Образы и сюжеты волшебной сказки в романе Е.Г.

Водолазкина
«Авиатор»: к постановке проблемы

Обращение к изучению фольклорных мотивов в современной литературе

продиктовано в первую очередь необходимостью поиска и определения точек
соприкосновения народной традиции и индивидуального творчества писателя. Не
менее важно выявление основных стимулов обращения автора к фольклорным
текстам и мотивам и выяснения границ между фольклорной традицией и
авторским новаторством в использовании материалов народного творчества в
тексте художественных произведений.

Фольклорные мотивы, заметно обогатившие литературные тексты,

оказывают сильное влияние как на проблематику, так и на идейно-
художественное содержание романов, что зачастую даёт автору возможность
делать серьёзные обобщения философского и нравственно-этического характера.
Мотивы эти могут в художественном тексте выступать в качестве средств
построения композиции романа, дополнять характеристику персонажей, а также
способствовать реализации идейно-эстетических концепций автора, заложенных в
основе произведения.

Важно отметить, что фольклорный материал неразрывно связан с

первобытным мышлением и архаичными представлениями об организации мира,
пространства и времени. Таким образом, фольклорные мотивы передают
эстетически переосмысленное отражение культуры, традиций, быта и истории
народа.

Так, например, В.Я. Пропп выявил структуру сюжета инициации, особенно

характерную для волшебных сказок и закреплённую в фольклоре. Герой, попадая
в мир мёртвых, должен пройти через ряд испытаний и обряд инициации, чтобы
затем вернуться в мир живых другим человеком. Инициация представляет собой

1
центральный переломный момент жизни героя. Такой нелёгкий процесс
инициации, по мнению В.Я. Проппа, представляет собой древнейшую основу
практически любой волшебной сказки и мифа.

Евгений Германович Водолазкин — знаток древнерусской литературы,

автор произведений, удостоенных самыми отечественными литературными
премиями. В России его называют "русским Умберто Эко". Мир его произведений
— сложный, глубокий, всегда разный и неповторимый.

Герой романа «Авиатор» — Иннокентий Платонов, ровесник XX века,

замороженный в Соловках, человек в состоянии tabula rasa. Очнувшись на
больничной койке, он постепенно приходит к осознанию того, что ничего не
помнит.

За такой совершенно синтетической фабулой, в некотором смысле

отсылающей читателей к сюжету сказки о мёртвой царевне (только повествование
в данном случае ведётся непосредственно от лица самой царевны), скрываются
совершенно исключительные мотивы и образы, невидимые на первый взгляд.
Чтобы помочь герою восстановить память, Гейгер — врач, разморозивший
Платонова, — предлагает тому вести дневник и записывать все свои впечатления
и появляющиеся воспоминания. Е.Г. Водолазкина крайне интересует тема
сохранения мира в слове — неслучайно Иннокентий Платонов фиксирует свою
жизнь в мельчайших деталях, стараясь таким образом продлить своё
существование и оставить дочери вербальную «копию» себя.

Сразу же следует отметить сходство образа Гейгера с образом Дарителя и

Помощника из волшебных сказок. Как отмечает В.Я. Пропп: «Если в сказке нет
дарителя, то формы его появления переходят на следующий персонаж — именно
на помощника». [7] Таким образом, Гейгер одновременно является и Дарителем,
поскольку дарит Платонову дневник, помогая ему вернуть воспоминания, и

2
Помощником, поскольку является его врачом и постоянно следит за
самочувствием героя, восстанавливая его физическое состояние.

Также есть в романе «Авиатор» и образ, схожий с образом загробного

дарителя: выступает в этой роли отец Иннокентия. Зачастую в волшебных сказках
умерший отец выполняет функцию дарителя, занимая место Бабы-Яги. С другой
же стороны, важно отметить бытовой характер данного образа, то есть мотив
умирающего отца, оставляющего герою наследство. От отца Иннокентию остаётся
статуэтка Фемиды, сыгравшая ключевую роль в его жизни: использовав статуэтку
в качестве орудия убийства, Платонов вступает в пространство обряда инициации:
«Взять статуэтку Фемиды. Трудно представить без неё моё детство, она
сопровождала самые яркие его моменты. Отламывая от неё весы, я ещё не знал,
какого рода инструмент себе готовлю». [2, с. 410]

Зачастую герой художественного мира волшебных сказок переходит

границу из мира живых в мир мёртвых на начальных этапах обряда инициации.
Перейдя в мир мёртвых, герой, как правило, попадает в тёмный дремучий лес, но в
некоторых разновидностях сказок он может продолжить свой путь на корабле.
Пространство леса обычно наполнено различными сказочными существами и
явлениями, явно дающими понять, что герой покинул мир живых. Второй же
способ описывает старинный ритуал: мёртвых часто хоронили в деревянных
лодках, на которых души переправлялись в загробный мир. Можно проследить,
каким образом Иннокентий Платонов переходил границу мира живых и мира
мёртвых: «Из Кеми нас везли на барже «Клара Цеткин». В наглухо задраенном
трюме, лишённом света и воздуха. Я садился на баржу одним из последних и
оказался на лестнице у самого выхода. Людей там было меньше, а сквозь щели
палубного люка просачивался морской воздух. Это спасло мне жизнь. Многие из
тех, кого затолкали в трюм первыми, были раздавлены или задохнулись». [2, с.
133]
3
 Подобное морское путешествие встречается и в «Сказке о царе Салтане»:
будучи брошенными в бочке в море, мать с младенцем Гвидоном оказались на
острове, полном чудес, где герой должен был пройти проверку духа. И только
после прохождения обряда инициации Гвидон превратился во взрослого мужчину
и смог примириться с Царём Салтаном.

Баржа с Иннокентием Платоновым направляется в Соловки, которые в

художественном мире романа и воплощают потусторонний мир, напоминая
тёмный лес, в который уходили юноши, чтобы символически умереть,
соприкоснувшись с опасностью, и вернуться мужчинами. По В.Я. Проппу,
юноши, совершая обряд инициации, в самых различных формах проходили
испытание огнём, но порой вариантом огня становится холод. Так и инициация
героя романа «Авиатор» происходит через холодное лагерное пространство и
обжигающую заморозку. Встречается такой вариант инициации, например, в
сказке «Морозко»: проведя ночь в тёмном морозном лесу, Марфушка проходит
испытание духа, за что в награду получает богатые подарки.

Также заморозка героя явно коррелирует с присущим волшебным сказкам

явлением временной смерти: «Почти повсеместно обряд посвящения включает
мимическое представление смерти и воскресенья посвящаемого». [6]

Подобному умиранию и последующему воскрешению в мире волшебной

сказки зачастую приписывается приобретение особых умений и навыков, но порой
герой, наоборот, теряет какую-либо способность, возвращая её в ключевой
момент. Так и Платонов, теряя способность рисовать, вновь научается
художественному мастерству только ближе к концу романа.

Важно также отметить роль образа благодарного мертвеца. Согласно

рассуждениям В.Я. Проппа, всякий мертвец, которому оказана услуга, и сам
может оказать услугу герою. Так и Иннокентий, посещая могилу Зарецкого, видит

4
его и с помощью этого видения, во-первых, возвращается в привычную ему
реальность, а во-вторых, восстанавливает память о своём прошлом.

На Соловках Иннокентий встречает страшного мерзавца и садиста —

чекиста Воронина, который имеет явные функциональные переклички со
сказочным образом Кощея Бессмертного. Часто сказочный Кощей способен
превращаться в ворона, что создаёт очевидную параллель с образом Воронина. В
описании внешности Воронина также можно найти общие черты с обликом
Кощея: «Обтянутый кожей череп с пухом по бокам». [2, с. 362] В волшебной
сказке Кощей часто предстаёт перед читателем в виде худого старика-
долгожителя. Зачастую Кощей выступает похитителем невесты героя, в
«Авиаторе» же Воронин, олицетворяя в себе всех чекистов, лишает героя невесты,
заточая самого Иннокентия на Соловках.

Таким образом, можно заключить, что фольклорные мотивы играют важную

роль в художественном мире романа «Авиатор»: с их помощью Е.Г. Водолазкин
на архетипическом уровне мотивов и образов реализует процесс обряда
инициации. Герой романа Иннокентий Платонов, подобно персонажам
волшебных сказок, преодолевает испытания на пути к внутренней зрелости, а
также к принятию и признанию совершённого им преступления.

5
Список литературы:

1. Афанасьев А. Народные русские сказки. Полное издание в одном томе.

М.: АЛЬФА-КНИГА, 2017. — 1087 с.
2. Водолазкин Е.Г. Авиатор. М.: Изд-во АСТ: Редакция Елены Шубиной,
2016. — 416 с.
3. Гутова Л.А. Инициальный обряд и мотивы инициации в фольклоре //
Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2018. №7-2 (85).
4. Иванова Н.Б. Евгений Водолазкин: Филолог? Историк? Писатель?
"Конференция "Знаковые имена современной русской литературы:
Евгений Водолазкин" (Краков, 17-19 мая 2018 года. 2018. — С. 23-27.
5. Кэмпбелл Дж. Тысячеликий герой. М.: Рефл-бук, АСТ, КЮ: Вак лер,
1997. — 384 с.
6. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2005.
— 332 с.
7. Пропп В.Я. Морфология сказки / Гос. ин-т истории искусств. — Л.:
Academia, 1928. — 152 с.
8. Солдаткина Я.В. Диалог с русской литературой XX века в романах
Евгения Водолазкина «Лавр» и «Авиатор». "Конференция "Знаковые
имена современной русской литературы: Евгений Водолазкин" (Краков,
17-19 мая 2018 года. 2018. — С. 309-318.
9. Фрэзер Дж. Золотая ветвь: Исслед. магии и религии: [В 2 т.] / пер. с англ.
М. Рыклина. - М.: Терра-Кн. Клуб. – 460 с.