Альфрид Лэнгле Person. Экзистенциально- аналитическая теория личности

Теория и практика экзистенциального анализа
Альфрид Лэнгле
Person. Экзистенциально-
аналитическая теория личности
«Интермедиатор»
2005
УДК 128+159.9
ББК 87.2+88.3
Лэнгле А.
Person. Экзистенциально-аналитическая теория личности /
А. Лэнгле — «Интермедиатор», 2005 — (Теория и практика
экзистенциального анализа)
ISBN 978-5-98563-511-9
Сборник статей выдающегося психотерапевта и теоретика экзистенциально-

аналитической психотерапии профессора Альфрида Лэнгле (Вена) посвящен
вопросам психологии личности. Природа человеческой индивидуальности,
нарушения личности, возможность для человека оставаться самим собой
— эти вечные вопросы важны сегодня не только для специалистов —
психотерапевтов и психологов,□— но для многих людей. Книга будет
интересна всем, кто всерьез задумывается о жизни, о душе, о своей
личности и глубинных истоках человеческой индивидуальности. 4-е издание
(электронное)
УДК 128+159.9
ББК 87.2+88.3
ISBN 978-5-98563-511-9 © Лэнгле А., 2005

© Интермедиатор, 2005
А. Лэнгле. «Person. Экзистенциально-аналитическая теория личности»
Содержание
Вступительная статья научного редактора 6
Структура издания 21
Грандиозное одиночество: нарциссизм с точки зрения 22
экзистенциально-аналитической антропологии
Жить аутентично: как, несмотря ни на что, стать самим собой? 39
Психотерапия: научный метод или духовная практика? 54
Приложения 73
4
Person
Экзистенциально-
аналитическая теория личности
© Längle A., 2005
© Ларченко О., перевод, 2005
© Издательство «Генезис», 2005
4-е издание (электронное)

***

Доктор медицины и философии.
Президент Международного общества экзистенциального анализа и логотерапии (GLE-
lniernational), вице-президент Международной федерации психотерапии. В течение многих лет
работал психотерапевтом в психиатрической клинике, ведет частную практику. Профессор
университетов Вены и Инсбрука (Австрия), автор многочисленных публикаций.
…И здесь мы подходим к глубочайшей точке персонального бытия (бытия Person), источ-

нику Я. Речь идет о моменте зарождения аутентичности. Если мы хотим получить доступ к
самому подлинному в нас, к тому, чем мы являемся в своей сути, то нам следует «отпустить
себя», дать себе быть и, открывшись внутрь себя, спросить: «Чувствую ли я, что так для меня
– правильно?» И обратить внимание на интуитивное чутье, которое при этом начинает звучать
как ответ на вопрос.
5

Вступительная статья научного редактора

Перед нами книга, в которой представлена теория личности австрийского психотера-
певта и психолога профессора Альфрида Лэнгле. С помощью этой теории он подводит нас к
пониманию динамики развития здоровой личности взрослого человека, описывает антропо-
логическую сущность нарциссизма, раскрывает суть сложнейшего для современной психоло-
гии личности понятия аутентичности. Перед нами концепция человеческой личности, кото-
рая поражает точностью понимания самых сложных глубинных персональных проявлений и
вместе с тем удовлетворяет строгим требованиям, предъявляемым к академическим теориям.
Эта концепция вступает в особый диалог с нами, русскими читателями, будоражит и вызывает
удивительное двойственное чувство. Читаешь, и появляется еще не позабытое с юности ощу-
щение опасности – понимаешь: эта книга – увлекательный, но… диссидентский роман, даже
для сегодняшнего времени. Таким, каким предстает в ней человек, действительно являемся
мы все, в ней нет идеализации, но нет и упрощения, редукции души до какой-либо абстракции
вроде «субъекта деятельности» или «совокупности всех общественных отношений». Рассуж-
дения автора поглощают тебя, и в какой-то момент ты начинаешь резонировать с ними.
И в этом резонансе вновь появляется опасливое чувство: нужно ли заходить так глубоко,
выдержу ли я это? Читатель попадает под гипнотическое действие текста, потому что этот текст
– о нем. Необычайно важным становится дочитать и найти ответы на вопросы, которые ты не
смог бы даже сформулировать, но которые, оказывается, у тебя были и есть. Текст вызывает
щемящее чувство, словно ты давно, всегда это знал и только теперь вернулся к этому родному
и близкому, но почему-то забытому. Теория Лэнгле как будто вышла из русской литературы, из
Толстого и Достоевского. Кто из нас не помнит нравственных исканий князя Андрея и Пьера?
Кто, оборачиваясь теперь на свою жизнь в эпоху перемен, не согласится с тем, что Алеша Кара-
мазов сказал о брате Иване: «Душа его бурная. Ум его в плену. В нем мысль великая, неразре-
шимая. Он из тех, которым не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить». Теперь, когда
каждый из нас не по книгам может знакомиться с нравами и особенностями сознания других
наций, ясно понимаешь – это о нас, о русских. Или вот другой важнейший вопрос: «Тварь я
дрожащая или право имею?» При чтении этой научной книги, написанной психотерапевтом,
вы с удивлением обнаружите, что этому раскольниковскому вопросу посвящена вся теория
самоценности, являющаяся одной из важных частей экзистенциально-аналитического учения
о личности.
Эта разработанная по канонам современной западной психотерапии концепция лично-
сти опирается на идеи персонализма и экзистенциализма. Автор – Альфрид Лэнгле – ученик
Виктора Франкла, который учился у выдающегося философа XX века Макса Шелера.
М. Шелер и М. Хайдеггер были, в свою очередь, учениками Эдмунда Гуссерля. Так раз-
вивалось направление экзистенциализма, связанное с человеком, его персональным бытием-
в-мире.
Но еще до того как началась Первая мировая война, после которой экзистенциализм
попал в Европу, а именно в Германию1, он получил развитие в России. Это же можно сказать
и о персонализме. Оба направления сформировались на базе русской религиозной филосо-
фии. Персонализм – в конце XIX века, а экзистенциализм – в начале XX. Одновременно с
Россией персонализм получил развитие в США и лишь позднее – во Франции2. Идеи о лич-
1
После Первой мировой войны экзистенциализм получил развитие в Германии (М. Хайдеггер, К. Ясперс, М. Бубер), а в
период Второй мировой войны – во Франции (Ж.-П. Сартр, Д. Марсель, М. Мерло-Понти, А. Камю, С. де Бовуар), и лишь в
60-е годы – в США (У. Лоури, У. Баррет, Дж. Эди).
2
Основоположниками американского персонализма были Б. Боун, Дж. Ройс, а также Дж. Хауисон, М. Калкинс и др.
6
ности как высшей духовной ценности развивали в России Н. А. Бердяев, Л. И. Шестов, Н.

О. Лосский. Утверждение свободной воли человека, принципиальная невозможность познать
его сущность до конца, противопоставление личности обществу и его притязаниям определять
всю ее жизнь, оппозиция человеческой судьбы историческому прогрессу, примат нравствен-
ных оценок над рациональным познанием – вот краткий перечень основных положений этой
философии. Вместе с этим Шестов и Бердяев – первые русские экзистенциалисты, считающие
своим предшественником Ф. М. Достоевского. Радикальная субъективность, а именно – пере-
живание человеком собственной жизни, было для них изначальным и подлинными феноме-
ном3, оно являлось некой нерасчлененной целостностью субъекта и объекта, противопостав-
лявшейся картезианскому разделению духа и тела.
И поскольку представители экзистенциализма были одновременно персоналистами, сам
экзистенциализм именно в работах русских философов получил развитие в направлении к
Персоне, личности, индивидуальности. Подразумевающаяся под этими взглядами картина
человека – философская антропология – отличалась присутствием духовного, персонального
измерения. Тайна человеческого духа, его неповторимой индивидуальности провозглашалась
наиболее актуальным объектом научного исследования, важнейшее место занимали проблемы
персональной этики, тема уважения и благоговения перед сущностью отдельной личности.
В XX веке в тоталитарном государстве эта антропология не прижилась. После революции
на много лет она была забыта отечественной философией и психологией. В последние деся-
тилетия в облике гуманистической парадигмы в психологии она стала возвращаться к нам с
Запада. Гуманистическая парадигма объединила широкий спектр подходов, в том числе кли-
ент-центрированную терапию К. Роджерса, экзистенциальную психологию и психотерапию. На
фоне этих подходов теория личности и психотерапия экзистенциального аналитика Альфрида
Лэнгле выделяются наибольшей рефлексивностью и полнотой. Точные определения понятий,
соответствие методологии теории и метода, тончайшее структурирование с использованием
феноменологического метода – все это разработано автором на самом высоком уровне. И одно-
временно чувствуется ее связь с русскими корнями. Многими и многими узами эта теория
связана с русской свободной мыслью XX века: не только с персонализмом Николая Бердяева
и экзистенциализмом Льва Шестова, но также с символизмом Павла Флоренского, концепцией
диалога и антропологией нравственного поступка Михаила Бахтина.
В предлагаемом вам сборнике статей Альфрид Лэнгле пытается «разрешить мысль» о
природе человеческого духа и человеческой души. Но перед нами не метафизика и не образец
христианской психологии, а современная научная теория личности, не выходящая за пределы
науки и психотерапевтической практики в религиозность и использующая выверенные методы
познания. И это на сегодняшний день – самая глубинная и одновременно самая «вершинная»
теория личности из известных автору этих строк.

Экзистенциальный анализ

Современный экзистенциальный анализ А. Лэнгле – это теория личности и вместе с тем
психотерапевтическая теория, описывающая в собственных терминах болезни личности и спо-
собы их терапии.
Альфрид Лэнгле – доктор медицины и психологии, известный психотерапевт и прези-
дент IFP – Международной федерации психотерапии, старейшего европейского психотерапев-
тического сообщества, президент созданного им когда-то вместе с Виктором Франклом GLE-
Французские персоналисты во главе с Э. Мунье и Ж. Лакруа группировались вокруг журнала «Esprit» (1932).
3
«Я страдаю, значит, я существую. Это вернее и глубже декартовского cogito», – пишет Бердяев в книге «Экзистенциальная
диалектика божественного и человеческого» (1947).
7
international – Международного общества экзистенцанализа и логотерапии. Сегодня эта орга-

низация развивает идеи экзситенциально-аналитической психологии и психотерапии и ведет
образовательные программы во многих странах мира, с 1999 года – и в России. Лэнгле 10 лет
проработал с Виктором Франклом, однако его теория – самостоятельная разработка, во мно-
гом полемизирующая с франкловской теорией личности.
Ключевым понятием экзистенциального анализа является не личность, а экзистенция,
в переводе с латинского – «существование». По иронии, в контексте русской речи слово
«существование» имеет смысл, противоположный понятию «экзистенция», которое означает
настоящую жизнь, полную глубоких чувств, реализованных начинаний, собственных реше-
ний, пусть даже ошибочных, в общем, трудную, конечно, но хорошую жизнь. Прожить насто-
ящую жизнь удается не каждому. И если удалось «жить так, чтобы не было мучительно больно
за…» – это будет исполненная экзистенция. Экзистенциально-аналитическая психотерапия
как раз и помогает человеку вносить в свою жизнь больше чувства исполненности4. Как же
этого достичь?
Если человек черпает из той наличной ситуации, которая есть, если он, не сетуя на отсут-
ствие идеальных условий, все же делает то, что считает в этих условиях самым правильным,
наилучшим, – говорит В. Франкл, – значит, он может найти смысл и через это прожить чув-
ство исполненности. А что есть правильное? То, что согласуется со мной, к чему у меня лежит
сердце, и то, что подсказывает мне моя совесть. Этот рецепт Виктора Франкла предлагает изме-
нить установку по отношению к жизни, как бы совершить экзистенциальный поворот. Почему
моя жизнь не такая, какой должна была бы быть?
Разве я не заслуживаю лучшей доли? В. Франкл описывает сетования такого рода как
ведущие в тупик. Смысл можно обрести, только сделав поворот на 180 градусов: вместо того
чтобы недоумевать, почему жизненная ситуация не соответствует твоим ожиданиям, спроси
себя, соответствуешь ли ты сам ожиданиям ситуации. Такой «поворот» в отношении к жизни
актуализирует человеческую способность быть запрошенным жизнью – расслышать запрос
наличной жизненной ситуации, соотнести ее с собой и найти единственно правильный для
себя ответ на него.
Виктор Франкл создал основы экзистенциальной антропологии, но он не был персоноло-
гом. Его гениальная модель обретения смысла содержала в себе парадокс и ловушку (подробнее
экзистенциальный антагонизм описан в начале второй статьи, посвященной аутентичности).
Если вдуматься, человек, имеющий «хороший слух» к запросам, исходящим из жизни, легко
откликающийся на них, рискует потерять себя, даже будучи включенным в многочисленные
осмысленные виды деятельности 5. Не это ли сегодня испытывают большинство работающих
людей: много интересной работы, много возможностей карьерного и финансового роста, при
этом очень мало времени для чего-то другого. Когда люди выбирают, куда вложить свои спо-
собности и душу, для них очевиден смысл их начинаний, им нравится то, что они делают, но
этого так много, что часто они испытывает ощущение потери себя: я себе не принадлежу, у
меня нет времени на себя, я должен, должен не кому-то, а себе. В какой-то момент человек сам
для себя становится проблемой. Он должен теперь расслышать и понять запрос, который не
внешние обстоятельства, а он сам посылает себе. «Если честно, вопрос о том, как, оставаясь
4
Термин чувство исполненности не слишком хорошо звучит по-русски, его могло бы заменить словосочетание «чувство
глубокого удовлетворения», если бы не ироничный оттенок, который оно по историческим причинам получило. Важно, что
исполненность – это не просто и не обязательно получение удовольствия или удовлетворение потребности, скорее – пережи-
вание глубокого внутреннего согласия с тем, что имеет место быть, или с тем, что сделано; переживание соответствия этого,
с одной стороны, своей сущности и с другой – обстоятельствам.
5
В этой сознательной отдаче себя делу, работе, людям легко видеть параллели с теорией деятельности А. Н. Леонтьева.
Франкл и Леонтьев были людьми одного поколения, возможно, такой радикальный отказ от себя был веянием этого трудного
времени, следствием пережитых социальных драм, а возможно, и этическим принципом жизни. Вспомним созданную в конце
20-х годов концепцию «абсолютного-себя-исключения» как критерий нравственного поступка у М. М. Бахтина.
8
успешным, не потерять себя и стать аутентичным, волнует меня в 35 лет так же сильно, как
волновал вопрос о сексуальности в 15 лет», – сказал как-то один клиент.
Когда человек сам для себя становится проблемой? Оказывается, не только в тяжелые
моменты жизни, когда нужно мобилизовать силы и мужество6. На фоне благополучных обсто-
ятельств, когда твоя жизнь тобой же хорошо налажена, имеет смысл, направлена на дело и
других людей, человек тем не менее все реже чувствует внутреннее согласие, гармонию. Это
вызывает не просто дискомфорт, но страдание. В этот момент основную роль начинает играть
самопознание, в возможности и необходимости которого В. Франкл, однако, сомневался. Он
обосновал свою точку зрения и покинул созданную им же GLE-international. С этого момента
расхождения взглядов между Франклом и Лэнгле начинается оригинальная теория личности
автора этой книги – теория Person, которой и посвящено данное издание 7.
Мы попробуем кратко сформулировать ее основные положения, однако начнем с метода.

Метод

Экзистенциально-аналитическая психотерапия и психология используют феноменологи-
ческий метод. Этот метод восходит к Канту, разработан как научный метод познания Э. Гус-
серлем, применялся в области философии существования М. Хайдеггером, в области этики
– М. Шелером, – оба были учениками Гуссерля. В конце XIX – начале XX века этот метод
успешно противостоял принципу объективизма в исследованиях, выдвинутому позитивист-
ской парадигмой науки. Он основывается на радикальном субъективизме, а следовательно,
на доверии исследователя собственным впечатлениям. Гуссерль призывал вернуться назад «к
самим вещам», к пониманию предмета познания «из него самого», но при этом предъявлял
довольно строгие требования к тому, кто познает. Строгие, но выполнимые. В противополож-
ность позитивистской установке, согласно которой наблюдатель должен быть предельно объек-
тивен, то есть полностью исключить эмоции и субъективные суждения, в феноменологии речь
идет об установке эмоциональной открытости по отношению к предмету исследования. Так
воспринимать можно лишь то, что не вызывает страха, не заставляет невольно защищаться.
Феноменолог беспристрастен и предельно доверчив.
Он верит всему, что предъявляет предмет восприятия, но он также верит и своим чув-
ствам, которые возникают в ответ на впечатление. Сочетание способности к дистанцированию,
без которой не может быть спокойного принятия, с глубокой и полной эмоциональной включен-
ностью и является парадоксальным требованием к опытному феноменологу. Настроившись
принять все, что придет, исследователь далее интенционально погружается в объект позна-
ния. Что это? Полное внимание и сосредоточенность на другом. И терпение: в ходе такого
погружения неизбежно раньше или позже приходит впечатление, но момент его возникнове-
ния невозможно контролировать, это не вопрос воли. Задача исследователя – не пропустить
впечатления и дать ему время для того, чтобы оно развилось и стало рельефным (для этого
главное – ничего не делать, просто оставаться в процессе). Как это для меня? На этот вопрос
отвечает впечатление, как будто из глубины поднимается чувство, но можно ли ему доверять?
Чувства обманчивы, поэтому важнейшим шагом феноменологического восприятия является
проверка впечатления: так ли это? И здесь требуется хорошее знание собственных эмоцио-
нальных проблем, страхов, желаний, чтобы не ошибиться, приняв идущее от моего Я за сущ-
ность познаваемого. Откуда идет это впечатление: от меня и моих проблем, невольно затрону-
6
Логотерапия – созданная В. Франклом психотерапия смыслом – помогает человеку найти смысл в чрезвычайных ситу-
ациях, которые кажутся безвыходными.
7
Нужно уточнить, что экзистенциальный анализ Альфрида Лэнгле – это не только теория личности, но также теория
эмоций, концепция четырех фундаментальных мотиваций и т. д.
9
тых внешним, или все-таки ко мне это не имеет отношения и, следовательно, это сущностная
характеристика того, что я пытаюсь постичь? М. Хайдеггер четко выделил три вопроса метода:
– Что это?
– Как это?
– Так ли это?
Кажущийся неискушенному читателю весьма ненадежным, метод феноменологического
понимания сегодня, в начале XXI века, является проверенным методом, позволяющим полу-
чать научные знания о тех сферах, которые не может исследовать метод эксперимента или
объективного наблюдения. С помощью этого метода структурируют глубинные переживания,
относящиеся к внутреннему миру личности 8. Познание сущности вещи, того, что находится за
внешней кажимостью, проникновение сквозь фактичность к сути возможно разными путями,
но иногда только напрямую – феноменологически. Критерием научности метода является то,
что сущность эта неизменна, сколько бы разных феноменологов ее ни обнаруживали. Это также
характерно для внутреннего мира личности: несмотря на неповторимость индивидуальностей,
процессы печали, прощения, обработки вины, волевого решения и др. подчиняются одним и
тем же законам, проходят одни и те же стадии. При индивидуальной неповторимости сущность
сохраняется.
Если бы в своей сущности работа моей души не была подобна той, что протекает в душах
других людей, как могли бы люди понимать друг друга, чувствовать близость, сопереживать?
Работая феноменологическим методом, великий философ XX века Макс Шелер дал
точные и аккуратные определения таким категориям, как уважение, прощение, совесть. Он
создал феноменологическую этику, а Виктор Франкл, будучи его учеником, свою экзистенци-
ально-аналитическую антропологию.

Антропология

Триединая модель человека, включающая Дух, Душу и Тело, появилась в XIII веке, в тру-
дах Фомы Аквинского. Persona – «per se una» – «единая сама по себе» – в соответствии с этой
этимологией человек создан по образу и подобию Божьему, а поскольку Бог триедин, в чело-
веке есть три начала: дух, душа и тело. Фома Аквинский отводил персональному началу роль
«совершеннейшего во всей природе». «Имя persona в наибольшей степени подобает именно
Богу», – пишет он (ST, I, quest. 29, art. 3)9. Персональное измерение являлось для него сино-
нимом совершенного в человеке и было связано с разумом. Так, изначально в картине чело-
века присутствовала идея Духа Божьего, она родилась в религиозной среде, но впоследствии
воодушевляла не только религиозную, но всю немецкую классическую философию. Человек
– триединство, система трех измерений:
• телесного, подчиняющегося законам болезни или здоровья,
• психического, или, точнее, психодинамического, подчиненного законам сохранения себя
любой иеной, а следовательно, законам удовлетворения потребностей,
• духовного, называемого Person, того, что ничем не детерминировано, то есть свободного
в человеке. Персональное измерение человека не может болеть, но может быть блокировано,
тогда Регеоп приходит в отчаяние, экзистенция не исполняется, человек страдает 10.
8
Кстати, этим методом пользуется и тот ученый, который работает в объективистской парадигме, порождает гипотезы,
которые затем проверяются в эксперименте. Диалог методов, субъективных и объективных, продолжался весь XX век, он не
закончен и сегодня, особенно в академической среде, отличающейся консервативностью.
9
Цит. по Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. С. 305.
10
Этот особый тип страдания на фоне социально приемлемой и вполне благополучной жизни нам хорошо известен хотя
бы по романам Достоевского и Толстого.
10
В. Франкл: «Духовность человека – это не просто его особенность: духовное не просто

присуще человеку наряду с телесным и психическим, которое свойственно и животным. Духов-
ное – это то, что отличает человека, что присуще только ему и ему одному. Самолет не пере-
стает быть самолетом, когда он движется по земле, хотя он может и ему постоянно приходится
двигаться по земле! Но лишь поднявшись в воздух, он доказывает, что он самолет. Точно так
же человек начинает вести себя как человек, лишь когда он в состоянии преодолеть уровень
психофизически-организмической данности и отнестись к самому себе, не обязательно про-
тивостоя самому себе. Эта возможность и есть существование (экзистенция), а существовать
– значит постоянно выходить за пределы самого себя» 11.
Свобода, ответственность, совесть, исполненность экзистенции – все эти персональные
проявления, не объяснимые в рамках детерминистской психологии, строго говоря, не нужны
ни для выживания, ни для удовлетворения потребностей, ни для успешной адаптации к усло-
виям жизни в определенном социуме. Критикуя современные ему теории личности, В. Франкл
писал: «Быть человеком – значит всегда быть направленным на что-то или на кого-то, отда-
ваться делу, которому он себя посвятил, человеку, которого он любит, или богу, которому он
служит. Такая самотрансценденция выходит за пределы всех тех образов человека, которые
в духе монадологизма представляют человека не как существо, выходящее за пределы самого
себя, тянущееся к смыслу и ценностям и ориентированное тем самым на мир, а как суще-
ство, интересующееся исключительно самим собой, поскольку для него важно лишь сохране-
ние гомеостаза»12.
Франкл показывает, что и психоанализ Фрейда, и индивидуальная психология Адлера
остаются на уровне плоскостной системы измерений, где есть лишь психодинамика и телес-
ность. Далее Франкл замечает:
«Фрейд был достаточно гениален, чтобы осознать привязанность своей теории к опреде-
ленному измерению. Он писал Людвигу Бинсвангеру: „Я остановился лишь на первом этаже и
подвале всего здания“»13. Желая создать детерминистскую, «научную» по критериям того вре-
мени психологическую теорию, Фрейд, как и полагалось честному исследователю, отказыва-
ется от «третьего измерения». Он исчерпывающе описывает психодинамическую модель лич-
ности и… провоцирует мощное развитие альтернативных направлений, становясь объектом
критики всех последующих психологов личности XX века. Каждый из них как в зеркало смот-
релся в теорию З. Фрейда, и каждый видел свой недостаток. Очень точной была критика пси-
хоаналитической теории мотивации молодым тогда еще Виктором Франклом 14: стремление к
удовольствиям, так же как и адлеровская воля к власти, по Франклу, являются неудовлетво-
рительными объяснительными принципами, в том числе и потому, что оставляют в стороне
основную тему человеческих страданий – потерю смысла. Смысл не выводится из концепции
либидо, но вместе с тем все мы понимаем, что жить без смысла даже короткий период – муче-
ние. Поэтому человек стремится к смыслу и, лишь не имея возможности найти его, в качестве
заменителей начинает стремиться к власти или удовольствиям. Так в полемике с Фрейдом
основатель экзистенциального анализа В. Франкл в 30-е годы прошлого века отстаивает трех-
мерную модель человека, содержащую в горизонтальной плоскости два измерения – телесное
и психодинамическое, и третье, духовное, измерение – вертикаль, противопоставленную пер-
вым двум. Оппозиция духовного психофизиологическому – это ключевой момент франклов-
ского понимания персонального измерения. Он говорил, что только обитатели сумасшедшего
11
Франкл В. Духовность, свобода и ответственность // Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990. С. 93.
12
Там же. С. 51.
13
Там же.
14
Виктор Франкл состоял в переписке с мэтром, был ему хорошо известен, Фрейд даже рекомендовал к публикации
некоторые его статьи.
11
дома живут, подчиняясь принципу «нравится – не нравится». Нормальные люди используют

также измерение «хорошо – плохо».
Но что такое это «хорошо – плохо»? Сводится ли оно к описанному Фрейдом Супер-
эго или отличается от него? Это требовало дальнейшей разработки. Так же скрупулезно и
научно честно, как Фрейд исследовал психодинамическое измерение человека, обнаруживая
в нем определенные повторяющиеся содержания, экзистенциальный анализ исследует персо-
нальное, духовное измерение человека, то самое начало, которое мыслится как «Бог в тебе»,
или «Внутреннее Я» (Inner Self)15.
А еще это то, что называют «человечностью»16… Вклад экзистенциального анализа в
развитие этой не новой идеи состоит в том, что он исследует обнаруживающиеся в этом духов-
ном измерении темы, содержания. Многообразие содержаний духовной работы, совершаемой
человеком во внутреннем мире, могли быть описаны только при систематическом использо-
вании феноменологического метода. Опираясь на экзистенциальную философию Хайдеггера
и предшествующий опыт глубинной психотерапии, Альфрид Лэнгле создает иерархическую
систему четырех фундаментальных мотиваций, обобщающую данные содержания.

Концепция четырех фундаментальных мотиваций А. Лэнгле

Основной вопрос уровня первой фундаментальной мотивации – могу ли я быть в этом
мире? Речь идет не о качестве жизни и не о том, свою ли жизнь ты живешь, пока лишь – о самой
возможности существования человека в определенной экзистенциальной ситуации. Вслед за
Хайдеггером Лэнгле рассматривает положительный ответ на вопрос «Могу ли я быть в этом
мире?» как фундамент для создания всей экзистенции. Но как обрести это чувство? Прежде
чем так или иначе включаться в жизнь, человек должен как-то обойтись с тревогой, страхом и
неуверенностью, постоянно сопровождающими его по жизни. В некоторых ситуациях пережи-
вание беспомощности перед лицом обстоятельств становится главной темой. Как найти силы
справиться с этим чувством, преодолеть его? Почему одни люди более прочно «держатся в
седле» собственной жизни, чем другие? Это хорошо видно в клинике фобий, в терапии тре-
вожных пациентов, да и любой экзистенциальный кризис начинается с работы над условиями,
при которых вообще возможно существование человека.
В поисках ответа на эти вопросы Лэнгле прежде всего отделяет персональную пере-
работку проблемы от защитных автоматических копинговых реакций. Копинговые реакции
относятся к психодинамическому измерению, они не свободны. Они могут быть формами
выученного поведения или имеющей психофизиологические предпосылки спонтанной реак-
ции: бегства или уничтожения, замирания по типу мнимой смерти или бесполезной ритуаль-
ной активности. Так или иначе, эти реакции не персональны, человек может надолго погру-
зиться в них или справиться с ними довольно быстро. Копинговые реакции как стражи,
сохраняющие человека, «включаются» раньше персональных решений.
И проблема не в том, чтобы отказаться от них совсем – это невозможно, а в том, чтобы
в конце концов перейти от копинговых реакций к собственно персональному рассмотрению
своих проблем, которые на уровне первой мотивации связаны с мучительным чувством «я не
могу здесь быть».
В первой фундаментальной мотивации основное содержание персональной переработки
– принять и выдержать. Суть принятия – «я могу быть, и это может быть». Принять означает
дорасти до спокойствия в отношении данностей существования, которые прежде вызывали
15
Боуэн М. Духовность и личностно-центрированный подход // Вопросы психологии, 1992, № 3–4.
16
Братусь Б. С. К проблеме человека в психологии // Психология личности. М.: Вопросы психологии, 2003. (Б-ка журнала
«Вопросы психологии»).
12
бессильную ярость или желание бежать. Существуют определенные предпосылки принятия,

которые могут стать темой психотерапевтической работы. Последствия принятия – чувство
доверия к миру, переживаемое в пределе как готовность обнаруживать в мире множество опор,
в том числе и духовных, выходящих за пределы одной индивидуальной жизни, за пределы раци-
онального.
Вопрос второй фундаментальной мотивации – нравится ли мне жить? Этот вопрос
обычно не стоит на повестке, когда человек выживает, но становится чрезвычайно важным,
когда страх побежден и первая мотивация исполнена. Я могу быть в этом мире, но хороша
ли моя жизнь? Ведь если в жизни меня ничего не радует, не привлекает, стоит ли жить такую
жизнь? Это тема депрессий в клинике. В рамках второй фундаментальной мотивации речь
идет о способности быть эмоционально открытым, о зарождении чувств, о функции эмоций,
об искусстве наслаждаться жизнью и глубоко страдать по поводу потери ценности. Радость и
печаль, вся полнота чувственных переживаний открываются человеку, когда он способен не
прятаться, а идти навстречу всему, что приносит жизнь. Глубина переживания радости сораз-
мерна глубине страдания. Страдания – такая же естественная сторона жизни, как и радость.
Открытость в отношении радости и страданий – обращение к ним – тема персональной пере-
работки чувства неудовлетворенности жизнью. Новообразование, возникающее при наличии
у человека подобных установок к жизни, – переживание фундаментальной ценности жизни.
Исполненная вторая мотивация является одной из предпосылок для построения тре-
тьего этажа экзистенции, посвященного человеческому Я. Я – жесткая реальность человече-
ской жизни. Игнорирование Собственного, перешагивание через свое Я вызывает страдание.
Не важно, другие или ты сам сделал это.
Для человека важно утверждать и отстаивать Собственное. Но не обижу ли я при этом
Другого? Не буду ли сам обижен несправедливым обесценивающим отношением? В каждой
ситуации для человека важно получить ответ на вопрос: имею ли я право быть таким? Это
основной вопрос третьей фундаментальной мотивации. Оценка собственного поведения, жела-
ния, намерения закрепляется в виде суждения, оправдывающего или обвиняющего. Приговор
себе является результатом внимательного всматривания в себя. Рассматривание и оценивание
(an-seitem и wert-shutsung) не являются только когнитивными процессами, роль когниции под-
чиняется в них чутью в отношении правильного. Центральный механизм оценивания – согла-
сование ситуации и всех содержащихся в ней ценностей с собой, с собственной сущностью –
справедливо называется совестью. Решив для себя вопрос «имею ли я право?» положительно,
человек может быть более защищен перед лицом людей, которые также выносят свои суждения
о нем. Копинговые реакции, свойственные уровню третьей фундаментальной мотивации, воз-
двигают стену между мной настоящим и тем, что я предъявляю на суд людей, защищая меня
таким образом от обиды, несправедливой критики или же самой возможности какой угодно
оценки. В противоположность психодинамическим реакциям защиты в персональной перера-
ботке развиваются доверие к собственным оценкам, ориентация на себя и через это резистент-
ность к внешним оценкам. Таковы последствия развития самоценности личности – основного
новообразования уровня третьей мотивации. А следствием высокой самоценности является
готовность к Диалогу: только имея в опыте переживание ценности собственного Я, человек
способен ценить и уважать Я Другого.
Решив проблемы с собственным Я, человек может поднять глаза и посмотреть вокруг.
Каков сейчас запрос жизненной ситуации? Какие жизненные задачи для меня главные? Что
я могу расслышать как запрос жизни? В каком контексте нахожусь? Насколько широк гори-
зонт моего видения и понимания жизни? Основной вопрос четвертой фундаментальной моти-
вации звучит так: что я должен делать? И это вопрос, который адресуется будущему. Тема
этой завершающей мотивации – внесение себя в жизнь. Без этого деятельного осуществле-
ния себя нет шансов пережить чувство экзистенциальной исполненности – глубокого удовле-
13
творения, что задуманное сбывается, что ценности живут благодаря моим стараниям. Реши-
мость воплотить Собственное и есть вершина мотивационной иерархии – «воление» (vollen),
воля. В нем в снятом виде присутствуют могу, нравится и имею право. Наполненное смыс-
лом воление – основной процесс четвертой фундаментальной мотивации. Он противостоит
экзистенциальному вакууму – чувству глубокого разочарования жизнью, переживанию ее бес-
смысленности. Экзистенциальный вакуум в качестве копинговой реакции формирует пози-
цию «временщика», приспосабливающегося к «невыносимой легкости бытия», фанатика или
циника.
В противовес этому человек, проживающий свою единственную жизнь всерьез, стре-
мится увидеть ее как включенную в систему более общих взаимосвязей: исторических, куль-
турных, биографических, религиозных. Смысл его поступка или намерения становится частью
превосходящих его смыслов, общечеловеческой смысловой сферы. Его жизнь, объективные
обстоятельства которой задуманы не им, благодаря его духовным усилиям созвучна его сущ-
ности и хорошо устроена в превосходящей его системе смысловых взаимосвязей.

Экзистенциально-аналитическая теория личности

Теперь мы можем перейти к теории личности.
В экзистенциальном анализе Альфрида Лэнгле мы встречаемся с понятиями Самость
(Self – англ.; Selbst – нем.), Я, самоценность и Person.
Первые два понятия в общих чертах соответствуют описанным Уильямом Джеймсом в
начале XX века двум аспектам личности. То, что Джеймс называл эмпирическим Я, и считал
тем, что оценивают, это в экзистенциальном анализе – Самость. Чистое Я по Джеймсу, то,
которое выносит оценки, – здесь обозначено как Я. Самость представляет ценностную сферу
личности, то же, что проприум (с лат. – «достояние») Гордона Олпорта. Самость – сфера важ-
ного для человека, того, к чему он не безразличен. Франкл говорил: «самость – это поле, в
котором Я дышит»17. Я – орган, функция которого внимательно всматриваться, рассматривать
и оценивать все то, что человек считает собственным: его намерения, желания, чувства, пове-
дение. Работа Я составляет основное содержание третьей фундаментальной мотивации, в то
время как Самость – тема второй и отчасти первой фундаментальных мотиваций 18. Третье
понятие – самоценность – описывает результат нормального или отклоняющегося функцио-
нирования оценивающего Я. Внешние предпосылки самоценности и ее функционирование у
зрелой личности исчерпывающе описаны в статье «Грандиозное одиночество». Обобщая ска-
занное о работе Я, можно сформулировать несколько положений:
1) каждый человек уязвим в ситуации, когда он вольно или невольно предъявляет себя
и плоды своих трудов на суд других;
2) защищаясь от страха быть обиженным игнорирующей, обесценивающей или неспра-
ведливой оценкой, человек может выбрать защитное несвободное поведение (например, нико-
гда не предъявлять Собственное или заранее обесценивать других – тех, кто может высказать
отрицательную оценку);
3) альтернативой копинговым реакциям будет развитие самоценности – способности
постепенно становиться самому себе окончательным судьей. Собственная оценка, закреплен-
ная в форме суждения, становится опорой, поддерживающей личность перед лицом внешних
оценок. Этот процесс получил название укрепление Я;
17
Формированием этой сферы в психоаналитической традиции интересуется теория объектных отношений.
18
Первой – потому что в ней идет речь о том, чего я не пожелал бы себе и другому в жизни. Самость же включает не
только ценное, утверждению которого ты готов способствовать, но и неценное, чего не должно быть. И то, и другое – важное.
14
4) доверие к собственным оценкам возникает в том случае, если внешние, имевшиеся

прежде всего в детском опыте человека, предпосылки формирования самоценности – уважи-
тельное внимание, справедливая оценка Собственного и признание безусловной ценности лич-
ности – не просто становятся привычными критериями собственных оценок, но превращаются
в персональную установку по отношению к себе;
5) когда человек оправдан в собственных глазах, он может смело предъявить свои реше-
ния или плоды своих трудов на суд людей, так возникает социальное поведение: развитая само-
ценность делает человека социальным;
6) привычка так относиться к себе приводит к замечательному последствию – Я все реже
становится темой переживаний, оно как бы отступает на задний план, «выносится за скобки»,
исключается из ситуации, потому что с ним более не связано напряжение ситуации внешней
оценки.
Таким образом, концепция развития самоценности посвящена появлению во внутрен-
нем мире личности темы Я в начальных стадиях процесса и, согласно законам диалектики,
постепенному исчезновению этой темы на зрелом этапе развития. Но что же остается, когда
тематика самоутверждения, обид, критики и социального признания Собственного исчерпана
и более не вызывает напряжения? Тогда темой анализа в экзистенциально-аналитической тео-
рии личности становится Person, четвертая и главная составляющая теории. Высокая само-
ценность, делающая Я сильным, – условие, при котором становится возможным доступ к
Person. Концепция Person – ядро теории личности Альфрида Лэнгле. Открыть доступ человека
к собственному духовному измерению – цель экзистенциально-аналитической психотерапии.

Концепция Person

И Макс Шелер, и Виктор Франкл искали подходы к определению Person. Поскольку речь
идет о самотрансцендирующем, выходящем за собственные пределы свободном начале, дать
определение Person невозможно. Однако нам уже ясно, что это – центральное понятие экзи-
стенциального анализа для обозначения духовного измерения человека и его способности к
экзистенции. Франкл определял Person как «свободное в человеке» и помещал на противопо-
ложный каузально-детерминированному психодинамическому (которое по определению сво-
бодным не является) полюс. Духовное может находиться в оппозиции по отношению к пси-
ходинамическому: «Person – это то, что говорит „НЕТ“» (М. Шелер). Но это также и то, что
занимает позицию и говорит «ДА», добавляет А. Лэнгле, персональное феноменологически
проявляется как чувство внутреннего согласия по отношению к своим чувствам, желаниям,
поведению. Если Person есть свободное, то ее нельзя удержать, она всегда больше, чем то, что
мы о ней знаем или можем о ней сказать (К. Ясперс), и по своей сути она всегда другая. Так
как она – свобода, она всегда способна удивлять, быть непредсказуемой и уникальной, ни с
чем не сравнимой.
Вместе с тем уникальность Person проявляется в «ошеломляющем феномене тождества
как для других, так и для себя самого. Person всегда узнается как „та же самая“»19. Когда бы
человек ни осуществлял себя как Person, он переживает себя как Я. «Если я вслушиваюсь в
себя самого, нахожусь наедине с собой, я чувствую в своей глубине что-то постоянное, неиз-
менное. Person – это способность быть Я»20…
Свобода традиционно считается критерием персонального в человеке, но сегодня – и это
смещение акцентов делает уже А. Лэнгле21 – главное отличие Person – это способность к диа-
19
Материалы семинаров по экзистенциальному анализу, проведенных А. Лэнгле в Москве (1999–2004).
20
Там же.
21
Längle A. (1993): Personale Existenzanalyse. In: Längle A. (Hrsg.) Wertbegegnung. Phanomene und methodische Zugange.
15
логу. Феноменологически точно о наличии Person можно судить, потому что она говорит мне
и во мне. Этот внутренний голос слышал, наверное, каждый как голос совести, голос интуи-
тивного чутья. Эта способность к диалогу является сущностью Person. Она всегда в диалоге с
другими или с собой. Можно сказать, что персональное в человеке проявляет себя в том, как
он строит этот диалог и строит ли его вообще.
Распознать это говорящее в человеке, собственно, и является задачей Персонального экзи-
стенциального анализа. И поэтому в нем очень важна работа с внутренним разговором. Из этой
способности к диалогу рождается присущая Person открытость, «распахнутость» (М. Хайдег-
гер). Степень этой распахнутости может варьировать, но, подобно зрачку, который никогда не
может совсем закрыться, способность чувствовать, видеть, реагировать персонально никогда
не исчезает у человека насовсем, даже если он находится в плену копинговых реакций или
психически нездоров.
Person – это внутренняя сила, которую мы не можем постичь, или удержать, или создать,
она не поддается контролю. Человек перед лицом этой силы переживает невозможность до
конца постичь самого себя. Эта глубинная духовная первооснова снова и снова приходит ко
мне – адресуется мне. Я лишь окаймление этого, подобно тому как твердая почва окаймляет
источник. Эта глубинная Person – одновременно тоже я, это не кто-то другой, кто говорит со
мной. Во мне есть внутреннее чувство подразумеваемости: глубина, которая поднимается во
мне (как из источника), имеет в виду меня. В этом заключается и глубочайшее соотнесение с
самим собой, на котором строится концепция аутентичности А. Лэнгле, описанная во второй
статье. Чувства, идущие из самой глубины, желания и намерения, которым я говорю «Да», а
также соотнесенные с собой предпочтения и работа совести – органа восприятия правильного,
– это проявления Person, непостижимой, текущей, поднимающейся из глубины, говорящей. И
все это попадает в руки моего Я, я как Person отдан своему Я – тому, кто принимает решения,
определяет и действует. Но… еще один парадокс – Я наделено свободой, поэтому оно также
свободно игнорировать персональное. Однако лишь тогда, когда мое Я берет на себя ответ-
ственность за Person, действует в соответствии с этим, появляется условие экзистенциаль-
ного существования.
Моя Person доверена мне, и единственная ответственность Я – это ответственность за
эту таинственную, непостижимую глубину, которая есть я сам 22.
Актуальность такого понимания человеческой сущности сегодня не нужно специально
доказывать. Если я разделяю такое понимание себя, то я отношусь к себе с очень скромной
позиции – позиции хранителя того непостижимого и глубокого, что я чувствую как соответ-
ствующее моей сущности. Если я разделяю эту философию, то я проникаюсь естественным
почтением к персональному в других людях. Если все общество признает уникальность лич-
ности, в нем присутствует больше уважения к людям, их чувствам, их правам.
В общественном сознании естественно развиваются терпимость и милосердие, а нрав-
ственные законы превалируют над всеми иными.

Теория Лэнгле и русская экзистенциальная философия

Итак, от теории самоценности, посвященной появлению, развитию и исчезновению Я,
мы перешли к непривычной для научной персонологии теории Person. Хотя почему к непри-
вычной? Вот что по этому поводу еще в 1955 году писал один из первых персонологов, аме-
GLE-Verlag, Wien, 133–160.

22
К. Ясперс: «Мы не можем сделать себе свободу – она дарится нам. Мы не свободны по причине себя самих, мы получаем
себя в нашей свободе себе в подарок и не знаем откуда. Не через себя самих мы есть, дело обстоит таким образом, что мы
не можем хотеть нашу волю, что мы не можем планировать то, чем мы сами являемся в нашей свободе, что в значительно
большей степени исходом всех наших планов и желаний является то, в чем нам нас дарят» (Chiffren, 1984. S. 48).
16
риканец Гордон Олпорт: «Со времен Вундта центральное возражение против психологии Я и
души состояло в том, что это понятие невнятно. Очень соблазнительно приписывать не совсем
понятные функции некоему таинственному агенту. А затем объяснять, что именно он явля-
ется тем центром, который объединяет личность и поддерживает ее целостность… Сегодня же
ситуация такова, что многие психологи, пытавшиеся приспособить личность к внешней системе
координат, не удовлетворены результатом. Они не обнаружили связи между позитивистскими
измерениями и предпочли вновь изобрести Эго. Но, к сожалению, позитивизм и теория Эго
плохо кооперируются – исследования всегда остаются фрагментарными» 23. Хотя в пятидеся-
тые годы в отличие от периода В. Вундта можно было говорить лишь об Эго, но не о душе, в
сущности, наблюдение Олпорта относится и к Я, и к Person – некоему таинственному агенту,
без которого в исследованиях личности теряется сущность. Собственно, понадобилось пять-
десят лет, в течение которых психологии личности и психотерапии пришлось отказаться от
позитивистской модели научного знания, чтобы приблизиться к пониманию тайны Person. Но
задолго до конца XX века в работах русских философов мы с удивлением обнаруживаем пре-
красные описания того же самого понимания человека.

Павел Флоренский

Уже упоминалось, что этимология Person имеет толкование с латинского как «неделимая
в своей сущности» «per se una». Однако известны и два других варианта: person переводится
как «маска», а также – «звучащая сквозь» («per sonare»).
Первое и третье определения оказываются феноменологически точными, а вот второе –
«маска» – кажется чем-то противоположным сущности понятия, однако его этимологию углуб-
ляет русский религиозный философ и культуролог Павел Флоренский. Для него Персона – лик
Божий, который просвечивает, звучит сквозь мирское, человеческое: «Тогда лицо получает
четкость своего духовного строения, в отличие от простого лица,
…не в силу внешних себе мотивов и не в изображении, а самой своей вещественной
действительности и сообразно глубочайшим заданиям собственного своего существа. Все слу-
чайное, обусловленное внешними этому существу причинами, вообще все то в лице, что не
есть само лицо, оттесняется здесь забившей ключом и пробившейся через толщу веществен-
ной коры энергию образа Божия: лицо стало ликом. Лик есть осуществленное в лице подобие
Божие»24. Обращаясь к значению «маска», он пишет: «В древности существовало сакральное
назначение масок, и соответственно смысл слов larva, persona был иным, ибо тогда маски вовсе
не были масками, как мы это разумеем, но были родом икон. Когда же сакральное разложилось
и выдохлось, а священная принадлежность культа была омирщена, то тогда из этого кощунства
в отношении античной религии и возникла маска в современном смысле, то есть обман тем,
чего на самом деле нет, то есть мистическое самозванство»25. Persona для Флоренского – это
свет, лик26, то, что проглядывает сквозь лицо, сквозь внешнее, а икона – это то, что облегчает
доступ к образу Божьему, а следовательно, и к собственной персональности.
Флоренский указывает, что понятием, противоположным Person по сути, в русской тра-
диции является замаскированная подо что-то иное пустота27.
23
Олпорт Г. Становление: основные положения психологии личности // Олпорт Г. Становление личности. М.: Смысл,
2002. С. 185.
24
Флоренский П. А. Иконостас. М.: АСТ, 2003. С. 31.
25
26
«Лик по-гречески называется идея, эйдос, следовательно, лик означает духовную сущность». – Там же. С. 32.
27
«Вот почему как немецкие предания, так и русские сказки признают нечистую силу пустою внутри, корытообразной или
дуплообразной, без станового хребта – этой основы крепости тела, лже-телами и, следовательно, лже-существами; напротив,
бог начала реальности и блага Озирис изображался в Египте символом джеду, в котором усматривают, как основное значение,
17
От корня person во всех европейских языках произошло понятие «личность» – personality

(англ.), personalitat (нем.). «Дать понятие личности невозможно, – ибо тем-то она и отлича-
ется от вещи, что в противоположность последней, подлежащей понятию, и поэтому „понят-
ной“, она „непонятна“, выходит за пределы всякого понимания, трансцендентна всякому поня-
тию»28, – пишет П. А. Флоренский в 1912 году.

Николай Бердяев

Большинство вопросов, которые появляются у читателя при знакомстве с пришедшей
к нам из Австрии теорией личности А. Лэнгле, так похожи на вопросы, мучившие русских
философов в 20-е годы прошлого века! Читаешь «Опыт парадоксальной этики» Н. Бердяева и
понимаешь, что он в своих рассуждениях исходит из антропологии, включающей персональное
измерение, хорошо знает труды Макса Шелера и теории Я. Так, он говорит о том, что в отли-
чие от всех предшествующих философов интересуется не гносеологией вообще, а вопросом о
том, как познает истину конкретный человек с его индивидуальным внутренним миром, что в
человеке определяет возможности такого познания. Иными словами, его позиция – это пози-
ция антрополога, характерная также для Шелера, Хайдеггера, Франкла. Отличающийся уди-
вительной афористичностью, Бердяев записал, например, точную и глубокую мысль, в которой
автор данных строк видит новое направление исследований в психологии развития: «Личность
в начале пути, и она – лишь в конце пути». Что имеется в виду? Для Бердяева личность – это
прежде всего персональное, духовное бытие человека. Он делает следующее парадоксальное
наблюдение: персональное бытие, которое является естественным для ребенка, по мере взрос-
ления как бы «зашумляется», исчезает, и возвращение к нему есть результат духовных иска-
ний, аутентичное существование характерно для зрелой личности. Тем самым Бердяев как бы
изначально разводит Я и Личность, которая для него есть Person.
О природе человека мы читаем у Бердяева следующее: «Человек – существо многосо-
ставное, находящееся в нескольких измерениях времени, в нескольких модусах существова-
ния. Сложность человека в том, что он индивидуум, входящий в род и социум, и личность,
принадлежащая миру духовному. В человеке тем самым оказывается два „качествования“.
Человек погружен в бурлящий океан первожизни и рационализован лишь частично. В нем
происходит борьба духа природы, свободы и необходимости. Внутренний потенциал человека
– микрокосм – потенциально содержит в себе всю вселенную, всю мировую историю» 29. Как
же совместить всю эту духовность с известными со студенческой скамьи теориями развития
как социализации? Как же так, ведь, согласно Марксу, личность есть совокупность всех обще-
ственных отношений? А тут тайна, глубинная персона? Бердяев говорит о том, что в каждом
русском интеллигенте борются две противоположные идеи: социальной пользы, ибо все мы
демократы, и индивидуализма и независимости от всего социального, ибо одновременно все
мы также аристократы духа.
Но в книге «Опыт парадоксальной этики» он сам и находит ответы на эти вопросы:
«Личность формируется не объективным миром, а субъективностью. Принцип личности – не
самосохранение, а самовозрастание и самоопределение. Это связано с жертвой и самоограни-
чением. Личность не есть готовая реальность, человек выковывает свою личность (но это сов-
схематически изображенный становой хребет Озириса: злое и нечистое лишено хребта, то есть субстанциональности, а доброе
реально, и хребет есть самая основа его бытия». – Там же. С.34.
28
Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. Сочинения. Т.1. М.: Правда, 1990. С. 83.
29
Бердяев Н. А. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики. М.: Фолио, 2003. С. 9.
18
местимо с тем, что личность – детище духа). Осознающая себя личность слушает внутренний
голос и повинуется лишь ему» 30.
И далее, о свободе человека: «Человек не может быть средством или орудием для той
или иной цели, идеи, даже сверхличного, божественного. Всякая личность есть самоцель и
целеполагание… Личность в человеке не детерминирована наследственностью, биологической
и социальной. Все личное в человеке противоположно автоматизму. Она противится всякой
заданности извне. Человек как нравственное существо не мог бы существовать в телеологи-
чески детерминированном мире. Личность не может быть детерминирована даже Богом »31.
Эта цитата могла бы стать иллюстрацией к третьей главе данного издания, посвященной
тонкому и точному разведению понятий духовности, духовных опор и религиозности.

Михаил Бахтин

Если Бердяев говорил о радикальной свободе человеческого духа, то М. М. Бахтин, рус-
ский философ, ученик Макса Шелера, уже в 20-е годы XX века основное внимание уделил
развитию теории диалога. Готовность к Встрече, к Диалогу лежит в развитом Я. В 1929 году
Бахтин написал работу, впоследствии названную «К философии поступка». Суть ее – антро-
пология нравственного действия, условием которого автор считал абсолютное-себя-исключе-
ние. Только тогда, когда социально-зависимое Эго уходит на задний план, человек может быть
по-настоящему нравственным, альтруистичным, направленным на другого, то есть готовым к
Встрече. Это учение очень созвучно и динамике развития способности к эмпатии, которую
можно проследить в ранних и более поздних работах Карла Роджерса32. Также это созвучно и
концепции самоценности в экзистенциальном анализе. Практически экзистенциальный анали-
тик следует заветам М. М. Бахтина, который писал: «Овладеть внутренним человеком, увидеть
и понять его нельзя, делая его объектом безучастного нейтрального анализа, нельзя овладеть
им и путем слияния с ним, вчувствования в него. Нет, к нему можно подойти и его можно
раскрыть – точнее, заставить его самого раскрыться – лишь путем общения с ним, диалогиче-
ски»33. И он же – о сущности персонального бытия: «Человек никогда не совпадает с самим
собой… подлинная жизнь личности как бы совершается в точке этого несовпадения человека
с самим собою, в точке выхода его за пределы всего, что он есть как вещное бытие, которое
можно подсмотреть, определить и предсказать помимо его воли, „заочно“. Подлинная жизнь
личности доступна лишь диалогическому проникновению в нее, которому она сама ответно и
свободно раскрывает себя»34. «Person другого может открыться лишь твоему персональному.
Задача экзистенциального терапевта – прийти к пациенту в персональной открытости, доверя-
ясь собственному чутью, а не методикам и процедурам», – вторит ему Лэнгле.

***

Авторами экзистенциально-аналитической теории личности могли бы стать русские.
Но… в 1937 году был расстрелян на Соловках отец Павел Флоренский, умер в эмиграции Н.
М. Бердяев, только в хрущевскую оттепель были напечатаны работы М. М. Бахтина, да и то
лишь литературоведческие. В Советской России бытие Персоной было смертельно опасно.
30
31
32
Krivtsova S., Chazanova M. Empathie in der Begrifflichkeit des klienten-zentrierten Zugangs aus Sicht der Existenzanalyse. In:
Existenzanalyse, 1, 2004. S. 42–47.
33
Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М.,1979. С.293.
34
Цит. по Психология личности: тексты / Под ред. Ю. Б. Гиппенрейтер, А. А. Пузырея. М., 1982. С. 255.
19
Может быть, поэтому в наше сумасшедшее время, когда самым большим дефицитом
остается уважение – тактичная, уважительная дистанция по отношению друг к другу, такой
родной и одновременно такой еретически опасной кажется книга, посвященная Персональ-
ному бытию человека.
Светлана Кривцова
кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии личности МГУ
20

Структура издания

В данном издании представлены три статьи А. Лэнгле:
1. «Грандиозное одиночество: нарциссизм с точки зрения экзистенциально-аналитиче-
ской антропологии» – статья, в основе которой лежит доклад, прочитанный 26 апреля 2002 в
Конгресс-Центре г. Зальцбурга на Международном конгрессе о нарциссизме Общества лого-
терапии и экзистенциального анализа (GLE-international), под названием: «Моя самость – твоя
проблема. Нарциссизм в интеракции и терапии». Опубликована в журнале «Existenzanalyse»,
2002. № 19 (2–3). S. 12–24. На русском языке впервые опубликована в Московском психоте-
рапевтическом журнале (гл. ред. – Т. В. Снегирева). 2002. № 2 (33).
2. «Жить аутентично: как, несмотря ни на что, стать самим собой?» – статья, опублико-
ванная в журнале «Existenzanalyse», 1999. № 1. S. 26–34. На русском языке публикуется впер-
вые.
3. «Психотерапия: научный метод или духовная практика?» – статья опубликована в

Schmidinger H. (Hrsg.) (2001). Geist – Erfahrung – Leben. Spiritualitat heute. Innsbruck, Tyrolia. S.
177–206. На русском языке впервые опубликована в Московском психотерапевтическом жур-
нале, 2003. № 2 (37).
В первой статье речь идет о проблеме самоценности, внешних и внутренних предпо-
сылках ее развития, соотношении Я и Person, концепции Person, а также о нарциссизме как
нарушении личности, связанном с отсутствием доступа к Person.
Во второй статье рассматривается сложная и чрезвычайно актуальная сегодня как в
психотерапии, так и в академической психологии личности проблема аутентичности.
В третьей статье ставится вопрос о соотношении персональной психотерапии и рели-
гии.
Все вместе работы составляют довольно полную картину теории личности в экзистенци-
альном анализе. Не раскрывается в достаточной мере лишь понятие Самость, для его анализа
необходимо обратиться к теории эмоций А. Лэнгле, а это задача будущих изданий.
21

Грандиозное одиночество: нарциссизм с точки зрения
экзистенциально-аналитической антропологии

Поиск и нахождение себя: тема индивидуального бытия в обществе

Важнейший для человека процесс поиска и обретения себя – процесс персонального
самостановления – это вечный диалог с миром и самим собой, вечные вопросы: «Имею ли я
право быть таким, какой я есть? Имею ли я право оставаться собой в отношениях с партнером,
родителями, коллегами по работе?» Каждый из нас задает их себе в течение жизни вновь и
вновь.
Размышляя о праве быть собой, мы неизбежно соотносим себя с другими людьми, а
также с тем обществом, в котором живем. У каждого общества есть нормы, нарушение кото-
рых карается. Общество также использует неписаные законы, оно имеет множество рычагов
влияния на своих членов и тем самым задает рамки, в которых отдельный человек имеет право
быть таким, какой он есть, и делать то, что он хочет. Поэтому проблема нарциссизма ставит
нас перед задачей анализа каждой культуры, каждого социума.
Функция социума – подкреплять то, что является для него желательным, и наказывать
иное. Часто методы, которые используются для «формирования суперэго», бывают достаточно
скрытыми. Большой силой воздействия обладают «веяния времени»: определенные тенденции
в моде, в ожиданиях, во взглядах, представлениях о современном или устаревшем.
Открытость в отношениях друг с другом в рабочем коллективе, семье, школе часто
регламентируется неписаными законами, которые определяют, как далеко человек имеет право
зайти в этой открытости. Например, имею ли я право сказать коллеге, что беспокоюсь за него,
потому что каждое утро от него пахнет алкоголем? Будет ли это рассматриваться как проявле-
ние моей заботы и ответственности или же как нарушение его личной границы? Существуют
ли в данном случае какие-либо общественные табу? Или же здесь идет речь о моем собствен-
ном чувстве персональных границ, собственной моей неуверенности, может быть, стыдливо-
сти или вообще трусости?
Нужно также сказать, что современный стиль воспитания способствует проявлению нар-
циссических тенденций. Так, например, у молодежи и детей приветствуется способность доби-
ваться успеха, а отнюдь не скромность, как это было раньше, – сегодня скромность больше не
является «украшением» человека. Индивидуальные потребности ставятся выше общего блага.
Самореализация, творчество и достижения, утверждение индивидуальности и ценность обла-
дания являются сегодня первостепенными ценностями общества, в котором мы живем.
Процесс поиска и обретения себя неизбежно связан с конфликтом между Я и обществом,
потому что для формирования Я, с одной стороны, требуется отграничение себя от других, а с
другой – Я и общество обусловливают друг друга и в известном смысле являются нераздели-
мыми. Тема нарциссизма, таким образом, находится в напряженном поле между интимным и
общественным, между отграничением и открытостью, между Я и Ты, между разносторон-
ней зависимостью человека от общества и стремлением от этой зависимости освободиться.
Подобное напряжение нередко становится причиной страха перед жизнью в обществе: «Если
другие, увидев меня, поймут, каков я на самом деле, – будут ли они ценить, любить и уважать
меня? Могу ли я сам любить себя, если другие меня не любят? В какой степени я должен под-
страиваться к другим?»
22

Западный и восточный пути обретения себя

В данной статье мы не имеем возможности подробно остановиться на культурно-исто-
рическом аспекте проблемы, представляющем собой увлекательную тему в контексте отноше-
ний индивидуума и общества. Однако так как экзистенциально-аналитическая точка зрения
образует некий мостик между Западом и Востоком, здесь можно коротко упомянуть о проти-
воположности культур, ни в какой другой сфере не проявляющей себя так сильно, как в отно-
шении к индивидуальности:
– на Запале господствует центрирование на субъекте;
– на Востоке культивируются практики отказа от себя, опустошения, чистой самот-
рансценденции.
Запал с давних пор и до настоящего времени идет по пути индивидуализации. Формиро-
вание самости, автономности и самоответственности, развитие личной инициативы и защита
частной жизни здесь закреплены обществом. Как известно, над входом в Дельфийский оракул,
подобно девизу нашей культуры, было начертано ставшее популярным высказывание: «Познай
самого себя! – Gnothi sauton!» Заниматься самим собой, познать себя, совершенствовать себя
– это западный императив. Из этого источника берут начало такие западные «продукты»,
как самопознание, психоанализ, конкурирующее свободное рыночное хозяйство, демократия,
маленькая семья и родители, воспитывающие детей в одиночку.
Совсем по-иному выглядят духовные установки на Востоке. Там провозглашается прямо
противоположный путь: «Не обращай на себя внимания». Отказаться от себя, стать «пустым»,
не иметь желаний, тренироваться в том, чтобы пренебречь собственными побуждениями и
позволить миру «забрать» себя, – в этом заключается задача восточного человека. Данную цель
невозможно достичь с помощью рационального познания. Только делать, постоянно трени-
роваться, упражняться духовно (все это осуществляется с помощью медитации, физических
упражнений, рисования мандал). Дао – это путь пустоты, стирания индивидуального, возврат
к соединяющему всеобщему, потому что индивидуальное рассматривается как часть большего
целого.
Эти два противоположных пути обозначают полюса, внутри которых происходит само-
становление личности: познавать – упражняться, искать себя – забыть себя, самопринятие –
самотрансценденция. Сегодня мы наблюдаем за интересным экспериментом, в ходе которого
происходит спонтанное взаимопроникновение западной и восточной культур: у нас благодаря
широкому распространению восточных единоборств и философских течений, на Востоке –
благодаря приходу демократии и западного рыночного хозяйства.
Однако, как и прежде, в нашей цивилизации доминирует стремление к дальнейшему
расширению индивидуальности. Западные люди чувствуют себя несчастными, если они не
создали ничего своего, не смогли себя реализовать. Мы с пеленок учим этому наших детей
– добиваться успеха, чего бы это ни стоило, быть в достаточной степени агрессивными. Мы
претендуем на то, чтобы удовлетворять собственные потребности, которые считаются оправ-
данными просто потому, что они у нас есть.
Вне сомнения, наше время несет в себе значительные черты нарциссизма в силу того, что
эгоизм, индивидуализм, самореализация и саморазвитие, освобождение подавленной агрес-
сии, собственная выгода культивируются всеми институтами либерального, способствующего
развитию частной инициативы рыночного хозяйства. Такого рода духовная позиция словно
служит мотором, который поддерживает на Западе движение всего: экономики, педагогики,
частной жизни, политики, а также психотерапии. Однако с не меньшими основаниями можно
утверждать, что то же самое является и белой нашего времени: родители все меньше общаются
с детьми, дети все больше времени проводят у экранов телевизоров, старость становится все
23
более одинокой, а число самоубийств, несмотря на улучшение качества медицинской и психо-

логической помощи, в некоторых странах превышает число погибших в дорожных авариях.

Экзистенциальная задача Самостановления

Что значит самостановление? Что представляет собой поиск и нахождение своего Я? Кто
Я? Как мне стать самим собой? Как все больше и больше становиться собой? Как найти себя
и научиться ценить найденное? Ответы на эти вопросы дает экзистенциально-аналитическая
антропология. Прежде всего это вопросы о Я и Person 35.
Бытие самим собой требует:
1) умения отграничивать себя в отношениях с миром и с другими людьми и
2) ясности в обхождении с самим собой (что также можно назвать «отношением к самому
себе»).
Для того и другого необходимы следующие предпосылки 36:
– восприятие самого себя и своего Собственного в его отграничении от Собственного
других;
– соотнесение с Собственным;
– суждение о самом себе;
– готовность вписаться в общественный контекст (готовность к Встрече).
Конкретно это означает: чтобы стать самим собой, нужно сначала увидеть самого себя
и составить картину себя, что становится возможным благодаря определенной внутренней и
внешней дистанции по отношению к собственным чувствам, решениям, действиям. А для того
чтобы установить эту дистанцию по отношению к себе самому, требуется встреча с другим
человеком. По контрасту с другим становится отчетливее своеобразие Собственного. И если
теперь человек соотнесется с этим Собственным и начнет также уважать Собственное дру-
гого человека, то станет возможной истинная Встреча. Достигнув такого зрелого уровня бытия
собой, человек сможет хорошо вписаться в социальный контекст, а именно – свободно оста-
ваться собой в поле отличающегося от него другого.
Состоявшееся самостановление, таким образом, означает бытие собой с чувством внут-
реннего согласия и с данным себе разрешением быть таким, какой я есть, несмотря на все отли-
чия от других. Не нужно прятать, скрывать свое, можно предстать перед другими, не стыдясь
за свои мысли, чувства, за свою биографию, идеалы, цели. Человек способен стоять за себя,
смотреть самому себе в глаза и не бояться быть самим собой перед другими. А это возможно
только тогда, когда при всей верности себе (внутренний полюс) адекватно относишься также
и к другим, предоставляя и им возможность быть самими собой (внешний полюс). Ведь это
их поступки, взгляды и чувства показали мне, каков я, позволили раскрыть мою на них непо-
хожесть, равно как и сходство с ними, то есть позволили увидеть мое собственное, подарили
мне меня самого. Без этих Встреч, без взаимообмена с другими мы не смогли бы стать теми,
кто мы есть.
Становление Я может произойти только в интерперсональной среде. Я не может разви-
ваться иначе как через то, чтобы дать Другому себя затронуть, встретить, разбудить (вспом-
ните о таком прекрасном сказочном образе, как Спящая красавица). Вероятно, формирование
35
Термину «Person» трудно найти аналог в русском языке, поэтому мы оставляем его без перевода. Согласно антрополо-
гической модели, принятой в экзистенциальном анализе, человек рассматривается как единство трех измерений: соматиче-
ского (тело), психического (эмоции, аффекты, черты характера и т. п.) и духовного. Термин «Person» используется для обо-
значения духовного измерения человека. Подробнее о значении этого термина написано во Вступительной статье научного
редактора. – Примеч. научн. ред.
36
По своему содержанию эти предпосылки имеют аналогию с «фундаментальными экзистенциальными мотиваци-
ями» (см. Лэнгле, 2001).
24
Я не являлось бы необходимостью, если бы мы не были зависимы от общества и не должны

были в нем жить и утверждаться.
Таким образом, бытие Person, или персональное бытие (Personsein), – это динамический
процесс, заключающийся в двойном соотнесении: с внешним и внутренним. Одной стороной
персональное бытие полностью находится в закрытой от других интимности своего внутрен-
него мира, а другой – в открытости, публичности мира внешнего, оно видимо другими и зави-
симо от других.
Рис. 1. Двойное соотнесение, характеризующее Person: обращенность к внутреннему

миру и открытость ему; обращенность к внешнему миру и открытость ему
Мы видим экзистенциальную задачу становления Person как необходимость обрести

в этом двойном соотнесении собственную самоценность, обосновать ее внутренне (в чувству-
ющем отношении к себе самому) и утвердить вовне (в поступках и в общении с другими
людьми). Для этого в равной мере необходимы как помощь со стороны других, так и отграни-
чение от них; включенность в сообщество, однако без того, чтобы симбиотически в нем рас-
твориться37. Несмотря на всю силу зависимости от других, следует добиваться собственной
автономности, дабы индивидуальность в ее ценности смогла стать действительно плодородной.
В этой открытости, в живом, дышащем обмене с другими таятся разного рода опасности
– приспособления, зависимости, нескромности, обесценивания, различные злоупотребления,
потери Я. Опасности, которые приходят к Person извне и возникают изнутри вследствие незре-
лости, неопытности, недостаточного равновесия между желаниями и возможностями.
Person в этой двойной функции служит мостиком между Я и обществом. Благодаря Person
интимность во внутреннем мире выступает в соотнесенности с ценностью другого. Парадок-
сальным образом общественное связано с собственным Внутренним. На многих уровнях име-
ется глубокая связь отдельного человека с другими людьми, поскольку, по сути, «другой –
такой же, как ты»38. Если мы хотим быть самими собой, мы не можем не прилагать усилий к
тому, чтобы любить и ценить другого.
37
Экхардту (Eckhardt, 1992) удалось эмпирически подтвердить, что самоценность складывается из обоих этих компонен-
тов: из чувства по отношению к собственной ценности, то есть по отношению к ценности собственной жизни (в соответствии
со второй фундаментальной экзистенциальной мотивацией), и признания ценности собственных достижений (в соответствии
с третьей фундаментальной экзистенциальной мотивацией).
38
Можно сказать, что это соответствует основной христианской заповеди «Возлюби ближнего своего, как самого себя»,
которая в одном из переводов звучит как «Возлюби ближнего своего, он такой же, как ты». Таким образом, уже в главной
христианской заповеди любовь к ближнему сформулирована как базовая установка, поддерживающая культуру и способству-
ющая человеческому взаимодействию.
25
Однако если естественная открытость Person отвергается другими людьми, если ею зло-
употребляют, скрыто используют в своих целях, то человек утрачивает возможность прожи-
вать себя как Person. Это проявляется в чувстве потери Я. Бывает достаточно уже того, что ты
в свое время не был замечен или принят всерьез, что взрослые не считали достаточно важным
уделить ребенку несколько минут, вникнуть в то, что его трогает. Человек, которому нужен
другой и который ищет другого – независимо от возраста, – чувствует потерянность. Если
подобное ощущение постоянно, то как человек может преодолеть собственное растворение,
боль этой потери себя? Забегая вперед, скажем: через компенсацию за счет внешних объектов,
если сам субъект так мало стоит. В нарциссизме поиски возможностей обосновать ценность
бытия-самим-собой патологически деформируются.
Конечно, человек стоит не только перед задачей самостановления и формирования Я.
Для полноты представлений здесь следует упомянуть о том, что в экзистенциальном анализе
мы выделяем еще три такие же фундаментальные сферы, которые являются необходимыми
для осуществления исполненной экзистенции. Так как они проявляют себя в любых реше-
ниях и действиях, мы называем их фундаментальными экзистенциальными мотиваци-
ями (Längle, 1999). Коротко говоря, они состоят в стремлении человека к тому, чтобы:
– справиться с миром, условиями, в которые он нас ставит, и возможностями, им предо-
ставляемыми;
– справиться с жизнью – ростом, созреванием, бренностью существования и связанными
с этим желаниями и страданиями;
– открыться своему будущему, всему, что предстоит, и тому большему целому, во взаи-
мосвязи с которым человек ощущает себя, – то есть, действуя, посвятить себя смыслу.

Экскурс в экзистенциально-аналитическую психологию развития

Важной характеристикой экзистенциально-аналитической психологии развития явля-
ется то, что мы не ограничиваем психологию развития детством.
Формирование Я, самости, самоценности, по нашим представлениям, находится в посто-
янном движении, проходит через разные фазы, которые в зависимости от своих особенностей
могут способствовать этому процессу либо затруднять его, и это продолжается в течение всей
жизни. Нам не удалось установить фазы, в которых происходит некое «окончательное запечат-
ление» этих внутренних инстанций и после которого дальнейшее их изменение прекращается.
Если бы такое окончательное формирование происходило, то невозможно было бы и измене-
ние посредством психотерапии.
Складывается впечатление, что человек в любом возрасте чувствителен ко всему, что
касается самоценности. Чувствителен и раним. Уже у годовалого ребенка заметно возрастает
чувство собственной значимости, если его хвалят – за то, что он начал ходить, за каждое
небольшое самостоятельное действие, за его усердие и успехи в том, чтобы научиться самому
«ходить в туалет». И так же чувствуют себя двухлетний малыш, который начал посещать дет-
ский сад, испытывая поначалу чувство неуверенности по отношению к другим детям, ребенок
в школьном возрасте, который получает первый опыт обучения в группе сверстников. Затем
следует фаза особой чувствительности по отношению к самоценности – пубертатный период,
когда возникает задача обнаружить себя вновь – в изменившейся телесности, в новом мире
чувств и новом способе познания. Однако и вступление в мир профессии, в близкие отноше-
ния с человеком противоположного пола и в отношения со своей собственной жизнью пред-
ставляет для самоценности новые нагрузки, новые задачи и возможности для развития. Далее –
середина жизни, первый взгляд на то, что было достигнуто, весьма вероятно – кризис со всеми
его атрибутами. И еще конкуренция в профессии, первые проявления старения, взросление
детей, возможно, увольнение, расставание с партнером, новые близкие отношения, а затем –
26
климакс, выход на пенсию и т. д. Даже по этим схематично обрисованным событиям видно,

что мы постоянно меняемся: меняется наша картина себя и наша самоценность, обхождение
с самими собой и с другими, и мы постоянно должны соотноситься с новыми ценностями и
возможностями.
Все эти процессы изменения Я происходят, конечно, не только во внутреннем мире чело-
века, в его самовосприятии, но и во внешнем, публичном пространстве, где человек взаимо-
действует с другими. В том, как ко мне обращаются, в моем воздействии на других я черпаю
знания о себе. Они сопровождаются уверенностью и неуверенностью. Пытаясь понять себя, я
стремлюсь к идентификации. В детстве – с различными персонажами: от Пеппи Длинныйчу-
лок до Терминатора; в более взрослом возрасте – с представителями социального класса либо
группы через символы власти и финансовой состоятельности или символику болельщика фут-
больного клуба к сопричастности различным социальным группам по интересам.
Следующая характеристика экзистенциально-аналитической психологии развития
заключается в том, что в отличие от разработчиков моделей глубинной психологии мы не
акцентируем роль «значимых других» (в основном отца и матери) в такой мере, как они. Бес-
спорно, психически-духовное развитие именно самоценности происходит в общении с дру-
гими, и вне сомнений, самые близкие и важные контактные лица играют при этом выдающуюся
роль. Однако в нашей антропологии взаимодействие с другими составляет только одну – внеш-
нюю сторону бытия Person. Другую же, не менее обширную и значимую – внутреннюю сто-
рону представляет общение с самим собой, обхождение с собой, соотнесение с собственным
внутренним миром и своей внутренней глубиной. Эту сторону, конечно, труднее наблюдать и
описывать по сравнению с опытом, полученным извне. Однако то, что именно человек берет
извне, с какими установками встречает внешние воздействия, каким внутренним разговором
сопровождает, насколько добросовестно учится тому или иному, может быть отнесено к обла-
сти внутреннего. Так что внутренний диалог не является всего лишь интернализацией внеш-
них интеракций, даже если они и прокладывают пути для внутренних процессов. Если вообще
существует такое явление, как свобода, то где же еще, как не в этом соотнесении человека с
самим собой, она может проявиться? Где же еще, если не здесь, может зародиться действи-
тельно Персональное и Собственное и присоединиться к тому, что было пережито в результате
приходящего извне, – зародиться тихо, робко, вначале, вероятно, незаметно или же, напротив,
бурно, импульсивно пробиваясь вперед? С точки зрения экзистенциального анализа на долю
индивидуума приходится такая же степень содействия собственному психическо-духовному
развитию, как и на долю окружения. Его задача состоит в том, чтобы вступать в отношение с
тем, что приходит к нему извне и изнутри, обрабатывать это и занимать по отношению к этому
позицию. И только в тех случаях, когда жизненная ситуация предъявляет к человеку чрезмер-
ные требования, в действие в виде копинговых реакций вступает психодинамика и временно
отменяет внутреннюю свободу ради того, чтобы человек мог выжить. Однако и после таких
вторжений человек вновь обретает способность быть ответственным за самого себя.

Интерперсональные предпосылки образования Я

Итак, «Кто же я такой?» – так звучит наш вопрос. «Откуда я могу узнать, кто я; как я могу
стать тем, кем являюсь на самом деле?» Для того чтобы найти ответ на эти вопросы, человеку
нужен Другой, – сказали мы, – без других он не сможет определить в себе Общее и Отличное.
Другие нужны человеку, чтобы приобрести три основополагающих вида опыта, необхо-
димых для становления Я, а именно: уважительное внимание, справедливое отношение к нему
со стороны других, а также признание ими его ценности. Рассмотрим каждое из этих внешних
условий развития Я.
27
а) Каждому человеку прежде всего нужно, чтобы другие принимали во внимание его гра-
ницы. Нужно уважение того, что является его решением, его желанием, его целью и намере-
нием, – чтобы тем самым другие люди с уважительным вниманием относились к тому факту,
что он – автономный человек со свободной волей. Также нужно, чтобы с уважительным вни-
манием отнеслись к тому, что составляет его интимность, по поводу чего только он, персо-
нально, должен принимать решения, и куда для других доступа нет, разве что их туда пригла-
сят. К данному кругу вещей и явлений относятся, например, собственная комната, дневник,
личные отношения, взгляды, мотивы и чувства. Разумеется, это не исключает общения с дру-
гими, однако ни родители, ни воспитатели, ни братья и сестры не имеют права перешагивать
через эти негласно установленные границы. Когда данным правилом пренебрегают, наруша-
ется граница Ты. С тем же уважительным вниманием следует относиться к тому, что отли-
чает людей друг от друга. Насколько бесцеремонно в этой связи нередко поступают в семье, в
школе, в группах! Однако особенно разрушительной является форма неуважения границ там,
где происходит злоупотребление отношением, либо там, где имеет место манипулирование или
применяется сила и кто-то завладевает Собственным другого, что в случае сексуального или
эмоционального злоупотребления приводит к особенно глубокому нарушению интимности 39.
б) Второе условие формирования Я – справедливое отношение со стороны других к
тому, что является Собственным человека. Обходиться с Собственным справедливо, то есть
соразмерно тому, что оно собой представляет, учитывать его содержание, признавать его зна-
чение и ценность. Не осуждать, не переоценивать, а адекватно относиться к другим с их осо-
бенностями – такова следующая большая задача, которая должна решаться интерперсонально.
Каждому человеку требуется оценка того, какой он есть, но мерки этой оценки не должны
отличаться от тех, по которым оценивают других. Каждому знакомо, как это болезненно, когда
чувствуешь, что с тобой обошлись несправедливо, что тебя недооценили! Чувствовать, что
тебя не замечают, быть высмеянным за хорошее намерение и проявление доброй воли, полу-
чить заниженную оценку того, что ты сделал, даже если речь идет всего лишь о плохой оценке
в школе, – все это может потрясти Я. Если какие-либо значимые лица относятся к человеку
несправедливо или если к какому-то человеку в отношении важных для него вещей неспра-
ведливое отношение повторяется вновь и вновь, то можно просто потерять веру в то, что ты
собой вообще что-либо представляешь. Точно так же и чрезмерные требования могут вызвать
стресс, сомнения в собственной ценности и вообще ослабить Я – если, например, не учиты-
вается степень зрелости способностей при выдвижении требований в школе, в профессии, в
близких отношениях. Действовать справедливо означает вести себя по отношению к другому
должным образом – соответственно тому, что он собой представляет, соизмеримо с теми спо-
собностями и возможностями, которые находятся в его распоряжении. Справедливое отноше-
ние признает: «Каждому – свое», что провозглашалось уже в римском праве.
в) И наконец, для полного раскрытия способностей и свободы Я человеку необходим
опыт признания другими его ценности. Нужно, чтобы другие люди сообщили, что это хорошо
и правильно – то, какой он есть, то, как он себя ведет, в особенности если он действительно
принимает решения самостоятельно, живет в соответствии с самим собой. Этот аспект осо-
бенно щекотлив в практике воспитания и нашей жизни в обществе, поскольку и в семье, и в
группе признание ценности часто основано на том, что является необходимым или приятным в
группе, хотя самого человека это часто обрекает на приспособление и механическое функцио-
нирование. Здесь групповой эгоизм, эгоизм воспитателей или родителей может в значительной
степени способствовать искажению или ослаблению структуры Я, что, например, и происхо-
39
Если в основе нарциссизма лежит злоупотребление, то в большинстве случаев оно происходит не через применение
силы, а через совращающее манипулятивное вмешательство в Собственное.
28
дит, если важнее иметь ребенка-паиньку, чем человека, который научился обращать внимание
на согласование с самим собой и жить в соответствии с этим.
Признание ценности, подразумеваемое нами, касается не просто каких-либо позитивных
качеств человека. Оно основано на глубоком взгляде, являясь, по сути, феноменологической
установкой, которая позволяет видеть в конкретном поступке, поведении в конкретной ситу-
ации сущность человека – а именно того, что человек может черпать из своей свободы, из
согласованности со своей изначальностью. Признание чьей-то ценности – это признание без-
условной ценности, которой обладает истинное, аутентичное, глубоко Собственное, это ува-
жение и признание того, что человек в своем глубоком чувствовании и интуитивном чутье
может охватить из глубины своего бытия Person, которую никогда нельзя постичь до конца.
Этот росток Я приобретает динамику благодаря опыту взаимосвязей, в которые вклю-
чается человек и которые он считает для себя важными. Такими экзистенциальными контек-
стами, адресующими индивиду соответствующие требования, запросы и предложения, могут
быть семья, профессиональная деятельность, близкие отношения.
Вероятно, вы почувствовали, что в ряде пунктов мы пересекаемся с терапевтическими
установками Карла Роджерса (1959). Хотя у Роджерса речь по большей части идет не о том, что
было здесь представлено, все же перечисленные выше элементы формирования Я содержатся
и в его терапевтической установке:
• Будучи конгруэнтным, или аутентичным, терапевт должен соотноситься только с собой,
соблюдать свои собственные границы и говорить о том, что он действительно чувствует и
думает, то есть выражать только действительно Собственное.
• Проявляя эмпатию, он должен вчувствоваться в то, что является Собственным другого
и как другой чувствует себя в своих границах.
• В безусловном принятии или признании ценности речь идет в точности о том, что было
описано нами в последнем пункте. Это признание ценности в обязательном порядке касается
не того, что другой человек в реальности делает или не делает, а того, что он вообще не может
сам сделать и что ему в конечном счете дарится – а именно его бытие самим собой в его глу-
бинной сущности.

Формирование Я самим субъектом

Описанные выше уважительное внимание, справедливое отношение и признание ценно-
сти являются тремя внешними предпосылками формирования Я и развития самоценности.
Полученное извне стимулирует, сообщает импульсы, готовит почву, создает необходимый кли-
мат – иными словами, производит то индуктивное поле, в котором могут быть соединены и
внутренние, и внешние предпосылки, необходимые для формирования Я. То, что приходит
извне, еще нужно сделать своим. Как же осуществляется это согласование с Собственным?
Встреча самого себя происходит посредством тех же самых трех структур, которые прихо-
дят в качестве индукции извне. Человек теперь уже сам относится к себе с уважительным вни-
манием, справедливо себя оценивает и осознает собственную ценность как уникальной лич-
ности.
а) Уважительное внимание позволяет воспринимать собственные границы и устанав-
ливать дистанцию по отношению к самому себе (самодистанцироваться). Дистанция позво-
ляет посмотреть на себя как бы со стороны – достаточно немного отодвинуться от того, к чему
ты стремишься и что является для тебя важным, от того, как ты себя чувствуешь и как себя
ведешь, – короче говоря, отодвинуться от того, какой ты есть спонтанно. При отсутствии хотя
бы минимальной дистанции по отношению к себе мы не в состоянии себя видеть и получить
картину себя. Без этой минимальной дистанции мы не знаем, кто мы есть. Кто мы есть с
нашими данными, нашими потребностями, нашими способностями? Без этой минимальной
29
дистанции мы не знаем, как нас видят другие, как мы на них действуем и что именно в нас
действует на них таким образом. Без этой минимальной дистанции мы остаемся сами себе
чужими, и другие также остаются чужими для нас, поскольку мы не можем понять, почему они
обходятся с нами тем или иным образом. Первый опыт такой дистанции мы можем получить
уже в годовалом и двухлетнем возрасте, когда другие побуждают нас видеть, что мы делаем и
к каким последствиям это приводит, чем мы причиняем боль или приносим радость другому.
Зеркало другого, взгляд через очки другого – лучшее средство для того, чтобы создать кар-
тину себя. Но только другого недостаточно. Нужны также и мы сами – собственные наши
старания увидеть себя, наше мужество видеть себя такими, какие мы есть, наша скромность
для того, чтобы удерживать себя в своих границах. Другой может быть нам в этом опорой со
своим уважительным отношением, справедливой оценкой и безусловной любовью, опорой, но
не эрзацем-заменителем нас самих.
б) Справедливое отношение во внутреннем плане заключается прежде всего в соотнесе-
нии с самим собой. Речь идет о том, чтобы человек посредством собственных чувств и инту-
иции смог обнаружить свое важное и ценное, то, что ему по-настоящему соответствует. Это
переживается им как «действительно мое». Для того чтобы стать адекватным самому себе,
требуется это внутреннее созвучие с Собственным. Человек должен учиться воспринимать все-
рьез то, что в нем возникает, не игнорировать, а подхватывать это, позволять ему быть и оста-
ваться с ним в резонансе. Только таким образом можно «оставаться у самого себя» и после-
довательно строить свое Я. Установка открытости по отношению к себе – своим чувствам,
мыслям, страхам и радостям, своей тоске и своей боли – закладывает основу аутентичности.
В итоге человек может находиться в сообществе, не подвергаясь риску раствориться в общей
массе, и вместе с тем жить без страха одиночества – потому что у него достаточно внутрен-
него пространства, чтобы быть способным «оставаться с самим собой».
в) Признание собственной ценности закрепляется двояким образом: посредством кри-
тической самооценки и в чувствовании ценности своего персонального бытия.
Суждение о себе и оценка себя самого осуществляются с помощью осознанной рефлексии
собственных переживаний и действий. Оценки, которые человек сам себе выносит, позволяют
ему занять позицию по отношению к себе перед лицом собственной совести и Супер-эго –
хранителя ценностей человеческого общежития. Эта позиция должна сохраняться и по отно-
шению к важному для самого человека, и по отношению к тому, что принадлежит не только
ему. Так возникает чувство оправданности перед собой, которое вместе с тем дает человеку
основания считать собственное поведение правильным также и перед другими.
В конечном итоге признание собственной ценности основывается на чувстве ценности и
тайны собственного персонального бытия – той существующей в нас глубины, которая нико-
гда не может быть исчерпана до конца. Хотя это интуитивное чувство дано нам непосред-
ственно, благодаря всем вышеупомянутым ступеням оно расширяется, усиливается и стано-
вится более доступным. Это интуитивное чувствование также наполняет смыслом открытость
в отношении себя самого – потому что то, что в самом человеке возникает и растет, понимается
им как выражение более глубокой внутренней реальности, безусловно достойной того, чтобы
быть воспринятой и удостоенной самого пристального рассмотрения.
Краткий обзор внутреннего процесса формирования структуры Я представлен в схеме 1.
30
Схема 1. Структурные функции Я: три центральные способности человека, необходи-

мые для работы с собой, которые «запускаются» извне, но должны быть «присвоены» челове-
ком, чтобы он стал автономным, аутентичным и продуктивным
31
Когда внутренняя духовная работа, посвященная критическому анализу себя, проделана,

когда собственная способность быть себе справедливым судьей вызывает доверие, человек
без страха предстает перед оценивающим взором – своим и других людей, потому что может
предъявить свои действия как правильные, адекватные и оправданные. Это ведет к «удвоению»
Я: у человека как бы появляется прочный тыл перед лицом внешнего мира и его оценок, ведь
он сам может вынести себе приговор. Я, таким образом, становится сильным. И это сильное Я
обеспечивает доступ к Person, когда у меня есть уверенность в том, что сделанное мной явля-
ется хорошим и правильным, Person как будто начинает что-то излучать, она звучит громче, и
я все более становлюсь самим собой. Если живешь таким образом, то за себя не стыдно.
Способность ясно видеть себя в своих устремлениях, оставаться в контакте с собой и,
несмотря на все тупики и ошибки, позволить себе быть перед самим собой и другими – рас-
сматривается нами как внутренние структурные элементы формирования Я и обоснования
самоценности. Благодаря им у нас появляется возможность обратить взгляд к той глубине,
которая редко нами осознается, но, несмотря на это, составляет самую основу формирования
Я и самоценности, – персональному бытию (Personsein).

Глубинная основа (фундамент) Я: персональное бытие40

Франкл (1975, S. 214) называл Person «свободным в человеке» и в антропологическом
аспекте отводил данному измерению центральное место в бытии человеком. Говоря о бытии
самим собой, мы можем привести еще и следующую формулировку: Person – самая глубокая
основа Я. С другой стороны, функция Я – создание человеку доступа к персональной глубине.
Если мы теперь перебросим мостик от этой темы к нарциссизму, то увидим, насколько
тесно она связана с поисками и страданиями нарциссической личности: нарциссизм связан
именно с поиском Я, с вечным поиском того, на чем основано Я в своей ценности. Из-за этого
безрезультатного кружения вокруг тематики Я поведение нарцисса всегда столь эгоистично.
Вопросы «Кто я?», «Есть ли во мне хоть что-нибудь, что представляет действительную цен-
ность?» потому превращаются в страдание, что ответа на них не находится. Эта рана, зияю-
щая в одной из фундаментальных экзистенциальных мотиваций, не дает покоя. Без весомого
внутреннего обоснования успокоения не происходит – в нарциссизме человек не находит того
места, где в нем говорит Я, где Person говорит из него. И поэтому ему приходится напряженно
и неустанно продолжать поиски всего того, что может иметь отношение к его Я. Так как внутри
ничего не обнаруживается, он может найти себя только в том, что относится к внешней стороне
его бытия.
Для того чтобы лучше понять главный болезненный дефицит в нарциссическом страда-
нии, необходимо более внимательно рассмотреть соотношение Я и Person.
Быть Person означает быть способным проживать свое Я из глубины и тем самым быть
Я в полном смысле. Несмотря на то что собственное персональное бытие не находится под
контролем человека и он не может им распоряжаться, именно Person предоставляет почву для
Я. Поэтому можно утверждать, что Person является основой, фундаментом человеческого Я.
«Person» – это то, что Я говорит во мне. (Längle, 1993, 136ff).
Мы переживаем соотношение Я и Person так, как будто в середине Я раскрывается некая
глубина, из которой что-то начинает «говорить». Создается впечатление, что во всем, что я
делаю, говорит Я. Однако не только Я, но также и другое говорит из этой непостижимой глу-
бины и поднимается нам навстречу: чувства, интуитивное чутье, образы, слова. Все это гово-
рит во мне и адресовано мне, всплывая из непостижимости, подступающей ко мне словно грун-
товые воды – незаметно, но пропитывая все насквозь. Оно говорит мне и во мне – но и сам я
40
Персональное бытие – Personsein – термин, созданный по аналогии с dasein (бытие в мире). – Примеч. науч. ред.
32
также есть оно. Person относится к тому же классу явлений, что и фундаментальная основа
бытия, которая сообщает нам чувство, что нас в жизни что-то поддерживает, что и фундамен-
тальная ценность, которая узнаваема и переживается как ценность нашей собственной жизни.
Person представляет собой ту праоснову, из которой Я черпает свою духовную силу.
На рисунке 2 схематично представлено соотношение Я и Person.
Если с целью лучшего понимания прибегнуть к метафоре, еще раз уподобив Person грун-
товым водам, то Я окажется обрамлением источника 41, из которого вода попадает в «просвет
бытия» (Heidegger, 1957). То, что индивидуум способен вобрать из этого источника, содержи-
мое которого абсолютно свободно и непостижимо течет к каждому человеку из его глубины,
и составляет истинное в нашем Я. Возможность черпать из этой глубины придает человеку
силу и достоинство. Ввиду непостижимости ее природы мы можем лишь преклоняться перед
этой глубиной.
41
Условием доступа к персональному является «сильное Я». Только в том случае, когда в конкретной ситуации Я чув-
ствует себя оправданным перед самим собой, когда самоценность более не является проблемой, для Я возникает возможность
действовать в соответствии с персональным, слышать Person и «брать к себе» идущее из глубины собственной сущности. Ту
же логику мы находим у М. М. Бахтина в концепции нравственного действия (см. Бахтин М. М. К философии поступка,
1929). – Примеч. научн. ред.
33
Рис. 2. Соотношение Я и Person42

Нарциссическая потеря Person – психопатология и психопатогенез

Нарциссизм – это нарушение, которое на основании приведенного выше описания можно
понимать как недостаточное развитие Я. Отсутствуют сформированные функции Я, с помо-
щью которых можно получить доступ к своей внутренней сущности, к собственному бытию
Person. Поэтому нарцисс внутренне слаб – у него «нет себя» и он не знает, кто он есть. Он
не знает, что он может в самом себе ценить, потому что не знает своего внутреннего визави.
Его Я, пытаясь соотнестись с внутренним, попадает в пустоту. И поэтому, говоря образно, оно
обеими руками хватается за соотнесение с внешним, – включая и ту руку, которая припасена
для соотнесения с внутренним.
Тезис о недостаточном развитии функций Я, который был антропологически обоснован
выше, является в экзистенциальном смысле ключом для понимания нарциссизма. От этой недо-
статочности происходит вся его симптоматика и психопатология. В норме развитая самоцен-
ность обеспечивает Я структуру, которая делает возможным доступ к бытию Person. Благо-
даря этому Person может проявляться в повседневной жизни со всеми своими свойствами –
такими, как открытость для себя и для других, эмпатия, нравственность, знание того, чего ты
хочешь сам, и т. д. Сила Я состоит в способности использовать функции Я также и в отягоща-
ющих жизненных обстоятельствах. Нарцисс же лишь демонстрирует вовне силу Я (в форме
высокомерия, превосходства, обесценивания других), которой противостоит внутренняя поте-
рянность. Недостаточное развитие функций Я, или потеря Я, приводит к следующему:
– потере чувства собственных границ и картины себя, что означает слабость внутренне
закрепленной идентичности и автономности;
– потере чувства Собственного, что означает недостаток аутентичности и нравствен-
ности43;
– потере способности занимать позицию по отношению к самому себе, что ведет к отсут-
ствию прочности, устойчивости Я.
Вследствие слабости структуры Я, которое, образно говоря, прокладывает русло для
внутреннего источника, нарциссическая личность лишь в незначительной степени может
участвовать в духовном течении собственного бытия Person. В человеке отсутствует «внут-
реннее говорение», внутри словно мертво и пусто. Внутренние недра не приносят плодов,
изнутри течет лишь скудная духовная жизнь. И поэтому нарцисс не может быть наедине с
самим собой – внутреннее соотнесение остается глухим, бесплодным, сухим. «Когда-то я очень
хорошо закрылся и с тех пор больше не могу открыть себя», – жалуется пациент с нарцисси-
ческими нарушениями по поводу своего страдания.
Нарциссическое страдание – это «пустое одиночество», внутренняя глухота, пугающая
потеря себя – потеря своего внутреннего Я. Это страдание представляет собой сильную боль,
которая, однако, в течение длительного времени может не ощущаться ввиду включения копин-
говых реакций. Она проявляется в полной мере, когда к отсутствию внутреннего добавляется
утрата нарциссом возможностей идентифицировать себя с внешними объектами, находя в них
свое отражение.
В принципе это состояние невыносимо и невероятно болезненно: быть в такой степени от
самого себя отторгнутым, в такой степени себя не знать, быть вынужденным застыть в таком
42
В экзистенциальном анализе, в том числе у В. Франкла, «Оно» не является психодинамическим по своей природе,
подобно «Ид» у Фрейда, скорее глубинным источником персональной силы, (ср. у Франкла: «совесть – бессознательный Бог»).
– Примеч. научн. ред.
43
С точки зрения экзистенциального анализа Person, помимо прочего, является носителем этического, нравственного
начала человека. – Примеч. научн. ред.
34
сильном отчуждении от самого ближнего – самого себя. Это ужасно: внутренне оставаться без
ответа в отношении всего пережитого, ничего не слыша по этому поводу от своего «внутрен-
него партнера»; быть настолько одиноким, оставаясь без какого-либо сопровождения, – без
того, чтобы кто-то с тобой заговорил, без отклика из своей внутренней глубины.
Как возникают такие нарушения структуры Я? В качестве причин развития нарциссизма
могут быть приведены как общие, так и специфические факторы. К общим относятся те, кото-
рые обычно ведут к нарушениям личности. Среди них:
– унаследованные предрасположенности;
– научение определенным установкам, подкрепленное жизненным опытом;
– специфические дефициты и травмы.
Специфические дефициты следует разделить на интер- и интраперсональные. Как уже
говорилось, для формирования структуры Я человеку требуется уважительное внимание, спра-
ведливое отношение со стороны других людей и признание ими его ценности. В этом интер-
персональном климате происходит активизация и развитие функций Я. Противоположный
опыт делает это развитие невозможным или существенно его ослабляет.
Кроме того, человеку необходимо в своей интраперсональной среде принять и исполь-
зовать эти базовые функции Я и по отношению к себе самому. Ввиду действия внутренних
защитных механизмов, а также из-за неправильных установок, решений, способов восприятия
и т. д. становление этих способностей Я может не произойти или затормозиться.
Сверхстимуляции, дефициты или злоупотребления в специфической сфере формирова-
ния структуры Я встречаются прежде всего в семейных отношениях. Часто это «особое поло-
жение», которое ребенок занимает у одного из родителей или у бабушки с дедушкой (Deneke,
1997), несоразмерные похвалы с их стороны, вытесняющие общение с самим собой и кон-
структивную критику со стороны других. По нашему мнению, генератором возникновения
нарциссизма является совращение, понимаемое в широком смысле как «совращение с пути
истинного». При совращении другие люди посредством манипулирования добиваются того,
что человек начинает вести себя так, как ему изначально не хотелось бы себя вести, и делать
то, чего ему изначально не хотелось бы делать. Это приводит к недостаточному использованию
функций Я и, как следствие, к описанной выше потере бытия Person.
Для того чтобы становиться Person, человек должен быть способен также переживать и
выдерживать страдания. Переживание страдания делает нас ближе к самим себе, расширяя
для нас доступ к нашей внутренней глубине. С другой стороны, страдание приводит к рефлек-
торному установлению дистанции по отношению к тому, что причиняет боль. Таким образом,
переживание страдания содержит в себе предпосылки для формирования двух первых из рас-
смотренных нами функций Я.

Нарциссический ответ

Для того чтобы человек мог справиться с подобной утерей внутреннего, вынести эту
невыразимую словами боль ненайденной индивидуальности, небытия как Person и постоян-
ного духовного иссыхания; для того чтобы он мог выжить в этом внутреннем одиночестве,
включается психодинамика, защищающая нарциссическую личность от возможных глубоких
психологических травм. Она приводит к следующим типичным паттернам нарциссического
реагирования:
– дистанцированно-отстраненное, формально-холодное поведение, которое делает нар-
цисса недоступным и высокомерным;
– гиперкомпенсации во внешнем через активизмы;
35
– завистливость, ревность, соперничество, вызванные чувством нарцисса, что он посто-

янно чего-то недополучает (что действительно имеет место вследствие отсутствия соотнесе-
ния с внутренним);
– агрессия: от капризного упрямства к возмущенному раздражению («Ну почему это
должно было случиться именно со мной?») и гневу;
– рефлексы мнимой смерти: прежде всего возникает расщепление когниций и эмоций, а
также «перешагивание через себя».
Мы предполагаем, что при нарциссизме (как и при личностных нарушениях вообще)
активизмы и рефлексы мнимой смерти оказываются доминирующими (Längle, 2002).
Помимо этих паттернов реагирования и наряду с ними осуществляется попытка духов-
ного преодоления.
Эти люди принимают решения относительно определенного стиля жизни. Хотя для
людей с нарциссическими нарушениями соотнесение с внутренним закрыто, им остается соот-
несение с внешним, и поэтому они намеренно и зачастую с интересом включаются во внешние
взаимосвязи.
Все силы и все внимание, которые находятся в распоряжении здорового человека для
соотнесения с внутренним, перенаправляются наружу и реализуются в соотнесении с внеш-
ним. Благодаря этому в качестве компенсации удается в усиленной форме использовать не
затронутые патологией способности Person (способность делать выбор и принимать реше-
ния, способность нести ответственность, способность находить смысл и т. д.) 44. То, что к нар-
циссу не приходит изнутри, он стремится получить извне: картину себя, собственную ценность,
собственную силу. Посредством идентификации с внешними объектами он стремится заме-
нить недостающую Я-структуру, недостающую способность быть самим собой. В этом заклю-
чается специфический способ преодоления нарциссизма: «идти вовне», заменять Я идентифи-
кациями, то есть объектами, которые служат Я-представителями . Ими нарциссический
человек окружен как стеной, которая дает ему снаружи опору для того, чтобы выжить, однако
одновременно отодвигает его на недосягаемое расстояние от других.
Нарцисс живет практически только через соотнесение с внешним. Все, что ему принад-
лежит, все то, с чем он себя идентифицирует – его партнер, его дети, его профессия, его имя,
его марка машины (и этот ряд можно произвольно расширять, но, к сожалению, и произвольно
заменять), – имеет для него значение выживания, чрезвычайную важность, потому что все это
является заменой его отсутствующего Я. Поэтому красивая внешность партнерши или служеб-
ный статус – часть его идентификации, поэтому безупречное тело партнера – часть ее иден-
тификации. Нарцисс потому и живет профессиональной деятельностью и полностью уходит в
нее. По этой же причине он в такой степени обращает внимание на защиту своей собственности
и на признание своих ценностей. Любая критика всего этого смертельна для нарцисса, ведь
она стирает его самого. Всякий, кто лучше его, кто больше имеет или более успешен, подвер-
гает опасности его Я. Каждую собственную неудачу он воспринял бы как саморазрушение, и
поэтому ее просто не может быть. И потому неудача никогда не происходит по его вине, это
вина других, – только в таком свете она может быть для него понятной.
У нарцисса нет доступа к своему внутреннему потоку. У него нет настоящей аутентич-
ности. Он не знает свою внутреннюю ценность, свое Особенное, свое Я и свое бытие Person. В
его переживании не возникает Собственное, он не может черпать из своей глубины. Он может
искать все это только во внешнем мире – пытаясь вырвать самоценность у других, заявляя
44
Можно предположить, что одна из причин длительности времени, необходимого для терапии нарциссизма (как и нару-
шений личности вообще), состоит в компенсаторном использовании не затронутых патологией способностей Person. Это, с
одной стороны, ведет к тому, что у человека, страдающего нарциссизмом, отсутствует субъективное чувство, что он болен или
имеет серьезный дефицит. С другой стороны, это также приводит к тому, что в глазах окружающих людей нарциссические
нарушения выглядят просто как «особенности поведения», «недостаток нравственности» или «жизненный стиль».
36
перед другими претензию на особенность и не имея для нее реального внутреннего обосно-
вания. Он даже не предполагает, что ее нужно таким образом обосновывать. Так как Я у нар-
цисса не питается изнутри, его нужда в подкреплении собственной ценности безгранична, она
выходит вовне, приобретая грандиозные размеры.
С точки зрения психопатогенеза внутреннее Я в нарциссизме заменяется внешними
идентификациями – отсутствующее соотнесение с внутренним компенсируется чрезмерным,
преувеличенным соотнесением с внешним.
Самым трагичным во всем этом является то, что, несмотря на интенсивное погруже-
ние во внешнее, не происходит Встреч. Так как у нарцисса отсутствует доступ к себе, он не
видит сущность другого. Объекты собираются, коллекционируются, он полностью ими погло-
щен, однако при этом он всего лишь их использует, – они служат замещением его Я и поэтому
отчуждаются от своего собственного внутреннего содержания, овеществляются и подчиняются
диктату неутолимого дефицита нарцисса. У него нет себя самого, поэтому он не может вчув-
ствоваться в другого. Он не чувствует своей ценности, поэтому не чувствует и ценности дру-
гого, не имеет своего внутреннего, поэтому не способен заметить интимное другого и легко
перешагивает через него. Он инструментализирует самость, потому что не может проживать
важное и дорогое для себя как персональное, проникнутое его внутренней сущностью. По
этой же причине он инструментализирует и отношения с людьми. Так же он поступает и с
самой своей жизнью, превращая ее в бесконечную борьбу за глубокую ценность, которая есть
у Person, жизнью, наполненной болью Я, которое этой ценности так и не находит.
Он не знает сочувствия и может быть холодным как лед и бессовестным, потому что сам
себя не чувствует. Он не считается с другими, но в равной же степени с самим собой, эксплу-
атируя себя для своих целей. Он любит не себя, он любит свой отблеск в сиянии объектов.
То, что он при этом чувствует, – это, конечно, не любовь, а защитное поведение, касающееся
только того, что способствует повышению самоценности.
И в любви к другому человеку он тоже любит только то, что повышает его самоценность.
Это замечательно карикатурно подмечено в одном анекдоте, когда павлин и курица приходят
регистрировать брак. Работник ЗАГСа очень удивлен и спрашивает павлина, что побуждает
его сочетаться браком с таким не равным ему партнером. Павлин говорит с гордостью: «Моя
невеста и я меня несказанно любим».
Так как все направлено на повышение самоценности, похвала, конечно же, вызывает рай-
ское наслаждение. При похвале у нарцисса возникает чувство, что он идентичен сам себе. Чув-
ство полноценности и даже исключительности, такое переживание, как будто ты взлетаешь на
небеса, по своим характеристикам сходно с зависимостью. И конечно, любой, кто оспаривает
его место под солнцем, его преимущества, его «особенное», делает его больным, ревнивым и
завистливым, делает из него соперника.
Из-за недостаточности самоценности он постоянно думает о своей выгоде и для ее дости-
жения использует других. До тех пор, пока его выгода сохраняется, с ним хорошо сотрудничать.
В противном случае возникают сложности: его воля становится подавляющей, и все должно
идти так, как он это себе представляет. Если же он наталкивается на сопротивление, то либо
уходит на дистанцию и делает то, что хочет, тайно или исподтишка, либо борется, вступая в
соперничество и обесценивая других. Евгений Рот (1982) так сказал об этом: «Это встречается
нередко – человек, который сам есть ничто, никому не дает быть чем-то».
Быть Person – это неизмеримая ценность. Однако, оставаясь слепым в отношении этого
интимного источника в своем внутреннем мире, нарцисс видит ценность только в зеркале того,
что ему принадлежит или появляется благодаря ему. Поэтому нарциссический отец может
вполне серьезно сказать своей дочери: «Я так сильно люблю тебя, потому что в тебе я продол-
жаю жить».
37
Больше всего нарцисс боится потери тех объектов, которые выполняют роль его Я.
Больше всего его радует все то, что, укрепляя его Я, утверждает его собственную ценность,
поискам которой он посвящает всего себя.

***

С терапевтической точки зрения основной упор необходимо сделать на развитии про-
цесса самостоятельного оценивания себя. Это возможно лишь в ситуации терапевтической
встречи. Нарциссу необходимы аутентичность терапевта, его терпеливость, его объяснения
и его сопровождение, для того чтобы трансформировать детские части нарциссической лич-
ности во взрослую установку. При этом следует обратить внимание на все специфические
элементы, обеспечивающие этот процесс, чтобы не спровоцировать преждевременное пре-
кращение терапии. Так, следует придерживаться обязательного признания ценности клиента,
необходима высокая степень уважительного внимания и принятия всерьез. Принимая во вни-
мание собственные способности такого клиента, его нужно привлекать к работе в качестве
котерапевта самого себя. Вследствие его сильного чувства стыда следует предоставлять ему
максимальную самостоятельность в работе, исключающую для него угрозу потерять лицо в
присутствии терапевта. В заключение для закрепления результатов терапии требуется глубин-
ная работа и работа с биографией.
Однако это не так легко – прорваться к слабому, маленькому, испытывающему боль, дро-
жащему, скрываемому, отторгнутому, невидимому, но истинному Я, достичь его основания,
дать ему почву и питание, помочь в становлении и развитии, провести через страхи и искуше-
ния нарциссизма.

Литература

Buber M. (1973): Das dialogische Prinzip. Heidelberg: Schneider.
Deneke F-W. (1997): Narzifimus als gewohnliches und pathologisches Phanomen. In:
Personlichkeitsstorungen, 2, 63–73, 71.
Eckhardt P. (1992): Selbstwert und Werterleben aus existenzalytischer. Sicht Diplomarbeit.
Frankl V. (1975): Anthropologische Grundlagen der Psychotherapie. Bern: Huber.
Heidegger M. (1957): Sein und Zeit. Tubingen: Niemeyer.
Längle A. (1993): Personale Existenzanalyse. In: Längle A. (Hrsg) Wertbegegnung.
Phanomene und methodische Zugange. Wien: GLE-Verlag, 133–160.
Längle A. (1999): Die existentielle Motivation der Person. In: Existenzanalyse, 16, 3, 18–29.
Längle A. (2002): Die Personlichkeitsstorungen des Selbsts. Eine existenzanalytische Theorie
der Personlichkeitsstorungen der hysterischen Gruppe. In: Längle A. (Hrsg.) Hysterie. Wien:
Facultas, 127–156, 134.
Rogers С. (1959/1987): Eine Theorie der Psychotherapie, der Personlichkeit und der
zwischenmenschlichen Beziehungen. Koln: GwG.
Roth E. (1982): So ist das Leben. Munchen: dtv, 7°, 35.
38

Жить аутентично: как, несмотря
ни на что, стать самим собой?

Экзистенциальный антагонизм

Как мы можем быть теми, кто мы есть на самом деле? Как мы можем быть истинно
самими собой?
Загнанный в пространство между разнообразными требованиями, предъявляемыми
извне, обремененный несчастьями, болью, страхами, обуреваемый страстями и гонимый жела-
ниями, человек в такой малой степени может быть только для самого себя! Ни физически, ни
психически, ни духовно мы не в состоянии существовать сами по себе – наше выживание в
этом мире находится в постоянной зависимости от природы, от взаимоотношений с социумом,
от встреч с другими. Как же мы, обреченные на столь сильную зависимость от других, можем
еще и быть самими собой, узнавать себя и проживать свою жизнь, не становясь игрушкой в
руках обстоятельств?
Мартин Бубер (1973) и Виктор Франкл (1984) говорили о том, что всегда соотнесено
с Другим: «Я становится Я у Ты». Однако если Я может быть определено только в рамках
отношений, во взаимодействии с ТЫ, то возникает вопрос: как я могу быть Я? Я лишь для
себя самого не существует, есть только Я-ТЫ или Я-ОНО. Так же обстоит дело и с сознанием:
сознание – это всегда сознание чего-либо. Не существует «чистого сознания», сознания самого
по себе. Оно существует только в рамках деятельности, в процессе рефлексии чего-то Другого.
Если для Я требуется Ты, если предпосылкой сознания является наличие объекта, в чем
же тогда заключается наша самостоятельность? Как нам вообще удается приобрести само-
стоятельность и сохранить ее, а не быть объектами, которые полностью определяются Другим
– обществом, природой, чужими людьми?
Очевидно, к сущности экзистенции относится то, что мы находимся в отношениях вза-
имодействия с миром, от которого должны отграничиваться и отличаться, потому что каж-
дый человек имеет свою собственную сущность, отличающую его от всех других людей и
вещей. Потеря автономии, которую мы обнаруживаем, например, в симбиотических отноше-
ниях, представляет собой смертельную опасность для человека. Мы должны отграничиться
от внешнего мира, и все же, как это ни парадоксально, мы очень тесно с ним связаны. Это
больше, чем просто связь, – мы являемся «производными» от этого мира, мы им обусловлены.
Взаимосвязь между зависимостью и своеобразием, сохранение своей сущности, несмотря на
всю степень обусловленности миром, образует «экзистенциальный антагонизм». Экзистенци-
альный антагонизм означает чередование открытости по отношению к другим и отграничения
от других, самоотверженной отдачи себя миру и присвоения чего-то из мира – чередование
внешнего и внутреннего, принятия и отдачи.
Для того чтобы персонально проживаемая экзистенция стала возможной, необходимо
равновесие этих процессов.

Примеры из повседневного опыта

Давайте на примере повседневной жизни более подробно рассмотрим эту зависимость
от других и другого, из-за которой наше бытие собой подвергается опасности. Наверняка вы
переживали такие времена, когда казалось, что всяческие дела и обязанности просто разры-
39
вают вас на части – настолько, что в конце дня вы задавали себе вопрос: «А где же, собственно,
среди всего этого я? Разве это жизнь?»
Подобное чувство может приходить уже со звонком будильника. Необходимость вста-
вать, когда очень хочется еще полежать, противоречит собственному естеству. Однако в повсе-
дневной жизни мы обычно не вдаемся в особые размышления по этому поводу, потому что
наш долг призывает нас – иногда в виде детей, иногда в виде профессиональной деятельности,
благодаря которой мы зарабатываем средства к существованию.
Бывают дни, когда невозможно даже спокойно посидеть в туалете – вот уже звонит теле-
фон. Ну ладно, он, в принципе, может звонить и дальше. Но тут оказывается, что детям непре-
менно прямо сейчас что-то нужно для школы, или кому-то тоже срочно надо в туалет, или
же почтальон именно в этот момент приносит срочное письмо… Вообще в наше время все
чересчур «срочно», особенно это заметно по утрам.
И как этот день начался, так он и продолжается: все от меня чего-то хотят, о чем-то меня
спрашивают, о чем-то просят. Я везде нужен, и… мне везде мешают.
Я постоянно что-то должен – что-то сделать, что-то закончить, выполнить обещания.
Жизнь подчинена предписаниям, законам и правилам, в ней таятся опасности и беды, которые
постоянно приходится преодолевать.
Такой представляется наша повседневная жизнь, включенная в разнообразное сплетение
предъявляемых к нам требований, оставляющих так мало места для нас самих. И может воз-
никнуть чувство, что тебя больше уже не спрашивают, хочешь ли ты всего этого, а ставят перед
свершившимся фактом: или ты подчинишься, или тебя все это просто сметет. Вместо автоно-
мии и самостоятельности человеком правит диктатура обстоятельств, в которые он поставлен.

Смысл

При подобном образе жизни проблему представляет не отсутствие смысла. Ощущение
бессмысленности возникало бы, если бы человеку не было ясно, для чего нужно то, чем ему
приходится заниматься. Но он видит смысл и определенную цель во всем, что приносит ему
такой день, – ведь он везде востребован и везде нужен, и потому ему важно во все вникнуть,
ничего не хочется упустить. Этому же учит и логотерапия Франкла (1987, S. 96): мы обнаружи-
ваем смысл, когда воспринимаем запросы, которые адресует нам жизнь, – когда открываемся
тому, что предлагает нам или требует от нас каждая жизненная ситуация. Мы воплощаем экзи-
стенциальный смысл, давая свои персональные ответы на обращенные к нам повседневные,
ежечасные, ежеминутные вопросы ситуаций. Согласно логотерапии, жить со смыслом означает
включиться во что-то, превосходящее тебя, будь то дело или отношения. В каждой ситуации,
где мы переживаем себя запрошенными, мы видим и чувствуем элементы важной для нас или
интересной нам системы взаимосвязей, которая «обращается» к нам и призывает нас к себе.
Проблемы начинаются, когда всего этого слишком много. Все вокруг в такой степени
насыщено смыслом, что ничего не может быть пропущено. Несомненно, без смысла жизнь ста-
новится пустой и лишенной ориентиров. Однако и смысл – это еще не все. Не из одного лишь
смысла состоит наша жизнь, смысл представляет собой только одно из условий исполненной
экзистенции. Для экзистенции существуют еще три условия. Во-первых, человек должен про-
сто «иметь возможность быть» в этом мире, иметь достаточно пространства и прочную опору
для того, чтобы существовать. Во-вторых, чтобы ощутить в себе течение жизни, чтобы чув-
ствовать, что жить – это хорошо, человеку нужно наличие близких отношений с людьми и
вещами, и он должен находить время на то, что нравится ему лично, на то, к чему он привязан
сердцем. В-третьих, человек должен иметь возможность быть самим собой, чувствовать, что
он имеет право быть таким, какой он есть, в своей отличности от всех других людей, потому
что в своей сущности он – единственный и неповторимый, как это подчеркивал Франкл.
40
И уже в-четвертых, для действительно исполненной экзистенции человеку необходим

смысл. Однако если преобладает только смысл, то он приобретает функцию компенсации,
замещая прочие фундаментальные условия экзистенции.
Мы хотим здесь остановиться на Бытии Самим Собой – третьем из названных фунда-
ментальных условий человеческой экзистенции.

Вопрос идентичности

Итак, проблему описанного выше образа жизни представляет не отсутствие смысла, а
нечто совершенно иное. Причиняет страдания не то, что нам приходится делать. Перестает
устраивать и больше не воспринимается как правильное то, как это происходит. Обстоятель-
ства, в какой бы степени они ни были наполнены смыслом, сужают свободное персональное
пространство. Смысл ситуации превращается в диктат, даже если то, во что мы включились,
с самого начала задумано нами. Как все, чем мы обладаем, господствует над нами, так же и
наше участие в чем бы то ни было связывает нас обязательствами. Из-за этого экзистенциаль-
ный антагонизм может потерять равновесие. Мы не сможем найти путь к себе самим и потому
будем постоянно находиться только вовне, отдавая себя решению стоящих перед нами задач
и выполнению наших обязанностей.
И тогда, в такие дни и вечера, мы задаем себе совершенно резонный вопрос: «Остается
ли среди всего этого место для меня самого? Не угробил ли я себя?»
Какая мать не задавала себе этот вопрос, особенно когда дети были маленькими? Кому
не знакома работа, которая словно бы принуждает нас к тому, чтобы мы продолжали ею зани-
маться, и тем самым время от времени поглощает нас целиком?
Сформулируем здесь наш вопрос еще раз: как можно оставаться самим собой, раз-
рываясь между требованиями и эмоциональными впечатлениями, которые ежедневно подчи-
няют нас себе и в то же время нас интересуют, глубоко затрагивают, а порой даже восхищают?
Как при этом не распыляться по мелочам в круговороте повседневной жизни? Как остаться
самим собой и избежать опасности «забыть себя», позволив работе полностью себя поглотить?
Короче говоря, как сохранить свою идентичность и чувство своего Я, не закрываясь от мира,
не зацикливаясь на себе – то есть не впадая в противоположную крайность экзистенциального
антагонизма?

Источники идентичности

Оставаться самим собой мне позволяют четыре реальных факта:
– у меня есть тело,
– у меня есть чувственные переживания,
– я переживаю самого себя не как объект, – во мне есть духовное начало, я есть Person,
– я могу действовать.
Несколько слов об этих четырех источниках идентичности.

Тело

Мы обычно не осознаем до конца всей значимости своего тела. А ведь именно тело делает
возможным наше бытие в этом мире и представляет собой связующее звено между миром и
моим Я. Тело «несет» нас по жизни, в теле мы находим нашу опору и наше пристанище. Оно
до известной степени составляет нас. И хотя мы представляем собой нечто большее, чем тело,
для темы идентичности оно имеет очень большое значение: что бы ни изменялось вокруг, наше
41
тело остается таким же. Среди суеты и толчеи жизни оно остается константой, которую
я могу видеть и чувствовать. Тело всегда занимает свое пространство. И, что является самым
важным для идентичности, я узнаю свое тело всегда как свое – в этом факте коренится мое
бытие самим собой. Ни одно человеческое тело не идентично другому – так сильно моя инди-
видуальность связана с телом. Лицо, фигура, пальцы и их отпечатки, белые кровяные тельца
– при всем постоянстве и сходстве человеческой анатомии и психологии нельзя не заметить
индивидуальные различия на всех уровнях.

Чувства

Мы ощущаем свою идентичность благодаря тому, что люди, вещи, события в окружаю-
щем мире как-то на нас воздействуют: мы переживаем их и благодаря этому чувствуем себя.
Мы чувствуем себя, когда идем, плывем, бежим. Когда ребенок качается на качелях, он ощу-
щает себя. Когда мы слушаем музыку, она звучит в нас и вызывает переживания, благодаря
которым мы чувствуем самих себя. Потребности, влечения, настроения, чувства – мы все-
гда переживаем их в связи с нашим Я, даже когда они быстро сменяют друг друга. Чувствуя
радость, я знаю, что это всегда моя радость.
Я никогда не переживу твою радость, разве что она подействует на меня, и тогда я тоже
смогу почувствовать радость, но только потому, что буду радоваться сам. Особенно ярко я могу
переживать мое бытие собой, когда направляю внимание на чувствование собственного тела.

Person – духовное во мне

Благодаря некой силе во мне я «могу сказать „нет“» (Макс Шелер, 1991), если что-то,
по моему мнению, не является правильным, и сказать «да», если я с чем-то согласен. Это
совершенно обычное дело, и мы едва сознаем, что в этом как раз и проявляется наша духовная
сущность – наше персональное бытие. Когда я чувствую, что могу чему-то сказать «нет», чтобы
в случае необходимости от этого отграничиться, или же когда я совершенно добровольно и
непринужденно говорю чему-то «да» – тогда в моем Я есть столько силы, что я могу пере-
живать себя как самодетерминирующуюся личность (Person, которая сама формирует себя).
Персональное в человеке подобно зрачку, оно может быть открыто (доступно) в большей или
меньшей степени, как шире или уже раскрыт зрачок в зависимости от освещенности. Так оно
позволяет хорошо видеть и одновременно само себя защищает. Персональное в человеке регу-
лирует «нет» и «да» – отграничение и открытость – как во вне, по отношению в миру, так и
по отношению к тому, что происходит внутри, во мне самом.

Действия

В конечном итоге переживание бытия как моего собственного коренится в том, что я
ощущаю себя «центром акта действия» (Макс Шелер, 1991), действующим и влияющим на
что-то. Я являюсь автором воздействий, которые могу наблюдать. Камень, который я бросаю в
озеро, вызывает расходящиеся кругами волны – это произошло благодаря мне. Если бы меня не
было, не было бы и этих волн. Я могу осуществлять определенные воздействия на окружающий
мир, и это утверждает меня в моем бытии самим собой.
Важно осознавать и чувствовать эти четыре источника идентичности, проживать их и

заботиться о них. Если один из них и тем более несколько будут исключены или обойдены
42
вниманием, если они будут проживаться в недостаточной степени, то произойдет потеря соот-
несенности с Я, и я более не буду аутентичным.
Если мы слабо чувствуем собственное тело, то тогда слабо и наше Я. Если мы слиш-
ком мало внимания уделяем нашим переживаниям и чувствам, то утрачиваем ощущение соб-
ственной ценности. Если мы не прислушиваемся к глубокому внутреннему чутью в отношении
того, что для нас является правильным, то мы теряемся в этом мире. А если мы недостаточно
используем нашу способность воздействовать на окружающий мир для формирования наших
жизненных условий, тогда мы идем ко дну. В результате мир берет надо мной верх, распадается
моя интегрированность и моя целостность. Это может приводить к различным последствиям.

Последствия потери идентичности

1. Взрывной (эксплозивный) тип реакции. Когда равновесие экзистенциального антаго-
низма нарушается и происходит сдвиг в сторону внешнего мира, человек как бы «перешагивает
через себя» – игнорирует собственные мысли, чувства и желания, собственное интуитивное
чутье. Частой формой реакции на это является взрыв как попытка исправить то, что обстоя-
тельства берут верх. К взрыву приводит слишком долгое ожидание – столь долгое, что в конце
концов стало «невозможно», «невыносимо». Тогда взрыв является здоровой реакцией: «Хва-
тит, больше я так не играю!» Целебный эффект такой реакции состоит в том, что она кладет
конец поведению человека, которое наносит ему вред. Однако в этом случае человек стремится
выплеснуть агрессию на другого и объявить виноватым лишь его, упуская из виду, что в тече-
ние долгого времени он сам «играл по этим правилам» и стал сопричиной существующего
положения вещей. Если это не признается и не учитывается, то подобные взрывы повторяются
вновь и вновь.
Элизабет, 55 лет, рассказывает во время терапии, что она всю жизнь
чувствовала одиночество. В детстве она почти не видела отца. Он зарабатывал
немного, по роду своей работы часто и подолгу отсутствовал в семье. Элизабет
была старшей из пятерых детей и фактически заменяла отца своим младшим
братьям и сестрам, играла с ними и заботилась о них. Уже в возрасте
девяти-десяти лет она стала серьезной помощницей для матери, а со смертью
отца, которая наступила, когда Элизабет едва достигла пубертатного возраста,
она только и делала, что оказывала помощь. Она видела и чувствовала,
как переживают другие из-за отсутствия отца, видела беду матери, которая
осталась одна с пятью детьми и была вынуждена очень много работать. Из-за
своего собственного опыта одиночества она воспринимала эту беду особенно
глубоко.
Благодаря той помощи, которую она оказывала, ее впервые восприняли
всерьез: мать заметила ее и оценила. Это пошло на пользу нарушенной
самоценности Элизабет. Наконец-то она стала что-то собой представлять!
«Мать лишь тогда начала меня ценить, когда я стала для нее что-то делать.
После этого я сказала себе: „Я должна всегда помогать матери“». Так она
поняла, что ценным было только то, что она делала, и с этого момента она уже
не могла прекратить добиваться чего-либо, чувствуя, что если она остановится,
от нее ничего не останется.
Трагичность состояла еще и в том, что муж Элизабет, как и ее отец,
фактически «отсутствовал» для семьи, никогда не занимался с детьми и не
играл с ними. Поскольку она не знала ничего иного, то думала, что в жизни
так и должно быть.
43
Ее день с самого утра и до позднего вечера был заполнен делами, которые

имели смысл. Однако каждый раз их было чересчур много, и она взрывалась.
Несмотря на то что у нее были дети и муж, она продолжала помогать своей
матери. Она не могла сказать «нет», если матери было что-то от нее нужно,
не могла сказать «нет», если от нее было что-то нужно мужу и детям. Она
поступала так, потому что ее самой высшей ценностью, единственным, что
было у нее собственного, была позиция: «Я не хочу никого оставлять в
одиночестве». «Но, – спрашивала она себя, – почему дело всегда должно
доходить до того, что я взрываюсь? Почему я даю ситуации зайти настолько
далеко, что мне приходится в борьбе отстаивать право не продолжать делать
то, что я не хочу? Почему мои отношения с близкими людьми в такой степени
наполнены конфликтами?» Конечно, ей было понятно, что она слишком долго
подчинялась, слишком подстраивалась под других, не обращая внимания на
себя, – ведь она всегда хотела быть «хорошей дочкой», «хорошей женой»,
«любящей матерью». Но почему она всегда подстраивалась под других? Тому
было две причины.
Первая состояла в том, что она была очень неуверенна в себе.
Ее собственная ценность заключалась только в той работе, которую она
выполняла. Кроме этого, она в себе ничего не ценила. «Я пробовала
воспитывать детей. У меня не получилось. Я могла только что-то делать,
работать. А в остальном я была ничем». Это вызывало у нее чувство вины
перед детьми, из-за которого она ни в чем не могла им отказать.
«Я совсем не обращаю внимания на свои собственные желания и
потребности, я полностью предоставляю себя в распоряжение детей, чтобы
загладить свою вину перед ними».
И она зашла в этом настолько далеко, что больше так не могло
продолжаться.
Другой причиной был ее страх одиночества. Она проецировала его на
всех других людей и, сочувствуя им, постоянно «входила в их положение».
Это «беспомощное помогание», которое вызывало внутренний протест у нее
самой, продолжалось десятки лет. И в конце концов она впала в депрессию –
настолько сильную, что врач был вынужден направить ее в больницу. Теперь
она проходила психотерапию, и все взаимосвязи, приведшие к болезни, стали
для нее ясны. Она перестала жить только лишь ради того, чтобы помогать
своей матери, мужу, детям. Это был радикальный поворот, который принес в
ее жизнь много изменений.
Однако «черт не дремлет», и она продолжала совершать все те же
ошибки. Всякий раз, когда ее дочери хотелось поговорить с ней, она не могла
ей отказать – вечером, в выходные дни, когда она была очень уставшей, когда
она не хотела и, собственно говоря, не могла. Ошибка Элизабет заключалась не
в том, что она была готова помочь, а в том, что при этом не обращала внимания
на свое состояние. Она не говорила дочери о том, как она себя чувствует, снова
и снова не принимая себя в расчет, «перешагивая через себя». В результате
Элизабет была не в состоянии воспринимать всерьез и свою дочь и фактически
не была для нее настоящим собеседником. Во время этих бесед она была не с
дочерью, а с самой собой – со своей болью из-за того, что для нее никогда ни у
кого не было времени. Она пыталась изжить свою боль, ограждая от нее дочь.
Это старая игра, которая ни к чему не приводит, разве что она может научить
44
дочь своему способу поведения. Мы не можем взять у другого его жизнь и его
страдания. Дочь должна сама прожить свою жизнь.
И особенно внимательными нам следует быть в тех сферах жизни, где присутствует высо-
кая степень нашей эмоциональной включенности и чувствительности, или же там, где они
совсем отсутствуют. В первом случае мы должны лучше отграничиваться от наших чувств, во
втором – больше открываться.
2. Излишне прямолинейное, требовательное повеление. Если мы утрачиваем равновесие

экзистенциального антагонизма, то сильные взрывные выбросы являются хорошей защитной
реакцией, которая чаще всего и используется. Это реакция на то, что человек «слишком долго
ждал», реакция на упущенный момент, отсутствие мужества, чрезмерную скромность, которой
человек был научен в детстве. Существуют также и другие формы реакций на потерю идентич-
ности: излишне прямолинейное, требовательное поведение и колебание между крайностями.
Первое чаще встречается у мужчин, второе – у женщин. Я предполагаю, что обе эти формы
поведения свидетельствуют о более сильной степени нарушений личности, чем в случае взрыв-
ной реакции, которая, вероятно, знакома каждому человеку и может быть причислена к спон-
танным защитным реакциям.
И в терапии они требуют большего объема работы. Более сильные нарушения связаны
с фрагментацией самости, при этом чувства не могут восприниматься адекватно – нагрузки
становятся слишком болезненными, слишком мучительными. Человек в глубине идентифици-
рует себя со своей болью, поэтому отказ от боли равнозначен угрозе потери себя. Фрагмен-
тация самости закрывает для человека доступ к персональному. Теряя цельность, мы уже в
состоянии прийти к своей сущности, а следовательно, мы не можем и занять позицию. Вместо
истинно моей позиции я лишь демонстрирую заученное поведение.
Излишне прямолинейное, бесцеремонное поведение состоит в том, что человек стре-
мится изменить обстоятельства в соответствии со своими представлениями, навязать свою
волю, не принимая в расчет ничего и никого. Если ему не удается сделать этого, то он реаги-
рует резко и бурно.
«По своему стилю жизни я – ярко выраженный индивидуалист и не
хочу ничего менять в себе, – заявляет Конрад, 35-летний служащий. –
Когда что-то мне мешает, я это устраняю. Я никогда не приспосабливался к
обстоятельствам.
Я очень рано начал делать только то, что хотел, даже в мелочах. Однако
если это невозможно сделать сразу, я мгновенно реагирую панически или
слишком агрессивно.
Такая гиперреактивность связана с очень низкой способностью
адаптироваться к обстоятельствам. Конрад превыше всего ставит свои
желания, свою волю. Он чувствует себя на сто процентов зависимым от того,
хочет он чего-то или нет. „Если я чего-то хочу, то все идет легко. Если же
я, напротив, чего-то не хочу, то тогда уже любая деятельность становится
для меня чересчур утомительной, даже если нужно просто поднять упавший
носовой платок“. Он упорно держится за свои представления, установки,
желания; реагирует с упрямством, отвергая все, что, по его мнению, идет
„не так, как нужно“, с недовольством и даже злобой относится ко всему, что
возникает у него на пути. Конрад принимает психотропные препараты, потому
что они приносят некоторое равнодушие, благодаря которому ему становится
легче жить в обстоятельствах, противостоящих его желаниям, он меньше
анализирует, меньше думает о том, что имеет смысл, а что – нет. Но, по его
45
словам, он не хочет „так сворачиваться“, напротив, он хочет „развернуться“,

если бы только не нужно было платить за это тем, что постоянно ощущаешь
недовольство и нервное возбуждение. В отношении тех дел, которыми он не
хочет заниматься, но которых все же не может избежать, он всегда реагирует
„взвинченно“.
Помимо неспособности адаптироваться к обстоятельствам,
сопровождающейся упрямством, непреклонностью, чрезмерным
реагированием, у него, однако, есть и другая черта – кажущаяся
уступчивость. Он назвал это „чрезмерным чувством долга“. Ему также
знакомо „отсутствие способности сказать „нет““. „В течение определенного
времени я могу не мнить о себе высоко. Тогда я только фиксирую какие-то
вещи, но никак на них не реагирую“. В своем чувстве долга он в течение
некоторого времени полностью перешагивает через себя. При этом он может
действовать против себя – против того, что ему нравится, против того, что
является для него важным. В этот период внешнее имеет большее значение, а
его желания – не в счет. Он делает необходимое, ходит на работу, хотя в тысячу
раз охотнее остался бы лежать в постели, потому что ночью работал над чем-
то другим и, собственно говоря, гораздо больше хотел бы профессионально
заниматься именно этим другим. Но его работа является его долгом, и он
не может от нее увиливать. „Я могу начинать жить, только когда выполнена
работа“, – так он считает. Однако его „чувство долга“, собственно говоря,
служит лишь тому, чтобы на определенных отрезках времени полностью
отодвинуть себя на задний план, переступить через себя.
При этом он тем не менее „все замечает, засчитывает каждую мелочь“.
Со временем это все суммируется, и когда этого становится чересчур
много, чувство долга трансформируется в ощущение, что тебя постоянно
эксплуатируют. Тогда он становится агрессивным, при первой же возможности
начинает спорить и самым решительным образом выдвигает себя на передний
план. „Тогда я постоянно думаю только о своей выгоде и с абсолютной
жестокостью добиваюсь всего, чего хочу“.»
В таком чередовании беспощадной, упрямой воли и самозабвенного чувства долга
общим знаменателем для обоих способов поведения являются излишняя прямолинейность и
примитивные эмоции. Как выйти из подобного «попадания то в одну колею, то в другую», я
хотел бы показать, используя следующий пример, в котором речь пойдет о похожем паттерне
поведения.
3. Колебание между крайностями. В предыдущем случае и уступчивое чувство долга, и

упрямство в качестве общего знаменателя имели отсутствие эмоций. Колебания между двумя
противоречивыми позициями должны были защитить от чувства потери себя, но не делали
этого, так как обе позиции не были собственно личностными, персональными. «Переключе-
ние» может происходить не только между двумя, но и между многими полюсами и сопровож-
даться более дифференцированными эмоциями. Однако оно также не связано с Я и, по сути,
является автоматизмом.
У Герты, 30-летней учительницы, это проявлялось как колебание
между крайностями: между честолюбием и самоотречением, между
непомерно высоким самомнением и неуверенностью в себе, между
эйфорической восторженностью и скромной замкнутостью, между умением
приспосабливаться и протестом из упрямства. Она быстро «выходит из
46
себя», если что-то идет не так, как она хочет, или если чувствует давление
извне. Однако вместе с тем она сама оказывает на себя давление, стремясь
продемонстрировать свои способности и показать, какая она хорошая.
Например, она берется за дополнительную работу, несмотря на то что не
обязана этого делать. Когда однажды один из учителей в течение полугода
отсутствовал, она, не сопротивляясь, даже с радостью, взялась выполнять его
работу. Что при этом происходило в ней? Какие представления и чувства
привели ее к этому?
Это было высокое самомнение, которое говорило: «Это мне вполне по
силам. Эту работу я запросто могу добавить к той, что у меня уже есть. Так
я смогу себя проверить». Она хотела быть способной все сделать в одиночку,
не хотела ни от кого зависеть. Напротив, это другие должны зависеть от нее и
быть ей благодарны, потому что без нее у них ничего не получится. Кроме того,
по своему опыту она знала, насколько хорошо ей бывает от того, что ей что-то
удается сделать самой. Это приносит ей то самое удовлетворение, к которому
она так стремится. В эти моменты она чувствует собственную ценность: «Я
хлопаю себя по плечу и говорю себе: „Я сделала это хорошо!“ Мне это нужно,
чтобы лучше себя узнать. Для этого я должна иногда идти до последнего». Так
Герта превратилась в человека, постоянно живущего «на грани», вновь и вновь
доходящего «до самой границы экзистенции». Только так – перешагивая через
свои границы – она в состоянии их увидеть.
Правда, на какое-то мгновение Герта засомневалась: не будет ли у нее
теперь так много работы, что она с ней не справится? Она также подумала о
том, что у нее есть и другие интересы. Однако очень скоро она отставила эти
мысли в сторону, потому что уловила ожидания директора школы.
Это была другая свойственная ей крайность, которая, помимо высокого
самомнения, подчиняла ее себе: способность быстро приспосабливаться к
ожиданиям других. Директор, конечно, был рад, что проблема для него
разрешилась.
А она, едва уловив это, сразу подумала: «Это же совершенно ясно, что,
кроме меня, нет никого, кто бы мог взять эту работу на себя».
Улавливая до мелочей то, что от нее ждут, и стремясь этим ожиданиям
соответствовать, Герта, как мягкая масса, всегда готова принять форму,
заданную ожиданиями ее окружения. Несомненно, за этим скрывается
определенное дарование – способность очень быстро распознать, что
происходит, что следует сделать, где таятся опасности и что будет оценено
социумом. Она не осознавала, что в отношении этого у нее было особенное
чутье, которым обладают далеко не все люди. Однако это чутье привело ее к
тому, что она в гораздо большей степени находилась вовне, чем внутри себя.
Почти полностью себя забывая и отвергая, она была послушна, безобидна,
мила, приятна в общении и вообще, по ее словам, «мягка как масло». Ее
способность приспосабливаться касалась всего – не только ее поведения,
но и того, о чем она говорила, что чувствовала и как была одета. Она с
удовольствием одевалась бы более смело, хотела бы носить брюки, но всегда
приходила на работу только в строгой юбке, потому что именно этого ожидали
от хорошей учительницы.
47

Встретить себя: разрешение на чувства

Чего не хватало Герте? Качества, которые у нее были: с одной стороны, чутье, готовность
откликаться и умение самозабвенно отдаваться делу, с другой – тенденция перешагивать через
себя, чрезмерное самомнение и себялюбие, – как она могла бы обойтись с ними?
Для того чтобы не быть игрушкой обстоятельств, ей не хватало хорошего соотнесения с
собой и внутренней прочности – «укорененности» в самой себе. Без этого Герта становилась
то эгоисткой с высоким самомнением, брала все на себя, стремясь узнать свои возможности
и получить признание, то вдруг полностью подстраивалась под других, не будучи в состоянии
отказать.
В этих колебаниях из одной крайности в другую она каждый раз пропускала точку рав-
новесия, минуя Себя, и как бы никогда не заходила к себе домой.
«Быть у себя дома» означает следующее: находясь в хорошем соотнесении с самим собой,
хорошо соотноситься и с другими.
Конечно, Герта стремилась к уравновешенности, к ощущению внутреннего покоя, к
прочной укорененности в себе, к тому, чтобы хорошо обходиться с самой собой, а не терять
себя снова и снова.
Как же человек попадает к себе домой, как он может найти себя, «хорошо у себя быть»
и «закрепиться в себе»?
Для этого нужны две предпосылки.
Человек должен:
– чувствовать себя;
– занять позицию.
Герте необходимо было научиться всерьез воспринимать свои чувства. Появлялось же у
нее ощущение, что столько работы для нее слишком много. Такого рода импульсы важно было
научиться не просто распознавать, но прислушиваться к ним, воспринимать всерьез и бережно
лелеять. Для этого необходимо уделять себе столько же времени, сколько и другим. Обраще-
ние к себе самому требует тишины и покоя. С другой стороны, для этого необходима пози-
ция, чтобы было возможно «подойти к самому себе» и на некоторое время «остаться у себя».
Оставаться у себя – что это значит? Обращать внимание на спонтанные ощущения, импульсы,
просто на то, как мы сейчас себя чувствуем, что с нами делают вещи и обстоятельства, трогают
ли, говорят ли нам что-то?
Давайте же дадим себя затронуть, дадим миру заговорить с собой. Это и есть источник
полноты и свежести ощущений, того, что делает нас в любом возрасте живыми, молодыми,
в этом источник нашей жизненной силы и становления самими собой. Без него наша жизнь
никогда не будет полной и многоцветной. Чтобы наполнить себя жизнью, чтобы нарадоваться
и насытиться ею, нужно дать себя затронуть. Иного пути быть живым нет, даже если мы цели-
ком отдадим себя какому-то делу и многого достигнем. Мы не сможем по-настоящему глубоко
радоваться и наслаждаться, но также не научимся по-настоящему глубоко страдать и печа-
литься, если не позволим жизни касаться нас и захватывать. И если этого не произойдет, если
мы не дадим жизни себя затронуть, если не отнесемся к этому почтительно и серьезно, тогда
жизнь просто ускользнет от нас.
Прикосновение жизни: так важно заметить, как оно вызывает ответный трепет, волнение,
«запускает» наше собственное внутреннее движение, как растет чувство, звучит в нас, а затем
стихает. Дадим этому пространство и время. Конечно, подобное соприкосновение может при-
чинить и страдание. Но мы не можем быть счастливы, если боимся печали и страданий. Мы не
можем по-настоящему смеяться, если не позволяем себе плакать. Давайте же впустим этот мир
в себя, давайте вберем в себя в то, что нам близко, что нас касается и трогает, не будем изымать
48
себя из жизни из-за страха, что чувства могут ранить. Конечно же, чувства могут приносить
боль! Они и должны это делать, если нас что-то действительно затронуло.
Для нашей жизни гораздо хуже, если мы не чувствуем боли. Проходит время, а мы про-
должаем жить, ничего не меняя, и то, что причиняет боль, может и дальше ранить нас, но мы не
чувствуем боли. А годы проходят, я заплатил за свою бесчувственность тем, что просто изъял
себя из жизни, обрек на бесчувственное, безрадостное, жалкое существование.
Когда я противостою своим чувствам, я противостою самой жизни. Если я даю чувствам
быть, я позволяю жизни наполнить себя вновь. Я знаю, что это рискованно и страшно. Мне
этот страх также хорошо знаком.
Я знаю, что чувства могут нас заполнять и переполнять, они могут вводить нас в заблуж-
дение, они могут не только вести нас к цели, но и уводить с пути истинного. Все это так. Это
правильно. Нельзя жить, руководствуясь одними чувствами. Для того чтобы наша экзистенция
стала исполненной, необходимо также и другое.
К этому мы еще вернемся.
Здесь же мы говорим только о том, чтобы вообще дать чувствам шанс. Мы говорим о
том, чтобы быть внимательным по отношению к собственным чувствам, потому что они явля-
ются моими собственными, они рождены мной. Я могу черпать из постоянства чувств, кото-
рые являются частью моей идентичности. Я выступаю за такую установку в отношении самого
себя: чтобы встретить самого себя, нужно иметь чувствительность к тому, что спонтанно во
мне возникает и происходит само собой, нужно также принять это как реальность и посвятить
этому себя в той же мере, в какой я посвящаю себя внешним задачам. Эта фундаментальная
позиция нашла воплощение в методе Персонального экзистенциального анализа (Längle, 1993,
2000).

Встречать самого себя: аутентичность

Феноменологическая установка открытости по отношению к самому себе имеет
еще одну сторону – через нее открывается возможность занятия позиции, феноменологи
(Heidegger, 1975, 1979; Vetter & Slunecko, 2000) называют это «деконструкцией».
Занятие позиции является важнейшим шагом Персонального экзистенциального ана-
лиза, ему и начала учиться Герта. Когда она становилась слишком мягкотелой и чувствовала,
что вновь приспосабливается к другим, то начинала спрашивать себя: «Хорошо ли это? Под-
ходит ли это мне? Нахожу ли я сама правильным то, как я сейчас поступаю?» И она начинала
чувствовать, что ей уже не нравится одеваться так, как она одевается, и что она, собственно,
на самом деле со многим не согласна. Герта училась прислушиваться к своему внутреннему
голосу, уделять ему все больше и больше внимания. И постепенно она наконец научилась гово-
рить об этом другим.
Когда она оказывалась на другом полюсе – слишком высоко мнила о себе и была занята
только собой, она делала то же самое – ненадолго подвергала себя сомнению: «Чувствую ли
я, что это правильно – то, как я себя веду? Действительно ли мне это нужно, могу ли я за
это отвечать, говорить этому „да“?» Она делала то, что очень важно для этого шага, – слегка
отстранялась от своих спонтанных чувств и импульсов, которым на первом шаге научилась
предоставлять место. Очень важно находить место для своих чувств, но не менее важно также
уметь дистанцироваться от них, уметь взглянуть на них со стороны, проверяя: «Действительно
ли они совпадают с реальной жизненной ситуацией? Соответствуют ли они мне, моей самой
глубокой сущности?» Только так можно полностью почувствовать свое Я.
И здесь мы подходим к глубочайшей точке персонального бытия (бытия Person), источ-
нику Я. Речь идет о моменте зарождения аутентичности. Если мы хотим получить доступ к
самому подлинному в нас, к тому, чем мы являемся в своей сути, то нам следует «отпустить
49
себя», дать себе быть и, открывшись внутрь себя, спросить: «Чувствую ли я, что так для меня
– правильно?»
И обратить внимание на интуитивное чутье, которое при этом начинает звучать как ответ
на вопрос.
Я не могу создать этот ответ, я могу его только почувствовать. Я открываю доступ к моей
подлинности, к духовной сущности, которая поднимается, идет ко мне из бессознательной глу-
бины. Это непостижимо с помощью рациональности, поскольку превосходит рациональное. Я
никогда не смогу этим обладать, пользоваться и управлять, я могу только черпать это из своей
внутренней глубины. Я могу научиться открываться этому, доверять ему, уважать его и соот-
носиться с ним. И тогда исчезает внутреннее расслоение, разорванность, ощущение, что я не
есть я, потерянность, остается целостность – и она есть моя сущность. Я дан самому себе в
своей изначальности, подлинности, в своей сущности, которой я не могу обладать, я могу ею
только быть.
Итак, я лишь тогда становлюсь самим собой, когда я себя отпускаю, даю миру подей-
ствовать на меня, привести в движение мои чувства, а потом спрашиваю себя: «Как ты сам к
этому относишься – согласен ли ты с этим, есть ли у тебя чувство, что это правильно? Соот-
ветствует ли это тебе?»
Такой радикальный способ персонального закрепления экзистенции приводит нас к
нашему началу, к оригинальному, к источнику Я. И рождает истинное: в чувствах, поведении,
решениях, – то, что невозможно искусственно сделать или просчитать рационально.
Установка, позволяющая мне соотноситься с чувством внутренней согласованности,
является «оцельняющей», интегративной потенцией человека, которая открывает возмож-
ность быть равным самому себе в любых ситуациях. В конечном счете я лишь тогда иденти-
чен сам себе, когда чувствую резонанс с этой согласованностью: «Вот теперь все хорошо, все
идет правильно». Лишь тогда я соответствую своей сути. Аутентичность мы определяем как
нахождение собственной сущности через соотнесение с чувством внутреннего соответствия.
То, что я чувствую как соответствующее мне, то я и должен проживать и осуществлять. И
не так важно, если позднее выяснится, что это было заблуждением, и я буду сожалеть о том, что
сделал, – потому что то, что ощущается как согласованное и созвучное со мной, – это в такой
степени я, что я бы потерял себя, если бы не попытался это воплотить. Экзистенция становится
радикальной в этом, потому что здесь – ее корни. Ее носителем является Person, духовная
личность. Экзистенция должна произрастать из персонального, она должна стать «персональ-
ной экзистенцией», а не управляемой кем-то другим, нормируемой извне. Лишь тогда, когда
у нее есть корни, она может по-настоящему расцвести. Персонально укорененная экзистенция
никогда не будет игрушкой в руках окружающего мира.
Здесь начинается моя критика экзистенциализма и экзистенциальной философии. Болл-
нов (Bollnow, 1959, 21f.) пишет: «Экзистенциальная философия культивирует у человека такое
восприятие, в котором совершенно отсутствует какие-либо постоянство…» Выше мы уже
говорили об этом применительно к логотерапии Франкла. Понятие экзистенции становится
слишком односторонним, если его рассматривать только как ответ на запрос внешней ситуа-
ции. Даже если человек осмысленно и ответственно вступает в отношения с жизнью, он может
переживать ее как пустую жизнь, потому что в конечном итоге в ней все диктуется только
внешними обстоятельствами. Перед нами в не меньшей степени стоит задача предугадывать
обстоятельства, планировать их развитие, влиять на них, предвосхищать события, которые
могут быть для нас неблагоприятными, и при этом не впадать в зависимость от поставленных
целей и не начать оправдывать ими свои особые права. Чтобы решать эти задачи и избежать
ловушек, нам необходимо постоянное соотнесение с собственной сущностью, с собственной
идентичностью, хорошая «укорененность» в себе – в том себе, которым я уже являюсь, а не в
том, которым мне еще только нужно стать.
50

Персональный поворот в экзистенциальном анализе

Франкл говорил: для того чтобы найти смысл, нам следует перестать высказывать претен-
зии и выдвигать требования к жизни, а вместо этого нужно развернуться к миру, к его требо-
ваниям и его предложениям, и отказаться при этом от самих себя. Так он осуществлял поворот
на 180 градусов – необходимый поворот в сторону экзистенции. Без этого «экзистенциального
поворота», как я его называю, мы бы не нашли смысла.
Сегодня мы продолжаем этот поворот еще на 180 градусов, на некоторое время отводим
взгляд от мира и направляем его на себя, на персональное в себе. Этот персональный, или эмо-
циональный, поворот позволяет увидеть Person в ее целостности и открывает доступ к аутен-
тичности, таким образом экзистенция персонально закрепляется.
И тогда экзистенция будет:
– ответом на вопросы ситуации;
– ответом на вопросы Person, на вопросы идентичности и самостановления.
Мы осуществили этот персональный поворот в конце 80-х годов, когда был разработан
Персональный экзистенциальный анализ. Как известно, к сожалению, В. Франкл не принял
этого направления развития экзистенциального анализа. Мы же теперь благодаря совершен-
ному повороту, понимаем человека не только как «открытого миру» (Шелер), но в той же мере
и «открытого по отношению к самому себе» (см. рис. 1, с. 48).
В своем внутреннем мире мы обнаруживаем чувства, аффекты, желания, интуитивное
чутье. Раскрытие по отношению к самому себе необходимо, потому что во мне есть что-то, что
хочет быть прожитым. Я чувствую, что у меня есть предрасположенности и способности – так
что у меня даже возникает чувство, что, возможно, я для чего-то создан. И поэтому мы спра-
шиваем себя не только о том, чего хочет от нас ситуация, но и о том, что в нас самих стремится
быть прожитым: «Чего мне хочется? Каковы мое настроение, моя внутренняя готовность, мой
интерес, моя склонность, моя способность? Для чего я создан? К чему я расположен сегодня?
К чему я расположен сейчас?» Все это в такой же степени следует рассматривать как реаль-
ность, на которую должны опираться мои решения, как и реальность внешних обстоятельств
и требований, предъявляемых ко мне ситуацией. Чтобы равновесие экзистенциального анта-
гонизма не утрачивалось, следует согласовывать обе эти реальности, а не выносить за скобки
одну из них, полностью оказываясь в распоряжении другой.
То, чего хочу я, и то во мне, что стремится быть прожитым, можно назвать праинтенцио-
нальностью, – это соответствует пониманию телесности и сексуальности Мерло-Понти (1972).
Праинтенциональность помогает нам найти наиболее подходящее для нас место в мире, те
ниши и пространства, где мы можем наилучшим образом развиваться и реализовывать себя. И
напротив, сводя экзистенцию только к поиску смысла, мы обрекаем себя на печальное бытие,
потому что смысл можно найти во всем и несмотря ни на что. Если я даю ответы только лишь
на запросы внешних ситуаций, то тогда, оставаясь внутри себя чересчур статичным и консер-
вативным, я, вероятно, так и не найду то место в мире, где я мог бы пережить свой расцвет.

Я уже тот, кем мог бы стать

Известный императив «Стань тем, кто ты есть», в значительной степени определивший
направление поисков экзистенциальной философии (Zimmermann, 1992, S. 116), открывает
перед нами горизонт будущего, путь изменений и развития. «Я пока еще не тот, кем я мог
бы быть, потому что я еще не до конца соответствую своей сущности». Эта мысль служит
утешением и дает надежду.
51
Однако можно относиться к этому «Стань тем, кто ты есть» также и слишком поверх-
ностно, можно заблуждаться по поводу своих возможностей и границ, легкомысленно заявляя:
«Да, конечно, по своей сути я нечто намного большее; в принципе, я гораздо лучше – я худож-
ник, философ, поэт (список можно продолжить в соответствии с личным вкусом). То, что я
представляю собой сейчас, – это на самом деле не я, потому что я всегда есть нечто большее.
Собственно, во мне даже и нечего критиковать, кроме моей незаконченности. Не важно, что
есть сейчас, ведь я еще не стал тем, кем на самом деле являюсь».
Как бы ни была верна мысль, что человек постоянно находится в становлении и развитии,
она не может освобождать нас от обязательств перед Здесь и Сейчас.
Я есть означает, по сути, я есть сейчас. Но также это означает и то, что я был ранее, и
не означает: я есть тот, кем я буду.
Я всегда уже был тем, кем я могу стать. Я не буду больше, чем я уже есть, потому что
в своей сущности я никогда не стану другим. Я останусь Я, я сохраню свою идентичность и в
своей сущности никогда не буду отличаться от себя. В будущем тоже. Если, конечно, болезнь
не повредит мой рассудок.

Быть Человеком

Когда мы занимаем позицию в соответствии с совестью – собственным чутьем относи-
тельно Правильного, – тогда мы соотносимся со своей сущностью. Но вместе с тем мы соот-
носимся с человеческим началом в себе. Согласованность со своей персональной изначально-
стью дает человеку не только идентичность с самим собой, то есть аутентичность, но также
идентичность в качестве Человека. Именно тогда, когда я ориентируюсь, опираясь на то, что я
сам считаю правильным, я соотношусь со своей собственной сущностью, а не системой коор-
динат внешнего мира. При этом я черпаю из внутреннего, из интимности, из того, что нахо-
дится глубоко во мне, а не из внешнего. Эта радикальная субъективность избавляет меня от
разорванности и разбросанности из-за многочисленных запросов ситуаций. Я снова знаю, кто
я такой, знаю, что мне делать и куда идти, знаю, даже если этого не сделаю. Если же я чувствую,
что моя совесть нечиста, то это сигнализирует, что я занимаюсь тем, что мне не соответствует,
и теряю аутентичность.
В аутентичности я соотношусь со своим бытием в качестве Человека и тем самым ставлю
себя в один ряд со всеми другими людьми. Каждый человек несет в себе способность соот-
носиться со своим внутренним, со своим глубоко интимным и черпать из него. В отличие от
животных мы не привязаны инстинктами к окружающей среде, мы не пассивно реагирующие
машины, мы – существа, которые даны самим себе, которые могут к себе каким-то образом
относиться и соотноситься с самими собой в своем общении с миром.
Такой ход мыслей приводит нас к парадоксу: чем более персонально мы себя ведем, тем
в большей степени участвуем в том, что является общим для всех людей. Чем более мы аутен-
тичны – то есть чем больше мы идентичны самим себе, – тем в большей степени ведем себя как
Люди. Это напоминает императив Канта, согласно которому нравственным человек является
тогда, когда ведет себя таким образом, что из его поведения в любой момент времени можно
вывести закон для всех людей.
«Экзистенциально-аналитическая нравственность», хотя и имеет некоторое сходство с
императивом Канта, все же выглядит несколько иначе. Речь идет не о генерализации, а, напро-
тив, о субъективизации. Можно дать ей следующую формулировку: «Чем больше ты соотно-
сишься со своей совестью, тем в большей степени являешься Человеком». Мы утверждаем
человечность и человеческое сообщество благодаря нашей радикальной субъективности, бла-
годаря феноменологической установке по отношению к самим себе. И это приносит с собой
нечто, что является фундаментальным для мира людей и для бытия Человеком: способность
52
к Встрече. Нахождение своего, действительно своего Собственного делает нас способным к

диалогу с Другим, превращает Я в Ты для Другого. Лишь в соотнесении с собственной интим-
ностью мы являемся не эхом внешнего мира, не копией чужого оригинала, не программи-
руемым аппаратом, а собеседником с собственными переживаниями, идеями, решениями –
короче говоря, Человеком, который всегда может удивить своей самобытностью, оригиналь-
ностью и свободой.
Аутентичность не следует путать со Сверх-Я – интериоризированными правилами вза-
имодействия, которым мы учимся в обществе. Сверх-Я, по существу, представляет собой
«общественное Я» и делает возможным общежитие в определенной группе, к которой человек
адаптирован. Однако Сверх-Я происходит не из меня самого, это – нечто чужое, что я сделал
своим. Теория, которая знает только Сверх-Я, но не совесть, проходит мимо человечности, как
специфически человеческого.
Итак, с точки зрения экзистенциального анализа нравственность коренится в аутентич-
ности, в согласованности с самим собой. Быть идентичным самому себе означает вести себя
по-человечески, то есть человечно. Быть нравственным в таком понимании означает «быть
Человеком» и, как следствие, быть способным показать другим то, что обнаруживаешь в своей
интимности, становясь открытым для Встречи и диалога. Аутентичная жизнь – это жизнь в
постоянном контакте с собственной сущностью и одновременно сопричастность всему челове-
ческому. Благодаря этому одиночество растворяется в глубине всеохватывающей связанности.

Литература:

Bollnow O. F. (1959): Existenzphilosophie und Padagogik. Stuttgart: Kohlhammer.
Frankl V. (1987): Arztliche Seelsorge. Grundlagen der Logotherapie und Existenzanalyse.
Frankfurt/Main: Fischer, 4.
Längle A. (1993): Personale Existenzanalyse. In: Längle A. (Hrsg.) Wertvegegnung.
Phanomene und methodische Zugange/ Tgaungsbericht der GLE 1+2, 7 Wien: GLE-Verlag, 133–
160.
Längle A. (Hrsg.) (2000): Praxis der Personalen Existenzanalyse. Wien: Facultas.
Längle A. (2003): Wertberuhrung-Bedeutung und Wirkung des Fuhlens in der
existenzanalytischen Therapie. In: Längle A. (Hrsg.) Emotion und Existenz. Wien: WUV-Facultas,
49–76.
Merleau-Ponty M. (1972): Phenomenologie de la perception. Paris: Gallimard.
Zimmermann F. (1992): Einfuhrung in die Existenzphilosophie. Darmstadt:
Wissenschaftliche Buchgemeinschaft, 3.
53

Психотерапия: научный метод или духовная практика?

Введение

Предложение написать статью на данную тему послужило поводом к тому, чтобы я
вновь обратился к вопросу о соотношении психотерапии, религии и духовных факторов
(Spiritualitat). Заниматься этой темой не особенно принято в нашей профессии – ведь мы
в основном имеем дело с клиническими картинами и их генезисом, постановкой диагноза
и лечением, эмпирическими данными и их статистическим анализом, вопросами психоло-
гии, философии и антропологии. Психотерапия, скорее, старается держаться на расстоянии от
своей «предшественницы» и «конкурентки» – религиозной заботы о душе, и поэтому не столь
охотно обращается к проблеме своего отношения к трансцендентному и собственным духов-
ным основам. Однако эта тема, вероятно, является одним из «основных вопросов» психоте-
рапии, поскольку в значительной степени выступает обоснованием различий между ее отдель-
ными направлениями.
Ко всем этим соображениям общего характера добавляется также и то, что у нас, в Меж-
дународном обществе экзистенциального анализа и логотерапии в Вене (GLE-International),
по отношению к религии соблюдается определенная сдержанность, потому что тема смысла,
являясь ключевой в логотерапии, так или иначе, уже близка религии. Названия книг Виктора
Франкла – «Бессознательный Бог», «Врачебная забота о душе» – и центральные понятия его
теории «самотрансценденция» и «духовное самодистанцирование от обусловленного влечени-
ями психического» часто становились причиной для критики, главный тезис которой заклю-
чался в том, что под видом логотерапии мы преподносим религию в психологической «упа-
ковке».

***

Тот, кто обращается к психотерапевту, обычно рассчитывает на определенные виды
услуг: решение психологической проблемы, помощь в разрешении конфликтной ситуации,
избавление от душевных или психосоматических страданий.
14-летний школьник не в состоянии больше запоминать учебный материал, потому что
при одной только мысли о школе, а тем более об экзамене, его сразу же бросает в дрожь; от
ужаса перед школой он потерял сон, не хочет больше расставаться с матерью. Этот мальчик
нуждается в поддержке, разгрузке, успокоении. Он просто хочет снова обрести способность
учиться, а не умирать ежедневно от страха.
30-летний молодой менеджер, хорошо устроенный в жизни и прекрасно зарабатываю-
щий, прилежный, целеустремленный, холостяк, который всегда всем показывал, насколько он
успешен, и у которого однажды «сдают нервы», поскольку он в истинном смысле слова «измо-
тался», переживает нервный срыв, и «скорая помощь» доставляет его в психиатрическую кли-
нику. Он приходит к психотерапевту с чувством неописуемой безнадежности и крайнего отча-
яния, истощенный и подавленный. Самоубийство представляется ему единственно возможным
выходом, потому что вся его жизнь проходила «неправильно», он вводил в заблуждение и обма-
нывал всех, в том числе и самого себя, и теперь у него нет будущего. Его мысли, не находя
опоры, вращаются в пустоте, и он все глубже и глубже вгоняет себя в депрессию. Его интере-
сует не какая-то там духовность, не вера, не философия, а единственно лишь то, существует ли
54
какая-либо приемлемая помощь, которая могла бы изменить его положение, или же он должен
не медля покончить с собой.
Человек, находящийся в состоянии душевной беды и тем более духовного отчаяния, так
переполнен болью, что его более ничто не занимает, кроме проникнутого страданием общения
с основами своего существования. Он ищет средства, которые помогли бы ему справиться со
своим бытием, чтобы оно по крайней мере было выносимо и имело бы еще некоторый смысл.
Душевное и духовное страдание переживается как непереносимое и полностью поглощает чело-
века. Поэтому оно носит в высшей степени императивный характер: надо скорее что-то изме-
нить, чтобы от этого «избавиться».
Но, конечно, страдая, человек вместе с тем сталкивается с чем-то новым для себя и на
некоторое время открывается навстречу тому, что ему могло бы помочь. Однако не следует
сразу же относить данный эффект к проявлениям высокой духовности, поскольку ввиду импе-
ративно-экзистенциального характера страдания страдающий вполне оправданно очень праг-
матичен: он открыт для всего, но при условии, что это поможет.
И только если облегчения не наступает и человек понимает, что изменить ничего не
может, он в большей степени склоняется к тому, чтобы понять причину своего страдания и
пересмотреть свое отношение к жизни.
Он либо сводит счеты с жизнью, либо покоряется, либо, при благоприятном исходе, обре-
тает новое, углубленное отношение к экзистенции. Поэтому душевно-духовное страдание в
особой степени способно или сломить человека, или же сделать его более глубоким, и в этом
смысле оно экзистенциально.
Ну а если пациент, придя к психотерапевту, ищет точно такую же прагматичную помощь,
какую ждут от врача астматик, человек, страдающий сердечно-сосудистым заболеванием или
ревматизмом, то возникает вопрос: играет ли духовность и тем более религия в этой помогаю-
щей профессии какую-либо роль рядом с таким прагматизмом? Остается ли вообще духовному
какое-либо место в данной профессии? А может быть, напротив, оно еще более сильно в нее
вплетено, чем мы осознаем, и психотерапевт, понимающий свою работу как духовную прак-
тику, или религиозный психотерапевт могут помочь наилучшим образом? Можно ли отнести
психотерапию в конечном итоге к духовной или религиозной сфере деятельности?
Однако одновременно возникают и другие вопросы: может ли духовное измерение
вообще быть включено в рамки психотерапии? Не будет ли подобная попытка рассматриваться
как недопустимое воздействие на мировоззрение человека или как злоупотребление его рели-
гиозными потребностями со стороны дисциплины, которая собственными средствами не спо-
собна обеспечить обещанное исцеление?
Но если отказаться от духовного и религиозного измерений, не приведет ли это к рас-
щеплению и утрате человеческой целостности? Не произойдет ли в этом случае такое обедне-
ние экзистенции человека, что у него в душе уже никогда не возникнет желания вырваться из
плена чисто физической обусловленности и витальной фактичности, чтобы вступить в живой,
открытый и действенный диалог с самим собой и окружающим миром? Диалог, который лежит
в основе психического здоровья и осуществления экзистенции.
Постановка проблемы требует, чтобы сначала было дано определение психотерапии.
Затем коротко представим экзистенциальный анализ, в парадигме которого рассмотрим воз-
можное соотношение между психотерапевтической работой и духовным измерением, а также
путь от имманентного (внутренне присущего) к трансцендентальному опыту. И в заключение
дадим определение духовности.
55

Что такое психотерапия?

Психотерапия – это научно обоснованный и эмпирически проверенный вид деятельно-
сти, направленный на помощь людям при психических, психосоматических и социальных про-
блемах или состояниях страдания и использующий для этих целей психологические средства
(напр., Kriz, 2001; Strotzka, 1984; Stumm, 1994; 2000; § 1 Австрийского закона о психотера-
пии). Специфические методы и техники составляют ее инструментарий, а картина человека
и каузально-генетическая теория возникновения нарушений – фон, обеспечивающий ориен-
тировку специалиста в проблеме и в собственных действиях. Психотерапия четко отличается
от любой формы помощи, имеющей религиозную подоплеку. Передача духовности в религи-
озном смысле этого понятия не входит в ее задачи и не является ее целью.
Существуют многочисленные исследования, посвященные изучению того, что действи-
тельно может психотерапия, то есть ее эффективности (Eckert, 1996; Eckert at all, 1996; Frank,
1981; Grawe at all, 1994; Garfield & Bergin, 1986; Lang, 1990). То, на что она должна быть спо-
собна по определению, – оказание помощи при наличии психогенных проблем и страданий.
Следует провести отграничение этой формы помощи от заботы о душе и от религии, как и
от сект и всякого рода идеологий.
Психотерапия – это не предсказание и не дорога к спасению от страдания и траге-
дий, которыми наполнена жизнь. Она не гарантирует благополучия, не обещает жизни после
смерти. Ей, собственно говоря, известна только статистика фактов улучшения состояния паци-
ентов и их выздоровления. Психотерапия связана не с трансцендениией, а с методическими
подходами и человеческими ресурсами, требуя от пациентов работы, которая иногда может
быть весьма болезненной и наполненной страданиями. Таким образом, если воспользоваться
традиционной дифференциацией, психотерапия не может дать спасения души, она может
только побудить к исцелению (Frankl, 1959, S. 704).
Психотерапия не только не предназначена для того, чтобы давать спасение, она на это и
не уполномочена. Любую попытку явного или неявного обещания спасения следует рассмат-
ривать как духовное злоупотребление надеждой пациента и манипулирование его религиоз-
ными исканиями и устремлениями. Психотерапия не может заменить религию и не должна
посягать на это, ибо она не способна дойти до всей глубины установлений, которые составляют
суть религии. И главное, ни одно из психотерапевтических направлений не имеет Божествен-
ного задания на спасение.
Психотерапия – это созданное человеком ремесло. Как таковая она может открыть путь,
но не обещать достижения цели. Опираясь на доступные средства, она способна сопровождать
человека в трудные периоды жизни, побуждать к чему-либо, мобилизовывать его способно-
сти и силы, предоставляя в его распоряжение свои знания и методы, техники и опыт (Strotzka,
1984). Психотерапия не является магией, она не обладает сверхъестественной силой. Как реме-
слу ей можно обучиться, и она может применяться по отношению к любому пациенту, незави-
симо от его мировоззрения. Различия касаются лишь используемых методик, способностей и
опыта терапевта, а также способностей самого пациента.
Всякое иное представление о психотерапии, покидающее почву подобной вещественно-
сти, надлежит лишать мистического ореола, потому что этот ореол приносит вред. Психотера-
пия может ровно столько, сколько пациент в состоянии привнести в терапевтическую ситуацию
из своих ресурсов, и ровно настолько, насколько глубоко он может чувствовать и проживать
в этих условиях свою проблему. Граве (1995; Grawe at all, 1994) рассматривал актуализацию
проблем и активизацию ресурсов в качестве основных действующих факторов психотерапии
вне зависимости от ее школ и направлений. К ним он добавлял еще два фактора – предостав-
56
ление пациенту активной помощи в преодолении проблемы и руководство в понимании (про-

яснении картины) себя.
Психотерапия, таким образом, задана и ограничена инструментарием и способами дей-
ствия. Только то следует называть психотерапией, что использует четко определенный мето-
дический арсенал и подлежащие проверке средства, оставаясь в рамках конкретных тео-
ретических представлений о человеке, его эмоциональной и поведенческой сферах. Такое
представление о психотерапии не обесценивает и не умаляет значения всего другого, что также
приносит пользу человеческой душе, – культуры, цивилизации, религии, – однако освобождает
эти сферы от характера ремесла и работы. Ценность для души хорошей музыки, вкусной еды,
интересного путешествия или молитвы неоспорима.

Что такое экзистенциальный анализ?

Экзистенциальный анализ – направление психотерапии, предназначенное для работы с
душевными проблемами человека и такими психическими нарушениями, как страхи, депрес-
сии, зависимости, психосоматические заболевания, психозы. Оно было создано в 30-е годы
венским психиатром и невропатологом Виктором Франклом, основные публикации которого
приходятся прежде всего на годы после Второй мировой войны (Frankl, [1947] 1987; 1959;
[1948] 1984).
Экзистенциальный анализ концентрируется на том, чтобы сделать человека способным
реализовывать свою сущность среди вызовов нашего беспокойного мира. Такова специфиче-
ская «точка приложения» этого психотерапевтического направления: должно быть активизи-
ровано, «стать живым» то, чем человек по своей сути является, и особенно – то, чем он может и
должен стать. Став самим собой, человек в диалоге с миром проживает свое призвание, нахо-
дясь там, где он больше всего нужен.
Цель экзистенциально-аналитической работы заключается в том, чтобы помочь людям
жить и действовать с чувством внутреннего согласия, в котором и проявляется аутентичность
человека, его подлинность. Главное здесь – активизация доступа к переживаниям. Человек реа-
лизует экзистенциальный смысл своего бытия-в-мире, когда переживает ценности или активно
участвует в том, что представляется ему ценным.
В современном экзистенциальном анализе «дешифровка чувств» стала центральной
составляющей психотерапевтической работы 45. Нужно понять, что отражают чувства, о чем
они говорят. Нужно их ощутить – как радость, так и печаль, как ненависть, так и мужество,
надежду. А далее, на более глубокой стадии психотерапевтического процесса подойти к этапу,
на котором пациент занимает определенную позицию по отношению к самому себе или окру-
жающему миру. При этом выявляется Собственное, которое выступает в форме оценочного
суждения, обосновывающего персональную позицию. По мере того как человек устанавливает
связь со своим Собственным, он становится настоящим партнером по диалогу. И наконец,
экзистенциально важно целенаправленно и соответственно ситуации привносить себя во внеш-
45
Дальнейшее (после Франкла) развитие экзистенциального анализа в GLE заключалось в использовании данного метода
в качестве психотерапии, соотнесенной с собственным опытом пациента. В отличие от этого Франкл понимал логотерапию
как «метафизически-религиозно обоснованную антропологию и психотерапию» (Espinosa, 1998, р. 9). Несмотря на поворот к
субъективному опыту, в современном экзистенциальном анализе метафизика [здесь: философское учение об основах миро-
здания. – Научн. ред.] считается не только допустимой, но даже необходимой. Однако в отличие от Франкла она рассматри-
вается не как отправная точка для мышления, а как реальность, которая принципиально познаваема и, значит, может быть
постигнута субъективно-индуктивным путем. Одна из целей настоящей работы – показать, что в эмпирически обоснованном
подходе также может найтись место обращению к духовным факторам. Метафизика в современном экзистенциальном анализе
следует за опытом. Она теперь не исходный, а конечный пункт, на который выходит бытие (см. дальнейшие разъяснения в
[Längle, 1994a] и в последующей дискуссии [Längle, 1995]).
57
ний мир: речь идет о поступке как осуществлении экзистенции. Таковы вкратце основные
шаги Персонального экзистенциального анализа (tangle, 2000).
Экзистенциальный анализ ориентирует человека на такую цель, как персонально обосно-
ванная экзистенция. Это означает быть самим собой, ведя диалог с миром: встречать, пони-
мать и давать созидающий ответ тому, что приходит ко мне из этого мира. С этой точки зрения
все становится задачей: я для себя самого, мир или мое психическое нарушение. Все бросает
мне вызов и требует, чтобы я как-то с этим обошелся. Когда я могу из того, что дано, не просто
черпать для себя что-то ценное, видеть и переживать вещи в их внутренней ценности, я при-
ближаюсь к экзистенции – «настоящей жизни». Такой способ жизни человек должен выбрать
сам, решиться на него, дать свое внутреннее согласие. Ни один человек не может быть счаст-
лив без этого.
Необходимо упомянуть, что Франкл, помимо экзистенциального анализа, начиная с 30-х
годов занимался также разработкой логотерапии – ориентированного на поиск смысла метода
консультирования и лечения («логос» имеет здесь значение «смысл»). Фрустрация стремления
жить осмысленно и понять свою жизнь в более масштабной системе взаимосвязей стала симп-
томом нашего времени («экзистенциальный вакуум», по Франклу). Логотерапия посвящена
анализу, профилактике и терапии подобных проблем (об истории экзистенциального анализа
и логотерапии см. Längle, 1998a).

Что такое экзистенция?

Коротко говоря, экзистенцией можно назвать проживание человеком своего духовного
измерения (Person).
Франкл (1984) считал антропологическими предпосылками для экзистенции «самоди-
станцирование» и «самотрансценденцию»: человек должен дистанцироваться от самого себя,
что делает его более открытым, чтобы затем оказаться способным выйти за пределы себя и
отдать себя внешнему миру с его предложениями и задачами. В качестве третьей основы экзи-
стенции Франкл называл смысл, или «вызов момента». Человек находит смысл, когда дает
ответ на обращенные к нему запросы бытия – то есть когда распознает, что ему надлежит сде-
лать сейчас, в данных обстоятельствах.
С точки зрения современного экзистенциального анализа осуществление экзистенции
достигается благодаря феноменологической открытости человека и диалогическому обмену
с внутренним и внешним миром. Персональной основой экзистенции является решимость,
актуализация свободной воли, что находит выражение в жизни, сопровождающейся внутрен-
ним согласием. Без принятия решений и их воплощения, без свободы и ответственности состо-
явшаяся экзистенция немыслима.
Экзистенцию характеризует то, что человек видит обращенный к нему запрос во всем,
что он воспринимает и переживает, – запрос, который призывает его занять персональную
позицию.
Чем глубже человек соотносится с данностями бытия и проникает в их суть:
– тем больше он становится самим собой (аутентичным, уверенным в себе);
– тем более наполненным становится его бытие; его жизнь все больше становится его
жизнью;
– тем глубже структуры, которые он видит и по отношению к которым занимает персо-
нальную позицию;
– тем более зрелым он становится как Person.
Каковы же эти познаваемые на опыте данности, с которыми человек в своем бытии-в-
мире неизбежно должен иметь дело? Где место духовного в повседневной жизни, может ли это
духовное помочь человеку справляться с ежедневными проблемами?
58
Каждый день наполнен множеством дел, событий и взаимосвязей. Он начинается с того,

что человек утром просыпается. Встану ли я сразу после пробуждения или же останусь лежать
в постели? Газета – загляну ли я в нее? Включу ли радио? Буду ли завтракать? Как отнесусь к
другим членам семьи, что скажу им? Как я отношусь к самому себе и к сегодняшнему дню? И
так продолжается весь день – все, что есть вокруг и что попадается под руку, является запросом
по отношению ко мне: что ты с этим сделаешь? Занятие позиции обычно происходит спонтанно
и неосознанно или частично осознанно.
Всегда такого рода вопросы включают в себя четыре горизонта:
– возможного;
– ценного;
– этически допустимого;
– смысла.
Если я, например, принимаю решение почитать газету, то это предполагает, что:
– газета находится в доме и у меня достаточно сил, чтобы воспринимать ее содержание
(я достаточно бодр, чтобы взяться за чтение);
– знакомство со свежими новостями представляет для меня определенную ценность, и
поэтому я выделяю на это время;
– я отвечаю за то, что выделил время: из-за этого я не опоздаю на важную встречу и мне
не придется пожертвовать другим, более неотложным делом;
– чтение газеты вписывается в то, для чего я живу, доставляя мне удовольствие или поз-
воляя поддерживать информированность о том, что происходит в мире, соответствуя моему
интересу либо моим профессиональным задачам.
Экзистенциальный анализ как эмпирическое знание имеет дело только с познаваемыми
на опыте данностями бытия, ибо только они приводят к страданию, если речь идет об отри-
цательном опыте, или к радостному переживанию реализованности, если возникает внутрен-
нее соответствие между содержанием опыта и сущностью человека.

Четыре основополагающие области экзистенции

Все то, с чем человек имеет дело в течение своей жизни (как в повседневности, так и в
ситуациях, которые в экзистенциальной философии называют «пограничными»), можно под-
разделить на четыре категории, соответствующие четырем вышеупомянутым горизонтам:
– внешний мир, его условия и возможности;
– жизнь, то есть человеческая природа во всей ее витальности;
– собственное бытие Person, бытие самим собой;
– будущее с присущим ему призывом к действию, активному привнесению себя в системы
взаимосвязей, в которых человек находится и которые им создаются 46.
В процессе диалогического взаимодействия с данностями бытия человек приобретает
опыт:
– бытия-здесь (Dasein);
– бытия ценностей (Wertsein);
– бытия самим собой (Selbstsein);
46
Карл Ясперс (1965, S.19 ff.), вероятно, имел в виду примерно то же самое, когда писал в статье «О моей филосо-
фии» (впервые вышла в 1941, т. 24): «В каждой форме своего бытия человек соотнесен с чем-то другим – бытие-в-мире
соотнесено с этим миром, сознание – с объектами, дух – с идеей, экзистенция – с трансценденцией». Хотя Ясперс писал это
в контексте размышлений о становлении человека целостным благодаря его соотнесенности с чем-то другим, интересно, что
он различает четыре формы бытия, которым соответствуют разные содержания. Такая же фигура мышления присутствует и
в концепции фундаментальных экзистенциальных мотиваций, правда, с другим подразделением, имеющим лишь отдаленное
сходство.
59
– бытия ради чего-то либо кого-то, или смысл (Sinn).

При этом речь идет о четырех фундаментальных измерениях, которые лежат в основе
экзистенции: онтологическом, витально-аксиологическом, этическом и практическом (см.
Längle, 1992a; 1994b; 1997 a,b; 1998).
Все то, с чем мы встречаемся в жизни, – все, что выдвигает нам требования, внушает
страх, причиняет боль, приводит к конфликтам или же, в положительном случае, укрепляет,
утверждает нас в чем-то, приносит радость и удовольствие, – можно отнести к одной или
нескольким из четырех категорий. Эти четыре категории – соотнесение с миром, соотнесение
с жизнью, соотнесение с самостью и соотнесение с будущим – считаются в экзистенциаль-
ном анализе фундаментальными категориями экзистенции. Соответственно фундаменталь-
ные условия экзистенции состоят в том, чтобы постичь эти измерения во всей присущей им
глубине и занять по отношению к ним персональную позицию. Именно такую задачу должен
решить человек, стремящийся прийти к своей экзистенции и реализовать себя. Вместе с тем
знание этих фундаментальных условий делает возможной целенаправленную психотерапевти-
ческую помощь.
Итак, мы говорим о фундаментальных условиях экзистенции, которые всегда присут-
ствуют в нашем бытии, во всех его сферах, в том числе и мотивационной (см. Längle, 1992b).
Человек постоянно занят тем, что учитывает эти условия и стремится все их в равной сте-
пени выполнять. Поэтому эти четыре условия экзистенции одновременно представляют собой
и четыре фундаментальные экзистенциальные мотивации человека (см. Längle, 1992a; 1998,
2001):
– мотивацию к физическому выживанию и духовному преодолению бытия (к тому, чтобы
духовно справиться с бытием), то есть к тому, чтобы «мочь быть»47 «иметь силы быть» (Sein-
Konnen);
– мотивацию к получению радости от жизни и переживанию ценностей, то есть к тому,
чтобы «нравилось жить» (Leben-Mogen);
– мотивацию к персональной аутентичности и справедливости, то есть к тому, чтобы
«иметь право быть таким, какой ты есть» (So-sein-Durfen);
– мотивацию к экзистенциальному смыслу и созданию того, что имеет ценность, то есть
к тому, чтобы «действовать должным образом» (Handeln-Sollen).
Если человек что-то может, если ему это нравится, если он также видит, что имеет на
это право, и чувствует, что он должен это сделать, значит, речь идет об истинно персональном,
экзистенциальном волеизъявлении.

Соотнесение с трансцендентным в экзистенциальном анализе

Фундаментальные условия экзистенции представляют собой структурную модель совре-
менного экзистенциального анализа, которая лежит в основе понимания психических наруше-
ний, их диагностики и терапии (Längle, 2002а). Остановимся более подробно на этой модели
и продемонстрируем, что все четыре условия экзистенции не могут быть объяснены только
с психологической точки зрения, поскольку в конечном итоге они переходят в трансценден-
тальное отношение, которое мы можем интуитивно почувствовать на психологически-субъ-
ективном уровне. «Существование каждого человека не замкнуто само на себя, оно на всех
уровнях устремлено в бесконечное» – так формулирует подобное переживание Ясперс (1974,
S. 13). И продолжает: «Объемлющее (Umgreifende) – это то, что лишь дает о себе знать, про-
являясь в предметах и намечаясь на горизонтах, – само же оно, однако, никогда не становится
47
Это понятие восходит к экзистенциализму (Хайдеггер) и связано с принятием реальности, «мужеством жить» (Тиллих).
В русском языке трудно подобрать аналог, полностью передающий его содержание. – Примеч. научн. ред.
60
предметом. Объемлющее не само является, а из него является для нас все другое. Одновре-
менно благодаря Объемлющему все вещи есть не только то, чем они непосредственно кажутся,
благодаря Объемлющему становится прозрачной их суть» (там же, S. 14). Ценность осознания
подобной широты заключается в том, что Объемлющее «сохраняет свой потенциал в состоя-
нии готовности» (там же, S. 23). Поэтому «мышление об Объемлющем, расширяя простран-
ство, раскрывает душу для восприятия изначальности» 48 (там же).
Завершение или, во всяком случае, углубление экзистенциально-аналитической работы и
состоит в том, чтобы почувствовать связанность с чем-то большим, с трансцендентным. Лишь
при этом условии становятся действительно прочными предпосылки для внутреннего и внеш-
него диалога, то есть для соотнесения с миром, с жизнью, с самостью и с будущим.
От любого направления психотерапии следует ожидать, что оно имплицитно установит
связь с соседними областями, в том числе и с духовным измерением бытия, если оно рассмат-
ривает страдающего человека как целостного. Иначе это будет не психотерапия, а всего лишь
психотехника49.
Обратимся же к тем связям, которые экзистенциальный анализ устанавливает с духовной
сферой, и посмотрим, где заканчивается его область действия и где он граничит с трансцен-
дентным.

Случай из практики

Эрика (имя изменено), пятидесятилетняя женщина, замужем, имеет
сына, в предсуицидальном состоянии, по направлению психиатра попадает
к психотерапевту. «Это последняя попытка, – говорит она, – от которой я,
однако, ничего не жду». Она просто поддалась уговорам психиатра, к которому
испытывает определенное доверие.
Эрика разочарована в жизни. Эта проблема существует у нее, начиная
с самых первых детских воспоминаний, а так как в последнее время
разочарование усиливается, становясь все невыносимее, она чувствует, что
силы ее на исходе, а надежда на то, что положение может измениться в лучшую
сторону, отсутствует. Ей даже не интересно заниматься этой проблемой
дальше.
С того самого времени, как она себя помнит, Эрика страдает от тяжелых
страхов: страха оказаться в чем-то виноватой, страха, что у нее что-то не
получится, страха не иметь права на существование, страха находиться среди
людей. Еще до поступления в школу, когда ей было шесть лет, она долгое
время находилась в детском психотерапевтическом стационаре: ее страхи были
48
Под «Объемлющим», согласно философии Карла Ясперса, можно понимать бытие в его тотальности и всеохватности.
Объемлющее лежит в основе всего видимого, стоит за всем видимым и проявляет себя через видимое, но никогда напрямую.
Все, что есть, в том числе и мы сами, происходит из Объемлющего, которое содержит сущность всех вещей, основы нашего
существования и наши возможности. – Примеч. научн. ред.
49
Для Ясперса страдание, вина, смерть, борьба и случайности являются основными данностями бытия, которых человек
не может ни избежать, ни изменить, и поэтому столкновение с ними он называет «пограничными ситуациями» (Jaspers, 1986,
S. 20).Они нужны для того, чтобы радикальным образом потрясти субъекта в его бытии и таким образом пробудить для экзи-
стенции (Jaspers, 1956, I, S. 56). Единственная имеющая смысл реакция на пограничные ситуации состоит в том, чтобы не
избегать, а открыто идти им навстречу, дабы наша экзистенция могла состояться. «Познать пограничные ситуации и Суще-
ствовать – это одно и то же» (Jaspers,1956, II, S. 204).Концепция фундаментальных мотиваций в своей глубине также содержит
опыт познания некой границы, правда, у этой глубины нет такого (типичного для экзистенциальной философии) трагического
характера. «Опыт границы» в фундаментальных мотивациях тоже ведет к «пробуждению для экзистенции», аналогично пере-
живанию пограничных ситуаций, о которых говорит Ясперс. Мы предполагаем, что опыт пограничных ситуаций приводит к
познанию тех же содержаний, которые описаны в фундаментальных экзистенциальных мотивациях.
61
столь велики, что она не могла ходить в детский сад. К этому страху перед
окружающим миром присоединилась высокая чувствительность к состоянию
и потребностям других людей, благодаря которой она почти автоматически
развила «рефлекс помогающего». Будучи ребенком, Эрика уже была в
услужении у своих родителей и всегда рассматривала как нечто само собой
разумеющееся, что она должна делать все для семьи. Когда в двадцатилетнем
возрасте это стало для нее невыносимым, она рискнула осуществить попытку
бегства и неожиданно для всех вышла замуж за человека, которого едва знала.
Но вместо того чтобы увести из среды, которая делала ее больной, брак на
самом деле снова вернул ее в лоно родительской семьи. Муж не мог заботиться
о содержании семьи, и функцию зарабатывания денег она взяла на себя, вновь
начав трудиться в хозяйстве родителей. Она работает там и сегодня.
В течение пятидесяти лет она ищет защищенность, семью и любовь.
Сейчас она живет в двух семьях – в собственной и той, где выросла, и, несмотря
на это, у нее нет чувства защищенности. Ее окружают люди, которые постоянно
от нее что-то требуют, и только. Так как чувство ее самоценности нарушено,
она не может оказывать сопротивления другим. Глубокий стыд перед тем,
чтобы показать свои истинные чувства и желания, заставляет ее внутренне
прятаться. Стыд вызывает огромный страх того, что она действует другим на
нервы. В целом же она чувствует, что «ее присутствие в этом мире неуместно».
Однако она не справляется не только с другими людьми и с окружающим
миром, но в столь же малой степени – с самой собой. «Мой самый большой
враг – это я сама. В своем перфекционизме я отвергаю любое сочувствие и
сострадание».
За выходящими на передний план стыдом и страхом скрывается нарушение личности с
проблематикой самоценности и неуверенности в себе. В начале терапии самым важным для
Эрики было то, чтобы она смогла говорить о своем страхе и имела возможность вступить в
диалог с кем-то, кто ее выслушает, кто сможет ее понять, не будет ни в чем упрекать и предъ-
являть какие-либо требования. Ей нужен был диалог с кем-то, кто защитил бы ее также и от
собственных упреков; кто, подобно зеркалу, отразил бы ее самоценность и с пониманием и
любовью обратил ее внимание на необходимость заботы и ответственности по отношению к
самой себе, поддержав ее первые шаги на этом пути.
Несмотря на теплую атмосферу терапевтических бесед, Эрика вновь и вновь склонялась
к суициду, когда внешние обстоятельства давали для этого повод. Позитивный опыт в терапии
и облегчение, наступавшее благодаря терапии, создавали сильный контраст с ее реальной жиз-
нью, из-за чего пережитая боль становилась полностью ощутимой. Эрика видела и чувство-
вала, насколько «бесполезно прожитой» была ее жизнь, и как все могло бы быть иначе, если б
ее хоть немного понимали. С этого момента терапия стала казаться ей бессмысленной, потому
что страдание из-за нее становилось только сильнее, безвыходность ситуации – еще очевиднее,
а сознание потерянной жизни – более явным и беспощадным. Она чувствовала, что еще не
доросла до того, чтобы что-либо изменить, и стремилась лишь к покою и спасению от тягот
жизни, вновь и вновь планируя самоубийство. В течение многих недель она была близка к
тому, чтобы прервать терапию.
Эрике требовались мое полное принятие и поддержка. Мы увеличили частоту терапев-
тических сеансов, и она согласилась на временный прием антидепрессанта. До сих пор она
отказывалась от него, потому что боялась располнеть. Эрика признала, что несоизмеримо и
безответственно так мучиться и даже рисковать жизнью только потому, что хочется избежать
прибавки нескольких килограммов. Однако для меня в связи с размышлениями о приеме
медикаментов речь в большей степени шла о ее решении. Принимать медикамент – это было
62
первое решение в направлении жизни, в направлении надежды, в направлении попытки изме-

нений.
Вот так, маленькими шажками, принимая небольшие решения, мы продвигались вперед.
Произошел ее первый разговор с сыном – первый в ее жизни, который выходил за сугубо дело-
вые рамки. Посчитав, что это пойдет ей на пользу, она поехала в отпуск одна – первый раз
в жизни, тем самым осмелившись отграничиться от мужа. Постепенно она становилась цен-
ной для самой себя, стала больше оглядываться на себя, на свои чувства и желания, находясь
в постоянном диалоге с внешним миром и занимая определенную позицию по отношению к
нему. Это принесло Эрике первое облегчение.
Однако подлинное излечение можно будет считать достигнутым лишь тогда, когда Эрика
сможет ощутить всю глубину ценности жизни. Когда она сможет почувствовать, что жизнь в
своей основе хороша, что в том, что живешь, есть нечто очень ценное, и хотя жизнь перепол-
нена проблемами и пока еще далека от того, чтобы считаться хорошей, она, несмотря ни на
что, хороша в сущности, – лишь тогда Эрика сможет прийти к решению в пользу жизни.
Экзистенциальный анализ запрашивает именно эту экзистенциальную решимость, рас-
сматривая человека как того, кто принимает решения и несет ответственность перед самим
собой. Благодаря атмосфере терапевтических бесед и тому, что в них обсуждается, Эрика
должна узнать и почувствовать, что для нее хорошо – быть здесь, быть в этом мире. При этом
ориентирами служат фундаментальные экзистенциальные мотивации, показывающие усло-
вия, которые необходимы для осуществления экзистенции. В случае если одно или несколько
из этих условий выполнено в недостаточной степени или нарушено, реализованность экзистен-
ции находится под угрозой или утрачивается.
Рассмотрим теперь по отдельности эти четыре фундаментальные условия экзистенции.

Первое фундаментальное условие экзистенции: «мочь быть» в мире

Первое условие возникает на основании простого факта, что я пришел в этот мир,
родился. Теперь я здесь – что дальше? Могу ли я осилить бытие-в-мире, справиться с ним?
Понимаю ли его? Я здесь: «Я не знаю откуда, не знаю куда, и меня удивляет, чего я так раду-
юсь» – так звучит немецкий стишок XII века. Я есть, я существую – да как же это возможно?
Насколько глубокие возникают вопросы, когда я обращаюсь к этому, казалось бы, «само собой
разумеющемуся» факту! Стоит только заняться им всерьез, как я начинаю чувствовать, что
едва ли в состоянии его осмыслить. Мое бытие предстает передо мной, подобно острову в оке-
ане незнания, вплетенное в системы взаимосвязей, которые меня превосходят. Самая разумная
и традиционная установка по отношению к непостижимому – удивление. Собственно говоря,
я могу только удивляться тому, что я вообще есть.
Однако я действительно есть. И это ставит меня перед фундаментальным вопросом: я
есть – но могу ли я быть? Могу ли я вообще занять место в мире – при тех условиях, в которые
он меня ставит, и тех возможностях, которые у меня есть? Для этого мне необходимы три
вещи: пространство, опора и зашита. Достаточно ли у меня пространства, чтобы быть здесь?
Что дает моей жизни опору? Чувствую ли я защищенность, принимают ли меня другие люди,
есть ли у меня родина, дом? Если у меня этого нет, то возникают беспокойство, неуверенность,
страх. Если есть, то я доверяю миру, а также себе и, вероятно, Богу. Сумма подобных опытов
доверия составляет фундаментальное доверие – доверие по отношению к тому, что я ощущаю
в своей жизни как последнюю опору.
Фундаментальное доверие представляет собой глубинную структуру первого базового
условия экзистенции. Его детальное рассмотрение ставит нас перед следующими вопросами:
если рухнет все, что у меня есть, все, чему я доверяю – партнерские отношения, работа, здоро-
вье… – какая опора у меня останется? Останется ли у меня еще что-то – «последнее» доверие,
63
«фундаментальное доверие», которое сопровождало бы меня до самой смерти, – или больше

не будет уже ничего, и я буду ощущать себя словно падающим в пустоту?
На что опирается в конечном итоге доверие:
– на меня самого?
– на других людей?
– на что-то большее, лежащее в основе всего?
Ощущение, что нас поддерживает нечто всеобъемлющее, мы можем назвать пережива-
нием «основы бытия». Это первая составляющая фундаментального доверия, ведущая к чув-
ству: «Есть что-то надежное, на что я всегда могу положиться, даже если мне предстоит уме-
реть». При этом не имеет значения, что именно воспринимается как основа бытия – некая
идея, мировой порядок, космический закон, Бог, – главное, что человек дает свое согласие
на нее положиться. Так, если человека поддерживает идея о том, что душа не умирает после
смерти, эта идея и будет для него основой бытия. Было бы его согласие на это. Согласие –
вторая составляющая фундаментального доверия. Мы принимаем бытие как целое, ибо испы-
тываем свою принадлежность к нему и, что бы ни произошло, чувствуем: «Этот мир хорошо
держит меня, я в „надежных руках“».
Опыт переживания основы бытия ведет к позиции спокойствия и служит предпосылкой
для развития фундаментального доверия. Этот глубочайший онтологический опыт дает опору
и позволяет сказать «Да» бытию-в-мире и его условиям – внутренне согласиться с тем, что есть.
Я могу принять это как данное, а то, что является тяжелым, в конечном итоге могу выдержать.
Основа бытия подобна почве, в которую уходят корни дерева (этот образ восходит к Хай-
деггеру [1979]).
Мы не можем объять основу бытия – мы можем только вновь и вновь соотноситься с
ней, припадать к ней и, подобно корням дерева, вбирать из ее глубины питательные вещества,
чтобы нести их наверх, в «просвет бытия».
Основа бытия – психически постижимый феномен, к которому можно приблизиться
посредством переживания, философской рефлексии или теологически-религиозного описа-
ния. Этот феномен играет важную роль в переживании веры.

Второе фундаментальное условие экзистенции: любить жизнь

Если у человека в мире есть пространство, в нем начинает течь жизнь. Однако недоста-
точно просто быть в мире, нужно, чтобы это бытие было хорошим. Мое бытие – нечто боль-
шее, чем сухой факт. Я не робот. Мое бытие пронизано переживаниями, выстрадано мной.
Быть живым – означает плакать и смеяться, радоваться и горевать, проходить через приятное
и неприятное, испытывать везение и неудачи, сталкиваться с ценным и с тем, что не имеет
никакой ценности. Насколько сильной может быть наша радость, настолько же глубоким будет
и страдание. Амплитуда эмоциональности одинакова в обоих направлениях, и не существует
какой-либо предварительной «договоренности» о том, согласны ли мы с тем, что жизнь такова,
и с теми страданиями, которые выпадают на нашу долю.
Таким образом, бытие ставит нас перед фундаментальным вопросом жизни: я живу – но
нравится ли мне жить? Хорошо ли это – быть здесь? Не только нагрузки и страдания отни-
мают у нас радость существования. Нередко из-за рутины будней, невнимательного отноше-
ния к тому, как ты живешь, все вдруг становится скудным и пресным. Для того чтобы нам
нравилось жить, вновь нужны три предпосылки: близость, время и отношения. Могу ли я
устанавливать и поддерживать близость со всем, что меня окружает, – вещами, растениями,
животными, людьми? Могу ли позволить другому человеку эмоционально приблизиться ко
мне? Чему я уделяю время? Выделять время для кого-либо или чего-либо означает отдавать
этому часть своей жизни. Есть ли у меня отношения, на которые я не жалею времени и нахо-
64
дясь в которых чувствую близость? Если у меня отсутствуют близость, время и отношения, то
возникает тоска, затем холодность, наконец, депрессия. Если же все это есть, я ощущаю дви-
жение вместе с миром, ощущаю глубину жизни. Опыт такого рода образует фундаментальную
ценность моего бытия в мире, глубочайшее чувство ценности жизни. Это фоновое чувство
фундаментальной ценности качественно окрашивает все эмоции и аффекты и представляет
собой основу для любого переживания ценности.
Давайте же обратимся к нашей собственной жизни и рассмотрим глубинную структуру
второго базового условия экзистенции.
Я сделан не из камня, а из плоти и крови, и поэтому могу чувствовать – то есть я пере-
живаю свое бытие с болью и страданием, радостью и удовольствием. Благодаря тому, что я
открываюсь, обращаюсь к тому, что есть в моем мире, и позволяю себя эмоционально затро-
нуть, моя жизнь становится особенно интенсивной, плотной. И в этой затронутости я, конечно,
сталкиваюсь и с тем, что наполнено печалью, неприятно и даже мучительно.
В глубине этого обращения речь идет о последней и самой глубокой затронутости –
в повседневной жизни она проживается в любви, в музыке, в чувствах и отношениях – это
затронутость жизнью в целом. Если я чувствую, как мое сердце бьется и как оно иногда горит от
боли, если я вижу, что я есть, и если взгляну на свою жизнь и «дотронусь» до нее эмоционально,
то окажусь перед фундаментальным вопросом: «Как я, глубоко лично, отношусь к тому, что
я есть, что я живу?»
Как ощущается мной эта жизнь в мои 30, 40, 60, 70 лет – со всем тем, что было до этого,
и с тем, что ждет впереди, со всеми обидами, страданиями, болью, радостью, удовольствиями?
Речь идет о том, чтобы внутренне открыться для глубоко личного отношения к собствен-
ной жизни и открыто и непредвзято встретить то, что при этом возникает. Единственное, что
мы делаем в такую минуту, – «вслушиваемся» и пытаемся «вчувствоваться» в себя (то есть
упражняемся в феноменологической открытости по отношению к самому себе). Важно услы-
шать, какой ответ приходит из собственной глубины, когда в тишине и покое спрашиваешь
себя:
– Я есть – однако как я переживаю то, что я есть?
– Что это такое для меня – жить?
В этих вопросах слышится также:
– Какой была моя жизнь?
– Что она приносила мне?
Внутренний опыт, который мы при этом получаем, призывает нас принять решение: хочу
ли я пойти на риск и вкусить этой жизни? Останусь ли я стоять на берегу жизни, наблюдая, как
она протекает мимо, или же я намерен рискнуть и полностью «окунуться» в нее, пролюбить ее
и прострадать? Решаюсь ли я на то, чтобы «в горе и в радости» прожить с ней в браке?
И могу ли я сказать: «Да, это хорошо, что я живу. Хорошо для меня и хорошо для дру-
гих»?
В самой глубине души у меня есть интуитивное чувство: жизнь ценна сама по себе.
Подобно тому как глубина бытия привела нас к основе бытия, здесь мы приходим к фунда-
ментальной ценности, основополагающей ценности, которая находит отражение в каждом
опыте, так или иначе связанном с переживанием хорошего или плохого.
И снова мы узнаем нечто, что нас превосходит. Мы узнаем, что ценность жизни не от нас
зависит и не нами сотворена, а приходит к нам. Мы переживаем ее со смирением и благодар-
ностью и с удивлением обнаруживаем ее в страдании.
Такой опыт может заложить очень глубокое и внимательное отношение к жизни, кото-
рое, вероятно, уже представляет собой некий вид веры. Вот как это сформулировал один из
участников экзистенциально-аналитической группы самопознания: «Тема „фундаментальной
ценности“ потрясла меня. Но я могу выдержать это потрясение. Это опыт, против него нельзя
65
бороться, потрясение огромно, но жизнь еще более огромна. Это делает меня „покорным“. Я
узнал, что жизнь больше, чем я. Я не могу выдерживать потрясения, а жизнь их выдерживает.
Мне больше не нужно сопротивляться. Это чувство фундаментальной ценности жизни – оно
не поддается контролю, оно просто есть, его нужно лишь допустить к себе.
У меня возникло чувство огромного уважения к жизни, чувство, которого раньше не
было».

Третье фундаментальное условие экзистенции: иметь право быть собой

Наполненный чувствами поток жизни во мне прекрасен, но его недостаточно для экзи-
стенции. При всей связанности с жизнью и с людьми я ощущаю себя другим, непохожим на
остальных. Моя духовная сущность неповторима, поэтому и мое Я – это индивидуальность,
которая отграничивается от всех других индивидуальностей. Как Person я узнаю, что я предо-
ставлен самому себе, что я сам должен справляться со своим бытием, что я, в принципе, один
и могу быть одинок. Однако рядом находятся тысячи Других, огромное количество другого, и
все они тоже неповторимы. Я вижу вокруг многообразие уникального и ни с чем не сравнимого
и испытываю уважение к этой полноте и непохожести.
Среди этого мира я обнаруживаю самого себя. Я дан себе самому, и это ставит меня
перед фундаментальным вопросом персонального бытия: я это я, но имею ли я право быть
собой? Есть ли у меня право быть таким, какой я есть, и вести себя таким образом, как я себя
веду? Это – уровень поисков идентичности, нахождения себя и, кроме того, уровень этики. Для
того чтобы справиться с этими вопросами, необходимы три условия: уважительное внимание,
справедливое отношение и признание ценности.
Кто, собственно, меня замечает, обращает на меня внимание, относится ко мне с уваже-
нием? За что меня можно уважать, а за что – порицать? За что я сам могу себя ценить? Могу ли
я оправдать перед собой собственное решение или желание? Имею ли я вообще право на что-
то Собственное? Могу ли я отвечать за свое поведение и в глубине души чувствовать, что все
сделано правильно? Если ответы на эти вопросы отрицательны, возникает одиночество, чело-
век прячется за стеной стыда, у него развиваются истерические реакции. Если ответы положи-
тельны, то человек находит самого себя, обретает аутентичность и самоуважение. Сумма опы-
тов такого рода образует его самоценность и открывает доступ к бытию Person, глубочайшую
ценность его Я.
На глубине третьего базового условия экзистенции человек стоит перед самим собой как
перед непостижимостью: что такое мое Я, где это Я находится?
К основе своего Я мы приближаемся, когда, оставшись наедине, вслушиваемся в себя,
замечая при этом, что нечто внутри нас вновь и вновь «просит слова», что-то хочет нам сказать,
на что-то указывает, вызывает в нас те или иные чувства и нас же в нас самих удивляет. Нечто,
что мы можем обозначить как «это» («оно»), говорит во мне, поднимаясь, как из источника,
– говорит мне и обо мне50.
Итак, если во мне существует такой «источник», то возникает вопрос: как мое Я обхо-
дится с тем, что говорит из персональной глубины?
Быть Person, по сути, означает встречать себя, идти навстречу себе как тому, кому дове-
ряешь.
«Встречать себя» – значит быть готовым к тому, что во мне говорит. Парадоксальным
образом оно воспринимается не как нечто чуждое, но как «относящееся ко мне», как «мое».
Но я также понимаю, что управлять этим я не могу, и даже не уверен, что это говорю Я. То,
50
Более подробно о соотношении Я и Person см. в первой статье (с. 41–78). – Примеч. ред.
66
что я чувствую, так это подлинность этого, а также то, что идет оно из очень большой глубины,
превосходящей мое Я и мое сознание.
«Доверять самому себе» означает следующее: персональное во мне – «то, что говорит
из непостижимой глубины», динамичное, раскрывающееся, – отдано в руки моему Я, которое
определяется, занимает позицию, принимает решения и действует. Во мне есть кто-то, кто
отвечает за меня, – это Я сам! Я являюсь для себя реальностью, я дан себе – и несу за эту
реальность ответственность.
Это доверие к себе проявляется в том, что я обхожусь с собой (со своей персональностью)
столь бережно, как если бы нес на руках маленького ребенка.
Образ взрослого, несущего на руках дитя, – это точное выражение сущности того, как
человек мог бы обращаться со своим единственным и неповторимым бытием. Я несу свое
бытие на руках, и каждый человек несет свое. Я изначально дан самому себе таким, какой я
есть, и с годами я все больше доверяю себе, своей персональности. Я одновременно и этот
ребенок, и тот, кто призван о нем заботиться. Так как я сам себе дан и сам собой распоряжаюсь,
я и ответственен за себя. И потому я обязан бережно обходиться с собой и относиться к себе
всерьез.
Мое Я – это, по сути, и есть то, что способно открываться для встречи с собой и с
миром. Я раскрывает объятия всему, что приходит из внешнего мира и что возникает в его
сердцевине, идет из него самого: словам, которые говорит мне другой человек, и собственному
всхлипу, и слезам, и смеху, и самой своей жизни с ее тайной, и самому себе, каков я есть
настоящий.
«Место» этой встречи никогда не будет публичным, оно интимно. Защищая интимное,
человек охраняет сокровенное – Person. И тогда персональное в нем может говорить и человек
может слышать голос своей духовной сущности. Быть Person означает в своей основе быть
постоянно одариваемым самим собой.
Через внутренний диалог – встречу с самим собой – мы можем подойти к пониманию
аутентичности: там, где я открыто себя встречаю, я переживаю момент зарождения аутен-
тичности. Аутентичность личности – это установка открытости по отношению к самому себе и
честная встреча Собственного, «так как это во мне есть». Если я даю себе быть таковым и живу
в соответствии с внутренним (а вовне отдаю то, за что готов отвечать), тогда я аутентичен.
Предпосылка аутентичности – уважение к себе, благодаря которому человек не манипулирует
собой, а позволяет «этому» говорить в себе и может свободно быть перед самим собой. Если
я отношусь к себе подобным образом, то проживаю бытие Person. В противном случае меня
как Person нет, я покинул самого себя, оставил в беде, и рядом со мной нет никого. И тогда
человек не может оставаться один, потому что одиночество невозможно вынести, если отсут-
ствуют внутренние отношения с самим собой. Тот, кто не может быть один, истинно одинок
– он ушел от себя или себя не находит. С нашей точки зрения, терапия в этом случае состоит
в том, чтобы научиться внутреннему разговору, установить персональные отношения с самим
собой, на основании которых отношения с внешним миром также могут стать персональными.
Итак, в этом экзистенциальном измерении мы вновь обнаруживаем себя перед тайной,
перед непостижимым, с которым тем не менее находимся в интимнейшем контакте. Кажется,
ничто другое не может быть для нас более близким, чем то, что течет из самой глубины нас
(а это идентичность, наше Я). Оно постоянно проявляется в нас и вместе с тем неизменно
ускользает от нашей власти. В формулировке Ясперса: «Мы оказались в мире не благодаря
самим себе… наша свобода также существует не благодаря нам самим, но нам дарована…
Откуда? Очевидно, не из мира» (1984, S. 48).
67

Четвертое фундаментальное условие экзистенции: делать то, что нужно

Если у меня есть силы и возможности быть здесь, если мне нравится жизнь и я способен
найти в ней себя, то для исполнения экзистенции не хватает четвертого фундаментального
условия: я должен распознать, о чем в моей жизни должна идти речь. Недостаточно просто быть
здесь и найти в жизни себя: каждый человек старается раскрыться и воплотиться в чем-то,
его превосходящем. Выйти за пределы себя, трансцендировать – вот изначальное устремление
людей. Иначе они чувствуют свою бесплодность: как если бы человек жил в доме, в который
никто не приходит в гости.
Жизнь не вечна, она проходит, и этот факт ставит нас перед вопросом смысла: я есть –
ради чего? Чтобы ответить на этот вопрос, снова необходимы три вещи: поле деятельности,
структурная взаимосвязь и ценность, которая должна быть воплощена в будущем. Есть ли
область активности, где я нужен, где могу быть продуктивным? Ощущаю ли я себя принадле-
жащим к некой большей системе взаимосвязей, которая придает моей жизни структуру и ори-
ентацию? Есть ли что-то ценное, что еще должно произойти в моей жизни в будущем? Если
у меня ничего этого нет, то возникает пустота, фрустрация, даже отчаяние, и вслед за ними
– зависимое поведение. Если же я знаю, что все это у меня есть, то я способен к действию и
самоотдаче. Сумма подобных опытов составляет экзистенциальный смысл, жизни человека.
И все-таки недостаточно просто находиться в каком-либо поле деятельности, знать, что
ты включен в систему взаимосвязей, и ориентироваться на что-то ценное, что должно быть
воплощено в будущем. Нужна еще феноменологическая установка, экзистенциальный подход
к своему бытию. Это установка открытости по отношению к миру, которая позволяет мне слы-
шать запрос ситуации (Frankl, 1987). «Чего хочет от меня этот час, на что я должен дать ответ?
То есть речь идет не только о том, чего я могу ожидать от жизни, но в равной степени и о том
(в соответствии с диалогической основой экзистенции), чего жизнь хочет от меня, что я могу
и должен сделать сегодня, сейчас для других людей, а также для себя. Моя задача – в этой
установке открытости привести себя в согласие с ситуацией, проверить, хорошо ли то, что я
делаю, для других, для меня самого, для будущего, для мира, в котором я нахожусь. Если я так
действую в ситуации, то это приводит к осуществлению моей экзистенции».
Виктор Франкл (1987, S. 315) называл смысл, «возможностью, прочитываемой между
строк действительности». Говоря другими словами, я бы определил смысл как «самую ценную
возможность ситуации». Таким образом, экзистенциальный смысл – это то, что здесь и сей-
час, исходя из реальности фактов, является для меня возможным. Может быть, это то, что
мне необходимо сделать, или то, что хочется сделать, – и это самая ценная и интересная из
имеющихся сейчас альтернатив, в пользу которой я принимаю решение. Мое чутье успешно
сокращает это мыслимое многообразие возможностей, и я могу проживать ситуацию выбора.
Помимо экзистенциального смысла, обращенного лично ко мне, существует онтологиче-
ский смысл – смысл существования мира, меня, других людей, то есть того целого, в котором
есть также и я. Но этот смысл зависит не от меня. Вероятно, его имел в виду Создатель. Это
философский и религиозный смысл, который я могу открыть для себя в вере (о различиях
экзистенциального и онтологического смысла см. Längle, 1994a).
Таким образом, и в этом четвертом измерении, связанном с будущим, мы вновь сталки-
ваемся с Объемлющим, с таинством, с верой. В поисках онтологического смысла невозможно
обойтись без духовного измерения – наше интуитивное чутье призывает нас к познанию чего-
то большего, превосходящего нас, и в конечном счете к религиозным формулировкам и опре-
делениям.
68
Здесь уместно вспомнить историю о строительстве собора в Шартре (Франкл также упо-
минал ее в своей книге о смысле), которая точно описывает значение онтологического смысла
для понимания жизни (см. Лэнгле, 2003).
Это было в то время, когда в Шартре строили собор.
Путник шел по дороге и увидел сидящего на обочине мужчину,
обтесывающего камни. С удивлением он спросил того, что это он здесь
делает. «Разве ты не видишь? Я обтесываю камни!» Ничего не поняв, путник
отправился дальше. Миновав следующий поворот дороги, он увидел другого
мужчину, который точно так же сидел у дороги и обтесывал камни. Снова
он остановился и спросил, что тот делает. «Я делаю фундаментные блоки,
незнакомец», – ответил тот. Покачав головой, путник пошел дальше. После
того как, пройдя еще немного, он опять увидел человека, который сидел
в пыли и точно так же, как двое других, в поту обтесывал камни, он
решительно подошел к нему и спросил: «Ты тоже делаешь фундаментные
блоки?» Мужчина поднял глаза, стер со лба пот и сказал: «Нет, незнакомец.
Разве ты не видишь? Я строю собор».

Духовность с экзистенциально-аналитической точки зрения

В заключение обратимся непосредственно к проблеме того, как в экзистенциальном ана-
лизе понимается «духовность» (Spiritualitat). Употребляя этот термин, мы имеем в виду соот-
несенность с неким более высоким измерением бытия. Многие люди, не принадлежащие ни
к одной из религиозных конфессий, тем не менее заботятся о том, чтобы в их жизни была
духовность, и называют себя «духовными»: они верят в существование чего-то большего.
В связи с этим следует подчеркнуть, что в экзистенциальном анализе духовное измерение
не имеет религиозных коннотаций.
Предшествующий текст позволяет сформулировать два обобщения:
1. Антропологическое определение: человек как духовное существо. В своей сущности
человек как Person является духовным, то есть превосходящим свою физическую и психиче-
скую природу. Он активен в восприятии, в своих решениях, в определении своей позиции, в
ответственности и последующих действиях. О такого рода проявлениях можно говорить как
о «духовных» в смысле их противопоставления «материальному», но не в церковном понима-
нии, как об «одухотворенности Святым духом».
2. Экзистенциальное определение: духовность как основа экзистенции. То, каким будет
отношение человека с его жизнью и с миром, то, как он обойдется с ними, определяется его
способностью к их духовному постижению. Предпосылкой этой способности служит особое
состояние «феноменологической открытости», благодаря которой становится возможным про-
рыв к самой основе данностей бытия, к их сути. По отношению к этой воспринятой феноме-
нологически «ноэме» человек вырабатывает определенную позицию, согласовывая ее со своей
сущностью. В этом уже проявляется его духовность.
Человеческую реальность, однако, отличает то, что на такое глубинное видение посто-
янно наслаиваются повседневные дела, нас постоянно отвлекает что-то, в чем с легкостью
можно затеряться. Неудивительно, что как само феноменологическое восприятие, так и фор-
мирование позиции чаще всего человеком не осознаются. Тем не менее на основании этих
духовных процессов у него возникают чувства и настроения, и он принимает решения.
Таким образом, в экзистенциальном анализе духовность понимается как переживаемая
человеком открытость по отношению к превосходящей его самого и его экзистенцию (по
всем четырем фундаментальным условиям) величине, открытость к «несущему слою», который
69
он может ощущать как праоснову персонального бытия и который дает чувство предельной
защищенности. Когда эти взаимосвязи им осознаются, человек чувствует принадлежность к
ним и обретает в них свои основы.
Духовность осуществляется в триединстве духа, опыта и жизни, что можно выразить в
единой фразе как познание духа в опыте жизни.
Понимаемая подобным образом духовность служит фундаментальным опытом для
любой религиозности.
Не основанная на этом религиозность – всего лишь пустые слова, она лишена плоти и
крови. Забота о душе не может и не должна идти против духовности либо осуществляться без
нее, иначе она минует человеческую сущность. Забота о душе лишь тогда истинно заслужи-
вает своего названия, когда она печется о раскрытии духовных взаимосвязей, данных нам в
переживаниях и опыте жизни.
Вере, взращенной в опыте, в сравнении с прямой трансляцией религиозности (через
учебное заведение, церковь, Библию), никогда не уделялось достаточного внимания, не говоря
уже о том, что зачастую такая вера вообще обесценивалась, подобно тому как обесценивался
брак католического священника на фоне святости принятого им сана. С экзистенциальной
точки зрения брак и сан равноценны: у религиозности, транслируемой напрямую, нет преиму-
ществ перед опытом веры, полученным в жизни. Здесь речь идет о двух путях, которые допол-
няют друг друга, друг друга предполагают, необходимы друг другу и потому составляют одно
целое.
В то же время возникшая на основе опыта и самостоятельно постигаемая духовность
не имеет ничего общего с понятием спасения в религиозном смысле, хотя те элементы веры,
которые человек сам может обнаружить и пережить, и являются основой любой религиозности.
Религия, располагая знанием иного рода через божественное послание, в состоянии
интерпретировать, толковать пережитое, включать его в более крупную систему взаимосвя-
зей, о которой человек сам по себе не может знать. На этом основано обещание спасения,
которое может произойти с человеком лишь как некая милость, дарующая ему возможность
надеяться вопреки ощущению всей безнадежности существования.
В заключение мы можем сказать, что осуществление экзистенции основывается на духов-
ности, ибо как Person человек осуществляет свою экзистенцию в открытости по отношению к
всеохватывающему большему, от которого никогда невозможно закрыться до конца 51. В этой
диалогической соотнесенности с иным, но также и с самим собой (что в глубине неразделимо)
вера возникает как неизбежная «экзистенциальная» вера – еще до ее религиозного воплоще-
ния.
Эта «экзистенциальная вера» дает человеку глубокий опыт обретения последнего убе-
жища. И, более того, повторим – доверия к последней опоре, безусловной, безоговорочной цен-
ности жизни, непостижимой глубины Person и высшей бескорыстной справедливости. И нако-
нец, мы обнаруживаем себя вновь и вновь в системе всеохватывающих взаимосвязей, в которой
в течение всей нашей жизни мы, совершая любое действие и выражая нашу волю, старались
найти смысл.
51
Схожим образом это формулирует и Карл Ясперс (1974, S.17): «Экзистенция – это бытие самим собой, которое соот-
носится с собой и через это – с трансцендентным, на котором оно основывается и благодаря которому оно знает, что пода-
рено самому себе». Или в религиозной формулировке: «Бог есть для меня в той степени, в какой я подлинно существую».
(Jaspers, 1986, S. 51).Близость к концепции фундаментальных мотиваций, как мне кажется, можно увидеть также и в следу-
ющем высказывании Ясперса: «Но это обнаруживается вновь и вновь: для нас Божество, если оно есть, есть только то, как
оно возникает в мире, как оно разговаривает с нами языком людей и мира… Божество проявляется только в тех способах,
которые постижимы для человека» (Jaspers, 1965, S. 20 ff.).
70

Литература

Eckert J. (1996): Schulenubergreifende Aspekte der Pschychotherapie. In: Reimer Ch., Eckert
J., Hauzinger M., Wilke E. Psychotherapie. Ein Lehrbuch fur Arzte und Psychologen. Berlin:
Springer, 324–339.
Eckert J., Hauzinger M., Reimer Ch., Wilke E. (1996): Grenzen der Psychotherapie.
In: Reimer Ch., Eckert J., Hauzinger M., Wilke E. Psychotherapie. Ein Lehrbuch fur Arzte und
Psychologen. Berlin: Springer, 525–535.
Espinosa N. (1998): Zur Aufgabe der Logotherapie und Existenzanalyse im
nachmetaphysischen Zeitalter. In: Existenzanalyse 15, 3, 4-12.
Frank J. D. (1981): Die Heiler. Wirkweisen psychotherapeutischer Beeinflussung: Vom
Schamanismus bis zu den modernen Therapien. Stuttgart: Klett-Cotta.
Frankl V. (1959): Grundrifi der Existenzanalyse und Logotherapie. In: Frankl V., Gebsattel
V., Schultz J. H. (Hrsg.): Handbuch der Neurosenlehre und Psychotherapie. Munchen, Wien: Urban
& Schwarzenberg, Bd. III, 663–736.
Frankl V. (1984): Der leidende Mensch. Anthropologische Grundlagen der Psychotherapie.
Bern: Huber.
Frankl V. (1987): Arztliche Seelsorge. Grundlagen der Logotherapie und Existenzanalyse.
Frankfurt: Fischer.
Garfield S. L., Bergin A. E. (Eds.)(1986): Handbook of psychotherapy and behavior change.
New York: Wiley.
Grawe K., Donati R., Bernauer F. (1994): Psychotherapie im Wandel. Von der Konfession
zur Profession. Gottingen: Hogrefe.
Grawe K. (1995): Grundrifi einer allgemeinen Psychotherapie. Psychotherapeut 40, 130–145.
Heidegger M. (1979) Sein und Zeit. Tubingen: Niemeyer.
Jaspers K. (1952): Vernunft und Widervernunft in unserer Zeit. Munchen: Piper.
Jaspers K. (1956): Philosophie. 3 Bande. Berlin: Springer, 3 Aufl.
Jaspers K. (1965): Wahrheit und Leben. Ausgewahlte Schriften. Berlin: Deutsche Buch-
Gemeinschaft.
Jaspers K. (1974): Existenzphilosophie. Berlin: de Gruyter.
Jaspers K. (1984): Chiffren der Transzendenz. Munchen: Piper.
Jaspers K. (1986): Einfuhrung in die Philosophie. Munchen: Piper.
Kriz J. (2001): Grundkonzepte der Psychotherapie. Weinheim: Beltz, 5°.
Lang H. (1990) (Hrsg.): Wirkfaktoren in der Psychotherapie. Berlin: Springer.
Längle A. (1992a): Was bewegt den Menschen? Die existentielle Motivation der Person.
Vortrag bei Jahres-tagung der GLE in Zug/Schweiz. Publiziert unter dem Titel: Die existentielle
Motivation der Person. In: Existenzanalyse 16 (1999), 3, 18–29.
Längle A. (1992b): 1st Kultur machbar? Die Bedurfnisse des heutigen Menschen und die
Erwachsenenbildung. In: Kongrefiband «Kulturtrager im Dorf», Bozen: Auton. Provinz, Assessorat
fur Unterricht und Kultur, 65–73.
Längle A. (1994a): Sinn-Glaube oder Sinn-Gespur? Zur Differenzierung von ontologischem
und existentiellem Sinn in der Logotherapie. In: Bulletin der GLE 11, 2, 15–20.
Längle A. (1994b): Lebenskultur-Kulturerleben. Die Kunst, Bewegendem zu begegnen. In:
Bulletin der GLE 11, 1, 3–8.
Längle A. (1995): Ontologischer und existentieller Sinn – eine weitere Stellungnahme. In:
Existenzanalyse 12, 1, 18–21.
Längle A. (1996): Der Mensch auf der Suche nach Halt. Existenzanalyse der Angst. In:
Existenzanalyse 13, 2, 4-12.
71
Längle A. (1997a): Das Ja zum Leben finden. Existenzanalyse und Logotherapie in der
Suchtkrankenhilfe. In: Längle A., Probst Ch. (Hrsg.) (1997): Suchtig sein. Entstehung, Formen und
Behandlung von Abhangigkeiten. Wien: Facultas, 13–33.
Längle A. (1997b): Modell einer existenzanalytischen Gruppentherapie fur die
Suchtbehandlung. In: Längle A., Probst Ch. (Hrsg.) (1997): Suchtig sein. Entstehung, Formen und
Behandlung von Abhangigkeiten. Wien: Facultas, 149–169.
Längle A. (1997c): Burnout – Existentielle Bedeutung und Moglichkeiten der Pravention. In:
Längle A. (1998a): Viktor Frankl. Ein Portrat. Munchen: Piper.
Längle A. (1998b): Lebenssinn und Psychofrust zur existentiellen Indikation von
Psychotherapie. In: Riedel L. (Hrsg.) Sinn und Unsinn der Psychotherapie. Basel: Mandala, 105–124.
Längle A. (1998c): Verstandnis und Therapie der Psychodynamik in der Existenzanalyse. In:
Längle A. (1998d): Ursachen und Ausbildungsformen von Aggression im Lichte der
Existenzanalyse. In: Existenzanalyse 15, 2, 4-12.
Längle A. (2000) (Hrsg.): Praxis der Personalen Existenzanalyse. Wien: Facultas.
Längle A. (2001): Die Grundmotivationen menschlicher Existenz als Wirkstruktur
existenzanalytischer Psychotherapie. In: Zeiringer H. (Hrsg.): Klinische Psychotherapie II. Wien:
Springer (in Vorbereitung).
Strotzka H. (1984): Psychotherapie und Tiefenpsychologie. Ein Kurzlehrbuch. Wien:
Springer, 2°.
Stumm G., Wirth B. (Hrsg.) (1994): Psychotherapie. Schulen und Methoden. Wien: Falter,
2°.
Stumm G. (2000): Psychotherapie. In: Stumm G., Pritz A. (Hrsg.) Worterbuch der
Psychotherapie. Wien: Springer, 569–570.
72

Приложения

I. Терминологические комментарии научного редактора

Активизм – тип копинговых реакций в экзистенциальном анализе, активные, но не при-
водящие к решению проблемы действия, часто ритуального характера.
Идентичность – один из аспектов самости, построения картины себя, а именно то, из
чего я узнаю себя полностью, полное совпадение с чем-либо, в определенных случаях – с
самим собой. Тогда идентичность становится аутентичностью, делая личность единственной
в своем роде, неповторимой.
Интенциональность – лат. направленность. Человек на что-то направлен, когда дей-
ствует. Сознание всегда направлено на что-то, имеющее содержание, поэтому не бывает
пустого сознания. Соотнесенность с предметом.
Интимность – в современном экзистенциальном анализе это зона, в которой человек
находится наедине с Person, это не принадлежит никому, кроме человека. Область интимного
у здоровой личности защищена стыдом. В. Франкл полагал, что публичность недопустима в
трех ситуациях: в горе, в любви и в молитве.
Копинговые реакции – защитные механизмы психодинамического уровня, они возникают
как спонтанные автоматические реакции на угрозу и, как правило, опережают процесс персо-
нальной обработки проблемы. Копинговые реакции не свободны, они являются именно реак-
циями, в то время как Person недетерминирована (она позволяет человеку адекватно воспри-
нимать проблему, понять ее сущность, занять позицию по отношению к ней и в соответствии
с этой позицией действовать).
Основные типы копинговых реакций: 1) уход, 2) активизмы, 3) агрессия и 4) рефлекс
мнимой смерти.
Персональный экзистенциальный анализ – метод, разработанный А. Лэнгле и направ-
ленный на фасилитацию персонального измерения человека. Система вопросов, отвечая на
которые пациент может открыться для восприятия своей экзистенциальной ситуации, понять
ее сущность, соотнести с собой, занять позицию, принять решение и действовать в ней персо-
нально.
Рефлекс мнимой смерти – тип копинговой реакции, возникающей как рефлекторный
ответ на самый тяжелый тип угрозы. Проявляется в ступоре, потере чувствительности или
диссоциации (расщеплении) эмоций и когниций (мыслей).
Самодистанцирование – понятие экзистенциально-аналитической антропологии В.
Франкла, означает отойти на такую дистанцию, из которой можно вести себя свободно по отно-
шению к себе (например, человек испытывает голод, но отодвигает это чувство ради заверше-
ния работы). Самодистанцирование отражает свободу Person: я настолько свободен, что могу
быть свободным и перед лицом своей собственной ограниченности и обусловленности.
Самость – все то, в чем проявляет себя Я, то, что Я считает своим и благодаря чему
может иметь картину себя, аналог эмпирического Я У. Джеймса.
Самотрансценденция – понятие экзистенциально-аналитической антропологии, введен-
ное Виктором Франклом для обозначения направленности Person на «что-то, что не есть она
сама». Не будучи самодостаточной, Person нуждается в ком-то или чем-то. Человек только
тогда полностью становится собой, считает Франкл, когда он, забывая себя, отдается делу, чув-
ству, другому человеку, то есть чему-то, что представляет для него ценность. Аналогом самот-
рансценденции в психологии является понятие «воля к смыслу».
73
Совесть – одна из функций Person, интуитивное чутье в отношении того, что, исходя
из иерархии ценностей, в данной ситуации было бы правильным, хорошим. Совесть – чутье
в отношении согласованности, соответствия между собственной сущностью и ценностями, о
которых идет речь в данной ситуации.
Феноменологическая установка – в экзистенциальном анализе позиция эмоциональной
открытости Person по отношению к тому, что приходит извне. Впервые описана Э. Гуссерлем,
затем М. Хайдеггером.
Экзистенция – основное понятие экзистенциализма (М. Хайдеггер) и экзистенциального
анализа. Означает такой способ бытия человека, когда он постоянно находится в «ситуации»,
которая запрашивает его как Person: «Как человеку быть в этой ситуации человеком?». Осу-
ществляя себя таким образом, человек переживает исполненность, глубокое чувство согласия
и удовлетворения.

II. Публикации А. Лэнгле на русском языке

Лэнгле А. Экзистенциальный анализ – найти согласие с жизнью // Московский психо-
терапевтический журнал. 2001. № 1 (28). С. 5–23.
Лэнгле А. Грандиозное одиночество. Нарциссизм как антропологическо-экзистенциаль-
ный феномен // Московский психотерапевтический журнал. 2002. № 2 (33). С. 34–58.
Лэнгле А. Стоит ли полагаться на свои чувства? // Педология. Новый век. 2002. № 3.
С. 5–12.
Лэнгле А. Значение самопознания в экзистенциальном анализе и логотерапии: сравне-
ние подходов // Московский психотерапевтический журнал. 2002. № 4 (35). С. 150–168.
Лэнгле А. Психотерапия: научный метод или духовная практика // Московский психо-
терапевтический журнал. 2003. № 2. С. 7–34.
Лэнгле А. Жизнь, наполненная смыслом. М., Генезис, 2003.
Лэнгле А. Введение в экзистенциально-аналитическую теорию эмоций: прикосновение
к ценности // Вопросы психологии. 2004. № 4. С. 3–21.
74

Альфрид Лэнгле Person. Экзистенциально- аналитическая теория личности

Загружено:

Сведения о документе

Авторское право

Доступные форматы

Поделиться этим документом

Поделиться или встроить документ

Параметры публикации

Этот документ был вам полезен?

Это неприемлемый материал?

Авторское право:

Доступные форматы

Альфрид Лэнгле Person. Экзистенциально- аналитическая теория личности

Загружено:

Авторское право:

Доступные форматы

Теория и практика экзистенциального анализа

Сборник статей выдающегося психотерапевта и теоретика экзистенциально-

ISBN 978-5-98563-511-9 © Лэнгле А., 2005

4-е издание (электронное)

…И здесь мы подходим к глубочайшей точке персонального бытия (бытия Person), источ-

ности как высшей духовной ценности развивали в России Н. А. Бердяев, Л. И. Шестов, Н.

international – Международного общества экзистенцанализа и логотерапии. Сегодня эта орга-

В. Франкл: «Духовность человека – это не просто его особенность: духовное не просто

дома живут, подчиняясь принципу «нравится – не нравится». Нормальные люди используют

бессильную ярость или желание бежать. Существуют определенные предпосылки принятия,

4) доверие к собственным оценкам возникает в том случае, если внешние, имевшиеся

GLE-Verlag, Wien, 133–160.

От корня person во всех европейских языках произошло понятие «личность» – personality

3. «Психотерапия: научный метод или духовная практика?» – статья опубликована в

более одинокой, а число самоубийств, несмотря на улучшение качества медицинской и психо-

Я не являлось бы необходимостью, если бы мы не были зависимы от общества и не должны

Рис. 1. Двойное соотнесение, характеризующее Person: обращенность к внутреннему

Мы видим экзистенциальную задачу становления Person как необходимость обрести

климакс, выход на пенсию и т. д. Даже по этим схематично обрисованным событиям видно,

Схема 1. Структурные функции Я: три центральные способности человека, необходи-

Когда внутренняя духовная работа, посвященная критическому анализу себя, проделана,

Рис. 2. Соотношение Я и Person42

– завистливость, ревность, соперничество, вызванные чувством нарцисса, что он посто-

И уже в-четвертых, для действительно исполненной экзистенции человеку необходим

Важно осознавать и чувствовать эти четыре источника идентичности, проживать их и

Ее день с самого утра и до позднего вечера был заполнен делами, которые

2. Излишне прямолинейное, требовательное повеление. Если мы утрачиваем равновесие

словам, он не хочет „так сворачиваться“, напротив, он хочет „развернуться“,

3. Колебание между крайностями. В предыдущем случае и уступчивое чувство долга, и

к Встрече. Нахождение своего, действительно своего Собственного делает нас способным к

ление пациенту активной помощи в преодолении проблемы и руководство в понимании (про-

Каждый день наполнен множеством дел, событий и взаимосвязей. Он начинается с того,

– бытия ради чего-то либо кого-то, или смысл (Sinn).

первое решение в направлении жизни, в направлении надежды, в направлении попытки изме-

«фундаментальное доверие», которое сопровождало бы меня до самой смерти, – или больше

Вам также может понравиться