НЕЙ

М О С К В А

«ХУДОЖЕСТВЕННАЯ

Л И Т Е Р А Т У Р А »
1 9 8 6
РИМ
ЛУЦИЙ АННЕЙ
СЕНЕКА
НРАВСТВЕННЫЕ
ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ
ТРАГЕДИИ

ПЕРЕВОД С ЛАТИНСКОГО С О Ш Е Р О В А
ББ К 8 4 (0 )3
С31

Издание «Библиотеки античной литературы»

осуществляется под общей редакцией
С. Аверинцева, С. Апта, М. Гаспарова, А. Тахо-Годи,
С. Ш срейнского и В. Ярхо

О к тав и научная подготовка текста

М. Гаспарова

Вступительная статья
С. Ошерова

Комментарии
С. Ошерова и Е. Рабинович

Художник
А. Ременник

© Состав, оформление. Издательство

«Художественная литература», 1986 г.
© Скан и обработка: glarus63
 СЕНЕКА: ФИЛОСОФ, ПРОЗАИК, ПОЭТ'

Луций Анней Сенека, крупнейший римский писатель

I в. н. э., предстает перед читателем в этой книге как прозаик —
автор «Нравственных писем», как поэт — автор мифологиче­
ских трагедий, как философ — потому что именно проблемы
практической философии, проблемы выбора и обоснования жиз­
ненного поведения были для него главными и в прозе писем,
и в стихах трагедий. Но он был не только философом, прозаиком
и поэтом — он был еще и государственным деятелем одного из
самых трудных столетий римской истории: столетия, когда
в Риме на смену республике утверждалась империя. Он высту­
пает не свидетелем, а участником важнейших событий эпохи:
он — сенатор, потом ссыльный, потом воспитатель император­
ского наследника и фактический правитель государства при
своем воспитаннике — достопамятном императоре Нероне, по­
том опальный вельможа, оппозиционер в отставке и, наконец,
жертва императорской расправы, чье самоубийство надолго
запомнилось потомкам.
Эту жизнь, полную взлетов и падений, определяющихся
перипетиями столичной политики, трудно согласовать с образом
философа-моралиста и со многими собственными его писаниями.

1 Безвременная смерть помешала автору завершить работу над

статьей для данного издания. По поручению наследницы публикацию
подготовил М. Л. Гаспаров.

5
Бесполезно рассуждать о том, что толкало Сенеку в гущу поли­
тики: честолюбие и корыстолюбие, в которых его часто обвиня­
ли и которым он, по всей видимости, действительно не был
чужд, либо доктринерское убеждение, что философ, стоя рядом
с властителем, способен принести пользу людям. Но можно
попытаться понять основное противоречие Сенеки, исходя из
исторической ситуации, из мироощущения философа, каким оно
видится в его сочинениях. Между его жизнью и его философией
протягиваются силовые линии и возникает напряжение, кото­
рым отличается философствование Сенеки в лучших его рабо­
тах. Напряженная связь с жизнью была необходимым стимулом
к подлинному творчеству для Сенеки-писателя.
Но связь с жизнью предполагает определенное отношение
к ней. В этом своем жизнеотношении Сенека был писателем
и римлянином — и это главное. Первое предполагает присталь­
ное внимание к жизни. Второе — ощущение нормы, более
ценной, чем жизненная прагматика.
Как писатель Сенека был обостренно зорок, с одной
стороны, к конкретным проявлениям окружающей жизни, к их
характерности и порой гротескности (примеры тому — на мно­
гих страницах «Нравственных писем»), а с другой стороны,
к скрупулезному анализу индивидуальной психологии — соб­
ственной прежде всего. Однако это внимание к жизни нимало
не означает бездумного растворения в ней, нравственного без­
различия к ее явлениям. Ощущение «нормы жизни» было
искони присуще римлянину, он всегда поверял наличные «нра­
вы» неким их эталоном (чаще всего этот эталон именовался
«нравы предков»). Так и у Сенеки ощущением нормы определя­
ется сам взгляд на жизнь. Каждая схваченная им жизненная
деталь ценна постольку, поскольку в ней отражается отступле­
ние от нормы, «порча нравов». Самое его писательство стано­
вится средством явить людям норму и воспитать их: по столь же
исконному убеждению римлян, нравы исправимы. Талант ху­
дожника Сенека — даже в трагедиях — подчиняет задачам
моралиста.
Однако, унаследовав от староримской традиции убежден­
ность в существовании нравственной нормы, Сенека не мог
механически воспринять от отцов и дедов саму эту норму. Для
римской традиции средоточием всех ценностей — и прежде
всего нравственных — было государство, гражданская община

6
(«общее дело»» res publica). Человек может осуществить себя
только как ее член: единственным полем приложения его сил
и средством выявления высоких моральных качеств может быть
государственная деятельность. Долг гражданский неотделим от
долга нравственного, добродетель выражается в подвигах на
благо республики; завет служения республике передан предка­
ми, и выполняющий его есть vir bonus, «доблестный муж»,
идеал человека и гражданина. Однако та римская республика,
в которой и по мерке которой сложилась вся эта система ценно­
стей, перестала существовать на памяти отцов поколения Сене­
ки — при Цезаре и Августе. Новый режим, установившийся
в Риме, по традиции назывался «восстановленная республика»,
но верховная власть перешла в руки «первого человека в госу­
дарстве», императора, и все больше приобретала черты самовла­
стья и даже деспотизма. Вся система традиционных нрав­
ственных ценностей оказывалась оторванной от жизни, непри­
ложимой к деятельности. Для подтверждения этих ценностей
нужна была какая-то иная санкция.
Сенека смотрел на вещи трезвее многих своих современни­
ков. Он не идеализировал былую республику. Коль скоро нравы
именно при республике пали так низко — значит, форма правле­
ния не может быть гарантией их чистоты и потому не так уж
важна. Утратив «добрые нравы», государство не могло не утра­
тить и прежнего уклада и, чтобы не распасться, должно было
обратиться к единоличной форме власти. Единовластие для
Сенеки — неизбежность и даже, при данных условиях, наи­
лучшая форма государства. А это означало два вывода. Пер­
вый — практический: служение императору вовсе не обязатель­
но несовместимо с моралью. Второй — философский: коль скоро
та или иная форма государства оказывается преходящей, обре­
ченной на крушение, то не с нею должна быть связана вечная
и непреходящая система моральных ценностей.
Где же взять их? Если внутри гражданской общины
каждый, радея о счастье целого, тем самым заботился и о соб­
ственном счастье, то теперь он должен был сам искать линию
жизненного поведения. Это стремление к ответственному инди­
видуальному выбору позиции — главное и постоянное во всей
жизненной и творческой деятельности Сенеки. Он хранит рим­
ское ощущение, что норма отвечает объективной истине. А объ­
ективная истина постигается не привычной верой, а ищущим

7
разумом. И в этом ищущий должен опираться ка опыт «людей
сведущих, исследовавших предстоящий нам путь» (выражение
Сенеки в трактате «О блаженной жизни», 1,2). Люди эти —
философы, чье учение способно дать знание истинного блага.
Сделать это обещали все три самые влиятельные школы
современной Сенеке греческой философии: киники, эпикурейцы
и стоики. Все они соглашались в том, что знание истинного блага
делает жизнь человека блаженной. Но пути к блаженной жизни,
которые они предлагали человеку, утратившему свое привычное
место в гражданской общине, были разные. Киники, видевшие
жизненное блаженство в умении ограничиться удовлетворением
одних лишь насущнейших естественных потребностей, и эпику­
рейцы, усматривавшие его в безмятежности и отсутствии страда­
ний, тем самым вообще изымали человека из всех социальных
связей. У стоиков дело обстояло иначе.
Для стоиков учение о нравственности зиждется на учении
о природе: счастье — это жизнь согласно природе. В основе
природы лежит «логос» — разум, разлитый во всем сущем
и обеспечивающий неодушевленным предметам «устойчивое
состояние», растениям — «произрастание», животным — «са­
модвижение», а в людях и богах выступающий как разум
в собственном смысле. Следовательно, «жить по природе» для
человека значит «жить по разуму», а нравственная цель —
через усовершенствование этой природы прийти к «добродете­
ли». Добродетель же, соответственно разумной природе челове­
ка, есть совершенное знание, или мудрость. Блаженную жизнь
мудрецу обеспечивает знание того, что эта добродетель есть
единственное истинное благо и что все внешнее не есть благо.
Каждый поступок истинного мудреца направлен к этому благу
и определяется термином «праведное деяние». Если деяние не
имеет в виду самосовершенствования, то будь оно даже направ­
лено ко благу ближних, этого мало, чтобы отнести его к числу
«праведных». В этом — глубокий индивидуализм стоического
идеала мудреца.
Но, будучи человеком, мудрец должен делать и то, что не
исходит из совершенного знания и не имеет своей целью добро­
детель: например, есть, пить, заботиться о здоровье. Такие
действия, не противоречащие высшей природе человека и отве­
чающие всей его природе, получают название «подобающие».
К их числу стоики относили и выполнение обязанностей перед

8
другими людьми. И не только перед согражданами по общине,
а и перед жителями целого мира: ведь как существо разумное
человек входит в один разряд даже с богами, и возникает «со­
общество богов и людей», обитель которого — целая вселенная,
космос. Так обратной стороной стоического индивидуализма
оказывается стоический космополитизм. Но с этой высоты
стоики не пренебрегают и политическою реальностью. Земное
государство, рассуждали они, есть лишь слепок «вселенского
града», управляемого мировым разумом. Значит, важно не
государственное устройство как таковое, а соответствие его
мировому разуму. И если мудрец поможет достичь такого со­
ответствия, это будет «подобающим деяньем», и он не преминет
сделать это, пока ничто не препятствует.
Такое понятие «подобающего» уже очень близко смыкалось
с традиционным римским понятием «долга», а такой мудрец —
с римским «доблестным мужем». Действительно, такое сближе­
ние было осознано в Риме еще на исходе республики, и сознание
это прочно держалось в эпоху Сенеки. Однако практические
выводы из такого понимания могли быть двоякими. С одной
стороны, если выполнять свой долг перед республикой значит не
только следовать завету отцов, но и поступать в соответствии
с разумной природой человека, то нужно быть в этом упорным
до конца и идти даже на смерть. Так полагали последние деяте­
ли сенатской оппозиции, современники Сенеки, безнадежно
отстаивавшие перед лицом Нерона старинные республиканские
идеалы. С другой стороны, если идея служения государству как
долга не только гражданского, но и нравственного и даже «есте­
ственного» связана лишь с определенным типом государства, то
это значит, что с крушением республики мудрец-гражданин
должен перенести свою деятельность из области государствен­
ной в область личной жизни — «досуга», как выражались
римляне. Так полагал учитель Сенеки Фабиан (письмо 40)
и учителя последнего — отец и сын Секстин (письмо 64), так
полагали уличные проповедники, вроде Деметрия, которым
Сенека неизменно восхищался (письма 67, 91). Однако сам он
до поры идет своим путем.
Сенека не был оппозиционером в сенате и лишь поневоле
бывал проповедником на досуге. Он жил в гуще придворных
интриг, направлял императорскую политику, его тактика усту­
пок и компромиссов порой приводила к действиям, никак не

9
согласующимся с проповедуемой им моралью. И все же каждый
свой шаг, каждый поступок он так или иначе стремится осмыс­
лить, соотнести с избранным идеалом, с моральной нормой,
а значит, он ни на миг не теряет чувства внутренней ответ­
ственности за совершаемое. Так возникают те напряжение
и страстность, которые отличают мысль и стиль Сенеки.

Сенека происходил из провинциального всадничества —

того среднего сословия римского общества, которое только
с наступлением империи получило доступ к политической дея­
тельности. Отец Сенеки был родом из испанского города
Кордубы (Кордова), где около 4 г. до н. э. родился и сам Сене­
ка. Талантливый ритор-любитель, записавший для потомства
множество образцов-декламаций лучших ораторов своего време­
ни, Сенека-отец был римлянином старого закала, уверенным
в преимуществе практической деятельности над философией,
и мечтал о политической карьере для сыновей. Ради детей он
переселился в Рим; здесь и прошли молодые годы Сенеки-
философа.
Философией Сенека увлекся с юности. Его наставники
принадлежали к школе римского стоика Секстия — того, кото­
рый «писал по-гречески, мыслил по-римски» (письмо 59,7)
и который говорил: «Юпитер может не больше, чем муж добра»
(письмо 73,12). Но отцу удалось направить рвение пылкого
юноши по другому руслу и, пробудив его честолюбие, обратить
его к государственной жизни. При императоре Калигуле (37—
41 гг.) молодой Сенека — уже известный писатель и оратор, он
получает первую государственную должность, входит в сенат.
Там одна из его речей вызвала такую зависть Калигулы, что тот
распорядился убить Сенеку; спасло его только вмешательство
какой-то из императорских наложниц, сказавшей, что слабый
здоровьем оратор и так скоро умрет. Это был первый гром над
головой Сенеки: видимо, он всей фактурой своей личности
слишком выделялся из среды раболепствующего сената. А в
41 г., уже при императоре Клавдии, разразилась и первая гроза:
по инициативе императрицы Мессалины Сенека был обвинен
в прелюбодеянии с опальной сестрой Калигулы Юлией

10
Ливиллой. Сенаторы требовали смерти для своего слишком уж
ярко блиставшего сотоварища, и самому Клавдию пришлось
ходатайствовать о замене казни ссылкой.
Местом ссылки была назначена пустынная Корсика. Спер­
ва Сенека пал духом. Его «Утешение к Полибию», влиятельному
при дворе вольноотпущеннику, содержит так много компли­
ментов императору, что кажется ходатайством о помиловании.
Однако позже он ободрился и вновь предался научным заняти­
ям, увлеченный больше всего наблюдением небесных светил (об
этом он пишет в «Утешении к Гельвии», своей матери, горе­
вавшей о судьбе сына). Удаление из столицы, созерцание мира-
космоса изменяли перспективу, сдвигали масштабы в земном
мире. Представление о круге земель как едином обиталище
человеческого рода в умозрительном виде было почерпнуто им
из стоических книг; теперь оно наполнилось конкретным со­
держанием пережитого опыта. «Пусть мы проедем из конца
в конец любые земли — нигде в мире мы не найдем чужой нам
страны: отовсюду одинаково можно поднять глаза к небу»,—
пишет он в «Утешении к Гельвии» (9,1).
Как в начале жизненного пути, так и теперь перед Сенекой
вставал вопрос о сравнительной ценности «государственной
жизни», от которой его насильно оторвали, и жизни созерца­
тельной, то есть долга перед государством и долга перед самим
собой. Ответ на него писатель дал в написанном на Корсике
трактате «О краткости жизни», и ответ этот — в пользу филосо­
фии, которая одна ведет к истинному благу. Выполнение долга
перед государством ничего не приносит, кроме тревог и волне­
ний, оно отнимает возможность обратить взгляд на себя. Время
вынужденного корсиканского уединения — период наибольшего
удаления Сенеки от традиционно римских воззрений. Он до
такой степени ощутил себя философом и гражданином мира, что
собирался в случае помилованья переселиться в Афины и зани­
маться одной лишь философией. Однако намеренье так и оста­
лось намереньем.
Помилованье пришло в 48 г., когда Мессалина была убита,
а женою Клавдия стала Агриппина, сестра Ливиллы и мать
будущего императора Нерона, которому в эту пору было 11 лет
и которого она энергично и целенаправленно вела к власти. Она
добилась возвращения Сенеки из ссылки, выхлопотала для него
высокую государственную должность и предложила стать

11
наставником ее сына: «Ведь полагали, что Сенека в память
о благодеянии предан Агриппине и, оскорбленный несправедли­
востью, враждебен Клавдию» (Тацит, «Анналы», XII, 8).
Последний расчет не оправдался: никто из историков не говорит
об участии Сенеки в интригах Агриппины, в результате которых
в 54 г. Клавдий был отравлен и к власти пришел шестнадцати­
летний Нерон. Но, принимая место наставника, Сенека, бе­
зусловно, шел на компромисс с собою, так как не мог не пони­
мать планов Агриппины и нравов императорского двора. Поло­
жение его стало двойственным, жизнь разошлась с начертанной
им самим и как будто уже окончательно избранной программой.
Оказавшись ближайшим советником молодого императора,
Сенека с самого начала употребил свое влияние на то, чтобы
обуздать властную жестокость Агриппины. Его союзником был
префект претория (начальник гвардии) Афраний Бурр: «Они
помогали друг другу, чтобы легче было удержать пребывавшего
в опасном возрасте императора, дозволив ему, если он пренебре­
жет добродетелью, некоторые наслаждения» (Тацит, XI 11,2).
Ценою таких компромиссов Бурру и Сенеке удалось добиться
многого. Возрастает власть сената, о чем так мечтала республи­
канская оппозиция, достаточно открыто подававшая там голос.
Проводятся финансовые мероприятия, имеющие целью отде­
лить государственную казну от личного имущества императора.
Стремление превратить провинции из ограбляемых завоеванных
областей в органические составные части единой империи нахо­
дит выражение в судебных процессах над наместниками, ви­
новными в корыстных злоупотреблениях. Была предпринята
попытка борьбы с разложением политических нравов — прежде
всего с доносительством. Однако именно эта мера вызвала
больше всего нареканий против Сенеки: слишком многие боя­
лись участи обвиненных доносчиков.
Но Сенека не был бы Сенекой, если бы не попытался
теоретически осмыслить свою политическую деятельность, най­
ти ей оправдание с точки зрения нравственных норм стоицизма.
Вслед за стоиками он полагал, что монархия при справедливом
царе, носителе разума, может быть залогом благоденствия
государства. «Только мудрец умеет быть царем». Об этом он
пишет в трактате «О милосердии», обращенном к Нерону: здесь
начертан образ идеального государя, мудреца у власти. Он —
носитель разумного милосердия, которое позволяет государю

12
найти должную меру между мягкостью и строгостью, необ­
ходимой для обуздания порочной толпы; этим исправляются
нравы, а в государстве воцаряется единодушная и всеобщая
любовь к правителю.
Таков был идеал, но не такова была действительность.
Сенеке приходилось бороться с влиянием Агриппины, а для
этого идти на уступки порокам Нерона. Нерон отвечал Сенеке
бесчисленными подарками, Сенека их принимал, и его богатства
росли настолько, что все громче становились разговоры о несо­
ответствии проповеди Сенеки и его поступков. В борьбе с А г­
риппиной Сенека победил, но эта победа была хуже поражения:
в 59 г. Нерон приказал убить Агриппину, и Сенека был вы­
нужден не только санкционировать матереубийство, но и высту­
пить с оправданием его перед сенатом. «В итоге ропот шел уже
не против Нерона, чья чудовищность превосходила любые пени,
а против Сенеки, облекшего в писаную речь признанье в пре­
ступлении» (Тацит, XIV, 11). В свое оправдание Сенека пишет
новый трактат — «О блаженной жизни». Это — самая реши­
тельная попытка Сенеки примирить стоическую доктрину и дей­
ствительность. Только мудрец в силах осуществить идеальную
норму поведения, пишет Сенека, но ведь ни он сам, ни даже
древние стоики не могут быть названы мудрецами. Они, как
и все люди, погружены в жизнь с ее заботами и требованиями,
связаны с людьми, опутаны обязательствами перед государ­
ством. Как же при всем этом сберечь нравственную чистоту? —
Нужно сохранять всегда и во всем сознание нравственной
нормы. Это сознание — оно же совесть — и отличает человека
нравственного (философа) от толпы. Понятие совести как осо­
знанной разумом и в то же время пережитой чувством нрав­
ственной нормы было введено в стоицизм Сенекою. Именно оно
позволило ему сохранить живую связь с действительностью,
уйти от доктринерской беспечности и удержаться от затягиваю­
щего беспринципного прагматизма.
Между тем Нерон, освободившись от Агриппины, все
больше выходил и из-под влияния Сенеки. В 62 г. умер (или был
отравлен) Бурр. Сенека ходатайствует об отставке и хочет
вернуть Нерону все полученные от него богатства — Нерон
отказывается принять их обратно. Но Сенека уже решился на
новый, последний поворот своей жизни: от государственных дел
к «досугу». Означает ли это для него поражение? — Нет,—

13
отвечает Сенека в следующем своем трактате — «О спокойствии
души». Деянье остается для него истинным поприщем доброде­
тели, и прежде всего деянье на благо государства. «Вот что,
я полагаю, должна делать добродетель и тот, кто ей привержен.
Если фортуна возьмет верх и пресечет возможность действо­
вать, пусть он не тотчас же бежит...— нет, пусть он с выбором
отыщет нечто такое, чем еще может быть полезен государству.
Нельзя нести военную службу? Пусть добивается обществен­
ных должностей. Приходится остаться частным лицом — пусть
станет оратором. Принудили к молчанию — пусть безмолвным
присутствием помогает гражданам. Опасно даже выйти на фо­
рум — пусть по домам, на зрелищах, на пирах будет добрым
товарищем, верным другом, воздержным сотрапезником. Ли­
шившись обязанностей гражданина, пусть выполняет обязанно­
сти человека!» (« О спокойствии души», 4,2—3).
Сенека демонстративно отстраняется от общественной жиз­
ни: «...отменяет все заведенное в пору прежнего могущества:
запрещает сборища присутствующих, избегает всякого сопро­
вождения, редко показывается на улице, как будто его удержи­
вает дома нездоровье либо занятия философией» (Тацит,
XIV, 11). Человек имеет право на досуг и не отслужив свой
срок,— доказывает он в книге «О досуге». На первый взгляд,
Сенека возвращается к идеям своего корсиканского уедине­
ния — к трактату «О краткости жизни». Но там он делал упор
на долг человека перед самим собою — теперь же на первое
место выдвигается долг перед людьми: однако не перед римской
гражданской общиной, выродившейся в толпу рабов тирана,
а перед вселенским «сообществом богов и людей». «Два государ­
ства объемлем мы душою: одно — поистине общее, вмещающее
богов и людей... и другое, к которому мы приписаны рождени­
ем... Этому большому государству мы можем служить и на
досуге,— впрочем, не знаю, не лучше ли на досуге» («О досуге»,
4,1—2). Это служение есть философия, она же — созерцание
величия всего сущего; чтобы учить этому служению сограждан
«большого государства», Сенека пишет свои последние обобща­
ющие философские труды — «Изыскания о природе», «О благо­
деяниях» и книгу итогов — «Письма к Луцилию».
Но никакой уход от дел уже не мог спасти философа.
Нерон ощущал, что сама личность Сенеки, всегда воплощавшая
для него норму и запрет и всеми сопоставляемая с новым

14
(а вернее — истинным) обликом бывшего воспитанника, есть некая
преграда на его пути. И когда в 65 г. был раскрыт заговор Писо-
на — заговор, не имевший положительной программы и объеди­
нявший участников только страхом и личной ненавистью к импе­
ратору,— Нерон, несмотря на почти доказанную неприча­
стность Сенеки, не может упустить случая и приказывает своему
наставнику умереть. Философ вскрыл себе вены вместе с женою,
которую пытался сперва удержать от самоубийства. «У Сенеки,
чье стариковское тело было истощено скудной пищею, кровь
шла медленным током, и он взрезал жилы еще и на голенях
и под коленями. Обессилев от жестокой боли, он, чтобы его
страдания не сломили духа жены и чтобы самому при виде ее мук
не потерять терпеливости, убедил ее перейти в другую комнату.
И в последние мгновения он призвал писцов и с неизменным
красноречием поведал им многое, что издано для всех в его
собственных словах и что я считаю излишним искажать переска­
зом» (Тацит, XV,63). Мы не знаем этих последних слов Сенеки.
Но окончательные выводы его философствования показали, что,
не сумев на практике примирить философию как нравственную
норму и служение сообществу людей как наличному государ­
ству, в теории Сенека нашел выход из этого противоречия
и снял его.

«Нравственные письма к Луцилию» — последнее, итоговое

произведение Сенеки. Луцилий, адресат этих писем, выбился из
бедности во всадническое сословие (письмо 44), долго служил
в Сицилии, писал стихи и страстно хотел стать настоящим фило­
софом. Сенека сделался его духовным вождем. Наставничество
со времен Гесиода представлялось всей античности неотъемле­
мым долгом знающего. Излюбленной формой такого наставле­
ния со времен Сократа стал философский диалог, который
вопросами направляет мысль собеседника в нужную сторону
и приводит его к окончательному ответу. Если философ не
беседовал наедине, а выступал перед большой публикой, то он
в монологе имитировал диалог, сам перебивал себя вопросами,
перекидывался с темы на тему, с разных сторон подводя к одно­
му и тому же. Такой жанр назывался «диатрибой»; с его ори­
ентацией на жизненные примеры, на легко запоминающиеся

15
сентенции вместо сложной логики, с его доверительной интона­
цией он был универсальной формой популярного моралистиче­
ского философствования. И з устной речи диатриба легко перехо­
дила в письменную: в небольшие трактаты (у Сенеки они прямо
называются «Диалоги», хоть в них и нет собеседников) и, тем
более, в письма: письмо, будучи и в житейской практике заменой
непосредственной беседы, в литературе оказывалось естествен­
ной ее ипостасью. Обращаясь к другу, Сенека в то же время
вполне осознанно создавал произведение литературного жанра,
хорошо знакомого античности.
Сенека сам разбирает вопрос о том, каким следует быть
поучению философа. По его мнению, оно должно быть доступ­
ным, легко запоминающимся, но главное — «поражающим ду­
шу». Эмоциональное воздействие — вот главное средство фило-
софа-наставника: «Донимай их (слушателей), жми, тесни, от­
бросив всяческие умозренья, и тонкости, и прочие забавы
б е с п о л е з н о г о умствования. Говори против алчности, говори
против роскоши, а когда покажется, что польза есть, что души
слушателей затронуты, наседай еще сильнее» (письмо 108).
Античность уже обладала богатым запасом приемов такого
воздействия. Его накопила риторика. Сенека еще по отцовской
выучке знал, ценил риторику (см., напр., письмо 114) и умел
пользоваться ее средствами. И з них он предпочитает, пожалуй,
два: контраст и смену тона. Эффектные антитезы подчеркивают
противоестественность мира, несоответствие его реальности той
норме, которая проповедуется. А быстрый переход от живого
примера к патетической декламации по его поводу, от иронии
к негодованию, от рассказа к поучению не позволяет читателю
пресытиться повторениями, многократными подходами к одно­
му выводу, воздействует на чувство, чего и искал Сенека. Ради
быстроты и контрастности Сенека предпочитает обычным в ан­
тичной прозе длинным периодам короткие рубленые фразы:
«песком без извести» называл его стиль император Калигула,
а ценители старого красноречия роптали, что он «дробит веские
мысли на мельчайшие сентенции» (Квинтилиан, X, 1, 130).
Молодые читатели жадно усваивали эту модную манеру, Сенека
был очень популярен. Но писал он так не ради моды, а потому,
что это позволяло ему создать ощущение внелитературности,
разговорности, интимности, живой заинтересованности. Это
приближало его к читателю.

16
 Точно так же и по композиционному строению «Письма»
Сенеки непринужденнее, чем иные его сочинения. Подобно
подлинным письмам, они разомкнуты в жизнь. Сенека как бы
и не собирается рассуждать, а только сообщает другу о себе:
о своей болезни, об очередной поездке, о встрече с тем или иным
знакомым. Это придает последующим увещаньям убедитель­
ность пережитого опыта. Иногда Сенека отвечает на вопросы
Луцилия — это позволяет ему без видимой логической связи
с предыдущим ввести новую тему. Горе Либералиса после пожа­
ра Лугдунской колонии, цирковые игры, посещение лекции
философа или усадьбы Сципиона — любое жизненное событие
может стать поводом, отправной точкой для рассуждения. При
этом редко какое из писем посвящено только одной теме. Чаще
Сенека переходит от предмета к предмету, потом как бы спохва­
тывается: «Вернемся к нашему вопросу»,— а потом вновь
отвлекается, искусно поддерживая напряженный интерес чита­
теля. Нередко читатель должен сам восстанавливать связь
мыслей, угадывать отсутствующие звенья,— пока наконец по
всем правилам риторики броская сентенция не подытожит
сказанного и не отметит конец темы. Такое дробление помогает
писателю избежать логической последовательности и система­
тичности. Письма остаются как бы фрагментарными, и это еще
больше способствует впечатлению жизненной достоверности
и дружеской доверительности высказывания. К тому же и каж­
дая отдельная истина приобретает больший вес, чем она имела
бы в логической цепи, и внимание читателя остается в посто­
янном напряжении.
Так, в конечном счете, из мозаики писем слагается система
стоической этики в истолковании Сенеки — цельная и стройная,
вопреки кажущейся разорванности изложения. Едва ли не все
вопросы, трактованные Сенекой раньше, вошли в «Письма»
в том или ином виде (иногда даже — почти в тех же выражени­
ях, с теми же сравнениями). Но здесь, в неофициальном жанре
писем, эта система этики больше, чем где-нибудь, окрашена лич­
ностью Сенеки и его адресата.
Сенека ведет Луцилия от земных римских идеалов к высо­
ким стоическим — к «блаженной жизни», к полной независи­
мости от внешних обстоятельств. Vir bonus — уже не «доблест­
ный муж» старых времен, а «муж добра», носитель доброде­
тели. Хрестоматийные римские герои — Муций Сцевола,

17
Деции, Регул, Фабриций — прославляются за воздержность, за
презрение к боли и смерти, а основное содержание их под­
вигов — служение Риму — выпадает из поля зрения Сенеки.
И если для староримского «доблестного мужа» наградой не­
пременно мыслилась слава среди сограждан, то сенековский
«человек добра» пренебрегает ею как похвалой людей не­
разумных: награда за добродетельный поступок — в нем
самом.
Однако знание человеческой психологии, анализ поступ­
ков и побуждений, характерный для Сенеки-писателя, Сенеки-
римлянина, толкают его к знаменательным отступлениям от
стоических верований. Греческая этика со времен Сократа счи­
тала, что добродетель и разум — одно: чтобы стать доброде­
тельным, нужно лишь понять, в чем благо. Сенека же понимает,
что одного знания добра недостаточно, требуется еще и активная
воля к добру: «Желание стать добродетельным — полпути к до­
бродетели» (письмо 34). А направить нашу волю к добру
должна еще одна нравственная инстанция, причастная скорее не
разуму, а чувствам: это совесть, бичующая злые дела. Отсюда
ясно, что проповеднику добродетели нужно взывать не только
к разуму, но и к совести, воздействовать не только на разум, но
и на чувства — то есть на те самые «страсти», которые так круто
отвергала классическая Стоя. Такие новшества не только меня­
ли весь стиль философствования, но и заставляли заново решать
проблемы, казалось бы, уже решенные.
Прежде всего, момент воли, то есть ответственного выбора
жизненного поведения, вступал в противоречие со стоическим
фатализмом — учением о роке как о неодолимой цепи причинно-
следственных связей. Поэтому Сенека предпочитает другое
стоическое же понимание рока — как воли миросозидающего
божественного разума. В отличие от человеческой воли, эта
божественная воля может быть только благой: бог печется
о людях, и воля его есть провидение. Но если провидение благо,
то отчего людская жизнь полна страданий? Сенека отвечает: бог
посылает страдание с тем, чтобы закалить человека добра в ис­
пытаниях — только в испытаниях можно выявить себя, а зна­
чит, и доказать людям ничтожность невзгод. Самый благой
выбор — это приятие воли божества, пусть даже суровой: «...ве­
ликие люди радуются невзгодам, как храбрые воины — битве»
(Сенека, «О провидении», 4, 4).

18
 Как часть божественной воли муж добра воспринимает
и смерть. Смерть предустановлена мировым законом и потому
не может быть безусловным злом. Но и жизнь не есть безуслов­
ное благо: она ценна постольку, поскольку в ней есть нрав­
ственная основа. Когда она исчезает, то человек имеет право на
самоубийство. Так бывает, когда человек оказывается под гне­
том принуждения, лишается свободы: разительные примеры
рабских самоубийств (письмо 70) учат, что «к свободе повсюду
открыты дороги, короткие и легкие» (письмо 12,10). Нельзя
уходить из жизни под влиянием страсти (письма 24,30), но
разум и нравственное чувство должны подсказать, когда само­
убийство являет собой наилучший выход. И критерием оказыва­
ется этическая ценность жизни — возможность исполнять свой
нравственный долг. Как бы ни угнетали тебя болезни и ста­
рость, ты не вправе уходить из жизни, пока твоя жизнь нужна
людям.
Таким образом, в вопросе о самоубийстве Сенека расхо­
дится с правоверным стоицизмом потому, что наравне с долгом
человека перед собою ставит долг перед другими. При этом
в расчет берутся и любовь, и привязанность, и прочие эмоции —
те, которые последовательный стоик отверг бы как «страсти».
Сенека не хуже других видит, как вокруг него низкие страсти
растлевают нравы и ведут к погибели Рим и мир. Но, в отличие
от догматиков, он, кроме низких страстей, признает в людях
и другие: любовь, привязанность к ближним. Это чувство при­
язни к людям естественно и заложено в нас природой. «Мы
только члены огромного тела. Природа, из одного и того же нас
сотворившая и к одному предназначившая, родила нас брать­
ями. Она вложила в нас взаимную любовь, сделала нас общи­
тельными, она установила, что правильно и справедливо, и по ее
установлению несчастнее приносящий зло, чем претерпевающий,
по ее велению должна быть протянута рука помощи» (письмо
95, 52). Или, как короче сказано в том же письме: «Человек —
предмет для другого человека священный» (письмо 95, 33).
Это — основа конституции стоического вселенского государ­
ства, той «большей республики» Сенеки, которой служит «чело­
век добра». В ней все равны, ибо всем досталась душа — частица
божества. Поэтому мудрец будет добр к рабам, ибо и они люди
(письмо 47), но не станет их освобождать, ибо те из них, что
благородны духом, сами возвысятся над рабством: равенство

19
в духе важнее для вселенского государства, чем конкретное
социальное действие.
Потерпев крах в государственной деятельности, разочаро­
вавшись в возможностях отвечающего нравственным нормам
сообщества людей внутри государства, Сенека тем не менее не
хочет замыкаться в высокомерном бесстрастии уединенного
мудреца. И з двух идеалов, предлагаемых Стоей, его душе рим­
лянина был ближе идеал человеческой общности, хотя бы
в форме «вселенского града». Как римлянин, он пытался иногда
обосновать необходимость такого сообщества прагматически —
слабостью отдельного человека перед лицом природы. Как
моралист, он искал таких нравственных основ общежития,
которые были бы доступны всем согражданам по человечеству.
Как человек своей эпохи, он не видел свой идеал осуществлен­
ным в прошлом и не верил в его осуществление в настоящем —
в Риме под властью императоров. И опять-таки, как человек
своей эпохи, он искал новых основ человеческого сообщества
«в духе», пролагая путь к Августинову «граду божию», к
христианским писателям последующих веков. Недаром Ф . Эн­
гельс метко охарактеризовал Сенеку как «дядю христианства»
(см.: М а р к с К. и Э н г е л ь с Ф . Соч., т. 19, с. 310).

Повышенное внимание и повышенное — для стоика — до­

верие, с которым Сенека относился к эмоциональному миру
человека, были причиной его обращения к жанру, для философа,
казалось бы, неожиданному: к трагедии.
Римляне всегда относились к поэзии практически. От
поэтического слова требовали пользы — и Сенека был в этом
смысле истинным римлянином (вспомним, как он поправляет
своего любимого Вергилия в письме 59,3). Поэзию он ценит за
мысль: «Как много поэты говорят такого, что или сказано, или
должно быть сказано философами!» (письмо 8,8). Средством
полезного воздействия на душу слушателя была для него и дра­
ма: что не доходит до сознания через разум, может дойти через
чувство. «Наши чувства становятся отчетливей благодаря сжа­
той непреложности стихов. Сказанное прозой слушается не так
внимательно и задевает меньше, а если в дело вступает размер,

20
если благородный смысл закреплен его стопами, то же самое
изречение вонзается, словно брошенное с размаху копье. Много
говорено о презренье к деньгам, говорились в поучение людям
длинные речи о том, что богатство — не в наследственном досто-
янье, а в душе, что богат тот, кто приспособился к своей бедно­
сти, кто, имея мало, считает себя зажиточным. Но куда сильней
поражают душу изречения вроде этих: «Кто хочет меньше,
меньше и нуждается», «Имеет все, кто хочет, сколько надобно».
Слыша это или нечто подобное, мы не можем не признать исти­
ны. И вот те, кто всегда хочет больше, чем надобно, кричат от
восторга и проклинают деньги» (письмо 108,8— 12).
Такая установка на прямое, незамедлительное воздействие
слова на слушателя есть установка риторическая. Ко времени
Сенеки философия давно уже поставила риторику на службу
проповеди своей истины. Сенека-философ, сын и ученик Сенеки-
ритора, всегда видел в ней могучее орудие воздействия на души
людей, которых следует привести к знанию истины, что равно­
значно добродетели. Трагедии Сенеки риторичны: роль прямо
воздействующего слова возрастает в них за счет опосредованно
воздействующего изображения действия. Бедность внешнего
драматического действия и даже внутреннего психологического
действия бросается в них в глаза. Высказывается все (и даже
больше, чем нужно, с современной точки зрения), за словами
героя нет никакого остатка, который требует иного, несловесного
выражения.
Одна из причин этой особенности трагедий Сенеки —
в традиционности их сюжетов. Все девять его трагедий написа­
ны, по античному обычаю, на мифологические темы, и эти темы
уже не раз обрабатывались в прошлом — сперва великими
афинскими трагиками, потом их римскими переводчиками-
перелагателями эпохи Республики. Сенека рассчитывал на
восприятие подготовленной аудитории, отлично знающей, как
развертывается сюжет и какова будет развязка. В «Медее»
(171) есть знаменитый стих, разбитый на четыре реплики меж­
ду Медеей и Кормилицей: «М едея!» — «Стану ею!..» Знаме­
нитый филолог У. Виламовиц-Меллендорф заметил по его
поводу: «Эта Медея уже читала «Медею» Еврипида»,— такие
слова предназначены для тех, для кого образ колхийской ца­
ревны — колдуньи и детоубийцы — давно стал нарицательным
именем.

21
 Понятно, что привычный новоевропейскому зрителю инте­
рес к развязке действия, к тому, что будет дальше, здесь отходит
на второй план, а выдвигается иной интерес: к подробностям,
намекам, к предвосхищениям заранее известного. Когда Эдип,
не понимая причин мора в Фивах, говорит о том, что это он
виновен, так как убил Сфинкса, то всеведущий читатель (слуша­
тель, зритель) должен изумиться проницательности Эдипа,
который угадал, что убийца — он, и лишь не угадал, что уби­
тый — не Сфинкс, а Лай. И когда Эдип после этого проклинает
убийцу Лая, предрекая ему, кроме скитаний и позора от детей,
все те преступления, которых он сам избег, то читатель не только
понимает, что Эдип предрекает беды самому себе, но и ощущает
в этом «избег я» подлинную трагическую иронию.
Вообще, перспектива мифологических ассоциаций, даже
выходящих за пределы сюжета трагедии и требующая от вос­
принимающего немалой учености,— один из любимых приемов
Сенеки. В яд, который готовит Медея, входят «плоть Тифона,
кровь Несса, головня Алфеи» и т. д. (перечислены шесть ми­
фов) и жар огня Вулкана, молний, испепеливших Фаэтона,
и т. д. (еще семь мифов,— «Медея», 773—784, 821—832).
Каждый новый миф — иногда, на наш взгляд, даже притянутый
за волосы — явно радует автора, увлеченного неисчерпаемостью
трагических ассоциаций, и должен доставить ту же радость
читателю. Поэтому чем длиннее перечень, тем он эффектнее:
каждое звено, прибавленное к цепи, действует сильнее предыду­
щего и в этом смысле самоцельно. Впрочем, нередко Сенека
использует лишь один мифологический намек, который создает
богатую смыслом ассоциацию, непосредственно связанную с сю­
жетом драмы. Когда Кассандра на слова Агамемнона «Взнесем
мольбы Юпитеру» отзывается: «Геркийскому?» («Агамемнон»,
794)— читатель должен вспомнить, что у алтаря Юпитера
Геркийского был убит Приам, и уловить невнятное самому
герою уподобление его участи — Приамовой. Далее в той же
трагедии не раз возникает параллель между Клитемнестрой
и другой неверной женой — Еленой; в «Ф едре» — между пре­
ступной любовью героини к пасынку и любовью ее матери
к быку; в «Геркулесе в безумье» — между рождениями Геркуле­
са и Вакха. Все эти ассоциации создают дополнительные
смыслы, делают более интенсивными детали сюжета,— но, ко­
нечно, замедляют общее его движение.

22
 Другая причина статичности этих трагедий — в характере
их исполнения. По-видимому, они никогда не предназначались
для постановки на сцене, а исполнялись только в виде рецита­
ции — публичного авторского чтения вслух. Рецитации были
одной из самых распространенных форм бытования поэзии
в императорском Риме, Сенека сам с иронией писал о них (пись­
мо 123,11). Несомненно, установка на рецитацию наложила
отпечаток на трагедии Сенеки: в них все сказано словами, зри­
мые действия вытеснены описаниями. Справедливо было сказа­
но, что пьесы Сенеки могут быть практическим образцом
современной радиодрамы.
Эти описания в трагедиях Сенеки подробны и, как правило,
страшны и кровавы. По-видимому, нагнетание жестоких по­
дробностей должно было компенсировать ослабленное ощущение
трагизма привычного сюжета. Всем было заранее известно, что
Медея убьет сыновей, но что она убьет их на глазах предполагае­
мых зрителей — в этом могла заключаться эффектная неожи­
данность. Все знали, как погибнет Ипполит,— но если у Еври­
пида описание его гибели занимает неполных 4 строки, то Сенека
посвящает этому 20 строк, в которых «разрываемая плоть»
(только 2 слова отданы этой теме у Еврипида) превращается
в «терзаемое острыми каменьями лицо», «тело, разорванное
впившимся в пах острым суком», «терновые шипы, раздираю­
щие полуживую плоть, так что на всех кустах висят окро­
вавленные клочья» («Ф ед ра», 1085— 1104). Десять способов
самоубийства перебирает Эдип в трагедии «Финикиянки»,
22 строки занимает дотошное описание симптомов болезни,
истребляющей фиванцев («Эдип», 180—201), и т. д. Можно,
как это часто делалось, упрекать Сенеку в безвкусии и в жела­
нии ударить по нервам слушателей, можно остерегаться прила­
гать наши психологические оценки к столь далеким временам, но
отрицать, что Сенека любит прибегать к этому сильно действую­
щему средству, невозможно.
Наконец, третья и важнейшая причина «бездейственности»
трагедий Сенеки — в их философской установке. Предлагая
читателю и слушателю свои мифологические сюжеты, Сенека
стремится как можно скорее взойти от частного события к обще­
му поучительному правилу. Его интересуют ситуации, а не
переходы между ситуациями; и почти каждая ситуация, возни­
кающая в трагедиях, либо обсуждается в общих терминах, либо

23
дает повод высказать общую мысль. А эта общая мысль чаще
всего облекается в форму краткой завершенной сентенции.
Сенека и в прозе любил сентенции («песок без извести»). А в
поэзии он разделял эту любовь со всеми римлянами: римская
драма всегда была щедра на броские строки, легко изымаемые
из контекста, и среди дошедших до нас фрагментов римских
трагиков и комиков немалое место занимают такие сентенции:
слушатели и потомки предпочитали запоминать именно их. Это
стремление нагрузить смыслом минимальный отрезок текста,
каждую строку, каждую фразу, чтобы она сама по себе произво­
дила наибольший эффект, прослеживается у Сенеки в любом
месте трагедий. Писателю нужно слово, воздействующее здесь
и сейчас, а воздействие больших отрезков текста или даже цело­
го для него определяется суммой таких эффектов. Афори­
стичность не только не противоречит тому, что кажется нам
многословием, но и прямо к нему ведет. Ведь если каждая стро­
ка, каждая фраза заключает свой эффект, то чем больше их
будет, тем лучше.
Драматургу мало сгустить мысль в сентенцию: он ищет для
нее наиболее выигрышное место. Обычно это бывает в начале
или в конце сравнительно длинной реплики либо монолога. Еще
выразительнее звучат сентенции в стихомифии — когда персо­
нажи обмениваются целой серией коротких (обычно одно­
строчных) реплик. У Сенеки наиболее частый вид стихоми­
фии — спор, причем спор не о том, как поступать, а о том,
должно ли поступать так или иначе с точки зрения морали.
Один из противников выдвигает некое этическое положение,
другой противопоставляет ему свое; сентенции «неправых» отте­
няют и подчеркивают сентенции «правых». (Это напоминает тот
диалог-диатрибу, черты которого мы видели в письмах Сенеки.)
А кто прав, должно быть абсолютно ясно зрителям моралиста
Сенеки: без этого невозможна та дидактическая установка,
которую он считает основой драмы.
Очень часто носители истины не ограничиваются коротки­
ми сентенциями, а произносят в ее защиту целые речи, которые
подчинены всем правилам риторики. Так, речь кормилицы
к Федре («Ф едра», 120— 177) построена по точной риториче­
ской схеме: вступление (124— 139), где определяется содержа­
ние речи — требование побороть незаконную любовь — и да­
ется его общее обоснование; «аргументация» (140— 164) —

24
опровержение самооправданий Федры и доказательство практи­
ческой и нравственной невозможности такого поступка; «заклю­
чение» (165— 177), где без прикрас описывается вся гнусность
задуманного. В ответной речи Федра выдвигает новый довод —
всевластие Купидона (178— 194), что вызывает новую аргу­
ментацию кормилицы, обоснованную общими рассуждениями
о целомудрии бедности. Такой спор «правого» и «неправого»
становится непременным атрибутом сенековской трагедии; чаще
всего в роли «правого» выступает кормилица (в «Агамемноне»)
или наперсник (в «Ф иесте»), иногда равноправные персонажи
(в «Геркулесе в безумье»). Посвященные обсуждению общих
вопросов, эти сцены тоже не двигают действия (так, в «Геркуле­
се» дольше всего обсуждается не брак Лика с Мегарой, а про­
исхождение и природа Геркулеса).
Еще более удобны для воспитательного морализма траге­
дий Сенеки песни хора. Мало связанный с действием, он и до
Сенеки часто выполнял функции прямого обращения к зрите­
лям, а у Сенеки его развернутые назидания кажутся порой
фрагментами трактатов, переложенными в стихи. Именно хор
восхваляет безопасный и безмятежный удел простых людей, чье
счастье прочнее, чем у тех, кого вознесла Фортуна («Геркулес
в безумье», 125—201), твердит, что худший удел — царский
(«Ф иест», 336—403), что смерть есть избавление от рабства
и тягот («Агамемнон», 589— 781), что мир превращается в одно
государство, один дом («М едея», 364— 379), и даже излагает
учение стоиков о неизбежном конце мира («Ф и ест», 789—884).
Всем этим идеям могут быть приведены многочисленные па­
раллели в «Письмах к Луцилию» и других сочинениях Сенеки.
Хоры более всего позволяют Сенеке быть последовательным
стоиком в трагедиях: как и сентенции, они составляют замкну­
тые в себе, мало соотнесенные с драматургическим целым еди­
ницы текста.
Краткие наставления в сентенциях, пространные — в моно­
логах и в песнях хора, полемические — в столкновениях дей­
ствующих лиц,— все эти формы проповеди стоических идей
использованы Сенекой в его трагедиях. Нет в них только одного,
самого действенного средства убеждения — наглядного приме­
ра. И здесь уже начинается более глубокое расхождение между
философскими целями и драматическими средствами этих
трагедий.

25
 5

Всякое наставление, всякое увещевание в драме имеет двух

адресатов: во-первых, зрителя (читателя, слушателя), а во-
вторых, того персонажа, к которому оно обращено. Стоическое
наставление, если оно выразительно построено, может убедить
зрителя, но может ли оно убедить «правою» речью «неправого»
героя трагедии? Если нет, то впечатление действенности правой
морали становится гораздо слабее: страдает философия. Если
да, то герой должен отказаться от того поступка, который и со­
ставляет сюжет мифа: страдает трагедия. В этом противоречии
Сенеке трудно свести концы с концами. Наперсник пытается
вразумить Атрея, но оказывается не в силах — и вопреки всякой
логике характера превращается из противника преступления
в пособника. Кормилице удается убедить Федру, и та избирает
как избавление от греха самоубийство (для нас это трагический
исход, но для стоика не трагический) — но тут кормилица ее
жалеет и сама превращается из носителя истины в ее извратите­
ля. К словам другой кормилицы прислушивается Клитемнестра
и даже использует ее аргументацию в своем споре с Эгисфом —
и действие не могло бы продолжаться, если бы не внезапный
отказ героини от правого пути. Фиест знает преимущества
бедности и безвестности перед царской властью, но поддается на
уговоры сына и тем обрекает детей на гибель, а себя — на не­
вольное злодейство. Даже перед Эдипом открылся бы выход,
если бы он, как хотел вначале, сложил с себя царскую власть,—
но он этого не делает. Такой внезапный отказ от обретенной
и даже от известной ранее истины означает, что между убеждаю­
щим словом для зрителя и драматическим действием между
персонажами возникает противоречие, которое снимается лишь
такими средствами, что они кажутся современному взгляду
изъянами драматической техники. На самом деле причина лежит
глубже.
Дело в том, что трагедия как целое, в самой основе жанра,
и стоическое учение в своей ортодоксальности — вещи, в сущ­
ности, несовместимые. Стоя учит: чтобы достичь добродетели,
человек должен понять — по сравнению с нею все страдания,
превратности, муки, утраты, пытки, голод, смерть — ничто; они
неизбежны, а стало быть, для мудрого безразличны. Таким-то
образом стоики относят к числу «вещей безразличных» все то,

26
что, по Аристотелю, составляет самую суть действия трагедии,
ее «пафос» («страсть» в старинном смысле слова): «Страсть же
есть действие, причиняющее гибель или боль, например, смерть
на сцене, мучения, раны и тому подобное» («Поэтика», 52в
13),— и самую суть ее воздействия на зрителя («страсть» в со­
временном смысле слова): возбуждение «сострадания и страха
с целью очищения подобных страстей» («Поэтика», 49в 27).
Значит, если придерживаться точных определений, «стоическая
трагедия» невозможна: сам жанр не в состоянии нести примеры,
подтверждающие доктрины системы.
В самом деле, стоический мудрец, центральный образ
философии Сенеки — тот, который невозмутимо принимает му­
чения и смерть и не знает ни страха, ни сострадания к чужим
бедам,— это герой, но герой не трагический. И действительно,
во всех традициях Сенеки лишь однажды, в «Геркулесе на Эте»
(принадлежность которого Сенеке оспаривается), мы находим
героя, соответствующего стоической программе: на смертном
костре Геркулес радуется мукам как новой возможности явить
добродетель и поучать примером и словом. Что же касается
воздействия на зрителей, то здесь Сенека стремится возбуждать
и страх и сострадание к своим героям. В «Агамемноне» гибель
главного героя должна потрясти страхом перед огромностью
события, а участь Электры и особенно Кассандры призвана
вызвать сострадание слушателя. В «Ф едре», как ни бьет по
нервам описание гибели Ипполита, смысл его — именно возбу­
дить страх перед совершающимся, а значит, и сострадание
к гибнущему герою. Самим фактом создания трагедии Сенека
поневоле отменяет стоическое бесстрастие. Впрочем, и не совсем
поневоле: он был слишком открыт для реальной жизни, слиш­
ком внимателен к психологии людей, чтобы не понимать роли
эмоций в душевном мире человека.
Но если невинные страдальцы заслуживают сострадания
поэта и слушателей, то вновь встает вопрос об источнике их
страданий. Ортодоксальные стоики говорили: это рок, нераз­
рывная цепь причин и следствий. Эта тема не раз возникает
в трагедиях (например, «Эдип», 989—994), но лечь в основу
трагической концепции такой абсолютный фатализм не может,
так как им снимается вопрос о выборе жизненного поведения
и об ответственности человека: перед роком нет правых и вино­
ватых, «в чьих винах рок виновен, неповинен тот» («Эдип»,

27
 1019). Когда герои Сенеки борются с судьбой («Д ай победить
судьбу!» — говорит «Геркулес в безумье», 1272), то судьба
называется не «роком», а «случаем», не fatum, a fortuna. Это
вполне законное философское понятие (см. о нем письмо 16,5),
однако быть основой трагедии оно тоже не может: случайное не
бывает трагическим. Сам Сенека, как мы помним, предпочитал
представлять судьбу волей божества, которая не может не быть
благой, а страдания — средством закалить и выявить доброде­
тель. Но и эта концепция почти не находит отзвуков в трагедиях
(кроме как в том же «Геркулесе на Э те»). Можно даже уловить,
как это ни странно, тенденцию противоположного рода. Олим­
пийские боги у него почти совсем не участвуют в действии
(единственное исключение — «Геркулес в безумье» с неистовой
Юноной в прологе). Однако силы загробного мира появляются
у Сенеки неоднократно, и притом как источник зла: тень Ахилла
требует принести в жертву Поликсену (в трагедии «Троянки»),
тень Лая — покарать Эдипа, боги мрака оказываются пособни­
ками преступлений Медеи, тень Фиеста и тень Тантала с фурией
объясняют дальнейшие злодеяния в «Агамемноне» и в «Фиесте»
вмешательством сверхчеловеческих сил. Как философ Сенека
считал мифы о преисподней ребяческими сказками (письмо
24,18), но в трагедии «Геркулес в безумье» он посвящает описа­
нию загробного мира не менее чем одну восьмую часть текста.
Может быть, утверждая в философии идею божественного
провидения — источника блага в мире, Сенека чувствовал, что
ему должен соответствовать некий источник иррационального
зла? Сенека, «дядя христианства», не был нечувствителен
к религиозным веяниям века, и если в своем философствовании
он шел от олимпийского пантеона к единому богу, то в его поэзии
традиционный Аид принимал черты христианского ада, источ­
ника мирового зла.
Таким образом, Сенека уклоняется от прямого ответа на
вопрос, откуда зло в мире, но тем решительнее он отвечает на
другой вопрос, откуда зло в человеке: от страстей. Все в мире
благо, а во зло его обращает лишь человеческое «бешенство»,
«безумие». «Бешенством», «безумием», «болезнью» называют
свою ненависть и свою любовь Юнона, Федра, Медея, Кли-
.темнестра. Худшая из страстей — гнев, из него проистекают
дерзость, жестокость, бешенство; любовь также легко стано­
вится страстью и ведет к бесстыдству. Страсти следует искоре­

28
нять из души силою разума, иначе страсть полностью овладеет
душой, ослепит ее, ввергнет в безумие. Есть ли более наглядная
картина ослепляющей страсти, чем вступительный монолог
Юноны в «Геркулесе»? Вся картина мира извращена в нем
аффектом гнева, подстрекающего себя ложной мыслью о том,
будто он есть лишь ответ на вражду противника. В таких же
видимостях многочисленных вин Агамемнона ищет оправдания
и одержимая гневом, страхом и постыдной любовью Клитемне­
стра. Так «монолог-решение» превращается в «монолог аффек­
та» — это обычное явление у Сенеки. Иногда аффект предстает
здесь в чистом виде, не понятый еще самим одержимым; иногда
(у Федры, у Медеи, у Клитемнестры) говорящий сам сознает
преступность своей страсти, но пытается подыскать ей внешние
оправдания, между монологом-решением и монологом аффекта
выделяется «монолог колебания», смысл которого — анализ
аффекта самим одержимым. Излияние чувств подменяется само­
наблюдением и самоанализом, эмоциональное воздействие —
столь свойственным Сенеке интересом к психологии страсти. Но
исход один: «Что может разум?» — восклицает Федра, и в этом
восклицании — вся глубина провала между доктриной морали­
зирующего рационализма и жизненной реальностью, где «стра­
сти» определяют судьбы не только отдельных людей, но и всего
римского мира.
Все это меняет саму концепцию римской трагедии по
сравнению с греческой. Греческая трагедия была не трагедией
характеров, а трагедией положений — герой ее «не отличается
ни добродетелью, ни праведностью, и в несчастие попадает не
из-за порочности и подлости, а в силу какой-то ошибки» (то есть
оплошного поступка, совершенного не с дурным намерением,
а по неведению) (Аристотель, «Поэтика», 53а 7). В римской
трагедии место «ошибки» занимает «преступление» (это самое
употребительное слово в трагедиях Сенеки), причина этого
преступления — страсть, победившая разум, а главный мо­
мент — борьба между разумом и страстью. Пройдет полторы
тысячи лет, и эта борьба между разумом и страстью станет
основным мотивом новоевропейской трагедии Возрождения и
классицизма. Именно с подражания Сенеке начинали все нацио-.
нальные драматургии Европы: греческую трагедию в ту пору
знали только филологи, а писатели учились трагическому у од­
ного Сенеки. Его читали в школах, ставили в школьных театрах,

29
ему подражали в Англии Кид и Марло, во Франции — Жодель
и Гарнье, специалисты обнаруживают цитаты из Сенеки у Шек­
спира и влияние Сенеки — у Расина.
Сенека писал во имя отыскания истины и наставления в ней
других. В трагедии он стремился к тому же, к чему и в прозе:
поучать, давать примеры страстей и злодеяний, стойкости и пре­
вратностей, исследовать психологию, повествовать, описывать,
соперничать с предшественниками. Множественность задач при
стремлении выполнить каждую с наибольшей степенью воздей­
ствия разрывала цельность и стройность его стихов и прозы, но
придавала им живую напряженность, оказавшуюся столь пло­
дотворной впоследствии. От современников это будущее было
скрыто, но и они сумели оценить сделанное Сенекой. Квинтили­
ан, не приемлющий творчества Сенеки в целом и за это неприя­
тие извиняющийся, заканчивает свою характеристику его так:
«Многое у него заслуживает одобрения, многое даже восхище­
ния, нужно только потщательнее отобрать; если бы только он
сам это сделал! По природе он был человек достойный и потому
хотел лучшего и того, чего хотел, достиг» («Воспитание орато­
ра», X, I, 131).

С. Ошеров
НРАВСТВЕННЫЕ
ПИСЬМА
К ЛУЦИЛИЮ
 П ИСЬМ О 1

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Т ак и поступай, мой Л уцилий! О твою й себя для себя самого,
береги и копи время, которое прежде у тебя отнимали или крали,
которое зр я проходило. Сам убедись в том, что я пишу правду: часть
времени у нас отбираю т силой, часть похищ аю т, часть утекает
впустую. Н о позорнее всех потеря по нашей собственной небрежно­
сти. Вглядись-ка пристальней: ведь наибольш ую часть ж изни тратим
мы на дурные дела, немалую — на безделье, и всю ж и зн ь — не на те
дела, что нужно. ( 2 ) У каж еш ь ли ты мне такого, кто ценил бы время,
кто знал бы, чего стоит день, кто понимал бы, что ум ирает с каж ды м
часом? В том-то и беда наша, что см ерть мы видим впереди; а боль­
шая часть ее у нас за плечами,— ведь сколько лет ж изни минуло, все
принадлежит смерти. П оступай же так, мой Л уцилий, как ты мне
пишешь: не упускай ни часу. У держ иш ь в руках сегодняшний день —
меньше будеш ь зави сеть от завтраш н его. Не то, пока будеш ь откла­
дывать, вся ж и зн ь и промчится. ( 3 ) Все у нас, Л уцилий, чужое, одно
лишь время наше. Т ол ько время, ускользаю щ ее и текучее, дала нам

33
во владенье природа» но и его кто хочет, тот и отнимает. Смертные же
глупы: получив что-нибудь ничтожное, дешевое и наверняка легко
возместимое, они позволяют предъявлять себе счет; а вот те, кому
уделили время, не считают себя должниками, хотя единственно вре­
мени и не возвратит даже знающий благодарность.
(4 ) Быть может, ты спросишь, как поступаю я, если смею тебя
поучать? Признаюсь чистосердечно: как расточитель, тщательный
в подсчетах, я знаю, сколько растратил. Не могу сказать, что не
теряю ничего, но сколько теряю, и почему, и как, скажу и назову
причины моей бедности. Дело со мною обстоит так же, как с боль­
шинством тех, кто не через собственный порок дошел до нищеты; все
меня прощают, никто не помогает. (5 ) Ну так что ж? По-моему, не
беден тот, кому довольно и самого малого остатка. Но ты уж луч­
ше береги свое достояние сейчас: ведь начать самое время! Как
считали наши предки, поздно быть бережливым, когда осталось
на донышке. Да к тому же остается там не только мало, но и
самое скверное. Будь здоров.

ПИ СЬМ О 2

Сенека приветствует Луцилия!

(1 ) И то, что ты мне писал, и то, что я слышал, внушает мне на
твой счет немалую надежду. Ты не странствуешь, не тревожишь себя
переменою мест. Ведь такие метания — признак больной души.
Я думаю, первое доказательство спокойствия духа — способность
жить оседло и оставаться с самим собою. (2 ) Но взгляни: разве
чтенье множества писателей й разнообразнейших книг не сродни
бродяжничеству и непоседливости? Нужно долго оставаться с тем
или другим из великих умов, питая ими душу, если хочешь извлечь
нечто такое, что в ней бы осталось. Кто везде — тот нигде. Кто
проводит жизнь в странствиях, у тех в итоге гостеприимцев множе­
ство, а друзей нет. То же самое непременно будет и тем, кто ни
с одним из великих умов не освоится, а пробегает все второпях и на­
спех. (3 ) Не приносит пользы и ничего не дает телу пища, если ее
извергают, едва проглотивши. Ничто так не вредит здоровью, как
частая смена лекарств. Не зарубцуется рана, если пробовать на ней
разные снадобья. Не окрепнет растение, если часто его пересаживать.
Даже самое полезное не приносит пользы на лету. Во множестве
книги лишь рассеивают нас. Поэтому, если не можешь прочесть все,

34
что имеешь, имей столько, сколько прочтешь,— и довольно.
(4 ) «Н о,— скажешь ты — иногда мне хочется развернуть эту книгу,
иногда другую».— Отведывать от множества блюд — признак пре­
сыщенности, чрезмерное же разнообразие яств не питает, но портит
желудок. Потому читай всегда признанных писателей, а если вздума­
ется порой отвлечься на другое, возвращайся к оставленному.
Каждый день запасай что-нибудь против бедности, против смерти,
против всякой другой напасти и, пробежав многое, выбери одно, что
можешь переварить сегодня. (5 ) Я и сам так делаю: из многого
прочитанного что-нибудь одно запоминаю. Сегодня вот на что на­
толкнулся я у Эпикура (ведь я частенько перехожу в чужой стан, не
как перебежчик, а как лазутчик): (6 ) «Веселая бедность,— говорит
он,— вещь честная». Но какая же это бедность, если она веселая?
Беден не тот, у кого мало что есть, а тот, кто хочет иметь больше.
Разве ему важно, сколько у него в ларях и в закромах, сколько он
пасет и сколько получает на сотню, если он зарится на чужое и счита­
ет не приобретенное, а то, что надобно еще приобрести? Ты спро­
сишь, каков предел богатства? Низший — иметь необходимое, вы­
сший — иметь столько, сколько с тебя довольно. Будь здоров.

П И СЬМ О 3

Сенека приветствует Луцилия!

(1 ) Ты пишешь, что письма для передачи мне отдал другу,
а потом предупреждаешь, чтобы не всем, тебя касающимся, я с ним
делился, потому что и сам ты не имеешь обыкновения делать так. Вы­
ходит, в одном письме ты и признаешь и не признаешь его своим
другом. Ладно еще, если ты употребил это слово как расхожее и на-
ввал его «другом» так же, как всех соискателей на выборах мы
называем «доблестными мужами» или как встречного, если не мо­
жем припомнить его имени, приветствуем обращением «господин».
(2) Но если ты кого-нибудь считаешь другом и при этом не
веришь ему, как самому себе, значит, ты заблуждаешься и не веда­
ешь, что есть истинная дружба. Во всем старайся разобраться вместе
с другом, но прежде разберись в нем самом. Подружившись, доверяй,
суди же до того, как подружился. Кто вопреки наставлению Феофра-
ста судит, полюбив, вместо того чтобы любить, составив суждение, те
путают, что должно делать раньше, что позже. Долго думай, стоит ли
становиться другом тому или этому, но решившись, принимай друга

35
всей душой и говори с ним так же смело, как с собою самим. (3 ) Жи­
ви так, чтобы и себе самому не приходилось признаваться в чем-
нибудь, чего нельзя доверить даже врагу. Но раз есть вещи, которые
принято держать в тайне, делись лишь с другом всеми заботами,
всеми мыслями. Будешь считать его верным — верным и сделаешь.
Нередко учат обману тем, что обмана боятся, и подозрениями дают
право быть вероломным. Почему не могу я произнести те или иные
слова в присутствии друга? Почему мне не думать, что в его при­
сутствии я все равно что наедине с собой?
(4 ) Одни первому встречному рассказывают о том, что можно
поведать только другу, и всякому, лишь бы он слушал, выкладывают
все, что у них накипело. Другим боязно, чтобы и самые близкие что-
нибудь о них знали; эти, если бы могли, сами себе не доверяли бы,
потому они и держат все про себя. Делать не следует ни так, ни этак:
ведь порок — и верить всем, и никому не верить, только, я сказал бы,
первый порок — благороднее, второй — безопаснее. (5 ) Точно так
же порицанья заслуживают и те, что всегда обеспокоены, и те, что
всегда спокойны. Ведь и страсть к суете — признак не деятельного,
но мятущегося в постоянном возбуждении духа, и привычка считать
каждое движение тягостным — признак не безмятежности его, но
изнеженности и распущенности. (6 ) Поэтому удержи в душе слова,
которые вычитал я у Помпония: «Некоторые до того забились во
тьму, что неясно видят все освещенное». Все должно сочетаться:
и любителю покоя нужно действовать, и деятельному — побыть
в покое. Спроси совета у природы: она скажет тебе, что создала
и день и ночь. Будь здоров.

ПИСЬМ О 4

Сенека приветствует Луцилия!

(1 ) Упорно продолжай то, что начал, и поспеши сколько можешь,
чтобы подольше наслаждаться совершенством и спокойствием твоей
души. Есть наслаждение и в том, чтобы совершенствовать ее, чтобы
стремиться к спокойствию; но совсем иное наслаждение ты испыта­
ешь, созерцая дух, свободный от порчи и безупречный. (2 ) Ты,
верно, помнишь, какую радость испытал ты, когда, сняв претексту,
надел на себя мужскую тогу и был выведен на форум? Еще большая
радость ждет тебя, когда ты избавишься от ребяческого нрава и фи­
лософия запишет тебя в число мужей. Ведь и до сей поры остается

36
при нас уже не ребяческий возраст, но, что гораздо опаснее, ребячли­
вость. И это тем хуже, что нас чтут как стариков, хотя в нас живут
пороки мальчишек, и не только мальчишек, но и младенцев; ведь
младенцы боятся вещей пустяшных, мальчишки — мнимых, а мы —
и того и другого. (3 ) Сделай шаг вперед — и ты поймешь, что многое
не так страшно как раз потому, что больше всего пугает. Никакое зло
не велико, если оно последнее. Пришла к тебе смерть? Она была бы
страшна, если бы могла оставаться с тобою, она же или не явится, или
скоро будет позади, никак не иначе.
(4 ) «Нелегко,— скажешь ты,— добиться, чтобы дух презрел
жизнь».— Но разве ты не видишь, по каким ничтожным причинам от
нее с презреньем отказываются? Один повесился перед дверью
любовницы, другой бросился с крыши, чтобы не слышать больше,
как бушует хозяин, третий, пустившись в бега, вонзил себе клинок
в живот, только чтобы его не вернули. Так неужели, по-твоему,
добродетели не под силу то, что делает чрезмерный страх? Спокой­
ная жизнь — не для тех, кто слишком много думает о ее продлении,
кто за великое благо считает пережить множество консульств.
(5 ) Каждый день размышляй об этом, чтобы ты мог равнодушно
расстаться с жизнью, за которую многие цепляются и держатся,
словно уносимые потоком — за колючие кусты и острые камни.
Большинство так и мечется между страхом смерти и мученьями
жизни; жалкие, они и жить не хотят, и умереть не умеют. (6 ) Сделай
же свою жизнь приятной, оставив всякую тревогу о ней. Никакое
благо не принесет радости обладателю, если он в душе не готов его
утратить, и всего безболезненней утратить то, о чем невозможно
жалеть, утратив. Поэтому укрепляй мужеством и закаляй свой дух
против того, что может произойти даже с самыми могущественными.
(7 ) Смертный приговор Помпею вынесли мальчишка и скопец.
Крассу — жестокий и наглый парфянин. Гай Цезарь приказал Лепи-
ду подставить шею под меч трибуна Декстра — и сам подставил ее
под удар Хереи. Никто не был так высоко вознесен фортуной, чтобы
угрозы ее были меньше ее попустительства. Не верь затишью: в один
миг море взволнуется и поглотит только что резвившиеся корабли.
(8 ) Подумай о том, что и разбойник и враг могут приставить тебе меч
к горлу. Но пусть не грозит тебе высокая власть — любой раб волен
распоряжаться твоей жизнью и смертью. Я скажу так: кто презирает
собственную жизнь, тот стал хозяином твоей. Вспомни пример тех,
кто погиб от домашних козней, изведенный или силой, или хитро­
стью,— и ты поймешь, что гнев рабов погубил не меньше людей, чем

37
царский гнев. Так какое тебе дело до могущества того, кого ты бо­
ишься, если то, чего ты боишься, может сделать всякий? (9 ) Вот ты
попал в руки врага, и он приказал вести тебя на смерть. Но ведь и так
идешь ты к той же цели! Зачем же ты обманываешь себя самого,
будто лишь сейчас постиг то, что всегда с тобой происходило? Гово­
рю тебе: с часа твоего рождения идешь ты к смерти. Об этом должны
мы думать и помнить постоянно, если хотим безмятежно дожидаться
последнего часа, страх перед которым лишает нас покоя во все
остальные часы.
( 10) А чтобы мог я закончить письмо,— узнай, что приглянулось
мне сегодня (и это сорвано в чужих садах): «Бедность, сообразная
закону природы,— большое богатство». Знаешь ты, какие границы
ставит нам этот закон природы? Не терпеть ни жажды, ни голода, ни
холода. А чтобы прогнать голод и жажду, тебе нет нужды обивать
надменные пороги, терпеть хмурую спесь или оскорбительную при­
ветливость, нет нужды пытать счастье в море или идти следом за
войском. То, чего требует природа, доступно и достижимо, потеем мы
лишь ради избытка. (11) Ради него изнашиваем мы тогу, ради него
старимся в палатках лагеря, ради него заносит нас на чужие берега.
А то, чего с нас довольно, у нас под рукой. Кому и в бедности хорошо,
тот богат. Будь здоров.

П И СЬМ О 5

Сенека приветствует Луцилия!

(1 ) Я радуюсь твоему упорству в занятиях и рвению, которое
побуждает тебя, забросив все, только о том и стараться, чтобы с каж­
дым днем становиться все лучше, и хвалю тебя за них. Будь и впредь
так же упорен,— тут я не только поощряю тебя, но и прошу. Об
одном лишь хочу предупредить тебя: не поступай подобно тем, кто
желает не усовершенствоваться, а только быть на виду, и не делай
так, чтобы в одежде твоей или в образе жизни что-нибудь бросалось
в глаза. (2 ) Избегай появляться неприбранным, с нестриженой
головой и запущенной бородой, выставлять напоказ ненависть к се­
ребру, стелить постель на голой земле — словом, всего, что делается
ради извращенного удовлетворения собственного тщеславия. Ведь
само имя философии вызывает достаточно ненависти, даже если
приверженцы ее ведут себя скромно; что же будет, если мы начнем
жить наперекор людским обычаям? Пусть изнутри мы будем иными

38
во всем — снаружи мы не должны отличаться от людей. (3 ) Пусть не
будет блистательной тога — но и грязной тоже; пусть не для нас
серебряная утварь с украшениями из литого золота — но не надо
считать лишь отсутствие золота и серебра свидетельством умеренно­
сти. Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор
толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим
исправить. И з страха, что придется подражать нам во всем, они не
пожелают подражать нам ни в чем — только этого мы и добьемся.
(4 ) Первое, что обещает дать философия,— это умение жить среди
людей, благожелательность и общительность; но несходство с людь­
ми не позволит нам сдержать это обещание. Позаботимся же, чтобы
то, чем мы хотим вызвать восхищение, не вызывало смеха и непри­
язни. Ведь у нас нет другой цели, как только жить в согласии
с природой. Но противно природе изнурять свое тело, ненавидеть
легко доступную опрятность, предпочитая ей нечистоплотность,
избирать пищу не только дешевую, но грубую и отвратительную.
(5 ) Только страсть к роскоши желает одного лишь изысканного,—
но только безумие избегает недорогого и общеупотребительного.
Философия требует умеренности — не пытки; а умеренность не
должна быть непременно неопрятной. Вот мера, которая мне по
душе: пусть в нашей жизни сочетаются добрые нравы с нравами
большинства, пусть люди удивляются ей, но признают. — (6 ) «Как
же так? Неужто и мы будем поступать как все прочие и между ними
и нами не будет никакого различия?» — Будет, и очень большое.
Пусть тот, кто приглядится к нам ближе, знает, насколько отлича­
емся мы от толпы. Пусть вошедший в наш дом дивится нам, а не
нашей посуде. Велик тот человек, кто глиняной утварью пользуется
как серебряной, но не менее велик и тот, кто серебряной пользуется
как глиняной. Слаб духом тот, кому богатство не по силам.
(7 ) Но хочу и сегодня поделиться с тобой моим небольшим
доходом: я нашел у нашего Гекатона, что покончить со всеми желани­
ями полезно нам для исцеления от страха. «Ты перестанешь бояться,—
говорит он,— если и надеяться перестанешь». Ты спросишь, как
можно уравнивать столь разные вещи. Но так оно и есть, мой Луци­
лий: хотя кажется, что между ними нет ничего общего, на самом деле
они связаны. Как одна цепь связывает стража и пленного, так страх
и надежда, столь несхожие между собой, приходят заодно: вслед за
надеждой является страх. (8 ) Я и не удивляюсь этому: ведь оба они
присущи душе неуверенной, тревожимой ожиданием будущего.
А главная причина надежды и страха — наше неуменье прнноравли-

39
ваться к настоящему и привычка засылать наши помыслы далеко
вперед. Так предвиденье, величайшее из данных человеку благ,
оборачивается во зло. (9 ) Звери бегут только при виде опасностей,
а убежав от них, больше не испытывают страха. Нас же мучит и буду­
щее и прошедшее. И з наших благ многие нам вредят: так память
возвращает нас к пережитым мукам страха, а предвиденье пред­
восхищает муки будущие. И никто не бывает несчастен только от
нынешних причин. Будь здоров.

ПИ СЬМ О 6

Сенека приветствует Луцилия!

(1 ) Я понимаю, Луцилий, что не только меняюсь к лучшему, но
и становлюсь другим человеком. Я не хочу сказать, будто во мне уже
нечего переделывать, да и не надеюсь на это. Как может больше не
быть такого, что надо было бы исправить, поубавить или припод­
нять? Ведь если душа видит свои недостатки, которых прежде не
знала, это свидетельствует, что она обратилась к лучшему. Некото­
рых больных надо поздравлять и с тем, что они почувствовали себя
больными.
(2 ) Я хочу, чтобы эта так быстро совершающаяся во мне переме­
на передалась и тебе: тогда я бы еще крепче поверил в нашу друж­
бу — истинную дружбу, которой не расколют ни надежда, ни страх,
ни корысть, такую, которую хранят до смерти, ради которой идут на
смерть. (3 ) Я назову тебе многих, кто лишен не друзей, но самой
дружбы. Такого не может быть с теми, чьи души объединяет общая
воля и жажда честного. Как же иначе? Ведь они знают, что тогда
у них все общее, особенно невзгоды.
Ты и представить себе не можешь, насколько каждый день, как
я замечаю, движет меня вперед.— (4 ) «Но если ты что нашел и уз­
нал его пользу по опыту, поделись со мною!» — скажешь ты. Да ведь
я и сам хочу все перелить в тебя и, что-нибудь выучив, радуюсь лишь
потому, что смогу учить. И никакое знание, пусть самое возвышенное
и благотворное, но лишь для меня одного, не даст мне удовольствия.
Если бы мне подарили мудрость, но с одним условием: чтобы я дер­
жал ее при себе и не делился ею,— я бы от нее отказался. Любое
благо нам не на радость, если мы обладаем им в одиночку.
(5 ) Пошлю я тебе и книги, а чтобы ты не тратил труда на поиски
вещей полезных, сделаю пометки, по которым ты сразу найдешь все,

40
что я одобряю и чем восхищаюсь. Но больше пользы, чем слова,
принесли бы тебе живой голос мудрецов и жизнь рядом с ними.
Лучше прийти и видеть все на месте, во-первых, потому, что люди
верят больше глазам, чем ушам, во-вторых, потому, что долог путь
наставлений, краток и убедителен путь примеров. (6 ) Не стал бы
Клеанф точным подобьем Зенона, если бы он только слышал его. Но
ведь он делил с ним жизнь, видел скрытое, наблюдал, живет ли
Зенон в согласии со своими правилами. И Платон, и Аристотель,
и весь сонм мудрецов, которые потом разошлись в разные стороны,
больше почерпнули из нравов Сократа, чем из слов его. Метродора,
и Гермарха, и Полнена сделали великими людьми не уроки Эпикура,
а жизнь с ним вместе. Впрочем, зову я тебя не только ради той по­
льзы, которую ты получишь, но и ради той, которую принесешь:
вдвоем мы больше дадим друг другу.
(7 ) Кстати, за мной ежедневный подарочек. Вот что понравилось
мне нынче у Гекатона: «Ты спросишь, чего я достиг? Стал самому
себе другом!» Достиг он немалого, ибо теперь никогда не останется
одинок. И знай: такой человек всем будет другом. Будь здоров.

ПИ СЬМ О 7

Сенека приветствует Луцилия!

(1 ) Ты спрашиваешь, чего тебе следует больше всего избегать?
Толпы! Ведь к ней не подступиться без опасности! Признаюсь тебе
в своей слабости: никогда не возвращаюсь я таким же, каким вышел.
Что я успокоил, то вновь приходит в волнение, что гнал от себя —
возвращается. Как бывает с больными, когда долгая слабость
доводит их до того, что они и выйти не могут без вреда для себя, так
случается и с нами, чьи души выздоравливают после долгого недуга.
(2 ) Нет врага хуже, чем толпа, в которой ты трешься. Каждый не­
пременно либо прельстит тебя своим пороком, либо заразит, либо
незаметно запачкает. Чем сборище многолюдней, тем больше опасно­
сти. И нет ничего гибельней для добрых нравов, чем зрелище: ведь
через наслаждение еще легче подкрадываются к нам пороки. (3 ) Что
я, по-твоему, говорю? Возвращаюсь я более скупым, более честолю­
бивым, падким до роскоши и уж наверняка более жестоким и бесче­
ловечным: и все потому, что побыл среди людей. Случайно попал
я на полуденное представление, надеясь отдохнуть и ожидая игр
и острот — того, на чем взгляд человека успокаивается после вида

41
человеческой крови. Какое там! Все прежнее было не боем, а сплош­
ным милосердием, зато теперь — шутки в сторону — пошла настоя­
щая резня! Прикрываться нечем, все тело подставлено под удар, ни
разу ничья рука не поднялась понапрасну. (4 ) И большинство пред­
почитает это обычным парам и самым любимым бойцам! А почему
бы и нет? Ведь нет ни шлема, ни щита, чтобы отразить меч! Зачем
доспехи? Зачем приемы? Все это лишь оттягивает миг смерти. Утром
люди отданы на растерзанье львам и медведям, в полдень — зрите­
лям. Это они велят убившим идти под удар тех, кто их убьет, а побе­
дителей щадят лишь для новой бойни. Для сражающихся нет иного
выхода, кроме смерти. В дело пускают огонь и железо, и так покуда
не опустеет арена.— (5 ) «Но он занимался разбоем, убил челове­
ка».— Кто убил, сам заслужил того же. Но ты, несчастный, за какую
вину должен смотреть на это? — «Режь, бей, жги! Почему он так
робко бежит на клинок? Почему так несмело убивает? Почему так
неохотно умирает?» — Бичи гонят их на меч, чтобы грудью, го­
лой грудью встречали противники удар. В представлении перерыв?
Так пусть тем временем убивают людей, лишь бы что-нибудь проис­
ходило.
Как вы не понимаете, что дурные примеры оборачиваются против
тех, кто их подает? Благодарите бессмертных богов за то, что вы
учите жестокости неспособного ей выучиться. (6 ) Дальше от народа
пусть держится тот, в ком душа еще не окрепла и не стала стойкой
в добре: такой легко переходит на сторону большинства. Даже Со­
крат, Катон и Лелий отступили бы от своих добродетелей посреди
несхожей с ними толпы, а уж из нас, как ни совершенствуем мы свою
природу, ни один не устоит перед натиском со всех сторон подсту­
пающих пороков. (7 ) Много зла приносит даже единственный
пример расточительности и скупости; избалованный приятель и нас
делает слабым и изнеженным, богатый сосед распаляет нашу жад­
ность, лукавый товарищ даже самого чистого и простодушного
заразит своей ржавчиной. Что же, по-твоему, будет с нашими нрава­
ми, если на них ополчился целый народ? Непременно ты или станешь
ему подражать, или его возненавидишь. (8 ) Между тем и того и дру­
гого надо избегать: нельзя уподобляться злым оттого, что их много,
нельзя ненавидеть многих оттого, что им не уподобляешься. Уходи
в себя, насколько можешь; проводи время только с теми, кто сделает
тебя лучше, допускай к себе только тех, кого ты сам можешь сделать
лучше. И то и другое совершается взаимно, люди учатся, обучая.
(9 ) Значит, незачем тебе ради честолюбивого желанья выставлять

42
напоказ свой дар, выходить на середину толпы и читать ей вслух
либо рассуждать перед нею: по-моему, это стоило бы делать, будь
твой товар ей по душе, а так никто тебя не поймет. Может быть, один-
два человека тебе и попадутся, но и тех тебе придется образовывать
и наставлять, чтобы они тебя поняли.— «Но чего ради я учился?» —
Нечего бояться, что труд твой пропал даром: ты учился ради самого
себя.
(10) Но я-то не ради себя одного учился сегодня и потому сообщу
тебе, какие мне попались три замечательных изречения — все почти
что об одном и том же. Первое пусть погасит долг в этом письме,
два других прими в уплату вперед. Демокрит пишет: «Для меня
один человек — что целый народ, а народ — что один человек».
(11) И тот, кто на вопрос, зачем он с таким усердием занимается
искусством, которое дойдет лишь до немногих, отвечал: «Довольно
с меня и немногих, довольно с меня и одного, довольно с меня и ни
одного»,— сказал тоже очень хорошо, кто бы он ни был (на этот
счет есть разные мнения). Превосходно и третье изречение — Эпи­
кура, писавшего одному из своих товарищей по ученым занятиям:
«Это я говорю для тебя, а не для толпы: ведь каждый из нас для
другого стоит битком набитого театра». (1 2 ) Вот что, мой Луцилий,
нужно сберечь в душе, чтобы пренебречь удовольствием, доставля­
емым похвалами большинства. Многие тебя одобряют. Так есть ли у
тебя причины быть довольным собой, если многим ты понятен? Во­
внутрь должны быть обращены твои достоинства! Будь здоров.

П И СЬМ О 8

Сенека приветствует Луцилия!

(1 ) «Т ы приказываешь мне избегать толпы,— пишешь ты,—
уединиться и довольствоваться собственной совестью. А как же ваши
наставления, повелевающие трудиться до самой смерти?» — Но то,
к чему я тебя склоняю — скрыться и запереть двери,— я сам сделал,
чтобы многим принести пользу. Ни одного дня я не теряю в праздно­
сти, даже часть ночи отдаю занятиям. Я не иду спать, освободив­
шись: нет, сон одолевает меня, а я сижу, уставившись в свою работу
усталыми от бодрствования, слипающимися глазами. (2 ) Я удалился
не только от людей, но и от дел, прежде всего — моих собственных,
и занялся делами потомков. Для них я записываю то, что может
помочь им. Как составляют полезные лекарства, так я заношу на

43
листы спасительные наставления, в целительности которых я убе­
дился на собственны х ранах: хотя мои я звы не закры ли сь совсем, но
расползаться вш и рь перестали. ( 3 ) Я у к азы ваю другим тот правиль­
ный путь, который сам нашел так поздно, устав от блужданий.
Я кричу: «И збегай те всего, что лю бит толпа, что подбросил вам
случай! С подозрением и страхом остановитесь перед всяким случай­
ным благом! В едь и рыбы и звери ловятся на приманку сладкой
надежды ! Вы думаете, это дары ф ортун ы ? Н ет, это ее козни. К то из
вас хочет прож ить ж и зн ь насколько возм ож н о безопаснее, тот пусть
бежит от этих вы м азан ны х птичьим клеем благодеяний, обм аны ваю ­
щих нас, несчастных, еще и тем, что мы, возом нив, будто добыча
наша, сами становимся добычей. Погоня за ними ведет в пропасть.
( 4 ) И сход высоко вознесш ейся ж изни один — паденье. К тому же
нельзя и сопротивляться, когда счастье начинает водить нас вкривь
и вкось. И ли уж плыть прямо, или разом ко дну! Н о фортуна не
сбивает с пути — она опрокиды вает и кидает на скалы.
( 5 ) У гож дайте же телу лиш ь настолько, насколько нужно для
поддержания его крепости, и такой о б р аз ж изни считайте един­
ственно зд оровы м и целебным. Д ерж ите тело в строгости, чтобы оно
не перестало повиноваться душ е: пусть пища лиш ь утоляет голод,
питье — ж аж д у, пусть одеж да защ и щ ает тело от холода, а ж или­
ще — от всего ему грозящ его. А возведено ли жилищ е из дерна или
из пестрого зам орского камня, разницы нет: знайте, под соломенной
кровлей человеку не хуже, чем под золотой. П рези райте все, что
ненужный труд создает ради украш ения или напоказ. П омните:
ничто, кроме душ и, недостойно восхищения, а для великой души все
меньше нее».
( 6 ) И когда я беседую так с самим собою, беседую с потомками,
неужели, по-твоему, я приношу меньше пользы , чем отп равляясь
в суд ходатаем, или припечатывая перстнем таблички с завещ анием,
или в сенате отд авая руку и голос соискателю долж ности? П оверь
мне, кто каж ется бездельником, тот зан я т самыми важными делами,
и божественными и человеческими вместе. ( 7 ) О днако пора кончать
и, по моему правилу, чем-нибудь расквитаться с тобой и в этом пись­
ме. Уплачу я не из собственных зап асов; я до сих пор все просм атри­
ваю Эпикура и сегодня вычитал у него такие слова: «С тан ь рабом
философии, чтобы добы ть подлинную свободу». И если ты предался
и подчинился ей, твое дело не будет отк л ад ы ваться со дня на день:
ср азу же ты получиш ь вольную . П отому что само рабство у филосо­
фии есть свобода. ( 8 ) М ож ет статься, ты спросиш ь меня, отчего

44
я беру столь много прекрасных изречений у Эпикура, а не у наших.
Но почему ты думаешь, что подобные слова принадлежат одному
Эпикуру, а не всем людям? Ведь как много поэты говорят такого, что
или сказано, или должно быть сказано философами! Я не беру ни
трагедии, ни нашей тогаты, которая тоже не лишена серьезности
и стоит посредине между трагедией и комедией, но и в мимах столько
есть красноречивых строк! Сколько стихов Публилия надо бы про­
износить не обутым в сандалии, но выступающим на котурнах!
(9 ) Я приведу один его стих, имеющий касательство к философии,
и как раз к той части, которой мы только что занимались; в нем поэт
утверждает, что случайно доставшееся нельзя считать своим:
Чужое, что по нашему хотенью вдруг
Свалилось нам.

(10) Но ты, я помню, говорил другой стих, намного лучше и короче:

Не наше то, что нам дано фортуною.

А это твое изречение (я не пропущу и его) даже еще лучше:

Все, что дано нам, может быть и отнято.

Но этого я не зачту в погашение долга: я лишь отдал тебе твое

же. Будь здоров.

П И СЬМ О 9

Сенека приветствует Луцилия!

(1 ) Ты хонешь знать, справедливо ли Эпикур в одном из писем
порицал тех, кто утверждает, будто мудрецу никто, кроме него само­
го, не нужен и потому ничьей дружбы не требуется. Этот упрек
Эпикур бросает Стильпону и тем, кто думает, что высшее благо —
когда душа ничего не терпит. (2 ) Впрочем, мы неизбежно впадаем
в двусмысленность, если для краткости переводим слово ίχπάΦε*α,
прибегая к слову «терпеть». Ведь можно подумать, будто смысл тут
противоположен тому, что мы имеем в виду. Мы хотели сказать:
«душа, которой безразлична любая боль», а понять можно так:
«душа, которая не может вытерпеть никакой боли». Погляди же сам,
не лучше ли будет сказать «неуязвимая душа» или «душа, недоступ­

45
ная для любого страдания»? (3 ) В том и разница между ними
и нами: наш мудрец побеждает все неприятное, но чувствует его, а их
мудрец даже и не чувствует. Общее же и у нас и у них вот что: мудро­
му никто, кроме него самого, не нужен. Но хоть с него и довольно
самого себя, ему все же хочется иметь и друга, и соседа, и товарища.
(4 ) Сам посуди, до какой степени довольствуется сам собой тот, кто
порой довольствуется и частью самого себя. Если болезнь или враг
лишат его руки, если случай отнимет у него глаз, мудрецу хватает
того, что ему осталось, он и с искалеченным телом будет так же весел,
как был до увечий. Но хоть он и не тоскует о потерянном, однако
предпочел бы обойтись без потерь. (5 ) Так же точно никто, кроме него
самого, не нужен мудрецу не потому, что он хочет жить без друзей,
а потому, что может. Говоря «может», я имею в виду вот что: со
спокойной душой перенесет он потерю. Ведь без друзей он не оста­
нется никогда, и в его власти решать, сколь быстро найти замену.
Фидий, если бы потерял статую, сразу сделал бы другую. Так же
и он — мастер завязывать дружбу — заместил бы утраченного друга
новым. (6 ) Ты спросишь, как можно быстро приобрести чью-нибудь
дружбу; я отвечу, если мы договоримся, что я сейчас отдам тебе долг
и по этому письму мы будем в расчете. Гекатон говорит: «Я укажу
приворотное средство без всяких снадобий, без трав, без заклинаний
знахарки. Если хочешь, чтоб тебя любили,— люби». Не только
старая, испытанная дружба приносит нам великое наслаждение, но
и начало новой, только лишь приобретаемой. (7 ) Между приобрет­
шим друга и приобретающим его та же разница, что между жнецом
и сеятелем. Философ Аттал не раз говорил, что приятнее добиваться
дружбы, чем добиться ее, как художнику приятнее писать картину,
чем ее окончить. Кто занимается своим произведением с душевным
беспокойством, тот в самом занятии находит великую усладу. Вы­
пуская из рук законченное произведение, он уже fle будет так
наслаждаться: теперь он радуется плодам своего искусства, а пока он
писал, его радовало само искусство. Отрочество наших детей щедрее
плодами, но их младенчество нам милее.
(8 ) Но вернемся к нашему предмету. Пусть мудрому никто,
кроме него самого, не нужен, он все-таки желает иметь друга, хотя бы
ради деятельной дружбы, чтобы не оставалась праздной столь вели­
кая добродетель, и не ради того, чтобы, как говорит Эпикур в том же
письме, «было кому ухаживать за ним в болезни, помогать в оковах
или в нужде», но чтобы самому было за кем ухаживать в болезни,
кого вызволять из-под вражеской стражи. Плохи мысли того, кто

46
подружился, видя лишь самого себя; как он начал, так и кончит. Кто
завел друга, чтобы тот выручал из цепей, тот покинет его, едва загре­
мят оковы. (9 ) Таковы дружеские союзы, которые народ называет
временными. С кем мы сошлись ради пользы, мил нам, лишь покуда
полезен. Вот почему вокруг того, чьи дела процветают,— толпа
друзей, а вокруг потерпевших крушение — пустыня. Друзья бегут
оттуда, где испытывается дружба. Вот почему видим мы так много
постыдных примеров, когда одни из страха бросают друзей, другие
из страха предают их. Каково начало, таков конец, иначе и быть не
может. Кто подружился ради выгоды, тому будет дорога награда за
измену дружбе, коль скоро и в ней было дорого ему что-нибудь,
кроме нее самой. (10) Для чего приобретаю я друга? Чтобы было за
кого умереть, за кем пойти в изгнанье, за чью жизнь бороться и от­
дать жизнь. А дружба, о которой ты пишешь, та, что заключается
ради корысти и смотрит, что можно выгадать,— это не дружба,
а сделка. (11) Нет сомненья, страсть влюбленных имеет с дружбой
нечто общее, ее можно бы даже назвать безрассудной дружбой. Но
разве любит кто-нибудь ради прибыли? Ради честолюбия и славы?
Любовь сама по себе, пренебрегая всем остальным, зажигает души
вожделением к красоте, не чуждым надежды на ответную нежность.
Как же так? Неужели причина более честная родит постыдную
страсть? — (1 2 ) Ты возразишь мне: «Не о том сейчас речь, надо ли
искать дружбы ради нее самой или ради иной цели».— Наоборот,
как раз это и надобно доказать. Ведь если надо искать ее ради нее
самой, значит, и тот, кто ни в ком, кроме себя, не нуждается, может
искать ее.— «Как же он будет ее искать?» — Как ищут самое пре­
красное, не прельщаясь прибылью, не боясь переменчивости форту­
ны. Кто заводит друзей на всякий случай, тот лишает дружбу ее
величия.
(13) Мудрому никто, кроме него самого, не нужен. Многие,
Луцилий, толкуют эту мысль превратно: изгоняют мудреца отовсю­
ду и заставляют его замкнуться в своей скорлупе. Между тем следует
разобраться, много ли обещает это изречение и что обещает. Мудро­
му довольно самого себя для того, чтобы жить блаженно, а не для
того, чтобы жить. Для жизни ему многое потребно, а для блаженства
только высокий и здоровый дух, презирающий фортуну. ( 14) Я хочу
сослаться на Хрисиппа, какое он принимает разделение. Он говорит,
что мудрец ни в чем не терпит нужды, хотя потребно ему многое,
глупому же ничего не требуется, потому что он ничем не умеет по­
льзоваться, зато нужду он терпит во всем. Мудрецу нужны и руки,

47
и глаза, и еще многое, без чего не обойтись в повседневной жизни,
а нужды он не терпит ни в чем. Ведь нужда — это необходимость,
а для мудрого необходимости нет. ( 1 5 ) Значит, хотя мудрец и до­
вольствуется самим собой, в друзьях он все же имеет потребность
и хочет иметь их как можно больше, но не для блаженной жизни,—
ведь жить блаженно может он и без друзей. Высшее благо не ищет
орудий вовне: оно создается дома и возникает только само из себя.
Если же хоть какая-то часть его заимствуется извне, оно уже зависит
от фортуны.— ( 1 6 ) «А как будет жить мудрец, если он, взятый под
стражу, переселенный на чужбину, замешкавшийся в долгом плава­
нии, выброшенный на пустынный берег, останется без друзей?» —
Как Юпитер в ту пору, когда мир расточится, боги сольются воедино,
природа замрет в неподвижности, а сам он успокоится, предавшись
думам. Нечто подобное делает и мудрый: он замыкается в себе,
остается с самим собой. (17) Покуда, однако, он может вершить дела
по своему усмотрению, он, хоть ни в ком, кроме себя, не нуждается,
берет жену, хоть ни в ком не нуждается, родит детей, хоть ни в ком не
нуждается, не станет жить, если придется жить, не видя ни единого
человека. К дружбе влечет его не собственная польза, а естественная
тяга. Ведь отроду заложено в нас влечение ко многим вещам, в их
числе и к дружбе. Подобно тому как всем ненавистно одиночество,
подобно тому как стремление жить сообща естественно объединяют
человека с человеком, так есть и здесь побуждение, заставляющее нас
стремиться к дружбе. ( 1 8 ) Но, хоть мудрец и любит как никто дру­
зей, хотя он ставит их наравне с собой, а часто и выше себя,— все же
он будет верить, что все его благо в нем самом, и повторит слова
Стильпона, того самого, на которого нападает в письме Эпикур.
Когда родной город Стильпона был захвачен, когда он потерял жену,
потерял детей, а сам вышел из охватившего все пожара один, но по-
прежнему блаженный, Деметрий, прозванный из-за множества
уничтоженных им городов Полиоркетом, спросил его, потерял ли
Стильпон что-нибудь, и тот ответил: «Все мое благо со мною!»
( 1 9 ) Вот человек смелый и решительный! Он победил даже победив­
шего врага. Он сказал: «Я ничего не потерял»,— и заставил того сом­
неваться в собственной победе. «Все мое со мной» — со мной спра­
ведливость, добродетель, разумность, сама способность не считать
благом то, что можно отнять. Мы дивимся животным, которые могут
пройти сквозь огонь без вреда для тела; но насколько удивительнее
этот человек, который прошел сквозь вооруженный строй, огонь
и развалины без ущерба и вреда для себя! Видишь, насколько легче

48
победить целый народ, чем одного человека? Е го речь — это речь
стоика, который тож е проносит свое благо нетронутым через со ­
жженные города. Ведь никто, кроме него самого, ему не нужен,—
таковы для него пределы счастья. ( 2 0 ) А чтобы ты не думал, будто
мы одни бросаемся высокими словам и,— знай, что и сам упрекавш ий
Стильпона Э пикур написал сходное изречение, которое ты и соблаго­
воли принять, хотя сегодняшний мой долг уже погашен. «К ом у не
каж ется верхом изобилия то, что есть, тот останется бедняком, даже
сделавш ись хозяином всего м ира». Или же так, если, по-твоему, это
звучит лучше (в ед ь сохранять верность надо не словам , а м ы сл ям ):
« К т о не считает себя блаженней всех, тот несчастен, даж е если по­
велевает миром». ( 2 1 ) З н ай , что мысли эти принадлеж ат всем
и, значит, подсказаны природой, так что их же ты найдешь и у
комического поэта:
Несчастен, кто счастливым не сочтет себя.

Имеет ли значение, как тебе ж ивется, если ты полагаеш ь, что пло­

хо? — ( 2 2 ) « Т а к что ж е,— спросиш ь ты ,— если объявит себя
блаженным и бесчестно разбогатевш ий, и хозяин сотен рабов, р аб ­
ствую щ ий у тысячи хозяев, значит, он и станет блаж енным по
собственному п р и говор у?» — Н ет, важ но не то, что он говорит, а что
чувствует, и не то, что чувствует сегодня, а то, что всегда. Потому
тебе нет причины бояться, что столь великое благо достанется и на
долю недостойных. Т ол ьк о мудрому по душе то, что есть, глупость
же постоянно страдает, гнуш аясь тем, что имеет. Б у д ь здоров.

ПИСЬМ О 10

Сенека приветствует Л уци лия!

( 1 ) Т ак оно и есть, я не меняю своего мнения: избегай толпы,
избегай немногих, избегай даже одного. Н ет никого, с кем я хотел бы
видеть тебя вместе. Убедись же воочию, как высоко я суж у о тебе,
если отваж и ваю сь доверить тебя тебе самому. Г оворят, К ратет,
слуш атель того самого Стильпона, о котором я упомянул в преды ду­
щем письме, увидал однаж ды гуляю щ его в одиночку юнца и спросил
его, что он тут делает один.— «Р азго в ар и в а ю с самим собой »,— был
ответ. Н а это К р а тет ск азал : «Б у д ь осторож ен, прошу тебя, и гляди
как следует: ведь твой собеседник — дурной человек!» ( 2 ) О бычно
мы стереж ем тех, кто в горе или в страхе, чтобы не дать им исп ользо­

49
вать во зло свое одиночество. Да и никого из людей неразумных не
следует предоставлять самим себе: тут-то и обуревают их дурные
замыслы, тут и готовят они опасности себе и другим, тут к ним и при­
ходят чередой постыдные вожделения. Тут-то все, что стыд и страх
заставляет скрывать, выносится на поверхность души, тут-то она
и оттачивает дерзость, подхлестывает похоть, горячит гневливость.
Есть у одиночества одно преимущество: возможность никому ничего
не открывать и не бояться обличителя; но это и губит глупого, ибо он
выдает сам себя.
Вот видишь, как я надеюсь на тебя, вернее, как я за тебя ручаюсь
(потому что «надеждой» зовется благо, которое либо будет, либо
нет): лучшего товарища, чем ты сам, я для тебя не нахожу. (3 ) Я воз­
вращаюсь памятью к тем полным силы словам, которые ты произно­
сил с таким благородством. Тогда я поздравил себя и сказал: «Эти
слова не просто слетели с языка,— у них есть прочное основание.
Этот человек — не один из многих, он стремится к спасению».
(4 ) Так и говори, так и живи. Смотри только, чтобы ничто тебя
не поработило. Прежние твои моления предоставь воле богов,
а сам моли их заново и о другом: о ясности разума и здоровье ду­
шевном, а потом только — телесном. Почему бы тебе не молить
об этом почаще? Смело проси бога: ничего чужого ты у него не
просишь.
(5 ) Но хочу, как у нас заведено, послать тебе с этим письмом
небольшой подарок. Правдивые слова нашел я у Афинодора: «Знай,
что тогда ты будешь свободен от всех вожделений, когда тебе при­
дется молить богов лишь о том, о чем можно молить во всеуслы­
шанье». А ведь до чего люди безумны! Шепотом возносят они богам
постыднейшие мольбы, чуть кто приблизит ухо — смолкают, но богу
рассказывают то, что скрывают от людей. Так смотри, чтобы это
наставление нельзя было с пользой прочесть и тебе: живи с людьми
так, будто на тебя смотрит бог, говори с богом так, будто тебя слуша­
ют люди. Будь здоров.

ПИСЬМ О 12

Сенека приветствует Луцилия!

(1 ) Куда я ни оглянусь — всюду вижу свидетельства моей
старости. Приехал я в свою загородную и стал жаловаться, что доро­
го обходится ветхая постройка, а управляющий отвечает мне, что тут

50
виною не его небрежность — он делает все, да усадьба стара. Усадьба
эта выросла под моими руками; что же меня ждет, если до того искро­
шились камни — мои ровесники? (2 ) В сердцах я ухватился за
первый попавшийся повод разбранить его: «А об этих платанах явно
никто не заботился: на них и листвы нет, и сучья такие высохшие
и узловатые, и стволы такие жалкие и облезлые! Не было бы этого,
если бы кто-нибудь их окапывал и поливал!» Он же клянется моим
гением, что все делает, ухаживает за ними, ничего не упуская,— но
деревья-то старые! А платаны эти, между нами говоря, сажал я сам,
я видел на них первый лист. (3 ) Поворачиваюсь к дверям. «А это
кто,— спрашиваю,— такой дряхлый? Правильно сделали, что по­
местили его в сенях: ведь он уже смотрит за двери. Откуда ты его
взял? Какая тебе радость выносить чужого мертвеца?» А тот в от­
вет: «Ты что, не узнал меня? Ведь я — Фелицион, это мне ты всегда
дарил кукол на Сатурналии; я сын управляющего Филосита, твой
любимец».— «Ясное дело,— говорю я,— он бредит! Это он-то еще
малышом стал моим любимцем? Впрочем, очень может быть: ведь
у него как раз выпадают зубы».
(4 ) Вот чем обязан я своей загородной: куда бы ни оглянулся —
все показывало мне, как я стар. Что ж, встретим старость с распро­
стертыми объятиями: ведь она полна наслаждений, если знать, как
ею пользоваться. Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе;
дети красивей всего, когда кончается детство. Любителям выпить
милее всего последняя чаша, от которой они идут ко дну, которая
довершает опьянение. (5 ) Всякое наслажденье свой самый отрадный
миг приберегает под конец. И возраст самый приятный тот, что идет
под уклон, но еще не катится в пропасть. Да и тот, что стоит у по­
следней черты, не лишен, по-моему, своих наслаждений,— либо же
все наслажденья заменяет отсутствие нужды в них. Как сладко
утомить все свои вожделения и отбросить их! (6 ) Ты возразишь мне:
«Тягостно видеть смерть перед глазами». Но, во-первых, она должна
быть перед глазами и у старика и у юноши — ведь вызывают нас не
по возрастному списку. Во-вторых, нет стариков столь дряхлых,
чтобы им зазорно было надеяться на лишний день. Каждый день —
это ступень жизни, весь наш век разделен на части и состоит из
кругов, меньших и больших, охватывающих меньшие. Один из них
обнимает все прочие — он тянется от дня рождения до дня смерти;
еще один выделяет годы отрочества; есть и такой, что заключает
в себе наше детство; есть, наконец, просто год с его четырьмя време­
нами; годовые круги, умножаясь, составляют жизнь. Месяц очерчен

51
меньшей окруж ностью , теснее всех круг одного дня, но и тот идет от
начала к концу, от восхода к закату. ( 7 ) П оэтом у Гераклит, полу­
чивший прозвищ е и з-за темного смысла своих речей, говорит: «О дин
день равен всякому другом у». К аж д ы й понимает это на свой лад.
Один говорит, что дни равны по числу часов, и не лж ет: ведь коль
скоро день — это двадц ать четыре часа, то все дни непременно равны
между собой, так как к ночи прибавляется столько часов, на сколько
убы вает день. Д ругой говорит, что любой день равен всем прочим по
сходству: в самом протяженном времени нет ничего такого, чего
нельзя найти в одних сутках, то есть ничего, кроме дня и ночи, кото­
рые оно в череде обращ ений мира множит, но не изменяет, р азве что
делает день короче, ночь длиннее или наоборот. ( 8 ) П отому каж ды й
день нужно проводить так, словно он зам ы кает строй, завер ш ает
число дней нашей ж изни. К огда П акувий, присвоивший Сирию,
пировал и пьянствовал, справляя по самому себе поминки, его уноси­
ли от стола в спальню под рукоплескания его лю бовников, певших
под м узы ку: βεβίω τα ί, βεβ/ω τα* *. И каж ды й день он устраивал себе
такой вынос. ( 9 ) М ы же то, что он делал от нечистой совести,
долж ны делать с чистой душой и, отп равл яясь ко сну, говорить
весело и радостно:
Прожита жизнь, и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен.

А если бог подарит нам и завтраш н и й день, примем его с радостью .

Счастливей всех тот, кто б ез тревоги ж дет завтраш н его дня: он
уверен, что принадлеж ит сам себе. К то сказал «п рож ита ж и зн ь», тот
каждое утро просыпается с прибылью .
(1 0 ) Н о пора уже кончать письмо. Т ы спросиш ь: «Н еуж ели оно
придет ко мне б ез п о д ар к а?» Н е бойся: что-нибудь оно да принесет.
Н ет, как мог я так с к а за т ь ? Н е что-нибудь, а много! Ведь что лучше
изречения, которое я ему вручаю для передачи тебе: «Ж и ть в нужде
плохо, но только нет нужды ж ить в н уж де». А почему нет н уж ды ?
Потому что к свободе повсюду откры ты дороги, короткие и легкие.
П облагодарим бога за то, что никто не мож ет н авязать нам ж и зн ь
и мы в силах посрамить нуж ду.— ( 1 1 ) Т ы во зр а зи ш ь мне: «Э т о
слова Э пикура; на что тебе ч у ж о е ?» — Ч то истинно, то мое. Я не
устану потчевать тебя Эпикуром, и пусть зн аю т все, кто слепо тв ер ­
дит его слова и ценит их не за то, что в них сказан о, а за то, кем они
сказан ы : лучшее принадлеж ит всем. Б уд ь здоров.

1 Он прожил жизнь (греч.).

52
 ПИСЬМ О 15

Сенека приветствует Л уцили я!

(1 ) В старину был случай, сохранивш ийся вплоть до моего
времени,— начинать письмо словам и: «Е с л и ты здоров, это хорошо,
а я зд ор о в». Н ам же правильнее ск а за т ь : «Е с л и ты заним аеш ься
философией, это хорош о». ( 2 ) П отому что только в ней — здоровье,
без нее больна душ а, и тело, сколько бы в нем ни бы ло сил, здорово
так же, как у безум ны х или одерж имы х. Т ак прежде всего забо ться
о том, настоящ ем, здоровье, а потом и об этом, втором, которое недо­
рого тебе обойдется, если захочеш ь бы ть здоровы м .
У праж н яться, чтобы руки стали сильнее, плечи — шире, бока —
крепче,— это, Л уцилий, заняти е глупое и недостойное образован н о­
го человека. С колько бы ни удалось тебе накопить ж иру и нарастить
мышц, все равно ты не сравняеш ься ни весом, ни силой с откормлен­
ным быком. К тому же гр у з плоти, вы растая, угнетает дух и лиш ает
его подвижности. П оэтому, в чем можеш ь, притесняй тело и осво­
бождай место для духа. ( 3 ) М ного неприятного ж дет тех, кто рьяно
заботится о теле: во-первых, утомительные упраж нения истощ аю т
ум и делаю т его неспособным к вниманию и к заняти ям предметами
более тонкими; во-вторы х, обильная пища лиш ает его изощ ренности.
Вспомни и о рабах наихудшего р азб о р а, к которым поступаю т в обу­
чение, хоть этим лю дям ни до чего, помимо вина и масла, нет дела,
и день прошел для них на славу, если они хорош енько вспотели и на
место потерянной влаги влили в пустую утробу новое питье, еще
в больш ем количестве. Н о ведь ж ить в питье и потении могут только
больные ж елудком!
( 4 ) Е сть, однако, упражнения легкие и недолгие, которые бы стро
утомляю т тело и много времени не отним аю т,— а его-то и следует
прежде всего считать. М ож но бегать, поднимать руки с грузом,
можно пры гать, подбрасы вая тело вверх или посы лая его далеко
вперед, можно подпры гивать, так ск азать, на манер салиев, или,
говоря грубее, сукновалов. Вы бирай какое угодно упражнение, при­
вычка сделает его легким. ( 5 ) Н о что бы ты ни делал, скорее в о зв р а ­
щайся от тела к душе, упраж няй ее днем и ночью ,— ведь труд, если
он не чрезмерен, питает ее. Т аким упражнениям не помеш ают ни
холод, ни зной, ни даж е старость. И з всех твоих благ забо ться о том,
которое, старея, становится лучше. ( 6 ) Я вовсе не велю тебе все
время сидеть над книгами и дощ ечками: и душе нужно дать розды х,

53
но так, чтобы она не расслабилась, а только набралась сил. Прогулка
в носилках дает встряску телу и не мешает занятиям: можно читать,
можно диктовать, можно беседовать и слушать других; впрочем,
и прогулка пешком позволяет делать то же самое.
(7 ) Не пренебрегай также напряжением голоса, а вот повышать
его и понижать по ступеням и ладам я тебе запрещаю. Впрочем,
может быть, ты хочешь выучиться, как тебе гулять, тогда допусти
к себе тех, кого голод научил невиданным прежде ухищрениям. Один
сделает размеренной твою походку, другой будет следить во время
еды за твоими щеками, и наглость каждого зайдет настолько далеко,
насколько позволят твои терпеливость и доверчивость. Так что же?
Разве с крика, с сильнейшего напряжения голоса начинается речь?
Нет, для нас естественно разгорячаться постепенно, так что даже при
ссоре сперва говорят, а потом лишь начинают вопить, и никто сразу
же не зовет в свидетели квиритов. (8 ) Поэтому, как бы ни увлек тебя
порыв души, произнеси речь то с большей, то с меньшей страстью,
как голос и грудь сами тебе подскажут. Когда ты хочешь приглушить
и умерить голос, пусть он затихает постепенно, а не падает резко:
пусть он будет таким же сдержанным, как тот, кто им управляет, и не
бушует, как у грубых неучей. Ведь мы делаем все это не для того,
чтобы совершенствовался голос, а для того, чтобы совершенствова­
лись слушатели.
(9 ) Я снял с твоих плеч немалый труд, а теперь вдобавок к этому
моему благодеянию награжу тебя греческим подарком. Вот замеча­
тельное наставление: «Жизнь глупца безрадостна и полна страха,
потому что он все откладывает на будущее».— Ты спросишь, кто это
сказал. Да тот же, кто и прежние слова. А какую, по-твоему, жизнь
называют глупой? Как у Исиона и Бабы? Как бы не так! Нашу
собственную —г жизнь тех, кого слепая алчность бросает вдогонку за
вещами вредными и наверняка неспособными ее насытить, тех, кото­
рые давно были бы удовлетворены, если бы хоть что-то могло нас
удовлетворить, тех, кто не думает, как отрадно ничего не требовать,
как великолепно не чувствовать ни в чем недостатка и не зависеть от
фортуны. (10) Не забывай же, Луцилий, за сколькими вещами ты
гонишься, а увидев, сколько людей тебя опередили, подумай о том,
сколько их отстало. Если хочешь быть благодарен богам и собствен­
ной жизни, думай о том, что ты обогнал очень многих. Но что тебе до
других? Ты обогнал себя самого! (11) Установи же для себя предел,
за который ты не хотел бы перейти, даже если бы мог: пусть оста­
нутся за ним таящие угрозу блага, притягательные для надеющихся

54
и разочаровывающие достигших. Была бы в них хоть какая-то про­
чность, они бы приносили порой удовлетворение; а так они только
распаляют жажду черпающих. Привлекательная внешность вдруг
меняется. Зачем мне требовать у фортуны то, что неведомый
жребий сулит мне в будущем, вместо того чтобы потребовать у
себя не стремиться больше к этому? К чему стремиться? Мне
ли копить, забыв о бренности человека? Над чем мне трудить­
ся? Нынешний день — последний. Пусть не последний, но и
последний близко. Будь здоров.

ПИ СЬМ О 16

Сенека приветствует Луцилия!

(1 ) Я знаю, Луцилий, для тебя очевидно, что, не изучая мудро­
сти, нельзя жить не только счастливо, но даже и сносно, ибо счастли­
вой делает жизнь совершенная мудрость, а сносной — ее начатки. Но
и очевидное нуждается в том, чтобы его глубже усвоили и укрепили
постоянным размышлением. Труднее сохранить честные намерения,
чем возыметь их. Нужно быть упорным и умножать силы усердными
занятьями, пока добрая воля не превратится в добрые нравы.
(2 ) Впрочем, мне нет уже нужды укреплять тебя долгими и мно­
гословными речами: ведь я знаю твои успехи. Мне известно, откуда
берется все, что ты мне пишешь; в нем нет ни притворства, ни при­
крас. И все же я скажу, что чувствую: я на тебя надеюсь, но еще
в тебе не уверен. И от тебя я хочу того же: ведь у тебя нет причин так
легко и быстро поверить в себя. Разберись в самом себе, со всех
сторон осмотри себя и проверь, а прежде всего — в чем ты преуспел:
в философии или в жизни. (3 ) Философия — не лицедейство, годное
на показ толпе, философом надо быть не на словах, а на деле. Она —
не для того, чтобы приятно провести день и без скуки убить время,
нет, она выковывает и закаляет душу, подчиняет жизнь порядку,
управляет поступками, указывает, что следует делать и от чего воз­
держаться, сидит у руля и направляет среди пучин путь гонимых
волнами. Без нее нет в жизни бесстрашия и уверенности: ведь каж­
дый час случается так много, что нам требуется совет, которого
можно спросить только у нее.
(4 ) Кто-нибудь скажет: «Что мне пользы в философии, если есть
рок? Что в ней пользы, если правит божество? Что в ней пользы,
если повелевает случай? Ведь неизбежное нельзя изменить, а против

55
неведомого не найти средств. М ои зам ы слы либо предвосхищ ены
бож еством, реш ивш им за меня, что мне делать, либо фортуна не даст
им осущ естви ться».— ( 5 ) П усть одно и з этих утверж дений верно,
Луцилий, пусть все они верн ы ,— нужно бы ть философом! С в я з ы в а ­
ет ли нас непреложным законом рок, бож ество ли установило все
в мире по своему произволу, случай ли б ез всякого порядка ш вы ряет
и мечет, как кости, человеческие д ел а,— нас долж на охранять фило­
софия. О на д аст нам силу добровольно подчиняться бож еству,
стойко сопротивляться фортуне, она научит следовать веленьям
бож ества и сносить превратности случая. ( 6 ) Н о сейчас не время
рассуж дать о том, что в нашей власти, если повелевает провидение,
либо череда судеб влечет нас в оковах, либо господствует внезапное
и непредвиденное. Я в озвр ащ аю сь к своим наставлениям и увещ ани­
ям: не допускай, чтобы порыв твоей душ и поник и остыл. Сохрани
его и добейся, чтобы то, что было порывом, стало состоянием
души.
(7 ) Н о, если я хорош о тебя знаю , ты с самого начала вы см атри ва­
ешь, какой подарочек принесет с собою это письмо. О бы щ и его —
и найдешь. Н ет причин восхищ аться моей щ едростью : до сих пор
я разд ар и вал чужое. Впрочем, почему чуж ое? Все, что сказан о хоро­
ш о,— мое, кем бы оно ни было сказано. К ак и это, сказанное Э пику­
ром: «Е с л и в ж изни ты сообразуеш ься с природой, то никогда не
будеш ь беден, а если с людским мнением, то никогда не будеш ь
богат». ( 8 ) П рирода ж елает малого, людское мнение — бесконечно
многого. П усть ты накопишь столько же, сколько множ ество богачей,
пусть фортуна увеличит твою казн у свы ш е меры, отпущенной
частному человеку, пусть она осыплет тебя золотом , оденет в пурпур,
даст столько наслаждений и богатств, что ты покроеш ь зем лю мрам о­
ром и см ож еш ь не только владеть своим добром, но и топ тать его
ногами. П усть будут у тебя вдобавок и картины, и статуи, и все, что
только со зд ал о искусство в угоду роскош и,— излиш ества лиш ь
научат тебя ж ел ать еще больш его. ( 9 ) Естествен н ы е желания имеют
предел, порожденные лож ным мнением — не зн аю т, на чем остано­
виться, ибо все ложное не имеет границ. И дя по дороге, придешь
к цели, блуж дание же бесконечно. П оэтом у отойди подальш е от всего
суетного, и если, домогаясь чего-нибудь, ты захочеш ь узн ать, есте­
ственно ли твое желание или слепо, взглян и, мож ет ли оно где-
нибудь остановиться. Если, зай д я далеко, ты зам етиш ь, что идти до
цели осталось еще больш е, знай, что твое желание рож дено не приро­
дой. Б уд ь здоров.

56
 ПИСЬМ О 17

Сенека приветствует Л уцили я!

(1 ) Б рось все это, если ты мудр или, вернее, чтобы стать мудрым,
и спеши что есть сил, стрем ясь к благам духа. Все, что тебя удерж ива­
ет, смети с дороги или отсеки.— «Н о я, меш кая и з-за домашних дел,
хочу устроить их так, чтобы и ничего не делая не зн ать недостатка,
чтобы и меня не тяготила бедность, я никому не был в тя го сть».—
( 2 ) Е сли ты так говориш ь, то, видимо, тебе не откры лись еще вся
сила и могущ ество блага, о котором ты помы ш ляеш ь. В общ их чертах
ты различаеш ь, чем полезна нам философия, а вот отдельны е части
досконально не видиш ь, не зн аеш ь, как она помогает нам везде, не
ведаеш ь, что она, говоря словами Ц ицерона, и в больш ом вы ручает,
и до мелочей снисходит. П оверь мне и призови ее в советчики: она
убедит тебя не сидеть над подсчетами. ( 3 ) Н е к тому ли ты стре­
мишься, не ради того ли оттягиваеш ь срок, чтобы не бояться бедно­
сти ? А что, если бедность долж на бы ть нам ж ел ан н а? М ногим
богатство помеш ало посвятить себя философии, бедность же ничем
не отягчена и не зн ает страха. П р озвуч и т сигнал трубы — бедняк
знает, что не его она зо вет; когда кричат о наводнении, он думает
о том, как бы выйти самому, а не о том, что бы такое вынести; если
надо отплы ть в море — гавань не наполнится шумом, не встревож ит
берег толпа, п ровож аю щ ая одного человека. Н ет вокруг него полчи­
щ а рабов, на прокорм которы х нужны целые урож аи заморских
стран. ( 4 ) Н етрудн о прокормить немногие рты , если твои нахлеб­
ники не избалованы и хотят лишь насы титься. Голод обходится
недорого, привередливость — дорого. Бедности довольно удовлет­
ворить самые насущ ные ж еланья.
Почему же ты о тк азы ваеш ься и зб р ать спутницей ту, чьим
обычаям подраж ает и здравом ы слящ ий богач? ( 5 ) Е сли хочешь,
чтобы твоя душ а бы ла свободна, будь или беден, или подобен бедно­
му. Самы е усердные зан яти я не принесут исцеленья, если ты не
будеш ь возд ерж ан , а воздерж н ость — это добровольная бед­
ность.— О ставь же эти отговорки: «Т о го , что есть, мне не хватит, вот
когда накоплю столько-то, тогда и предамся целиком ф илософ ии».—
А ведь то, что ты отклады ваеш ь и собираеш ься приобрести напосле­
док, нужно приобретать раньш е всего, с него и начавш и.— Т ы
говориш ь: « Я хочу приобрести средства к ж и зн и ».— Т ак учись же,
что приобретать! Е сли что меш ает тебе ж ить хорошо, то хорош о
умереть не меш ает ничто. ( 6 ) Н ет причин, почему бедность или

57
даже нищета могли бы отвлечь тебя от философии. Тому, кто к ней
стремится, нужно терпеть даже голод. Терпели же его осажденные,
видя лишь одну награду за выносливость: не попасть под власть
врага. А тут нам обещано много больше: быть навеки свободными, не
бояться ни людей, ни богов. Право, этого стоит добиться даже ценою
истощения! (7 ) Войска терпели нужду во всем, питались кореньями
трав и такою пищей, которую и назвать противно, страдали от голо­
да. И все это — ради царства, и даже — самое удивительное — ради
чужого царства. Так не каждый ли согласится вынести бедность,
лишь бы освободить душу от безумия? Значит, незачем приобретать
что-нибудь заранее — ведь к философии можно прийти и не имея
денег на дорогу. (8 ) Да, это так. А ты, когда все у тебя будет, тогда
хочешь получить и мудрость как последнее средство к жизни в при­
дачу, так сказать, ко всем прочим? Так вот, если у тебя есть что-
нибудь, займись философией немедля (откуда ты знаешь, нет ли
у тебя даже избытка?), если же ничего нет, ищи мудрость прежде
всего остального.— (9 ) «Но у меня не будет самого необходимо­
го».— Во-первых, этого не может быть, потому что природа требует
немногого, а мудрец сообразуется с природой. Если же у него и не­
обходимого не останется, он уйдет из жизни и не будет самому себе
в тягость. А если у него будет чем поддержать жизнь, то самое ни­
чтожное и скудное достояние он сочтет за благо и, не заботясь и не
тревожась ни о чем, помимо необходимого, даст все, что нужно,
желудку и плечам, а сам будет весело смеяться над вечно занятыми
богачами и бегущими наперегонки ловцами богатства, говоря:
(1 0 ) «Зачем откладывать на долгий срок самого себя? Уж не ждешь
ли ты часа, когда сразу разбогатеешь, на процентах ли с долга, или на
прибыли с товаров, или по завещанию усопшего старика? Муд­
рость — заместительница богатства: она дает тебе все, что делает
ненужным для тебя». Но это относится к другим, ты же человек
скорее состоятельный. Живи ты в другой век, ты был бы богат с из­
бытком. А хватает нам во все века одного и того же.
(11) Я мог бы на этом закончить письмо, если бы сам не внушил
тебе дурной привычки. Царя парфянского нельзя приветствовать без
подарка — так и с тобою нельзя попрощаться без мзды. Что ж,
возьму в долг у Эпикура. «Многие, накопив богатство, нашли не
конец бедам, а другие беды». (1 2 ) Тут нечему удивляться: ведь
порок — не в том, что вокруг нас, а в нашей душе. То, что делало
обременительной бедность, делает обременительным и богатство.
Нет разницы, положишь ты больного на деревянную кровать или же

58
на золотую : куда его ни перенеси, он понесет с собою болезнь. Т ак же
не имеет значения, окаж ется больная душ а в бедности или в богат­
стве: ее порок всегда при ней. Б удь здоров.

П И СЬМ О 18

Сенека приветствует Л уц илия!

( 1 ) Н аступил декабрь; весь город в лихорадке; страсти к на­
слаж деньям дана закон н ая сила; везде шум невиданных приготовле­
ний, словно есть разни ц а меж ду С атурналиям и и буднями. А р азн и ­
цы-то нет, и мне сдается, прав был тот, кто ск азал , что раньше
декабрь длился месяц, а теперь — весь год. ( 2 ) Б у д ь ты здесь, я бы
охотно побеседовал с тобою о том, что, по-твоему, следует нам де­
лать: ничуть не менять повседневных привычек или, чтоб не вы гл я­
деть наруш ителями общ их обычаев, веселее обедать и сбросить тогу.
Ведь то, что раньш е принято было только во врем я неурядиц, в пе­
чальную для государства пору, теперь делаю т для удовольствия,
меняя одеж ду ради праздничны х дней. ( 3 ) Е сл и я хорош о тебя знаю ,
ты, оказавш и сь в роли судьи, счел бы, что мы не долж ны ни во всем
уподобляться напялившей колпаки толпе, ни во всем от нее отли чать­
ся. Впрочем, как р а з в эти дни и нужно особенно строго повелевать
своей душой, чтобы она одна уд ер ж ал ась от удовольствий, когда им
предается весь народ. И если она не поддастся зам анчивом у соблазн у
наслаждений, то получит вернейшее д ок азател ьство своей твердости.
( 4 ) Больш е стойкости в том, чтобы оставаться трезвы м , когда весь
народ перепился до рвоты , больш е умеренности в том, чтобы, не
см еш иваясь со всеми, не вы деляться и не со ставл ять исключения
и делать то же самое, что все, но иначе. В едь праздничны й день
можно провести и не предаваясь роскоши.
(5 ) О днако мне до того нравится и спы ты вать твердость твоей
души, что я, по совету великих людей, и тебе советую несколько дней
подряд довол ьствоваться скудной и дешевой пищей, грубы м и суро­
вым платьем. И тогда ты скаж еш ь: « Т а к вот чего я б о я л ся ?»
( 6 ) П усть среди полной безм ятеж ности душ а готовится к трудн о­
стям, среди благодеяний фортуны копит силы против ее обид.
С олдаты и в мирное врем я идут в поход, хоть и не на врага, насыпаю т
валы , изн уряю т себя ненужной работой, чтобы хватал о сил на не­
обходимую. Е сл и не хочеш ь, чтобы воин дрогнул в бою, закаляй его
перед боем. Э том у правилу и следовали те, кто каж ды й месяц подра­

59
жал беднякам, доходя чуть ли не до нужды, но зато потом не боялся
зл а, к которому приучил себя. ( 7 ) Т ол ьк о не думай, что я говорю
о Тимоновы х тр ап езах, о бедных каморках и прочих причудах пресы­
тивш ейся богатствам и страсти к роскоши. П усть у тебя на самом деле
будут и ж есткая кровать, и войлочный плащ , и тверды й грубый хлеб.
Терпи все это по два-три дня, иногда и дольш е, но не для забавы ,
а чтобы н абраться опыта. И тогда, поверь мне, Луцилий, ты сам
порадуеш ься, насытивш ись за два асса, и поймешь, что для спокой­
ной уверенности не нужна фортуна: что не сверх необходимого, то
она даст и гневаясь. ( 8 ) И нечего тебе дум ать, будто ты делаеш ь что-
нибудь особенное: ведь то же самое делаю т много тысяч рабов, много
тысяч бедняков. Т во я засл уга только в том, что ты делаеш ь это
добровольно, и тебе будет легко всегда терпеть то зло, с которым
подчас знаком ился на опыте. Будем же упраж н яться на чучеле!
И, чтобы фортуна не застала нас врасплох, поближе сойдемся с бедно­
стью ! ( 9 ) Сам наставник наслаждений Эпикур установил дни, когда
едва утолял голод, ж елая посмотреть, будет ли от этого изъян в вели­
ком и полном блаж енстве, велик ли он будет и стоит ли возм ещ ать его
ценой больш их трудов. К ак р а з об этом он говорит в письмах к Поли-
ену, написанных в год архонтства Х ар и н а. В них он хвалится, что
истратил на еду меньше асса, а М етродор, чьи успехи меньш е,—
целый асс.— ( 10) «И ты думаеш ь, что такой пищей можно н асы тить­
с я ? » — Д а, и еще получать наслаждение. Не то легкое, мимолетное,
которое нужно каж ды й р а з испы ты вать заново, а неизменное и по­
стоянное. П усть не так уж вкусны вода и мучная похлебка и ломоть
ячменного хлеба,— но великое наслаждение в том, что ты способен
даж е ими н аслаж даться и ограничить себя пищей, которой не отнима­
ет враж дебн ость фортуны. ( 1 1 ) В тю рьме еда обильнее, осуж денных
на смертную казн ь их убийца кормит менее скудно. К аким же вели­
чием души наделен добровольно нисходящий до того, чего не прихо­
дится бояться даж е приговоренным к смерти! Э то и значит заран ее
отвращ ать удары судьбы . ( 1 2 ) Начни же, мой Луцилий, следовать
их обычаю и определи несколько дней на то, чтобы отойти от своих
дел и приучить себя довольствоваться самым малым. П ора з а в я з а т ь
знаком ство с бедностью .
Гость мой, решись, и презреть не страшись богатства, и дух свой
Бога достойным яви!

( 1 3 ) Т ол ько тот достоин бога, кто презрел богатства. Я не зап рещ аю

тебе владеть ими, но хочу сделать так, чтобы ты владел ими б ез

60
стр ах а,— а этого ты не достигнеш ь иначе, как убедивш ись, что м ож ­
но счастливо ж ить и б ез них, и привыкнув см отреть на них как на
нечто преходящ ее.
(1 4 ) Я уже начал было скл ад ы вать это письмо, но ты ск азал мне:
«Р ан ьш е отдай, что д ол ж ен !» О тп р авл ю тебя к Э п и куру: он заплати т
за меня. «Н еум еренны й гнев порож дает безум ие». Т ы не можеш ь не
зн ать, насколько это правильно: ведь у тебя был и раб и враг.
( 1 5 ) Э та страсть мож ет загор еться против кого угодно, она рож дает­
ся и из лю бви, и и з ненависти, и среди важ ны х дел, и среди игр и з а ­
бав. Н е то имеет значенье, велика ли причина, в ы зв а в ш ая ее, а то, ка­
кой душой она овладеет. Т а к же точно не то имеет значенье, велик ли
огонь, а то, куда он падает: твердое не загори тся и от самого сильного
пламени, а сухое и легко воспламеняемое даж е искру вы растит до
пож ара. Д а, Л уцилий, слишком сильный гнев кончается безумием,
поэтому следует и збегать его не только во имя сдержанности, но
и ради зд оровья. Б удь здоров.

ПИСЬМ О 22

Сенека приветствует Л уцили я!

( 1 ) Т ы понял уже, что пора освободиться от всех этих на вид
почетных, на деле никчемных занятий, и спраш иваеш ь только, как
этого достичь. Н о иные советы н ельзя д авать за гл аза. Врач не может
вы брать врем я для еды или купания по письмам, он долж ен пощ у­
пать, как бьется ж ила. С тар ая пословица гласит: «Г л ад и атор
принимает решение на арен е»; зд есь внимательному взгл яд у что-то
подскаж ет лицо противника, что-то — движение его руки или даж е
наклон тела. ( 2 ) Ч то делается обычно, что подобает делать — такие
советы можно дать и через посредника, и в письме; общие наставле­
ния даю тся не только отсутствую щ им , но и потомкам. Д ругое дело —
сказать, когда и как долж но что-нибудь д елать: тут н ельзя убедить
на расстоянии и нужно реш ать см отря по обстоятельствам . ( 3 ) Т о л ь ­
ко на месте, да и то при неусыпном внимании, можно не упустить
мимолетный случай. Т ак вы см атривай его сам, а увидев, хватай и со
всем пылом, изо всех сил старайся избави ться от своих обязанностей.
Вы слуш ай же мой тебе приговор: выбирай, уйти ли тебе от такой
жизни или вообще из жизни. Н о притом, я полагаю, идти надо не спе­
ша и то, что ты на горе себе за п у та л ,— распутать, а не р азо р вать,
и только если уж ничего н ельзя будет распутать, тогда все оборвать.

61
Д аж е самый робкий предпочел бы один р а з упасть, нежели все врем я
висеть. ( 4 ) А покуда — самое главное! — не бери на себя еще боль­
ше. Д овольствуй ся теми делами, до которы х ты уже опустился, или,
как ты сам хочеш ь дум ать, в плену которы х очутился. Н езач ем под­
нимать все новые тяж ести, не то ты лиш иш ься этой оговорки,
и станет ясно, что вовсе ты не в плену. Ведь неправда все, что гово­
рится обычно: «И наче я не мог! Ч то с того, что я не хотел? Э то бы ло
необходимо». Г н аться изо всех сил за счастьем нет никакой необходи­
мости. П усть ты не противиш ься фортуне, но даж е остановиться и не
мчаться с попутным ветром — уже немалое дело.
(5 ) Т ы не обидиш ься, если я не только сам приду к тебе с сове­
том, но и приведу тех, кто мудрее меня и к кому я обращ аю сь,
принимая любое реш ение? П рочти относящ ееся к нашему делу пись­
мо Эпикура, обращ енное к Идоменею, которого он просит насколько
возм ож но поспеш ить с бегством, пока не вм еш алась вы сш ая сила и не
сртняла возм ож н ости уйти. ( 6 ) Впрочем, он же добавляет, что, не
вы брав подходящ его для попытки времени, нечего и пы таться, за то
когда долгожданное врем я придет, нужно ср азу же вскакивать.
Зам ы сли вш ем у побег он зап рещ ает дрем ать и надеется, что и з самого
трудного положения есть спасительный вы ход, если не спеш ить
прежде времени и не меш кать, когда врем я настанет. ( 7 ) Н аверно, ты
спросишь, каково на этот счет мнение стоиков. Н и у кого нет повода
хулить их перед тобою з а безрассуд ство: они скорее осторож ны , чем
храбры . Т ы , бы ть может, ож идаеш ь усл ы ш ать: «П о зорн о отступать
перед тяж елы м грузом . Борись, чтобы вы полнить долг, р а з уж в зя л
его на себя. Н е л ь зя н азв ать отваж ны м и реш ительным того, кто
бежит от работы , чье м уж ество не во зр астает от трудности дел а».
( 8 ) Н о так тебе скаж ут, если твой труд засл уж и вает упорства, если
не придется ни делать, ни терпеть ничего такого, что недостойно
человека добра. А иначе стоик не станет и зн урять себя грязной
и унизительной работой и зани м аться делами ради самих дел. И не
будет он поступать так, как ты предполагаеш ь: зап утавш и сь в делах,
навязан ны х честолюбием, терпеть до конца все их превратности.
Е д в а увидев, как тяж ко, сомнительно и ненадежно все то, в чем он
п огряз, он отступит и, не бросаясь в бегство, незаметно отойдет
в безопасное место. ( 9 ) О тойти от дел, мой Луцилий, нетрудно, если
пренебречь их плодами. Т ол ьк о они нас дер ж ат и не пускаю т.— « К а к
же так ? О т к а за т ь ся от больш их н ад еж д? Уйти прочь перед самой
ж атво й ? Голо будет вокр уг? Н икого рядом с носилками? П усто
в пр и хож ей ?» — Со всем этим расстаю тся неохотно и, кляня невзго­

62
ды, лю бят приносимую ими выгоду. ( 1 0 ) Н а свое честолюбие люди
ж алую тся, словно на лю бовницу, а если посм отреть их подлинные
чувства, обн аруж и тся не ненависть, а мимолетная обида. И спы тай
сетую щ их на то, чего сами ж елали, и твердящ их о бегстве от всего,
без чего им не обойтись,— и ты увидиш ь, что они по доброй воле
м едлят сбросить бремя, которое, по их словам, им так больно и горько
нести. ( 1 1 ) Д а, это так, Л уцилий: немногих удерж и вает рабство,
больш инство за свое рабство держ ится. Н о если ты намерен от него
избави ться и б ез притворства лю биш ь свободу, а советчиков со зы ва­
еш ь лиш ь затем , чтобы, сделав дело, не и спы ты вать вечной тревоги,
то почему бы не ободрить тебя всей когорте стои ков? И Зенон ы
и Х ри си ппы будут уговари вать тебя дей ствовать неопрометчиво,
честно и к твоей же пользе. ( 1 2 ) Н о если ты и зворачи ваеш ься ради
того, чтобы вы см отреть, сколько надо в зя т ь с собою, большие ли
деньги потребны, чтобы всем обстави ть свой досуг, ты никогда не
найдешь вы хода. Н икто не вы плы вет с ношей. А ты вынырни для
лучшей жизни, и пусть боги будут к тебе благосклонны ,— только не
как к тем, кому они с добрым и кротким видом посы лаю т пышные
невзгоды , имея одно оправдание: что все эти костры и пытки даю тся
лиш ь по просьбе.
(1 3 ) Я уж е зап еч аты вал это письмо, однако приходится его
вскры ть: пусть придет к тебе с обычным подарком и принесет с со­
бою какое-нибудь зам ечательное изречение. О дно мне уже вспомни­
лось, не знаю , чего в нем больш е, красноречия или правды . Т ы
спросиш ь, чье оно? — Эпикура. Я до сих пор присваиваю чужие
пожитки. ( 1 4 ) «К а ж д ы й уходит из ж изни так, словно только что
вош ел». В о зьм и кого угодно — хоть юношу, хоть старика, хоть чело­
века средних лет: ты обнаруж иш ь, что все одинаково боятся смерти,
одинаково не зн аю т ж изни. Н и у кого нет за спиною сделанных дел:
все отложили мы на будущ ее. А мне в этих словах больш е всего по
душе то, как в них корят стариков за ребячество.— ( 1 5 ) «К аж д ы й
уходит из ж изни таким, каким р од и лся».— Н еп р авд а! В час смерти
мы хуже, чем в час рож дения. И виновны тут мы, а не природа. Э то
ей пристало ж ал оваться на нас, говоря: «К а к же т а к ? Я родила вас
свободными от вожделений, страхов, суеверий, коварства и прочих
я з в ; выходите ж е такими, какими вош л и !» — ( 1 6 ) К то ум ирает
таким же безм ятеж н ы м , каким родился, тот постиг м удрость. А мы
теперь трепещ ем, едва приблизится опасность: ср азу уходит и муж е­
ство, и краска с лица, текут бесполезны е слезы . Ч то может бы ть
позорнее, чем эта тревога на самом пороге безм ятеж н ости ?

63
ί 17) А причина тут одна: нет у нас за душой никакого блага, вот мы
и страдаем ж аж дой ж изни. В едь ни одна ее частица не остается на­
шей: минула — унеслась прочь. Все забо тя тся не о том, правильно ли
ж ивут, а о том, долго ли прож ивут; меж ду тем ж ить правильно — это
всем доступно, ж ить долго — никому. Б удь здоров.

ПИСЬМ О 23

Сенека приветствует Л уцили я!

( 1 ) Т ы дум аеш ь, я буду писать тебе о том, как мягко обош лась
с нами эта зим а, не слишком холодная и недолгая, какой коварной
о к азал ась весна с ее поздними холодами и о прочих глупостях, по
примеру ищ ущ их, о чем бы ск азать. Н ет, я буду писать так, чтобы
принести п ол ьзу и тебе и себе. Н о тогда о чем же мне писать, как не
о том, чтобы ты научился правильно м ы слить? Т ы спросишь, в чем
основание этой науки. В том, чтобы не рад оваться по-пустому. Я ска­
зал «осн ован и е»? Н ет, верш ина! ( 2 ) Д остиг верш ины тот, кто знает,
чему радоваться, кто не отдает своего счастья на произвол других. Н е
зн ает покоя, не уверен в себе тот, кого манит надежда, если даж е
предмет ее рядом, и добы ть его легче легкого, и никогда раньше она
не обм аны вала. ( 3 ) Вот что, Луцилий, сделай прежде всего: научись
радоваться. Т ы дум аеш ь, я тебя лиш аю множ ества наслаждений,
если отвергаю все случайное и полагаю, что нужно избегать на­
деж д — сам ы х сладких наших утех? Совсем наоборот: я хочу, чтобы
радость не р азл уч ал ась с тобой, хочу, чтобы она рож далась у тебя
дома. И это исполнится, если только она будет в тебе самом. Всякое
иное веселье не наполняет сердце, а лиш ь р азгл аж и вает морщины на
лбу: оно мимолетно. И ли, по-твоему, радуется тот, кто см еется? Н ет,
это душ а долж на окры литься и уверенно вознестись надо всем.
( 4 ) П оверь мне, настоящ ая радость сурова. У ж не думаеш ь ли ты,
что вон тот, с гладким лбом и, как вы р аж аю тся наши утонченные
говоруны, со смехом в очах, прези рает см ерть, впустит бедность
к себе в дом, держ ит наслаж дения в узде, р азм ы ш л яет о терпеливо­
сти в несчастье? Р адуется тот, кто не расстается с такими мыслями,
и радость его велика, но строга. Я хочу, чтобы ты владел такою
радостью ; стоит тебе р а з найти ее источник — и она уже не убудет.
( 5 ) К рупицы металла добы ваю тся у поверхности, но самые богатые
жилЪ>1 — те, что зал егаю т в глубине, и они щ едро н аграж даю т усер­
дного старателя. Все, чем теш ится чернь, дает наслаждение слабое

64
и поверхностное, всякая радость, если она приходит извне, лишена
прочной основы. З а т о та, о которой я говорю и к которой пытаю сь
привести тебя, нерушима и необъятна изнутри. ( 6 ) П рош у тебя,
милый Л уцилий, сделай то, что только и мож ет дать тебе счастье:
отбрось и растопчи все, что блестит снаруж и, что можно получить
и з чужих рук, стремись к истинному благу и радуйся лишь тому,
что твое.
Н о что есть это «т в о е »? Т ы сам, твоя лучш ая часть! Запом ни, что
тело, хоть б ез него и не обойтись, для нас более необходимо, чем
важ но: наслаж дения, доставляемы е им, пусты и мимолетны, за ними
следует раскаянье, а если их не об у зд ы вать строгим воздерж анием ,
они обратятся в свою противополож ность. Я говорю так: наслаж де­
ние стоит на краю откоса и скатится к страданию , если не соблюсти
меры, а соблю сти ее в том, что каж ется благом, очень трудно. Т олько
ж адность к истинному благу б езоп асн а.— ( 7 ) «Н о что это такое,—
спросиш ь т ы ,— и откуда б ер е тся ?» — Я отвечу: его даю т чистая
совесть, честные намерения, правильные поступки, презрение к слу­
чайному, ровный ход спокойной ж изни, катящ ейся по одной колее.
А кто перескакивает от одного намерения к другому и даж е не пере­
скакивает, а мечется под действием любой случайности,— как могут
они, нереш ительные и непоседливые, обрести хоть что-нибудь на­
дежное и долговечное? ( 8 ) Л и ш ь немногие располагаю т собой
и своим добром по собственному усмотрению, прочие же подобны
обломкам в реке: не они плывут, а их несет. Одни, гонимые волной
послабее, д ви ж утся медленней и отстаю т, других она влечет быстрее,
те выброш ены на ближний берег стихаю щ им течением, эти унесены
в море стремленьем потока. П оэтом у следует установить, чего мы
хотим, и добиваться желаемого с упорством.
(9 ) З д е с ь кстати и зап л ати ть тебе долг. Я могу привести слова
твоего Эпикура и так вы купить это письмо: « Т я ж к о всегда начинать
ж изн ь сн ачала». И ли, если так лучше можно передать см ы сл: «П лохо
ж ивут те, кто всегда начинают ж и зн ь сн ачала». ( 10) Т ы спросишь —
почему, ибо эти слова нуж даю тся в разъяснении.— П отому что
ж и зн ь у них никогда не заверш ен а. Н е мож ет бы ть готов к смерти
тот, кто едва только начал ж ить. П оступать нужно так, будто мы уже
довольно пожили. Н о так не может дум ать тот, кто едва приступает
к жизни. ( 1 1 ) Н апрасн о мы полагаем, будто таких людей мало:
почти все таковы . А некоторые тогда и начинают ж ить, когда пора
кончать. А если тебе это каж ется удивительным, я могу удивить тебя
еще больш е: некоторые кончают ж ить, так и не начав. Б у дь здоров.

65
 ПИСЬМ О 24

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) Т еб я тр ево ж и т,— пишешь ты ,— исход тяж бы , которою
грозит тебе ярость противника; и ты полагаеш ь, будто я стану тебя
убеж дать, чтобы ты рассчиты вал на лучшее и утеш ался приятной
надеждой. Ведь какая надобность накликать беду и предвосхищ ать
все, что нам и так скоро придется вы терпеть, зачем сейчас портить
себе ж и зн ь страхом перед будущ им ? Глупо, конечно, чу вство вать
себя несчастным и з-за того, что когда-нибудь станеш ь несчастным.
Н о я поведу тебя к безм ятеж ности другим путем. ( 2 ) Е сл и ты хо­
чешь и зб ави ться от всякой тревоги, представь себе, что пугаю щ ее
тебя случится непременно, и какова бы ни бы ла беда, найди ей меру
и взв е сь свой страх. Т огд а ты наверняка поймешь, что несчастье,
которого ты боиш ься, или не так велико, или не так длительно.
( 3 ) Н едолго найти и примеры, которые укрепят тебя: каж ды й век
дает их. К чему бы ты ни обратился пам ятью — в нашем государстве
или на чуж бине,— ты найдеш ь души, великие или благодаря при­
родной силе, или благодаря соверш енствованию . Е сл и ты будеш ь
осужден, р а зв е ж дет тебя что-нибудь тяж елее изгнания или тю р ь­
м ы ? Е с т ь ли что-нибудь страш нее, чем пы тка огнем, чем ги бель?
В озьм и любое и з этих зо л и назови тех, что их п резрел: тебе при­
дется не искать имена, а вы бирать. ( 4 ) Рутилий перенес свое осуж де­
ние так, будто тяж елее всего бы ла ему несправедливость судей.
М етелл переносил изгнание мужественно, а Рутилий даж е с охотой.
П ервы й подарил свой в о зв р а т республике, второй отк азал в нем
Сулле, которому тогда ни в чем не о тк азы вал и . С о крат беседовал
и в темнице, а когда ему обещ али устроить побег, он не захотел ухо­
дить и остался, чтобы и зб ави ть людей от стр аха перед двум я тя ж е­
лейшими вещ ам и — см ертью и темницей. ( 5 ) М уций положил руку
на огонь. У ж асн а мука, когда тебя ж гут, но еще ужаснее она, когда ты
сам себя ж ж еш ь. Т ы видиш ь, как человек неначитанный, не воору­
женный д ля борьбы со см ертью и болью никакими наставлениями, но
укрепляемый лиш ь воинской стойкостью , сам себя казн и т з а неуда­
чу! Он стоит и смотрит, как с его руки на враж ескую ж аровн ю
падаю т капли, и не убирает ее, сгоревш ую до костей, покуда враг не
уносит огонь. О н мог бы дей ствовать в чуж ом стане с больш ей у д а­
чей, но с больш им муж еством не мог. В згл ян и , ведь доблесть горячее
стрем ится принять удар на себя, чем ж естокость — нанести его,

66
и Порсенна скорее простил М уцию намерение убить его, чем М уций
простил себя за то, что не убил.
( 6 ) «Э ти истории,— скаж еш ь ты ,— петы-перепеты во всех ш ко­
лах! К огда дело дойдет до презрения к смерти, ты начнеш ь р асск азы ­
вать мне про К а т о н а ».— А почему бы мне и не р асск азать, как он в ту
последнюю ночь читал П латона, положив в изголовье меч? О двух
орудиях позаботи лся он в крайней беде: об одном — чтобы умереть
с охотой, о другом — чтобы ум ереть в любой миг. У строив дела, он
решил действовать так, чтобы никому не удалось ни убить К атон а, ни
спасти. ( 7 ) И, обнаж ив меч, который до того дня хранил не зап ятн ан ­
ным кровью , он с к а за л : « Т ы ничего не добилась, ф ортуна, воспре­
пятствовав всем моим начинаниям! Н е за свою свободу я сраж ался,
а з а свободу родины, не ради того был так упорен, чтобы ж ить сво­
бодным, но ради того, чтобы ж ить среди свободных. А теперь, коль
скоро так плачевны дела человеческого рода, К атон у пора уходить
в безопасное м есто». ( 8 ) И он нанес себе см ертельную рану. А когда
врачи перевязали его, он, почти лиш ивш ись крови, лишившись
сил, но сохранив все муж ество, в гневе не только на Ц езар я , но и на
себя, вскры л себе рану голыми руками и даж е не испустил, а си­
лой исторг из груди свою благородную душ у, п рези равш ую лю бую
власть.
(9 ) Я подбираю эти примеры не для упражнения ума, а чтобы
ободрить тебя и укрепить против того, что каж ется всего страш нее.
Е щ е легче удастся мне это, если я покаж у тебе, что не только муж е­
ственные прези рали этот миг расставан ия с душой, но и люди обычно
малодуш ные тут не уступали самым отваж ны м . Т ак , Сципион, теСть
Гнея Помпея, отнесенный противным ветром к берегам А ф рики,
увидав, что его корабль захвачен врагами, пронзил себя мечом, а на
вопрос, где начальник, ответил: « С начальником все хорош о!»
( 1 0 ) Э ти слова сравняли его с предками и не дали прекратиться сл а­
ве, которая суж дена была Сципионам в А ф ри ке. Н ем алы й подвиг —
победить К арф аген , но еще больш ий — победить см ерть. « С началь­
ником все х ор о ш о !» Р а зв е не так должен был ум ереть полководец, да
еще под началом которого был К ато н ?
(1 1 ) Я не п ри зы ваю тебя углубиться в прошлое, не собираю по
всем векам людей, презревш и х см ерть, хоть их и множество. О гл я­
нись на наше врем я, которое мы порицаем за изнеж енность и сл а­
бость: оно покаж ет тебе людей всех сословий, всех состояний, всех
возрастов, которые смертью положили конец своим несчастьям. П о­
верь мне, Л уцилий, см ерть настолько не страш на, что благодаря ей

67
ничто для нас не страш но. П оэтому слуш ай угрозы врага со спокой­
ствием. (12)- Х о т я чистая совесть дает тебе уверенность, но много
зн ач ат не относящ иеся к делу обстоятел ьства,— а потому надейся на
справедливое решение, но готовься к несправедливому. Помни пре­
жде всего об одном: отдели смятение от его причины, смотри на само
дело — н ты убедиш ься, что в любом и з них нет ничего страш ного,
кроме самого страха. ( 1 3 ) Ч то случается с детьми, то же бы вает
и с нами, взрослы м и детьм и: они пугаю тся, если вдруг увидят в
масках тех, кого лю бят, к кому привыкли, с кем всегда играют. Не
только с людей, но и с обстоятельств нужно снять маску и вернуть им
подлинный облик. ( 1 4 ) З ач е м ты п о казы ваеш ь мне клинки и факелы
и шумную толпу палачей вокруг тебя? Убери эту пышность, за кото­
рой ты прячеш ься, пугая н еразум ны х! Т ы — смерть, это тебя
недавно презрел мой раб, моя служ анка. З а ч е м ты опять вы ставл я ­
еш ь н апоказ мне бичи и д ы б ы ? К чему эти орудия, каж дое и з
которых приспособлено те р за т ь один какой-нибудь член тела, зачем
сотни снарядов, и стязаю щ их человека по частям ? О ставь все это, от
чего мы цепенеем в уж асе. П рикаж и, чтобы смолкли стоны и крики
и горестные вопли, исторгаемые пытками. Р а зв е ты — не та сам ая
боль, которую презрел этот вот подагрик, которую другой, страдая
ж елудком, выносит среди удовольствий, которую терпит женщина
в р од ах? Т ы легка, если я могу тебя вынести, ты коротка, если
не могу.
(1 5 ) Все это ты часто слы ш ал, часто говорил сам. Н о думай об
этом всегда и покажи на деле, правильно ли ты услы ш ал и правду ли
говорил. В едь нет ничего постыднее обычного упрека нам: мы,
мол,— философы на словах, а не на деле. Ч то же ты ? Р а зве только
сейчас узн ал, что тебе грози т смерть, изгнание, б оль? Н а то ты
и родился! Т ак будем считать неизбежным все, что может случиться.
( 1 6 ) Н о я знаю , ты наверняка уже сделал все, что я советую тебе.
А сейчас я тебе советую не погруж аться душой в тревоги о суде, не то
она ослабеет и останется без сил в тот миг, когда долж на будет вос­
прянуть. О т того, что касается одного тебя, отвлеки ее на то, что
касается всех, говори себе так: мое тело смертно и хрупко, и не только
н есправедливость или сила могущ ественных гр о зят ему болью —
нет, сами наслаж дения оборачиваю тся муками. О т пиров портится
желудок, от попоек цепенеют и д р ож ат ж илы , похоть расслабляет
руки, ноги, все суставы . ( 1 7 ) Я обеднею — значит, окаж усь среди
больш инства. Б уду изгнан — сочту себя уроженцем тех мест, куда
меня сош лю т. П опаду в оковы — что с того? Р а зв е сейчас я не опу­

68
тан ? П рирода уже св я за л а меня весом моего грузн ого гела. Я ум ру?
Н о это значит, я уже не смогу забол еть, не смогу попасть в оковы, не
смогу ум ереть! ( 1 8 ) Я не так глуп, чтобы затян у ть зд есь Эпикурову
песенку и повторять, что страх перед преисподней — взд ор, что не
крутится колесо И ксиона, С и зи ф не толкает плечом свой камень
вверх по склону, ничьи внутренности не могут еж едневно отрастать,
чтобы их снова тер зал и . Н ет столь ребячливы х, чтобы они боялись
Ц ербера, и тьм ы , и призрачной плоти, одеваю щ ей голые кости.
С м ерть или уничтож ает нас, или вы пускает на волю. У отпущенных,
когда снято с них бремя, остается лучшее, у уничтоженных не оста­
ется ничего, ни хорошего, ни плохого,— все отнято.
( 1 9 ) П о зво л ь мне привести зд есь твой собственный стих, но
прежде посоветовать, чтобы ты считал его написанным не только для
других, но и для себя. П озорно говорить одно, а чувствовать другое,
но насколько позорнее писать одно, а чувствовать другое! Я помню,
ты однаж ды рассуж дал о том, что мы не ср азу попадаем в руки см ер­
ти, а постепенно, ш аг за шагом. ( 2 0 ) К аж д ы й день мы умираем,
потому что каж ды й день отнимает у нас частицу ж изни, и даж е когда
мы растем, наша ж и зн ь убы вает. В от мы утратили младенчество,
потом детство, потом отрочество. Вп лоть до вчераш него дня все
минувшее время погибло, да и нынешний день мы делим со смертью .
К ак водяные часы делает пустыми не последняя капля, а вся вы ­
текш ая раньш е вода, так и последний час, в которы й мы перестаем
сущ ествовать, не составляет смерти, а лиш ь завер ш ает ее: в этот час
мы пришли к ней,— а шли мы долго. ( 2 1 ) К огд а ты описал все это
с обычным твоим красноречием, как всегда величавы м , но особенно
сильным, когда ты посвящ аеш ь свои слова истине, ты ск азал :
Смерть, уносящая нас,— лишь последняя смерть среди многих.

Л учш е читай самого себя, чем мое письмо. Т ы воочию убе­

диш ься, что смерть, которой мы боим ся,— последняя, но не единст­
венная.
( 2 2 ) Виж у, куда ты см отриш ь: ищ ешь, что вставил я в это
письмо, чьи мужественные слова, какое полезное наставление. Н адо
послать тебе что-нибудь касательно того предмета, которым мы
сейчас заним ались. Э пикур порицает ж аж дущ и х смерти не меньше,
чем одерж имы х страхом перед нею; вот что он говорит: «Н елеп о
стрем иться к смерти, пресы тивш ись ж изнью , если как р а з и з-за
твоего о б р аза ж изни теперь приходится стрем иться к смерти».
( 2 3 ) Т ак ж е и в другом месте он говорит: «Ч т о мож ет бы ть нелепее,

69
чем желать смерти после того, как всю жизнь тебе не давал покоя страх
см ер ти ?» К этим двум ты м ож еш ь прибавить еще одно изречение той
же чеканки: «Т о л ь к о люди бы ваю т так неразум ны и даж е безум ны ,
что некоторых заставл я ет ум ереть страх см ерти». ( 2 4 ) В озьм и любое
из этих изречений,— и каж дое укрепит твой дух, чтобы ты терпеливо
сносил и ж и зн ь и смерть. Ведь нужны непрестанные побуждения
и ободрения для того, чтобы мы избавились от чрезмерной лю бви
к жизни и от чрезмерной ненависти к ней. Д аж е когда разум убеж да­
ет нас, что пора кончать, н ельзя поступать необдуманно и м чаться
очертя голову. ( 2 5 ) М удры й и мужественный долж ен не убегать и з
ж изни, а уходить. И прежде всего нужно и збегать той страсти, кото­
рой охвачены столь многие,— сладострастной ж аж ды смерти. И бо
помимо прочих душ евны х склонностей есть, Л уцилий, еще и бе­
зотчетная склонность к смерти, и ей нередко поддаю тся люди
благородны е и сильные духом, но нередко такж е ленивые и п р а зд ­
ные. П ервы е прези раю т ж изн ь, вторы м она в тягость. ( 2 6 ) И неко­
торые, устав и делать и видеть одно и то же, пресы щ аю тся и чувству­
ю т даже не ненависть, а отвращ ение к ж изни; и к нему же толкает нас
сама философия, если мы говорим: «Д околе все одно и то ж е ? Снова
просы паться и засы п ать, чувствовать голод и утолять его, страд ать
то от холода, то от зн о я ? Н ичто не кончается, все следует одно за
другим по зам кнутом у кругу. Н очь настигает день, и день — ночь,
лето переходит в осень, за осенью спеш ит зи м а, а ей кладет предел
весна. Все проходит, чтобы вернуться, ничего нового я не делаю , не
ви ж у,— неуж то же это не надоест когда-нибудь до то ш н о ты ?» И не­
мало есть таких, кому ж и зн ь каж ется не горькой, а ненужной. Б удь
здоров.

ПИСЬМ О 25

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) Ч то касается обоих наших друзей, то идти тут следует
разны ми путями: пороки одного мы долж ны исправлять, пороки
другого — искоренять. Я не буду себя сд ерж и вать: ведь если я остав­
лю его в покое, значит, я не лю блю его.— Т ы скаж еш ь: «К а к т а к ?
Т ы надееш ься удерж ать под своей опекой сорокалетнего питом ца?
Взгляни на его возр аст, тверды й и неподатливы й: такого не переде­
лать, лепят только м ягкое».— ( 2 ) Я не знаю , что мне удастся, но
предпочитаю остаться б ез успеха, чем б ез веры . Н е отчаивайся,
и застарелы е болезни можно лечить, если восстать против н евоздер­

70
жности, если принудить больны х и делать и терпеть многое, что им
не по нраву. Я и второму-то не очень доверяю : р а зв е что он еще
краснеет, нагреш ив. Э то т сты д нужно поддерж и вать, ибо пока он не
покинет душ у, есть и надеж да на лучшее. А с ветераном, по-моему,
надо дей ствовать осторож нее, чтобы он не отчаялся в самом себе.
( 3 ) И то время, когда он ненадолго успокоился и вроде бы испра­
вился, было-самым подходящ им, чтобы в зя т ь ся за него. Д ругих эта
переды ш ка обм анула, а меня ему не провести. Я ж ду, когда его поро­
ки вернутся к нему с больш ой лихвою , так как зн аю , что они сейчас
только отступили, а не ушли совсем. Я потрачу день-другой и увиж у
на опыте, можно тут что-нибудь сделать или нет.
(4 ) А ты покажи себя мужественным и убавляй свою нош у,—
впрочем, ты так и делаеш ь. Н ичто и з того, что мы имеем, не необхо­
димо. Вернемся к закон ам природы — и богатство для нас готово.
Все, в чем мы нуж даемся, или стоит деш ево, или ничего не стоит.
П рирода требует только хлеба и воды , а для этого никто не беден.
« К т о ограничил ими свои ж елания, тот поспорит в блаж енстве с са­
мим Ю п и тер ом »,— говорил Э пикур. И еще одно его изречение
я внесу в это письмо: ( 5 ) «Д ел ай все так, будто на тебя смотрит
Э п и кур». Б е з сомнения, полезно приставить к себе сторож а и иметь
его рядом, чтобы на него ты огляды вался, видя в нем свидетеля всех
твоих помыслов. Сам ое благотворное — ж ить словно под взглядом
неразлучного с тобою человека добра, но с меня довольно и того, если
ты, что бы ни делал, будеш ь д елать так, будто на тебя см отрят. О ди ­
ночество для нас — самый злой советчик. ( 6 ) К о гд а ты преуспеешь
настолько, что будеш ь стесн яться самого себя, тогда мож еш ь отпу­
стить провож атого, а до тех пор пусть з а тобой н ад зи рает некто
тобою чтимый, будь то К атон , либо Сципион, либо Л ели й ,— любой,
в чьем присутствии даж е совсем погибшие люди обузды вал и свои
пороки,— и так покуда сам не станеш ь тем человеком, на гл азах
у которого не отваж и ш ься греш ить. А когда ты этого добьеш ься
и начнешь хоть немного у важ ать самого себя, я п о звол ю тебе посту­
пать по совету того же Э п и кура: «Т о г д а и уходи в себя, когда тебе
приходится бы ть в толпе». ( 7 ) Н уж но, чтобы ты бы л непохож на
больш инство людей. А пока ты не мож еш ь безопасно зам кн уться
в себе, оглянись на того и на другого: для лю бого лучше бы ть с кем
угодно, чем наедине с собою. «Т о г д а и уходи в себя» когда тебе прихо­
дится бы ть в тол п е»,— но только если ты человек добра, спокойный
и воздерж н ы й ; а не то уходи от самого себя к толпе, чтобы бы ть
подальш е от дурного человека. Б у д ь здоров.

7/
 ПИСЬМ О 26

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Н едавн о я говорил тебе, что старость моя совсем близко,
а теперь бою сь, что старость у меня уже позади. Не к моим годам и во
всяком случае не к состоянию моего тела приложимо это слово: ведь
старостью н азы ваю т во зр аст усталости, а не полной немощи. М еня
же считай в числе совсем дряхлы х и дож иваю щ их последние дни.
( 2 ) И все же, меж ду нами, я благодарен самому себе, потому что гнет
возр аста чувствует только тело, а не душ а, и состарились одни лиш ь
пороки и то, что им способствует. Д уш а моя бодра и рада, что ей уже
почти не приходится иметь дело с плотью ; больш ую часть своего
бремени она сбросила и теперь ликует и спорит со мною о старости,
утверж дая, что для нее сейчас самый расцвет. ( 3 ) Н адо ей поверить:
пусть пользуется своим благом!
Х о р о ш о бы сейчас подумать и р азоб р аться, в какой мере спокой­
ствием и скром ностью н равов обязан я мудрости и в какой мере —
возрасту, и р азоб р аться тщ ательнее, чего я не могу делать и чего не
хочу, даж е и полагая, что могу. А если мне и не хочется каких-нибудь
непосильных вещ ей, то я радую сь своему бессилию .— Д а и есть ли на
что ж ал о в аться ? Велико ли несчастье, если уходит то, что и так
долж но п рекрати ться? — ( 4 ) «Д а , это великое несчастье,— ска­
ж еш ь ты ,— когда все в нас иссякает и отм ирает и мы, если говорить
без обиняков, совсем сходим на нет. В едь не одним ударом валит нас
наземь, нет, каж ды й день отнимает что-нибудь и уносит частицу
наших си л ».— Н о есть ли исход лучше, чем незаметно скол ьзи ть
к своему концу, меж ду тем как природа р а зв я зы в а е т все у з ы ? Д ело
не в том, что так уж плохо уйти из ж изни ср азу и вдруг, но этот
медленный путь легче для нас. А я присматриваю сь к себе, словно
близится срок испытания и наступает день, который вынесет приго­
вор всем моим дням, и говорю про себя: «В се наши прежние слова
и дела — ничто. Л ю бое и з этих свидетельств м уж ества легковесно
и обманчиво и густо прикрашено. ( 5 ) С м ер ть покаж ет, чего я достиг,
ей я и поверю. Б е з робости готовлю сь я к тому дню, когда придется,
отбросив уловки и стерев румяна, д ер ж ать ответ перед самим собой:
только ли слова мои были отваж ны или такж е и чувства, не были ли
притворством и лицедейством все мои непреклонные речи против
фортуны. ( 6 ) О тбрось людское мнение: оно всегда ненадежно и
двойственно. О тбрось науки, которыми ты заним ался всю ж и зн ь.
С м ерть вынесет тебе приговор. В от что я утверж д аю : сколько бы ни

72
вел ты споров и ученых бесед, сколько бы ни собирал назидательны е
изречения мудрецов, как бы гладко ни говорил — ничто не докаж ет
силы твоего духа. Ведь на словах и самый робкий храбр. П одоспеет
конец — тогда и станет ясно, что ты успел. Ч то ж, я принимаю это
условие и не бою сь су д а».— ( 7 ) Т ак я говорю с собою, но мож еш ь
считать, что и с тобою. Т ы моложе меня — что с того? В едь не по
годам счет! Н еизвестн о, где тебя ож идает смерть, так что лучше сам
ожидай ее везде.
(8 ) Я хотел бы ло кончить, и рука уже начала вы води ть прощ аль­
ное приветствие,— но обряд долж ен бы ть исполнен, надо и этому
письму д ать дорож ные. Не думай, будто я говорю : у кого бы мне
в зя т ь в зай м ы ? Т ы ведь зн аеш ь, в чей ларчик я зап уск аю руку. П о­
дож ди немного — и я буду расплачи ваться своими, а покуда меня
ссудит Эпикур, который говорит: «Р азм ы ш л я й о см ерти,— что
сподручнее: ей ли прийти к нам или нам пойти ей навстречу».
( 9 ) Смысл тут ясен: ведь это прекрасно — научиться смерти! И ли,
по-твоему, излиш не учиться тому, что пригодится один только р а з ?
Н ет, поэтому-то нам и нужно р азм ы ш л ять о ней! Где н ельзя прове­
рить свое знание на опыте, там следует учиться постоянно.
(1 0 ) «Р азм ы ш л я й о см ер ти !» — К то говорит так, тот велит нам
р азм ы ш л ять о свободе. К то научился смерти, тот разучи лся бы ть
рабом. Он выш е всякой власти и уж наверное вне всякой власти. Ч то
ему тю рьм а, и стр аж а, и за т в о р ы ? Вы ход ему всегда откры т! Е с т ь
лиш ь одна цепь, которая держ ит нас на п р и вязи ,— лю бовь к жизни.
Н е нужно стрем иться от этого чувства и зб ави ться, но убавить его
силу нужно: тогда, если обстоятельства потребую т, нас ничего не
удерж ит и не помеш ает нашей готовности немедля сделать то, что
когда-нибудь все равно придется сделать. Б у д ь здоров.

ПИ СЬМ О 28

Сенека приветствует Л уци лия!

( 1 ) Т ы полагаеш ь, будто ни с кем, кроме тебя, такого не бывало,
и, словно делу невиданному, удивляеш ься тому, что и долгое стран ­
ствие, и перемена мест не рассеяли твоей тоски и угнетенности духа.
Н о менять надо не небо, а душ у! П усть бы ты уехал з а широкие моря,
пусть бы, как говорит наш Вергилий, «города и берег и сч езли »,— за
тобою везде, куда бы ты ни приехал, последую т твои пороки. ( 2 ) Т о
же самое ответил на чей-то вопрос и С о кр ат: «С тр ан н о ли, что тебе

73
нет никакой пользы от странствий, если ты повсю ду таскаеш ь самого
с е б я ?» — Т а же причина, что погнала тебя в путь, гонится за тобою.
Ч то толку искать новых мест, впервые видеть города и стр ан ы ?
С колько ни р азъ е зж ай , все пропадет впустую . Т ы спросиш ь, почему
тебе невозм ож но спастись бегством ? О т себя не убеж иш ь! Н ад о
сбросить с душ и ее груз, а до того ни одно место тебе не понравится.
( 3 ) Пойми, ты теперь в таком же состоянии, как та пророчица, кото­
рую наш Вергилий и зоб р ази л исступленной и воспламененной
чужим духом, почти уже овладевш им ею:
Точно вакханка, она по пещере мечется, будто
Бога может изгнать из сердца.

И ты мечеш ься туда и сю да, чтобы сбросить давящ ее бремя, а оно,

чем больш е ты скитаеш ься, тем делается тягостнее. Т а к менее тяж ек
для корабля гр у з, закрепленны й неподвижно, а гру з, наваленный
неравномерно, перевеш ивает на один борт и скорее топит судно. Ч то
бы ты ни сделал, все обернется против тебя, самими разъ езд ам и ты
вредиш ь себе: ведь больному не даеш ь ты покоя. ( 4 ) З а т о когда
и збудеш ь эту беду, всякая перемена мест станет тебе приятна. П усть
тебя сош лю т на край зем ли, пусть за с т а в я т ж ить в любой глуши
у в ар в ар о в ,— такое пристанищ е, вопреки всему, окаж ется для тебя
гостеприимным. Важ но, каким ты при езж аеш ь, а не куда п р и езж а­
еш ь,— и поэтому ни к одному месту не долж ны мы п ри вязы ваться
всей душой. Н ад о ж ить с таким убеждением: «Н е для одного уголка
я рож ден: весь мир мне отч и зн а». ( 5 ) Б у д ь тебе это ясно, ты не стал
бы удивляться, что не помогает новизна мест, когда ты, наскучив
одной страной, перебираеш ься в другую : ведь и первая приш лась бы
тебе по душ е, если б ты все считал своим. А сейчас ты не путеш еству­
еш ь, но ски таеш ься и мечеш ься, гонимый с места на место поисками
того, что есть везд е: ведь всю ду нам дано ж и ть правильно. ( 6 ) Е с т ь
ли что суетливей ф орум а? Н о и там можно ж ить спокойно, если
деться некуда. Х о т я , если б можно бы ло располагать собою, я беж ал
бы от одного вида, не то что от соседства ф орум а: как есть гиблые
места, подтачиваю щ ие самое крепкое зд ор овье, так есть места вр ед ­
ные для тех, чей дух хотя и благороден, но еще не совершенен и до
конца не излечен. ( 7 ) Я не согласен с теми, кто бросается в волны и,
лю бя ж и зн ь беспокойную, каж ды й день мужественно сраж ается
с трудностями. М удры й терпит такую участь, но не вы бирает ее
и предпочитает мир сражению . М ало п ол ьзы избавиться от своих
пороков, если приходится спорить с чуж ими! — ( 8 ) «Т р и д ц а т ь

14
тиранов окруж али С окр ата — и не сломили его м у ж ества».— Р а зв е
дело в том, сколько господ? Р аб ство всегда одно! К т о его презрел,
тот и в толпе повелителей будет свободен.
(9 ) П ора кончать письмо, но прежде надо за п л ати ть пошлину.
« З н а т ь свой изъян — первый ш аг к зд о р о в ь ю ».— По-моему, зам еч а­
тельны эти слова Эпикура. В ед ь кто не зн ает з а собой изъяна, тот не
ж елает его искоренить. С п ер ва следует изобличить себя, потом ис­
правляться. А те, которые хвал ятся пороками,— неужели, по-твое­
му, думают они о лекарствах, если считают свои грехи добродетелями?
П оэтом у, сколько м ож еш ь, сам себя вы води на чистую воду, ищи
против себя улик! С н ачала вы ступи обвинителем, потом — судьей и
только под конец — ходатаем . И ногда стоит самому себе бы ть обид­
чиком! Б у д ь зд ор о в.

П И СЬМ О 29

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Т ы спраш иваеш ь о нашем М арцеллине и хочеш ь у зн ать, что
он поделы вает. Он редко к нам захо д и т — по той одной причине, что
боится услы ш ать правду. Н о эта опасность ему уж е не гр ози т: ведь
незачем р азго в ар и вать с тем, кто не станет слуш ать. П отом у-то
нередко и сомневаю тся насчет Д иогена и прочих киников, которые со
всеми чувствовали себя вольно и увещ евали каж дого встречного:
следовало ли им дел ать т а к ? ( 2 ) Ч то толку вы го вари вать глухому
или немому от рож дения либо от бол езн и ? — Т ы спросиш ь: « К чему
мне беречь сл о ва ? В едь они ничего не стоят! М не не дано зн ать,
помогут ли мои уговоры тому или этому, но я зн аю , что, уговари вая
многих, кому-нибудь да помогу. Н уж н о всяком у протяги вать руку,
и не мож ет бы ть, чтобы и з многих попыток ни одна не принесла
усп еха».— ( 3 ) Н ет, Л уцилий, я не думаю , чтобы великому человеку
следовало так поступать: влияние его будет подорвано и потеряет
силу среди тех, кого могло бы исправить, не будь оно преж де изн ош е­
но. С трелок и з лука долж ен не и зредка попадать, но и зредка д авать
промах. Е сл и цели достигаеш ь случайно — какое же это искусство!
А м удрость — искусство: пусть она метит наверняка, пусть вы би ра­
ет таких, кто на что-то способен, и отступится от тех, в ком отчаялась,
но не ср азу , а испробовав последние средства даж е после того, как
отчается.
(4 ) В М арцеллине я пока еще не отчаялся. Е г о и сейчас можно
спасти, но только если немедля протянуть ему руку. П равда, есть

75
опасность, что он и спасителя утян ет,— так велики его дарования,
уже обративш иеся, однако, к пороку. Все же я пойду на риск и осме­
лю сь п о казать ему все его я звы . ( 5 ) Он поступит как всегда: п ри зо­
вет на помощ ь свои шуточки, от которы х и скорбящ ий рассмеется,
будет потеш аться сперва над собой, потом над нами, заранее скаж ет
все, что я собирался ск азать. О н обы щ ет все наши школы и каж дого
философа попрекнет подачкой, подружкой, лаком ством ; одного он
покаж ет мне в постели, другого — в кабачке, третьего — в прихожей.
( 6 ) Он покаж ет мне славного философа А ри стон а, который читал
свои рассуж дения только с носилок, потому что другого времени для
обнародования своих трудов вы б р ать не мог. К огд а С к авра спросили,
к какому учению примыкает А ристон, тот ск а за л : «У ж во всяком
случае не к пери патети кам !» К огда осведомились, что дум ает о том
же Ю лий Грецин, человек замечательны й, он ответил, будто речь
ш ла о гладиаторе в колеснице: «Н е могу ск а за т ь ; ведь я не знаю , на
что он способен пеш им». ( 7 ) Он будет колоть мне гл аза именами всех
бродячих ш утов, которым лучше бы вовсе не зан и м аться филосо­
фией, чем торговать ею. Н о я решил стерпеть все обиды. П усть он
меня рассм еш ит,— я, м ож ет бы ть, заставл ю его плакать, а если он не
перестанет см еяться, то я, как ни плохо дело, порадую сь, что его
постиг такой веселый род безум ия. Впрочем, веселость эта нена­
долго: присмотрись к таком у человеку — и увидиш ь, как б е зу ­
держный смех через мгновенье сменяется безудерж н ы м беш енством.
( 8 ) Я намерен в зя т ь с я з а него и д ок азать, насколько выш е бы ла бы
ему цена, когда б толпа ценила его пониже. Е сл и я и не искореню его
пороки, то об у зд аю их: пусть они не исчезнут, но хоть уйдут на
врем я,— а м ож ет бы ть, они и исчезнут, если привы кнут уходить. Д а
и переды ш ками н ельзя пренебрегать: тяж елобольны м временное
улучшение зам ен яет здоровье.
( 9 ) А пока я готовлю сь в зя т ь ся з а него, ты сам — ведь ты
и можеш ь, и понимаешь, от чего уш ел и к чему пришел, и поэтому
догады ваеш ься, куда придеш ь вп р ед ь,— ты сам соверш енствуй свой
нрав, возвы ш ай душ у, будь стоек, что бы тебя ни пугало. Н е смей
пересчиты вать всех, кто тебе страш ен. Н е глуп ли, по-твоему, тот, кто
боится многих там, где можно пройти лиш ь поодиночке? Т а к же
и к твоей смерти доступ откры т только одному, сколько бы врагов
тебе ни угрож ало. Т ак уж устроила природа: одну ж и зн ь она тебе
дала, одну и отнимает.
( 1 0 ) Б ы л бы в тебе сты д, ты отсрочил бы мне последний взн ос.
Н о и я не буду скряж ничать, погаш ая остаток долга, и вручу тебе все,

76
что с меня следует.— «Н и когд а я не хотел н рави ться народу — ведь
народ не лю бит того, что я зн аю , а я не зн аю того, что лю бит на­
р о д ».— ( 1 1 ) « К т о же э т о ? » — спросиш ь ты. К а к будто тебе неизве­
стно, кому я п р и к азы ваю ,— Э п и куру! Н о то же самое подтвердят
тебе в один голос и з всех дом ов: и перипатетики, и академики, и стои­
ки, и киники. К ак мож ет бы ть дорог народу тот, кому дорога добро­
детель? Благосклонность народа иначе, как постыдными уловками,
не приобретеш ь. Т олпе нужно уподобиться: не п ризн ав своим, она
тебя и не полюбит. Д ело не в том, каким ты каж еш ься прочим, а в
том, каким сам себе каж еш ься. Т ол ьк о низким путем можно снискать
лю бовь низких. ( 1 2 ) Ч то же даст тебе хваленая философия, вы сочай­
ш ая из всех наук и искусств? А вот что: ты предпочтеш ь нравиться
самому себе, а не народу, будеш ь взвеш и вать суж дения, а не считать
их, будеш ь ж ить, не боясь ни богов, ни людей, и либо победишь беды,
либо полож иш ь им конец. А если я увиж у, что благосклонные голоса
толпы п ревозносят тебя, если при твоем появлении поднимаю тся
крики и рукоплескания, какими н аграж даю т мимов, если тебя по
всему городу буд ут расхвал и вать женщины и м альчиш ки,— как же
мне не пож алеть те б я ? В едь я знаю , каким путем попадаю т во все­
общие лю бимцы ! Б у д ь зд оров.

П И СЬМ О 30

Сенека приветствует Л уци ли я!

(1 ) П овидал я А уф и д и я Б асса: этот превосходный человек
изнемог в борьбе со старостью . О на гнетет его слиш ком сильно,
чтобы ему подняться,— таким тяж елы м и все подавляю щ им бреме­
нем налегли годы. Т ы зн аеш ь, что он и всегда был слаб здоровьем
и хил, однако долго держ ался или, вернее, поддерж ивал себя —
и вдруг сдал. ( 2 ) К ак кораблю , который дал течь, не опасны одна-две
трещины, но когда он р асш атается и разой д ется во многих местах, то
рассевш егося днищ а уже не поправить,— так и старческую немощь
до поры можно терпеть и даж е найти ей подпоры, но когда, словно
в трухлявой постройке, все ш вы р асползаю тся и пока чинишь одно,
другое р азвал и вается, тут уж надо дум ать о том, как бы уйти. ( 3 ) Н о
наш Б асс бодр духом. В от что дает философия: веселость, несмотря
на приближение смерти, м уж ество и радость, несмотря на состояние
тела, силу, несмотря на бессилие. Х ор ош и й кормчий плы вет и с и зо­
дранным парусом, и даж е когда снасти сорвет, он приспособит, что

77
осталось, и плы вет дальш е. Т а к же поступает и наш Басс. С вою
кончину он встречает с такой б езм ятеж н остью в душе и взоре, что
всякого, кто так смотрел бы на чуж ую смерть, ты счел бы слишком
уж спокойным. ( 4 ) А ведь это великое дело, Л уцилий, и долго надо
ему учиться,— когда придет неизбежный срок, уйти со спокойной
душою. Л ю бой род смерти оставляет н адеж ду: болезнь проходит,
пож ар гаснет, обруш ивш ийся дом плавно опускает тех, кого грозил
р азд ави ть, море, поглотивш ее пловцов, вы брасы вает их невредимы­
ми с тою же силой, с какой затян у л о вглубь, воин отводит меч, уже
коснувшийся шеи ж ертвы . Н е на что н адеяться только тому, кого
к смерти ведет старость: тут никто не мож ет вм еш аться. Э то т род
смерти — самый безболезненны й, но и самый долгий. ( 5 ) М не к а за ­
лось, что наш Б асс сам себя проводил в могилу и, переж ив самого
себя, переносит р азл у к у как мудрец. Он много говорит о смерти
и делает это нарочно, ж елая убедить нас в том, что если и есть в этом
деле что-нибудь неприятное и страш ное, то виноват умираю щий, а не
сама смерть, в которой не больш е тяж елого, чем после смерти.
( 6 ) Одинаковое безумие — бояться того, что не принесет страданий,
и того, чего н ел ьзя и почувствовать. Н еуж ели кто-нибудь думает, что
можно почувствовать ту, благодаря которой перестаю т ч у вство вать?
«П оэтом у ,— закл ю чает Б асс ,— см ерть стоит за пределами зл а, а
значит — и страха перед зл ом ».
(7 ) Я зн аю , такие слова часто повторяли и долж ны повторять: но
они не помогали мне ни когда я их читал, ни когда слы ш ал от людей,
объявлявш их нестраш ным то, чего им самим еще не приходилось
бояться. А его речь была для меня особенно убедительна, потому что
говорил он о собственной близкой см ерти.— ( 8 ) С к аж у тебе, что
думаю : по-моему, умирая, человек мужественнее, чем перед смертью .
К огда см ерть приш ла, она и невежде даст силу духа не беж ать от
неизбежного. Т а к гладиатор, самый робкий во все время боя, под­
ставляет горло противнику и сам н аправляет неверный меч. А та
смерть, что бл и зка и наверняка придет, требует долгой стойкости
духа, качества редкого, которое мож ет яви ть лиш ь мудрец. ( 9 ) П оэ­
тому я с особой охотой слуш ал, как он выносит приговор смерти
и судит о природе той, которую видел вблизи. Я полагаю, больш е
веры у тебя засл уж и л бы тот, кто ож ил и, зн ая на опыте, р ассказал
бы, что в смерти нет никакого зл а. А сколько смятения приносит
п риближ аю щ аяся смерть, лучш е всех объясн ят те, кто был с нею
рядом, видел ее приход и встретил ее. ( 1 0 ) К ним можно причислить
Басса, который не хочет, чтобы мы оставались в заблуж дении, и гово­

78
рит, что бояться смерти так же глупо, как бояться старости. Ведь так
же, как за молодостью идет старость, следом за старостью приходит
смерть. К то не хочет ум ирать, тот не хотел ж ить. И бо ж и зн ь дана нам
под условием смерти и сама есть лиш ь путь к ней. П оэтом у глупо ее
бояться: ведь известного мы заранее ждем, а страш им ся лиш ь неве­
домого. ( 1 1 ) Н еи збеж н ость же смерти равна для всех и непобедима.
М ож но ли пенять на свой удел, если он такой же, как у всех? Р авен ­
ство есть начало справедливости. З н ач и т, незачем защ и щ ать от
обвинения природу, которая не пож елала, чтобы мы жили не по ее
закону. А она созданное уничтожает, уничтоженное со зд ает вновь.
( 1 2 ) Е сли же кого-нибудь старость кротко отправит прочь, не
вы рвав внезапно и з ж изни, но уведя из нее незам етн о,— р азве тот,
кому такое вы пало на долю, не долж ен благодарить всех богов, ото­
славш их его, сытого, на покой, всякому человеку необходимый,
а усталому — отрадн ы й? Т ы видиш ь, иные зо в у т см ерть с больш им
пылом, чем обычно молят о продлении ж изни. О днако я не знаю , от
кого мы почерпнем больш е м уж ества: от тех ли, кто ищ ет смерти, или
от тех, кто весело и спокойно ж дет ее, потому что первым движ ет
порой смятение чувств и внезапное негодование, а спокойствие вто­
рых рож дено непреложным суждением. И ногда человека гонит
к смерти гнев; но весело встрети т ее приход только тот, кто готовился
к ней задолго.
( 1 3 ) И так, признаю сь, я бы ваю у этого дорогого мне человека так
часто по многим причинам; мне хочется зн ать, найду ли я его и на сей
р а з прежним или же стойкость духа иссякает вместе с силами тела.
Н о она у него все росла, так же как на гл азах у всех растет радость
возниц, когда они на седьмом круге приближ аю тся к победе.
( 1 4 ) Верный наставлениям Э пикура, он говорил мне так: можно на­
деяться, что последний взд ох и злетает б ез боли, а если боль и есть, то
хоть некоторое утешение заклю чено в ее краткости ,— потому что
сильная боль не бы вает долгой. В самый миг расставан ия души с те­
лом,— если это мучительно,— ему поможет мысль, что после этой боли
уже ничего болеть не будет. Но, впрочем, он не сомневается, что душа
старика держ ится на волоске и, чтобы вы р вать ее и з тела, больш ой
силы не нужно. Е сл и огонь охватил крепкий дом, то надо гасить его,
зал и вая водой или обруш ив постройку, но там, где ему не хватает
пищи, он сам гаснет.— ( 1 5 ) Я особенно охотно слуш аю это, Луци-
лий, не потому, что оно ново, но потому, что воочию виж у все на деле.
В чем же су т ь? Р а зв е мало я наблю дал людей, добровольно обры ­
вавш их свою ж и зн ь ? Видеть-то я их видел, но для меня убедительнее

79
пример тех, кто идет к смерти б ез ненависти к ж и зни, кто принимает,
а не п ри зы вает кончину.— ( 1 6 ) «М учи м ся м ы ,— говорил он,— по
своей вине, оттого что трепещ ем, когда думаем, что см ерть близко.
Н о бы вает ли далеко та, что подстерегает нас в лю бом месте и в лю ­
бой миг? Е д в а нам покаж ется, что по какой-то причине приблизилась
смерть, лучше подумаем о других, еще более близких причинах,
которы х мы не бои м ся».— В р аг угрож ал см ертью ,— но врага опере­
дила болезнь ж елудка. ( 1 7 ) Е сл и бы мы захотели р а зо б р аться
в причинах наш его страха, то убедились бы, что одни из них сущ е­
ствую т, другие нам м ерещ атся. М ы боимся не смерти, а мыслей
о смерти — ведь от самой смерти мы всегда в двух ш агах. З н ач и т,
если см ерть страш на, то нужно всегда бы ть в страхе: р азве мы хоть
когда-нибудь избавлены от нее?
( 1 8 ) Н о мне уже надобно опасаться, как бы ты не возненавидел
такие длинные письма хуж е смерти. И так, я кончаю. А ты, чтобы
никогда не бояться смерти, всегда думай о ней. Б у д ь здоров.

ПИСЬМ О 31

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Я у зн аю моего Л уцилия: он уже п оказал себя таким, каким
обещ ал стать. С ледуй поры ву души, который вел тебя мимо общ е­
признанны х благ к высш ему благу. С тан ь таким, каким ты задум ал
стать, не больш е и не лучш е,— иного я и не ж елаю . В о зво д я основа­
ние, ты не стеснялся местом,— доводи же до конца то, на что з а ­
махнулся, пусти в дело все, что есть у тебя за душой.
( 2 ) В конечном счете ты станеш ь мудрым, если заткн еш ь уши,
и не воском, который пригодился, говорят, Улиссу для его спутни­
ков: тут нужно что-нибудь поплотнее и понадежней. Вкрадчив был
голос, которого боялся Улисс, но он был единственным, а тот голос,
которого тебе надо бояться, доносится не с одного утеса, а со всех
концов зем ли. З н ач и т, надо объехать стороной не одно опасное
место, где притаилось в засаде наслаждение, а все города. Б у д ь глух
даж е для тех, кому ты всех дорож е: они с лучшими намерениями
ж елаю т тебе дурного, и если ты хочеш ь бы ть счастливы м, моли богов
не посы лать тебе того, о чем просят доброж елатели. ( 3 ) В едь не
блага все то, чем они хотели бы тебя осы пать. Е с т ь одно благо, и в
нем же — источник и зал ог блаженной ж и зн и : полагаться на себя.
А этого не достигнешь, не прези рая тягот и не сочтя их одной из тех

80
вещей, которые ни хороши, ни плохи. В едь не бы вает так, чтобы одно
и то же было то хорошим, то плохим, то легким и сносным, то уж ас­
ным. ( 4 ) Т яготы — не благо. Н о что же тогда б л аго? П резрение
к тяготам. П оэтом у я порицаю зан яты х пустыми делами, зато лю ­
бым, кто старается ради честной цели, я восхищ аю сь тем больш е, чем
усерднее его усилия и чем меньше он п озволяет себе поддаваться
и застр евать на месте. Т аки м я кричу: «Х о р о ш о ! Н у-ка, набери
воздуху и, если можеш ь, возьм и этот склон на одном ды хан ии!»
( 5 ) Т яготы питаю т благородны е души. Зн ач и т, из всего, о чем когда-
то молились твои родители, тебе уже нечего вы брать, нечего захо теть
для себя и пож елать самому себе, да и сты дно человеку, который
одолел самые высокие верш ины, обременять богов. Ч то нужды в мо­
л и твах? С делай сам себя счастливы м ! Э то тебе по силам, если
поймешь одно: благо лиш ь то, в чем присутствует добродетель, а то,
что причастно зл у , постыдно. П одобно тому как б ез примеси света
ничто не блестит, как ничто не бы вает темным, если нет в нем сум ра­
ка, если оно не вобрало в себя долю тьмы , подобно тому как без
помощи огня нет теплоты, а б ез возд уха нет х ол ода,— так только
присутствие добродетели или зл а делает все честным либо по­
стыдным.
(6 ) Ч то же есть б л аго? Зн ан ие. Ч то есть з л о ? Н езнание. К то
умен и искусен, тот, см отря по обстоятельствам , одно отвергнет,
другое вы берет. О днако он не боится того, что отвергает, и не восхи­
щ ается тем, что вы бирает, если только душ а его вы сока и непобедима.
Я зап р ещ аю тебе ун ы вать и сокруш аться. М ало не о тк азы ваться от
труда: нужно искать его! — ( 7 ) «Н о что же такое,— спросиш ь ты ,—
труд пустой и н ен уж н ы й ?» — Т от, что вы зван ничтожными причи­
нами. Он тож е не есть зло, как и тот труд, что затрачен ради пре­
красной цели; ведь дело в самой стойкости, а она есть свойство души,
побуж даю щ ее одолевать трудности и тяготы и ободряю щ ее нас: «Ч то
ты м еш каеш ь? М ужчине пот не стр аш ен !»
( 8 ) Н о чтобы добродетель была совершенной, нужно еще вот
что: пусть будет твоя ж и зн ь равна себе, пусть ничто в ней не проти­
воречит одно другому, а это н евозм ож но б ез знания и без искусства,
позволяю щ его п озн ать божеское и человеческое. Т ак ово высшее
благо. Д остигни его — и станеш ь не просителем, а ровней богам.
( 9 ) «К а к же прийти к э т о м у ?» — спросиш ь ты. Н е через Л енин­
ский или Греческий хребет, не через пустыни К ан дави и ; не нужно
будет о б ъ езж ать ни Си рты , ни Сциллу с Х а р и б д о й ,— хоть все это
ты и проделал ради ж алкой прокураторской долж ности. Н ет, дорога

81
безопасна, дорога приятна, и снарядила тебя сама природа. О на дала
тебе все, чтобы ты стал наравне с богом, если не пренебреж еш ь дан­
ным. ( 1 0 ) Н е деньги сделаю т тебя равны м богу: у бога ничего нет; не
сделает и пре;гекста: бог наг; не сделает ни молва, ни уменье п о казать
себя, ни имя, известное всему народу: бог никому неведом, многие
дум аю т о нем дурно— и б езн аказан н о; не сделает толпа рабов,
таскаю щ их твои носилки по всем дорогам в городе и на чужбине:
величайший и могущественнейший бог сам всем движ ет. Не сделает
тебя блаж енным ни сила, ни красота: и то и другое уступает старости.
( 1 1 ) Н уж но искать нечто такое, что не попадает день ото дня все
больш е под власть, не зн аю щ ую препятствий. Ч то же это? Д уш а, но
душ а непреклонная, благородная, вы сокая. М ож но ли н азвать ее
иначе как богом, нашедшим приют в теле человека? Т ак ая душ а
может ок азаться и у римского всадника, и у вольноотпущ енника,
и у раба. Что» такое римский всадник, вольноотпущ енник, р а б ? Все
это — имена, порожденные честолюбием или несправедливостью . И з
тесного угла можно вознестись к небу,— только воспрянь
и дух свой
Бога достойным яви!

Чтобы явить его таким, не нужно ни золота, ни серебра: из них не

и зв ая ть истинный об р аз бога. Вспомни: когда боги взи рали на нас
благосклонно, они были и з глины. Б уд ь здоров.

ПИСЬМ О 32

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Я все про тебя р а зу зн а ю и вы пы ты ваю у каждого, кто
п риезж ает и з твоих краев, что ты делаеш ь, где и с кем проводиш ь
время. Т ебе меня не обм ануть: я везде с тобою. Ж иви так, словно
я слыш у о каж дом твоем поступке и даж е виж у его. Т ы спросиш ь:
что мне было приятнее всего о тебе сл ы ш ать? Т о, что я ничего не
слы ш ал: больш инство из спрош енных мною и не зн аю т о твоих
делах. ( 2 ) Самое полезное — сторониться людей, на тебя не похожих
и одержимых другими желаниями. Впрочем, я уверен, что тебя не
сбить с пути: ты будеш ь тверд в своих стремлениях даж е среди толпы
совратителей. Т а к что ж е? Я не боюсь, что тебя сделаю т другим,
бою сь, что тебе помешают. В едь и тот, и з-за кого мы мешкаем, немало
вредит нам; тем более что ж и зн ь наша коротка и сами мы еще больш е

82
сокращ аем ее своим непостоянством, каж ды й р а з начиная ж ить нано­
во. М ы дробим ее на мелкие части и рвем в клочки. ( 3 ) Спеш и же, до­
рогой мой Луцилий, подумай, как бы ты ускорил шаг, если бы по пятам
за тобою шли враги, если бы ты опасался, что вот-вот появится кон­
ный и пустится вдогонку убегаю щ им. Т а к оно и есть: погоня настига­
ет, беги быстрее, укройся в надежном месте! А покуда подумай, как
хорош о пройти весь путь ж изни раньш е смертного часа, а потом
безм ятеж н о ж д ать, пока минует остаток дней, ничего для себя не
ж елая, ибо ты достиг блаж ен ства и ж и зн ь твоя не станет блаженнее,
если продлится еще. ( 4 ) Н аступит, наконец, время, когда ты будеш ь
зн ать, что до времени тебе нет дела, когда ты станеш ь спокойным
и безм ятеж н ы м и, сытый собою по горло, не будеш ь дум ать о з а ­
втраш нем дне! Т ы хочеш ь зн ать, отчего люди так ж адны до будущ е­
го ? О ттого, что никто сам себе не принадлеж ит!
Т вои родители ж елали для тебя много такого, что я, с моей
стороны, ж елаю тебе прези рать. И х пожелания грабили многих,
чтобы обогатить тебя: все, что тебе достается, непременно у кого-
нибудь отнято. ( 5 ) А я ж елаю тебе р асп оря ж аться самим собой,
чтобы твой дух, волнуемый смутными мыслями, противился им,
обрел уверенность и довольство собою, чтобы, поняв, в чем истинное
благо (а понять — значит овладеть и м ), он не нуж дался в продлении
ж изни. Т ол ько тот поистине уволен со служ бы и свободен, тот ушел
из-под власти необходимости, кто ж ивет, завер ш и в путь ж изни. Б у дь
здоров.

П И СЬМ О 33

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Т ы хочеш ь, чтобы я и к этим письмам, как к прежним, при­
бавлял изречения наших великих. Н о ведь они заним ались не одними
украшениями речи: все в их сочинениях мужественно. Т ы сам зн а ­
еш ь: где что-нибудь вы дается и бросается в гл аза, там не все ровно.
Е сл и весь лес одинаковой вы соты , ты не станеш ь восхищ аться одним
деревом. ( 2 ) Т аким и изречениями полны и стихи, и труды истори­
ков. П оэтом у не думай, будто они принадлеж ат только Э пикуру:
они — общее достояние, и больш е всего — наше. Н о у него их легче
зам етить, потому что попадаю тся они редко, потому что их не ж деш ь,
потому что странно видеть муж ественное слово у человека, пропове­
дую щ его изнеж енность. Т ак судит о нем больш инство; а для меня
Э пикур будет муж ествен даж е в тунике с рукавами. В едь муж ество,

83
и усердие, и готовность к бою есть и у персов, а не только у высоко
подпоясанных. ( 3 ) Т ак зачем же требовать от меня выбранных из
целого и многократно повторенных слов, если то, что у других можно
лишь вы брать, у наших говорится сплош ь? Н ет у нас бью щ их в гл аза
приманок» мы не морочим покупателя, который, войдя, ничего не
оты щ ет, кроме вывеш енного у двери. М ы каж дом у позволяем вы би­
рать образц ы , откуда ему угодно. ( 4 ) П ред ставь, что мы захотели бы
привести то или другое изречение из м нож ества: кому его припи­
са ть? Зенон у, или К леан ф у, или Х ри си ппу, или П анэтию , или
П осидонию ? Н ад нами нет царя, каж ды й распоряж ается собою.
А у них и то, что сказан о Герм архом или М етродором , приписы ва­
ется одному. К то бы что ни ск азал в их лагере, все сказан о под
верховным водительством единственного человека. М ы же, как бы ни
старались, не можем вы делить что-нибудь одно из такого множества
одинаковых предметов.
Только бедняк считает овец.

К уда ты ни взгл ян еш ь, читая, всю ду найдеш ь такое, что броса­

лось бы в гл аза, не будь все остальное не хуже.
( 5 ) П оэтом у не надейся, что тебе удастся наскоро отведать плоды
дарования величайших лю дей: тут нужно все рассм отреть, все и зу ­
чить. Все зд есь по делу, к аж д ая черта в произведении так сплетена
с другою , что невозм ож но что-либо и зъ ять, не разру ш и в целого.
Впрочем, я не зап р ещ аю тебе р ассм атри вать и отдельные члены, но
только имея перед собой всего человека. Н е та красива, у которой
хвалят руку или ногу, а та, у кого весь облик не позволи т восхи щ ать­
ся отдельными чертами.
( 6 ) Е сл и ты все-таки настаиваеш ь, я не стану скупиться, а буду
дарить щ едрой рукой. Ч исло изречений несметно, они разбросан ы
везде, их нужно не вы бирать, а подбирать. Они не капаю т по капле,
а текут сплошной струей, слитые воедино. Н е т сомнения, они прине­
сут немалую п ользу неискушенным, слуш аю щ им и з-за дверей. Легче
запом инаю тся отдельные мысли, законченные и заверш енны е, как
строки стихов. ( 7 ) П оэтом у мы и даем мальчикам зауч и вать наи­
зу сть изречения и то, что греки н азы ваю т «хр и ям и »: их легко мож ет
воспринять детская душ а, неспособная еще вм естить больш е. В зр о с ­
лому же и сделавш ему успехи стыдно ср ы вать цветочки изречений,
опираясь, как на посох, на немногие расхожие мысли, и ж ить з а ­
ученным на пам ять. П усть стоит на своих ногах и говорит сам, а не
запоминает чужое. Сты дно старому или пожилому набираться муд­

84
рости из учебника.— « Т а к ск азал З е н о н ».— А ты сам ? — « А это
сказан о К л еан ф ом ».— А ты -то? Д о каких пор будеш ь под началом
у других? К омандуй сам, скаж и слово, достойное памяти. И зреки
что-нибудь от себя. ( 8 ) Н а мой взгл яд , все эти не создатели, а толко­
ватели, прячущ иеся в чужой тени, не обладая ни каплей благород­
ства, век не осмелятся сделать то, чему так долго учились. Они пона­
торели запом инать чужое. Н о одно дело помнить, другое — зн ать!
П омнить — зн ачит сохран ять в памяти порученное тебе други­
ми, а зн ать — это значит делать и по-своему, не уперш ись гла­
зам и в об р азец и не огляды ваясь всякий р а з на учителя.—
( 9 ) « Т а к ск азал Зенон , это сказан о К л еан ф о м ».— Н е становись
второю книгой! Д о каких пор ты будеш ь уч и ться? Учи других, пора!
З а ч е м мне слуш ать то, что я и сам могу прочесть? — «Ж ивой го­
лос — великое д ел о!» — Н о не тот, что приспособлен повторять
чужие слова и годится только в переписчики. ( 1 0 ) И ещ е: неспо­
собные выйти из-под опеки предш ественников идут за ними, во-
первы х, даж е в том, от чего все уже отош ли, и, во-вторы х, в том, что
еще только ищ ется и никогда не будет найдено, если мы станем до­
вольствоваться найденным прежде. Вдобавок, идущий следом за другим
ничего не найдет, потому что не и щ ет.— «Ч то же, мне не идти по сто­
пам п редш ествен ников?» — Н ет, я воспользую сь старой дорогой, но
если найду другую , короче и ровнее, то сам ее вы м ощ у. Все, кто до
нас заним ались тем ж е ,— не наши повелители, а наши вож аты е.
И стина откры та для всех, ею никто не завл ад ел . Н ем ал ая доля ее
останется и потомкам. Б у д ь зд ор ов.

П И СЬМ О 36

Сенека приветствует Л уц илия!

(1 ) О бодри твоего друга, чтобы он всем своим благородны м
сердцем презирал хулящ их его за то, что он и зб р ал безвестность
и досуг, что о тк азал ся от почетной долж ности и, хотя мог подняться
выш е, предпочел всему покой. С каж ды м днем им будет все яснее,
что он заклю чил сделку к своей выгоде. Т е, кому зави дую т, то и дело
меняю тся: одних вы тесняю т, другие падаю т. С частье — вещ ь беспо­
койная: оно само себе не дает ни отды ха, ни срока и на множ ество
ладов тревож и т наш ум. К аж д ого оно за ставл я е т за чем-нибудь
гнаться: одних — за властью , других — за роскош ью , первых делая
спесивыми, вторы х — изнеженными, но губя и тех и этих.

85
 (2 ) «Н о ведь некоторые хорош о его перен осят».— Д а, так же, как
хмель. Н и за что не позволяй убедить себя, будто счастлив тот, кого
многие дом огаю тся: ведь к такому сходятся, словно к озеру, из кото­
рого черпаю т воду и м утят ее.— «Л ю д и н азы ваю т его пустодумом
и п раздн ол ю бц ем ».— Н о ведь ты зн аеш ь, что иные говорят все
наоборот и речи их имеют противоположный смысл. К ого они н азы ­
вали счастливы м — был ли сч астли в? ( 3 ) К а к а я нам забо та в том,
что некоторым его нрав покаж ется слишком суровы м и угрю м ы м ?
А ри стон говорил, что предпочитает юношу мрачного веселому и, на
в згл я д толпы, лю безном у. Если молодое вино кажется резким и терп­
ким, оно станет хорошим, а то, что нравится еще до разли ва,
о к азы вается нестойким. Т ак пусть его зо в у т угрю мы м и считаю т
врагом своему успеху: со временем эта угрю м ость обернется хорошей
стороной. Л и ш ь бы он упорно упраж н ялся в добродетели и впиты вал
благородные науки — не те, которыми довольно окропиться, а те,
которые душ а долж на вобрать в себя. ( 4 ) Т еп ер ь самое время учить­
ся .— «К а к т а к ? Р а зв е бы вает время, когда учиться н езач е м ?» —
Н ет, но если во всяком возр асте прилично зан и м аться наукой, то не
во всяком — идти в обучение. С ты дно и смешно см отреть, как старик
берется за азбу ку. В молодости следует копить, а в старости — по­
л ьзоваться.
Чем лучше благодаря тебе станет он, тем больш е ты и себе
принесешь пользы . Г оворят, что благодеяния самого высокого свой­
ства — их-το и нужно добиваться и о к азы в а ть — равно полезны
и благодетелю и благодетельствуем ому. ( 5 ) Н аконец, он уже не
в своей воле: ведь слово дано! Н е так сты дно обм ануть заим одавца,
разоривш и сь, как обм ануть добрую надеж ду. Ч тобы зап л ати ть
долги, купцу нужно удачное плавание, зем ледельцу — плодородье
возделы ваем ы х полей и благоприятная погода, а ему, чтобы раскви ­
таться, нужна только добрая воля. ( 6 ) Н ад нравами человека
ф ортуна не властна. П усть он исправляет их ради того, чтобы его
душ а в наибольш ем спокойствии могла достичь соверш енства, когда
уж е никаких чувств не вы зы в аю т ни прибыли, ни убытки и состоянье
ее не меняется, как бы ни шли дела, когда человек стоит выш е своих
обстоятельств, если даж е его осы пать всеми общ епризнанны ми
благами, и не теряет величия, если случай отнимет у него эти блага,
все или отчасти. ( 7 ) Е сл и бы он родился в П арфии, то с младенчества
натягивал бы лук, если бы в Герм ании,— то в детстве уже зам ах и ­
вался бы легким копьем, а живи он во времена наших пращ уров, ему
приш лось бы вы учиться скакать верхом и биться врукопаш ную .

86
К аж дого повелительно побуж дает к этому воспитание, принятое
у его племени.
(8 ) О чем же надо ему р а зм ы ш л я т ь ? О том, что помогает нам
против лю бого оруж ия, против всякого в р ага,— о презрении к см ер­
ти. В ней, несомненно, заклю чено нечто ужасное, пораж аю щ ее наши
души, от природы наделенные лю бовью к самим себе,— ведь не было
бы нужды готовиться к смерти и собирать силы, если бы мы добро­
вольно стремились к ней по безотчетном у побуждению , как стре­
м ятся к сохранению ж изни. ( 9 ) Ч тобы в случае надобности в о зл е­
ж ать на р озах со спокойной душой, учиться не нужно. З ак а л я ю тся
затем , чтобы не посрамить верности под пыткой, чтобы в случае
надобности всю ночь простоять на валу в карауле, иногда даж е р а ­
ненным, и не опираться на копье, потому что едва склониш ься хоть на
какой-то посох, немедля подкрады вается сон. В смерти нет ничего
плохого — ведь долж ен бы ть некто, кому бы ло бы от нее плохо.
( 1 0 ) А если в тебе так сильно желание ж ить дольш е, то подумай вот
о чем: ничто исчезаю щ ее с наш их гл аз не уничтож ается — все скры ­
вается в природе, откуда оно появилось и появится снова. Е с т ь пере­
ры в, гибели нет. И смерть, которую мы со страхом отвергаем , преры ­
вает, а не прекращ ает ж и зн ь. О п ять придет день, когда мы снова
явимся на свет, хоть многие отк азал и сь бы во звр ащ аться , если б не
забы вали все. (1 1 ) П озж е я растолкую тебе подробнее, что все, по види­
мости гибнущее, лишь изменяется. А кому предстоит вернуться, тот дол­
жен уходить спокойно. В см отрись в круговорот вещей, вновь
спеш ащ их к преж нему: ты увидиш ь, что в этом мире ничто не уничто­
ж ается, но только заход и т и опять восходит. Л ето минует, но следую ­
щий год снова приводит его; зи м а исчезает, но ее в о звр ащ аю т зимние
месяцы; ночь затм евает солнце, но ее немедля прогоняет день. И р а з ­
нообразное течение з в е з д таково, что они повторяю т пройденный
путь, и пока одна часть неба идет вверх, другая опускается вниз.
(1 2 ) М ож но уж е и кончать, но я прибавлю еще одно: ни м ла­
денцы, ни дети, ни повредивш иеся в уме смерти не боятся — и позор
тем, кому р азум не дает такой же безм ятеж ности, какую дарует
глупость. Б у д ь зд оров.

П И СЬМ О 37

С енека приветствует Л уци ли я!

( 1 ) Т ы обещ аеш ь бы ть человеком добра, а это самый надежный
зал ог благомыслия. Т ы уже приведен к присяге. И только в насмеш­

87
ку могут тебе сказать, будто служ ба твоя будет легкой и удобной,
я же не хочу тебя обм аны вать. В твоем почетнейшем обязательстве
и в обязател ьстве самом позорном стоят одни и те же слова: «Д а ю
себя жечь, в я за т ь и убивать ж ел езом ». ( 2 ) К то отдает руки внаем
для арены, кто за пищу и питье платит к р о вью ,— от них берут руча­
тельство в том, что они вы терп ят все, хоть и против воли, а от тебя —
что ты все вы несеш ь добровольно и с охотой. И м дозволено опустить
оружие, попы тать милосердие народа, а тебе н ельзя ни опустить меч,
ни молить о пощ аде: ты обязан умереть стоя, непобежденным. К то­
му же что п ользы вы гадать несколько дней либо л е т? Д ля нас, коль
скоро мы родились, нет избавлени я.— ( 3 ) Т ы спросиш ь: «К а к же
мне стать своб од н ы м ?» — И зб еж а ть неизбеж ного н ельзя — его
можно только победить. «С и л а путь пролагает себе». Э то т путь
откроет перед тобою философия. О брати сь к ней, если хочеш ь не
зн ать ущ ерба, бы ть безм ятеж ны м , счастливы м и, главное, свобод­
ным. Иным способом этого не достичь. ( 4 ) Глупость — вещ ь
унизительная, гнусная, презренная, рабская, подвластная многим
жестоким страстям . Н о от этих тягостны х повелений, которые прика­
зы ваю т то по очереди, то все вместе, и зб ави т тебя мудрость, она
же — единственная свобода. К ней ведет одна дорога, и притом
прям ая: с нее не собьеш ься, шагай уверенно! Е сл и хочешь в зя т ь
власть над всем, отдай вл асть над собою р азу м у ! М ногим будеш ь ты
повелевать, если р азум будет повелевать тобою. Он научит тебя, как
и за что браться, и ты перестанеш ь н аталки ваться на то или другое
дело случайно. ( 5 ) Т ы не н азовеш ь мне никого, кто, ж елая чего-
нибудь, зн ал бы, откуда это ж еланье в зя л о с ь ,— ведь он пришел
к нему не по разм ы ш лен ье, а натолкнулся на него с ходу. Ф о р ту н а
сама находит нас не реже, чем мы ее. С ты дно не идти, а нестись по
течению и в водовороте дел спраш ивать, опеш ивши: «К а к же я сюда
п о п ал ?» Б уд ь здоров.

ПИСЬМ О 40

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) Спасибо за то, что так часто мне пишешь, не упуская един­
ственного способа п оказаться мне на гл аза. С тоит мне получить от
тебя письмо — и мы тотчас же снова вместе. Е сл и нам приятны
изображ ения отсутствую щ их друзей, напоминающие о них и ум еряю ­
щие тоску р азл уки пустым и обманчивым утешением, то насколько

88
приятнее письма, хранящ ие живой след далеких друзей, живые
пометы их руки! Э то она, отпечатлевш и сь в письме, приносит ту
радость, что отрадней всего при встрече,— р ад ость узнавания.
(2 ) Т ы пиш еш ь мне, что слы ш ал философа Серапиона, когда он
к вам туда причалил. «О н обычно и звергает слова с такой скоростью ,
что они у него не лью тся, а теснятся и толкаю тся, так как их больш е,
чем может произнести один голос». По-моему, это плохо для филосо­
фа, чья речь, как и ж и зн ь, долж на бы ть размеренной, а все, что
второпях несется вперед, лишено порядка. У Гом ера пылкая речь,
когда слова сы плю тся б ез переры ва, как снег, приписана оратору,
речь же старца льется плавно и слащ е меда. ( 3 ) Запом н и , что стре­
мительный напор и многословие больш е пристали бродячему говору­
ну, чем толкую щ ему о предметах серьезн ы х и важ н ы х и тем более
поучающему. У него, я думаю , слова не долж ны ни падать по капле,
ни мчаться, ни за ст а в л я т ь нас прислуш иваться, ни сы паться нам
в уши. Ведь бедность и худосочие тоже притупляю т внимание слуш а­
телей, которым надоедает м едлительность и преры вистость,— хотя
то, чего приходится ж д ать, удерж и вается легче, чем пролетаю щ ее
мимо. Ведь говорится, что люди передаю т ученикам зн ан и я,— но что
уносится прочь, того не передаш ь. ( 4 ) П одумай и о том, что речь,
цель которой — истина, долж на бы ть простой и безыскусной, меж ду
тем как в речах перед народом нет ни слова истины: их цель — в зб у ­
дораж ить толпу, мгновенно увлечь неискушенный слух, они уно­
сятся, не д авая над собой подумать. Н о как м ож ет н ап равлять других
то, что само не подчинено п рави л ам ? Н еуж то речь, произнесенная
ради излечения душ и, не долж на в нас проникнуть? Л ек арства не
помогут, если не зад ер ж атся в теле.
(5 ) К ром е того, в такой речи немало пустого и суетного, шуму
в ней больш е, чем силы. Н уж но ум ерить мои страхи, унять р а зд р аж е ­
ние, рассеять заблуж ден ия, нужно об у зд ать расточительность, иско­
ренить алчность. Р а зв е удастся это сделать на л ету ? К акой врач
лечит больных мимоходом? Д а что тут! Д аж е и удовольствия не
доставляет этот треск б ез р азбо р у сы плю щ ихся слов! ( 6 ) Т очно так
же, как довольно однаж ды познакомиться с тем, что к азал о сь неверо­
ятным, больш е чем достаточно один р а з услы хать этих умельцев.
Ч ем у захочеш ь у них учиться, в чем п од раж ать им? К акое мненье
составиш ь о душе того, чья беспорядочная речь несется б ез у д ер ж у?
( 7 ) Бегущие под уклон остан авли ваю тся не там, где наметили, вес
тела увлекает их с разбегу дальш е, чем они хотели,— и так же
бы страя речь себе не подвластна и не пристала философии, которая

89
долж на не б росать слова на ветер, а вкл ад ы вать их в душ у и потом
идти ш аг за ш агом .— ( 8 ) «Ч т о ж, ей никогда и голоса не в о зв ы ­
с и т ь ?» — П очему ж е ? Н о пусть сохраняет достоинство, с которым
эта неистовая, чрезм ерная сила несовместима. П усть силы ее будут
велики, но сдерж анны , пусть речь ее будет неиссякаемой струей, а не
дож девы м потоком. По-моему, едва ли и оратору позволительна
такая неудерж имая, не ведаю щ ая закон ов скорость речи. К а к усле­
дить за нею судье, подчас неопытному и несведущ ему? П усть оратор,
даже когда его увлекает или желание блеснуть, или не властная над
собою страсть, говорит не быстрей и не больш е, чем могут вы д ер ж ать
уши.
(9 ) Т ы правильно сделаеш ь, если не будеш ь об ращ ать внимания
на тех, кому важ но, сколько сказан о, а не как сказан о, и предпочтешь,
если понадобится, говорить, как Публий Виниций.— «К а к э т о ? » —
Н а вопрос, как говорил Виниций, А зел л и й отвечал: «В р ас тя ж к у ».
А Гемин Варий говорил: «П очему вы н азы ваете его красноречивым,
не понимаю: он и трех слов не может с в я за т ь ». Почему же ты не
ж елаеш ь говорить, как Виниций? ( 1 0 ) П усть и тебя прервет какой-
нибудь невежа, как Виниция, которому крикнули и з-за того, что он
отры вал одно слово от другого, будто не говорил, а диктовал: «Г о в о ­
ри! С к аж еш ь ты когда-нибудь или н е т ?» Ведь, я думаю , мчаться, как
К вин т Гатерий, знаменитейш ий в свое врем я оратор, не станет ни
один человек в зд р аво м уме. Гатерий не сомневался, не делал пауз,
а р а з начав, несся до конца. ( 1 1 ) Е с т ь вещ и, которые, по-моему,
одному народу подходят больш е, другому меньше. У греков такая
вольность бы ла бы терпима, а мы и на письме привыкли р азд ел я ть
слова точками. Д аж е наш Цицерон, с которым так высоко поднялось
римское красноречие, не был рысаком. Рим ская речь чаще озирается,
задум ы вается и п озвол я ет о себе подумать. ( 1 2 ) Ф аб и ан , человек,
отличавш ийся и безупречной ж изнью , и знаниями, и красноречием
(котором у принадлеж ит последнее м есто), когда вел рассуж дения,
говорил легко, но не скоро, так что речь его, можно ск азать, отлича­
лась плавностью , а не бы стротой.
Я не в о зр аж аю , если мудрый обладает и этим достоинством, но не
требую, чтобы он говорил б ез запинки: по мне важ нее, чтобы речь
бы ла хорош о произнесена, пусть и не так плавно. ( 1 3 ) Я тем более
хочу отпугнуть тебя от этой напасти; ведь если она пристанет к тебе,
значит, ты наверняка потерял стыд, разучи лся краснеть и перестал
себя самого слуш ать. И бо этот поток, за которы м даж е ты не сле­
дишь, несет много такого, что тебе самому потом захочется в зя т ь

90
назад. Н о, повторяю , к тебе эта напасть не пристанет, если ты не
потеряеш ь совесть. К ром е того, нужно ежедневно упраж н яться
и отд авать свое усердие сначала предметам, а потом словам.
( 1 4 ) А им тож е н ел ьзя д авать воли, пусть даже они придут сами и
потекут без всякого твоего труда: мудрецу приличествует не только
скром ная осанка, но и сж атая, сдерж анная речь. А итог всех итогов
таков: приказы ваю тебе говорить медленно! Б удь здоров.

П И СЬМ О 41

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Т ы пишешь, что по-прежнему упорно стрем иш ься к со­
верш енству духа; дело это прекрасное и для тебя спасительное, ибо
глупо молить о том, чего можно добиться от себя самого. Н езачем ни
простирать руки к небесам, ни просить прислужника в храме, чтобы он
допустил нас к самому уху кумира, как будто тот лучше услы ш ит нас:
ведь бог близ тебя, с тобою, в тебе! ( 2 ) Говорю тебе, Луцилий, что
в нас заклю чен некий божественный дух, н аблю датель и страж всего
хорош его и дурного,— и как мы с ним обращ аем ся, так и он с нами.
Всякий истинный человек добра причастен бож еству. К то без помо­
щи бога может возвы си ться над ф ортун ой? Он дает нам благородны е
и правдивые советы. В каж дом человеке добра
обитает один — но не ведаем кто — из бессмертных.

( 3 ) Е сл и тебе встрети тся рощ а, где то и дело попадаю тся стары е

деревья выше обычного, где не видно неба и з-за гущины Нависающих
друг на друга ветвей, то и вы сота стволов, и уединенность места,
и удивительная под откры ты м небом тень, густая и б ез просветов,—
все внуш ит тебе веру в присутствие бож ества. И ли если пещера
в глубоко изъеденны х скалах несет на своих сводах гору, если вы ко­
пана она не руками, а стала столь просторной от естественных
причин, то душ а у тебя всколы хнется предчувствием святыни. М ы
чтим истоки больш их рек, ставим алтари там, где из-под земли вдруг
вы биваю тся обильные потоки, поклоняемся горячим источникам,
многие озера для нас свящ енны и з-за темных вод или безмерной
глубины. ( 4 ) А если ты увидиш ь человека, не устраш енного опасно­
стями, чуждого страстям , счастливого среди бед, спокойного среди
бурь, глядящ его на людей сверху вниз, а на богов — как на равных,
р азве не почувствуеш ь ты преклонения перед ним? Р а зв е не ска­

97
ж еш ь: « Т у т есть нечто слиш ком великое и возвы ш енное, чтобы
можно было поверить, будто оно схож е с этим жалким телом —
своим обиталищ ем. С ю да снизош ла бож ественная сила». ( 5 ) Е сли
вы сокая душ а чуж да волнений, пренебрегает всем, словно все для нее
ничтожно, если ей смешны наши страхи и стрем ления,— значит, ею
движ ет небесная власть. Н ичто столь великое не может сущ ествовать
б ез поддержки бож ества. И выходит, что больш ей своей частью эта
душ а принадлеж ит тому миру, откуда снизош ла. К ак солнечные
лучи, хоть и касаю тся земли, пребы ваю т там, откуда исходят, так
и душа, великая и святая, хоть и послана сю да затем , чтобы мы могли
ближе п озн ать божественное, хоть и не чуж дается нас, однако не­
отры вно св язан а со своей родиной: от нее она зависит, к ней на­
правляет и взо р ы и усилия, а в нашей ж изни участвует как нечто
лучшее.
(6 ) Ч то же это за д у ш а? Т а, что не блещ ет другими благами,
кроме своих. Р а зв е есть что глупее, чем хвали ть человека за то, что
ему не принадлеж ит? Е с т ь ли что безумнее, чем восхищ аться вещ а­
ми, которые немедля могут перейти к другому? Л ош адь не становится
лучше, если у зд а у нее и з золота. О дно дело — когда вы пускаю т
льва с позолоченной гривой, укротив его и утомив настолько, что он
позволил себя украсить, другое дело — когда он вы ходит неубран­
ный и не сломленный духом. И уж, конечно, такой звер ь, яростный
в нападении, каким со зд ал а его природа, прекрасный в своей дикости
и украш енный лиш ь тем, что на него н ельзя см отреть б ез страха,
намного превосходит другого, расслабленного и осыпанного блестка­
ми. ( 7 ) Н икто не долж ен п охваляться чужим. М ы хвалим лозу, если
она отягощ ает побеги гроздьям и , если гнет подпору к земле весом
собственных плодов. К то предпочтет ей л озу, на которой и ягоды,
и листья и з зо л о т а? Д остоинство л озы — плодоносность; так и в че­
ловеке следует хвали ть лиш ь то, что от него самого. У такого-то
красивая челядь и прекрасный дом, он много сеет и много получает
бары ш а: но все это — не от него самого, а вокруг него. ( 8 ) Х в а л и
в нем то, что н ел ьзя ни отнять, ни дать, что принадлеж ит самому
человеку. Т ы спросиш ь, что это ? Д уш а, а в ней — совершенный
разум . В едь человек — разум ное сущ ество; значит, для него высшее
благо — вы полн ять то, ради чего он рож ден. ( 9 ) А что требует от
него р а зу м ? Ничего трудного: только ж ить согласно своей природе.
Т рудн о это лиш ь по причине всеобщ его безум и я: мы все толкаем
друг друга к пороку. К ак можно вернуть к здравом ы сли ю тех, кого не
удерж ивает никто, а гонит вперед целая тол п а? Б у д ь здоров.

92
 ПИСЬМ О 43

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Т ы спраш иваеш ь, как это дош ло до меня, кто р ассказал мне
о твоих думах, о которы х ты не р ассказы вал никому.— Т а, кто зн ает
больш е всех: лю дская м ол ва.— «К а к та к ? — спросиш ь ты .— Н е у ­
жели я такой важ ны й, чтобы д ать пищу т о л к ам ?» — К огда меришь
себя, н ельзя огляд ы ваться на здеш ние места: смотри на те, где ж и­
веш ь. ( 2 ) Ч то вы сится над всею округой, то и считается большим.
Величина единой мерой не мерится, она становится либо больше,
либо меньше от сравнения. Судно, крупное на реке, будет крохотным
в море, руль, который для одного корабля велик, будет мал для дру­
гого. ( 3 ) Т еперь в провинции ты — важное лицо, хотя бы сам себя
и не ценил. Все спраш иваю т и р азу зн аю т, что ты делаеш ь, что ешь, на
чем спишь. Т ем более осмотрительно должен ты ж ить. Считай себя
счастливы м тогда, когда см ож еш ь ж ить у всех на виду, когда стены
будут защ и щ ать тебя, а не прятать, хоть обычно мы и думаем, будто
они вокруг нас не затем , чтобы нам ж ить в безопасности, а затем ,
чтобы незаметнее греш ить. ( 4 ) Я скаж у одну вещ ь, по которой ты
оценишь наши н равы : едва ли найдеш ь такого, кто мог бы ж ить при
откры ты х дверях. С торож ей к нам приставила не наш а гордость,
а наша сты дли вость. М ы живем так, что внезапно увидеть нас —
значит, поймать с поличным. Н о что пользы прятаться, избегая
людских гл аз и уш ей? ( 5 ) Ч и стая совесть мож ет со зва ть целую
толпу, нечистая и в одиночестве не и збавлена от тревоги и бес­
покойства. Е сли твои поступки честны, пусть все о них знаю т,
если они постыдны, что толку таить их от всех, когда ты сам
о них зн ае ш ь ? И несчастный ты человек, если не считаеш ься
с этим свидетелем ! Б уд ь здоров.

ПИСЬМ О 44

Сенека приветствует Л уци лия!

( 1 ) О п ять ты передо мною уничиж аеш ься и говориш ь, будто
сперва к тебе бы ла враж дебн а природа, а потом фортуна, между тем
как ты мог бы вы р ваться из толпы и подняться к величайшему сча­
стью, доступному лю дям. Н о если есть в философии что хорошее, так
это то, что она не смотрит в родословную. Все, если взглянуть на изна­

93
чальное происхождение, ведут род от богов. ( 2 ) Т ы — римский
всадник, и вош ел в это сословие благодаря собственной предпри­
имчивости. А есть, право же, много таких, для кого закры ты че­
ты рн адцать рядов. К ури я допускает не всех, лагерь, принимающий
для трудов и опасностей, придирчив в отборе. Б лагородство духа
доступно всем, для этого все мы родовиты. Ф и л осо ф и я никого не
отвергает и не вы би рает: она светит каж дом у. ( 3 ) С ократ не бы л
патрицием, К леан ф носил воду, нанявш ись поливать садик. П латона
философия не приняла благородны м, а сделала. Почему же ты не
надееш ься с ними ср авн я ться? Все они твои предки, если ты будеш ь
их достоин, а достойным их ты станеш ь, только убедив себя в том,
что родовитостью ты никому не уступаеш ь. ( 4 ) З а всеми нами одина­
ковое число поколений, происхожденье всякого леж ит за пределами
памяти. П латон говорит: «Н е т царя, что не произош ел бы от раба,
и нет раба не царского рода». Все перемеш ала долгая череда перемен
и перевернула вверх дном фортуна. ( 5 ) К т о благороден? Т от, кто
имеет природную наклонность к добродетели. Т ол ьк о на это и надо
см отреть! А иначе, если мы доберемся до глубочайшей старины,
окаж ется, что всякий происходит из тех времен, прежде которы х
ничего не было. О т начала мира до наших дней вела нас череда пере­
мен, то блистательны х, то убогих. Благородны мы не потому, что наш
атрий полон закопченны х портретов. Н икто не жил ради нашей
славы ; что бы ло до нас, то не наше. Благородны м и делает нас душ а,
которая из лю бого состояния мож ет подняться над фортуной. ( 6 ) В о ­
образи, что ты не римский всадник, а вольноотпущ енник; и тогда ты
можеш ь своими усилиями стать единственным свободным среди
свободнорож денны х.— «К аки м о б р а зо м ?» — спросиш ь ты. Е сл и бу­
деш ь определять благо и зл о не по мерке толпы. С м отреть нужно не
на начало, а на конец пути. Ч то может сделать нашу ж и зн ь блаж ен ­
ной, то и есть благо, ни от чего не зависимое. Во зл о его и звр ати ть
нельзя. ( 7 ) В чем же забл у ж д аю тся все люди, когда ж елаю т счастли­
вой ж и зн и ? В том, что принимают средства к ней з а нее самое и чем
больш е к ней стрем ятся, тем дальш е от нее о к азы ваю тся. Ведь начало
и конец блаж ен ства в ж изни — б езм ятеж н ость и непоколебимая
уверенность, а люди копят причины для тревог и не то что несут,
а волокут свой гр у з по жизненному пути, полному засад. Т а к они
уходят все дальш е от цели и чем больш е тр атя т труда, тем больш е
себе м еш аю т и самих себя отбрасы ваю т вспять. Т а к бы вает с теми,
кто торопится пройти через лабиринт: сама спеш ка их зап уты вает.
Б удь здоров.

94
 П И СЬМ О 45

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) Т ы ж алуеш ься, что тебе не хватает книг. Н о ведь дело не
в том, чтобы книг было много, а в том, чтоб они были хорошие: от
чтенья с вы бором мы получаем пользу, от р азн ооб р азн ого — только
удовольствие. К т о хочет дойти до места, тот вы бирает одну дорогу,
а не бродит по многим, потому что это н азы вается не идти, а бл уж ­
д а ть.— ( 2 ) Н о ты скаж еш ь: «М н е нужны от тебя не советы, а кни­
ги ».— Я готов тебе послать все, сколько имею, и вы трясти закром а.
Д а и сам бы я отправился туда, будь у меня силы, и п ри казал бы себе
соверш ить этот старческий поход, если бы не надеялся, что ты скоро
добьеш ься освобож дения от долж ности. М еня не испугали бы ни
С цилла, ни Х а р и б д а , ни прославленный в преданиях пролив: я бы
пересек его даж е не на корабле, а вплавь, лиш ь бы обнять тебя и уви­
деть вблизи, насколько ты вы рос духом.
( 3 ) И з-за того, что ты хочеш ь получить и мои сочинения, я не
стану считать себя красноречивым, как не счел бы себя красавцем,
попроси ты мой портрет. Я зн аю , что причиною тут снисходитель­
ность, а не зд р а в а я оценка, а если и оценка, то тебе ее внушила
снисходительность. ( 4 ) Н о каковы бы они ни были, прочти мои
книги, видя в них поиски истины, которой я не знаю , но ищу упорно.
В едь я никому не отдался во власть, ничьего имени не принял и, хотя
верю суж дениям великих людей, признаю некоторы е права и за
моими собственными. Сами великие оставили нам не только откры ­
тия, но и много ненайденного. М ож ет бы ть, они и нашли бы необхо­
димое, если бы не искали лишнего. ( 5 ) Н о много времени отняли у них
словесные тонкости и полные ловуш ек рассуж дения, лиш ь оттачива­
ющие пустое остроумие. М ы зап уты ваем у зл ы , н авя зы вая словам
двойной смысл, а потом распуты ваем их. Н еуж ели так много у нас
свободного врем ени? Н еуж ели мы уже знаем , как ж ить, как уми­
р а т ь ? Вот к чему следует направить все мысли. Н е в словах, а в делах
нужна зоркость, чтобы не бы ть обманутым. ( 6 ) З а ч е м ты у к азы в а ­
еш ь мне различи я меж ду сходными речениями, когда тут, если не
пускаться в рассуж дения, в ловуш ку не попадеш ься? Различай
предметы: они нас обм аны ваю т! Д урное мы любим как хорошее,
одной молитвой опровергаем другую . Ж елания у нас в р азл ад е с ж е­
ланиями, зам ы слы — с зам ы слам и. ( 7 ) А как похож а лесть на
др уж б у! О на не только ей подраж ает, но и побеж дает ее, и обгоняет:
ведь для нее-το и откры т благосклонный слух, она-то и проникает

95
в глубину сердца, приятная нам как р а з тем, чем вредит. Н аучи меня
разли чать это сходство! Вкрадчивы й враг подошел ко мне под личи­
ной друга, пороки подбираю тся к нам под именем добродетелей:
наглость прикры вается прозвищ ем смелости, лень зовется умеренно­
стью , трусливого принимают за осторож ного. З д е с ь -το нам блуж дать
всего опасней,— так отм еть каж ды й предмет явным знаком. ( 8 ) Все
равно спрошенный о том, «есть ли у него рога», не будет так глуп,
чтобы ощ уп ать себе лоб, не будет так глуп и слабоумен, чтобы не
зн ать правды , даж е если ты приведеш ь в д ок азател ьство свое хитрое
умозаклю ченье. Э то — обман безобидный, как чашки и камешки
фокусников, где само н адувательство д оставляет удовольствие: сде­
лай так, чтобы я понял, как все получается,— и пропал весь интерес.
Т о же самое и с этими ловуш ками (а как иначе мне н азвать со­
ф и з м ? ): незнаю щ ем у они не вредят, знаю щ ем у — не доставляю т
удовольствия. ( 9 ) А если ты все-таки хочеш ь р азби р аться в словах
двоякого смысла, то объясни нам, что блаж ен не тот, кого толпа
считает блаж енным, к кому стекается много денег, но тот, чье благо
все внутри, кто прям и высок духом и п резирает то, что других восхи­
щ ает, кто ни с кем не хотел бы поменяться местами, кто ценит
человека лиш ь как человека, кто изби рает наставницей природу,
сообразуется с ее законами, ж и вет так, как она предписы вает, у кого
никакая сила не отнимет его блага, кто и беды обернет ко благу, кто
тверд в суж дениях, непоколебим и бесстраш ен, кого иная сила и
взволнует, но никакая не приведет в смятение, кого фортуна, изо всех
сил метнув самое зловредное свое копье, не ранит, а только оц арапа­
ет, да и то редко. П отому что прочие ее копья, которыми она валит
назем ь род людской, отскакиваю т, словно град, который, ударяясь
о крыш ку, шумит и тает без ущ ерба для обитателей дома.
(1 0 ) З ач ем ты заним аеш ь меня так долго тем, что сам именуешь
«л ж ец ом » и о чем сочинили столько книг? В ся ж и зн ь лж ет мне: ули-
чи-ка ее и верни к правде, если ты так остер. В едь она считает по
большей части излиш нее — необходимым; но даж е и не излишнее
часто неспособно сделать нас счастливы ми и блаженными. Ведь то,
что необходимо, не есть непременно благо: мы унизим понятие блага,
если назовем этим словом хлеб, или мучную похлебку, или что-
нибудь еще, б ез чего не проживеш ь. ( 1 1 ) Ч то благо, то всегда
необходимо, что необходимо, то не всегда благо, коль скоро и самые
низменные вещи бы ваю т необходимы. Н ет такого, кто настолько не
знал бы достоинства блага, что мог унизить его до повседневных
надобностей. ( 1 2 ) Т ак не лучше ли перенести свои усилия и поста­

96
раться д о к азать всем, как много времени тр ати тся на добывание
ненужного, как много людей упускает ж и зн ь, добы вая средства
к ж и зн и ? И спы тай каж дого в отдельности, поразм ы сли обо всех:
ж и зн ь любого зан я та завтраш н и м днем.— ( 1 3 ) Т ы спросиш ь, что
тут плохого.— О чень много! В едь эти люди не ж ивут, а собираю тся
ж ить и все и вся отклады ваю т. С колько бы мы ни старались, ж и зн ь
беж ит быстрее нас, а если мы еще медлим, она проносится, словно
и не бы ла нашей, и, хотя кончается в последний день, уходит от нас
ежедневно. Н о, чтобы письмо, которому не положено не ум ещ аться
в левой руке читаю щ его, не ок азал ось чересчур больш им, я отлож у
на другой р а з мою тяж бу со слиш ком тонкими диалектиками, кото­
рым есть дело лиш ь до одного и нет до другого. Б у д ь здоров.

ПИСЬМ О 47

Сенека приветствует Л уци лия!

( 1 ) Я с радостью узн аю от приезж аю щ их и з твоих мест, что ты
обходиш ься со своими рабами как с близкими. Т ак и подобает при
твоем уме и образованности. Они р абы ? Н ет, люди. О ни р абы ? Н ет,
твои соседи по дому. Они р аб ы ? Н ет, твои смиренные д р у зья . Они
р абы ? Н ет, твои товарищ и по рабству, если ты вспомнишь, что и над
тобой и над ними одинакова вл асть фортуны.
( 2 ) М не смешны те, кто гнуш ается сесть за стол с рабом —
и почему? Т ол ько потому, что спесивая привычка окруж ила обедаю ­
щего хозяина толпой стоящ их р абов! Он ест больш е, чем может,
в непомерной жадности отягощ ает р аздуты й ж ивот, до того отвы к­
ший от своего дела, что ему труднее освободиться от еды, чем
вместить ее. ( 3 ) А несчастным рабам н ельзя раскры ть рот, даж е
чтобы ск азать слово. Р о зга укрощ ает малейший шепот, даж е случай­
но каш лянувш ий, чихнувший, икнувший не и збавлен от порки:
страданьем искупается малейшее нарушение тишины. Т ак и простаи­
ваю т они целыми ночами, молча и не евши. ( 4 ) И з-за этого и говорят
о хозяевах те, кому при хозяевах говорить зап рещ ается. З а т о другие,
кому можно перем олвиться словом не только при хозяине, но и с ним
самим, кому не заты кал и рта, готовы бы вали за хозяин а подставить
голову под меч, принять на себя бли зкую опасность. З а столом они
говорили, под пыткой молчали.
(5 ) Ч асто повторяю т бесстыдную пословицу: «С к ол ьк о рабов,
столько вр агов». Они нам не враги — мы сами делаем их врагами.

97
Я не говорю о ж естокости и бесчеловечности,— но мы и так обращ а­
емся с ними не как с лю дьми, а как со скотами. М ы возлеж им за
столом, а и з них один подтирает плевки, другой, согнувш ись, собира­
ет оброненные пьяными объедки, ( 6 ) третий р а зр е за е т дорогую
птицу и уверенными движениями умелых рук членит на доли то
грудку, то гузку. Н есчастен ж ивущ ий только ради того, чтобы по
правилам р е за ть откормленную птицу, но тот, кто обучает этому
ради собственного удовольствия, более ж алок, чем обучаю щ ийся по
необходимости. ( 7 ) А этот — виночерпий в женском уборе — вою ет
с возрастом , не имеет права выйти из отрочества, снова в него загон я­
емый; годный уж е в солдаты , он гадок, так как стирает все волоски
пемзой или вовсе вы щ ипы вает их; он не спит целыми ночами, деля их
между пьянством и похотью хозяина, в спальне — мужчина, в столо­
вой — мальчик. ( 8 ) А тот несчастный, назначенный цензором над
гостями, стоит и вы см атривает, кто лестью и н евоздерж н остью
в речах или в еде засл у ж и т приглаш ения на за в т р а . Вспомни о тех, на
ком леж ит закуп к а снеди, кто до тонкости зн ает хозяйский вкус:
какая еда р а зд р азн и т его запахом , какая понравится на вид, какая
своей новизной пробудит убитый тошнотой голод, на что он, пресы­
тивш ись, не мож ет см отреть и чего ему сегодня хочется. И с ними он
не в силах пообедать, считая, что унизит свое величие, если сядет за
стол с рабом. Великие боги! ( 9 ) А сколько людей служ ит хозяевам ,
выш едш им и з рабов! Я видел, как хозяин стоял у порога К алли ста и,
когда другие входили, он, когда-то повесивший на К алли ста объявле­
ние, вы водивш ий его на продаж у среди негодных рабов, не был
допущен. Раб, выброш енный в первую десятку, на которой глаш атай
пробует голос, отблагодарил хозяина сполна, о тк азав ему и не сочтя
его достойным войти в дом. Х о зя и н продал К ал л и ста; но К алли ст
хозяину продал куда больш е.
(1 0 ) И зво л ь-ка подум ать: р азве он, кого ты зовеш ь своим рабом,
не родился от того же семени, не ходит под тем же небом, не дыш ит,
как ты, не ж ивет, как ты, не умирает, как т ы ? Равны м образом и ты
мог бы видеть его свободнорож денным, и он тебя — рабом. К огда
р азб и т был В ар, фортуна унизила многих блестящ их по рож дению ,
готовых через военную служ бу войти в сенат: одних она сделала
пастухами, других — сторож ам и при хижинах. В от и презирай чело­
века того состояния, в которое ты сам, покуда п резираеш ь его,
можеш ь перейти. ( 1 1 ) Я не хочу зан и м аться этим чересчур обш ир­
ным предметом и р ассуж д ать насчет обращ ения с рабами, с которыми
мы так надменны, ж естоки и сварливы . Н о вот общ ая суть моих

98
советов: обходись со стоящ ими ниже так, как ты хотел бы, чтобы
с тобою обходились стоящ ие выш е. Вспомнив, как много власти дано
тебе над рабом, вспомни, что столько же власти над тобою у твоего
господина.— ( 12) «Н о надо мною господина н ет!» — Т ы еще молод;
а там, глядиш ь, и будет. Р а зве ты не зн аеш ь, в каких летах попала
в рабство Гекуба, в каких — К р е з, и м ать Д ари я, и П латон, и Д и о­
ген? ( 1 3 ) Б уд ь милосерден с рабом, будь приветлив, допусти его
к себе и собеседником, и советчиком, и сотрап езн иком .— Т у т и з а ­
кричат мне все наши привередники: « Д а ведь это самое ун изитель­
ное, самое п о зо р н ое!» — А я тут же поймаю их с поличным, когда
они целую т руку чужому рабу. ( 1 4 ) И р азве вы не видите, как наши
предки старались и зб ави ть х о зяев — от ненависти, рабов — от поно­
ш ения? Х о зя и н а они н азы вали «отцом сем ейства», рабов (э то до сих
пор удерж алось в м и м ах) — домочадцами. И ми был установлен
праздничный день — не единственный, когда х о зя ева садились за
стол с рабами, но такой, что садились непременно, и еще оказы вал и
им в доме всякие почести, позволяли судить да рядить, объявляя дом
меленькой республикой.— ( 1 5 ) «Ч то же, надо допустить всех моих
рабов к с т о л у ?» — Н ет, так же как не всех свободных. Н о ты ош иба­
ешься, полагая, будто я отп равлю некоторых прочь з а то, что они
зан яты грязны м и работам и: этот, мол, погонщик мулов, а тот пасет
коров. З н ай : не по заняти ю , а по нравам буду я их ценить. Н равы
каж ды й со зд ает себе сам, к зан яти ю при ставляет случай. Одни пусть
обедаю т с тобой, потому что достойны, другие — затем , чтобы стать
достойными. Ч то бы ни осталось в них рабского от общ ения с рабами,
все сгладится за столом рядом с лю дьми более почтенными.
(1 6 ) Н е л ь зя , Л уцилий, искать друзей только на форуме и в курии;
если будешь внимателен, то найдешь их и дома. Часто хороший камень
пропадает за неимением ваятел я; испытай его, попробуй его сам.
Глуп тот, кто, покупая коня, см отрит только на у зд у и попону, еще
глупее тот, кто ценит человека по платью или по положению, которое
тоже лиш ь облекает нас, как платье. ( 1 7 ) Он р аб! Н о, бы ть может,
душ ою он свободный. Он раб! Н о чем это ему вр ед и т? П окаж и мне,
кто не раб. Один в рабстве у похоти, другой — у скупости, третий —
у честолюбия, и все — у страха. Я н азову консуляра — раба старухи
и богача — раба служ анки, покаж у сам ы х родови ты х юношей в услу­
жении у пантомимов. Н ет р абства позорнее добровольного. Т ак что
нечего нашим слиш ком разборчивы м гордецам зап уги вать тебя. Б удь
с рабами приветлив, покажи себя высоким без вы соком ерия: пусть
они лучше чтят тебя, чем боятся.

99
 ( 1 8 ) Кто-нибудь скаж ет, будто я зову рабов надеть колпак,
а хозяев лиш аю их достоинства, когда говорю , что лучше бы рабы
чтили их, чем боялись: «Н еу ж то так прямо он и говорит: пусть рабы
чтят нас, как будто они — клиенты или утренние посети тели?» —
К то так скаж ет, забы вает, что и с хозяина хвати т того, чем доволь­
ствуется бог,— почитания и любви. А лю бовь не уж ивается со
страхом. ( 1 9 ) П оэтому, на мой взгл я д , ты правильно поступаеш ь,
когда, не ж елая, чтобы рабы тебя боялись, н ак азы ваеш ь их словами.
П обоями наставляю т бессловесны х ж ивотны х. Н е все, что обидно,
вредит нам; но избалован н ость доводит нас до такого неистовства,
что все перечащее нашему ж еланию вы зы в ае т у нас ярость. ( 2 0 ) Т ак
мы и усваиваем царские привычки. В едь цари забы ваю т, как сильны
они сами и как слабы другие, и чуть что — распаляю тся гневом,
словно от обиды, хотя даж е от возм ож ности обид надежно охраняет
царей величие их удела. И они это зн аю т, но только ищ ут и не
упускаю т случая сотворить зл о : для того и нужна им обида, чтобы
кому-нибудь повредить.
( 2 1 ) Больш е не буду тебя зад ер ж и вать: ведь тебе не нужны
увещ анья. У добры х нравов, помимо прочего, то преимущ ество, что
они довольны собой и не меняю тся. Н епостоянно злон равие; оно
меняется часто, но к лучшему — никогда. Б у д ь здоров.

ПИ СЬМ О 50

Сенека приветствует Л уцили я!

(1 ) П исьмо твое я получил спустя много месяцев после того, как
ты его отправил, и поэтому счел за лишнее спраш и вать у доставивш е­
го его о твоих делах. В едь чтобы еще помнить о них, нужна очень
хорош ая пам ять. А ты, я надеюсь, ж ивеш ь теперь так, что все твои
дела мне и звестны , где бы ты ни находился. И бо чем ты еще зан ят,
помимо того, что еж едневно стараеш ься стать лучше, и збавляеш ься
от какого-нибудь заблуж ден ия, признаеш ь своими пороки, которые
прежде приписывал обстоятел ьствам ? М ы ведь многие из них отно­
сим на счет времени и места, а они, куда бы мы ни отправились,
неразлучны с нами. ( 2 ) Т ы зн аеш ь Гарп асту, дуру моей жены, что
осталась наследственной обузой в нашем доме. Я сам терпеть не могу
этих вы родков, а если хочу п озабави ться чьей-нибудь глупостью , то
искать далеко мне не надо: я смеюсь над собой. Т ак вот эта дура
вдруг потеряла зрение. Я рассказы ваю тебе правду, хоть и неверо­

100
ятную : она не знает, что слепа, и то и дело просит приставленного
к ней раба перебраться куда-нибудь из этого темного дома. ( 3 ) Н о
то, за что мы смеемся над нею, бы вает с нами со всеми, знай это; ни
один не при зн ает себя скупым или ж адны м. Слепые просят поводы­
ря, а мы блуж даем б ез вож атого и говорим: «Я -то не честолюбив, но
в Риме иначе ж и ть н ел ьзя! Я — не мот, но Город требует больш их
расходов! Ч то я вспы льчив, что не вы брал еще для себя о б р аза ж и з­
ни,— все это не мои пороки: в них виновна моя м олодость!» ( 4 ) Ч то
же мы себя обм аны ваем ? Н аш а беда не приходит извне: она в нас,
в самой нашей утробе. И вы зд ор оветь нам тем труднее, что мы не
знаем о своей болезни. Н ачни мы лечиться — скоро ли удастся
прогнать столько хворей, и таких сильн ы х? Н о мы даж е не ищем
врача, хотя ему приш лось бы меньше трудиться, позови мы его рань­
ше, пока порок не был застарел ы м : душ а податливая и неопытная
легко пош ла бы за указы ваю щ и м прямой путь. ( 5 ) Т рудн о вернуть
к природе только того, кто от нее отпал. М ы сты димся учиться благо-
мыслию ; но право, если стыдно искать учителя в таком деле, то
нечего надеяться, что это великое благо достанется нам случайно.
Н уж но тр уд и ться,— и, по правде, труд этот не так велик, если тол ь­
ко, повторяю , мы начнем о б р азо вы вать и и сп равлять душ у прежде,
чем порочность ее закоренеет. Н о и закоренелы е пороки для меня не
безнадеж ны . ( 6 ) Н ет ничего, над чем не в зя л а бы верх упорная
работа и заботливое лечение. М ож но сделать прямыми искривлен­
ные стволы дубов; выгнутые бревна распрям ляет тепло, и вопреки их
природе им придаю т такой вид, какой нужен нам. Т ак насколько же
легче принимает форму наш дух, гибкий и еще менее упругий, чем
лю бая ж идкость! В ед ь что такое дух, как не особое состояние в о зд у ­
х а ? А воздух, ты видиш ь сам, настолько же превосходит все вещ е­
ства податливостью , насколько уступает им плотностью .
(7 ) О днако, Л уцилий, н ельзя отчаи ваться в нас по той причине,
что мы в плену зл а и оно давно уже нами владеет. Н икому благо-
мыслие не досталось ср азу ж е ,— у всех дух был раньш е захвачен
злом . Учиться добродетели — это значит отучаться от пороков.
( 8 ) И тем смелее мы долж ны браться за исправленье самих себя, что
однаж ды преподанное нам благо переходит в наше вечное владение.
Д обродетели н ел ьзя разучи ться. П ротивоборствую щ ие ей пороки
сидят в чужой почве, потому их можно изничтож ить и искоренить;
прочно лиш ь то, что на своем месте. Д обродетель сообразн а с приро­
дою, пороки ей враж дебны и ненавистны. ( 9 ) Н о хотя воспринятые
добродетели ни за что нас не покинут и сберечь их легко, начало пути

101
к ним трудно, так как первое побуждение немощного и больного
разум а — это испуг перед неизведанным. Н уж н о принудить его
в зя ться за дело, а потом лекарство не будет горьким: оно достав­
ляет удовольствие, покуда лечит. Все наслаж дение от других ле­
карств — после вы здоровлени я, а философия и целебна и приятна
в одно время. Б у д ь здоров.

ПИСЬМ О 51

Сенека приветствует Л уцили я!

( 1 ) К а к кто может, Л уцилий! У тебя там есть Э тн а, знаменитей­
ш ая сицилийская гора, которую М ессала либо Вальгий (я читал это
у обоих) н азвал и единственной, а почему, я не могу понять: ведь есть
много мест, изры гаю щ и х огонь, не только возвы ш ен н ы х (э т о бы вает
чаще, так как огонь, ясное дело, взл етает как можно вы ш е), но и р ав ­
нинных. А мы, насколько можем, будем довольны Байями, которые
я покинул на следую щ ий день по прибытии; мест этих, несмотря на
некоторые их природные достоинства, надобно избегать, потому что
роскош ная ж и зн ь и збр ал а их для своих праздн еств.
( 2 ) « Т а к значит, есть места, которым следует объявить опа­
л у ? » — Вовсе нет! Н о как мудрому и честному человеку одна одеж да
пристала больш е, другая меньше, как некоторые цвета он не то что
ненавидит, а считает не слишком подходящ ими для исповедующего
умеренность, так есть местности, которы х человек мудрый или стре­
мящийся к мудрости избегает, как несовместимых с добрыми
нравами. ( 3 ) М ечтаю щ ий об уединении не вы берет К анопа, хотя
и Каноп никому не возб р ан яет бы ть возд ерж н ы м ; и то же самое
Байи. Они сделались притоном всех пороков: там страсть к н асл аж ­
дениям п озвол я ет себе больш е, чем всю ду, там она не зн ает удерж у,
будто само место дает ей волю . ( 4 ) М ы долж ны вы бирать места,
здоровы е не только для тела, но и для нравов. Я не хотел бы ж и ть
среди палачей, и точно так же не хочу ж и ть среди кабаков. К ак ая мне
нуж да глядеть на пьяных, ш атаю щ ихся вдоль берега, на пирушки
в лодках, на озеро, оглаш аемое музы кой и пением, и на все прочее,
чем ж аж д а удовольствий, словно освободивш ись от законов, не
только греш ит, но и похваляется? ( 5 ) М ы долж ны беж ать подальш е
от всего, чем возб уж д аю тся пороки. Д уш у нужно зак ал ять, уводя ее
прочь от соблазн а наслаждений. О дна зи м овка р азвр ати л а Ганниба­
ла, кампанский ую т изнеж ил человека, не сломленного альпийскими

102
снегами. П обедивший мечом был побежден пороками. ( 6 ) М ы тож е
долж ны бы ть солдатам и, и та служ ба, что мы несем, не дает покоя, не
п озволяет передохнуть. В первой же битве нужно победить н аслаж ­
дение, которое, как ты видиш ь, брало в плен и свирепы х по природе.
Е сл и кто себе представит, за какое больш ое дело берется, тот узн ает,
что избалован н остью да изнеж енностью ничего не добьеш ься. Ч то
мне эти горячие о зе р а ? Ч то мне потельни, где тело охваты вает сухой
пар, выгоняющ ий прочь вл агу ? П усть вы ж м ет и з меня пот работа!
( 7 ) Е сли мы поступим по примеру Ган нибала: прервем все дела,
прекратим войну и начнем старательн о холить тело, то всякий засл у ­
женно нас упрекнет в несвоевременной праздн ости, опасной не
только для побеждаю щ его, но и для победителя. А нам дозволено
еще меньше, чем шедшим за пунийскими знам енам и: больш е опасно­
стей ж дет нас, если мы отступим, больш е труда — если будем
упорствовать. ( 8 ) Ф о р ту н а ведет со мною войну; я не буду вы пол­
нять ее веленья, не принимаю ее ярм а и даж е — а для этого нужно
еще больш е доблести — сбрасы ваю его. М не н ел ьзя изн еж и вать
душ у. Е сли я сдам ся наслаж дению , надо сд аться и боли, и тяготам,
и бедности: на такие же права надо мною п р и тязает и гнев, и често­
любие; вот сколько страстей будет влечь меня в разн ы е стороны,
р азр ы вая на части. ( 9 ) М не предложили свободу; ради этой награды
я и стараю сь. Т ы спросиш ь, что такое своб од а? Н е бы ть рабом ни
у обстоятельств, ни у неизбежности, ни у случая; низвести фортуну
на одну ступень с собою ; а она, едва я пойму, что могу больш е нее,
окаж ется бессильна надо мною. М не ли нести ее ярмо, если смерть —
в моих р уках?
(1 0 ) К то зан я т такими размы ш лениям и, тому нужно вы бирать
места строгие и незапятнанны е. Ч резм ерн ая приятность расслабляет
душу, и местность, без сомнения, не лишена способности р азвр ащ ать .
Вьючные ж ивотны е вы носят лю бую дорогу, если их копы та отверде­
ли на камнях, а разж и ревш и е на мягком болотистом пастбищ е бы стро
сходят на нет. Х р а б р е е тот солдат, что пришел с гор, ленивее тот, что
в зя т из городского дома. Ни в каком труде не подведут руки, что
взял и сь за меч, оставив плуг, а умащенный до блеска теряет силы,
едва глотнув пыли. ( 1 1 ) П ривы чка к суровой местности укрепляет
наши природные зад атки , благодаря ей мы лучше годимся для боль­
ших дел. Честнее для изгнанника Сципиона бы ло ж и ть в Л итерне,
а не в Б айях: ему н ел ьзя было упасть так мягко. Д аж е те, в чьи руки
фортуна римского народа впервы е отдала могущ ество, прежде при­
надлеж авш ее всем гр аж д ан ам ,— Гай М арий, и Гней Помпей»

103
и Ц е за р ь ,— хоть и построили усадьбы в окрестностях Бай, но по­
местили их на верш инах самых высоких гор. К а зал о сь, что это
больше подобает лю дям военным: с высоты о зи р ать вш ирь и вдаль
все леж ащ ее внизу. Взгляни , какие места они вы брали для в о звед е­
ния построек и каковы эти постройки,— и ты поймешь, что зд есь не
усадьба, а лагерь. ( 1 2 ) Н еуж ели, по-твоему, К атон стал бы ж ить
в домике, откуда он мог бы считать проплы ваю щ их мимо распутниц,
глядеть на великое м ножество разн о об р азн ы х лодок, раскраш енных
во все цвета, и на розы , что носятся по озеру, мог бы слы ш ать пение
ночных гу л як? Н еуж ели он не предпочел бы остаться между валами,
которые своими руками возвели бы за одну ночь? Р а зв е всякий, если
только он мужчина, не предпочтет, чтобы его сон прервала труба,
а не флейты и тим паны ?
(1 3 ) Впрочем, довольно мне воевать с Байями — с Байями, но не
с пороками! П рош у тебя, Л уцилий, преследуй их без конца, без
предела, потому что им самим нет ни предела, ни конца. В ы брось те
из них, что тер заю т твое сердце, а если н ельзя их искоренить ина­
че,— вы рви вместе с ними и сердце. А пуще всего гони наслаж дения:
пусть они будут тебе всего ненавистнее. В едь они вроде тех разбойн и­
ков, которы х в Египте н азы ваю т «φ Λ ή τα *», обнимаю т нас для того,
чтобы удуш ить. Б у д ь здоров.

ПИ СЬМ О 53

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) Н а что только меня не уговорят, если уж уговорили плы ть
морем! О тчалил я в затиш ье, но небо было в тяж елы х серых тучах,
которые непременно долж ны р а зр а зи т ь с я либо дож дем, либо ветром.
Все же я думал, хотя погода ненадежна и грози т ненастьем, мне
удастся проскользн уть, благо от твоей П артенопеи до П утеол немно­
го миль. И так, чтобы уйти побыстрее, я направился через откры тое
море прямо к Н есиде, ср е зав все излучины . ( 2 ) Е д в а мы отплыли
настолько, что бы ло уже все равно, вперед ли идти или н азад, как
подкупивш ая меня гладь исчезла: бури еще не было, но море в зв о л ­
новалось, а потом зы б ь пошла чаще. Я стал просить кормчего
вы садить меня где-нибудь на берегу. Он же говорил, что на здеш них
скалистых берегах нету стоянок и что не так страш на буря, как суша.
( 3 ) Н о я слиш ком мучился, чтобы дум ать об опасности: меня и зв о ­
дила тош нота, слабая и безы сходная, которая, взб ал ам у ти в ж елчь, не

104
позволяет еще ее и звергнуть. Я пристал к кормчему и застави л его,
хочет не хочет, плы ть к берегу. К огд а мы подошли, я не стал ж дать,
пока мы выполним наставления Вергилия, чтобы
Носом в простор корабли повернулись,

или чтобы
С носа якорь слетел,

но, вспомнив мое искусство, бросился в море, как подобает старому

лю бителю холодны х купаний, в плотной одеж де. ( 4 ) П одумай сам,
чего только я не натерпелся, пока полз через утесы, пока искал доро­
гу, пока прошел ее! Я понял, что моряки недаром боялись суши.
П росто невероятно, столько я вынес, не имея сил вы носить самого
себя! З н ай , Улисс был от рож денья обречен гневу моря: не потому,
что всю ду шел ко дну, а потому, что страдал морской болезнью . И я,
если мне придется куда-нибудь плыть, доберусь до места на д вад ц а­
тый год.
(5 ) Е д в а я привел в порядок желудок, которы й — ты зн аеш ь
сам — не и збави лся от тош ноты , и збави вш ись от моря, едва восста­
новил силы умащ еньем, как стал дум ать про себя вот о чем. Д о чего
же легко мы забы ваем о своих изъянах, и телесных, хоть они часто
о себе напоминают, и, конечно, тех, которые тем глубж е скры ты , чем
они больш е. ( 6 ) Легкий ж ар мож ет обмануть, но когда он подниме­
тся и начнется настоящ ая лихорадка, она у самого твердого
и терпеливого вы р вет признание. Н оги болят, в суставах немного
колет — мы это скры ваем, говорим, что подвернули щ иколотку или
перетрудили каким-нибудь упражнением. П ока хворь сомнительна
и только подкрады вается, мы ищем ей имя, но когда болезнь начнет
р азд у вать щ иколотки опухолями и сделает обе ноги правыми, то тут
поневоле признаеш ь, что это подагра. ( 7 ) А с теми болезнями, что
пораж аю т душ у, все обстоит наоборот: каж ды й чем больш е ими
страдает, тем меньше это чувствует. И уди вляться тут, милый мой
Луцилий, нечему. К то спит неглубоко и в дремоте видит какие-то
образы , тот иногда во сне понимает, что спит, а тяж елы й сон прогоня­
ет даж е сновидения, и душ а так глубоко в него погруж ается, что сама
себя забы вает. ( 8 ) П очему никто не при зн ается в своих пороках?
Потому что тонет в них и сейчас. Р а сск азы в ать сны — дело бодр­
ствую щ его; при зн ать свои пороки — признак вы здоровлени я. П ро­
снемся же, чтобы изобличить наши заблуж ден и я. Н о разбуди т нас
только философия, только она застави т нас стряхн уть тяж елы й сон.

105
П освяти ей всего себя: она достойна тебя, а ты достоин ее. У стрем и­
тесь же друг другу в объятия! Смело и откры то откаж ись от всех
остальны х дел! Ф илософ и ей н ельзя зан и м аться уры вкам и. ( 9 ) Е сл и
бы ты заболел, то оставил бы домашние забо ты , заб ы л о судебных
делах и никого не считал стоящ им того, чтобы пойти за него хода­
таем даж е в дни облегчения. Т ы делал бы все, чтобы поскорей и з­
бавиться от болезни. Т а к р азве теперь ты зан ят другим ? О ставь же
все, что тебе меш ает, добудь себе досуг: кто зан ят, тот не достигает
благом ы слия!
В руках философии — царская вл асть; она распоряж ается твоим
временем, а не ты уделяеш ь ей час-другой. О на не есть нечто по­
бочное,— она есть главное; она — повелительница, ей и п р и к азы ­
вать. ( 1 0 ) А л ек сан д р ответил на предложение какого-то города
отдать ему часть земли и половину б огатства: « Я пришел в А зи ю не
затем , чтобы брать, сколько вы дадите; это вы будете иметь столько,
сколько я вам оставл ю ». Т а к и философия говорит прочим заняти ям
« Я не ж елаю , чтобы мне доставалось то врем я, которое останется
от в ас ,— это вы получите столько, сколько я на вас отпущ у».
( 1 1 ) О тдай ей все мысли, не разлучай ся с нею, чти ее — и ты ср а зу
увеличиш ь р а зр ы в меж ду тобою и остальными. Намного обогнав всех
смертных, ты ненамного отстанеш ь от богов. Т ы спросиш ь, в чем
будет меж ду вами р азн и ц а? — Они долговечнее тебя. Н о ведь,
право, нужно бы ть великим искусником, чтобы в ничтожно малое
вместить все. Д л я мудрого его век так же долог, как для богов —
вечность. А кое в чем мудрец и превосходит бога: тот избавлен
от страха благодаря природе, а этот — б лагодаря себе самому.
( 1 2 ) И это очень немало — при человеческой слабости обладать бес­
страш ием бога! Т р уд н о поверить, какова сила философии и способ­
ность отбить всякую случайную силу. Н икакое оруж ие не вон зается
в ее тело: она защ ищ ен а и неуязвим а. О дни копья она затуп ляет и,
словно легкие стрелы , отр аж ает широким своим одеяньем, другие
отбрасы вает и даж е посылает в того, кто их метнул. Будь здор ов.

ПИСЬМ О 54

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) Д олгий отпуск дала мне внезапно налетевш ая х во р ь.— «Ч т о
за х в о р ь ?» — спросиш ь ты, и не б ез причины: ведь нет болезни,
с которой я не был бы знаком. Н о один недуг словно бы приписан ко

106
мне; не знаю , зачем н азы вать его по-гречески, если к нему вполне
подходит слово «у д уш ье». Н ачинается оно ср азу , подобно буре,
и очень сильно, а примерно через час прекращ ается. К то же испуска­
ет дух долго? ( 2 ) Я прошел через все, что мучит тело и грози т ему
опасностью , но ничего тяж елее, по-моему, нет. П очем у? Всем остал ь­
ным, каково бы оно ни было, мы болеем, а тут отдаем душу. И з-за
этого врачи и н азы ваю т такую хворь «подготовкой к см ерти». Ведь
однаж ды дух сделает то, что пы тается сделать так часто.
(3 ) Т ы дум аеш ь, я пишу тебе так весело оттого, что избегнул
см ерти? Р ад оваться окончанию приступа, словно вы здоровлени ю ,
бы ло бы глупее, чем, получив отсрочку, мнить себя выигравш им
тяж бу. А я, даж е зад ы хаясь, не переставал успокаивать себя радо­
стными и мужественными мыслями. ( 4 ) «Ч то же это такое,—
говорил я ,— почему см ерть так долго ко мне при м еривается? П усть
уж сделает свое дело! Я -то давно к ней при м ерился».— Т ы спро­
сишь, когда.— П реж де чем родился. С м ерть — это небытие; но оно
же было и раньш е, и я знаю , каково оно: после меня будет то же, что
бы ло до меня. Е сл и не бы ть — мучительно, значит, это бы ло мучи­
тельно и до того, как мы появились на свет,— но тогда мы никаких
мук не чувствовали. ( 5 ) С каж и, р азве не глупо дум ать, будто пога­
шенной светильне хуж е, чем до того, как ее за ж гл и ? Н ас тож е
и заж и гаю т и гасят: в промеж утке мы многое чувствуем , а до и после
него — глубокая безм ятеж н ость. Е сл и я не ош ибаю сь, Л уцилий, то
вот в чем наше заблуж ден и е: мы думаем, будто см ерть будет впере­
ди, а она и будет, и была. Т о, что бы ло до нас,— та же смерть. Н е все
ли равно, что прекрати ться, что не н ач аться? В ед ь и тут и там — итог
один: небытие.
(6 ) С такими ободряю щ ими речами (конечно, безм олвн ы м и: тут
не до с л о в !) я непрестанно обращ ался к себе, потом понемногу оды ш ­
ка, которая уже переходила в хрип, стала реж е, успокоилась и почти
прекратилась. Н есм отря на это, ды ш у я и сейчас не так, как полож е­
но природой: я чувствую , как дыханье преры вается и застр евает
в груди. Н у да ладно, лиш ь бы не взд ы х ат ь и з глубины душ и!
( 7 ) О бещ аю тебе одно: в последний час я не зад р о ж у — ведь я к не­
му готов и даж е не помы ш ляю о целом дне. В о зд авай хвалы и подра­
жай тому, кому не тяж ко умереть, хоть ж и зн ь его и приятна. А вели­
ка ли доблесть уйти, когда тебя вы бр асы ваю т за д в ер ь? Впрочем,
и тут есть доблесть: если ты будеш ь выброш ен так, будто сам ухо­
дишь. П оэтом у мудрого вы бросить з а двер ь н евозм ож но: ведь
вы бросить — зн ачит прогнать оттуда, откуда уходиш ь против воли.

107
А мудрый ничего не делает против воли и уходит из-под в л а­
сти необходимости, добровольно исполняя то, к чему она при­
нуждает. Б уд ь зд оров.

ПИСЬМ О 55

Сенека приветствует Л уци лия!

( 1 ) Я как р а з вернулся с прогулки в носилках; впрочем, если бы
я столько же прошел пешком, усталость бы ла бы не больш е. К огда
тебя подолгу носят, это тож е труд, и, видно, еще более тяж елы й и з-за
своей противоестественности. П рирода дала нам ноги, чтобы мы сами
ходили, и гл аза, чтобы мы сами глядели. И зн еж ен ность обрекла нас
на бессилие, мы не можем делать то, чего долго не хотели делать.
( 2 ) О днако мне необходимо было встряхн уться, для того ли, чтобы
растрясти застоявш ую ся в горле ж елчь, или для того, чтобы по
какой-то причине стеснившийся в груди возд ух разреди лся от кача­
ния носилок. И я чувствовал, что оно мне помогает, и поэтому долго
и упорно двигался туда, куда манила меня излучина берега меж ду
усадьбой С ерви ли я Ватии и К ум ам и, узкого, словно дорога, и сж ато­
го между морем и озером . П осле недавней бури песок был плотный,
потому что, как ты знаеш ь, частый и сильный прибой р азравн и вает
его, а долгое зати ш ье р азры хл я ет, так как уходит вся связы ваю щ ая
песчинки влага. ( 3 ) П о привычке я стал ози р аться вокруг, не най­
дется ли чего такого, что пошло бы мне на пользу, и взгл яд мой упал
на усадьбу, когда-то принадлеж авш ую Ватии. В ней он, богатый, как
бывший претор, и ничем, кроме безделья, не знаменитый, соста­
рился, почитаемый за одно это счастливцем. И бо всякий р а з, когда
кого-нибудь топила д руж ба с А зи н ием Галлом либо враж да, а потом
и приязнь Сеяна (и зад евать его и лю бить бы ло одинаково оп асно),
люди восклицали: « О В атия, ты один умееш ь ж и т ь !» А он умел не
ж ить, а прятаться. ( 4 ) В едь ж ить свободным от дел и ж ить в п р а з­
дности — не одно и то же. П ри ж изни Ватии я не мог пройти мимо
этой усадьбы и не с к а за т ь : « З д е с ь покоится В ати я ». Н о философия,
мой Луцилий, внуш ает такое почтение и свящ енный трепет, что даж е
сходство с нею, пусть и ложное, привлекает людей. Человека, сво­
бодного от дел, толпа считает добровольно уединившимся, б езм я ­
тежным, независимым и ж ивущ им для себя, меж ду тем как все эти
блага никому, кроме мудреца, не доступны. ( 5 ) Э тот, ж ивущ ий
в тревоге, неуж то умеет ж ить для себя? И , самое главное, умеет ли он

108
вообще ж и ть? К то беж ит от дел и людей, неудачливый в своих ж ела­
ниях и этим изгнанный прочь, кто не может видеть других более
удачливыми, кто прячется и з трусости, словно робкое и ленивое
животное, тот ж ивет не ради себя, а — куда позорнее! — ради чрева,
сна и похоти. К то ж ивет ни для кого, тот не ж и вет и ради себя. Н о
постоянство и упорство в своем намерении — вещ и такие зам ечател ь­
ные, что и упорная лень внуш ает уважение.
(6 ) О самой усадьбе не могу ничего написать тебе наверняка:
я зн аю только ее лицевую сторону и то, что видно проходящ им мимо.
Т ам есть две пещ еры, просторнее лю бого атри я, вы ры ты е вручную
ценой огромных тр уд ов; в одну солнце не загл яд ы вает, в другой оно
до самого зак ата. П латан овую рощ у делит на манер Е ври п а ручей,
впадаю щ ий и в море, и в А херусийское озеро. Ры бы , что кормится
в ручье, хватало бы вдосталь и для ежедневного лова, однако ее не
трогаю т, если можно выйти в море; когда же буря дает рыбакам
отпуск, то нужно только протянуть руку за готовы м. ( 7 ) Самое
больш ое преимущ ество усадьбы в том, что от Бай она отделена сте­
ной и, н аслаж даясь всем, что есть там хорошего, не зн ает тамошних
неудобств. Э ти лучшие ее свойства я зн аю сам и полагаю , что она
годится на все времена года. В едь ее овевает Ф авон и й , который она
даж е отнимает у Бай, принимая его на себя. Видно, Ватия был не­
глуп, если вы брал это место, чтобы ж ить в безделье и старческой
ЛРНИ.
(8 ) Н о место не так уж способствует спокойствию ; наша душ а
делает для себя каж дую вещ ь такой или иной. Я видел опечаленными
обитателей веселых и приятных усадеб, видел ж ивущ их в уединении,
которые не отличались от самых заняты х. П оэтом у не думай, будто
тебе ж ивется не очень уютно оттого, что ты далеко от Кампании. Д а
и далеко л и ? Д остигни этих мест мыслями! ( 9 ) М ож но общ аться
и с отсутствую щ им и др узьям и так часто и так долго, как тебе самому
угодно. В разл уке мы еще больш е наслаж даем ся этим общением,
прекрасней которого нет ничего. Ж и зн ь рядом делает нас и зб ал о­
ванными, и хотя мы порой вместе сидим, вместе гуляем и беседуем,
но, разой д ясь порознь, перестаем дум ать о тех, с кем только что
виделись. ( 1 0 ) П отом у и долж ны мы переносить р азл у к у спокойно,
что каж ды й подолгу разлучен даж е с теми, кто близко. Во-первых,
считай ночи, проведенные вр о зь, затем — дела, у каж дого свои,
потом уединенные заняти я, отлучки в загород н ы е,— и ты увидишь,
что пребывание на чужбине отнимает у нас не так много. ( 1 1 ) Д ру г
должен бы ть у нас в душе, а душ а всегда с нами: она мож ет хоть

109
каж дый день видеть кого захочет. Т ак что заним айся со мною, обе*
дай со мною, гуляй со мною. М ы жили бы очень тесно, если бы хоть
что-нибудь было недоступно нашим мыслям. Я виж у тебя, Луци-
лий, я даж е слы ш у тебя, я так близко к тебе, что сомневаю сь, не слать
ли тебе вместо писем записки. Б удь здоров.

ПИ СЬМ О 56

Сенека приветствует Л уцили я!

(1 ) П усть я погибну, если погруженному в ученые зан яти я на
самом деле так уж необходима тиш ина! Сейчас вокруг меня со всех
сторон — многоголосый крик: ведь я ж иву над самой баней. В от
и вообрази себе все р азн ообрази е зву ков, и з-за которы х можно
возненавидеть собственные уши. К огд а силачи упраж няю тся, вы б ра­
сы вая вверх отягощ енные свинцом руки, когда они трудятся или
делаю т вид, будто трудятся, я слы ш у их стоны ; когда они за д ер ж а т
дыханье, вы дохи их пронзительны , как свист; попадется бездельник,
довольны й самым простым умащ ением,— я слы ш у удары ладоней по
спине, и зву к меняется см отря по тому, бью т ли плаш мя или полой
ладонью. А если появятся игроки в мяч и начнут считать броски,—
тут уж все кончено. ( 2 ) П р и б авь к этому и перебранку, и ловлю вора,
и тех, кому нравится зву к собственного голоса в бане. П рибавь и тех,
кто с оглуш ительны м плеском плю хается в бассейн. А кроме тех, чей
голос, по крайней мере, зву чи т естественно, вспомни про вы щ ипы ва-
теля волос, который, чтобы его заметили, и звлекает из гортани
особенно пронзительны й ви зг и умолкает, только когда вы щ ипы вает
кому-нибудь подмышки, за ста вл я я другого кричать за себя. К тому
же есть еще и пирожники, и колбасники, и торговцы сладостям и
и всякими куш аньями, каж ды й на свой лад выкликаю щ ие товар.
(3 ) Т ы скаж еш ь мне: « Т ы ж елезны й человек! Т ы , видно, глух,
если сохраняеш ь стойкость духа среди всех этих разноголосы х не­
стройных криков, меж ду тем как нашего К рисп а довели до могилы
чересчур усердные утренние п р и ветстви я».— Н ет, клянусь богом,
я обращ аю на этот гомон не больш е внимания, чем на плеск ручья или
шум водоп ада,— хоть я и слы ш ал про какое-то племя, которое пере­
несло на другое место свой город только и з-за того, что не могло
выносить грохот нильского переката. ( 4 ) По-моему, голос меш ает
больше, чем шум, потому что отвлекает душ у, тогда как шум только
наполняет слух и бьет по уш ам. К числу тех, что ш умят, не отвлекая

110
меня, я отношу проезж аю щ и е мимо повозки, и плотника в моем доме,
и кузнеца по соседству, и того, кто у Потной меты, пробуя дудки
и флейты, хоть и кричит, но не поет. ( 5 ) П ри этом зву к, то и дело
прерываю щ ийся, тяготит меня больш е, чем непрерывный. Н о я уже
так закалился, что мог бы слуш ать даж е начальника над гребцами,
когда он противным голосом отсчиты вает такт. В едь я принуждаю
мой дух сосредоточиться на себе и ни на что внешнее не отвлекаться.
П усть за дверьм и все ш умит и грем ит,— лиш ь бы внутри не было
смятения, лиш ь бы не ссорились между собой вожделение и страх, не
затевали распрю и не мучили друг друга расточительность и ску­
пость. П усть по всей округе тишина — много ли нам в ней пользы ,
если наши страсти буш ую т?
(6 ) Ночь утишила все и мирный покой даровала...

Э то л ож ь! Н ет мирнрго покоя, кроме того, что даруется нам

разум ом : ночь не устран яет наши тяготы , а усугубляет их ощ ущ енье
и зам ен яет одни тревоги другими. Ведь и сновидения спящих бы ваю т
не менее бурными, чем их дни. Подлинна только та безм ятеж н ость,
чей корень — соверш енство духа. ( 7 ) Взглян и на него: безм олвие
просторного дома манит к нему сон, его слух не будет потревожен ни
единым звуком , ибо вся толпа рабов молчит и только на цыпочках
приближ ается к спальне. А он ворочается с боку на бок, стараясь
среди огорчений поймать хоть легкую дрему, и, ничего не слыш а,
ж алуется, будто слы ш ит. ( 8 ) К ак ая тут, по-твоему, причина? Ш ум
у него в душ е: ее нужно утихомирить, в ней надо унять распрю ;
н ельзя считать ее спокойной только потому, что тело леж ит непо­
движно. И ногда и в покое нам нет покоя. П оэтом у нужно проснуться
и в зя ть ся за дела или зан ять себя благородны ми искусствами всякий
р а з, когда начинает нас одолевать лень, которая сама себе в тягость.
( 9 ) Великие полководцы , когда зам ечаю т плохое повиновение у сол­
дат, усмиряю т их трудом и д ерж ат в узд е походами. К т о занят,
у того нет времени на о зо р ство ; и вернее верного то, что дело искоре­
няет пороки, порожденные бездельем . Ч асто мы уходим в тень — по-
видимому, и з-за того, что нам опостылели общ ественные дела и пре­
тит наше положение, не сулящ ее удачи и неблагодарное, но в уедине­
нии, куда загнали нас страх и усталость, порой вновь крепнет
честолюбие. З н ач и т, оно оставило нас не потому, что бы ло искорене­
но, а потому, что утомилось и бы ло подавлено не слишком ему
благоприятны ми обстоятельствам и. ( 1 0 ) Т о же самое и страсть
к роскош и: иногда она по видимости отступает, а потом опять дони­

///
мает мнимых сторонников воздерж ности и посреди приступа бе­
режливости тянется к покинутым, но не преданным осуждению
удовольствиям ,— тянется скры тно и оттого еще сильнее. Ведь не так
опасны пороки, не скры ты е от гл а з; даж е больные идут к в ы зд о ­
ровлению, если болезнь прорвалась из глубины и обнаруж ила всю
свою силу. З н ай , что и скупость, и честолюбие, и другие недуги
человеческого духа пагубнее всего тогда, когда прячутся под личиной
здоровья.
(1 1 ) М ы только каж емся спокойными. В от если мы будем
чистосердечны, если протрубим отступление, если научимся п рези ­
рать внешний блеск, то, как я сказал , нас уже ничто не отвлечет,
никакие хоры человеческих или птичьих голосов не прервут наших
благих размы ш лений, стойких и неизменных. ( 1 2 ) Слишком легок
и не сосредоточен еще на самом себе дух того, кого любой голос и слу­
чайный зву к заставл я ю т насторож иться. З н ач и т, есть в нем тревога
и ранее возникш ий страх, которые и б уд ор аж ат лю бопы тство. К ак
говорит наш Вергилий,

Я, кто недавно ни стрел, летевших в меня, не боялся,

Ни бессчетных врагов, толпой мне путь преграждавших,
Ныне любых ветерков, любого шума пугаюсь:
Страшно за ношу мою и за спутника страшно не меньше.

( 1 3 ) П ервы й — это мудрец, которого не пугаю т ни занесенные

копья, ни сш ибаю щ иеся мечи тесно сплоченных отрядов, ни грохот
разруш аем ого города; второй же — человек неискушенный, он бо­
ится за свое добро и пугается всякого шума, любой зву к каж ется ему
грохотом и валит с ног, малейшее движение лиш ает его чувств. П о­
клаж а делает его робким. ( 1 4 ) В озьм и на вы бор любого из тех
счастливцев, что много несут на себе и много тащ ат за собой,— и ты
увидишь, что
Страшно за ношу ему и за спутника страшно...

Зн ай , ты достиг спокойствия, если никакой крик до тебя не

доносится, если тебя ничей голос — ни зазы вн ы й , ни угрож аю щ ий,
ни впустую наруш аю щ ий тишину — не вы ведет и з себя.
(1 5 ) «К а к т а к ? Н о р азве не лучше иногда побы ть вдали от
ш у м а ?» — П ри зн аю сь, ты прав. И я переберусь с этого места: ведь
я хотел только испы тать себя и закал и ться. К ак ая мне надобность
мучиться дольш е, если Улисс давно нашел простое средство, и оно
спасло его спутников даж е от сирен? Б у д ь здоров.

112
 П И СЬМ О 59

Сенека приветствует Л уци лия!

( 1 ) Т во е письмо доставило мне великое наслаж дение (п о зв о л ь
мне употребить слова общ епринятые и не приписывай им смысла,
какой имеют они у сто и ков). М ы считаем наслаж денье пороком.
П усть так, но слово это мы ставим и чтобы обозн ачить испытываемое
душ ою веселье. ( 2 ) Я знаю , что, если со об р азо вать слова с нашими
указам и, наслаж денье есть нечто постыдное, а р ад ость — удел одних
лиш ь м удрецов: ведь она есть некая приподнятость души, верящ ей
в собственные и подлинные блага. О днако в повседневной речи мы
говорим: нам доставило больш ую радость и то, что такой-то избран
консулом, и то, что жена родила, и чья-то свадьба, хотя все это —
никакая не радость, а нередко даж е начало будущей скорби. У радо­
сти же один непременный призн ак: она не мож ет ни прекратиться, ни
обернуться своей противополож ностью . ( 3 ) П оэтом у, когда наш
Вергилий говорит: «И зл ы е радости д уха», то слова эти красноречи­
вы, но не очень точны: ведь радости не бы ваю т злы м и. К наслаж де­
ниям приложил он это имя и так вы р ази л все, что хотел, имея в виду
людей, довольны х тем, что для них зло. ( 4 ) И все же я не напрасно
сказал, что твое письмо доставило мне наслаж дение; ведь если не­
веж да радуется и по какой-либо достойной причине, его чувство, не
подвластное ему самому й готовое перейти в нечто иное, я н азы ваю
наслаждением, родивш имся из лож ного мнения о благе, не знаю щ им
ни удерж у, ни меры.
Н о вернусь к тому, с чего я начал. П ослуш ай, чем порадовало
меня твое письмо. С лова подчиняю тся тебе, речь не заносит тебя
ввы сь и не увлекает дальш е, чем ты был намерен. ( 5 ) М ногих красо­
та какого-нибудь полю бивш егося слова уводит к тому, о чем они пи­
сать не собирались; с тобою такого не бы вает: все у тебя сж ато, все по
делу. Т ы говориш ь столько, сколько хочеш ь, и см ы сла в сказанном
больш е, чем слов. Э то — признак чего-то больш ого: души, в которой
такж е нет ничего лишнего, ничего напыщенного. ( 6 ) Н ахож у я и пе­
реносные вы раж ения, не настолько дерзкие, чтобы н ельзя было на
них отваж иться. Н ахож у и образы , которыми нам порой зап рещ аю т
п о льзоваться, полагая их дозволенны ми только поэтам ,— зап р ещ а­
ют те, кто, по-моему, не читал никого из древних, не произносивш их
речей ради рукоплесканий. У них, говоривш их просто, старавш и х­
ся только р азъ ясн и ть дело, полным-полно иносказаний, которые

113
каж утся мне необходимыми не по той причине, по какой нужны они
поэтам, но чтобы служ ить опорами нашей слабости, чтобы ученика
или слуш ателя ввести в суть дела.
(7 ) В от я прилежно читаю С екстия; философ великого ума, он
писал по-гречески, мыслил по-римски. Один о б р аз у него меня в зв о л ­
новал. Т ам , где врага можно ж дать со всех сторон, войско идет
квадратны м строем, готовое к бою. Т ак же, говорит он, следует
поступать и мудрецу: он должен р азвер н у ть во все стороны строй
своих добродетелей, чтобы оборона бы ла наготове, откуда бы ни
возникла опасность, и караулы б ез малейшей суматохи повиновались
бы каж дому зн аку начальника. М ы видим, как в войсках, если во
главе их великий полководец, приказ вож дя слы ш ат ср азу все отря­
ды, расставленны е так, чтобы сигнал, поданный одним человеком,
ср азу обошел и пехоту и конницу; то же самое, говорит Секстий, еще
нужнее нам. ( 8 ) Ведь солдаты часто боятся врага без причины,
и дорога, что каж ется самой опасной, ок азы вается самой надежной.
Д л я глупости нигде нет покоя: сверху и снизу подстерегает ее страх,
все, что справа и слева, повергает ее в трепет, опасности гонятся за
ней и мчатся ей навстречу; все ей уж асно, она ни к чему не гото­
ва и пугается даж е подмоги. А мудрец защ ищ ен от лю бого на­
бега вниманьем: пусть нападает на него хоть бедность, хоть горе,
хоть бесславье, хоть боль — он не отступит, но смело пойдет
им навстречу и пройдет ск во зь их строй. ( 9 ) М ногое с в я зы ­
вает нам руки, многое нас ослабляет; мы давно погрязли в по­
роках, и отм ы ться нелегко: ведь мы не только испачканы, но и
зараж ен ы .
Ч тобы нам не скакать от об р аза к об р азу, я р азбер у сь в том, о чем
часто р азм ы ш л яю про себя: почему глупость держ ит нас так упорно?
Во-первы х, потому, что мы даем ей отпор робко и не пробиваемся изо
всех сил к зд ор о вью ; во-вторых, мы мало верим найденному м удры ­
ми мужами, не воспринимаем его с откры ты м сердцем и лишены
в таком важ ном деле упорства. ( 1 0 ) К ак добы ть довольно знаний
для борьбы с пороками тому, кто учится лиш ь в часы, не отданные
порокам? Н икто и з нас не погрузился в глубину, мы сры вали только
верхуш ки и, заняты е, считали, что с избы тком довольно уделять
философии самое ничтожное время. ( 1 1 ) А больш е всего меш ает то,
что мы слишком скоро начинаем нравиться самим себе. С тоит нам
найти таких, кто н азовет нас лю дьми добра, разум ны м и и праведны ­
ми,— и мы соглаш аем ся с ними. Н ам мало умеренных похвал: мы
принимаем как долж ное все, что приписывает нам бессты дная лесть;

114
мы киваем тем, кто утверж дает, будто мы лучше всех, мудрее всех,
хотя и знаем их за лж ецов. М ы так к себе снисходительны, что хотим
похвал з а то, вопреки чему поступаем. О брекаю щ ий на пытки слу­
ш ает речи о своей кротости, грабящ ий чужое — о своей щ едро­
сти, предаю щ ийся пьянству и похоти — о своей воздерж ности.
( 1 2 ) А лександр, когда расхаж и вал уже по Индии, р азо р я я войной
племена, о которы х и соседи мало что знали, при осаде какого-тс го­
рода об ъ езж ал стены, чтобы вы см отреть слабые места, и при этом был
ранен стрелой, однако остался в седле и продолж ал начатое. Потом,
когда кровь остановилась, сухая рана стала болеть сильней, а голень,
свеш ивавш аяся с коня, постепенно опухла, он вы нуж ден был отсту­
пить и ск а за л : «В се клянутся, будто я сын Ю питера, но эта рана всем
разглаш ает, что я человек». ( 1 3 ) Будем и мы поступать так же. Х о т я
лесть всех делает дуракам и, каж дого в свою меру, скаж ем и мы: «В ы
назы ваете меня р азум ны м , а я сам виж у, сколько бесполезны х вещей
ж елаю , как много вредного хочу; я не понимаю даж е того, что ж и­
вотным у к азы в ает насы щ енье,— меры в еде и в питье, и не ведаю ,
сколько могу вм естить».
(1 4 ) Я научу тебя, как узн ать, что ты еще не стал мудрым.
М удрец полон радости, весел и непоколебимо б езм ятеж ен ; он ж ивет
наравне с богами. А теперь погляди на себя. Е сл и ты не бы ваеш ь
печален, если никакая надеж да не будораж и т твою душ у ожиданием
будущего, если днем и ночью состоянье твоего духа, бодрого и до­
вольного собою, одинаково и неизменно, значит, ты достиг вы сш его
блага, доступного человеку. Н о если ты стрем иш ься отовсю ду полу­
чать всяческие удовольствия, то знай, что тебе так же далеко до
мудрости, как до радости. Т ы м ечтаеш ь достичь их, но заб л у ж д аеш ь­
ся, надеясь прийти к ним через богатство, через почести, словом, ища
радости среди сплош ны х тревог. К чему ты стрем иш ься, словно
к источникам веселья и наслаж денья, в том — причина страданий.
( 15) Я повторяю , радость — цель д л я всех, но где оты скать великую
и непреходящ ую радость, люди не зн аю т. О дин ищ ет ее в пирушках
и роскоши, другой — в честолюбии, в толпящ ихся вокруг клиентах,
третий — в лю бовницах, тот — в свободных науках, тщ еславно вы ­
ставляем ы х н апоказ, в словесности, ничего не исцеляю щ ей. Всех их
разоч аровы ваю т обманчивые и недолгие услады , вроде опьянения,
когда за веселое безум ие на час платят долгим похмельем, как ру­
коплесканья и крики восхищенной толпы, которы е и покупаю тся
и искупаю тся ценой больш их тревог. ( 1 6 ) Т ак пойми же, что дается
м удростью : неизменная радость. Д уш а мудреца — как надлунный

115
мир, где всегда безоблачно. Зн ач и т, есть ради чего стрем иться к муд­
рости: ведь мудрец без радости не бы вает. А рож дается такая
радость лиш ь и з сознания добродетелей. ( 1 7 ) Р ад оваться может
только мужественный, только справедливы й, только умеренный.—
«Ч то ж е,— спросиш ь ты ,— р азве глупые и злы е не р а д у ю тся ?» —
Н е больш е, чем львы , д орвавш и сь до добычи. К огда они и зн урят
себя вином и блудом, когда ночь промчится в попойке, когда от
насильственных наслаждений, которые не способно вместить хи­
лое тело, пойдут нары вы , тогда несчастные воскликнут словами
Вергилия:
Как последнюю ночь провели мы в радостях мнимых,
Знаешь ты сам.

( 1 8 ) Л ю бители роскоши каж дую ночь — как будто она по­

следняя — проводят в мнимых радостях. А та радость, что достает­
ся богам и соперникам богов, не преры вается, не иссякает. О на
бы иссякла, будь она заемной, но, не будучи чужим подарком,
она не подвластна и чужому произволу. Ч то не дано фортуной,
того ей не отнять. Б удь здоров.

ПИСЬМ О 60

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Я ж алую сь, ссорю сь, серж усь. И теперь ты ж елаеш ь того же,
чего ж елала тебе кормилица, или дядька, или м ать ? Д о сих пор ты не
понял, сколько зл а они тебе ж ел ал и ? Д а, мольбы близких для нас —
все равно что мольбы врагов! И тем они опасней, чем счастливей
сбы ваю тся. Я не удивляю сь тому, что все дурное преследует нас
с малых лет: ведь мы вы росли среди родительских проклятий. П усть
боги услы ш ат и нашу бескорыстную мольбу за себя. ( 2 ) Д о каких
пор мы будем чего-нибудь требовать от богов, словно не можем еще
сами себя прокорм ить? Д о каких пор будем засев ать для себя столь­
ко полей, сколько впору больш им городам ? Д о каких пор целый
народ будет снимать для нас урож ай ? Д о каких пор ради одного
накры того стола будут приплы вать бессчетные корабли из разны х
морей? Н есколько ю геров пастбищ а досы та кормят быка, один лес
питает стадо слонов,— человек собирает пищу и с суши и с моря.
( 3 ) Ч то ж е ? Н еуж ели природа, дав нам такое небольшое тело, наде­
лила нас ненасытной утробой, так что мы побеждаем алчностью

116
самых огромных и прож орливы х звер ей ? Н ичуть нет! М ного ли
воздается природе? О на довольствуется м алы м! Н ам дорого обхо­
дится не голод, а тщ еславие. Т ех, кто, по словам С аллю стия, подчи­
няется ж елудку, мы долж ны причислить не к лю дям, а к животным,
а некоторых даж е не к ж ивотным, но к мертвецам . Ж ив тот, кто
многим приносит п о л ьзу; ж ив тот, кто сам себе полезен. А кто пря­
чется и коснеет в неподвижности, для того дом — словно гроб.
М ож еш ь хоть начертать у порога его имя на м рам оре: ведь они умер­
ли раньше смерти. Б уд ь здоров.

П ИСЬМ О 61

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Н е будем больш е ж ел ать того, чего ж елали. Я , старик,
стараю сь, чтобы даж е не казал ось, будто ж елания у меня те же, что
в отрочестве. Н а это идут мои дни, мои ночи, это — мой труд, мой
помысел: полож ить конец былому зл у. Я стараю сь, чтобы каж дый
день был подобием целой ж изни. Я не ловлю его, словно он послед­
ний, но см отрю на него так, что, пожалуй, он м ож ет бы ть и по­
следним. ( 2 ) И это письмо я пишу тебе с таким настроением, будто
см ерть в любой миг мож ет оторвать меня от писания. Я готов уйти
и потому радую сь ж изни, что не слишком беспокою сь, долго ли еще
проживу. П ока не приш ла старость, я заботи л ся о том, чтобы хорош о
ж ить, в старости — чтобы хорош о ум ереть; а хорош о умереть —
значит, ум ереть с охотой. С тарай ся ничего не делать против воли!
( 3 ) Все предстоящ ее предстоит по необходимости тому, кто сопро­
тивляется; в ком есть охота, для того необходимости нет. Я утвер­
ж даю : кто добровольно исполняет повеленье, тот избавлен от
горчайшего в рабской доле: делать, чего не хочется. Н есчастен не тот,
кто делает по приказу, а тот, кто делает против воли. Н аучим же
нашу душ у хотеть того, чего требую т обстоятел ьства; и прежде все­
го будем б ез печали дум ать о своей кончине. ( 4 ) Н уж н о подгото­
вить себя к смерти прежде, чем к жизни. У ж и зни всего есть вдо­
воль, но мы ж адны к тому, что ее поддерж ивает: нам каж ется и
всегда будет к азаться , будто чего-то не хватает. Д овольн о ли мы
прожили, определяю т не дни, не годы, а наши души. Я прожил
сколько нужно, милый мой Л уцилий, и ж ду смерти сытый. Б удь
здоров.

117
 ПИСЬМ О 63

Сенека приветствует Л уцили я!

( 1 ) Т ы тяж ел о переж иваеш ь кончину твоего друга Ф л а к к а ; но
я не хотел бы, чтобы ты горевал сверх меры. Ч тобы ты совсем не
горевал, я навряд ли реш усь потребовать, хоть и знаю , что это лучше.
Н о разве д осталась в удел такая твердость духа кому-нибудь, кроме
тех, кто уже стал много выш е ф ортун ы ? И его такая вещ ь затрон ула
бы, но только затрон ула. А нам можно простить и невольные слезы ,
если они были не слишком обильны, если мы сами их подавили.
П усть при утрате друга гл аза не будут сухими и не струят потоков:
можно прослезиться — плакать нельзя. ( 2 ) С уровы й, по-твоему,
закон налагаю я на теб я ? Н о ведь и величайший из греческих поэтов
дал право лить сл езы всего один день, ведь он с к а за л : «Д аж е Н иоба
дум ала о пищ е».
Т ы спросиш ь, откуда берутся стенанья, откуда безудерж ны й
п лач? М ы ищем в сл езах д ок азател ьства нашей тоски и не подчиня­
емся скорби, а вы ставляем ее напоказ. Н икто не печалится сам для
себя. З л о сч астн ая глупость! И в скорби есть доля тщ еславия! —
( 3 ) « Т а к что ж е,— спросиш ь т ы ,— неужели я забуду друга?» — Н е­
долгую пам ять обещ аеш ь ты ему, если она минет вместе со скорбью !
Скоро любой повод разгл ад и т морщины у тебя на лбу и вы зо вет
смех — я не говорю уже о более долгом времени, которое смягчает
всякую тоску, утиш ает самое жгучее горе. Е д в а ты перестанеш ь
следить за собой, как личина скорби спадет; ты сам сторож иш ь свое
горе, но оно уск ол ьзает из-под страж и и иссякает тем раньше, чем
было острее. ( 4 ) П остараем ся же, чтобы пам ять об утраченны х бы ла
нам отрадна. Н икто по доброй воле не в о звр ащ ается мы слью к тому,
о чем н ел ьзя подумать б ез муки. Н о пусть это неизбежно, пусть,
встретив имя тех, кого мы любили и потеряли, мы чувствуем укол
боли — в самой этой боли есть некая радость. ( 5 ) В едь недаром наш
А тта л повторял: «Воспоминанье об умерших д р у зья х приятно нам
так же, как терпкость в некоторых плодах, как очень старое вино,
которое тем и вкусно, что горчит: ведь за отдаленностью времени
гаснет все, что нас мучило, и доходит до нас лиш ь чистая радость».
( 6 ) Е сл и верить ему, то «д у м ать о ж ивы х д р у зь я х — все равно что
есть мед и печенье, воспоминание о тех, что были, приятно не б ез
горечи. К то , однако, станет отрицать, что и горькое, и не лишенное
остроты в о зб у ж д ает ж е л у д о к ?» ( 7 ) Я , впрочем, чувствую иное, для
меня дум ать об умерших д р у зья х отрадно и сладко. К огда они были

118
со мной, я зн ал, что их утрачу, когда я их утратил, я знаю , что они
были со мной.
Д елай же, мой Л уцилий, так, как подобает твоей невозмутимости,
перестань дурно истолковы вать милость фортуны. Т о , что ею отнято,
она прежде д ал а! ( 8 ) Т ак будем ж адно н асл аж даться общ еством
друзей — ведь неизвестно, долго ли еще оно будет нам доступно.
Подумаем о том, как часто мы оставляли их, отп равл яясь в долгое
странствие, как часто, ж ивя в одном месте, не виделись с ними,—
и мы поймем, что больш е времени было упущ ено при их ж изни.
( 9 ) А стерпиш ь ли ты таких, кто пренебрегал др узьям и , а теперь
горше всех ры дает, кто не лю бит их, пока не у тр ати т? Они потому
и скорбят так безудерж н о, что боятся, как бы кто не усомнился в их
любви, и ищ ут поздних д о к азател ьств своего чувства. ( 1 0 ) Е сл и
у нас есть еще д р у зья , то мы плохо к ним относимся и не ценим их,
коль скоро они не могут утеш ить нас, заменив одного погребенного;
если же он был единственным нашим другом, то не фортуна перед
нами виновата, а мы сами: она отняла у нас одного, а мы ни одного не
добыли. ( 1 1 ) И потом, кто не мог лю бить больш е, чем одного, тот
и одного не слиш ком любил. Е сл и с кого снимут единственную туни­
ку, а он примется оплакивать себя, вместо того чтобы позаботиться
о том, как бы и зб еж ать холода и чем-нибудь при кры ть тело,— р азве
ты не счел бы такого глупцом ? Т ы схоронил, кого лю бил; ищи, кого
полю бить! Л учш е добы ть нового друга, чем плакать. ( 1 2 ) Т о, что
я хочу прибавить, избито, я зн аю , но все же не откаж усь повторить
только и з-за того, что так говорят все. Е сл и скорби не прекратит
разум , ей полож ит конец врем я; однако для разум ного человека
утомление скорбью — позорнейш ее лекарство от скорби. Т ак что уж
лучше сам оставь скорбь, раньш е чем она тебя оставит, и поскорей
перестань делать то, чего при всем желании не см ож еш ь делать
долго. ( 1 3 ) П редки установили для женщин один год скорби — не
затем , чтобы они скорбели так долго, но чтобы не скорбели дольш е;
для мужчин нет законного срока, ибо всякий срок для них постыден.
Впрочем, м ож еш ь ли ты н азв ать мне хоть одну бабу и з тех, которых
только что оттащ или от костра, оторвали от трупа, которая лила бы
слезы целый м есяц? Н ичто не становится ненавистно так быстро, как
горе; недавнее находит утеш ителя и некоторых привлекает к себе,
застарелое вы зы в ае т насмешки. И не зр я : ведь оно или притворно,
или глупо. ( 1 4 ) И это пишу тебе я — я, так безудерж н о плакавш ий
по дорогом мне А ннее Серене, что меня (в о т уж чего я не х о тел !)
можно привести в пример как человека, побежденного горем. Т еперь

119
я осуж даю себя за это и понимаю, что было главной причиной такого
горя: я никогда не думал, что он мож ет умереть раньш е меня. Т ол ько
одно было у меня перед гл азам и : он младш е меня, и младш е намно­
го,— как будто судьба соблю дает черед! ( 1 5 ) Н ам надо постоянно
дум ать о том, что смертны и мы, и любимые нами. И мне следовало
тогда ск а за ть себе: «М ой Серен м ладш е,— но при чем тут это ? Он
должен умереть позж е меня, но мож ет и раньш е». Я этого не сделал,
и удар фортуны застиг меня врасплох. Т еп ер ь я думаю так: все
смертны, и для смерти нет закона. Ч то мож ет случиться всякий день,
мож ет случиться и сегодня. Т ак будем, мой Л уцилий, помнить о том,
что скоро сами отправим ся туда, куда отправились оплаканные нами.
И бы ть м ож ет,— если правдивы р азговоры мудрецов и нас ж дет не­
кое общее для всех место,— те, кого мним мы исчезнувшими, только
ушли вперед. Б у д ь здоров.

ПИСЬМ О 64

Сенека приветствует Л уци лия!

( 1 ) Вчера ты был с нами. Т ы вправе посетовать, что только вчера,
но я потому и написал «с нами» — ведь со мною ты постоянно. К о
мне заш ли д р у зь я , и з-за них сильнее пошел дым — не такой, что
валит обычно из кухонь наших кутил, пугая караульны х, а не слиш ­
ком густой и только подающий знак, что пришли гости. ( 2 ) Речь шла
у нас о многих вещ ах, но, как бы вает на пиру, мы ни об одной не
говорили исчерпываю щ е, а перескакивали с предмета на предмет.
Потом читали книгу К ви н та Секстия-отца, великого, поверь мне,
человека и, хоть он это и отрицает, стоика. ( 3 ) О боги великие,
сколько в нем силы, сколько м уж ества! Т акое найдеш ь не у всякого
философа. Сочинения иных ничем не блещ ут, кроме имени, а все
остальное в них бескровно. Они наставляю т, спорят, м удрствую т —
только не укрепляю т нас муж еством, которого у них самих нет.
А прочтеш ь Секстия — скаж еш ь: «О н жив, силен, свободен, он стал
больше чем человеком, от него я ухож у с великой верой».
( 4 ) П ри зн аю сь тебе, в каком я бы ваю располож енье духа, когда
прочту его: мне хочется бросить в ы зо в лю бому случаю, хочется
воскликнуть: «Ч т о же ты медлишь, ф ортун а? Н ап адай ! Т ы видишь,
я готов». М уж еством я уподобляю сь тому, кто ищет, где бы испы тать
себя, кто хочет п о казать свою доблесть, кто
Страстно молит, чтоб вдруг повстречался средь смирных животных
С пенною пастью вепрь иль чтоб лев с горы появился.

120
 (5 ) М не хочется, чтобы бы ло над чем в зя т ь верх, на чем з а ­
калить терпеливость. В ед ь у С екстия зам ечательн о еще и то, что
он и п оказы вает величье блаженной ж изни, и не лиш ает надеж ­
ды на нее. Т ы узн аеш ь, что она хоть и высоко, но для ж елаю ­
щ его достиж има. ( 6 ) Т у т так же, как с самой добродетелью : ты
ей дивиш ься — и все же надееш ься. А у меня всегда много вре­
мени отнимает само созерцание мудрости: я гляж у на нее с и зум ­
лением, словно на вселенную, которую подчас виж у как будто
впервы е.
(7 ) Д а, я преклоняю сь перед всем, что со зд ал а м удрость, и перед
самими созд ател ям и ; мне отрадно видеть в ней наследие многих,
накопленное и добытое их трудом для меня. Н о будем и мы посту­
пать как честные отцы семейства: умножим полученное, чтобы это
наследье обогащенным переш ло от меня к потомкам. М ного делл есть
и теперь, и останется всегда, и даж е тот, кто родится через сто тысяч
лет, не лишен будет возможности что-нибудь прибавить к завещанному.
( 8 ) Н о пусть даж е все откры то древними — всегда будет ново и при­
менение откры того другими, и его познание и упорядоченье. П ред­
ставь, что нам достались в наследство лекарства, чтобы лечить гла^за;
мне уже нет нуж ды искать новых, следует только приспособить
каждое к своей болезни и применить в срок. В от это облегчает су­
хость глаз, это прогоняет опухоли с век, это предотвращ ает вне­
запны е воспаления и слезоточение, это делает зрение острее. Н уж но
только растереть их и вы брать время и еще найти меру для каждого.
Л ек арства для душ и найдены древними, но наше дело оты скать, как
их применять и когда. ( 9 ) Ж ивш ие раньш е нас сделали много, но не
все; и все же нужно в зи р ать на них благоговейно и чтить, как богов.
Почему бы мне для поощрения души не завести у себя их статуи, не
п раздн овать дни их рож ден и я? П очему бы мне, почета ради, не
п ри зы вать их в свидетели к л я твы ? В едь если я об язан чтить своих
наставников, то не меньше долж ен чтить и наставников человечества,
в которых изначальны й источник великого блага. ( 10) Р азве , увидев
консула или претора, я не воздам им того почета, какой положен их
почетной долж ности? Не сойду с коня, не обнаж у голову, не уступлю
дороги? Т ак что ж е, неужто я не приму в сердце с величайшим почте­
нием и обоих М арков К атон ов, и Л ели я М удрого, и С ократа с П лато­
ном, и Зен он а с К л еан ф ом ? В едь я перед ними преклоняю сь, их
великие имена в о звы ш аю т и меня самого. Б у д ь здоров.

121
 ПИСЬМ О 65

Сенека приветствует Л уцили я!

(1 ) Вчераш ний день р аздели л я с болезн ью : первую его половину
она отняла у меня, вторую мне уступила. С н ачала я попытал свою
душ у чтением. О на вы держ ала. Т огд а я реш ился п р и к азать ей —
а верней п озволи ть — что-нибудь потяж елее: стал писать, и с боль­
шим, чем обычно, вниманием, так как не ж елал сдаваться в схватке
с трудн остью предмета. Н о тут подоспели д р у зь я и силой обуздали
невоздерж ного больного. ( 2 ) М есто дощечек зан ял а беседа, и з
которой я перескаж у тебе ту часть, что в ы звал а спор: ведь судьей мы
и збрали тебя. Д ел а у тебя будет больш е, чем ты думаеш ь, так как
тяж ущ ихся сторон — три.
Н аш и стоики, как тебе известно, у тверж д аю т: все в природе
возникает и з двух начал — причины и материи. М атерия коснеет
в неподвижности, она ко всему готова, но останется праздной, если
никто не приведет ее в движенье. Причина, или же разум , ворочает
материю как хочет и, придавая ей форму, лепит всяческие предметы.
Ведь в каждой вещ и непременно долж но бы ть то, и з чего она дела^
ется, и то, чем она делается; второе есть причина, первое — материя.
( 3 ) Л ю бое искусство подраж ает природе, так что сказанное мною
о мироздании м ож еш ь прилож ить ко всем делам рук человеческих.
Вот статуя: зд есь наличествует и материя, послуш ная худож нику,
и художник, придавш ий материи обличье. М атерией в статуе бы ла
брон за, причиной — худож ник. Т о же самое присущ е и всем вещ ам :
каж дая состоит и з того, что ее создало, и того, из чего она создан а.
( 4 ) Стоики считаю т, что есть одна причина — то, что со здает вещи.
По А ристотелю , говорить о причине можно трояко: «П ер вая причи-
на,^— по его сл овам ,— это сама материя, б ез которой ничего н ельзя
со зд ать; втор ая — это сам со зд ател ь; тр етья — это форма, которая
придается каж дом у изделию , как ста ту е »,— ее-το А ри стотель и на­
зы вает «эй д ос». « А четвертая причина — это намеренье, с которым
создается изделие». ( 5 ) Я поясню, что это такое. П ервая причина
статуи есть б р о н за; ведь не будь того, и з чего изваяние отлито или
высечено, не бы ло бы сделано и оно само. В то р ая причина — ху­
дож ник: б е з его умелых рук брон за никак не могла бы принять вида
статуи. Т р е т ь я причина есть ф орм а: статуя не зва л а сь бы «Д о р и ф о р »
или «Д и ад ум ен », если бы не придали ей именно этого обличья. Ч ет­
вертая причина — это намеренье, с каким ее сделали: не будь его, ее

122
бы делать не стали. ( 6 ) Ч то такое намеренье? Т о, что привлекало
худож ника и за чем он гнался: если он работал на продаж у — это
деньги, или слава, если он работал ради почета, или вера, если он
готовил приношенье в храм. З н ач и т, причина и то, ради чего дела­
ется вещ ь. И ли, по-твоему, нет необходимости считать в числе
причин сделанного дела все, б ез чего оно бы не д ел ал о сь? ( 7 ) П латон
добавляет еще одну причину: образец, именуемый у него «идеей». Н а
него-то и огляды вается художник, чтобы со зд ать именно то, что
собирался. Н еваж н о, будет ли это об р азец вне его, но перед глазам и,
или внутри, зачаты й и выношенный в душе. Э ти об р азц ы всех вещей
заклю чает в себе бож ество, обнимающее духом и число, и вид всего
того, что имеет бы ть создан н ы м : оно полно теми не ведаю щими ни
смерти, ни перемены, ни усталости обликами, которы е П латон зо вет
идеями. Л ю ди погибают, а сама человечность, по об разц у которой
создается человек, пребы вает и не терпит урона от лю дских страд а­
ний и смертей. ( 8 ) И так, по словам П латона, есть пять причин: то,
и з чего, то, кем, то, в каком виде, то, наподобие чего, то, ради чего;
последнее же — это то, что из них получается. Т а к , в статуе ( р а з
уж мы начали о ней говор и ть) то, и з чего, есть бр он за, то, кем,—
худож ник, то, в каком виде,— это форма, которая ей придана,
то, наподобие чего,— это образец , которому подраж ал создатель, то,
ради чего,— это его намеренье, то, что и з них получается,— это
сама статуя. ( 9 ) Т о же самое, говорит П латон, есть и у вселен­
ной; и со зд ател ь — то есть бог, и то, и з чего она со зд ан а,— то есть
материя, и форм а — тот облик и порядок, которы е мы видим в
мире, и об р азец — то, наподобие чего бог сотворил эту прекрас­
ную громаду, и намеренье, с которым он ее сотворил. ( 1 0 ) Т ы
спросиш ь, каково бы ло намеренье бога? С д ел ать добро. Именно
так и говорит П латон : «К а к а я причина со зд ать мир бы ла у бога?
Он добр, а добрый не ж алеет другим ничего б лагого,— вот он и
сделал лучшее, что мог». Т а к рассуди нас и вынеси приговор,
чьи слова, на твой взгл яд , всего правдоподобнее,— ведь до суж-
денья о том, чьи слова истиннее всего, нам далеко, как до самой
истины.
(1 1 ) В утверж дениях П латона и А р и сто тел я н азвано либо
слишком много, либо слиш ком мало причин. Е сл и считать причина­
ми все, без чего н ел ьзя сделать того-то,— н азван о их слишком мало.
П усть тогда причислят к причинам и врем я: б ез времени ничто не
будет сделано. П усть причислят и место: ведь если делать негде, то
и невозм ож но делать. П усть причислят движение: б ез него ничто не

123
делается и не гибнет, б ез движения нет ни искусства, ни изменений.
( 1 2 ) Н о мы-το ищем первую и общ ую причину. А она долж на бы ть
простой, потому что проста материя. Ч то это з а причина? Конечно,
деятельный разум , то есть бог; а перечисленные вами — это не от­
дельные причины, они все зави ся т от одной, той, которая и действу­
ет. ( 1 3 ) Т ы говориш ь, что форма есть причина? Н о ее придает
изделию худож ник, она есть часть причины, а не причина. И обр а­
зец — не причина, а необходимое орудие причины. О б р азец так же
необходим худож нику, как резец, как напильник; без них искус­
ство не сдвинется с места, но они — и не части его, и не причи­
ны .— ( 1 4 ) «Н ам ерен ье худож ника, то, ради чего он берется что-
нибудь сделать, есть причина».— П усть причина, но не дейст­
вую щ ая, а дополнительная. Т ак и х мож ет бы ть б ез счета, а мы
доискиваемся до общей причины. Н ет, б ез обычной своей тонко­
сти утверж даю т они, будто весь мир, как любое законченное и з­
делие, есть причина: меж ду изделием и его причиной — больш ая
разница.
(1 5 ) Ч то же, или вынеси приговор, или (э т о в подобных тяж б ах
самое легкое) потребуй доследования и верни дело.— Н о ты ск а­
ж еш ь: «К а к а я тебе радость терять время на эти пустяки? Они ведь
ни одной из твоих страстей не уймут, ни от одного из вожделений не
и зб ав я т».— Верно, я тож е считаю важнее те зан яти я, которые ути­
ш аю т душ у, и сперва исследую себя, а потом только вселенную.
( 1 6 ) Н о времени я, вопреки твоим мыслям, не теряю и сейчас: ведь
если этих исследований не мельчить и не растекаться в ненужных
тонкостях, они поднимают и возвы ш аю т наш дух, придавленный тяже­
лой ношей, но жаждущий распрямиться и вернуться в тот мир, которому
он принадлеж ит. Т ел о для духа — бремя и кара, оно давит его и тес­
нит, держ ит в оковах, покуда не явится философия и не прикаж ет ему
вольно взд охн уть, созерц ая природу, и не отпустит от земного к не­
бесному. В этой отлучке он уск ол ьзает из-под страж и и набирается
сил в откры том небе. ( 1 7 ) К ак художники, утомив гл аза тонкой
и пристальной работой в плохо и скудно освещенной мастерской,
вы ходят на улицу и в каком-нибудь отведенном для общ ественного
отды ха месте даю т гл азам насладиться вольным светом, так дух,
заперты й в своем темном и унылом жилищ е, едва только может,
стремится на простор и отды хает, созерц ая природу. ( 1 8 ) М удры й
или ищущий мудрости, хоть и прочно скованы с телом, отсутствую т
лучшей своей частью и направляю т помыслы ввы сь. Они, словно
присягнувшие воины, считаю т срок своей ж изни сроком служ бы .

124
и об раз их мыслей таков, что ж и зн ь они принимают б ез любви и без
ненависти и терпеливо несут смертную долю , хотя и зн аю т, что
лучшее ж дет их впереди. ( 19) Т ы зап р ещ аеш ь мне наблю дать приро­
д у ? О тры ваеш ь от целого, оставляеш ь мне м алую ч асть ? Н е л ьзя мне
доискиваться, в чем начала всех вещ ей? К то их лепщ ик? К то рас­
членил все, когда оно было слито воедино и облечено косной м ате­
рией? Н е л ь зя мне доискиваться, кто со зд ател ь этого м ира? П о какой
разумной причине такая гром ада обрела закон и п орядок? К то со­
брал разбросанное, раздели л перемешанное, коснею щ ему в единой
бесформенности придал обличье? Ч то и зли вает столько света?
Огонь ли это, или что-нибудь ярче огн я? ( 2 0 ) З н ач и т, н ельзя мне
этого дои ски ваться? Т ак мне и не узн ать, откуда я вы ш ел ? О днаж ды
ли я должен все это видеть, или мне предстоит рож даться много р а з ?
К уд а я отправлю сь отсю д а? К акое жилищ е ж дет душ у, и збави вш ую ­
ся от рабского человеческого состояния? Т ы зап рещ аеш ь мне
причаститься небу — значит, велиш ь мне ж ить, не поднимая головы.
( 2 1 ) Я не так м ал и не ради такой малости рож ден, чтобы бы ть то л ь­
ко рабом своему тел у,— на него я гляж у не иначе как на цепь,
сковавш ую мою свободу. Е го подставляю я судьбе, чтобы не шла
дальш е, и не п озвол я ю ее ударам, пройдя через него, ранить и меня.
Е сли что во мне и мож ет потерпеть ущ ерб, так только тело; но в этом
откры том для опасностей жилищ е обитает свободный дух. ( 2 2 ) Э та
плоть никогда не принудит меня страш и ться, не принудит к притвор­
ству, недостойному человека добра, или ко лж и во славу этого
ничтожного тела. Я расторгну сою з с ним, как только мне заб л аго ­
рассудится. М ы и сейчас, покуда связан ы друг с другом, союзники не
на равны х пр авах: все их заб р ал а себе душ а. П резрен ие к собствен­
ному телу наверняка дает свободу. (2 3 ) Возвращ аясь к нашему предме­
ту, я повторяю , что свободе этой немало способствует и наблюдение
природы, о котором мы беседовали. Ведь все состоит из материи
и бога. Бог упорядочивает смешение, и все следует з а ним, правите­
лем и вож аты м . М огущ ественнее и выш е то, что действует, то есть
бог, нежели материя, лиш ь претерпеваю щ ая действие бога. ( 2 4 ) Т о
же место, что в этом мире бог, заним ает в человеке д уш а; что в мире
материя, то в нас — тело. Т ак пусть худшее рабски служ ит лучш ему;
будем же храбры против всего случайного, не побоимся ни обид, ни
ран, ни оков, ни нуж ды. Ч то такое см ер ть? Л ибо конец, либо пересе-
ленье. Я не бою сь перестать бы ть — ведь это все равн о что не бы ть
совсем; я не бою сь переселяться — ведь нигде не буду я в такой
тесноте. Б уд ь зд оров.

/25
 ПИСЬМ О 67

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Н ачну с общ их слов. Весна наступила, но ближе к лету, когда
долж но бы ло стать ж арко, опять посвежело, и верить ей н ельзя до
сего дня: слиш ком часто поворачивает она к зиме. Х о ч е ш ь зн ать, до
чего погода ненадеж на? Я все еще не реш аю сь погрузиться в настоя­
щ ую холодную воду, все еще смягчаю ее р езкость. Т ы скаж еш ь: «Н о
ведь это зн ачит бояться и ж ары и холода». Ч то делать, Л уцилий:
в моем возр асте и собственного холода хватает — я едва оттаиваю
к середине лета и больш ую часть времени кутаю сь в одеяло. ( 2 ) Н о
я благодарен старости, пригвоздивш ей меня к постели. И как не бы ть
ей за это благодарн ы м ? Чего не следует ж елать, того я и не могу.
Б ольш е всего я беседую с книгами. Е сл и порой приходят твои пись*
ма, мне каж ется, что ты рядом, и настроение у меня такое, словно
я отвечаю тебе не письмом, а ж ивы м словом. И о том, о чем ты citpa*
ш иваеш ь, мы как будто побеседуем и вместе р азберем ся, как обстоит
дело.
(3 ) Т ы спраш иваеш ь, всякое ли благо ж елательно. «Е с л и
муж ество под пыткой, величье духа на костре, терпеливость в бо­
лезни — блага, следовательно, все они ж елательн ы ; но я не виж у тут
ничего достойного м ольбы ! Я не зн аю никого, кто возблагодарил бы
богов за то, что его секли плетьми, растянули на дыбе, или за скрю ­
чившую его подагру». ( 4 ) Не смешивай все в одно, милый Л уц и ­
лий,— и ты поймешь, что и тут есть чего ж елать. П усть пытки будут
от меня подальш е, но если уж придется их терпеть, я пожелаю себе
м уж ества, благородства, величия духа. И ли — с чего бы мне предпо­
честь войну? Н о если она начнется, я пож елаю себе отваж но перено­
сить и раны, и голод, и все, что неизбеж ность войны несет с собою.
Я не настолько безумен, чтобы ж аж д ать болезни; но если случится
мне болеть, я пожелаю и сдержанности и стойкости. И так, ж ел ать
следует не бедствий, а добродетели, помогающей их одолеть. ( 5 ) Н е ­
которые и з наших полагаю т, что терпеливого м уж ества в бедах не
нужно ж ел ать (х о т я н ел ьзя и отв е р гать), потому что стрем иться
надлеж ит только к чистому благу, спокойному и чуждому тягот.
Я с ними не согласен. П очем у? Во-первы х, если благо есть благо, то
оно не мож ет не бы ть ж елательно. Во-вторы х, если всякая доброде­
тель ж елательна, а без добродетели не бы вает благ, значит, и всякое
благо ж елательно. В-третьих, если терпеливое м уж ество под пыткой

126
не ж елательно, ( 6 ) то, спраш иваю я, значит, м уж ество и вообще
неж елательно? Н о ведь оно-то и презирает опасности, и посылает им
вы зо в ; и самое прекрасное, самое удивительное в нем то, что оно не
отступает перед огнем, идет навстречу ранам, порой не уклоняется от
ударов, а подставляет им грудь. Н о если ж елательн о мужество,
значит, ж елательн о и терпенье под пыткой: ведь и это — часть
м уж ества. Не смешивай все в одно, как я ск а за л ,— и ничто уже не
введет тебя в ошибку. Ж елательно не терпеть пытку, а терпеть ее
мужественно; этого «м уж ественн о» я и хочу, ибо оно и есть доброде­
тел ь.— ( 7 ) «Н о кто хоть когда-нибудь ж елал себе та к о г о ?» — Одни
пож еланья вы сказан ы явн о,— когда каждое н азван о отдельно; дру­
гие скры ты ,— когда одно пожелание охваты вает многое. Я ж елаю
себе ж ить честно; но ведь честная ж и зн ь состоит из разн ы х поступ­
ков. В нее входит и ящ ик Регула, и разод р ан н ая собственной рукой
рана К атон а, и ссы лка Рутилия, и отравленная чаш а, перенесшая
С ократа из темницы на небо. З н ач и т, ж елая себе ж и ть честно, я по­
ж елал и того, б ез чего порой ж и зн ь честной не будет.
(8 ) Трижды, четырежды тот блажен, кто под стенами Трои
Перед очами отцов в бою повстречался со смертью!

П ож елать кому-нибудь такой участи и призн ать ее ж елательн ой,—

р азве это не одно и то ж е? ( 9 ) Д еций пож ертвовал собой ради
государства и, приш порив коня, ворвался в гущ у врагов на верную
смерть. Д ругой Д еций, соперник отцовской доблести, произнеся
торж ественны е и уже наследственные слова, налетел на плотный
строй, заб о тя сь лиш ь о том, чтобы ж ертва его бы ла благоприятна,
и полагая ж елательной прекрасную смерть. И ты еще сомневаеш ься
в том, что достопам ятная см ерть ради доблестного деянья прекрас­
н а? ( 1 0 ) К то м ужественно переносит пытки, тому помогают все
добродетели. О дна, бы ть может, вы деляется и больш е всего зам ет­
на — терпение; но тут и муж ество, потому что терпение, стойкость,
выносливость суть лиш ь его ветви; зд есь и разум н ость, потому что
б ез нее не будет решения, убеж даю щ его как можно мужественнее
перенести неизбеж ное; здесь и упорство, которое никому не поколе­
бать, у которого никакой силе не вы р вать и зн ачального намерения;
зд есь весь неделимый сонм добродетелей, и все честное соверш ается
одной добродетелью , но по решению всего их совета. А что одобрено
всеми добродетелями, хотя по видимости делается одной из них, то
и ж елательно. ( 1 1 ) Н еуж то, по-твоему, только то ж елательно, что
приносят нам п разд н ость и наслаж дение, что мы встречаем, украсив

127
двери? Е с т ь блага и со скорбным ликом, есть желания, исполнение
которых прославляется не толпой поздравителей, а благоговеньем
коленопреклоненных. ( 1 2 ) П о-твоему, Регул не по собственному
желанию прибыл обратно к пунийцам? И сполнись духом великого
человека, отойди ненадолго от мнений толпы, постигни в долж ном
величии прекрасный о б р аз добродетели, которую надлеж ит чтить не
венками и ладаном, а потом и кровью . ( 1 3 ) В згл ян и на М арка К а т о ­
на, подносящ его чистейшие свои руки к святой груди и р азд и раю щ е­
го слишком неглубокие раны. С к аж еш ь ли ему: «Ж ел аю тебе
исполнения всех ж еланий» или «С об ол езн ую тебе» — или скаж еш ь:
«С ч астье твоему д е л у »? ( 1 4 ) Т у т мне кстати вспоминается наш
Д еметрий, который спокойную ж и зн ь без набегов судьбы н азы вал
«м ертвы м морем». Н е иметь повода ни встряхн уться, ни взво л н о ­
ваться, не зн ать ни угрозы , ни нападения, чтобы на них испы тать
крепость духа, но безд ей ствовать в ненаруш аемой праздности — это
не покой, а мертвый ш тиль. ( 1 5 ) Стоик А т т а л говари вал: « Я предпо­
читаю лагерь фортуны ее ласке. З д е с ь я мучаю сь, но храбро,— и это
хорошо. З д е с ь я гибну, но хр аб р о,— и это хорош о». П ослуш ай Э п и­
кура: он говорит: «К а к отр ад н о!» Я бы, правда, не н азвал такое
благородное и суровое дело столь изнеженным словом. ( 1 6 ) Я сго­
раю, но непобежденным; неужели это не ж ел ательн о? Н е то, что
огонь меня ж ж ет, а то, что не побеж дает? Н ет ничего величавее
и прекраснее добродетели, и все, что делается по ее повелению, есть
благо и потому ж елательно. Б уд ь здоров.

ПИСЬМ О 69

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) М не не хочется, чтобы ты стран ствовал и скакал с места на
место: во-первых, частые переезды — признак нестойкости духа,
который, пока не перестанет блуж д ать да ози р аться вокруг, не смо­
ж ет утверди ться в привычке к досугу. Ч тобы д ер ж ать в узде душ у,
сперва останови бег тела. ( 2 ) Во-вторы х, чем длительнее лечение,
тем больш е от него п о л ьзы ; н ельзя преры вать покой, приносящий
забвение прежней ж изни. Д ай гл азам отучиться см отреть, дай уш ам
привы кнуть к спасительному слову. К ак только ты двинеш ься с
места, так еще по пути что-нибудь попадется тебе — и вновь распа­
лит твои вож деления. ( 3 ) К ак влюбленным, чтобы избавиться от
своей страсти, следует и збегать всего напоминаю щего о любимом

128
теле (в ед ь ничто не крепнет легче, чем л ю б о в ь), так всякому, кто
хочет погасить в себе прежние вож деленья, следует о твр ащ ать и в зо р
и слух от покинутого, но еще недавно желанного. ( 4 ) С тр асть ср азу
поднимает м ятеж : куда она ни обернется, тотчас же увидит рядом
какую -нибудь приманку для своих притязаний. Н ет зл а без зад атк а:
ж адность сулит деньги, похотливость — множество разн ы х н аслаж ­
дений, честолюбие — пурпур, и рукоплескания, и полученное через
них могущ ество, и все, что это могущ ество может. ( 5 ) Пороки со­
блазн яю т тебя наградой; а тут тебе придется ж ить безвозм ездн о.
И за сто лет нам не добиться, чтобы пороки, взращ ен н ы е столь дол­
гим потворством, покорились и приняли ярмо, а если мы еще будем
дробить столь короткий срок — и подавно. Т ол ьк о непрестанное
бдение и усердие доводят лю бую вещ ь до соверш енства, да и то
с трудом.
( 6 ) Е сли хочеш ь меня послуш аться, думай об одном, готовься
к одному: встрети ть смерть, а если подскаж ут обстоятельства, и при­
близить ее. В едь нет никакой разницы , она ли к нам придет, мы ли
к ней. Внуши себе, что лж ет общий голос невежд, утверж даю щ их,
будто «самое лучшее — умереть своей см ертью ». Ч уж ой см ертью
никто не умирает. И подумай еще вот о чем: никто не умирает не
в свой срок. Своего времени ты не потеряеш ь: ведь что ты оставл я­
еш ь после себя, то не твое. Б у д ь зд оров.

ПИСЬМ О 70

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) П осле долгого переры ва я вновь увидел твои Помпеи,
а с ними и свою юность. М не казал ось, будто все, что я там делал
в молодости,— а бы ло это совсем недавно,— я могу делать и сейчас.
( 2 ) Н о вся ж и зн ь, Л уцилий, у нас уже за кормой; и как в море, по
словам нашего Вергилия, «отступаю т селенья и берег», так в быстром
течении времени сперва скры вается и з виду детство, потом юность,
потом пора меж ду молодостью и старостью , пограничная с обеими, и,
наконец, лучшие годы самой старости; а недавно завидн елся общий
для рода человеческого конец. ( 3 ) М ы в безумии считаем его утесом,
а это — пристань, и войти в нее иногда надо поспеш ить и никогда
нельзя отк азы ваться . А если кого занесет туда в молодые годы,
ж аловаться на это — все равно что сетовать на бы строе плаванье. Т ы
ведь сам зн аеш ь: одного обм аны ваю т и д ер ж ат ленивые ветерки,

129
изводит долгой скукой зати ш ье, другого быстрее бы строго несет
стойкий ветер. ( 4 ) Т о же и с нами: одних ж и зн ь скоро-скоро привела
туда, куда они пришли бы, даж е если бы медлили, других долго била и
допекала. Впрочем, как ты знаешь, за это не всегда нужно держаться:
ведь благо — не сама ж и зн ь, а ж и зн ь достойная. Т ак что мудрый
ж ивет не сколько долж ен, а сколько мож ет. ( 5 ) Он посмотрит, где
ему предстоит проводить ж и зн ь, и с кем, и как, и в каких заняти ях, он
думает о том, как ж ить, а не сколько прож ить. А если встретится ему
много отнимаю щ их покой тягот, он отпускает себя на волю , и не
в последней крайности: чуть только ф ортуна становится подозри­
тельной, он внимательно ози р ается,— не сегодня ли надо все прекра­
тить. Н а его взгл я д , нет разниц ы , полож ить ли конец или дож даться
его, раньш е он придет или п о зж е: в этом мудрец не видит больш ого
урона и не боится. Ч то капает по капле, того много не потеряеш ь.
( 6 ) Раньш е ты ум реш ь или позж е — неважно, хорош о или плохо,—
вот что важ но. А хорош о умереть — значит, и зб еж ать опасности
ж ить дурно. По-моему, только о женской слабости говорят слова того
родосца, который, когда его по приказу тирана бросили в яму и кор­
мили, как зве р я , отвечал на совет о тк азать ся от пищи: «П ока
человек ж ив, он на все долж ен н адеяться». ( 7 ) Д аж е если это правда,
не за всякую цену можно покупать ж и зн ь. П усть награда и велика
и надежна, я все равно не ж елаю прийти к ней через постыдное при­
знание моей слабости. Н еуж ели я буду д ум ать о том, что ж ивому
фортуна все мож ет сделать, а не о том, что с умеющим умереть ей
ничего не сд ел ать?
(8 ) Н о иногда мудрец и в близости смерти, и зн ая о назначенной
казни не прилож ит к ней рук. Глупо ум ирать от страха смерти. П усть
приходит убийца — ты ж ди! З ач е м ты спеш иш ь навстречу? З ач ем
береш ь на себя дело чужой ж естокости? З а в и д у е ш ь ты своему п ала­
чу, что л и ? И ли щ адиш ь его? ( 9 ) С о кр ат мог покончить с собой,
возд ерж и ваясь от пищи, и умереть от голода, а не от яда, а он три ­
дцать дней провел в темнице, ож идая см ер ти ,— не в м ы слях о том, что
все мож ет случиться, не потому, что такой долгий срок вмещ ает
много надеж д, но чтобы не наруш ать закон ов, чтобы дать д р у зьям
напоследок побы ть с Сократом . Ч то бы ло бы глупее, чем п рези рать
смерть, а яда б о я ться ? ( 1 0 ) Скрибония, женщ ина почтенная, была
теткою Д р у за Л ибона, юноши столь же опрометчивого, сколь благо­
родного: он надеялся на больш ее, чем можно бы ло надеяться не
только в его, но и в любой век. К огда его больны м вынесли из сената
на носилках, причем вынос сопровож дало не так у ж много людей (все

130
близкие бесчестно отступились от него, уже не осужденного, а как бы
казненного), он стал советоваться: самому ли ему принять смерть
или дож даться ее. Т огд а С крибония ск азал а: «К ак о е тебе удоволь­
ствие делать чужое д е л о ?» Н о Д р у за она не убедила, он наложил на
себя руки, и не б е з причины: ведь если обреченный на смерть еще
жив на третий или четвертый день, то он, по мнению врага, делает не
свое дело.
(1 1 ) Н е л ь зя вынести общ его суж дения о том, надо ли, когда
внешняя сила угрож ает см ертью , спеш ить навстречу или дож и дать­
ся; ведь есть много такого, что тянет и в ту и в другую сторону. Е сли
одна см ерть под пыткой, а д ругая — простая и легкая, то почему бы
з а нее не ух вати ться ? Я тщ ательн о вы беру корабль, собираясь от­
плыть, или дом, собираясь в нем поселиться,— и так же я вы беру род
смерти, собираясь уйти из ж изни. ( 1 2 ) Помимо того, ж и зн ь не всегда
тем лучше, чем дольш е, но см ерть всегда чем дольш е, тем хуже. Ни
в чем мы не долж ны угож дать душе так, как в см ерти: пускай куда ее
тянет, там и вы ходит; вы берет ли она меч, или петлю, или питье,
закупориваю щ ее ж и л ы ,— пусть порвет цепи р абства, как захочет.
П ока живеш ь, думай об одобрении других; когда ум ираеш ь — только
о себе. Ч то тебе по душ е, то и лучше.
(1 3 ) Глупо дум ать так: «К то-н и будь скаж ет, что мне не хватило
муж ества, кто-нибудь другой — что я испугался, а еще кто-нибудь —
что можно вы б р ать см ерть благороднее».— Н еуж ели тебе невдомек,
что тот зам ы сел в твоих руках, к которому м олва не имеет касатель­
ств а? С м отри на одно: как бы побыстрее вы р ваться из-под вл а­
сти ф ортун ы ,— а не то найдутся такие, что осудят твой поступок.
( 1 4 ) Т ы встрети ш ь даж е мудрецов по ремеслу, утверж даю щ их,
будто н ельзя твори ть насилие над собственной ж и зн ью , и считаю ­
щих самоубийство нечестьем: долж но, мол, ож и дать конца, н азн а­
ченного природой. К т о так говорит, тот не видит, что сам себе пре­
граж дает путь к свободе. Л учш ее из устроенного вечным законом —
то, что он дал нам один путь в ж изн ь, но м нож ество — прочь из
жизни. ( 1 5 ) М не ли ж д ать ж естокости недуга или человека, когда
я могу выйти из круга муки, отбросить все б ед стви я? В одном не
вправе мы ж ал оваться на ж и зн ь: она никого не держ ит. Н е так
плохо обстоят дела человеческие, если всякий несчастный несчастен
только через свой порок. Т еб е нравится ж и зн ь ? Ж иви! Н е нра­
в и т с я — мож еш ь вернуться туда, откуда приш ел. ( 1 6 ) Ч тобы
избавиться от головной боли, ты часто пускал кр о вь; чтобы сбро­
сить вес, отворяю т ж и лу; нет нужды рассекать себе всю грудь —

131
ланцет откры вает путь к великой свободе, ценою укола покупается
безм ятеж н ость.
Ч то же делает нас ленивыми и бессильны ми? Н икто и з нас не
думает, что когда-нибудь да придется покинуть это жилищ е. Т ак
стары х ж и льцов привычка к месту делает снисходительными и удер­
ж ивает в доме, как бы плохо в нем ни было. ( 1 7 ) Х о ч е ш ь бы ть
свободным наперекор этой плоти? Ж иви так, словно за втр а пере­
едеш ь! Всегда имей в виду, что рано или поздно лиш иш ься этого
ж и лья,— и тогда ты мужественней перенесеш ь неизбеж ность вы ­
езд а. Н о как вспомнить о близком конце тем, чьи ж еланья не имеют
конца? ( 1 8 ) А ведь о нем-το нам необходимее всего разм ы ш лять,
потому что подготовка к другому мож ет ок азаться и лишней. Т ы
закали л дух против бедности? А богатства остались при тебе. М ы
вооруж ились, чтобы пр ези р ать б ол ь? А счастье здорового и не
узн авш его увечий тела никогда не потребует от нас применить на
деле эту добродетель. М ы убедили себя, что нужно стойко выносить
тоску по у тр ате ? Н о всем, кого мы любили, ф ортуна продлила дни
дольш е наших. И лиш ь готовности к одному потребует с нас день,
который придет непременно.
(1 9 ) И напрасно ты думаеш ь, что только великим лю дям хватало
твердости в зл о м ать затво р ы человеческого рабства. Н апрасно ты
считаеш ь, что никому этого не сделать, кроме К атон а, который, не
испустив дух от меча, руками откры л ему дорогу. Н ет, люди низш его
р азр я д а в неодолимом порыве убегали от всех бед и, когда н ельзя
было ни ум ереть б ез затруднений, ни вы б р ать орудие смерти по
своему разум ению , хватали то, что под рукой, своей силой превращ ая
в оружие предметы, по природе безобидные. ( 2 0 ) Н едавн о перед
боем со зверям и один из германцев, которы х готовили для утреннего
представления, отош ел, чтобы опорож ниться — ведь больш е ему
негде было сп рятаться от страж и ; там леж ала палочка с губкой для
подтирки срамны х мест; ее-το он засун ул себе в глотку, силой перего­
родив дыхание, и от этого испустил д ух.— «Н о ведь это оскорбление
см ерти !» — П усть так! — «Д о чего грязн о, до чего непристойно!» —
Н о есть ли что глупее, чем привередливость в выборе см ерти?
( 2 1 ) Вот мужественный человек, достойный того, чтобы судьба дала ему
вы бор! К а к храбро пустил бы он в ход клинок! К ак отваж но бро­
сился бы в пучину моря или под обры в утеса! Н о, лишенный всего, ои
нашел и долж ны й способ смерти, и орудие; зн ай же, что для реш ив­
шегося умереть нет иной причины к промедленью , кроме собственной
воли. П усть как угодно суд ят поступок этого реш ительного человека,

132
лиш ь бы все согласились, что сам ая гр язн ая см ерть предпочтитель­
ней самого чистого рабства. ( 2 2 ) О дн аж ды приведя низменный
пример, я это и продолж у: ведь каж ды й больш его потребует от себя,
когда увидит, что презрели даж е самые презираем ы е люди. М ы
думаем, что К атон ы , Сципионы и все, о ком мы привыкли слуш ать
с восхищением, для нас вне подраж ания; а я покаж у, что на играх со
зверям и оты щ ется не меньше примеров этой добродетели, чем сре­
ди вождей граж данской войны. ( 2 3 ) Н едавно, когда бойцов везли
под страж ей на утреннее представление, один и з иих, словно клю я
носом в дремоте, опустил голову так низко, что она попала меж ду
спиц, и сидел на своей скамье, пока поворот колеса не сломал ему
ш ею : и та же повозка, что везл а его на казн ь, и збави ла его от
казни.
(2 4 ) К т о захочет, тому ничто не меш ает в зл о м ать дверь и выйти.
П рирода не удерж и т нас взап ер ти ; кому п о звол яет необходимость,
тот пусть ищет смерти полегче; у кого в руках довольно орудий,
чтобы освободить себя, тот пусть вы бирает; кому не представится
случая, тот пусть хватается за ближайш ее как за лучшее, хоть бы оно
бы ло и новым и неслыханным. У кого хвати т м уж ества умереть, тому
хватит и изобретательности. ( 2 5 ) Т ы видел, как последние рабы ,
если их допечет боль, схваты ваю тся и обм аны ваю т сам ы х бдитель­
ных сторож ей ? Т о т велик, кто не только п ри казал себе умереть,
но и нашел способ. Я обещ ал привести тебе в пример много людей
того же ремесла. ( 2 6 ) К о гд а было второе потешное сражение кораб­
лей, один и з вар вар ов тот дротик, что получил для боя с в р а­
гом, вонзил себе в горло.— «П очем у бы мне,— ск азал он,— не и з­
б еж ать ср азу всех мук, всех п ом ы кательств? З а ч е м ж д ать смерти,
когда в руках о р у ж ь е ?» — И зрели щ е это бы ло настолько же пре­
красней, насколько благороднее, чтобы люди учились умирать, чем
убивать.
(2 7 ) Т ак неужели того, что есть у самых потерянных и зл овр ед ­
ных душ, не будет у людей, закаленны х против этих бедствий
долгими раздум ьям и , наставленных всеобщим учителем — р а зу ­
м ом ? Он нас учит, что рок подступается к нам по-разному, а кончает
одним: так велика ли важ ность, с чего он начнет, если исход одина­
к о в? ( 2 8 ) Э тот-то р азум и учит, чтобы ты умирал, как тебе нравится,
если это возм ож н о, а если нет — то как м ож еш ь, схвативш ись за
первое попавш ееся средство, учинить над собой расправу. С ты дно
красть, чтобы ж ить, красть, чтобы ум ереть,— прекрасно. Б у д ь
здоров.

133
 П ИСЬМ О 72

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) Т о, о чем ты меня спраш иваеш ь, бы ло ясно мне само собою,
когда я это дело изучал. Н о давно уже я не упраж н ял память, и она
с трудом меня слуш ается. С о мной, я чувствую , случилось то же, что
бы вает с книгами, слипшимися от долгого леж ан ия; надо расправи ть
душ у и врем я от времени перетряхивать то, что в ней накопилось,
чтобы оно было наготове в любой миг, когда потребуется. Т ак что
покуда я отлож у ответ: на него нужно потрати ть много труда и стар а­
ний. Я возьм у сь за это дело, когда у меня будет надеж да посидеть
подольше на месте. ( 2 ) Е с т ь вещи, о которы х можно писать и в д ву­
колке; а есть такие, что требую т лож а, досуга, уединенья. И все-таки
даж е в те дни, когда ты завал ен делами, нужно чем-то заним аться —
и заним аться весь день. В едь не бы вает так, чтобы не возникали все
новые дела,— мы сами сеем их, так что и з одного вы растает несколь­
ко, а потом сами же даем себе отсрочку.— «К о гд а я закончу то-то,
тогда налягу всеми силами; когда улаж у эту неприятность, тогда
и предамся ученым зан я ти я м ».— ( 3 ) Н ет, философии н ельзя отда­
вать один лиш ь досуг — надо всем пренебречь ради усердия к ней,
для которой никакого времени не хватит, хотя бы наша ж и зн ь и про­
длилась до крайнего срока, отпущ енного лю дям. Бросиш ь ли ты
философию на время или насовсем — разниц ы нет: она не останется
там, где ты прервал зан я ти я ,— нет, как распрям ляется сж атое силой,
так возвр ащ ается к самому началу все, что не движ ется непрерывно
вперед. Н уж н о сопротивляться делам и не распределять их, а устра­
нять. Н е бы вает времени, неподходящ его для спасительны х за н я ­
тий,— хотя многие оставляю т их и з-за тех дел, ради которы х и н уж ­
ны зан яти я .— ( 4 ) «Н о случается, что-нибудь и м еш ает».— М еш ает,
да не тому, чья душ а при лю бых хлопотах радостна и окрылена.
Веселье не достигш их соверш енства преры вается, радость мудреца
постоянна, ее не прервет никакая причина, никакая судьба. М удры й
всегда и везде спокоен. В едь он от чуж ого не зави си т и не ж д ет мило­
сти ни от ф ортуны , ни от людей. Счастье у него как дома: будь это
счастье в его душ е приш лым, оно бы и уш ло оттуда, но ведь оно в ней
и родилось. ( 5 ) И ногда подступает извне нечто, напоминающее
о неминуемой см ерти,— но лиш ь слегка зад евает поверхность кожи.
К акая-нибудь неприятность, повторяю , обдаст его своим ды хан ь­
ем ,— но величайшее его благо непоколебимо. И так, все неприятное
остается вовне: так порой на здоровом , крепком теле вскакиваю т

134
прыщ и или язвочки, но внутри нет никакой болезни. ( 6 ) М еж ду
достигшим мудрости и идущим к ней та же, повторяю , разница, что
меж ду здоровы м и оправляю щ им ся от долгой и тяж елой болезни,
у которого нет еще зд ор овья, а есть облегчение недуга. Н е будет он
внимателен — наступит ухудшение, и все начнется сначала. А муд­
рец не мож ет ни забо л еть снова, ни занем очь тяж елее. Т ел у здоровье
дается на время, врач если и вернет его, то не навсегда, и часто врача
зо ву т к тому же, к кому приглаш али прежде. А душ а излечивается
р а з навсегда. ( 7 ) Я скаж у тебе, как расп озн ать здорового: он дово­
лен собою, доверяет себе, знает, что для блаж енной ж изни ничего не
даю т ни все молитвы смертных, ни те благодеяния, которые о к азы в а ­
ют, которы х добиваю тся. Ведь все, к чему можно прибавить, несо­
вершенно, от чего можно отнять, не вечно; а кому нужна вечная
радость, тот пусть радуется только своему. Все, на что зари тся толпа,
притекает и утекает; фортуна ничего не дает во владение, но и прехо­
дящие ее дары приятны лиш ь тогда, когда р азум их приправит
и смеш ает: ведь это он умеет при давать вкус даж е тем внешним
благам, которы е невкусно поглощ ать с ж адностью .
( 8 ) А т т а л часто приводил такое сравнение: «В и д ел ты когда-
нибудь, как собаки л овят на лету кусок хлеба или мяса, брошенный
хозяи н ом ? А что поймает, она с р а зу загл аты вает целиком и снова
разевает пасть в надеж де на будущ ее. Т ак же и мы: если ф ортуна что
и бросит нам, насторож ивш им ся в ож идан ье,— мы и то проглаты ва­
ем б е з всякого удовольствия и снова стоим, навострив уши и готовые
схвати ть». С мудрым такого не бы вает: он всегда сы т. А если ему
и попадется что-нибудь, он берет спокойно и отк л ады вает в сторону.
О н н аслаж дается величайшей, постоянной и незаемной радостью .
( 9 ) А если кто и полон доброй воли, и сделал успехи, но ещ е далеко
не дошел до верш ины, тот попеременно то возн осится, то падает
духом, то поднимается к небесам, то стелется по зем ле. Т я ж ел о
нагруженные и неопытные падаю т бесконечно, летят, словно в бес­
предельную пустоту Э п и курова хаоса. ( 1 0 ) Н о есть и третий род
людей: они уже совсем подошли к мудрости и хотя не достигли ее, но
она у них перед глазам и , до нее рукой подать. Т аки е уже не будут
поколеблены, не отойдут всп ять: они хоть и не на суш е, но уже в
гавани.
(1 1 ) В от и вы ходит: если так велика разница м еж ду взош едш им и
к вершине и оставш имися вни зу, если даж е достигш ие середины не
только получаю т плоды, но и рискую т скатиться вниз, то мы не
должны д авать простор делам. И н ел ьзя допускать их к себе: стоит

135
войти одному — и оно приведет на свое место сотню других. П оста­
вим же им преграду в самом истоке! Л учш е пусть не начинаются, чем
прекратятся. Б у д ь здоров.

ПИСЬМ О 73

Сенека приветствует Л уцили я!

(1 ) По-моему, ош ибаю тся те, кто полагает, будто верные при­
верженцы философии и з непокорности и упрям ства прези раю т
Должностных лиц и царей, словом, всех, кто уп равляет общ ественны ­
ми делами. Н аоборот, никто не чувствует к ним такой благодарности,
и недаром: никто не получает от них больш е тех, кому они даю т
покой и досуг. ( 2 ) П оэтом у люди, чья вы сокая цель — ж и ть пра­
ведно — недостижима б ез общ его спокойствия в государстве, непре­
менно будут чтить как отца подателя этого блага — куда больш е, чем
те не знаю щ ие покоя в гуще дел, которые многим обязан ы правите­
лю, но во многом его и винят, и чью ж адность, возр астаю щ ую по мере
насыщения, не утолит никакая щ едрость. К то думает, как бы полу­
чить, заб ы вает о полученном, и самый гнусный порок ж адны х —
неблагодарность. ( 3 ) К тому же любой и з причастных к делам
государства см отрит не на то, скольких сам побеж дает, а на тех, кто
может его победить; для этих не так радостно видеть многих у себя за
спиной, как горько глядеть хоть на одного, бегущ его впереди. Э то
общий порок честолю бцев: они не огляды ваю тся. И не только често­
любие не зн ает покоя, но и вообщ е алчность: всякий конец для нее —
лиш ь начало. ( 4 ) А человек чистосердечный и порядочный, который
покинул курию и форум и отош ел от государственны х дел ради дел
более важ ны х, лю бит тех, чья охрана дает ему такую возм ож н ость,
и только он один б езво зм езд н о сви детельствует им свою благодар­
ность за великую услугу, оказанную неведомо для них самих. И те,
под чьей защ и той заним ается он благородны ми искусствами, чтимы
и уваж аем ы им не меньше, чем наставники, чьим благодеянием мог он
выйти и з тупи ка.— ( 5 ) «Н о ведь и других царь защ и щ ает своей
силой».— К то с этим спори т? Н о как и з всех, кому на п ользу мор­
ская тиш ь, больш е всего считает себя обязанны м Н ептуну тот, кто
больше в ез и чей товар ценней, как ревностней исполняет обет купец,
чем путешественник, а и з купцов щедрее благодарность того, кто вез
идущие на вес золота благовония и пурпур, нежели того, чьи товары
стоят не дорож е корабельного б ал л аста,— так и благодеянье мирной

136
ж изни, оказанное всем, глубж е чувствует муж , которы й пользуется
ею во б л а г а ( 6 ) В едь среди облаченных в тогу немало таких, для
кого мир хлопотнее войны. И ли, по-твоему, так же обязан ы подателю
мира те, кто тр ати т мирное врем я на пьянство, и блуд, и другие
беспутства, которы м надо полож ить конец даж е ценою войны ? Н еу ­
жели, ты полагаеш ь, мудрец до того несправедлив, что не считает
лично себя обязан ны м за благодеяние, оказанное всем ? Я обязан
и солнцу и луне — а они не для меня одного восход ят; я благодарен
году и бож еству, управляю щ ем у его временами, хотя все это устроено
не в мою честь. ( 7 ) Т ол ьк о глупая ж адн ость смертны х разли чает
владенье и собственность и не считает своим принадлеж ащ ее всем.
А мудрый считает своим больш е всего то, чем владеет сообщ а с чело­
веческим родом. В едь оно не бы ло бы общ им, если бы каж ды й не
имел своей доли, и как бы эта доля ни бы ла м ала, каж ды й становится
соучастником. ( 8 ) К тому же великие и подлинные блага делятся не
так, что на душ у приходится лиш ь ничтожная часть: нет, каж дому
достается все целиком. И з предназначенного к р аздач е люди уносят
столько, сколько обещ ано на одного; угощение и даровое мясо и все,
что можно в зя т ь в руки, расходится по частям ; а вот неделимые
блага — свобода, мир — целиком принадлеж ат и всем вместе, и к аж ­
дому в отдельности. ( 9 ) М удрец помнит, благодаря кому пользуется
их плодами, благодаря кому общ ественная необходимость не при зы ­
вает его к оружию , к несению страж и, к охране стен и ко всем много­
численным военным тр уд ам ,— и он благодарен своему кормчему.
Т ом у и учит философия: бы ть благодарны м з а благодеяния и пла­
тить за них благом ; но порой сама призн ательн ость служ ит платой.
( 1 0 ) Зн ач и т, мудрый не станет отрицать, сколь многим он обязан
тому, чье управление и попечение дарую т ему щ едры й досуг, и право
расп оряж аться своим временем, и покой, не наруш аемый общ е­
ственными обязанностям и.
О Мелибей, мне бог даровал такие досуги,
Ибо всегда для меня он будет богом...

( 1 1 ) Е сл и говорящ ий так многим обязан за этот досуг, наивысший

дар которого — в том, что
Он и коровам моим пастись, как видишь, позволил,
И самому мне играть, что хочу, на сельской тростинке,—

то во сколько же оценить нам досуг, проводимый среди богов и нас

самих делаю щ ий богам и?

137
 (1 2 ) Т ак я утверж даю , Л уцилий, и зову тебя к небесам кратчай­
шей дорогой. Секстий часто говорил: «Ю п и тер м ож ет не больш е, чем
муж добра». У Ю питера есть много такого, что посылает он лю дям ;
но из двух мужей добра не будет лучшим тот, который богаче, как из
двух одинаково искусных в обращ ении с кормилом не н азовеш ь
лучшим того, чей корабль больш е и наряднее. ( 1 3 ) Чем Ю питер
превосходит добродетельного человека? Он добродетелен дольш е.
М удры й ценит себя ничуть не ниже оттого, что его добродетелям
отмерено недолгое поприще. Т ак , из двух м удрецов умерший в старо­
сти не блаженнее того, чья добродетель бы ла ограничена немногими
годами; так и бог берет над мудрецом верх не счастьем, а долгим
веком. ( 1 4 ) Н е та добродетель больш е, что ж и л а дольше. Ю питер
всем влад еет,— но все отдает другим во владение. И одним только
правом пользуется он один — бы ть подателем всего, чем пользую тся
люди. М удры й с таким же презрительны м спокойствием видит все
в чужих руках^ как и сам Ю питер, и ценит себя ещ е выше потому,
что Ю питер не может всем этим пол ьзоваться, а мудрец не хочет.
( 1 5 ) Поверим же Секстию , указы ваю щ ем у прекраснейший путь и во­
склицаю щ ему: « Т а к восходят до з в е зд ! Т ак , следуя з а умеренно­
стью ; так, следуя за возд ерж н остью ; так, следуя з а хр аб р о стью !» —
Боги не привередливы и не зави стл и вы ; они пускаю т к себе и протя­
гиваю т руку поднимающ имся. ( 1 6 ) Т ы уди вляеш ься, что человек
идет к богам ? Н о и бог приходит к лю дям и д аж е — чего уж б ол ь­
ш е? — входит в людей. Н ет благомы слия б ез бога. В человеческое
тело заброш ены божественные семена; если их примет добрый зем л е­
пашец, взой дет то, что посеяно, и урож ай будет под стать семени, и з
которого в озр ос; а если дурной — они умрут, как в бесплодной боло­
тистой почве, и взой д ут сорняки вместо зл аков. Б удь здоров.

ПИСЬМ О 74

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Т вое письмо и обрадовало меня, и ободрило в моей вялости,
и еще разбуд и л о мою пам ять, теперь неповоротливую и ленивую.
Н еуж ели ты, мой Л уцилий, сомневаеш ься в том, что наилучшее
средство достичь блаженной ж изни — это убеж денье в одном: то л ь­
ко то благо, что честно? К то считает благом нечто иное, переходит
под власть фортуны и зави си т от чужого п рои звол а; а кто ограничил
благо пределами честности,— у того счастье в нем самом. ( 2 ) О дного

138
печалит утрата детей, другого тр ево ж ат их болезни, третьего мучит
их позор или обида, им нанесенная. Т ого и звод и т лю бовь к чужой
жене, этого — к своей собственной; найдутся и такие, кого тер зает
провал на вы борах, и такие, кому сама почетная долж ность не дает
покоя. ( 3 ) Н о сам ую многолюдную толпу несчастных и з числа смер­
тных составят те, кого томит ожидание смерти, отовсю ду угрож аю ­
щей нам, ибо нет такого места, откуда бы она не могла явиться. В от
и выходит, что нам, словно на враж еской зем ле, надо о зи раться во все
стороны и на всякий шум поворачивать голову. Е сл и не отбросить
этот страх, придется ж и ть с трепещ ущ им сердцем. ( 4 ) В стретятся
нам и сосланные и лишенные достояния, и те, кому мало их бо­
гатств,— а это худший род бедности; встр етя тся и потерпевшие
крушение или подобие круш ения — те ничего не ож идавш ие и уве­
ренные в будущ ем, кого либо гнев народа, либо зави сть, злей ш ая
пагуба лучших людей, стали ш вы рять, словно буря, как р а з тогда
и налетаю щ ая, когда пловцы доверятся ясной погоде, или поразили,
словно внезапн ая молния, приводящ ая в трепет всех вокруг. И бо как
в грозу всякий, кто стоял ближе к огню, цепенеет наравне с задеты м
молнией, так и при всяком несущем беду насилии одного пораж ает
несчастье, остальны х — страх, и возм ож н ость беды печалит их не
меньше, чем потерпевш его — беда. ( 5 ) Ч уж ие внезапны е горести
тревож ат душ у всех свидетелей. К ак птиц пугает зву к пустой пращи,
так мы бежим прочь не только от удара, но и от шума.
Не мож ет бы ть блаж енным тот, кто поверил пустому мненью.
В едь нет блаж ен ства б ез неустрашимости, а ж и ть среди опасений
плохо. ( 6 ) К то больш е всего предан случайному, тому не вы путаться
и з тревог: слиш ком много поводов к ним он сам для себя создал. К то
хочет прийти в безопасное место, тому одна дорога: п рези рать все
внешнее и д овол ьствоваться тем, что честно. В едь кто думает о до­
бродетели, будто есть благо больш е нее и кроме нее, тот подставляет
полу, чтобы поймать брош енную фортуной подачку, и ж дет в трево­
ге, что же она пош лет. ( 7 ) Н арисуй-ка в душ е такую картину:
фортуна — устроительница игр — осыпает собравш ихся смертны х
почестями, богатствам и, милостями; но кое-что пропадает, р а зо ­
рванное расхваты ваю щ им и руками, кое-что приходится делить с бес­
честными сотоварищ ам и, кое-что приносит великий ущ ерб тем, кому
достается; часть ок азы вается у тех, кому нет до этого дела, часть
теряется, потому что р асхваты вается слиш ком ж адно, или пропадает
на стороне, потому что уносится слишком поспешно. И даж е удачно
хватавш ем у захваченное не принесет надолго радости. Т а к что

139
всякий, кто благоразум ней других, едва увидев, как вносят подарки,
убегает из театра, зн ая, до чего дорого обходятся пустяки. Н икто не
сцепится с уходящ им врукопаш ную , никто не ударит удаляю щ егося:
вся свалка — вокруг добычи. ( 8 ) Т ак же обстоит дело и со всем, что
с высоты ш вы ряет нам фортуна. М ы , несчастные, бушуем, р а зр ы в а ­
емся на части, жалеем, что рук только две, огляды ваем ся то в ту, то
в эту сторону. Н ам каж ется, что дары ее, р аззад о ри ваю щ и е наши
вож деленья, р азд аю тся слиш ком поздно и достаю тся немногим, хоть
ж дут их все. ( 9 ) Они падаю т — мы готовы кинуться к ним; захвати м
что-нибудь и радуемся, что других обманула пустая надеж да; деш е­
вая добыча часто стоит нам больш ой неприятности или обм аны вает
нас, оставив ни с чем. Т а к уйдем с этих игр, уступим место хватаю ­
щим! П усть они зар я тся на эти ненадежные блага, чтобы вся их
ж изн ь стала еще более ненадежной.
(1 0 ) К то решил достичь блаж енства, тот пусть помнит, что есть
одно только благо — честность. А если он видит и другие блага,
значит, он плохо думает о провидении, потому что с людьми спра­
ведливыми случается много неприятностей и потому что все,
уделяемое нам от него, кратковечно и ничтожно в сравнении с долго­
вечностью всей вселенной. ( 1 1 ) Вот от таких-то ж алоб и получается,
что мы оказы ваем ся неблагодарными истолкователям и божественной
воли. М ы сетуем, что все достается нам и не всегда, и помалу, и не
наверняка, и ненадолго. П оэтом у ни ж ить, ни ум ирать мы не хотим:
ж и зн ь нам ненавистна, см ерть страш на. Всякий наш зам ы сел ш аток,
и никакая удача не мож ет нас насытить. А причина в том, что мы еще
не достигли неизмеримого и непревзойденного блага, на котором не
может не остановиться наше хотение, так как выш е вершины нет
ничего.— ( 1 2 ) Т ы спросиш ь, почему добродетель ни в чем не н уж да­
е тся? — О на довольствуется тем, что есть, не ж аж д ет того, чего нет;
если есть, сколько нужно, ей не бы вает мало. О ткаж и сь от этого
суж дения — и не останется ни благочестия, ни верности. Ведь ж ела­
ющему бы ть и верным и благочестивым придется вы терпеть многое
и з того, что принято н азы вать злом , и п ож ертвовать многим из того,
чему мы приверж ены как благу. ( 1 3 ) П огибнет м ужество, которое
в том и состоит, что мы долж ны рисковать собою ; погибнет благород­
ство, которое только тогда и мож ет возвы си ться, когда с презрением
сочтет мелким все то, чего толпа ж елает как самого великого; по­
гибнет благодарность, которую никто не возд аст, если бояться труда,
если п ри зн авать что-нибудь более ценным, чем верность, и не стре­
миться к самому лучшему.

140
 (1 4 ) Н о перейдем к другому. Л ибо благо — совсем не то, что ta k
именуется, либо человек счастливее бога: ведь того, что готово для
нас, у бога нет и в заво д е; он чужд и похоти, и изысканности пиров,
и богатств, и всех этих приманок, завлекаю щ и х человека дешевыми
наслаждениями. З н ач и т, либо придется поверить, что бог лишен
благ, либо это как р а з и доказы вает, что все, чего лишен бог, не есть
благо. ( 1 5 ) П ри бавь еще одно: то, что хочет прикинуться благом,
отпущ ено ж ивотным щ едрее, чем лю дям. Они и прож орливее нас,
и неутомимее в лю бви, и сил у них больш е, и зд оровье более крепкое
и стойкое; следовательно, они намного счастливее человека. Д а
и ж и вут они не зн ая ни низости, ни козней, и н аслаж даться они
могут больш е и легче нас, не опасаясь ни сты да, ни раскаянья.
( 1 6 ) Т а к рассуди же, можно ли н азвать благом то, в чем человек пре­
восходит бога. Высшее благо мы должны хранить в душе; оно лишится
всякой цены, если перейдет из лучшей части наш его сущ ества в худ­
шую, если будут полагать его в чувствах, которые у бессловесных
животны х деятельнее, чем у нас. Н е л ьзя дум ать, будто плоть —
источник вы сш его нашего счастья. Т е блага истинные, которые
даю тся разум ом , они и прочны, и постоянны, и не могут ни погиб­
нуть, ни пойти на убы ль. ( 1 7 ) Прочие же блага мнимые, имя у них то
же, что и у благ истинных, но свойств блага в них нет. И х следует
именовать «благополучны м и» или (лучш е скаж у на нашем я зы к е )
«предпочтительны м и» обстоятельствам и и помнить, что они — наши
слуги, а не части нас самих; пусть они будут при нас, но нам н ельзя
забы вать, что они вне нас. Д аж е покуда они при нас, причислять их
надо к вещ ам второстепенным и незначительным, которы ми никто не
должен кичиться. Е с т ь ли что глупее, чем гордиться собою по поводу
того, к чему сам не приложил р у к ? ( 1 8 ) П усть благополучие к нам
приш ло,— но оно не срослось с нами, так что, если его отнимут,
можно потерять его б ез кровавы х ран. Будем п о л ьзоваться им, но не
похваляться; да и п о л ьзоваться будем умеренно, словно доверенным
нам достоянием, которое придется вернуть. Н еразум н ы й , достигши
благополучия, долго его не удерж ит: ведь счастье, если заб ы ть о ме­
ре, само себя душ ит. К то поверил мимолетным благам, тот бы стро их
лиш ится; а если и не лиш ится, будет ими разд авлен . Немногим уда­
лось мягко слож ить с плеч бремя счастья; больш инство падает вместе
с тем, что их вознесло, и гибнет под обломками рухнувш их опор.
( 1 9 ) Потому-то и нужно благоразумие, которое указы вает меру и учит
бережливости, меж ду тем как невоздерж н ость сама спешит р а зр у ­
ш ить собственное благополучие. Где нет меры, там и срок короток,

141
если только не налож ит у зд ы укротитель-разум . С ви детельство
этому — судьба многих городов, чья надменная власть пала в полном
расцвете, потому что все накопленное добродетелью погубила неуме­
ренность. О т таких превратностей и надобно защ и щ аться . Н ет стен,
непобедимых для фортуны ; так возведем укрепления внутри себя!
Е сли зд есь все надежно, человека можно осаж дать, но н ельзя в зя т ь
приступом.— ( 2 0 ) Т ы хочеш ь зн ать, каковы эти укреплен ья? — Ч то
бы с тобой ни случилось, не выходи и з себя; знай, что все, направлен­
ное, на первый взгл яд , к твоему ущ ербу, служ ит сохранению все­
ленной, что в нем-το как р а з и осущ ествляется положенный миру
кругооборот. Ч то угодно богу, то пусть будет угодно и человеку;
пусть он дивится в себе только тому, что смог стать непобедимым
и научился попирать всякое зло, что благодаря разум у, сильнее
которого нет ничего, подчинил себе превратности, боль и обиду.
( 2 1 ) Л ю би р азу м — и эта лю бовь даст тебе оруж и е против ж есто­
чайших испытаний. Л ю б о вь к детеныш у гонит зв е р я на рогатину,
дикость и неразум ны й порыв делаю т его неукротимым. Д уш и юно­
шей ж аж д а сл авы полнит презрением к мечам и огню; некоторых
п ри зрак и тень добродетели заставл я ю т по своей воле идти на
смерть. Н о куда более отваж ен и стоек в сравнении со всем этим
р азу м ! И тем решительнее вы рвется он из лю бых стр ах о в и опас­
ностей.
(2 2 ) « Э т о не дело — отри цать всякое благо, кроме честности!
Такие вал ы и рвы не за щ и т я т и не укрою т вас от ударов фортуны ! Вы
сами признаете, что к числу благ относятся и преданность детей,
и добрые нравы сограж дан, и лю бовь родителей. Н а грозящ ие им
опасности вы не можете см отреть спокойно: вас не оставят равн о­
душными см ерть детей, сограж дане в осаде, родители в р а б с тв е ».—
( 2 3 ) Я и зл ож у сперва то, что обычно отвечаю т на такие возр аж ен и я
в нашу защ и ту, а потом и то, что, по-моему, следовало бы еще отве­
тить. О дно дело — когда то, чего мы лиш аемся, оставляет взам ен
что-нибудь неприятное: так, крепкое зд ор овье, если его испортить,
превращ ается в болезненность, острое зрение, притупившись, делает
нас слепыми; а когда подсечены колени, мы не только теряем про­
ворство, но и делаемся бессильны. Д ругое дело — все то, что пере­
числено раньш е: тут нам такая опасность не грозит. П очем у? Е сли
я потеряю благородного друга, мне не придется взам ен страд ать от
коварства; если я похороню добры х детей, их места не займ ут бесче­
стные. ( 2 4 ) И потом — теряем мы не друзей, не детей, но их тела.
Человек добра погибает не иначе, как ставш и дурны м ; а этого не

142
допускает природа, потому что и добродетель, и всякое ее творение
не зн аю т порчи. И еще, пусть погибли д р у зь я , погибли любимые
дети, в которы х исполнились молитвы отц а,— есть нечто, способное
заполн ить пустоту у тр аты .— Т ы спросиш ь, что это ? — Т о самое,
что сделало их достойными: добродетель. ( 2 5 ) О на не допускает ни
пяди пустоты, заним ает всю душ у, не дает тосковать; ее одной нам
довольно, ибо она — суть и начало всех благ. З а д е р ж и в а ю т ли про­
точную воду, утекает ли она — р азве это важ но, если цел ее источ­
ник? Ведь если один потерял детей, другой нет, ты не скаж еш ь, будто
в ж изни второго больш е справедливости или больш е порядка, боль­
ше разум ности, больш е честности — словом, будто она лучш е? М ы
не становимся мудрее оттого, что друзей у нас множ ество, или глупее
оттого, что их теряем ; а зн ачит, не становимся ни блаженнее, ни
несчастнее. П окуда цела добродетель, ты не почувствуеш ь никакой
утраты .
(2 6 ) «Ч т о ж е, р азве не блаж еннее окруженный толпою друзей
и д етей ?» — Ч ем он блаж ен н ее? В едь высш ее благо не зн ает ни
ущ ерба, ни прироста; оно всегда в одних пределах, как бы ни вела
себя фортуна. О тпущ ена ли человеку долгая стар ость или он сконча­
ется, не дож ив до старости ,— хоть век будет различен, мера высш его
блага не изменится. ( 2 7 ) Н ачертиш ь ли ты больш ий или меньший
круг,— это скаж ется лиш ь на его площади, а не на его форме; и пусть
один круг останется надолго, другой ты, едва очертив на песке, тут
же сотреш ь — форма обоих будет одна. Все, что правильно, оценива­
ется не по величине, не по числу, не по времени; его н ельзя ни
расш ирить, ни сж ать. С окращ ай как хочеш ь честно прож итую ж изн ь,
сведи ее от столетия к одному дню — она не станет менее честной.
( 2 8 ) И ногда добродетель распростран яется вш и р ь,— правит ц ар ­
ствами, городами, провинциями, закон одательствует, щ едра на услу­
ги детям и бли зким ; иногда стеснена узким и пределами бедности,
изгнанья, одиночества; но она не становится меньше, сведенная
с вершин в частную ж и зн ь, и з царских чертогов — в низкую хижину,
( 2 9 ) лиш енная обш ирных прав в государстве и зап ер тая в одном
доме, в тесном углу. О на не теряет величия, когда уходит в себя,
отовсю ду изгнанная, потому что вопреки всем у велик и несгибаем
ее дух, соверш енна мудрость, непреклонна справедливость. А зн а ­
чит, не теряет она и блаж ен ства, которое все заклю чено в одной
только душ е, и остается огромным, непоколебимым и б езм ятеж ­
ным, чего н ел ь зя достичь б ез знания всех дел бож еских и челове­
ческих.

143
 (3 0 ) А теперь о том, что, как было сказан о, хотел бы ответить
я. М удрого не удручает утр ата детей или др узей : он с тем же спокой­
ствием переносит их смерть, с каким ж дет своей, и как своей смерти
он не боится, так о смерти близких не горюет. Д обродетель сильна
последовательностью : все ее дела согласны и созвучны с нею, но это
созвучие гибнет, если дух, которому надлеж ит бы ть высоким, угне­
тен тоской или скорбью . Всякий трепет и тревога и леность в любом
деянии несовместимы с честностью. И бо честность спокойна и не­
устраш има, она всегда налегке, всегда наготове.— ( 3 1 ) «Ч то же,
мудрецу не знаком о даж е подобие волнения? Н е побледнеет он, не
изменится в лице, не похолодею т у него руки ? Н е почувствует он
ничего из того, что происходит с нами не по велению души, а б е з­
отчетно, под внезапны м действием самой п р и р о д ы ?» — П очувству­
ет, конечно. Н о останется при своем убеждении, что все это — еще не
зл о и здоровом у духу ради этого поникать не пристало. Все, что
нужно сделать, он сделает смело и быстро. ( 3 2 ) К то не согласится,
что это свойства глупцов — делать всякое дело вяло и неохотно,
посы лать тело в один конец, душ у — в другой и р ваться во все сторо­
ны с р а зу ? Чем глупость кичится, за что лю буется собою, за то как
р а з ее и п р ези раю т; и даж е то, чем хвалится, она делает неохотно.
А если она боится какого-нибудь несчастья, то в ожидании его стр а­
дает так, словно оно уже пришло, и боязн ь приносит ей все муки,
которых она страш ится. ( 3 3 ) К ак у слабы х здоровьем недугу пред­
ш ествую т некие признаки — вялость всех мышц, и беспричинная
усталость, и зевота, и пробегающ ий по телу озноб, так и слабый дух
содрогается зад ол го до того, как обруш атся несчастья: он предвосхи­
щ ает их и падает раньш е времени. Н о есть ли что безумнее, чем
мучиться от страха перед будущ им и вместо того, чтобы сохранить
силы для пытки, п р и зы вать и приближ ать к себе те беды, ( 3 4 ) кото­
рые, если уж н ельзя их прогнать, лучше оття н у ть? Т ы хочеш ь
убедиться, что никто не долж ен стр ад ать от предстоящ его? П усть
кто-нибудь услы ш ит, что через пятьдесят лет его ж дет мучительная
к а зн ь,— ведь он и не взволн уется, если не перескочит через весь этот
промежуток и сам себя не потопит в том горе, которое будет век
спустя. Т о же самое, когда души, которые н аслаж даю тся своей бо­
лезн ью и сами ищ ут поводов для скорби, печалятся и з-за того, что
давно прош ло и забы то. Ч то минуло, что настанет, этого сейчас нет,
и мы ни того, ни другого не чувствуем. А больно только тогда, когда,
чувствуеш ь. Б у д ь зд оров.

144
 ПИСЬМО 77

Сенека приветствует Л уци лия!

( 1 ) Сегодня неожиданно п о казали сь в виду александрийские
корабли, которые обычно вы сы лаю тся вперед, чтобы возвести ть
скорый приход идущ его вслед флота. И м еную тся они «посы льны ми».
И х появленье радует всю К ам панию : на молу в П утеолах стоит толпа
и среди всей толпы кораблей р азл и чает по парусной оснастке суда из
А лександрии : им одним разреш ено поднимать малый парус, который
остальные распускаю т только в откры том море. ( 2 ) Н ичто так не
ускоряет ход корабля, как верхняя часть паруса; она-то и толкает его
всего сильнее. П оэтом у, едва ветер крепчает и становится больш е,
чем нужно, рею приспускаю т: ведь по низу он дует слабее. К ак
только суда зай д у т за К апрею и тот мыс,
Где Паллада глядит со своея скалистой вершины,
все они поневоле долж ны довол ьствоваться одним парусом ,— кроме
александрийских, которые и приметны благодаря малому парусу.
(3 ) Э та беготня спеш ащ их на берег доставила мне, ленивцу,
больш ое удовольствие, потому что я долж ен был получить письма от
своих, но не спешил узн ать, какие новости о моих делах они принесут.
У ж е давно нет для меня ни убы тка, ни прибыли. Д аж е не будь я ста­
риком, мне следовало бы дум ать так, а теперь и подавно: ведь какую
бы малость я ни имел, денег на дорогу у меня остается больш е, чем
самой дороги,— особенно с тех пор, как я вступил на такой путь, по
которому нет необходимости пройти до конца. ( 4 ) Н е л ь зя считать
путеш ествие соверш енным, если ты остановился на полпути и не
доехал до места; а ж и зн ь не бы вает несовершенной, если прожита
честно. Где бы ты ни прервал ее, она вся позади, лиш ь бы хорошо ее
прервать. А преры вать ее часто приходится и не по столь уж важ ны м
причинам, так как и то, что нас держ ит, не так уж важ но.
(5 ) Т уллий М арцеллин, которого ты хорош о зн ал, провел
молодость спокойно, но бы стро состарился и, забо л ев недугом хоть
и не смертельным, но долгим, тяж ким и многого требую щ им от боль­
ного, начал р азд у м ы вать о смерти. Он со звал множ ество д рузей ;
одни, по робости, убеж дали его в том же, в чем убеж дали бы и себя,
другие — льстивы е и угодливые — давали такой совет, какой, к а за ­
лось им, будет по душ е сомневаю щ емуся. ( 6 ) Т о л ьк о наш друг-
стоик, человек незаурядны й и — говорю ему в похвалу те слова,
которых он засл у ж и в ает,— мужественный и реш ительный, ук азал

145
наилучший, на мой взгл яд , выход. Он ск а за л : «П ерестан ь-ка, М ар-
целлин, мучиться так, словно обдум ы ваеш ь очень важное дело!
Ж ить — дело не такое уж важ ное; ж и вут и все твои рабы , и ж и вот­
ные; важ нее умереть честно, мудро и храбро. П одумай, как давно
заним аеш ься ты все одним и тем ж е: еда, сон, лю бовь — в этом кругу
ты и вертиш ься. Ж ел ать смерти мож ет не только мудрый и храбры й
либо несчастный, но и пресыщ енный». ( 7 ) М арцеллину нужен был,
однако, не совет, а помощ ь: рабы не хотели ему повиноваться. Т огда
наш друг прежде всего избавил их от страха, у к азав, что челяди
грозит наказание, только когда неясно, бы ла ли смерть хозяин а
добровольной, а иначе так же дурно удер ж и вать господина, как
и убивать его. ( 8 ) П отом он и самому М арцеллину напомнил, что
человечность требует — так же как после уж ина мы раздаем остатки
стоящ им вокруг стола — уделить хоть что-нибудь, когда ж и зн ь
окончена, тем, кто всю ж и зн ь был нам слугою. МарЦеллин был мягок
душ ою и щ едр, даж е когда дело касалось его д обра; он р озд ал плачу­
щим рабам по небольшой толике денег и к тому же утеш ил
их. ( 9 ) Е м у не понадобилось ни ж ел еза, ни крови: три дня он в о з ­
держ ивался от пищи, п ри казав в спальне повесить полог. Потом
принесли ванну, в которой он долго леж ал и, покуда в нее подливали
горячую воду, медленно впадал в изнем ож енье,— по собственным
словам, не без некоторого удовольствия, какое обычно испы ты ваю т,
постепенно теряя силы ; оно знаком о нам, частенько теряю щ им со­
знанье.
(1 0 ) Я отступил от предмета ради р асск аза, который будет тебе
по душ е,— ведь ты узн аеш ь и з него, что кончина твоего друга бы ла
не тяж кой и не жалкой. Х о т ь он и сам и зб р ал смерть, но отош ел
легко, словно вы скользн ул и з жизни. Н о р асск аз мой был и не б ез
пользы : нередко сама неизбеж ность требует таких примеров. Ч асто
мы долж ны ум ереть — и не хотим ум ирать, умираем — и не хотим
умирать. ( 1 1 ) Н ет такого невежды, кто не зн ал бы, что в конце кон­
цов умереть при дется; но стоит смерти приблизиться, он отлы нивает,
дрож ит и плачет. Р а зв е не счел бы ты глупцом и з глупцов челове­
ка, слезн о ж алую щ егося на то, что он еще не ж ил ты сячу лет н аза д ?
Н е менее глуп и ж алую щ ийся на то, что через ты сячу лет уж е не бу­
дет ж ить. В ед ь это одно и то ж е: тебя не будет, как не было раньш е.
Врем я и до нас, и после нас не наше. ( 1 2 ) Т ы заброш ен в одну точку;
растягивай ее,— но до каких пор? Ч то ты ж ал у еш ься? Чего хочеш ь?
Т ы даром трати ш ь силы !
И не надейся мольбой изменить решенья всевышних!

146
 Они тверды и неизменны, и направляет их великая и вечная
необходимость. Т ы пойдешь туда же, куда идет все. Ч то тут нового
для тебя ? П од вл астью этого закон а ты родился! Т о же случилось
и с твоим отцом, и с матерью , и с предками, и со всеми, кто был до
тебя, и со всеми, кто будет после. Н епобедим ая и никакой силой не
изменяемая череда свя зы в ае т и влечет всех. ( 1 3 ) К а к ая толпа умер­
ших шла впереди тебя, какая толпа пойдет следом! С колько их будет
твоими спутниками! Я думаю , ты стал бы храбрее, вспомнив о многих
ты сячах твоих товарищ ей по смерти. Н о ведь многие тысячи людей
и ж ивотных испускаю т дух от бессчетных причин в тот самый миг,
когда ты не реш аеш ься ум ереть. Н еуж то ты не дум ал, что когда-
нибудь придеш ь туда, куда шел все вр ем я ? Н ет пути, который бы не
кончился.
(1 4 ) А теперь, по-твоему, я долж ен привести тебе в пример
великих лю дей? Н ет, я приведу ребенка. Ж ива пам ять о том сп ар тан ­
це, еще мальчике, которы й, о к азавш и сь в плену, кричал на своем
дорийском наречии: « Я не р а б !» — и подтвердил эти слова делом.
Е д в а ему приказали вы полнить унизительную рабскую работу —
унести непристойный горш ок,— как он разбил себе голову об стену.
( 1 5 ) В от как бл и зко от нас свобода. И при этом люди рабствую т!
Р а зве ты не предпочел бы, чтобы твой сын погиб, а не старился
в п раздн ости ? Е с т ь ли причина тревож и ться, если и дети могут
мужественно ум ереть? Д ум ай сколько хочеш ь, что не ж елаеш ь идти
вслед,— все равно тебя поведут. Т ак возьм и в свои руки то, что
сейчас в чужой власти ! И ли тебе недоступна отвага того мальчика, не
под силу ск а за т ь : « Я не р а б » ? Н есчастный, ты раб людей, раб вещей,
раб ж изни. И бо ж и зн ь, если нет м уж ества ум ереть,— это рабство.
(1 6 ) Е сть ли ради чего ж д а т ь ? Все наслаж дения, которые тебя
удерж иваю т и не пускаю т, ты уж е перепробовал, ни одно для тебя не
ново, ни одно не приелось и не стало мерзко. Вкус вина и меда тебе
знаком, и нет разниц ы , сто или ты сяча кувш инов пройдет через твой
мочевой п узы рь: ты ведь — только цедило. Т ы отлично знаеш ь,
каковы на вкус устрицы , какова краснобородка; твоя ж адность
к наслаж дениям не оставила тебе на будущ ее ничего неотведанного.
А ведь как р а з от этого ты и отры ваеш ься с наибольшей неохотой.
( 17) С чем еще тебе больно р асстаться ? С д р узьям и , с родиной? Д а
ценишь ли ты ее настолько, чтобы ради нее позж е поуж ин ать? С со­
лнцем? Д а ты, если бы мог, погасил бы само солнце. Ч то ты сделал
достойное его св ета? П ризнай ся, не тоска по курии, по форуму, по
самой природе делает тебя таким медлительным, когда нужно уме­

747
реть: тебе неохота покидать мясной рынок, на котором ты ничего не
оставил. ( 1 8 ) Т ы боиш ься смерти; да и как тебе ее п резреть среди
удовольствий ? Т ы хочеш ь ж и ть: значит, ты зн аеш ь, как ж и ть? Т ы
боиш ься ум ереть,— так что ж е? Р азве такая ж и зн ь не все равно что
см ерть? Гай Ц е зар ь , когда однаж ды переходил через Л атинскую
дорогу и кто-то и з в зя ты х под страж у, с бородой, отросш ей по грудь,
попросил у него смерти, ответил: « А р азве сейчас ты ж и в е ш ь ?» Т ак
надо бы отвечать и тем, для кого см ерть бы ла бы избавлением : « Т ы
боишься ум ереть? А р азве сейчас ты ж и в е ш ь ?» — ( 1 9 ) «Н о я хочу
ж ить потому, что делаю немало честного; мне нет охоты бросать
обязанности, налагаемые ж и зн ью : ведь я исполняю их неукоснитель­
но и неустанно».— А р азве ты не знаеш ь, что и умереть — это одна
из налагаемых ж и зн ью обязанностей! Т ы никаких обязанностей не
бросаеш ь: ведь нет точно определенного их числа, которое ты должен
выполнить. ( 2 0 ) В сякая ж и зн ь коротка: если ты оглянеш ься на
природу вещей, то короток будет даж е век Н естора и Сатии, которая
приказала написать на своем памятнике, что прож ила девяносто
девять лет. Т ы видиш ь, старуха хвастается долгой старостью ; а про­
живи она полных сто лет, кто мог бы ее вы тер п еть? Ж и зн ь — как
пьеса: не то важ но, длинна ли она, а то, хорош о ли сы грана. К делу не
относится, тут ли ты оборвеш ь ее или там. Где хочешь, там и обор­
в и — только бы р а зв я зк а бы ла хорош а! Б у д ь здоров.

ПИСЬМ О 78

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Т еб я замучили частые насморки и простуды, которые всегда
идут вслед за долгими, неотвязны ми насморками; эта весть для меня
особенно неприятна, потому что я хорош о зн аю такое самочувствие.
П оначалу я его п р ези р ал ,— покуда моему юному возр асту под силу
было сп равл яться с тяготами и не поддаваться болезням ; потом они
взяли верх и довели меня до того, что я чуть душ у не вычихал, совсем
отощ ав и ослабев. ( 2 ) Ч асто меня тянуло покончить с собою ,— но
удерж ала мысль о старости отца, очень меня лю бивш его. Я думал не
о том, как мужественно смогу я умереть, но о том, что он не см ож ет
мужественно переносить тоску. П оэтому я и п ри казал себе ж и ть:
ведь иногда и остаться ж и ть — дело м уж ества. ( 3 ) Я скаж у, в чем
нашел тогда утешение, но прежде надо ск азать, что то самое, чем
старался я себя успокоить, ок азал ось и сильнейшим лекарством .

148
Благое утешение становится целительны м снадобьем; что поднимает
дух, то помогает и телу. Н аш и зан яти я поправили мне здоровье.
Ф илософ и и благодарен я за то, что поднялся и окреп, ей обязан
я ж изнью , и это — самое меньшее из всего, чем я ей обязан . ( 4 ) Н е­
мало помогли моему вы здоровлени ю и д р у зья , поддерж авш ие меня
ободряющ ими речами и неусыпным вниманием. Н ичто не укрепляет
больного и не помогает ему так, как лю бовь друзей, ничто так не
прогоняет страх и ожидание смерти. У меня и мысли о смерти не
бы ло,— нет, я думал, что если они остаю тся ж ить, то буду ж ить и я,
не с ними, а в них; мне казал ось, что я не испущу дух, а передам его
друзьям . Все это укрепило мое желание помочь себе и перетерпеть
любые муки; ведь самое ж алкое — это потерять м уж ество умереть
и не иметь м уж ества жить.
( 5 ) И спробуй и ты эти лекарства. Врач укаж ет тебе, сколько
нужно гулять, сколько уп раж н яться; посоветует не слишком преда­
ваться безделью , хоть некрепкое здоровье и склонно к нему, посове­
тует читать внятным голосом, чтобы уп раж н ять дыхание, чьи пути
и вместилищ а пораж ены недугом, плавать в лодке, чтобы растрясти
внутренности мягким качанием; назначит тебе пищу и срок, когда
надо прибегнуть к вину для укрепления сил, когда отк азаться от
него, чтобы от разд р аж ен и я не обострился каш ель. А мое н астав­
ленье излечивает не одну болезнь, но всю нашу ж и зн ь. Вот оно:
презирай см ерть! К т о ушел от страха смерти, тому ничто не печалит
душ у.
( 6 ) Во всякой болезни тяж елы три вещ и: страх смерти, боль
в теле, отк аз от наслаждений. О смерти мы говорили довольно,
добавлю только одно: страх этот — не перед болезнью , а перед
природой. М ногим болезнь отсрочила см ерть; и то, что они казал и сь
умирающими, служ ило к их спасению. У м реш ь ты не потому, что
хвораеш ь, а потому, что живеш ь. Т а же участь ж дет и вы зд ор овевш е­
го: исцелившись, ты ушел не от смерти, а от н ездоровья. ( 7 ) П ерей­
дем к другой неприятности, присущей именно болезни: она приносит
тяжкие боли. Н о и они терпимы, потому что перем еж аю тся. Ведь
боль, достигнув наибольш ей остроты , кончается. Н икто не может
страдать и сильно и долго: лю бящ ая природа устроила все так, что
сделала боль либо переносимой, либо краткой. ( 8 ) Самой острой
боль бы вает в самых тонких частях нашего тел а: больш е всего она
свирепствует в ж илах, в суставах — всю ду, где ее стесняет узкое
пространство. Н о как р а з эти части бы стро немеют и теряю т от боли
ощущение боли,— потому ли, что дух, встречая на своем пути препо­

149
ны и подвергаясь порче, теряет силу, которой держ ится сам и под­
держ ивает в нас чувства, то ли потому, что гнилая влага, не имея куда
стекать, сама себя теснит и лиш ает чувствительности те места, где
скапливается. ( 9 ) Т а к подагра и хирагра, и всякая другая боль в соч-
лененьях и в жилах успокаивается на время, когда измученные ею части
одеревенею т; при этих болезнях самое тягостное — первые зудящ ие
боли, потом острота их со временем гаснет, и наступает омертвение —
конец всякой боли. Б оль в зубах, в гл азах, в уш ах потому так пронзи­
тельна, что рож дается в самых тесных местах тела, так же, клянусь,
как боль в голове, которая, однако, став слиш ком резкой, переходит
в умопомрачение и беспамятство. ( 1 0 ) Т ем и можно утеш аться при
нестерпимой боли, что ты непременно перестанеш ь ее чувствовать,
если сначала почувствуеш ь слишком сильно. А невеждам телесная
мука так тягостна вот почему: они не привыкли довольствоваться
своею душой и были чересчур зан яты телом. П оэтом у великий и р а­
зумный человек отделяет душ у от тела и об р ащ ает помыслы к луч­
шей, божественной части своего сущ ества, а другой, плаксивой
и хилой, заним ается только в меру необходимости.— ( 1 1 ) « Н о ведь
тяж ело лиш иться привычных наслаждений, о тк азы ваться от пищи,
терпеть голод и ж а ж д у » .— В озд ер ж н ость тяж ел а на первых порах.
П отом ж елания гаснут, по мере того как устает и слабеет то, посред­
ством чего мы желаем. С о временем ж елудок становится своен рав­
ным, со временем мы см отреть не можем на то, до чего прежде
бывали ж адны , и сама потребность умирает. А обходиться б ез того,
чего больш е не хочется, ничуть не горько. ( 1 2 ) К тому же всякая
боль перем еж ается или хотя бы облегчается. К тому же можно
предостеречься, когда она вот-вот появится, и предупредить ее ле­
карствам и: ведь всякой боли предш ествую т некие приметы, особенно
если она в о звр ащ ается постоянно.
Б олезн ь не так трудно терпеть, коль скоро ты презрел самую
страш ную ее угрозу. ( 1 3 ) Т ак не утяж еляй же свои несчастья и не
отягощ ай себя ж алобами. Б оль легка, если к ней ничего не прибавит
мнение; а если ты еще будеш ь себя подбадри вать и тверди ть: «ничего
не болит» или «б ол ь пустяковая, крепись, сейчас все пройдет»,— от
самих этих мыслей тебе станет легче. Все зави си т от мнения; на него
огляды ваю тся не только честолюбие, и ж аж д а роскоши, и скупость:
наша боль сообразуется с мнением. К аж д ы й несчастен настолько,
насколько полагает себя несчастным. ( 1 4 ) По-моему, надобно о тб р о ­
сить все ж алобы на м иновавш ую боль, все речи, вроде этих: «Н и ком у
не бы вало хуж е! К акие муки, какие страд ан ья я перенес! Н икто уж

150
и не думал, что я встану. С колько р а з домашние меня оплакивали,
сколько р а з врачи от меня отступались! И на дыбе не бы вает такой
пы тки!» П усть даж е это правда, но ведь все прош ло! К а к а я радость
опять переж ивать минувшую муку и бы ть несчастным от прежних
несчастий? И потом, кто и з нас не преувеличивает своих страданий
и не обм аны вает самого себя? Н аконец, о том, что было горько,
рассказы вать сл ад ко: ведь так естественно р ад оваться концу своих
страданий. З н ач и т, нужно поубавить и страх перед будущими, и па­
мять о прош лых н евзгодах: ведь прошлые уже кончились, а будущ ие
еще не имеют ко мне касательства. ( 1 5 ) П усть в самый трудный миг
каж ды й скаж ет:
Может быть, будет нам впредь об этом сладостно вспомнить!
П усть соберет все м уж ество для борьбы : кто отступит, будет
побежден, кто сам пойдет в наступление на боль, победит. Т еп ерь
многие сами на себя обруш и ваю т то, чему надо сопротивляться. Е сли
ты попытаеш ься ускол ьзн уть из-под нависш его д авящ его гнета, он
тебя настигнет и н аляж ет еще тяж елее, а если встанеш ь твердо и з а ­
хочешь сделать усилье, то и сбросиш ь его. ( 1 6 ) С колько ударов и по
лицу, и по всему телу получаю т кулачные бой ц ы ? Н о ради ж аж ды
славы они переносят все муки и терпят их не только в бою, но и ради
боя: ведь сами их упражнения — пытка. И нам нуж но все победить:
наградой нам будет не венок и не пальм овая ветвь, не флейтист,
устанавливаю щ ий тиш ину перед объявлением нашего имени, но
добродетель, и тверд ость духа, и мир на все остальны е времена после
первой же победы, одержанной в бою с фортуной.
( 1 7 ) «К а к мне б ол ьн о!» — А р азве оттого, что ты ведеш ь себя
как баба, тебе не так б ол ьн о? К ак враги пагубнее для убегаю щих, так
всякая случайная н евзгода сильнее теснит с ты лу, когда перед ней
отступиш ь.— «Н о ведь тя ж е л о !» — Т ак р азве мы только на то
и храбры , чтобы сносить легкое? К акую бол езн ь ты предпочел бы —
долгую или короткую , но более тяж ел ую ? Е сл и она долгая, в ней
бы ваю т промежутки, она дает срок оправиться и дарит много време­
ни, потому что непременно долж на р азви ться, потом пройти. К о ­
роткая и стрем ительная б ол езн ь сделает одно и з двух: либо сама
кончится, либо тебя прикончит. Н о какая разниц а, ее ли не будет или
тебя? В обоих случаях боль прекратится.
( 1 8 ) П олезн о такж е, направив мысли к другим предметам,
отвлечь их от боли. Д ум ай о том, как поступил ты честно и храбро,
повторяй про себя, что во всем есть хорош ая сторона, обрати свою

151
память к тому, что тебя восхищ ало. Т огд а тебе придет на помощ ь
любой храбрец, победивший боль: и тот, кто продолж ал читать
книгу, покуда ему вы резали взд уты е жилы, и тот, кто не переставал
смеяться, когда палачи, разозлен н ы е этим смехом, пробовали на нем
одно за другим орудия ж естокости. Н еуж ели же разум у не победить
боли, если ее победил см ех? ( 1 9 ) Говори что хочеш ь о насморке,
и о непрестанном каш ле такой силы, что куски внутренностей и звер ­
гаю тся наруж у, и о ж аре, иссуш аю щ ем грудь, и о ж аж де, и о корчах,
вы ворачиваю щ их в разны е стороны суставы рук и ног,— страш нее
пламя, и ды ба, и раскаленное ж елезо, приж атое к вспухаю щим р а­
нам, чтобы они откры лись и углубились. Н о есть такие, что не
застонали под этими пытками, мало того — и ни о чем не просили;
мало того — и не ответили ни слова; мало того — и смеялись от
души. Т ак не хочеш ь ли после этого посм еяться над б олью ?
(2 0 ) «Н о болезнь не дает ничего делать и уводит от всех обя­
зан н остей ».— Н езд ор овье сковы вает твое тело, а не душ у. П усть оно
опутает ноги бегуну, окостенит руки портному или кузнецу. А ты,
если привык к тому, что ум твой деятелен, будеш ь учить, убеж дать,
слуш ать, учиться, исследовать, вспоминать. Ч то же, по-твоему, бы ть
умеренным в дни болезни значит ничего не д ел ать? Т ы докаж еш ь,
что болезнь можно одолеть или хотя бы вынести. (2 1 ) И в постели
больного, поверь мне, есть место для добродетели. Не только с
оруж ьем и в строю можно д ок азать, что дух бодр и не укрощен край­
ними опасностями: и под одеялом видно, что человек мужествен.
У тебя есть дело — храбро бороться с болезнью , а если она тебя не
покорила и ничего от тебя не добилась, ты подал славны й прим ер.—
«Поистине есть чем прославиться, если все будут глядеть, как мы
х во р аем !» — Сам на себя гляди, сам себя хвали !
(2 2 ) П омимо того, есть два рода наслаждений. Телесны е на­
слаж дения болезнь ограничивает, но не отнимает и даж е, если
рассудить правильно, делает острее. П риятнее пить, когда чувству­
еш ь ж аж д у, есть — когда голоден; после поста все поглощ ается
с больш ею ж адностью . А в удовольствиях душ евных, которые и
больше и вернее, ни один врач больному не откаж ет. К то предан им
и понимает в них толк, тот прези рает всякое ублажение чувств.
( 2 3 ) «О несчастный больн ой !» П очем у? Д а потому, что он не растап ­
ливает снега в вине, не охлаж д ает еще больше свое питье в объемистой
посуде, взл о м ав закупориваю щ ий его лед, не откры ваю т для него тут
же за столом лукринских устриц, не хлопочут вокруг возл еж ащ его за
ужином повара, подтаскивая блю да вместе с ж аровнями. Вот до чего

/52
додумалась стр асть к роскош и: чтобы яства не остыли, чтобы не
казали сь они недостаточно горячими потерявш ем у чувствительность
нёбу, кухню волокут вместе с куш аньями. ( 2 4 ) О несчастный боль­
ной! Он ест, сколько мож ет перевари ть; не полож ат перед ним на
стол кабана, чтобы полю боваться им, а потом отослать обратно: ведь
это мясо слишком деш евое! Не н авалят для него на поднос птичьих
грудок, потому что от вида целых птиц его тош нит. Ч то тебе сделали
плохого? Т ы будеш ь есть, как больной, вернее — как здоровы й.
(2 5 ) Н о все это мы вытерпим с легкостью : и отвары , и теплую
воду, и все то, что каж ется несносным для изнеж енны х, потонувших
в роскоши и расслабленны х скорее душ ою, чем телом. Т ол ько бы
перестать бояться смерти! Ч тобы этого достичь, надо п озн ать преде­
лы добра и зл а — тогда и ж и зн ь не будет нам тягостна, и смерть не
страш н а.— ( 2 6 ) П ресыщ ение ж и зн ью не мож ет отрави ть ж изнь,
в которой столько разн ы х великих и бож ественны х дел: только
ленивая праздн ость заставл я ет ее ненавидеть самое себя. К то стран ­
ствует по всей шири природы, тому никогда не наскучит истина;
только лож ью можно пресы титься. ( 2 7 ) А если явится и позовет
смерть, пусть преждевременная, пусть обры ваю щ ая ж и зн ь посреди­
не, плод этой ж изни давно отведан: ведь такой человек познал при­
роду в больш ей ее части и знает, что от времени честности не прибав­
ляется. Т ем всякий век непременно покаж ется коротким, кто мерит
его пустыми и потому бесконечными наслаж дениями.
(2 8 ) П оддерж ивай свои силы этими мыслями, а на досуге
и моими письмами. П ридет время, которое вновь соединит нас и со­
льет воедино; как бы ни было оно кратко, нам продлит его уменье им
п о льзоваться. П отому что, как говорит Посидоний, «один день чело­
века образован н ого дольш е самого долгого века невеж ды ». ( 2 9 ) Вот
что помни, вот что удерж и прочно: не падай духом в несчастье, не
верь удачам, всегда имей в виду произвол ф ортуны , словно она
непременно сделает все, что мож ет сделать. Чего мы ждем задолго, то
для нас легче, когда случается. Б уд ь здоров.

П И СЬМ О 80

Сенека приветствует Л уцили я!

(1 ) Сегодня я свободен не только благодаря самому себе, но
и благодаря зрели щ у, собравш ем у всех докучных на состязанье
игроков в ш ары. Н икто не ворвется, никто не помеш ает моему

/53
раздум ью , и безопасн ость делает мысли еще смелее. Д ве р ь не стук­
нет, занавес не будет поднят, можно идти одному — а это самое необхо­
димое для идущ его своим путем к своей цели. Вы ходит дело, я ни за
кем не иду следом ? Н ет, но я позволяю себе кое-что и придумать,
и изменить, и отбросить. Я не раб предш ественников, а единомыш ­
ленник.
(2 ) Н о я говорил слиш ком дерзко, когда сулил себе тишину
и уединение б ез помех: вот с ристалищ а донесся громкий крик и хоть
не сбил меня, однако отвлек и сам стал предметом сопоставления.
Я подумал про себя: как много людей упраж н яю т тело и как мало —
душ у! С колько народу сбегается см отреть потешное и мимолетное
зрелищ е, и какая пустота возле благородны х наук! К ак немощны
духом те, чьими плечами и руками мы лю буем ся! ( 3 ) О б этом я и ду­
маю больш е всего: если упражнениями можно приучить тело к такой
терпеливости, что она п озволяет сносить и удары и пинки многих
людей, проводить целые дни под палящ им солнцем, в горячей пыли,
обливаясь кровью ,— то насколько же легче закал и ть душу, чтобы
она бы ла стойкой перед всяким даром и ударом фортуны, чтобы,
сброш енная н азем ь и растоптанная, она поднималась вн о вь? В едь
телу для зд о р о вья нужно многое, а душ а растет сама собою, сама себя
питает, сама себя закал яет. А тл ету нужно много пищи, много питья,
много масла, нужны долгие труды ; тебе добродетель достанется и б ез
вспомогательных орудий, и б ез затр ат. Ч то мож ет сделать тебя
человеком добра, то при тебе. ( 4 ) Ч то же надобно, чтобы стать та ­
ким? Ж елание! Н о мож еш ь ли ты пож елать лучшего, нежели
вы рваться из гнетущ его всех рабства, от которого даж е невольники
последнего р азбо р а, рожденные в ничтожестве, силятся и зб ави ться?
Все свое достояние, скопленное за счет собственной утробы , отдаю т
они за свободу. Т ак неужели ты, верящ ий, что родился свободным,
не ж аж деш ь любой ценой добиться свобод ы ? ( 5 ) З ач е м ты огляды ­
ваеш ься на свой л а р ь ? К уп и ть ее н ельзя. Т о, что вносится в списки,
есть лиш ь пустое имя свободы , которой нет ни у тех, кто ее купил, ни
у тех, кто продал. Н уж но, чтобы ты сам дал себе это благо, сам у себя
его добился.
О свободись прежде всего от страха смерти, потом от страха
бедности. ( 6 ) Е сл и хочеш ь убедиться, что ничего худого в ней нет,
сравни лицо богача и лицо бедняка. Бедняк чаще смеется от душ и;
никакая тревога не ж ж ет его в глубине; если и придет какая забо та,
она уйдет, как легкое облачко. У тех, что сл ы вут счастливы ми, ве­
селье притворно, а печаль мучительна, как скры тый н ары в,—

154
мучительна тем более, что порой н ельзя бы ть откровенно несчастным
и надо среди горестей, р азъед аю щ и х сердце, играть счастливца.
( 7 ) Мне часто приходится приводить этот пример, потому что в нем
яснее всего виден мим человеческой жизни, назначаю щ ей нам такие
роли, каких нам не сы грать. К то это спесиво ш ествует на подмостках
и говорит, закин ув голову:
Я — Аргоса властитель! Завещал Пелоп
От моря Геллы вплоть до Ионийских вод
Простертую державу мне?..

Раб, получающий пять мер зерн а и пять денариев! ( 8 ) А кто вот тот,
не знаю щ ий удерж у в спеси и кичливо верящ ий в свое могущ ество,
тот, который говорит:
Молчи, о Менелай, иль от моей руки
Падешь!

Е м у платят поденно и спит он под лоскутным одеялом!

Т о же самое можно ск а за ть обо всех избалованны х, которых над
головами людей, над толпою возн осят носилки; у всех у них
счастье — только личина. Р азд ен ь их — и зап р ези раеш ь. ( 9 ) П оку­
пая коня, ты велиш ь снять попону; вы ставленны м на продаж у рабам
ты велиш ь сбросить одеж ду, чтобы не скры лись телесные изъяны.
Почему же ты ценишь человека лиш ь в облаченье? Работорговцы
все, что мож ет не понравиться, прячут с помощ ью какой-нибудь
уловки; поэтому покупателю украш енья и подозрительн ы : увидев
повязку на ноге или на руке, ты прикаж еш ь сбросить ее и п оказать
тебе тело. ( 1 0 ) Т ы видиш ь этого ц аря скифов или сарм атов с роскош ­
ным убором на голове? Е сли хочеш ь оценить его и до конца узн ать,
каков он, р азвя ж и диадему. М ного зл а прячется под нею! А что
говорить о други х? Х о ч е ш ь зн ать, что ты веси ш ь,— отставь в сторо­
ну деньги, дом, сан. С ам р азбери сь в себе! А покуда ты судиш ь
о себе, приняв на веру чужое мненье. Б уд ь зд оров.

ПИСЬМ О 82

Сенека приветствует Л уци ли я!

( 1 ) О тебе я перестал тр ево ж и ться.— Т ы спросиш ь, кого и з
богов в зя л я поручителем? — Т ого, конечно, который никогда не
обм аны вает,— душ у, полю бивш ую все справедливое и благое.

/55
Л учш ая часть твоего сущ ества в безопасности. Ф о р ту н а может тебе
повредить, но самого главного — как бы ты сам себе не повредил —
я не боюсь. И ди, куда направился, и живи, как живеш ь, спокойно, но
не легко. ( 2 ) М не, например, пусть лучше будет плохо, чем легко.
«П лохо» понимай в том смысле, как привык говорить народ: тяж ко,
трудно, в забо тах. М ы часто слышим такие похвалы тем, чьей ж изни
зави дую т: « Е м у ж ивется легко!» Н о ведь это зн ачит: «О н человек
изнеж енны й!» Понемногу душ а делается дряблой и бессильной, под
стать тому безделью и лени, в которых она п огрязла. Н о р азве не
больше подобает мужу даж е чрезм ерная тв ер д о сть? И збалован ны е
боятся смерти — и делаю т свою ж и зн ь подобной ей. А ведь леж ать,
отды хая, и л еж ать в могиле — не одно и то ж е! — ( 3 ) Т ы скаж еш ь:
«Д а не лучше ли л еж ать хотя бы так, чем вертеться в водовороте
д е л ?» — И то и другое гибельно — и судорога и столбняк. По-моему,
труп и тот, что лежит в благовониях, и тот, которого волокут крюком.
Д осуг без занятий науками — смерть и погребенье заж и во. ( 4 ) Ч то
пользы уединиться? К ак будто поводы для тревог не погонятся за
нами и через м оря! В какое убежищ е не проникнет страх см ерти? З а
какими стенами, в каких подзем ельях можно ж ить так спокойно,
чтобы не бояться боли? Где бы ты ни скры лся, вокруг будет ш уметь
человеческое зло. М ного его вне нас, и оно ходит вокруг, чтобы
обмануть, чтобы настигнуть, много и в нас самих, и оно буш ует даж е
среди одиночества.
(5 ) Н уж но возвести вокруг несокруш имую стену философии,
которую фортуна, сколько бы ни била осадными орудиями, не в о з ь ­
мет никогда. В недосягаемом месте та душ а, что покинула все
внешнее и отстаи вает свою свободу в собственной крепости: никакое
копье до нее не долетит. У фортуны руки не так длинны, как мы
думаем: ей не схвати ть никого, кроме тех, кто льнет к ней. ( 6 ) Т ак
будем дер ж аться от нее как можно дальш е — это удастся сделать,
только познав и себя и природу. П усть каж ды й зн ает, куда он идет
и откуда взя л ся , что для него хорошо, что плохо, чего он ищет и чего
избегает, что есть разум , отличающий то, к чему долж но стрем иться,
от того, чего следует беж ать, укрощ аю щ ий безумие желаний и см иря­
ющий ж естокость страхов. ( 7 ) Н екоторы е думаю т, что они подави­
ли все это и б ез философии. Н о когда ж ивш их безопасно испы­
тает какое-нибудь бедствие, тогда и будет вы рван о у них позднее
признанье. Громкие слова уйдут из головы, когда пы татель по­
требует протянуть руку, когда смерть придвинется ближе. Т огд а
можно ск а за т ь : легко тебе было и здалека бросать вы зов бедам!

/56
В от боль, которую ты объявлял терпимой! В о т смерть, против ко­
торой ты произносил муж ественные речи! С ви стят бичи, блещ ет
клинок.
Вот теперь-то нужна и отвага, и твердое сердце!
(8 ) А сделает его тверды м неустанное разм ы ш ление, если только
ты будеш ь уп раж н ять не я зы к, но душ у и готовить себя к см ерти,—
а сил и м уж ества противостоять ей не даст тебе тот, кто словесными
ухищрениями попы тается убедить тебя, будто см ерть не есть зло.
П раво, Л уцилий, лучший и з людей, приятно посмеяться над этими
греческими глупостями, которые я, к моему собственному удив­
ленью, еще не вы бросил и з головы. ( 9 ) Н аш Зен он прибегает
к такому ум озаклю чению : « З л о не мож ет бы ть славны м, смерть
бы вает славной, значит, см ерть не есть з л о » .— Т ы своего добился —
избавил меня от стр ах а! После таких слов я не поколеблю сь склонить
голову под меч. Н о не угодно ли тебе говорить серьезнее и не см е­
ш ить идущего на см ер ть? Не легко ск азать, кто глупее — тот ли, кто
верит, будто такой уловкой погасил страх смерти, или тот, кто пы та­
ется ее распутать, словно это не чистое празднословие. ( 1 0 ) Ведь сам
З ен он предложил противополож ную уловку, основанную на том, что
см ерть мы причисляем к вещ ам безразли чн ы м (греки их н азы ваю т
α δ ιά φ ο ρ α ). «Б езр а зл и ч н о е ,— говорит он,— не бы вает славным,
см ерть бы вает славной, значит, см ерть не б езр азл и ч н а». Видиш ь,
к чему украдкой ведет эта уловка. Не см ерть бы вает славной, а м уж е­
ственная смерть. К о гд а ты говориш ь «безразли ч н о е не бы вает
славны м », я соглаш усь с тобой в том смысле, что славны м бы вает
только связанное с б езразл и чн ы м . Я утверж даю , что безразличн ое
(т о есть ни хорош ее, ни плохое) — это и недуг, и боль, и бедность,
и ссы лка, и см ерть. ( 1 1 ) С ам о по себе все это славны м не бы вает, но
и б ез этого нет ничего славного: х вал ят не бедность, а тога, кого она
не покорила, не согнула, хвал ят не ссы лку, а того, кто, отп равл яясь
в ссылку, не горевал, хвал ят не боль, а того, кого боль ни к чему не
принудила; никто не хвали т см ерть — х вал я т того, у кого смерть
отняла душ у, так и не взвол н о вав ее. ( 1 2 ) Все это само по себе не
м ож ет бы ть ни честным, ни славны м ; но к чему приблизилась и при­
коснулась добродетель, то она делает и честным и славны м. Э ти
вещ и стоят как бы посредине, и все дело в том, что прилож ит к ним
руку — злонравие или добродетель. С м ерть, у К атон а славная,
у Брута становится ж алкой и постыдной. В едь это тот Б рут, который
перед см ертью искал отсрочек, выш ел, чтобы облегчить ж ивот,

/57
а когда его позвали и велели склонить голову под меч, с к а за л : «С д е ­
лаю это, клянусь ж и зн ью !» — К акое безумие — беж ать, когда от­
ступать уж е некуда! «С д ел аю это, клянусь ж и зн ь ю !» Ч у ть бы ло не
прибавил: «ж и зн ью хотя бы и под А н тон ием ». П раво, он заслуж и л,
чтобы его предали ж изн и !
(1 3 ) Н о, как я ск азал вначале, ты видиш ь, что сама см ерть — не
добро и не зл о : К атон у она послужила к чести, Б ру ту — к позору.
Л ю бая вещ ь, пусть в ней нет ничего прекрасного, становится пре­
красной вкупе с добродетелью . М ы говорим: спальня светлая; но она
же ночью становится темной; день наполняет ее светом, ночь его
отнимает. ( 1 4 ) Т а к и всему, что мы н азы ваем «б езразл и ч н ы м » и
«стоящ им посредине»: богатствам , могущ еству, красоте, почестям,
царской власти, и наоборот — смерти, ссылке, нездоровью , стр ад а­
ниям и всему, чего мы больш е или меньше боимся, дает имя добра
или зл а злон равие либо добродетель. К усок ж ел еза сам по себе не
горяч и не холоден, но в кузнечной печи он раскаляется, в воде осты ­
вает. С м ерть стан овится честной благодаря тому, что честно само по
себе: добродетели и душе, презирую щ ей все внешнее.
(1 5 ) Н о и то, Луцилий, что мы назы ваем «средн им », не одинако­
во: ведь см ерть не так б езразли чн а, как то, четное или нечетное число
волос растет на голове. С м ерть — не зл о, но имеет обличье зл а. Е с т ь
в нас лю бовь к себе, и врож денная воля к самосохранению , и неприя­
тие уничтож енья; потому и каж ется, что см ерть лиш ает нас многих
благ и уводит от всего, к чему мы привыкли. И вот чем еще отпугива­
ет нас см ерть: здеш нее нам известно, а каково то, к чему все перей­
дут, мы не знаем и страш им ся неведомого. И страх перед мраком,
в который, как люди верят, погрузит нас см ерть, естествен. ( 1 6 ) Т ак
что даже если см ерть и принадлеж ит к вещ ам безразличн ы м , пре­
небречь ею не так легко: нужно зак ал я ть дух долгими упраж нения­
ми, чтобы вынести ее вид и приход. П р е зи р ать см ерть больш е
должно, чем принято: слиш ком много насчет нее суеверий, слиш ком
много дарови ты х людей состязалось, как бы пуще ее обесславить;
и зобразили и преисподнюю темницу, и край, угнетаемый вечным
мраком, и огромного
пса, что Орк охраняет,—
Лежа на груде костей, обглоданных в гроте кровавом,
Вечно лаем своим он бескровные тени пугает.

А если ты даж е и убедиш ься, что все это ск азк а и усопших ничего не
ж дет из того, что внуш ало им у ж ас,— подкрады вается новая б оязн ь:

158
ведь одинаково страш но и бы ть в преисподней, и не бы ть нигде.
( 1 7 ) Т ак разве мужественно пойти на смерть наперекор всему, что вну­
шено нам давним убеждением, не есть один из самых славных и великих
Подвигов человеческого д уха? Е м у никогда бы не подняться к добро­
детели, если бы он считал см ерть зл ом ; он поднимется, если сочтет ее
безразличной. П рирода не допускает, чтобы кто-нибудь отваж но шел
на то, что считает зл ом ; всякий будет медлить и м еш кать, а сделанное
поневоле, с ж еланьем увильнуть, не бы вает славны м. Д обродетель
ничего не делает по необходимости. ( 1 8 ) И еще одно: не бы вает
честным то, что делается не от всей души, чему она хоть отчасти
противится. А где идут на плохое, либо из боязни худшего, либо
в надежде на хорошее, ради которого стоит однаж ды терпеливо
проглотить плохое, там суж денья человека р азд ваи ваю тся : одно
велит выполнить задум анное, другое тянет н азад, прочь от подозри­
тельного и опасного дела. Т ак и р азр ы вается человек в разны е
стороны. Н о слава при этом погибает. Д обродетель вы полняет все,
что решила, б ез р азл ад а в душ е и не боится того, что делает.
Ты же, беде вопреки, не сдавайся и шествуй смелее,
Шествуй, доколе тебе позволит фортуна!

( 1 9 ) Н о ты не будеш ь ш ествовать смелее, если считаеш ь беды злом .

Э ту мысль нужно вы тр ави ть из сердца, не то останется замедляю щ ее
натиск подозренье, и ты натолкнеш ься на то, на что нужно бы на­
пасть с ходу.
Н аш и хотят представи ть уловку З ен он а истинной, а вторую , ей
противоположную , обманчивой и лживой. Я не проверяю их ни
законами диалектики, ни хитросплетеньями дряхлы х ухищрений, но
считаю, что неприемлем весь этот род вопросов, когда спрошенный
полагает, что его запутали, и, вынуж денный соглаш аться, отвечает
одно, а дум ает другое. В о имя истины нужно действовать проще,
против страха — мужественней.
(2 0 ) Я предпочел бы все, что они накрутили, распутать и р а зъ ­
яснить, чтобы не н авязы вать суж денье, а убеж дать. Войско, постро­
енное для боя, идущее на смерть за жен и детей,— как его ободри ть?
Вот тебе Ф аб и и , род, взявш и й в свои руки войну всего государства.
В от тебе лаконяне, засевш ие в самой теснине Ф ер м о п и л : они не
надею тся ни победить, ни вернуться, это место и будет им могилой.
( 2 1 ) К ак ободрить их, чтобы они телами загородили дорогу лавине,
обруш ивш ейся на весь народ, и ушли и з ж изни, но не со своего
м еста? Н еуж то ск а за т ь им: « З л о не мож ет бы ть славны м ; смерть

/59
бы вает славной, значит, см ерть не есть з л о » ? В от убедительная речь!
К то после нее поколеблется броситься на враж еские клинки и уме­
реть сто я? А Л еонид — как храбро обратился он к воинам! «Д авай -
те-ка завтр ак ать, соратники: ведь уж инать мы будем в преиспод­
ней!» — вот что он сказал . И ни у кого кусок не выпал из рук, не
з а в я з в зуб ах, не застр ял в горле; все обещ али бы ть и за завтраком
и за ужином. ( 2 2 ) А тот римский вож дь, который, посылая солдат
пробиться ск во зь огромное враж еское войско и захвати ть некое
место, сказал им: «Д ойти туда, соратники, необходимо, а вернуться
оттуда необходимости нет». Видиш ь, как проста и повелительна
добродетель! К ого из смертных, зап утав, вы сделаете храбрее, кому
поднимете д ух? Н ет, вы его сломите, ибо меньше всего можно ум а­
лять его и насильно заним ать хитроумными мелочами тогда, когда
готовится нечто великое. (2 3 ) Н уж но и зб ави ть от страха смерти не
триста, а всех смертных. К ак ты им докаж еш ь, что она не з л о ? К ак
победишь предрассудки, если люди впитали их во младенчестве
и питали на всем своем веку? Где ты найдеш ь пом ощ ь? Ч то ты ска­
ж еш ь человеческой слабости ? Ч то ты скаж еш ь, дабы воспламенить
людей и бросить в гущу опасностей? К акой речью разру ш и ш ь этот
единодушный страх, какими силами ума искоренишь упорствую щ ее
против тебя убеждение рода человеческого? Б удеш ь н ан и зы вать
лукавые слова, сплетать каверзн ы е вопросы ? Больш их чудовищ
бью т большими снарядами. ( 2 4 ) В ту свирепую африканскую змею ,
что была для римских легионов страш ней самой войны, напрасно
метили из луков и пращ ей; и пикой н ельзя было ее ранить, потому
что огромное тело, твердое в меру своей величины, отбрасы вало
и ж елезо, и все, что метала человеческая рука; только огромными
камнями сломали ей хребет. А ср аж аясь со см ертью , ты посы лаеш ь
такие малые стр ел ы ? Х о ч е ш ь встрети ть л ьва ш илом ? Т о, что ты
говоришь, остро. Н о нет ничего острее ости на колосе. Е с т ь вещи,
которые как р а з тонкость и делает бесполезны ми и никчемными.
Будь здоров.

ПИСЬМ О 83

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) Т ы велиш ь, чтобы я описывал тебе каж ды й мой день,
и притом с начала до конца. Х о р ош его ты мнения обо мне, если
думаеш ь, что мне за весь день нечего скры вать. Т ак и надо ж ить,
словно мы на виду; и дум ать надо так, словно кто-то может загл ян уть

160
в глубь нашего сердца. И правда м ож ет! Ч то п ользы утаить то или
другое от человека? Д л я бога все н астеж ь! Он присутствует в наших
душ ах, проникает в наши зам ы слы . Я ск азал «п рон икает», будто он
когда-нибудь отлучается. ( 2 ) Л адно, я выполню твой при каз и охот­
но напишу обо всем, что я делаю и в каком порядке. Б уду теперь все
врем я за собою н аблю дать и проверять каж ды й мой день — дело
весьма полезное. О ттого мы и становимся такими скверными, что
никто не огляды вается на свою ж и зн ь. О том, что придется делать,
мы думаем, да и то редко, а о сделанном и не дум аем ,— хотя как р а з
прошлое подает советы на будущ ее! ( 3 ) Нынеш ний день остался цел,
никто не отнял у меня и часа, и я раздели л его м еж ду постелью и чте­
нием, оставив лиш ь немного на телесные упраж нения. З а это я до­
лжен бы ть благодарен старости : они обходятся мне совсем недорого,
я устаю , едва начав двигаться, а усталость — цель всяких упраж не­
ний, даж е самых усиленных. ( 4 ) Т ы спраш иваеш ь, кто мой про­
гимнаст? С меня довольно Ф а р и я , прелестного, как ты знаеш ь,
м альчика; но и его я заменю . М не уж е нужен кто-нибудь помладше.
П равда, Ф ар и й говорит, что у нас с ним одинаковый «к р и зи с» —
у обоих вы падаю т зубы . Н о я, бегая с ним, едва могу за ним угнаться,
а скоро и совсем не смогу: вот видиш ь, как полезны ежедневные
упражнения. Р а зр ы в меж ду нами, идущими по разн ы м дорогам,
растет очень бы стро; он поднимается, меж ду тем я спускаю сь, а ты
сам знаеш ь, насколько одно быстрее другого. Впрочем, я солгал: наш
во зр аст уже не спускается, а падает. ( 5 ) Т ы спросиш ь, чем кончилось
наше сегодняшнее со стязан и е? Т ем , чем редко кончается у бегунов:
ничьей. Потом, больш е устав, чем поупраж нявш ись, я погрузился
в холодную воду (он а у меня н азы вается не слиш ком теплой).
Я , завзя ты й лю битель холодных купаний, я, в январские календы
приветствовавш ий Е вр и п и на новый год загады вавш и й не только
что-нибудь читать, писать и говорить, но и н ы рять в Источник Д е ­
вы ,— перенес лагерь сперва к Т и бру, а потом к собственной ванне,
которую , когда я совсем крепок и все делается на совесть, согревает
только солнце. Т еп ер ь мне уже недалеко и до бани. ( 6 ) Потом я з а ­
втракал сухим хлебом, не подходя к столу, так что после завтр ак а
незачем бы ло м ы ть руки. Сплю я мало. Т ы зн аеш ь мой обычай за сы ­
пать ненадолго, как будто вы прягаясь и з повозки. С меня довольно
перестать бод р ствовать; иногда я замечаю , что спал, иногда только
догады ваю сь об этом. ( 7 ) Н о вот донесся шум цирковы х игр; вне­
запный крик толпы ударил мне в уши, но не сбил моих размы ш лений
и даж е не прервал их. Гул я переношу терпеливо: когда сливается

161
много голосов, это для меня все равно что плеск потока, или шорох
леса под ветром, или любой другой шум, лишенный смысла.
(8 ) К чему же я теперь прилежу душ ою ? В от к чему. С о вче­
рашнего дня меня заним ает мысль, ради чего это самые разум ны е
мужи подыскивали для важнейш их вещ ей пустые и путаные д о к аза ­
тельства, которые, при всей их истинности, так похожи на лож ь.
( 9 ) Зен он , великий муж, основатель нашей ш колы, столь стойкой
и незапятнанной, хочет отпугнуть нас от пьянства. П ослуш ай, какие
он строит ум озаклю чения насчет того, что человек добра не бы вает
пьян: «П ьяном у никто не доверит ничего тайного; человеку добра
тайны доверяю т, значит, человек добра не бы вает пьян». А вот как
потеш аю тся над этим хитры м заклю чением, сопоставив с ним по­
добное же (д овол ьн о будет привести одно и з м н огих): «С п ящ ем у
никто не доверит ничего тайного; человеку добра тайны доверяю т,
значит, человек добра не спит». ( 1 0 ) Посидоний защ и щ ает нашего
Зенон а единственным возм ож н ы м способом, но и так, на мой взгл яд ,
его не защ и ти ть. Вот что утверж д ает Посидоний: «п ьян ы й» гово­
рится в двух см ы слах,— и о том, кто не в себе от выпитого вина,
и о том, кто постоянно напивается и подвержен этому пороку. Зен он
имеет в виду не того, кто напился, а того, кто постоянно напивается:
ему не доверят тайны, которую он мож ет разгл аси ть во хмелю.
( 1 1 ) Э то неверно. В ед ь первое умозаклю чение относится к тому, кто
пьян сейчас, а не к тому, кто будет пьян. Т ы согласиш ься, что между
пьяным и пьяницей — больш ая разн и ц а: пьяный может бы ть пьян
впервые и не подвержен этому пороку, а пьяница нередко бы вает и не
под хмелем. В от я и понимаю это слово так, как велит обычное его
значение, особенно если его употребил человек, проповедую щий
точность и взвеш и ваю щ ий слова. П ри бавь к этому, что Зенон , пони­
мая так это слово и ж елая, чтобы мы его так понимали, сам двусм ы с­
ленностью искал возм ож н ость подвоха,— а этого н ельзя делать, если
ищ ешь истину. ( 1 2 ) Н о пусть он даж е и имел в виду такой смы сл;
второе утверж денье — будто привыкш им пьян ствовать не доверяю т
никаких секретов — лож но. П одумай сам, как часто солдатам , вовсе
не всегда тр езвы м , и военачальник, и трибун, и центурион поручаю т
такое, о чем надо молчать. Г отовя убийство Г ая Ц е за р я (того, кото­
рый захвати л государство, в зя в верх над П ом пеем ), Т иллию Ц им бру
доверяли не меньше, чем Гаю Кассию . К ассий всю ж и зн ь пил только
воду, Ц им бр не зн ал удерж у ни в пьянстве, ни в ссорах. Н асчет этого
он и сам ш утил: «К а к мне перенести, чтобы надо мною был кто-то,
если я и вина не перен ош у?» ( 1 3 ) П усть каж ды й назовет известны х

162
ему людей, которы м вино н ельзя бы ло доверить, а тайну — можно.
Н о один пример, который пришел мне на пам ять, я приведу, чтобы
он не забы л ся: ведь в ж изни всегда пригодятся славны е примеры,
и не всегда за ними нужно обращ аться к стары м временам.
( 1 4 ) Блю сти тель Города Л уций Писон как однаж ды начал пить, так
с тех пор и был пьян; больш ую часть ночи он проводил в попойке, по­
том спал до ш естого часа (э т о и было его у т р о ). Н о свои обязанности
по охране Города он выполнял весьма прилежно. Е м у давали тайные
поручения и Бож ественны й А вгу ст, когда сделал его наместником
Ф р ак и и , которую он усмирил, и Тиберий, когда, отп равл яясь в К а м ­
панию, оставлял в Городе многое, что бы ло ему подозрительно
и ненавистно. ( 1 5 ) П о зж е — потому, я думаю , что ему так повезло
с пьяницей П исоном,— он назначил городским префектом К осса,
человека степенного, скромного, но всегда хмельного, так что порой
его выносили и з сената, куда он являлся с попойки и где засы пал
непробудным сном. И, однако, Тиберий своей рукой писал ему много
такого, что не считал возм ож н ы м передать даж е ч ерез собственных
прислужников. И ни одной тайны — ни государственной, ни дове­
ренной частным лицом — К осс не р азбо л тал . ( ) 6 ) Стгало быть, надо
покончить с разглагольствован и ям и насчет того, что, мол, душа,
побежденная хмелем, над собою не властна; что как от винного сусла
лопаю тся бочки и отстой, леж авш ий в глубине, силою ж ара взд ы м а­
ется вверх, так и в нас, когда бродит вино, все скры тое в глубине
поднимается и вы носится н аруж у; что, н агрузивш ись сверх меры
неразбавленны м вином, люди не могут уд ер ж ать в себе ни пищу, ни
тайну и вы кл ад ы ваю т все — и свое и чужое. ( 1 7 ) Х о т ь такое и бы ва­
ет часто, но не реже и мы обсуж даем самые насущ ные дела с теми, за
кем знаем пристрастие к выпивке. Зн ач и т, ложен этот вы ставляем ы й
в защ и ту З ен он а довод ,— будто тому, кто привык напиваться, ниче­
го н ельзя доверить по секрету.
А насколько бы ло бы лучше откры то обличить пьянство и пере­
числить его пороки! Т огд а его стал бы и збегать всякий приличный
человек, а не тол ько соверш енный и мудрый, которому довольно
утолить ж аж д у, который, когда р азгори тся веселье и зай д ет — не из-
за него, а и з-за других — слишком далеко, все же остановится
и допьяна не напьется. ( 1 8 ) М ы еще посмотрим, придет ли дух муд­
реца в расстройство от лишнего вина и будет ли мудрый делать то,
что всегда делаю т пьяные. А пока, если хочеш ь д о к азать, что муж
добра не долж ен напиваться допьяна, зачем строить ум озаклю че­
ния? С каж и просто: стыдно загон ять в себя больш е, чем м ож еш ь

163
вместить, и не зн ать меры потребного для собственной утробы ;
пьяный делает много такого, от чего, п ротрезвев, краснеет, опь-
яненье — не что иное, как добровольное безум ье. П родли это
состояние на несколько дней,— кто усомнится, что человек сошел
с ум а? ( 1 9 ) Н о и так безум ье не меньше, а только короче. Приведи
в пример А л ек сан д р а М акедонского, как он во врем я пира убил
К лита, самого верного и любимого друга, а поняв свое преступление,
хотел ум ереть,— да и засл уж и вал смерти. П ьян ство и р азж и гает,
и обнаж ает всякий порок, уничтож ая стыд, не допускаю щ ий нас до
дурных дел. В едь больш инство людей только стыд, а не добрая воля
удерж ивает от запретного. ( 2 0 ) Где душой овладевает слишком
сильный хмель, все скры тое зл о вы ходит наруж у. П ьян ство не со зд а ­
ет пороков, а только вы ставл я ет их н ап оказ: похотливый даж е не
ж дет ухода в спальню , а тут же, не отклады вая, п озволяет себе все,
чего хочется его сладострастью ; бесстыдный при всех сознается в
своей болезни, наглый дает волю и рукам и язы ку . У спесивого растет
чванство, у ж естокого — свирепость, у зави стли вого — зл о сть ; вся­
кий порок вы ходит на свободу. ( 2 1 ) П ри бавь еще, что пьяный не
помнит себя, слова его бессмысленны и бессвязн ы , гл аза видят см ут­
но, ноги зап л етаю тся, голова круж ится так, что кры ш а приходит
в движение и весь дом словно подхвачен водоворотом ; ж ивот у него
болит, оттого что вино бурлит и распирает внутренности. Все это еще
терпимо, пока хмель в силе; а когда сон его ослабит и опьяненье
переходит в расстройство ж ел уд ка? ( 2 2 ) Вспомни, к каким бедстви­
ям приводило общ ее опьянение! Оно предавало врагу самые храбры е
и воинственные племена, оно откры вало крепости, многие годы
обороняемые в упорных боях, оно подчиняло чужому произволу
самых непреклонных и сбрасы вавш и х любое иго, оно усмиряло непо­
бежденных в битве. ( 2 3 ) А лександр, только что мною упомянутый,
остался невредим, пройдя столько дорог, столько сражений, столько
зим, одолев и трудные времена, и трудные места, пересекши столько
неведомо откуда текущ их рек, столько морей,— и сгубили его не­
воздерж н ость и питье и роковой геркулесов кубок.
(2 4 ) Велика ли слава — много в себя в м ещ ать? К огда первенство
почти что у тебя в руках и спящие вповалку или блюющ ие сотра­
пезники не в силах поднимать с тобою кубки, когда из всего засто л ья
на ногах стоиш ь ты один, когда ты всех одолел блистательной до­
блестью и никто не смог вместить больш е вина, чем ты ,— все равно
тебя побеж дает бочка. ( 2 5 ) Ч то погубило М ар ка А нтония, человека
великого и с благородны ми задаткам и, что привело его к чуж езем ­

164
ным нравам и неримским порокам, как не пьянство и не страсть
к К леопатре, не уступавш ая страсти к вину? О но и сделало его в р а­
гом государства, и притом слабейш им, чем его враги, оно и усугубило
его ж естокость, когда к нему за обедом приносили головы первых
в Риме мужей, когда он среди изобилия яств, среди царской роскоши
пы тался у зн авать лица и руки убитых по спискам, когда, напившись
вином, он ж аж д ал крови. М ер зк о бы ло то, что он пьянел, когда
творил все это, но еще мерзостнее то, что он творил все это пьяным.
(2 6 ) С пристрастьем к вину неразлучна свирепость, потому что
хмель вредит зд р аво м у уму и ож есточает его. К ак от долгой болезни
люди стан овятся плаксивыми, раздраж и тельн ы м и , так что малейш ая
обида приводит их в беш енство, так от непрестанного пьянства стано­
вится свирепой душ а. К огда она часто не в себе, то пороки, укреплен­
ные привычным безумием, возникнув во хмелю, и б ез него не теряю т
силы.
(2 7 ) Т а к говори прямо, почему мудрый не долж ен пить допьяна:
покажи на деле, а не на словах, до чего отвратительно и вредно пьян­
ство,— ведь это нетрудно. Д окаж и , что так н азы ваем ы е наслаж де­
ния, едва перейдут меру, стан овятся муками. А если ты какими-то
доводами док азы ваеш ь, будто мудрец, сколько бы ни выпил вина, не
собьется с правильного пути, даж е если начнет буй ствовать,— то
мож еш ь строить и такие ум озаклю чен ья: мудрец не умрет, выпив
отравы , не засн ет, приняв снотворное, а проглотив чемерицу, не
извергнет сверху и снизу все, что будет у него в утробе. Н ет, если
ноги у него зап л етаю тся и язы к тож е, то какие у нас основания ду­
мать, что он частью пьян, а частью т р е зв ? Б у д ь зд о р о в!

ПИ СЬМ О 84

Сенека приветствует Л уц илия!

(1 ) Т е поездки, что прогоняю т мою вялость, полезны , я думаю ,
и для здоровья, и для занятий. Почему они полезны для здоровья,
ты видиш ь сам: если пристрастье к наукам делает меня ленивым
и меш ает заботи ться о теле, то так я упраж н яю сь хоть з а чужой счет.
А почему они полезны для занятий, я тебе объясню . В едь я не пере­
стаю читать, а это, по-моему, необходимо — во-первы х, чтобы не
довольствоваться самим собой, во-вторы х, чтобы, зн ая исследо­
ванное другими, судить о найденном и дум ать о том, что еще нужно
найти. Чтение питает ум и дает утомленному заняти ям и отдохнуть

165
за другим заняти ем . ( 2 ) Н е л ь зя только писать или только читать:
одно из этих дел удручает и отнимает силы ( я имею в виду перо),
второе рассеивает и расслабляет. Н ужно в свой черед переходить от од­
ного к другому и одно другим умерять, чтобы собранное за чтением наше
перо превращ ало в нечто сущ ественное. ( 3 ) К ак говорится, мы до­
лж ны п од раж ать пчелам, которые стран ствую т в поисках медо­
носных цветов, а потом склады ваю т принесенное в соты, где оно
и переваривается в мед, и, как сказан о у нашего Вергилия,
собирают текучий
Мед и соты свои наполняют сладким нектаром.

( 4 ) О пчелах точно неизвестно, то ли сок, извлекаем ы й ими из

цветов, есть готовый мед, то ли они придаю т собранному сладость
некой примесью и свойством своего дыхания. Н екоторы е полагаю т,
что их уменье — не д елать мед, а собирать его, и говорят, что у инду­
сов мед находят в листьях тростника, где он родится либо как роса,
благодаря тамош нему климату, либо как сладкий и густой сок самого
тростника, и что в наших травах есть та ж е сила, только не столь
явн ая и зам етн ая, а рожденные для того ж ивы е сущ ества вы искиваю т
и копят такой сок. Д ругие думаю т, что собранное пчелами с самых
нежных тр ав и цветов превращ ается в новое вещ ество благодаря
особым приправам и смешиванию, не б ез некоего, так ск азать, броди­
ла, которое и сливает разное воедино.
(5 ) Н о, чтобы мне не отвлечься от наш его предмета, скаж у, что
и мы долж ны п од раж ать пчелам: вычитанное и з разн ы х книг р азд е ­
лять, потому что порознь все сохраняется лучш е, а потом, употребив
все тщание и все способности ума, слить разн ы е пробы и добиться
единого вкуса, так что даж е если будет видно, откуда что-то взя то,
оно долж но вы глядеть иным, нежели там, откуда бы ло взя то. В едь то
же самое в нашем теле делает без нашего старан ья сама природа.
( 6 ) Съеденная пища лиш ь обременяет ж елудок, покуда остается,
какой бы ла, и плавает в нем твердыми кусками; только изменивш ись,
превращ ается она в силу и в кровь. П усть то же самое будет и со всем,
что питает наш ум : н ельзя, чтобы почерпнутое оставалось нетрону­
тым и потому чужим. ( 7 ) Е го нужно переварить, иначе это будет
пища для памяти, а не для ума. Будем верны тому, с чем согласны,
усвоим его так, чтобы и з многого возникло одно, как из отдельны х
чисел получается одно, если меньшие разрозн ен н ы е количества
обнимет один подсчет. Т о же пусть сделает и наша душ а: все, что
помогло ей, пусть она скроет и показы вает лиш ь то, чего сама доби­

166
лась в итоге. ( 8 ) А если и появится в тебе сходство с кем-нибудь, кого
восхищение подняло в твоих гл азах, я хочу, чтобы ты походил на
него, как сын, а не как портрет: ведь портрет м ер тв.— «Ч то же,
н ельзя будет понять, чьей речи ты подраж аеш ь, чьим доводам, чьим
м ы сл я м ?» — Я думаю , порой и не поймешь этого — тогда, когда
великий ум придает свой чекан всему, что пож елал в зя т ь от лю бого
образц а, и приведет все к единству. ( 9 ) Р а зв е ты не видел, как много
голосов в хоре? И все они сливаю тся в единый зву к . Е с т ь в хоре
голоса высокие, есть низкие, есть средние, сопровож даю т их флей­
ты ,— но отдельны е голоса скры ты , явно слы ш ен голос всех.
( 1 0 ) Я говорю о хоре, какой был известен стары м философам. Во вре­
мя наших состязаний больш е певцов, чем когда-то бы вал о зрителей
в театре; все проходы заполнены рядами поющих, скамьи окруж ены
трубачами, с подмостков зву ч ат флейты и органы всех родов, и и з
разноголосицы возн и кает стройность. Т о же самое хочу я видеть
и в нашей душ е: пусть она вместит много искусств, много наставле­
ний, много примеров из р азн ы х веков, но пусть все это придет
в согласие.
(1 1 ) Т ы спросиш ь, как этого можно д о с т и ч ь ? — П остоянным
вниманием,— не делая ничего иначе, как по совету р азум а. Е сли ты
захочеш ь его послуш аться, он тебе скаж ет: «Н ем ед л я оставь все, за
чем гоняю тся; оставь богатства — они или опасны для владельца,
или обременительны. О ставь наслаж денья, и телесные, и духов­
ные,— они изн еж и ваю т и расслабляю т. О ставь поиски почестей —
это вещ ь спесивая, пустая и непостоянная, ей нет конца, она всегда
в тревоге, не видно ли кого впереди, нет ли кого за плечами, всегда
мучится зави стью , и притом двойной. Видиш ь, как несчастен чело­
век, если и тот, кому зави дую т, зави д у ет тож е. ( 1 2 ) Видиш ь ты эти
дома вельм ож , эти пороги, у которы х шумно ссорятся пришедшие на
поклон? Т ы натерпиш ься оскорблений, чтобы войти, а еще боль­
ше — когда войдеш ь. И ди мимо лестниц богачей и вознесенных
насыпями прихож их: там ты будеш ь стоять не только над кручей, но
и на скользком месте. Л учш е направь ш аг сю да, к мудрости: стре­
мись к ее покою, к ее изобилию ! ( 1 3 ) В делах человеческих ко всему,
что на первый в згл я д возвы ш ается только над совсем уж низким,
ведут крутые и трудны е подступы. Н еровною дорогой взби раю тся
к вершине почестей. А если тебе угодно будет взой ти на эту вы со­
ту, до которой не подняться фортуне, ты увидиш ь все почитаемое
самым высоким у своих ног, хоть подъем твой будет пологим.
Б у д ь здоров.

167
 ПИ СЬМ О 86

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Я пишу тебе и з усадьбы Сципиона А ф риканского, почтив его
маны и ал тар ь, который, сдается мне, и есть могила великого челове­
ка. Я убеж даю себя, что душ а его вернулась в небо, откуда сни­
зо ш л а,— и не за то, что он предводи тельствовал многолюдным
войском (вой ска были и у неистового К ам б и за, для которого оберну­
лось счастьем само н еи стовство), а за его необычайную скромность
и верность долгу, которые, я считаю, больш е заслуж и вали восхи­
щ енья в дни, когда он покинул родину, нежели когда защ и щ ал
ее. Или Сципион, или свобода долж ны были уйти и з Рима. ( 2 ) И он
ск азал : « Я ничего не хочу менять ни в закон ах, ни в установлениях;
пусть все граж дане будут равноправны . П ол ьзу й ся моим благодеянь-
ем б ез меня, родина! Б л агодар я мне стала ты свободна, благодаря
мне все увидят, что ты свободна! Е сл и я стал больш е, чем тебе по­
л езн о,— я у х о ж у !» ( 3 ) К ак мне не восхищ аться этим величием души,
с которым он удалился в добровольное изгнание, избавив отчизну от
бремени? В едь дело дош ло до того, что либо Сципион ущ емил бы
свободу, либо свобода — волю Сципиона. И то, и другое бы ло бы
нечестьем — и он уступил место законам , а сам уединился в Ли-
терне,— так же изгн ав себя для пользы государства, как Ганнибал.
(4 ) Я видел усадьбу, сложенную из прямоугольны х глыб, стену,
окруж аю щ ую лес, башни, возведенны е с обеих сторон усадьбы как
защ итны е укрепленья, водохранилищ е, выкопанное под всеми по­
стройками и посадками, так что зап аса хвати ло бы хоть на целое
войско; видел и баньку, тесную и темную, по обыкновению древних:
ведь нашим предкам казал ось, что нет тепла б ез темноты. Больш им
удовольствием бы ло для меня со зер ц ать нравы Сципиона и наши
нравы. ( 5 ) В этой тесноте гр о за К арф аген а, вож дь, которому Рим
обязан тем, что был в зя т лиш ь однаж ды , ом ы вал тело, усталое от
сельских тр у д о в,— ведь он закал ял себя работой и сам (та к о в был
обычай в стари н у) возд ел ы вал зем лю . П од этой убогой кровлей он
стоял, на этот деш евый пол ступал.
(6 ) К т о бы теперь вы терпел такое м ы тье? Л ю бой сочтет себя
убогим бедняком, если стены вокруг не блистаю т большими драго­
ценными кругами, если александрийский м рам ор не оттеняет нуми-
дийские наборные плиты, если их не покры вает сплош ь тщ ательн о
положенный и пестрый, как роспись, воск, если кровля не и з стекла,
если фасийский камень, прежде — редкое украш ение в каком-нибудь

168
храме, не обрам ляет бассейнов, в которые мы погруж аем похудевшее
от обильного пота тело, если вода льется не и з серебряны х кранов.
( 7 ) Н о до сих пор я говорил о трубах для плебеев,— а что, если
я возьм у бани вольноотпущ енников? С колько там изваяний, сколько
колонн, ничего не поддерж иваю щ их и поставленны х для украш ения,
чтобы дорож е стоило! С колько ступеней, по которы м с шумом сбега­
ет вода! М ы до того дош ли в расточительстве, что не желаем ступать
иначе как по сам оцветам .
(8 ) В здеш ней Сципионовой бане крохотные, высеченные в кам ­
не — скорее щели, чем окош ки,— сделаны для того, чтобы про­
пускать свет не в ущ ерб неприступности стен. А теперь н азы ваю т
тараканьей ды рою ту баню, которая устроена не так, чтобы солнце
целый день проникало в широченные окна, не так, чтобы в ней можно
бы ло мы ться и заго р ать ср азу , чтобы и з ванны откры вался вид на
поля и море. И вот те бани, на посвящ енье которы х сбегалась восхи­
щенная толпа, переходят в число устарелы х, едва только роскош ь,
ж елая самое себя перещ еголять, придумает чего-нибудь новое.
( 9 ) А прежде бань бы ло мало, и ничем их не украш али: да и зачем
бы ло ук раш ать грош овое заведение, придуманное для пользы , а не
для удовол ьстви я? В них не подливали все врем я воду, не беж али
свежие струи, как будто и з горячего источника; и не так было важ но,
прозрачна ли вода, в которой смы вали гр я зь. ( 1 0 ) Н о, правые боги,
как приятно войти в эти темные бани, под простою крыш ею , зн ая, что
там наводил собственноручно порядок в бы тн ость свою эдилом
К атон, или Ф аб и й М аксим, или один из К орн ели ев! П отому что
и благороднейш ие мужи по обязанности эдилов заходили в места,
куда допускался народ, и требовали опрятности и полезной для
зд ор о вья теплоты — не той, что придумали теперь, вроде как на
пожаре, так что впору заж и во м ы ть там уличенного в злодеянье раба.
Т еп ерь я не виж у разницы , топится баня или горит.
( 11) А ведь кое-кто сейчас н азвал бы Сципиона деревенщиной за
то, что его парильня не освещ алась солнцем ск в о зь зеркальны е окна,
что он не пекся на ярком свету и не ж дал, пока сварится в бане. Вот
несчастный человек! Д а он ж и ть не умеет! М оется непроцеженною
водой, чащ е всего мутной и, в сильные дож ди, чуть ли не илистой!
И было для него нисколько не важ но, чем м ы ться: ведь он приходил
см ы ть пот, а не притиранья. ( 1 2 ) Ч то, по-твоему, сказали бы те­
перь? — « Я не зави д у ю Сципиону: он и вп равд у ж ил в ссылке, если
так м ы лся».— А если бы ты зн ал, что он и м ы лся-το не каж ды й день!
В едь те, кто сохранил преданье о старинных нравах Города, говорят,

169
что руки и ноги, которы е пачкаю тся в работе, мыли ежедневно, а все
тело — р а з в восем ь дней.— Т у т кто-нибудь скаж ет: «Я сн ое дело,
как они были гр язн ы ! Чем от них пахло, п о -тво ем у?» — С олдатской
служ бой, трудом, муж ем! К огд а придумали чистые бани, люди стали
грязнее. ( 1 3 ) К о гд а Гораций Ф л а к к намерен описать человека гнус­
ного и всем известного своею изнеж енностью , что он говорит?
Пахнет духами Букилл...
А покажи Б укилла теперь: да он покаж ется вонючим, как козел,
и встанет на место того Горгония, которого Гораций противопостав­
ляет Букиллу! Т еп ер ь мало душ иться — надо делать это по два-три
р а за на день, чтобы аром ат не улетучился. У дивительно ли, что такие
люди похваляю тся им, словно своим собственны м зап ахо м ?
(1 4 ) Е сл и все это каж ется тебе слиш ком грустно, вини усадьбу,
в которой узн ал я от Э ги ала, трудолю бивого отца семейства (он
теперь владеет здеш нею зем л е ю ), что пересаж ивать можно и стары е
деревья. Э то необходимо зн ать нам, стари кам ,— ведь мы если са ж а ­
ем оливы, то наверное для других. А я видел, как он осенью переса­
дил целую рощ у трех- и четырехлетних деревьев, недовольный ее
плодами. ( 1 5 ) О на и тебя осенит, ибо
Медленен рост ее, тень она даст далеким потомкам,
как говорит наш Вергилий, который старался не о том, чтобы с к а за ть
правдивее, а о том, чтобы покрасивее, и хотел не обучать зем л едель­
цев, а доставл ять удовольствие читателям. ( 1 6 ) Н е говоря о другом,
перепишу тебе то, в чем мне как р а з сегодня приш лось его уличить:
Боб высевают весной, и тебя, мидийка, тогда же
Рыхлые борозды ждут. Что ни год, и о просе забота...

Одновременно ли их саж аю т и весною ли сею т и то и другое,

м ож еш ь судить вот по чему. Я пишу тебе сегодняшнее письмо в июне,
скоро наступит ию ль; и в один и тот же день я видел сборщ иков бобов
и сеятелей проса.
(1 7 ) Н о в о звр ащ аю сь к пересадке олив. Я видел два способа.
С тволы больш их деревьев, под резав ветки и оставив их не более чем
на фут, он переносил вместе с корневищ ем, причем корни снимал, не
трогая лиш ь тот узел , и з которого они свисаю т. О бм акнув его в на­
воз, дерево опускаю т в яму, а потом не просто засы п аю т ее землей, но
и прибиваю т ее и утапты ваю т. ( 1 8 ) П о его словам , нет ничего по­
лезнее этого утапты ван и я: оно преграж дает путь холоду и ветру,
а кроме того, ствол меньше раскачивается, так что прорастаю щ ие и з

170
него корни могут вы тян уться и укрепиться в почве, а не то их об р ы ва­
ет самое легкое раскачиванье, покуда они мягки как воск и держ атся
непрочно. П реж де чем за р ы т ь дерево, он с него снимет немного коры :
ведь отовсю ду, где обнаж ена древесина, идут, по его словам, новые
корни. И з земли ствол не долж ен торч ать больш е чем на три-четыре
ф у та: тогда он оденется ветками с самого низа, и больш ая часть его не
будет, как у стары х олив, сухой и заскор у зл ой . ( 1 9 ) А вот второй
способ посадки: сильные побеги с мягкой корой, какие бы ваю т обы ч­
но на молодых д еревьях, он вы саж и вал таким же порядком. Э ти
растут медленнее, за то не бы ваю т ни морщ инистыми, ни хилыми,
потому что происходят от саж енцев. ( 2 0 ) Я видел еще, как он переса­
ж ивал к другому дереву многолетнюю л о зу : у нее, если возм ож но,
надо подобрать даж е тончайшие корешки, а потом расстилать ее, не
ж алея длины, чтобы она и и з стебля пустила корни. Я видел лозы ,
пересаженные не только в ф еврале, но и в конце м арта, они уж е
обхваты ваю т новые в я зы и карабкаю тся вверх. ( 2 1 ) Н о всем этим,
так ск азать, толстоствольны м деревьям нужно, по его словам, помо­
гать водою и з подземного хранилищ а; если она поможет, значит,
дож дь в нашей власти.
Больш е ничему я тебя учить не собираю сь, чтобы не сделать и з
тебя соперника себе самому, вроде того как наш Э гиал сделал и з меня
своего соперника. Б у д ь зд оров.

ПИ СЬМ О 87

Сенека при ветствует Л уцилия!

(1 ) Я потерпел круш енье, не успев взойти на корабль. К ак все
случилось, я не пишу, чтобы ты не взд ум ал и это причислить к стои­
ческим парадоксам ,— впрочем, я докаж у тебе, если захочеш ь (и д а­
же если не за х о ч е ш ь ), что ни один и з них не лож ен и не так удивите­
лен, как каж ется на первый взгл яд . Э та поездка мне показала, как
много у нас лишнего и как легко было бы по своему почину и зб ави ть­
ся от вещей, отсутствия которы х мы и не почувствуем, когда они
отняты н еи збеж н остью .— ( 2 ) В сопровождении немногих рабов,
ум ещ аю щ ихся в одной повозке, б ез всяких вещ ей, кроме тех, что на
нас, мы с М аксимом уж е два дня живем блаж еннейш ей ж изн ью .
Т ю ф як леж ит на зем ле, я — на тю фяке. О дин дорож ны й плащ зам е ­
няет простыню, другой — одеяло. ( 3 ) З а в т р а к наш таков, что от него
нечего убавить, он готов за пять минут и не обходится без сухих

171
смокв, как б ез вощ ены х табличек. Е сли есть хлеб — они мне вместо
закуски, если нет — вместо хлеба. С ними у меня каж ды й день новый
год, а счастливы м и благополучным я делаю его сам — благими
помыслами и неизменной вы сокостью духа, которы й тогда бы вает
всего выш е, когда, откинув чужое, обретает спокойствие через отсут­
ствие страха, обретает богатство через отсутствие желаний. ( 4 ) П о­
возка, в которой я еду, сам ая грубая. М улы бредут и только тем
и д оказы ваю т, что ж ивы ; погонщик бос, и не и з-за ж ары . С трудом
заставл яю я себя согласиться, чтобы люди считали эту повозку моей:
еще упорна во мне и звращ енн ая привычка сты д иться того, что пра­
вильно. С тоит нам встрети ть путеш ественника с сопровож деньем,
я невольно краснею, если оно вы глядит почище. В от и д о к азател ь­
ство тому, что одобряемое и восхваляемое мною еще не укрепилось во
мне непоколебимо. К то сты дится убогой повозки, тот будет кичиться
роскош ью . ( 5 ) П окам ест успехи мои невелики: я не осмеливаю сь на
гл азах у всех д овол ьствоваться малым, и до сих пор меня заботи т
мненье проезж их. А надо поднять голос против мнений всего рода
человеческого: «В ы безум ны , вы забл у ж д аетесь! Вы восхищ аетесь
лишним и никого не цените по его подлинному достоянью ! З а й д е т
дело об имущ естве тех, кому вы собираетесь д ать взай м ы или о к азать
услугу (в ед ь вы и услуги записы ваете в долговую к н и гу ),— тут вы,
прилежные счетчики, берете на учет каж дую статью . ( 6 ) «В ладен ия
у него обширны, да много долгов; дом у него прекрасный, но обстав­
лен на чужой счет; никто так бы стро не вы ведет напоказ челядь
пышнее, но ссуд он не возвр ащ ает, а если расплатится с заи м одавц а­
ми, у самого ничего не останется». ( 7 ) Т ы считаеш ь его богачом,
потому что и в дороге у него с собою зол о тая посуда, потому что он
пашет во всех провинциях, потому что книга со сроками ссуд у него
толста, а зем ли под самым городом там много, что, имей он столько
даж е в пустынной А пулии, ему бы все равно завидовали. Т ы все
н азв а л ,— а он беден.— «П о ч е м у ?» — потому что д олж ен ...— М но­
го л и ? » — Все. И л ь, по-твоему, есть разниц а, получил он взайм ы от
человека или от ф ортун ы ? ( 8 ) В аж н о ли, что мулы у него откорм ле­
ны и все одной м асти? Ч то повозка вся в р е зь б е ? Ч то «крылоногие
скакуны
В пестрых все чепраках и в пурпурных попонах узорных;
Звонко бренчат у коней золотые подвески под грудью,
В золоте сбруя у всех и в зубах удила золотые?»
О т этого не станет лучше ни хозяин, ни мул. ( 9 ) М ар к К атон Ц ен зор
(его ж и зн ь значила для государства не меньше, чем ж и зн ь Сципио­

172
на: один вел войну с нашими врагам и, другой — с нашими н равам и )
ездил на мерине, да еще вью чил его мешками вперемет, чтобы вози ть
с собою пожитки. К ак бы я хотел, чтобы он повстречал по дороге
кого-нибудь и з наших щеголей, что гонят перед собой скороходов,
нумидийцев и столб пыли! Сомненья нет, он каж ется изящ нее К а то ­
на, и сопровож даю щ их у него больш е; но среди всей этой роскоши
наш баловень не мож ет реш ить, пойти ли ему внаймы к мечу или
к рогатине. ( 1 0 ) Д о чего славны й был век, когда справивш ий триумф
полководец, бывш ий цензор, больш е того — К атон довольствовался
одной лош аденкой, да и ту делил с вью ками, свисавш ими по обе
стороны. И р азве ты бы не предпочел всем раскормленны м ино­
ходцам, всем ры сакам и скакунам одну эту лош адь, которой стер
спину сам К а т о н ? »
(1 1 ) Н о я виж у, предмет этот нескончаем, если только я сам не
положу ему конец. П рекращ аю говорить обо всем том, что он, б ез
сомнения, угады вал в будущ ем и видел таким, каким оно и стало
теперь, и что н азы вал «о б у зо й ». А теперь я хочу привести тебе не­
сколько — совсем немного! — умозаклю чений, касаю щ ихся добро­
детели; с их помощ ью наши отстаи ваю т мысль, что ее одной довольно
для блаженной ж изни. ( 1 2 ) «В сякое благо и само хорошо, и делает
нас хорошими; так то хорошее, что есть в м узы кальн ом искусстве,
делает человека м узы кантом . Случайное не делает нас хорошими,
а значит, и само оно не б л аго».— П ерипатетики на это отвечаю т, что
наше первое положение неверно. «О т того, что само по себе хорошо,
не становятся непременно хорошими. В м узы ке бы ваю т хороши
и флейта, и струна, и всякое орудие, приспособленное, чтобы на нем
играть; но ни одно и з них не делает человека м узы кан том ».—
( 1 3 ) Н а это мы ответим : вы не понимаете нашей посылки «то хоро­
шее, что есть в м узы ке». М ы имеем в виду не то, что оснащ ает м узы ­
канта, а то, что его созд ает, ты же береш ь утвар ь, потребную для ис­
кусства, а не само искусство. Е сли в самом м узы кальн ом искусстве
есть что хорошее, оно непременно сделает человека м узы кантом .
( 1 4 ) Я растолкую это еще яснее. О хорошем в м узы кальн ом искус­
стве можно говорить двояко, имея в виду и то, что помогает работе
музыканта, и то, что помогает самому искусству. Д ля работы нужны
орудия — и флейты, и органы, и струнные, не имеющие касательства
к самому искусству. В едь можно бы ть м узы кан том и б ез них, хотя,
пожалуй, и н ел ьзя применить свое искусство. Н о для человека этой
двойственности нет: одно и то же есть благо и для него самого, и для
жизни.

173
 (1 5 ) «Ч т о м ож ет д остаться на долю человеку презренному
и бесстыдному, не есть благо; богатства достаю тся и своднику и лани-
сте, значит, богатство не есть б л аго ».— «В аш е положение неверно,—
скаж ут нам ,— ведь и в грамматике, и во врачебном искусстве,
и в ремесле кормчего хорошее достается порой, как мы видим, самым
незаметным л ю д я м ».— ( 1 6 ) Н о эти искусства никому не сулят
величия духа, они не стрем ятся ввы сь, не гнуш аю тся случайным.
А добродетель поднимает человека надо всем, что дорого смертным,
и ни так н азы ваем ы х благ, ни так назы ваем ы х бед он не ж аж дет и не
страш ится. Х ел и д он , один и з любимчиков К л еоп атр ы , владел огром­
ными богатствам и. Н едавн о Н атал , человек с язы ком столь же
лж ивы м, сколь и нечистым (ж енщ ины очищ ались прямо ему в р о т ),
сам был наследником многих и оставил многим наследство. Ч то же,
деньги сделали его нечистым, или он осквернил деньги, которые
попадаю т некоторым лю дям, словно золотой в вы гребную ям у?
( 1 7 ) Д обродетель стоит выш е этого; ее ценят не по заемному достоя­
нию, и сама она не сочтет благом то, что достается всякому. А вот ис­
кусство врачеванья или вождения кораблей восхищ аться такими ве­
щами не запрещает. М ожно не быть человеком добра — и быть врачом,
бы ть кормчим, бы ть грамматиком и, право, не хуж е, чем поваром.
К ом у досталось иметь что-нибудь одно, того ты не н азовеш ь кем
угодно. К то чем владеет, таков и он сам. ( 1 8 ) Д енеж ны й ящ ик стоит
столько, сколько в нем лежит, а сам идет только в придачу к тому, что
в нем лежит. К т о ценит полную мошну выш е того, чего стоят сп ря­
танные в ней деньги? Т о же самое — и владельцы больш их богатств:
они идут только в придачу и в прибавку к этим богатствам . Чем велик
м удрец? Величием духа. З н ач и т, это сказан о верно: «Ч то достается
и человеку презренному, то не благо». ( 1 9 ) Я никогда не соглаш усь,
что не зн ать боли — благо: боли не ведает цикада, не ведает блоха.
Н е признаю я благом покой и отсутствие тягот: кто так же празден,
как ч ер вь?
Т ы спросиш ь, что делает человека м удры м ? Т о же, что бога —
богом. Д ай ему нечто божественное, небесное, величавое. Б лаго
достается не каж дому, и не каж дого вл адельц а потерпит.
( 2 0 ) Взгляни ,
Что тут земля принесет и в чем земледельцу откажет:
Здесь счастливее хлеб, а здесь виноград уродится.
Здесь плодам хорошо, а там зеленеет, не сеян,
Луг. Не знаешь ли сам, что Тмол ароматы шафрана
Шлет, а Индия — кость, сабей же изнеженный — ладан,
Голый халиб — железо...

174
( 2 1 ) Все это поделено меж ду разны м и краям и, дабы необходим был
обмен меж ду смертными, дабы они стрем ились что-либо друг у друга
получить. И высш ее благо имеет свое место; оно родится не там, где
слоновая кость, не там, где ж елезо. Т ы спросиш ь, где обиталищ е
высш его б л ага? В душ е! Н о и она, если не будет чистой и н езапятнан­
ной, не примет в себя бога!
(2 2 ) «Б л аго не рож дается и з зл а ; богатства рож даю тся от
скупости; значит, богатства — не б л аго».— Н ам говорят, что не­
верно, будто добро не возн и кает и з зл а : ведь святотатством и кражей
добы ваю тся деньги. И святотатство и кр аж а — зл о, конечно, но
лиш ь постольку, поскольку и з них получается больш е зл а, чем блага:
они приносят прибыль, но с нею — страх, тревогу, душ евные и те­
лесные муки. ( 2 3 ) К т о так говорит, тот пусть непременно признает,
что святотатство — и зл о, так как приносит много зл а, и благо, хотя
бы отчасти, потому что приносит и кое-что хорош ее. М ож ет ли бы ть
что чудовищ нее? Впрочем, мы-το убедились, что и святотатство,
и краж а, и прелю бодейство теперь считаю тся з а благо. С колько
людей не краснеет, украв, сколько хвастается прелю бодеянием? З а
мелкие святотатства н аказы ваю т, за крупные н аграж даю т триумфом.
( 2 4 ) П одумай еще и о том, что святотатство, если оно благо хотя бы
отчасти, придется призн ать честным и н азв ать правильны м: ведь
у нас это дело обычное, хотя никто и з смертны х и мысли такой не
допускает. З н ач и т, благо не м ож ет родиться от зл а. А если святотат­
ство, как вы говорите, есть зл о только потому, что влечет за собою
много зл а, то отмените наказан ье, пообещ айте безопасн ость — и оно
станет благом сполна. М еж д у тем н аказан ье за великие злодей ­
ства — в них самих. ( 2 5 ) П овторяю , ты заб л у ж д аеш ься, отклады ­
вая кару до тю рьм ы , до палача: она начинается, едва злодейство
соверш ено, даж е покуда соверш ается. Б л аго так же не родится
от зл а, как см оква — от оливы. К ак ово семя, таковы и плоды:
хорошие вы родиться не могут. К а к и з постыдного не родиться
честному, так и благу и з зл а : ведь честное и благое — одно и
то же.
(2 6 ) Один и з наших отвечал так: «П редполож им , что деньги —
благо, откуда бы их ни в зя т ь ; тогда деньги, пусть даж е добыты е
святотатством , непричастны святотатству. П онимай это так: в одном
сосуде находятся и зол ото и гадю ка; ты вы неш ь зол ото и з сосуда,
потому что в нем гадю ка, но сосуд не потому дает золото, что в нем
гадю ка, а несмотря на то, что в нем гадю ка. Т очн о так же и святотат­
ство приносит прибы ль не потому, что святотатство это позорно

/75
и преступно, а потому, что в нем заклю чена и прибы ль. К а к в на­
званном сосуде зл о — это гадю ка, а не золото, так и в святотатстве
зл о — это преступленье, а не пр и б ы л ь».— ( 2 7 ) Н о я не согла­
сен: ведь ту т и там дело обстоит по-разному. Т а м я могу извлечь
зол ото б ез гадю ки, а зд есь мне не получить прибыли б ез свято­
татства. П ри бы ль зд есь не рядом со злодеянием, а вперемеш ку
с ним.
(2 8 ) «Е с л и в погоне за чем-нибудь мы то и дело попадаем в беду,
то предмет наших ж еланий не благо; а в погоне за богатством мы то
и дело попадаем в беду — значит, богатство не есть б л аго».— Н ам
говорят: «В аш е положение утверж д ает две вещи. П ервая — что
в погоне з а богатствам и мы то и дело попадаем в беду. Н о то и дело
попадаем мы в беду и в погоне за добродетелью . Ч еловек путеш еству­
ет по морю ради об р азован ья — и терпит круш енье или попадает
в плен. ( 2 9 ) Д ругое утверж денье такое: « Т о , и з-за чего мы попадаем
в беду, не есть благо». Н о из него вовсе не следует, что мы попадаем
в беду лиш ь и з-за богатств или наслаждений. Е сл и же именно и з-за
богатства мы то и дело попадаем в беду, оно не только не благо, но
и зло, вы же о нем говорите только, что оно не есть благо. К ром е того,
вы даж е признаете, что богатство не совсем бесполезно, причисляете
его к удобствам , тогда как по ваш ему рассуж дению выходит, что оно
и удобством не будет — столько у нас через него неприятностей».—
( 3 0 ) Н а это дан был такой ответ: «В ы ош ибаетесь, относя непри­
ятности на счет богатства. О но никому не делает зл а : каж дому
вредит либо собственная глупость, либо чуж ая подлость. Т ак сам меч
никого не убивает, но служ ит оружием убийце. Е сл и и з-за богатств
тебе повредили, это не значит, что повредили тебе богатства».
( 3 1 ) Посидоний (по-моему, он !) говорит лучше: «Богатство — причина
бед не потому, что само оно что-нибудь делает, а потому, что подстре­
кает сдел ать». Е с т ь действую щ ая причина, которая не мож ет не
вредить сама по себе, и есть причина предш ествую щ ая; вот пред-
ш ествую щ ая-то причина и заклю чена в богатствах. Они делаю т душ у
кичливой, порож даю т спесь, навлекаю т зави сть, до того исступляю т
ум, что м олва о наших деньгах, пусть и опасная, приятна нам.
( 3 2 ) А благу подобает бы ть свободным от всякой вины; оно не р а з ­
вращ ает душ у, не будораж ит, а если поднимает и делает шире, то б ез
надменности. Ч то благо, то дает уверенность, а богатство — лишь
д ер зо сть; что благо, то дает величие духа, а богатства — лиш ь на­
глость. В едь наглость не что иное, как лож ны й при зрак величия.—
( 3 3 ) « Т а к получается, что богатство не только не благо, но и з л о » .—

176
О но бы ло бы злом , если бы вредило само по себе, то есть, как
я ск азал , бы ло бы действую щ ей причиной; в нем же заклю чена лиш ь
предш ествую щ ая причина, и не только подстрекаю щ ая души, но
и приманиваю щ ая. В едь богатство явл яет некий о б р а з блага, столь
правдоподобный, что больш инство людей ему верят. ( 3 4 ) В доброде­
тели тож е заклю чена предш ествую щ ая причина, в ы зы ваю щ ая з а ­
ви сть,— ведь многим зави д у ю т за их м удрость, многим — за их
справедливость; но причина эта не заклю чена в добродетели как
таковой и лишена правдоподобья. З а т о намного более правдоподобен
тот образ, что добродетель посылает в душ и лю дей, побуж дая их
лю бить ее и чтить. ( 3 5 ) Посидоний говорит, что умозаклю чение
долж но бы ть таким : «Т о , что не дает душе ни величья, ни уверенно­
сти, ни безм ятеж н ости, не есть благо; а богатство, крепкое здоровье
и прочие подобные вещ и ничего такого не д аю т и, значит, не могут
б ы ть благам и». Т о же умозаклю чение Посидоний и злагает еще
резч е: « Т о , что не дает душе ни величья, ни уверенности, ни б езм я­
тежности, а, напротив, делает ее наглой, спесивой и надменной, есть
зл о ; случайное же толкает душ у к этим порокам; значит, случайное
не может бы ть б л агом ».— ( 3 6 ) «Н о если так рассуж дать, то оно не
будет и уд о бство м ».— О дно дело удобство, другое благо. У добство
есть то, в чем больш е п ользы , чем тягости; благо долж но бы ть не­
поддельным и соверш енно безвредн ы м . Б л аго — не то, что по
большей части полезно, а то, что только полезно. ( 3 7 ) У добства,
кроме того, могут доставаться и ж ивотным, и лю дям несовершенным
и глупым. С ними могут бы ть перемешаны и неприятности, однако
они зовутся удобствам и, оцениваемые по тому, чего в них бол ь­
ше. Благо достается на долю одному мудрецу и долж но бы ть без
изъяна.
( 3 8 ) Т еп ер ь наберись м уж ества! Т ебе остался один узел — но
узел Геркулесов. « И з зол не возн и кает благо; но из многих бедностей
возн икает богатство; значит, богатство не есть б л аго ».— Э того умо^
заклю ченья наши не при зн аю т; оно придумано перипатетиками,
и они же его р азреш аю т. П о словам Посидония, А н ти п атр так опро­
вергал этот соф и зм , затасканны й по всем ш колам диалектиков:
(3 9 ) «Говоря «бедность», имеют в виду не наличие, а отсутствие, или, как
говорили в старину, небытность (греки тож е говорят κ α τά
σ τ έ ρ η σ ιν ) ,— не то, что есть, а то, чего нет. И з многих пустых кувши­
нов ничего не наполниш ь. Б огатства составляю тся из многих вещей,
а не из многих нехваток. Т ы понимаешь бедность не так, как должно.
Б ы ть бедным не зн ачи т иметь мало, а зн ачи т многого не иметь.

177
И обязан человек этим именем не тому, что у него есть, а тому, чего
ему не х ватает». ( 4 0 ) М не было бы легче вы р а зи ть то, что я хочу,
если бы бы ло латинское слово, обозначаю щ ее ’α νυ π α ρ ζία . Е го-то
А н ти п атр и применяет к бедности.— А на мой взгл яд , бедность —
не что иное, как скудость достояния.— В чем сущ ность бедности
и богатства, мы разберем ся, когда у нас будет много лишнего врем е­
ни; но и тогда мы поглядим, не лучше ли было бы сделать бедность не
такой горькой, а богатство — не таким кичливым, чем вести тяж б у
о сл овах,— как будто о предметах уже вынесено суждение.
( 4 1 ) П редставим себе, что нас позвали на сходку народа. Внесен закон
об упразднении богатств. Н еуж то мы будем убеж дать или р а зу ­
беж д ать толпу такими ум озаклю чен ьям и? Н еуж ели с их помощ ью
добьемся мы того, что римляне вновь устрем ятся к бедности и восхва­
лят ее, опору и зи ж д ущ ую силу своей д е р ж ав ы ? Ч то они устраш атся
своих богатств, вспомнят, что нашли их у побежденны х, откуда и про­
никли в незапятнанны й, славный возд ерж н остью город подкупы, и
раздачи, и м ятеж и? Ч то с чрезмерной стр астью к роскоши стали
они вы ставл я ть н апоказ добытое у многих племен? Ч то отнятое
одним народом у всех еще легче может бы ть отнято всеми у одно­
го? — Л учш е убедить в этом и изгонять страсти, чем определять
их. Е сли нам под силу, будем говорить храбро, если нет, то
хоть откровенно. Будь зд ор ов.

ПИСЬМ О 88

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) Т ы ж елаеш ь зн ать, что я думаю о свободны х науках и ис­
кусствах. Н и одно и з них я не уваж аю , ни одно не считаю благом,
если плод его — деньги. Т огда они — продаж ные ремесла и хороши
до тех пор, пока подготавливаю т ум, не удерж и вая его дольше. Н а
них следует зад ер ж аться , лиш ь покуда душ а не в силах зан яться
ничем важ нее; они — наше ученье, а не наша работа. ( 2 ) Почему они
н азваны свободными, ты видиш ь сам: потому что они достойны
свободного человека. Впрочем, есть только одно подлинное сво­
бодное искусство — то, что дает свободу: м удрость, самое высокое,
мужественное и благородное из них, а все прочие — пустяки, годные
для детей. Н еуж то ты веришь, будто в них есть какое-то благо, хотя
сам видиш ь, что нет людей ниже и порочнее их учителей? Все эти
вещи нужно не все врем я учить, а однаж ды вы учить. Н екоторы е

178
полагали нужным р азо б р аться, можно ли б лагодаря свободным
искусствам и наукам стать человеком добра. Н о они и не сулят этого,
и даж е не притворяю тся, будто зн аю т такое! ( 3 ) Грам м атик хлопочет
только о нашем уменье говорить, а пожелай он пойти дальш е —
займ ется историей или стихами, если разд ви н ет свои границы так,
что шире некуда. Н о пролагается ли дорога к добродетели объяс-
неньем слогов, тщ ательн остью в выборе слов, запоминаньем драм,
правил стихослож енья, разновидностей стр о к? Э то ли и збавляет нас
от боязни, искореняет алчность, об узд ы вает п охоть? Перейдем
к геометрии, к м узы ке: и в них ты не найдеш ь ничего такого, что
наложило бы зап р ет на страх или алчность. А кому он неведом, для
того все знания тщ етны . ( 4 ) Н уж но посмотреть, учат ли эти на­
ставники добродетели; если не учат, то им нечего преподать; если
учат, то они философы. Т ы хочеш ь убедиться, что они на уроках и не
дум аю т учить добродетели? В згляни , до чего ученье каж дого не
похоже на ученья остальны х! А учи они одному и тому же, разнобоя
бы не было. ( 5 ) Они бы тебя убедили даже в том, что Гомер был
философом, если бы не опровергали этого своими ж е доводами. В едь
они превращ аю т его то в стоика, одобряю щ его только добродетель
и бегущ его наслаж дений, от честности не отступаю щ его даж е ради
бессмертия; то в эпикурейца, восхваляю щ его покой в государстве,
проводящ его ж и зн ь в пирах и песнях; то в перипатетика, устанавли­
ваю щ его три рода благ; то в академика, твердящ его, что нет ничего
достоверного. Ясно, что ничего такого у него нет, р а з есть все ра­
зо м ,— потому что учения эти меж ду собою несовместимы. Н о
уступим им Гомера-ф илософа. Он, видимо, стал мудрецом до того,
как узн ал о стихах; будем же и мы лучше учиться тому, что сделало
Гом ера мудрецом. ( 6 ) А спраш ивать у меня, кто был старш е —
Гом ер или Гесиод, такое же пустое дело, как р а зу зн а в ать , почему
Гекуба, хотя и бы ла младш е Елены , вы глядела старой не по в о з ­
расту. И не пустое ли, по-твоему, дело — исследовать во зр аст
П атрокла и А х и л л а ? ( 7 ) Б удеш ь ли ты доискиваться, где блуж дал
Улисс, вместо того чтобы полож ить конец собственны м заблуж ден и ­
ям ? Н ет времени сл уш ать, носило ли его между И талией и Сицилией
или за пределами известного нам мира. Д а и не мог он на таком
малом пространстве ски таться так долго. Д уш евн ы е бури ш вы ряю т
нас ежедневно, и з-за собственной негодности мы терпим все Улиссо-
вы беды. И красота прельщ ает наше зренье, и враг грози т; здесь —
свирепые чудовищ а, лакомые до человеческой крови, там — ко­
варный соблазн , привлекаю щ ий слух, и все р азн о о б р азье бед. Н аучи

179
меня, как лю бить родину, жену, отца, как плы ть к этой столь честной
цели даж е после кораблекруш енья. ( 8 ) З а ч е м ты доискиваеш ься,
была ли П енелопа вправду целомудренна или обманула свой в ек ?
П одозр евал а ли она, что видит Улисса еще прежде, чем узн ала на­
верное? Л учш е объясни мне, что такое целомудрие, и какое в нем
благо, и в чем оно заклю чено — в теле или в д уш е?
( 9 ) П ерейду к м узы ке. Т ы учишь меня, как согласую тся
между собою высокие и низкие голоса, как возн икает стройность,
хотя струны и зд аю т разны е звуки. С делай лучше так, чтобы в
душе моей было согласие и мои помыслы не расходились меж ду
собою ! Т ы по казы ваеш ь мне, какие лады зву ч ат ж алобно; по­
кажи лучше, как мне среди превратностей не проронить ни зву ка
ж алобы !
( 1 0 ) Геом етрия учит меня и зм ерять мои вл аден ья; пусть лучше
объяснит, как мне изм ерить, сколько зем ли нужно человеку! О на
учит меня считать, приспособив пальцы на служ бу скупости; пусть
лучше объяснит, какое пустое дело эти подсчеты! Т от, чья казн а
утомляет счетоводов, не счастливее других; наоборот, как был бы
несчастен владелец лишнего имущ ества, если бы его самого принуди­
ли сосчитать, сколько ему принадлеж ит! ( 1 1 ) К а к ая мне пол ьза
в умении р азд ел и ть поле, если я не могу р азд ел и ться с бр ато м ?
К ак ая мне пол ьзя до тонкости подсчитать в югере каж ды й ф ут и не
упустить ни одного, ускользн увш его от межевой меры, если я только
огорчусь, узн ав, что сильный сосед отж илил у меня кусок поля?
М еня учат, как не потерять ничего из моих владений, а я хочу на­
учиться, как остаться веселым, утратив все.— ( 1 2 ) «Н о меня
вы ж иваю т с отцовского, с дедовского п о л я!» — А до твоего деда чье
это поле бы ло? М ож еш ь ты объяснить, кому оно принадлеж ало —
пусть не человеку, а племени? Т ы пришел сю да не хозяином, а посе­
ленцем. Н а чьей земле ты поселенец? Е сл и все будет с тобою
благополучно,— у собственного наследника. П равоведы у тверж д а­
ют, что общ ественное достояние не присваивается за давн остью
владения; а то, что ты занял, то, что н азы ваеш ь своим,— общее
достояние и принадлеж ит всему роду человеческому. ( 1 3 ) З а м е ч а ­
тельная наука! Т ы умееш ь и зм ерить круг, привести к квадрату
лю бую фигуру, какую видиш ь, н азы ваеш ь расстоянья между з в е з д а ­
ми, нет в мире ничего, что не поддалось бы твоим измереньям. Н о
если ты такой зн аток, и зм ерь человеческую душ у! С каж и, велика она
или ничтожна! Т ы зн аеш ь, какая из линий п рям ая; для чего тебе это,
если в ж изни ты не зн аеш ь прямого пути?

180
 (1 4 ) П ерейду к той науке, которая похваляется знанием неба,
которой известно,
Отходит куда Сатурна звезда ледяная
И по каким из кругов вращается пламень Килленца.

Д л я чего нам это зн ан и е? Ч тобы тревож иться, когда С атурн и М арс

окаж утся в противостоянии или когда М еркурий зай д ет вечером на
виду у С ату р н а? Л учш е мне заучи ть, что они, где бы ни были, всегда
благоприятны и не могут измениться. ( 1 5 ) И х ведет по непреложным
путям извечны й порядок судеб, они дви ж утся по установленной
череде смен и либо уп равляю т всеми событиями, либо предвещ аю т их
исход. Н о если в них причина всего, что бы ни случилось, какой толк
зн ать то, чего н ел ьзя и зм ен и ть? А если они все п редуказы ваю т —
какая польза в предвиденье н еи збеж ного? З н ай не знай — все равно
случится.
(16) Если ты будешь следить за солнечным зноем и сменой
Лун, чередой проходящих, тебя никогда не обманет
Завтрашний день, не введут в заблужденье прозрачные ночи.

Н о и так все в достаточной мере и сверх нее предусмотрено, чтобы

я был застрахован от козней.— ( 1 7 ) « Р а з в е не обманет меня насту­
пающий час? В едь обм аны вает все, что засти гает врасплох ничего не
ведаю щ его».— Ч то будет, я не ведаю , а что мож ет бы ть — знаю .
И ничто не приведет меня в отчаянье, ибо я ж ду всего, а если что
меня минует, я считаю это за удачу. Н аступаю щ ий час обманет меня,
если пощ адит; да и этим не обманет: ведь если я зн аю , что все может
случиться, то зн аю такж е, что не все случится непременно. П отому
я ж ду удачи, но готов и к бедам.
(1 8 ) Т ебе придется смириться, если я тут сойду с предписанного
тобою пути. Ведь ты не застави ш ь меня отнести к свободным искус­
ствам то, чем заним аю тся живописцы или же ваятели, мраморщики
и другие прислужники роскоши. И борцов, у которы х вся наука —
масло да пыль, я изгоняю и з числа тех, кто зан я т свободными
искусствами,— не то мне придется принять туда и составителей
мазей, и поваров, и всех прочих, приспособивш их свой ум к нашим
наслаж деньям. ( 1 9 ) С каж и мне, прошу, что общ его со свободой
имеют эти блю ющ ие натощ ак толстяки с ож иревш им телом и отощ ав­
шей, одряхлевш ей душ ою ? И неужто мы будем считать свободным
искусством все, в чем упраж н ялась, не присев, м олодеж ь во времена
наших предков: метанье копья, удары колом, верховая езд а, владенье

181
мечом? Они не учили детей тому, чему учатся, не двигаясь. Н о ни то,
ни другое не учит добродетели и не вскарм ли вает ее. Ч то толку
править конем и уд ерж и вать его бег уздою , покуда тебя самого несут
необузданные стр асти ? Ч то толку побеж дать в борьбе и в кулачном
бою, когда тебя самого побеж дает гн ев?
(2 0 ) « Т а к что же, свободные искусства и науки ничего не даю т
н ам ?» — Д аю т, и много, но не для добродетели. В едь и те ручные
ремесла, что всеми признаны за низкие, оснащ аю т ж и зн ь многим, но
к добродетели не имеют касател ьства.— «Д л я чего же мы о б р азо вы ­
ваем сыновей, обучая их свободным и ск у сств ам ?» — Д ело не в том,
что они могут д ать добродетель, а в том, что они подготавливаю т
душ у к ее восприятию . К ак начала, у древних именовавш иеся грам о­
той и дающие мальчикам основы знаний, хотя не научаю т их сво­
бодным искусствам, но готовят почву для обучения им в скором
времени, так и свободные искусства хотя и не ведут душ у к доброде­
тели, но облегчаю т путь к ней.
(2 1 ) Посидоний разл и чает четыре вида искусств: будничные
и низкие, потешные, детские и свободные. Будничные — это ручные
ремесла, зан яты е всем тем, чем оснащ ается ж и зн ь; они даж е и не
прикиды ваю тся благородны ми или почтенными. ( 2 2 ) Потеш ные —
это те искусства, чье назначение усл аж д ать гл а з и слух. К ним можно
причислить и изобретение всякого рода приспособлений, вроде
помостов, которые сами собой поднимаю тся, настилов, бесшумно
растущ их в вы сь,— всего, что служ ит для внезапн ы х перемен, когда
то, что бы ло сплош ным, р азве р зае тся , края провала по собственному
почину сходятся, возвы ш ение понемногу понижается. Т акие вещ и
пораж аю т взо р ы невежд, по незнанью причин удивляю щ ихся всему
неожиданному. ( 2 3 ) Д етские, имеющие нечто общее со свободны ­
ми,— это те искусства, которые у греков н азы ваю тся ’εγ κ ύ κ λ ιο ι,
а у нас — свободными. Единственные же поистине свободные или
даже, вернее ск азать, даю щие свободу искусства — это те, что пе­
кутся о добродетели. ( 2 4 ) П оскольку одна часть философии, про­
долж ает Посидоний, заним ается природой, другая — нравами,
третья — человеческим разум ом , постольку и вся толпа свободных
искусств п р и тязает зан я ть в ней место. К огд а дело идет о вопросах
естествознания, философия опирается на свидетельство геометрии,
которая, стало бы ть, есть часть того, чему она помогает. 025) Н о ведь
многое нам помогает, не будучи частью нас самих; а будь оно нашей
частью, помощи от него бы не было. П ищ а — подспорье телу, но не
его часть. Услуги геометрии кое-что нам даю т, но философии она

182
нужна так же, как ей самой — кузнечное дело; однако оно — не часть
геометрии, как и геометрия — не часть философии. ( 2 6 ) К ром е того,
у каж дой из них — свои пределы. М удрец исследует и познает
причины естественны х явлений, геометр оты скивает и вы считы вает
их число и меру. К ак о в незы блем ы й порядок небесных тел, какова их
сила и природа — все это зн ает философ; а кто вы счи ты вает их
движенье и во звр ат, кто собирает наблюдения над тем, как они восхо­
дят и заход ят, а порой явл яю т вид стоящ их на месте, хотя небесным
телам стоять и н ел ьзя, тот математик. ( 2 7 ) П усть мудрец знает, по
какой причине в зеркал е возн икает отраж ение; геометр же может
ск азать, как далеко долж ен отстоять предмет от отраж ения и какое
отражение дает та или другая форм а зер к ал а. Ч то солнце огромно,
докаж ет философ; какова его величина, укаж ет м атематик, который
пользуется в работе неким опытом и навыком, но долж ен, чтобы
работать, заи м ство вать некие основные положения. А если основы
искусства — заем ны е, оно несамостоятельно. ( 2 8 ) Ф и л осо ф и я ниче­
го не ищет на стороне, свое здание она возвод и т от зем ли. М атем ати ­
ка, так сказать, заним ает поверхность, она строит на чужой земле,
берет со стороны те начала, благодаря которым достигает дальнейш е­
го. Е сл и бы она ш ла к истине сам а по себе, если бы могла обнять весь
мир и всю природу, тогда я ск азал бы, что она много дает человече­
ской душе, ибо, помы ш ляя о небе, та сама растет и вбирает нечто
свыше.
Л иш ь одно делает душ у соверш енной: незы блемое знание добра
и зл а [которое доступно только философии] — ведь никакая другая
наука добра и зл а не исследует. ( 2 9 ) П ереберем по одной добродете­
ли. Х р а б р о с т ь есть презрение ко всему страш ном у; она пренебрегает
внуш аю щ им уж ас и склоняю щ им под иго нашу свободу, бросает ему
вы зо в, перелам ы вает его. Т ак неуж то ее зак ал я ю т свободные искус­
с тв а ? Верность есть святейш ее благо человеческого сердца, ее
никакая необходимость не принудит к обману, никакая награда не
совратит. О на говорит: «Ж ги , бей, убивай — я не предам! Чем силь­
нейшая боль будет вы п ы ты вать тайны, тем глубж е я их скрою ».
М огут ли свободные искусства и науки сделать нас таким и? В о з ­
держ ность ум еряет наслаж ден ья; одни она с ненавистью изгоняет,
другие со р азм еряет и сокращ ает до здорового предела, никогда не
приближ аясь к ним ради них самих. О на знает, что лучш ая мера для
всего желанного — в зя т ь не сколько хочется, а сколько необходимо.
( 3 0 ) Человеколю бие зап р ещ ает бы ть надменным с товарищ ам и,
бы ть скупым, оно и в словах, и в делах, и в чувствах являет всем

183
мягкость и ласковость, ничью беду не считает чужою , свое благо
лю бит больш е всего тогда, когда оно служ ит на благо другому. Н е­
ужели свободные искусства учат нас таким нравам? Н ет,— так же как
и простоте, скромности и умеренности; так же как довольству малым
и береж ливости; так же как милосердию, оберегаю щ ему чуж ую кровь
не меньше своей и знаю щ ему, что человек не долж ен п ользоваться
силами другого человека расточительно.
(3 1 ) «Н о если вы согласны, что без свободных искусств и наук не
достичь добродетели, то как же вы утверж даете, будто они ничего
для добродетели не д а ю т ?» — Б е з пищи тож е не достичь добродете­
ли, хотя пища к добродетели касательства не имеет. Д ревесина
ничего не дает кораблю , хотя корабли бы ваю т только и з дерева. Н ет
причин, повторяю , дум ать, будто вещ ь получается с помощ ью того,
без чего она получиться не может. ( 3 2 ) М ож но ск а за ть и так: добро­
детель достигается и помимо свободных искусств; хотя добродетели
и надо учиться, учатся ей не через их посредство. Почему я долж ен
считать, что не знаю щ ий грамоты не м ож ет стать мудрым, как будто
мудрость вся в грам оте? Она преподается на деле, а не на словах,
и я не уверен, не будет ли пам ять крепче б ез всякого внешнего под­
спорья. ( 3 3 ) М удрость велика и обширна, ей нужно много простора;
надо вы учить все о делах божеских и человеческих, о прошлом и о бу­
дущ ем, о преходящ ем и о вечном, о времени,— а о нем одном ты сам
видишь, сколько есть вопросов? П ервы й — есть ли оно само по себе
нечто? П отом — было ли что-нибудь до времени, без врем ени?
В озникло ли оно вместе с миром ? И ли преж де возникновения мира,
поскольку было нечто, было и вр ем я? ( 3 4 ) И об одной только душе
нет числа вопросам: откуда он а? какова он а? когда возн и кает? как
долго сущ ествует? переходит ли с места на место, меняет ли обитали­
щ а, перебрасы ваем ая во все новые виды одуш евленных сущ еств? или
ей суж дено только однократное рабство, а потом, отпущ енная на
волю, она бродит по вселенной? телесна она или н ет? что она будет
делать, когда мы перестанем бы ть ее орудиям и? как она восп о л ьзу­
ется свободой, когда убеж ит и з здеш ней тем ницы ? забу д ет ли
преж нее? познает ли себя, лиш ь расставш и сь с телом и удаливш ись
ввы сь? ( 3 5 ) К акую бы часть божественных и человеческих дел ты ни
взя л , тебя утомит несметное обилие вещей, требую щ их исследованья
и заучиванья. Ч тобы все они, огромные и многочисленные, могли
найти свободный приют, следует изгн ать и з души все лишнее. В та ­
кую тесноту добродетели не зал учи ть: великому нужен широкий
простор. Все вон! П усть сердце будет свободно для нее одной!

184
 ( 3 6 ) «Н о ведь знание многих наук при ятн о».— Н ет, нз каждой
надлеж ит нам запом нить лиш ь столько, сколько необходимо. По-
твоему, порицанья засл уж и вает тот, кто копит лишнее и хвастливо
вы ставляет в доме драгоценные вещи, но не засл у ж и вает загром ож ­
дающий свой ум ненужной утвар ью всяческих н аук? С трем иться
зн ать больш е, чем требуется,— это тож е род невоздерж ности.
( 3 7 ) К тому же погоня з а свободными искусствами и науками делает
людей докучными, болтливыми, назойливы м и и самодовольны ми;
заучи в лишнее, они и з-за этого неспособны вы учить необходимое.
Грам м атик Д идим написал четыре тысячи книг. Я пож алел бы и то­
го, кто прочел столько лиш него! В одних книгах исследуется, где
родина Гомера, в других — кто истинная м ать Энея, в третьих —
чему больш е предавался в ж изни А н акреонт, похоти или пьянству,
в четверты х — бы ла ли С аф о продажной распутницей, и прочие
вещ и, которые, знай мы их, следовало бы заб ы ть. ( 3 8 ) В от и говори
теперь, что ж и зн ь не долга. Н о если ты возьм еш ь наших, я и тут
покаж у тебе много такого, что надо бы отруби ть топором.
Больш ой траты времени, больш ой докуки для чуж их ушей стоит
похвала: «В о т начитанный человек!» Будем же довольны названием
попрощ е: «В о т человек д о б р а!» ( 3 9 ) Н еуж то мне р азве р ты в ать
летописи всех племен, оты скивая, кто первым стал писать стихи,
вы счи ты вать б ез календаря, сколько лет прош ло меж ду О рфеем
и Гомером, у зн авать все глупости, которыми А р и стар х испещрил
чужие стихи, губить свой век на подсчет сл огов? Н еуж то мне не
отводить гл аз от песка геом етров? Н астолько ли я позабуду спаси­
тельное изречение: «Б ереги в р е м я !»? Все это я буду зн а т ь ,— а чего
не у зн аю ? ( 4 0 ) Грам м атик А пион, который во времена Г ая Ц е за р я
колесил по всей Греции и в каж дую общину был принят во имя
Гом ера, говорил: «Г ом ер исчерпал оба своих предмета в «И л и ад е»
и в «О ди ссее» и присоединил к своему труду начало, охваты вавш ее
всю Т роян скую войну». А д ок азател ьство он приводил такое: «П о эт
намеренно поставил в начале первого стиха две буквы , содерж ащ ие
число книг». ( 4 1 ) П усть зн ает такие вещи тот, кто хочет бы ть все­
знайкой и не ж елает подумать, сколько времени отнимет у тебя
н ездоровье, сколько — дела, общ ественные и частные, сколько —
дела повседневные, сколько — сон? И зм ер ь свой век! Н е так уж
много он вм ещ ает!
(4 2 ) Я говорил о свободных искусствах,— но сколько лишнего
есть у фи лософ ов! С колько такого, что и не мож ет пригодиться!
И философы опускались до разделен ия слогов, до изучения свойств

185
сою зов и предлогов, и философы зави д овал и грам м атикам и гео­
метрам. Все, что было лишнего в их науках, они перенесли в свою.
Т ак и выш ло, что говорить они умели с больш им тщ анием, чем ж ить.
( 4 3 ) П ослуш ай, как много зл а в чрезмерной тонкости и как она
враж дебна истине! П ротагор говорит, что утвер ж д ать и то и другое
можно одинаково о каж дой вещи, в том числе и о том, каж дая ли
вещ ь п озволяет утвер ж д ать о ней и то и другое. Н авсиф ан говорит:
все, что каж ется нам сущ ествую щ им, сущ ествует в такой же мере, как
и не сущ ествует. ( 4 4 ) П арменид говорит: все, что нам каж ется, не
отличается от единого. З ен он Элейский камня на камне не оставил от
всех сложностей, с к а за в : ничего не сущ ествует. К тому же примерно
приходят и последователи П иррона, и мегарцы, и эритрейцы , и ак а­
демики, которые ввели новое знание — о том, что мы ничего не
знаем. ( 4 5 ) Б рось все это в ту же кучу ненужностей, что и многое и з
свободных искусств! Т е преподаю т мне науку, от которой не будет
пользы , а эти отнимаю т надеж ду на всякое знание. Н о уж лучше
зн ать лишнее, чем ничего не зн ать. Они не идут впереди со светочем,
направляя мои в згл я д к истине,— они мне вы кал ы ваю т гл аза. Е сли
я поверю П ротагору, в природе не останется ничего, кроме сомнения;
если Н авсиф ану — достоверно будет только то, что нет ничего досто­
верного; если П армениду — останется только единое, если З е н о ­
ну — и единого не останется. ( 4 6 ) Н о что такое и мы сами, и все,
что окруж ает нас, питает, держ ит на себе? В ся природа о к азы ­
вается тенью — или пустой, или обманчивой. Н елегко мне ск а­
зать, на кого я сер ж усь больш е: на тех ли, что объявляет нас
ничего не знаю щ им и, или на тех, кто и возм ож н ости ничего не
зн ать нас лиш ает. Б уд ь зд оров.

ПИСЬМ О 89

Сенека приветствует Л уци ли я!

( 1 ) Т о, чего ты ж ел аеш ь,— чтобы я написал о разделении
философии, п оказал отдельны е члены ее огромного тел а,— вещ ь
полезная и для стрем ящ егося к мудрости необходимая. В едь через
посредство частей легче подойти к познанию целого. О , если бы вся
философия могла предстать, подобно вселенной, когда она откры вает
перед нами весь свой лик! К ак схож и были бы эти зрел и щ а! Т огда бы
философия наверняка застави л а всех смертны х лю боваться ею и по­
кинуть то, что мы, по неведенью подлинно великого, считаем вели­

186
ким. Н о нам такое не дано, и приходится см отреть на нее так же, как
созерцаем мы вселенную ,— по частям. ( 2 ) П р авд а, душ а мудреца
охваты вает всю ее громаду, обегая ее с той же бы стротой* с какой наш
гл а з обегает небо; но нашему взгл яд у, слабом у и на близком расстоя­
нии и принужденному пробиваться скво зь туман, легче рассм отреть
все по отдельности, так как целого нам не охватить. Я сделаю, что ты
просишь, и р азд ел ю философию на части, но не на куски: ведь по­
лезн о р азд ел и ть ее, а не раскром сать, потому что схвати ть слишком
мелкое не легче* чем слиш ком крупное. ( 3 ) Н ар од расписы ваю т по
трибам, войско делится на центурии. Все, что разро сло сь, познается
легче, если долж ны м образом расчленено на части, не слишком
мелкие, как я ск азал , и не бесчисленные. У чрезм ерной дробности тот
же порок, что у нерасчлененности. Ч то измельчено в пыль, то лишено
порядка.
( 4 ) П реж де всего, по-твоему, я долж ен ск азать, чем отличается
мудрость от философии. М удрость есть соверш енное благо человече­
ского духа, философия же — лю бовь и стремление к мудрости.
Ф и л ософ и я у к азы вает туда, куда приш ла м удрость. Почему филосо­
фия н азы вается так, ясно: само имя ее говорит об этом. ( 5 ) А муд­
рость некоторые определяли как «знание всего бож еского и человече­
ского», некоторые же говорили, что «б ы ть мудрым — значит позн ать
все божеское и человеческое и его причины». М не это дополнение
каж ется лишним: ведь «причины » — лиш ь часть «всего божеского
и человеческого». И философию определяли то так, то этак: одни
говорили, что она есть забо та о добродетели, другие — забо та об
исправленье д уха; некоторые же н азы вали ее стремлением мыслить
правильно. ( 6 ) О дно известно почти что твердо: меж ду мудростью
и философией есть разниц а. Ведь не мож ет бы ть, чтобы ищущее
и искомое были тож дественны . К акова разн и ц а м еж ду ж адностью ,
которая ж елает, и деньгами, которы х ж елаю т, такова же она меж ду
философией и мудростью , которая есть ее конечный итог и награда.
Ф и л ософ и я — в пути, м удрость — в его конце. ( 7 ) М удрость — это
то, что греки н азы ваю т σοφ ία. Это слово было в ходу и у римлян, как
теперь в ходу слово «ф илософ и я». Э то засви д етельствую т тебе и
древние тогаты , и надпись на памятнике Д оссену:
Прохожий, стой: прочти софию Доссена здесь!

(8 ) Н екоторы е из наших, хотя философия есть заб о та о доброде­

тели и стрем ится к ней как к цели, полагали, что их невозм ож но
р азл уч и ть: ведь нет ни философии б ез добродетели, ни добродетели

187
б ез философии. Ф и л осо ф и я есть забо та о достижении добродетели
через посредство самой добродетели; ни добродетели не мож ет бы ть,
если о ней не заботи ться, ни заботы о добродетели — без нее самой.
Т у т все иначе, чем со стрелком, пы таю щ имся издали попасть во что-
нибудь, когда целящ ийся и цель — в р азн ы х местах; и иначе, чем
с дорогами, которые ведут в город, но леж ат вне его. П уть к доброде­
тели идет через нее самое. З н ач и т, философия и добродетель не­
раздельн ы .
(9 ) Б ольш инство писавш их об этом, причем самых великих,
утверж дали, что философия делится на три части: нравственную ,
естественную и ту, что посвящ ена человеческому разум у. П ервая
вносит порядок в душ у. В то р ая исследует природу вещей. Т р е ть я
испы ты вает свойства слов, их расположение, виды док азател ьств,
чтобы лож ь не вкрал ась под видом истины. Впрочем, были и такие,
что р азделяли философию и на больш ее, и на меньшее число частей.
( 1 0 ) Н екоторы е перипатетики вводили четвертую часть: граж дан ­
скую философию, которой, мол, нужно зан и м аться неким особым
образом , ибо предмет у ней совсем другой. Н екоторы е добавляли еще
одну часть, н азы ваем ую у греков ο’ικ ο υ ο μ ικ ή , то есть умение уп рав­
л ять домашним имущ еством. Н екоторы е уделяли особое место
учению о разн ы х о б р азах ж изни. Н о все это входит в нравственную
часть философии. ( 1 1 ) Эпикурейцы полагали, что в философии всего
две части — нравственная и естественная, а ту, что посвящена ра­
зум у, они отбрасы вали. Н о потом, когда сама ж и зн ь застави ла их
устранить все двусмысленное, изобличить лож ь, таящ ую ся под
личиной правды , они ввели р аздел, названны й ими «учением о су ж ­
дениях и прави лах», то есть ту же посвящ енную разум у часть, под
другим именем; они, однако, думаю т, что лиш ь дополнили есте-
с*венн ую философию. ( 1 2 ) Киренаики устранили и естественную,
и посвященную р азум у часть, довольствуясь только нравственной,—
но тут же иным способом ввели то, что устранили; у них н рав­
ственная философия делится на пять частей, и з которы х одна учит
о том, чего следует и збегать и к чему стрем иться, вторая — о стр а­
стях, третья — о поступках, четвертая — о причинах, пятая — о до­
к азател ьствах. Н о причины вещей относятся к части естествен­
ной, док азател ьства — к той, что посвящ ена разум у. ( 1 3 ) А ристон
Х иосский ск азал , что части, посвященные природе и разум у, не
только излиш ни, но и меш аю т, а единственную оставляем ую им
нравственную философию у р езал : тот ее р аздел, что содерж ит
правила поведения, он объявил нужным только воспитателю , а не

188
ф илософ у,— как будто мудрец не есть воспи татель рода чело­
веческого.
(1 4 ) И так, поскольку философия трехчастна, мы начнем с р азд е ­
ления нравственной ее части. Б ы ло установлено, что и она делится
натрое; первое в ней — наблюдение, назначаю щ ее каж дому свое
и оценивающ ее, что чего стоит; дело это чрезвы чайно полезное, так
как нет ничего более необходимого, чем устан овить цену каж дой
вещи. Второй р азд ел ее учит о побуждениях, третий — о поступках.
П ервая твоя обязан н ость — судить, что чего стоит; вторая — со­
разм ер ять и о б у зд ы вать в зависимости от этого твои побуждения;
третья — заботи ться, чтобы побуж денья и поступки друг другу
соответствовали, а сам ты ни в тех, ни в других не впадал в противо­
речие с самим собою. ( 1 5 ) Е сл и одного из трех не будет, наруш ится
и все остальное. Ч то пользы зн ать цену всем вещ ам, если ты б е зу ­
держен в побуж ден ьях? Ч то пользы подавить побуж денья и д ерж ать
в своей власти ж елан ья, если ты, действуя, не примеш ь в расчет
времени и не будеш ь зн ать, когда, что, где и как надлеж ит д ел ать?
Ведь одно дело — зн ать цену и достоинство вещ и, другое — вы б рать
нужный миг, и сверх того — об у зд ы вать свои побуж денья и браться
за дело, а не х вататься вслепую . В едь в ж изни тогда нет противоре­
чий, когда поступок не расходится с побуждением, а побуждение
зави си т от достоинства каж дого предмета и см отря по тому, стоит
его дом огаться или нет, становится слабее или сильнее.
( 1 6 ) Е стествен н ая философия членится надвое: на учения о
телесных и о бестелесных вещ ах. О б а они р азд ел яю тся на свои,
так ск азать, ступени. Учение о телах — таким об р азо м : во-первых,
о тех, что прои звод ят нечто, и о тех, что и з них рож даю тся,—
а рож даю тся первоначальны е вещ ества. Учение о них, по мненью
некоторых, неделимо, по мненью других — делится на ученья о
материи, о движ ущ ей всё причине и о самих первоначальны х
вещ ествах.
( 1 7 ) М не остается написать о разделении той части философии,
что посвящ ена р азум у. В сякая речь либо непрерывна, либо распреде­
лена между вопрош аю щ им и отвечаю щ им. Б ы л о установлено, что
первая именуется δ ια λ ε κ τ ικ ή , вторая — ρ η το ρ ικ η . Риторика з а ­
ботится о словах, их смысле и порядке; диалектика подразделяется на
две части — о словах и о значениях, то есть о предметах, про которые
говорится, и о речениях, посредством которы х про них говорится.
Д алее следую т бесчисленные подразделы и той и другой. А я на этом
кончу и «р асск аж у лиш ь о гл авн ом »,— а не то если я стану делить

189
части на части, то получится целая книга изысканий. ( 1 8 ) Я не хочу
отбить у тебя, Луцилий, лучший из людей, охоту все это ч и тать,—
только бы ты все прочитанное немедля относил к людским нравам .
Усмиряй себя, будораж ь, если есть в тебе вялость, обузды вай , если
есть распущ енность, укрощ ай упрямство, преследуй и свою, и,
насколько см ож еш ь, всеобщ ую алчность. Т ем , кто будет тебе го·
вори ть: «С к о л ь к о можно об одном и том ж е ? » — отвечай:
( 1 9 ) «С к о л ь к о можно в одном и том же гр еш и ть? Вы хотите и зб а­
виться от лекарства, не избавившись от порока,— а я из-за вашего отка­
за еще упорнее буду твердить свое. Леченье начинает приносить пользу
тогда, когда потерявш ее чувствительность тело отвечает на при­
косновение болью . Я буду твердить то, что и против ваш ей воли
пойдет вам на пользу. П усть хоть когда-нибудь дойдет до вас чей-
нибудь нельстивы й голос, и если каж ды й и з вас не ж елает слуш ать
правду, вы слуш айте ее все вместе. ( 2 0 ) Д о каких пор будете вы
расш ирять границы владен и й? Д л я одного хозяин а тесно поле, на
котором разм ести лся бы целый народ. К у д а долж ны простираться
ваш и пашни, если д л я вас мало за с е в а ть зем л и , разм ерам и равные
п р о в и н ц и я м ? Все теченье славны х р е к проходит е ю частны м владень­
ям, ваш и от устья до истока огромные потоки, что с л у ж а т г р а н и ц а м и
огромным народам! Н о и этого м ало — вам нуж но вм естить в преде­
лы ваших поместий моря, нужно, чтобы ваш управи тель ц арствовал
за А дриатическими, Ионийскими и Эгейскими водами, чтобы остро­
ва, жилищ а могучих вож дей, считали сь са м ьш депгевым и з всего
ваш его достояния. Владейте чем хотите, п усть буд ет именьем то, что
прежде н азы вал ось держ авой , присваивайте что м аж ете,— все равно
того, что не ваше,. будет больш е.
(2 1 ) А теп ерь я обращ аю сь к вам, чья расточительность так же
б езбреж н а, как их алчность! Вам я говорю ! Д ол го ли еще не будет
такого озер а, над которы м не поднимались бы кровли ваш их загор од­
ных домов, такой реки, чьи берега не были бы унизаны ваш ими дом а­
ми? Где ни пробью тся горячие ключи, там тотч ас поднимутся новые
пристанищ а роскош и. Г д е ни изогтоется зал и во м берег, вы кладете
основанья построек и, довольны е только созданном руками почвою,
гоните море вспять. П усть повсеместно блистаю т ваш и жилищ а, то на
горах, откуда так ш ирок вид на суш у н на море, то на равнине, но
возносясь ввы сь вровен ь с горами; сколько бы вы ни строили, как бы
высоко ни строили, вы — только крошечные тела, и ничего больш е.
З ач е м вам множ ество спален ? Ведь только в одной вы лож итесь!
А где вас нет, там все не ваш е.

190
 (2 2 ) Т еп ер ь я перейду к вам, чье обж орство, бездонное и нена­
сытное, обы скивает и моря и земли. З д е с ь зак и д ы ваю т крючки, там
ставят силки и всевозм ож ны е тенета, не ж алея труда на преследо-
ванье дичи и оставл яя в покое только ту, которой вы пресытились.
М ного ли и з того, что добы ваю т для вас столько рук, много ли и з
всех яств отвед аю т ваш и утомленные н аслаж деньям и уста? М ного
ли и з всей дичи, добытой с такими опасностями, попробует господин,
страдаю щ ий поносами и тош нотам и? М ного ли устриц, привезенных
и з такой дали, ско л ьзн ет в его ненасытное б р ю хо? В ы несчастны, ибо
сами не понимаете, что голод ваш больш е ваш ей же утробы ! —
( 2 3 ) Говори это другим, чтобы, говоря так, у сл ы ш ать и самому:
пиши, чтобы самому читать, когда пиш еш ь. Все относи к нравам —
для обуздан и я неистовых страстей. У чись для того, чтобы зн ать
не больш е, а лучше. Б уд ь зд о р о в!

ПИ СЬМ О 90

Сенека приветствует Л уци ли я!

( 1 ) М ож но ли, мой Л уцилий, сом неваться в том, что ж и зн ь
наша — милость богов, а благою делает ее философия, которой мы
и обязан ы больш е, чем богам, настолько же, насколько благо в ж и з­
ни — лучший дар, нежели сама ж и зн ь ? Э то бы ло бы так, когда бы
и сама философия не бы ла ниспослана богами, которы е никому не
дали ее зн ан ья, но всем — способность к ней. ( 2 ) В едь если бы они
сделали это благо всеобщим и мы рож дались бы разум ны ми, м уд­
рость потеряла бы лучшее из того, что в ней есть, и принадлеж ала бы
к вещ ам случайным. А теперь самое ценное и высокое в ней то, что
она не идет к нам сама, но каж ды й обязан ею лиш ь себе и от другого
ее не получит. З а что бы ло бы нам чтить философию , если бы она
зави села от чужой м илости? ( 3 ) Е е труд один: оты скивать истину
обо всех делах божеских и человеческих. С нею неразлучны спра­
ведливость, благочестье, совестливость и прочие ее спутники —
связанн ы е и согласные меж ду собою добродетели. Она научила
чтить все божественное и лю бить все человеческое, научила, что
в руках богов — власть, а меж ду лю дьми — содруж ество, бывшее
нерушимым до тех пор, пока алчность не р азр у ш и л а всякую об­
щ ность и не стала причиной бедности даж е для тех, кого обога­
тила. Ведь они, пож елав иметь собственность, перестали владеть
всем. ( 4 ) Н о первые и з смертны х и рож денные ими не знали порчи

191
и следовали природе, сделав ее и вож дем и законом и вручив себя
воле лучшего среди них. Ведь подчинение худших лучшему — в природе
вещей. И во главе бессловесны х стад — либо самые большие, либо
самые сильные жицотные. И дет впереди коров не хилый бык, а побе­
дивший прочих сам цов величиной и силою ; стадо слонов ведет самый
огромный, а у людей самым великим считается лучший. П отому
правителя вы бирали за его душ евные свойства, и счастливы были те
племена, где самым могущ ественным мог стать только самый луч­
ший. Ведь тот мож ет все, чего хочет, кто не считает, будто может
больше, чем долж ен. ( 5 ) В том веке, которы й зо в у т золоты м , по
мнению П осидония, царствовали мудрецы. Они не допускали драк
и защ и щ али слабейш их от сильных, они убеж дали и разубеж дали ,
п оказы вая, что полезно, что нет. И х дальновидность заботи л ась
о том, чтобы соплеменники ни в чем не знали недостатка, м уж ество
отраж ало опасности, щ едрость одаривала и украш ал а подданных.
П рави ть значило не вл аство вать, а исполнять обязан ность. Н икто не
пробозал свое могущ ество на тех, кто это могущ ество создал, и ни
у кого не бы ло ни ж елания, ни причины творить обиды ; все так хоро­
шо слуш ались хорош его правителя, что самое сильное, чем царь
грозил ослуш никам, был уход от власти. ( 6 ) К огда же исподволь
появились пороки, а царская вл асть превратилась в тиранию, в о з ­
никла нуж да в закон ах, которые вначале предлагали те же мудрецы.
Солон, основавш ий А ф инское государство на закон ах справедливо­
сти, известен среди семи мудрецов своего века. Ж иви Л икург в ту же
пору, он вош ел бы в то же священное число восьмым. Х в а л я т еще
законы З а л е в к а и Х ар о н д а, учивших людей праву не на судной
площади и не в прихожей законоведа, но в безм олвном и священном
пифагорейском уединении и создавш и х право для цветущ ей тогда
Сицилии и для греков в И талии.
(7 ) Д о сих пор я согласен с Посидонием, а вот что философия
изобрела все науки, потребные для повседневной ж изни, и ей при­
надлеж ит слава создательн ицы ремесел,— с этим я не согласен.
«О н а ,— говорит П осидоний,— наставила ж ивш их поодиночке лю ­
дей, укры вавш и хся в пещере, в какой-нибудь яме под скалой или
в дупле дерева, и научила их возд ви гать ж и ли щ а». А по-моему,
философия ничуть не больш е придумала эти ухищрения, гр ом оздя­
щие постройки на постройки, города на города, чем рыбные садки,
замкнуты е ради того, ( 8 ) чтобы обж орству не грозили бури и, как бы
ни буш евало море, стр асть к роскоши имела безопасны е гавани для
откорма каж дой породы рыб. Ч то ты говори ш ь? Ф и л осо ф и я ли

192
вручила лю дям ключи и устроила за со в ы ? Р а зв е не алчности был
подан этим зн ак ? Ф и л осо ф и я ли возвел а высокие кровли, опасные
для ж и льц ов? Д еск ать, мало бы ло случайного крова, мало было б ез
труда и искусства находить себе естественное убеж ищ е! П оверь
мне, счастлив был век, еще не знавш ий архи текторов. ( 9 ) Вместе
с роскош ью родилось уменье обтесы вать бревна в четы рехуголь­
ные брусья и, уверенной рукой ведя пилу по размеченны м чертам,
р а зр е за т ь балки.
А поначалу бревно кололи некрепкое клином...—

ибо тогда не строили для пира покоев, способных вм естить много­

людное застолье, и не везли на длинной веренице телег, сотрясаю щ их
улицы, ни сосен, ни елей, чтобы построить и з них ш тучный потолок,
отягченный золотом . ( 1 0 ) Р азви ли ны с двух сторон поддерживали
кровлю , хворост или зеленые ветви, плотно уложенные по скатам,
давали сток даж е сильным дож дям. И под таким вот кровом ничего
не боялись. П од соломой жили свободные, под мрамором и золотом
ж и вут рабы.
Н е согласен я с Посидонием и в том, будто и здел ья и з кованого
ж елеза изобретены мудрыми мужами. ( 1 1 ) Т а к можно н азвать
мудрецами и тех, что
Зверя сетями ловить и птиц обманывать клеем
Способ нашли, оцеплять лесные урочища псами.

Н о все это придумано человеческой хитростью , а не мудростью .

(1 2 ) Не согласен я с ним и в том, будто мудрецы нашли и железо и медь,
когда почва, опаленная лесными пож арами, излила и з неглубоких
жил расплавленные металлы. Т акие вещи н аходят те, кто их ценит.
( 1 3 ) И еще мне не каж ется столь уж тонким вопрос, что стали упот­
реблять прежде — молот или клещи. И то и другое изобрел человек
ума острого и быстрого, но не величавого и не вы сокого,— как и все,
чего нужно искать, согнув спину и потупясь душ ою в землю .
М удрецу легко бы ло прокормиться. Д а и как же иначе, если он
даж е в нынешний век не хочет ничем себя обрем ен ять? ( 1 4 ) С каж и
мне, прошу, как можно восхищ аться и Д иогеном и Д ед ал о м ? К то из
них мудр, по-твоему? Т о т, кто изобрел пилу, или тот, кто, увидев
мальчика, пью щ его воду из горсти, немедля вы тащ и л и з котомки
чаш ку и разби л ее, обругав себя так: «С к о л ьк о же времени, глупый
я человек, таскал я лишний г р у з!» , кто спал, свернувш ись в бочке?
( 1 5 ) И сегодня кого сочтеш ь ты мудрее: того ли, кто придумал, как

193
устроить скры ты е трубы , чтобы ш аф ранная вода била и з них на
невиданную вы соту, как вмиг заполнить водой или осуш ить Е ври п ы ,
как соединить над пирш ественным покоем поворачиваю щ иеся плиты,
чтобы они показы вали то одно, то другое лицо и с каждой переменой
на столе менялся вид штучного потолка,— или того, кто п оказы вает
себе и другим, что природа не требует от нас ничего тяж кого и тр уд­
ного, что мы можем прож ить и без мрам орщ ика и кузнеца, одеться,
и не торгуя с серийцами, иметь все необходимое для нашего обихода,
довольствуясь тем, чего зем л я не прячет в н ед ра? Е сли бы род чело­
веческий услы ш ал его, то понял бы, что повар так же не нужен, как
солдат. ( 1 6 ) М удры или подобны мудрецам были те, для кого не­
трудно было попечение о теле. Н еобходимое требует простой заботы ,
наслаж денье — многих трудов. Будеш ь следовать природе — не по­
надобится никаких ремесленников: она не пож елала заним ать нас
такими вещ ами и обучила всему, что сделала для нас непременным.—
Х о л о д невыносим для нагого тела.— Ч то же, р азве шкуры зверей
и других ж ивотны х не могут вполне и с избы тком защ и ти ть от холо­
д а ? р азве многие племена не одеваю т тела древесной корой? р азве
птичьи перья не скрепляю тся так, чтобы получилась одеж да? р азве
и в наши дни больш инство скифов не надевает лисьих и мышиных
ш курок, мягких на ощ упь и непроницаемых для в етр а? — ( 1 7 ) Н о
нужно еще густой тенью прогонять летний зн ой .— Ч то же, р азве
древность не оставила множ ества укромных мест, выдолбленных или
безж алостны м временем, или другой какою причиною и превра­
тивш ихся в пещ еры ? Ч то же, р азве не делали вручную плетенок и з
любой л озы , не обм азы вали их дешевой глиной, не крыли потом
крыш и соломой или чем-нибудь принесенным и з лесу и не проводили
безм ятеж н о зим у под дож дями, стекавш ими со ск ато в? Ч то же, р азве
не прячутся в зем лян ках племена, обитаю щ ие бли з С иртов, у кото­
рых и з-за чрезмерного солнечного ж ара нет более надежного
укры тья для защ и ты от зноя, чем сам а иссушенная почва*?
( 1 8 ) П рирода, п о звол я вш ая всем ж ивотным ж и ть легко, не бы ла так
враж дебна человеку, чтобы он один не мог обойтись б ез наук и реме­
сел. Н ет нам от нее такого приказа, нет нужды через силу добы вать
то, б ез чего не прож ить. М ы рождены на все готовое, но, пресы тив­
ш ись легко доступным, обрекли себя на трудности. Все, что теперь
достается ценой бессчетных хлопот: и кров, и покров, согреваю щ ий
тело, и пища — попадалось на каж дом ш агу и д авалось задаром или
стоило малого труда, потому что меру у к азы в ал а необходимость. М ы
сами сделали все драгоценным и редким, сделали так, что б ез велико­

194
го и м ногообразного уменья ничего н ел ьзя добы ть. ( 1 9 ) А природа
дает вдоволь всего, что ей требуется. С тр асть к роскош и отош ла от
природы, она еж едневно сама себя р азж и гает и растет уже много
веков, изобретательн остью способствуя порокам. С п ерва она пож ела­
ла лишнего, потом противоестественного, а напоследок превратила
душ у в рабы ню тела и застави л а ее служ и ть его похоти. Все эти
ремесла, шум которы х будораж ит город, работаю т на потребу телу,
которому прежде отпускали столько, сколько рабу, а теперь подносят
все, как хозяину. П оэтом у в той мастерской ткут, в этой куют, в той
в ар ят духи, тут уч ат изнеженным телодвиж еньям, там — изнеж ен­
ным, расслабленным напевам. П отерялась естественная мера, ограни­
чиваю щ ая ж елания необходимым; теперь ж ел ать, сколько нужно,
значит слы ть деревенщ иной или нищим.
( 2 0 ) Т руд н о поверить, Луцилий, до чего легко приятность речи
уводит прочь от истины даж е великих людей. В от Посидоний (по-
моему, один и з тех, чей вклад в философию больш е прочи х): ему
хочется описать сначала, как одни нитки сучатся, другие тянутся и з
мягкого распуш енного волокна, потом как подвешенный гру з вы ­
прям ляет и н атяги вает основу, как пропущенный уток, чтобы
смягчить ж есткость сж имаю щ ей его с двух сторон основы, бердом
прижимается нить к нити,— и он говорит, будто ткацкое искусство
изобрели мудрецы, позабы в, насколько позж е был придуман более
тонкий его род, когда

Держит основу навой; станок — разделяет тростинка;

Вот уж продет и уток меж острыми зубьями: пальцы
Перебирают его. Проводя между нитей основы
Зубьями берда, его прибивают они, ударяя...

А что, если бы довелось ему взгл ян у ть на ткани наш его времени, и з

которы х ш ьется ничего не прячущ ая одеж да, не защ и щ аю щ ая не
только тела, но и сты д ли вости?
( 2 1 ) П отом он переходит к зем ледельцам и не менее красноречи­
во описывает зем лю , однаж ды и дваж ды пропаханную плугом, чтобы
ры хлая почва легче давал а путь корням; а после брошенное в бо­
розды семя и травы , выполотые вручную , затем чтобы случайные
дикие всходы не погубили посева. И это, по его словам , есть дело
мудреца, как будто сейчас зем лепаш цы не придум ы ваю т много новых
способов увеличить плодородие. ( 2 2 ) А потом, не довольствуясь
этими уменьями, он посы лает мудреца на мельницу и в пекарню. В от
что он р асск азы вает о том, как мудрец, п одраж ая природе, стал

195
вы делы вать хлебы : « З е р н а во рту дробятся твердостью зубов, когда
они сходятся, а что не попадает под них, то я зы к подталкивает к тем
же зубам ; потом примеш ивается слюна, чтобы глоток легче просколь­
знул в горло; а попав в утробу, пища переваривается теплом ж елудка
и лишь тогда переходит в тело. ( 2 3 ) С ледуя этому примеру, кто-то
положил один ш ероховаты й камень на другой, наподобие зубов,
половина которы х неподвижна и ож идает движ енья другой полови­
ны. Потом трением камня о камень он стал дробить зерна, перем алы ­
вая их вновь и вновь, пока они, растерты е много р а з , не изм ельчались
совсем. З а т е м он полил муку водой и принялся усердно месить ее,
пока она не стала податливой; тогда он вылепил хлеб, который сперва
пекся в горячей золе и на раскаленных кирпичах; позж е были и зо­
бретены печи и другие устройства, где ж ар послушен нашему
усм отренью ». Н е хватает только, чтобы он и сапожное ремесло объ­
явил изобретеньем мудрецов!
(2 4 ) Д о всего этого додумался разум , но не поистине правый
разум . В едь такие изобретенья — дело человека, а не мудреца, точно
так же как суда, на которы х мы пересекаем реки, пересекаем моря,
приладив паруса, улавливаю щ ие напор ветра, приспособив сзади
руль, поворачиваю щ ий судно туда и сю да (прим ер тут в зя т с рыб,
которые легким движением хвоста вправо или влево н аправляю т
в сторону свой бы стры й х о д ). ( 2 5 ) «В се это ,— говорит П осидо­
ний,— изобрел мудрец, но счел слишком ничтожным, чтобы зан и ­
м аться самому, и отдал более скромным помощ никам». Н ет, все это
и придумано теми, кто по сей день этим зан ят. М ы знаем такие вещи,
что были создан ы на нашей памяти — например, зеркальны е окна,
пропускаю щ ие дневной свет через прозрачную черепицу, или при­
поднятые полы бань и вделанные в стену трубы , по которым прохо­
дит тепло, равномерно нагревая все и снизу и сверху. Ч то говорить
о мраморе, которым сверкаю т и дома и хр ам ы ? О круглы х и лощ еных
каменных громадах, поддерж иваю щ их портики и зал ы , способные
вместить целый город? О зн ачках, слово за словом подхваты ваю щ их
сколь угодно бы струю речь, так что скорость руки поспевает з а
проворством я зы к а ? Все это придумано ничтожными рабами.
( 2 6 ) М удрость же стоит вы ш е: она не обучает р аботать руками,
она — наставница душ. Х о ч е ш ь зн ать, что ею добыто, что со зд ан о?
Н е непристойные телодвижения, не напевы для труб и флейты, пре­
вращ аю щ и х в зву к проходящ ее ск во зь них или излетаю щ ее из них
дыхание; не оруж ье, не стены, не войны; нет, она мыслит о пользе,
лелеет мир, зо вет род лю дской к согласию . ( 2 7 ) О на, повторяю , не

196
кузнец необходимейших орудий. З ач е м приписы вать ей так м ало?
П еред тобою та, чье искусство — устраи вать ж и зн ь. А все прочие
искусства у нее в подчинении: ведь ей подвластна ж и зн ь, а потому
и все, что служ и т украш ению ж изни, которую она, впрочем, нап рав­
ляет к блаж енству, ведет к нему, откры вает к нему пути. ( 2 8 ) О на
показы вает, что беда, а что каж ется бедою; и зб авл яет душ и от тщ е­
славия и дарит им стойкое величье; душ у спесивую и красую щ ую ся
попусту о б узд ы вает; не п озволяет нам не зн ать разницы меж ду
величием и напы щ енностью ; дает нам постичь и природу, и себя
самое. О на объясняет, что такое боги и каковы они; что такое под­
земные силы, и лары , и гении, и бож ества второго рода — ставшие
вечными душ и; где они пребы ваю т, что делаю т, что могут и чего
хотят. Т ак ово ее посвящение, отворяю щ ее не городское святилищ е,
но огромный храм всех богов, именуемый миром, и в нем откры ваю ­
щее духовному в зо р у подлинные кумиры, подлинные лики,— потому
что для столь величавого зрели щ а гл аза слиш ком слабы . ( 2 9 ) Потом
она восходит к началам всех вещей, к залож енном у в основе всего
вечному р азум у и силе, разви ваю щ ей семена сущ его, каждое на
особый лад. П отом она принимается за исследованье душ и,— откуда
она, где она, долговечна ли, на сколько членов разделена. З а т е м
философия переходит от тел к бестелесному, р азби р ая, что такое
истина и каковы ее док азател ьства, и еще —- как разли чи ть дву­
смысленное в ж изни и в словах, ибо и тут и там истина и лож ь
перемешаны.
( 3 0 ) Я утверж даю , что мудрец не отош ел от низких ремесел, как
полагает Посидоний, но вообщ е к ним не приближ ался. Он бы счел,
что недостойно и зоб р етать нечто недостойное вечного употребления,
не в зя л бы того, что придется отл ож и ть.— ( 3 1 ) «А н ахар си с,—
говорит П осидоний,— изобрел гончарный круг, на котором лепят
сосуды ». А потом, встретив гончарный круг у Гом ера, предпочитаю т
дум ать, будто подложны эти стихи, а не предание. Я не спорю, что
эту вещ ь созд ал А н ахар си с; а если так, значит, изобрел ее мудрец,—
но не как мудрец: ведь все мудрецы многое делаю т не как мудрецы,
а как люди. П р ед ставь себе быстроногого м удреца: он всех обгонит,
но как быстроногий бегун, а не как мудрец. Я бы хотел п оказать
Посидонию стеклодува, который дыханием придает стеклу множе­
ство таких форм, каких не вылепит и умелая рука. А способ этот
оты скали после того, как стало невозм ож но оты скать м удреца.—
( 3 2 ) «Д ем о кр и т,— утверж дает П осидоний,— по преданью , изобрел
свод, в котором изгиб наклонно положенных камней зам ы кается

197
срединным кам нем ».— А это, по-моему, неправда. В едь непременно
были и до Д ем окри та мосты и ворота, а их верхняя часть почти всегда
изогнута. ( 3 3 ) И потом, вы забы ли , что тот же Д ем окрит якобы
изобрел способ см ягчать слоновую кость, п р евр ащ ать расплавлен­
ную гальку в изум руды — таким способом и по сей день окраш иваю т
подходящ ие для этого камешки. П усть это изобретено м удрецом,—
но изобретал он не как мудрец: ведь и он делает много такого, что
люди неразум ны е, как мы видим, делаю т не хуже или даж е более
ловко и умело.
( 3 4 ) Т ы спраш иваеш ь, что исследовал, что сделал ясным для
всех м удрец? Во-первы х, природу, за которой он не в пример прочим
ж ивым сущ ествам следил глазам и , достаточно зоркими ко всему
божественному. Во-вторы х, закон ж изни, который он согласовал со
всеобщим законом , научив людей не только зн ать богов, но и следо­
в ать им и все случайное воспринимать как приказанное ими. О н
запретил повиноваться лож ны м мнениям и, взвеси в все, всему ук азал
настоящ ую цену; осудил перемешанные с раскаяньем наслаж дения;
превознес те блага, что всегда будут нам отрадн ы ; обнаруж ил перед
всеми, что самый счастливы й — тот, кому не нужно счастье, самый
полновластный — тот, кто властвует собою. ( 3 5 ) Я говорю не о той
философии, что граж данина отры вает от родины, богов — от мира,
которая отдает добродетель на произвол наслаж дению , но о той,
которая единственным благом считает честность, которую не пре­
льстят ни дары человека, ни дары фортуны , награда которой в том,
что никакой наградой не зам аниш ь ее в плен.
Я не думаю , чтобы такая философия бы ла в тот грубый век, когда
не сущ ествовало ни наук, ни искусств и люди на опыте учились всему
полезном у; ( 3 6 ) и раньше, в счастливы е времена, когда лежащими на
виду благами природы пользовались все б ез р азбо ру, когда ж адн ость
и страсть к роскош и не разобщ и ли еще смертны х и они не расторгли
сою за ради грабеж а, люди не были мудрецами, хотя и делали то, что
положено делать мудрым мужам. ( 3 7 ) Н ет такого состояния рода
человеческого, которым восхищ ались бы больш е, чем этим, и если бы
бог позволил кому-нибудь устраи вать земные дела и д авать народам
нравы, никто не вы брал бы ничего другого, нежели памятные нам
нравы тех, чьи
...поля неподвластны пахарям были;
Даже значком отмечать и межой размежевывать нивы
Не полагалося; всё сообща добывали. Земля же
Плодоносила сама, добровольно и без принужденья.

198
( 3 8 ) Бы ло ли поколенье людей счастливее это го ? Они сообщ а
владели природою , а той, как матери, довольно бы ло сил всех опе­
кать, п озвол яя всем безопасно п о л ьзоваться общ ими богатствами.
Почему же не н азв ать богаты м поколенье смертны х, среди которого
н ельзя было найти бедн яка? В этот наилучший порядок вещей вор ва­
лась ж адность и, ж елая отделить и присвоить хоть что-то, сделала
все и з безграничного скудным и чужим, принесла с собою бедность и,
захотевш и многого, потеряла все. ( 3 9 ) П усть она теперь мечется,
стрем ясь возм ести ть потерянное; пусть прибавляет поле к полю,
изгоняя соседей деньгами или насилием, пусть сделает свои пашни
просторными, как целая провинция, и долгие стран ствия по ним
н азы вает «обл ад ан и ем »: никакое расш ирение границ не вернет нас
к тому, от чего мы уш ли. С делав все, мы будем владеть многим,—
а владели мы вселенной. ( 4 0 ) С ам а зем ля, пока ее не обрабаты вали,
бы ла плодороднее, и простора хватал о всем народам, не расхи щ ав­
шим ее. Д л я людей бы ло равны м наслаж дением находить то, что
д авала природа, и у к азы в а ть другому найденное, и не могло бы ть
у одного — и збы тка, у другого — нехватки: все делалось в полном
согласии. Сильны й еще не поднимал руку на слабого, скупой еще не
прятал леж ащ их втуне зап асов, лиш ая других необходимого: каж ды й
заботился о других, как о себе. ( 4 1 ) О руж ье оставалось праздны м ,
руки не обагрялись человеческой кровью , и вся ненависть обращ а*
лась против диких зверей. Т е, кого защ и щ ал а от солнца плотная тень
рощ и, кто жил в даровом убежищ е, засл он яясь от свирепости стуж и
или дож дя кровлей и з листвы, проводили ночь в покое, не взд охн ув
ни разу. М ы ворочаем ся под нашим пурпуром, уж аленны е острыми
стрекалам и беспокойства; а им как сладко спалось на твердой зем ле!
( 4 2 ) Н е висел над ними штучный потолок, но скользили над л еж а­
щими под откры ты м небом светила, и было перед ними величавое
зрелищ е ночи. М ир обращ ался в вышине, б еззву ч н о соверш ая столь
великий труд. И днем и ночью был откры т их в зо р у этот прекрасней­
ший дом, им отрадно бы ло наблю дать со звезд и я, как одни поки­
даю т середину неба, другие восходят из невидимых его областей.
( 4 3 ) Р азве не сладостно было странствовать в виду этой усеянной чуде­
сами шири? А вас пугает малейший скрип вашей крыши, вы бежите
сломя голову, едва что-то затр ещ и т среди росписей. Н и у кого не
бы ло домов в р азм ер города — был воздух, и вольное дыхание на
просторе, и легкая тень скалы либо дерева, и прозрачны е источ­
ники, и ручьи, не загрязн ен н ы е ни канавами, ни трубами, ни иными
насильственными путями, но бегущие по своей воле, и луга,

199
красивы е б ез всякого искусства, и среди них — грубая хижина,
слож енная неумелой рукой. Т ак о в был дом у ж ивш их в согласье
с природой; в нем отрадно было обитать, не боясь ни его, ни за
него. А теперь само ж илищ е есть одна и з первы х причин нашего
страха.
(4 4 ) Н о, хотя ж и зн ь их бы ла превосходна и чуж да коварства, они
не были мудрецами, коль скоро это имя зн ам енует самое высокое
соверш енство. Я не отрицаю , что были муж и высокого духа, так
сказать, рож денные прямо от богов; ведь нет сомнения, что мир, еще
не истощенный родами, производил на свет только самое лучшее.
И , однако, насколько по врожденны м свойствам все были и сильнее,
и способнее к труду, настолько ум их не был усоверш енствован. В едь
природа не дает добродетели: достичь ее — это искусство. ( 4 5 ) Они
еще не искали ни зол ота, ни серебра, ни сам оцветов в глубине земной
грязи ; не могло бы ть такого, чтобы человек убивал человека не в сер­
дцах, не и з страха, а ради зрели щ а. Н е бы ло еще ни пестрых одежд,
ни тканого зол о та — его и не добы вали еще. ( 4 6 ) Ч то ж е вы хо­
ди т? Они были невинны по неведенью ; а это бол ьш ая разниц а, не хо­
чет человек греш ить или не умеет. У них не бы ло справедливо­
сти, не было разум ности, воздерж ности, м уж ества. В их грубой
ж изни были некие подобья этих добродетелей, сам а же добро­
детель достается на долю только душ е наставленной, обученной,
достигшей верш ин благодаря неустанному упражнению . Д л я это­
го — но лишенными этого — мы и рож даем ся. В лучших из нас,
покуда нет образован и я, имеются лиш ь зад атк и добродетели, но
не добродетель. Б у д ь зд ор ов.

ПИСЬМ О 91

Сенека приветствует Л уцили я!

( 1 ) Н аш его Л ибералиса опечалила весть о пожаре,, дотла спа­
лившем Л угдунскую колонию. Т акое несчастье хоть кого в зв о л н у ­
ет,— что же говорить о человеке, который так лю бит родной город!
В от и вы ш ло так, что ему понадобилась вся твердость духа, которую
он закал ял против лю бы х бед, каких только можно опасаться, как
ему казал ось. А такого неожиданного и, пож алуй, неслыханного
бедствия не боялись, и я этому не уди вляю сь: ведь не бы вало даж е
таких примеров! М ногие города страдали от огня,— ни один не был
уничтожен. Д аж е там, где дома подж игала вр аж еск ая рука, во мно­

200
гих местах пламя гасло, и хоть его тем временем р азд увал и , редко оно
пож ирало все и ничего не оставляло оружию . Д аж е и зем летрясен ья
вряд ли бы вали такими сильными и пагубными, чтобы р азру ш и ть
целые города. И нигде, в конце концов, не случалось таких пож аров,
чтобы ничего не осталось для другого пож ара. ( 2 ) А тут столько
прекрасных творений, каж дое и з которы х могло бы прославить
любой город, погубила одна ночь; в самую мирную пору случилось
такое, чего и на войне нет причин бояться. К то бы мог п оверить?
Т еперь, когда во всем мире царит спокойствие, приходится спраш и­
вать, где Л угдун, украш ение Г алли и! Ф о р ту н а, если настигала бедою
целую общину, всегда давал а возм ож н ость бояться предстоящ их
испытаний. Все великое руш илось в течение некоего срока; а зд есь
вечером был огромный город — утром его не было. Я дольш е расска­
зы в аю тебе о его гибели, чем он погибал. ( 3 ) Все это надломило дух
нашего Л ибералиса, несгибаемый и стойкий перед его собственными
горестями. И не б ез причины: все неожиданное гнетет нас сильнее,
невиданность прибавляет тяж ести бедствиям , всякий смертный,
удивляясь, горю ет больш е.
( 4 ) П оэтом у ничто не долж но за ст а в а т ь нас врасплох. Н уж но
посы лать душ у навстречу всему и дум ать не о том, что случается
обычно, а о том, что мож ет случиться. Е с т ь ли что-нибудь, чего
фортуна при желании не сгубила бы в самом р асц вете? на что бы не
напала и не удари ла тем грознее, чем ярче оно бли стало? Е с т ь ли
трудное и недоступное для нее? ( 5 ) О на н алетает не всегда одним
путем, не всегда проходит его до конца; иногда она пораж ает нас
нашими же руками, иногда, д овольствуясь собственны ми силами,
находит опасности б ез виновника. Б езопасного времени нет. В р а зга ­
ре наслаждений зар о ж д аю тся причины боли; в мирную пору начина­
ется война и оплоты безопасности делаю тся источниками страха;
друг становится недругом, сою зник — врагом. Л етнее зати ш ье р а з ­
раж ается внезапной бурей хуж е зимней; мы терпим все, что терпят от
врагов, хотя их у нас нет, и если не имеется других причин для пора-
ж енья, их находит в самом себе чрезмерное счастье. С ам ы х в о з ­
держ ны х настигает болезнь, самых зд ор овы х — чахотка, самых
невинных — кара, сам ы х нелюдимых — смута. И ногда случай и зби ­
рает нечто новое, чтобы настигнуть своею силой позабы вш их о нем.
( 6 ) Ч то построило ценою великих трудов, при великой благосклон­
ности богов долгое врем я, то один день руш ит и опрокиды вает. К то
сказал «один день», тот дал долгий срок поспеш аю щ им бедам: до­
вольно часа, мига, чтобы н извергнуть д ер ж аву! Б ы ло бы некоторым

201
утеш еньем в нашем бессилии и в наших обстоятельствах, если бы все
погибало так же медленно, как возн икает; но нет, медлителен только
прирост, ущ ерб тороплив. ( 7 ) Все непрочно — и частное и общ е­
ственное; суд ьба городов, как суд ьба людей, вертится колесом.
С реди полного спокойствия встает уж ас; нигде нет причин для см я­
тенья — а беды налетаю т, откуда мы их меньш е всего ждем. Ц арства,
устоявш ие и в меж доусобны х и во внеш них войнах, руш атся б ез
всякого толчка. М ного ли государств благополучно пережили
счастье?
З н ач и т, нужно дум ать обо всем и укреплять дух против всего, что
м ож ет случиться. ( 8 ) Д ерж и в мыслях ссы лку, пытки, войны, бо­
лезни, кораблекруш енья. Случай мож ет отн ять у тебя родину
и тебя — у родины, мож ет бросить тебя в пустыню , мож ет сделать
пустыней место, где сейчас зад ы хаю тся в толпе. П усть перед глазам и
у тебя будет все, что входит в человеческий удел. Будем предвосхи­
щ ать в душе не то, что происходит часто, а самое худш ее, что м ож ет
произойти, если только мы не хотим пасть духом, п ораж аясь нео­
бычному как небывалому. Н уж н о иметь в виду все, что под силу
фортуне. ( 9 ) С колько городов в А зи и , сколько в А хай е руш илось от
одного зем л етр ясен ья? С колько поглощено их в Сирии, в М акедо­
нии? С колько р а з опустош ало К и пр это бедстви е? С колько р а з
рассы пался в прах П аф о с? Н ам часто приносят вести о гибели целы х
городов; но мы-το, к кому часто приходят эти вести, больш ая ли часть
всего м и ра? Т а к воспрянем духом перед лицом всего случайного и,
что бы ни произош ло, будем зн ать: беда не так велика, как гласят
о ней слухи. ( 1 0 ) Вы горел богатый город, украш енье провинций,
бывший их частью , но частью особой, и при этом стоявш ий на одном,
не слишком высоком холме. Н о когда-нибудь врем я изгладит даж е
следы всех тех городов, о величье и благородстве которы х мы слы ­
шим теперь. Р а зв е ты не видал, как в А хай е изничтож ились уж е
и основанья славны х городов и не осталось ничего, что свидетель­
ствовало бы о самом их сущ ествован ье? ( 1 1 ) Руш ится не только
рукотворное, череда дней опрокиды вает не только воздвигнутое
человеческим искусством и усердием; оп лы ваю т горные цепи, волны
покры ваю т те места, откуда моря и вдали не видно бы ло; огонь
опустошил холмы, прежде сверкавш ие огнями, обглодал преж де
высокие верш ины — утеш енье мореходов, их м аяки,— сровнял их
с низинами. Т во р ен ья самой природы терпят урон — потому-то мы
долж ны спокойно сносить гибель городов. ( 1 2 ) Они возн икаю т,
чтобы упасть; всех ж д ет один конец — сбр асы вает ли внутренняя

202
сила и напор сдавленного ды хан ья пригнетавш ий их гр у з, вы р ы ва­
ю тся ли заперты е в глубине потоки, п роры вает ли напор пламени
плотность почвы, ведет ли медленное наступленье ветхость, от кото­
рой ничто не защ ищ ено, изгоняет ли народы тяж елы й климат,
п ревращ ая их жилищ е в пустыню. Слиш ком долго перечислять
дороги судьбы . З н а ю только одно: все создан ия смертны х обречены
смерти, мы ж ивем среди бренности.
(1 3 ) Этими и подобными словами я утеш аю Л ибералиса, пы лаю ­
щего какой-то невероятной лю бовью к родному городу, который,
бы ть может, сгорел для того, чтобы подняться еще прекрасней. Ч асто
урон расчищ ает место больш ей удаче; многое пало с тем, чтобы
восстать выш е и величественней. Тимаген, ненавидевший счастье
столицы, говорил, что пож ары в Риме печалят его по одной причине:
он зн ает, что все сгоревш ее будет поднято и з р азвал и н еще краш е.
( 1 4 ) И вероятно, что такж е и в том городе все будут со стязаться,
стараясь восстановить утраченное величавей и прочнее. Д а будут
нерушимы основания, залож енны е ими при добры х знам еньях на
долгий век! В ед ь этой колонии от ее начала пошел сотый год,—
а такой во зр а ст и для человека не предел! Вы веденная Планком, она
окрепла и стала многолюдной благодаря удачному местоположению,
но сколько тяж ел ы х напастей вынесла за тот срок, пока человек
успевает состари ться!
(1 5 ) П усть же наш дух научится понимать и терпеть свой жребий
и зн ает, что фортуна отваж и тся на все; у нее столько же прав над
держ авам и, сколько над сам одерж цам и, столько ж е власти над горо­
дами, сколько над лю дьми. Н а это н ел ьзя н егодовать: ведь мы
пришли в мир, где ж и вут по этим законам. Н р ави тся — подчиняйся,
не нравится — убирайся любой дорогой! Н егодуй, если несправедли­
вое установление метит только в тебя, но если одна необходимость
опуты вает стоящ их и вы соко и низко, примирись со все р азреш аю ­
щим роком! ( 1 6 ) Н езач ем мерить нас величиной гробниц и тех
памятников, что стоят вдоль дороги, одни больш е, другие меньше.
П рах всех уравн и вает: рож даем ся мы неравными, умираем равными.
И о городах я скаж у то же, что о горож анах. Ч то А р д ею взя л и при­
ступом, что Рим. У чредитель человеческого права раздели л нас по
родовитости и знатности имен, лиш ь покуда мы сущ ествуем. А когда
смертному приходит конец, он и зрекает: «П р о ч ь тщ еславие! Д л я
всех отягощ аю щ их зем лю закон да будет оди н!» И необходимость все
терпеть уравни вает нас: нет ни более хрупких, ни более уверенных
в завтраш н ем дне. ( 1 7 ) А л ексан д р, ц арь македонский, принялся

203
изучать геометрию — несчастный! — только с тем, чтобы у зн ать,
как мала зем ля, чью ничтожную часть он захвати л . Н есчастны м
я н азы ваю его потому, что он долж ен был понять лож ность своего
п ро зви щ а,— ибо можно ли бы ть великим на ничтожном простран­
стве? О бучали его всяким тонкостям, требую щ им прилежного
внимания и непосильным для безум ца, простираю щ его свои помыс­
лы за океан.— «У чи меня чему-нибудь полегче!» — говорил он,
и наставник отвечал: «Э ти вещи для всех одинаково тр у д н ы !» —
( 1 8 ) Считай же, что так говорит тебе сама природа: «Т о , на что ты
ж алуеш ься, для всех одинаково, дать что-нибудь легче никому не­
возм ож но, но кто хочет, мож ет сам себе все обл егч и ть».— Ч ем ? —
Спокойствием духа. Т ебе придется и стр ад ать, и терпеть ж аж д у
и голод, и стареть, если отпущ ен будет тебе долгий срок среди людей,
и болеть, и нести утраты , и умереть. ( 1 9 ) Н о незачем верить тому,
о чем ш ум ят вокруг: все это не зло, не тяготы , которы х не перенесть.
С тр ах перед этим — и з общ его мнения; ты боиш ься смерти, как
боятся молвы. А кто глупее человека, боящ егося сл о в? О строум но
говорит об этом наш Д ем етрий: «Г ол оса невеж д для меня то же
самое, что испускаемые животом зву ки : какая мне разница, спереди
они вы летаю т или с з а д и ? » ( 2 0 ) Ч то за безум ье — бояться бесславья
от бесславны х! И как сама молва, так и все названное мною страш но
вам без причины: не будь приказа молвы, вы бы и не боялись. К акой
ущ ерб человеку добра от враж дебны х тол к ов? ( 2 1 ) П усть же и см ер­
ти не вредят они в нашем мнении, хоть слава у нее дурная. Н икто и з
обвинителей ее не испытал, а осуж дать то, чего не зн аеш ь,— б езр а с­
судно. З а т о ты зн аеш ь, сколь многим она принесла пользу, сколь
многих и збави ла от пыток, нищеты, от ж алоб, от казни, от тоски.
П ока см ерть подвластна нам, мы никому не подвластны . Б у д ь
здоров.

ПИСЬМ О 93

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) В том письме, где ты сетовал по поводу смерти философа
М етронакта, словно он и мог и долж ен был бы пож ить дольш е, я не
обнаруж ил обычной твоей справедливости, которая всегда при тебе,
кем бы ты ни стал и чем бы ни заним ался, и которой тебе недостает
только в одном — в том же, в чем и всем. Я встречал многих, кто был
справедлив к лю дям, и ни одного, кто был бы справедлив к богам.
М ы каж ды й день ругаем рок: почему того-то он унес посредине

204
пути ? почему не унесет такого-то, а продлевает его старость, тяго­
стную и для него и для д ругих? ( 2 ) М олю тебя, рассуди по спра­
ведливости: ты ли долж ен подчиняться природе или природа тебе?
К ак ая разни ц а, скоро или нескоро уйдеш ь ты оттуда, откуда все
равно придется уйти ? З а б о ти ть ся нужно не о том, чтобы ж ить долго,
а о том, чтобы прож и ть довольно. Б удеш ь ли ты ж и ть долго, зависит
от рока, будеш ь ли вдосталь — от твоей души. П олн ая ж и зн ь всегда
долгая, а полна она, если душ а сама для себя становится благом
и сама получает вл асть над собою. ( 3 ) М ного ли радости прож ить
восем ьдесят лет в п р азд н ости ? Т ак ой человек и не жил, и зам еш кал ­
ся среди ж ивы х, и не поздно умер, а долго умирал. П рож ил восемьде­
сят лет! Н о дело-то в том, с какого дня его считать мертвым.
( 4 ) А этот погиб во цвете л ет! — О днако выполнил обязанности
доброго граж данина, доброго друга, доброго сы на и нигде ничего
не упустил. П усть век его неполон, за т о ж и зн ь полна. П рож ил
восем ьдесят лет! Н ет, восем ьдесят лет просущ ествовал,— если
только не говорить «п р ож и л » в том же смысле, как говорят «дерево
ж и вет».
М олю тебя, мой Л уцилий, постарайся, чтобы ж и зн ь наша,
подобно драгоценностям, брала не величиной, а весом. Будем мерить
ее делами, а не сроком. Х о ч е ш ь зн ать, в чем разн и ц а меж ду мужем
бодрым, презираю щ им фортуну, выполнивш им все, что положено на
служ бе у ж изни, поднявш имся до высш его ее блага, и тем, у кого за
плечами долгие год ы ? Один пребы вает и после смерти, другой погиб,
не успев умереть. ( 5 ) Т а к будем слави ть и причислять к счастливцам
того, кто и отпущенной ему малости наш ел хорошее применение. Он
увидел истинный свет, не был одним и з многих, он ж ил, а не п р о зя ­
бал. И ногда небо над ним бы ло ясно, иногда, как бы вает, сиянье
могучего светила мерцало ему ск во зь облака. З а ч е м спраш ивать,
долго ли он прож и л? Он ж ил! Он пришел и к потомкам, оставив по
себе память.
( 6 ) Я не откаж усь, конечно, если мой срок продлится на много
лет, но если он будет урезан , не стану говорить, будто мне чего-то не
хватило для блаж енной ж изни. Я ведь не п р и вязал ся мыслями к то­
му дню, который сулит мне последним ж ад н ая надеж да: на всякий
день я см отрю как на последний. З а ч е м ты спраш иваеш ь меня, когда
я роди лся? М огу ли числиться среди еще не стар ы х ? Свое я получил.
( 7 ) Человек м ож ет бы ть соверш енным и при тщ едуш ном теле — так
и ж и зн ь мож ет б ы ть совершенной и при меньшем сроке. В о зр ас т
принадлеж ит к числу вещей внешних. К ак долго я прож иву, зависит

205
не от меня, как долго пробуду — от меня. Т ребуй от меня, чтобы я не
провел мой бесславный век как в потемках, чтобы я жил, а не т а ­
щ ился мимо ж изни.
( 8 ) Т ы спросиш ь меня, каков самый долгий срок ж и зн и ? Ж ить,
пока не достигнеш ь м удрости,— не самой дальней, но самой великой
цели. Т у т уж мож еш ь смело хвалиться и благодарить богов и, пребы ­
вая среди них, стави ть в засл угу себе и природе то, что ты был.
И недаром: ведь ты вернул ей ж и зн ь лучшей, нежели получил. Т ы
успел п о к азать на примере, что такое муж добра, каков он и как
велик; а если тебе прибавят времени, то и оно не будет отличаться от
прожитого.
( 9 ) И все ж е — до каких пор нам ж и т ь ? М ы насладились
знанием всего и вся. М ы знаем, от какого начала поднимается приро­
да, как она устраи вает вселенную, как все по тем же кругам в о зв р а ­
щ ает год, как зам ы кает все, что бы ло преж де, и сама себе становится
пределом. М ы знаем , что зв е зд ы дви ж утся своею силой, что только
зем ля стоит на месте, а остальное несется с безостановочной скоро­
стью . М ы знаем , как луна проходит мимо солнца, почему более
медленное светило оставл яет позади более бы строе, как получает от
него свет и как теряет. М ы знаем, по какой причине наступает ночь
и во звр ащ ается день. В от и надо отправиться туда, чтобы все увидеть
вблизи.
( 1 0 ) М удрец говорит: « Я смело ухож у туд а не в надежде на то,
что мне откры т, по моему разумению , путь к моим богам. Я засл уж и л
б ы ть принятым в их число и уже был среди них: я послал к ним мою
душ у, а они мне ниспослали свою. Н о допустим, что я исчезаю со­
вершенно, что от человека ничего не остается; мое муж ество ие
меньше, даж е если я ухож у в никуда».
( 1 1 ) «О н прожил меньше лет, чем мог б ы !» — Е с т ь книги, где
мало стихов, но и достойные хвалы , и полезны е. А вот «Л етоп и си »
Т ан у зи я — ты ведь зн аеш ь, как они объемисты и как их н азы ваю т.
Ж и зн ь некоторы х потому и долга, что похож а на «Л етопи си » Т ан у ­
зия. ( 1 2 ) П о-твоему, счастливее тот, кого убиваю т в день игр на
закате, а не в полден ь? И ли, ты дум аеш ь, кто-нибудь так по-глупому
жаден к ж изни, что предпочтет бы ть зар езан н ы м в раздевалке, а не
на арен е? Н е с таким уж больш им разры во м обгоняем мы друг друга;
смерть никого не минует, убийца спеш ит вслед за убитым. Т о, о чем
ты так хлопочеш ь, ничтожно. Р а зв е в том дело, долго ли ты будеш ь
и збегать неи збеж н ого? Б у д ь здоров.

206
 ПИСЬМО 96

Сенеке приветствует Л уцили я!

( 1 ) А ты все-таки на что-то сердиш ься или ж алуеш ься и не
понимаешь, что во всем этом плохо одно: твое негодованье и ж алобы .
Е сл и ты спросиш ь меня, то я думаю , что у человека нет никаких
несчастий, кроме одного: если он хоть что-то в природе считает
несчастьем. Я стану несносен самому себе в тот день, когда не смогу
чего-нибудь вынести. Я х во р аю ? Т ак о ва доля человека! П ерем ерла
челядь? задави л и д олги? стал оседать дом ? мучат убытки, раны,
труды , тревоги? О бычное дело! М ал о того: неизбеж ное. ( 2 ) Все это
предопределено, а не случайно. Е сл и ты хоть немного мне вериш ь,
я открою тебе самые сокровенные мои чувства: ко всему, что каж ется
враж дебны м и тягостны м , я отнош усь так: богу я не. повинуюсь,
а соглаш аю сь с ним и следую за ним не по необходимости, а от всей
души. Ч то бы со мной ни случилось, ничего я не приму с печальным
или злы м лицом. Н ет налога, который я платил бы против воли.
А все то, над чем мы стонем, чему уж асаем ся, есть лиш ь налог на
ж и зн ь. Т ак что, мой Л уцилий, и не надейся, и не старайся получить
от него освобож денье. ( 3 ) Т еб я беспокоила боль в мочевом пузы ре,
письма пришли не слиш ком приятные, одолели непрестанные убы т­
ки; подойду еще ближ е: ты боялся за свою ж и зн ь. Т ак р азве ты,
когда ж елал себе дож и ть до старости, не зн ал , что ж елаеш ь и всего
этого? Э то все неи збеж но в долгой ж изни, как в долгой дороге не­
избеж ны и пыль, и гр я зь, и дож ди.— ( 4 ) « Я хотел ж ить, но так,
чтобы бы ть избавленны м от всего неприятного».— Т акие по-женски
расслабленные речи м ужу не пристали! П осмотри сам, как ты при­
меш ь такое мое пож елание,— а я произнош у его не только от чистого
сердца, но и с твердостью сердца: да и зб ав я т тебя все боги и богини
от постоянных ласк ф ортуны ! ( 5 ) Спроси сам себя: если бы кто и з
богов дал тебе вл асть вы бирать, где захотел бы ты ж и ть,— в обж ор­
ном ряду или в л агер е? А ведь ж ить, Л уцилий, зн ачит нести военную
служ бу. И кто не зн ает покоя, кто идет вверх и вни з по трудным
кручам, кто соверш ает опаснейшие вы л азк и ,— те храбры е мужи,
первые в стане, а те, кого неж ит постыдный покой, покуда другие
тр уд ятся,— те голубки, позором избавленны е от опасности. Б у д ь
здоров.

207
 ПИСЬМО 98

Сенека приветствует Л уцилия!

(1 ) Н икогда не считай счастливцем того, кто зави си т от сч астья!
Если он радуется приш едш ему извне, то вы би рает хрупкую опору:
приш лая радость уйдет. Т ол ьк о рожденное и з самого себя надежно
и прочно, оно растет и остается с нами до конца, а прочее, чем восхи­
щ ается тол п а,— это благо на день.— Т ак что же, невозм ож но ни
п ользоваться им, ни н асл аж д аться? М ож но, кто спорит? — но так,
чтобы оно зави село от нас, а не мы от него. ( 2 ) Все причастное ф орту­
не и плодоносно и приятно, если владею щ ий им владеет и собою, не
попав под вл асть своего достоянья. П оэтом у, Л уцилий, ош ибаю тся
полагаю щ ие, будто фортуна мож ет послать нам хоть что-нибудь
хорошее или дурное: от нее — только поводы ко благу или ко злу,
начала тех вещей, которым мы сами даем хороший или дурной исход.
В едь душ а сильнее ф ортуны : это она ведет все туда или сюда, она
делает свою ж и зн ь блаженной или несчастной. ( 3 ) Д уш а дурная все
оборачивает к худш ему, даж е то, что приходит под видом наилучш е­
го. Д уш а прям ая и чуж дая порчи исправляет зловредн ость фортуны
и знанием смягчает с трудом переносимые тяготы ; все приятное она
встречает скромно и с благодарностью , все неприятное — муж е­
ственно и со стойкостью . П усть человек будет разум ны м , пусть все
делает по зрелом разм ы ш лен ье, пусть не берется ни за что непосиль­
ное,— не получит он этого полного, избавленного от всех угроз блага,
если не будет завед ом о спокоен перед неведомым. ( 4 ) В зглян и при­
стально хоть на других (в ед ь о чужом мы судим свободн ее), хоть на
себя, отбросив пристрастие,— и ты почувствуеш ь и признаеш ь: ни
одна из этих ж еланны х и высоко ценимых вещ ей не будет на пользу,
если ты не вооруж иш ься против непостоянства случая и всего того,
что от случая зависит, если среди у тр ат не будеш ь повторять часто
и не сетуя: «Б оги иначе судили». ( 5 ) И ли даж е — чтобы мне сделать
этот стих еще мужественнее и справедливее, чтобы ты мог лучше
поддерж ать им д уш у,— тверди каж ды й р а з, когда что-нибудь прои­
зойдет вопреки твоим ож иданьям : «Б оги лучше судили». К то так
настроен, с тем ничего не случится. А настроится так только тот, кто
задум ается об изменчивости человеческих дел прежде, чем почув­
ствует ее силу, кто, имея и детей, и жену, и богатство, знает, что все
это не будет непременно и всегда при нем, и не станет несчастным,
если перестанет ими владеть. ( 6 ) Всегда в смятении душ а, что трево­
ж ится за будущ ее, и до всех несчастий несчастен тот, кто заботи тся,

208
чтобы все, чем он наслаж дается, до конца осталось при нем. Ни на
час он не будет спокоен и в ожидании будущ его потеряет нынешнее,
чем мог бы н аслаж д аться. В едь что ж ал еть о потерянной вещи, что
бояться ее потерять — одно и то же.
Э то не значит, что я проповедую тебе беспечность. ( 7 ) Ч то
страш но, то старай ся отклонить; что рассудок м ож ет предвидеть, то
старайся предви деть; что гр ози т тебе ударом, старайся зам ети ть
и предотвратить, преж де чем оно случится. В этом тебе немало помо­
ж ет спокойная уверенность и дух, закаленны й и ко всему выносли­
вый. Т о т мож ет оградить себя против фортуны , кто способен пере­
нести все, что она пош лет; во всяком случае спокойный дух ей не
привести в смятение. Е с т ь ли что более ж алкое и глупое, чем бояться
зар ан ее? Ч то за безум ье — предвосхищ ать собственны е несчастья?
( 8 ) Я хочу поды тож ить вкратце то, что думаю , и описать тебе людей,
что сами себе не даю т покоя, сами себе в тягость: они так же нестойки
в беде, как и до нее. К то страдает раньш е, чем нужно, тот страдает
больш е, чем нужно. О дна и та же слабость не дает ему ни правильно
оценить боль, ни ж д ать ее. О дно и то же незнанье меры велит ему
воображ ать свое счастье вечным, а свое достоянье не только неубы ва­
ющим, но и всевозрастаю щ и м , и сулить себе неизменность всех
случайных преимущ еств, забы в о том маховом колесе, которое пере­
ворачивает все человеческое. ( 9 ) П отому-то каж утся мне зам ечател ь­
ными слова М етродора в том письме, где он обращ ается к сестре,
потерявш ей сына — юношу высокого дарован ия: «В сякое благо
смертных см ер тн о !» Он говорит о тех благах, которые всех манят,
потому что подлинные блага — м удрость и добродетель — не ум ира­
ют, они неизменны и постоянны. В уделе смертного только они
бессмертны. ( 1 0 ) Впрочем, люди так бесстыдны, до того забы ваю т,
куда они идут, куда влечет их каж ды й день, что, обреченные одн аж ­
ды потерять все, удивляю тся всякой потере. Т о , на чем ты пиш еш ься
хозяином, при тебе, но не твое: кто сам непрочен, у того нет ничего
прочного, кто сам хрупок, у того нет ничего вечного и непобедимого.
Гибнуть и тер я ть одинаково неизбежно, и, поняв это, мы найдем
утеш енье и спокойно будем терять теряемое неизбежно.
(1 1 ) Н о в чем же нам найти помощ ь против этих потерь? В том,
чтобы хранить утраченное в памяти, не допускать, чтобы вместе
с ним канул и тот плод, который оно нам принесло. Чем мы владеем,
то можно отн ять; чем мы владели, того не отнимешь. Верх неблаго­
дарности — не чувствовать себя обязанны м за то, что однаж ды
получил, хотя потом и утратил. Случай отнимает вещ ь, но оставляет

209
плоды обладанья ею, которые мы теряем сами, вопреки справедливо­
сти сож алея об отнятом.
( 1 2 ) С каж и себе: « И з того, что каж ется страш ны м , все можно
одолеть. М ногие побеж дали что-нибудь одно: М уций — огонь, Р е­
гул — крест, С о кр ат — яд, Рутилий — ссы лку, К атон — см ерть от
меча; и мы что-нибудь да победим! ( 1 3 ) О пять-таки многие презрели
то, что видимостью счастья манит толпу. Ф аб р и ц и й , будучи полко­
водцем, отверг богатства, будучи цензором — осудил их. Туберон
счел бедность достойной и себя и К апитолия, когда, расставив на
всенародном пиру глиняную посуду, п оказал, как человек долж ен
довольствоваться тем, что и богам годится. О тец Секстий о тк азал ся
от почетных долж ностей: рожденный чтобы править государством,
он не принял от бож ественного Ю лия тоги с широкой каймой, ибо
понимал: все, что дано, мож ет бы ть отнято. Т а к поступим и мы хоть
в чем-нибудь муж ественно! П опадем и мы в число примеров!
( 1 4 ) О тчего мы слабеем ? О тчего теряем н ад еж ду? Ч то могло слу­
читься прежде, то мож ет и сейчас. Т ол ьк о очистим душ у и будем сле­
довать природе, потому что отступивш ий от нее обречен ж еланьям ,
страху и рабству у вещей случайных. М ожно еще вернуться на правиль­
ный путь, можно все восстановить. Сделаем это, чтобы переносить боль,
когда она охватит тело, и ск азать фортуне: ты имеешь дело с мужчи­
ной; хочеш ь победить — поищи другого!»

(1 5 ) Т аким и или подобными речами утиш ается боль я зв ы ,—

хоть я и ж елаю ему, чтобы она облегчилась, или бы ла излечена, или
хотя бы осталась такою же и старела с ним. Впрочем, за него я споко­
ен; это нам гр о зи т урон, у нас будет отнят зам ечательны й старик.
С ам он уже сы т ж изн ью , а если и ж елает ее продленья, то не ради
себя, а ради тех, кому он полезен. Т ак что, оставаясь ж ить, он являет
свою щ едрость. ( 1 6 ) Д ругой бы положил конец этим мукам, а он
считает одинаково постыдным беж ать и от смерти и от ж и зн и .—
« Т а к что же, если обстоятельства его убедят, неужели он не
у й д е т?» — А почему ему не уйти, если никто уж е не см ож ет при­
бегнуть к нему? если ему не о чем будет заботи ться, кроме своей
боли? ( 1 7 ) В от что значит, Л уцилий, учиться философии у ж изни,
упраж н яться в ней, видя перед собою истинный пример: разум ного
человека, его м уж ество перед лицом подступаю щ ей смерти, среди
гнетущих болей. К т о делает, как должно, у того и учись, как долж но
делать. Д о сих пор мы приводили доводы : мож ет ли кто-нибудь

210
противиться боли, сломит ли прибли ж аю щ аяся см ерть даж е великие
души. ( 1 8 ) Н о к чему сл о ва? В зглянем воочию ! Е м у не см ерть дает
муж ество сопроти вляться боли и не боль — сопроти вляться смерти.
Он противится и той и другой, полагаясь только на себя. О н страдает
терпеливо не в надежде смерти и с охотой ум ирает не потому, что ему
невтерпеж страдан ья. С тр ад ан ья он терпит, смерти ж дет. Б у д ь
здоров.

ПИСЬМ О 99

Сенека приветствует Л уцили я!

( 1 ) Я посылаю тебе письмо, которое написал М аруллу, когда он
потерял младенца-сына и, по слухам, обнаруж ил при этом слабость.
В письме я отступил от своего обы кновенья и не счел нужным мягко
говорить с тем, кто засл уж и вает скорее порицанья, чем утешенья.
Удрученному и тяж к о раненному, если он плохо переносит боль,
нужно д ать немного воли: пусть пресытится или, по крайней мере,
даст выход первому порыву. А те, что нарочно взя л и сь горевать,
долж ны бы ть немедленно н аказан ы : пусть зн аю т, что и слезы можно
лить по-глупому.
( 2 ) Т ы ж д еш ь утеш ений? Т ак получай упреки! В от какую
слабость ты обнаруж ил, когда умер сын! А что бы ты делал, потеряв
д р у га? Умер сын, чье будущ ее неясно, совсем крохотны й; загублен
самый короткий век. ( 3 ) М ы ищем причин д ля страдан ья и хотим
сетовать на судьбу даж е неоправданно, когда она не дает нам повода
к справедливы м ж алобам . А ведь мне уже, клянусь, казалось, что
тебе хвати т м уж ества противостоять и больш им, а не то что этим
призрачны м бедам, от которы х люди стонут только по обычаю. Д аж е
потеряв друга — а это для нас самый тяж кий урон! — ты долж ен
застави ть себя больш е рад оваться тому, что у тебя был друг, чем
горевать об утрате. ( 4 ) Н о больш инство людей не считает, сколько
им было дано, сколько они успели порадоваться. И в этом, помимо
прочего, дурная сторона такого горя: оно не только неуместно, но
и неблагодарно. З н ач и т, был у тебя друг — и все пропало д аром ?
С тол ько лет общ ей ж изни и единодушного товари щ ества во всех
заняти ях ничего не дал и ? Вместе с другом ты хорониш ь и д р у ж б у ?
Ч то же ты горю еш ь, потеряв его, если тебе мало п ользы от того, что
он б ы л ? П оверь мне: пусть случай отнимет тех, кого мы лю били,—
немалая часть их сущ ества остается с нами. Т о врем я, что прошло,
наше; что было, то теперь в самом надежном месте. ( 5 ) Располагая на

27/
будущ ее, мы не ведаем благодарности за уж е полученное,— как
будто будущ ее, если только оно наступит, не перейдет очень скоро
в прошлое. К то радуется только настоящ ему, тот слишком суж ает
пределы обладанья всеми вещ ами, нет, и прошлое и будущее теш ат
нас, одно — ожиданием, чей исход, однако, неведом, ибо оно мож ет
не сбы ться, другое — воспоминанием, которого не м ож ет не остаться.
Ч то за безумие — упускать самое надеж ное? У спокоимся на том, что
мы уже успели зач ер п н уть,— если только мы не будем черпать
ды рявой душой, и з которой все вы ливается.
( 6 ) Е с т ь бесчисленные примеры того, как лю ди б ез слез хорони­
ли детей, умерш их молодыми, как шли от костра в сенат или в о зв р а ­
щ ались к другой общ ественной обязанности, как ср азу принимались
за дела. И не напрасно: ведь, во-первых, скорбеть излиш не, если
скорбью ничему не помож еш ь, и, во-вторы х, несправедливо сетовать
на то, что с одним случилось, остальны х ож идает. И еще, глупо
вопить в тоске, если р а зр ы в меж ду тоскую щ им и утраченны м ничто­
жен: мы долж ны бы ть спокойнее хотя бы потому, что сами идем
вслед за теми, кого потеряли. ( 7 ) Взгляни , как скоротечно время,
подумай, как коротко ристалищ е, по которому мы бежим так бы стро;
посмотри на весь человеческий род, единым сонмом, с самыми м алы ­
ми промеж утками — хоть порой они и каж утся большими — поспе­
шающий к одному концу; тот, кого ты считаеш ь погибшим, только
предш ествовал тебе. Т ак есть ли больш ее безумие, чем оплакивать
того, кто раньш е прошел дорогу, которую и тебе предстоит изм е­
ри ть? Р а зв е плачут над тем, про что известн о заранее, что оно
случится? А кто не думал о предстоящ ей каж дом у человеку смерти,
тот обманы вал себя. ( 8 ) Р а зв е плачут над тем, о чем сами говорили:
оно произойдет непременно? Сетую щ ий на чью -нибудь смерть сетует
на то, что умерший был человеком. Все мы свя зан ы общим уделом:
кто родился, тому предстоит умереть. ( 9 ) С роки разн ы е, исход один.
Расстоянье меж ду первым и последним днем изменчиво и неведомо;
если мерить его тяготами пути, оно велико даж е у ребенка, если
скоростью — коротко даж е у старца. Все ненадежно и рбманчиво, все
изменчиво, как погода. Все несется стрем глав и, по веленью фортуны,
превращ ается в нечто противоположное, и в таком коловращ ении
человеческих дел нет ничего заранее известного, кроме смерти. И од­
нако все ж алую тся на то единственное, в чем никто еще не обманулся.
«Н о он умер ребен ком !» — Н е буду говорить о том, что отж ивш е­
му свое лучше, перейду к другому: намного ли состаривш ийся в зя л
верх над м ладенцем? ( 1 0 ) П ред ставь себе безграничность глубин

212
времени и охвати мы слью весь мир, потом сравни с этой безм ерно­
стью то, что именуется человеческим веком ,— и ты увидишь, как
ничтожен отрезок, которого мы желаем, которы й стремимся про­
длить. А сколько заним аю т в нем слезы , тревоги ? ( 1 1 ) Сколько
заним ает см ерть, ж еланная прежде, чем придет? С колько заним ает
нездоровье, сколько — страх, сколько — годы младенчества и годы,
прожитые в невежестве и б ез п о л ьзы ? П оловину срока мы спим.
П рибавь еще труды , скорби, опасности — и ты поймешь, что за
самый долгий век времени ж и ть остается очень мало. ( 1 2 ) К то же
согласится с тобою, что не лучше тому, кому позволено скоро вер­
нуться и закон чи ть путь еще до усталости ? Ж и зн ь есть не благо и не
зл о, а только вместилищ е блага и зл а. Т а к что твой сын ничего не
потерял, кроме ж ребия, который верней вы пал бы не в его пользу.
Он мог бы стать человеком скромным и разум ны м , возм ож н о, твоя
забота со зд ал а бы и з него и что-нибудь получше, но такж е (и опа­
саться этого есть больш е причин) мог он сделаться подобным
больш инству. ( 1 3 ) В зглян и на юношей, которы х м отовство вы тол­
кнуло из зн атн ы х домов на арену; взглян и на тех дваж ды бессты д­
ных, что и сами развратн и чаю т, и сл уж ат чуж ому р а зв р а ту и у кото­
рых ни дня не проходит б ез пьянства, ни дня б ез какой-нибудь
крупной м ерзости ,— и тебе станет ясно, что оп асаться тут можно
скорее, чем надеяться. Т ак что нечего тебе вы иски вать поводы для
скорби и негодованьем р а зд у ва т ь мелкие неприятности. ( 1 4 ) Я не
увещ аю тебя собраться с силами и вы прям иться: ведь я не столь
плохого о тебе мнения, чтобы дум ать, будто против такого случая
тебе нужно п р и звать всю твою доблесть. З н ай , это не боль, а укол,—
боль из него делаеш ь ты сам. Велики, без сомненья, успехи филосо­
фии, если твой мужественный Дух тоскует по мальчике, покуда более
знакомом кормилице, нежели отцу!
(1 5 ) Н еуж ели я п ри зы ваю тебя к бесчувственности, требую ,
чтобы во врем я похорон ты не изменился в лице, не допускаю , чтобы
у тебя сж алось сердц е? Н ет, конечно! В едь это не доблесть, а бесче­
ловечность — см отреть на похороны близких таким же взглядом ,
каким смотрел на них самих, ничего не чувствовать, когда их впервые
отры ваю т от тебя. Н о представь даж е, что я все это зап рещ аю ; есть
вещи, от нас не зави сящ и е, порой слезы лью тся, как их ни сдерж ивай,
и, проливш ись, облегчаю т душ у. ( 1 6 ) Ч то из этого следует? П о зв о ­
лим им течь, но не будем им п р и к азы вать; пусть лью тся столько,
сколько требует чувство, а не подражание. Н е будем ничего при­
б авлять к нашей скорби и преувеличивать ее по чужому примеру.

213
Горе напоказ требует больш е, чем просто горе: много ли есть горю ­
ющих для самих себ я? Л ю ди стонут более внятно, когда их слы ш ат,
и, спокойные и молчаливые в одиночестве, снова р азр аж аю тся сл е за­
ми, едва зави д я т кого-нибудь. Т ут-то они и тян утся рвать на себе
волосы, хотя свободнее могли бы сделать это, когда никто не меш ает,
тут-то и зо в у т см ерть, тут-то и скаты ваю тся с постели. Б е з зри теля
горе затихает. ( 1 7 ) И здесь, как и во всем, не покидает нас один
порок: при лаж и ваться к примеру больш инства, см отреть не что
должно, а что принято. М ы удаляемся от природы и предаемся
толпе, от которой ничего хорош его исходить не может, которая и тут,
как во всем прочем, непостоянна. У видит она человека мужественно­
го в своей скорби — и зо в ет его безбож ны м и диким, увидит другого,
бессильно прильнувш его к мертвому телу,— и зо в ет его безм олвны м
и хилым. ( 1 8 ) П отому-то и надо все делать по разум у. Н ет ничего
глупее, чем печалиться для славы и плакать ради общ его одобрения.
По-моему, мудрый муж плачет, либо когда сам дает волю слезам ,
либо когда они лью тся по своей воле. Я скаж у, в чем тут разниц а.
К огда нас п орази т первая весть о горестной кончине, когда мы дер­
жим тело, которое и з наших объятий перейдет на костер,— слезы
исторгает природная необходимость, и дух, под ударом скорби,
сотрясает вместе со всем телом такж е и гл аза, силой заставл я я про­
литься находящ ую ся бл и з них влагу. ( 1 9 ) Э ти исторгнутые слезы
текут вопреки нам. Н о бы ваю т слезы , которы м мы сами даем вы ­
ход,— например, во звр ащ ая сь пам ятью к тем, кого мы потеряли,
и есть нечто сладостное в печали, когда нам вновь приходят на ум их
отрадные речи, их веселая беседа, их преданная лю бовь; тогда гл аза
увлаж няю тся, словно от радости. Этим сл езам мы не противимся,
а те первые побеж даю т нас. ( 2 0 ) Т ак что н ел ьзя ни удерж ивать, ни
вы давли вать и з себя слезы ради стоящ их и сидящ их вокруг: и пла­
кать и перестать куда менее позорно, чем при творяться. П усть слезы
текут сами собой: ведь и люди спокойные и сдерж анны е их могут
пролить. Ч асто они текли, не ум аляя почтенности мудреца, с такой
пристойностью, что бы ла в них полная мера и человечности и досто­
инства. М ож но, повторяю , повиноваться природе, не теряя степенно­
сти. ( 2 1 ) Я видел почтенных людей, хоронивш их своих близких: вся
лю бовь бы ла написана у них на лице, но в их скорби не было лицедей­
ства,— ничего, кроме подлинных чувств, которы м они дали выход.
И в скорби есть приличья,— их-το и следует соблю дать мудрецу.
И как во всем, так и тут наступает миг, когда плакать довольно.
И радость и горе лью тся через край только у неразум ны х.

214
 ( 2 2 ) Н еизбеж н ое нужно принимать равнодуш но. Р а зв е случи­
лось нечто невероятное, невиданное? С кольким лю дям сейчас нани­
маю т служ ителей для похорон! Скольким покупаю т смертный убор!
С колько людей будут горевать после тебя! Е д в а ты подумаеш ь, что
он был еще ребенком, думай и о том, что он бы л человеком,— а чело­
веку ничего не обещ ано наверняка, и фортуна не долж на непременно
довести его до старости, но вправе отпустить, где ей угодно.
( 2 3 ) А в остальном то и дело говори о нем, торжественно чти, насколько
можеш ь, его п ам я ть,— ведь воспоминанья стан ут приходить к тебе
тем чаще, чем меньше в них будет горечи. К печальному обращ аю тся
неохотно, а тем более к самой печали. Е сл и ты наслаж дался его
речами, его ш утками, пусть еще детскими, чащ е повторяй их, смело
утверж дай, что сын оп равдал бы надеж ды , питаемые в отцовской
душе. ( 2 4 ) Бесчеловечно заб ы вать близких, хоронить вместе с пра­
хом память о них, щ едро лить слезы , а вспоминать скупо. Т ак лю бят
своих детенышей звери , своих птенцов — птицы: их лю бовь неисто­
ва, порой до беш енства, но утр ата гасит ее. Т ак ое не пристало
разум ном у человеку: пусть его пам ять будет долгой, скорбь — ко­
роткой.
(2 5 ) Я никак не одобряю утверж ден ия М етродора, будто
и в печали есть некое связанн ое с нею наслаж дение; его-то и нужно
ловить в такое время. Я выписал сами слова М етродора. ( 2 6 ) Я не
сомневаю сь, что ты подумаеш ь о них. Е с т ь ли что постыднее, чем
ловить наслаж дение даж е в скорби, получать его от самой скорби,
искать среди сл ез хоть чего-нибудь приятного? Т а к вот кто упрекает
нас в чрезмерной суровости, бесчестит наши наставления именем
«ж естоки х» — потому только, что мы велим либо не допускать скор­
би в душ у, либо быстрей и згон ять ее. Н о что невероятнее, что
бесчеловечнее: не чувствовать скорби, потерявш и друга, или в самой
же скорби ловить н аслаж ден ье? ( 2 7 ) Т о, чему поучаем мы, честно:
когда чувство и зольется слезам и и, так ск азать, перекипит, не сле­
дует отдавать душ у скорби. А ты что говориш ь? Н ад о и к скорби
примеш ать наслаж дение! Т ак мы утеш аем детей печеньем, так уни­
маем плач младенцев, налив им молока. Т ы не допускаеш ь, чтобы
наслаж денье прекращ алось даж е на то время, пока горит на костре
сын или друг испускает дух, ты хочеш ь, чтобы сам а печаль тебя
теш ила. Ч то же честнее: устран ять скорбь и з души или соединять
наслаждение со скор б ью ? Д а что соединять! Л ови ть, ловить его
в самой же скорби! — ( 2 8 ) « Е с т ь некое наслаж дение, неотделимое от
печали».— Э то нам позволительно говорить так, а не вам. Вы знаете

2/5
одно лиш ь благо — наслаж денье, и одно лиш ь зл о — скорбь. К ак
благо и зл о могут бы ть неотделимы ? Н о считай, что могут; значит,
теперь-то самое врем я ры ться в своей боли и искать, есть ли бл и з нее
что-нибудь приятное и усл аж д аю щ ее? ( 2 9 ) Е с т ь лекарства, для
одних частей тела целебные, но неприменимые для других по своей
мерзости и непристойности; то, что где-нибудь принесло бы п ользу
б ез вреда для сты дливости, не годится для раны в другом месте. И не
стыдно тебе лечить горе н аслаж деньем ? Д л я этой я зв ы нужны более
суровые меры. Л учш е напомни, что погибший ничего плохого уже не
чувствует, а если чувствует, то он не погиб. ( 3 0 ) Н ичто не зад евает
того, кто стал ничем; а если зад евает, значит, он ж ив. По-твоему, ему
плохо от того, что он стал ничем? И ли от того, что он еще сущ еству­
е т? Н ебытие не причиняет муки: что мож ет чу вство вать тот, кого
уж е нет? Н о и бы ть не мучительно: кто сущ ествует, тот ушел от
самой больш ой беды, приносимой см ертью ,— небытия. ( 3 1 ) И еще
вот что скаж ем тому, кто оплакивает похищенного в раннем возр асте
и тоскует по нем: что до краткости века, то если сравнить его со
вселенной, мы все равн ы ,— и юноши и старцы . Ч то достается нам от
века всей вселенной, того н ел ьзя даж е н азв а т ь малой долей: ведь
сам ая малая доля есть некая доля, а срок нашей ж изни близок к
ничто, и, однако (так ово наше б езу м и е !), лю ди стрем ятся р азд ви ­
нуть его.
(3 2 ) Я написал это тебе не потому, что ты-де ж деш ь от меня
такого позднего лекарства: мне ясно, что ты сам говорил себе
все, о чем прочтеш ь зд есь. Н о я хотел н ак азать тебя и за тот
ничтожный срок, на который ты отош ел от себя самого, а на
будущ ее ободрить, чтобы ты воспрял духом и противился ф орту­
не, предвидя, что все ее удары не только м огут упасть на тебя, но
упадут непременно. Б удь зд оров.

П ИСЬМ О 101

Сенека приветствует Л уцилия!

( 1 ) К аж д ы й день, каж ды й час п оказы вает нам, что мы — ничто.
Все новые док азател ьства напоминают об этом лю дям, забы вш им
о своей бренности, и заставл я ю т их от простираю щ ихся на целую
вечность зам ы сл ов обратиться взгл яд ом к см ерти.— Т ы спраш ива­
еш ь, к чему такое начало? — В едь ты зн ал К орн елия Сенециона,
римского всадника, человека блестящ его и услуж ливого; он пробился

216
своими силами, начав с малого, и перед ним уж е отк р ы т был пологий
путь к остальному. ( 2 ) И бо достоинство растет скорее, чем возн ика­
ет. И деньги, едва вы рвавш и сь и з бедности, долго м еш каю т поблизо­
сти от нее. А Сенецион подошел вплотную к богатству, к которому
вели его два способствую щ их успеху свой ства: уменье приобретать
и уменье беречь,— а и з них и одно мож ет сделать лю бого богачом.
( 3 ) И вот этот человек, весьма воздерж ны й и заботивш ий ся о теле
не меньше, чем об имущ естве, утром, по обыкновению, побы вал
у меня, потом весь день до вечера просидел у постели безнадеж но
больного друга, потом весело поужинал, а вечером захво р ал бы стро­
течною болезнью — перепончатой ж абой, которая сдавила ему горло
так, что он ды ш ал, да и то с трудом, только до рассвета. Т ак он и ото­
шел, спустя несколько часов после того, как сделал все, что положено
здоровом у и крепкому. ( 4 ) Он, пускавш ий деньги в оборот по морю
и по суше, он, не оставлявш ий б ез вниманья ни одного источника
прибыли и уж е подбиравш ийся к откупам, был унесен и з самой гущи
ладивш ихся дел в р азгар е охоты за деньгами.
Груши теперь, Мелибей, прививай, рассаживай лозы!

К ак глупо строить расчеты на весь свой век, не владея даж е

завтраш н и м днем! К акое безум ство — сегодня надеяться на далекое
будущ ее! — « Я куплю, я построю, я дам взай м ы и стребую , я получу
эти долж ности,— а потом, усталы й и пресыщ енный, проведу на
покое стар о с ть».— ( 5 ) П оверь мне, даж е у счастливцев будущ ее
неверно. Н икто не долж ен ничего сули ть себе: даж е то, что мы дер­
жим, у ск ол ьзает и з рук, и вот этот час, уже пойманный нами, случай
мож ет оборвать. Врем я катится — по установленному закону, но
темным путем; что мне до будущ его природы, которое ясно, когда
мое будущ ее неясно?
(6 ) М ы рассчиты ваем , объезди в чужие берега в долгом плаванье,
много спустя верн уться на родину, рассчиты ваем на поздню ю награ­
ду за военную служ бу и лагерные труды , на управленье провинцией,
на восхож денье от долж ности к долж ности,— см ерть же стоит рядом,
а так как мы думаем о ней только по поводу чужой кончины, нам
напоминают о том, что люди смертны, все новыми примерами, хоть
мы и будем помнить их, только пока они перед глазам и . ( 7 ) Сегодня
случилось то, что мож ет случиться каж ды й день,— и есть ли что
глупее, чем уди вляться этом у? Всем нам неумолимая неизбеж ность
судеб поставила некий предел, но никто и з нас не зн ает, близко ли
он. Н астроим ж е душ у так, словно мы дош ли до конца; не будем

2/7
ничего откл ад ы вать, чтобы всякий день б ы ть в расчете с ж изн ью .
( 8 ) Величайший изъян ж изни — вечная ее н езаверш енность и з-за
нашей привычки откл ад ы вать со дня на день. К т о каж ды й вечер
заканчивает дело своей ж изни, тому врем я не нужно. М еж ду тем
нужда в нем родит страх и ж аж д у будущ его, истачиваю щ ую душ у.
Н ет ничего более ж алкого, нежели сомненья в том, чем кончится
наступаю щ ий день. С колько бы и что бы нам ни предстояло, тре­
вожный дух будет мучиться неизъяснимым страхом .
(9 ) К ак и зб еж ать этих треволнений? Н уж н о одно: чтобы наша
ж и зн ь не р вал ась вперед, чтобы она бы ла сосредоточена,— ибо
у кого настоящ ее уходит впустую , тот и зави си т от будущ его. А когда
я расквитался с самим собой, когда спокойный дух знает, что день
и век — одно и то ж е, тогда он смотрит свы сока на все дни и дела,
которые наступят, и с громким смехом дум ает о череде времени.
Р а зве страш ны изм енчивость и непостоянство случая, если ты за в е ­
домо спокоен перед неведом ы м ? ( 1 0 ) Т а к что спеши-ка ж ить, мой
Л уцилий, и каж ды й день считай за целую ж и зн ь. К то приладился
ж ить так, для кого каж ды й вечер — конец ж изни, тот не зн ает стр а ­
ха. К то ж ивет надеждой, тот упускает ближ айш ее врем я,— а тогда на
него нападаю т ж адн ость и ж алкий, делаю щ ий ж алким все вокруг
страх смерти. В о т откуда в зя л ас ь посты дная молитва М ецената,
в которой он не отк азы вается ни от расслабленности, ни от уродства,
ни даже от пытки — лиш ь бы среди этих бедствий ему продлили
ж и зн ь:
(11) Пусть хоть руки отнимутся,
Пусть отнимутся ноги,
Спину пусть изувечит горб,
Пусть шатаются зубы,—
Лишь бы жить, и отлично все!
Даже если и вздернут
На крест,— жизнь сохраните мне!

( 1 2 ) О н ж елает себе худш его, что только м ож ет случиться,

и молит о продлении пытки, как о ж изни! Я счел бы самым презрен ­
ным любого, кто хотел бы ж и ть вплоть до пытки. А он говорит:
отними у меня руки и ноги,— лиш ь бы в расслабленном, бесполезном
теле осталось ды ханье; и зувечь меня, но только прибавь чудовищ но­
му уроду хоть немного времени; вздерни меня на крест, за ста вь сесть
на кол,— стоит за ж а т ь свою рану и висеть распяты м , лиш ь бы оття­
нуть самое лучшее среди бедствий — конец муки; стоит сохранить
душу, чтобы дольш е с нею р асставаться! Ч то пож елать такому, как не

218
благосклонности богов? ( 1 3 ) Р а зв е другого хочет позорн ая изне­
женность этих сти хо в? Э та сделка с безумной тр усостью ? Э то
гнусное вы клянчиванье ж и зн и ? М ож но ли подумать, что ему когда-
то Вергилий читал:
Так ли гибель страшна?

Он ж елает себе худш их бедствий и ж аж д ет того, что тяж елее

всего вынести: чтобы они тянулись и не прекращ ались. Ради какой
н аграды ? Ради чуть более долгой ж изни. Н о р азве долго ум ирать
зн ачит ж и ть? ( 1 4 ) Н еуж то найдется такой, кто предпочтет хиреть
в пытках, тер ять один за другим члены тела, р асставаться с душ ою по
капле, вместо того чтобы ср а зу испустить ее? Н еуж то хоть кто-
нибудь, будучи приведен к позорному дереву и уже прежде расслаб­
ленный, уж е изувечны й, со вспучивш ейся горбом спиной и грудью ,
еще до креста имевший ты сячу причин умереть, захо ч ет продлением
пыток продлить ж и зн ь ? В от и спорь теперь с тем, что неизбеж ность
смерти — великое благодеянье природы ! ( 1 5 ) М ногие готовы вы ­
терпеть и кое-что похуж е, готовы предать друга, чтобы ж ить подоль­
ше, собственноручно отдать на растление детей, чтобы только
глядеть на свет — свидетель стольких злодеяний. Н уж н о и зб ави ть­
ся от ж аж д ы ж изни и заучи ть одно: б езр азл и ч н о, когда слу­
чится с тобою то, что все равно когда-нибудь случится. В ж и з­
ни важ но благо, а не долгий век; и нередко в том и благо, что
он короток. Б у д ь зд ор о в.

П И СЬМ О 102

Сенека приветствует Л уцили я!

(1 ) К ак тот, кто будит нас и преры вает приятное сновиденье, нам
в тягость (в е д ь он отнимает наслаж дение, хоть и мнимое, но по дей­
ствию своему равное н астоящ ем у), так и твое письмо испортило мне
настроение, отор вав от самых подходящ их для меня мыслей, которым
я отдавался, готовый, если будет можно, пойти и дальш е. ( 2 ) Я те­
ш ился изы сканиям и о бессмертии душ и и даж е, клянусь, рад был
верить в него. Д а, я легко вверялся мнениям великих людей, скорее
посуливших, чем доказавш и х эту ж еланную возм ож н ость. В от я и
предавался прекрасной надеж де, и уж е сам себе был несносен, и пре­
зи рал уже остаток моей одряхлевш ей ж изни, готовясь перейти
в бесконечное врем я и стать хозяином вечности,— и вдруг пришло

219
твое письмо и разбуд и л о меня, лишив красивого сновиденья. В п ро­
чем, разд ел авш и сь с тобою, я снова его потребую и выкуплю.
( 3 ) В начале письма ты утверж даеш ь, будто я не довел до ясности
то рассуж денье, где пы тался д ок азать, что посмертное признанье
есть благо, как утверж д аю т наши. Я-де не опроверг возраж ен ия,
гласящего, что не бы вает блага из отдельны х частей, признанье же
именно таково. ( 4 ) Т о, о чем ты, Л уцилий, спраш иваеш ь, относится
к тому же рассуж денью , но к другому ра