УДК

327
ББК 66.4
Л-33

Монография выполнена при поддержке ректорского гранта

МГИМО-Университета МИД России 2011–2012 гг. на фундаментальные
и прикладные междисциплинарные научные исследования
в рамках приоритетных направлений МГИМО-Университета

Лебедева М.М.
Л-33 Глобальное управление : монография / М.М.  Лебедева,
М.В.  Харкевич, П.И.  Касаткин  ; Моск. гос. ин-т междунар. отно-
шений (ун-т) МИД России, каф. мировых политических процес-
сов. — М. : МГИМО-Университет, 2013. — 220 с.
ISBN 978-5-9228-0946-7
В монографии «Глобальное управление» рассматривается ключевой вопрос
международного развития и мировой политики — упорядочение мировых по-
литических процессов на глобальном уровне. Изучены теоретико-методологи-
ческие основания, институты, механизмы, ресурсы и инструменты «глобального
управления». Настоящее издание тематически представляет собой продолжение
коллективной монографии «Метаморфозы мировой политики» под ред. профес-
сора М.М. Лебедевой, в которой была поставлена проблема соотношения поряд-
ка и хаоса в мировой политике.
Для научных сотрудников, преподавателей, студентов и аспирантов,
а также широкого круга читателей, интересующихся проблемами политического
развития мира.
УДК 327
ББК 66.4

ISBN 978-5-9228-0946-7 © Московский государственный институт

международных отношений (университет)
МИД России, 2013
 Оглавление

Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6
Часть 1. Глобальное управление: теоретические
подходы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 12
1.1.  Управление в проблематике мировой политики . . . .12
1.2.  Глобальное управление: интеллектуальная
история понятия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .15
1.3.  Глобальное управление в теории международных
отношений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 28
1.3.1.  Функционализм в объяснении глобального
управления . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .31
1.3.2.  Рационалистические теории международных
отношений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .42
1.3.3.  Конструктивизм. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50
1.3.4.  Исторические подходы к объяснению
глобального управления . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .56
1.4.  Три образа управления: «кормчий» (иерархия),
«крестьянин» (рынок), «психоаналитик» (диалог). . . . . .58
1.4.1.  «Кормчий» (иерархия) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .58
1.4.2.  «Крестьянин» (рынок/сеть). . . . . . . . . . . . . . . . .60
1.4.3.  «Психоаналитик» (диалог) . . . . . . . . . . . . . . . . . 62
1.5.  Легитимность глобального управления. . . . . . . . 67
Часть 2. Управление трансформирующейся
политической системой мира . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 74
2.1.  Политическая организация мира: система
международных отношений и политическая
система мира. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .74
2.1.1.  Система международных отношений
после окончания холодной войны в глобальном
управлении. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .74
3
 2.1.1.1. Государства-лидеры в системе
международных отношений. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 74
2.1.1.2. Межправительственные организации
в системе международных отношений . . . . . . . . . . 83
2.1.2. Политическая система мира и ее развитие. . . . .88
2.1.2.1. От Вестфаля к современной
политической организации мира . . . . . . . . . . . . . . . 88
2.1.2.2. Многоликость государств в единой
политической системе современного мира. . . . . . . 92
2.1.2.3. Разнообразие транснациональных
акторов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 98
2.2. Феноменология разбалансировки политической
системы мира. Проблемы регулирования современных
проблем . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .107
2.2.1. Последствия трансформации
политической системы мира . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 107
2.2.2. Изменение международной повестки дня . . . . 110
2.2.2.1. Сфера безопасности: проблемы
и предпринимаемые шаги . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 111
2.2.2.2. Экономика и среда жизнедеятельности . . 120
2.2.2.3. Социально-гуманитарная сфера:
новые аспекты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 124
2.3. Развитие практики глобального управления . . . . . . 130
2.3.1. Дипломатия как механизм регулирования
международных отношений. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .130
2.3.2. Альтернативные проекты политического
мироустройства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .139
2.3.3. Принципы формирования поствестфальской
политической системы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .145

Часть 3. Болонский процесс как пример

политической организации (самоуправления) . . . . . . . 164
3.1. Место образовательной тематики и роль
университетов при изучении многообразия новых
акторов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 164
3.1.1. Политикообразующая роль образования
в современном мире. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 164
4
 3.1.2. Образование как «мягкая сила». . . . . . . . . . . . .167
3.2. Болонский процесс как процесс управления
в образовательной сфере. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 172
3.2.1. Необходимость перестройки управления
в сфере европейского образования.
Инициирование Болонского процесса . . . . . . . . . . . . 172
3.2.2. Структуры Болонского процесса
и Европейское пространство высшего
образования. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 186
3.3. Дальнейшее развитие управления в сфере
образования . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 200
3.3.1. Возможные проблемы Европейского
пространства высшего образования. . . . . . . . . . . . . . 200
3.3.2. Адаптация опыта Болонского процесса
вне Европы и в России. Образовательные услуги
как предмет международного экономического
регулирования . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .202
 Введение

Проблема управления в международных отношениях и ми-

ровой политике по своей сути — одна из наиболее старых.
Формирование научной и учебной дисциплины «международ-
ные отношения» в начале ХХ века было связано, как известно,
с ответом на необходимость предотвратить Вторую мировую
войну, иными словами — с попытками глобального управле-
ния. Да и ранее в истории переговоры и дипломатия в целом,
составляющие основу международных отношений, являлись
процессом регулирования дальнейших взаимодействий их
участников. В.М.  Сергеев, говоря о переговорах, пишет, что с
их помощью планируется совместное будущее1.
Тем не менее идея управления на международном уровне
и соответствующий термин входят в лексику исследовате-
лей и практиков в качестве постоянных лишь в конце ХХ  в.
Почему?
Существует целый ряд причин резкого возрастания внима-
ния к проблеме управления международными отношениями
и мировой политикой в конце ХХ – начале ХХI века. Первая
их группа связана с вопросами, выходящими за рамки меж-
дународных отношений и мирового политического развития
в целом. Успехи кибернетики во второй половине ХХ века и
последовавший за ними всплеск интереса к программирова-
нию, развитие прикладных работ в области управления орга-
низациями и ряда других областей способствовали повышен-
ному вниманию к проблемам управления в целом, в том числе
и среди специалистов в области международных отношений.
Вторая группа — причины, обусловленные непосредствен-
но мирополитическими процессами. Среди специфических
причин, имеющих международно-политический характер,
следует назвать кардинальные перемены, которые произошли
6
в мире в конце ХХ столетия. Прежде всего, развиваются про-
цессы, связанные с глобализацией. Отсюда возникает потреб-
ность перехода от двусторонних отношений, и даже многосто-
ронних, к взаимодействиям глобального плана.
Тем не менее, представляется, что сегодня, так же как и в
обозримом будущем, вряд ли можно говорить о глобальном
управлении в полном смысле этого слова. Скорее речь должна
идти о глобальном регулировании. Последний термин не пред-
полагает столь «жесткого» воздействия, как управление. Одна-
ко понятие «глобальное управление» (global governance) прочно
вошло в международную лексику. Впервые в широкий оборот
оно было введено во второй половине 1980-х гг. В.  Брандтом
и его коллегами по работе в Комиссии ООН по глобальному
управлению (“Commission on Global Governance”). Комиссия
была создана для рассмотрения того, как можно совместными
усилиями решить глобальные проблемы, такие как экология,
борьба с бедностью, болезнями и т.п.
В конце ХХ – начале ХХI века понятие «глобальное управ-
ление» приобретает более глубокий смысл и распространяет-
ся не только на глобальные проблемы, но и множество других
международных вопросов, с которыми сталкивается совре-
менное человечество на мировой арене и которые требуют ре-
шения на многоуровневой основе, т.е. предполагают участие,
по крайней мере, нескольких государств, а также негосударс-
твенных акторов.
В 1990-е годы на изменение содержания понятия «глобаль-
ное управление» в значительной степени повлияло окончание
холодной войны. Возник вопрос, как должно выстраиваться
международное взаимодействие в условиях, когда исчезло
противостояние двух блоков. Одновременно встала задача ре-
формирования целого ряда организаций. НАТО столкнулась
с проблемой поиска своей «идентичности» в условиях ис-
чезновения коммунистической угрозы. Экономические успе-
хи Германии и Японии, их влиятельность в мире, появление
крупных региональных лидеров в Азии, Африке, Латинской
Америке поставили вопрос о реформе Совета Безопасности
ООН. Целый ряд изменений в международной сфере заставил
7
говорить и о реформе ООН в целом. НАТО и ООН не являются
исключениями. В той или иной степени реформированию под-
верглись многие международные организации, в других оно на
повестке дня.
Представляется, что окончание холодной войны было важ-
ной, но не единственной причиной интереса к глобальному
управлению. Существуют, возможно, менее очевидные, но
глубинные процессы, происходящие в политической системе
мира, которые приводят к её трансформации и одновременно
вызывают процессы хаотизации. Они ведут к усилению диф-
фузии власти, которая и до этого на международном уровне в
силу наличия принципа суверенитета не носила централизо-
ванного характера. В результате сегодня все больше возникает
ощущение плохой управляемости современного мира.
События ХХI века только подтверждают и усиливают эти
ощущения: террористические акты «Аль-Каиды», погромы,
поджоги в Париже и других европейских городах в конце
2005  года, экономический кризис, начавшийся в 2009 году, ре-
волюции в арабских странах 2011–2012 годов — эти и еще мно-
гие другие события заставляют и политиков, и исследователей
говорить о проблемах глобального управления. Не случайно
главная тема Конвента Международной ассоциации междуна-
родных исследований (International Studies Association), кото-
рый прошёл в Монреале в 2011 году, юыла сформулирована
как «Глобальное управление: транзит политической власти
(Global Governance: Political Authorityin Transition) 2.
Появились и комплексные исследования по глобальному
управлению. Примером здесь может служить книга под ре-
дакцией Т.  Хейла и Д.  Хелда3 в которой авторы рассматривают
различные международные организации и межправительс-
твенные структуры в качестве институтов глобального управ-
ления, а также те проблемы, которые требуют решения и реша-
ются на многостороннем уровне.
Очевидно, что невозможно охватить все вопросы, связан-
ные с глобальным управлением.
Цель данной монографии заключается в том, чтобы попы-
таться подойти к проблеме глобального управления через по-
8
нимание политического устройства мира. Для этого представ-
ляется необходимым рассмотреть, что меняется, а также какие
противоречия возникают в системе международных отноше-
ний и политической системе мира в целом. При этом авторы
исходят из того, что в основе политической системы мира ле-
жат принципы, заложенные Вестфалем в 1648 году, а система
международных отношений представляет собой систему меж-
государственных отношений и является важнейшей частью по-
литической системы мира, ее ядром. Соответственно в данной
монографии исследования, которые ориентированы на анализ
преимущественно межгосударственных отношений, опреде-
ляются как исследования по международным отношениям, те
же исследования, в фокусе внимания которых находятся все
транснациональные политические отношения, рассматрива-
ются как мировая политика.
Второе важное положение, лежащее в основе данного ис-
следования, заключается в том, что авторы видят политичес-
кую систему мира не как статическую данность, а как постоян-
но развивающуюся. Как и при любом развитии, политическая
система мира проходит точки бифуркации, характеризующие-
ся неустойчивостью и ставящие вопросы относительно даль-
нейших путей развития. Именно такой период переживает се-
годня политическая система мира.
Наконец, третий момент, который следует отметить, заклю-
чается в том, что данная монография является логическим
продолжением коллективной монографии «Метаморфозы ми-
ровой политики», в которой рассматривались тренды хаотиза-
ции и упорядочение в различных сферах мировой политики4.
Вопрос, возникшей по результатом предыдущей моногра-
фии, может быть сформулирован следующим образом: как
свести к минимуму тренд хаотизации и усилить тренд упоря-
дочения в современной политической системе? В отношении
же самого процесса глобального управления возникают сле-
дующие вопросы. Первый: существует ли некий единый стер-
жень, который может быть положен в основу понимания того,
как должно строиться глобальное управление, или глобальное
управление фрагментарно по своей сути? Второй: можно ли
9
в современном мире ограничить управление лишь системой
межгосударственных отношений? На них авторы отвечают в
данной монографии.
В исследованиях современных международных отношений
и мировой политики довольно много работ по глобальному
управлению. Первая часть предлагаемой вниманию читателей
монографии посвящена анализу этих подходов.
Во второй части монографии сформулирован собственный
подход авторов, который основан на представлениях о транс-
формации политической системы мира, получившей название
Вестфальской, или государственно-центристской, а также из-
менениях, происходящих на уровне системы международных
отношений как части политической системы мира. Обсужда-
ются также принципы, которые могли бы лечь в основу совре-
менного глобального управления.
Третья часть монографии посвящена тому, как выстраива-
ется управление, во-первых, в одной из сфер деятельности  —
высшем образовании, во вторых — на локальном уровне, а
именно на европейском континенте. Смысл такого рассмотре-
ния заключается в том, чтобы попытаться выявить основные
параметры «настройки» управления при наличии множества
акторов, принадлежащих к разным государствам и группам
государств, к разным международным культурам, действую-
щим как внутри национальных границ, так и за их предела-
ми, и т.д. Так, Болонский процесс демонстрирует, как интег-
рационные процессы, инициированные на уровне государств,
подписавших Болонскую декларацию, в значительной степени
реализуются на уровне университетов, т.е. негосударственных
акторов. При этом европейская интеграция в области высшего
образования давно вышла за рамки ЕС, а само образование от-
четливо приобретает политикообразующую функцию5.

1
  Sergeev V.M. Metaphors for Understanding International Negotiation // In-
ternational Negotiation: Analysis, Approaches, Issues / ed. by V.A.  Kremenyuk. —
San  Francisco, Oxford: Jossey-Bass, 1991.

10
 2
  Сайт International Studies Association. Режим доступа: http://www.isanet.
org/meetings/past-meetings.html#2011
3
  Handbook of Transnational Governance. Institutions and Innovations / Th.  Hale
D. Held (eds.). – Cambridge: PolityPress, 2011.
4
  Метаморфозы мировой политики / М.М.  Лебедева (ред.). — М.:
МГИМО  (У), 2012.
5
  Подробнее см.: Лебедева М.М. Политикообразующая функция высшего
образования в современном мире / Мировая экономика и международные
отношения. — 2006. — № 10. С. 69–75.
 Часть 1. Глобальное управление:
теоретические подходы
1.1. Управление в проблематике мировой политики
В период трансформации фундаментальных основ миро-
вой политики значительно обостряется вопрос управления. За
последние несколько десятилетий в мире резко усилилась вза-
имозависимость между государствами, бизнес-структурами,
агентами гражданского общества, между различными вопро-
сами и сферами мировой политики, разнообразными угроза-
ми и вызовами современности. Отовсюду звучат призывы к
поиску всеобъемлющих и комплексных подходов к решению
глобальных проблем. Политики и ученые стремятся различить
контуры системности в хаотической непредсказуемости быст-
ро сменяющих друг друга событий, кризисов, трендов. Частые
глобальные кризисы в финансовой сфере, деградация окружа-
ющей среды, усиление разрыва между богатыми и бедными,
обострение конфликтов идентичности, постепенное возвра-
щение религии в публичную сферу — все это говорит о неэ-
ффективности действующей модели мировой политики, когда
управление узурпировано правительствами государств1.
В целом можно выделить следующие причины актуализа-
ции проблематики управления в глобальном масштабе.
1. Международное общество государств все глубже ин-
тегрируется в глобальное общество негосударственных акто-
ров2. Государствам приходится учитывать это обстоятельство
в своей политике. Региональные и международные структуры
управления оказывают значительное влияние на поведение
государств, на выработку их политики. Если ранее управле-
ние в системе международных отношений осуществлялось
преимущественно системой и в системе государств, то сегод-
12
ня публичная сфера мировой политики представляет собой
совокупность гетерогенных институциональных ансамблей
государственных и негосударственных структур с различным
принципом организации, занятых производством глобальных
публичных благ3. При этом и сама система государств стано-
вится все более гетерогенной: уже значительное число госу-
дарств ни своим внутренним устройством, ни внешним по-
ведением больше не воспроизводит институты Вестфальской
модели мира4. Классический источник управления в мировой
политике — система суверенных государств, таким образом,
превращается в «разбегающуюся вселенную»5.
2. Стала очевидной неэффективность существующих ин-
ститутов глобального управления, таких как ООН. СБ ООН
неоднократно демонстрировал свою пассивность, когда не-
обходимо было действовать быстро и решительно. Геноцид в
Руанде в 1994 г., массовые убийства в Сомали и Югославии
обнажили многие проблемы созданных после окончания Вто-
рой мировой воны институтов обеспечения международного
мира и безопасности. Быстрое перерастание национальных и
региональных экономических кризисов в глобальные свиде-
тельствует о том, что взаимозависимость таит в себе высокие
риски и требует управления, с которым не справляются сущес-
твующие международные экономические институты, такие
как МВФ. Возникли новые предметные области, требующие
управления, к которым неприменимы существующие институ-
ты и режимы. Речь в первую очередь идет об интернете, част-
ной военной силе.
3. Возросшая взаимозависимость и новый виток глобали-
зации выявили значительные противоречия, связанные с не-
равномерностью развития, обострением проблем бедности,
загрязнением окружающей среды, распространением инфек-
ционных заболеваний и пандемий.
4. Движения анти- и альтерглобалистов ставят под сомне-
ние легитимность доминирующей сегодня неолиберальной
идеологии глобализации.
Среди теоретиков идет жаркая дискуссия о глобальном уп-
равлении, его сути, субъекте, предмете, механизмах, ресурсах,
13
идеологии и пределах этого феномена. Поднимаются пробле-
мы источников легитимности глобального управления, обрат-
ной зависимости между эффективностью управления и коли-
чеством включенных в него участников, влияния среды. Одна-
ко, пожалуй, основной вопрос глобального управления связан
с отсутствием единого субъекта и объекта данного процесса.
Фрагмеграция приводит к постоянной реконфигурации струк-
туры проблемных и функциональных сфер мировой политики;
даже границы устоявшихся регионов далеки от стабильности,
не говоря уже о вновь формирующихся. Мир одновременно и
распадается, и вновь собирается вокруг новых идей, ценнос-
тей, проблем. Причем он собирается не в единое целое, а в
рассредоточенную динамичную систему со множеством фо-
кусных точек и нестабильными границами. Объект глобально-
го управления мерцает — он и есть, и его нет.
С субъектом управления ситуация обстоит даже хуже. Он
отсутствует в большей степени, чем объект управления. Источ-
ники власти в мировой политике множественны не только по
их количеству, но и по критерию качества. Это и государства,
и бизнес-структуры, и представители гражданского общества,
и различные международные институты и организации.
Известно, что основной вопрос эпистемологии связан с фе-
номеном знания. Человек приобретает знание, взаимодействуя
с миром посредством своих несовершенных сенсорных и ког-
нитивных способностей. Полученное таким несовершенным
способом знание тем не менее позволяет человеку строить ко-
рабли, которые плавают; самолеты, которые летают; ракеты,
которые выходят в космос. Человек научился управлять струк-
турой и составом вещества, выращивать живую ткань, созда-
вать компьютеры и Интернет. В этой связи эпистемология ста-
вит вопрос: как возможно знание (учитывая несовершенство
способов его получения). Для мировой политики одной из
ключевых проблем является вопрос: как возможно глобальное
управление (учитывая сложность объекта и отсутствие субъ-
екта управления).
Мы можем наблюдать признаки управляемости в мировой
политике. Государства заключают долгосрочные договоры,
14
вступают в интеграционные образования вплоть до создания
единой валюты. Вероятность мировых войн с участием вели-
ких держав ничтожно мала, взаимозависимость национальных
экономики, политики, науки, образования, культуры чрезвы-
чайно высока. В целом в мире очевидны проявления упоря-
доченности и управления в глобальном масштабе6. При этом
современная мировая политика является чрезвычайно небла-
гоприятной средой для управления. Наряду с традиционными
препятствиями для упорядочения политической жизни на меж-
дународной арене, такими как анархичная структура мировой
политики, дефицит доверия между государствами, различие
их интересов и ценностей, на современном этапе ситуация
осложняется неэффективностью существующих институтов и
механизмов управления, основанных на принципах Вестфаль-
ской модели мира. Анархичная структура, дополненная кризи-
сом системы управления, при резком усилении взаимозависи-
мости и сложности мировых политических процессов создает
крайне неблагоприятные условия для управления. Ответить на
вопрос о том, как возможно глобальное управление, учитывая
вышесказанное, какова специфика глобального управления на
современном этапе и какие существуют подходы к пониманию
и изучению глобального управления, призвана данная глава.

1.2. Глобальное управление: интеллектуальная

история понятия
Для реконструкции истории дискурса о глобальном управ-
лении до начала 2000-х годов можно опереться на наиболее
цитируемую статью, посвященную данному вопросу7.
В русский язык термин «глобальное управление» при-
шел из английского, в котором данное понятие обозначается
как «global governance». Согласно оксфордскому толковому
словарю английского языка слово «governance» означает де-
ятельность или способ управления государством, организа-
цией и т.д. Оно является производным от глагола «govern»
(управлять). Этот же глагол лежит в основе английского слова
«government» (правительство).
15
 До 1980-х годов термин «governance» употреблялся прак-
тически исключительно для описания любого рода адми-
нистративных систем национального уровня. Преимущес-
твенно он использовался в корпоративной и журналисткой
среде. Корпоративное управление по-прежнему занимает
значительное место в исследованиях по управлению. Наци-
ональные границы тематика управления преодолела в ра-
ботах исследователей-международников и докладах меж-
дународных организаций уже на исходе XX века. И сразу
же она столкнулось с «домашней» аналогией. Например,
Л.  Финкельстайн, стремясь дать глобальному управлению
простое и ясное определение, называет его «международным
вариантом того, чем правительства занимаются у себя дома»
(global governance is doing internationally what governments do
at home)8. Иными словами, глобальное управление — это ре-
ализация государственных функций на глобальном уровне в
отсутствие глобального суверена. Функции эти разнообразны,
но, так или иначе, все их можно свести к производству гло-
бальных общественных благ, таких как международная безо-
пасность, устойчивость международной финансовой системы,
борьба с распространением инфекционных заболеваний, со-
циальное обеспечение и борьба с бедностью, бесперебойный
доступ к источникам энергии и чистой воде, гарантия мини-
мального уровня грамотности и т.д. Производить эти блага
государства неспособны ни в одиночку, ни вместе. Существу-
ющие международные институты, предназначенные для про-
изводства глобальных общественных благ, не справляются в
полной мере с этой задачей. Поэтому иногда преднамеренно,
иногда стихийно возникают коалиции между государствами и
негосударственными акторами, а также новые институты для
производства глобальных общественных благ.
Классическое определение глобального управления было
дано Комиссией по глобальному управлению в докладе «Наше
глобальное соседство»: «Глобальное управление есть сумма
множества путей, которыми индивиды и институты (обще-
ственные и частные) управляют общими делами. Это посто-
янный процесс, посредством которого могут удовлетворяться
16
различные интересы и предприниматься кооперативные дейс-
твия. Глобальное управление включает в себя формальные ин-
ституты и режимы, обеспечивающие сотрудничество, а также
неформальные соглашения между институтами или людьми,
о которых они либо договорились, либо полагают, что такие
соглашения будут в их общих интересах»9.
Анализируя многочисленные определения термина
«управление»10, можно выделить основное понятийное ядро:
использование власти или признания для целей социального,
экономического и политического развития. При этом в управ-
лении участвуют как государства, так и негосударственные
акторы, а цели развития должны соответствовать ценностям
демократии, всеобщего политического участия и росту инди-
видуальных и коллективных социально-экономических и по-
литических возможностей.
Такое понимание термина «управление» складывалось пос-
тепенно. В эпоху политического универсализма управление
в первую очередь мыслилось как универсальная теократия в
виде власти императора или папы. И в этом смысле управле-
ние, осуществляемое на пространстве ойкумены и из центра
этой ойкумены, было действительно глобальным, несмотря на
то что таких ойкумен могло быть несколько.
В мире империй коммуникации были развиты слабо, осу-
ществлялись преимущество посредством спорадических тор-
говых связей, которые не оказывали принципиального вли-
яния на развитие каждой отдельной империи. Поэтому, не-
смотря на отсутствие географической глобальности полити-
ческих процессов в Древнем мире, мы все же в определенном
смысле можем говорить о существовании мировой политики
в то время11.
Идеологические основы концепции «вселенской теокра-
тии» были сформулированы св. Августином, папами Григо-
рием  I и Николаем I. В России идею вселенской теократии в
конце XIX  века развивал Вл. Соловьев.
Плюрализация источников политической легитимности в
форме европейских королевств сузила пространство управ-
ления до раздробленных феодальных владений короля, кото-
17
рые со временем в результате войн и изменения механизмов
максимизации политической власти стали складываться в тер-
риториальные образования, современные государства. Плю-
ралистическая вселенная территориальных государств, леги-
тимизированная принципом государственного суверенитета,
лишилась универсализма, и управление могло осуществляться
исключительно внутри государственных границ.
Внутри государственных границ дискурс об управлении
просуществовал до конца XX века. Проблематизация управ-
ления произошла в идеологическом противостоянии Запада
и Востока в период холодной войны, когда конкурировали не
только идеологии, но и подходы к управлению. Однако эта кон-
куренция накладывала ограничения на объективный анализ
проблем управления в странах третьего мира. Любая критика
системы государственного управления в любой из развиваю-
щихся стран воспринималась руководством этой страны как
повод перехода в противоположный идеологический лагерь.
Поэтому лидеры противоборствующих блоков были вынужде-
ны в значительной мере ограничивать свою критику в отно-
шении злоупотреблений, например африканских и азиатских
диктаторов.
Ситуация определенным образом изменилась в начале
1970-х годов в связи с нефтяным кризисом. Несмотря на то,
что этот кризис значительно упрочил позиции стран-членов
«Группы 77», развивающиеся государства, лишенные нефтя-
ных ресурсов, были вынуждены проводить внутренние эконо-
мические и политические реформы для получения необходи-
мых кредитов от МВФ. Фонд обусловливал выдачу кредитов
проведением внутренних реформ государственного управле-
ния. При этом институты ООН, в которых, в отличие от брет-
тон-вудских институтов, доминирующие позиции занимали
развивающиеся страны, воздерживались от политического
давления на страны второго и третьего мира. Разница в подхо-
дах ООН и бреттон-вудских институтов к внешнему стимули-
рованию внутригосударственных политических реформ стала
нивелироваться в начале 1980-х гг. с приходом к власти в США,
Великобритании и Германии Р. Рейгана, М.  Тэтчер, Г.  Коля.
18
С этого времени в мире начала свое триумфальное шествие
идеология неолибеализма, которая оказала форматирующее
влияние в том числе и на всю семью институтов ООН.
Общим местом стала уверенность, что необходимым усло-
вием для успешных экономических реформ и экономического
роста является реформирование политической и институцио-
нальной системы государства. В 1980 году Комиссия Брандта
публикует доклад «North-South: A Programme for Survival»12,
авторы которого, по сути, предложили «глобальный социаль-
ный договор кейнсианского характера» между глобальным
Севером и Югом13. Государство, а соответственно и государс-
твенная политика, находилось в центре предлагаемой Комис-
сией программы реформирования торгово-производственных
отношений между развитыми и развивающимися странами.
В 1981  г. Всемирный банк выпускает доклад «Ускоренное
развитие в государствах южнее Сахары»14, в котором тема
необходимости государственного реформирования звучит
впервые открыто без эвфемизмов политкорректности. Посте-
пенно данная идеология проникает и в ООН. Экономическая
помощь и инвестиции обусловливаются экономической ли-
берализацией.
Когда М.С.  Горбачев в Советском Союзе провозгласил но-
вое мышление, развивающиеся страны уже не могли искать
идеологическое укрытие в конфронтации холодной войны.
В целом Т.  Вайсс выделяет четыре причины международ-
ной легитимации дискуссии о качестве политического и эко-
номического управления в государствах.
Во-первых, на излете холодной войны диктаторские режи-
мы утратили свою легитимность. Иди Амин в Уганде, Пол
Пот в Кампучии, Жан-Клод Дювалье на Гаити более не могли
рассчитывать на политические дивиденды от противостояния
США и СССР.
Во-вторых, конец XX века ознаменовался третьей волной
демократизации, которая захлестнула социалистические и
развивающиеся государства. Распространение идей демокра-
тического правления актуализировали вопросы, связанные с
характером и качеством государственного управления.
19
 В-третьих, количественный и качественный рост негосу-
дарственных акторов в мировой политике привел к трансфор-
мации процессов формирования государственной политики.
Ни процесс выработки, ни сама политика уже не могут обхо-
диться без структур бизнеса и гражданского общества. В связи
с этим возникла необходимость выработки механизмов взаи-
модействия государственных и негосударственных акторов на
благо всего общества.
В-четвертых, претерпел изменение ключевой институт
Вест­фальской системы — суверенитет. Он стал трактоваться и
как ответственность правительства перед населением, прожи-
вающим на территории государства. Релятивизация государс-
твенного суверенитета позволила внешним источникам власти
и управления проблематизировать и объективировать внутри-
государственное политическое и экономическое устройство15.
Легитимизированный дискурс о проблематизации внутри-
государственного управления привел к определенной крис-
таллизации понимания понятия «governance» как развития и
поддержания эффективной публичной сферы, основанной на
взаимодействии формальных и неформальных институтов,
норм и правил, государственных и негосударственных акто-
ров. Главное в этом понимании заключатся в отходе от госу-
дарствоцентризма. Governance является результатом деятель-
ности не одного лишь правительства (government), но всей
совокупности государственных и негосударственных акторов,
занятых в производстве публичных благ, а также институтов,
обеспечивающих данную деятельность. Дж. Розенау, напри-
мер, определяет управление как «механизмы для направления
развития социальных систем к их цели»16. Такими механиз-
мами в начале третьей волны демократизации считались, во-
первых, репрезентативная политическая власть и, во-вторых,
рыночная экономика. Сочетание демократии в политической
системе государства и рыночных принципов функционирова-
ния его экономики стало рассматриваться как так называемое
хорошее управление17. При этом существует различное пони-
мание глубины хорошего управления. Так, с неолиберальной
точки зрения, демократия заключается в формальных избира-
20
тельных процедурах, а рыночная экономика должна быть сво-
бодна от государственного регулирования.
Более взвешенный подход представлен в документах ПРО-
ОН, в которых хорошее управление измеряется индексом че-
ловеческого развития, демократия подразумевает в первую
очередь инклюзивность и репрезентативность политической
власти, а в экономической сфере важная регулятивная роль
отводится государственным институтам. В целом институци-
онально сильное государство признается в документах ООН
ключевым промежуточным общественным благом, позволяю-
щим институтам гражданского общества и рынку производить
конечные общественные блага. Хорошее управление, таким
образом, становится инклюзивным инструментом развития
возможностей для гражданского общества и рынка.
Ф.Г.  Войтоловский показывает еще одну линию в разви-
тии дискурса о глобальном управлении, связанную и допол-
няющую реконструкцию понятия, проводимую Т.  Вайссом18.
Связана она с идеологией социального реформизма, который
был популярен в послевоенной Европе и продемонстриро-
вал свою эффективность при восстановлении разрушенной
экономики. В конце 1960-х – начале 1970-х годов реформизм
как тип политического мышления и набор идеологических
принципов впервые был выведен за пределы внутригосу-
дарственных границ и стал рассматриваться как подход к
преобразованию мировой экономики и международных от-
ношений. Так родилась идеология глобального реформизма,
в основе которой лежал дискурс о глобальных проблемах, с
которыми может справиться только все человечество сооб-
ща и ни одно государство в отдельности. Пионером данного
дискурса стал Римский клуб с его серией докладов о глобаль-
ных проблемах: дефицит ресурсов (топливно-энергетичес-
ких, продовольственных и др.), неконтролируемый рост на-
родонаселения, бедность, гонка вооружений, экономическая
и научно-техническая слаборазвитость и неравномерность
социально-экономического развития различных регионов,
необходимость коллективного освоения космического про-
странства и Мирового океана.
21
 В 1970-х годах дискурс о глобальных проблемах заинтере-
совал Трехстороннюю комиссию, которая объединила предста-
вителей элит Северной Америки (США и Канады), Западной
Европы и Японии.
Постепенно проблематика управления экстраполируется с
национального на глобальный уровень. М. Хьюсон и Т.  Син-
клеир связывают формирование дискусра о глобальном уп-
равлении с актуализацией проблематики трансформации по-
литической системы мира после окончания холодной войны19.
По причине перехода глобализации к этому времени на новый
качественный уровень вследствие научно-технической рево-
люции и повсеместного распространения информационно-те-
лекоммуникационных технологий в среде теоретиков-полито-
логов возникло убеждение, что мир постепенно, но уверенно
переходит от диктатуры национальных государств к диктатуре
транснациональных рыночных отношений. Возник вопрос о
новых структурах, механизмах, масштабах, уровнях произ-
водства общественных благ и обеспечении условий для сов-
местных действий.
В упомянутом выше докладе «Наше глобальное соседство»20
Комиссии ООН по глобальному управлению, изданном в 1995
году, предполагалось создание на основе ООН качественно но-
вой наднациональной системы институтов управления, кото-
рая обеспечивала бы контроль со стороны «глобального граж-
данского общества» над совместными действиями государств
по решению глобальных проблем. В частности, шаги в этом
направлении предусматривали распространение юрисдикции
ООН над сферами общего пользования (космос, атмосфера,
океан, экосистемы Земли). Для этого предполагалось создать
специальный орган — Совет по доверительному управлению.
Авторы доклада предлагали также расширить полномочия Ге-
нерального секретаря ООН, ввести глобальное налогообложе-
ние через систему экономических организаций ООН, преобра-
зовать вооруженные силы ООН в полноценную международ-
ную армию. Они также выступали за отмену права вето посто-
янных членов СБ ООН при голосовании. Кроме того, комиссия
предлагала создать на основе ГА ООН глобальные парламент-
22

Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)

ские структуры, представляющие не только государст­ва, но и
международные неправительственные организации и другие
структуры «глобального гражданского общества». В  докла-
де были сформулированы предложения по учреждению ряда
новых институтов в системе ООН — Международного уго-
ловного суда, Совета экономической безопасности, Совета по
петициям. Данные советы и тезисы доклада продолжают вос-
производиться в дискуссии о реформе ООН как фундамента
современной системы глобального управления.
Из предложенных в докладе реформ был реализован совет
по созданию Международного уголовного суда, расширены
полномочия Генерального секретаря. В целом, вклад ООН в
дискуссию о глобальном управлении ограничивается рито-
рикой, в которой глобальное управление связано с ценностя-
ми демократии, «справедливости, массовости, плюрализма,
транспарентности, подотчетности и верховенства права»21.
Система ООН содействует внедрению элементов эффектив-
ного управления, используя различные подходы преимущест-
венно с помощью существующих институтов. Так, Программа
развития ООН (ПРООН), например, активно поддерживает на-
циональные процессы демократического транзита.
Международный валютный фонд (МВФ) содействует эф-
фективному управлению в рамках своих программ кредитова-
ния и технической помощи. Его подход к борьбе с коррупцией
акцентирует внимание на профилактике путем принятия мер
укрепления управленческого потенциала.
Фонд демократии Организации Объединенных Наций
(ФДООН), созданный в 2005 году, поддерживает проекты,
направленные на укрепление роли гражданского общества,
обеспечение прав человека и поощрение участия всех групп в
демократических процессах. Основная часть его средств пред-
назначена для местных организаций гражданского общества,
как на переходном, так и на консолидационном этапе демок-
ратизации.
Онлайновая сеть ООН в области государственного управ-
ления и финансов (ЮНПАН) была создана для объединения
региональных и национальных институтов государственного
23
управления. Она способствует обмену информацией и опы-
том, а также обучению в области политики государственного
сектора и управления»22.
В 2003 году Брукингский институт совместно с экспер-
тами из Всемирного экономического форума сформировали
специальную комиссию — «Инициативу глобального управ-
ления», которая занялась разработкой новых идейных основ
формирования принципов наднационального управления и
целей институциональных реформ на глобальном уровне. В
докладах комиссии были обозначены сферы, которые имеют
глобальное значение и не могут быть подконтрольны только
государствам: экология и изменение климата; урегулирование
конфликтов и миротворчество; образование; здравоохранение;
борьба с голодом; защита прав человека; противодействие бед-
ности. В этих сферах, по мнению авторов доклада, принципы
«глобального управления» могут быть осуществлены только с
помощью наднациональных институтов контроля над деятель-
ностью государств.
Новый этап в развитии дискурса о «глобальном управле-
нии» открыл мировой финансово-экономический кризис в
2008 году. Как реакция на вызванную им хаотизацию в меж-
дународной экономике актуализировалась дискуссия о необ-
ходимости реформирования глобальных институтов. На фоне
кризиса, как отмечает Ф.Г.  Войтоловский, проявились новые
тенденции, связанные с развитием государственно-институ-
ционалистских идей «глобального управления». В глобаль-
ном управлении значительно усилилась роль национальных
государств. Так, в официальных речах и выступлениях с меж-
дународных трибун лидеры государств стали все чаще назы-
вать в качестве основного института глобального управления
«Группу 20».
Ключевую роль в развитии дискурса о глобальном управ-
лении сыграли исследования о трансформации государства.
Ф. Керни отмечает, что «как во внутриполитических системах,
так и в международной системе модерна государство являлось
ключевой институциональной ареной формирования коллек-
тивных действий»23. В условиях экономической глобализации
24
масштаб национального государства более не является опти-
мальной институциональной структурой производства обще-
ственных благ. В результате глобализация снижает эффектив-
ность совместных действий, предпринимаемых в рамках и на
основе национальных государств.
Государства остаются ключевыми акторами мировой по-
литики, но их институциональные возможности в силу ог-
раниченности их масштабных величин недостаточны для
управления глобальными транснациональными процессами.
Сегодня государства прибегают к различным стратегиям по
транснационализации своего институционального и властного
масштаба. Главным образом, они прибегают к передаче части
своих властных полномочий институциональным негосударс-
твенным образованиям на наднациональный и субнациональ-
ный уровни, а также путем развития различных форм государ­
ственно-частных партнерств.
Передавая часть своих функций негосударственным акто-
рам, государства, как правило, продолжают осуществлять над
ними опосредованный контроль. Поэтому можно говорить о
том, что власть государств не снижается, но изменяет свои мас-
штабы и механизмы реализации. При этом реализация подоб-
ных стратегий требует от государственной бюрократии высо-
кого политического мастерства и управленческих навыков, что
не под силу многим государствам. Поэтому в мире сегодня на-
блюдается расслоение государств на институционально силь-
ные, способные расширять масштабы своего политического
влияния за счет установления и развития сложной сети связей
с негосударственными институтами и акторами, и институци-
онально слабые государства, вынужденные в силу ограничен-
ности своих управленческих возможностей довольствоваться
национальными масштабами влияния и формировать коллек-
тивные ответы на транснациональные вызовы современности
преимущественно на государственной или межгосударствен-
ной основе.
В результате такого перемасштабирования власти в миро-
вой политике актуализировался вопрос о формах и механизмах
ее реализации. Пожалуй, первый, кто придал данному вопросу
25
академический тон звучания, стал Дж. Розенау. Он сразу отде-
лил понятие глобального управления от системы ООН. «Гло-
бальное управление, — писал он, — представляет собой нечто
большее, чем формальные институты и организации, посредс-
твом которых осуществляется или не осуществляет управле-
ние международными делами. Система ООН и государства,
конечно, остаются центральным компонентом глобального уп-
равления, но не исчерпывается им»24. Дж.  Розенау даёт, став-
шее уже классическим определение глобального управления
как «совокупность систем управления на всех уровнях чело-
веческой деятельности — от семьи до международной орга-
низации, — в которых достижение поставленных целей имеет
транснациональные последствия»25. Для Дж. Розенау ключевая
проблема международных отношений и мировой политики как
научной дисциплины заключается в осознании возможности и
в изучении проявлений децентрализации властных отношений
в мире. Категория «власти» и такой процесс, как ее децентра-
лизация и рассредоточение, с трудом укладываются вместе в
сознании политологов и специалистов в области международ-
ных отношений, которые привыкли к тому, что власть может
существовать только в централизованной форме. Дж.  Розенау
называет это методологическим территориализмом, У. Бек —
методологическим национализмом. Но суть этих методологи-
ческих ограничений одна — неспособность увидеть возмож-
ность управления вне современного территориального нацио-
нального государства.
Рассуждая о глобальном управлении, Дж. Розенау вводит
ключевое для него понятие «сфера властных отношений».
Именно в сферах властных отношений реализуют свою
деятельность системы управления и именно на поддержа-
ние этих сфер их деятельность и направлена. В результате
фрагмеграции мировой политики произошло резкое умно-
жение сфер властных отношений на различных уровнях и в
различных масштабных измерениях человеческой деятель-
ности. Территориальное государство более не является экс-
клюзивной сферой власти. Такими сферами стали негосу-
дарственные институты и организации, частные объедине-
26
ния заинтересованных граждан и т.д. При этом в качестве
глобального тренда Дж. Розенау указывает на сближение
систем управления с непосредственными объектами управ-
ления. Иными словами, происходит распространение при-
нципа субсидиарности с регионального (ЕС) на глобальный
уровень управления. Концептуально данный тренд зафикси-
рован в теории многоуровневого управления, построенной
на примере деятельности и принципах управления Европей-
ского Союза.
Термин «глобальное управление» включает в себя два про-
блемных компонента: «глобальное» и «управление». С   ана-
литической точки зрения, «глобальное» может подразуме-
вать либо наивысшую сферу властных отношений, либо сум-
му всех сфер властных отношений, существующих в мире.
Первый подход маргинален и зачастую связан с различными
спекуляциями о возможности возникновения глобального
государства либо о наличии мирового правительства. Если
такого правительства не видно на международной арене,
значит, делается вывод, оно существует «за кулисами». Тео-
рии глобального заговора всегда соблазняли страстные умы,
стремящиеся разобраться в международной политике, но так
и не сумевшие освободится от пут методологического наци-
онализма.
Второй подход к пониманию «глобального» в глобальном
управлении, а именно как совокупности всех существующих
сфер властных отношений, рассматривается как магистраль-
ный в науке о международных отношениях и мировой полити-
ке. При этом еще раз следует подчеркнуть, что эти сферы охва-
тывают не только уровни межгосударственных и внутригосу-
дарственных отношений, но и все уровни транснациональных
отношений в мировой политике.
«Управление» также является проблемным понятием. Од-
нако его содержание не изменилось при переходе от нацио-
нального к глобальному уровню. Имеются в виду все формы
управления человеческой деятельностью в направлении пос-
тавленных целей с помощью государственных и негосударс-
твенных инструментов и институтов.
27
 Исследователи в целом выделяют четыре специфичные
черты «глобального управления», позволяющие рассматри-
вать его как часть мирополитической традиции в теории меж-
дународных отношений, в отличие от международно-истори-
ческого подхода26. Во-первых, если в науке о международных
отношениях анализ строится преимущественно вокруг поли-
тики государств, то для глобального управления все одинаково
важно.
Во-вторых, в глобальном управлении, в отличие от между-
народных отношений, также нет иерархии между различными
уровнями взаимодействия акторов.
В-третьих, если в международных отношениях доминиру-
ют отношения власти, то в глобальном управлении рассматри-
ваются отношения любого рода, направленные на достижение
системой поставленных целей. Таким образом, изучение гло-
бального управления превращается преимущественно в поли-
тико-социологическую дисциплину.
И, наконец, в-четвертых, если в международных отноше-
ниях власть возникала только под сенью государства, то при
изучении глобального управления исследователи признают
возможность внегосударственных сфер властных отношений.

1.3. Глобальное управление в теории

международных отношений
Управление в Вестфальской модели мира осуществлялось в
рамках и посредством международного анархичного общества
суверенных, территориальных государств. Институты этого об-
щества стали складываться с 1648 года и достигли своей окон-
чательной консолидации в Уставе Организации Объединенных
Наций. ООН в этом обществе является основным институтом
глобального управления, который регламентирует и структури-
рует совместные действия суверенных государств, направленные
на решение общих проблем безопасности, экономического, соци-
ального развития, а также решение международных споров.
Фундаментальными институтами системы управления в
международном обществе являются, согласно Х. Булу, суве-
28
ренное государство*, гегемония великих держав, равновесие
сил, дипломатия, война и международное право27.
Суверенное территориальное государство — ключевой инс-
титут международного общества. По мнению реалистов, терри-
ториальные государства, во-первых, препят­ствуют сползанию
мира в гоббсовскую войну всех против всех (создание возмож-
ности для поиска общих интересов); во-вторых, обеспечивают
сохранение разнообразия национальных культур (решение про-
блемы потенциального конфликта ценностей); в-третьих, созда-
ют возможность для самостоятельной самоорганизации наро-
дов (решение проблемы конфликта идентичностей).
С институтом территориального государст­ва­ нераз­рывно
связан институт публичного международного права, понима-
емого в международном обществе как право суверенных го-
сударств. Особенностью международного права в плюралис-
тическом международном обществе является институт согла-
сия. Государства выполняют только те обязательства, которые
они сами на себя берут. Принудить государства к соблюдению
договоров, соглашений и конвенций, под которыми они не
поставили свои подписи, формально невозможно. Исключе-
ние составляют императивные нормы международного права,
нарушение которых может привести к санкциям со стороны
СБ ООН вплоть до применения силы.
Основной характеристикой международного общества, с
точки зрения Э.  Харрелла, является иерархия. Несмотря на
формально анархичную структуру международного общества,
управление в нем в значительной степени осуществлялось ве-

*
Суверенное государство — государство, конституируемое фундаменталь-
ным институтом Вестфальской системы мира — суверенитетом: обладает вер-
ховенством власти в пределах своей территории (внутренний суверенитет) и
признается другими суверенными государствами (внешний суверенитет). Тер-
риториальное государство — государство, конституируемое фундаментальным
институтом Вестфальской системы мира — территориальностью, под которой
понимается компактная, эксклюзивная, фиксированная территория с жесткими
границами. Национальное государство — государство, конституируемое фун-
даментальным институтом Вестфальской системы мира — национализмом;
источником легитимности такого государства является нация, при этом единс-
твенной формой самоопределения нации служит государство
29
ликими державами. С самого начала формирования системы
государств в Европе образовался клуб великих держав. После
каждого значительного военного столкновения между собой
великие державы устанавливали новые принципы, регулирую-
щие их взаимное сосуществование. По мнению Дж. Айкенбер-
ри, благодаря такой стратегии нормативного самоограничения
державы конвертировали свою военную победу в устойчивые
властные отношения28.
Формировать и поддерживать общее нормативное видение
послевоенного порядка великим державам помогал институт
дипломатии, который обеспечивал коммуникативную состав-
ляющую их взаимодействия. Таким способом решался вопрос
о формировании общих интересов. Институт правления вели-
ких держав продолжает существовать и сегодня. Он проявляет-
ся в привилегированном положении постоянных членов Сове-
та Безопасности ООН; в распределении голосов в бреттон-вуд-
ских институтах (количество голосов стран-членов зависит от
объема их вклада в уставный капитал); в существовании таких
эксклюзивных клубов, как «Группа восьми», «Группа двадца-
ти». До процесса деколонизации отсутствовало даже равенс-
тво между европейскими и неевропейскими государствами.
Проблема властной асимметрии в международном обще-
стве регулируется политикой поддержания равновесия сил
между великими державами. Равновесие сил и нормативный
порядок в международном обществе должны соответствовать
и усиливать друг друга, этим обеспечивается стабильность в
международном обществе. Любой регулирующий институт в
таком обществе основывается на консенсусе великих держав.
В свою очередь силовое равновесие приобретает устойчивость
при совпадении норм и ценностей, на которые ориентируются
великие державы. Сегодня институт равновесия сил продол-
жает проявлять себя. Как правило, любой международный ре-
жим, вокруг которого не сложился консенсус великих держав,
оказывается неэффективным29.
Ключевой вопрос для анализа глобального управления —
как глобальное управление возможно и почему глобальное уп-
равление трансформировалось.
30
 Для ответа на этот вопрос можно воспользоваться теориями
функционализма, теориями рационального выбора, конструк-
тивистскими теориями и историческими теориями.
1.3.1.  Функционализм в объяснении глобального
управления
Формально управление является функцией системы. Пер-
воочередная задача управления состоит в выживании системы
посредством координации, организации, упорядочения эле-
ментов данной системы, как между собой так и во взаимодейс-
твии с внешней средой, и только во вторую очередь управле-
ние должно обеспечить достижение целей развития системы.
Функционально управление может измениться в случае,
если
а) изменились внешние или внутренние условия выжива-
ния системы;
б) изменились внешние или внутренние условия достиже-
ния ранее поставленных целей;
в) были поставлены новые цели.
Для глобального управления данная схема проблематична,
т.к. неясно, что считать системой, с помощью которой глобаль-
ное управление можно описать в функциональных терминах.
Наличие системы, которая бы объединяла всю совокупность
акторов мировой политики и связи между ними, следует при-
знавать лишь с высокой долей осторожности. Характеристики
социально-политической системы в полной мере проявляются
лишь во взаимодействии государств. Речь идет о Вестфаль-
ской системе мира, основным институтом которой является
государственный суверенитет, доминирующим элементом —
суверенное, национальное, территориальное государство.
Транснациональный мир негосударственных акторов пребы-
вает в системе государств, проблематизируя и расшатывая ее.
Существует много рассуждений, особенно в рамках англий­
ской школы международных отношений, о формировании в до-
полнение к международному обществу глобального общества,
включающего в себя всю полноту политических отношений в
31
мире30. Но пока сложно говорить о наличии такой системы в
мировом обществе.
Выше мы говорили, что глобальность в глобальном управ-
лении чаще всего понимается как совокупность всех существу-
ющих сфер политических отношений (властных отношений).
Но эта совокупность не объединена в систему. Для различных
сфер авторитета, расположенных на различных уровнях миро-
вой политики, нет общих институтов, вокруг которых могла
бы складываться их системность. Многие из сфер авторитета
могут существовать вполне автономно друг от друга.
Существует также и обратная логика в функциональном
анализе глобального управления. Предполагается, что искус-
ственно сконструированная, но реально действующая функ-
ция виртуальной системы может породить эту систему, пере-
вести ее онтологический статус из номинального в реальный.
К такой тактике прибегают конструктивисты, когда стараются
некую идею представить в качестве актора31. Чтобы идея чело-
вечества, государства или иного коллективного образования,
не имеющего положительного онтологического статуса, ста-
ла актором, достаточно осуществлять реальные действия от
имени или во имя этой идеи. Эта тактика получила название
«персонация» и уходит корнями в работы Гегеля. Здесь так-
же уместно вспомнить Маркса, который говорил, что «идея,
овладевшая массами, становится материальной силой». Таким
же образом действие от имени некой идеи наделяет ее атрибу-
тами акторности. Пожалуй, только в этом смысле мы можем
говорить о национализме, фундаментализме, исламизме и т.п.
в качестве акторов мировой политики32. Дискурс о глобаль-
ном управлении, развиваемый в либеральной среде, в качестве
субъекта такого управления предполагает идею глобального
гражданского общества. Дискурс о глобальном управлении без
правительства, возможно, специально насаждается апологе-
тами демократизации международных отношений и мировой
политики с целью формирования глобального гражданского
общества, которое возьмет на себя ответственность за судьбу
человечества в усложняющемся и взаимозависимом мире, т.к.
доверять ее государствам или рынку, как показывает история,
32
опасно. Согласно данной логике именно глобальное граждан-
ское общество должно стать той системой, в рамках которой
будут реализовываться функции глобального управления.
О.Н. Барабанов, например исходит из того, что глобальное
управление — результат клинтоновского интернационализма и
политики глобализма, которую США стали активно проводить
в конце 1990-х гг. «В то время, — отмечает О.Н. Барабанов, —
США пытались преподнести свою политику как выражение
интересов мирового сообщества. Говорилось (особенно после
Косова) о вытеснении моральными императивами «устарев-
ших» и «недостаточных» норм Устава ООН, о праве мирового
сообщества на вмешательство в дела государств, выдвигалась
идеи формирования глобального коммунитарного права — так
называемого «конституционного права народов» (jus gentium
constitutionale). Иными словами, активно внушалась мысль о
том, что Вестфальская модель мира, строящаяся на принципах
государственного суверенитета, постепенно должна сменить-
ся системой глобального «управления без правительства»,
основанной на понимании сообщества демократических госу-
дарств как «широкого униполя» мирового сообщества в целом,
о необходимости расширения такого сообщества до демокра-
тического мира в целом и о том, что его консенсус должен
стать критерием для принятия решений, ограничивающих или
нарушающих суверенитет отдельных государств»33.
Таким образом, формально глобальное управление сложно
рассматривать с точки зрения функционализма, т.к. глобаль-
ная политическая система мира если и существует, то только в
номинальном виде как часть академического дискурса, описы-
вающего возможное будущее мировой политики. А существо-
вание функции без системы логически невозможно.
Тем не менее логически непротиворечиво можно говорить
о формировании систем управления для каждой отдельной
сферы властных отношений или кластеров сфер власти, объ-
единенных общими структурными элементами. Так, ряд ис-
следователей полагают, что трансправительственные сети
являются более гибкими и менее затратными формами коор-
динации взаимодействий между государствами, чем межпра-
33
вительственные структуры34. Однако, если задача заключается
в выработке юридически обязывающих договоренностей меж-
ду государствами и в обеспечении соблюдения данных догово-
ренностей, межправительственные структуры могут оказаться
более подходящим инструментом координации. Если же объ-
ектом управления является узкая проблемная сфера, которая
затрагивает интересы ограниченного числа акторов и требую-
ет детального знания технической информации, большую эф-
фективность по сравнению с государственными структурами
демонстрируют негосударственные механизмы управления.
Например, механизм частного коммерческого арбитража явля-
ется весьма популярным и действенным инструментом разре-
шения экономических споров между компаниями. Выполнение
решений частного арбитража обеспечивается соображениями
сохранения деловой репутации.
Однако, по мнению Р. Кохейна, функциональное объясне-
ние глобального управления допустимо только в случае, если
можно четко определить механизм адаптации институцио-
нального поля к качественным изменениям среды и новым
задачам. В биологии, к примеру, таким механизмом является
дарвиновская эволюция. Условия окружающей среды опреде-
ляют, какой организм выживет, а какой — исчезнет. Мутация
в организмах происходит случайным образом, без предуста-
новленных или заранее заданных целей, а среда отбирает те
формы мутаций, которые наилучшим образом ей соответству-
ют. В мире общественных отношений формы взаимодействий
между акторами, и создаваемые ими институты определяются
в том числе и целенаправленным поведением акторов, чего нет
у генов. Поэтому нельзя использовать данную логику при объ-
яснении процессов в общественном мире, тем более процес-
сов, которые протекают на глобальном уровне.
Отдельно среди функциональных подходов к глобально-
му управлению следует выделить новую метатеорию в рам-
ках общественных наук, которая нашла своих сторонников и
в науке о мировой политике международных отношений. Речь
идет о теории сложности, с позиций которой мировая полити-
ка представляется сложной адаптирующейся системой, управ-
34
ляемой на основе самоорганизации. Иными словами, теория
сложности зафиксировала онтологический переход в развитии
системного анализа мировой политики. Если в традиционных
теориях международных отношений от реализма до постмо-
дернизма мировая политика понималась как простая система,
в теории сложности мировая политика стала описываться в
терминах сложных систем.
Система является простой, если ее элементы и связи между
ними относительно стабильны, что позволяет предсказывать ее
будущие состояния. Автомобиль, например, может рассматри-
ваться как сложносоставная система, но она простая. Каждая
деталь машины имеет свое специфическое предназначение, а
работа каждой из них координируется центральным механиз-
мом управления. Наличие руководства по эксплуатации какой-
либо системы свидетельствует о том, что система является
простой, т.к. в таких руководствах описываются функции всех
компонентов системы и все возможные ее неполадки, а также
способы их устранить в исчерпывающем виде. Два основных
отличия простых систем от сложных заключаются в разнооб-
разии и децентрализации последних.

характеристики простых и сложных систем35

Простые системы Сложные системы

Несколько агентов Много агентов

Несколько взаимодействий Много взаимодействий

Централизованное принятие Децентрализованное принятие реше-

решений ний

Разбираемы на составные части Не редуцируемы до составных частей

Закрытые системы Открытые системы

Статические Динамические

35
Стремятся к равновесию Диссипативные
Несколько петель обратной Много петель обратной связи
связи
Предсказуемые результаты Непредсказуемые результаты

Примеры: Примеры:

Маятник Иммунная система

Велосипед Взаимодействие генов

Двигатель Молекулы в воздухе

Гравитационные системы Рынки

Вышеприведенные характеристики являются аналити-

ческой рамкой, которую накладывают на реальный мир ми-
ровой политики. Поэтому в одном случае (традиционные
теории ТМО) она предстает как простая система, в другом
(теория сложности в ТМО)  — как сложная система. Дж.  Раг-
ги заметил, что теории мировой политики покоятся «в глу-
боком ньютоновском сне»36. Ньютон описал Вселенную,
состоящую из материальных частиц, взаимодействие ко-
торых в абсолютном времени и пространстве подчиняются
неизменным, универсальным законам. Подобным образом
описывается вселенная мировой политики, которая, соглас-
но неореалистам (по-прежнему доминирующей парадигме
в ТМО), состоит из функционально одинаковых государств,
взаимодействие которых определяется анархичной структу-
рой объединяющей их системы, которая вечна и неизменна.
При этом государства рассматриваются как закрытые систе-
мы с экзогенно детерминированными, неизменными инте-
ресами и идентичностью.
Очевидно, что характеристики сложной системы более
сочетаются с характеристиками реальной мировой полити-
ки, однако следует учитывать, что исследование мировой
политики с использованием аналитической рамки простых
36
систем гораздо более удобно, поэтому и более популярно,
чем анализ на основе теории сложности. Но также очевид-
но, что аналитическая рамка простых систем искажает ре-
альность мировой политики сильнее, чем матрица сложных
систем.
Важной особенностью сложных систем является эмерджен-
тность, т.е. несводимость свойств системы к сумме свойств ее
компонентов. Процессы на микро- и макроуровне в сложной
системе имеют качественные различия. Классическим приме-
ром эмерджентности в социальных системах может служить
«невидимая рука» рынка, описанная А. Смитом. Каждый от-
дельный актор на микроуровне сложной системы действует в
своих интересах, не заботясь о благе всей системы, при этом
на макроуровне возникает системная упорядоченность без
присутствия центрального управляющего.
Сложные системы изучает наука о сложных системах. Од-
ним из наиболее известных в России основателей и популяри-
заторов этой науки был бельгийский физик и химик россий­
ского происхождения, лауреат Нобелевской премии по химии
1977 года И.Р. Пригожин37. В науке о мировой политике и меж-
дународных отношениях эти идеи также наши своих последо-
вателей. В 2006 году в свет вышла первая в мире монография,
обобщающая имеющийся вклад и возможный потенциал те-
ории сложности в науке о мировой политике и международ-
ных отношениях — «Сложность в мировой политике»38, а в
2007  году Е. Кавальски провозгласил появление «сложной
теории международных отношений» и начало пятых великих
дебатов в ТМО, сторонами которых выступают линейные и не-
линейные парадигмы39.
Ключевыми параметрами сложных систем служат: гетеро-
генность элементов, их взаимозависимость и адаптивность40.
Сложная система пребывает в упорядоченном состоянии, ког-
да перечисленные параметры находятся между своими мини-
мальными и максимальными значениями. Элементы системы
должны быть в меру разнообразны, взаимозависимы, взаи-
мосвязаны и адаптивны. Мера определяется опытным путем.
Однако тенденция одного из трех или всех трех параметров
37
системы к достижению своего минимального или максималь-
ного значения будет свидетельствовать об усилении хаотиза-
ции системы.
Рассмотрим каждый из выделенных параметров отдельно
на примере системы мировой политической экономии.

Разнообразие элементов
Если вся система состоит из функционально одинаковых
элементов, она становится сверхуязвимой при изменении
среды. Система обладает низкой адаптивностью. Примером
гомогенной системы являются посевы монокультур. Появле-
ние вредителя, способного поразить данную культуру, может
привести к уничтожению всех посевов. К. Уолтц и неореа-
листы утверждали, что система государств также является
гомогенной системой, т.к. государства функционально тож-
дественны. Однако новейшая история международных отно-
шений свидетельствует, что значительные изменения меж-
дународной среды, связанные с глобализацией, не привели к
уничтожению государств. Напротив, многие из них успешно
адаптировались к произошедшим изменениям, а некоторые
даже стараются стать во главе различных процессов глоба-
лизации. Система государств не гомогенна, государства раз-
личны, и они образуют функциональные и ресурсные ниши в
этой системе, которые повышают адаптивность всей системы
как таковой. Однако, если разнообразие элементов возрастет
чрезмерно, взаимодействие между ними осложнится, ниши
разрушатся и система станет хаотичной. Поэтому упорядо-
ченность сложной системы зависит от умеренного разнооб-
разия ее элементов.
По данному параметру в мировой политике наблюдается
тенденция к хаотизации, т.к. разнообразие ее элементов про-
должает нарастать. Кроме государств, активную роль в сис-
теме играют негосударственные акторы, вплоть до отдельных
индивидов. На данном этапе происходит активное образование
новых ресурсных ниш в системе мировой политики. К приме-
ру, одной из таких новых ниш является международный рынок
услуг в сфере высшего образования.
38
 Взаимозависимость элементов
Вторым рассматриваемым параметром является степень
взаимозависимости элементов системы. Как и в предыдущем
случае, система достигает упорядоченности, если взаимозави-
симость ее элементов находится на среднем уровне. При ми-
нимальной взаимозависимости элементов система утрачивает
свою целостность, перестает быть системой, превращаясь в
совокупность элементов. В случае высокой взаимозависи-
мости в системе будет наблюдаться склонность к хаотизации
в силу двух причин: чувствительность системы к малейшей
флуктуации среды и склонность системы к цепной реакции.
Так, небольшая флуктуация на микроуровне может запустить
цепную реакцию, которая в конечном счете приводит систему
к гибели. Примером такой катастрофы могут служить начало
первой мировой войны, мировые финансовые кризисы, эпиде-
мии и пандемии. При умеренной взаимозависимости акторов
создаваемые ими ниши служат определенными преградами
для распространения усиливающейся волны положительной
обратной связи. Ниши создают возможности для возникно-
вения негативной обратной связи, которая противодействует
цепной реакции, упорядочивая тем самым систему. Например,
государства, которые после экономического кризиса конца
1990-х  гг. встали на путь накопления финансовых резервов,
пострадали в мировом экономическом кризисе 2008–2010 гг.
не так серьезно, как государства, которые пошли по пути уве-
личения внешних заимствований.

Адаптивность элементов (обучаемость)

Адаптивность элементов означает их способность обучать-
ся, перенимать наилучшие практики в системе. В зависимости
от степени адаптивности элементов системы выделяют четы-
ре типа поведения системы: статичное, цикличное, хаотичес-
кое (чрезмерно чувствительное к первоначальным условиям),
сложное41.
Статичное поведение возникает при минимальной спо-
собности к адаптации, цикличное поведение возникает при
небольшом увеличении в адаптивности, хаотичное — при
39
максимальном уровне, а сложное — при умеренном уровне
адаптивности. Сложное поведение имеет цикличную структу-
ру, однако периоды цикла достаточно продолжительны и ин-
формационно насыщенны, что осложняет их выявление.
В результате регионализации в современной мировой по-
литике сформировались регионы со своими специфическими
политическими практиками и ценностями. Например, в Евро-
пейском союзе широко используется открытый метод коор-
динации42, который является одной из форм многоуровневого
управления. Данный метод пока не перешагнул границы Ев-
росоюза и не утвердился в том же объеме в других регионах и
интеграционных группировках43. Принцип открытого метода
координации впервые был сформулирован в 2000 г. на заседа-
нии Европейского совета в Лиссабоне как способ обеспечения
«распространения наилучших практик и достижения наиболь-
шего сближения с целью реализации основных задач ЕС»44.
Открытый метод координации включает в себя четыре ос-
новные компонента:
—— «определение общего направления (генеральной ли-
нии) для Союза в сочетании со специальным графиком реали-
зации целей в краткосрочном, среднесрочном и долгосрочном
периодах;
—— определение количественных и качественных индика-
торов и критериев оценки наилучших мировых образцов, но
адаптированных к потребностям различных стран-членов и
секторов, как средства сравнения с наиболее успешными прак-
тиками;
—— трансформация общих европейских целей в националь-
ную и региональную политику с определением специфичес-
ких целей и мер, учитывающих национальные и региональные
различия;
—— периодический мониторинг, оценка и взаимооценка,
организованные как взаимообучающий процесс»45.
Открытый метод координации представляет собой полно-
стью децентрализованный подход, в который активно вовле-
чены Сообщество, страны-члены, региональные и местные
уровни, а также гражданское общество. Метод применяется
40
в соответствии с принципом субсидиарности. Ключевая цель
открытого метода координации, как отмечает М.В. Ларионо-
ва, — «избегая политизации, обеспечить продвижение в поли-
тически чувствительных сферах на основе поиска эффектив-
ных моделей и инноваций, которые могут быть перенесены из
одной системы в другую»46.
Открытый метод координации обеспечивает высокую адап-
тивность элементов внутри Европейского союза, но он никак
не влияет на адаптивность элементов в соседних с Европейс-
ким союзом регионах, где существуют иные практики и меха-
низмы, которые опираются в большей степени на иерархичес-
кие модели управления.
Регионализация позволяет, таким образом, сохранять в ми-
ровой политике различные модели управления, что в целом
повышает сложность всей мировой политики, делая ее более
устойчивой к изменениям среды.
Несмотря на то что теория сложности дает аналитическую
рамку, которая хорошо объясняет, как возможны процессы
самоорганизации в мировой политики и как возможно упоря-
дочение в отсутствие единого блюстителя порядка, следует
отметить, что у этой теории есть свои ограничения, которые
не позволяют ей превратиться в действительно значимую
альтернативу существующим парадигмам в теории мировой
политики. Основное препятствие связано с тем, что в концеп-
туальной матрице теории сложности нет места для систем
политической власти, нет места политике, которая в широком
смысле понимается как авторитетное перераспределение цен-
ностей и значимых ресурсов. Системы или сферы авторитета
неизбежным образом будут искажать естественные процессы
самоорганизации. Как примирить наличие сфер авторитета в
мировой политике с тем, что по остальным параметрам ми-
ровая политика очень похожа на сложную адаптирующуюся
систему, пока остается открытым вопросом. В связи с этим
Д. Ирнест и Дж. Розенау47 оценивают перспективы теории
сложности в мировой политике и международных отноше-
ниях так же, как Макбет оценил жизнь, получив известие о
смерти своей жены:
41
 «Жизнь — ускользающая тень, фигляр,
Который час кривляется на сцене
И навсегда смолкает; это — повесть,
Рассказанная дураком, где много
И шума и страстей, но смысла нет»48.

1.3.2. Рационалистические теории международных

отношений
Функционалисты опираются не только на структурализм
при объяснении возникновения и развития тех или иных ин-
ститутов. Они также используют для этих целей теорию ра-
ционального выбора. С точки зрения данной теории, сущес-
твующие институты функциональны, т.к. люди, создавая их,
исходили из рационального анализа существующих проблем
и способов их решения. Именно такой логикой О. Вильямсон,
получивший вместе с Э.  Остром в 2009 году Нобелевскую пре-
мию за вклад в теорию экономического управления, объяснял
возникновение и существование фирм как экономических ин-
ститутов49. Для глобального управления теория рационально-
го выбора означает, что транснациональные формы управле-
ния возникают благодаря рациональному выбору в их пользу
людей, принимающих управленческие решения, исходящих в
первую очередь из приоритетов эффективности.
Однако Р. Кохейн указывает на проблему смешения уров-
ней анализа. Институциональные решения, оптимальные для
общества, могут быть невыгодны для руководителей инсти-
тутов. Как показывает Д. Норт, на уровне общества история
экономики — это история постоянной неэффективности.
В   основе этой неэффективности, по мнению Д. Норта, лежит
проблема «безбилетника». Характеристиками общественного
блага являются его неделимость, неисключение и неконку-
рентность в потреблении. Основная проблема в производстве
общественных благ заключается в том, что невозможно при-
нудить всех потребителей общественных благ оплачивать их
производство. Порой общественное благо создается на сис-
темном уровне как побочный продукт деятельности акторов
42
на индивидуальном уровне. Ярким примером здесь может
служить национальный рынок. Устойчивая национальная ры-
ночная система — общественное благо, однако формируется
она в результате эгоистических действий экономических аген-
тов, в цели которых может и не входить создание рынка. Таким
образом, институциональные инновации, увеличивающие эф-
фективность на уровне общества, относятся к общественным
благам50. Но реформирование системы с целью повышения ее
эффективности не всегда выгодно политическим коалициям,
получающим ренту от институционального статус-кво, инс-
титуциональные инновации невыгодны, т.к. реформы могут
снизить их личные возможности и доходы, даже если будут
выгодны для всего общества. Именно поэтому экономические
реформы на общественном уровне, как правило, не доводятся
до конца и, по мнению Д. Норта, представляют из себя исто-
рию неэффективности.
Таким образом, институциональные инновации требуют
политической воли, нацеленной на увеличение общественного
блага, а также готовности вкладывать в реализацию этих целей
значительные средства и противодействовать консервативной
политике рантье, заинтересованных в сохранении статус-кво.
Вероятность самостоятельного возникновения таких институ-
тов ничтожно мала.
Для мировой политики этот вывод означает, что гарантий
развития глобального управления нет. Глобальное управление
есть политический проект, результат действия политической
воли различных государственных и негосударственных акто-
ров современной мировой политики. И именно этот проект
определяет содержание и глубину глобального управления.
Пока проект не набрал самостоятельной инерции, изменения
политической воли может привести к разрушению проекта.
Исследования М. Олсона свидетельствуют: вариативность и
эффективность институтов нельзя объяснить, изучая сами ин-
ституты51.
Теория рационального выбора также объясняет сложивше-
еся институциональное пространство глобального управления
как результат борьбы и взаимодействия интересов акторов,
43
 между которыми установились тесные отношения взаимо-
зависимости. Акторам приходится вступать друг с другом в
политический торг, находить компромиссы, обменивать ме-
нее важные интересы на более важные, искать возможность
усиления своих позиций за счет коалиций с другими аторами.
Так, корпорации могут сотрудничать с правозащитными НПО
по вопросам защиты труда для повышения своей репутации.
В  результате такого торга формируется уникальная архитекту-
ра институтов управления, которая в идеале должна в какой-то
степени удовлетворять интересы всех акторов.
Реалисты, анализируя складывающиеся институты гло-
бального управления как отражение структуры властных от-
ношений в мировой политике, в целом смотрят скептически
на возможности таких институтов. «Если эффективный меха-
низм глобального управления в сфере экономики так и не был
выработан, то что говорить о перспективах наведения порядка
в куда более сложных областях мировой политики», — отме-
чает Р. Гилпин52. Реалисты убеждены, что любая эффективная
система глобального управления будет несвободна от зло-
употреблений властью наиболее сильными ее игроками. Зло-
употребление властью в границах государств — это беда от-
дельных народов, а вот злоупотреблению властью с помощью
всей системы глобального управления — это уже опасно для
всего человечества. Злая природа человека вечна и неизменна,
плюралистическая система государств нейтрализует негатив-
ные ее проявления на уровне системы мировой политики, т.к.
ни одно из государств не может добиться в ней глобальной ге-
гемонии. Система глобального управления может оказаться не
в состоянии нейтрализовать негативные проявления природы
человека. Кроме того, для глобального управления необходим
общемировой консенсус относительно целей и ценностей гло-
бального управления, что невозможно в современной системе
международных отношений, которая остается плюралисти-
ческой.
Единственный приемлемый для реалистов вариант гло-
бального управления, который сегодня часто упоминается
и дискутируется в международной политической эконо-
44

Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)

мии53, — это управление гегемона благодаря короткому пе-
риоду уникального распределения власти в мировой полити-
ке — однополярности. Именно в условиях гегемонистской
стабильности в мировой политике могут производиться
глобальные общественные блага, а следовательно, и осу-
ществляться глобальное управление. Согласно Р. Гилпину,
гегемонистская стабильность устанавливается при наличии
следующих пяти условий54:
—  государство-гегемон должно значительно превосходить
все остальные государства в системе по экономическим и во-
енно-стратегическим показателям;
—  гегемоном должно быть либеральное государство, по-
тому что только либеральное государство стремится к гегемо-
нии, авторитарные государства предпочитают империализм, и
только либеральные государства готовы создавать открытый и
либеральный мировой порядок;
—  среди великих держав должно существовать хотя бы ру-
диментарное согласие с властью гегемона;
—  гегемон должен быть дальновидным и создавать между-
народные режимы, необходимые для обеспечения глобального
благополучия;
—  гегемон должен быть готов приносить в жертву свои
краткосрочные интересы ради долгосрочного благополучия
всей системы международных отношений. Главная функция
гегемона  — решение проблемы долгосрочных коллектив-
ных действий в анархичной системе международных отно-
шений.
Злоупотребления властью при гегемонистской стабиль-
ности носят ограниченный характер, т.к., во-первых, геге-
моном может быть только либеральное государство, во-вто-
рых, даже если оно скатывается к злоупотреблениям, это не
страшно, т.к. гегемоны, согласно реалистам, из-за проблемы
«безбилетника» не в состоянии долгое время обеспечивать
свое лидерство в системе, их ресурсы истощаются, и тогда
система эволюционирует либо в сторону формирования ме-
ханизмов коалиционной гегемонии (плюралистическая одно-
полярность), либо трансформируется в модель «следования
45
за лидером», которая обеспечивается преимущественно мяг-
кой силой бывшего гегемона. Во всех этих постгегемонист-
ских моделях злоупотребление властью становится еще бо-
лее ­проблематичным занятием.
Либералы занимают различные позиции относительно
глобального управления и его трансформации. В принципе,
они допускают логическую возможность глобального госу-
дарства в форме федерации или конфедерации. Веря в добрую
природу человека, либералы не опасаются консолидированной
политической проекции этой природы в глобальном масштабе.
Негативные ее проявления могут быть устранены посредством
международных институтов и режимов, международного пра-
ва, международной торговли, республиканской формы прав-
ления в отдельных государствах. Однако в действительнос-
ти, считают либералы, глобальное государство невозможно в
связи с отсутствием системы легитимации такого государства.
Единственной возможностью формирования такой системы
является возникновения общей угрозы для всей Земли, опас-
ность от которой грозит всему человечеству в равной степени
и устранить которую можно только сообща. Пока такой угро-
зы не наблюдается, а те вызовы современности, которые пре-
тендуют на такой статус, являются, как правило, предметом
горячих споров: глобальное потепление, транснациональный
терроризм, пандемии и т.п.
Скептическое отношение среди либералов наблюдается и
в отношении саморегулирования мировой политики на осно-
ве рыночных отношений. К. Поланьи как-то заметил: «Если
позволить рыночным механизмам быть единственным регу-
лятором судеб людей и их среды обитания, общество будет
уничтожено»55. Поэтому либералы-неоинституционалисты
пред­лагают срединную модель глобального управления, рас-
полагающуюся между глобальным правительством и глобаль-
ным рынком. Эта модель основана на международных инсти-
тутах и международных режимах при сохранении ключевого
значения национальных государств.
Систему государств Р. Кохейн и Дж.  Най предлагают рас-
сматривать в качестве скелета мировой политической систе-
46
мы, значимой ее частью, но не всей системой56. Они показыва-
ют, что у каждой из этих частей системы вырабатываются свои
ответы на вызовы глобализации. Государства могут действо-
вать в одностороннем порядке, на двусторонней основе, созда-
вая минимальные режимы, на региональной основе, развивая
процессы интеграции. Следует отметить, что унилатерализм
связан не только с целенаправленной политикой глобального
управления средствами одного государствами и в его интере-
сах (как показывает практика, такая политика редко или почти
никогда бывает эффективной), но и с однонаправленным рас-
пространением ценностей, норм и идей.
Важной и распространенной формой государственного уп-
равления стала клубная модель глобальной управления. На-
чиная с конференции в Бреттон-Вудсе в 1944 году ключевые
международные режимы существовали и существуют в форме
клубов: ГАТТ/ВТО, G8, G20. Единственный недостаток такой
модели, с точки зрения либералов, — это дефицит прозрач-
ности переговорного процесса в закрытых клубах.
Объединяются разнообразные акторы, режимы и инсти-
туты глобального управления в сети управления. Эффектив-
ность каждого отдельного актора зависит от эффективнос-
ти сети и положения, которое он в ней занимает. Р. Кохейн и
Дж. Най предлагают именовать такое управление «сетевым
минимализмом»57. «Сетевой» — потому что современная гло-
бализация, с их точки зрения, развивается сетевым способом,
а «минимализм» — потому что новые структуры глобального
управления могут быть легитимными, если не будут превы-
шать по своему значению национальные структуры управле-
ния, а их вмешательство во внутригосударственные процессы
будет оправдано только реальной ценностью кооперативных
результатов такого вмешательства.
Либералы верят, что международные режимы и транснаци-
ональные сети глобального управления, которые обеспечивают
производство глобальных общественных благ, могут сущест-
вовать и действовать без гегемона. Созданные при гегемоне
международные режимы в силу своей институциональной
инерции и заинтересованности в них акторов, потребляющих
47
производимые ими общественные блага, будут продолжать су-
ществовать и после ухода гегемона с мировой арены58.
Эффективность глобального управления, по мнению Р. Ко-
хейна, должна в конечном счете определяться тем, насколько
полно удалось развить человеческий потенциал, измеряемый
по методологии ПРООН, в каждом отдельном обществе59.
Сегодня все более очевидно, что в отношениях между сис-
темой государств и капиталистической системой мира усили-
лась структурная асимметрия. В период расцвета Вестфаль-
ской модели мира политическая и экономическая системы
находились на международном уровне. Начиная со второй по-
ловины XX века экономическая система поднялась на уровень
выше и стала глобальной. С помощью рыночно-охранитель-
ного федерализма глобальный капитал старается сохранить и
капитализировать сложившуюся асимметрию60.
Данный тип федерализма обеспечивает свободу (exit option)
экономических акторов выходить из одних политических сис-
тем и переходить в другие. Достигается это, как правило, за
счет централизации в квазифедеральном центре (в системе го-
сударств), если речь идет о мировой политике, возможностей по
поддержанию свободы рынка (обеспечение свободы движения
рабочей силы, товаров и капитала) и децентрализации возмож-
ностей по ограничению рынка (социальное, трудовое, экологи-
ческое регулирование). Расчет делается на то, что в условиях
децентрализации, когда многочисленные субнациональные
образования конкурируют между собой за привлечение квали-
фицированной рабочей силы, инвестиций, возможности по ог-
раничению свободы рынка будут использоваться государствами
редко и не в полной мере. Напротив, централизация инструмен-
тов, позволяющих поддерживать свободу рынка на федеральном
уровне, будет способствовать более частому их применению.
На тему рыночно-охранительного федерализма писали все
основные теоретики неолиберализма61. Б. Вайнгаст попытался
формализовать эту модель, выделив в ней пять принципов62:
—  во-первых, необходимость существования, по крайней
мере, двух иерархических уровней власти, отношение и функ-
ции которых институционально разграничены;
48
 —  во-вторых, разграничение функций между двумя уров-
нями власти делает их относительно автономными друг от
друга;
—  в-третьих, функции регулирования экономическими
процессами сосредоточены преимущественно на субнацио-
нальном уровне;
—  в-четвертых, федеральный центр обеспечивает целос-
тность экономического пространства, препятствуя попыткам
создания торгово-протекционистских барьеров и т.п. на субна-
циональном уровне;
—  в-пятых, субнациональные правительства испытывают
бюджетные ограничения, в том смысле, что не могут печатать
свои деньги и имеют ограниченный доступ к кредиту.
На региональном и глобальном уровнях данные принци-
пы реализуются в несколько иной форме. Роль федерального
центра выполняют различные надгосударственные институты.
В качестве примера могут выступать наднациональные инс-
титуты ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР (региональный уровень), а
также ВТО, МВФ, Всемирный банк (глобальный уровень). Де-
ятельность данных институтов направлена, в том числе, и на
поддержание открытости рынка на соответствующем уровне
мировой политической экономики. Децентрализация функций,
ограничивающих свободу рынка, проявляется, в частности, в
принципе субсидиарности, активно используемом в ЕС. Конт-
ролирующие функции в ЕС децентрализуются, передаются на
более низкие уровни управления.
Главная задача рыночно-охранительного федерализма на
региональном и глобальном уровнях заключается в предотвра-
щении региональной и глобальной гармонизации контроля
над мировой экономикой. Децентрализация контролирующих
функций увеличивает их вариативность и конкурентность, что
усиливает, в свою очередь, возможность «выхода» для эконо-
мических акторов.
Следует отметить, что рыночно-охранительный федерализм
таит в себе скрытые угрозы для стабильности глобального ка-
питализма. Отсутствие эффективного контроля над рынком на
глобальном уровне приводит к накоплению и неравномерному
49
распределению в системе рисков, которые могут приводить к
серьезным кризисным явлениям. По мнению У. Бека, «все уси-
лия мировой экономики сломить, свести к минимуму или заме-
нить власть государств наталкиваются на абсолютный предел:
мировой экономики без государства и политики не бывает…
Сама мировая экономика нуждается в сильной трансгосударс-
твенной всемирно-политической руке, устанавливающей для
нее рамки порядка, поскольку иначе теряется признание об-
ществом, а значит, и власть транснациональных акторов»63.
Однако идеология неолиберализма продолжает процветать,
несмотря на кризис 2008–2009 годов. Увеличение присутствия
государств в глобальной экономике — явление, вероятно, вре-
менное, а стремление мировых лидеров выстроить систему
контроля над глобальным капиталом на глобальном уровне
по-прежнему носит ограниченный характер.
Неомарксисты убеждены, что складывающаяся архитекту-
ра глобального управления удовлетворяет интересы в первую
очередь глобальной буржуазии. Глобальное управления позво-
ляет буржуазному «центру», по их мнению, присваивать доба-
вочную стоимость производимых на «периферии» продуктов,
а также пользоваться ресурсами последней64. Несмотря на то
что такой подход не может объяснить институциональную и
режимную вариативность глобального управления в различ-
ных проблемных областях и сферах авторитета, тезис о том,
что существующее поле глобального управление искривлено в
пользу сильных акторов, может претендовать на истинность.

1.3.3. Конструктивизм

Следующая традиция в объяснении глобального управления

исходит из теорий социального конструктивизма. В ее рамках
статусом независимых переменных обладают дискурс, идео-
логия, доминирующий нормативный взгляд на то, как должно
быть устроено глобальное управление и какие цели оно долж-
но преследовать. В наиболее структуралистской версии конс-
труктивизма фундаментальные нормы международных отно-
шений определяют механизмы глобального управления, кото-
50
рыми пользуются государства и негосударственные акторы.
Так, М. Финнемор выделяет три ключевые фундаментальные
нормы в существующей системе международных отношений,
которые благодаря социализирующей деятельности междуна-
родных институтов и негосударственных акторов постепенно
становятся частью поведенческой стратегии государств. Это
бюрократический принцип реализации власти, рыночный при-
нцип управления хозяйственной жизнью и принцип юриди-
ческого равенства людей, который проявляется в формальном
электоральном эгалитаризме в демократиях и уважении прав
человека65.
В более умеренном конструктивизме А. Вендта, основан-
ном на теории структурации Э. Гидденса, ключевое значение
придается роли насилия в нормативной системе международ-
ных отношений66. А. Венд утверждает, что все отношения в
мировой политике должны быть конгруэнтны сложившимся
отношениям насилия, иначе они отторгаются системой. Если
в гобсианской культуре, основанной на ролевых отношениях
вражды, насилие между государствами легитимно и ничем
не ограничено, а в локкианской культуре, характеризуемой
отношениями соперничества между государствами, насилие
допустимо, но ограничено, то для кантианской культуры от-
ношений дружбы насилие исключено полностью, и вопросы
решаются путем диалога. Естественно, что в этих трех обра-
зах мировой политики допустимы и могут существовать оп-
ределенные, но различные модели глобального управления.
Гоббсианская (довестфальская) культура войны всех против
всех допускает в качестве инструментов и отношений гло-
бального управления только жесткую силу и насилие. Лок-
кианская (вестфальская) культура создает условия для инс-
титуционального управления мировой политикой. При этом
институты в такой культуре носят довольно статичный и
зависимый характер и отражают силовую расстановку сил и
интересов. В кантианской (поствестфальской) культуре уп-
равление реализуется преимущественно на основе различ-
ных переговорных практик рефлексивной координации, а
институты более напоминают постоянный процесс согласо-
51
вания различных интересов, нежели инструмент контроля и
предписания.
Для конструктивистов форма и содержание глобального уп-
равления в значительной степени определяются доминирую-
щей в мире идеологией. Сегодня принято в качестве такой идео-
логии выделять неолиберализм, а в качестве основной страте-
гии управления — «правительственность» (governmentality)67.
Неолиберализм как идеология предполагает примат ры-
ночных форм управления и конкурентный принцип развития
капитализма над государственным регулированием, сокраще-
ние роли государства до гаранта прав личности, особенно прав
собственности, приватизацию государственных активов и ли-
берализацию ранее регулируемых государством рынков68. Не-
олиберализм можно выразить знаменитой троицей вашингтон-
ского консенсуса: либерализация, дерегуляция, приватизация.
При всем при этом «нео» в неолиберлизме означает признание
положительной функции государства, которая заключается в
охранении капитализма и рыночной экономке. Неолибералы, в
отличие от либералов, осознали, что от государства и полити-
ки освободиться невозможно, что не следует повсюду видеть
и утверждать дихотомию государство/рынок, а следовательно,
государство следует поставить на службу рынку.
Правительственность как форма идеологии управления —
феномен исторический и весьма примечательный. Следует
отметить, что впервые обратил на нее внимание французский
философ М. Фуко, введя неологизм «governmentality», состо-
ящий из двух английских слов «government» (правительство)
и «mentality» (ментальность, образ мысли). Складываться она
стала, согласно М. Фуко, в Европе с начала XVI века. В это
время совпадают два исторических процесса: формирование
территориальных государств и Реформация. Процесс полити-
ческой централизации совпал с процессом религиозного дроб-
ления. Возникновение новых форм политической организации
и религиозного сознания актуализировали проблематику уп-
равления в широком смысле.
Франсуа де Ла Мот Ле Вайе, французский философ XVII
века, воспитатель молодого Людовика XIV, в серии книг, пред-
52
назначенных для обучения дофина, показывает, что управле-
ние может быть только трех типов, каждый из которых соот-
ветствует определенной форме знания и особой форме мыш-
ления: 1) управление самим собою, относящееся к морали; 2)
управление семьей, принадлежащее к экономике; 3) наконец,
управление государством, которое, в свою очередь, является
частью политики69.
Смена парадигмы управления в этот исторический период
относилась, прежде всего, к государству и выразилась в том,
что государство стало управляться как семья, т.е. приоритет
получил экономический подход. Идейно смена парадигмы уп-
равления стала формироваться, согласно М. Фуко, в антима-
киавелливской литературе XVI–XVIII веков, когда основной
вопрос в отношении государственного управления заключал-
ся в следующем: «как задействовать экономию, т.е. должное
управление индивидами, имуществом, богатствами, сходное
с руководством в семье хорошего отца семейства, умеюще-
го направлять свою жену, детей и челядь, умеющего приум-
ножить семейное состояние и найти для семьи подходящих
союзников; так как же внедрить такую внимательность, пе-
дантичность, отцовское отношение к семейству в управление
государством?»70.
Если до XVI века объектом управления в государстве в
первую очередь выступала территория, то в рамках экономи-
ческой парадигмы объектом управления роль объекта стало
выполнять население. Правительство принялось следить за
биологическими характеристиками населения: уровнем рож-
даемости, смертности, склонности к определенным заболева-
ниям. Кроме улучшения биологического состояния населения,
правительство начало заботиться также об его интеллектуаль-
ном развитии: внедрять школьное образование, повышать гра-
мотность населения.
Изменилась также технология власти. Произошел переход
от парадигмы дисциплины к парадигме безопасности. Для
понимания различий между этими двумя технологиями Фуко
предлагает рассмотреть их отношение к событию, которого
необходимо избежать.
53
 Безопасность или механизмы безопасности, согласно Фуко,
предполагают такую систему мер и отношений, которая устра-
няет возникновение нежелательного события (например, голо-
да) путем манипулирования естественными процессами в об-
ществе. Иными словами, механизмы безопасности — это уп-
равление с опорой на наличную действительность, естествен-
ному развитию которой предоставляется свобода, но задается
общее направление. Механизмы безопасности противопостав-
ляются механизмам дисциплинарности, которые доминирова-
ли в Европе до XVIII в. и составляли основу государственного
суверенитета. Сравнивая механизмы безопасности с дисцип-
линарными механизмами, которые доминировали в Европе до
XVIII в., Фуко выделяет следующие их особенности71.
Дисциплинарность характеризуется центростремительны-
ми процессами, изолирующими определенный сегмент соци-
альных отношений. Ее начальное устремление направлено на
то, чтобы «очертить пространство, в котором ее власть и меха-
низмы этой власти будут действовать в полную силу и без ка-
ких-либо ограничений»72. Механизмы безопасности, напротив,
направлены на расширение своей активности, они работают в
режиме центробежности, действуя посредством все новых и
новых акторов и процессов.
Дисциплинарность нацелена на регламентацию всех про-
цессов, входящих в пространство ее активности. Важно, чтобы
ни один из существующих в данном пространстве процессов
даже в своих отдельных деталях не развивался самостоятель-
но. Режим безопасности, напротив, реализуется именно благо-
даря тому, что социальным процессы позволяют протекать ес-
тественным образом. Дисциплинарность регулирует частнос-
ти, безопасность — общее, позволяя частностям развиваться
естественным образом.
Дисциплинарность реализуется на основе нормативного
подхода к реальности. Механизмы безопасности опираются
на инструментальный подход к реальности. «Это означает, —
пишет М. Фуко, — что теперь вещи стремятся рассматривать
на уровне их природы… они берутся в плане их наличной ре-
альности. И именно исходя из такого рода действительности,
54
опираясь на нее и пытаясь привести ее в движение, заставить
соответствующие ее элементы оказывать воздействие друг на
друга, и функционирует механизм безопасности… Такого ха-
рактера безопасность, в сущности, обеспечивает соответствие
шагов правительства действительности с тем, чтобы данное
соответствие аннулировало эту действительность, которой
стараются соответствовать: она аннулируется, ибо ее ограни-
чивают, сдерживают или упорядочивают»73.
Политическое управление на основе парадигмы безопас-
ности «не должно отрываться от игры реальности с самой с
собой» и поэтому внутренне связано с идеей либерализма. Ли-
берализм, согласно М. Фуко, означает «предоставить реаль-
ности возможность развиваться, развертываться, изменяться в
определенном направлении в соответствии с ее собственны-
ми законами и принципами и в режиме функционирования ее
собственных механизмов»74. Поэтому использование механиз-
мов безопасности становится возможным только в рамках ли-
беральной идеологии.
Таким образом, «под “правительственностью” я имею в
виду, — пишет М. Фуко, — комплекс учреждений, процедур,
исследований и анализов, расчетов и тактик, позволяющих
претворять в жизнь очень специфическую, хотя и сложную
форму власти, основной целью которой является население,
основной формой знания — политическая экономия, а пре-
имущественным техническим инструментом — аппараты
безопасности»75.
Режим правительственности (управление биологическими
и поведенческими параметрами населения с помощью меха-
низмов безопасности на основе политэкономического знания),
по мнению М. Фуко, в итоге утвердился на месте режима су-
веренитета (управление территорией и распределением поли-
тической власти с помощью механизмов дисциплинарности
на основе политического знания). Центробежная природа ме-
ханизмов безопасности способствовала постоянному расши-
рению предметного поля реализации правительственности, в
результате чего во второй половине XX века правительствен-
ность выплеснулась за границы национальных, территориаль-
55
ных государств и стала приобретать глобальный характер. При
этом источниками власти в глобальной правительственности
являются не только и не столько правительства, но и негосу-
дарственные акторы. Идеология неолиберализма, выражаю-
щаяся в децентрализации, дерегулировании и приватизации,
переносит тяжесть глобального управления с государств на
негосударственные акторы, которые и реализуют техноло-
гии правительственности в своих локальных управленческих
практиках76.
Следует отметить, что в англоязычной академической среде
с 1980-х годов возникло нарастающее увлечение проблемати-
кой правительственности, в том числе и в ее глобальном из-
мерении77. Категория правительственности заняла ключевое
место в современных исследованиях политической власти, ре-
жимов, субъективности и политического сопротивления.

1.3.4. Исторические подходы к объяснению

глобального управления

Исторические подходы к объяснению перехода от суверен-

ной к неолиберальной модели глобального управления опира-
ются на исторический анализ трансформации различных пе-
ременных в объяснительных моделях мирового развития. На
первый план здесь выходит историческая социология между-
народных отношений, которая с 1980-х годов набирает попу-
лярность в теории международных отношений78. Дж.  Хобсон
справедливо утверждает, что классические теории междуна-
родных отношений являются по своей природе аисторичны-
ми. Он выделяет два проявления аисторичности классических
теорий: хронофетишизм и темпоцентризм. Хронофетишизм
проявляется в иллюзиях о том, что настоящее есть автоном-
ная, эндогенно конституируемая реальность, независимая и
генетически не связанная с прошлым. Темпоцентризм — это
взгляд на историю с точки зрения настоящего, абсолютизация
настоящего, поиск признаков и характерных черт настоящего в
прошлом, распространение категорий и идеологий настояще-
го на прошлое. Дж.  Хобсон попытался дать этим двум форам
56
аисторизма исчерпывающее определение: «Хронофетишизм
является формой аисторизма, который создает ряд иллюзий,
в которых настоящее предстает автономной, естественной,
спонтанной и неизменяющейся системой с внутренними меха-
низмами воспроизводства, которая с неизбежностью скрывает
процессы, связанные с властью, социальной маргинализацей и
формированием норм, но постоянно воспроизводит настоящее
как имманентную норму изменений. Темпоцентризм есть фор-
ма аисторизма, который создает иллюзию, что все междуна-
родные системы эквивалентны (изоморфны) и воспроизводят
с постоянным ритмом хронофетишизированное черты настоя-
щего, которое парадоксальным образом скрывает специфичес-
кие конститутивные особенности современной международ-
ной системы»79.
Историческая социология международных отношений при-
звана вернуть историю в изучение международных отноше-
ний, связать прошлое, настоящее и будущее в единый времен-
ной континуум и изучать каждое состояние международных
отношений в этом континууме, исходя из характерных черт
современной этому состоянию эпохи. Такие попытки предпри-
нимались и предпринимаются неоднократно. Здесь следует от-
метить таких авторов, как Ч. Тилли, Т. Скокпол, Э. Гидденс,
Т. Манн, К. Поланьи, М. Кастельс. Эти авторы напрямую не
писали о глобальном управлении, однако их объяснение пе-
рехода эпохи из одного состояния в другое, от феодализма к
современности, а затем к постсовременности, позволяет объ-
яснить необходимость возникновения новых форм глобально-
го управления, соответствующих новому состоянию истори-
ческого времени.
К примеру, с точки зрения эволюционного подхода Дж. Мо-
дельски, мировая политика развивается эволюционно, от низ-
шей стадии (отсутствие глобального порядка) к высшей (гло-
бальный порядок на основе единой глобальной организации)80.
Эволюционный принцип развития мировой политики основан
на алгоритме эволюционного отбора, который образует сис-
тему из трех процессов: генерирование, отбор и закрепление
выбранных вариантов. К данному алгоритму прибавляется
57
четвертый процесс, выходящий за рамки классического дарви-
низма, — отбор и закрепление вариантов в процессе сотруд-
ничества. Все четыре процесса синхронно протекают на трех
уровнях: на уровне взаимодействия акторов мировой полити-
ки, на глобально-институциональном уровне и на индивиду-
альном уровне. В соответствии с данным эволюционным алго-
ритмом мировая политика прошла подготовительную стадию
(формирование предпосылок к созданию глобальной органи-
зации), стадию «кристаллизации» (формирование минималь-
ной глобальной организации), проходит стадию отбора (отбор
политической структуры для сформировавшейся глобальной
организации) и должна пройти стадию закрепления (закрепле-
ние отобранной структуры).

1.4. Три образа управления: «кормчий» (иерархия),

«крестьянин» (рынок), «психоаналитик» (диалог)
Б. Джессоп выделяет четыре возможные формы управления
в мировой политике: иерархия, рынок, сеть и солидарность81.
Пожалуй, это исчерпывающий список форм управления, кото-
рый можно редуцировать до двух основных форм: иерархии
и сети. Рынок и солидарность могут рассматриваться как две
сетевые формы. Солидарность при этом является довольно
специфичной формой сетевых отношений, поэтому можно ос-
тановиться на трех вариантах управления: иерархии, рынке/
сети и солидарности.

1.4.1. «Кормчий» (иерархия)

«Управление» как термин этимологически восходит к гре-
ческому слову «κυβερνάω» [kubernáo] (правлю рулем, управ-
ляю). Глагол «κυβερνάω» и производные от него слова часто
встречаются в поэмах Гомера, а также в диалогах Платона.
Сократ в диалоге Платона «Феаг» отождествляет искусство
управления кораблем или колесницей с управлением людь-
ми и государством, используя для этого один и тот же глагол
58
κυβερνάω82. Таким образом, управление изначально мыслилось
как искусство кормчего вести свой корабль к цели, минуя опас-
ности и противостоя непогоде. Правление государством также
изначально представлялось как искусство правителей направ-
лять развитие полиса к достижению всеобщего блага, знани-
ем которого обладают только философы. Лишенные любви
к мудрости могут подменить идею блага, вложив в нее иной
смысл, например, выгоду, удовольствие, власть. «Познаваемые
вещи, — говорит Сократ, — не только могут познаваться лишь
благодаря благу, но оно дает им и бытие, и существование, хотя
само благо не есть существование, оно — за пределами сущес-
твования, превышая его достоинством и силой… Что придает
познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способ-
ностью познавать, это ты и считай идеей блага — причиной
знания и познаваемости истины»83.
Философы, по Сократу, причастны к истинной идее блага
и могут постигать то, что вечно тождественно самому себе,
т.е. способны мыслить мир в его вечных идеальных образах.
Поэтому только философы способны управлять государс-
твом справедливо, так, чтобы всё в нем соответствовали своей
идее.
Рассказ Платона о пещере в диалоге «Государство» является
краеугольным мифом западной политической мысли. Он объ-
ясняет источник политического авторитета. Люди, сидящие в
оковах в пещере, лишенные света, могут видеть только тени
на стенах, отбрасываемые проходящими мимо людьми и слы-
шать только отголоски доносящихся разговоров и звуков. Ли-
шенные непосредственного видения мира, они познают его по
теням и отголоскам. И если кому-то удастся освободиться из
оков и выбраться из пещеры, взору его откроется совсем иной
мир. Философы, благодаря своей любви к мудрости, освобож-
даются от оков восприятия мира в его чувственной, эмпири-
ческой проекции и обретают способность непосредственного
умозрительного знания.
В этой способности, по словам Ханны Арендт, и состоял
источник политической власти. Иными словами, правитель
обладал авторитетом, если управляемые верили в его способ-
59
ность видеть истинное положение дел в государстве и в мире.
При этом в западной политической мысли сфера идей лежала
в прошлом, главным образом, в мифе об образовании Рима.
Истинное понимание политического устройства современного
мира могло быть получено только при способности интерпре-
тировать настоящее с помощью мифа об образовании Рима.
Управление в его западном понимании включает в себя семь
составляющих: актор, или субъект управления (правитель, или
«кормчий»); объект управления (полис, или корабль); автори-
тет (причастность к благу, или умение читать карту и ходить
по компасу); проект, или план (стремление к справедливости,
или стремление к пункту назначения); механизмы управления
(технология управления кораблем или полисом); институты,
благодаря которым процесс управления воспринимается как
осмысленное, упорядоченное действие, и, наконец, ресурсы
управления (формальные и обычные законы, нормы, правила),
позволяющие, актуализировать волю актора согласно проекту.
Описанная выше схема представляет собой иерархический
подход к управлению, основанный на властной асимметрии
между субъектом и объектом управления. Такой подход пред-
полагает наличие разумной интенциональной воли, которая
управляет определенной системой, реагирующей на управле-
ние.
Иерархическое управление является квинтэссенцией при-
нудительного типа власти, т.к. предполагает асимметрию влас-
тных ресурсов акторов. Основанный на прямых интерактив-
ных отношениях, данный тип управления проявляется в не-
посредственном внешнем воздействии на объект управления.

1.4.2. «Крестьянин» (рынок/сеть)

Противоположной является дальневосточная картина мира.

Волевая активность человека в этой картине не поощряется.
Человек должен гармонизировать свою волю с ритмом Все-
ленной. В.С. Степин отмечает, что в китайской культурной
традиции полагалось, что деятельность человека по отноше-
нию к природе не должна носить характер насилия84. В китай-
60
ской культуре человек ассоциировался с образом крестьянина,
а не мореплавателя. «Но крестьянин, если он сделал все, что
положено, вынужден ждать урожая. Одна из притч китайской
философской литературы высмеивает человека из царства
Сун, который проявлял нетерпение и недовольство, глядя, как
медленно растут злаки, и принялся тянуть растения, чтобы за-
ставить их вырасти скорее»85.
Противопоставление силовому и ненасильственному
действию в китайской литературе отражается в терминах вэй
и у-вэй. Недеяние (у-вэй), как отмечает В.С. Степин, озна-
чало не отсутствие какого-либо действия, а такое действие,
которое позволяет природе развиваться собственным путем.
Согласно Лао-Цзы, «если кто-либо хочет овладеть миром и
манипулирует им, того постигнет неудача. Ибо мир — это
священный сосуд, которым нельзя манипулировать. Если же
кто хочет манипулировать им, уничтожит его. Если кто хо-
чет присвоить его, потеряет его». В.С. Степин отмечает, что
принцип у-вэй «в наше время довольно неожиданно начинает
коррелировать с представлениями синергетики о возможных
стратегиях управления сложными самоорганизующимися
системами»86.
Однако следует вспомнить и знаменитый ответ французских
торговцев на вопрос министра финансов Франции убежденно-
го меркантилиста Жана-Баптиста Кольбера о том, чем им мо-
жет помочь государство. «Laissez-nous faire» («Позвольте нам
действовать самостоятельно», пер. с фр.) — ответили они, со-
гласно легенде. Вера классических либералов и современных
либертарианцев в самоорганизацию рынка, благодаря которой
только и возможно, по их мнению, оптимальное распределе-
ние производственных ресурсов в экономике и установление
справедливой цены схожа с верой китайского крестьянина в
плодородие земли. Поэтому принцип у-вей не является чуждой
ценностью в западной культуре.
В данном подходе субъект и объект управления неразличи-
мы. Успех управления зависит от того, насколько полно субъ-
екту удалось слиться с объектом, гармонизировать свои цен-
ности с ценностями управляемой им системы. Хорошо описы-
61
вает данный подход акторно-сетевая теория, в которой субъект
и объект неразличимы.
Инструментом сетевого управления служит диалог — дис-
куссия между равными акторами. Диалог позволяет прийти
к согласию множеству акторов с различными интересами и
идентичностью, но равными властными потенциалами. Сети
представляют собой сложные коммуникативные структуры,
формирующиеся вокруг общих ценностей, которые одновре-
менно обеспечивают единство цели и гибкость ее достиже-
ния за счет высокой адаптируемости сетей к изменяющимся
внешним условиям87. Таким образом, сеть является наиболее
эффективным способом организации в среде, характеризую-
щейся высоким развитием информационных и транспортных
технологий, в связи с ее высокой гибкостью, масштабируемос-
тью и живучестью. Сеть идеальна для выработки и достиже-
ния общих целей в условиях высокой изменчивости внешней
среды. Такая изменчивость характерна для общества постмо-
дерна и постиндустриальной экономики.

1.4.3. «Психоаналитик» (диалог)

В предыдущих двух образах управления отношение в систе-

ме имело субъектно-объектный характер. «Кормчий» и «крес-
тьянин» объективируют все, чем управляют. Принципиально
иной образ управления возникает, когда отношения между
управляющим и управляемым принимают форму субъект-
субъект. В таком случае управление может принять диалоги-
ческую форму, в которой определенные параметры (идентич-
ность, ценности, цели) субъекта управления меняются вслед
за изменениями параметров объекта управления. При таком
взаимодействии сложно даже говорить об управлении, скорее
о направленном соразвитии двух субъектов.
Здесь следует обратиться к творчеству М.М. Бахтина, а
именно, к его теории диалога. В поэтике романов Достоев­
ского исследователь выделил общий структурный принцип
диалога, согласно которому идентичность каждого из героев
романа достигает своей завершенности только в рамках диало-
62
га с другими персонажами, чья идентичность также была от-
крытой до вступления в диалог. Такой диалог «строится не как
целое одного сознания, объектно принявшего в себя другие со-
знания, но как целое взаимодействие нескольких сознаний, из
которых ни одно не стало до конца объектом другого; это вза-
имодействие не дает созерцающему опоры для объективации
всего события по обычному монологическому типу (сюжетно,
лирически или познавательно), делает, следовательно, и созер-
цающего участником»88. Такая трактовка диалогичных отно-
шений позволяет увидеть возможность сохранения различных
культур политического взаимодействия. Более того, кантиан-
ская культура как наиболее прогрессивная с точки зрения ли-
нейной модели может утратить способность существования
без диалогических отношений с локкианской и гоббсовской
культурами, т.к. сама является, по сути, незавершенной мо-
делью. «Быть, — отмечает М.М. Бахтин, — значит общаться
диалогически. Когда диалог кончается, все кончается. Поэто-
му диалог, в сущности, не может и не должен кончиться»89.
Солидарность как основная форма диалогического управ-
ления подразумевает безоговорочное оказание поддержки и
выражается в социальном капитале и доверии. Накапливается
он долго, однако без него невозможно нормальное функцио-
нирование, к примеру, демократических режимов90. Основная
ценность солидарности заключается в переориентации акто-
ров с интересов на ценности. Если в сети актор остается до
тех пор, пока это соответствует его интересам (в ином случае
он может перейти в другую сеть), то солидарность характери-
зуется способностью акторов жертвовать своими интересами
ради поддержания общих для сообщества ценностей, которые
являются продуктом отношений солидарности. Управление на
основе солидарности подразумевает создание сообщества, ко-
торое производит ценности.
Б. Джессоп утверждает, что на уровне мировой политики
вышеперечисленные формы управления приобретают ме-
таформу, реализация которой — задача национальных госу-
дарств. Первая модель метауправления, «метаобмен», состоит
в реорганизации отдельных рынков (земли, труда, капитала,
63
интеллектуальной собственности) и отношений между рынка-
ми путем изменения их институционального дизайна и усло-
вий взаимной кооперации. Примером такого метауправления
служит постепенная реорганизация рынков в соответствии с
нормами неолиберализма: дерегулирование, либерализация,
приватизация, интернационализация и сокращение налогов.
Вторая модель метауправления — «метаорганизация». Объек-
том управления данной модели служит организационная форма
различных институтов мировой политики. В частности, мета-
организационное управление проявляется в реформировании
государственного аппарата в странах Запада по модели «но-
вого публичного управления». Третья модель метауправления,
«метаиерархия», заключается в создании соответствующих
условий для самоорганизации иерархических систем путем
улучшения каналов коммуникаций и переговорных практик
между различными уровнями иерархии. Примером такой мо-
дели метауправления, по мнению Б. Джессопа, служит откры-
тый метод координации», применяемый в ЕС для согласова-
ния, обмена опытом и конвергенции практик реформирования
национальных экономик, систем социального обеспечения, а
также сферы занятости. Четвертая модель метауправления,
«метасолидарность», направлена на создание условий, необхо-
димых для укрепления солидарности на всех уровнях мировой
политики. Примером реализации данного метода управления,
по мнению Б. Джессопа, служат различные политические ини-
циативы в рамках неокоммунитарной логики91.
Встает вопрос: от чего зависит выбор различных образов
управления. Один из возможных ответов, который встречает-
ся в литературе по международной политической экономии и
неоинституциональной экономике, заключается в различении
специфических и неспецифических активов.
Специфические активы — являются результатом специа-
лизированной инвестиции и не могут быть использованы аль-
тернативным образом без существенной потери их стоимости.
О.  Вильямсон различает специфические активы по месту их
расположения (низкая мобильность активов в связи с высоки-
ми издержками их передвижения), физическому составу (фи-
64
зические особенности ресурса), человеческому капиталу (воз-
никает вследствие приобретения работниками навыков, кото-
рые могут быть применены только на данном месте работы),
целям использования (целевые активы являются результатом
инвестиций, направленных на расширение имеющихся произ-
водственных мощностей, предпринимаемое для удовлетворе-
ния спроса конкретного покупателя), уникальности их бренда
(высокие издержки изменения бренда актива) и временным
характеристикам (специфика управления активами, которая
требует от работников соблюдения строгого расписания)92.
Примером специфического актива может служить домен-
ная печь, которая пригодна только для уникального произ-
водственного процесса — выплавки чугуна. Если по каким-то
причинам (экономический кризис, падение спроса на чугун и
т.д.) данный производственный процесс утратит экономичес-
кую целесообразность, переквалифицировать доменную печь
для альтернативного использования практически невозможно.
Утрата производственной ценности инвестиции в специфи-
ческий актив, подобный доменной печи, при альтернативном
его использовании является чрезвычайно высокой.
Инвестиции в специфические активы приводят к формиро-
ванию устойчивой взаимозависимости между контрагентами,
что нарушает принцип рыночной свободы. Инвестор не может
без существенных экономических потерь уйти от этой зави-
симости. Владелец газового трубопровода, к примеру, полно-
стью зависит от поставщика и потребителя газа, так же как и
они зависят от владельца трубопровода. В таких отношениях
первостепенную роль играет не свобода рынка, а долгосроч-
ные обязательства сторон не нарушать взаимной экономичес-
кой безопасности.
Транзакционные издержки экономической деятельности
со специфическими активами могут быть низкими только при
условии иерархического управления такими активами, когда
вышестоящий контрагент гарантирует сохранение долгосроч-
ных обязательств в условиях изменяющейся экономической
конъюнктуры. Как правило, вокруг специфических активов
складываются вертикально интегрированные монополии.
65
 Неспецифические активы — не утрачивают своей ценнос-
ти при использовании их в сочетании с любыми другими акти-
вами или в других формах, их можно покупать и продавать на
свободном рынке, стоимость таких активов легко определяется
рыночными механизмами, а не договоренностями. Примером
здесь могут служить гибкие постфордистские предприятия,
подобные интернет-компаниям. Транзакционные издержки
при расформировании таких активов, их перепрофилирова-
нии или перекомпоновке ничтожны. Сетевая экономика дает
прекрасный пример деятельности, связанной с неспецифичес-
кими активами. Следует, однако, оговориться, что абсолютно
неспецифических активов не бывает. Вопрос всегда о степени
специфики.
Специфические активы составляют основу экономики при
модернизации и индустриализации государства. Тяжелая про-
мышленность, железнодорожное строительство, строитель-
ство заводов и машин — все это транзакции, основанные на
специфических активах. Неспецифические активы формиру-
ют базу постиндустриальной экономики. Информационно-
телекоммуникационные технологии, биотехнологии, сетевой
способ производства — все это части гибкой, постфордист-
ской, постиндустриальной экономики.
Ф.  Керни убедительно доказывает, что если определен-
ная деятельность или отрасль производства характеризуется
специфическими активами, то прямое государственное вме-
шательство в нее в форме государственной собственности,
прямого контроля, субсидий или в форме традиционного руч-
ного управления, скорее всего, будут иметь более эффектив-
ные результаты, чем приватизация и рыночное управление
такими активами, что, вероятнее всего, приведет к монопо-
листическому или оппортунистическому поведению частных
собственников специфических активов. С другой стороны,
если экономическая деятельность или отрасль производства
характеризуется неспецифическими активами, то лучше все-
го управлять ими опосредованно через установление общих,
ориентированных на процесс, а не на результат правил для
рыночных транзакций, через обеспечение прозрачности це-
66

Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)

нообразования и предотвращение противозаконного поведе-
ния частных контрагентов93.
Солидарное управление, напротив, необходимо там, где
важен не результат, но повышение легитимности управления.
Р. Хиггот и Е. Эрман называют такую форму управления де-
либеративным управлением94. Основная идея делиберативной
демократии сводится к тезису о том, что участие граждан в
управлении обеспечивается их участием в обсуждении прини-
маемых решений и тем самым управление в таких режимах
становится легитимным. Иными словами, демократичность
системы пропорциональна ее информационной открытости.
Ю. Хабермас отмечает, что легитимно не то решение, которое
выражает якобы уже сформированную волю народа, но то, в
обсуждении которого приняло участие наибольшее количес-
тво граждан95. Несомненно, что использование делибератив-
ных институтов в глобальном управлении также повышает его
легитимность. Основная задача делиберативного управления,
согласно Р. Хигготу и Е. Эрману, состоит в обеспечении про-
цедурной справедливости при структурировании переговоров
и дискуссий с участием всех заинтересованных, потенциально
всех представителей зарождающегося глобального гражданс-
кого общества.

1.5. Легитимность глобального управления

Вопрос обеспечения легитимности глобального управле-
ния является одним из наиболее ключевых. Модель глобаль-
ного управления, построенная на Уставе ООН, обладает уни-
кальной легитимностью ООН. Основана она на легитимности
суверенного национального государства. ООН по-прежнему
сохраняет эту уникальную легитимность, иначе нельзя объ-
яснить стремления великих держав даже задним числом по-
лучить санкцию СБ ООН на проведение различных междуна-
родных операций. Негативное влияние на легитимность ООН
оказывают различного рода коррупционные скандалы, а также
частые примеры неспособности осуществлять глобальное уп-
равление, опираясь исключительно на букву устава ООН.
67
 Гораздо больше вопросов о легитимности возникает у тео-
ретиков к складывающейся системе глобального управления,
которая включает в себя и государства, и негосударственные
акторы, режимы, институты. Р. Грант и Р. Кохэйн постарались
показать, что легитимация данной системы не только возмож-
на, она существует в форме различной степени демократичес-
кой подотчетности деятельности различных ее акторов96. Опи-
раясь на широкий пласт классических теорий демократии и
ответственного управления, исследователи вывели две формы
подотчетности, основанные на различных принципах легити-
мации политической власти: партиципаторная подотчетность
и делегационная подотчетность (см. таблицу 2). В первом слу-
чае политические акторы подотчетны тем, на кого влияет их
деятельность. Во втором случае политические акторы отвеча-
ют за свою деятельность перед теми, кто делегировал им влас-
тные полномочия. Внутри государства обе формы совпадают,
т. к. общество выполняет сразу две роли — наделяет прави-
тельство авторитетом и несет на себе последствия принима-
емых им решений. В мировой политике эти две функции вы-
полняют, как правило, различные социумы. К примеру, кому
должен быть подотчетен Всемирный банк — правительствам
государств, которые вкладывают в него деньги и наделяют
властными полномочиями, или обществам беднейших стран,
которые получают от банка помощь и советы?
Р. Грант и Р. Кохэйн выделили семь основных механизмов
контроля над деятельностью акторов мировой политики, как
негосударственных, так и государственных97.
Таблица 2
Механизмы контроля
Форма Делегационная Партиципаторная
подотчетности

Механизмы Иерархия, курирование, Рынок, взаимный

предотвращения фискальный контроль, контроль равных
злоупотреблений международное право акторов, репутация в
властью общественном мнении

68
 1
Rajhi Kothari, On Human Governance, Alternatives, 12 (1987), p. 277.
2
Buzan B. From International to World Society?English School Theory and
the Social Structure of Globalisation.Cambridge Univ. Press, 2004.
3
Ruggie  J. Reconstituting the Global Public Domain-Issues, Actors, and
Practices // European Journal of International Relations. 2004. Vol.  10, No.  4.
P.  499–531.
4
См.: Лебедева М.М. Такие разные государства / М.М. Лебедева // «При-
ватизация» мировой политики: локальные действия – глобальные результаты /
под ред. М.М. Лебедевой. — М.: Голден-Би, 2008. — С. 91–98.
5
См.: Мельвиль  А.Ю. Разбегающаяся политическая вселенная // Эк-
сперт 2006, №  9  (503). http://www.expert.ru/printissues/expert/2006/09/
razbegayuschaiyasya_politicheskaya_vselennaya/
6
См. Метаморфозы мировой политики: коллективн. монография / под
общ. ред. М.М. Лебедевой. М.: МГИМО-Университет, 2012.
7
Weiss T. Governance, Good Governance and Global Governance: Conceptual
and Actual Challenges // Third World Quarterly. 2000. Vol 21, No 5. P. 795–814.
8
Finkelstein L. What is Global Governance // Global Governance. 1995.
Vol.  1. P. 369
9
The Commission on Global Governance, Our Global Neighborhood, Oxford
University Press, 1995. P. 4.
10
См.: Weiss  T. Governance, Good Governance and Global Governance:
Conceptual and Actual Challenges // Third World Quarterly. 2000. Vol 21., No 5.
P.  797.
11
См.: Барабанов О.Н. История мировой политики. Эпоха Древнего мира.
М.: МГИМО-Университет, 2007.
12
См.: Independent Commission on International Development Issues. North-
South: A programme for survival. London: Pan Books. 1980.
13
См.: Augelli E., Murphy C. America’s Quest for Supremacy and the Third
World. London. 1988. P.184.
14
См.: Accelerated Development in Sub-Saharan Africa: An Agenda for Action
/ World Bank. Washington, DC: World Bank, 1981.
15
Weiss T. Governance, Good Governance and Global Governance: Conceptual
and Actual Challenges // Third World Quarterly. 2000. Vol. 21, No. 5. P. 795–814.
16
Rosenau  J. Towards an Ontology for Global Governance // Approaches to
Global Governance Theory / ed. by Hewson, Siclair. P. 296.
17
Цит. по Weiss T. Governance, Good Governance and Global Governance:
Conceptual and Actual Challenges // Third World Quarterly. 2000. Vol 21, No 5.
P.  801.
18
См.: Войтоловский Ф.Г. Идеология «глобального управления»: от уто-
пий к практике // Международная жизнь. 2011. № 9–10.
19
См.: Approaches to Global Governance Theory /ed. by M.  Hewson,
T.  Sinclair. State of New York University press, 1999.
20
См.: Our Global Neighborhood.Report of the Commission on Global
Governance. Oxford University Press, 1995 // http://www.sovereignty.net/p/gov/
ogn-front.html

69
 21
Управление / ООН // https://www.un.org/ru/globalissues/governance/
22
Управление / ООН // https://www.un.org/ru/globalissues/governance/
23
См.: Cerny Ph. Globalization and the Changing logic of Collective Action //
International Organization. 1995. Vol. 49. № 4. P. 595.
24
Rosenau J. Governance in the Twenty-first Century // Global Governance.
1995. Vol. 1, №. 1. P. 13.
25
Ibid.
26
См.: Dingwerth K., Pattberg Ph. Global Governance as a Perspective on
World Politics // Global Governance. 2006. Vol. 12. P. 185–203.
27
См.: Bull H. The Anarchical Society / H. Bull.– Columbia Univ. Press,
1995.
28
См.: Ikenberry  J. After Victory.Stratigic Restraint and the Rebuilding of
Order after Major Wars / J. Ikenberry.– Princeton Univ. Press, 2001.
29
См.: Drezner D. All Politics are Global: Explaining International Regulatory
Regimes / D. Drezner. — Princeton Univ. Press, 2008.
30
См. Buzan B. From International to World Society?English School Theory
and the Social Structure of Globalisation.CambridgeUniv.Press, 2004.
31
См. Jackson P. Hegel’s House, or ‘People are states too’ // Review of
International Studies. 2004. № 30. P. 281–287.
32
См. Боришполец К.П. Национальное измерение глобального мира. М.:
Навона, 2009. С. 150–162.
33
Барабанов О.Н. Проблематика глобального управления в мировой по-
литике // Т. 9. Перспективы надгосударственного управления в глобальном и
региональном масштабе / под ред. О.Н. Барабанова. Пространство и время в
мировой политике и международных отношениях : материалы 4-го Конвента
РАМИ. В 10 т. / под ред. А.Ю. Мельвиля ; Рос. ассоциация междунар. исследо-
ваний. – М. : МГИМО-Университет, 2007. С. 13–14.
34
См. Slaughter A.-M. A New World Order.Princeton Univ. Press, 2004.
35
См. Complexity in World Politics: Concepts and Methods of a New Paradigm
/ ed. by Neil E. Harrison. – State University of New York Press, 2006.
36
См.: Ruggie  J. Territoriality and Beyond: Problematizing Modernity in
International Relations // International Organization. 1993. Vol. 47, № 1. P. 139–
174.
37
См. Николис Г., Пригожин И. Познание сложного. — М.: Мир, 1990.
38
См.: Complexity in World Politics: Concepts and Methods of a New Paradigm
/ ed. by Neil E. Harrison. – State University of New York Press, 2006.
39
См.: Kavalski  E. The Fifth Debate and The Emergence of Complex
International Relations Theory: Notes On The Application of Complexity Theory
to The Study of International Life // Cambridge Review of International Affairs. —
Sept. 2007. — Vol. 20, No. 3. — P. 435–454.
40
Miller  J., Page  S. Complex Adaptive Systems. An Introduction To
Computational Models of Social Life. — Princeton Univ. Press, 2007.
41
См.: Complexity in World Politics: Concepts and Methods of a New Paradigm
/ ed. by Neil E. Harrison. – State University of New York Press, 2006.
42
См.: Ларионова М.В. Открытый метод координации как рабочий метод
управления интеграционными процессами в образовании // Вестник междуна-
родных организаций. 2007. № 2 (10). С. 6–12.

70
 43
См.: Piattoni  S. The Theory of Multi-level Governance.Conceptual,
Empirical, and Normative Challenges. Oxford Univ. Press, 2010.
44
См.: Presidency Conclusions. Council of the EU: Lisbon European Council.
23–24 March 2000. P. 37–40.
45
Presidency Conclusions. Council of the EU: Lisbon European Council. 23–
24 March 2000. P. 37. Цит. по: Ларионова М.В. Открытый метод координации
как рабочий метод управления интеграционными процессами в образовании //
Вестник международных организаций. 2007. № 2 (10). С. 6.
46
Ларионова М.В. Открытый метод координации как рабочий метод уп-
равления интеграционными процессами в образовании // Вестник международ-
ных организаций. 2007. № 2 (10). С. 6.
47
См.: Earnest  D., Rosenau  J. Signifying Nothing? What Complex Systems
Theory Can and Cannot Tell Us about Global Politics // Complexity in World
Politics. Concepts and Methods of a New Paradigm / ed. by Neil E. Harrison.State
University of New York Press, 2006. P. 143–164.
48
Шекспир  У. Макбет. Ч. 5, сцена 5 // URL: http://lib.ru/SHAKESPEARE/
mcbeth4.txt
49
См.: Williamson O. The Economic Institutions of Capitalism. Free Press,
1985.
50
См.: North D. Structure and Change in Economic History. Norton 1981;
North D. Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Cambridge
Univ. Press, 1990.
51
См.: Olson  M. The Logic of Collective Action.Harvard Univ. Press, 1965.
52
Gilpin  R. A realist perspective on international governance // Governing
Globalization: Power, Authority and Global Governance / D. Held, A. McGrew
(eds.). PolityPress, 2002.P. 237.
53
См.: Афонцев  С.А. Политические рынки и экономическая политика. М.:
КомКнига, 2010. С. 269–271.
54
См.: Gilpin R. The Political Economy of International Relations.Princeton
Univ. Press, 1987. P. 72–73.
55
Polanyi K. The Great Transformation: The Political and Economic Origins of
Our Time. Beacon Press, 2001. P. 73.
56
См.: Keohane R., Nye J. Introduction // Governance in a Globalazing World
/ J. Nye, J. Donahue (eds.). Brookings Institution Press, 2000. P. 19.
57
См.: Keohane R., Nye J. Introduction // Governance in a Globalazing World
/ J. Nye, J. Donahue (eds.). Brookings Institution Press, 2000. P. 14.
58
См. Keohane R. After Hegemony: Cooperation and Discord in the World
Political Economy. Princeton Univ. Press, 1984.
59
См.: Keohane R. Governance in a Partially Globalized World «Presidential
Address», «American Political Science Association, 2000» // The American Political
Science Review. 2001. Vol. 95, No. 1. P. 1–13.
60
См.: Бек У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемир-
но-политическая экономия. — Прогресс-Традиция, 2007.
61
См.: Hayek F.A. The Constitution of Liberty. – University of Chicago Press,
1960; Friedman M. Capitalism and Freedom. – University of Chicago Press, 1962;
Buchanan J. Federalism as an Ideal Political Order and an Object for Constitutional
Reform // Publius: The Journal of Federalism. — 1995. — Vol. 25, №. 2. — P. 1–9.

71
 62
См.: Weingast B. The Economic Role of Political Institutions: Market-
Preserving Federalism and Economic Development // Journal of Law, Economics,
&Organization. — 1995. — Vol. 11, no.1. — P. 1–31.
63
Бек У. Власть и ее оппоненты в эпоху глобализма. Новая всемирно-по-
литическая экономия / У. Бек. – М.: Прогресс-Традиция, 2007. — С. 221.
64
См.: Callinicos  A. Marxism and Global Governance // Governing
Globalization: Power, Authority, and Global Governance / D. Held, A. McGrew
(eds.). Polity, 2002.
65
См.: Finnemore M. National Interests in International Society. Cornell Univ.
Press, 1996. P. 131–135.
66
См.: Wendt A. Social Theory of International Politics. Cambridge Univ.
Press, 1999.
67
См.: Фуко М. Правительственность // Логос. 2003. № 4–5 (39). С. 4–22.
68
См.: Neoliberal Hegemony. A Global Critique / ed. by D. Plehwe, B. Walpen,
G. Neunhoeffer. Routledge, 2006.
69
См.: De La Mothe Le Vayer (F.), La Géographie et la Morale du Prince,
Paris, Courbé, 1651; L`OEconomique du Prince, 1653; La Politique du Prince, Paris,
Courbé, 1653. Цит. по Фуко М. Правительственность (идея государственного
интереса и его генезис) / М. Фуко // Логос. 2003. Т. 39, № 4–5. С. 9.
70
Фуко  М. Правительственность (идея государственного интереса и его
генезис) / М. Фуко // Логос. 2003. Т. 39, № 4–5. С. 9.
71
См.: Фуко  М. Безопасность, территория, население. СПб., 2011. — С.  75.
72
Там же. С. 75–76.
73
Там же. С. 74.
74
Там же. С. 76.
75
Фуко М. Правительственность (идея государственного интереса и его
генезис) / М. Фуко // Логос. 2003. Т. 39, № 4–5. С. 20.
76
См.: Lipschutz R.D., Rowe J.K. Globalization, Governmentality and Global
Politics. Regulation for the rest of us? Routledge, 2005. P. 13.
77
См.: The Foucault Effect: Studies in Governmentality / ed by G. Burchell,
C. Gordon, and P. Miller. University of Chicago Press, 1991; Foucault and Political
Reason: Liberalism, Neo-liberalism, and Rationalities of Government / ed. by
A.  Barry, T.  Osborne and N.  Rose. University of Chicago Press 1996; Global
Governmentality.Governing International Spaces / ed. by W. Larner, W. Walters.
Routledge, 2004.
78
См.: Historical Sociology of International Relations / ed. by S. Hobden,
J.M.  Hobson.Cambridge Univ. Press, 2002.
79
Hobson J.M. What at Stake in ‘Bringing Historical Sociology back into
International Relations’. Transcending ‘Chronofetishim’ and ‘Tempocentrism’ in
International Relations // Historical Sociology of International Relations / ed. by
S.  Hobden, J.M. Hobson. Cambridge Univ. Press, 2002. P. 12.
80
Cм.: Modelski J. Long Cycles in World Politics. University of Washington
Press, 1987.
81
См.: Jessop B. From Governance to Governance Failure and from Multi-level
Governance to Multi-scalar Meta-governance / B. Jessop // The Disoriented States:
Shifts in Governmentality, Territoriality and Governance / B.  Arts, A.  Lagendijk,
H.  van Houtum (eds.). — Springer, 2009. — P. 79–98.

72
 82
См.: Платон. Феаг // URL: http://www.nsu.ru/classics/bibliotheca/plato01/
feag.htm
83
Платон. Государство // http://lib.ru/POEEAST/PLATO/gosudarstvo.txt
84
См.: Степин В.С. Философия науки: общие проблемы. М.: Гардарики,
2006. С. 371.
85
Ниддам Дж. Общество и наука на Востоке и на Западе // Наука о науке.
М., 1966. С. 159–160.
86
Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы. М.: Гардарики, 2006.
С. 371.
87
См.: Castells M. The Communication Power / M. Castells. — Oxford Univ.
Press, 2009. — P. 21.
88
Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М. 1963. — С. 10.
89
Там же. С. 150.
90
См.: Фукуяма Ф. Доверие. Социальные добродетели и путь к процвета-
нию / Ф. Фукуяма. — М.: АСТ, 2004.
91
См.: Etzioni A. From Empire to Community: A New Approach to International
Relations / A. Etzioni. – Palgrave Macmillan, 2004.
92
См.: Williamson O.E. The Mechanisms of Governance / O.E. Williamson. —
Oxford Univ. Press, 1996. — P. 105–106.
93
См.: Cerny Ph. Rethinking World Politics / Ph. Cerny. — Oxford Univ.
Press, 2010. — P. 58.
94
См.: Higgot R., Erman E. Deliberative Global Governance and the Question
of Legitimacy: What Can We Learn from the WTO? // Review of International
Studies. 2010. Vol. 36. P. 449–470.
95
Хабермас Ю. Демократия, разум, нравственность: пер. с нем. М.: Наука,
1992. С. 195.
96
См.: Grant R., Keohane R. Accountability and Abuses of Power in World
Politics // American Political Science Review. — 2005. — Vol. 99, no. 1. — P.  29–
43.
97
Там же.
 Часть 2. Управление
трансформирующейся
политической системой мира

2.1. Политическая организация мира:

система международных отношений
и политическая система мира

2.1.1. Система международных отношений

после окончания холодной войны
в глобальном управлении

2.1.1.1. Государства-лидеры в системе международных

отношений
Государство является ключевым актором политической ор-
ганизации современного мира. В отношении данного тезиса
практически нет разногласий. Но степень влияния государств
на мировые политические процессы оказывается различной.
Крупнейшие войны всегда приводили к значительной пе-
рестройке системы международных (межгосударственных)
отношений: прежде всего, менялись государства-лидеры, из-
менялся баланс сил, нередко появлялись структуры, предна-
значение которых заключалось в стабилизации сложившегося
порядка, предотвращении новых войн и переделов. Так было,
например, после окончания наполеоновских войн, в результа-
те чего была сформирована европейская межгосударственная
система, получившая название «Европейского концерта». Но
все системы международных отношений до ХХ в. ограничи-
вались Европой.
74
 Системы международных отношений в XVII — второй по-
ловине XX в.
В начале ХХ в. веке впервые система межгосударственных
отношений вышла за пределы одного континента и стала ох-
ватывать весь мир. После Первой мировой войны была созда-
на Версальско-Вашингтонская (межвоенная) система между-
народных отношений. Именно Вашингтонская конференция
1921–1922  гг. завершила подведение итогов Первой мировой
войны и фактически впервые заложила основы мировой сис-
темы межгосударственных отношений. При формировании
Версальско-Вашингтонской системы предпринимается первая
попытка сделать управление в международных отношениях
общемировым, или глобальным. Появился и первый институт
глобального управления — Лига наций — первая международ-
ная организация, имеющая множественность целей (цели охва-
тывали различные сферы взаимоотношений) и множественное
членство, не ограниченное какой-либо сферой или регионом.
Разумеется, не все страны были охвачены Лигой Наций. Не-
которые ведущие государства оказались за ее пределами. Дан-
ный факт нередко рассматривается как одна из причин того,
что мир оказался ввергнут во Вторую мировую войну. Если го-
ворить о территории, то вообще большая часть земного шара
не вошла в Лигу Наций, оставаясь колониями.
После Второй мировой войны была сформирована новая
система межгосударственных отношений (послевоенная, или
Ялтинско-Потсдамская) во главе со странами-победительни-
цами, которая несколько позднее трансформировалась в бипо-
лярную систему. ООН по итогам Второй мировой войны стала
новым ведущим институтом глобального управления, который,
как и Лига Наций, ориентирован на множественность целей и
множественное членство.

Окончание холодной войны. Постбиполярная система меж-

дународных отношений
Окончание холодной войны привело к распаду биполярной
системы, но не исчезновению самой Ялтинско-Потсдамской
системы, заложенной соответствующими договорами. Между-
75
народные институты, прежде всего ООН, продолжали и про-
должают действовать. Более того, за время, прошедшее с окон-
чания Второй мировой войны, они претерпели значительное
развитие: усложнились, сформировали целый инструментарий
международного регулирования.
Исследователи мало внимания обращают на данный факт,
обычно лишь подчеркивая сам распад биполярной системы.
При этом нередко забывается, что биполярность не была из-
начально заложенной в систему международных отношений,
сформированную после Второй мировой войны.
В то же время проблемы с современной системой между-
народных отношений существует. В.Г. Барановский справед-
ливо отмечает, что система международных отношений оказа-
лась разбалансированной после окончания холодной войны и
ее выходом из биполярного состояния1. В чем причины такой
расбалансировки?
Первая из них касается того, что система международных
отношений после Второй мировой войны была изначально
многополярной, хотя эта многополярность и ограничивалась
государствами-победителями, представляя собой своего рода
«клубную многополярность». Эти же государства стали и го-
сударствами-лидерами в послевоенном мире. На первых эта-
пах такое ограничение лидерства было, по всей вероятности,
оправданным, в том числе и по идеологическим мотивам, что-
бы не допустить возрождения фашизма2.
Попытки США действовать в одностороннем порядке на
международной арене после окончания холодной войны по
своей сути противоречили основам существующей систе-
мы международных отношений. По проблеме американского
унилатерализма прошла огромная дискуссия среди политиков
и исследователей. Вряд ли целесообразно останавливаться в
данном случае даже на ее основных моментах. Важно лишь
подчеркнуть, что унилатерализм оказывается в целом несов-
местимым с межгосударственным устройством мира, нашед-
шим отражение в Уставе ООН и ее структуре.
В конце ХХ в. возникла еще одна проблема с системой
международных отношений, что связано с ее «клубной много-
76
полярностью», или «ограниченной многополярностью». При-
нцип «ограниченной многополярности» использовался при
создании важнейшего органа ООН — Совета Безопасности,
где пять постоянных членов имеют право вето.
Послевоенное развитие Германии, Италии и Японии позво-
лило им выйти в число передовых экономик мира. Их полити-
ческое влияние выразилось в целом ряде фактов, в частности
и в том, что эти страны являются членами Группы восьми и
Группы двадцати. Должно ли возросшее политическое вли-
яние этих государств найти отражение в рамках ООН, в том
числе и в Совете Безопасности?
Одновременно и другие страны достигли успехов на регио-
нальном и глобальном уровнях. Так, Индия является крупней-
шей страной Азии, развивающейся быстрыми темпами; значи-
тельный прогресс демонстрируют африканские государства,
такие как ЮАР, Нигерия; в Латинской Америке Бразилия ста-
новится локомотивом развития. Социальный и экономический
потенциал этих и других стран заставляет их ставить вопрос
о своей присутствии в Совете Безопасности ООН в качестве
постоянных членов. В середине 2000-х гг. Индия, Бразилия,
Германия, Япония официально выступили с заявлением о сво-
ем намерении стать постоянными членами СБ. Подобные же
стремления высказали и другие страны, в числе которых Ин-
донезия, ЮАР и др.
Предлагаются различные варианты реформы Совета Безо-
пасности ООН. В том числе с планами реформы СБ выступал
Кофи Аннан в свою бытность Генеральным секретарем ООН.
Согласно его докладу 2005 г. «При большей свободе: к разви-
тию, безопасности и правам человека для всех», возможны две
модели реформирования СБ ООН, которые предусмаривают
расширение Совета Безопасности до 24 членов, но в одном
случае это происходит за счет увеличения постоянных членов
СБ на 6 новых членов, но без права вето, а непостоянных в об-
щей сложности до — 13, а в другом — за счет создания новой
категории из восьми мест на четырехлетний возобновляемый
срок и одного дополнительного места непостоянного члена на
двухлетний срок3.
77
 Рассматриваются и другие варианты реформы СБ ООН, в
том числе обсуждается идея отмены права вето и т.п. Тем не
менее пока вопрос остается открытым. Если же он будет ре-
шен, то это будет означать действительную перестройку сис-
темы международных отношений. Тот аргумент, что и ранее,
в 1963  г., проводилось расширение численности СБ ООН,
поэтому ничего нового здесь нет, вряд ли является сильным,
поскольку увеличение тогда числа непостоянных членов СБ
с 6 до 10 не затронуло принципиальных основ Совета Безо-
пасности.
Реакция различных государств на возможное расширение
количества членов СБ ООН неоднозначная. С одной стороны,
многие соглашаются, что мир сильно изменился с момента
создания ООН и это требует реформы Совета Безопасности.
С другой стороны, подобная реформа влечет за собой мини-
мум два следствия. Во-первых, расширение числа постоянных
членов СБ, даже без предоставления им права вето, затруднит
процесс принятия решения, поскольку осложнит поиск кон-
сенсуса. Особенно остро данная проблема будет проявляться в
моменты кризисных ситуаций, требующих быстрых решений.
Во-вторых, нет очевидного критерия, на основании которого
могло бы произойти принятие тех или иных стран в качест-
ве постоянных членов СБ. Более того, нередко другие стра-
ны выдвигают возражения против конкретных кандидатов.
Например, Пакистан против придания Индии такого статуса,
Аргентина и Мексика видят проблему в том, что португало-
говорящая страна Бразилия будет представлять в основном
испаноговорящую Латинскую Америку. Подобных сомнений
и возражений в отношении тех или иных стран много, и это
также усложняет процесс поиска решения.
Дискуссия в связи с реформой Совета Безопасности ООН
хорошо иллюстрирует тот факт, что современную систему
международных отношений сложно ограничивать только не-
большой группой государств-лидеров, как было ранее. Про-
блема усугубляется тем, что стран-нелидеров сегодня оказы-
вается не просто большинство (так было всегда): отношение
количества государств-нелидеров к числу государств-лидеров
78
сегодня составляет более 20, т.е. «ведомых» становится слиш-
ком много.
Следует отметить, что «ограниченная многополярность»,
о которой шла речь, вовсе не распространяется на все сферы
международной деятельности. Проявляясь в сфере безопас-
ности, пожалуй, наиболее отчетливо, «ограниченная много-
полярность» в меньшей степени затрагивает сферу экономики
(хотя и в этой области можно обнаружить факты доминирова-
ния, прежде всего США). На мировой арене с очевидностью
формируются новые экономические центры силы — Китай,
Юго-Восточная Азия, Латинская Америка.
И здесь мы сталкиваемся со второй проблемой современной
системы международных отношений: расслоением и дробле-
нием ресурсного потенциала. Ранее ресурс принадлежал госу-
дарству и представлял собой некий слитый воедино комплекс
военно-политического, экономического, социально-гумани-
тарного и идеологического потенциалов. При этом военно-по-
литический потенциал играл ключевую роль.
Начиная со второй половине ХХ столетия каждая из частей
этого комплекса начинает приобретать самостоятельное зна-
чение и, более того, - дробится на мелкие составляющие. Гер-
мания и Япония продемонстрировали, как можно стать поли-
тически влиятельными без значимого военно-политического
потенциала. Конечно, безопасность этих государств обеспечи-
валась извне, но эти государства смогли сконцентрироваться
на развитии экономики (но теоретически могли бы этого не
делать, паразитируя на предоставленных возможностях). В
результате Германия и Япония стали сильнейшими экономи-
ческими центрами мира, а за счет этого и политически влия-
тельными.
Энергетическая составляющая экономики приобрела само-
стоятельную ценность в ХХ в. в 70-х гг., когда во время энер-
гетического кризиса страны ОПЕК оказались не только в эко-
номическом выигрыше (им удалось поднять цены на нефть в
мире), но и политически влиятельными, усадив за стол перего-
воров ведущее государство — США. Энергетика вновь стано-
вится важным фактором мировой политики в ХХI столетии.
79
 Дробление ресурсного потенциала с очевидностью ведет
к возникновению новых центров. Во второй половине ХХ в.
мир оказался свидетелем бурного экономического роста так
называемых «азиатских тигров». Сингапур, Тайвань, Гонконг,
Южная Корея за относительно короткое время сделали скачок
в своем развитии, специализируясь на новейших технологиях.
По-видимому, процесс дробления ресурсного потенциала
и формирования новых центров будет продолжаться. И здесь
следует обратить внимание на следующий момент. Важность
военно-политического и экономического потенциалов не сни-
жается, но одновременно возрастает роль социально-гума-
нитарного потенциала, в числе массовой культуры. Для Дж.
Ная массовая культура стала инструментом «мягкой силы»,
который позволяет США выступать лидером на мировой аре-
не106. Согласно Р. Бергеру и С. Хантингтону, массовая культу-
ра наряду с бизнес-культурой, культурой интеллектуальной
элиты (для Дж. Ная эти три группы объединены фактически в
одну — «массовая культура») и религиозными направлениями
составляют пути распространения глобализации5.
Значимым компонентом социально-гуманитарного потен-
циала становится высшее образование. Так, Австралия, а за
ней и Новая Зеландия все в больше степени делают упор на
развитии образования, широко предоставляя образовательные
услуги иностранным студентам, прежде всего из АТР, и выходя
на передовые позиции в мире по этим показателям. В настоя-
щее время наибольшее число иностранных студентов у США.
В 2000/2001 учебном году они принимали на учебу 547,8 тыс.
иностранных студентов6, а в 2006/2007 г. — 595,874 тыс. уча-
щихся из-за рубежа, что составило 20% всех иностранных
студентов в мире7. Однако если принять во внимание долю
иностранных студентов в общем числе студентов в стране, то
для США этот показатель составит всего 3%, в то время как
для Австралии — 17%. В Австралии обучаются 6% всех ино­
странных студентов мира. В результате еще в середине 1990-х
Австралия по ряду показателей вошла в пятерку стран, лиди-
рующих по интернационализации высшего образования8, а в
настоящее время доходы от обучения зарубежных студентов
80
занимают четвертое место в экспорте страны, уступаю лишь
углю, железной руде и золоту9.
Пока эффект от предоставления образовательных услуг
Австралии не столь очевиден (если не считать поступлений от
оплаты обучения иностранцев), да и о формировании центра
говорить пока рано. Но влияние «мягкой силы» в области об-
разования проявится через 15–20 лет, когда бывшие выпускни-
ки австралийских вузов займут ключевые позиции в политике,
экономике, культуре.
Сходные процессы можно наблюдать в области междуна-
родного сотрудничества борьбы с голодом и болезнями10.
В целом, представляется, что социально-гуманитарная сфе-
ра в будущем будет развиваться особенно бурно. Причины, по
крайней мере, две. Первая связана с тем, что военно-полити-
ческая сфера во многом достигла пределов своих возможнос-
тей. Гонка вооружений перестает быть действенным средством
устрашения, поскольку применение оружия (даже обычных
вооружений) влечет за собой весьма опасные последствия.
Путь, связанный с развитием высокоточного оружия, также
имеет ограничения: при взаимодействии с архаичными сред­
ствами ведения войны преимущества высокоточного оружия
не всегда очевидны11.
Вторая причина обусловлена тем, что использование по-
литико-экономической сферы для оказания влияния в мире
оказывается многим государствам и негосударственным ак-
торам не под силу. Социально-гуманитарная же область не
обязательно требует больших затрат, а современные средства
массовой информации быстро делают различные идеи широ-
кодоступными.
Следует подчеркнуть, что в целом воздействие социаль-
но-гуманитарного ресурса, в отличие от военного и даже эко-
номического ресурсов влияния, оказывается в значительной
степени «отсроченным». Его результаты в настоящее время не
очевидны, однако в будущем, при смене поколений, могут ока-
заться решающими.
Фиксирование тенденции дробления ресурсного потенциала
нашло отражение в Концепции внешней политики Российской
81
Федерации 2008 г., где говорится: «На передний план в качес-
тве главных факторов влияния государств на международную
политику, наряду с военной мощью, выдвигаются экономи-
ческие, научно-технические, экологические, демографичес-
кие и информационные. Все большее значение приобретают:
уровень защищенности интересов личности, общества и го-
сударства; духовное и интеллектуальное развитие населения;
рост его благосостояния; сбалансированность образователь-
ных, научных и производственных ресурсов; в целом уровень
инвестиций в человека; эффективное использование механиз-
мов регулирования мировых рынков товаров и услуг, дивер-
сификации экономических связей; сравнительные преимущес-
тва государств в интеграционных процессах. Экономическая
взаимозависимость государств становится одним из ключевых
факторов поддержания международной стабильности»12.
Кроме дробления ресурсного потенциала, во второй поло-
вине ХХ столетия проявилась еще одна важная тенденция, на
которую впервые обратила внимание С. Стрэндж. Она предло-
жила различать относительную мощь государства, связанную
с возможностью непосредственного воздействия на других, и
структурную мощь, под которой понимается способность со-
здавать нормы и правила, по которым действуют остальные13.
Обладание структурной мощью позволяет косвенно воздейс-
твовать на внешний мир. При этом С. Стрэндж видит будущее
в развитии структурной мощи. Это означает, что и новые цент-
ры могут возникать на основе структурного потенциала.
Если происходит дробление ресурсов, усиление возможнос-
тей структурного воздействия и формирование новых центров,
то не приведет ли это к тому, что соперничество центров влия-
ния породит новые конфликты и противостояния? Отвечая на
этот вопрос, следует обратить внимание на четко прослежива-
ющуюся тенденцию взаимозависимости в мировом развитии.
Данная тенденция обусловлена тем, что дробление ресур-
сного потенциала ведет не только к созданию новых центров,
но и к тому, что эти центры нуждаются друг в друге; они обме-
ниваются продуктами своей деятельности, становятся связан-
ными и поэтому зависимыми друг от друга. На этот процесс
82
обращает внимание Е.М. Примаков. Он пишет, что «реальную
картину сегодняшнего мира создает диалектика между скла-
дывающейся многополярностью и взаимозависимостью обра-
зующихся центров мировой системы. Взаимозависимость этих
центров усиливается в результате потребности вовлечения всех
мировых полюсов в противодействие новым опасностям и вы-
зовам, в первую очередь распространению ядерного оружия,
международному терроризму, региональным конфликтам»14.
Кроме того, «специализация» государств на том или ином
ресурсе — а охватить все ресурсы будет не под силу ни одно-
му государству или другому актору — означает, что им также
придется «обмениваться» своими ресурсами, а следовательно,
сотрудничать. Дж. Най отмечает, что в силовой сфере США
доминируют. Однако уже в экономике существуют три основ-
ных центра: США, Западная Европа и Япония. Еще большее
разнообразие возникает в сфере культуры и идеологии15.

2.1.1.2. Межправительственные организации в системе

международных отношений
Межправительственные организации во второй половине
ХХ столетия
Межправительственные организации (МПО) появляются в
ХIХ в., но действительное их развитие происходит только в
ХХ в., особенно во второй его половине, соответственно, го-
ворить, что они вошли в систему международных отношений,
можно только начиная с ХХ столетия. До этого мир, как отме-
чает Ф. Аттина, управлялся государствами и их союзами16.
Стремительное развитие межправительственных организа-
ций начинается со второй половины ХХ в. и вносит значитель-
ные изменения в систему международных отношений. Во-пер-
вых, отмечается резкий количественный рост МПО. Во-вто-
рых, значительно усилилось их влияние на мировую политику
в самых разных сферах.
Кроме того, структурная мощь, о которой писала С. Стрэндж,
сосредоточивается во многом именно в межправительствен-
ных организациях, поскольку именно через них происходит
83
выработка значительной части новых норм и правил, что при-
водит к формированию международных режимов.
Вместе с ведущими государствами МПО выступают своеоб-
разными центрами, в частности, центрами принятия решения
и регулирования международных отношений. По этой причи-
не межправительственные организации играют важную роль
в системе международных отношений. В результате сегодня
МПО не могут не учитываться в качестве структурного эле-
мента системы международных отношений. Как и государс-
тва, современные международные организации крайне разно-
образны по функциям, составу участников, размерам. Размеры
МПО могут варьироваться от небольших, таких как Организа-
ция рыбаков Северо-Западного района Атлантики (Northwest
Atlantic Fisheries Organization) до крупных с хорошо разрабо-
танной структурой, большим аппаратом служащих17.
Но, скорее, важны не столько размеры, а те функции, кото-
рые выполняют МПО в системе международных отношений,
и их влияние, оказываемое на мирополитическое развитие.
Р. Кохэйн и Ст. Хоффманн выделяют шесть таких функций.
●● Через МПО государство осуществляет политическое
влияние на международные процессы.
●● МПО служат местом обмена мнениями и согласования
интересов различных государств путем переговоров.
●● Некоторые международные организации используются
для ослабления других или взаимодействия с ними (например,
Франция стремится к усилению ЕС в области безопасности и
снижению в этой сфере роли НАТО).
●● МПО используются государствами для информирования
других о своих намерениях и целях.
●● Документы, принимаемые МПО, служат некими ориен-
тирами для государств, которые входят в них, для выработки
собственной политики.
●● В определенных условиях МПО формируют и базисные
принципы, из которых исходят государства в дальнейшем (на-
пример, после окончания холодной войны вновь образованные
государства восприняли идеи и принципы демократии, в том
числе и через МПО)18.
84
 Из перечисленных функций следует, что через МПО госу-
дарства-нелидеры способны реализовывать свои интересы
и тем самым влиять и фактически «перестраивать» систему
международных отношений. Этот механизм стал развиваться
со второй половине ХХ в.
Правда, здесь тоже есть свои ограничения и возможности.
Так, если резолюция «не проходит» в СБ ООН, есть возмож-
ность попробовать провести аналогичный документ через Ге-
неральную Ассамблею ООН, которая не предусматривает пра-
ва вето. Такое решение будет носить лишь рекомендательный
характер, но одновременно показывать отношение большинс-
тва государств–членов ООН к той или иной проблеме.
В целом, как отмечает Л.С. Воронков, межправительствен-
ные организации сегодня «давно не только сломали монопо-
лию государств на межгосударственные связи, но и заметно
потеснили их в области регулирования системы современных
международных отношений, став их не только интегрирован-
ной, но и необходимой и неотъемлемой частью»19.

Развитие «клубных форматов»

Наряду с развитием межправительственных организаций
в последнее время стали интенсивно развиваться различного
рода «клубные» форматы, не предполагающие заключения
международного договора о создании межправительственной
организации. Речь идет, прежде всего, о Группе восьми и Груп-
пе двадцати. К этому же «клубному» формату следует отнести,
по всей видимости, и группу БРИКС.
Структуры «клубов» более гибкие по сравнению с меж-
правительственными организациями, они не предполагают
не только межправительственного договора о создании, но и
большого управленческого аппарата. Задача «клубов» в основ-
ном заключается в том, чтобы ставить проблемы и определять
возможные пути их решения. Сами же решения реализуются
в большей степени через структуры и механизмы националь-
ного уровня, а также в ряде случаев и через межправительс-
твенные организации. Тем не менее, как показал Дж. Кёртон в
1995 г. тогда еще в отношении Группы семи, эта Группа стала
85
центром управления и продемонстрировала способность нахо-
дить решения международных проблем20.
«Клубные форматы» также претерпевают значительные
изменения. Так, Группа восьми, возникнув сначала в составе
шести государств для обсуждения экономических вопросов,
расширила и численный состав, и проблематику, включив в
свой фокус рассмотрения политические вопросы, причем по-
литические вопросы стали занимать приоритетные позиции.
При этом Группа восьми сохранила очень гибкие организаци-
онные формы, что позволяет ей выполнять следующие функ-
ции:
●● совещательную (обмена мнениями);
●● направляющую (влияет на повестку дня и приоритеты
других международных организаций);
●● управляющую (на встречах принимаются конкретные
решения по тем или иным вопросам)21.
Произошли изменения и в механизмах работы Группы вось-
ми. Так, П. ван Хайнал отмечает: «Встречи на высшем уровне
остаются главными событиями в системе Группы семи/вось-
ми, однако работа глав государств дополняется деятельностью
расширенной сети министров, шерп (личных представителей
лидеров стран-участниц), личных представителей по Африке
и постоянных или временных рабочих и целевых оперативных
групп. Некоторые такие группы, созданные изначально по ини-
циативе лидеров государств, зажили впоследствии своей жиз-
нью — программа одних групп расходится с основными зада-
чами саммитов и скомпонована совершенно иначе, а другие
группы уже напрямую не связаны с Группой семи/восьми»22.
Группа двадцати, как и Группа восьми, возникла в ответ на
экономический кризис, но уже не 1970-х гг., а конца 1990-х  гг.
Она была сформирована по инициативе Группы восьми, но,
что примечательно, не за счет расширения «восьмерки», а
как самостоятельная структура125. Работа Группы проходит
в рамках встреч министров финансов и управляющих цент-
ральными банками. В первых документах, принятых Группой
двадцати в Берлине в 1999 г., говорится, что Группа создает-
ся «для неформального диалога в рамках системы институтов
86
Бреттон-Вудс, расширения дискуссий по ключевым вопросам
экономической и финансовой политики между странами, эко-
номика которых имеет системное значение»24. Эти экономики
представлены странами Группы восьми и еще 12 государств.
В совокупности экономика Группы двадцати составляет около
90% мирового ВВП.
Создание Группы двадцати демонстрирует две наметивши-
еся тенденции: расширение числа государств, вовлеченных в
управление политико-экономическими вопросами, и расшире-
ние механизмов «клубных» форматов в этом управлении.
Важным моментом в развитии МПО и «клубных» струк-
тур является их связь с бизнесом, а также гражданским обще-
ством. Яркими примерами здесь являются ООН, Группа вось-
ми и Группа двадцати. ООН активно взаимодействует с бизне-
сом (что проявилось, прежде всего, в Глобальном договоре25),
а также с гражданским обществом26.
По этому же пути пошли Группа восьми и Группа двадцати.
В отношении бизнеса еще у Группы семи сложились отноше-
ния сотрудничества. Характеризуя их, П. ван Хайнал пишет:
«Частный сектор давно признан в качестве неотъемлемого
элемента “Большой семерки” и “Большой восьмерки”. Как по-
казывают заявления Группы семи и Группы восьми, различ-
ные документы и исследования, проводимые организациями
делового сообщества, признание это имеет под собой взаим-
ную основу. Некоторые саммиты последних лет предложили
инициативы по усилению корпоративной ответственности.
Обе стороны пришли к осознанию ценности многостороннего
подхода и периодически претворяют его в жизнь, устанавли-
вая рабочие партнерские отношения»28.
В течение ряда лет Группа восьми взаимодействовала с
гражданским обществом, хотя развитие этих отношений шло
не очень быстрыми темпами. В преддверии саммита Группы
восьми в Санкт-Петербурге в 2006 г. была создана «Граждан-
ская восьмерка-2006». Представители гражданского общества
выступили с рядом инициатив в рамках обсуждаемой повестки
дня28. В дальнейшем продолжилось участие гражданского об-
щества в работе саммитов Группы восьми.
87
 Таким образом, система международных отношений (или
системы межгосударственного взаимодействия) начиная со
второй половины ХХ в. претерпевает значительные измене-
ния, в том числе и противоречивые. Так, будучи ограниченной
«клубной монополярностью», международная система стал-
кивается с проблемой расширения «клуба», поскольку в связи
с расслоением ресурсов и формированием структурной мощи
идет формирование новых центров. И количество этих цент-
ров растет.
Система международных отношений по-прежнему в значи-
тельной степени определяет современную ситуацию на миро-
вой политической арене и международную повестку дня, но
только ли она?

2.1.2. Политическая система мира и ее развитие

2.1.2.1. От Вестфаля к современной политической
организации мира
Политическая система мира представляет собой всю со-
вокупность политических транснациональных отношений,
где межгосударственные отношения (система международ-
ных отношений) являются наиболее значимой частью, но все
же только частью. Какие еще структурные элементы должны
быть включены в политическую систему мира? Какова роль
государств-нелидеров на мировой арене? С какой системой мы
имеем дело? Управляема ли она в принципе?
Вестфальская система, заложенная в 1648 г., постоянно
развивалась и изменялась на протяжении истории и поэто-
му сегодня мало напоминает первоначальный проект. В этом
смысле следует согласиться со Ст. Краснером, что никогда не
было «золоторого века» Вестфаля или «классической» Вест-
фальской системы29.
Важнейшим элементом Вестфальской системы является го-
сударство. Государство как форма политической организации
общества, разумеется, существовало и до Вестфальской систе-
мы. Новой стала система отношений государств, предполагаю-
щая определенные правила поведения, разделившая внешнюю
88

Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)

и внутреннюю политику. Последняя полностью ставилась под
контроль того, кто стоял во главе страны. Во внешней политике
же исходили из принципа баланса сил30. Отсюда и появившее-
ся впоследствии понятие «национальное государство»31, кото-
рое стало использоваться в том случае, если надо подчеркнуть,
что речь идет о государстве Вестфальской системы.
За последующие столетия изменилось многое: широта ох-
вата государств (система стала включать в себя не только часть
Европы, но и весь мир), появилось множество международных
организаций и правил, регулирующих поведение на междуна-
родной арене на основе международных договоров и режимов,
сформировались новые международные принципы и т.д.
Участники, подписавшие мирные договоры в 1648 г., ра-
зумеется, не занимались созданием новой политической сис-
темы и вряд ли думали о том, какой вклад они вносят в по-
литическую организацию будущего мира, а решали конкрет-
ные задачи, вставшие перед Европой в середине XVII века.
Но впоследствии сформировалось то, что сегодня называется
Вестфальской системой, важнейшей чертой которой является
принцип национального суверенитета.
На практике принцип суверенитета неоднократно нару-
шался в истории. Только две мировые войны явились яркой
иллюстрацией этих нарушений. Однако они были, во-первых,
нарушением международного права, т.е. нарушением правил
взаимоотношений и взаимодействия, нарушением договорен-
ностей. Во-вторых, что особенно важно подчеркнуть, во всех
этих завоеваниях речь не шла об отказе от принципа сувере-
нитета как важнейшего правого и политического принципа, а
также от национального государства в качестве структурной
единицы политической системы. Иными словами, несмотря на
многочисленные войны, под сомнение не ставились полити-
ческие правила взаимодействия и политическая система мира
как таковая.
Политическая система зародилась в Европе. В этом смысле
это, конечно, европоцентристская модель. С самого начала она
не была не только глобальной, но даже общеевропейской сис-
темой ее назвать можно лишь условно.
89
 В ХХ столетии произошло два знаменательных события,
окончательно оформивших Вестфальскую систему в том виде,
в котором она существует сегодня. Первое — это образование
ООН и принятие ею Устава, в котором закреплялся принцип
суверенитета, оставляющий только за государством право ре-
шать вопросы своего внутреннего устройства (главное — не
создавать угрозу другим) и предполагающий, что вовне госу-
дарства выступают на равных. Принцип равенства четко сфор-
мулирован в Уставе ООН: в статье 2 первой главы говорится:
«Организация основана на принципе суверенного равенства
всех ее Членов»32.
Второе событие связано с крушением колониальной систе-
мы: бывшие колонии объявили о своем суверенитете и присо-
единились к ООН. В результате политическая система стала
глобальной и институционально объединенной в рамках ООН,
и в этом смысле достигла вершины своего развития. До второй
половины XX в. существовали как бы два мира: мир Вестфаля
и мир за его пределами. В «невестфальском мире» были свои
правила и свои принципы взаимоотношений.
Но почему Вестфальская система оказалась столь жизне-
способной? Развиваясь и изменяясь, Вестфальская политичес-
кая система дожила до наших дней, охватив весь мир. До Вес-
тфаля были и другие модели политической организации. Это и
Древняя Греция с ее городами-полисами, и Римская империя,
и мусульманский халифат, и т.д. Везде принципы, лежавшие
в основе этих систем, были различны. Но ни одна из них не
смогла стать общемировой, а оставалась в рамках того или
иного региона и исторического времени. По-видимому, ключе-
вым моментом здесь стало то, что Вестфальская система четко
разделила внешнюю и внутреннюю политику, допустила, что
«другой», кто войдет в систему, может быть очень по-разному
организован — это его «суверенное право».
Эта своеобразная толерантность Вестфаля к внутренней ор-
ганизации своих структурных элементов и позволила объеди-
нить такие разные современные образования, как государства
ЕС и, например, Судан; США и Иран и т.п. До второй полови-
ны ХХ века такое положение дел было приемлемо. Ситуация
90
изменилась во второй половине ХХ века в результате двух про-
цессов: во-первых, развития экономики, ставшей глобальной,
во-вторых, современного этапа научно-технической револю-
ции. Оба процесса привели к тому, что национальные грани-
цы государств оказались «прозрачными». В результате исчезла
прежняя индифферентность к тому, как «организовано» другое
государство, входящее в единую политическую систему.
В связи с практическим разделением внутренней и внешней
политики фактически появляются два объекта исследования и
две научные дисциплины: политология, занимающаяся изуче-
нием внутренней политики, и международные отношения.
Политическая система — категория, характерная в большей
степени для политологии. Исследователи международных от-
ношений, особенно российские, если и обращаются к анализу
систем, то скорее к системе межгосударственных отношений
(международных отношений), выделяя такие системы, как Ев-
ропейский концерт, Версальско-Вашингтонскую, Ялтинско-
Потсдамскую.
В Советском Союзе, несмотря на то что в качестве методо-
логической основы в исследованиях международных отноше-
ний формально доминировал марксизм (марксизм-ленинизм),
по сути, ведущей парадигмой являлся реализм: исследователь-
ский фокус был направлен на анализ поведения того или ино-
го государства на международной арене и их взаимодействий.
Для этого не было нужды выходить за рамки системы между-
народных отношений.
На самом же деле те принципы, которые лежат в основе
различных систем международных отношений, являются ба-
зисными, определяющими принципы и границы межгосударс-
твенного взаимодействия, подобно тому как фундамент дома
определяет его архитектуру.
Различные конфигурации отношений между государствами,
которые складывались на протяжении истории развития Вест-
фальской системы, к сожалению, очень часто рассматривают-
ся как варианты трансформации Вестфаля, а в итоге система
политической организации сначала региона, а потом и мира в
исследованиях оказывается тождественна системе или систе-
91
мам международных отношений. Подобная подмена понятий
очень распространена, особенно в отечественных работах.
В случае отождествления понятий «политическая система
современного мира» (Вестфальская система) и «система меж-
дународных отношений» дискуссия уходит в сторону, а именно
в обсуждение системы (систем) международных отношений:
ее (их) стабильности, полярности, легитимности, лидерства
государств и т.д. Все эти вопросы, безусловно, сами по себе
важны, но для понимания того, что происходит с политичес-
кой организацией мира, разграничение этих понятий стано-
вится принципиальным. Если воспользоваться метафорой, то
можно сказать, что обсуждение удобства расположения комнат
в доме, высоты потолков, вида из окон и т.п., становится бес-
смысленным, когда в доме рушится фундамент.
Для понимания возможностей глобального управления,
рассмотрения его, по определению М. Олсона, в качестве про-
екта33, различие понятий «международная система» и «поли-
тическая система мира» является принципиальным. Это озна-
чает понимание того, на какой уровень отношений мы хотим
воздействовать и что именно выстраивать.

2.1.2.2. Многоликость государств в единой политической

системе современного мира

C государством, как ключевым актором политической сис-

темы мира, в ХХI веке происходят существенные изменения.
Поэтому на них необходимо остановиться особо. Частично
эта тема затрагивалась в предыдущей главе, когда речь шла о
системе международных отношений и рассматривался вопрос
о расслоении ресурсного потенциала государства, а за счет
этого  — появлении новых центров силы. Однако в отношении
государств можно обнаружить еще ряд изменений, кроме рас-
слоения ресурсов, что влияет на конфигурацию не только сис-
темы международных отношений, но и политической системы
мира в целом.
Первое. Государство в последнее время (конец ХХ – начало
ХХI в.) демонстрирует феномен, который Анна-Мария Слотер
92
определила как «дезаггрегация»34. Его суть в том, что госу-
дарство образует целый ряд структур — агентств, ведомств,
министерств и т.д., которые начинают взаимодействовать со
своими зарубежными партнерами. Например, Министерство
образования одной страны тесно сотрудничает с соответс-
твующими министерствами других государств. Аналогичное
взаимодействие складывается между министерствами сель-
ского хозяйства и т.д., а также между городами и внутриго-
сударственными регионами. Все эти связи стали возможными
благодаря обеспечению современными технологиями. В ре-
зультате образуются сети трансгосударственных взаимодейс-
твий и отношений. Этот процесс Анна-Мария Слотер назвала
“трансгосударственностью” (transgovernmental). Он позволяет
реализовывать, согласно А.-М. Слотер, политику «вовлечен-
ности» в дела других стран и тем самым изменять их «изнут-
ри». Правда, здесь возникает целый ряд вопросов, требующих
исследований: насколько данный процесс является обоюдным,
асимметричным или симметричным, как он реализуется в раз-
ных регионах и т.д.
Второе важное изменение, происходящее с государства-
ми, — это их дифференциация по отношению к самой по-
литической системе мира. Очевидно, что государства всегда
были крайне разнообразны и различались по множеству па-
раметров — территории, населению, этническому составу,
принципам правления и т.п. В истории вряд ли удастся найти
два одинаковых государства. Однако во второй половине ХХ
в., после распада колониальной системы и образования единой
политической системы, охватившей почти все государства, к
разнообразным параметрам государства добавился еще один,
самый существенный, — параметр, определяющий отноше-
ние государств к самой системе, объединившей их.
Часть государств, по сути, не разделяли или разделяли до-
статочно формально вестфальские принципы организации
политической жизни. Эти «невестфальские государства» не-
редко оказывались нестабильными, с множеством внутренних
противоречий и борьбой за власть. В период холодной войны
жизнедеятельность таких «невестфальских» государств во
93
многом «определялась» извне, тем или другим блоком. Они
использовались в блоковом противостоянии, но одновремен-
но ситуация в них контролировалась так, чтобы эти государс-
тва не создавали проблему всей политической системе мира в
целом. Иными словами, их суверенитет и активность внутри
Вестфальской системы были до определенной степени огра-
ничены блоковым противостоянием.
После окончания холодной войны ситуация стала сложнее.
Суть этих «невестфальских государств» в целом мало изме-
нилась. Более того, в некоторых из них обострились внутрен-
ние противоречия и государственные институты фактически
полностью распались, а власть оказалась, например, в руках
религиозных групп, как это произошло в Афганистане. В сво-
ей деятельности эти группы редко ориентируются на нормы
и правила Вестфальской системы. В качестве примера мож-
но привести уничтожение талибами, находящимися у власти
в Афганистане, в 2001 г. древних фигур Будды, высеченных в
скале в провинции Бамиан, несмотря на все обращения мно-
гих государств и международных организаций сохранить ис-
торическое наследие.
Конечно, и раньше к Вестфальской системе присоединя-
лись государства, которые были «невестфальскими». Пробле-
ма, возникшая во второй половине ХХ в., заключается в том,
что расширение политической системы до глобальных мас-
штабов прошло очень быстро и в качественно иных масшта-
бах. В результате значительная часть (если не сказать большая
часть) государств Вестфальской системы сразу оказалась «не-
вестфальскими». Ранее подобного рода государства были вне
системы, сегодня - внутри нее.
Государства, вошедшие в политическую систему мира, ока-
зались трех типов:
а)  государства, ориентированные преимущественно на вес-
тфальские межгосударственные отношения, признающие и от-
стаивающие принцип национального суверенитета (государ­
ства модерна, или вестфальские государства);
б)  государства, которые в рамках интеграционных про-
цессов в значительной степени перераспределили свой суве-
94
ренитет в рамках наднациональных и внутринациональных
институтов (государства постмодерна, или поствестфальские
государства);
в) государства традиционной культуры, строящие свои от-
ношения в значительной степени на довестфальских принци-
пах (родоплеменных и т.п.); ранее многие из этих государств
были колониями и не выступали самостоятельно на мировой
арене (государства премодерна, довестфальские государства).
Данный факт был отмечен в исследованиях Дж. Поджи35,
М.М. Лебедевой36, Дж.  Соренсена37 и получил дальнейшее
развитие в работе М.В. Харкевича38.
Безусловно, выделенные группы государств представляют
собой скорее идеально-типические образования. В действи-
тельности конкретные государства сочетают в себе характе-
ристики различных государств при доминировании тех или
иных. Это и дает основания проводить классификацию госу-
дарств по отношению к политической системе, в которую они
входят. Так, государства Евросоюза, прежде всего, выступают
как поствестфальские образования, но при этом сохраняются
и вестфальские характеристики.
Для государств, относящихся преимущественно к вест-
фальскому типу, характерно стремление следовать принци-
пам национального суверенитета (ограждается, прежде все-
го, собственный суверенитет). Поствестфальские государства
(к  ним в настоящее время относятся страны–члены ЕС), на-
против, значительную часть суверенитета делегируют на над-
национальный и субнациональный уровень. Эти государства
ориентированы на взаимный контроль, условность границ
между внешней и внутренней политикой. Довестфальские
государства представляют собой страны преимущественно
традиционной культуры, строящие свои отношения в значи-
тельной степени на родоплеменных и религиозных связях и
представлениях.
Часть «невестфальских» государств образуют проблемные
группы. К ним, прежде всего, относятся так называемые «не-
состоявшиеся государства», в которых властные институты
разрушены в силу внутренних или внешних причин. По оп-
95
ределению Ст. Краснера, такие государства не обладают внут-
ренним суверенитетом39.
В условиях глобализации и взаимозависимости «несостояв-
шиеся государства» создают проблемы не только своим граж-
данам (гражданские войны, разрушенная экономика и т.п.), но
и другим государствам, поскольку на их территории нередко
организовываются базы террористов, производятся наркотики,
процветает пиратство, развивается незаконная торговля ору-
жием, возникает угроза эпидемий, беженцев и т.п. В результате
в мире формируются своеобразные «серые зоны» — террито-
рии, охватывающие государства полностью, или частично, где
деятельность центральных властей в значительной степени
ограничена. Предпринять какие-либо действия в отношении
этих государств сложно. Принудительные внешние действия
по отношению к таким государствам означают ограничение их
суверенитета, а значит, и бросают вызов системе как таковой,
базирующейся на принципе суверенитета. Поэтому лишь в ис-
ключительных случаях такие решения могут быть приняты.
Но и тогда проблема воссоздания структур власти и налажива-
ния их функционирования решается с трудом. Примером здесь
может служить Афганистан.
Другую проблемную группу образуют государства, которые
противопоставили себя Вестфальской системе. В них властные
институты работают, но сами государства плохо вписываются
в современную политическую систему с ее правилами межго-
сударственного взаимодействия. Своей непредсказуемостью, а
иногда и прямым политическим шантажом они создают про-
блемы другим, а также политической системе мира в целом.
Как правило, это авторитарные государства с сильной идео-
логической или религиозной ориентацией. Явно вызывающее
поведение этих государств на мировой арене обычно пресле-
дует две цели: во-первых, стремление продемонстрировать
населению собственной страны свое превосходство, «твердую
волю», умение отстаивать якобы национальные интересы,
укрепить идеологические позиции, противопоставив себя ос-
тальным, и т.п.; во-вторых, получение от других государств в
обмен на некоторое смягчение позиции гуманитарной помо-
96
щи, энергетических ресурсов и т.п. Своеобразная игра-шантаж
может длиться довольно долго.
Наконец, третью проблемную группу составляют непри-
знанные или частично признанные государства. Они, в отли-
чие от первой проблемной группы, обладая «внутренним су-
веренитетом», не имеют «внешнего суверенитета», выпадают
полностью или частично из политической системы современ-
ного мира. Таких государств, по разным оценкам, насчитыва-
ется порядка тридцати, и в общей сложности они занимают
незначительную территорию, но многие из этих государств
оказались в центре конфликтов (например, Нагорно-Карабахс-
кая Республика, Южная Осетия, Республика Косово, Абхазская
Республика и др.). На территориях этих государств проживают
люди, которые сталкиваются с проблемами своей интегриро-
ванности в мировое сообщество. С трудностями сталкивает-
ся и бизнес, который нередко оказывается в противоречивой
ситуации. Например, компания Benetton, выпускающая одеж-
ду и аксессуары, решила развивать поставки своих товаров в
Абхазию. На это резко отреагировала Грузия, заявив, что Аб-
хазия — часть ее территории, поэтому все вопросы должны
быть согласованы с грузинской стороной40. Таких примеров
множество.
Вследствие разнородности современных государств по от-
ношению к самой системе, объединяющей их, возникают и
другие проблемы глобального управления (регулирования).
Многие вопросы оказываются нерешаемыми или трудноре-
шаемыми именно в силу разнородности, преодолеть которую
очень сложно.
И последнее, что необходимо отметить, говоря об измене-
ниях, происходящих на уровне государства. С одной сторо-
ны, очень много говорится о том, что государство «делится»
своим суверенитетом с другими акторами, передавая на над-
национальный или субнациональный уровень те или иные
функции41. Это так. Но, с другой стороны, можно наблюдать и
противоположное явление, когда ряд государств берет на себя
несвойственную им ранее, по крайней мере, в такой степени,
роль, связанную с «зарабатыванием» денег, и это стало одной
97
из причин экономического кризиса конца 2000-х гг. Иными
словами, государства начали работать как корпорации. В час-
тности, по этому пути пошла Исландия, которая в большом
количестве скупала европейские компании, набирая при этом
долги. В результате она оказалась на грани дефолта. В отно-
шении частных структур существуют механизмы, препятству-
ющие подобному рискованному поведению, но эти механизмы
не действуют, если на рынке оказывается национальное госу-
дарство.
2.1.2.3. Разнообразие транснациональных акторов
С момента как Р. Кохэн и Дж.  Най выступили с идеей актив-
ности негосударственных транснациональных акторов (ТНА)
на мировой арене и тем самым изменения политической систе-
мы мира, прошло более 40 лет42. За это время было проведено
множество исследований по проблемам структуры и функцио-
нирования Вестфальской системы, и сама система значительно
изменилась. Что же происходит с транснациональными акто-
рами? Надо сказать, что после публикации работы Р. Кохэн и
Дж. Най внимание исследователей было скорее сконцентриро-
вано на обсуждении самого тезиса о значимости деятельности
негосударственных акторов для мировой политики. Одним из
возражений было то, что и раньше в истории за пределами на-
циональных границ действовал, например, бизнес, а роль го-
родов известна еще с древнейших времен. Это так, но важней-
шим фактором в конце ХХ – начале ХХI в. стали масштабы
деятельности негосударственных акторов, а главное — про-
исходит качественное усиление политической составляющей
их деятельности. Кроме этого, как замечает Т. Риссе, «сама
концепция транснациональных отношений предполагает, что
мировая система состоит из национальных государств (nation-
state) и социетальных акторов внутри этих государств. Это
делает практически бессмысленными рассуждения о транс-
национальных акторах в исторические периоды, связанные с
расцветом империй или периодом Средневековья»43.
Тезис Р. Кохэна и Дж. Ная об активности негосударствен-
ных акторов заставил исследователей заняться непосред­
98
ственно анализом того, как конкретные акторы ведут себя на
международной арене44. Важно, однако, иметь в виду, что,
определяя актора мировой политики как участника, активно
и существенно влияющего на мировые политические процес-
сы и тренды мирополитического развития, мы всегда имеем в
виду некий собирательный образ. Далеко не все государства
выполняют эту функцию, несмотря на то что государство, без
всякого сомнения, является ведущим актором в политической
системе мира. Кроме того, мирополитическая активность того
или иного государства не является раз и навсегда заданной, а
может меняться на протяжении истории. Этот факт хорошо по-
казан в ряде исторических исследований: государства высту-
пали лидерами, а через какое-то время сдавали эти функции
другим45.
В отношении других транснациональных акторов, по всей
вероятности, можно констатировать те же самые процессы:
во-первых, далеко не все, например, международные НПО или
ТНК являются влиятельными, во-вторых, степень влиятель-
ности, используемый ресурс и т.д. конкретного актора могут
меняться по мере его развития.
Проблема, которая сразу возникает при рассмотрении
транснациональных акторов, — их определение. Во-первых,
неочевиден вопрос о государственной или негосударственной
принадлежности того или иного актора. Различные ТНА могут
иметь тесную связь с государством: финансовую поддержку
через гранты, представителей государства в своих структурах
и т.п. Нередко формируются так называемые «гибридные об-
разования», представляющие собой государственные и негосу-
дарственные структуры одновременно46.
Вопрос о принадлежности межправительственных органи-
заций вызывает множество дискуссий. Так, Ч. Кегли и Ю. Уит-
ткопф без каких-либо оговорок рассматривают их в качестве
государственных акторов149, другие авторы считают, что их
следует отнести к негосударственным структурам. Аргументы
последних, согласно К. Арчеру, сводятся к следующему:
●● ряд МПО допускают участие в качестве членов терри-
тории, которые не являются суверенными государствами; к
99
таким организациям относятся, например, Международный
телекоммуникационный союз (ITU), Всемирная метеорологи-
ческая организация;
●● некоторые МПО имеют структуры, совместные с непра-
вительственными организациями;
●● МПО образуются на основе решений исполнительной
власти государства; другие же ветви власти государства в этом
процессе не участвуют48.
Являются ли глобальные города (т.е. города с активны-
ми транснациональными связями и тем самым включенные
в политическую систему) и внутригосударственные регионы
структурами, которые наравне с государствами определяют
мировое политическое развитие, практически не обсуждает-
ся. Вместе с тем, ответ на него вовсе не очевиден. По мне-
нию, например, ведущего исследователя глобальных горо-
дов С. Сассен, города выступают своего рода посредниками
между бизнесом и национальным государством49. Но в то же
время глобальные города являются и частью национального
государства, сколь бы «космополитичными» они ни были.
В любом случае общим для межправительственных орга-
низаций, «клубных» форматов межгосударственного сотруд-
ничества, внутригосударственных регионов, глобальных горо-
дов является то, что все они являются либо частью государства
(внутригосударственные регионы, глобальные города), либо
создаются государством (межправительственные организа-
ции, «клубные форматы»), и государственный срез или аспект
явно здесь просматривается.
Во-вторых, сложно однозначно определить, кого можно от-
нести к категории акторов. Если принять, что акторы — это те
структуры, которые активно влияют на мировые политические
процессы, то их спектр оказывается очень широким. К тому
же далеко не всегда очевидна степень влияния. Поэтому одни
авторы стремятся ограничить негосударственных транснацио-
нальных акторов традиционным списком (НПО, ТНК)50, дру-
гие — предлагают более широкий список.
Представляется, что в данном случае второй подход более
целесообразен, поскольку позволяет гибко подходить к быст-
100
ро изменяющейся современной реальности и включать в рас-
смотрение тех участников, действующих на мировой арене,
которые только выходят на позиции оказания существенного
влияния на мировую политику. Для понимания глобального
управления, а также формирования его механизмов это явля-
ется принципиальным.
Вторая проблема связана с тем, что негосударственные
акторы крайне разнообразны. И если при всем различии
государств они все же имеют «общий знаменатель» в виде
суверенитета, то этого нет в случае негосударственных ак-
торов.
Отсутствие «общего знаменателя» у современных трансна-
циональных акторов не означает, что невозможно их сравне-
ние в качестве акторов мировой политики. Правда, параметров
такой оценки может быть несколько. Попытку сравнения него-
сударственных акторов по различным параметрам предпринял
германский исследователь Т. Риссе51. Среди этих параметров
следует, прежде всего, назвать ресурсы влияния на мировую
политику.
Как и в случае государств, ресурс у других транснациональ-
ных акторов расслаивается. При этом отмечаются две проти-
воположные тенденции. Расслоение ресурса ведет к специа-
лизации актора, но ТНА, пытаясь снизить риски от возможной
потери своего ресурса, стремятся к диверсификации ресурс-
ного потенциала, а также пытаются оказывать влияние через
множество разнообразных форм, механизмов и т.п. Именно
поэтому ТНК, например, внимательно относятся к имиджевой
стороне своей деятельности, занимаются финансовой подде-
ржкой НПО, выстраивают связи с государственными структу-
рами и т.д.
Хотя в целом экономические и финансовые показатели ос-
таются главным ресурсом для бизнес-структур, в то же время
для многих международных неправительственных организа-
ций ресурсом выступает обладание информацией «с мест»,
наличие определенных знаний и умений (в частности, пред-
ставители Красного Креста, организации «Врачи без границ»
имеют соответствующие знания и умения в медицинской сфе-
101
ре, которые крайне важны в условиях конфликта), а также до-
верие населения.
Интересно, что информационный ресурс «от непрофесси-
оналов» в последние годы становится значимым и для СМИ.
Если раньше они шли по одному пути — расширению коррес-
пондентской сети, то сегодня активно используются репортажи
не только профессиональных журналистов, но и свидетелей,
записавших событие на мобильный телефон, оценки блогеров,
комментарии на сайте зарегистрированных пользователей и т.п.
Можно привести другой пример использования информа-
ционно-аналитического ресурса негосударственным актором.
В 2001 г. аналитиком Goldman Saсhs Дж. O’Нейлом была вы-
делена группа стран с быстро развивающимися экономика-
ми — Бразилия, Россия, Индия и Китай. (БРИК). Сами эти
страны не видели себя как группу и только со временем за-
нялись координацией экономической политики. Группа стала
обретать организационно-политические очертания: проводила
встречи и в 2011  г. группе присоединилась Южная Африка.
Трудно сказать, как дальше будет функционировать БРИКС и
вообще каково ее будущее, но важен сам факт воздействия не-
государственного актора на формирование политических про-
цессов. Во-первых, негосударственная коммерческая струк-
тура Goldman Saсhs выступила фактически как политический
актор, «создав» межгосударственное объединение. Во-вторых,
интересно, что в данном случае бизнес-структурой использо-
вался не экономический или финансовый ресурс, а информа-
ционно-аналитический.
Ресурс внутригосударственных регионов и глобальных го-
родов во многом образуется за счет того, что производствен-
ные, образовательные, научные, финансовые и других струк-
туры и ресурсы рассредоточены по земному шару и одновре-
менно пересекаются на небольших территориях. В связи с
этим С. Сассен подчеркивает факт того, что глобальные горо-
да продемонстрировали значение именно организационного,
управленческого ресурса в современном мире52.
О.Е. Андерссон и его коллеги показали, что экономическая
специализация, а также межсетевые экономические узлы от-
102
крывают для территорий новые возможности и являются свое-
образными «воротами» в глобальный мир. Именно эти терри-
тории начинают развиваться крайне динамично53. Но, вступая
в глобальный мир, города и внутригосударственные регионы
нередко пытаются «обособить» свою территорию, сделать ее
более привлекательной.
Наконец, говоря о ресурсе, следует отметить, что в пос-
леднее время ряд негосударственных акторов интенсивно
осваивает мобилизационный ресурс. Примером здесь могут
служить движения антиглобалистов и альтерглобалистов, но
особенно ярко мобилизационный ресурс в деятельности него-
сударственных акторов проявился во время арабских револю-
ций 2011–2012 гг. через социальные сети. Правда, информация
шла все же не на глобальном, а на национальном и региональ-
ном уровнях. Тем не менее очевидно, что негосударственные
ТНА обладают мобилизационным ресурсом.
Значительно различаются и цели негосударственных акто-
ров. В качестве приоритетных целей могут выступать эконо-
мические и финансовые (у бизнес-структур), гуманитарные (у
ряда НПО), комплексные (например, у внутригосударственных
регионов) и т.п.
Если государства обычно действуют, исходя из того, что
они «существуют вечно» (т.е. для них нет ограничения по вре-
мени), то другие акторы могут изначально ставить себе «пре-
делы существования». Например, так себя могут вести в ряде
случаев бизнес или НПО, работающие «по проекту».
Внутренняя структурная организация негосударственных
акторов — еще один параметр их сравнения. Она важна для
понимания того, как принимается решение, а значит, и как ве-
дет себя тот или иной актор на мировой арене. Для государств
всегда в той или иной мере характерны так называемая «вер-
тикаль власти», а также горизонтальные связи. При их отсут­
ствии государство становится авторитарным. Для негосудар­
ственных акторов, как показывает Т. Риссе, также характеры
оба типа связей: вертикальные и горизонтальные54. Причем
одни бизнес-структуры могут иметь преимущественно верти-
кальную организацию, а другие — преимущественно горизон-
103
тальные связи. То же можно сказать и об НПО. Доминирование
вертикальных связей позволяет быстрее принимать и реализо-
вывать решения, но решения подвержены значительной доле
субъективности. Горизонтальные связи требуют долгих согла-
сований, но позволяют лучше учитывать различные интересы.
Это означает, что найденные решения будут лучше пониматься
и исполняться участниками.
В ХХI веке резко возрос интерес к сетевым структурам, в
которых вертикальные связи минимизированы. Интерес был
обусловлен прежде всего террористическими атаками «Аль-
Каиды». Сначала в США, а потом и в российской научной ли-
тературе появились работы, описывающие варианты сетевых
организаций55. Сами по себе сетевые организации не являются
новым или более «прогрессивным», как иногда указывается,
феноменом в развитии мира. По сетевому принципу часто
строились, например, повстанческие движения. Развитие ком-
муникативных и информационных технологий привело к тому,
что сетевые организации получили новый импульс и принци-
пиально новые возможности для своего развития, причем осо-
бое значение и влияние приобретают так называемые SPIN-
структуры (сегментированые полицентричные идеологически
интегрированные сети - segmented, polycentric, ideologically
integrated networks). Это своего рода ячеечная структура во
главе со множеством различных лидеров. Для выполнения
конкретных задач отдельные (далеко не все) группы могут
объединяться, потом вновь распадаться; в следующий раз объ-
единяются иные группы и т.д.56. В результате сама организация
становится ресурсом для акторов, которые ее используют.
В целом в развитии негосударственных акторов в ХХI сто-
летии прослеживается целый ряд новых важных моментов.
Так, произошел не только масштабный выход на мировую аре-
ну различных негосударственных акторов, о котором писали
Дж.  Най и Р. Кохэйн в начале 70-х гг. прошлого столетия, но и
расширился круг этих акторов, т.е. тех, кто значимо влияет на
мировую политику, определяя тенденции ее развития. В него
наряду с транснациональным бизнесом, неправительственны-
ми организациями стали входить СМИ, религиозные органи-
104
зации, а также террористические образования, прежде всего
такие, как «Аль-Каида».
Количественные показатели транснационализации огром-
ны. Так, лишь транснациональных корпораций в мире в сере-
дине 2000-х гг. насчитывалось 7700057. При этом транснацио-
нализация охватывает не только крупный бизнес, но все в боль-
шей мере — средний и мелкий. В настоящее время примерно
каждое третье предприятие среднего и малого бизнеса США
и каждое седьмое — Японии работает на транснациональном
уровне58. Они имеют достаточно гибкие, в значительной степе-
ни сетевые, структуры, которые хорошо приспосабливаются к
местным условиям.
Говоря об усиливающейся транснационализации бизнеса,
необходимо иметь в виду и то обстоятельство, что многое здесь
зависит от региона. В целом ряде африканских стран, где ВПП
на душу населения составлял менее 100 долларов, выходить
не только за рамки национальных границ, но и за пределы от-
дельных населенных пунктов просто не с чем. Но эта сторона
вопроса как раз свидетельствует о другой тенденции, а именно
о расслоении государств, а вместе с ними часто и регионов.
Сами же транснациональные акторы, во-первых, продолжа-
ют все более активно действовать на глобальном уровне, ох-
ватывая все регионы мира и все сферы мировой политики —
безопасность, экономику, социально-гуманитарную сферу.
Во-вторых, если ранее те или иные акторы действовали из
регионов «глобального Севера» в отношении регионов «гло-
бального Юга», то теперь наблюдается и обратный процесс.
Одним из примеров может служить телеканал «Аль-Джазира»,
который с 2003 г. вещает на английском языке.
Кроме транснационализации бизнеса, следует отметить
развитие международных неправительственных организаций,
которых в современном мире, по разным оценкам, от 6000 до
3000059. Разница в оценках связана со сложностью междуна-
родной активности НПО, а также с использованием различных
критериев.
Как бизнес, так и НПО вовлекают в международную де-
ятельность огромные людские потоки. В результате трансна-
105
ционализация выражается и во многих других параметрах, в
частности, в мобильности населения, свободе перемещения
через национальные границы, включении почти всех стран и
регионов в транснациональные отношения и т.д. Следствием
транснационализации становится развитие взаимозависимос-
ти за счет «увязки» различных центров, создания сложных се-
тевых структур взаимодействия.
Наряду с процессом транснационализации наблюдается
дальнейшая гибридизация акторов. Создаются различного
типа партнерства, а именно: государства и бизнеса, НПО и го-
сударства, бизнеса и НПО и т.п. Одновременно происходит и
размывание специфики функций акторов. Так, в сфере безо-
пасности сегодня наблюдается масштабное вовлечение част-
ных военных компаний в различную деятельность в конфлик-
тных регионах. Например, во время военной операции США в
Ираке в 2003 г. каждый десятый человек, вовлеченный в нее с
американской стороны, был из так называемых частных ком-
паний по обеспечению безопасности. Они решали вопросы ло-
гистики, обучения персонала и т.п.60.
В то же время государство порой не только выполняет ре-
гулятивные функции в сфере экономики, но и само становится
игроком. В частности, по этому пути пошла Исландия, которая
в большом количестве до кризиса 2008 г. скупала европейские
компании, набирая при этом долги. В результате она оказалась
на грани дефолта. В отношении частных структур существуют
механизмы, препятствующие подобному рискованному пове-
дению, но применить данные механизмы автоматически в от-
ношении национальных государств сложно.
Наконец, еще один пример. Сегодня бизнес все больше вов-
лекается в социальную сферу, причем не только работников
своей компании (такая практика прослеживается давно), но и
во всемирном масштабе. Свидетельством тому является появ-
ление под эгидой ООН Глобального договора.
В целом процессы транснационализации, расширения и
интенсификации сфер активности ТНА резко возросли за
последнее время. Во многом это произошло за счет появле-
ния новых информационных и коммуникационных техно-
106
логий, значительно упрощающих и убыстряющих процесс
взаимодей­ствия. Принципиально иной этап научно-техни-
ческой революции оказал сильнейшее воздействие на поли-
тическое развитие мира, подобное тому, как это было в ре-
зультате промышленной революции в Европе, обеспечившей
переход от преимущественно аграрной экономики к индуст-
риальному типу развития, что в итоге привело к упрочению
капитализма61.
Современный научно-технический скачок, кроме того, что
принципиальным образом расширил взаимодействие негосу-
дарственных акторов, выведя его на глобальный уровень в со-
вершенно иных масштабах, сделал слабого сильным в смысле
возможного нанесения значимого ущерба другим. В результате
мир столкнулся с тем, что негосударственные акторы способ-
ны бросить существенный вызов государству и политической
системе мира, как таковой. И этот фактор необходимо учиты-
вать в глобальном управлении.

2.2. Феноменология разбалансировки

политической системы мира. Проблемы
регулирования современных проблем
2.2.1. Последствия трансформации политической
системы мира
Хаотизация изначально присуща международным отноше-
ниям. Метафора А. Уолферса о столкновениях государств на
международной арене подобно бильярдным шарам хорошо
иллюстрирует данный тезис. Впрочем, вряд ли стоит понимать
данную метафору буквально. Государства всегда заключали
договоры, образовывали коалиции, союзы, блоки и т.п. и тем
самым упорядочивали свои взаимоотношения.
Казалось бы, к ХХI веку человечество разработало слож-
ные механизмы упорядочения отношений на международной
арене, а следовательно, и механизмы глобального управления.
Однако проблема возникла именно в политической системе
мира, на базе которой эти механизмы и разрабатывались.
107
 Прежде всего, сам факт того, что Вестфальская система,
на основе которой строится политическая организация мира,
объединила разные государства по отношению к самой этой
системе, вызывает настороженность. Более того, «невестфаль-
ских» государств в Вестфальской системе оказывается доволь-
но много.
Среди исследователей есть целый ряд разногласий по от-
несению того или иного государства к категориям «несосто-
явшихся», «непризнанных или частично признанных», «госу-
дарств-хулиганов», но, пожалуй, большинство из них соглас-
ны, что подобных государств немало в современном мире62.
В  результате складывается ситуация, что их количество при-
ближается к «критической массе», если воспользоваться мета-
форой из физики.
Все это ведет к эрозии современной Вестфальской системы
и часто вызывает ответную реакцию государств, направлен-
ную на попытки вернуться «назад к Вестфалю». В практичес-
ком плане это проявляется в разных формах, например, в тре-
бованиях строго следовать принципам национального сувере-
нитета, выявлении «реального суверенитета» и «суверенной
демократии» , принятии законодательства, ориентированного
на усиление государственных структур и придание им боль-
ших полномочий (например, в США после событий 11 сентяб-
ря 2001 г. принят закон, известный как «Акт патриота» — USA
Patriot Act63), в проведении политики протекционизма и т.п.
Стремление «вернуться назад», к более жесткому выполне-
нию норм Вестфальской системы, прослеживается и в области
теории международных отношений. Не случайно в ХХI столе-
тии в США получает распространение неоклассический реа-
лизм, который подчеркивает необходимость смещения иссле-
довательских акцентов от изучения структуры международных
отношений в целом, как это предполагается в рамках неореа-
лизма, к анализу внешней политики отдельных государств.
В целом попытки усиления роли государства оказывают-
ся не очень успешными даже в условиях кризиса (хотя есть и
примеры успеха подобных действий). Так, обосновывая свои
решения кризисом, президент Франции Н. Саркози в феврале
108
2009 г. попытался за счет льготного кредита вернуть заводы
Peugeot, Citroen и Renault из Чехии во Францию. На что Чехия,
а также другие страны Евросоюза отреагировали резко отри-
цательно64.
Вернуться к традиции, отвечающей обособленности наци-
онального государства, невозможно также и в силу того, что в
современном мире сформировались структуры и связи транс-
национального характера. Это относится и к политическим
структурам, и к экономическим.
Во-первых, в области экономики государства сами пыта-
ются ограничить свое слишком сильное вмешательство в ры-
ночные отношения, понимая бесперспективность такого пове-
дения. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что в
разгар кризиса лидеры ЕС на встрече 1 марта 2009 г. договори-
лись об отказе от протекционизма ради национальных интере-
сов. Аналогичные решения были приняты в тот же период на
саммите АСЕАН65, а также на саммите «двадцатки» в Лондоне
в апреле 2009 г.66.
Во-вторых, за последние десятилетия резко укрепился
транснациональный бизнес, который сегодня представлен не
только крупными ТНК, но и средними и даже мелкими ком-
паниями. Современный бизнес невозможно вернуть в строгие
рамки национальных государств. Иными словами, нельзя «от-
менить» процесс транснационализации, особенно если при-
нять во внимание большое количество предприятий среднего
и мелкого бизнеса, которые имеют сегодня широкое распро-
странение на транснациональном уровне.
Ключевая структурная единица современной политической
системы — государство — выглядит сегодня весьма причуд-
ливо. Понятие «национальное государство» объединяет госу-
дарственные образования, не только не похожие друг на дру-
га, но и находящиеся как бы в разных эпохах и цивилизациях,
системах или вне их.
В каком направлении пойдет «переформатирование» полити-
ческой системы, сказать сложно. Пока отмечается некий очень
слабый и явно не магистральный процесс самоорганизации тех,
кто оказался «за пределами Вестфаля». Так, суще­ствует пример
109
 того, как признанные только друг другом государства — Рес-
публика Абхазия, Приднестровская Молдавская Республика,
Нагорно-Карабахская Республика и Южная Осетия — создали
в начале 2000-х гг. своеобразную систему, параллельную Вес-
тфальской — Содружество непризнанных государств (СНГ-2).
До этого в 1992 г. этими государствами, а также некоторыми
территориями бывшей Югославии был учрежден Союз не-
признанных государств (впоследствии прекратил свое суще­
ствование). Разумеется, нельзя сказать, что эти образования
бросили сколь-нибудь существенный вызов Вестфальской
системе. Тем не менее они показали возможности объедине-
ния в современных условиях за пределами Вестфаля.
Проблема «внесистемности» ряда государств обостряется
активностью негосударственных акторов, а также усиливаю-
щимся процессом размывания функций различных акторов.
В принципе традиционные функции остались за акторами, но
каждый из них все чаще и в большей степени стал «залезать
на чужую территорию». В итоге «границы ответственности»
акторов становятся все менее четкими, а поведение - более
рискованным, что ведет к плохой предсказуемости и кризисам
всей политической системы.
Ситуация нестабильности ощущается многими авторами,
работающими в разных научных парадигмах. Описывая поли-
тический мир рубежа веков, исследователи указывают на то,
что он находится в турбулентном состоянии67, переживает про-
цесс «переходности»68 и т.п. Например, А.И. Неклесса пишет,
что «на наших глазах происходит не столько столкновение ци-
вилизаций, сколько столкновение эпох, мы воочию лицезреем
переломный момент истории, о смысле которого в настоящее
время можем лишь догадываться, но чье истинное значение
будет вполне осознано, по-видимому, лишь впоследствии»69.

2.2.2. Изменение международной повестки дня

Очевидно, что сколь-нибудь подробно рассмотреть совре-

менную международную повестку дня даже в нескольких кни-
гах невозможно. Основной смысл данного раздела — пока-
110

Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)

зать, как изменения в политической системе мира при наличии
научно-технической революции меняют эту повестку дня во
всех трех ее разделах: военно-политическом, политико-эконо-
мическом и социально-гуманитарном.
2.2.2.1. Сфера безопасности: проблемы
и предпринимаемые шаги
Дестабилизации основ политической организации мира -
Вестфальской системы — ведет к изменению международной
повестки дня. Новая постановка вопросов наблюдается во всех
областях, в том числе и в области безопасности. А это означает
и изменение подходов к глобальному управлению.

Негосударственные акторы в сфере безопасности

С негосударственными акторами связан целый комплекс
проблем в области безопасности, хотя традиционно эта область
принадлежит государству. Одна из наиболее серьезных —
международный терроризм, который персонифицировался
наиболее остро в лице «Аль-Каиды». Терроризм, разумеется,
не новое явление, международные связи террористов были и
ранее. В предыдущие периоды террористические организации
сосредоточивались на сепаратистских целях или действовали в
рамках национально-освободительного движения, т.е. ставили
своей целью приход к власти на ограниченной территории —
в части государства, в государстве или группе государств. При
этом теракты они могли совершать и за пределами того го-
сударства, в отношении которого он был направлен. Один из
примеров — террористический акт на Олимпиаде в Мюнхене
в 1972 г., совершенный экстремистской организацией «Черный
сентябрь», направленный против Израиля, когда целью напа-
дения стала израильская команда. Исключение из этого в про-
шлом составляли анархистские и некоторые другие радикаль-
ные организации. Но, во-первых, масштабы их деятельности
не были столь значительны, как в случае с «Аль-Каидой», что
было обусловлено в значительной степени и техническими
возможностями. Во-вторых, их целью обычно становились
структуры собственного государства.
111
 Нападение «Аль-Каиды» на территории США 11 сентября
2001 г. носил иной характер. Территориально США находились
далеко за пределами мест проживания большинства сторонни-
ков «Аль-Каиды». Другим отличительным моментом стало то,
что террористический акт был направлен не столько против
США как государства, сколько против «западной системы»
вообще, символами которой являлись Пентагон и Всемирный
торговый центр. По ним и были нанесены удары. В соответс-
твии с аналогичной логикой совершались теракты и в Европе:
ее государства выступали символами «западного мира».
В силу того что «Аль-Каида» представляет угрозу полити-
ческой системе мира в целом, а не только отдельным государс-
твам, оказывается возможным довольно тесное международ-
ное сотрудничество в противодействии транснациональному
терроризму, как на многосторонней основе — на уровне ООН,
Группы восьми, региональных межправительственных орга-
низаций, так и на двусторонней70.
Противодействовать угрозам безопасности, связанным с
негосударственными акторами, в частности террористичес-
кими организациями, невозможно лишь силами государств и
межправительственных организаций. Необходимо широкое
привлечение негосударственных акторов. Некоторые действия
в этом плане предпринимаются. Например, Базельским коми-
тетом, являющимся международным регулятором в банковс-
кой сфере, приняты решения, которые ориентируют банки на
ограничение операций в отношении так называемых «подоз-
рительных лиц»71. Тем самым ставятся преграды на пути фи-
нансирования террористических организаций.Это лишь один
из примеров. В целом и бизнес-структуры, и неправительс-
твенные организации активно вовлекаются в антитеррористи-
ческую борьбу72.
Теракты «Аль-Каиды» в США, а затем в Европе не единс-
твенный случай, когда негосударственный актор вступает в
борьбу с внешним по отношению к нему государству. Так, в
2006 г. «Хезболла», контролирующая южные районы Ливана,
напала на израильский патруль в приграничной зоне и обстре-
ляла территорию Израиля. В ответ израильская армия продви-
112
нулась вглубь на территорию Ливана на 15-20 км с целью лик-
видировать боевиков «Хезболлы» на юге Ливана. Наземная
операция сопровождалась бомбардировками с воздуха. После
боевых действий, которые велись немногим более месяца, в
соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН №  1701
(2006) от 11 августа 2006 г.73 было объявлено о прекращении
огня. Израиль к октябрю вывел свои войска с юга Ливана, а
контроль над этой территорией перешел к регулярной армии
Ливана и миротворческим силам ООН.
Оценивая военную операцию Израиля в Ливане в 2006 г.,
И.Д. Звягельская обращает внимание на то, что «Израилю
впервые не удалось добиться полной победы. Регулярная ар-
мия ничего не могла поделать с организованными и хорошо
вооруженными мобильными отрядами Хезболлы, пользовав-
шимися полной поддержкой местного населения»74. Данная
проблема характерна практически для всех случаев столкно-
вения регулярных войск с военными структурами негосударс-
твенных акторов.
Деятельность негосударственных акторов может вести еще
к одному феномену в сфере безопасности: образованию свое-
го рода альянсов из государств и негосударственных акторов,
враждебно настроенных по отношению к современной поли-
тической системе мира. Так, А.И. Шумилин в 2009 г. усмат-
ривал возможность возникновения в регионе Большого Ближ-
него Востока союза ряда государств с негосударственными
акторами («Хезболлой» и ХАМАС) в качестве альтернативы
существующей региональной системе, образованной умерен-
ными государствами75.
Другим новым явлением в области безопасности стало мас-
штабное вовлечение частных военных компаний в различную
деятельность в конфликтных регионах. Вооруженные частные
подразделения все чаще привлекаются для охраны военных объ-
ектов, сопровождения гуманитарных грузов и т.п. Масштабное
привлечение частных военных компаний было в Ираке после
разгрома иракской армии, где они использовались для обучения
иракских полицейских, обеспечения безопасности на нефтяных
разработках, переводов при допросе военнопленных и т.п.76
113
 Само по себе привлечение частных компаний при решении
военных проблем, а также вопросов, связанных с безопас-
ностью, как и многие другие явления современного мира, не
является чем-то абсолютно новым. В той или иной форме и
степени такое было ранее. Однако начиная с 1990-х гг. в этой
области произошли качественные изменения:
1)  резко возросли масштабы деятельности частных компа-
ний в военной сфере и сфере безопасности;
2)  увеличился «ассортимент» предлагаемых ими услуг;
3)  расширилось число «заказчиков», которые стали обра-
щаться к их помощи; так, к услугам частных военных компа-
ний обращаются не только государства, но и представители
ТНК, которые нанимают их для охраны своих объектов, повс-
танцы — в частности, для обучения военному делу; межпра-
вительственные организации — для помощи в организации
миротворчества и др.77
По всей вероятности, тенденция обращения к этим ком-
паниям за услугами будет только усиливаться. Как отмечает
И.А. Сафранчук, их деятельность оказалась востребованной,
что и служит стимулом к развитию данного бизнеса.
Еще одним фактором, способствующим развитию част-
ных военных компаний, стало большое количество профес-
сиональных военных, которые оказались на рынке труда
после окончания холодной войны. Все это дало возможность
частным лицам создать такие компании, которые стали кон-
курентоспособными по сравнению с государственными сила-
ми. Более того, част­ные силы имеют ряд преимуществ: они
готовы действовать в любом регионе, достаточно мобильны
и гибки, поскольку не требуют длительных согласований при
принятии решений78. Но в этом, представляется, и их особая
опасность. Будучи готовыми действовать где угодно и когда
угодно, причем в условиях научно-технической революции,
решать задачи, которые не регулируются международным
правом, поскольку выходят за рамки межгосударственных
отношений, частные военные компании «на службе» авто-
ритарных режимов, а также некоторых негосударственных
акторов (например, радикально настроенных групп) факти-
114
чески способны силовым способом воздействовать на поли-
тическую систему мира.
Масштабное вовлечение частных структур в сферу безопас-
ности ведет к своеобразной «приватизации» данной области
негосударственными акторами79.
Проблемы, связанные с частными военными компаниями,
побуждают к тому, чтобы поставить их деятельность под ши-
рокий международных контроль. В связи с этим инициирована
деятельность по принятию конвенции ООН по регламентации
деятельности частных военных компаний80. Ее суть заключа-
ется в том, чтобы создать более строгие правовые рамки их
поведения на международной арене.
В конце ХХ – начале ХХI в. вследствие вовлеченности боль-
шого числа акторов, в том числе и негосударственных, значитель-
но изменилась общая картина конфликтов. Во-первых, резко уве-
личилось число внуригосударственных конфликтов, имеющих
международное звучание. Такая интернационализация конфлик-
тов обусловлена теми угрозами, которые они представляют для
остального мира (возможность расширения конфликта, его вы-
ход за пределы одного государства и регион, поток беженцев
и т.п.), а также вовлеченностью внешних акторов, как в сам
конфликт, так и в его урегулирование81. События в арабских
странах 2011–2012 гг. хорошо иллюстрируют данный тезис.
Во-вторых, эти конфликты характеризуются асимметрич-
ностью, под которой понимается неравенство сил сторон, ис-
пользование ими различных стратегий и тактик, различие в
статусе конфликтующих сторон82.
В-третьих, как результат первого и второго, такие конфлик-
ты очень трудно урегулируются. Множественность участни-
ков усложняет процесс поиска взаимоприемлемого решения, а
в ходе самого конфликта стороны используют разные средства
и силы, в целом плохо поддающиеся внешнему контролю.
В области безопасности процессы транснационализации
негосударственных акторов охватывают и такие сферы, как
преступность, незаконная торговля оружием, пиратство, тор-
говля людьми и т.п., порождая «черные» и «серые» зоны ми-
ровой политики.
115
 «Проблемные государства» в сфере безопасности
Одна из наиболее острых проблем, связанных с «проблем-
ными государствами», относится к вопросу нераспространения
ядерного оружия. Режим ДНЯО оказывается под вопросом, по
крайней мере, по следующим причинам. Во-первых, Дого-
вор можно не подписывать и разрабатывать ядерное оружие,
это наблюдается на примере Индии и Пакистана. Во-вторых,
из Договора можно выйти, как это сделала Северная Корея.
В-третьих, не исключено, что под видом разработок в облас-
ти мирного использования ядерной энергии осуществляется
военная программа (в чем подозревается Иран). Разработки в
ядерной области наряду с угрозами в отношении других госу-
дарств вызывают особые опасения. Отсюда столь пристальное
внимание к ядерным программам Ирана и Северной Кореи.
К названным проблемам следует добавить опасность попа-
дания ядерных материалов в руки террористов. Вновь «про-
блемные государства» оказываются в числе тех, кто потенци-
ально может пойти на такие шаги.
Несостоявшиеся государства обычно порождаются кон-
фликтами и сами порождают конфликты со всеми вытекаю-
щими последствиями (угрозой распространения, беженцами,
гуманитарной катастрофой и т.п.). При этом отдельные струк-
туры в таких государствах нередко выходят за пределы нацио-
нальных границ и занимаются разбоем и пиратством. Приме-
ром может служить Сомали.
Все эти вопросы включаются в современную повестку дня
и требуют своего решения.

«Классические» вопросы безопасности

В начале 1990-х гг. вопросы безопасности, которые были
центральными для периода холодной войны, казалось, ушли в
прошлое. Однако нерешенность целого ряда проблем застави-
ла вернуться к ним в ХХI веке. Речь идет о таких проблемах,
как контроль над вооружениями и сокращение вооружений,
региональные аспекты безопасности.
Новые и «старые» ракурсы региональной безопасности хо-
рошо прослеживаются на примере Европы. Европа — регион,
116
на системе безопасности которого окончание холодной войны
и последовавшая за этим перестройка системы международ-
ных отношений сказались с особой очевидностью. Исчезли
одни межправительственные организации, связанные с бе-
зопасностью, и появились новые, изменились границы госу-
дарств и т.п.
Попытки упорядочения сферы европейской безопасности
были предприняты в 2000-е годы Россией, поскольку после
окончания холодной войны европейская архитектура безопас-
ности претерпела значительные изменения. Под воздействием
расширения НАТО, кризисов вокруг системы ПРО, а также
проблем с ДОВСЕ система Стокгольмских, Венских и Париж-
ских соглашений СБСЕ оказывается под вопросом. Европа, по
сути, вернулась в 1960-е годы, когда у сторон не было правил
игры в военно-политической сфере83. Примечательно, что Рос-
сия воспринимает данную ситуацию как процесс хаотизации
сферы европейской безопасности. Западные партнеры, напро-
тив, увидели в данных процессах регулирование за счет вы-
страивание новых структур. Однако проблемой, которая не
решается в рамках западной логики рассуждений, остается
то, что новая система охватывает не всех акторов европейской
безопасности, а исключает Россию как значимое структурное
звено. В результате создаваемая система становится потенци-
ально нестабильной.
К проблемам, возникшим в европейской безопасности пос-
ле окончания холодной войны, следует добавить и те, что обус-
ловлены трансформацией Вестфальской системы. Во-первых,
в современных условиях европейскую безопасность становит-
ся все сложнее ограничить рамками Европы (как бы она ни оп-
ределялась: от Бреста до Бреста, от Ванкувера до Владивосто-
ка и т.д.84), поскольку современные средства и методы борьбы
все менее значимыми делают географический фактор. Во-вто-
рых, угрозы во многом исходят от негосударственных акторов.
В-третьих, безопасность в значительной степени сдвигается в
сторону «мягкой безопасности» (под потенциальным воздейс-
твием оказываются и энергетика, и система водоснабжения, и
экология и т.п.)85.
117
 Безопасность в условиях современного научно-техническо-
го развития
Научно-техническое развитие включило новые аспекты в
проблематику безопасности. Развитие компьютерных техно-
логий привело к созданию нового пространства противобор­
ства — киберпространство. Ранее существовавшие простран­
ства — наземное, морское, воздушное и космос дополнились
принципиально новым — виртуальным, обладающим рядом
специфических характеристик, такими, например, как ано-
нимность, отсутствие необходимости использования тяжелой
военной техники86, трансграничность, мобильность и т.д.
В связи с этим, как отмечает А.В. Крутских, «основная
озабоченность в сфере обеспечения международной информа-
ционной безопасности связана с возможностью применения
информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) в це-
лях, несовместимых с задачами обеспечения международной
стабильности и безопасности. Важнейшими угрозами здесь
видятся враждебное использование ИКТ на уровне государств
против информационных инфраструктур в политических, в
том числе военных, целях, преступная и террористическая де-
ятельность в киберпространстве»87.
В принятой в 2010 г. Военной доктрине Российской Федера-
ции отмечается «усиление роли информационного противоборс-
тва» и говорится о необходимости «развития сил и средств ин-
формационного противоборства»88. Важнейшая роль отводится
киберпространству и в Стратегии национальной безопасности
США 2010 г.89 В 2011 г. Министерство обороны США подгото-
вило Стратегию действий в киберпространстве90. Согласно этой
Стратегии киберугрозы выходят за рамки чисто военных угроз
и охватывают все стороны жизненно важной инфраструктуры
США (транспорт, финансы, энергетику, связь и т.д.). По этой при-
чине нападение на киберпространство может рассматриваться
как нападение на США и повлечет за собой соответствующие от-
ветные действия, в том числе военными средствами91.
Расширение пространства военных действий и использова-
ние киберпространства является частью революции в военном
деле, которая, в свою очередь, включает также технологичес-
118
кие вопросы и развитие военных доктрин92. К технологичес-
ким аспектам относятся вопросы, связанные с проведением
так называемых «бесконтактных войн» (использование беспи-
лотных летательных аппаратов, радиоэлектронного воздейс-
твия и др. высокоточного оружия). Наличие такого оружия
делит мира на два лагеря: очень небольшую группу с явным
лидерством во главе с США — тех, кто обладает им, и вто-
рую группу — тех, кому высокоточное оружие недоступно. По
оценкам В.И. Слипченко, с помощью высокоточного оружия
можно решать те задачи, которые ранее было возможно решать
с помощью ядерного оружия или большой группировки сухо-
путных войск. В связи с этим, считает В.И. Слипченко, возни-
кает необходимость заключения международных договоров по
этому виду оружия93.
В то же время наличие высокоточного оружия не означает
непременной победы в конфликте в силу того, что современ-
ные конфликты асимметричны и противоположная сторона
использует огромный арсенал других средств94.
Особенности, обусловленные научно-техническими инно-
вациями, а также изменениями в политической системе мира,
находят отражение в военно-политических доктринах. Так,
в концептуальных документах ряда стран указываются в ка-
честве угрозы негосударственные акторы. Очевидно, что эти
вопросы выносятся и на международной уровень и тем самым
в значительной мере меняют традиционную повестку дня в об-
ласти безопасности.

Проблематика «мягкой безопасности»

В конце ХХ столетия в международную повестку дня про-
блем безопасности стали включать вопросы, не относящиеся
непосредственно к военным аспектам. В результате возникла
проблематика энергетической, экологической безопасности,
безопасности человека и т.п95. Такое расширение проблем бе-
зопасности обусловлено трансформацией политической сис-
темы мира, связанной с взаимозависимостью. В результате
участники мировой политики оказались потенциально уязви-
мы действиями друг друга в различных областях.
119
 В целом регулирование сферы безопасности, которая стала
более «размытой» и по угрозам, и по методам противостояния
им, становится сложнее.
2.2.2.2. Экономика и среда жизнедеятельности
Вопросы экономики, экологии, энергетики становятся осо-
бенно значимыми начиная со второй половины ХХ столетия.
Энергетический кризис начала 1970-х гг. стал одним из первых,
продемонстрировавшим важность данной сферы в глобальном
масштабе. Представляется, что это не случайное совпадение.
Именно во второй половине ХХ в. формируется, с одной сто-
роны, глобальная политическая система, представленная на-
циональными государствами, в том числе освободившимися
от колониальной зависимости, с другой — мировая экономи-
ка, для которой национальные границы становятся все более и
более тесными.

Случайны ли кризисы?
Перестройка политической системы мира нашла отражение
в кризисе 1997–1998 гг., а затем и в экономическом кризисе
2008–2009 гг.
Несомненно, и финансовые, и экономические, и другие
причины повлияли на развитие кризисов конца XX – начала
ХХI в. В частности, в развитии кризиса 2008–2009 гг. сыграли
свою роль инновационные продукты, получившие широкое
развитие в банковском секторе и далеко не всегда оправдан-
ные реальным производством. Однако представляется, что
кризисы, с которыми в последнее время сталкивается мир,
явились, прежде всего, следствием кризиса Вестфальской
политической системы мира и одновременно фактором, ве-
дущим к ее дальнейшей эрозии. В отличие от других эконо-
мических кризисов, которые были в истории и порождались
или сопровождались политической нестабильностью, эконо-
мические кризисы конца ХХ – начала ХХI столетия обуслов-
лены не проблемами политической системой одного или не-
скольких государств, а именно политической системы мира,
как таковой.
120
 Обращаясь к анализу кризиса конца 1990-х гг., М.В. Хар-
кевич отметил, что еще в конце 1990-х С. Стрэндж возложила
вину за кризис на проблемы Вестфальской системы. «На на-
чальном этапе развития система национальных государств и
рынок, по мнению С. Стрэндж, находились между собой в ор-
ганичной связи. Государствам нужен был экономический рост
и система кредитования, а производство и торговля нуждались
в безопасности. Однако развитие экономической системы до
глобальных масштабов создало, по крайней мере, три пробле-
мы для системы государств, с которыми она не в состоянии
справиться. Это управление мировой финансовой системой,
защита окружающей среды и сохранение социально-экономи-
ческого баланса между богатыми и сильными, с одной сторо-
ны, и бедными и слабыми — с другой»96. В результате одной
из важнейших составляющих, которая привела к кризису кон-
ца 1990-х гг., оказалось противоречие между национальными
интересами отдельных государств и экономической системой
в целом, ставшей глобальной.
В 2000-х гг. ситуация усложнилась. Кризис охватил значи-
тельно большее число государств, включая наиболее экономи-
чески развитые — США и страны ЕС. Одним из факторов его
развития стало как раз пересечение функций различных акто-
ров. «Зарабатыванием» денег начинают заниматься не только
бизнес-структуры, но и государства, крупные города, которые
начинают инвестировать за пределами своих территорий, при-
обретать непрофильные активы и т.п.
Ограничения на деятельность бизнеса накладывают терри-
тории непризнанных или частично признанных государств, а
также несостоявшихся государств. Если в случае непризнан-
ных или частично признанных государств возникают право-
вые вопросы, то в случае с несостоявшимися государствами
проблемой являются риски как в самом государстве, так и на
близких к нему территориях. Ярким примером здесь могут
служить сомалийские пираты.
В отношении других проблемных государств («государств-
изгоев», по распространенному в США определению) — свои
проблемы, связанные с экономикой. Очевидно, что конкретные
121
бизнес-структуры, ориентированные на получение прибыли,
мало заинтересованы в политически мотивированных акциях
по отношению к тем или иным государствам, в частности в
санкциях. Они пытаются обойти их любыми путями. Один из
последних примеров - инициированная США в августе 2012  г.
проверка Deutsche Bank по поводу возможного нарушения
экономических санкций против Ирана, что было вызвано по-
дозрением о проведении данным банком на территории США
финансовых операций по поручению своих иранских контра-
гентов. Кроме Deutsche Bank под подозрение попал еще целый
ряд западных банков97.

Финасы
Финансы — самый мобильный элемент экономической
системы. Оба кризиса (1997-1998 и 2008-2009 гг.) связаны с
финансами. В основе современных экономических проблем
Европы также лежат финансы. Обсуждаются такие проблемы,
как регулирование финансовых процессов, роль государств,
межправительственных организаций и частных структур,
значение инновационных банковских продуктов и т.п.98 Од-
нако дискуссии по этим проблемам практически не выходят
за сферы экономики. Разумеется, финансы имеют свою четко
выраженную специфику, но в целом, представляется, пробле-
ма финансов непосредственно связана с другими вопросами и
также лежит в основе политической организации современно-
го мира.

Феномен «новой экономики»

Технологическое и информационное развитие привело к
созданию в конце ХХ века «новой экономики», ориентирован-
ной на информационные технологии, биотехнологии, косми-
ческие технологии (в частности, создание карт, основанных на
съемках со спутников) и т.п. Эти новые технологии принци-
пиальным образом перестраивают деятельность компаний и
государств, поведение потребителей99.
Одним из важнейших результатов развития «новой эконо-
мики» является ее дальнейшая транснационализация и возни-
122
кающие в связи с этим проблемы. В качестве примера мож-
но привести «дело Yahho», когда американский пользователь
выложил на портале Yahoo для продажи нацистские знаки
отличия, торговля которыми запрещена французским законо-
дательством, но допускается американским100. Таких противо-
речий, возникающих из-за транснациональности, множество.
Они требуют регулирования отношений между различными
участниками на международном уровне. Для этих целей со-
зываются разного уровня форумы и конференции. Одним из
крупнейших стал Всемирный саммит по информационному
обществу, который прошел в Женеве в 2003 г. За ним после-
довал ряд других, зафиксировавших проблемы и подходы к их
решению в области информационных и коммуникационных
технологий101. Данная проблематика прочно вошла в междуна-
родную повестку дня.

Энергетика
Другая экономическая проблема, вышедшая на передний
план последнего десятилетия, — энергетика. Ее обострение
связано с несколькими причинами. Среди этих причин можно
назвать следующие: во-первых, бурный экономический рост
ряда стран, прежде всего Китая, ориентированный на произ-
водство, который повлек за собой резкое увеличение потреб-
ления энергии. Во-вторых, неравномерное распределение в
мире источников энергии (значительная часть углеводород-
ных источников энергии находится в одних странах, а большая
часть потребления — в других). В-третьих, нестабильность в
ключевом регионе, поставляющем нефть и газ на мировой ры-
нок, — Большом Ближнем Востоке. В-четвертых, противоре-
чия между частными, общественными и национальными инте-
ресами. Решение же всех этих проблем вновь следует искать в
политической организации мира.

Экология и климат
Пожалуй, наиболее ярко проблемы, обусловленные сов-
ременной политической организацией мира, проявляются в
сферах, связанных с экологией и последствиями изменения
123
климата. Те, кто заинтересован в этих проблемах, очень четко
разделились на две группы. В первой группе находятся рабо-
тающие в таких сферах, как фармакология, требующая чистых
биологических ингредиентов, создание очистных сооружений;
проживающие в небольших островных государствах, для ко-
торых даже небольшое повышение уровня Мирового океана
может оказаться критическим и т.п. Вторую группу образуют
работающие в промышленности, которая связана с больши-
ми выбросами, крупные индустриальные или развивающие
индустрию государства и т.п. Иными словами, интересы го-
сударств, частного сектора, различных групп оказываются
сильно переплетенными. А сами проблемы носят глобальный
характер.
2.2.2.3. Социально-гуманитарная сфера: новые аспекты
Социально-гуманитарная сфера, в отличие двух других —
военно-политической и политико-экономической, в меньшей
степени привлекает внимание политиков. Соответственно,
она и изучена хуже. Если обратиться к международным дого-
ворам, то социально-гуманитарная область указывается в них
последним пунктом, после того как отмечены договоренности,
достигнутые в сферах военно-политической и экономического
сотрудничества.
В то же время наблюдается тенденция к усилению значи-
мости социально-гуманитарных проблем, которые включа-
ются в международную повестку дня. Более того, социально-
политическая и гуманитарная проблематика расширяется за
счет обсуждения относительно новых вопросов, связанных с
образованием, медициной и др., а также появлением новых
феноменов, например, феномена WikiLeaks, который проде-
монстрировал, как небольшая группа людей (фактически один
человек с группой помощников) стала влиятельной, при этом
обладая минимальными материальными ресурсами.
Гуманитарная сфера вызывает наиболее острые дискуссии.
Это касается гуманитарного вмешательства, прав человека и т.п.
Сегодня также можно говорить о значительном усилении
ценностного компонента в мировой политике на разных уров-
124
нях, что выражается в том числе и в возрастании роли публич-
ной дипломатии за последнее десятилетие102.
В повестке дня социально-гуманитарной сферы четко фо-
кусируются основные проблемы и тенденции политическо-
го развития мира. В частности, наблюдается «пересечение»
функций акторов. В результате социальными проектами на
глобальном уровне занимаются не только международные
правительственные и неправительственные организации
(что было типично ранее), но также все в большей степени и
бизнес-структуры. Одним из наиболее ярких примеров здесь
является подписание в рамках ООН Глобального договора.
Важно, что в Глобальном договоре социальная ответствен-
ность бизнеса распространяется не только на свое предпри-
ятие, что было характерно и прежде, а именно на глобальный
уровень103.

Миграция
Проблема миграции, конечно, относится не только к соци-
ально-гуманитарной сфере, но также носит ярко выраженный
экономический характер и затрагивает область безопасности.
Например, погромы в Париже и других европейских городах
в конце 2005 г. были организованы, прежде всего, выходцами
из иммигрантской среды, а нелегальная миграция напрямую
связана с вопросами безопасности. И все же наиболее остро
дискутируется вопрос о социально-гуманитарной составляю-
щей проблемы миграции особенно после того, как ряд лидеров
европейских стран заявили о провале политики мультикульту-
рализма.
Важный аспект современной миграции состоит в том, что
возникает некоторое противоречие, с одной стороны, между
политикой на национальном уровне. И с другой стороны, —
масштабным характером миграционных потоков, охвативших
значительную часть мира. Каждое государство вырабатывает
и реализует свою политику в отношении мигрантов, причем
как в отношении «внешних», приехавших из других стран, так
и «внутренних», оказавшихся в своей стране, но поменявших
регион с иной культурной или этнической составляющей.
125
 В большинстве случаев люди переезжают для получения
образования, а также в поисках постоянной или временной ра-
боты. Им приходится жить и работать в течение длительного
времени с местным населением. Отсюда возникают проблемы
взаимодействия разных культур, образов жизни и т.п. Каких-
то общих подходов пока не найдено. Последовательно отвер-
гались идея, выраженные различными метафорами: 1) «пла-
вильного котла» (оказалось, что национальные особенности
«не переплавляются», а остаются прежними); 2) «салата» (от-
дельные составляющие его оказались мало связанными друг с
другом); 3) «томатного супа» (попытка ввести связующее зве-
но и при этом оставить отдельные составляющие) — пробле-
мой стало как раз «связующее звено», найти которое оказалось
непросто.
Нерешенность социально-гуманитарной сферы вопросов
миграции ведет к тому, что проблема становится областью
безопасности, когда на национальной почве начинаются
столкновения в большем или меньшем масштабе. Примеча-
тельно, что интеллектуальная миграция обычно не порож-
дает подобных конфликтов. Возможно, анализ этого фено-
мена позволит подойти к решению более общих проблем
миграции.
Несмотря на достаточно серьезное внимание к проблемам
миграции и на политическом уровне, и на исследовательском,
вопросы миграции в полной мере не осознаны как междуна-
родно-политическая проблема и в таком качестве не вошли в
обсуждаемую повестку дня.

Здравоохранение и борьба с бедностью

Здравоохранение и вопросы борьбы с голодом, в отличие
от миграции, давно включены в международную повестку
дня, несмотря на то что также имеют скорее национальный
и региональный характер. Основной причиной здесь, ско-
рее всего, стало то, что эти проблемы были раньше осозна-
ны в качестве глобальных. Миграция же в столь крупных
масштабах за последние сто лет появилась только в конце
ХХ века.
126
 Вопросы борьбы с голодом, детской смертностью, СПИДом,
увеличения продолжительности жизни человека и т.п. всегда
находились в центре внимания ООН104 и других международ-
ных организаций, зафиксированы во множестве документов и
программ. Это та область, где действительно достигнуты успе-
хи, хотя и не по всем направлениям («если, например, вопро-
сы снижения детской смертности решаются достаточно дина-
мично, то борьба с опасными болезнями отмечена пока лишь
отдельными достижениями»105), но одновременно существует
значительная поляризация по оси «Глобальный Север» – «Гло-
бальный Юг».
Проблемой до сих пор остается стимулирование внутрен-
них источников и рычагов развития стран «Глобального Юга».
Но здесь возникают вопросы коррумпированности ряда режи-
мов, их неспособность и нежелание что-либо делать в этом
направлении. В результате наблюдаются противоречия меж-
ду населением и международными организациями, с одной
стороны, и режимом того или иного государства — с другой.
Иными словами, вновь приходится обращаться к вопросам по-
литической организации мира.
Другой аспект, на которой следует обратить внимание
при обсуждении здравоохранения и борьбы с бедностью, за-
ключается в том, что решения в этой области не могут быть
найдены без совместной работы многих акторов. К.П. Бори-
шполец пишет, что борьба со СПИДом требует вовлеченнос-
ти многих акторов — «неправительственных общественных
организаций и представителей религиозных кругов. Весной
2010 года в Нидерландах состоялся саммит религиозных ли-
деров по вопросам противостояния ВИЧ/СПИДу, в котором
участвовали около 40 лидеров общин беахаистов, буддистов,
христиан, индуистов, иудаистов, мусульман и сикхов, а так-
же главы ЮНЭЙДС и Фонда ООН в области народонаселения
(ЮНФПА), дипломаты и представители гражданских сетей,
объединяющих лиц, живущих с ВИЧ. В целом же в последние
годы международная борьба со СПИДом получила особенно
заметную поддержку со стороны религиозных учреждений на
Африканском континенте»106.
127
 Наука, культура, образование
Наука по своей сути транснациональна. Образование и, по
крайней мере, часть искусства более ориентированы на нацио-
нальное. Тем не менее, развитие образования невозможно без
опоры на науку, а через нее и включения в общемировой кон-
текст.
Резкой смены повестки дня в области науки и искусства не
происходит, зато в области высшего образования наблюдаются
феномены, связанные с его интернационализацией и коммер-
циализацией. Коммерциализация происходит на националь-
ном уровне. В ряде стран все больше образовательных услуг
предоставляется на платной основе, что вызывает довольно
интенсивные дискуссии. Что касается международного уров-
ня, то здесь значимым моментом стал Уругвайский раунд ВТО,
по результатам которого образование стало рассматривать-
ся как услуги107. В результате в образовательной сфере четко
обозначилось переплетение интересов государства, бизнеса и
общества.
Интернационализация высшего образования не является
новым явлением. Всегда университеты принимали студентов,
обменивались преподавателями и т.п. Однако в конце ХХ сто-
летия процесс интернационализации приобретает качественно
иные масштабы. С особой очевидностью это прослеживается
на примере Болонского процесса, где интернационализация
идет особенно интенсивно и фактически вылилась в создание
интегрированного пространства высшего образования на Ев-
ропейском континенте. В марте 2010 г. на конференции минис-
тров образования, прошедшей в двух городах — в Вене и Бу-
дапеште, было объявлено о создании европейского пространс-
тва высшего образования108. Интересным и важным моментом
с точки зрения управления образованием в рамках Болонского
процесса является то, что относительно самостоятельным ак-
тором выступил университет.
Несмотря на интенсивные дискуссии в отношении Болон-
ского процесса, наличие большого числа его противников,
интеграция образовательной сферы все же оказывается менее
чувствительной для государства по сравнению с экономичес-
128
кой и тем более военно-политической, о чем свидетельствует
факт присоединения к Болонскому процессу за период с 1999
по 2010 г. 47 государств.
Интернационализация и коммерциализация процессов об-
разования касается высшего образования. В области же на-
чального образования на международной повестке дня, как и в
здравоохранении, поляризация между «Глобальным Севером»
и «Глобальным Югом».
Качественные изменения, прежде всего, в высшем образо-
вании, активное включение в него новых игроков со своими
специфическими интересами заставляют перестраивать уп-
равление данной сферой. В результате появляется целый ряд
новых моментов в управлении, которые выходят за рамки
собственно образовательной области109.

Права человека
Проблема прав человека также не нова в международной
повестке дня. В 1948 г. ООН принимает Всеобщую деклара-
цию прав человека, отражающей права, которыми обладают
все люди110. Однако в конце ХХ столетия эта проблема приоб-
ретает новое звучание в разных вариантах, в том числе и как
проблема прав человека сама по себе, и как проблема гумани-
тарного вмешательства, и в других формах.
Основная причина актуализации прав человека заключа-
ется в развитии процессов транснационализации, взаимоза-
висимости, т.е. трансформации политической системы мира
и как следствие, серьезные потрясения в том или ином госу-
дарстве оказываются значимыми для остальных и системы в
целом.
Одновременно с государствами, международными орга-
низациями вопросами прав человека начинают активно зани-
маться международные неправительственные организации, в
частности Amnesty Internationalи др.
Появляются также протестные формы с нарушением законо-
дательства, например, хакерские атаки группы «Anonymous»,
члены которой позиционируют себя в качестве борцов за сво-
боду в Интернете, против цензуры и преследований.
129
 ***
Итак, современная международная повестка дня характери-
зуется следующими изменениями:
1. значительным расширением международной тематики;
если в начале ХХ века общая международная повестка дня в
основном сводилась к вопросам войны и мира, а остальные про-
блемы, которые возникали, решались в основном на двусторон-
нем уровне, то в начале ХХI в. становится сложно найти вопрос,
который бы не затрагивался на международном уровне;
2. вовлечением государств всех континентов в междуна-
родную активность;
3. участием негосударственных акторов в постановке, раз-
витии и решении международных проблем;
4. использованием новых технологий, которые во многом
изменяют саму проблему и подходы к ее решению;
5. пересечением тематических областей, когда экономичес-
кая проблема становится, например, вопросом безопасности.
Эти изменения политической повестки дня, разумеется, не-
обходимо иметь в виду при определении основных парамет-
ров глобального управления.

2.3. Развитие практики глобального управления

2.3.1. Дипломатия как механизм регулирования
международных отношений

Роль дипломатии в регулировании международных отно-

шений
Идея баланса сил, которую Т.В. Зонова рассматривает как
важнейший атрибут Вестфальского мира111, стала мощнейшим
инструментом управления сначала небольшого «мира» стран,
вошедших в Вестфальскую систему, а затем и глобальной сис-
темы в целом.
Баланс сил был не единственным инструментом между-
народного управления. Изначальная «анархичность» межго-
сударственных отношений, которая «задана» Вестфальской
130
системой, регулировалась целым арсеналом дипломатических
средств. Государства, будучи суверенными и независимыми,
формируют свою внешнюю политику, т.е. свои цели и при-
оритеты относительно внешнего мира, а также основные на-
правления деятельности. Осуществляется внешняя политика с
помощью дипломатии, которая на протяжении ряда веков была
и продолжает оставаться главным средством регулирования
международных отношений.
Многообразие форм и методов дипломатии дают осно-
вания полагать, что глобальное управление шире, чем раз-
витие лишь межправительственных организаций, которые
обычно рассматриваются, когда речь идет о глобальном
управлении112. В то же время традиционные двусторонние
отношения могут быть ничуть не менее значимым звеном
такого управления. В качестве примера можно привести со-
ветско-американские отношения периода холодной войны.
Их вклад в процессы глобального управления того периода
сложно переоценить. Впрочем, и современные российско-
американские отношения остаются важнейшим элементом
глобального управления.
Основываясь на Оксфордском толковом словаре, Г. Николь-
скон определил дипломатию как «ведение международных
отношений посредством переговоров; метод, при помощи ко-
торого эти отношения регулируются и ведутся послами и пос-
ланниками; работа или искусство дипломата»113. Признавая
переговорные механизмы важнейшими в дипломатии, в то же
время ряд современных авторов полагают неправомерным пол-
ностью сводить дипломатию к переговорам. В этом случае вне
ее сферы оказывается значительная часть консульской работы,
а также, например, консультации (не предполагающие приня-
тия совместного решения, на которое нацелены переговоры) и
ряд других видов деятельности. Поэтому чаще используются
более широкие понимание дипломатии, в соответствии с кото-
рым переговоры наделяются ключевой ролью или, как заме-
чает П.Т. Хопманн, являются основным видом деятельности
в современной дипломатии, хотя последняя все же полностью
не отождествляется с ними114.
131
 Примером такого достаточно широкого понимания дип-
ломатии, когда переговоры являются важнейшим, но не
единственным инструментом, может служить определение
Дж.  Р. Берриджа. По его мнению, дипломатия представляет
собой ведение международных дел скорее посредством пере-
говоров и других мирных средств (сбор информации, прояв-
ление доброй воли и т.п.), предполагающих, прямо или опос-
редованно, именно проведение переговоров, а не применение
силы, использование пропаганды или обращение к законода-
тельству115.
Таким образом, вся совокупность дипломатических форм
и методов представляет собой механизм современного гло-
бального управления, который продолжает изменяться и раз-
виваться.
Переговоры, являются важнейшим элементом дипломатии.
Но в то же время они используются не только в дипломатичес-
кой деятельности. Д. Хелд определил переговоры в качестве
основной формы выражения политики, являющейся своеоб-
разным мостом между борьбой (конфликтом) и сотрудничес-
твом116.
Несомненно, что и в глобальном управлении переговоры
представляют ключевой структурный элемент.

Новое в дипломатии во второй половины ХХ – начала ХХI  в.

как средства глобального регулирования
По мере развития политической системы мира модифи-
цировалась и дипломатия, возникали новые формы и методы
дипломатической работы. Многие из них анализируются в ра-
ботах отечественных авторов117.
Большое внимание современной дипломатии уделяют зару-
бежные исследователи. Так, К. Гамильтон и Р. Лангхорн, гово-
ря об особенностях современной дипломатии, выделяют два
ключевых момента: во-первых, большую ее по сравнению с
прошлым открытость, под которой понимается, с одной сторо-
ны, привлечение к дипломатической деятельности представи-
телей различных слоев населения, а не только аристократичес-
кой элиты, как ранее, а с другой — широкое информирование
132

Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)

о соглашениях, подписываемых государствами; во-вторых,
интенсивное развитие многосторонней дипломатии118. Усиле-
ние роли многосторонней дипломатии отмечается и многими
другими авторами, в частности П. Шарпом119.
Развитие процессов демократизации мира еще в первой
половине ХХ в. привело к постановке вопроса об открытости
дипломатии. Переговоры, заключаемые соглашения, дипло-
матическая деятельность в целом находятся под пристальным
вниманием общественности, прежде всего благодаря средс-
твам массовой информации. Одним из первых «возмутителей
спокойствия» в отношении «открытой дипломатии» стал 28-й
президент США В. Вильсон. Он выступил с идеями демок-
ратической дипломатии, ориентированной на разоружение,
свободную торговлю, либерализм, ее «доступности» для об-
щественности (необходимости регистрации и ратификации
договоров).
Новый виток внимания к проблеме открытости диплома-
тии приходится на начало ХХI века в связи с деятельностью
WikiLeaks. Дж. Ассанж и его сторонники аргументируют об-
народование дипломатической переписки тем, что народы
должны знать правду о том, как правительства действуют на
международной арене.
Еще в начале ХХ в. идеи открытости дипломатии встрети-
ли различный отклик политических и общественных деятелей
того времени, вызвав у одних восторженную поддержку, а у
других — скептическое отношение. К последним принадле-
жал, например, Г. Никольсон120. Он полагал: для того чтобы
дипломатия действительно была эффективной, она не долж-
на осуществляться «на виду» у всех. Впоследствии эту мысль
образно сформулировали американские исследователи У. Зарт-
ман и М. Берман, заметив, что если публично проводить пере-
говоры, то их участников «потянет к окнам», а не друг к другу.
Иными словами, открытость побуждает стороны больше к пуб-
личным действиям, чем к принятию собственно решений121.
Вопрос, по-видимому, все же решается следующим обра-
зом: открытость должна относиться к итоговым решениям и
их реализации, но не к процессу их выработки. В этом пла-
133
не конец ХХ – начало ХХI вв. действительно характеризуется
тем, что дипломатия все больше попадает под контроль об-
щественности. Происходит это за счет целого комплекса но-
вых моментов. Во-первых, в современном мире значительное
число международных документов требует ратификации. Это
означает, что проходят слушания в парламентах, документы
освещаются СМИ, проводится их научная экспертиза. Во-вто-
рых, сама по себе деятельность СМИ в области международ-
ных отношений и мировой политики способствует такому кон-
тролю. Наконец, интересы различных транснациональных ак-
торов и их собственная деятельность на международной арене
заставляют их внимательно следить за межгосударственными
соглашениями.
Важным трендом в развитии дипломатии как средства ре-
гулирования международных отношений конца ХХ — начала
ХХI в. являются изменения в области публичной дипломатии,
предусматривающей воздействие на общества других стран.
После окончания холодной войны публичная дипломатия
оказалась не столь востребованной. Казалось, что само по себе
окончание холодной войны и падение «железного занавеса»
позволит народам свободно общаться и хорошо понимать друг
друга. Однако после трагедии 11 сентября 2001 г. публичная
дипломатия не только возрождается, но и приобретает новые
черты. Возникла задача предотвращения подобных ситуаций в
будущем. А.В. Долинский отмечает, что и официальная дипло-
матия, и академические круги США быстро пришли к заклю-
чению, что необходимо усилить коммуникацию с обществами
других стран, делать для них политику США понятной. Ос-
новное внимание было обращено на мусульманские страны.
Но сам факт возрождения публичной дипломатии вызвал ее
активизацию не только в США, но и в других странах.
Среди черт новой публичной дипломатии можно выделить
такие, как связь с внутренней политикой, взаимодействие с
негосударственными акторами и т.п.122 По сути, происходит
все более тесное взаимодействие и даже отчасти слияние пуб-
личной дипломатии с неофициальной дипломатией, или вто-
рым направлением дипломатии (Track Two Diplomacy)123, ко-
134
торая представляет собой вовлечение академических кругов,
журналистов, НПО и т.д. в традиционную дипломатическую
деятельность — поиск согласия в конфликтных ситуациях и
предоставление посреднических услуг и т.п.
Развитие многосторонних форм регулирования международ-
ных отношений идет как по пути развития международных ор-
ганизаций, которые рассматривались в первой главе второй час-
ти, так и по пути развития многосторонних форумов. Начиная
со второй половины ХХ столетия в мире не только резко увели-
чивается многостороннее дипломатическое взаимодействие, но
и его формы стали разнообразнее. В прошлом многосторонняя
дипломатия сводилась в основном к переговорному процессу
в рамках различных конгрессов (Вестфальский, 1648 г.; Кар-
ловицкий, 1698–1699 гг.; Венский, 1914–1915 гг.; Парижский,
1856 г. и др.). В настоящее время многосторонняя дипломатия
осуществляется посредством следующих механизмов:
●● в международных универсальных (ООН) и региональ-
ных организациях (ОБСЕ, НАТО и др.);
●● в рамках конференций, комиссий и тому подобных
мероприятий или структур, созываемых или создава-
емых для решения какой-либо проблемы (например,
Парижская конференция по Вьетнаму; Совместная
комиссия по урегулированию конфликта в Юго-Запад-
ной Африке и пр.);
●● на многосторонних встречах в верхах;
●● в работе посольств по многосторонним направлени-
ям124.
Многосторонняя дипломатия и многосторонние переговоры
открывают ряд новых возможностей для глобального управле-
ния. Прежде всего, решение глобальных проблем, т.е. затраги-
вающих интересы многих или всех государств, невозможно без
многосторонних дипломатических форм. В то же время много-
сторонняя дипломатия порождает и ряд трудностей. Так, увели-
чение числа сторон при обсуждении проблемы ведет к услож-
нению общей структуры интересов, созданию коалиций и по-
явлению стран-лидеров на переговорных форумах. Кроме того,
на многосторонних переговорах возникает большое количество
135
организационных, процедурных и технических проблем: необ-
ходимость согласования повестки дня, места проведения; выра-
ботки и принятия решений; председательствования на форумах;
размещения делегаций и т.п. Все это, в свою очередь, способс-
твует бюрократизации переговорных процессов.
В связи с тем что при решении международных проблем
участвуют различные транснациональные акторы — бизнес,
НПО и др., многосторонняя дипломатия все чаще превращает-
ся в многоуровневую, предусматривающую совместную рабо-
ту государств, межправительственных организаций и других
транснациональных акторов. Особенно явно это проявляется
при решении таких глобальных проблем, как экологические,
изменение климата, регулирование Интернета. Примером
здесь может служить второй этап Всемирного саммита по
вопросам информационного общества, созванного в соответс-
твии с резолюциями Генеральной Ассамблеи ООН в Тунисе
в 2005  г. В  нем приняли участие более 19 тысяч человек. Это
были представители государственных структур, межправи-
тельственных организаций, деловых кругов и гражданского
общества из 175 стран мира.  Около 50 делегаций возглавля-
ли главы государств. Результатом работы стало принятие ре-
шений по таким дискуссионным вопросам, как управление
интернетом, а также преодоление цифрового разрыва между
«Глобальным Севером» и «Глобальным Югом».
Наряду с многосторонним и многоуровневым управлением
в современной дипломатии все шире применяется практика
дипломатии на высоком и высшем уровнях. Наличие глобаль-
ных проблем, взаимозависимость мира привели к увеличению
значимости этого вида дипломатии, поскольку она дает воз-
можность проводить «широкие увязки» различных вопросов.
Договоренности, скрепленные подписями высших должност-
ных лиц государств, обеспечивают дополнительные гарантии
их выполнения. Наконец, на таких встречах у глав государств
есть возможность быстро получать необходимую информацию
«из первых рук», обмениваться мнениями.
Вместе с тем дипломатия на высоком и высшем уровнях
имеет и оборотную сторону. Прежде всего, масштаб прини-
136
маемых решений резко повышает ответственность за них, а,
следовательно, и цену возможной ошибки. Особенно остро
эта проблема стоит во время кризисных ситуаций. Если до-
говоренности, достигнутые на высоком или высшем уровне,
будут сочтены ошибочными, то отказаться от них значительно
сложнее, чем от аналогичных, но подписанных на более низ-
ком уровне, поскольку в этом случае ответственность несут
высшие лица государств.
Другим ограничительным моментом дипломатии высокого
и высшего уровней является то, что она в значительной мере
обусловлена личными симпатиями и антипатиями, а это вли-
яет на принятие внешнеполитических решений125. Наконец,
необходимо учитывать, что дипломатия на высоком и высшем
уровнях может быть эффективной лишь тогда, когда хорошо
подготовлена. Иначе участники таких встреч могут, оказыва-
ясь «заложниками» надежд общественности на быстрое реше-
ние проблемы, пойти на неоправданные шаги. Именно по этой
причине Г. Никольсон весьма сдержанно относился к дипло-
матии высокого и высшего уровней. Он полагал, что бывают
случаи, когда необходимо, чтобы министр иностранных дел
или глава кабинета присутствовали на важных конференциях,
но не следует слишком поощрять их частые взаимные визиты.
Такие визиты, писал Г. Никольсон, вызывают надежды, ведут
к недоразумениям и создают порой замешательства126.
Взаимозависимость породила еще одно интересное явле-
ние в сфере глобального управления: государства оказывают-
ся вынужденными налаживать диалог даже в условиях недру-
жественных отношений. Особенно ярко это проявилось в ус-
ловиях холодной войны. Дж. Берридж выделяет такие формы
межгосударственного взаимодействия при отсутствии дипло-
матических отношений, как создание секции интересов при
другом посольстве (например, британские интересы в Иране
представляло в 1989 г. шведское посольство); использование
специального посланника (государственный секретарь США
Г. Киссинджер специально летал в Париж для встречи с вьет-
намским послом); создание совместных комиссий (в частнос-
ти, Совместная комиссия по урегулированию на Юго-Западе
137
Африки в конце 1980-х – начале 1990-х годов, в состав которой
входили дипломаты из Анголы, Кубы, СССР, США, ЮАР, на
заключительном этапе к ним присоединились представители
Намибии; в период ее работы дипломатические отношения от-
сутствовали: у ЮАР — с СССР, Кубой и Анголой; у США — с
Кубой и Анголой)127.
Расширение вопросов, которые вошли в международную
повестку дня, привело к тому, что обсуждению и регулиро-
ванию подвергаются такие различные области, как экология,
образование, терроризм, энергетика, социальные проблемы и
многие другие, иными словами, регулирование международ-
ных отношений сегодня становится многоаспектным. В ре-
зультате повестка дня, которая в принципе может быть пред-
метом дипломатического обсуждения, нередко оказывается
крайне сложной, а самим дипломатам приходится осваивать
ранее незнакомые сферы128.
Как следствие, при подготовке дипломатических кадров в
учебных программах наряду с традиционными курсами (стра-
новедческими, историческими, правовыми, экономическими,
языковыми и т.п.) появляются совершенно новые дисципли-
ны. Так, Институт заграничной службы, являющийся в США
ведущим центром подготовки дипломатических кадров, еще в
1990-е гг. ввел курсы по проблемам наркобизнеса, миграции
населения, охраны окружающей среды, возможности расши-
рения американских рынков и т.п.129
Информационные и коммуникационные технологии также
повлияли на процессы глобального управления: увеличилась
интенсивность межгосударственных контактов130, спутнико-
вые технологии обеспечивают связь из любой географической
точки и т.п. При всех очевидных преимуществах таких контак-
тов возможны и их издержки, когда результаты частных бесед
высших должностных лиц не успевают в полной мере дово-
диться до посольств131.

Иные формы межгосударственного взаимодействия

В конце ХХ столетия межгосударственное взаимодействие
выходит за рамки традиционной дипломатии. Особенно зна-
138
чимым в этом плане стало явление, описанное А.-М. Слотер
и названное ею «трансгосударственностью», когда различные
государственные структуры взаимодействуют со своими зару-
бежными партнерами132. Подробно о нем речь шла выше. Здесь
важно отметить следующее: несомненно, что в целом процес-
сы трансгосударственности контролируются и регулируются
министерствами иностранных дел. Однако огромные масшта-
бы этих контактов, обеспеченные современными средствами
связи, просто не позволяют, во-первых, вникать в детали, а
во-вторых, отслеживать все контакты и взаимодействия. Прак-
тически каждое министерство сегодня имеет структуру, зани-
мающуюся внешними связями. К этому надо добавить внутри-
государственные регионы, университеты, госкорпорации и т.д.
с аналогичными подразделениями. В результате государство
«прорастает» во внешний мир через многообразие форм.
***
Итак, дипломатия, всегда служившая регулятором внешних
отношений, меняется по мере развития политической системы
мира, приспосабливаясь к новым условиям и отвечая на новые
вызовы. Начиная со второй половины ХХ века дипломатия,
как и сама политическая система, все больше становится гло-
бальной. Тем не менее проблемы нарастают, и многие оста-
ются нерешенными (например, проблемы нераспространения,
экологии и т.п.).
Один из вариантов решений, который появляется ad hoc на
«низовом уровне», — кардинальным образом изменить при-
нципы построения политической системы, т.е. реализовать
иной, альтернативный проект мироустройства.

2.3.2. Альтернативные проекты политического

мироустройства
Политическое устройство мира на основе системы нацио-
нальных государств, очевидно, является не единственным воз-
можным вариантом выстраивания политических отношений.
Вопрос об альтернативных проектах или моделях политичес-
кого устройства мира, а значит, и сущностных характеристи-
139
ках управляемого объекта, стал обсуждаться недавно (хотя
альтернативы существуют давно), в основном в американской
литературе. Это связано, прежде всего, с террористическими
актами «Аль-Каиды», а также представлениями их сторонни-
ков о политическом устройстве мира. Широкое использование
данного термина в журналистике породило множество различ-
ных интерпретаций того, что собой представляет проект поли-
тического устройства мира.
Другим стимулом, побудившим к обсуждению вопросов
проектов политической организации мира, стали процессы
трансформации Вестфальской системы.
Под проектом или моделью политического устройства мира
обычно понимаются принципы, которые берутся в качестве
основы политического устройства мира. При этом сам проект
может быть лучше или хуже проработан, реализован на прак-
тике в той или иной степени, либо может оставаться умозри-
тельным. В качестве альтернативного проекта подразумевается
любой проект политического устройства мира, предлагаемый
вместо существующей Вестфальской системы, построенной
на государственно-центристских принципах.
При формировании Вестфальского проекта ценностный
компонент был «выведен за скобки», т.е. не лег в основу сис-
темы. Ж.М. Гуэнно обращал внимание на то, что в свое время
при заключении Вестфальского мира исходили именно из ин-
тересов, а не из ценностей, поскольку в отношении ценностей
невозможны компромиссы133. В ряде современных проектов,
напротив, делаются попытки вернуться к ценностям. Так, во
многом на ценности ориентированы коммунистический и ис-
ламский проекты.

Коммунистический проект
Альтернативные проекты были и во время успешного раз-
вития Вестфальской системы. Самым рассматриваемым стал
коммунистический (социалистический) проект. Он возник на
определенном этапе развития Европы, когда капитал в целом
заканчивал «освоение» национального государства и начал
осуществлять «массовый» выход за его пределы.
140
 Теоретики марксизма исходили из того, что не государс-
тва, а социальные классы являются главными структурными
единицами политической системы. Классы представляют со-
бой, согласно определению В.И. Ленина, «...большие группы
людей, различающиеся по их месту в исторически опреде-
ленной системе общественного производства, по их отноше-
нию (большей частью закрепленному и оформленному в за-
конах) к средствам производства, по их роли в общественной
организации труда, а следовательно, по способам получения
и размерам той доли общественного богатства, которой они
располагают»134. Экономическое развитие влечет за собой
изменение классового состава, а как следствие — и полити-
ческого устройства. Государство, согласно представлениям
В.И.  Ленина, существует исторически ограниченный отрезок
времени, а затем отмирает, уступив место бесклассовому об-
ществу135.
При практическом воплощении коммунистического проекта
в России, а затем в других странах идея глобальной перестрой-
ки социально-политических отношений путем мирового рево-
люционного процесса фактически отодвинулась в будущее, а
усилия сосредоточились на уровне национального государ­
ства. Более того, само национальное государство как главная
структурная единица политической системы мира не только
не исчезло из идеологии и политики, но, напротив, укрепля-
ется. Одним из важнейших моментов здесь стала Генуэзская
конференция 1922 г., на которой Советская Россия получила
международное признание. Иными словами, Россия вошла в
Вестфальскую систему и начала развиваться как национальное
государство. Генуэзская конференция также с очевидностью
продемонстрировала, что для Вестфальской системы внутрен-
нее устройство государств, входящих в нее, не является при-
нципиально значимым.
В результате в России стали параллельно сосуществовать
две модели политического устройства: первая, основная на
идее национального государства (Вестфальская система), и
вторая  — на идеях классовости и пролетарского интерна-
ционализма. Этот симбиоз был весьма противоречивым: с
141
одной стороны, во главу угла ставились национальные ин-
тересы, с другой  — требование пролетарского интернацио-
нализма.
Одним из первых проявлений этого противоречия стал эпи-
зод с закрытием Института мирового хозяйства и мировой
политики, директором которого долгое время был академик
Е.С. Варга. Считается, что Е.С. Варга был обвинен в буржу-
азно-реформистском уклоне, а институт закрыт, поскольку
исследования экономики капитализма, проведенные Е.С. Вар-
гой, противоречили марксистско-ленинским представлениям
о загнивании капитализма. Отчасти это, наверное, было так,
но существовала и другая причина. Она проясняется в связи
с публикацией предсмертных писем Е.В. Варги спустя 25 лет
после его кончины: в них он обвиняет Сталина в… недоста-
точном проявлении пролетарского интернационализма136.
Иными словами, в Советском Союзе возникло противоре-
чие между своеобразным, хотя и ограниченным классовыми
рамками, «транснационализмом», с одной стороны, и внешне-
политической практикой, ориентированной на национальные
интересы (включение в Вестфальскую систему) — с другой.
В дальнейшем это противоречие прослеживается и в конкрет-
ных действиях на мировой арене, и в международных исследо-
ваниях советского периода.
После распада Советского Союза и советского блока комму-
нистический проект в значительной мере ослаб. В то же время
усилившаяся эрозия государственно-центристской системы
мира побудила к новой волне поиска альтернативных вариан-
тов мирового устройства. Нередко они стали принимать ниги-
листские формы, что выражается в отрицании существующих
принципов политического построения мира, антивестерниза-
ции и антиамериканизме. Такую протестную направленность
имел, например, целый ряд антиглобалистских движений.
Начало ХХI в. ознаменовалось появлением новых и воз-
рождением «старых» альтернативных проектов. Вновь возник
интерес к коммунистическим (социалистическим) идеям, что,
прежде всего, наблюдается в Латинской Америке, где в ряде
стран к власти пришли левоориентированные политики137.
142
Впрочем, этот «левый поворот» в латиноамериканских стра-
нах далеко не однозначно интерпретируется экспертами.

Анархистский проект
Анархизм состоит из множества течений. Но в качестве
проекта он, пожалуй, в наиболее явной форме выступает у
анархо-синдикалистов и анархо-коммунистов.
Анархистский проект получает развитие примерно в то же
время, что и коммунистический, т.е. в период, когда капиталу
стало тесно в рамках границ национальных государств. Этот
проект также поставил под сомнение государственно-цент-
ристскую систему политической организации мира. Однако в
отличие от коммунистического проекта, основной единицей
организации общества в нем выступают не большие социаль-
ные группы — классы, а структурные образования производи-
телей — синдикаты (анархо-синдикализм) или общины (анар-
хо-коммунизм). Другое существенное отличие анархистского
проекта от коммунистического заключается в том, что не было
предпринято очевидных попыток его реализации на практике.
Как и коммунистический, анархистский проект получает
новое дыхание в конце ХХ – начале ХХI в. Антиглобалист-
ские движения в значительной степени представлены анархи­
стами.
Исламистский проект
Исламистский проект политического устройства мира на
основе норм ислама вызывает в настоящее время наибольшую
озабоченность в связи с тем, что этот проект пыталась и пытает-
ся реализовать «Аль-Каида», используя террористические ме-
тоды. «Ислам, - как отмечает Г. Мирский, - представляет собой
целостное мировоззрение, комплекс норм поведения, систему
общественного устройства и государственного управления».
На локальном (в пределах населенного пункта) и националь-
ном уровнях существуют примеры построения общественных
отношений на основе ислама. На большей территории слияние
духовного и светского было во времена халифата.
Сама идея построения социально-политических и экономи-
ческих отношений на основе норм и принципов ислама во все-
143
мирном масштабе является лишь вызовом остальным с учетом
того факта, что, несмотря на рост сторонников ислама (в том
числе и за счет демографического фактора), количество людей,
исповедующих ислам, даже при самых завышенных оценках
составляет менее 40% населения земного шара. Главная же
проблема состоит именно в попытках активной реализации
данного проекта на глобальном уровне путем террористичес-
ких методов, что превращает проект из исламского в исла-
мистский. Террористический метод нужен, согласно представ-
лениям лидеров «Аль-Каиды», для того чтобы окончательно
расшатать существующую политическую систему мира с ли-
дерством в ней Соединенных Штатов.
Следует иметь в виду и тот факт, что исламистский проект
возник в очень сложном регионе, крайне насыщенном конф-
ликтами. Это и Ближневосточный, и иракский, и афганский
конфликты, и конфликты на Кавказе — регионе, который гео-
графически примыкает к Ближнему и Среднему Востоку и
который близок им в конфессиональном отношении. Наличие
глобального проекта дает всем этим конфликтам принципиаль-
но иную идейную основу, превращая ряд частных конфликтов
в «цивилизационное» противостояние и резко расширяя соци-
альную базу поддержки.
Альтернативные модели глобального управления не исчер-
пываются названными. Процесс их разработки и развития про-
должается. Однако эти проекты носят ограниченный характер.
Во-первых, предлагаются «замкнутые», а не «открытые» мо-
дели. Иными словами, они не предусматривают возможности
развития и «достраивания» путем совместной деятельности с
другими. Во-вторых, важный момент, ограничивающий аль-
тернативные проекты, заключается в том, что на Вестфальской
модели фактически базируется не только политическая, но и
экономическая, и социальная жизнь всего мира. Ее смена на
альтернативную систему приведет к крушению существую-
щих норм и правил.
В то же время «сбои» Вестфальской системы не позволяют
ей далее функционировать в том виде, в каком она существует
сегодня. В этих условиях представляется единственным воз-
144
можным выходом плавная эволюция Вестфальской системы,
которая позволит перейти к поствестфальской политической
системе. Сегодня на повестке дня стоит вопрос о «перефор-
матировании» процессов глобального управления в соответ­
ствии с теми изменениями, которые происходят в мире. Вряд
ли целесообразно, да и вообще возможно, построить a priori
политическую систему мира, отвечающую новым реалиям.
Она должна выстраиваться и настраиваться по мере своего со-
здания постепенно. Поэтому речь должна идти о том, чтобы,
не разрушая имеющиеся структуры глобального управления,
выстроить новую или в значительной степени обновленную
систему.
2.3.3. Принципы формирования поствестфальской
политической системы
Вестфальская модель мира трансформируется. В этой связи
утрачивает свою эффективность модель глобального управле-
ния, основанная на Уставе ООН. Сегодня складывается новая
модель глобального управления, которая не отрицает Вест-
фальскую модель, но преодолевает ее (в гегельянском смысле)
путем соединения в себе по принципу субсидиарности систе-
мы государств с ее фундаментальными институтами, различ-
ных негосударственных и трансправительственных форм уп-
равления. Неполный перечень новых форм и институтов гло-
бального управления представлен в табл. 1.
Следует отметить, что складывающая система глобально-
го управления уже продемонстрировала свою устойчивость и
оперативность. Так, Д. Дрезнер в исследовании, подготовлен-
ном для Совета по международным делам, утверждает, что,
вопреки преобладающему мнению в научно-экспертной и
обывательской среде, существующая система глобального уп-
равления сработала эффективно в условиях глобального эко-
номического кризиса139. Автор согласен, что в международной
экономической системе очевидны признаки сбоя: провал До-
хийского раунда переговоров ВТО, провал консенсуса по мак-
роэкономической политике на саммите Группы 20 в Торонто
в 2010 году, эскалация кризиса суверенного долга в Европе.
145
 Таблица 1
Новые формы и институты глобального управления138
Тип Институт Сфера
Базельский комитет по банковскому
Регулирование
надзору (Basel Committee on Banking
в сфере экономики
Supervision)
Группа разработки финансовых мер
Регулирование
борьбы с отмыванием денег (Financial
в сфере экономики
Action Task Force)
Совет по финансовой стабильности Регулирование
(Financial Stability Board) в сфере экономики
Регулирование
Группа двадцати (G 20)
в сфере экономики
Глобальный форум по прозрачности
и обмену налоговой информацией Регулирование
(Global Forum on Transparency and в сфере экономики
Exchange of Information)
Международный комитет по бух- Регулирование
галтерским стандартам (International в сфере экономики,
Accounting Standards Board) коммерция
Международная ассоциация страхо- Регулирование
Трансправитель- вых надзоров (International Association в сфере экономики,
ственные сети of Insurance Supervisors) коммерция
Международная сеть организаций Регулирование
по защите конкуренции (International в сфере экономики,
Competition Network) коммерция
Международная конференция по
гармонизации технических требо-
Коммерция,
ваний к регистрации лекарственных
здравоохранение
средств (International Conference of
Harmonization)
Международная сеть по соблюдению
природоохранного законодательства
Окружающая
и правоприменению (International
среда
Network for Environmental Compliance
and Enforcement)
Объединенный форум по финансовым Регулирование
конгломератам (Joint Forum) в сфере экономики
Транснациональные взаимодействия
между полицейскими (Transnational Безопасность
Policing)

146
 Процедура подачи заявлений граж-
данами Североамериканского со-
глашения о сотрудничестве в сфере
Окружающая
охраны окружающей среды (Citizen
среда
Submission Process of the North
American Commissionon Environmental
Cooperation)
Арбитражные Механизмы взаимного контроля Бан- Развитие, окружа-
органы ков регионального развития (Regional ющая среда,
development bank review mechanisms) права человека
Международный коммерческий
арбитраж Коммерция
(Transnational commerce arbitrage)
Группа инспекторов Всемирного Развитие,
Банка окружающая
(World Bank Inspection Panel) среда,
права человека
Альянс рамочной конвенции
по контролю над табаком Здравоохранение
(Framework Convention Alliance)
Глобальный фонд для борьбы со СПИ-
Дом, туберкулезом и малярией (Global
Здравоохранение
Fund to Fight AIDS, Tuberculosis and
Malaria)
Глобальная инициатива
Многосторонние по ликвидации полиомиелита Здравоохранение
инициативы (Global Polio Eradication Initiative)
(с привлечением Корпорация по присвоению имен и ад-
государств, ресов Интернета (Internet Corporation Коммерция
бизнеса for Assigned Names and Numbers)
и гражданского Международная инициатива
общества) Окружающая
по коралловым рифам
(multi среда
(International Coral Reef Initiative)
stakeholderi Международное партнерство в об-
nitiatives) ласти здравоохранения (International Здравоохранение
Health Partner shipand IHP+)
Многостороннее участие
в конференциях ООН
Общие вопросы
(с привлечением государств, бизнеса
и гражданского общества)
Развитие,
Всемирная комиссия по плотинам окружающая
(World Commission on Dams) среда, права чело-
века

147
 Проект по раскрытию информации
Окружающая
о выбросах углерода
среда
(Carbon Disclosure Project)
Кодекс Алиментариус (лат. Codex
Коммерция,
Alimentarius — Пищевой Кодекс)
здравоохранение
(Codex Alimentarius)
Развитие, окружа-
Принципы Экватора
ющая среда,
(Equator Principles)
права человека
Инициатива прозрачности деятельнос- Развитие, окружа-
ти добывающихц отраслей (Extractive ющая среда,
Industries Transparency Initiative) права человека
Ассоциация справедливого труда
Права трудящихся
(Fair Labor Association)
Общественное движение «Справедли-
Права трудящихся
вая торговля» (Fair Trade)
Компания «чистая одежда»
Права трудящихся
(Сlean Сlothes Сampaign)
Лесной попечительский совет Окружающая
Д о б р о в о л ь н о е (Forest Stewardship Council) среда
регулирование
Глобальные принципы корпоратив-
ного управления (Global Corporate Коммерция
Governance Principles)
Окружающая
Глобальная инициатива по отчетнос-
среда, права
ти (Global Reporting Initiative)
трудящихся
Международная организация по стан-
дартизации (International Standards Коммерция
Organization)
Международная организация по
Окружающая
стандартизации 14001 (International
среда
Standards Organization 14001)
Кимберлийский процесс Развитие, права
(Kimberley Process) человека
Морской попечительский совет Окружающая
(Marine Stewardship Council) среда
Руководство ОЭСР
для транснациональных предприятий Окружающая сре-
(OECD ­Guidelines for Multinational да
Enterprises)

148
 Инициатива «Партнерство против
коррупции» и Принципы ведения
бизнеса, обеспечивающие противо- Коммерция,
действие взяточничеству (Partnering развитие
against Corruption Initiativeand Business
Principles for Countering Bribery)
Ответственная забота Окружающая
(Responsible Care) среда
Рагмарк, «Метка на ковре» (Rugmark) Права трудящихся
Международная социальная
ответственность Права трудящихся
(Social Accountability International)
Кодекс поведения Международно-
го совета производителей игрушек
Права трудящихся
(International Council of Toy Industries
Code of Conduct)
Окружающая
Глобальный договор ООН среда,
(United Nations Global Compact) права человека,
права трудящихся
Добровольные принципы безопаснос-
ти и прав человека (Voluntary Principles Права человека
on Security and Human Rights)
Консорциум по правам трудящихся
Права трудящихся
(Worker Rights Consortium)
Компенсация выбросов в атмосферу Окружающая
двуокиси углерода (Carbon offsets) среда
Финансирование мер адаптации к изме-
Окружающая
нению климата (Financing mechanisms
среда
for climate change mitigation)
Финансовые Глобальный альянс по вакцинам и
механизмы иммунизации (ГАВИ) (Global Alliance
Здравоохранение
for Vaccines and Immunization (GAVI
Alliance)
Международная организация по за-
купкам препаратов против ВИЧ,
Здравоохранение
туберкулеза и малярии UNITAID
(UNITAID)

149
Но это не вся картина. Глобальная торговля и инвестиционная
деятельность быстро пришли в норму после 2008 года, в среде
международных финансов сразу произошли институциональ-
ное строительство и адаптация к новым условиям. Эксперты
на Всемирном экономическом форуме 2012 года выразили в
целом удовлетворение реакцией системы глобального эконо-
мического управления на экономический кризис140.
Очевидно, что говорить о будущей политической системе в
некоем законченном виде сегодня вряд ли возможно. Однако
наметить основные ее черты представляется вполне обосно-
ванным.
Одним из важнейших шагов на пути выстраивания новой сис-
темы является формулирование принципов, на основе которых
она будет создаваться. Прежде всего, позитивную роль здесь мо-
жет сыграть инструментарий, связанный с переговорными про-
цедурами. Не случайно один из классиков теории дипломатии Г.
Никольсон еще задолго до проявления всех кризисный явлений
Вестфальской системы заметил, что «...все, изучающие дипло-
матию, согласятся со мной, что дипломаты часто шли впереди
политиков во взглядах на международные отношения и что слу-
га неоднократно оказывал благотворное и решающее влияние на
своего господина»141. Именно дипломатическая активность как
на национальном, так и на международном уровне необходима
для начала «запуска» переговорных механизмов по будущему
устройству мира и принципам его глобального управления.
Очевидно, что переговорные механизмы не являются нова-
цией в управлении. Они известны задолго до формирования
Вестфальской системы мира. Но сегодня переговоры приобре-
тают ряд важных черт. Во-первых, они все чаще предполагают
не только многостороннюю основу, но также и многоуровне-
вую. При этом международно-политическая реальность более
не сводится к исключительно межгосударственному взаимо-
действию, как было ранее. Встает задача выстраивания новых
механизмов глобального управления с учетом этих появив-
шихся реалий.
И если во второй половине ХХ в. в дипломатии развива-
лись такие формы, как многосторонние встречи и встречи на
150
высшем уровне, то в конце ХХ в. — начале ХХI в. в результате
указанных изменений все большее распространение получает
многоуровневая дипломатия. В современном мире все чаще
наблюдается совместное участие государств, межправительс-
твенных организаций, международных неправительственных
организаций в решении политических проблем. Это осущест-
вляется не только под эгидой ООН, но и в рамках других меж-
дународных организаций.
Правда, при использовании инструмента многоуровневой
дипломатии слишком большое количество участников с раз-
ными интересами и принадлежностью к разным структурам
вовлекаются в обсуждение вопросов и в этих условиях вый-
ти на согласование оказывается довольно сложно. Для пре-
одоления трудностей можно использовать поэтапный подход.
Сначала к обсуждению приглашаются все заинтересованные
стороны, в том числе и негосударственные акторы. На этом
этапе выявляются интересы, позиции участников, их подходы
к решению это своеобразный «мозговой штурм». Далее опре-
деляются участники второго этапа переговорного процесса —
те, кто реально желают и могут решить проблему. Однако при
выработке решения они должны учитывать мнения и позиции
других участников, сформулированные на первом этапе142.
Кроме того, современные переговоры осложняются нали-
чием государств, которые прибегают к насилию или угрожают
насилием, а также террористических и экстремистских орга-
низаций, наркобизнеса, незаконных торговцев оружием и т.п.,
иными словами, — негосударственных акторов, использую-
щих насилие и незаконные действия (violentnon-stateactors   —
VNSA). Переговоры с такими участниками практически невоз-
можны. Тем не менее, общая линия поведения здесь должна
быть направлена на то, чтобы взаимодействовать с теми сло-
ями, которые занимают умеренную позицию. Так, Е.М. При-
маков показывает, что борьба с терроризмом не может быть
основана на противопоставлении ислама другим религиям.
Более того, «борьба против международного терроризма неэ-
ффективна без участия в ней, причем в первых рядах, мусуль-
манских стран и организаций… Умеренные исламские режи-
151
мы, равно как и светские режимы в государствах с мусульман-
ским населением, не находятся по одну сторону баррикады
с террористами»143. Поэтому встает задача сотрудничества и
диалога с умеренными представителями ислама, с теми, кто
видит возможность развития и эволюции современной поли-
тической системы мира, а не замены ее с помощью террорис-
тических методов на иную систему, основанную на принципах
всемирного халифата.
Идея диалога не тождественна переговорному процессу.
В исследованиях переговоров хорошо показано наличие двух
стратегий: совместного с партнером анализа проблемы и тор-
га144. Торг предполагает ориентацию на собственный макси-
мальный выигрыш, в то время как совместный с партнером
анализ проблемы ориентирован на учет интересов противопо-
ложной стороны, иными словами, на диалог с ним. Поэтому
решения, достигнутые в результате совместного с партнером
анализа проблемы, дают долгосрочные результаты, хотя с точ-
ки зрения краткосрочных выгод торг может оказаться предпоч-
тительнее.
Международный диалог и взаимодействие с другими госу-
дарствами — гораздо более сложная задача, чем стратегия пря-
мых, «лобовых» атак. Диалог требует времени и знания своей,
а также другой культуры. Международный диалог не может
быть односторонним, он всегда имеет «двустороннее движе-
ние».
Удивительно, но на этот факт мало кто обращает внима-
ние. Даже те авторы, которые подчеркивают необходимость
не только силового воздействия на мировой арене, исходят из
того, что это воздействие является по сути односторонним.
Так, Дж. Най, разрабатывая свою концепцию «мягкой силы»,
полагает принципиально важным наличие способности «побу-
дить других желать того же, чего хочешь сам»145. Это, согласно
Дж. Наю, непрямой метод реализации власти.
Концепция «мягкой силы» была взята на вооружение, хотя и
не сразу, а спустя некоторое время, при формировании амери-
канской внешней политики в отношении мусульманских стран
после трагических событий 11 сентября 2001  г. Казалось бы,
152
«мягкая сила» направлена на «завоевание» как раз умеренных
представителей мусульманского мира в совместной борьбе с
терроризмом. Однако главным недостатком данной концепции
(было высказано много критики в отношении данной концеп-
ции, справедливой и не совсем) является как раз то, что про-
тивоположная сторона рассматривается как просто восприни-
мающая предлагаемую информацию. В этой логике основной
задачей является как можно лучше преподнести необходимую
информацию, сделать ее привлекательной. На самом деле все
гораздо сложнее. Другой (человек, государство, тот или иной
актор и т.п.) не является неким «плацдармом», за который бо-
рются разные силы. Субъект всегда активен, поэтому важно не
воздействие на него, а взаимодействие с ним.
Формы и форматы диалога могут быть совершенно разные:
это и переговоры, и различные дискуссионные площадки по
типу Давосского форума и т.п.
Своего рода связующим звеном между диалогом и много-
уровневостью является принцип интерактивности. Он пред-
полагает вовлечение в процессы глобального управления ши-
рокие массы, учет их мнений и интересов. Фактор влияния
социальных сетей на развитие политических процессов невоз-
можно сегодня игнорировать. Один из ярких примеров — со-
бытия арабских революций 2011–2012 гг.
В качестве следующего принципа глобального управления
может быть предложена идея «зоны ближайшего развития».
Представления о «зоне ближайшего развития» были сформу-
лированы в психологии Л.С. Выготским и заключаются в том,
что если мы хотим «управлять» развитием, то повлиять можно
только на так называемую «зону ближайшего развития», за-
давая из этой точки будущую траекторию дальнейшего дви-
жения. Другими словами, речь идет о том, чтобы выстраивать
траекторию развития постепенно и планомерно, не забегая да-
леко вперед, поскольку это невозможно.
Применительно к мировой политике такая зона ближайше-
го развития (здесь было бы точнее говорить о «зоне ближай-
ших изменений») состоит в том, что действия актора «подтя-
гивают» структуры в том или ином направлении. В качестве
153
 структур могут выступать нормы, правила поведения, а так-
же материальная сфера экономики, уровень вооружений и т.д.
Усредненная совокупность измененных структур в результате
деятельности различных акторов формирует своеобразный
«коридор» для новой деятельности и т.д. Накопленные изме-
нения ведут к ломке прежних и формированию принципиаль-
но новых структур, которые нередко воспринимаются как «не-
ожиданные» или «внезапные». Теоретическая апробация дан-
ной модели была проведена на материале конфликтов и было
показано, что в периоды эволюционного развития конфликтов
особо значимыми оказываются структуры (факторы), а в кри-
зисе — деятельность лидеров (акторов)146.
Наконец, еще один принцип, использование которого
представляется перспективным в развитии современного
глобального управления. Пока он сформулирован только в
общем виде в Концепции внешней политики Российской
Федерации 2008  г.147. Речь идет о сетевой дипломатии. К со-
жалению, дальнейшей разработки ни на теоретическом, ни
на практическом уровнях данная идея пока не получила. По
сути же сетевая дипломатия представляет собой механизм
решения международных проблем по сетевому принципу,
когда наиболее заинтересованные в решении той или иной
проблемы участники выступают своего рода организацион-
ными, интеллектуальными, финансовыми и т.п. центрами.
Эти центры увязываются как между собой, поскольку один и
тот же актор включен в решение многих проблем (в каких-то
случаях — в качестве центра, в каких-то — просто участни-
ка), так и с ООН, являющейся главным координатором про-
цессов глобального управления.
Развитие идей и организационных форм сетевой дипло-
матии могло бы быть важным вкладом России в глобальное
управление. Это особенно важно, если принять во внимание
соображение, высказанное С. Стрэндж, о том, что будущее оп-
ределят не армии или ресурсы, а то, насколько участник меж-
дународного взаимодействия окажется влиятельным при опре-
делении новых «правил игры», т.е. тех норм и принципов, на
основе которых будет строиться взаимодействие148.
154

Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)

 ***
Названные принципы глобального управления — использо-
вание переговорных механизмов, многоуровневость, развитие
международного диалога, интерактивность, постепенность с
использованием зон ближайшего развития, сетевое взаимо-
действие, разумеется, не являются исчерпывающими. Одна из
дальнейших задач исследований в области глобального управ-
ления состоит как раз в том, чтобы выявлять и формулировать
новые принципы, на основе которых должны формироваться
политическая система мира, отвечающая современным реали-
ям, и способы управления ею.

1
Барановский В.Г. Евроатлантическое пространство: вызовы безопас-
ности и возможности современного ответа. — М.: ИМЭМО, 2010. — С. 10.
2
В данном случае необходимо дистанцироваться от теории институцио-
нального лидерства, английской школы международных отношений и других
подходов, ориентированных на объяснительные принципы. Названные теоре-
тические подходы усматривают более сложное межгосударственное взаимо-
действие, чем просто взаимодействие государств-лидеров. Только с этой точ-
ки зрения авторами предлагаемой читателю монографии разделяется позиция
представителей указанных подходов.
3
Сайт ООН. Режим доступа: http://www.un.org/russian/largerfreedom/
a59_2005.pdf
4
Nye J. The Paradox of American Power: Why the World’s Only Superpower
Can’t Go it Alone. — Oxford: University Press, 2002; Nye J. Soft Power: The Means
to Success in World Politics. — N.Y.: Public Affairs Group, 2004.
5
Many Globalizations: Cultural Diversity in the Contemporary World / Ed. by
P.  Berger, S.  Huntington. — N.Y.: Oxford Univ. Press, 2002.
6
Экспорт образовательных услуг в системе высшего образования Рос-
сийской Федерации. Режим доступа: http://www.russia.edu.ru/information/
analit/1300/
7
Грин М.Ф., Кох К. Будущее приема в вузы иностранных студентов /
Международное образование. — 2010 (зима). — № 58. Режим доступа: http://
www.ihe.nkaoko.kz/archive/23/301/
8
UNESCO. Statistical Yearbook. Paris, 1999.
9
Маргинсон С. Международное образование в Австралии: долгий путь
вниз // Международное образование. — 2011 (зима). — № 62. Режим доступа:
http://www.ihe.nkaoko.kz/archive/61/374/
10
См.: Боришполец К.П. Сотрудничество в области медицины и образо-
вания // Метаморфозы мировой политики / под ред. М.М. Лебедевой. — М.:
МГИМО (У), 2012.
155
 11
См.: Каберник В.В. Революция в военном деле // Метаморфозы мировой
политики / под ред. М.М. Лебедевой. — М.: МГИМО (У), 2012.
12
Концепция внешней политики Роиссйской Федерации. 12.07.2008. Ре-
жим доступа: http://www.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108.shtml
13
Strange S. Toward a Theory of Transnational Empire // E.-O. Czempiel,
J.N.  Rosenau (eds.) Global Changes and Theoretical Challenges: Approaches to
World Politics for the 1990’s. — Lexington. — 1989.
14
Примаков Е.М. Мир без России? К чему ведет политическая близору-
кость. — М.: Российская газета, 2009. — С. 24.
15
Nye J. The Paradox of American Power: Why the World’s Only Superpower
Can’t Go it Alone. — Oxford: University Press, 2002.
16
Attina F. The Global Political System. — Palgrave Macmillan: Hampshire,
N.Y., 2011
17
Thompson A., Snidal D. International Organization. — Chicago.: University
of Chicago, 1999.
18
Keohane  R., Hoffmann S. Conclusions / Community Politics and Institutional
Change // W. Wallace (ed.), The Dynamics of European Integration. — London:
Pinter for the Royal Institute of International Affairs, 1990.
19
Воронков  Л.С. Международные организации в системе международных
отношений: тенденции и перспективы развития // Вестник МГИМО (У). —
2012. — № 3 (24). — С.13.
20
Kirton, J.J. The Diplomacy of Concert: Canada, the G7 and the Halifax
Summit /Canadian Foreign Policy, 1995. — V. 3. — № 1. — P. 63–80.
21
Kirton, J.J. The Diplomacy of Concert: Canada, the G7 and the Halifax
Summit /Canadian Foreign Policy, 1995. — V. 3. — № 1. — P. 63–80.
22
Хайнал, Питер И. ван. Группа восьми и Группа двадцати: эволюция, роль
и документация / пер. с англ. О.А. Якименко; под науч. ред. Е.М. Горбуновой. —
М.: Логос, 2008. Режим доступа: http://www.hse.ru/data/2010/12/10/1218620056/
hajnal.indd.pdf
23
Там же.
24
G20 Communiqué , Berlin 1999. Цит. по: Хайнал, Питер И. ван. Груп-
па восьми и Группа двадцати: эволюция, роль и документация / Пер. с англ.
О.А.  Якименко; под науч. ред. Е.М. Горбуновой. — М.: Логос, 2008. — С. 204.
Режим доступа: http://www.hse.ru/data/2010/12/10/1218620056/hajnal.indd.pdf
25
Глобальный договор ООН. Режим доступа: http://www.unglobalcompact.
org/docs/languages/russian/GC_Brochure_Russian.pdf
26
ООН и гражданское общество. Режим доступа: http://www.un.org/ru/
civilsociety/
27
Хайнал Питер  И.  ван. Группа восьми и Группа двадцати: эволюция,
роль и документация / Пер. с англ. О.А. Якименко под науч. ред. Е.М. Горбу-
новой. — М.: Логос, 2008. — С. 140–141. Режим доступа: http://www.hse.ru/
data/2010/12/10/1218620056/hajnal.indd.pdf
28
В.  Панова провела анализ того, какие предложения, разработанные на
уровне гражданского общества, вошли в итоговые материалы саммита. Панова
В. Итоги деятельности «Гражданской восьмерки-2006» и воздействие на офи-
циальную «Группу восьми». .Режим доступа: http://civilg8.ru/g8civil/6885.php

156
 29
Krasner St. D. Compromising Westphalia // International Security, Vol. 20,
No. 3 (Winter, 1995–1996), P. 115–151.
30
Относительно формирования идеи баланса сил см. выступление Т.В.
Зоновой: Вестфальский мир: межкафедральный круглый стол в МГИМО(У)
МИД России 27 февраля 2008 года // Вестник МГИМО (У). — 2008. — № 1. —
С. 78–89. Режим доступа: http://www.vestnik.mgimo.ru/fileserver/01/vestnik_01-
10.pdf
31
В российской литературе национальное государство нередко ошибочно
понимается как государство, основанное на этносе.
32
Устав ООН. Режим доступа: http://www.un.org/ru/documents/charter/
chapter1.shtml
33
Olson M. The Logic of Collective Action. Harvard Univ. Press, 1965.
34
Slaughter, Anne-Marie. A New World Order, Princeton UniversityPress,
Princeton; Oxford, 2004.
35
Poggi  G. States and state systems: democratic, Westphalian or both? //
Review of International Studies, 2007. — V. 33. — P. 577–595.
36
Лебедева М.М. Акторы современной мировой политики: локальные
действия — глобальные последствия // Пространство и время в мировой по-
литике и международных отношениях: Материалы 4-го Конвента РАМИ // Под
ред. А.Ю. Мельвиля в 10 томах // Т.  1. 1-й том. Акторы в пространстве и вре-
мени мировой политики / под ред. М.М. Лебедевой. — М.: МГИМО-РАМИ,
2007. — С. 43–54.
37
Sørensen G. The Transformation of the State / G. Sørensen // The State:
Theories and Issues / C. Hay, M. Lister, D. Marsh (eds.). — Palgrave Macmillan,
2006.
38
Харкевич М.В. Специфика государства как актора современной мировой
политики. Дис. канд. полит наук. — М.: МГИМО (У), 2010.
39
Krasner Stephan  D. Sovereignty: Organized Hypocrisy. — Princeton:
Princeton University Press, 1999.
40
Интерфакс. Режим доступа: http://www.interfax.ru/politics/txt.asp?id=­
82144
41
Nye J. The Paradox of American Power: Why the World’s Only Superpower
Can’t Go it Alone. — Oxford: University Press, 2002.
42
Keohane R.O., Nye J.S. Transnational Relations and World Politics: An
Introduction // International Organization- 1971. — Vol. 25. — № 3. — P. 329–349.
Режим доступа: http://www.ucm.es/info/sdrelint/ficheros_materiales/materiales016.
pdf
43
Risse Th. Transnational Actors and World Politics // Handbook of International
Relations / Ed. by W. Carsnaes, Th. Risse, B.A. Simmons. — L., a.o.: Sage, 2002.   —
P. 259.
44
См., напр., Non-State Actors in World Politics / Ed. by Josselin D.,
Wallace  W. — N.Y.: Palgrave, 2001; Risse Th. Transnational Actors and World
Politics // Handbook of International Relations / Ed. by W. Carsnaes, Th. Risse, B.A.
Simmons. — L., a.o.: Sage, 2002. — P. 255–274; The Ashgate Research Companion
to Non-State Actors // Ed. by B. Renalda. — Burlington: Ashgate, 2011.
45
См., напр., Kennedy P. Rise and Fall of the Great Powers. — L.: Unwin
Hyman Limited, 1987.

157
 46
Зегберс К. Сшивая лоскутное одеяло… (Шансы и риск глобализации в
России) // Pro et Contra. — 1999. — Т. 4. — С. 65–83.
47
Kegley Ch.W., Wittkopf E.R. World Politics: Trend and Transformation. Ninth
Edition. — Belmont: Thomson/Wadworth, 2004.
48
Archer C. International Organisations. 2nd ed. L.-NY: Boulder, 1992.
49
Sassen S. The State and the Global City / Khagram S., Levitt P. (Eds.) // The
Transnational Studies. — N.Y. Routledge, 2008. — P. 78.
50
См., например, Renalda B. None-state Actors in International System of
State // The Ashgate Research Companion to Non-State Actors // Ed. by B. Renalda.
— Burlington: Ashgate, 2011. — P. 3–18.
51
Risse Th. Transnational Actors and World Politics / Handbook of International
Relations // Ed. by W. Carsnaes, Th. Risse, B.A. Simmons. — L., a.o.: Sage, 2002.  —
P. 255–274.
52
Sassen S. The State and the Global City / Khagram S., Levitt P. (Eds.) // The
Transnational Studies. — N.Y. Routledge, 2008. — P. 77–81.
53
Ворота в глобальную экономику / Под редакцией О.Е.  Андерссона и
Д.Е.  Андерссона // Пер. с англ. под. ред. В.М. Сергеева. — М.: Фазис, 2001.
54
Risse Th. Transnational Actors and World Politics / Handbook of International
Relations // Ed. by W. Carsnaes, Th. Risse, B.A. Simmons. — L., a.o.: Sage, 2002.  —
P. 255–274.
55
См. напр., Abuza Z. Tentacles of Terror: Al Qaeda’s Southeast Asian Networks
// Comparative Southeast Asia. — 2002. — V. 54 (3). — P. 421–456; Megaterrorism:
A New Challenges for a New Century / Ed. by A. Fedorov. — Moscow: Human
Rights Publishers, 2003.
56
Megaterrorism: A New Challenges for a New Century / Ed. by A. Fedorov.  —
M: Human Rights Publishers, 2003.
57
United Nations Conference on Trade and Development (UNCTAD). World
Investment. Report 2006. URL http://www.unctad.org/en/docs/wir2006_en.pdf
58
Fujita  M. The Transnational Activities of Small and Medium-Sized
Enterprises. — Dordrecht a.o.: Kluver, 1998.
59
Кегли и Уикопф указывают цифру в 30 тыс. НПО (Kegley  Ch. W.,
Wittkopf  E. R. World Politics: Trend and Transformation. Ninth Edition. — Belmont:
Thomson/Wadworth, 2004)., в то время, как Е.  Блатгут (Bloodgood  E. The
Yearbook of International Organizations and Quantitative Non-State Actor Research
// The Ashgate Research Companion to Non-State Actors. — Aldershot: Ashgate,
2011. — P. 19–33) называет цифру не многим более 7 тыс.
60
Avant D. The Market for Force: The Consequences of Privatizing Security.  —
Cambridge: University Press, 2005.
61
Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество и культура.
М.: ГУ-DIP, 2000; Fukuyama F. Second Thoughts. The Last Man in a Bottle // The
National Interest. — 1999. — Summer. — P. 16–33.
62
См., напр., Failed States Index 2011/ Foreign Policy. Режим доступа: http://
www.foreignpolicy.com/articles/2011/06/17/2011_failed_states_index_interactive_
map_and_rankings
63
The USA PATRIOT Act: Preserving Life and Liberty .Режим доступа: http://
www.justice.gov/archive/ll/highlights.htm

158
 64
Кризис снова расколет Европу на «старую» и «новую». РИА «Новый
регион». 1февраля 2009 г. Режим доступа: http://www.nr2.ru/220076.html
65
Лидеры ЕС и Азии призвали отвергнуть протекционизм / Сообщения
информационных агентств. 1 марта 2009 г. Режим доступа: http://www.gazeta.
ru/news/lastnews/2009/03/01/n_1336180.shtml
66
Итоги саммита G20: страны «сомкнули ряды» перед кризисом и выде-
ляют на борьбу триллионы долларов. 2 апреля 2009  г. Сообщения информа-
ционных агентств. Режим доступа: http://www.newsru.com/world/02apr2009/
g20itog.html
67
Rosenau J. Turbulence in World Politics. A Theory of Change and
Continuity.  — Princeton: Princeton University Press, 1990.
68
Лебедева М.М., Мельвиль А.Ю. «Переходный возраст» современного
мира // Международная жизнь. — 1999. — № 10. — С. 76–84.
69
Неклесса А.И. Ordoquadro: пришествие постсовременного мира / Мега-
тренды мирового развития / под ред. М.Ильина и В. Иноземцева. М. Экономи-
ка, 2001.
70
Лебедева М.М. Террористическая угроза мировой политической систе-
ме / Connections. — 2006. — № 1 (зима). — С. 132–142.
71
Basel Committee on Banking Supervision. International Convergence of
Capital Measurement and Standards: A Revised Framework // Bank for International
Settlements, June 2004. Режимдоступа: http://www.bis.org/publ/bcbs128.pdf
72
Alexander D.C. Business Confronts Terrorism: Risks and Responses.
Wisconsin.: University of Wisconsin Press Terrace Books, 2004; Лебедев  М.В. Меж-
дународное сотрудничество в борьбе с терроризмом: роль бизнеса // Мировая
экономика и международные отношения. — 2007. — № 3, март. — С.  47–54.
73
Резолюция Совета Безопасности ООН 1701. — 2006. Режим доступа:
http://www.un.org/russian/documen/scresol/res2006/res1701.htm
74
Звягельская И.Д. История Государства Израиль. — М.: Аспект Пресс,
2012. — С. 303.
75
Шумилин А.И. «Взаимодействие стратегий России и США на Большом
Ближнем Востоке: проблемы сотрудничества и соперничества». Диссертация
на соискание ученой степени доктора полит.наук. — М., ИСКРАН, 2009.
76
Avant D. The Market for Force: The Consequences of Privatizing Security.   —
Cambridge: University Press, 2005.
77
Подробнее см.: Сафранчук И.А. Феномен «частной силы»: последствия
для государственных и негосударственных акторов // Приватизация мировой
политики: локальные действия — глобальные результаты / под ред. М.М.  Лебе-
девой. — М.: Голден Би, 2008.
78
Сафранчук И.А. Феномен «частной силы»: последствия для государс-
твенных и негосударственных акторов // Приватизация мировой политики: ло-
кальные действия — глобальные результаты / под ред. М.М. Лебедевой. — М.:
ГолденБи, 2008..
79
Avant D. The Market for Force: The Consequences of Privatizing Security.  —
Cambridge: University Press, 2005.
80
Никитин  А. Небольсина  М. Афганистан, Ирак: разработка новой Кон-
венции ООН. Режим доступа: http://www.mgs.rags.ru/images/nikitin1.pdf

159
 81
Подробнее см.: Солленберг М., Валленштейн П. Крупные вооруженные
конфликты // SIPRI Yearbook, 1996. Armament, Disarmament, and Security —
Oxford: Univ. Press, 1997 / Ежегодник СИПРИ 1996. Вооружения, разоружение
и международная безопасность. — М.: Наука, 1997; Лебедева М.М. Междуна-
родные конфликты в современном мире: их исследование и урегулирование /
Международные отношений: теории, конфликты, движения, организации. Изд.
3-е перераб. и дополн. // Под ред. проф. П.А. Цыганкова. — М.:Альфа-М, Инф-
ра-М. — 2011. — С. 72–106.
82
Дериглазова Л. Асимметричный конфликт в современной американс-
кой политологии / Международные процессы. — 2010. — Т. 8. — № 2 (23).  —
С.  51–64.
83
Смертина К. Реформирование европейской структуры безопасности:
российское предложение и европейский контекст // Индекс безопасности. —
М., 2010. № 1 (82). — T. 16. — С. 49–70.
84
Об определении границ Европы подробнее см.: Юрьева Т.В. Архитек-
тура европейской безопасности: ретроспектива и перспектива. — Доклад на
5-м Конвенте РАМИ. — Москва, 2009. Режим доступа: http://risa.ru/images/
stories/%21_Lebedeva.indd.pdf
85
Подробнее см.: Лебедева М.М., Юрьева Т.В. Архитектура европейской
безопасности: глобальный и региональный аспекты / Вестник МГИМО (У). —
2011. — № 5. — С. 122–131.
86
Каберник В.В. Революция в военном деле: возможные контуры конф-
ликтов будущего /М.М.  Лебедева (ред.) // Метаморфозы мировой политики. —
М.: МГИМО (У), 2012.
87
Крутских А.В. К политико-правовым основаниям глобальной информа-
ционной безопасности // Международные процессы. Том 5, № 1(13). Январь–
апрель 2007. Режим доступа: http://www.intertrends.ru/thirteen/003.htm
88
Военная доктрина Российской Федерации 2010 г. Режим доступа: http://
news.kremlin.ru/ref_notes/461
89
Стратегия национальной безопасности США 2010 г. Режим доступа:http://
www.whitehouse.gov/sites/default/files/rss_viewer/national_security_strategy.pdf
90
Strategy for Operating in Cyberspace.Режим доступа: http://www.defense.
gov/news/d20110714cyber.pdf
91
Каберник В.В. Революция в военном деле: возможные контуры конф-
ликтов будущего /М.М.   Лебедева (ред.) // Метаморфозы мировой политики. —
М.: МГИМО (У), 2012.
92
Каберник В.В. Революция в военном деле: возможные контуры конф-
ликтов будущего / М.М. Лебедева (ред.) // Метаморфозы мировой политики.  —
М.: МГИМО (У), 2012.
93
Слипченко В.И. Войны шестого поколения. Оружие и военное искус­
cтво будущего. — М.: Вече, 2002.
94
Подробнее см.: Каберник В.В. Революция в военном деле: возможные
контуры конфликтов будущего / М.М. Лебедева (ред.) // Метаморфозы мировой
политики. — М.: МГИМО (У), 2012.
95
См.: B.  Buzan, O.  Wover, J.  Wilde de. Security: a New Framework for
Analysis. Boulder, London: LynnieRienner, 1998; Балуев Д. Понятие human security

160
в современной политологии // Международные процессы. — 2003. — Том 1. —
№1 (1). Режим доступа: http://www.intertrends.ru/one/008.htm; Худайкулова  А.В.
Проблема безопасности личности / М.М. Лебедева (ред.) // Метаморфозы ми-
ровой политики. — М.: МГИМО (У), 2012.
96
Харкевич М.В. Кризис экономический или кризис мирополитический?
(«круглыйстол») // Вестник МГИМО (У). — 2009. — № 5 (8). — С. 163–168.
97
The New York Times. — 2012, August, 18. Режим доступа: http://www.
nytimes.com/2012/08/18/business/deutsche-banks-business-with-sanctioned-
nations-under-scrutiny.html?_r=2&ref=business
98
Подробнее см.: Дегтерев Д.А. Международные финансы: «эволюцион-
ная демократизация» и возвращение регулирования / М.М. Лебедева (ред.) //
Метаморфозы мировой политики. — М.: МГИМО (У), 2012.
99
Стрелец И. информационная экономика как общемировой социальный
феномен // Международные процессы. — 2011. — Т.  9. — № 1  (25). Режим до-
ступа: http://www.intertrends.ru/twenty-fifth/004.htm
100
Курбалийя Й., Гелбстайн Э. Управление интернетом: проблемы, субъ-
екты, преграды /Пер. с англ. А.Н. Михеева, А.В. Лазуткиной. — М.: МГИМО,
2005.
101
Подробнее см. Михеев А.Н. Информационно-коммуникационные техно-
логии: глобальные проблемы и/или глобальные возможности? / М.М.  Лебедева
(ред.)// Современные глобальные проблемы мировой политики. — М.: Аспект
Пресс, 2009. — С. 139–161.
102
Долинский А. Дискурс о публичной дипломатии // Международные про-
цессы. — 2011. — Т.  9. — № 1 (25). Режим доступа: http://www.intertrends.ru/
twenty-fifth/008.htm
103
Глобальный договор ООН. Режим доступа: http://www.unglobalcompact.
org/docs/languages/russian/GC_Brochure_Russian.pdf
104
Свидетельством того, что вопросы здравоохранения, и борьбы с беднос-
тью находятся под пристальным вниманием ООН, является принятие Органи-
зацией Объединенных Наций в 2000 г. программы «Цели развития тысячеле-
тия». Режим доступа: http://www.unrussia.ru/ru/millenium-development-goals
105
Боришполец К.П. Сотрудничество в области медицины и образования /
М.М. Лебедева (ред.) // Метаморфозы мировой политики. — М.: МГИМО (У),
2012.
106
Там же.
107
Анализ структуры обязательств различных стран по сектору обра-
зовательных услуг см.: Ларионова М.В., Горбунова Е.М. Анализ структуры
обязательств и переговорных позиций стран — участниц ВТО по сектору
образовательных услуг // Вестник международных : образование, наука, но-
вая экономика. — 2007. — № 6. — С. 4–10. Режимдоступа: http://iorj.hse.ru/
data/2011/05/11/1208856589/analyzstr.PDF
108
Budapest-Vienna Declaration on the European Higher Education Area.
March, 12, 2010. Режим доступа: http://www.ehea.info/Uploads/Declarations/
Budapest-Vienna_Declaration.pd
109
Это дает основание рассмотреть образовательную сферу подробно в
третьей части данной монографии.

161
 110
Всеобщая декларация прав человека. Принята резолюцией 217 А (III)
Генеральной Ассамблеи ООН от 10 декабря 1948 года. Режим доступа:http://
www.un.org/ru/documents/decl_conv/declarations/declhr.shtml
111
Зонова Т.В. Выступление на «круглом столе»: Вестфальский мир: меж-
кафедральный «круглый стол» в МГИМО(У) МИД России 27 февраля 2008
года // Вестник МГИМО (У). — 2008. — № 1. — С. 78–89. Режим доступа:
http://www.vestnik.mgimo.ru/fileserver/01/vestnik_01-10.pdf
112
См., напр.: Handbook of Transnational Governance. Institutions and
Innovations / Th. Hale, D. Held (Eds.). — Cambridge: Polity Press, 2011.
113
Никольсон Г. Дипломатия. — М.: ОГИЗ, 1941. — С. 13.
114
Hopmann P.T. The Negotiation Process and the Resolution of International
Conflicts. — Columbia (South Carolina): Iniv. of South Carolina Press, 1996.
115
Berridge G.R. Diplomacy. Theory and Practice. — N.Y.: Palgrave, 2002.
116
Held D. Political Theory and the Modern State. Essays on State, Power, and
Democracy. — Stanford (Cal.): University Press, 1989.
117
Лебедева М.М. Современная дипломатия как средство регулирования
международных отношений // Современные международные отношения. Под
ред. А.В. Торкунова М.: МГИМО, 1998. — С. 221–236; Зонова Т.В. Современ-
ная модель дипломатии. Истоки становления и перспективы развития. — М.
РОССПЭН, 2003; Зонова Т.В. Дипломатия в условиях европейской интеграции
и регионализации / А.В. Торкунов (Ред.) // Мир и Россия на пороге ХХI века. —
М.: РОССПЭН, 2001. — С. 482–504.
118
Hamilton K., Langhorne R. The Practice of Diplomacy. — L.: Routledge,
1995.
119
Sharp,  P. Diplomatic Theory of International Relations. Cambridge:
Cambridge University Press, 2009.
120
Никольсон Г. Дипломатия. — М.: ОГИЗ, 1941.
121
Zartman I.W, Berman M.R. The Practical Negotiator. — New Haven: Yale
University Press, 1982.
122
Долинский А.В. Эволюция теоретических оснований публичной дипло-
матии. // Вестник МГИМО(У). — 2012. — №  2.
123
См., напр., : Track Two Diplomacy / J.W. McDonald, D.B. Bendahmane
(Eds). — Wash., D.C.: Foreign Service Institute US Department of State, 1987;
Montville J.V. The Arrow and the Olive Branch: A Case for Track Two Diplomacy
// The Psychodynamics of International Relationships. Vol. II: Unofficial Diplomacy
at Work / Ed. by V.Volkan, J.Montville, D.Julius. — Lexington-Toronto: Lexington
Books, 1991. — P. 161–175.
124
Подробнее см.: Kaufmann  J. Conference Diplomacy: An Introductory
Analysis. 3-d revised edition. — N.Y. St. Martin’s Press, 1996.
125
Dunn D. How Useful is Summitry? / Diplomacy at the Highest Level // Ed.
by D.H. Dunn. — L., N.Y.: Macmillan, St. Martin’s Press, 1996. — P. 247–268.
126
Никольсон Г. Дипломатия. — М.: ОГИЗ, 1941.
127
Berridge  G.R. Talking to the Enemy: How States without Diplomatic
Relations Communicate. — N.Y.: St Martin’s Press Inc. — 1994.
128
White B. Diplomacy / The Globalization of World Politics. An Introduction
to International Relations // Ed by J. Baylis, S. Smith. — N.Y.: Oxford Univ. Press,
1997. — P. 250–262.

162
 129
Talbott St. Globalization and Diplomacy: A Practitioner’s Perspective //
Foreign Policy. — 1997. — N 4 (Fall). — P. 69–83.
130
Dunn D. What is Summitry? / Diplomacy at the Highest Level // Ed. by
D.H.Dunn. — L., N.Y.: Macmillan, St. Martin’s Press, 1996. — P.3-22.
131
Jenkins S. Sloman A. With Respect, Ambassador: Enquiry into the Foreign
Office. — L.: BBC, 1985.
132
Slaughter, Anne-Marie. A New World Order, Princeton University Press,
Princeton; Oxford, 2004.
133
Guehenno Jean-Marie. Globalization and International System // Journal of
Democracy. — 1999. — N 7. — P. 22–35.
134
Ленин В. И., Полное собрание сочинений, 5 изд., т. 39. — С. 15.
135
Там же, т. 33.
136
Варга Е.С. Вскрыть через 25 лет / Полис. — 1991. — № 2,. — С. 175–
184.; 1991. — № 3. — С. 148–165.
137
Подробнее см. «Левый поворот» в Латинской Америке / Под ред.
В.П.  Сударева. — М.: Институт Латинской Америки РАН. — 2007.
138
Hale T., Held D. Mapping Changes in Transnational Governance // Handbook
of Transnational Governance. Institutions and Innovations / ed. by T. Hale, D. Held.
Polity Press, 2011. P. 13–14.
139
См.: Drezner D. The Irony of Global Economic Governance The System
Worked / The Council on Foreign Relations. The Council on Foreign Relations Press,
2012.
140
См.: Global Confidence Index / World Economic Forum, August 22, 2012 //
http://www.weforum.org/content/pages/globalconfidenceindex
141
Никольсон Г. Дипломатия. — М.: ОГИЗ, 1941. — С. 33.
142
Пример возможности такого поэтапного решения на материале выра-
ботки Договора о европейской безопасности обсуждается в статье: Лебедева
М.М., Юрьева Т.В. Архитектура европейской безопасности: глобальный и ре-
гиональный аспекты (в печати).
143
Примаков Е.М. «Мир без России? К чему ведет политическая близору-
кость. — М., Российская газета, 2009. — С. 43.
144
См. Raiffa H. The Art & Science of Negotiation. — Cambridge (Mass.):
Harvard University Press, 1982; Фишер Р., Юри У. Путь к согласию, или перего-
воры без поражения: Пер. с анг. — М.: Наука, 1990; Лебедева М.М. Технология
ведения переговоров. — М.: Аспект Пресс, 2010 и др.
145
Nye J. The Paradox of American Power: Why the World’s Only Superpower
Can’t Go It Alone. — Oxford: University Press, 2002. — P.  8.
146
Лебедева М.М. Межэтнические конфликты на рубеже веков: методо-
логический аспект // Мировая экономика и международные отношения. —
2000.  — № 5. — С. 31–39.
147
Концепция внешней политики Российской Федерации, 2008  г. Режим
доступа: http://www.kremlin.ru/text/docs/2008/07/204108.shtml
148
Strange S. The Retreat of the State: The Diffusion of Power in the World
Economy. — Cambridge, Eng.: Cambridge University Press, 1996.
 Часть 3.  Болонский процесс
как пример политической
организации (самоуправления)
3.1.  Место образовательной тематики
и роль университетов при изучении
многообразия новых акторов
3.1.1. Политикообразующая роль образования
в современном мире
В начале ХХI века распространение и развитие информа-
ционных и коммуникативных технологий позволило не только
государствам, но и другим акторам — НПО, ТНК, внутригосу-
дарственным регионам и мегаполисам, различным движениям и
т.п. активно взаимодействовать на глобальном уровне в принци-
пиально иных масштабах и тем самым активно влиять на по-
литические процессы. В результате границы между политикой,
экономикой и образованием стали прозрачными1, как и границы
между национальными государствами, что явилось вызовом на-
циональному суверенитету и всей государственно-центристской
системе в целом. Таким образом, новые акторы стали той силой,
которая способна «оказывать влияние на ценности, поведение и
коллективный выбор больших групп людей… и, таким образом,
опосредованно влиять на процесс принятия решений во власт-
ных структурах»2. Качество и содержание этого влияния потре-
бовали принципиально иного уровня подготовки кадров.
Высшее образование становится все более привлекатель-
ным, а количество студентов в стране — индикатором ее ус-
пешного развития. Высшее образование в современном мире
претерпевает удивительные метаморфозы, становясь одной из
ведущих сфер реформирования, интеграции, международного
сотрудничества и т.д.
164
 В качестве примеров можно привести создание единого ев-
ропейского пространства в сфере высшего образования; вклю-
чение в повестку дня встречи Группы восьми в Петербурге
летом 2006 г. вопросов образования и др. Нельзя сказать, что
ранее проблематика образования, и в частности высшего об-
разования, была вне фокуса внимания на национальном или
международном уровне. Скорее напротив: в различных стра-
нах постоянно шли реформы в области образования, а на меж-
государственном уровне заключались соглашения, в которых
обычно отмечалась необходимость развивать и расширять со-
трудничество в области науки, культуры и образования.
В то время как роль новых технологий в политическом раз-
витии мира довольно широко обсуждается исследователями,
занятыми анализом международных отношений и мировой
политики, как образование, прежде всего высшее и послеву-
зовское, являющееся основой научно-технического развития,
остается на периферии их научного интереса. Весьма показа-
телен тот факт, что американские и европейские учебники по
современным международным отношениям и мировой поли-
тике если и затрагивают вопросы образования, то лишь при
обсуждении разрыва между глобальным «Югом» и глобаль-
ным «Севером», хотя проблемы новых технологий, инфор-
мационного общества обсуждается в них довольно широко3.
В некоторых работах образование рассматривается с учетом
интеграционных и глобализационных процессов, но при этом
акцент делается на национальной политике государств4. В ито-
ге международный аспект образования вновь оказывается на
периферии международных исследований.
В результате к проблематике образования обращаются эко-
номисты, социологи, но обычно также в контексте поляриза-
ции мира или в связи с интенсивным внедрением новых техно-
логий в экономическую сферу5. Одновременно в современных
условиях, когда человеческий ресурс выходит на первый план,
обусловливая экономическое развитие, образование становит-
ся политикообразующим фактором, т.е. фактором, задающим
направление мировому политическому развитию. Происхо-
дящее расширение и углубление процессов глобализации в
165
социо — гуманитарной сфере выводит на первый план «ан-
тропологическое» измерение мирополитических процессов,
затрагивая сферы, ранее в большей степени наполненные тра-
диционным, государственно-центристским содержанием.
Так, Т.В. Памфилова отмечает, «что перспективная задача
современной дипломатии — защищать интересы свободно раз-
вивающейся личности, тогда как интересы государства имеет
смысл отстаивать ровно настолько, насколько они способству-
ют развитию личности»6.
Можно ожидать, что проблема образования (может быть,
более широко — проблема развития человека) станет одной
из ведущих в международных исследованиях, подобно тому
как во второй половине прошлого столетия экономическая
проблематика «потеснила» военно-политическую. Не случай-
но тема образования впервые была включена в повестку дня
встречи Группы восьми в Петербурге в 2006 г., а в Европе на
протяжении семи лет проходит масштабная реформа высшего
образования, охватившая на сегодняшний день 45 стран и по-
лучившая название Болонский процесс.
С конца ХХ столетия высшему образованию стали уделять
особое внимание. Оно заняло одно из ведущих мест в плане
приоритетов развития, как на международном уровне, так и на
национальном, во многих странах. Следует назвать три основ-
ные причины повышения интереса к проблемам образования.
Во-первых, происходит постепенное осознание того, что
мир вступил в фазу постиндустриального развития, в котором
знания и высокая квалификация становятся производительной
силой. Довольно четко это показано, например, в работах В.
Иноземцева7. Но главное — это стали понимать не только ис-
следователи, но и политики.
Во-вторых, сами образовательные услуги все отчетливее
выступают в качестве значимой статьи дохода, о чем свиде-
тельствует опыт США, которые занимают лидирующее место
в мире в этой области, хотя, пожалуй, более показательной в
этом отношении оказалась Австралия, сделавшая ставку в ми-
ровом разделении труда на свою «специализацию» по предо-
ставлению образовательных услуг. Английский язык и климат
166
выступили благоприятными факторами и перевесили негатив-
ные последствия географической удаленности страны, выведя
Австралию в тройку лидеров по предоставлению образова-
тельных услуг иностранным студентам. Недалеко от Австра-
лии по этому показателю сегодня стоит Новая Зеландия.
И, пожалуй, наиболее значимый фактор становления обра-
зования как политического инструмента влияния — так назы-
ваемая производящая власть высшего образования. Образо-
вание формирует образ мира. В мире, где происходит острое
столкновение различных образов, где наблюдается эрозия до-
минирующего западноевропейского христианского логоцент-
ричного образа, вопрос о том, образование какой страны, куль-
туры, цивилизации будет оказывать влияние на формирование
образа мира, является сегодня основным вопросом лидерства
и власти в мировой политике.
Ответом на возросшую конкуренцию в образовательной
среде, причем в условиях спада интереса к европейскому выс­
шему образованию в конце ХХ в. (с начала 1990-х гг. число
европейских студентов, которые обучались в США, превысило
число американских студентов, обучающихся в Европе8), и ста-
ла инициированная в 1998 г. министрами образования четырех
стран — Великобритании, Германии, Италии и Франции —
интеграция европейского пространства высшего образования.

3.1.2. Образование как «мягкая сила»

Деятельность организаций, действующих в сфере образова-

ния, может быть отнесена к сфере «мягкой силы» («softpower»).
В этой связи стоит отметить, что рубеж тысячелетий стал
именно тем моментом в истории, когда научные инновации,
а также их внедрение в буквальном смысле определяют даль-
нейшее политическое развитие.
Концепция традиционной мощи государства делает упор на
такие материальные ресурсы, как армия, экономика, ядерное
оружие. Концепция «мягкой власти», в отличие от нее, пред-
полагает, что воздействовать на поведение других и изменять
его в желаемую сторону можно, используя собственную при-
167
влекательность. В таком случае речь идет о формировании
предпочтений других участников международных отношений
таким образом, чтобы они хотели того же, чего хочет государс-
тво — субъект влияния9.
Дж. Най, выдвинув концепцию «мягкой силы», или «гибкой
силы» (softpower), показал, что воздействие того или иного го-
сударства на внешний мир этим инструментарием может быть
ничуть не меньшим, если не большим, чем военными или эко-
номическими средствами. Под «мягкой силой» Дж. Най пони-
мает «способность убедить других желать того же, чего хотите
вы»10. Чтобы осуществить это, надо, согласно Дж. Наю, сде-
лать предложение привлекательным для партнера, вовлечь его
в совместную деятельность.
Этот тип власти основывается на использовании нематери-
альных ресурсов, таких, как культура, идеология и институ-
ты. В ресурсную базу «мягкой власти» Дж. Най также вклю-
чает и внешнюю политику (в том случае, если другие госу-
дарства рассматривают ее в качестве легитимной и морально
оправданной)11.
Российские исследователи И. Зевелев и М.  Троицкий пред-
лагают уточнить понятие «мягкой власти», приложив к нему
семиотическую методологию, то есть распространив его на
«изучение того, каким образом деятельность одного государс-
тва изменяет (или не изменяет) систему кодов восприятия ре-
альности другого государства»12. Они обращают внимание на
ошибочные представления о том, что все субъекты на между-
народной арене пользуются в общении друг с другом одинако-
вым понятийным аппаратом и делают одинаковые выводы из
получаемой информации. Субъект, предпринимающий какие-
либо действия, не может рассчитывать на то, что его действия
будут восприниматься именно в том значении, которое он из-
начально в них закладывал13.
Помимо европейских интересов России, Болонский процесс
также затрагивает ее глобальные запросы. Прежде всего, он
позволяет России проявить свои преимущества в конкурент­
ной борьбе и придать им международный характер. Речь идет
о высоких стандартах образования, динамизме городского
168
населения и традициях классической российской культуры и
интеллигенции. Другими словами, Болонский процесс может
помочь России сделать эти национальные активы полностью
конвертируемыми и обеспечить ей лучшие позиции в между-
народном разделении труда, освободив от роли поставщика
сырья.
Последнее означает, что Болонский процесс может помочь
максимально использовать «мягкую власть» в России в тот мо-
мент, когда традиционные инструменты «твердой власти» не
оправдывают себя в России, СНГ и по всему миру. Соответ­
ственно, российская высшая школа может стать гораздо более
перспективной и надежной основой для создания привлека-
тельного международного имиджа и престижа страны, чем ра-
кеты, территория или нефть14.
Предоставление образовательных услуг иностранным сту-
дентам — один из важнейших инструментов «мягкой силы»
государства. Причем это особого рода «мягкая сила». Образо-
вание наряду с наукой и культурой, пожалуй, в наибольшей
степени предполагает не только воздействие, но и взаимодейс-
твие, диалог.
Привлечение в страну иностранных студентов, организация
обменных программ и грантов приводит к формированию дол-
госрочных связей на уровне обществ и позволяет рассчитывать
на лояльность «будущих лидеров». Речь идет в первую очередь
о передовых и престижных специальностях, овладев которыми,
будущие выпускники смогут занять ведущие позиции в полити-
ческих и деловых кругах. Более того, в ходе обучения формиру-
ется система ценностей и ориентиров, позволяющая сблизить
рамки, сквозь которые смотрят на мир представители различ-
ных культур. В таком случае можно говорить уже о долгосроч-
ном эффекте применения инструментов «мягкой власти».
В США направление государственной деятельности, свя-
занное с развитием межкультурных связей и работой с между-
народным общественным мнением, получило название «пуб-
личной дипломатии». Впервые определение публичной дип-
ломатии было сформулировано Эдвардом Гуллионом в 1966 г.
как «способность правительств, компаний и частных лиц вли-
169
ять на отношение к ним и мнения других народов и государств
с целью повлиять на их внешнюю политику»15.
«Мягкая власть», безусловно, должна быть активным ре-
сурсом в арсенале влияния любого государства, которое имеет
долгосрочные внешнеполитические цели, будь то упрочение
собственного влияние в мире, или проникновение на новые
рынки, или обеспечение стабильных внешних условий для
внутреннего развития. «Мягкая власть», особенно когда речь
заходит об образовании, предполагает выстраивание прочных
отношений на уровне обществ, которые могут стать хорошей
основой для любых политических контактов в будущем16.
Достижения государства в науке культуре и других областях
сразу же привлекают студентов именно по данным направле-
ниям, которые становятся наиболее престижными и востребо-
ванными. Следует иметь в виду, что при обучении в юношеские
годы в значительной степени формируется система ценностей,
которые потом сопровождают человека всю жизнь17.
Университеты работают в конкурентной среде. Сегодня это
среда все более становится международной, особенно для Ев-
ропы. Отсюда возникает задача управления ростом привлека-
тельности российских учебных заведений, прежде всего — за
счет повышения их конкурентоспособности.
Россия является участницей Болонского процесса — мас-
штабного международного образовательного проекта, кото-
рый позволит сблизить стандарты образования в европейских
странах. Кроме очевидных выгод от такого сотрудничества для
российских студентов (возможность обучения за границей,
удобная и понятная система оценки знаний, признаваемая все-
ми ВУЗами), можно говорить и об ожидаемых благоприятных
эффектах для российской мягкой власти. Если результатом Бо-
лонского процесса станет возрастание потоков иностранных
студентов и преподавателей, приезжающих в Россию, то есть
надежда на формирование таких долгосрочных связей, которые
позволят рассчитывать на поддержку российской политики в
будущем и на благоприятное отношение к нашей стране18.
Высшее образование может быть инструментом «мягкой
силы» в том случае, если оно отвечает критериям качества. Как
170
отмечает Б. Салтыков, «из примерно пятисот вузов, работав-
ших в СССР к концу 1980-х, лишь 60–70 давали качественное
ВПО действительно мирового уровня». Однако именно в этих
вузах и учились в основном иностранные студенты. О качес-
тве российского образования свидетельствует и приводимый
Б.  Салтыковым факт, что сегодня примерно 23–30 тыс. россий-
ских ученых работают за рубежом на постоянной основе. Еще
примерно столько же — по временным контрактам19.
В 2000-е гг. проблемы образования, в том числе и высшего,
вновь оказываются в центре внимания российского государ­
ства. Значительно возрастает количество вузов и студентов в
стране. По массовости высшее образование выходит на первое
место в мире: в 2005 г. на каждые 10 тыс. жителей в РФ при-
ходилось 495 студентов, в США — 445, в Германии — 240,
в Японии — 23320.
Говоря о высшем образовании как средстве политического
воздействия, необходимо иметь в виду, что современный мир,
ориентированный на «новую экономику», основанную на со­
временных научно-технических достижениях, резко повышает
значимость образования. Лидирующие позиции на междуна-
родной сцене в будущем займут те государства, которые сегод-
ня обладают самыми эффективными и конкурентоспособными
образовательными системами. Образование, являясь необхо-
димым условиям развития, начинает играть все большую роль
в современном мире. Одновременно оно становится и факто-
ром политического развития21.
В России нет авторитетных политиков, выступающих за
ухудшение отношений между Россией и ЕС. Но, как отме-
чает М.Л. Энтин, если «все за улучшение отношений, надо
действовать»22. Необходимы постепенные, продуманные и
конкретные шаги, направленные на сближение. Совместные
образовательные программы, двойные дипломы, академиче­
ские обмены — как раз из тех шагов, которые позволят России
не следовать за развитием событий, а самой формировать, сов-
местно с партнерами, правила игры. Более того, такое парт­
нерство будет носить долгосрочный и искренний характер.
Искренний именно потому, что «вытекает из рационального и
171
дальновидного собственного интереса»23. С этой точки зрения
присоединение России к Болонскому процессу, несмотря на
настороженность и критику со стороны ряда академических
деятелей и публицистов, было стратегически верным24.
Ментальность народа складывается веками и тысячелети-
ями. Она формируется под влиянием многих социальных и
культурных факторов: религия, образование, жизненное про-
странство, определенные природно-климатические условия, а
также общественно-политический и правовой строй, играю-
щие важную роль в ее эволюционном формировании, а иногда
и в революционной деструкции и преобразованиях25.
Управление «хаосом» образования в информационную эру
приобретает огромное значение. Именно образование форми-
рует подходы следующих поколений, а в среднесрочной и дол-
госрочной перспективах и новую ментальность.

3.2. Болонский процесс как процесс управления

в образовательной сфере
3.2.1. Необходимость перестройки управления
в сфере европейского образования.
Инициирование Болонского процесса
Болонский процесс, будучи наиболее существенным и яр-
ким проявлением политикообразующей функции образования,
так и не стал предметом внимательного изучения специалис-
тов в области мировой политики. Отчасти это объясняется тем,
что для исследователей, занимающихся европейской интегра-
цией, Болонский процесс, явно выходящий за рамки Европей-
ского союза, оказывается «чужим» исследовательским полем.
Поэтому он в лучшем случае рассматривается с точки зрения
исторического хода событий, хронологии принятия докумен-
тов26, а также характера предпринимаемых реформ, техноло-
гии включения России в общеевропейскую реформу высшего
образования и наиболее бурно обсуждаемых плюсов и мину-
сов Болонского процесса27. Кроме того, можно назвать еще две
172
причины. Во-первых, результаты социально-политических из-
менений, обусловленных реформой образования, станут оче-
видными не сразу, во-вторых, они будут «накладываться» на
другие процессы, поэтому вычленить воздействие собственно
интеграционных процессов в области образования сложно.
В  итоге международно-политические аспекты развития Болон-
ского процесса, а также социально-политические последствия,
которые порождает и к которым может привести создание об-
щеевропейского пространства высшего образования, в целом
остаются вне фокуса исследовательского внимания.
Болонский процесс инициирован и развивается как опре-
деленный политический выбор. В этом смысле реформирова-
ние высшего образования в Европе пошло «сверху». В конце
80-х   — первой половине 90-х годов прошлого столетия евро-
пейцы обнаружили научно-техническое отставание, которое
стало ощущаться на повседневном уровне и тормозить все
сферы социально-экономического развития. Речь шла прежде
всего о широком внедрении пластиковых карт, Интернета, со-
товой связи и т.п. инноваций, основанных на информационных
и коммуникативных технологиях. Причем отставание наблю-
далось не только по отношению к США или Японии, но даже
к таким странам, как, например, Южная Африка, где системы
пластиковых карт и сотовой телефонной связи активно начали
использоваться раньше.
Вторым важным моментом, на которое обратили внимание
в Европе, стало то, что Европа стала терять передовые пози-
ции в мире в области предоставления образовательных услуг.
Прежде всего США, а также Австралия начали интенсивно
предоставлять образовательные услуги, и это явилось значи-
мой статьей их экспорта. По данным ЮНЕСКО, в 2002/2003
учебном году в США обучалось 582996 иностранных студен-
тов, что составило 4% всех американских студентов, а в Авс-
тралии — 179619 (18% от общего числа студентов)28. С начала
1990-х гг. число европейских студентов, которые обучались в
США, превысило число американских студентов, обучающих-
ся в Европе29. Факт отставания европейского образования имел
не только экономическое значение. Европа, с ее культурными
173
историческими традициями, неотъемлемой частью которых
было университетское образование, стала уступать свои пози-
ции именно в этой области.
Все это и заставило европейцев в конце 1990-х годов серь-
езно заняться реформой в области высшего образования с тем,
чтобы повысить качество образования и усилить связи, с од-
ной сторон, с практикой, с другой — с наукой. Это должно, по
замыслам создателей реформы, сделать более привлекатель-
ным европейское образование для потенциальных студентов,
а также усилить востребованность выпускников европейских
университетов на рынке труда.
В 1995  г. ЮНЕСКО, во исполнение решений своей Гене-
ральной конференции, был разработан программный документ
под названием «Реформа и развитие высшего образования»30,
в котором в синтетической тезисной форме излагались миро-
вые тенденции и задачи развития высшего образования на ру-
беже веков. Во введении к документу среди «основных задач
высшего образования в быстро меняющемся мире» выделены
три главных направления, в том числе: соответствие требова-
ниям современности, интернационализация и качество, опре-
деляемое как «многосторонняя концепция, охватывающая все
основные функции и виды деятельности применительно к вы-
сшему образованию».
Из 151 содержащегося в программном документе положе-
ния непосредственно качеству образования посвящены 18.
В   них, в частности, дается следующая развернутая интерпре-
тация концепции качества: «Качество высшего образования
является понятием, характеризующимся многочисленными
аспектами и в значительной мере зависящим от контексту-
альных рамок данной системы, институциональных задач или
условий и норм в данной дисциплине». Понятие «качество»
охватывает все основные функции и направления деятельнос-
ти в области высшего образования: преподавание, подготовку
и исследования31.
Согласно документу ЮНЕСКО, есть три аспекта образова-
тельной деятельности, наиболее существенно влияющие на ка-
чество высшего образования. Во-первых, профессорско-препо-
174
давательского, гарантируемое высокой академической квалифи-
кацией преподавателей и научных сотрудников вузов, и качество
образовательных программ, обеспечиваемое сочетанием пре-
подавания и исследований, их соответствием общественному
спросу. Во-вторых, — качество подготовки студентов, которое в
условиях, когда массовое высшее образование стало реальнос-
тью, может быть достигнуто только на пути диверсификации
образовательных программ, преодоления многопланового раз-
рыва, существующего между средним и высшим образовани-
ем, и повышения роли механизмов учебно-профессиональной
ориентации и мотивации молодежи. И, наконец, в-третьих,   —
качество инфраструктуры и «физической учебной среды» вы-
сших учебных заведений, охватывающее «всю совокупность
условий» их функционирования, включая компьютерные сети
и современные библиотеки, что может быть обеспечено за счет
адекватного финансирования, возможного только при сохране-
нии государственного подхода к высшему образованию как об-
щенациональному приоритету32.
В связи с акцентированием проблемы качества в рамках Бо-
лонского процесса следует отметить, что «европейский» (реги-
ональный) аспект ее решения имеет более чем десятилетнюю
историю, — постановка этой проблемы и основные этапы ее
разработки хронологически совпадают с основными этапами
интеграции западноевропейских стран. Так, в 1991  г. Комис-
сия Европейского сообщества опубликовала Меморандум о
высшем образовании, в котором в развернутой форме была
определена его роль в подготовке будущих граждан Европы,
укреплении идеи общеевропейского гражданства, создании
Европейского союза. Уже тогда были сформулированы при-
оритеты развития и преобразования высшей школы европей-
ских стран, созвучные положениям Сорбоннской и Болонской
деклараций33.
Кроме того, здесь нашли отражение принципы европейской
общности и единства, которые должны обрести конкретное
содержательное воплощение в образовательных программах,
в первую очередь по гуманитарным и социально-экономичес-
ким профилям и направлениям подготовки. В дальнейшем
175
 наличие этой своеобразной европейской региональной компо-
ненты стало одним из обязательных условий нового качества
образования.
В 1997 году в Лиссабоне Совет Европы подписал Конвен-
цию о признании квалификаций, относящихся к высшему об-
разованию. В ней были указаны основные принципы, связан-
ные с признанием квалификаций, полученных в европейских
университетах.
В 1998 г. в Париже в Сорбонне состоялась встреча минист-
ров образования Великобритании, Германии, Италии и Фран-
ции, которая закончилась принятием Сорбоннской декларации,
предполагающей реформу европейского высшего образования.
Она определяла следующие ключевые моменты: мобильность,
признание, доступ к рынкам труда. Квалификации, в частнос-
ти, в ней рассматриваются как приобретенные знания и навы-
ки, применяемые на рынке труда.
Указанные выше документы заложили предпосылки Болон-
ского процесса34.
Через год на встрече в Болонье представители 29 стран под-
писали Болонскую декларацию, которая дала название само-
му процессу европейской интеграции в области образования.
Ключевые позиции декларации сводится к следующему:
●● двухуровневое образование: бакалавр и магистр (впос-
ледствии был включен и третий уровень — докторантура);
●● кредитная система (система ECTS), представляющая
собой единую систему учета процесса обучения во всех госу-
дарствах (какие курсы и в каком объеме прослушаны студен-
том);
●● независимый контроль качества образования, в основу
которого положено не количество часов, потраченных на обу-
чение, а уровень знаний и умений;
●● мобильность студентов и преподавателей, позволяющая
сравнивать и использовать опыт различных университетов;
●● применимость знаний выпускников университетов в Ев-
ропе; Специальности, по которым готовятся кадры, должны
быть востребованы в Европе, а подготовленные специалис-
ты   — трудоустроены;
176

Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)

 ●● привлекательность европейского образования, что под-
разумевает заинтересованность европейцев, а также граждан
других регионов в получении образования в Европе.
В целом идея реформы образования заключалась в созда-
нии единого пространства высшего образования, с тем чтобы,
не вмешиваясь в содержание образования и тем самым сохра-
няя уникальность каждого университета и факультета, сделать
сопоставимым уровень высшего образования выпускников
различных европейских университетов. Эта задача получила
название гармонизации высшего образования в Европе.
Болонская декларация от июня 1999 г., которая узаконила
понятие «европейское пространство высшего образования»,
фактически вывела начавшийся процесс за рамки Евросоюза,
открыв его для присоединения не только стран — кандидатов
в ЕС, но и для стран Европейской зоны свободной торговли.
Болонская декларация, как подчеркивается в одном из офици-
альных докладов ЕС, видела участниками процесса не только
национальные и международные институты, но и ассоциации
университетов, ректоров и студентов35. В данном перечне,
однако, фактически «растворились» университеты, которые
представлены только высшим руководством и весьма услов-
но   — обучающимися, но не самими академическими корпо-
рациями или университетскими подразделениями: факуль-
тетами, департаментами, кафедрами и преподавателями. И в
дальнейшем в основу решений встреч министров образования
закладывались результаты исследований, выполненных по за-
казу Европейской ассоциации университетов, и опросов мне-
ний студентов, произведенных национальными союзами сту-
дентов Европы, а также решения съездов и декларации данных
организаций36.
В марте 2000 года на саммите ЕС была принята Лиссабонс-
кая стратегия развития Европейского союза, проникнутая тре-
вогой в связи с возможным отставанием Евросоюза от США
как в общем экономическом и социальном развитии, так и в
конкуренции на рынке высшего образования. В ней Болонс-
кий процесс прямо увязывался с задачами превращения объ-
единенной Европы в «самую конкурентоспособную и дина-
177
мичную, основанную на знаниях экономику в мире». Вслед
за этим, 12 февраля 2001 г., состоялась встреча Европейского
совета по образованию, которая наметила соответствовавшие
другим лиссабонским ориентирам и «параллельным процес-
сам», касающимся экономики и образования — Брюггскому,
Копенгагенскому, Кардиффскому и Люксембургскому, сроки
«болонских перемен» до 2010  г., а также выделила цели на-
зревших изменений. «Во-первых, — говорилось в докладе,
представленном участниками встречи Европейской комис-
сии,   — это необходимо ввиду повысившейся мобильности
людей в течение их жизни, как профессиональной, так и гео-
графической. Во-вторых, мы нуждаемся в гражданах, которые
в дополнение к своим особым обязательным квалификациям
способны приобретать новые квалификации и преодолевать
национальные границы, и это один из способов адаптации Ев-
ропы для ответа на вызовы глобальной экономики. Наконец,
все граждане должны обучиться квалификациям, востребован-
ным в обществе, все более становящимся интернациональным
и мультикультурным»37. Основная цель, поставленная в Лис-
сабоне — придать европейскому образованию привлекатель-
ность в глазах «как европейцев, так и неевропейцев», — была
признана отвечающей духу и букве «болонских» документов,
а сам Болонский процесс рассматривался через призму этих
целей.
Пражская встреча министров образования 32 европейских
стран в мае 2001 г. самим фактом своего созыва в столице го-
сударства, в то время не являвшегося членом Европейского со-
юза, обозначила главный вектор Болонского процесса на тот
момент и, по сути, подвела черту под «инкубационной» фазой
формирования европейского пространства высшего образова-
ния, вовлекая «в этот процесс всю Европу в сфере расширения
ЕС». Прием заявлений от Хорватии, Кипра и Турции подчерк-
нул серьезность этих намерений. Был установлен преемствен-
ный механизм будущих встреч с двухлетней периодичностью,
включающий две группы — широкого состава — по содейс-
твию Болонскому процессу и — узкого состава — для подго-
товки следующих встреч38.
178
 Европейская интеграция в области высшего образования
стала развиваться очень быстро. В 2003 г. состоялась встреча
в Берлине, где число государств, присоединившихся к Болон-
ской декларации, достигло 40. Новым участником процесса
стала Российская Федерация.
С официальным вхождением России в Болонский про-
цесс в отечественном образовании активизировались, во-пер-
вых, управленческие структуры и связанные с ними на пер-
сональном уровне вузы (Российский университет дружбы
народов   — учебное заведение, тесно связанное с экспортом
образовательных услуг) и, во-вторых, продвинутые универси-
теты с развитым международным сотрудничеством, реализу-
ющие современные программы высшего образования, прежде
всего, МГИМО-Университет39. В рамках первой тенденции
присоединение к Болонскому процессу рассматривалось как
легитимация на европейском уровне отдельных, внешне схо-
жих с болонскими, нововведений забуксовавшей отечествен-
ной реформы образования и достижение внешнего признания
российских документов о высшем образовании; вузы второй
группы увидели в Болонском процессе новые возможности
развития и совершенствования форм и содержания высшего
образования40.
В середине февраля 2005 года в Брюсселе собрались пред-
ставители профсоюзов работников высшего образования и на-
уки Европы, входящих в Интернационал образования (ИО), из
21 страны мира, включая восемь стран Центральной и Восточ-
ной Европы. Перед делегатами стояла задача высказать отно-
шение к Болонскому процессу, его результатам за прошедшие
шесть лет.
Европейские профсоюзы  являются активными сторонни-
ками создания единого европейского образовательного про-
странства при сохранении общественного характера вузов,
развития доступности и мобильности, академической свободы
и качества научных исследований. В то же время профсоюзы
озабочены угрозой коммерциализации высшего образования.
Участники конференции подготовили свою позицию: «Обра-
зование должно оставаться общественным благом!».
179
 Кроме того, участники конференции отметили: в Болон-
ском процессе абсолютно отсутствуют положения, связан-
ные с условиями труда и найма работников. Это явное пос-
ледствие того, что преподавательский состав, его професси-
ональные организации до сих пор не вовлечены в проходя-
щие обсуждения. Более того, специально подготовленный
профсоюзами обзор свидетельствует о недостаточности
прямого участия преподавателей и научных работников в
осуществлении Болонского процесса. Это ненормально, по-
тому что именно они претворяют в жизнь новые принципы
и уровни образования.
Активное участие в конференции приняли также руководи-
тели комиссариатов по образованию и науке ЕС. Со специаль-
ным докладом о подготовке встречи министров образования
выступил генеральный директор Министерства образования
Норвегии. Отдельная сессия была посвящена сотрудничеству
в рамках Болонского процесса с Европейским союзом студен-
тов — на форуме присутствовали его генеральный секретарь и
члены исполкома. Кроме того, собравшиеся в Брюсселе гово-
рили о проблемах, связанных с карьерным ростом преподава-
телей, профессиональной квалификацией бакалавров и магис-
тров, мобильностью студентов и преподавателей, развитием
связей между наукой и высшим образованием.
На встрече в Бергене в 2005 г. в Болонский процесс вклю-
чились еще 5 стран41. Таким образом, темпы интеграции евро-
пейского образовательного пространства намного опережают
те, с которых начиналась экономическая интеграция Европы
после Второй мировой войны. И это несмотря на то что ин-
теграция высшего образования затруднена такими обстоятель-
ствами, как языковой барьер, а также наличие национальных
особенностей в области образования, которые складывались
столетиями.
Особое значение для повышения конкурентоспособности
европейского высшего образования имеет, разумеется, улуч-
шение его качества, поэтому предполагается прежде всего
всемерно сочетать образование и научные исследования, об-
новлять образовательные программы и высшее образование
180
в целом с учетом современного состояния науки и научных
представлений о мире.
Система обеспечения качества — понятие, относящееся к
целому комплексу мер и процедур, связанных с текущим конт-
ролем качества образования, развитием соответствующих инс-
трументов и так далее. К этой сфере относятся оценка (система
оценки деятельности вуза), аккредитация, менеджмент качес-
тва, установление текущих стандартов. Развитие европейского
сотрудничества с целью разработки сопоставимых критериев
качества, общей методологии является одной из основных за-
дач Болонского процесса. В Берлинском коммюнике (2003  г.)
министры образования стран Европы пришли к соглашению о
том, что системы обеспечения качества должны включать:
—  определение ответственности соответствующих орга-
низаций и институтов;
—  оценку программ или институтов, включая внутреннюю
оценку, внешнюю оценку, участие студентов в оценке, публи-
кацию результатов оценки;
—  систему аккредитации, сертификации или сопостави-
мые с ними процедуры;
—  участие зарубежных экспертов в оценке качества об-
разования, широкое сотрудничество между организациями и
странами в этой области.
В Бергенском коммюнике (2005 г.) были приняты стандар-
ты и рекомендации в области обеспечения качества, предло­
женные Европейской ассоциацией по обеспечению качества
высшего образования — ENQA. Процедуры обеспечения ка-
чества могут осуществляться в форме оценки или аккреди-
тации, на этот счет среди специалистов существуют разные
мнения. В Российской Федерации в понятие системы обеспе-
чения качества включают создание условий, необходимых и
достаточных для достижения желаемого качества, контроль за
качеством учебного процесса и его результатами. Участие сту-
дентов пока не вошло в систему, привлечение международных
экспертов планируется.
В организационном плане ключевая роль отводится разра-
ботке и использованию взаимоприемлемых критериев и ме-
181
ханизмов для оценки и подтверждения качества, в частности,
предлагается новая модель обеспечения качества высшего об-
разования, некоторые элементы которой присутствуют в эф-
фективно функционирующих национальных системах оценки
качества ряда стран, например, во Франции, Швеции, Дании,
Великобритании. Основой этой новой модели служат следую-
щие базовые принципы: сокращение централизованного кон-
троля над академической и исследовательской деятельностью
вузов и расширение их автономии и ответственности; наличие
национального, независимого от государственных структур
управления образованием, органа (или органов) для оценки
вузов и высшего образования; полноправное участие самих
вузов в процедуре оценки и изменение этой процедуры таким
образом, чтобы отчет о самооценке выдвигался на первый план
и рассматривался в сопоставлении с заключением внешней ау-
диторской экспертизы.
Национальные системы оценки качества образования, су-
ществующие в настоящее время в разных странах, существен-
но различаются не только по целям и задачам, критериям и
процедурам, но и многим другим параметрам, в том числе сте-
пени вовлеченности в этот процесс правительственных (госу-
дарственных) и общественных и профессиональных органов и
учреждений. Несмотря на то что везде официально заявленной
целью оценки качества является его поддержание на уровне
заданных стандартов или повышение, в действительности есть
большие различия в самом понимании этой задачи, которое ко-
леблется в широких пределах, — от необходимости усиления
контроля за счет расширения и совершенствования отчетности
до сведения оценки качества преимущественно к самооценке
учебного заведения. Тем не менее во всех случаях признается,
что оценка качества образования должна основываться на двух
составляющих: внутренней (самооценка) и внешней, при этом
конкретные механизмы определения этих составляющих мо-
гут быть очень различны42.
В настоящее время обсуждается создание государствен-
но-общественной системы аттестации вузов и контроля над
качеством образования, которая должна представлять собой
182
совокупность взаимодействующих федерального (централь-
ного) государственного органа управления образованием, ор-
ганов управления образованием субъектов Российской Феде-
рации, аттестационных центров, общественных объединений
и действовать на принципах объективности, независимости,
коллегиальности и гласности. Система создается на двух уров-
нях — федеральном и региональном. На федеральном в нее
войдут Министерства образования и науки РФ, экспертные и
федеральные аттестационно-аккредитационные комиссии. На
региональном уровне государственно-общественная система
аттестации и контроля качества будет включать аттестацион-
ные центры и региональные аттестационные комиссии, не за-
висящие от органов управления образованием. Планируемые
преобразования, как ожидается, будут способствовать повы-
шению эффективности управления российской системой об-
разования, укреплению и развитию единого образовательного
пространства страны.
Столь пристальное внимание к вопросам качества высшего
образования объясняется несколькими причинами. Во-первых,
все более частым отходом государства от активного вмеша-
тельства и регулирования сферы высшего образования во мно-
гих странах Европы. Во-вторых, в большинстве националь-
ных образовательных систем Европы в последнее десятилетие
очевидным стало смещение от контроля на «входе» к монито-
рингу и контролю на «выходе» образовательного процесса. То
есть должна быть освоена такая методология проектирования
образования, при которой одним из важнейших структурных
элементов систем высшего образования становятся результаты
образования.
Иными словами, главными в оценке эффективности обра-
зовательной деятельности вузов становятся не планирование и
реализация учебного процесса (содержание учебных планов,
учебное время и т.п.), а результаты образования: полученные
студентами знания, компетенции и навыки, в том числе за счет
их самостоятельного обучения и самообразования.
Необходимо отметить, что наряду с интеграцией в образо-
вательной сфере действуют и дезинтеграционные тенденции.
183
В частности, это проявляется в децентрализации образова-
ния, что означает, как пишет американский автор М.  Карной
(M.  Carnoy), переход многих функций управления образова-
нием в ряде стран с общенационального на местный и муни-
ципальный уровень, в связи с чем решать многие вопросы, в
том числе и образовательные, в «централизованном» порядке
оказывается невозможным.
В принципе децентрализация образования является частью
общемировых процессов развития мира, т.к. отвечает совре-
менным требованиям множественности акторов и передачи
вопросов принятия решения на более низкие уровни. В этих
условиях местные образовательные структуры становятся бо-
лее самостоятельными в вопросах относительно того, что и как
преподавать. Кроме того, стимулируется стремление каждого
учебного заведения к повышению конкурентоспособности
своих выпускников на рынке труда. Децентрализация дает воз-
можность гибко реагировать на запросы практики, особенно
если эти запросы исходят от местных и региональных струк-
тур. Она также позволяет расширить вариативность учебных
программ, открывает перспективы для творческой реализации
преподавателей.
Как и другие тенденции, децентрализация образователь-
ной сферы имеет оборотную сторону. Во-первых, передача
процесса принятия решения на более низкий уровень не пред-
полагает автоматического повышения его эффективности. В
ряде случаев решения, принимаемые на местном уровне, ока-
зываются далеко не оптимальными, и в итоге страдает качес-
тво обучения. Во-вторых, децентрализация ведет к тому, что
программы разных учебных заведений оказываются плохо
сопоставимыми. Это мешает проведению обменов учащими-
ся и преподавателями, развитию интеграционных процессов
в образовательной сфере. В-третьих, в результате децентра-
лизации учебные заведения, как правило, больше внимания
уделяют частным вопросам, ориентируя своих выпускников
на прикладные аспекты и оставляя вне их внимания общие
тенденции мирового развития. Недостаток общетеоретичес-
кого и методологического образования затрудняет в дальней-
184
шем получение знаний в других сферах, что является сегодня
необходимым условием успешной профессиональной де-
ятельности.
На прошедшей 20–29 апреля 2009 года в городе Лёвен
(Бельгия) встрече министров, ответственных за высшее обра-
зование в странах-подписантах Болонского процесса, отмече-
но, что «мобильность студентов, молодых научных работников
и профессорско-преподавательского состава укрепляет акаде-
мическую и культурную интернационализацию европейско-
го высшего образования; поощряет лингвистический плюра-
лизм, поддерживая традицию многоязычия, характерную для
европейского пространства высшего образования; усиливает
сотрудничество и конкуренцию между высшими учебными за-
ведениями». Министры образования призвали каждую страну
(это касается и России как подписанта процесса) повысить мо-
бильность, обеспечить ее высокое качество, разнообразить ее
виды и сферу действия, чтобы «в 2020 году, по крайней мере,
20 % процентов выпускников в европейском пространстве вы-
сшего образования могли пройти курс обучения или практики
за границей».
Участниками Болонского процесса на государственном
уровне было достигнуто соглашение, что государства-подпи-
санты признают предлагаемую структуру уровней обучения и
требования к ним43.
Высокие темпы на начальном этапе создания общеевропей-
ского пространства высшего образования оказались возмож-
ными, поскольку реформа проводилась «сверху»,со стороны
министерств и касалась «технологической» стороны образова-
ния. Содержание оставалось незатронутым. Это было сделано
сознательно и позволило каждому государству и даже универ-
ситету сохранить свою специфику.
В то же время, акцент на технологической стороне на пер-
вых этапах развития реформы открыл путь к своего рода «ими-
тационной деятельности», т.е. возможности лишь формально
разделить обучение на бакалаврский и магистерский уровень,
провести оценку курсов в кредитах и т.п., т.е. проводить ре-
формы на формальном уровне, ничего не меняя по существу.
185
Одновременно реформирование «сверху» способствовало бю-
рократизации образовательной сферы.
В результате европейское академическое сообщество, а
также более широкие слои населения государств — участни-
ков Болонского процесса разделились на два лагеря, которые
условно можно обозначить терминами «болонья-оптимисты»
и «болонья-пессимисты», подчеркивающими соответственно
плюсы и минусы Болонского процесса44.

3.2.2. Структуры Болонского процесса

и Европейское пространство высшего образования

На 2012 год участниками Болонского процесса являются 47

стран и Европейская комиссия. Единственными членами Со-
вета Европы, не участвующими в процессе, являются Монако,
Беларусь и Сан-Марино. Таким образом, Болонский процесс
объединил практически все европейское пространство образо-
вания и расширил свои границы на преимущественно неевро-
пейские державы — Казахстан и Турцию.
В 2009 г. было принято решение о том, что процесс должен
происходить под председательством двух стран — страны,
председательствующей в ЕС и еще одного государства-участ-
ника (в алфавитном порядке).
За основу Болонской декларации, как и предшествующей
ей Сорбоннской декларации, положившей начало процессу
интеграции высшего образования в Европе, была взята Уни-
верситетская хартия (Magna Charta Universitetum), принятая в
1988 г. в Болонье в связи с празднованием 900-летия старейше-
го европейского университета. В ней подчеркивались:
●● автономность университета,
●● независимость университета от политических и идеоло-
гических догм,
●● связь исследования и образования,
●● отказ от нетерпимости и ориентация на диалог.
Автономность университета означает, что именно универ-
ситет, т.е. профессиональное сообщество, принимает решения
о своем полном или частичном (например, только о перехо-
186
де на двухступенчатую систему и определении кредитов за
каждый курс с целью постепенного подключения к процессу)
включении в Болонский процесс, выборе партнеров, опреде-
лении кредитов за тот или иной курс, определяет и регулирует
мобильность студентов и преподавателей и т.п. Это означало,
что скорее университет, а не государство является основной
единицей интеграции.
Определив в документах университет ключевой единицей
интеграции европейского образования, инициаторы реформ
тем самым внесли довольно интересный момент в процесс ин-
теграции. С одной стороны, с этой точки зрения реформа долж-
на идти не «сверху», а «снизу». Университеты, а не министерс-
тва должны были бы быть ее инициаторами и проводниками.
С   другой стороны, реформа высшего образования не может
идти в отрыве от университетов, поэтому область высшего об-
разования в Европе становится той сферой, которая активно
формируется между государствами, структурами Евросоюза,
экспертами, академическим сообществом, частным сектором и
т.д.45 Иными словами, на примере Болонского процесса можно
проследить процесс формирования многосторонней (участие
многих государств) и многоуровневой (участие государств и
других транснациональных акторов) схемы взаимодействия на
международной арене. По сути, речь может идти о возможных
принципах новой политической системы мира, которая придет
на смену Вестфальской системе.
До определенного предела путь, ориентированный на тех-
нологические аспекты образования, позволяет продвигаться
вперед и, наверное, даже был оправдан. По крайней мере, само
по себе политическое решение об интеграции европейского об-
разовательного пространства — необходимый шаг для его со-
здания. Однако после быстрого экстенсивного этапа дальней-
шее развитие Болонского процесса столкнулось с серьезными
ограничениями. Прежде всего, они связаны с абсолютизацией
формальных моментов, попыткой очень детализировано раз-
работать и прописать параметры, по которым можно сравни-
вать процесс образования по разным дисциплинам, в разных
странах, в разных университетах и т.д.
187
 В результате, несмотря на то что, согласно Университет-
ской хартии (Magna Charta Universitetum), положенной, как
уже отмечалось, в основу Сорбоннской декларации 1998 г., а
затем и Болонской декларации 1999 г., университет является
основной единицей интеграционного процесса, реально он
стал таковым только в административном смысле, поскольку
администрация принимает решение и вводит требуемые пара-
метры: двухуровневый формат подготовки, систему зачетных
единиц и т.п. Роль профессорско-преподавательского состава
здесь минимальна.
Проведенное российскими учеными исследование по изу-
чению успехов имплементации Болонского процесса в России,
показало, что подавляющее большинство университетов не
стремится войти в Болонскую систему, используя, в частности,
преимущества владения студентами иностранными языками,
а также их профессиональную ориентацию на работу в меж-
дународной среде. Объяснения простые: в регионах конкурс
на эти специальности и так очень высокий, многие готовы
учиться на коммерческой основе, поэтому нет нужды в допол-
нительных усилиях по перестройке учебного процесса46.
В тех случаях, когда все же происходит включение в Бо-
лонскую систему, возникает альтернатива: либо имитировать
успешность перехода на нее и «подогнать» реальность под
выделенные параметры, либо исходить из здравого смысла и
игнорировать, по крайней мере, часть предлагаемых рекомен-
даций. В качестве примера можно привести изучение иност-
ранного языка (языков) в российских вузах в рамках направле-
ний «Международные отношения» и «Регионоведение». Если
следовать рекомендациям о соблюдении пропорций между за-
трачиваемыми часами на изучение дисциплины и получением
кредитов по этой дисциплине, то языковая подготовка по этим
направлениям займет более 30% времени, а следовательно, и
кредитов. К этому следует добавить часы и кредиты по непро-
фильным, но обязательным дисциплинам.
В итоге получается, что на изучение собственно междуна-
родных отношений, мировой политики, остается очень мало
времени, соответственно и кредитов, — менее 50% от обще-
188
го числа. Кстати, Европейский консорциум по политическим
исследованиям (ECPR) предлагает выдавать диплом бакалавра
политических наук, если выпускник имеет не менее 90 из 180
кредитов при трехлетнем обучении на бакалаврском уровне47.
Можно пойти по другому пути и оценивать профильные дис-
циплины большим количеством кредитов, аргументируя это
тем, что студент много работает в библиотеке, пишет диплом-
ные работы и т.п. Однако неаудиторные часы не могут все же
многократно превышать аудиторные. Проблема остается, хотя
и становится не столь явной.
Технологический путь развития Болонского процесса с его
излишней формализацией и детализацией породил еще одну
проблему: суть Болонского процесса оказалась плохо понят-
ной не только тем, кто далек от высшего образования, но так-
же студентам и преподавателям. Это четко показала работа
форума в рамках проекта на сайте МГИМО(У), на котором,
например, были высказывания, что Болонский процесс пред-
полагает переход полностью на платное высшее образование,
или увеличение объема конспектирования по тому или иному
предмету также связывалось почему-то с Болонским процес-
сом. Конечно, причины появления подобных утверждений раз-
личны: плохая информированность, неприятие самой идеи ин-
теграции европейского образовательного пространства и т.п.
Все они ведут к тому, что профессор МГИМО(У) Г.И.  Гладков
назвал мистификацией Болонского процесса, которая выража-
ется в рассуждениях о якобы потере фундаментальности, ха-
рактерной для отечественного образования, или утверждениях
об искусственном навязывании уровней бакалавра и магистра
и т.п.48 Тем не менее излишняя детализация и формализация
скорее запутывает самих участников образовательного про-
цесса и делает его понятным лишь группе «избранных» адми-
нистраторов.
Вопрос имеет не только теоретический аспект, но и практи-
ческий. Какие конкретные социально-политические последс-
твия влечет формирование общеевропейского пространства
высшего образования? Их понимание в практическом плане
позволит смягчить негативные последствия и использовать с
189
большей эффективностью позитивные. В целом же по масшта-
бам возможных социально-политических последствий Болон-
ский процесс, пожалуй, может быть сравним с началом эконо-
мической интеграции в послевоенной Европе. Очевидно, что
тогда трудно было предположить, к каким изменениям всего
европейского облика это приведет.
Существенное влияние на процессы интеграции оказыва-
ют социально-экономические аспекты высшего образования,
включающие его доступность, толкование образования как
общественного блага или как услуги, академическую мобиль-
ность, экономический эффект от предоставления образова-
тельных услуг. Распространению подхода к образованию как
общественному благу способствуют ЮНЕСКО и государства,
выделяющие средства на создание мест, финансируемых из
государственного бюджета. Однако сегодня при росте между-
народного рынка образовательных услуг, их предоставление
становится одной из значительных статей экспорта. Поэтому
университеты, создавая    места для обучения на договорной
форме, также стремятся расширять взаимодействие   с зару-
бежными партнерами для привлечения большего количества
иностранных студентов, что повышает престиж университе-
та и способствует наращиванию «мягкой силы» государства.
Кроме этого, запрос транснациональных корпораций и сетей
на подготовку высококвалифицированных специалистов, осу-
ществляемую по унифицированным стандартам для облегче-
ния их профессионального общения, стимулирует сближение
образовательных программ и более тесное сотрудничество
университетов.
Несмотря на достаточно успешное сотрудничество универ-
ситетов в области интеграции образовательного пространства,
в данной сфере существуют определенные проблемные узлы,
основными среди которых являются сближение технических и
содержательных аспектов образовательного процесса, вопро-
сы автономности и самостоятельности университетов, страти-
фикация  учреждений высшего образования по принципу ус-
пешности их включения в процессы интеграции, соответствие
учебных планов требованиям и реалиям современного мира,
190
признание дипломов зарубежных университетов и «утечка
мозгов».
В интеграционных процессах, происходящих на пространс-
тве высшего образования, одну из ключевых ролей играют уни-
верситеты в силу того, что именно они при реализации своей
деятельности взаимодействуют с зарубежными партнерами
при осуществлении различных совместных программ при
развитии академической мобильности, организации встреч,
конференций, семинаров и симпозиумов, общении в рамках
многосторонних организаций университетов, как глобального
так и регионального характера. В результате подобного рода
деятельности происходит формирование запроса на институ-
циональное оформление идущих на практике интеграционных
процессов и их дальнейшее углубление, что становится воз-
можным благодаря подключению государств и правительс-
твенных акторов. Последние, получив импульс, сформировав-
шийся в университетах, заключают межгосударственные со-
глашения, наиболее ярким примером которых могут служить
документы Болонского процесса, значительно облегчающие
интеграционное взаимодействие университетов.
Деятельность бизнес-структур при их сотрудничестве с уни-
верситетами значительно упрощает процессы взаимодействия
университетов друг с другом, в результате чего происходит
последовательное ускорение процессов интеграции данной
области. Бизнес, являясь одним из основных работодателей,
участвует в учебном процессе посредством различных спосо-
бов, среди которых предоставление возможности студентам
прохождения практики, а преподавателям — проведения ис-
следований и повышения квалификации, создание различных
совместных предприятий и научно-производственных цен-
тров, оказание финансовой и материальной поддержки уни-
верситетам, предложения по совершенствованию содержания
учебных программ с учетом требований рынка труда.
В результате такого взаимодействия университет может
оптимизировать свой образовательный процесс, что повысит
уровень заинтересованности зарубежных образовательных
учреждений и бизнес-организаций в сотрудничестве с этим
191
вузом и приведет к расширению связей и углублению процес-
са интеграции. То есть, при таком подходе бизнес, с финансо-
во-экономической точки зрения, так же как и государство — с
нормативно-правовой и институциональной, выступает в роли
своеобразного катализатора интеграционных процессов на
пространстве высшего образования, основным проводником
которых остается университет как главный игрок — субъект
предоставления образования.
Высшее образование неразрывно связано с научно-техни-
ческим прогрессом, который является одной из тенденций
развития современного мира, в силу  того что построение эко-
номики знаний невозможно без внедрения достижений науки
и техники, которые практически немыслимы без эффективной
системы подготовки специалистов, в процессе которой, в свою
очередь, используются новые технические средства.  
Российские университеты обладают большим потенциа-
лом для развития международного сотрудничества по линии
высшего образования в силу наличия разного рода связей с
зарубежными университетами, международными правительс-
твенными и неправительственными организациями и бизнес-
структурами, а также масштабных интеллектуально-демогра-
фических ресурсов.
Российское высшее образование вполне конкурентоспособ-
но в фундаментальных областях знания, хотя здесь следует
иметь в виду страну происхождения потенциального студента
и возможности для его обучения в других государствах и уни-
верситетах. В России соотношение цена — качество (включая
стоимость проживания) представляется достаточно привле-
кательным. В некоторых областях образовательный потенци-
ал России не подвергается сомнениям, в частности, в облас-
ти прикладной математики, что убедительно подтверждается
международными оценками и статистическими данными о
студентах и их успехах в дальнейшем, в том числе патентами
на изобретения и результатами научно-исследовательской де-
ятельности различных институтов.
В то же время у России есть достаточно серьезные конку-
ренты в сфере предоставления образовательных услуг на пост-
192
советском пространстве. К их числу следует отнести США,
страны ЕС, а также такие государства, как, например, Турция,
которая активно соперничает с Россией за студентов из Азер-
байджана49.
В Болонский процесс на всех уровнях включены государс-
твенные и негосударственные акторы. К последним относятся
частные университеты, различные студенческие ассоциации,
фонды и т.п. В этом проявляется современная тенденция ми-
ровой политики, связанная с увеличением количества и усиле-
нием активности негосударственных акторов. Как и в других
сферах, в образовании негосударственные акторы проявляют
большую инициативность, главным образом, сотрудничая с
государственными структурами. В целом развитие Болонско-
го процесса происходит на многосторонней (в него включены
различные страны) и многоуровневой (в нем участвуют госу-
дарственные и негосударственные акторы) основе.
При увеличивающейся скорости транснационализации
экономических связей бизнес нуждается в высококвалифици-
рованных кадрах различной специализации для ведения меж-
дународной и внутригосударственной деятельности. Интег-
рационное взаимодействие университетов способствует по-
вышению качества высшего образования посредством заимс-
твования позитивного опыта и унификации образовательных
стандартов, что ведет к усилению заинтересованности бизнеса
в инвестировании в развитие университетов. Это, в свою оче-
редь, стимулирует университеты постоянно совершенствовать
свои учебные программы, заниматься инновационной деятель-
ностью, углубляя таким образом сотрудничество с бизнес —
структурами.
В таком сотрудничестве чрезвычайно важен синергический
эффект, поскольку оно закладывает основы успешного фун-
кционирования университетов и бизнес-компаний в средне-
срочной и долгосрочной перспективах, укрепляя экономичес-
кие позиции страны и её коммерческих организаций на миро-
вой арене и университета — в образовательной сфере.
В данном контексте необходимо отметить роль благотвори-
тельных организаций и фондов поддержки высшего образова-
193
ния, которые, помимо своей основной функции — предостав-
ления трансфертов на безвозмездной и безвозвратной основе,
практикуют формирование баз данных для зарубежного и на-
ционального бизнеса и государственных структур, в которых
содержится информация о наиболее талантливых и креатив-
ных студентах, обладающих лидерскими качествами, положи-
тельными амбициями и склонных к ориентации на результат.
Через подобное сотрудничество университетов, бизнес-кор-
пораций и благотворительных фондов закладывается прочная
основа оптимизации образовательного процесса, ведущая, в
конечном счете, к развитию комплексной интегральной мощи
государства в системе международных отношений.
На современном этапе, когда мир вступает в постиндуст-
риальную стадию развития, знания становятся своеобразным
капиталом, что ведет к смене парадигмы отношения к челове-
ческому капиталу. Это подразумевает, что индивид рассматри-
вается как объект среднесрочного и долгосрочного инвести-
рования, которое впоследствии приносит значительную при-
быль. Становится очевидным тот факт, что вне рамок такого
подхода невозможно эффективное развитие экономической
деятельности любого предприятия.
Бизнес-структуры, нуждаясь в инновационных разработ-
ках для повышения своей конкурентоспособности на рынке,
стремятся вкладывать средства в процесс производства новых
знаний, то есть в развитие высшей школы. Крупные корпора-
ции стараются выбрать лидеров по предоставлению образо-
вательных услуг среди вузов, что порой представляет собой
определенную проблему, поскольку не все вузы соответствуют
необходимым критериям50. Зачастую крупные международные
корпорации ориентируются на данные рейтингов университе-
тов мира, при выведении которых используются многочислен-
ные переменные.
Рейтинговые показатели дают возможность крупным и
средним бизнес-корпорациям определить наиболее выгодные
объекты инвестирования с учетом получения долгосрочной
прибыли. Сегодня существуют различные формы сотрудни-
чества бизнеса и университетов: финансирование конкретных
194
заказных проектов, создание фондов развития университетов,
разные схемы взаимодействия со студентами и профессорс-
ко-преподавательским составом. При установлении подобных
связей субъекты взаимодействия должны четко представлять
свои цели и вклад, который они в состоянии внести в него.
В развитии и модернизации системы высшего образования
при сотрудничестве с бизнес — структурами вузы обычно
проводят целевое обучение студентов в соответствии с заказа-
ми компаний, корпораций и предприятий, посылают студентов
на стажировки в зарубежные университеты-партнеры для по-
вышения их профессиональных компетенций, осуществляют
научное консультирование, предоставляют консалтинговые,
аудиторские, экспертные и оценочные услуги, занимаются НИ-
ОКР и прикладными разработками, реализуют программы по
повышению квалификации сотрудников бизнес-учреждений.
Бизнес, в свою очередь, в рамках сотрудничества с учреж-
дениями высшего профессионального образования предостав-
ляет им финансовую, техническую и информационную подде-
ржку, оказывает содействие при получении патентов на инно-
вационные разработки и их лицензировании, проводит так на-
зываемые ярмарки вакансий, осуществляет мониторинговые
исследования рынка труда, выступает в роли работодателя для
выпускников, учреждает специальные гранты для преподава-
телей и стипендии для талантливых и одаренных студентов,
проводит независимый контроль качества образования, орга-
низует прохождение учебно-ознакомительной и производс-
твенной практики студентами51.
Таким образом, при правильном выстраивании линии со-
трудничества происходит своеобразный синергический эф-
фект, который выражается в том, что бизнес реализует функ­
цию социальной ответственности и приобретает действи-
тельные рычаги воздействия на образование и науку, а вузы
и исследовательские центры получают возможность развития
инновационной деятельности и международного сотрудниче­
ства в сфере образования.
Также во многих случаях благодаря целевым программам
подготовки специалистов бизнес принимает на работу сотруд-
195
ников, будучи уверенным в их высоких профессиональных
компетенциях, что отчасти решает проблему трудоустройс-
тва выпускников, не имеющих опыта работы. Это приводит к
формированию устойчивых связей между работодателями и
центрами подготовки кадров, содействуя тем самым формиро-
ванию адекватного ответа на требования рынка рабочей силы.
Кроме указанных форм взаимодействия, представители ком-
паний могут участвовать в проведении аттестации выпускни-
ков, входить в состав попечительских советов университетов,
участвовать в создании учебных центров и развитии научных
инкубаторов52.
Многие бизнес-корпорации предпочитают инвестировать
средства в инновационную деятельность, ведущуюся в вузах
студентами и сотрудниками, с целью разработки современных
наукоемких продуктов, обладающих высокой степенью конку-
рентоспособности на рынке. В данном случае инновационная
деятельность представляет собой непосредственный процесс
перехода от фундаментальных исследований университетов к
прикладному взаимодействию с бизнесом и предприятиями.
В этих целях в фирмах создаются подразделения естест­
веннонаучных, технических и социально-экономических уни-
верситетов, совместные технопарки для генерации идей и
осуществления проектов при концентрации всех заинтересо-
ванных лиц на одной территории. При таком подходе решает-
ся двойная проблема: бизнес получает новые разработки, без
которых невозможно долговременное пребывание на рынке, а
студенты, соискатели и сотрудники университетов имеют уни-
кальную возможность получить практические навыки в облас-
ти инновационного бизнеса, что может способствовать расши-
рению уже существующих и созданию новых предприятий.
Реализация возможности получения студентами и препода-
вателями практического опыта в рамках интеграции бизнес-
проектов и образовательных программ проходит в своем раз-
витии несколько этапов. Во-первых, проводится подготовка
программы включения студентов и сотрудников в бизнес-про-
ект для того, чтобы адекватно определить цели и результаты
процесса. Во-вторых, необходимо сформировать сеть партнер-
196
ских бизнес-отношений с венчурными фондами, консалтинго-
выми организациями и другими субъектами, имеющими пря-
мое или косвенное отношение к рассматриваемому процессу.
В-третьих, нужно сформировать команду практикующих спе-
циалистов для проведения бизнес-тренингов, практических
занятий и мастер-классов. В-четвертых, требуется заранее
сформировать материальную базу финансирования с возмож-
ностью её последующего расширения. В-пятых, заинтересо-
ванным в создании собственных бизнес-проектов студентам
и сотрудникам университетов, участвующим в подобных про-
граммах, необходимо оказывать различного рода поддержку в
развитии их идей53.
Однако подобного рода взаимодействие является источни-
ком вопроса обладании правами интеллектуальной собствен-
ности, решение которого возможно путем учреждения при
университетах центров, в обязанность которых входит вывод
продуктов интеллектуальной собственности на мировой ры-
нок образовательных и научных услуг. Такие центры занима-
ются выбором наиболее эффективных проектов, обеспечением
защиты прав интеллектуальной собственности нормативно-
правовыми инструментами, продвижением продуктов интел-
лектуального труда на мировые рынки при соблюдении наци-
ональных интересов54.
В настоящее время всё большее развитие получает прак-
тика создания в университетах эндаумент-фондов, которые
представляют собой целевые фонды развития университетов,
«обеспечивающие вузам стабильный и постоянно растущий
источник финансирования инновационных образовательных
программ, научных исследований, новых объектов инфра-
структуры и важных социальных проектов»55.
Механизм функционирования эндаумента состоит в том,
что средства, как правило, от благотворителей, формируют це-
левой капитал, который может инвестироваться на фондовом
рынке, в недвижимость, размещаться на депозитах с целью его
постоянного прироста. При этом сам целевой капитал непри-
косновенен, поскольку финансирование деятельности универ-
ситетов происходит за счет средств от доходов, приносимых
197
 инвестированием56. Такие фонды получили широкое распро-
странение в тех государствах, где исторически отсутствует или
недостаточна государственная поддержка высшего образова-
ния и науки и поощряется частная благотворительность57.
Сегодня крупнейшими эндаумент-фондами являются фон-
ды Гарвардского (25,6 млрд долл), Йельского (16,3 млрд долл),
Стэндфордского (12,6 млрд долл) и Принстонского (12,6 млрд
долл) университеты. С помощью этих фондов университет
Принстона формирует 47% своего бюджета, Гарварда — 33%,
а Йеля — 35%. Благодаря эндаумент-фондам ведущие амери-
канские вузы имеют возможность привлекать к преподаванию
лучших ученых, финансировать обучение талантливых студен-
тов, закупать оборудование, развивать инфраструктуру, созда-
вать новые факультеты и кафедры, что вносит значительных
вклад в их международное лидерство в областях образования
и науки58.
Наряду с активностью бизнес-структур и фондов поддержки
высшего образования нужно отметить роль сотрудничества
неправительственных организаций и средств массовой инфор-
мации с университетами. Неправительственные организации в
зависимости от направления своей деятельности поддержива-
ют связи с университетами, представителями академического
сообщества и студенчеством.
Например, одни НПО представляют собой площадки для
обсуждения конкретных проблем международного и нацио-
нального характера и выработки планов действий для дости-
жения своих целей59, другие содействуют развитию отдельных
направлений деятельности и областей науки в разных странах
путем объединения представителей университетов и экспер-
тов60, третьи ориентированы на максимальное вовлечение сту-
денчества61.
Сотрудничество вузов и НПО оказывается весьма плодо-
творным в том смысле, что в процессе участия представите-
лей университетов в работе организаций зарождаются новые
идеи решения глобальных проблем, вопросов на националь-
ном уровне и конкретных прикладных задач, а неправитель-
ственные организации оказывают поддержку университетам,
198

Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)

преподавателям и студентам в соответствии с направлением
своей деятельности.
Сотрудничество бизнеса, фондов поддержки и университе-
тов представляет собой важную составляющую процесса повы-
шения качества высшего образования в стране. Университеты
в программах сотрудничества с бизнесом играют весьма актив-
ную роль, предоставляя свой образовательный и научный капи-
тал для развития бизнес-идей. Взамен университеты получают
финансирование, которое помогает им развивать свои образова-
тельные программы, выходить на мировой рынок образователь-
ных услуг с конкурентоспособными проектами. Учитывая этот
факт, сегодня компаниями — заказчиками исследовательских и
инновационных программ выступают не только национальные,
но и зарубежные компании; нужно отметить широкие возмож-
ности университетов в области углубления их деятельности на
международной арене в сотрудничестве с другими вузами, ор-
ганизациями и бизнесом. Используя эти возможности, универ-
ситет может распространять свои образовательные стандарты,
прямым образом влияя на интеграцию образовательного про-
странства в долгосрочной перспективе.
Болонский процесс дал уникальный опыт взаимодействия
государств и негосударственных акторов в образовательной
сфере. Это взаимодействие в рамках Болонского процесса вы-
шло за пределы ЕС и охватило практически все европейские
страны, что, несомненно, составило еще один важный полити-
ческих итог европейской интеграции в области образования.
Направления международного сотрудничества в области ин-
теграции европейского образования определялись основными
документами Болонского процесса, прежде всего Болонской
декларацией 1999 г., и проявились в развитии международной
мобильности, создании совместных магистратур и т.п.
Итак, в странах ЕС активную роль в Болонском процессе
играют неправительственные организации62, поэтому в отно-
шении них говорить о реформе «сверху» можно лишь условно,
хотя включенность в эти вопросы профессионального сооб-
щества (профессорско-преподавательского состава) недоста-
точна.
199
 3.3. Дальнейшее развитие управления
в сфере образования

3.3.1. Возможные проблемы Европейского

пространства высшего образования

Болонский процесс, несомненно, будет углублять и расши-

рять общеевропейскую интеграцию. Сопоставимость основ-
ных параметров технологии высшего образования (уровни
образования, сроки и т.п.) даст возможность, с одной стороны,
сделать понятным уровень квалификации выпускников для ра-
ботодателей, с другой — сформировать в рамках Европы по
каждой специальности общие требования к знаниям и умени-
ям, обеспечивая тем самым высокую мобильность квалифи-
цированной рабочей силы в рамках Европейского континента.
Более того, Болонский процесс, исходящий из наличия парт-
нерских отношений между европейскими университетами,
позволит готовить единую европейскую политическую, эконо-
мическую, техническую, научную и др. элиту. Этому же про-
цессу будет способствовать мобильность студентов и препода-
вателей, которая также предусмотрена Болонским процессом.
В результате выпускники европейских университетов вой-
дут в профессиональную сферу со множеством межличност-
ных контактов, установленных еще в период обучения с одно-
курсниками из разных государств. Это, с одной стороны, по-
ложительно может сказаться на процессах принятия решений,
которые, вероятно, будут ускорены. С другой стороны, форми-
рование европейских элит еще на студенческой скамье может
привести к усилению различий между образованной элитой
и остальными слоями населения, что, в свою очередь, будет
побуждать менее квалифицированные и более консервативные
слои населения к отказу от дальнейшего развития европейской
интеграции, росту национализма. Учитывая то, что сегодня
это расслоение уже довольно отчетливо проявляется, усиление
этих процессов может оказаться критическим.
Увеличение числа европейцев с дипломами о высшем об-
разовании повлечет за собой новый поток менее квалифици-
200
рованной рабочей силы из арабских, азиатских и африканских
стран. Изменение этнического состава Европы, сопровождаю-
щееся распространением иных культурных норм и ценностей,
является проблемой (в конце 2005 г. Европа уже столкнулась
здесь с проявлениями насилия) и требует разработки соответс-
твующих социально-экономических программ.
Впрочем, многое зависит от самих университетов. Если бу-
дут разработаны различные программы, в соответствии с кото-
рыми университеты станут не только важнейшими единицами
интеграции высшего образования, но и частью гражданского
общества, что подразумевает просветительскую, экспертную,
консультативную деятельность, т.е. открытость университе-
тов обществу, то этот социально-культурный разрыв может не
только увеличиваться, но и быть уменьшен.
Однако расслоения в результате интеграции образователь-
ного пространства Европы следует ожидать не такими пара-
метрам, как получившие высшее образование и не получив-
шие высшего образования; высококвалифицированные кадры
преимущественно европейского происхождения и иммигран-
ты в основном из стран Азии и Африки.
Так, расслоения следует ждать и среди самих европейских
университетов. Болонский процесс повлечет за собой пере-
стройку университетского сообщества, в котором выделятся,
по крайне мере, три страты. Первая — наиболее успешные и
престижные университеты (по отдельным направлениям или
в целом), полностью включенные в Болонский процесс, кото-
рые, учитывая, что образовательные услуги становятся все бо-
лее значимой статьей дохода, будут формировать своего рода
«консорциумы», стараясь монополизировать образовательную
сферу в той или иной области (экономика, инженерные спе-
циальности и т.д.). Вторая страта — университеты, которые
отчасти будут принадлежать «первому кругу», но стремящи-
еся войти в него полностью. Наконец, третья страта — уни-
верситеты — аутсайдеры, работающие «на грани выживания».
Границы между этими стратами, очевидно, будут подвижными
несмотря на кооперативные связи и отношения между ними
развернется жесткая конкурентная борьба. Разумеется, конку-
201
ренция между университетами существует и сегодня, однако
в условиях корпоративных отношений она будет иметь более
жесткий характер.
Расслоение затронет и европейские регионы и города. С од-
ной стороны, можно ожидать интенсивное развитие городов,
в которых находятся крупнейшие университетские центры, с
другой — специализацию этих университетов в зависимости
от профиля города или региона, поскольку это дает целый ряд
преимуществ (приглашение высокопрофессиональных специ-
алистов в университет, прохождение студентами практики в
соответствующих организациях и т.д.). Так, если взять сферу
международных политических и экономических отношений,
то проблемы многосторонней дипломатии, международных
организаций и многосторонних переговоров оказываются про-
фильными, например, для женевских университетов; вопросы
европейской интеграции — университетов Брюсселя, между-
народных финансов — для Лондона. В результате можно ожи-
дать усиление регионализации и даже своеобразную «мегапо-
лизацию» Европы, что означает существенное изменение со-
циально-политического и экономического облика континента.

3.3.2. Адаптация опыта Болонского процесса

вне Европы и в России. Образовательные услуги
как предмет международного экономического
регулирования

Развитие Болонского процесса в Европе заставило другие

страны, в частности США, также задуматься о сопоставимос-
ти образования в рамках одного направления в разных универ-
ситетах Соединенных Штатов. Например, об этом заговорили
университеты, занятые подготовкой специалистов в области
международных отношений. На встрече представителей Ассо-
циации профессиональных школ по международным отноше-
ниям (Association of Professional Schools of International Affairs,
APSIA) в декабре 2005 г. был представлен доклад Дж. Е.  Диб-
берна и Д. Дж.  Уелана63. Его авторов интересовал вопрос, как
преподается глобальная проблематика в университетах США.
202
Как они пишут, такая постановка вопроса обусловлена тем,
что ежегодно более миллиона человек, получивших бакалавр-
ские дипломы, желают продолжить обучение в области меж-
дународных отношений, мировой политики, регионоведения.
И число абитуриентов, интересующихся этой проблематикой,
растет. В то же время выпускники-бакалавры имеют очень сла-
бые представления о политической системе мира, ее институ-
тах, нормах, важнейших тенденциях развития, существующих
угрозах и т.д.
Для ответа на поставленный в исследовании вопрос слу-
чайным образом были выбраны 35 университетов и колледжей
США. Результаты показали, что курсы по глобальной пробле-
матике читаются в 23 из 35 отобранных для исследования ву-
зов (66%). Однако проблематика курсов по глобальным про-
блемам почти вся фокусируется на вопросах культуры, этни-
ческих отношений, но не на международных отношениях или
мировой политике. Предлагаются, например, такие курсы, как
«Изучения различных культур» (Multicultural Studies) или «Ис-
следование цивилизаций» (Civilizations Studies).
Анализ содержания курсов по глобальной проблемати-
ке приводит Дж. Е. Дибберна и Д. Дж. Уелана к выводу, что
на бакалаврском уровне даются лишь общие представления
о разнообразии современного мира в социально-культурном
отношении, поскольку в большинстве случаев достаточно
выбрать лишь один общий курс по глобальной проблематике
для того, чтобы выполнить программу обучения. Более того,
как отмечают авторы, например, в Университете Денвера, сту-
денты должны выбрать по одному курсу из трех тематичес-
ких блоков: «Идентичность» (всего 32 курса), «Окружающая
среда сообщества» (всего 23 курса), «Изменение и социальная
непрерывность» (всего 18 курсов). Из них только в последнем
блоке предлагается курс, как-то связанный с мировой поли-
тикой и международными отношениями — «Глобализация и
проблемы, порождаемые ею». Причины столь незначительно-
го внимания к глобальной проблематике авторы видят либо в
нежелании университетов ею заниматься, либо в недостатке
преподавательских ресурсов.
203
 Проблемы подготовки специалистов по международным
отношениям в США оказались в центре внимания другого
исследования Дж.  Н.  Браун, С.  Пеггс и Дж. У.  Шивели. Его
авторы попытались выяснить, можно ли выделить ключевые
курсы, которые характерны для американских университетов,
осуществляющих подготовку по международным отношени-
ям, мировой политике, регионоведению64. Для этого путем оп-
росов было проведено изучение программ 140 университетов
США. В результате оказалось, что вводные курсы есть в 136
из 140 университетов (97%). Однако более внимательный ана-
лиз программ этих курсов показал, что их содержание сильно
варьируется, хотя все же чаще речь идет о специфике между-
народных исследований. Курс по методам исследований до-
вольно редко встречается в программах подготовки. Он пред-
лагается в 22,1% случаев среди проанализированных универ-
ситетов, при этом в 3,6% случаев является обязательным. Нет
единства и в отношении того, что можно назвать ключевым
при подготовке специалистов по международным отношени-
ям. В целом же, по мнению Дж. Н. Браун, С Пеггс и Дж. У.  Ши-
вели, если говорить о вводных курсах и курсам по методам,
то подготовка в области международных отношений скорее
оказывается многодисциплинарной, а не междисциплинарной,
т.е. студентам даются знания по каждой дисциплине отдельно,
вне зависимости от других. Большинство университетов (87%)
включают в программу подготовки по международным отно-
шениям иностранные языки.
Специализация обычно предлагается по двум направлени-
ям: региону или проблеме. Если специализация по региону по-
нятна и в этом отношении нет особых различий между универ-
ситетами, то специализация по проблемам сильно варьируется
в зависимости от университета. Например, в одном из универ-
ситетов, как пишут авторы исследования, специализация для
аспирантов предлагается по истории, коммуникации, религии
и/или философии. Однако обычно все же специализация каса-
ется международной проблематики. В ряде университетов сту-
дент может выбрать специализацию по обоим направлениям,
в других — по одному.
204
 Таким образом, содержание учебных программ подготовки,
в том числе по международным отношениям и регионоведе-
нию, остается в Европе и США очень разнообразным. Тем не
менее практика сотрудничества университетов по созданию
совместных магистерских программ показывает, что в содер-
жательном отношении нет несовместимых различий между
университетами различных стран. Однако «состыковать» про-
граммы могут только их руководители, которые являются ве-
дущими специалистами в своей области.
Все это приводит к заключению о необходимости серьез-
ной содержательной разработки интеграции высшего образо-
вания в Европе. Кстати, при всех претензиях, которые предъ-
являются, и в большинстве случаев заслуженно, к российским
федеральным государственным образовательным стандартам
высшего профессионального образования, важным и действи-
тельно положительным моментом является то, что они созда-
ются профессиональным сообществом, а Министерство обра-
зования и науки РФ их лишь утверждает. Другое дело, что по
тем или иным причинам стандарты оказались очень жесткими,
перегруженными, не получили широкого обсуждения в про-
фессиональном сообществе и т.п. В какой-то мере не избежали
этих недостатков и стандарты по международным отношени-
ям и регионоведению. Тем не менее российский опыт создания
стандартов с его положительными и отрицательными момен-
тами может быть полезен для развития Болонского процесса.
Вообще российский опыт построения единого образователь-
ного пространства при наличии огромной территории, а так-
же национальных, языковых, культурных и других различий,
представляется важным для Болонского процесса.
Аналогичная идея высказывается и Г.И.  Гладковым. Он за-
дается вопросом: «Не может ли сложиться так, что, к примеру,
социолог в одной стране будет знать одних авторов и их тео-
рии, а в другой — совсем иных и другие социологические тео-
рии, и потом, когда два бакалавра окажутся за одним столом в
маги­стратуре, они почти не будут профессионально понимать
друг друга?»65. В принципе такое вряд ли возможно, но всегда
один студент лучше будет знать одни теории, а другой   — дру-
205
гие. При обучении в магистратуре различия в их знаниях быс-
тро будут нивелироватьтся, хотя и не исчезнут, что не страш-
но. И   на профессиональном уровне различия в знаниях всегда
остаются, что и побуждает к сотрудничеству. Ситуация будет
сложнее, если набор изученных дисциплин на бакалаврском
уровне у двух студентов окажется плохо сопоставимым. На
«выравнивание» уровней уйдет значительное время. Решение
проблемы Г.И.  Гладков видит в том, чтобы в рамках единого
образовательного пространства создавать объединения «од-
нопрофильных вузов по типу наших УМО»66. При этом он
считает, что «в рамках Болонского процесса, скорее, роль Ми-
нобрнауки станет снижаться, а роль УМО — возрастать»67.
Иными словами, речь снова идет о сотрудничестве относи-
тельно содержательных аспектов и о включении профессио-
нального сообщества в формирование облика Болонского про-
цесса.
Качественная подготовка специалистов в области социаль-
ных наук — актуальная проблема как для современного рос-
сийского высшего образования, так и для общества в целом.
От того, насколько грамотными и подготовленными окажутся
выпускники университетов, во многом зависит успех прохо-
дящих в России реформ и качество российской политической
элиты следующих поколений. Особенностью ситуации, в ко-
торой оказалась наша система высшего образования, заклю-
чается в том, что она вынуждена решать проблему повыше-
ния качества подготовки специалистов в области социальных
наук одновременно с вхождением РФ в Болонский процесс
(БП). Радикально перестраивая структуру университетского
образования и содержание государственных образовательных
программ (ГОП) в соответствии с требованиями БП, России
важно не только не потерять, но и улучшить качество этих
программ, что является весьма непростой задачей. К сожале-
нию, приходится констатировать, что, увлекаясь технической
стороной вступления в БП (внедрение кредитно-рейтинговой,
двухступенчатой /бакалавр — магистр/ и нелинейной образо-
вательных систем, большая вариативность учебных программ
по желанию студента и пр.), многие российские вузы забывают
206
о необходимости контроля за качеством образования. В итоге
переход на стандарты БП приводит подчас не к прогрессу в об-
разовательной сфере, а к потере уже имеющихся достижений.
Чтобы избежать этой ошибки, необходимо более основательно
изучить как само содержание БП (как он замышлялся европей-
скими странами), так и возможные способы адаптации РФ к
его стандартам68.
В целом, сравнительный анализ показывает, что среди ос-
новных проблем, которые отличают Россию в сфере образова-
ния от других стран – участниц Болонской декларации, выде-
ляются следующие:
—  низкая автономность университетов (жесткие минис-
терские стандарты учебных программ, доминирование ВАК в
процессе присуждения кандидатских и докторских степеней);
—  низкое участие студентов в управлении университетами
(сводится лишь к символической представленности студентов
в ученых советах и не влияющих на управление структурах
типа НСО; практически отсутствует участие студентов в раз-
работке учебных программ и в аудите качества университетс-
ких услуг);
—  лишний год, который система «4+2» заставляет тратить
российских студентов на двуступенчатое обучение, как по
сравнению с советской системой, так и по сравнению с сис-
темами другими стран — участниц Болонского процесса, где
используются варианты «3+2» или «4+1».
—  практическое отсутствие «болонских» институциональ-
ных форм на «третьем» уровне высшего образования — в ас-
пирантуре69.
Следует заметить что, кроме согласования вопросов содер-
жания образования с европейскими коллегами, работающими
в рамках того же направления подготовки (в данном случае
международных отношений и регионоведения), необходима
аналогичная работа внутри России, но с профессиональными
сообществами близких направлений, в частности, политоло-
гов, историков, культурологов. Во-первых, в разных странах
по-разному «пересекаются» научные и образовательные дис-
циплины. Например, в Европе международные отношения,
207
мировая политика обычно рассматриваются как часть полити-
ческой науки. В России факультеты и отделения по междуна-
родным отношениям часто возникали на основе исторических
факультетов. Если пойти по пути «изолированных», парал-
лельных стандартов по каждому направлению, то, с одной сто-
роны, будут возникать сложности при продолжении обучения
на другом магистерском направлении, с другой — увеличатся
расходы на образование, поскольку придется по отдельности
читать курсы политологам, специалистам по международным
отношениям, регионоведам, историкам и т.д. Другое дело, если
дать возможность выбора конкретных курсов в рамках опреде-
ленного блока (например, исторического, политологического и
др.) и вузу, и студенту.
Активное включение преподавателей и профессоров —
специалистов по международным отношениям в дальнейшую
разработку и внедрение Болонского процесса — одно из пер-
спективных направлений развития содержательных аспектов
деятельности этого профессионального сообщества.
Другой сферой интересов для данного профессионального
сообщества может быть исследование политических процес-
сов, порождаемых Болонским процессом. Эти вопросы оказа-
лись вообще вне поля зрения и практически не поднимаются.
Вместе с тем Болонский процесс затрагивает многие социаль-
но-политические стороны национального, регионального и
глобального характера. Приведем несколько примеров.
Для России географическая дифференциация регионов
может иметь особое значение. Обладая огромной территори-
ей и будучи расположенной одновременно в Европе и в Азии,
Россия сталкивается с проблемой того, что университеты, на-
ходящиеся в ее европейской части, в значительно большей
степени включены в Болонский процесс, чем университеты
Сибири и Дальнего Востока. Дальневосточные же универси-
теты стремятся к партнерским отношениям с университета-
ми США и других стран региона. Потенциальная опасность
заключается в возможной эрозии единого образовательного
пространства России с соответствующими политическими
последствиями.
208
 Вместе с тем существует и другой вариант развития про-
цесса. Географическая специфика различных регионов может
стать важным российским преимуществом, поскольку рано
или поздно возникнет необходимость создания своеобразного
«переходника» между европейской, американской и другими
национальными системами образования. И здесь для России
могут открыться широкие перспективы «посреднических
функций», если она сможет овладеть различными системами
образования. Очевидно, что подобный подход к образованию
фактически противоположен представлениям российских гео-
политиков о роли и возможностях евразийского пространства.
Позиции России могут резко усилиться, но не только потому,
что она владеет обширной территорией, а за счет овладения
разными системами знаний и умений и способности их фор-
мирования. Кстати, этому в значительной мере может способс-
твовать высокий образовательный уровень российских граж-
дан. Более того, образование в России всегда рассматривалось
как одна из ведущих ценностей. В этом смысле концентрация
на образовании, а также возможном выполнении «посредни-
ческих» функций в этой сфере может быть значимым элемен-
том национальной идеи.
Вхождение России в Болонский процесс, последовательная
перестройка российского образования под его требования вле-
чет за собой появление ряда позитивных моментов: повыша-
ется активность вузов, разрабатываются разнообразные систе-
мы оценки, вводятся новые модули организационной работы,
новые формы отчетности. Однако отмечаются и негативные:
риторика Болонского процесса и нововведений заглушает зву-
чание актуальных проблем российского образования на раз-
ных уровнях -дошкольного (дефицит мест в детских садах),
школьного образования (в частности, разваливаются школы,
снижается качество обучения по многим дисциплинам, растет
дифференциация школ, эксперты настойчиво сигналят о поте-
ре начального и среднего профессионального образования, на
восстановление которого понадобятся многие годы). В отечест-
венном высшем образовании существует огромное количество
серьезных проблем, среди них, в частности, переход высшего
209
профессионального образования в высшее общее образование,
снижение качества образования, коррупция в учебных заведе-
ниях, непомерное финансовое бремя, ложащееся на многие
семьи из-за платности обучения. Аккумуляция основного вни-
мания на внедрение Болонского процесса, отсутствие прогноз-
ных разработок и многое создает базу для новых кризисов. Не-
обходимо изучать интегральную успешность / проблемность
Болонской реформы в российском образовании, проводить
анализ характера и масштабов ожидаемых результатов.
Успешность Болонского процесса на уровне общества под-
разумевает получение в перспективе значимых достижений /
результатов за рамками системы образования и в целом повы-
шение динамизма экономики страны, улучшение социально-
экономической ситуации и качества жизни населения. Успеш-
ность процесса на уровне системы российского образования
предполагает достижение значимых результатов внутри сис-
темы образования, решение ее внутренних задач, повышение
эффективности ее функционирования.
Болонский процесс частично несет позитивные перемены,
связанные с тем, что в российской системе высшего образова-
ния будут апробированы современные форматы зарубежного
образования. Болонский процесс несет также новые опаснос-
ти и проблемы в связи с тем, что соблюдается только внешнее
оформление Болонской реформы. Систематическое знакомс-
тво с материалами Болонского процесса позволяет сделать
уверенный вывод о том, что при обсуждении изменения содер-
жания образования не оценивается его адекватность характеру
современной эпохи и уровню развития современных учащих-
ся. Ориентация на стандартизацию высшего образования, пе-
реход на оценку результатов в виде тестирования не позволяют
оценивать логические и творческие способности учащихся,
которые развивала российская система образования. 
В современной системе реформирования российского обра-
зования существуют значительные противоречия в контексте
внедрения Бо-лонского процесса — между ориентацией это-
го процесса на современные формы и существующей базовой
ситуацией в российском образовании, в котором сохраняется
210
множество нерешенных проблем (коррупция в образовании,
неравенство в доступности качественного образования и мн.
др.). Инновации в рамках Болонской модернизации оставляют
за скобками вопросы их решения. В свете Болонской модер-
низации особо остро стоит вопрос о выявлении, аккумуляции,
сохранении и развитии продуктивного отечественного опыта,
наработанного в системах российского высшего образования в
подготовке отечественных специалистов.
На саммите России — ЕС в Петербурге в 2003  г. высшее
образование было названо составной частью сотрудничества
России и стран Европейского союза. На завершившимся в мае
2005 г. в Москве саммите Россия – ЕС подписан документ, по-
лучивший название «Дорожная карта по общему пространству
науки и образования, включая культурные аспекты», который
направлен на конкретизацию ранее достигнутых договорен-
ностей и предусматривает, в частности, «поддержку сотруд-
ничества, направленного на сближение систем присвоения
степеней высшего образования посредством поощрения со-
трудничества на уровне подготовки магистров и присвоения
общих или двойных дипломов»70.
Россия и сама способна внести более весомый вклад в Бо-
лонский процесс, имея опыт построения единого образова-
тельного.
Развитие интеграции в области образования способствует
и развитию демократизации. В свое время университеты сыг-
рали немалую роль для становления и развития демократии в
Европе. Сегодня университет, являясь основной структурной
единицей Болонского процесса, потенциально способен вновь
выполнять эту функцию в более широких масштабах, не сводя
ее только к образованию и просветительству. Университетское
сообщество по своей природе представляет сетевое сообщест-
во с широким развитием горизонтальных связей. Демократия
при всем многообразии различных форм в структурном отно-
шении также подразумевает множественные горизонтальные
социальные связи и отношения, т.е. выраженную сетевую
организацию71. Повышение роли высшего образования (со-
ответственно, университетов) в социально-экономический и
211
политической жизни Европы будет вести к дальнейшему раз-
витию сетевых отношений в различных сферах.
Правда, здесь есть свои ограничения. Сетевые отношения в
гипертрофированном виде несут с собой негативные последс-
твия. Как показали исследования, посвященные теме терро-
ризма и Интернета, сетевые организации могут достигать так
называемой SPIN-структуры(сегментированная, полицентрич-
ная структура, основанная на единых идеологических принци-
пах), представляющей собой ячеечную организацию во главе
с множеством различных лидеров72. Такие структурные обра-
зования нередко действуют по принципу flashmob, т.е. при на-
личии некоей краткосрочной цели из отдельных организаций
ad  hoc формируется группа. После завершения «миссии» эта
группа быстро распадается. В следующий раз для аналогич-
ных дейст­вий возникает другая временная группа. При этом
ее состав, сохраняя основное ядро, становится другим. Опас-
ность подобных сетевых организаций заключается в том, что
они в итоге становятся закрытыми для других73, рассматривая
остальных как «непосвященных». У организаций формирует-
ся своя символика, свой «язык» и своя «параллельная жизнь».
Следует отметить, что потенциал российского высшего
образования в качестве «мягкой силы» государства гораздо
шире тех задач, которые обычно ставятся в этой области.
Следует учитывать тот потенциал сотрудничества, которое
имеется в области высшего образования на постсоветском
пространстве.
На глобальном уровне возникают проблемы, связанные с
согласованием требований Болонского процесса с нормами
по другим международным договорам. Так, с одной стороны,
высшее образование относится к сфере общественного блага,
предоставляемого государством. Доступ к нему должны иметь
все, независимо от доходов, национальных, или иных разли-
чий74. В Лиссабонской конвенции по академическому призна-
нию квалификаций, которая была подготовлена Советом Евро-
пы и ЮНЕСКО на встрече в Лиссабоне в апреле 1997 г., также
говорится, что право на образование является неотъемлемым
правом человека.
212
 С другой стороны, образование представляет собой сферу
услуг и регулируется в рамках Генерального соглашения по
торговле услугами 1994 г., целью которого, как следует из пре-
амбулы, является усиление либерализации и прозрачности в
сфере торговли услугами.
Данное соглашение затрагивает высшее образование,
как отмечают Б. Реналда и Е. Кулеца, в четырех случаях, а
именно:
1) распространяются сами образовательные услуги с по-
мощью интернета, аудио-, видео — носителей, спутникового
телевидения и т.п.;
2) потребитель (в данном случае студент) выезжает за пре-
делы своей страны с целью получения образовательных ус-
луг;
3) университеты (или иные образовательные учреждения)
создают свои филиалы за рубежом;
4) преподаватели выезжают за рубеж для оказания образо-
вательных услуг75.
В последние годы образование в мире подвергается все
большей коммерциализации, на что обращают внимание мно-
гие авторы76. Ряд стран, в том числе США, Новая Зеландия,
Австралия, выступают за дальнейшую либерализацию сферы
услуг, в том числе и в области образования. ЕС, напротив, за-
нимает более сдержанную позицию, особенно в отношении
той части образования, которая представляет собой социаль-
ную сферу.
Задача специалистов в области международных отношений
состоит как раз в том, чтобы оценить преимущества и последс-
твия двух путей развития образования и попытаться найти воз-
можные варианты разрешения противоречий.
Сложность и комплексность вопросов, связанных с различ-
ными национальными, региональными и другими нормами
высшего образования, потребует, по всей видимости, много-
этапных, многосторонних и многоуровневых переговоров по
проблемам образования, подобных тем, какие проводились,
например, при организации Всемирного саммита по вопросам
информационного общества, созванного в соответствии с резо-
213
люциями Генеральной Ассамблеи ООН. На втором этапе сам-
мита, которой прошел в Тунисе в 2005 году, приняли участие
представители государственных структур, деловых кругов и
гражданского общества из 175 стран мира, а также ряд между-
народных организаций. Около 50 делегаций возглавляли главы
государств. Результатом работы стало принятие решений по
таким дискуссионным вопросам, как управление Интернетом,
преодоление цифрового разрыва между «Севером» и «Югом».
Как в этой ситуации вести себя относительно слабым уни-
верситетам? Один из возможных путей — сразу отказаться
от участия в Болонском процессе. Однако вряд ли он будет
эффективным. Самоизоляция ведет к отрицательным пос-
ледствиям для любого университета. «Самодостаточность»
может какое-то время служить ресурсом сильному универ-
ситету, но и в этом случае он быстро исчерпывается. Еще
более губительна самоизоляция для небольших региональ-
ных вузов. Поэтому выход один: постепенно встраиваться в
общеевропейское образовательное пространство, определяя
собственную специфику.
Нахождение «своего» места в общем процессе подготовки
кадров делает вуз привлекательным для партнерских отноше-
ний. Специфика может состоять в формировании, например,
научной школы. Причем, привлекательность, созданная силь-
ной школой в одной области, нередко переносится и на смеж-
ные области того же университета. Другая возможность по-
иска своей специфики состоит в развитии «посреднических»
функций и предложении таких учебных планов, которые легко
совмещаются с различными национальными образовательны-
ми системами, что дает возможность выпускнику-бакалавру
достаточно легко продолжить обучение и в Европе, и в США,
и в Австралии и т.д. Особенность университета, и в частности
программ по международным отношениям, может заключать-
ся в сосредоточении усилий на определенном уровне подго-
товки, например, бакалаврском или магистерском.
В целом же очевидно, что высшее образование становится
той сферой, в которой фокусируются наиболее важные и слож-
ные социально-экономические и политические проблемы сов-
214
ременности и которая во многом определяет тренды глобально-
го политического развития. В силу этой причины образование
также стало объектом политического регулирования, причем
наиболее интенсивно данный процесс идет в Европе   — регио-
не, где зародилась Вестфальская политическая система.

1
  Amos  K., Keiner  E., Proske  M., Radtke  F-L. Globalisation: autonomy of
education under siege? Shifting Boundaries between Politics, Economy and Education
/ European Educational Research Journal. — 2002. — V. 1. — # 2. — p.193–213.
http://www.wwwords.co.uk/pdf/viewpdf.asp?j=eerj&vol=1&issue=2&year=2002&
article=Introduction_EERJ_1_2&id=83.237.12.193
2
  Михеев А.Н. Неправительственные объединения как акторы мировой по-
литики / А.Н. Михеев // «Приватизация» мировой политики: локальные дейс-
твия — глобальные результаты: коллективная монография; под.ред. М.М. Ле-
бедевой. — М., 2008. — С. 130.
3
  См. напр., Goldstein J.S. International Relations. Sixth Edition. — N.Y.
a.o.:, 2005; Handbook of International Relations / Ed. by W.  Carsnaes, T.  Risse,
B.A.  Simmons. — L., a.o, 2002; Kegley Ch. W., Wittkopf E.R. World Politics: Trend
and Transformation. Ninth Edition. — Belmont, 2004.
4
  Green A. Education, Globalization and the Nation State. — New York, 1997.
5
  См., напр., Иноземцев В.Л. Расколотая цивилизация. — М., 1999; Castells
M. The Rise of the Network Society.Seconded. — Oxford, 2000; Актуальные воп-
росы глобализации. Круглый стол // Мировая экономика и международные от-
ношения. — 1999. — № 4. — с. 37–52.
6
  Памфилова Т.В. Противоречивые задачи дипломатии в условиях глоба-
лизации / Т.В. Памфилова // Дипломатия и культура: материалы науч. конф.,
4  июня 2002 г.; Дипломат.акад. МИД РФ. — М., 2003. — С. 260.
7
  Иноземцев В.Л. Расколотая цивилизация. — М.: Academia: Наука, 1999;
Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. — М.: Академия: На-
ука, 1998.
8  Болонский процесс: нарастающая динамика и многообразие: документы
международных форумов и мнения зарубежных экспертов / Под ред. В.И. Бай-
денко. — М., 2002.
9
  Nye Joseph S. The Paradox of American Power: Why the World’s Only
Superpower Can’t Go It Alone. Oxford University Press, 2002. P.  9.
10  Nye J. The Paradox ofAmericanPower:WhytheWorld’s Only Superpower
Can’tGoItAlone. N.Y., 2002. P. 8.
11
  Nye Joseph S. Public Diplomacy and Soft Power / J. Nye // The Annals of the
American Academy of Political and Social Science. — 2008. P. 94. url: http://ann.
sagepub.com/cgi/reprint/616/1/94

215
 12
  Зевелёв И.А., Троицкий М.А. Сила и влияние в американо-россйский от-
ношениях. Семиотический анализ: очерки текущей политики. Выпуск 2. Науч-
но-образовательный форум по международным отношениям. М., 2006. C. 7.
13
  Панова Е.П. Сила привлекательности: использование «мягкой власти» в
мировой политике. http://www.vestnik.mgimo.ru/fileserver/13/vestnik_13_14.pdf
14
  Болонский процесс и его значение для России / Ред.-сост. С. Медведев и
К. Пурсиайнен. — М.: РЕЦЭП, 2005.
15
  Зонова Т.В. Современная модель дипломатии: истоки становления и пер-
спективы развития. Москва, РОССПЭН, 2003г. С. 140.
16
  Панова Е.П. Сила привлекательности: использование «мягкой власти» в
мировой политике. http://www.vestnik.mgimo.ru/fileserver/13/vestnik_13_14.pdf
17
  Лебедева М.М., Фор Ж. Высшее образование как потенциал «мягкой
силы» России. http://www.vestnik.mgimo.ru/fileserver/09/vestnik_09-21_lebedeva.
pdf
18
  Панова Е.П. Высшее образование как потенциал мягкой власти государ­
ства. http://www.vestnik.mgimo.ru/fileserver/17/20_Panova.pdf
19
  Салтыков Б. Высшее образование в России: между наследием прошлого
и современными вызовами / IFRI. Russie.Nei.Visionsn 29. С.  18. http://www.ifri.
org/files/Russie/ifri_saltykov_education_RUS_avril_2008.pdf.
20
  Там же.
21
  Лебедева М.М. Политикообразующая функция высшего образования в
современном мире // МЭ и МО. 2006. № 10. С. 69–75.
22
  Позитивный пример сотрудничества между Россией и ЕС в сфере обра-
зования //Вся Европа. 2009. № 3(31).
23
  Бжезинский Зб. Понять последствия: стратегическое предвидение отно-
шений России и Запада// Интервью Российской Газете , 29.03.2012. URL : http://
www.rg.ru/2012/03/28/bjezinskiy-poln.html
24
  Чепурина М.А. Потенциальный вклад Болонского процесса в повышение
международно-политической привлекательности России. http://www.vestnik.
mgimo.ru/fileserver/25/37_chepurina.pdf
25
  Ракитов А. Смена ментальности. Модернизация России, инновации, об-
разование и наука. http://svom.info/entry/211-smena-mentalnosti-modernizaciya-
rossii-innovacii-o/
26
  Reinalda,  B. and Kulesza,  E. The Bologna Process — Harmonizing.
Europe’sHigherEducation. — OpladenandBloomfieldHills, 2005.
27
  Болонский процесс: нарастающая динамика и многообразие: документы
международных форумов и мнения зарубежных экспертов / под ред. В.И.  Бай-
денко. — М., 2002.
28
  Всемирный доклад по образованию. Сравнение мировой статистики в
области образования. — Монреаль: Институт статистики ЮНЕСКО, 2005.
29
  Там же.
30
  Реформа и развитие высшего образования: программный документ. —
Париж: ЮНЕСКО, 1995.
31
  Там же.
32
  Там же.

216
 33
  Memorandum of Higher Education in the European Community // Commission
of the European Communities. — Brussels, 1991.
34
  Кислицын К.Н. Болонский процесс как проект для Европы и для России.
http://www.zpu-journal.ru/e-zpu/2010/11/Kislitsyn/
35
  The European Higher Education Area beyond 2010 (BFUGB8 5 final 27 April
2005)
36
  Болонский процесс: проблемы и перспективы / под ред. М.М. Лебеде-
вой.  — М.: «Оргсервис-2000», 2006. — 208 с.
37
  The Concrete Future Objectives of Education and Training Systems // Report
from the Education Council to the European Council. Brussels, 14 February 2001.
Doc.5980/01
38
  Болонский процесс: проблемы и перспективы / под ред. М.М. Лебеде-
вой.  — М.: Оргсервис-2000 , 2006. — 208 с. : ил. — ISBN 5-98115-066-1.
39
  Характерно, что оба вуза провели одновременно, 22 апреля 2006 г. конфе-
ренции по Болонскому процессу.
40
  Болонский процесс: проблемы и перспективы / под ред. М.М. Лебеде-
вой.  — М.: Оргсервис-2000, 2006. — 208 с.
41
  http://www.dfes.gov.uk/bologna/uploads/documents/2_1_Bergen_
Communique.pdf
42
  Сенашенко В. Болонский процесс и качество образования. www.technical.
bmstu.ru/istoch/bolon/bol_5_sen.doc
43
  Владимиров А.И. Болонский процесс и его влияние на отечественную
систему высшего образования. — М.: РГУ нефти и газа имени И.М. Губкина,
2009.
44
  См., напр., Митрофанов  С. Плюсы и минусы «Болонского процесса»
// Русский журнал. Апрель 2003. www.russ.ru/ist_sovr/sumerki/20030407_mitr.
html
45
  Lawn M., Lingard B. Constructing a European Policy Space in Educational
Governance: the role of transnational policy actors / European Educational Research
Journal. — 2002. — V.  1. №  2. p.  290–307. http://www.wwwords.co.uk/pdf/
viewpdf.asp?j=eerj&vol=1&issue=2&year=2002& article=Lawn_EERJ_1_2&id
=83.237.12.193
46
  Болонский процесс: проблемы и перспективы / под ред. М.М. Лебеде-
вой.  — М.: Оргсервис-2000, 2006. — 208 с.
47
  Reinalda B, Kulesza E. The Bologna Process — Harmonizing Europe's Higher
Education. — Opladen& Bloomfield Hills: Barbara Budrich Publishers, 2005.
48
  Гладков Г.И. Болонский процесс в России: «дорожная карта» / Болонский
процесс и его значение для России. — М.: РЕЦЕП, 2005. — С. 68–80.
49
  Лебедева М.М., Фор  Ж. Высшее образование как потенциал «мягкой
силы» России. http://www.vestnik.mgimo.ru/fileserver/09/vestnik_09-21_lebedeva.
pdf
50
  Лукашенко М.А. Рыночные отношения в системе образования России:
Монография./ М.А. Лукашенко. — М.: ИНИОН РАН, 2001. — c. 135–163.

217
 51
  Торкунов А.В. Задачи и вызовы университетской политики [Электронный
ресурс] // Международные процессы. — 2011. — Т.  9. — №  1  (25). — Режим
доступа: http://www.intertrends.ru/twenty-fifth/006.htm.
52
  Титов В. Направления взаимодействия ВУЗов и бизнес-сообщества/В.  Титов,
Д. Ендовицкий // Высшее образование в России. — № 7. — 2007. — с.  11–16.
53
  Интеграция инновационного бизнеса в вузы [Электронный ресурс] // На-
циональное содружество бизнес-ангелов. — Режим доступа: http://www.russba.
ru/Integrac_v_VYZi.
54
  Рисин И.Е. Партнерство вузов и бизнеса как основа развития ин-
новационного потенциала. [Электронный ресурс]// ЦИРЭ: Центр иссле-
дования региональной экономики. — Режим доступа: http://www.lerc.
ru/?part=bulletin&art=29&page=3 (посещался 07.02.2012).
55
  Что такое эндаумент [Электронный ресурс]// Фонд развития МГИМО.  —
Режим доступа: http://fund.mgimo.ru/endowment_about.phtml (посещался
07.02.2012).
56
  Там же.
57
  История фондов целевого капитала. [Электронный ресурс] // Фонд раз-
вития МГИМО. — Режим доступа: http://fund.mgimo.ru/document125646.phtml
(дата обращения : 07.02.2012).
58
  Зарубежные эндаумент-фонды [Электронный ресурс] // Фонд развития
МГИМО. — Режим доступа: http://fund.mgimo.ru/document125647.phtml (дата
обращения : 07.02.2012).
59
  Например, организация GlobalZero.
60
  Например, Международная ассоциация политической науки.
61
  Например, Фонд имени Хайнца Шварцкопфа «Молодая Европа».
62
  Reinalda, B. and Kulesza, E. The Bologna Process — Harmonizing. Europe’s
Higher Education. — Opladen and Bloomfield Hills, 2005.
63
  Dibben J.E., Whelan D.J. U.S. Undergraduate General Education Curriculum
Review. Paper prepared for APSIA Meeting, December, 2005.
64
  Brown J.N., Pegg  S., Shively J.W. Сonsensus and Divergency in International
Studies: Survey Evidence from 140 International Studies Curriculum Programs //
The International Studies Perspectives. — 2006, № 7. — P. 267–286. J.W.
65
  Гладков Г.И. Болонский процесс в России: «дорожная карта» // Болон­
ский процесс и его значение для России. — М.: РЕЦЕП, 2005. — С. 79–80.
66
  Там же. с. 80.
67
  Там же. с. 80.
68
  Сергунин А.А. Управление качеством подготовки российских специалис-
тов в области социальных наук в контексте Болонского процесса. // Болонский
процесс: проблемы и перспективы / под ред. М.М. Лебедевой. — М.: Оргсер-
вис-2000, 2006. — 208 с. : ил.
69
  Барабанов О.Н. Опыт европейских стран по внедрению Болонской сис-
темы и возможности для России // Болонский процесс: проблемы и перспекти-
вы / под ред. М.М. Лебедевой. — М.: Оргсервис-2000, 2006. — 208 с.
70
  Url: http://www. kremlin.ru
71
  См., к примеру: Risse  Th. Transnational Actors and World Politics / Handbook
of International Relations // Ed. by W.  Carsnaes, Th.  Risse, B.A.  Simmons. — L.,
218
a.o.: Sage, 2002. — P. 255–274; Сергеев В.М. Демократия как переговорный про-
цесс. М., 1999.
72
  Megaterrorism: A New Challenges for a New Century” edited by A.Fedorov.   —
Moscow, 2003.
73
  Песков Д.Н. Интернет в мировой политике: формы и вызовы // Современ-
ные международные отношения и мировая политика / под ред. А.В. Торкуно-
ва.   — М., 2004. — с. 222–246.
74
  Нибор П. Высшее образование как общественное благо и предмет обще-
ственной ответственности // Высшее образование в Европе». Т.  XXVIII. №  3,
2003. Url: http://logosbook.ru/hee/
75
  Reinalda B, Kulesza E. The Bologna Process — Harmonizing Europe's Higher
Education. — Opladen& Bloomfield Hills: Barbara Budrich Publishers, 2005.
76
  См., в частности, Globalization and Education: Integration and Contestation
across Cultures. — Anham, Boulder a.o.: Rowman& Littlefield, 2000.
 Научное издание

Лебедева Марина Михайловна

Харкевич Максим Владимирович
Касаткин Петр Игоревич

ГЛОБАЛЬНОЕ УПРАВЛЕНИЕ

Монография

Согласно Федеральному закону РФ от 29.12.2010 г. № 436-ФЗ

данная продукция не подлежит маркировке

Компьютерная верстка В.С. Поляничева

Оформление М.М. Петухова

Подписано в печать 21.08.2013. Формат 60×841/16.

Усл. печ. л. 12,85. Тираж 100 экз. Заказ 724

Издательство «МГИМО-Университет»
119454, Москва, пр. Вернадского, 76

Отпечатано в отделе оперативной полиграфии

и множительной техники МГИМО(У) МИД России
119454, Москва, пр. Вернадского, 76

Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)