Но особенно воображение Джеймса взбудоражила большая кровать, застеленная

зеленым покрывалом. На ней были горой навалены подушки, а среди подушек — ну
подумать только! — сидела та самая игрушка, которую он в шутку подарил ей еще в
незапамятные времена. Большой плюшевый олень в шарфике.

Для него это был тогда просто повод приколоться, а она оказывается, теперь с этой
игрушкой спит.

... Эванс в растянутой майке, коротеньких шортиках и носочках забирается под одеяло,
зарывается в подушку, ворочается, прижимает к себе этого оленя — такая теплая,
нежная, сонная и мягкая... он подходит к ней...

— Уважаемые туристы! — раздался над ухом громкий и резкий голос Блэка. Джеймс
недовольно вздрогнул, а в следующую секунду Сириус обхватил его за шею,
разворачивая к остальным. — Мы находимся в жемчужине магловского мира! Комнате
Лили Эванс!

Он, Ремус и Питер уже разделись почти до боксеров, ожидая своей очереди в душ,
только Джеймс, погрузившись в исследование, схватился за футболку на спине,
намереваясь ее снять, и в такой позе провел четверть часа.

— ... и если вы посмотрите налево, то сможете лицезреть уникальное, невероятное,

умопомрачительное и сногсшибательное изобретение столярного искусства — комод!

Ремус вежливо похлопал. Питер захихикал. Джеймсу захотелось их убить. Он вообще не

понимал, что они делали в комнате Лили. Здесь должен быть только он. И она.

А вместо нее — эти три идиота.

— Но пусть вас не обманывает простота и незатейливость формы, ведь главное не

внешность, а содержание! — Сириус, все же еще крепко держа Джеймса в захвате,
театрально выдвинул первый ящик. — Здесь хранится одежда, которую Лили Эванс
одевала на свое... — он закатил глаза, погрузившись в образ, — ... тело!

Сириус попытался было подцепить из ящика что-то воздушное, но Джеймс так резко

173/2147
захлопнул его, что Сириус чуть не остался без руки.

— Придурки! — он с улыбкой отвернулся от ужасно довольных собой ребят, и в этот

момент дверь в комнату вдруг распахнулась, впустив громкие голоса довольных
близнецов, которые только что освободили душевую, звуки радио и умопомрачительный
аромат куриного бульона.

В комнату бочком протиснулась довольно мрачная Петунья со стопкой чистых банных

полотенец. Увидев четырех полуголых парней, она остановилась, и лицо ее пошло
розовыми пятнами.

— Ух ты, ух ты! — мгновенно оживился Сириус, выпустив не до конца расстегнутый

ремень, и, расправив плечи, вразвалочку подошел к перепуганной девушке. Джеймс
подумал, что его друг при первом анимагическом опыте превратился в собаку по какой-то
дикой случайности, потому что сейчас он был больше похож на большого похотливого
кота. Петунья схватилась за дверную ручку, но Сириус оказался ловчее и быстро
захлопнул дверь, уперевшись в нее ладонью прямо рядом с головой девочки. — Да вы
только посмотрите парни, какой цветок упал в наше серое общество!

— Бродяга, угомонись! — Ремус благодушно улыбнулся Петунье и взял у нее полотенце,

ожидая, когда можно будет выйти из комнаты и пойти в душ. — Не обращай на него
внимания, на самом деле он добрый.

Петунья бросила на Ремуса такой взгляд, что Джеймс подумал, может, сестра Лили тоже
оборотень?

— Да, я добрый! — подхватил Сириус. — И не кусаюсь... ну только иногда...

— Прекрати, Бродяга, — внес свою лепту в оборону девушки Джеймс.

— Я же ничего не делаю! — возмутился Сириус и облокотился на локоть, так что

красная, как рак, Петунья совсем вжалась в дверь. — Не обращай на этого очкарика
внимание, киса, он мне завидует. Так как тебя зовут?

Петунья вжала голову в плечи.

Джеймс усмехнулся и стянул футболку.

— ...да что с этой дверью, в конце концов? — раздался недовольный голос в коридоре, а
в следующий момент дверь с силой распахнулась, Петунья с визгом влетела в объятия
Блэка, а в комнату ворвалась Лили с корзиной, полной грязной одежды.

Джеймс опустил руки с футболкой, инстинктивно расправляя плечи, чтобы она могла
рассмотреть его как следует.

— Сириус! — сердито воскликнула Лили. Таким тоном говорят, когда застают любимого
питомца за порчей тапочек.

174/2147
Сириус, мигом перепрыгнув из образа кота в образ побитого щенка, широко развел руки
в стороны, и пленница пулей вылетела в коридор, бросив сестре полотенца и даже не
оглянувшись.

— Что? — тонким голосом обиженной невинности спросил Сириус. Лили вместо ответа
просто бросила ему полотенце в лицо и подошла к остальным.

Ремус, воспользовавшись заминкой Сириуса, первым ринулся в душ, Сириус попытался

поймать его на ходу, но не преуспел, и ему снова чуть не отбили пальцы, на этот раз
дверью.

— Держи, Питер, — ласково проговорила Лили, протягивая ему стопку, пока Сириус и
Ремус сражались теперь за дверь ванной в коридоре. — Простите, мальчики, что вам
пришлось толкаться здесь, внизу просто сумасшедший дом, но спать вы сможете в
гостиной, это уже точно.

Говоря все это, она, казалось, находилась в параллельной Вселенной. Джеймс думал,
что в такой момент, когда он наконец оказался в ее доме, тем более в ее комнате, на
секундочку, почти голый (ну и раненый), она даст ему понять... хоть что-нибудь, но в тот
самый момент, когда он подошел к ней за своим полотенцем, она даже не подняла на
него взгляд.

— Все в порядке? — тихо, чтобы не услышал Питер, спросил он.

— Да, все хорошо, — убедительно ответила Лили, коротко взглянув в точку у него над
левым ухом, а потом просто подхватила заклинанием корзину, в которую мальчики уже
побросали свои вещи, и вышла.

— Слушай эм-м, Эванс, я это...

Сириус перехватил Лили на лестнице, проиграв сражение за душ.

Не то чтобы ему очень хотелось говорить на эту тему, но он понимал, что если проносит
это в себе еще хотя бы час, его порвет на куски. Он уперся руками в перила, чтобы она не
сбежала, и приготовился вывернуть себя наизнанку. Лили остановилась, озадаченно
глядя на него и подворачивая рукава своей рубашки. Корзина парила у нее за спиной,
как НЛО.

— Я... я хотел перед тобой извиниться, — Сириус страдальчески поморщился. Лили

изумилась так, словно он только что объявил, будто решил профессионально заняться
балетом. — Я не должен был на тебя кричать там, в лагере... и я... короче, я не считаю,
что ты виновата, окей? Не должен был захлебываться там соплями, как баба, а пойти и
надрать задницу этому Пожирателю, так что...

«Привет, идиот, она тоже баба!»

Судя по тому, как Лили подняла брови, она подумала о том же.

175/2147
Сириус осекся.

— В общем, извини, — наконец сказал он. — Я чувствую себя дерьмом.

Надо быть Блэком, чтобы понимать, каких огромных душевных затрат ему стоило это
короткое слово. Он подумал, что если Лили сейчас отбреет его, то это будет достаточно
серьезным наказанием, и он сможет почувствовать себя свободным. А если скажет, что
прощает... ну тогда она в самом деле святая.

Лили, до этого смотревшая на него с подозрением, вдруг усмехнулась, словно он сказал

забавную шутку, и спустилась вниз на пару ступенек.

— Блэк, ты дурак? Да я ни капельки на тебя не обиделась!

Сириус выпучил глаза.

— Я могла бы обидеться, если бы ты сказал это, потому что так думаешь, — она
остановилась перед ним, сложив руки на груди, прямо как мама, которая объявляет
сыну, что домашний арест закончен. — Но ты сказал это, потому что переживал за
Джеймса. Я знаю, что ты не со зла, так что это не считается.

Сириус захлопнул рот.

— Теперь я чувствую себя еще большим дерьмом, — пробормотал он, и Лили улыбнулась.

— Ну, если ты хочешь искупить вину...

— Хочу! — мгновенно вскинулся Сириус.

Лили повелительно вытянула руку в сторону кухни.

— Тогда марш помогать моей маме!

— Да, мэм! — Сириус вытянулся в струнку и скатился с лестницы. Как только он исчез,
улыбка на лице Лили погасла. Она постояла пару секунд, в задумчивости глядя на то
место, где он только что стоял, потом глубоко вздохнула и отправилась звать девочек на
ужин.

176/2147
Начало войны

Лили сидела на кухне в одиночестве и крутила ручку на приемнике.

«... поступили сведения о том, что на севере Лондона сотрудниками мракоборческого

отдела были схвачены...»

«... люди Того-Кого-Нельзя-Называть...»

«... час назад совершили облаву на Косой переулок...»

Все уже давно легли спать. Свет во всем доме был потушен, и спокойный полумрак
наполнялся дыханием спящих в нем людей. Лили, промаявшись без сна неизвестно
сколько времени, решила спуститься на кухню и выпить чего-нибудь горячего. В детстве
это всегда помогало.

Приемник похрипывал. Сообщение Волан-де-Морта о начале войны против магглов

повторилось уже как минимум пять раз.

Лили казалось, что вместе с ней сейчас не спал весь волшебный мир.

«... министр магии Миллисент Бэгнольд отказалась пойти на мирное урегулирование, и с

этой минуты Британия находится в состоянии войны с волшебником, именовавшим себя
Темным Лордом...»

Война.

Что это значит? Это ведь просто слово. Диктор бросил его в динамик так легко и просто,
как будто это был прогноз погоды на завтра.

Лили много раз слышала о войне от мамы и папы.

В ту войну они были совсем маленькими, плохо помнили сами события и жили в
эвакуации, рассказывали только о том, как среди ночи вдруг раздавался гул сирены,
сотрясалась от бомбежки земля, и ревели в небе самолеты. О том, как мало еды было в
эвакуации, и каждый день приходили списки с имени погибших...

В детстве Лили слушала эти леденящие кровь рассказы, переживала и думала: «Как же
хорошо, что это уже позади и меня не коснется». Могла ли она представить, что через
несколько лет будет сидеть среди ночи на кухне, окоченев от ужаса, в то время как в ее
только что распустившемся молодом мире будет зарождаться новая война, может, еще
более страшная, чем предыдущая?

Одна слеза капнула на стол, другая — прямо в чай. Лили зажмурилась.

Где-то скрипнула дверь. Раздались шаркающие шаги.

177/2147
Лили не отреагировала, обнимая ладонями обжигающие бока чашки. Она не
шелохнулась, даже когда дверь, ведущая в кухню, отворилась, и вошел сонный,
лохматый, по пояс голый Джеймс Поттер и безо всяких прелюдий залез прямо в
холодильник.

Погремев какое-то время бутылками и тарелками, он выпрямился и толкнул дверцу

холодильника плечом. В одной руке у него была бутылка молока, в другой — сандвич с
курицей.

Сонно шатаясь, Джеймс двинулся было обратно к двери и наконец заметил Лили.

— О... — он так и замер, как вор, пойманный с поличным, но Лили все так же на него не
смотрела и баюкала в руках чашку. — Прости, я думал, все спят. Извини, что я так... ты не
против?..

— Все нормально, бери, что хочешь, — равнодушно отозвалась Лили и протянула руку к
кнопкам, когда сводка новостей снова потонула в хрипе.

Джеймс пару секунд посмотрел на нее, потом обогнул угловой «островок», отделяющий
кухню от столовой, и подошел к столу.

— Что, тоже не спится? — небрежно спросил он, усаживаясь напротив. Улыбка его
погасла, как только Лили бросила на него быстрый взгляд. Глаза у нее припухли от слез
и были такими зелеными, что можно было обжечься.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, шмыгнув носом, и посмотрела на белую

полосу у него на боку.

— Отлично, — рассеяно отозвался Джеймс, все пытаясь заглянуть в ее лицо. — Ты что,

плакала, Эванс?

— Прости меня, Джеймс, — вдруг сказала она.

Вот так номер.

— За что? — растерялся он.

— Ты пострадал из-за меня. Если бы я не была такой глупой, если бы сделала так, как
говорил Гидеон, и не полезла в этот лагерь, ничего бы этого не было. Я такая дура.
Когда тебя ранили... — она подняла на него глаза. — Я думала, что сама умру.

Джеймс потерял дар речи. Ему казалось, что его стукнули чем-то тяжелым по макушке.
Одни и те же слова скакали в голове по кругу, словно цирковые лошадки.

«Я думала, что умру».

«Я думала, что умру».

178/2147
Она думала, что умрет.

Черт возьми, она действительно это сказала?

— Я просто не мог поступить по-другому, — пробормотал он, не вполне понимая, что

говорит. — И ты не могла, — Джеймс встряхнул головой и наклонился вперед. — Эванс,
многие бежали, чтобы спасти себя. Ты осталась, чтобы спасти остальных, это был
мужественный поступок! А если сомневаешься, подумай о людях, которые остались в
живых и вернулись домой только потому, что ты была там.

«... напоминаем, что час назад глава Мракоборческого отдела Фицджеральд Боунс
подключил к поискам лиц, именующих себя Пожирателями Смерти, стражу Азкабана.
Убедительная просьба не покидать свои дома без крайней нужды...»

— За что он так с нами, Джеймс? — тихо спросила Лили после небольшой паузы. — Что
мы такого сделали? Мои родители — честные, замечательные люди, они никогда никому
не сделали зла, и я тоже, и Бенджи, и Стерджис, и Доркас... нас приравнивают к
паразитам, за что? За то, что мы родились на свет?

— Не говори так! — оборвал ее Джеймс, сжав руки в кулаки. Одним коротким словом
«мы» она как будто провела между ними черту. Ему это страшно не понравилось. —
Никогда не говори так! Не смей так даже думать!

— Почему? Ведь все, что сегодня было, все это из-за нас, из-за таких, как мы! Из-за
грязнокровок... — глаза ее наполнились слезами. Голос, с хрипом вырывающийся из
динамика, в это время, как назло, начал зачитывать обновленные данные о жертвах
теракта. — Скольких людей сегодня просто не стало из-за нас.

— Эванс, что за чушь ты несешь? — всерьез разозлился Джеймс. — Да ты... да вы... да

мы все, черт его подери, люди! Абсолютно одинаковые! Лю-ди! А Волан-де-Морт —
обычный убийца, психопат и урод. Его поймают и прикончат! — он ударил кулаком по
столу.

«... по официальным данным, число погибших в Каледонском лесу этой ночью

приравнивается к трем тысячам. Список имен вы сможете найти в утреннем выпуске
«Ежедневного пророка». Приносим свои соболезнования...»

Лили молча плакала. Она не морщилась, не всхлипывала, слезы просто стекали по ее

щекам и повисали на подбородке. Пальцы девушки дрожали так, что она никак не могла
настроить нужную станцию.

Джеймс не выдержал.

Он встал, оттолкнув свой стул в сторону, схватил приемник, стряхнув с него руку Лили,
тут же со стуком опустил обратно на стол и твердо нажал на кнопку, выключающую
магическую радиоволну. Вместо сводки однообразно-плохих новостей из динамика
пролились вежливые аплодисменты, а вслед за ними — звуки фортепиано. Прямо сейчас,

179/2147
когда они варились в своем отчаянии, где-то в центре Лондона шел ночной концерт
джазовой музыки. Где-то в большом, похожем на ракушку-жемчужницу зале сидели
уверенные в себе мужчины во фраках и красивые женщины в драгоценностях. Они
сверкали улыбками и наслаждались жизнью, понятия не имея о том, что происходило в
мире...

Джеймс сделал погромче.

Обойдя стол, он взялся за спинку стула Лили и оттащил его вместе с девушкой от стола.

— Что ты делаешь? — изумилась Лили, оглянувшись на него.

— Вставай, — решительно сказал он, протягивая ей руку.

— Что?

— Да просто встань, Эванс, — улыбнулся Джеймс, глядя в ее непонимающее лицо,

нетерпеливо цокнул языком и сам поднял ее на ноги. — Вот так.

Он крепко сжал ее ладони и слегка встряхнул руки. У него было такое серьезное, даже
суровое лицо, что Лили стало не по себе. Она не могла понять, что он задумал. Не
собирается же он сейчас и в самом деле...

Сжав губы, Джеймс медленно потянул ее сначала за правую руку, потом за левую...

— Поттер, нет! — Лили попыталась вырваться. — Перестань, я не хочу и...

Он не выпустил ее рук и все с тем же непреклонным и устрашающим видом продолжил

изображать с ней разгоняющийся поезд.

Лили улыбнулась против воли — такой он был грозный и лохматый в этот момент.

— Я плохо танцую! — совершенно серьезно призналась она, в то время как песня все
возвышалась и возвышалась, заполняя собой тускло освещенную столовую.

— Я вообще не умею танцевать! — сказал Джеймс и принялся слегка сгибать колени на

каждом движении. — Хорошо, что нас никто не видит, правда?

Лили засмеялась.

Он довольно неуклюже поднял руку, и Лили так же неуклюже развернулась под ней.
Джеймс притянул Лили к себе.

— Не надо так много думать, Эванс! — проговорил он, шатаясь с ней из стороны в
сторону. — Живи моментом. Я вот захотел с тобой потанцевать. Кто знает, может, я умру
завтра? А может, проживу сто лет. Не стоит откладывать жизнь в долгий ящик. Ты со
мной согласна?

180/2147
— Согласна, — прошептала Лили, прижимаясь щекой к теплой ямке под ключицей.
Казалось очень интимным расслабить ладони и положить их на его плечи или спину, но
она все-таки это сделала. — Только ты не умирай, пожалуйста, завтра, хорошо?

Джеймс рассмеялся, и она услышала у него в груди эхо. Сердце дрогнуло. Она
попробовала жить моментом и осторожно провела ладонями по широкой спине. Было
страшно, вдруг он спросит: «Что ты делаешь?». Но он не спросил, только расправил
плечи так, что она почувствовала, как под кожей сомкнулись лопатки.

— Обещаю, — Джеймс обнял ее еще крепче и убрал на одну сторону ее волосы,

прижимаясь губами к шее. — Обещаю, — шепотом повторил он.

Это был не совсем поцелуй, но Лили была рада, что он не видел ее лица в этот момент.

Сердце словно сорвалось с привычных рельс, и все летело к черту, но ей это нравилось.
Нравился этот полет кубарем сквозь собственную вселенную, сквозь привычные вещи и
звезды, к чему-то новому и неизвестному, имя которому было Джеймс. Нравилось так
глупо и неуклюже топтаться с ним в обнимку рядом со стенами в мелкий цветочек и
матовыми бра, глубокой ночью, под хрипловатые мотивы джаза. Нравилось даже просто
прижиматься к нему. Казалось, что пока он обнимает ее, в мире не случится ничего
страшного.

Никогда еще ей не было одновременно так страшно и так спокойно.

Джеймс слегка отстранился в танце, чтобы видеть ее лицо.

Глаза у него были как растопленный шоколад. Их взгляд словно спрашивал: «Можно?»

Голова кружилась так, словно она только что выпила несколько бокалов шампанского
подряд.

Лили сама не поняла, как ее лицо оказалось в теплых ладонях.

Она совсем не планировала целоваться с Джеймсом Поттером в собственной столовой.

Это вышло само собой.

Джеймс просто в какой-то момент вдруг склонил голову набок, как это делают актеры в
черно-белом кино, а дальше она его не видела, потому что почувствовала себя вдруг
очень-очень сонной и закрыла глаза.

Целую секунду ее сердце глухо и тяжело ударялось в темноте, сбивая ее дыхание.

«Ничего не будет. Открывай глаза».

А потом он ее поцеловал.

Лили показалось, что вся ее душа, все ее нервы и ощущения ринулись в этот момент к

181/2147
губам.

Что-то очень больно и сладко сжалось в груди.

Он коснулся ее всего на секунду, словно хотел убедиться, что она его не оттолкнет, а
потом вдруг притянул к себе и губами открыл ее рот, углубляя поцелуй так, что у Лили
подкосились ноги, и она, наверное, упала бы, если бы он по-прежнему не сжимал ее в
объятиях.

Это было похоже на прыжок с очень большой высоты.

Вся ее прошлая жизнь, все, что она думала о нем, о себе, о своем мире, разбилось
вдребезги.

Пусть война. Пусть Волан-де-Морт. Пусть весь мир летит к чертям, только бы Джеймс ее
не выпускал, никогда не выпускал, никогда-никогда.

— Ещё не поздно остановиться... — пьяно прошептал он, не то целуя, не то кусая её

подбородок и скулы.

— Молчи... — выдохнула она, запуская пальцы в его волосы.

У Лили вырвался вздох, по коже разлилось электричество.

Если они сейчас не остановятся, произойдет непоправимое.

Ах, да к черту.

Она снова охнула, когда он задел особенно чувствительное место, и ухватилась за его
плечи, чувствуя, как по телу волнами расходится тревожное волнующее тепло.

Он беспорядочно водил руками по ее спине и плечам, сдавливал мягкие предплечья,

сжимал талию так, словно хотел убедиться, что она живая и настоящая, что она ему не
мерещится.

И кроме этих рук ничего не имело значения, ничего...

Кроме одного.

Она резко отстранилась.

— Все хорошо? — хрипло спросил Джеймс.

Лили качнула головой, пытаясь унять бешено скачущее сердце.

«Еще, еще, еще!» — говорил каждый его удар.

— Да... то есть, нет... я... я хочу сказать тебе кое-что...

182/2147
— Я тоже.

— Нет, Джеймс... — она взяла его ладонь обеими руками.

— Что?

Песня заканчивалась.

Лили понимала, что должна сказать это, что это — честно по отношению к ним обоим, но
слова застряли в горле.

— Джеймс, я... — она сделала глубокий вдох и подняла глаза, — ... не вернусь в Хогвартс
в этом году.

Песня закончилась. Тишина, а потом зазвучали аплодисменты.

— Что? — тупо спросил он. Кровь медленно замедляла бег. Только что прозвучавшие
слова густели в ней, как лед. — Это что, шутка?

— Прости, — Лили высвободилась из его рук. — Я должна была тебе сказать. После
того, что случилось сегодня, родители не хотят, чтобы я... — голос ее сморщился, но она
твердо продолжала, — училась волшебству. Мы уезжаем из страны, скорее всего,
навсегда...

— Что значит, «уезжаем»? — Джеймс схватил ее за руки, немного не рассчитав

количество приложенной силы на две тоненькие девчоночьи руки. — Куда?!

— Я пока не знаю точно, папа говорил что-то про Южную Америку.

— Что?!

— Джеймс, мне больно!

— Да я не верю в это! — он так резко выпустил ее, словно толкнул. Хохотнув, запустил
пальцы в волосы, шагнул в сторону — и снова назад. — Эванс, да это бред! Ты —
волшебница, твое место в Хогвартсе...

«Рядом со мной!!!»

— ... в нашем мире, в твоем мире!

«А, к черту!»

— Рядом со мной! А не в какой-то чертовой Америке!

— Не ругайся, я прошу тебя, мне ведь тоже тяжело...

183/2147
— А мне не тяжело?! Да почему ты не сказала сразу?

— Я не хотела... — она была такой несчастной, что Джеймс немного поостыл. — Я не

хотела никому говорить, потому что вы стали бы отговаривать, убеждать, а я не могу... я
ничего не могу сделать, все решено.

— Да ничего не решено! — от возмущения у него внутри все просто заклокотало. — Они

не могут, не имеют права тебе запретить!

Лили вздохнула с таким видом, словно он пытался ее убедить в том, что два плюс два —
пять, и снова опустилась на стул.

— Ты должна с ними поговорить, слышишь?! — он упал на колени рядом с ее стулом.

Попытался заглянуть в лицо.

— Я говорила, — она изо всех сил старалась не плакать. — Я говорила с папой, просила,
убеждала... а он... мол, «обсуждать тут неч... нечего», «вырастешь — п-поймешь», — она
принялась терзать край своей клетчатой рубашки. — И мама с ним с-согласна. И даже Т-
туни. М-мы завтра уже начнем собираться и уедем веч... вечером.

Она подняла на него беспомощный взгляд. Он словно говорил: «Спаси меня!»

— Ты никуда не поедешь, Лили, я тебя не отпущу! — сипло произнес Джеймс. — Если все
так, как ты говоришь, то я просто украду тебя и увезу.

Лили усмехнулась.

— Я серьезно! Давай убежим? Сейчас же. Просто встанем и уйдем! Это — твоя жизнь,
только твоя, и если ты не хочешь никуда ехать — не едь! Они не имеют права тобой
командовать!

Лили зажмурилась и замотала головой.

— Джеймс, пожалуйста, не говори мне этого! Что бы там ни было, это мои родители, моя
сестра, я их люблю! И... — она прерывисто вздохнула. — И даже понимаю их. Если бы у
меня были дети, я бы тоже постаралась их спрятать, уберечь и не важно, как...

— Я могу поговорить с твоими родителями, все им объяснить.

— Нет! — воскликнула Лили. — Пожалуйста, я прошу, не делай этого, так ты только все
усугубишь. Они рассердятся, а я... пожалуйста, пообещай, что не будешь!

После этой фразы он просто не мог продолжать ее уговаривать.

Простая и четкая правда ни в какую не желала укладываться в голове.

Она уедет.

184/2147
Уедет.

Навсегда...

— Прости, — проговорила она, поднимаясь на ноги. — Именно поэтому я не хотела

ничего тебе говорить... но подумала, что будет честно, если ты узнаешь все от меня
сейчас, чем от Алисы в сентябре.

— Я знаю, — хрипло отозвался Джеймс. — У меня к тебе просьба, Эванс.

— Какая?

Он поднял голову.

— Пойдешь со мной на свидание?

Лили показалось, что она ослышалась.

— Что? — переспросила она.

«Эй, рыжая, хочешь пойти в Хогсмид со мной?»

«Эй, Эванс, пойдем гулять!»

«Хочешь на свидание со мной, Эванс?»

«Эй, Эванс, выходи за меня!»

«Пойдешь со мной в «Сладкое Королество»?»

Они смотрели друг на друга.

— Ты пойдешь со мной на свидание? — тихо и раздельно повторил он. — ...Лили?

Лили не торопилась с ответом.

Джеймс подумал, что если она и сейчас откажется, то он пойдет и просто утопится в их
ванной или сортире, неважно.

И тут случилось невообразимое.

Лили Эванс подошла к нему, поцеловала прямо в губы, так что он весь зазвенел и
прошептала:

— Дай мне пять минут, Джеймс Поттер, и жди меня на заднем дворе.

Сказав это она быстро вышла из кухни. Джеймс ещё пару мгновений простоял, облитый
музыкой, а потом вскинул кулак и нанес воздуху сокрушительный удар.

185/2147
— Сириус... Бродяга! — он толкнул спящего друга в плечо.

— Иди на хрен, — сквозь сон пробормотал Сириус.

Джеймс выдернул из-под него подушку, и голова Блэка со стуком ударилась об пол.

— Какого черта? — крикнул он, проснувшись, и сердито открыл один глаз. — Чего тебе,
олень?

— Бродяга, я иду на свидание... с Лили.

Сириус сонно моргнул.

— У меня в кармане джинсов есть презерватив, — он вытянул руку по направлению

бесформенной кучи тряпок на полу и натянул на голову одеяло.

Джеймс размахнулся и врезал по одеялу подушкой.

— Поттер, я убью тебя, — простонал Сириус, снова выныривая на поверхность и на этот

раз действительно просыпаясь. — Ну что-о?

— Мы будем недалеко от дома, но надо, чтобы нас кто-нибудь разбудил часов в пять, ты
понял?

— Да понял, понял, вали уже...

У двери Джеймс обернулся и позвал шепотом:

— Бродяга!

— Что? — снова вскинулся задремавший было Сириус.

— Во сколько ты должен будешь прийти?

— ...

— Черт возьми, Сириус! В пять!

— Ладно, иди, — Сириус широко зевнул, сладострастно обнимая подушку. — Ромео...

Джеймс сунул под мышку скомканный плед, который нашел на диване, и выскользнул из
гостиной.

Лили, переодевшись в теплую кофту, уже закрывала дверь в комнату, когда услышала
позади строгий требовательный голос:

186/2147
— Куда это ты?

Сердце подскочило. Обернувшись, она увидела стоящую у нее за спиной Петунью, в

халате и со стаканом молока в руке.

— Никуда, — не придумала ничего лучше Лили. — Просто хочу прогуляться.

— В три часа ночи?

— Почему бы и нет?

— Ты что, хочешь сбежать? — Петунья подошла ближе, сверля её прищуренным

взглядом.

— Нет, — Лили пожала плечами и чуть развела руки в стороны. — Просто иду гулять.

Петунья смотрела на нее, как на умалишенную, не понимая, почему у сестры так пылают
щеки и сверкают глаза. Лили не могла ей объяснить, что для нее эта прогулка жизненно
важна, и только всей душой стремилась вниз по лестнице, через кухню — на улицу, где
ее уже ждал он.

— Просто гулять?

— Да. Умоляю, не говори маме с папой.

— С этим лохматым очкариком? Я видела, как он на тебя пялился весь вечер.

Лили ничего не ответила, обошла сестру и начала спускаться по лестнице.

— Лили, ты делаешь глупость! — напряженным голосом сказала Петунья ей вслед.

Лили остановилась. Но всего на секунду.

— И пусть, — прошептала она и, не оборачиваясь, сбежала вниз.

— А знаешь, когда я тебя впервые заметил?

Они лежали в высокой траве на холме над рекой, вдвоем закутавшись в плед. Небо
расчистилось и, прозрев мириадами звезд, раскинулось над ребятами бездонным
куполом, полным мерцающей многовековой пыли.

— Не знаю, когда? — Лили упиралась подбородком в кулачок, лежа на Джеймсе.

— Помнишь, на четвертом курсе мы с Сириусом вылили в кормушку в совятне

слабительное зелье? Мы еще потом три месяца оставались после уроков?

187/2147
— Еще бы! — засмеялась Лили. Джеймс, вспомнив, какие лица были у студентов, когда
на них за завтраком обрушился белый дождь, тоже пару раз фыркнул.

— Ты поймала нас в коридоре и кричала, помнишь?

Лили кивнула.

— Ты ругала нас, а я стоял такой, смотрел на тебя, у тебя еще тогда волосы так были... ну
я не знаю, как это называется, так собраны на макушке... в общем, я стоял и думал: вау,
какая же она красивая! Даже когда вопит.

— Вот, значит, как ты слушаешь меня, Джеймс Поттер! — деланно недовольным тоном
сказала Лили.

Джеймс моргнул.

— Что? Прости, ты что-то сказала?

Лили цокнула языком и накрыла его лицо ладонью.

Джеймс рассмеялся.

— Ты тогда сказала, что ненавидишь наши идиотские шуточки.

— Ты бы тоже их ненавидел, если бы совы нагадили в твой завтрак.

Они посмотрели друг на друга и прыснули.

Снова его глаза превратились в горячий шоколад — Лили даже немного смутилась под
таким бессовестным хитрым взглядом и почувствовала, как его рука медленно забралась
ей сначала под кофту на спине, затем под футболку.

— Ты сказала, что ненавидишь меня, когда... ну тогда, в подземелье, когда мы

поспорили. Сейчас ты меня тоже ненавидишь? — без улыбки спросил он, забираясь
ладонью под застежку её лифчика и проводя пальцами по чувственной линии
позвоночника.

— Нет, — прошептала Лили.

— Точно? — Джеймс перевернул её на спину и навис сверху.

— Нет, — выдохнула она, сдаваясь и прикрывая ресницы.

Они поцеловались. Целовались глубоко и по-взрослому, но как только Лили размякла и

расслабилась, Джеймс принялся её щекотать.

Лили испугалась, что ее хохот разбудит не только родителей в доме, но и всю округу, но

188/2147
ничего не могла с собой поделать.

Джеймс мучал ее и мучал — до тех пор, пока ему не надоело. Тогда он оставил её в покое
и Лили лежала рядом с ним на пледе, смех нервно вырывался из её груди, волосы
разметались, глаза блестели, а юбка слегка задралась, демонстрируя её ноги выше
колен. Джеймс машинально потрогал её ногу, просто так, без заднего умысла. Потом
подвинулся к ним, бросил на Лили взгляд и поцеловал её ногу под коленом. Потом еще
ниже, переместив ладонь на бедро. Лили наблюдала за ним уже без улыбки и чем ниже
спускалась его рука, тем тяжелее становилось её дыхание, но вот в самый важный
момент он вдруг снова принялся щекотаться как первокурсник и Лили снова залилась
хохотом, барабаня ногами по пледу и пытаясь вывернуться из рук Джеймса Поттера.

Лили нравилось дурачиться. Когда она дружила с Северусом, он осуждал ее за такое

поведение. Джеймс не осуждал ее, а наоборот, поощрял, и это было здорово.

А еще нравилось, как он смеется. Как у него сначала опускаются уголки губ, потом
появляются морщинки вокруг рта, а потом он смеется.

Она сняла с него очки, сунула их ему в карман (Джеймс напрягся, когда ее рука
скользнула по джинсам) и легонько поцеловала его в шею.

Джеймс выдохнул.

— Что ты делаешь, Эванс? — деловито поинтересовался он, когда она, явно делая все
это в первый раз, еще раз его поцеловала и немного пососала его шею, забираясь на
него почти целиком.

— Люблю... — беззвучно прошептала Лили в его подбородок.

Джеймс вдруг резко перевернулся, подминая ее под себя. Лили ойкнула и негромко
засмеялась.

Одежду они не снимали.

Джеймс был тяжелый и теплый.

На какую-то секунду Лили словно взглянула на них со стороны и подумала — да как она
вообще оказалась здесь с Джеймсом Поттером?! И как так вышло, что ей сейчас кроме
него никто, вот совсем никто не нужен, даже родители, даже семья?!

Может, все дело было в тех миллионах лет, что сверкали над ними в небе, и это они
будили в ней такие мысли, а может, в том, что на самом деле все это было придумано
задолго до того, как это поняла она, Лили Эванс. Просто в мире есть мужчины и
женщины. И Джеймс Поттер был именно ее мужчиной. Просто она этого не понимала
раньше...

Сейчас ей казалось, что она любила его всю жизнь, просто до этого момента не
признавалась даже сама себе. И даже то, что он так сильно раздражал ее, теперь

189/2147
выглядело, как глупый самообман, попытка спрятать за раздражением подлинное к нему
отношение. В конце концов, сотни мальчишек дурачатся каждый день. Но ее раздражал
именно он, Джеймс Поттер. Значит, между ними действительно была связь. Лили не
соврала: когда она увидела, что Джеймс лежит на земле в крови в паре шагов от нее, то
на несколько секунд почувствовала такой ужас, какого не испытывала никогда прежде —
словно что-то весомое и бесконечно важное вынули из ее жизни.

Видимо, ей и в самом деле нужно было потерять Джеймса, чтобы понять, что он на
самом деле для нее значит...

От его поцелуев кружилась голова, захватывало дыхание, и ей хотелось только еще и

еще. Когда он случайно затронул особенно чувствительное место на шее, Лили охнула,
сжав его плечи, и бросила взгляд в звездное небо, умоляя, требуя мир замереть хотя бы
еще на одну ночь, чтобы у них было не два часа, а хотя бы двенадцать — ведь за это
время можно прожить целую жизнь.

***

Джеймса разбудил громкий лай.

Уютный бархат ночи, в котором они нежились всего пару секунд назад, куда-то пропал, а
на его место пришел тусклый серый туман. Он уже мог различить на другой стороне реки
крыши домов и фабричные трубы вдалеке. Река тихо бежала под холмом, отражая серо-
стальное розоватое небо.

Остро и влажно пахло травами.

Это было первое утро очень долгой войны.

Джеймсу же показалось, что он проснулся в каком-то новом, лучшем мире.

Он повернул голову и коснулся медово-рыжих волос.

Лили крепко спала у него на груди, свернувшись калачиком и обнимая его левую руку,
как плюшевую игрушку. И еще она улыбалась.

Обойдя лежащих по кругу, пес уселся в траву, почесал себя лапой за ухом и, открыв
пасть в улыбке, громко и радостно гавкнул.

— Привет, Бродяга, — пробормотал Джеймс, увидев перед собой размытое, виляющее

хвостом пятно, и полез в карман за очками.

Лили сильно вздрогнула, услышав лай, и проснулась. Он увидел, как шевельнулись ее

ресницы.

— Нет... — простонала она.

190/2147
Джеймс уткнулся носом в ее макушку и нахмурился.

— Пора, Лили.

Зевнув так, что у него задрожала голова, черный пес потянулся и побрел за ними в
траве, сонно качаясь из стороны в сторону.

Джеймс на ходу потрепал его за ухом, но Сириус только зарычал и попытался тяпнуть
его за руку.

— Злой какой, — пробормотала Лили. — Я его раньше здесь не видела.

Пес фыркнул, ускорил бег и, обогнав ребят, задрал лапу у одного из деревьев.

— И невоспитанный, — хмыкнул Джеймс.

Лили поднялась по ступенькам, ведущим в кухню.

— Спокойной ночи, Поттер, — деланно строгим тоном сказала она.

— Спокойной ночи, Эванс, — небрежно отозвался Джеймс, раскачивая их сцепленные

вместе руки.

Лили улыбнулась, Джеймс потянул ее на себя.

Они целовались так исступленно, что даже не услышали шагов за дверью, а когда дверь
над ними вдруг распахнулась, отпрыгнули друг от друга настолько резко, что Джеймс
чуть не перевалился через ограду в кусты.

— Алиса! — укоризненно выдохнула Лили.

— Они уже не спят! — прошипела девушка, торопливо стаскивая с себя халат, под
которым пестрела розовой клеткой пижама Лили. — Почему вы так долго? — она
закутала в халат Лили, обвинительно взглядывая на Джеймса.

Ребята переглянулись.

— А ты откуда знаешь?

Алиса закатила глаза.

— Когда вы «крались» из дома ночью, вас слышала вся улица! — она изобразила
пальцами кавычки. — Так что тебе, Лили, лучше вернуться в дом и поскорее... — Алиса
цокнула языком, когда они испуганно взглянули друг на друга, и Джеймс только крепче
стиснул ладошку Лили. — Ой, да успокойтесь вы, еще увидитесь, иди-иди-иди! — она
затолкала Лили в кухню и нервно выдохнула, облокотившись на перила.

— Спасибо тебе, Вуд, ты... — с чувством сказал Джеймс, и тут дверь снова распахнулась,

191/2147
и на этот раз на крыльцо вышел сам мистер Эванс.

— Доброе утро! — просияла Алиса.

Джеймс, при виде человека, который отбирал у него Лили, почувствовал, как внутри
поднялась волна злобы, и с трудом выдавил из себя вежливую улыбку.

— Доброе утро, — прогудел хозяин дома, окинув ребят подозрительным взглядом. — Что
это вы тут делаете?

— Просто болтаем! — весело пожала плечами Алиса.

Джон окинул взглядом взъерошенного сонного Джеймса в уличной одежде.

Тот весьма запоздало убрал руки с пледом за спину.

— М-м, я вижу... вы не видели Лили? Ее нет в комнате.

— Я видела ее, когда спускалась, она зашла к миссис Эванс.

— Спасибо, Алиса.

Он вернулся в дом.

За завтраком Лили клевала носом, а Джеймс зевал так часто, что Сириус предложил ему
заклеить рот заклинанием, а потом во всеуслышание начал рассказывать забавную
историю о том, как Джеймс во сне сражался с Пожирателями Смерти и поджег стоящий
в гостиной фикус.

Алиса, подхватив эстафету, ударилась в драматическую игру и, правдоподобно зевая,

довольно громко пожаловалась Марлин на то, что они с Лили всю ночь не могли заснуть
из-за того, что мальчишки внизу «галдели», а когда Фабиан и Гидеон в один голос
возмутились, что спали как младенцы, получили под столом по пинку от Марлин и сразу
все поняли.

Ремус сидел рядом с Джеймсом и заметил, как он и Лили под столом незаметно для
остальных переплели пальцы рук, но лица у них при этом были такие мрачные, что можно
было подумать, будто кто-то из них отправлялся на казнь.

Пока миссис Эванс раскладывала по тарелкам овсянку и тосты, Бенджи поймал волну
«Эха Мерлина» и громогласно призвал своих одноклассников «заткнуться!!!»

Спустя пять минут новостей о неудачной ночной охоте и пожаре в Каледонском лесу все
услышали новость о том, что в шесть часов трансгрессионная сеть снова будет работать,
всего одну минуту, зато на этот раз можно будет переместиться в любую точку страны —
это было сделано специально для волшебников, которые в эту ночь застряли за
границей.

192/2147
Все возликовали, только Лили, переменившись в лице, извинилась перед всеми и
торопливо покинула кухню.

Джеймс помрачнел как туча, когда ее рука вырвалась из его пальцев.

Он был почти уверен, что Лили снова расплакалась, и то, как Алиса чересчур поспешно
бросилась «собирать вещи», которых не было, лишь подтвердило его догадку.

Джеймс понимал, что не должен и не имеет права вмешиваться в дела чужой семьи, но
смотреть на то, как Лили страдала, тоже не мог.

Поэтому, переодевшись в свежевыстиранную одежду и приведя себя в более-менее

сносный вид, он отправился на поиски отца Лили.

Нашел он его быстрее, чем ожидал — мистер Эванс, пыхтя, выносил из гаража по одному
тяжелые ящики, в которые, с болью подумал Джеймс, собрался упаковывать мебель.

Лихорадочно повторяя про себя доводы, которые старательно выдумывал все утро, он
направился к нему, но тут тяжелый ящик накренился и упал бы, если бы Джеймс его
вовремя не подхватил.

— О, спасибо, — отозвался мистер Эванс, пытаясь разглядеть из-за ноши, кто ему помог.
— Я думал, вы, ребята, не носите тяжести в руках!

Джеймс только улыбнулся. Мысли его в панике натыкались друг на друга и спутывались
в один большой комок.

— Ты — Джеймс, верно? — спросил он, когда они донесли ящик до крыльца и опустили
на траву.

— Джеймс Поттер, сэр, — он пожал протянутую руку.

— Приятно познакомиться, Джеймс, — доброжелательно улыбнулся мистер Эванс.

— Мистер Эванс, мне надо с вами поговорить, — без лишних предисловий сказал
Джеймс. — Это касается Лили.

Мистер Эванс удивленно поднял голову и выпрямился.

— Я слушаю тебя, — осторожно сказал он, отряхивая руки.

И именно в этот момент мечущиеся в голове Джеймса мысли вдруг замерли, и он забыл
порядок, в котором расположил свои убедительные доводы.

— Лили сказала мне, что вы собираетесь переезжать.

Джон скрестил на груди руки.

193/2147
— И не хотите, чтобы она закончила учебу в Хогвартсе, — Джеймс почувствовал, как
подкатила злоба. — Что вы считаете это место опасным. Я знаю, что не должен влезать,
что это не мое дело, но вы должны понимать, что именно сейчас, когда происходит такое,
места безопаснее, чем Хогвартс, просто невозможно найти и...

— И поэтому Лили лучше остаться, а нам уехать, — закончил за него Джон. — Все это я
уже слышал от нее. Но в одном ты прав, — Джон снова взялся за ящик. — Это
действительно не твое дело.

— От того, что вы уедете, Лили не перестанет быть волшебницей, и там вы будете,

возможно, в еще большей опасности, чем здесь, потому за беженцами начнется
настоящая охота.

— Послушай, Джеймс, — Джон проговорил это спокойно, но в голосе его скользнуло что-
то очень недружелюбное. — Вы все поступили этой ночью очень смело, решив остаться и
помочь бежать остальным. Смело, но безрассудно, ты уж прости. Я не хочу унижать ваш
поступок, но я в первую очередь обязан думать о близких и их безопасности, а не о том,
как буду выглядеть со стороны.

От этих слов Джеймс чуть не взорвался.

— Я не думал о том, как выглядит мой поступок со стороны!

— Когда у тебя будет семья, ты меня поймешь!

Джон похлопал его по плечу и пошел в дом.

— Черт возьми, да выслушайте вы меня!

Джон остановился и обернулся.

— Смените тон, молодой человек, вы, в конце концов, не у себя дома!

Джеймс изо всех сил постарался взять себя в руки. Учитывая то, как с ним говорил этот
человек, это было непросто.

— Я понимаю вас, я бы и сам поступил на вашем месте так же...

«И поступил».

— ... если бы это была обычная война, я бы первым делом постарался вывезти родных,
как можно дальше. Но сейчас самое безопасное место — это Хогвартс, пока там
Дамблдор, Волан-де-Морт никогда, ни за что туда не сунется!

Джон чуть нахмурился из-за обилия непонятных имен, и Джеймс почувствовал, что
снова начинает паниковать.

— Я хочу сказать, что если Лили останется в школе, вы будете в безопасности, а

194/2147
подавшись в бегство, вы просто превратитесь в одну большую мишень. У м...
неволшебных семей больше шансов выжить в этой войне, сидя тихо, бегством вы только
привлечете к себе внимание!

— Ты не понимаешь, о чем говоришь.

— Да послушайте же...

— Джеймс... — Джон поднял ладонь. — Джеймс, успокойся, я вижу, что сейчас ты

слишком взбудоражен, чтобы воспринимать все трезво, но все же, постарайся понять,
что именно сейчас, пока ситуация не обрисовалась достаточно, и пока не начались
открытые военные действия, мы можем и должны уехать. Я пережил одну войну и знаю,
что делать в таких ситуациях...

Джеймс вдохнул.

— ... и неважно, обычная это война или... — он дернул уголком рта. — Волшебная. Я
много путешествовал и знаю такие места, в которых никто и никогда не будет искать, как
ты говоришь, неволшебников. Ты действительно поступил очень храбро этой ночью, как
настоящий мужчина, и потому ты должен меня понять и увидеть разницу между
призрачной надеждой на спасение и реальным спасением.

Джеймса трясло.

Одна его часть, здравая, рациональная, та, которая захлопнула дверь микроавтобуса
ночью, подтверждала каждое сказанное им слово.

А другая часть, та, которая торжествовала ночью под звездами, с ревом требовала
парализовать этого типа, схватить Лили и бежать.

Джон так внимательно следил за ним, как будто владел легилименцией.

— Я вижу, что ты искренне переживаешь за Лили, и мне, как отцу, это приятно. Но если
ты в самом деле желаешь ей добра, ты должен ее отпустить, понимаешь? — он положил
руку ему на плечо.

Джеймс, чувствуя себя уничтоженным, поднял на него взгляд.

Сколько раз можно умереть за одну минуту?

Пару часов назад, когда Джеймс стоял на этом самом месте и ждал, когда к нему
спустится Лили, он чувствовал себя так, словно мог взлететь безо всякой метлы. Он
никогда еще не был так счастлив.

А теперь, на этом же самом месте, он чувствовал себя так, словно по нему прошелся
тролль.

Самое паршивое во всем этом было — понимать, что Джон прав.

195/2147
Прав настолько, насколько вообще можно быть правым.

Так что самое лучшее, что он может сейчас сделать — это просто уйти. Лили будет
считать его подлецом. Отлично. Значит, новую жизнь на другом конце света сможет
начать с чистого листа, аккуратно выдрав предыдущий со звездной ночью и песней Боби
Калдвела.

А он... ну что же, Джон прав, он мужчина, не должен расклеиваться. У него ведь тоже
есть близкие, о которых надо заботиться.

— Спасибо, Джеймс, — мистер Эванс снова похлопал его по плечу, но на этот раз более
сердечно, прямо как отец, и быстро взглянул в окно. — Я верил, что ты меня поймешь. Я
рад, что у моей дочери такие друзья.

Джеймс понял, кто там, но обернуться и посмотреть — значит, подвергнуть свою

решимость страшному испытанию.

— Я могу вас попросить? — глухо спросил он, вынимая палочку.

— Разумеется.

— В доме мои друзья. Скажите им, что я вернулся домой и жду их там.

— Обязательно передам, — серьезно сказал Джон, и Джеймс ему поверил.

Говорить ему о том, чтобы он берег Лили, было бы глупо, поэтому Джеймс просто кивнул
ему в последний раз и трансгрессировал.

Лили, стоя на коленях на постели, медленно сползла на покрывало и закрыла голову

подушкой.

Раньше она думала, что все эти песни про «забрал сердце», «вырвал душу» и прочая
ерунда — просто бред больной фантазии глупых женщин.

Теперь же, когда у нее в груди вдруг образовалась собственная незримая сквозная
дыра, она почувствовала огромное родство со всеми этими глупыми женщинами...

— Я буду тебе писать каждый день, — пообещала Алиса перед тем, как уйти. — Все
наладится, Лили, понимаешь, все. И мы увидимся еще не раз, так что я не прощаюсь. Ты
только не опускай руки. Все будет хорошо...

Лили чувствовала себя так, словно кто-то вынул, разобрал ее душу на части, как паззл, и
свалил обратно бесформенной цветной кучей...

С той минуты, как Джеймс трансгрессировал, не сказав ей ни слова, прошел, наверное,

196/2147
уже целый час, но Лили словно и не заметила скользнувшего мимо нее времени.

На той кофте все еще остался его запах. Лили куталась в нее, лежа на покрывале, и
постаралась представить, что они снова лежат вместе на траве, и он в любую секунду
обнимет ее, и она услышит его голос, почувствует его губы...

— Лили, ты хорошо сейчас чувствуешь? — мама неслышно вошла в комнату и

заволновалась, увидев, что дочь неподвижно лежала на постели, кутаясь в теплую
кофту. — Лили, ты слышишь?

— Слышу, — едва слышно отозвалась девочка.

— Все уже ушли, — миссис Эванс присела на край кровати. — Может, теперь ты мне
расскажешь про этого мальчика, с которым ходила гулять ночью?

Лили удивилась настолько, что смогла вырваться из своего душевного болота и

обернуться.

— Откуда ты знаешь?

Мама фыркнула.

— Ради всего святого, дочь, вы так крались, что вас слышало все графство.

— А Алиса сказала, что вся улица, — кисло ответила она, снова отворачиваясь.

— Ну ладно тебе, Рыжик, не прячься. Как его зовут? Почему ты мне о нем раньше ничего
не рассказывала?

Лили пожала плечами.

— Лили, мне не нравится твое состояние. Ночью случилось что-то, о чем ты мне не
хочешь говорить? — голос ее от тревоги стал выше. — Лили?

— Случилось.

Миссис Эванс мысленно взяла себя в руки.

— И что же?

Лили коротко взглянула в тепло-карие глаза матери и вдруг подумала, что ей можно
рассказать все.

Она вытерла лицо и села на постели.

— Мам... Джеймс Поттер спас мне жизнь сегодня ночью.

197/2147
Это - твоя семья
«Я жива...»

Эта мысль горячей волной хлынула в пустое, застывшее сознание, и Роксана очнулась.

В просвет между двумя досками смотрелось смородиновое небо.

Рассвет...

Роксана закрыла лицо грязными, кисло пахнущими ладонями и разрыдалась - сухо, без
слез. С четырех сторон ее окружали обломки, повсюду хранили молчание мертвые
зрители, а она лежала и задыхалась в истерике. У нее было такое чувство, будто она
проснулась в склепе.

Непонятно, как долго она рыдала вот так. Времени здесь как-будто не существовало.
Когда же она немного успокоилась, то смогла проделать в досках небольшую дыру и
выбралась на поверхность. При свете дня ночная разруха выглядела в сто раз ужаснее.
Над бесконечными телами, обломками машин, кусками сцены и упавшими обгоревшими
деревьями курился туман, и пепел плавал в теплой душной тишине, как грязный снег.
Тишина, расстилавшаяся в лесу была особенно страшной и какой-то неестественной. Так
молчит раненый человек, в лесу обычно всегда слышно возню его обитателей, или шум
ветра в деревьях. А сейчас всё застыло и каждый осторожный шаг по пепелищу
разносился по этой тишине как сигнал: я здесь, хватайте меня!

— Мирон! — позвала Роксана и испугалась того, как зазвучал в этой мертвой тишине ее
голос.

На краткий миг ей показалось, что люди, лежащие вокруг, на земле и под обломками,
сейчас отзовутся и встанут, но когда они не отозвались, у Роксаны вдруг начали дрожать
ноги.

— Мирон! — снова позвала она, и её голос задрожал.

Инстинктивно она побрела к останкам разорванной в клочья сцены, щурясь в размытые

светом сумерки и стискивая на груди куртку.

Сначала Роксана могла видеть только куски декораций, торчащие из земли, словно зубы
какого-то великана.

А потом она увидела его.

Мирон Вогтейл неподвижно лежал на груди, повернув голову в сторону и раскинув руки
так, словно хотел защитить сцену.

Из его белой спины торчал деревянный обломок.

«Нет...»
198/2147
Спотыкаясь, Роксана бросилась к нему. На бегу она зацепилась за кусок какого-то
провода, повалилась в кучу сажи и досок и, кашляя, поползла вперед, нещадно раня
ладони и колени.

«Это был щуплый невысокий парнишка. Ничего в нем не было особенного — тонкие
вьющиеся волосы, худое тело. Одно только привлекало внимание — горящие, как уголья
в костре, черные глаза, полные беспокойной насмешки и театральной, поэтической
грусти».

Скуля от страха, Роксана села рядом с ним на колени.

— Мирон...

Он был абсолютно белым, прямо как мрамор. И таким же холодным. Кровь запеклась на
спине и казалась черной.

Роксана протянула к нему руку, но ее сотрясло от ужаса, и она согнулась пополам,

раскачиваясь взад-вперед, как в трансе.

«... я не вампир, слышите, не вампир!..»

«... Не трогайте меня! Я не хотел его убивать, не хотел!..»

— Прости, пожалуйста... — пробормотала Роксана, глядя в неподвижное лицо друга. —

Прости, прости меня...

Сказав это, она схватилась обеими руками за скользкий от крови, шершавый обломок и
выдернула его из тела. Что-то противно чавкнуло. Роксана отбросила подальше
окровавленную деревяшку, перевела дыхание, подождала, пока деревянные руины и
весь мир перестанут раскачиваться, а её перестанет так страшно тошнить, после чего
перевернула Мирона на спину.

Он не очнулся, и дыра в его груди не затянулась, хотя Роксана своими глазами много раз
видела, как легко и быстро на нем заживали все порезы.

Скорее всего, он просто обессилел. Да-да, дело почти наверняка в этом! Он ведь вампир,
он не может умереть! Ему просто надо восстановить силы.

Он должен очнуться. Обязан. Он не имеет права ее бросать, только не теперь, когда

весь мир рушится к чертям!

Осмотревшись, Роксана схватила первый попавшийся кусок железа, зажмурилась, и,

почти не чувствуя боли, разрезала свою руку.

— Отпусти меня! Не смей ко мне прикасаться!

199/2147
Он полоснул воздух палочкой, но заклятие промазало, и стальная лапа ухватила его за
горло. Северус вцепился в нее — он даже не знал имени этого человека. Видел только
голубые глаза в прорезях маски. Яростные и пустые, как у голодного волка.

— Какого черта ты мне помешал?! Что, стало жаль маленькую грязнокровную шлюшку?
Или ты у нас любишь грязнокровок?

Северус вскинул палочку, но его разоружил второй Пожиратель.

— Предлагаю прикончить его здесь и сейчас. Только побыстрее, Макдоннел, тут

повсюду рыщут шавки из министерства...

— Не называй меня по имени, идиот! — рыкнул «волк».

— Что здесь происходит?

Они оглянулись — из-за деревьев выплыло пятно света, а вслед за ним — черная фигура
в маске.

— Что ты здесь делаешь, Малфой? — прорычал Пожиратель.

— Не твое дело, — вкрадчиво ответил Люциус, подходя к ним. — Ищу и добиваю

грязнокровок. Ведь основа нашей политики — гуманность, или ты забыл, Рагнарок?

— Знаешь меня? — прохрипел Пожиратель, переступая с места на место.

— Я всех знаю, — Люциус небрежно обвел светящейся палочкой деревья, на земле

между которыми лежали люди. — Что у вас тут? — он взглянул на Макдонелла, который
по-прежнему сжимал горло Северуса.

— Он помешал мне убить грязнокровку!

— Да что ты?

Северус почувствовал, как его насквозь проткнул холодный острый взгляд, но и бровью
не повел, пронзительно глядя на светловолосого юношу.

— Он набросился на меня и выбил палочку из руки! Из-за этого урода я остался без
палочки! — взревел Макдонелл и хотел было снова схватить Северуса, но Пожиратель
по имени Рагнарок его сдержал.

— Я считаю, что об этом должен узнать Темный Лорд, — выдохнул он. — Ему не место
среди нас, Малфой.

— В самом деле, неприятная ситуация... — промолвил Люциус, наблюдая за их

перебранкой. — Ну что же, думаю, мы не будем посвящать в эту неприятность Лорда и
справимся своими силами.

200/2147
Макдонелл явно обрадовался.

— А что потом, Люциус? — тихо и вкрадчиво спросил Северус, глядя, как Люциус
медленно поворачивается теперь к нему, и отчаянно надеясь, что Малфой владеет
легилименцией и читает сейчас его мысли. — После того, как ты прикончишь меня,
пойдешь дальше искать свою сестру... или вернешься домой один? Ты ведь не знаешь,
где ее искать, верно?

Мышца на мелованной, не тронутой ни пеплом, ни кровью щеке дрогнула, но больше

Люциус ничем себя не выдал.

— Что он говорит, Малфой? — рыкнул Макдонелл.

— Младшая Малфой бегает на концерты для грязнокровок?

Пожиратели переглянулись с неприятной животной радостью. Рагнарок вдруг захохотал

и его смех разорвал ночь, словно выстрел.

Люциус взглянул на него, как на таракана.

— Вы только подумайте! Представляю, как обрадуется Темный Лорд, когда узнает, что
его правая рука...

Дальше он не договорил, потому что Люциус сделал короткое неуловимое движение

палочкой, и Рагнарок, захлебнувшись словами, кулем упал на траву.

Северус шарахнулся от трупа в сторону и схватил свою палочку, упавшую в траву.

— Какого... — Макдонелл бросился было на Люциуса, но зеленая вспышка сверкнула

второй раз, и второй Пожиратель упал точно так же, как его товарищ.

Повисла пауза.

— Меня тоже убьешь? — спокойно поинтересовался Северус.

— Ну что ты, — Люциус с самым приятным выражением вытер свою палочку

белоснежным платком. — У нас с тобой теперь есть общее дело. Ты поможешь мне найти
мою сестру. А я в свою очередь забуду о твоей маленькой неприятности, — Люциус
выглядел таким расслабленным, как будто не он только что прикончил двоих людей. —
Ну что, идет? — Малфой протянул ему руку без перчатки.

— Я видел, как она побежала к сцене, — Северус взялся за холодную, как железо,
ладонь Малфоя. — Думаю, она все еще там.

— Прекрасно, — улыбнулся Люциус.

201/2147
С гулко бьющимся сердцем она ткнула окровавленное запястье в безмятежное лицо
Мирона.

— Ну же! — скрипучим голосом простонала она, размазывая кровь по его губам. — Ну

давай же, давай, ты ведь всегда хотел этого! Давай!

Мирон никак не реагировал.

— Гребаная летучая мышь, не смей умирать! — заорала она, не сдержавшись. — Ты не

имеешь права умирать, ты и так уже мертв, сколько можно! — Роксана обхватила его
второй рукой и еще крепче прижала к нему запястье, почти засовывая его ему в рот, но
губы вампира оставались неподвижными. — Давай же, Вог, ты не мог просто так взять и
умереть! Ты не можешь так со мной поступить, если еще и ты меня бросишь, я умру, Вог!
Вог! Ну Вог! Ну пожалуйста!

Бесполезно.

Всё равно что призывать к жизни разбитые декорации. Не справившись с собой, Роксана
осторожно опустила Мирона обратно на землю, прижалась щекой к его груди и
зарыдала.

Да, теперь всё кончено. Она тоже останется здесь. Останется здесь и умрет от потери
крови. Потому что ей теперь некуда идти и жить не за чем. Потому что без Мирона этот
мир не имеет никакого смысла и оставаться в нем нельзя. Лучше уйти следом за Вогом,
ведь он дождется её там, обязательно дождется...

— Гребаная летучая мышь? Так ты меня еще не называла.

Роксана подхватилась и чуть не прикусила язык.

Глаза Мирона были все так же закрыты, а губы, наоборот, приоткрыты — он водил по
ним языком, слизывая кровь, и слабо улыбался.

— Вог! — пронзительно вскрикнула Роксана. Вампир приоткрыл глаза и улыбнулся уже

по-настоящему. — Ты... ты... ты мерзкий, вонючий ублюдок! — она толкнула его обеими
руками. Мирон охнул и засмеялся. Она толкнула его ещё раз. И ещё, и ещё. — Ты был
жив, ты был, черт тебя подери, долбаный ты урод, жив!!! Да я умру сейчас, Вог, я думала,
что ты сдох, чтоб тебя! — прекратив колотить его, она просто упала на него и обняла,
рыдая от счастья.

Придя в себя, она встала сама и помогла Мирону сесть.

Выглядел он совершенно ужасно — чудовищные мешки под ошалевшими от голода

глазами, белые губы, увеличившиеся клыки. Как только он сел, жадно повел носом,
уставился на Роксану и сглотнул.

— У тебя... у тебя... рука... — он облизал губы и прерывисто вздохнул.

202/2147
Совершенно не думая, Роксана просто протянула ему руку, и Мирон тут же схватился за
нее.

Роксана дернулась. Это было на самом деле ужасно больно, совсем не так, как об этом
пишут в книгах чокнутые престарелые ведьмы. Кожу словно обожгло, а потом резкая
судорога заморозила каждый нерв и боль углубилась. И ей не стало легче, когда Мирон
потянул из очага боли кровь, так что рука еще и онемела, превратившись в ватный валик.

Мирон сглотнул и Роксане сделалось дурно. Стараясь не думать о том, что происходит,
Роксана просто прижалась к своему возможному убийце, осторожно перебирая его
волосы, в то время как Мирон, всё больше и больше увлекаясь, впивался в неё, пожимая
тонкими пальцами мягкую, холодеющую плоть её руки.

Когда же легкое ощущение дурноты перешло в тошноту, и земля снова поплыла в

сторону, Роксана попыталась отстраниться, но Мирон вдруг сжал ее еще сильнее и
зарычал, как животное.

— Мирон, ты хочешь меня убить? — прошептала Роксана и тут вампир вдруг гулко
зарычал и оттолкнул ее от себя.

Она упала и больно ударилась боком о торчащую из пола деревяшку (должно быть,
именно так ранило и самого Мирона), а он сам отскочил в сторону на четвереньках,
забился в тень под обломками и закрыл голову руками, часто и тяжело вздыхая.

— Не подходи! — рявкнул он, когда Роксана попыталась к нему подползти.

— Прекрати это, Вогтейл! — твердо сказала она, возобновляя движение. — Я тебя не

боюсь!

— Не трогай меня, убирайся! — голос у него был жуткий, нечеловеческий, высокий и

визгливый.

— Все хорошо, Вог, всё в порядке! Посмотри на меня.

Мирон резко вскинул голову. Подбородок его был залит кровью, глаза покраснели,
зрачки увеличились почти вдвое, и на Роксану оттуда смотрела глухая пропасть. Клыки
удлинились, закрыв губы, мелкие венки на лице вздулись и затянули его кожу, как сеть.
Сейчас он был меньше всего похож на того Мирона, которого она знала.

Роксана сглотнула. Жуткое зрелище.

— Все хорошо, Вог, — проговорила она, присаживаясь на корточки рядом с ним и

осторожно касаясь мелко дрожащих волос на его голове. — Сейчас станет легче, сейчас
все пройдет.

Он вдруг зашипел, учуяв её рану, которую сам же и сделал, лязгнул зубами в её

направлении и тут же отпрянул, ударившись спиной о деревяшку.

203/2147
Всего пара секунд и несколько футов отделяли Роксану от возможной смерти. Инстинкт
вопил, что надо делать ноги, но она уже в который раз за свою жизнь наступила на этот
инстинкт, вплотную подползла к Мирону и взяла его лицо в ладони.

Роксана гладила его по лбу, по скулам, даже по губам, рискуя лишиться пальцев, а
Мирон (точнее, не совсем Мирон) смотрел на Роксану из своего кошмара, бегая диким,
животным взглядом по всему её лицу. Клыки его медленно уменьшались, зрачки, хоть и
горели бешеным огнем, снова приобретали привычный цвет, а кожа разглаживалась.

— Вот так... — Роксана стерла с его подбородка остатки крови. — Все, все уже позади.

— Рокс... — это было первое, что он произнес своим прежним голосом.

Роксана замерла на секунду.

Они посмотрели друг другу в глаза, а уже в следующую секунду схватили друг друга и
Вог поцеловал её взасос.

Туман над поляной рассеивался, воздух светлел, а они все никак не могли остановиться.
Так было проще поделиться всем тем, что они пережили за эту кошмарную ночь.

Наконец Роксана отстранилась и, шмыгая носом, помогла подняться и Мирону.

— Пойдем, нам надо уходить, скоро взойдет солнце, мы спрячемся в лесу.

— А где Дон?

— Импедимента!

Мирона отшвырнуло назад. Роксана стремительно обернулась, выхватывая палочку, но

не успела даже сообразить, что к чему, как вдруг доски у неё под ногами взорвались.

— Рокс! — заорал где-то за спиной Вог.

Кое-как она смогла подняться и увидела, что к ним бегут две фигуры в черном.

— Уходи отсюда, быстро! — крикнул Мирон, но его заглушил другой голос:

— Инкарцеро!

Веревки больно хлестнули ее по телу.

Мирон оглянулся, зарычал и, оскалив клыки, бросился в атаку.

— Сектумсемпра! — пронзительно крикнул один из них. Его голос показался Роксане

смутно знакомым.

204/2147
— Вог! — взвизгнула она, увидев, что заклятие достигло цели, но Мирон только
оступился и снова ринулся в бой. Ножевые раны ему были не страшны.

Несмотря на ситуацию... это было впечатляюще.

— Петрификус Тоталус!

Снова мимо. Вог был слишком быстр.

— Круцио!

Судя по визгливым ноткам, Пожиратель перепугался.

Вог прыгнул.

— Инкарцеро.

При звуке этого спокойного и холодного голоса у Роксаны все внутри заледенело.

Люциус.

Веревки опутали Мирона прямо в воздухе, и он с грохотом приземлился в дымящиеся

остатки декораций, кубарем прокатился по земле и зашелся кашлем где-то в обломках.
Роксана попыталась дотянуться до лежащей в паре дюймов от нее палочки и тут
почувствовала, как ее схватили за веревки на спине. Секунда невесомости — и она на
ногах.

— Ну здравствуй, сестренка, — перед ней появился белый, как полотно, Люциус. Зрачки
глаз, которые она видела ночью в прорезях маски, сузились и превратились в точки,
сами глаза казались совсем прозрачными. Он словно не верил или не желал верить в то,
что это действительно она. — Моя милая сестренка...

Роксана с чувством плюнула ему в лицо.

Люциус отшатнулся и размахнулся. Роксана испуганно дернулась (хотя много раз читала
о том, как люди стойко переносят пощечины, сама этим похвастаться не могла), но рука
Люциуса повисла в воздухе, а потом он медленно опустил ее, словно кто-то вдруг
вытянул из нее все силы.

Его сообщник тем временем как-то ухитрился связать Мирона и веревками привязал его к
земле, так, как привязывают палатку. Мирон бился, вырывался, но чары были сильнее.

Роксана бросилась было ему на помощь, но Люциус перехватил её. Короткая борьба —
брат попытался скрутить ей руки, но она вырвалась и тут лес сотряс оглушительно-
громкий голос:

— ВНИМАНИЕ!.. ВНИМАНИЕ!.. КАЛЕДОНСКИЙ ЗАПОВЕДНИК ГОТОВ К ВКЛЮЧЕНИЮ

В МЕЖДУНАРОДНУЮ, МАГИЧЕСКУЮ ТРАНСГРЕССИОННУЮ СЕТЬ...

205/2147
— Что с ним будем делать? — крикнул Пожиратель, в страхе отступая от бьющегося в
веревках вампира. — Малфой!

— Ничего, — пропыхтел Люциус, пытаясь удержать сестру. — Сейчас взойдет солнце, и

он сам подохнет.

— НЕТ! — захлебнулась Роксана, рванувшись из рук брата.

Люциус попытался было поймать её, но только оторвал кусок её футболки.

Вырвавшись, Роксана рванула через пепелище к сцене и тут первые лучи солнца
пролились на сцену.

Мирон закричал и Роксана встала как вкопанная, парализованная этим звуком.

Черноглазый мальчишка смеется.

Черноглазый мальчишка поет.

Снова кто-то схватил её за руки, снова кто-то скрутил, но она уже ничего не видела,
кроме его лица.

Внезапно он вскинул голову и они посмотрели друг другу в глаза.

В последний раз.

— НЕ СМОТРИ! — заорал Мирон и тут мир вдруг стиснул Роксану со всех сторон и всё
потонуло в темноте.

***

Абраксас Малфой в красном теплом халате сидел в кресле у камина и баюкал в руке
пузатый бокал с виски.

Эдвин Малфой, облаченная в цветастый шелковый халат, беспокойно ходила по комнате.

Длинные рукава вздувались при ходьбе и делали ее похожей на гигантскую бабочку.
Когда старый безмолвный эльф налил в еще один бокал немного Огдена и протянул ей,
она молча схватила предложенное и опрокинула в себя одним махом.

Время тянулось и тянулось.

Когда большие часы в углу пробили пять раз, за окнами вдруг раздался хлопок
трансгрессии. Эдвин остановилась, стремительно обернувшись к двери и в самом деле
через пару минут эльф, стоящий в коридоре, открыл её и в гостиную вошел человек в
длинной мантии.

206/2147
— Я ее нашел, — объявил Люциус и, стискивая локоть сестры, втолкнул ее в комнату.

Эдвин выдохнула что-то, отдаленно похожее на «Роксана», и бросилась ей навстречу.

Роксана подняла тяжелый взгляд.

На один безумный миг девочка поверила, что мать ее обнимет, но та остановилась в

нескольких шагах от нее и нервно стиснула свои костлявые руки.

— Почему ты в таком виде?

Роксана услышала какие-то странные резкие звуки и сначала не поняла, откуда они
доносятся, а потом осознала, что их издает она сама. Ее разобрал нервный истерический
смех, и она никак не могла остановиться, хотя смеяться совсем не хотелось и вот она
стояла перед своей великолепной матерью и задыхалась от смеха, хотя глаза так и
разъедало слезами.

— Что произошло, Люциус? — Эдвин в ужасе обратила на сына глаза, в то время как
перепуганный состоянием молодой хозяйки эльф помчался за успокоительным зельем. —
Что с ней такое, ее, что, прокляли?

— Нет, — коротко ответил он и прошел вглубь комнаты, усаживаясь в кресло напротив

отца. — Я нашел её возле сцены. Она была в самой гуще, — Люциус потер лоб. Эльф
предложил Роксане выпить лекарство, но она всё ещё никак не могла успокоиться, хотя
смех её и перешел в судорожный плач. — Просто чудо, что её не затоптали или не убили
шальным заклятием.

Эдвин усадила дочь на диван. Руки миссис Малфой тряслись. Бедный эльф снова
попытался напоить молодую хозяйку успокоительным, но Роксана закрыла лицо
ладонями, вывернувшись из рук матери.

Её не хотелось видеть их. Не хотелось слышать.

Где-то там, за много тысяч километров отсюда умирал её лучший друг.

Как-будто жизнь схватилась за её сердце когтистыми лапами и теперь рвала его

пополам, медленно, тщательно...

— Кто-нибудь еще об этом знает? — невозмутимо поинтересовался Абраксас. Он даже

не переменил позу, когда в комнату вошли его дети, и так и сидел, лениво забросив ногу
на ногу и поглаживая гладкий бокал пальцем.

Люциус устало положил ноги на бархатную скамеечку, и эльфы бросились снимать с него
ботинки.

— Уже нет. Я позаботился.

Роксана закрыла уши ладонями.

207/2147
"Не смотри"

Перед ней замаячил стакан, остро пахнущий перечной мятой. Роксана дернулась от
неожиданности и стакан полетел на пол.

Эльф тут же кинулся подбирать осколки.

— Роксана!..

— Вы знали... — простонала Роксана. Ей уже было больно улыбаться, но она никак не

могла согнать с губ судорожное напряжение. — Вы все знали с самого начала...

— Ну разумеется, мы знали, — брюзгливо бросил Абраксас, недовольно взглядывая на

дочь и снова отворачиваясь к камину. — Откуда бы тогда деньги на все это взялись?

Роксана зажмурилась. Из-под ресниц всё выкатывалось что-то теплое и от этого щипало
глаза.

— Это неправда... неправда, вы все врете...

— Нет, правда.

Роксана закрыла лицо руками и отчаянно замотала головой.

— Нет, я не хочу в это верить, я не хочу это слышать... — она прижала запястья к вискам.

Какая-то девушка лежит на земле, глядя в небо широко открытыми глазами, а кровь
течет по земле из-под ее головы. Полная людей машина загорается в воздухе...

Мирон, Мирон, Мирон...

Это всё устроили они.

Её семья.

— Если бы ты не сбежала, все было бы в порядке, — с легким раздражением сказала

Эдвин, сидя рядом и явно не зная, что делать, в то время как старенький эльф уже
смешал новую порцию успокоительного и поднес Роксане вместе с водой.

— Ты меня заперла! — заорала Роксана, вскидываясь с места и взбешенно глядя на мать.

— Ты меня заперла!!! Ты не пустила на свадьбу моего родного бра...

— А ты не подумала, почему? — крикнула Эдвин, с легкостью перекрывая её визг. — Ты

хоть знаешь, кто был на свадьбе Люциуса?..

... Какой-то парень, визжа и извиваясь, взлетает в небо. Сцена взрывается. Из спины
Мирона Вогтейла торчит деревянный обломок...

208/2147
«Сейчас взойдет солнце»...

Солнце, которое уже вовсю лилось в прогалины между шторами. Если бы она могла
умереть под этими лучами, сделала бы это с радостью...

— Роксана, — увещевательно начала мать, обняв её ухоженными руками за плечи. — Ты

должна понять...

Это слово ужалило ее, как оса.

— Понять?! Какого хрена я должна понимать?! Какого хрена тут вообще можно понять?!
Вы — убийцы! Вы все!

— Роксана, возьми себя в руки!

— У нее просто шок...

— Да черт возьми, лучше бы я сдохла там вместе с маглами, чем узнала, что мои
родители... — голос сорвался на сип, но Роксана не могла остановиться, а когда мать
попыталась коснуться ее плеча, выхватила палочку и крепко сжала её обеими руками. —
Я лучше буду жить там, с ними, сломаю палочку и стану сквибом, чем останусь здесь еще
хоть на...

Шлеп!

Голова мотнулась в сторону.

Эдвин смотрела на нее огромными страшными глазами, а потом, ни слова ни говоря,

прижала ушибленную кисть к губам и отошла к окну.

От неожиданности Роксана снова села на диван.

Повисла тишина, нарушаемая только треском и пощелкиванием дров в камине.

— Когда тебе было два года, мы жили во Франции в магловской провинции...

Роксана вздрогнула и посмотрела на отца сквозь пелену слез. Он редко заговаривал с

ней и сейчас ей было не по себе, когда они смотрели друг другу в глаза. Они были точно
такие же, как у неё самой — чёрные и чуть раскосые.

— ...последнее место на земле, где я хотел бы жить, но там было наше родовое гнездо, и
я не имел права его покидать. Когда в этой провинции началась эпидемия магловского
тифа, мы были единственными, кто не заболел. По понятным причинам. Простить нам
этого, конечно же, не смогли. Магглы обвинили нас в этой эпидемии и ночью подожгли
наш дом, заперев все двери и окна. Мы горели, как кошки в клетке, маглы-слуги метались
по дому в ночной одежде и падали мне под ноги, а я бежал к детской и убивал тех, кто
пытался схватить меня и силой вытащить из дома. Для меня было важно спасти вас с

209/2147
Люциусом. Потому что для отца нет ничего важнее своих детей. Хотя всех я спасти не
смог. Твоя мать потеряла ребенка в ту ночь. Мальчика.

Роксана не смогла удержаться и взглянула на Эдвин. Прямая, как струна, она стояла у
окна, обнимая себя руками, и плечи и шея матери казались особенно тонкими и
беззащитными в этот момент.

— Мы должны были погибнуть в ту ночь. Мы все. Но нас спасли. Догадываешься, кто это
был?

Роксана опустила голову и зажмурилась, закрыв лицо руками.

Этого она не хотела знать.

— Темный Лорд помог нам бежать той ночью, и я пообещал ему службу и поддержку в
обмен на то, что он сможет защитить мою семью здесь, в Англии. Если бы не он, тебя бы
сейчас здесь не было.

Роксана, по щекам которой бежали злые слезы, прерывисто вздохнула.

— Ты хочешь «сломать палочку»... — Абраксас сам налил себе новую порцию виски. —
Стать сквибом. Ради Мерлина, пожалуйста. Ломай. Иди к ним. Они убьют тебя при
первой же возможности, когда узнают, кто ты. Но, конечно, ради этих людей стоит
повернуться спиной к своей семье. Иди. Прямо сейчас. Вставай и иди.

Роксана не двинулась с места.

— Я не потерплю предателей в своей семье, — говорил Абраксас, не отрывая от Роксаны

взгляда. — Выживание дается мне слишком большими жертвами. Только если все же
уйдешь, помни, обратно я тебя не приму. Пресмыкайся, умоляй, выпрашивай кусок хлеба,
сдохни в этом замечательном магловском мире, но знай, что как только ты уйдешь к ним,
умрешь для всех нас.

Эдвин едва уловимо дернулась, словно хотела прервать речь мужа, но сразу же снова
опустила голову.

— А на досуге подумай, что для тебя все-таки важнее. Семья, которая произвела тебя на
свет и позволила тебе шестнадцать лет жить, ни о чем не заботясь, в роскоши, комфорте
и волшебстве, или люди, которые упекут тебя в свою клинику, стоит тебе заикнуться о
магии.

Какое-то время Роксана еще сидела на диване, сжимая кулаки и кусая губы. А потом
вдруг резко сорвалась с места, вылетела из гостиной, хлопнула дверью, и родители
услышали, как она взбегает по ступенькам наверх.

На какое-то время в комнате повисла тишина.

— Люциус, Нарцисса тебя ждет, — подала наконец голос Эдвин, подходя к окну.

210/2147
Люциус немедленно поднялся и вышел из комнаты.

— Что же мы будем делать, когда ей исполнится семнадцать? — тихо спросила Эдвин,

когда за ним закрылась дверь.

— Темный Лорд поинтересовался на свадьбе, есть ли у моей младшей дочери пара. Когда
узнал, что нет, сказал, что будет рад выделить ей место среди своих людей, как только
Роксане исполнится семнадцать.

Эдвин тяжело поднялась на ноги, обошла диван и взмахнула рукой.

— Ты видел, что с ней творится? — громко спросила она, указывая рукой на дверь, в
которую выбежала их дочь. — Скажи ей сейчас, что в семнадцать на нее поставят
Метку, и она выпрыгнет из окна!

— Надо было думать раньше и выдать ее замуж, как Нарциссу.

— Ты забыл, как она убежала с собственной помолвки?! Забыл, какую истерику она
закатила потом? И я очень сомневаюсь, что Вальбурга снова проявит к нам
снисходительность, учитывая то, что ее мальчик тоже сбежал из дома!

Она прошлась по гостиной, потирая лоб рукой, и усмехнулась.

— Идеальная была бы пара! — с ядовитой усмешкой пробормотала она и отпила немного

из своего стакана, в который эльф успел плеснуть новую порцию виски.

— У нас нет выхода. Неповиновение — смерть.

— Я знаю.

— И таких возмутительных писем из Министерства я больше не потерплю. Нельзя

трепать имя Малфоев, тем более во Франции. В Шармбатон она не вернется.

— Я сама ее не пущу, — глухо ответила Эдвин, меряя гостиную неторопливыми шагами.

— Ей там не место, это было ясно с самого начала. Но ты же прекрасно понимаешь, что...

— Она смирится. Люциус будет рядом, он всегда имел на нее влияние, — Абраксас
постучал пальцем по стакану с виски, что-то обдумывая, а потом многозначительно
посмотрел на жену. — Завтра утром я отпишу Горацию Слизнорту и намекну, что готов
выделить на нужды школы несколько мешков золота.

Эдвин остановилась.

— Пусть побудет в Англии в этом году, — миролюбиво предложил Абраксас. — Я

договорюсь, чтобы ее определили в Слизерин, там она быстрее свыкнется с нашим
обществом и перестанет упрямиться.

211/2147
— Думаешь, это поможет? — скептически хмыкнула Эдвин.

Абраксас улыбнулся.

— Я в этом не сомневаюсь.

***

Шторы на окне были неплотно задернуты, и яркое солнце лилось в окно — при свете дня
ее испещренное синяками и ссадинами лицо выглядело еще ужаснее.

Пока она спала под действием снотворного, которое эльф налил в ее воду (от еды
Роксана отказывалась), Люциус вызвал лекаря из больницы святого Мунго.

Теперь все повреждения выглядели ухоженными и чистыми, но целителя очень

обеспокоило апатичное состояние пациентки, так что он прописал Роксане постельный
режим.

Впрочем, она и не пыталась встать.

— Уйди, — глухо сказала она, когда он вошел в ее комнату с подносом, отобрав его по
пути у эльфа. На столе стоял точно такой же поднос — еда была нетронута.

— Роксана, ты должна поесть.

— Пошел к черту.

Люциус тяжело вздохнул, поставил еду на столик и присел на постель.

— Ну что с тобой такое?

— Мирон был моим лучшим другом, единственным другом, а ты его убил, — бесцветным
тоном ответила Роксана, по-прежнему глядя в окно.

— Роксана, ради всего святого, он — вампир. Он тебя укусил, он чуть тебя не убил, если
бы об этом узнали в Министерстве...

Роксана закрыла глаза, и на маленькое мокрое пятно на подушке упала еще одна слеза.

Люциус вздохнул. Надо было срочно переменить тему, иначе крах.

— А я пришел к тебе с хорошей новостью.

— Мне похер на твои хорошие новости, — отчеканила Роксана.

— Осенью ты не поедешь во Францию и останешься учиться дома.

212/2147
Роксана моргнула и медленно повернула голову.

— Что? — если бы она могла, то, наверное, взорвалась бы, но вместо этого у нее
получился только сдавленный шепот.

— Отец договорился, чтобы ты доучилась этот год в Шотландии, в Хогвартсе, — Люциус

слегка улыбнулся. — В моей школе.

— Какой еще сраной Шотландии? — голос ее чуть окреп. — В каком еще сраном
Хогвартсе? Люциус, вы что, все охренели, вы хотите меня добить нахер?

— Роксана, я прошу тебя...

— Я учусь в Шармбатоне, мне нравится учиться в Шармбатоне, ты сам...

— Я знаю, что сам, — терпеливо кивнул Люциус. — Но так нужно. Сейчас не самое
спокойное время, чтобы ехать за границу, лучше быть рядом с семьей. В Хогвартсе тебе
пон...

От такого невиданного лицемерия у Роксаны просто дыхание перехватило.

— Люциус, я не хочу! — попыталась достучаться до него она. — Понимаешь? Не-хо-чу!

— Понимаю. И тем не менее, ты поедешь. Всего на год. А потом... — подбирая слова, он

потер пальцами воздух, словно это была дорогая ткань. — Когда станешь
совершеннолетней, у тебя появятся привилегии, и ты сможешь сама решать, куда тебе
ехать и чем заниматься. Я пока оставлю тебя, у меня дела. А ты непременно поешь, а то
совсем ослабнешь! — с этими словами он поднялся на ноги. — Извини, но это я заберу, —
добавил он, поднимая лежащую на тумбочке палочку, все еще грязную и шершавую после
ночи в лесу. Роксана вскинулась, но пальцы ее царапнули воздух.

— Ты сдурел?! Верни ее сейчас же!

— До первого сентября она побудет у меня, — твердо сказал Люциус. — Если тебе что-то
понадобится — обратись ко мне или к Нарциссе.

— Это что, арест?!

— Если тебе угодно — да. Но это только для твоей пользы, поверь мне. Ты иногда... —
уголки его губ поползли вниз. — Сама для себя опасна.

Он ушел, и Роксана услышала, как брат произнес Запечатывающее заклинание над

замком.

Какое-то время она обалдело пялилась подбитыми глазами на дверь, потом осторожно,
стараясь не потревожить руку, выбралась из-под одеяла и спустила босые ноги на ковер.

Синяки и ушибы на спине и ногах вспыхивали по очереди, прямо как ноты фортепиано.

213/2147
Очень медленно девочка пересекла чисто убранную комнату и на всякий случай
подергала дверную ручку.

Отлично.

Теперь они посадили ее под замок, как взбесившуюся собаку.

В конце концов, когда же это кончится?!

Они что, думают, что она не найдет на них управу?

Или что сложит лапки и будет прыгать по дому за Эдвин, как Нарцисса?

Ну уж нет.

Злость поднялась к горлу горячей волной.

Не зная, как дать ей выход, Роксана схватила одну из идиотских статуэток, украшающих
каминную полку, и с силой шарахнула ее об дверь.

Стало лучше.

Она покопалась в своих пластинках, выбрала самую безбашенную из всех, включила звук
на полную и под взрывные басы магловского рока принялась яростно громить
собственную комнату.

***

Когда Северус смог наконец уйти от преследователей и трансгрессировать домой, над

Паучьим тупиком уже забрезжило утро. Тучи растеклись, превратились в облака, и
показалось сливочное безмятежное небо.

Дома он никого не застал. Мать, вероятнее всего, снова уехала к родне, не выдержав
очередную ссору с Тобиасом, а тот отправился праздновать это дело в местный паб.

На кухне громоздилась гора грязной посуды и объедков, обсиженных мухами.

Как же разительно отличались друг от друга две стороны его жизни.

Там, в лесу, он был сильным мира сего и заставлял людей трепетать от одного своего
вида.

Здесь он был сыном пьяницы и посудомойки.

214/2147
Находиться дома было тяжело.

Он вышел на улицу подышать и машинально взглянул на дом Лили, стоящий на холме над
рекой. Окна его были ярко освещены. Смогла ли она вернуться? Жива ли она, не ранена?

Он чуть не умер, когда увидел ее лицо на большом экране над сценой.

Ноги по старой привычке понесли его к ее дому. Все прошлое лето он бродил вокруг него,
поглядывая на окна на втором этаже, и надеялся увидеть ее хотя бы мельком. Пару раз
ему это удалось.

Северус перешел реку по шаткому мостику и начал подниматься на холм.

Еще издали он увидел странный силуэт на траве и, на всякий случай вынув палочку,
подошел посмотреть поближе, уверенный почти наверняка, что это лежал его пьяный
отец.

Реальность оказалась куда хуже.

Сначала он подумал, что у него просто галлюцинация. Он не спал всю ночь,

перенервничал, и теперь ему виделся всякий бред.

Но сколько бы он ни смотрел, видение не исчезало, а становилось все правдоподобнее и

правдоподобнее. И от этого — все ужаснее и ужаснее.

Это действительно была она.

И она действительно лежала в обнимку с уродом Поттером.

Северус так надеялся, что геройство этого придурка сыграло ему на руку этой ночью, и
Поттер подох.

Оказалось, нет.

Северус присел рядом с ними на корточки.

Они спали так мирно, словно не из горящего леса вернулись, а с отдыха в горах.

И Лили... черт подери, она прижималась к ублюдку так доверчиво, как будто не она
говорила все эти годы, что ненавидит его! Получается, она врала ему?! Получается, она
ничем, совершенно ничем не отличалась от остальных девчонок... такая же лживая,
мерзкая...

Сердце до краев наполнилось ядом.

Они спали вместе...

215/2147
Они спали вместе!

И это не кошмарный сон, чертова реальность!

Чего ему стоило прямо сейчас поднять палочку? Одно заклинание — и этот подонок
больше никогда не сможет ее лапать.

Лили пошевелилась во сне и еще крепче прижалась к Поттеру. Он тоже шевельнулся и

обнял ее, как свою собственность.

И Лили улыбнулась.

Северус сам не помнил, как добрался до дома.

Жить ему не хотелось.

Среди хлама на кухне он наткнулся на оставленную отцом бутылку. Когда он уже поднес
ее к губам, растравленное воображение преподнесло ему картину того, чем они
занимались до того, как заснули, и он с мучительным стоном шарахнул бутылку в стену,
опустившись на липкий жирный пол и прислонившись спиной к ножке стола.

За окном медленно восходило солнце — горячий луч влез в окно и осветил царящую в
доме разруху.

Разгорался первый день Войны.

216/2147
Дождь в засуху
Высокая сухая трава с мягким шуршанием расступалась перед Лили, легонько царапая
голые ноги.

Раскаленная земля обжигала даже через подошву сандалий, а с ослепительно-голубого

неба, несмотря на раннее утро, уже нещадно палило солнце. Вокруг густела знойная
тишина, нарушаемая только стрекотом кузнечиков и мягким плеском воды в реке, к
которой и направлялась Лили.

В этом году лето под конец сошло с ума и заодно решило свести с ума все население
Англии. Август пронесся по стране чередой пожаров, удушающей засухой и чудовищными
грозами, в ходе которых несколько графств оказались затопленными. Каждый вечер в
сводке новостей сообщали о погибших от удара молний людях, об урагане, который
сорвал крыши с домов, и о серии беспорядков в самом центре города, повлекших за
собой огромное количество жертв.

От всех этих событий так явственно разило работой Пожирателей Смерти и черной
магией, что Лили только головой качала, когда ведущие новостей списывали все это на
какие-то нелепые вспышки на солнце.

В "Ежедневном пророке" говорилось, что Пожиратели смерти отлавливают

маглорожденных волшебников именно на границе — "словно золотоискатели — камни",
как написала эта странная журналистка. Темные силы взяли страну в кольцо, и все
равно, несмотря на страх и огромный риск быть пойманными, волшебники в панике
бежали из страны и за этот месяц Лили пришла целая пачка прощальных писем от
прежних, хороших школьных знакомых, писем, которые и прочитать-то было сложно из-
за растекшихся чернил.

Грузовик с мебелью отбыл раньше, чтобы успеть в аэропорт. Оставалось отвезти только
личные вещи... и уехать самим.

Находиться в опустевших комнатах было тяжело. Хотелось присесть на увезенный

диван, включить отключенный телевизор или разогреть на исчезнувшей кухне
упакованный чайник. Из голых углов с упреком смотрела прожитая в этом доме жизнь. Не
в силах выносить звучание грустного эха в родных комнатах, Лили с самого утра
выбралась на улицу и помогала папе грузить вещи в машину. Магией теперь
пользоваться было слишком опасно, так что процесс занял много времени и Лили очень
обрадовалась, когда папа отпустил ее прогуляться к любимой реке перед отъездом.

Лили спустилась с холма и её охватил чистый речной запах и пряный острый аромат
полыни.

Вода мурлыкала, катая по берегу мелкие круглые камешки. Приятно пахло чуть
подгнившей на солнце речной травой и кувшинками.

Лили взялась за пуговки на платье.

217/2147
Раздевшись до белья, она шагнула в воду — холод обжег ступни, но Лили решительно
двинулась вперед и, зайдя по пояс, рыбкой нырнула в ледяную, пронизанную солнцем
воду. В детстве она часто приходила сюда плавать. Сначала одна — Петунья кривилась,
глядя на дикую воду, а потом — с Северусом. И совсем недавно — с Алисой, когда та
приехала попрощаться...

Лили как раз собралась сделать гребок руками и так и застыла, каменея — как будто
большая лапа стиснула ее сердце так, что онемело все тело.

События, случившееся в лесу в июле все ещё не изгладились из её памяти и по ночам она
то и дело вскрикивала и просыпалась, когда в её сны врывалась паникующая толпа.

Но если с кошмарами ещё можно было как-то справиться, то другие сны, полные
рассыпчатых звезд и хлопчатобумажного аромата мальчишеских рубашек приносили ей
куда больше страданий и после них Лили до утра металась по комнате, сжимаясь,
рассыпаясь и разваливаясь на куски.

Раньше она бы немало удивилась, если бы кто-то сказал ей, что однажды Джеймс
Поттер будет занимать все ее мысли. Но это «раньше» было в другой жизни. В этой
жизни она просыпалась на мокрой от слез подушке, прижимала игрушечного олененка к
разорванному сердцу, словно целебный аконит, и кусала губы, на которых весь этот
месяц чувствовала те, другие — теплые, сухие и чуть-чуть обветренные...

Лили провела пальцем по губам и, зажмурившись, с головой ушла под воду.

За все лето он прислал ей одно-единственное письмо, и состояло оно из трех слов,

написанных кривым мальчишеским почерком: «Я тебя люблю». Это было прощание — она
почувствовала это так же хорошо, как если бы он сказал это ей сам. Закапав пергамент
слезами, Лили написала ответ, отправила и погрузилась в оцепенение, а потом очнулась,
но так и не смогла вспомнить, что делала последние несколько дней.

Едва ли они когда-нибудь снова увидятся. Совы долго летят через Тихий океан.
Возможно, даже вероятнее всего, она когда-нибудь снова полюбит и, может, даже
выйдет замуж за какого-нибудь безликого незнакомца, который сможет подлатать её
душевные раны. Но сейчас Лили чувствовала, понимала с какой-то поразительной
ясностью, что Джеймс Поттер — тот самый Ее Единственный Человек и что другого
такого она уже не встретит, и что теперь она вынуждена навсегда, навсегда с ним
расстаться.

Как в каком-нибудь дурацком черно-белом кино.

Только вот ей совсем не смешно... и не интересно, что будет дальше.

Лили вышла на берег и натянула платье. Тряхнув тяжелыми, темными после воды
волосами, она тщательно отжала их, скрутив в тугую косу.

Застегивая верхние пуговицы, Лили услышала, как за спиной коротко и резко хрустнула
сухая ветка кустарника.

218/2147
За последнее время Лили так много боялась и пугалась, что ее нервы превратились в
туго натянутые струны. И теперь она даже не дрогнула — палочка как будто сама
влетела в руку. Девочка развернулась так стремительно, что мокрые волосы хлестнули
ее по лицу.

— Кто здесь? — крикнула она.

Из выжженного солнцем кустарника, который закрывал от глаз гнилой страшный мост,

выбрался Северус Снейп — багровый от стыда, он смущенно сверкал на Лили темными
глазами из-под спадающих на лоб волос и сжимал побелевшие губы.

— Привет, — беззвучно шепнул он. Губы дрогнули, как будто он хотел улыбнуться, но
передумал.

Лили опустила палочку, стискивая на груди расстегнутое платье.

— Ты что, следил за мной? — чуть задыхаясь, спросила она. Сердце колотилось, как
птица, и дышать было тяжело.

— Нет... да, — болезненно морща брови, он рассматривал ее голые мокрые ступни и

стискивал в белых, совершенно не загоревших за лето руках предательски треснувшую
ветку чубушника. — Извини.

Чуть прищурившись, Лили вглядывалась в него, пытаясь разыскать в этом чужом,

отталкивающем человеке знакомые с детства черты. Голос у Северуса странно просел и
стал неестественно тихим и низким. Сам он сильно вытянулся и похудел — щеки совсем
ввалились, обостряя скулы, нос заострился, глаза в ободке теней горели каким-то
лихорадочным блеском, и взгляд их перебегал с места на место, как загнанный зверек.
Вокруг рта разлилась желчь. Волосы отросли еще больше и теперь доставали до плеч и
выглядели грязнее прежнего. Казалось, что он перенес длительную и тяжелую болезнь.

— Ну и как, понравилось? — дрожащим голосом поинтересовалась Лили. Внутри все

просто полыхало от ярости и ей совсем не хотелось держать это в себе.

— Прости, я... я должен был тебя увидеть... все эти соб... — он сглотнул, — события, и я
тебя не видел давно...я не хотел, так получилось, в смысле, следить за тобой, я же не...
просто увидел, а т-ты такая...

Лили подняла брови, и Северус мучительно покраснел.

— ... ты... здорово выглядишь, правда, — наконец промямлил он.

— А ты — не очень, — прохладно сказала она, крепко запахивая платье и скрещивая на

груди руки. — Ты здоров?

Лили и рада была бы сейчас просто грубо отшить его и уйти, но, несмотря ни на что... в
конце концов, не таким уж и плохим было их совместное детство, чтобы просто выкинуть

219/2147
его из головы. И она и в самом деле волновалась за его жизнь. Что бы там ни было.

— Все в порядке, спасибо, — отозвался он. Правая щека его собралась морщинами,
правда, улыбка пропала так же быстро, как и появилась. — Я видел, как миссис Эванс
повесила объявление о продаже дома, — судя по тому, как требовательно поджались
тонкие губы, это интересовало его в первую очередь, и ради этого разговора он и
перешел мост. — Вы переезжаете?

— Не твое дело, — уже холодно ответила Лили. В другое время Северус был первым, к
кому бы она побежала с этой новостью. Но только не теперь.

— Значит, переезжаете... — прошептал он. Ветка треснула в беспокойных пальцах.

— Даже если и так, тебя это не касается, — горько отозвалась Лили.

— Я могу помочь! — выпалил Снейп, делая шаг ей навстречу.

Повисла пауза. Казалось, температура на берегу упала на несколько градусов. Северус,

опустив голову, ломал ветку на куски. Лили, сузив глаза, внимательно смотрела на его
ресницы.

— Твоя помощь... или помощь твоих друзей мне не нужна, — отчеканила она.

Северус запаниковал. Разговор шел совсем не так, как он планировал, совсем не так. Он
открыл было рот, но она не дала ему заговорить.

— И если ты и в самом деле хочешь мне помочь сейчас — лучше просто уйди и дай мне
собраться с...

Пытаясь как можно быстрее снова запахнуться, она слишком резко дернула рукой, и
одна из пуговиц оторвалась

Лили машинально попыталась ее поймать, выпустила платье, и оно распахнулось, на миг

показав тонкое салатовое белье. Черные глаза Северуса полыхнули недобрым. Все его
угловатое сутулое тело метнулось вперед в секундном порыве, но Лили тут же закрылась
руками и шарахнулась назад, как от огня.

Северус, испуганно взглянув на нее, медленно нагнулся и поднял упавшую в траву

пуговицу.

— Вот, — спокойно произнес он, протягивая ее девушке. — Я и правда хочу тебе помочь,
Лилз.

Старое детское прозвище хлестнуло девочку, как удар кнута.

— Прости, Северус, но я тебе больше не доверяю, — тихо произнесла Лили и, выхватив

из неприятно горячих пальцев старого друга свою пуговицу, отвернулась и стремительно
зашагала по холму вверх.

220/2147
Северус смотрел ей вслед, а в душе его ширилась жестокая обида. И злость.

Да что он такого в самом деле сделал, что она до сих пор так жестоко мучила его?!

Да, он виноват, виноват, тысячу раз виноват, но за кого она себя принимает, что воротит
от него нос!

Уязвленное самолюбие немедленно подсунуло тщательно завернутую в тридцать долгих

дней картинку — Лили и Поттер в обнимку спят на траве.

Воспоминание ужалило его, как оса, и он сорвался с места, догоняя девушку.

— Послушай, Лили, в самом деле, сколько можно? Я извинился перед тобой, я извинялся
уже сто раз, я вправду виноват! Я все, что хочешь, сделаю!

Лили ускорила шаг, и он тоже, стремительно нагоняя ее.

— Я не понимаю, почему ты не можешь хотя бы поговорить со мной?!

— Я тебя прощаю! — крикнула Лили, коротко обернувшись. — Я тебя прощаю, если для
тебя так это важно! Отстань от меня!

Странный голос. Неужели она... боялась?

— Лил, да подожди ты наконец! — он схватил ее за руку, но Лили выдернула ладонь.

— Не трогай меня!

Она побежала.

Северус, чуть не лопаясь от злости, побежал следом. Теперь это было похоже на погоню,
но Северус ничего не мог с собой поделать.

— Значит, этому ублюдку тебя можно трогать, а мне нет?! — выкрикнул он. — Ему ты
доверяешь по полной, да?!

— Не смей так о нем говорить! — яростно крикнула Лили, оборачиваясь.

— Ты сама его так называла, разве нет?! — Северус обогнал ее и встал перед Лили, не
давая ей уйти. — Ты же презирала его, Лили! Т-ты его ненавидела! А теперь валяешься с
ним в траве как... как...

Он не смог договорить, потому что Лили вдруг переменилась в лице.

— Ты что, подглядывал?!

— Нет! — голос его возмущенно взлетел. — Я увидел вас случайно и... и... — он запнулся,

221/2147
а когда совладал с собой, слова его зазвучали тихо, почти умоляюще: — Как ты могла
Лили, это же... Поттер. Поттер!

— Я не обязана перед тобой отчитываться, Северус Снейп. Оставь меня в покое, я прошу
тебя! — она обошла его, как обходят фонарный столб, и пошла дальше.

Злость.

Густая и вязкая, она поднялась в Северусе и затопила голову ненавистью.

Не к Лили. Даже не к Поттеру.

К тому миру, в котором Его Единственный человек в нем не нуждался.

— Видимо, чтобы завоевать твое внимание, в самом деле достаточно подставить свою
тупую башку под проклятие! — выпалил он, охваченный бессильной яростью.

Лили налетела на его слова, как на стену, и остановилась.

Очень медленно она обернулась и сделала пару шагов в его сторону.

— Что ты сейчас сказал?

— Я...

— Что ты сказал сейчас?! — требовательно крикнула она, широкими шагами

приближаясь к нему и выхватывая из кармана платья палочку.

— Лил... — он чуть отступил.

— Ты был там той ночью! — завопила она, глаза ее от злости позеленели так, что
Северусу стало не по себе. — Это ты был в лесу, ты ранил Джеймса! — голос ее взлетал
все выше.

— Я этого не делал!

— Ты хотел убить его?! Или меня?!

— Что?! — взвизгнул он. — Нет! Никогда!

— Говори правду! — от злости у нее выступили слезы на глазах. — Ну!

— Да, я был там! — наконец не выдержал он. Удивительное дело, но ему сразу стало
легче после этих слов. — Но я хотел тебя спасти, клянусь, я хотел помешать Рагнароку...

Полыхнула вспышка. Северус даже не понял, что произошло, как грохнулся на спину.

Дыхание с хрипом вырвалось из груди. Он поднялся на локтях, недоуменно глядя на

222/2147
Лили.

— Больше никогда... — она задохнулась, моргнула, и по щекам побежали слезы, но Лили

их как будто не заметила, кривя покрасневшие губы. — Никогда больше не смей
подходить ко мне, Северус Снейп, слышишь?!

— Лили... — он попытался встать. — Лил...

— Не подходи! — Лили отшатнулась, вытянув палочку.

— Лилз... — умоляюще пробормотал он.

— Не смей даже обращаться ко мне! Я знать тебя больше не хочу! И забудь то, что я
тебе сказала. Я тебя не прощаю. Я никогда не прощу! Ты клялся мне, что никогда не
станешь... — она сглотнула. — А сам убивал таких, как я!

— Нет, Лили, пожалуйста, послушай...

— Считай, что ты убил и меня той ночью.

Лили опустила палочку. Северус вскочил, но девушка смерила его исполненным

презрения взглядом и побежала прочь, так отчаянно, словно за ней гналась свора
голодных волков.

***

В детстве Джеймсу всегда нравилось приезжать первого сентября на платформу девять

и три четверти. Нравился вкус первого сентября в Лондоне. Нравилось видеть алый,
блестящий «Хогвартс-экспресс», похожий на паровозик, который был у него в детстве в
железнодорожном наборе. Нравилось встречать своих одноклассников, загорелых,
довольных, с промытыми летом глазами.Нравилось вдыхать запах самой платформы —
смесь паровозного дыма, кожи чемоданов и сырого кирпича.

И сегодня было такое же первое сентября, как всегда — веселое, яблочное, чуть
подпаленное жарой и городской суетой.

Только Джеймс ровным счетом ничего не чувствовал.

Голоса студентов, свистки паровоза, привычная суета... все это раздражало до ужаса.
Лица людей были раздражающе веселыми. Звуки — чересчур громкими. Запахи —
навязчивыми. Солнце — палящим и прилипчивым.

А еще на нервы сильно давили плакаты, залепившие стены платформы. Со всех на него
смотрели лица Пожирателей Смерти, перечень предметов, которые необходимо иметь
при себе на случай экстренной трансгрессии, школьные основы Защиты от Темных Сил,
краткая инструкция по вызову Патронуса, призыв в добровольческую армию
мракоборцев (Только от семнадцати лет и старше!), а ещё это идиотское изображение

223/2147
Министерства, в виде могучего волшебника, борющегося со змеей.

Обидно, но родители воспринимали всю эту чушь всерьез. Мама, не снимая, носила на
руке крошечный ридикюль, в котором, Джеймс знал, скрывалась палатка, запас
консервов и теплая одежда на всю семью. Отец вечерами просиживал за картками, в
компании волшебников из городка. Они курили, пили брэнди, слушали новости по радио и
громко ругали Министерство.

И сегодня Джеймс понял, что не только его родители так бурно отреагировали на начало
войны. Несмотря на праздничную веселость, отъезд в школу был больше похож на
эвакуацию. Родители в такой спешке запихивали своих детей в Хогвартс-экспресс,
словно платформу уже со всех сторон окружали полчища Пожирателей смерти.

К родителям, идущим позади, подошли поздороваться родители Вуд. Джеймс толкнул

тележку и зашагал вперед.

Ему не хотелось ни с кем здороваться и слушать в сотый раз, как сильно он вырос за
лето.

С того самого дня, как он, злой, как три тысячи чертей, раненый и страшный, с горящими
глазами вернулся домой, родители сначала перепугались как положено, потом добрых
три дня его откармливали и лечили, а когда увидели, что ест их сын через силу, лечится
неохотно и с каждым днем все больше и больше замыкается в себе, совсем отчаялись и
накинулись на Сириуса. Тот атаку выдержал с достоинством, ничего им не сказал, но
потом потребовал от Джеймса, чтобы тот перестал играть в великомученика и все им
выложил.

Ну он и выложил.

И началось.

Мама по часу убеждала его, что расставание — это не конец света, и он непременно
встретит другую девочку, куда лучшую, чем Лили Эванс, но тем не менее периодически
пыталась выяснить у него о Лили все, что можно, и видела ее в каждой рыжей соседке.

Отец же ограничился только сочувственным хлопком по плечу и на весь месяц завалил

Джеймса работой по дому, чтобы у того не оставалось времени на «сопли». Но при этом
он считал своим долгом каждые несколько дней напоминать Джеймсу, что настоящий
мужчина должен всегда держать себя в руках.

Да разве он не держит себя в руках?!

Джеймс врезался в чей-то багаж, чертыхнулся и, не оглядываясь, потопал дальше, краем

уха слыша, как Сириус, шедший рядом, торопливо извинялся за него перед какой-то
«милой леди».

Каждое утро с того дня, как он трансгрессировал из садика дома Эванс, Джеймс
просыпался, как от удара, и первым делом думал о том, что должен ей написать. Он

224/2147
проводил за письмом все утро, потом перечитывал его, спокойно рвал на кусочки,
валился на кровать и пялился в потолок до тех пор, пока Сириус не возвращался со своих
ночных набегов на деревеньку, весь в женских духах, сонный и довольный.

Джеймс знал, что должен попрощаться и сказать последнее слово, но так, чтобы оно ее
не ранило. А вся та сентиментальная чушь, которую он гнал в этих неотправленных
письмах, совсем не вязалась с тем воем, который рвал его изнутри, и с тем, что он на
самом деле хотел ей сказать. Задача казалась невыполнимой.

В конце концов, испепелив себя, он написал всего одну-единственную строчку, отправил,

рухнул на кровать и проспал целые сутки. Проснулся совершенно опустошенным. На
подушке уже лежал ответ, а на заваленном бумагой столе щелкал клювом желтоглазый
Гермес. Пергамент, который теперь ехал у него в нагрудном кармане, был тогда
влажным, из-за чего слова совсем смазались, но Джеймс верил в их существование.

Там было написано: «Я тоже тебя люблю, Джеймс».

Черт подери.

И это написала ему Лили Эванс.

— Серьезно, Сохатый, мне наплевать, как ты выглядишь, — сказал Сириус, нагнав его, —
но если ты не начнешь бриться и одеваться, как человек, то тебя переселят из нашей
башни в Запретный лес, и вы вместе с Лунатиком будете выть на луну. Ты и сейчас уже
пугаешь людей.

В ответ на его замечание Джеймс ответил красноречивым молчанием, но Сириус ни

капельки не обиделся и шел рядом, добродушно посвистывая и провожая взглядом
загорелые ноги девочек.

Сириус был единственным человеком, которого Джеймс был способен выносить в

последнее время, да и то только потому, что он, в отличие от остальных, не доставал его
утешениями и уверениями, что «все будет хорошо», а просто торчал неподалеку, готовый
в любой момент либо пойти с ним в поле и швырять квоффлы до тех пор, пока руки не
отвалятся, либо устроить дуэль (после случая в лесу они решили, что им нужно
потренироваться), и Джеймс был только рад полдня сморкаться с ним на пару кровью и
думать только о том, как бы эту кровь остановить. В конце концов, когда мысли о
звездной ночи на холме становились уж слишком навязчивыми, и Джеймс просто не мог с
ними справиться, Сириус тащил его в «Семь гномов», который держала красивая
грудастая ведьма, и надирался там с ним до сиреневых единорогов.

— Привет, друзья ночей беспутных! — Джеймс узнал голос Гидеона Пруэтта, но

настроения подпевать близнецам не было, поэтому он просто взглянул на них и толкнул
чемодан вперед, чуть не протаранив багаж какой-то девчонки. — Привет, любимцы
бранных дней!

— В часы тревог и мыслей смутных нам с вами всяко веселей! — слегка озадаченно
добавил Фабиан, пожимая руку мрачному угрюмому Джеймсу.

225/2147
— Не обращайте внимания, у Джима критические дни, — жизнерадостно объявил
Сириус, пожимая мальчишкам руки. Джеймс пропустил эту реплику мимо ушей — в толпе
вдруг полыхнуло рыжее пламя, и он весь похолодел, но, конечно, это была не Лили, а
какая-то мелкая четверокурсница.

Лили не было не только на этой платформе, но даже в этом городе, а он дергался. Если
так будет продолжаться весь год, учитывая, сколько в школе рыжих девочек, то он
просто умом тронется, вот и все.

— Теперь я хотя бы смогу вас различать, — сказал Сириус, кивая на порез,

пересекающий лицо Фабиана через все лицо от лба до скулы. Порез Фабиан заработал
еще в лесу, но он не зажил, и теперь казалось, словно кто-то перечеркнул веснушчатое
улыбчивое лицо, словно ошибку в контрольной.

— Нет в мире смеха ничего ужасней и страшнее... — начал Фабиан.

— Чем шрам на хитрой роже лицедея, — закончил за брата Гидеон, хлопнув его по спине.
— Я хотел сделать себе такой же, но Фаб почему-то против.

— Потому что теперь я в кои-то веки стал симпатичнее тебя, — фыркнул тот, картинно
откинув назад длинные рыжие волосы.

— А еще шрамы украшают мужчину, — тренькнул воздушным колокольчиком голос

Марлин Маккиннон у них за спинами, а в следующий миг и она сама появилась из клуба
пара. Красивая, загорелая, в облаке белокурых кудрей вокруг округлившегося лица, она
обняла Фабиана за пояс и с гордостью поцеловала его в щеку, а напоследок не
удержалась и все-таки кольнула взглядом Сириуса: мол, смотри и кусай локти, подлый
негодяй.

Пруэтт и бровью не повел на стремительный диалог, который пронесся между ней и

Блэком, и только довольно обнял свою свежеиспеченную подружку за плечи. После того,
что произошло в лесу, они просто не могли не начать встречаться.

Джеймсу при виде их нежностей показалось, что огромная лапа, стискивающая его
сердце все лето, выпустила когти. Ничего удивительного, если в этом году все, даже
Хвост, обзаведутся девчонками, а он будет смотреть на них со стороны и пускать слюни,
пока не сдохнет от зависти. Или не захлебнется.

— О-о, дамы! — обрадовался вдруг Сириус, картинно раскрывая объятия. Следом за

Марлин к мальчикам присоединились девочки с их курса, Алиса Вуд и Эммелина Вэнс —
обаятельная девочка с длинной темной косой, круглыми щеками и грустными серыми
глазами. У них за спиной возвышался Фрэнк Лонгботтом. — Тебя, что, оставили на
второй год?! — ужаснулся Сириус, пожимая его руку.

— Должен же кто-то за тобой присматривать, — двусмысленно заметил Фрэнк, одной

рукой обнимая Алису, а другой крепко стискивая ладонь Сириуса. — Привет, Поттер, —
он обменялся рукопожатием и с Джеймсом.

226/2147
— Привет, мальчики, — Алиса в это время принялась вручать собравшимся маленькие
сувениры с побережья Карибского моря, куда ее в спешке увезли родители в начале
августа. — Как лето провели?

Несмотря на бодрый голос, Алиса выглядела грустнее обычного. И когда они

переглянулись, Джеймс вдруг понял, что не ему одному было тоскливо этим августом, и
что не он один включал по вечерам радио и с падающим сердцем слушал имена
маглорожденных волшебников, погибших при попытке пересечь границу.

— Привет, девочка из Страны Чудес... — Сириус с удовольствием нацепил на загорелое

запястье кожаный браслет с деревянными бусинами. — Все было о-отлично, мы...

— Привет, Блэк, — промолвил чей-то голос.

Блэйк Забини неторопливо проплыла мимо них в сопровождении своих высокомерных,

великолепных родителей. Взмахнув пушистыми закрученными ресницами, она окатила
Сириуса таким взглядом, что даже Джеймсу, апатичному ко всему в мире, стало жарко.

— ... великолепно провели время... — пробормотал Сириус и обернулся вслед

терпковатому шлейфу её духов, свернув голову, как филин, почти на сто восемьдесят
градусов.

— Хоть что-то не меняется, — ухмыльнулся Фрэнк.

— Видели новую охрану в Косом переулке? — подала голос Эммелина Вэнс. — «Дырявый
котел» теперь «под охраной» этих меченых ублюдков, представляете?

— Эм, тише! — обворожительно улыбнулся Гидеон.

— ... мы едва смогли купить учебники в этом году — Флориш был на грани истерики,
потому что у него отобрали все книги.

— И в «Аптеке» пустые полки — где теперь брать ингредиенты?

— Магазин «Все для квиддича» вообще был заколочен досками! Когда они успели?

— Да, а еще регистрируют волшебные палочки на выходе, как будто мы преступники, —

яростно добавила Алиса.

— Такими темпами, когда мы приедем в Хогвартс, выяснится, что половина

преподавателей — Пожиратели, — тихо пробормотал Джеймс, невольно вспоминая
слова мистера Эванса, и опустил голову, опираясь на ручку своей тележки, как вдруг
кто-то закрыл ему глаза мягкими ладошками.

***

227/2147
«... Видимо, чтобы завоевать твое внимание, в самом деле достаточно подставить свою
тупую башку под проклятие!..»

Северус, который говорит ей, что она волшебница. Северус, который бежит к ней по
улице в отцовских огромных ботинках и размахивает письмом из школы. Северус,
который поит заболевшую Корицу совиным лекарством.

Это же тот самый Северус.

Её старый добрый Северус.

Убийца. Пожиратель Смерти, который пытался убить Джеймса.

...Джеймс в крови в траве...

...Джеймс обнимает её в траве...

Машина резко дернулась в пробке и мистер Эванс гневно надавил на гудок.

Лили раздраженно вздрогнула и отвернулась в окно.

Нет, хватит!

Все.

Не надо себя мучать. Ни к чему.

Ну ни к чему, ни к чему, ну не надо, ну пожалуйста, только не сейчас...

— Все в порядке? — спросила миссис Эванс, обернувшись к дочерям. — Тебе плохо,

Лили?

— Нет, мам, — устало отозвалась Лили, отворачиваясь в окно. Слез уже не было —
кажется, она выплакала все, что могла, за этот месяц. — Со мной все хорошо... —
раздельно произнесла Лили.

В открытое окно машины вместе с ветром врывался запах гари и мокрого асфальта. В
городе было гораздо прохладнее после недавнего дождя, и Лили подставила лицо
потоку ветра, сделав вид, что ее просто немного укачало.

Петунья, которое в это время взбивала челку, смотрясь в маленькое зеркальце, вскинула
взгляд и удивленно огляделась.

— А куда мы едем?

Джеймс обернулся так резко, что чуть не свернул себе шею.

228/2147
— Мэри, — раздраженно буркнул он и, не скрывая своего разочарования, твердой рукой
убрал ее руки от своего лица. — Не делай так больше.

— Почему? — удивилась Мэри Макдональд, выглядывая у него из-за плеча с лукавой

улыбкой. Джеймс отвернулся, увидев проталкивающегося сквозь толпу Ремуса.

— Лунатик! — Сириус первым заметил его, махнул рукой и нырнул в толпу.

Ремус подошел к их компании, толкая перед собой тележку, на которой громыхал

потрепанный чемодан и клетка с совой. Они обнялись, похлопали друг друга по спине.

— Как ты, Сохатый? — спросил Ремус, отстраняясь и сжимая его плечо.

Джеймс скривился, давая понять, что не намерен в сотый раз все это обсуждать. Ему и
так было достаточно хреново, когда он рассказывал обо всем друзьям.

Мэри бросила на него пытливый, взгляд, вздохнула и повернулась к девочкам.

— Кстати, это правда, что Лили Эванс в этом году не вернется в школу? — спросила она.
Голос ее слегка дрожал.

— Правда, — сдержанно ответила Алиса, коротко переглянувшись с Марлин. Девочки

знали, что Мэри с третьего курса влюблена в Джеймса, а Мэри знала, как он относится к
Лили. Впрочем, трудно не заметить, если человек, который тебе нравится на всю
гостиную кричит: «Эванс, выходи за меня замуж!»

Мэри поджала губы.

— Ну и правильно, — сказала она. — На ее месте я бы тоже постаралась убежать как

можно быстрее, когда вокруг такое творится!

— Мэри! — шикнула на нее Алиса, сердито сверкнув глазами.

— А что? Хотите сказать, что это не трусость — бросать все и убегать, когда начинается
в...

— Это здравый смысл, — перебила ее Алиса. Лицо ее от плохо сдерживаемого гнева

пошло красными пятнами. — Лили храбрая и честная, и тебе стоило бы быть ей
благодарной хотя бы за то, что ты все еще можешь ходить!

— Я ей благодарна, — высокомерно заявила девочка, взметнув пшеничными волосами. —

Но это не значит, что я не могу называть вещи своими именами. Ведь ее здесь нет? —
Мэри пожала плечами. — Значит, она сбежала. Я вот не сбежала, хотя я тоже маглоро...

— Заткнись, Мэри, — не выдержал Джеймс и, не в силах больше это слушать, пошел к

родителям.

229/2147
— Джим, милый, я положила тебе чистые рубашки, пожалуйста, не забывай менять...

— Ладно.

— Я положила тебе обед в рюкзак. Если захочешь есть — не ешь конфеты, съешь лучше
сэндвич, — не зная, что еще сделать, Дорея в третий раз поправила воротник на
рубашке у сына (ей все казалось, что ткань топорщится) и пригладила непослушный
вихор на макушке.

— Хорошо, мам, — покорно согласился Джеймс, проводя ладонью по волосам и

возвращая привычный беспорядок.

— И не забывай писать, негодяй, а то от преподавателей письма приходят чаще, чем от

тебя! — добавил Карлус. — Хотя бы раз в неделю, но письмо должно быть, ты понял?

— Понял.

— Так, белье я упаковала, теплые вещи ты взял? Хорошо... так, что еще... — Дора
провела ладонью по лбу, рассеяно оглядывая платформу. Взгляд ее замер, она медленно
поднесла у губам ладонь.

— Что такое? — спросил Джеймс, почти уверенный в том, что мама вспомнила про
забытую пару жизненно важных теплых носков.

— А? — мама словно очнулась и замахала рукой. — Нет-нет, ничего, просто там прошла
рыженькая девочка...

— Ма-ам! — простонал Джеймс, запрокинув голову. За последние несколько недель

мама заподозрила уже полсотни «рыженьких девочек» в том, что они — Лили.

— Дора, в самом деле! — вступился за сына мистер Поттер.

— Ладно-ладно, просто она показалась мне похожей на ту девочку с фотографии.

— Я прошу тебя, сын, соберись, сейчас не самое удачное время расклеиваться, — сказал
густым басом Карлус, глядя на сына поверх очков.

— Я в норме, пап, — твердо сказал Джеймс, взглянув на отца из своего персонального

ада.

Карлус только вздохнул, пошевелив усами, обхватил сына ладонью за шею и на секунду
прижал к себе его голову, напоследок растрепав ему волосы.

Раздался второй свисток.

— Пора заходить, — переполошилась Дорея, схватила его голову обеими руками и

230/2147
крепко поцеловала сначала в одну щеку, потом в другую, а потом крепко-крепко обняла.
Джеймс услышал всхлип. — Я буду волноваться, очень сильно волноваться, учти! Так что
пиши, слышишь? Обязательно пиши!

— Хорошо, мам, — пробурчал Джим — ему всегда было и неловко, и приятно попадать в
омут материнской заботы. Он погладил ее по спине, чувствуя, что еще немного — и все
отцовские указания пойдут насмарку.

— Мистер Поттер, — раздался рядом деловитый голос Сириуса и звук рукопожатия. —

До скорой встречи...

Дорея, громко всхлипнув, вдруг выпустила Джеймса и без всяких приготовлений

схватила в охапку Сириуса.

Карлус только рукой махнул и, похлопав названного сына по спине, помог Джеймсу
внести вещи в вагон.

— В-вы же т-только в-вчера п-познакомились, а теперь уже последний год учитесь! —

причитала миссис Поттер. — Если тебе хоть что-нибудь понадобится, немедленно п-п-
пиши, понял? — грозно говорила она, торопливо гладя юношу по волосам, и Сириусу не
осталось ничего, кроме как мужественно сжать губы, чтобы самому не пустить соплю. —
Немедленно пиши!

Выпустив Сириуса, она вытерла слезы, снова поцеловала сына и наконец отпустила их
обоих. Карлус, обнял ее за плечи и отвел от вагона. Джеймс влез первым, Сириус
поставил ногу на ступеньку и обернулся, чтобы махнуть Поттерам.

— Эй! — крикнул Джеймс, когда рука Сириуса вдруг бесцеремонно сграбастала его за
воротник и буквально сдернула обратно на платформу. — Ты бешенством заразился? —
он пихнул Сириуса.

— Заткнись и протри очки, — посоветовал ему светившийся, как рождественская елка,

друг и подтолкнул вперед.

Джеймс сердито взглянул на него и обернулся.

Сначала сердце пропустило удар, а потом все звуки залил густой золотой гул — как
будто его кто-то шарахнул по голове кувалдой.

В каких-то семи метрах от него в клубах паровозного дыма стояла Лили Эванс и
беспомощно улыбалась. Тоненькая загорелая фигурка терялась в белом летнем платье.
Густые темно-рыжие волосы вздымались от гуляющего по платформе сквозняка и
скользили по лицу, задевая дрожащие в несмелой улыбке губы и порхающие вверх-вниз
ресницы над светящимися зелеными глазами.

— Лили, — озадаченно, без улыбки и почему-то беззвучно пробормотал Джеймс, меняясь

в лице.

231/2147
Лили порывисто улыбнулась и протянула к нему обе руки.

Джеймс сорвался с места.

За спиной раздались громкие голоса родителей и Сириуса, но он их почти не услышал, а

уже в следующий миг он упал на колени на жесткую твердую плитку платформы и
обхватил тоненькую фигурку руками, утыкаясь лицом в белый хлопок платья под грудью.
Платье пахло летом и свежестью, а Лили пахла Лили и Джеймс несколько раз подряд
умер и родился в эти секунды, просто обнимая её, просто чувствуя рядом. Люди
добродушно смеялись, глядя на них, кто-то похабно свистел, кто-то кричал, но в мире
Джеймса не существовало больше ничего и никого, кроме неё.

Он поднялся, почти не чувствуя боли в ушибленных коленках. Вообще-то он не собирался

падать перед ней на колени (Джеймс Поттер ни перед кем не падает на колени), это как-
то само-собой получилось.

Лили смеялась и кажется даже немного плакала, обнимала его руками за шею, трогала
губами, мокрым носом, переступая на цыпочках. Зажмурившись и запустив пальцы в
лохматые волосы, она утопала в запахе, который весь месяц пыталась отыскать на своей
одежде. Кожу колола щетина, дужка очков впивалась в щеку, но даже это сейчас было
приятно.

Отстранившись, он сжал ее лицо и шею ладонями.

А потом притянул ее к себе и поцеловал, так же по-взрослому, как и тогда. А руками

обхватил совсем по-детски, словно она была его любимым плюшевым медведем.

Чувствуя, как подкашиваются ноги, Лили схватилась за надежные широкие плечи.

Джеймс целовал ее так же жадно, как тогда, дома, только теперь этот поцелуй был
похож на безмолвный диалог.

«Я люблю тебя, люблю, люблю».

«Нет, я больше, больше».

«Я так скучал...»

«Я скучала, я...»

— Лили! Лили, где ты?

— Родители, Джим... — задохнулась она в его губы и обернулась. Джеймс, похоже,

совсем потерял голову и, вместо того, чтобы отпустить ее, принялся исступленно
целовать ее шею, вызывая одобрительный гул снующих мимо учеников и
неодобрительные восклицания их родителей.

— Джим, пожалуйста, — жалобно простонала она, запуская пальцы в его волосы, и

232/2147
поджала плечи, так что Джеймсу волей-неволей пришлось от нее отлепиться.

— Ты как... ты что... — Джеймс лихорадочно улыбался воспаленными губами, стискивая

нежные мягкие руки и плечи. В голове шумел теплый прибой, и он никак не мог вспомнить
нужные слова. — Как ты здесь... — он прижался к ней лбом.

— Я пришла тебя проводить, — прошептала она, прижимаясь к его носу своим —

маленьким, припухшим от слез и влажным.

— Проводить? — что-то страшное было в этом слове, и на миг оно остудило счастье
Джеймса, как выплеснутая на огонь чашка воды. Но в следующий миг он увидел, как
сквозь толпу к ним проталкивал тележку сосредоточенный мистер Эванс. — Что, с
чемоданом? — спросил он, встряхивая головой, точь-в-точь как Сириус, когда однажды
во время полнолуния свалился в Озеро.

— С чемоданом, — кивнула Лили, расплываясь в улыбке.

— И с совой? — почему-то наличие совы страшно рассмешило Джеймса.

— С совой, — ласково подтвердила она, гладя его по щеке.

— А как же... как же переезд?

Лили зажмурилась и прижала к его рту пальчики обеих рук, касаясь их губами.

— Я тебе все объясню... — зеленые глаза взглянули на него, и Джеймс снова попал под
их чары. — У нас теперь будет много времени на разговоры...

Джеймс задохнулся от нежности и, разведя в стороны ее ручки, припал к смеющимся

губам. Лили обняла его за шею, с радостью отвечая на поцелуй.

У них за спинами раздалось вежливое покашливание.

Они поспешно оторвались друг от друга, но делать вид, что они мирно беседовали, было
поздно — миссис Эванс явно волновалась, а сестра Лили до сих пор смотрела на них так,
словно они не целовались, а ходили по платформе колесом.

Джеймс торопливо провел рукой по волосам, вызвав у Лили исполненную нежности

улыбку, и нервно сглотнул.

— Добрый день, — брякнул он.

— Лили... а мы совсем тебя потеряли! — пожаловалась женщина, поправляя шелковый

платок на вьющихся карамельных волосах. Джеймс на секунду обомлел — настолько
мать и дочь были похожи, только глаза у миссис Эванс были карими, да волосы не
полыхали огнем.

— Это — Джеймс, мам, — тихо сказала Лили, и этот тон как-то сразу насторожил его. —

233/2147
Джеймс Поттер.

— Я так и подумала... — миссис Эванс пару секунд смотрела на него блестящими глазами
и казалась ему почти сердитой, а потом вдруг коротко качнула головой и, шагнув вперед,
крепко его обняла.

Джеймс страшно растерялся.

— Спасибо тебе, Джеймс Поттер, — услышал он горячий шепот, а в следующую секунду

его ждало новое потрясение.

— Джеймс Поттер!

Джон Эванс вышел из вагона на платформу и, шагнув к Джеймсу, сжал его руку в
крепком рукопожатии, а потом вдруг резко потянул на себя и тоже обнял, только не так,
как миссис Эванс, а скорее как это делал отец — крепко и грубо.

— Лили всё рассказала. Что ты сделал в ту ночь, — сурово рубанул мистер Эванс. — Я
даже не знаю, что сказать. Если тебе хоть что-нибудь... — он поджал губы и с силой
хлопнул Джеймса по плечу. — Ты всегда можешь обратиться к нам.

— Что бы ни случилось, — вставила миссис Эванс.

— Добрый день, — Джеймс обернулся, услышав отцовский голос, а в следующий миг

Карлус хлопнул его по спине и вопросительно-вежливо взглянул на Эвансов. — Добрый
день, мэм, — он поцеловал руку миссис Эванс, пожал руку мистеру Эванс. — Карлус
Поттер, очень приятно. Ну? Что уже натворил мой негодяй?

Когда раздался третий свисток, Лили испуганно взглянула на мать, и миссис Эванс, вдруг
прослезившись, схватила дочь в охапку. Плечи ее вздрагивали, она всхлипывала и
зарывалась лицом в рыжие локоны младшей дочери. Обнимая Лили, миссис Эванс
торопливо говорила что-то, но что именно — Джеймс не расслышал.

Мистер Эванс, крепясь, гладил жену по плечу и с невыразимой печалью смотрел на них,
а потом и сам обнял Лили и на прощание поцеловал ее в лоб.

Джеймс, прощаясь в этот момент со своими родителями, видел, что Лили плакала, и его
тянуло к ней, как магнитом, но он понимал, что сейчас ему нельзя вмешиваться — скупая
на эмоции сестра Лили подошла к ней, сухо обронила пару слов и так же взвешенно и
спокойно обняла ее, но Джеймсу со своей стороны было видно, как девушка коротко и
резко зажмурилась, прижавшись щекой к голове младшей сестры.

Питер Петтигрю опирался руками на перила лесенки, ведущей в вагон, и с любопытством

смотрел на них, завернув губы. Ремус Люпин тепло и немного грустно улыбался,
прижимаясь спиной к двери, на которую внизу, все еще стоя на платформе, опирался
плечом ухмыляющийся Сириус Блэк.

234/2147
Когда Джеймс, крепко сжимая ее ладошку в своей руке, подвел Лили к ним и помог
подняться в вагон, Питер с шутливым поклоном посторонился, а Блэк произнес едва
слышно, с преувеличенной почтительностью:

— Миссис Поттер.

Лили зарделась и улыбнулась. Джеймс, усмехаясь, толкнул Сириуса и поднялся следом

за ней, не размыкая рук.

— Значит, все-таки едем домой вместе? — поинтересовался Ремус, когда Сириус

последним запрыгнул на ступеньку и захлопнул дверь.

— Вместе... — прошептала Лили и почувствовала, как Джеймс чуть крепче сжал ее

пальцы.

Лили взглянула на него и прижалась к его плечу, заворачиваясь в нежность, как в плед.

Поезд, взвизгнув, тронулся с места. Мальчишки открыли окно и замахали провожающим.

Дорея Поттер, красивая пожилая волшебница, держала под руку заплаканную маму и
махала за них двоих, пока Джейн жадными блестящими глазами смотрела на Лили с
платформы.

Карлус Поттер выглядел очень строгим и почти сердитым, но Лили чувствовала, что он
переживал за Джеймса даже больше, чем его суетливая и милая мама — только не хотел
это демонстрировать так явно.

Лили взглянула на своего отца — Джон крепко обнял за плечи Петунью и поднял ладонь.

«Все будет хорошо» — твердо решила для себя Лили и помахала им всем.

Выпустив густой клуб пара, поезд засвистел в третий раз, и «Хогвартс-экспресс»,

медленно тронувшись с места, двинулся в путь. Платформа вместе с любимыми людьми
сдвинулась с места и заскользила вдоль поезда, мелькая разноцветными лицами и
плакатами на кирпичных стенах...

235/2147
Поезд памяти
...1971 год...

Когда Сириус вернулся из уборной, то увидел, что в купе уже кто-то сидит и самым
наглым образом пожирает его конфеты.

— Эй, это мое! — воскликнул он, когда секундный шок схлынул.

Очкарик поднял голову и улыбнулся.

— Докажи, — он уложил ноги на противоположное сидение и демонстративно закинул в

рот пару бобов «Берти Боттс».

— Это мое купе, — Сириус сжал кулаки. — И мои конфеты.

— Докажи, — повторил мальчик, пожав плечами.

Сириус сдернул с полки свой рюкзак с нашивками «S.O.B.» и швырнул его в нахала.

— Я — Сириус Орион Блэк!

— Докажи, — засмеялся мальчик.

Сириус остолбенел от такой невиданной наглости и уже всерьез захотел двинуть

очкарику, но тот вдруг встал, отряхнул с одежды крошки и протянул руку.

— Я — Джеймс Карлус Поттер. Но ты можешь звать меня Джимом, Сириус Орион, я не

против, — он бросил его рюкзак на соседнее сидение. — И раз уж ты явился, видимо,
придется ехать вместе!

— Я не хочу ехать вместе, — брезгливо поморщился Сириус. — Проваливай!

Он оттолкнул очкарика с дороги и рванул у него из рук коробку. Бумага лопнула, и бобы
прыснули во все стороны, забарабанив об окно, а мальчик не удержал равновесие и
свалился с сидения на пол.

Сириус был готов к тому, что хлипкий очкарик начнет реветь и кукситься, но вместо этого
он вдруг исподлобья посмотрел на Сириуса, яростно вытер нос рукой и прошипел:

— Ну держись, Сириус Орион.

Завязалась драка не на жизнь, а на смерть, ценой которой была пачка безвозвратно

рассыпанных по купе бобов.

Сириус вообще был не прочь подраться, но Регулус был сопливым нытиком и все время
236/2147
жаловался маман, а этот тип, похожий на тощего совенка, колотил его так, что Сириус
твердо вознамерился выкинуть его в окно. Они так увлеченно мутузили друг друга, что за
собственными выкриками и треском одежды не услышали, как дверь, ведущая в их купе,
отъехала в сторону, и в нее ворвался Люциус Малфой — староста Слизерина.

— Что здесь происходит?! — он схватил их за шкирки и растащил в стороны, как щенят.

Мальчики брыкались и пытались достать друг друга то рукой, то ногой и не обращали
никакого внимания на крики старосты. Девочки, проходящие по коридору, захихикали,
глядя на это, некоторые ученики начали выглядывать из своих купе, чтобы выяснить, кто
так шумит. Вытолкав Сириуса в коридор, Люциус передал его на попечение двум троллям
в слизеринской форме, которые притащились вместе с ним, и снова вернулся в купе.
Раздался вскрик, но прежде, чем Сириус успел понять, что произошло, Люциус вернулся
и захлопнул за собой дверь.

— Ну что, щенок? — зашипел он, резко опустив шторку на окне, в которое громко стучался
арестованный. — Решил сорвать моё дежурство, Блэк? Как ты себя ведешь, посмотри, на
кого ты похож! — и он дернул Сириуса за ворот разорванной в бою рубашки из чистого
шелка.

— Как надо! — рыкнул Сириус и с размаху наступил на ногу одному из троллей. Тот взвыл
и запрыгал на месте, а его товарищ сгреб Сириуса в охапку. Публика, заполнившая
коридор, чтобы посмотреть на представение с участием школьного старосты, довольно
засмеялась.

Не желая превращаться в посмешище, Люциус поскорее сгреб Сириуса за шиворот и на

глазах у всех протащил его по коридору, после чего затолкал в купе, где уже ехал
полный, похожий на крысу мальчик и сказал:

— Скажи спасибо, что я не выкинул тебя из поезда! — с этими словами Люциус захлопнул
дверь так, что из неё вылетела какая-то пружинка.

...1977 год...

Золотая задвижка на двери скрипела, когда поезд подскакивал вверх.

Блэйк Забини стонала ей в такт, вцепившись руками в массивную раму зеркала над
умывальником и царапая бордовыми ноготками золотую краску. Почти не слыша её
стонов, Сириус исступленно вбивался в нее позади и целовал, облизывал её тонкую
загорелую шею. Пышные шоколадные кудри девушки свесились, обнажив покрытую
светлым пушком шею и спину. Замочек жемчужного ожерелья ярко вспыхивал каждый
раз, когда на него падал свет и это отвлекало Сириуса.

Когда ему становилось особенно хорошо, Сириус откидывал назад голову и рвано
вздыхал, крепко сжимая ладонями мягкие бедра, Блэйк вскрикивала и рисковала

237/2147
оборвать раму, а позолоченное зеркало напротив бесстыдно фиксировало акт быстрого
совокупления в великолепной уборной «Хогвартс-экспресса» и загадочно сверкало
позолотой.

Красивая округлая попка, обтянутая коротеньким черным платьем — вот первое, что
увидел Сириус, когда вошел в тесную, но ярко освещенную комнатку из красного дерева.
Блэйк искала что-то в своей косметичке, склонив голову так, что кудри свесились ей на
лицо, открыв взору длинную тонкую шею и глубокий вырез на спине.

Сириус закрыл за собой дверь и резко задвинул замок.

Блэйк вскинула голову и чуть не выронила помаду, увидев в зеркале человека, но, узнав
кто это, расслабилась и снова поднесла помаду к губам.

— Что ты здесь забыл? — поинтересовалась она.

Сириус промолчал, скользя взглядом по изгибам соблазнительного тельца. Кровь

тяжело и гулко билась внизу живота, превращая Сириуса в камень.

— Мама не говорила тебе, что пялиться — некрасиво? — спросила Блэйк, поглядывая на

него в зеркало.

— Я был плохим мальчиком и никогда ее не слушался, — лениво прищелкнул языком

Сириус, откровенно разглядывая Блэйк. Она как будто была создана для того, чтобы её
трахали, такая аппетитная, с матовой кожей, упругой попкой и сиськами, которых у
большинства её сверстниц не было. В пышные шоколадные кудри так и тянуло запустить
руки, к шее хотелось присосаться, даже то, как ее кошачье тело иногда призывно
выгибалось дугой выглядело так, будто она просила взять ее.

Блэйк поймала его взгляд в зеркале и слегка улыбнулась.

— Плохиш Блэк. Ты знаешь, что тебя теперь считают паршивой овцой?

— Да неужели? — поинтересовался Сириус, про себя представляя, как она стонет и

извивается под ним.

— И теперь во все приличные дома тебе вход заказан.

— Какое горе, — ей бы определенно пошло чёрное, прозрачное кружево.

Блэйк чуть приподняла уголки губ, разглядывая его.

Она не так зазывно смотрела на него в прошлом году, когда ученики шептались у него за
спиной, обсуждая пресловутый побег из дома. А вот когда по школе разлетелась весть о
том, что ему перепало крупное наследство, и он с грохотом расстался с Марлин
Маккиннон, Блэйк стала запускать в него такие взгляды и фразочки...

Даже сейчас он прямо видел, как крутились шестеренки у нее в голове, вырабатывая

238/2147
фразы: «древний род», «куча денег», «Суд Визенгамота», «Международные магические
связи».

Молодой Блэк и в самом деле блестящая партия для чистокровной принцессы Забини.

Сириусу же просто хотелось ее трахнуть.

Очень сильно.

— Я надеялась встретить тебя этим летом на Дне Рождения миссис Блэк. А потом
вспомнила, что тебя не будет и так расстроилась. Очень жаль, что ты сбежал из дома,
Блэк, — вздохнула Блэйк, застегивая косметичку. — Могли бы подружиться... как-
нибудь.

— Не переживай, мы подружимся, — Сириус отделился от двери и неторопливо подошел

к девушке, скользнув взглядом по молнии на её платье.

— Надо же, как самонадеянно, — усмехнулась она, но в черных, как маслины, глазах
шевельнулась тревога, когда он подошел вплотную и вжал ее своим телом в умывальник.
— Для этого ты должен мне понрав...

Она ахнула, потому что в этот момент Сириус наклонил голову и поцеловал ее в шею.

Высокая грудь в лифе прерывисто поднялась и опустилась вместе с круглыми белыми

камешками ожерелья. Блэйк резко повернула голову. Из-под ресниц блеснула горячая
черная влага, губы приоткрылись, показав белоснежные зубы. Сириус с готовностью
завладел ими и пока Блэйк шептала какие-то здравые вещи о том, что их могут увидеть,
он задрал подол ее платья и запустил пальцы в шелковые трусики.

— Смотри-ка, кажется, я уже тебе нравлюсь, — прошептал он, прикусив ее шею.

Стоны Блэйк участились, обгоняя стук колес и начали срываться на крики. Сириус
сдавленно зарычал и задвигался быстрее, поспешая за ними. Быстрее, быстрее и
быстрее, так что мышцы превратились в камень.

Наконец Забини крикнула так, что у него зазвенело в ушах, несколько раз сильно,
импульсивно вздрогнула и обмякла, сотрясаясь всем телом.

Несколько невыносимо сладких секунд — и удовольствие прожгло и его. Он кончил.

Острое до боли наслаждение схлынуло, прибив их обоих к умывальнику, и Сириус

ощутил легкое разочарование. Несмотря на свою ликерную красоту, Блэйк в итоге
оказалась далеко не самой лучшей его девочкой — до конца удовлетворенным он себя
так и не почувствовал.

Вот дерьмо.

— Ты придешь еще? — первым делом спросила она, как только смогла перевести дух.

239/2147
Застегнув брюки, Сириус откинул Блэйк новым взглядом. Обычно такая лакированная и с
иголочки одетая, теперь растрепанная и дрожащая...

Дорогое черное платье было собрано на поясе, ноги в чёрных чулках дрожали, а
шелковое белье, за цену которого можно было купить гоночную метлу, валялось на полу.
Влажные грязные глаза смотрели на него с требовательностью и властью избалованной
аристократки, которая привыкла к повиновению и подобострастию, но глубоко-глубоко,
на самом их дне плескался страх, что Сириус не вернется...

Сколько же раз он видел это выражение...

Сириус шагнул к ней, подобрал брошенные трусики, водрузил их на место и одернул

платье.

— Посмотрим, — нехотя бросил он, бесцеремонно чмокнул Блэйк в губы и, подмигнув

напоследок, вышел в коридор.

За окнами неслись покатые луга, и жизнь текла так, словно ничего и не произошло.
Сириус с чувством потянулся, улыбнувшись скользнувшему в окно лучу, и неторопливо
двинулся по коридору, засунув руки в карманы брюк и довольно посвистывая. За
стеклянными окошками в дверях болтали и смеялись ничего не подозревающие ученики,
смеялись очаровательные ученицы. Проходя мимо одного из окошек, Сириус поймал
взгляд какой-то девчушки и подмигнул ей. Девчушка, конечно же, знала, кто он такой и
немедленно похорошела, залившись румянцем.

Ему было очень хорошо. По телу разливалась легкая усталость, мышцы внизу живота
приятно ныли, в крови шипел адреналин пополам с восторгом — сладкая и горячая смесь.
Мысль о том, что он только что поимел девушку из снов каждого второго студента
Хогвартса, неимоверно грела ему сердце.

...1971 год...

Джеймс присел на корточки и подергал замок. Воровато оглянувшись по сторонам, он

закатал рукава и стукнул по нему палочкой, но ничего не произошло.

Мальчик засопел, шумно вытер окровавленный нос и попробовал еще раз.

Заклинание-отмычка давалось ему через раз — Ганс-кондитер, научивший его этим чарам,
был неважным учителем, так что почти все магические опыты Джеймса обычно
заканчивались...

БАБАХ!

240/2147
Дверь отскочила в сторону, отбросив в стороны мальчишек, припавших к ней с двух
сторон. В коридор хлынули клубы странного фиолетового дыма.

Раздались испуганные крики. Задвигались двери.

— Что случилось?!

— Вы слышали?

— Откуда дым?!

Джеймс спохватился и на четвереньках вполз в купе к своему злополучному соседу.

Сириус захлопнул безжалостно сломанную дверь.

Мимо нее тут же протопали чьи-то торопливые шаги.

— Как ты это сделал? — прошептал он.

— Тебе какая разница? — проворчал Джеймс, поправляя сломанные в драке очки и

шумно втягивая в себя идущую из носа кровь. Слова цеплялись друг за друга из-за губы,
рассеченной гигантским старинным перстнем. — Скажи спасибо, что я тебя не разнес на
кусочки, — он окинул мальчика брезгливым взглядом. — Собачка старосты.

Сириус стиснул кулаки.

— Еще раз такое скажешь, и я тебя ударю, — процедил он сквозь зубы.

— А что? Тебя он не бил!

— Зато тащил по коридору у всех на глазах! Я бы с большим удовольствием надрал

Люциусу зад... если бы знал, как, — свирепо добавил Сириус.

Джеймс прищурился, оценивающе разглядывая своего соседа.

— А если я скажу, что знаю как, поможешь?

— Помогу! — мальчик весь подобрался, но Джеймс не спешил ему довериться.

— И не выдашь? — с сомнением спросил он.

— Чтоб я сдох! — Сириус сплюнул на пол. Джеймс удовлетворенно ухмыльнулся.

Они одновременно оглянулись на пухлого светловолосого мальчика. Передние зубы у

него сильно выдавались вперед, маленькие водянистые глаза с ужасом смотрели на
разгорающееся восстание.

— Я н-не скажу! — просипел он, еще крепче вжимаясь в сидение. Похоже, он решил, что
они его прикончат прямо в купе, если он скажет иначе. — Честное слово!

241/2147
— Джеймс Поттер, — снова, но уже совсем другим тоном представился Джеймс,
повернувшись к Сириусу и решительно протянул ладонь бывшему врагу.

— Сириус Блэк, — ответил тот, криво ухмыляясь и пожимая его руку. — Есть идеи,
Поттер?

Джеймс хмыкнул и вытащил из-под свитера какую-то текучую блестящую ткань и

крошечный спичечный коробок с торчащей из него веревочкой. Сириус восхищенно
открыл рот, схватив в руки мантию-невидимку.

— Две, — самодовольно улыбнулся Джеймс, подкинув коробок.

Сириус быстро пожевал жвачку, выплюнул и аккуратно прилепил к опущенной крышке

унитаза веревочку навозной бомбы, а саму коробочку просунул под ободок и закрепил
там. Джеймс, оглядываясь на неподвижные двери многочисленных купе, торопливо
писал что-то на пергаментном листе, прижимая его к стене.

— Готово! — шепнул Сириус.

Им пришлось прождать под мантией-невидимкой около десяти минут, прежде чем дверь,
ведущая в купе старост, открылась, и в коридор вышел невозмутимый Люциус Малфой,
как и следовало ожидать, без своей трости. Когда он прошествовал мимо них важной
неторопливой походкой, мальчики вжались в стену, но едва за ним закрылась дверь,
ведущая в уборную, они вырвались из-под мантии и бросились следом.

Джеймс выплюнул на ладонь жвачку, смачно впечатал ее в дверь и прилепил к ней свой
лист.

Сириус, паникуя, торопливо заблокировал дверную ручку школьным галстуком.

— Бежим! — скомандовал Джеймс.

Давясь хохотом, мальчики умчались по коридору к своему купе.

Прошло не больше трех секунд, прежде чем раздался тихий, почти неслышный хлопок, а
вслед за ним — душераздирающий вопль. Дверная ручка задергалась, в дверь с той
стороны что-то забилось и пергаментный лист затрясся, крепко держась за жвачку.

На нем значилось:

«Я выпил лекарство и прошу не беспокоить меня до конца поездки. Возможно, я буду

стучать в дверь и молить о помощи, но вы не поддавайтесь. Поверьте, это очень мощное
слабительное. Искренне Ваш, Люциус Малфой».

...1977 год...

242/2147
Касаться ее.

Обнимать.

Целовать.

И шалеть от мысли, что Лили Эванс теперь не сама по себе, а принадлежит ему.

Мерлин, он же сейчас просто спятит, если не поцелует её ещё... и ещё...

— ... этому «П.А.У.К.у», как думаешь, Джеймс?

Джеймс встрепенулся и оторвался от её шеи, которую трогал губами и целовал вот уже
добрых полчаса, пока Эванс самозабвенно рассказывала, как им удалось избежать
переезда.

— Да, какому пауку? — он сделал вид, что слушает.

— Не «паук», а Программа Аннулирования Угрозы и Конфликта! — сердито поправила

его Лили, запрокинув лежащую у него на плече голову. — Ты совсем меня не слушаешь.

— Я слушал до того момента, как к вам домой пришел Дамблдор, а потом... — он пожал
плечами и пробежал пальцами по её ногам, лежащим поверх его колен, намекая на тот
момент, когда Лили сняла туфли и забралась на сидение, потому что замерзла. Когда его
ладонь забралась под юбку, Лили тут же одернула платье и покрепче запахнула на себе
большую и теплую кофту, которую ей одолжил Джеймс.

— Поттер!

— Тут же никого нет!

Парни и в самом деле деликатно разбрелись кто куда, чтобы дать им возможность
побыть вдвоем.

— Поцелуй меня, Эванс, — серьезно попросил он, чувствуя как снова к губам приливает
тепло, которое надо было немедленно передать Лили. — Только по-настоящему, идет?
Никакой халтуры.

И какое же это, черт возьми, счастье, когда после этих слов Лили Эванс не отталкивает
его, не ругается и не обзывает идиотом, а улыбается так, что на щеках у неё появляются
обворожительные ямочки, наклоняется к нему и снимает с него очки...

Тем временем погода за окнами Хогвартс-экспресса стремительно портилась — Лондон

243/2147
остался далеко позади, и поезд вырвался в кудрявую зелень предместий. Здесь осень
чувствовалась сильнее — из природы словно через трубочку вытянули яркие краски.
Затянутое пеленой облаков небо хмурилось и мрачнело, напирая на бархатные луга
тяжелыми растрепанными тучами. В один миг за окнами резко потемнело, и по стеклам
забарабанил по-летнему обильный и по-осеннему холодный дождь.

Зажглись лампы.

Ученики начали бродить по коридорам.

Мимо их двери прошла какая-то шумная компания. Ручка их двери дернулась — в купе
вернулся Люпин.

Лили тут же вывернулась из объятий Джеймса и метнулась на сидение, поправляя

лямки платья.

— Ну так что это за программа? — чуть задыхаясь спросил Джеймс таким тоном, словно
ничего и не случилось, и деловито нацепил очки.

— По защите! — Лили испуганно взглянула на Ремуса, стараясь незаметно стереть

размазанную помаду. — Ты совсем меня не слушаешь, Джеймс!

Ремус с улыбкой покосился на них, доставая свою сумку и расстегнул молнию.

— Я слушал! — твердо сказал Джеймс. — Дамблдор выскочил у вас из камина в

гостиной.

— И сказал, что почти все семьи забирают своих детей из школы! — подхватила Лили. —
В этом году Хогвартс может опустеть. И ещё Дамблдор берет на работу мракоборцев —
папа назвал их полицейскими, но я поняла, о ком речь. Нас будут защищать по полной
программе.

— Собрание старост через пять минут, — напомнил Ремус, натянув мантию со

сверкающим серебряным значком.

Джеймс метнул на Лунатика красноревчивый взгляд и Люпин удалился, по-прежнему

улыбаясь этой выводящей из терпения улыбочкой.

— А тем родителям-маглам, которые все-таки отпустят детей в школу, предоставляются

услуги П.А.У.К.а. Там целая система, для каждого человека разрабатывается около
полсотни маскирующих чар — отводящие, оглушающие, Конфундус, целый набор.
Дамблдор говорит, что Волан-де-Морт не так скрупулезен, чтобы разрушать защиту
каждого маг... почему ты так смотришь?

— Ты не боишься произносить его имя? — спросил Джеймс, глядя на Лили с

недоверчивым восхищением.

— «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет».

244/2147
— Ты только что сравнила Темного волшебника с розой.

— Это сделал Шекспир, а не я. Я имела в виду, что он останется уродом и психопатом,

как его ни назови. Так что не вижу смысла бояться имени. Это просто смешно, — Лили
слегка покраснела, сжала губы в трубочку и смешно подвигала носом, прямо как
сердитый кролик. — Хотя ты прав, сравнение дурацкое.

Джеймс помог ей достать её сумку с полки и Лили тоже натянула мантию и прикрепила к
ней значок.

— Знаешь, что самое грустное во всей этой истории с Программой? — спросила она
напоследок, перед уходом.

— Что?

— Из-за этих защитных чар люди на самом деле исчезают, и увидеть их или связаться с
ними невозможно, — проговорила она, опуская руки. — Они как будто... перестают
существовать, понимаешь? Я не смогу написать папе и поделиться с ним своими
мыслями, или поговорить с мамой, рассказать ей, как прошел мой день...

Она отвернулась, закрывшись от Джеймса волной волос и прижав пальцы к носу и губам.

— Ты непременно увидишь их, Эванс, я тебе обещаю, — Джеймс притянул её к себе за

шею. Лили спряталась у него на груди. — С ними всё будет в порядке. Дамблдор слов на
ветер не бросает. Они в безопасности. А я тебя не оставлю, так что тебе нечего бояться.
Всё будет хорошо, Эванс. Веришь мне?

Лили улыбнулась.

— Верю.

— Да, Ремус, я иду! — крикнула Лили и наклонилась, пытаясь нацепить капризный

босоножек.

— Взять тебе горячий кофе? — спросил Джеймс, всё ещё рассеяно водя губами по её
прохладной ладошке.

Лили хитро посмотрела на него, быстро наклонилась к нему и, коснувшись губами шеи,
прошептала: «Ты меня согреешь», после чего вспорхнула с сидения и была такова, а
Джеймс взлохматил волосы, немного обалдело глядя ей вслед и усмехнулся:

— Колдунья...

Неожиданно дверь снова вжикнула и распахнулась.

245/2147
В купе влетела Алиса Вуд, лохматая, как воробей после драки. У нее за спиной топтался
донельзя смущенный Питер. Джеймс сердито сдвинул брови — он просил не говорить
остальным, где они. Оглядев купе, Алиса вперила сердитый взгляд в Джеймса.

— Ну и где она?

...1971 год...

<i>— Ты уверен, что это были именно они?

— Д-да... только... не бейте.

Люциус сдернул с сидения рюкзак и потер пальцем нашивку.

— «S.O.B.», — услышал Питер. — И куда они пошли, ты не знаешь?

— Н-нет... они пробежали мимо купе, — Питер трясся от страха, мечтая только об одном —
чтобы лапа старшеклассника, державшая его за шиворот, разжалась.

— Макнейр, сходи посмотри.

Второй верзила, стоящий рядом с Питером, кивнул и ушел. Сразу стало легче — как будто
в купе прибавилось света.

— Как тебя зовут, мальчик? — ласково спросил Люциус Малфой, бросив рюкзак на
сидение.

Питер боязливо покосился на застывшего над ним старшеклассника.

Тот встряхнул его и вскинул кулак.

— Отвечай!

— Питер Петтигрю, — испуганно пискнул он.

— Крэбб, — одернул его Малфой. — Веди себя прилично.

Парень ухмыльнулся и всего лишь хрустнул костяшками, втолкнул Питера в чужое купе, в
котором, как Питеру казалось, витал преступный дух, а потом небрежно потрепал его по
волосам и вышел.

— Спасибо за помощь, Питер, — вежливо сказал Люциус, берясь за дверной косяк. —

Если в школе тебе понадобиться помощь... — он окинул Питера сомнительным взглядом и
поджал губы. — Обращайся ко мне.

246/2147
Когда он ушел, Питер наконец-то смог облегченно вздохнуть. От красивого
светловолосого Малфоя в дорогой мантии просто невыносимо несло дерьмом, и Питер
еле сдержался, чтобы не закашляться прямо при нем.

Мальчик потер горло. Ему до сих пор было страшно после того, как этот верзила по имени
Крэбб ударил по нему каким-то заклинанием, и Питер чуть не задохнулся.

Снова дверь с шорохом отъехала в сторону.

— Я не знаю! — испуганно крикнул Питер, хватаясь за сидение.

— О, — очень миленькая рыжая девочка замерла в дверях. — Извините, я думала, тут

свободно, — она взялась за дверь.

Питер вскочил.

— Тут свободно! — выпалил он.

...1977 год...

Услышав приглушенные голоса за дверью уборной, Питер замер и прислушался.

Говорили несколько мужчин — как будто спорили.

— Ты что, хочешь оставить его здесь? Знаешь, что будет?

— Знаю, что будет, если нас кто-нибудь увидит с телом! Уходим скорее, идиот!

Дверная ручка повернулась — Питер в панике обернулся крысой и забился в угол.

Из уборной торопливо вышли двое старшеклассников, переодетых в мантии. С пола

крошечному Питеру было не разглядеть их лиц, но он увидел пятнышко зеленого цвета на
форме и решил, что это слизеринцы. Они все еще спорили, но уже вполголоса, один
оглянулся, второй схватил его за руку и толкнул вперед.

Подозрительно глядя по сторонам и обгоняя друг друга, мальчики прошли по вагону и

скрылись в одном из купе.

Выждав какое-то время, Питер превратился и, трясясь от ужаса и какого-то нехорошего

предчувствия, повернул дверную ручку. На полу уборной лежал человек в форме
мракоборца.

Он был мертв.

247/2147
Светлые глаза удивленно уставились на дверь, но то, что его так удивило, уже скрылось
в купе. Поезд раскачивался — торчащая прядка пшеничных волос подпрыгивала в такт.

Какое-то время Питер не мог сдвинуться с места, так как ноги не слушались, и просто
стоял и смотрел на труп. Потом, так же не до конца понимая, что делает, на цыпочках
попятился в коридор, прикрыл за собой дверь и размеренным, чрезмерно спокойным
шагом прошел мимо всех дверей. За одной из них сидели убийцы. Закрыв за собой дверь
вагона, он прерывисто вздохнул, издал странный скулящий звук и побежал.

Он не знал, чем именно в этой ситуации мог помочь Джеймс Поттер, но больше ему не к
кому было бежать. Джеймс — уверенный в себе, умный, смелый, он решит, что делать,
он знает, как поступить.

От страха у Питера подкашивались ноги и мутилось в голове. С той самой жуткой ночи в
лесу он не видел мертвецов так близко и сейчас все время оглядывался, преследуемый
глупым ощущением, что мертвый мракоборец идет за ним по узкому коридору.

Надо ли говорить, что когда перед Питером вдруг резко распахнулась дверь, и из нее с
торжествующим сердитым криком выскочила Алиса Вуд, он чуть не потерял сознание от
ужаса.

Где-то совсем рядом с поездом сверкнула молния. На секунду все озарилось бледно-
голубым светом, что-то громко затрещало сразу во всех лампах, и свет окончательно
потух.

По вагону дружным гулом прокатилось недовольство.

— Ну вот, — недовольно сказала Алиса, закрывая книгу.

Джеймс и Питер играли на сидении в карты. Джеймс, увлеченный игрой, полез в карман
за палочкой и по пути зачем-то взглянул на часы. Он делал это чуть ли не каждые
несколько секунд.

Питер пытался следить за игрой, но все мысли его словно кто-то запер в уборной одного
из вагонов, где сейчас покачивался в такт поезду мертвый человек. Джеймс уже трижды
сделал ему замечание, но Питер ничего не мог с собой поделать. Он хотел бы
немедленно все выложить Джеймсу, но присутствие Вуд мешало. Узнай она о таком —
весть о мертвеце наверняка разлетится по всему поезду, дойдет до убийц, и Питера
точно так же прикончат, только на этот раз в туалете Хогвартса...

— ... слышишь меня?

— А?

Джеймс щелкнул у Питера перед носом пальцами.

248/2147
— Ты где, Хвост?

— Я здесь... — пролепетал Питер, скрываясь за картами, и заморгал, взглянул на масти.

— А во что мы играем?

Джеймс раздраженно шлепнул колоду на сидение, но забыл, что это не простые карты, а
волшебные.

Ударившись о твердую поверхность, колода налилась густым светом и, прежде чем кто-
либо успел что-либо сделать, фонтаном брызнула в потолок.

Алиса взвизгнула, роняя книгу. Питер с воплем вскочил на сидение. Карты рассыпались
по купе, разрывая мрак трескучими хлопками, из-за которых в ушах начался звон. Из-за
взрывов и собственных воплей ребята и не услышали, как открылась дверь, и когда в
темноте раздался оглушительный визг Эммелины Вэнс, под ноги которой угодила одна из
карт, Питер заорал от ужаса и наугад пальнул заклинанием. Красная вспышка ударилась
о притолоку и рассыпалась маленьким фейерверком, в свете которого все увидели
помирающих со смеху близнецов Пруэттов и компанию.

— Черт вас подери! — выкрикнул Джеймс и сам засмеялся. — Что вы тут забыли,
идиоты?!

Треск еще не прекратился, когда в тесное темное пространство ввалилась толпа народу,
внося с собой свет волшебных палочек и шелест фантиков.

— Смотри-ка, сидят, упиваются скукой напрасной... — протянул в темноте веселый голос

Гидеона.

— Сейчас их порадуем сказочкой страшной, — пообещал Фабиан.

— О-о, пожалуйста, нам здесь как раз не хватает страхов, — заметила Алиса, и Питер
был с ней полностью согласен. Словно в подтверждение ее слов, над поездом что-то
лопнуло, и дождливая темень за окнами полыхнула синим. В окна хлестнула вода. Питер
поежился.

Фабиан протолкался вперед. Из его карманов на сидение рядом с Питером просыпался

целый дождь сладостей в блестящих упаковках.

— Класс, вы ограбили тележку? — Джеймс тут же схватил «шоколадную лягушку», но

едва распечатал упаковку, как свободолюбивая шоколадка выпрыгнула из бумажки.

Джеймс, тренированный