1: Как мы уехали из России

Easy Russian Podcast

www.easyrussian.fm

Transcript

Марина:

[0:10] Всем привет. Меня зовут Марина.

Никита:

[0:13] А я Никита. Привет.

Марина:

[0:15] Мы ведущие подкаста Easy Russian - подкаста для тех, кто учит русский язык,
несмотря ни на что.

Никита:

[0:20] Это первый выпуск нашего подкаста, и мы сразу решили вам рассказать, кто мы
такие и откуда теперь будем говорить про русский язык. Мы журналисты и всю жизнь
жили в Москве, но двадцать четвертого февраля Россия начала войну в Украине, и нам
пришлось уехать. Я почти сразу поехал в Ригу.

Марина:

[0:39] А я четыре месяца жила в Сербии и Черногории. Никогда бы не подумала, что

вообще окажусь в этих странах. Но в целом так много всего произошло неожиданного
за последние полгода, что удивляться я стала таким случаям немножко меньше. Даже в
то, что случилось война. Я, например, не верила до последнего.

Никита:

[1:01] Да и я не верил. Мне кажется, вообще никто не верил. В этом выпуске мы немного
поговорим о войне и о том, как она изменила наши жизни и, главное, как она изменила
отношение к русскому языку. Мы теперь живем в Риге, и для нас здесь много нового и
неожиданного. Например, то, что больше половины населения Латвии говорят на
русском.

Марина:

[1:27] Да, но к этому мы еще вернемся немножко попозже. Никита, давай начнем
сначала. Как ты помнишь двадцать четвертое февраля?

Никита:

[1:35] Ты знаешь, мне больше всего вспоминается даже не двадцать четвертое февраля,
а ситуация может быть двумя или тремя днями раньше. Мы были с моей подругой в
поездке в Греции, отдыхали на острове Эгина - это одновременно такой туристический,
живописный и рыбацкий островок.

В этой поездке я еще много злился из-за того, что мне дали Шенгенскую визу
[1:54]
ровно на дни поездки, а это восемь или десять дней, потому что уже давным-давно
было такое тревожное состояние

беды, которая замаячила на горизонте, и мне очень хотелось получить долгосрочный

Шенген. Я привык до этого, что у меня годами были Шенгены, там, годовой,
двухгодовой, даже пятилетний.

Ощущение отсутствия визы после всех этих коронавирусных ограничений, ощущение

невозможности, если что уехать из страны, уже тогда очень сильно на меня давило. В
этом смурном настроении

мы заглянули с подругой в одно из многочисленных кафе, причём выбрали специально

такое, где было поменьше туристов, а вот сидели явно местные жители. Это были
рыбаки, которые, очевидно, вернулись после утренней рыбалки и уже пили пиво.
Немного помятые, такие высушенные солнцем мужчины и женщины, в основном
пожилые, о чём-то болтали на греческом, мы ничего не понимали.

Ну, конечно же, заинтересовали этих людей своим видом. И очень скоро на таком
ломаном английском мы заговорили о том, откуда мы - немедленно спросили нас, и мы
сказали, что из России уже с некоторым смущением.

Ну, естественно, тут же начались разговоры, "а что правда, что у вас там по
[3:10]
Красной площади почти что с калашниковыми ходят?" "А что правда, что практически
все русские, ну или россияне готовятся воевать?" Мы с подругой абсолютно
единодушно и с таким прямо обиженным порывом вскричали: "Нет, ну что вы, вы с ума
сошли? Конечно, никто не хочет войны, это какое то безумие. Ее совершенно точно не
будет".

[3:37] Рыбаки успокоились, мы уехали и ровно утром, после того, как мы в ночь
вернулись в Москву, поступили вот эти новости о том, что Россия напала на Украину.

И не просто начала какую-то хитрую позиционную операцию, а буквально однозначно

агрессивно напала на другую страну, которую я к тому же очень люблю.

Это было абсолютно ужасное ощущение, ощущение растерянности, злости, стыда и

непонимания, что я вообще могу сделать. Я сразу же попросил подругу как можно
скорее уехать. У нее была немецкая виза, она могла выехать в любой момент, хотя мы
собирались побыть в Москве вместе еще неделю или две. Мне было спокойнее от того,
что она уехала прямо сейчас. А уже вечером мы с коллегами журналистами вышли
работать на акции протеста в центре Москвы, на Пушкинской площади. Я очень часто
работал на митингах и акциях протеста. Случалось всякое, было страшно, но так
страшно, как этим вечером - мне не было никогда. Было ощущение, что, если
правительство моей страны так спокойно и легко решилось на войну и на убийство, то
что же она сделает с демонстрантами?

Марина:

[4:56] Расскажи, как вас задерживали.

Никита:

[4:58] Ничего, конечно, такого супер страшного не случилось. Были массовые

задержания, очень много административных дел. Нас самих задержали, несмотря на то,
что мы журналисты, придравшись по формальному поводу, что у одного из нашей
съемочной группы, то есть у одного из трех человек, не было жилета с надписью
"пресса", хотя были все остальные документы, жилеты были у двоих оставшихся, но это
было очевидное персональное задержание журналистов, которые, скажем так, не
готовы поддерживать официальную позицию российского государства.

[5:33] Нас задержали, запихнули в автозак, где была куча народу. Например, среди нас
оказался тот депутат Горинов, которого в итоге сейчас приговорили к семи с лишним
годам тюремного заключения.

С нами в автозаке оказались знаменитые литературведы и поэты Варвара Бабицкая и

Лев Оборин. То есть компания была какая-то совершенно потрясающе разношёрстная,
но одинаково растерянная.

Мы провели в полицейском участке часов шесть или восемь, нас абсолютно

категорически отказывались выпускать, постоянно заглядывал сотрудник ФСБ, который
кричал на нас, чтобы мы убирали телефоны,

чтобы мы не сидели на столах, хотя мест не хватало, и, в общем, всячески просто на нас
давил. Но к этому моменту нам почему-то стало всем уже гораздо легче. Вот это
ощущение сплоченности, того, что мы всё-таки такие разные, абсолютно разного
возраста, разного какого-то профессионального рода деятельности, люди собрались в
одном месте, чтобы сказать свое "нет" вот этой безумной, идиотской затее, сделало нас
какими-то удивительно спокойными. Нас в итоге выпустили. Нас, троих журналистов.
Взяв с нас письменную расписку о том, что мы, мол, не имеем претензий к действиям
сотрудников полиции, наши адвокаты сказали нам соглашаться, потому что, очевидно,
другого выхода не было.

Марина:

[6:57] Ну да, еще бы вы начали не соглашаться, могло бы быть еще хуже, потому что я
помню, что я на этот митинг не пошла и не пошла на него сознательно. Сейчас
расскажу, почему.

Вот. Но было ощущение, что творится прямо жесткий беспредел, гораздо больше, чем
он был на протестах до этого. Это был прямо страшный, очень страшный вечер.

Вот я хотела сказать, что я войну встретила в Люксембурге, потому что я была в
командировке две недели, и буквально накануне, как ты уже сказал, были все эти
довольно тревожные новости от американских информагентств типа Блумберга,
например, или кого-то еще, которые писали, что по данным разведки, Россия нападет на
Украину. И вот это случится сначала шестнадцатого числа, потом еще какого-то числа.

И этих прогнозов было так много, что, мне кажется, наше восприятие немножко
притупилось. Ну и как бы никто не мог поверить, что Россия в принципе может напасть
на Украину на самом деле, не как это было там...

Никита:

[7:58] Извини, что я тебя перебью. Честно говоря, я даже посмеивался, как, кстати, и
многие над этими прогнозами от американской разведки, потому что они казались так
далеки от реальности.

Звучало таким бредом. При всем том, что мы знали про действия наших властей, при
том, что, в общем, поводов поверить в то, что у этих людей нет никаких границ, уже
было достаточно.

Но все равно как-то внутренне психологически перейти вот такую границу, как война,
настоящая агрессивная война, даже в воображении было невозможно.

Марина:

[8:32] Ну да, это что-то совсем запредельное. Тут хочется сказать, как бы там, да, был
Крым в 2014 году, но это не была полномасштабная военная операция с танками и
бомбами во многих украинских городах, и полномасштабной войной, как сейчас. Да, но
вот в общем, я была в командировке, и там было много моих иностранных коллег, и они
такие: "нет, ничего не может быть". Многие из них живут в России. Мы как бы вместе
работали в московском офисе, и я спрашивала у своего коллеги, говорю: "слушай, но,
если всё-таки начнется война, вдруг эти прогнозы верны?" Это было двадцать третье
февраля, вечер.

[9:09] Это было после обращения Путина, где он сказал, что Украина это не государство,
её нет фактически. И причём, как бы я смотрела это вообще с огромными глазами.

Мои коллеги такие: "ой, да ладно, просто он опять какую-то ерунду говорит, ничего не
будет". Я говорю: "нет, кажется это серьезно. Давайте все послушаем. Это
историческая речь". Ну и как-то этот вечер закончился. Мои коллеги такие довольно
спокойные. Наступает утро, я просыпаюсь, и у меня телефон завален огромным
количеством сообщений типа: "началось, всё!" Я такая, "что началось?

Неужели, я не знаю, третья мировая, ядерный удар? Что происходит? Кто-то умер, что
случилось?" И тут я начинаю открывать сообщения, читать новости и понимаю, что уже
три или четыре часа, как идет война.

[9:59] И я себя в такой растерянности не чувствовала, наверное, никогда в жизни. А

плакали в итоге мы все в этом домике, в котором мы все жили в этой командировке.

Вот, и на следующий день я уже была в Москве. Я улетела последним самолетом

Люфганзы. Последним, потому что - последним в Россию, потому что следующий рейс
за этим развернули в воздухе, и он полетел обратно в Германию. Остальные просто
отменялись. Поэтому я успела. У меня было всего несколько дней на то, чтобы собрать
вещи, раздать вещи, со всеми попрощаться и понять, что в России я больше оставаться,
похоже, не могу. Это небезопасно. А я хотела сказать про протесты, что когда я была,
когда мы были в Люксембурге, я всех подбивала на то, чтобы выйти с пикетом к
посольству российскому.

И в итоге мы этого ничего не сделали, потому что как бы я искала, где хоть кто-то
[10:46]
собирается, никого не было. У меня было ощущение, что это все бессмысленно.

Я лечу в этом самолете, думаю, вот я сейчас прилечу и обязательно пойду на протесты,
обязательно пойду. Я прилетаю уже где-то 26 или 27 число. Уже прошло несколько дней
после самых первых протестов и жестких задержаний. Я понимаю, что я сейчас никуда
не иду, потому что я либо иду туда, либо собираю вещи и уматываю, потому что другого
варианта как будто бы нет.

То есть я понимала, что если я туда пойду, возможно меня там скрутят, потому что я бы
туда пошла не как журналистка. И не факт, что я бы куда-то улетела. И каждый день
вообще было ощущение, что вот-вот что-то очень плохое случится. Кто-то придет, куда-
то кого-то заберет. Что, я не знаю, сейчас опустится железный занавес, границы
закроются. Это было все очень, очень страшно.

Ну и второго марта я уже была в Белграде. И это было очень, очень странно, в том
числе потому, что произошло быстро и неожиданно. И времени на то, чтобы осознать,
что я эмигрирую за три дня, у меня фактически не было. А у тебя это как было? Никита?
Как ты уезжал?

Никита:

[12:05] У меня получилось чуть иначе, потому что я уехал на месяц позже тебя.

Марина:

[12:11] О на целый месяц?

Никита:

[12:13] Я гораздо сильнее смог, так сказать, насладиться этим ощущением мышеловки,
которая вот-вот захлопнется. Это было жуткое время, когда бурлили слухи о том, что
вот-вот случится общая воинская мобилизация, или что будут абсолютно наглухо
закрыты все границы на выезд и на въезд тоже. В общем, я, как и куча народу, как и все
мои знакомые, сидел просто на иголках. Было ощущение, что нужно просто немедленно
бежать отсюда, но у меня не было такой возможности. Мне нужно было уладить много
дел перед этим. Хотя на всякий случай я, конечно, как и все строил планы, я покупал
дорогущие, за какие-то бешеные деньги, авиабилеты в Турцию - единственная, по
моему, на тот момент... Нет, не единственная, конечно, еще была Сербия, Грузия и
Армении, если я не ошибаюсь.

Марина:

[13:12] Да, да, да, они были тоже, но еще был там Казахстан, Узбекистан и так далее. Я
хотела сказать про билеты.

Я прекрасно помню это ощущение, как я покупаю билет на сайте на сайте Air Serbia, и
они буквально заканчиваются, пока я вбиваю свои данные. Это было очень стрёмно.

Никита:

[13:29] Да, это был невероятный ажиотаж. И как взлетели цены, главное. Надо просто
понимать, что билеты подорожали в десятки раз, и люди всё равно были готовы платить
эти деньги.

Я, собственно, покупал билет, я покупал билет, потом я его сдавал и снова покупал. То
есть я так старался сделать, чтобы у меня был билет на какую-то относительно
ближайшую дату, как некая страховка. Я был готов ехать никуда, просто с какими-то
небольшими копеечными сбережениями без абсолютно какой-либо мысли о том, как я
буду там жить и работать, просто готовый в любую секунду уехать.

И всё-таки я сидел и старался закончить свои дела, и как-то более более организованно
подойти к этому переезду. Я наблюдал за тем, конечно, как вокруг сходят с ума мои
знакомые, друзья, как меняется их настроение.

Марина:

[14:18] В каком смысле сходят с ума?

Никита:

[14:22] От какой-то отчаянной готовности немедленно идти участвовать в любых акций

протеста, чуть ли не идти, я не знаю, с огромным плакатом, как в 1968 году ходили наши
диссиденты, ввосьмером протестовать против введения танков в Чехословакию. Вот
также люди были готовы идти на Красную площадь и прямо сейчас, не важно, хоть
один, но я должен сказать, что я против.

Марина:

[14:46] Да, прости, тут небольшой оффтоп, к этому моменту, то есть спустя месяц, даже
чуть меньше, протесты на самом деле все уже закончились, потому что абсолютно всех,
кто выходил на одиночные пикеты или на небольшие массовые акции, их всех просто
забирали в автозак.

Никита:

[14:59] Да, особенно знаменитые вот эти случаи, потрясающие, типа, например, арест
человека, который вышел с плакатом, где звездочками вместо слов и букв написано
было то, что мы полагаем, означало "нет войне". Это было какое-то стремительнейшим
образом сжимающеся просто кольцо тьмы вокруг всех людей, кто был против этой
войны.

Марина:

[15:26] Да, прости, мы сейчас про это говорим, я вспоминаю это ощущение такое, такое
как бы абсолютного... какой-то черной дыры, которая тебя захватывает и захватывает.

Никита:

[15:35] Да. И это ощущение истерики, безусловно, просто истеричность. И я помню, как я
писал своему коллеге и приятелю из Easy Turkish Эмину и спрашивал его на всякий
случай, сможет ли он меня приютить, если вдруг внезапно приеду. Эмин совершенно
прекрасен. Он был готов принять меня в любой момент. Но, кажется, я изрядно добавил
нервов жизнь, потому что мой приезд всё откладывался и откладывался. И по-моему он
за меня страшно беспокоился, а я совершенно не понимал, что будет со мной буквально
завтра.

Марина:

 О, слушай, тут тоже знакомые мне писали, мои друзья голландские, такие:
[16:08]
"Марина, в любой момент прилетай, можешь жить у нас сколько надо, мы тебе
поможем". Я такая: "Да ладно, ребята, вроде как у меня пока есть деньги, но спасибо".
То есть было еще здесь приятно, что, несмотря на всё происходящее, тебя
поддерживают твои иностранные приятели, даже если это малознакомые тебе люди.

Никита:

[16:32] Да уж, я хотел сказать, что да, собственно, вот это ощущение, когда мне звонили
многие-многие мои друзья и знакомые, которые в этот момент не жили в России просто
по своим собственным причинам.

И как они мне звонили и писали и говорили: "уезжай, уезжай скорее". И это было такое
бредовое ощущение, вызывавшее у меня просто какой-то подростковый протест при
этом: "почему я должен немедленно уезжать? Но это же моя страна". Но я прекрасно
понимал, что выбора никакого у меня нет.

Марина:

[17:04] Да, у меня тоже, похоже, было ощущение я еще когда мы купили уже с Ильёй, а
Илья - это ,мой муж, тоже журналист. Мы когда купили уже билеты

было такое: я стою и говорю ему: "Илья, может, мы зря это делаем? Может быть, всё
ещё будет хорошо? Почему мы должны бежать? Почему мы должны бояться?

Может быть, мы зря сейчас это делаем? Может быть, это все паника?" Но, когда мы
оказались в Белграде и прошло несколько дней, и паника немножко спала, мы оба
поняли, что это было не зря, и другого варианта просто не было. В общем, второго
марта я уже была в Белграде, и это всё было очень странно. В Белграде на русском
языке говорят практически никак, очень мало. Но зато поддерживают Путина.

На улицах было много граффити с Z, и я помню, что было большое граффити с Путиным
на одной из центральных улиц, периодически ему закрашивали глаза.

Иногда из глаз как будто лилась кровь, Но на следующий день или максимум через пару
дней оно возвращалось в первозданный вид, и это снова был обычный Путин.

Для большинства сербов из их собственной, в общем-то, истории в этой войне нет

[18:08]
никаких полутонов: вы либо за НАТО, либо против. И они очевидно против НАТО,

потому что в 1999 году натовские бомбы падали на Белград. Этому предшествовала
война в Косово, резня в Сребренице, фактически геноцид. Эту часть сербы конечно
тоже помнят.

Но ответственности за американские бомбы в Белграде никто не понес, и для них это

главное. В центре Белграда до сих пор стоит здание Минобороны, в которые попали
бомбы.

Его специально не реставрируют как напоминание о войне, выглядит довольно жутко,

кстати. Я помню, что я однажды пошла на футбольный матч и фанаты футбольные
включили "Катюшу",

потом они включили гимн России и зажгли файеры в цветах российского флага. Это всё
тоже было немножко жутко, но одновременно как-то очень торжественно, что ли, я не
знаю, потому что в России я привыкла, что я слышу гимн только по каким-то особенным,
таким официальным праздникам, а там он играл довольно часто. Мы жили в отеле,
который находился рядом со зданием парламента, и у этого здания постоянно
протестуют. Оказалось, что сербы очень любят протестовать. Не очень было понятно, за
что или против кого или за что они агитируют, но они регулярно включали гимн России.
Поэтому иногда я просыпалась под гимн России, засыпала под гимн России, и обедала
тоже.

Вот это мое первое воспоминание о жизни в Сербии. А у тебя что Никита?

Никита:

[19:36] Но у меня, конечно, главное мое воспоминание - это сам процесс переезда, о
котором мне очень хочется рассказать.

Ведь мы ехали втроем с двумя моими коллегами, с двумя собаками и кучей вещей на
одной машине.

[19:52] Это было что-то совершенно невероятное. И хотя мы, конечно же, обещали друг
другу, что каждый из нас возьмет всего по одному чемодану, никому не получилось
уместиться в этот лимит.

Мы обещали друг другу с моей коллегой Светой, что мы познакомим наших собак
заведомо, чтобы точно им спокойно ехалось вдвоем. Ничего из этого мы не успели.
Собаки знакомились прямо при выезде и чуть не сожрали друг друга, кстати говоря. Ну,
собственно, это и расскажу. Да, это самое яркое воспоминание, когда мы заезжаем уже
с загруженной машиной вместе с Ваней. Ваня, который пытался увезти с собой бюст
Аполлона, среди прочих вещей. Когда я увидел этот бюст Аполлона, я сказал: "нет,
Ваня, нет, Бога ради, некуда класть". А еще он вёз бокалы с собой, хрустальные. Ну вот,
значит, с этой кучей вещей, с Ваней мы заезжаем, наконец, за Светой. И Света выходит
тоже далеко не с одним чемоданом. Ей помогают нести вещи ее родственники. Значит,
со своей собакой. Наши собаки, как видят друг друга, так буквально бросаются убивать,
просто убивать друг друга, ну вот правда, они хотели вцепиться в горло друг другу. Я,
собственно, никогда такой ярости от своей собаки не видал.

Может быть, от стресса или чего-то еще. И мы понимаем, что мы не знаем, как нам
ехать. Нам надо просто ехать. Всё, буквально убегаем.

[21:21] И что делать? Мы не уезжаем? Или уезжаем не все? И Света говорит: "ну,
девочки, у вас выбора нет никакого. Хотите-не хотите, а в одной машине вы поедете. И в
итоге, значит, Света ехала со своей собакой на переднем сиденье, на коленях ее держа,
на заднем сидении ехал Ваня, обнимая мою собаку, чтобы они были хотя бы формально
разделены спинкой кресла друг от друга. Вещей у нас было столько, что это выглядело
как тайная комната в "Гарри Поттере". То есть, вещи были буквально до потолка, вещи
держали вещи, и вот у Вани оставался такой, я не знаю, меньше квадратного метра
какой-то такой уголок, в который он втиснулся вместе с собакой. И мы впереди сидели,
над нами тоже нависали вещи, через плечо там торчала какая-то конструкция, какой то
мешок, здесь посылка вместо подлокотника.

В общем, это был ужас какой-то. И вот так нам надо было ехать, как потом выяснилось,
двадцать два с половиной часа. А еще и по дороге надо было успеть сделать прививку
для моей собаки, потому что я не успел.

И, конечно, это было незабываемое путешествие, в котором мы очень много

нервничали, очень много по-дурацки шутили и страшно боялись на границе, пока стояли
в очереди, что нас не выпустят, или что-нибудь пойдет не так.

В итоге это было ужасно смешно, потому что таможенники просто таким
[22:45]
хозяйским движением открыли дверь. И моя собака, которая очень склонна к побегам...
Надо уточнить, что это эстонская гончая,

она привыкла бегать, ей по породе просто предназначено бегать в радиусе километров

двадцати пяти от хозяина и возвращаться раз в два часа. Вот так примерно она
понимает хорошую прогулку. Моя собака стрелой вылетает из машины и летит куда-то в
темноту, потому что мы уже, наверное, мне кажется, около двух ночи попали наконец на
таможню.

[23:21] И то откуда-то появляется, простреливает по диагонали мимо нас, опять исчезает.

Мы стоим, дикий холод, из машины вываливаются вот эти самые вещи, потому что мы
забыли закрыть дверь, а вещи держали вещи, как вы помните. То есть они сами по себе
не способны были. Как только несущая дверь открылась, всё стало разваливаться. Вот,
и на нас смотрят эти таможенники. Мы напуганы. Мы не понимаем, можем ли мы
бегать? Но вот так вот побежишь её ловить, пересечёшь границу и тебя расстреляют
или арестуют? Что вообще происходит? Подбегает счастливый какой-то совершенно
человек из соседней машины, где его осматривали другие таможенники, говорит: "это
же ваша собака убежала?" Я такой с надеждой: "да, а что?" Он такой: "Ну она вот туда
побежала". "Спасибо, дружище", подумал я, но не стал ничего ему отвечать.

В общем, случилось чудо. Собака пришла сама, вдруг, чего за ней до этого не водилось.
Вернее, она возвращалась, но обычно, правда, через пару часов, а тут она взяла и
вернулась. И Ваня в прыжке ее просто схватил. и уже держал так, пока мы не приехали,
До самой Риги он уже её не выпускал из рук. Вот.

Марина:

[24:29] Я представляю, как Ваня летит за Лорой через границу.

Никита:

[24:35] Да, ну конечно, потому что судьба всех была в его руках. Но и получается, что
Лора пересекла границу, мне кажется, раз пять туда и обратно еще за час до того, как
это сделали мы. Было еще очень тревожно, потому что мы, конечно, как и все
опасались вот этих вот допросов или опросов со стороны ФСБ-шников. Помнишь, ведь
эти были постоянные истории: "покажите ваш телефон, а что у вас в "Телеграмме", а что
у вас в мессенджерах?"

Марина:

[25:05] Да, я тоже очень боялась. Я снесла все мессенджеры перед тем, как идти в
аэропорт, а потом всё устанавливала заново. Но меня, кстати, не просили телефон
показать.

Но я помню, что нам на работе даже дали инструкцию наши юристы с тем, как надо
вести себя на границе, если тебя начинают допрашивать. И, например, мою коллегу,
она иностранка, и муж тоже иностранец, они жили в России долго, там пять лет, но
гражданства у них нет. Их обоих завели, значит, в комнатку и допрашивали, пытаясь
выяснить, не шпионы ли они.

Вот, а он как бы учитель английского, а не шпион на самом деле.

Никита:

[25:54] Хорошо, тогда у меня есть вопрос. Да. Вот ты действительно, сейчас скажешь,
надеюсь. Сколько ты сменила стран за последние полгода? Но получается, ты пожила в
нескольких местах.

И у меня по этому поводу вопрос: что отличается? Но это, в принципе, мы обсудили. А

что есть общее, явно не относящееся к конкретной стране, вот в ощущении вот такого
вынужденного эмигранта?

Марина:

[26:19] Ты знаешь, ощущение пустоты, оно везде одинаковое. В Белграде я жила месяц,
потом четыре месяца я жила в Черногории, а теперь я уже два месяца живу в Риге.

И везде в начале есть расстерянность и пустота. И такое ощущение, что как бы , ну

сначала некоторый восторг от того, что ты приехал в новое, красивое, интересное
место. Но довольно быстро это всё сменяется таким тяжелым вязким чувством, что у
тебя снова ничего нет. Я помню, что когда я приехала в Ригу, мне было очень тяжело. Я
не помню, когда мне было так сложно на новом месте, при том, что я легко
адаптируюсь, я легко схожусь с новыми людьми. Мне всё интересно. Я просто не
выходила из дома днями. У меня было ощущение, что моя жизнь снова разрушена.

И потом я начала над этим думать и поняла, что это от того, что в Черногории, когда я
жила у меня там появился какой-то свой микромир, месяц на второй-третий у меня
появились свои близкие приятели,

не могу назвать друзьями. У меня появились свои места любимые, какой-то график,
какие-то вечеринки, новые знакомства, планы даже, то есть какая-то мнимая такая
стабильность.

А в Риге этого всего не было. Я поняла, что мне снова это собирать заново, и как
[27:36]
будто бы руки поначалу опускаются. Потому что ты думаешь: "Господи, насколько я в
этом месте, если мне смысл сейчас в это снова вкладываться? Или я просто уже не
вытяну?" Но вот сейчас я вернулась в Ригу после отпуска, собственно, пошел второй
месяц, как я здесь.

Я понимаю, что мне даже уже не хочется уезжать, потому что у меня начинают
появляться свои друзья. Ну, опять же, близкие приятели, свои какие-то места, свой
распорядок дня. Это всё равно тяжело, но с каждым днем как будто бы ты немножко
привыкаешь. А еще мы купили сорок две вязанки дров, чтобы топить камин, потому что
говорят, что да, потому что говорят, что winter is coming, и будет очень холодно, и газа
российского не будет.

Марина:

[28:24] Все будут греться у нашего камина. Да, будет очень дорого, а вот как тебе
кажется?

Никита:

[28:25] И будет очень дорого.

Мне сравнивать не с чем, потому что я,получается, пять месяцев к этому моменту
[28:32]
я нахожусь вРиге, и почти ничего не изменилось.

Возможно, дело только во мне, потому что очень многие мои коллеги и друзья - а здесь
мне повезло, в Риге огромное количество моих знакомых. Сюда переехало так много
журналистов, правозащитников, киношников. Ну, огромное количество людей из
общего для меня какого-то культурного, социального мира Москвы. И в Риге в
принципе, проходясь вот днём, прогуливаясь, нет-нет да встречаешь

кого-нибудь знакомого совершенно случайно и болтаешь с ним, а если хочешь - идёшь

обедаешь.

Мне кажется, я в Москве реже встречал знакомых на улице просто потому, что Москва
огромная, а Рига маленькая и уютная. Но, в общем, здесь я, конечно, общаюсь с людьми
гораздо больше, чем я общался в Москве, вот положа руку на сердце.

Марина:

[29:29] Знаешь, интересно.

Никита:

[29:30] Ну так мы сравнивали... Мы же еще с тобой разные. Прелесть же не только в том,

что у нас разные ситуации, а мы еще с тобой разные - в этом же и смысл.

Марина:

[29:40] Слушай, но в том, что мы... Ну и ситуация, мне кажется, здесь больше, наверное,
подходит. Хотя не знаю, В общем, я просто хотела сказать, что я наоборот себя поймала
недавно на мысли, что восемьдесят процентов моей жизни в Риге проходит в
компьютере. У меня ощущение, что я заныриваю в этот виртуальный мир, и из него
потом выныриваю как бы обратно в реальный,

потому что все мои друзья близкие, они в разных странах, и они у меня в компьютере, в
телефоне, в интернете.

Никита:

[30:09] Я только хотел спросить: "Марина, чем ты занимаешься в компьютере? Спасибо,

что пояснила. То есть ты общаешься со своими друзьями?

Марина:

[30:15] И я общаюсь с друзьями, я работаю в компьютере, потому что у меня вся работа
удаленная. Вот у тебя коллеги в Риге, а у меня коллеги в Черногории.

И получается, что вообще всё происходит у меня в интернете. Ну, как всё, весь рабочий
процесс и близкие друзья тоже. И я подумала недавно, что надо как-то с этим
заканчивать и выбираться в реальный мир, потому что иначе так я здесь свою никакую
жизнь и не построю.

Никита:

[30:41] Ну вот это потрясающе разные у нас истории. Да, потому что я исключительно
общаюсь с людьми вживую, очень мало общаюсь (онлайн)... Я разговариваю с мамой и
периодически по видеосвязи мне удается поговорить с ребенком, иногда с друзьями.
Ну, это малая, малая, малая часть. Всё остальное время я здесь очень много
передвигаюсь.

Ну, я, конечно, во мне включился вот этот вот волонтёр-любитель. Во-первых, я

бесконечно помогаю своим коллегам с переездами, с покупкой вещей, как обладатель
автомобиля, я оказался резко социально драгоценен. Поэтому я тут со всеми участвую в
каких-то диких авантюрах или езжу в какие-то путешествия.

Я постоянно общаюсь с людьми вживую, и это замечательно. Во-вторых, я

[31:24]
действительно буквально волонтёрю, я занимаюсь волонтерством.

Я помогаю центру Common Ground, центру, который помогает беженцам не только,

кстати, из Украины, а это очень любопытный центр, про него я обязательно сделаю
сюжет.

Он хорош тем, что, кроме других центров, которые в основном занимаются такой
материальной конкретной помощью - находят жилье, достают лекарства, продукты,
одежду и так далее.

У Common Ground отдельная миссия, очень важная: это как раз помогать людям
чувствовать себя как дома. То есть организовывать их в какие-то сообщества,
знакомить друг с другом, как-то помогать им находить работу. Это больше про
социальную адаптацию.

И это ужасно интересно.

Марина:

[32:13] Слушай, Никита, а что ты там делаешь?

Никита:

[32:15] Ну, я чего только ни делаю. Я и скамейку могу собрать, сломанную. Я могу и
человеку помочь найти курсы латышского языка для его ребенка, например. Там всё что
угодно можно делать, но об этом надо отдельно рассказывать.

Марина:

[32:29] Блин, а как туда волонтером попасть?

Никита:

[32:30] Легко, приходишь, знакомишься и тебя с руками оторвут, ещё будут тебе звонить
постоянно, говорить: "А когда еще придёте, еще когда придёте?" Им очень нужны
волонтеры.

Иногда там, иногда ты не занимаешься там решительно ничем, как тебе кажется,
бывают и такие смены - там буквально дежурства. Ты иногда не занимаешься ничем, но
на самом деле чем. Потому что ты разговариваешь с людьми всё равно бесконечно. И
ты очень скоро понимаешь, что не только люди, которые приходят в этот Common
Ground, но и люди, которые работают в Common Ground, все беженцы, и вы занимаетесь
бесконечной групповой психотерапией друг для друга, что очень важно.

Я скажу тебе так: пять месяцев я живу в Риге. Я чувствую себя чужим до сих пор,
[33:09]
абсолютно чужим этому городу, и этот город чужой мне. Я здесь в затянувшейся
командировке словно бы. Я не могу поверить, что я провел здесь уже пять месяцев. Я,
кстати, хотел тебя спросить, насколько помогло твоим ощущениям то, что ты здесь,
если это не секрет, как бы не твоя интимная тайна, что ты здесь оказалась с мужем всё-
таки. В сравнении с другими итерациями, где ты была то одна, то не одна, здесь,
наконец, не одна. Это помогло тебе?

Марина:

[33:45] Я думаю, с одной стороны, мне легче, что мы всё-таки переехали вместе, потому
что мы можем друг друга поддерживать и финансового, потому что мы оба работаем, и
морально.

И какие-то обязанности разделять там, не знаю. Например, пока была я была в

Черногории, он уже приехал в Ригу, он здесь нашел квартиру, как-то её

обустроил. Это всё было очень приятно, когда приехала, я приехала ну не в пустой дом
и не в очередной отель, не в очередную съёмную квартиру, потому что до этого я
сменила пять квартир, и это было всё тоже довольно тяжело. Ты не можешь просто
трусы своим разобрать, и они все время лежат в чемодане, какие-нибудь крема. Но
минус в том, что я всё таки живу сейчас на две страны, и скоро я снова улетаю в
Черногорию на целый месяц. Я не знаю, сколько это будет продолжаться, поэтому я все
еще немного сижу на чемоданах. У меня нет ощущения, что Рига мой дом. Я тоже не
могу поверить, что... И, честно, я не хочу, чтобы она становилась моим домом. У меня,
наоборот, ощущение, что дома сейчас нет пока нигде. Я не думаю, что я его в
ближайшее время найду.

Но я заметила, что когда я теперь путешествую, я присматриваюсь к странам не просто

потому, что любопытно, а потому что я выбираю, где я хотела бы остаться. Пока не
знаю, где хотела бы остаться. Может, это всё таки будет и Рига.

Никита:

[34:59] Вот это заход. Это круто. У нас всё-таки будет шести с половиной часовой
подкаст.

Марина:

[35:11] В общем, дорогие слушатели, пишите нам, пожалуйста, о чём бы вы хотели

услышать в следующих выпусках?

У нас, конечно, есть уже для вас интересный план, в том числе про русский язык за
границей, как его восприятие изменилось с началом войны.

А сейчас мы с вами, наверное, попрощаемся.

Никита:

[35:27] Но ненадолго, потому что меня не остановить. Например, я хочу говорить и

говорить, рассказывать вам об этом обо всём.

В общем, главное напишите нам, насколько вам интересно слушать то, о чем говорим?
Может быть, вы хотите предложить нам совершенно другие темы, а мы всегда
отзывчивы и готовы поменять наш вектор разговора. Ну всё? Пока? До новых встреч,
друзья!

Марина:

[35:51] Да, всё, всем пока! До новых встреч!