Книга Клана: Бруха (Revised)

НОЧЬ, ПОХОЖАЯ НА ЛЮБУЮ ДРУГУЮ 2

ГЛАВА ПЕРВАЯ: ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ КОНФЛИКТА 7
ГЛАВА ВТОРАЯ: ЖИЗНЬ СРЕДИ БРУХА 22
ГЛАВА ТРЕТЬЯ: РЯДЫ ЧЕРНИ 21
 НОЧЬ, ПОХОЖАЯ НА ЛЮБУЮ ДРУГУЮ
Если бы не та авария, я, возможно, не был бы сейчас вампиром.
Помню, как я стоял в одиночестве, ожидая автобус, и думал: “Господи, да неужели
этот проклятый дождь никогда не закончится?”. То была ночь моей смерти. Сейчас,
когда я думаю о ней и ещё о бессчетном множестве других дождливых ночей, то
замечаю странную закономерность — кажется, будто сам Господь Бог, снизошедший до
дешевого символизма, решил таким образом довершить еще одну трагичную главу моей
судьбы. Дождь шел, когда меня бросила девушка (“Ты пойми, дело не в тебе”). Дождь шел,
когда у моей матери нашли рак легких, и дождь шел, когда я ехал в хоспис, чтобы ее
навестить. Дождь шел и в тот день, когда я разбил свою машину, а потому был
вынужден ждать автобус. Как, порой, странно сплетаются причинно-следственные
связи; если бы не эти обстоятельства, нашел бы меня мой сир?
Я решил зайти под козырек остановки. Я свернул зонт и отряхнул влагу с пальто,
стараясь не забрызгать сидящего на скамейке парня. Внутри висело подсвеченное табло-
ярко-желтый плакат с рекламой какого-то сайта. Мужчина сидел напротив него, и
ниспадающий свет вывески придавал его коже болезненный желтушный оттенок. Мы
сухо поздоровались, по обычаю, заведенному среди городских жителей, избегая смотреть
друг другу в глаза. Ведь даже те редкие незнакомцы, которым все же удается поймать
наш взгляд, обязательно оказываются кем-то из числа сумасшедших попрошаек,
вымогающих милостыню или поджидающих удобного момента, чтобы вонзить вам нож в
сердце.
Я проверил время на своих часах — 6:27. Сейчас уже стемнело, так как была зима.
Мне нравится это время года, или, вернее сказать, нравилось. Но, как бы то ни было, я
прикинул, что до появления автобуса у меня оставалось еще целых девять минут. Я смог
бы дойти до магазина через дорогу и вернуться как раз к его приезду.
— Так не бывает, — сказал голос из конца киоска.
— Прошу прощения? — спросил я. “Черт побери”, подумал я про себя, “Ты завязал
разговор. Теперь придется продолжить”.
— Я сказал, что так не бывает. Ты надеешься сбегать туда-обратно, прихватить
сэндвич, газету или еще что-нибудь и вернуться как раз вовремя, чтобы успеть на
автобус. Но ты же и сам прекрасно все понимаешь. Как только ты войдешь в тот
магазин, тут же придет автобус. Закон подлости.
Я оглядел его с ног до головы, чувствуя, как мои губы расползаются в презрительной
ухмылке. В очках с матовыми линзами, брюках и облегающей рубашке, он походил на
одного из тех странных, претенциозных типов — либо художник на грани разорения, либо
бунтарь с раздутым эго. По крайней мере, он не был бродягой. И в его словах и вправду
был смысл.
2
 Но меня не могло не побеспокоить то, с какой легкостью он предугадал мои мысли.
Возможно, он просто был невероятно проницателен, но я не привык переоценивать
людей.
— Неужели меня так легко прочитать? — спросил я.
— Да не в этом дело. Просто все твои действия кричат о том, что ты хочешь от
жизни большего, и готов пойти на все, чтобы этого достичь.
Черт! Я должен был понять сразу. Он просто пытался втянуть меня в финансовую
пирамиду1 или еще какую-то мутную схему.
— Не кипишуй. Это был комплимент — большинство людей на автобусных
остановках едут только из дома на работу или обратно, понимаешь? Они просто
хотят свести концы с концами. Но ты. Ты другой. Когда ты идешь, то смотришь перед
собой, а не под ноги. Ты стряхнул воду с одежды, не дав себе промокнуть. Ты хотел
купить себе газету и успеть на автобус, так что тебе явно есть, куда идти.
Что, черт возьми, это было? Меня едва не пробило на смех. Я всего лишь хотел
купить сэндвич (не газету) и успеть домой к показу “Jeopardy!”, а этот парень
выставил меня каким-то экзальтированным выскочкой из книги Тома Вулфа.
— Но ты сам не хочешь этого замечать. Не позволяешь себе стремиться к большему.
Раздался гром, и дождь хлынул с новой силой.
***
Я проснулся сразу, как услышал скрежет по ту сторону окна. В самом деле, я и не
думал пугаться. Следуя банальной логике, можно было прийти к выводу, что это
наверняка были крысы или птицы, ведь моя квартира располагалась на шестом этаже.
Но мне было не до здравых размышлений, и я тут же вскочил, услышав шум.
Там был тот парень с автобусной остановки.
Он сидел снаружи, вытянув руки над головой и согнув колени. Карниз был не шире
шести дюймов, но незнакомца это, похоже, вовсе не заботило.
Я должен был закричать или убежать. Позвонить в полицию, в конце концов. Что
угодно. Но я не смог. Он поманил меня к себе. Я не смог устоять. Он приказал мне
открыть окно, улыбка все шире и шире расплывалась по его лицу, обнажая все больше
зубов, пока я тупо следовал его указаниям. Когда окно открылось, я услышал стук дождя.
— Здесь чертовски мокро. Впусти меня, — сказал он. И я впустил.
Мой гость легко пролез через окно, и теперь он был одет в кожаную куртку до бедер и
пару мятых шерстяных брюк. Рубашку он не сменил, но теперь я мог разглядеть под ней
четкие очертания мышц. Он не был накачанным в привычном понимании, просто
1 time-share (ориг.) — распространенная в странах запада форма коллективной собственности на жилье. Из-за
падающих цен на приобретенную недвижимость и невозможности ее продать, считается полулегальной
мошеннической схемой.
3
 рельефным, как будто весь лишний жир, имеющийся у обычных людей, вдруг исчез,
оставив только самое необходимое.
Кусочки пазла начали складываться в моем сонном сознании. Мужчина, которого я
встретил на автобусной остановке, залез через окно моей квартиры на шестом этаже,
потому что я сам пригласил его войти.
— Ты ведь думаешь, что я ошибаюсь на твой счет, не так ли? — спросил он, все еще
улыбаясь.
— Подожди... что ты имеешь в виду? — неловко ответил я, понимая, сколько
неприятностей я навлек на свою голову. Я попятился назад к двери своей спальни.
Его улыбка была похожа на улыбку охотника — острая и зубастая. Его взгляд отдавал
красным хищническим блеском, а не тускло-зеленым жертвенным мерцанием. Он
приближался, и каждый его шаг был легким и твердым, прямо как у экзотической кошки
из передачи по Discovery.
— Ты думаешь, что у тебя и сейчас все неплохо, правда? Желание чего-то большего,
чем собственная мелочная жизнь, приводит тебя в смятение, поэтому ты его
игнорируешь. Но я-то все вижу, и поэтому тебе страшно.
Он продолжал идти вперед, а я, спотыкаясь, отступал назад, пробираясь по коридору
на кухню. Свет от рекламного щита на другой стороне улицы вновь проник в
помещение, разогнав тусклый полумрак. Это был холодный, стерильный свет,
искусственный и чужеродный; в нем мой внезапный гость походил на ожившего
мертвеца.
— Не понимаю, о чем ты. Ничего мне не надо. У меня хорошая квартира, приличная
работа. — Мой голос дрогнул и сорвался на всхлип, когда я начал оправдываться перед
этим настойчивым психом. — Я подключил кабельное ТВ. У меня даже есть 401(k)2...
Я пошарил по кухонному столу, схватил нож Sabatier, но тут же осел на пол. Из
моих глаз текли слезы. Я не понимал, что мне делать дальше.
— Ты хочешь меня зарезать? Почему? Потому что ты ненавидишь себя? Довольно
слабое оправдание, чтобы причинить кому-то вред, не думаешь?
Я кивнул. Незванный гость наступил на мое плечо и толкнул. Я кувыркнулся назад,
неловко приземлившись на задницу, но все еще сжимая в руке нож. Лишенный всяческой
воли, я задыхался от удушающего плача, подобно младенцу.
— Возьми этот нож и сделай, что должно. Я наберу для тебя ванну.
Когда он повернулся ко мне спиной, я вскочил из своей неуклюжей позы. Вонзив нож в
его поясницу, я снова рухнул на пол, хотя этот незнакомец до сих пор стоял. Содрогаясь

2 401(k) — наиболее популярный пенсионный план частной пенсионной системы в США. Своё название план
получил по номеру статьи Налогового кодекса США
4
от рыданий, я уловил звон лезвия, приземлившегося рядом с моей головой. Меня
передернуло от этого звука и резкого запаха крови.
Человек, которого я только что ударил ножом в спину, прошел по коридору мимо моей
спальни и зашел в ванную. Вскоре из дверного проема повалил пар. Мой гость снова
повернулся ко мне.
— Поторапливайся. Не стоит с этим затягивать.
Он подхватил меня под мышки, вручил нож и вытолкнул в коридор. По мере того, как я
приближался к ванной, запах крови становился все слабее и слабее, как будто его рана
затянулась сама собой.
Когда я, спотыкаясь, шел по коридору, то медленно осознавал, что все происходящее
было чистым безумием. Тем не менее, я знал, что даже смерть была лучше моего жалкого
существования. Прежде чем зайти в ванную, я исполосовал свои запястья. В то время,
как раны незнакомца затягивались, мои расползались все больше и больше. Отбросив нож
на кафельный пол, я забрался в ванну и умер.
***
Меня разбудил гром, что, как мне тогда показалось, совершенно не имело смысла.
Сначала я подумал, что все это было сном, но саркастичный голос моего гостя лишил
меня этой надежды.
— С пробуждением.
Я лежал в своей постели. Окно было закрыто, а часы мерцали раздражающей цифрой
“12:00” — похоже, в какой-то момент отключили электричество. Я почувствовал, как
внутри меня нарастает скребущая теплая тошнота.
— Что произошло? — спросил я.
— Долго рассказывать. Я сделал тебя одним из сородичей, но сначала мне нужно было
убедиться, что тебе это действительно нужно.
— Так ты заставил меня убить себя? Ах ты сукин!..
Я потратил остатки сил на этот отчаянный крик, но тут же почувствовал, как
красная дымка поднимается из глубин моего сознания. Я еще не понимал, о чем он
говорит, но это меня бесило.
— Да что, блядь, с тобой не так? — Красный туман становился все гуще. — Ты
приходишь в мой дом, издеваешься надо мной, а потом превращаешь меня в какого-то...
какого-то... что бы за хуйня это ни была!
— Вот это мой мальчик! Самый настоящий Бруха! Думаешь, это несправедливо? И
что ты собираешься с этим делать?
— Да иди ты нахуй! Какое ебаное право ты имеешь...

5
 — Прошу, избавь меня от этой жалкой истерики. Ты ведь уже знал, кто я, когда решил
впустить меня. Ты сам хотел этого....
— О чем, черт возьми, ты говоришь? Я не хочу этого! Я не просил...
— Делать тебя вампиром?
— Вампиром? Сука, да я в них даже не верю!
— Забавно. Совсем недавно ты вел себя как один из них.
Он кивнул , указывая на угол спальни. Там лежало тело моей соседки, испанской
студентки местного колледжа. Ее горло было разорвано, обнажая неопрятно свисавшие с
краев полосы мышц. Кровь беспросветно покрывала верх ее изуродованного тела. Ее блузка
была грубо изодрана и сдвинута набок. Рот застыл в гримасе боли. Ее невидящие глаза
тупо смотрели в никуда.
Я убил ее — это ее теплая кровь вызывала во мне ту странную тошноту. Меня
вырвало. Красное хлынуло у меня изо рта, запачкав простыни.
— Не переводи витэ зря, говнюк неблагодарный.
Он стремительно поднялся со своего места и уткнул меня лицом в кровавое месиво.
— Выпей ее. Как подобает хорошим мальчикам.
Нагнувшись, я продолжал отплевываться, на этот раз с меньшей охотой, и начиная
заново заглатывать разлитое. Это было отвратительно — но меня пробило почти
оргазмическое удовольствие, когда мой рот снова наполнился кровью.
— Продолжай в том же духе. Тебе это еще понадобится там, куда мы с тобой пойдем.
— Что? Куда? — Паника проскользнула в моем голосе, когда существо единым рывком
подняло меня с кровати и швырнуло в меня ком одежды.
— Пойдем — пришло время познакомить всех с новым сородичем. Черт, если ты готов
был кокнуть себя от злости, представь, что ты сделаешь с тем, кто по-настоящему
тебя достанет! О, и пальто свое не забудь.

6
 ГЛАВА ПЕРВАЯ: ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ
КОНФЛИКТА
Такой опыт необходим для обучения.
— The Venus in Furs, “Baby's On Fire”.
Как низко пали Бруха! Как они бессильны и
безвольны!
Таковы общие впечатления членов других
кланов, от старейшин, помнящих прежние
нравы Бруха, до неонатов, которые забредают в
анархические домены Бруха. Однако, как и
любые другие простые обобщения, они не совсем
верны. На самом деле, история Бруха больше,
чем что-либо другое, характеризует их как
проводников перемен, возможно, в большей
степени, чем любой другой род. Пока Вентру и
Ласомбра сжимают когти вокруг своих все
уменьшающихся владений в современных ночах,
пока Тореадор растрачивают жизнь на дебоши,
напоминающие аристократию былых времен,
пока Носферату рыщут в своих вечных
подземных норах, Бруха эволюционируют. От
гордых королей-философов библейских времен
до пророков и революционеров Последних
Ночей, Бруха всегда олицетворяли актуальную
эпоху. Если Бруха бушуют, то это потому, что
именно этого требует от них мир.
История Бруха похожа на теневой отчет о
человеческой истории. В каждом крупном
конфликте в Мире Тьмы на той или иной
стороне, скорее всего, был Бруха. Это не значит,
что в каждой битве, разыгравшейся ради
Тридцатилетней войны, участвовала нежить, но
одни Бруха поддерживали католиков, а другие —
кальвинистов. И это только на поверхности. Как
и смертные, а зачастую и больше, дети Каина
вынашивают скрытые планы. Те Бруха, которые
участвовали в Тридцатилетней войне, вполне
могли вообще не иметь религиозной
принадлежности, но поддерживать немецкую
реформу, голландский меркантилизм или любую
другую причину или комбинацию причин. До тех
пор, пока люди ходят по земле, и до тех пор,
пока сородичи преследуют их, Бруха будут
агитировать, выступать за перемены,
осуществлять их или оставаться зализывать раны
после неудачных революций.
Что же на самом деле знают сородичи о
Бруха? Что знают о себе сами Чернь? История
плавно перетекает в легенду, когда речь идет о
Бруха, и некоторые секреты никогда не будут
раскрыты.
Поэтому не существует краткой истории клана
Бруха. Летопись клана — это не что иное, как
обзор отдельных подвигов. Итак, взгляните на
величайшие достижения и подлые предательства
Ученого клана.
Второй Город
Насколько кто-либо утверждает, что помнит,
история Бруха полна противоречий.
Большинство Бруха считают, что их легендарный
прародитель сам был мятежником. Из Третьего
поколения Бруха, возможно, подстрекал к
отцеубийству Второе поколение. Многие
считают, что другие члены Третьего поколения
считали Бруха смутьяном — они сделали его
козлом отпущения за свои собственные
преступления, потому что другие каиниты
верили, что Бруха с готовностью совершает
любое злодеяние, которое приходит ему в голову.
По разным легендам безумный, кровожадный, с
множественными личностями или просто
злобный, не поддающийся пониманию его
сверстников, апокрифы сородичей изобилуют
рассказами о злодеяниях Бруха.
Одна из наиболее распространенных историй
— история о Бруха и продавце вина. Во Втором
городе, после того как Каин оставил своих
ничтожных детей препираться между собой,
Бруха проснулся от сильной жажды, более
страшной, чем обычно, и пошел к виноторговцу,
чтобы купить настойку для успокоения. Когда он
пришел, виноторговцу показалось, что он узнал
его.
— Добрый вечер, путник ночи, и добро пожаловать
в мой шатер. Отведайте любого из моих товаров,
какого пожелаешь, ибо не вы ли тот, кто известен как
[Бруха]?
Каинит, видимо, был в спорном настроении или
замышлял какое-то злодейство, потому что вместо
того, чтобы сказать правду, он солгал продавцу вина.
— Нет, крестьянин, я не Бруха, а его брат Малкав,
и меня мучает жажда. Мне незачем пробовать твои
вина, дай мне только самое крепкое.
Купец ответил (ведь это были мистические времена,
когда боги рода ходили среди людей и с ними можно
было разговаривать, хотя и почтительно):
— Вы уверены, хозяин? Ведь я видел ваше лицо
раньше и почти уверен, что когда мы встретились, вы
представились как [Бруха].
— Нет, грязный мальчишка, я уже сказал тебе, с
кем ты говоришь. Ясен, как звезды, я брат [Бруха],
[Арикель]. А теперь принеси мне вина!
— Но, господин, вы только что сказали мне, что вы
мой господин [Малкав], а теперь вы утверждаете, что
вы его брат [Арикель], которого я считаю женщиной,
хотя я никогда не встречал ее. — Виноторговец
возмутился, но знал свое место и умолял так
дипломатично, как только мог.
7
 — Дьявол забери свою бороду, продавец вина! Ты
не только не приносишь мне товар, который якобы
продаешь, но и сомневаешься в моей честности и
благородстве! Я, как сын [Зиллы], убью тебя!. — И с
этими словами Бруха убил виноторговца, выпил его
кровь и взял вино, которое искал. Он оставил вдове
торговца двойную цену за вино.
Эта история иллюстрирует, как сородич
Второго города безнаказанно издевался над
смертными и какие опасности таит в себе
непризнание их верховенства. Никто не знает,
почему Бруха решил мучить и в конце концов
убить виноторговца, но он воспользовался
своими правами по закону Второго города. Если
эта история правдива, то она отвечает и на
другие вопросы, например, почему другие члены
Третьего поколения не доверяли Бруха и почему
они решили взвалить на него вину за свои
собственные проступки.
Конечно, как и при любом рассмотрении
Третьего поколения, другие рассказы о Бруха
отличаются. В притче “Бруха и три монеты”
Допотопный предстает в гораздо более
сострадательном свете, оплачивая судебные
издержки нищего каменщика “монетой за
справедливость, монетой за честность и монетой
за добродетель”. В других сказках он предстает
как страстный поборник перемен, на которые
так влияют многие из его рода, как это
происходит в “Брухе и мертвом короле”.
В противовес бунтарскому образу, который
так часто приписывают Допотопному,
существует ревизионистское представление,
которого придерживаются некоторые Бруха. Эти
сородичи утверждают, что на самом деле Бруха
был крайне консервативным каинитом,
спокойным и логичным. Они предлагают другие
интерпретации притч; в притче “Бруха и
мертвый король” он видел необходимость в
стабильности и посадил кого-то на трон, чтобы
государство не превратилось в анархию.
Конечно, обе позиции в значительной степени
опираются на один неоспоримый факт,
возникающий при работе с Допотопными —
никто никогда не может знать наверняка. Даже
фундаментальные предположения, которые
кто-то делает, основаны в лучшем случае на
слухах, что существенно влияет на позицию,
которую большинство Черни занимают по
вопросу о самом печально известном потомстве
Брухи.
Троиль
Троиль — фигура, окруженная такой же
тайной, как и сам Бруха, — для многой Черни
является современным воплощением клана.
Источники, обсуждающие Троиль, сильно
различаются, даже в вопросе пола дитя.
Мафусаил Менелай называет своего сира “он”, в
то время как другие сородичи, Обнятые, когда
Троиль, по-видимому, все еще ходил по земле,
ссылаются на “нее”. В нескольких сообщениях
8
даже указывается, что у Троиль не было пола или
что он менялся по прихоти. Поскольку
большинство учетных записей записывают
Троиль мужчиной, этот текст предполагает, что
это так.
В любом случае, рассказы о подвигах Троиль
имеют больше общего с современным
мышлением Бруха, чем противоречивые
рассказы о Бруха. Большинство Бруха признают,
что их родословная действительно происходит от
этой фигуры, а не от его столь же мифического
сира, по одной причине: грязное диаблери.
Троиль возложил Амарант на своего сира, что
является одной из самых популярных причин,
признанных для начала войн сородичей, которые
в конечном итоге разрушили Второй город.
Вспыльчивый характер Троиль также был
легендарным, что соответствовало склонности
современного Бруха к безумию.
Распространяющиеся слухи приписывают сиру
Троиль холодное, отстраненное поведение, что
может объяснить, почему Бруха Обнял его —
возможно, он искал другую точку зрения, или,
возможно, Объятие было результатом простого
притяжения противоположностей. Книга Нод
описывает Бруха как “Ученый клан”, хотя никто
не может сказать, относится ли это к потомству
Бруха или потомкам Троиль. Начиная со времен
Троиль и Второго города, Бруха все еще довольно
часто были философами, поэтами и историками,
а также воинами. На самом деле, Проклятие
Троиль — склонность клана к ярости — может
быть одним из самых коварных недостатков,
которые Каин приписал своим детям, так же как
и известное уродство Носферату, искупающее
тщеславие их предка. Вместо того, чтобы быть
оставленным объективно наблюдать и
записывать их мир, Каин вполне мог с дикой
страстью проклинать дитя Троиль.
Самые тревожные легенды о Троиль во многом
обязаны устной истории того периода. Мало в
каких историях Троиль и Бруха встречаются
вместе в любое время — у сородичей нет
рассказов, например, об Объятиях Троиль или о
том, как сир объяснял Проклятие Каина своему
дитя. Скептики среди клана предполагают, что
Бруха и Троиль — один и тот же сородич —
Бруха, возможно, внезапно понадобилось
изменить свою личность или спрятаться от
какого-то ужасного врага, и он сфабриковал
свою собственную легенду, чтобы подтвердить
свое исчезновение. Возможность, хотя и
отдаленная, не совсем немыслима:
несоответствия в сообщениях о поле Троиль
могли быть результатом того, что Бруха изменил
свою внешность, пока приспосабливался к своей
новой личности. Радикальный сдвиг в личности
от “сира” к “дитя”, возможно, произошел в ответ
на новую личность или может быть вызван
проклятием, наложенным Первым Вампиром.
Большинство разумных Бруха отвергают эту
историю как абсурдную. Они считают, что
Троиль совершил великое предательство, за
которое их клан искупает вину каждую ночь,
или, что популярно среди шабашитов, что война
против Допотопных началась давно, оправдывая
их Великий Джихад.
По всем современным представлениям, Троиль
уже давно встретил Окончательную Смерть, если
он, она или оно вообще когда-либо существовали.
В этом Бруха разделяют идеологию Камарильи —
Троиль просто является их собственной версией
мифа о сотворении мира, призванного объяснить
сумерки перед повторным завершением истории.
Разделение Крови
Один из самых распространенных слухов о
Бруха касается различных родов, порожденных
этими двумя предположительно отдельными
каинитами. Общее мнение таково, что те
сородичи, которые называют себя таковыми,
происходят от Троиль, как описано выше.
Некоторые сородичи утверждают, что кроме
Троиль, Бруха Обнял некоторых других
сородичей, которые пережили предательство
первого и обрели свои собственные выводки.
Известные по слухам как “первичный выводок” и
“Истинные Бруха”, эти неуловимые сородичи
вызывают споры и страх при малейшем шепоте
о своей кончине.
Конечно, лишь немногие представители
сородичей когда-либо встречались с который местные каиниты использовали в своих
достоверными членами этой тайной кровной
линии. По мере приближения Геенны сообщения
об Истинных Брухах появляются с пугающей
частотой, но эти сообщения передаются из
вторых рук, являются ложными или их
невозможно подтвердить.
Однако у этих слухов есть последовательность,
которую даже циники вынуждены принимать во
внимание. Самозваные эксперты и историки
сородичей иногда приписывают Истинным
Бруха участие в неуловимой Черной руке, секте
внутри Шабаша, которую в прошлом путали со
всей сектой. Отношения между этой легендарной
Черной рукой и Шабашем неизвестны —
некоторые утверждают, что Черная рука — это
просто другое название Шабаша, другие
настаивают на том, что это автономная
организация. Другие предполагают, что Черная
Рука — совершенно независимая организация, и
только к ней принадлежат Истинные Бруха.
Некоторые истеричные представители
сородичей, не желая уступать, рассказывают
серьезные истории о распаде невидимой секты и
последующем бегстве Истинных Бруха в земли их
происхождения, северную Африку.
Не имея убедительных доказательств,
конечная судьба Истинных Бруха остается
наполовину мифом, наполовину домыслом.
9
Сказочный Карфаген
С маской клана неразрывно связана судьба
Карфагена, некогда процветающего
африканского порта, расположенного на
Средиземном море. Картхадашт к 600 году до
н. э. стал столицей финикийской цивилизации, а
его история до этого насчитывает, возможно, 150
лет, хотя некоторые легенды указывают на его
происхождение еще раньше. Послушать тех
Бруха, которые провели часть своей жизни в
Карфагене, город был утопией, в которой
сородичи и стадо сосуществовали в безупречном
симбиозе. Более молодые Бруха, в том числе
более образованные среди неонатов
Современных ночей, иногда упоминают город
так, как будто они там были, создавая идеальный
город-государство каинитов, свободный от
ограничений, налагаемых Маскарадом. Почти
все Бруха, независимо от того, есть у них для
этого основания или нет, обвиняют Вентру в
разрушении этого идиллического города.
Хотя существует мало конкретных
свидетельств, большинство рассказов о
Карфагене изображают его как яму разврата, по
крайней мере, во время его разграбления
римлянами во время Третьей Пунической войны
(146 г. до н. э.). Видной религией, как и во
многих финикийских государствах, был баализм,
целях. Ко времени своего падения город
устраивал ночные кровавые бани;
жертвоприношения детей, девственниц и рабов;
демонические обряды; оргии и всевозможные
роскошные развлечения. Конечно, у города была
своя слава — в своих дневниках древняя
сородич Альтамира описывала Карфаген как
город в “совершенной гармонии с Канальей,
свободный от ограничений любого князя”.
Некоторые [сородичи] обнаружили, как
управлять Зверем, а другие были вытащены из
самых глубин безумия. Вместе смертные и
бессмертные [создали] удивительный, вечный
город мира, прогресса и равенства”. Однако
реальность этого дела была не столь яркой из-за
описанных выше декадентских ритуалов,
конфликта финикийцев с Римом, жажды власти
каинитов и короткого, жестокого характера
жизни в то время.
Картхадашт привлекал многих сородичей,
хотя наиболее сильно на него повлияли Бруха,со
значительной частью финикийских Ассамитов,
игравшие во всем этом вторую роль. Могучий
воин, оратор и известный сын Троиль, Менелай
нашел там свое пристанище, как и
философ-варвар Альтамира. И город не
испытывал недостатка в смертных мечтателях,
таких как могучий Ганнибал, бич Рима.
На протяжении веков Карфаген пользовался
своей униженной известностью, а Бруха и
Ассамиты ходили как настоящие боги среди
смертных города. Бруха Критий основал там
сократовскую школу; Ксенофонт-историк
получил там свои Объятия; Дида подняла свой
собственный культ среди обнищавших, и
аль-Ашрад посещал его по ночам, прежде чем
сам стал сородичем.
Однако вражда Греции, а затем и Рима в
конечном счете привела к заговору против
Карфагена. В союзе с приходящими в упадок
этрусками, отрезанный от персидских
финикийцев, Карфаген начал свой упадок.
Правительство перешло от целенаправленной
диктатуры к правлению ссорящихся олигархов —
суфетских магистратов, знати и военачальников.
Когда Пунические войны достигли апогея, казна
Карфагена была настолько разграблена жадными
дворянами и эгоистичными сородичами, что
город не мог платить своим армиям. Вместо
этого правители устраивали вечеринки и оргии
для солдат, чтобы отвлечь их от того факта, что
им не могли заплатить за их услуги. Бруха
настолько децентрализовали суфетов и дворян
своими собственными играми власти, что у них
не было надежды выиграть Пунические войны,
несмотря на изобретательную тактику Ганнибала
и хитрого каинита Доминика (см. ниже).
Менелай покинул Карфаген, чтобы обратиться за
помощью к Носферату и Гангрел южного
континента, когда в городе произошло великое
предательство, некоторые говорят, от рук
прекрасного Тореадор, который был заклятым
врагом Менелая. Римские войска вторглись, под
влиянием тошнотворной коалиции Вентру,
Малкавиан и нескольких Тореадоров, и
разрушили город.
Карфагенские сородичи бежали, когда город
горел, и римляне посыпали землю солью, чтобы
не дать подняться тем, кто укрылся в земле.
После разграбления Карфаген больше никогда не
имел “идиллические” условия, которые
приписывали ему Бруха. Он попал под римское
правление после Третьей Пунической войны и
остался частью империи, выдержав вторжение
вандалов в 5 веке н. э. и, наконец, разрушение
от рук арабов в 698 году н. э.
Разрушение Карфагена серьезно повлияло на
Бруха, для которых он был чем-то вроде родного
города, свободного от повсеместного влияния
Вентру и Тореадор в других местах. С тех пор
многие Бруха лелеяли, пусть и нереалистичную,
но мечту о восстановлении Карфагена или
создании его заново в другом месте. На
сегодняшний день все эти попытки провалились,
и Бруха все еще таит в себе гноящуюуся обиду...
Забытые Идиллии
Некоторые документы, письма и отрывки
свидетельствуют о том, что, несмотря на ужасы
Карфагена, не все Бруха были
идолопоклонниками и пропитанными кровью
извергами. Многие современные ученые-Бруха
не могут не улыбнуться этому — невежественные
неонаты клана предполагают, что город был
утопией сородичей, более эрудированные
10
утверждают, что это был тигель крови, и те
немногие, кто смотрит еще глубже, чем
случайные исследователи, нашли немного
доказательств того, что невежественные
неонаты, возможно, были правы, в конце
концов.
Как это часто бывает, некоторые теоретики
подразумевают еще более зловещие отношения.
Прометианцы — в основном Бруха по теории, без
сомнения, с несколькими карфагенскими
Ассамитами — вполне могут иметь какую-то
связь с культом римского Вентру, Тореадора и
Малкавиан, которые, как предполагается, стали
тем, что известно как Инконну. Состояние
Голконды не раз приписывалось каждой из этих
групп (или, возможно, подразделениям внутри
них...), и у обеих есть общая основа их
рухнувших империй. Конечно, более странные
привязанности были выкованы в течение
истории сородичей.
Темные Века
Когда Римская империя распалась, мир
каинитов последовал примеру мира смертных,
выродившись в столетия варварства. Поскольку
правительства стали заниматься исключительно
местными делами, а экономика Европы перешла
к непосильному аграрному хозяйству, мало у кого
было время на такую роскошь, как образование.
Та часть населения, которая обладала такими
знаниями, обычно использовала их в других
целях — для церкви. Христианство стало
универсальной религией Западной Европы и
даже процветало при различных догмах в
Восточной Европе. Население западного мира
обратилось к церкви, чтобы предоставить им
награды загробной жизни; небеса обещали
гораздо больше, чем смертная жизнь, но только
для праведных и верных.
Хитрый сородич видел применение и для
специальных навыков духовенства.
Действительно, если бы не проницательность
церкви и нескольких сородичей, которые
прятались в ее домах Божьих, современный мир
мог бы оказаться совсем другим местом.
Ирландское Монашеское
Начинание
В течение 5-10 веков церковь существовала с
двух сторон. Она служила своей истинной цели
— донести Слово Божье до его детей. Но церковь
также стала субъектом огромной политической
власти, способным отказать любому человеку в
доступе в Царство Небесное. Она владела
землями, которые в первую очередь
принадлежали знатному сословию, и собирал
десятину, которую дворяне взимали и называли
налогами. Таким образом, церковь имела доступ
ко многим привилегиям дворянства, а также
освобождение от налогообложения. У него было
также несколько других преимуществ; самым
важным была грамотность.
Большинство церковных записей того периода
относятся конкретно к церковным земельным
актам, толкованиям религиозных текстов и
философиям теологов.
В других случаях церковь — будучи
единственным учреждением с таким большим
количеством грамотных ученых — собирала
книги, независимо от того, служили они
религиозной цели или нет. В конце концов, когда
хозяин поместья заботится только о налогах,
которые оплачивают его долги, а крестьянин,
который обрабатывает землю, днем возделывает
поля, а ночью ест скудную пищу, редко бывает
человек, у которого есть потребность в книгах.
До изобретения печатного станка каждая книга
должна была создаваться вручную — запись
информации занимала много часов, которые для
обычного человека лучше было посвятить
выращиванию достаточного количества пищи,
чтобы не умереть с голоду.
Два известных ирландских Бруха знали об
опасности потери этой ценной информации.
Будучи старыми и путешествующими
сородичами, они знали, что у других
цивилизаций есть идеи для предложений. Точно
так же идеи, возникшие в те времена,
заслуживали того, чтобы быть записанными для
потомков. С этой целью Клара из Корка и Фергал
Благочестивый из клана собирали письменное
слово, делая копии ценных книг и сохраняя их в
библиотеках для назидания общества. Клара,
понимая, что те, кто живет созерцательной
жизнью, могли бы посвятить несколько часов
этой благородной цели, поручила некоторым
обитателям своего аббатства заниматься
каталогизацией, написанием и копированием
книг. Фергал тем временем путешествовал по
всей Западной и Восточной Европе, Северной
Африке и Ближнему Востоку в поисках
письменных сокровищ.
В то время как остальной мир был занят
войнами за территорию и ежедневными
испытаниями на выживание, эти два сородича
убедили других ирландских настоятелей
предпринять такие же усилия по сохранению в
своих собственных монастырях. В результате
церковные библиотеки стали хранилищами
знаний, которые в противном случае были бы
потеряны для мира. Без письменного наследия
человечества вполне возможно, что Темные века
могли длиться вечно.
Высокое Средневековье
Многие сородичи называют начало этого
периода “Долгой ночью”, эпохой,
непосредственно предшествовавшей
образованию сект, но последовавшей за
жестокостью, последовавшей за крахом Римской
империи. Спасаясь от угнетающего присутствия
11
вентру в Риме, многие Бруха переселились в
самые отдаленные провинции империи, в такие
места, как Паннония, Дакия и земли,
окружающие Карпатские горы — область,
известная как Трансильвания.
Упоминание Трансильвании, Венгрии и Дуная
обычно вызывает в воображении образы
Цимисхи, крадущихся Носферату и самого
дикого из Гангрел. По правде говоря, венгерские
Бруха были довольно плодовиты, возможно,
равняясь по численности населению своим
собратьям-кланам. Но поскольку они не были
коренными сородичами “земли за лесом”,
местные кланы загнали их в относительную
неизвестность. В то время как в большинстве
рассказов о Трансильвании фигурируют
мародерствующие банды Цимисхи или гнезда
Носферату, Бруха играли такую же важную роль,
хотя и менее легендарную, как и местные
Изверги.
Столкновение Культур
Уход Бруха из внутренних римских
провинций, в которых доминировали Малкавиан
и Вентру, произошел в начале христианской эры.
Миграции Бруха, возможно, имели место еще в
первом веке нашей эры, и вскоре после этого
Чернь, несомненно, сопровождала армии Траяна
в регионе. Также вероятно, что Бруха ехали с
гунном Аттилой или, по крайней мере, следовали
за ним по пятам. На самом деле, в течение
первых нескольких столетий нашей эры
восточноевропейские и ближневосточные Бруха
путешествовали с Гангрелами по всей земле,
грабя вместе с ордами варваров. В период,
предшествовавший Высокому Средневековью,
Бруха оказались в любопытном положении,
поскольку они медленно расселялись по долинам
и лесам вокруг Карпат и Дуная.
Первоначальное смертное население румын
(Римско-дакийцы) медленно перемещалось,
поскольку мадьяры, которые станут “венграми”,
когда королевство обретет независимость,
заселили эту землю. Румыны, известные как
влахи, наблюдали, как мадьяры узурпировали
свою власть в результате завоеваний,
возглавляемых смертными и их сородичами.
Таким образом, коренные влахи превратились в
своего рода низший класс — коренные жители
этой земли занимали нижнюю ступень
социальной лестницы. Доминик, военачальник
Бруха, сопровождал узурпирующих мадьяр и
занял свое место среди растущей аристократии.
Вместе с горсткой секлеров — римских
католиков, обосновавшихся в этом районе, —
Бруха и римские Вентру подчинили себе
первоначальную породу, из которой лорды
Цимисхи и бродяги-Гангрелы вывели своих
детей. Окруженная саксами на Западе и
находящаяся под угрозой со стороны остатков
готов и других варварских племен на востоке,
Венгрия пережила кризис идентичности и
ужасные социальные потрясения.
 Аристократы Цимисхи и их смертные
собратья боролись за господство под наплывом
Бруха. Социальный баланс радикально
изменился: коренные жители региона заняли
высшие и низшие уровни, а завоеватели,
иммигранты и дипломаты заняли уровни выше
крепостного права, а также низшие
аристократии. Малая аристократия, конечно,
хотела сместить существующих правителей и
взять власть в свои руки. Местные правители
яростно сопротивлялись, сталкиваясь со всеми,
кого они воспринимали как угрозу. Румынские
боярские дворяне, среди которых Цимисхи
пользовались своим влиянием, медленно, но
верно уступали место господству мадьяр и
секлеров, поддерживаемых Вентру.
Клан Бруха, оказавшийся в ловушке между
империалистическими Вентру и закостенелыми
Цимисхи, терзались под этим мощным прессом.
Именно их влияние изначально ослабило давнюю
власть Цимисхи в этом районе, которую многие
Бруха запрашивали для себя. Шакалы Вентру,
однако, увидели, что Венгрия, похоже, созрела
для захвата, и оседлали фалды Бруха, основывая
свои собственные притязания на власть на
усилиях Черни, которая была до них. Бруха
бушевали, как они бушевали после разграбления
Карфагена, но даже Чернь знала, что что-то
должно было произойти.
Чего Бруха не знали, так это того, как далеко
зайдет неизбежная конфронтация. Помимо своей
серьезности, ситуация с Бруха в Трансильвании
не была чем-то новым — пока существовали
сородичи, они воевали друг с другом и позволяли
своим собственным вендеттам истекать кровью в
окружающий мир. На этот раз, однако, все было
по-другому. Это была не просто антипатия к
соперничающей группе каинитов,
полномасштабная ненависть. Трансильванские
Бруха презирали вторгшихся Вентру и свирепых
Цимисхи. Чернь, подобная Доминику, все еще
носила шрамы от падения Карфагена, в то время
как младшие Бруха видели свою собственную
череду неудач от рук своих врагов. Время
политики прошло — разочарованные Бруха
видели свой единственный выход в открытом
восстании.
Первые признаки восстания появились еще в
10 веке. Патриарх Доминик, сопровождавший
вооруженные силы, вторгшиеся в Восточную
Венгрию, заставил свой выводок скармливать
вампирское витэ своим солдатам. Превратив их
в гулей, Доминик и его товарищи не только
создали более мощную армию, но и обеспечили
лояльность войск или, по крайней мере, их
независимость. Доминик нацелился на союз с
могущественным правителем Булску, который
был краеугольным камнем его стратегии по
ограничению влияния Вентру. Однако у Булску
были свои собственные планы, и он считал, что
иметь дело с Вентру более выгодно, чем
связывать себя со злобными и анархичными
Бруха. Вскоре Булску получил Объятия Вентру, в
очередной раз сорвав планы Бруха ослабить их.
Доминик был в ярости. После
Трансильванской кампании он отвернулся от
более крупного Джихада, сосредоточившись
вместо этого на своей личной ненависти. Его
война была не грандиозным экспериментом,
направленным на то, чтобы развеять скуку его
преклонных лет, а кровожадной ликвидацией его
врагов. Как рассудил Доминик, если он не
сможет выиграть в этой игре, он изменит
правила.
Другие Бруха стекались под знамена
Доминика, потому что он был не только
харизматичным, опытным и сильным, но его
личный крестовый поход воплощал страсть
Бруха. Другие Бруха обнаружили, что
вдохновлены им, поскольку его гнев против
своих многочисленных соперников разжег в них
эмоции. Доминик не питал иллюзий относительно
характера этой войны: он не хотел возглавлять
крестовый поход кланов, он хотел Окончательной
Смерти для своих врагов. Восстание
превратилось в партизанскую войну, причем
Чернь использовала тактику, почти неслыханную
в то время. Стаи Бруха бесчинствовали по всей
Трансильвании, нападая на мадьяр Вентру,
румынских Цимисхи, изолированные владения
Носферату и даже структуры смертных. С их
бесконтрольной яростью, Бруха терроризировали
Восточную Венгрию и за ее пределами. Они были
такими же жестокими, как и любой Цимисхи, но
гораздо менее требовательными, оставляя за
собой разграбленные деревни и обескровленные
трупы.
В течение двух столетий Бруха наводняли этот
район, прежде чем тон восстания изменился.
а Уже заработав репутацию антимонархистов и
политических маньяков, анархистские Бруха
стали первыми “анархами”. На рубеже 13-го века
другие сородичи, которые слышали о них или
наблюдали за ними, экстраполировали дело
Бруха на свои собственные идеалы. Все больше и
больше сородичи нападали на институты,
которые тысячелетиями поддерживали общество
нежити. Молодые каиниты особенно были
соблазнены растущим восстанием, оставленные
на произвол влияния смертных, которые жадные
старейшины еще не припрятали для себя.
Революция Бруха обрела собственную нежизнь,
создавая фракции подражателей и отколовшиеся
группы везде, где сородичи говорили об этом.
Молодые каиниты мародерствовали всю ночь в
группах, известных как Фуроры, анархи, ковены
и собрания “анти-кланов”, которые отказались от
своего наследия и преследовали нежизнь по
своему усмотрению.
Сами очарованные сопротивлением Бруха
против своих жадных старейшин, изгои
Цимисхи, Вентру и Носферату в Венгрии
присоединились к делу. В то время как они
питали мало любви к вышедшему из-под
контроля Бруха, которые устраивал шоу ужасов
12
в Трансильвании с тех пор, как они себя
помнили, недовольные каиниты Венгрии
увидели, что их старейшины отвлеклись на
угрозу анархов, и воспользовались
возможностью, чтобы найти себе место. С
приближением 14-го века Бруха бушевали так
долго, что большинство сородичей пришли к
выводу, что Трансильвания вполне может стать
полем битвы для нежити навечно.
Все больше Цимисхи восставали против своих
сиров, и значительное число других сородичей
провозгласили себя антитрибу, открыто бросая
вызов установленным конвенциям каинитского
общества. Стаи молодых вампиров свергали
своих сиров, в то время как осторожные
старейшины уничтожали целые выводки
неонатов и анцилл без разбора. Венгерские
города, такие как Бистрица, Клаузенбург и
Медиаш, стали тиглями сородичей, где анархи
терроризировали улицы, а князья замышляли
отчаянные контрудары из своих замков и
поместий. Восстание распространилось на запад
— по всей Европе дитя сражались со своими
сирами. Париж, Лондон, Милан, Будапешт,
Кельн и Прага — все они были очагами раздора.
Лавры Истории
Как уже отмечалось ранее, у Бруха очень мало
общего с “историей клана”. Тем не менее,
использовать это в качестве основания для
отрицания вклада определенной Черни на
протяжении всей истории глупо — несмотря на
отсутствие единства среди клана Бруха, его
члены часто влияют на результаты ключевых
событий по всему миру.
Ибн-Эль-Сайид
Считается, что неназванный Бруха помог
написать Стихотворение Сида после борьбы за
изгнание мавров из Валенсии в 1094 году. Бруха
особенно любят это, возможно, мистические
сородичи, такие как Ласомбра, чувствуют
большую связь с Родриго де Виваром — и связь
Бруха с ним подрывает высокомерные претензии
Сторожей на величие.
Настоящий Робин Гуд
В конце 14 века Робин Лиланд участвовал во
многих крестьянских восстаниях в Англии,
включая восстание Уота Тайлера и несколько
восстаний против Эдуарда III и Генриха IV.
Многие считают Лиланда одним из первых
анархов, и он породил престижный выводок
Черни, в том числе Патрицию из Боллингброка
(см. Главу Третью).
Солнце Никогда Не Зайдет...
В начале восстания сипаев в Индии в 1857
году Бруха Банким Хапса был среди
индийцев-мусульман, которые убили британских
офицеров после того, как были заключены в
тюрьму за отказ откусывать винтовочные
патроны, смазанные свиным жиром. Он следил
за восстанием, пока оно не было окончательно
13
подавлено в 1859 году, и помог в захвате
Лакхнау и Дели.
Американская революционная и
Гражданская война
Маргарита Фоккарт и обнявшийся раб Крисп
Аттакс возглавили несколько восстаний против
англичан, в том числе присутствовали на
Бостонской резне. Они также организовывали
партизанские забастовки в ночи перед самой
войной, что привело к ослаблению британских
гарнизонов. Аналогичным образом, всего через
100 лет после отделения Америки от Англии
Фоккарт и Аттакс вступили в заговор против
экспансионистского Южного Вентру во время
Гражданской войны, воруя военные средства,
перехватывая послания и питаясь от солдат
Конфедерации, чтобы ослабить их перед
сражениями.
К этому моменту война веков стала известна
как Восстание анархов, первоначальное
трансильванское восстание Бруха было
поглощено большей волной конфликта нежити. В
то время как значение участия Бруха в этом деле
было в значительной степени забыто — в
современные ночи, многие старейшины все еще
помнят. Эти почтенные сородичи являются
величайшими критиками Бруха, если не самыми
громкими — они знают, насколько важную роль
сыграли бушующие Бруха в конечном
формировании Шабаша. Хотя они знают, что
полностью винить их нелепо, эти старейшины
знают, что история повторяется, и что без Бруха,
служащих отвлекающим маневром для
антитрибу, Черная Рука, возможно, никогда бы
не появилась.
Странные Компаньоны
В то время как анналы коллективного
прошлого Бруха часто читаются как хроники
революции и хаоса, не каждый член Черни
присоединяется к агентам перемен. Как и
сородичи любого клана, Бруха — это в первую
очередь вампиры — эгоистичные существа,
которые паразитируют на жизнях смертных. Для
сородичей клан — это не что иное, как
произвольное обозначение, понятие столь же
бессмысленное, как национальность, этническая
принадлежность или даже улица, на которой они
устраивают свои убежища. Эти Бруха с радостью
купились на существующие властные структуры
своего окружения или выступили против
остальных своих товарищей Бруха. От
августейших старейшин сенешалей до
консервативных неонатов, Чернь поддерживали
статус-кво с такой же энергией, с какой они
выступали против него. Страсть к переменам,
которая горит в жилах нежити каждого Бруха,
для некоторой Черни — это страсть
предотвращать изменения, которые другие могли
бы внести в их спокойную, комфортную жизнь.
В конце концов, сородичам не привыкать спать с
врагом.
 Этейра
По разным данным, третий ребенок Троиль,
карфагенская шлюха, укравшая Объятия, или
одна из величайших предательниц наследия
Бруха, Этейра была североафриканской Бруха,
которая критическим взглядом наблюдала за
приближением Пунических войн. Зная, что, хотя
Карфаген может выиграть несколько сражений,
но он никогда не выиграет войну, Этейра бежала
из города, находя утешение в ненавистном Риме
и предлагая секреты Карфагена нежити,
объединившейся против него. Этейра стала
протеже великого Вентру Демокрита. Некоторые
старейшины Бруха подозревают, что, когда
Карфаген горел, она предложила римлянам
посыпать землю солью, чтобы предварительно
помешать всем каинитам, которые укрылись под
землей, восстать.
Янку Кровавый
Спасаясь от преследований в Риме, где
господствовал Вентру, “Кровавый Джон”
отправился на восток, окончательно
обосновавшись в Литве, где впал в торпор на
несколько столетий. Действуя в соответствии со
своей репутацией, Янку очнулся от холодного
сна, чтобы найти группу викингов,
высаживающихся со своего корабля, дабы
совершить набег на рыбацкую деревню, и
набросился на витэ каждого из них. Местные
литовцы ненадолго приняли его за легендарную
фигуру, ставшую реальностью, пока Янку не
присягнул на верность местному владыке
Цимисхи Всеволоду. Извергу, в конце концов,
пришлось уничтожить своего злобного сержанта
после того, как Янку оказался неспособным не
истреблять крепостное население какой бы
общины его ни послали облагать налогом или
отчитываться. Янку страстно ненавидел
литовских Бруха, обвиняя их в том, что они не
пришли на помощь своим соплеменникам
столетия назад, несмотря на то, что в тот момент
мало кого из них Обняли, и брал их клыки в
качестве трофеев всякий раз, когда они
сталкивались с ним.
Кэтрин Майнот
Кэтрин вышла замуж за саксонского
дворянина Англии, будучи смертной, и именно в
период пост-римской англицизации земли она
стала одной из сородичей. Ее собственный
смертный муж встретил свой конец от рук
датчан-язычников, и вместо того, чтобы выйти
замуж, чтобы сохранить свой титул и положение,
Кэтрин защищала их сама. В течение двух
столетий она отбивалась от датчан, пока в 1066
году не столкнулась с новой угрозой:
норманнами. В течение короткого периода она
отыгрывала одно от другого, ссылаясь на закон
Дейнло или законы Вильгельма Завоевателя, как
считала нужным, изо всех сил стараясь
сохранить свою собственную автономию.
Наконец, в 1078 году она была объявлена
еретичкой, ее земли отошли церкви и были
14
пожалованы одному из нормандских
захватчиков. Опозоренная, Кэтрин
присоединилась к остаткам датчан и была
обесчещена своим дитя, который вступил в союз
с нормандской аристократией.
Ибалб
Под пустыней Сахара, где днем дуют жаркие
ветры, а ночью пронизывающе холодные,
немногие сородичи когда-либо уходили и
возвращались, чтобы рассказать эту историю.
Ибалб, одна из них, хотя ей не захотелось
делиться своими историями с расой Каина. Либо
из рода Дана, либо из рода Йоруба, сир Ибалб
сказал ей, что он был великим
путешественником из Города Богов, далеко на
севере, где люди ходили среди своих лордов и
радовали их по команде. Соблазненная его
обещанием богатства и удовольствий, Ибалб
позволила ему Обнять ее. Однако то, что она
обнаружила, последовав за ним, вызвало у нее
отвращение — злоба и предательство сородичей
заставили ее устыдиться того, кем она стала.
Заколов своего сир, она убежала обратно в земли
своего дома, где стала демоном, голодным духом.
Изгнанная, она встретила еще нескольких
последователей Кагна, которые были похожи на
нее, но не были такими же, как она. Насколько
кому-либо известно, она по сей день бродит по
землям Африки, считая среди своих союзников
призраков и лайбонов, неизвестных другим
сородичам.
Малхус Фейт
В начале 18 века, до того, как король Англии и
принц Уэльский ввергли страну в состояние
гражданской войны, Малхус Фейт служил
полночным советником Георга II, которого
Вентру, союзный Ганноверу, считал “своим”.
Антанта из французских Бруха, Малкавиан и
Тореадор предприняла попытку небольшого
переворота на английских землях под видом
мнимого Рудольфа, который утверждал, что
происходит из королевской семьи “суверенного
государства Руритании”. Английский двор,
почуявший скандал, полыхал сплетнями.
Происходили дуэли, влюбленные встречали свою
смерть в страсти, а дворяне строили планы и
строили планы, как лучше всего объединиться с
зарождающимся Домом Рассендилл, к которому
принадлежал принц Рудольф, не вызвав гнева
короля Георга. Несомненно, было бы пролито
больше крови и совершено больше предательств,
если бы не канцлер Фейт, который разрядил всю
ситуацию, сообщив суду через гулей, смертных
слуг и публичные уведомления, что на самом деле
не существует такого понятия, как Дом
Рассендилла, и нет нации, известной как
Руритания.
Сальвадор Гарсия
Один из самых влиятельных анархов павшего
Свободного штата анархов, Гарсия испортил
“славную борьбу” после десятилетий
сопротивления калифорнийским князьям. Как
один из соотечественников Джереми Макнила,
Гарсия нанес удар по князю Себастьяну,
составил заговор против злобных люпинов
Долины Смерти и, наконец, обосновался в
Восточном Лос-Анджелесе в рамках
Революционного совета. Однако, став старше,
Гарсия начал воспринимать анархов не столько
как силу, борющуюся за истинное “свободное
государство”, сколько как простодушную группу
злобных головорезов. Больше не чувствуя себя
обязанным какому-либо делу, Гарсия повернулся
не к Камарилье, а к более серьезной угрозе,
маячившей на горизонте: катаянам. С помощью
Сальвадора Гарсии сородичи Востока ослабили
могущественную банду анархов, сыновей
Склепа, и заняли влиятельные позиции,
традиционно занимаемые западными
вампирами в Свободном штате анархов. По сей
день Гарсия твердо остается в лагере
“Мандарината Нового обещания” катаянов,
считая порядок Квей-джин лучшим, чем
“бандитский феодализм”, который, казалось,
только породил Свободный штат анархов.
Современная Чернь
Конец 19-го века и начало 21-го стали
свидетелями огромных перемен, особенно для
клана Бруха. Пока Джихад бушует, Чернь
продолжает спешить, ведя свои собственные
ночные войны на фоне самого ускоренного
технологического прогресса в истории
цивилизации.
Большинство сородичей считают такие
вездесущие перемены бессовестными. Как
существа, проклятые бессмертием, которое
заманивает их в ловушку во времени, нежить
предпочитает изменяться в стазисе, потому что
их мертвому разуму труднее принять новое
окружение. Это справедливо даже в отношении
старейшины Бруха, который, возможно, уже
давно стал свидетелем вознесения их
“идеального” общества, только для того, чтобы
наблюдать, как оно рушится под неумолимым
приливом “прогресса”. Однако для большинства
Бруха события последних ста лет стали
кульминацией их усилий. Даже в областях, не
затронутых малейшим влиянием Бруха,
корректировка была правилом той эпохи. Даже
когда мир каждую ночь распадается с
приближением Геенны, Бруха надеются, что они
смогут как-то повлиять на судьбу мира. Бедность
растет, в то время как безработица сокращается,
поскольку “работающие бедные” вытесняют
безработных. Продолжительность жизни
смертных увеличивается, возможно, слишком
быстро, поскольку перенаселение поглощает
мировые ресурсы. Старые политические
институты подвергаются более пристальному
изучению в информационную эпоху, хотя
реформы, которые в результате этого
происходят, часто являются самыми
популярными, не обязательно лучшими. В свете
15
таких неконтролируемых изменений многие
Бруха разочаровываются и вынуждены
задуматься, всегда ли перемены к лучшему.
По Всей Европе
Часть проблемы, стоявшей перед личностью и
историей Бруха на протяжении всего Высокого
Средневековья и в будущем, заключалась в том,
что у Черни больше не было настоящего “дома”.
Поскольку Карфаген был “городом Бруха”, у
клана не было ничего подобного, чтобы следовать
за ним во времени. В то время как в некоторых
регионах Европы существовали отдельные
группы вампиров, которые характеризовали этот
район, ни одно место не было выделено в
качестве центра для общества Бруха.
Англия и ее острова долгое время были
родиной Гангрел, но в последние столетия —
особенно после падения Рима — наблюдался
приток Вентру, жаждущих заявить свои права
на собственные владения. Точно так же Франция
была центром влияния Тореадоров с тех пор, как
Карл Великий обратил свое внимание на восток
и внутрь страны. Норвегия, Скандинавия и
Швеция были убежищами для одиноких
Гангрелов и Носферату, а также странных
Вентру, Ласомбры и даже Сетитов, которые
покинули свои традиционные владения. Даже
Испания, откуда впоследствии родом будут
многие старейшины Бруха, в значительной
степени находилась под влиянием Ласомбры.
Италия оказалась слишком космополитичной,
хотя многие Бруха действительно основали там
убежища — это был порт захода для
экзотических родственников и финансовый,
религиозный и правительственный центр для
местных каинитов.
Принимая все это во внимание, однако,
следует учитывать, что, по большому счету,
немногие Бруха хотели иметь центр власти.
Многие предпочитали размышлять о потере
Карфагена, а не создавать новый, в то время как
большинство просто занимались скитаниями,
перемещались с мигрирующими этническими
или религиозными группами или закрывались,
чтобы вести монашескую или академическую
жизнь.
Князья Бруха поднимались и падали в эпоху
Высокого Средневековья, и многие Фанатики
(как тогда называли членов клана) занимали
места среди свиты других принцев. Некоторые
из величайших мыслителей клана, такие как
Екатерина Мудрая, Жиль Франк, реформист дон
Удольфо Серро и маррано Бальтазар Севильский,
выступали в качестве сенешалей или министров
могущественных князей. Многие другие, в
первую очередь Патриция Боллингброк,
заслужили репутацию ярых бунтарей, что в
значительной степени способствовало чувству
иконоборчества, характерному для современного
клана. Тем не менее, все без исключения Бруха
определили свою судьбу как личности — вряд ли
можно услышать о широких движениях
оппозиции испанской Брухи швейцарской Брухе
в отношении Габсбургской Австрии после
Аугсбургского мира, потому что этого просто не
произошло. В лучшем случае несколько
старейшин, у которых уже были свои причины
для ссор, скрывали свои последние события под
прикрытием политической напряженности,
религиозных преследований или культурных
особенностей. Вампиры могут быть великими
манипуляторами, но часть мастерства в
манипулировании не известна этим — у
отдельных Бруха, как правило, хватало здравого
смысла избегать того, чтобы быть очевидными
движущими силами в сферах политики
смертных.
Новый Мир
Неудивительно, что многие сородичи
ухватились за возможность найти себе место в
Новом Мире, поскольку Эпоха Исследований
открыла новые перспективы как для каинитов,
так и для стада. Бруха стекались на корабли,
уступающие по численности только изящным
пиратским корветам Ласомбры, становясь бичом
морей. Другие, как правило, анциллы и неонаты,
стремящиеся сколотить себе состояние там, где
хитрые старейшины еще не монополизировали
местные ресурсы, намеревались претендовать на
владения в Новом Свете. Некоторые последовали
за анархами и автаркисами на Запад; некоторые
взяли дело молодой Камарильи на дальние
берега, а третьи перенесли Великий Джихад
Шабаша через Атлантику. В течение столетия
Новый Мир изобиловал Бруха, превосходя по
численности членов других кланов по некоторым
оценкам в два раза к одному.
В отличие от Старого Света, Бруха в ранней
Америке централизовались. Это происходило не
так уж часто из чувства товарищества, как и из
практики Объятий, столкнувшись со
значительными ресурсами в том, что касается
средств к существованию, и без сильных князей,
которые могли бы им помешать, многие Бруха
ступили на твердую почву и немедленно Обняли
новые выводки. Чернь, последовавшая за
Кортесом в великие города ацтеков,
обосновалась среди ведьм смерти и ювелиров.
Некоторые поселились у инков и пировали
кровью фермеров, выращивающих киноа.
Третьи двинулись дальше на юг… и больше о них
никогда не было слышно, что заставляет многих
предполагать, что либо что-то их уничтожило,
либо они воспользовались возможностью
полностью отстраниться от мелкой политики
общества сородичей. Некоторые последовали за
португальцами в то, что станет Бразилией, но
даже эти предвидения современных
южноамериканских сородичей ничего не знают о
том, что стало с Бруха, которые путешествовали
по следам Писарро.
На севере Бруха обнаружили, что Мексика
кишит шабашитами и анархами. Те, кто не
16
испытывал симпатии к этим сектам, бежали либо
в джунгли Южной Америки, либо на Восточное
побережье того, что однажды ночью станет
Соединенными Штатами и Канадой.
Шабашитские Бруха стали сильными и
самодовольнымы в Мексике. Во главе с Медардо
Канкароне несколько кочевых групп Шабаша
Бруха расширили влияние секты в Нижней
Мексике, в то время как Рональд Малкмус и его
стая последовала за экспедициями Джолли и
Маркетта и двинулась дальше на север, в
Канаду. В Мехико многие странствующие Бруха
попали под влияние Тореадора Шабаша, которая
назвала себя Гэлбрейт и присоединилась к секте,
в то время как другие обратились к делу Меча
Каина под страхом Окончательной Смерти.
Укрепленный присутствием каинитов Бруха и
Гангрел, Шабаш усилил свою хватку вокруг
Мексики, даже когда колонии (и более поздние
штаты) на севере проскользнули сквозь его
кровавый коготь. Шабаш в Мексике
вырисовывался почти так же вездесуще, как
Камарилья в Европе и на севере — вампиры
населяли ряды местной католической церкви и
утверждали, что являются донами своих
собственных поместий. Вдали от шпилей и
глинобитных стен городов зверский Шабаш
бродил по черным равнинам, некоторые даже
были способны защитить свои примитивные
владения от бешеных люпинов.
Бруха также собрались в Нью-Йорке,
Провиденсе, а позже в Атланте и по всей
Флориде. Привлеченные легкодоступными
запасами вите или толпами смертных в городах,
Бруха обычно оставляли прессу на западе
смертным, а затем членам других кланов. В
городах на побережье были все, что они хотели —
зачем рисковать, неосознанно тревожа диких
Гангрел или, что еще хуже, логово Люпинов?
Неизбежно, однако, некоторые Бруха двинулись
на запад либо из-за жажды странствий, либо
из-за редкости ценных владений на востоке, на
которые уже претендовали первые волны
сородичей, обрушившиеся на берега.
Канада мало привлекала большинство Бруха
— она была слишком дикой, а те части, которые
не были таковыми, были либо негостеприимными
из-за свирепого Шабаша, либо угнетающими
областями изгнания, на которые претендовали
французские и английские Тореадор, Тремер и
Вентру, которые обнаружили, что политические
течения Старого Света обернулись против них.
Это не относится ко всему — в Монреале не было
недостатка в Бруха, как при Шабаше, так и в
других местах в первые ночи, в то время как в
Ванкувере есть по крайней мере одна местная
Бруха и ее выводок. По большей части, однако,
Бруха Нового Света быстро удовлетворились
защитой своих более легко установленных
владений, вынудив большую часть перемещений
сородичей через Канаду и западные просторы
Соединенных Штатов препринимать другими
кланами. Они отражали вторжения Шабаша,
поддерживали притязания князей на власть,
воевали друг с другом и с другими кланами и в
целом вели себя точно так же, как их предки и
старейшины на протяжении всей истории,
несмотря на огромную разницу в возрасте.
Возможно, это отражается в природе сородичей
в целом, независимо от клана.…
Граница
Конечно, не каждый Бруха из Нового Света
был параноидальным домоседом или злобным
ворчуном. Многие анциллы, присутствовавшие
при этом, вспоминают американскую границу с
любовью, хотя и немного ностальгически.
Пограничный закон соответствовал вкусам
многих Бруха — для самых анархичных закон
практически не существовал, и реформаторские
Бруха часто оказывались способными влиять на
обычное правосудие “Дикого Запада” своими
любимыми философиями.
Середина-конец 1800-х годов представляли
собой дикое, жестокое время, и не только в
американской истории. Излишне говорить, что
это соответствовало страстям и вкусам многой
Черни. Во Франции последствия Французской
революции породили императора Наполеона,
который завоевал как можно больше Европы,
насколько это было возможно в то время, к
большому удовольствию его сторонников Бруха и
Вентру. Некоторые простые Брухи упивались
жестокостью завоевания Наполеона, в то время
как это давало другим повод для того, чтобы
поднять шум и крик. Интеллектуалы Бруха имели
возможность наблюдать за проверкой теорий
прогрессивных философов, что привело к росту
просвещенного деспотизма как в Восточной, так
и в Западной Европе, а вскоре после этого к
предпоследней радикальной позиции
коммунизма.
Конечно, для сородичей на американском
Западе дела обстояли не спокойнее.
Пограничные конфликты в Техасе, Нью-Мексико
и Калифорнии между Шабашем, Камарильей и
вампирами анархов вспыхивали почти каждую
ночь, и в любом случае было мало что достигнуто
с точки зрения постоянного преимущества.
Вампиры Бруха скакали как с пастухами, так и с
бандами преступников — посмертные журналы и
газетные репортажи приписывали известных
сородичей таким группировкам, как банда
Скотта Кули, клан Клэнтона и практически
каждому члену банды Харрисона Майнера.
Очевидно, что никто из преступников сородичей
не присутствовал на таких событиях, как дело
О'Кей Коррал, но, тем не менее, банда
вооруженных ночных мародеров с нечестивыми
способностями превратила многие обозы или
пограничные города в кошмар для жертв.
Северная Америка
В то время как на североамериканском
континенте нет наибольшей концентрации
сородичей Бруха (различие, скорее всего,
17
относящееся к Западной Европе или Северной
Африке), там, вероятно, самая большая
популяция Черни. От потомков сородичей,
которые прибыли в Новый Свет в Эпоху
Исследований и все еще размещают свои
убежища в Мексике и Центральной Америке, до
огромных выводков, населяющих Свободный
штат анархов, у Клана Бруха, возможно, больше,
чем у его справедливой доли сородичей.
Свободный Штат Анархов
Вынужденные двигаться на запад на рубеже
20-го века двойным давлением Шабаша на
Восточном побережье и камарильскими Вентру и
Тореадор, укрепляющих свое влияние в
центральных городах, Бруха, наконец,
обнаружили, что им больше некуда идти, прибыв
на Западное побережье Соединенных Штатов.
Даже там влияние других кланов делало Бруха
политически бессильными. К первому
десятилетию 20-го века города Сакраменто,
Сиэтл, Лос-Анджелес и Сан-Диего,
переполненные вырванной с корнем Чернью,
созрели для восстания.
Князья этих городов, численно
превосходившие их, но все еще сохранявшие
свое влияние, должны были быть осторожны,
чтобы избежать второго восстания анархов. В
конце концов, их тактика умиротворения
потерпела неудачу — несмотря на то, что они
обращали внимание на чрезмерные толпы Бруха,
вспыхнуло насилие. Вдохновленная диссидентом
Джереми Макнилом, небольшая группа Бруха
организовала открытое восстание против князя
Лос-Анджелеса, тореадора Дона Себастьяна, в
1944 году. Событие, вызвавшее восстание,
свидетельствовало о более серьезной проблеме, с
которой столкнулся Бруха: слишком уверенный в
своей власти, Себастьян приказал своим лакеям
избить Макнила в качестве урока неуправляемой
Черни. Вместо того чтобы устрашиться и
подчиниться, Бруха пришел в ярость. Видя, что
его упражнения в политике террора провалились,
Себастьян смягчился, пообещав провести
расследование и собственный суд над ним в
совете старейшин.
Эти обещания успокоили Бруха, которые
думали, что улики против Себастьяна настолько
убедительны, что у совета не будет иного выбора,
кроме как осудить его. Одним из старейшин в
совете был сам Бруха, что, по мнению анархов,
давало им сочувствие в совете. Однако это было
не так — старейшины процветали в домене
Себастьяна и либо не желали видеть воющую
стаю шумных детей во главе, либо искренне
недооценивали угрозу, исходящую от анархов.
Они сделали заявление местным сородичам, что
нашли Себастьяна и его окружение свободными
от каких-либо правонарушений. Они даже
попытались обременить Макнила
сфабрикованными обвинениями в заговоре
против князя.
 Анархи пришли в ярость. Повстанцы устроили
беспорядки на улицах Лос-Анджелеса.
Интеллектуалы высмеивали Себастьяна и
старейшин, утверждая, что они превратили
общественный договор сородичей в отсутствия организации и руководства
плутократическое правительство нежити. Анархи
и Бруха сплотились, мгновенно возвысив
Макнила до статуса мученика и скандируя его
имя, когда они бесчинствовали по городу.
Восстание нарастало с каждой ночью, и даже
неохотный Макнил оказался втянутым в
активное участие. В течение недели Бруха и их
союзники-анархи свергли княжество, заковали
Себастьяна в железные цепи и сожгли его
убежище вместе с ним и его приспешниками, все
еще находящимися внутри. Старейшины либо
присоединились к делу анархов, либо бежали в
подполье. В течение двух коротких месяцев,
прошедших после избиения Макнила, анархи
полностью подорвали влияние Камарильи в
Лос-Анджелесе самыми ужасными методами.
У анархов было еще много чего. Восстание в
Лос-Анджелесе было только началом. Свержение
Себастьяна вызвало взрыв, охвативший все
Западное побережье. Побуждаемые к действию
событиями, происходящими в Лос-Анджелесе,
анархи, Бруха и другие революционеры устроили
аналогичные судьбы князей и старейшин от
Сан-Диего до Сан-Хосе. Старейшин превратили в
пепел и бесцеремонно сбросили в море. Князья
встречали ужасные или драматические концы
как свидетельство ярости бесправного дитя.
То, что старейшины воспринимали как
небольшую, но громкую фракцию неонатов,
оказалось огромной толпой сородичей. За три
года присутствие Камарильи в Калифорнии было
уничтожено Бруха и их союзниками-анархами.
Восстание распространилось и по побережью,
спровоцировав дальнейшие перевороты анархов
в Орегоне и Вашингтоне. Когда все успокоилось,
анархи вышли победителями.
Джереми Макнил, которого выдвинули на роль
лидера, сделал все, что мог, с удивительно
успешным свержением. Собрав
представительный коллектив
советников-анархов, революционеры
адаптировали традиции Камарильи в формальностей, требуемых более железными
соответствии со своими потребностями.
Преодолев политические границы смертных,
полоса земли, пострадавшая от восстаний,
провозгласила себя Свободным штатом анархов.
Они ясно дали понять, что, хотя и не выступают
против принципов, на которые подписалась
Камарилья, они не собираются отстаивать
господство старейшин из почтения. В свободном
штате, так гласила философия, любой сородич
мог свободно сколотить себе состояние,
независимо от возраста, при простом уважении
к другим присутствующим сородичам.
Однако реальность оказалась менее
утопичной, чем теория. К концу 1950-х годов
Свободный штат превратился в разобщенным
коллективов территорий анархов и мелких
18
“баронств” в стиле Камарильи. По мере
приближения 1980-х годов Свободный штат
охватило насилие, поскольку конкурирующие
банды и выводки боролись за влияние. Из-за
социальный порядок ослаб — то, что когда-то
было борьбой между старшими и младшими
сородичами за ограниченные ресурсы,
превратилось в борьбу между соперничающими
бандами молодых сородичей за одни и те же
активы. Кроме того, немало старейшин
прокралось внутрь, чтобы заполнить вакуум
власти, образовавшийся после первых
восстаний. В таких городах, как Лос-Анджелес и
Сан-Диего, старшие, более способные каиниты
снова накопили влияние, оставив менее
прибыльные предприятия и менее желанную
недвижимость младшим сородичам, которые
ссорились, как собаки, из-за объедков, упавших
со стола хозяина.
Макнил и его собравшиеся советники поняли,
что происходит — имена изменились, но
ситуация осталась прежней. Сам совет не имел
никакой власти; он никогда не претендовал на
то, чтобы быть институтом, а скорее форумом
для воплощения идеалов Свободного штата
анархов. Хотя общение между советниками
оставалось открытым, у всех у них были свои
собственные планы. В то время как свободное
государство преуспело в том, чтобы сделать
местное общество сородичей более эгалитарным,
оно не смогло устранить схемы и властолюбие,
которые являются второй натурой расы Каина. В
то время как любой сородич, независимо от
клана или возраста, мог найти себе пристанище
в свободном государстве и построить место для
себя, старый порядок снова пустил корни.
Тем не менее, Свободный штат анархов сделал
многих молодых сородичей гораздо более
благоустроенными, чем они когда-либо были бы в
любом домене Камарильи. Банды вампиров,
такие как Сыновья Склепа, получили
известность, в то время как сородичи, которые
были свергнуты в борьбе за власть в других
местах, начали новую жизнь. Неонаты в
основном делали то, что им нравилось, без
руками принцев. Период между 60-ми и началом
90-х годов казался эпохой процветания
сородичей, отмеченного несколькими
благонамеренными, но обреченными попытками
раздвинуть границы Свободного штата на
восток. Там они встретили сопротивление Вентру
и Джованни в Лас-Вегасе и капризных, но
объединенных князей Камарильи в других
городах, которые не собирались позволять своим
владениям становиться общей собственностью.
Тем не менее, вампиры в значительной степени
управляли Свободными штатами анархов,
ограниченные только здравым смыслом и
инстинктом самосохранения (и, в некоторых
случаях, инстинктом самосохранения других
сородичей, которые не собирались позволять
нескольким глупым или маниакальным
вампирам ставит под угрозу свою собственную
жизнь). Раскол между анархами и Камарильей
даже начал медленный процесс заживления, как
только анархи увидели, что против них не
предпринимается никаких усилий по
отвоеванию, и старейшины Камарильи поняли,
что угроза анархов, по-видимому, по большей
части сдерживается и контролируется.
Казалось, что Свободный штат анархов
утвердился, не для чего более катастрофического,
чем медленный упадок, если, конечно, оно не
превратилось в виртуальную Камарилью. Это,
следовательно, и было причиной того, что резкое
разрушение Свободного штата застало врасплох
так много сородичей, как анархов, так и
внешних наблюдателей.
В конце 1998 года барон-анарх из Сан-Диего,
Бруха Тара, сделал заявку на признание, которая
навсегда изменила Свободный штат анархов. С
помощью архонта Камарильи Тара объявила себя
князем Сан-Диего, вернув город номинальному
влиянию Камарильи — безусловно, в большей
степени, чем любой другой город Свободного
штата, за исключением Сан-Франциско. Этот
поступок шокировал самодовольных анархов,
которые так долго считали свое господство в
Калифорнии само собой разумеющимся, что не
предвидели “отступничества” Тары.
Новый князь Сан-Диего утверждает, что
смена верности ничего не меняет в ночных делах
среднего сородича. Камарилья ничего не требует
от своих сородичей или князей, но предоставляет
сеть контактов и свободные связи, на которые
город может положиться. Оказавшись в ловушке
между доминированием Шабаша в Тихуане на
юге и непрекращающимся притоком катаян из
Азии, Тара оправдывается тем, что у нее не было
выбора — хотя и из очень удобного убежища.
Капризные Бруха и анархи, преданные делу,
становятся все более взволнованными ситуацией
не потому, что это что-то меняет для них, а
потому, что это создает неудобный прецедент.
Если Свободный штат зависит от Камарильи в
плане обороны или единства, то на самом деле
это вовсе не свободное государство. Джереми
Макнил, в частности, расценил решение Тары
как великое предательство.
После драматичного дезертирства Сан-Диего
менее чем через год разоблачение отношений
многих видных сородичей из Свободного штата с
воинственными китайцами еще больше
скомпрометировало территорию анархистов.
Несмотря на сильное присутствие Брухи и (по
общему признанию, неустойчивую) поддержку
самих анархов, Свободный штат анархов
оказалось менее устойчив к внешнему влиянию,
чем он думал. Несколько фракций Восточных
сородичей более десяти лет исследовали
территории Калифорнии и сумели убедить
влиятельных сородичей в том, что их свободное
государство существует в опасной ситуации
19
между Камарильей и их собственной сферой
господства. Эти сообразительные катаяны
убедили местных сородичей заключить с ними
сделку — в обмен на возможность расширить
свои собственные владения, китайцы оставили
политику Свободного штата нетронутой.
Местные каиниты чаще соглашались на эту
сделку, чем нет, полагая, что переход на сторону
Камарильи вернет их в то состояние, из которого
они восстали всего несколько десятилетий назад.
Эти сородичи обменяли свою собственную
власть, тайно ввезли тела катаян в свои города и
предоставили бесценное представление о
местных властных структурах.
События достигли кульминации в начале 2000
года, когда катаяны вторглись в город
Камарильи Сан-Франциско. Новому князю
города не хватало политического влияния, чтобы
остановить медленное объединение сил
восточных сородичей, что позволило загадочным
вампирам свергнуть влияние Камарильи в
городе. Даже присутствия юстициария Тореадор
мадам Гил и ее способных архонтов, включая по
крайней мере одного Бруху, было недостаточно,
чтобы повернуть вспять ход событий.
Напряженность достигла взрывоопасной
точки во время неудачных переговоров между
архонтами и фракцией катайцев на Телеграфном
холме. Анархи, осознающие деликатную
ситуацию, попытались сорвать сделку с помощью
вооруженного партизанского удара, в то время
как Шабаш, не обращая внимания на
сопротивление анархов, послал агента, чтобы
сорвать встречу в надежде спровоцировать
открытую войну между Камарильей и их
бывшими соотечественниками из Катая.
Зрелищное четырехстороннее противостояние
привело к Маскарадной войне вампирской
секты, которая бушевала в городе, причинив
материальный ущерб на миллионы долларов.
Орудия пылали, анархисты сражались, чтобы
отразить предательское племя Камарильи и
гнусных китайцев. Взнос на шабаш в
значительной степени потерпел неудачу вскоре
после того, как стало очевидно, что секта
проявляла интерес к этому вопросу, в основном
из-за небрежности их агента, Сандхерста.
Камарилья слабо сопротивлялась, когда
старейшины, которые сделали все это
возможным, развернулись и побежали, чтобы
защитить себя, в то время как китайцы сделали
коврик для ног бессильного принца. Герой-анарх
Макнил и его дитя Крисп Аттакс встретили
Окончательную Смерть в конфликте, хотя
некоторые шепчутся, что их просто захватили в
плен, что делает их ценными информаторами,
которые могли бы просветить жителей Китая
относительно других вопросов в свободном
государстве. Хотя несколько каинитов все еще
располагают свои убежища в Сан-Франциско,
политическая власть, несомненно, находится в
руках Восточных сородичей.
 Свободный штат анархов, похоже, рушится
под собственным весом. Неспособное
противостоять внешнему давлению, не ставя под
угрозу свободу, за которую оно боролось,
Свободный штат вряд ли является Новым
Карфагеном, каким его считают некоторые
Бруха, особенно в современные ночи.
Эксперимент каждую ночь разрушается под
неуловимым, но непрерывным нападением со
всех сторон. Тихуана — оплот Шабаша.
Сан-Франциско стал негостеприимным к делу
анархов. Сан-Диего скромно повернулся спиной
к революции Бруха-анархов. Как долго еще
сможет выстоять Свободный штат?
Россия
Хотя Бруха обычно не вовлекают себя в
большинство оккультных родственных дел, у них
не было особого выбора во время недавних
событий в России. Плоды многовекового труда
Брухи оказались под вопросом, когда одно из
самых древних зол земли поднялось, чтобы
заявить о своих правах на этот регион.
Совет Брухи И Теневой Занавес
До начала 20-го века русские князья, как
правило, происходили из кланов Вентру и
Тореадор, причем несколько лордов Носферату и
Цимисхе претендовали на владения, но редко на
официальный титул принца. Эти грозные
каиниты удерживали власть в царской стране
даже после того, как большая часть западного
мира перешла от могущественных монархий к
более демократическим формам правления.
Бруха России и Восточной Европы сталкивались
с этими признанными державами, будь то на
поле боя, в холодных залах Элизиума или через
доверенных лиц смертных. Лишь изредка Бруха
выходили на первое место — Вентру и Тореадор
играли в эту игру слишком хорошо, в то время
как Цимисхи и Носферату были истинными
продолжениями самой земли так долго, что
Бруха редко мог одержать верх над ними.
Однако, когда произошла русская революция,
Бруха наконец одолели своих врагов.
Месть гнала русскую Чернь — многие затаили
злобу на царских князей за пренебрежение в
прошлые ночи или за подавление политического
прогресса на местном уровне, с которым,
казалось, был готов мириться остальной мир.
Бруха, как и уважаемый Инконну Коеффи,
боролся против аристократии, в то время как
модернисты, такие как Антонин Зилха и Леонид
Борисович отстаивали идеалы Маркса и
Энгельса.
Поэтому неудивительно, что многие Бруха
приобрели влияние среди зарождающихся
большевиков и меньшевиков и оказались на
видном месте после свержения царя Николая в
1917 году. Хотя не все Бруха открыто
поддерживали советский коммунизм,
большинство просто были удовлетворены тем,
чтобы присоединиться к победившей стороне
20
или присоединиться к группе, предлагающей
самые радикальные изменения. Таким образом,
именно тогда значительное число русских Бруха
захватили бразды правления силой сородичей в
первые десятилетия 20-го века.
Видя необходимость оградить себя от схем
свергнутых сородичей, которые до недавнего
времени удерживали власть, коммунистическая
Бруха решила сформировать коалицию. Бруха по
всей России стали частью этого совета, от самого
низкого неоната большевика до самого
августейшего старейшины, который обеспечил
себе место в кабинете Ленина.
Свободная коалиция просуществовала
недолго, прежде чем эго и темперамент Бруха,
входившего в нее, вспыхнули. Для стороннего
наблюдателя совет был памятником
сотрудничества сородичей. Однако для тех, кто
находился внутри него, каждая ночь обещала
новую борьбу между членами. Настоящие
коммунисты сородичи боролись с теми, кто
присоединился к революции ради своих
собственных интересов. Атеисты Зилхи и
Борисовича по смекалке не уступали менее
радикальным социалистам. Кроме того, лидер
революции и нового правительства Владимир
Ленин оказался удивительно устойчивым к
влиянию сородичей. Независимо от того, знал ли
он о немертвой природе могущественного совета
или просто был слишком политически подвижен,
чтобы попасть под влияние Бруха, Ленин
ускользнул от них. Это еще больше разделило
совет, поскольку разочарование в постоянной
автономии Ленина не позволяло сородичам
использовать коммунистов к их полному
удовлетворению.
Однако упорная свобода Ленина от сфер
влияния сородичей оказалась его гибелью.
Философы и идеалисты из Совета Бруха
возмущались позицией, которую он занял по
отношению к интеллектуализму — многие
смертные русские критики, мыслители и ученые
были отправлены в трудовые лагеря, поскольку
Ленин рассуждал, что они могут расстроить его
государственные планы. Более радикальные
элементы среди Бруха поддержали Ленина, но
старейшины и консервативные анцилла считали,
что революция зашла слишком далеко. После
смерти Ленина в 1924 году, вмешательство
Бруха обеспечило восхождение Льва Троцкого в
качестве преемника Ленина.
Однако после этого смертные вновь доказали,
что сами вершат свои судьбы — диктатор Иосиф
Сталин, не теряя времени, захватил бразды
правления в коммунистической России,
узурпировал власть Троцкого и отправил его в
изгнание.
Увидев возможность сместить монополию
Бруха на власть в России, предприимчивые
Вентру, Тореадор и Носферату присоединились к
сталинскому режиму. Настоящий маньяк, Сталин
использовал свое положение, чтобы создать
гулаги и кормить трудовые лагеря
“диссидентами”, интеллектуалами, евреями,
цыганами и различными “врагами государства”,
которые угрожали его СССР. По мере того, как
доминирование коммунистического
правительства Бруха ослабевало, другие
сородичи подкрадывались, чтобы заполнить
вакуум власти. Хотя они оставались вне поля
зрения политики смертных, приток сородичей,
не связанных с Бруха, сделал российское
общество нежити таким же хаотичным, как
тайная полиция Сталина облегчила жизнь
смертного населения. сородичи наводнили
военные и гражданские власти — мелкие князья
создавали владения размером с отдельные
кварталы. Зилха был заколот и встретил восход,
а Борисович исчез в сибирской тундре.
Правление Сталина оказалось таким же
раскольническим для разваливающегося Совета
Бруха, как и правление Ленина до него. Сталин
содержал лагеря и гулаги полными, что делало
кормление до смешного легким для сородичей, но
многие хотели увидеть его конец, поскольку
текучесть кадров чиновников низшего звена в
коммунистической машине делала
культивирование влияния трудным и Бруха это вполне устраивало — это означало, что
ненадежным. Группа молодых членов Совета
Бруха обнаружила информацию, которая
связывала несколько лагерей для
интернированных стай Шабаша — Сталин
неосознанно кормил Черную Руку, тем самым
ухудшая ситуацию для русских Бруха. Когда
появилась эта информация, совет объединился в
едином направлении действий: Сталина нужно
было убрать и заменить лидером, более
восприимчивым к потребностям Бруха.
И тут же изменили свое мнение. Гитлер
вторгся в Польшу, и совет осознал необходимость
такого лидера, как Сталин, мобилизовать свой
народ на сопротивление нацистам. Хотя
сородичи не могли контролировать реальные
политические события в мире смертных, они
согласились, что в настоящее время они не будут
пытаться влиять на события в пользу смещения
Сталина. К облегчению Совета Бруха, Сталин
подписал соглашение с Гитлером, в котором
указывалось, что Германия будет не вторгаться в
Россию. К их огорчению — и очевидному
негодованию всех русских — Гитлер
проигнорировал сделку и пересек российскую
границу в 1941 году.
Вторая мировая война разыгралась в
значительной степени без влияния сородичей,
особенно на российском фронте, поскольку
сородичи ушли в подполье, раздулись на витэ
концлагерей или наблюдали, как их влияние
исчезает в одночасье. Когда война подошла к
концу, разрозненные бюро коммунистического
правительства оставались разрозненными.
сородичи с политическими амбициями
стремились туда, где трава зеленее, — в
российском политическом ландшафте было
невозможно ориентироваться. сородичи,
21
которым удалось обрести власть, сделали это,
специализировавшись на своих интересах и
сформировав подгруппы ослабленного совета.
Это состояние неразберихи и
децентрализации поддерживало слабость Совета
более полувека. Единственным утешением для
Бруха был тот факт, что, несмотря на ослабление
совета, Чернь по-прежнему пользовалась
наибольшим влиянием в СССР. В 90-е годы
русский народ жаждал реформ. Михаил
Горбачев, президент СССР, принял политику
перестройки (реструктуризации) и гласности
(открытости). Это снова поставило в тупик
интересы родственных организаций в стране.
Все контакты, которые они установили, и власть,
которую они приобрели среди коммунистов,
ослабли под влиянием изменений, которые
Горбачев предписал для защиты правительства.
Тем не менее, когда Бруха отложили свои
разногласия и объединились, они имели больше
влияния в стране, чем любой другой род, но все
больше и больше Бруха покидали Совет,
испытывая дискомфорт от радикальных
перемен, которые продолжали мучить СССР
почти целый век. Оставшихся членов Совета
они могли получить еще больше влияния. Однако
этому не суждено было случиться.
Древний сородич вышла из торпора и
воспользовалась возможностью сыграть свою
собственную игру в Джихаде. У ослабленного
совета не было людей, и, когда он отвлекся на
восстановление своего фундамента, Баба Яга
уничтожила его членов в их собственных
убежищах, одного за другим. За восемь коротких
ночей все члены Совета Бруха были уничтожены,
некоторым из них было целых четыре столетия, и
большинство, как говорили, были съедены, а не
просто убиты или диаблеризованы. Ходили слухи
об одной выжившей, хотя ее местонахождение
неизвестно.
Хотя в этой главе русской истории произошло
еще несколько событий — уничтожение
сказочной Бабы Яги (несомненно, каким-то
безбожным врагом), роспуск СССР, возвышение
и уход на пенсию преемника Горбачева Бориса
Ельцина — вклад Бруха в ситуацию в основном
закончился. В России все еще существует
несколько Бруха, которые собирают уделы или
враждуют с мелкими князьями, но время
единого сотрудничества Бруха против усилий
других кланов закончилось. Действительно,
Совет Бруха в России был последним из
сплоченных усилий Бруха, известных миру на
сегодняшний день.
А по мере того, как будут длиться Последние
Ночи, он может оказаться последним, который
мир когда-либо увидит.
 ГЛАВА ВТОРАЯ: ЖИЗНЬ СРЕДИ БРУХА
Мы живем в век вражды и злобы.
— Кеннет Старр
Можно предположить, что у такого клана, как
Бруха, мало традиций, что его члены слишком
разнообразны, чтобы иметь какие-то общие
точки соприкосновения. В какой-то степени это
правда — Бруха прежде всего бунтари; то, что
кажется одним универсальной истиной, другим
может показаться кощунством. Конечно, клан —
одна из самых неорганизованных и
неформальных семей среди детей Каина, но это
не означает, что они автоматически
отчуждаются друг от друга.
Бруха часто собираются в выводки
единомышленников. Во многих городах
большинство местных бруха происходят от
одного и того же предка. Знатный первородный
может породить всех бруха в городе и защищать
это как свое право; могущественный старейшина
может быть прародителем множества гнезд
бруха в данном регионе. Или, наоборот, в городе
может быть космополитичная Чернь,
происходящая от разных сиров и мест.
Несмотря на проклятие Каина, Бруха, как
правило, социальные существа, что объясняет их
скопления. Молодые сородичи часто находят
безопасность в количестве, а старейшины
цепляются за свою угасающую человечность,
окружая себя потомством. Даже у беспутных
анархистов есть общее дело, против которого они
объединяются, хотя методы могут отличаться у
различных банд, культов, фронтов и лиг.
Одной из общих характеристик, присущих
Бруха, является их тесная связь с миром
смертных. В то время как другие сородичи
взаимодействуют со смертными через институты
(такие как Вентру или Тореадор), Бруха чаще
всего имеют дело с отдельными смертными. У
одного Бруха вполне могут быть связи в
полиции, товарищи в преступном мире
наркотиков, тайные агенты в прессе и
соотечественники — члены городских банд.
Некоторые сородичи шутят, что если Тореадор
может внести вас в список приглашенных, то
только Бруха может провести вас через дверь.
Действительно, у сородичей может не быть
никого из них ближе к миру смертных, чем
Бруха. В то время как Вентру заняты банками и
инвестиционными фирмами, а Тореадор
презирает общие элементы человечности, Бруха
помещают себя прямо центре (конечно, они
делают это почти повсеместно с целью восстания
против учреждений). Не нужно заглядывать
дальше шкафа в убежище Бруха, чтобы узнать,
какое влияние смертные оказывают на их
нежизнь — Чернь следует передовым тенденциям
и остается на шаг впереди. В конце концов, как
22
только все носят определенный стиль одежды
или слушают определенный вид музыки, это уже
не установление тренда, а следование тренду;
немногие Бруха хотят быть частью такого рода
вещей. Тем не менее, некоторые Бруха ломают
эту форму, поселяясь в контркультурах, которые
навсегда остаются на периферии культурного
радара. Некоторые Бруха относят себя к числу
скинхедов, готов, байкеров и хакеров, которых
общество никогда открыто не поприветствует,
несмотря на то, что их истинный период
новизны давно прошел. Во многих случаях это
указывает на статичную природу нежити —
получив Объятия, вампиры становятся
“запертыми во времени”, навсегда сохраняясь с
образом, культурой и идеалами, которых они
придерживались в то время. Этот застой
увековечивает присущую клану фракционность
— старейшины, принятые тысячелетия назад,
которые все еще поддерживают концепции,
считавшиеся в то время мятежными, неизбежно
столкнутся с младшими сородичами, чья
концепция, скажем, демократии радикально
отличается от классической афинской.
На практике, однако, все это ничего не
значит. Никакая оценка клана как единого
целого не может подготовить кого-то к
пониманию Бруха. Они — клан индивидуумов,
связанных только традициями, которые они
предпочитают принимать.
Из Записных Книжек
Горация Каплана
Для моего собственного оправдания я взял на
себя смелость систематизировать свои
наблюдения за моими товарищами Бруха.
Возможно, когда-нибудь эта запись пригодится.
Я Гораций Уиндем Каплан из Нью-йоркских
(на самом деле, Нью-Амстердамских) Капланов,
родился в 1837 году и был Обнят Маркусом
“Фрименом” Тигом в 1871 году. Я понимаю, что
нахожусь в десяти шагах от Каина. После начала
этого проекта мой сир и сверстники описали
меня как анциллу. В течение своей жизни я
провел несколько лет в качестве летописца и
историка, от обеих профессий, от которых я
часто освобождался, поскольку часто предавался
редакторской правке, не соответствующей
объективной записи. После этого я несколько лет
работал шулером на пограничных
железнодорожных линиях, прежде чем встретил
своего сира и присоединился к уважаемым
Бруха. С тех пор я приобрел некоторую
небольшую репутацию среди своих товарищей,
бегая с различными стаями и котериями,
ассимилируя знание улиц и залов власти с
равным апломбом. Некоторые знают меня как
“Гринго”. Другие называют меня “Птахой”.
Шабашиты Долины Смертии анархи свободного
штата называют меня “Аретуза”. Немногие
избранные знают меня по имени при рождении,
в том числе мой сир и мое возлюбленное дитя,
Ванесса Хедрин, да помилует Господь ее душу.
Если моя биография склоняет вас относиться
к тому, что я говорю, с недоверием, так тому и
быть. Ты лучше подходишь для этого.
Идеализм И Иконоборчество
Я часто слышал, как эти термины
переигрывались — кажется, что у каждого клана
есть свои небольшие внутренние подразделения
и конфликтующие идеологии, и какой-то педант
чувствует, что он должен вмешаться и
КОДИФИЦИРОВАТЬ ВСЕ КОНЦЕПЦИИ ДЛЯ
НАЗИДАНИЯ ЗНАНИЙ. Где-то в конце концов
кто-то убедил нескольких многословных Бруха в
необходимости формального различия. Ну,
насколько я могу судить, это оказало одно из
двух последствий на вашу среднестатистическую
Бруха: к черту все или полное принятие.
Бруха, которые принимают неопровержимую
классификацию клана, как правило, являются
либо консервативными интеллектуалами, либо
либеральными головорезами. Эти интеллектуалы
любят играть и обсуждать такие аккуратные
категории — поместите социолога Бруха в
комнату с евгеником Бруха и понаблюдайте, как
они когда-нибудь втопчут эту тему в землю. Или
не помещайте их в комнату и почитайте
“Разговор доктора Офелии Гейнс с Карлайлом”,
который практически является стенограммой
подобных вещей. Либералы, которые
поддерживают формальное различие, делают
это, чтобы увековечить свои аргументы о
“классовой борьбе”. В одной тираде они кричат
об анахронизме принцев и фундаментальном
равноправии Родственной расы, в то время как в
другой они полемизируют о расколе, который
мешает Брухе объединиться против общего
врага. (Кто этот враг, зависит от Брухи. Это та
же неспособность учитывать индивидуальность,
которая лежит в основе всего либерализма.
С другой стороны медали, есть такие
сородичи, как я, которые считают, что деление
клана на произвольные команды — это полная
чушь. Я нахожусь в лагере прогрессивных
интеллектуалов, которые знают, что
объединяющая социальная теория — это чушь, и
в лагере более реакционных отщепенцев,
которые с радостью принимают любого, кто
поддерживает последнее дело, которое они
приняли. Завершают группу тех, кто не верит в
жесткое разделение, Бруха, которым просто
наплевать на политику и которые просто хотят
23
надрать немного задниц. Но если вы скажете им,
что их "враг" философски отличается от них, они
перелезут через собственных мертвых матерей,
чтобы нанести удар по этому парню.
Вот правда, вы готовы? — мы все точно такие
же индивидуальные или ассимилированные,
какими каждый из нас хочет быть. Это одна из
вещей, которые я ненавижу в этом столетии —
бред попкультуры, притворяющейся законной
социальной наукой. Похоже, что современные
коровы нуждаются в подтверждении своего
чувства превосходства или обосновании своей
ненависти к себе.
Молодые сородичи следуют этой тенденции
слишком слепо. Что касается меня, я бы
предпочел добрый старомодный спор о
благородной дикости в любой вечер недели, но, к
сожалению, Руссо не относится к числу
Проклятых.
Послушай меня! Как это типично для Бруха…
Я позволил своим чувствам по этому поводу
отвлечь меня от рассматриваемой проблемы.
Слишком увлечен своей собственной риторикой,
разве ты не знаешь. Неудивительно, что мы
такие капризные. Вернемся к ячейкам: В двух
словах, иконоборцы — это ваши типо анархи,
бросающие бомбы, в то время как идеалисты —
это задумчивые подрывники.
Иконоборцы
В современные ночи большинство бруха,
вероятно, относятся к архетипу иконоборцев,
или, по крайней мере, так было в последние
несколько десятилетий. Социальные потрясения
уже давно являются характерной чертой
человеческого существования — что такое
история, как не совокупность проблем и их
решения людьми? Все сородичи в какой-то
момент были людьми. Чтобы упростить
концепцию, иконоборцы — это самые
непокорные бруджи, которые быстро
объединяются для любой цели, которая
поддерживает перемены. Многие
присоединяются к фракциям анархов, надеясь
обновить социальные условности сородичей.
Они, как правило, молоды, энергичны и
близоруки — возбужденные иконоборцы с
радостью провоцируют беспорядки, не обращая
внимания на то, что их собственные убежища
могут быть разрушены.
Социолог во мне находит концепцию
иконоборца бесконечно увлекательной. Являются
ли эти сокрушители идолов теми же
непоколебимыми членами Камарильи,
сторонниками Пути Человечности, теми, кто
соприкасается с голосами улиц? Теперь, когда я
говорю, что они убежденные сторонники
Камарильи, я не имею в виду, что они там с
кнопками кампании, размахивая вымпелами
“Камарилья!” на каком-то футбольном матче
секты. Нет, я имею в виду, что на каком-то
уровне они понимают, что им нужна Камарилья.
Это институт, против которого они бушуют; это
порядок, которому они пытаются навязать свой
собственный тип изменений. Без Камарильи,
против чего бы восстали иконоборцы?
Как я уже сказал, увлекательно, в некотором
роде саморазрушительно. Мой коллега,
достопочтенный Критий (который является
скорее наставником, чем помощником),
утверждает, что из всех сородичей Бруха больше
всего соприкасаются со своей совестью. В ряды
Бруха входят одни из самых жестоких, злых и
мятежных сородичей в мире. Среди них мы
находим наркобаронов, гангстеров,
коррумпированных чиновников, закоренелых
уличных проституток и развратных пророков
беспорядков. С другой стороны, в клан входят
священники, учителя, писатели, художники,
поэты, исполнители и учителя. В чем общая
нить? Что могло бы объединить самых
либеральных политических активистов со
злобным скинхедом?
Ответ — человечность. Я имею в виду, что
абстрактно — концепция humanitas, оплот
против Зверя. Каждый Бруха знает, что
проиграть Зверю — значит впасть в
вырожденное состояние, из которого не вернется
ни один сородич. Мы знаем это слишком хорошо,
учитывая склонность нашего прародителя к
безумию, склонность, которую каждый из нас
несет до этой ночи. Глубоко в сердце каждого
Бруха он верит, что он прав — и это неоспоримо.
Скинхед искренне верит в свою догму чистоты.
Активист полностью придерживается кодекса
равенства и сострадания.
Вот почему иконоборцы так свирепствуют.
Поскольку в их рядах преобладают молодые
каиниты, их идеологии часто не достигают
зрелости тех, которых придерживаются
старейшины. Они компенсируют это силой своей
убежденности. Я говорю это не для того, чтобы
унизить их; молодые сородичи способны
проявлять энтузиазм, который ускользает от
старейшин клана. У них просто не было
десятилетий или столетий, чтобы изучить
вопросы, которые действительно важны для них.
Это еще одна из не очень приятных ироний,
которые поражают Бруха. Молодые люди
наиболее способны по-прежнему заботиться.
Анциллы и старейшины чаще всего пребывают в
скуке с годами; требуется больше, чтобы поднять
их до высот страсти. И на этой ноте…
Идеалисты
Якобы идеалисты — это более аналитические
или интеллектуальные Бруха, те, кто изучает
прошлое для руководства и рационально
обдумывает свой лучший курс действий. Для
меня это звучит как загруженная формулировка,
и я подозреваю, что, исходя из того, насколько
превосходно это звучит, самопровозглашенный
“идеалист” сначала кодифицировал различие.
24
Лагерь идеалистов, похоже, состоит в
основном из старейшин и анцилл — тех, у кого
было время, чтобы пройти стадию буйного ада
на колесах, через которую проходит большинство
неонатов. Это не анархи (или, если это так, они
больше связаны с идеологией, чем с
непосредственным нападением на бастионы
общества нежити). Нет, это закаленные
сородичи, те, кто заинтересован в политических
структурах своих городов, искушенные и,
по-видимому, все в клане, кто предпочитает
обсуждать идею, а не выбрасывать мусорное
ведро в чье-то окно. Не то чтобы идеалисты были
выше насилия, но они не обязательно хотят
пачкать руки. Вы часто можете найти идеалиста,
спросив анарха или иконоборца, кто самые
большие распродажи в городе. Некоторые
идеалисты даже существуют так долго, что
помнят наш легендарный Карфаген. Мой
вышеупомянутый наставник Критий
утверждает, что когда-то нашел там свое
убежище, и намекает на то, что его отец сделал
то же самое.
Примеры идеалистической модели ссылаются
на Карфаген как на доказательство того, что
Бруха может объединиться для достижения
достижимых целей. Естественно, самозваные
иконоборцы отказываются от такого рода
“манипуляций со стороны старших”,
рассматривая это как еще один пример того, как
старые вампиры пытаются узурпировать права
молодых. И поэтому Джихад продолжается.
Идеализм — это такое же различие,
основанное на поведении, как и иконоборчество.
Бруха примоген, например, часто воплощает
идеалистический дух. Они хотят знать все факты
и анализировать ситуацию, прежде чем решить,
как лучше всего ее изменить. Да, перемены —
желание созидать и совершенствоваться
по-прежнему близко их непоколебимым сердцам,
несмотря на различные методы, которые они
используют для достижения этой цели. Надеюсь,
я не подразумевал, что они бесчувственны и
пусты; ваш старший Бруха так же способен на
кровавую ярость, вызванную воспринимаемым
пренебрежением, как и вспыльчивый
новорожденный, за исключением того, что он
может нанести гораздо больший ущерб в
процессе. Реальная разница: идеалист знает, что
он поступает правильно, в то время как
иконоборец чувствует это.
Весь этот вопрос в значительной степени
субъективен — я, несомненно, должен привести
пример. Джереми Макнил, популярный лидер
анархистов из Свободного Штата Анархов
Калифорния (который я все еще признаю,
несмотря на проблемы, с которыми он
столкнулся в последнее время), является
убежденным революционером, ставшим
свидетелем нескольких столкновений за
независимость Шотландии, Американской и
Французской революций, а также Гражданской
войны в Америке. Ищите неприятностей, и вы
найдете Макнила. Он достаточно силен, чтобы
пробраться в гущу битвы и выйти с десятком
отрубленных голов. Макнил, однако,
придерживается рационального подхода. Он
знает, что лучший способ покалечить врага — это
нацелиться на его лидера. С этой целью он
отстаивал интересы анархов не только на улицах
свободного государства, но и в Элизиуме. Он
знает, что бессмысленная уличная война с
вторгшейся в Калифорнию катаянской угрозой
только покалечит нескольких солдат, поэтому
вместо этого он занимается дипломатией, ведет
переговоры с катаянскими лидерами и
разрабатывает соглашения, которые позволят
обеим сторонам существовать во взаимном
комфорте.
В качестве контрпримера я предлагаю вам не
смотреть дальше, чем Улыбающийся Джек, он же
Калико Джек Рэкхем, он же Джек Хоппер, он же
(по крайней мере, в одном эпизоде) Малк
Контент. Анарх из серии “давайте все взорвем”,
Джек потворствует своей злобе ради нее самой.
Улыбающемуся Джеку все равно, с кем он
враждует, главное, чтобы это был кто-то — он
сражался по обе стороны соперничества между
принцем Тарой из Сан-Диего и самозваным
“принцем” Эль-Кахона, Шей. Он саботировал
банды других анархов. Он сжигал как убежища
Шабаша, так и вечеринки Камарильи, и все это в
интересах причинения горя “власть имущим".
Конечный результат? Анархи и Бруха уважают
Макнила, но им нравится Улыбающийся Джек.
Почти все остальные ненавидят их обоих, но не
потому, что они иконоборцы, идеалисты или
даже Бруха, а потому, что они хотели изменить
то, как все работает.
Индивидуалисты
За десятилетия моих дискуссий с другими
Бруджа я иногда сталкивался с третьим
отличием темперамента Бруха. Несколько членов
клана ссылались на “индивидуалистов”, которые,
похоже, находятся где-то между полюсами
иконоборчества и идеализма. Опять же, это
попахивает искусственностью — какими
грандиозными и космическими масштабами мы
должны взвешивать наши принципы? — но
некоторые сородичи находят безопасность в
названиях.
Насколько я могу судить, индивидуалистка
поддерживает перемены и работает на благо
многих (“многие” имеют разные определения для
разных индивидуалистов), но не требует
приверженности своим планам. Она не
требовательный старейшина, настаивающий на
том, чтобы ее товарищи следовали ее плану, но и
не анархический дервиш. Она просто выбирает
свой курс, и любой другой может
присоединиться к ней, если пожелает.
Справедливости ради, это, по-видимому,
простая черта характера, а не политическая
позиция. Термин, по-видимому, относится к
25
денотативному нонконформисту — в тот момент,
когда вы заботитесь о том, следует ли кто-то за
вами, вы становитесь идеалистом. Как я уже
сказал, кажется, удобно навешивать ярлыки на
людей, но я не знаю никого, кто утверждал бы,
что он индивидуалист. Возможно, они опередили
свое время. Или, может быть, я прав, и все это
такая чушь.
Гвалты И Рейвы
Собрания Бруха либо предполагают, либо
полностью опровергают стереотип, сложившийся
у других сородичей о нас. Предполагая, что
кто-то из посторонних сородичей слышит, что у
нас проходят собрания, ее ответ обычно выдает
шок (“Я не знала, что ты, Бруха, организовал
что-то”) или увольнение (“Они раздают
байкерские куртки у двери?”).
По своему опыту я обнаружил, что первое в
основном верно — каждый раз, когда
собираются Бруха, все это неизбежно вызывает
некоторое недоверие. Это потому, что мы в
целом настолько неорганизованны и оставляем
друг друга на произвол судьбы. Собрания Бруха,
часто называемые разглагольствованиями, как
правило, имеют размытую повестку дня, но
когда все приходит в порядок, они могут быть
довольно формальными, в зависимости от того,
кто посещает. Вечеринки, устраиваемые Бруха,
также известные как рейвы, чаще всего следуют
за напыщенной речью или предшествуют ей.
Бруха, похоже, больше всего повезло с
организацией своих рейвов после
разглагольствований — если вы устроите
вечеринку перед вашим организованным
собранием, вполне возможно, что все никогда не
успокоится настолько, чтобы все могли
приступить к делу.
В обоих случаях вопросы, как правило,
довольно открыты. Я видел сородичей, которые,
как я знаю, принадлежат к разным кланам, как
на тирадах, так и на рейвах, и, казалось, никого
это не волновало. Это не похоже на то, что мы
какой-то джаггернаут, который планирует тайно
мобилизоваться против всего мира. Нет, гваты,
как правило, отражают больше местных
интересов, в то время как рейвы, по моему
честному мнению, нуждаются в небольшом
присутствии вне клана, чтобы быть
интересными. Если ничего другого, ты можешь
собрать нескольких своих хулиганов и выбить
дерьмо из какого-нибудь сопливого Тореадора,
который думает, что она в трущобах.
Между двумя различными собраниями
применяются некоторые общие принципы.
Кажется, что любой может вызвать гватл или
устроить рейв; единственная трудность —
убедиться, что люди придут. Разве это не
относится к любой встрече или вечеринке? И
тому, кто организует эту штуку, лучше убедиться,
что все его утки выстроились в ряд. В конце
концов, если разглагольствование привлечет
какого-нибудь высокопоставленного старейшину
из Милана или Барселоны, он будет очень зол,
если полиция прервет встречу на четыре минуты
своей любимой тирадой. Умные сородичи также
учитывают вкусы своих гостей на тирадах и
рейвах — голодные Бруха не очень хорошо
обращают внимание, и большинство из них не
прочь немного неаккуратно покормиться, если
это происходит на чужом заднем дворе.
Гвалты
Напыщенные речи, как правило, произносят
либо старшие Бруха, либо молодые, пытающиеся
сделать себе имя. Это просто их самое
распространенное воплощение, хотя — в
последнее время анархи и другие буйные
хулиганы узнали, что разглагольствования — это
вполне жизнеспособное место для выражения, а
не просто симпозиум распродаж. Возможно, вы
даже видели последствия одного из них;
проверьте свои местные газеты на предмет
любых демонстраций, которые привели к
беспорядкам. Пока вы этим занимаетесь,
поразитесь способности репортера не упоминать
автомобили, опрокинутые одиночными
протестующими, или отмахнуться от того, что
один бунтовщик отправил четырех полицейских
в “наркотическое безумие”. Маскарад —
прекрасная вещь.
Я присутствовал, наверное, на сотне или около
того подобных мероприятий, но я много
путешествую. В вашем среднем городе может
даже не быть одного такого каждый год — это
полностью зависит от расположения местных
бруха. Несколько членов клана отличились,
устраивая ежегодные напыщенные речи или
торжественные дебаты каждые десять лет или
около того, но это скорее исключение, чем
правило. Я знаю, что у юстикара Пачека была
премьера, которая каждый год проходила в день
зимнего солнцестояния в Праге, но на ней
присутствовали в основном восточноевропейские
бруджи. Нечто подобное происходит в Техасе
примерно во время ежегодного фестиваля
Burning Man (я полагаю, поэтому те, кто
посещает Burning Man, могут заглянуть на
выступление до или после). И я не сомневаюсь,
что каждая ячейка анархов Бруха в
разваливающемся свободном государстве
наблюдает за своим собственным событием,
которое посещают другие банды анархистов,
пока хозяева обещают присутствовать на их.
Якобы, в гвалтах есть какая-то проблема в их
основе; вы не станете разглагольствовать, не
имея, ну, в общем, повода для гвалта. В этом
смысле “гвалты” иногда является вводящим в
заблуждение словом. Конклавам старейшин и
помощников часто удается сдерживать свои
эмоции достаточно долго, чтобы дождаться своей
очереди в свете прожектора. В некоторых
случаях, однако, вы оказываетесь в ситуациях,
которые иногда наблюдаете на заседаниях
26
японского правительства на C-SPAN: комната,
полная со вкусом одетых чиновников, которые
внезапно начинают ссориться и швырять стулья
друг в друга. Это случается.
Особенно взволнованные анцилла и неонаты,
вероятно, дали гвалту свое название, и название
отражает типичное поведение этих двух групп. У
них есть склонность увлекаться либо собственной
проблемой домашних животных, либо
зажигательными презентациями своих друзей.
Некоторые нигилистические бруджи даже
посещают разглагольствования только для того,
чтобы сорвать их или, возможно, найти
захватывающую битву, в которой можно
принять участие. В подобных случаях я хотел бы,
чтобы клан не был таким эгалитарным, как
представительная демократия, не каждый Бруха
должен посещать подобные мероприятия. Не у
всех есть что сказать конструктивного.
Некоторые сородичи просто хотят вырвать
чужие цепи.
Тем не менее, ведущие гвалтов, как правило,
предпочитают держать все в неформальной
обстановке. Большинство напыщенных речей
располагаются вокруг сцены или модели
актового зала, в которой аудитория обращена
лицом к оратору. Любой желающий может
высказаться. Конечно, слушания, как правило,
омрачаются многословными старейшинами или
флибустьерствующими головорезами, но до тех
пор, пока вы можете пробиваться во главе
толпы, вы можете получить свой шанс на
подиуме. Я помню одну напыщенную речь,
проведенную в Италии сразу после официального
завершения Второй мировой войны, на которой
какой-то социалист-бруха долго рассуждал об
утопической возможности, открывшейся после
смерти Муссолини, и о том, почему местные
жители должны использовать свое влияние для
создания атеистических коммун в сельской
местности. Это продолжалось более 45 минут,
прежде чем некоторые раздраженные
анархисты, ожидавшие своей очереди, услышали
достаточно и буквально сбросили социалиста со
сцены. Их действия были встречены
аплодисментами, хотя последовавшая за ними
обличительная речь этого не сделала.
Главная цель гвалта может принимать
различные формы. Большинство гвалтов связаны
с какой-то неопределенно важной проблемой
сородичей, но мы придаем им равную
серьезность, когда они посвящены церемониям,
посвященным памятным событиям или фигурам,
таким как дело Мартина Лютера
Кинга-младшего, которое проводится каждый
февраль в Алабаме. Я даже был у нескольких,
которые заранее явно не указывали свою
направленность, и напыщенная речь началась с
того, что какой-либо вопрос был поднят первым.
Политические Гвалты
Свободная структура, присущая клану Бруха,
делает невозможной любую попытку
универсального изложения доктрины. Тем не
менее, это не значит, что местные Бруха не могут
объединиться, чтобы служить общей цели, по
крайней мере временно. Политические
разглагольствования служат для того, чтобы
побудить Бруху к общим делам. Например,
когда-то в 19 веке (я точно не помню, потому что
меня там не было, но это одна из тех легенд о
Бруха, которые всегда соблюдал “один из
соратников моего сира”), князь Митра
Лондонский, по-видимому, пытался нарушить
баланс сил в лондонском примогене,
поддерживая два примогена Вентру. За две
недели до официального назначения лондонский
Бруха собрался и решил, что намерение Митры
было в значительной степени чушью. Неделю
спустя они сделали грандиозное заявление о том,
что они физически забьют до Окончательной
Смерти любого сородича, который претендует на
второй титул примогена Вентру. Естественно,
Митра мог уничтожить любого из Бруха, но
никто из сородичей не хотел, чтобы лондонские
Бруха требовал его крови, поэтому вторичная
позиция примогена осталась пустой. Один балл
за систему проверок и балансов, любезно
предоставленную кланом Бруха.
Дебаты
Почти исключительная компетенция
старейшин и интеллектуалов (потому что более
буйные элементы находят их ужасно скучными),
дебаты включают в себя обсуждение вопроса
ради него самого. Хотя впоследствии они могут
привести к разглагольствованию о политике,
сама аргументация составляет суть
разглагольствования о дебатах. В ходе дебатов
присутствующие Бруха решают, какую сторону
данного вопроса они поддерживают. Затем
каждая сторона излагает свою точку зрения,
проводя допрос или перекрестный допрос по
усмотрению участников. Из дебатов, которые я
видел, я не могу сказать, должны ли они быть
модерированными или нет — иногда модератор
служит для того, чтобы поддерживать дискуссию
по теме, в то время как в других случаях
собравшиеся Бруха просто добросовестно
считают, что они не будут отклоняться от
рассматриваемой проблемы. Иногда им удается
оставаться на цели. Дискуссия продолжается до
тех пор, пока одна сторона не убедит модератора
(или, реже, другую сторону) в своей правоте, что
может занять ночи или даже недели.
Теперь, поскольку мы говорим о старейшинах
(по крайней мере, по большей части), дебаты
редко вырождаются в насилие. Я обнаружил, что
для участника более вероятно уйти с новым
соперником в постоянно разворачивающемся
Джихаде, чем сломанная ключица. Тем не менее,
исключение подтверждает правило, и не один
страстный анарх оказался разбитым о колено
старейшины во время перекрестного допроса.
Для справки читателю я включаю этот
фрагмент стенограммы дебатов, на которых я
27
присутствовал в 1992 году. Обратите внимание
на внимание на детали, которое оратор (Рудольф
из Мелка, либеральный французский
старейшина) поддерживает в своих аргументах.
Я могу вспомнить это только потому, что я это
записал; собравшиеся вампиры на дебатах, как
правило, ничего не записывают, чтобы не
оставлять доказательств своей позиции — или
даже своего существования.
“Я хотел бы возразить против 32-го
подзаголовка 10-го пункта, который Критий
поднял в третью ночь текущих дебатов,
заявив, что проблема на самом деле
негативна, что делает 12-й, 15-й и 17-й
подзаголовки также актуальными”.
Правильно — Рудольф запомнил конкретные
замечания Крития в течение ряда ночей, а также
каждый из содержащихся в нем подзаголовков.
При перекрестном допросе Критий также
опроверг несколько незначительных
предположений Рудольфа с таким же вниманием
к мелочам. Дебаты — это не просто перебранка,
а скорее тщательно продуманное рассмотрение
вопроса со всех сторон. Хотя мы, Бруха, можем
быть возбудимыми, мы выражаем свои страсти
по-разному.
Престижные Гвалты
Я должен признаться, что из всех различных
разглагольствований мне больше всего нравятся
разглагольствования о престиже.
Престиж среди Бруха — любопытная вещь.
Поскольку клан поддерживает перемены, он
восхваляет тех сородичей, которые делают себе
имя, бросая вызов устоявшимся институтам.
Теперь любой, кто думает об этом, понимает, что
по мере того, как старейшины набирают силу,
они становятся институтами. В то время как
старейшины клана более чем счастливы
признать статус или престиж в анцилле, которая,
скажем, ставит под сомнение стремление Вентру
к власти, они не хотят этого делать, когда
упомянутая анцилла ставит под сомнение их
собственное стремление к власти. Лицемерный?
Конечно. Подходит для курса, в котором
участвуют старейшины.
Тем не менее, престижные гвалты не только
признают достижения Бруха, они также
позволяют собравшимся Бруха подло посмеяться
над глупостями своих сверстников.
Разглагольствования о престиже часто являются
делами, требующими приглашения, и отклонение
приглашения чревато еще большим публичным
издевательством, чем просто посещение и
принятие ваших облизываний. В нескольких
случаях непокорных старейшин вытаскивали из
их убежищ на престижные тирады, где,
подавленные восторженными младшими
сородичами, они страдали от презрения и
оскорблений каждого бруха в радиусе
нескольких сотен миль. Смирение, в конце
концов, полезно для души.
 Я чувствую, что начинаю перевозбуждаться от
этой перспективы.
В любом случае, напыщенные речи о престиже
также знакомят вампиров Бруха с деяниями их
соплеменников. Это может принимать любую
форму, от ироничной вечеринки “выход” до
очень формальной процессии сородичей, в
которой ведущий описывает хаос, который он
устроил. Однако Бруха должны быть очень
осторожны, так как эти разглагольствования,
как правило, привлекают наибольшее
присутствие посторонних, будь то другие
сородичи или даже стадо. В конце концов,
должны быть сохранены не только секреты
личности, но и традиции.
Митинговые Гвалты
Время от времени, после того как местные
члены клана объединились для какой-то общей
цели, Бруха устраивает митинг. Это, как
правило, простые дела, используемые для того,
чтобы взбодрить Бруха, прежде чем выпустить
их на то, что потребовало их внимания.
Разглагольствования на митингах часто
становятся жестокими, что приводит к
материальному ущербу и гражданским
беспорядкам, подобным разглагольствованиям,
которые Бруха Атланты провел на осужденной
арене Omni перед их обреченным выступлением
против Шабаша в 1999 году. Пусть хозяин
остерегается — доведение банды разгневанных
Бруха до праведного негодования часто
сказывается на ближайшем окружении.
Озлобленные Гвалты
Бруха используют эти редкие и жестокие
места для наказания Сородичей, совершивших
какие-либо проступки, будь то против “клана”
(что является довольно показным тщеславием —
как вы восстаете против повстанцев?), выводка
или вообще за преступления, которые дают
местным головорезам повод топтать Бруха,
который им не нравится. В некотором смысле,
озлобленные гвалты — это исключительно
отвратительные гвалты о престиже, хотя они
служат единственной цели наказания. На самом
деле, это термин, который я придумал; Я никогда
не слышал, чтобы Бруха намекал на злобную
тираду, но это, кажется, самый подходящий
термин. Я был только в двух из них — один был
избиением в стиле уличной банды “перчаткой”,
устроенным анархами, что привело к
окончательной смерти жертвы; в другом
преступник, о котором идет речь, предстал перед
судом за то, что якобы раскрыл
местонахождение убежища старейшины Бруха
ассамиту, работающему на Носферату
примогена. Толпа неонатов, увидев возможность
разжечь себя из-за чего-то, привязала
преступника к дверному проему и ломала ему
ребра широкой стороной мотыги в течение
шести часов.
28
Рейвы
В истории Бруха рейвы появились
относительно недавно. Хотя я, конечно, помню,
что устраивал и посещал вечеринки во второй
половине 19-го века, ни одна из них не была в
масштабах эпических дебошей, которые
происходят в современные ночи. Вечеринки
Бруха раньше были маленькими, частными
делами. Может быть, городская бруджа
собралась в кофейне, или, может быть, они все
собрались за городом и выли на охранников на
стене. Один из лучших проторейвов, на которых
я имел удовольствие присутствовать, напомнил
мне о том, как в детстве я тайком убегал из
отцовского дома. Это было как раз на рубеже
веков, и некоторые из нас, молодых, украли
несколько лошадей и проехали, как Четыре
Всадника Апокалипсиса, по улицам Нью-Йорка,
разбивая окна и избивая брошенных людей. Что
я могу сказать? Мы были молоды, безрассудны и
шумны, но к тому времени, как мы отшутились в
конце ночи, к нашему параду придурков
присоединились еще трое Бруха.
Я проследил происхождение слова “рейв”
примерно 10 или 15 лет назад, и, похоже, оно
вошло в употребление одновременно с
английскими ночными танцевальными
вечеринками того же описания. Это не
удивительно; Сородичи следовали и
кооптировали тенденции смертных с тех пор,
как, предположительно, был создан Маскарад.
Описывать рейвы Бруха как нечто меньшее,
чем маниакальные вечеринки, проводимые с
безрассудной самоотверженностью, значит
оказывать им медвежью услугу. Будь то
торжественные мероприятия или шумные,
тайные гаражные вечеринки, рейвы — это
места, где Бруха может собираться, оставлять
свои идеологии позади и распускать волосы.
Типичный рейв предлагает бесконечные
гедонистические излишества — танцы, громовую
музыку, сосуды, отравленные наркотиками и
алкоголем, корысть, с которой можно флиртовать
или запугивать, и, возможно, добродушную
драку, чтобы завершить опыт.
Рейвы, хотя и открыты для всех сородичей,
без сомнения, являются делами Бруха. Хотя
большинство, если не все, местные бруха
посещают рейвы в их окрестностях, развлечения
отражают склонность к более молодым
Сородичам. Музыка имеет тенденцию быть
приподнятой и либо монотонной, либо дикой.
Метал, спид и трэш — все они имеют свое место
на рейвах, но в равной степени распространены
городские, рэп и латиноамериканские стили,
распространенные в этнических кварталах и
центральных районах городов. Однако наиболее
популярной является электронная музыка,
исполняемая на вечеринках, с которых был
заимствован этот обычай бруха. Одна пара
промоутеров Бруха управляет постоянным
мобильным рейвом, который устраивал
вечеринки в Тель-Авиве, Праге, Осло, Сиднее,
Нью-Йорке, Сан-Паулу, Сан-Франциско, Афинах,
Будапеште, Буэнос-Айресе, Ибице и даже в
городах Катая, Токио и Гонконге, нанимая
известных смертных ди-джеев, чтобы довести
посетителей вечеринок до экстатического
состояния.
На вашем обычном рейве смертные толпятся
на танцполах, наполняя воздух запахом крови и
пота. Несколько молодых сородичей даже
называют этажи буфетами, из которых они
выбирают сосуды на свой выбор.
Однако рейвы — это не просто танцевальные
вечеринки, хотя именно так их видят
большинство гостей, не являющихся Бруха. Для
Сородичей Бруха это места, где можно
встретиться со старыми друзьями и
соперниками, не беспокоясь об открытом
конфликте. Не то чтобы рейвы были чем-то
священным для Бруха; мы просто понимаем, что
не каждая ночь должна быть очередным
эпизодом в нашей бесконечной череде личных
вендетт. Даже Проклятым нужно время от
времени хорошо проводить время.
Тем не менее, рейвы видят свою
справедливую долю насилия. Ссоры между
Бруха, как правило, бывают нежными или
соперническими, как у смертных братьев и
сестер. Это просто немного дружеской грубости
или странное утверждение об альфа-лизании.
Однако это обычно проходит через головы других
Сородичей, которые либо предполагают худшее и
убегают, либо, что менее удобно,
присоединяются, как будто на карту поставлена
жизнь. Обычно это приводит к неприятному
результату, превращая роман в настоящую
драку, после которой Бруха, скорее всего,
обнаружат, что они качают головами и задаются
вопросом, в чем, черт возьми, проблема других
Видов, в любом случае. Иногда смертные гости
оказываются втянутыми в драку — чем меньше
об этом говорится, тем лучше.
Совершенно отдельная тема насилия, не
связанного с Бруха, также заслуживает
некоторого внимания. Это просто обычные
случаи — пьяные дебоширы, вступающие в
драку из-за предполагаемого пренебрежения,
гангстеры, разрешающие споры о территории и
тому подобное, как и в любом другом ночном
клубе или вечеринке.
Другие Отличия Бруха
В некоторых случаях кровь Бруха отклонилась
от своего не слишком скромного начала. Эти
случаи являются фактическими изменениями в
составе родословной, а не простыми
социальными условностями, как я обсуждал
выше. Некоторые из нас вряд ли “просто еще
один Бруха”.
Но да поможет вам Бог, если вы так думаете,
в любом случае.
29
Антитрибу
Я не претендую на то, чтобы быть
специалистом по генеалогии. Мои навыки
заключаются в наблюдении, а не в
исследованиях. Тем не менее, я думаю, что
справедливо предположить, что анти-возмездие
Бруха возникло, как и многие другие
анти-кланы, в результате скорби сира-дитя,
которая завершилась Восстанием Анархов и
образованием Шабаша.
Хорошо. Они расстроились, поссорились со
своими предками и ушли. Я не собираюсь
притворяться, что изучаю их причины. Меня
больше волнует их практика.
Как члены Шабаша, антитрибу Бруха обычно
не следуют Традициям (см. ниже) как кодексу.
Хотя они могут соблюдать одну или две
Традиции на практике, это потому, что это
устраивает их в настоящее время, а не потому,
что они уважают кодекс. Аналогичным образом,
города, зараженные Шабашем, как правило,
более жестокие, что позволяет антитрибу Бруха
чаще потакать своей вампирской злобе. Им не
нужно прятаться за фасадами социальной
корректности или анти-корректности —
антитрибу Бруха не скрывают, кто они такие.
Это именно то, что в них так печально.
Шабаш эффективно устранил искусственные
кодексы, которых придерживаются вампиры под
эгидой Камарильи. Столь страшная Черная Рука
— это не что иное, как религиозный культ
выживания; она разрушила стены, которые
другие Сородичи построили, чтобы защитить
себя. Что касается Бруха, то результат
разочаровывает. Получив возможность стать тем,
кем они хотят, большинство из них стали
простыми извергами и головорезами.
Отвернувшись от клана, который их породил,
они также отрицают историю и наследие клана,
который когда-то утверждал, что является
философом-воином общества нежити. Нет,
Шабаш Бруха, похоже, довольствуется
выполнением только половины этого
предназначения, и когда вы призываете их к
этому, они превращают вас в месиво.
Естественно, это не всегда так, просто чаще
всего. Я потратил половину своего эссе, отвергая
стереотипы, а другую половину усиливая их — я
надеюсь оставить впечатление, что Бруха — это
половина того, что вы видите, и половина того,
что вы не можете. Однако это не так верно в
отношении противников, которые, похоже, на
три четверти похожи на то, что вы видите, и на
четверть больны на голову. Очевидно, что
индивидуумы существуют, но догма Шабаша,
несомненно, прочно укоренилась в коллективной
психике его Бруха.
За то время, что я провел в кругу сородичей
Шабаша, двое Бруха среди них постоянно
отводили меня в сторону, чтобы прошептать, что
в ближайшие ночи все изменится. По-видимому,
Бруха Шабаша сделали себе имена среди
традиционных лидеров секты, Цимисхи и
Ласомбра. Двое моих прозелитов потчевали меня
рассказами о хитрости Бруха, крестовых
походах, организованных их видом,
значительных битвах и убийствах, предпринятых
“Зверями” (как они несколько подло себя
называют), и высоких ответственных
должностях, занимаемых смелыми
противниками. Я верю им, по большей части.
Послушать их, так у Бруха Шабаша скоро будет
более сильный голос, признанный нынешними
лидерами секты за их ценность.
Вы видите закономерность? Можете ли вы
найти несколько повторяющихся заметок,
которые поражают вас своей ясностью? Я вижу.
Единственное величайшее различие между
Бруха Камарильи и Шабашем, похоже,
заключается в огне восстания и перемен. Среди
Камарильи у нас почти столько же личных
причин, сколько и у Бруха. Однако в Шабаше
дело Бруха, похоже, обрело единство,
сосредоточенность. Причиной многих Саб-бат
Бруха является сам Шабаш. На первый взгляд,
это ни хорошо, ни плохо. На самом деле это
немного того и другого, что вызывает
умеренность — да, это иллюстрирует, что
разделяющий Бруха может при определенных
обстоятельствах стремиться к общей цели. С
отрицательной стороны, общая цель, которую
они поддерживают, — Шабаш, который любой
здравомыслящий Сородич сразу же понимает
как сатанинское безумие.
Методология родословной, однако, почти
неотличима от методологии значительной части
сброда Камарильи. На самом деле, единственное
различие, которое я смог заметить, — это
философия, стоящая за этим. Я видел, как
взбешенный Бруха разрывал на части
полицейских детективов во имя Маскарада. Я
видел, как назначенные принцем шерифы
утоляли свою жажду нежити городскими детьми
с ключами, сжигая маленькие бескровные тела в
мусоросжигательных установках
многоквартирных домов. Я был свидетелем того,
как недавно принятые новорожденные из
культуры банд воссоединялись со своими
смертными партнерами с новой жаждой крови,
выпивая жизненные силы своих павших
соперников. И я видел, как точно такие же вещи
происходят в городах Шабаша. Кажется, что
сама битва не имеет значения; будь то князь,
Вентру или мифические Допотопные — враги, в
жизни и войне Бруха все справедливо. Страсть
зажигает душу, и это то, что позволяет нам
вставать каждую ночь, будь мы прокляты.
Некровные Из Троиль
Еще раз, я избавлю вас от урока истории.
Однако некоторые другие не были бы так
добры. В соответствии с небольшим, но громким
меньшинством Бруха, в основном
параноидальными старейшинами, Бруха сам
сумел завести выводок, который оставался в
30
секрете от его самого известного дитя, Троиль.
Большинство из нас принимают предательство
тех библейских ночей как должное и принимают
на веру, что мы произошли от Троила.
По мере развития сюжета у членов этого
скрытого выводка другие склонности, чем у
остальных из нас, Бруха. По-видимому, их
изначальные силы влияли на течение самого
времени, бледным и слабым отражением
которого является наша собственная
сверхъестественная скорость. Кроме того, у нас
диаметрально противоположные темпераменты
— по-видимому, огненная Кровь Бруха на самом
деле является характеристикой Троиль,
поскольку слухи приписывают этим “Истинным
Бруха” отстраненное, бесстрастное выражение
лица.
Простите, если я кажусь вам немного
недоверчивым. История каинитов изобилует
этими заговорщическими ересями. Вы
действительно думаете, что клан
противоположных и более сильных вампиров мог
существовать без того, чтобы у кого-то был
какой-то достоверный отчет об этом? Это не так.
Тем не менее, рассказы действительно
циркулируют, в лучшем случае всегда как
рассказы из вторых рук.
Мой вердикт: Пока я его не увижу, я буду
потакать своему праву сомневаться. Нам больше
не нужны пугала, чтобы отвлекать нас.
(Примечание рассказчика: Более подробную
информацию об Истинных Бруха можно найти в
Vampire Storytellers Handbook.)
Традиции
Как бы сильно ни желал Бруха перемен и
перемен, только самый закоренелый анархист
осмелился бы предложить отказаться от
Традиций. Бруха присоединился к Камарилье
после Восстания Анархов — как бы ни были
болезненны для нас некоторые Традиции,
большинство из нас понимают причину этого
правила и, по крайней мере, на словах. Даже
анархисты не обязательно хотят видеть, как
каменные скрижали Традиций падают и
разбиваются у них под ногами (помните, я сказал
обязательно — некоторые действительно хотят).
Без руководящих принципов общество
возвращается к варварству; это может
понравиться некоторым
еретикам-единомышленникам, но остальные из
нас видят в этом то, что есть на самом деле.
Нет, большинство Бруха полностью понимают
необходимость социальных структур. Основная
страсть Бруха чаще всего заключается не в его
желании разрушить существующие структуры
ради разрушения, а скорее как возможность
установить какую-то систему, которая
соответствует его собственным целям. Сородичи
нашего клана варьируются от реакционных
феодалистов и неофеодалистов до радикальных
коммунистов, социалистов и моральных
прогрессистов. Желание “разрушить государство”
слишком часто интерпретируется другими
каинитами как мелкий анархизм. Это не так —
это просто первый шаг к созданию собственного
видения утопии отдельного Бруха. Шесть
Традиций Камарильи служат какой-то более
важной цели для Сородичей, и большинство
Бруха включают их в свои собственные
философии (предполагая, что упомянутые
философии достигли зрелости, чего многие не
достигли). Только сородичи, которые отменили
бы такие вещи, как личная собственность,
опровергают, например, законность Традиции
Домена, и даже делая это, аболиционисты
признают домен нарушением, а не правилом.
Очевидно, что такие темы больше подходят для
дебатов старших, чем для простого набора
наблюдений, но никогда не позволяйте сказать,
что я упрощаю ради себя.
Конечно, я ни в коем случае не собираюсь
сбрасывать со счетов присутствие анархов среди
Бруха. Они заслуживают собственного
расследования, но это произойдет позже, вдали
от рассуждений о Традициях.
Маскарад
Спросите любого Бруха о Вентру, и вы,
вероятно, доведете его до белого каления. Это не
совсем незаслуженно — на протяжении веков
Вентру занимали центральное место почти во
всех гнилых двурушничествах, в которых
участвовали Сородичи. Они ничего не могут с
этим поделать, если вы спросите меня. Каждый
раз, когда кто-то вступает в роль лидера, он
должен принимать какие-то важные решения, и
результаты обязательно кого-то разозлят. Так же
обстоит дело и с Вентру. Вы думаете, что они
научились бы не ставить себя на линию огня, но
им это слишком нравится. Я думаю, что им там
удобнее.
То же самое и с Тореадор. Мы
предположительно ненавидим их почти так же
сильно, как ненавидим Вентру. Я не уверен,
почему — это, вероятно, чувство вины по
ассоциации. Тореадор и Вентру вложили много
сил в институты, с которыми у нас есть
проблемы, так что, возможно, именно отсюда это
и происходит.
Несмотря на это, лучшая идея, которая
когда-либо приходила вампиру, исходила от
Тореадора и Вентру. Я не помню их имен —
только старейшина мог бы, — но довольно
хорошо известно, что вся концепция Маскарада
была совместным усилием этих двух кланов.
Только у самого тупого Бруха есть проблемы с
Маскарадом. Как бы мы ни ругали власть
имущих, мы не можем найти в этом никакой
вины. Прежде всего, это касается очевидной
вещи защиты. Большинство из нас не глупы, и
мы понимаем, что в ту минуту, когда
человечество заподозрит, что среди них бродят
31
вампиры, для нас все кончено. Некоторые из нас
даже помнят ночи инквизиции, когда горстка
вампиров защищала свои собственные жалкие
задницы, скармливая своих детей охотникам на
ведьм. Теперь, возможно, я не являюсь
представителем клана в целом, но мне было бы
трудно предположить, что один Бруха предпочел
бы время от времени идти к огню, а не залегать
на дно. Даже когда мы действуем, мы обычно
делаем это при как можно меньшем количестве
свидетелей. Вы знаете, о чем я говорю — когда
какой-нибудь злой молодой Лизоблюд выходит из
себя и использует свою вампирскую силу, чтобы
пробить какого-нибудь бедолагу сквозь стену,
ему лучше изобразить убедительное
помешательство на ПКП, иначе он превратится в
кучу пепла со следами шерифа на нем.
Если вы будете внимательны, то сможете
поймать вампиров, когда Маскарад провалится,
и Инквизиция это знает. Несколько лет назад у
чикагских сородичей были некоторые проблемы
с тамошними люпинами. Теперь, между
оборотнями и охотниками, почти три дюжины
Сородичей превратились в пыль. Три дюжины! В
вашем среднем городе нет даже трех дюжин
Облизываний, не говоря уже о трех дюжинах
мертвых. Но это только часть того, почему Бруха
обычно думают, что Маскарад — хорошая идея.
Больше, чем любая другая Традиция, Маскарад
заставляет других Сородичей сдерживать свои
дела. Допустим, один из ваших конкурентов в
Тремере хочет посвятить свою энергию
приобретению контрольного пакета акций,
скажем, местного экспедитора грузовых
перевозок. Он мог бы ворваться в офис
диспетчера и использовать свои огромные
способности по контролю над разумом, чтобы
сказать ему, что он главный — простое,
одноразовое дело. Но если бы он это сделал,
диспетчер, без сомнения, привлек бы к себе
некоторое внимание, выдавая странные задания,
еженедельно доставляя товары в шабаш ведьм
на Пересмешник-лейн, 1313, направляя
поставки на другие Родственные фронты через
таможню и страховые компании и, как правило,
делая нежизнь болью в шее для всех остальных.
Когда начальство узнает о том, что делает этот
диспетчер, они звонят ему по этому поводу, и он
говорит: “Ну, тот вампир там сказал мне сделать
это так, и я ничего не мог с собой поделать”.
Конец диспетчеру, конец вампиру, конец
Сородичам.
Теперь, когда Маскарад на месте, вампиры
вынуждены уважать неживых других Сородичей,
заметая свои собственные следы. Вместо того,
чтобы все это происходило из-за того, что Тремер
входит и накладывает заклятие на диспетчера,
это происходит потому, что компания,
вкладывающая свои активы в акции
экспедитора, так говорит, и единственным
крупнейшим инвестором в этот фонд является
наш конкурент Тремер, который через своего
“финансового помощника” гуля (который может
работать днем, таким образом защищая
Маскарад), сообщает менеджеру фонда, что
инвесторы хотят, чтобы операции начались
именно так, и если они этого не сделают,
инвесторы отступят, тем самым поставив под
угрозу бизнес экспедитора. Запутанный? Черт
возьми, да, но очень эффективно скрывает нас.
Но, поскольку она настолько непроницаема,
требуется много усилий, чтобы повлиять на
внешний мир. Трудно взять под контроль хотя
бы одну небольшую операцию — будь то
законный бизнес, офис местного правительства
или даже шумная кучка уличных панков,
специализирующихся на создании страховых
поселений, — что сородичам приходится
выбирать, на каких усилиях они будут
сосредоточены.
Это также позволяет легко свести счеты с
вашим соперником Тремер, если он станет
наглым — вы можете надрать ему задницу до
оцепенения, и никто не станет мудрее, кроме его
упыря, который в страхе бежит без постоянного
запаса жизненных сил.
Очень многие сородичи являются
сторонниками теории заговора или
сторонниками мифологии сумасшедших. Время
от времени вы сталкиваетесь с их истерикой:
“Вентру контролируют банки! Тореадор
контролирует мэра! Малкавианский примоген
так основательно подчинил себе начальника
полиции, что он даже не может отлить, не
посоветовавшись с ней!” Такого рода вещи,
совершенно очевидно, чушь собачья. Что, у
прародительницы есть какой-то пульт
дистанционного управления, который она
нажимает и заставляет шефа выполнять ее
приказы? Устанавливают ли банки свои
обменные и процентные ставки на основе того,
что решают Вентру, когда они просыпаются
каждый вечер? Нет, более вероятно, что некий
Вентру приобрел огромное влияние в каждом
банке, возможно, даже заседая в нескольких
советах директоров (возможно, под несколькими
вымышленными именами). Хотя такого рода
вещи возможны, это непрактично из-за
строгостей, налагаемых Маскарадом. С другой
стороны, родственное общество изобилует таким
дымом и зеркалами, и будь я проклят, если вы
сможете убедить этого Вентру признать, что он
не “контролирует” банки.
И вот как Маскарад помогает нам. Особая
благодарность Вентру и Тореадору за то, что они
установили его на место. Дополнительная
благодарность им за то, что они ограничили свои
собственные интересы в этом процессе. Может
быть, им нравится бросать вызов.
Домен
Эта Традиция представляет собой одно из
того, что я с любовью назвал Двумя Великими
Лицемериями Клана Бруха. Не помогает и то, что
сама Традиция настолько полна
32
двусмысленности, что никакие два князя не
интерпретируют ее одинаково. В некоторых
городах Вторая Традиция является всего лишь
предикатом Традиций Уничтожения и
Гостеприимства. В других случаях князья
позволяют сородичам-резидентам основывать
свои собственные владения. Кто прав? Никто,
насколько я могу судить, — прижимистые
князья, обладающие властью поддерживать свои
собственные притязания, в значительной
степени не могут делать то, что хотят, в то время
как более либеральные князья часто пользуются
большей поддержкой населения за счет меньшей
светской власти. Оба преуспевают и терпят
неудачу по собственной воле. Я знаю, я знаю —
это так же, как и все остальное: вот так, за
исключением тех случаев, когда это так. Добро
пожаловать в двуличие нежизни.
В любом случае, вернемся к тому, о чем я
говорил: делай главное. Теперь помните, что я в
значительной степени считаюсь помощником,
заплатив свои взносы, по крайней мере, в
контексте Нового мира. Будь я проклят, если
смогу разобраться в этой Традиции. С одной
стороны, это дает каждому Сородичу право быть
королем своего собственного замка — самый
могущественный принц каинитов все еще
остается гостем, когда он входит в зловонное
убежище носферату, обитающего в канализации,
и должен (теоретически) уважать обычаи места
жительства своего хозяина. С другой стороны —
и, пожалуйста, не создавайте впечатления, что я
сторонник такого рода абсолютизма —
некоторые князья интерпретируют эту Традицию
как означающую, что их притязания на
княжество над городом делают их предпоследней
властью за Богом, Судьбой или Чем-то Еще в их
соответствующем городе. От примогена до
самого низкого неоната, все сородичи
существуют с разрешения князя в этих случаях,
и только он оставляет за собой право
предоставлять им преимущества нежизни в
своих владениях.
Извините меня, пока я подавляю дрожь.
Хотя мое собственное мнение здесь не
обсуждается, я поддерживаю взгляды, которых
придерживается большинство Бруха, — что
Традиции — это общественный договор,
установленный Сородичами, а не декларация
Божественного Права Князей. Даже если цель
Традиций состояла в том, чтобы укрепить более
консервативную интерпретацию Области, сама
Традиция должна измениться, чтобы
соответствовать более современным
обстоятельствам, которые сейчас ее окружают.
Ни один сородичи, Обнятый в прошлом столетии,
не смирится с тем, что какой-то крикливый
принц владеет своим убежищем только потому,
что она старше его. Конечно, князь вполне может
пойти по этому пути, но без всеобщего
признания ее положения принц — это просто
еще один облизыватель. Если постоянная борьба
Чикаго за княжество не иллюстрирует этого, я не
знаю, что это значит, даже если они не имеют
прямого отношения к Традиции Владения.
Однако простое несогласие не является
действительным возражением. Хотя мое, по
общему признанию, современное положение —
каждый сородич действительно может
претендовать на права в своих собственных
владениях — может отличаться от некоторых
европейских князей четырех веков, как князей,
ее слово — закон, и я обязан уважать его в ее
городе.
Наряду с претензиями князя, многие
старейшины также приобрели права на домены
за эти годы. Независимо от того, является ли это
наградой за верность или службу князю, в
результате их собственной значительной власти
или в прямом соответствии с предоставлением
либеральным князем прав владения всем
Сородичам, признанный каинит вполне может
объединиться против любого, кто ограничивает
их выбор, как это делает эта Традиция.
Когда ты Бруха, ты Обнимаешь того, кого
хочешь, и трахаешь любого, кто стоит на твоем
пути. Как бы вы ни интерпретировали эту
Традицию, означает ли “старейшина” вашего
собственного сира, признанного старейшину
клана данного города или самого принца,
ответственность за ребенка лежит на родителе.
Смертные не спрашивают своих собственных
родителей, могут ли они иметь детей, и, как
причина Бруха, ни один из них не должен
обращаться к какой-то неопределенной и
произвольной высшей власти за тем же правом.
Почему они должны это делать? Как
консервативный Бруха, мои собственные
взгляды часто отличаются от взглядов моих
братьев, но я думаю, что в этом большинство из
нас достига�