Закон достаточного основания не формализуется, не является формальным логическим законом

и не принадлежит к логике в собственном смысле слова. Он введён из общенаучных

методологических соображений, здравого смысла, и направлен против размышления,
соблюдающего формально-логическую правильность, но принимающего на веру произвольные,
ничем не обоснованные суждения, против различного рода предрассудков и суеверий; он
призван выразить то фундаментальное свойство логической мысли, которое называют
обоснованностью или доказанностью. Запрещая принимать что-либо только на веру, этот закон
выступает преградой для интеллектуального мошенничества и является одним из главных
принципов науки (в отличие от псевдонауки.)

Существует ряд гипотез о происхождении языка, но ни одна из них не находит пока надёжного
подтверждения фактами из-за огромной отдалённости эпохи происхождения языка от нашего
времени. Они остаются гипотезами, так как процесс происхождения языка не получается ни
наблюдать, ни воспроизвести в эксперименте [10].

Биология: В начале XXI века получен ряд данных, позволивших ряду исследователей связать
возникновение языка у человека с двумя мутациями в гене FOXP2 на 7-й хромосоме, в результате
которых белок FOXP2 человека отличается от белка FOXP2 шимпанзе и других приматов заменой
двух аминокислот: треонина на аспарагин в 303-й позиции и аспарагина на серин в 325-й
позиции[11][12]. Эти замены имели место уже у неандертальца[13].

Теории о происхождении языка делятся на группы по своим базисным предположениям. Часть

теорий основывается на том, что язык, будучи очень сложным явлением, не мог возникнуть из
ничего, а должен был развиться из более древних пре-языковых систем общения предков
человека. Другие теории предполагают, что язык людей является уникальным явлением, которое
не идёт ни в какое сравнение с системами общения животных и поэтому оно возникло внезапно
при переходе от предков человека к первым людям. Рассматривая другой критерий, можно
видеть, что часть теорий оперируют идеей языка как генетически заложенной функцией человека,
в то время как другие теории считают язык явлением в большей степени культурным,
передаваемым через социальные интеракции[14].

Теорий постепенного развития языка придерживается на сегодняшний день большинство

исследователей, но эти теории различаются предлагаемыми механизмами этого развития.
Некоторые, как например психолог Стивен Пинкер считают, что развитие языка является
процессом внутренним и его предтечей следует считать интеллект животных[16]. Другие
исследователи (как, например, М. Томаселло[en]), считающие, что язык — это инструмент,
получаемый и изучаемый в процессе общения, в качестве отправной точки выбирают
коммуникацию у животных, звуковую или жестикуляционную[17]. Другие модели постепенного
развития языка постулируют развитие языка из музыки, точка зрения высказанная уже такими
мыслителями как Жан-Жак Руссо и Чарльз Дарвин. Выдающимся современным сторонником этой
теории следует считать археолога Стивена Миттена[18].

Поскольку возникновение языка произошло в доисторический период человечества, о нём не

сохранилось никаких исторических следов, а сегодня похожие процессы не наблюдаются.
Поэтому исследователи, придерживающиеся теории постепенного развития, вынуждены
проводить аналогии раннего становления языка с коммуникацией животных (например,
приматов). Альтернативный метод исследования заключается в поисках следов адаптации к речи
в ископаемых останках первобытных людей, а также поиски следов использования символов в
доязыковую эру[19].

Практически общепринятым является мнение, что система коммуникации австралопитеков не

отличалась принципиально от имеющейся у человекообразных обезьян. Различные мнения
имеются насчёт дальнейшего развития этой системы коммуникации с появлением рода Homo
около 2,5 миллионов лет назад. Некоторые исследователи постулируют возникновение
примитивного протоязыка уже у вида Homo habilis 2,3 миллионов лет назад, другие же считают,
что этот рубеж был перейдён лишь Homo erectus 1,8 миллионов лет назад или даже Homo
heidelbergensis (всего 600 тысяч лет назад). Язык же в его современной форме образовался в эпоху
верхнего палеолита — меньше чем 100 тысяч лет назад[20][21].

Людей издавна интересовал вопрос о том, как на Земле возникло множество языков. Одни
учёные полагают, что все они имеют общие корни, появившись в результате цепи дивергенций
прамирового языка (концепция моногенеза); в пользу этой точки зрения говорят, в частности, так
называемые «всемирные этимологии» — корни слов, которые представляются общими для всех
макросемей. Другие полагают, что изначально было несколько независимых очагов
возникновения языков (концепция полигенеза)[24][25].

Лингвисты устанавливают родство языков в тех случаях, когда языковое единство распалось не
более 5 — 10 тыс. лет назад и объединяют их в языковые семьи. Некоторые исследователи
пытаются установить и более отдалённое генетическое родство языков.

Глоттого́ния (от др.-греч. γλῶττα — язык + γονή — рождение), глоттогене́з (от γλῶττα —
язык + γένεσις — происхождение) — исторический процесс происхождения, формирования и
становления как человеческого естественного звукового языка [1], языковой семьи[2], так и языков
отдельных этносов[3].

Вопрос о происхождении языка интересовал ещё мыслителей античности. Некоторые из них

отстаивали естественный, «природный» характер языка (теория «фюсей» — «по природе»), а
другие говорили о его условном, искусственном характере (теория «тесей» — «по положению»,
«по установлению»).

ти два направления фактически продолжали существовать до XIX века. Важным шагом

стала выдвинутая Л. Нуаре трудовая теория происхождения языка, согласно которой язык
возник в процессе совместной трудовой деятельности первобытных людей как одно из
средств оптимизации и согласования этой деятельности. Эту же теорию развивал и К.
Бюхер, который считал, что язык произошел от «трудовых выкриков», сопровождавших
акты коллективного труда. Ф. Энгельс в своей работе «Роль труда в процессе
превращения обезьяны в человека» (1876) также высказывал мысль о том, что общение
развивается (и затем возникает язык) как необходимое следствие развития
производственных и других общественных отношений в трудовом коллективе, когда у
людей появляется, что сказать друг другу. В то же время появление языка способствует
возникновению высших форм психического отражения и складыванию человеческой
личности. Парижское лингвистическое общество в 1866 году было вынуждено запретить
полемику о происхождении языка, чтобы избежать бессмысленных споров, так как ни
одна из гипотез не могла быть убедительно доказана[4].
Исследования свидетельствуют о том, что человекообразные обезьяны способны
мысленно ставить себя на место другого, приписывать другим особям определённые
умственные состояния и целенаправленно манипулировать ими в собственных целях.
Экспериментально было доказано, что при необходимости обезьяну можно научить
жестам (см. статью Феномен «говорящих» обезьян)[5]. Обезьяны в силах освоить жестовый
язык примерно на уровне двухлетнего ребёнка.

Одна точка зрения заключается в том, что язык изначально имел звуковой характер и
вырос из разного рода естественных вокализаций, присущих предкам людей, другая же
точка зрения предполагает, что звуковому языку предшествовал жестовый, который мог
сформироваться на основе кинетических и мимических движений, которые широко
используют для коммуникации многие современные обезьяны.

Существует целый ряд гипотез относительно возникновения синтаксиса. Одни авторы

полагают, что это событие произошло быстро и резко, за счет некоей макромутации,
вызвавшей соответствующую реорганизацию мозга. Другие учёные считают его
результатом постепенного эволюционного процесса. В современной когнитивной науке
универсальная грамматика понимается как встроенное на генетическом уровне знание о
языке. Наличие специфических речевых центров в мозге подтверждает предположения о
врождённом характере языка и наличии универсальной грамматики. Изучение области
Брока выявило, что она активируется только в случае конструирования предложений
языка на основе иерархической структуры непосредственно составляющих, и не
активируется при конструировании предложений языка, основанного на простом
линейном порядке слов, что является сильным аргументом в пользу существования
универсальной грамматики.

Некоторые археологи считают, что первые достоверные признаки существования языка

появляются лишь в верхнем палеолите (то есть не ранее 40 тысяч лет назад) и связаны с
искусством и другими новациями в культуре. Но С. Сэвидж-Рамбо указала, что
предположение, что когнитивные способности, необходимые для изготовления орудий,
менее сложны, чем способности, требуемые для создания языка, трудно совместимо с тем
фактом, что дети начинают говорить несколько раньше, чем они становятся способны
конструировать простейшие орудия. Многие археологи, не отрицая возможности
существования какого-либо языка уже на ранних стадиях эволюции человека, считают,
тем не менее, что полностью современный, развитый синтаксический язык появился лишь
у людей современного физического типа, и способствовал развитию их культуры.

Ещё одним важным вопросом является вопрос о том, существовал ли вначале единый
прамировой язык, от которого произошли прочие языки, или разные языки возникли
независимо в разных группах древних людей.

Парадигмы глоттогенеза — это основные группы современных концепций происхождения

языка (глоттогенеза или глоттогонии).

C 1980-х гг. нарастает вал статей, монографий, сборников, конференций, посвященных

происхождению языка. Появляются специальные учебные и исследовательские программы,
лаборатории, центры, общества, журнальные рубрики, специализированные сайты. Взрывной
рост научного интереса к привел к обилию концепций (идей, версий, гипотез, подходов)
происхождения языка . Важнейшей линией разделения между группами концепций (как
научными парадигмами) является отношение к т. н. языковому Рубикону — принципиальному
качественному различию между человеческими языками и коммуникативными системами
животных.

Приверженцы сальтационистских концепций (с разовым «большим скачком») делают упор на

непреодолимость «Рубикона» в ходе эволюционного развития как постепенного адаптивного
изменения (Н.Хомский и др.). Здесь предполагаются либо единичная мутация, либо быстрые
радикальные сдвиги в когнитивной сфере, такие как изобретение символизации, логических
отношений, рекурсии.

Противоположный полюс занимают весьма популярные, особенно среди биологов и

этологов континуалистские концепции, отвергающие само существования языкового
Рубикона. Согласно этому взгляду, восходящему к идеям Ч. Дарвина, многочисленные
особенности звуковой и жестовой коммуникации, уже присутствующие у животных,
постепенно развивались, комбинировались у предков человека. В результате множества
мутаций, развития орудийной деятельности, мозга, гортани, дыхательных мышц и других
необходимых компонентов, а также благодаря естественному отбору элементы «языка
животных» превратились в членораздельную речь человека. Эта позиция в последние
десятилетия подкрепляется результатами сравнения коммуникативных систем животных
разных видов, а также относительно успешными опытами обучения шимпанзе и бонобо
языку жестов и общению с помощью табличек (графем — условных изображений на
клавишах, которые нажимают животные, общаясь с экспериментаторами).

Две указанные позиции обычно непримиримы по отношению друг к другу[6], но также

есть попытки их совмещения[7].

В последние годы набирает силу противостоящая им третья позиция, согласно которой

существует несколько этапов подготовки к речи, прорыва к речи и возрастания сложности
языка. Здесь языковой Рубикон признается реальным, значительным, но наши предки
преодолели его эволюционно, пройдя множество этапов (Мерлин Дональд, К.Лаланд,
К.Стерелни, У.Уилдген, Н. С. Розов и др.).

Подъём на каждую ступень артикулированности речи, сложности, точности языка

осуществлялся закономерно в связи с «самоодомашниванием», нормативностью,
климатическими изменениями, сменой экологических ниш, конструированием новых
техноприродных ниш и формированием новых социальных порядков. Таким образом
язык, речь, сознание и культура на каждой ступени качественно трансформировались в
коэволюции с орудийной деятельностью, освоением огня, способами приготовления
пищи, обменами, альянсами и т. д.[8]

Согласно эффекту Болдуина, генно-культурной коэволюции и культурного драйва

вследствие массового направленного поведения и многоуровневого отбора менялись
генные, нейронные, анатомические (гортань, дыхательные мышцы),
психофизиологические (слуховые и речемоторные) структуры.

Само это поведение резонно связывать с каждодневными попытками преодоления

непонимания, с переиначиванием и отгадыванием. Соответствующее формирование
установок, способностей, навыков концептуализируется в понятиях интерактивных
ритуалов (традиция Э. Дюркгейма, И. Гофмана, Р. Коллинза)[9] и интериоризации
(Л. С. Выготский и А. Р. Лурия).