LIBRO: MUSICA RAZA Y NACION.

Социальный контекст нации в целом вытекает из

неоднородности ее народа.
Чтобы понять возникновение любого музыкального жанра, необходимо понять социальный
контекст, в котором он находился в момент своего развития. А также цель , которую он
выполнил, какова была его цель и менталитет обществ, которые способствовали его росту.
Исходя из этого, мы возвращаемся к обществам, построенным в Колумбии в девятнадцатом
и двадцатом веках. Следуя двум идеологиям, скрытым в популярных дискурсах, которые
явно повлияли на то, как развивалось общество, это: ОДНОРОДНОСТЬ и ГЕТЕРОГЕННОСТЬ
нации.

Есть два человека, которые писали об однородности и неоднородности в нации. Оба

настаивают на том, что однородность является важным компонентом возникновения
современной нации. Основной чертой нации является ее Общность анонимности, то есть
когда гражданин чувствует себя отождествленным с другими неизвестными
соотечественниками в контексте общей лояльности к самой нации.

По мнению писателя Андерсона, эта особенность возникает из-за распространения

грамотности и печатного станка, поскольку они позволяют представить себе сообщества
сограждан, что открывает путь к развитию концепции, называемой однородным и пустым
временем. Эта концепция определяется как способность некоторых людей воображать
одновременные действия с действиями других людей, находящихся в другом месте.

Позиция Андерсона и Геллнера была подвергнута критике со стороны Сигала и Хэндлера за

предположение, что националистическая идея однородности в рамках социальной единицы
предшествует самому национализму, но все же они утверждают, что нации в основном
состоят из принципа эквивалентности.

Обе позиции оставляют мало места для неоднородности и оспаривания.

Автор Тауссиг ссылается на авторов о национализме, цитируя следующее: большая часть

антропологии утверждает, что существует что-то вроде органического единства между
печатью символа и воском конверта, между дискурсом и гражданином.

Анализ фокусируется на однородности, идеальной точке националистического дискурса,

устраняя центральный парадокс, заключающийся в том, что полная однородность будет
подразумевать искоренение вещей, которые националистические элиты стремятся
поддерживать, таких как внутренние различия класса, расы или региона.

Однако Геллнер упоминает о возможности этнографического национализма, который

кодифицирует и идеализирует крестьянские культуры как часть процесса построения новой
национальной культуры, но это потенциальное различие становится просто однородной
национальной культурой.
Важно также отметить, что писатель Холл считает, что национальные культуры способствуют
сшиванию различий в рамках единой ткани и идентичности. Бхабха также далек от
повторения известного парадокса, подчеркнутого Нэрном, Андерсоном и Геллнером,
согласно которому национализм смотрит одновременно в двух противоположных
направлениях: вперед к прогрессивной современности и назад к традиции. Этот писатель
пытается провести различие между однородным пустым временем Андерсона и тем , где
нация вневременно древняя и в то же время непрерывно движется вперед. И временность
репрезентации, в которой упоминаются культурные фрагменты нации.

В одном из аспектов подчеркивается, что нация и ее жители представляют собой

модернизирующее однородное целое, которое продвигается через историю к своей судьбе;
Из символа современности нация становится симптомом этнографии современности в
современной культуре. В этой этнографии на первый план выходит неоднородность народа.
Он не постулирует доминирующий класс или государство , основанное на однородности, с
которым сталкивается разнообразное население, бхабха показывает, что
националистический нарратив несет в себе это разрыв как противоречие с самим собой.

На мой взгляд, он утверждает, что государство является результатом неоднородности его

народа.

Пример можно увидеть в официальных выступлениях о нации в Колумбии или в любом

другом публичном дискурсе по этому вопросу, поскольку они содержат ссылки как на
предполагаемую однородность, достигнутую за столетия физического и культурного
смешения, так и на впечатляющее этнографическое разнообразие страны регионов. Это
амбивалентное движение было идентифицировано бхабхой , который подразумевает, что
правящие классы действительно нуждаются в этой отрицаемой гетерогенности в попытке
представить нацию как единое, однородное целое.

Представляется необходимым упомянуть об этих идеологиях, поскольку, когда мы говорим

о латиноамериканской музыке, мы сталкиваемся с большим разнообразием, вытекающим
из разнообразия народов, которые были в этом районе при развитии музыкальных жанров.
Каждый народ развивался по-своему, приспосабливался к своему способу выражения всего,
чему научился.

И в конце концов была создана культура, богатая своим разнообразием, но с четкой

идентичностью.

В предыдущем столетии националистическими элитами, такими как Доминиканская

Республика или даже Гаити, происходило отрицание или минимизация чернокожих или
африканских корней. Это происходит в то время, когда другие народы сопротивляются этой
попытке маргинализации и стремятся вернуть как черноту, так и африканские корни.
Большинство африканских музыкальных течений определяются как следствие популистских
политических движений, более утонченная версия этого аргумента гласит, что музыка
является средством переговоров и коммуникации власти, в которой музыкальные течения
культурного сопротивления являются не просто местными продуктами, а гибридами между
практиками, такими как ценности и убеждения глобального распространения, и теми,
которые должным образом локальны. То есть музыка в целом связана со стремлением
политически угнетенных секторов занять центр политической сцены. Музыка была
напрямую связана с радикальными, общественными и явными политическими течениями.

Однако, возвращаясь в Колумбию, это происходит не таким же образом, необходимо

признать, что так же, как чернота была маргинализирована и отрицалась, она также была
одновременно и активно построена националистическими элитами, даже если она должна
была присвоить ей более низкое положение. Европейское и индейское африканское
наследие являются положительными чертами национальной идентичности.

Есть два процесса, которые были очень распространены в Латинской Америке в конце 19-го
и начале 20-го веков . В Латинской Америке общества постепенно урбанизировались
благодаря миграции из Крестьянина в Город, а дифференциация городского пространства
на стратифицированные сонас с точки зрения классовой точки зрения в то же время
агрессивные колонизации способствовали расширению внутренних границ по мере
появления национальных отраслей промышленности и экономики все больше связывались с
глобальными схемами обмена.

В это время широко распространенный культурный национализм проявил себя как

музыкальный национализм. За это время научные музыкальные кружки включили в себя
традиционные элементы, такие как запятая, а также гораздо более важную запятую
появлением национальных стилей популярной музыки.

Здесь стоит упомянуть, что в основном это были музыкальные стили, возникшие в рабочих
кварталах латиноамериканских городов, часто адаптируя европейские стили и сочетая их с
ритмическими и эстетическими элементами африканского и индейского происхождения,
которые ассимилировались, модернизировались, очищались средним классом и
превращались в приемлемые национальные символы. Эти национальные символы начали
постепенно просачиваться восходящим путем, приобретая все большую и большую
музыкальную изощренность, которой пользуются даже высшие классы.