Академический Документы
Профессиональный Документы
Культура Документы
ГЛАВНАЯ МЫСЛЬ:
www.knigikratko.ru
____________________________________________________
Почему не бывает любви и творчества без агрессии? Почему так много общего у людей и серых
гусей в проявлениях влюбленности, дружбы, скорби? Почему растущий темп работы человека
западной цивилизации ученые считают «глупейшим продуктом» эволюции?
Идея о том, что агрессия служит лишь для родственной конкуренции, неспециалисту покажется
странной, ведь пресса и кино преподносят мир зверей как «зеленый ад джунглей», где идет
борьба всех против всех: то кровавая схватка тигра с питоном, то питона - с крокодилом… В
реальности такие случаи аномально редки: эти существа могут столкнуться разве что из-за
пищи. В других ситуациях им незачем уничтожать друг друга – их жизненные интересы очень
разные.
Пышная раскраска коралловых рыб - это сигнал только собрату по виду: вызвать мощный
порыв к защите собственного участка, если тот находится на своей территории, а если он
вторгся в чужие владения, то предупредить о боеготовности хозяина. Аналогичное явление –
пение птиц: соловей своей чарующей песней просто-напросто сообщает другим соловьям, что
данная территория занята воинственным владельцем.
Злость, а точнее, боевое поведение, проявляется иначе: рычание, прижатые уши, вздыбленная
шерсть… Так происходит, когда хищник всерьез боится вооруженной (рогами, копытами,
клыками) жертвы и колеблется между нападением и бегством. Это объясняется постоянным
балансированием инстинктов: чем ближе животное к центру своей территории, тем сильнее
агрессия и слабее инстинкт бегства, и наоборот.
Кстати, у животных, у которых о потомстве заботится лишь один пол, только он по-настоящему
агрессивен по отношению к сородичам. «Нечто подобное должно быть и у человека», -
замечает автор книги.
Важный нюанс. Если отбор диктуется только половым соперничеством, без связи с функцией
сохранения вида, это порождает орган или образование, бесполезное для вида в целом. К
примеру, рога у оленей развились только для поединков; безрогому оленю откажет любая
самка. От хищников олени-самцы защищаются, как и самки, – копытами, и никогда не пускают
в ход рога.
Схожий пример явила птица аргус из семейства фазановых. У них самцы не сражаются, а
половой отбор делает самка, реагируя на размер и пестроту маховых перьев самца. Эти перья
стали настолькогромоздкими, что птица едва ли может летать – явный недостаток при спасении
от хищника.
«Наряду с перьями большого аргуса, темп работы человека западной цивилизации – глупейший
продукт внутривидового отбора», — шутил немецкий биолог Оскар Гейнрот (1871-1945),
которого Конрад Лоренц называет своим учителем, соглашаясь с ним. «В самом деле, спешка,
охватившая индустриализированное и коммерциализированное человечество, представляет
собой убедительный пример нецелесообразного развития, происходящего исключительно
вследствие конкуренции собратьев по виду, — пишет он. — Современные люди зарабатывают
себе болезни дельцов – гипертонию, сморщенную почку, язву желудка, мучительные неврозы;
они впадают в варварство, потому что у них нет больше времени на культурные интересы».
Анализируя эти факты, вы при всем желании не увидите злое, разрушительное начало во
внутривидовой агрессии. «Она может допустить ошибку и при том уничтожить жизнь, но ее
предназначение в великом становлении органического мира – творить добро», — заключает
автор. Потому в названии книги зло – «так называемое», то есть мнимое, придуманное.
Как-то был поставлен эксперимент с горлицами в брачный период, когда самец токует перед
самкой, призывая ее к спариванию. Когда самку убрали из клетки, самец стал оказывать те же
знаки внимания белой голубке, хотя раньше не обращал на нее внимания. Вместо голубки
подсунули похожее чучело – токование продолжилось. Чучело заменили смотанной в узел
тряпкой – самец горлицы адресовал брачные движения тряпке. А когда ее убрали, то после
нескольких недель одиночества самец начал токовать перед пустым углом клетки.
Как церемония умиротворения или приветствия, скорее всего, зарождался и человеческий смех.
У наших ближайших родственников – шимпанзе и гориллы – нет приветственной «смеховой»
мимики, но такая есть у макак. Они, демонстрируя миролюбие, скалят зубы, чмокая губами, и
крутят головами из стороны в сторону, сильно прижимая уши. Некоторые народы Дальнего
Востока делают точно так же; и у японцев широкая приветственная улыбка зачастую
направлена мимо того, кому она адресована.
Вспомним: иногда внезапная разрядка гнетущей ситуации, даже семейной ссоры, выливается
именно в смех. У животных зафиксированы похожие реакции: например, собаки и гуси
разражаются бурными приветствиями, когда вдруг разрешается мучительный конфликт.
Привычки у животных и людей имеют общий механизм, нацеленный на сохранение вида: если
существо не понимает причинные связи, то ему крайне полезно придерживаться поведения,
которое привело к цели и оказалось безопасным. Разумеется, взрослый человек вполне может
осознавать, что нарушение привычки не обернется катастрофой, но возникающее волнение все
равно указывает на подсознательный страх.
Группа людей, которая слишком велика, чтобы всех связывала дружба и любовь, скрепляется
тремя ритуализированными формами поведения: предотвращение борьбы между отдельными
индивидами, сплочение их в замкнутое сообщество и дистанцирование этой группы от других
подобных. Даже такое понятие как «хорошие манеры» строго закреплено культурной
ритуализацией, а назначение манер – тоже затормаживать агрессию и создавать социальный
союз.
Оказалось, что у разнополых рыбок неодинаково сочетаются три инстинкта – агрессии, бегства
и сексуальности. У самца выключается сексуальность, если он боится другого индивида и готов
убегать. У самок отсутствует связь между агрессивностью и сексуальностью: если дама «не
уважает» партнера, то выключается ее влечение, но растет агрессивность. Зато агрессивность
отлично дополняет половой инстинкт самца: он может гонять самку по всему аквариуму, не
забывая о призывных движениях.
Кормление супруга. Этот ритуал существует у голубей, певчих птиц, попугаев, и внешне похож
на поцелуй. Здесь соединяются не только социальная обязанность, но и привилегия особи,
имеющей более высокий ранг в стае. Если, скажем, самец снегиря слабеет, то его кормит самка.
Но это не забота в нашем понимании, а иллюстрация изменившегося рангового превосходства.
Первый тип — анонимная стая, внутри которой нет взаимной агрессивности, но при этом нет и
личного знакомства и общения особей: например, косяк селедки. Второй тип —
территориальная структура, где семейная и общественная жизнь базируется на защите занятого
участка; например, колония птиц. Третий тип – стая крыс, это фактически большая семья: все
являются потомками одной пары, и хотя не различают друг друга лично, узнают своих по
клановому запаху, проявляют к своим поразительную заботу и дружелюбие, а с любой крысой
из чужого клана жестоко расправляются. Четвертый тип сообщества – тот, где особям не
позволяют бороться между собой и вредить друг другу, где присутствуют личное знакомство,
дружба и любовь; например, серые гуси.
Что касается коллективной борьбы одного крысиного сообщества против другого, Конрад
Лоренц указывает: нарушение функции данной формы внутривидовой агрессии может «в
самую первую очередь претендовать на роль «зла» в настоящем смысле слова. Поэтому такая
социальная организация представляет собой модель, позволяющую наглядно увидеть
опасности, угрожающие нам самим».
Исследователь задается вопросом: зачем нужна «партийная ненависть» между стаями крыс и
человеческими сообществами, как это может помогать сохранению вида? Если не помогает, то
это эволюционный тупик. Ну, или есть факторы, которые пока неизвестны науке. Понятно
лишь то, что крысиная стая находится под постоянным селекционным давлением в
направлении возрастающей боеготовности, и в такой ситуации преимущество оказывается у
более многочисленного сообщества. «Меньший народ заведомо находится в худшем
положении, чем больший», — резюмирует автор.
Особенно трогательно описание ученым влюбившихся гусей, которые еще не живут вместе.
«Иногда я буквально не узнавал хорошо знакомого гусака, только что «впавшего в любовь».
Мышечный тонус у него повышен, что создает энергичную, напряженную осанку,
изменяющую общие очертания птицы; каждое движение производится с преувеличенной
затратой сил… Крошечные расстояния, которые каждый благоразумный гусь прошел бы
пешком, он пролетает, чтобы шумно, с триумфальным криком обрушиться возле обожаемой.
Ему нравится разгоняться и тормозить, точь-в-точь как подростку на мотоцикле; и в поисках
ссор он тоже ведет себя подобным образом».
Влюбленная самка не навязывается гусаку – не бегает, не плавает за ним; правда, часто «как бы
случайно» оказывается там, где бывает гусак. При этом не смотрит прямо на него, но
наблюдает краем глаза. «В точности как дочери человеческие», — добавляет автор. Его
исследования подтверждают, что «в идеальном нормальном случае» (живы-здоровы)
влюбленная пара серых гусей верна друг другу всю жизнь. Если раньше времени погибнет
гусак, гусыня может до конца своих дней отвергать других самцов. У гусаков после смерти
супруги траур обычно длится не больше года.
Далее еще интереснее. Рядовая драка гусаков из-за самки или за место для гнезда никогда не
продолжается больше минуты. Но ожесточенная схватка бывших партнеров по триумфальному
крику может длиться более четверти часа. Это не объясняется только тем, что птицы хорошо
знакомы, а потому меньше боятся друг друга. «Чрезвычайная ожесточенность супружеских
ссор тоже возникает не только из этого источника, — пишет ученый. — Я склонен считать, что
в настоящей любви всегда спрятан такой заряд замаскированной союзом латентной агрессии,
что при разрыве союза возникает тот отвратительный феномен, который мы называем
ненавистью. Нет любви без агрессии, но нет и ненависти без любви!.. В отличие от обычной
агрессии она [ненависть] направлена как на любовь, так и на индивида, и, по-видимому, любовь
является ее предпосылкой: по-настоящему ненавидеть можно, наверное, лишь то, что любил и
все еще любишь, даже если это отрицаешь».
Внутривидовая агрессия на миллионы лет старше личной дружбы и любви. Личный союз
известен только у костистых рыб, у птиц и млекопитающих, то есть не раньше позднего
мезозоя. Вывод: «Внутривидовая агрессия без ее противника – любви – вполне возможна, но
любви без агрессии не бывает». Не случайно появилось выражение «Так тебя люблю, что съел
бы!». Еще Зигмунд Фрейд говорил, что обиходный язык верно и надежно чувствует
глубочайшие психологические взаимосвязи.
Тот факт, что у серых гусей и людей, несмотря на отсутствие общих предков, совпадают
сложные формы поведения (влюбленность, дружба, скорбь), подтверждает — каждый такой
инстинкт играет одну и ту же роль у людей и птиц в сохранении вида.
Ученый видел ошибочным известное выражение «Узнав людей, я полюбил зверей» авторства
некоего «сентиментального человеконенавистника». Лоренц утверждает обратное: «Только тот,
кто по-настоящему знает животных, может по достоинству оценить уникальность человека. Мы
представляем собой наивысшее достижение Великих Конструкторов Эволюции; мы – их
«последняя модель», но, разумеется, не последнее слово… Сочтя человека окончательным
подобием Божиим, я разуверился бы в Боге».
Когда человек изобрел искусственное оружие, нарушился баланс между слабыми природными
возможностями убийства и слабым торможением. Увеличение дистанционного действия
орудия убийства дополнительно притупляет эмоциональную реакцию: куда проще нажать на
спусковой крючок, если не увидишь смертельную агонию жертвы. Такой прием – отгораживать
«подстрекаемую партию» от тормозящих ситуаций – очень умело используют демагоги,
которых не раз недобрым словом вспоминает Лоренц.
Однажды пьяный индеец ранил ножом отца, который скончался от потери крови. Получивший
приказ арестовать убийцу полицейский, тоже из племени юта, заявил своему белому
начальнику-сержанту, что преступник хочет умереть, а потому окажет ожесточенное
сопротивление. И если его застрелить, то и самому полицейскому-юта потом придется
покончить с собой. Сержант настаивал, в итоге убийца был застрелен, после чего полисмен-юта
наложил на себя руки.
Дополнительные источники бед для людей – ускоряющийся темп развития, одним из
следствий которого стала скученность, а также тотальная коммерциализация и сопутствующие
ей соперничество и растущая нагрузка на человеческую ответственность.
Следующее наблюдение: если нужно оценить поступки человека, даже собственные, мы отдаем
предпочтение умению сдерживать свои естественные наклонности. Но если решаем, стоит ли с
этим человеком дружить, мы больше ценим поведение, идущее не от разума и заученных
моральных принципов, а от теплых чувств, естественных наклонностей.
Кто ведет себя социально уже по природной склонности, тому в обычных обстоятельствах не
нужны механизмы торможения и компенсации. Тот же, кто в рядовых условиях прилагает
усилия, дабы соблюдать приличия, раньше всех сломается в экстренной ситуации.
Может показаться, что без «животных инстинктов» человеку жилось бы куда легче. Отнюдь.
Инстинктивные побуждения и усвоенное путем обучения образуют в подсознании сложнейшую
систему взаимодействий. Но именно отсюда рождаются мотивации поступков, чувства и
стремления: любовь, дружба, понимание прекрасного, художественное творчество и научное
познание. Кстати, существительное aggressio (нападение) произошло от латинского глагола
aggredi, что означает – приступать, начинать, затевать, пытаться, предпринимать, нападать.
Есть еще одна реакция, которую Конрад Лоренц считает наилучшим доказательством
необходимости для человека «животного» поведения. Эта реакция – воодушевление (человеком
владеет дух), реакция социальной защиты в форме чистой, не ритуализированной
внутривидовой агрессии. Воодушевление, являясь автономным инстинктом человека,
запускается внешними ситуациями, требующими участия в борьбе за общественные интересы.
Это может быть нечто конкретное – семья, нация, спортивный клуб – или абстрактное понятие,
например, неподкупность.
Однако воодушевление не избирательно, что делает его опасным орудием. Зачастую демагоги
искусственно создают образ врага, чтобы спровоцировать всплеск воодушевления. Два других
подогревающих фактора — наличие вождя, зовущего за собой, а также массовость участников.
«В этом отношении закономерности воодушевления вполне тождественны закономерностям
анонимной стаи, увлекающее воздействие которой при возрастании числа индивидов растет,
по-видимому, в геометрической прогрессии», — указывает автор.
Точно так же шимпанзе, защищая семью или стадо, напрягает тело, вытягивает вперед
подбородок и выдвигает локти в стороны; шерсть встает дыбом. В итоге контур фигуры
животного увеличивается, что должно напугать врага. У кошки выгибание спины в случае
опасности тоже призвано увеличить ее тело в глазах противника.
Конрад Лоренц был уверен, что инстинкт воодушевления серьезно влияет на общественную и
политическую структуру человечества. Он пишет: «Человечество не потому воинственно и
агрессивно, что разделено на враждебно противостоящие друг другу партии. Наоборот, оно
структурировано таким образом именно потому, что это создает раздражающую ситуацию,
необходимую для разрядки социальной агрессии».
Спорт, который развился как ритуализированная форма борьбы, подобно турнирным боям у
животных. Сверх того, спорт дает адекватный выход соперничеству между народами, разрядке
национального воодушевления.
«Мы пока что относимся к юмору недостаточно серьезно», — пишет Конрад Лоренц и
указывает, что можно и нужно обращать насмешку против такого врага, как лживость. «Мало
есть в мире такого, что столь безусловно можно считать заслуживающим уничтожения злом,
как фикция «дела», искусственно созданного, чтобы вызвать почитание и воодушевление, и
мало такого, что становится столь же уморительно смешным при внезапном разоблачении.
Когда деланный пафос, пузырь чванства с громким треском лопается от укола юмора, мы
вправе безраздельно отдаться освобождающему хохоту».