Виолетта Ким, БФИЛЛ214

Роль национализма в истории XIX в. Созидание или разрушение? Забвение

или память?
Национализм представляет собой одно из самых противоречивых явлений в
истории человечества. Идея о нации стала основой для формирования разных
политических идеологий, которые в свою очередь оказали огромное влияние
на ход истории. Сейчас национализм ассоциируется у нас со страшными
событиями XX века, в первую очередь, со Второй мировой войной. В основу
губительной идеологии нацистов легла идея о единстве нации через
превосходство одной расы над другими. Псевдонаучная теория привела к
трагическим последствиям, ужасы того времени закрепили в сознании
многих людей ассоциацию национализма с идеей о делении общества на
«высших» и «низших», «достойных» и «недостойных».
Однако в XIX веке было трудно предугадать возможность столь жестоких и
губительных последствий влияния идеи о национализме. На возможность
ложной и опасной интерпретации определения нации указывал Эрнест Ренан
в статье «Что такое нация?» (ссылка на ренана): «Кроме антропологических
черт есть разум, справедливость, истина, красота, которые одинаковы для
всех. Будьте осторожны: эта этнографическая политика не безопасна.
Сегодня вы применяете её против других, затем она будет обращена
против вас самих.». Высказывая подобное опасение, Ренан опирается на
научные факты и здравый смысл, он явно не мог представить себе масштабы
приближавшейся катастрофы, причиной которой послужило далекое от
истины заблуждение, внушенное пропагандой. Несмотря на кажущуюся
простоту разоблачения мифа о превосходстве одной расы над другими,
ложная идея, ставшая основой для самоопределения одной нации, обладала
огромным политическим могуществом. Этот пример указывает на одно из
самых главных противоречий национализма: этот принцип оказывает
сильное влияние на массы и при этом характеризуется философской
нищетой, внутренней несогласованностью. Не всегда национализм
становится основой для губительной идеологии, но точно можно отметить,
что необязательность наличия отчетливого определения нации в сочетании с
огромной политической силой может привести к разным последствиям, как
положительным, так и отрицательным.
В XVIII – XIX вв. многие страны обретают собственное национальное
самосознание, в том числе и Россия. Формированию такого самосознания
зачастую способствуют такие процессы, как развитие культуры страны,
изучение родного языка, исследование отечественной истории. Из
результатов таких процессов и закладывается фундамент образования нации
– то, что в националистической доктрине Ярослава Грохха называется
«фазой A» (ссылка на Грохха). В следующей фазе идентичность нации,
составленная из общего представления о культурном достоянии страны,
становится основой для политической активности. Но уже между этими
двумя фазами возникает странное явление, которое как будто ставит под
вопрос само понятие нации. Дело в том, что основой национального
самосознания в какой-то степени должно быть общее историческое прошлое,
опыт, объединяющий и сближающий представителей одной нации. Но такое
прошлое оказывается слишком жестоким: объединение большой группы
людей как одной нации всегда сопровождается насилием (ссылка на Ренана).
Казалось бы, что такой факт может быть достаточно сильным для того,
чтобы помешать образованию нации и ее дальнейшему процветанию. Он и
вправду представляет такую угрозу, устраняет ее забвение исторического
прошлого, которое также больше всего способствует созданию нации. Такого
рода забвение вполне свойственно человеку, погруженному в первую
очередь в действительность и доверяющему источникам информации,
которые контролирует государство. Историки в таком случае способны
разрушить единство нации, но перед ними возникает несколько препятствий,
например, политическое могущество нации или трудности при попытке
объективного изучения хода истории, возможность его свободной
интерпретации. Но знание прошлого, особенно если оно было жестоким и
губительным, может помочь предотвратить повтор ошибок, на которых
человечество может учиться и становиться лучше. И нация предполагает
объединение людей, которое стремится к общему благополучному
будущему. Но забвение прошлого, необходимое для создания нации, не
допускает возможности такого будущего. Представители нации, забывая о
прошлом, лишаются опыта, который смог бы помочь препятствовать угрозам
из будущего. Выходит, что нация своим созданием обрекает себя если не на
гибель, то на поражения и утраты, которые могут лишить людей веры в силу
и единство нации.
Но национальное самосознание необязательно должно приносить только
положительные эмоции и вызывать лучшие чувства в людях. Бенедикт
Андерсон, например, тесно связывает национализм с чувством стыда:
«невозможно быть националистом, не испытывая стыда за свою страну»
(ссылка на Андерсона). Люди могут считать себя частью определенной
нации, осознавая ее возможные слабости и пытаясь от них избавиться. Такой
подход к идее о нации полезен: люди оказываются способными чувствовать
горечь, вину за то дурное, с чем может быть связана их нация. Если народ
может осознать вес возможных последствий необдуманных и безрассудных
политических действий, он может повлиять на власть и сделать собственную
жизнь лучше. Формирование чувства, способного вызвать действенную
реакцию, невозможно без идеи о духовном единстве нации. Только так
может существовать свобода (ссылка на Ренена).
Переживание общих горестей и радостей сближает людей внутри одной
нации. Связь человека с чем-то большим, чем он, чем-то, что будет жить
даже после его смерти, придает значение его собственному существованию.,
так возникают патриотические чувства, которые могут быть основаны не
только на идее превосходства собственной нации, но и на вере в лучшее
будущее. В 30-40-е гг. XIX века начинается дискуссия об «особом пути
России» (ссылка на велижева), многие русские мыслители рассматривали и
развивали идею о ее возможном мессианизме. И. В. Киреевский и другие
славянофилы указывали на «нравственную апатию Запада»,
противопоставляя ей уникальную духовность России, благодаря которой
русский народ сможет познать абсолютную истину и достичь высшего
идеального мира (ссылка на сакулина). Такое многообещающее и
амбициозное представление о судьбе своей нации завораживало умы многих
влиятельных людей России первой половины XIX века. Мечта,
заключавшаяся в будущем господстве и превосходстве русской нации,
воплотилась в недописанном произведении князя Владимира Федоровича
Одоевского «4338-й год» (ссылка на произведение). Одна из
немногочисленных утопий в русской литературе XIX века переносит нас в
далекое будущее XXXXIV столетия, в котором Россия – самое развитое и
благоустроенное государство. Следует упомянуть, что Владимир Одоевский
не был славянофилом, его философия в годы написания произведения была
по-своему уникальной, но в ней отчетливо просматривается влияние русской
общественной мысли 30-40-х годов, в том числе и славянофильства. Повесть
состоит из писем китайского студента, приехавшего в Россию, в них он
описывает свои положительные впечатления от достижений русской
державы. Примечательными оказываются небольшие исторические вставки,
с помощью которых читатель может догадаться о судьбе остальных наций.
Например, ученый, рассказывая главному герою о досадной утере многих
исторических источников, приводит в пример неизвестное значение слова
«немцы»: «Вот, например, хоть слово немцы; сколько труда оно стоило
нашим ученым, и все не могут добраться до настоящего его смысла.» (ссылка
на страницы). А в заметках к произведению, дополняющих фантастическую
картину будущего, автор в одном предложении упоминает Англию:
«Англичане продают свои острова с публичного торга, Россия покупает.»
(ссылка на страницы). Как можно заметить, национализм в утопии
проявляется, во-первых, во внутреннем благоустройстве страны будущего, в
котором воплощается идеальный для писателя государственный строй,
ставящий приоритетом изучение науки и занятия искусством, а во-вторых – в
господстве России над остальными нациями. В таком выражении
национализма прослеживаются его главные достоинства и недостатки: с
одной стороны, воплощение многообещающих перспектив выражает
духовную силу национализма, его возможность придавать значение жизни
народа с помощью надежды в светлое будущее, а с другой – обязательное
противопоставление одной нации всем остальным, чаще в соотношении
«лучшая и главная – второстепенные и незначительные». Такого
противопоставления при осознании нации невозможно избежать – ее
границы определяются наличием других наций (ссылка на Андерсона). Но
часто такая оппозиция становится враждебной, потому что неприязнь и
скептическое отношение к другим нациям могут поддерживать единство
одной нации, особенно при забвении исторического прошлого, когда
приходится отыскивать или создавать что-то общее. К таким же
объединяющим факторам можно отнести «изобретенные традиции», которые
рассматривал Эрик Хобсбаум (ссылка на него): они могут утвердить в
сознании людей представление об их нации и при этом не быть связанными с
объективными фактами из исторического прошлого. Неприязнь к другим
нациям тоже не требует каких-то прямых подтверждений или точных причин
для подобного неприятельского отношения, она просто дополнительно
утверждает значимость нации в глазах ее представителей, уникальность ее
пути в сравнении с остальными. В повести «4338-й год» такое
противопоставление не вынесено на первый план, гораздо большее внимание
уделяется прекрасным достижениям России будущего. Фокус остается на
надежде в ключевую роль нации в истории, такая перспектива скорее
нацелена на стремление к улучшению жизни в стране и процветанию
русского народа, нежели на унижение или уничтожение других наций. Такое
отношение к национализму было важнее в XIX веке, путь нации
рассматривался скорее, как путь к «историческому триумфу национальной
модели», а не к «цивилизационной катастрофе», как это вышло в итоге в
Германии XX века.
Национализм в XIX веке представлял собой многообещающий и
продуктивный принцип, он мог обеспечить объединение народа, дать ему
политическую силу и свободу, общие духовные ценности и стремления. При
этом объединение не нуждалось в тщательно проработанной теории или
точных научных теориях и фактах, достаточно было создания наглядных
общих сходств («изобретенных традиций», категории «врага», «другого» в
лице других наций) и устремленности в совместное будущее, а далее
человеческое чувство само тесно сливалось с национализмом, выражалось в
зависимости от соблюдения этого принципа (гнев – нарушение принципа,
удовлетворение – его реализация). Выражение чувств народа могло
оказывать влияние на власть, так как при национализме политическое и
национальное целое должно совпадать, следовательно, безразличие к
деятельности представителей власти было недопустимо, так и проявлялась
свобода. Люди, ощущая себя частью целого, могли мечтать о достижении
идеала в будущем своей нации и искренне верить в осуществление такой
мечты, ввиду могущества нации и срока ее существования, который дольше
одной человеческой жизни. Такое представление о национализме оказало
огромное влияние на общество XIX века, в том числе и на русских писателей
и мыслителей. Национализм может выступать как гибкая модель
объединения людей на основе идеологии, подкрепленной чем-то
«национальным», будь то культура, искаженная история или «изобретенные
традиции». Но от того, что ляжет в основу такой модели, целиком зависит
жизнь нации. Благие стремления и духовное единство наверняка смогли бы
привести если не к идеалу, то к прогрессу и процветанию в то время, как
лженаучные и бесчеловечные убеждения ведут лишь к катастрофе, что и
доказал XX век. Стремления хз