Александр

Николаевич
Островский

(1823 – 1886)
 “Литературе Вы принесли в дар целую библиотеку
художественных произведений, для сцены создали свой
особый мир. Вы один достроили здание, в основание которого
положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь”.
Это замечательное письмо получил среди прочих
поздравлений в год тридцатипятилетия литературно-
театральной деятельности Александр Николаевич Островский
от другого большого русского писателя — Гончарова.

Но намного раньше о первом же произведении юного

еще Островского, напечатанном в “Москвитянине”, тонкий
ценитель изящного и чуткий наблюдатель В. Ф. Одоевский
написал: “Если это не минутная вспышка, не гриб,
выдавившийся сам собою из земли, просеченной всякой
гнилью, то этот человек есть талант огромный. Я считаю на
Руси три трагедии: “Недоросль”, “Горе от ума”, “Ревизор”. На
“Банкроте” я поставил номер четвертый”.

От столь многообещающей первой оценки до юбилейного

письма Гончарова—полная, насыщенная трудом литературная
жизнь большого русского драматурга.
Жила семья Островских в тех
замечательных местах Москвы, которые
затем нашли доподлинное отражение в
пьесах драматурга. Это было
Замоскворечье – совершенно особый ,
словно замкнутый на самом себе
мир, не парадный, не фасадный, хотя
и находившийся совсем недалеко от
Кремля, от Красной площади.
Сначала - Малая Ордынка ,
дом 9. Здесь Островские
снимали квартиру у дьякона
церкви Покрова, что в
Голиках. В этом доме и
родился 31 марта (по старому
стилю) 1823 года будущий
знаменитый драматург.
 Потом
Потом былибыли
домдом
в в
Монетчиковом
Монетчиковом переулке
переулке
(он (он не сохранился)
не сохранился) и наи на
Житной
Житной улице
улице (д. 8).
(д. 8).
Корнями своими
семья уходила в
духовенство: отец
был сыном
священника, мать —
дочерью пономаря и
просвирни. Более
того, отец, Николай
Федорович, и сам
закончил Московскую
духовную академию.
 Родословная А.Н.Островского
Фёдор
Ольга Наталья
Иванович Иван Саввин
Александровна Ивановна
Островский

Николай
Любовь Ивановна
Фёдорович
Саввина
Островский

Матвей Фёдор Наталья Михаил Сергей Надежда Вера

Александр
Николаевич
Островский
Мария
Агафья
Васильевна
Ивановна
Бахметьева

6 детей 4 детей
Фёдор Иванович
Островский, дед
драматурга по отцу, был
родом из костромских
мест, закончил в Костроме
семинарию . Когда 4 сына
и 2 дочки подросли, он
перебрался в Москву,
принял здесь постриг и
стал схимником Донского
монастыря. Умер он в
1843 году, когда его внук
Александр уже служил в
Совестном суде, и был с
почётом погребён близ
Северного храма Донского
монастыря.
Александр еще в детстве
пристрастился к чтению. Он получает
хорошее домашнее образование,
знает греческий, латинский,
французский, немецкий, впоследствии
к ним добавились английский,
итальянский, испанский языки.
Первый учитель появился у него
ещё при жизни матери. Это был
дальний родственник Островских
Сергей Гиляров.
Благодаря большой библиотеке отца
Островский рано ознакомился с русской
литературой и почувствовал наклонность
к писательству; но Николай Фёдорович
непременно хотел сделать из него юриста.
 О детстве будущего драматурга
ничего не известно, он как-то не любил о
нём вспоминать. Отец его был человеком
тщеславным , предприимчивым и
суховатым. Александр больше унаследовал
от матери- красивой, тихой, болезненной
женщины. Но в 1831 году, когда
Островскому не было ещё 9 лет, мать
умерла после тяжёлых родов.
Появившиеся на свет девочки-двойняшки
умерли следом за матерью. Через четыре
года отец женился снова. Его избранницей
стала 23-летняя Эмилия фон Тессин. По
деду она была баронессой, что
необыкновенно льстило Николаю
Фёдоровичу.
 В сентябре 1835
года Николай
Фёдорович подал в
Московскую губернскую
гимназию (ул.Волхонка,
16) прошение принять
туда сына в такой
класс, в какой он по
экзамену окажется
достойным. Островский
оказался достойным
поступить в третий
класс и начал носить
гимназическую
фуражку. Учился он с
умеренным успехом,
особыми способностями
не блистал, однако
умнел медленно, но
верно.
В 1840 году Александр закончил гимназию. Хотя по
результатам он был девятым из одиннадцати и не
получил чина коллежского регистратора, зато ему
было дано право поступать в университет без
предварительных испытаний. Естественно, был выбран
юрфак Московского университета. В новом доме на
Житной отец выделяет сыну 2 комнаты наверху,
чтобы он мог принимать там своих друзей. У
Александра появляется даже экипаж в две лошади.
 К концу 2 курса Островский
перестал заниматься, начал
пропускать лекции, а на
весеннюю сессию не явился
вообще «по причине
случившейся лихорадки».
Пришлось ещё один год
оставаться на 2 курсе. Однако ,
явившись 6 мая 1843 года на
экзамен по римскому праву к
декану факультета Крылову,
Островский не выдержал
испытания и получил единицу.
Впрочем, по некоторым
намёкам , такой результат был
обусловлен тем, что Крылов
хотел получить от Островского
взятку. Александр не стал
ждать, что его исключат из
университета как второгодника,
и сам подал прошение об
уходе.
Николай
Фёдорович
снова надавил
на сына,
переговорил с
кем-то, и вскоре
тот был
зачислен на
должность
писца сначала
в Московский
Совестной суд,
а затем в
Коммерческий.
Думается, отец Островского и не
предполагал , что , желая отвлечь сына от
литературы и театра, он, напротив,
неизмеримо помог ему как литератору.
Судебная деятельность стала для него
великой жизненной школой. Перед
Островским разверзлись все бездны
человеческой низости, дрязги, обманы,
преступления, и рядом с этим, хотя куда
реже, - внезапные озарения благородства,
душевной широты.
 От судьбы нечистых на руку
товарищей по службе Островского
уберегло искусство. Он волочил службу, как
вериги, и при любой возможности норовил
улизнуть из присутствия. «Мы приходили в
суд часов в одиннадцать, и у нас
начиналось литературное утро,- вспоминал
Островский.- Разговаривали и спорили о
литературе и так незаметно досиживали до
3 часов. После 3 часов отправлялись в
кофейную Печкина, это было не что иное,
как хороший трактир, продававший кофе,
против Александровского сада…»
 Вокруг этой
кофейни очень скоро
образовался литературный
кружок, в который входили,
помимо Островского, его
друзья – Тертий Филиппов,
Евгений Эдельсон и Николай
Немчинов (последний, к
сожалению, очень рано умер
и почти не оставил по себе
памяти).
Здесь бывали
знаменитые актёры
Живокини , Садовский,
Самарин, Щепкин,
Мочалов. За шампанским
героем кофейни
становился актёр и
водевилист Ленский .
Островский, всецело
захваченный их
обаянием и мастерством,
отойти от них не мог,
когда они заводили свои
рассказы, шутки,
анекдоты, закулисные
истории.
 К 1846 г. Островским было уже написано

много сцен из купеческого быта и задумана

комедия "Несостоятельный должник" (впоследствии

- "Свои люди - сочтемся"). Небольшой отрывок из

этой комедии был напечатан в № 7 "Московского

Городского Листка" 1847 г.; под отрывком поставлены

буквы: "А. О." и "Д. Г.", то есть А. Островский и

Дмитрий Горев . Последний был провинциальный

актер (настоящая фамилия - Тарасенков), автор двух-

трех пьес, уже игранных на сцене, случайно

познакомившийся с Островским и предложивший ему

свое сотрудничество.
 Оно не пошло дальше одной сцены, а
впоследствии послужило для Островского
источником большой неприятности, так как
дало его недоброжелателям повод обвинять
его в присвоении чужого литературного
труда. В № 60 и 61 той же газеты явилось,
без подписи, другое, уже вполне
самостоятельное произведение Островского
– « Картины семейного счастья». Эти
сцены были перепечатаны, в исправленном
виде и с именем автора, под заглавием
«Семейная картина» в "Современнике"
1856 г., № 4. "Семейную картину" сам
Островский считал своим первым печатным
произведением и именно с нее вел
начало литературной деятельности.
 Самым памятным и дорогим
днем своей жизни он признавал 14
февраля 1847 г.: в этот день он
посетил С.П. Шевырева и, в
присутствии А.С. Хомякова ,
профессоров, писателей, сотрудников
"Московского Городского Листка",
прочел эту пьесу, явившуюся в
печати месяц спустя. Когда он
закончил чтение, наступила долгая
неловкая пауза. Александр
Николаевич сидел, опустив глаза.
Вдруг Шевырёв вскочил со своего
кресла , подбежал к автору ,взял
его за руку, поднял с места и с
пафосом провозгласил:
«Поздравляю вас, господа, с новым
драматическим светилом в русской
литературе!»
"С этого дня, - говорит
Островский, - я стал считать себя
русским писателем и уже без
сомнений и колебаний поверил в
свое призвание".
• В конце 1847 года произошло внешне
незначительное событие, которому суждено было,
однако, сыграть заметную роль в душевной жизни
Островского. По соседству с их домом в Николо-
Воробьинском переулке наняли себе квартиру 2
сестры-мещаночки. Одна из них, Агафья Ивановна,
была годом или двумя старше Островского и очень
приглянулась ему. Никто не знает фамилии этой
женщины, не сохранилось и её изображений. Она
была от природы умна, сердечна, прелестным
голосом пела русские песни. Но , главное, полюбила
Александра Николаевича, привязалась к нему как-
то по-матерински. Может быть, и Островского
привлекла к ней эта женская участливость, та
ласка, которой с детства, после смерти матери, ему
так не хватало в доме отца.
• Отцу не нравилось,
что сын зачастил в
дом по соседству,
и,чтобы отвлечь
молодого человека от
сомнительного
увлечения, предложил
ему взять отпуск в
суде и выехать на
лето вместе со всей
семьёй в только что
купленное имение
Щёлыково в
Костромской губернии.
Дорога лежала через Троице-
Сергиев посад, Переславль.

В Ярославле Островский навестил

своего товарища по университету –
педагога К.Ушинского.
 Отпуск Островского оказался
полным самых разнообразных
впечатлений, но на следующее лето
он от предложения отца отказался и,
едва экипаж Николая Фёдоровича
выехал за заставу, привёл в дом
Агафью Ивановну. С тех пор они
открыто стали жить вместе, как муж
и жена.
 К концу 1849 г. Островским
была написана комедия под
заглавием "Банкрут". Он читал
ее своему университетскому
товарищу А.Ф. Писемскому.

В это же время он познакомился со

знаменитым артистом П.М. Садовским , который
увидел в его комедии литературное откровение и стал
читать ее в разных московских кружках, между
прочим - у графини Е.П. Ростопчиной , у которой
обычно собирались молодые писатели, только что
начинавшие тогда свою литературную деятельность
(Б.Н. Алмазов , Н.В. Берг , Л.А. Мей , Т.И. Филиппов ,
Н.И. Шаповалов, Е.Н. Эдельсон).
 Все они
находились в близких,
дружеских отношениях
с Островским еще со
времен его
студенчества, и все
приняли предложение
М.Погодина работать в
обновленном
"Москвитянине",
составив так
называемую "молодую
редакцию" этого
журнала.
 Вскоре выдающееся
положение в этом кружке занял
Аполлон Григорьев , выступивший
провозвестником самобытности в
литературе и ставший горячим
защитником и хвалителем
Островского как представителя этой
самобытности.

Комедия Островского, под

измененным заглавием: "Свои люди -
сочтемся", после долгих хлопот с
цензурой, доходивших до обращения
к самым высшим инстанциям, была
напечатана во 2-й мартовской книге
"Москвитянина" 1850, но не
разрешена к представлению; цензура
не позволяла даже и говорить об этой
пьесе в печати. На сцене она явилась
только в 1861 г., с переделанным
против напечатанного окончанием.
 За этой первой комедией Островского в
"Москвитянине" и других журналах ежегодно
стали появляться и другие его пьесы: в 1850
г. - "Утро молодого человека", в 1851 г. -
"Неожиданный случай", в 1852 г. - "Бедная
невеста", в 1853 г. - "Не в свои сани не
садись" (первая из пьес Островского,
попавшая на сцену Московского Малого
театра, 14 января 1853 г.), в 1854 г. -
"Бедность не порок", в 1855 г. - "Не так
живи, как хочется", в 1856 г. - "В чужом пиру
похмелье". Во всех этих пьесах Островский
явился изобразителем таких сторон русской
жизни, которые до него почти вовсе не
затрагивались литературой и совершенно не
воспроизводились на сцене.
• Глубокое знание быта изображаемой
среды, яркая жизненность и правда
изображения, своеобразный, живой и
красочный язык, отчетливо отражающий
в себе ту настоящую русскую речь
"московских просвирен", учиться которой
Пушкин советовал русским писателям -
весь этот художественный реализм со
всей простотой и искренностью, до
которых не поднимался даже Гоголь ,
был встречен в нашей критике одними с
бурным восторгом, другими - с
недоумением, отрицанием и насмешками.
Когда пьеса была
доставлена Николаю,
он начертал на ней
резолюцию :
«Совершенно
справедливо, напрасно
печатано, играть же
запретить…» Более
того, за Островским
было приказано
установить секретный
жандармский надзор.
 Личные дела Островского идут
всё хуже и хуже. Агафья Ивановна
родила ребёнка, потом другого. Семье
нужны были деньги. В ноябре 1851
года Александр Николаевич пишет
Погодину:»…Наступает время
холодное, ни шубы, ничего тёплого у
меня нет. Я простудился в среду,
когда ехал от Вас в холодном
пальто. Пришлите мне денег, ради
Бога…»В такой ситуации бессонными
ночами пишет Островский свою
третью пьесу - « Бедная
невеста».Перемаранная и
искромсанная цензурой, пьеса очень
кисло принята публикой.
 Полон неприятных для
драматурга воспоминаний и
1852,високосный, год. Умерла
горячо любимая Островским
сестра Наталья. Умер Гоголь.
Вместе с другими
ближайшими к покойному
людьми Александр
Николаевич некоторое время
нёс гроб. Стояла оттепель,
было слякотно, ноги у него
мёрзли, и он чувствовал, что
простудится. И действительно,
после этих похорон у
Островского началась болезнь
суставов, которая мучила его
всю оставшуюся жизнь.
 Островский спешит написать
новые пьесы, стремясь убрать из
них всякую остроту, чтобы не иметь
проблем с цензурой. Так
появляются «Не в свои сани не
садись» и вслед за ней « Бедность
не порок». 14 января 1853 года в
сильнейший мороз дают премьеру
« Саней…» в бенефис актрисы
Л.П.Никулиной –Косицкой.
Островский за постановку не
получит ни копейки (за пьесы,
отданные бенефициантам, денег не
платили), но он безумно счастлив,
хотя и страшно волнуется, ведь он
впервые увидит своё произведение
поставленным на сцене. На первое
представление народу собралось
немного, но спектакль имел
ошеломляющий успех, и 2 и 3
спектакли прошли с аншлагом.
 В феврале 1853 года Островский впервые в
жизни едет в Петербург.« Сани» ставит теперь
Александринка. Актёры не в пример хуже и
заносчивее московских. Любимец петербургской
публики Алексей Максимов ходит за кулисами
,зажав нос, и с гримасой отвращения говорит: «
Сермягой пахнет!» Актёры смеются его выходке.
Когда Островский уже уехал из столицы, на одном
из выступлений побывал царь. По окончании
спектакля он сказал: « Очень мало пьес, которые
мне доставили бы такое удовольствие, как эта».И
добавил по-французски: «Это даже не пьеса. Это-
урок.»
 В июле 1853 года в
Москве объявился давний
знакомец Островского
Дмитрий Горев. Вскоре по
Москве поползли сплетни о
том, что драматург крадёт
пьесы у некоего
провинциального актёра.
Чтобы защитить своё
честное имя, Островский
выбирает единственно
правильный путь-
стремительно пишет новую
комедию. За два месяца он
создаёт « Бедность не
порок» и просит Погодина
поскорей напечатать её в
«Москвитянине». Однако
Погодин поверил в слухи и
отозвался на просьбу
Островского очень
уклончиво. Тогда пришлось
издать комедию отдельной
книжкой.
 В эти годы в Москве
гастролирует француженка
Рашель, поклонница
классических трагедий. По
утрам в Малом театре
( Большой сгорел) играет она, а
вечерами там дают пьесы
Островского. В результате
Москва разбивается на два
враждующих лагеря. В этой
вражде очень часто переходили
на личность драматурга. Его
обвиняли в неимоверном
тщеславии, приписывали ему
какие-то тирады, отдающие
самовлюблённостью. В
результате в поведении
Островского произошла
серьёзная перемена. Он стал
болезненно стыдиться всякой
светскости, избегал посещения
гостиных. Его манией сделалась
простота.
 Зимой 1856
года Островский
едет в Петербург
для знакомства с
редколлегией
журнала
«Современник».

14 февраля
в редакции
устраивают
большой обед в
честь Александра
Николаевича.
Островский удостоился особого
расположения графа Толстого.
Говорят, Александр Николаевич
был единственным, к кому
Толстой обращался на «ты».
Петербуржцы делали всё
возможное, чтобы оставить
драматурга в Петербурге. Но он
остался верен милой его сердцу
Москве.
 Вернувшись в
марте 1856 года в
Москву, Островский
получил наконец давно
им ожидаемый толстый
казённый пакет с
извещением о том, что
он может принять
участие в литературной
экспедиции по
российским морям,
рекам и озёрам.
Пожалуй, Островский
ехал на Волгу не за
материалами для
творчества , а за
обновлением себя.
Островскому предстояло
описать Волгу от её
истока до Нижнего
Новгорода. В этой
экспедиции его ждало
много приключений: он и
едва не утонул, и ногу
сломал, и был принят в
Торжке за ревизора.
Островский был одним
из первых, кто стоял у
истока Волги. «Из-под
упавшей и уже
сгнившей берёзы,-
записал он,- Волга
вытекает едва
заметным ручьём. Я
нарвал у самого истока
цветов на память».
 Главное, что вынес
он из волжской
поездки, было
преодоление душевной
сумятицы, инерции и
апатии, с какими он
туда ехал. Конец 1856
года он , лёжа со
сломанной ногой,
провёл в работе над
«Доходным местом».
 Несколько месяцев, проведенных в
непосредственной близости к местному
населению, дали Островскому много
живых впечатлений, расширили и
углубили знание русского быта в его
художественном выражении - в метком
слове, песне, сказке, историческом
предании, в сохранявшихся еще по
захолустьям нравах и обычаях старины.
Все это отразилось в позднейших
произведениях Островского и еще более
упрочило их национальное значение.
 Не ограничиваясь жизнью
замоскворецкого купечества, Островский вводит в
круг действующих лиц мир крупного и мелкого
чиновничества, а затем и помещиков. В 1857 г.
написаны "Доходное место" и "Праздничный сон
до обеда" (первая часть "трилогии" о
Бальзаминове; две дальнейшие части - "Свои
собаки грызутся, чужая не приставай" и "За чем
пойдешь, то и найдешь", - появились в 1861 г.), в
1858 г. - "Не сошлись характерами"
(первоначально написано в виде повести), в 1859
г. - "Воспитанница". В том же году появились два
тома сочинений Островского, в издании графа Г.А.
Кушелева-Безбородко . Это издание и послужило
поводом для той блестящей оценки, которую дал
Островскому Добролюбов и которая закрепила за
ним славу изобразителя "темного царства".
В 1859 году Островский получил письмо
от Никулиной–Косицкой , с которой
давно был в размолвке. Она просила
пьесу для бенефиса. Такая пьеса у
драматурга была- он закончил к тому
времени драму «Гроза», в работе над
которой когда-то актриса помогла
Александру Николаевичу. Премьера
«Грозы» состоялась 16 ноября. В
последнем акте с Косицкой плакал весь
зал. Один из купцов-зрителей
воскликнул: «Боже мой! Правда-то
какая! Где они это видели? Откуда они
это знают?»
Вскоре Косицкая увлеклась
купеческим сыном Соколовым,
донжуаном, который затем
испортил ей жизнь. Островский
это сильно переживал. Одно
время он был сильно увлечён
Косицкой и даже делал ей
предложение, но получил
отказ.
Счастливым для Островского стал 1860 год.
Наконец-то разрешили поставить на сцене
«Свои люди - сочтёмся».Она игралась в
обновлённом после пожара Большом театре.
После премьеры молодёжь вынесла
драматурга из театра на руках.
 С половины 60-х годов Островский усердно занялся
историей Смутного времени и вступил в оживленную
переписку с Костомаровым , изучавшим в то время ту же
эпоху. Результатом этой работы были две напечатанные в
1867 г. драматические хроники: "Дмитрий Самозванец и
Василий Шуйский" и "Тушино". В № 1 "Вестнике Европы"
1868 г. появилась еще историческая драма, из времен
Ивана Грозного , "Василиса Мелентьева", написанная в
сотрудничестве с директором театров Гедеоновым . С этого
времени начинается ряд пьес Островского, написанных, по
его выражению, в "новой манере". Их предметом служит
изображение уже не купеческого и мещанского, а
дворянского быта: "На всякого мудреца довольно
простоты", 1868; "Бешеные деньги", 1870; "Лес", 1871.
Вперемежку с ними идут и бытовые комедии "старой
манеры": "Горячее сердце" (1869), "Не все коту масленица"
(1871), "Не было ни гроша, да вдруг алтын" (1872). В 1873
г. написаны две пьесы, занимающие среди произведений
Островского особое положение: "Комик XVII столетия" (к
200-летию русского театра) и драматическая сказка в
стихах "Снегурочка", одно из замечательнейших созданий
русской поэзии.
В 1865 году Островский организует
в Москве «Артистический
кружок».Это общество создавалось
не только для того, чтобы артистам
было где собираться в свободное
от творчества время. Драматург
понимал, что настала пора что-то
менять в самих приёмах актёрской
игры, в способе существования
актёра на сцене, соответствующем
реалистическому изображению
действительности в его новаторской
драматургии.
 В 1867 году
умирает Агафья
Ивановна. Её место
занимает Марья
Васильевна Бахметьева,
актриса, которая ещё
при жизни первой
жены увлекла
Островского и родила
ему двоих детей.
Впервые он увидел её
наряженною цыганкой
в «живых картинах» и
влюбился без ума. В
1869 году происходит
венчание, а уже к 1877
году у них с Марией
Васильевной 6 детей.
 Впрочем, Островский,
как видим, далеко не
сразу решился узаконить
отношения с Бахметьевой.
Горячо любя своих детей,
рождённых в гражданском
браке с Марьей
Васильевной, он, тем не
менее, решился
обвенчаться с Бахметьевой
только через два года
после начала совместной
жизни. Что касается
родственников и близких
друзей Островского, то они
так и не признали до
конца Бахметьеву, относясь
к ней снисходительно-
насторожённо.
 В октябре 1877 г.
Александр Николаевич
поселился с семьёй в
доме С.М. Голицына
(улица Волхонка, 14), то
есть рядом с гимназией,
в которой учился в
детстве. Здесь были
написаны пьесы
«Бесприданница»,
«Таланты и
поклонники», «Сердце
не камень», закончена
«Последняя жертва». В
новой квартире
Островского бывали
старые и новые друзья:
Ф.М.Достоевский,
Д.Григорович, М.Е.
Салтыков-Щедрин, Л.Н.
Толстой, И.С. Тургенев,
П.И. Чайковский,
П.Садовский, М.Н.
Ермолова, Г.Н. Федотова.
• В 70-е годы у Островского
появляются сюжеты,
созданные на основе
уголовной хроники. Как
раз в эту пору он был
избран почётным судьёй в
Кинешемском уезде.
Именно от этих
впечатлений отталкивался
драматург, когда создавал
«Бесприданницу» и
«Последнюю жертву».
Пьеса «Бесприданница»
была этапной, сороковой
его драмой. «Этой пьесой
начинается новый сорт
моих произведений»,-
писал он. И если « Гроза»
предназначалась когда-то
для Косицкой, то
«Бесприданница» – для
Марии Савиной.
 Последнее
десятилетие жизни
Островского прочно
связано с имением
Щёлыково. В 1867 году
оно было выкуплено
братьями Островскими
у мачехи.
 Годы хозяйствования в Щелыкове
Эмилии Андреевны привели имение в
упадок, сведя на нет старания ее покойного
мужа. Александр Николаевич Островский и
его брат Михаил Николаевич знали о том,
что их мачеха явно тяготится имением, не
желая постоянно жить в деревне.
Переговоры завершились летом 1867 года
ее согласием продать усадьбу за 7357
рублей 50 копеек в рассрочку на три года. 
Покупая имение, Александр
Николаевич и Михаил Николаевич
Островские мечтали о культурном
преобразовании его хозяйства и в связи с
этим возлагали на него большие надежды
экономического характера. Начальный год
хозяйствования в Щелыкове не принес
радужных результатов. Но эти итоги не
ослабили, а усилили их хозяйственную
энергию. В первое время Александр
Николаевич вникал во все детали
хозяйства. По его инициативе
ремонтировались старые и строились
новые служебные помещения, удобрялась
земля, покупались в Москве лучшие сорта
семян пшеницы, а также травяных злаков,
улучшалась порода скота, приобретались
новые лошади, совершались посадки
нового сада, строилась маслобойня и пр.
 Сердце усадьбы –
старинный деревянный дом
серого цвета с белыми
колоннами, террасами, по
северному фасаду имеющий
антресольный этаж и два
крыльца – парадное и
служебное. Он очаровал
Островского с первого же
взгляда ещё в 1848 году,
когда он впервые приехал
сюда с отцом. Островский
пишет в своем дневнике, что
дом "удивительно хорош как
снаружи оригинальностью
архитектуры, так и внутри
удобством помещения... Дом
стоит на высокой горе,
которая справа и слева
изрыта такими
восхитительными оврагами,
покрытыми кудрявыми
сосенками и липами, что
никак не выдумаешь ничего
подобного".
 Щелыково оказывало на драматурга действие благотворное и
целительное. Чистейший ароматный воздух, тишина, девственная
природа успокаивали нервы, оздоровляли тело, рассеивали тревоги и
заботы.
Распорядок дня в Щелыково обычно был таков: в восемь-девять
часов - утренний чай; в час-половина второго - обед; в четыре с
половиной-пять - дневной чай; в восемь часов - ужин. Ложились рано
- не позже десяти часов. Однако иногда этот порядок нарушался в
зависимости от наличия гостей, задуманных дальних прогулок,
пикников, поездок на рыбную ловлю на реку Меру и пр.
 Любимым развлечением в усадьбе
были прогулки по окрестностям, охота, сбор
грибов и ягод и рыбная ловля, где Александр
Николаевич обнаруживал обширные знания
и мастерство. Островский был страстным
рыболовом: часто сидел с удочкой на реке
Куекше у мельницы. А когда стал немолод, то
предпочитал удить рыбу в пруду с островком,
неподалеку от дома.

Любимым занятием на отдыхе, кроме

рыболовства, для него была резьба по
дереву. Работал он в мезонине "нового
дома", где был установлен токарный станок и
специальный стол с тисками для
выпиливания. Вырезанные им рамки для
фотографий и другие предметы он щедро
дарил друзьям. 
 Изучая жизнь, быт, труд крестьянства,
Островский познавал народ, убеждался в его
житейской мудрости и высоком поэтическом
вкусе. Народные обычаи и нравы, в
особенности устная поэзия, привлекали
драматурга. Живя в Щелыкове, Островский
внимательно приглядывался к жизни 
крестьян. Удаленная от городов деревня
сохранила нетронутыми старинные песни,
празднования белой березки  в Троицын день,
костры в лесах в уставные вечера, свадебные
обряды, причеты и вопли по умершим.
Драматург был непременным зрителем всех
наиболее значительных народных увеселений,
слушал и записывал. А после создания
фольклорной «Снегурочки» находившийся
недалеко от усадьбы родник стали называть
Снегурочкиным ключом.
В дни именин хозяина усадьбы и членов
его семьи парк украшался цветными
фонарями. Около дома ставили световые
плошки и зажигали ракеты. Освещенная
усадьба в лесном мраке казалась сказочной. К
этим дням приноравливались театральные
постановки, на которые сходились жители
близлежащих деревень.
 Кабинет А.Н.
Островского занимал
угловую комнату ,
выходящую тремя окнами
на юг и двумя на восток.
Обстановка здесь стояла
простая: письменный стол,
сделанный самим
драматургом, на стенах -
фотографии жены, сестры,
любимых актёров в
выпиленных им же из
дерева рамках. На
письменном столе -
подсвечник на две свечи с
подвижным зелёным
абажуром, письменный
прибор.
 В последние годы
жизни Островский
уже не имел
возможности
наслаждаться
красотами Щёлыкова,
как раньше. Он
говорил тогда, что
ездит не из Москвы в
деревню, а из
кабинета в кабинет -
из московского
кабинета в
щёлыковский, и
природу видит
«только проездом».
Чем ближе был финал
его жизни, тем больше
он работал. Одна пьеса в
год уже не кормила.
Иногда он не вставал
из-за стола по 18 часов
в сутки.
Осенью 1881 года Островский
приехал в Петербург с
двумя обширными записками
«О положении драматического
искусства в России в
настоящее время» и « О
нуждах императорского
театра». Он только ещё
собрался подать одну из
записок новому министру
двора Воронцову-Дашкову,
как его пригласили
участвовать в комиссии по
пересмотру всех частей
театрального дела.
 Островский плакал от радости, когда в комиссии
был утверждён проект о праве наследования, по
которому его дети могли получать деньги за пьесы отца
50 лет после его смерти (и получали в итоге гораздо
большие суммы, чем отец при жизни).
А в начале 1884 года драматург получил,
наконец, от императорского двора пенсион в 3 тысячи
рублей годовых. Пенсия, которой он безуспешно
добивался 15 лет, была назначена меньше чем за 15
минут. Как-то во дворце, на ходу, брат-министр
пожаловался царю на бедственное положение брата-
писателя, и дело было решено незамедлительно.
 1 января 1886 года
Островский сидел хозяином в
директорской ложе Большого
театра. Его назначили заведующим
репертуарной частью московских
театров и директором театрального
училища. Однако это назначение,
которого Александр Николаевич
так хотел и ждал когда-то, теперь
его совершенно не радовало. В
одном из писем он горько сетует:
«Это произошло именно в то
время, когда я достиг цели
стремлений всей моей жизни и
когда тут же, с ужасом, ощутил,
что взятая мною на себя задача
мне уже не по силам… Я
чувствую, что у меня не хватает
сил и твёрдости провести в дело,
на пользу родного искусства, те
заветные убеждения, которыми я
жил, которые составляют мою
душу. Это положение глубоко
трагическое.»
 Жена гордилась новым его положением,
хотела, чтобы он выглядел
«превосходительством».Сердилась, что он мало
советуется с ней по делам театра, являлась к
нему на службу и проходила в кабинет,
когда ей вздумается. Он боялся её
пристрастности, неделикатности. Всякий раз
ему приходилось уговаривать её, убеждать, что
ему нужен покой: «Для меня и особенно в
моих летах губительны всякие волнения и
расстройства».Но покоя дома не было. Жена
мечтала о директорской казённой квартире, а
чтобы летом не платить за старую, сама
отправилась в Щёлыково , а ещё не ушедшего
в отпуск Островского спровадила в
гостиницу. Последние слова в театральном
дневничке А.Н.Островского: « Играли скверно».
20 мая с ним случился в гостиничном
номере сильнейший сердечный приступ. Он
дрожал и задыхался, временами у него
пропадал пульс - думали, что он умирает. 28
мая он еле добрался до вокзала, очень
трудно ехал до Щёлыкова . Жена вовсе не
ждала беды, настраивалась на весёлое лето.
Но Островский как вошёл на крыльцо своего
дома, так отчего-то расплакался неудержимо.
 А через пять дней,
2 июня 1886 года в
10 часов утра, когда
жена была в церкви,
сидя с номером
«Русской мысли» в
руках, он почувствовал,
что задыхается,
попробовал подняться
и упал, разбив висок о
край стола. Его
подняли и посадили в
кресло. Он прохрипел
три раза и стих.
Своё последнее
земное
пристанище
обрёл
А.Н.Островский
на соседнем
погосте
Николо-
Бережки.
 Он лёг в землю тихо, незаметно, в глухом лесном
краю России. Хоронили его по-домашнему скромно, но
сердечно, как местного помещика, как доброго человека.

«Вся округа опечалилась»,- вспоминал потом кто-то

из крестьян. Спустя три года Марья Васильевна поставила
над могилой скромный памятник из чёрного мрамора. О
том, чтобы перевезти его тело в Москву, никто больше не
заговаривал.
• Перед
зданием
Малого
театра 27
мая 1929
открыт
памятник
Островскому
(скульптор
Н.А.
Андреев,
архитектор
И.П.
Машков).