Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
Kvartira Na Dvoikh - Biet O'Liri
Kvartira Na Dvoikh - Biet O'Liri
Квартира на двоих
Посвящается Сэму
Февраль
1. Тиффи
И все-таки даже у отчаяния есть плюсы: оно заставляет по-новому взглянуть на мир.
Квартирка не так и страшна. Плесень на кухонной стене можно отскрести. Новый
матрас, взамен здешнего, замызганного, обойдется недорого. А грибы, растущие за унитазом,
определенно создают ощущение свежести, как в лесу.
Мо и Герти, однако, безысходностью не страдают и мириться с увиденным не хотят.
Выражение их лиц я бы назвала «ошалелым».
– Здесь жить нельзя!
Это Герти. Она стоит, плотно сдвинув ноги в ботильонах и прижав руки к бокам,
словно в знак протеста решила занять как можно меньше места. Волосы стянуты на затылке в
«бублик» и заколоты невидимками, специально под адвокатский парик. Наблюдать за ней
было бы довольно смешно, если бы речь не шла о моих собственных планах.
– Наверняка можно найти еще что-нибудь недорогое, Тифф, – озабоченно говорит Мо,
объявившись после осмотра чулана с бойлером. Вид у Мо взъерошеннее обычного, чему
весьма способствует паутина на его бородке. – Эта еще хуже той, что мы смотрели вчера
вечером.
Оглядываюсь на риэлтора; к счастью, тот не слышит, ибо курит на «балконе» –
просевшей крыше соседского гаража, явно не предназначенной для прогулок.
– Я больше никакие гадюшники смотреть не собираюсь, – заявляет Герти, бросая
взгляд на часы.
Уже восемь, а к девяти ей надо в уголовный суд в Саутуарке.
– Должно быть другое решение, – добавляет она.
– Может, все-таки потеснимся и возьмем ее к нам? – предлагает Мо в пятый раз с
субботы.
– Прекрати, ей-богу! – не выдерживает Герти. – Это не выход. К тому же ей пришлось
бы спать стоя – у нас просто нет места. – Смотрит на меня с некоторым раздражением. – И
чего ты такая дылда? Не вымахала бы метр восемьдесят, положили бы тебя под обеденным
столом.
Я корчу виноватую мину, хотя, по правде говоря, лучше остаться здесь, чем переехать
в крошечную и сумасшедше дорогую квартиру, которую Герти и Мо сняли на двоих в
прошлом месяце. Они никогда не жили под одной крышей, даже в университете. Боюсь,
теперь их дружбе придет конец. Мо неряшлив, рассеян и, несмотря на тщедушное
телосложение, обладает исключительной способностью заполнять собой все имеющееся
пространство. Герти, напротив, последние три года прожила в квартире сверхъестественно
чистой – безукоризненной, как на картинке. Как бы наложение двух таких диаметрально
противоположных стилей не привело к взрыву и не обрушило к чертям собачьим весь
Западный Лондон.
Главная же загвоздка в том, что, если уж спать по чужим углам, вполне можно
вернуться и к Джастину. Хотя с одиннадцати вечера этого четверга я твердо решила: такой
опции нет. Нужно жить дальше и, дабы сжечь мосты, – найти постоянное жилье.
Мо потирает лоб и садится на заляпанный кожаный диван.
– Тифф, давай я одолжу тебе…
– Не надо ничего одалживать! – произношу я резче, чем хотела. – Слушайте, мне надо
определиться на этой неделе: или жить здесь, или снимать на пару с кем-то.
– В смысле спать с кем-то в одной койке? – иронизирует Герти. – А можно узнать, с
чего такая срочность? Нет, я рада, только, помнится, в прошлую нашу встречу ты никуда
переезжать не собиралась и ждала, когда же соизволит наконец появиться тот, чье имя нельзя
упоминать…
Вздрагиваю от удивления. Не из-за сарказма – им обоим Джастин никогда не нравился,
и они злятся оттого, что я до сих пор у него живу, хотя и знают, что он домой почти не
заглядывает. Просто необычно, что Герти заговорила о нем напрямую. Последний
примирительный ужин на четверых закончился жутким скандалом, и я бросила затею всех
подружить, вовсе перестав упоминать Джастина в присутствии Герти и Мо. Привычка –
вторая натура, и, даже когда мы разошлись, тема оставалась табу.
– И почему ты ищешь что-то настолько дешевое? – не унимается Герти, игнорируя
встревоженный взгляд Мо. – Я знаю, зарплата у тебя нищенская, но, честно, Тиффи,
четыреста фунтов в месяц для Лондона – нереально.
Сглатываю, чувствуя на себе внимательный взгляд Мо. Вот и заводи себе друзей-
психотерапевтов: Мо – дипломированный «телепат» и, видимо, никогда не выключает свои
сверхспособности.
– Тифф… – мягко произносит он.
Все, с меня хватит! Ничего не попишешь, придется показать им сообщение. Лучше
быстро и сразу – как сорвать пластырь с раны.
Достаю телефон и открываю «Фейсбук».
Тиффи,
вчера вечером ты меня серьезно разочаровала. Абсолютно неадекватное поведение.
Это моя квартира, Тиффи, и я могу приходить сюда когда и с кем хочу.
Вообще, сказала бы спасибо, что тебя отсюда не попросили. Я знаю, наш разрыв
больно по тебе ударил и ты пока не готова съехать. Но если ты вообразила, что можешь
«устанавливать правила», то будь добра, заплати мне за последние три месяца. И впредь
рассчитывайся по полному тарифу. Патрисия говорит, что ты села мне на голову – живешь
практически бесплатно. До сих пор я всегда тебя защищал, а после вчерашнего цирка
начинаю думать, что она права.
Джастин
Когда перечитываю «села мне на голову», сердце щемит, – я вовсе не хотела такого,
просто не осознавала, что на сей раз он ушел по-настоящему.
Мо дочитывает первым.
– Он что, снова «забегал» в четверг? С Патрисией?
Отвожу взгляд.
– В чем-то он прав. Живу у него который месяц…
– Странно, – хмурится Герти, – у меня всегда было ощущение, что ему такое
положение вещей нравится.
В ее устах это действительно звучит странно. Да я и сама так думала. К тому же в
четверг я наконец познакомилась с Патрисией… Красивой и очень милой девушкой, ради
которой Джастин меня бросил. До нее других женщин не возникало.
Мо берет меня за руку, Герти – за другую. Мы стоим, не обращая внимания на
риэлтора, который курит за окном, и на секунду я даю волю чувствам – по щекам
скатываются две крупные капли.
– В любом случае мне пора съезжать, – заявляю я, бодрясь. Высвобождаю руки и
вытираю слезы. – И как можно скорее. Если бы даже я осталась, рискуя, что Джастин снова
приведет Патрисию, на аренду мне не хватит, а я должна ему кучу денег и категорически не
хочу занимать. Достало жить за чей-то счет, честно. Поэтому… да: или здесь, или снимать с
кем-то на двоих.
Мо и Герти переглядываются. Герти на секунду закрывает глаза, нехотя уступая.
– Что ж, здесь жить точно нельзя… Покажи еще раз объявление.
Я открываю объявление и протягиваю ей телефон.
– Это же не просто жить в одной квартире, а еще и спать в одной кровати! Это дико,
Тифф, – озабоченно замечает Мо.
– А что если Л. Туми – мужчина? – добавляет Герти.
К такому вопросу я подготовилась.
– Неважно, – отвечаю невозмутимо. – Мы никогда не окажемся в одной кровати
вместе. Да и в квартире, если на то пошло.
Подозрительно похоже на то, что я говорила в прошлом месяце, объясняя решение
остаться у Джастина, ну да ладно…
– Ты будешь спать с ним, Тиффани! – не унимается Герти. – А первое правило
совместного съема квартиры – не спать с соседом! Спроси кого хочешь.
– По-моему, Герти, тут имеется в виду другое, – иронизирую я. – Видишь ли, иногда,
говоря «спать вместе», люди подразумевают…
Герти смотрит на меня в упор.
– Да, Тиффани, спасибо.
Мо тихонько прыскает, но тут же затыкается под свирепым взглядом подруги.
– А я бы сказал: первое правило – узнать, что это за человек, – говорит он, ловко
переводя внимание Герти обратно на меня. – Особенно при таких обстоятельствах.
– Естественно, я сперва познакомлюсь с Л. Туми. И если не поладим, не перееду.
Мгновение спустя Мо кивает и сжимает мне плечо. Погружаемся в молчание, как
бывает после тяжелого разговора, когда и рад, что все позади, и доволен, что неплохо
справился.
– Ладно, – сдается Герти и обводит взглядом комнату. – Ладно. Поступай, как знаешь.
Все лучше, чем это убожество. – Она широким шагом направляется к выходу и напоследок
бросает риэлтору: – Проходимец!
Тот моргает. Герти хлопает дверью. Воцаряется неловкая тишина.
Риэлтор гасит сигарету и спрашивает:
– Так что, берете?
Я приезжаю в издательство рано и падаю в кресло. Сейчас именно рабочий стол дарит
мне наибольшее ощущение дома. Райский уголок из недовязанных шарфов, вещей, которые
неохота везти домой в автобусе, и цветочных горшков, поставленных так, чтобы видеть всех
приближающихся еще до того, как они поймут, на месте я или нет. Коллеги помоложе, все как
один, считают горшочную стену потрясающей декоративной находкой. Если честно, надо
просто выбрать растения под цвет волос – рыжих в моем случае, – и тогда можно, если что,
пригнуться или незаметно улизнуть.
Первая задача на сегодня – встреча с Кэтрин, одной из любимых моих авторов. Кэтрин
пишет книги о вязании. Покупает их узкий круг любителей, но именно на таких и
специализируется «Баттерфингерс-пресс»[1] – мы обожаем нишевую аудиторию. Наша
фишка – рукоделие и книги из серии «Сделай сам». Окрашивание простыней, платья
собственного кроя, связанный крючком абажур, мебель из лестниц и прочее в том же духе.
Обожаю свою работу. Как объяснить иначе, что три с половиной года я проработала
помощником редактора, получая ниже лондонского прожиточного минимума, и ни разу не
попыталась исправить ситуацию, скажем, устроиться в действительно успешное
издательство. Герти любит время от времени объявить, что мне не хватает
целеустремленности, однако причина не в этом. Просто я безумно люблю то, что делаю. В
детстве я целыми днями читала или возилась с игрушками, меняя их на свой вкус: красила
волосы Барби или разрисовывала пластмассовый экскаватор. А теперь зарабатываю на жизнь
чтением и рукоделием.
Правда, не то чтобы зарабатываю. Так, немножко, но как раз столько, чтобы платить
налоги.
– Говорю тебе, Тиффи, вязание крючком – это новые раскраски для взрослых! –
заявляет Кэтрин, устроившись в нашей лучшей переговорке, чтобы поведать о новом проекте.
Гляжу на устремленный в меня палец. На каждой руке у Кэтрин штук пятьдесят колец,
и мне еще предстоит определить, есть ли среди них обручальные. Если есть – точно не одно.
Кэтрин эксцентрична на грани разумного: у нее соломенная коса, красиво стареющая
загорелая кожа и богатый репертуар историй о том, как в шестидесятые она куда-то там
врывалась и на что попало мочилась. До сих пор она не носит лифчик, хотя теперь они вполне
себе удобные, и большинство женщин плюнули на борьбу за свои права, предоставив это
Бейонсе.
– Хорошо бы… – отвечаю я. – Может, добавить подзаголовок со словом «осознанное»?
Процесс же осознанный? Ты в него включаешься? Или выключаешься?
Кэтрин смеется, закидывая голову.
– Тиффи, у тебя дурацкая работа! – Ласково похлопывает меня по руке и тянется за
сумочкой. – Этот ваш Мартин… Передай ему, что я не буду давать мастер-класс ни на каком
пароходе, если мне не предоставят очаровательную юную помощницу.
Тяжело вздыхаю. Все ясно. Кэтрин обожает таскать меня по мероприятиям, для
которых нужна живая модель, чтобы продемонстрировать, как снимаются мерки. Однажды я
совершила роковую ошибку, предложив свои услуги, когда она не могла никого найти. Теперь
я ее палочка-выручалочка. Наши пиарщики так стараются затащить ее на подобные
мероприятия, что стали донимать и меня.
– Еще чего – тащиться в такую даль! Ни в какой круиз я не поеду.
– Бесплатно! Люди тысячи фунтов за такое отваливают, Тиффи!
– Ты едешь только до острова Уайт, – напоминаю. Мартин уже ввел меня в курс дела. –
И потом, в субботу. Я по выходным не работаю.
– Какая же это работа? – упорствует Кэтрин, собирая бумаги и в полном беспорядке
запихивая их в сумочку. – Чудесная морская прогулка вместе с подругой… Мной то есть. Мы
же подруги?
– Я твой редактор! – отвечаю я и выталкиваю Кэтрин за дверь.
– Все-таки подумай, Тиффи! – невозмутимо бросает она через плечо. Замечает
Мартина и добавляет: – Мартин, зайка, если она не согласится, то я – тоже! С ней и решай!
Кэтрин удаляется, и о визите ее напоминает лишь покачивание наших заляпанных
пальцами стеклянных дверей.
Мартин поворачивается ко мне.
– Клевые ботинки! – говорит он с обаятельной улыбкой.
Вздрагиваю. Терпеть не могу этого Мартина из отдела по связям с общественностью.
На совещаниях он щеголяет фразами вроде «претворим в жизнь» и щелчком пальцев
подзывает Руби, маркетингового директора, которую почему-то считает личным помощником.
Мартину всего двадцать три, но он вбил себе в голову, что, если казаться старше, это поможет
ему в беспардонном продвижении по карьерной лестнице. Вечно он над всеми подтрунивает
и пристает к нашему директору с разговорами о гольфе.
А ботинки и правда великолепны. Фиолетовые, под «мартенсы», с белыми лилиями, на
рисование которых у меня ушла почти вся суббота. От расставания с Джастином творчество
мое определенно выиграло.
– Спасибо, – отвечаю я, незаметно пятясь к безопасной гавани рабочего стола.
– Лила сказала, ты ищешь жилье?
Замираю. С чего он вдруг? Не к добру, нутром чую.
– Мы с Ханой сдаем комнату. Решил сказать лично, хотя ты, наверное, уже видела
объявление в «Фейсбуке». Кровать односпальная, но тебе же теперь без разницы. По дружбе –
пятьсот в месяц, плюс коммунальные.
Хана – девица из отдела маркетинга, которая насмехается над моим вкусом.
– Спасибо огромное! Но я как раз кое-что нашла.
«Нашла» – громко сказано. Почти нашла. Господи, если не договорюсь с Л. Туми, то
что? Придется жить с Мартином и Ханой? Это конечно слишком – я и так их вижу каждый
день на работе. Не уверена, что моя и без того хлипкая решимость уйти от Джастина
выдержит перспективу попыток сбежать от Мартина, донимающего меня задолженностью по
квартплате, и Хану, разглядывающую мою заляпанную кашей пижаму с мультяшками.
– А, понятно. Значит, придется искать кого-то еще. – В глазах Мартина загорается
хитрый огонек. – Можешь компенсировать, поехав с Кэтрин в…
– Нет.
Он театрально вздыхает.
– Господи, Тиффи, бесплатный круиз! Ты же из них не вылезаешь!
Не вылезала. Раньше. Когда мой чудесный и теперь уже бывший бойфренд брал меня с
собой. Мы плавали от одного Карибского острова к другому в солнечной дымке
романтического блаженства. Бродили по европейским городам, а потом возвращались на
корабль для фееричного секса на узкой койке в каюте. Наедались до отвала за шведским
столом, валялись на палубе, глядя, как кружат в небе чайки, и болтали о наших будущих
детях.
– Надоели мне круизы, – заявляю я и достаю телефон. – Прости, надо позвонить.
2. Леон
Телефон звонит как раз в тот момент, когда доктор Патель назначает лекарства Холли –
девочке с лейкемией. Не вовремя. Очень не вовремя. Доктор Патель отнюдь не рада и этого не
скрывает, но она, видимо, забыла, что я ночной дежурный и должен был уйти домой еще в
восемь. А я здесь, с пациентами и сварливыми врачами вроде нее.
Звонок, естественно, сбрасываю. Надо не забыть прослушать потом голосовую почту и
сменить мелодию звонка на что-то более традиционное. Не то чтобы музыке совсем нет места
в лечебном заведении, но не всегда он кстати.
Холли: Почему ты не ответил? Как-то невежливо… Вдруг это твоя девушка? Та, с
короткой стрижкой?
Доктор Патель: Невежливо – не выключить звук во время обхода. Хотя я вообще
удивляюсь, что кто-то звонит ему в такую рань.
Она бросает на меня взгляд со смесью раздражения и любопытства.
Доктор Патель: Как ты, вероятно, заметила, Холли, наш Леон вообще не особо
разговорчивый. У одного ординатора есть теория. Он говорит, что на каждую смену у Леона
отмерено определенное количество слов и к утру они у него все заканчиваются.
Не удостаиваю ответом ее реплику.
Кстати, о девушке с короткый стрижкой – до сих пор не сказал Кей про комнату. Не
успел. И еще, наверное, оттягиваю неизбежную ссору. Но сегодня надо обязательно
позвонить.
Ночь прошла хорошо. Боль мистера Прайора утихла, и он начал рассказывать мне о
парне, в которого влюбился в окопах: темноволосого обаяшку по имени Джонни Уайт, с
точеными скулами голливудской звезды и огоньком в глазах. Судьба подарила им сложное,
романтическое, покореженное войной лето и развела навсегда: Джонни Уайта с контузией
отправили в госпиталь, и больше они не виделись. Мистер Прайор тогда очень рисковал, ведь
гомосексуальность в армии не приветствовали.
Кофе уже не бодрил, я вконец умаялся, но после смены все же посидел еще немного с
мистером Прайором. К нему никто не приходит, и он любит поболтать, когда есть
возможность. Не смог от него улизнуть без очередного шарфа – четырнадцатого по счету.
Вечно отказываться нельзя, да и мистер Прайор вяжет с такой скоростью, что можно было
вообще не затевать промышленную революцию: он точно быстрее станка.
Ну, естественно, меня разбирает любопытство, и я забиваю его имя в «Гугле». Леон
Туми – редкое имя, и я нахожу его «Фейсбук», не прибегая к сомнительным шпионским
приемчикам, которыми пользуюсь, переманивая молодых авторов из других издательств.
Он совсем не в моем вкусе, что, безусловно, упрощает дело – например, если Джастин
когда-нибудь столкнется с Леоном, вряд ли расценит его как угрозу. У него загорелая кожа и
довольно длинные густые вьющиеся волосы, которые он заправляет за уши. По мне, слишком
нескладный: острые локти, худая шея в широком воротнике. Хотя в целом производит
хорошее впечатление – на всех фотографиях милая кривоватая улыбка, совсем не страшная и
не кровожадная. Если специально выискивать недобрые признаки, любой человек покажется
убийцей с топором, так что сразу гоню подобные мысли. Он скорее дружелюбный и
неагрессивный.
Однако теперь я точно знаю, что он мужчина.
Готова ли я делить постель с мужчиной? Даже с Джастином бывало кошмарно. Он
продавил матрас со своей стороны и после спортзала далеко не всегда принимал душ, так что
его половина порядком пропахла потом… Я всегда следила за тем, чтобы случайно не
перевернуть одеяло и не оказаться под его вонючим углом.
И все же. Триста пятьдесят фунтов в месяц. И я его, собственно, даже видеть не буду…
– Тиффани!
Вскидываю голову. Вот чума! Рейчел! Знаю, что ей нужно. Рукопись чертовой
кулинарной книжки «Ладушки-оладушки».
– Не пытайся улизнуть на кухню или притвориться, что говоришь по телефону, –
грозит Рейчел через цветочно-горшочную стену.
Вот и работай с друзьями: по пьянке выбалтываешь им свои уловки, а потом
остаешься абсолютно беззащитным.
– О, новый образ! – восклицаю я в отчаянной попытке сменить тему.
Прическа у нее сегодня и правда супер. Как обычно, косички, но тонюсенькие и
переплетенные ярко-бирюзовой лентой.
– Как ты их заплетаешь?
– Не льсти моим гениальным способностям, Тиффани Мур. – Рейчел постукивает по
моему столу, на ногтях у нее – идеальный маникюр в горошек. – Когда я получу рукопись?
– Надо еще немного времени… – Накрываю бумаги руками, не дай бог увидит номера
страниц – я не дошла даже до десятой.
Рейчел прищуривается.
– До четверга?
С живостью киваю. Естественно, я не успею – просто нереально, – однако про пятницу
гораздо лучше заикаться в четверг. Тогда и скажу.
– И давай сходим куда-нибудь сегодня после работы.
Задумываюсь. Предполагается, что на этой неделе я пай-девочка и ничего не трачу,
ввиду нависших над моей головой долгов, но вечера с Рейчел всегда классные, и, честно
говоря, развеяться не помешает. Кроме того, с похмелья она не станет особо препираться в
четверг по поводу рукописи.
– А давай.
Пьяный чувак номер один – эмоциональный тип. Из тех, что размахивают руками
независимо от наличия соседей справа и слева. В этот раз попало большой искусственной
пальме, подносу с самбукой и известной украинской модели. Все движения преувеличены,
даже его походка – словно в такт какой-то детской песенки.
Пьяный чувак номер два – лицемер. Пока слушает тебя, на лице не дрогнет ни мускул,
как будто «покер фей» – доказательство его трезвости. Иногда довольно убедительно кивает,
однако неестественно редко моргает. И на грудь пялится гораздо откровеннее, чем ему
кажется.
Интересно, что они думают о нас с Рейчел? Подошли к нам первыми, хотя не уверена,
хорошо ли это. Когда я жила с Джастином и ходила с Рейчел в клуб, он всегда напоминал,
мол, мужчины видят «чудаковатую девчонку» и думают, что она «отчаялась и на все
согласна». Обычно он прав. Интересно, в самом ли деле подцепить мужика легче странной
девушке, чем дерзкой девице из группы поддержки на спортивных матчах. Странная кажется
более доступной, и никому не придет в голову, что у нее уже есть парень – оттого-то, наверно,
Джастин и не любил, когда мы с Рейчел ходили по клубам.
– Книги про то, как печь торты? – спрашивает номер два, желая продемонстрировать,
что умеет слушать и, как упоминалось выше, не пьян.
Ну скажите, зачем пить самбуку, если намерен притворяться, будто всю ночь ни капли
в рот не брал?
– Ага! – отвечает Рейчел. – Или мастерить полки, или шить одежду, или… Ну вот чем
ты увлекаешься?
Она уже достаточно выпила и вполне может счесть номер два симпатичным, хотя я
все-таки подозреваю, что окучивает она его, главным образом, чтобы дать мне возможность
заняться номером один. Из них двоих я определенно предпочитаю первого – он высокий. Рост
всегда вопрос номер один. Я – метр восемьдесят, и, хотя лично меня не смущает, если
мужчина ниже, они часто тушуются. Ну и на кой мне парень, которого это напрягает –
полезный фильтр.
– Чем я увлекаюсь? – переспрашивает пьяный чувак номер два. – Люблю ходить в
бары с неприличными названиями и дорогущей выпивкой и танцевать с красивой девчонкой.
Неожиданно его лицо озаряет улыбка, несколько более пьяная, чем задумывалось,
однако на удивление приятная.
Рейчел явно того же мнения. Она кидает взгляд в мою сторону и оценивает ситуацию
между мной и номером один.
Я же смотрю на номер первый и размышляю. Высокий, с широкими плечами и
сексуальной сединой на висках. Лет, наверное, тридцать пять. Если прищуриться или
притушить свет, будет смахивать на Джорджа Клуни в девяностые.
Нравится ли он мне? Если да, можно переспать. Когда ты одинока, это разрешается.
Странно все это конечно.
После Джастина я ни разу не думала о других мужчинах. Когда ты одна и постоянного
секса нет, то освобождается вагон времени, которое прежде уходило не только на сам
процесс, но и на бритье ног, покупку красивого белья, размышления о том, делают ли другие
женщины депиляцию воском в зоне бикини и так далее. Это очевидный плюс. Конечно, тебе
плохо от отсутствия крайне важного аспекта взрослой жизни, но успеваешь зато гораздо
больше.
Разумеется, я помню, что мы с Джастином уже три месяца как расстались, и,
теоретически, я могу спать, с кем хочу… Но все равно думаю о Джастине… Что бы он
сказал… Как бы взбесился. И хотя, по логике вещей, секс возможен, но, понимаете, не
совсем. У меня в голове – пока нет.
Рейчел мгновенно это просекает.
– Извини, приятель, – похлопывает она по руке номер два. – Прямо сейчас мне хочется
танцевать с подругой.
Она царапает свой номер на салфетке – и откуда только взяла ручку? волшебница, да и
только – и тащит меня в центр танцпола, где музыка бьет по ушам так, что барабанные
перепонки вот-вот лопнут.
– А ты какая, когда напьешься? – спрашивает Рейчел, пока мы неприлично двигаем
бедрами.
– Такая… вдумчивая! – ору я в ответ. – Слишком здравомыслящая, чтобы просто
переспать с тем красавчиком.
Рейчел берет у проходящей мимо официантки рюмку и протягивает ей деньги.
– Пока ты еще явно не достаточно выпила. – Она передает мне вторую рюмку. – Будь
ты хоть трижды редактор, ни одна пьяная девчонка не выговорит слово «здравомыслящая».
– Помощник редактора, – напоминаю я и опрокидываю в себя пойло.
«Ягер-бомб». Поразительно: нечто столь мерзкое, что от одного лишь послевкусия на
следующее утро подкатывает тошнота, в клубе кажется восхитительным.
Рейчел весь вечер меня спаивает и флиртует напропалую, всех симпатичных она
подпихивает мне. Что бы она ни говорила, я уже прилично набралась. Перед глазами
мелькают танцующие люди и подносы с яркими напитками.
И лишь когда появляются Мо и Герти, я начинаю догадываться – гулянка затеяна
неспроста.
У Мо вид человека, которого вытащили в клуб в последний момент. Борода торчит
набок, будто он спал и не привел себя в порядок, а заношенную футболку я помню еще с
универа – хотя теперь она уже не болтается на нем так, как раньше. Герти, как всегда,
надменно красива: без макияжа, волосы забраны наверх, как у балерины, – трудно сказать,
собиралась ли она сюда заранее, ибо не красится никогда и одета безупречно в любой
ситуации. Добавила в последнюю минуту каблуки к джинсам в обтяжку – и дело готово.
Они пробираются на танцпол. Точно – Мо сюда приходить не планировал, он не
танцует. Хотя обычно без танцев не обходится. Зачем же они заявились на нашу с Рейчел
спонтанную гулянку посреди недели? Ее они едва знают – пересекались несколько раз на
вечеринках, но не дружат. Собственно, Герти и Рейчел пребывают в состоянии вялотекущей
вражды двух альфа-самок и при встрече неизменно устраивают склоку.
«У меня сегодня день рождения? – пьяно соображаю я. – Или они приготовили
сюрприз?»
Поворачиваюсь к Рейчел.
– Что за…
– Столик! – командует она, указывая на кабинки в глубине зала.
Герти довольно убедительно скрывает раздражение от того, что приходится сменить
курс, в то время как она только-только пробилась к нам.
Чую неладное. Однако сейчас у меня кульминация опьянения, так что я с готовностью
задвигаю тревожные мысли подальше, надеясь, что мне, по меньшей мере, сообщат про
оплачиваемый месячный отпуск в Новой Зеландии.
Но нет.
– Тиффи, я не знала, как тебе сказать, – начинает Рейчел, – и не придумала ничего
лучше, чем напоить тебя, напомнить, как приятно флиртовать с мужчинами… ну и позвать
группу поддержки. – Берет меня за руки. – Тиффи, Джастин скоро женится.
4. Леон
Долгая ночь. Холли не могла уснуть; играли в шашки. Поднимает руку и, прежде чем
взять фигуру, водит ею над доской, словно колдует. Техника манипуляции – противник,
вместо того чтобы обдумывать следующий ход, следит за ее действиями. И где только
семилетняя девчушка такого набралась?
Спрашиваю.
Холли: Ты неиску́шенный, Леон, да?
Говорит «неиску́шенный», с ударением на «у». Должно быть, впервые произносит
вслух, вычитала в книжках.
Я: Вообще-то я очень даже многоопытный, Холли. Спасибо на добром слове.
Она окидывает меня снисходительным взглядом.
Холли: Не расстраивайся, Леон. Просто ты слишком хороший. Люди, наверное,
вытирают о тебя ноги. Как о коврик.
Тоже где-то услышала. Вероятно, от отца, который заходит раз в две недели в дорогом
сером костюме и приносит с собой первые попавшиеся сладости и кислый запах сигарет.
Я: Быть хорошим не плохо. Можно быть сильным и хорошим. Не обязательно или то,
или другое.
Снова покровительственный взгляд.
Холли: Понимаешь… Вот Кей сильная, а ты хороший.
Разводит руками с выражением «такова жизнь».
Ошарашен. Не подозревал, что она знает имя Кей.
Едва захожу домой, звонит Ричи. Кидаюсь к телефону – знаю, что это он, по
городскому никто больше не звонит – и стукаюсь головой о низкий подвесной светильник на
кухне. Самый неприятный предмет в квартире, во всем остальном просто великолепной.
Потираю лоб. Закрываю глаза. Вслушиваюсь в голос Ричи, ища в нем дрожь или
другие намеки на то, как он на самом деле себя чувствует. Хочу услышать настоящего,
живого, дышащего Ричи, с которым пока еще все в порядке.
Ричи: «Расскажи что-нибудь хорошее!»
Сильнее сжимаю веки. Значит, выходные прошли неважно. В субботу и воскресенье
всегда тяжело – меньше прогулок. Он похоже приуныл. Сужу по акценту: немного Лондон,
немного Корка – когда он грустит, Ирландия в речи звучит явственнее.
Рассказываю о Холли – о ее талантливой игре в шашки и обвинениях в
«неиску́шенности».
Ричи слушает, и тут неожиданный вопрос.
Ричи: Она умрет?
Сложно… Люди не всегда понимают: дело не в том, умрет ли человек или нет. Хоспис
– это не только место, чтобы тихо угаснуть, многим как раз становится лучше, и они
возвращаются домой. Суть в том, чтобы в период неизбежного страдания сделать жизнь
комфортней.
Но Холли… Да, может умереть. Она очень больна. Очаровательная, не по годам
развитая и больная.
Я: В ее возрасте лейкемия неплохо поддается лечению.
Ричи: Не надо статистики. Давай лучше хорошую историю.
Улыбаюсь, вспоминая, как в детстве, когда месяц не работал телевизор, мы
разыгрывали на двоих сюжет «Соседей». Ричи всегда любил хэппи-энды.
Я: Она поправится. Вырастет и станет … программистом. Применит свои шашечные
таланты, чтобы с помощью цифровых технологий разработать новые продукты питания, от
которых не будет голода, и Боно[2] на Рождество придется искать себе другое занятие.
Ричи смеется. Негромко, однако достаточно, чтобы узел у меня в животе отпустило.
Молчим. Может, по-братски, а может, за неимением более выразительных слов.
Ричи: Здесь ад, чувак.
Слова бьют под дых. В последний год слишком часто ощущаю эту связь между нами –
и этот удар кулаком.
Я: До апелляции совсем чуть-чуть, дело двигается. Сэл говорит…
Ричи: Брось! Сэлу надо платить. Я не вчера родился, Лео. Это нереально.
Говорит мрачно, медленно, невнятно.
Я: Что за дела? Разуверился в старшем брате? Ты же сам говорил мне, что я стану
миллиардером!
Чувствую, что он невольно улыбается.
Ричи: Ты и так сделал достаточно.
Нет. Такого не бывает. Не бывает достаточно, не в этом случае. Хоть я и не раз желал
поменяться с Ричи местами, чтобы избавить от страданий.
Я: У меня план, как раздобыть денег. Тебе понравится.
Какой-то шум.
Ричи: Сейчас. Дайте еще секунду…
Приглушенные голоса. Сердце у меня колотится. Когда говоришь с ним по телефону и
слышно только нас двоих, легко представить, что он в тишине и безопасности. Да только он
там, на тюремном дворе, и за ним очередь. Предпочел телефонный звонок единственному
шансу принять душ или получасу прогулки.
Ричи: Надо идти, Лео. Обнимаю.
Гудки в трубке.
Раздумываю, не надеть ли темные очки. Нет, в них я буду смахивать на диву, а на дворе
февраль все-таки. Кому нужна соседка-дива?
Хотя, еще вопрос, что хуже: дива или павшая духом дамочка, которая рыдала два дня
подряд.
Напоминаю себе, что соседкой, по большому счету, и не буду, – нам с Леоном жить
вместе и не придется. Какое ему дело, даже если я на досуге реву белугой?
– Пиджак! – командует Рейчел.
Не настолько я еще пала, чтобы меня одевали, но Рейчел вчера осталась ночевать, а
если она здесь, значит, возьмет дело в свои руки. Даже если «дело» – всего-навсего облачить
меня утром в мои же шмотки.
Я не в силах протестовать. Надеваю пиджак. Вообще-то я его люблю. Сшила из
гигантского вечернего платья, которое откопала в благотворительном магазине, – распорола и
перекроила, оставив вышивку так, что фиолетовые блестки и бисер украшают правое плечо,
спину и лиф под грудью. Смахивает на костюм конферансье в цирке, но сидит идеально, и,
как ни странно, бисер под грудью выгодно подчеркивает талию.
– Разве я тебе его не подарила? – Хмурюсь. – Прошлым летом, кажется…
– Чтобы ты с ним рассталась?! – Рейчел гримасничает. – Знаю, ты меня любишь, но,
ей-богу, на свете нет человека, ради которого ты бы пошла на такую жертву.
Это правда. Я в полном раздрае и плохо соображаю. Хотя сегодня мне не все равно,
что надеть. Вот когда напяливаю первое попавшееся – дело дрянь. И, кстати, окружающие
сразу замечают: с моим специфическим гардеробом любой непродуманный наряд сразу
бросается в глаза. В четверг я наделала шума, явившись на работу в горчичных вельветовых
брюках, кремовой блузке с оборками и длинном зеленом кардигане, – когда зашла на кухню, у
Ханы из отдела маркетинга случился приступ кашля – она как раз отхлебнула кофе. К тому же
никто не может взять в толк, с чего я вдруг расклеилась. Думают: «И что она опять ревет?
Джастин же ушел давным-давно».
Они правы. И я понятия не имею, почему отношения Джастина с другой женщиной до
сих пор меня так задевают. Я твердо решила, что в этот раз точно съеду. Я вообще-то и не
хотела, чтобы он на мне женился. Просто думала, что он вернется… Раньше так всегда и
случалось: он уходил, хлопал дверью, игнорировал меня, не отвечал на звонки, а потом
сознавал свою ошибку и, в тот момент, когда я свыкалась с мыслью о нашем разрыве, вдруг
протягивал руку и звал в какое-нибудь удивительное приключение.
Но на сей раз это ведь конец, да? Он женится. Это… Это…
Рейчел молча передает мне салфетки.
– Придется заново краситься, – бормочу я.
– Нет, некогда! – Рейчел показывает мне часы на экране телефона.
Ох черт! Половина девятого. Если не выйду прямо сейчас, опоздаю, а этого допустить
никак нельзя – если мы намерены жить по сменному графику, надо продемонстрировать
Леону, что я хотя бы понимаю, что показывают часы.
– Очки? – спрашиваю я.
– Очки, – кивает Рейчел и протягивает их мне.
Хватаю сумочку и бегу к двери.
Колеса электрички стучат по туннелям Северной линии. Замечаю в оконном стекле
свое отражение и перестаю сутулиться. Выгляжу я хорошо. Мутное, исцарапанное стекло тут
на руку – вроде фильтра в «Инстаграм». Я в своем любимом наряде, чистые волосы горят
медью, и, хотя всю подводку я, вероятно, уже проплакала, помада в порядке.
Вот она я. И я справлюсь. Отлично справлюсь сама.
Такое настроение держится до Стоквелла. У выхода со станции какой-то мужик орет
из машины: «Убери свою задницу!» – и этого внезапного хамства достаточно, чтобы с
размаху швырнуть меня в прежнюю Тиффи – с дерьмовой жизнью и разбитым сердцем.
Расстраиваюсь настолько, что даже не указываю ему на анатомические сложности, которые
возникли бы, попытайся я выполнить его просьбу.
Минут через пять подхожу к нужному дому. Думая о том, что вот-вот обрету новое
жилище, тщательно вытираю слезы и осматриваюсь. Типичное приземистое кирпичное
строение с двориком, поросшим унылой лондонской травой. Для каждого жильца –
парковочное место, на одном навалено безумное количество ящиков из-под бананов.
Звоню в третью квартиру и вдруг замечаю движение со стороны мусорных баков.
Лиса. Замерла и нагло смотрит, приподняв лапу. Впервые вижу лисицу так близко – какая-то
облезлая и гораздо более неприглядная, чем рисуют в книгах. Лисы же хорошие, да? Такие
хорошие, что теперь нельзя убивать их забавы ради, даже если ты аристократ на лошади.
Замок пикает и открывается; захожу в подъезд.
Вокруг все очень коричневое: ковер, стены цвета печенья. Ладно, пустяки – главное,
как оно в квартире.
Стучусь в дверь и почему-то сильно волнуюсь. Да я почти в панике. Я серьезно готова
делить кровать с незнакомцем? Съехать от Джастина?
О господи! Может, Герти права, и это чересчур? Представляю, как возвращаюсь в
квартиру Джастина, где все сияет хромом и белизной и дышит надеждой на его возвращение.
От этих мыслей кружится голова. Но, надо сказать, картинка уже и не столь заманчива.
Видимо, две недели назад, в четверг в одиннадцать вечера, квартира изменилась. И я вместе с
ней.
Я стараюсь особо не думать об этом. Я слишком далеко зашла и теперь не отступлюсь.
Эта квартира обязана мне понравиться, у меня просто нет выбора. И потому, когда
дверь открывает не Леон, я уже настолько прониклась решимостью, что принимаю это как
должное. Даже не удивляюсь.
– Привет!
– Здравствуйте, – отвечает женщина в дверях.
Невысокая, со смугло-оливковой кожей и растрепанной мальчишеской стрижкой,
которая делает девушек с небольшой головой похожими на француженок. Рядом с ней я
настоящий бегемот.
Шагаю через порог, чувствуя на себе оценивающий взгляд. Изучаю обстановку – о,
темно-зеленые обои, настоящие, семидесятых годов! – однако от пристального внимания
женщины мне неуютно. Поворачиваюсь и смотрю на нее в упор.
Ага. Его подружка. По лицу ясно читается: «Я боялась, что придет эффектная цыпа,
устроится в постели моего парня и уведет его, но сейчас понимаю, что на эту он никогда не
клюнет. Так что да! Милости просим!»
Теперь она улыбается. Ну и славно, мне плевать. Главное – получить это жилье.
Пренебрежением ей меня отсюда не выкурить, она и понятия не имеет, как отчаянно мне
нужно жилье.
– Я Кей, девушка Леона. – Протягивает руку.
Крепкая хватка.
– Я так и поняла, – улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку. – Приятно познакомиться.
А Леон в… – Киваю в сторону спальни. Он или там, или в гостиной, один угол которой
отведен под кухню. Другого места тут, собственно, и нет. – … в ванной? – пытаюсь угадать,
видя, что в спальне пусто.
– Леон застрял на работе, – говорит Кей, приглашая меня в гостиную.
Минималистично и немного обшарпанно, но чисто. Везде обои семидесятых годов – и
они мне действительно нравятся! В кухне висит низкий светильник. Шикарный, хоть и не
очень вписывается в интерьер; диван обит потертой кожей, телевизор выдернут из розетки,
но, кажется, в рабочем состоянии, и ковер недавно пылесосили. Многообещающе.
Может, все выйдет неплохо. Или даже круто. Перед мысленным взором проносятся
картинки: я бездельничаю на диване, готовлю что-то на кухне… От мысли, что все это будет в
моем распоряжении, хочется прыгать. Но я сдерживаюсь – Кей вряд ли оценит спонтанные
пляски.
– То есть мы с Леоном не встретимся? – С тревогой вспоминаю первое правило Герти.
– Ну, когда-нибудь, полагаю… Но дела веду я. Занимаюсь всем, что касается квартиры.
Вы с Леоном будете здесь в разное время – квартира ваша с шести вечера до восьми утра в
будни и все выходные. Пока договоримся на полгода. Подходит?
– Да, отлично… А Леон не придет неожиданно? Например, когда не на работе?
– Абсолютно исключено! – заявляет Кей, всем своим видом показывая, что уж она-то
об этом позаботится. – С шести вечера до восьми утра квартира в вашем единоличном
распоряжении.
– Отлично!
Медленно выдыхаю, пытаясь унять радостный переполох внутри, и проверяю ванную.
Сантехника чистенькая и снежно-белая; темно-синяя занавеска для душа, несколько
бутылочек с загадочными мужскими кремами и лосьонами и поцарапанное, но вполне годное
зеркало. Великолепно!
– Я согласна. Если я вас устраиваю…
Не сомневаюсь, что Кей скажет «да», если она тут действительно все решает. А я это
сразу поняла по ее взгляду в прихожей: как бы ни представлял себе Леон идеальную
квартирантку, у Кей критерий один – «приемлемо некрасивая». И я совершенно очевидно
попадаю под это определение.
– Чудесно, – отвечает Кей. – Я позвоню Леону.
6. Леон
Два часа ночи. Когда я только начал работать в хосписе, дома это время суток казалось
бесполезным – сидел без сна и ждал рассвета. Теперь люблю – ватная тишина, в то время как
остальной Лондон спит или свински напивается. Я беру любую доступную ночную смену – за
них больше платят. Исключение – суббота и воскресенье, обещал Кей не работать. Плюс это
единственный приемлемый вариант сдачи квартиры. Теперь, когда работаю пять дней в
неделю, можно окончательно перейти на ночной образ жизни.
Обычно я использую это время, два часа ночи, чтобы писать Ричи. Ему не разрешают
часто звонить, но писем можно получать сколько угодно.
В прошлый вторник исполнилось ровно три месяца после вынесения приговора. Как
отмечать эту годовщину? Поднять бокал? Сделать очередную зарубку на стене?
Брат, учитывая обстоятельства, держится молодцом. Хотя Сэл обещал его вытащить
уже к февралю, так что сейчас грустно вдвойне.
Сэл, надо полагать, делает все, что может. Сыплет заумными словечками, ходит с
дипломатом, уверен в себе. Типичный адвокат, вроде как… Однако Ричи невиновен, но сидит
в тюрьме, а ошибка следует за ошибкой. Например, неожиданный обвинительной приговор.
Так что не могу удержаться от чувства обиды на адвоката.
С другой стороны, какие еще варианты? Никто не горит желанием защищать Ричи за
маленький гонорар. Никто не знает так хорошо его дело, никто не готов ехать к нему в
тюрьму… Искать замену Сэлу нет времени. С каждым днем брат все больше отдаляется от
меня.
И говорить с Сэлом, бесконечно и изнурительно его вызванивать, приходится мне, а не
маме. Она только кричит и высказывает претензии. А Сэл обидчивый, у него легко отбить
желание вообще что-то делать.
Зря я сейчас думаю об этом. Два часа ночи не подходят для размышлений на
юридические темы. Хуже времени и не придумать. Если полночь – час ведьм, то два
пополуночи – время для размышление.
Чтобы отвлечься, вбиваю в строку поиска имя Джонни Уайта, давнюю любовь мистера
Прайора, того самого, с голливудскими скулами.
Джонни Уайтов много. Один – звезда канадской танцевальной музыки. Другой –
американский футболист. Оба во время Второй мировой еще не родились и не влюблялись в
приятных английских джентльменов.
И все-таки интернет же именно для этого и придумали.
Пробую «Джонни Уайт список погибших» и чувствую, будто предаю мистера
Прайора, допуская мысль, что Джонни мертв. Натыкаюсь на сайт «Найди погибших».
Сначала это немного пугает, но потом мне приходит в голову, что это ведь удивительная
штука – вроде виртуальных могил. Никто не забыт. Поиск по имени, полку, войне, дате
рождения… Пишу «Джонни Уайт» и «Вторая мировая война». Больше ничего не знаю.
За Вторую мировую в вооруженных силах погибло семьдесят восемь человек с таким
именем.
Откидываюсь на стуле. Тупо гляжу на список. Джон. К. Уайт. Джеймс Дадли Джонатан
Уайт. Джон Уайт. Джон Джордж Уайт. Джон Р. Л. Уайт. Джонатан Реджинальд Уайт. Джон…
Хватит. Внезапно приходит уверенность, что обаятельный Джонни Уайт мистера
Прайора погиб, и я жалею, что нет подобного сайта для тех, кто воевал, но выжил. Приятно
было бы. Перечень уцелевших. Поражаюсь жестокости человека и его склонности к
чудовищному массовому истреблению себе подобных.
Кей: Леон! Твой пейджер! Мне прямо в ухо!
Бросаю ноутбук на диване, предварительно кликнув «печать», и открываю дверь в
спальню, где Кей лежит на боку с одеялом на голове и держит в поднятой руке пейджер.
Хватаю пейджер. Хватаю телефон. Я выходной, однако по пустякам вызывать не
станут.
Сока, врач-ассистент: «Леон, Холли!»
Сую ноги в туфли.
Я: Совсем плохо?
Ключи! Ключи! Где ключи?
Сока: Инфекция, анализы плохие. Зовет тебя. Я не знаю, что делать, Леон. Доктор
Патель не отвечает на пейджер, ординатор катается на лыжах, а Джун не смогла организовать
замену…
Ключи отыскались на дне корзины для белья. Гениальное место. Бросаюсь к двери,
Сока сообщает уровень лейкоцитов в крови. Шнурки болтаются…
Кей: Леон! Пижаму сними!
Черт! А я-то думал, что собрался быстрее обычного.
7. Тиффи
Надеюсь, все прошло гладко. Берите в холодильнике, что нужно, пока не устроитесь
и не начнете сами покупать продукты. Леон попросил, чтобы вы спали с левой стороны. Кей
Все, не могу. Пла́чу. Это ненормально, просто ненормально! Кто этот Леон? Почему я
до сих пор его не видела? Раздумываю, не позвонить ли – номер есть в объявлении, однако
Кей явно хочет, чтобы переговоры велись только с ней.
Шмыгаю носом, вытираю глаза и плетусь на кухню. Для человека, который работает
сутками, в его холодильнике слишком много еды. Беру малиновый джем, масло и отыскиваю
над тостером хлеб. Ну, ладно.
Привет, Кей. Да, переехала. Квартира очень уютная! Спасибо, что сказали про левую
сторону.
Слишком официально, когда обсуждаешь, кто с какой стороны спит. Впрочем, по-
моему, Кей предпочитает, чтобы мы все держали дистанцию.
***
Щеки Холли ввалились. Девочка поднимает на меня усталые глаза. Она вся словно
уменьшилась в размере, даже запястья и кустики отрастающих волос… Все, кроме глаз.
Слабо улыбается.
Холли: Ты приходил в выходные.
Я: Приходил-уходил. Нужна была помощь, работать некому.
Холли: Это потому, что я про тебя спрашивала?
Я: Ну вот еще! Ты же знаешь, ты моя самая нелюбимая пациентка.
Улыбка делается шире.
Холли: А вы с подружкой с короткими волосами проводили выходные вместе?
Я: Вообще-то, да.
На лице появляется озорное выражение. Не хочу понапрасну надеяться, но ей явно
лучше – несколько дней назад ни о каких улыбках речь не шла.
Холли: И пришлось бросить ее из-за меня!
Я: Персонала не хватает, Холли. Пришлось бросить… пришлось приехать, потому что
работать некому.
Холли: Спорим, она рассердилась, что ты меня любишь больше!
Сока, врач-ассистент, просовывает голову в занавеску.
Сока: Леон!
Я: Минутку, разлучница… Что?
Лицо доктора Соки расплывается в широкой усталой улыбке.
Сока: Пришел анализ крови. Антибиотики подействовали. Только что говорила по
телефону с больницей в Блумсбери. Говорят, что Холли лучше и ей не надо к ним
возвращаться. Соцслужбы уже занимаются остальным.
Я: Лучше?
Сока: Да. Уровень С-реактивного белка и лейкоцитов снизился, температура спала,
молочная кислота в норме. Состояние стабильное.
Накатывает волна облегчения. Ничто не сравнится с тем чувством, когда узнаешь, что
кто-то выздоравливает.
Хорошие новости про Холли радуют меня на всем пути домой. Подростки с косячком
на углу кажутся почти херувимами. Вонючий мужик, который снял в автобусе носки, чтобы
почесать ноги, вызывает искреннее сочувствие. Даже заклятый враг лондонца,
нерасторопный турист, заставляет лишь снисходительно улыбнуться.
Уже планируя превосходный утренний ужин, захожу в квартиру и первое, что
замечаю, – запах. Такой женский… Пряный, как благовония, и цветочный.
Второе – горы хлама в гостиной. Огромная стопка книг у барной стойки. На диване –
подушка-корова. Лавовая лампа на кофейном столике. Лавовая лампа! Что это? Эссекская
женщина открыла тут лавку старьевщика?
В легком тумане собираюсь бросить ключи на обычное место – не считая корзины для
белья – и вижу, что оно занято копилкой-собачкой. Невероятно! Как жуткий эпизод из
телешоу «Поменяйся комнатой». Только тут поменялась вся квартира, и сильно к худшему.
Единственно возможный вывод: эссекская женщина сделала это нарочно. Таких безвкусных
людей просто не существует на свете.
Ломаю голову, вспоминая, что именно говорила Кей. Она редактор? Вроде профессия
для человека не лишенного вкуса… Почти уверен, что Кей не упоминала про страсть к
собирательству необычных вещей. И все-таки…
Падаю в кресло-мешок и некоторое время размышляю о трехстах пятидесяти фунтах,
которые никак иначе не смогу уплатить в этом месяце Сэлу. Решаю, что все не так уж и плохо
– кресло, например, великолепно: с узором «индийский огурец» и на удивление удобное. А
лавовая лампа даже поднимает настроение. У кого сейчас встретишь такую?
Замечаю на сушилке в углу свои простыни, раздражаюсь, ибо специально их стирал и
даже в результате опоздал на работу. Однако не будем забывать, что докучливая эссекская
женщина меня совсем не знает. Не понимает, что я, естественно, перестелил бы постель,
прежде чем кого-то в нее пригласить.
О! А что же в спальне?
Отважно открываю дверь и испускаю сдавленный вопль. Кого-то стошнило тут ситцем
всех цветов радуги! Все поверхности застелены тканями несочетаемых оттенков. На кровати
– ужасающее, побитое молью покрывало. Огромная бежевая швейная машинка заняла почти
весь стол. И одежда… Повсюду одежда!
У этой женщины ее даже больше, чем в магазине. Не уместила в платяном шкафу, где я
выделил ей половину, и развесила на двери, по всей стене, на старой рейке для картин –
находчиво, надо отдать должное – и на спинке теперь почти невидимого кресла у окна.
Секунды три размышляю, не позвонить ли ей и не показать ли, кто в доме хозяин,
однако затем прихожу к неизбежному выводу: будет неловко, да и все равно я через несколько
дней привыкну. Даже, вероятно, перестану замечать. И все же в данный момент рейтинг
эссекской женщины упал еще ниже. Я собираюсь вернуться в гостиную и вздремнуть в
заманчивом кресле, как вдруг мне на глаза попадается мешок с шарфами, которые связал для
меня мистер Прайор.
Совсем вылетело из головы. Если эссекская женщина найдет под кроватью
четырнадцать шарфов ручной вязки, то подумает, что у меня не все дома. Сто лет собираюсь
отнести их в благотворительный магазин. Как-то не хочется, чтобы она подумала, что я, ну…
коллекционер шарфов или что-то подобное…
Хватаю ручку, царапаю на стикере для заметок «В благотворительный магазин»
и прилепляю к мешку. Готово. Если вдруг забуду.
Теперь – в постель. Так вымотался, что даже ужасное покрывало с разводами начинает
казаться привлекательным.
9. Тиффи
Я: Вы могли бы снова встретиться. Для любви нет преград, мистер Прайор! Для любви
нет преград!
Мои слова его не убеждают.
Мистер Прайор: Не обижайтесь, юноша, но вы не понимаете – на войне все иначе.
Разумеется, есть красивые истории о девушках, которые давно похоронили любимого, и вдруг
он шагает в военной форме по дорожке, целый и невредимый… Но на каждую хорошую
историю найдутся сотни других, о тех, кто не вернулся. Джонни, вероятнее всего, мертв, а
если и нет, то давно женат на какой-нибудь даме или джентльмене и про меня забыл.
Я: Вы сказали, что в списке его нет.
Взмахиваю распечатанным списком погибших, сам не понимая, зачем настаиваю.
Мистер Прайор не просил меня найти Джонни, он лишь предавался воспоминаниям.
Мистер Прайор: По-моему, нет. С другой стороны, я старик, память у меня неважная,
а что там в компьютере понаписали, бог его знает. Мы с компьютером вполне можем
ошибаться, верно?
Мягко улыбается, как будто я затеял все это по какой-то своей, корыстной, причине.
Приглядываюсь к нему повнимательнее. Вспоминаю ночи, когда к другим приходили
посетители, а мистер Прайор тихо сидел в углу, сложив руки на коленях, изо всех сил
стараясь не показать, что ему грустно.
Я: Доставьте мне удовольствие, расскажите подробнее. Какой полк? Откуда родом?
Приметы? Родные?
Мистер Прайор поднимает на меня глаза, пожимает плечами и улыбается. Рябая и
тонкая, как бумага, кожа на лице складывается в морщинки, линия загара на шее смещается –
она очень четкая от многолетнего ношения рубашек с одинаковым воротом.
Он качает головой, словно хочет пожаловаться, какая нынче пошла сумасбродная
молодежь, однако начинает рассказывать.
Утро четверга. Еду в автобусе и звоню маме для короткого тяжелого разговора.
Мама, сонно: Есть новости?
Так она приветствует меня уже несколько месяцев.
Леон: Прости, мам.
Мама: Давай я позвоню Сэлу.
Леон: Нет-нет, я сам.
Тоскливое молчание.
Мама, с усилием: Извини, сынок. Как у тебя дела?
Спасибо. Так вкусно, что чуть не съел все. Если хочешь, в холодильнике бефстроганов
с грибами, а запеканка почти кончилась. Леон.
– Это смешно!
– Знаю.
– И все?! – вопит Рейчел.
Вздрагиваю. Вчера вечером я уговорила бутылку вина, с расстройства испекла
овсяную запеканку, почти не спала и сегодня немного не готова слушать вопли.
Мы сидим в «творческом пространстве» редакции. Оно во всем похоже на два других
зала для совещаний «Баттерфингерс-пресс», но, к прискорбию, не имеет нормальной двери, а
стены увешаны белыми маркерными досками. Однажды кто-то их исписал – прочесть уже
невозможно, но следы той творческой сессии навсегда въелись в поверхность. Рейчел
распечатала макет, который надо обсудить, страницы лежат на столе между нами. Чертова
кондитерская книга «Ладушки-оладушки». Сразу видно, что в первый раз я ее редактировала
в спешке и с похмелья.
– Ты встречаешь Джастина на круизном лайнере, он смотрит на тебя с вожделением, а
ты продолжаешь работать вешалкой и не пытаешься его найти?
– Знаю, – повторяю я, вконец расстроенная.
– Смешно! Почему ты его не разыскала?
– Я работала с Кэтрин! Кстати, у меня производственная травма, – жалуюсь я,
откидывая пончо, чтобы показать ярко-красную отметину на руке – там, где Кэтрин чуть меня
не проколола насквозь.
Рейчел бросает на отметину беглый взгляд.
– Отомсти. Уменьши срок сдачи рукописи. А там точно был Джастин? Мало ли на
корабле шатенов…
– Я, по-твоему, Джастина не узнаю?
– Ну да, – признает она, разводя руками, отчего страницы разлетаются по столу. –
Поверить не могу. Такая встреча – и кончилась пшиком! Я думала, будет секс в каюте! Или на
палубе! Или… или в шлюпке посреди океана!
А на самом деле я провела остаток показа в состоянии полупаралича, паники и
напряжения, отчаянно делая вид, что слушаю указания Кэтрин – «подними руки, Тиффи!» – и
одновременно обшаривая взглядом задние ряды. Я в самом деле начала думать, что мне
почудилось. Серьезно, каковы шансы? То есть да, он любит круизы, но страна-то большая.
Вокруг ходит немало круизных лайнеров.
– Опиши еще раз взгляд.
– Да не могу я объяснить! – Роняю голову на страницы, сердце щемит. – Просто…
Просто взгляд из тех времен, когда мы были вместе. Господи, так неприлично, ужас! И его
девушка… В смысле невеста…
– Он увидел из заднего ряда, как ты, полураздетая, убиваешь время с престарелой
чудачкой, и вспомнил, почему ему нравилось снимать с тебя штаны, – делает вывод Рейчел. –
Все яснее ясного.
– Нет, не это…
А что тогда? Что-то же произошло. Это же был не просто взгляд. Сердце тревожно
покалывает. Даже после ночи раздумий я не могу разобраться в своих чувствах. Хочу думать,
что появление Джастина на корабле и его взгляд – романтичны и судьбоносны, однако трясусь
в ознобе, как будто заболеваю. По дороге домой из порта я вся издергалась и изнервничалась
– давно никуда не ездила одна, кроме как к родителям. Джастин вечно прикалывался, что я
всегда сажусь не на тот поезд, и на всякий случай всюду меня сопровождал, это было мило с
его стороны. Так что, пока я в одиночестве ждала поезд на полутемном вокзале в
Саутгемптоне, совершенно уверилась, что уеду куда-нибудь на Гебридские острова.
Проверяю телефон – «совещанию» с Рейчел в ежедневнике выделено полчаса, и мне
давно пора браться за первые три главы книги Кэтрин. Оповещение о сообщении.
Очень рад вчерашней встрече. Оказался там по работе, и, когда увидел в программке
«Кэтрин Роузен с помощницей», подумал: «Да это же Тиффи!». Только ты можешь
смеяться, когда вслух объявляют твои объемы – большинство женщин пришли бы в ужас.
Наверное, это и делает тебя особенной. Целую, Дж.
Привет, Леон!
Надо признаться, что я пеку на нервной почве. Когда грустно или что-то идет не
так – сразу к духовке, превращаю депрессию во вкусную калорийную выпечку. Если ты не
чувствуешь в кексах следы моей печали, то наверно их появление всю неделю без перерыва не
должно тебя смущать.
Кстати – потому, что мой бывший нарисовался на моем круизном лайнере[3], пялился
на меня, а потом свалил. И теперь у меня в голове полная каша. Он прислал мне милое
сообщение о том, какая я особенная, но я ему не ответила. Хотела, но друзья отговорили.
Они такие вредные и обычно оказываются правы…
Короче, потому ты и погряз в тортиках.
Тиффи
Печально слышать про твоего бывшего. Насколько я понял по реакции друзей, они
думают, что он тебе не подходит. Ты тоже так считаешь?
Я за то, чтобы Бывший оставался Бывшим, если от этого получаются вкусности.
Леон
Привет, Леон.
Не знаю, я в таком ключе об этом не думала. Моя первая реакция – хочу быть с ним!
Но если подумать, то и не знаю. Отношения у нас были очень бурные. Мы – одна из тех пар,
которых вечно обсуждают: то расставались, то сходились. Легко помнить хорошее, – а его
было дофига! фантастически хорошего! – но, видимо, с тех пор как мы разбежались, я
только хорошее и помню. Знаю, что с ним было весело. Но были ли эти отношения на пользу
мне? Не уверена…
Встречай: торт «Виктория» с домашним джемом.
Тиффи
Рада была вчера с ней увидеться! Она говорит, ты на моей стряпне толстеешь.
Заставила пообещать меня, что впредь я буду трансформировать эмоциональные драмы в
более здоровое питание, так что я приготовила нам «шоколадный» пирог с кэробом
(заменитель какао) и финиками. Прости, получилась исключительная гадость.
Переклеиваю бумажку на «Грозовой перевал», потому что «Строителя» пора
вернуть в редакцию!
Так и думал… Никак не запомню, пятница или понедельник. Наверное, потому что оба
на «п».
Что слышно от бывшего? Ты перестала печь. Я, конечно, протяну пока на запасах из
морозилки, но может к середине мая можно рассчитывать на очередной кризис?
Леон
Привет.
Полнейшая тишина. Он даже не выкладывал ничего в соцсетях, так что не могу
проследить. Должно быть, до сих пор со своей невестой. Ну а почему нет, все, что он
сделал, – странновато на меня поглядел. Я, видимо, превратно истолковала встречу на
корабле, а он – мерзкий тип, как говорит моя подруга Герти. Я, кстати, расплатилась с ним
за жилье. Теперь должна ужасающую сумму банку.
Спасибо за ризотто, пальчики оближешь! Для человека, который питается только по
ночам, ты отлично готовишь!
Тиффи
Рядом с противнем:
О господи. Еще и невеста есть. И долг. Офигительное печенье означает, что есть
какие-то новости?
13. Тиффи
Руки в стороны, ноги на ширине плеч. Суровая охранница обыскивает меня с особым
тщанием. Видимо, подхожу под описание человека, который может пронести на свидание
наркотики или оружие. Представляю, как она мысленно сверяется с чек-листом. Пол:
мужской. Раса: сложно определить, но смуглее, чем хотелось бы. Возраст: достаточно молод,
чтобы делать глупости. Внешний вид: неряшливый.
Приветливо улыбаюсь, как добропорядочный гражданин. Получается, пожалуй,
нагловато. Мрачность тюрьмы просачивается внутрь меня, несмотря на усилия игнорировать
мотки колючей проволоки над стальными заборами, корпуса без окон и угрожающие надписи
о последствиях попыток пронести на территорию наркотики.
Самая неприятная часть – путь от поста охраны до помещения для свиданий.
Лабиринт из бетона и колючей проволоки. Тебя без конца передают из рук в руки охранники,
которые снимают с пояса ключи, чтобы запереть за тобою дверь прежде, чем успеешь сделать
шаг в сторону следующей. Стоит чудесный весенний день, сквозь колючую проволоку
просматривается краешек насмешливо голубого неба.
В комнате для свиданий обстановка несколько лучше. Карапузы ковыляют между
столами или визжат, когда их поднимают высоко в воздух накачанные папаши. Заключенные
одеты в яркие майки, чтобы отличаться от нас, других. Мужчины в оранжевом придвигаются
к своим девушкам на несколько сантиметров ближе, чем положено, сплетают с ними пальцы.
Здесь больше эмоций, чем в зале прилета в аэропорту. Создатели фильма «Реальная любовь»
явно что-то не додумали.
Сажусь за отведенный нам стол. Жду. Когда приводят Ричи, желудок сдавливает, будто
он выворачивается наизнанку. Ричи – уставший и грязный, щеки ввалились, голова наспех
побрита. В своих единственных джинсах, которые на нем болтаются, – не захотел выйти ко
мне в тюремных трениках. Не могу, не могу, не могу на это смотреть.
Встаю и улыбаюсь, протягивая руки. Жду, пока он подойдет; покидать выделенную
зону нельзя. Охранники вдоль стен внимательно, с каменными лицами следят за
происходящим.
Ричи, хлопая меня по спине: Здоро́во, брат, хорошо выглядишь!
Я: Ты тоже.
Ричи: Врешь. Выгляжу как подогретое говно. В блоке Е была какая-то буча, и
вырубили воду – понятия не имею, когда дадут, а пока не рекомендую пользоваться туалетом.
Я: Приму к сведению. Ты как?
Ричи: Лучше всех. Что слышно от Сэла? Блин, думал, хоть минуту продержусь без
этой темы…
Я: Ну… Извиняется, что из-за бумажек апелляция затягивается. Он над этим работает.
Ричи мрачнеет.
Ричи: Я не могу ждать вечно, Лео.
Я: Если хочешь, попробую найти кого-нибудь еще.
Угрюмая тишина. Ричи не хуже меня знает, что это лишь затянет процесс.
Ричи: Он получил запись с камеры около супермаркета?
Интереснее, запросил ли он ее вообще… Начинаю сомневаться, хотя Сэл и уверяет,
что да. Потираю сзади шею, гляжу на носки ботинок и как никогда мечтаю оказаться с Ричи
где-нибудь далеко-далеко.
Я: Пока нет.
Ричи: Без нее никак, говорю же тебе! На ней видно, что это был не я.
Надеюсь. Только качественна ли запись? Достаточно ли четкая, чтобы опровергнуть
показания свидетелей?
Целый час обсуждаем апелляцию – не могу увести его от этой темы.
Криминалистическая экспертиза, неучтенные факты и, как всегда, камеры видеонаблюдения.
Надежда, надежда, надежда.
Ухожу с трясущимися коленями, беру такси до станции. Мне нужен сахар. В сумке
припасены пироженки, приготовленные Тиффи; съедаю три тысячи калорий за раз, пока
поезд катится по сельской равнине, унося меня от брата туда, где все о нем забыли.
Дома обнаруживаю посреди спальни мешок с шарфами и запиской от Тиффи.
Мистер Прайор вяжет двестифунтовые шарфы? Да с такой скоростью! Ох… Думаю,
сколько раз отказывался принять очередной шарф, шапку, перчатки или чехол на чайник. Мог
бы уже озолотиться.
Вешаю на дверь спальни:
Привет, Тиффи.
СПАСИБО, что сказала про шарфы. Да, деньги нужны. Продам. Посоветуешь
где/как?
Вяжет один джентльмен у меня на работе. Раздаривает всем, кто не увернулся
(иначе мне было бы совестно брать за них деньги…)
Леон
Привет!
Конечно, скину тебе ссылки на сайты. От покупателей отбоя не будет.
И еще… Странный вопрос, но не согласится ли этот джентльмен у тебя на работе
связать кое-что крючком за вознаграждение?
Тиффи
Не разбираюсь, вяжет он крючком или как. Кстати, выбери себе шарф – вечером
выставлю остальное на продажу.
Леон
Записка, упавшая на пол около двери спальни, так что заметил не сразу:
Доброе утро!
Понимаешь, я работаю над книгой под названием «Провяжи дорогу в жизнь» (знаю-
знаю – одно из моих лучших названий), и нам нужен человек, который супербыстро свяжет
четыре шарфа и восемь шапок, чтобы мы их сфотографировали и поместили фотографии в
книгу. Ему надо будет следовать инструкциям моей авторши (цвет, вязка и т. п.). Я могу
заплатить, но немного. Как с ним связаться? У меня сроки горят, а он сумасшедше
талантлив, сразу видно.
О господи, шарфик обалденный! Буду ходить в нем все время (плевать, что на дворе
весна). Спасибо!
Тиффи
Привет!
«Твоя половина» – ключевые слова, Леон. Это моя половина, и я желаю забивать ее
шарфами.
Вот письмо. Скажи, если что-то надо поправить. Кстати, хорошо бы прибраться
тут в наших записульках. Квартира напоминает сцену из «Игр разума».
Тиффи
15. Тиффи
Привет. Получилось восемь Джонни Уайтов (для мистера Прайора). С кого начать?
Леон
Ответ приходит минут через пять. Она вплотную засела за книгу про вязание
сумасшедшей авторши и, видимо, концентрируется с трудом. Не удивляюсь: вязание – штука
странная и скучная. Пробовал почитать рукопись – вдруг такая же хорошая, как про
каменщика. Увы: одни инструкции и картинки готовых изделий, которые, по-моему, связать
нереально.
ЭНИ, бени, рес, квинтер, финтер, ЖЕС. Автозамена достала! Вряд ли какой-то лес в
данном случае поможет.
Удачный выбор. Загляну, когда в следующий раз поеду к Ричи – он там недалеко.
Спасибо. Леон
Кстати, ты получил мою записку насчет Ричи? Он просил рассказать, что случилось.
Не хочу давить, но прошло больше месяца, и я бы с удовольствием послушала.
Если не возражаешь, попрошу, чтобы Ричи сам тебе написал. У него лучше
получится.
Еще мысль: твоя авторша по вязанию не могла бы как-нибудь прийти в «Сент-
Маркс», где я работаю? Хотим организовать для пациентов дополнительные развлечения.
Вязание крючком, хоть оно и скучно, может заинтересовать стариков.
Привет, Леон!
Конечно! С нетерпением жду письма от Ричи.
И – да! Запросто! Наши пиарщики только об этом и мечтают. Позволь сказать, ты
выбрал отличное время, потому что Кэтрин как раз стала ЗНАМЕНИТОЙ. Загляни к ней в
твиттер.
Следующая записка:
И ниже:
17. Тиффи
Когда добираюсь до дома, еще светло. Обожаю лето. Кроссовок Леона не видать,
значит, пошел на работу пешком – очень завидую. Метро в такую жару еще гаже обычного.
Обозреваю квартиру в поисках новых записок. Найти их не всегда просто – бумажками
заклеено все на свете, если только кто-то из нас случайно не прибрался.
В конце концов обнаруживаю на кухонной стойке конверт с именем и личным номером
Ричи с одной стороны и нашим адресом – с другой. Рядом с адресом – одно предложение
рукой Леона.
Письмо от Ричи.
И внутри:
Дорогая Тиффи!
Однажды темной ненастной ночью…
Ладно, о’кей, не так. Темная и безобразная ночь в клубе «Даффи» в районе Клэпхем. Я
пьяный в стельку. Мы с друзьями зарулили туда после новоселья у приятеля.
Я танцевал с несколькими девчонками. Ты потом поймешь, почему это важно.
Сборище было разнообразное, много молодежи, много гнусных типов, которые подпирают
стены и ждут, пока девочки налижутся до бесчувствия, чтобы к ним подкатить. А в
глубине, за столиком, – несколько парней, которые в обстановку совсем не вписывались.
Это трудно объяснить. Такое было ощущение, что они явились туда по какой-то
совсем другой причине. Они не клеили девчонок, не напивались, не танцевали.
Теперь я понимаю: они пришли обсудить дела. Кажется, тех парней зовут
«Кровавыми». Все это я узнал позже, когда загремел сюда и рассказал сокамерникам свою
историю. Ты, наверное, про «Кровавых» тоже не в курсе. Среднестатистический лондонец,
который работает и занимается своими делами, про такие банды слыхом не слыхивал.
Но ребята серьезные. Я понял это даже в тот вечер, только взглянув на них. Но я был
слишком пьян.
Один из «Кровавых» пришел в бар со своей девушкой. В их компании были две
девчонки, и эта, сразу видно, помирала со скуки. Она заметила меня и оживилась.
Я тоже на нее смотрел. Если ей наскучил парень – это его проблема. Я не упущу шанс
построить глазки симпатичной девушке только потому, что чувак рядом с ней на вид круче
обычного посетителя «Даффи».
Он потом нашел меня в туалете и толкнул к стене.
– Не тронь ее! Понял?
Орал мне в лицо, на лбу даже вена вздулась.
– Ты что, охренел? О чем вообще речь?! – ответил я, делая лицо кирпичом.
Он опять заорал и двинул мне разок-другой. Я держался, однако в ответ не бил. Он
сказал, что видел, как мы танцевали. Это неправда, я с ней не танцевал, это я бы запомнил.
И все-таки он меня зацепил, так что, когда я снова увидел ту девушку, прямо перед
закрытием клуба, то решил перекинуться с ней парой слов, просто чтобы его побесить.
Мы флиртовали, а «Кровавые» за дальним столиком обсуждали дела и, видимо,
ничего не замечали. Я ее поцеловал. Она поцеловала меня. Помню, я так набрался, что, когда
закрывал глаза, кружилась голова, и поэтому целовался с открытыми глазами.
И все. Она растворилась в толпе. Все происходившее я помню очень смутно, был
совсем никакой. Во сколько точно она ушла или во сколько ушел я – понятия не имею. Ни
малейшего.
С того момента начинаются сплошные догадки. Будь у меня доказательства, я бы,
сама понимаешь, не писал из тюряги, а прохлаждался бы в твоем знаменитом кресле с
чашкой кофе с молоком, который делает мой брат, а про случившееся рассказывал бы как
курьезный случай.
Ну да ладно. Думаю, произошло вот что…
После клуба «Кровавые» проследили за нашей компанией. Мои друзья уехали на ночном
автобусе, а я жил недалеко и потащился пешком. Завернул в круглосуточный супермаркет на
Клэпхем-роуд, купил сигареты и, сам не знаю зачем, – упаковку пива. Оно в моем состоянии
точно не требовалось. Было часа четыре утра, и я, наверное, и держаться-то прямо не мог.
И все же зашел в магазин, расплатился наличными и поплелся домой. Я их не видел, но,
должно быть, они шли по пятам, потому что, если судить по записи с видеокамеры
магазина, «я вернулся» две минуты спустя с поднятым капюшоном и в маске.
На записи парень в самом деле смахивает на меня. Однако, как я заявил в суде, шагал
он гораздо увереннее. Я был слишком пьян, чтобы так маневрировать между корзинами с
уцененкой и одновременно доставать из заднего кармана нож.
Я понятия ни о чем не имел, пока два дня спустя меня не арестовали на работе…
«Кровавые» заставили девчонку на кассе открыть сейф. Там было четыре с
половиной тысячи. Не дураки (или просто опытные) – говорили только самое необходимое,
и, когда она давала показания, вспоминать ей было почти нечего. Кроме ножа, которым
размахивали у нее перед носом.
Я «был» на видеозаписи, и у меня раньше случались проблемы с полицией. Вот и
повязали. Предъявили обвинение, под залог не выпустили. Адвокат взялся за дело, потому
что оно его заинтересовало и он был уверен в единственном свидетеле, девчонке-кассирше.
Но «Кровавые» и до нее добрались. Мы думали, она скажет на суде, что парень, который
пришел позже, совсем на меня не похож. И что она раньше видела меня в магазине, и я вел
себя прилично, не пытался ничего украсть.
А она указала на меня через весь зал и заявила, что это был я. Такой кошмар, не
описать. Я видел, как меняются лица присяжных, и ничего не мог поделать. Пытался
встать и что-то возразить, но судья заорал: «Вам никто не давал слова!» Его мне в общем-
то так и не дали. Когда дошло до вопросов, присяжные уже все решили.
Сэл спрашивал какую-то ерунду, да я и не мог сказать ничего стоящего, в голове
творился полный кавардак, – я просто не ожидал, что до такого дойдет. Обвинение сыграло
на одном старом происшествии. Когда мне было девятнадцать и жизнь моя была совсем
дрянь, я ввязался в несколько драк (отдельная история, и, клянусь, все не так страшно, как
кажется). Короче, они заявили, что я агрессивный. Даже притащили парня, с которым я
раньше работал в кафе и который порядком меня ненавидел – мы поцапались из-за девчонки,
что ему нравилась в колледже, но на выпускной она пошла со мной. Или какая-то еще чепуха
в том же роде. Даже удивительно, как они ловко это приплели. Я понимаю, почему
присяжные поверили в мою виновность. Прокурор с командой офигительно грамотно
представили все в нужном свете.
Меня приговорили к восьми годам за вооруженное ограбление.
И вот я здесь. Всякий раз, когда рассказываю, все меньше в это верю. Понимаешь? И
все больше злюсь.
Случай вроде несложный. Мы думали, Сэл утрясет его через апелляцию. (Сэл, кстати,
адвокат.) Однако до апелляции дело никак не доходит, чтоб ему. Приговор был в прошлом
ноябре, а апелляции нет как нет. Знаю, Леон пытается помочь, и я очень его за это люблю,
но проблема в том, что всем насрать, выйду я или нет. Кроме него. И, наверное, мамы.
Скажу тебе откровенно, Тиффи, меня сейчас трясет. Хоть криком кричи. В такие
моменты тяжелее всего. Отжимания, конечно, помогают, но иногда хочется бежать, а
между кроватью и унитазом всего три шага.
В общем, письмо вышло очень длинное, да и писал я долго – ты, может, уже забыла
про наш разговор. Отвечать не обязательно, но если захочешь, Леон перешлет мне твой
ответ со следующим письмом – если все-таки напишешь, пожалуйста, вложи конверт с
марками.
Надеюсь, даже больше обычного, что ты мне веришь. Может, потому, что ты
дорога моему брату, а он, по сути, единственный, кто по-настоящему дорог мне.
Всего тебе наилучшего.
Ричи
Я направляюсь на встречу с Джонни Уайтом Первым. Очень рано – четыре часа туда,
потом сменить три автобуса, чтобы добраться до тюрьмы Ее Величества в Граундсуорте, где в
три часа дня свидание с Ричи. Ноги затекли от сидения в поезде; спина вспотела в вагоне без
кондиционера. Закатывая рукава рубашки, обнаруживаю прилипшую к манжете старую
записку от Тиффи. Месяц назад она писала о том, что́ странный сосед из пятой квартиры
делает в семь утра. Хм. Неловко. Надо перед выходом из дома проверять одежду.
Гритон, где живет Джонни Уайт, – на удивление милый городок, вытянувшийся на
матово-зеленых просторах Мидлендс. От автобуса иду пешком. Пару раз писал ему по
электронке, а чего ждать при личной встрече – не знаю.
На месте. Пугающе большой и высокий Джонни Уайт рявкает, чтобы я заходил;
послушно следую за ним в скудно обставленную гостиную. Единственный необычный
предмет в комнате – пианино в углу. Крышка поднята, ухоженный вид.
Я: Играете?
Дж. У. Первый: В свое время концертировал. Теперь сажусь реже, но инструмент не
убираю. Без него дом не дом.
Я в восторге. Идеально! Концертирующий пианист! Самая крутая в мире профессия!
И нигде никаких фотографий жены или детей. Превосходно.
Дж. У. Первый предлагает чай; пузатая со щербинами чашка и крепкое пойло из
пакетика – напоминает мамин. Неожиданно колет тоска по дому – надо побольше ее
навещать.
Садимся друг против друга, на диван и в кресло. Вдруг сознаю, что перевести разговор
в нужное русло очень нелегко. «У вас во время Второй мировой случайно не было романа с
мужчиной?» Вряд ли он захочет обсуждать такое с незнакомцем из Лондона.
Дж. У. Первый: Так что вас интересует?
Я: Да вот, хотел спросить… Э-э-э…
Прокашливаюсь.
Я: Вы же во время войны служили в армии?
Дж. У. Первый: Два года, с коротким перерывом, когда мне выковыривали пулю из
брюха.
Против воли смотрю на его живот. Дж. У. Первый сияет неожиданно лучезарной
улыбкой.
Дж. У. Первый: Думаете, что найти ее там было нелегко, а?
Я: Думаю, что в этой области много жизненно важных органов.
Дж. У. Первый, посмеиваясь: Немецкие ублюдки в них, к счастью, не попали. Да и
вообще, я больше беспокоился о руках, чем о животе. Без селезенки играть можно, а если бы
пальцы отморозил, то все.
Смотрю на Дж. У. Первого с благоговением и ужасом. Он снова посмеивается.
Дж. У. Первый: Да зачем вам мои военные страшилки… Пытаетесь выяснить судьбу
родственника?
Я: Не моего, родственника друга. Его зовут Роберт Прайор. Он служил с вами в одном
полку, хотя я не уверен, что в то же время. Не помните такого?
Дж. У. Первый задумывается, морщит нос и наклоняет голову.
Дж. У. Первый: Нет, не припоминаю… Извините.
Эх, в любом случае надежды было мало. Одного из списка вычеркиваем.
Я: Спасибо, мистер Уайт. Не буду больше отнимать у вас время. Последний вопрос –
вы были женаты?
Дж. У. Первый, резче, чем прежде: Нет. Моя Салли погибла во время бомбежки в сорок
первом, и на том для меня все кончилось. Таких, как она, больше нет.
При этих словах я чуть не заплакал. Ричи бы надо мной конечно посмеялся – он всегда
называет меня безнадежным романтиком. Или погрубее в том же духе.
Кей, по телефону: Честно, Леон, по-моему, будь твоя воля, ты бы дружил только с
теми, кому за восемьдесят.
Я: Просто он очень интересный человек, с ним интересно разговаривать. И потом –
концертирующий пианист! Круто, да?
На том конце изумленная тишина.
Я: Осталось еще семь.
Кей: Чего семь?
Я: Семь Джонни Уайтов.
Кей: Ах да…
Делает паузу.
Кей: Ты собираешься каждые выходные таскаться по стране в поисках бывшего
приятеля того старика, Леон?
Теперь замолкаю я. Ну да, в общем так и планировал. А когда еще мне его искать? Не в
рабочие же дни.
Я, робко: Нет… А что?..
Кей: Очень хорошо. Потому что я и так тебя редко вижу из-за свиданий с братом и
работы. Ты хоть бы это сознаешь?
Я: Да, прости. Я…
Кей: Да-да, знаю, ты любишь свою работу, и Ричи в тебе нуждается. Я все это
прекрасно знаю. Я не вредничаю, Леон. Просто мы проводим вместе совсем мало времени. И
мне кажется, тебя это должно волновать несколько больше…
Я: Меня это волнует!.. И мы виделись сегодня утром.
Кей: Да, полчаса, когда завтракали второпях.
Я чувствую раздражение. Пожертвовал тридцатью минутами трехчасового сна ради
завтрака с Кей. Тяжело вздыхаю и смотрю в окно. Уже почти на месте.
Я: Мне пора – подъезжаю к тюрьме.
Кей: Хорошо, поговорим позже. Напишешь, каким поездом вернешься?
Не люблю я это: контроль, проверки, информация о поездах, стремление все время
знать, где другой человек. Ладно, я придираюсь… Да и что тут возразишь? Кей и так считает,
что я боюсь серьезных отношений. Постоянно это повторяет.
Я: Хорошо, напишу.
Но я не отправляю сообщение. Собираюсь, но не отправляю. И в результате наша
самая серьезная ссора за долгое-долгое время.
19. Тиффи
Письмо скомкано в кармане брюк. Тиффи просила меня прочитать перед тем, как я
отправлю его Ричи, но я еще не читал. Слишком больно. Внезапно охватывает уверенность,
что она не поймет. Скажет, как судья, что он расчетливый преступник, что объяснения не
стыкуются друг с другом и, учитывая его характер и послужной список, этого следовало
ожидать.
Я в стрессе, плечи напряжены. Не покидает ощущение, что рыжеволосая женщина,
которую я мельком увидел на другом конце коридора около палаты «Море», – Тиффи. Если
так, надеюсь, она не подумала, что я сбежал. Хотя, конечно, сбежал. И все же не хотелось бы,
чтобы она догадалась.
Не хочу встречаться с ней лично, пока не прочитаю письмо…
Значит, надо читать. А пока, чтобы избежать незапланированных встреч в коридоре,
спрячемся в палате «Ламинария».
Около регистратуры меня останавливает Джун.
Джун: Пришла твоя подруга!
Обмолвился одному или двоим, что мастер-класс организован моей соседкой.
Оказалось, это чрезвычайно занимательная сплетня. Обидно, но все удивлены, что у меня в
самом деле есть квартирантка; видимо, я произвожу впечатление одиночки.
Я: Спасибо, Джун.
Джун: Она в комнате отдыха.
Я: Спасибо, Джун.
Джун: Такая хорошенькая…
Моргаю. Не интересовался, как выглядит Тиффи. Разве что задумывался, носит ли она
по пять платьев сразу, что объяснило бы неимоверное их количество в шкафу. На мгновение
возникает искушение спросить, рыжие ли у нее волосы. Одумываюсь.
Джун: Чудесная девушка! Правда, чудесная. Я так рада, что ты нашел себе чудесную
соседку!
Подозрительно кошусь на Джун. Она в ответ сияет улыбкой. Интересно, кто
проболтался? Холли? Эта девчонка помешалась на Тиффи.
В «Ламинарии» занимаюсь привычными делами, а через некоторое время даже делаю
перерыв на кофе. Но больше оттягивать уже не могу. Даже пациенты на удивление хорошо
себя чувствуют и не требуют внимания – делать нечего, придется читать.
Разворачиваю листок. Отвожу глаза, сердце сжимается. Просто смешно. Какая мне
разница?
Ладно, смотрю на письмо. Смотрю критически, как взрослый, которого другой
взрослый, чье мнение совершенно неважно, попросил что-то прочитать.
А все-таки важно. Скажу честно: мне нравится, приходя домой, находить записки от
Тиффи. Если она жестоко отнесется к Ричи, будет грустно ее потерять.
Дорогой Ричи!
Огромное спасибо за письмо. Я над ним плакала, а это помещает тебя в одну
категорию с книгой «До встречи с тобой», моим бывшим парнем и луком. А это
впечатляюще. (Я хочу сказать, что я не плакса – чтобы меня развезло, требуется серьезная
эмоциональная драма или причудливые овощные ферменты.)
До чего все хреново, ужас! Таких историй пруд пруди, но по-настоящему
проникаешься, только если слышишь от того, кто сам пережил подобное. Каково тебе было
в зале заседания и в тюрьме… Ты об этом не упомянул. Наверное такие подробности
заставили бы меня пролить еще больше слез.
Но какой толк твердить, что все хреново (ты лучше меня это знаешь). Или как я
тебе сочувствую (скорее всего, ты такого уже наслушался). Я сидела и все думала и думала.
Не могу просто написать «какой ужас». Поэтому позвонила своей лучшей подруге, Герти.
Герти – потрясающий человек, хотя по ней сначала и не скажешь. Она страшно
придирчива, помешана на работе, и, если с ней серьезно повздорить, просто вычеркнет тебя
из своей жизни. Но она принципиальна, очень добра к друзьям и ценит честность превыше
всего.
А еще она адвокат. И, если судить по ее до смешного удачной карьере, чертовски
хороший.
Скажу честно, она прочитала твое письмо, потому что я попросила. И уже по
собственной инициативе запросила протокол судебного заседания. Наверное, твой рассказ
ее тронул. Она не обещает тебя представлять в суде (увидишь из записки, которую я
приложила), но у нее есть несколько вопросов. Если не хочешь, не отвечай – у тебя, наверное,
замечательный адвокат, который все это уже проверял. Может, я привлекла Герти больше
ради себя – хотелось чувствовать, что реально помогаю. Так что спокойно посылай меня
подальше.
Если все же захочешь ей написать, вложи ответ в свое следующее письмо Леону, мы
ей передадим. И еще… Лучше не говорить об этом твоему адвокату. Кто знает как он
отреагируют, что мы обратились за советом на сторону. Вдруг для юристов это типа
измены…
Посылаю целую тонну марок (еще одно следствие овладевшего мной «порыва
помочь»).
Тиффи
С уважением,
Гертруда Константин
21. Тиффи
Вернусь, ага!
23. Тиффи
Привет, Тиффи.
У меня в голове все перепуталось, но огромное спасибо за письмо к Ричи. Не знаю, как
тебя благодарить. Конечно, мы рады любой помощи. Он будет в восторге.
Извини, что не нашел тебя вчера. Виноват – тянул, хотел сначала прочитать письмо,
как ты просила, и все никак не получалось, а потом просто все запорол, всегда с трудом
перевариваю события – прости, сейчас лягу, если ты не против, до встречи.
Смотрю на записку. По крайней мере, он бегал от меня не потому, что не хотел видеть.
Однако… нетронутый ужин, длинные предложения… Что все это значит?
Аккуратно приклеиваю рядом ответ.
Приветик, Леон!
Ты в порядке? На всякий случай напеку шоколадных пирожных.
Тиффи
Ну и чувак. Человечище!
Спасибо, Тиффи. Прости за бардак в квартире. Скоро приберусь, обещаю.
Леон
Сегодня день пробной презентации, той, которая призвана убедить Кэтрин, что она
всю жизнь мечтала о таком помпезном мероприятии.
– Колготки долой! – решительно заявляет Рейчел. – На дворе август, в конце-то
концов!
Мы переодеваемся в офисном туалете. То и дело кто-то заходит по нужде и
вскрикивает, обнаружив, что сортир превратился в примерочную. Около раковин вывернуто
содержание косметичек, в воздухе витает аромат духов и лака для волос. У каждой три наряда
на выбор, плюс то, в чем мы сейчас. Итог: Рейчел пойдет в лаймово-зеленом шелковом платье
с запа́хом, а я – в коротком приталенном платьице с огромным принтом на тему «Алисы в
стране чудес» – ткань я отыскала в благотворительном магазине в Стоквелле и подкупила
одного из самых покладистых внештатников сшить мне платье.
Снимаю колготки. Рейчел одобрительно кивает.
– Так лучше. Чем больше голой кожи, тем лучше.
– Ты бы меня в бикини отправила!
Она дерзко улыбается в зеркало, подкрашивая губы.
– А вдруг ты встретишь там молодого нордического красавца?
Сегодняшний вечер посвящен «Лесоводству для новичков», последней находке нашего
редактора по столярному мастерству. Автор – норвежский отшельник – покинул свою лесную
хижину и приехал на презентацию в Лондон! Мы с Рейчел надеемся, что он психанет и
кинется на Мартина, который организовывал все мероприятие и должен был бы догадаться,
что затворнический образ жизни автора не предполагает выступления с речью перед полным
залом фанатичных поклонников.
– Вряд ли я готова к нордическим красавцам. Не знаю. – Неожиданно вспоминаю, что́
несколько месяцев назад сказал Мо, когда я позвонила ему в растрепанных чувствах и
спросила, будет ли Джастин со мной еще когда-нибудь разговаривать. – Сомневаюсь, готова
ли я вообще к свиданиям. Хотя Джастин ушел сто лет назад…
Рейчел озабоченно замирает с помадой в руке.
– Ты что?
– Ничего. Все в порядке.
– Из-за Джастина?
– Нет-нет. Я имела в виду, что мне сейчас это просто не нужно.
Пришлось соврать, потому что Рейчел смотрит на меня как на больную.
– Нужно. У тебя давно не было секса. Ты забыла, как это клево.
– По-моему, не забыла. С сексом же как с велосипедом?..
– Что-то вроде. Но ты после Джастина ни с кем не встречалась, а он когда ушел? В
ноябре? То есть больше… – Считает на пальцах. – Девяти месяцев!
– Девять месяцев?!
Ух! Действительно, много. Ребенка можно родить. Не мой случай, естественно, иначе
бы я в платьице не влезла.
Погрузившись в грустные мысли, энергично наношу румяна, пока не начинает
казаться, что я обгорела на солнце. Блин. Придется переделывать.
24. Леон
Часто думаю, как это, вероятно, утомительно – быть Тиффи. Даже в записках она
тратит уйму энергии. Однако находить их очень весело.
Свидание с Ричи на этой неделе отменилось – мало охранников. Получится
пятинедельный перерыв. Слишком много для него, да и для меня, как я начинаю понимать.
Теперь, когда Кей нет, а Ричи звонит еще реже – меньше охранников означает, что реже
выпускают на прогулки и нет доступа к телефону, – оказалось, что даже я могу страдать от
одиночества. Не то чтобы совсем некому позвонить. Только все они – не те люди, с которыми
хочется поговорить…
Собираясь к Ричи, снял через «Эйрбиэнби» квартиру под Бирмингемом, но бронь
пришлось отменить, и в результате в выходные негде жить. Когда решил сдавать квартиру,
смотрел на отношения с Кей через розовые очки. Так что теперь по выходным я – бездомный.
Да, придется, ничего не попишешь… Я еду на работу и понимаю, что сейчас
единственная возможность за весь день позвонить матери. Выхожу из автобуса на остановку
раньше и набираю номер.
Мама, не утрудившись поздороваться: Ты так редко звонишь, Лео!
Закрываю глаза. Глубокий вдох.
Я: Привет, мам.
Мама: Ричи и тот звонит чаще! Из тюрьмы!
Я: Прости, мам.
Мама: Ты понимаешь, как мне тяжело оттого, что мои сыновья не хотят со мной
разговаривать?
Я: Вот я звоню, мам. У меня до работы несколько минут, и я хотел кое о чем с тобой
поговорить.
Мама, настораживаясь: По апелляции? Звонил Сэл?
Я не говорил маме про подругу-адвокатшу Тиффи. Не хочу зря обнадеживать.
Я: Нет. Про меня.
Мама, подозрительно: Про тебя?
Я: Мы с Кей расстались.
Мама тает. Внезапно превращаясь в облако сочувствия. Ей только того и надо: чтобы
сын позвонил и попросил о помощи. А в сердечных драмах она разбирается отлично. Богатый
личный опыт.
Мама: Сынок мой! Почему она тебя бросила?
Слегка задет.
Я: Это я ее бросил.
Мама: О!.. Ты? Почему?
Ох… На удивление тяжело говорить, даже маме.
Я: Она устала от моего графика. Я не нравился ей таким как есть – хотела, чтобы я был
более общительным. И еще… не верила, что Ричи невиновен.
Мама: Что?!
Жду. Молчание. Мне не по себе – предавать Кей ужасно, даже сейчас.
Мама: Гусыня! Всегда задирала перед нами нос!
Я: Мам!
Мама: А я и рада! Скатертью дорожка!
Я отчаянно хочу сменить тему.
Я: Можно приехать к тебе на выходные?
Мама: Приехать? Сюда? Ко мне?
Я: Ну да. Раньше я по выходным был у Кей. Такой у нас договор с квартиранткой… С
Тиффи.
Мама: Ты хочешь вернуться домой?
Я: Ага. Только на эти…
Прикусываю язык. Не только. До тех пор, пока не найду другой вариант. Однако слова
вырываются сами собой, чтобы обозначить какие-то рамки; единственный способ сохранить
ощущение, что могу сбежать. Приеду домой, она возьмет меня в оборот и не отпустит…
Мама: Можешь приезжать на сколько и когда угодно. Ты меня слышишь, сынок?
Я: Спасибо.
Секунда тишины. Чувствую, что она довольна, а мне снова не по себе.
Надо чаще ее навещать.
Я: А скажи… у тебя сейчас еще кто-нибудь живет?..
Мама, смущенно: Никого, солнышко. Я уже несколько месяцев одна.
Это хорошо. Нетипично, однако хорошо. У мамы в доме вечно водится какой-нибудь
мужчина. Почти всегда Ричи его презирает, а я предпочитаю не видеть. В этом у нее
определенно дурной вкус: ее тянет к засранцам, хотя уже сто раз обжигалась.
Я: Тогда до субботы. Приеду вечером.
Мама: Жду, сынок. Куплю китайской еды на ужин, согласен?
Молчу. Так мы делали, когда Ричи был дома: на ужин в субботу – китайская еда из
«Хэппи Дак» по соседству.
Мама: Нет, лучше индийское. Хочется чего-то новенького. Что думаешь?
25. Тиффи
У Холли теперь настоящая копна волос. Гарри Поттер в юбке – вихры торчат во все
стороны, как мать их ни приглаживает.
Лицо тоже изменилось, округлилось, ожило. Глаза больше не кажутся
непропорционально большими.
Встречает меня широкой улыбкой.
Холли: Ты пришел попрощаться?
Я: Проверить твои анализы.
Холли: В последний раз?
Я: Посмотрим.
Холли: Ты бурчишь, потому что не хочешь, чтобы я уезжала.
Я: Конечно хочу. Я хочу, чтобы ты поправилась.
Холли: Нет, не хочешь. Ты не любишь перемен. Хочешь, чтобы я осталась.
Молчу. Не по себе, когда такая кроха видит тебя насквозь.
Холли: Я тоже буду по тебе скучать. Придешь ко мне в гости?
Бросаю взгляд на ее мать, на губах которой усталая, но очень счастливая улыбка.
Я: У тебя уроки начнутся, кружки. Не до гостей.
Холли: Нет, я хочу, чтобы ты пришел!
Мама Холли: Я буду очень рада, если вы как-нибудь с нами поужинаете. В самом деле.
И Холли – тоже. Мы так вам благодарны!
Маму Холли, точно шлейф духов, окружает чистейшая эйфория.
Я: Спасибо. Посмотрим, как пойдет.
На глаза у мамы Холли наворачиваются слезы. Не умею вести себя в подобных
ситуациях.
Начинаю паниковать и пятиться к двери. Но Холли обнимает меня прежде, чем
успеваю сбежать. Колени слабеют. Не знаю, из-за кого так тянет заплакать – из-за Холли или
Кей, но что-то в объятьях включает слезные железы.
Вытираю глаза и надеюсь, что Холли не заметила. Ерошу ее спутанные каштановые
волосы.
Я: Будь паинькой!
Холли улыбается до ушей. У нее явно другие планы.
О господи…
Кажется, так погано я себя еще не чувствовала. Это хуже похмелья после
двадцатипятилетия Рейчел. Хуже чем в универе, когда вылакала две бутылки вина и блевала
возле деканата. Хуже, чем свиной грипп.
На мне платье «Алиса в Стране чудес». Я вырубилась на одеяле, под покрывалом. По
крайней мере, хватило ума скинуть у двери туфли.
О господи…
Замечаю будильник, который показывает что-то несусветное. Восемь пятьдесят
девять!
Через минуту надо быть на работе!
Как же так, а?! Соскребаюсь с постели. Тошнит, голова кружится. Ищу сумочку.
Нашла, отлично. И да, аспирин – вспоминаю, с чего все началось…
После Джастина я вернулась в паб и отлепила Рейчел от губ бармена, чтобы
поплакаться у нее на плече. Она была не самой лучшей жилеткой – единственная, кто до сих
пор выступает за возвращение к Джастину. Я не упомянула странное воспоминание во время
поцелуя, и сейчас о нем тоже думать не хочу. Сперва Рейчел велела идти обратно и
выслушать, что скажет Джастин, а потом оценила идею с отсроченным удовольствием.
Кэтрин тоже ее одобрила. Господи, я разболтала про случившееся и Кэтрин!..
Давясь, глотаю аспирин. Вчера было так же плохо? Смутно и неприязненно
вспоминаю, что вроде бы видела в подозрительной близости сиденье унитаза.
В состоянии растущей паники настукиваю повинную эсэмэску главе редакционного
отдела. Я еще ни разу так сильно не опаздывала, и все будут знать причину. А если нет,
Мартин с удовольствием их просветит.
В таком виде на работу нельзя, мелькает в голове первая здравая мысль за все утро,
надо помыться и переодеться. Расстегиваю молнию, скидываю платье и тянусь за полотенцем
на двери.
Что в ванной льется вода, я не слышу. В голове гудит, как будто там уже включили
душ, и я в такой панике, что не замечу, даже если мой игрушечный мягкий слон на кресле
вдруг оживет и посоветует провести детокс организма.
Что Леон в душе, я понимаю только когда вижу его. Занавеска у нас матовая, но силуэт
все-таки просвечивает.
Леон реагирует совершенно естественно: пугается и отдергивает шторку – посмотреть,
кто там. Пялимся друг на друга. Вода льется. Леон приходит в себя первым и задергивает
шторку.
– А-а-а! – сдавленно стонет он.
Я в кружевном парадном белье. Даже не обернулась полотенцем, так и держу его в
руках. Почему-то так гораздо хуже, чем вообще стоять голышом, – могла же скрыть наготу и
не стала.
– О господи! – взвизгиваю я. – Прости, прости!
Он резко выключает душ. Наверное, не слышит из-за воды.
Поворачивается спиной; замечаю это и вдруг понимаю, что пора перестать
разглядывать тело за занавеской. Тоже поворачиваюсь спиной.
– А-а-а!.. – опять стонет он.
– Знаю. О господи, не так я представляла нашу встречу…
Морщусь. Прозвучало с излишним энтузиазмом.
– Ты… – начинает он.
– Я ничего не видела, – поспешно вру я.
– Хорошо. О’кей. Я тоже.
– Мне бы… Я жутко на работу опаздываю…
– Надо в душ?
– Ну…
– Я все.
По-прежнему стоим спинами. С опозданием минут на пять я заворачиваюсь в
полотенце.
– Если ты не против…
– Э-э-э… Мне нужно полотенце.
– О, конечно. – Снимаю его полотенце с крючка и протягиваю в сторону душевой.
– Закрой глаза!
Оторопело закрываю глаза.
– Закрыла! Закрыла!
Он берет полотенце.
– Хорошо. Можешь открыть.
Леон выходит из душа. Сейчас вид вполне приличный, хотя все равно прикрыто
немного. Видна вся грудь, например. И частично живот.
Леон сантиметров на пять выше меня. Густые кучерявые волосы топорщатся даже
мокрые, на плечи с них капает вода. Тонкие черты лица, темно-карие глаза, на несколько
тонов темнее, чем кожа; мимические морщины около губ, уши немного оттопырены, как
будто привыкли к такому положению, потому что Леон все время убирает за них волосы.
Он поворачивается и протискивается к выходу. Двигается аккуратно, но для двоих
здесь мало места, и он все-таки задевает мою грудь теплой спиной. Я вдыхаю, позабыв про
похмелье. Несмотря на кружевной лифчик и полотенце, по коже бегут мурашки, а в животе,
где обычно обитают все лучшие чувства, разливается тепло.
Оглядывается на меня через плечо. Напряженный, полувзволнованный-
полулюбопытный взгляд, от которого становится еще жарче. Ничего не могу с собой
поделать. Когда поворачивается к двери, бросаю взгляд вниз.
Он что… Да, похоже…
Нет, не может быть. Наверное, полотенце так перекрутилось. Леон закрывает за собой
дверь, и я приваливаюсь спиной к раковине. Последние две минуты были настолько
неловкими, что я без конца повторяю «о господи» и прижимаю ладони к глазам. Похмелье от
этого легче не становится. Оно стремительно вернулось, когда голый мужчина ушел из
ванной.
Господи. Мне жарко и стыдно. По коже мурашки, тяжело дышать. Черт, я же
возбуждена! Вот не ожидала… Как это вообще возможно в такой ситуации? Я, взрослая
женщина, не могу спокойно посмотреть на голого мужчину?! Видимо, потому что давно не
было секса. Чисто физиологическая реакция, вроде того, как запах бекона вызывает
слюноотделение, или когда берешь на руки чужого младенца, хочется бросить карьеру и
срочно размножаться.
Охваченная внезапным ужасом, я оборачиваюсь и вытираю запотевшее зеркало,
смотрю на свое бледное, осунувшееся лицо. Помада въелась в сухую кожу губ, тени и
подводка размазались, вокруг глаз – черные пятна. Точно малявка, добравшаяся до маминой
косметички.
Катастрофа! Хуже просто некуда! Я выгляжу кошмарно, а он – потрясающе.
Вспоминаю день, когда нашла его в «Фейсбуке» – тогда он показался невзрачным. Как я не
заметила?.. Господи, чего я дергаюсь? Это же Леон! Сосед по комнате. Леон, у которого
девушка…
Итак, срочно в душ и – на работу. С гормональным всплеском и неловкой квартирной
ситуацией разберусь потом.
О господи! Опаздываю!
28. Леон
А-а-а…
Лежу навзничь на кровати, обездвиженный кошмарным стыдом. Не могу думать
мыслями. Единственный звук, который адекватно передает мой ужас – это «а-а-а-а-а!».
Кей говорила, что Тиффи непривлекательна. А я поверил! Или… или…
Собственно, даже не думал. Но господи. Она как… А-а-а-а-а…
Нельзя выпускать полуголую женщину на мужчину, принимающего душ. Нельзя.
Несправедливо.
Не могу сопоставить эту, в красном белье, с той, кому пишу записки и после которой
убираю квартиру. Просто никогда бы не…
Звонит телефон. Аппарат на кухне. Так что шансы снова наткнуться на Тиффи
высокие.
Выхожу из ступора и встряхиваюсь. Разумеется, надо ответить. Это Ричи, больше
некому. Бросаюсь из спальни, крепко придерживая полотенце на поясе, и нахожу телефон на
буфете под кучей шапок от мистера Прайора; снимаю трубку и несусь обратно в спальню.
Я: Привет!
Ричи: Что случилось?
Испускаю стон.
Ричи, настораживаясь: Что стряслось?
Я: Нет-нет, все хорошо. Просто увидел Тиффи…
Ричи, повеселев: Да ну! И как? Ничего?
Снова стон.
Ричи: Да! Я так и знал!
Я: А не должна быть! Кей говорила… Я думал, что нет!
Ричи: Она чем-то похожа на Кей?
Я: В смысле?
Ричи: Кей считает красивыми только тех, кто похож на нее.
Морщусь, но понимаю, о чем он. Из головы не идет образ Тиффи: взлохмаченные со
сна рыжие волосы, светло-коричневые веснушки на бледной коже, присыпавшие, точно
пыльца, руки и грудь, красный кружевной лифчик, возмутительно идеальная грудь.
А-а-а-а-а…
Ричи: Где она сейчас?
Я: В душе.
Ричи: А ты?
Я: Прячусь в спальне.
Пауза.
Ричи: Ты, надеюсь, понимаешь, что она сейчас туда придет?
Я: Черт!
Резко выпрямляюсь. Судорожно ищу одежду. Повсюду только вещи Тиффи. На полу –
платье с расстегнутой молнией.
Я: Погоди, надо одеться.
Ричи: Постой, что?
Кладу трубку на кровать, натягиваю трусы и спортивные штаны. С ужасом понимаю,
что при этом отклячиваюсь задом к двери. Нахожу старую майку, напяливаю и выдыхаю.
Я: Так, хорошо. Наверное, лучше в кухне? Туда точно не заглянет. А потом пересижу в
ванной, пока не уйдет.
Ричи: Что, черт возьми, произошло? Почему ты голый? Вы трахались, братец?
Я: Нет!
Ричи: Спокойно, спокойно. Вопрос вполне логичный.
Бегу на кухню и забиваюсь за холодильник.
Я: Столкнулись в ванной.
Ричи смеется утробным смешком, от которого я невольно улыбаюсь.
Ричи: Голая?
Снова стон.
Я: Почти. А я – совсем!
Смех Ричи становится громче.
Ричи: Спасибо, старик, порадовал! Так в чем она была? В полотенце?
Я: В белье.
На сей раз стонет Ричи.
Ричи: И как?
Я: Я не стану это обсуждать!
Ричи: Аргумент принят. Она тебя слышит?
Замолкаю. Напрягаю слух.
А-а-а-а-а…
Я, свистящим шепотом: Выключила душ!
Ричи: Ты разве не хочешь увидеть, как она выйдет в полотенце? Может, вернуться в
спальню? Вряд ли она подумает, что ты нарочно. Не скажи я тебе, ты бы так там и сидел.
Столкнетесь еще разок, и кто знает…
Я: Я не буду подкарауливать бедную девушку! И так уже – голый мужик в душе!
Наверное, до смерти перепугалась.
Ричи: Было похоже, что она перепугалась?
Вспоминаю. Было похоже, что она… А-а-а-а-а… Эта кожа. Большие голубые глаза,
веснушки на носу, легкий вздох, когда я протискивался к двери.
Ричи: Тебе надо с ней поговорить.
Открывается дверь ванной.
Я: Черт!
Забиваюсь еще дальше за холодильник, потом, когда все стихло, выглядываю. Тиффи в
мою сторону не смотрит. Завернута в полотенце под самые подмышки, длинные волосы
потемнели от воды, на спину капает вода.
Исчезает в спальне.
Выдыхаю.
Я: Она в спальне. Перебегу в ванную.
Ричи: Просто уйди, если боишься.
Я: Тогда я не смогу с тобой разговаривать! Я без тебя чокнусь, Ричи!
Чувствую, что он улыбается.
Ричи: Ты что-то недоговариваешь, а? Нет, дай сам угадаю. Ты немножко…
среагировал?..
Издаю громкий унизительный стон. Ричи умирает со смеху.
Я: Она вдруг раз – и появилась! Я не был готов! Я несколько недель без секса!
Ричи, истерически хохоча: Ох, Лео! Она заметила, как думаешь?
Я: Нет. Точно нет. Нет!
Ричи: Значит, заметила!
Я: Нет! Ужас!
Запираюсь в ванной, опускаю крышку унитаза и сажусь.
Пялюсь на ноги. Сердце бешено колотится.
Ричи: Мне пора.
Я: Нет! Не уходи! Что мне делать?
Ричи: А что ты хочешь?
Я: Убежать!
Ричи: Да ладно, Лео! Успокойся.
Я: Кошмар! Мы живем в одной квартире. Я не могу расхаживать перед соседкой с
эрекцией! Это… это… неприлично! Может быть даже уголовно наказуемо!
Ричи: Тогда мне точно место в тюрьме! Успокойся, брат. Не паникуй. Сам сказал, вы с
Кей расстались несколько недель назад, а до этого долго не спали…
Я: Ты откуда знаешь?
Ричи: Ладно тебе – очевидно же.
Я: Ты нас вместе не видел несколько месяцев!
Ричи: Просто хочу сказать, что ничего такого не произошло. Ты увидел голую цыпу и
начал думать другой головой… Эй, еще минута…
Вздыхает.
Ричи: Мне пора. Расслабься. Она ничего не видела, все хорошо, успокойся.
Вешает трубку.
29. Тиффи
Внезапно после второго сообщения чувствую себя намного лучше. Не похоже, чтобы
она испугалась. И еще – типично ее стиль, легче представить, что это сообщение от той,
прежней Тиффи, которая жила в моем воображении, пока не столкнулся с нею настоящей. Та,
первая… не то чтобы незначительная, но обитающая в «безопасном уголке» мозга. Человек, с
которым можно поговорить без прессинга или далеко идущих выводов. Удобная и
невзыскательная.
Теперь Тиффи определенно не в безопасном уголке.
Набираюсь мужества и пишу в ответ:
Отлично, давай все забудем! Обещаю, больше не буду (в смысле просыпать на работу
и вваливаться в душ). Надеюсь, Кей не взбесилась из-за нарушения правил и… ну,
приставания к ее парню в ванной?..
Глубокий вдох.
Думаю над вопросом. Как я? Лежу на постели дома у мамы, мечтая о голой соседке, а
все мысли о бывшей девушке временно, но искренне забыты. Вероятно, не самый здоровый
вариант, однако… Лучше же, чем вчера? Набираю ответ:
Помаленьку.
Долгая пауза. Стоит написать подробнее? Хотя моя немногословность никогда Тиффи
не смущала.
Ты что… не заметила?
Наверное, утратила способность останавливаться в нужный момент. Поговорила по
телефону с моим фантастическим каменщиком-дизайнером, и вот…
31. Тиффи
Мой папа часто говорит: «Жизнь – штука нелегкая». Одна из его любимых присказок.
Вообще-то, я не согласна. Жизнь часто легкая, только этого не замечаешь, пока она как
следует не утяжелится. Например, не ценишь здоровье, пока не заболеешь. Не придаешь
значения целому ящику с колготками, пока не порвешь последние.
Кэтрин только что написала на странице Таши Чай-Латте гостевой коммент о том, как
связать крючком бикини. Сеть взорвалась. Столько ретвитов от знаменитостей, что я сбилась
со счета. И поскольку Кэтрин терпеть не может Мартина, то всякий раз, когда ее разбирают
психи или нужна помощь, она звонит мне. А я, ничего не соображая в пиаре, вынуждена
плестись к Мартину, а потом передавать его ответ Кэтрин. Если бы это был развод, а я была
бы их ребенком, давно вызвали бы соцслужбу.
Рад слышать.
Улыбаюсь.
Не понимает, думает, речь о какой-то мелочи, вроде яблочного пирога. Мои пальцы на
мгновение замирают над экраном телефона. Это лучшее, что может сейчас меня взбодрить. В
самом деле, что важнее: подробности моих прошлых отношений или судьба Ричи?
Конечно.
Леон, можно спросить? Что у нас с соседями?! Я вижу только странного чувака из
пятой квартиры. (Кстати, как думаешь, он знает про дыру в трениках? Может, ему никто
не сказал? Он ведь один живет…) Насколько я понимаю, в первой обитают две старушки,
которые вечно читают кровавые детективы на автобусной остановке на углу. А кто в
четвертой и второй?
Ах да! Лисы! Ну, надеюсь, они вовремя вносят квартплату. А ты заметил, что у
Лисы Лоры появились три лисенка?!
Ниже:
… Лисы Лоры?
И к вопросу о квартплате… Телефон напомнил, что с тех пор, как ты въехала,
прошло полгода. Строго говоря, конец договора аренды. Хочешь остаться?
В смысле, надеюсь, что ты хочешь. С деньгами жуткого напряга больше нет, если
учесть продажу шарфов и нового изумительного и бесплатного адвоката. Но не знаю, как
теперь будет выглядеть квартира без тебя. Думаю, не смогу жить без кресла.
Ниже Тиффи нарисовала лис на диване и озаглавила: «Квартира № 2». Каждая лиса
аккуратно подписана.
Ниже:
Что сказать… Лайонелу понравилось имя «Ноггл». Два других – идеи Лоры.
И еще, прости, случайно заглянул в мусорное ведро, когда выносил на помойку. У тебя
что-то случилось?
Правда? Должен сказать, я и сам к нему в последнее время охладел. Место для
шарфов – это замечательно. Вчера запутался в одном ногой – он валялся на полу в спальне и
поджидал в засаде.
Ой, прости, прости, я знаю, нельзя бросать одежду на полу! И еще… Извини, что
лезу, куда не просят, но ты правда купил новые трусы? Все старые, ну те, с забавными
мультяшными героями, вдруг исчезли с сушилки, и всякий раз, когда у тебя стирка, квартира
превращается в выставку творчества мистера Кляйна.
И, раз уж зашла речь про бывших… От Кей что-нибудь слышно?
Новая двойная записка. Очень редко, но случается, что мне не хватает места. И еще – в
этой очень тщательно подбирал слова.
Спасибо:) Сейчас, кажется, самое время покупать платья. Лето, я одна, на асфальте
резвятся лисы, на водосточных трубах воркуют голуби…
ЖИЗНЬ ХОРОША.
33. Тиффи
Сижу на балконе и рыдаю, как дитя, уронившее мороженое. Во весь голос, заикаясь и
широко открыв рот.
Непрошеные воспоминания приходят ниоткуда и совершенно выбивают почву из-под
ног. Сегодняшнее оказалось особенно тошнотворным: разогревала себе суп, как вдруг бац, и
вот оно – февральский вечер, когда Джастин пришел с Патрисией, еще до сообщения в
«Фейсбуке». Он посмотрел на меня с крайним отвращением и процедил что-то сквозь зубы. А
потом, когда Патрисии не было рядом, на прощание поцеловал в губы, поглаживая рукой
шею. Как будто я принадлежу ему. С леденящим ужасом на мгновение почувствовала, что
может и до сих пор принадлежу ему.
Итак, несмотря на то, что я, строго говоря, теперь гораздо счастливее, воспоминания
не прекращаются и все портят. Очевидно, что проблемы есть, их надо решать, и тактика
отвлечения внимания больше не помогает. Надо это обдумать.
Обдумать – значит, мне нужны Мо и Герти. Они приезжают вместе, спустя примерно
час после моего сообщения. Герти разливает по бокалам белое вино, а я вдруг понимаю, что
трушу. Не хочу ничего рассказывать, но когда все-таки начинаю, уже не могу остановиться, и
все сплетается в огромный бессвязный клубок: воспоминания, случаи из того времени, когда
отношения только начинались, и вплоть до цветов на прошлой неделе.
В конце концов выбиваюсь из сил и умолкаю. Допиваю вино.
– Не будем ходить вокруг да около, – говорит Герти, которая, насколько мне известно,
за всю жизнь ни разу этим не согрешила. – У тебя имеется чокнутый экс-бойфренд, который
знает, где ты живешь.
Пульс у меня учащается, в груди что-то трепещет и рвется наружу.
Мо кидает на Герти взгляд из разряда тех, которые, как правило, разрешено кидать
только Герти.
– Давай я буду говорить, а ты займешься вином. О’кей?
Герти словно залепили пощечину. Любопытно: мне с моего места видно, что она
отворачивается от Мо и улыбается.
Очень странно…
– И зачем я сказала, что в октябре пойду с ним выпить? – поворачиваюсь я к
внимательно слушающему Мо. – Зачем только я пообещала?!
– По-моему, ты сказала не так, а он уже интерпретировал. Ты не обязана с ним
встречаться. Ты ему ничего не должна.
– Вы оба все это помните? – вдруг спрашиваю я. – Мне не приснилось?
Мо медлит, а Герти отзывается мгновенно:
– Конечно, помним! Я помню каждую чертову минуту. Он вел себя с тобой
отвратительно. Говорил тебе, куда ходить, как добираться, а потом лично тебя отводил, так
как ты, видишь ли, сама никогда не найдешь дорогу. При каждой ссоре выставлял тебя
виноватой и не отступал, пока ты не извинялась. Бросал тебя, а потом вдруг снова подбирал.
Обзывал толстой, чудаковатой, убеждал, что, кроме него, ты никому не нужна, хотя каждому
ясно, что ты просто богиня и он должен благодарить судьбу за встречу с тобой. Кошмар! Мы
его ненавидели. И если бы ты не запретила о нем говорить, я бы повторяла тебе это каждый
долбаный день.
– О… – слабо выдыхаю я.
– Ты именно так себя чувствовала? – спрашивает Мо тоном плотника, у которого мало
инструментов, чтобы заделать пробоину от взорвавшейся бомбы.
– Я… Я помню, что была с ним очень счастлива. И, понимаете, в то же время – жутко
несчастна.
– Ну, естественно, он не все время над тобой издевался! – фыркает Герти.
– Иначе он бы тебя не удержал, – подхватывает Мо. – Он это понимал. Он не дурак,
Тиффи. Знал, как…
– …задурить тебе голову.
Мо недовольно морщится от лексикона Герти.
– А мне кажется, одно время мы были счастливы, – возражаю я, чувствуя, что это
важно.
Нехорошо при мысли, что все вокруг смотрели на меня с Джастином и думали, какая я
идиотка.
– Разумеется, – кивает Мо. – Особенно вначале.
– Да, вначале.
Мы молча пьем вино. Ощущение крайне странное: как будто надо плакать, и я вроде
бы даже хочу, но глаза сухие и никак не получается.
– В общем, спасибо, что пытались помочь… Простите, что запрещала о нем
говорить, – бормочу я, глядя себе под ноги.
– Ничего. По крайней мере, мы не прекратили общаться, – успокаивает Мо. – Ты сама
должна была прийти к такому выводу, Тифф. Как бы ни хотелось надавить на тебя и силой у
него вырвать, это не выход – ты бы все равно к нему вернулась.
Набираюсь мужества и поднимаю взгляд на Герти. Смотрим друг другу в глаза; ее
лицо пылает. Не представляю, чего ей стоило держать слово и столько времени не упоминать
Джастина.
Интересно, как Мо уломал ее позволить мне учиться на своих ошибках. Он прав –
скажи они мне, что я должна бросить Джастина, я бы просто их оттолкнула.
Подкатывает легкая тошнота.
– Ты замечательно справляешься, Тифф, – подбадривает Мо, доливая мне вина. –
Продолжай, размышляй. Знаю, все время помнить об этом тяжело, но важно. Старайся.
Когда Мо что-нибудь говорит, оно по непонятной причине становится правдой.
А помнить ужасно сложно. Неделя без внезапных воспоминаний или неожиданных
появлений Джастина – и я уже сомневаюсь. Решимость моя колеблется. Почти рушится, и я
едва не убеждаюсь, что все придумала.
Слава богу, можно поговорить с Мо. Мы обсуждаем разные случаи – ссоры с криками,
завуалированные подколки и еще более незаметные методы, с помощью которых сводилась на
нет моя независимость. Сложно поверить, насколько ненормальными были отношения с
Джастином, однако еще удивительнее то, что я этого не замечала. Наверное, чтобы полностью
осознать последний факт, потребуется время.
Благодарение богу – есть друзья и соседи по квартире. Леон, конечно, понятия ни о
чем не имеет, но, видимо, чувствует, что мне надо отвлечься – больше готовит и, если какое-
то время не разговариваем, сам начинает новую вереницу записок. Раньше так делала я, а
Леон, подозреваю, не из тех, кто рвется инициировать разговоры.
Эту записку я нахожу на холодильнике, когда возвращаюсь с работы вместе с Рейчел.
Я обещала накормить ее ужином. Она считает, что я обязана кормить ее до гробовой доски,
поскольку загубила ее жизнь, заказав Кэтрин книгу о вязании.
34. Леон
Уже сентябрь. Холодает. Не думал, что время может лететь так быстро, пока Ричи в
тюрьме.
А все из-за Герти. Видел ее всего несколько раз, однако по телефону общаемся
регулярно; ее помощник тоже часто подключается к разговору и, кажется, все время что-то
делает. Поразительно.
Герти бесцеремонна до грубости, но она мне нравится – ей не свойственна пустая
болтовня – в противоположность Сэлу может… Она часто к нам заходит и, вслед за Тиффи,
завела привычку оставлять записки. К счастью, их легко различить. Вот две рядом на
кухонной стойке:
Леон, скажи Ричи, чтобы мне позвонил. Он не ответил на десять страниц вопросов,
которые я отправила на прошлой неделе. Пожалуйста, напомни ему, что я очень
нетерпеливый человек и обычно получаю за работу большие деньги.
На водонагревательном котле:
– Ну как, исцелилась? – интересуется Рейчел, со стуком ставя передо мной чашку
кофе. Ах, кофе, живительная влага для уработавшихся! В последнее время он потеснил в
моих пристрастиях чай – верный признак того, что я очень мало сплю. Рейчел пробирается к
своему компьютеру, а я посылаю ей воздушный поцелуй. Как заведено, продолжаем разговор
в мессенджере.
Тиффани [09:07]: Было очень странно. Не прошло и десяти минут, как рассказала ей в
буквальном смысле все самое неприличное.
Рейчел [09:08]: Как заблевала себе волосы ночью в автобусе?
Тиффани [09:10]: Нет, этот вопрос как-то не вставал.
Рейчел [09:11]: А как сломала парню член в универе?
Тиффани [09:12]: Тоже не вставал…
Рейчел [09:12]: Ага, бедолага тогда так и сказал.
Тиффани [09:13]: Очень смешно.
Рейчел [09:15]: В общем, я убедилась, что знаю твоих стремных секретов больше, чем
эта втершаяся к тебе в доверие самозванка. О’кей. Давай дальше.
Тиффани [09:18]: Она почти не говорила. Еще меньше, чем Мо. Я думала, она
объяснит, что со мной. А получилась, я сама поняла… Причем, не сиди она рядом, ничего бы
не вышло. Так странно.
Рейчел [09:18]: Что поняла?
Тиффани [09:19]: Ну, например… Джастин бывал жесток. Он меня подавлял. И всякое
другое.
Рейчел [09:22]: Скажу только, что торжественно признаю свою ошибку. Герти права:
он подонок.
Тиффани [09:23]: Ты сознаешь, что написала «Герти права»?
Рейчел [09:23]: Только ей не говори.
Тиффани [09:23]: Уже отправила скриншот.
Рейчел [09:24]: Зараза. Ну ладно. А снова пойдешь?
Тиффани [09:24]: Три сессии на неделе.
Рейчел [09:24]: Офигеть!
Тиффани [09:25]: Из-за воспоминания, случившегося, когда меня целовал Кен, я
теперь боюсь…
Рейчел [09:26]: Чего?
Тиффани [09:26]: А что если всегда так будет? Что если Джастин меня
запрограммировал, и я БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ СМОГУ НИКОГО ПОЦЕЛОВАТЬ?!
Рейчел [09:29]: Вот черт!
Тиффани [09:30]: Спасибочки.
Рейчел [09:31]: Сходи, что ли, к психотерапевту…
Тиффани [09:33]: Спасибо, Рейчел.
Рейчел [09:34]: Да брось, я же знаю, ты смеешься. Хохотнула, а потом типа
закашлялась, когда увидела, что идет главред.
Тиффи [09:36]: Но натурально ведь получилось?
Ответа жду два дня. Уже начинаю думать, что Леон струсил, но в конце концов он
накарябал синими чернилами:
Джонни Уайта замечаем сразу – на самом краю пирса, свесив ноги, сидит глубокий
старик. Удивляюсь, что никто его оттуда не прогнал. Опасное место.
Тиффи нимало не волнуется. Шагает пружинистой походкой, покачивая полями
шляпы.
Тиффи: Смотри! Точно наш Джонни Уайт, сразу видно!
Я: Невозможно. Нельзя выиграть с первой попытки.
Хотя, признаться, этот брайтонец подходит явно больше, чем обитатель Мидлендс с
косячком.
Не успеваю собраться с мыслями и решить, как лучше начать разговор, а Тиффи уже
садится рядом с ним на ограждение.
Тиффи, обращаясь к Джонни Уайту Шестому: Здравствуйте! Вы мистер Уайт?
Старик поворачивается и улыбается.
Дж. У. Шестой: Верно. Это вы мне писали?
Я: Писал я. Леон. Рад познакомиться, сэр.
Улыбка Дж. У. Шестого становится еще шире.
Дж. У. Шестой: И я рад! Присаживайтесь. Тут мое любимое место.
Я: А не опасно?..
Тиффи уже перекинула ноги.
Я: Никто не боится, что вы спрыгнете или упадете?
Дж. У. Шестой: Нет, меня здесь все знают.
Весело машет продавцу сахарной ваты, который так же весело показывает ему кукиш.
Дж. У. Шестой, посмеиваясь: Ну так что за семейная история, молодой человек? Вы
мой потерянный внук?
Я: Маловероятно. Хотя возможно.
Тиффи глядит с любопытством. Не хочется сейчас пускаться в объяснения по поводу
моей родословной. Переминаюсь с ноги на ногу, изнываю от жары; солнце отражается от
воды и светит с двойной силой. От пота пощипывает лоб.
Тиффи: Мы здесь ради нашего друга. Его зовут мистер Прайор…
Позади кричит чайка, и Джонни Уайт Шестой вздрагивает.
Дж. Уайт Шестой: Боюсь, вам придется рассказать подробнее.
Я: Роберт Прайор. Видимо, служил с вами в одном полку во время…
Поднимает руку, чтобы меня остановить. Улыбка сходит с губ.
Дж. У. Шестой: Если не возражаете, я предпочту дальше не слушать. Не самая моя
любимая тема для беседы…
Тиффи, беззаботно: Мистер Уайт, может, пойдем куда-нибудь, где попрохладнее? Моя
кожа – не для такого солнца.
Демонстрирует бледную руку. К мистеру Уайту медленно возвращается улыбка.
Дж. У. Шестой: Английская роза! И какая прелестная!
Поворачивается.
Дж. У. Шестой: Вам очень повезло, молодой человек! Таких девушек больше не
выпускают.
Я: О, она мне не…
Тиффи: Я не…
Я: Вообще-то, мы просто…
Тиффи: Соседи.
Дж. У. Шестой: О!..
Смотрит то на нее, то на меня. Видимо, не поверил.
Дж. У. Шестой: Ну, неважно. Лучший способ охладиться – это искупнуться.
Машет рукой в сторону пляжа.
Я: У меня нет плавок.
Тиффи, одновременно со мной: Если вы пойдете, мистер Уайт, я тоже!
Гляжу во все глаза. Тиффи полна сюрпризов. У меня голова кругом.
Я от их затеи не в восторге.
А Дж. У. Шестой, напротив, рад-радешенек. Тиффи уже помогает ему слезть с
ограждения. Бросаюсь на помощь: все-таки старичок, запросто может свалиться в воду.
Идем по пирсу мимо аттракционов, переполненных торговых рядов, и у меня
появляется время струсить.
Я: Кому-то лучше приглядеть на берегу за вещами.
Дж. У. Шестой: Ничего, Рэдли покараулит.
Рэдли, как выясняется, – мужчина в разноцветном тюрбане, владелец небольшого
кукольного театра. Здороваемся и бросаем ему сумки. «Потрясающе!» – восхищенно
произносит Тиффи одними губами. Улыбаюсь. Должен признать, этот Джонни Уайт быстро
становится моим любимчиком.
Иду за Тиффи и Джонни Шестым, которые петляют между лежаками и загорающими.
Останавливаюсь скинуть туфли и ощущаю ногами прохладную гальку. Низкое солнце
освещает воду и серебрит мокрые голыши. Волосы Тиффи горят золотом. Джонни Уайт на
ходу стягивает рубаху.
А теперь… А-а-а… Тиффи – тоже!
39. Тиффи
Так я себя не чувствовала уже очень давно. Собственно, если бы меня спросили
несколько месяцев назад, я ответила бы, что чувствую себя так только с Джастином. Кайф от
абсолютной спонтанности; бодрящее чувство, когда вдруг плюешь на планы и выключаешь
уголки мозга, которые твердят о неразумности… Господи, как я по этому истосковалась!
Смеясь, спотыкаясь, убирая лезущие в глаза волосы, стаскиваю джинсы. Мистер Уайт
швыряет шорты в направлении нашей стихийной одежной кучи.
Леон отстал. Оглядываюсь. Он тоже улыбается. Мистер Уайт разделся до трусов.
– Готовы? – ору я.
Волосы хлещут меня по щекам, ветер щекочет голую кожу живота.
Мистера Уайта уговаривать не приходится. Он уже в воде – для человека, которому
минимум девяносто, двигается на удивление проворно. Оглядываюсь на Леона, он все еще
одет и глядит на меня в непонятном замешательстве.
– Давай к нам! – кричу я и бегу к морю.
Голова кружится, как будто я навеселе.
– Это какой-то абсурд! – отзывается он.
Развожу руками.
– Что тебе мешает?
Возможно, игра воображения – он слишком далеко, чтобы сказать наверняка, но, по-
моему, его глаза сосредоточены не только на моем лице. Сдерживаю улыбку.
– Скорее! – кричит из моря Джонни Уайт, уже плывущий брассом. – Вода чудесная!
– Я не взял плавки! – отвечает Леон, топчась на мелководье.
– Какая разница? – ору я, показывая на собственное белье – простое черное, без
кружева, – которое практически не отличается от купальников других девушек. Я зашла по
бедро и от холода закусываю губу.
– Может, и никакой, если ты женщина, но если…
Наверно, Леон заканчивает предложение, однако я не слышу. Внезапно я под водой и
думаю лишь об острой боли в лодыжке.
Пронзительно вскрикиваю и хлебаю воду, соль обжигает горло; руки беспомощно
машут, здоровая нога касается дна, другая тоже пытается нащупать землю, но от боли я снова
теряю равновесие. Меня крутит и вертит, перед глазами мелькают море и небо. В отдаленном
уголке мозга мелькает мысль, что я подвернула ногу. «Без паники», – говорит мозг, но уже
поздно, я кашляю водой, глаза и горло щиплют, перевернуться и нащупать дно не получается,
при каждом движении взрыв боли…
Меня хватают сильные руки; что-то задевает больную лодыжку, хочу закричать, но
горло сжал спазм. Леон прижимает меня к себе; вцепляюсь в него, и он теряет равновесие,
барахтается, наконец нащупывает дно и, крепко держа меня за талию, идет к берегу.
Голова страшно кружится, перед глазами все плывет. Не могу вдохнуть. Хватаюсь за
его мокрую футболку, кашляю, из горла льется вода. Леон укладывает меня на гальку.
Накатывает страшная усталость – как бывает, когда болен и не спишь всю ночь, – глаза
закрываются сами собой.
– Тиффи…
Меня бьет кашель. Во мне полно воды – на мокрую гальку льются целые фонтаны,
перед глазами плывет, голова свинцовая, едва могу ее приподнять. Где-то далеко, почти
забытая, пульсирует болью нога.
Хватаю ртом воздух. Вода, наверное, закончилась, больше внутри просто не
поместится. Леон убрал мне волосы с лица и осторожно надавливает пальцами на шею, что-
то проверяя, потом заворачивает меня в жакет и растирает тканью руки; коже больно, я
пытаюсь откатиться, он не пускает.
– Ничего, обошлось, – говорит.
Вижу его смутно.
– Ты, наверное, вывихнула лодыжку и наглоталась воды, но в остальном все хорошо.
Постарайся дышать медленнее.
Стараюсь. За Леоном возникает озабоченное лицо Джонни Уайта Шестого. Он в
брюках и поспешно натягивает свитер.
– Надо отнести ее в тепло, – говорит Леон.
– Можно в «Кроличий прыжок».
Меня снова рвет водой, и я без сил опускаю лоб на гальку.
– Я знаю тамошнюю управляющую. Она выделит комнату.
– Отлично.
Голос Леона совершенно спокоен.
– Сейчас я тебя подниму, Тиффи. Хорошо?
Голова гудит. Медленно киваю. Леон несет меня на руках. Дыхание успокаивается,
голова ложится ему на грудь. Пляж вокруг расплывается; повернутые в нашу сторону лица,
испуганные розовые и коричневые пятна на разноцветном фоне полотенец и пляжных
зонтиков. Закрываю глаза – так меньше тошнит.
Леон вполголоса чертыхается.
– Сюда, – зовет откуда-то слева Джонни Уайт.
Визг тормозов и шум машин. Переходим дорогу. Леон тяжело дышит, его грудь
вздымается и опадает под моей щекой. Мое дыхание наоборот становится легче – спазм в
горле и странная тяжесть в легких немного ослабли.
– Бэбс! Бэбс! – кричит Джонни Уайт Шестой.
Оказавшись в тепле, внезапно понимаю, насколько я продрогла.
– Спасибо, – говорит Леон.
Вокруг суматоха. Я смущаюсь, хочу сползти с рук Леона и идти сама, в голове
мутится, и я снова цепляюсь за него. Он спотыкается.
– Осторожнее.
Вскрикиваю. Лодыжка. Леон опять чертыхается, прижимая меня крепче, и моя голова
снова оказывается у него на груди.
– Прости, прости, – произносит он, спиной поднимаясь по ступеням.
Вижу бледно-розовые стены с картинами в пафосных рамах с завитками и позолотой,
потом дверь, потом Леон опускает меня на чудесную мягкую кровать. Перед глазами
мелькают незнакомые лица. Среди них женщина в жилете спасателя; пытаюсь понять, давно
ли она здесь.
Леон, поддерживая меня одной рукой, подкладывает под спину подушки.
– Можешь сидеть? – негромко спрашивает он.
– Я… – Закашливаюсь, перекатываясь на бок.
– Тихонько. – Убирает мне назад мокрые волосы. – Еще одеяла есть?
Кто-то накрывает меня толстыми колючими одеялами. Леон приподнимает меня еще
выше.
– Будет легче, если сядешь.
Его лицо совсем рядом; на щеках пробивается щетина. Смотрит прямо в глаза. Его
радужка мягкого темно-коричневого цвета, как шоколад.
– Пожалуйста, ради меня!
Приподнимаюсь на подушках и неуклюже подтягиваю одеяла окоченевшими
пальцами.
– Горячего чая? – спрашивает он, оглядываясь, кого бы попросить.
Кто-то из незнакомцев исчезает за дверью. Джонни Уайта не видать. Надеюсь, он
пошел раздобыть себе сухую одежду. В комнате по-прежнему столпотворение. Кашляю и
отворачиваюсь от любопытных глаз.
– Ей надо отдохнуть. Можно попросить всех выйти? Да-да, не беспокойтесь… – Леон
встает и выпроваживает всех из комнаты. – Мне надо провести осмотр.
Хор голосов предлагает помощь.
Друг за дружкой выходят.
– Прости, ради бога, – извиняюсь я, когда за ними закрывается дверь, и опять
закашливаюсь.
– Не говори ерунды. Как ты себя чувствуешь?
– Замерзла. И слабость.
– Не заметил, как ты упала. Головой ударилась, не помнишь? О камень, например.
Скидывает туфли и садится по-турецки на постели. Я наконец замечаю, что он тоже
промок до нитки и трясется.
– Черт, ты же мокрый насквозь!
– Убеди меня, что у тебя ниоткуда не течет мозговая жидкость, и я пойду переоденусь.
Слабо улыбаюсь.
– Прости. Нет, по-моему, не ударилась. Только ногу вывихнула.
– Вот и хорошо. А можешь сказать, где мы сейчас?
– В Брайтоне. – Оглядываюсь. – В единственном месте, кроме маминого дома, где я
видела столько обоев в цветочек.
Закашливаюсь от длинного предложения, но оно того стоит – лицо Леона проясняется,
на губах играет знакомая кривоватая улыбка.
– Будем считать, ответ правильный. А как твое полное имя?
– Тиффани Роза Мур.
– Не знал про второе имя. Роза. Тебе идет.
– Как ты можешь проверить, в своем ли я уме, если задаешь вопросы, на которые не
знаешь ответа?
– Пожалуй, ты мне больше нравилась в виде утопленницы: вялая и смирная.
Леон наклоняется вперед, протягивает руку и касается моей щеки. Неожиданно и
волнующе. Я моргаю, а он пристально вглядывается мне в глаза, что-то в них изучая.
– Чувствуешь сонливость?
– Э-э-э… Да нет. Устала, но спать не хочется.
Кивает и, немного запоздало, убирает ладонь с моей щеки.
– Позвоню коллеге. Она врач, в последнее время работала в интенсивной терапии и
хорошо помнит алгоритм осмотра. Ты не против? Из того, что ты рассказала и что я видел,
это просто вывих, однако лучше проверить.
– Конечно…
Странно присутствовать при разговоре Леона с коллегой. Он ничуть не меняется –
тихий и сдержанный, как если бы говорил со мной, в голосе тот же мелодичный намек на
Ирландию, – только кажется взрослее…
– Хорошо, все ясно. – Леон заканчивает звонок и разворачивается ко мне.
Садится на кровать, сдвигая одеяла, чтобы добраться до моей ноги.
– Не против, если я посмотрю? Проверим, надо ли в травмпункт.
Сглатываю, неожиданно волнуясь.
– Давай.
Медлит, секунду глядит на меня, точно взвешивая, не передумаю ли, и мои щеки
заливает краска. Осторожно нажимает на лодыжку пальцами, нащупывая разные точки.
Вздрагиваю от боли.
– Прости, – говорит он, кладя прохладную руку мне на ногу.
Я моментально покрываюсь гусиной кожей и смущенно натягиваю повыше одеяло.
Леон очень аккуратно поворачивает мою ногу, глядя мне в лицо, чтобы оценить реакцию.
– Как больно по шкале от одного до десяти?
– Не знаю. Шесть…
На самом деле я думаю «восемь, восемь, восемь», но не хочу показаться слишком уж
жалкой.
Уголок рта Леона приподнимается. Кажется, он меня раскусил. Продолжает осмотр,
двигаясь рукой по моей коже. Удивляюсь, как я раньше не замечала, насколько врачебные
мероприятия интимны, насколько они сплошное касание. Наверное, оттого, что обычно ты в
кабинете врача, а не полуголая в большой двуспальной кровати.
– Что ж… – Леон мягко опускает ногу. – Официально заявляю, что у тебя вывих. И,
честно говоря, нет нужды пять часов болтаться в травмпункте. Если хочешь, конечно, можем
поехать.
Отрицательно мотаю головой. По-моему, я и так в надежных руках. В дверь стучат,
появляется женщина средних лет с двумя дымящимися кружками и стопкой одежды.
– О, замечательно. Спасибо.
Леон хватает кружки и передает одну мне. Горячий шоколад. Пахнет изумительно.
– Взяла на себя смелость приготовить его вам по-ирландски, с виски, – подмигивает
женщина. – Я Бэбс. Как вы?
Тяжело, с дрожью в голосе, вздыхаю.
– Теперь, здесь у вас, гораздо лучше. Огромное спасибо!
– Побудете с ней, пока я переоденусь? – спрашивает Леон.
– Не нуж… – начинаю я и закашливаюсь.
– Не спускайте с нее глаз! – командует Леон и исчезает в ванной.
40. Леон
Прислоняюсь спиной к двери ванной, закрываю глаза. Сотрясения нет, вывих. Могло
быть гораздо, гораздо хуже.
Наконец замечаю, как я продрог; стягиваю мокрую одежду и включаю душ. Быстро
набираю сообщение Соке – говорю спасибо за помощь. К счастью, телефон работает, хотя и
намок в кармане штанов.
Залезаю под горячую воду и стою, пока не унимается дрожь. Напоминаю себе, что за
Тиффи приглядывает Бэбс. Но все-таки переодеваюсь с рекордной скоростью и даже не
тружусь надеть ремень, хотя брюки, которые нашла Бэбс, до абсурда велики; ничего, поношу
на бедрах, по моде девяностых.
Возвращаюсь в спальню. Тиффи собрала волосы на макушке. Губы и щеки немного
порозовели. Улыбается, и у меня в груди что-то происходит. Сложно описать. Как будто что-
то со щелчком встает на место.
Я: Как шоколад?
Тиффи двигает вторую чашку на тумбочке в мою сторону.
Я: Сам попробуй.
В дверь стучат; беру чашку и иду открывать. Джонни Уайт Шестой, очень
озабоченный и тоже в комично широких брюках.
Дж. У. Шестой: Как наша девочка?
Видимо, Тиффи легко становится «нашей девочкой» – она из тех, к кому дальние
родственники и редко объявляющиеся соседи быстро проникаются собственническим
чувством.
Тиффи: Хорошо, мистер Уайт! Не беспокойтесь, пожалуйста.
И тут же, как назло, ее опять сотрясает приступ мокрого кашля. Дж. У. Шестой с
несчастным видом переминается в дверях.
Дж. У. Шестой: Простите ради бога! Чувствую себя виноватым – это же я предложил
искупаться. Надо было спросить, умеете ли вы оба плавать!
Тиффи, прокашлявшись: Я умею плавать, мистер Уайт. Просто я потеряла равновесие
и испугалась. Если хотите кого-то винить, вините камень, который шарахнул мне по ноге.
Дж. У. Шестой несколько успокаивается.
Бэбс: Вы оба сегодня ночуете здесь. И не спорьте. За счет заведения.
Мы с Тиффи протестуем, однако ее снова мучает приступ шипящего полукашля-
полурвоты, и наши аргументы о том, что постельный режим не нужен, выглядят
неубедительно.
Я: По крайней мере, я могу ехать – я больше тут не…
Бэбс: Чепуха! Мне совершенно не в тягость. Да и за Тиффи надо присмотреть, а мои
познания в медицине простираются не дальше пользы от стакана виски. Джон, тебя подвезти
домой?
Дж. У. Шестой пытается увильнуть от предложения, но Бэбс из тех потрясающе милых
людей, которые не принимают отказа. На то, чтобы они договорились, уходит добрых пять
минут. Когда дверь за ними щелкает, вздыхаю с облегчением. Соскучился по тишине.
Я: Ничего. Просто я не любитель…
Тиффи: Суматохи?
Киваю.
Тиффи улыбается, выше натягивая одеяла.
Тиффи: Ты же работаешь в больнице, с людьми.
Я: Работа – другое дело. Хотя она тоже выматывает. Мне после всегда надо побыть
одному.
Тиффи: Ты интроверт.
Морщусь. Не фанат ярлыков, гороскопов для бизнесменов и типологий вроде
соционики.
Я: Наверное.
Тиффи: А я наоборот. Ничего не могу понять, пока не позвоню Герти, Мо или Рейчел.
Я: Хочешь позвонить?
Тиффи: О, черт, телефон в моих…
Замечает стопку одежды, принесенную с пляжа кем-то из сотни помощников-
незнакомцев, которые процессией последовали за нами в гостиницу, и радостно хлопает в
ладоши.
Тиффи: Передай, пожалуйста, мои брюки!
Передаю. Роется в карманах.
Я: Пойду принесу нам что-нибудь перекусить. Сколько тебе надо времени?
Убирает с лица выбившиеся пряди и поднимает глаза, держа телефон в руке. В груди у
меня снова что-то щелкает.
Тиффи: Полчаса нормально?
Я: Понял.
41. Тиффи
– Главное здесь то, что ты каждый раз общаешься с Леоном в нижнем белье, –
резюмирует Рейчел.
– Э-э-э… – Улыбаюсь.
– Впредь лучше не оголяйся. А то он подумает, что ты… как это называется?.. Знаешь,
мужики, которые выставляют напоказ свое хозяйство в парке.
– Полегче! Я не…
– Просто говорю вслух то, что другие думают, милая моя. Ты точно не собираешься
склеить ласты?
– Нет, я нормально, правда. Только устала и слабость.
– Ну и хорошо. В таком случае используй на всю катушку бесплатную ночевку в
гостинице и звони мне, если во время ужина случайно снимешь лифчик.
Стук в дверь.
– Черт, все, мне пора… – шепчу в трубку. – Войдите!
Пока Леона не было, я натянула на себя свитер Бэбс и одета вполне прилично, по
крайней мере, сверху.
Леон улыбается и показывает битком набитый пакет, пахнущий рыбой и картошкой
фри. Я радостно ахаю.
– Настоящая приморская еда!
– А еще… – Извлекает из пакета другой, поменьше, и протягивает мне.
Заглядываю: кексы с глазурью из сливочного сыра.
– Кексики! Лучшие кексики на свете!
– То, что доктор прописал… Хотя Сока просто сказала «покорми ее чем-нибудь». Рыба
и кексы – моя вольная интерпретация.
Его волосы почти высохли, от соли они кучерявятся еще больше и все время лезут на
лицо. Замечает, как я наблюдаю за его попытками их укротить, и горестно улыбается.
– Ты не должна смотреть на меня в таком виде.
– Ага, а ты на меня в таком должен? – Неопределенно показываю на необъятный
мешковатый свитер, бледное лицо и взъерошенные космы. – Крыса-утопленница – мой
любимый образ!
– Или русалка.
– О, очень кстати. У меня тут плавник, – похлопываю по ногам под одеялом.
Леон с улыбкой кладет на кровать между нами рыбу с картошкой, скидывает туфли и
осторожно садится, чтобы не задеть мою распухшую лодыжку.
Потрясающе вкусно. Как раз то, что надо, хотя я и не подозревала об этом, пока не
вдохнула аромат. Леон взял практически все возможные гарниры – гороховое пюре, луковые
колечки в кляре, соус карри, маринованный лук и даже пластмассового вида сосиску, которая
обычно лежит на витрине за стеклом, – и мы все это радостно поедаем. Последний кекс
проглатывается при значительном усилии воли.
– Тонуть страшно утомительно! – объявляю я, вдруг до смерти захотев спать.
– Вздремни.
– Не боишься, что я усну и не проснусь?
Веки наливаются тяжестью. Тепло и сытость – изумительное сочетание. Больше
никогда не буду принимать его как должное.
– Стану каждые пять минут будить, чтобы проверить, нет ли у тебя черепно-мозговой
травмы.
Широко распахиваю глаза.
– Каждые пять минут?
Он посмеивается, собирает вещи и идет к двери.
– Увидимся через несколько часов.
– О… Медицинскому персоналу не полагается шутить! – кричу я вслед, но он вряд ли
слышит.
Может, я вообще говорю про себя. Дверь закрывается, и я проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь резко, вздрогнув всем телом. От толчка ногу, словно током, пронзает
боль. Вскрикиваю и оглядываюсь. Обои в цветочек. Я дома? В кресле у двери сидит мужчина
с книгой…
– «Сумерки»?!
Леон моргает, опуская книгу на колени.
– Ты на удивление быстро перешла из бессознательного состояния в критическое.
– Секунду думала, что это все-таки дико странный сон. Только в моем сне у тебя был
бы гораздо более приличный литературный вкус.
– У Бэбс больше ничего не нашлось. Как ты?
Задумываюсь. Нога пульсирует, горло, в котором еще чувствуется соль, саднит, но
головная боль исчезла. И уже сейчас ясно, что мышцы живота от кашля будут ныть.
– Вообще-то, гораздо лучше.
Улыбается. У него о-о-очень милая улыбка. Когда он серьезный, лицо немного суровое
– четко очерченный лоб, скулы, подбородок – а когда улыбается, видишь только мягкие губы,
темные глаза и белые зубы.
Смотрю время в телефоне, чтобы был предлог отвести взгляд, – неожиданно со всей
ясностью понимаю, что лежу в постели, волосы взъерошены, а голые ноги лишь отчасти
прикрыты одеялом.
– Половина седьмого?
– Ты спала как убитая.
– А чем занимался ты?
Показывает закладку в книге – почти дочитал «Сумерки».
– Белла Свон – популярная женщина для особы, которая заявляет, что очень
непривлекательна. Такое впечатление, что все до единого мужчины в книге, кроме отца, в нее
влюблены.
Серьезно киваю.
– Да, быть Беллой – дело непростое.
– С блестящими воздыхателями всегда непросто, – соглашается Леон. – Попробуешь
наступить на ногу?
– А нельзя до конца жизни валяться в постели?
– Если спустишься на первый этаж, обещаю ужин и виски.
Смотрю в упор. Отвечает совершенно невозмутимым взглядом, и я вдруг понимаю,
какой он, наверное, замечательный медбрат.
– Ладно. Только сперва отвернись, я надену штаны.
Леон никак не комментирует тот факт, что видел достаточно и нет никакой нужды
прятаться; спокойно поворачивается в кресле и открывает «Сумерки».
42. Леон
«Слушай, да, ты на меня сердишься, но я должен знать, что с тобой все в порядке.
Позвони!»
И далее в том же духе. Если точно, двенадцать сообщений. Я удалила его контакт
после особенно энергичной психотерапевтической сессии, проходившей под девизом
«женщина – сила», вот номер и не определился. Хотя я сразу догадалась, что это Джастин.
Никто другой никогда не звонил по стольку раз, а Джастин – да, обычно после ссоры или
расставания.
«Тиффи, это смешно! Знай я, где ты, сразу бы приехал. Позвони, хорошо?»
Слава богу! Что ж ты без меня творишь?! Напугала так напугала! Буду как пай-
мальчик соблюдать твои правила и не искать встреч до октября. Но знай, я о тебе думаю.
Тупо смотрю на текст. «Что ж ты без меня творишь»… Как будто я недотепа. Вчера
Леон вытащил меня из моря, и все-таки лишь сейчас, впервые за два дня, я ощутила себя
девушкой, которую надо спасать. Да пошел этот Джастин в задницу! Нажимаю
«заблокировать» и удаляю все голосовые сообщения.
Скачу на одной ноге в ванную. Не самый достойный метод передвижения – на стенах
лампы с тканевыми абажурами вибрируют в такт, – но в самом топоте есть что-то
терапевтическое. Бумс, бумс, бумс, бумс. Иди к черту, хренов Джастин. С силой захлопываю
дверь ванной и чувствую большое удовлетворение.
Слава богу, Леон ушел за завтраком. Во-первых, не стал свидетелем этого дурдома, а
во-вторых, вернется с чем-то высококалорийным, от чего мне сразу станет лучше.
Приняв душ и облачившись во вчерашнюю одежду, шероховатую, в песчинках и
мелких камушках – скраб на этой неделе можно вычеркнуть из списка покупок, – скачу назад
и глухо шлепаюсь на кровать лицом в подушку. Б-р-р! Вчерашний день был таким чудесным,
а теперь чувствую себя кошмарно, словно сообщения Джастина меня испачкали. И все-таки я
его заблокировала. Несколько месяцев назад ни за что не смогла бы. Может, надо радоваться?
Благодаря этим сообщениям я его наконец заблокировала!
Приподнимаюсь на локтях и беру записку Леона. На гостиничной бумаге, с щегольски
выписанным названием «Кроличий прыжок» по низу страницы. А почерк у него обычный –
мелкие аккуратные округлые буквы. В приступе стыдливой сентиментальности складываю
листок и прячу в сумочку.
В дверь тихо стучат.
– Войдите!
На нем гигантская футболка с изображением трех конфет и крупной надписью
«Брайтонские леденцы». Мое настроение тут же на порядок улучшается. Ничто так не
скрашивает утро, как мужчина в забавной футболке, особенно если в руках у него
многообещающий бумажный пакет, на котором сбоку написано «Валери. Кафе-
кондитерская».
– Лучшая футболка Бэбс?
– Она мой новый персональный стилист.
Протягивает пакет с выпечкой и садится на кровать, приглаживая волосы. Снова
нервничает. И почему его нервная суетливость кажется мне такой милой?
– В душ нормально добралась? – спрашивает он в конце концов, кивком указывая на
мои мокрые волосы. – В смысле, как нога?
– Мылась как фламинго. – Поджимаю колено.
Он улыбается. От его улыбки возникает ощущение, что ты только что выиграл в игре,
не подозревая, что в ней участвовал.
– А дверь там, кстати, не закрывается. Я думала, вдруг ты неожиданно войдешь,
однако карма этим утром, видимо, занималась чем-то другим.
Он сдавленно хмыкает и с удвоенным вниманием поглощает круассан. Сдерживаю
улыбку. К сожалению, мне слишком нравится, как он нервничает, и я снова его провоцирую,
не могу удержаться.
– Хотя ты в любом случае дважды видел меня практически голой. Так что особых
сюрпризов не ожидается.
Поднимает глаза и произносит с нажимом:
– «Практически» – не то же самое, что «совсем». Собственно, разница
принципиальная.
У меня внутри екает. Не зря вчера возникла неловкость, я не придумала то сексуальное
напряжение. Воздух снова им заряжен.
– Волноваться по поводу отсутствия сюрпризов надо мне, – продолжает Леон. – Ты-то
видела меня совсем голым.
– Да, я тогда еще подумала… Когда я ввалилась в душ, у тебя правда…
Он исчезает в направлении ванной с такой скоростью, что я не успеваю услышать
предлог, который он бормочет. Закрывает дверь и включает душ. Улыбаюсь. Вот и ответ на
мой вопрос. Рейчел будет в восторге.
46. Леон
Никогда так не думал над записками. Было гораздо проще, когда царапал отдельные
мысли соседке-другу. Теперь тщательно подбираю фразы – для женщины, которая занимает
почти все мои мысли. Ужасно. Сажусь с ручкой и бумагой и забываю все слова. Ее записки –
дерзкие, кокетливые, очень на нее похожие. Эта вот после Брайтона была прилеплена
пластилином к двери спальной:
Ричи: Стремаешься?
Я: Нет! Нет-нет!
Ричи фыркает. Он в хорошем настроении – теперь это норма. Говорит с Герти по
телефону минимум через день. Обсуждать апелляцию приходится много, и частые звонки
оправданы. Материалы пересматриваются, появляются новые свидетели, и, наконец, в нашем
распоряжении запись с камер наблюдения.
Я: Ладно, немного волнуюсь.
Ричи: Все путем, брат. Ты же знаешь, ты ей нравишься. Какой план? Это будет
сегодня?
Я: Конечно нет! Слишком быстро.
Ричи: Ноги побрил на всякий пожарный?
Не удостаиваю ответом. Ричи посмеивается.
Ричи: Она мне нравится. Хорошую девчонку отхватил.
Я: Не уверен, что «отхватил».
Ричи: В смысле? Ты про ее бывшего?
Я: Она его больше не любит. Но там все непросто. Беспокоюсь за нее.
Ричи: Он урод?
Я: Ага.
Ричи: Издевался?
При мысли об этом сжимается сердце.
Я: В каком-то смысле. Она особо не рассказывает, но… У меня плохое чувство.
Ричи: Черт. У нее психологическая травма…
Я: Думаешь?
Ричи: Ты говоришь с королем ночных кошмаров. Не знаю, я ее не видел, но если она
до сих пор переваривает старое дерьмо, все, что ты можешь сделать – быть рядом и позволить
ей самой решать, когда она созреет.
Травма от суда и первого месяца тюрьмы дала о себе знать у Ричи через шесть недель
после приговора. Трясущиеся руки, внезапные страхи, навязчивые воспоминания, нервное
вздрагивание при каждом шорохе… Больше всего Ричи допекало именно последнее – ему
казалось, что для тех, чье потрясение связано с громкими звуками, как у солдат, надо
выделить особый вид посттравматического расстройства.
Ричи: И не решай за нее. Не думай, что она по определению еще не готова. Ей лучше
знать.
Я: Ты славный парень, Ричард Туми.
Ричи: Не забудь через три недели сказать то же самое судье, братишка.
Дорогой Леон!
У меня в воскресенье будет день рожденья, потому что мне восемь. Пожалуйста,
приходи!!! Приводи свою подружку Тиффи, которая любит вязанье. Извини, что я пишу
поздно, мама говорит настоящее приглашение потерялось в хосписе из-за медсестры
растяпы, а потом они сказали, что не могут дать твой адрес но обещали послать тебе это
письмо и я надеюсь что на этот раз они ничего не напутали приходи пожалуйста!!
Холли люблю-целую
Мы оба застываем. Приподнимаю голову и смотрю в лицо Тиффи. Ее щеки горят, губы
припухли от поцелуев, рыжие волосы в беспорядке рассыпались по белой подушке.
Невыносимо сексуально.
Я: Это к тебе?
Тиффи: Что? Нет!
Я: Мои все знают, что по выходным я не здесь!
Тиффи испускает недовольный стон.
Тиффи: Не задавай сложных вопросов. Я не способна думать…
Приникаю к ее губам, но в дверь опять звонят. Чертыхаюсь. Перекатываюсь на бок,
стараюсь успокоиться. Тиффи перекатывается вслед за мной и оказывается сверху.
Тиффи: Ничего, уйдут.
По-моему, самый лучший вариант. Тело у нее потрясающее. Трогаю и не могу
натрогаться – понимаю, что получается хаотично, везде и сразу, но боюсь что-нибудь
упустить. В идеале хотел бы иметь еще десять рук.
В дверь звонят и звонят, с интервалом в пять секунд. Тиффи с рычанием валится на
бок.
Тиффи: Чтоб им пусто было!
Я: Надо открыть.
Протягивает руку и ведет пальцем мне от пупка к краю трусов. Мозг разом
отключается. Хочу ее. Хочу. Хочу. Хочу.
Звонок, звонок, звонок, звонок.
Тиффи: Мать твою! Пойду открою.
Я: Лучше я. Возьму полотенце, как из душа.
Тиффи: Как, черт дери, ты вообще можешь сейчас о чем-то думать? Мой мозг в
полном ауте. Видно, я не слишком соблазнительная.
Лежит без лифчика, отделенная от полной наготы тонкой полоской трусиков.
Требуется огромное усилие и громкий трезвон в дверь, чтобы меня удержать.
Я: Ты очень соблазнительная, уж поверь мне.
Снова меня целует. В дверь звонят непрерывно, вообще без пауз, не отнимая палец от
кнопки. Кто бы ни был – ненавижу.
Отрываюсь от Тиффи, чертыхаюсь, хватаю полотенце с батареи и неверными ногами
иду в коридор. Надо собраться. Открою, дам по морде и вернусь в постель. Хороший,
здравый план.
Нажимаю кнопку домофона, распахиваю входную дверь и жду. Приходит запоздалая
мысль: волосы сухие, версия с душем не прокатит.
На площадку поднимается незнакомый парень. Не из тех, кому я сам себе посоветую
бить морду. Высокий, в хорошей форме, которая говорит о долгих часах в спортзале.
Каштановые волосы, идеальная небритость и дорогая рубашка. Сердитый взгляд.
Меня охватывает дурное предчувствие. Жалею, что вышел в одном полотенце.
Я: Чем могу помочь?
Парень со злыми глазами, растерянно: Это квартира Тиффи?
Я: Да, мы оба здесь живем.
Парень со злыми глазами отнюдь не рад.
Парень со злыми глазами: Ну, и она дома?
Я: Простите, не расслышал ваше имя.
Пристально и мрачно на меня смотрит.
Парень со злыми глазами: Я Джастин.
А…
Я: Нет, ее нет.
Джастин: Я думал, по выходным она тут.
Я: Это она вам сказала?
На секунду отводит взгляд, однако быстро находится.
Джастин: Да, когда мы в последний раз виделись. Про одну кровать и все такое…
Тиффи точно не стала бы говорить Джастину про кровать. Прекрасно понимает, что
ему не понравится. Его крайне агрессивная жестикуляция доказывает мою правоту.
Я: Да, живем в одной комнате. Обычно квартира по выходным в ее распоряжении, но
сегодня она в отъезде.
Джастин: И куда она уехала?
Пожимаю плечами и принимаю равнодушный вид. Заодно выпрямляюсь – пусть
оценит, что мы одного роста. Немного хамовато, но чувствую, что делаю все правильно.
Я: Откуда мне знать?
Джастин, ни с того ни с сего: Можно зайти посмотреть?
Я: Что?
Джастин: Посмотреть квартиру. Быстро пройдусь, и все.
Наступает на меня. Должно быть, обычно так и добивается своего: просит о чем-то
несусветном, а потом берет и делает. Не шевелюсь. Ничего, в конце концов остановится – я у
него прямо на пути.
Я: Нет, простите, нельзя.
Чувствует мою неприязнь и заводится еще больше. Пришел уже сердитым, а теперь
вообще как пес на цепи, щелкает зубами и рвется в драку.
Джастин: Почему?
Я: Потому что это моя квартира.
Джастин: И Тиффи тоже. Она моя…
Я: Кто?
Джастин не заканчивает. Понимает, что я как минимум в курсе, одна она или в
отношениях.
Джастин: Долго объяснять. Мы очень близки. Уверяю вас, Тиффи не станет
возражать, если я посмотрю квартиру. Мне не все равно, в каких условиях она живет. У вас,
надо полагать, есть подписанный владельцем договор о субаренде?
Не собираюсь это обсуждать. Тем более договора нет. Владелец не звонил уже много
лет, и я просто не сказал ему о Тиффи…
Я: Я вас не пущу.
Джастин смотрит волком. Я в одном полотенце. Сомневаюсь, что Тиффи обрадуется,
если дойдет до драки.
Я: Я тут с женщиной, чувак.
Джастин откидывает голову. Не ожидал.
Джастин: С женщиной?
Я: Да. Так что буду признателен, если…
Суживает глаза.
Джастин: И кто она?
Черт возьми!
Я: Тебе какое дело?
Джастин: То есть это не Тиффи?
Я: Почему Тиффи? Я же сказал, она…
Джастин: Да, уехала на выходные. Только я знаю, она не у родителей, а Тиффи, кроме
как к ним, никуда из Лондона одна не уезжает. Так что…
Пытается протиснуться в дверь, но я к этому готов. Пихаю его плечом, и он от
неожиданности теряет равновесие.
Я: Полегче, приятель! Еще шаг – и я вызову полицию, если, конечно, моя девушка уже
им не позвонила… Короче, вали отсюда!
Его ноздри гневно трепещут. Он готов пустить в ход кулаки и сдерживается лишь
огромным усилием воли. Неприятный тип. Хотя я тоже не против драки. Почти надеюсь, что
он меня ударит. Но нет. Его взгляд перебегает с двери спальни на пол, где валяются мои
джинсы. Рубашка болтается на смешном торшере в виде обезьяны, который привезла Тиффи.
Слава богу, ее одежды здесь нет – он бы, наверное, узнал. Крайне неприятная мысль.
Джастин: Я еще приду.
Отступает.
Я: Не забудь позвонить и убедиться, что Тиффи дома. И что хочет тебя видеть…
С треском захлопываю дверь.
49. Тиффи
Ну… никто бы не сказал, что это классно: ты в постели с мужчиной, и тут заявляется
твой бывший. Никому не понравится, разве что извращенцу. Впрочем, никто бы так и не
расстроился.
Меня трясет – не только руки, но и ноги, целиком. Одеваюсь как можно тише,
парализованная мыслью, что Джастин войдет и увидит меня в одних трусах, но успеваю
только наполовину, а потом страх быть услышанной берет верх, и я опускаюсь на кровать в
белье и гигантском свитере с Сантой – первое, до чего дотянулась в шкафу.
Когда входная дверь хлопает, подпрыгиваю так, словно спустили курок. Абсурд. Лицо
мокрое от слез, я ужасно напугана. Леон тихонько стучится.
– Это я. Можно?
Тяжело вздыхаю, вытираю слезы и дрожащим голосом отвечаю:
– Да, заходи.
Бросает на меня один лишь взгляд и делает то же, что и я, – идет к шкафу и хватает,
что под руку попалось. Одевшись, садится на противоположный край кровати. Я благодарна.
Почему-то не хочется сейчас голых тел.
– Он точно ушел?
– Точно. Я подождал, пока закроется дверь в подъезде.
– Он вернется. Страшно даже подумать!.. Я не могу… Я его ненавижу…
Опять тяжело, вибрирующе вздыхаю. Подступают слезы.
– Чего он рассвирепел? Или он всегда такой, а я просто забыла?
Протягиваю к Леону руки – хочется, чтобы меня обняли. Он придвигается, прижимает
меня к себе, укладывает на бок и обнимает сзади.
– Чувствует, что тебя теряет, – говорит спокойно. – Боится.
– На этот раз я не вернусь.
Целует меня в плечо.
– Хочешь, я позвоню Мо? Или Герти?
– Просто побудь со мной.
– Конечно.
– Я хочу уснуть.
– Значит, спим. – Тянется рукой за цветастым покрывалом, укрывает нас обоих,
наклоняется и выключает лампу. – Разбуди, если буду нужен.
***
Не знаю, как, но я проспала всю ночь и проснулась только от звуков, которые в семь
утра всегда производит сосед сверху: похоже на энергичную аэробику с прыжками; я бы
разозлилась, хотя это гораздо лучше, чем будильник на работу.
Леона нет. Сажусь с опухшими от слез глазами и пытаюсь понять, что к чему.
Припоминаю вчерашний день, увлекательный эпизод на диване, который печально
закончился явлением Джастина, и тут в дверь просовывает голову Леон.
– Чай?
– Сам заварил?
– Нет, попросил домашнюю фею.
Улыбаюсь.
– Не бойся. Я попросил заварить покрепче… Можно войти?
– Конечно. Это и твоя спальня.
– Только когда тебя нет.
Протягивает мне крепкий чай. Понял уже, какой я люблю. Забавно, до чего легко
узнать человека по его следам. Я вот тоже знаю, сколько Леон добавляет молока в кофе.
– Мне жутко стыдно за прошлую ночь.
Леон мотает головой.
– Пожалуйста, не надо. Ты не виновата.
– Я все-таки с ним встречалась. По доброй воле.
Стараюсь говорить непринужденно, однако Леон хмурится.
– Такие отношения быстро перестают быть «по доброй воле». Есть куча способов
убедить человека остаться или заставить его думать, что он этого хочет.
Наклоняю голову. Он присаживается на край кровати, опираясь локтями о колени и
обеими руками держа чашку с чаем. Сидит немного боком, и всякий раз, как глядит через
плечо мне в глаза, меня тянет улыбнуться. Он причесался – на моей памяти еще ни разу не
был таким прилизанным, волосы аккуратно заправлены за уши и завиваются на шее.
– Ты хорошо в этом разбираешься, – осторожно замечаю я.
Отводит взгляд.
– Мама… У нее было много мужчин, склонных к насилию.
От слова «насилие» меня передергивает. Леон замечает.
– Прости.
– Джастин никогда не поднимал на меня руку, – быстро говорю я, заливаясь краской.
Подумать только: трепыхаюсь по поводу бойфренда, который немножко покомандовал,
а мама Леона пережила такое…
– Я про другое насилие. Психологическое.
– А…
Значит, вот что было у меня с Джастином?
Да, сразу думаю я, еще до того, как сомнения возьмут верх. Конечно, черт дери! Вот
уже много месяцев на это намекают Люси, Мо и Герти. Отхлебываю чай, прячась за чашкой.
– Тяжело было смотреть, – продолжает Леон, уставившись в чай. – Но сейчас она уже
лучше. Психотерапия, хорошие друзья.
– Я тоже хожу к психотерапевту…
Кивает.
– Это хорошо. Помогает.
– Кажется, да. Это Мо предложил, а он почти всегда прав.
Собственно, сейчас мне не помешало бы его аудио-объятие. Оборачиваюсь, ища
глазами телефон, и Леон показывает на тумбочку у кровати.
– Оставлю тебя на минутку. И не беспокойся по поводу дня рождения Холли.
Наверное, последнее, чем ты…
Умолкает, заметив мое возмущение.
– Ты что, думаешь, я из-за прошлой ночи пропущу праздник?!
– Тебе несладко пришлось и…
Мотаю головой.
– Ничего подобного! Последнее, чего я хочу, чтобы… заморочки с Джастином мешали
по-настоящему важным вещам!
Улыбается, вглядываясь мне в лицо.
– Ну хорошо. Спасибо.
– Надо выйти пораньше, чтобы купить подарок! – кричу я вслед.
– Я уже подарил ей здоровье! – отвечает он из-за двери.
– Не пойдет – надо что-нибудь из украшений для девочек!
50. Леон
Мо и Герти приходят ближе к вечеру, как только Леон отбывает к маме, и я повествую
им о ночных волнениях до того момента как появляется до крайности необходимая бутылка
вина. Мо кивает как никогда сочувственно; Герти, напротив, без конца матерится. У нее
припасены для Джастина на редкость выразительные эпитеты. Видать, давно копила.
– Хочешь, переночуй у нас? – предлагает Мо. – Уступлю тебе кровать.
– Спасибо, я нормально. Не хочу прятаться. Он ничего такого ужасного не сделает, я
знаю.
Мо не убежден.
– Если ты так уверена…
– Звони в любое время, мы пришлем такси. – Герти допивает вино. – И позвони утром.
Хочу послушать про секс с Леоном.
Широко раскрываю глаза.
– Что?!
– Я знала! Чувствовала! – довольно поясняет она.
– А вот и нет! – Показываю язык. – Ты опять промахнулась.
Она прищуривается.
– Раздевались и все такое?
– На этом самом диване.
Она подпрыгивает как ужаленная. Я и Мо дружно прыскаем.
– Что ж, – Герти брезгливо отряхивает джинсы, – мы встречаемся с Леоном во вторник.
Допросим с пристрастием и проверим, серьезны ли у него намерения.
– Постой, что во вторник?
– Надо обсудить ход апелляции.
– А Мо зачем?..
– Затем, что я хочу с ним познакомиться, – отвечает Мо без тени смущения. – А что?
Все его уже видели, один я…
– Да, но… – суживаю глаза. – Он мой сосед, а не ваш!
– Зато мой клиент, – напоминает Герти, хватая сумку с кухонной стойки. – Если ты
тряслась по поводу встречи с Леоном, это не значит, что мы не можем поболтать с ним в кафе
как нормальные люди.
Досадно, однако возразить нечего. Винить их в чрезмерной опеке нельзя – без нее, без
них я бы, возможно, до сих пор ночами рыдала в подушку в квартире Джастина. И все-таки
не уверена, что готова к стадии знакомства с друзьями, их чрезмерная активность раздражает.
Все им прощаю, когда во вторник прихожу с работы и обнаруживаю на кофейном
столике:
Ума не приложу, как подступиться к теме. Думала, по телефону получится само собой,
но, как ни странно, замки и работа моделью в разговоре нечаянно не всплывают. Сейчас без
двадцати восемь, и у меня всего пять минут – Леону пора возвращаться к работе. С той ночи,
когда явился Джастин, отношения с Леоном изменились – переросли обыкновенное
сексуальное притяжение и кокетливые записки. В меня это вселяет легкий ужас. Когда я
думаю о Леоне, накатывает волна безудержной улыбчатой радости, за которой по пятам идет
панический клаустрофобный страх. Видимо, Джастин наградил меня комплексом. Нет, я
больше не позволю ему портить мне жизнь.
– Тут такое дело… – Плотнее запахиваюсь в кардиган.
Я стою на балконе, моем излюбленном месте для вечерних разговоров по телефону.
– Ты в эти выходные свободен, так?
– Угу.
Он разговаривает и ест зужин, отчего стал еще немногословнее, однако в данном
случае мне это даже на руку. Надо, чтобы он выслушал мое предложение целиком, прежде
чем спорить.
– Мне нужно поехать в Уэльс, там в замке будут фотографировать изделия Кэтрин. Я,
видишь ли, ее персональная нянька, и, хотя зарплата у меня такая, что слезу вышибает, я
должна, если прикажут, работать по выходным, и ничего тут не поделаешь.
Секунду молчу.
– Угу… И?
Не похоже, что расстроился. Если разобраться, вполне естественно – я же его не
отшиваю, у меня правда работа. Леон как никто это понимает. Перевожу дух.
– Но мне очень хочется побыть с тобой, – продолжаю быстро, чтобы не передумать. –
И Рейчел в голову пришла кошмарная идея, хотя может получиться очень даже весело…
– М-м? – Леон настораживается.
Он наслышан о Рейчел и знает, что ее затеи часто предполагают изрядные дозы
алкоголя и нескромности.
– Как тебе бесплатный уик-энд в уэльском замке… в обмен на то, чтобы попозировать
в вязаных вещах Кэтрин для фото, которые потом выложат в аккаунтах издательства в
соцсетях?
Леон громко закашлялся.
– Ужас, да? – спрашиваю я, чувствуя, как щеки заливает румянец.
Долгая тишина. Зря я вообще предложила – Леон любит тихие вечера с вином и
приятной беседой, а не разгуливание перед камерой.
– Не ужас. Просто перевариваю…
Жду, давая ему время. Пауза тянется нестерпимо долго, и, когда я решаю, что ничем
хорошим этот неловкий разговор не закончится, Леон произносит:
– Ладно.
Недоуменно моргаю. Внизу под балконом шмыгает Лис Лайонел; проезжает, завывая
сиреной, полицейская машина.
– Ладно? – переспрашиваю я, когда шум стихает, и ему снова меня слышно. – Ты
согласен?
– Относительно невысокая цена за выходные с тобой. К тому же, единственный, кто
стал бы меня высмеивать, – это Ричи, а у него там нет интернета.
– Ты серьезно?
– А ты тоже будешь моделью?
– Нет, Мартин наверняка считает меня толстой, – машу рукой. – Я там просто в
качестве кэтритательницы.
– И я познакомлюсь с Мартином, которого мы так любим?.. Стой, в качестве кого-кого?
– Кэтритательницы, воспитательницы для Кэтрин. Рейчел изобрела словечко, потому
что я нянчусь с Кэтрин. Да, Мартин координирует все мероприятие и будет особенно
несносен, потому что он там главный.
– Великолепно. Могу во время фотосессии вынашивать коварный план его
низвержения.
Октябрь
52. Леон
Итак. Я в мохнатом свитере стою меж двух рыцарей в доспехах и смотрю не далеко и
не близко, как просит фотограф. С появлением Тиффи жизнь постраннела. Не то чтобы я
раньше боялся странностей, однако в последнее время слишком уютно устроился… Все
вошло в привычку, как говорила Кей. С Тиффи так долго не получится. Они с Кэтрин
подготавливают моделей. Это, кроме меня, две анемичные девочки. Мартин пялится на них,
точно они съедобные. Милые в общем девочки, хотя разговор у нас завял, когда обсудили
последний сезон «Лучшего пекаря». Теперь считаю минуты до того, как Тиффи снова
подойдет и одернет мой пушистый свитер. Почти уверен, что цель ее неприметных движений
– просто до меня дотронуться. Иллюстратор Лорд-лордешенек кружит по съемочному залу.
Приятный аристократического вида господин; замок у него слегка обветшалый, впрочем,
комнат достаточно и виды – как полагается, сногсшибательные, так что все довольны. Кроме
Мартина. Я в шутку сказал Тиффи, что буду плести козни, как его сбросить, а он сам, когда не
пускает слюни на моделей, крайне озабочен тем, как бы поскорее спихнуть меня с крепостной
стены. С чего вдруг? Про нас с Тиффи здесь никто не знает – мы решили, так проще. Может,
догадался? А хоть бы и так, какая ему разница? Чего он так свирепо на меня зыркает? Ну да
ладно. Делаю, что велено, и смотрю в другую сторону. Рад, что мы на выходные уехали –
дурное предчувствие, что Джастин опять заявится. В прошлую субботу он явно не сказал
своего последнего слова. Правда, с тех пор сидит тихо. Ни цветов, ни сообщений, ни
подкарауливаний. Не пойму, как он узнает, где появится Тиффи. Подозрительно. Боюсь,
выжидает удобный момент. Таких как он на испуг не возьмешь.
Стараюсь не зевать – я на ногах уже много-много часов, дремал пару раз по несколько
минут. Взгляд сам собой устремляется к Тиффи. Она, в резиновых сапожках и голубых
вареных джинсах, устроилась боком на огромном троне а-ля «Игра престолов», который
стоит в углу оружейной и, вероятно, не рассчитан на то, чтобы на нем сидели. Меняет позу.
Кофта распахивается, и я успеваю заметить полоску гладкой кожи. Сглатываю. Снова смотрю
не далеко и не близко.
Мартин: Хорошо, перерыв двадцать минут!
Удираю что есть мочи, пока он не успел снова меня запрячь: все предыдущие
перерывы я таскал туда-сюда древнее оружие, пылесосил случайные соломинки и обследовал
крохотную царапину на пальце худосочной модели.
Я, подходя к трону Тиффи: Какая муха его укусила?
Тиффи качает головой и опускает ноги на пол, чтобы встать.
Тиффи: Понятия не имею. Цепляется к тебе еще больше, чем к остальным.
Рейчел, сзади, шепотом: Внимание! Воздушная тревога!
Тиффи реагирует мгновенно: хватает меня за руку и увлекает в сторону парадного
вестибюля – гигантской каменной пещеры с тремя лестницами.
Кэтрин кричит вслед: Бросаете меня на произвол судьбы?
Тиффи: Черт побери, женщина! Представь, что ему семьдесят пять и он член
парламента от партии тори!
Не оборачиваюсь, хотя хотел бы посмотреть на реакцию Кэтрин, зато слышу смех
Рейчел. Тиффи тянет меня в нарядную нишу, где когда-то, вероятно, стояла статуя, и крепко
целует в губы.
Тиффи: Весь день на тебя смотреть! Невыносимо! Жестоко ревную ко всем
остальным, потому что они тоже смотрят.
Ощущение, что пью что-то горячее. Тепло разливается сверху вниз от груди, губы
расплываются в улыбке. Не нахожусь, что сказать, и просто целую в ответ. Она прижимает
меня к холодной каменной стене, обвивает руками шею.
Тиффи, прямо у моих губ: В следующие выходные.
Я: М-м? (занят поцелуем)
Тиффи: Только мы с тобой. Одни. Дома. И если кто-то нас прервет или потянет тебя
обрабатывать царапину на пальце малолетки, я лично прикажу того гада повесить.
Останавливается.
Тиффи: Прости. Средневековая атмосфера ударила в голову.
Отклоняюсь и внимательно смотрю ей в лицо. Забыл сказать? Нет, я же собирался…
Тиффи: Что? Что не так?
Я: В пятницу апелляция. Извини, я после суда останусь у мамы. Я разве не говорил?
Ощущаю привычный страх. Начало неприятного разговора – забыл сказать, нарушил
ее планы…
Тиффи: Да ты что! Серьезно?
Сводит живот. Хочу снова притянуть к себе, но она удерживает мои руки, широко
распахнув глаза.
Тиффи: Нет, не сказал! Леон, я не знала! Прости, у Кэтрин презентация книги…
Теперь ничего не понимаю я. Она-то за что извиняется?
Тиффи: Я хотела обязательно поехать, только у Кэтрин в пятницу презентация. Вот
засада! Пожалуйста, попроси Ричи позвонить, когда я дома, чтобы я лично извинилась,
ладно?
Я: За что?
Тиффи нетерпеливо закатывает глаза.
Тиффи: За то, что не приеду на суд!
Смотрю на нее, моргаю, не веря. Она не сердится. Успокаиваюсь.
Я: Вот не ожидал…
Тиффи: Шутишь? Ты думал, я не захочу поехать? Это же Ричи!
Я: Ты правда хотела?
Тиффи: Да, Леон! Я правда, правда хотела поехать.
Тыкаю ее пальцем в щеку.
Тиффи, со смехом: Ай! За что?
Я: Ты настоящая? Живое человеческое существо женского пола?
Тиффи: Да, настоящая, дубина ты!
Я: Невероятно! Как можно быть такой хорошей и такой красивой? Может, ты выдумка
и в полночь превратишься в великана-людоеда?
Тиффи: Прекрати! Офигеть можно, какие низкие у тебя стандарты! Что тут такого
странного? Ричи и мой друг тоже. Да будет тебе известно, я с ним начала разговаривать даже
раньше, чем с тобой.
Я: Рад, что ты не стала встречаться с ним раньше, чем со мной. Он гораздо
привлекательнее.
Тиффи, поднимая брови: Так ты поэтому не сказал мне про суд?
Переминаюсь с ноги на ногу. Я думал, что сказал. Она сжимает мою руку.
Тиффи: Все в порядке, честно, я просто тебя дразню.
Вспоминаю месяцы записок и пирожных, когда совершенно ее не знал. Теперь все
изменилось. Просто не верится, что потерял столько времени – не только эти месяцы, но и все
предыдущие годы, когда смирялся и ждал.
Я: Нет, я должен был тебе сказать. Надо освоить эту науку. Нельзя вечно общаться
урывками.
Замолкаю, обдумывая. Может, иногда работать днем? Раз в неделю ночевать дома?
Открываю рот, но вижу, что глаза Тиффи расширились, а взгляд стал серьезным, почти
испуганным, и осекаюсь. Уверен, что говорить такое не стоит.
Тиффи, спустя мгновение, весело: Может, повесим календарь на холодильнике?
Правильно. Наверное, так лучше – все только начинается. Я слишком тороплюсь. Рад,
что вовремя остановился.
53. Тиффи
Ответ на вопрос, как он себя чувствует после публикации в «Дейли Мейл», нахожу по
возвращении в квартиру. Леон оставил записку на холодильнике:
Рада, что жизнь знаменитости пришлась тебе по вкусу. Я же, напротив, хоть и
стыдно, ревную тебя к сотне женщин в сети, которые считают, что ты «такой
вкусненький, пальчики оближешь», и предпочитаю, чтобы пялиться на тебя могла только я.
Держу кулачки, чтобы Джонни Уайт Восьмой оказался Тем Самым!
На следующий вечер читаю ответную записку. Сразу видно, он страшно устал. Почерк
не такой убористый, как обычно, словно сил держать ручку не осталось.
Джонни Уайт Восьмой – не тот. Кстати, очень неприятный тип и не любит людей.
А еще обкормил меня просроченным рулетом с инжирной начинкой.
Ричи передает привет. Он нормально. Держится.
Десять утра. Странно в такое время суток быть при параде. Почему-то дико боюсь
пролить чай на подол нового нарядного платья, хотя уверена, что, пей я мартини, абсолютно
бы не парилась. Чудно́ пить из чашки, сидя в шелках.
Рейчел превзошла сама себя – мои блестящие волосы уложены на затылке
загадочными завитками, прямо как на картинке. Правда, появился побочный эффект – сильно
оголилась грудь. Я примеряла платье с распущенными волосами и не оценила глубину
декольте. Что ж. Это и мой праздник. В конец концов, я редактор, и именно я заключила с ней
контракт. У меня есть полное право одеться неприлично.
Пикает будильник, напоминая, что пора проверить, как там Кэтрин. Звоню ей, стараясь
не замечать, что в списке любимых номеров она поднялась выше моей матери.
– Готова? – спрашиваю, как только Кэтрин снимает трубку.
– Почти! – щебечет она. – Только немножко подправила платье, которое выбрали ваши
пиарщики, и…
– Что значит «немножко подправила»?..
– Надела и поняла, что при свете дня оно смотрится жутко мрачно и серо. В общем, я
подрубила подол и переделала горловину…
Открываю рот, чтобы ее отчитать, и снова закрываю. Во-первых, бесполезно – если
она уже укоротила, платье не спасти. А во-вторых, мой собственный сомнительный наряд
будет смотреться гораздо лучше рядом с кем-то, кто тоже решил непрофессионально
оголиться.
– Хорошо. Заедем за тобой в половине.
– Покедова! – говорит она, надеюсь, шутя, хотя не уверена.
Даю отбой и смотрю на часы. В запасе десять минут. Пришлось заложить время на
прихорашивание Рейчел, которое всегда длится минимум вдвое дольше, чем ожидаешь. Она,
естественно, спишет на то, что помогала мне с прической, но на самом деле она, по
собственному выражению, – непревзойденный мастер контурирования, и минимум сорок
минут незаметными хитростями корректирует форму лица, прежде чем приступить к глазам и
губам.
Только собираюсь отправить сообщение Леону, спросить, как он, и вдруг звонит
стационарный телефон.
– Что еще за хрень? – кричит Рейчел из ванной.
– Проводной телефон! – ору я, бросаясь на звук, который, кажется, исходит от
холодильника.
Бросаться в таком наряде непросто – юбка вздымается волнами, нога по дороге
дважды опасно запутывается в фатине, и я морщусь, когда ткань тянет больную лодыжку. Я
на нее уже наступаю, однако бегать ей не сильно нравится. Надо сказать, что и здоровая нога
от бега не в восторге.
– Что-что? – изумленно переспрашивает Мо.
– Проводной телефон, – повторяю я, роясь в невероятном бардаке на кухонном столе.
– Ты не говорила, что у вас тут девяностые прошлого века! – кричит Рейчел в тот
момент, когда я наконец обнаруживаю телефон.
– Алло!
– Тиффи?
Хмурюсь.
– Ричи? Что случилось?
– Скажу тебе честно, Тиффи, еще немного – и я наложу в штаны. Не буквально. Хотя,
может, это лишь вопрос времени.
– Кто это? Спроси, может они там еще и музыку слушают на кассетном плеере? –
кричит Рейчел.
– Погоди… – Иду в спальню и прикрываю дверь. С трудом подбираю юбки, чтобы,
ничего не порвав, сесть на край кровати. – Ты разве не в этом… как его… автозаке? Откуда ты
звонишь? Они забыли про суд?
Я наслушалась от Герти с Леоном ужастиков о том, как заключенные не попадают
вовремя в суд из-за разных бюрократических формальностей. Несколько дней назад Ричи
перевезли в лондонскую – еще более зловещую – тюрьму, ближе к зданию суда, но все-таки
туда из тюрьмы еще надо добраться. Становится тошно при мысли, что все приготовления
пойдут насмарку, потому что кто-то забыл позвонить кому-то насчет транспортировки.
– Нет-нет, автозак позади. Обхохочешься, скажу я тебе. Проторчал в нем пять часов,
хотя клянусь, мы и половины этого времени не ехали. Нет, я в суде, в конвойном помещении.
Вообще-то мне звонки не положены, но охранница – тетка из Ирландии. Говорит, я
напоминаю ей сына. И еще, что я ужасно выгляжу. Велела позвонить моей девушке, а у меня
ее нет, и я решил позвонить тебе, потому что ты девушка Леона, так что – почти родные.
Выбор небольшой: или тебе, или Рите из школы, с которой мы, по-моему, официально не
расстались.
– Ричи, что ты мелешь? Что случилось? Нервы?
– Нервы – для пожилых дам. Кошмар, Тиффи…
– Да, действительно, так приятнее. Вроде как в киношке на фильме ужасов. Никто не
хлопается в обморок, потому что сильно затянут корсет.
– Во-во.
– Герти с тобой?
– Еще не видел ее. Занимается своими адвокатскими делами. Я один.
Его тон, как обычно, беззаботен и ироничен, но и не вслушиваясь, замечаешь дрожь в
голосе.
– Ты не один, – возражаю я твердо. – Мы все с тобой. И помнишь, когда мы с тобой
разговаривали в первый раз, ты сказал, что постепенно привыкаешь к тюрьме. В данном
случае это худшее, что может случиться. Ничего нового.
– Что, если меня стошнит?
– Кто-нибудь попросит всех выйти и вызовет уборщицу, а ты продолжишь с того
места, на котором остановился. Это не аргумент в пользу того, что ты вооруженный
грабитель.
Он сдавленно смеется и секунду молчит.
– Я не хочу подводить Леона. Он так надеется. Не хочу… не могу еще раз его
подвести. В прошлый раз было кошмарно. Как вспомню его лицо – чистый ужас!
– Ты его не подводил, – возражаю я с колотящимся сердцем, стараясь убедить. – Он
знает, что ты невиновен. Вас обоих подвела система…
– Мне надо было смириться. Отсидеть срок, выйти, дать ему спокойно жить. А все
это… – ему только тяжелее станет.
– Леон все равно бы за тебя боролся. Он не позволит издеваться над своим братишкой.
Вот если бы ты опустил руки, то да, ему было бы больно.
Ричи с дрожью набирает в грудь воздух и выдыхает.
– Молодец. Дыши. Говорят, чрезвычайно помогает, если у кого нервишки слабенькие.
Нюхательной соли у тебя там нет?
В ответ снова смешок, уже не такой сдавленный.
– Хочешь сказать, я тряпка?
– Уверена, ты очень храбрый человек. Но да, я обзываю тебя тряпкой и надеюсь, что
это поможет тебе вспомнить про свою силу.
– Молодец, Тиффи.
– Не надо, Ричи, я не собака. А теперь, когда твое лицо приобрело нормальный цвет…
Можно вернуться к тому моменту, когда ты назвал меня девушкой Леона?
Пауза.
– А это не так?
– Пока нет. В смысле, мы не обсуждали. Если разобраться, у нас было всего несколько
свиданий.
– Он от тебя без ума. Он не говорит, но…
Волнуюсь. Я тоже от Леона без ума. Думаю о нем почти все время, когда не сплю, да и
во сне часто тоже. Однако… не знаю. То, что он хочет быть моим парнем, вызывает у меня
сильное чувство загнанности в ловушку.
Поправляю платье, размышляя, что, может, это у меня проблемы с корсетами и
нервами. Мне очень нравится Леон. Смешно, ей-богу. Объективно рассуждая, я бы хотела
называть его своим парнем и так представлять знакомым. Как всегда бывает, когда ты от кого-
то без ума. А что сказала бы Люси?
Вероятнее всего, ничего. Дала бы мне самой дотумкивать, что странная боязнь
попасться в ловушку наверняка связана с прошлыми отношениями и человеком, который до
сих пор не оставил меня в покое.
– Тиффи, мне, наверное, пора…
– О господи, да, конечно! – спохватываюсь я.
Тоже мне, нашла время переживать, когда у Ричи вот-вот начнется суд.
– Удачи тебе! Жаль, что не могу присутствовать.
– Может, увидимся по ту сторону… – отвечает он, и его голос снова дрожит. – А если
нет, присмотри за Леоном.
На сей раз просьба не кажется странной.
– Присмотрю. Обещаю.
58. Леон
Ненавижу этот костюм. В последний раз надевал его на суд номер один, а потом
запихнул в шкаф у мамы, хотя был соблазн сжечь, как будто на нем зараза. Рад, что
удержался. Не могу сжигать костюмы всякий раз, когда подводит судебная система, – никаких
денег не хватит. Возможно, это не последнее заседание.
Мама дрожит и чуть не плачет. Очень стараюсь казаться сильным ради нее, но
находиться с ней в одной комнате невыносимо. С любым другим человеком было бы легче, с
мамой – ужасно. Хочется, чтобы она по-матерински пожалела меня, а не наоборот, и, глядя на
нее в таком состоянии, почти злюсь, хотя жалею.
Проверяю телефон.
Только что говорила с Ричи – позвонил сюда для поднятия боевого духа. Он в общем
нормально. И у вас у всех все будет нормально, что бы ни случилось. Напиши, если нужна моя
помощь. Я всегда могу улизнуть на минутку и позвонить.
На душе теплеет – все утро меня ни на миг не оставлял холодный страх. Напоминаю
себе, что твердо решил признаться Тиффи в своих чувствах и двигаться в сторону более
серьезных отношений, например встречи с родителями и так далее.
Мама: Дорогой!
Бросаю последний взгляд в зеркало. Оттуда на меня смотрит Ричи, только худой,
высокий и с длинными волосами. Ничего не могу поделать – все вспоминаю, каким он
сделался, когда зачитали приговор – нескончаемый поток белиберды про его хладнокровно
спланированное преступление, как его глаза в ужасе расширились и обессмыслились.
Мама: Леон! Дорогой!
Я: Иду.
59. Тиффи
Мисс Константин: Миссис Уилсон, как наш первый экспертный свидетель, будьте
любезны, объясните судьям, что включает в себя ваша компетенция.
Миссис Уилсон: Я обрабатываю и анализирую записи с камер видеонаблюдения. Скоро
уже пятнадцать лет. Работаю на ведущую фирму по криминалистической экспертизе – мои
ребята подготовили ту запись (показывает на экран).
Мисс Константин: Большое спасибо, миссис Уилсон. Исходя из вашего опыта, что вы
скажете про два фрагмента, которые мы только что видели?
Миссис Уилсон: Много можно сказать. Во-первых, это не один и тот же человек.
Мисс Константин: В самом деле? Вы говорите очень уверенно…
Миссис Уилсон: Уверена на все сто. Посмотрите на цвет толстовки. Только на одной
записи она черная. Видите, оттенки разные? Черный – более густой.
Мисс Константин: Выведите, пожалуйста, оба изображения на экран. Спасибо.
Миссис Уилсон: И смотрите, как они идут! Копирует он его неплохо, да, но на первой
записи малый явно бух… явно пьяный, Ваша честь. Смотрите, какие кренделя выписывает.
Чуть на витрину не налетает. Второй идет увереннее и не мешкает, когда лезет за ножом. А
первый едва пиво не выронил!
Мисс Константин: На записи с наружной камеры супермаркета его вихляющая
походка видна еще отчетливее…
Миссис Уилсон: Да-да.
Мисс Константин: Как вы считаете, в группе, которая проходит несколько секунд
спустя после первого мужчины, мистера Туми, есть тот самый мужчина с ножом из магазина
спиртных напитков?
Мистер Тернер, обращаясь к судьям: Ваша честь, это чистой воды догадки!
Судья Уэйт: Нет, мы разрешаем. Мисс Константин обращается к профессиональной
компетенции свидетеля.
Мисс Константин: Миссис Уилсон, глядя на эту запись, скажите, мог ли один из тех
мужчин быть грабителем с ножом в магазине?
Миссис Уилсон: Конечно! Вон тот справа! Он здесь не в капюшоне и походку того
первого не копирует, но гляньте, как у него при каждом шаге опускается плечо. И как он его
потирает – точь-в-точь как парень в магазине перед тем, как вытащить нож.
Мистер Тернер: Мы здесь для рассмотрения апелляции мистера Туми. Какое
отношение к ней имеет прохожий, личность которого не установлена?
Судья Уэйт: Понимаю вас, мистер Тернер. Мисс Константин, у вас есть еще вопросы,
которые напрямую относятся к делу?
Мисс Константин: Нет, Ваша честь. Надеюсь, мы вернемся к этому разговору позже,
если дело будет возобновлено.
Представитель обвинения, мистер Тернер, фыркает в кулак. Герти оборачивается и
обдает его презрением. Помню, как в прошлый раз Тернер издевался над Ричи. Называл его
уголовником, агрессивным преступником, испорченным ребенком, который берет что
вздумается. Тернер бледнеет. К моему удовольствию, накидка и парик не спасают его от
испепеляющих взглядов Герти.
Встречаюсь глазами с Ричи и, впервые за весь день, расплываюсь в искренней улыбке.
***
Джастин тянет меня со сцены за кулисы. Я подчиняюсь – больше всего на свете хочу,
чтобы исчезли шум, свет и толпа, но, как только мы оказываемся за занавесом, вырываю руку.
Охаю от боли – хватка у него крепкая. Мы в узком темном пространстве сбоку от сцены.
Кроме нас здесь только парень в черном с рацией и кучей проводов у ног.
– Тиффи… – начинает Джастин.
Отчетливо слышу в его голосе фальшивую робость.
– Какого черта!..
Меня всю трясет; тяжело стоять, да еще на каблуках.
– Что ты тут устроил?!
– В смысле, устроил? – Протягивает ко мне руки.
Из-за занавеса врывается Рейчел, скидывая туфли.
– Тифф… Тиффи!
Разворачиваюсь. Она налетает на меня и крепко обнимает. Джастин смотрит на нас
сверху вниз, чуть прищурясь, – что-то обдумывает. Я тычусь лицом в густую копну косичек
Рейчел и очень-очень стараюсь не заплакать.
– Тиффи! – зовет кто-то еще.
Это Мо. Не пойму, где он.
– Друзья пришли тебя поздравить, – великодушно объявляет Джастин, но его поза
скованна и неестественна.
– Мо!
Он появляется из-за спины Джастина через кулисы, которые отделяют нас от
основного помещения за сценой; без пиджака, волосы растрепаны, похоже бежал сюда.
Через секунду он рядом. Слышу, где-то позади Кэтрин храбро пытается привлечь
внимание аудитории к книге. Джастин обозревает нашу троицу. Рейчел держит меня в
объятьях, и я, опираясь на нее, смотрю на него в упор.
– Ты прекрасно знаешь, что я не сказала «да», – говорю я ровно.
– В смысле? – Делает большие глаза.
Встряхиваю головой. Снова знакомое ноющее чувство, будто что-то не так.
– Ты не заставишь меня поверить в ложь.
В его взгляде что-то мелькает. Наверное, думает: «Еще как! Не в первый раз!»
– Больше не заставишь. А знаешь, как такое называется? Газлайтинг. Вид
психологического насилия. Когда говоришь, что все не так, как я вижу своими глазами.
Он ошарашен. Не знаю, заметят ли Мо с Рейчел, но я отчетливо вижу: для него это
удар. Прежняя Тиффи никогда бы не сказала «газлайтинг» или «насилие». Джастин дрогнул.
На меня накатывает волна пугающей радости, будто стоишь возле железной дороги и рядом
проносится поезд.
– Нет, ты согласилась!
Сквозь занавес со сцены пробивается свет, прочерчивая узкую желтую полосу на его
затененном лице.
– Я слышал! И потом… Ты же хочешь выйти за меня, Тиффи? Мы с тобой одно целое!
Опять тянется ко мне. Явный спектакль. Отстраняюсь, и Рейчел молниеносно бьет его
по руке.
Джастин останавливается и молчит. Когда заговаривает, его голос спокоен и чуть
обижен.
– За что?
– Не трогай ее! – рявкает Рейчел.
– По-моему, тебе надо уйти, Джастин, – вступает Мо.
– В чем дело, Тиффи? – спрашивает тот по-прежнему мягко. – Твои друзья сердятся на
меня, потому что мы поссорились?
Пытается придвинуться, дюйм за дюймом, однако Рейчел меня крепко держит, Мо
стоит рядом, и вместе мы – сила.
– Можно задать тебе вопрос? – вдруг спрашиваю я.
– Конечно.
– Посторонним здесь нельзя, – раздраженно произносит звукооператор в черном, и в
тот же момент толпа в зале взрывается бурными аплодисментами.
Я его игнорирую, не отрывая взгляда от Джастина.
– Как ты узнал, что я здесь?
– Шутишь? А реклама, Тиффи? Стоит только зайти в интернет!
– Как ты узнал, что я буду на презентации? Что я вообще работала над книгой?
Я знаю, что права. Вижу, как забегали его глаза. Засовывает палец под ворот рубашки.
– Как ты узнал, что я буду на презентации в Шордиче? И на корабле?
Джастин обескуражен. Он презрительно фыркает и впервые за вечер бросает на меня
недобрый взгляд. Вот это уже Джастин, которого я помню.
После секундного колебания он весело улыбается.
– Твой приятель Мартин сливал мне информацию. – Говорит смущенно, как
шаловливый мальчуган, которого застукали на мелкой краже. Милый, озорной и
безобидный. – Он знает, как я тебя люблю, и помогал нам помириться.
– Не может быть! – выпаливает Рейчел.
Ее глаза сверкают, я еще никогда не видела у нее такого свирепого выражения.
– Откуда ты вообще знаешь Мартина? – спрашиваю я, не веря своим ушам.
– Тише! – шипит звукооператор.
Никто не обращает на него ни малейшего внимания.
– Мы познакомились на вашем корпоративе, забыла? И вообще, какая разница? Давай
пойдем куда-нибудь, где не так шумно. Только мы вдвоем, Тиффи.
Не помню корпоратива. Я почти на них не ходила, потому что Джастин их не любил, а
отпускать меня одну не желал.
– Я не хочу никуда с тобой идти, Джастин, – говорю я, глубоко вздыхая и дрожа. – И
замуж за тебя не хочу. Оставь меня в покое!
Я воображала, как говорю это, миллион раз. Думала, он будет потрясен, отшатнется
или закроет ладонью рот. Представляла, как заплачет и попытается притянуть меня к себе;
даже опасалась, что может силой схватить и не отпускать.
А он всего-навсего озадачен. Раздражен. Немножко сердит, как будто его нагло
обманули и все это нечестно.
– Ты же не серьезно…
– Более чем, – вступает Мо. Голос его звучит мягко, но очень твердо.
– Очень, очень серьезно! – добавляет Рейчел.
– Нет, – качает головой Джастин, – ты не даешь нам шанса.
– Шанса? – Чуть не смеюсь. – Я возвращалась к тебе столько раз. Дала тебе столько
шансов, что не сосчитать. Я больше не желаю тебя видеть! Никогда!
Джастин хмурится.
– В Шордиче ты сказала, мы поговорим через пару месяцев. Я согласился на твои
условия. Уже октябрь… – Протягивает руки.
– За пару месяцев многое переменилось. Я думала, вспоминала…
И опять в его глазах мелькает что-то похожее на страх. Он придвигается ко мне, и
Рейчел залепляет ему пощечину.
– Отлично, Рейчел, умница! – бормочет Мо и увлекает нас обеих в мешанину проводов
и темноту, а Джастин отступает, оторопело тараща глаза.
– Эй ты! Вон отсюда! – твердо приказывает взбешенный звукооператор, явно считая
Джастина главной помехой, и делает шаг в его сторону.
Тот предостерегающе вытягивает вперед руку и отступает.
Немного оправившись, оглядывается через плечо в поисках выхода, а потом снова
смотрит мне в глаза.
На мгновение я совершенно забываю о Мо, Рейчел и звукооператоре. Есть только я и
Джастин, его широкие плечи в смокинге, тесное темное пространство. В отчаянии тщетно
хватаю ртом воздух. Длится все секунду или две, но почему-то это хуже, чем все остальное
вместе взятое.
А потом Джастин с шумом отступает сквозь занавес дальше за кулисы, и я, вся
трясясь, падаю на руки друзей. Закончилось. Он ушел… Тяжело дыша, цепляюсь холодными
влажными пальцами за Рейчел и Мо и внезапно ощущаю тошнотворный страх, что никогда не
смогу стряхнуть с себя Джастина, не важно, сколько раз буду видеть, как он уходит.
62. Леон
Не могу думать. Ничего не могу. Кое-как встаю и плетусь в зал суда. Ощущение, будто
я в сказке, трансформировалось в нереальность происходящего. Механически улыбаюсь
Ричи. Замечаю, как блестят его глаза, как светится в его лице надежда. Ничего не чувствую.
Должно быть, из-за шока. Ничего, быстро приду в себя и буду внимательно следить за
процессом. Невероятно, что вообще способен отвлечься. Поднимается волна ярости на
Тиффи за то, что она именно сегодня решила меня бросить и вернуться к Джастину. Невольно
думаю о маме, которая всегда возвращалась к своим мужчинам, что бы мы с Ричи ей ни
говорили.
Какая-то часть сознания напоминает, что мама не хотела быть с ними. Она просто
думала, что ей не позволено жить иначе. И что, оставшись одна, она станет полным
ничтожеством.
Да только Тиффи не одна. У нее есть Мо, Герти, Рейчел. Я.
Ричи. Надо думать о Ричи. Я ему сейчас нужен, и еще раз потерять его я, черт побери,
не могу. Еще и его…
Герти подводит итоги. Собираю все силы и слушаю – она так умна, что невольно
следишь за ходом ее аргументов. А потом, при полном отсутствии фанфар, все внезапно
заканчивается. Мы встаем. Судьи удаляются. Ричи уводят, напоследок он оборачивается и с
тоской глядит на нас. Молча шагаем по коридорам, Герти что-то пишет в телефоне, мама
непрерывно хрустит пальцами.
У выхода украдкой бросает на меня взгляд.
Мама: Лео, что случилось?
Герти тихонько ахает и прижимает руку ко рту. Гляжу на нее помутившимся взором.
Смотрит в «Фейсбуке» то самое видео.
Герти: О господи!
Мама, встревоженно: Что такое?
Я: Тиффи.
Мама: Твоя девушка? Что она сделала?
Герти: Она не могла…
Я: Могла. Ты прекрасно знаешь: люди так и делают. Трудно бросить то, что знакомо.
Не ее вина. Так и делают.
Герти красноречиво молчит. Меня охватывает отчаянное желание бежать куда глаза
глядят.
Я: В выходные решение не вынесут?
Герти: Нет, на следующей неделе. Я позвоню, как только…
Я: Спасибо.
Ухожу.
Иду, не останавливаясь. Слез нет, пересохло горло и щиплет глаза. Отчасти причина –
страх за Ричи, но думать могу лишь о Джастине, как он протягивает руки и орет ликующей
толпе: «Она сказала “да”».
Прокручиваю все, что происходило за минувшие месяцы. Бесчисленные записки,
Брайтон, вечер, когда ели шоколадные пирожные на диване, день рождения Холли, поцелуи у
плиты. Становится тошно при воспоминании, как ее тело деревенело от одной мысли о
Джастине. Однако я не поддаюсь жалости. Не хочу ее жалеть. Хочу чувствовать себя
преданным.
Получается плохо. Думаю, как у нее тогда тряслись колени.
Ну вот, слезы. Так и знал, что без них не обойдется.
63. Тиффи
66. Леон
Мы совсем забыли о еде, а теперь в половине третьего ночи на меня напал жор. Мо
пошел что-нибудь купить. Оставил меня на балконе с большим бокалом красного вина и
огромной миской печенек. Почти уверена, что печенье не мое, а Леона. Наплевать – если он
думает, что я пойду замуж за другого, пусть заодно считает, что я воровка.
Уже не понимаю, на кого злюсь. От долгого сидения затекли ноги. Успела
перечувствовать всю палитру эмоций, и теперь они перемешались в огромный и противный
бульон несчастья. Единственное, что понимаю определенно, – мне жаль, что я вообще
повстречала Джастина.
Вибрирует сотовый. Леон.
Я всю ночь ждала, когда на экране появится его имя. Сердце падает куда-то в живот.
Ричи ему уже рассказал?
– Алло!
– Привет…
Надтреснутый и до странности незнакомый голос. Как будто из Леона выпустили всю
кровь.
Тупо наблюдаю, как внизу мелькают машины. Жду. Моргаю. От света фар перед
глазами вспыхивают бело-желтые полосы.
– У меня в руках огромный букет цветов, – говорит он.
Молчу.
– Захотелось физического доказательства моих извинений. Но вспомнил огромный
букет Джастина, красивее и дороже, и теперь думаю, что цветы – не то. Потом решил, что
просто приду домой и скажу лично. И, понимаешь, ключ у мамы, потому что собирался
ночевать там. Пришлось бы стучаться в дверь, а вдруг ты перепугаешься, ввиду наличия
свихнувшегося бывшего.
Внизу проезжает машина. Вероятно, самый длинный монолог Леона за все наше
знакомство.
– И где ты сейчас?
– На противоположном тротуаре, около булочной.
Теперь вижу. Силуэт вырисовывается на фоне ярко-желтой вывески, телефон около
уха; в другой руке бережно держит цветы. В костюме – переодеться после суда, естественно,
в голову не пришло.
– Ты, наверное, очень обиделась, – произносит он нежно.
Сердце мое тает, и я опять плачу.
– Прости меня, пожалуйста! Как я вообще мог подумать! Я был тебе нужен, и я тебя не
поддержал…
– Да, ты был нужен! – рыдаю я. – Мо, Герти и Рейчел молодцы, я их обожаю, они
очень помогли, но мне нужен был ты! С тобой у меня чувство, что мое прошлое с Джастином
совсем не важно. Что я все равно тебе нравлюсь.
– Нравишься. И да, неважно.
Переходит дорогу, на наш тротуар. Различаю лицо, гладкие точеные скулы, мягкий
изгиб губ. Поднимает голову.
– Мне все говорили, что я тебя потеряю, если не признаюсь в своих чувствах, и вот
является Джастин, непревзойденный мастер романтики…
– Романтики? – перебиваю я. – Это романтика?! Пошла она в задницу! Зачем она мне?
Я нахлебалась того дерьма предостаточно!
– Знаю. Ты права. Я должен был сообразить.
– Между прочим, мне нравилось, что ты не давишь, – от мысли о серьезных
отношениях у меня душа в пятки уходит! Смотри, как трудно мне было вырваться из
предыдущих!
– Да… Да, понимаю.
Бормочет что-то вроде «чертов Ричи».
– Между прочим, я тебя и без телефона слышу, – повышаю голос, чтобы перекрыть
шум машин. – Даже приятно, что есть повод покричать.
Он дает отбой и слегка отступает.
– Тогда давай кричать!
Прищуриваюсь, а потом сбрасываю одеяла, ставлю на стол вино с печеньем и подхожу
к перилам.
– Ух ты! – говорит Леон едва слышно. – Какая ты красивая!
С некоторым удивлением оглядываю на себе то самое декольтированное платье с
презентации. Бог знает на что похожа моя шевелюра, и тушь наверняка дюйма на два ниже,
чем утром, но платье – да, эффектное.
– Не надо комплиментов! – кричу я. – Я хочу на тебя злиться!
– Да! Хорошо! Орем!
Леон поправляет галстук и застегивает воротник, как будто готовится к схватке.
– Я никогда не вернусь к Джастину! – кричу я и, поскольку произносить такое безумно
приятно, повторяю: – Я никогда не вернусь к долбаному Джастину!
Неподалеку взвывает автомобильная сигнализация. Совпадение совершенно
случайное, и все равно приятно – теперь надо только, чтобы замяукала кошка и повалились
мусорные баки. Набираю в грудь воздух и раскрываю рот, чтобы продолжить, но
останавливаюсь. Леон поднял руку.
– Можно сказать? В смысле проорать?
Какая-то машина притормаживает, водитель с интересом глядит на парочку, вопящую
друг другу на расстоянии двух этажей. Мелькает мысль, что Леон, наверное, ни разу в жизни
не кричал на улице. Пораженно закрываю рот и киваю.
– Я дебил! – орет Леон, откашливается и продолжает еще громче: – Я струсил! Знаю,
это не оправдание, просто мне страшно. Суд. Ты. Мы. Я не люблю перемен. Я от них…
Сбивается, как будто закончились слова, и в груди у меня теплеет.
– Как уж на сковородке?
В свете уличного фонаря видно, что его губы изгибаются в кривоватую улыбку.
– Да, хорошее выражение. – Откашливается и подходит ближе к балкону. – Иногда
кажется, проще остаться прежним. Так спокойнее. Но… Ты только посмотри, какая ты
храбрая, сколько перенесла! Я тоже хочу быть таким! Понимаешь?
Гляжу вниз через перила.
– Ишь какой ты разговорчивый, Леон Туми.
– В чрезвычайных ситуациях одолевает красноречие! – орет он.
Смеюсь.
– Смотри, не сильно меняйся. Ты мне нравишься таким, как есть.
Широко улыбается. С растрепанными волосами, в костюме, он небрежно красив, и
внезапно все, чего я хочу, – его поцеловать.
– Что ж, Тиффи Мур, ты мне тоже нравишься.
– Повтори! – кричу я, приставляя ладонь к уху.
– Ты мне очень, очень нравишься!!! – ревет он.
Сверху со стуком распахивается окно.
– Извините, не помешал? – спрашивает странный сосед из пятой квартиры. – Я тут
пытаюсь заснуть! У меня утром антигравитационная йога, а вы всю ночь колбаситесь!
– Антигравитационная йога!.. – в восторге одними губами повторяю я, глядя на Леона.
Я с самого первого дня гадала, что же такое он делает каждое утро.
– Смотри, не заболей звездной болезнью, Леон! – предупреждает странный сосед из
пятой квартиры и протягивает руку, чтобы закрыть окно.
– Стойте! – кричу я.
Смотрит вниз.
– Вы кто?
– Еще одна ваша соседка. Здравствуйте!
– А, девушка Леона?
После секундного колебания широко улыбаюсь и отвечаю твердо:
– Да.
Внизу раздается негромкое «ох».
– И у меня к вам вопрос.
Сосед сверху молча смотрит с видом человека, который ждет, что еще учудит малое
дитя.
– На что вам столько бананов? Ну, от которых ящики на парковке…
К моему удивлению, его губы расплываются в широкую щербатую улыбку. Так он
выглядит вполне дружелюбно.
– Вино делаю. Замечательный сидр!
И с этими словами захлопывает окно.
Мы с Леоном глядим друг на друга и одновременно начинаем хихикать. Вскоре я уже
так хохочу, что текут слезы; держусь за живот, хватаю ртом воздух и гримасничаю.
– Антигравитационная йога… – шепчет Леон, голос которого слышен в перерыве
между машинами. – Банановый сидр…
– Плохо слышно, – говорю я негромко, боясь снова разъярить странного соседа из
пятой квартиры. – Подойди ближе.
Леон оглядывается и отступает на несколько шагов.
– Лови! – театрально шепчет он и швыряет букет.
Цветы описывают в воздухе дугу, по пути теряя листья и одну хризантему. Сделав
опасный выпад к перилам и пискнув, я их ловлю.
Пока кладу букет на стол, Леон исчезает. Недоуменно перевешиваюсь через балкон.
– Ты где?
– Раз, два, три, четыре, пять… – раздается снизу.
– Я иду искать…
Леон карабкается по водосточной трубе. Я снова хохочу.
– Что ты творишь?!
– Подхожу ближе!
– Не знала, что ты лазаешь по водосточным трубам, – говорю я и вздрагиваю, когда он
подтягивается выше, хватаясь рукой за скобу.
– Я тоже не знал… – Глядит на меня и нащупывает левой ногой опору. – Ты
определенно пробуждаешь во мне скрытые таланты.
Труба проходит рядом с балконом. Леон теперь в нескольких футах, тянется рукой к
перилам.
– О! Мои печеньки! – восклицает он.
Отвечаю красноречивым взглядом.
– Ну да, справедливо… Поможешь?
– Ты спятил! – ворчу я, однако иду помогать.
Он хватается руками за перила и повисает на них, нащупывая ногами опору.
– О господи! – вскрикиваю я.
Жутко. Но не смотреть нельзя, иначе не замечу, если он вдруг начнет срываться, что
гораздо ужаснее.
Подтягивается; во время последнего рывка хватаю его за руку, и он переваливается на
балкон.
– Готово!
Пыхтит и отряхивается.
– Привет, – шепчу я, вдруг смущаясь своего чересчур открытого наряда.
– Прости меня! – Леон раскрывает объятья.
Прижимаюсь к его груди. Костюм дышит осенью – особый уличный запах, которым в
это время года всегда пахнут волосы. В остальном Леон пахнет собой, так, как мне и хочется.
Закрываю глаза, делаю глубокий вдох и чувствую его твердое сильное тело.
В дверях появляется Мо с пластиковым пакетом рыбы и картошкой фри. Я не
слышала, как он вернулся, и от неожиданности подпрыгиваю, однако в объятиях Леона даже
мысль о Джастине пугает гораздо меньше.
– А! – говорит Мо. – Пойду перекушу куда-нибудь еще…
68. Леон
Пока Леон в душе, составляю список дел на завтра и прилепляю его на холодильник.
В ожидании Леона занимаюсь ерундой, а потом все бросаю и беру телефон. Надо
только не пропустить, когда выключится вода.
– Алло! – приглушенно отвечает Герти.
– Привет!
– О, слава богу!
Слышу, как она снова откидывается на подушки.
– Вы с Леоном разобрались?
– Да, разобрались.
– Ты с ним переспала?
Ухмыляюсь.
– На этот раз чутье тебя не подвело.
– То есть я ничего не испортила?
– Ты ничего не испортила. Хотя, для ясности, испортил бы все Джастин, а не ты.
– Ух, ты сегодня снисходительна! Предохранялись?
– Да, мамочка. А вы с Мо, когда мирились утром? – вкрадчиво добавляю я.
– Не надо! Не хватало только, чтобы и ты тоже думала о члене Мо.
Смеюсь.
– Может, попьем завтра втроем кофе? Хочу послушать, как вы сошлись. В общих
чертах, без подробностей про пенис.
– И заодно обсудим запрет на приближение, – предлагает Герти.
– Это Тиффи? – раздается на заднем плане голос Мо.
– Он слышит «запрет на приближение» и сразу думает обо мне, как мило, – замечаю я,
приуныв. – Но да, надо обсудить…
– Ты в порядке? Не боишься?
– Опять про контрацепцию?
– Тиффи!
Герти никогда не была склонна поддаваться на мои уловки.
– Не боишься в квартире?
– С Леоном – нет.
– Ладно. И все равно надо подумать о временном запрете до суда.
– Стой… Суда?
– Дай бедняге собраться с мыслями, – говорит вдалеке Мо и добавляет громче: – Я рад,
что вы с Леоном помирились, Тиффи!
– Спасибо, Мо.
– Я поломала тебе кайф? – спрашивает Герти.
– Есть немного. Ничего, могу позвонить Рейчел.
– Да, лучше обсуди все аморальные подробности с ней. А завтра – кофе, напиши, где и
когда.
– Пока-пока!
Вешаю трубку и прислушиваюсь. Вода еще шумит. Набираю номер Рейчел.
– Секс? – говорит она, едва сняв трубку.
Смеюсь.
– Нет, спасибо. Я уже занята.
– А я знала! А я знала! Помирились?
– И не только… – говорю я преувеличенно сексуально.
– Ну рассказывай скорее!
– Расскажу в понедельник. Но… Я тут обнаружила, что моя грудь всю взрослую жизнь
работала вполсилы.
– А, это да, – говорит Рейчел со знанием дела, – распространенная проблема. Ты
знаешь, есть…
– Т-с-с! Душ выключился. Мне пора!
– Не бросай меня! Я собиралась рассказать тебе про соски!
– Леон ужаснется, что я после секса обзваниваю друзей, – шепчу я. – Мы только
начинаем. Надо пока притворяться нормальной.
– Ладно, но я ставлю в расписание понедельника двухчасовое совещание по теме
«Сиськи», переговорка 101.
Вешаю трубку, и секунду спустя заходит Леон в полотенце. Волосы приглажены, на
плечах блестят капельки воды. Останавливается изучить список дел.
– Кажется, выполнимо. – Открывает дверцу холодильника и достает апельсиновый
сок. – Как там Герти и Рейчел?
– Что?
Улыбается через плечо.
– Хочешь, чтобы я снова ушел в душ? Я подумал, времени надо только на два звонка,
потому что Герти вместе с Мо.
Мои щеки заливает краска.
– О… Я… Э-э-э…
Наклоняется с апельсиновым соком в руке и целует меня в губы.
– Не переживай. Я намерен пребывать в блаженном неведении относительно того,
какие подробности ты выбалтываешь Рейчел.
– Когда я ей все доложу, она будет думать, что ты бог, – успокаиваюсь я и протягиваю
руку за соком.
Леон морщится.
– Она после этого сможет смотреть мне в лицо?
– Конечно. Хотя, наверное, предпочтет другое место.
70. Леон
Понедельнику конца-края не видать. Ненавижу дни без работы. Что люди вообще
делают в выходные? Я лично непрерывно думаю о суде, хосписе, Джастине, суде, хосписе,
Джастине… Даже уютные мысли о Тиффи с трудом поддерживают меня на плаву.
Я: Привет, Герти, это Леон.
Герти: Новостей нет. Судьи на оглашение приговора не вызывали. Когда это случится,
я сразу скажу. Не надо мне названивать.
Я: Да. Конечно. Извини.
Герти, смягчаясь: Думаю, что завтра.
Я: Завтра…
Герти: Сегодня, плюс один день.
Я: Сегодня, плюс один. Да.
Герти: У тебя есть хобби?
Я: Нет. Все время работаю.
Герти: Ничего, ты живешь с Тиффи. У нее предостаточно литературы. Почитай про
вязание крючком или мебель из картона.
Я: Спасибо, Герти.
Герти: Пожалуйста. И перестань мне звонить, я очень занята.
Отключается.
До сих пор деморализует, когда она так ставит меня на место, неважно, сколько раз
испытывал на своей шкуре.
71. Тиффи
Мартин как ни в чем не бывало явился на работу. Невероятно! Всегда считала его
трусом, хотя из нас двоих я, кажется, боюсь встречи больше. Вроде как общаться с
Джастином через доверенное лицо… Откровенно говоря, пугает до ужаса, хотя и твержу
Леону, что я в полном порядке. А Мартин, напротив, шляется по конторе и взахлеб
расписывает, какая удачная получилась презентация. Наверное, не в курсе, что я все знаю.
Про предложение Джастином руки и сердца молчит. Никто в офисе ничего не говорит.
Рейчел разослала служебку, что я не помолвлена, и тем избавила меня от необходимости все
утро отбиваться от поздравлений.
Рейчел [10:06]: Могу просто подойти к нему, врезать по яйцам – и дело с концом.
Тиффани [10:07]: Заманчиво.
Тиффани [10:10]: Не знаю, почему мне так стремно. Вчера все продумала. Серьезно,
приготовила кучу унизительных эпитетов. А теперь они вылетели из головы, и я чуть не
писаюсь от страха.
Рейчел [10:11]: Что сказала бы твоя терапевтша?
Тиффани [10:14]: Люси? Наверное, сказала бы, что после дурдома в пятницу бояться
совершенно естественно. А разговаривать с Мартином – вроде как с Джастином.
Рейчел [10:15]: Ясно, только… Мартин – это Мартин. Долговязый, мелочный, подлый
Мартин. Который задевает мой стул, гадит тебе во время планерок и целует жопу начальнице
пиарщиков, как будто это лицо Меган Фокс.
Тиффани [10:16]: Да, правда. Чего его бояться?!
Рейчел [10:17]: Хочешь, пойду с тобой?
Тиффани [10:19]: Если скажу «да», будет очень убого?
Рейчел [10:20]: Ты что, это будет развлечение дня!
Тиффани [10:21]: Тогда да, пожалуйста!
После разборки с Мартином в мир вернулись краски. Выпрямляю спину и решаю, что
стыдиться нечего. Мой бывший сделал мне на презентации предложение, а я отказала – что
тут такого?
Когда иду в туалет, Руби молча подставляет мне пятерню, а Рейчел каждые пятнадцать
минут присылает песни про сильных женщин. Уже почти чувствую себя сильной.
С большим трудом концентрируюсь на работе: читаю про новый тренд в глазировке
кексов. Звонит телефон. Мгновенно понимаю, что до конца дней своих буду помнить веб-
страницу про насадки для кондитерских мешков. Такой это особенный звонок.
– Тиффи? – спрашивает Леон.
– Да.
– Тиффи…
– Леон, что?! – У меня дико колотится сердце.
– Его выпустили.
– Выпу..
– Ричи…
– О господи! Повтори!
– Ричи выпустили! Невиновен!
Издаю вопль, на который поворачиваются все до единой головы в конторе. Морщусь и
прикрываю телефон.
– Подруга выиграла в лотерею! – шепчу Франсине, ближайшей не в меру любопытной
коллеге, и та удаляется, чтобы растрепать новости. А то, если не пресечь в зародыше, все
подумают, что я снова помолвлена.
– Леон, я даже не… Я думала, завтра!
– И я. И Герти.
– Его выпустили?.. Он в городе? Господи, с ума сойти! Как он хоть выглядит?
Леон смеется, и от его смеха у меня внутри все поет.
– Он сегодня вечером к нам заглянет, и вы наконец познакомитесь.
– Невероятно!
– Да. Если честно, мне все кажется, это сон…
– Даже не знаю, что сказать… Ты сейчас где? – спрашиваю я, подпрыгивая на стуле.
– На работе.
– У тебя разве не выходной?
– Не знал, куда себя деть. Хочешь, приходи сюда, как освободишься. Хотя, если далеко,
то не надо, я к семи вернусь. Просто подумал…
– Буду в полшестого.
– Вообще-то надо наоборот – мне тебя встретить…
– Ничего, я сама. У меня сегодня хороший день, я не боюсь, правда. Увидимся в
полшестого!
72. Леон
73. Тиффи
– Как я выгляжу?
– Расслабься, – отвечает Леон, лежа на кровати и подложив руку под голову. – Ричи
тебя и так любит.
– Это же знакомство с родными! Я не хочу ударить в грязь лицом. Надо быть стильной,
красивой и остроумной и, наверное, добавить немножечко от образа Суки из первого сезона
«Девочек Гилмор».
– Ничего не понимаю.
Я обиженно вздыхаю.
– Ладно… Мо!
– Что? – отзывается тот из гостиной.
– Скажи, в этом наряде я стильная, утонченная девушка или заморенная старуха?
– Раз спрашиваешь, значит, не годится! – кричит Герти.
Морщусь.
– Я не с тобой разговариваю! Тебе никогда мои тряпки не нравились!
– Неправда, кое-что нравится. Только не так, как ты их комбинируешь.
– Ты выглядишь чудесно, – с улыбкой говорит Леон.
Сегодня у него совершенное новое лицо, как будто кто-то включил лампочку, о
существовании которой я не подозревала, и все озарилось.
– Нет, Герти права. – Выпутываюсь из платья с запа́хом, хватаю любимые зеленые
зауженные джинсы и свитер крупной вязки. – Я слишком стараюсь.
– Стараешься как раз столько, сколько надо.
Я скачу на одной ноге, натягивая штаны.
– Интересно, удастся мне сегодня вечером сказать что-то, с чем ты не согласишься?
– Вопрос с подковыркой. Ответ «нет», только получается, что я себе противоречу.
– Соглашается со всем, что я говорю, да еще и жутко умный!
Ползу по кровати, сажусь на него верхом, с наслаждением прижимаюсь и целую. Когда
распрямляюсь, чтобы надеть свитер, он тянет меня к себе, и я с улыбкой шлепаю его по
рукам.
– В таком виде появляться неприлично, даже ты должен признать.
Раздаются три звонка в домофон, и Леон вскакивает с такой скоростью, что я чуть не
падаю с кровати.
– Извини! – кричит он, оглядываясь на бегу.
Мо с Герти снимают трубку, чтобы открыть Ричи.
Натягиваю вязаный свитер и расчесываю пятерней волосы. Сердце бешено колотится.
Жду голоса Ричи у входной двери, медлю, чтобы они с Леоном насладились долгожданным
моментом.
Вместо этого слышу Джастина.
– Надо поговорить!
– А… Здравствуй, Джастин, – отвечает Леон.
Обхватила себя руками и вжалась в дверцу шкафа, чтобы не было видно с порога.
Хочется заорать. Я не позволю ему являться сюда и издеваться надо мной! Хочу, чтобы он
ушел, по-настоящему, не только из моей жизни, но и из головы. Хватит, больше не стану
прятаться за дверью и дрожать от страха!
Разумеется, все не так просто, из такого дерьма быстро не выберешься. Однако сейчас
я чувствую в себе силы и собираюсь на полную катушку использовать волну сумасшедшей
ярости. Выхожу в коридор.
Джастин – в дверях. Расставил ноги, широкоплечий, накачанный и очень злой.
– Джастин! – Останавливаюсь в нескольких футах, рядом с Леоном. Берусь рукой за
дверь, готовая в любую секунду ее захлопнуть.
– Мне надо поговорить с Леоном, – коротко отвечает Джастин, не глядя на меня.
Съеживаюсь, мгновенно теряя уверенность.
– Если ты собираешься и мне сделать предложение, ответ отрицательный, –
приветливо говорит Леон.
Джастин сжимает кулаки и, весь подобравшись и сверкая глазами, делает шаг в нашу
сторону. Я вздрагиваю.
– Поберегись, Джастин! – резко произносит позади меня Герти. – Еще дюйм, и у нас с
твоим адвокатом появится дополнительная тема для разговора.
До Джастина доходит смысл сказанного, он переоценивает ситуацию.
– Не припомню, чтобы твои друзья раньше вмешивались!
Не говорит, а лает. Сердце у меня в груди бешено колотится. По-моему, он пьян. Плохо
дело.
– Но мы всегда очень хотели! – отвечает Мо.
Тяжело, с дрожью, вздыхаю.
– Лучшее, что ты для меня сделал, Джастин, – бросил меня, – заявляю я, стараясь
стоять так же прямо, как он. – Мы расстались. Все кончено. Оставь меня в покое.
– Мы не расстались… – нетерпеливо возражает он.
– Я добьюсь запрета на приближение, – выдавливаю я, прежде чем он успевает
продолжить.
– Не добьешься! – презрительно фыркает он. – Ну же, Тиффи, ты ведешь себя как
ребенок!
Я захлопываю дверь у него перед носом с такой силой, что все, включая меня,
вздрагивают.
– Мразь! – орет Джастин с другой стороны, колотя в дверь и с силой дергая ручку.
Невольно вскрикиваю и отшатываюсь. Я только что захлопнула перед ним дверь!
Невероятно!
– Полиция, – одними губами произносит Леон.
Герти хватает телефон и набирает номер, крепко пожимая мне пальцы свободной
рукой. Мо мгновенно оказывается у моего плеча, а Леон надевает цепочку и подпирает дверь.
– Дурдом… – лепечу я. – Просто не верится…
– Откройте! – ревет Джастин.
– Полиция? – говорит Герти в телефон.
Джастин колотит кулаками, и я вспоминаю, как несколько недель назад он звонил в
домофон и не отступился, пока Леон не открыл. Сглатываю. Удары с каждым разом все
громче, начинает казаться, что стучат прямо в ушах. У меня выступают слезы; если бы не
Герти и Мо, которые меня поддерживают, я бы, наверное, рухнула. А я-то думала, что больше
не боюсь! Джастин за дверью рвет и мечет, а Леон, лицо которого стало очень серьезным,
оглядывается, чем бы еще забаррикадироваться. Слева от меня Герти отвечает на вопросы
полиции.
Внезапно безумие и шум прекращаются. Леон вопросительно смотрит на нас и
проверяет дверную ручку – заперто.
– Почему он замолчал? – спрашиваю я, так вцепляясь в руку Герти, что у меня белеют
пальцы.
– Больше не стучит, – поясняет Герти в телефон.
Слышу на том конце высокий женский голос.
– Она говорит, что Джастин, возможно, придумывает, как выбить дверь. Нужно уйти в
другую комнату. Отойди от двери, Леон.
– Стойте… – шепчет Леон, прижимая ухо к двери.
На губах у него появляется мрачная улыбка. Он жестом показывает всем подойти
ближе; робко, с трясущимися коленями, я позволяю Мо подвести меня к двери. Герти не
двигается с места, продолжая тихо разговаривать.
– Тебе в тюрьме понравится, Джастин, – произносит дружелюбный голос с
характерным акцентом. – Правда. Там таких, как ты, полным-полно.
– Ричи!.. – ахаю я. – Ему нельзя…
Мы только что вытащили его из тюрьмы. Драка с Джастином и вышвыривание его из
подъезда добром для Ричи не кончатся.
– Точно! – говорит Леон, широко раскрывая глаза.
Дрожащими руками отпирает дверь. Судя по голосам, Ричи где-то рядом, а Джастин
дальше, у лестницы, и все-таки… Отчаянно тру глаза. Не хочу, чтобы Джастин видел, как он
на меня действует. Не хочу давать ему власть.
Джастин бросается к нам, Ричи небрежно его отталкивает, и Джастин налетает на
стену, чертыхаясь. Ричи шагает внутрь, Леон быстро закрывает дверь. На все ушло не больше
пары секунд; я едва успеваю увидеть лицо Джастина. Что с ним такое? Его гнев всегда был
под контролем, наказания – продуманными и жестокими. Сейчас он совершенно обезумел.
Отвратительно.
– Приятный чувак твой бывший, – подмигивает Ричи. – Ярость так ярость! Утром
пожалеет, что колотил кулаками, поверьте.
Швыряет запасные ключи на буфет. Вот, значит, как он попал в дом без домофона.
Я моргаю. Неудивительно, что Джастин притих. Ричи колоссален. Под два метра
ростом и с такими мышцами, какие бывают, если, кроме качалки, некуда девать время.
Черные волосы сострижены под ноль, руки в наколках. Из воротника футболки выглядывает
еще одна татуировка и веревочное колье – ручаюсь, такое же, как у Леона. Те же, что у брата,
темно-карие глаза, хотя в них таится озорство.
– Полиция будет через десять минут, – спокойно сообщает Герти. – Привет, Ричи. Как
ты?
– В отчаянии из-за того, что у тебя, оказывается, есть бойфренд! – Ричи с улыбкой
хлопает Мо по плечу.
Могу поклясться, Мо при этом проседает минимум на дюйм.
– С меня обед! – добавляет Ричи.
– Да вы не стесняйтесь… – поспешно вставляет Мо.
Ричи крепко и шумно обнимает Леона.
– Про ублюдка за дверью не беспокойтесь, – говорит он, разжимая объятья.
Тем временем Джастин на площадке чем-то швыряет в стену, и я вздрагиваю. Меня
лихорадит с того самого момента, как я услышала его голос. А Ричи лишь улыбается, точно
ничего не происходит. Его улыбка – эхо улыбки Леона, добрая, сердечная, от которой сразу
становится легче.
– Рад познакомиться, Тиффи! Спасибо, что приглядела за братом!
– Получилось не очень, – выдавливаю из себя я, указывая на дверь, которая
сотрясается на петлях.
Ричи машет рукой.
– Серьезно, если он вломится, будет иметь дело со мной, Леоном и… прости, парень,
нас не представили…
– Мо, – отвечает Мо с видом человека, который привык сидеть в кресле и зарабатывать
болтовней и который вдруг понял, что это не всегда служит ему хорошую службу.
– А мы с Тиффи?! – встревает Герти. – Средневековье у нас, что ли? Спорим, я морду
набью лучше, чем Леон.
– Откройте! – ревет Джастин за дверью.
– Еще и напился, – весело комментирует Ричи, а потом поднимает кресло, прогоняет
нас с дороги и плюхает его перед дверью.
– Ну вот. Больше тут делать нечего. Лео, балкон на месте?
– Э-э-э, да…
Леон отшел от двери, на место Мо, и я приваливаюсь к его руке. Он поглаживает меня
по спине, и я немного прихожу в себя. Всякий раз, когда Джастин что-то орет или колотит в
дверь, я вздрагиваю, но теперь, с Ричи и Леоном, дрожь больше не сопровождается
ослепляющим страхом и паникой. Это хорошо.
Ричи выводит нас на балкон и закрывает стеклянную дверь. Мы едва помещается;
в одном углу прижались друг к другу Герти и Мо, в другом – я с Леоном, оставив Ричи
бо́льшую часть пространства, что и требовалось. Он делает глубокий вдох и с широкой
улыбкой смотрит на город.
– Лондон! – Разводит в стороны руки. – Я скучал. Вы только гляньте!
Входную дверь сотрясают глухие удары. Леон крепко прижимает меня к себе,
зарывается лицом в волосы, и я ощущаю на шее его успокаивающее теплое дыхание.
– Отличный наблюдательный пункт, когда приедет полиция, – поворачивается Ричи ко
мне и подмигивает. – Признаться, не думал, что так скоро их увижу.
– Прости, – тоскливо произношу я.
– Не извиняйся, – твердо отвечает Ричи.
Леон качает головой у меня в волосах.
– Не извиняйся, Тиффи, – повторяет Мо.
Даже Герти смотрит на меня как-то сердито-ласково.
Гляжу на друзей, втиснувшихся со мной на балкон. Становится легче – совсем чуть-
чуть, однако вряд ли мне сейчас вообще что-то поможет. Закрываю глаза и сосредоточиваюсь
на дыхании, как учила Люси, представляю, что удары – просто шум. В конце концов они
закончатся. Глубоко дыша в объятиях Леона, чувствую, как внутри крепнет уверенность: даже
придурок за дверью когда-нибудь закончится.
74. Леон
Полиция увозит Джастина. У него практически идет пена изо рта. Стоит раз взглянуть,
и сразу ясно: мужчина, у которого все всегда было под контролем, вдруг оказался
беспомощным. Герти замечает, что это даже хорошо – ускорит выдачу запрета.
Осматриваем дверь. Остались вмятины от ударов, отвалилась краска, где он бил
кулаками. И кровь. Тиффи отворачивается. Думаю, каково ей на это смотреть, после всего,
через что она прошла. Она любила его, и он тоже ее любил. Как мог.
Благодарю бога за Ричи. Сегодня вечером он светится от радости.
Пока Ричи пускается в очередной рассказ о том, как он дрался за право первым занять
тренажер, наблюдаю за Тиффи. К ней возвращается румянец, плечи распрямляются, губы
растягиваются в улыбку. Значит, стало легче. Успокаиваюсь с каждым новым признаком
улучшения. Невыносимо видеть ее дрожащей, плачущей, испуганной. Даже когда Джастина
увел полицейский, ярость внутри не стихла.
Сейчас, три часа спустя после полицейской драмы, мы рассредоточены по гостиной,
как я себе и представлял. Если прищуриться, почти незаметно, что вечер, которого ждал
целый год, на короткое время прервал взбесившийся мужчина. Мы с Тиффи заняли кресло-
мешок. Герти разместилась на почетном месте, то есть на диване, и прислонилась к Мо. Ричи
заправляет собранием из кресла, которое не до конца вернулось на обычное место после
баррикадирования двери и стоит между коридором и комнатой.
Ричи: Я знал! С самого начала так и думал!
Герти: Да? А с какого момента? Потому что я тоже знала, только в начале догадаться,
по-моему, было нельзя…
Ричи: Как только Леон сказал, что какая-то женщина будет спать в его постели.
Герти: Да ладно!
Ричи, с горячностью: Я вас умоляю! Нельзя делить постель и не делить все остальное!
Герти: А Кей?
Ричи отмахивается.
Ричи: Что Кей…
Тиффи: Да говори уже!
Ричи: Она хорошая, но Леону не подходит.
Я, обращаясь к Герти и Мо: А вы что думали?
Тиффи: О господи, не спрашивай.
Герти, быстро: Мы думали, что идея кошмарная.
Мо: Ты мог оказаться каким угодно.
Герти: Грязным извращенцем, например.
Ричи разражается хохотом и тянется за очередным пивом. Одиннадцать месяцев капли
во рту не было. Думаю, не напомнить ли, что реакция на алкоголь могла измениться, потом
прикидываю, как он отреагирует – наверняка станет пить еще больше, чтобы доказать, что я
не прав – и решаю оставить все как есть.
Мо: Мы даже предлагали Тиффи деньги, лишь бы она отказалась от своей затеи.
Герти: Она, естественно, не взяла…
Мо: А потом стало ясно, что это – часть процесса расставания с Джастином, и
пришлось позволить ей поступать по-своему.
Ричи: Вы не думали, что у них с Леоном так все обернется?
Мо: Нет. Честно говоря, я считал, что Тиффи не готова к парню вроде Леона.
Я: Это какому?
Ричи: Дьявольски красивому?
Я: Неуклюжему, с большими ушами?
Тиффи, скривив рот: Он имеет в виду – не психопату.
Мо: Э-э, ну да. От таких отношений оправляешься не сразу …
Герти, нетерпеливо: Хватит про Джастина!
Мо: Прости. Хочу лишь сказать, что Тиффи большая умница. Выстояла и не
допустила, чтобы нездоровое поведение превратилось в шаблон.
Мы с Ричи переглядываемся. Думаю о маме. Герти недовольно морщится.
Герти: Ну хватит, в самом деле! Встречаться с психотерапевтом, скажу я вам, ужасно.
От его серьезности можно спятить.
Тиффи: А ты у нас не серьезная?
Герти в ответ ее пинает.
Тиффи, хватая Герти за ногу: И вообще, пора послушать о вас с Мо! Ты мне так толком
и не рассказала! Как? Когда? Без подробного описания пениса, пожалуйста.
Ричи: Э?..
Я: Не обращай внимания. Лучше всего слушать и не париться. В конце концов дойдет,
что к чему.
Тиффи: Погоди, ты еще не видел Рейчел! Вот кто мастер на непристойные шутки!
Ричи: Похоже, моя девочка.
Тиффи задумывается, и я предостерегающе поднимаю брови. Сводить Ричи с
девушками – мысль неудачная. Как бы я ни любил брата, сердца он крушит направо и налево.
Я: Ну так как? Мо? Герти?
Мо, обращаясь к Герти: Давай ты.
Тиффи: Нет, рассказ Герти будет похож на приговор. Мо, озвучь нам, пожалуйста,
романтическую версию.
Мо бросает беглый взгляд на Герти, оценивая, насколько она разозлилась; к счастью,
после трех бокалов вина она удовлетворяется сердитым взглядом в сторону Тиффи.
Мо: Началось, когда мы съехались.
Герти: Хотя Мо, видимо, влюблен в меня уже сто лет.
Мо, уязвленно: А я ей нравился больше года. Она сама сказала.
Герти: По секрету!
Тиффи нетерпеливо хмыкает.
Тиффи: И что, у вас все по полной программе?
Воцаряется неловкая тишина; Мо смущенно смотрит под ноги.
Тиффи улыбается и сжимает руку Герти.
Ричи: Видно, надо и мне найти соседку, а?
Сентябрь
Тиффи
Фыркаю от смеха и поворачиваю ключ в замке. Внутри все, как обычно: тесно,
многоцветно, по-домашнему. Кидаю сумку у двери и замечаю на стене следующую бумажку:
Шаг номер один: пожалуйста, оденься для веселых приключений. Выбери наряд в
шкафу.
Естественно. В смысле одежда для работы, то есть с более глубоким, чем обычно,
реверансом в сторону нормальности. В смысле пытаюсь хотя бы не комбинировать
противоположные цвета. Перебираю гардероб в поиске чего-то подходящего для загадочных
«веселых приключений». Останавливаюсь на бело-голубом платье, которое купила два года
назад. Непрактично для прохладной погоды, хотя, если добавить плотные серые колготки и
желтый макинтош из благотворительного магазина…
Одевшись, отклеиваю записку от дверцы и читаю:
Ухмыляюсь и иду в ванную, ускоряя шаг. Что он задумал? Куда мы собрались? Теперь,
надев платье для приключений, я сбросила с плеч тяжесть рабочего дня. Наверное, Леон знал,
что я почувствую себя лучше в чем-то ярком. Внутри у меня растет приятное
головокружительное волнение.
На лейке душа висит конверт, тщательно завернутый в пищевую пленку. Снаружи
приклеена бумажка для заметок.
Когда доберешься до Брайтона, иди на пляж у пирса. Там сразу поймешь, куда тебе
надо.
Самая мучительная поездка за всю мою жизнь. Я извертелась и буквально чешусь от
любопытства. Когда поезд прибывает в Брайтон, уже темно, однако дорогу к морю найти
нетрудно; к пирсу почти бегу, что случается только в чрезвычайных обстоятельствах, а значит,
я на самом деле волнуюсь.
На пляже понимаю, о чем говорил Леон. Не заметить и впрямь невозможно.
На гальке, ярдах в тридцати от моря, стоит кресло под пестрыми покрывалами, а
вокруг горит дюжина свечей.
Прижимаю руку ко рту. Сердце бьется с утроенной скоростью. Спотыкаясь на камнях,
оглядываюсь в поисках Леона, но на пляже ни души.
Записка придавлена большой ракушкой.
Садись, закутайся как следует и, когда будешь готова, вскрой конверт. Потом –
коробку.
Едва сев, срываю пленку и вскрываю конверт. К моему удивлению, узнаю почерк
Герти.
Дорогая Тиффи!
Леон подрядил нас с Мо помочь ему в этой сумасбродной затее, потому что ты, по
его словам, ценишь наше мнение. По-моему, он просто побаивается и не хочет делать все в
одиночку. Я его не виню. Немного скромности в мужчине – это плюс.
Тиффани, мы никогда не видели тебя такой счастливой. Это счастье исходит
изнутри тебя – ты сама его создала. Но не зазорно сказать, что и Леон тебе очень помог.
Мы его любим, Тиффи. Он подходит тебе, как может подходить только очень
хороший человек.
Решать, разумеется, тебе, но он хотел, чтобы ты знала: мы его одобряем.
Мо и Герти.
P. S. Он не спросил разрешения у твоего отца, поскольку это «слишком архаично и
патриархально», но он «практически уверен, что Брайан возражать не станет».
Смеюсь, дрожа всем телом и вытирая слезы. Папа просто обожает Леона и уже почти
год смущает нас тем, что при людях называет его сыном.
Трясущимися руками берусь за картонную коробку. Невыносимо долго отдираю скотч,
а когда удается снять крышку, начинаю реветь по-настоящему.
Внутри, в ворохе разноцветной бумаги лежит кольцо. Прекрасное винтажное кольцо:
кривоватое, с овальным янтарем в центре.
И последняя записка:
Машу бумажкой у него перед носом, чтобы он уловил суть, а потом засовываю ему в
нагрудный карман рубашки. Он прижимает меня к себе и целует в макушку. Чувствую, что он
улыбается своей кривоватой улыбкой, и мне так хорошо, что даже страшно, как будто мы
нахапали незаслуженно много счастья и другим не хватит.
– А теперь мы включим телик и узнаем, что началась ядерная война? – поворачиваюсь
я и ложусь рядом.
Он улыбается.
– Вряд ли. Иногда просто случается счастье.
– Смотри какой радужный! Обычно это моя роль.
– Ага, и с чего бы? Из-за помолвки? Или светлого будущего? Любви всей жизни в
моих объятьях? Не знаю.
Посмеиваюсь, тычась ему в грудь и вдыхая его запах.
– Ты пахнешь домом, – говорю я мгновение спустя.
– А ты – сам дом, Тиффи, – отвечает он просто. – Кровать, квартира…
Делает паузу, как всегда, когда подыскивает слова для чего-то важного.
– Они никогда не были домом, пока не появилась ты.
Благодарность
Неумеха (англ.).
2
Не мой круизный лайнер. Без обид, но будь у меня круизный лайнер, я не польстилась
бы на квартирку с одной кроватью. Я бы жила в шотландском замке с разноцветными
башенками.
4