Роман Папсуев
Битва за Лукоморье. Книга 1
«Эксмо»
2021
УДК 821.161.1-312.9
ББК 84(2Рос=Рус)6я43
Папсуев Р. В.
Битва за Лукоморье. Книга 1 / Р. В. Папсуев — «Эксмо»,
2021 — (Новые сказки Старой Руси)
ISBN 978-5-04-156844-3
УДК 821.161.1-312.9
ББК 84(2Рос=Рус)6я43
Содержание
Долг 7
Охота на Охотника 14
Милость владыки 43
Премудрые дела 48
Синий камень в рукояти 77
Хлопот полон рот 101
Сила есть, ума не надо? 107
Пять десятков и еще двое 119
Зверь 123
Чужая сторона 156
Дар Иномирья 160
Худовы вести 179
Дивный новый день 184
Дополнительные материалы 215
Карты 215
Краткий словарь 220
4
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
5
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
6
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Долг
Ночью ударил первый заморозок, а утром небо огласили звонкие плачущие кличи: это
прощались с Русью обережные журавли. Огромные, белоснежные – ни единого черного или
хотя бы серого пера – птицы, взлетали с расписанных осенью болот и, выстроившись похожими
на наконечники стрел клиньями, неспешно плыли над вековыми лесами, полноводными мед-
ленными реками и убранными полями. Люди, заслышав журавлиный плач, отрывались от дел
и поднимали взгляд к небесам, желая крылатым путникам сытной зимовки в южных землях и
счастливого возвращения по весне. Знающие люди говорят, что обережные журавли несут на
своих крыльях тепло… и еще они издали чуют черное зло.
Вожак пролетавшего над Гребневым лесом клина, тревожно и коротко крикнув, стал
стремительно набирать высоту, одновременно сворачивая с не менявшегося сотни лет пути.
Окажись сейчас внизу кто-нибудь знающий и глазастый, он бы тоже поспешил прочь, уходя от
неведомого лиха, но следить за встревоженными журавлями было некому. Как и слушать, как
кто-то огромный пробивался сквозь чащу – был он невидим, тяжел и быстр, куда быстрей мед-
ведей и вепрей, извечных обитателей здешней глухомани. Ох, недаром люди обходили Гребнев
лес стороной. Обычные люди… только воинский человек идет, куда пошлют, а знахарь – куда
велит долг.
***
…Они рухнули одновременно – колдун-злонрав, чьего имени так и не узнали, и знахарь
Вежин, но колдун больше не поднялся. Заклятие Вежина, пусть и очень простое, сделало свое
дело: отвлекло приспешника Тьмы от ратников, которые не растерялись и не ошиблись. Чест-
ной булат пронзил полное вражьей злобы тело, и бой на поляне завершился победой русичей.
Вежин заставил себя разлепить глаза и, опершись о покрытую мягким мхом землю, кое-
как уселся. Трое его спутников стояли над убитым и что-то громко и оживленно обсуждали;
чуть охрипшие голоса ратников били по раскалывающейся от боли голове, точно кузнечные
молоты. Понять, о чем речь, у знахаря не выходило, а лесная поляна с недостроенной избой,
нечистым покойником и его победителями медленно кружилась, при этом умудряясь еще и
мерцать. Вежин с силой сжал виски руками, и кружение замедлилось, но и не прекратилось…
а лежавшая на краю поляны холщовая сумка с зельями казалась недосягаемой, как Ирий.
– Ты чего это, Вежин? – будто камнем из пращи врезалось в горемычную голову. – Никак
ранен?!
– Н-нет, – промычал знахарь в опушенное короткой юной бородкой жизнерадостное
лицо. Дрожащее, будто речное отражение в ветреный день. – Н-не ранен…
– Да у тебя лицо всё в крови! – не отставал ратник.
Знахарь вытер лоб и поднес к глазам ладонь. В самом деле, мокрая и красная, будто кожу
содрали.
– Это из пор… сочится. Надорвался я малехо, Малобуд.
– Помочь чем? – Подошедший Твердята, старший над воинами, тоже мог бы говорить
потише.
– Сумку мою дайте, – попросил Вежин, – а так… надо мне полежать, подождать… Гля-
дишь, само пройдет.
– Вот и лежи! – отрезал старшой. – Долг свой ты исполнил, можешь и отдохнуть. Если
что, пару жердин вырубим, на плащах до твоего Совёлого дотащим. К слову, парни, а ну-ка
давайте не сумку к нему, а его – к сумке! Пусть в теньке-прохладе в себя приходит.
7
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
1
Для лучшего понимания текста рекомендуем ознакомиться с кратким словарем в конце книги.
9
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
2
Локоть – единица измерения длины, не имеющая определенного значения и примерно соответствующая расстоянию от
локтевого сустава до конца вытянутого среднего пальца руки. Примерно 50 см.
10
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
на долю знахаря в этот жуткий день, но дверь наконец распахнулась. Еретник нашел то, что
искал, и это что-то оказалось огромной переплетенной в черную кожу книгой. Вежин слышал
о таких: страшное колдовское оружие, средоточия черных знаний, они даруют своим облада-
телям великую силу. Даже самый завалящий колдун-злонрав, заполучив такую книгу, сравня-
ется с опытными Охотниками, а проклятый упырь и вовсе станет непобедимым.
Допустить этого нельзя. Надо уничтожить и книгу и нечисть разом! Вежин в последний
раз взглянул на солнце и теперь сосредоточился на заклятии, в которое вложил все свои неве-
ликие силы. Ясно-алый, в цвет живой крови, луч ударил прямо в черную книгу, и та зашипела,
словно живое омерзительное существо.
Не ждавший нападения еретник сперва промешкал, но замешательство его длилось
недолго. Накрыв уже начавшую пылать книгу призрачным куполом с сетью лиловых прожилок,
он одновременно протянул окутанную пурпурным сиянием руку в сторону кустов, за которыми
скрывался знахарь. Алое пламя задохнулось, луч угас, а почти вычерпавшего себя, но все еще
живого Вежина выдернуло из кустов, проволокло по поляне и приложило затылком об угол
избы. Это должно было стать концом, но не стало им.
Открыв глаза, скрючившийся от боли Вежин увидел перед собой полы черного плаща –
еретник стоял рядом, с досадой разглядывая изрядно опаленную книгу.
– Не пойму, засельщина, – раздраженно произнес он. – То ли ты отважен без меры, то ли
просто глуп. Прихлопнуть бы тебя… – Упырь наконец-то опустил взгляд, зловеще блеснули
темно-красные глаза. – Да только пригодишься ты мне…
– Будь ты… проклят, нечисть, – выкашлял вместе с кровью Вежин, понимая, что через
мгновение станет нечистью сам и ничто его от этой доли не спасет.
– Успокойся, – чуть заметно усмехнулся красноглазый. – В упыря я тебя обращать не
буду, зачем? Нужна мне от тебя другая служба, так что слушай внимательно. Покойников зако-
пай прямо здесь, возле избы. Мне их тащить несподручно, пришлю позже младших колдунов,
они тела и заберут. А мерзкую сталь богатырскую схорони подальше, да так, чтоб никто и
никогда не нашел… Ты сам откуда?
Вежин молчал, исподлобья глядя на еретника. Тот презрительно пожал плечами.
– Из Совёлого, верно? Ближайшее здесь село. Что ж, уясни одно – коли пожелаешь снова
в храбреца поиграть, сожжешь тела или спрячешь, я всю твою деревню вырежу. И все деревни
в округе заодно. А если исполнишь, что сказано, оставлю в покое – и тебя, и Совёлое твое.
Мне в ваших местах делать нечего, получил я всё, что хотел, так что уйду с миром.
Упырь присел на корточки и уперся немигающим кровавым взглядом прямо в глаза зна-
харя.
– И великодушие мое не забывай, – прошипел он. – Я редко противников в живых остав-
ляю. Считай, что повезло тебе, поживешь еще… лапотник.
Ответных слов у Вежина не нашлось, но еретник ответа и не ждал. Поднявшись и наки-
нув на голову капюшон, он дважды цокнул языком, подзывая коня. Всю схватку простоявший
изваянием вороной подошел к хозяину и послушно склонил голову, раздувая странно красные
ноздри. Вежину осталось лишь угрюмо наблюдать, как упырь, спрятав в переметной суме про-
клятую книгу, легко запрыгивает в седло.
– Пойдем потихоньку, Чернь, – донеслось до знахаря.
По шкуре зверя забегали огоньки, несколько мгновений – и гривастая тварь словно бы
растворилась в воздухе вместе со всадником. Раздвинулись и схлестнулись кусты, и над поля-
ной повисла тишина, долгая и нестерпимая. Ее разорвал далекий и звонкий журавлиный клич,
и будто в ответ раздался глухой стон знахаря. Оставшись один, Вежин наконец-то позволил
себе зарыдать от бессилия и безысходности.
12
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
13
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Охота на Охотника
Осень в Аргуновской долине редко выдается сухой и теплой, но в этом году повезло и
местным, и проезжим, и всяческой полевой да лесной живности вроде бесхвостой ящерки,
влезшей на оплетенный жгучим босоркиным плющом валун. Маленькое, словно обломанное
зеленое существо льнуло к покрытой причудливыми трещинами поверхности и знать на знало,
что встречу с ним могут счесть дурной приметой, пусть и не из самых опасных. Ящерицу не
заботили человеческие предрассудки, она просто блаженствовала в солнечном пятне, впиты-
вая тепло разогретого камня.
Откуда посреди леса взялся крупный, с хорошего борова, грязно-белый валун, наверняка
не знали даже местные старожилы, но торчал он ровнехонько на дорожной развилке, как и
положено путевым камням. Картину дополнял одинокий всадник на рослом буланом коне,
обладавшем столь длинной и густой гривой, что она могла бы сойти за черный атласный плащ.
Плащ у незнакомца, впрочем, имелся собственный и не абы какой, а настоящий китежанский
распашень. Изначально темный, он успел так запылиться, что выглядел выцветшим, хоть и
был новеньким, едва ношеным: полы не истрепались, швы не разошлись, не слишком плотная
по летнему времени ткань не протерлась. Низко надвинутый невиданный в здешних краях
капюшон бросал глубокую тень на худое дерзкое лицо, защищая глаза от слепящих полуденных
лучей. Умело увязанные вьюки, саадак3 и притороченный к седлу небольшой зачехленный щит
выдавали бывалого путешественника и как бы еще не воина.
Застрекотала, словно в насмешку, пронесшаяся над самой головой сплетница-сорока, и
конь недовольно фыркнул, досадливо мотнув головой. Ему не нравилось это место и хотелось
в поля, где можно скакать и скакать, не рискуя влететь в какой-нибудь буерак или споткнуться
о вылезший на дорогу корень. А вот чего хотелось всаднику… он и сам толком не знал. Еще
молодой, но уже успевший наворотить дел удалец пятый год пытался взяться за ум и даже
взялся, но стоило Китежу с его строгостями кануть в прошлое, как былая придурь подняла
голову. С искушениями начинающий Охотник боролся честно, но то встречный задира оказы-
вался каким-то хилым, то красна девица обидчивой и не такой уж и красивой, а теперь еще и
эта пакость бесхвостая! Расселась на и так истершихся рунах, мол, попробуй прочти!
Проезжий снял висевшую у седла плеть и, чуть привстав в стременах, резким движением
сбросил злосчастную ящерицу в бурьян, после чего ворчливо осведомился:
– Дрыхнешь, что ли? А ну просыпайся, дело есть!
Ветерок взметнул теплую пыль и пошевелил листы плюща, но этим дело и кончилось.
Путник поморщился. Дорога ему успела надоесть, до цели было ехать и ехать, да и сама цель
казалась какой-то странной. Пока еще разберешься, а времени в обрез, решил спрямить путь –
и вот пожалуйста! Развилка, а этот худов валун либо не желает помнить, зачем здесь поставлен,
либо заснул навеки. С дорожными камнями подобное случалось, особенно на заброшенных
тропах.
– Эй, – повысил голос наездник, – булыжище путево́е! Только и годишься, что гадов греть
да ползучку привечать. Давай, оживай, работу выполняй, Алёше отвечай! Слышишь?
Булыжище услыхало.
Из-под темно-зеленых кожистых листов забрезжил красноватый закатный свет, камень
зашевелился, покрутился и неуверенно подпрыгнул, только босоркин плющ держал крепко.
Едва оторвавшись от земли, глыба беспомощно дернулась пару раз из стороны в сторону и
бухнулась на прежнее место, хорошо хоть свет не угас.
3
Саадак – кожаный или бархатный изукрашенный чехол на лук. Встарь называли так и весь прибор вооружения: лук с
налучником и колчан со стрелами.
14
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
4
Кружало (устар.) – питейный дом, кабак.
5
Погост – здесь – кладбище рядом с поселением.
15
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
16
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
вариусу, что в седло спасибо если раз в год заберется… только судьба по-своему рассудила,
и хорошо.
– Жалко мне его, засоню, стало, – признался Алёша, – вроде и сам виноват, что пакость
эту босоркину распустил, а всё равно жалко.
Короткий всхрап означал, что Буланко полностью согласен с хозяином. Эти плющи
нужно было содрать, и хорошо, что Алёша сам догадался, а нет бы, богатырский конь показал
мерзкой ползучке, как путевые камни оплетать!
– Вот-вот, – поддержал беседу хозяин, – а теперь, Буланыш, прибавь-ка. Нам не только
змея трехглавого искать, а и брата встречать. Говорят, новости у него важные, нельзя с ними
тянуть.
Жеребец мог бы напомнить, что ловлю чудища вперед хоть и важного, но всего лишь
разговора хозяин поставил сам, но не напомнил, поскольку и сам ценил дело ратное много
выше гонецкого. Буланко еще разок для удовольствия встряхнул гривой и перешел в легкий
веселый галоп. Он мог так скакать долго, много дольше обычных лошадей, и они скакали, пока
уже в полях не догнали запряженную гнедухой телегу, за которой трусил белоногий жеребенок.
Богатырский конь, не дожидаясь понуканий, обогнал путников, развернулся и встал, загоро-
див дорогу, Алёша же откинул капюшон и слегка развел руками, показывая, что не причинит
добрым людям зла.
Правивший кобылой крепкий дядька средних лет натянул вожжи, недоверчиво разгляды-
вая непонятного чужака. И то сказать, голубые глаза при темных, пусть и не по-южному, воло-
сах встретишь нечасто, а тут еще и одежка странная, и волосы коротко острижены, и бороды
нет, а лишь щетина дорожная. Крестьянин пялился, Охотник ждал, сдерживая крепнущее раз-
дражение; наконец сидевший рядом с возницей благообразный пузан, на которого Алёша и не
глядел, снял суконную шапку.
– Здрав будь, добрый человек, – пропищал он неожиданно высоким голосом. – Доброго
тебе пути, куда б ты ни ехал.
– И вам здравия, люди добрые, – как мог мягко откликнулся Охотник. – Вы, часом, не
из Закурганья будете? А то дело там у меня.
– Дело? – оживился пузан. – Да ну? Это ж откель ты такой деловой?
– Не нукай, – таки сорвался не терпевший расспросов Алёша, – не запряг! Прямо отвечай.
Из Закурганья или нет?
– Ну оттель. – Не нукать добрый человек, похоже, не мог. – На мельницу ездили, верта-
емся вот.
– А коли так, правда ль, что объявилось у вас чудище трехголовое? По лесам разгуливает,
страх наводит?
– Чудище, говоришь? – быстро переспросил возница и покосился на пузана.
Тот ободряюще кивнул:
– Еще как объявилось! – подтвердил он и взглядом указал на попутчика. – Еремей вон
давеча своими глазами видал, чуть заикой не сделался.
– Точно, точно! – приосанился оказавшийся Еремеем возница. – Вот этими вот глазами!
Как есть трехглавец и огнем пыхает. Здоровенный, что твой стожище.
– Головы, часом, не змеиные?
– Как есть змеиные! И с петушьими гребнями.
– А говорили, с рогами, – нахмурился Алёша. – Выходит, врали?
– Обижаешь! Одна с рогами, что у твоего барана, а две другие змейские, с гребнями, –
пояснил возница и, поймав взгляд Охотника, торопливо добавил: – И с зубов смола горючая
каплет.
Змеев Алёша встречал и даже дрался с ними возле Сорочи́нских гор. Говорили про гадов
и в Китеже, причем часто и много: как-никак одни из главных врагов, но чтоб на одном теле
17
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Всяк же знает, – поспешил на помощь пузан, – себя не береги, родню спасай от беды…
– Помолчи! – одернул трепло Охотник. – А ты толком отвечай. Что, впрямь многорогий
и с быка ростом?
– Не. – Возница нахмурился и поскреб затылок. – Бык все ж поболе будет, а этот… Слез
бы ты с коня, я б, может, и поточней сказал.
– Изволь. – Желание огреть дуралея китежанин как-то подавил, а ведь лет десять назад
врун уже валялся бы в канаве с вырванной рукой. – Смотри.
– Ох, ну и вымахал же ты, боярин! – восхитился неугомонный пузан. – Прямо богатырь!
А когда верхом и не скажешь.
– Вот и не говори! – прикрикнул Алёша. – Ну что, Еремей? С меня твой страхолюд или
не дорос?
– Перерос, – твердо сказал Еремей, так твердо, что китежанин поверил. – На голову, не
меньше. Не, на полторы!
– Уже что-то! А ты, часом, не лешего повстречал? Или переворотня?
– Обижаешь, боярин, – вновь вступился за приятеля пузан. – Чтобы Еремей, да лешего
не признал!
– Лешаки разные личины примерять могут.
– Не, не леший то был, – набычился закурганец, – точно говорю. И пришлый он, а то б
мы тут знали.
– А еще погосты, – напомнил пузан, – не будут лешаки покойничков хитить, на что им?
– Ну, смотрите! Рогатым еще может быть бедак, тогда по росту выходит бирюком. Эти
рябые твари и крупнее бывают. Дальше давай.
Дальше выяснилось, что загадочный рогач таки ходит на задних ногах. Копыт у него
вроде бы нет, по крайней мере на лапах, а вот шерсть имеется, косматая и, как ни странно,
светлая. Когтей остолбеневший от страха мужик не разглядел, но смутно помнил рубаху и
порты, а под ракитовым кустом, из-за которого и вылезла нечисть, вроде бы валялись какие-то
торбы. Еще Еремей приметил брошенный на траву венок, из чего заключил, что гад подстерег
у реки какую-то девку, да та, видать, сбежать успела.
– А что сами девки говорят?
Девки не говорили ничего, вернее, в один голос и, судя по мордам рассказчиков, с толи-
кой сожаления, утверждали, что никакие гады у реки за ними не гонялись. Зато чудище видели
старостиха с кумой, когда по ягоды ходили. Сперва думали, медведь в кустах ворочается, ока-
залось – оно. Напасть, правда, не напало, но страху нагнало. Кроме Еремея и ягодниц урода
встретили еще двое. Вернувшихся. Что видели пятеро сгинувших этим летом закурганцев, не
знал никто.
– То есть, – перебил Алёша, – сгинуло пятеро?
– Это у нас… По ближним деревням еще с дюжину наберется.
– А по дальним?
По дальним тоже пропадали, но сколько и кто – в Закурганье не ведали, своих бед хва-
тало.
– Дети пропадали или взрослые?
– У нас – все взрослые, мужики, – «обрадовал» Еремей, – да и у соседей вроде тоже…
Мил-человек, может, мы того, поедем, да и ты с нами? Чего на дороге на ночь глядя торчать?
– Ночлега с собой не возят, ночлег положен каждому. А у меня изба большая, – похва-
стался пузан, – места хватит, а уж яблочки уродились. Чистый мед!
– Угу, – поддержал приятеля Еремей. – Лучше Антоновых яблок не найдешь. Накормим,
напоим, спать уложим, а утречком и решишь, куда дальше.
– Утречком, говоришь? – Охотник задумчиво глянул на склоняющееся к лесу солнце.
19
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Еремея с Антоном он, похоже, выжал досуха, а на баб-ягодниц надежды было мало, да и
без них ясно: Князя потревожили не зря, какая-то тварь тут точно завелась. Если б не масть,
Алёша поставил бы на бирюка, но про белых бедаков он еще не слыхивал, да и вело себя
чудище неправильно. Бирюки в норах прячутся, наружу редко вылезают, охотятся все больше
на детей, а тут…
– Лады, дальше я с вами, – решил Алёша. – Баня-то у вас путная есть? Лучше такая,
чтоб наособицу стояла.
– Э-э… Ты уж нас прости, мил-человек, только куда нашей кобыле да до твоего жеребца.
Хорошо, если в сумерках доберемся, поздно для бани-то.
– Вам, может, и поздно, – Алёша придержал Буланко, позволяя теперь уже попутчикам
тронуться с места, – а мне в самый раз.
***
Только пьяный, безумец или совсем уж отчаянный смельчак рискнет заглянуть после
полуночи в баню и тем паче там заночевать. Смелостью Алёшу Белобог и впрямь не обидел, но
на сей раз дело было отнюдь не в удальстве. Того, что удалось вытрясти из крестьян, не хватало
не только для каких-то действий, но и для принятия решения. Оставалось потрясти местных
нечистиков, которые могли знать, что творится в округе. Ничего по-настоящему страшного на
шумгородчине прежде не случалось, иначе б посадник, прознав про здешние безобразия, не
смеялся: дураков Великий Князь на такие места не ставил.
По-хорошему Алёше следовало, расспросив сельчан, отправиться на встречу с куда более
опытным братом: и поручение бы исполнил, и совета бы спросил, но этого-то молодому Охот-
нику и не хотелось. Непонятный белый бирюк являл собой загадку, разгадать которую нужно
было самому. Разгадать и доложить Князю, что дело сделано, а затем и китежскому Предсто-
ятелю о невиданном прежде чудище отписать.
Алёша втащил свои нехитрые пожитки в предбанник, затем обиходил коня и долго стоял
у тына, грызя в самом деле медовые закурганские яблочки и глядя на гаснущую над лесом
розоватую полосу. Вечерело, со стороны деревни тянуло дымком, а на небо медленно взби-
рался тоненький белый месяц. Лениво, ничего не опасаясь, лаяли собаки, и лай этот сливался с
дальней девичей песней. В такие вечера легко мечтается, а былое словно укутывает прозрачная
дымка; так и стоишь между прошлым и будущим, смотришь то на звезды, то в наползающий
из низин туман и ни о чем не жалеешь.
– Лады. – Китежанин заставил себя оторвать ладони от еще теплого дерева и обернулся
к Буланко, чьи ноги уже обнимали туманные змейки. – Если что, сам знаешь…
В ответ верный друг мотнул гривой и топнул ногой, мол, решил, так иди, а я и посторожу,
и халупу эту, если что, разнесу.
Охотник трепанул храбреца по крутой лоснящейся шее и распахнул низенькую дверь.
Предбанник был тих и пуст, зато сама баня встретила настороженной тьмой, жаркой и полной
шорохов. Если б не китежская вязь 6, впору было б споткнуться о словно выросшую на пути
шайку с кипятком, но зачарованные знаки на теле среди всего прочего позволяют иным Охот-
никам видеть ночью не хуже кошек. Алёша никуда не налетел и ни за что не зацепился, а, войдя
в еще не выстывшую, почерневшую от копоти парилку, встал в трех шагах от высокого порога,
вслушиваясь в недовольное шуршание под самым потолком.
6
Китежская (китежанская) вязь – волшебные татуировки, секрет которых известен лишь в Китеж-граде. Наносятся на
тело Охотников, главным образом на спину, плечи и грудь, защищают от простых враждебных заклятий, а также способствуют
обострению чувств, прежде всего зрения и слуха, и предупреждают о творящейся поблизости чужеродной волшбе. В сочетании
с кровью Первых людей позволяют видеть в темноте, как в сумерках, и облегчают общение с нечистиками.
20
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
«Нет злее банника», – говорят знающие люди, а на тех, что за околицей живут, еще и
управы не найти, хотя что считать управой? Вокруг шуршало, стучало и потрескивало, но
Охотник стоял на месте, словно позволяя себя разглядеть, а когда стало малость потише, выта-
щил заранее заготовленную густо посоленную ржаную краюху и протянул на раскрытой ладони
вперед. Так опытные конники задабривают строгих лошадей.
– Банник-батюшка, – голос Охотника звучал спокойно и слегка вкрадчиво, – не побрез-
гуй гостинчиком. Нес, торопился, чтоб не зачерствел.
Зашипело, точно кто на раскаленные камни водицы плеснул. Запахло распаренным бере-
зовым листом.
– Соль добрая, – спокойно продолжал китежанин, – с самого моря Хвалунского. Да и
хлебушек неплох, с чистым сердцем замешен, в чистой печи выпечен. Не побрезгуй.
На сей раз не только зашипело, но и треснуло. Надо думать, лопнул перегретый камень,
а к духу березовому прибавился мятный.
– Не побрезгуй, – повторил Алёша, вглядываясь в только что пустой полок, на котором
теперь шевелилось нечто мохнатое и темное. Ровно пес влез, только какой пес в закрытой
бане? – Здрав будь, хозяин. – Охотник, все так же протягивая хлеб, шагнул вперед. – Добра
тебе да тепла.
– И тебе, богатырь, того же. – Мохнатая рука с острыми нечеловеческими когтями ловко
ухватила подношение. – Уважил. Вот поем сейчас – и мойся, сколько душеньке твоей угодно.
И сам не трону, и от лихих гостей постерегу. Да и парку поддам.
– Благодарствую, – поклонился китежанин, украдкой разглядывая покрытого шерстью
старичка, узкоплечего и длиннобородого. – А дозволь наперед тебя спросить.
– Спрашивай. – Банник милостиво кивнул украшенной двумя небольшими рожками
головой. – Люблю вежество, и хлеб добрый люблю.
– Про гостей твоих узнать хочу. Не говорили лесные жители про чудище, что объявилось
по весне в ваших краях? Не лешак и не переворотень, но голова рогатая, а сам мохнатый да
белый. Ходит как человек, только роста богатырского, выше меня.
– Нет. – Хозяин бани решительно махнул головой, так решительно, что один из запутав-
шихся в бороде березовых листков отлетел и пристал к руке гостя. – О чудище не говорили.
– А о чем, – вцепился в невольный намек Охотник, – о чем говорили?
– Дурное место больше не пусто, – словно выдавил из себя хроможитель 7, и его широко
расставленные глаза тревожно блеснули в темноте. – Боровлад, леший Старошумский, говорит,
вовсе смрадно стало. Оно и раньше скверно было, бе́резь-то худова так просто в рост не идет,
но хоть дышать получалось.
– А теперь нет?
Старошумье, значит… Большой лес, тянется на восток аж до самого Шумгорода, а на
западе упирается в Топырь-реку. Там и до зимы проплутать можно.
– Теперь трудно. – Банник покончил с краюхой и принялся аккуратно собирать немно-
гочисленные крошки. Ладони у него были несоразмерно большие, ровно дитя взрослые рука-
вицы надело. – За две сотни шагов до стен все лесожители млеют.
– А что за стены-то?
Оказалось, старое городище. Такое старое, что жили в нем, похоже, еще в Смутные вре-
мена. Сам банник дальше своей бани не хаживал, но его лесной приятель немало наговорил
об одинокой, чудом уцелевшей башне, огромных, намертво сросшихся друг с другом глыбах
и глубоких норах. И об удальцах, что прежде нет-нет да и совались в развалины. Одни выби-
рались, другие исчезали навсегда, лешему до них особого дела не было, разве что любопыт-
ство играло, но теперь люди о дурном месте позабыли. Выросла там березь, отравила округу
7
Хроможители (другое название – хороможители, доможилы) – общее название домашних духов.
21
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
душной волшбой, прохожие от городища стали шарахаться, а с чего – сами не ведали. Разва-
лины же так и стояли, окруженные подступившей почти вплотную чащей, однако в этом году
лес отшатнулся. Птицы и те туда больше не залетают, зато березь прямо в небо лезет, из лесу
видно, как она над стенами поднимается. Круглый год желтая и шумит без ветра, что твоя
осина. Лесовик местный сильно беспокоится, но в дурное место ему хода нет, а без помощи
березь не изведешь. Нет, не изведешь…
– Понятно, – пробормотал Алёша, хотя на самом деле ясно было лишь то, что скоро он
все это увидит. – А бирюков там или худов не водилось?
– Может, и были, березь ведь не сама по себе завелась, только Боровлад не говорил ничего
такого. Старошумье все больше люди тревожат, деревца рубят, птиц да зверье изводят, но с
краю, в самую сердцевину не лезут. Ну так и на том спасибо…
– Проехать в то дурное место можно?
– Можно, только нельзя, – оскалился банник, зубы у него были не хуже когтей. – Нечего
там добрым людям делать!
– А добрые люди что-то пропадать начали. Хочешь не хочешь, пора злым за дело браться.
Таким, как я. Может, и не в развалинах дело, но проверить их надо. Не говорил твой Боровлад,
в какой они стороне? Уж больно неохота мне к путевому камню возвращаться. Он-то подска-
жет, да день потеряю.
А ведь булыжник и впрямь подскажет! Когда путевые камни ставили, дурное место было
уже пусто, но еще памятно.
– Есть дорога, – явно нехотя признал банник, то ли разбирая свою бороду, то ли путая.
Раз дернул, другой, и нет его, пустой полок. – Да я не знаю. Знал бы – сказал, все одно ведь
поедешь, Охотник китежский.
– Поеду, – подтвердил в говорящую пустоту Алёша. – Посплю, пока конь пасется, да в
седло. Спасибо тебе, батюшка. Хлеб у меня в переметных сумах еще есть, занесу сейчас. Не
побрезгуй.
– А попариться? – вдруг почти всхлипнуло из-за каменки. – Напоследок?
– И то, – кивнул Алёша, развязывая ворот рубахи.
«Нет злее банника», да нет его и добрее.
***
К путевому камню Алёша не поехал, уж больно возвращаться не любил, да и надежда на
китежскую вязь была немалая: бирюка не бирюка, а худову березь наколки почуют, главное –
подобраться к ней хотя бы на версту.
Подобрались, пусть и не сразу. Сперва долго ехали краем леса, затем свернули на зарос-
шую тропу, по всему ведущую в самую глухомань, и тут Буланко, извернувшись, легонько при-
хватил задумавшегося хозяина за сапог. Проделывал он это нечасто и всегда по делу.
– Ну, – шепотом откликнулся Охотник, – что такое?
В ответ конь стал как вкопанный, прижав уши и вытянув шею в сторону лесного ручья
с топкими, синими от незабудок бережками.
– Пить хочешь?
«Сам пей!» – пронеслось в мозгу обиженное. – Вода ржавая, да не в ней дело!»
– Ну, давай поглядим.
Буланко мотнул головой и осторожно, ровно охотничий пес, двинулся вниз по склону
сквозь небывало пышную таволгу. Пахла она одуряюще, но чего-то словно бы не хватало. Ощу-
щение было странным и тревожным, так что когда возле самой воды Алёша приметил след
раздвоенного копыта, ему стало легче.
22
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
24
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
жадной до дармовой силы нечисти. В этих, судя по всему, поселился если не бирюк, то худ.
Белый.
– Надо смотреть.
«Шлем надень».
– Сам так думаю.
В пролом Алёша въехал во всеоружии, но чудище вылезать и давать бой не торопилось.
Камнями со стен тоже никто не швырялся, и китежанин без помех оценил как могучую кладку,
так и начертанные на вмурованных в нее плитах руны, частично стершиеся, но хранящие
отблески былой волшбы. Внутри царил все тот же босоркин плющ, то ли выживший все другие
растения, то ли, напротив, торивший дорогу более брезгливым собратьям. Впрочем, на древ-
нюю мостовую зеленый удалец не выползал, предпочитая жаться к стенам, которые отнюдь не
были темными, просто за века их покрыло что-то вроде прудовой ряски, только не зеленой, а
черной с отливом, будто камень-кровавик. Мостовая, в отличие от стен, осталась чистой, и на
ней отчетливо проступали словно бы застывшие тени. Их могли бы отбрасывать мечущиеся
в смертельном ужасе люди, но внутренность крепости была пуста. Лишь оплетенные зеленью
груды блестяще-темного камня, соединенные белыми дорожками, и высокое чистое небо. Не
страшно и даже не тошно – грустно.
Мелькнула какая-то тень. В самом деле мелькнула или почудилась?
– Видел?
«Нет. Не было ничего».
Охотник спешился и слегка ослабил подпругу. Буланко коротко навалился плечом на
хозяина – попрощался – и отступил. Если будет нужно, он примчится на помощь. Или, пови-
нуясь приказу, поскачет прочь, чего не хотелось бы, тем более что подмоги не найти, одни они
на много верст.
– Жди, – велел Алёша и, бесшумно ступая по истоптанным временем плитам, быстро
пошел вдоль обрушенных палат. Даже теперь, рухнувшие и утонувшие в жгучей зелени, они
впечатляли, заставляя жалеть о павшем величии. Кто их строил и для кого, какие пиры в
них гремели, что за песни звучали? Уже не узнать. Все отгремело, отблистало, отвосхищало,
имена и те забылись, остались лишь руины, в которых свила гнездо неведомая рогатая нечисть.
Ничего, выловим!
– Ах ты ж!
Нет, перед ним был не белый страхолюд. Завернувший за угол Охотник оказался на
пустой и чистой площади, посреди которой торчал здоровенный каменный обрубок, словно
караулящий почти полностью уцелевшее здание – сложенное из светлых, украшенных причуд-
ливым орнаментом глыб и опоясанное легкой галереей оно все еще было прекрасно. Было бы,
не вцепись в рухнувшую башню, родную сестру второй, уцелевшей, чудовищная березь.
Высоченная, выше любой сосны, она дрожала и кривлялась в вечном осеннем ознобе.
Охотник видел аксамитово-черный, украшенный снежными росчерками ствол и слышал шум
золотистой листвы. Ветра не было, даже самого завалящего, но черная береза сухо, по-змеи-
ному шелестела, нашептывая что-то тоскливо-извращенное, безнадежное в своей зависти к
зелени, цветению, жизни.
Встречать эту погань вживую Алёше еще не доводилось, но слышал он о худовой берези
достаточно, и рассказы эти были не из приятных.
– Шуми-шуми, – буркнул Охотник, заставляя себя отвернуться от завораживающего зре-
лища. – Не на такого напала!
Березь хотела, чтоб он стоял, Алёша пошел. Быстро, почти побежал, обходя древнее зда-
ние. И чуть не наступил на полуобглоданную человеческую кость. Ну хоть что-то понятное и
знакомое в этом поганом месте! Настороженно оглянувшись, Охотник присел на корточки и
внимательно осмотрел находку.
25
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Совсем недавно это было ногой, судя по размерам, мужской: сказать точнее было нельзя,
ни кожи, ни остатков одежды людоед не оставил. Следы зубов наводили на некоторые мысли,
но им требовалось подтверждение, и Алёша принялся обшаривать примыкающую к зданию
полоску земли, сухую и бесплодную: здесь не выживал даже босоркин плющ. Зато у ведущей
вниз, в подвалы, лестницы обнаружилась вторая кость, а за совсем еще маленькую, в локоть,
но уже дрожащую березь зацепился клок светлых людских волос.
Опа, приехали. Искал одно чудище, а нашел другое. Помельче… да попротивнее!
Алёша не спеша потянулся, разминая мышцы; часть загадки была разгадана, но разорен-
ными погостами местные беды не исчерпывались. Пропадали не только покойники, по окрест-
ным лесам бродил белый худ, и следы его тоже вели сюда. Китежанин поморщился и вновь
оглядел на первый взгляд заброшенные палаты. Он всегда любил рисковать и зачастую делал
это зря, но именно сейчас риска не было: солнце стояло высоко, его лучи не только заливали
площадь, но и тянули золотые горячие руки в подвал. А раз так…
Осторожно подойти поближе, оглядеться, убедиться, что подземный коридор цел, ни
провалов, ни трещин. Светло, сухо, тихо, «мураши» и те уже не жалят, а едва покалывают,
напоминая о себе и о том, что место здесь непростое. Еще немного – и вовсе успокоятся. И
правильно, не слабоумный же он, понимает, куда собрался!
Положив ладонь на рукоять меча, Алёша шагнул в проем и ступил на уцелевшую лест-
ницу, пологую и широкую. Шаг, другой, десятый, двадцатый… Прямой, пронизанный сол-
нечным светом ход выводит в затхлое помещение, большое, но заваленное битым камнем и
рухнувшими сверху балками. Особая, не перепутаешь, вонь подтверждает давешнюю догадку.
Впереди слышатся шорохи, по ногам начинает тянуть холодом. Значит, внизу нора, значит,
сейчас объявятся. Любопытно, сколько их? Все, кто сгинул в здешних краях с конца весны?
Больше? Меньше?
А вот и первая тень липнет к стене, подальше от света. И еще одна… Два шага вперед.
Встать. Сосчитать до десяти. Два шага вперед. Пожалуй, хватит.
– Ну, вылезайте, трупоеды, давайте знакомиться!
Вылезли, вернее полезли. Сгорбленные, большеголовые, худющие – пятнистая и блед-
ная, как на жабьем брюхе, кожа да кости – твари были более мерзки, чем страшны, но Алёша
ждал именно их. Так «обрабатывать» трупы могут лишь гули, которых некоторые чародеи еще
называют упирами. Оставалось выяснить, какие именно завелись здесь – бестолковые дикие
или куда более опасные гули-рабы. Охотник спокойно отшагнул назад, разглядывая спешащих
к нему падальщиков.
Прежде они были людьми, очень может быть, что хорошими, но чуждая омерзительная
волшба отняла у бедолаг не только душу и лица, но саму способность ходить на двух ногах.
Гули передвигались на четвереньках, умудряясь при этом еще и горбиться. Распрямившись,
они бы оказались ростом с человека, но казались меньше, напоминая сразу пауков, летучих
мышей и бешеных псов, только с оскаленных желтых клыков капала не слюна, а яд.
– Ну что, красавчики, – осведомился Алёша, отходя еще на один шаг, – скажете, кто вас
сюда привел, или самому искать?
«Красавчики» хотели жрать, а не разговоры разговаривать. Издавая хриплое шипенье,
они лезли вперед, пусть и не так шустро, как прежде. Похоже, все-таки дикие.
– Чьи вы? – бросил Охотник в облизывающиеся морды. – Хозяин ваш где?
Опередивший прочих крупный гуль осклабился, показав покрытые ядовитым налетом
зубы, и издал очередное шипенье. Говорить он, похоже, не мог.
– Ну-ну, – кивнул китежанин и медленно потянул из ножен меч.
Замерев на месте, упыри таращились на добычу красными несытыми глазами, но не более
того. Голод, настоящий голод, вынудил бы их позабыть страх, только гады совсем недавно
26
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
жрали мертвечину. Самый бойкий, которого, соображай гули получше, можно было б назвать
вожаком, не то фыркнул, не то чихнул и чуть попятился. Остановился и Алёша.
– У, бестолочи ушастые! – прикрикнул он, рывком окончательно обнажая клинок. – Вот
я вас!
Этого хватило: отвратительные твари шарахнулись назад, показав успевшие проступить
под кожей черепов гребни. Кем бы они ни были в прошлой жизни, обратили их не позднее чем
в конце весны, понять бы еще кто, зачем и здесь ли он.
Единственный след вел в развалины, но сгинуть в темных незнакомых коридорах мог и
Охотник поопытней Алёши. Куда разумней было выманить нечисть на площадь, однако днем
наружу упир не полезет даже с великого голода. Китежанин поморщился и все так же вперед
спиной, не сводя взгляда с отползающей нежити, двинулся назад, к солнечному пятну. Первая
встреча закончилась ничем, дело было за второй.
– До ночи, уроды, – хмыкнул Охотник, с наслаждением подставляя лицо солнцу. – Уви-
димся.
***
Шутик Пыря не обнаружил незваного гостя ни на площади, ни дальше, но гули не оши-
бались: богатырь в Укрытие и впрямь заезжал, да убрался. Пыря мало что не обнюхал истоп-
танное чужаком место, но нашел лишь россыпь конских яблок да следы меченных страшным
китежанским знаком подков.
Шутик покачал остроконечной головой и задумчиво почесал между рогами. Лишний
раз связываться с временным господином, которого Пыря за глаза величал то хозяйчиком, то
Фуфырой8, не хотелось, но скрывать такое событие было рискованно. Пришлый китежанин
видел, самое малое, гулей и теперь наверняка отправился за подмогой. Ничего хорошего в этом
не было.
Создателю и истинному господину Пыри, батюшке Огнегору, требовались воины, а не
досужие драки, кроме того, шутик не шибко верил в силы Фуфыры. Засевший в башне
капризник-белоручка – опир, может, он и управится с одним толковым Охотником или парой
поплоше – но и только. Спросят же, случись что, с надзорника. Пыря любовно погладил шипас-
тый наруч, дающий ему власть над младшей нечистью Укрытия. Ради власти шутик был готов
терпеть даже хозяйчика. Мало того, каждое успешно выполненное поручение приближало его
заветную мечту – стать надзорником при самом милостивце Огнегоре.
Если к Осеннему солнцевороту хозяйчик доставит в Громовые Палаты не меньше сотни
ратников, на шапке Пыри появится огненная опушка, и он сравняется со своими главными
соперниками, только это когда еще будет, а докладывать надо сейчас. Шутик еще немного
покрутился по пропитанной враждебным запахом площади и перебрался на галерею – следить
за двором и заодно думать.
Решение выждать оказалось правильным, потому как на закате богатырь вернулся, и
он по-прежнему был один! Это было подозрительно, и Пыря, ворча на отсутствие толковых
помощников, сперва полез на стену оглядеться, а потом подкрался к роющемуся во вьюках
глупцу. Похоже, тот и впрямь собирался совершать подвиги, а отъезжал, чтоб напоить коня.
Шутик презрительно выпятил и без того огромную губу и отправился с докладом, бурча
на фуфырины привычки, из-за которых то днем не спишь, то по лестницам козлом скачешь.
Солнца и высоты Пыря не боялся, но предпочитал подвалы, по возможности пыльные и сухие.
Таких в Укрытии хватало, однако хозяйчик облюбовал единственную уцелевшую башню, где
обычно и сидел, на закате и вовсе взбираясь на самый верх.
8
Фуфыра – привередливый, чванливый.
27
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
***
Ему нравилось смотреть, как медленно меркнет свет, и мечтать о будущем величии. Еще
он любил старинные книги и свое лицо, всё еще прекрасное. Договор с великой Тьмой пода-
рил младшему из трех внуков царя-колдуна многое, но платить приходится за все, и платить
дорого. Немного утешало, что, останься Вещор Красный человеком, его бы рано или поздно
настигла старость, а с ней морщины, седина и выпавшие зубы. Последнее царевичу-опиру
теперь уж точно не грозило, но обязательная руна на лбу и растущие уши удручали, и Вещор
скрывал их под роскошными длинными волосами. Пока это удавалось.
Опир уже привычно тронул рукой украшенную одинокой серьгой мочку уха и поправил
золотистую прядь. Ему хотелось отринуть прошлое, а оно не желало уходить, упорно напоми-
ная о себе то голосом деда, заявлявшего матери, что от смазливого дурня толка ждать не при-
ходится, то презрительным взглядом самой матери, то насмешками братьев.
Ну да, он предпочитал мечу книги и брезговал уродами и глупцами. Родня почитала это
слабостью, только ум всегда победит тупую силу, а волшба – это ум, решительность и умение
ждать. Молча. Дед с матерью и старшим внуком, так ничего и не поняв, отправились воевать в
Иномирье, отдав царский венец второму наследнику, который с глумливой ухмылкой обещал
приглядеть за младшеньким и не оставить братца Вещора без кукол, бус и зеркальца.
Если бы царевич мог, он бы в тот миг убил их всех, но это было невозможно, и он стерпел.
Вещор читал, ласкал льнущих к нему без счета женщин и ждал чего-то неведомого и прекрас-
ного, что навеки изменит его жизнь. И дождался – однажды ночью ему явилась сама Тьма. Это
стало концом красавца-книгочея и началом будущего бесконечного величия, которое стоило
уплаченной цены. По крайней мере, Вещор на это очень надеялся.
В час заката он испытывал смутное томление и почти верил, что Тьма, уродуя своих
избранников, их испытывает. Что, вступив в полную силу, он не только вернет красоту и
любовный пыл, но и станет возлюбленным самой госпожи, которая предстанет перед ним во
всем своем блеске. Рука об руку они пронесутся кровавым вихрем по ненавистному Белосве-
тью и пойдут дальше и выше. К вершине Карколиста, Мирового Древа. Швыряя к ногам вен-
ценосной возлюбленной царство за царством, он будет обретать все большее могущество, и
когда-нибудь они сравняются – Тьма и величайший из опиров, Вещор Красный.
Это были прекрасные мечты, и то, что их прервали, повергло царевича в ярость, которую
он, однако, сумел сдержать: навязанный ему шутик был более или менее толков и господина
беспокоил лишь по необходимости. Не будь надзорника, с тупыми вонючими упырями при-
шлось бы возиться самому, Вещор же предпочитал приказы Огнегоровым рабам передавать
через служку. Новых гулей и выловленных по окрестным лесам стриг царевич-опир сразу же
отправлял в подвалы, после чего возвращался к своим размышлениям и мечтам.
– Ты меня потревожил, – холодно укорил шутика Вещор. – Я слушаю, но будь краток.
– В Укрыйтии бойгатырь, – доложил своим мерзким голосом Пыря и замолчал, буравя
господина желтыми глазенками.
– Подробней.
– Он бойгатырь и китейжанский Ойхотник. Он ойдин, но у нейго сийный и звой конь.
Он спускайся в пойдвавы и вийдей диких уйпиров. Ойни прийняйи его за дойбычу, но пойтом
ийспугайись. Ойни удрайи. Бойше он нийкого не видей. Он ухойдий и вернуйся. Он хойчет
дождаться нойчи и выйманить уйпиров найружу. Он не знает, чтой здеся не тойко ойни. Он
вообще знает маво.
– Отлично – Новость была столь хороша, что Вещор позволил себе улыбнуться. – Он в
самом деле богатырь? Ты уверен?
28
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Он не пойхож, но всей же бойгатырь, господин. Он ойчень сийный и без труйда спрай-
вится с парой дюйжин уйпиров.
– Но не со мной. Что ж, устроим охоту на Охотника. Потешимся. Из богатыря выйдет
отличный укодлак. Мне надоело создавать упиров.
– Да, госпойдин. Хозяин буйдет довойен.
– Главное, доволен буду я. И потрудись объяснить внизу, что гость мне нужен целым и
живым. Испортят тело – спрошу с тебя.
Шутик кланялся, обещал, пятился назад, но Вещор уже провожал взглядом уходящее
в землю солнце. Грядущая ночь обещала стать волнующей, возможно даже незабываемой.
Первый созданный укодлак стоит того, чтоб удержать в памяти как можно больше. Память
должна полниться лишь победами и удачами, когда-нибудь их наберется столько, что лежащие
на самом дне обиды больше не смогут подниматься наверх.
***
С упырями Алёшу познакомили в Китеже. Будущих Охотников водили в учебные под-
земелья, где держали изловленную опытными ловцами нежить. Были там и дикие гули, кото-
рых Алёша под присмотром однорукого молчаливого наставника порубил десятка три. Добыча
была омерзительной, но не такой уж и трудной, главное, не позволить себя укусить. То, что для
обычного человека оборачивалось мучительной смертью, а то и потерей души, для Охотника
было не более чем болезнью, неприятной, но не слишком долгой.
Другое дело, что болеть Алёша не собирался, потому в подвалы и не полез. В народе не
зря говорят: «Нечистое найдет дорогу, поганое само вон выйдет», вот пусть нечисть и выбира-
ется наружу сама, причем туда, куда нужно.
Еще днем китежанин приметил подходящие для боя места: первое – каменная груда
напротив галереи, и еще два внизу: на входе в загаженный зал и возле самого выхода, где про-
сто замечательно отбиваться от лезущих из подземелий врагов. Всего-то пара упавших друг на
друга каменных плит, а со спины не зайти и сверху не запрыгнуть. Если ж вовсе тяжко при-
дется, оттуда можно отойти на площадь, а там и Буланыш подсобит, ему лишь в радость будет.
Сколько тварей придется покрошить в капусту ему самому, Охотник толком не представ-
лял. Своими глазами он видел десятка два, хотя за лето и весну в округе пропало с полсотни
мужиков. Если предположить, что они-то и стали упырями… Многовато, но терпимо.
Куда больше китежанина заботило, только ли дикие гули прячутся в подземельях, кто
и зачем их развел да пригнал к берези, и при чем ко всей этой заварухе белый худ-бедак?
Новых следов его присутствия Алёша не обнаружил ни в развалинах, ни у ручья, куда вернулся,
чтобы напоить коня и всё как следует обмозговать. Триюды при всей их пакостности упырей не
создавали, бедаки – тем паче. О колдунах с копытами и рогами в Китеже не слышали, березь
росла в здешних местах не первый год, но особого вреда от нее вроде не было. Люди, сами не
ведая с чего, обходили городище десятой дорогой, а лесные жители отгородились босоркиным
плющом и как-то терпели поганое соседство, пока этой весной не началось худ знает что.
Худ, кстати, в самом деле знал всё это наверняка, но не подсказывать, ни хотя бы пока-
зываться не спешил, оставалось разобраться самому. То есть перебить гулей, убедиться, что
больше наружу никто не лезет, и убраться в живой лес дожидаться полудня. Когда солнце в
зените, ночная нечисть даже в подземельях теряет прыть; самое время пойти проверить, не
засел ли под березью кто-то поважней трупоедов. Если нет, расплодившего гулей колдуна при-
дется искать по всей округе, мало ли какой «богатый гость» или «боярин» мог обосноваться
на Шумгородчине, чтобы «встретить старость». И в Китеж весть послать нужно, уж слишком
много странностей набралось.
«Свистнешь, – напомнил о себе Буланыш, – подсоблю».
29
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Алёша, уже снявший с коня все вьюки и переметные сумы, спокойно надел короткую
кольчугу.
– Свистну, – заверил он, сворачивая ненужный в бою распашень. – Ты по сторонам-то
поглядывай.
«Нечистью смердит. Была здесь. Не упырь, мелкое».
– Тогда еще и понюхивай. – Алёша вытащил завалявшееся закурганское яблочко и про-
тянул коню, но тот фыркнул и отвернулся. Отпускать хозяина Буланыш не хотел, но и спорить
не пытался, знал, раз решил – уйдет. Охотник, куда денешься!
Алёша усмехнулся ненароком «подслушанным» лошадиным мыслям, сунул яблоко вслед
за распашнем в торбу и потянулся, разгоняя кровь. Быстро затянув ремешки на выданных в
Китеже наручах, он поправил раструбы, убедившись, что защита сидит ладно. Надетый под
кольчугой длиннополый полукафтан движений не стеснял, правда и грел не особо, а ночь все
отчетливей намекала на заморозок. Или это развалины с березью стремительно выпивали днев-
ное тепло? Ничего, будет сподручней клинком махать, не запаришься.
Лук в ночной резне без надобности, и китежанин оставил его в саадаке. Не стал трогать
и большую торбу с кирасой и наплечниками – в бою наверняка придется вертеться, а плясать
с эдакой тяжестью несподручно. Немного поколебавшись, Алёша поднял и закрепил стрелку
шлема, чтобы хотя бы немного улучшить обзор, а вот отстегивать бармицу9 не стал – шею от
упырей лучше поберечь.
Затем настал черед меча, кинжала и метательных ножей – их богатырь осмотрел с осо-
бым пристрастием и остался доволен. Хуже было со щитом, который в схватке с тупой толпой
очень полезен. Алёша дорого бы дал за свой прежний, сдуру отданный в княжий арсенал вме-
сте с прочей богатырской снастью. Да, Охотники и богатыри рознились, как гончие и волко-
давы, но зачем отказываться от прежних умений, если можно их приспособить к новому делу?
Наставник так не в меру ретивому ученику и сказал, посоветовав при случае потери возме-
стить. Совет был хорош, а бывший богатырь – привередлив, вот и не успел сыскать того, что
нужно, пришлось спехом прихватить самый обычный кругляш. Может, и неплохой, ну так и
Еремеева гнедуха неплоха. Пока с Буланышем не сравнишь.
Что ж, сборы закончены. Пихнув вьюки в присмотренную заранее нишу в стене, Алёша,
чуть крякнув, завалил ее подходящим обломком, а потом, укрывая тайник, еще и передвинул
вьющиеся рядом стебли босоркиного плюща.
– Все, Буланыш. – Алёша со смешком закинул горемычный щит за спину, оставляя левую
руку свободной. – Сторожи, а я пошел.
«Свистни. Прибегу, подсоблю, потопчу».
– Лады. Надо будет – свистну, а пока стой. Жди, стой, сторожи. Ясно?
Ответное фырканье было откровенно недовольным, но хозяин уже не ответил. Алёша
шел быстро и при этом осторожно, мягкие охотничьи сапоги неслышно ступали по древним
плитам, изредка брякало железо, но китежанина это не заботило, напротив. Пусть знают и
приходят, хотя нечисть идет не столько на звук, сколько на живое тепло. Холодно ей, всегда
холодно, особенно упырям. Нажраться они еще могут, а вот согреться – никогда.
Уже знакомый поворот, и вот она, березь, шумит, старается и в придачу светит не хуже
полной луны. Только свет не белый и даже не зеленый, как у болотных гнилушек, а гнойно-
желтый, мертвый и мерзкий донельзя. Как и вкрадчивый шорох вечно осенней листвы, лгущей
о том, что ничего нет и не будет. Весна невозможна, радость немыслима, ничего не исправишь,
никого не спасешь, нечего и пытаться…
– Заткнись, – походя прикрикнул Охотник, – брехло шумливое!
9
Ба́рмица – кольчужный элемент шлема, обрамляющий его по нижнему краю. Бармицы могут быть разных видов.
30
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Березь, само собой, не затихла, но в ноющем шуме словно бы что-то щелкнуло. Нечисть,
которую не почуял Буланко, или то остывают нагретые за день камни?
Черные стены на фоне неба казались слизнувшей звезды тенью, почти истаявший месяц
совсем не давал света. Без китежанской вязи и поганой берези в такую ночь пришлось бы
солоно.
Первое из облюбованных для боя мест Алёша миновал не оглядываясь. Площадь была
тиха и пустынна, оставалось подойти к самому логовищу, и китежанин подошел. Снизу отчет-
ливо тянуло тленьем и чем-то еще более гнусным: гули явно болтались поблизости. Охотник
поправил грудную перевязь с рядком метательных ножей. Проверил – выходят хорошо, но
вязко, значит, в бою не выпадут; а теперь на мгновение прикрыть глаза и сосредоточиться.
Наколки на груди греют чуть сильнее. Что ж, всё верно: позади камни, которые не обойти,
наверху только небо, а с тем, что будет спереди, он управится.
***
– Ну что, ушастые, заждались? – окликнул Алёша, становясь у примеченного засветло
каменного щита и перебрасывая на руку щит деревянный. – Я вот заждался, аж мочи нет!
Твари объявились тотчас, как тут были! Заскрежетало, в лицо плеснуло затхлым холо-
дом, и из провала, посверкивая красноватыми зенками, повалила нечисть. То ли в самом деле
заждалась и оголодала, то ли ночь силы придала. Охотник видел сгорбленные, ковыляющие
по-жабьи и при этом шустрые тени, да и вонь усилилась, пусть это и казалось невозможным.
В нос шибало, хоть чесноком затыкай.
Сколько упырей таили в себе здешние норы, знали разве что березь с белым худом, но
наружу вылезло десятка два. Больше перед обломками, на которых пристроился богатырь, про-
сто не умещалось. Что-то скрипнуло, к запаху гулей примешался горько-сладкий аромат, будто
из книги посыпались сухие ядовитые цветы, и Алёша не удержался, чихнул.
– Далеко тебя от Китежа занесло, богатырь, – внезапно заговорил кто-то наверху. – Здо-
ровья не желаю, оно тебе уже не нужно.
– Да ну? – Алёша поднял голову и, не выдержал, присвистнул: на выступе над самыми
головами упырей успела воздвигнуться странная фигура в скрепленной словно бы мерцающим
углем мантии и с притороченной к поясу книгой, тоже посверкивающей.
Чернокнижник! А точнее, судя по бледной даже в свете берези коже, красной наколке
на лбу и лезущим сквозь длинные ухоженные патлы ушам – чернокнижник-опир. Так вот кто
гулям хозяин! Ну и славно, незачем теперь в развалины соваться.
– Ты невежлив, Охотник, – ровным голосом сообщил патлатый. – Но это пройдет, как
проходит все, кроме смерти, а я – твоя смерть, китежанин, твоя смерть и твое посмертие.
Опиры – противники серьезные, с ними держи ухо востро… но чем страшнее нечисть,
тем веселее Охотнику.
– Хвастать не косить: спина не болит, – сама выскочила из памяти призабытая было
меряновская присказка, – а не отведав добра молодца, нечего хулить его.
– Смотри и думай. – Чернокнижник словно бы стал малость повыше, камень себе под
ноги подложил, что ли? – Моих рабов не счесть, а ты – один как перст!
Подобных бахвалов Алёша не любил. Пожав плечами, он неторопливо обвел взглядом
чего-то ждущих гулей и, ухмыльнувшись, бросил:
– Твоя правда, урод меченый. Развелось вас тут, плюнуть некуда.
31
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
***
Вещор по праву гордился своей выдержкой, но нахальный богатырь ударил по больному,
и опир сам не понял, как крикнул:
– Взять его!
Собой царевич-колдун овладел быстро, но Охотник за это время успел одним махом сне-
сти голову прыгнувшему на него гулю. Дважды мертвое тело рухнуло под ноги замершим перед
броском упырям, и те отшатнулись – поняли, что сородичу конец. Трусость давала о себе знать
и в присутствии господина, это было вторым унижением, а Вещор еще не спросил за первое.
«Урод меченый…» Он ненавидел изуродовавшую его лоб руну, но Тьма неумолима. Она метит
своих избранников, и не китежанскому дикарю над этим смеяться!
– Взять моего нового раба, – повторный приказ был в должной мере презрителен и рав-
нодушен, а хлестанувшей гулей волшебной плети смертный видеть не мог, да и не до того ему
стало.
Ужас перед господином перебил страх перед Охотником, и нечисть бросилась в бой. На
открытом месте богатырь вряд ли бы отбил даже первую волну, но вставшего на обломках
китежанина оставалось брать лишь в лоб, и было это непросто. Вещор с вновь закипающей
злостью следил, как негодяй орудует своим мечом, вроде и неторопливо… но вот располови-
ненный гуль валится на своего безголового предшественника, следующий остается без руки,
еще один подпрыгивает в надежде стянуть богатыря вниз, к себе… Свист клинка, отшатнув-
шееся тело. Голова на месте, только морды больше нет. Сбоку, пользуясь тем, что враг занят,
подбираются сразу трое упырей, широкий мах щита, и сбитые с ног недотепы отлетают на вновь
оробевших сородичей.
– Ну как, ушастые? – смеется со своих камней китежанин. – Взяли?
Гули мнутся, медлят, ну и ничтожные же создания! Насмешник ждет, невольно позво-
ляя разглядеть свой меч, довольно-таки причудливый – со скошенным острием и рукоятью,
напоминающей символ защиты души. Подобных царевич-опир не видел ни у деда, ни в Громо-
вых Палатах. Что ж, китежанский трофей будет неплохо смотреться на стене будущего дворца,
настоящего, величественного, не чета Огнегоровым норам… но передышке конец. Из лаза
копной темноты неторопливо выплывает дородный стрига. Занятый парой вертких гулей бога-
тырь новой угрозы не замечает, сейчас щупальца обхватят, спеленают ноги, и дело сделано.
– Живым, – холодно напоминает Вещор.
Он хочет увидеть страх в этих дерзких глазах, и он увидит! Уже совсем скоро. Щупальца
стриги стремительны. Так нападают змеи южных земель, свиваются в кольцо и бросаются впе-
ред. От них увернется разве что прыгучая степная рысь, но не человек. Щупальца рвутся к
добыче и… врезаются в ловко подставленный щит! Стрига не отступает и тут же атакует вновь,
со всей силы, догадавшись избрать своей целью окованные железом доски. До Вещора доно-
сятся грохот и треск – доски не выдержали – всё, богатырь без защиты!
Обломки летят в морду подвернувшемуся гулю, и недотепа остается без глаза. Не беда,
главное, стрига может бить без помех, и щупальца устремляются вперед, но их перечеркивает
светлая полоса. Отсеченные от тела безголовые змеи, еще пытаясь извиваться, валятся к сапо-
гам Охотника, а лишившийся «рук» стрига в растерянности замирает. Новый взмах меча –
разрубленная надвое туша рушится вниз и лопается, растекаясь слизью, а китежанин продол-
жает орудовать своим клинком. И издеваться.
– Ну и клопов же ты наплодил… Уродище… Задохнуться можно…
Он без устали крутит и вертит мечом, будто окружив себя вторым, поблескивающим
полупрозрачным щитом, и понукаемые Вещором гули падают вокруг дерзкого Охотника…
32
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Очередной упир, с уже хорошо заметным гребнем – кто-то из самых первых – отшатывается,
половины черепа как не бывало.
– Эй, чернокнижник! Сам-то ты где? Не удрал еще?
Четверо гулей, мелко тряся ушастыми головами, пятятся назад. Они больше не хотят,
они боятся… Ничего, пойдут!
– Меч взять не хочешь, морда меченая? – орет на все Укрытие подлец, рубя тянущиеся
к нему руки. – Или не обучен? Зря… Оно полезно… А порой и… весело…
Все повторялось. Ночь колыхалась мертвой зыбью, упыри лезли вперед и гибли. Возле
камней, на которых дрался китежанин, росла гора падали, но сам Охотник все еще был неуяз-
вим. Для нежити.
Опир опустил глаза, творя заклятие, однако битва все равно отвлекала, не давая сосре-
доточиться на плетении чар, даже самых простых, вроде плети для упиров. Чернокнижники
потому так и зовутся, что творить сильную волшбу без книги им трудно, а Вещор к тому же
был в ярости. То, что сперва казалось немыслимой удачей, все отчетливей оборачивалось про-
валом, который не простят ни сморчок Огнегор, ни владычица Тьма. Потерять две дюжины
гулей и стригу, да еще накануне выступления! Такое не скроешь, единственный выход – при-
вести вместо них укодлака, пусть и с попорченной шкурой, и уже неважно как!
А кстати, как? Раскрыть книгу и отвлечься, оставив упырей без присмотра? Чтобы Охот-
ник, расшвыряв разом утратившую пыл нежить, захватил врасплох в самый разгар заклятия?
Сколько опытных чародеев погибло, не завершив своей последней волшбы! Нет, так рисковать
он не готов. Что ж, обстоятельства оказались сильнее намерений.
Царевич-опир с ненавистью глянул на фигуру с мечом и прошипел:
– Убейте его!
***
Бой длился и длился, а упыри никак не заканчивались. Сосчитать навалившуюся на него
нечисть у Алёши не выходило, но он точно положил больше, чем видел днем. Дикие гули вели
себя как и положено тупым тварям: клацая зубами, лезли под меч, но как же их было много!
А ведь обычно опир довольствуется от силы десятком гулей-рабов, а диких и вовсе при себе
не держит, не говоря уж про стриг.
– Слушай, урод, а зачем тебе столько? Жрешь ты их, что ли?
Урод безмолвствовал, может, колдовал? Впрочем, забот лишившемуся щита китежанину
хватало и без него. Теперь Алёше приходилось больше изворачиваться и еще быстрее работать
мечом, держа тварей на расстоянии. Зато высвободилась левая рука, чем богатырь не преминул
воспользоваться. Один из гулей, подобравшись слева, прыгнул чуть выше остальных, и Алёша,
не раздумывая, со всей силы саданул кулаком снизу вверх по оскаленной морде, попав прямо
под подбородок. Раздался хруст костей и треск разрываемой кожи, башка твари отлетела назад,
закувыркалась, брызгая тухлой мертвой кровью, а безголовое тело рухнуло под ноги не столь
бойким гадам. Те уже привычно отшатнулись, так что Охотник успел бросить взгляд на воз-
вышение, где укрывался опир, и никого не увидел. Эх, жаль, не дошло вогнать уроду меж глаз
метательный нож, пока он токовал! Сейчас уже поздно… Не достать, да и гули пошли вразнос.
Китежанин чувствовал, как покрывавшая его тело вязь словно бы остывала, а под ногами
начинало хлюпать, да и оскаленные морды все чаще возникали возле самых сапог. Похоже, он
своим мечом сооружает тварям лестницу. Ничего, отобьемся и колдунчика приголубим. Ну
не сотня же их здесь, в конце концов! Даже вместе с краденными на погостах покойниками
должно выйти меньше.
«Идут, – предупреждает далекий Буланко. – Чую… Змею чую».
33
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Этого еще не хватало! Мало ему упырей с чернокнижником, так еще и змеевичи! А потом
что? Триюда припожалует? Белый такой, цвета тумана…
«Заберу? Тебя заберу?»
– Нет, – произносят губы, и приказ обретает силу заклятия. – Карауль!
Два удара крест-накрест, две гнусные разрубленные башки. Хорошее место он выбрал,
просто отличное! Чтобы колошматить лезущих из подвала гулей, лучше не придумаешь. Вот
только змеи будут заходить с площади, окажешься меж молотом и наковальней, да и этот пас-
кудник на своем насесте… Еще швырнет чем. Похоже, надо отходить и продолжать отбиваться,
а там поглядим. Чернокнижник что-то подозрительно притих. В печаль такая гнусь без осино-
вого кола в сердце не впадет, значит, колдует. Может, тех же змеевичей на помощь кличет…
так что пора!
Заклятие было простым, коротким и надежным: до сложных чар Алёша пока не дорос, но
особые сложности сейчас и не требовались. Разбуженный меч разгорался, словно клинок ловил
лучи полуденного, ставшего вдруг переливчатым солнца, ловил и отбрасывал в оскаленные
морды. Вошедшие было в раж упыри шарахнулись назад, будто налетев на невидимую стену. В
залившем развалины сиянии что-то дергалось, металось, мельтешило… Щупальца! Еще один
стрига – пытается прикрыть зенки змеями-«руками».
Переливчатый свет сдержит любую нечисть, жаль, гореть ему недолго. Скоро неистовое
сияние померкнет, но отпущенных мгновений Алёше хватило за глаза. Череда быстрых уда-
ров, прыжок, нога едва не срывается, но удержаться все же удается. Созданная рухнувшими в
незапамятные времена камнями чудовищная «лестница» выводит на пустую площадь.
Ни змей тебе, ни худов, только вновь обнаглевшие гули прут по пятам да мертво светит
треклятая березь, а Звездный огонь… Нет, до конца он не иссяк, а словно бы перетек в ровное
ясное свечение, будто клинок раскалился добела. Врагов меч уже не ослеплял, зато сам сде-
лался крепче и гибче булата, недаром ковался он из осколков упавшей звезды. Через четверть
часа клинок станет прежним, но четверть часа и богатырская кровь способны на чудо, были
бы враги… а уж их-то хватало!
Гады больше не боялись, и теперь им было где развернуться. Груда крупных устойчивых
камней посреди площади на поверку оказалась сразу и хороша и плоха. Хороша, потому что
Буланыш, если придется туго, прорвется сюда без труда; плоха, поскольку отбиваться придется
сразу во все стороны. Гулей к себе лучше не подпускать, а стриг тем паче.
Приближающиеся твари сверху казались еще ниже и еще уродливей. Подползали врас-
коряку, огромными, разучившимися прыгать жабами, а за ними неторопливо и величественно,
сверкая золотом волос, выступал чародей с раскрытой книгой в руках. Спустился-таки и
собрался творить свою поганую волшбу! Впрочем, чернокнижник хоть бы и с книгой всяко
слабей истинного мастера-колдуна. Куда хуже, что поганец заявился в окружении скрюченных
жилистых фигур в броне – гулей-рабов, а это скверно. Особенно если твари еще и должным
образом обучены.
Диких упырей тоже всё прибывало и прибывало, они что, всю площадь заполонить наду-
мали? Гаже смерти не придумаешь, гаже и глупее, бедак бы побрал эту молодецкую удаль! А
ведь учили в Китеже, учили… только богатырские замашки так просто не избыть. Вперед на
врага – это по-нашему, по-великоградски! А то, что врагов этих и впрямь не счесть…
Справа от чародея что-то блеснуло. Будто заиндевевший стог ожил или, того верней,
груда железа. Стриги сегодня уже были, но этот красовался в кованой броне, а такую с ходу
не разрубить. Эх, как неудачно со щитом получилось, а вот нечего было хватать первый, что
под руку попался!..
Свистнула стрела – мимо. Вторую Алёша ловко, по наитию, отбил мечом, благо в Китеже
этому трюку долго обучали. Становилось вовсе весело, как бы только от такого веселья не
захмелеть!
34
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
35
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Что такое? Вещор невольно потряс головой, не понимая, почему богатырь всё еще жив.
Такого просто не могло быть!
Охотник же, не прекращая боя, глядел на Вещора. Нет, куда-то выше, и он был если и
не напуган, то поражен.
Обернуться царевич-опир не успел, только почувствовал чудовищный по силе толчок и
увидел выходящее из своей собственной груди грязное острие…
***
Проклятые гули вовсе с цепи сорвались, но богатырская кровь есть богатырская кровь,
Алёша и не думал уставать. Только внезапно ожила китежская вязь, предупреждая о волшбе,
да в глазах полыхнуло багряным… Правда, только раз – и сразу прошло. Ощущение было не из
приятных, и Алёша его хорошо, даже слишком хорошо знал. Оставив хоть и одоспешенного,
но всё-таки уязвимого стригу без щупальца, а слишком шустрого гуля – без башки, Охотник
развернулся к главному врагу, за плечом которого внезапно поднялась огромная тень, рогатая
и… светлая!
Ни оценить подоспевшую к поганцу подмогу, ни тем более сообразить, что делать, Алёша
не успел. Непонятный рогач размахнулся, и… нанизанный на гигантский кол опир, выронив
свою черную книгу, рухнул на колени. Громко и гнусно взвыли гули-рабы, чуть в стороне
от колдуна вновь полыхнуло, на сей раз грязно-рыжим, и тут же сбоку, из-за разрушенной
арки стрелой вылетела вторая белая фигура. Вроде женская. Вроде с каким-то серпом в руках,
заметить больше Охотник не успел: очухавшемуся стриге приспичило полезть в бой. При-
шлось снова выплясывать, выжидая, когда удастся попасть мечом меж пластин брони. Под
ноги сунулся очередной упырь, о которого очень кстати споткнулся однолапый стрига и зава-
лился чуть в сторону, прямо под удар. Всадив меч в открывшийся наконец упыриный бок и
отпрыгнув от струи вонючей слизи, китежанин взлетел на самый верх каменной груды и нако-
нец огляделся.
Замеченные Буланко змеи так и не появились, а упыри… упыри, позабыв про Охот-
ника, заметались, однако их замешательство длилось недолго. В Китеже учили, что дикие гули,
внезапно лишившись хозяина, удирают, а гули-рабы очертя голову кидаются на убийцу. Пра-
вильно учили. Трое жилистых вертких гадов насело на непонятного рогача, будто псы – на
кабана. Убийца чернокнижника неуклюже топтался среди быстрых врагов, орудуя чем-то вроде
кузнечного молота. Пока ему удавалось отмахиваться, хотя с местом для драки белый худ и
промахнулся: ни спину прикрыть, ни оглядеться.
Еще одна заваруха вскипела у входа в подземелье, куда ринулись дикие гули. То ли дыра
оказалась слишком узкой для удиравшей толпы, то ли кто-то с кем-то сцепился. Разглядеть,
что творится за спинами лезущей друг на друга нечисти, богатырь не мог, да и не его это было
дело. Ну не поделили что-то бедак с чернокнижником, ну ударил один другому в спину, и
ладно! Чем меньше погани, тем лучше. Пусть мутузят друг друга, потом разберемся, но вот
белая «жница»… Такое могло и померещиться, а если нет?
Алёша выровнял дыхание, неспешно спустился до середины груды и сиганул вниз, рас-
считав так, чтобы оказаться между двух и не думавших стихать схваток. Прыжок вышел удач-
ным, хотя, приземляясь, китежанин ненароком пнул что-то круглое, оказавшееся отсеченной
патлатой головой. Оттяпали, значит? Ну и бедак с тобой!
Думать о теперь уже бесповоротно мертвом колдуне было некогда. Выхватив метатель-
ные ножи, Алёша одно за другим посылал острые лезвия в гребнистые затылки врагов, и упыри
подыхали уже навсегда, так и не поняв, как и откуда их бьют. Последний нож еще несся к
цели, а китежанин переметнул в правую руку меч и чуть ли не по собственным следам бро-
сился к подземельям, топча отсеченные лапы и отшвыривая головы. Перед глазами возникла
36
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
очередная серая горбатая спина, словно приглашая от души рубануть, Охотник и рубанул.
Гад, издав булькающий клекот, рухнул. В образовавшемся просвете плетью метнулась длинная
коса: девушка с серпом и впрямь существовала. Мало того, она перекрывала вход в подземелья
и на нее наседала добрая дюжина обезумевших после гибели хозяина упырей.
***
Статная девушка вроде и неспешно занесла руку и… одним ударом снесла мерзкую уша-
стую башку. На сей раз Алёша смог разглядеть длинное, чуть изогнутое лезвие на короткой
рукояти – все же не серп, больше на косу с короткой рукоятью похоже. «Сильна», – не мог не
одобрить Охотник, но, вообще-то, дела у «жницы» шли не бойко. Особенно когда подоспел
огромный стрига, у которого щупальца и те были защищены железными пластинами, а на их
концах поблескивали стальные острия. И тварь орудовала ими как заправский мечник! Вот
же…
Серп-коса против меча – безнадежно, а в стриге еще и пудов10 шесть чистого весу, не
считая брони, да и натаскали его, похоже, на совесть…
Девка увернулась от ставшего клинком щупальца, освободив дорогу паре гулей, со всех
ног рванувших к норе.
– …ёнка! – взревело за спиной. – …ись!
«Жница» попыталась отмахнуться, какое там! Вошедший в раж стрига пер вперед осен-
ним лосем, но Алёша исхитрился-таки вклиниться меж ним и смертницей. По науке свет меча
должен гнать оставшегося без хозяина, а значит, и без волшебной защиты, стригу в нору впе-
ред гулей, но упырь наукам не обучался и, что ему положено делать, не знал.
Он нападал и отбивал удары китежского меча своими щупальцами, не забывая высовы-
вать мерзкий склизкий язык с костяной иглой на конце. Оттеснить тварь от «жницы» Алёше
удалось, но дальше стало не до шуток. Закованный в крепкую броню, которую никак не мог
рассечь даже зачарованный клинок, стрига не позволял к себе приблизиться, с силой отби-
вал удары и при любой возможности выстреливал языком, целя в лицо. Приходилось увора-
чиваться, рискуя поскользнуться и то и дело спотыкаясь о тела дохлых упырей.
«Я нужен? – снова кричит Буланко. – Я бегу?!»
– Нет!
Рядом, воя, пронесся ошалевший от ужаса дикий гуль, китежанин не глядя махнул мечом
и не попал. Лезвие стремительно гасло – звездная волшба почти иссякла. Выругавшись, Охот-
ник покосился на «жницу», та всё еще воевала с парой тварей и вроде пока справлялась. Еще
один взгляд – рогатый-то, похоже, своих противников одолел, вон последнего уродца докола-
чивает. А ведь стрига для эдакого молотилы должен быть ничем не лучше гуля… вот и попро-
буем!
Алёша чуть сдвинулся в сторону, и увлеченный боем вражина повернулся следом, око-
ванные щупальца без устали полосовали воздух. Еще один шаг вбок, и еще. Тут под сапог что-
то попало, и китежанин покачнулся; совсем немного, но стрига ринулся вперед, раззявив слю-
нявую пасть. Успев отшатнуться, Охотник в ответ со всей силы пнул упыря в брюхо, и тот,
отлетев назад, грохнулся на спину, задрав свои ножищи. Правда, тут же вскочил. Знакомство
с богатырским сапогом, похоже, выбило из твари часть боевого духа, так как, поднявшись, она
попятилась, продолжая беспорядочно отмахиваться щупальцами. Вздев меч для удара, Алёша
шагнул вперед, норовя зайти сбоку. Стрига отступил еще немного, затем остановился и заши-
пел, но перейти в атаку ему было не суждено. Ночь вздыбилась огромной рогатой тенью, и на
шлем гада обрушился громадный молот, вбивая голову внутрь тела.
10
Пуд – единица измерения массы, равен примерно 16,5 кг.
37
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Отскочить от разбухшего в огромный шар чудища, прежде чем оно лопнет, китежанин
хоть с трудом, но успел. Громко и при этом глухо хлопнуло, брызнула во все стороны смер-
дящая жижа, и тут же грохнули о загаженные плиты пустые доспехи. Алёша не сразу понял,
откуда взялся отлетевший к его ногам наконечник копья, потом сообразил: острая насадка
украшала конец стригова щупальца. И ведь находятся среди кузнецов выродки, что куют такую
дрянь!
Охотник отвел глаза от груды железа и свободной рукой поправил шлем. Упырей побли-
зости не осталось, шум боя за спиной тоже стих, но отдыхать было рано. По ту сторону зло-
вонной лужи, тиская руками толстую рукоять молота, высился тот, кого Охотник считал то
бедаком, то худом. Тот, по чьему следу шел. Тот, кого видели местные… и он на поверку ока-
зался чем-то вовсе несусветным. В плечах – косая сажень, руки, похожие на лешачьи, ножищи
с огромными копытами, и… бородатая козлиная башка, на которой красуются аж четыре изо-
гнутых рога. Глаза светлые, и зрачки не козлиные, а круглые, человечьи. Взгляд разумный, но
хмурый и недоверчивый.
Непонятный великан водил розоватым носом из стороны в сторону, шумно выдыхая
облачка пара; не нападал, но спиной поворачиваться к нему не тянуло. Китежанин и не обо-
рачивался, пока позади не звякнуло. Совсем тихонько, однако тренированное тело само шаг-
нуло в сторону и развернулось к тому, что могло оказаться опасностью, но это была всё та же
девушка. Не проронив ни слова, она прошла мимо напрягшегося Охотника к хмурому рогачу
и, высоко подняв руку, ласково провела ладонью по белой щеке.
Пользуясь тем, что непонятные союзники занялись друг другом, Алёша быстро глянул
на место недавней схватки. Так и есть: «своих» гулей девица прикончила, а вот что бы было,
не успей он отскочить и окажись красотка с серпом за спиной? Могла ведь походя и по шее
рубануть. Могла, но рубанула бы?
Как бы то ни было, живых на площади теперь осталось лишь он да эти двое. Разгорячен-
ный великан угрюмо сопел, «жница» что-то тихо говорила ему, будто успокаивала, затем обер-
нулась. В руках она держала причудливую серп-косу с короткой рукоятью и длинным шипом в
навершии. Глаза девицы светились расплавленным янтарем, оранжевые искры пробегали и по
тонкому пояску под высокой грудью; на белый лоб падали выбившиеся из-под повязки пряди,
а светлое платье с высокими разрезами на бедрах было сплошь забрызгано той липкой дрянью,
что заменяет упырям кровь. И она, кажется, не дышала. Пар, во всяком случае, из приоткры-
тых губ не вырывался.
Час от часу не легче… Похоже, угораздило встретиться с мертвячкой, к тому же владею-
щей волшбой. Китежанская вязь молчала, значит, не чуяла ничего опасного, и все равно стало
неуютно.
– Буланыш, – шепотом велел китежанин, – пора.
Верный друг ждать себя не заставил. Он лихо выскочил на площадь, но тут же перешел
на шаг, принюхиваясь и досадливо прядая ушами.
«Всех поубивал? Ни одного мне не оставил?»
– Уж прости, дорогой, сам справился, – всё так же шепотом покаялся Алёша, медленно
отступая. – Ты молодец, что дождался, умница! Всё сделал правильно.
«А коль бы прибили тебя? – не поддался на лесть Буланко. – Идем? Мерзко тут. Не хочу».
– Пожалуй. – Алёша поискал глазами, чем бы отереть меч, и, разумеется, не нашел.
Гули плащей не носили, разве что колдун, у которого еще нужно забрать книгу. Остав-
лять эту гадость без присмотра не полагалось ни в коем случае, как и упырей, немалое число
которых прорвалось в норы под развалинами. Вылезут завтра или будут отсиживаться со страху
в подземельях?
«Идем?»
– Прежде скажи, змей или еще кого не чуешь?
38
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Вот и ладно, зовите Охотником. А тебя, коль не назовешься, придется Козлом Мики-
тичем.
– Чё-ё-о-о-о?! Да ты!.. Да я тя!.. – Рев переворотня сделал бы честь быку, но Алёша лишь
усмехнулся.
Зато отозвался Буланко – подался вперед, красноречиво прижав уши и вытянув шею.
Переворотень конский намек понял, замолк и обиженно засопел.
– Иван он, – впервые подала голос «жница», – Иванушка. А я – Алена.
– Ты чё?! – теперь Иван орал на спутницу. – Мы его спасли, ему первому и называться!
– Что мы его, что он нас, всё едино. – Она говорила, почти не разжимая губ. – Сегодня
встретились, завтра разойдемся.
– Меня Алёшей зовите, – резко бросил Охотник. – Не приметили, много погани ушло?
– Не-а. Но спервоначалу сотни три было, – уверенно объявил Иванушка. Долго злиться
он, похоже, не умел. – А то и все десять.
– Сотни три нас бы тут затоптали.
– Что три, что десять, всё едино… – Алена без видимых усилий выдернула из черно-
книжника кол и вручила спутнику. – Завтра спустимся да приберем. Всех приберем…
– И березь свалим, а то ишь, выросла! Лес пужает… – добавил переворотень, любовно
обтирая свое оружие полой содранного с колдуна плаща. – А сейчас уморился я что-то, да и
пить хоцца…
– Иван, – слегка повысив голос, начала «жница», но переворотень, оставив кол с молотом,
уже сорвался с места и воистину козлиными скачками дунул прочь.
Алена заскользила взглядом по дохлой нежити. Китежанин покосился на Буланко, тот
стоял спокойно, ловя ноздрями слабенький ветер, «мураши» тоже знать о себе не давали. Пора
было убираться, но сперва – отыскать книгу. Охотник потер натруженную в бою руку и нето-
ропливо двинулся по кругу от падали к падали. Колдовская пакость отыскалась у края уже
подсыхающей лужи, некогда бывшей стригой, а до того неведомым человеком. То ли само-
убийцей, то ли еще кем, сгинувшим до срока и по-дурному.
«Гадко, – счел нужным сообщить свое мнение конь. – Не бери, не повезу».
Черный том холодно поблескивал, будто на небе светила полная луна, и один угол его
казался опаленным. Где-то здесь после смерти колдуна и впрямь здорово полыхнуло. Еще одна
загадка… Не много ли?
– Отойди, – вдруг велела подошедшая Алена. Она успела подобрать голову колдуна и
теперь держала ее за длинные волосы. – Или не отходи.
Алёша предпочел отойти. Не из страха – чего им с Буланышем бояться? – из любопыт-
ства. Странная девушка кивнула и тронула висящий на шее знак, который словно бы вспыхнул.
По пояску-змее побежали уже знакомые искры, стали наливаться светом и глаза.
– Отвернись.
– Или не отвернись.
Ни улыбки, ни ответа, только черная книга взрывается ярким огненным цветком. Мгно-
вение, и на месте увесистого томика лишь тлеет кучка пепла. Вот и всё, китежанские мудрецы
остались без добычи.
– Зря ты, – беззлобно укорил Алёша. – Ее надо было показать знающим людям.
– Зачем?
Вопрос застал врасплох, и Охотник без особой уверенности буркнул:
– Так нужно.
– Не мне. И не тебе.
Будь она человеком, Алёша бы ей объяснил и зачем везти в Китеж найденную погань и
как говорить с Охотниками, но чего спорить с мертвячкой?
– Твои дела? – Китежанин взглядом указал на отрубленную башку. – Косой?
40
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
41
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Ну… – Великан по-детски заморгал. – Я что? Я ничего… Он же сам все видел… Как
я колдуна этого. Ведь одним же махом!
– Да, удачно у тебя вышло, – подтвердил Охотник, понимая, что из кучи мелких загадок
сплетается одна большая.
Выдуманный Еремеем змей-разноглавец оказался наговоренным переворотнем, да еще
с загадочной «сестрицей»-мертвячкой. Погосты разрывали оголодавшие гули. Самих гулей
из похищенных по окрестным деревням мужиков наплодил чернокнижник, и он же согнал в
Древнеместо обычно одиноких стриг. Только за каким худом патлатому бахвалу потребовалось
столько упырей? Ведь будто войско собирал!
Теперь уже не спросишь, колдунчик свое получил, пусть и по заслугам, но прежде вре-
мени. Остается дойти своим умом.
– …Чтобы самого главного гада сразу да наверняка! – Иванушка жизнерадостно огрел
спутника по спине, к счастью, богатырской. – И ведь хорошо получилось! Ведь хорошо же?
– Хорошо, – в который раз согласился Охотник, впервые за сутки чувствуя усталость.
Буланко это понял и легонько ткнулся носом в хозяйское плечо.
«Всё будет хорошо, – пообещал он. – Заяц бежит… Не душно. Мы вышли».
Алёша обернулся и благодарно погладил белую звездочку под спутанной вороной челкой.
Может, и в самом деле всё будет хорошо… а нет – всё одно прорвемся.
42
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Милость владыки
Пыря выпятил нижнюю губу и часто заморгал. Ослепленные яркой вспышкой глаза
какое-то время привыкали к полутьме, левое запястье саднило, причем с каждым мгновением
всё сильнее, а в ноздри бил резкий запах паленой шерсти. Глянув на руку, где еще недавно кра-
совался шипастый браслет надзорника, Пыря всё окончательно понял и тихонько взвыл. Ай-
ай-ай! Смерть хозяйчика разрушила связь между ним и служкой, и тут же сработало укрытое
в браслете заклятие возврата – оно вернуло Пырю к истинному владыке и оставило на память
широкий ожог на мохнатом запястье. Больно-то как! И обидно!
Расстроенный шутик огляделся, одновременно дуя на желтоватые пузыри. Волшба пере-
местила его из гущи сражения в Громовые Палаты Бугры-горы, похоже, куда-то в западную
галерею. Батюшка Огнегор где-то рядом, но, прежде чем идти с донесением, следовало все
обмозговать…
Левое нижнее веко Пыри предательски задергалось. Остолоп Вещор дал-таки напосле-
док маху. Захотел впечатлить истинного хозяина, доставив в Бугристую долину укодлака, и
положил всех, кого собрал за четыре месяца. И ладно бы треклятый Фуфыра угробил всех
гулей, стриг и самого себя, но ведь лободырный недоносок похоронил Пырину мечту о шапке
с огненной опушкой…
Костерил шутик и подлых Охотников, обдуривших не только хозяйчика, но и самого
Пырю. И ведь додумались! Один стал приманкой, а другой выждал, когда Вещорка клюнет, да
напал сзади! Теперь батюшка не только без новых воинов остался, но и справных обученных
рабов потерял. Что уж говорить о пропаже книги, выданной Фуфыре из сокровищниц хозя-
ина!..
А ведь батюшка ой как суров к провинившимся, и теперь Пырю ждет не желанный высо-
кий чин, а как бы не развоплощение…
Будь Пыря человеком, он просто бы удрал, избегая участи дурных вестников, которым,
как известно, лихие правители рубят головы, но шутик – существо волшебное, подневольное
и истинному владыке преданное до кончиков коготков. Батюшка Огнегор создал Пырю для
верной службы, и противиться своей природе мохнатый горемыка не мог, как бы страшно ни
было. Он провинился – и должен доложить о своем проступке. Ох и боязно, а что делать?
Вздохнув и привычно подтянув штаны, шутик захромал по длинному коридору в сторону, где,
как он чуял, находился обожаемый повелитель.
Высоченные потолки терялись в темноте, а рубленый, ровный проход тянулся вперед, в
самое чрево Бугры-горы. Здесь было тихо, спокойно и сухо, и Пыря почувствовал некое успо-
коение, притупившее воспоминания о горячке недавнего боя и даже приглушившее тревогу
от предстоящей встречи с суровым владыкой. Ведь в родных, привычных стенах и помирать
не так страшно…
Двое охранников-текрей, что стерегли вход в Советный зал, заметив шутика, лишь глухо
буркнули что-то на своем наречии и мотнули рогатыми головами, проходи, мол. Пыря беспре-
пятственно миновал высоких худов и оказался в знакомом чертоге с темными стенами и свод-
чатым потолком, с которого свисал светильник с полусотней толстых черных свечей.
Как и везде в Громовых Палатах, здесь царили прямые линии и уютная строгая красота
без излишеств. Проходя мимо стены, на гладкой поверхности которой отражался свет све-
чей, Пыря невольно вспомнил славные деньки, когда он лишь начинал службу надзорником
и заставлял мелких кузутиков вылизывать камень стен до зеркального блеска. Тогда батюшка
Огнегор только обустраивался в Бугре-горе… Ах как давно это было, а кажется, будто вчера!
За яшмовым столом, склонившись над толстой книгой, сидел опир-еретник Смага. Бли-
жайшего Огнегорова советника Пыря побаивался чуть ли не больше, чем хозяина, а потому
43
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
44
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Но его уйбил не бойгатырь. Ктой-то другой сзайди зайшел. Я толком не уйспел разгля-
деть – заклятие войзврата жахнуло и мейня сюйда принесло… Найверное, еще ойдин Ойхот-
ник подкрался…
– Скверно. – Повелитель Громовых Палат выпрямился в кресле и резко опустил руку,
отчего Пыря съежился, ожидая, что сейчас-то ему конец и настанет… но хозяин лишь тяжко
вздохнул. – Что ж, от Вещора-младшего я другого не ожидал. Каково житье, такова и смерть.
Огнегор дал Пыре перевести дух, отвлекшись на кузутиков – велел унести книги и свитки
в Изыскательную залу, а затем отправиться на склон горы, пересчитывать камни. Из служек
в зале остались лишь Пыря с Линялой. Некоторое время владыка сидел, глядя в пустоту и о
чем-то размышляя, а затем стукнул перстнем по подлокотнику.
Услышав резкий сухой стук, Пыря от неожиданности чуть не свалился с кресла, а Смага
тут же прервал чтение и молча встал из-за стола. Подойдя к постаменту, он поклонился и,
выпрямившись, сбросил капюшон. Он уже давно был опиром, и с каждым годом время уродо-
вало его всё больше, однако в отличие от красавчика Вещора помощник хозяина не только не
переживал о внешности, но и гордился ею. И гордиться было чем – даже у созданного черной
волшбой Пыри при виде Смаги всякий раз мороз бежал по коже.
– Слышал? – бросил батюшка Огнегор, кивая на замершего рядом Пырю.
– Да, повелитель, – коротко ответил упырь.
– Потеря Вещора – это и не потеря вовсе. – Хозяин перебирал перстни, которыми были
унизаны его пальцы. – Меня больше печалит, что черная книга пропала. Этот молодой недо-
учка больше о красе своей заботился, чем о деле, и толку от него было ни на грош. У меня
достаточно помощников и почти все – много умнее и опытнее…
– Вещора выбрала вашим слугой сама Тьма, – напомнил Смага.
– Навязала, – отмахнулся владыка. – Его дед был недурным колдуном, и, похоже, Тьма
сочла, что Вещор удался в предка – другого объяснения не вижу. Да только дед жил свиньей,
а внук – поросенком, укодлака он задумал добыть, как же! Чернокнижник, совсем недавно
обращенный в опира – да у него силенок бы не хватило на проведение обряда! Глупец. От него
как от гуля-раба было бы больше толку.
Пыря согласно кивал. Он хорошо знал, что хозяин Фуфыру недолюбливает. Поэтому, как
верный слуга, искренне недолюбливал его и сам.
– Что ж, все не без изъяна, Смага. Даже всесильная Тьма, пусть и редко, но ошибается
и ставит не на того…
Пыря дернул ухом. Интересно, о ком сейчас батюшка, о Вещоре или?..
– Гибель упырей мы переживем. Новые отряды – на подходе, к нужному дню всё будет
готово. В целом дела идут хорошо. – Хозяин сделал паузу, задумчиво поджав губы, а затем
продолжил: – Но я хочу исключить ошибки. Придется нам заручиться помощью еще одного
союзника. Долго я с этим тянул, но больше – нельзя.
Смага вскинул подбородок, догадавшись, о ком идет речь.
– Змей?
– Он самый. Тебе, мой друг, придется отправиться в Сорочи́нские горы. С твоим зве-
рем-скороходом за пару дней до-мчишься.
– Слушаю и повинуюсь, повелитель. Всё будет сделано.
– Не сомневаюсь, – небрежно бросил владыка Громовых Палат и вдруг прищурился,
заметив книгу, оставленную еретником на столе. – Не дочитал еще?
– Нет, повелитель, но уже узнал много нового. Вы были правы, там много любопытных
формул, они мне пригодятся. – Смага улыбнулся уголком рта. – Больше, чем Кривославу.
– Кривослав был дураком, – раздраженно мотнул головой Огнегор. – Из тех, что смотрят
в книгу, а видят фигу. Сам не пойму, с чего я ему одолжил такую ценность. Впрочем, в ту
пору я ко всем встречным-поперечным колдунам да ведьмам присматривался, подарки богатые
45
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
дарил, помогал, оценивал, думал, спрошу потом за помощь. А дурень этот так ничему и не
научился, выдал себя раньше времени, вот и погиб бестолково. Что он, что Вещор – одного
поля ягоды, подвели меня оба. Хорошо хоть, эту книгу удалось вернуть. Вовремя я тебя за
Кривославом тогда отправил…
Пыря, слушая повелителя, горестно опускал голову всё ниже и ниже. Батюшке Огнегору
и правда не везло с помощниками. То Кривослав, то Вещор, то не сберегший хозяйское иму-
щество Пыря… Шутик чувствовал, как от стыда у него горят уши. Может, он и в самом деле
достоин развоплощения?.. Эх…
Ровно в ответ хозяин забарабанил пальцами по подлокотнику.
– Вот еще что. В совпадения я не верю, и меня всё сильнее тревожат Охотники. Пыря
не сумел разглядеть убийцу Вещора, но где один пес, там и свора. Если кто и может помешать
нашим намерениям или, по крайней мере, стать досадной помехой, так это псы Китежа. За
Охотником, что недавно забрел в наши края, следят, но он хотя бы сидит на месте и не высо-
вывается. А вот эти новые объявились слишком внезапно и слишком некстати, поэтому нужно
проследить и за ними. Новых лазутчиков я подготовлю, но чуть позже. Пока я буду писать
Змею, снаряди коня и жди, письмо тебе принесут кузутики.
– Будет исполнено, повелитель. – Смага еще раз поклонился и, накинув капюшон, быстро
вышел из зала.
Батюшка Огнегор повернулся к замершему на подлокотнике Пыре, что благоговейно слу-
шал хозяйские рассуждения. Сообразив, что сейчас решится его судьба, шутик прижал руки
к мохнатой груди и робко улыбнулся.
– Ты хорошо поработал, – усмехнулся владыка. – Ступай на нижние ярусы, там надо
занять делами кузутиков, да и другим шутикам понадобится помощь.
Пыря, не веря такому счастью, скатился с подлокотника и радостно захромал к выходу.
Он никак не ожидал такого великодушия, он-то думал, его непременно накажут, а то и казнят,
ведь он провинился и подвел хозяина, но нет…
– Ах да, – догнал его голос владыки. – Ты был приставлен к Вещору надзорником, должен
был за ним присматривать и допустил его смерть. – Пыря остановился как вкопанный и вжал
голову в плечи. – Сегодня я в хорошем расположении духа, так что за свой проступок получишь
лишь сто ударов плетью…
Ай. Сто ударов – это больно. У шутиков крепкая толстая кожа, но сто ударов – ай…
– …Линяло о тебе позаботится.
А вот это больнее ста ударов… Сгорбившись, Пыря заторопился прочь, уж очень не хотел
видеть злорадную ухмылку своего врага Линялы, которая наверняка уже расплылась на его
мерзкой морде. Сто ударов от Линялы, который руку-то сдерживать не станет… Ай.
46
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
47
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Премудрые дела
От большой изразцовой печи исходило уютное тепло, ясно горели свечи в Охотничьей
зале, бросая ярко-оранжевые отсветы на лица короля и царя, что сидели друг напротив друга и
вели неспешную беседу. Придворные давно разбрелись, слуг венценосцы отпустили и теперь
вовсю наслаждались столь редкой для них свободой.
– А помнишь, дружище Годимир, как мы чуть поединок не устроили из-за матушкиной
фрейлины? – Дарослав, король Измигуна, развалился в кресле, закинув ногу на подлокотник.
Годимир Твердославович, государь соседних Черговских земель, глотнул из кубка и
нахмурился, припоминая.
– Да, красотка была – поискать… Как бишь ее звали-то?
– Да хоть убей, не помню. – Дарослав озадаченно взглянул на сотрапезника. – Эх, моло-
дость, молодость…
Молодость и впрямь была бурной. Принц с царевичем встретились и сдружились в
южных землях, вместе пережив немало приключений, то забавных, то смертельно опасных.
Вот уже почти двадцать лет прошло, оба давно остепенились, на троны уселись, короны надели,
а дружбу умудрились сохранить, хоть и виделись не так часто, как хотелось. Царства да коро-
левства требуют и времени и сил, которых с годами не прибавляется.
Приезд Годимира по делам государственным пришелся как нельзя кстати: и вопросы о
вольном городе на границе решили, и союзнический договор продлили, а после трудов правед-
ных отчего ж не отдохнуть, не расслабиться, припомнив молодость. Вот и устроил Дарослав
для друга-союзника после общего застолья свое, домашнее.
Рядом с правителями стоял большой стол, целиком заваленный всевозможной снедью и
заставленный кувшинами, бутылями, кубками да чарками – ведь что за душевный разговор
без крепкого вина и хороших закусок?
– Отведаем-ка сливовицы, отменно вышла, пятилетней выдержки. – Дарослав передал
новый кубок царю и поднял свой. – За молодость нашу буйную и выпьем! Ты ведь женился
спустя год, как мы вернулись, да и я вскорости с Терезой свадьбу сыграл. С тех пор уж не до
проказ, да? – Глотнув крепкого напитка, король крякнул, отер седеющие усы и усмехнулся. –
Веришь, поглядеть иной раз в сторону красотки побаиваюсь, уж больно моя ревнива. Чуть что
– скандал, сил никаких нет…
– Это женщины умеют, – кивнул царь, отставляя мигом осушенный кубок. – Моя Любава,
покойница, бывало, как глянет… Молча, слова не промолвит, а охота тут же в ноги бухнуться
да прощения просить неведомо за что. – Он вдруг нагнулся и достал из-за кресла предусмотри-
тельно оставленный слугами довольно большой бочонок. – Пригуби-ка, друг Дарослав, зелена
вина. Даром что ли вез в такую даль? На тридцати трех травах настояно, ото всего помогает,
и от хворей желудочных, и от тоски сердечной, и от ломоты в суставах.
– Ну, желудком да сердцем пока не маюсь, а вот косточки под погоду, бывает, ломит,
особенно десницу. Тому уж лет десять, как вывихнул на турьей охоте. Лекари вправили, а все
равно, зараза, тянет да ноет.
– Охотник ты знатный, сразу видать! Весь зал трофеями увешал. Медведя на рогатину
брал? – Щедро подливая королю в чару зелена вина, Годимир кивнул на огромное чучело,
стоявшее в углу трапезной.
– С косолапым этим закавыка вышла. Смешно сказать. Я прошлой осенью на вепря
пошел, а нарвался на медведя, не успел паршивец в спячку залечь. Копье одним ударом лапы
– в щепки, хорошо хоть кинжал путный у меня был.
– А что ж твои ловчие и челядь?
48
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Да я от них оторвался изрядно, – усмехнулся Дарослав. – Не люблю, когда всей толпой
на одного, хоть бы и на зверя.
Годимир уважительно качнул головой. Кинжалом медведя завалить – не у всякого вый-
дет.
– О твоих охотничьих и военных подвигах, друже, уже сказки сказывают, – заметил он. –
Говорят, ты и во дворце-то не появляешься, все в разъездах. Не надоело жить безвылазно в
чистом поле да диком лесу?
– Ох, Годимир. – Кубки сдвинулись, отозвавшись серебряным звоном. – Дела государ-
ственные заставляют, объезжаю крепости, с народом говорю, не скрываюсь. Но, признаться, я
бы уж и рад семейного уюта да покоя вкусить, только где ж его взять?
– Так у тебя ж королева есть.
– Королева! – Обычно спокойный Дарослав с силой стиснул кубок в руке и скривил
губы. – Только и название, что жена. Вот ты послушай, царственный брат мой, и рассуди. Поже-
нили нас с Терезой, не слишком спрашивая, любы ли мы друг другу. Но тут ладно, часто такое.
Мне-то тогда было чуть больше, чем сыну моему, Войтеху, сейчас, а Тереза и вовсе девчушка
шестнадцати годков. Мне она сразу глянулась – личико белое, волосы, что ночь темные, глазки
живые. Да и я ей не противен был…
– Ну так!
– Одним словом, поначалу все хорошо было, да только уж больно милы моей королеве
были танцы да праздники, балы да развлечения. Я и рад стараться, все ей позволял, шелка-
аксамиты11 дарил, каменья самоцветные, украшения золотые, сам знаешь, в наших царствах
этого добра хватает. Она радовалась, как дитя, ну да кто ж из них подарки-то не любит?
Годимир согласился. Он и сам обожал подарки.
– Я думал, родит – остепенится, да куда там. – Дарослав резко махнул рукой. – Сбыла
Войтеха на руки нянькам, сама пуще прежнего в развлечения кинулась. Да и я мало с ней о
серьезном говорил, считал, для того советники есть, а женский ум короток. Ну, ты понимаешь.
Вот и стали мы все больше отдаляться друг от дружки. А там уж и вовсе мне дом не в радость
стал. Заеду, бывало, с охоты, полюбуюсь на Терезку в новом наряде, да и снова на войну куда-
нибудь или в дальний дозор. Лишь бы от двора и от ее ревности – подальше. И главное – сама
ведь себя красотками окружила, а на меня еще и шипит! – Дарослав хватанул зелена вина,
одобрительно крякнул. – Думал хоть в сыне найти родную душу, да куда там! Вырос оболтус
оболтусом, только и знает, что за юбками волочиться. Похоже, не видать мне от родимого
дитяти утешения в старости…
– Дети, они еще те цветочки, а уж какие потом ягодки вырастают! – Годимир откромсал
себе добрый шмат оленины, запил сливовицей. – У меня вот целых трое и, сказать по правде,
старшие ни то ни сё. Вся надежда на младшенького, Желана. Весь в меня! Красой только в
Любавушку-покойницу, а так – вылитый я в юности.
Дарослав вдруг прищурился, цепко рассматривая царя.
– Слушай, не могу не спросить. Это что за рубаха на тебе? Прямо жениху впору!
Годимир удивленно задрал густые брови.
– С каких это ты пор на одежку глядеть стал?
– Стыдно признаться, – слегка смутился Дарослав. – Научился подле Терезки ко всякому
тряпью присматриваться, оценивать. Так вот, скажу по чести, такого узора отродясь не виды-
вал.
– Эка нас всех дворцовая жизнь ломает, а? – грустно вздохнул царь. – Раньше ведь на
наряды и внимания не обращали, – и тут же расплылся в улыбке. – А что до рубахи – верно под-
11
Аксами́т – устаревшее название плотной ворсистой, часто узорчатой ткани из шёлка и золотой или серебряной нити,
напоминающей бархат.
49
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
метил, глаз-алмаз. Это моя невестушка младшая расстаралась, уважила свекра. Ох и молодка,
скажу тебе, брат Дарослав! Кабы мне прежние годы, сам бы женился, а так уж ладно, пусть
Желан наслаждается, дело молодое.
– О, так ты сыновей поженил уже?
– Ну так! Три свадебки разом сыграли! – Годимир гордо погладил бороду. – Я ведь, как
мой младший вошел в пору, порешил всех троих враз оженить, авось и дурь повыветрится.
– Мысль толковая. Может, и мне Войтеха женить?.. И как же ты это дело провернул,
где невест искал? – живо заинтересовался измигунский король, подсовывая гостю блюдо со
свиными колбасками.
– Проще пареной репы. Дал каждому по луку, велел послать стрелу подальше: какая
девица подберет, та и станет моей снохой.
Челюсть Дарослава медленно опустилась вниз, так и застыл его величество с полуоткры-
тым ртом. Потом пришел в себя и попенял:
– Да кто ж так жен выбирает? Чудишь ты, царь!
Годимир, оттолкнул колбаски и насупился, уставившись на короля хмельными глазами:
– Что ты мне такое говоришь? Будто не уважаешь?
Дарослав поднял руку в успокаивающем жесте.
– Уважаю-уважаю, не сомневайся! Кого ж мне уважать, если не тебя? Давай еще сливо-
вицы за уважение тяпнем… а только все равно, чудно́ мне…
Царь выпил, развел руками:
– Так ведь сложилось-то ладно. Старшие, не будь дураки, давно уж себе невест присмот-
рели, вот и стрельнули: один во двор боярский, а другой – к старшему воеводе, а там девки не
промах, живо серебряные стрелы с золотыми наконечниками подобрали. Зато младшенький,
душевная простота, вышел во чисто поле да пустил стрелу подале, надеясь на удачу… и попала
она в болото.
– К кикиморе какой? – ухмыльнулся Дарослав, намазывая на кусок хлеба изысканный
паштет из фазаньей печени.
– Хуже, – лукаво улыбнулся царь.
– Куда уж хуже?
– К лягухе болотной.
– Тьфу, гадость какая! – воскликнул Дарослав. – Ох, не люблю я гадов этих. Соседи наши
западные лопают почем зря, а я брезгую. То ли дело шпикачки да клецки с салом. Выпьем!..
Эх… Так, а дальше-то что?
– Дак поженились, – пожал плечами Годимир. – Судьба. С ней не поспоришь.
Дарослав вытаращил глаза.
– Какая-такая судьба? Как не поспоришь? Мы ж на то и короли, чтобы с судьбою спорить!
Немыслимо! Молодому парню на лягушке жениться?!
Годимир благодушно улыбался, поставив кубок на живот.
– Дак, что поделаешь, коли та лягушка стрелу подобрала? Это ли не судьба? Советники
мои – как ты сейчас, весь ум мне проели, да и Желан кочевряжился… Только я настоял – коль
ты царский сын, то будь добр, слово сдержи!
– Вот! Уважаю! – стукнул кубком по столу Дарослав.
– Ну так! И царевич меня тоже уважил, слово сдержал. Справили все, как положено, хотя
со стороны и смешно было. Виданное ли дело, во время свадьбы невеста сидит на золотом
блюде! Старшие-то сыны с женами молодыми посмеивались, а Желан хоть бы хны и бровью
не повел. А наутро вышел из спаленки предовольный.
Король некоторое время смотрел на царя мутным непонимающим взором, но потом лицо
его просветлело.
– Так она… чарка!.. Тьфу ты… чародейка!
50
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
51
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
***
И угораздило же Годимира Твердославовича похваляться снохой-чародейкой! Похоже,
немало с венценосным соседом хмельного употребили, раз всегда спокойный и сдержанный
свекор о семейных делах разболтался. А ведь не зря наказывают мудрые люди: о трех вещах
молчи, дабы черные силы не сглазили – о своих желаниях, о своем богатстве и о своей семье,
а то найдутся завистники да охальники, мечты уведут, богатство умыкнут, счастье порушат.
Но когда два старых друга пьянствуют, тут уж, видать, не до осторожности.
Подлетая к границе, Василиса вышла из задумчивости и отвлеклась на созерцание про-
плывающих внизу лугов и перелесков. Красота-то какая, будто шаль драгоценную расстелили
по всей Славии! Осень в этом году выдалась теплая, без ранних приморозков, леса стояли
едва тронутые желтизной, только осинники переливались рубиново-багряными оттенками да
золотели одинокие березы на опушках. А теплынь какая, можно было и не ставить купол для
защиты от ветра.
Проплыла возле самого ковра-самолета паутинка бабьего лета, вспорхнула с вспаханной
под озимь нивы стайка пичуг, выискивавших себе поживу. Всё как на том ковре, который она
поднесла свекру. Мамки-няньки во главе с верховной, Нежаней, немало над ним потрудились,
за ночь живую красоту выткали, всем на диво.
Нежаня небось и сейчас рядом, невидимкой вокруг кружит, всё заботится о ней, как о
маленькой, боится надолго без присмотра оставлять. Василиса невольно улыбнулась. Хорошо
хоть в опочивальню верховной мамке-няньке ходу нету.
При мысли об опочивальне живо всплыла память о минувшей ночи, и щеки царевны
окрасились легким румянцем. Василиса облизнулась, словно губы и сейчас хранили след поце-
луев. Она уже успела соскучиться… Желанушка, сокол мой ясный! Что ты сейчас делаешь,
чем занят?.. В последнее время муж стал часто задумываться и грустить, и как извести эту
тоску-кручину, Василиса пока не знала. Самым близким всегда трудней всего помочь, неда-
ром даже лучшие лекари не берутся врачевать своих детей, родителей, супругов, а зовут к ним
собратьев по ремеслу.
Ковер замедлил ход, плавно спустился к желтоватой ленте тракта, поплыл прямо над
землей. Дальше начиналось Измигунское королевство, и в условленном месте их должны были
встречать придворные и стража короля Дарослава. Заявляться в чужую столицу на летающем
ковре Василисе не хотелось – чай, просьбу свекра выполняет, а не щеголять перед измигун-
ским людом волшбой едет, да и чем меньше шума – тем лучше для дела. Потому и попросила
царевна, отвечая на приглашение, прислать обычную карету. Просьба была резонная, и король
согласился, правда, перестарался с числом встречающих.
Увидев толпу разодетых, как на праздник, знатных измигунцев, что, раскрыв рты, глазели
на летающий ковер, Василиса вздохнула – избежать толков и пересудов теперь уж точно не
удастся. Сойдя на землю и оправив дорожное платье, шепнула нужные слова, и узорчатый
летун взмыл в воздух, направляясь назад, в Черговское царство.
От толпы встречавших отделился высокий седовласый вельможа в расшитом гербами
коротком бархатном плаще. Старательно пытаясь скрыть произведенное появлением гостьи
впечатление, он вежливо поклонился.
– Позвольте представиться, мажордом их величеств, Витольд граф Залесский. Как изво-
лили доехать, ваше высочество? Не утомила ли дальняя дорога?
Вот олух-то, какая ж дальняя, по воздуху два часа лету! Впрочем, вопрошавший может
и не знать… Василиса учтиво склонила голову.
– Благодарю, любезный граф, дорога была необременительной.
52
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Тут главное – павой держаться, будто всю жизнь по паркетам разгуливала, а не бегала
босиком по лесным тропам да болотам. Ничего, навострилась уже, привыкла к дворцовым
вывертам.
– Прошу в личную карету его величества Дарослава. – Витольд немного растерянно
посмотрел по сторонам, а затем спросил, смущаясь: – Неловко спрашивать, ваше высочество,
но ваши вещи?..
Василиса улыбнулась:
– Не беспокойтесь. Я путешествую налегке.
Чародейка в сундуках с платьями и шкатулках с золотом-серебром не нуждается: она
даже свой облик может изменить, как и когда хочет, а что до одежд, так верные мамки-няньки
всегда готовы наколдовать любой наряд.
Витольд если и удивился, виду не показал, лишь склонил голову и повел рукой, пригла-
шая в большую, богато украшенную карету, запряженную четырьмя серыми, холеными, но,
увы, обычными конями. Похоже, дорога будет долгой…
***
Царевна честно слушала Витольда, пока за окном не замелькали предместья столицы.
Василиса бросила взгляд в окно и не могла не залюбоваться.
Красивый город Радо́м, большой. Широкая река течет неспешно, мосты каменные, дома
тоже все больше из камня да кирпича, а только и наши не хуже будут. Вдали, на холме, видне-
ются башни старого замка, возле него и нынешнее королевское обиталище красуется. Любо-
пытно, что дворец расположен на отшибе. У свекра палаты посреди города высятся, всяк туда
по надобности прийти может, помощи у государя попросить. Любопытно, почему Дарославов
замок-дворец на самой на окраине возвели? Опасались чего или просто укрепленную крепость
перестроили? Может, и хорошо, что подальше от народа стоит – люд целее будет, коли такая
пакость завелась в королевских палатах.
Василиса задумчиво прикусила губу. Витольд хоть и сыпал всю дорогу именами да титу-
лами, ничего важного не сказал, уж больно много тайн опутывало всю эту историю. Слово-
охотливый граф вновь упомянул первую жертву – молодую служанку, намекнув, что у нее с
королевичем что-то было. Да и отчего бы нет? Она – девка красная, подневольная, он – сын
доблестного Дарослава, только в пору входит, кто такому откажет? Непонятно другое: чем слу-
жанка королевичу не угодила? Да так, что остались от нее лишь груда тряпья кровавого да
горстка обглоданных косточек.
Василиса нахмурилась. Напугать ее было сложно: за годы обучения у матушки чего
только не навидалась и не наслушалась, но муторно на душе стало. Очевидно ведь, что черным
колдовством веет от этого дела. Куда уж чернее, если сын и наследник королевский по ночам
чудищем силы непомерной становится, утоляет свой голод плотью человечьей, а днем хоть и
возвращается в свой истинный облик, да только спит беспробудным сном.
Вот и вопрос – с чего бы это Войтеху Дарославичу вдруг озвереть, превратиться в жуть
жуткую да своих же подданных начать жрать?
Происки злые, не иначе. Но откуда навели враждебную волшбу? И как? Царские да коро-
левские дворцы обычно защищены от враждебной магии, любой правитель за этим внима-
тельно следит, и Измигун не мог быть исключением. Значит, волшба происходила откуда-то
изнутри, и колдуна-злонрава нужно искать в самом дворце, и может им оказаться любой, кроме
старого короля. Не потому что Войтеху отец, а Годимиру Твердославовичу – старый друг, а
потому что чародейку на помощь призвал.
53
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Что ж, сложная задача, да «взялся за гуж, не говори, что не дюж». Да и не могла Василиса
отказать свекру в просьбе, тем более что уже давно почитала борьбу с черной магией своим
истинным призванием.
***
Предместье плавно перешло в город. И впрямь красиво тут: улицы вымощены булыжным
камнем, дома стоят разноцветные, с цеховыми вывесками, кованными из железа да расписан-
ными яркими красками. Посреди города – большая площадь с изукрашенным скульптурами
фонтаном, из которого любой может утолить жажду. Люди по улицам ходят нарядные, кто по
делу спешит, а кто и не очень, ишь, сколько зевак, что глазеют на кавалькаду придворных.
Хорошо бы тут побывать как-нибудь с Желаном, погулять по узким улочкам, купить
букетик у бойких девчонок-цветочниц, отведать у местного пекаря крендельков, примерить
расшитую золотыми цветами зеленую тунику, пройтись по крепостному валу, любуясь оттуда
открывающейся до самого окоёма далью. Надо будет так и сделать, но сперва дело.
Дорога забирала резко вверх, к высившемуся на холме замку, мимо старых укреплений.
Карета прогрохотала по камням небольшой дворцовой площади и остановилась перед парад-
ной лестницей.
И красную дорожку расстелили, и ратники в зеркально-сияющих доспехах замерли с але-
бардами на плече… Да, однако, с почетом гостью встречают – аж сам король Дарослав к под-
ножке кареты вышел, руку подал.
Видный мужчина, высокий, широкоплечий, такому любые доспехи не в тягость. Годи-
мир Твердославович говорит, что рубака его побратим не из последних и храбрости отменной.
Похоже, так и есть. Серые глаза под темными густыми бровями, высокие скулы, твердые очер-
тания губ, усы с проседью – весь облик говорит о человеке спокойном и рассудительном, а вот
темные круги под глазами указывают на то, что спит король плохо, тревожится. Немудрено.
Слова его величество выговаривал, словно камни ронял.
– С приездом, царевна Василиса, досточтимая сноха моего любимого друга. Спасибо, что
откликнулись на мою просьбу незамедлительно. Прошу отдохнуть после путешествия, а там и
в пиршественную залу. Этикета еще никто не отменял.
Василиса, вложив ладошку в сильную руку Дарослава, ступила на ковровую дорожку,
тянувшуюся по лестнице наверх, до самых дверей дворца.
– До пиров ли, ваше величество, если речь идет о жизни наследника престола и спокой-
ствии ваших подданных? – спросила она, твердо глядя в измученные глаза собеседника.
– Вы представляете царствующий дом наших соседей и союзников…
– Я прежде всего приглашена к вашему двору с определенной целью, как знающая и…
долженствующая вам помочь… гостья.
Пышные дворцовые фразы росшей в лесах чародейке всё еще давались с трудом, но Васи-
лиса надеялась, что с опытом придет и вкус к подобным оборотам. Жизнь научит. Высокопар-
ное выражение, однако, произвело на короля должное впечатление. Чуть помявшись, он про-
изнес:
– Премного был наслышан о вашей красоте и уме, но действительность превосходит все
ожидания. Тогда прошу отобедать в узком кругу, там и обсудим мои семейные неурядицы.
Каково! Сын в чудище превратился, а ему – неурядицы! Василиса никогда не была подо-
зрительной, но холодные слова Дарослава ее задели. Может, он сам всё же причастен к случив-
шемуся? Сыновья отцам дорогу часто переходят… та же служанка смазливая… А может, Вой-
тех этот на жизнь государя злоумышлял, не дождавшись естественной смерти родителя? Вот
тот и ответил, а за помощью для отвода глаз послал, и не к уважаемому чародею, а к никому
54
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
толком не ведомой молодке. Нет, со счетов никого сбрасывать нельзя, хотя на первый взгляд
король производил благоприятное впечатление. Надо разбираться.
По дороге наверх, внимательно осмотрев бело-красный фасад дворца, Василиса полу-
чила ответ на один из главных своих вопросов: жилище короля Дарослава было прекрасно
защищено от черной волшбы. Охранные символы и руны начертали давно, но главное – они
были наполнены волшебной энергией. Подобная защита может уберечь от внешних воздей-
ствий, но не способна оградить здание от магии, использованной изнутри. Значит, во дворце
и следует искать.
***
Дарослав исподтишка рассматривал гостью. Годимир, – расхваливая свою сноху, до небес
превознося, мог и прихвастнуть под воздействием сливовицы и зелена вина. Они тогда, пом-
нится, немалый бочонок вдвоем уговорили… А уж сколько бутылей…
Но хороша! Росту среднего, но кажется высокой и статной. И всё-то у нее при всем, а
наряд это еще больше подчеркивает. И перси12 высокие да округлые, и задок ладный, и на щеч-
ках румянец, не чета бледной немочи, в которую иные девы превращаются, дабы изяществом
томным вельможных рыцарей покорить. Волосы русые ниже пояса будут, коли косу распустить,
брови темные тонкими крылышками изогнуты, носик ровный да точеный, зубки белоснежные,
а всего удивительнее – глаза.
Словно мох лесной изумрудный, по которому перекатываются чистые родниковые струи,
и мерцают в глуби этих глаз золотые искорки-смешинки. Платье на царевне дорогое, сереб-
ром-золотом расшитое, похоже на сарафан приталенный, с разрезами по бокам. Из-под разре-
зов выглядывают зеленовато-коричневые, пятнистые то ли чулки, то ли штаны, обтягивающие
стройные ноги, на голове корона драгоценная, с немалыми камнями смарагдовыми 13. В ушах
– серьги дивной работы, а на шее – золотая подвеска в виде наконечника стрелы.
Гостья согласилась умыться перед трапезой, и король велел проводить ее в загодя при-
готовленные покои. Сам же отправился в малый зал, к жене.
Тереза вскочила, едва он вошел, и выпалила:
– Ну? Как она?
Дарослав медленно прикрыл двери в зал, давая себе время, чтобы подобрать правильные
слова. Нет, он не забыл, что прежний лед недавно взломан, просто долгие годы супружества
научили его некоторым вещам, поэтому отвечал король жене, изобразив на лице полное рав-
нодушие.
– Приехала ко времени, не опоздала. Насчет красоты Годимир, конечно, приврал. Наде-
юсь, не соврал насчет ума и пытливости. А так – обычная молодуха, ничего особенного, сама
знаешь, я темноглазых люблю.
Тереза поджала губы. За годы супружества она тоже научилась кое-каким вещам, а
потому сразу поняла, что муж врет и чужестранная чародейка – красавица. Но сейчас это не
имело никакого значения.
– Она – наша последняя надежда, Даро, – глухо произнесла Тереза, тяжело опустившись
в кресло и разглядывая свои руки.
Дарослав не ответил.
12
Перси – женская грудь.
13
Смарагд – минерал, похожий на изумруд.
55
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
***
Умывшись с дороги, Василиса с помощью нехитрых заклятий сменила пышный дорож-
ный наряд на более удобный – даже помощь мамок-нянек не понадобилась. Взмах рукой – и
вот на ней уже ладная рубашка, украшенная тонкой мережкой и шитьем белым по белому.
Еще взмах – и появился причудливый, но удобный сарафан длиной чуть ниже колен, из ред-
костного золотистого шелка. Ну и напоследок – вместо массивной церемониальной короны –
венчик с самоцветными украшениями в виде водяных лилий.
Взглянула на себя в зеркальце, улыбнулась и вышла к топтавшимся под дверью придвор-
ным, обязанным сопроводить гостью к правителям. По дороге царевна с любопытством раз-
глядывала резные панели стен, причудливые витражи окон, статуи в странных доспехах – всё
тут было ново и необычно, не похоже на дворец Годимира. Говорят, в Великограде еще кра-
сивее, но до дивного белокаменного города Василиса так и не добралась… пока…
Примечала она и волшебные обереги, которые в палатах встречались нечасто – чаро-
деи, помогавшие строить дворец, внутренней защите уделили куда как меньше внимания, чем
внешней, да и не подновляли ее, похоже, давно. Одни руны были почти полностью истощены,
другие же вовсе иссякли и утратили силу. Возможно, это и позволило злоумышленникам нало-
жить на королевича проклятие…
На гобеленах в Синей гостиной разгуливали удивительные животные, скакали наряд-
ные всадники, бились на турнирах благородные рыцари. Тонкая работа, под стать остальному
убранству дворца. Недаром Измигун словно бы объединял два мира – яркий славийский и
утонченный юго-западный.
Помимо Дарослава в комнате находилась худощавая темноволосая женщина с глазами
подстреленной лани – королева Тереза. На Василису она смотрела, как на последнюю надежду.
Воспитание не позволяло королеве сразу перейти к делу, поэтому Тереза потчевала
гостью, уговаривала попробовать то золотистое вино из Алаборской долины, то особый сыр
с прозеленью… но в глазах ее билась тревога, как жилка у виска. Василиса не могла этого
не видеть, а потому, слегка пригубив вино и испробовав несколько деликатесов, заговорила
о случившемся. Хозяйка отнекиваться не стала, слишком истомилась тревогой и ожиданием
последних дней.
– Произошло сие две недели назад, – объясняла Тереза охрипшим голосом. – Войтех,
конечно, мальчик несдержанный, бывало, что и срывался: руки на слуг распускал, посуду коло-
тил, но с погибшей всегда обращался ласково, они ведь вместе росли. Мать Ядзи была его
кормилицей, так что девушка – молочная сестра моего сына. Он ей дарил дорогие подарки,
наряжал, будто куколку. Сами понимаете, возраст такой, мы не препятствовали…
Еще бы, как удобно! Не надо царевича из постели гулящих девок выуживать и придвор-
ным дамам отступного за поруганную честь платить, готовая живая кукла всегда к услугам гос-
подина, чистенькая, доморощенная. Порядки чужеземного двора немного смутили Василису,
но виду она не подала, только спросила:
– А женить его не собирались?
Король с королевой переглянулись.
– Летом сговорили. – Тереза оправила пышные манжеты. – Царевна Оляна, из Ставин-
ского царства, весьма достойная девица! Только договорились – и вот…
Василиса взяла с блюда виноградинку, испытующе глядя на королеву.
– Так, может быть, Ядзя приревновала, чем и вызвала гнев молочного брата?
– Ну так прогнал бы он ее, по щекам отхлестал, но не съедать же целиком?
Василиса нахмурилась. Граф Витольд говорил про тряпье и кости…
– А от девушки совсем ничего не осталось? – как могла небрежно уточнила чародейка.
56
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Только окровавленные ошметки одежды, – подал от окна голос Дарослав. Сложив руки
на груди, он напряженно смотрел куда-то вдаль.
– Но тогда Войтеха никто и не заподозрил, – быстро добавила Тереза. – Думали, мало ли
что случилось, может, кто из слуг ее убил или зверь дикий прокрался во дворец, парк у нас
обширный, а там и лес недалеко… Ужас начался следующей ночью, когда чудовище растерзало
нескольких слуг. Мы к сыну в опочивальню, проверить, цел ли, а он – на кровати, полуголый,
весь потный, лицо чужой кровью измазано, да и руки, и грудь – всё в крови. Тут уж сомнений
не осталось…
Голос у королевы сорвался, а руки принялись комкать край парчовой скатерти, неосо-
знанно заплетая шелковые кисти в косички.
– И что вы предприняли, ваше величество? – обратилась Василиса к по большей части
молчавшему Дарославу.
– А что я мог? – хмуро отозвался король. – Днем Войтех просто спал. Я приказал сковать
его крепчайшими оковами и посадить в подземелье, а сам кинулся искать помощь. Поднял на
ноги всех лекарей и столичных знахарей, срочно послал в соседние города… Да только что
они могут, коль вчера ночью чудовище разорвало двоих самых искусных?
– Следовательно, не такие уж были искусные, – не удержалась Василиса.
– Один из погибших считался лучшим в королевстве, и по праву. Он сумел определить
срок заклятия. Сказал, что в следующее полнолуние Войтех навсегда превратится в чудовище.
Тогда я, вспомнив рассказ Годимира Твердославича о снохе-чародейке, обратился за помощью
к побратиму.
– Слухи о нашей беде по городу уже поползли, – сокрушенно проронила Тереза. – Мы,
конечно, строго наказали никому ничего не говорить, да куда там… Теперь только и разговору,
что кровь наша проклята, раз королевич диким зверем обернулся.
– Узнаю, кто проболтался, – шкуру спущу, – пообещал Дарослав, и Василиса сразу ему
поверила.
– Царевна, я умоляю вас, я вам ноги мыть буду и воду пить, коль сумеете спасти от
этого кошмара нас и сына! – выдержка окончательно покинула королеву, и Тереза пала к ногам
гостьи, обнимая ее колени.
Ошарашенная неожиданным порывом, царевна чуть не оттолкнула скорбящую женщину,
но сочувствие всё же возобладало, и чародейка лишь слегка отстранилась.
– Я сделаю всё, что смогу, но и вы должны мне помочь. – Василиса перевела взгляд на
короля и твердо сказала:
– Мне нужен доступ во все покои и возможность говорить со всеми вашими подданными,
от первого советника до последней посудомойки. Прикажите, чтобы ни в чем мне не отказы-
вали и предоставляли любую помощь, причем сразу же. И королевскую стражу предупредите.
– Всё, что пожелаете! – Тереза, видимо, устыдившись своего поступка, быстро подня-
лась и, расправив дрожащими руками юбки, уселась на стул. – Вам поможет бывшая нянька
королевича, Шарка. Сейчас она ключницей служит, весьма разумная женщина, всё во дворце
знает и все ее слушаются. Скажу по секрету, даже побаиваются. – На бледном лице королевы
мелькнуло подобие улыбки.
Зазвонили часы, отбивая три часа пополудни. Время. Да, коли не ошибся «лучший в
королевстве знахарь», времени и в самом деле мало – до полнолуния остается всего ничего.
Если погибший знахарь прав, королевичу грозит окончательная трансформация, и его, скорее
всего, придется убить. Дурной исход, нельзя подобного допустить.
57
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
***
В дверях стояла пожилая, разодетая в дорогую, хоть и неброскую одежду женщина – та
самая, нагнавшая на всех страху Шарка. По виду и в самом деле – ключница в знатном доме:
шуршащие нижние юбки из темной тафты, коричневое бархатное платье, а поверх накинута
отороченная беличьим мехом накидка. На голове бывшая нянька королевича носила украшен-
ный на здешний манер речным жемчугом высокий головной убор. Красивый, изящный, только
лицо под ним Василисе не понравилось – плоское, благообразное и какое-то неживое… пор-
тили его и острые темные глазки, и бескровные губы. Недоброе, слишком кислое лицо. Нежаня
бы Шарке младенчика не доверила, да и ребятенка постарше тоже.
Но судить о человеке по внешности и неумно, и несправедливо, потому Василиса, заста-
вив себя отбросить возникшее предубеждение, взяла быка за рога.
– Что ж, веди, Шарка, в темницу, к королевичу, не будем время попусту тратить.
Увы, захотеть и даже решить – одно, а сделать – другое. Немало времени пришлось
потратить на спуск по бесконечным крутым лестницам. Далеко же они запрятали свое чудище,
думала царевна, следуя за Шаркой. И мрачновато тут у них: своды высокие, выложены из
серого камня, всюду факелы полыхают, а всё равно давит тяжесть непомерная, будто тьма
сверху наваливается. Что ж, подземелья редко бывают светлыми да радостными, не для того
вырыты.
Пройдя по самому нижнему арочному проходу, остановились у небольшой, обитой желе-
зом двери, которая почему-то оказалась открытой. Внутри обнаружилась еще более крутая
лестница, ведущая в странную камеру, размерами много больше прочих. Угол ее был огоро-
жен частыми коваными прутьями от пола до потолка, образуя своего рода клетку. Удобно.
И вырваться из заточения нельзя, и наблюдать за узником можно постоянно. Сам королевич
висел внутри клетки на массивных цепях – такими оковами и зубра удержать можно, не то
что юнца.
Открытая в нижнюю темницу дверь объяснялась просто: четверо слуг копошились в
камере возле клетки, прибирались. Пуганые – всё больше к дальней стенке жмутся, на спящего
с опаской поглядывают, от каждого шороха дергаются.
В клетку вела решетчатая дверца, запертая на особые засовы. Шарка молча открыла
замки, впустив чародейку внутрь. Любому стало бы в этом мрачном месте не по себе, но только
не Василисе – она неспешно подошла к спящему и деловито его осмотрела.
А и пригож парень! Губы еще по-юношески припухлые, вот только кровь в уголках да на
точеном подбородке запеклась – и вряд ли своя… Лицо белое, гладкое, глаза прикрыты веками
с черными пушистыми ресницами… такие ресницы да брови собольи – погибель для слабых
девичьих сердец.
Совсем еще молодой, ни за что не подумаешь, что успел столько убийств учинить. А
ведь учинил, до сих пор остатки кровавой трапезы валяются вокруг клетки – вонища стоит от
сгустков кровавых да кишок размотанных… То, что осталось от погибших знахарей, то, что
теперь убирают испуганные слуги.
Василиса присела возле королевича, потерла руки и, прошептав нужное заклятие, вытя-
нула перед собой ладони. Венчик на голове чуть заметно дернулся, и мгновение спустя на полу
сами собой разложились инструменты. Серебряная чаша, ножички-щипчики, пучки нагово-
ренных трав и нужные для работы амулеты. Теперь Василиса осматривала Войтеха не спеша
и по всем правилам – то приподнимала висящую плетью руку, изучая ногти, то веко трогала,
то волосы в сторону отводила… Добравшись до затылка, царевна озадаченно нахмурилась и
некоторое время внимательно изучала странную проплешину в густой темной шевелюре.
58
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– А что это у королевича за шрам такой странный на затылке? – обратилась она к Шарке,
что с настороженным любопытством наблюдала за чародейкой, прислонившись к толстым пру-
тьям клетки. – И волосы вроде выстрижены?
– Да то… – слегка замялась ключница, будто вспоминала. – А! Недавно нарыв у него там
случился двойной, вот и прижгли угольком…
Василиса ничего не сказала, продолжая хмуриться, а Шарка вдруг прикрикнула на убор-
щиков:
– Что стали да таращитесь? Живее ворочайтесь, не то на ночь тут оставлю.
Под ее немигающим взглядом щетки и тряпки проворнее заелозили по каменным пли-
там. Видать, побаиваются ключницы почище, чем самого государя с государыней – у Даро-
слава-то за столом слуги и вполовину так проворно не поворачивались.
Василиса тем временем взмахом руки убрала не пригодившиеся инструменты и, выйдя
из клетки, стала допытывается у челяди, как всё началось да с чего. Хмурый рыжий слуга
будто воды в рот набрал, молча тер щеткой въевшиеся в ноздреватый камень бурые пятна, а
вот невысокий, крепко сбитый паренек оказался поразговорчивее. Хоть и не забывал коситься
на Шарку, но отвечал толково.
– Нет, ваше высокородие, мы про ту напасть не сразу узнали. Кто ж мог подумать…
Пропала девка и пропала, думали, надоела, выгнал ее Войтех. Их высочество, бывало, гневался
на девок, хоть с Ядзей у него вроде складно было. Она хорошая была, Ядзёнка-то, веселая
такая, невысокая, кругленькая, щечки, что яблочко наливное. Палец покажешь, уже смеется,
вечно хихикала. Королевич ее не обижал, кораллы дарил, башмачки красные кожаные. Мы
потом нашли те кораллы, нитка вся разорвана, бусинки по комнате, ровно капли крови… Да
там и настоящей кровищи хватало, и рубашка ее, и юбка, и башмачки – всё в крови, разодрано
в клочья. А от тела нет, ничего не осталось, ни ноготочка, ни волосинки, ни косточки… Жаль
девку. – Парень шмыгнул носом, оглянулся через плечо на Шарку и умолк.
– А с остальными слугами как было? – продолжала допытываться царевна.
– Ну, тут уж всего хватило, и крови, и мяса с костями, он ведь троих зараз задрал, –
зачастила высокая рябая бабища в подоткнутой юбке. – Страсти-то какие! Мой сын, Черныш
чудом жив остался, сам видел, как чудище в одежках Войтеха на тех бедолаг накинулось. А
сыночек мой, не будь дурак, забился в угол между ложем и печью, там и отсиделся… он у меня
ловкий да проворный. В меня удался, а не в недотепу моего, муженька, – ухмыльнулась баба.
– Ну, тут уж и государи наши уверились, что Войтех ихний не в себе, ведь поутру нашли
его в окровавленных одежках, со следами трапезы нечестивой на руках и лице, – вмешалась
в разговор женщина, заметающая веником кусочки то ли одежды, то ли кожи. – Сумка зна-
харская, – пояснила она в ответ на недоуменный взгляд Василисы. – Аккурат на этом месте
оборотень бедолагу и растерзал.
– Оборотень? – не удержавшись, качнула головой царевна. – Вряд ли.
– Оборотень, волкулака, да хоть кикимора болотная, по мне – так вся эта нечисть на одно
лицо. – Служанка в сердцах звякнула совком о ведро и принялась подметать дальний угол. –
Нечистые свои дела творят, а нам за ними убирать.
– А как он знахарей задрал? – Василиса оглянулась на клетку. Прутья частые, толстые…
Оковы – и того толще…
– Цепи лопнули, – пояснила бывшая нянька королевича, заложив пальцы за пояс. –
Послабже нынешних были, вот и не выдержали. Чудище силы невиданной – он ведь и прутья
разогнул. Только с утра их спрямили, кузнецы приходили, укрепили…
– Горемыки-знахари даже до дверей добежать не успели, – вставила рябенькая. – Видать,
быстро он их…
– Ладно. – Василиса решительно повернулась к Шарке. – Тут больше нам делать нечего.
Пойдем, а то этот запах колом в горле стоит.
59
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
62
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– …И в итоге дошло до того, что чужая женщина низкого звания била наследника пре-
стола, а вы ей позволяли? – не выдержала Василиса.
– Наследников престола нужно воспитывать строже, чем обычных людей, вам ли этого
не знать? – глухо ответил Дарослав.
Царевна закусила губу и не ответила, хотя могла бы. Через колено детей ломать нельзя,
тем паче если в одном потакают, а в другом чрезмерно жестоки. Только поди объясни родите-
лям, что они-де не так сына воспитывают. Тем более у самой-то ребеночка пока нет, мала еще
других учить… Да и вырос королевич уже.
– Кто его знает, – добавил, поколебавшись, король, – может, благодаря строгому воспи-
танию Войтех в последний год за ум и взялся.
Мысленно цыкнув на скребущихся в душе кошек, Василиса громко заявила:
– В общем, решено! Эту ночь я проведу в темнице, где держат королевича. Хочу своими
глазами увидеть превращение в чудовище. Мне нужен ключ от клетки и не нужны провожатые.
Никакие.
***
Наколдовать большую наполненную чистой водой бадью не составило никакого труда,
Василиса это делала каждый день, уже не задумываясь. Царевна обожала воду, особенно горя-
чую, и сейчас, после всех событий суматошного дня, ей хотелось просто лечь в бадью и закрыть
глаза.
Торопливо скинув сапожки и обычную одежду, Василиса подошла к большому наполь-
ному зеркалу, что стояло у стены, и ловко закрутила косу на затылке. Не удержавшись, покру-
тилась из стороны в сторону, придирчиво оценивая себя в неизменном пятнистом наряде.
Свою вторую кожу – лягушачью – она, почти не снимая, носила с двенадцати лет. Нельзя ее
надолго снимать, проходишь без нее больше часа, и начнет жечь запястья, шею и плечи. Преду-
смотрительная матушка, связывая шкурку с телом Василисы, расстаралась, чтоб доченька, не
дай Белобог, не позабыла, что без волшебной одежки нельзя – она и тело омолаживает, и ток
волшбы усиливает, но главное, от злых чар оберегает. Чудо-шкурка никак не стесняет движе-
ний и содержит тело в чистоте, впитывая любую грязь… ее вообще можно не снимать до гроба.
Нетушки!
Царевна привычно провела пальцами по плечам, выписывая зачарованный узор, и лягу-
шачья шкурка послушно заструилась вниз, опав у ног невесомой буро-зелено-белой вуалью.
Прошептав заклинание, чародейка коснулась воды, мигом ее нагрев, – теперь можно
было забираться в бадью, что Василиса и проделала. Шумно выдохнув и устроившись поудоб-
нее, она прижалась затылком к краю, прикрыв глаза. Ах, как же хорошо!.. Можно спокойно
лежать, позабыв обо всех тревогах. Никто не торопит, никто не дергает…
От надоедливых придворных Василиса устала отбиваться – на обратном пути из сада все
лезли делиться своим мнением о том, что происходит. Только она уже многое поняла и без
их намеков.
Открыв глаза, царевна недовольно поморщилась – похоже, не получится у нее отдохнуть
да разомлеть… Мысли о деле и слова Витольда о девке-чернавке никак не шли из головы:
намеренно или не намеренно граф напутал, говоря о горстке косточек, что якобы от Ядзи оста-
лись? Шарка эта тоже подозрительна. Ну ничего, нынешней ночью все прояснится.
Ужасно пакостная, если вдуматься, история. Непонятно, что с Войтехом, но в одном
царевна не сомневалась – не оборотень королевич и не волколак. Скорее уж переворотень,
вот только распознать искусное и необычное заклятие никак не получалось. Ясно, что порабо-
тала над несчастным парнем сильная ведьма. В Измигуне чародеев давно нет, а вот в других
западных царствах-королевствах Золотой цепи их сыскать можно. Та же царица Малонья, не к
63
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
ночи будет помянута, по слухам, сильная черная чародейка, как бы не опирья! Да только сидит
злонравка в своем Бахмурском царстве, окруженная заставами бдительных соседей, и носа за
границы не кажет. А на больших расстояниях проклятия не наведешь, рядом с жертвой надо
находиться…
Эх, ласкова водица, сейчас лечь бы да вздремнуть, ночью не до того будет, но в голову
снова лезут неотступные мысли, правда, теперь не о деле… а всё о нем, о Желане ненагляд-
ном. Царевна невольно вздохнула, водя пальцами по краю бадьи и рассматривая колечко на
пальце. Поначалу всё ведь хорошо было, да и сейчас ясно, что любит без памяти, готов землю
целовать, по которой жена ступает, только вот всё чаще задумывается о чем-то своем, и мысли
те явно невеселые… Кручинится день-деньской, но временами – прежний, дурачится, словно
дите малое.
И добрый. Вот недавно потащил ее на ярмарку, скоморохов посмотреть заезжих, на каче-
лях покататься, орешков сладких, в меду варенных, отведать. Оделись попроще, чтобы никто
не признал, пошли, а по дороге, в зарослях крапивы, у мостика через канаву, писк какой-то
послышался.
Желан, недолго думая, полез в бурьян, вытащил куль рогожный, а в нем что-то живое
шевелится и жалобно пищит. Разорвал муж рогожку, а там двое котят – рыженький да чернень-
кий. И ведь не слепые, глазки блестят, носишки сопят, рады-радешеньки, что на свет выбра-
лись, не сгинули лютой смертью. Лапка только у одного зашиблена. Лапку Василиса тут же
залечила, найденышей решили во дворец забрать, так они и поехали – за пазухой у Желана.
Ну как его после этого было не расцеловать? Добрый он, всегда таким был… Только всё
реже в последнее время царевич ходит счастливым да беззаботным.
Вот с Дарославовой бедой разберемся – и своим делом займемся… Заклевавшая было
носом Василиса встрепенулась. Так, хватит нежиться, пора в темницу собираться! Царевна
решительно полезла из воды. Прошлепала босиком по холодному полу, тронула лягушачью
шкурку пальчиком ноги: волшебная одежка мигом вспорхнула на распаренное тело и тут же
его высушила. Блаженство испарилось вместе с капельками воды – Василису будто за плечи
встряхнули, приводя в чувство. Глянув в окно, она поняла, что поторопилась, до полуночи
еще полно времени, могла бы дольше понежиться, но что сделано, то сделано. С сожалением
чародейка щелкнула пальцами, и бадья с водой исчезла. Вынув из чехлов волшебные палочки,
Василиса внимательно осмотрела каждую. Безупречно – ни трещинки, ни сколов. Готовиться к
предстоящему приключению нужды нет: все необходимое при ней, а заклятия отрабатывались
годами так, что сами творятся, без раздумий. И всё же нетерпение и внезапно проснувшийся
азарт гнали царевну из палат.
Она желала как можно быстрее разобраться с этим делом. Главное – распознать, что за
волшбу применил неведомый противник, а там уже и самого злоумышленника поймаем.
***
Стража, предупрежденная королем, без разговоров отперла дверь в нижнюю темницу, и
Василиса, спустившись по лестнице, огляделась. Всё так же, как днем, только камера чистая,
а на полу – свежая солома с опилками.
Царевна приблизилась к клетке, в которой томился королевич. Отворив узенькую дверцу
взятым у Шарки ключом, заперла за собой засовы. Подошла к Войтеху, прикинула длину
цепей, расстояние… вернулась к дверце и села на солому напротив королевича, прижавшись
затылком к холодным прутьям.
Под землей – что ночь, что день. Только тьма по углам камеры кажется еще более злове-
щей, тени от чадящих факелов мечутся по камням, пламя пляшет на звеньях тяжелых цепей,
блестят капельки пота на полуобнаженном теле Войтеха.
64
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Полупрозрачная поганая нить вдруг задрожала, напоминая о том, что пора в путь. Сей-
час тот, кто повелевает Войтехом, сам стал жертвой обездвиживающего заклятия и не может
самостоятельно разорвать волшебную связь. Василисе надо всего лишь следовать за «повод-
ком» – и на другом конце обнаружить того, кто заварил всю эту гнусную кашу.
Но сперва проверим, отчего же цепи развалились, неужели зверь и в самом деле столь
силен? Василиса внимательно оглядела лопнувшие звенья и сокрушенно покачала головой.
Вышла из клетки, заперла и еще раз взмахнула палочками, укрепляя решетку узилища волш-
бой. Вроде бы надежно, но придется Нежане присмотреть. Теперь скорее во двор, мамке-
няньке наказ дать да и в путь – по следу чужого колдовства.
***
Утомительный подъем из подземелья раздражал, а потому чародейка просто воспарила
и быстро заскользила по воздуху – она была одна и не боялась смутить сторонних зевак тем,
что умеет летать.
Василиса быстро вышла из дворца во внутренний дворик у крепостной стены, огляделась
и, сказав нужные слова, звонко хлопнула в ладоши.
То-то удивился бы кто сторонний, кабы мог подсмотреть, как из воздуха, по хлопку Васи-
лисы, появилась округленькая фигура улыбчивой куколки с румяными щечками и круглыми
темными глазками. Крылья, похожие на стрекозиные, радугой трепетали за спиной верховной
мамки-няньки. Одета волшебная служка чародейки была в просторный сарафан и вышитую
рубашку. Начальница над незримыми помощницами Василисы деловито поправила золоченый
кокошник и изобразила пристальное внимание.
– Нежаня, спустишься в подземелье, будешь чудище сторожить, – велела Василиса. –
Держит его кто-то сильной волшбой на поводке. Полностью разорвать эту связь, не навредив
королевичу, я пока не могу. Сейчас он у меня в коконе заточен, но ты решетку клетки все же
укрепи, чтоб не вырвался, если связь оборвется, а он до той поры в себя не придет.
– А ты куда, дитятко? – Голос у мамки-няньки был тоненьким и милым.
– Проследить, кто его таким сделал.
– Уже догадываешься?
Василиса, чуть поморщившись, качнула головой:
– Есть пара мыслей.
Что иметь ей дело с чародейкой, царевна почти не сомневалась. Как по почерку можно
различить, мужчина писал или женщина, так и чары несут на себе отпечаток пола. Эта скольз-
кая, похожая на растянутые сопли, нить принадлежала женскому волшебству. Но вот кому
понадобилось навести на Войтеха столь сложное проклятие? Вроде бы очевидно, но надо убе-
диться.
– Ох, дитятко, не ходила бы одна-то, – заволновалась Нежаня. – Стражников попроси у
короля, не откажет.
– Ни к чему мне охрана. Мы не знаем, кто на том конце нити, насколько он могуч… Не
хватало еще губить людские жизни. Против волшбы простые мечи бессильны, а мне лишняя
морока – вояк защищать, сама управлюсь. Ступай уже! И держись от зверя подальше, мало
ли что.
– Спешу, горлинка моя, спешу!
Оставшись одна, Василиса подавила невольную улыбку. Хитра Нежаня, думает, царевна
не подозревает о ее частом присутствии. А ведь и впрямь спокойнее, когда чувствуешь,
что рядом незримая помощница. Конечно, без приказа мамка-нянька себя не обнаружит, не
сунется под руку, когда не нужно…
66
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Теперь проскользнуть на крепостную стену мимо клюющей носом стражи, снова осмот-
реться… вроде бы никого впечатлительнее прислоненной к стене старой алебарды не наблю-
дается. Можно!
Больше всего Василиса любила обращаться в птицу. Еще в детстве, в родимой пуще и
на просторах Рудных топей, она часами могла наблюдать за полетом юрких, молниеподобных
ласточек, быстрокрылых шумных чаек, беззвучных сов и аистов, парящих над разомлевшими
болотами в потоках теплого воздуха. И как только у них получается? Потом-то освоила пре-
мудрости полета и превращения, долго училась, сложно – как-то даже ногу сломала, призем-
ляясь. Но после долгих лет тренировок сейчас могла и сама, без оборота, летать и превратиться
в любую птаху.
Ночью лучше других подходит сова. Что ж, нужное заклинание прочитано, и – словно
в воду с обрыва.
Вспышка – и вместо юной женщины, падающей с крепостной стены, возникает большая
белая птица. Плавно взмахивает пятнистыми крыльями, выпархивает в темную ночь, плывет
вдоль светящейся нити над покрытыми белесыми туманами полями, над тускло мерцающей
под светом полного месяца речной гладью, меж вековых елей и буков.
Лишь бы колдунья не догадалась, что по ее следу идут, не оборвала связующую нить.
Если она достаточно сильна, обездвиживающее заклятие Василисы может не выдержать, под-
даться…
Ага, вот и избенка полуразваленная, притулилась аккурат на краю поросшего лещиной,
оплетенного хмелем и ежевикой оврага. Домишко почти врос в землю, крыша, крытая некогда
деревянной дранкой, обветшала и местами провалилась, хмель уже почти затянул ее, скрыл
от случайных нескромных взглядов. Ни грибник сюда не пойдет, ни охотник. Гиблое место, к
тому же наверняка защищенное отводящей глаза магической завесой. Тускло светится окошко,
затянутое бычьим пузырем – внутри, верно, лучина горит.
Василиса сделала еще один круг, и, вернувшись в свое естество, вытащила палочки-
помощницы и осторожно поднялась по скрипучим ступенькам. Приотворить рассохшуюся ско-
собоченную дверь было делом пары мгновений.
Так и есть – женщина! Лучина в кованой подставке дает достаточно света, чтобы рас-
смотреть ведьму. Красивая, нарядная, про таких говорят «кровь с молоком». Пышная голубая
юбка, расшитый золотом бархатный синий корсет, на округлые плечи накинута пестрая шаль
с восточным узором – только состоятельная горожанка может такую купить. Губы яркие, на
пухлых щеках – румянец, руки украшены золотыми браслетами, на неестественно длинной
шее – янтарное ожерелье с золотыми бляшками… Глаза закрыты. Ведьма, прислонившись к
бревенчатой стене, полусидит, полулежит на лавке, застланной ярким покрывалом.
Эх ты ж, тварь поганая, что же сделал тебе королевич, а главное, невинные люди, погиб-
шие от когтей твоего чудища?
Решительным взмахом палочек Василиса уничтожила укутывавший королевича парали-
зующий кокон. Теперь вся надежда на Нежаню, ну да у верховной мамки-няньки достанет сил
удержать тварь в укрепленной волшебством клетке. С разрушением кокона прервался и пер-
вый слой связи ведьмы с «подопечным» – ее рывком выдернуло из тела-марионетки, колдунья
вздрогнула, открыла глаза…
На мгновение во взгляде мелькнуло недоумение, сменяющееся досадой, которое тут же
затмила лучезарная улыбка.
Решила поиграть, что ж, повеселимся. Пусть первая заговорит.
– Не думала, что ты так быстро найдешь меня.
– Получше надо было путать следы. С такой дорожкой до самого порожка и ребенок бы
не ошибся.
67
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Улыбка на лице ведьмы становится еще шире, а вот нож, летящий в лицо, мог бы стать
смертью, окажись на месте Василисы простая знахарка. Взмах палочкой – нож опадает к ногам.
Ага, немного растерялась, что не сработало, но ведь можно спешно схваченной кочергой
попробовать, да? На обернувшуюся в руках уткой-кряквой железяку колдунья воззрилась в
полном изумлении, а утка, не будь дурой, крякнула, выпустила густую струю помета на узор-
чатую шаль и вылетела в окно.
– Ах ты ж… – ну вот откуда приличной с виду женщине знать слова, от которых и море-
ходы краснеют?
Однако теперь дело стало серьезнее, злодейка сплела заговор, долженствующий связать
соперницу… впрочем, заклятие знакомое и незатейливое, перенаправим-ка мы его на саму
ведьму.
Эх, хорошо красавицу о стеночку приложило, как бы избенка не развалилась совсем!
А мерзавка не сдается, пытается призвать на помощь волшбу принудительного превращения.
Оно, конечно, посложнее будет, да не на ту напала – с таким матушка научила Василису еще
в раннем детстве управляться.
Вот ведь настырная баба попалась, всё ей неймется, теперь морок навести задумала. В
воздухе как бы сгустился туман, только тусклый свет лучины слабо проникал сквозь магиче-
скую завесу, постепенно переливаясь из серого цвета в голубой. Ослепить решила или смыться
под шумок?
Не выйдет! Сноп света ударяет из волшебной палочки, туман мгновенно исчезает, а про-
тивница отступает на шаг, жмурится, прикрываясь локтем. Ну, хватит, поиграли – и будет!
Невидимые магические веревки опутывают тело красотки-ведьмы, впрочем, красивым
назвать это искаженное неистовой злобой лицо сейчас уже трудно. Веревки-то непростые, если
надо, они и огнем могут прижечь и холодом обдать. Но пока обойдемся без крайностей.
– Эх, Шарка, так-то ты служишь своим правителям? – с упреком, но улыбаясь, произ-
несла Василиса, глядя на ведьму.
Ишь как ее перекосило, не ожидала, что распознают?
Что Шарка лжет, Василиса поняла – еще когда ключница объясняла странный ожог на
затылке королевича. Разве можно спутать след от старого ожога со свежим шрамом, не говоря
уже о том, что рубец явно напоминал руну? Незнакомую, но руну. И зачем было врать? Веро-
ятно, вопрос застал колдунью врасплох, и она не успела придумать правдоподобный ответ…
А ведь поначалу Василиса заподозрила Ядзю, что внезапно исчезла из дворца, оставив
после себя лишь кровавое тряпье. Но выжженная руна повернула мысли в нужном направлении
и стала главным для понимания, как проклятие действует – потом части головоломки лишь
добавлялись, пока не сложились в цельную картину…
В основном все было ясно, но царевну интересовали подробности, разбираться в таких
делах всегда следует до конца.
– Ты играла со мной, – вдруг зашипела ведьма, до крови прикусив губу. – Но посмей
только тронуть – и королевичу конец.
Это правда. Второй, глубинный слой связи, если чародей, творивший проклятие, доста-
точно искусен, так просто не разорвешь… Шарка, скорее всего, усыпила Войтеха сонным
зельем, после чего наложила руну-ожог на затылок, получив доступ к мозгу и отравив кровь
черной волшбой, обращающей человеческое тело в звериное. Теперь королевич был в ее вла-
сти и ровно в полночь превращался в чудовище, управляемое ведьмой, а днем, когда первый
слой связи разрывался, спал как убитый. И всех несчастных, по сути, растерзал не он, а ключ-
ница. Если внезапно и силой обрубить второй, основной, слой связи между колдуньей и ее
марионеткой, королевич останется чудищем или потеряет разум.
Сложное заклятие, искусное и вряд ли по плечу Шарке – не так уж она и сильна…
Похоже, расколдовать королевича будет проще, чем думалось поначалу, но что же с ней-то сде-
68
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
лать, с такой, исполненной злобы? Нужно вынудить говорить, но пытать Василиса не любила.
Куда лучше применить заклятие услады – пусть сама, добровольно всем поделится.
Царевна присела напротив Шарки, собралась… и глаза ее замерцали золотыми да изу-
мрудными отсветами.
– Зачем мне убивать тебя, – слова падают, как хрустальные шарики на серебряное блюдо,
тают, мягко обволакивают, заставляют поверить, открыться… – Ты очень сильная чародейка,
почти ровня мне, тебе немножко не повезло. Мы ведь с тобой сестры по знанию, по силе, по
влиянию. Отчего бы нам не подружиться? Кто ты, сестра, откуда?
Ведьма пытается стряхнуть наваждение, не поддаваться уговорам… но так приятно слу-
шать этот хрустальный голос, внимать сладким речам, будто сидишь в жаркий полдень на
берегу лесного озера, опустив натруженные ступни в прохладную водицу…
– Ты ведь только добра всем хотела? Королевич был невежлив, несносен? Ты помогаешь
освобождать мир от лишних неприятных людей?
На лице Шарки появляется выражение расслабленной неги. Да, все верно. Как тепло и
приятно, запахло абрикосами и крепким ароматом оранжерейных цветов. Словно погружаешь
лицо в букет пышных роз и садовых лилий, их лепестки ласкают щеки, пыльца пачкает нос,
хочется уткнуться в эту душистую охапку и раствориться в ней. О чем это Василиса? Умоляет
открыться? Как же не рассказать задушевной подруженьке? Уста уже сами выговаривают:
– Да, но я не всегда хотела убить, только теперь это стало необходимостью.
– Хорошо, Шарка, а то ведь я чуть не подумала на другую, на эту молоденькую служанку,
как бишь ее?
– Ядзя. Она совсем глупенькой была, в самом деле охальника любила. Ее-то первую я и
задрала, а тело спрятала, надежно спрятала, но одежду оставила на всякий случай – чтоб на
нее подумали, мол, из ревности заколдовала Войтеха.
– Все правильно. Ты умница. – Хорошо, надо и дальше ублажать, охмурять, обволакивать
теплом и участием.
– А, разобравшись с Ядзей, натравила королевича на слуг, которые некогда были со мной
дерзки. – Короткий недобрый смешок. – Якобы стали случайными жертвами. Со знахарями
оказалось еще проще, на свои заклятия да отвары полагались, а цепи осмотреть не подумали,
вот и не заметили, что они подпилены. Да хоть бы и догадались, все равно с моей волшбой
бы не справились…
Василиса тоже поначалу не заметила подпиленных звеньев, но потом все же разобралась,
укрепившись в своих подозрениях. Ведь кто хранитель всех ключей во дворце, включая и тот,
что от клетки?..
– Не справились, ты у нас умница, искусница настоящая. – Слова текут тягуче, плавно и
сладко, будто мед. – Так для чего же столько усилий, зачем тебе понадобилось сотворить такое
с королевичем? Ты его не любила? Но ты ведь его выпестовала?..
Как приятно говорить с задушевной подругой, словно пьешь темное, настоянное на тра-
вах, сладковатое вино. Вот уже кружится немного голова, заботы-горести отодвинулись далеко,
за синие горы, за глубокие моря, да и что нам эти горы, одним скоком перепрыгнем, что нам
моря, перебредем, юбок не замочивши.
– Выпестовала? – медленно произносит Шарка, выговаривая слова, будто пьяная. – Ха!
Да я все сделала, чтобы он вырос полным уродом, чтобы знал только свои желания, других за
людей не считал, а меня боялся. Понимаешь? Ни в чем ему поначалу отказа не было, а как раз-
баловали вконец, тогда уж я и показала сопляку, где раки зимуют. Родителям на мальца, сказать
по правде, было наплевать. Тереза зайдет, полюбуется на красивого младенчика и упорхнет на
своих балах плясать да приемы званые устраивать. А короля и вовсе дома почти не бывает,
все в походах да на охоте, а если и приедет, то из советов своих не вылезает, королевство,
69
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
мол, у него, а наследник… А что наследник? Сыт, обут, одет, цацками завален, трубадурами
развлечен, чего еще надобно?
Ведьма вдруг вздохнула и на мгновение показалась обычной женщиной.
– А что дитю родимому ласка материнская да отцова твердая рука надобны, то им и
невдомек. Что королевский сын должен после них на трон сесть и дело разуметь, о том они и
не думали. Решили, верно, что знания сами через трон в задницу зайдут. Тьфу ты, родители,
тоже мне!
– Так ты бы подсказала, научила…
– Вот еще! Не для того я в Измигун направлена… – Она осеклась и откинула голову
назад, будто кто-то дернул за волосы. – Только это не моя тайна.
Василиса подалась вперед, усиливая ток волшбы:
– А ты расскажи, поведай, я все пойму.
Вот и банный теплый дух охватывает тело, льется водица на каменку, пахнет распарен-
ным березовым веником, лежать бы, ни о чем не думая, не печалясь…
– Я не из здешних краев, – наконец выговорила ведьма. – Из соседней державы Бахмур-
ской, где правят царь Громол и царица Малонья. Слыхала про таких?
Василиса склонила голову, не спуская с ведьмы взгляд.
– Как не слыхать, подруженька? Слухом земля полнится. Недобрым слухом. Мало кто в
том царстве бывал, еще меньше живыми оттуда вернулись.
– Там я и родилась. Способности к чародейству у меня сызмальства были, а как подросла,
стала в силу входить, тут и приметил меня колдун местный, стал по книгам учить. Выучил на
свою голову. – Шарка издала неприятный, хлюпающий звук. То ли всхлип, то ли смешок. –
А вот не надо было рассказывать, что силу можно себе взять от другого чародея, если убить
его. Я тогда молоденькая была, неопытная, убила быстро, а надо было, чтоб подольше пому-
чился, оттого и силы бы мне поболе прибыло. Жаль, да сделанного не воротишь. С тех пор и
занималась всем понемногу – скот в деревне лечила, в засуху дождь выкликала, в дожди тучи
разгоняла, снадобья-зелья варила, кому надо – приворотные, а кому и посильнее чего, коли
хорошо платили. Все бы ничего, да сдохла у старосты рябая корова. Отавой мокрой объелась,
брюхо вздуло, поздно было спасать. А обвинили меня…
– Продолжай, сестра дорогая, вспоминай, – ласково велела Василиса.
– Уж хотели каменьями побить, а тут случилось, проезжала через нашу деревню сама
царица Малонья, приметила толпу на площади, приказала остановить карету, допросить народ,
ну и забрала меня к себе. Мол, у себя в столице разберется и вынесет приговор справедливый.
А все потому, что почуяла она во мне дар чародейский. Обучением моим сама занялась. Ох, и
многому научила! Держала хоть и не при дворе, но все обо мне знала. Я-то, дура, думала: вот
счастье привалило, у самой грозной царицы в фаворе! Жила не тужила, замуж вышла, деньги
завелись. Да только недолгим мое счастье было.
Василиса вздохнула. Ну, конечно. Черная волшба долгим счастьем не одарит…
– Призвала как-то Малонья меня пред ясные свои очи и повелела важную службу выпол-
нить. Пришлось мне все бросить и ехать сюда, в Измигун, поступать в няньки к королевичу и
ждать указаний, как лучше насолить владыкам тутошним.
– Что же ты не отказалась?
– Как отговоришься? Она сильнее да еще и царица. Да к тому времени и не держало меня
в Бахмуре ничего… Муж-то мой как раз перед тем помер, да нехорошо, сам в петлю полез, а
с чего – неведомо. Так и появилась я семнадцать лет назад во дворце здешнем. Лик сменила,
чтобы в доверие втереться, мол, вдовушка ласковая…
Плохой лик выбрала, чуть не сказала Василиса. Неживое лицо Шарки сразу напомнило
ей маску, да глаз за маской не спрячешь.
70
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Приняли меня хорошо, вид у меня был чистый, опрятный, мол, честная вдова ищет себе
место, деток любит. Войтех закапризничал, так я его живо успокоила невидимыми чарами, он
и замолк, разулыбался…
Шарка и сама улыбнулась, одурманенная силой Василисы и собственными воспомина-
ниями.
– Так и оставили меня в няньках, – продолжила она. – Сперва была одной из многих слуг,
потом ключницей стала. Кто перечил мне, тех убирала. Как? Да по-разному. Кого оговорила,
кого перессорила, кому серебро в сундучок подбросила, проворовался будто. А кому в питье
зелья без цвета и запаха подлила. Насмерть редко травила, чтобы подозрения не вызывать.
Мало ли от чего занемог человек? Да только кто ж станет вечно больного во дворце держать.
Бывало, заклятие какое накладывала, бывало, стращала до полусмерти…
– И руны небось внутри дворца потерла?
– Ясное дело! Они и так ослабли, чародеев-то тут давно нет, некому подновлять. Осталось
только выпить из них всю волшбу, себе в помощь, да начертать новые, в потаенных местах,
чтобы власть свою над двором укрепить, людей одурманить.
Ясное дело, заморочила голову всему двору, волшбой добилась положения. Пустили лису
в курятник. А был бы хоть один чародей у короля в советниках…
– А дыру во внешней защите сделала?..
– …Так чтоб королевичем отсюда управлять, ясное дело. Тут местечко укромное, выбе-
русь потихоньку из дворца, усядусь, да и за дело. – Шарка весело рассмеялась, будто убийство
людей для нее забава детская.
– Ну и для чего все это? Для чего тебя сюда прислали?
– Сперва чтобы следить, потихоньку вредить да Малонье про дела здешние докладывать.
Оно не так и трудно было, только в последний год все наперекосяк пошло. Сначала ни с того
ни с сего у короля с королевой наладилось. Уж как я ни старалась их рассорить, да отчего-
то не вышло. Потом королевич вырос, изменился, меня перестал слушать, отмахивался. Стал
науками интересоваться, мало что на охоту с отцом ездил, так еще и на советах королевских
торчал. Дарослав-то, ясное дело, доволен – взялся, мол, наследник за ум. А тут еще и помолвка
некстати, а ведь после нее честным пирком за свадебку, а там и детки пойдут… Вот трон и
укрепится: женатый королевич уже может отцу наследовать, а там, глядишь, и свои наследники
пойдут, не с руки это Малонье. Да и невеста у Войтеха хуже не придумать: мало того что
царство Ставинское нам враждебно, так сама Оляна с тем еще норовом, себе на уме. Мы-
то как хотели: вырастить наследника-себялюбца, Дарославу несчастный случай устроить, ну и
крутить потом молодым королем как захочется… а при такой жене не повертишь.
– Ловко вы все придумали, – оценила сложность долгосрочной интриги Василиса. – Мало
кто так сможет.
– Только все обернулось не в нашу пользу, – посетовала ведьма. – Королевич-то в отца
удался, где сядешь, там и слезешь, пришлось действовать по-иному. Порешили мы с Малоньей
сперва Войтеха извести, заодно всю королевскую кровь выставив в дурном свете, мол – чудо-
вища ваши правители, людоеды. Ну а там и родителей его как-нибудь… способов-то много…
в могилу свести. В державе-то без главы начнутся раздоры, грызня за трон, наследнички с
самозванцами сбегутся – вот тогда и хватай корону измигунскую, будто грушу спелую с ветки.
Воевать даже не надо – сами соседей призовут, чтобы навели порядок.
Да, хитра царица Малонья, выдумщица-придумщица! Другие способы, попроще, видать,
не срабатывали. Похоже, Дарослав – орешек крепкий, так просто не расколешь…
– А какова она, царица Малонья? Стара, молода, красива? Что любит, во что одевается?
– Да такая… – И тут разговорчивая Шарка вдруг растерялась. – Она всякий день раз-
ная, даже цвет глаз не уловить. Ей ничего не стоит мертвого из могилы поднять, живого в нее
71
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
уложить. Грозная – как разгневается, глядеть страшно, молнии из глаз мечет, хочется в мышь
обернуться и в щелочку забиться, не до смотрин тут.
Даже описать точно не может, значит, не помнит. Ай да Малонья, и в самом деле умелая
чародейка! Верно, и впрямь ей сама Тьма помогает. Ну ничего, придет время…
– Так это она измыслила, как королевича извести? А снадобье и проклятие кто готовил?
Лицо Шарки озаряется улыбкой – неужто гордится своим мастерством?
– Я, всё я, всё сама, сама… по советам Малоньи, конечно, но собственноручно. Не сразу
получилось, пришлось потрудиться, сколько тел израсходовала, пока нужное зелье сварила!
– Тел? – нахмурилась Василиса. – Как израсходовала?
– Что ты, совсем несведуща? – приосанилась ведьма. – Просто же всё. Берешь ребятенка,
на нем и испытываешь.
– И многих ты… к испытаниям привлекла? – несмотря на приложенные усилия, голос
Василисы всё же дрогнул.
– С десяток где-то, точно уж и не упомню.
Царевна почувствовала внезапный озноб и потерла плечи, пытаясь согреться.
– Что ж, их никто и не хватился? – тихо спросила она.
– Да кому они нужны, босота бездомная, – слегка удивилась Шарка. – Их и искать особо
не надо было. На столичной окраине их полно – со всего царства стекаются в поисках лучшей
жизни. Посулишь горячей похлебки али рубаху подержанную, не только сами придут, а и това-
рища приведут. А зачем таким на свете жить? У них одна дорога: у парней – к заплечных дел
мастеру14, как только воровать начнут, у девок – в веселый дом, а опосля – в канаву придорож-
ную. А так – важному делу послужили.
– То есть получилось всё у тебя?
– Еще как! Зелье я получше самой Малоньи сварганила.
Отвращение к ведьме и жалость к неведомым детишкам, загубленным для «важного
дела», заставили Василису немного ослабить заклятие услады. Шарка немедленно прошипела:
– Так что сильно мое заклятие. Убьешь меня – королевича прикончишь.
Это проверить нетрудно, достаточно прикоснуться к голове ведьмы. Василиса прошеп-
тала нужные слова, ее пальцы коснулись потного чужого лба и тут же отдернулись. Точно врет!
Она уже не имеет власти над королевичем, а если залечить место ожога, то всякая связь пре-
рвется. И обязательно должно быть снадобье, окончательно снимающее основной слой закля-
тия, очищающее кровь жертвы от черной волшбы.
– Тут ты маху дала, нет такого ядия, на которое не найдется противоядие, – произнесла
Василиса, и глаза ее обрели прежний цвет. – Ты ведь наверняка изготовила снадобье отмены
на случай, коли что пойдет не так, верно? Зелье, что очистит кровь королевича от вредоносной
магии?
Шарка мигнула, ошарашенно тряхнула головой, словно очнувшись от обморока, проры-
чала:
– Ах ты, тварь… Что ты сделала?..
– Ничего, – улыбнулась ярости ведьмы Василиса. – Мы просто поговорили. Как
подружки.
– Больно много знать хочешь, «подруга».
Убивать не хотелось, может, попробовать вразумить?
– А если ты сама, добровольно, освободишь Войтеха?
– Ни за что! Пусть знает! Пускай все видят, на что я способна!
Шарка вдруг на мгновение задумалась, будто оценивая все «за» и «против», а потом
выпалила:
14
Заплечных дел мастер (разг.) – палач, в обязанности которого входят не только казнь, но и пытки, дознания и истязания.
72
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Давай вместе действовать! – Похоже, услада еще не до конца ее отпустила. – Эх, Васи-
лиса, да мы с тобой сообща таких дел наворотим! Какие богатства к нам потекут! Никто нас
не остановит, саму Малонью одолеем. Я многое про нее порассказать могу…
«Да ничего ты не можешь, – с горечью подумала Василиса, – а всё, что могла, уже сотво-
рила. Слаба ты и слишком далеко зашла в своих злодействах…» И ведь не спасти, не вернуть
к Белобогу… Всё, что может сделать волшебница для обезумевшей, продавшейся Тьме дуры
– даровать милосердную смерть и очистить ее душу, отправляя на Ту-Сторону.
Остается одно. Противно, неприятно, но оставлять… это… в живых нельзя.
… Василисе шел двенадцатый год, когда мать впервые приказала ей убить живое суще-
ство – зарезать петуха. И не то чтобы питала девочка какие особые чувства к куриному пле-
мени, скорее уж презирала вечно голодных, глуповатых птиц, но убивать живое оказалось
сложно. Вот только что он бегал, гонялся за курами, греб землю, а теперь лежит с перерезан-
ным горлом, и с каждой багровой каплей уходит из тела жизнь, тускнеют и закрываются глаза,
обмякает, перестает дергаться пернатое тельце. Василиса тогда не заплакала, не озлилась на
мать, но навсегда поняла – отнимать жизнь непросто и делать это без крайней нужды нельзя.
Теперь как раз такой случай, неприятно, тяжко, а надо. Иначе может случиться худшее –
Малонья свою прикормленную ведьму без присмотра надолго не оставляет, поймет, что дело
неладно, может вмешаться, Войтеха окончательно добить, а то и еще чего похуже устроить.
Пока не поздно, необходимо разорвать эту цепь, уничтожив одно из звеньев.
Главное, чтобы быстро. Царевна подошла к Шарке, простерла руки вперед и мысленно
проговорила заклятие. Невидимый тяжелый шар сорвался с пальцев, ударил в висок колду-
ньи, и туловище в ярких одеждах дернулось, обмякло, краска сошла со щек, руки сползли на
лавку. В момент смерти душа Шарки вырвалась из мертвого тела и прошла через очищающий
купол, который над ней воздвигла волшебница – особая китежанская магия, которую Охот-
ники используют, чтобы упокоевать непритомников.
Шарка ушла тихо и безболезненно, со счастливой улыбкой на искусанных губах. Немно-
гим ведьмам удается получить столь милосердную смерть…
Василиса выпрямилась и вздохнула. Вот и все, заклятие, связывающее Шарку с короле-
вичем разорвано, пора Нежане появиться…
Хлопок в ладоши – мамка-нянька тут как тут и, даже не взглянув на покойницу, докла-
дывает:
– Уснуло наше чудище. Металось в клетке долго, да решетка держала. Только зверюга
назад в человека не оборотилась…
– Под утро превратится, после третьих петухов, – устало кивнула Василиса. – А мы ему
поможем излечиться окончательно. Давай, Нежаня, искать снадобье для исцеления Войтеха.
Ты вверху пошарь, а я по низу пройдусь. Ну а коли не найдем, сами сделаем, ничего особо
сложного там нет…
Искали старательно и долго. Чего там только не было: пучки разных трав, ступки,
плошки, миски, сушеные летучие мыши, бутыли с вонючими настоями, толченные в порошок
снадобья, несколько пергаментных свитков с чудными знаками, даже кусок веревки повешен-
ного завалялся. Всё – бесполезный мусор.
Нужные флакончики Нежаня обнаружила у самой притолоки, неприметные такие, кабы
не крылышки, которые помогли подняться повыше, их и заметить-то не удалось бы. Василиса
сразу же поняла, что это то, что они ищут – даже сквозь заговоренное стекло фиалов ощуща-
лась знакомая волшба.
– Вот теперь и во дворец пора. Но сперва сожжем это поганое место со всем, что тут есть,
а то еще набредет какой дурень, себя погубит и другим навредит.
Вышли наружу. Взмах палочками – и кровлю хибары окутывает огненное покрывало.
Горит ровно, без дыма и копоти, домишко будто тает сверху вниз, растворяясь в жарком пла-
73
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
мени, но огонь не касается ни нависших древесных ветвей, ни пучков пожухшей травы вокруг
завалинки. На месте избенки даже следов гари не осталось, будто и не было тут ничего.
Небо на востоке начало сереть, рассвет близко.
– Во дворец! – воскликнула Василиса, оборачиваясь сизой горлицей.
***
Ставший поутру добрым молодцем королевич спал беспробудным сном, только уже без
цепей. Василисе осталось залечить ожог-руну, очистить кровь от черной волшбы да стереть из
памяти Войтеха все следы ведьмовского воздействия – флакончик со снадобьем отмены, что
Нежаня нашла, тут и пригодился.
– Ах, как я долго спал! – произнес королевич, просыпаясь и потягиваясь.
Хотя, может, лучше бы этот охальник и дальше спал. Он только зенки свои бесстыжие
пролупил, тут же на Василису вытаращился маслено.
– А ты кто будешь, краса ненаглядная?
Глаза царевны от возмущения полыхнули зеленым огнем, но королевич намека не понял.
И минуты не прошло – он уже и постельные утехи предлагает, и замуж за себя зовет, и руки
свои загребущие к персям тянет. Василиса брезгливо отстранилась, еле сдержалась, чтобы не
обратить паршивца в еще худшее чудище, чем был.
– Ваше высочество, вы сговорены, свадьба на носу, – холодно напомнила она.
– Свадьба – не смерть, можно и отменить, – отмахнулся бесстыжий юнец. – Люба́ ты мне,
раскрасавица, ты в сто раз моей невесты красивше. Сама знаешь – сердцу не прикажешь!
Ну, видать, всё с негодником в порядке, превращения ночные на него не повлияли, каким
был, таким остался. Василиса усмехнулась одними губами, будто ледяной водой окатила, и
молча вышла.
– Погодите-ка, – донеслось вслед растерянное, – а чего это я в узилище делаю?..
***
Королева, похоже, в эту ночь почивать вовсе не ложилась, извелась вся, аж почернела.
Едва Василиса появилась на пороге, Тереза потянулась к ней – а слово вымолвить боится.
Король у кресла жены и вовсе словно в статую превратился, только глаза и жили.
– Успокойтесь, ваши величества, – улыбнулась Василиса, – всё хорошо! Наследник пре-
стола жив-здоров, проклятие снято. Надо думать, к завтраку будет. Необходимые распоряже-
ния слугам я отдала.
Они выдохнули и будто бы обмякли оба. Королева залилась слезами, а Дарослав позволил
себе сдержанную улыбку.
– У меня, ваше величество, есть для вас два совета, непрошеных, да важных – во-первых,
обязательно надо придворного чародея завести, чтобы была защита от происков вражеских.
Был бы у вас хороший волшебник, не случилось бы подобного. Коли желаете, могу присове-
товать надежного, знающего мага.
Дело-то и вправду оказалось пустяковым. Придворный волшебник с таким справился бы
на раз. А посоветовать Василисе и впрямь было кого, того же Радея… Радей… Кстати…
Погладив ус, Дарослав согласно кивнул:
– Правда ваша, обязательно возьму. А второй совет?
Василиса отвлеклась от внезапных мыслей и продолжила:
– Присмотритесь получше к своим соседям, особливо к царице Малонье. Именно она
подослала к вашему двору Шарку, которая, по сути, взяла власть надо всеми слугами, а потом
и вовсе вознамерилась извести вашего сына и позже – вас самих.
74
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Шарка?! – Тереза ахнула, а Дарослав нахмурился, плотнее обычного сжав тонкие губы.
– Да, она. Воспользовалась вашим доверием и… некоторыми… кхм… слабостями царе-
вича…
Впрочем, не время сейчас нотации читать – они столько пережили… А дурь молодая у
чада ненаглядного выветрится со временем.
Чадо объявилось в покоях родителей, чисто вымытое, приодетое в лучший наряд. О собы-
тиях последних дней Войтех продолжал пребывать в счастливом неведении, поэтому для него
полной неожиданностью стали слезы матери и объятия родителей.
– Отец, маменька, да что стряслось-то? Вы меня никогда так не ласкали… Ничего не
понимаю! Очнулся в темнице, представляете? Выхожу, никто ничего толком объяснить не
может – стражники молчат, как истуканы, слуги бледные как мел, бормочут что-то, шараха-
ются, как от прокаженного. До бани-то добрался, так даже спину помыть было некому, все
по углам попрятались… Зато какую я в узилище встретил красавицу! То ли привиделась, то
ли… – Он осекся, наконец-то заметив Василису, стоявшую у окна. – Да вот же она! Воля ваша,
а я не отступлюсь, пока ее своей женой не сделаю!
– Это царевна Василиса, жена нашего соседа, Желана-царевича, – отрезал счастливый
отец, наивно полагая, что сведения эти образумят похотливого сынка.
Но тот, уже не слушая родителей, попытался покрыть поцелуями сперва руки, а потом
и щеки царевны.
И тут раздался громовой рык Дарослава:
– Ты чего творишь?! К замужней царевне лезть?! У тебя, балахвоста15, своя невеста име-
ется!
Войтех покраснел, отскочил от Василисы, как ошпаренный, забормотал слова извинения,
но восторженного и бесстыжего взгляда так и не отвел. Ох, и счастьице неведомой Оляне при-
валило. Надо бы при удобном случае с невестой сластолюбца поговорить о своем, о девичьем…
***
Уезжала Василиса на следующий день, покончив со всеми оставшимися делами: напо-
следок прошлась по дворцу, отыскала и уничтожила руны подчинения, начертанные ковар-
ной Шаркой. Пришлось попотеть, их разыскивая, потому как руны оказались слабосильными.
Василиса их едва учуяла, да и то только потому, что искала. Несмотря на малую мощь чер-
ных начертаний, опутавшая дворец паутина волшбы работала безотказно – благодаря ей ключ-
ницу-ведьму слушались все обычные люди… и даже венценосцы.
Провожал гостью к карете сам Дарослав. Был он не слишком словоохотлив, но глаза гово-
рили сами за себя. Попросил передать привет Годимиру Твердославовичу и его старшим сыно-
вьям, и отдельный поклон Желану-царевичу, а потом, немного смущаясь, принес извинения
за всё, чему стала свидетельницей Василиса.
– Понимаю, вероятно, ваше высочество было обескуражено сложившимся у нас поло-
жением вещей. Передайте, пожалуйста, моему побратиму, чтобы при малейшей возможности
наведался в гости, сам ему обо всем подробно расскажу.
– Ваше королевское величество не должны волноваться. Вы можете рассчитывать на мое
молчание.
Дарослав поклонился и поцеловал Василисе руку, пощекотав кожу усами.
– Главное, что хорошо всё кончилось, – сказал он, выпрямляясь, – и только благодаря
вам. Государство Измигунское перед вами в долгу, а, как у вас говорят, долг платежом красен.
15
Балахвост – волокита, бабник.
75
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Василиса мягко улыбнулась в ответ и села в уже знакомую карету. Глядя в окошко на
мелькающие мимо дома, она задумчиво крутила в пальцах шейную подвеску – золотой нако-
нечник стрелы.
Той самой.
76
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Синий камень в рукояти
Стоит на Стугне-реке, в Моховом лесу, село Овражье. Жил в нем мельник Гордей, а
единственная дочка его, чернокосая Росава, слыла в селе одной из самых пригожих невест. О
таких в народе говаривают: глаза – звездой, брови – дугой, губы – вишня. И приданое отец
за ней давал хорошее, да только вот девкой Росава была ох до чего заносчивой да надменной
– боярской дочке впору. Норовом отличалась завистливым и недобрым. В самой себе, красе
ненаглядной, душеньки не чаяла – и не одному парню в селе вскружила голову, чтобы потом
над незадачливым ухажером на посиделках и на гуляньях всласть потешиться да на смех
бедолагу выставить. Так и жила, пока не влюбилась без памяти в молодого кузнеца из сосед-
ней деревни. Только вот кудрявый красавец уже заслал сватов к одной из Росавиных подружек,
осенью ладили свадьбу сыграть, но своенравной красавице до того дела не было. Мельникова
дочка привыкла: вынь ей да положь всё, чего бы ни пожелалось – а там хоть трава не расти.
Долго еще вспоминали в Овражье и о том, как Росава «злой разлучнице» едва косу у колодца
не повыдергала, с кулаками на нее кинувшись, и о том, как поймали дочку Гордея с ведерком
дегтя, когда она сопернице ночью ворота вымазать хотела. А уж как вешалась она на шею
чужому жениху, всякий стыд позабыв, да не помогло, устоял кузнец. И, отчаявшись, реши-
лась дура пойти за помощью к ведьме-босо́рке, что жила в лесу за селом, – чтобы соперницу
извести.
Когда бабку Глафиру, лучшую в окрестностях целительницу, позвали к тяжко захво-
равшей кузнецовой невесте, мудрая знахарка сразу почуяла неладное. Чересчур уж как-то вне-
запно занемогла девица, вот только что готовившая в подарок родным жениха свадебные
рушники. Хорошо хоть вовремя успела Глафира снять смертное проклятие, наведенное через
украденную нательную сорочку.
Стали лиходея искать, и следы привели в дом к Гордею. Вела себя Росава, когда вывели ее
на чистую воду, будто нечистой силой одержимая. Сначала отпиралась от всего наотрез, а
как прижали, кинулась в слезы и забилась в припадке. Принялась проклинать и самого парня,
и невесту его, и Глафиру, и собственных отца с матерью: зачем-де на свет ее, несчастную,
родили? Потом схватила нож со стола – и бросилась на кузнеца: едва оторвали. А ночью ушла
Росава из родительского дома в чем была. В лес к босорке, которая давно уже себе ученицу
подыскивала.
Кузнец после всего этого продал дом и хозяйство – и уехал с молодой женой и стариками
родителями подальше от Овражья.
Босорка же, наставница Росавы, через два года померла. И широко пошла в округе дур-
ная слава о дочке Гордея, как об искушенной в черной волшбе ведьме-многодушнице: стали
поговаривать, что вселилась в нее душа наставницы, прибавив ей тем самым колдовской силы
вдвое. До поры до времени терпели ее рядом с селом, хоть и боялись – пока однажды летом
не повыбило в Овражье на корню поля и огороды градом. Не простым, а наведенным черной
ворожбой. В тот же день Росава из округи исчезла, не дожидаясь, пока придут к ее избе соседи
с огнем да с вилами. И исчезла надолго.
А то, что объявилось в окрестностях Овражья двенадцать лет спустя, дочерью мель-
ника Гордея уже не было. Да и босоркой – тоже.
Ве́штица – так называют босорку, тело которой захватывает демон с Той-Стороны,
подчинив себе ее разум и пожрав заодно поселившиеся в ее теле чужие души, наделяющие
такую ведьму даром творить темную волшбу: для демона они – лакомство. Заявилась веш-
тица в село внезапно. А вернулась, чтобы отомстить бывшим соседям, не одна (…)»
«Свидетельства о встречах с силой нечистой».
Список 7. Глава 8. Свидетельство 27.
77
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Архивы Китеж-града.
***
Миленка сидела на лавке, сжавшись в комок и обхватив руками колени.
Из неплотно прикрытой щелястой двери дуло, и по босым ногам гулял сквозняк. Тусклый
огонек плошки-жирника16 на столе едва мерцал и чадно коптил – и по бревенчатым стенам
плясали тени. Из углов зябко тянуло сыростью и гнилью, а угли в очаге почти прогорели и тоже
светились едва-едва. Полуземлянку успело выстудить, но холодно Миленке не было.
Скоро уже три года, как она забыла, что значит чувствовать холод. Три года, как веш-
тица провела над ней страшный обряд, превращавший пленницу в послушную рабыню. Да вот
только перекрутилось тогда всё шиворот-навыворот, что-то пошло не так, и одна Тьма знает
почему.
Хозяйка часто бормотала себе под нос: «Сразу надо было удушить мерзавку – разве из
внучки такой бабки дельная помощница выйдет?» Но, кое-как смирившись с тем, что заста-
вить Миленку убивать по приказу не вышло, прочие свои поручения требовала исполнять бес-
прекословно. И наказывала за промахи нещадно.
Кружилась голова, болели и тягуче ныли все кости, Миленку подташнивало. Так случа-
лось каждый раз, когда она возвращалась в свое тело, выныривая из тяжелого обморочного
забытья, в которое погружали внучку Глафиры черные заклятия. Накрывало едва ли не на
целые сутки. А сейчас, когда Миленка думала о том, что с ней сотворит хозяйка за ослушание,
внутри всё съеживалось еще и от подступающего к горлу дурнотного ужаса.
Миленка накрутила на палец нитку длинных бус, трижды обмотанную вокруг шеи и
спускавшуюся до середины груди, где начинался разрез ворота заношенной холщовой рубахи.
Легонько подергала. Палец сразу обожгло болью: разноцветные полупрозрачные бусины,
нанизанные на грубо спряденную из конопли веревочку, вспыхнули багровыми, желтыми и
болотно-зелеными искрами – как чьи-то злые глаза. Словно предупреждая: «Не балуй, девка, –
хуже будет».
Взяться бы за этот проклятый ошейник двумя руками, рвануть со всей мочи – да так,
чтобы лопнул, чтобы покатились мерзкие бусины по полу брызгами, точно спелые волчьи
ягоды!..
Только не получится. Миленка знала это хорошо.
Она слезла с лавки и, придерживаясь за стену, добралась до стоявшей у двери кадушки с
водой, где плавал выщербленный липовый ковшик. И его, и кадушку – заплесневевшие, зарос-
шие паутиной – Миленка нашла среди прочей утвари здесь же, в темной, как звериная нора,
сырой и давно заброшенной охотничьей полуземлянке.
Зачерпнула ковшиком холодной, пахнущей прелым листом воды. Напилась – и накло-
нилась над кадушкой. Из воды смотрело мертвенно-белое, изможденное лицо, обрамленное
торчащими в разные стороны прядями коротко и неровно обрезанных седых волос.
Когда-то двенадцатилетняя Миленка, егоза и хохотушка, розовощекая, как наливное
яблочко, очень гордилась своей косой. Толстой, длинной, темно-золотистой: ни у кого из
подружек-сверстниц такой не было. Теперь хозяйка стригла свою рабыню едва ли не под
корень, как овцу, бережно собирая выцветшие пряди. Как-то раз, когда вештице пришла на ум
охота поговорить не только с самой собой, она, криво усмехаясь, объяснила: волосы молодой
девки – для ворожбы первое дело. Особенно если надобно чего-то попросить у хозяев Черно-
яра. Почти как горячая человечья кровь, которая недаром слывет самой угодной Чернобогу
жертвой.
16
Жирник – светильник, работающий на основе сгорания жира.
78
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Когда Миленка только попала к вештице в лапы и даже наивно надеялась сбежать, ей
казалось: она тронется рассудком от всего, чего в ту, первую, осень навидалась. Потом поняла:
притерпеться можно ко всему. Даже к тому, что и жизнь твоя, и душа – игрушки в руках безум-
ной нечисти, которая давно уже не человек. И в которой от человека осталась одна изуродо-
ванная Тьмой оболочка-плоть. А внутри этой оболочки сидит голодная тварь с Той-Стороны,
насквозь чуждая живому и теплому человеческому миру и люто его ненавидящая.
Только вот пожалеть ту, кем некогда была хозяйка, у Миленки никак не выходило. Исто-
рию безумной Росавы она впервые услышала еще в детстве. Ох как права была бабка Глафира:
тараканы в чистой избе не заведутся, а где сор да грязь во всех углах – туда и понабегут.
Миленка прикрыла глаза, который раз вспоминая бабушкин рассказ о злющей черноко-
сой красавице… но тут заскрипела, отворяясь, дверь.
В полуземлянку вполз тускло-серый свет осенних сумерек: в лесу уже темнело. В дверях
возникла высокая женская фигура и бесшумно заскользила вниз над ступеньками, вырублен-
ными в приставленном к порогу толстом бревне. Как призрак: лесенки босые ноги не касались.
Возвращение хозяйки из леса всегда заставало Миленку врасплох.
– Дело сделала?
Глухой, шипящий и надтреснутый голос, ненавистный до скручивающей нутро судороги,
хлестнул Миленку, точно плетью.
– Сделала, матушка. Как ты велела.
Миленка очень старалась, чтобы голос у нее в ответ не сорвался, но он все-таки задрожал.
За дверью послышалась возня, и по лесенке, вслед за вештицей, скатились на четверень-
ках два бебока – как два больших паука, бегущих вприпрыжку за хозяйкой. Шлепая по зем-
ляному полу босыми ступнями и ладонями с когтистыми пальцами, мертвяки забились в угол,
за коробы, подальше от очага и уставились оттуда на Миленку белесыми глазами-бельмами.
Вместе с ними в жилище хлынула волна трупной вони и запах болотной тины.
Вештица склонилась над очагом. Дунула на угли – и те вспыхнули мерцающим зеле-
ным огнем. Осветили седые нечесаные космы, распущенные по плечам, бледную кожу, чер-
ные круги вокруг глубоко запавших глаз и рваные, давно превратившиеся в тряпье рубаху и
сарафан, сквозь прорехи в которых просвечивало голое тело. Зеленоватые всполохи делали
хозяйку и саму похожей на вставшую из могилы покойницу.
– Покажи. – Она повернулась к Миленке.
Девушка шарахнулась к стене, но длинные и темные, цвета запекшейся крови холодные
пальцы больно ухватили за подбородок. Вздернули его – и на Миленку уставились бесцвет-
ные глаза хозяйки. Немигающие, с черными точками зрачков. Вылинявшие до прозрачности
радужки сливались с белками, и от взгляда этих глаз, что мерцали слюдой на когда-то краси-
вом, а теперь наводящем жуть неживом лице, бросало в озноб.
Голова у Миленки снова закружилась, виски и лоб сжал ледяной обруч. Страшные глаза
смотрели в самую душу и выворачивали ее наизнанку, без жалости вытаскивая наружу всё
потаенное. Всё, что Миленка хотела скрыть…
Рассветные петухи покуда не пропели, но небо уже чуть посветлело. Нужно было торо-
питься обратно в тело, которое свернулось сейчас клубочком на жесткой лавке в выстывшей
лесной полуземлянке. Но Миленка отчего-то медлила. Хоть и знала: жителей села о грозящей
им беде она никак упредить не сумеет.
Поручение хозяйки она выполнила исправно – а куда было деться? Оберегающие знаки
на притолоках, над входом в сени, во всех избах недавно подновляли, и ни в одну из них войти
Миленка не смогла. Но она и без того чувствовала исходящее оттуда, изнутри, тепло живой
человеческой крови. И легко сосчитала, сколько живет здесь людей – и сколько среди них ребя-
тишек и подростков.
79
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Доложить хозяйке об этом она доложит, но напасть ни на один из дворов ночью, как
три года назад на выселки за Овражьем, вештица не сможет: подручных маловато. Хоть
это хорошо! А вот выследить и подстеречь кого-то вечером за околицей, у реки или даже
днем в лесу, куда ребятня ходит за грибами, ей и ее слугам проще некуда.
И при одной мысли об этом душа Миленки леденела.
Двор, куда она решила заглянуть напоследок, был в селе одним из самых больших. Две
просторные теплые клети, пристроенные к избе, конюшня, коровник, недавно срубленный
новый амбар, сенной сарай под кровлей из сосновой дранки – хозяева тут жили справные. И
собаки во дворе имелись – два кудлатых серых волкодава. Жалобно, по-щенячьи заскулившие
и поднявшие было вой, когда через тын перетекло полупрозрачное, как клок тумана, облачко,
очертаниями напоминающее человека. И тут же псы растерянно умолкли.
Зморы – так зовутся и рожденные от нечистой силы, и приемные дочери-рабыни веш-
тиц. Для людей они невидимы, когда после захода солнца, в призрачном обличье, творят свои
недобрые дела, и собакам отводить глаза тоже умеют. Бывало, что за эти три года хозяйка
посылала по разным надобностям Миленку и в родное Овражье. Чаще всего – разведать, под-
слушав людские разговоры: точно ли потеряли след напавшей на село вештицы Охотники,
которых дважды присылал Китеж-град сюда, в пограничье, чтобы с ней и с ее слугами распра-
виться? И всякий раз у Миленки сердце долго обливалось кровью. Нет страшнее пытки, чем
заглянуть невидимкой в окно родного дома – и даже знака никакого не мочь близким подать
о том, что жива. Слышать, как плачет почерневшая от горя мать – и как вновь и вновь
проклинает себя за то, что отпустила в тот страшный вечер старшую дочку с ночевкой
на выселки к подружке. Видеть, сколько седины прибавилось в бороде у отца… А тебя саму
никто не видит – и не слышит. Хоть плачь, хоть кричи, хоть губы вконец искусай.
Духи-доможилы в этом дворе от зморы сразу шарахнулись, но Миленке было не до них.
К сенному сараю, у бревенчатой стены которого сушились плетенные из прутьев верши 17 и
стояли ореховые удилища, ее тянуло, как мотылька на свет. За приоткрытой дверью словно
горел жаркий и яркий золотой огонек, у которого так и хотелось погреться – до того, что
даже страх перед хозяйкой отступил. И… попросить, выйдя к нему из холодной темноты,
защиты и помощи…
Сена в сарае навалено было почти под самую крышу. В здешних краях даже в начале
первого месяца осени по ночам уже начинало холодать, но спать, закопавшись в сухие луговые
травы – по-прежнему самое милое дело. Заройся в них, духмяные и шуршащие, – и никакой
пуховой перины не надо. Забыть это Миленка еще не успела: с младшими сестренками и бра-
тишками они любили ночевать на сеновале.
Змора вспорхнула к стропилам – и увидела его. Того, в ком горел манящий огонек.
Парнишка с рыжей копной волос был ей сверстником – лет примерно пятнадцати. На
задорно вздернутом, облупившемся за лето на солнце носу – россыпь веснушек, широкий упря-
мый рот чему-то улыбается во сне. Тонкие и густые темно-рыжие брови разлетались к вис-
кам – тоже задорно и упрямо. И в их рисунке, и в линиях скул спящего было что-то едва
уловимое, но ох до чего ж непривычное для здешних лесных краев, что делало это лицо запо-
минающимся сразу. Однажды увидишь – не забудешь.
Мальчишка беспокойно заворочался, когда над ним склонилась Миленка, и вдруг его глаза
широко распахнулись. Он рывком сел, сбросив с себя натянутый до подбородка старенький
кожух. Глаза у него оказались темно-голубые, чуточку раскосые, тоже с каким-то нездеш-
ним разрезом. Смотрели они на Миленку так, что она поняла: парнишка думает, что еще
не проснулся.
17
Верша – рыболовная снасть из ивовых прутьев. Имеет вид каркасной конструкции, сходящейся на конус, чтобы рыба,
заплыв, не могла развернуться.
80
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Неждан сидел на корме, лицом к стоявшему на носу Терёшке – и направлял лодку веслом.
Рядышком, на дне осиновки, закутавшись в старый зипун, притих как мышонок Фролка – семи-
летний братишка Неждана, такой же кудрявый и чернявый. Он всегда таскался за парнями
хвостом. А выведав, что они собираются на реку, пригрозил наябедничать на обоих взрослым,
если не возьмут его с собой. Терёшка вздохнул, отвесил легонько приставучему названому
братцу подзатыльник – и наказал счастливому Фролке сидеть в лодке тихо и смирно: иначе он
его сам в воду выкинет.
Впереди, у берега, опять плеснуло. Терёшка зорко вглядывался в воду, крепко сжимая
в руках длинный черемуховый шест остроги. Отблеск поленьев с ног до головы заливал его
красным, а рыжие волосы казались в этом отблеске вовсе огненными.
– Стой, – шепотом велел он Неждану.
В коряжнике у камышей, над самым дном, шевельнулась тень – узкая и вытянутая, как
огромное веретено.
Неждан придержал лодку на месте, и Терёшка беззвучно опустил в воду острогу, подводя
ее к добыче.
Попасть в неподвижно стоящую на дне рыбину семизубцовой железной острогой и нако-
лоть ее на острые и короткие зубья – дело вроде бы и нехитрое. Но кроме меткого глаза да
крепкой руки нужны тут еще смекалка и немалая ловкость. Промажешь – попадешь или слиш-
ком близко к хвосту, или ближе к концу щучьего рыла – и щука сорвется с зазубрин. Уйдет,
израненная, и уснет потом в камышах, загубленная без всякой пользы.
Ударил Терёшка быстро и точно. Осиновка заплясала на воде, и Фролка радостно писк-
нул, тут же зажав себе рот ладошкой: на выметнувшихся из воды железных зубьях, с которых
стекали подсвеченные огнем капли, трепетало извивающееся щучье тело, тоже отливающее
сейчас красным. Это была щука-травянка, какие водятся на мелководьях – крупная, аршинная.
– Пальцы не вздумай ей в пасть совать – тяпнет еще, – предупредил Фролку Терёшка,
оглушив рыбу деревянной колотушкой и бросая на дно лодки.
Они с Нежданом переглянулись и оба разулыбались до ушей: рыбалка началась удачно.
Долбленка обогнула стену тростников, и Неждан короткими взмахами весла направил ее
к толстой старой иве, шатром нависшей над омутком у берега, на излучине реки. Тут уже было
глубже, и Терёшка, положив на дно осиновки свою острогу, потянулся за другой – подлиннее.
Что-то мелькнуло в воде под берегом, скользнув под плоским днищем лодки. Ни Неждан,
который сосредоточенно греб, прикусив губу и сдвинув сросшиеся над переносицей брови,
ни Фролка, не сводивший широко распахнутых глазенок-смородин с воды, этого словно и не
увидели: как схватилась за борт осиновки белая и нежная девичья ручка с едва заметными
перепонками между пальцами. Помахала Терёшке, показав ему на середину омутка – и снова
скрылась под водой.
Терёшка опять улыбнулся – и его глаза, с озорством прищурившись, потеплели.
– Левее давай, – кивнул он Неждану.
Подкарауливавшая добычу на краю донной ямы, в зарослях кувшинок, большая черная
щука походила на толстое бревно-топляк. Она метнулась было в сторону, но хорошо рассчи-
танный сильный удар остроги оказался проворней. Вода вскипела, лодка едва не черпнула бор-
том, вскрикнул Фролка, а острогу чуть не вырвало у Терёшки из рук – и он навалился на нее,
прижимая ко дну. Ощутил, как неохотно сдававшаяся рыбина пошла тише – и принялся мед-
ленно подтягивать острогу к себе.
От удара хвоста поверхность воды раскололась брызгами, и тут уж и они с Нежданом
едва сдержали крик восторга. На остроге, которую Терёшка с трудом вытащил из воды, тре-
пыхалась, сверкая беловатым брюхом, пятнистая, острорылая, с темной прозеленью на боках
донная щука.
82
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Зубья остроги вонзились хищнице в спину точнехонько в трех пальцах от головы. Таким
ударом может гордиться даже взрослый охотник на крупную рыбу: хребет добыче он переби-
вает сразу.
– Ну и здорова же, – выдохнул Неждан. – Ох, и мастак ты рыбу бить, Терёха!
***
Они вытянули лодку на песчаный скат лесистого берега неподалеку от омутка, подарив-
шего столь богатый улов. Было близко к полуночи, и над лесом поднималась медно-красная
ущербная луна. В камышах переквакивались лягушки – хоть уже и не так горласто, как летом.
Взяли они на острогу шесть крупных щук, трех помельче, пару больших жерехов – и еще
набили лещей и окуней на уху. Можно было отправляться домой, но не хотелось, к тому же
хозяйственный Неждан захватил с собой хлеб, соль в тряпице и пару луковиц – будто загодя
знал, что останутся они у реки уху варить. Терёшка на правах старшего велел Неждану развести
костер на полянке за густыми кустами, где сушняка много, а комаров поменьше, чем на самом
берегу. Фролке поручил набрать в котелок воды и помочь брату у костра. А сам остался у лодки
чистить рыбу, напомнив себе, что и уснувших щук надо бы выпотрошить, вырезать жабры и
набить им брюхо осокой и крапивой.
Поленья, уложенные на козу, почти прогорели, но света от них хватало. Руки споро и
ловко занимались привычной работой: с ней он управился бы даже с закрытыми глазами. И
Терёшке вновь подумалось: нож, которым он сейчас потрошил рыбу, пластая ее, как масло,
словно для него и делан. Округлая рукоять из мелкослойной красноватой древесины дикой
яблони лежала в ладони удобно, как родная.
Такая рукоять охотничьего ножа, прочная и легкая, не скользит в руке от крови и не
холодит пальцы на морозе. Под стать ей был и клинок – широкий, в полторы пяди длиной, из
разделанной под синь стали, с заточенным, чуть вогнутым скосом обуха. У переднего упора,
защищающего кисть руки, в украшенную знаком рогатой лунницы серебряную обоймицу руко-
яти был вставлен прозрачный, василькового цвета камень.
Зоряна, жена Пахома, долго ворчала, когда весной староста отдал этот нож Терёшке:
вещь, мол, дорогая, боярскому сыну впору – пускай лучше лежит пока в сундуке, целей и
сохраннее будет. Но тот отрезал: «Раз это парнишкиного родного отца нож – значит, парнишке
им и владеть».
Горелые Ельники были селом глухим и небольшим, в округе о нем прямо говорили: «У
худа на куличках». Стояло оно под сенью вековых чащоб Мохового леса, и к соседям в Овра-
жье, Толучеево и Лудово мужики отсюда выбирались редко. Разве что на осенний торг да в
праздники – родню повидать. Жили тут тихо. Сеяли овес, рожь и лен, а всего больше кор-
мились от леса и реки Медведицы, бравшей начало в Рогатых горах и впадавшей в Зеленое
озеро. Местные мужики рыбачили да охотились, осенью окрестные болота были красными от
клюквы, а в лесу не переводились грибы да брусника с черникой. И с местными лесными и
водяными духами в Горелых Ельниках тоже ладили.
Только вот пятнадцать лет назад, тоже осенью, пришли в село недобрые вести. Эти края
всегда слыли неспокойными: южное пограничье всё-таки. В глуши-то Мохового леса набегов
степняков из-за гор и разбойников, пошаливавших в межевых землях между Русью и Алы-
ром, можно было не бояться. Но не зря по указу из Великограда поставили в этих местах, у
Кулиговского тракта, Пахмурную заставу, оберегавшую от всякого лиха южные рубежи Руси.
А у подножия Рогатых гор, у Леворожского перевала стояла еще одна пограничная крепостца,
острожек Каменец.
В ту осень граница заполыхала. Даже самые древние старики не помнили, когда в послед-
ний раз появлялись в Рогатых горах шайки худов и бедаков, потому и княжеские дружинники
83
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
на Пахмурной заставе и в Каменце никак не ждали, что придется им с этой невесть откуда
взявшейся нечистью столкнуться в бою.
Мирные люди бежали от войны, часть несчастных с границы приютили и в Горелых Ель-
никах. Среди тех, кто заночевал в избе у Пахома с Зоряной, была крепкая рослая молодуха –
вдова одного из погибших на стенах Каменца ратников. Даже тяжкий путь через чащобы из нее
до конца силы не вытянул. А ей ведь приходилось еще и о двух грудных младенцах заботиться.
– Слава светлым богам, хоть ты, сердешная, жива осталась, – всхлипнула Зоряна, выслу-
шав ее рассказ. – Да своих близняшек уберегла.
– Этот – не мой. – Беженка покачала головой, указав на одного из спящих на лежанке
мальчишек. – С нами баба молодая была, на последних сроках в тягости. Жена Охотника из
Китеж-града. Сама – не из русичей, степнячка с юга откуда-то. По-нашему смешно говорила,
слова коверкала. По дороге стало ей худо, в лесу она парнишкой этим и разродилась – и кровью
изошла, померла. Думали мы, и мальчишка не жилец: слабенький был совсем.
Пахом и Зоряна переглянулись.
Двадцать с лишним лет прошло уже с их свадьбы, а детей они так и не нажили. И к
знахаркам в Овражье Зоряна ездила, и Матушке-Земле горячо молилась – ничего не помогло.
Народу в избе у них хватало, хозяйство большое: с ними жил еще женатый племянник Пахома,
и его ребятишки называли старосту со старостихой дедом и бабкой. Но по ночам Зоряна, баба
бойкая и говорливая, одна из первых на селе сказочниц, до сих пор, бывало, плакала в подушку.
Взять в дом сироту, который остался без отца да матери, ей мужа долго упрашивать не
пришлось.
О том, что он Пахому и Зоряне – приемный сын, сам Терёшка узнал давно. Совсем
несмышленышем он, бывало, приставал к Зоряне: почему в избе у них все чернявые да тем-
ноглазые, один он – рыжий и с голубыми глазами? Та отшучивалась: «У нас с твоим тятькой
долго детей не было – вот и сделали мы колодочку, завернули ее в пеленочку, качали да при-
баюкивали, и вместо колодочки стал расти у нас сыночек Терёшечка. А колодочка та, видать,
была осиновая – ну а у осины листья по осени всегда скрасна рыжими становятся».
Правду первым выпалил Терёшке в лицо сосед Гринька, которому шестилетний маль-
чонка разбил в драке нос: тот, вредный пухлый детина на два года его старше, плутовал и
задирал малышню, когда играли они в волотовы городки за околицей. После того и рассказали
Терёшке дома, что он – сирота, младенцем оставленный в селе на воспитание спасшимися из
сгоревшего пограничного острога. Но то немногое, что Пахому с женой самим было ведомо о
его отце да матери, от него еще долго утаивали.
Как их звали, Охотника из Китеж-града да его степнячку-жену, беженцы из Каменца сами
не знали. Вспоминали только: Охотник был парень молодой, веселый, отчаянный да рыжий,
жена его – тоненькая и голубоглазая. И любили они, видать, друг друга крепко. Одна из баб
рассказала: прощаясь со своей ненаглядной, Охотник снял с себя и надел ей на шею свой знак
защиты души – серебряный крест-секирку на плетеном ремешке. И еще отдал, сняв с пояса,
охотничий нож со знаком Китеж-града на рукояти.
А двое уцелевших ратников, догнавшие беженцев потом, в дороге, принесли юной степ-
нячке горькую весть: пал Каменец, когда, высадив ворота, хлынула нечисть в горящую крепость
по мосту через ров. Что случилось с остававшимися там защитниками – о том уцелевшие не
ведали, но полагали, что ушел неведомый отец Терёшки на Ту-Сторону, в Белояр, жизнь свою
отдав за други своя и взяв с врагов плату недешевую.
– Может, и неладно мы сделали, что всё это от тебя скрывали – ты уж не серчай на
нас, сынок, – сказал Пахом Терёшке, отдавая ему отцовский нож и ножны к нему – потертые,
немало на своем веку повидавшие, из прочной, тонко выделанной дорогой кожи. – Прикипели
мы к тебе сердцем – вот и боялись: если в Китеже всё узнают, у нас тебя отберут. Но теперь
ты не малец бесштанный, а отрок уже, и правду дальше скрывать – не по заветам. Коли наду-
84
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
маешь в Китеж-град податься, о родне порасспросить – так тому и быть. Только помни: тебе
одному, парень, отныне решать, какую дорожку от этой росстани18 выбирать да торить. Из дома
не гоню, упаси Белобог: ты для нас – родной.
Этот разговор они с Пахомом сохранили в тайне и от Зоряны, и от других домашних. А
Терёшка после того отпросился из дома навестить развалины Каменца, где остался его отец.
Пахом удерживать не стал, отпустил. Знал он наверняка, что ничего там мальчишка не найдет –
вражины из худовского племени, прошедшие тогда по перевалу, острог разорили до основания,
даже стены обрушили… Так и случилось – пришел Терёшка к указанному месту возле Лево-
рожского перевала, походил-посмотрел, да понял, отчего русичи Каменец забросили – нечего
там было отстраивать, ничего не осталось, кроме усыпанного камнями большого холма…
Вернувшись, две ночи проворочался Терёшка на полатях без сна – и крепко решил для
себя: в Китеж он все-таки поедет. Дорога назад ему не заказана, Пахома с Зоряной он всегда
почитать будет, как родных отца да мать, но пока не узнает, кто жизнь ему дал и кто носил
этот нож прежде на поясе, не будет ему больше покоя. Да и, чего уж скрывать, давно Терёшке
хотелось увидеть: какой он, белый свет за опушкой Мохового леса, какими чудесами да дивами
дивными полнится? Шутка ли, дальше Толучеева за свои пятнадцать лет парень и не выбирался
ни разу, а потому и мечталось ему и белый свет посмотреть, и себя показать.
И в самом себе Терёшке многое с весны тоже стало понятней – с тех пор, как сказал ему
Пахом, что он сын Охотника из Китеж-града. О тайнах тамошних простой люд мало наслышан,
но всем ведомо: берут китежане в ученики не всякого. Только тех, в ком сильна кровь Первых
людей – и у кого сызмальства есть дар к волшбе, способной давать отпор козням Чернобога.
А способность видеть то, что для других незримо, Терёшка знал за собой, сколько себя
помнил.
Ему было всего пять лет, когда Зоряна чуть горшок со щами не разбила, хлопоча у
печи с ухватом и обернувшись поглядеть, отчего притих игравший на полу Терёшка. Она аж
оторопела: таскает мальчонка со стола, из миски, теплые ватрушки с творогом – и кому-то
невидимому скармливает, а они в воздухе исчезают одна за одной. Терёшка потом объяснил:
«Домового вкусненьким угощал». Дедушко-домовой завел с тех пор с мальцом дружбу. Уйдут,
бывало, старшие на весь день в поле или на покос, оставят подросшего Терёшку в избе хозяй-
ничать – и пока он во дворе лучину щиплет да поливает в огороде грядки, домовой ему в сенях
и в горнице прибираться помогает.
Случилось раз и такое: завелась у тетки Любуши, матери того самого противного
Гриньки, в доме кикимора. Терёшка первым тогда разобрался, кто это воет у соседей в подполе
по ночам дурным голосом, стучит в стены да щекочет за пятки спящих ребятишек. И сумел
мелкую пакостницу прогнать на болото.
Или пошлют детвору в лес за рыжиками и за малиной – у него всегда у первого наполня-
лось лукошко. Терёшка откуда-то знал, как по-доброму договориться с мелкими чащобными
духами, помощниками местного лесовика, чтобы показали они богатое грибное или ягодное
угодье. Лесовик, их хозяин, и помог парнишке выставить из Любушиной избы кикимору. Дал
Терёшке совет: нарежь, мол, осиновых веток, свяжи из них метлу – да той поганой метлой
пригрози зловредной нечисти хорошенько.
Ну, и на реке друзья у него, само собой, тоже были.
– Терёшечка-а, ягодка-а, ау-у! – раздался из темноты нежный и певучий девичий голос.
Всколыхнулся и зашелестел камыш, взволновалась и пошла золотисто-алой рябью вода у
берега. В лицо Терёшке полетели холодные брызги, словно кто-то щедро плеснул в его сторону
водой из сложенных ковшиком ладоней. А в камышах зазвенел переливчатый, серебряный
озорной смех.
18
Росстань (разг. нар.) – перекресток двух или нескольких дорог; распутье.
85
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
86
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
зами: «Тоже подарок. Волхв один захожий подарил, молодой и собой пригожий. Давно: тогда
в этих краях еще Первые люди жили. Ой, и выдумщик был да затейник!..»
Терёшка давно знал, что от подружки ничего не скроешь: не зря говорят, что берегини
умеют читать в душах и даже судьбу человеку предсказать могут.
– Да, дрянь одна приснилась. Позавчера ночью, – выдавил он. – Я на Каменной яме нали-
мов удил, потом верши проверял – домой вернулся едва не под утро. Чтоб не перебудить своих,
спать пошел в сарай. И такое привиделось – аж мороз по спине. Девка… Чего хихикаешь?
Бледная, страшная, худющая – и прозрачная, как туман. Вроде духа-непритомника19 неупоко-
енного. Склонилась она надо мной – и просит, да жалобно так: «Нечисто у вас в лесу – скажи
про то родичам». Только голос я ее не ушами слышу, а словно бы у себя в голове. А потом
будто ветром холодным по сараю протянуло и могилой дохнуло. И девка та разом сгинула.
– И ты сказал? – Ветлинка нахмурилась.
Глаза ее, вновь сменив цвет, из зеленовато-голубых стали густо-лиловыми, почти чер-
ными.
– Так то ж сон был, – теперь нахмурился и Терёшка. – Побоялся, меня на смех поднимут.
– Ох, зря побоялся, – медленно протянула берегиня. – Как вы, люди, говорите: береже-
ного Белобог бережет? На реке-то у нас тихо, даже русалки-дуры с мавками-навками по осен-
нему времени присмирели. Сонные ведь, скоро в омуты, как и мы с сестрами, в спячку уйдут.
А вот что до леса… Холодом каким-то оттуда тянет нехорошим. Уж дней десять как. И водя-
ник знакомый с Лешачьего ручья давеча рассказывал: у Долгого болота, где зимовье охотни-
чье брошенное, он дым видел. Этих малявок и поймешь-то не всегда толком, чего они сказать
хотят – только он знай клялся, весь перепуганный: мол, чтоб его ручью пересохнуть, а только
дым был не от доброго огня, человеком разведенного. Так что ты родне расскажи – и это с себя
не снимай, ягодка моя. Мне спокойней будет.
Белые перепончатые пальчики тронули Терёшку за ворот рубахи – и легонько прикос-
нулись к его груди, где висел под рубахой знак защиты души. Серебряный крест-секирка на
кожаном ремешке.
– Мамке моей, родная которая, тоже, видать, так говорили, а она на Ту-Сторону молодой
ушла, – хмуро отозвался Терёшка.
Оберег этот он носил на шее сызмальства. Но только нынешней весной Пахом ему рас-
сказал, что оно такое.
– Зато ты родился. Она жизнь за то и отдала, чтоб тебя у Той-Стороны собой выкупить.
А на твою судьбу я в воду смотрела. И ракушки раскидывала. – Терёшка и упомнить не мог,
когда в последний раз видел Ветлинку такой серьезной.
Берегиня обхватила себя руками за плечи: будь она человеком, он бы подумал, что ее,
замерзшую, бьет озноб.
– И вода сказала: коли ты духом не дрогнешь, смерти в глаза поглядишь, страх свой
одолев, да от боли чужой не отвернешься – далеко полетишь. За темные леса, за быстрые реки,
за высокие горы… Как он. Только твоя дорога, я так думаю, счастливее будет.
– Кто – он? – тихо спросил Терёшка.
– Отец твой, – так же тихо ответила Ветлинка. – Чей нож ты у пояса носишь. Мне вода
шепнула, что он тоже это знал: тем, кто летать умеет – не всегда просто. На них, бывает,
косятся: а с чего это им больше всех надо? И стрелой каленой их с неба сбить на лету можно.
Да только когда крылья у тебя есть – и жить просторнее. Так мне тот волхв говорил – помнишь,
я рассказывала? В нем та же кровь текла, что и в тебе с отцом. Он из Первых людей был.
19
Непритомники – неупокоенные духи-привидения, не способные перейти на Ту-Сторону, пока не закончат незавершен-
ное при жизни дело.
87
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
И вот тут-то ладонь Терёшки, сомкнутую вокруг рукояти отцовского ножа, который он
так и продолжал сжимать в руке, теплом и обожгло. Словно иголочка горячая в ладонь вон-
зилась.
На глазах у охнувшего Терёшки и ойкнувшей Ветлинки синий полупрозрачный камень
в обоймице рукояти наливался дрожащим светом.
А еще ударом сердца позже с поляны, из-за кустов, донеслись до них заполошные крики.
Кричали в голос оба – и Неждан и Фролка.
***
Терёшка с треском выломился из ракитника с ножом в правой руке и с острогой – в
левой. С той, которая поменьше. Когда он успел схватить ее, лежавшую на дне лодки, – он и
сам не помнил.
Выломился – и тоже чуть в голос не заорал.
Неждан вжался спиной в серый ствол корявой ольхи и крепко прижимал к себе бра-
тишку. Опрокинутый котелок валялся в траве, пламя костра отбрасывало вокруг рваные
рыжие отсветы. До опушки, где чернели первые деревья густого подлеска, было еще шагов
двадцать. И на этой границе света и холодной осенней ночной тьмы они и застыли: раскоря-
ченные, изломанные тени с бледно мерцающими глазами. Окружили костер с трех сторон, но
не двигались, не решаясь пока приблизиться вплотную к живому огню.
Бебоками – ожившими мертвяками, которые воруют по приказу чародеев-злонравов
непослушных детей, – по селам пугают ребятишек со времен войны с Кощеем Поганым. Рас-
сказывают, что сшивают этих тварей из кусков человеческих тел, искореженных черной волш-
бой, колдуны и ведьмы, чтобы делать из них себе верных слуг. Терёшка мальцом-непоседой
сказок таких наслушался от Зоряны досыта, но и подумать не мог, что вовсе это никакие не
сказки.
Бебоков было четверо. Присевшие на четвереньки, тощие и костлявые, больше всего они
походили на пауков. Кожа, покрытая струпьями и лишаями, местами свисала лоскутьями с
костей. Головы – вытянутые, со слипшимися космами жидких волос. Провалившиеся носы
жадно нюхали воздух, из безгубых оскаленных ртов торчали длинные желто-черные зубищи,
выступающие вперед. Две мерзкие твари, подобравшиеся к костру ближе прочих, пытались
прикрыть от света большие, без век, глаза. У Терёшки всплыло в памяти: бебоки и огня и
солнца боятся, да и сами по себе они нежить трусливая. Но, видно, того, что выгнало их из
чащобы и послало на охоту, они боялись еще пуще.
Пятым нечистым, вышедшим на поляну, оказался мертвяк. Да необычный – при жизни
был он не человеком, а бедаком. Здоровенным – Терёшка живых бедаков никогда прежде не
видел, но догадался, что это анчипыр. Круглую, как котел, ушастую лысую башку нежити уса-
живали острые рога – ближе к затылку два больших, похожих на коровьи, а на темени и надо
лбом торчали целым выводком рожки поменьше. Лица – или морды? – с левой стороны у нави20
уже почти не было: на обнажившихся костях черепа только кое-где держались остатки плоти,
но крапчатые пятна на буро-зеленой, как у жабы, шкуре еще местами можно было разглядеть.
Из-под разлезшихся лохмотьев долгополого кафтана торчал усаженный шипами длинный тол-
стый хвост. А в толстенной лапище, которая с легкостью сворачивает шею человеку, мертвяк
сжимал кривой меч с широким клинком.
Появления Терёшки на поляне нечисть словно ждала… а может, и вправду ждала?
Первым сиганул вперед один из бебоков. Передвигался он на четвереньках шустро и
ловко – и впрямь не хуже паука-сенокосца.
20
На́ви – общее название нежити, не обладающей душой, оживленной с помощью некромантии.
88
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Терёшка, успевший прыгнуть к дереву и заслонивший собой братьев, всадил ему острогу
прямо в горло. Всадил, хорошо рассчитав удар, так же как в щучью спину – и налег всем весом,
прижимая тварь к земле. Гад зашипел, схватился когтистыми длиннопалыми руками за древко
остроги и забился в корчах, сам еще сильнее насаживая себя на острые железные зубья.
– К лодке бегите! – заорал Терёшка Неждану и Фролке. – Скорей, ну!
Он знал: Ветлинка здесь, на поляне, им ничем пособить не сумеет. Берегиням нельзя
отходить далеко от реки, они сильны только у воды – там она братьям поможет. А значит, как-
то задержать тварей он должен в одиночку.
Неждан точно очнулся от столбняка. Схватил за руку захлебывающегося плачем бра-
тишку – и оба бросились в кусты.
Тощую шею бебока острога всё же перерубила. Хрустнули, ломаясь, позвонки – и башка
мертвяка отделилась от тела. Покатилась, сверкая глазами и щелкая зубами – живая! Терёшка
с омерзением всадил острогу в светящуюся глазницу, и голова мгновенно замерла, а жуткое
призрачное пламя внутри погасло.
Высвободить оружие Терёшка не успел – на него наскочило сразу двое. Одного он сбил в
костер, орудуя древком остроги, как дубинкой: кузнец из Горелых Ельников, дядька Шумила,
учил мальчишек биться на палках – и сын Охотника, ловкий и гибкий, всегда был в таких
поединках среди первых. Бебок покатился по углям, вспыхнул, зашипел-засвистел – и в лицо
Терёшке ударила выворачивающая нутро вонь горелой падали. Удивиться, отчего это тварь,
на вид мокрая и склизкая, так споро занялась, Терёшка не успел.
Подскочил третий бебок, и парень полоснул его ножом по руке, не особо надеясь, что
причинит гадине хоть какой-то вред. От старших Терёшка слыхал: такие нави железа не
боятся… Но мертвяк отскочил назад, оскалился – и схватился за пораненную кисть.
А Терёшка, не дожидаясь, пока в бой вступит тучный мертвяк-анчипыр с саблей в руке,
ломанулся в заросли.
Так он не бегал еще никогда. Задыхаясь и жадно ловя ртом воздух, вынесся на берег,
где Неждан уже сталкивал в воду осиновку. Отпихнул в сторону названого брата, которого
всего трясло и пошатывало, налег сам, и долбленка закачалась на воде. Подхватил под мышки
плачущего Фролку, забросил в лодку – и тут за спинами затрещал ракитник.
Неждан и Фролка увидели только то, как вскипела вода у берега, как взметнулся над
отмелью высоченный, с дерево, водяной столб, размытыми очертаниями похожий на полупро-
зрачную человеческую фигуру, плечистую, длинноволосую и длиннобородую – и как обру-
шился этот столб на берег, захлестывая и сбивая с ног навей. В этот миг лишь один Терёшка
разглядел за завесой из водяных брызг и пены тоненькую девушку с распущенными светлыми
волосами, которая, подняв руки в повелительном жесте и звонко что-то выкрикивая, стояла
на отмели по колено в воде.
С духами из речных глубин, безмолвными и сильными, чья суть – сама сила текучей
водной стихии, договариваться умеют все берегини. И могут, если придет нужда, призвать их
себе на помощь.
Ветлинка тоже умела.
Долбленка бешено заплясала на волнах, но мальчишек каким-то чудом даже почти не
обдало брызгами.
– На весло я сяду! – крикнул Терёшка в ухо Неждану, помогая ему залезть в лодку.
Брат, похоже, его даже не слышал – так громко у него стучали зубы. Кое-как забрался в
лодку, оглянулся, всхлипнув, через плечо – и еще сильнее побелел, а в лодке тонко пискнул от
ужаса Фролка. Терёшка тоже обернулся к берегу…
И увидел её.
Она появилась из зарослей, как тень. Скользила над землей, не касаясь ее босыми ногами,
словно текла – высокая и тощая простоволосая женщина в рваном тряпье. Спутанные седые
89
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
космы спускались до пояса, лицо было не просто бледным – меловым, а кисти голых по локоть
рук и широкие ступни – почти черными, точно густо вымазанными засохшей кровью. И пальцы
на руках и ногах у нее были длиннющие, каких у людей не бывает…
Всё, как рассказывают в страшных байках, тоже любому деревенскому мальцу знакомых
с пеленок.
Вештица, залитая лунным светом, зависла над берегом, поднявшись в воздух аршина на
два. Улыбнулась – и улыбка сделала ее неподвижное лицо таким жутким, что спину Терёшке
продрало морозом.
Она повела перед собой рукой, бледные губы шевельнулись – и над берегом пронесся
порыв ветра, пригнув к воде камыши.
Водяной столб, снова вскипавший у берега, опал и рассыпался бисером брызг. Жалобно
вскрикнувшую Ветлинку отшвырнуло едва не на середину реки, а осиновку подхватило круто
вспенившейся волной, закружило – и от берега отбросило.
Запрыгнуть в лодку Терёшка не успел.
Его тоже сбило с ног – и прокатило по мокрому песку, с головой окунув в воду. Кашляя и
отплевываясь, он, полуоглушенный, приподнялся на мелководье, сам не соображая, что делает,
выбрался на четвереньках на берег – и тут же ощутил подбородком холод железа.
Мертвяк-анчипыр, приставив к горлу тронутый ржавчиной меч, другой ручищей сгреб
Терёшку за плечо, чуть не вывернув кость из сустава – и вздернул мальчишку на ноги, как
котенка.
Вештица заскользила к пленнику.
– Набегался, дитятко? – насмешливо прошипел глухой надтреснутый голос, лишь отча-
сти напоминавший женский.
Когтистые ледяные пальцы почти ласково потрепали пленника по скуле, зрачки бесцвет-
ных глаз хищно сузились – и, сорвав с пояса Терёшки ножны с ножом, она торопливо забро-
сила их в воду. Точно боясь обжечься.
А потом на голову Терёшки, над ухом, обрушился удар – и его накрыла темнота.
***
Терёшка застонал от боли в разламывающейся голове, с трудом разлепил веки и заморгал,
приходя в себя.
Над ним нависала низкая двускатная кровля, подпертая толстыми бревнами-сохами с
рогатыми развилинами наверху. По черным от застарелой копоти бревенчатым стенам и стро-
пилам прыгали отблески очага. В полуземлянке пахло дымом и, остро и резко – жильем, кото-
рое не один год простояло заброшенным. И в придачу – липким душком падали.
Под собой Терёшка ощутил голые твердые доски лавки. Не застеленные ни тряпьем, ни
шкурами, ни хотя бы наломанным в лесу лапником. А еще понял, что лежит на собственных
руках, связанных за спиной. И стянуты запястья так, что ими толком не пошевелить.
На онемевших и затекших руках лежать было неудобно, и парень с трудом повернулся на
бок. В полутьме ничего толком не разглядишь, но где он, Терёшка понял сразу, когда вспомнил,
о чем толковал Ветлинке водяник с Лешачьего ручья. Двенадцать лет назад один из соседей
Пахома, зверолов Бранята, срубил себе в лесу возле Долгого болота охотничью зимовьюшку.
Четыре года спустя там его и нашли мертвым. После встречи с медведем-шатуном, которого
он всё-таки сумел свалить: до зимовья Бранята кое-как добрался, да там и истек кровью от
страшных ран. Сыновья охотника лесную полуземлянку забросили, и в селе стали ее считать
местом нехорошим, отмеченным смертью до срока. Только мальчишки, которым сам худ не
брат, хорохорясь друг перед другом своей храбростью, иногда на спор, вдвоем-втроем, реша-
лись здесь переночевать.
90
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
21
Жальник – кладбище.
91
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
А как открыл глаза, сразу узнал и лицо. В сенном сарае оно, вот так же склонившееся
над ним, было зыбким, полупрозрачным, точно сотканным из колышущегося тумана, а сейчас
обрело плоть.
Плоть – но не живые краски.
Кожа, как и у вештицы – мертвенно-белая. Очень коротко обрезанные растрепанные
волосы – седые. Глаза – бесцветные, точно льдинки. Поверх заношенной холщовой рубахи
наброшена какая-то рванина. Но на руках черных пятен нет, да и пальцы – пусть и тоненькие,
худенькие, но обычные, человечьи, не вытянутые…
Шею девчонки сплошь покрывали синяки и багровые пятна свежих ожогов. А вокруг
горла была трижды обмотана длинная нитка разноцветных, неожиданно ярких бус.
Встретившись взглядом с запавшими, измученными глазами, Терёшка вдруг разом пове-
рил: сострадание и острая жалость, с которыми они на него смотрят – не притворство. И это
– всё еще глаза человека. Такого же, как он сам. Не нечисти. Чужая злая воля не смогла убить
в девчонке ни душу живую, ни память о жизни среди людей.
«Стерегитесь. Правду говорю… пожалуйста…»
– Это ты? – выдохнул он, тоже хрипло и тихо.
– Вспомнил? На вот, попей. – Девчонка, поддержав его под плечи, помогла сесть, под-
несла к пересохшим губам щербатый деревянный ковшик с водой – и, по-своему истолковав
то, что пленник медлит к нему припасть, отхлебнула первой. – Ох, дурень рыжий, ну почему
ты меня не послушался-то?
На «дурня рыжего» Терёшка, уже начавший догадываться, кто перед ним, даже не оби-
делся – столько было боли и горечи в этих словах, которые торопливо, полушепотом, выпалила
девчонка.
– Думал, ты мне во сне привиделась. – Мутноватая водица в ковше отдавала лесной пре-
лью, но в голове прояснилось, и даже глаза, как показалось, лучше видеть стали. – С братьями
что? Со мной парнишки были… Двое.
– Хозяйка их упустила. Лютовала – не сказать как. Всё какую-то «тварь белобрысую с
рыбьей кровью» поминала – мол, та вам помогла. – Девчонка понизила голос еще сильнее,
покосившись на дверь. – Раз твои братья домой воротились и рассказали про всё, тебя искать
будут… да только не найдут. А от хозяйки не убежать. Порог она зачаровала, без ее дозволения
ты его не переступишь даже. И сторож к тебе приставлен. Он тебя, беспамятного, и приволок
сюда, и связал, как хозяйка велела.
Она передернула худым острым плечом, указывая в угол – и Терёшка снова вздрогнул.
Давешний мертвяк-анчипыр стоял там, привалившись к стене – неподвижный, как копна сена,
не сразу в полумраке и разглядишь. Только глаза двумя зелеными гнилушками отсвечивают.
– А ты бежать пробовала? – Терёшка опять попытался пошевелить стянутыми руками
– без толку.
Скрутил бедак ему руки его же собственным поясом из сыромятной кожи – надежно, но
при этом кровоток путы едва пережимали. Вязал с умелой разбойничьей сноровкой – видать,
поднаторел в этом, пока живым был.
– Пробовала. Да только от логова хозяйкиного мне даже на полсотни шагов нипочем
не отойти, покуда это – на мне. – Девчонка зло дернула свое ожерелье и тут же болезненно
охнула. – А снять ошейник нельзя – чары на нем… Ты ведь понял уже, кто я такая? Змора я ее
приемная. Три года как в рабынях хожу. Знал бы ты, сколько раз мне руки на себя наложить
хотелось, чем так мучиться… да тоже не могу. Ожерелье не дает.
– А как же ты тогда… – нахмурился Терёшка, пытаясь подобрать слова. – Не похожа ты
на нечисть…
– Сама не знаю, как такое вышло. И хозяйка не знает. – Девчонка провела рукой по
остриженной голове. – Бабка-то моя покойная была сильная чародейка-знахарка. А я у нее
92
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
в ученицах ходила: у нас в роду дар знахарский – в крови… Вот потому, может, у ведьмы и
пошло всё наперекосяк, когда она из меня змору делала – и вторую, нечистую душу с Той-
Стороны в мое тело подсадила. Та, чужачка, ночью теперь его караулит, а моя душа вместо
нее из тела выходит… хотя любой чародей тебе скажет: наоборот должно быть. Людей убивать
хозяйка меня силой заставить не может, когда я бесплотным духом мечусь, а вот попробую в
чем другом против ее воли пойти – меня тотчас и притянет назад, в тело. Душа-подсадка меня
стережет, ровно на цепи держит…
– А я твоей хозяйке зачем надобен? – негромко спросил Терёшка, уже зная ответ.
Ох, до чего же нестерпимо стыдно было вспоминать ночной разговор с Ветлинкой – и
свои слова о сидевшей рядом с ним сейчас внучке знахарки Глафиры, чье имя он ну никак,
хоть убей, не мог вспомнить: «Аж мороз по спине – до того страшная…» Не страшная она…
несчастная…
Змора не успела ответить. Дверь полуземлянки заскрипела – и распахнулась.
Друг от друга они, и сами не заметившие, что сидят на лавке, тесно соприкасаясь пле-
чами, даже отодвинуться не успели.
– Мне только кровь да сердце твои надобны, дитятко. – Вештица, висевшая над порогом
в белесой рассветной полумгле, снова усмехнулась краем рта – и у Терёшки еще туже сжался в
животе ледяной комок: сколько она услыхала из их разговора? – Суть твоя Чернобогу надобна,
а тело – мне достанется: я твою кровь нынче выпью – и душа твоя на Ту-Сторону уйдет. К
повелителю.
В руках она держала грубо вылепленную глиняную чашу. А над чашей растекались слабое
зеленоватое свечение и запах болота.
***
От нежити-анчипыря, когтистая лапища которого сдавила ей горло так, что не вздохнуть
и не крикнуть, исходило жуткое трупное зловоние. Но обмякшая в его лапах Миленка смрада
словно и не замечала. И того, что стоит ей сейчас неловко пошевелиться – и у нее сломается
шея, тоже.
Она не сводила с них глаз – с хозяйки и рыжего паренька.
Мальчишка, поднявшись с лавки, стоял перед хозяйкой гордо, с вызовом задрав подбо-
родок. Рослый для своих лет, с уже наметившимся сильным разворотом плеч, большими ладо-
нями, крепкими пальцами и запястьями, но гибкий и легкий в кости. Темно-голубые глаза
прищурены, волосы в отсвете очага сами отливают пожаром, а губы широко и нахально разъ-
ехались в ответной усмешке.
Конечно, пленнику было страшно, но, похоже, страх он в себе скрутил. И на какое-то
мгновение Миленке в уши словно ворвались треск пламени и звон железа, а в лицо ударил
запах дыма. Ей вдруг почудилось, что паренек стал выше ростом. Что на нем – не домотканая
холщовая рубаха, разорванная у ворота, а темный распашень с отброшенным на спину капю-
шоном. И что запястья у него, зло усмехающегося, не связаны – и блестит в руке кривая узкая
сабля, с клинка которой стекают тягучие черные капли.
Миленка сморгнула – и наваждение сгинуло.
– А не пойти бы тебе, тетка, лесом, далеко и надолго, – осклабился мальчишка. – С пове-
лителем своим вместе.
– Храбришься? – отрывисто рассмеялась вештица, и смех ее походил на клекот пополам с
шипением. – Пустое, дитятко. Что ты храбрый, я и так уже поняла. Приказала бы – на вас троих
у костра мои слуги разом бы кинулись, в клочья бы разорвали. Да мне посмотреть захотелось:
струсишь ты, сбежишь – или собой тех ребяток закроешь? Два бебока – потеря не великая.
Зато жертва моя Чернобога порадует: душа храбреца для него – блюдо лакомое.
93
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Парнишка промолчал, но голову упрямо вздернул еще выше. И Миленка вдруг подумала:
тот большой двор, куда занесло ее душу, был, похоже, двором старосты Горелых Ельников. А
что у старосты соседнего села в семье растет приемыш, в Овражье знали. Рыжий, говорили, и
бедовый. Только имя его Миленка ну никак, хоть убей, не могла вспомнить.
А вештица продолжала издеваться:
– На подмогу тебе никто не придет. И та безделушка на шее душу твою тоже, дитятко, не
защитит. Вон она, – ведьма кивнула на Миленку, – ее с тебя и снимет, когда время для обряда
настанет. Своими белыми рученьками – пора и ей, привереднице, их кровью замарать.
Миленка наконец поняла, что за отрава была в чаше. Она коротко и хрипло вскрик-
нула. Следом вскрикнул мальчишка: хозяйка небрежно повела ладонью – и его, рванувшегося
к Миленке, отбросило на пол и прижало к стене.
Вештица нависла над Миленкой и безжалостно разжала ей пальцами рот, а анчипыр
запрокинул зморе назад голову.
Край чаши прижался ко рту, и в горло Миленке хлынула склизкая жижа – сладковатая,
густая, знакомо отдающая гнилью.
***
Солнце садилось за лес. Румяно-красное, подсветившее облака золотом, оно уже повисло
над темными верхушками елей. По воде протянулась дрожащая золотая дорожка, а из камышей
снова выползал туман – холодный, молочно-белый.
Над головой сидевшей на траве Ветлинки тихо шумела ива, к толстому узловатому стволу
которой она прислонилась спиной. А на коленях у берегини лежал нож Терёшки.
Ныряла она трижды, прежде чем отыскала его на илистом дне.
Тонкие пальцы Ветлинки погладили теплую яблоневую рукоять – бережно, как живую.
Коснулись синеватой узорчатой стали клинка, тронули острие – и отдернулись, словно боясь
разбудить что-то живое и до срока в клинке спящее.
Он был добрый, храбрый, упрямый – тот, для кого ковали этот клинок и кто дал Терёшке
жизнь. Такой же, как его сын. Это Ветлинке увиделось сразу, когда весной она притронулась
к рукояти Терёшкиного ножа впервые.
Берегини хорошо ладят с людьми, их не надо просить помочь, когда человеку, попавшему
у реки в беду, нужна помощь. Но не с каждым человеком берегине самой бывает уютно рядом,
как на летнем пригреве – так, что хочется смеяться от радости, цветком раскрываясь навстречу
этой благости.
Семь лет назад волной такого щедрого и сердечного человеческого тепла Ветлинку и
окатило – от рыжего, как солнышко, восьмилетнего мальчишки, что доверчиво вложил в ее
ладонь вырезанный своими руками кособокий липовый гребешок. Принимая подарок, она и
увидела: в его крови дремлет огонь, ненавистный Тьме. Тот, что жарко горел в Первых людях,
когда Белосветье было юным, а люди и духи еще тянулись друг к другу.
Сейчас необычному мальчишке грозила необычная беда. Такая, что стократ хуже просто
смерти. Ветлинка чувствовала это остро, всей кожей – хоть и был Терёшка от нее далеко. Знала
и то, что надо спешить, если хочет она рискнуть и подставить своему юному другу в бою плечо.
Берегинь называют так не только потому, что живут они на берегу. Смешливые и веселые
дочери воды и леса, конечно, не воительницы, и живое сделать мертвым их волшба не способна.
Но и беспомощными их не назвать – есть у них кое-что в запасе, чтобы защитить-уберечь,
когда нужно, и других и себя.
Например – волшебный щит, лежавший у ног Ветлинки, который она сполна накачала
силой реки. Сплетенный из живых, зеленых ивовых ветвей, он походил на лодочку. Легкий,
94
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
небольшой – чуть меньше трех локтей в длину. Из ивовой лозы были сплетены и его ремни.
Сняв с головы венок, Ветлинка надела щит через плечо и ловко закинула поудобнее за спину.
Имелся в запасе у Ветлинки и другой секрет. Тот, что она веками хранила на самый
крайний случай – такой, как теперь.
Берегиня сунула нож Терёшки за пазуху. И отцепила от пояса маленький, потемневший
от времени костяной гребень, подаренный ясноглазым выдумщиком-волхвом. Сказавшим ей
на прощанье слова, которые Ветлинка запомнила навсегда: «Когда крылья у тебя есть – и жить
просторнее».
Она закружилась по траве, трижды быстро повернулась по солнцу, широко раскинув руки
– и резким движением воткнула гребешок себе в волосы.
Там, где она только что стояла, полыхнуло ослепляющим светом… и молодой, еще без
темных полос на боках и на шее серый дикий гусь со звонким криком расправил крылья, взмы-
вая в небо над берегом. Сделал круг над верхушками ракит, будто не зная, куда лететь. Но он
знал и крикнул еще раз – протяжно и трубно.
А потом, мощно взмахивая крыльями, заторопился к лесу – туда, где впадал в реку Мед-
ведицу узкий и глубокий, темноводный Лешачий ручей, вытекавший из Долгого болота.
***
Раньше Терёшка никогда не думал, что так бывает.
Вроде и надо скулежом исходить от страха, себя жалеючи, – тихим, щенячьим. Глотать,
шмыгая носом, слезы пополам с соплями, молитвы светлым богам беззвучно, одними губами,
шептать и просить их тебя услышать, защитить, оборонить. Потому что знаешь: кроме них,
светлых богов, никто тебе сейчас не поможет.
А страх вдруг взял – да кончился. И пришли на его место ярость пополам с упрямой и
жаркой бесшабашной злостью. Просто так не дамся, если уж мне всё равно конец. Подавитесь
моими косточками!
Может, потому и услыхали его ошарашенные таким нахальством небожители. Может,
потому и послали то самое чудо, на которое Терёшка и надеяться перестал: они с внучкой
знахарки Глафиры остались в зимовье одни.
Весь день вештица выглядела довольной – разве что не облизывалась. Но ближе к вечеру
ровно вдруг укусил ее кто. Из того, что ведьма бормотала под нос, ведя разговор сама с собой,
Терёшка понял: хоть и закляла она тропы, которыми можно добраться к зимовью, но обвешан-
ные оберегами мужики-охотники упрямо по лесу шастают с самого утра – парня вовсю ищут. С
медвежьими рогатинами да с луками. Надумала ведьма пойти в лес во второй раз – проверить,
хорошо ли держат заклятия.
Больше того, на удачу Терёшки, в зимовье кончился хворост – пусть и меньше его тре-
бовалось колдовскому огню, чем огню обычному. А поблизости все до веточки уже собрала
внучка Глафиры. Поэтому вештица беспечно прихватила с собой подручного-анчипыря, чтобы
хворосту набрал да обратно ношу на себе тащил. Самой-то ей, ясное дело, не пристало…
Терёшке в какой уже раз вспомнилась сказка, услышанная когда-то от Зоряны. Там пар-
нишка, попавший в лапы к вештице, сумел перехитрить собравшуюся его зажарить в печке
ведьму. Прикинулся дурачком: «Поучи меня, тетенька, как на лопату надо ложиться, а то я не
умею!» Вештица, от большого ума, села на лопату, а парень ее в печку и пихнул – и заслонкой
закрыл… Эх, жалко, нельзя и с этой гадиной сделать так же, да и нет в зимовье Браняты печки.
– Не скучай, дитятко, – усмехнулась вештица с порога. – А доченьку мою приемную
обидеть без меня и не думай: тебе же будет хуже. Зелье мое ее долго под чарами продержит.
Я б дрянь своевольную всё время опаивала, чтоб послушной была – да нельзя: не выдержит
еще, помрет.
95
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
У Терёшки при виде того, что с девчонкой сотворило колдовское пойло, сердце аж
замирало от боли и ненависти. Остановившийся взгляд, неживое, безучастное ко всему лицо,
струйка слюны, ползущая из угла губ, покорное «да, матушка» и «воля твоя, матушка», про-
износившееся тоже словно неживыми губами, когда она с поклонами кидалась исполнять при-
казы вештицы – от всего этого хребет лютой стужей драло. А страшнее всего было то, что
Терёшке упрямо казалось, будто из бесцветных глаз-льдинок девчонки на него теперь смотрит
кто-то совсем другой, чужой и злобный. Завладевший наконец-то строптивым телом – и мле-
ющий от удовольствия, почуявший, что можно выпустить когти, если его спустят с цепи.
Сейчас девчонка возилась у очага, выгребая из него золу.
А Терёшка, сидевший, поджав ноги, на полу у стены, растягивал потихоньку путы на
руках и чувствовал: они поддаются.
На острый сучок, который торчал где-то на высоте колена в неошкуренном бревне, под-
пиравшем кровлю зимовья, он со всего маху налетел спиной, когда заклятьем вештицы его
сбило с ног и припечатало о стену. Теперь под правой лопаткой у Терёшки крепко саднило,
но губы были готовы разъехаться в злорадной ухмылке. Приходилось изо всех сил не подавать
виду, прятать глаза.
Потому что он ухитрился, вжавшись спиной в опорный столб полуземлянки, незаметно
подвести скрученные сзади запястья к тому самому сучку и вогнать его себе в мякоть левой
руки над кистью. Закусив губу – и сумев даже не поморщиться.
И теперь новенький сыромятный поясной ремешок, которым связал ему руки мертвяк,
осклиз, напитавшись кровью – и стал податливым. Оживали и распухшие кисти – их словно
кусачие лесные муравьи облепили и жалили, но пошевелить он ими уже мог.
Пытаясь освободиться от пут, Терёшка прикинул и как выбраться из темницы. Кровля
зимовья, настеленная из легких сосновых плах и присыпанная сверху землей, в левом углу
напротив входа изрядно просела: прогнила – и текла. За два года, пролетевшие с тех пор, как
Терёшка ночевал здесь с дружками, угол этот весь затянуло плесенью. И плахи кровельные там
– наверняка уже одна сплошная труха.
Вынуть пару-тройку – и земля, насыпанная на скат крыши, сама поползет вниз и обру-
шится. И через эту дыру можно будет выбраться наружу. Об этом вештица не подумала, заго-
варивая только порог.
Лишь бы тварь задержалась в лесу чуть подольше – а за девчонкой, если удастся ему
сбежать, он вернется. Костьми ляжет, наизнанку вывернется, но вызволит.
И прощения на коленях попросит за то, что придется сейчас ее скрутить и связать, разо-
рвав на полосы драный плащ.
Растянувшийся скользкий ремень наконец свалился с запястий. Терёшка с облегчением
убедился: руки его слушаются. Выпростал их из-за спины – и осторожно повел занемевшими,
ноющими плечами, разминая суставы.
И в этот миг девчонка обернулась.
Глиняный жирник на столе еле светил, и в его тусклом зеленоватом свете она сейчас,
как никогда, была похожа на нежить. Зажглись в глазах хищные огоньки, вздернулась верхняя
губа, зубы оскалились.
Худющая, узкоплечая змора уступала Терёшке в росте на полголовы, но, когда они,
хрипя, покатились по полу, парень понял: с тем, что сейчас завладело ее телом, превратив дев-
чонку в одержимую, голыми руками не совладать. Шипя и уперев ему в живот колено, нечисть
навалилась на него, и костлявые пальцы вцепились в шею…
Может, захлестнувшее Терёшку отчаяние как раз и придало ему сил. Он рванулся, высво-
бодил левую руку – и выкрутил тонкое запястье. От боли, вспыхнувшей в окровавленной руке,
он сам едва не заорал – но и змора хрипло вскрикнула. Не от того, что косточки ей Терёшка
96
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
лишь чудом не сломал: девчонка вывернулась и схватилась за щеку и правый глаз так, словно
их обожгло.
Разорванный ворот его рубахи распахнулся – и одержимая случайно прижалась лицом к
серебряному кресту-секирке, который сын Охотника носил на груди под рубахой. И каким-то
наитием, пришедшим неведомо откуда, Терёшка вдруг понял, что должен сделать.
Или – это его кровь вспомнила?
Он рывком выпростал правой рукой из-под ворота ремешок, на котором висел знак
защиты души. Сдернул через голову и набросил нагретый своим живым теплом оберег дев-
чонке на шею.
Закричала она, забившись всем телом и дугой выгибаясь в его руках, громко и отчаянно.
А на пол со стуком посыпались цветные бусины – с лопнувшей нитки проклятого ожерелья.
По зимовью протянуло холодным ветром – и в лицо Терёшке дохнуло тлением, будто из
свежеразрытой могилы. Он покрепче обнял обмякшую, как тряпичная кукла, девчонку.
– Убирайся, – велел он сквозь зубы, глядя в светящиеся болотными огнями глазницы
темной расплывчатой тени, вставшей за плечами девчонки. – На Ту-Сторону к себе провали-
вай, тварь. Она не твоя. Ну? Оглохла?! Вон!
И со смаком загнул – тоже сквозь зубы – такую брань, что, услышь это Пахом, одним
подзатыльником Терёшка бы не отделался. Как пить дать, огреб бы еще и вожжами пониже
спины.
Смутная тень, которую обычный человек и не увидел бы, дрогнула и отступила на шаг.
И еще на шаг, подавшись, как сгусток черного тумана, к двери и медленно растворяясь.
– Уходи, – с ненавистью повторил Терёшка угасающим зеленым огням.
Девчонка застонала и закашлялась, снова выгнувшись в судороге. Терёшка еще крепче
прижал ее к себе – и Глафирина внучка открыла глаза.
Сначала она смотрела на него, словно не узнавая, затем взгляд сделался осмысленным –
и девчонка схватилась за шею.
– Ой, мамочки… – еле слышно прошептали белые губы.
А потом пленницу вештицы затрясло в безудержных сухих рыданиях. Она уткнулась
лицом Терёшке в плечо, а он растерянно гладил седые волосы и чувствовал себя болван бол-
ваном.
Вот чего он никогда не умел – так это успокаивать захлебывающихся плачем девчонок.
***
Далеко им уйти не удалось.
Девчонку – Терёшка наконец-то выспросил, что ее зовут Миленкой, – шатало от слабо-
сти, но держалась она храбро. И когда они из зимовья выбрались через дыру в крыше, сразу же
попыталась взять с него обещание: «Стану тебе по дороге обузой, брось меня в лесу и доби-
райся до села в одиночку». В ответ Терёшка сердито обозвал спутницу дурищей несусветной.
Задержались они в осиннике у оврага, рядом с заросшим рогозом озерцом, из которого
Миленка брала воду, прислуживая ведьме. Терёшка выломал себе крепкий дрын: надо было
разжиться хоть каким-никаким, но оружием. Сойдет и суковатая палка, решил парень – и в
который раз помянул тихим нехорошим словом Миленкину хозяйку, лишившую его отцов-
ского ножа.
Солнце уже почти скрылось за лесом. Между стволами сгущалась темнота, а небо над
вершинами деревьев залило алым.
Выйти к верховьям Лешачьего ручья – вот что задумал Терёшка. Так получалось длин-
нее, но он надеялся: если пойти по ручью, то, может быть, выйдет сбить погоню со следа. Да
97
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
и не зря, видно, говорят, что нечисть побаивается текучей воды: там, на берегу, не полезла же
отчего-то вештица в реку – и не справилась с Ветлинкой. Значит, не врут.
Они продрались через мелкий полуоблетевший березняк, который шумел за оврагом, и
выбрались на поросшую папоротником поляну. За ней темнел густой ельник, а за ним уже и
до ручья было рукой подать…
Да только их уже ждали.
Вештица парила в воздухе у опушки ельника. Оба уцелевших бебока, скаля зубы, жались
к ее босым ногам, а рядом неподвижным истуканом застыл бедак. Крохотные, широко рас-
ставленные глазки мертвяка всё так же светились тускло-зеленым – и у Терёшки совсем не ко
времени мелькнуло в голове: видать, и этого урода вештица подняла, вселив в его тело душу
с Той-Стороны.
Он услышал, как охнула за спиной Миленка. И опять с удивлением понял: страха за себя
в нем отчего-то нет. Совсем. Только за нее.
– Беги, – велел он через плечо девчонке, половчее перехватывая осиновый дрын. – К
воде!
Как Терёшка и ждал, первыми вперед кинулись бебоки. Вслед за ними с места сдвинулась
грузная туша бедака. Как и в прошлый раз, вештица не спешила пускать в ход волшбу: то ли
хотела развлечься, решив, что беглецы так и так не уйдут и с ними можно поиграть, как кошке
с мышками, то ли уверена была, что слуги справятся сами.
– Беги! – снова яростно прошипел Терёшка Миленке.
Он уже с отчаянием видел: бежать прикусившая до крови губу девчонка, чтоб ей пусто
было, даже не думает – и его не бросит.
И тут над поляной раздался резкий птичий крик.
Большой серый гусь с широко раскинутыми крыльями, темные маховые перья которых
окаймляла яркая снежная белизна, вынырнул из-за верхушек елей неожиданно – точно и
вправду молнией упал с неба. Пронесся над прогалиной, едва не хлестнув крылом по морде
отшатнувшегося анчипыря… и исчез в слепящей вспышке радужного пламени.
А когда пламя, полыхнувшее в трех шагах от беглецов, опало и погасло, Терёшка даже
затряс головой, на какой-то шальной миг подумав, что или спит, или ему всё мерещится: рядом
с ними стояла Ветлинка.
– Терёшечка, ягодка, держи!
Ловко брошенный Ветлинкой нож, который та первым делом торопливо выхватила из-
за пазухи, парень поймал в полете за рукоять. Решив не удивляться больше никаким чудесам,
он ощутил, как ладонь знакомо обдало теплом.
Камень в серебряной обоймице не просто светился – пылал неистовым синим огнем.
Отскочивших назад бебоков, которые, съежившись и прикрывая головы руками, пыта-
лись загородиться от слепящего света, просто разнесло на ошметки мертвой плоти и костей:
по обоим, как плеть, хлестнул ярый лазурный луч. Вырвался он из середины лознякового щита
берегини, который та успела переметнуть на руку.
А в следующее мгновение их – и беглецов, и ее саму – сшибло с ног и отшвырнуло в
папоротники: вештица хрипло что-то выкрикнула, взмахнула рукой – и на лес, обступивший
прогалину, обрушился порыв ветра. Черного, от которого застонали деревья.
Терёшка поднялся на колени первым – чтобы увидеть, как анчипыр плашмя заносит меч
над Миленкой. Осиновый дрын, который он, падая, выронил, рука нашарила в папоротниках
словно сама. Терёшка, вспомнив, как играл в волотовы городки, размахнулся и швырнул палку
мертвяку точнехонько в висок.
От облезлой рогатой башки дрын отскочил, как от дубового пня, но мертвяка парень
отвлек. Бедак развернулся к новому противнику, и Терёшка, подкатившись в кувырке нежити
98
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
под ноги, полоснул его ножом по сухожилиям – под коленями. Наука дядьки Шумилы опять
пригодилась.
Клинок, легко вошедший в гнилую плоть, сверкнул синим – и мертвяк тяжело пошат-
нулся. Но от удара огромнейшей ручищи Терёшка, поднимаясь на ноги, увернуться уже не
успел. Острые когти полоснули по левому плечу, и парень, отлетев назад, крепко приложился
правым боком и лопаткой о землю. Тут анчипыря из-за подрезанных сухожилий повело вбок,
и он рухнул на левое колено.
Лучом, вылетевшим из щита Ветлинки, бедака наискось развалило до пояса. Хоть и был
на сей раз этот луч узким и тонким: запас волшбы, накопленный в щите, почти иссяк. Потому
и не отходят берегини далеко от реки. И не только из-за того, что их сила без текучей воды
тает: для них самих долгое пребывание вдали от берега грозит небытием.
Ветер во второй раз пригнул к земле папоротники, в воздухе замельтешили вихри из
опавшей листвы. Вештица, взмыв над прогалиной на высоту человеческого роста, стреми-
тельно заскользила к ним троим. Ее космы встали дыбом, она вновь величественно вскинула
руки… и со вскриком заслонила ими лицо, так и не закончив заклятия.
Потому что над прогалиной снова разлился свет – теперь уже изумрудно-зеленый, живой
– и на мгновение ослепил ведьму.
Недоплетенное заклятие ударило по самой вештице – с маху, откатом. Она покачнулась
в воздухе – и рухнула наземь. Но на ноги поднялась сразу и заозиралась, не понимая, откуда
появился волшебный свет. Нет, сдаваться тварь не собиралась. На искаженном злобой още-
рившемся лице, в кривящихся чертах которого ничего человеческого уже не осталось, жутко
горели бесцветные глаза.
Белый, как полотно, Терёшка глянул в ту же сторону, что и ведьма – и увидел Миленку,
стоявшую посреди папоротников. Губы девчонки шевелились, тонкие руки сами собой двига-
лись, будто вывязывая в воздухе узоры, а ладони наливались ясным свечением цвета весенней
листвы. Сила, доставшаяся внучке и ученице знахарки Глафиры от бабки, никуда не делась:
все эти три года она спала в крови и ждала своего часа. А та, что звала себя хозяйкой Миленки,
на эту силу так и не смогла наложить лапу.
Вештица взвыла, когда высокий, уже по-осеннему побуревший папоротник, доходивший
ей до бедер, вдруг вспыхнул ярко-зелеными искрами, точно из него вылетел рой светлячков,
и цепко оплел ей ноги.
Выдраться из живых пут ведьме удалось, но еще несколько драгоценных мгновений она
потеряла. И воздух со свистом рассек нож, который отчаянно метнул Терёшка.
Левая рука паренька висела плетью, его всего шатало, но прицелился он как надо. Оку-
танный синим свечением клинок вошел вештице точно в горло, под подбородок.
Столб призрачно-бледного пламени встал над прогалиной, взметнувшись выше верху-
шек елей. Взлетел к небу нечеловеческий, дикий вопль, от которого хотелось зажать уши – и
стало тихо.
Демона, что вселился в вештицу, унесло на Ту-Сторону. А в папоротниках осталось
лежать изломанное, иссохшее, залитое черной кровью тело в рваных лохмотьях. Как смятый
ворох сброшенной одежды.
Терёшка наклонился над ним. Вытер о траву нож, в рукояти которого угасал синий
камень. И, чувствуя, что колени у него подгибаются, а голова кружится и плывет, без сил осел
наземь.
***
Рассвет над ельником вставал холодный, цвета разведенного малинового взвара. С мок-
рых хвойных лап капало, меж стволов стелился туман.
99
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
100
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Хлопот полон рот
Огнегор рухнул на подушки как подкошенный. Тяжело дыша, почти хрипя, дрожащей
рукой потянулся к поясу и отцепил небольшой флакон-скляницу с узорной крышкой. Мут-
ными глазами посмотрел на свет, сколько еще осталось ядовито-красной жидкости. Поло-
вина… Должно хватить. Открыв крышку, колдун залпом осушил флакон.
По телу тут же пробежала знакомая мелкая дрожь. Молодильное зелье, к которому
хозяин Громовых Палат за долгие годы успел пристраститься, обычно действовало безотказно,
не только возвращая моложавый вид, но и прибавляя сил… Оно и в самом деле стремительно
преобразило внешность: глянув в стоявшее рядом высокое зеркало, Огнегор увидел, как исче-
зают набрякшие мешки под глазами, разглаживаются морщины, а на щеках вспыхивает румя-
нец – он будто разом скинул полвека. А вот силы, увы, возвращались неохотно; подняться
никак не получалось, тошнота и головокружение хоть и отступили, но не исчезли. Лежа на
подушках и сжимая пальцами виски, чародей тихо сквозь зубы застонал. Немощность он нена-
видел даже больше боли.
Линяло, старший шутик-надзорник, уже отрывисто отдавал указания, а услужливые
кузутики суетились вокруг – один обмахивал большим древковым веером, другой взбивал
подушки, чтобы хозяин устроился поудобнее, третий поднес чашу целебного красного вина.
Вино поможет, но лучше бы еще молодильного зелья… Послать наверх, за скляницей?
Нет! Драгоценного эликсира не так много, следует приберечь, к тому же переборщить с подоб-
ным лекарством – опасно. Перед сном принять – можно, а сейчас боль лучше перетерпеть, она
скоро затихнет…
Отпив вина и поудобнее устроившись на подушках, Огнегор тяжело вздохнул. Путеше-
ствия через волшебные врата давались ему с огромным трудом. Заклятие перемещения вытя-
гивало из колдуна жизнь, и после перехода ему приходилось подолгу приходить в себя. Неуди-
вительно, что вратами хозяин Бугры-горы предпочитал не пользоваться, однако в этот раз у
него не было выбора.
Змей Горыныч, к которому колдун отправил Смагу с посланием, заартачился. Нет, гонца-
то он принял и письмо прочел, а дальше началось… Связавшись с хозяином через зачаро-
ванное зеркало, Смага коротко сообщил, что Змей будет говорить лишь с самим Огнегором.
Дескать, коли хочет дела вести совместные – пусть самолично приезжает.
Ответ был оскорбительным, но колдун понимал, что договор с Горынычем необходим, а
потому сдержал гордыню, стерпел. Долгое и опасное путешествие к Сорочинским горам Огне-
гор позволить себе не мог, пришлось использовать волшебные врата.
Вот и оказался чародей в Змеиных Норах в тот же день, как получил вести от Смаги.
Переход дался тяжко: пришлось бороться с тошнотой и слабостью, ноги и те не держали. Гото-
вясь к встрече с хозяином Сорочи́н-горы, Огнегор выпил полфлакона омолаживающего зелья,
и оно помогло. Колдун сумел сохранить лицо и переговоры с трехголовым торгашом провел
спокойно и делово.
О Горыныче колдун много слышал, и встреча с глазу на глаз подтвердила часть сплетен.
Змей оказался хитрым, себялюбивым, вспыльчивым, явно себе на уме, с таким союзничать
будет сложно. Оставалось надеяться, что торговая порода возьмет в нем верх над лукавством,
ведь предложенная Огнегором сделка сулила выгоду всем. А так, пусть вертится и пытается
надуть, и не таких встречали, и не с такими дела вели.
Змей тоже доверчивостью не отличался. Он согласился помочь Огнегору, пообещал отря-
дить своих лучших бойцов – турхаудов… но лишь в обмен на услугу. Попросил найти некоего
оружейника, которого русичи увели с освобожденным полоном лет десять назад. Вознамерился
он вернуть мастера, поскольку считал, что того заставляют служить Великограду и придумы-
101
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
вать какие-то чудо-механизмы. В подробности Огнегор вникать не стал, лишь уточнил, уверен
ли Змей, что мастер жив? Ведь немало времени прошло, кто знает, что с ним сталось? Горыныч
только усмехнулся в ответ, мол, мастер – хитер, живучая змеюка, наверняка здоров, но коли
узнаешь, что помер, сообщи, проверю, косточки соберу, памятник из них сложу.
Во время разговора Змей вообще скоморошничал как мог, не то пытался удивить гостя
своим остроумием, не то, хуже того, пытался понравиться. Это сильно коробило и раздражало.
Настолько, что в какой-то миг чародей принялся вспоминать, можно ли убить тварь из Уже-
мирья, откуда родом все змеевичи?
Путешествуя в Иномирье по нижним ветвям Карколиста, Огнегор однажды забрел в этот
странный, каменистый, полный воды, огня и пара мир, но пробыл там недолго. Людям нечего
делать в месте, где царствуют бесчисленные породы змей, где их кубла на каждом шагу, и
со всех сторон грозит смерть. А вот гадам Ужемирья Белосветье определенно приглянулось.
Именно оттуда во время Нисхождения Тьмы проник на земли Руси Старший Змей, оттуда же
пришла в Сорочинские горы и Пламенная Змея, мать Горыныча. Обоих Огнегор помнил, с
обоими встречался.
И ни на кого из них Змей Горыныч, унаследовавший титул Старшего, не походил.
Трехголовый сынок Пламенной Змеи что-то говорил, чем-то хвастался, над кем-то под-
трунивал; Огнегор слушал вполуха, перебирая в голове многочисленные разновидности змеев,
и пытался припомнить какие-то волшебные средства для борьбы с ними – но никак не мог. Он
точно знал, что на них не действуют яды, даже самые смертоносные. Что до волшбы, то Огне-
гор знал лишь пару случаев, когда сильным чародеям удавалось одолеть чешуйчатых против-
ников, размерами и силой подобных Горынычу. Один из волшебников погиб от истощения,
пав рядом с крылатым супостатом, второй – полностью лишился магических сил и доживал
свой век обычным человеком… ну, хоть выжил. Ничего удивительного, что чародеи со змеями
предпочитают не связываться. Богатыри – другое дело…
Змей опять пошутил, пришлось натужно улыбаться в ответ и одобрительно кивать – на
союз с Горынычем колдун ставил всерьез и не собирался выказывать собеседнику неуваже-
ние. Огнегору нужны были не только змеевичи-воины, он надеялся и впредь прибегать к услу-
гам Старшего Змея, а потому, для вида подумав, согласился найти загадочного мастера, лишь
спросил, есть ли хоть малейшее представление о том, где его искать? Хозяин Сорочин-горы
тут же рассказал все, что знал сам, после чего небрежно заметил, мол, как добудешь, сообщи,
прилечу. Если все будет хорошо, заключим договор, будем друг другу помогать…
В целом переговоры удались, оставалось справить порученное дело. Но сначала – отдох-
нуть и поесть. Пока служки накрывали на стол, Огнегор, чувствуя, что слабость наконец-то
отступает, поднялся и прошелся по палатам, разминая онемевшие конечности. Заботливый
кузутик с веером ходил за ним, как привязанный.
– С возвращением, господин, – раздался сзади мелодичный и знакомый голосок.
Колдун обернулся, кинув быстрый взгляд на свою помощницу Нияду. Высокая и строй-
ная девица северных кровей стояла на пороге залы, картинно отставив в сторону стройную
ножку, нарочито показывая и соблазнительное бедро, и высокие, выше колена, сапоги из тон-
кой темной кожи.
Одета Нияда сегодня была в неброское, но красивое темное платье, сверху обтягиваю-
щее, а ниже талии – свободное. Его можно было бы назвать строгим, если бы не глубокий вырез
на груди и разрезы по бокам подола.
С украшениями она никогда не перебарщивала – только в ноздре поблескивало неизмен-
ное золотое колечко, длинную шею украшало плотное бархатное ожерелье-ошейник с черными
агатами, а на тонких пальцах левой руки поблескивали три зачарованных перстня, соединен-
ных с изящным браслетом тончайшими переплетенными цепочками – будто драгоценной пау-
тинкой тыльную сторону ладони украсила.
102
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Нияда входила в число ближайших слуг Огнегора, ее кто-то мог бы даже назвать сорат-
ницей. Характером ведьма отличалась строптивым, но, несмотря на ее причуды и особенно
страстное мужененавистничество, Огнегор ценил Ниядины ум и хитрость. Подход к ней колдун
нашел простой, но безотказный: не позволял себе заигрывать, разговаривал исключительно по
делу, часто хвалил, особенно когда было за что. Подобная холодность шла вразрез с его люб-
веобильной природой, однако терять столь полезную помощницу ради мимолетной прихоти
Огнегор не собирался, вот и держал себя в руках.
– Благодарю, – по привычке сухо ответил он, добираясь до стола и усаживаясь в кресло
с высокой спинкой.
– Как все прошло? – Миндалевидные темно-серые глаза ведьмы смотрели, казалось бы,
с искренней заботой. – Что ответил Змей?
– Прошло все недурно, но Змей поставил условие. Нужно нам сыскать на Руси мастера-
оружейника по имени Змёда Шестипалый. Лет десять назад русичи похитили его из Сорочин-
ских Нор и, по сведениям Змея, заперли где-то на севере. Мне думается, что в Железных горах,
как раз в то время русичи обустроили особые пещеры, где мастерят оружие, туда и направляют
лучших оружейников Славии. Сама понимаешь, охраняют – не прорваться. Было дело, пробо-
вал я по тем местам прогуляться, так меня первый же разъезд чуть не прихватил, еле ушел.
Как сейчас – не знаю, надо разузнать-разведать, и коли Змёду держат там, придумать, как его
выкрасть.
– Я могу разузнать насчет Железных гор. – Она подошла ближе, и колдун, почувствовав
цветочно-ягодный аромат, невольно облизнулся. – Мои ведьмочки есть повсюду, в том числе
и на севере. Присмотрятся, расспросят; где нужно – подкупят или заворожат.
– Хорошо, – кивнул Огнегор, ведь он так и хотел сделать. – Первым делом разузнай,
там ли этот Змёда, жив ли и, если там и жив, – много ли охраны? А как прознаешь, за дело
я возьмусь сам.
– Смага тоже вернулся? – полюбопытствовала Нияда, накручивая каштановую прядь на
палец.
Колдун лишь покачал головой в ответ, принимая от служки очередной бокал вина. Опира
он отправил к Лысой горе, с поручением добыть еще воинов. Ярон Лихорад, повелитель всех
худов и бедаков, и так уже помог, сумев незаметно для русичей, частями, переправить к Гро-
мовым Палатам внушительную рать. Состояла она из воинов-текрей, при которых были сот-
ники-кегри, военачальники триюды и разведчики-шишко. Мало того, Лихорад расщедрился
на полусотню копитаров – самых грозных своих воинов, крылатых худов, что, по слухам, пре-
восходили воинскими уменьями всех прочих и которых Ярон держал при себе телохраните-
лями. Но ратников много не бывает, для осуществления задумки Огнегора требуется большое
войско, значит, надо просить еще. Верный Смага привык к частым поездкам, еще одно пору-
чение было ему не в тягость.
После вина голова снова разболелась, и колдун невольно потер висок. Заметив это, сто-
явший у стола остроносый кузутик вышел из задумчивости и вновь принялся обмахивать хозя-
ина веером. Не обошла вниманием движение колдуна и Нияда.
– Врата? – коротко предположила она.
– Да. Пришлось.
– Сложно?
– Смотря где, – поморщился Огнегор. В Иномирье пользуйся вратами, сколько угодно,
а на Руси их открывать – себя гробить, каждый раз будто ста лет жизни лишаешься. Кабы не
лечебные зелья, загнулся бы давно, а колдуну послабее и зелья не помогут. Земля Русская осо-
бая, волшбу эту не приемлет, недаром открывают врата обычно на границах Руси, в царствах
Золотой Цепи, там противодействие не столь сильно.
103
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– А как же мы войска соберем? – Нияда, нахмурившись, прищурилась. – Те, что мои
ученики готовят?
«Мои ученики»… Нияду Огнегор поставил во главе набранного им шабаша, и девушка
немало тем гордилась – еще бы, ведь издревле заведено, что сообществами ведьм управляют
колдуны. Она искренне полагала, что ее выбрали за неоспоримую безупречность и выдающи-
еся заслуги… и отчасти была права. Ближайших помощников владыка Громовых Палат заи-
мел себе отменных, и каждый занимался своим делом: Смага – воинским, Ярозор – хозяй-
ственным, Нияда же – чародейским. Она помогала в магических изысканиях, искусно плела
интриги, узнавала новости, разведывала и, конечно, управляла младшими ведьмами и колду-
нами, которых, теша собственное самолюбие, называла «учениками».
При всем своем уме красавица не понимала, что на самом деле шабашем управляет Огне-
гор: он набирает учеников, отдает приказы и, по сути, является истинным верховным колду-
ном. С помощницей он поделился лишь внешними признаками власти, позволяя напрямую
повелевать младшими чародеями, но заставляя их исполнять его, Огнегора, волю. Все реше-
ния принимает он, и как доставить рать к Бугре-горе, он уже давно решил.
– Войска переместим, как и задумывали. Через врата – в долину, – ответил колдун и пояс-
нил: – За все приходится платить, Нияда, вопрос лишь в том – какую цену. Придется риско-
вать, ничего не поделаешь, есть у меня пара мыслей на этот счет. Подготовимся получше, зелья
усилим, обряд нужный проведем. Надо только в книгах покопаться… в общем, справимся.
– А иного средства нет? Вдруг можно как-то по-другому, без риска?
Порой Огнегор забывал, насколько молода его помощница. Молода и при всем своем
уме наивна. Неужели и в самом деле думает, что он не пробовал найти другие способы? После
первой же попытки открыть врата на Руси колдун едва не погиб. Он хорошо помнил, как харкал
кровью, корчась в судорогах на холодной земле, как шептал враз потрескавшимися губами
целебные заклятия… Еле оклемался – посох помог, усилив действие лечебной волшбы.
С тех пор Огнегор и искал способ быстро и незаметно перемещаться по опасным зем-
лям. Увы, возможностей оказалось не так уж и много, особенно для больших отрядов. В оди-
ночку-то он странствовал без труда в виде вихря. Этот привычный и не слишком затратный
способ не доставлял почти никаких неудобств, кроме главного – он требовал остановок для
отдыха, которые крали драгоценное время. К тому же перенести с собой колдун мог от силы
двух попутчиков. Когда же речь шла о десятках, а то и сотнях воинов…
Были, конечно, дивокони. Одного такого Огнегор приобрел у яги в Балуйкином лесу.
Конь-скороход по кличке Чернь мог невидимкой покрывать громадные расстояния, но поку-
пать больше одного Огнегор не стал – сокровищницы не хватит. Да и с ягами дел колдун вести
не желал по многим причинам; коня же взял на пробу, оценить, что за звери такие, эти ягины
дивокони, на что способны, как себя ведут. Что ж, оценил. Купленный скакун оказался дорог
не только ценой, но и содержанием, привередлив, норовист, и управлять им выходило не у
всякого. Огнегора зверюга чуть не убила – с той поры колдун к Черни и близко не подходил,
отдал Смаге, тот как-то научился с дикой тварью обращаться.
– Иных способов незаметно переместить большое войско пока не найдено, – терпеливо
объяснил Огнегор, отламывая кусок мягкого белого хлеба, – а потому будем использовать
врата.
– Для войска – ясно. Только я о вашем здоровье пекусь, повелитель. Может, лучше зверем
или птицей оборачиваться и так передвигаться? Слышала, на Руси это принято…
Прежде чем ответить, Огнегор не торопясь дожевал, не спуская глаз с помощницы.
Ведьма, почуяв неладное, смутилась и отвела взгляд.
– Передвижения с помощью оборота, – наконец произнес колдун, – то для молодых
да глупых. Тех, кто жаждет погибнуть от шальной стрелы какого-нибудь зверолова, что не
вовремя на охоту вышел. Помнишь, я упоминал Шадра? Великий был чародей, многого
104
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
добился, славился своими изысканиями, а сгинул как раз вот так: подстрелил селянин, когда
Шадр куда-то орлом летел. Бесславный, дурацкий конец, другим – наука. Поэтому я и путеше-
ствую в виде вихря, от него все сами разбегаются, да и оружие не страшно. Тебе тоже советую
этому способу обучиться.
– Мне пока этого хватает, – подняла руку с перстнями Нияда, и в голосе ее прозвучал
явный холодок. – Что ж, оставлю вас, господин, и немедля отправлюсь узнавать о мастере.
Огнегор проводил уходящую ведьму задумчивым взглядом, и глаза его невольно опусти-
лись вниз, на соблазнительные покачивающиеся бедра помощницы. Хороша, худовка. Не в его
вкусе, но хороша и – главное – умна. Не любит, когда ее молодой да глупой называют, пусть
и иносказательно.
Мысли о женских прелестях пробудили в Огнегоре всевозможные аппетиты. Оставшись
один, он набросился на еду, решив, что голод иного рода утолит чуть позже. Головная боль
отступила, самочувствие улучшалось. За едой, в тишине и спокойствии, хорошо поразмыш-
лять.
Хлопоты прибывали, но Огнегор привык решать много дел разом, праздности не терпел,
а потому чувствовал себя, как рыба в воде. Всё шло, как должно, однако Огнегор знал, что
препятствия на пути к цели возникают внезапно и с неожиданной стороны. Увы, всё преду-
смотреть невозможно, что, впрочем, не означало, что следует поступать наобум. Пускай ум
наперед, а то отстанет, не догонит.
Долгая жизнь одарила чародея знаниями и опытом, а они, в свою очередь, учили, что
всегда следует действовать по обстоятельствам, но не поспешно, а осмотрительно, продумывая
каждый свой шаг. Лишь дурак учится на своих ошибках, умному достаточно изучить ошибки
других. Огнегор не любил риска и на удачу не надеялся. Этим он во многом отличался от столь
презираемых им обычных людей. Те – слабые, тщедушные, и кровь их что водица; они теряют
голову в своих страстях, легко поддаются соблазнам и часто действуют, понадеявшись на авось.
Но Огнегор – другой породы, и, получив от Тьмы наказ, он намеревался выполнить данное ему
поручение, следуя строго по им самим избранному пути.
Взваливая на себя ответственность, хозяин Бугры-горы старался делать всё сам, но на сей
раз без помощников было не обойтись, и, к счастью, ближайшее окружение пока справлялось.
Да и будущий трехголовый союзник мог неоценимо помочь в грядущей войне.
Если всё пройдет, как задумано, ждать ее осталось недолго.
105
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
106
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Сила есть, ума не надо?
В кронах прошелестел ветер, и прямо перед Алёшей в траву бухнулось яблоко, большое,
золотистое, с красными полосками. Китежанин поднял негаданный подарочек и бросил на сло-
женный меж узловатых корней распашень. Буланко на дорожку угостить самое то, а вот под
ноги в бою ничего лишнего угодить не должно.
Изрядно потоптанная козлиными копытами сухая поляна посреди немалого сада откро-
венно радовала и размерами – и в ширину и в длину поболе трех десятков шагов – и невысо-
кой упорной травкой. На такой не поскользнёшься, правда, падать жестковато. Рогатый хозяин
полагал, что падать предстоит слишком много о себе мнящему гостю, гость думал обратное,
что до хозяйки, то братца она не подначивала, но и унять не пыталась. То ли было Аленушке
«всё едино», то ли не сомневалась в Иванушкиной победе. В победе нынче под яблонями не
сомневался никто, вопрос, кто – в чьей.
Переворотень как раз отбросил очередной огрызок и горделиво выпрямился: плечи рас-
правил, мышцы напряг, да еще и боком повернулся. Чем-чем, а мощью своей Иван гордился
неимоверно, прямо-таки исходя самоуверенностью. Алёша его понимал, сам таким был… пока
на Добрыню не налетел.
– Ну? – наклонил не так чтоб умную голову Иванушка. – Чё?
– Ничё. – Ох и здоров, ты, приятель, ну так посмотрим, что умеешь. – Ну так ну! Смотри
только, рога не обломай.
– Эх… на!
Выжидать да присматриваться соперничек не стал, тут же повел правым плечом, шагнул
вперед и резко выбросил в голову китежанину здоровенный кулак. Быстро, но не быстрей бога-
тырского – Иван еще и не размахнулся толком, а Алёша уже и удар разгадал, и голову поберег:
всего полшага назад да в сторону, и только ветром лицо обдало.
Промахнувшись, переворотень досадливо хэкнул и попробовал с левой. С тем же успе-
хом. Да, бойцовского опыта у детинушки кот наплакал. Кулаки раз за разом впустую рассекали
воздух – руки у рогатого поединщика и длинные и быстрые, но вот скрывать свои замыслы
козлик не умел совершенно: его выдавали и движения плеч, и ноги, и взгляд. Уходить от таких
ударов одно удовольствие, и Алёша уходил – плавно и спокойно. Один удар, впрочем, Охотник
решил пропустить. Чтобы оценить силу противника.
Только проверка проверке рознь, голову уж точно подставлять не стоит. Голову всегда
беречь следует, так что отступим. Слегка.
Не подозревающий о китежанском коварстве Иван широко шагнул вслед за увертливым
соперником, пытаясь сойтись совсем вплотную, чтоб уж наверняка попасть! Ох, простота…
Сильная, безрассудная простота. Пригнувшись, богатырь скользнул вперед, пропуская над
макушкой очередную размашистую плюху, и оказался за Иванушкиной спиной. Пользоваться
этим, правда, не стал, лишь слегка толкнул соперника в поясницу: Охотника всё сильней зани-
мало, что будет дальше. А дальше переворотень попробовал китежанина удивить. Быстро раз-
вернувшись, следующий свой удар он нацелил уже не в голову, а в грудь. Вот и молодец, сейчас
и оценим твою силушку… Смотри ж ты, а неплохо!
Из обычного человека подобный удар вышиб бы дух, навзничь бы опрокинул, а то и убил
на месте, вогнав сломанные ребра в сердце, но наращённые долгими упражнениями богатыр-
ские мышцы, приняв удар могучего кулака, как выпили всю вложенную в него силу. Лишь
промялись немного – да и только.
Иванушка изумленно мекнул и аж отступил на пару шагов, так поразил его результат,
то есть отсутствие оного. Ведь явно же думал, раз за разом промахиваясь: «Но вот коли хоть
107
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
раз попаду, так и всё, моя победа». Попал – а соперник только шумно выдохнул да стоит-
улыбается.
– Ах ты ж! – теперь Иван фыркнул почти по-лошадиному.
– Ах я ж! – поддел Алёша.
С растерянностью переворотень успешно справился, сейчас снова бросится… И бро-
сился! Качнулись назад-вперед широченные плечи, вновь выдав опытному взгляду намерения
своего обладателя. Теперь толчок сразу с обеих ног и прыжок. Руки вытянуты в желании дотя-
нуться и обнять со всей дури, рогатая башка выставлена вперед – если боднет, то… будет
больно. Но опять не достал. Однако на сей раз последовал и ответ: шагнув в сторону и чуть
присев, Алёша крутанулся на левой пятке и подбил свободной правой обе лохматые ноги,
только-только коснувшиеся земли. Хрясь-бух! – копыта взлетают выше рогов, а Иванушкина
спина смачно плюхается на жиденькую травку.
Обычно в бою не до размышлений, но на сей раз можно себе позволить – противник не
тот и вообще… отдыхает. Утром, когда рубили проклятую березь, Алёша подивился выносли-
вости и силе переворотня. Братец орудовал большим и тяжелым топором что ножичком лучину
щепал, а потом таскал нарубленное к костру – и даже не запыхался. Сейчас представилась воз-
можность опробовать Иванову мощь на собственной шкуре; мощи хватало, решимости тоже.
Разлеживаться переворотень не стал, что такому падение! Азарт и жажда борьбы захватили его
полностью: голубые глаза горят, а уж морда… Хоть и козлиная, а всё одно человечья. Маль-
чишечья. Ишь как скривился!
Так, а это еще что такое? Непонятно с какой радости напоминает о себе китежанская
вязь… но сейчас не до нее! Иванушка срывается вперед в надежде с разбега сграбастать-таки
увертливого Охотника, да правое предплечье будто в капкан попадает. Набранный разгон несет
козлика вперед, мимо увернувшегося противника, только вот беда, рука зажата намертво, и
ноги обгоняют плечи.
Уже не сдерживая усмешки, Алёша тянет косматую ручищу на себя, а затем резко отпус-
кает, посылая соперника в полет. Угодивший в ловушку задира ничего не может сделать и
кубарем катится через спину под яблоню, едва не бороздя рогами землю. Вот и хорошо, пусть
еще малость отдохнет, а мы с проснувшимися «мурашами» разберемся.
Загадка разрешилась, едва китежанин осмотрелся – в глазах Аленушки затухало уже зна-
комое янтарное сияние. Всё понятно – сестрица решила помочь братцу, но не вышло, зато
повод для разговора какой!
– Сейчас вернусь, только водицы хлебну.
Иванушка что-то буркнул и принялся сдирать с рогов зацепившиеся за них жухлые
листья. Вид у него был… задумчивый, у Аленушки, к слову сказать, тоже.
Алёша не торопясь двинулся к причудливой избе, очередной раз дивясь местным чуде-
сам. Дом был не срублен, а плотно срощен из живых деревьев. Большой, весь бугрившийся
налипшими друг на друга стволами и кривыми живыми ветвями. Стены у земли мягким мхом
поросли, на кровле толстыми слоями листва – ни один ливень такую не пробьет, а на охлупне 22
коньками23 молодые и тонкие деревца торчат. И еще разговорчивый Иванушка сказывал, будто
чудо-изба пронизана светлой лесной волшбой: летом холодит, зимой греет, все внутри ров-
ненькое, гладенькое, ни сучка ни задоринки. Печки только нет, но к южной стене тулится кры-
тая пристройка, в которой сложено немалое костровище из темных булыжников – там братец
с сестрицей и разводят огонь, там же и готовят. Зимой, должно быть, не слишком удобно, но
Аленушка мертвячка, что ей холод? А у Ивана шкура толстая.
22
О́хлупень – деталь крыши на избе. Изготовлялся из целого бревна, укладывался на вершину тесаной крыши, прижимал
ее верхние концы.
23
Конёк, князёк – декоративные окончания охлупня.
108
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Пузатая бочка тулилась к самой стене и была полна до краев – черпай горстями да пей.
Алёша от души хлебнул горьковато-пред-осеннего холодка и нарочито медленно обернулся.
Девушка стояла рядом и словно бы безучастно смотрела на брата, что в нетерпении подпры-
гивал посреди двора, ожидая возвращения соперника.
– Ивану учиться надо. – Китежанин неторопливо утер губы тыльной стороной ладони. –
А то как бы всерьез не нарвался.
– Сами разберемся. – Повернуться к гостю лицом хозяйка не соизволила. – Решили силой
мериться – ваше дело, резвитесь, а что нам дальше делать – без тебя решим.
– Добрый совет даю, Алена, прислушайся.
– Непрошеные советы добрыми не бывают.
– Всякий совет к разуму хорош. – Вот же ледышка, ничем не пронять! А если с другой
стороны зайти? – Ты же сама все видишь, иначе волшбу бы в ход не пустила, пытаясь мне ноги
подсечь. К слову, не дело это. Всякому известно, двое дерутся – третий не лезь. Нет, ударить
исподтишка я и сам могу, но в бою, а вам я гость, да и с братцем твоим мы лишь потешаемся.
Негоже как-то.
– Не указывай мне, Охотник. – Укор сработал: она наконец обернулась, смерив собесед-
ника холодным взглядом. – Мы тут сами по себе, и уклад у нас свой – как хотим, так и живем.
Попрекаешь волшбой, а сам знаешь, что всё едино с тобой ничего не поделать, колдуй не кол-
дуй. Мне не поделать.
– Братцу твоему и подавно. Говорю же – учиться ему надо.
Не ответила, отошла, хоть и недалеко, продолжать разговор она явно не желала. Китежа-
нин невольно поморщился и вернулся к приплясывающему противнику.
– Ну? Напился? – хлопнул кулаком в ладонь Иванушка. – Готов?
– Готов, готов.
Переворотень только того и ждал, с места сорвался немедленно: два широких шага для
разбега и прыжок почти как в начале схватки. Только умный Иванушка на сей раз не хва-
тать собрался и не лбом Охотника таранить. Едва коснувшись одним копытом земли, он снова
мощно толкнул свое тело в воздух и на подлете выбросил в ударе руку, метя Алёше в скулу.
Ох как красиво-то… и как удобно, ну прямо сам напрашивается!
Подворот под удар, одна рука, ухватив мощное запястье, протягивает бьющую руку
соперника дальше, вперед и вниз, вторая – толкает плечо Иванушки вверх…
И рогатый поединщик, перелетев через соперника, грохается оземь со всего маха, аж
пыль взлетает вперемешку с листьями и каким-то мелким сором. Незадачливый летун утробно
крякает, неуклюже садится и мотает башкой. Козлы, настоящие козлы, получив по лбу, к нау-
кам становятся восприимчивей, может, и здесь дойдет?
– Сила – это хорошо, – наставительно заметил Алёша. Пускай Алена и против чужих
советов, у Иванушки своя голова имелась, – но в ход ее пускать с умом надо. На твою силу
всегда чужой навык найдется, не силой борются, а уменьем.
– И то! – охотно согласился братец, поднимаясь и покачивая рогами. Другой на его месте
обиделся бы или озлобился, что побили, а этот – нет, как ни в чем не бывало. – Эк ты меня!
Я-то думал, умею кулаками махать, сойдемся – покажу… А ты раз-раз – и готово! Научи, а?
– Было бы время – научил. – В самом деле бы научил, потому что боязно за дурня. –
Знаешь что, езжай-ка ты в Китеж, там и покажут и расскажут.
Голубые мальчишечьи глаза широко и радостно распахнулись, и переворотень живо
повернулся к вроде бы не слушавшей сестрице.
– А чё? Аленка, давай?
– Нет. – Мертвячка сказала как отрезала. – Вы закончили? Сходил бы ты, Иван, иску-
паться, пока не свечерело, а то за ужином задохнемся.
109
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
110
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
вам на радость растет. На дворе всё честь по чести – большой амбар, сарай, оплетенный пла-
менеющим девичьим виноградом. Тихо, спокойно, уютно.
А что в горнице чудо-избы на стене черепа рядками скалятся, так то не всякому ведомо,
да и головы те за дело рублены. Человечьи – ведьм и колдунов; с длинными клыками и костя-
ными гребнями – гулей и даже парочка бирюковских, с черными прожилками. Увидев ввечеру
свидетельства хозяйской доблести, Алёша не выдержал, присвистнул – по всему выходило, что
брат с сестрицей были не промах. Заодно выяснилось, за каким худом Аленушке занадобилась
голова чернокнижника. Выварит или муравьям отдаст, а потом череп незадачливого колдуна
на стену повесит, благо места пока хватает. Противно? Ну тут уж кому как…
Сам Алёша, как и прочие Охотники, дохлятиной брезговал. И мысли бы такой не воз-
никло – останки нечистых врагов хранить… ну так он и змею своим сердцем не кормил. Кто
знает, что там у сестрицы с братцем на душе? Сидят же они с чего-то в лесу, а Алена еще и
на Китеж за что-то взъелась. Выяснить причину этой ее злости не мешало и проще всего было
расспросить Ивана.
Наплескавшийся переворотень, подняв напоследок целую тучу брызг, как раз выбрался
на берег и, бурно отряхнувшись, уселся на траву рядом с жующим щавелевый листик Охотни-
ком.
– А здорово ты меня. – Шутейный поединок у балбеса из головы явно не шел. – Вот бы
и мне так.
– И кто тебе мешает? Говорю же, отправляйся в Китеж.
– Да я хоть сейчас, – вздохнул Иванушка, выкручивая скрепленную на конце серебряным
зажимом бороду. – Аленка не пойдет, а я ее не брошу. Куда она без меня?
Ну, положим, мертвячка со змеей могла не только за себя постоять, но и за неумеху-
братца. Другое дело, что вражью башку оттяпать и с хозяйством управиться проще, чем понять,
для чего ты вообще живешь. Или для кого. Вот и выходит, что сильный, если дела по себе не
нашел, без слабого мается. Навек повязаны…
– А с чего Алена на меня волком-то смотрит? – Богатырь перевернулся на бок и сорвал
еще один лист. На лужке за отцовым домом тоже щавель рос. Ох и давно это было… – Вижу,
не люб я ей.
– Да ты тут ни при чем. – Собеседник громко фыркнул, чтоб прочистить нос. – Ваших
она не жалует. Которые Охотники.
– Ого! – Алёша удивленно изогнул бровь. – Прямо всех? Обидел, что ли, кто? Так, может,
он и не из наших вовсе. Сказался, что из Китежа, чтоб себе цену набить. Знак-то у него был
или на слово поверили?
– Не-а! – Для убедительности Иванушка затряс рогатой головой, полетели брызги. – Это
из-за ведьмы… Ух, злющая была да пакостливая…
Рассказчиком Иван оказался аховым, говорил сбивчиво, захлебываясь в воспоминаниях
и пробуждаемых ими чувствах, но Охотников учат не только мечом махать, но и расспра-
шивать, выискивая след в любых слухах, в любой досужей болтовне. Прежде Алёша такими
делами нечасто занимался, но вытянуть из переворотня его историю оказалось нетрудно.
Она оказалась нехитрой и грустной, и винить в том брат с сестрой могли хоть китежан,
хоть ведьму, хоть соседей, хоть самих себя. Ведьма, доберись до нее кто из Охотников, навер-
няка тоже б нашла, за кого прятаться – валить с больной головы на здоровую злодеи всегда
умели лучше добрых людей. Все они, особенно когда за горло схватишь, канючат да жалуются.
Не от хорошей, дескать, жизни с Тьмой снюхались, обижали их, не любили, не понимали, вот
они с горя да из лучших побуждений и начали… человечину жрать.
– Ты того, не серчай, – вдруг попросил Иванушка. – Говорю же, не в тебе дело, а в твари
этой. Вот уж гадина!..
111
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Кулачищи у переворотня внезапно и сразу сжались, и морда, только что спокойная, оска-
лилась. Богатырская ярость, она такая, не спрашивает, когда нагрянуть. Не выучишься себя в
узде держать, руки-ноги отрывать станешь. Алёша выучился, пусть и не сразу.
– Я не серчаю, – с нарочитой ленцой в голосе заверил китежанин. – Просто вспомнилось
кое-что.
– Ведьма? – деловито поинтересовался уже успокоившийся Иван, срывая длинный и
мясистый стебелек и засовывая меж крепких козьих зубов.
– И ведьма тоже. Слушай, я правильно понял…
Понял Алёша правильно, да там и понимать особо нечего было. Объявившаяся в окрест-
ностях городка Копытни ведьма застращала всю округу. Лютая была, чем могла, тем и вредила
– ловушки ставила, птицу морила, молоко крала, урожай губила. Копытчане у посадника в
Кайсарове все пороги оббили, да только княжьему человеку с коровьей язвой не совладать и
от сглаза не уберечь. Нет, всё, что от посадника зависело, он сделал: и в Китеж отписал, и рат-
ников прислал. Скольких смог. Халупу ведьмину в лесу нашли, пустую, а сама она как сквозь
землю провалилась. Народ малость дух перевел, и тут по новой началось. Пуще прежнего.
Куры петухами запели, скотина падать стала, потом и до людей дошло, а следов – никаких, и
из Китежа никто не едет.
Зимой Охотника к весне ждали, весной – к сенокосу, а дальше… Дальше Иванушка,
которому как раз семь сровнялось, по жаре хлебнул из козьего копытца. Сам того не зная, уго-
дил несчастный мальчонка в ведьмину «сухую ловушку» и козленком обернулся. Уж Аленка
искала его, искала, а тут он сам к ней из лесу выходит, копытцами стучит, ручками машет да
родным голосом на сестрины причитания отзывается. Как узнала Аленушка про то, что слу-
чилось, так тоже к посаднику кинулась, умолить сыскать злодейку – вынудить брата расколдо-
вать. Да вот незадача, не случилось посадника дома, зато сын его меньшой горю Аленушки
посочувствовал, людей дал и поиски возглавил.
Ведьму не сыскали, зато у самих сладилось. Вернулся сынок посадников на родимый
двор с невестой, так мол и так, люба она мне, пусть и сирота, и без приданого. Отец с матерью
не спорили, Аленушка им сразу по душе пришлась, стали к свадьбе готовиться, только невеста
всё о брате думала. Будущая свекровь ей объяснила, что чары с Иванушки только сильная
ведьма снимет, а ведьму изловить лишь Охотнику по плечу. Вот Аленушка всё на дорогу и
глядела – не скачет ли Охотник. Не скакал. А ведьма прознала, что ее разыскивают, и сама
объявилась. Исхитрилась Аленушку обманом на берег речной выманить да и утопила. Рада-
радешенька небось была, только и на старуху бывает проруха. Проглядела змеюшку, что в реке
той обитала и утопленницу подняла…
Дальше переворотень мялся: то, как волшебная змея из сестрицы столь необычную мерт-
вячку сотворила, он, похоже, сам толком не понимал. Алёша – тоже, а потому дал себе зарок
при первом удобном случае расспросить старших о подобных чудесах.
– А потом что с вами было-то?
А потом Иванушка нашел Аленушку на речном берегу: сидела сестрица на камне у воды,
вся мокрая. Пригляделся он и понял – вышла сестра из речки совсем другой – и не мертвая и
не живая. Душа при ней, но и змея волшебная, в грудь вцепившаяся, – тоже. И не избавиться
никак, да и не ясно, что будет, если снять или тем паче убить – а вдруг и Аленушка дух испу-
стит?
Что до сына посадникова, то прощаться с ним не стали – надо думать, не хотела Алена,
чтоб муж ее мертвячкой запомнил. Взяла белого козленочка, да и пошла ведьму искать, что
их с братцем сгубила. Спасибо змеюшке, злодейка сыскалась быстро – мороком она людей от
своего жилища отваживала, да только морок тот чудо-гадине, что нынче питала Аленушкино
тело волшбой, на один зуб.
112
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
В дом ведьмы Алена пошла одна, и что там промеж них сталось, Иван не знал. Уже потом
сестра скупо рассказала, что не смогла бы их мерзавка расколдовать, силенок не хватало. Поняв
то, сестрица заживо сварила ведьму в ее же собственном котле.
– Вот глянь. – Иванушка потянулся к брошенному на песок поясу. – Ножичек мой.
Скажи, красота?
Ножичек и впрямь впечатлял: тесак размером чуть ли не с меч, а рукоять из человечьей
кости – похоже, бедра.
– Хороший нож, – малость покривил душой Алёша. – Нога ведьмина небось?
– Угу, – довольно подтвердил переворотень. – Напоминание. Так Аленка говорит, а мне
просто удобно.
Ведьма стала первой, что они порешили, но отнюдь не единственной, что подтверждали
мертвые головы на стене. Брат с сестрой промышляли охотой на нечисть уже лет пять, не
меньше. Людей они сторонились, держались пустых мест и лишь изредка заглядывали в Ольшу,
большой портовый город у Синего моря. Повидали всякого, пока, сами того не ведая, лесовику
Старошумскому службу не сослужили, после чего в его владениях и осели. Домом вот обза-
велись…
Места здесь глухие, речка – заветная, люди стороной обходят. Лесовик и обустроиться
помог – его служки сотворили из живых деревьев избу, а хозяин Старошумья ее зачаровал
– теперь не боится дом ни жара, ни холода, ни короедов, оберегая своих обитателей днем и
ночью, а духи лесные по хозяйству помогают. И все это счастье – за то, что брат с сестрой
округу от нечисти берегут, той, что самим лесожилам не по зубам, как давешний чернокниж-
ник, спрятавшийся за худову березь. Так что все хорошо обернулось, только вот до сих пор зла
Аленушка на китежан. Ведь так и не приехали…
– А ты?
– А чё я? – Сперва Иван не понял, потом его осенило. – Ты про наружность мою, что
ль? Поначалу обидно было, что уж там… Зато потом вырос, а теперь и вовсе хорошо – силен,
крут, никому спуску не дам! Обидно только, когда козлом обзывают. Не люблю я этого. Одного
поколотишь, другой остряк вылезет. Всю жизнь, считай, дерусь.
– А ты не дерись. Ты гордись.
– Чё? – Переворотень озадаченно уставился на Охотника. – Чем? Козьей мордой?
– Собой. Пусть все видят: горд ты тем, каков есть. Ведь ты и в самом деле гордишься,
ишь как подбоченился пред поединком-то! Силу мне казал, ну и другим кажи, гляньте, мол,
каков я, Рогач-богатырь!
– Рогач-богатырь! – повторил, просияв, Иванушка. – Я – Рогач-богатырь, а не козел!
– Про козла забудь! – прикрикнул Алёша. – Как ты забудешь, так и другие.
– Что, и Аленка?
– А ей и забывать нечего, для нее ты как был братцем Иванушкой, так и будешь. В любой
шкуре.
– Это как?
– Поживешь – поймешь.
Сила Белобогова, он ведь мальчишка совсем! Подумаешь, косая сажень в плечах и
винище бочонками хлещет, всё одно мальчишка. И при этом – потешный бой показал – умеет
поражение принимать и обиду сдерживать. Чистая душа, и сам добрый, хоть и дурной еще.
Только поди о том догадайся, когда эдакого страшилу встретишь. Тут кто заорет, а кто и за
вилы схватится. Силушки переворотню не занимать, рано или поздно положит кого-то, и всё!
Чудище готовое, а китежане… Если торопиться будут, могут и не разобраться; за себя Алёша
уж точно бы не поручился. Привычка бить первым спасает слишком часто, чтобы от нее отка-
заться, особенно ожидая встретить худа, пусть и белого.
– Эй, ты чего замолк? – покосился на собеседника Иванушка.
113
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Так…
– Слушай, расскажи про Китеж, а? Как оно там, любо?
– По-всякому бывает…
Зачем Алёша подставил нежданно выкатившемуся из ракитника ежу подножку, он и сам
не знал. Захотелось, и всё тут. Ёж отлетел от выставленного сапога и развернулся.
– Спасибушко, – поблагодарил он. – Не дал Каталушке в речушечку свалитися, лапоньки
замочити.
– Пожалуйста, – пробормотал ничего подобного не имевший в виду богатырь. – Случи-
лось чего?
– Батюшка Боровлад сейчас пожалуют, – сообщил колючий вестник. – Спрашивать
будут, из первых рученек новости узнавать. Каталушка, говорит, умишечком не вышел, такому
посыльничку верушки нет. Обижает. Ванька, пузико почешешь?
– А то. – Иванушка, то есть уже Рогач-богатырь, как-то странно поглядел на Алёшу. –
Ты, это… Проголодался поди… Ступал бы в избу. Аленка, хоть и букой смотрит, накормит.
Эх, братец, знал бы ты настоящих бук, не ляпнул бы такое. У ворующей детишек нечисти
глаз нет, лишь гибкие отростки из черной шерсти топорщатся. С полгода назад одного такого
гада Алёша в Алофино положил. Охотнику, пусть и новичку, бука не соперник, но встреча
запомнилась надолго, уж больно мерзкой оказалась тварь.
– Я не голоден, – соврал китежанин, устраиваясь на траве по другую сторону ежа.
Объясняться с Аленой прямо сейчас не тянуло, хотя перед отъездом потолковать и при-
дется. Да и любопытно, с чего это Иванушка пытался его спровадить, неужто желает гостя
скрыть? Или, наоборот, хозяина, с которым не мешало перекинуться парой слов. Людям и даже
Охотникам с лешим объясниться непросто, но Алёша о местных делах знал достаточно, чтобы
рассчитывать на более или менее дружелюбный прием.
Лесные владыки шумят, только желая застращать, Боровлад никого пугать не собирался и
потому возник из расступившихся кустов неожиданно и сразу – ни единая веточка не дрогнула,
ни единый сухой прутик под могучими копытами не треснул, только Каталушка торопливо
перевернулся и вскочил на короткие лапки, замерев столбиком, что толстый колючий суслик.
– Батюшка пришли, – возвестил он, вытягивая лапку в сторону нависающей над зарос-
лями громадины.
Закурганские мужики не лукавили: кто хоть раз видел лешего, ни с переворотнем, ни с
худом его не спутает. Более всего Боровлад напоминал вставшего на дыбы матерого медведя,
но масти был серой, волчьей. Вывороченные ноги с раздвоенными копытами казались толще
Иванушкиных раза в два, а могучие темные рога сделали бы честь ярым вышегорским турам.
В китежских трактатах леших облачали в медвежьи плащи, но день выдался жарким, и гость
заявился в чем-то вроде сизо-зеленой дерюжки из свалявшихся сосновых игл, украшенной у
плечей парой крупных мухоморов. Яркие красные с белым шляпки указывали на то, что Боро-
влад женат, о чем и дает знак любострастным лешачихам и кикиморам. На широком поясе
хозяина Старошумья висели дудочка, старый лапоть и с полдюжины кожаных мешочков-кисе-
тов, а за спиной, как и положено, виднелась здоровенная дубина. Без нее леший в баню и то
не войдет.
Взгляд небольших изумрудно-прозрачных, как позеленевший мед, глазок неспешно
скользнул по приосанившемуся Иванушке и застывшему, будто на карауле, ежу-лесавке, после
чего уперся в китежанина. Алёша неторопливо поднялся и отвесил поясной поклон. Пояс с
мечом благоразумно остался лежать в траве.
– Здрав будь, батюшка Боровлад. Банник из Закурганья велел тебе кланяться.
– И ему кланяйся, как назад пойдешь. – Лешие уважение ценят не хуже самих банников. –
Чего в наших краях ищешь, богатырь?
– Нашел уже. Древнеместо с худовой березью. Грязно тут у вас было…
114
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Сильная вода, значит… Вот и еще одной загадкой меньше, теперь ясно, откуда в Иване
такая мощь. Аленушка с Иванушкой нечисть гоняют, а хозяин здешний следит, чтоб силы у
защитников Старошумья не убывало. Волшебных источников немного, и те по всему миру
разбросаны, к тому же стерегут их местные духи пуще глаз. Где какой расположен – то даже в
Китеже не до конца ведомо, да и свойствами чар-вода различается – есть и сильная, и слабая,
и живая, и мертвая. Что ж, об одном таком чуде Алёша теперь знает.
– Лады, – произнес Охотник, берясь за пояс с ножнами. – Пора мне, Иван. Вечер не за
горами, да и конь застоялся.
– Как так? И не поешь даже? – растерялся переворотень. – Щавель же любишь – Аленка
как раз щи зеленые варит…
– За заботу спасибо, – от души поблагодарил не ожидавший такого Охотник. – Если
яблочек в дорогу не пожалеете – и вовсе славно будет, но дела не ждут.
– Ну, раз дела, значит, дела… – Иванушка, казалось, и вправду расстроился, плечи опу-
стил, собрал брови домиком, вздохнул тяжко, даже травинку изо рта выплюнул. – У меня их…
делов… тоже не счесть.
– Ванька, – тут же подал голос ёж, напоминая о неотложном и важном, – пузико почеши…
Замаялся Каталушка туда-сюда кататиси… И молочка бы еще, и…
***
Провожала китежанина сестрица, надувшийся братец возился с Каталушкой. Алёшу это
устраивало: промолчать мешала совесть, а говорить про Ивана при Иване было некрасиво.
Богатырь под неподвижным холодным взглядом оседлал готового шагать хоть всю ночь напро-
лет Буланко и спокойно повел к воротам. Алена неторопливо и молча шла рядом. Заговаривать
она, по своему обыкновению, не торопилась, что ж, придется начинать самому. Китежанин
отодвинул запиравший ворота тяжеленный брус и коротко поклонился, прижав руку к сердцу:
– Спасибо тебе, хозяйка, за ночлег да за хлеб-соль с овсом. И за то, что голову ночью
отрезать не пыталась.
– Ты не нечисть, – не замедлила с ответом Аленушка, и Алёша понял, что мертвячка и
в самом деле обдумывала такую возможность.
Для вида китежанин поправил безупречно прилаженную переметную суму.
– Твое дело решать, – поймать и удержать взгляд холодных, воистину соколиных глаз
обычному человеку было бы трудно, – только Ивана, пока не поздно, надо учить. И лучше в
Китеже. Если не тянуть, года через три он станет Охотником, да и тебе китежанские чародеи
с волшбой много чего подскажут. Чем плохо?
– Всем. – К неморгающему взгляду привыкнуть можно, можно привыкнуть даже к змее. –
Помощнички и спасители вы хоть куда. Только где вы были, когда… А сейчас уже всё едино.
– Нет, не всё. – Алёша нахмурился и, чуть подумав, добавил: – Обещаю узнать, почему
в Копытню Охотник не приехал. Не могло такого быть без причины.
Она не удивилась, даже не полюбопытствовала, как Алёша узнал про Копытню. То ли
мертвячья природа стирает с лиц человеческие чувства, то ли сестра понимала, что Иванушка
не удержится, выболтает новому знакомцу всё.
– Вот когда узнаешь, тогда и поговорим. Может быть.
– Именно что может, да вряд ли будет! – Чем же тебя такую пронять? Уж точно не кри-
ком. – Да пойми же ты, – Алёша перешел на доверительный горячий шепот, – Ваньку при
всей его силе сейчас любой опытный боец заломает! Ну показал я ему, как бывает, если дурой
переть, только надолго ли ему той науки хватит? До утра, не больше.
Ага! Дернулся уголок когда-то, видать, улыбчивых губ – ну хоть что-то!
116
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
117
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Раз слушать ничего не желает, то пора и честь знать, нечего попусту воздух сотрясать.
Нечего, и всё же Алёше не удержался, буркнул:
– Что моя забота, только мне ведомо. Последний раз повторю – обучаться вам надобно.
Обоим. Дело вы правое делаете, нечисть истребляете, да только по Руси сейчас такие твари
гуляют, что неучу с ними не управиться. Грамоту кто из вас разумеет?
Аленушка плотно сжала губы, так что рот ее в ниточку тонкую превратился. Китежанин
вытащил из сумы немалый разыскной лист, на котором красовались большая рябая курица и
то ли мышь, то ли крыса, с проткнутым шипами носом, а над ними алела огромная надпись
«Остерегись!». Слова, начертанные ниже, были поменьше и сулили три сотни златников за
достоверные сведения о лиходеях. Алёша передал лист Алене.
– С этими – не связывайтесь, – твердо сказал он. – Коли увидите, просто бегите, а, как
только сможете, в Китеж весточку об их местоположении отправьте. Боровлада попросите,
пусть своим велит.
– Это от куры-то бежать? – презрительно бросила мертвячка.
– От курицы с мышью, – уточнил Алёша. Не дурак пошутить, на сей раз он говорил
серьезно и, стараясь придать своим словам побольше веса, четко выговаривал каждое. – С
этой парой хорошо, если десяток опытных Охотников совладает. Китеж за ними почти полвека
гоняется. Вот теперь всё. Бывайте здоровы, братец с сестрицею. Рад был знакомству, Белобог
позволит, еще свидимся.
– Эх… Так, может, всё-таки стременную, а?
– Нет. Спасибо, но нет. – Китежанин пристально посмотрел в голубые глаза, сразу и
звериные и человечьи, мальчишечьи. – Ты, Иван, поменьше на зелье это свое налегай, помни,
что я тебе про ум говорил. Хмельная голова разума неймёт. О том знаю не понаслышке, уж
поверь.
Прыжок в седло, скрип ворот, такой привычный глухой конский топот по лесной дороге.
– Ну, дела, – бросил непонятно кому Алёша. – Эх, поторопись, Буланыш, негоже, чтобы
брат нас ждал.
«Это как бы мы его не ждали», – почти обиделся Буланко, срываясь в свой любимый
легкий галоп.
Они успеют, они обязательно успеют, а эти двое пусть живут как хотят. Что ему, китеж-
скому Охотнику, мертвячка с переворотнем, что он им? Очередные встречи на дороге. Встре-
тились и разошлись, только…
Только лучше бы эти твари, Мышь с Рябой, обошли Старошумье стороной.
118
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Пять десятков и еще двое
– Дед, что это? Что это, дед?! – шепотом причитала сухонькая, насмерть перепуганная
бабка.
Треск, вой и гулкие удары били по ушам, а жуткая непонятная тяжесть словно бы при-
жимала стариков к полу. Дед силился подняться, но не мог, бабка уже и не пыталась – просто
дрожала, привалившись к малой лавке. Горемычная изба ходила ходуном, в воздухе стояло
марево из пыли, летала утварь, горшки, чаны, ухваты – весь нехитрый скарб стариков будто
обезумел и сам собой вихрем закружил по дому. Мимо, прямо возле дедова уха, просвистел
топор и, внезапно изменив направление, взлетел – и с глухим стуком врезался в притолоку.
Охнула и всплеснула руками у своей лавки бабка, и, словно в ответ, взревела, плюнув
зеленовато-фиолетовым огнем, треснувшая печь. Полыхнуло жаром, и любовно подновленная
по весне побелка пошла черными неряшливыми пятнами. С потолка с резким треском рухнула
балка, вторая…
Дед обернулся на жену – та испуганно моргала и вертела головой, не понимая, что про-
исходит. Он и сам не понимал. И словно в ответ, пробившись сквозь шум и гам взбесившегося
дома, до его слуха донесся знакомый монотонный голос, повторяющий одни и те же слова:
– Не плачь, дед, не плачь, баба: снесу вам другое яичко. Не плачь, дед, не плачь, баба:
снесу вам другое яичко… снесу вам другое…
Яичко… Яйцо, ненароком разбитое пробегавшей мимо мышью, все еще лежало на полу
– две половинки пестрой, переливающейся радугой скорлупы уже теряли цвет, серели… Обе-
щанное яйцо, которое должно было принести богатство приютившим большую рябую курицу
старикам. Они бы ее и так взяли, не оставлять же бедолагу в лесу на поживу лисам, но капелька
достатка и впрямь не помешала бы. Сыновья, что отправились белый свет посмотреть, домой
давно не заезжали, и их как-то сразу одряхлевшие родители с трудом сводили концы с кон-
цами. Волшебного яичка они ждали, как чуда… а оно упало и разбилось, выпустив из себя
жуткий призрачный туман, со свистом разлетевшийся в разные стороны. Верно, от него и грудь
сдавило, и изба ровно сошла с ума…
Рябая курица по-прежнему сидела на чинно стоявшем столе, возле которого не летала
утварь, не клубилась пыль и даже доски пола лежали под ним смирно, не вздрагивали и не
трещали.
– Не плачь, дед, не плачь, баба, – человеческим голосом бубнила курица, будто происхо-
дящее вокруг ее не касалось, – снесу…
Кости ломило невыносимо, голова деда словно распухала изнутри. На глаза давило,
выжимая слезы, в груди кололо так, что перехватывало дыхание. Все нажитые за долгие годы
болячки разом дали о себе знать. Застонав, старик снова попытался подняться, и в этот раз
ему удалось встать на четвереньки.
Даже сквозь треск и шум он слышал, как на улице кричат люди. Нет, не кричат – воют,
как дикие звери. А там-то что творится?..
Еще одним усилием старик заставил себя поднять голову и увидел мышку. Ту самую
серую разбойницу со странным хвостом, что разбила долгожданное яйцо. И увидев ее, замер.
Существо, только что бывшее мышью, преображалось на глазах. Теперь оно стояло на
задних лапах, задрав морду, закрыв глаза и разведя передние лапы в стороны, как человек,
призывающий высшие силы… И еще оно увеличивалось, медленно, толчками, но заметно.
Теперь это была не маленькая пугливая норушка, а матерая злобная крыса. И она продолжала
расти! Вот уже стала размером с кошку, вот уже и с собаку…
«Нечисть», – понял дед, обмирая от жуткой догадки. Поганая нечисть разбила волшебное
яйцо и теперь обращается в отродье Чернобога.
119
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
121
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
122
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Зверь
Человек в широких портах и без рубахи молча стоял перед пнем посреди опушки. Оброс-
шие мхом, старые и коряжистые отростки корневой лапы опоясывали основание пня, будто
сонм вцепившихся в землю щупалец. На черном клинке кинжала, который стоящий сжимал в
руке, едва заметно проступали начертанные с помощью волшбы руны. Пока спящие, не про-
бужденные, ждущие…
Человек, не колеблясь, произнес нужные слова и полоснул лезвием по ладони, сдержав
крик, сжав зубы так, что они чуть не раскрошились. Бывало и прежде, что он резал себе
кожу, но такой боли еще не испытывал – со тщанием наколдованный кривой кинжал усиливал
ее, словно наказывая хозяина за решимость. Кровь с лезвия сама собой пробежала по клинку и
впиталась в руны, те полыхнули пурпуром… но тут же погасли, а само оружие мелко задро-
жало, словно живое. Волчий Клык был готов.
Человек решительно всадил колдовской клинок прямо в центр старого пня. Воздух
вздрогнул от черной волшбы, ветер волной прокатился по опушке, разметав сухие опавшие
листья. Вокруг Волчьего Клыка возникло размытое марево. Чародей знал: сейчас или никогда.
Мешкать нельзя, иначе он навсегда лишится возможности совершить задуманное. Черная
волшба не терпит малодушия.
Человек, больше не раздумывая, прыгнул – кувырком, прямо в призрачное марево над вса-
женным в пень клинком, и нестерпимая боль охватила все тело. Когда же он упал с другой
стороны пня, мир вокруг пропал, провалившись во тьму. Чародей попытался закричать, но
не смог. Дрожащими руками коснулся лица, и горящие от резкой боли пальцы ощутили лишь
гладкую кожу – ни рта, ни носа, ни глаз, ни бровей, ни ушей, лишь ровная и горячая поверх-
ность.
Человек без лица с трудом поднялся на ноги. Боль отступала, побежденная изумлением.
Чародей не понимал, как дышит без носа и рта, и не понимал, как видит… без глаз! Чернота
вдруг стала расползаться, будто истлевала, и сквозь нее проступили фиолетовые силуэты…
Деревья… кусты… земля под ногами… Он видит без глаз. Он чувствует мир вокруг…
Человек без лица повернулся к пню. Кинжал горел ярким огнем, а марево волшбы, теперь
видимое лучше, чем прежде, величественно клубилось, предлагая, подбадривая. Тебя ждет сле-
дующий кувырок. Ты обязан продолжать!
Человек без лица поборол страх, собрав волю в кулак, – и снова прыгнул. Он думал, что
самое страшное позади и хуже уже не станет. В момент кувырка так и показалось. На
краткий миг боль отступила… но затем вернулась – стократ сильнее. Хорошо ему знакомая,
обжигающая, острая и резкая, но теперь словно занялось пламенем все тело… Чародей не мог
видеть себя со стороны, иначе оледенел бы от ужаса. Сейчас он напоминал бесформенную и
безликую освежеванную тушу с подобиями рук и ног – вся плоть как бы вывернулась наизнанку
и влажно поблескивала на свету. Он по-прежнему «видел» и, превозмогая немыслимую муку,
кое-как развернулся. Марево над кинжалом теперь сверкало ослепляюще, сошедшим с небес
пурпурным солнцем. Обрамляя сияющий круг, клубились и вздрагивали черные завихрения. Они
словно тянулись к нему, и чья-то властная, непреклонная воля теперь уже не предлагала, а
приказывала, принуждала: дальше! Еще один прыжок! Последний.
Человек без лица и тела с трудом шагнул к пню. Черная волшба всё еще терзала изуро-
дованную плоть, но чародей молча шел, как во сне, до конца не понимая, что делает. Ему
казалось, что сознание оставило его и он просто подчиняется чужой воле. Не мог не подчи-
няться. Он должен… Иначе сойдет с ума. Еще один кувырок. Всего лишь раз… И будь что
будет… Уже теряя сознание, человек прыгнул… кувыркнулся… и приземлился у пня уже не
человеком…
123
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Волколак недолго лежал на сырой земле. Глухо рыча от затихающей боли, он медленно
поднялся и пошатнулся на непривычных ногах. Мокрая шерсть, будто у новорожденного
зверя, облепляла мощное, высокое тело. Он посмотрел новыми глазами на свои когтистые
руки и, вобрав в широкую грудь побольше воздуха, задрал голову и торжествующе взвыл…
***
– Эх, хорошо б сейчас на охоту, а? По лесам княжьим зверя погонять, по полям заливным
птицу пострелять. В прошлый раз славная охота была…
Наезженная широкая дорога через Базаний лес тянулась меж высоких белых тополей
с серебряно-зеленой, уже начавшей желтеть листвой. В воздухе чувствовался тонкий запах
сырой земли и опавших листьев, рассветный туман уже почти развеялся, растворившись среди
деревьев, и начинало ощутимо па́рить. Шелестели на легком ветерке о чем-то своем ветки,
липли к лицу невесомые, прозрачные осенние паутинки, пересвистывались звонко в подлеске
мелкие пичуги. На кустах шиповника вдоль дороги рдели доспевающие ягоды, словно россыпи
алых бусин.
День обещал быть жарким, и Добрыня Никитич отстегнул спасавший от утреннего холода
плащ, сложил и сунул в большую седельную сумку. Конь Добрыни, Бурушко, тряхнул гривой
и фыркнул, продолжая мерно цокать по дороге, еще мокрой от росы.
Посольский отряд тащился густым, тесно обступившим дорогу лесом уже долго. Из
Кулигова, что стоял на Сухман-реке, выехали задолго до рассвета, чтобы не терять времени. А
со дня отъезда из Великограда миновала целая неделя… невыносимо долгая неделя скучной
поездки по Южному тракту, ведущему в Алырское царство…
Великоградские витязи на богатырских конях домчались бы до цели в несколько дней, не
задерживай их здоровенная, крытая окованной дубовой крышей повозка, запряженная пегим
конем – не столько большим, сколько плотным. Сородич богатырских коней разумом не обла-
дал и от обычных лошадей отличался разве что силой и выносливостью – потому и выбрали
его делать нужную, но не слишком почетную тягловую работу. Пегий послушно и размеренно
тянул тяжелую ношу за собой, но двигаться мог только шагом. Хочешь не хочешь, а всему
посольству к его поступи надо было приноравливаться.
– Чего замолк, Никитич? – окликнул воеводу ехавший слева лучший друг, Василий Кази-
мирович.
За своими мыслями Добрыня о нем и позабыл. Хорошо хоть Василию подобное было не в
новинку, он давно привык к тому, что старший соратник и побратим может посреди разговора
вдруг умолкнуть да задуматься о чем-то своем и далеком.
– Прости, Казимирыч, – через силу улыбнулся Добрыня. – Мысли невеселые одолели.
Сам знаешь, как оно в дороге бывает.
– Извиняй, воевода, не знаю. – Василий тряхнул головой, усмехнувшись. – Как по мне,
так мучишь ты себя рассуждениями мудреными почем зря. Думать да размышлять меньше
надо. Правильно люди говорят: долгая дума – лишняя скорбь.
Побратим кривил душой, и Добрыня это прекрасно знал. Василий, едва на пяток лет
младше его самого, был неплохо образован, начитан и мыслить умел разумно; да что там –
стоило богатырю слегка выпить, он частенько погружался в пучину задушевных бесед о смысле
бытия и таинствах мира. Зато на трезвую голову Казимирович выставлял себя буяном-балагу-
ром, которому всё нипочем.
– Какова дорога, такова и дума, – лишь хмыкнул в ответ Никитич. – Тащимся, будто
пешее войско ведем. Без телеги доехали бы уже.
– Твоя правда. Может, бросим?
– Нельзя, – «не понял шутки» Добрыня. – Груз больно важный.
124
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
24
Парубок – здесь – юноша, относящийся к низшему разряду княжеской, «младшей» дружины. При богатыре служба
парубком – служба оруженосца и пажа. Младшая дружина обычно состоит из княжеских и боярских детей, а также детей
старших дружинников.
25
Гридины (гридь, гриди) – княжеские дружинники, телохранители Великого Князя. Войско ратников, живущих при
дворе и выполняющих высочайшие повеления.
125
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
была уютной – и, как видно, жил в ней народ справно. Об этом говорило всё: и добротные бре-
венчатые избы под тесовыми крышами, и кружевные резные наличники на окнах, и гнущиеся
от золотой тяжести спелых плодов ветки яблонь за заборами. Да и поля и огороды Рабаткино
тоже окружали обширные и ухоженные. Но помимо красот воевода приметил и колья, выстав-
ленные у некоторых ворот, и укрепленный свежесрубленными бревнами забор околицы, кото-
рый в иных местах напоминал настоящий частокол. Похоже, в здешних местах неспокойно…
Разбойники из Алыра? Или какая другая напасть?
Убедившись, что кони напоены, да и друзья-товарищи утолили жажду, Добрыня позво-
лил себе подойти к колодцу и, вытянув ведро, мигом его осушил. Вода оказалась студеной –
аж зубы ломило, слегка сладковатой и приятной на вкус, только сколько ни пей, всего колодца
не выпить, даже богатырю.
Утерев бороду и усы, воевода спросил:
– Кто у вас тут старший, люди добрые?
Краснолицый робко, снизу-вверх, взглянул на дородного спутника, тем самым ответив
на вопрос. Добрыня кивнул и, сев на большое бревно недалеко от колодца, жестом пригласил
высокого незнакомца присоединиться. Великий Князь наказывал в каждой поездке узнавать,
как живется простому народу, на что жалуются, что их печалит, можно ли помочь – и чем,
не дурят ли посадники и прочие княжьи люди. Государь радел о всеобщем благополучии не
напоказ, и это было одной из многих причин, по которой богатырь служил ему верой и правдой.
– Ну, боярин, как звать-величать тебя? – спросил Добрыня, поправляя ножны.
Богатей, чинно усевшийся рядом, слегка приосанился и ответил:
– Оле́хом Брониславичем зови. Может, о батюшке моем, Брониславе Ширяивиче,
боярине Смолягинском слыхали?
– Не довелось, – улыбнулся Добрыня. Что ж, боярин так боярин, так даже проще,
дичиться не будет. – Ну, будем знакомы, Олех Брониславич, меня Добрыней Никитичем кли-
чут. С посольством в Алыр еду, решил вот к вам заглянуть.
– Добро пожаловать в Рабаткино, родовое гнездо мое. Небогатое оно, да ладное. Люди
добрые да приветливые. Старостой у меня вот он, Игнат-кожевник, – указал Олех на красно-
лицего. – Совсем недавно выбрали…
Подошел Василий Казимирович, жуя хлеб, встал чуть в стороне, слушая разговор с неиз-
бывной тоской на лице. Про наказ Владимира он ведал, но всем своим видом показывал, что
считает эту затею пустой тратой времени. Добрыня, однако, на побратима внимания не обра-
тил, пристально глядя на Брониславича. Хоть и говорил Олех с охотой и держался горделиво,
чувствовалось, что он в смятении – боярина что-то явно волновало. Густые брови хмурились,
а глаза бегали, то и дело упираясь в границы леса… Глаза… Красные, будто не спал несколько
ночей.
Почему-то стало тревожно, словно иголочка острая недобро душу кольнула. Но бывалый
переговорщик не показал виду.
– Как живете, Олех Брониславич? – спокойно спросил он. – Все ли у вас тихо, все ли
благополучно?
Боярин с силой огладил длинную бороду, будто решаясь на что-то, а затем таки выдавил
из себя:
– Уж не знаю, как и сказать… Двумя словами не обойдешься. Плохо у нас сейчас, очень
плохо. Волколак в округе завелся, людей жрет. Вымрет скоро наша деревня, как пить дать –
вымрет.
Добрыня упер кулак в колено и нахмурился. Волколак? Вот так дела! Василий аж жевать
перестал, вытаращив глаза.
128
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Так. Большой, зубастый и клыкастый, но просто зверь, которого нам с тобой одолеть
– по плечу. К тому же напомни, кто не дале как утром ныл про охоту? Вот тебе и охота, сама
пришла.
Василий невольно улыбнулся. Грядущее приключение начинало ему нравиться. Добрыня
же задумчиво почесал щеку, глядя на сгрудившихся поодаль рабатчан, что бросали в их сто-
рону взгляды, полные беспокойства и надежды.
– Но сперва надо убедиться, что не с шаманом волколаков дело имеем, – напомнил скорее
себе самому Добрыня. – Тогда и в самом деле придется в Китеж гонца гнать. Короче, следует
нам во всем разобраться да к охоте подготовиться.
– Чего ждем? – ретиво вскочил Василий, звякнув кольчугой. – Пойдем! Вон смотри, как
народ мнется, ответа нашего ждет!
Добрыня хмыкнул, качнул головой и неспешно поднялся.
– Экий ты неугомонный. Кликни-ка мне для начала Ваню, – велел он. – Надо решить,
как с делом нашим главным поступим…
***
С делом решили просто: до обеда все отдыхают, потом продолжают путь в Алырское
царство, а отряд поведет Иван Дубрович, он порядок знает. В деревне же остаются Добрыня
с Василием – лучшие охотники во всем посольстве. Может, стоило еще и Молчана Данилыча
при себе оставить, он и лекарь знатный, и в волшбе неплохо разбирается, да Добрыня решил,
что при отряде он надобнее. Если в дороге посольство по случайности нарвется на волколака
или еще каких лиходеев – богатыри отобьются, в этом Добрыня не сомневался, а потому был
спокоен. По его прикидкам зверя они с Казимировичем выследят и убьют за пару дней, после
чего останется лишь догнать соратников, пустив богатырских коней галопом по тракту – те
скачке только рады будут.
Раздав указания, Добрыня наконец обрадовал местных, чьи лица сразу просветлели. На
душе у воеводы тоже стало тепло, правда, ненадолго… Люди кланялись, плакали от счастья,
некоторые даже пытались целовать руки богатырей, но те не давали. В конце концов пришлось
прикрикнуть:
– Люди добрые, угомонитесь! Мы дело свое делаем, только и всего. Вот изведем волко-
лака, тогда и благодарите, а пока – рано еще.
Доводы подействовали, и народ малость поутих.
– Посольству моему отрядите припасов, сколько сможете, – уже тише велел Добрыня
краснолицему старосте. – Им путь неблизкий, да вы и сами знаете: хлеб в пути не тягость.
– Чем сможем – поможем, – вышел вперед боярин Олех, разве что не отпихнув Игната в
сторону, и немедля пригласил остающихся богатырей к себе, добавив от предков положенное: –
Мы, рабатчане, народ гостеприимный, уважим дорогих гостей.
Добрыня приглашение принял. Взял Бурушку под уздцы и, вместе с Василием и какими-
то местными, отправился за Брониславичем. Двор с конюшней у Олеха оказался широким да
богатым – хозяйство тут велось на совесть, сразу видно – важный дом. И банька своя у боярина
имелась, и домик для слуг, и амбар, и гумен, и конюшня с пятью широкими стойлами. Конюх
обомлел от вида богатырских скакунов, засуетился, щеточки достал да всё приговаривал, что
и овес найдется, и воды вдоволь, круты бока помоем, густу гриву расчешем, только лестницу
бы взять, чтоб дотягиваться, да помощников половчей сыскать, чтоб споро вышло…
130
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Вместе с богатырями, хозяином и старостой в хоромы зашли еще двое, верно, уважаемых
в деревне людей – здоровенный мужик, похожий на кузнеца, да пышнотелая бабка. В горнице
Олех указал Добрыне и Василию на красный угол26, приговаривая:
– Хорошие гости хозяину в почет. Присаживайтесь к столу, добры молодцы. Сейчас
накроем, накормим, напоим…
Его бормотание слишком уж напоминало восторженные причитания конюха, и Василий
невольно рассмеялся.
– Погодь с угощением, Олех Брониславич, – остановил боярина Добрыня. – Обычаи
ведаю, да время не терпит. Сначала беседу поведем. Расспросить хочу про волколака, понять
повадки его, да откуда он тут у вас взялся.
– Будь по-твоему, богатырь, только в ногах правды всё одно нет.
– Так!
Гости сняли пояса с оружием и опустились на жалобно заскрипевшие под богатырским
весом дубовые лавки, застеленные нарядными вышитыми полавочниками. Сели и остальные.
Олех пристроился возле Добрыни, положив жилистые руки на столешницу.
– Расскажем всё, как есть, – твердо сказал он. – Нам скрывать нечего.
– Добро. Когда всё началось?
Рабатчане переглянулись.
– Ну, – свел густые с проседью брови Брониславич, – у нас-то началось с гибели
Трухановичей, неделю тому назад. Да только волколак еще раньше, где-то с месяц, может,
чуть поменьше, мужиков из соседнего села задрал – Акима-мельника и троих его работни-
ков-поденщиков…
– А до того, – встрял староста Игнат, – колдун в наших краях объявился.
Добрыня и Василий переглянулись.
– Колдун? – напрягся воевода, вспоминая недавние свои слова. – Ну-ка, подробнее
давайте.
Олех значительно кивнул старосте, дозволяя продолжать.
– Дак подробнее-то нечего сказывать, – растерялся Игнат. – Пришлый он, объявился в
наших краях аж три года назад. Сидел себе в лесу, в глухомани, видать, колдовал потихоньку…
– Только у нас все ладно было, молоко и то не кисло, – встряла бабка, которую Олех
шепотом представил Авдотьей.
– Все так, – подтвердил Игнат. – Мы к нему не лезли, он – к нам… Пока Митьку Рябого,
Фому Сапогова да Егора Трухановича не похитил.
– Ох, да! – всплеснула руками бабка. – Увел парней-то, точно-точно. Сгинули горемыки
в лесу, видать съел их колдун-то…
Добрыня вопросительно поднял брови.
– Труханович? Это тот же…
– Да, все верно, – мигом отозвался Олех. – Горемычные Трухановичи, вот судьба-то, не
повезло им. И с Егором этим – тоже.
– Точно-точно, – закивала бабка Авдотья. – То Кривой Егор, то Ладушкин жених, а
опосля и вовсе…
Василий шумно вздохнул, а Добрыня потер лоб. Он уже жалел, что решил устроить мест-
ным общий допрос – говорили они сбивчиво и не столько вносили ясность, сколько запуты-
вали. Василий, чуя настроение воеводы, хлопнул ладонью по столу и велел:
– Хорош гомонить! Давайте по порядку и не отвлекаясь. И говорите по одному, а то
голова пухнет.
26
Красный угол – самое важное, лучше всего освещенное и наиболее почетное место в избе, располагающееся по диаго-
нали от печи и предлагаемое только самым дорогим гостям.
131
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Окрик помог, разговор пошел лучше. Говорил все больше Олех Брониславич, а Добрыня
с Василием задавали вопросы, пытаясь выстроить всю цепь событий от начала до конца. И,
как казалось, выстроили.
По всему выходило, что и впрямь началось с Трухановичей. Семья большая, жили в доме
у самого леса. Хозяина звали Фёдором, жену – Светланой. Народили четверых детишек: трех
сыновей – Василия, Петра и того самого Егора, да дочку младшенькую – Ладу, которую все
ласково величали Ладушкой. Мать Светланы, Акулина, жила с ними, да стара была, с печки,
почитай, не слезала.
Хоть семья и немалая, да хозяйство больше, вот и нанимали Трухановичи помощь. В
поле работали, урожай поднимали, да и в лес часто ходили, забираясь в самые глухие уголки.
Говорят, даже в пущу возле Соколиных гор не боялись лазить, короче, отчаянная семейка.
Старшие – Васька и Петька – слыли в детстве разбойниками, шалили частенько да над
другими детьми куражились. И над младшим братом – тоже, ведь не походил он на них, был
тихим и молчаливым, себе на уме. Егор Труханович появился на свет вроде как уродом. Авдо-
тья живописала его внешность со смаком: мол, левая сторона лица вся перекошена, будто удар
хватил, глаза навыкате, красное родимое пятно на лбу, заика, да ко всему еще и умом обделен.
В деревне меньшого Трухановича, судя по всему, не жаловали, по крайней мере так показалось
Добрыне, который не только слушал, но и примечал все чувства, что явственно читались на
простодушных крестьянских лицах.
Воевода не раз сталкивался с подобным отношением к тем, кому не повезло с внешно-
стью. Людям приятно видеть миловидное лицо, а вот уродство многих отталкивает, а то и злит.
Красавцу многое простят, убогому – вряд ли. Несправедливо, да так уж повелось.
Впрочем, наружность была отнюдь не главной причиной, по которой Кривого Егора в
Рабаткино недолюбливали. Авдотья сообщила, что парня считали лодырем – мол, работу не
выполнял, отцу да братьям в поле не помогал, всё думал о чем-то своем, в лесу гулял, ягоды
да грибы собирал, будто малец или девка. Оттого, мол, Трухановичи и нанимали помощников
– рук не хватало.
Всё казалось ясным, пока в разговор не встрял до того молчавший здоровяк, в самом
деле оказавшийся местным кузнецом. Звали его Корислав, и, по его мнению, ничего зазорного
Егор не делал, а лес любил всей душой – про то еще зверолов Агафон сказывал.
Тут же возникла перебранка, во время которой, среди прочего, выяснилось, что и
боярыня Чеслава, и кожевник Жилен, отец Игната, не сомневались, что меньшой Труханович
– не человек, а нечисть. Мол, подменила его во младенчестве бохи́нка27, вот гаденыша в лес и
тянуло. Кузнец не соглашался, мол, Митька и Фома с Егором ходили часто – и ничего, а про
подменыша – слухи и навет.
Назревала новая буза, но окрик Василия остановил галдеж. Распаленный спором Олех
сумел всё же взять себя в руки и продолжил рассказ спокойно, лишь время от времени гневно
зыркая на кузнеца. Добрыня про себя отметил, что боярин не любит, когда ему перечат. Впро-
чем, кто подобное любит?..
Как дальше выяснилось, любовь к лесу довела Митьку, Фому и Егора до беды – два года
назад все трое сгинули, и местные не сомневались, что гибель незадачливых парней на совести
загадочного чужака. Что уж там произошло – неизвестно, но рабатчане полагали, что бедолаги
наткнулись на жилище колдуна и чем-то его обозлили – вот и съел он их…
Может, и съел. А может, парни сбежали в поисках лучшей доли или просто на белый свет
посмотреть… Такое Добрыня тоже видал, но мыслями своими решил не делиться.
27
Бохи́нки (боги́нки) – злонравная нечисть. Промышляют похищением и подменой детей, а потому чрезвычайно опасны
для младенцев и маленьких детей. Обитают в лесах, возле водоемов и болот.
132
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Местные мужики во главе с отцом Егора, Фёдором, пропавших искали долго, да так и не
нашли. И колдун тоже как сквозь землю провалился, с той поры его не видели. Трухановичи
погоревали, конечно, да время лечит. Братья старшие успокоились, безобразничать перестали,
видать, совесть заела. Сестричка их, Ладушка после исчезновения Егора сама не своя ходила –
она-то увечного искренне любила, очень они с «подменышем» были близки. А ей уж и замуж
пора – жениха видного давно приглядели, вдового мельника из соседнего села, и приданое
богатое собрали, налаживалась жизнь-то. Правда, почти два года свадьбы ждали: то одно, то
второе, да еще и недуги Ладушки. Но всё справилось, невеста готова, жених готов, вот-вот –
и погуляли бы…
Да только снова беда стряслась. Погибли четверо: сам Аким-мельник и трое его поден-
щиков. Страшный бой был – тела оказались разорваны в клочья, но сопротивлялись мужики
отчаянно. У одного работника топор в крови оказался, у другого – серая волчья шерсть в ото-
рванном кулаке зажата…
Погибший Аким как раз и был тем самым «видным женихом», что два года Ладушку
ждал. Невеста-горемыка от таких вестей снова слегла. Слабость у нее была такая, что встать не
могла, только стонала да плакала, а потом с горя к реке сбежала – топиться, да слава Белобогу,
передумала. Видать, о родне вспомнила.
Гибель Акима поначалу захожими волками объясняли: тогда никому и в голову не могло
прийти, что объявился в здешних местах волколак. Так бы и думали на серых разбойников,
если б не страх, случившийся через восемь дней после смерти мельника, то бишь неделю назад.
Посредь ночи всю деревню крики разбудили да истошный собачий лай. Кричали из дома
Трухановичей. Соседи побежали выяснять, в чем дело… и увидели волколака. Выходя со
двора, он высадил ворота и замер посреди улицы прямо под луной – тут его и разглядели хоро-
шенько. Огромное темное чудище, видом волка напоминает, но на задних лапах и двигается,
будто человек. Буркалами сверкает, пастью окровавленной скалится! А морда-то не совсем
волчья, больше человечье лицо напоминает, только густо поросшее шерстью.
Люди от такой жути, ясное дело, опешили. Но и волколак, похоже, сообразив, что с тол-
пой не справится, огромными скачками умчался в лес, только его и видели…
Народ – к Трухановичам, а там – жуть жуткая! Чудище почти всю семью погубило, только
Ладушка спаслась, спрятавшись в голбце28, да Фёдор-хозяин еще жив был, но ранен тяжко –
умер на следующий день.
Отчего волколак на Трухановичей напал – кто ж знает? То ли орисницы 29 семье такую
страшную долю насудили, то ли всё вышло из-за того, что дом у самого леса стоит, на окраине
деревни: первый двор, считай. Видать, волколак вовсе страх потерял, раз в избу сунулся, но
кто ж их, нечистых, разберет?
Добрыня поднял руку, останавливая грозящий пойти по третьему кругу рассказ:
– Дом Трухановичей… Там сейчас кто-то живет?
– Да помилуй, боярин, – растерялся Игнат, – кто ж туда сунется-то, после всего? Зако-
лотили дом-то, с той самой ночи туда никто и не ходит.
– Ладушку-сиротинушку соседи приютили, – ввернула Авдотья, – выхаживают, да всё
болеет она. Как бы, часом, не по…
– Типун тебе на язык, кликуша! – буркнул кузнец Корислав, перебивая старуху.
– Молчу, молчу, – едва не накаркавшая беду бабка поспешно прикрыла рот ладошкой.
Добрыня и Василий переглянулись и, не сговариваясь, поднялись.
28
Голбец – в деревянных избах конструкция при печи для всхода на печь и полати, а также спуска в подклет. Может быть
оформлен в виде загородки или чуланчика с дверцами, лазом и ступеньками.
29
Орисницы (судженицы, рожаницы) – мифические существа женского пола, определяющие судьбу ребенка при рожде-
нии. Считается, что их трое. Реальное их существование в Белосветье не подтверждено.
133
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Внутри двора было пусто и тихо – лишь поскрипывали на слабом ветру распахнутые
настежь двери конюшни, хлева и курятника: скотину и птиц успели разобрать на передержку.
Судя по следам, людей здесь ходило немного, да и ушли они быстро, даже не натоптали тол-
ком… Страх оказался сильнее любопытства.
Повернувшись к забору, Добрыня вновь оценил его крепость и высоту, перевел взгляд на
крышу хлева, что почти вплотную подходила к частоколу. У стены валялись несколько сорван-
ных с крыши досок, на которых отчетливо виднелись следы когтей. Воображение разыгралось,
будто своими глазами всё увидел…
Воевода поманил Василия:
– Вот тут он через забор перепрыгнул. Прямо на крышу, а потом – вниз.
– Ага, – согласно кивнул Казимирович. – Пойдем, что покажу.
Ближе к дому на земле обнаружилась большая лужа засохшей крови.
– Наше счастье, что погода добрая. – Василий был хмур и собран, как в бою. – Дождей
не было, следы будто на бумаге писаны.
Со времени нападения прошла неделя, и Добрыня вообще сомневался, что им удастся
хоть что-то отыскать, а тут – действительно, повезло так повезло. Словно вчера всё случи-
лось… Присев, Никитич принялся осматривать следы. Возле запыленной лужи виднелись
отпечатки волчьих лап, но только огромных – крупнее медвежьих. Волколак тут ненадолго
задержался и…
– Как думаешь, это один из Трухановичей? – Василий всё так же хмуро смотрел на запек-
шуюся кровь.
– Собака, – коротко бросил Добрыня, кивнув на валявшийся рядом клочок окровавлен-
ной светлой шкуры.
Всё, что осталось от верного защитника двора. Растерзанное тело местные наверняка уже
сожгли.
Воевода занялся заколоченной – дверь сорвали с петель и здесь – избой. Обернулся, оце-
нивая расстояние от стены до дома… Вновь посмотрел на вход, над которым были начертаны
защитные руны и висели пучки засохшей травы.
– Обережная защита его не остановила. Да и не могла. – Богатырь поднялся и пояснил,
указывая рукой направление, закрепляя выводы. – Всё случилось очень быстро. Оборотень
перемахнул через забор на крышу хлева, в несколько прыжков пересек двор и разорвал собаку,
которая попыталась преградить ему дорогу. А потом ворвался в избу.
– Ага. – Казимирович, оглаживая короткую бороду, глядел на следы, ведущие от двери
к воротам. – Обратно мерзавец шел уже неспешно.
Волколак, похоже, выходя из избы, наступил в кровь и, судя по расстоянию между сле-
дами, передвигался отнюдь не прыжками. Василий склонился возле одного из отпечатков, тро-
нул пальцами землю рядом, где виднелись крупные темные пятна.
– Ранили тварюгу. – Понюхав нечистую кровь, побратим брезгливо поморщился. –
Видать, люто отбивались Трухановичи… Слушай, а чего он через забор-то? С такой-то сили-
щей – выломал бы ворота да зашел…
– Раньше времени полошить хозяев не хотел. Говорю же, быстро всё сделал. Думал
потише зайти, да собака лаем помешала, вот и заторопился. Трухановичи успели проснуться
и дать отпор, потому и не всех на месте он порешил. А управившись, оборотень уже не торо-
пился, выломал ворота, на улице увидел людей и – в лес. Тут всё ясно. Пошли в избу.
Доски сельчане прибивали на совесть, но богатыри оторвали их без труда и через раз-
громленные сени прошли в просторную светлую горницу.
Тут всё было вверх дном. Лавки и сундуки перевернуты, одежка раскидана, посуда
побита. На стенах россыпными полосами темнели кровавые брызги, несколько больших пятен
135
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
бурели и на полу. Рядом с одной такой лужей валялось окровавленное тряпье – верно, тут
лежал смертельно раненный Фёдор, хозяин, которому зажимали рану подоспевшие соседи…
Следы борьбы оказались столь очевидны и подробны, что восстановить ход боя Добрыня
сумел без труда. Любивший проговаривать всё вслух, когда речь шла о деле, воевода прошелся
по горнице.
– Лай собаки и возня у дверей разбудили спящих. Волколак вышиб дверь, стремглав
пролетел сени и ворвался внутрь. Первым делом прямо от порога кинулся сюда. – Богатырь
кивком указал на большую печь недалеко от входа. С лежанки свисали пропитавшиеся кровью
одеяла. – Тут погибла старуха, та, что на печи всё время лежала.
– Акулина, теща хозяйская, – хмуро подсказал Василий, которому вид разгромленной,
забрызганной кровью избы изрядно портил и без того не лучшее настроение.
– Так. Светлана, хозяйка, пыталась обороняться ухватом. – Никитич присел, провел паль-
цем по сломанному древку, затем перевел взгляд на смазанное красно-розовое пятно на побе-
ленном углу печи. – Волколак ее откинул, разбил о край голову… А вот потом…
Он выпрямился, разглядывая центр горницы.
– А потом случился лютый бой – мужики наконец-то опомнились. Один схватился за
топор, второй был с дубинкой, третий – с ножом…
Это их не спасло – оборотень раскидал Трухановичей в стороны и растерзал одного за
другим. Только с Фёдором долго возился – похоже, хозяин оказался силачом, орудовал топо-
ром умело, вот и умудрился чудище ранить. К несчастью, волколака это лишь разъярило… Как
ни крути, выходит, что схватка вышла быстротечной.
– С четверть часа с того мига как оборотень перемахнул через забор, – задумчиво поды-
тожил Василий. – Не больше, а скорее меньше.
Внезапное нападение посреди ночи, если его не ждать, кого угодно застигнет врасплох.
Трухановичи жили возле леса и, конечно, допускали, что в их дом попробует вломиться дикий
зверь. Да только не такой… и потому лежавшие на всякий случай под рукой топор, нож и
дубина не спасли.
Добрыня обошел печь, посмотрел на распахнутую дверцу голбца. Сюда и залезла несчаст-
ная Ладушка – видать, скатилась с лежанки и спряталась. Спасло ее, что с другой стороны
печки хоронилась, а волколак, занятый другими жертвами, девушку просто не заметил.
– На раны бы посмотреть, – нехотя произнес Василий.
Да какое там. Тела похоронили уже.
– Пойдем, спросим, есть ли у них тут знахарь, – решил Добрыня. – Родня подготовить
погибших к похоронам не могла, значит, это сделал кто-то другой.
***
На выходе со двора их поймал сопливенький мальчишка, который привел с собой Ивана
Дубровича – витязь явился сообщить, что посольство готово выехать.
Увлеченные делом богатыри и не заметили, как пролетело время. Пришлось отложить
расспросы и возвращаться к колодцу на околице. Не успели Добрыня с Василием отойти от
поломанных ворот на десяток шагов, как услышали за спиной стук – торопливые рабатчане
под присмотром боярина принялись заново заколачивать проклятый дом.
Вернувшись к отряду, воевода убедился, что все готово, и велел Ивану в пути не задер-
живаться, направляться прямо в Бряхимов. Глядя на оседающую за спинами соратников пыль,
Добрыня хмуро подумал, что на поиски волколака может уйти не день-два, как казалось пона-
чалу, а куда больше. Впрочем, догнать отряд они всяко успеют, главное – здесь побыстрее
управиться.
136
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Очень кстати подошел Олех Брониславич, уже без старосты и кузнеца, и Добрыня поспе-
шил спросить про знахаря. Олех покачал головой:
– Нет у нас знахаря. Был древний дед – Трухан, славился на всю округу, умелый, сильный
был. По его имени и всю семью Трухановичами величать стали, да только помер он давно. С
той поры как-то сами справляемся, если что – в соседние села посылаем…
– А раны Трухановичей кто-нибудь толком рассмотрел? Может, когда тела к погребению
готовили?
Боярин поморщился, передернул плечами.
– Я и видел, – нехотя сказал он. – Одним из первых в дом зашел. Акулину волколак
выпотрошил прямо на печке. Ваське голову оторвал. Петьке – обе руки, тот мигом кровью
истек. Фёдору живот распорол так, что кишки наружу полезли… Но мужик крепкий, день еще
продержался… Светлане, – голос Олеха слегка дрогнул, – голову сплющил…
Василий в сердцах сплюнул, а Добрыня хмуро уточнил:
– И собаку тоже разорвал?
– Верно. Ох, запамятовал, как пса-то звали. Здоровенный, злющий был, все его боялись.
В позапрошлом году двух волков задавил. Фёдор им гордился очень…
Василий, уже взяв себя в руки, спросил:
– Дом Ладушке достанется?
– Кому же еще? Как оправится, так и решит, что с наследством делать. Я бы сжег, если
честно. Плохое место теперь… Бояре, пойдемте, пообедаем. Готово уже всё.
– Вот это дело, – с готовностью откликнулся Василий, который с юности прослыл вечно
голодным обжиралой. – Заодно и беседу продолжим.
***
Разносолов Олеховых Добрыня не распробовал. Может, они и были хороши, но мысли
богатыря занимала чужая беда, что, как частенько случалось, начинала казаться своей.
Судя по тому, что они с Василием успели узнать, средоточием чудовищных событий ока-
зались Трухановичи да пришлый колдун. В том, что чародей тут замешан по уши, Добрыня
почти не сомневался. Конечно, в жизни всякое случается, но, если поразмыслить… Слишком
много совпадений. Появляется колдун – и у Трухановичей пропадают сын и наемные работ-
ники. Потом – уже волколак – убивает у их дочки жениха, а затем и вовсе почти всех вырезает.
На случайные убийства не походит. Колдун намеренно истреблял семью, но почему, за что?
Надо бы навестить единственную выжившую – Ладушку, но не сейчас, попозже.
Добрыня повернулся к боярину.
– Спасибо за угощение, Олех Брониславич. Понимаю, после сытной еды тяжко мыслями
ворочать, да надо нам до конца во всем разобраться. Расскажи, будь добр, что у вас случилось
после гибели Трухановичей?
Брониславич вытер руки вышитым полотенцем, цыкнул зубом и мрачно ответил:
– Люди погибать начали. Почитай каждый день… Через два дня после ночной резни
напал нечистый на старосту нашего, Жилена. Его сына, Игната, вы видели. Жилен с ярмарки
возвращался, так волколак и его, и лошадь задрал. Еще через день – убил-изуродовал двух
девиц, что в лес пошли, в речке искупаться – в тот же день их и нашли на тропинке. Это сколько
уже?
– Восемь, – тут же подсчитал Василий. – Это если только ваших брать, с мельником и
его людьми выходит двенадцать.
– Мы, ясное дело, по дворам попрятались, носа на улицу не казали. Да только долго
так не посидишь. И воды набрать, и дров на зиму нарубить, и на огородах дел невпроворот.
В общем, ходили гуртом, с вилами да топорами, дворы да забор околицы укрепили. У меня
137
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
еще со Смолягина пяток дюжих и умелых одоспешенных парубков имелось, поставил их двор
стеречь. Только Агафон-зверолов в чащу выбирался, с псом своим, ну вот, на следующий день
после девиц чудище на него и напало… Ох, какой хороший добытчик был, об осеннюю пору
всю деревню дичиной кормил… В общем, волколак его на куски порвал, кожу снял, собаке
голову отгрыз, на шест посадил и возле тела Агафонова оставил… Ну а позавчера, – голос
старосты сбился, – жена моя, Чеславушка Никифоровна, на праздник в соседнее село поехала,
да и…
Олех расстегнул ворот рубахи и сокрушенно покачал головой.
– Я виноват, не уследил, не убедил. Надо было удержать или самому с ней поехать. Жена-
то у меня разумница-благоразумница, из дома перестала выходить после гибели Труханови-
чей. Но тут прислали весточку из соседнего села, Соловушкина, мол, вот, Чеславушка, у нас
тут праздник рукодельников, ярмарка мастеров, приезжай почетной гостьей. Ну и взбрело ей в
голову туда отправиться. Я пытался отговорить, но куда там! Гордая да упрямая она у меня…
была… Снарядил с ней возницу да одного из парубков, Мишку. Парень крепкий, военному
делу обученный. Я ему саблю отцову доверил, наказал Чеславушку охранять в дороге… Да
без толку. Сабля чистой оказалась – не успел ею Мишка ударить… И двух верст от деревни
не отъехали – напал на них волколак… на шматочки мелкие порвал… Где чье тело, и не раз-
берешь. Кое-как вот похоронили…
Олех замолчал. Богатыри сидели напряженные, хмурые, злые, не зная, что сказать.
– Пусто без нее в хоромах, – пожаловался боярин, наконец. – Если б не деревенские
заботы, разум бы с тоски потерял.
Добрыня сочувственно положил большую ладонь на плечо вдовца и как мог мягко про-
изнес:
– Крепись, боярин. Пока смерть не взяла, жизнь не кончилась. Тебе за деревней пригля-
дывать. О других заботься, да и о себе не забывай, – и повторил: – Крепись.
– Может, еще и оженишься, – невпопад утешил и Казимирович. – Бывает так… Что вроде
и никогда, и вдруг раз – и готово.
– Может, и бывает. – Олех натянуто улыбнулся, отводя глаза. – Да только не сыскать мне
другой такой Чеславушки… Такая уж она была… Сердце с перцем! Нет, не сыскать.
– Скажи-ка, – поторопился сгладить неловкость Добрыня, – а погибшие на этой неделе
были как-то связаны с Трухановичами?
Брониславич, всё еще думая о другом, пожал плечами.
– Ну как связаны? У нас тут все – что родные, деревня-то маленькая, все друг другу
родня, все друг про друга всё ведают. Только если так, а чтоб как-то особо… нет вроде.
– Я правильно понимаю, что волколак только Трухановичей ночью порешил? – вновь
подал голос Василий. – Остальных – средь бела дня?
– Правильно, – подтвердил Олех. – Так всё и было.
– Добро, – медленно произнес воевода. – Мы вот что сделаем. Завтра с раннего утречка
отправимся к тому месту, где он на боярыню напал. Погода стоит сухая, след оттуда возьмем и
найдем зверя. Белобог поможет – к вечеру голову оборотня в деревню доставим. Нет – высле-
дим за день-два.
– Не сомневайся, – поддержал побратима Казимирович. – Эта тварь за всё заплатит.
Шестнадцать душ, гад, извел. За каждого спросим.
Шестнадцать, если считать с мельником и его людьми, а из самого Рабаткино – дюжина…
А кто знает, сколько еще людей погубил оборотень в округе, в других селах да на тракте? Не
все же его воочию видели. Ушедших в лес и не вернувшихся могут много на что списать, а что
на самом деле их волколак убил – и не узнают.
Выйдя подышать свежим воздухом, Василий и Добрыня молча прошли пустой улочкой
и встали у окольного забора, обсаженного вишенником. Где-то кричал петух, мычала корова,
138
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
а по чистому высокому осеннему небу шел клин перелетных птиц. Далеко за околицей, возле
самого леса, пыхтела белым дымком большая деревенская банька, а в лесу ждал своего часа
не желавший жить человеком зверь.
Теперь Добрыня не сомневался, что волколак – это пришлый колдун, и не шестнадцать
душ на нем, а, самое малое, девятнадцать: пропавшие парни – тоже его жертвы. Нельзя было
исключать и того, что Трухановичи погибли лишь потому, что их дом стоял ближе к лесу,
ведь многое говорило за то, что волколак выбирает жертв случайно. Люди гибли не только из
Рабаткино, а смерти, связанные с злополучной семьей – Егоровы друзья, Ладушкин жених –
могли быть простыми совпадениями. За свою жизнь Добрыня не раз с подобным сталкивался.
Расскажешь кому – не поверят, только с правдой не поспоришь. С колдуна станется и всю
деревню извести, если вовремя не остановить…
– Что скажешь, Никитич? – прервал долгое молчание Василий.
Добрыне было что сказать, и он с готовностью выложил свои соображения. И про кол-
дуна, и про Трухановичей, и про случайности да совпадения.
– Волколаком колдун стал недавно, – подвел итог воевода. – Одиночка явно, потому
как волколачья стая давно бы уже деревню разграбила да сожгла, и хорошо, если только одну.
А этот – неопытный еще, щенок, но силу дикую в себе чует, вот и убивает либо всех, кто
подвернется, либо кого черная душа просит.
– Почему думаешь, что зверь молодой?
– Местные сказывают, морда на человечью похожа. Такая лишь у тех бывает, кто недавно
впервые обернулся. У матерых головы почти волчьи, только лобастее и челюсти много мощ-
нее. Да и учится тварь чуть ли не на глазах. Сам посуди: нападение на мельника – волколака
ранят. Второе нападение, на Трухановичей – снова ранят. Зато потом как отрезало, никто с ним
ничего поделать не смог, даже обученный парубок с доброй саблей. Опыта оборотень наби-
рается и при этом становится все наглее. Уже сейчас чуть ли не каждый день новую жертву
выбирает, а как войдет в раж – его не остановить. Всех в Рабаткино передавит, за соседние
села возьмется.
– Выходит, правильно мы остались. – Василий Казимирович заложил пальцы за пояс.
– Правильно. Зверя надо убить, и чем скорее, тем лучше. Но на ночь глядя в лес мы не
полезем.
– Ну так. Чай не дураки. – Василий посмотрел на ряды изб и вдруг спросил: – Слушай,
а волколак же оборотень! А если это кто из мужиков здешних, а? Вдруг он сегодня рядом с
нами ходил, подслушивал?
– Вряд ли, – покачал головой Добрыня. – Волколаки тем от обычных колдунов и отлича-
ются – раз обернувшись, они назад, в человека редко превращаются, а уж молодые и подавно.
В людском облике они уязвимы, чародейской силы у них больше нет, зато над ними звериная
природа тяготеет, дикая сила пьянит. Да и нет в деревне знающих людей, а волколаками только
колдуны становятся.
– Надо же. А я думал, любой может.
– Всякий волколак – колдун. Но не всякий колдун – волколак, – объяснил Никитич и,
чуть подумав, добавил: – Но, если ты вдруг прав, придется нам с самого начала начинать:
допрашивать всех, а потом еще и серебром проверять – волколаки его дюже не любят. Кстати,
напомни-ка мне кузнецу Кориславу заданьице дать. Выйдем мы рано утром, как я Олеху и
обещал, а сегодня еще с этой выжившей, Ладушкой, поговорим, вдруг чего полезного припом-
нит…
Василий рассеянно кивнул. Добрыня потянулся, разминая мышцы, и, желая подбодрить
друга, усмехнулся:
139
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Раз уж остались, можно и впрямь в баньку сходить. Вон смотри, топят ее. К третьей
смене30 успеем.
– Хорошо, – выдавил из себя ответную улыбку Василий. – Хоть грязь здешнюю с себя
смоем.
Добрыня вздохнул. «Завтрашний день встретим чистыми, – подумал он. – Чем бы этот
день ни обернулся».
***
Попытка расспросить Ладушку, увы, ни к чему не привела. Тоненькая, одетая в черное
девушка смотрела сквозь собеседников и молчала. Она была в меру красива, но уж точно не по
деревенским меркам – слишком бледная, слишком худосочная, одним словом – болезная. Но
черты лица правильные, коса – толстая, светло-русая, а глазища бездонные, сине-зеленые…
только сейчас словно бы пустые.
Люборада, приютившая сироту сердобольная соседка, поведала, что Лада с той самой
ночи такая: слова не скажет, сидит да в окно глядит, будто ждет, когда мать с отцом за ней
придут, забрать домой. Только кому забирать-то? Нет у бедняжки больше никого, Фёдор у отца
с матерью один был, а Светланина родня с боярыней поцапалась да в чужие края подалась,
старую Акулину бросила и подалась… Люборада причитала про горькую Ладушкину судьбину
и всю обратную дорогу через немалый и к тому же захламленный двор. Богатыри вновь услы-
шали и про пропажу увечного Егора… и про Акима, мол, зажиточный человек был, уважае-
мый и собой недурен, повезло, думали, девице… И про погибшую в одночасье семью…
– Так что вы не серчайте, бояре, сами понимаете, каково ей пришлось. Чего удивляться,
что умом слегка двинулась… Ну да мы за ней присматриваем. Кормим-поим, выхаживаем,
вдруг да оклемается… А то жалко ее больно, молоденькая же совсем. – Женщина утерла глаза
одним из кончиков головного платка.
Годогост, муж Люборады, тучный мужик с выбивающимися из-под суконной шапки
седыми волосами, стоял у ворот, привалившись к косяку. Заприметив богатырей, не утерпел,
полюбопытствовал:
– Ну как, бояре, узнали чего нового?
Добрыня покачал головой.
– Нового – ничего, и расспросов на сегодня, пожалуй, хватит. Не скажешь, коваль ваш,
Корислав – хорош ли?
Вопрос застал Годогоста врасплох, и он его даже не сразу понял.
– Это вы о чем, бояре? То бишь как он «хорош». Как человек аль как кузнец?
– Как мастер, – усмехнулся Добрыня.
– Ну уж не хуже других, это точно. Сынок кума моего покойного, справный парень да
честный.
– К нему со всей округи приезжают, – ввернула Люборада.
– Сможет до утра кинжалище сковать из железа и серебра? Нам бы в охоте на волколака
пригодился.
– Ох ты ж. – Глаза Годогоста вдруг забегали. – Кузнец-то есть, и толковый, железо, какое-
никакое – тоже, да только серебро-то откель? У нас таких богачей и отродясь не водилось, чтоб
серебро в руках держали. У боярина разве что спросить, теперь, может, и даст.
30
Третья смена – последняя смена-очередь для мытья людей в бане. Четвертая смена для человека очень опасна, поскольку
считается, будто четвертый пар принадлежит баннику.
140
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
В ответ Добрыня снял с левой руки тяжелый браслет чистого серебра и кинул его Годо-
госту. Тот неловко поймал украшение, глянул, и брови его задрались, а рот изогнулся дугой
от уважения и одобрения.
– Этого на клинок хватит, – браслет не жаль, его Великий Князь пожаловал за дворцовую
службу, так пускай сам важному делу послужит. – Если что останется – пусть Корислав в оплату
работы возьмет. Я зайду к нему позже, укажу, каков именно кинжал надобен, а пока пусть
огонь раздувает.
– Будет сделано, боярин, не сомневайся, – часто закивал Годогост, прижимая браслет к
груди.
***
Вернувшись на Олехово подворье, Добрыня с Василием первым делом проведали коней.
Те, наевшиеся до отвала, блестели лоснящимися боками, то и дело встряхивая на совесть рас-
чесанными гривами. Кони были довольны, и Добрыня от души отблагодарил усердного конюха,
отвалив ему целый златник. От подобной щедрости у бедняги полезли глаза на лоб. Богатыри
успели уйти и дверь за собой закрыть, а он всё еще что-то бессвязно бормотал, отвешивая
частые поклоны до земли.
Перед баней Добрыня, как и собирался, зашел в кузницу Корислава. Велел к утру срабо-
тать длинный «медвежий» кинжал, примерно в локоть длиной, особо указав, сколько долей
серебра нужно добавить к железу. Коваль выслушал, пообещал управиться и, не теряя вре-
мени, взялся за дело.
Стоять над душой у мастера Добрыня не собирался – тот и сам понимал, что от его
работы зависит. От них же с Василием сейчас не зависело ничего, охота и бой будут, если
повезет, завтра, а сейчас можно и в баню.
Парились последними, а после переодевшиеся в чистое богатыри пристроились возле
бани на бревнах-скамьях, наблюдая, как садится солнце, пропадая за синеющей кромкой леса.
Было тихо, если не считать орущих в траве сверчков и уханья прежде времени проснувшейся
совы. В нос бил терпкий аромат полыни, перебивая дымно-березовые банные запахи, запутав-
шиеся в бороде и усах.
Перекусывая еще теплыми яблочными пирожками – законов гостеприимства рабатчане
не забывали, несмотря на тревогу, царившую в деревне, – богатыри млели. Голову кружило
от покоя – подобного чувства Добрыня давно не испытывал, потому как Великоград – город
столичный и шумный даже по ночам; да и запахи там иные.
Легкий ветерок шелестел высохшей осенней травой, обдувал распаренные тела, успока-
ивал разгоряченную кожу… и он же лишил друзей обычного после бани блаженства – принес
далекий и тоскливый вой. Не волчий. Грубый, глубокий, с почти человечьими криками-под-
вываниями, и доносился он с той стороны, куда они завтра и собирались. Обернувшись, бога-
тыри хмуро уставились на чернеющий в закатном сиянии лес.
– Вой-вой, – пробормотал Василий, хлебнув вина из походной фляги, которую благора-
зумно прихватил с собой. – Недолго тебе осталось.
Казимирович протянул флягу побратиму, но Добрыня лишь головой покачал. Друзья
молча слушали ветер, пока жуткая песня не стихла.
– Колдун-то, наверное, пару лет готовился в волколака обернуться, – задумчиво сказал
Никитич, – не меньше. Потому и не трогал деревенских. Может, парни, что первыми пропали,
бродили по лесу и застали его за чародейством. Колдуны дюже не любят, когда в их дела лезут,
особенно когда лихие дела замышляют.
Сообразив, что старший снова взялся размышлять, Василий скривился, глотнул еще вина
и нарочито громко причмокнул.
141
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– видать, из остатков браслета, значит, серебра хватило с избытком, но платы мастер брать не
стал. В руку кинжал лег ровно, как и хотел Добрыня, да и само оружие воеводе пришлось по
душе, о чем он и сказал.
– Главное, – откликнулся кузнец, – чтоб клинок свою службу сослужил, дело справил и
нечисть извел. Пускай рука твоя, Добрыня Никитич, не дрогнет.
– Зверя еще найти надо, – напомнил богатырь и для порядка повернулся к Олеху.
– Скажи, боярин, рогатинами сможете нас снабдить?
Брониславич посмурнел, подтверждая то, о чем Добрыня и так подозревал.
– Не выйдет, прости. У нас на всю деревню одна была – с ней Агафон ходил. Так ее
волколак в щепы разнес, а новую смастерить не догадались.
Эх, подумалось тогда Добрыне, а ведь тяжелое охотничье копье пригодилось бы. Жаль,
что с посольством ехали, а не на охоту в Соколиные горы. В Великограде-то этих рогатин зава-
лись, выбирай любую – и с простым широким наконечником, и с перекрестьем, и с искепи-
щами31 разной толщины и длины, а в Рабаткино – вишь как – не найти никакой. Новую ладить
– времени и впрямь уже нет, да и ничего, так справимся!
Уходили из деревни под громкие напутствия рабатчан, наперебой желавших богатырям
удачи. Показалось или мелькнуло в толпе бледное лицо Ладушки? Нет, не показалось, вон она,
стоит позади всех, рядом с опекуншей-Люборадой. Смотрит тоскливо, руки к груди прижи-
мает. «Не подведем, милая, не сомневайся, – мысленно пообещал ей Добрыня. – Найдем зверя.
И убьем».
Побратимы шли по следу, углубляясь все дальше в лес. Земля тут и в самом деле оказа-
лась изрыта множеством оврагов, а иногда дыбилась крутыми склонами и холмами – сказыва-
лась близость гор. Кони бы в этой части Базаньего леса точно не прошли.
Заросли ольхи и орешника сменились дубняком и кленовником. Местами попадались
островки сосен и рощицы старых берез. Осень уже тронула кроны дубов бронзой, листья кле-
нов начала расцвечивать огненно-красным, а березняки раскрасила бледным золотом. По ство-
лам, густо их оплетая, вился дикий хмель. Кое-где приходилось продираться сквозь кусты бере-
склета и ежевики. На полянах в траве алели мухоморы, а в оврагах, в пышном зеленом мху,
то здесь, то там ярко желтели россыпи лисичек, бери да собирай! Только богатырям было не
до грибов.
Раз волколак выл с этой стороны, значит, места эти он и облюбовал. Скорее всего, где-
то тут у него имелась лежка, и Никитич надеялся, что рано или поздно проложенная чудищем
тропа приведет к ней. Если повезет – уставший оборотень будет спать. Если нет… будет сви-
репый бой. Сколько их уже было…
Мысли были нерадостными, делиться ими не тянуло, так что шли молча, лишь иногда
знаками указывая на особо приметные следы. Волколак изрядно петлял, то ли от лежки отво-
дил, то ли отвлекался на что-то.
Около полудня Добрыня остановился и замер, услышав треск ветки, прорвавшийся
сквозь гомон птиц. Богатыри как раз выбрались на приличных размеров прогалину, почти
поляну, и настороженно прислушались. Василий перекинул на руку щит, Добрыня же взял в
левую руку кинжалище, а в правую – верный меч. Надежда на серебро крепка, но и булат боль-
шинство нечисти не переносит.
Снова треснуло – откуда-то слева. Судя по близящимся звукам, там пробирался кто-то
большой, а вот кто – пока не видать. Может, искомый волколак, а может, и лось или медведь…
а то и леший решил проверить, кто тут по его владениям разгуливает.
Готовые ко всему, богатыри ждали, медленно сдвигаясь на середину лужайки. Гомон
птиц постепенно смолк, над перелеском повисла настороженная тишина – лишь ветер шелестел
31
Искепище – древко рогатины.
143
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
кронами деревьев где-то высоко над головой. А потом раздвинулись ветви лещины, позволяя
различить высокую и темную человекоподобную фигуру, что, в свою очередь, замерла при
виде людей.
Искать лежку не пришлось – зверь вышел на ловцов сам. Огромный, ростом чуть ниже
Добрыни и чуть выше Василия. Склонив вперед голову и прижав острые уши, волколак, не
мигая, глядел на охотников огненно-оранжевыми глазами и не двигался с места. Тело его по
пояс скрывала желтеющая листва, но грудь и голову богатыри разглядели хорошо. В морде
твари и впрямь угадывались человечьи черты. Слишком короткий для волка, но уже черне-
ющий нос беспокойно дергался, принюхиваясь. Густой серо-белый с бурыми подпалинами
мех, тянувшийся от загривка и по кругу охватывающий мощную шею, напоминал окладистую
бороду; лицо же, кроме глаз, кончика носа и пока сомкнутых темных губ, было сплошь покрыто
короткой шерстью.
Через плечо чудище небрежно перекинуло что-то вроде плаща из невыделанной светлой
кожи, судя по всему, человечьей… Так вот зачем ему понадобилось освежевывать беднягу-зве-
ролова!
Они немного постояли, изучая друг друга. Потом волколак шагнул вперед, представ
перед богатырями во всей своей красе.
В сравнении с туловищем его мохнатые ноги казались коротковатыми: огромные ладони
с мощными когтистыми пальцами спускались много ниже середины бедра. Широченным пле-
чам и толстым, как стволы, рукам позавидовал бы любой богатырь. Шерсть на груди и животе
была светлой и редкой, сквозь нее проглядывала розоватая кожа. Загривок же, шея и плечи
поросли плотным темно-серым мехом. Одет оборотень оказался в короткие, по колено порты,
подпоясанные широким кушаком, за который был заткнут черный кинжал с искривленным
лезвием. Тот самый Волчий Клык, о котором писал Ведислав-писарь и без которого волколаку
не обернуться…
Разговоров никто вести не стал. Василий двинулся первым, прикрываясь щитом, Доб-
рыня – за ним вплотную, поудобнее перехватив рукояти кинжала и меча.
В ответ волколак, обнажив здоровенные белые клыки, сморщил короткий нос и пошел
навстречу, тяжко ступая по опавшей листве. Он не казался быстрым и ловким, но богатыри не
забыли избы Трухановичей и понимали, на что способен их противник. Они не торопились,
ждали, как проявит себя волколак, оценивая то, как он двигается…
…И прыжок не застал их врасплох – побратимы действовали как один: мгновенно отшаг-
нули вправо, а Василий с силой двинул крепким щитом навстречу, мощным ударом сбив обо-
ротня с ног. Тот полетел на землю, прокатившись по прогалине, но быстро поднялся и, широко
расставив огромные лапы, свирепо взвыл.
– То-то, сволочь, – не выдержал Василий. – Живым не уйдешь.
Оборотень и не собирался уходить – он принялся крутиться вокруг, пытаясь найти
брешь, зайти за спину или улучить момент, чтобы вырвать из рук Василия щит. Но у него
не получалось. Волколаку не хватало ни опыта, ни умений. Бойцовскому делу он явно не обу-
чался, поскольку обратился вне стаи и натаскивать его было некому. Это позволяло надеяться,
что в конце концов чудовище подустанет и раскроется.
Главное, дождаться нужного момента…
В очередной раз расчертив когтями щит Василия, оборотень нервно отпрыгнул в сторону
– сейчас он вел себя уже осторожнее, животная ярость, похоже, отступала, и это было плохо.
Если возобладает человеческий разум, волколак наверняка решит, что так просто с богаты-
рями не совладает, и ломанется в чащу. Искать его там потом – накладно, да и в другой раз он,
чего доброго, поведет себя умнее, выпрыгнет откуда-нибудь из засады, не даст подготовиться…
Мысли эти пронеслись в голове мгновенно. Добрыня понял, что надо рисковать, и, как
и было условлено, хлопнул Василия по плечу левой рукой, в которой был зажат кинжал:
144
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
145
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Целиком, – решил воевода. – Пусть местные сами решат, что с душегубом делать. А
в мешок кожу Агафона положи.
– Хорошо, – закинув щит за спину, Василий потянулся к поясной сумке.
***
Рабатчане ожидали, что волколака будут выслеживать долго, а затем, после великого сра-
жения, притащат в деревню громадную тушу… а охотники явились к околице всего-то через
несколько часов, на вид ничуть не уставшие, да еще и с телом какого-то… человека. Местные,
косясь на высящегося средь них Олеха Брониславича, лихорадочно зашептались, мол, это что
же получается, какого-то проходимца порешили, а нам притащили труп, выдавая за оборотня?
Что же это за богатыри такие?..
Василий, ровно ничего не замечая, передал мешок боярину, а Добрыня ровным голосом
объяснил:
– Это кожа Агафона. Похороните честь по чести…
Олех мешок не взял, лишь кивнул побелевшему старосте, забирай, мол, а сам уставился
на мертвеца, которого богатыри выволокли на дорогу. Собравшийся народ подался вперед, к
телу, настороженно переглядываясь, и, пусть благоразумие и подсказывало держать языки за
зубами, во взглядах все читалось и без слов.
– Принимайте, – буркнул Василий, то ли не ожидавший такой встречи, то ли, напротив,
ожидавший слишком хорошо.
– Волколак это. – Добрыня был всё так же спокоен. – Не сомневайтесь. Молодой и
неопытный, иначе бы дольше ловили. Чудища эти после смерти в людей вновь обращаются.
– Слыхал такое, да! – крикнули из толпы. – Сказывали перехожие! Верно удальцы гово-
рят!
Лица людей потихоньку светлели, теперь рабатчане обступили тело колдуна, гудя, как
растревоженный улей – радость радостью, но за пережитый ужас нужно спросить хоть бы и с
мертвеца.
– У-у, нечисть! – выкрикнул кто-то долговязый в зеленой рубахе.
И началось. Кто-то плюнул, кто-то двинул покойника сапогом в плечо, кто-то всхлипнул,
кто-то ругнулся… Брониславич, стоявший рядом с богатырями, напряженно вглядывался в
лицо колдуна и хмурился. Заметив это, Добрыня придвинулся поближе к боярину и шепотом
спросил:
– Знаком он тебе?
Олех Брониславич неуверенно качнул головой.
– Сам не знаю… Кого-то напоминает, да вот кого – не пойму, не призна́ю. Лицо-то гряз-
ное, в крови все. Эй, Мила, дай-ка ветошь какую-нибудь. Годогост, воду!
Дородная тетка сунула Олеху в руки большой старый платок, а сама испуганно шмыгнула
назад, в толпу. Боярин, покряхтев, склонился над покойником, брызнул поданной Годогостом
водой и стал оттирать мертвое лицо. Люди подались вперед, каждый хотел посмотреть на лик
кровожадного убийцы.
Убрав грязь с носа, щек и подбородка, Олех принялся оттирать лоб мертвеца, и вдруг
рука его дрогнула… раз… другой… а потом боярин внезапно отпрянул, негромко выругав-
шись:
– Чтоб тебя, быть того не может!
В напирающей толпе кто-то ахнул, кто-то чуть не взвыл… Богатыри недоуменно пере-
глянулись, не понимая, что происходит.
– Да это ж Егорка! – вдруг громко выкрикнул кто-то из первых рядов. – Меньшой Тру-
ханович!
146
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Теперь уже ахнули все, а боярин дрожащим пальцем указывал на красное родимое пятно
на лбу мертвеца. Примету пропавшего два года назад парня – его богатыри не заметили из-за
залившей лицо оборотня крови… и не обратили бы они внимания на это пятно, даже если б
разглядели. Потому что…
– Та не может такого быть! – почти взвыл Игнат. – Егор же уродом был!
– Кривой ходил да обожженный! – вторила старосте какая-то молодка. – А этот, глянь,
красавчик…
Люди голосили все громче, в общем шуме можно было разобрать разве что отдельные
выкрики:
– Так пятно же!..
– Да мало ли у кого такое может быть!
– У-у, нечистая сила!
– Глаза разуй! Пятно то, на теленка похоже, ровно, как у Кривого Егорки!
– Да точно вам говорю, не спутаешь ни с чем! Одинаковых пятен у поросят и тех не
бывает!
– Еще и на том же месте!
– Егор это! Сила нечистая! Красавцем оборотился!
– Это где ж такое видано?!
– Морок на себя навел, внешность изменил!
– Сжечь! Башку отрубить – да в костер!
– Разметайте его! – завопил староста.
Толпа заволновалась, качнулась вперед. Добрыня хоть и растерялся от новостей о Егоре,
это движение оценил мгновенно – сложил пальцы и оглушительно свистнул.
– Олех Брониславич, успокой народ, – нарочито медленно произнес воевода, давая ува-
жаемому человеку проявить себя во всем блеске.
Тот не подвел, громогласно рявкнул:
– Спокойно! Богатырь говорит, слушайте!
Рабатчане отшатнулись и малость притихли.
– Этот волколак вас больше не побеспокоит, – всё так же медленно и веско начал Доб-
рыня. – С телом что хотите, то и делайте. Сами знаете, способов упокоить нечистого мертвеца
много, нам до этого дела нет…
Пусть хоронят, как хотят! Способов и впрямь за века набралось немало и знают их в каж-
дой деревне. Убитого колдуна можно сжечь, а можно похоронить лицом вниз. Можно перере-
зать сухожилия на ногах, лишая возможности ходить, или голову отрубить, сердце проткнуть,
а то и вовсе разметать по полю, как уже предложил староста Игнат.
Оглядывая толпу, Добрыня натолкнулся на немигающий взгляд сине-зеленых глаз, пол-
ных слез. Ладушка смотрела на богатыря не мигая, как совсем недавно волколак в лесу… И
по щекам ее катились крупные слезы. Поняв, что ее заметили, девушка развернулась и, сгор-
бившись, побрела прочь.
– Тело мы сожжем, – подал голос боярин. – А вас, гости дорогие, благодарим за помощь.
Вовек ее не забудем. И то сказать, за-ради наших бед от важного дела отвлеклись, аж самим
Великим Князем порученного.
Иными словами, спасибо вам, конечно, но чем быстрей вы уедете, тем всем лучше. Доб-
рыня б уехал с великой радостью, будь дело и впрямь кончено.
– Князь нас поймет, – резко бросил воевода. – Тут другое. Советую пока соблюдать осто-
рожность и всё ж дождаться Охотника из Китежа – вы туда уже отписали, кто-нибудь да при-
едет.
Толпа опять заволновалась, явно не понимая, на кой сдался китежанин, раз нечисть уже
извели.
147
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Сделаем так. – Добрыня слегка повысил голос. – Еще два дня мы здесь останемся,
покараулим, проследим, чтобы всё было спокойно. После – отправимся в путь-дорогу по тем
делам, по которым и ехали. Будем проезжать мимо заставы – велю нескольким дружинникам
к вам отправиться, они вас охранят. А потом, как Охотник места здешние проверит – сможете
жить, как раньше.
Никитич заметил в стороне Корислава-кузнеца, их взгляды встретились… и разошлись.
Добрыня махнул рукой Василию, идем, мол, и, не оглядываясь, зашагал вдоль околицы,
коря себя за то, что простое на первый взгляд дело сложилось совсем не так, как думалось.
И разобраться в нем теперь никак не получается. Не складывается, чего-то, как ни крути, не
хватает…
– Это что же, – угрюмо пробормотал Василий, которого, похоже, донимали те же мысли, –
Кривой Егор свою семью порешил? И соседей? А что же тогда колдун? Так и шастает тут,
неподалеку?
– Потому и велел дожидаться Охотника, – хмуро откликнулся Добрыня. – Колдуна только
китежанин отыскать сможет.
– А может, это колдун лик Егора на себя нацепил? Колдуны и ведьмы на такое способны
вроде.
– Способны, – подтвердил Никитич, и в самом деле о подобном слышавший. – Только
за каким худом ему лик Егора, да еще подправленный? И чего колдун ждал два года, почему
сразу за дело не взялся? Да и что ему деревенские сделали-то?..
– Ну ты сам говорил – может, наткнулся парень в лесу на колдуна, когда тот злодея-
ние замышлял… Нет, ты прав, бессмыслица какая-то. Если оборотень – Егор, чего он ждал?
Почему принялся убивать? Я бы понял, если бы обидчиков наказывал, но зверолов-то… пом-
нишь, что нам говорили? Он с Егором добр был, один из немногих, помогал, учить хотел… А
сестриного жениха – за что? Я уж про отца с матерью да про бабку старую молчу…
Добрыня досадливо тряхнул головой и честно признал:
– Да, не складывается…
Дальше шли молча, но у пустующей бани Василий снова не выдержал.
– А вот, положим, Егор был учеником колдуна, – развивал мысль Казимирович. – Учи-
тель ведь и в самом деле мстить придет, верно? Ну, хорошо, сегодня мы покараулим, завтра,
но потом-то уедем. А что, если колдун в деревню нагрянет сразу после нашего отъезда? Коли
по уму всё делать, выходит, нам тут надо сидеть, пока Охотник не приедет?
Добрыня скрипнул зубами. Он ненавидел принимать сложные решения и всю жизнь при-
нимал – такова уж его доля переговорщика.
– Нельзя нам надолго задерживаться, – вздохнул он. – Я с самого начала отвел два дня,
чтобы дело справить, да ошибся. Послезавтра наши будут уже у границ Алырского царства,
если мы тут застрянем, то посольство явится к царю Гопону без посла. Подобного допустить
нельзя.
– Думаешь, Дубровичу не хватит ума отряд придержать?
– Дубрович – молодец. Но еще и мо́лодец, не дозрел для сложных решений, а потому
будет приказ мой выполнять – двигаться к столице Алыра. Времени рассиживаться у нас
попросту нет. Если тут и вправду есть колдун, лучшее, что мы можем сделать – то, что я и
сказал. Прислать дружинников, чтобы охраняли, пока не приедет Охотник. Ну и в Китеж уже
от себя отписать, что нет тут никакой ошибки и помощь нужна позарез.
– Твоя правда, – нехотя согласился Василий. – Как думаешь, что сталось с поденщиками,
что пропали вместе с Егором? Если этот стал оборотнем, может, и они – тоже?
Мысль о том, что в округе лиходействует не один оборотень, а трое, была разумной и
тревожной. Негаданная охота грозила перерасти в затяжную войну с нечистью. Впрочем, будь
148
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
чудищ несколько, они бы наверняка сбились в стаю, а волколак им встретился один… Молодой
и неопытный.
– Охотника сюда надо бы, конечно, – вздохнул так и не дождавшийся ответа Василий. –
Они в таких делах мастаки разбираться. Хоть бы уж объявился поскорее…
– Он может и завтра пожаловать, и через месяц, – хмуро ответил Никитич. – Я особо
делами Китежа не интересуюсь, но сдается, их столько просто не наберется, чтобы в ответ на
каждый чих Охотника отправлять. Да и многовато нечисти на Руси развелось, китежан явно
не хватает…
…Если уж богатыря, а не чародея в Охотники берут. Мысли об ушедшем в Китеж Алёше
Добрыня отбросил и решительно добавил:
– Пособим, чем сможем, и будем надеяться на лучшее.
– Хорошо, – поморщился Василий, помолчал и совсем другим голосом вдруг спросил: –
Как думаешь, не попариться ли нам еще разок?
Добрыня не ответил.
***
В баньке им попариться, само собой, дали. И кормили, и поили исправно. Тревога у
рабатчан отчасти унялась, но на богатырей они всё одно глядели с укоризной – мол, уезжаете,
а мы тут оставайся, с нечистью.
Добрыня по-прежнему корил себя за то, что не догадался про Егора сразу. Полагал себя
умником и сел в лужу, как мальчишка-несмышленыш. Тяготило и то, что, как ни размышлял,
как ни пытался разобраться, ему до сих пор не удалось ответить ни на побратимовы вопросы,
ни на свои. Чего-то по-прежнему не хватало…
Об этом и думал воевода, пока они с Василием неспешно вышагивали мимо спящих
дворов. На небе ярко светила луна, хорошо освещая окольную дорогу с забором, ограждающим
Рабаткино от сжатых полей. Караулили побратимы с заката, когда местные расходились по
домам и благоразумно запирали ворота и двери. Богатыри ходили вокруг деревни кругами,
прислушивались, но всё было тихо, не считая ленивого собачьего лая да их собственных шагов
и звяканья железа. Только далеко в поле догорал костер, на котором рабатчане сожгли останки
оборотня – дров не жалели, костер вышел огромный. Прежде чем бросить останки в ревущее
пламя, волколаку отрубили голову и проткнули сердце осиновым колом. На всякий случай.
– Не видать что-то колдуна, – по своему обыкновению, нарушил молчание Василий. –
Впустую круги нарезаем…
– Не впустую. – Заметив, что они почти дошли до заколоченного дома Трухановичей,
Никитич поморщился. – Может, при виде нас передумает нападать.
– А вдруг он прямо сейчас за нами и следит, вражина? – Казимирович вглядывался в
темноту, будто пытался разглядеть скрывающегося средь деревьев чародея.
– Всё может быть, – подтвердил Добрыня и, помолчав, добавил: – Прав ты был, когда
говорил, что оборотня допросить надо. Охотник на нашем месте так бы и поступил: помучил,
узнал, что нужно, и лишь потом порешил. А мы так быстро управились, что и словом не обмол-
вились, сейчас только гадать и остается.
– Вы правильно сделали.
Богатыри резко обернулись, едва не выдернув мечи из ножен, но придержали руки, уви-
дев на дороге тоненькую фигурку в черном. Свет луны так сильно высветлял бледное лицо
Ладушки, что казалось, будто оно светится.
– И переживаете вы зря, – произнесла девушка, теребя косу. – Колдуна тут давно нет,
и про Егора вам наврали.
149
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Непроста сиротка оказалась, раз так бесшумно сумела к богатырям подобраться, ох,
непроста! Василий и Добрыня придвинулись к волколаковой сестрице, нависнув над ней будто
две горы. Добрыня еще вечером подумывал сходить к Ладе, проведать… но не решился из-за
странного и неуместного чувства вины. Что бы он ей сказал? Мол, извини, девица, братца тво-
его порешили? Который всю семью твою извел, жениха да соседей?.. И потом объяснять, что
брат ее – зло непотребное и должен был умереть за свои злодеяния? Доказывать свою правоту
скорбящим людям Добрыня не любил, да и не докажешь ее тем, кто плачет…
– Ты чего по ночам бродишь? – Василий подобными мыслями не терзался. – От Любо-
рады сбежала?
– Спит она. Все спят, а мне – никак. В саду сидела, на луну глядела, а тут и вы.
– Подслушивала? – в лоб спросил Василий.
– Тихо же. Только вас и слышно. – Девушка смотрела бесстрашно, глаз не прятала.
– Откуда знаешь, что колдуна здесь нет? – спросил Добрыня, надеясь в душе, что ответ
его успокоит, ведь если Лада говорит правду, то…
– Мне Егор сказал, – просто ответила она, бросив взгляд на тлеющий вдалеке костер. –
А мне он не врал.
Богатыри быстро переглянулись. Похоже, девица знала кое-какие ответы на их вопросы,
так, может, поделится?..
И она поделилась.
– Егору и в самом деле не повезло при рождении, – негромко рассказывала сестра, –
как-то неправильно доставали, вот и перекосили лицо. Рос он задумчивый, не от мира сего,
и очень способный – волшба в нем с раннего детства пробудилась. Дед наш, Трухан, знахарь
рабаткинский, был истинным чародеем и испустил дух ровно в ту ночь, когда Егор родился.
Лада говорила спокойно и отстраненно, будто не о себе, но порой в ней все же просы-
пались чувства – блестели глаза, на лице разгорался румянец. Потом огонь вновь прятался в
серой золе, но он тлел, и это мешало слушать и понимать. Не будь Добрыня переговорщиком,
он бы просто не смог вынести этот разговор, но он был – и слушал.
Оказалось, что Егор еще в раннем возрасте обнаружил в себе необычную природную
силу, но скрывал ее ото всех, кроме младшей сестренки, ходил в лес, подальше от людей –
творил волшбу, постигал природу. За нелюдимость и дурное поведение его невзлюбили и в
деревне, и дома. Ругали и били за то, что черной работой не занимался… да и просто за то,
что урод, Кривой Егор. Братья шпыняли почти каждый день, да и отец с матерью – чуть что
– сразу крепкий подзатыльник, а то и розги.
Другие рабатчане не отставали – травили сворой, будто зверя загоняли… Боярыня
Чеслава, как и сказывал Корислав, была зачинщицей. Даже отцу с матерью по ушам так наез-
дила, что Ладушке подчас казалось, родители и в самом деле сомневаются – их ли это сын.
Может, и правда подкидыш, нечисть? Уж больно Егор отличался от прочих детей. Но если
Фёдор со Светланой хотя бы сомневались, то другие в россказни боярыни верили истово. Тот
же староста Жилен при любом удобном случае бранился, а то и пинков мальчишке отвешивал.
Вражда между дворами – дело в деревнях обычное, но коли кого из семьи шпыняют, домашние
обычно встают на защиту. Только за Егора родня не заступалась…
– Обижали его не все, – призналась Ладушка. – Были и те, кто с обидчиками спорили,
ругались, чуть до драк не доходило, да все это пустое… Лишь зверолов Агафон да кузнец
Корислав Егора выручали всегда, когда замечали, что его ногами пинают или еще как измы-
ваются…
– Дурное дело, – не выдержал Василий. – Впору посочувствовать, да только две девицы,
что он у реки порешил? Тоже били-истязали?
Ладушка сверкнула глазами.
150
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Голуба с Миломирой? – почти выкрикнула она. – Тут Егор за меня мстил. Эти две…
подруженьки… Ненавидели меня за то, что я мастерица не им чета. Мои-то полотенца на
ярмарках впредь других раскупают, да и сватали меня, куда им! Вот проходу мне и не давали,
шутили жестоко, одежду прятали, когда в бане мылась, позорили, слухи распускали, мол, я с
молодцами в лес бегаю, а то и с самим лешим… распутствую.
Василий, не ожидавший подобной вспышки, замолк, хотя что ответить было. Лада-то и
в самом деле оказалась не так проста, как думалось… Вся эта деревня не так проста, прямо
трясина какая-то, сверху травка, а под ней – смерть. Будто и не на Руси стоит.
– Вперед мы забежали, – пришел на выручку побратиму Добрыня. – Давай лучше по
порядку.
– Хорошо, – согласилась Ладушка и, чуть помолчав, продолжила: – Конечно, у Егора
норов не мед был, с его-то жизнью… И от работы отлынивал, и с людьми толком говорить не
умел, только… страшнее другое. Сколько себя помню, чуяла я – в нем что-то чужое, неуловимо
опасное. Но…
Но Ладушка брата искренне любила, а он – ее. Они ощущали меж собой связь, будто
близнецы. Поддерживали и утешали друг друга как могли, стараясь проводить побольше вре-
мени вместе. Егор показывал ей чудеса леса, не скрывая своих навыков, всегда был ласков и
приветлив.
Когда Лада вошла в возраст, ее сосватали за Акима – вдовца-мельника из соседнего
села. Говорили о нем неплохо, но Ладушке от одной мысли про жениха-старика становилось
страшно и мерзко. Она жутко не хотела замуж, плакала день-деньской. Егор все понимал и
утешал, как умел, только помочь ничем не мог.
В ту пору в округе и объявился колдун. Брат, прознав про то, сказал, что пойдет искать
пришлого чародея, чтоб помог им обоим избавиться от напастей. Ладушка испугалась и ей
удалось Егора отговорить. Тогда.
Трухановичи жили не бедно, а рабочих рук не хватало, вот и нанимали работников.
Митька Рябой и Фомка Сапогов, перехожие поденщики, хорошие, добрые ребята, умом не
блистали, но к Егору относились с приязнью, часто в лес с ним ходили – он их учил, как ягод-
ные да грибные места искать, как зверей высматривать, кого из духов лесных чем задабривать.
Парням нравилось, что хозяйский сын делится своими премудростями, а Митька и вовсе поду-
мывал стать звероловом-следопытом. Уже к Агафону собирался в ученики идти.
Как-то раз по простоте душевной позвали они Егора с собой на вечерние гулянья. Он
поначалу отнекивался, но уломали-таки, пошел. А там парню кто-то подножку поставил – и он
упал в костер. Девки с парнями – в хохот, а Митька с Фомкой кричавшего Егора подхватили
– и домой. Лекаря из соседнего села позвали, тот на следующий день приехал, похлопотал,
ожоги обработал. Зажить-то они зажили, только лицо стало еще безобразней.
Это и стало последней каплей. Едва оправившись, Егор взял с собой Митьку и Фомку
и увел в лес. В деревне думали, парни за диким медом навострились, но позже Лада узнала,
что отправились они к колдуну.
Для всех же они как в воду канули. Разыскивать пропавших собрались лишь на второй
день, да и то – не особо старались. Вернулись, доложили, мол, искали – не нашли, колдун,
надо думать, забрал и вместе с ними сгинул. Ладушка долго убивалась – и из-за брата, и из-за
грядущей свадьбы, все глаза выплакала… Дома-то несподручно было, вот и бегала в лес.
Там Егора месяц спустя и встретила. Он рассказал сестре, что отыскал колдуна и тот обу-
чил его великому искусству – оборачиваться в волколака. Сам колдун в самом деле ушел куда-
то на запад, но Егор успел у него многому научиться. Сестра стала допытываться про Фому и
Митьку, но брат ничего толком не объяснил. Сказал лишь, что они ему помогли настоящим
чародеем стать, славную службу сослужили, и он их не забудет.
151
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
152
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
не решалась… Только видела в щелочку, как он Ваську с Петькой… Впервые его увидела
настоящего…
Добрыня снял с ремня флягу с водой и молча протянул девушке. Лада пила долгими
глотками, зажмурившись… такая хрупкая и несчастная… Вернув флягу и утерев чернеющие
в свете луны губы, она будто собралась с силами и заговорила быстрее и четче.
– Когда отец от ран умер, я в лес побежала, искать Егора. Нашла там же – только он
ко мне в виде чудища вышел и рычит. Я умоляла его остановиться… Но он уже не слушал,
только твердил, мол, «я думал, ты другая, думал, поймешь, что я все только для тебя делаю».
Слушаю его, а сама-то уже чувствую, что Егор изменился, звериное в нем верх берет, даже
разговаривает он со мной уже в облике волка, а не человека. Тогда прямо ему кричу: «Ты же
превращаешься в нечисть, противную Белобогу, ты же душой жертвуешь, откажись от волшбы,
опомнись»! А он в ответ: «Меня всю жизнь нечистью и считали. Ну так я им покажу, что такое
настоящая нечисть!» И бросил меня одну на поляне… А я почувствовала, что наша с ним
связь разрушена его же черной волшбой. Не стало моего любимого Егорушки, вместо него в
лес ушел лютый зверь…
Ладушка замолчала, и богатыри ее не торопили. Тяжело это – вспоминать такое, хотя и
бывает, что рассказ помогает справиться с пережитым. Высказал, выкрикнул и ровно грызу-
щую душу нежить убил.
– С того дня я брата не видела, – тихо закончила Ладушка. – Дальше знаю не больше
вашего. За что он Агафона – ума не приложу. Тот с ним всегда ласков был, учил, как в лесу
ходить, как вести себя, как зверя выслеживать; думал, что из Егора знахарь добрый выйдет…
А вышло чудовище.
– У волколака злая природа всегда побеждает, – глухо пояснил Добрыня. – Сила их пья-
нит, дикие чувства заглушают человеческую душу, и с каждым убийством зло в них крепнет,
туманя разум. Став волколаком, Егор просто позабыл все добро, и Агафон для него стал обыч-
ным звероловом, а их оборотни ненавидят…
Волколаки по-своему сочувствуют обычным волкам и охотников убивают с особой изощ-
ренностью. Потому Егор и кожу с бедняги снял, потому и плащ из нее сделал – как в насмешку
над людским обычаем носить на себе волчьи шкуры. Добрыня не стал добавлять этого вслух,
но про себя подумал, что теперь всё понятно… Теперь хватало всего…
– Этого я не знала, – тихо произнесла девушка и вдруг повторила слова, с которых и
начала разговор: – Вы правильно сделали. Вы чернобогова зверя убили, а брата моего люби-
мого освободили от оков Тьмы. И жизней много спасли, потому как не остановился бы он,
пока всех не прикончил…
И тут Василий не выдержал:
– Что ж ты молчала, когда мы давеча к тебе заходили? Рассказала бы – столько бы помощи
оказала…
Ответ был тихим, но твердым.
– Родной он. Не могла я его предавать. Всё еще надеялась, что сбежит он, уйдет подальше.
Будет жить где-то далеко-далеко и однажды его кто-нибудь расколдует. Но сейчас, когда он
мертв… Говорят, у каждого златника две стороны. Вы должны были услышать правду.
Добрыня кивнул. Правда оказалась, как часто бывает, горькой. Оправдывать Егора бога-
тырь не собирался – юнец сам выбрал свою судьбу, осознанно став на путь зла. Никто не застав-
лял его идти к колдуну, жертвовать друзьями, мастерить Волчий Клык. Парень мог поступить
по-разному, но из всех способов распорядиться своей нелегкой жизнью выбрал самый дурной,
за что и поплатился. Почему он встал на волколачий путь – тоже ясно. В Егоре кипела сила
чародея-знахаря, а их тянет именно к природному волшебству. Только одни становятся доб-
рыми обертунами, а другие – злобными волколаками. Многое от души чародея зависит, а в
душе младшего Трухановича верх взяла скверна.
153
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
– Так что никакого колдуна тут нет, ушел он давно. Уже завтра можете уезжать. –
Ладушка искоса взглянула на них и едва слышно добавила: – Езжайте себе с миром, я-то про-
клинать вас не стану. Вот за других не поручусь.
Повернулась и, не дожидаясь ответа, пошла в свете луны к дому Люборады. Богатыри
могли лишь проводить ее взглядом да вздохнуть: Добрыня – с тоской, Василий – с облегчением.
– Значит, нету колдуна. – Казимирович потянулся к фляге, в которой держал отнюдь не
воду. – Уже хорошо. Рабатчанам ничего не грозит, разве что плетка моя. Эх, пройтись бы с
ней по дворам, поучить народишко, как над увечными издеваться…
Некоторым порка и в самом деле помогает, подумалось Добрыне. А некоторым – нет.
Непросто людям по заветам предков жить, потому как чернобогово зло сильные ростки в
нашем мире дало. Но плеткой охаживать местных – не дело; дело богатырское – людям при-
мером служить, а не жизни учить.
Жизнь… Она вообще – штука сложная, как любил повторять подвыпивший Василий
Казимирович. И в этом он был совершенно прав.
***
Уезжали богатыри затемно, когда деревня еще спала. Провожали гостей лишь боярин да
конюх с подбитым глазом: недотепа похвалялся полученным от Добрыни златником, так его
кто-то на ночь глядя подстерег, побил да обобрал. Воевода не собирался давать дураку второй
монеты – пусть это ему наукой станет, однако в который раз убедился, что Рабаткино – деревня
непростая и не столь благостная, как показалось вначале. Нечасто на Руси такие неприятные
места встретишь.
Оседлав коней, богатыри сухо простились с провожатыми и неспешно двинулись в путь.
На душе было неуютно и душно. Как раньше – в Великограде. Как еще раньше – в Ре́зан-граде.
Что-то богатырю Добрыне свет-Никитичу везде тошно, похоже, судьбой ему писано, что лишь
вольная дорога для него – дом родной.
– Как думаешь, быстро наших нагоним? – вяло поинтересовался Василий, как всегда, не
жалующий долгого молчания.
Добрыня пожал плечами, зато кони обиженно и одновременно захрапели – мол, ты что
же, в наших ноженьках резвых сомневаешься?
Выехав на знакомую дорогу, они не успели даже толком разогнаться, увидев впереди тем-
ную фигуру с узелком на плече. Ладу Добрыня узнал сразу – из всех женщин деревни она одна
отличалась такой худобой. Услышав за спиной цокот копыт, девушка остановилась и попра-
вила привязанный к палке узелок.
– Утро доброе, Ладушка, – поздоровался Добрыня, подъезжая поближе. – Куда путь дер-
жишь?
Девушка помялась, но потом глянула воеводе в лицо красными от слез глазами и реши-
тельно ответила:
– Ухожу я. Навсегда.
– А дом как же? – удивился Казимирович.
– Соседи пусть решают, – ответила последняя из Трухановичей и объяснила: – Они,
кажется, слышали наш разговор вчера. Тихо же было, помните? Подслушали.
Василий в сердцах сплюнул.
– Что ж за деревня такая, будто не на Руси стоит! – повторил он недавние мыли Добрыни.
– Я не стала ждать, пока меня сожгут. Связала вот узелок – и прочь, куда глаза глядят.
Может, в дальних краях от судьбы своей поганой избавлюсь.
154
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Ладушка все сделала верно. Житья бы ей точно не дали, особенно после вчерашних ноч-
ных откровений, особенно в такой деревне, как Рабаткино. Хорошо, что не стала мешкать,
припозднилась бы – народ бы завелся, а с толпой шутки плохи…
Решение пришло мгновенно, а Добрыня привык верить своему чутью. Он нагнулся в
седле и протянул руку.
– Едем с нами, – сказал он твердо. – Мы в Алырское царство направляемся, по пути мимо
Вадмерской заставы. Прямо возле нее городок стоит, там купец живет, Остап Топчан, мой друг
давний да добрый. Семья большая, люди ласковые, приютят тебя, пока сама не решишь, как
быть дальше.
Бурушко недовольно дернул ухом, потому как не привык на спине двоих возить. Лада же
нерешительно смотрела то на богатырскую руку, то на дорогу.
– Слушай воеводу, он плохого не предложит, – поддержал побратима Василий. – Ты же
вроде рукодельница умелая, жизнь наладишь, не пропадешь! А в дороге с нами все безопаснее,
ноги не стопчешь да лихих людей избежишь.
– Поехали, – настойчиво повторил Никитич, и девушка сдалась.
Неловко вложила ладошку в руку Добрыни и едва слышно пискнула, когда богатырь
одним махом вздернул ее ввысь, посадив перед собой в седло.
«Легкая. Веса не чувствую», – пронеслось в голове у Добрыни.
– Невесомая, да, – ответил коню богатырь. – Значит, и пойдем споро.
Василий не удержался и заметил:
– Кстати, почаще на Вадмерскую заставу заглядывай. Повар у них славный, южанин. Гла-
зом моргнуть не успеешь, как откормят тебя там, знатной красавицей сделаешься!
Добрыня почувствовал, как напряглась в седле Ладушка, и, останавливая готового раз-
болтаться балагура, велел:
– Пошли, Бурушко, давай, как любишь!
Базаний лес шумел желтеющими кронами и ронял листву на пыльную дорогу, по кото-
рой, оставляя позади деревню Рабаткино и ужас последних дней, помчались два коня с тремя
всадниками…
155
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»
Чужая сторона
Ряба покачивалась в торбе, довольная собой и напарником. Два дня назад они с Мышью
очередной раз исполнили волю Тьмы и свое предназначение: урожай был хорош, на Ту-Сто-
рону, в Чернобогов полон отправились пятьдесят две души. Надоевшее скоморошье представ-
ление окончено, личины сброшены… можно наслаждаться.
Почти сотню лет пара неразлучных демонов странствует по Славии. Бродит по окраинам
Руси и, пользуясь наивными желаниями и мечтами бедняков-простолюдинов, одурачивает и
убивает с помощью черной, вызывающей безумие волшбы. Ряба и Мышь не ведают усталости и
не жаждут награды. Неутомимые в своем желании творить зло, выкашивают они поселение за
поселением. У демонов нет иных желаний и потребностей, они работают – и, словно истинные
мастера, получают от своего ремесла великое удовольствие. И всё же самое сладкое время для
них – в пути, от одной цели к другой. Преданные слуги Тьмы выучились за годы странствий
ценить пору, когда можно сбросить притворную личину и путешествовать во всей своей чер-
ноярской красе, распугивая по дороге всю эту мелкую лесную шушеру…
Наслаждение – наблюдать за тем, как шарахаются от них местные обитатели: животные,
птицы, духи – все они нутром чуют угрозу, ощущая чуждую их миру силу, а потому пытаются
побыстрее убраться с дороги. Порой кажется, что даже запоздалые осенние цветы складывают
свои лепесточки, лишь бы укрыться от тварей, что неспешно движутся по густо усыпанной
опавшей листвой тропе.
Боятся – значит, уважают. Уважают – значит, боятся.
Нечистики Белосветья, какими бы сильными они ни считались, не могут сравниться с
воплощенными демонами Чернояра. С ними не совладает ни хмурый леший, ни могучий водя-
ной, а всякие домовые и дворовые, амбарники и банники в присутствии Рябы и Мыши попро-
сту исчезают, не в силах побороть черную волшбу. Она выталкивает их, изгоняет на время –
и не дает вернуться, пока смертоносная пара находится в поселении. Доможилы не в силах
предупредить хозяев о грядущей беде, а потом… потом становится поздно. Только и остается
им, задохликам, стенать на пожарищах, оплакивая погубленные людские души и разрушенные
дворы. Жаль, насладиться этими стонами удается нечасто – сделанное уже сделано, нужно идти
дальше… И они идут, вернее идет Мышь, которому выпала честь нести в торбе за спиной одно
из самых коварных порождений Чернояра – Рябу.
Мышь неутомимо и неспешно шагал звериной тропой, углубляясь все дальше в чащу.
Спешки не было, но благоразумие требовало убраться от погубленного села подальше. Полное
отсутствие страха не мешало демонам соблюдать осторожность – потому и с делом своим они
справлялись столь успешно. Третий глаз Мыши указывал нужное направление, вел к цели,
и заблудиться они не могли. Впереди лежал длинный путь сквозь враждебную землю, и для
порождений Чернояра в Белосветье всё казалось уродливым и чужим.
Мышь вдруг остановился и потянул носом, принюхиваясь.
– Хозяйка, – пробасил он.
Ряба торопливо извернула шею, чтобы видеть дорогу впереди и…
…Мир вокруг остановился: пропали звуки и запахи, расплылись, сливаясь в сплошное
пятно, качавшиеся на ветру кроны деревьев, застыли на лету только что кружившиеся жел-
тые листья и срывавшиеся с темных веток водяные капли. Даже перепуганный заяц, что
сиганул через тропу далеко впереди, словно окаменел прямо посреди прыжка, распластавшись
в воздухе…
Это уже не было Белосветьем, путников втянуло в иное место, принявшее точный облик
ничем не примечательного лесного уголка. С ними желали говорить, потому и вырвали их
призраков из дольнего мира.
156
Р. В. Папсуев. «Битва за Лукоморье. Книга 1»